Западно-Казахстанский областной центр истории и археологии Институт археологии им.А.Х. Маргулана ВОПРОСЫ ИСТОРИИ И АРХЕОЛОГИИ ЗАПАДНОГО КАЗАХСТАНА ВЫПУСК 1
Уральск 2002г.
ББК.63.4(2КАЗ) И 90 Редакционная коллегия: доктор исторических наук
М.Н. Сдыков (Уральск)
доктор исторических наук
К.М. Байпаков (Алматы)
кандидат исторических наук
А.А. Бисембаев (Уральск)
кандидат исторических наук
С.Ю. Гуцалов (Челябинск)
кандидат исторических наук
Е.А. Смагулов (Алматы)
И 90 Вопросы истории и археологии Западного Казахстана: Сборник научных статей. Вып.1. – Уральск ISBN 9965-13-776-5
ББК 63.4(2КАЗ)
Техническое оформление: З.М. Муканалиева
В сборнике опубликованы статьи исследователей из Уральска, Алматы, Актобе, Челябинска, Орска, посвященные актуальным проблемам исследования памятников Западно-Казахстанского региона. Представлены работы по каменному веку, эпохе бронзы, скифо-сарматскому времени и средневековью. Публикуются материалы раскопок последнего времени, отражающие особенности памятников степного Приуралья. Сборник адресуется специалистам-археологам, преподавателям, краеведам, учителям школ, студентам-историкам и всем, интересующимся древней историей Западного Казахстана.
ISBN 9965-13-776-5
Адрес редакционной коллегии: г.Уральск, пр.Достык-Дружбы 194/1-709. Западно-Казахстанский областной центр истории и археологии, тел.:50-35-78
© Уральск 2002
Содержание От редакции Суюншалиев Х.Ж. Воспоминания о друге Джубанов А.А. Воспоминания о коллеге, друге и соратнике Археологические исследования Рамазанов С.К. Природно-географические условия региона – основной фактор в истории расселения человечества (на примере Западно-Казахстанской области) Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т. Древнейшие памятники Западно-Казахстанской области (палеолит) Берденов С.А., Дрожевский Н., Марыксин Д., Тулегенова Н.И. Первые результаты работ 2002г. на поселении Бауржан-Аяк Ткачев В.В. Относительная хронология культурных образований конца эпохи средней – начала поздней бронзы в степном Приуралье Гуцалов С.Ю., Бисембаев А.А. Погребения прохоровской культуры южнее г.Орска Курманкулов Ж.К., Ишангали С., Раймкулов Б.Т. Исследования курганного отряда №2 УКАЭ в 2001г. на могильнике Крык Оба 2* Гуцалов С.Ю. Новые памятники левобережья
древних
кочевников
на
территории
Уральского
Боталов С.Г., Бисембаев А.А. Новые материалы по культуре гуннов Западного Казахстана. Избасарова Г.Б. Этнокультурные контакты народов Волго-Уральского региона и северозападной части Казахстана в эпоху средневековья.
Книсарин Б.А. Некоторые вопросы вооружения и военного дела средневековых кочевников Западного Казахстана VIII-XI вв. Байпаков К.М., Смагулов Е.А., Ержигитова А.А. Исследование средневекового города в окрестностях г.Уральска Байпаков К.М., Смагулов Е.А., Ахатов Г.А. Некрополь Уральского городища Бисембаев А.А. Позднесредневековые погребения Урало-Илекского бассейна Этнология Бекназаров Р.А. Памятники мемориально-культовой архитектуры Западно-Казахстанской области Ерназаров Ж.Т. Некоторые аспекты семиотического исследования традиционной культуры (на примере обрядов и ритуалов жизненного цикла казахов)
Археологическая технология Джубанов А.А. Видовой состав растений курганов Лебедевки Кузнецова О.В. Керамика городища Жаик Историческая демография Сдыков М.Н. Тенденции миграционных процессов между Казахстаном и Россией: историческая обусловленность и современные реалии Научная жизнь Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю. Кушаевские чтения Список сокращений
Сведения об авторах
Светлой памяти известных Уральских археологов Гаяза Абдулвалиевича Кушаева и Бориса Федоровича Железчикова посвящается
ОТ РЕДАКЦИИ Этот сборник планируется выпускать регулярно, как своеобразный отчет о проводимых исследованиях по истории и археологии Западного Казахстана. Первый выпуск мы решили посвятить памяти Г.А. Кушаева и Б.Ф. Железчикова, сделавших очень многое для изучения истории региона. Эти люди, по сути дела, создали Уральскую школу археологии, к которой некоторые из авторов данного сборника, не без гордости себя причисляют. Работы Г.А. Кушаева и Б.Ф. Железчикова в Западно-Казахстанской области велись в 60-х, 70-х, 80-х гг. XX в. Результаты их исследований получили заслуженное признание в современной науке, а многие памятники, изученные ими, приобрели эталонный характер. Статьи, представленные в сборнике имеют широкий хронологический диапазон – от палеолита до позднего средневековья, и нового времени. Работы расположены в хронологическом порядке и разделены на четыре рубрики: археологические исследования, этнология, археологическая технология и историческая демография. Открывает сборник характеристика природно-географических условий ЗападноКазахстанской области, освещенная в статье С.К. Рамазанова. Каменный век Западного Казахстана, пожалуй, является наименее изученной темой на сегодняшний день. Работы О.А. Артюховой и Г.Т. Бексеитова в этом направлении позволяют по-новому взглянуть на проблему заселения древнейшим человеком Прикаспийской территории. Статьи С.А. Берденова и В.В. Ткачева отражают состояние изученности памятников эпохи бронзы региона. Кочевникам раннего железного века посвящены работы С.Ю. Гуцалова, Ж.К. Курманкулова и С.Г. Боталова. Самый большой блок статей – К.М. Байпакова, Е.А. Смагулова, А.А. Ержигитовой, Г.А. Ахатова, Г.Б. Избасаровой, Б.А. Книсарина, А.А. Бисембаева по памятникам средневековья, оставленным кочевым и оседлым населением. Этнологические исследования содержатся в работах Р.А. Бекназарова и Ж.Т. Ерназарова. Анализ керамических комплексов и видового состава растительности, встречающейся в памятниках, проведен О.В. Кузнецовой и А.А. Джубановым. Миграционные процессы современности, содержащиеся в статье М.Н. Сдыкова завершают сборник. Статьи представленные авторами различные по характеру – имеются как публикации материалов последних раскопок, так и аналитические исследования. Но что весьма важно, они в той или иной мере соответствуют названию и тематике сборника.
Х.Ж. Суюншалиев ВОСПОМИНАНИЯ О ДРУГЕ Гаяз Абдулвалиевич Кушаев, кандидат исторических наук, профессор. Родился 7-го марта 1925 года в с. «Новая Казанка» Джангалинского района Западно-Казахстанской области, в семье служащих. Как и все его сверстники в 1943г. был призван в ряды Советской Армии. Участвовал в ВОВ в составе Первого Украинского фронта, в чине офицерского состава. В апреле 1945г. при форсировании р.Нейса был тяжело ранен, после лечения получил инвалидность второй группы, награжден орденом «Красная звезда» и многими медалями. После демобилизации из рядов Советской Армии в 1945г. Гаяз поступает на работу в институт истории и археологии и этнографии им.Ч.Ч.Валиханова АН КазССР, где исполняет обязанности младшего научного сотрудника. В 1948-53гг., он без отрыва от производства поступает на исторический факультет Казахского Государственного Университета им.С.М.Кирова, после окончания, которого вновь начинает работать в Институте в должности младшего научного сотрудника отдела археологии. В эти годы он принимает активное участие в археологических экспедициях, в должности начальника отряда. Тогда им было опубликовано 9 научных работ, в числе которых монография «Древняя культура саков и усуней реки Или» (1963г.), в соавторстве с известнейшим казахстанским археологом К.А. Акишевым. Он также является соавтором коллективного фундаментального труда «Археологическая карта Казахстана» (1960г.). В 1945г., Гаяз Абдулвалиевич успешно защищает кандидатскую диссертацию на тему: «Культура усуней правобережья р.Или». Активно участвует и успешно завершает работу «Древняя история Семиречья». Вместе с тем принимает участие в общественной работе. Он являлся членом исторической секции республиканского педагогического общества, участвовал в пропаганде вопросов краеведения и историко-археологических знаний среди учителей и учащихся. С 1967-1992гг., Гаяз Абдулвалиевич работает доцентом, зав.кафедрой Истории СССР Уральского педагогического института им.А.С. Пушкина. В это время отделение истории и педагогики работало в составе историкофилологического факультета до сентября 1975г. В сентябре 1975г. вновь воссоздается самостоятельный исторический факультет, который размещается в здании бывшей начальной школы №18. Деканом факультета становится автор этих строк. В эти года на факультете отмечено оживление научной работы по изысканию и изучению памятников материальной культуры, ход археологических исследований связаны с именами Г.А. Кушаева, Б.Ф. Железчикова, В.А. Кригера. Была оборудована археологическая лаборатория, создан музей археологии, в котором проводились научные конференции по итогам археологических раскопок, устраивались выставки полевого археологического материала.
Через работу в научном археологическом кружке, как мне помнится, прошло не одно поколение студентов, была создана целая школа уральских археологов, известная далеко за пределами Казахстана. Наши студенты принимали активное участие в региональных и всесоюзных студенческих археологических конференциях, доклады которых систематически отмечались дипломами и грамотами. Через археологические конференции прошли М. Коваленко, С. Железчикова, С. Заседателева, Т. Ким, С. Сагнаева, Н. Осипов, М. Сдыков, Н. Смирнова и др., которые впоследствии стали учеными. В 1975г. в Уральске была проведена археологическая конференция Урало-Поволжского региона. Статьи студентов-археологов были опубликованы в ряде научных изданий, в частности, в «Археологических открытиях». В эти годы значительно повысился потенциал факультета. Г.А. Кушаев получает звание профессора. Конец 1984 года совпадает с 20-летием его работы в институте. Общий объем опубликованных научных работ составил 60 п.л. Опубликовано 13 научных работ, из них 2 монографии по вопросам археологии Казахстана. В 1993г. вышла монография Гаяза Абдулвалиевича «Этюды древней истории Приуралья». В основе повествования лежат большие материалы из 300 курганов, раскопанных студентами-историками в период обучения и прохождения ими практики по археологии. Осмысление же и интерпретация находок из раскопок дана автором в форме этюдов, т.е. части большого исследования «Археологической карты Уральской области». Как-то в одной беседе Гаяз говорил мне, что в его книге нет конкретных действующих лиц, за исключением последнего раздела, посвященного истории округи г.Уральска до XVII в. В конце беседы, он сказал, что на основе этих документов можно сказать, что Приуралье не было периферией, здесь пролегал Шелковый Путь с востока на запад. Здесь были средневековые города, историю которых мы, к сожалению, еще плохо знаем, и которая ждет своих исследователей. Нам довелось разговаривать о музеях, под открытым небом, которые подобно открытому музею г.Самарканда, он мечтал оборудовать над обнаруженным в будущем городом, недалеко от г.Уральска. Случайные археологические находки 1988-1990гг. на территории «Куреней», которые он обнаружил, поставили перед ним такие вопросы – когда были основаны и существовали средневековые города, в округе современного г.Уральска? Что можно сказать о предшественниках г.Уральска и когда они существовали? Общеизвестно, что в 1613г. беглыми крепостными крестьянами и посадскими людьми, после окончания «смутного времени» в Московии на р.Яик был основан «Яицкий городок». Что было здесь раньше? Здесь тоже жили! Об этом свидетельствуют поселения бронзового века в районе г.Уральска. В эпоху античности округа г.Яика, оказались в зоне расселения древних кочевых племен – исседонов и сармат. В эпоху раннего
средневековья район нашего города оказался в зоне интересов востока – Хорезма, с севера Волжской Булгарии, а на западе располагались владения Хазарии. Через Приуралье, в это время, пролегал самый краткий путь с востока на запад и т.д. Археологические находки последних лет он продолжал на территории г.Уральска. Им были обнаружены облицовочные кирпичи XV века, т.е. ногайского безымянного города, жженые кирпичи булгарского производства у Старого Собора. Керамические печи из Татарской слободы, датированные XIV-XV вв. и данные Лаврентьевской Летописи, по его мнению, позволяют утверждать о существовании крупного «безымянного города» в округе Уральска. В этот момент я не придал значения и внимания этим высказываниям, потому что наступал кризис, и наша Республика находилась в переходном периоде. Я веду наблюдения за ходом археологических раскопок и, думаю, что сегодняшние сенсационные открытия в какой-то мере предвосхитил Г.А. Кушаев. Гаяз Абдулвалиевич был неординарным человеком. Он вырастил дочь Иралию (1959г.) и сына Рината (1956г.), а его супруга Надия Ахмедзяновна работая лаборантом в археологическом музее, была большой помощницей в его творческой деятельности по обобщению и публикации выводов и наблюдений.
А.А.Джубанов ВОСПОМИНАНИЯ О КОЛЛЕГЕ, ДРУГЕ И СОРАТНИКЕ Археологические работы на территории Западно-Казахстанской области начались в конце 70-х годов XIX в. С этого времени в разных частях области с перерывами стали проводиться раскопки древних курганных захоронений разными исследователями. В итоге они позволили сформировать общее научное представление об истории края, о месте населявших его в разное время народов в дописьменной истории центральных регионов Евразии и, самое главное, об огромных перспективах ее дальнейшего углубленного изучения. С середины 60-х годов XX в. начинается период планомерных систематических и масштабных исследований на территории области археологическими экспедициями Уральского педагогического института. В 1968 году начинает многолетнюю работу археологическая экспедиция под руководством Г.А.Кушаева, заменившая в природно-историческом пространстве области действовавшую в 1966-1967 гг. экспедицию под руководством Г.И.Багрикова. Новая экспедиция с одной стороны продолжила изучение памятников, уже затронутых предшествовавшими исследованиями, а с другой стороны постепенно существенно расширила охват территории области археологическими раскопками. В 1969 г. совместно с экспедицией Г.А.Кушаева археологические работы проводила экспедиция Института археологии Академии Наук СССР под руководством М.Г.Мошковой. То, что именно на данном моменте в большой истории археологических работ в крае фиксируется внимание, определяется стремлением показать стартовые обстоятельства появления одного из новых продуктивных исследователей древностей степей. В этот полевой сезон у Бориса Федоровича Железчикова бесповоротно сложился устойчивый интерес к археологии, на что обратили внимание Г.А.Кушаев и М.Г.Мошкова. По итогам археологических раскопок 1969 года руководители этих экспедиций в ежегоднике «Археологические открытия. 1969 – 1970» совместно публикуют научную статью и привлекают будущего серьезного исследователя древности края в качестве соавтора. Этот год стал переломным для Б.Ф.Железчикова, определившим выбор главного направления дальнейшей его деятельности на всю жизнь. В последующие
годы он не пропускает ни одной экспедиции, всегда представляя в них одну из заметных и интересных фигур. Когда Борис Федорович окончил обучение в институте, естественным образом возник вопрос о дальнейшем приложении его большого методического опыта проведения археологических работ и их организации, накопленного на протяжении ряда лет под руководством маститых исследователей, а также знаний, накопленных им тогда в результате глубокой проработки массива опубликованных и архивных археологических материалов. Он начинает преподавательскую деятельность, в тоже время, посвящая большую часть своего времени работе в экспедиции Уральского пединститута. Когда, работая в составе уже его самостоятельной экспедиции, автор данных воспоминаний задал Борису Федоровичу вопрос о том, как же ему удалось основательно (а это было так) закрепиться в Храме археологии? Этот вопрос время от времени ему задавали и другие. Он всегда охотно и детально описывал обстоятельства своего первого появления в Институте археологии АН СССР, но, как позже выяснилось, с некоторыми пропусками. Видимо эта история была для него чем-то особенно бесценна. Рассказчиком Борис Федорович, надо признать, был выдающимся и всякий раз, когда он в моем присутствии описывал свои «хождения» в большую науку слушал его словно в первый раз. Если суть его рассказов очертить в виде краткого выражения, то ее можно свести к формуле: мол «поехал и договорился». Однако, как-то в одно из посещений Института археологии, где мне иногда «чисто случайно» удавалось беседовать с Константином Федоровичем Смирновым (везло же), этот эпизод получил неожиданную расцветку. В коридоре института, возле стоявшей тогда там огромной античной вазы, Константин Федорович подробно рассказывал о своих работах, особенно в соседней с нами Оренбургской области, о тонкостях и мелочах новых исследований в степной зоне и новейших в то время обобщений. Он задавал также вопросы, касающиеся частностей наших исследований. В меру своей археологической «компетентности» я старался ему добросовестно платить. Как-то раз, во время детальной лекции по скифосарматской археологии для одного (жаль) слушателя, Константин Федорович неожиданно сам коснулся темы появления Б.Ф.Железчикова в месте паломничества археологов. Не знаю как можно доказать то, что я его об этом не спрашивал? Свидетелей, как назло, рядом также не было. Не помню теперь и повода, подтолкнувшего его на это. Уловив о чем пойдет речь, стал даже мысленно уговаривать себя потерпеть и еще раз до конца выслушать историю, которую к тому времени знал наизусть. Оказалось, пусть даже на короткое время, я совершенно напрасно готовил себя к участи мученика. По словам Константина Федоровича, согласно предварительной между ними договоренности, была назначена встреча с целью конкретизации дальнейших планов научной работы. Чтобы как-то понять состояние Бориса Федоровича Железчикова, до которого он
довел себя пред ней, надо, по возможности, представить себя на его месте и попытаться вместо него заранее проиграть все возможные сценарии предстоящей беседы с признанным корифеем археологии и при этом четко понимать, что от ее результатов зависит судьба всех надежд (то есть – «все»), а желание быть археологом совершенно непреодолимо. В оговоренные день и время встреча состоялась. Как рассказывал Константин Федорович, вследствие сильного волнения Б.Ф.Железчиков какое-то время никак не начинал разговор. Решил ему помочь и спросил: - Что Вы хотите? - Не знаю с чего начать – не сразу и не очень внятно произнес Б.Ф.Железчиков. В это время Константин Федорович обратил внимание на то, что вся одежда на посетителе почему-то совершенно мокрая (пиджак, рубашка, галстук и брюки потемнели и обвисли от тяжести влаги), будто его как следует окатили из ведра водой, а ботинки почему-то были совершенно сухие. (Когда позже тайное станет явным, Борис Федорович признается, что от волнения сразу как вошел он в одно мгновение взмок так, что потом, после беседы, в течение которой он продолжал обливаться потом, пропитанную влагой одежду пришлось сушить утюгом.) - Начните с главного – предложил К.Ф.Смирнов. Сидящий перед ним совершенно взмокший, оглушенный невесомостью, страдающий в эти мгновения от кислородного голодания, бледный герой пересохшим языком наконец проговорил: - Я хочу стать археологом. Само собой разумеется, что Константин Федорович ввел беседу в нужное русло, все проблемы, которые надо было решить, были должным образом и тщательно проработаны. Была сформулирована тема научной работы, оговорены ее методики. Марина Глебовна Мошкова стала научным руководителем. Вот таким образом Б.Ф.Железчиков оказался в динамическом потоке исследований, проводившихся сектором скифосарматской археологии Института археологии АН СССР. На первый взгляд этот эпизод в биографии Б.Ф.Железчикова внешне может показаться в структуре повседневности того времени не заслуживающим особого внимания, не стоящим того, чтобы на нем специально останавливаться. Однако, судя по его трепетному отношению ко всему, что имело касательство к археологии, по той ответственности, с которой он относился к исследованиям, к любым находкам и рутинной повседневной работе немаловажная роль, кажется, принадлежит в числе прочего и этой истории. К тому же, когда Константин Федорович рассказывал ее, его взгляд был погружен в себя, а в голосе, в котором вдруг появилась какая-то особая интонация, чувствовалось совершенно нешуточное его отношение к ней. Вторая экспедиция Уральского пединститута под руководством Б.Ф.Железчикова и В.А.Кригера (они тесно сотрудничали весь период работы в области и все заслуги экспедиции надо делить на двоих, с
поправкой на лидерство Бориса Федоровича) начала свою работу с 1976 года. Когда в 1979 году я был приглашен на работу в экспедицию, то оказался в уже слаженно работающим коллективе у которого сложились традиции, были свои ритуалы и даже собственные предрассудки («проверенные на практике» различные приметы, которые вне экспедиции редко приходили на память). В это время Борис Федорович уже учился в аспирантуре Института археологии, потому этот коллектив, благодаря его редкостным организаторским способностям, представлял собой не братство любителей древности, а согласованно разрабатывающую большую проблему команду. По возможности он решал и житейские проблемы своих сотрудников. Результатом присущей ему хозяйственной хватки экспедиция имела хорошую материальную базу как для полевых, так и камеральных работ. Причина, по которой я оказался в экспедиции, позволяет дать представление о стремлении Бориса Федоровича к комплексному изучению археологических памятников. К основным, которые должны обязательно проводиться наравне с археологическими исследованиями памятников древней культуры, он упорно относил антропологические и палеозоологические работы. Врач по специальности, проработавший определенное время паталогоанатомом, а тогда преподававший в институте анатомию человека, А.С.Коваленко, который перешел сюда из экспедиции Г.А.Кушаева и работал здесь с первых дней ее организации, надежно обеспечивал сбор и обработку первичной антропологической информации. В то время подготовленные им два студента-биолога, после окончания института, уже обучались в аспирантуре. Борис Федорович в скором будущем рассчитывал на создание группы, которой вполне могли быть по силам серьезные антропологические исследования. Долго не получалось с организацией изучения костных остатков домашних и диких животных из захоронений. Вполне определенно можно утверждать, что он даже собирался сам как-то подступить к этому направлению исследований. Для этого есть определенные основания. При первой встрече он обозначил программу работ на первое время. Потом, в процессе работы, постепенно становилось ясным, что она хорошо продумана. После беседы он передал для пользования прекрасную подборку методических руководств по остеометрии и научных работ по результатам археологического изучения древнего скотоводства других регионов из личной библиотеки, которая подбиралась годами. И это не все. На другой день он вручил полный комплект отличных личных измерительных инструментов, необходимых для остеометрии. К моменту моего появления весьма продуктивно работающей экспедицией уже были проведены раскопки целого ряда могильников: Кос-Оба, Свистун-гора, Тау, Вишневая Балка, Кушум, Карашаево-II, Белая Гора, Новопавловка, Алебастрово-II, раскопками были затронуты курганные группы, уже получившего известность, могильника Лебедевка. Весь остеологический материал из них, благодаря усилиям Бориса Федоровича, был тщательно систематизирован,
оформлен и зарегистрирован по определенной системе, позволяющей легко и четко работать с ним, поэтому в дальнейшем я не счел нужным что-то в ней менять. Через пару месяцев, разобравшись немного с археологической терминологией и жаргоном, не испытывая каких-либо опасений «обуглиться» от перенапряжения, приступил к изучению собранного до меня костного материала, лишь про себя отмечая иногда, что как замечательно очутиться на всем готовом. Основным стержнем диссертационной работы Бориса Федоровича, с использованием сложной методики, был статистический анализ различных показателей множества деталей предметов материальной культуры нашего края эпохи раннего железного века. Поэтому была потребность по возможности полно произвести раскопки на крупном могильнике Лебедевка, состоявшего из нескольких больших курганных групп, а также дополнительно увеличить ими охват территории области. В дальнейшем основной упор им был сделан на раскопках в районе села Лебедевка, а также, к перечисленным выше, были приобщены раскопки других могильников: Базар-Тюбе, Караул-Тюбе, Мамбеталы, Жарсуат-I, Жарсуат-II. Археологические работы даже небольшого масштаба могут быть успешными, если в них участвует большое количество людей. Борис Федорович мог организовать полевые работы так, что они сами стремились оказаться с ним. Наверное, потому что кроме налаживания и поддержания быта и работ в полевых условиях, он не жалел сил на организацию разнообразного досуга участников и пропаганду среди них древней истории края. Благодаря тому, что много знал и умел вне рамок своей науки он был заводилой многих мероприятий. Чтобы как-то облегчить свою участь многие из них ему удавалось сделать традициями. Традиционно время от времени у костра научные сотрудники экспедиции проводили беседы по основам своих научных интересов или давали комментарии со своих позиций о сделанных перед этим самими слушателями находках или открытиях. Еще на стадии полевых работ Борис Федорович присматривался к студентам, подбирал помощников на период камеральных работ, подбирал им посильные темы для научной работы, приступать к выполнению которых надо было, не откладывая, тут же в поле. Многие из них потом связали свою жизнь с наукой, с благодарностью вспоминая свои первые опыты под руководством преданного своему делу наставника. Помещение, в котором хранились и изучались все находки, представлял собой оформленный по всем правилам настоящий музей. Здесь регулярно проводились экскурсии для школьников, учителей истории. После каждого полевого сезона сюда обязательно приглашались заказчики раскопок, которые всегда получали наглядное представление как о новых подробностях древней истории края, так и о результатах использования вложенных ими средств. Вспоминая всего несколько незабываемых лет совместной работы с Борисом Федоровичем, надо упомянуть еще одно направление его
археологических интересов. После каждого полевого сезона, а также накануне предстоящего, обычно поводилась археологическая разведка. В результате многолетнего труда удалось составить археологическую карту области. Еще задолго до закрытия экспедиции обсуждались возможности ее опубликования. Однако этот проект так и остался не осуществленным. Итогом этих, весьма бегло описанных, немалых стараний стала успешная защита диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. Спустя некоторое время Борис Федорович получил заманчивое предложение из только начавшего основываться Волгоградского государственного университета, обещавшее ему большие перспективы дальнейшего научного роста. Изрядно измученный проблемой выбора он предпочел все-таки желаемую возможность основательно расширить поле своего основного направления исследовательской деятельности.
Археологические исследования С.К. Рамазанов ПРИРОДНО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РЕГИОНА – ОСНОВНОЙ ФАКТОР В ИСТОРИИ РАССЕЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА (НА ПРИМЕРЕ ЗАПАДНО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ). Западно-Казахстанская область расположена на юго-восточной части Восточно-Европейской равнины, в пределах Прикаспийской впадины. Область является приграничной территорией двух континентов: Европы и Азии. В политико-административном отношении, находится на крайней северо-западной части Республики Казахстан. В формировании природно-географических условий территории большую роль сыграла трансгрессия и регрессия Каспийского моря и четвертичное олединение. В течение геологического развития территории происходило несколько трансгрессий Каспийского моря. Из них самыми крупными являются Бакинское, Хазарское и Хвалынское. Самым максимальным наступлением воды было в Нижне-Хвалынское время, которое доходило до абсолютной отметки 50 м. Нижне-Хвалынская трансгрессия большую роль сыграла в формировании рельефа и климата данной территории. Геологическое развитие территории области определило пространственное расположение ее дневной поверхности осадочных пород разного возраста. Самыми древними породами встречающихся поверхностей в пределах территории являются Нижнепермские отложения, которые располагаются на вершине соляных куполов Индерского, Чалкарского (г. Сасай) поднятия у пос.Алебастровое, на берегу р.Урала, в виде гипса и ангидрида, над которыми покрыты слой известняков и глин. Пермотриасовые отложения встречается в соляных куполных поднятиях Прикаспийской низменности, а также в отрогах Общего Сырта, который имеет островной характер. Отложение юрского периода распространены на Подуральском плато, и в районе Индерского поднятия часто встречается в виде песчаника, песчаноглинистые, глинистые карбонатные породы темно серого цвета, и сильно углистые, но с небольшими контурами. Горные породы мелового периода широко распространены на территориях Общего Сырта, Подуральского плато и соляно-куполных поднятиях, а также в других частях области. В Общим Сырте, Подуральском плато, Чалкарском поднятии и Индерских горах на породах мезозоя имеют песчаные, глинистые и песчаноглинистые отложения разной окраски верхнего палеогена.
На акчагилских глинах с прослоями супеси и песков, серой засоленной глины, суглинки и часто кангломераты неогена Бакинского и Хазарской трансгрессии, Каспийского моря залегает на Предсыртовом уступе. Плейстоценовые отложения в основном встречается на большинстве территории области. Они сложены дельтовыми и частично, русловыми материалами впадавших рек, в это время в Нижне-Хвалынское море глинами, супесями и песками. Ниже нуля абсолютной отметки к югу расположены морские осадки Верхне-Хвалынского моря, отступившего в начале голоцена, в виде дельтовых глин, суглинок и песков. Таким образом, вся поверхность территории области связана с трансгрессиями Каспийского моря и соляно-купольной тектоники. Эти особенности литогенной основы нашли отражение в ландшафтной структуре и ее динамики в пределах области. Рельеф Западно-Казахстанской области отличается равнинностью, небольшими поднятиями Общего Сырта и Подуральского плато, которое возвышается по северным и восточным окраинам территории. Это создает уклон поверхности территории к югу и к юго-западу, в сторону Каспийского моря, где абсолютные высоты от 200 м. снижаются до отрицательной отметки минус 10 м. Северная часть области расположена в пределах южных отрогов Общего Сырта, занимающими правобережье р.Урал. Отроги Общего Сырта характеризуются увалисто-волнистым равнинным рельефом, расчлененными речными долинами, на отдельных возвышениях. Южные его склоны крутые резко переходят в Прикаспийскую низменность, абсолютные высоты возрастают от 50-65 м. на юге до 150-200 м. на севере. Наивысшей точкой является гора Ичка (252 м.). В орографическом отношении Общий Сырт делится на Белый Сырт, расположенный между реками Таловая и Красненька (восточнее г.Ичка), а также по западной границе области и по долине р.Чаган. Западнее р.Красненьки за пределами области находится Каменный Сырт, а вдоль западной границы области и южнее располагается отроги Синего Сырта. Самым южным окончанием Общего Сырта, южнее истока р.Чижа-II является Туетау (абсолютная высота 194 м.) (Джубанов А.А., 1998). Южнее долины р.Деркула простирается южный орографический рубеж Деркульский увал (абсолютная высота до 133 м.). Микрорельеф на возвышениях и относительно выровненных участках представлен степными блюдцами и сусликовинами. Северо-восточная часть области занята Подуральским плато. Рельеф поверхности волнисто-холмистый денудационного характера, с распространением куэстовыми грядами с ассиметричными склонами образованными путем размыва и денудации пород. Абсолютная высота плато, в среднем достигает 110-235 м. (Москалев Г.Е., Таранов А.Г., 1985). В Подуральском плато, к юго-востоку пос.Акбулак находится высшая точка области г.Актау, имеющая абсолютную отметку 263 м.
Поверхность плато расчленена довольно густой эрозионной сетью, широкими долинами отмерших и ныне существующих рек, образуют большие останцовые возвышенности с относительными высотами 40-60 м. К востоку плато постепенно повышается и куэсто-грядово холмистый рельеф переходит на увалисто-холмистый. На поверхности плато хорошо прослеживается два выраженных орографических водораздела, которые делятся по долине р.Утвы: это Анкаты-Утвинский, обращенный в сторону Прикаспийской низменности и северо-восточнее первого Илеко-Утвинский. В пределах Подуральского плато расположены два крупных песчаных массива аллювиально-дельтового происхождения бакинского возраста. Это пески Аккумы, расположены в левобережной части р.Куагаш (приток Калдыгайты) и пески Караагаш, в верховьях р.Булдурты, где они представляют собой мелко-бугристые и средне-бугристые массивы. Южнее склона Общего Сырта и западного склона Подуральского плато занято предсыртовыми уступами, которые отделяют вышеуказанные возвышенности от Прикаспийской низменности. Предсыртовой уступ представляет собой террасу древнего Хвалынского моря и абсолютной отметки достигает в 50-100 м. В геоморфологическом отношении уступ является наклонно делювиально-пролювиальную аккумулятивную равнину. В пределах уступа широко распространены мелко-бугристые, среднебугристые и грядовые пески. Большую часть территории области занимает Прикаспийская низменность, входящая в пределы области своей северной частью. Поверхность Прикаспийской низменности представляет собой морскую аккумулятивную равнину, сформировавшуюся поздно-четвертичными трансгрессиями Каспийского моря, где имеет уклон с северо-востока на югозапад. Абсолютные высоты на северной окраине низменности составляет до 50 м. и снижается к югу в пределах территории области до минус 10 м. Среднее падение поверхности к югу составляет 12 см. на 1 км. (Иванов В.В., 1958). Характерным отличием рельефа Прикаспийской низменности в пределах области является чередование с запада на восток приподнятых плосковершинных водораздельных равнин и больших понижений (лиманы и падины). Эти понижения используются в сельском хозяйстве как сенокосные угодия. В микрорельефе преобладает сусликовины, блюдцеобразные понижения и неглубокие плоскодонные впадины (Доскач А.Г, 1956). На юге области в широтном направлении простирается крупный песчаный массив - Рын пески, которые являются дельтовыми и мелководными морскими образованиями, в значительной мере переработанные ветром. Территорию области в меридиональном направлении пересекает с узкой полосой долина среднего течения р.Урал. Северная часть долины имеет более древнюю пойму и четыре надпойменных террасы, расположенных в
направлении с востока на запад, а южная более молодая, расположена в пределах Прикаспийской низменности, имеющая пойму и две надпойменные террасы, которые простираются с севера на юг. Рельеф долины р.Урала равнины и только в пойменной части наблюдается чередование вытянутых гривообразных повышений и понижений. Климатические условия Западно-Казахстанской области отличаются высокой континентальностью - этому способствует значительная удаленность от Атлантического и Северного Ледовитого океана, от Средиземного и Черного морей, а также непосредственной близостью от центральных частей самого обширного материка Еврази. Континентальность на территории области возрастает с северо-запада на юго-восток. Высокая континентальность выражается в резких колебаниях амплитуды температуры дня и ночи, зимы и лета, в быстром переходе от зимы к лету, обилием солнечного света и засушливостью. В период холодного времени, особенно зимой, характер погоды определяет атлантические и арктические воздушные массы, а также отрогами азиатского антициклона, которые сопровождаются морозной, ясной погодой. В летний период формирование климата оказывает влияние ядро повышенного давления азорского происхождения, а также перегретые массы воздуха приходящие с Туранской низменности. Средне-годовая температура воздуха возрастает с севера на юг и составляет от 3,90 до 7,20. Среднемесячная температура самого холодного месяца – января колеблется с севера на юг, в пределах от минус 110 до минус 14,20, самого теплого месяца июля от +220 до +25,40. Среднегодовое количество осадков на территории области также колеблется от 296 мм. в степной зоне до 179 мм. в пустыне. Высота снежного покрова небольшая и неравномерная: на севере, в среднем, составляет 15-20 см., а к югу уменьшается до 10-15 см. Гидрографическая сеть области представлена основным бассейном р.Урал и внутренним бесточным бассейном. В области главной водной артерией является р.Урал, а его бассейн образуется из рек стекающих с Общего Сырта и с Подуральского плато. Крупными притоками р.Урала, в пределах территории области является: справа – рр.Ембулатовка, Чаган с Деркулом, Рубежка, Быковка, а также протоки Кушум и Багырдай; слева – рр.Илек, Утва, Барбастау и Солянка, которая вытекает из оз.Чалкар. К внутреннему бесточному бассейну к правобережной части р.Урал относятся: рр.Большой и Малый Узень, которые несут свои воды в КамышСамарские депрессии. В левобережье р.Урала протекает ряд речек: Большой и Малый Анкаты, Оленты, Булдурты, Калдыгайты, Жаксыбай, впадающие в Байгутинскую впадину. Реки области, в основном, питаются снеговыми осадками, при этом на весеннее половодье приходится более 80% стока (Москалев Г.Е., Таранов А.Г., 1985).
В области насчитывается 3260 озер, с общей площадью 908 км2. , из них только 20 имеют площадь более 5 км2 . Крупными являются озера: Чалкар, Аралсор (к северу от Рын песков) и Аралсор (севернее Индерского поднятия) превышающие более 50 км2. Разнообразие природы области, сложность истории формирования обусловили весьма разнообразный характер растительного и животного мира. Территория области расположена в пределах степной (южная подзона), полупустынной и пустынной природных зон. Ее обособленность слагалась исторически раньше других в континентальную фазу вступили: степная и полупустынная области - в неогене, а пустынная позже - в плейстоцене. В степной зоне, в основном, господствуют темно каштановые почвы под типчаково-ковыльными сообществами с обилием разнотравий. Полупустынная зона представлена белополынно-типчаковыми ассоциациями на светлокаштановых почвах, с развитием микро рельефа, в почвеннорастительном покрове хорошо выражена комплексность. Граница пустыни проходит в южной части области, где преобладают белополынные сообщества на бурых почвах, а на буро-солонцеватых почвах и солонцах чернополынные группировки. Южная, восточная и северо-восточные части области заняты песчаными массивами, где распространены псимофитные и древесно-кустарниковые растительные сообщества (Рамазанов С.К, 2001). Долины реки Урала представлены древесно-кустарниковыми и луговой растительностями на пойменно-луговых аллювиальных почвах. На территории области по данным Иванова В.В. (1971) и Кольченко О.Т. (1987) встречаются 1256 видов дико растущих растений. Большинство из них травянистые растения, а доля кустарников и деревьев небольшая. По области разнообразен и животный мир, различные виды животных занимают свой особый тип местообитания, часто приуроченные к определенным географическим зонам. В современной фауне области, по данным Иркалиевой Р.М. (1998) представлено более 400 видов позвоночных, в том числе, 75 видов млекопитающих, 314 видов птиц, 15 видов рептилий, 7 видов амфибии, более 50 видов рыб и 1 вид круглоротых. Повсеместно по территории области водится волк, лиса, заяц, барсук и др. В полупустынных и пустынных зонах встречаются стада сайгаков, а по долинам реки Урал на лесных массивах и колках можно встретить лося и косулю. В летний период на озера прилетают водоплавающие птицы: утки, кулики, серый гусь, лебедь и др. Озера и реки богаты рыбой. Таким образом, современные природные условия ЗападноКазахстанской области весьма благоприятны для проживания здесь человека. В регионе имеются все необходимые компоненты для ведения комплексного хозяйства - животноводства и земледелия. Богатая фауна дает возможность занятию рыболовством и охотой. Уникальный природные комплексы и оазисы песчаных массивов запада и востока области с древних времен привлекали кочевников обилием корма,
животных и наличием пресной воды. Свидетельством этого является разбросанные на территории области многочисленные археологические памятники, в виде курганов, могильников, стоянки древних людей и средневековыми городами и мазарами. По данным сотрудников археологического центра в Своде памятников археологии, на территории области зарегистрировано 1433 памятников археологии и это еще не весь список. Анализируя расположение этих памятников археологии по природным зонам, можно увидеть следующую картину: в степной зоне из зарегистрированных памятников археологии находится более половины. В основном они приурочены к речным бассейнам и склонам возвышенностей и поднятий. На Общем Сырте и в бассейнах рек, стекающих из ее склонов обнаружено около 230 памятников. Густота этих памятников наблюдается по долинам рек Чижа-I, II, которые представлены поселениями бронзового века, курганами сарматских и савроматских времен, а также стоянками палеолита на южном склоне Общего Сырта (Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т., 2002). На левобережной части реки Урала, в пределах Подуральского плато и предсыртовом уступе имеются более 300 памятников. Они располагаются в Илек-Утвинском и Анкаты-Утвинском водораздельных равнинах. Густота их возрастает к водораздельным поднятиям и долинам рек, а также в близи песчаных массивов. В северной части Прикаспийской низменности, в пределах степной зоны, сконцентрировано небольшое количество памятников. В основном, они приурочены к территориям Чалкарского поднятия, где археологи Артюхова О.А.и Бексеитов Г.Т. обнаружили стоянки палеолита (2002). В долине реки Урала сотрудниками института археологии и этнографии АН РК, выявлены места оседлой и городской культуры средневековья. Это показывает, что в степной зоне, в пределах территории области, в эпоху средневековья существовали города с высоким развитием инфраструктуры. Об этом свидетельствуют раскопки городища севернее пос.Круглоозерное, где обнаружены кирпичеобжигательные печи, общественные бани. На данный момент раскопки не завершены, вполне возможно обнаружение и других социальных объектов города (Смагулов Е.А., 2002). В полупустынной и пустынной зонах находится более 600 памятников археологии. Меньшее количество памятников в степной зоне дает основание считать, что данные зоны менее благоприятны для ведения кочевого хозяйства. Согласно Иванову И.В. и Васильеву И.Б. (1995), расселение человека в пределах Рын песков и близлежащих регионов связано с климатическими условиями. По их мнению, за последние 11,5 тыс. лет континентальное развитие Рын песков чередовалось 15 климатических эпох. Эти климатические эпохи, включили благоприятные условия с обилием осадков, высоким травостоем, для корма скота, и менее благоприятные условия более засушливым климатом.
Зоны полупустынь и пустынь Прикаспийской низменности заселены человеком около 11,5 тыс. лет назад после регрессий Каспийского моря (Иванов И.В., Васильев И.Б., 1995). За это время на этой территории обитали сменяя друг друга разные племена и народности с разными культурами и ведением хозяйств. От первых поселенцев эпохи мезолита, которые в основном занимались охотой и рыболовством, в последующих эпохах перешедшие на кочевое скотоводство, до сегодняшнего дня антропогенное воздействие человека на окружающую среду постоянно увеличивалось, и привело в конечном итоге к формированию огромных площадей песчаных массивов, как следствие перевыпаса и перенаселенности. Из зарегистрированных археологических памятников большая часть приурочена к бассейнам Большого и Малого Узеней, Камыш-Самарских озер, по берегам озера Аралсор и в близи песчаных массивов. Эта территория была более удобна для пастбища скота, и богата дичью и рыбой. В целом можно отметить, что природно-географические условия территории Западно-Казахстанской области весьма благоприятна для проживания и ведения хозяйства человека. ЛИТЕРАТУРА 1. Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т. О палеолите Приксапия//Известия МОН РК, НАН РК. Серия общественных наук. 2002, №1. Алматы. с.3-14. 2. Доскач А.Г. О генезисе рельефе Волго-Уральского междуречья. Материалы по геморфологии и палеогеографии СССР. //Труды института географии АН СССР. 1956, т.16. 3. Иванов В.В. Степи Западного Казахстана в связи с динамикой их покрова. М-Л, 1958. 4. Иванов В.В. Ботанические объекты северного Прикаспия, нуждающиеся в охране.// Вопросы охраны ботанических объектов. Л., 1971. 5. Иванов И.В., Васильев И.Б. Человек, природа и почвы Рын-песков ВолгоУральского междуречья в голоцене. Москва, 1995, с.258. 6. Кольченко О.Т. Редкие растения Уральской области, нуждающиеся в охране (список). Уральск, 1987, с.14. 7. Москалев Г.Е., Таранов А.Г. Природа Уральской области. Саратов, 1985, с.80. 8. Джубанов А.А. Рельеф Западно-Казахстанской области .В кн.Природноресурсный потенциал и проектируемые объекты заповедного фонда Западно-Казахстанской области. Уральск, 1998. 9. Рамазанов С.К. Предварительная схема экологического каркаса ЗападноКазахстанской области// Современные проблемы геоэкологии и созологии. Алматы: Шартарап, 2001, с.133-138.
