Иван Кононов: Русский человек, скомороший сказ by Илья Мальков

Сцена.

Русские пейзажи. Избы. Башенки дворца. Люд нарядный. А на страже - два здоровых молодца. Среди этой всей фактуры - деревянный постамент. Вот выходят трубадуры. Вот - торжественный момент: Громогласный и лохматый, в золоченом сюртуке, появляется глашатай с княжьей грамотой в руке. Раздается голос труб. Слушай каждый, кто не труп! ГЛАШАТАЙ. Княжий указ: Слушать всем скомороший сказ! С пением и плясками! Веселием и встрясками! Былями и небылицами! Мордами да лицами! Несусветными страданиями И мудовыми рыданиями! Супротив восстаньте смерти И друг друга взглядом смерьте! Свет прольется из-под век, Вот вам – «Русский человек»! Шпаря сальто с пол лаптя, тем, что ниже спин, вертя, непоседливы, как блохи, высыпают скоморохи. СКОМОРОХИ. Тары-бары-растабары! Начинаем славный сказ! Нам, что немцы, что татары, Бьем не в лоб, а прямо в глаз! Коли жив под нашим кровом Свистопляс и грубиян, Обожги их вещим словом Ты, Ведун, и ты, Боян! Даже самой жалкой рвани Силу даст словесный зуд! Слово ведают славяне, Оттого их так зовут!

Вдохновеньем обуян, как поэт-тяжеловес, выдвигается Боян с гуслями наперевес. Слеп и глух он с колыбели. Крысы инструмент объели. Зубы редки, выпал волос. Но зато - талант и голос. БОЯН. Язык - зеркален, зорок, зычен, Зернист, сакрален, смачен, сочен, Со шрамами от зуботычин, Кровоподтеков, червоточин. Им праотцы среди просторов, Хлебнувши удали и дали, Расправив богатырский норов, Дрались, радели, и рыдали. Аз есмь язык! И во языцех, Пронзив боярина и смерда, Правь, Навь и Явь, един в трех лицах, Аз есмь любовь! - глаголю твердо. Рцы, мой язык, веди к победе! Ты – аки смерч, с покоем схожий. Дерзай, трудись! Аз буки веди! Вникай и постигай свет Божий! Тут выходит и Ведун с оберегами из рун. У него - по пояс кудри, и на языке - типун. ВЕДУН. Благословенен твой очаг И небеса твои, Ярило! Орлами Русь в Орде парила, Крылами край земли кроила, Кропила кровью солончак. Вот - радуга под боком Ра, И рай, и радости, и распри, Рожайка, Чермный понт и Каспий… Проворен пращур аки аспид – В Урарту проорал «Ура!». Небесный полог отогнем, Благим своим нацедим браги, Оне хоругви наши, стяги И лик Ярилы в саркофаге Пронзят живительным огнем, Небесный полог отогнем! Снова скачут скоморохи, посидеть не могут трохи.

СКОМОРОХИ. Гой еси на небеси, Чудо-вера на Руси! Тут у нас за все на свете Силы высшие в ответе! За хандру в любую рань Отвечают Жор да Пьянь А за смерти невпопад Злые духи Мор да Глад. Ничего, что бабы клуши, Мы и сами бьем баклуши! Жги, пока не началось! Главный бог у нас - Авось! Звон кольчуг, как войне. Свита всадников. Крестясь, на кауром скакуне, выезжает к людям князь. Ладен он, красив и ловок. И скуласт, как полукровок. КНЯЗЬ. Цыц, язычник, замолчи! Вышел я на поле бранное. Идолище, сгинь поганое! Выньте, воины, мечи! Кто тут на язык остер? Кто готов быть под хазарами? Нам не жить с богами старыми! Несогласных - на костер! Объявляю всем окрест: В нас - Христа заветы главные, Мы отныне – православные, И над Русью ставим крест! Все меняется на сцене. На пейзаж ложатся тени колокольни и креста. Весь народ в благоговенье, повалившись на колени, славит Господа Христа: "Отче наш! Великий Боже!" Скоморохи корчат рожи. Бог идет на смену чуду. Истуканов жгут повсюду. Дым и плач стоят столбом.

На язычника, вражину, напустив свою дружину, князь о землю бьется лбом, все желая кончить ладом. Скоморохи крутят задом. СКОМОРОХИ. На селе Святая Грязь Жил да был Великий Князь, Князя звали просто Петя, Он имел с народом связь. Ах, онучи, вы, онучи, Для своих вы не вонючи! Ты пляши, мой модный лапоть, Приходи, князь, девок лапать! Как однажды то село Удивило всех зело, Необъятного дитятю Всем селом произвело. Не дитя, а чудо света, Ростом выше сельсовета, Шире княжеских хором, Не опишешь и пером. То ли - митинг, то ли - вече. Князь к дитю залез на плечи. Речь толкает. А народ дружно водит хоровод. СКОМОРОХИ. Князь признал его своим, Все селяне свыклись с ним, И без долгих толкований Обозвали его Ваней. В этот сказ поглубже влазьте. Плод любви народа к власти Неспроста прозвали так: Наш герой – Иван-дурак! Правда вся - у Ведуна. Хоть и часто с бодуна. Он стоит неподалеку, подмечает подоплеку. ВЕДУН.

Ты расти, расти, расти, Вылезай за свой предел, Небо удержи в горсти, Руки врозь, и - полетел. Не печалься ни о ком, Поброди по облакам Раз назвали дураком, Подсоби всем дуракам. Будь, как ангел во плоти, Разгони над нами мрак, Ты лети, лети, лети, Будь умнее всех, дурак! Все малы с Иваном рядом. Князь командует парадом. Ищет в княжеском полку свято место дураку. Слишком мелко в старом русле. Вдруг, Боян врубает гусли. Шлет, поникнув головой, весть-печаль с передовой. БОЯН. Как приполз гонец, Посучил ногой, Прошептал: "Конец! Жить теперь на кой? Хан татарский хам, Всех пожег, как мог, Марш, кричит, к ногам, Целовать сапог! И ползли в пыли, Да в слезах-соплях, А татары жгли Урожай в полях. Волокли в кусты Матерей и жен, Их ряды густы, Прут, как на рожон!" Так сказавши, смолк Чуть живой гонец, И затих тут полк, Как в груди свинец. Только конный храп, Только звон кольчуг, Каждый воин - храбр, Да в груди - испуг. Каждый - сокол, волк, Да свело скулу,