10. Свод памятников археологии Западно-Казахстанской области. Уральск, 2002. 11. Смагулов Е.А. Проблемы исследования средневековых городов в Уральской области.// Известия МОН РК, НАН РК. Серия общественных наук 2002, №1. Алматы, с.91-103.
О.А. Артюхова, Г.Т. Бексеитов ДРЕВНЕЙШИЕ ПАМЯТНИКИ ЗАПАДНО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ (ПАЛЕОЛИТ) В 2001 г. В составе Уральской комплексной археологической экспедиции Института археологии им. А.Х.Маргулана НАН РК начал работу, а в 2002 г. продолжил ее отряд по изучению каменного века. В 2001 г. на территории Западно-Казахстанской области было выявлено 23 местонахождения каменных индустрий; 6 из них относятся к эпохе палеолита, 1 - мезолита, остальные - к эпохе неолита и, отчасти, бронзы (Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т., 2002а, с.3-8; Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т., 2002б, с.3-15; Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т., 2002в, с.7-13). В 2002 г. были продолжены работы на выявленных в 2001 г. палеолитических местонахождениях Шалкар 2-4, Родники 1-3, а также на вновь открытых памятниках палеолита на склонах горы Большая Ичка (Ешкитау), на г. Глазистая, и др. Особый интерес представляют палеолитические местонахождения, поскольку это первые находки столь древнего возраста на территории Западно-Казахстанской области, поверхность которой сложена большей частью молодыми позднечетвертичными отложениями. Выявленные местонахождения палеолита локализованы в двух микрорайонах: близ оз. Шалкар (Челкар) и в бассейне р. Деркул (правый приток Урала). Озеро Шалкар находится в 75 км к юго-востоку от г. Уральска. Это самое крупное озеро в Западно-Казахстанской области имеет почти правильную овальную форму, достигает 18 км в поперечнике. Площадь акватории составляет 242 км2. Вода в озере солоноватая. Глубины сравнительно небольшие – до 13 м. Западные и южные берега обрывистые, восточные и северо-восточные – пологие. Богатое рыбой и водоплавающей дичью озеро издавна было местом рыбной ловли и охоты. Уровень воды в озере до недавнего времени держался на отметке +17 м. В последние годы вследствие строительства дамб на питающих озеро реках Большой и Малой Анкати уровень воды в озере снизился на 3 м (Терещенко Т.А., Ахмеденов К.М., 2001; Рамазанов С.К. 2001, с.133-138; Филонец П.П. 1979, с.122-125). Озеро находится на морской аккумулятивной равнине, сложенной песчано-глинистыми отложениями раннехвалынского возраста. Раннехвалынская трансгрессия – самая обширная четвертичная трансгрессия Каспия – имела место от 70 до 40 тыс. лет назад. Раннехвалынское море поднималось до отметки +49 м и отступало неравномерно, его береговая линия задерживалась на отметках +20, +10 м. Его границы прослеживаются
в виде размытых абразионных уступов и сухих дельт рек. (Рельеф Казахстана, 1991; Аристархова Л.Б. 1970, с.283-293). В тектоническом отношении оз. Шалкар приурочено, по мнению одних исследователей, к активному соляному куполу, по мнению других – к компенсационной мульде между активными соляными куполами Сантас и Сасайтай. Последние представляют собой возвышенную скульптурную равнину на складчатом основании, развитую на своде прорванных соляных куполов. Они сложены дислоцированными, преимущественно глинистыми породами юры, мела и неогена. В результате эрозии возникли резко очерченные возвышенности в виде гряд или грив с относительной высотой 10-20 м, которые настолько необычны в рельефе Прикаспия, что местное население называет их горами (Аристархова Л.Б. 1970, с.291). Гора Сантас находится на северном берегу оз. Шалкар. Абсолютная высота ее достигает 71 м. Она вытянута в меридиональном направлении на 78 км. Южный, обращенный к озеру, и западный склоны крутые, восточный и северный – пологие. В западной части южного склона на поверхность выходят известняки (мел) (Природа Уральской области и ее охрана, 1992); поверхность горы слагают глины с прослоями окремненных алевролитов и аргиллитов светло-серого цвета и песчаники с прослоями и линзами хорошо окремненных светло-серых разностей. На поверхности горы и у ее подножий расположены разновременные, частично раскопанные могильники (Кушаев Г.А., 1993). Сасайтай – возвышенный массив на юго-восточном побережье оз. Шалкар абсолютной высотой до 91 м. В западной части массива, которая поднимается интенсивнее, обнажены образования мелового и юрского возраста, представленные песчаниками и известняками (Рельеф Казахстана, 1991). Песчаники неоднородны, попадаются прослои светло-серых и светлокоричневых кварцитовидных песчаников хорошего качества. Расстояние от подножия горы до берегового обрыва составляет 0,5-1,2 км. С юга к этим «горам» примыкает останец (более 20 км в поперечнике) покатой морской слабо расчлененной (до 10 м) аккумулятивной равнины бакинского возраста. В результате непрекращающегося роста купола эти отложения были приподняты и не перекрывались осадками последующих трансгрессий Каспия, представляя собой остров в раннехвалынском море (Аристархова Л.Б.). Раннехвалынская равнина к северу от Челкарского купола имеет аллювиально-дельтовый генезис, сложена глинами и суглинками с прослоями косослоистых песков. В рельефе сохранилась сеть проток глубиной до 5 м. К югу от купола рельеф вогнутый озерно-аллювиальный. Его слагают глины, илы, суглинки, пески (Рельеф Казахстана, 1991). Территория Прикаспийской низменности практически лишена строительного камня, поэтому песчаники и кремнистые алевролиты возвышенных массивов Сантас и Сасайтай интенсивно разрабатываются. На уцелевших поверхностях собраны единичные, очень разрозненные, не
образующие выраженных скоплений каменные артефакты. В 2001 г. были произведены сборы в следующих пунктах: Шалкар 1 (координаты 50˚42,482΄ с.ш., 51˚39,660΄ в.д.) на поверхности центральной части возвышенности Сантас, в 10-11 км к юго-востоку от пос. Анкати; Шалкар 2 (координаты 50˚39,863΄ с.ш., 51˚39,736΄ в.д.) – у южного подножия возвышенности Сантас, возле родника (колодца) Акбулак, расположенного на первой надпляжной террасе примерно в 2 км от берегового обрыва; Шалкар 3 (координаты 50˚27,769΄ с.ш., 51˚41,047΄ в.д.) на поверхности возвышенности Сасайтай в окрестностях пос. Сарыомир; Шалкар 4 (координаты 50˚27,262΄ с.ш., 51˚39,822΄ в.д.) на поверхности возвышенности Сасайтай к западу от пос. Сарыомир. В 2002 г. были проведены дополнительные сборы каменных артефактов на местонахождении Шалкар 4, в пунктах с координатами: 50˚27,126΄ с.ш., 51˚39,680΄ в.д.; 50˚27,573΄ с.ш., 51˚39,860΄ в.д.; 50˚26,573΄ с.ш., 51˚39,860΄ в.д. Каменные артефакты, собранные на берегах оз. Шалкар, относятся к разным эпохам. Коллекция с местонахождения Шалкар 1 состоит из 20 предметов: 5 преформ фронтальных нуклеусов подтреугольной формы демонстрируют начальные стадии изготовления нуклеусов из элювиальных обломков; 2 преформы торцовых нуклеусов отражают следующий этап производства, причем одна из них сделана из крупного отщепа. Размеры преформ от 55х38х29 до 93х65х46 мм. Одна заготовка – из светло-серого кремнистого алевролита, остальные – из сливного кварцитовидного песчаника разных оттенков серого и коричневого цвета. К преформам можно отнести также обломок трещиноватой яшмы сургучного цвета размерами 68х50х44 мм с несколькими плохо различимыми негативами. Хорошо окатанный обломок овальной формы, размерами 113х84х41 мм, желтовато-серого цвета, с мелкими сколами на узких концах, видимо, использовался как отбойник. Листовидное изделие, размерами 52х32х16 мм, из трещиноватого светло-серого кремнистого алевролита, является заготовкой наконечника копья или дротика. К орудиям можно отнести только 3 предмета: продольное выпуклое скребло с обратной ретушью из полукраевого отщепа трапециевидной формы, размерами 119х71х39 мм; комбинированное орудие (скобель + скребок) из бивентрального скола светло-серого кремнистого алевролита листовидной формы, размерами 61х51х19 мм; зубчатое орудие из серокоричневого отщепа, размерами 45х45х13 мм. Остальные изделия представляют собой сколы без ретуши: 2 полукраевых скола: размерами 44х28х12 и 54х29х9 мм, из кремнистого алевролита и яшмовидной породы светло-серого цвета; 5 обломков и
осколков отщепов, размерами от 13х13х3 до 49х36х17 мм; 2 из них – из светло-серого кремнистого алевролита. На местонахождении Шалкар 1 мы имеем дело с артефактами палеолитического облика. Преформы и немногочисленные орудия указывают скорее на позднепалеолитический возраст каменоломни-мастерской, но вероятнее всего здесь велась добыча сырья и для голоценовых каменных индустрий. К сожалению, современной хозяйственной деятельностью памятник уничтожен практически полностью. Дальнейшие работы здесь малоперспективны. Шалкар 2. На небольших (примерно 50 кв.м) оголенных участках вокруг родника (колодца) Акбулак у южного подножия возвышенного массива Сантас собрана коллекция каменных артефактов из 116 предметов. Несколько изделий имеют палеолитический облик: нуклеус радиальный или леваллуа для отщепов из гальки серо-зеленой породы. Форма пятиугольная, размеры 48х35х18 мм. Поверхность окатана, залощена; зубчатое орудие на ромбовидном отщепе светло-коричневого кварцитовидного песчаника, размерами 24х25х7 мм – на основании обратной чешуйчатой глубокой ретушью выделен зубец, на левый край нанесена чередующаяся глубокая ретушь, на конце – приостряющей лицевой ретушью выделен еще один зубец; два полукраевых скола трапециевидной формы, размерами 79х56х22 мм и 49х41х16 мм, с крупными ударными площадками. Возле родника Акбулак был заложен шурф размерами 2х3 м (рис. 1), глубиной 1 м, который вскрыл следующие отложения: 1. 0-5-10 см – сильно засоленная часть почвы; 2. 5-25 см – почвенный слой темно-серого цвета с включениями линзочек песка белого и желтовато-белого цвета; 3. 25-90 см – желтовато-серая глина, комковатая с включениями линз и вертикальных каналов (трещин), заполненных песком; 4. более 90 см – желтый суглинок. Ни в почве, ни в подпочвенном слое артефакты не встречены. Шалкар 3. Единичные, очень редкие каменные артефакты собраны на вершинах и в верхних частях склона останца Сасайтау в окрестностях пос. Сарыомир. Здесь собрано 33 артефакта разной степени идентифицируемости. По степени сохранности поверхности они делятся на сильнодефлированные, среднедефлированные, слабодефлированные и недефлированные. Сильнодефлированные артефакты: 1) обломок гальки или остаточный нуклеус из крупнокристаллической кремнистой породы, размерами 60х59х17 мм. Сколы читаются очень плохо, 2) нуклевидный обломок из желтоватокоричневого кварцитовидного песчаника. Его размеры 19х32х14 мм; 3) 2 краевых скола с хорошо оглаженных угловатых обломков кварцитовидного песчаника желтовато-серого и светло-серого цвета. Размеры 68х75х26 и 70х50х28 мм; 4) полукраевой отщеп листовидной формы из такой же светлосерой породы размерами 51х26х9 мм. Дистальный конец представляет собой трехгранное острие (резец?); 5) 2 фрагмента полупервичных отщепов из
кварцитовидного песчаника желтовато-серого и светло-серого цвета, размерами 49х39х18 и 53х39х19 мм. У последнего сохранилась ударная площадка, образованная одним снятием. 3 сильнодефлированных изделия могут быть отнесены к орудиям: 1) полупервичный отщеп трапециевидной формы, размерами 46х55х16 мм, из светлого желтовато-серого кварцитовидного песчаника имеет обломы в основании и по левому краю, на остальной части периметра сохранилась глубокая крупная чередующаяся ретушь; 2) из целого вторичного отщепа такой же породы зеленовато-серого цвета, размерами 45х61х19 мм, с крупной ударной площадкой, образованной одним снятием, изготовлено зубчатое орудие посредством нанесения на правый край бифасиальной ретушью средних размеров, а на дистальный выпуклый корочный края – чередующейся мелкой краевой ретуши; 3) из такой же заготовки желтоватокоричневого цвета, размерами 55х41х20 мм, изготовлен резец (?) посредством снятия резцовых сколов с поперечного ребра в основании отщепа. В целом сильнодефлированные орудия не слишком выразительны и свидетельствуют лишь о наличии древнепалеолитических индустрий в этом регионе. Среднедефлированные артефакты малочисленны: полупервичный отщеп в форме параллелограмма из темно-серого кварцитовидного песчаника, размерами 31х35х15 мм, с образованной одним снятием ударной площадкой; 2 фрагмента таких же отщепов из розовато-серого и светло-серого кварцитовидного песчаника, ромбовидной формы, размерами 39х32х15 мм, с двугранной двухфасеточной относительно крупной ударной площадкой и трапециевидный, 29х31х7 мм, с обломанным основанием. К среднедефлированным орудиям можно отнести лишь плоский обломок гальки овальной формы, размерами 97х53х14 мм, из темно-серого кварцитовидного песчаника с чередующейся нерегулярной ретушью по острому краю. Наиболее многочисленны слабодефлированные артефакты: 1) нуклевидный обломок из желто-коричневого кварцитовидного песчаника, размерами 30х27х24 мм; 2) 3 преформы из элювиальных обломков с трехгранным сечением. Первая, размерами 109х54х43 мм, из темно-серого кварцитовидного песчаника, демонстрирует несколько негативов на фронте, ударная площадка на широком конце обломка образована 2-3 сколами от фронта, латерали подправлены обивкой от фронта, дистал приострен (рис. 2). Вторая преформа, размерами 160х81х80 мм, из такого же кварцитовидного песчаника желтовато-серого цвета. Одна грань грубо оббита поперечными сколами, ударная площадка образована одним снятием, остальная поверхность – корочная. Третья преформа стоит гораздо ближе к завершенному фронтальному нуклеусу. Она изготовлена из гальки другого сырья – черно-коричневого кремнистого алевролита. Размеры 39х27х14 мм. Сохранилась корочная ударная площадка, размерами 17х8 мм. На фронте –
неудачные пластинчатые негативы. Латерали и контрфронт– корочные, конец приострен. Слабодефлированные сколы без ретуши: 1 первичный ромбовидной формы размерами 60х55х23 мм из темно-серого кварцитовидного песчаника (продольный скол с ребра окатанного обломка); 6 обломков полупервичных отщепов из кварцитовидного песчаника: первый желтовато-коричневого цвета, размерами 47х39х9 мм, с разбитой ударной площадкой, два других – серовато-коричневые, трапециевидной и подтреугольной форм, размерами 24х23х6 и 41х31х6 мм; еще два - светло-серые ромбовидные, размерами 35х35х13 и 25х25х6 мм; у последнего сохранилась небольшая корочная ударная площадка; шестой фрагмент темно-серого цвета, трапециевидной формы, размерами 22х38х8 мм. Один скол полностью очищен от корки. Он имеет шестиугольную форму, размеры 22х26х7 мм, изготовлен из желтокоричневого кварцитовидного песчаника, имеет трапециевидную ударную площадку, образованную одним снятием. Орудия представлены только 2 экземплярами. Это: 1) клювовидное изделие из обломка полукраевого скола темно-серого кварцитовидного песчаника треугольной формы, размерами 67х30х15 мм. Дистал представляет собой трехгранное острие, приостренное бифасиальной ретушью по всем трем граням. 2) скребок из обломка полупервичного отщепа сероватокоричневого кварцитовидного песчаника полукруглой формы, размерами 24х26х7 мм. Основание обломано, края без подправки: один корочный, другой представляет острое лезвие. Лезвие на выпуклом дистальном конце подправлено субпараллельной мелкой глубокой полукрутой ретушью. Недефлированных артефактов только 3: краевой скол трапециевидной формы, размерами 50х72х21 мм, из желтовато-серого кварцитовидного песчаника с крупной (32х17 мм) гладкой ударной площадкой; полукраевой продольный скол с ребра окатанного обломка этой же породы, размерами 67х36х31 мм; фрагмент полукраевого скола размерами 30х36х7 мм из желтокоричневого кварцитовидного песчаника. Шалкар 4 – местонахождение единичных разрозненных каменных артефактов на поверхности и в верхних частях склонов возвышенного останца Сасайтай на значительной площади к востоку, югу и западу от пос. Сарыомир. Собрано более 100 каменных предметов, которые также делятся на сильно-, средне, мало- и недефлированные. Сильнодефлированные предметы: Нуклевидные: 1) элювиальный обломок призматической формы с трапециевидным сечением, двумя противолежащими ударными площадками, из серого сливного кварцитовидного песчаника, размерами 133х86х49 мм. Видны негативы 2-3 встречных продольных сколов. Преформа протопризматического нуклеуса; 2) очень сильно окатанный, едва определимый треугольный отщеп из светлого желтовато-серого сливного кварцитовидного песчаника, размерами 47х53х23; 3) нуклевидный обломок из темно-серого сливного кварцитовидного песчаника размерами 41х27х7
мм; 4) уплощенная овальная галька из серо-коричневого сливного кварцитовидного песчаника, размерами 56х64х32 мм, с двумя параллельными сколами на узких сторонах на одну поверхность. 5) элювиальная плитка трапециевидной формы, размерами 52х74х22 мм из светло-серого сливного кварцитовидного песчаника с 2-3 сколами опробования. Сколы: 2 краевых скола трапециевидной формы, с корочными ударными площадками, размерами 47х55х16 мм - из светло-коричневого и 53х64х18 мм из светло-серого кварцитовидного песчаника; обломок такого же отщепа, размерами 43х47х22 мм; 5 полукраевых сколов из кварцитовидного песчаника. Первый, светло-серый, демонстрирует радиальную систему расщепления (не совпадают оси скалывания и симметрии), имеет ромбовидную форму, размеры 50х48х16 и образованную одним снятием линзовидную ударную площадку, размерами; второй – светлый желтоватосерый, трапециевидный, 57х76х15 мм с корочной ударной площадкой в форме «летящей птицы»; оба края у него обломаны (рис. 3); третий, желтовато-серый листовидный, размерами 90х42х20 мм, левый край у него притуплен сколом, правый – острый с чередующейся ретушью, возможно, это нож; четвертый, лепестковидной формы, размерами 54х30х16 мм, из красновато-коричневого кварцитовидного песчаника, намеренно расколот продольными сколами; пятый скол серо-коричневого цвета, подпрямоугольной формы размерами 63х39х30 мм, имеет треугольное сечение, крупную, образованную одним снятием ударную площадку; поврежден свежим обломом дистал; 4) осколок отщепа желтовато-серый ромбовидный, размерами 41х23х11 мм. Орудий всего 4: отщеп с плохо читаемой ретушью из светло-серого кварцитовидного песчаника, размерами 44х24х13 мм – лицевая ретушь средних размеров едва заметна на вогнутом базальном и выпуклом левом краю;) угловатое скребло с утонченным основанием. Основа – полупервичный отщеп листовидной формы, размерами 66х62х19 мм, из темно-коричневого кварцитовидного песчаника. 40% спинки очищено от корки тремя конвергентными сколами, основание обломано и подправлено лицевой чешуйчатой распространенной ретушью средних размеров, крупная обратная ретушь нанесена на левый край, лицевая чешуйчатая глубокая крупных и средних размеров – на прямой правый и выпуклый дистальный край (рис. 4); Особенно диагностичны две пластины леваллуа из светлосерого с темно-серыми пятнами кварцитовидного песчаника. Одна атипичная с утонченным основанием, размерами 59х36х8 мм, спинка у нее почти полностью очищена от корки пятью субпараллельными сколами. Ударная площадка обломана, облом утончен лицевой распространенной ретушью средних размеров; левый край корочный, правый – выпуклый острый, дистал также обломан (рис. 5); вторая ретушированная, размерами 44х27х8 мм, с асимметричной двугранной спинкой, образованной тремя субпараллельными сколами. Основание утончено ретушью, заходящей с S-
видных краев: обратной глубокой средних размеров с левого края, лицевой мелкой – с правого. Дистальный конец обломан и подправлен лицевой ретушью (рис.6). Два последних орудия характерны для мустьерской индустрии и, несмотря на малочисленность сильнодефлированных артефактов, позволяют говорить о заселенности берегов Шалкара в первую половину позднего плейстоцена. Среднедефлированные артефакты. Нуклевидный обломок в форме параллелограмма, размерами 45х37х21 мм, из пятнистого желтовато-серого трещиноватого яшмокварцита. Сколы: 3 краевых: первый трапециевидный, размерами 29х32х12 мм, из розовато-серого кварцитовидного песчаника, с очень гладкой (галечной) коркой; второй – листовидный, размерами 59х26х16 мм, из темно-серого кварцитовидного песчаника. Ударная площадка обломана; третий овальный, размерами 27х24х11 мм, скол с гальки из серовато-зеленого халцедона. Сохранилась гладкая двухфасеточная ударная площадка; 4 полукраевых скола. Один снят, очевидно, с той же халцедоновой гальки, что и предыдущий краевой отщеп, его размеры 31х20х9 мм, ударная площадка точечная; остальные три фрагментированных полукраевых скола изготовлены из одной породы – желтовато-серого кварцитовидного песчаника. Форма трапециевидная, размеры 23х27х12, 16х18х6 и 36х26х28 мм; 1 вторичный отщеп треугольной формы, размерами 31х64х21 мм, из желтовато-коричневого кварцитовидного песчаника; дистальный конец отвесный корочный. Орудия: 1) из осколка краевого отщепа, размерами 71х48х15 мм, светло-серого кварцитовидного песчаника изготовлено простое выпуклое скребло: основание обломано, по левому и дистальному краю – корочная полукрутая поверхность, правый край имеет лицевую чешуйчатую ретушь крупных размеров; 2) пятиугольный отщеп желтовато-коричневого кварцитовидного песчаника, размерами 52х36х13 мм, имеет на базальном обломе субпараллельную распространенную крупную ретушь – скобель?.3) нож с обушком, образованным обломом, размерами 48х53х14 мм, изготовлен из лепестковидного полукраевого скола светло-серого кварцитовидного песчаника. Основание и края представляют собой массивные обломы. Мелкая чешуйчатая чередующаяся ретушь локализована на широком дистале; 4) отщеп с ретушью и резцовым сколом имеет размеры 30х39х9 мм, изготовлен из желтовато-серого кварцитовидного песчаника. Основание обломано и подправлено обратной ретушью средних размеров, поверх которой произведен резцовый скол. Обратная ретушь средних размеров имеется также на выпуклом правом и вогнутом дистальном краях. Слабодефлированные каменные артефакты составляют основную часть коллекции. Среди них 3 элювиальных обломка, напоминающих нуклеусы разных типов своей формой; с них сняты по 2-3 скола без всякой подправки.
Их размеры: 50х67х49, 91х62х22, 51х58х20 мм; сырье –кварцитовидный песчаник желтовато-серого, зеленовато-коричневого, светло-серого цвета; 8 заготовок нуклеусов: 1) преформа нуклеуса системы леваллуа из коричневого кварцитовидного песчаника, размерами 78х89х34 мм. Фронт треугольной формы, корочный, с несколькими продольными негативами. Ударная площадка грубофасетированная выпуклая. Левая латераль образована естественным ребром, правая – подправлена. Дистал представляет собой острие с трапециевидным сечением; 2) преформа пирамидального нуклеуса, размерами 36х48х46 мм. Заготовкой послужил элювиальный обломок в форме четырехгранной пирамиды из серокоричневого кварцитовидного песчаника, на котором оформлена выпуклая, слегка скошенная грубофасетированная ударная площадка (оббивка конвергентная) 3) преформа торцового нуклеуса для микропластин из сливного кварцитовидного песчаника серо-коричневого цвета, размерами 36х48х27 мм. Одна сторона оббита конвергентными сколами полностью, вторая – наполовину. Ударная площадка образована одним снятием. Сечение линзовидное симметричное; 4) заготовка вееровидного нуклеуса системы леваллуа из светло-серого песчаника, размерами 93х89х44 мм. Плоский треугольный обломок оформлен в нуклеус несколькими скупыми сколами. Плоский фронт остался корочным, ударная площадка – грубофасетированная выпуклая; левая латераль представляет корочную грань, правая – выровнена вертикальной оббивкой, контрфронт также корочный (рис. 7); 5) из такого же сырья изготовлена преформа призматического нуклеуса из элювиального обломка пирамидальной формы, размерами 53х50х39 мм. Одним снятием оформлена сильно скошенная ударная площадка; 6) преформа нуклеуса или бифаса из той же породы, листовидной формы, размерами 74х44х19 мм. Обе поверхности на 80% покрыты коркой, частично снятой конвергентной оббивкой. Левый край – бифасиально оббитое ребро, правый – ребро, оббитое с одной стороны, дистал представляет грань, образованную одним поперечным сколом (рис. 8); 7) преформа нуклеуса или орудия в виде тонкого обломка овальной формы из светло-серого кварцитовидного песчаника размерами 79х57х23 мм. Длинные стороны оббиты с одной стороны (рис. 9): 3); 8) угловатая галечка из серо-зеленого халцедона, размерами 30х44х15 мм расколота наискось; поверхность раскалывания составила гладкую ударную площадку. С нее снято 2 скола. Сколы без ретуши: 10 целых краевых отщепов: поперечный скол с ребра обломка из светло-серого пятнистого кварцитовидного песчаника, размерами 20х29х6 мм; плоскостной скол с элювиального обломка желтоватокоричневого кварцитовидного песчаника, размерами 65х75х14 мм; два отщепа из желтовато-серого кварцитовидного песчаника, размерами 29х23х8 и 32х39х29 мм; скол с угла обломка серого кварцитовидного песчаника, размерами 25х19х10 мм; 2 таких же скола из серо-коричневого кварцитовидного песчаника, размерами 22х26х7 и 39х33х17 мм; отщеп краевой, размерами 30х42х14 мм, из светло-серого кварцитовидного
песчаника, с хорошо оформленной тонкофасетированной срединновыпуклой асимметричной линзовидной ударной площадкой размерами 42х14 мм (начало раскалывания нуклеуса леваллуа); скол с угла элювиального обломка такой же породы, размерами 24х29х14 мм; плоский скол с желвака желто-коричневой яшмовидной породы, размерами 39х30х9 мм; 13 целых полукраевых сколов: 1 отщеп овальной формы, размерами 35х24х8 мм, из серо-коричневого кварцитовидного песчаника с тонкофасетированной прямой линзовидной ударной площадкой размерами 13х8 мм (раскалывание системы леваллуа); треугольный трехгранный скол, размерами 30х23х15 мм из светло-серого кварцитовидного песчаника с образованной одним снятием ударной площадкой, размерами 23х7 мм, с выпуклым корочным правым краем («цитрон»). Остальные отщепы представляют собой отходы производства и малоинформативны. Размеры варьируют от 15х23х5 до 49х40х15 мм, сырье –кварцитовидный песчаник светло-серого, коричневого, серо-коричневого, желто-коричневого, желтовато-серого цвета; 4 фрагментрованных полукраевых отщепа из желтовато- серого, коричневого и пятнистого светло-серого кварцитовидного песчаника, размерами от 21х25х6 до 46х45х18 мм; целые вторичные отщепы – 6 экз. Среди них интерес представляет отщеп системы леваллуа из светлого желто-коричневого сливного кварцитовидного песчаника подпрямоугольной формы, размерами 23х24х11 мм, с выпуклой тонкофасетированной ударной площадкой размерами 22х10 мм; «слайс» с плитки светлого серо-коричневого сливного кварцитовидного песчаника размерами 28х29х8 мм. Остальные 4 представляют собой отходы производства и чешуйки. Сырье: розоватосерый, светло-коричневый, желтовато-серый и желто-коричневый кварцитовидный песчаник. Размеры от 17х21х6 до 31х52х13 мм; 2 осколка вторичных отщепов изготовлены и светлого желто-коричневого кварцитовидного песчаника, имеют треугольную форму и размеры 37х30х14 и 40х22х18 мм. К сколам без вторичной обработки можно отнести дистальный фрагмент пластины, размерами 24х28х11 мм из светлого розовато-серого кварцитовидного песчаника. Спинка трехгранная асимметричная, края острые. Возможно, пластина сделана в технике леваллуа. Орудия (12 экз.): 1 простое боковое скребло из полупервичного отщепа ромбовидной формы размерами 52х40х14 мм. Сырье – желтовато-серый кварцитовидный песчаник. Лицевая глубокая чешуйчатая ретушь средних размеров оформляет выпуклое скребловое лезвие на правом полуостром краю; 1 поперечное прямое скребло, размерами 35х47х32 мм, из пятнистого желтовато-серого кварцитовидного песчаника, имеет лицевую чешуйчатую ретушь средних размеров на прямом дистальном краю; 2 поперечных выпуклых скребла, оба - из темно-коричневого кварцитовидного песчаника; ретушь на дистальном краю – мелкая глубокая; на остром левом краю – микроретушь утилизации. Первое - из отщепа в форме параллелограмма. Сохранилась корочная ударная площадка, ей противостоит выпуклое лезвие
с лицевой чешуйчатой мелкой глубокой ретушью; второе – из обломка полукраевого отщепа, размерами 44х39х13 мм; 1 поперечное вогнутое скребло, размерами 35х43х12 мм из темно-серого кварцитовидного песчаника. Заготовкой послужил «слайс» с обломка: корка вертикальная и полукрутая покрывает всю окружность отщепа. Лицевая глубокая мелкая ретушь нанесена на вогнутый дистал поверх корки; 2 изделия предварительно отнесены к ножам. Оба из полупервичных отщепов. Первое – из кварцитовидного песчаника желтовато-серого цвета, второе – из желтовато-коричневого. На обоих сохранились ударные площадки, образованные одним снятием. Первое треугольной формы, размерами 65х45х23 мм, имеет зигзагообразное лезвие с чередующейся мелкой ретушью на правом остром краю, ему противостоит обушок, образованный обломом; второе – листовидное, 45х26х10 мм, с заостренным лицевой мелкой ретушью дистальным краем и корочным левым; 3 зубчатых орудия: одно – из полупервичного отщепа овальной формы, размерами 30х23х5 мм, с корочной ударной площадкой. На остром выпуклом левом краю мелкая противолежащая ретушь выделяет зубцы. Сырье – серо-коричневый кварцитовидный песчаник; другое – из полупервичного отщепа системы леваллуа, размерами 57х46х18 мм, темного серо-коричневого кварцитовидного песчаника. Сохранилась корочная ударная площадка. Зубчатость образована на левом краю мелкой лицевой ретушью, правый край представляет массивный (облом) обушок; третье – из обломка вторичного отщепа желтовато-серого кварцитовидного песчаника, размерами 26х23х6 мм. Мелкая противолежащая ретушь выделяет зубчатость на правом краю. Левый край притуплен резцовым сколом, дистал обломан. К орудиям отнесен также обломок отщепа с ретушью из серо-коричневого кварцитовидного песчанника, размерами 35х63х20 мм. Обратная крупная крутая ретушь нанесена на края. Основание и дистал обломаны. Чопперовидное орудие из элювиального обломка трапециевидной формы, размерами 65х89х32 мм, из сливного кварцитовидного песчаника розоватосерого цвета. Спинка на 40% покрыта коркой. Основание и края представлены корочными гранями; дистал широкий, оббит с одной стороны (рис. 10). Недефлированные изделия. Нуклевидные: элювиальный обломок желтовато-серого кварцитовидного песчаника клиновидной формы с двумя продольными сколами. Фронт представляет собой ребро, ударная площадка и дисталкорочные грани, контрфронт широкий с поперечным ребром. Скол неудачный. Размеры: 59х25х46 мм; 3 невыразительных элювиальных обломка из серовато-коричневого кварцитовидного песчаника размерами 71х59х33, 37х38х16 и 46х37х24 мм с 2-3 сколами; преформа из плоского элювиального обломка кварцитовидного песчаника светло-серого цвета, размерами 70х73х32 мм. Ударная площадка корочная в форме параллелограмма, фронт и контрфронт корочные, на них сделано по одному
параллельному сколу; нуклеус системы леваллуа для отщепов, двуплощадочный односторонний из серо-коричневого сливного кварцитовидного песчаника. Размеры: 33х38х23 мм; 2 плоских обломка: из кремнистой породы черного цвета с отвесной параллельной глубокой ретушью средних размеров (?); из яшмовидной породы красно-коричневого цвета, размерами 40х20х9 мм. В верхней части обломка – острие, выделенное плохой ретушью. Сколы: 1 фрагментированный краевой скол из серо-коричневого сливного кварцитовидного песчаника размерами 38х42х15 мм (поперечный скол с ребра обломка); полукраевые отщепы ( 5 экз.) представлены невыразительными обломками из кварцитовидного песчаника разных оттенков серого и коричневого цвета, размерами 29х18х10, 34х49х15, 23х27х10, 36х46х13, 64х45х17 мм; так же невыразительны вторичные сколы (3 экз.): из брекчии желтой яшмовидной породы, размерами 40х31х11, 50х47х28 мм и из серо-коричневого кварцитовидного песчаника. Шурф, заложенный на надпляжной террасе примерно в 1 км к югу от с. Сарыомир, размерами 2х1 м, оказался малоинформативным. До глубины 3035 см идет слабо-гумусированный светло-каштановый почвенный слой, глубже – сильно карбонатизированный засоленный суглинок. Артефактов в шурфе не было (рис. 11) . Местонахождения Шалкар 1,3,4, приуроченные к вершинам и склонам возвышенных массивов Сантас и Сасайтай, несмотря на малочисленность хорошо диагностируемых палеолитических артефактов, свидетельствуют о наличии в этом районе следов древне- и позднепалеолитического населения. Работами 2002 г. существенно пополнилась коллекция артефактов с местонахождения Шалкар 4, но на основные выводы новые материалы не влияют. Остальные местонахождения палеолита, обнаруженные в 2001-2002гг. на территории Западно-Казахстанской области, приурочены к Деркульскому участку Общего Сырта, который представляет собой цепочку гор, гряд и увалов, протягивающуюся с северо-востока на юго-запад. По наблюдениям Н.В.Грачева, Ю.И.Эйдинова и И.И.Кожевникова в объяснительной записке к геологической карте листа М-39-IX, изданной в 1970 г., здесь чередуются гряды и холмы, сложенные доплиоценовыми дислоцированными породами и пологие слабо-выпуклые увалы - сырты, покрытые с поверхности горизонтально залегающими сыртовыми глинами апшеронского возраста и их делювиальными дериватами. Узкие асимметричные гряды-куэсты, сложенные устойчивыми породами палеогена и реже верхнего мела, достигают абсолютных высот 250-180 м (горы Ичка, Сундук, Глазистая и др.). Гряды обрамляют узкие, глубокие балки и овраги, проложенные среди неустойчивых к размыву нижнемеловых и нижнепалеоценовых глин; абсолютные высоты в их днищах снижаются до 80-60 м, а в долинах рек до 35 м. Средние высоты поверхности (100-150) приурочены здесь к сыртовым увалам. Южный крупный Деркульский увал,
служащий водоразделом между р. Деркул и речками водосбора ДюраЧижинских разливов, достаточно отчетливо сочленяется с Прикаспийской низменностью посредством уступа, названного Предсыртовым. Уступ представляет собой более или менее пологий склон шириной от 2 до 10 км, рассеченный овражно-балочной сетью. Склон располагает ся между абсолютными высотами 105-80 м и 50-45 м. Рельеф его мягкий, волнистый. Река Деркул (приток р. Чаган, которая в свою очередь является правым притоком р. Урал) имеет хорошо разработанную долину шириной до 9 км. Поперечный профиль ее асимметричный, причем крутым берегом на различных участках является то правый, то левый. Ширина русла колеблется от 10 до 30 м, постоянный водоток на большей его части сохраняется все лето. Водоток в летнее время в мелких речках и балках непостоянен. В строении Деркулького увала принимают участие отложения нижнепермского возраста, представленные мощной толщей хемогенных образований, слагающих ядра соляных куполов. Верхнемеловые морские карбонатные отложения слагают крылья соляных куполов, а образования палеогеновой системы - межкупольные пространства и грабены солянокупольных структур. Плиоценовые отложения акчагыльского и апшеронского ярусов представлены морскими терригенными образованиями и только верхняя часть апшеронского яруса (сыртовые отложения) континентальными осадками. Четвертичные отложения представлены на юге мелководными бакинскими, хазарскими и хвалынскими морскими образованиями, а на севере - их континентальными аналогами, развитыми в аллювии р. Деркул и др. Современные континентальные отложения выражены аллювиальными, озерными, озерно-аллювиальными, элювиальными и делювиальными породами небольшой мощности. Отложения палеозоя, мезозоя и палеогена осложнены соляно-купольной тектоникой. Породы неогеновой и четвертичной систем залегают повсеместно почти горизонтально. В геоморфологическом отношении описываемая территория распадается на два резко различающихся района - северный, принадлежащий южной части Общего Сырта и южный, расположенный в пределах Прикаспийской низменности. Северному району свойственно преобладающее развитие структурно-денудационого рельефа, тесно связанного с интенсивной солянокупольной тектоникой и литологией пород, выведенных на поверхность. Южный район представляет собой морскую аккумулятивную равнину, лишь слегка измененную за счет суффозии и эрозии временных разливов. Здесь солянокупольный тектонический этаж перекрыт мощным плащом покровных верхнеплиоценовых и четвертичных морских отложений и его элементы не получили четкого выражения в современном рельефе. В северном районе связь рельефа с тектонической структурой наиболее ярко проявляется в возвышенной полосе, протягивающейся с юго-запада на северо-восток и охватывающей соляные купола, в том числе Ичкинский. Для этой полосы характерен обращенный рельеф. Гипсометрически
возвышенные части водораздельных массивов приурочены к межкупольным пространствам и периферическим частям крыльев куполов. Они обычно сложены слабо дислоцированными породами палеогена и сохранились благодаря наличию устойчивых к размыву пластов песчаников и плотных опок. Так как пласты имеют небольшой уклон, то водоразделы представляют собой широкие куэсты, которые расчленены эрозией на отдельные останцы как крупные - относительной высотой 70-80 м (горы Глазистая, Сундук, Ичка), так и более мелкие - гряды высотой от 5 до 30 м (район с. Родники). Бронирующими слоями являются песчаники и опоки. В сводах соляных куполов бронирующие породы палеогена размыты и на поверхность выведены отложения меловой системы. Сочетание палеогеновых и меловых куэст с довольно глубокими балками и оврагами с крутыми склонами, создает рельеф сравнительно сильно расчлененных куэстово-грядовых равнин. В тех случаях, когда на поверхность на сравнительно больших площадях выходят однообразные по устойчивости породы, или когда доплиоценовые отложения прикрыты плащом глинистых образований, развит увалисто-волнистый рельеф с относительными превышениями до 40 м. Распространенные здесь балки и небольшие ложбинообразные понижения имеют пологие склоны и плоское или слабовогнутое днище с очень слабым эрозионным врезом. Эти типы рельефа расположены на абсолютных высотах в пределах 140-180 м (за исключением отдельных возвышенностей) и составляют самую высокую ступень, сформировавшуюся, вероятно, в олигоцен-нижнеплиоценовое время. О возрасте ее можно судить на основании того, что самые поздние морские отложения, развитые на ее поверхности, относятся к эоцену, а реликты акчагыльского моря нигде не наблюдаются выше 130-135 м абсолютной высоты. На правом берегу р. Деркул, в широтном направлении вытянулись останцы палеоген-неогеновой денудационной равнины высотой 10-20 м. В их строении участвуют отложения датского яруса верхнего мела, представленные известняками зеленовато-белыми, часто с желтоватым оттенком, органогенными, мшанковыми, глинистыми, крепкими, песчанистыми, иногда с прослоями зеленой глины, с конкрециями пирита, переполненными обломками мшанок, спикулами и ядрами ежей. Отложения палеоцена залегают на размытой поверхности датских известняков. Они представлены в нижней части глинами светло-серыми, серыми, темно-серыми, во влажном состоянии серовато-зелеными, известковистыми, плотными, участками жирными, слюдистыми. Местами в глинах появляются прослои песчаников (мощностью 0,5-2,0 м) темно-серых, серых, известковистых, очень плотных, мелкозернистых, слюдистых, с гнездами зеленых глауконитовых зерен и мергелей зеленовато-серых, плотных, глинистых, песчанистых. На размытой поверхности палеоценовых отложений залегают осадки эоцена. В их основании пластуется толща кварцевых песков и песчаников с подчиненными прослоями зеленых глин. Пески светло-серые, желтые с
зеленоватым оттенком, глинистые, кварцевые, сыпучие, мелкозернистые, переслаивающиеся с песками ржаво-оранжевыми, коричневыми, среднезернистыми, слюдистыми и глинами оливково-зелеными, комковатыми, песчанистыми, плотными. Встречаются прослои и линзы чистого, кварцевого, ослепительно белого песка. В толще песков прослеживаются прослои и караваеобразные конкреции песчаника желтовато-серого, кварцевого, крупнозернистого, слюдистого, раскалывающегося на неровные угловатые плитки с кремнистыми стяжениями серого цвета, с сине-черными марганцовистыми и ржавобурыми железистыми налетами. Здесь же встречаются многочисленные линзы сливного, кварцитовидного песчаника, дающего стекловидную щебенку. К выходам кварцитовидных песчаников, преимущественно в нижней части склонов и у подножий останцов, приурочены местонахождения каменных индустрий. Прежде всего, это Родники 1-3, выявленные в 2001 г., и Родники 2а и 3а, обследованные летом 2002 г. Село Родники, давшее название памятникам палеолита, находится в Таскалинском районе на правобережье р.Деркул, в 12 км к востоку от с.Каменка и в 22 км к юго-западу от с.Переметное. Оно расположено в ложбине между двумя палеогеновыми останцами высотой до 164 м над у.м.. У поселка – небольшое озеро (пруд), питающееся за счет родников. Местонахождение Родники 1 имеет координаты 51°05,917′ с.ш., 50°30,927′ в.д. (рис. 12, 13). На этом местонахождении в 2001 г.собрано 15 артефактов. Кроме одного изделия из яшмовидной породы, все они изготовлены из сливного кварцитовидного песчаника, крупно-, средне- и мелкозернистого преимущественно светло-серого цвета. Нуклевидные изделия: нуклевидный обломок яшмовидной породы черно-коричневой узорчатой, размерами 52х41х22 мм; обломок в виде шестигранной призмы. 4 грани корочные с точечной корразией, 2 – представляют свежие сколы. Основание призмы выпуклое с конвергентными негативами. Размеры 39х61х54 мм (рис. 14); поврежденный нуклеус для пластинок фронтальный плоский, размерами 32х29х15 мм, из среднезернистого кварцитовидного песчаника серо-коричневого цвета. Сохранилась грубофасетированная прямая ударная площадка размерами 18х11 мм. На фронте – негативы пластинок шириной 5-10 мм. Латерали представлены острыми ребрами. Дистал выпуклый, контрфронт представляет поверхность откалывания отщепа, из которого изготовлен нуклеус. Поверхность покрыта кавернами и лишайниками (рис. 15); трехгранный обломок размерами 39х28х15 мм (рис. 16). Сколы: 2 проксимальных фрагмента полупервичных сколов, размерами 27х25х7 и 25х27х8 мм с корочными ударными площадками; вторичный отщеп треугольной формы, размерами 38х22х11 мм, с гладкой линзовидной
ударной площадкой; два проксимальных фрагмента призматических пластин с двугранными спинками, с точечными ударными площадками. Они стандартны: ширина 17 и 18 мм, толщина 4 мм, длина 18 и 13 мм. К орудиям можно отнести 4 изделия: 2 проксимальных фрагмента пластин леваллуа шириной 32 и 38 мм, толщиной 8 мм, длиной 24 и 28 мм. У них сохранились хорошо оформленные ударные площадки: выпуклая тонкофасетированная срединновыпуклая размерами 10х5 мм и двухфасеточная срединновыпуклая 18х7 мм. У первой оба края острые, дистал с вогнутым обломом; у второй – левый край обломан, правый – полуострый вогнутый, дистал выпуклый обломанный. Огранка спинок у обоих параллельная (рис. 17,18); поперечное вогнутое скребло из полукраевого скола, размерами 40х51х15 мм; ударная площадка корочная, поперечное лезвие отделано крутой лицевой чешуйчатой глубокой ретушью крупных и средних размеров, в левом верхнем углу такой же ретушью выделен носик (рис. 19); 2) медиальный фрагмент пластинки, размерами 11х13х4 мм с полукрутой лицевой ретушью левого края и острым прямым лезвием по правому краю. Местонахождение Родники 2 имеет координаты 51°05,940′ с.ш., 50°30,084′ в.д., расположено на том же останце, что и Родники 1, в аналогичных геоморфологических условиях . Здесь собрано 13 артефактов, из сливного кварцитовидного песчаника преимущественно светло-серого цвета, иногда с примесью коричневого. Нуклевидные изделия: 1) трехгранный элювиальный обломок, у которого 1 грань плоская, 2 – грубо оббиты. По 1 ребру – оббивка с забитостью – лекало? По верхнему ребру – уплощающие сколы. Размеры 200х70х78 мм; 2) преформа призматического нуклеуса с выпуклым хорошо оббитым контрфронтом, размерами 144х80х79 мм. Ударная площадка грубофасетированная, дистал округлый, оббиты латерали. На месте фронта – бифасиально оббитое ребро (рис. 20); 3) преформа миндалевидного нуклеуса системы леваллуа, размерами 153х110х72 мм. Фронт выпуклый, подготовлен конвергентной оббивкой. Ударная площадка корочная гладкая. Латерали представляют собой ребра, дистал – корочную площадку. Контрфронт двугранный, подправленный с одной стороны. Кондиционных сколов нет (рис. 21); 4) бифасиально обработанная заготовка с двумя параллельными обломами. Оббивка грубая. Размеры 95х140х60 мм. Преформа? 5) элювиальный обломок клиновидной формы с 5-6 искусственными негативами, размерами 122х112х67 мм; 6) изделие в форме тетраэдра, размерами 125х106х71 мм. У него одна грань почти корочная, вторая – поверхность откалывания, третья выровнена конвергентной оббивкой, плоско-выпуклая; четвертая – вогнутая уплощенная. Возможно, это заготовка нуклеуса леваллуа; 7) элювиальный обломок легкой подправкой превращен во фронтальный нуклеус для пластин. Фронт наполовину корочный, с него сняты плохие сколы шириной 1.5-2 см; контрфронт и дистал корочные,
ударная площадка образована одним снятием. Размеры 113х106х71 мм; 8) обломок нуклеуса овальных очертаний, размерами 118х132х62 мм, очень невыразительный; 9) плоский элювиальный обломок овальной формы, размерами 82х75х33 мм с ретушью по длинным краям (рис. 22); 10) обломок ромбовидной формы, довольно свежий, размерами 72х57х30 мм. Бифасиальными сколами выделено извилистое лезвие; 11) из овального вторичного отщепа размерами 73х76х32 мм сделана заготовка нуклеуса леваллуа: на месте ударной площадки отщепа сделана двугранная двухфасеточная ударная площадка нуклеуса. По выпуклому левому краю отщепа прослеживается крупная лицевая ретушь, на дистале плохо различимая лицевая ретушь (сырье этого изделия близко к кварциту и вторичная отделка читается с трудом) (рис.23). В коллекции лишь два скола: 1) осколок полукраевого отщепа трапециевидной формы размерами 76х68х26 мм; 2) полупервичный (корка занимает 90% спинки) отщеп трапециевидной формы, размерами 80х93х28 мм, мелкой лицевой ретушью превращенные в выпуклое поперечное скребло. Местонахождение Родники 3 приурочено к роднику у подножия останца в 2.5 км к западу от пос. Родники. Координаты местонахождения 51°05,702′ с.ш., 50°27,301′ в.д. Здесь также наблюдаются выходы песчаников, пригодных для изготовления каменных орудий. Коллекция, собранная здесь, из-за недостатка времени очень малочисленна: всего 5 предметов: 1) грубоватый нуклеус системы леваллуа полукруглой формы размерами 150х89х56 мм. Ударная площадка образована двумя снятиями, имеет треугольную форму и размеры 140х43 мм; контрфронт корочный (на 40%). Частично оббит конвергентными сколами. Левый край представляет собой ровное ребро, правый край и дистал – извилистое ребро. Фронт выровнен конвергентными сколами, на нем виден негатив треугольного скола размерами 56х57 мм; 2) пятиугольная элювиальная плитка, размерами 98х83х28 мм с явными намеренными обломами краев: отвесными на четырех сторонах, крутым – на пятой; 3) орудие (?) из топоровидного элювиального обломка размерами 164х92х69 мм. Узкий конец корочный массивный, широкий бифасиально оббит крупными сколами с одной стороны, мелкими – с другой; 4) полукраевой скол овальной формы, размерами 72х58х33 мм, с крупной двугранной двухфасеточной ударной площадкой размерами 56х34 мм; 5) полукраевой отщеп, овальный, размерами 76х73х25 мм, нелеваллуа. Ударная площадка образована одним снятием, размерами 60х18 мм. Работами 2002 г. коллекции с местонахождений Родники 1-3 были значительно пополнены. Их анализ еще не закончен, но уже ясно, что материал здесь также неоднороден. Присутствуют материалы очень сильно дефлированные, средне- и слабодефлированные. В коллекции 2002 г. представлены нуклеусы разнообразных типов, отходы их производства, небольшое количество орудий.
Самое значительное открытие полевого сезона 2002 г. – обнаружение крупной стоянки-мастерской на горе Большая Ичка (Ешкитау). Гора Большая Ичка – вторая по высоте точка Западно-Казахстанской области – 254 м над уровнем моря. Она находится в 83 км к западу от г. Уральска, в 12 км к северо-западу от железнодорожной станции Шипово. Коническую вершину горы видно за десять километров. Гора обязана своим происхождением солянокупольной тектонике. Для соляных куполов характерно наличие небольших выходов верхнего, а иногда и нижнего мела среди отложений палеогена.. Размеры свода Ичкинского купола – 10х4х0,8 км. Его слагают слагают маастрихтские отложения верхнего мела. В основании маастрихта залегают известковистые конкреции желтовато-серого цвета. Вышележащие образования представлены белым, писчим мелом, иногда с желтовато-зеленоватым оттенком, плотным, слюдистым, прослоями слабопесчанистым, с включением черных пятен окиси марганца, пачкающим руки, при выветривании распадающимся на отдельные, звенящие при ударе, обломками с прослоями более крепкого, мелоподобного мергеля. В верхней части прослеживается сильно окремнелый мергель белого цвета с кремовым оттенком, плотный, крепкий, твердый, с точками ожелезнения. На размытой поверхности маастрихтских пород пластуются известняки датского яруса. Представлены они известняками зеленовато-белыми, часто с желтоватым оттенком, органогенными, мшанковыми, глинистыми, крепкими, песчанистыми, иногда с прослоями зеленой глины, с конкрециями пирита, переполненными обломками мшанок, спикулами и ядрами ежей. Отложения палеоцена залегают на размытой поверхности датских известняков. В их основании прослеживается 10-15-сантиметровый прослой сильно ожелезненной, ржаво-бурой глины с тонкими корочками лимонита, переполненный кристаллическим и сахаровидным белым гипсом, иногда с полуокатанными обломками подстилающего известняка. Выше пластуется толща глин, которая перекрывается мощной серией опоковидных пород. В подошве опоковой толщи повсеместно прослеживается пласт песчаника серовато-зеленого, опоковидного, плотного. Выше лежат опоки, иногда они в нижней части значительно опесчанены и связаны с подстилающим пластом песчаника постепенным переходом. Опоки серые, темно-серые до черных, очень плотные, крепкие, твердые, слюдистые, слегка песчанистые, прослоями и участками окремнелые, с редкими прослоями песчаников темно-серых с зеленоватым оттенком, крепких, твердых, мелкозернистых, с раковистым изломом, с острыми режущими краями. Вверх по разрезу опоки становятся более светлыми, серыми и светло-серыми с желтоватым оттенком, трепеловидными, песчанистыми. По плоскостям наслоения опоки слабо ожелезнены, содержат прослои песчаников, преимущественно в верхней части, серых, зеленовато-серых, опоковидных, плотных, с пятнами ожелезнения, мелкозернистых с включениями зерен глауконита. При выветривании опоки дают характерную скорлуповатую отдельность. Мощность опоковой толщи достигает 150-170 м. Она связана с описанными
выше песчаниками эоцена постепенным переходом. Песчаники разного возраста и разного качества, слагающие Ичкинский купол, служили неиссякаемым источником сырья для изготовления каменных орудий в эпоху древнего и позднего палеолита. На восточном склоне горы в небольшой лощине бьет родник с хорошей питьевой воды, впадающий в небольшой искусственный пруд (во время исследований пруд практически пересыхал). Гипсометрически выше родника сохранилась осиновая роща, покрывающая среднюю часть склона горы на уровне 90-100 м над окружающими степями (рис.24). Полоса осинника тянется поперек склона на расстояние около километра при ширине в 50-100 м. Осинки порослевого происхождения стоят очень часто, образуя сплетением своих ветвей настоящую чащу, на опушке густо разросся шиповник, а в подлеске, кроме него, присутствует жимолость, крушина, ракитник, вишня степная, чилига, бобовник, были яблони и черемуха. Осины имеют своеобразную форму, начинают усиленно ветвиться почти от поверхности земли. Средняя высота деревьев 7-11 м. Травяной полог довольно густ, но благодаря щебнистости почвы остается далеко не полным. Среди трав обильны типчак, ковыль, ассоциации которых окружают рощу, но вместе с ними встречаются виды, характерные для дубрав: ежевика, будра, земляника, рябчик, герань луговая, ветреница, сон-трава, шпажник, зверобой и др. По мнению В.В.Иванова, это свидетельствует о том, что недавно на месте колка существовала дубовая роща (Природа Уральской области и ее охрана, 1991, 1992). Из животных и птиц некогда многочисленны были дрофа и сурок-байбак; сейчас изредка встречаются стрепет, степной орел, степная гадюка; обычны заяц, лисица, степной жаворонок и др. В настоящее время гора Большая Ичка объявлена заповедником природы. Здесь запрещены все виды хозяйственной деятельности (добыча бутового камня, выпас скота и т.п.). Это накладывает определенные обязательства и на археологов. Раскопки здесь должны проводиться с максимальной осторожностью и бережностью, с обязательной рекультивацией раскопов. Артефакты, изготовленные из местных песчаников преимущественно светло-серых, были найдены практически на всей поверхности горы, но наиболее многочисленны они на восточном склоне в непосредственной близости от родника. Сначала здесь были проведены разведочные выборочные сборы каменных артефактов, которые составили более 200 экз. Они показали высокую концентрацию каменных изделий на склоне, видимо, здесь долгое время функционировала стоянка-мастерская. В месте наибольшей концентрации артефактов в средней части склона были сделаны сплошные сборы на площади 4х4 м.(рис. 25). Материалы были рассортированы и обмерены на месте, с тем, чтобы определить характер и размеры естественных обломков кварцитовидных песчаников и артефактов из них (рис.26, 27).
Разведочный раскоп показал огромную концентрацию каменных артефактов. На площади 1 кв. м и при глубине 35 см, было получено свыше 1 тыс. экз. каменных артефактов, представленных преимущественно нуклеусами, отходами их изготовления и раскалывания (рис 28, 29, 30). Анализ материалов еще не закончен. По предварительным результатам, артефакты, полученные из раскопа, относятся к позднему палеолиту. В то же время, и в раскопе, и в сборах с поверхности встречаются изделия более древние – из сливного кварцитовидного песчаника светло-коричневого цвета с залощенной поверхностью, из кварцитовидных песчаников с сильно разрушенной поверхностью и др. Восточный склон г. Ичка имеет ступенчатое, террасовидное строение. На горизонтальных поверхностях склона интенсивно накапливались рыхлые отложения и шел процесс почвообразования. К одной из таких ступеней в верхней части склона приурочена основная часть реликтовой осиновой рощи. На участке, лишенном древесной растительности, был заложен шурф 1 (рис.31, 32). На глубине 20-32 см были найдены 2 нуклеуса и отбойник. На более низкой ступени этого же склона, у бровки террасовидного уступа, был заложен шурф 2. В нем были найдены многочисленные, но малоинформативные обломки и осколки кварцитовидных песчаников (рис. 33,34). Материалы, полученные в результате полевых работ 2002 г. находятся в процессе изучения и описания, поэтому можно делать только предварительные выводы о памятнике. Уже ясно, что это – стоянкамастерская, существовавшая длительное время. Здесь были прекрасные условия для добычи сырья и производства нуклеусов и орудий, а также для жизни древних людей. Родник, в том или ином качестве, видимо, функционировал в течение многих тысячелетий. Роща, очевидно, в то время тоже существовала; какие виды деревьев, кустарников и травяных растений здесь произрастали, можно будет узнать из результатов спорово-пыльцевого анализа. В любом случае, здесь имелись все необходимые предпосылки для существования долговременного поселения-мастерской. Мастер для изготовления нуклеусов и орудий располагался в верхней части склона доминирующей над местностью вершины. С места его работы открывается прекрасный вид на прилегающую равнину. Отсюда легко было следить за передвижениями стад копытных или других животных. Стоянка основной части первобытного коллектива располагалась, очевидно, на более выровненной поверхности и сейчас перекрыта рыхлыми отложениями. Для ее поисков необходимо будет произвести тщательные поиски, подкрепленные данными геоморфологической и топографической съемки склонов и подножий горы Ешкитау, заложить серию шурфов и разведочных раскопов. Стоянка-мастерская Ешкитау имеет огромное значение не только для изучения древнего прошлого Западно-Казахстанской области и Казахстана, но вообще Евразии. В аридных регионах Евразии палеолитические
памятники с погребенными культурными слоями крайне редки, поэтому трудно переоценить возможность получения информации о палеоэкологических, палеоклиматических, хозяйственных условиях обитания наших далеких предков. ЛИТЕРАТУРА 1. Аристархова Л.Б. Подуральское плато и Прикаспийская низменность // Геология СССР. Т.XXI. Западный Казахстан. Ч.1. Геологическое описание. Кн. 2. М.: Недра, 1970. С.283-293. 2. Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т. Новые данные по каменному веку Прикаспийской низменности. В сб.: Исторична наука: проблеми розвитку /Материали Мижнародной науковой конференции 17-18 травня 2002 р. Секция «Археология». Луганськ 2002а. С. 3-8. 3. Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т. О палеолите Прикаспия. // Известия МОН РК, НАН РК. Серия общественных наук. 2002б. № 1. С. 3-15. 4. Артюхова О.А., Бексеитов Г.Т. Местонахождения каменного века на территории Прикаспийской низменности (Западно-Казахстанская область). По материалам исследований 2001 г. // Археологические исследования в Казахстане. Труды научно-практической конференции «Маргулановские чтения-14». Шымкент-Алматы, 2002в. С. 7-13. 5. Кушаев Г.А. Этюды древней истории степного Приуралья. Уральска: Диалог, 1993. С.12-14, 21,23, 65-67 и др. 6. Природа Уральской области и ее охрана. Уральск: Диалог, 1991. Ч.1; 1992. Ч.2, с.38-39. 7. Рамазанов С.К. Предварительная схема экологического каркаса ЗападноКазахстанской области // Современные проблемы геоэкологии и созологии. Алматы: Шартарап, 2001. С. 133-138. 8. Рельеф Казахстана: (Пояснительная записка к геоморфологической карте Казахской ССР масштаба 1:1 000 000). Ч.2. Алма-Ата: Fылым, 1991. С. 144-145. 9. Терещенко Т.А., Ахмеденов К.М. Геоэколлогические проблемы бассейна оз. Шалкар // Современные проблемы геоэкологии и созологии. Алматы: Шартарап, 2001. С. 375. 10. Филонец П.П. Казахстанские озера // Развитие географии в Казахстане: Материалы I Географического съезда КазССР. Алма-Ата, 1979. С.122125.
В.В. Ткачев ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ КУЛЬТУРНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ КОНЦА ЭПОХИ СРЕДНЕЙ – НАЧАЛА ПОЗДНЕЙ БРОНЗЫ В СТЕПНОМ ПРИУРАЛЬЕ (Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 02-01-00478а/В) Выделение в конце 70-х годов XX века синташтинско-новокумакского культурно-хронологического горизонта стало настоящим прорывом в решении проблем культурогенеза позднего бронзового века в УралоКазахстанском регионе. Изучение этого яркого культурного феномена открывает перспективы выяснения механизмов формирования общностей позднего бронзового века, и во многом объясняет природу поразительной близости срубно-алакульского материального комплекса. Однако эйфория от впечатляющих открытий последних трех десятилетий привела к тому, что разнообразные теоретические построения заметно стали опережать источниковедческий анализ материалов раскопок. Поэтому историкокультурные реконструкции зачастую базируются на весьма поверхностной и вольной трактовке археологических реалий. Наметилась также тенденция переноса исследовательских процедур в естественно-научную плоскость. Между тем, возможности традиционных археологических методов анализа источников отнюдь не исчерпаны. До сих пор не проработанными остаются вопросы классификации и типологии, что делает попытки выйти на уровень историко-культурных реконструкций уязвимыми для критики. В результате, поиск реальных исходных составляющих синташтинского и даже раннеалакульского (петровского) культурного комплекса, подменяется совершенно не подкрепленными археологическим материалом рассуждениями об участии энеолитических и раннебронзовых культурных образований в их генезисе, о «глубоком фоне ямных традиций». Более того, игнорирование элементарных методических требований к анализу археологических источников привело к появлению экстравагантной гипотезы о миграции носителей синташтинской культуры с Переднего Востока. Нет у исследователей и единства в понимании содержания и культурнохронологического соотношения синташтинских и раннеалакульских (петровских) древностей. Лишь отказавшись от превалирующего в последнее время ассоциативного восприятия материала и констатации неких «фоновых» характеристик, мы можем всерьез рассчитывать на выработку позитивной концепции культурогенеза. Определение культурной атрибуции и места конкретных культурных образований конца эпохи средней – начала поздней бронзы в системе относительной хронологии поможет лучше понять динамику культурных трансформаций в интересующее нас время.
Для корректного поиска субстратных составляющих синташтинского культурного комплекса, необходимо выяснить какие культурные образования среднего бронзового века в регионе непосредственно предшествовали Синташте, а, следовательно, могли хотя бы теоретически участвовать в ее формировании. До недавнего времени, степное Приуралье оставалось «terra inkognita» на археологической карте СБВ. Однако в последние годы удалось получить материалы, позволяющие хотя бы в общих чертах составить представление о заключительном этапе СБВ в регионе (СБВ-2). В пределах очерченной территории можно выделить три культурные группы предсинташтинского времени. Вольско-лбищенская культурная группа. Материалы этого типа в Приуралье происходят из двух пунктов. В грабительском ходе «Большого Дедуровского Мара» обнаружены каменные наконечники стрел, пест, костяные орудия и керамика (Богданов С.В., 1998, 21, 22, рис.6; 7) (рис.1). Серия впускных захоронений из кургана 4 VII Тамар-Уткульского могильника дает представление о погребальном обряде. Могильные ямы неправильных очертаний имеют незначительные размеры. Характерна линейная планиграфия. Костяки в сильно скорченном неестественном положении с многочисленными вторичными смещениями. Инвентарь: глиняный сосуд, бронзовые браслеты, шилья с упором, очковидная подвеска, пронизи из раковин моллюсков и реберчатые пастовые, костяная пряжка (там же, с.22, рис.10; 11). Еще один памятник такого рода расположен уже в лесостепной зоне, в пределах Башкирского Приуралья. Речь идет об известном Северо-Бирском могильнике (рис.1), исследованным К.В. Сальниковым (1967, с.118-121, рис.2, 15-27), который И.Б. Васильев (1999, с.77, 78) вполне оправдано относит к кругу памятников вольско-лбищенского типа. Формирование вольско-лбищенских древностей исследователи справедливо связывают с кругом шнуровых культур, и фиксируют отчетливые проявления катакомбных влияний (Васильев И.Б., 1999; Богданов С.В., 1998). Гораздо меньше определенности в вопросе об их хронологии. Возможно, многократно отмеченное сочетание в одном комплексе архаичных орудий с заведомо более поздними свидетельствует о некой хронологической «протяженности» во времени и относительной консервативности этого культурного явления. Не исключено, что вольсколбищенское население проживало в Волго-Уралье не только в период расцвета катакомбных культур, но и в предсинташтинское время. Памятники приуральской абашевской культуры. В степном Приуралье они представлены тремя могильниками (Белозерка I, Ибрагимово III, могильник у горы Березовой), керамическими сериями на ряде поселений (Халяпин М.В., 2000; 2001; Денисов И.В. и др., 2001). Надмогильные сооружения традиционны: монументальные каменные подкурганные и внутримогильные конструкции. О характере ингумации судить сложно. Инвентарь: бронзовые пронизи, колечки, желобчатые подвески, керамика.
Абашевские бронзовые нож и шило обнаружены в закрытом комплексе с позднекатакомбным горшком в бофре кургана 6 II Герасимовского могильника (Порохова О.И., 1992, рис.4). Синкретические абашевскокатакомбные материалы происходят из раннего стратиграфического горизонта могильника у горы Березовой (рис.2). Судя по облику керамики и металлическим изделиям (рис.2), эти материалы относятся к числу самых поздних абашевских памятников турбинского времени (по О.В. Кузьминой). Позднекатакомбная культурная группа. Обычно рассматривается в рамках 3-го этапа древнеямной культуры Приуралья (Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю., 1991; 1994) или поздней полтавкинской культуры (Кузнецов П.Ф., 1989). Погребения, как правило, впускные, в исключительных случаях с досыпками. Изредка встречаются основные захоронения. Могилы разнообразны: подбои, катакомбы, прямоугольные и квадратные ямы, иногда со ступенчатыми конструкциями. Костяки обычно покоятся в скорченном положении на боку (почти всегда на левом), положение рук весьма вариабельно. Ориентировка не устойчива. Охра использовалась не часто. Инвентарь скудный. Почти обязательно присутствие глиняного сосуда. Среди прочих находок можно лишь отметить костяные трубочки («флейты Пана»), железистую конкрецию и обломок бронзовой пластины из погребения Медведка 7/1. Керамика: реповидные горшки, сосуды с раздутым туловом на слабо выраженном поддоне, иногда с уступом при переходе к шейке, кубки, банки. Посуда орнаментирована «елочкой», паркетными и геометрическими мотивами, наколами уголка штампа, налепными украшениями, в качестве технологического орнамента можно расценивать «расчесы» (рис.3). Генезис данной культурной группы можно связывать с катакомбным миром в широком смысле. Достаточно выпукло просматриваются черты предкавказской (манычской), позднедонецкой и среднедонской (валиковый этап) культур. Позднекатакомбная культурная группа, по всей видимости, маркирует юго-западный импульс в сложении синташтинской культуры. Исключительно важными представляются возможность ее синхронизации и достаточно надежно документируемое наличие контактов с позднеабашевским населением Приуралья, роль которого в генезисе Синташты просматривается наиболее выпукло. Кроме того, это практически делает бесперспективными предпринимаемые в последнее время попытки поставить под сомнение хронологический приоритет Абашева перед Синташтой. Открытым, вероятно, следует оставить вопрос о возможности участия вольско-лбищенской культурной группы в формировании синташтинской культуры. Сопоставление систем погребальной обрядности, поиск типологических параллелей в вещевых комплексах дают весьма размытую картину. Более объективные свидетельства того, что вольско-лбищенское население было вовлечено в культурогенез ПБВ, как будто зафиксированы в
позднекатакомбных памятниках Нижнего Поволжья (Малов Н.М., Филипченко В.В., 1995), а также на Средней Волге (Васильев И.Б. и др., 1994). Поэтому вольско-лбищенский след скорее нужно искать в памятниках покровской линии развития. Синташтинская культурная группа. Памятники синташтинской культурной группы в степном Приуралье следует рассматривать в рамках первого периода позднего бронзового века (ПБВ-1). Достаточно уверенно выделяются два последовательных этапа в развитии Синташты, которые по наиболее известным памятникам можно назвать синташтинским и новокумакским. Прежде всего, следует отметить, что топографическая приуроченность синташтинских некрополей демонстрирует соблюдение единого стандарта на протяжении всего периода функционирования культуры. Синташтинские могильники, обычно, расположены на краю первой надпойменной террасы, либо на невысоком водоразделе у слияния небольших рек. Не менее устойчивой также являлась традиция совершения впускных захоронений в более древние насыпи. Хотя изначально синташтинской системе погребальной обрядности не был чужд и другой канон, предполагавший постепенное формирование насыпи за счет слияния (руинирования) сооружений над отдельными могилами, иногда с последующей досыпкой, свидетельством чему являются рвы у подножия многомогильных курганов. Надмогильные сооружения имели два стандарта планиграфического распределения погребений. Один из них характеризуется линейно-кольцевым размещением могил, при этом захоронения с престижными наборами инвентаря нередко занимают периферийную позицию. Второй предполагает расположение периферийных погребений по окружности вокруг центрального. Иногда могилы перекрывают друг друга без нарушения костяков, создавая своеобразные «ярусные» комплексы. Наряду с традицией совершения впускных захоронений, данный принцип организации кладбища является отражением катакомбных и северокавказских стереотипов в погребальной обрядности синташтинской культуры. Несколько иная ситуация фиксируется при анализе конструкций могильных ям. На раннем этапе они очень разнообразны: подбои, катакомбы, грунтовые ямы. Последние отличаются особой вариабельностью, при этом неизменно соблюдается главный семантический и конструктивный принцип: оформление полой погребальной камеры - склепа. Эта цель достигалась посредством сооружения ступеней, уступов, низко опущенных в материк заплечиков, канавок в стенках могилы, деревянных камер, перекрытых накатником. Иногда перекрытие опиралось на края ямы. В младенческих погребениях подобные конструкции встречаются гораздо реже. Основная идея, заложенная в конструкцию синташтинской могилы, также воспроизводит катакомбные и в какой-то мере северокавказские традиции погребальной обрядности.
Эволюция в конструкции могил прослеживается лишь в одном направлении: в сторону упрощения. Значительно меньше становится двухкамерных конструкций в горизонтальной плоскости. Наиболее распространенными становятся простые ямы, иногда имеющие перекрытия, опиравшиеся на столбы в углах могилы или на ее края. Изредка встречаются деревянные рамы на дне могил. Те же тенденции наблюдаются в манипуляциях с телами погребенных. На раннем этапе, помимо численно преобладающих погребений в слабо скорченном положении на левом боку, имели место альтернативные способы захоронения: вытянуто на спине, расчлененные и вторичные погребения. Канонизация поздних синташтинских погребальных стандартов проявилась в абсолютном господстве ингумации в позе адорации, варьирует лишь степень скорченности, хотя присутствуют и экстраординарные способы погребения. Менее разнообразными и богатыми становятся жертвенники в могилах. Вещевые комплексы из синташтинских захоронений, с одной стороны, характеризуются относительно устойчивой номенклатурой, отражая преемственность, а с другой – дают возможность более тонко проследить эволюцию материальной культуры (рис.4). Большинство типов изделий претерпевали изменения. Отдельные категории находок, известные в ранних памятниках, вовсе вышли из употребления. Изделия из металла. Сразу следует оговориться, что основной вклад в становление синташтинской металлургии и металлообработки внесла абашевская культура Приуралья. Воздействие позднекатакомбных и турбинских традиций менее отчетливо и носило, в основном, опосредованный характер. Наиболее представительной является коллекция ножей. В ранних памятниках присутствуют архаичные ножи с широким, либо узким черешком, плавно сопряженным с лезвием. Эти типы не известны в поздних памятниках. «Классические», восходящие к абашевским, ножи с намечающимся перекрестием и ромбической пяткой черенка, разнящиеся по ряду вторичных признаков (ширина черенка, наличие перехвата и т. п.), в поздних комплексах, как правило, утрачивают змеевидную головку. Окончание черенка у поздних ножей обычно приостренное или аморфное. Плоские топоры-тесла на ранней стадии имеют вытянутые пропорции и почти параллельные грани, что, наряду с присутствием в коллекции тесла с раскованной втулкой, вполне определенно указывает на следование абашевским традициям металлообработки. В дальнейшем эволюция тесел шла по пути расширения рабочей части и сужения пятки. Втульчатые тесла в поздней Синташте не известны. Вероятно, только на раннем этапе использовались черешковые наконечники стрел с рифленой нервюрой. Не отмечены пока в поздних памятниках находки крюков, типичные для погребений первого этапа. Размеры последних варьируют от миниатюрных до очень массивных. Иглы, шилья, в том числе стрекала, наконечники копий, по-видимому, существенно
не модифицировались. Производные от абашевских наконечники копий с раскованной втулкой уже в ранних синташтинских комплексах приобретают турбинские пропорции, однако развиваются в рамках традиционной технологии. Можно лишь отметить некоторое уменьшение их абсолютных размеров в поздних памятниках. Изделия из кости. Принципиальное значение имеет сопоставление диагностирующих с точки зрения определения хронологической позиции погребальных комплексов щитковых псалиев. В ранней группе синташтинских погребений присутствуют только дисковидные псалии с монолитными шипами. Судя по материалам могильника Танаберген II, у синташтинского населения Приуралья были в употреблении, по меньшей мере, два типа псалиев, подразделявшихся на подтипы: Дисковидные псалии с монолитными шипами, с большим центральным отверстием и маленькими дополнительными. Планка отсутствует. Этот тип псалиев считается наиболее архаичным и восходит к прототипам, известным по находке на поселении Баланбаш (Кузьмина Е.Е., 1980, рис.1; 1994, с.174, рис.37). Как правило, такие изделия отличаются небольшими размерами. Ближайшие аналогии представлены в синташтинских памятниках Зауралья (Генинг В.Ф. и др., 1992, рис.126, 1, 2; 171, 5). Крупные дисковидные псалии с монолитными шипами, с центральным отверстием, окаймленным с внешней стороны бортиком, образующим втулку, и дополнительным отверстием на щитке. Планка отсутствует. Практически идентичный псалий обнаружен в Потаповском могильнике в Среднем Поволжье (Васильев И.Б. и др., 1994, рис.33, 1). Типологически близкие изделия найдены в элитном погребении в ЗардчаХалифа у Самарканда (Kuzmina E., 2000, p.193, fig.14, 1, 2). Псалии с усеченным дисковидным щитком и трапециевидной планкой с выступами. Изделия имеют монолитные шипы, центральное отверстие на щитке, усиленное утолщением на внешней стороне, и дополнительные дырочки на планке. Точные аналогии этим предметам указать сложно, хотя некоторые фрагментированные находки в Зауралье могли быть вполне сопоставимыми (Генинг В.Ф. и др., 1992, рис.79, 9, 10). Указанные псалии соответствуют типам I A и II A по классификации, предложенной Е.Е. Кузьминой (1980, с.8, 9, рис.1; 1994, с.172-174, рис.37). Пряслица из обеих хронологических групп синташтинских погребений практически идентичны. Муфты от стрекал и черешковые наконечники стрел обнаружены пока только в ранних могилах. Но, судя по находкам из погребений западноалакульской культурной группы, генетически связанной с Синташтой, такие находки появятся в поздних синташтинских комплексах с накоплением источниковой базы. Обращает на себя внимание присутствие в закрытом комплексе с псалиями проколок. Изделия из камня. Самой яркой и многочисленной категорией находок из камня являются наконечники стрел. Для ранних памятников характерно
разнообразие типов: листовидные, треугольные с усеченным основанием, черешковые вытянутых пропорций, иногда с опущенными шипами. О номенклатуре использовавшихся наверший булав данных мало. Известны находки мраморной грушевидной булавы с бортиком из ранней могилы. С учетом материалов синташтинских некрополей Южного Зауралья, можно уверенно предполагать гораздо более обширный ассортимент этого вида изделий. Происходящие из погребений орудия, связанные с металлургией и металлообработкой (песты, молоты и пр.), очень близки на обоих этапах синташтинской культуры, наследуя катакомбную традицию. Хотя каменные растиральники или ступки найдены исключительно в ранних комплексах. Украшения. Гарнитур украшений синташтинской культуры чрезвычайно выразителен, однако с течением времени изменялся не очень существенно. Основная масса украшений восходит к абашевским ювелирным традициям. Но в то же время имеют место катакомбные, а также, возможно, северокавказские и даже среднеазиатские импорты. Металлические широкожелобчатые браслеты, округлые подвески в полтора оборота, в большинстве случаев обернутые золотой фольгой, пронизи из свернутой тонкой пластины, пастовые реберчатые пронизи и цилиндрический нарезной бисер отличаются единообразием на протяжении всего периода существования синташтинской культуры. Детали сложных составных накосников в виде комбинации орнаментированных накладок, обоймочек и пластинчатых подвесок, скрепленных низками пастовых бус, обнаружены в Приуралье в поздних комплексах. Но великолепные образцы типологически тождественных нагрудных (?) украшений из Большого Синташтинского могильника в Южном Зауралье, несомненно, относящегося к раннему этапу, позволяют расcчитывать в дальнейшем на подобные находки в степном Приуралье. Тем не менее, существуют достаточно надежные хронологические индикаторы, маркирующие ранние синташтинские памятники. Дело в том, что только в погребениях первого этапа встречены пастовые рожковые и бородавчатые бусы, распространенные в позднекатакомбных культурах, северокавказской и КМК, а также уникальные пастовые нашивные украшения в виде многоконечной звезды, демонстрирующие стилистическую близость с металлическими медальонами северокавказской культуры и имеющие среднеазиатские параллели в памятниках периода Намазга V-VI. Керамика. Это самая массовая категория инвентаря захоронений синташтинской культуры, и, безусловно, требует отдельного исследования. Поэтому ограничимся лишь наиболее общими замечаниями об основных тенденциях развития синташтинской посуды. Кратко охарактеризовать динамику гончарного производства синташтинской культуры можно двумя словами: упрощение и стандартизация. Устойчивыми являлись такие технологически особенности как примесь толченой раковины в тесте и
широкое распространение сосудов, изготовленных на твердом шаблоне, обернутом тканью. На ранней стадии глиняная посуда демонстрирует большое морфологическое разнообразие, что стало следствием сложения синташтинских гончарных традиций на многокомпонентной основе, при этом ведущую роль в их генезисе сыграли абашевская культура Приуралья и позднекатакомбные группы населения. В целом, синташтинскую посуду по морфологическим характеристикам можно разделить на четыре неравных в количественном отношении разновидности: горшковидные сосуды, банки, миски и блюда. Столь же непропорционально представлены градации типологической номенклатуры внутри этих групп. Вся синташтинская керамика плоскодонная, поэтому этот признак не может рассматриваться в качестве типообразующего. Горшковидные сосуды – наиболее многочисленная и разнообразная часть керамического комплекса. В общей сложности, горшковидные формы составляют почти 90 % выборки, и представлены во всех без исключения памятниках. По сути дела, можно выделит три типа горшковидных сосудов, некоторые из которых распадаются на подтипы. Применительно к синташтинским керамическим сериям, основаниями для типологического членения обсуждаемой группы сосудов являются особенности профилировки тулова и оформления придонной части. По этим признакам выделяются сосуды с ребристым профилем, сосуды с овальным туловом, кубкообразные сосуды. К числу вторичных признаков может быть отнесено наличие внутреннего ребра на отгибе венчика, однако этот показатель имеет принципиальное значение для культурной идентификации и хронологических построений, что диктует необходимость более дробной типологии. На позднем этапе острореберная керамика становится превалирующей и окончательно приобретает стандартные стройные пропорции, кроме миниатюрных сосудиков с отверстиями, сохраняющих ребро на середине высоты. Кубки и подколоколовидные горшки исключительно редки, как в прочем и банки. Миски исчезают вовсе, а сосуды с овальным туловом характеризуются небольшими размерами. Наличие внутреннего ребра на отгибе венчика утрачивает свою значимость, часть сосудов лишено этой конструктивной детали. Более скудным становится орнамент. Почти не известны сложные композиции, налепные валики заменяются каннелюрами, вместо лощения иногда практиковались расчесы. В глиняном тесте появляется примесь талька. Подводя краткие итоги предложенного обзора памятников синташтинской культуры в степном Приуралье, следует отметить, что изменения элементов погребального обряда, новации в типологии вещевых комплексов носили эволюционный характер. На это обстоятельство обратил внимание в одной из последних работ С.А. Григорьев (1999). Проанализировав материалы синташтинских памятников в южном Зауралье,
автор заметил, что хронологические различия улавливаются не столько за счет качественных показателей, сколь в силу накопления количественных изменений (Григорьев С.А., 1999). Действительно, провести четкую границу между двумя этапами синташтинской культуры невозможно. Да вряд ли в этом есть необходимость. Важно другое. Представленные материалы наглядно отражают основные тенденции эволюции синташтинской культуры, приведшие, в конечном счете, к ее трансформации. В ранних памятниках наиболее рельефно фиксируются субстратные составляющие синташтинской культуры. Возможность их вычленения обусловлена, прежде всего, отсутствием жесткой регламентации в погребально-поминальной практике. Памятники второго этапа отмечены нивелировкой всего комплекса стереотипов и характеризуют, в большей степени, внутреннюю динамику этого культурного явления, хотя отчасти отражают и направленность культурных связей. Западноалакульская культурная группа (доклассический период). Следующий период позднего бронзового века (ПБВ-2) ознаменовался формированием генетически связанного с приуральской группой памятников синташтинской культуры нового культурного явления в регионе западноалакульской культурной группы. Как правило, эти памятники рассматриваются в рамках ветлянского (по В.С. Горбунову) или сольилецкого (по Е.Е. Кузьминой) типа. Можно выделить два этапа функционирования западноалакульской культурной группы: петровский и кулевчинский. В степном Приуралье в настоящее время может быть выделена довольно представительная серия погребений петровского этапа, сосредоточенных в четырех некрополях. Следует отметить, что западноалакульская культурная группа имеет заметные отличия от синхронных культурных образований Урало-Казахстанского региона. Достаточно специфичный облик ей придает пограничное положение в контактной зоне со срубным ареалом. В то же время, это обстоятельство является большим подспорьем в определении хронологических позиций различных массивов памятников, так как дает в руки исследователей дополнительные данные для синхронизации. Отличительной особенностью некрополей петровского этапа западноалакульской культурной группы является традиция совершения впускных захоронений, унаследованная от приуральской группы памятников синташтинской культуры, где этот канон практически никогда не нарушался. В могильниках Танаберген II и Имангазы-Карасу в бассейне р. Илека раннеалакульские (петровские) погребения были впущены в насыпи, сооруженные над могилами СБВ. Но поистине уникальную возможность для выяснения культурно-хронологического соотношения синташтинских и раннеалакульских древностей удалось получить в кургане 7 могильника Танаберген II. Не менее 18 погребений интересующего нас времени были впущены в насыпь кургана, сооруженного над 17 синташтинскими могилами. При этом в ряде случаев отмечены факты прямой стратиграфии.