И запел тут полк Песню русскую. ПОЛК ПОЕТ. Как во поле во широком Заплутал мужик с оброком. Где мужик и где оброк? Змей Горыныч уволок! Взвился аж Великий князь, весь от ярости трясясь. КНЯЗЬ. Нет житья от супостата, Так прижмет, хоть волком вой! Нам Иван дороже злата, Хоть дурак, да в доску свой! Многолюдны басурмане, Всё редеет наша рать! По плечу лишь только Ване Эту банду разогнать! Их оплота не разруша, Не осилить нам Восток. Двинь им между ног, Ванюша, Нахлобучь орде, сынок! Ох, непростые были дни! Враги всё шли, да не одни, в своем порыве громогласном "оставить от Руси лишь пни". Но где Иван, и где они? Как говорят - "картина маслом". Забросив ногу за Урал, а кое-что - в другое место, он не мочил их, а вбирал, и рос, как дрожжевое тесто. Вызрел наш пострел, поспел. И Боян его воспел. БОЯН. В доспехах Осляби, с копьем Пересвета, Ты, в поле врагов опрокинув лавину, С крыльца, на юру завоюешь полсвета, А с неба вторую его половину. Небесное воинство конных и пеших, Плывет, отражая и пеших, и конных, На глади озер, словно волю в депешах, И в дебрях дерев, словно веру в иконах.

Видя, что Иван - велик, супостат меняет лик. Чтоб своим для Вани стать, поменял язык и стать. Подошел с другого боку. Типа, свой теперь, ей Богу! СУПОСТАТ. Майне кляйне, гутен таг, Я тебе, дурак, не враг. Коль все верно перетрем, Быть готов для вас царем. ИВАН-ДУРАК. Погоди, а как же князь? СУПОСТАТ. Он же взяточник и мразь. Мы ж построим го-су-дарство! Будет лучше, чем вчерась! Вы такого всем народом Не видали отродясь! Всполошился княжий двор. Каждый, что сумел, попер. «Мы ж - при власти, с нами Бог!» Растащили, кто, что смог. В общем, смута во дворе. Князь возьми да и помре. Князя нет, и Русь раздета. Может, к лучшему все это. Объявив про государство, супостат взошел на царство. Как сказал бы Госкомстат, царь - считай, что супостат. А потом наоборот, супостат - считай народ. ЦАРЬ. Поскольку сам не местный я, И пост добыл трудом и потом, Считаю главным для царя Быть православным патриотом. Чтоб знать, какого там рожна Народу надобно и где я? Мне позарез теперь нужна Национальная идея! СКОМОРОХИ. Ох, идей у нас, идей, Как за морем лебедей! Например, идея раз -

Деньги прятать под матрас, Чтобы сразу сделать ноги, Только крикнет кто "Атас!". Или вот - идея два: Главной чтоб была братва, Чтобы с общаком отчалить Занеможется едва. Наконец, идея три Ты очки свои протри! Мы, считай, уже снаружи, Коли ты еще внутри! Правда, есть еще идея Все свалить на иудея, И сбежать, куда подальше, Обвинив его, злодея. В общем - главная идея: Бечь отседа поскорея! Вдруг, откуда не возьмись, озаряя взором высь, как всегда, слегка под банкой, в бороде скребя колтун, явно с тайною подлянкой, появляется Ведун. ВЕДУН. Иван, и ты туда же тоже?! Вникай поглыбже вдругорядь. А вам, царям, оно негоже Идеей русских окормлять. Ведь мы ж - огромные такие! Вобрал в себя великий росс, Москву, и Новгород, и Киев, И Аркаим, и тем возрос! Национальным интересам Свое мы говорим «зер гут». Куда ж нам бечь с таким-то весом? Они к нам сами прибегут! Любой заморский хлыщ убогий

В сравненьи с нами - худ в кости. Нам завещали наши боги И свет, и мудрость в мир нести. Иван, проход в нирвану узкий. Чтоб нежить не мешала жить, Ты прилагательное "русский" Ко всем сумеешь приложить! Ведь в нас с тобой - такие гены! Ты всем нам тут по крови брат! А царь - он родственник гиены, Одно лишь слово – супостат! Царь как вскочит, как подскочит, как запрыгает, как кочет! Зрит Ведун - опасно дело, но сдавать назад не хочет. Слишком горд сей славный муж, да и выпимши, к тому ж. Так и встал, царя облапав. Супостат зовет сатрапов. ЦАРЬ. Эй, сатрапы вы, сатрапы, Бросьте вы свои стартапы И скорей пустите в дело Окровавленные лапы! Это чей тут божий глас?! Ну-ка, слушай мой приказ: Чтобы не было в помине Оппозиции у нас! Окружили Ведуна. По башке дубинкой - на! Нам не нужен этот срам! В КПЗ его, к ворам! У Ивана-дурака затекла уже рука. Он за всем из-под ладони наблюдает свысока. Срока три понаблюдал и решился на скандал. Опустился на колени и сатрапам пендель дал. Помолился на зарю, и отправился к царю. Ведуна же отпустили. (Я вам точно говорю). Вот, избавившись от дрём, встал Иван перед царем. ИВАН-ДУРАК. Ты велик, наш батюшка-Государь, Ты ведь сродственник всяких там заморских принцесс. И скажу я тебе по-простому, как встарь: Лучше жить с царем в голове, чем без.

Бескорыстно Отчизну спасаю я, И не знаю цену золотому рублю, Порешу, как падлу, разбойника-соловья И любому Горынычу башку отрублю. Пока русский мир не лежит в золе, Пока черных смут не настали дни, Пожени меня, батюшка, на Родной Земле, Всем, чем хочешь, заклинаю тебя, пожени! Уж готовы дрУжки давать обет – Валидуб, Горосдвиг и Запривода. Я ж люблю ее, милую, мочи нет, И, надеюсь, это уже навсегда! Распалился Иван, хоть еду на нем жарь. И страстей таких испужался царь. ЦАРЬ. Не мечтай о Родной ты земле, дурак! Подобрать придется других невест. Это ж, видит Бог, невозможный брак! Это ж, родственный (как там его?) инцест! И поэтому, слушай, дурак, царя. Будем с пользой вести диалог культур, Мы с тобой отправимся за моря, Там поищем тебе подходящих дур. Вот, к примеру, Европа - созревший плод, В ней лентяев днем не сыскать с огнем. Она - всяких мод и наук оплот, Вот с нее-то, красавцы, и начнем! И поехал царь с Иваном в дефиле по разным странам. Скоморохи же царя поливают почем зря. СКОМОРОХИ. Как у нашего царя Посрывало якоря. Стал он тем, кто Ваньку женит, Свахой, проще говоря. Коли едешь ты тудой, Так жени на молодой,