Планиграфическое распределение погребений в многомогильных курганах опять-таки свидетельствует о преемственности синташтинских и раннеалакульских погребальных стандартов. Однако в центре площадки с кольцевым размещением периферийных могил теперь обязательно совершалось индивидуальное захоронение с престижным инвентарем. Стремление подчеркнуть социальную ранжированность выпукло проявилось в появлении в этот период богатых усыпальниц отдельных индивидов, над которыми насыпалась индивидуальная насыпь небольших размеров (ЖаманКаргала I, 14/2; Обилькин луг III, к.14). Известны случаи перекрывания курганной насыпью двух престижных захоронений (Жаман-Каргала I, 23/3, 23/5). Типы внутримогильных конструкций и характер ингумации в наиболее архаичных погребениях западноалакульской культурной группы настолько близки синташтинским, что это нередко становится причиной ошибочной культурной идентификации (Денисов И.В., 2001). Однако практически исчезают типичные для синташтинских ям разнообразные грунтовые сооружения: заплечики, канавки в стенках, ступени уступы. Большинство могил вообще не имеют усложняющих деталей. Только в крупных ямах фиксируются перекрытия из дерева или камня, опиравшиеся на их края или столбовые конструкции. Между тем, известны подбои, восходящие к синташтинскому обряду. То же самое можно сказать о традиции совершения вторичных захоронений. Инвентарь из обсуждаемых погребальных комплексов лишь оттеняет отмеченное для системы погребальной обрядности сочетание традиций и относительных, а в ряде случаев и абсолютных, новаций. Морфологические характеристики керамики претерпевают значительные изменения, но в целом это связано с развитием синташтинских форм. Емкости с овальным туловом и острореберные сосуды утрачивают внутренне ребро на отгибе венчика, при этом внешнее ребро на последних располагается в верхней трети высоты, а шейка нередко имеет вогнутый профиль. Совершенно выходят из употребления чаши, блюда и другие редкие формы. Изменяются пропорции миниатюрных острореберных сосудиков с двумя противолежащими отверстиями. Возрастает число горшечно-баночных форм, сосудов с узкой шейкой, имеющей уступчатое сочленение с туловом, модифицируются кубки (рис.5). В орнаментации меняется стилистика. Характерная для синташтинской посуды рельефность орнамента практически сходит на нет. Только в исключительных случаях встречаются налепные шишечки, каннелюры становятся значительно шире и перемещаются, преимущественно, на шейку сосудов, лишь изредка присутствуют глубокие прочерченные и ямочные вдавления, глубоко посаженный зубчатый штамп. Достаточно разнообразны изделия из камня и кости. Однако наряду с перешедшими из синташтинской культуры практически без изменений типами, появляются и относительные новации. Почти выходят из
употребления массивные черешковые наконечники стрел с овальным сечением, а их место занимают плоские треугольные наконечники с усеченным основанием (рис.5). Принципиальное значение имеет присутствие в погребениях петровского этапа костяных псалиев, изготовленных из трубчатой кости (рис.5), что подтверждает точку зрения Е.Е. Кузьминой о более поздней хронологической позиции таких изделий в сравнении с дисковидными (Кузьмина Е.Е., (1994, с.181, 182, рис.37), хотя высказывалось мнение об их синхронности (Зданович Г.Б., 1985, с.110-119). Менее определенно можно говорить о псалиях из погребения Жаман-Каргала I, 14/2 (рис.5). Наличие вставных шипов обычно расценивается как относительно поздний хронологический показатель (Кузьмина Е.Е., 1994, с.174, рис.37). Однако их присутствие на некоторых экземплярах из синташтинских памятников Зауралья (Генинг В.Ф. и др., 1992, рис.114, 5) заставляет пока оставить этот вопрос открытым. Примечательно, что приуральские псалии развиваются в рамках южно-уральских традиций косторезного производства (Пряхин А.Д., Беседин В.И., с. 1998, с.33), хотя нужно заметить, что употребление вставных шипов более характерно для доно-волжских типов псалиев (там же, с.29), правда, по остальным конструктивным признакам параллели не наблюдаются. К сожалению, пока мы имеем достаточно смутное представление о гарнитуре украшений раннеалакульского населения петровского времени в степном Приуралье. Показательно, что встреченные в погребении ЖаманКаргала I, 23/3 золотые подвески в полтора оборота значительно крупнее синташтинских, имеют более узкий желобок и близкую к овалу в плане форму (рис.5). В типологическом ряде они занимают промежуточную позицию между круглыми широкожелобчатыми, типичными для синташтинских памятников, и овальными, в большей степени характерными для кулевчинского этапа алакульской культуры (рис.5), развитие которых приводит к появлению вытянутых восьмеркообразных подвесок, хорошо известных в алакульских и срубных древностях развитого этапа. Что касается изделий из металла, то они демонстрируют те же тенденции, что и другие категории находок. Ножи с намечающимся перекрестием и ромбическим, либо треугольным окончанием черенка несколько отличаются от синташтинских пропорциями, но более характерны ножи с приостренным черенком. Практически не встречаются тесла с параллельными гранями, зато широко распространены изделия с расширенным лезвием. Известны также и оригинальные изделия, выполненные по очень архаичным технологиям (рис.5). Показательно, что совершенно выходят из употребления наконечники копий с раскованной втулкой. Зато есть основания предполагать заимствование из среды носителей сейминско-турбинских металлургических традиций технологии изготовления наконечников с литой втулкой, о чем как будто свидетельствует находка из разрушенного погребения у г. Орска (Формозов А.А., 1951, рис.32), вероятно, относящегося к петровскому времени.
Проблема сейминско-турбинских влияний на культурогенетические процессы в Урало-Казахстанском регионе в начале ПБВ подробно рассмотрена в специальной работе (Ткачев В.В., 2001а). Новейшие открытия в Волго-Уралье хорошо согласуются с высказанными ранее предположениями. В Среднем Поволжье самарскими археологами исследован Грачевский II могильник, в котором обнаружены выразительные сейминские импорты (Кузнецов П.Ф. и др., 2000, с.80-83, рис.9; Кузнецов П.Ф., 2000, с.76-80, рис.8). Авторы совершенно справедливо указывают, что данный памятник вобрал в себя потаповские и покровские черты (Кузнецов П.Ф. и др., 2000, с.82-83). Почти одновременно оренбургскими исследователями был раскопан участок грунтового некрополя у горы Березовой в Приуралье (Халяпин М.В., 2001). По ряду позиций он сопоставим с могильником Грачевка II, но сейминские традиции представлены еще более рельефно. Любопытно, что убедительные параллели можно отметить по целому ряду культурообразующих признаков, начиная с планировки кладбища и характера ингумации, и заканчивая серией находок, жесткие аналогии которым имеются в сейминских некрополях Западной Сибири и Волго-Камья (Халяпин М.А., 2001, с.417-425, рис.2). Видимо, именно с этими памятниками следует синхронизировать комплексы петровского этапа алакульской культуры. В таком случае становится понятным происхождение выразительных раннесрубных (протосрубных) проявлений в описанной выше серии памятников раннего (петровского) этапа западноалакульской культурной группы. Существенные изменения происходят на следующем кулевчинском этапе. В пределах степного Приуралья они концентрируются, преимущественно, в бассейне Илека. Некрополи обычно располагаются на достаточно высоких участках надпойменных террас. Курганы, число которых, как правило, не превышает двух десятков, размещаются на площади могильников либо цепочками, либо кучно, без видимой системы. Размеры насыпей незначительны: от 8 до 20 м в диаметре и от 0,15 до 1,0 м высотой. К числу подкурганных сооружений можно отнести ровики, оградки из деревянных столбов, исключительно редки каменные конструкции. Количество погребений под одной насыпью варьирует от 1-2-х до 30. В многомогильных курганах прослеживается тенденция к кольцевому расположению периферийных захоронений по отношению к центральным социально значимым погребениям. Судя по тому, что в ряде некрополей основную часть погребенных составляли взрослые индивиды (ВосточноКурайли I), демонстрируя аномальную демографическую картину, можно предположить наличие сепаратных детских кладбищ. Известны также могильники, где детские захоронения вовсе отсутствовали (Жаман-Каргала II). Подавляющее большинство могильных ям имеет прямоугольную форму, иногда с сильно закругленными углами, что придает им овальные очертания. В отдельных случаях фиксируются уступы, отмечены подбойные
конструкции. Часто могилы перекрыты деревянными плахами или каменными плитами. Последние иногда использовались для облицовки стен погребальных камер. В некоторых могилах отмечены органические подстилки, посыпка дна мелом или углями. В погребениях и за их пределами нередко располагались жертвенники в виде черепов и конечностей животных, сопровождаемые глиняным сосудом, часто перевернутым вверх дном. Основным обрядом захоронения является ингумация в позе адорации на левом, реже - правом боку. Степень скорченности различна, иногда можно предполагать связывание покойника. Значительный процент составляют вторичные и расчлененные погребения. Зафиксированы также случаи кремации и помещения покойного в вытянутом на спине положении. Широко распространенной является ориентировка погребенных головой на северовосток, хотя присутствуют примерно в равной пропорции и прочие, в том числе и общеалакульская западная. Погребения обычно индивидуальные, хотя имеют место парные, двойные, либо коллективные, в отдельных случаях размещающиеся ярусно. Основу вещевых комплексов составляет керамика. Ведущими типами глиняной посуды являются горшки с ребром в верхней трети высоты, с уступчатым плечом и промежуточных форм. Менее значительную часть составляют банки и плавно профилированные сосуды различных пропорций. Отдельно следует отметить находки маленьких горшочков с отверстиями для подвешивания или крепления крышки, воспроизводящих в миниатюре наиболее статистически массовый тип острореберной посуды. Самыми распространенными элементами орнамента являются горизонтальные линии, зигзаг, ямочные вдавления, заштрихованные треугольники и ромбы (рис.5). В качестве отощителя в формовочной массе использовалась, в основном, толченая раковина. Важным этнографическим показателем традиционно признаются украшения. Поэтому принципиальное значение имеют находки деталей сложных составных накосников, представлявших собой комбинации бронзовых орнаментированных накладок, обоймочек и плоских подвесок, скрепленных низками пастового бисера. Встречаются также бронзовые желобчатые височные подвески слегка вытянутых пропорций (овальные) с заходящимися концами, браслеты, чаще всего желобчатые, серьги из круглой в сечении проволоки или свернутой фольги, пронизи. Следует заметить, что наряду с широкожелобчатыми украшениями присутствуют и узкожелобчатые (рис.5). Достаточно разнообразны бронзовые орудия, представленные преимущественно предметами вооружения. Это плоские топоры-тесла, различные типы ножей, большей частью с намечающимся перекрестием, причем особой вариабельностью отличается характер оформления окончания черенка: завершение может быть ромбическим, приостренным, прямым, округлым. В погребении Близнецы 1/6 обнаружен наконечник копья с литой
втулкой, имеющей манжету у основания, из захоронения Увак 15/8 происходит бронзовый наконечник стрелы или дротика. Известны находки втульчатых долот, шильев, иголок с ушком (рис.5). Не менее представительны коллекции костяных и каменных предметов. Первая включает в себя сегментовидные щитковые псалии с монолитными и вставными шипами, цилиндрики с округлым или квадратным отверстием (навершия клейнодов или муфты стрекал?), пряслица, черешковые и втульчатые четырехгранные наконечники стрел. Каменные изделия, встреченные в могилах, связаны как с военным делом (наконечники стрел, булавы, топор), так и с производственной сферой, в основном, с металлообработкой (песты, молоты и пр.) и гончарством (лощила) (рис.5). Выделенные этапы развития западноалакульской культурной группы органично вписываются в более общую культурно-хронологическую схему в рамках второго периода позднего бронзового века (ПБВ-2) УралоКазахстанского региона. Памятники петровского этапа известны лишь на границе степи и лесостепи по обе стороны Уральского хребта, а также в Северном Казахстане. Достаточно узкая локализация наиболее архаичных алакульских памятников представляется совершенно естественной, учитывая генетическую связь синташтинской и раннеалакульской культур. Трансформация синташтинской культуры Южного Урала стимулировалась внешним импульсом из среды носителей сейминских металлургических традиций. На кулевчинском этапе был освоен практически весь ареал алакульской культуры развитого («классического») этапа. Памятники этого времени, помимо указанных районов, распространяются в Притоболье, вплоть до предтаежной зоны (Потемкина Т.М., 1985; Матвеев А.В., 1998), в Центральный Казахстан (Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж., 1992; Ткачев А.А., 1999). Отдельные группы раннеалакульского населения, вероятно, проникали даже в оазисы Средней Азии (Kuzmina E., 2000). Памятники кулевчинского этапа демонстрируют некоторую неоднородность, что открывает перспективы внесения более тонких хронологических градаций. Нужно отметить, что региональная специфика отдельных массивов раннеалакульских памятников на Южном Урале и в Казахстане обусловлена целым комплексом причин. В большинстве районов генезис раннеалакульских древностей носил миграционный характер, что неизбежно приводило к нарастанию элементов дивергенции в условиях отрыва от исходного ядра. Некоторое своеобразие ряда территориальных групп связано с присутствием автохтонного компонента, хотя последний вряд ли мог существенно влиять на выработку основных культурообразующих признаков формирующейся культуры. Кроме того, в периферийных районах существенную роль играли контакты с соседними культурными образованиями. Таким образом, на сегодняшний день в пределах Урало-Казахстанского региона лишь в степном Приуралье удалось выделить весь спектр
культурных образований конца эпохи средней – начала поздней бронзы, что позволяет составить реальное представление о динамике культурных трансформаций. Вероятно, приуральские степи играли значительную роль в период функционирования Волго-Уральского очага культурогенеза (Бочкарев В.С., 1991; 1995) на заре позднего бронзового века. ЛИТЕРАТУРА 1. Богданов С.В., 1998. Большой Дедуровский Мар // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.2. Оренбург. 2. Бочкарев В.С., 1991. Волго-Уральский очаг культурогенеза эпохи поздней бронзы // Социогенез и культурогенез в исторической перспективе. Спб. 3. Бочкарев В.С., 1995. Карпато-Дунайский и Волго-Уральский очаги культурогенеза очаги культурогенеза эпохи бронзы // КИД. 4. Васильев И.Б., 1999. Поселение Лбище на Самарской Луке и некоторые проблемы бронзового века Среднего Поволжья // Вопросы археологии Урала и Поволжья. Самара. 5. Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге. Самара. 6. Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1994. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге. Самара. 7. Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В., 1992. Синташта. Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Ч.1. Челябинск. 8. Григорьев С.А., 1999. Древние индоевропейцы. Опыт исторической реконструкции. Челябинск. 9. Денисов И.В., 2001. Могильники эпохи бронзы Обилькина Луга близ Соль-Илецка // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.V. Оренбург. 10.Денисов И.В., Иванов В.А., Исмагилов Р.Б., 2001. Новые древности с территории Южного Урала // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.5. Оренбург. 11.Зданович Г.Б., 1985. Щитковые псалии Среднего Приишимья // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья. Челябинск. 12.Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж., 1992. Культура древних скотоводов и металлургов Сары-Арки. Алма-Ата. – 245 с. 13.Кузнецов П.Ф., 1989. Полтавкинская культурно-историческая общность. Препринт. Свердловск-Куйбышев. 14.Кузнецов П.Ф., 2000. Свидетельства контактов потапово-синташтинских и сейминско-турбинских памятников начала поздней бронзы // Взаимодействие и развитие древних культур южного пограничья Европы
и Азии. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения И.В. Синицына. Саратов. 15.Кузнецов П.Ф., Мочалов О.Д., Семенова А.П., Хохлов А.А., 2000. Новые материалы к проблеме культурогенеза эпохи поздней бронзы в ВолгоУралье // Взаимодействие и развитие древних культур южного пограничья Европы и Азии. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения И.В. Синицына. Саратов. 16.Кузьмина Е.Е., 1980. Еще раз о дисковидных псалиях Евразийских степей // КСИА. Вып.161. М. 17.Кузьмина Е.Е., 1994. Откуда пришли индоарии? Материальная культура племен андроновской общности и происхождение индоиранцев. М. 18.Малов Н.М., Филипченко В.В., 1995. Памятники катакомбной культуры Нижнего Поволжья // Археологически вести, № 4. Спб. 19.Матвеев А.В., 1998. Первые андроновцы в лесах Зауралья. Новосибирск. 20.Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю., 1991. Древнеямная культура Приуралья (по материалам Оренбургской области) // СА, № 2. 21.Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю., 1994. Памятники древнеямной культуры на Илеке. Екатеринбург. 22.Порохова О.И., 1992. II Герасимовский курганный могильник в Оренбургской области // Древняя история населения Волго-Уральских степей. Оренбург. 23.Потемкина Т.М., 1985. Бронзовый век лесостепного Притоболья. М. 24.Пряхин А.Д., Беседин В.И., 1998. Конская узда периода средней бронзы в Восточноевропейской лесостепи и степи // РА, № 3. 25.Сальников К.В., 1967. Очерки древней истории Южного Урала. М. 26.Ткачев А.А., 1999. Особенности нуртайских комплексов Центрального Казахстана // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып.2. Тюмень. 27.Ткачев В.В., 2001а. Сейминско-турбинский феномен и культурогенез позднего бронзового века в урало-казахстанских степях // УАВ. Вып.3. Уфа. 28.Формозов А.А., 1951. Археологические памятники в районе Орска // КСИА. Вып.XXXVI. М-Л. 29.Халяпин М.В., 2000. Новые Абашевские материалы из Оренбуржья // Проблемы изучения энеолита и бронзового века Южного Урала. Орск. 30.Халяпин М.В., 2001. Первый бескурганный могильник синташтинской культуры в степном Приуралье // Бронзовый век Восточной Европы: характеристика культур, хронология и периодизация. Материалы международной научной конференции «К столетию периодизации В.А. Городцова бронзового века южной половины Восточной Европы». Самара.
31.Kuzmina E., 2000. Origins of Pastoralism in the Steppes of Eurasia // Late prehistoric Exploitation on the Eurasian Steppes. Cambridge.
Рис.1. Инвентарь из погребальных памятников вольско-лбищенской культурной группы. 1-16, 9-17 – Большой Дедуровский Мар; 7, 8, 18-27 – Тамар-Уткуль VII; 28-40 – Северо-Бирский могильник.
Рис.2.
Инвентарь из погребальных памятников приуральской абашевской культуры. 1-15 – Белозерка II; 16-34 – Ибрагимово III; 35-52 – могильник у горы Березовской.
Рис.3. Инвентарь из погребальных памятников позднекатакомбной культурной группы. 1 – Бодырево I; 2-5 – Медведка; 6, 7, 11 – Герасимовский II; 8, 9 – хутор Барышников; 10 – ВосточноКурайли I; 12 – Ефимовка IV; 13-16 – Шумаево II; 17, 19, 20 – Покровка VIII; 18 – Новотроицкий I; 21, 22 – Учебный полигон; 23 – Кардаилово I.
Рис.4. Инвентарь из погребальных памятников синташкинской культурной группы. 1-65 – Танаберген II; 66, 67, 74, 75, 81, 83, 84, 92-94, 98-108, 110, 111, 113-115, 118-120 – Жаман-Каргала I; 68-72, 74, 76, 79, 90, 91 – Ишкиновка I; 78, 80, 82, 85, 95, 97, 112 – Новый Кумак; 86, 87, 109, 117 – Герасимовский II.
Рис.5. Инвентарь из погребальных памятников западноалакульской культурной группы. 1-8, 10, 11, 39, 53, 56 – Танаберген II; 9, 13-15, 17-19, 28, 36-38, 47 – Имангазы-Карасу; 12, 16, 20, 29, 33, 34, 40-46, 48-52 – Жаман-Каргала I; 24-27, 30, 32, 35, 54, 55 – Обилькин луг III; 57 – погребение у г.Орска; 58, 68, 101, 105 – Обилькин луг II; 59, 61, 62, 64-67, 69, 70, 73, 83-86, 89, 90, 92, 96, 100, 102, 104, 106 – Восточно-Курайли I; 60, 72, 76, 87, 103, 107 – Жаман-Каргала II; 63, 65 – Обилькин луг III; 74, 77, 78, 81, 91 – Учебный полигон; 82, 88, 93, 109 – Ульке I; 71, 75, 80, 88, 94, 95, 98, 108 – Васильевка III; 110 – Близнецы.
С.Ю.Гуцалов, А.А. Бисембаев.
ПОГРЕБЕНИЯ ПРОХОРОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ ЮЖНЕЕ г.ОРСКА В 1998 - 2000 гг. археологической экспедицией Актюбинского госуниверситета им. Х. Жубанова проводились раскопки курганных могильников у излучины р. Урала в 30-50 км южнее г. Орска. Обращают на себя внимание целый ряд открытых здесь погребений эпохи раннего железа. Публикации их и посвящена данная статья. Могильник Салтак I. Находился в 2,5 км к югу от русла р. Урал, в 22 км к ССЗ от пос. Херсон. Большая часть материалов раскопок данного некрополя была опубликована ранее (Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю., 1998), где дано описание могильника и поэтому в данной статье оно приводиться не будет. Курган № 5, самый большой в группе, располагался в центре могильника (рис. 1,I). Представлял собою земляную с включением камня насыпь полусферической в разрезе формы. Диаметр ее 14 м, высота - 1,0 м. После снятия насыпи по центру на уровне погребенной почвы выявлена конструкция из каменных плит, имевшей вид кольца внешним диаметром 7,5-8 м, внутренний диаметр составлял 5,5 м (рис.1, II). Кольцо имело разрыв длиной 2,5 м в восточной части. С внешней стороны оно опиралось на глиняно-гравийный вал шириной 2-2,5 м и высотой 0,6 м. В центре насыпи по бровке наблюдался каменный завал. Под ним была выявлена могильная яма неправильной прямоугольной формы размерами: 1,55х2,6 м. От поверхности до дна она была заполнена плитняком. Вдоль восточной стенки прослежена ступенька шириной 25 см и высотой 70 см. В этом месте в засыпи было значительно больше грунта. Могила оказалась ограбленной в древности. В ней на разных уровнях встречались раздробленные кости человека. Из вещевого инвентаря удалось найти только один бронзовый втульчатый наконечник стрелы (рис.3,6). Могильник Салтак II. Располагался на пологом возвышении к северу от одноименного ручья и в 150 м к западу от мог-ка Салтак I. Состоял из 14 объектов, растянувшихся по цепочке с С на Ю на 190 м (рис.1,I). К интересующему нас времени относился один курган (№ 6). Курган № 6 находился в южной части некрополя. Представлял собой полусферическую земляную насыпь с включением камня диаметром 12 м и высотой 0,75 м. С южной стороны визуально прослеживался ров. После снятия гумусного слоя обнажилась каменная конструкция, состоявшая из кольца диаметром 9-9,5 м (внутренний диаметр 6 м), имевшего разрывы по периметру, и каменной крепиды диаметром 5 м - в центре. Часть камней кольцевой конструкции упала во внешнюю сторону (рис.2). Материковый
слой выявлен на глубине 1 м. Кладка из камней продавилась на глубину 0,3 м. В юго-восточном секторе на погребенной почве прослежено мощное пятно прокаленной земли диаметром 2,5 м и толщиной до 15 см (рис.2). Могила № 1 выявлена в районе прокала в 1 м к ЮВ от центра кургана. Она представляет собой неправильный прямоугольник с округленными углами. Размеры: 0,9х2,0 м. Ориентирована длинной осью по линии В-СВ – З-ЮЗ. Засыпь состояла из перемешенных комков глины и каменных плит. В засыпи на глубине 10 см в прокаленной почве лежали два детских черепа и раковина Griphea. Ниже этих находок прослежены остатки сгоревшего деревянного перекрытия, - тонкие жерди, положенные вдоль длинных стен (рис.3, II). На дне ямы на глубине 1,1 м от уровня погребенной почвы лежал скелет взрослого человека, вытянуто на спине, головой на З-ЮЗ. У югозападного угла ямы за головой скелета находились позвонки, лопатка и передняя нога овцы. Часть хребта с тазовой костью лежали у левого колена (рис.3,I). Инвентарь был представлен следующими предметами: 1. железный нож (рис.3,2) - среди костей овцы за головой; 2. глиняный лепной сосудик (рис.3,3) - у позвонков овцы; 3. лепной плоскодонный сосуд (рис.3,1) - стоял у локтя правой руки; 4. пять бронзовых наконечников стрел (рис.3,11-15) - лежали у левого плеча; 5. два железных наконечника стрел (рис.3,9,10) - справа от головы; 6. костяной наконечник стрелы (рис.3,8) - у кисти левой руки. Могила № 2 выявлена в северо-западном секторе. Она вытянута по оси СЗ-ЮВ. Представляла собой катакомбу. Длина входной ямы - 1,6 м, ширина 0,7 м. Вход в яму был забит каменными плитами. В засыпи прослежены остатки дерева. На глубине 1 м от уровня погребенной почвы вдоль юговосточной стенки шла ступенька шириной 40 см, вдоль северо-западной прорыт широкий подбой (S - 1,1 м). Дно его заглублено до 1,8 м. Длина подземной камеры 1,85 м, ширина - 1,1 м. На дне беспорядочно валялись кости человека, среди которых обнаружен бронзовый наконечник стрелы (рис.3,5) и фрагмент железного браслета (рис.3,7). Могильник Кенсайран. Расположен в межгорной долине на пологом возвышении в 0,5 км к З от речки Тересбутак (Медес), в 8 км к С от пос. Херсон и 1 км к ЮЗ от зимовки Кенсайран. Состоит из 24 объектов курганов и каменных выкладок, расположившихся на площади 200х210 м двумя группами, вытянутых по цепочке с З на В в 100 м друг от друга (рис.4,2). К эпохе раннего железа относилось четыре объекта. Курган № 2 расположен по центру могильника. Насыпь в плане овальной формы, вытянутая с С на Ю, была земляной с включением камней, которые выступали на поверхности. Диаметр ее 10-11 м, высота - 0,3 м. После снятия насыпи обнажилась ориентированная с С на Ю каменная конструкция, имевшая вид трапеции (6,5-9х11 м), разделенной продольной
перемычкой (рис.4,1). В северо-восточном углу на глубине 30 см найдена трубчатая кость человека. У южной стенки на глубине 40 см была встречена трубчатая кость крупного животного. В южном секторе на погребенной почве прослежены остатки кострища (прокаленная земля и угольки). На уровне погребенной почвы выявлено два могильных пятна. Вокруг могилы № 1 прослежен мощный выкид толщиной до 30 см, который накладывался на насыпь (серый суглинок), лежавшую над могилой № 2 (рис.4,I). Могила № 1 выявлена по центру кургана в западном отсеке каменной конструкции. Ее общие размеры: 2,0х2,4 м. Ориентирована длинной осью с Ю-ЮВ на С-СЗ. Над могилой, в 1,8 м к Ю от центра кургана выявлены в сочленении тазовая и бедренная кости человека. Засыпь состояла из плитняка и комков глины, среди которых встречались угольки. В засыпке могилы найден лепной круглодонный лепной сосудик (рис.6,29). Вдоль западной стенки на глубине 1,25 м от уровня погребенной почвы была вырублена ступенька шириной 0,4-0,6 м. Погребальное ложе вскрыто на глубине 1,45 м. Длина его 2,3 м, ширина 0,7-1,0 м. По центру лежали остатки скелета взрослого человека (череп, верхняя часть позвоночника, левая плечевая и лучевые кости), судя по которым, погребенный лежал вытянуто на спине головой на Ю-ЮВ (рис.5,I,2). Кости правой руки и ноги лежали за головой и справа от черепа. В могиле сделаны следующие находки: 1. 46 бронзовых наконечников стрел (рис.5,II,2-47) - лежали вокруг остатков скелета; 2. железный меч (рис.5,II,1) - найден в обломках у восточной стенки против правого плеча и за головой; 3. две бронзовые ворворки (рис.5,II,48,49) - в юго-восточном углу среди обломков меча и наконечников стрел; 4. 5 сердоликовых, 4 стеклянных бусины и 2 бронзовых пронизочки (рис.5,I,3-8) - у шейных позвонков человека; 5. 4 каменных плитки со следами красной охры (рис.5,I,9-11) - у ступеньки, слева от черепа; 6. кусочки красной охры - там же; 7. лепной круглодонный сосуд (рис.5,I,1) - стоял в северовосточном углу. Могила № 2 выявлена в 2 м к востоку от центра кургана в восточном отсеке каменной конструкции. Ее общие размеры: 1,9х2,7 м. Яма ориентирована длинными стенками с С на Ю. Засыпь ее состояла из глины с включением каменных плит. На глубине 0,6 м по углам могильной ямы найдено 20 бронзовых наконечников стрел (рис.6,3-23). Вдоль восточной стенки на глубине 1,0 м от уровня погребенной почвы была вырублена ступенька шириной 0,7 м. Погребальное ложе вскрыто на глубине 1,2 м. Длина его 2,6 м, ширина 0,8 м. По центру ямы лежал обезглавленный скелет взрослого человека - вытянуто на спине, головой на Ю-ЮВ (рис.6,1). В
северном конце у ног найдена трубчатая кость овцы. Инвентарь захоронения был представлен следующими предметами: 1. костяной наконечник стрелы (рис.6,20) - лежал возле левой бедренной кости; 2. железный меч (рис.6,25) - лежал у восточной стенки вдоль скелета от плеча до колена левой ноги; 3. бронзовая ворворка (рис.6,26) - у острия меча; 4. железный колчанный крючок (рис.6,24) - слева от таза; 5. наконечник железной пики (рис.6,30) - там же; 6. железная пряжка (рис.6,27) - там же; 7. железный нож (рис.6,31)- лежал возле ступеньки против правой бедренной кости; 8. лепной глиняный сосуд (рис.6,28) – стоял в северо-восточном углу. Курган № 6 расположен в южной части могильника. Он имел уплощенную насыпь высотой 0,1 м и диаметром 5 м. По центру кургана зафиксирована каменная крепида квадратной формы, ориентированная стенками по сторонам света, размерами 4х4 м (рис.7,I). По центру насыпи выявлена могильная яма широтной ориентировки, размерами 1,5х2,6 м. Засыпь состояла из глины вперемешку с камнями, среди которых встречались угольки. Погребение № 1 открыто на глубине 15 см от уровня погребенной почвы. По центру ямы лежал скелет взрослого человека вытянуто на спине головой на З-ЮЗ (рис.7,1). Руки вытянуты, ноги лежали прямо. Против тазовых костей лежал во фрагментах лепной сосуд (рис.7,3). Погребение № 2 находилось на глубине 1,2 м. Скелет взрослого человека располагался вытянуто на спине головой на З-ЮЗ (рис.7,2). Кости рук - вытянуты вдоль туловища, кости ног лежали прямо. Против локтя левой руки лежали кости конечности овцы. Тазовая кость овцы - в ногах, за ступнями. Инвентарь могилы представлен следующими вещами: 1. бронзовый колчанный крючок (рис.7,4) - слева от таза; 2. 7 бронзовых наконечников стрел (рис.7,7-13) - вдоль левой бедренной кости; 3. бронзовая игла (рис.7,5) - у левого колена; 4. железный нож (рис.7,6) - у стенки, возле костей овцы; 5. бронзовый предмет (рис.7,5) - там же. Курган № 9 находился в северной части могильника. Представлял собой земляную полусферическую в разрезе насыпь диаметром 16 м и высотой 0,6 м, на поверхности которой выступали камни. В насыпи, уже на первом штыке и ниже, по большей части в восточной половине встречались различные находки: бронзовые наконечники стрел (всего 28 шт.) (рис.8,II,332); фрагменты железного меча (рис.8,II,33); обломок железного ножа (рис.), фрагменты керамики (рис.8,II,9), а также фрагменты костей человека. После снятия грунта обнажилась каменная подкурганная конструкция. Она
представляла собой крепиду, покрывавшую всю площадь кургана (рис.8,I,1). На погребенной почве прослежен глиняно-гравийный вал, местами укрепленный плитами, диаметром до 7,5 м, мощностью 30 см и шириной 11,2 м (рис.8,I,1). В центре кургана на уровне погребенной почвы зафиксировано кольцо из вертикально поставленных каменных плит, диаметром около 3 м. Внутри этого сооружения наблюдались остатки кольцевого кострища диаметром более 2 м (рис.8,I,2). Могила № 1. Под данной конструкцией зафиксировано могильная яма Гобразной формы общим размером 2,5х3,25 м. Ориентирована она с С на Ю. Глубина в южной части -0,8 м, в северной - 1,4 м. Скорее всего - это разрушенная ограблением катакомба, подземная камера которой располагалась в восточной части могилы. В ее засыпи встречено четырео бронзовых наконечника стрел и фрагменты костей человека. Западнее центральной могилы обнаружена могильная яма № 2 1 . В насыпи, над ее юго-западным углом в 10 см зафиксированы остатки плоского каменного жертвенника (рис.8,II,2). Курган № 10 находился на южной периферии могильника. Представлял собой земляную насыпь диаметром 14 м, высотой 0,8 м. На ее поверхности наблюдались выступающие из земли каменные плиты. По центру кургана под дерновым слоем зафиксирована каменная крепида диаметром 6,5 м. В центре кургана часть плит крепиды просела на глубину до 40 см. На уровне погребенной почвы обнаружено каменное кольцо диаметром 11 м, опирающееся на глиняно-гравийный вал мощностью 20-30 см. В северовосточной части каменного кольца имелся разрыв шириной до 4 м (рис.9,I,1). Могильная яма обнаружена по центру насыпи. Она имела прямоугольную форму размерами 1,3х2,8 м. Ориентирована по оси ЮЗ-СВ. Глубина 1,3 м от уровня погребенной почвы. Засыпь ее представляла перемес из комков материковой глины и колотого камня. Могила оказалась ограбленной. На дне ее лежали фрагменты человеческого скелета: кусочки черепа - у южной стенки и в центре ямы, позвонки, тазовые и трубчатые кости - по центру и у северной стенки (рис.9,I,2). Инвентарь погребения был представлен следующими вещами: 1. 2 бронзовых наконечника стрел (рис.9,II,2,3) - у южной стенки; 2. раковина Griphea (рис.9,II,1) - там же; 3. фрагменты двух плоскодонных лепных сосудов (рис.9,II,4,5) - в восточном углу; 4. лепной круглодонный сосуд (рис.9,II,6) - у южной стенки. В обрыве ручья Медес в 2000 г. обнаружен обломок каменного жертвенника, который был, скорее всего, прямоугольным с широким бортиком по краю, на четырех невысоких ножках прямоугольного сечения (рис.8,II,1). Вышеописанный материал подразделяется на две хронологические 1
Данная могила относится к эпохе бронзы, и поэтому ее материалы в статье рассматриваться не будут.
группы. К древнейшей из них относятся захоронения в к. 6 мог-ка Салтак II и погребения курганов 6 и 10 мог-ка Кенсайран. В первом из них представлен достаточно выразительный колчанный набор. Костяной наконечник, обнаруженный в погребении, имеет ромбическую форму с плоскосрезанным приостренным черешком. Подобные ему экземпляры редко встречаются в погребениях кочевников южно-уральских степей. При этом, наборы как бронзовых, так и костяных наконечников в этих погребениях существенно отличаются друг от друга морфологически. Отсюда можно предположить возможность хронологического ранжирования костяных дериватов. Но всетаки весьма сложно рассматривать данную находку с точки зрения хронологии. Бронзовые наконечники стрел относятся к VI, VII и XII типам втульчатых трехлопастных по классификации К.Ф. Смирнова (1961, табл. 2), время распространения которых падает на VI-V вв. до н.э. К.Ф. Смирнов подчеркивает редкость в урало-поволжских степях и отсутствие на сопредельных территориях наконечников стрел VII типа - с крышевидной (башневидной) головкой, острыми шипами, выступающей втулкой (Смирнов, 1961, с.42). Своеобразны из них два экземпляра (рис. 3,13,14), короткие втулки которых едва отделяются от головок. Т.е., они представляют собой промежуточное звено между наконечниками VI и XII типов. В могиле найдено два железных наконечника стрел. Один из них плоский листовидной формы с коротким черешковым насадом (рис. 3,9). Аналогичный ему железный наконечник встречен в к. 2 мог-ка Кызылжар, относящегося ко 2-й пол. VI в. до н.э. имел (Гуцалов С.Ю. 2000, табл. 64,II,14). Еще один такой же наконечник был найден у истоков р. Ори в погр. 1 к. 16 мог-ка Уркач I первой половины V в. до н.э. (там же, табл. 14,4). Другой наконечник из исследуемого комплекса – массивный трехлопастной с треугольной головкой и прямым срезом основания (рис. 3,10). Вероятно, – это, пока, древнейшая находка стрел данного типа. Чаще они встречается в IV в. до н.э (Смирнов К.Ф. 1964; Смирнов К.Ф. 1975). Однако пик их распространения падает на III-I вв. до н.э. Керамика из погребения представлена приземистым плоскодонным горшком с округлым туловом и короткой горловиной с отогнутым венчиком. Сосуд имеет оригинальный орнамент – на внешней стороне тулова – по срезу венчика и по плечику идут два ряда палочных наколов, между которыми встречаются круглые парные налепы. Горизонтальная линия проколов нанесена и на внутренней стороне горла (рис. 3,1). Горшки этого типа характерны для конца VI-V вв. до н.э. Кроме того, в могиле лежал лепной ритуальный сосудик горшковидной формы с уплощенным дном (рис.3,3). Подобные ему встречаются в урало-казахстанских степях во 2-й пол. VI-V вв. до н.э. (Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1977, с. 104 –115; Смирнов К.Ф. 1977, рис.11,18). Все выше приведенные данные позволяют датировать погребение в пределах рубежа VI-V вв. до н.э. Дата ярусных захоронений в кург. 6 достаточно точно определяется колчанным набором из второго (нижнего погребения). Наконечники из него
отличаются большими размерами, четыре из которых относятся к VI типу трехлопастных стрел, два – к IX и один – к III (?) типу трехгранных стрел (Смирнов К.Ф. 1961, табл. 2,3). Наибольшее распространение колчанные наборы с подобным сочетанием типов получают в V в. до н.э. Бронзовый колчанный крючок с кнопкой наверху и овальным отверстием в расширяющейся середине, в Орско-Уральском междуречье имеет себе, пока, два аналога2 (Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1976, рис.16; Гуцалов С.Ю. 1991). Его прототипы мы имеем в раннесакское время (Таиров А.Д. 1987, рис. 3,9). Встречаются они в других районах Южного Приуралья (Смирнов К.Ф. 1972, рис.5,Л). Некоторые из них отличается тем, что выполнены в зверином стиле. Железные изделия этого типа представлены более широко3. Комплексы, в которых зафиксированы крючки данного типа, датируются концом VI – началом IV вв. до н.э., однако бронзовые экземпляры зафиксированы в могилах VI-V вв. до н.э. Присутствие в захоронении верхнего яруса круглодонного сосуда с примесью талька в тесте не должно смущать – известно, что пик распространения горшков данного типа падает на IV в. до н.э. (Мошкова М.Г. 1974, с.22), однако в смежной зоне Южного Зауралья они встречаются в погребениях не позже начала V в. до н.э. (Пшеничнюк А.Х. 1983, с.128; Железчиков Б.Ф., Пшеничнюк А.Х., 1994, с.58.; Савельев Н.С. 2000, с.23-31). Все вышеприведенные данные дают основание датировать данный погребальный комплекс, скорее всего, 1-й пол. V в. до н.э. Несколько сложнее датировать разрушенное захоронение в кург. 10 могка Кенсайран из-за фрагментарности находок. Однако, глиняная посуда из этого погребения (плоскодонные горшки IV отдела (рис.9,II,4,5)) присущи были «савроматскому» этапу культуры ранних кочевников Южного Урала (Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. 1963, табл.8). Выше уже говорилось о достаточно раннем появлении в Южном Зауралье и изучаемом регионе крулодонной тальковой посуды, подобной сосуду, найденному в погребении (рис.9,II,6). Наконечники же стрел относятся к III и XIII типам второго отдела (Смирнов К.Ф. 1961, табл. 2). Причем редкие находки стрел III типа относятся к VI-V вв. до н.э. Все это дает основание датировать погребение также 1-й пол. V в. до н.э. Рассмотренные погребения близки друг другу и в погребальном обряде. Так, для них характерны такие черты как наличие в насыпи каменного кольца и крепиды, широкие прямоугольные ямы, забутовка могилы камнем, широтная (западная – где удалось проследить) ориентировка погребенных. Данные черты характерны для погребальных памятников рассматриваемого региона в конце VI-V вв. до н.э. Так, н.п., западный сектор ориентировки (З, ЗЮЗ, ЗСЗ) зафиксирован в 49,3 % погребений этого времени на территории 2
Погр. 2 к. 2 мог-ка Танаберген II и к. 2 мог-ка Сынтас. Сынтас к. 1 (Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1976, рис. 4,4,6), Шаншар к.2. погр.3 (Ткачев В.К. 1993), Уркач I к. 25 погр. 2 (Гуцалов С.Ю. 1992), Новый Кумак к.19 погр.2 (Смирнов К.Ф. 1977, рис.11,19), Муракаево к.4 погр.3 (Мажитов Н.А., Пшеничнюк А.Х. 1977, рис.5,8).
3
Орско-Уральского междуречья (Гуцалов С.Ю. 2000, с. 118). Однако, в указанном регионе курганы возведенные из камня составляют лишь 3% от общего числа, а земляные с включением камня – 32 %, остальные же возводились исключительно из земли (там же, с.114). Причем число каменных конструкций, возведенных над основным погребением, постепенно убывает с востока на запад. В исследуемых курганах дважды зафиксирован особый обряд захоронения – в верхнем слое засыпи основной могильной ямы кург. 6 мог-ка Салтак II, в прокаленной почве лежали два детских черепа и раковина Griphea; а в кург. 6 мог-ка Кенсайран зафиксировано ярусное погребение. Во 2-й пол. VI-V вв. до н.э. эта разновидность ритуала в Орско-Уральском междуречье встречается уже в шестой раз. До этого момента они фиксировались в бассейне Илека4, под г. Орском (Смирнов К.Ф. 1981) и одно захоронение этого времени было обнаружено – в районе Магнитогорска (Гуцалов С.Ю., Боталов С.Г. 2001, рис.5)5. Показательно, что в кург. 35 могка Восточно-Курайлинский I покойников разделяла прослойка прокаленной почвы и углей, и у верхнего скелета отсутствовали череп и кости конечностей. Поэтому допустима мысль о совершенном там человеческом жертвоприношении. Аналогичный случай зафиксирован и в кург. 6 мог-ка Салтак II. Характерно, что курильницы часто находят в погребениях, совершенных по особому обряду или же сопровождаемых особым набором заупокойного инвентаря. Поэтому нельзя исключать, что захороненные в таких могилах люди обладали особым социальным статусом. Еще одно важное наблюдение, которое можно сделать, анализируя погребения данной хронологической группы – это редкое сочетание наконечников стрел в колчанном наборе из того же кург. 6 мог-ка Салтак II. При их малочисленности, примечательно наличие костяного наконечника, двух железных разных типов, а также то, что два бронзовых втульчатых экземпляра представляют, по существу, переходный тип между наконечниками VI и XII типов. Следует заметить, что в последнее время в исследуемом регионе выявлено множество типов, не учтенных ранее в классификациях К.Ф. Смирнова и М.Г. Мошковой. Они представляют собой как бы промежуточное звено между традициями ранних кочевников “западного” и “восточного” вариантов культуры Южного Урала и Западного Казахстана (Железчиков Б.Ф., Пшеничнюк А.Х., 1994, с.6). Особенно бросаются в глаза в плане многообразия наконечников стрел курганные 4
кург № 2 мог-к Нижнепавловский; кург. 2 мог-ка «Три мара», мог-к Восточно-Курайлинский, кург. №№ 14 и 35. 5 Авторы рассматривают как ярусные лишь те погребения, когда случаи совершения ярусных захоронений, в ходе единовременного погребального акта надежно установлены. На наш взгляд ярусными можно считать те погребения, в которых скелеты находились друг над другом в сходной позе и четко вписывались, порой в узкие могильные ямы. Другим признаком синхронности захоронений следует рассматривать те случаи, когда у скелетов верхнего яруса кости таза, а также позвонки и ребра, находились ниже общего уровня скелетов, опустившись в засыпь, еще рыхлую в момент захоронения. Третий признак ярусности – однородность засыпей в таких могилах.