Все же знают, что Европа Это - баба с бородой. Ты давай, Иван, колись, Покажи свой вокализ! Спой о том, как «гей, славяне!» В гей Европу подались! Между тем, она, Европа, пляшет вальсы в три прихлопа. Принимает после ванну, чтоб понравиться Ивану. И выходит на прием, размечтавшись вся об ём, специальными маслами уменьшая свой объем. ЕВРОПА. Ах, Ванюша, мон ами, бонжур, тужур, Про Россию начиталась я брошюр. Ах, аморе, майне либе унд май лав, В договоре мы пропишем пару глав. Ты ведь честный парень, Ваня, не трепло, Обеспечишь мне защиту и тепло. Прозит, милый! Не упейся, дарлинг, в хлам, А Россию при разводе - пополам. Ваня слушал, покраснев, весь этот спич, стыд ему, совместно с гневом, щеки жег. Все продумал, сукин сын, любви опричь, итальянский и испанский сапожок! Царь надулся и глотает валидол. А Иван, не зная удержу страстям, как поднялся, как задрал у ней подол, да как врезал по филейным по частям! ИВАН. Что ж, пленила ты меня, едрена вошь, Свой ответный к нам визит теперь готовь, Ты еще к нам на корячках приползешь! Будешь знать, Европа, русскую любовь! Так дурак в своей атаке ей разбил мечту о браке. Борзописцы и писаки заколдобилися паки. Взял Иван царя подмышку и исчезнул с ним во мраке. Царь, поездив по Европам, стал чувствительней к холопам. Их жалел и даже плакал, иногда сажая на кол. А наложниц выбирал, как последний либерал. То есть, стал в них чаще видеть человечий матерьял. И кричал в хмельном угаре: "Это - оттепель, бояре!". Тут, на смелый вывод скор, разгорелся в прессе спор. Про этнический

геном и про ненависть к славянам. Между ушлым Ведуном и эпическим Бояном. ВЕДУН. Мой прогноз на сегодня вполне очевиден и прост. Будет виден и впредь дурака многопрофильный рост. Не затем, что, гуманная ценность, вдруг, стала у власти в чести, А затем, что он будет сознанием русским вовне неуклонно расти. И чем больше зловредные санкции мир применяет к нему, Тем вольготнее сердцу его, и душе, и рукам, и уму! И как только Европа за Ваней глумливо захлопнула дверь, Стало больше Европы в самом уже Ване теперь! БОЯН. Больше, чем есть, не будет! Пусть даже ростом - в пол он! Русский - на то и русский, Тем, что он Словом полон! И проникая в поры Каждого человека, Слово сдвигает горы, Действует, как аптека. Чтобы к заветной цели Было идти нам легче, Лечит оно и целит, Целит оно и лечит! В нашем порядке новом Дух воспарит, как птица, Мир начинался Словом, Словом он обновится! И пока среди народа обсуждался сей вопрос, у царя поднялся рейтинг, а Иван еще подрос. Половое созреванье нелегко давалось Ване. Беспокоило либидо и сверлила пах обида. Снова он хотел невесту из такого же подвида. Он опять пришел к царю. "Надо б свадьбу к сентябрю! Только чтоб без выпендрежа, по любви чтоб, говорю!" Царь страну один волок. Он взглянул на потолок и, играя желваками, заявил: "Берем Восток!". И добавил осторожно: «Ты уж там нежней, сынок!».

СКОМОРОХИ. Ой, замри, Россия, чу! Так я Азию хочу, Что любая "кама сутра" Мне сегодня по плечу! Что, Курилы? Да и иди ты! Переспим и будем квиты. Лишь бы свадебной нирване Не мешали трансвеститы! Подари же, Азия, Свои нам безобразия! Будем вместе разводить мы В мире узкоглазие! Рандеву назначить вскоре порешили в Черном море. И отплыли для торгов прямо с крымских берегов. ЦАРЬ. Вот невеста, так невеста! Занимает столько места! Даже к нам филейну часть Умудрилася покласть! Мы, конечно, примем меры, Постараемся, верней. Что касается до веры Все запутано у ней. Так что, Вань, гляди тут в оба. Не нажить бы нам врагов. Не поймешь ее до гроба Относительно богов. Бьется тюлька им об кили. Вот и Азия. Приплыли. Заскребло по рифам днище. Видят - скалы. В скалах - ширма. Появляется бабища, размалеванная жирно. АЗИЯ. О, мой жених! Ты как я, одинок, Мы ведь с тобою стоим у истоков. Ближний, и Средний, и Дальний восток, Столько нигде не бывает востоков. Неторопливы, как шелковый путь,

Наши дела, отношенья и речи. Руку за год начинаешь тянуть, Чтоб ласкаться ею при встрече. "Ну, попал!", - подумал Ваня, взглядом Азию тараня. "Тормоз этот нам на кой? Что мне делать-то с такой?" Не успел вздохнуть, моргая, как взамен идет другая. Крутит танец живота. Вроде - та же, да не та. Голь на выдумки хитра. На лице ее - чадра. АЗИЯ 2. Я - из рода непростого, Будь со мной, мой падишах! Для тебя всегда готова Танцевать хоть на ушах! Приходи ко мне, мой Ванья, Покажи все дарованья! На тебя - все упованья! Да храни тебя Аллах! Рядом коврик стелют слуги, помолиться норовят. Ваня крестится в испуге. Царь бормочет: "Свят, свят, свят!" Убежать бы. Да, куда там! Будь готов к душевным тратам! Вдруг, еще одна выходит. Из-за ширмы. С автоматом. АЗИЯ 3. Чтоб пойти со мною в гору, Должен ты проникнуть в Тору, Папа мой - хоть из Рязани, Но сторонник обрезаний. Как нас учит Иегова, (Есть резон считаться с ним) Для прозрения такого, Путь твой - в Иерусалим! Шесть концов у нас в звезде. Наши люди есть везде! Ну и баба! Ваня в шоке. Царь острит, надувши щеки: "Кто ест мацу, тем - всё к лицу". Однако поджимают сроки. Знакомство близится к концу. ЦАРЬ. Баста! Ох, уж эти бабы! Много там еще в одной?