погребения бассейна р. Каргала и в целом, правобережья Илека в его верховьях (район Орского плато), где, собственно, находится географический стык между регионами Южного Зауралья и Южного Приуралья (Чикишев А.Ф. 1966, рис.8; Макунина А.А. 1974, рис.1). Наборы наконечников стрел из колчанов “сарматов” бассейна Ори и верховьев Илека демонстрируют как многообразие типов, так и их очевидную связь, с одной стороны, с комплексом стрелкового вооружения носителей сакской культуры Казахстана и Средней Азии, и скифской степной и лесостепной культурой, с другой, и, возможно, лесной и лесостепной зонами Западной Сибири. Полагаем, что кочевники исследуемого географического ареала, обладая на стадии формирования прохоровской культуры, стрелковым вооружением, привнесенным, в основном, из Скифии (Гуцалов С.Ю. 1998, с.128-130), в дальнейшем принимали активное участие в выработке новых типов вооружения, и в том числе, наконечников стрел. Ко второй хронологической группе относятся остальные погребения. Для них характерны, как сходство вещевого комплекса, так и общность погребального обряда. Помимо инвентаря, который принято связывать со жреческими погребениями (каменные жертвенники, курильница, ритуальные камни, окрашенные охрой), все захоронения этой группы в первую очередь широко представлены предметами воинского обихода: наконечниками стрел, мечами, ворворками, колчанным крючком и наконечником железной пики (?), который позволяет надежно их датировать. Несмотря на присутствие среди них массивных бронзовых наконечников стрел со сводчатыми и башневидными головками VI, VII и XIII типов 2-го отдела, в погребениях преобладают бронзовые наконечники стрел с вытянутыми треугольными головками. В колчанах был широко представлены наконечники 9 и 13 типов II отдела и по одному экземпляру 1 и 15 типов III отдела. Подобное сочетание наконечников в одной могиле характерно для комплексов конца V1-й пол. IV вв. до н.э. В комплектах вооружения рассматриваемого времени широко представлены также железные колчанные крючки с кнопкой наверху и овальным отверстием в расширяющейся середине. Важно, что таковые наиболее широко представлены в камерных могилах с воинским инвентарем уральского Левобережья, Ори, Илека, (Смирнов К.Ф. 1975, рис. 38,5; 39,4; 41,3; 42,8; 56,3). В воинских комплексах этого времени также нередко встречаются бронзовые ворворки и портупейные пряжки. Обычным явлением становятся находки наконечников копий и штурмовых пик (Железчиков Б.Ф. 1992, рис.2,15; Васильев В.Н. 1995, с.16; Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000, рис. 6,4). Своеобразную хронологическую «вилку» дают встреченные в кург. 2 мог-ка Кенсайран мечи и железная пряжка. Мечи с брусковидным навершием и тонким бабочковидным перекрестьем встречаются еще в конце V в. до н.э. (Копылов 1980, рис. 1,1,2) и, как видно, доживают до середины IV в. до н.э. Характер же совстречаемости круглых пряжек с припаяным язычком с наконечниками стрел и мечами, позволяет высказать предположение, что они получают распространение не ранее 2-й
пол. IV в. до н.э. – обычно их находят в комплексах, где бронзовые втульчатые наконечники стрел редки, или же сочетаются с многочисленными железными черешковыми и с мечами с серповидными навершиеми и прямыми перекрестьями 6 . В целом, рассмотренные предметы воинского обихода характерны для середины IV в. до н.э.7 Анализ украшений, предметов культа и быта подтверждает названную дату. Так, хронологическим индикатором погребений конца V – IV вв. до н.э. волго-уральских степей являются металлические браслеты, из толстых прутов, закрученных в 1,5-2 оборота (Клепиков В.М. 1998). Обломок такового был найден в разрушенном погр. 2 кург. 6 мог-ка Салтак II (рис.3,7). Среди наборов бус для указанного времени нередки сердоликовые продольные боченковидные бусины (Мошкова М.Г. 1963, табл. 30,12-15; Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. 1963, табл. 25, 23,28). Типичны для этого времени и круглые каменные алтарики с плоским дном, аналогичные найденному в кург. 9 мог-ка Кенсайран (Смирнов К.Ф. 1964, рис.34,1; он же 1977, рис.12,27; 14а,2; Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю. 1998, рис.2,7; Мещеряков Д.А. 1996, рис.5,1). При этом, не исключено, что они встречались на территории Орско-Уральского междуречья лишь до середины IV в. до н.э. Глиняные сосуды с примесью талька в тесте, подобные тем, что встречены в погребениях кург. 2 и 9 мог-ка Кенсайран были широко распространены в конце V-IV вв. до н.э. (см.н.п.: Пшеничнюк А.Х. 1983, табл. XXXV,15-17; XXXVI,2,3; XXXVIII,7 и др.). Наиболее широко они представлены в погребальных памятниках до середины IV в. до н.э. Во 2-й половине этого столетия их количество резко убывает. В качестве наглядного примера можно привести керамический набор из погребений к. 3 мог-ка ИмангазыКарасу, датированных в пределах IV в. до н.э. (Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000, с.133, рис. 6,3). Сосуды найденные там – круглодонные, по орнаменту близки керамике Южного Зауралья, но в их тесте присутствует шамот, хотя залежи талька находятся в сравнительно небольшом удалении от могильника. Отсюда, весьма вероятно, что комплексы второй группы относятся к середине IV в. до н.э. Как уже говорилось выше, погребения данной группы весьма близки в погребальном обряде. К числу общих черт погребального ритуала относятся: каменно-гравийные кольца на погребенной почве крепиды насыпи, могильные ямы катакомбного типа, забутовка могилы камнем, меридиональная, южная – где удалось проследить, ориентировка погребенных. Данные признаки имеют всеобщий характер. Этот вывод полностью касается ориентировки скелетов и конструктивных особенностей насыпи – при некоторых нюансах, подкурганные конструкции весьма близки 6
Мечетсай, ¾; Мечетсай, 6/2; Мечетсай, 7/7; Мечетсай, 7/10; Покровка 7, 9/2; Покровка 8, 2/3; Лебедевка V, 9/2; Лебедевка VII, 16/4; Лебедевка VII, 16/7; Челкар III, 15. 7 Вероятно, стоит оговориться что рассматриваемый случай – уникальный, единственный, пока в своем роде, впрочем как и находка гераклейской амфоры вместе бронзовыми наконечниками и мечом «переходного типа» в одном из погребений Ново-Мусинского мог-ка.
друг другу. Все захоронения устроены, скорее всего, в ямах одной формы – катакомбе IV типа – широкой подземной камере, прорытой вдоль длинной стенки и чуть продленной в меридиональном направлении (Ольховский В.С. 1977, рис.2) 8. Анализируя обряд захоронений данной группы, хотелось бы отметить, две его важные особенности. Во-первых, налицо его преемственность в развитии культурных традиций с населением предшествующего времени 9 ; и, во-вторых, – значительное сходство с погребальными памятниками Южного Зауралья конца V – начала IV вв. до н.э. В частности, наибольшая близость просматривается с курганными захоронениями в районе г. Магнитогорска. Конструктивные погребальные параллели прослеживаются вплоть до частностей (Гуцалов С.Ю., Боталов С.Г. 2000, с.154). Вывод, который возможно сделать в результате этих наблюдений – в 1-й пол. IV в. до н.э. скорее всего произошла перекочевка значительной части населения зауральской группы носителей прохоровской культуры на территории Орско-Уральского междуречья, в первую очередь в бассейн р.Каргала. Это предположение подтверждается материалами археологических раскопок. Так, если во 2-й пол. VI-V вв. до н.э. в данном регионе прослеживается 162 погребения (Гуцалов С.Ю. 2000, с.113), то в конце V-IV вв. до н.э. – 180 (там же, с.132). С другой стороны, в Южном Зауралье наблюдаются обратные процессы. По данным А.Д. Таирова на VI–V вв. до н.э. приходится 82 погребения с территории зауральских степей, в то время как в. IV – II – всего лишь 53. И это притом, что в данный список внесены памятники рубежа V–IV вв. до н.э. (Темир, Березовский и др.) (Таиров А.Д. 1990, с.178). Как считает Б.Ф. Железчиков, к началу IV в. до н.э. численность населения на территории Южного Приуралья достигло «критической массы» (1983, с.58). Эти данные сопутствуют с фактом широкого распространения в конце V – IV вв. до н.э. в Уральском левобережье и низовьях Илека курганов воинско-жреческой элиты, для которых характерны сложные подкурганные деревянные конструкции, камерные могилы (дромосные и катакомбные), разведение костров в ходе ритуалов. Данная внутренняя миграция прохоровского населения, скорее всего, была вызвана целым комплексом причин политического, социальноэкономического и культурного характера. Исследователи считают, что решающую роль в этнокультурных процессах в южноуральских степях того времени играл военный фактор (Таиров А.Д., Гаврилюк А.Г. 1988, с.147-150; Таиров А.Д. 1998, с.98-100). Мы также полагаем, что в конце V - начале IV вв. до н.э. возросла военная активность восточных соседей прохоровских племен - скотоводческих культур лесостепного Зауралья и Западной Сибири. Именно в это время на 8
Наблюдение за характером засыпи в яме кург. 5 мог-ка Салтак I и ее конструктивными особенностями позволяют предположить, что вдоль ее западной стенки была прорыта подземная камера.
9 Следует обратить внимание на факт особого обряда захоронения в кург.2 мог-ка Кенсайран, где скелет в одной из могил оказался расчлененным, а в засыпи другой по четырем углам были размещены 20 бронзовых наконечников стрел. Обряды, аналогичные вышеприведенным, неоднократно фиксировались в смежном природном районе – бассейне р. Каргала и было высказано соображение о принадлежности их к особой этно-социальной группе (Гуцалов С.Ю. 1998; Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000).
Южный Урал проникают многие элементы материальной культуры, характерные для лесостепных зауральских и западно-сибирских племен: лепная посуда с примесью талька, круглые плоские каменные жертвенники (а также и глиняные!), зеркала с боковой ручкой и циркульным резным, или валикообразным орнаментом по краю и умбоном по центру диска, костяные защитные доспехи и колчанные крючки, верхний конец которых закручивается в петлю. Кроме того, нам хотелось обратить внимание исследователей на тот факт, что до сих пор не было дано вразумительного объяснения по поводу распространения столь важного признака погребального обряда как центрически-круговая планировка погребений под курганной насыпью, появившаяся у прохоровских племен, как раз таки в конце V в. до н.э. В предшествующий период на территории Южного Приуралья она не фиксируется. Зато присутствует среди памятников большереченской культуры Приобья, а также широко распространилась в саргатской культуре. У носителей зауральского варианта прохоровской культуры эта традиция, похоже, прослеживается уже с середины V в. до н.э. (Гуцалов С.Ю., Боталов С.Г. 2001). На высокую военную активность носителей лесостепных культур мог повлиять не только демографический взрыв, связанным с улучшением природно-климатической среды на территории Зауралья, но и более глубокими изменениями социальноэкономического характера среди носителей саргатской и гороховской культур (Корякова Л.Н. 1997, с.142-144; Матвеева Н.П. 1999, с.128-129). Не исключено, что таковыми являлись переход к новой форме производящего хозяйства – кочевому (?) скотоводству и создание более сложной социальной структуры, что, конечно, могло совершиться не без влияния носителей традиций кочевой культуры, составлявших правящую элиту культур лесостепного населения Зауралье и юга Западной Сибири. Главным объектом столкновений были, вероятно, пастбищные угодья Южного Зауралья и, возможно, металлургические центры иткульской культуры (Таиров А.Д. 1998, с.99). Причем, экспансия эта была настолько очевидной, что «гороховские» племена оставили свои погребения в лесостепи, в районе Челябинска (Терехова Л.М., Чемякин Ю.П. 1983, с. 129-133). Там же фиксируются смешанные в культурном отношении погребения т.н. «челябинской группы» (Мошкова М.Г. 1969, с.147). С другой стороны, в конце V-IV вв. до н.э. в степях Южного Урала наблюдается аридизация климата (Демкин В.А., Рысков Я.Г. 1993, с.56-67), причем более резко проявившаяся в зауральской половине региона (Иванов И.В. 1994, с.85-87). Результатом миграции «зауральцев» должно было стать перенаселение орско-уральских степей. Военно-политическая напряженность подталкивала носителей прохоровской культуры к поиску наиболее оптимальных типов стрелкового оружия, и видимо, всего комплекса вооружения в целом, более соответствующего сложившейся обстановке. Именно этим в первую очередь необходимо объяснять стандартизацию вооружения прохоровской культуры (Мошкова М.Г. 1974, с.24). Процесс
развития новаций, в определенной мере отражен и в анализируемом материале. Здесь хотелось бы обратить внимание на единственную находку наконечника стрелы из кург.5 мог-ка Салтак I – он является одновременно трехгранно-лопастным (рис.). В этой связи интересен вывод В.Н. Васильева о значительном увеличении емкости колчанов «сарматов» Южного Приуралья в IV в. до н.э., по сравнению с предшествующим периодом (Васильев В.Н. 1995, с.16). Хотелось бы сделать одно уточнение по этому поводу. Количество наконечников стрел в колчанах резко возрастает только на период с конца V до середины IV вв. до н.э., а далее опять идет на убыль. И причины этого, видимо, связаны с изменением этно-политической обстановки на Южном Урале и в сопредельных странах. Другая важная сторона генезиса прохоровской культуры, на которую проливает свет исследуемый материал – это проблема хронологии прохоровской культуры Южного Урала. Дискуссия, возникшая по этому поводу в последнее время приобрела, на наш взгляд, излишне эмоциональный характер (см.: Зуев В.Ю. 1998; 1999; Сергацков И.В. 1992; Васильев В.В. 2001; Федоров В.К. 2001 и др.). В частности, В.Н. Васильевым и В.К. Федоровым на основании находки в одном из прохоровских погребений в лесостепной зоне Башкирии гераклейской амфоры вместе с мечом «переходного типа» и набором бронзовых наконечников стрел, была выдвинута идея датировки погребальных комплексов с такими мечами концом IV – началом III вв. до н.э. Возражая по этому поводу, хочется заметить, что еще не известно какой тип прохоровского клинкового оружия можно называть «переходным». Если, это мечи и кинжалы переходные между клинками скифской эпохи с брусковидным навершием и бабочковидным перекрестьем, с одной стороны, и, с серповидным навершием и прямой крестовиной, – с другой, то таковыми могут быть сразу несколько типов. К ним, на наш взгляд, должны относиться следующие экземпляры: с брусковидным навершием и брусковидным перекрестьем, с серповидным навершием и брусковидным перекрестьем; со стержневидным навершием и брусковидным перекрестьем, с рогатковидным навершием и луновидным перекрестьем... И этот перечень можно и дальше продолжить. Другой момент, который не учитывают уважаемые коллеги – это традиции бытования мечей в кочевой, и, вообще, воинской среде. Клинковое оружие было принято передавать по наследству «от отца к сыну» и поэтому процесс смены этой категории вооружения мог надолго затянуться надолго и длиться целый век, если не больше. Находка в одном из погребений кург. 2 мог-ка Кенсайран меча с брусковидным навершием и тонким бабочковидным перекрестьем вместе с кольцевой пряжкой с припаянным язычком – тому яркое свидетельство. Имеющиеся на настоящий момент факты не дают права столь прямолинейно, как это позволяют себе В.Н. Васильев и В.К. Федоров трактовать генезис прохоровских мечей и кинжалов. Данные
археологических раскопок позволяют говорить о том, что распространение мечей скифского типа с брусковидным навершием и бабочковидным перекрестьем на Южном Урале завершается к концу V – 1-й половине IV вв. до н.э. Есть все основания предположить, что поиск новых форм клинкового вооружения уже в самом начале IV в. до н.э. приводит к их эволюции в мечи с широким брусковидным навершием и широким же прямым брусковидным перекрестьем. На сегодня мне известно 5 экземпляров данного типа, датируемых IV в. до н.э.: Имангазы-Карасу, 3/1 (Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000, рис.6,1); Мечетсай, 8/1 (Смирнов К.Ф. 1975, рис.51,2); ТамарУткуль VII, 8/2 (Мещеряков Д.А. 1996, рис.9,2); Покровка 8, 1/14 (Веддер и др. 1993, рис.53,3) и Покровка 8, 1/6 (там же, рис.50,4). В дальнейшем мечи и кинжалы данного типа постепенно приобретают навершие серповидной формы, становясь “классическим” “прохоровским” мечом. Показательно, что короткий кинжал со слабо изогнутым брусковидным навершием и массивным брусковидным перекрестьем встречен в погр. 2 к. 3 могильника Имангазы-Карасу (Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000, рис.6,2), в центральной и более ранней могиле которого находился, как уже указывалось, меч с широким брусковидным навершием и широким же прямым брусковидным перекрестьем. Подчеркивая длительность данного процесса, стоит заметить, что кинжал, близкий к рассматриваемой форме, найден в кург.1 мог-ка Бесоба, относящегося к концу VI – 1-й половине V в. до н.э. (Кадырбаев, Курманкулов, 1977, рис. 2,8). Другой путь появления “прохоровских” мечей – это их эволюция из мечей с прямым брусковидным перекрестьем и стержневидным навершием. Они встречаются в Южном Приуралье с IV в. до н.э. У многих из них навершие рифленое - вероятно результат навивки проволоки. Особенно хорошо данная деталь заметна на рукоятях мечей из погребений 4 и 6 из 6-го кургана Мечетсайского могильника (Смирнов К.Ф. 1975, рис. 41, 7,9). Наиболее ранние экземпляры мечей и кинжалов со слабо изогнутым брусковидным навершием и узким бабочковидным перекрестьем, у которых рукоять обвита золотой проволокой, представлены в кургане Иссык (Акишев К.А 1978, табл.23,24). Отношение исследователей к датировке этого памятника, неоднозначное. Исходя из морфологических признаков акинаков, стилистических особенностей предметов, выполненных в зверином стиле, наличия бронзового зеркала с широким валиком по краю и концентрическими кругами по диску, более приемлемой является дата – конец V - начало IV вв. до н.э. И потому не исключены также и семиреченско-центральноазиатские истоки прохоровских мечей с серповидным навершием и прямым перекрестием. Третье направление генезиса мечей «прохоровского типа» было обозначено А.Г. Гаврилюком и А.Д. Таировым (1993, с.80-81). Мы согласны с их мнением, что появление мечей с серповидным навершием и прямой крестовиной могло быть результатом эволюции мечей с когтевидным навершием и узким бабочковидным (подтреугольным) перекрестьем. Мечи и
кинжалы данного типа в исследуемой зоне стали встречаться в погребениях с конца V в. до н.э. (Сарытау I, 7; Жаман-Каргала I, 18/2) (Гуцалов С.Ю. 2000, табл. 16,19). Вполне возможно, что данный вид клинкового вооружения получил развитие под влиянием военного дела племен степной Скифии, где они были характерны в указанное время (Мелюкова А.И. 1964, с. 55, табл. 20; Смирнов, 1961, с. 21-22). И еще одно направление происхождения прохоровского клинкового вооружения, которое условно можно назвать «южносибирское», необходимо учитывать, рассматривая данную проблему. В конце IV-начале III вв. до н.э., судя по находке в погр.3 к.5 мог-ка у с.Новопавловка (Железчиков Б.Ф., Кригер В.А. 1976), в Южном Приуралье получают распространение мечи с рогатковидным навершием и луновидным перекрестьем. Еще один меч такого типа встречен во 2-м погребении вышеназванного кургана, относящегося, вероятно, к III в. до н.э. (Железчиков Б.Ф., Кригер В.А., 1978, рис.2,5). Вероятно, прав О.В. Обельченко, связывая появление кинжалов этого типа с южносибирским влиянием (1978, с. 123) – мечи и кинжалы с перекрестьями луновидного типа известны на тисульском этапе развития тагарской культуры (Мартынов А.И. 1979, табл. 34,36). Все вышеприведенные данные, позволяют, как нам кажется, говорить о том, что процесс формирования мечей «прохоровского типа» был весьма сложен и связан с влиянием сразу нескольких культурных традиций, охватывая гораздо более длительный период, чем это хотят представить уважаемые коллеги. С другой стороны, нам хотелось бы отметить, что такие названия как, н.п.: «меч переходного типа», «прохоровский меч» носят условный характер, т.к., к настоящему времени среди комплексов прохоровской культуры фиксируется значительное разнообразие клинкового оружия, что было отчасти показано в данной статье. Причем, весьма затруднительно определить, какой тип мечей и кинжалов господствовал у южноуральских номадов в какой-либо век или же период. И потому возникает вопрос о корректности употребления подобных терминов. ЛИТЕРАТУРА 1. Акишев К.А. 1978. Курган Иссык: Искусство саков Казахстана. М. 2. Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю. 1998. Новые памятники древних и средневековых кочевников казахстанского Приуралья // УАВ, вып. 1, Уфа. С.152-161. 3. Васильев В.Н. 1995. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в VI–II вв. до н.э. - Автореф.канд.дисс. Уфа. 4. Васильев В.Н. 2001. К хронологии раннепрохоровского клинкового оружия и "проблеме" III в. до н.э. // Материалы по археологии Волго-
Донских степей. Сборник научных статей. Вып. 1. Волгоград, 2001. С.160179. 5. Веддер Дж., Егоров В., Дэвис-Кимбол Дж., Моргунова Н., Трунаева Т., Яблонский Л. 1993. Раскопки могильников Покровка 2 и Покровка 8 // Курганы левобережного Илека. Вып. 1, М. 6. Гаврилюк А.Г., Таиров А.Д. 1993. Эволюция некоторых форм савроматосарматских мечей // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. 7. Гуцалов С.Ю. 1998. Курган раннескифского времени на Илеке // АПО, вып. 2, Оренбург. С.127-136. 8. Гуцалов С.Ю. 2000. Культура ранних кочевников Орско-Уральского междуречья в VII-I вв. до н.э. Дис. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. 07.00.06. Уфа. 9. Гуцалов С.Ю., Боталов С.Г. Курганы прохоровской культуры в районе г. Магнитогорска // УАВ, вып. 3. С.148-162. 10.Демкин В.А., Рысков Я.Г. 1993. О палеопочвенном обследовании курганных групп Покровка 2 и Покровка 8 в 1992 году // Курганы левобережного Илека. Вып.1. М. 11.Железчиков Б.Ф. 1992. Погребения IV в. до н.э. из Южного Приуралья и вопрос о времени появления дромосных могил // Хронология памятников сарматской культуры. Саратов. С. 85-93. 12.Железчиков Б.Ф. Экология и некоторые вопросы хозяйственной деятельности сарматов Южного Приуралья и Заволжья в VI в. до н.э. - I в. н.э. // История и культура сарматов. Саратов. 13.Железчиков Б.Ф., Кригер В.А. 1978. Катакомбные захоронения в Уральской области // СА, № 4. 14.Железчиков Б.Ф., Пшеничнюк А.Х. 1994. Племена Южного Приуралья в VI - III вв. до н.э. // Проблемы истории и культуры сарматов. Тезисы докладов международной конференции. Волгоград. 15.Зуев В.Ю. 1998. К истории сарматской паноплии. Мечи и кинжалы прохоровского типа // Военная археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. Материалы Международной конференции 2-5 сентября 1998 г. СПб. С. 143-150. 16.Зуев В.Ю. 1999а. «Проблема III в. до н.э.» в периодизации памятников сарматской эпохи (по материалам Поволжья и Приуралья) // Эрмитажные чтения памяти Б.Б. Пиотровского (14.II.1908-15.X.1990). Тезисы докладов. СПб. С. 24-30. 17.Иванов И.В. 1994. Место сарматской эпохи в системе ландшафтноклиматических изменений голоцена // Проблемы истории и культуры сарматов. Тезисы докладов международной конференции. Волгоград. 18.Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1976. Захоронения воинов савроматского времени на левобережье р. Илек // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата.
19.Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1977. Материалы раскопок могильника Бесоба // Археологические исследования в Отраре. Алма-Ата. 20.Клепиков В.М. 1998. Женские браслеты как хронологический показатель раннесарматских памятников в IV в. до н.э. // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 1. Волгоград. С.29-31. 21.Копылов В.П. 1980. Мечи из погребений V в. до н.э. Елизаветовского курганного могильника // КСИА, вып. 162, М. С. 24-27. 22.Корякова Л.Н. 1997. Гаевский могильник в контексте эволюции саргатской культурной общности // Культура зауральских скотоводов на рубеже эр. Екатеринбург. 23.Матвеева Н.П. 1999. Гипотетическая реконструкция социальных структур населения гороховской культуры // XIV уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Челябинск. 24.Мажитов Н.А., Пшеничнюк А.Х. 1977. Курганы раннесарматского времени в Южной и Юго-Восточной Башкирии // Исследования по археологии Южного Урала. Уфа. 25.Макунина А.А.1974. Ландшафты Урала. М. 26.Мартынов А.И. 1979. Лесостепная тагарская культура. Новосибирск. 27.Мелюкова А.И. 1964. Вооружение скифов. - САИ. Вып. Д1-4. М. 28.Мещеряков Д.А. 1996. Впускные погребения сарматской культуры в курганах на р.Илек // Археологические памятники Оренбуржья. Оренбург. Вып. 1. 29.Мошкова М.Г. 1963. Памятники раннесарматской (прохоровской) культуры. - САИ. Вып. Д1-10. М. 30.Мошкова М.Г. 1969. Погребения VI – IV вв. до н.э. в Челябинской группе курганов // Древности Восточной Европы. МИА, № 169. 31.Мошкова М.Г. 1974. Происхождение раннесарматской (прохоровской) культуры. М. 32.Обельченко О.В. 1978. Мечи и кинжалы из курганов Согда // СА, № 4. М. С. 115-127. 33.Ольховский В.С. 1977. Скифские катакомбы в Северном Причерноморье // СА, № 4. 34.Пшеничнюк А.Х. 1983. Культура ранних кочевников Южного Урала. М. 35.Пшеничнюк А.Х. 1995. Переволочанский могильник // Курганы кочевников Южного Урала. Уфа. С.62-96. 36.Родионов В.В., Гуцалов С.Ю. 2000. Материалы погребений и случайных находок савромато-сарматского времени из фондов Актюбинского краеведческого музея // УАВ, Уфа, вып.2. 37.Савельев Н.С. 2000. Каменные курганы восточных предгорий Южного Урала и некоторые вопросы формирования прохоровской культуры // УАВ, Уфа, вып. 2. 38.Сергацков И.В. 1992. О времени заселения сарматами северной части Волго-Донского междуречья // СА, № 1, М. С. 162-174. 39.Смирнов К.Ф. 1961. Вооружение савроматов // МИА. № 101. М.
40.Смирнов К.Ф. 1964. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М. 41.Смирнов К.Ф. 1972. Савромато-сарматские курганы у с. Липовка Оренбургской области // Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. МИА. № 113. М. 42.Смирнов К.Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975. 43.Смирнов К.Ф. 1977. Орские курганы ранних кочевников // Исследования по археологии Южного Урала. Уфа. С.3-51. 44.Смирнов К.Ф.1981. Богатые захоронения и некоторые вопросы социальной жизни кочевников Южного Приуралья в скифское время // Материалы по хозяйству и общественному строю племен Южного Урала. Уфа. С.68-90. 45.Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. 1963. Памятники савроматской культуры Поволжья и Южного Приуралья. САИ. Вып. Д1-9. М. 46.Таиров А.Д. 1987. Новые памятники раннего железного века из Южного Зауралья // Ранний железный век и средневековье урало-иртышского междуречья. Челябинск. 47.Таиров А.Д. 1990. Ранние кочевники Южного Зауралья в VII–II вв. до н.э. Дис. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. 07.00.06. М. // Архив ИА РАН. Р-2, № 2483,а. 48.Таиров А.Д. 1998. Генезис раннесарматской культуры Южного Урала // АПО. Оренбург. Вып. 2. 49.Таиров А.Д., Гаврилюк А.Г. 1988. К вопросу о формировании раннесарматской (прохоровской) культуры // Проблемы археологии Урало-Казахстанских степей. Челябинск. 50.Терехова Л.М., Чемякин Ю.П. 1983. Новый могильник раннего железного века в Челябинской области // История и культура сарматов. Саратов. 51.Федоров 2001. Клинковое оружие и колчанные наборы IV-III вв. до н.э. (о времени появления на Южном Урале мечей и кинжалов прохоровского типа // Материалы по археологии Волго-Донских степей. Сборник научных статей. Вып. 1. Волгоград, 2001. С.180-197. 52.Чикишев А.Г. 1966. Физико-географическое районирование Урал // Проблемы физической географии Урала. М. С. 7-84. 53.Яблонский Л.Т. и др. 1993. // Курганы левобережного Илека. Вып. 2. М.
Архивные материалы Гуцалов 1991. Отчет об археологических работах в Актюбинской области летом 1991 года // Фонды АОИКМ. Гуцалов 1992. Отчет об археологических работах в Актюбинской области летом 1992 года // Фонды АОИКМ.
Железчиков Б.Ф., Кригер В.А. 1976.Отчет об археологических работах в Уральской области в 1976 г. // Архив УОМ. Ткачев 1993. Отчет об археологических работах в Актюбинской области летом 1993 года // Фонды АОИКМ.
Рис.1. I – план могильников Салтак I,II. II – план и разрезы кургана 5 могильника Салтак I: 1- гумус, 2 – могильный выкид; 3 – предполагаемые контуры могильной ямы; 4 – погребенная почва; 5 – материк; 6 – глиняно-гравийный вал; 7 – камни.
Рис.2. Могильник Салтак II курган 5, план и разрезы кургана: 1гумус, 2 – камни; 3 – сгоревшие ветки; 4 – глиняно-гравийный вал; 5 – могильный выкид; 6 –погребенная почва; 7 – материк
Рис.3. Могильник Салтак II курган 5, могила 1. I,II – планы могильной ямы, 1-15 – инвентарь. 1,3 – глина, 2,7-10 – железо, 4 – раковина, остальное – бронза.
Рис.4. I – план и разрезы кургана 2 могильника Кенсайран: 1- гумус, 2 – могильный выкид; 3 –древняя насыпь; 4 – погребенная почва; 5 – материк; 6 – находки в насыпи; 7 – камни. II– план могильника Кенсайран.
Рис.5. Могильник Кенсайран курган 2, могила 1. I,2,12 – план и разрез могильной ямы, I,1,3-11, II – инвентарь: I,1, – глина, I,3-7 – стекло и сердолик, I,9-11 – камень; II,1 – железо, остальное – бронза.
Рис.6. Могильник Кенсайран курган 2, могила 2. 1,2 – план и разрез могильной ямы, 3-31 – инвентарь: 3-19,21-23,26 – бронза; 24,25,27,30,31 – железо; 28,29 – глина.
Рис.7. Рис.6. Могильник Кенсайран курган 6. I – план и разрез кургана: 1- гумус, 2 – могильный выкид; 3 – камни; 4 - щебень; 5 – погребенная почва; 6 – материк. II– план могильника Кенсайран..; 2 – планы могил. 3-13 – инвентарь: 3 – глина; 4,5,7-13 – бронза; 6 – железо
Рис.8. Рис.5. Могильник Кенсайран курган 9. I,1 – план и разрез кургана: 1- гумус, 2 – кольцевое кострище; 3 – могильный выкид; 4 – погребенная почва; 5 – материк; 6 – камни; 7 – глиняно-гравийный вал. II– план могильника Кенсайран... II – инвентарь: 1,2 – камень; 38,10-23,25-32 – бронза; 9– глина; 24,33 – железо.
Рис.9. Могильник Кенсайран курган 10. I,1 – план и разрез кургана: 1-– глиняно-гравийный вал, 2 – гумус; 3 – камни; 4 – погребенная почва; 5 – материк. II – инвентарь: 1 – раковина; 2,3 – бронза; 4-6 – глина.
Ж. Курманкулов С. Ишангали Б. Раймкулов ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАННОГО ОТРЯДА №2 УКАЭ В 2001 г. НА МОГИЛЬНИКЕ КЫРЫК-ОБА 2∗ В 2001 году, 2 отрядом УКАЭ начаты археологические исследования на цепочке курганов Раннего Железного Века, получивших название Кырык Оба 2, из-за близости к грандиозному комплексу Кырык Оба, находящемуся на расстоянии около 9 -ти километров к югу. Могильник расположен вдоль автомобильной трассы Уральск-Аксай (А8), от 77 км., по 82 км. дороги, в 5-ти километрах к югу от с. Даниляколь. Цепочка состоящая из более чем 30-ти земляных курганов вытянута с югозапада на северо-восток на 5 км. разделена нами на 2 подгруппы: Кырык Оба 2 А (курганы с № 1 по №19) и Кырык Оба 2 Б (с № 20 по №33) из-за расстояния в 500 м., разделяющего №19 и №20. В первую подгруппу включены 19 курганов, расположенных с западной стороны. Курганы с 1 по 10 находятся к С - З от трассы, остальные растянуты к Ю - В вдоль шоссе. Почти все курганы находятся в аварийном состоянии, из-за современной хозяйственной деятельности: насыпи большинства курганов северо-восточной ветви разрушаются вследствие многолетней распашки земли, на вершинах некоторых курганов установлены железобетонные столбы линии электропередач, часть засажены лесополосой, через некоторые курганы юго-западной подгруппы проведена противопожарная запашка, разрушившая насыпи и окружающие рвы, наконец необходимо упомянуть о недавних попытках ограбления с помощью бульдозера ( курган № 13 ), воронка кургана № 17 превращена в свалку мусора. Насыпи земляные, диаметр различный от 15 до 100 метров, высота от 0,25 м., до 7 м. Курган № 11, самый большой в группе, имеет диаметр около 120 м. и высоту 7 м., в среднем же высота насыпей, не поврежденных запашкой, колеблется от 1,5 до 3,5 метров. Курганы с 1 по5 расположены на расстоянии не более 20 метров друг от друга, составляя как бы отдельную подгруппу. Рвы курганов № 3 и № 4 смыкаются, образуя “восьмерку”. Цепочка продолжается в 70 метрах к северу, где курганы с № 6 по № 10 так же сгруппированы вместе. Рвы №8 и №9 смыкаются в “восьмерку" ( рис.1 ) Курган №2. Диаметр кургана составлял 34 метра с севера на юг и 38 метров с запада на восток. Высота насыпи 1,95 м., После снятия земляной насыпи выявилась конструкция кургана. В центре находилась большая прямоугольная могильная яма, ориентированная длинной осью с севера на ∗
Приносим благодарность преподавателям Уральского Гос. Университета Рамазанову С.К, Ерназарову Ж.и фотографу Халелову Р., оказавших неоценимую помощь в работе. Спасибо.
юг ( сев.стена - 3.9м; южн. стена - 4 м; зап.стена - 5.1м; вост.стена - 5.6м: ( рис. 2. 1А. )) С северо-восточной стороны могильной ямы прослеживаются следы деревянной рамы, обрамлявшей погребение (рис. 2,1А). В самой яме обнаружены остатки рухнувшего бревенчатого перекрытия. Площадь вокруг ямы и перекрытие были застлана толстым слоем коры и веток, толщиной 1025 см. Погребение было окружено кольцевым глиняным валиком высотой 3040 см., шириной от 100 до 180 см., на расстоянии 4.5 метра от краев. Валик был насыпан на уровне древней дневной поверхности, после захоронения могильная яма и валик были накрыты ветками и корой и засыпаны землей. Вероятно, глиняный валик являлся эквивалентом каменного кольца, встречающегося в некоторых савроматских курганах на р. Илек (Смирнов К.Ф., 1964,с.78). Традиция застилать погребение и окружающую площадку слоем веток и коры отмечена М.К. Кадырбаевым, выявившего эту особенность для всех крупных курганов могильников Бесоба и Сынтас на р. Илек. (Кадырбаев М.К., 1984, с.91) Сохранившийся древесный слой до 25 см., спрессованный насыпью, указывает на большое количество использованного материала. Подобный обряд М.К. Кадырбаев связывает с поклонением священному огню. Само погребение было неоднократно ограблено, остатки деревянной конструкции найдены только в северо-восточном углу, по всей вероятности представлявшей бревенчатую раму ( рис. 2,1А ). Глубина могильной ямы - 1 метр от уровня древней дневной поверхности, прослеженному по древесному слою. Первое ограбление совершено еще до падения деревянного перекрытия, кости и череп погребенного найдены у восточной стены могильной ямы ( рис. 2,1Б ). Длинные трубчатые кости сложены грабителями вдоль стены, череп установлен сверху, вследствие чего совершенно невозможно установить ориентацию тела погребенного по сторонам света. Останки принадлежали молодому человеку в возрасте около 18-25 лет, поскольку на нижней челюсти видны не проросшие “зубы мудрости”. В погребении найдены разрозненные кости овцы. Интерес представляет найденная нижняя челюсть небольшого хищника, вероятно корсака или собаки. В сопровождающий инвентарь входили: керамический сосуд, разбитый при ограблении; небольшие железные пластинки от доспеха, найденные в заполнении и на дне могильной ямы; три фрагмента обкладок из золотой фольги, прибиваемых к основанию мелкими золотыми гвоздиками ( рис. 2,4 ); потерянные грабителями три бронзовые подпружные бляхи, в виде свернувшегося волка, найденные в 10 см. от поверхности, у западной полы насыпи ( рис. 2, 4 ). Склеенный сосуд усеченно-яицевидной формы, тулово значительно вытянуто по вертикали, с плавно выведенными плечиками, переходящими в короткую горловину. Высота 36 см., диаметр тулова 27 см., венчика 13 см. Дно “приставное”, уплощенное, почти полностью утрачено. Тесто плотное, с
примесью шамота, обжиг сильный, черепок в изломе красный. Сосуд сформирован на круге медленного вращения. Поверхность выровнена, но не заглажена. Внешняя поверхность и горловина внутри были покрыты светлокрасным ангобом ( рис. 2,2 ). Сосуд подобен сосуду из кургана 4, могильника Бесоба. датируемого не позднее V в. до н.э. ( Кадырбаев М.К. 1984. с.88, рис.2 ). В заполнении могильной ямы в большом количестве найдены ( ок. 70 шт.) железные нашивные бляшки прямоугольной формы, со скругленным нижним краем, относящиеся к чешуйчатому доспеху ( рис. 2,3 ). По размерам делятся на 2 типа: крупные нагрудные ( 2,6 см.-1,4 см. ) и более мелкие ( 2,2 см. – 1,2 см.), от обшивки рукавов. В верхней части бляшек пробиты по 2 отверстия, для нашивания к кожаному подкладу. Доспехи подобного типа неоднократно описаны в литературе ( Смирнов К.Ф. 1961, с.75; Хазанов А.М. 1971, с.52 ) “ Чешуйки располагались горизонтальными рядами, перекрывая одна другую. В свою очередь верхний ряд частично перекрывал нижний.” ( Хазанов А.М. 1971, с.52 ) При сносе насыпи, у западной полы найдены три бронзовые бляхи, крепившиеся на подпружных ремнях конской седельной сбруи, изображающие свернувшегося в кольцо волка в традиционном савроматском зверином стиле. Овальная бронзовая бляха изображающая в низком барельефе волка в профиль. Сильное, неестественно вытянутое тело хищника плавно изогнуто по овалу. Нос соприкасается с длинным хвостом, огибающим круп животного, конец спирально загнут. Центр композиции образуют лапы. Одна передняя и одна задняя ноги поджаты и заканчиваются тремя длинными изогнутыми пальцами или когтями. Пальцы передней ноги касаются с коленным сгибом с задней, а лапа задней с коленным сгибом с передней. Коленный сгиб задней ноги обозначен округлой выпуклостью. Округлым рельефом выделены лопатка и грудная клетка, бедро. Шея животного мощная, широкая относительно узкого туловища. Голова довольно крупная, с большой мордой. Зрачок миндалевидной формы с выделенной слезницей образованной углубленной линией. Зрачок оконтурен валиком с плавным рельефом. Листовидное ухо прижато к голове. Хищный оскал пасти подчеркнут изображением трех острых клыков и двух коренных зубов. В бляху между задней ногой и брюхом животного изображение орлиного грифона, развернутого головой в сторону противоположную направлению головы волка ( рис. 2, 4 ). Все три бляхи идентичны по размерам ( 102 на 113 мм., высота 14 мм.), различаясь лишь креплением припаянного грибовидного штыря: в первом случае штырь укреплен с лицевой стороны, на тыльной стороне напротив первого укреплен второй; на другой бляхе штырь укреплен с тыльной стороны; в третьем случае 2 штыря расположены с тыльной стороны. Подобные бляхи, служившие для крепления подпружных ремней, были широко распространены в скифо-сарматском мире на протяжении всего I тыс. до н.э.
Датировка кургана № 2 возможна по ряду суммированных признаков. Форма могильной ямы относится к III-му типу могил “большие квадратные или приближающиеся в плане к квадрату” по классификации К.Ф. Смирнова ( Смирнов К.Ф. 1964, с.79 ). Характерны для богатых захоронений таких как Блюменфелдьский курган А 12 в Поволжье, Пятимары I на р.Илек и др. Наиболее распространен подобный тип в V в. до н.э. ( Смирнов К.Ф. 1964, с.81 ) Керамический сосуд, сходный с сосудом из кургана 4 могильника Бесоба датированный V в. до н.э., подтверждает датировку для кургана №2 концом VI - V вв. до н.э. Курган № 6. Диаметр 24 м., высота 1 м. Насыпь сильно оплывшая, повреждена проселочной дорогой и запашкой. Курган ограблен в древности и не дал датирующего вещевого материала. Погребение представляло собой округлую, диметром 6 метров, могильную яму, глубиной 2 м. от уровня древней дневной поверхности. Подобные могилы отнесены К.Ф. Смирновым к IV типу, распространены в Южном Приуралье. Курган № 8. Диаметр насыпи по оси север-юг 55 м., высота 2,5 м. от современной поверхности ( рис. 3, 1 ). Был окружен широким рвом, шириной около 8 метров, глубиной до 1,5 метров. Рвы курганов № 8 и № 9 смыкаются, образуя “восьмерку”. В центре кургана, под насыпью обнаружено основное погребение ( № 4 ), представлявшее собой выровненную и обмазанную глиной погребальную площадку на древней дневной поверхности, прямоугольной формы, вытянутое по линии запад-восток. Площадку окружал ровик, глубиной 40-50 см., шириной 70-80 см. С восточной стороны на дне ровика найден лежащий на боку бронзовый котел, уцелевший при ограблении. На боках котла заметны были следы копоти, поверх он перекрывался корой. Высота котла 26,5 см., диаметр венчика 21,3 см. на 27 см. Тулово полусферическое на воронковидном поддоне. На венчике расположены две вертикальные ручки в виде арок с примыкающими протомнами - стилизованными головами орлиных грифонов, клювами касающиеся ручек. Под венчиком по периметру тулова расположен орнаментальный поясок из 18 фестонов ( рис. 3, 2 ). С юго-восточной стороны, за пределами ровика обнаружено захоронение лошади ( № 3 ) с остатками сбруи: резная подвеска из кабаньего клыка, изображающая голову волко-грифона, 4 алебастровые обоймы для перекрестных ремней уздечки, бронзовая пронизь ( рис. 3, 3 ), дуговидная пронизка-накладка ( рис. 3, 7 ), бронзовая обойма ( рис. 3, 4 ). Подвеска из клыка кабана, длиной 130 мм., подобная подвеске при мече из Блюмендфельского кургана А 12 ( Смирнов К.Ф. 1964, рис. 11 В ). На расстоянии 13-16 м. площадка окружена глиняным валом, высотой до 0.8 м., площадь внутри вала застлана слоем коры и ветвей. Установить конструкцию надмогильного сооружения не удалось ( рис. 3, 1 ).