Нам домой уже пора бы. Не устал еще, родной? Ты давай, Иван, не мешкай! ИВАН. Погоди-ка, царь, со спешкой, Выпей чаю с имбирем, Не хочу казаться пешкой, Не корову, чай, берем! Это ведь не девы в косах! Я их суть глазами ем. ЦАРЬ. Знаю этих я раскосых! Не подсунули б гарем! Эй, там! Времени-то мало, Хватит танцев на столе! Кто добрался до финала? Запускай парад-алле! Вновь выходят из-за ширмы части Азии. Оне - и по площади обширны и внушительны вполне. Даже в тех, кто с ростом малым, населения - навалом. Бог одну продел в них нитку, и отправил в общий путь. Ну, шиитка там сунитку может малость прессануть. Только всяк - в своем окопе. Никаких тебе табу. У кого - тату на попе, у кого - пятно во лбу. Как поссорятся, бывало, бьют друг друга, чем попало. Но хватает торжества для любого божества. Будда – толстый. Вишну - куцый. Есть животные в законе. А у кой-кого - Конфуций на летающем драконе. АЗИЯ 4 У тебя я - под боком. Крепка и длинна, как стена я, Мы похожи с тобой, миллионами глоток стеная, Хитроумна бываю, кинжал приспособив к плащу, Я, что хочешь освою, сварганю, всосу, поглощу. Так давай же придвинем друг к другу в желанье раскрытые рты, Я - в тебе, ты - во мне. Мы - одно. Я, практически, - ты! Только это уж зазря! Заколбасило царя. Поглядел он на Ивана, и слетела вмиг нирвана. Видит царь, что стал дурак как-то выглядеть не так. На щеках пробился пух, пожелтел он и распух. Губы стали, как у телки, брови - врозь, глаза - как щелки, дым идет из-под штанин. Просто оборотень, блин!

Плюс - одет чрезвычайно. Все по фирме "Мэйд ин Чайна". Провода со всех сторон, в ухе - гаджет и айфон. В общем, вся аппаратура производства Сингапура. Как к такому подобраться? Надо что-то делать, братцы! Сам его осилишь рази? Стал звонить царь по спецсвязи. ЦАРЬ. Стража, стража! Срочно! СОС! Крайней важности вопрос! Вызволяйте нас, покуда Нам не сделали отсос! И явился в сей же миг в небе тридцать первый МИГ. Парашютный полк десантный вывел наших из-под иг. Оторвал от свадьбы прям! Хрен им с маслом, упырям! Слава русской силе духа! Слава всем богатырям! В ту же ночь аэропорт принимает первый борт. Только вышел царь наружу, слышит: "Фас его! Апорт! Носом - в землю, вражья харя!" Повязали Государя… Да, случался срам такой, обрывалась рода ветка. Соблюсти царей покой удавалось крайне редко. Тут сбивалась с ног порой даже внешняя разведка. И не мог понять народ, что опять там за кручина: то ль - какой переворот, то ль - внезапная кончина. Кто - на трон, тот и умен, ну, а кто с него, тот - лузер. Это ясно без имен, параллелей и аллюзий. Кто рассудком недалек, тот и ищет пусть намек… Вот Иван. Он полон дум и любовных предысторий, а пред ним - уже Ведун восседает на престоле. ВЕДУН. Ты прости, что прямо с трапа Мы устроили дурдом, Супостата и сатрапа Раскусили. Двух в одном. Вот прослушка. Вот пароль - "Азохенвей", Ты же знаешь, иностранных он кровей, Подсыпал тебе в напитки реагент, В общем, вел себя, как вражеский агент. Ну а я, так получилось, извини, Роду древнему славянскому сродни.

Самобытность нынче наша на кону, И поэтому возглавил я страну. Русь воспрянет! Передай всем пацанам, И пущай теперь невесты ездят к нам. Больше нам никто не вставит всяких клизм, Будем двигать просвещенный монархизм! Поправляйся, приходи в свой лучший вид. Нам с тобой великий подвиг предстоит. Из Отчизны вместе выдавим весь гной! Ну, давай, как говорят, не по одной! И себе Ведун вручает черну вышку нефтяную. А Ивану – что почетней. Грамоту берестяную! И выводят дурака, в чем есть, за дверь. Как на душу понавешали мочал. И взревел он, и затрясся аки зверь, и себя руками в груди застучал. ИВАН-ДУРАК. Почему ж любовь опять тут не в чести?! Да когда же мне невесту подберем?! Что ж за жизнь такая, Господи прости?! Долго ль шляться мне по свету бобылем?! Не видать мне ни детишек, ни семьи, Снова - подвиги да боевая сечь! Не кохать мне своей матушки-земли, Ни пахать, ни сеять и хлебов не печь! Что ж гульнем давай, взовьемся над собой, Коли сам я мудрых истин не постиг! Где вы, други? Выходи на пьяный бой, Валидуб, Запривода и Горосдвиг! Буду волен я теперь, смешлив и груб, Не бывать мне больше трезвым никогда! Приглашай гулящих девок, Валидуб! Надевай на вертел их, Запривода! И пошла у них гульба, аж дым столбом! Нет ли тут детишек за столом? Просто, у кого не вырос ус, тем пометка: 18+!

Хвать Иван бухла бадью! Под микитки - попадью. И кричит: "Айда к цыганам! Всем святым моим - адью!". СКОМОРОХИ. Дождик, дождь, не мороси! Гул стоит по всей Руси! Население - в загуле. Это видно без УЗИ. Пьет до одури народ! В урожай и в недород, Когда - счастья выше крышы, И когда беда припрет! Как последний раз у всех! Днем и ночью - смех да грех! Как бы нам в живых остаться От проклятых тех утех?! Страшен, жуток рассвет, ужас утренний. Был Иван, и его больше нет. Утро - вечера муторней. Не сборола его немчура, не свалил супостат злобной палицей. Утро вечеру мстит за вчера. Солнцем в души заблудшие пялится. Жарит в масле кипящем мозги. Поджигает подкорку, как лупою. И не видит Ванюша ни зги, только зенками жалобно лупает. Он лежит во всю длину своих телес. Среди грязи, хлябей, пашен и трясин. Как попал туда он, бедный, как пролез? И как вляпался по уши, сукин сын?! Разобраться б надо с этим-то сперва. Сам Ведун пришел. С похмелья и сердит. И торчит пред ним Ивана голова. А поодаль - то, на чем дурак сидит. Как народа русского оплот, обе части тела выступают из болот. ВЕДУН. Ну, рассказывай, сынок, где был, с кем пил, И на что расстрачивал свой пыл? ИВАН-ДУРАК Ой, не помню, батюшка, прости. Ты б велел мне лучше бражки принести! ВЕДУН. Нет уж, братец, ты давай без выкрутас. А не то, ведь, помогу тебе зараз. И твоя вторая половина Вспомнит то, в чем первая повинна!

ИВАН-ДУРАК. Нет, ей Богу, зря мы терки трем. Амнезия - ото лба, до пят. ВЕДУН. Что ж, давай другим пойдем путем, Может, дрУжки, вспомнить подсобят? И Ведун охрану кличет грубо. Конвоир выводит Валидуба. ВЕДУН. Коли не готов принять ты смерть, Так давай, колись по полной, смерд! Кто из вас тут корчил супермена, И была ли государева измена? ВАЛИДУБ. Что ты, Что ты! Бог с тобой, отец родной! Ну, гульнули мы мальца под выходной. Все спиртное выпили досуха И позвали девок из "досуга". Сам ты знаешь, тут не до речей, Из элитных да погорячей. А Иван-то - вон какой амбал! Вот я Африку ему и подогнал. ВЕДУН. А потом? ВАЛИДУБ. Потом? Большая фига! Ты спроси-ка лучше Горосдвига. Затряслась земля, что твой батут. Горосдвига стражники ведут. Тоже богатырь, а не подлиза. И ведун кричит ему с под низа. ВЕДУН. Эй, гора обжорства, пьянства, лени, Нут-ка, перед властью - на колени! Как смогли вы, позабыв про труд, Учинить международный блуд? ГОРОСДВИГ. Бес попутал, батюшка, грешны, Влезли мы в офшорные мошны, Утолить чтоб страсть Ивана люту. Да зазря потратили валюту! ВЕДУН. Что так?

ГОРОСДВИГ. Больно телом он ослаб. Так был пьян, что стало не до баб. Я и так уж звал ему для виду И Австралию, и Антарктиду. Да все бестолку, хоть кланяйся врачу. Все кричал: "Большой любви хочу!" ВЕДУН. Вот ведь - нехристь! Ладно, хватит! Брось свой всхлип! Ну, а как он в грязь по уши влип? ГОРОСДВИГ. Сам не знаю, как пришла сия беда. С ним еще кутил Запривода. ВЕДУН. Ты глядит-ка! Все пошли на поводу! Эй, охрана! Привести Заприводу! И с конвоем из-за леса, из-за гор, к ним еще один выходит бузотер. Он, почувствовав, что дело пахнет керосином, стал закладывать всех с рвением крысиным. ЗАПРИВОДА. Это - все не я! Они вливали Ване! И такое все плели потом по пьяни! Заглотили весь запас одеколона, И вели себя, как пятая колонна. Горосдвиг кричал, мол, для народа, Чтобы вдоволь пить, нужна свобода! Валидуб орал, что для зачатий Важный фактор - независимость печати! ВЕДУН. А дурак? ЗАПРИВОДА. А он, как заводной Признавался все в любви к земле родной. Обнимал поля, овраги, лес, И к озерам целоваться лез. Плакал: "Все поставлю и оставлю на кону! Не отдам тебя, родная, никому! Ты - всех краше! Ненавижу всяких "dolls"! Полз куда-то. Ну, и, видимо, дополз. ВЕДУН. Ну, что скажешь, Ваня?

ИВАН-ДУРАК. Все, как есть. Богу - душу, а себе оставлю честь! Мать - Россия, а земля - жена, Хоть и в справках не отражена. ВЕДУН. Что ж, Иван, зловредней ты, чем вор! А уж этих сусликов - стократ. Вот тебе – монарший приговор: В самости своей ты виноват! В ад тебе - дорога прямиком! Любят землю вслух, но больше двух. Был тобой нарушен, дураком, Наш общинный и соборный дух. Так что, все следите за рукой: Нам не нужен, обществу, отток. И за то, что ты, дурак, куркуль такой, Поротому быть тебе, сынок! Пусть к болоту розги принесут! Там Иван холмы свои воздвиг. С ними вам вершить сей правый суд, Валидуб, Запривода и Горосдвиг! И выходят все селяне из домов. Это ж просто - потрясение умов! Собирается народная река возле ягодиц Ивана-дурака. Словно ветер гонит павшую листву. Занимают все места по старшинству. Каждый чинен, преисполен и тверез. Вот и дрУжки. С батогами из берез. Дети, бабы, мужики и старики, безработные, бомжи, силовики, разночинцы, бизнесмены, прочий люд. Все с хоругвями и здравицы поют. В единении общинная страна. Просто - день соборной власти Ведуна! СКОМОРОХИ. Ты давай сымай штаны, Вместе с тяжестью вины. Только с поркою возможно Возрождение страны! Наплевать на бабий рев! Кто свершит указ царев, Того выберут всем скопом В губернаторы краев!

Царь, секи ты наш покой Своей твердою рукой. Ну а прежнего царя Мы удавим втихаря! Бей, бей, бей, Розог не жалей! Всем, кто с нами несогласный Понавешаем люлей! Только ропот, вдруг, возник среди селян. На трибуну пробирается Боян. Хоть не видит и не слышит с детства он, но привык вещать на людях в микрофон. БОЯН. Да, быть может, мир закрыт передо мной, Но зато зело я вижу изнутри. Ты, монарх, хотя и новый, да родной. Так внимательней в Ивана посмотри! Он же нас всех пропускает сквозь растущего себя, Мы б так вечно и болтались в гимназистах, Ну а Бог, его за норов и размеры возлюбя, Нас великими назначил, неказистых. Русь все ширится, и щерится, растет во все концы, Но народ через него лишь стал народом. Были вятичи и кривичи, древляне и донцы, Ну а в нем все стали славным русским родом! Ну подумаешь, поддал слегка, ну шлепнулся, как куль. Ты ведь - все ж таки Ведун, а не каратель. Потому, как если он былинный миф, а не куркуль, То и ты - земель всех русских собиратель! Слыша это, словно конь перед парадом, стал Иван слегка подергиваться задом. А поскольку ростом он с табун, повалилась публика с трибун. Так, глядишь, и вылезет из грязи. Может стать опасным в этом разе. Не поможет тут и РПЦ. И Ведун меняется в лице. Вдруг, чужой Орел поверх холопов прилетает, крыльями захлопав. Держит свиток гербовый в руке и курлычит на нерусском языке.