Конструкция погребальной площадки в виде стола окруженного ровиком близка кургану 9 могильника Бесоба ( Кадырбаев М.К. 1984, с. 8990, рис.3 ) датированного V веком до н.э. С западной и северной стороны обнаружены два разграбленных впускных погребения, датированных не позднее I в.до н.э. ( погр. № 2 и № 1) ( рис. 3, 5,6,8. ) ). В целом раскопанные погребения могильника Кырык Оба 2 по обряду захоронении, конструкциям курганов и погребальному инвентарю тяготеют к кругу памятников на р.Илек. таким как Бесоба, Сынтас, Пятимары I и др. Перед началом раскопопок курганным отрядом проведены разведка вдоль участка строящегося газопровода Карашаганак – Атырау от г. Аксай на востоке, до с. Чапаево на юге, протяженностью 240 км. В результате были обнаружены 4 археологических памятника: развалины отдельной усадьбы в 25 км к северо-западу от г.Аксай на левом берегу современного русла р. Караоба.; одиночный курган находящийся в 2,5-3 км. к востоку от большого кургана могильника Кырык-Оба 1, и в 30 км. к западу от г. Аксай, в 120 метрах по левую сторону от газопровода; могильник раннего железного века и казахское кладбище в 3 км. к северу от села Приречное, в 150 м. на южной стороне газопровода; средневековое городище, находится на правом берегу р. Урал, на юго-западной оконечности пологого склона горы Свистун, в 5-6 км., к западу от г. Уральска и 1,5 км к востоку с. Зачаганск ЛИТЕРАТУРА 1. Кадырбаев М.К. 1984. Курганные некрополи верховьев р.Илек. // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М. 2. Смирнов К.Ф. 1964. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М. 3. Смирнов К.Ф. 1961. Вооружение савроматов. М. 4. Хазанов А.М. 1971. Очерки военного дела сарматов. М.
С.Ю. Гуцалов НОВЫЕ ПАМЯТНИКИ ДРЕВНИХ КОЧЕВНИКОВ НА ТЕРРИТОРИИ УРАЛЬСКОГО ЛЕВОБЕРЕЖЬЯ В 2001 года Актюбинским отрядом ЗККАЭ в ходе разведок в восточных районах Западно-Казахстанской области был вскрыт ряд погребений кочевников эпохи раннего железа. Представляется, что их публикация будет иметь значительный интерес для специалистов10. Первоначально разведочные раскопки были проведены курганы на могильнике Илекшар I, расположенном в Шингирлауском районе ЗападноКазахстанской области, в 1,5 км к востоку от одноименного поселка, на левом берегу реки Илек. Могильник насчитывает 15 курганов, расположенных по цепочке длиной 420 м, ориентированной по линии СВ-ЮЗ (рис. 1,1). К эпохе раннего железа относился курган № 8, который располагался в северной части могильника, на языкообразной возвышенности естественного происхождения второй надпойменной террасы реки Илек, находясь несколько обособленно от основной группы. Визуально выделялся на поверхности возвышением высотой около 60 см и скоплением полынных ассоциаций. Средняя высота кургана после проведения нивелировки составляет 0,75 м. Насыпь − земляная с отдельными включениями мелкого щебня. В северо-восточном секторе в 2 м к северу и в 2,6 м к востоку на глубине 0,2 м обнаружена трубчатая кость животного (МРС). Еще одна кость обнаружена в этом же секторе на глубине 0,4 м в 3 м к северу и 4,3 м к востоку. В юго-западном секторе в 3,5 м к югу и 1,8 см к западу обнаружены остатки древесины и трубчатая кость крупного рогатого скота (рис.2,1). Анализ бровок показал сложную стратиграфию насыпи, которая состояла, как минимум, из 2 слоев - основного и дополнительного, досыпанного поверх позднее (рис.2,1). В западной бровке на расстоянии 2,2 м от центра на глубине 0,5 м от поверхности насыпи расчищено захоронение ребенка, уложенного вытянуто на спине. У скелета отсутствовала левая рука и локтевая и лучевая кости 10
Автор признателен А.А. Бисембаеву за любезно предоставленный материал.
правой руки, а также берцовые кости ног. Судя по расставленным в сторону бедренным костям, скелет был уложен в позе «всадника». Размеры скелета и визуальный анализ костей позволяет предположить 6-8 летний возраст похороненного. Какой-либо инвентарь рядом с погребенным отсутствовал (рис. 2,4). После снятия насыпи до глубины 0,7 м было выявлено кольцо из желтой глины диаметром около 6,5 м с разрывом с юго-западной стороны. Кольцо укладывалось непосредственно на материк с предварительной частичной подрезкой дернового слоя. В южной половине кургана по внутреннему периметру кольца прослеживались остатки деревянных плах, уложенных радиально. Значительная часть деревянного перекрытия была разрушена и перемешана с засыпью. В северо-восточном секторе к востоку обнаружена могила №1 (рис.3,1). Пятно ямы было вытянуто по оси СЗ - ЮВ, имея очертания под прямоугольной формы со скругленными углами. Стенки могилы ко дну, особенно к юго-восточной части, расширялись, образуя глубокие подбои. Погребенные были уложены в могиле в три яруса: 1-й ярус. На глубине 1,05 м, на остатках перекрытия из деревянных плах шириной по 15 см, лежал скелет ребенка, вытянуто на спине, головой на юговосток. Череп захороненного завален на левый висок, лицевыми костями обращен к югу. Скелет был смещен к северной длинной стенке. Берцовые кости ног и правые локтевая и лучевая кости руки отсутствовали (рис.3,1). Южнее скелета лежало ребро животного (возможно КРС). 2-й ярус. Дальнейшая расчистка до глубины 1,20 м выявила лежащий под перекрытием и скелетом ребенка череп взрослого человека, обращенный теменными костями к северо-западу (рис.3,2). Рядом с черепом находились позвонки и трубчатые кости барана. В расширении ямы у юго-западного угла располагался перевернутый вверх дном лепной серо-глиняный сосуд с отогнутым наружу венчиком. Высота его -20 см, d венчика- 13,5 см, d дна-11 см. Дно сосуда плоское, во внутренней части скругленное, толщиной около 2 см. Сосуд грубой лепки, не равномерного обжига из слоящегося теста с примесью шамота (рис.3,5). 3-й ярус могилы расчищен на глубине 1,45 м. Череп взрослого человека из второго яруса лежал затылочной костью на фрагментах сосуда по качеству аналогичного вышеописанному. Рядом с черепом обнаружены лежащие бессистемно и потерявшие анатомический порядок кости ребенка и животного (МРС). Южнее данного скопления костей лежал вытянутый скелет ребенка (возраст 8-10 лет) частично разрушенный. Ноги его были расставлены, образуя острый угол, кости рук отставлены в сторону (рис.3,3). В нише юго-западного угла располагался еще один неполный детский скелет, ориентированный на северо-запад. Череп погребенного завален на правый висок, у скелета отсутствовали правая рука и берцовые кости ног. Южнее обнаружены раковина и крупный плоский камень, полученный в результате двухстороннего прямого скола речной гальки (рис.3,6).
Могила №2 находилась в северной половине кургана. Была вытянута по оси З - В с небольшим смещением (рис.1,3). В южной длинной стенке ямы была прорыта ниша. По всей глубине засыпи встречались разрозненные кости человека. На глубине 1,15 м вдоль северной, западной и южной стен шла широкая ступенька − уступ, переходящая в южной стенке в глубокую подбойную нишу (рис.1,4). На поверхности ступени и по всей площади могилы фиксировались остатки сгнившего войлока черного цвета и меловой посыпки. На дне могилы на глубине 1,5 м находились отдельные кости взрослого человека. В восточном торце могильной ямы в специально вырубленной нише находились фрагменты лепного серо-глиняного плоскодонного сосуда (рис.3,4). Со дна могильной ямы поднят обломок серого точильного камня с отверстием в верхней части (рис.1,2) Могила №3 располагалась в южной половине кургана ближе к центру, практически под южной бровкой (рис.2). Глубина могилы 1,85 м от уровня погребенной почвы. Яма прямоугольной формы длиной 2,2 м, шириной на поверхности 1,1 м, на дне − 0,75 м. Могила представляла собой торцевую катакомбу с входом с южной стороны. Свод катакомбы просел с течением времени, образовав под прямоугольную яму с сужающимися ко дну стенками. По боковым длинным стенкам фиксировались вертикально поставленные деревянные плашки до высоты 50см от дна. Общий характер расположения плах позволяет предположить наличие деревянного гробовища без дна из поперечных досок. На дне могилы на глубине 1,85 м вытянуто на спине головой на юг с небольшим отклонением лежал скелет взрослого человека. Ноги погребенного слегка согнуты в коленях, образуя ромб. Левая рука была вытянута вдоль тела, кости правой − немного согнуты в локте и отставлены в сторону (рис.4,1). Под скелетом зафиксированы остатки органического тлена, вероятно, войлока. Встречались отдельные крошки мела. У южной стенки находились лопатка, ребра и трубчатые кости барана. Рядом с ними находился плоский камень аналогичный по характеру изготовления, обнаруженному в могиле №1 (рис.1,3). Инвентарь: 1) в юго-восточном углу ямы стоял гончарный красноглиняный кувшин с ручкой. Высота сосуда 26,5 см, d венчика 10,8 см, d дна 12,8 см. В верхней части сосуд украшен двумя параллельными каннелюрами. На ручке в верхней части находится круглый выступ диаметром 1 см (рис.4,6); 2) с правой стороны скелета вдоль восточной стены под кистью человека лежал железный меч длиной около 1м. Лезвие меча линзовидное в сечении, перекрестие прямое образовано путем оковки меча железной пластиной ромбической формы. Рукоять круглая в сечении, на ней фиксировались остатки дерева (рис.4,2); 3) рядом с рукоятью лежала бронзовая восьмерковидная пряжка со сломанным одним краем (рис.4,4). На лицевой стороне пряжки находятся круглая кнопка и две параллельные выпуклые линии на переходе двух колец;
4) рядом с мечом находился железный кинжал. Длина лезвия −28,5 см, длина рукояти −10,5 см. Рукоять в сечении овальная, лезвие – линзовидное. Перекрестие кинжала прямое, навершие - серповидное, образовано из прикованного округлого в сечении прута (рис.4,3); 5) из засыпи ямы поднят костяной штырь длиной 16, 8 см (вероятно, относится к более древнему погребению № 4, частично разрушенного в ходе совершения захоронения в катакомбе). Он круглый в сечении, сужающийся к одному концу, на противоположном имеет выточенный выступ и пересекающиеся сквозные отверстия (рис.5,3). Могила №4 находилась в южной части кургана, примыкая северной стенкой к яме №3. Имела под прямоугольную форму, со скругленными углами, длиной 2 м, шириной 1м. Яма вытянута по линии З – В с небольшим отклонением к северу. На дне ямы располагался нарушенный скелет взрослого человека. Он находился на остатках органического тлена (возможно, войлока). In situ сохранилась левая половина скелета. Кости правой половины перемешаны, череп находился на теменных костях в северо-восточном углу ямы. Судя по расположению костей, погребенный лежал, вытянуто на спине и был ориентирован головой на восток (рис.5,1). В юго-восточном углу лежали кости барана: лопатка, передняя нога и ребра. Находки были представлены следующими предметами: 1) железный кинжал, с почковидным перекрестием и грибовидным навершием. Рукоять овальная, лезвие в сечении - линзовидное (рис.5,7) – под костями барана. Под рукояткой меча обнаружена крупная бородавчатая бусина под треугольной формы (рис.5,5); 2) фрагменты железного ножа (рис.5,6) – среди костей барана; 3) бронзовый трехлопастной наконечник стрелы – между ребрами скелета. После снятия скелета под левой тазовой костью обнаружены еще три наконечника стрел; 4) массивный железный колчанный крючок с откованной спинкой и петлей на лицевой стороне (рис.5,2) – в засыпи могилы в северо-восточном углу; 5) железный прут с загнутым концом (возможно фрагмент псалия) (рис.5,4) – также из засыпи; 6) железная пряжка с округлой рамкой и подвижным язычком (рис.4,5) – обнаружена на переходе могил №№3 и 4. Вероятно принадлежала погребению № 3. Курган Шоктыбай 3 располагался в 2 км к В-СВ от пос.Шоктыбай, на краю 2-й надпойменной террасы у поймы левого берега р.Илек. Насыпь уплощенная. На ее поверхности торчали каменные плиты. Диаметр насыпи 10 м, высота 0,35 м. Насыпь – щебнисто- земляная, плотная. В юговосточном секторе среди щебня обнаружена трубчатая кость животного – в 3 м к югу и 1,7 м к востоку, глубина залегания 0,1 м. В юго-западном секторе обнаружен фрагмент серо-глиняного сосуда: 3,1 м к югу, 1,15 м к западу,
глубина залегания 0,15 м. Фрагмент орнаментирован параллельными каннелюрами и желобками, и рядом дугообразных параллельных вдавлений. В его тесте – примесь талька. В северо–восточном секторе на глубине 0,1 м также обнаружена раковина – 1 м к востоку и 1,25 м к северу. Под насыпью на материке выявлена кольцевая каменная конструкция диаметром примерно 3,5 м, сложенная из камней среднего размера. Кольцо имеет вход–разрыв с восточной стороны. Камни кольцевой конструкции уложены в 3 ряда. Внутри кольца, на уровне материка, ближе к центру кургана, прослежены параллельные ряды сгоревших плах, образовывающие квадрат. Почва внутри квадрата, под ним и за его пределами, очень сильно прокалена (рис.6,1). Внутри конструкции обнаружена большая могильная яма, где было вскрыто несколько последовательных захоронений, прорезавших друг друга. Большая часть из них, вероятно, относится к эпохе энеолита–ранней бронзе. К эпохе раннего железа принадлежит погребение №3, впущенное в засыпь общей могильной ямы с северного края. Оно имело под прямоугольную форму со скругленными углами, вытянутую по оси З – В. В засыпи могилы встречено три бронзовых наконечника стрел (рис. 6,2,3,13). На дне могилы на глубине 1,2 м на органической подстилке и посыпке из мела и угля лежал скелет взрослого человека, ориентированный головой на восток. Кости ног согнуты в коленях и расставлены в стороны, образуя ромб. Кости рук согнуты в локтях и отставлены в сторону (рис.6,19). У левой берцовой кости лежала тазовая кость и ребро барана. Скелет сопровождали следующие предметы инвентаря: 1) каменный сигарообразный оселок – возле левой бедренной кости; 2) бронзовые наконечники стрел (рис.6,4-12,14-17) – там же 3) железный черешковый нож, с бронзовой заклепкой (рис.6,18) – возле левой локтевой кости руки с внутренней стороны, среди костей барана. Наиболее древними из исследованных погребений являются захоронения в мог. 4 кург. 8 мог-ка Илекшар I и впускное погр. 3 кург. Шоктыбай 3. Архаичной находкой представляется железный кинжал с почковидным перекрестием и грибовидным навершием из илекшарского кургана (рис.). Данный тип клинкового оружия получил распространение в евразийских степях в VII-VI вв. до н.э. (Смирнов 1961; Тереножкин 1976, с. 130-132; Членова 1993). Вполне вероятно, что верхняя граница существования мечей рассмотренного типа - это рубеж VI-V вв. до н.э. Нельзя исключить, что они являются исходной формой в эволюции мечей и кинжалов с гладкой рукоятью и классическим бабочковидным перекрестьем, время распространения которых приходится на конец VI-V вв. до н.э., главным образом первую половину V в. до н.э. В доказательство данного тезиса можно привести факт встречи короткого меча с плоской ручкой, имевшей цельнолитое брусковидное навершие и бабочковидное перекрестье, приваренное способом горячей ковки на клинок, в погр. 1 к. 3 мог-ка Танаберген 2, надежно датируемом сопровождающим инвентарем концом
VI- первой половиной V вв. до н.э. (См.: Гуцалов 1991). Аналогичная ситуация была зафиксирована также в погр. 1 к. 7 Ново-Кумакского мог-ка конца VI-V вв. до н.э. (Мошкова 1962, с. 210-211, рис. 7,10). Бронзовые наконечники стрел из погребения, относящиеся к VI и IX типам по классификации К.Ф. Смирнова (1961, табл.2), характерны для VI-IV вв. до н.э. Колчанные крючки, подобные тому, что найден в погребении, фиксируются в курганах конца VI-V вв. до н.э. (Кадырбаев, Курманкулов 1976; они же, 1977; Бисембаев, Гуцалов 1998; Железчиков 1998). Судя по тому, что крючок данного типа встречен в погр. 16/7 мог-ка Лебедевка VII, эти изделия встречаются вплоть до начала IV в. до н.э. (Гуцалов 2000, табл. 17, 12). Важной в плане определения даты данного комплекса является находка стеклянной "бородавчатой" бусины. Как правило, они встречаются в погребениях конца VI, реже рубежа VI-V вв. до н.э. (Смирнов, Петренко 1963, табл.27,3). Все вышеприведенные данные позволяют предположить датировку рассматриваемого захоронения концом VI - 1-й пол. V вв. до н.э. Сходный обряд (ориентировка, тип могильной ямы) и близкий по типам набор бронзовых наконечников стрел (типы 1,3,6,9,12 и 13 втульчатых трехлопастных по классификации К.Ф. Смирнова (1961, табл.2)), позволяют отнести погребение в кургане Шоктыбай 3 также к концу VI - 1-й пол. V вв. до н.э. Особенностью вновь открытых в бассейне Илека захоронений является их восточная ориентировка. Погребения с восточной ориентировкой достаточно часто встречались в курганах орско-уральского междуречья указанного времени (12,7 %), в первую очередь во впускных могилах, при общем преобладании западной (49,3 %) и значительной доле южной - 21, 6 %. Подобные различия нельзя объяснить только поло-возрастной дифференциацией − в ареале распространения прохоровской культуры данного ареала и ранее встречались достаточно богатые воинские захоронения с восточной ориентировкой. Как правило, захоронения с восточной ориентировкой скелетов сопрягаются с подкурганными каменными кольцами и деревянными конструкциями. Нередким является и проявление культа огня. Остатки данных ритуалов и наблюдаются в обоих курганах. Можно предположить, что погребения с восточной ориентировкой несут особую этно-культурную нагрузку. Захоронения, совершенные в могилах №№ 1-3 кург. 8, мог-ка Илекшар I, относятся гораздо более позднему времени, чем основное. Это предположение подтверждает как сопровождающий погребальный инвентарь, так и курганная стратиграфия - более поздними погребениями разрушена подкурганная деревянная конструкция и разрезан земляной вал, фиксировавший древнюю погребальную площадку. Представляется, что более ранними были захоронения в могилах №№ 1 и 2 − одно из этих однотипных подбойных захоронений (№ 2) было разрушено при совершении катакомбного погребения № 3. Кроме того, покойников сопровождал
сходный инвентарь − плоскодонная глиняная посуда с примесью шамота в тесте. Один из горшков, кстати, архаичного облика, встреченный в 3-м ярусе (рис.3,5), − более характерен для плоскодонной посуды 2-го отдела древнепрохоровского этапа (конец VI-V вв. до н.э.) (Смирнов, Петренко 1963, табл.5,20,22-24). Вероятно, в данной могиле неоднократно совершались последовательные захоронения детей, скорее всего, в III, м.б., II в. до н.э. Данный обряд требует специального рассмотрения. Сосуд из 2-го погребения (он имеет округлую форму и уплощенное дно) (рис.3,4) характеризует керамику прохоровской культуры более позднего времени (Мошкова 1963, табл.5 и 6). Самым поздним в изучаемом кургане захоронение в могиле № 3. О его стратиграфическом положении говорилось выше. Инвентарь из могилы весьма показателен, что позволяет уточнить дату захоронения. Так, в III-I вв. до н.э. около половины мечей и кинжалов встреченных в погребениях Южного Приуралья имеют серповидное навершие и прямое перекрестие (Гуцалов 2000, с.43). Мечей же без навершия с прямым перекрестием встречено только 4. Находки их, как правило, сопрягаются с мечами с кольцевым навершием и обязательно с различного типа пряжками. А.С. Скрипкин считает, что в сформировавшемся виде эти мечи появляются уже в IV-III вв. до н.э. (1991, с.128). А.Д. Таиров, в принципе, солидаризируясь с А.С. Скрипкиным по данному вопросу, относит появление мечей этого типа к IV в. до н.э. (Виноградов, Таиров, 1996, с.174). Вполне вероятно, что в пользу столь раннего распространения мечей данной формы свидетельствует находка из подбойного погр. 2 к. 23 мог-ка Покровка 2 (Яблонский и др. 1994), датируемого IV в. до н.э. По мнению А.М. Хазанова господство мечей данной разновидности начинается лишь со II в. до н.э. (1971, с.20). Инвентарь же из других погребений, включающих мечи выделенного типа, пожалуй, свидетельствует в пользу II, а скорее всего, даже I в. до н.э., как предпочтительной даты их попадания в могилу. Показательно, что в указанный период получили широкое распространение поясные пряжки: круглорамчатые металлические с подвижным язычком и восьмерковидные бронзовые, на противоположенных концах которых имеются кнопочка и скоба-язычок для крепления к поясу (Гуцалов 2000, табл. 29). Для определения более точной хронологической позиции комплексов этого времени, очень важно учитывать сопряженность пряжек с другими предметами инвентаря. Круглые пряжки с подвижным язычком) обнаружены в шести погребениях региона11. В комплекте с ними по три раза встречены мечи с серповидным навершием и прямым перекрестием и с кольцевым навершием и прямым перекрестием, дважды черешковые наконечники стрел, кусочки окаменелого дерева и каменные «молоточки», по одному разу бронзовые зеркала с плоским диском и толстой гофрированной ручкой, по центру которой - прорезь и с валиком по краю диска и длинной ручкой, меч с 11
Покровка 1, 16/1; Покровка 8, 1/11; Близнецы, 4/2; Покровка 1, 4/4; Новопавловка, 5/1; Барбастау I, 8/9.
рогатковидным навершием, прямоугольные пластинчатые пряжка с прорезным отверстием у края и язычком на боковой грани, гончарный сосуд, кувшин, лепной плоскодонный горшок котловидной формы и набор конской упряжи. Восьмерковидные пряжки встречены в трех погребениях в сопровождении курильницы (цилиндрической жаровни), лепных сосудов, большой ребристой фаянсовой бусины, железных черешковых наконечников стрел со срезанными под тупым углом лопастями, мечей с серповидным навершием, без металлического навершия, привозные мечи синдо-меотского типаи пряжки прямоугольнорамчатые 12 . Отсюда, имеются все основания нижнюю границу данного комплекса определять как II в. до н.э. Основанием для нахождения верхней границы памятников данной хронологической группы как I вв. до н.э. являются материалы раскопок памятников сарматской культуры в ряде подбойно-катакомбных погребений междуречья Волги и Иловли, совершенных, к тому же, в деревянных гробах, где обнаружены железные фибулы. К таковым относятся комплексы Петропавловка I, 2/9 и Барановка I, 10/9 (Сергацков 1992, рис. 6). Автор раскопок обоснованно относит данные погребения ко II-I (скорее всего I) вв. до н.э. (там же, с. 167, 169). Материалы же из этих комплексов (железные пряжки, бронзовые зеркала, бусы, керамические наборы и пр.), в принципе, однородны с анализируемыми. Т.о., дата исследуемого погребения - II-I вв. до н.э. Говоря о характере развития культуры кочевников исследуемого региона в данный период, необходимо отметить относительную малочисленность материалов, по сравнению с предыдущим. В погребальной практике кочевников орско-уральского междуречья III - I вв. до н.э., по сравнению с предшествующим периодом, произошли серьезные изменения. Они проявились в том, что количество впускных погребений возросло до 87,6 %, прекратилась традиция создавать деревянные конструкции под насыпями, исчезли из погребальной практики дромосные могилы, также как и захоронения на погребенной почве, исчезла традиция сооружения каменных панцирей над курганом. К разряду новых черт в погребальной практике номадов Южного Приуралья стоит отнести массовое распространение захоронений в узких прямоугольных катакомбах, прорытых в короткой стенке. Причем, в большинстве своем, они резко отличаются от просторных катакомб, имевших распространение в Южном Приуралье с конца VI по IV вв. до н.э. В этот период были широко представлены захоронения в гробах. При этом погребения, совершенные в этих конструкциях, сопрягаются с другими элементами погребального обряда: глиняной обмазкой пола и стенок, посыпкой дна мелом, находкой в могиле кусочков окаменелого дерева, широким распространением деревянных блюд. Фиксируются и некоторые другие изменения, но нельзя не отметить того 12
Увак, 5/8; Мечетсай, 2/5; Чкаловский, 3/7.
факта, что сохранилась прежняя линия развития прохоровской культуры, истоки которой уходят в VI в. до н.э. По сути, происходит дальнейшей эволюции прохоровской культуры, ее дальнейшей стандартизации. Однако невозможно отрицать и сильных инокультурных влияний на ее развитие. В первую очередь этот вывод, вероятно, относится к широкому распространению в Орско-Уральском междуречье катакомбных погребений. Катакомбы этого времени сильно отличаются от аналогичных сооружений предшествующего времени: Катакомбы Орско-Уральского междуречья VI – I вв. до н.э. (по В.С. Ольховскому 1977). I-1 I-2 I-3 II-1 II-2 II- II-3Б IV-1 V-1 VI-1 VI-2 VI-4 VII3А 1
III-I 24 %
0
3
3
1
2
4
43,6 0 4
5,45 5,45 1,81 3,63 7,27 5 5 8 6 3
50
7
11
4
2
20
7,27 3,63 3 6
2
1
V-IV
%
71,4 2,85 10 3 7
VI- 6 V %
2
2
66,6 22,2 6 2
1
1
1
1
1,42 1,42 1,42 1,42 2,85 1,42 9 9 9 9 7 9
3 4,28 6
1 11,1 1
Из данной таблицы видно, что в III – I вв. до н.э. были широко распространены узкие подбои (I - 1) и торцовые катакомбы нескольких разновидностей (II и VI типов). В это время были широко представлены и катакомбы 2-го типа. Таблица в целом показывает картину преемственности в развитии погребального обряда на данной территории с VI по I вв. до н.э., однако столь широкое распространение подземных камер, прорытых в узкой боковой стенке именно в эту эпоху, заставляет искать ее причины. Ближайшее сходство катакомбные комплексы сарматов ОрскоУральского междуречья III - I вв. до н.э. имеют с погребальными
памятниками скотоводов Средней Азии, в первую очередь, южного Приаралья и Бухарского оазиса. Сходство это высокое, как в погребальном обряде, так и в инвентаре (Сорокин 1956; Трудновская 1979; Лоховиц, Хазанов 1979; Лоховиц 1979; Мандельштам 1992). Материалы курганов Орско-Уральского междуречья рассматриваемого времени в таких категориях инвентаря как мечи, железные пряжки сразу нескольких типов, пластинчатые браслеты, бронзовые зеркала, костяные антропоморфные подвески имеют этнографическое сходство с синхронными погребальными комплексами Средней Азии (Обельченко 1961, с.97-176; Мандельштам 1975, табл. IV; VIII – X и др.; Мандельштам, 1992, табл. 42-43). Но появляются эти памятники на территории Средней Азии одновременно (или, даже, чуть позднее) с распространением подобных в Южном Приуралье и, как резонно считают некоторые исследователи, не имеют местных истоков (Берлизов, Каминский 1993; Вайнберг, Новгородова 1976, с.71). Данный вывод подтверждается и антропологическими материалами. Так, по мнению Т.П. Кияткиной «Краниологические материалы из Тулхарского могильника… свидетельствуют о том, что в конце II в. до н.э. на территории Северной Бактрии появились значительные группы совершенно нового населения, связанного по своему происхождению со степными областями» (1975, с.212). Наличие тесных контактов между номадами Орско-Уральского междуречья и Средней Азии, хорошо подтверждаемые археологическим материалом, с одной стороны, характер распространения памятников этого в Южном Зауралье (всего 4 погребения на столь обширную территорию (Виноградов, Таиров 1996), с другой, позволяет согласиться с мнением С.Г. Боталова, что южноуральские номады в ухудшающихся природоклиматических условиях вынуждены были использовать всю пастбищную площадь арало-уральской кочевой провинции (Боталов 1999, с.201-203). Тем более, что это позволяла политическая ситуация в регионе, вызванная крушением Ахеменидской державы и эпохой войн диадохов. Б.Ф. Железчиков, в качестве другой и основной причины, рассматривает ухудшение экологической ситуации в приуральском регионе к рубежу нашей эры (1983, с.58), что подтверждается данными палеопочвоведения (Рысков, Демкин 1995, с.60). К ряду причин данного явления можно отнести и факты политической истории кочевых племен степей Центральной Азии в конце III в. до н.э. Захоронения в гробах, как элемент обрядности – характернейшая черта обряда ранних кочевников Центральной Азии. Там захоронения в деревянных колодах встречаются уже с раннескифского времени (Грязнов 1980). Но только с конца III в. до н.э. на территории Тувы и Забайкалья широко распространяются захоронения в деревянных гробах (Мандельштам, Стамбульник 1992, с.198,199; Могильников 1992, с.260). На той же территории исследователи отмечают широкое распространение таких предметов материальной культуры и заупокойного инвентаря как геральдические пряжки и деревянные гребни с костяными навершиями (Дэвлет 1980; Мандельштам, Стамбульник 1992; Могильников
1992), черешковые наконечники стрел (Хазанов 1971; Засецкая 1983). Нередкой находкой там являются деревянные блюда. Находок подобных блюд в погребениях кочевников рассматриваемого времени, наверняка, было гораздо больше, не исключено, что они не дошли до нас в виду плохой сохранности деревянных предметов. Ритуал разбивания бронзовых зеркал стал характерен именно с распространением катакомбных торцовых погребений (Хазанов 1963). Истоки этого обряда уходят своими корнями далеко на восток, вплоть до территории Китая (Литвинский 1963). А.С. Скрипкин предлагает связывать эволюцию сарматской культуры конца 1-го тыс. до н.э. с надломом Скифии в результате хуннского пассионарного толчка, вызвавшего миграции восточных скифских племен в Среднюю Азию, Афганистан, Индию и на запад, за Волгу, в Северное Причерноморье (Скрипкин 1994, с.30-31). Для таких выводов имеются основания в археологическом материале. В сложившейся ситуации было бы заманчиво связывать распространение памятников этого типа с движением юечжей и других племен из Центральной Азии в западном направлении, в том числе и в пределы Уральского левобережья, под давлением хуннов (Скрипкин 1991, с.201).
ЛИТЕРАТУРА 1. Берлизов Н.И., Каминский В.И. 1993. Аланы, Кангюй и Давань // ПАВ, № 7. СПб. С.94-111. 2. Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю. 1998. Новые памятники древних и средневековых кочевников казахстанского Приуралья // УАВ, вып. 1, Уфа. С.152-161. 3. Боталов С.Г. 1999. Хуннский культурогенез в аспекте трансформации хозяйственного уклада // Комплексные общества Центральной Евразии в III-I тыс.до н.э. Челябинск. С.201-203. 4. Вайнберг Б.И., Новгородова Э.А. 1976. Заметки и знаках и тамгах Монголии // История и культура Средней Азии. М. 5. Виноградов Н.Б., Таиров А.Д. 1996. Сарматские погребения могильника Солнце III // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск. С.164-177. 6. Грязнов М.П. 1980. Аржан. Царский курган раннескифского времени. Л.62 с. 7. Гуцалов С.Ю. 2000. Культура ранних кочевников Орско-Уральского междуречья в VII - I вв. до н.э. Дис. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. 07.00.06. Уфа. 8. Дэвлет М.А. 1980. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н.э.- I в. н.э. // САИ, вып. Д 4-7. 66 с.
9. Железчиков Б.Ф. 1983. Экология и некоторые вопросы хозяйственной деятельности сарматов Южного Приуралья и Заволжья в VI в.до н.э. - I в.н.э. // История и культура сарматов. Саратов. С.48-60. 10.Железчиков Б.Ф.1998. Археологические памятники Уральской области. Волгоград. 134 с. 11.Засецкая И.П. 1983. Классификация наконечников стрел гуннской эпохи (конец IV-V вв. н.э.) // История и культура сарматов. Саратов. 12.Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж.К. 1976. Захоронение воинов савроматского времени на левобережье Илека // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата. С. 137-156. 13.Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж. 1977. Материалы раскопок могильника Бесоба // Археологические исследования в Отраре. Алма-Ата. С. 104 -115. 14.Кияткина Т.П.1975. Краниологические материалы из курганных могильников кушанского времени в северной Бактрии // В кн.: Мандельштам А.М. Памятники кочевников кушанского времени в северной Бактрии. Л. 1975. 15.Литвинский Б.А. 1963. Зеркало в верованиях древних ферганцев // СЭ, № 4. М. С.97-104. 16.Лоховиц В.А. 1979. Подбойно-катакомбные и коллективные погребения могильника Тумек-кичиджик // Кочевники на границах Хорезма. М. С.134-150 17.Лоховиц В.А., Хазанов А.М.1979. Подбойные и катакомбные погребения могильника Туз-гыр // Кочевники на границах Хорезма. М. С.111-133. 18.Мандельштам А.М. 1975. Памятники кочевников кушанского времени в северной Бактрии. Л. 19.Мандельштам А.М. 1992. Кочевое население Среднеазиатского междуречья в последние века до н.э. и первые века н.э. // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М. С.107-115. 20.Мандельштам А.И., Стамбульник Э.У. 1992. Гунно-сарматский период на территории Тувы // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М. С.196-205. 21.Могильников В.А. 1992. Хунну Забайкалья // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М. С.254-273. 22.Мошкова М.Г. 1963. Памятники раннесарматской (прохоровской) культуры. - САИ. Вып. Д1-10. М. 56 с. 23.Мошкова М.Г. 1962. Ново-Кумакский курганный могильник близ г. Орска. МИА, № 115, М. 24.Обельченко О.В. 1961. Лявандакский могильник // ИМКУ, вып.2. Ташкент. С. 97-176. 25.Ольховский В.С. 1977. Скифские катакомбы в Северном Причерноморье // СА, № 4. С.108-128.
26.Рысков Я.Г., Демкин В.А. 1995. Результаты естественно-научного изучения курганов левобережного Илека // Курганы левобережного Илека. М., вып. 3. 27.Скрипкин А.С. 1991. Азиатская Сарматия. М., С. 240 с. 28.Скрипкин А.С. 1994. К определению содержания понятия «сарматская эпоха» // Проблемы истории и культуры сарматов. Волгоград. С.28-31. 29.Смирнов К.Ф. 1961. Вооружение савроматов // МИА. № 101. М. 162 с. 30.Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. 1963. Памятники савроматской культуры Поволжья и Южного Приуралья. САИ. Вып. Д1-9. М. 40 с. 31.Сорокин С.С. 1956. Среднеазиатские подбойные и катакомбные захоронения как памятники местной культуры // СА, XXVI. М. С.97-115. 32.Тереножкин А.И. 1976. Киммерийцы. Киев. 224 с. 33.Трудновская С.А. 1979. Ранние погребения юго-западной курганной группы могильника Туз-гыр // Кочевники на границах Хорезма. М. С.101110. 34.Членова Н.Л. 1993. О степени сходства материальной культуры в пределах “Скифского мира”. ПАВ, № 7. СПб. С.49-76. 35.Хазанов А.М. 1963. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов // СЭ, № 4. М. С.89-96. 36.. Хазанов А.М. 1971. Очерки военного дела сарматов. М. 171 с. 37.Яблонский Л.Т., Трунаева Т.Н., Веддер Дж., Дэвис-Кимболл Дж., Егоров В.Л. 1994. Раскопки курганных могильников Покровка 1 и Покровка 2 в 1993 году // Курганы левобережного Илека. Вып. 2. М. С. 18-53. Архивные материалы 1 Гуцалов 1991. Отчет об археологических работах в Актюбинской области в 1991 году // Фонды АОИКМ.
Рис.1. Могильник Илекшар I. 1 - план могильника Илекшар I. 2 - 4 курган 8, погребение 2: 2 - точильный камень; 3-4 - план и разрез могилы.
Рис.2. Могильник Илекшар I, курган 8. 1 - план и разрезы кургана: 1 - гумус, 2 - погребенная почва, 3 - материк, 4 - древнейшая насыпь, 5 - глиняногравийный вал, 6 - воронка из чернозема над катакомбой могилы № 3, 7 впускная яма могилы № 3, выкид из могилы № 4; 2 - погребение 2; 3 погребение 3 - точильные камни; 4- план погребения в насыпи.
Рис. 3. Могильник Илекшар I, курган 8. 1-3 - планы погребения 1 на разных ярусах; 4 - погребение 2; 5,6 - погребение 1; 4,5 глина; 6 камень.
Рис.4. Могильник Илекшар I, курган 8, погребение 3. 1 - план и разрез могилы; 2-6 - инвентарь. 2,3,5 - железо, 4 - бронза, 6 - глина.
Рис.5. Могильник Илекшар I, курган 8, погребение 4. 1 - план могилы; 27 - инвентарь. 2,4,6,7 - железо, 3 - кость, 5 - стекло.
Рис.6. Курган Шоктыбай III. 1 - план и разрезы кургана: 1 - гумус, 2 погребенная почва, 3 - материк, 4 - щебень, 5 - обгоревшее дерево, 6 - камни, 7 - выкид; 2-18 - инвентарь; 19 - план могилы. 2-17 - бронза, 18 - железо.
С.Г. Боталов, А.А. Бисембаев НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПО КУЛЬТУРЕ ГУННОВ ЗАПАДНОГО КАЗАХСТАНА.
1. БАСШИЙЛИ. В 2001-2002 годах археологическим отрядом Актюбинского государственного Университета им. К. Жубанова (руководитель А.А. Бисембаев) и Южноуральского Института истории и археологии УрО РАН (руководитель С.Г. Боталов) проводились стационарные и разведочные работы по исследованию памятников гунно-сарматского периода на территории Западного Казахстана. Основной задачей этого тематического исследования было выявление общей плотности памятников данного круга в левобережном бассейне р. Урал, в бассейнах рек Эмбы и Уила, а также выборочное исследование отдельных объектов, относящихся к этой культуре. Приводим краткое описание итогов данных исследований. Могильник Басшийли расположен в Мугалжарском (бывшем Октябрьском) районе Актюбинской области в 2 км к В-СВ от пос. Басшийли. Памятник располагается на краю коренной террасы в 1,2 км к С от левого берега верховий р. Шийли. В пограничном районе сухой степи и цепи песчаных барханов, идущей в направлении коренника в 1,5-2 км от русла реки. Памятник занимает сравнительно ровный остепненный участок, который имеет небольшой уклон по линии С-Ю в сторону береговой линии. Ранее (в 60-70-х годах) вся площадь памятника, а также пойма реки подвергались мелиорации, на что указывают арычные траншеи идущие вдоль берега с З на В. Поверхность памятника ранее активно распахивалась и разъезживалась дорогами. В этой связи поверхность отдельных курганов эрозирована и частично уничтожена полевыми дорогами. Могильник Басшийли располагается многорядной цепью вдоль кромки берега с З на В. Издалека лучше всего фиксируются западная и центральная части могильника, так как на самом большом (курган 11) и гантелевидных курганах растут деревья и кусты боярышника. Могильник насчитывает 58 курганов различной конструкции. (рис. 1,1). КУРГАН 10. Представляет собой грунтовую оградку неправильной формы. Общий диаметр 8 х 11 м, высота – до 0,12 м, внутренний диаметр – 3, 5 м. Хорошо задернован. (рис. 1, 4). Могильная яма располагалась по центру кургана (чуть смещена к ЮЗ). Впервые обнаружена на уровне (-100). Имела размеры 0,65 х 2,05 м. Ориентирована на СЗ - ЮВ. На уровне (-170) яма приобретает вытянутоовальную форму (размеры 0,5 х 1,9 м). Здесь были обнаружены остатки скелета. Скелет в результате низкого залегания грунтовых вод и, вероятно,
очень высокой солено-щелочной среды полностью истлел и представлял собой только слабо заметные буро-коричневые очертания. Покойник лежал вытянуто на спине головой на СЗ. У правого крыла таза обнаружен обломок фибулы. Описание материала. Фибула с пластинчатым приемником слегка изогнутым в своей передней части (рис. 1, 4, 5). Размеры сохранившегося щитка 12 х 14 мм. Размеры иглы 45 мм, диаметр основания 2,5 мм. КУРГАН 11. Занимает крайнее западное положение в могильнике и является самым большим курганом в памятнике. Имеет округлую сферическую насыпь диаметром 23,5 м, высотой – до 1 м (рис. 15). Поверхность половины насыпи хорошо задернована. Однако сама вершина, особенно восточная ее часть, значительно разрушена сурками и барсуками. Норы диаметром до 0,5 м имели длину до 1 м. На вершине кургана росло дерево боярышника и кустарник. Курган был окружен рвом, общий диаметр которого достигал 28 м, ширина и глубина его варьировались. Наиболее узкая часть рва находилась на юге. Здесь ширина небольшого (0,1 м) прогиба достигала 2 м. Самая широкая и глубокая часть рва была в ЮЗ секторе. Здесь располагались две впадины: южная (6 х 4 м, глубиной до 0,4 м от современной поверхности) и юго-западная (3 х 3 м, глубиной до 0,7 м от современной поверхности). В СЗ и ЮВ секторах ров имел примерно одинаковую конфигурацию. Здесь он достигает ширины 4 и 4,5 м соответственно, в глубину до 0,2 м. В северной части с небольшим отклонением на СВ наблюдалась еще одна перемычка шириной до 6 м. В результате исследования стратиграфии насыпи реконструируется грунтовое сооружение, которое возможно было изначально возведено на месте кургана. Вероятнее всего, это был грунтовый склеп, сложенный в основании из супеси и обложенный сверху дерном, который срезали со рва и площади вокруг рва. Склеп был подквадратной формы, по линии С-Ю – до 13 м, по линии З-В – до 14 м. Толщина стен достигала от 1,5 до 3 м. В южной части, скорее всего, склеп имел проход (предполагаемая ширина – 3-5 м). На стенах склепа были сооружены жертвенные комплексы (12 костей лошади и барана), которые впоследствии сползли в ров или во внутрь склепа. Могильная яма была сооружена несколько к югу от середины внутри склепового пространства. Могильная яма была выявлена в центральном секторе между пикетами (6) – (0). Яма имела подпрямоугольную форму размером 3,2 х 2 м. Заполнение ямы пестрое: в центре – суглинок ярко желтого цвета, по краю – голубоватосерая глина (обмазка стенок). По мере углубления яма приобретает более прямоугольную форму. Ориентирована ССЗ – ЮЮВ. На глубине 90-110 м яма выходит на дно. Дно ямы (уровень (–215) покрыто слоем из 6 досокгорбылей, положенных плоской стороной на дно, округлой вверх. На досках просматривалась красная краска (рис. 15).