Чтобы больше не рубить делов с плеча, Царь зовет на помощь Толмача. ВЕДУН. Кто таков? С чем прибыл? Что за птица? ТОЛМАЧ. Говорит, что может пригодится. Мол, доставил для России комплимент. От Америки. Такой есть континент. ВЕДУН. Нам, скажи, плевать на комплименты. Больно щекотливые моменты! ТОЛМАЧ. Говорит, Америка на вид Просто супер баба, говорит. Породниться б не мешало нашим странам Поженить бы нам Америку с Иваном! ВЕДУН. Что, они там все объелись дусту?! Ты чего, родимый, съехал с глузду?! Слушай, нам конкретно не до басен! Ты скажи ему, дурынде: "Он опасен!" Тут под Ведуном качнулся стул. То Иван мизинцем шевельнул. ТОЛМАЧ. "Мы есть делать Ваню в травести". Ну, не знаю даже, как перевести. Ну, короче, есть у них метода, Чтоб уменьшилась Иванова порода. Говорит, на нашем колесе, Крутанем его и станет он, как все. ВЕДУН. Очень стремно! Только тут, как тут, снова дрогнул зрителей редут. Загудели горы, реки и поля, затряслась, кручинясь, русская земля. Сквозь трясину, грязь и буерак поднимает выше голову дурак. Не желает он идти ко дну. И все тянет, тянет руку к Ведуну. И Ведун, поняв все на лету, штоф вставляет огроменный в руку ту. Так и появилась у славян свята троица - Ведун, Иван, Боян. Вместе водку черпают ведром. Абстинентный сблизил их синдром. Славят Русь и учат из горла пить американского Орла. А Запривода и Горосдвиг с Валидубом отданы в постриг. Их шатания заметны за версту. Пусть послужат Господу Христу. На посылках бегает Толмач.

И Орел орет, как резаный: "Ту мач". ВЕДУН. Нет, ребята, хватит "бла-бла-бла", Как хотите, я люблю Орла, Между нами исключительно промеж: Прав он. Надо ехать за рубеж! БОЯН. Я не слышу и не вижу вашу пьянку, Только чую: мыслишь ты подлянку. Пользуя, сам знаешь кого, прыть, Хочешь ты Америку покрыть? ИВАН-ДУРАК. Слушайте, я ж здесь еще пока, Что ж вы держите меня за дурака?! Хоть я и люблю Отчизну-мать, Но готов для пользы дела пострадать! ВЕДУН. Молодца! Да и герой к тому жа! Вот слова не мальчика, но мужа! ИВАН-ДУРАК. Почему же сразу мужа? ВЕДУН. Это так. Просто к слову. Не волнуйся ты, дурак! Мы ж - с тобою. Создадим тебе интим. Будет круто! Все, заметано! Летим! Далека ль, однако, эта суша? Предлагай логистику, Орлуша! Встрепенулся, приосанился Орел, вновь былую важность приобрел, плюнул, дунул, и явилась стая, новыми орлами обрастая. Подхватила наших алкашей, только пар поднялся из ушей. Понесла она их с места славной пьянки на свиданку к плотоядной янки. СКОМОРОХИ. Просто цирк, а не невеста, Нет на ней живого места, Понаделала деньжат, Все на ней теперь лежат! Америка, Америка! Спросите дядю Серика,

Ларису Алексеевну И Сару Моисеевну! Посмелее с нею будь, Поцелуй куда-нибудь, А не выйдет ласкою, Припугни Аляскою! Покажи, как ты могуч, Дай понюхать свой онуч, Будет с ней истерика, И - гуд бай, Америка! Подлетая к новой даме, всей затянутой в корсет, видел сны Иван о маме, той, которой лучше нет. Вспоминал родные пашни, лица баб и мужиков, и о том, как в рукопашной побеждал ее врагов. Как бродил ее лесами, и лугами, и жнивьем, и страдал о том, что сами как-то мы не так живем. И все думал, что пора бы усмирить дурную плоть, потому что эти бабы - дуры все, не дай Господь! Но внезапно из-под туч, просочился первый луч. Брызнул свет. Красивый, яркий, как наряды у доярки. А за ним - музон и грохот. Децибелов гром и град. Визги, вопли, скрежет, хохот, вспышки взрывов. Адский ад! Таковы невесты ноне. Вся - в рекламе и неоне. Слов неведомых поток. И, по факту, без порток. АМЕРИКА. Кип ё смайлинг, дарлинг. Энд донт вори. Велком. Хай. Би хэппи. Вери гуд. Ю а фани. Тайм из мани. Ай эм сори. Диснейленд, Лас Вегас, Голливуд! Под тлетворным ураганом напряглись Ведун с Иваном. Слава Богу, каждый пьян, и в других мирах Боян. Что-то там бухтит Орел. Кто бы толком перевел! ТОЛМАЧ. Говорит, мол, Новый свет Шлет вам всем от ней привет! Привыкайте, типа, к дому, Тут у нас - все по простому,

Жрите сами, чай не баре, Все напитки - в мини баре. Все кредитки - без лимита, Вся ночная жизнь открыта. Ну, а завтра, ближе к трем, Нашу сделку перетрем. ВЕДУН. Ни фига себе заявы! Дома мы б такую грязь Чистогана и халявы Не вкусили б отродясь. Ну, да ладно, делать нече, Надо быть готовым к встрече! Резюме приняв такое, побрели они в покои. И по емкости Мерла засадили из горла. А на следующий день на визит упала тень. Вдруг, Ведун пропал куда-то. Затерялся старый пень! Стал Толмач искать пропажу, заявив: "Я все улажу!" Только сам набрался в лом, что-то там мутя с Орлом. И Боян был тоже в зюзю. Лишь кричал: "Всех отмутузю!" Встал тут Ваня в полный рост, аки над Гудзоном мост. ИВАН-ДУРАК. Чтоб вам всем гореть в аду! Вы лишь с выпивкой в ладу! Класть вам, что Отчизны ради Я на черти что иду! В общем так. Еще немного, Всех запру на щеколду! На Орле Толмач, как муха, подлетел к Ивану в ухо. ТОЛМАЧ. Вам сказать уполномочен, Уважаемый дурак, Что Америка не очень К нам лояльна. Скажем так. Это ведь - проблема пола, Это - Ваш приоритет. Пал практически до пола Ведуна авторитет. Он сидит с баблом нехилым У рулетки где-то, вишь!

Только Вам теперь по силам Соблюсти страны престиж. Мы с них слупим "тити-мити", Мы покажем русских суть. Вы Америку прижмите, Ну, а я уж -как нибудь! То есть, намекнул, что в курсе. Что она "карт бланш" дала. Что в его, крысином, вкусе эти самые дела. Заодно своих подставил, их за вольности коря. И корректность новых правил подтвердила эта фря. АМЕРИКА. Толмач из райт. Гуд бой. Френдшип. Форева. С Орлом моим они уже, как братья, глянь-ка! Ты только не ходи теперь налево, И мы с тобой поладим, русский Фанька! Вот оно! Нелегкой доли той Америки нутро. С бюстом Анджелины Джоли и с бюстье Мерлин Монро. Всюду - видимости тела, заточенные в тряпье. Закрутило, завертело виртуальное бабье. Хоть все справны да едрены, не поймешь, кого ласкал. То пред Ваней лик Мадонны. То - чудовища оскал. Он - в плену сплошной порнухи. Взят, как мерин под уздцы. То безбожницы да шлюхи. То - святоши да скопцы. ИВАН-ДУРАК. Хватит! Больше нету сил! Приперло! Сунь себе на память "хэппи энд"! Все! Прощай! Я сыт тобой по горло, Голливуд, Лас-Вегас, Диснейленд! Ни черта не выйдет между нами! От тебя бегу, как от огня! Да и вы, Бояны с Ведунами, Тоже отвалите от меня! Как же вырос наш Иван! Как стал огромен! И не только телом, но душой. Со своей землей и небом вровень. Со своей историей большой. Он вернулся! Извернулся от напасти. Не прельстили бабы да калач! Чужд корысти он, лукавства, жажды власти. Только в козырях - другие масти. Кто ж банкует? Ясно, кто. Толмач!

От метания в пространстве на душе у всех - простой. Лишь Толмач из этих странствий воротился не пустой. Обещаний дал охапки, с кем положено кирнул, и на ссученные бабки пропаганду развернул. Взял рубеж почти без боя, сделал все, что захотел. Ведь Ведун, в виду запоя, оказался не у дел. Так что вскоре, как ни странно, встал у власти новый вор. И позвал Толмач Ивана на сурьезный разговор. ТОЛМАЧ. Ну, во-первых, Вам спасибо за поддержку. Как известно, был я избран в первом туре. Демократия с царизмом вперемежку Вот, что нашей свойственно культуре. И поэтому не действую я грубо, Возвращаю (в этом - вся интрига) К действиям активным Валидуба, И Заприводу и Горосдвига. ИВАН-ДУРАК. Что же, парни - с нашего района, Может, выведут страну они из комы. Только, что ж ты так со мною отстраненно? Чай, не первый день уже знакомы! ТОЛМАЧ. Первым делом подключу их к урожаю И врагов с их помощью урою. Ну, а Вас, Иван, я сильно уважаю. Отношусь к Вам, как к былинному герою! Вы - народ! Сокровище сокровищ Среди нашей жизни скромной, тусклой. И, к тому же - наша гордость! Вы ж - Петрович! Сын отца земли всей нашей русской! Из Святой мы все возникли Грязи, И туда же, в грязь, уйдем обратно. Памятник напомнит нам о князе! Как бы это не было затратно! ИВАН-ДУРАК. Мне бы бабу все же. Хоть одну-то! Я ж весь мир прошел уже ногами. Памятник, конечно, это - круто! Только лучше, может быть, деньгами? ТОЛМАЧ. Нет, дружок. С наличкою - отсрочка.

Ну, а здесь у нас - строка бюджета. Так что - памятник, и памятник, и точка! Будь здоров! И предан мне за это! Белой простыней покрытый, устрашающий на вид, у раскидистой ракиты конный памятник стоит. Все селяне и селянки собираются окрест, и играет "Марш славянки" показательный оркестр. Где-то звякают бокалы. Вьется стяг из кумача. На трибуне - генералы под началом Толмача. Сдуть в один момент вполне бы мог бы их Ивандурак. Он стоит, закрыв полнеба. Все начала ждут. Итак... Глянув нежно на кумач, первым держит речь Толмач. ТОЛМАЧ. О, соратники и други! Нынче праздник в нашем круге! Мы в Отечестве своем Дань героям воздаем! Наша память, наша слава И горда и величава! Пробил час! Пришла пора! Помним! Чтим! Виват! Ура! Хор откликнулся коряво. Кто-то сдуру крикнул "Браво!" ТОЛМАЧ. Что ж. Продолжим, господа! Приглашается сюда Ветеран военных действий Адмирал Запривода. ЗАПРИВОДА. Соплеменники, бессмертен русский дух! Князь великий был не просто князь, а - ух! Он свалил всех прежних идолов Руси! Нас за это, Господи, спаси! Мы сегодня открываем памятник Петру! Разрешите, я на постаменте пыль протру? ТОЛМАЧ. Выйдет тот сейчас, чья доля непроста, И воитель, и служитель он Христа, Что бы там не клеветал об нем Ютуб, Командир спецназа - Валидуб! ВАЛИДУБ. Мне б, конечно, проще это...