Погребение ограблено. Кости скелета разбросаны в беспорядке. Череп обнаружен за пределами настила (гроба) в нише, расположенной в южном краю ямы, размеры которой 0,4 х 0,9 м. Он лежал на теменной кости. Лицевая часть его разрушена. Череп имел явные следы теменной деформации. Кости ног и рук, в основном, сосредоточены в ЮЗ части ямы вдоль стенки. Плечевая кость располагалась в ЮЗ углу; две кости (бедренная и берцовая) – параллельно на уровне центра ямы ближе к З стенке. Здесь же обнаружена челюсть. В северной части настила обнаружены зубы (4 шт.). От южного края ямы вдоль ее ЮЗ сектора и западной стенки обнаружены золотые сферические нашивки (рис. 1,5). Описание материала. 1. Золотые сферические нашивки (диаметр 5-7 мм). Всего 42 штуки. (рис. 1, 5, 6, 7). 2. Кусочек фольги. 18 х 12 мм (рис. 1, 5, 8). 3. В средней части ямы обнаружена серебряная пряжка и две обоймы с остатками ремня. Серебряная пряжка с округлой рамкой (диаметр 1,5 см) со слабо выступающим, загнутым на краю языком (рис. 1, 5, 10). Обоймы размером 17 х 12 мм; внутри заполнены остатками кожи. 4. Стержень из бронзы, вероятно, остаток от фибулы длиной 2,8 см, толщиной 0,4 см. (рис. 1, 5, 11) СООРУЖЕНИЕ (ГАНТЕЛЕВИДНЫЙ КУРГАН) № 15. Расположен в средней части могильника в 50 м к В от кургана 11. Представляет собой курган гантелевидной формы, который образуют две округлые насыпи: малая (восточная) диаметром до 9 м, высотой 0,5 м и большая (западная) диаметром до 10 м, высотой 0,45 м. Между собой эти насыпи соединены перемычкой, ширина которой достигает 3 - 4 м, высота – 0,2 – 0,25 м. Перемычка идет дугой от одного к другому кургану, подобно дужке очков. Курган хорошо задернован (рис. 1, 3). Вокруг сооружения наблюдается ров, глубина которого колеблется в пределах от 0,1 до 0,15 м, ширина – от 0,5 до 2 м. Вскрытие сооружения производилось раскопом сложной конфигурации. Боковые насыпи вскрывались круговыми раскопами диаметром соответственно 12,5 м (восточная) и 14 м (западная). По центру каждого были оставлены бровки C-D, F-E (0,5 м), ориентированные С-Ю. Поперечная бровка А-В (0,5 м), идущая по средней оси всего сооружения с ЮЗ на СВ была оставлена для фиксации центрального профиля всего сооружения. Еще три бровки Q-H, K-J, L-M были оставлены поперек сооружения для фиксации конструкции перемычки. (рис. 1, 3). В центре западного кургана на уровне материка (-100) расчищена яма вытянуто овальной формы размером 2,3 х 0,7 м, ориентированная ЗСЗ – ВЮВ. В СВ углу на уровне (-130) были обнаружены угольки. В заполнении ямы перемешанный грунт (суглинок, супесь, гумус). Дно расчищено на уровне (-200).
Предварительная реконструкция сооружения позволяет предположить, что оно возводилось следующим путем. Вначале выкапывался ров, дерн из которого откладывался в сторону. Предматериковый супесный слой располагали валиком вокруг курганов и вдоль северного и южного края перемычки. Потом центральную часть насыпей и перемычку – проход обкладывали в 1-2 слоя суглинистыми вальками, а затем эту конструкцию повышали за счет дерновых блоков. В результате создавалось две площадки соединенные между собой проходом шириной 2,5 м. На территории могильника насчитывается еще 7 подобных сооружений. Несмотря на отсутствие материала в этом комплексе по аналогии с Лебедевским могильником, а также некрополями Южного Зауралья, этот памятник культового назначения может быть также отнесен к гунносарматской культуре. КУРГАН 25 Располагался в ЮВ углу могильника. Имел округлую, хорошо задернованную насыпь, диаметром 8 м, высотой 0,4 м. (рис. 1, 2). К ЮЗ от центра подкурганной площадки были зафиксированы очертания могильной ямы (уровень (-80). Яма имела подпрямоугольную форму, размеры 0,7 х 2 м. Ориентирована на СЗ-ЮВ (рис. 1, 2). С углублением ее на уровне (-170) яма начала расширяться в своей западной продольной части. На уровне (-200)-(-205) расчищено дно подбоя овальнопрямоугольной формы (размеры у дна 1,2 х 2 м). СЗ его угол был скруглен и сильно подбивался в северной поперечной части. Высота (ориентировочная) подбоя составляла 0,2 – 0,4 м. На дне подбоя расчищен скелет женщины, лежащей головой на ССВ. Правая рука лежит прямо, левая чуть согнута вправо в локте. У левого колена найдены остатки бронзового зеркала, железные ножницы и ракушки. На запястьях рук – низки с бисером и бусинами. Слева от левой руки два керамических пряслица (одно не сохранилось). На правой груди остатки от железной фибулы со щитком (не сохранилась). На шее низка из бус и бисера. Описание вещевого материала. 1. Бронзовое зеркало. Диаметр 135 мм. Имеет слегка ощутимый загиб по краю бордюра. На расстоянии 11 мм от края зеркала с тыльной стороны идет одна и другая радиальные линии (между ними 7 мм). По центру наблюдается слегка возвышающееся сферическое утолщение диаметром 12 мм, высотой 1,5 мм. (рис. 1, 2, 4). 2. Железные ножницы. Пружинные ножницы, размеры 35 х 150 мм, имеют лезвия длиной 60 мм и круглое ушко шириной до 15 мм. (рис. 1, 2, 1). 3. Пряслица – 2 шт. Уцелело лишь одно, но оба были конусовидной формы. Сохранившееся имеет нижний диаметр 46 мм, верхний 15 мм. Отверстия диаметром 6 мм. Общая высота 25 мм. Нижняя плоскость склонена к бокам под тупым углом. (рис. 1, 2, 2). 4. Бусы. Всего коллекция насчитывает пять восьмерковидных уплощенных бусин с внутренней позолотой (размеры 11 х 6 х 2 мм). Три
бусины и их обломки в виде гофрированной трубки диаметром до 3 мм. Призматическая бусина прямоугольной формы (размеры 3 х 5 х 2 мм). Бисер (11 шт.) красного цвета диаметром 2,5-3 мм. (рис. 1, 5, 6, 7). КУРГАН 26. Располагался в восточной части могильника. Южная часть насыпи кургана была основательно разрушена полевой дорогой. Северная пола насыпи хорошо задернована. Насыпь округлой формы. Диаметр насыпи достигал 7,5-8 м, высота до 0,2 м. (рис. 1, 6). В северной половине подкурганной площадки на уровне (-100) произведена расчистка могильной ямы. Контуры ее вытянуто-прямоугольной формы с сильно скругленными углами (ближе к гантелевидной). Размеры 0,75 – 2 м. Ориентирована С-Ю. В заполнении наблюдается перемешанный грунт. Ко дну яма заметно увеличивается и на уровне (-230) достигает размеров 1,1 х 2,8 м. В заполнении ямы от уровня (-109) до (-200) обнаружены остатки содержимого погребения. Человеческий скелет был разбросан по всем частям могильной ямы преимущественно вдоль ее западного края. Кости ног располагались в южной половине ямы, соответственно малые берцовые, затем бедренные, кости рук располагались в средней части и вблизи черепа, который занимал крайнее северное положение. В 0,2 м к ЮЮВ от него расчищены крестцовая и челюстные кости. Предметы сопровождающего инвентаря также разбросаны по всей яме на разной глубине. В ЮВ углу ямы найдены бронзовые прямоугольная накладка и бляшки. В 0,3 м севернее их вдоль восточной стенки бронзовая накладка нагайки и часть железного предмета. Между костей ног найдены остатки нагайки с серебряной рукоятью, еще один фрагмент нагайки с бронзовым гвоздем найден у челюсти. Бронзовая нашивка также найдена к востоку от челюсти. На дне ямы в СВ углу прослеживались следы органического тлена. Описание вещевого материала. 1. Бронзовая прямоугольная накладка – 1 шт. (рис. 1, 6, 14). 2. Размеры 30 х 39 х 3 мм. Имеет скошенные края и четыре отверстия для крепежных шпеньков по углам. 3. Бронзовые крепежные зажимные накладки – 2 шт. (рис. 1, 6, 15). Размеры 26 х 15 х 2 мм и 14 х 13 х 4 мм. Первая имеет три шпеньковых отверстия (одно вверху, два внизу), вторая два шпеньковых отверстия внизу с бронзовыми клепками в них. Эти предметы служили крепежно-ремонтными накладками для скрепления верхнего края деревянной посуды. 4. Нагайка. Часть деревянной рукояти длиной до 120 мм, толщиной 10 мм. Низ ее был покрыт серебряным наконечником (24 х 14 мм) с двумя крепежными заклепками (внизу вертикальными, вверху горизонтальными). Нижний горизонтальный край и верхний горизонтальный край были окантованы полоской серебра с фигурными насечками. Над наконечником насажена бронзовая (серебряная?) муфта. Передний ее край был оформлен в
виде овального щитка (16 х 14 мм) прогнутого вовнутрь. Пронизь была по форме в виде полуовала (29 х 22 мм) и имела ребро вдоль всей боковой и задней плоскости. Над муфтой в древке было отверстие (4 мм в диаметре), в которое наклонно вставлен бронзовый штырь длиной 25 мм, диаметром 3 мм. На концах его были специально оформленные сферические окончания.(рис. 1, 6, 13). 5. Бронзовый стержень. Длина 75 мм, диаметр 5 мм. В нижней части заострен, а в верхней имеет шляпку. Штырь раскован под шестигранник. На одной из его плоскостей есть следы деревянного покрытия. (рис. 1, 6, 12). КУРГАН 42. Расположен на западном краю могильника. Имеет хорошо задернованную сферическую насыпь (диметр 9 м, высота до 0,5 м). На уровне (-35)-(-45) в разных секторах подкурганной площадки обнаружены фрагменты керамики очень плохой сохранности. В СЗ секторе найдены кости животного. (рис. 1, 7). Могильная яма располагалась в центре (чуть смешена на ЮЗ). Имела подпрямоугольную форму (уровень (-90), размеры 0,7 х 2,2 м. Ориентирована на СЗ-ЮВ. В СВ углу на уровне (-70) был найден еще один фрагмент керамики. Яма оказалась разграбленной. На уровне (-160)-(-170) расчищено дно ямы. В СВ углу найдены обломки фибулы, недалеко от южного края ямы расчищены обломки трубчатых человеческих костей. Описание материала. 1. Фибула с пластинчатым приемником (рис. 1, 7, 16). Приемник имеет флажковидное окончание и завиток на нижнем его краю. Размеры 11 х 50 мм. 2. Обломки керамики от гончарной сероглиняной керамики и керамики ручной лепки, в тесте примесь крупного песка. В целом материалы данного могильника позволяют надежно его датировать в рамках II-III вв. н.э.. Поднимать эти рамки до IV века, вероятно, не целесообразно, хотя пряжка из кургана 11 имеет довольно удлиненный хоботок и вытянутые пропорции рамки и щитка. Однако, зеркало из кургана 25 имеет весьма архаическую форму сарметских зеркал рубежа эр [Абрамова, 1971; Хазанов, 1963]. Однако, набор стандартных фибул с узким щитком и завитком на конце позволяет помещать эти курганы в единый хронологический промежуток времени. Что касается этнокультурной интерпретации, то здесь следует заметить, что данный комплекс является типичным для круга гунно-сарматских памятников. Несмотря на разграбленность можно легко определить, что мужское погребение (к-н 26) представляет собой так называемый всаднический комплекс с остатками конской узды, прямоугольными накладками и нагайкой. Женские (к-ны 10, 25, 42) в обязательном порядке содержат фибулы и зеркала. Одна деталь, которая заставляет по-особому взглянуть на грунтовые сооружения этой культуры. Склеп кургана 10 является детской усыпальницей и представляет собой некое миниатюрное
сооружение. Это позволяет думать, что склепообразные курганы сооружались, вероятно, не по половозрастному или ранговому признаку, а несли, скорее всего, родо-племенную атрибутацию. Не случайно то, что в этой центральной группе располагались в непосредственной близости четыре склепа (к-ны 10, 11, 48). Вероятнее всего, это наблюдение относится к длинным и гантелевидным курганам. 2. Комплекс гуннских некрополей долины реки Калдыгайты. В 2001 году проведены широкомасштабные рекогносцировочные работы в долине реки Калдыгайты, которая входит в сеть пересыхающих рек (Булдырты, Оленты и др.) в междуречье Урала и Уила. Этот район является северо-восточной окраиной Прикаспийской низменности. В археологической литературе данный микрорайон известен как Лебедевский комплекс курганных могильников, насчитывающий до десяти локальных групп. К гуннскому периоду в этом комплексе относятся пять групп (мог-ки Лебедевский, Лебедевка II, IV, V, VI), включающих в себя 59 (исследованных) курганов и святилищ [Боталов, Гуцалов, 2000, с. 235-238]. Данный комплекс памятников на сегодняшний день является наиболее многочисленным и масштабным среди объектов гуннского круга. Целью рекогносцировочных работ было выявление новых групп гуннских некрополей этого микрорайона и осмысление его ландшафтноэкологического своеобразия в контексте чрезвычайной плотности кочевнических погребальных памятников. Разведочные исследования, проводившиеся вдоль южного коренного берега реки на значительном удалении от нее в направлении СВ-ЮЗ, выявили 16 новых объектов, преобладающая часть которых, вероятнее всего, относится к гуннской эпохе (рис. 2). Это заключение позволяет сделать прежде всего планиграфия могильников: многорядные или однорядные цепочки курганов, идущих вдоль края возвышенностей (Каратал III, Кызылжар II, IV, V, VI, VII, Жарлы V, Жигерлен I, II, III, VI; Мыншукыр I) (рис. 3, 4). Безошибочно позволяют идентифицировать памятники данного культурного облика склепообразные курганы, имеющие ориентировку стенок по сторонам света (Кызылжар II, IV, V, VI, VII, Жарлы V, Жигерлен I, II, III, IV, VI; Мыншукыр I) (рис. 3, 4). Данные конструкции довольно хорошо исследованы и интерпретированы как гунно-сарматские погребальные и культовые памятники [Боталов, Гуцалов, 2000]. Т.о., к гуннской эпохе предварительно можно отнести 16 групп памятников, включающих в себя более чем 300 курганов и святилищ. По сути дела, вновь выявленные объекты включают в себя такое же количество комплексов, сколько на сегодняшний день исследовано в огромном гунно-сарматском регионе уралоказахстанских степей (!). Новые материалы позволяют говорить о Лебедевско-Калдыгайтинском районе, как об особой территории, наиболее плотно заполненной некрополями гунно-сарматского круга. Образно выражаясь, речь идет о своеобразной сердцевине мира урало-казахстанских
гуннов, об их «геррах». Особой чертой лебедевско-калдыгайтинского района, как и случая с Басшийли является то, что их месторасположение также привязано к пограничной полосе прикаспийских барханной пустыни и сухой степи. Вероятнее всего, эта особенность является ключевой в понимании характера гуннского геокультурного ландшафта. Напомним читателю, что ареал хуннской культуры также был приурочен к контактной зоне долины Хуанхэ (Ордос) и каменистой пустыни Гоби (Халха). В этой связи археолого-экологические наблюдения и исследования Лебедевско-Калдыгайтинского микрорайона сегодня имеют чрезвычайно важное значение. Целевые стационарные исследования его позволят получить данные о характере культуры этнообразующего центрального ядра гунно-сарматского союза племен II-IV вв. н.э. ЛИТЕРАТУРА. 1. Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю., 2000. Гунно-сарматы уралоказахстанских степей. Челябинск. 2. Абрамова М.П., 1971. Зеркала горных районов северного Кавказа в первых веках н.э. // История и культура Восточной Европы по археологическим данным. М. 3. Хазанов А.М., 1963. Генезис сарматских бронзовых зеркал. // СА, № 4.
Рис. 1. Могильник Басшийли. 1 – Общий план; 2 – курган 25; 3 – курган 15; 4 – курган 10; 5 – курган 11; 6 – курган 26; 7 – курган 42. 1 – железо; 2 – керамика; 3 – стекло; 4,5,10-12, 14-16 – бронза; 6-8 – золото, 9 – серебро
Рис. 2. Карта-схема расположения Лебедевско-калдыгайтинского комплекса памятников. 1 – Каратал III; 2 – Кызылжар 1; 3 – Кызылжар II; 4 – Кызылжар III; 5 – Кызылжар IV; 6 – Кызылжар V; 7 – Кызылжар VI; 8 – Кызылжар VII; 9 – Жарлы V; 10 – Жигерлен I; 11 – Жигерлен; 12 - Жигерлен II; 13 – Жигерлен III; 14 - Жигерлен IV; 14 – Жигерлен V; 15 – Жигерлен VI; 16 - Мыншукыр I.
Рис. 3.Планы могильников. 1 – Каратал III; 2 - Кызылжар I; 3 Кызылжар III; 4 - Кызылжар II; 5 – Кызылжар VI; 6 - Кызылжар VII; 7 Кызылжар IV.
Рис. 4. Планы могильников. 1 – Кызылжар V; 2 - Жигерлен V; Жарлы V; 4 - Жигерлен IV; 5 – Жигерлен I; 6 - Жигерлен VI; 7 - Жигерлен II; 8 Жигерлен III; 9 – Мыншукыр.
Г.Б. Избасарова ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ КОНТАКТЫ НАРОДОВ ВОЛГОУРАЛЬСКОГО РЕГИОНА И СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ КАЗАХСТАНА В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ История этнокультурных связей между Казахстаном и Башкирией уходит своими корнями в глубокую древность, когда происходят взаимосвязанные сложные этнополитические и этнокультурные процессы. Башкирские ученые Н.В.Бикбулатов и Р.Г. Кузеев разделяют этнические связи данной территории на три периода: 1. С эпохи древности до монгольского нашествия. Это время характеризовалось сложными этническими и этнополитическими образованиями на основе местных индоевропейских племен и тюркоязычных мигрантов-кочевников, которые позднее сыграли существенную роль в качестве этнического субстрата в становлении казахов и башкир. На территории Южного Урала и прилегающих областей в их формировании большую роль в этот период сыграли финно-угорские племена. 2. XIII-XVI в.в. В этот период у тюркского и тюркизированного населения в результате социально-экономического и этнополитического развития завершается процесс консолидации. 3. XVI-XVIII в.в. Масштабы миграции в Евразийских степях в силу многих факторов сократились, а этнические контакты приобрели региональный, как правило, межэтнический характер (Бикбулатов Н.В., Кузеев Р.Г. 1971, с.132-155). В этногенетическом аспекте важной, и в тоже время весьма сложной темой является история миграций и расселения тюркских и тюркизированных племен в эпоху средневековья. Начиная с первых веков нашей эры почти до середины II тыс. передвижения тюркских и других племен захватывали значительную часть Евразийского континента. Одним из крупных результатов этноисторических процессов указанной эпохи было распространение тюркских языков на огромную территорию, и появление тюркских государств. В VI-XIII вв. на территории Южной Сибири существовало крупное государство енисейских кыргызов или государство древних хакасов; на территории Казахстана, сменяя друг друга, просуществовали I Тюркский каганат, Западно-Тюркский, Тюргешский, Карлукские каганаты, государство огузов в Приаралье и кимаков на Иртыше, Караханидское государство и Кыпчакское ханство. На территории Южного Урала и Поволжья в VIII в. н.э. с территории Приазовья проникали кочевые племена, где руководящая роль в создании племенного союза, а затем и государственного образования принадлежала булгарам.
Во второй половине I тыс. н.э. возникли этнополитические объединения, ставшие прямыми предшественниками и предками современных тюркоязычных наций, в том числе казахской и башкирской. Тюркоязычные народы Евразии, так же как и их предшественники, в течение многих веков имели общую историю и общую по происхождению культуру. Смена на исторической арене одних племенных объединений другими вовсе не означает полного исчезновения первых - древние племена сохранились во вновь возникших этнических и политических структурах, но часто под другими названиями и формировали новые народы, претерпевавшие свои деформации. Судьба каждого из них неотделима от судьбы соседей и сородичей. Единство и преемственность в истории и культуре евразийских степей, возникшие в начале бронзового века, достигшие расцвета в скифское время, не исчезли, а лишь окрасились в новые этнические цвета с наступлением древнетюркской эпохи. Свердловский учёный В.Ф. Генинг высказал мысль, что племена, имевшие общее самоназвание "башкир" ( усерган, бурзян, тамьян и кипчак), появились, на территории современной Башкирии сравнительно поздно - в конце I тыс.н.э. в составе печенежского союза (племя баджгарт), отступавшего на запад из Приаралья под натиском гузов и кипчаков. Термин "башкирские", "раннебашкирские" племена в приклонении к I тыс. н.э. имеет чисто географическое содержание и не указывает на этническую принадлежность (Генинг В.Ф. 1971, с.44-54). В.Ф.Генинг приходит к выводу, что появление в середине I тыс. н.э. на территории Башкирии многочисленных групп племен сибирско-казахстанского происхождения следует связывать с большими волнами переселений, прокатившимися по Южному Уралу на запад. Это были гунны ( к IV в.), огуры (середине V в.), савыры ( начало VI в.), тюрки ( середине VI в.) и многие другие объединения. Археологические материалы I тыс. свидетельствуют, что население Башкирии было сильно смешанно и состояло из племен разного происхождения и различной этнической принадлежности. Здесь были многочисленные группы местного пермского и угорского населения, которые смешались с пришлыми племенами самодийского, древнетюркского, палеосибирского и различными группами угорского происхождения, пришедшими из Западной Сибири и Казахстана. Этнические группы V-VIII вв. на территории Башкирии представлены условно названной Кушнаренковской культурой, которая в свою очередь включает в себя куштерякский, кара-якуповский, бахмутинский, позднемазунинский, чандарский, бирский, чермосанский, кансиярский, романовский археолого-этнические типы. По мнению В.Ф.Генинга куштерякские и кара - якуповские формы сосудов сложились под влиянием восточно-казахстанских усуней, для которой также характерны высокогорлые кувшинообразные формы без ручек, иногда с уплощенным дном. Также куштерякская керамика идентична
Павлодарскому Прииртышье (Бобровских курганах VII-IX вв.) (АЭБ. 1971, с.53). Начиная с VI-VII вв. этнические процессы в Волго-Уральском регионе осложняются проникновением из восточных степей тюркских кочевников, вышедших из недр западно-тюркского каганата (Кузеев Р.Г., 1971, с.17). Р.Г. Кузеев в своих работах отмечает, что ранний этап этнической истории башкир развивался на двух территориях: Западном Приуралье и Приаралье. Подтверждением этого факта служат следующие результаты археологических экспедиций. В 1986 г. археологической экспедицией Актюбинского педагогического института под руководством С.Ю. Гуцалова исследовано средневековое погребение в могильнике Атпа II, расположенном на левом берегу р. Талдык, правого притока р. Иргиз, в 2 км южнее аула Атпа. Курган 2 находился в центре вытянутой в широтном направлении цепочки курганов. На дне могилы, на глубине 0,9 м от уровня погребенной почвы, лежал скелет взрослого человека на спине, с вытянутыми вдоль тела руками, “головой” на С3, череп отсутствовал. С правой стороны у таза погребенного лежал колчан с отверстиями для закрепления ремней, изготовленный из цельного куска дерева длиной 40 см. В нем находились три железных наконечника стрелы. У правого плеча найдена прямоугольная серебряная обойма. Еще одна лежала в углу ямы у правой ноги. К ремням крепления колчана относится небольшая пряжка из серебра с овальной рамкой и коническим основанием, обнаруженная у правого плеча. Здесь же лежали две сердцевидные серебряные бляшки. На лицевой стороне они имели по два точечных вдавления, а на оборотной – заклепки. Рядом найдена прямоугольная бляшка с фигурными краями. Ниже колчана обнаружены овальная серебряная обойма и небольшая серебряная подтреугольная бляшка. На пояснице зафиксирован пояс в виде лоскутков кожи и полосы темного тлена. Здесь найдено 15 полукруглых серебряных блях-оправ с отверстиями для подвезки ремней. На костях таза лежала серебряная пряжка с железным язычком и овальной рамкой. Ниже таза попарно располагались декоративные бляхи из серебра типа лунниц и листовидные (Гуцалов С.Ю. 1993, с.162-166). В результате анализа найденных вещей, С.Ю.Гуцалов сделал вывод, что находки кургана характерны для культуры приаральских кочевников огузопеченежского времени. Поясные бляшки, подобные атпинским, встречаются в памятниках VIII-IX вв. башкирского Зауралья (I Хусаиновские,I,II Бекешевские курганы и т. п.). Близкие им изделия встречены в погребениях с трупосожжением в казахстанском Прииртышье, которые Ф. Х. Арсланова датировала второй половиной VIII - началом IX вв. Исходя из этого, погребение в кургане 2 могильника Атпа II С.Ю. Гуцалов датирует концом VIII -началом IX вв. Этот период был временем войн между племенами кангаро-печенежского союза и пришедшими с востока огузами, выступавшими совместно с кимаками и карлуками. На сопредельной территории Центрального Казахстана с середины VIII в. находились кочевья кыпчаков. К числу обязательных признаков погребального обряда печенегов,
огузов и кыпчаков относится положение в могилу туши или чучела коня. Близкие по обряду погребения VIII- X вв. встречаются и на территории Башкирии. Погребенный в кургане 2 у аула Атпа по мнению С.Ю. Гуцалова относится к представителям древнебашкирского этноса, и это более чем вероятно. Появление в Приуралье тюрко–башкирских племен связано с движением печенегов. Восточное крыло печенежского объединения в Приаралье и Прикаспии, составляли племена под общим названием "башкорт" (Юлдашбаев Б.Х. 1972, с.26). В VIII в. в Восточном Приаралье, на Сырдарье произошёл процесс консолидации тюркоязычных огузских племен. Начиная с VIII в., огузские и родственные им (печенеги) племена начали передвигаться в Северное Приаралье на Устюрт, в Прикаспий. С появлением в южных степях печенежско-огузского племенного союза этнический контакт племен Приуралья с югом усилился. К этому периоду (VII-IX вв.) относится приход и расселение на Южном Урале племен Бурзян, Тангаур, Усерган, входивших в печенежско-огузское племенное объединение (Очерки по истории Башкирской АССР. 1956, с.300), т.е. племён, которые стали решающей основой формирующейся башкирской народности. К концу IX в. относится формирование в восточно-европейских степях нового кочевнического союза – печенегов (в латиноязычной и византийской литературе они именовались пацинаками или пачинакитами, а в арабской баджнак). Как и все кочевнические объединения, печенеги были разноликим и разноязычным союзом: в него, помимо тюркоязычных орд могли входить и угорские группировки, а также сарматы, земли которых заняли печенеги в IX веке. Расселение тюркоязычных кочевников печенежско-огузского круга племен в степях Заволжья и Южного Урала происходит в к.IX-н.X вв. Именно в это время северная граница расселения печенегов проходит по Волго-Уральскому региону, пересекая нижнее и среднее течение р. Самары, верховье р. Демы, левобережье северного изгиба р.Урала. В начале VIII в. оазисы Сырдарьи входили в единую политическую конфедерацию, объединенную общим сюзеренитетом полукочевых печенегокангарских племен. В политических и этнокультурных взаимоотношениях с согдийцами и западно-тюркскими племенами, печенежские племена выступали как этническое целое и значительная боевая сила. В период арабского завоевания печенежский союз племен вместе с оседлым населением оазисов Сырдарьи составили военно-политический блок, который вел успешную борьбу с арабами. Бурные события второй половины VIII- конца IX вв. послужили толчком для развития элементов государственной организации у огузских племен. В значительной мере этому содействовала война с печенего-кангарской конфедерацией и необходимость в обеспечении внешней безопасности.
В конце VIII в. в долине Иртыша обитают кимаки, а в степях Центрального Казахстана проживают кыпчаки, граница которых первоначально проходила на юге, а затем на западе, с печенегами и башкирами. К началу IX в. кимаки расширили политическое влияние в степи, где кочевали кипчаки. Однако дальнейшее продвижение кимако – кипчакских племен на запад и юго – запад сдерживалось печенегами и башкирами, которые, вероятно, были еще довольно сильны. Для борьбы с ними кимаки искали союзников, которыми стали огузы, завершившие к началу IX в. процесс консолидации своих племен. Их взгляды устремились в первую очередь на богатые пастбища Приаральских степей и Северного Прикаспия. Экспансионистские планы аристократической верхушки кимакских и огузских племен на определенном этапе совпадали, а усилия были направлены на борьбу с печенегами. Наиболее полные сведения дает византийский император и историк Константин Багрянородный. В своем сочинении "Об управлении государством" он писал: "…печенеги первоначально имели место жительства на реке Атила, а так же на реке Гейхе (Урал), имея соседями хазар и так называемых узов (гузов). Пятьдесят лет тому назад узы, войдя в сношение с хазарами и вступив в войну с печенегами, одерживали верх, изгнали их из собственной страны и ее заняли до сего дня так называемые узы" (Багрянародный К. 1982, с.267-333). О том, что на стороне печенегов в этой борьбе находились башкиры, сообщал ал – Масуди. Согласно ему, причиной движения тюркских племен с востока на запад стали события, имевшие место в районе Аральского моря, когда шла борьба "между этими четырьмя племенами: баджанак, баджане, баджагард и наукерде и гузами, карлуками и кимаками" (Материалы по истории туркмен и Туркмении. 1939, с.612). Баджанак – это вариант имени печенегов; последующие два названия – баджане и баджагары – отождествляются с бурзянами и башкирами. Чрезвычайно ценно то, что ал-Масуди указывает на этническое родство башкир, бурзян и печенегов. Он пишет, что перечисленные племена " суть три рода из тюрков" (Материалы по истории туркмен и Туркмении. 1939, с.413). Обитая на пастбищах Западного Казахстана, они разделили горькую историческую судьбу, выпавшую на их долю после понесенного поражения от более могущественного союза огузов и кимаков. На стороне последних, как видим, выступили и карлуки, так же проникшие в VIII - IX вв. на среднее течение Сырдарьи. В то же время огузы, игравшие, вероятно, главную роль в наступательном союзе, использовали против печенегов силы их западных соседей – хазар. Устоять против таких могущественных врагов, тем более борясь на два фронта, печенеги и союзные им башкиры не могли. Они вынуждены были покинуть свои пастбища и отступить на запад и северо - запад. По всей вероятности, огузы главенствовали в той неоднородной племенной
общности, которая сложилась после бурных событий XI в. в степях к северу от Аральского моря. Среди них продолжали обитать некоторые части печенегов, которые входили внутренним элементом в состав огузского союза, завершая его этническую консолидацию. Махмуд Кашгари, Рашид адДин упоминает о печенегах как уже о коренном огузском племени, называя в их числе 22 колен народа огузов, потомков легендарного Огуз-хана. Башкиры же, после разгрома переселились к северо-западу, и с этого момента этногенез этого народа целиком протекал на современной территории Башкирии. В то же время небольшая их часть продолжала оставаться и в Северо – Западном Приаралье. Упоминание об этом факте можно найти в сочинении ибн – Фадлана, который во время своего путешествия писал об угрозе встречи с воинствующими башкирами на реке Чаган (Шаган). Однако, несмотря на присутствие этих остаточных родоплеменных групп в степях Приаралья, можно говорить о том, что в основном этот район в IX-X вв. им уже не принадлежал. Вытеснив печенегов, огузы заняли покинутые ими места, покорив оставшихся печенегов и башкир. Из победы гузов над печенегами извлекли выгоду и их союзники кимаки. И действительно, ал – Масуди писал: "А из больших известных рек, впадающих в это море (Хазарское), река Черный Иртыш, обе они велики, каждая из них больше Тигра и Ефрата, между устьями их около 10 дней пути; на их пути расположены зимовья и летние кочевья кимаков и огузов" (Материалы по истории туркмен и Туркмении. 1939, с.166). Длительная борьба с печенегами способствовала политической консолидации огузского союза племен. Огузская конфедерация образовалась в результате смешения пришлых элементов с давними насельниками Южного и Западного Казахстана. В ее состав вошла часть кангаропеченежских и других степных племен долины Сырдарьи, Приаралья и северного Прикаспия. Это были племена как индоевропейского, так и финноугорского происхождения, подвергшиеся тюркизации. Одним из них были аланы и асы, населявшие степи от Аральского моря до восточного побережья Каспия. Очевидно, таким же смешанным было степное население Западного Приаралья, где до огузов в VIII-IX вв. обитали баджгары, нукарда и баджна. Благодаря тесным контактам между этими группами происходило этническое и культурное сближение. Таким образом, западные границы огузских кочевий и крепостей достигали южного Урала и Нижнего Поволжья, где они граничили с башкирами и буртасами. В первой половине XI в. в арабо-персидской географической письменной традиции исчезает название Муффазат аль-Гуз и утверждается новое название - Дешт-и-Кыпчак – степь кыпчаков. В середине XI в. происходит давление с востока со стороны киданей и кимаков, которые придали новый импульс миграциям кыпчаков. Кыпчаки переходят Волгу, и “за 30 лет движения на запад доходят до естественных пределов своего
ареала- лесистых Карпат, железных ворот Дуная и Балканского хребта” (Бартольд В.В. 1968, с.392-409). В Волго-Яицкое междуречье, главным образом в бассейн среднего и верхнего течения Яика, продвинулись кыпчакские и кыпчакизированные группы из Западной Сибири и Казахстана, сохранившие центральноазиатские черты в культуре и также испытавшие угорское воздействие. Масштабы и характер кыпчакских проникновений на Среднюю Волгу и Южный Урал в домонгольский период остаются недостаточно ясными и, поэтому, дискуссионными. Это связано главным образом с трудностями этнической атрибуции археологических памятников домонгольской поры и их корреляциями с нарративными источниками. В последние десятилетия ситуация изменилась благодаря археологическим и историкоэтнографическим исследованиям, охватывающим разные регионы обширного кыпчакского расселения (Кузеев Р.Г. 1960, с.129-130). В 30-х годах XI века, с продвижением в эти области половцев, начинается процесс постепенной кыпчакизации племен этого времени. Кыпчаки-половцы на Нижней Волге, Северном Кавказе, в южнорусских степях развивали этнокультурное наследие, которое сложилось в обширной зоне приаральских степей в ходе взаимодействия с огузо-печенежским миром. Кыпчакских памятников домонгольского периода в Волго-Уральском регионе немного. При этом, на территории между Волгой и Тоболом зафиксированны кыпчакские памятники двух типов: “западные” - это курганы с простыми земляными насыпями и “восточные”-курганы с насыпями, сооруженными с применением камня, “с каменной обкладкой поверх земляной насыпи, каменного кольца или оградки на уровне древней поверхности, каменной выкладкой над могилой” (Иванов В.А., Кригер В.А. 1988, с.89). Западная группа курганов в Среднем и Южном Поволжье “образует единый массив с курганами Заволжья”, которые принадлежали половецким племенам (и родоплеменным образованиям половецкого круга). Восточная группа курганов в южноуральских степях, в Зауралье и Южной Сибири связывается исследователями с приходом кыпчаков с востока, из Восточного Казахстана (Иванов В.А., Кригер В.А. 1988, с.4-7, 66-67). Это восточная группа через Западный Казахстан, Мугаджары, Мангышлак также сомкнулась и взаимодействовала с огузо-печенегами Приаралья и Сырдарьи. Об этом свидетельствует присутствие печенежско-огузского компонента в составе кыпчакских и кыпчакизированных групп, кочевавших по меридиональным маршрутам от Сырдарьи до отрогов Южного Урала, а также бытование тамг на надгробных знаках туркмен, каракалпаков, казахов и башкир по меридиональной линии: Мангышлак-Западный Казахстан – Южная Башкирия. Таким образом, Волго-Уральская область еще с домонгольского периода стала зоной контакта и взаимодействия разных потоков движения кыпчакских и кыпчакизированных родоплеменных групп.
В целом XI - начало XIII вв. следует рассматривать как период, на протяжении которого этнические процессы в Башкирии начинают развиваться и усугубляться в направлении кыпчакизации древнебашкирского этноса. В начале II тысячелетия н. э. на базе взаимодействия пришлых и местных племен, при преобладающей роли вновь мигрировавшего этнического компонента, начинается процесс становления и консолидации тюркоязычного населения восточной, зауральской территории Башкирии. Кочевники Зауралья вступают в контакты с родственными племенами Древней Башкирии. Тем самым было положено начало образованию территории «Большой Башкирии»; тюркские кочевники в XI-XII вв. расселяются сравнительно равномерно на сплошной территории, огибая Южный Урал с востока, юга и запада. Однако центром древнебашкирского расселения еще по-прежнему остается юго-западное Приуралье. Процессы сложения территории современной Башкирии, а также консолидации расселявшихся на ней племён, завершились позднее и были связаны с крупными передвижениями племен в эпоху монгольского нашествия (Кузеев Р.Г. 1978, с.263). Вторая волна кочевнической миграции, активный переход которой падает на вторую половину XII – начало XIII вв., происходила с юга и в этническом отношении была кыпчакской. В то же время, нет веских оснований преувеличивать масштабы кыпчакского влияния на башкир (и, соответственно, на булгар) в домонгольскую эпоху. По определению Махмуда Кашгари, башкирский язык был "близок" к языку кыпчаков, но не тождественен ему. На рубеже VIII-IX вв. западная часть кыпчаков расселяется к северу от печенегов. Печенеги, как известно, в VIII – первой половине IX в. жили в бассейне Сырдарьи и в Приаральских степях. Следовательно, в пределах между юго-восточной частью Южного Урала и северной областью Приаральских степей проходила непосредственная граница кыпчаков и печенегов. В начале IX в. племена кимеков подступают к районам средней Сырдарьи. В середине IX в. печенежская конфедерация потерпела поражение от союза огузов, кимеков и карлуков. В результате этих событий огузы овладели землями союза печенежских племен по Сырдарье и в Приаральских степях. Племена печенежской конфедерации в этой сложившейся обстановке переселились и заняли пастбища между Жаиком (Урал) и Итилем. Однако, в конце IX в. огузы в союзе с хазарами нанесли поражение печенегам и овладели междуречьем Жаика и Итиля. Основная масса печенежских племен вынуждена была мигрировать в Юго-Восточную Европу, а их оставшаяся часть вошла в состав огузов и кимеко-кыпчакского племенного объединения. В начале Х в. кимеки и кыпчаки вместе с огузами откочевали к бассейну Урала, в Приаральские и Прикаспийские степи. Расселение этих племен нашло отражение и на средневековых картах арабских географов. Так, на
"Карте мира" ал-Истахри кимеки занимают земли к северу и северо-западу от Аральского моря. В "Худуд ал-алам" в разделе о кимеках сообщается о четырех территориальных единицах в пределах кимеков. Первая – Андар аз-кыпчак, страна кимаков, чьи обычаи похожи немного на огузов. В.Ф.Минорский полагает, что Андар аз-кыпчак может обозначать "Внутренние кыпчаки". Более точные границы Андар аз-кыпчак – северо-западная и западная части Центрального Казахстана, Южный Урал и северная окраина Приаральских степей (Кумеков Б.Е. 1972, с.156). Многовековые теснейшие связи между кыпчакскими и огузскими племенами наложили отпечаток на их язык, быт и культуру. Диалект кыпчакского языка, по словам Махмуда Кашгари, имел ту же самую фонетическую особенность, что диалект огузов – элемент "жекания". Кыпчакская конфедерация вобрала в себя, помимо кыпчакских, тюркоязычные: кимекские, куманские, печенежские, древнебашкирские, огузские племена, а также тюркизированные элементы ираноязычного пласта. Известно, что в состав восточного улуса кыпчаков вошли 16 этнокомпонентов, из которых 8 были элитарными и 8 мелкими подразделениями. Среди второй подгруппы, упоминаются древнебашкирские племена: башкурт, баджна, баджанак. Миграция кыпчаков в XI-XII вв. не была мощной. Данный период рассматривается как начальный этап кыпчакского периода этнической истории башкирского народа, который предопределил новое направление этнокультурного и этноязыкового развития башкирского этноса. Этническую историю башкирского народа в XIII-XIV вв. можно квалифицировать как кыпчакский этап в его этногенезе. Кыпчакская миграция в Башкирию в XIII-XIV вв., по этническому составу сама по себе чрезвычайно сложная, и наиболее мощная из всех тюркских миграций в Волго- Уральский регион. Разрушительное монгольское нашествие привело в движение массы кочевников и это движение, то затухая, то вновь активизируясь, продолжалось по крайней мере два-три столетия. В этническом составе кыпчакской миграции в Башкирию в XIII-XIV вв. отчетливо выделяются несколько родоплеменных групп: кыпчакская группа (время миграции XIII- начало XIV в.), которая, наряду с собственно кыпчакскими (кыпчак, кара-кыпчак, илан, сары, сарыш, бушман, кошсо, ельдяк, имак и др.), включала кыпчако-канлинские (канлы), огузские (туркмен) и тюркизированные монгольские (гэрэй, гэрэ) образования; табынская группа (табын-уйшин, суюндук, дуван, кувакан, сырзы, теляу, барын, бадрак, таз), состоящая из восточнотюркского этнического компонента, смешавшегося с монгольскими. Этническая история табынских образований протекала во взаимодействии с усунями, кара-китаями и племенами Дешт-и-Кыпчака. Вместе с китайцами табынцы являются наиболее яркими носителями в составе башкир центральноазиатских черт культуры (время миграции XIII – начало XIV в.) (Кузеев Р.Г. 1978, с.170).