Взять, и кинуть от бедра. Но скажу. Тут нет секрета. Князя я знавал Петра. Был он муж и храбрый воин. Честен, набожен. К тому ж, Был весьма обеспокоен Состояньем наших душ. И поэтому я это... Я - за Русь! Мы ж вместе ить. Не пройдут ничьи наветы. Я за то, чтобы открыть! ТОЛМАЧ. Выступает спец во всех делах, Тоже божий воин и монах, Он про подвиг знает не из книг, Генерал разведки Горосдвиг! ГОРОСДВИГ. Буду короток и ясен. С предыдущими согласен. Доверяю Президенту. Чту великий вклад Петров. Нужно резать. В смысле, ленту. Нужно сдергивать покров. Заиграл оркестр бравый туш. Двинулись все разом к истукану. Тут попробуй, что-нибудь нарушь. Сразу скрутят руки хулигану. Ножницы занес уже Толмач. Вот она - великая минута. Только, вдруг, издалека несется вскачь всадник - в белом саване как будто. Видно, как он гневом обуян. Вот уж подскакал и спрыгнул наземь. Побледнел Толмач. Пред ним - Боян. Поднял руку и стоит за князем. БОЯН. Погоди касаться ты Петра, Подождет он малость, не убудет. Выслушать меня тебе пора. Ну, а дальше будь оно, что будет! Смел, однако, наш поэт и крут! Знать, не зажила на сердце рана. Кинулись к Бояну. Только тут подоспела помощь от Ивана.

Не успели слуги и менты обмотать вокруг Бояна ленту, опустил он руку с высоты и ладонь подставил диссиденту. И поднял Иван Бояна над толпой, и шепнул ему: "Не бойся, я с тобой! Говори, родимый, жги сердца, будь достоин памяти отца!" И Боян, набравшись божьих сил, голосом небес заголосил. И сквозь космос, глухоту и тьму подпевали ангелы ему. БОЯН. Те самые князья, которые монгол, Держа их за татар, любили и кляли, Ходившие на смерть, сажавшие на кол, Погрязшие в крови, увязшие в пыли. Те самые цари, чей трон имперский врос Корнями в материк, не ведая границ, Привившие стране табак и купорос, Пред всякой немчурой валившиеся ниц. Те самые вожди смутьянов и невежд, Презревшие отцов, захапавшие власть, Сумевшие пролезть надежд людских промежд, Завравшиеся в прах, зарвавшиеся всласть. Те самые они, которые везде, Под чьим покровом – вор, и кум, и сват, и хам, Их вездесущий след остался в борозде, Их, осквернивших крест, опустошивших храм. И тот неурожай, гнилой остаток тот, Жрут с жадностью свиней, не слыша божий глас, Наследники рабов, наместники пустот, Они, они, они. Без нас, без нас, без нас. Но если, впопыхах забыв и срам, и стыд, Заветы праотцов, свой путь и боль утрат, Ты, в алчности своей, богат, и пьян и сыт, Захочешь сесть на трон, ты ими станешь, брат! У Ивана обмерла душа. На запястье билась жилка, горяча. Слушали Бояна, не дыша. Взгляд боясь поднять на Толмача. Кто-то встал, ощерившись, как волк. Кто-то сел с ухмылкою тупой. Солнце закатилось. Ветер смолк.

Тишина повисла над толпой. Лошадь фыркнула. Раздался детский плач. Первым тишину прервал Толмач. ТОЛМАЧ. Что ж, Боян, задвинул мощно ты И промыл нам, грешникам, мозги! Так давай сплотим свои ряды Супротив всей алчной мелюзги! Даже если в чем я виноват, Разделите, братья, мой удел. Вас с Иваном выдвинем в Сенат, То есть, в Думу, я сказать хотел. Ваня, будет пост тебе к лицу! Открывай же памятник отцу! Сжал дурак, волнуясь, кулаки, наклонился к медному коню и, под чьито жидкие хлопки, с памятника скинул простыню. Поднял, не спеша, отца Иван. Из пеньки приделал к нему крепь. Прицепил к груди, как талисман, и ушел в чернеющую степь. Заседание Совбеза проходило впопыхах. Наказать головореза порешили. Только как? Валидуб сказал: "Сурово!" Горосдвиг сказал: "Ну, да! Только как возьмешь такого?" "Сбить!" - сказал Запривода. Выбирая наказанье, не поссорились едва. Но Толмач сказал: "Я знаю! Слушай мой приказ, братва! Мы уменьшим дурака до размеров колобка!" СКОМОРОХИ. Как за морем, океаном, В ихнем мире окаянном Проживает злобный тролль. Хочешь гадостей? Изволь! Из-под черного крыла Лезут черные дела. Не зазря Толмач повязан С шайкой ихнего орла!

Коли не такой, как все, Скрутят шею в колесе, И колбаской Малой Спасской Ты катись во всей красе! В нашем сказе или сказке Из-за правды - много драк. Но вранье идет к развязке. Веришь нам? Ну и дурак! Окружили в поле утром рано спецбойцы коллайдером Ивана. Окопали вражеским кайлом, чтоб не смог пройти он напролом. Чертово замкнули колесо, как на грудь накинули лассо. И врубили ток на всю катушку, облучив по самую макушку. Выбивая из него геном, чтобы стал он маленьким, как гном. Но одной детали не учли. Преданность ему родной земли. Из нее забили родники, умникам заморским вопреки. Забродили дремлющие силы, те, что сердцу Ваниному милы. Закружились атомы и токи в противоестественном потоке. Закрутились в небе голубом, уменьшая всех и вся кругом. И когда Ивана стало мало, остальное все совсем пропало. Мир земной исчез вокруг него. Он и космос. Больше - ничего. Изнутри него язык нетленный что-то произносит, свят и тих. И стоит он посреди Вселенной, как ее единственный жених. Все - с начала. Слушай, мир, Ивана. Речь его - творением бодра. Слово - и созвездие Бояна. Фраза - и галактика Петра. ИВАН-ДУРАК. И все-таки он жив, хоть предан и распят, И пригвожден к стране, к истории, распаду, Влачащими его веков тринадцать кряду, Запятнанными им от головы до пят. Он брошен, выжат, смят и куплен задарма, И высечен собой плетьми, а не в граните, Используйте его, презрейте, изгоните, Ведь он - навоз, дерьмо, подножные корма, Пристанище греха, чудовище, урод, Обмен своих веществ сводящий к вечным мукам, Не годный ни к любви, ни к вере, ни к наукам, Живущий вопреки, назло, наоборот. И все-таки он жив, хоть бей его, хоть режь,

До дна хлебнув вина, вины, упреков, горя, Он, вдруг, зашевелит губами, небу вторя, И просверлит, пробьет в небесном склепе брешь. И сам себе слуга и царь, и божество, Отец и мать, и сын, и баловень Господень, Он станет лишь ему подобен и угоден, Тому, кто создавал неверного его. Кто он? Каприз? Словесный оборот? Плод космоса? Услада материнства? Он - знак и суть триады, триединства: Отец, сын, дух Бог, человек, народ!