Н.А.Аристов считает, что в формировании башкирского народа преобладающую роль сыграло племя Кыпсяк, а также роды Малой Орды племени табын. Он отмечал, что в башкирскую этническую среду попали также киргизы. А об этнических связях киргизов с формирующейся башкирской народностью свидетельствует судьба семи родов кыпчакского племени – Джидиру (Аристонов Н.А. 1896, с.406). Д.Н. Соколов и П.И. Небольсин считают, что башкирское Джидиру – это потомки киргизов кыпчакского рода (Соколов Д.Н. 1904, с.160). Кыпчакский этап, по существу, был заключительным в этом процессе, приведший в конечном итоге к завершению формирования ряда тюркоязычных народов. В частности, в XIII в. завершилось формирование кыпчакской народности. Единая территория Дешт-и Кыпчак стала родиной для всех кыпчакских племенных групп. Единая тюркская языковая семья с кыпчакской подгруппой стала единым как для печенего-кангарских, так и для карлукских племен. Племена, обитавшие на территории от Волги до Иртыша, имели единый хозяйственно-культурный тип. В XI-XIII вв. на территории Казахстана сложилась государственность кыпчаков. В научной литературе имеется две точки зрения на проблему существования государства кыпчаков. Согласно С.М. Ахинжанову, у кыпчаков была государственность, которая рассматривалась в этом случае как раннее государственное образование. Автор пишет, что "в предмонгольское время кыпчакское общество находилось на стадии раннефеодального государственного образования. Особенностью его было наличие большого количества специфических форм социальной организации общества в виде родоплеменных отношений во всех сферах и то, что все ступени политического и социального подчинения строились по принципу общинно-родового деления, старшинства племен, права первородства" (Ахинжанов С.М. 1995, с.296(282)). Г.А. Федоров – Давыдов, С.А. Плетнева, К.В. Кудряшев отрицают возможность наличия государства у кыпчаков, а их политическое устройство рассматривается как пример без государственной адаптации в великой степи (Федоров-Давыдов. 1966, с.147; Плетнева С.А. 1975, с.260-300; Кудряшев К.В. 1948, с.162(134)). В степях Казахстана кыпчакские племена объединялись в две достаточно мощные группировки, население которых по этническому составу было однородно. Раздел их владений проходил по сложившимся в предыдущее время территориям. Одно владение располагалось в регионе Западного Казахстана, в степях к северу от Аральского моря, где еще в IX в. локализовалась область независимых кыпчаков, находившихся на стадии выделения из кимакского союза племен. В конце XI в. на этой территории сформировалось кыпчакское объединение, во главе которой стояли представители племени ельборили.
Юго-западная и южная Башкирия остается основным районом кыпчакской миграции в XIII-XIV вв. Здесь, на просторах юго-запада Башкирии и левобережья Белой, на базе взаимодействия и синтеза древнебашкирского этноса и кыпчакских групп в XIII-XIV вв. происходит формирование и созревание тех этнокультурных признаков, которые характеризуют башкир и сегодня. Это было сложное сочетание активно взаимодействующих культур, в котором племена кыпчакского этапа миграции определили многие черты, объединяющие современных башкир с казахами. В целом, анализ кыпчакского этапа этнической истории башкир приводит к заключению, что решающий момент завершающего этапа этногенеза башкир падает на XIII- начало XV в., когда в процессе распада Золотоордынского государства бурно развиваются процессы межплеменного взаимодействия, скрещения, этнокультурной консолидации новых образований. ЛИТЕРАТУРА: 1. Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности.// Живая старина. – Спб., 1896.Вып.III-IV.- с. 406. 2. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в средневековой истории Казахстана. – Издание исправленое. – Алматы: Гылым, 1995, с.296(282). 3. АЭБ. – Уфа, 1971. – т.4. - с.53. 4. Багрянародный К. Об управлении империей.//Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. – М.:Наука, 1982. – с.267-333.(271). 5. Бартольд В.В. Новый труд о половцах. – М.: Наука, 1968. – т.5. – с.392-409(395). 6. Бикбулатов Н.В., Кузеев Р.Г. Этнические и культурные связи Казахстана и Башкирии в XVI-XVIII вв. // Навеки вместе. К 250-летию добровольного присоединения Казахстана к России. – с.132-155.(133). 7. Генинг В.Ф. Этнический субстрат в составе башкир и его происхождение. // АЭБ. - Уфа, 1971. – т.4. – с.44-54. (47-52). 8. Гуцалов С.Ю. Погребение средневекового воина в восточных отрогах Мугаджар // Кочевники Урало-Казахстанских степей. Екатеринбург: УИФ "Наука", 1993. – с.162-166(163-164). 9. Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIVвв.). – М.: Наука, 1988.- с.4-7, 66-67, 89(43). 10. Кузеев Р.Г. Башкирское шежере. - М.: Наука, 1960, с.129-130. 11. Кузеев Р.Г. Урало – Аральские этнические связи в I тыс. н.э. и история формирования башкирской народности.// АЭБ. Уфа, 1971.-т.IV. – с.17.
12. Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа: Баш.книж. изд-во, 1978. – с.170, 263. 13. Кудряшев К.В. Половецкая степь. Очерки историч.геог. М.: ОГИЗ, 1948.- с.162 (134). 14. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. – Алма-Ата: Наука, 1972. – с.156(65). 15. Материалы по истории туркмен и Туркмении. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1939. – т.1. – с. 166, 413, 612. 16. Очерки по истории Башкирской АССР. – Уфа: Башкнигоиздат, 1956. – т.1. ч.1., с.300(30). 17. Плетнева С.А. Половецкая земля // Древнерусские княжества XXIII вв. – М.,1975, с.260-300(297). 18. Соколов Д.Н. О башкирских тамгах // Труды Оренбургской Архивной Ученой комиссии. – Оренбург, 1904. – Вып.13.- с.160(51-52, 73). 19. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью Золото-Ордынских ханов. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1966, с.147. 20. Юлдашбаев Б.Х. История формирования башкирской нации. – Уфа: Башк.книж.изд-во, 1972, с.26.
Б.А. Книсарин НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ВОООРУЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ДЕЛА СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ ЗАПАДНОГО КАЗАХСТАНА VIII-XI вв. История оружия кочевников средних веков остается одной из слабоизученных тем казахстанской медиевистике, хотя военное дело, учитывая определенную милитаризацию кочевого общества, наложило свой отпечаток на все аспекты истории номадов. В этой связи, большой интерес представляет комплекс вооружения кочевников Западного Казахстана VIIIXI вв. В настоящей работе сделана попытка, охарактеризовать, военное дело номадов в целом, проведя сравнительный анализ последовательно сменявших, друг друга, культурных комплексов на территории данного региона. Однако, неудовлетворительное состояние первоисточников (например, большая часть известных погребений содержащих предметы вооружения разграблена в более раннее время, сильная коррозия предметов вооружения и недоступность на данном этапе, археологических материалов со всей территории Казахстана) затрудняет получение достоверных результатов. Необходимо, также учитывать специфику погребальных традиций тюрко-язычных кочевников VIII-XI вв., когда сопроводительный инвентарь (в данном случае, предметы вооружения), вероятно, не всегда отражал реального социального положения или воинской специализации данного индивида (Иванов, 1987, с 172). Основными источниками послужили материалы раскопок с территории Актюбинской и Западно-Казахстанской областей Республики Казахстан, а также учтены публикации по вооружению с сопредельных территорий Казахстана, Поволжья и Южного Урала. Известные в настоящее время в данном регионе памятники средневековых кочевников данного хронологического периода мы соотносим с племенами огузо-печенежского объединения, хотя данные памятники различаются по своему происхождению и этнокультурному содержанию. Комплекс вооружения кочевников данного региона включал средства ведения как дистанционного, так и ближнего боя и защиты. Предметы вооружения огузо-печенегов представлены в погребениях могильников – Шалкар – II,III, Кара-Су I, Атпа – II, Кос-Оба, Лиманы, Жетыкуль, Бек-Бике (Джангала 19), Кирпичный, Лебедевка – II, VI, а также использованы случайные находки из фондов АОИКМ и УОИКМ (Книсарин, 2001, с 48-51; Кригер, 1979, с 174-179; Бисембаев, Книсарин, 2000, с 88-97). Основу комплекса составляют предметы вооружения дистанционного боя, представленные в погребениях деталями луков, наконечниками стрел, и колчанами встречающимися почти во всех группах памятников на изучаемой территории.
Луки. Простые луки в погребениях не зафиксированы. От сложного лука кроме деревянного тлена сохраняются только костяные накладки, истоки которых видят на территории Южной Сибири (Савинов, 1981, с 155). Это выражается в преобладании срединных боковых накладок округлых очертаний (рыбки), с выпуклой одной стороной, и плоской с насечками с другой. Другой редко встречаемый тип – это концевые накладки, с характерными выемками для тетивы. Внешняя сторона накладок хорошо заполирована, косые пересекающиеся насечки с внутренней стороны выполнялись для более надежной фиксации на деревянной основе. В одних случаях концевые накладки крепились к деревянной основе с помощью клея (Овчинникова, 1990, с 67), а в других вероятно для более надежной фиксации перетягивались кожаными ремешками. В качестве примера можно привести остатки луков и костяные накладки из погр. №12, мог-ка Шалкар – III (Кушаев, 1993, с 103), и накладки на лук из кург.2 мог-ка Атпа-II (Бисембаев, Гуцалов, 1996, с 242). По мнению Д.Г. Савинова, на данном хронологическом отрезке на территории степей Казахстана преобладают луки «Сросткинского типа». Это подтверждает нашу гипотезу, о Южно-сибирских корнях огузской конфедерации (Бисембаев, Книсарин, 2000, с 88-97). Наконечники стрел. По материалу изготовления весь рассматриваемый распадается на два класса – железных и костяных. Железные наконечники стрел относятся к одному отделу черешковые, костяные же распадаются на два типа – втульчатые и черешковые. Железные наконечники стрел – наиболее многочисленная категория наступательного оружия, присутствующая во многих погребениях. В Западном Казахстане их найдено 47 экземпляров. Затрудняет определение коррозия, наконечники зачастую ”спекаются” в один комок. Либо практически не сохраняются. Наконечники все черешковые, в большинстве случаев плоские. Но присутствуют также бронебойные и трехлопастные представленные в экспозиции АОИКМ и УОИКМ (Бисембаев, 2000, с 64-68; Кригер, 1979, с 175-180). Особо следует выделить охотничий набор наконечников стрел кочевников. На охоте кочевники использовали двусоставные, или «роговые»- железные, и костяные наконечники двух видов: «пулевидные»- втульчатые, и черешковые наконечники стрел. Функциональное назначение, которых мы видим не только в использовании на охоте, но и возможно в боевых условиях (для поражения не защищенной броней конницы противника). Следует выделить, что охота для кочевников не являлась простым подспорье, к основному виду деятельности, т.е. «кочевому скотоводству». Охота также выполняла функции тренировочные. В основном в облавной охоте участвовали как все взрослые мужчины племени, так и молодые воины. Которые отрабатывали все приемы, используемые ими позже, в боевых условиях. Это и охват противника с флангов, фланговый удар и наступление конной лавой, а также тактика «ал-кар-вал-фавр» (дословно «нападение и отступление») (Каукенов. 2000, с 27).
Найдено несколько экземпляров трехлопастных, бронебойных и плоских наконечников стрел. Представлены типами АI, БIV, ВIII, ВIV, ВVII, ВVIII, ВIX, по типологии Г.А. Федорова-Давыдова (Федоров-Давыдов, 1966). Практически весь полученный материал по вооружению кочевников вписывается в типологию, разработанную Г.А. Федоровым-Давыдовым. Это освобождает нас от ненужного типотворчества, и гарантирует от внесения путаницы в устоявшиеся представления. Колчаны. Встречаются колчаны двух типов, берестяные и деревянные. По материалам Западного Казахстана деревянный колчан представлен в погребении Атпа-II, и был выполнен из цельного куска дерева (Бисембаев, Гуцалов, 1996, с 247). Подавляющее большинство колчанов, как в Западном Казахстане, так и на сопредельных территориях берестяные, имеющие приемник расширяющийся от горловины к днищу. Колчаны разделяются на закрытые, и с выступающим карманом из горловины. Стрелы в них находились наконечниками вверх. Независимо от формы крепились к ремню на поясе, с помощью костяных петель, а также при помощи костяных и железных крючьев. Для сохранения формы, в колчанах применялись костяные обкладки стреловидной и иных форм, а также обтяжка колчанов кожей с инкрустацией костяными и металлическими накладками. Предметы вооружения ближнего боя встречаются в памятниках Западного Казахстана, намного реже, чем в синхронных с территории Восточного Казахстана. В первую очередь это касается колюще-рубящего оружия. Вероятно, этот факт объясняется относительно большой ролью данного оружия в ближнем бою. Сабли. В Западном Казахстане довольно редкий тип вооружения, Вероятно, их находки характерны для элитных погребений. Всего встречено 6 экземпляров, 3 из которых плохой сохранности. Клинки слабо изогнутые, около 1метра длиной. Сечение клинка линзовидное, рукоятка находится несколько под углом к линии клинка. Этим достигается усиление эффективности удара. Показательными являются клинки из погребений Шалкар-III, Лебедевка-II и Карасу-I. Клинок из погребения Шалкар-III, является наиболее удачной находкой, длина клинка 1,25 метра, с прямым перекрестьем (15 см.). Наибольшая ширина клинка 6 см. Технологию изготовления ножен проследить не удается, т.к. они в основном изготовлялись из дерева, от которого остается только тлен. Для прочности использовались металлические оковки, к которым крепились кольца, или пряжки для подвешивания. Кроме того, на концевой части ножен находилась еще одна бронзовая оковка. Рукоять имеет шляпковидное навершие, и деревянную обкладку, закрепленную с помощью штифтов. Клинок из погребения Карасу-I, несколько отличается от шалкарского. Длина 0,96 м., с рукоятью, длина которого 17см, с небольшим бронзовым навершием, и прямым перекрестьем. Клинок также, однолезвийный, саблеподобный, длиной 0,77 см., шириной 3,5 см (Кушаев, 1993, с 105). На наш взгляд, присутствие сабельных клинков в погребениях является своеобразным
показателем наличия у кочевников региона сочетания как дистанционного, так и ближнего боя, а количественное выражение вероятно связано с социальной дифференциацией в обществе номадов. Кинжалы. Довольно редкий тип оружия, длиной от 18 до 30 см., типологически похожи на ножи. Данный тип вооружения использовался на финальном этапе сражения, как колющее оружие для удара в ближнем бою. Со временем теряет свою роль, и становится украшением, элементом поясной гарнитуры. Найден в кург. №1 мог-ка Лебедевка – II., а также в кург. №1 мог-ка Карасу – I. Кинжалы имеют костяную рукоять украшенную цветным орнаментом. Таким образом, присутствие колюще-рубящего оружия, в комплексе наступательных средств, ближнего боя кочевников, представляется бесспорным. Копья. В классическом исполнении с втулкой и выделенным пером не встречены, но наличие данного вида оружия у кочевников подтверждают находки с сопредельных территорий, а также находки двух экземпляров втоков в данном регионе. Вток – задняя окантовка древка копья, выполнена из свернутой в конус трубки, из железного листа. Втоки служили для предупреждения расщепления нижней части древка копья, а также могли использоваться в бою в качестве дополнительного наконечника. Первый экземпляр втока обнаружен в кург.№8. мог-ка Шалкар –II: длина 23,5 см., диаметр втулки 4 см (Кушаев, 1993, с 102). Второй образец втока обнаружен в яме Е, кург.№1 мог-ка Турбаза – I (Бисембаев, 2000, с 63-72). Также подтверждают этот факт этнографические находки представленные в экспозиции АОИКМ. Можно предположить, что копья входили в число боевых принадлежностей легковооруженного конного воина. Защитное вооружение. В данном хронологическом периоде оно представлено слабо, и на наш взгляд наличие тяжелого панциря в погребениях указывает на высокое социальное положение покойного, а также на слабое развитие тяжеловооруженной конницы у кочевников региона. Однако, это не говорит о его полном отсутствии. Фрагменты панцирных пластин, и кольчуги встречаются в нескольких погребениях Западного Казахстана. Фрагменты кольчуги найдены в кург.№1 мог-ка Карасу – I. Кольчуга выполнена из спаянных колец, где каждое кольцо вдето в два кольца верхнего и два кольца нижнего рядов. Вероятно, кольчуга представляла собой длинную (ниже пояса) рубаху с рукавами до середины предплечий. В данном регионе известно три погребения содержащих цельный доспех, это погребение у озера Сары-Айдин, в местности Бек-Бике (Джангала 19)(Синицын, 1956, с 87-92), погребение к.№12, мог-ка Шалкар III (Кушаев,1993, с 103-104) и погребение №1, мог-ка Лебедевка-II. Пластины заходили одна за другую, и скреплялись кожаными ремешками через два ряда отверстий.
У данных доспехов есть расхождения в технике изготовления. Вопервых, размеры: Шалкар III – 6 х 1,5 см., Бек-Бике – 6,5х 3,5 см. Доспех из Лебедевки, выполнен из железных пластин размером 8х1,5 см. представлял из себя панцирь в виде длинной безрукавной рубахи. Пластины заходили одна за другую, и скреплялись кожаными ремешками через два ряда отверстий. Во-вторых, технология: Шалкарский доспех пластинчато-нашивной, из Бек-Бике чешуйчатый, а из Лебедевка-II ламелярный. Таким образом, ограниченность материала, пока не позволяет судить о генезисе, как копий, так и защитного вооружения на данный момент. Хотя наличие у кочевников региона защитного вооружения является бесспорным фактом. Если же, сравнить все три типа доспехов с находками в памятниках кимаков, то можно сделать выводы о сходности и однотипности данных видов защитного вооружения. Как сказано, было выше, огузы, как и кимаки являются выходцами с территории Южной Сибири и являются носителями Сросткинской культуры. Исходя из этого, мы можем сделать выводы о единых корнях традиций изготовления защитного вооружения. Шлемы. Найдено два экземпляра. Один шлем случайно найден в единственном экземпляре, у кирпичного завода у г. Актюбинска в 1948 г. Шлемы подобного типа, возможно, относится к более раннему времени. Но также использовался кочевниками данного времени. Шлем неглубокий, сфероконический, состоит из двух склепанных листов бронзы и имеет гравированный поясок. Шпиль, вероятно, был прикреплен позже. По краю пояска имеется несколько отверстий, вероятно, для крепления бармицы или портретной маски, выполнявшей также защитные функции. Портретная маска, выполненная из серебра (без шлема) найдена в элитном погр. кург. №12, мог-ка Шалкар III (Кушаев, 1993, с 103). Второй шлем представлен в погребении №1 мог-ка Лебедевка-II. Шлем склепан из железных пластин полусферической формы, в верхней части закреплена втулка для султанчика из конского волоса. По нижнему краю шлема проходит железное кольцо с двумя рядами железных пластин «бармицей», для защиты шеи от удара (Кригер В.А.,1984, С 102-116). Доспехи отдаленно напоминают ранние панцири кимаков (Худяков, 1986, с 247-272). Вероятно, это говорит о том, что кыпчаки продолжают использовать элементы вооружения, привнесенные с берегов Иртыша. К защитному вооружению также относятся четыре бронзовых, и один железный однотипные наколенники, имеющие вид выдавленной округлой пластины, с двумя отверстиями для крепления с помощью ремней. Таким образом, анализ вооружения средневековых кочевников Западного Казахстана позволяет делать следующие выводы: 1. Кочевники двух представленных хронологических периодов использовали почти однотипную тактику ведения боя, т.е., бой носил дистанционный характер по отношению к тяжеловооруженному противнику (для этого использовались бронебойные наконечники стрел), в случаях, когда
противник был легковооружен использовался короткий, но непрерывный дистанционный бой, и навязывался ближний рукопашный, для которого у кочевников был широкий выбор средств ближнего боя (копья, сабли, кинжалы, арканы и т.д.). В случаях, когда противник побеждал, кочевники рассыпались по всей степи и собирались в заранее условленном месте. Конечно, можно говорить о том, что у номадов Западного Казахстана отсутствовала, стройная тяжеловооруженная конница, скажем в отличие от енисейских кыргызов, или сяньби, но имевшаяся легковооруженная конница имела ряд преимуществ таких, как возможность активного нападения, маневренности и организованного отступления в случае перевеса на стороне противника. Кочевники региона использовали рассыпной строй, охват и удар с флангов, атака конной лавой и разведку боем. 2. Представляется, что кочевники региона в большинстве своем были легковооружены. Возможно, что они использовали кожаные, войлочные или ватные доспехи, а наиболее бедная часть кочевников использовала обмотку аркана из конского волоса вокруг тела, что давало относительную защиту живота и грудной полости. Но, нельзя отвергать тот факт, что кочевая знать имела на вооружении тяжелое вооружение, и данные отряды знати могли, быть использованы в бою на решающих этапах. 3. В оружии кочевников региона явно присутствуют следы контактов (военных?) с населением Южной Сибири и Восточной Европы. 4. Увеличение роли плоских наконечников стрел, явно говорит о том, что кочевники региона, а так же их ближайшие соседи не имели тяжелого вооружения. И ясно говорит, об увеличении роли дистанционного боя, как первой стадии сражения. Оценивая развитие вооружения кочевников региона, в сравнении с оружейными комплексами других средневековых кочевых народов Евразии, необходимо отметить его высокий уровень и своеобразие. Хотя, в отличие от населения Южной Сибири у кочевников региона не получила широкого распространения тяжеловооруженная конница, несомненно, что у номадов региона присутствовали отряды панцирных воинов. Устойчивость племен огузо-печенегов, в бою не позволила ни Хорезму, ни Киевской Руси продвинутся в глубь степей Мазафат-аль-Гуза, или как будет позже Дешт-и-Кыпчака. Лишь в виду отсутствия центральной власти, раздробленности, дисперсности территории, а также малочисленности племен проживавших на данной территории монголам удалось завоевать Казахстанские степи. Но навыки военного дела, полученные номадами помогли им при завоевании Хорасана, и Малой Азии, а также в течении многих лет продержатся на границах Киевской Руси в качестве федератов.
ЛИТЕРАТУРА 1. Бисембаев А.А. Гуцалов С.Ю. Средневековые погребения с территории Актюбинской области // Вопросы археологии Западного Казахстана. Самара, 1996. 2. Бисембаев А.А. Погребальный обряд средневековых кочевников Западного Казахстана в VIII-XVIII вв. / Дисс., канд., ист., наук. Алматы, 2000. 3. Бисембаев А.А. Книсарин Б.А. Некоторые аспекты этнополитической истории Южного Приуралья и Западного Казахстана // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 2000. 4. Бурнашева Р.З. Погребение кипчака первой половины XIV века из могильника Тасмола // По следам древних культур Казахстана. Алма-Ата, 1979. 5. Овчинникова Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X вв. – Свердловск, 1990. 6. Плетнева С.А. Половцы. М, 1990. 7. Табалдиев К., Солтабаев О. Предметы вооружения из погребений Центрального Тянь-Шаня (I пол. II тыс. н.э.) // Военное дело и средневековая археология Южной Сибири и Центральной Азии. Кемерово, 1995. 8. Савинов Д.Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск. 1981. 9. Иванов В.А. Вооружение средневековых кочевников Южного Урала и Приуралья (VII-XIV вв.)// Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск «Наука», 1987. 10. Иванов В.А. Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIVвв.). М, 1988. 11. Конников Б.А. Худяков Ю.С. Наконечники стрел из Искера // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. 12. Кушаев Г.А. Этюды древней истории Степного Приуралья. Уральск «Диалог», 1993. 13. Каукенов А. Военное искусство кыпчаков // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 2000. 14. Книсарин Б.А. К вопросу о вооружении средневековых кочевников Западного Казахстана VIII-XI вв.// Вестник АГУ им. К. Жубанова. Актобе, 2001. 15. Кригер В.А. Погребения кыпчакского времени в могильниках у села Лебедевка // Памятники кочевников Южного Урала. Уфа., 1984 16. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М. 1966. 17. Плетнева С.А. От кочевий к городам. М., 1967.
18. Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск, 1980. 19. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986. 20. Синицын Н.В. Археологические исследования в Западном Казахстане // ТИИАЭ АН Каз ССР. Алма-Ата, 1956, т I.
Рис.1. 1,2,3 - случайные находки из фондов УОИКМ. 4,5 - костяные наконечники стрел.
Рис.2. 1,2,9 –кург. №1 мог-к. Лебедевка-II., 4– кург.№12, мог-к Шалкар – III., 5 – Кара-Су I., 6,7 – бронзовые наколенники, 10 – мог-к Кирпичный (Случайная находка)., 11,12,13,15,16,17 – костяные накладки на лук, 14 – колчанный крючок (случайная находка из фондов АОИКМ).
Рис.3. 1 - кург.№8. мог-к Шалкар –II., 2 - кург.№1 мог-к Турбаза – I., 3 – панцирные пластины из погр. Джангала – 19 (Бек-Бике)., 4 - кург.№1 мог-к. Лебедевка II., 5,6,7,8 – костяные накладки на лук.
Рис.4. Железные наконечники стрел из фондов УОИКМ.
Рис.5. Железные наконечники стрел из фондов АОИКМ.
Рис.6. Воин кимак. (Реконструкция Боброва Л.А.)
К.М. Байпаков, Е.А. Смагулов, А.А. Ержигитова ИССЛЕДОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА В ОКРЕСТНОСТЯХ г. УРАЛЬСКА. Городская, или шире - оседло-земледельческая культура Западного Казахстана исследована в настоящее время крайне неудовлетворительно. Еще в 30-х годах прошлого века один из первоисследователей древностей Западного Казахстана Е.М.Тимофеев говоря о перспективах региона на предмет обнаружения здесь памятников городской культуры отмечал, что регион “наименее удобен для постоянного, столетиями длящегося пребывания”, что не случаен факт отсутствия на р. Урал культурных центров подобных тем, что процветали на р. Сырдарье или Волге, т.е. городов. При этом городище Сарайчик оценивалось им как исключение, подтверждающее правило. Но при этом он достаточно четко осознавал, что не знание древностей края обусловлено военизированностью быта и, можно сказать, “калониальностью сознания” населения в области бывшего Уральского казачьего войска, что отнюдь не способствовало регистрации и изучению памятников прошлого. “Можно прямо утверждать, что, если старая Уральская область не знала и не хотела знать археологии, то и археология не знала ее”, писал он с явным сожалением (Тимофеев Е.М., 1930, с.110, 115). Им, кстати, была поставлена как первейшая проблема создание “Свода памятников” области и сделаны первые шаги в этом направлении. Таким образом, нужно признать, что вплоть до последнего времени в регионе не осуществлялось целенаправленных работ по поиску и исследованию памятников оседлой культуры. При проводившихся в 60-80е годах систематических работах существовал явный перекос в сторону исследования погребальных памятников (курганов). Как объективный фактор нужно признать также и то обстоятельство, что действительно, в количественном отношении памятников оседлой культуры в регионе не много и они имеют специфичные внешние топографические признаки. Некоторые из них, поскольку они стояли на берегах рек с мигрирующими руслами, вероятно, в настоящее время уже исчезли с лица земли. Тем насущнее встает проблема изучения сохранившихся памятников. Историческая наука давно отошла от понимания “кочевой культуры”, как культуры, которой в корне не свойственны "оседлые" признаки. Ведение кочевого скотоводческого хозяйства не отрицает, а предполагает наличие городов, как центров ремесла и торговли, относительно стационарных поселений как мест зимовок и баз - убежишь в стратегически важных местах. Итоги археологических исследований последних десятилетий евразийских степных культур со всей наглядностью показали условность понятия "кочевая культура".
Однако Западно-Казахстанская область на исторической карте Казахстана до сих пор остается регионом вечно кочующих племен, не имевших своих поселений и городов. Культура их известна только по находкам из многочисленных раскопанных погребений. Это относится и к эпохе средневековья. Кроме небольших исследований городища Сары Айдын на юге области исследование этой категории памятников в регионе не предпринималось (Отчет археологической экспедиции Уральского Обл.музея, Уральск, 1990, с.12). Если в 1960 г. в "Археологической карте Казахстана" находки средневековых артефактов, например, в окрестностях города Уральска, зафиксированы как случайные местонахождения и информация о них крайне скупа (Археологическая карта Казахстана. Алма-Ата,1960, с.64-65), то и через 30 лет местный археолог Г. В. Кушаев с сожалением констатировал, что “ни один пункт, где вероятно обнаружение средневекового города, археологический не исследовался” (Кушаев Г.В.,Уральск,1993,с.122). Аналогичная ситуация, кстати, была характерна и для прилегающих регионов Южного Приуралья, Оренбургской, Саратовской областей РФ. Здесь были зафиксированы ряд поселений и городищ, которые, возможно, относятся к золотоордынскому времени, но А.П. Смирнов ещё в конце 50-х годов прошлого века отмечал, что “степень изученности этих городищ такова, что с полной надёжностью определить их дату невозможно” (Смирнов А.П. , 1957,с.99). Кушаевым Г.В. в ближайших окрестностях г. Уральска обозначено, по крайней мере, шесть пунктов место нахождений средневековых городищ и была сформулирована гипотеза о существовании здесь целого “оазиса средневековых городов”. Гипотеза эта, из-за отсутствия конкретного материала, мало обоснована и опирается на ряд неоправданно смелых допущений и идентификации. Однако, как показывают первые итоги наших исследований, эта гипотеза может быть подвергнута критике в частных моментах, но в главном – предположении существования средневекового предшественника города Уральска – она оказалась вполне доказуема*. Чтобы восполнить лакуну в изучении средневековых памятников Уральского региона с 2001 года разведка и исследование памятников оседлой и городской культуры стала одним из важных направлений работ Уральской археологической экспедицией (УАЭ) Института археологии им. А.Х. Маргулана, а с 2002 года к этим исследованиям подключился и Центр истории и археологии при Управлении культуры Областного акимата. Естественно, что первоначальной задачей было проведение стационарных разведочных работ на тех объектах, которые фигурировали в перечне Г.В. Кушаева. В этот перечень “средневековых городищ” входили: 1) “развалины кирпичной стены в окрестностях пос. Круглоозерное” (так в АКК), 2) “развалины отдельного сооружения в 8км. к югу от г.Уральска”, 3) “развалины укрепленного сооружения в пойме р.Чаган к 1,5 км. западу от г.Уральск”,
* Под «частными моментами» мы имеем в виду интерпретацию автором тех или иных мест как городищ; объединение их в оазис, т.е. в синхронно существующую систему городов и поселений; локализация в окрестностях г.Уральска Саксина, одного из самых знаменитых Хазарских городов и т.п.
4) “Курени Яицкого городка”, 5) городище “Сундук” (“развалины сооружения” в АКК), 6) городище Дарьинское в 1,5 км. от поселка (в АКК здесь обозначена лишь случайная находка монет) (Археологическая карта Казахстана, 1960, с.64-65; Кушаев Г.В., 1993, с.122). Проведенные нами стационарные стратиграфические исследования на таких приметных в пойме р.Урал местах как Сундук гора (№5 списка) и Лысая гора у пос. Дарьинское (№6 того же списка) показали, что они представляют собой естественные ландшафтные образования и на их поверхности нет следов культурного слоя средневекового времени. Поиску культурного слоя с остатками средневековых сооружений под южной оконечностью г. Уральска, район Куреней, препятствует современная застройка. Но отмеченные и, к сожалению, не документированные, случайные находки обожженных кирпичей, облицовочных плиток, печей и других конструкций, упомянутые Г.В.Кушаевым, делают этот район весьма перспективным в плане исследования прошлого г.Уральска. Основным объектом исследований экспедиции явилось Уральское городище обнаруженное севернее пос. Круглоозерное*. Оно расположено на морской аккумулятивной равнине нижнехвалынского возраста. И находится на поверхности коренного берега, образованного крупным пойменным протоком р. Чаган, который формирует здесь притеррасную пойму. Террасы здесь полностью размыты указанным протоком и прослеживаются на склоне долины далеко в стороне как выше, так и ниже по течению Урала. Далее, к руслу реки Урал, последовательно располагаются центральная, а затем прирусловая поймы. С Ю и ЮВ стороны городище ограничивает склон террасы, а с других сторон естественные овраги. Следов, каких либо искусственных ограждений (вал, ров) по периметру не обнаружено. (рис. 1) Площадь, на которой прослеживаются явные следы застройки, составляет 220х340 м. Координаты по персональному навигатору GPS – 12 и составили N - 51є06.215', E 051є19.179', ALT – 142 м. На поверхности прослеживаются отдельно стоящие холмики высотой от 0,3 до 0,6 м. различной планировки и размеров. Внимание к этому месту было привлечено тем, что при прокладке полотна трубопровода, который
разрезал городище примерно посередине, землеройной техникой были обнажены развалины кирпичеобжигательной печи и другие признаки средневекового культурного слоя. (рис.2). Работами на городище было изучено несколько объектов. Кирпичеобжигательная печь. Раскоп №1 на месте остатков печи имел размеры 10 х 10 м. В результате расчистки выяснилось, что сохранилась лишь топочная (огневая) камера кирпичеобжигательной печи прямоугольной формы. Ее внутренние размеры: длина 490 см, ширина 325 см, высота 180 см. (рис. 3). * В работах на Уральском городище активное участие принимали следующие сотрудники и аспиранты Института археологии: Ержигитова А.А., Лобас Д., Ахатов Г., Шербаев Р. Обмеры и чертежи вскрытых объектов выполнили: Гребенников Б., Джунусходжаев А., Воякин Д.
Для постройки печи была выбрана верхняя надпойменная терраса реки, в которой был вырыт котлован в песке до уровня слоистой краснокоричневой глины, послуживший и уровнем первого основного пола топочной камеры. В южной торцовой стене устроен вход в топку печи. Стенки выложены из сырцового кирпича размерами 30 х 30 х 8 см. От входа вниз вела дорожка с уклоном в 30 см. Дорожка была обмазана глиной, смешанной с дроблеными жженым кирпичом толщиной 5 см. Ширина входного проема 140 см, высота до внутренней части первой арки 85 см. Таким образом, топочная камера представляет собой котлован в материке облицованный обожженным кирпичом и перекрытый восьмью арками. Над арками был выложен пол обжиговой камеры, в котором между арками оставлены сквозные отверстия- продухи. Кирпичи в продухах положен в вертикальном положении, высота кладки колеблется от 4 до 6 кирпичей. Размеры кирпичей 30х30х8-10см., 32х20х10см. Из восьми арок полностью сохранилась лишь первая арка перед входом, она немного деформирована, но по ней можно реконструировать, очевидно, все остальные обрушившиеся арки (рис. 4). Высота первой арки от уровня основного пола 165 см, ширина пролета 325 см с увеличением у основания на 10 см. В замке оттесанный клинообразный кирпич, от которого веером уложен кирпич до основания. Пространство между изогнутой частью арки и стеной котлована заполнено кирпичом, выложенным горизонтально от замка почти до основания. В основании выложен ряд сырцового кирпича. Арка с внутренней стороны покрыта толстым слоем обмазки. В ходе раскопок было выявлено что, часть северной торцовой (сырцовой) стенки, а так же седьмая и восьмая арка частично снесены бульдозером при прокладке полотна трассы (рис. 5). Внутренне обследование
топки печи показало, что печь подвергалась многократному ремонту, это видно по многослойной обмазке. Установлено, что многослойное заполнение над полом обжиговой камеры состоит из трех слоев разной толщины и состава. Первый слой от основного пола состоит из чистой древесной золы светло-пепельного цвета, толщиной 5 см. Второй слой представлен по всей площади обжиговой камеры слоем грубой песочно-глиняной обмазки толщиной 4-6 см, обогащенной древесно-пепельной массой, которая при обжиговом процессе, происходившем в топочной камере, потрескавшись, превратилась в остекленевшую массу темно- зеленого цвета. Третий слой, самый верхний, представляет собой зольное заполнение в центральной части по направлению оси топочной камеры, состоит в основном из древесных углей, местами встречаются кальцинированные кости крупнорогатого скота. Толщина слоя колеблется от 5 см. по краям, до 10-12 см в центре. Выше до уровня верха топочной камеры, лежит однородный слой завала состоящий из смеси обломков жженого кирпича и земли. При расчистке завала внутри топочной камеры и на ближайших вскрытых участках, не обнаружено каких либо находок. Таким образом, исследованная кирпичеобжигательная печь Уральского городища является типичным производственным сооружением подобного рода. Хронологический и территориально ближайшая подобная печь была исследована на городище Сарайчик в 1950 году (Кушаев Г.В., 1993,с.136). Она также прямоугольной формы, ориентирована длиной осью С-Ю, сооружена из кирпича размерами 36-37х36-37х7-8см. Внутренние размеры топочной камеры 2,5м. в поперечнике, а длинная сторона была не менее чем 4,4м. Перекрытие топочной камеры покоилось на не менее чем семи арках, которые являлись основанием для обжиговой камеры (Пацевич Г.И., 1957, с.111-114). Как и при расчистке уральской печи, каких либо датирующих находок здесь не было зафиксировано. Пацевич Г.И. датировал её XIII-XIVвв. считая, что городище Сарайчик “безусловно” однослойное. Однако размер квадратного кирпича из которого сложены арки подовой части печи может быть отнесен к более позднему времени (XVв.?). Подобная же печь XIVXVвв, но с топочной камерой чуть меньших размеров (2,4х3,85м.) расчищена при исследовании “некрополя Жошыхана” на левобережье р.Каракенгир в Центральном Казахстане (Ахатов Г.А., Бермагамбетов А.Ж., 2002, с.163-164). Вероятно, что подобная конструкция кирпичеобжигательных печей в золотоордынские города Поволжья и Урала была занесена из Средней Азии вместе с другими строительными технологиями и традициями. В среднеазиатских городах подобная конструкция печей для обжига кирпича, крупных сосудов (хумов), терракотовой и глазурованной облицовочной плитки была распространена во всех регионах и на всем протяжении средневековья и нового времени*. Исследователи золотоордынских древностей давно пришли к выводу, что “в целом архитектурный декор носит
ярко выраженный среднеазиатский характер с чертами влияния архитектуры Закавказья и Ирана” (Степи Евразии в эпоху средневековья, М., 1981, с.235). Это значит, что и технология и традиции производства строительных и декоративных материалов имеет то же самое происхождение. Целый квартал ремесленников-кирпичников исследовался в пригороде Термеза XI-XII вв. (Шишкин В.А., 1940,с.145-146). Аналогичная по конструкции печь исследовалась и в пригороде городища Старая Кува в Фергане. Она была также в составе ремесленного квартала, в котором зафиксировано, как минимум, пять таких печей (Ахраров И., 1962, с.80-86). В золотоордынское время аналогичные по конструкции печи известны в Хорезме (Вишневская О.А., 1958, с.462), на городище Афрасиаб (древний Самарканд) (Шарахимов Ш., 1974, с.84-89), в пригороде древнего Отрара и Куйрук-тобе (Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б., 1987, с.178-186). * Происхождение конструкции подобного типа керамических печейпрямоугольная двухкамерная арочная-кратко рассмотрено Гайдукевичем В.Ф. в связи с находкой керамической печи I-II вв.в нижнем слое городища Мункач-тепе (Гайдукевич В.Ф., 1949, с.77-82).
Характеризуя локализацию кварталов ремеслеников-кирпичников на территории средневековых городов И.Ахраров в свое время отмечал, что “для кирпичного производства Средней Азии, видимо, является характерным расположение кирпичеобжигательных хумданов в пределах рабада, а не на территории шахристана. Они могли также сооружаться вблизи большого строительства, при возведении того или иного архитектурного здания, например, мавзолеев. Такие печи были обнаружены нами в 1959 г. при раскопках мавзолея некоего эмира Мухаммеда бин Айюка на территории городского округа (“мауза”) по дороге из Шахрисябза в Термез*. Печи обычно сооружались на склоне холма, и нижняя часть большинства печей находилась в вырытом грунте. Как правило, печи располагались вблизи воды, а также вблизи от большой свободной площади для сушки кирпича.” ( Ахраров И., 1962, с. 85-86). Как видим, все эти основные характеристики наличествуют и в размещении кирпичеобжигательных печей Уральского городища (окраина города, склон речной террасы, близость воды и пр.). Нужно отметить, что рядом с раскопанной печью, вдоль склона террасы хорошо читаются еще, по крайней мере, три характерных холма, под которыми также можно ожидать наличие остатков кирпичеобжигательных печей. Обоженный кирпич шёл на стройки общественных и мемориальных сооружений Уральского городища и его некрополя. Восточная баня. Одной из таких городских общественных построек была “восточная баня - хаммам” располагавшаяся почти в центре городища
(Раскоп № 5). Её остатки были обнаружены на глубине 1,5 -1,7м. от уровня современной дневной поверхности в ходе прокладки траншеи для укладки трубы. При этом в борту траншеи был зафиксирован слой в 10-15 см. черной сажи. Выше, до уровня дневной поверхности, залегал завал с обилием фрагментов квадратного обоженного кирпича, кусков ганчевой облицовки, фрагментов керамических труб - кубуров. Эта черная прослойка и завал над ней фиксировался в северной стенке траншеи на протяжении 15-16 м. Осознавая важность обнаружения такого объекта на городище и учитывая, что в случае продолжения работ по укладке трубы в траншею этот объект станет недоступен для дальнейшего исследования, здесь были срочно организованы раскопочные работы. В результате раскопок установлено, что на глубине 1,2 - 1,3м. от уровня полотна трассы залегает основание подпольной отопительной системы бани. На этом уровне выявлены обожженные кирпичи самого нижнего слоя кладки фрагментов стен и жаропроводящих каналов. Стены и полы бани были разобраны до основания, видимо, сразу же, как баня перестала функционировать. * Добавим, что целая серия печей для обжига кирпича и облицовочной плитки была зафиксирована нами недавно при исследовании мавзолея, обнаруженного в пустынной местности на обнажившемся дне Аральского моря. (Смагулов Е.А. Находка и исследование мазара на дне Аральского моря.//Отан тарихы, №4, 2001, с.77-82). Кирпичеобжигательная печь расчищена при исследовании некропаля Жошихана в степной зоне Казахстана. ( Ахатов Г.А., Бермагамбетов А.Ж. Некоторые итоги археологических исследований…, с.164). Сохранились местами лишь нижние кладки в один-два слоя кирпича стен и жаропроводящих каналов. Этот уровень перекрывает однородный завал грунта вперемежку с обломками кирпича и керамики (рис. 6). В площадь раскопа планировка бани попала лишь частично. ЮгоЗападная часть ее безвозвратно уничтожена траншеей; северо-восточная сторона оказалась недоступной из-за того, что над ней лежала труба. Хотя сохранность конструкции очень плохая, тем не менее, можно предварительно суммировать наблюдения и сделать некоторые выводы. Здание бани было полуподземным сооружением. Цокольная часть ее на глубину не менее 1,2-1,3 м. была утоплена в материк. Для этого предварительно вырыт прямоугольный (квадратный?) котлован и в нем выложено основание бани, представляющее собой подпольную отопительную систему в виде жаропроводящих каналах под полом бани. При этом пол как бы опирался на кирпичные столбики расположенные в шахматном порядке (рис. 7). Наружные стены ставились вплотную к стенкам котлована. Эти стены имели толщину 1 м. (в 4 ряда квадратного жженого кирпича) зафиксирован небольшой участок основания восточной стены.
Южная наружная стена была разобрана полностью. По ее западной половине к тому же, прошла траншея. Сохранился лишь небольшой фрагмент кладки основания шириной в 2 ряда кирпичей. Западная стена разобрана до основания. На полу прослеживаются лишь ее следы. Северная наружная стена, в которой был, видимо вход, как и вся северо-восточная часть комплекса, остается пока за границами раскопа. Центральное помещение (центральный зал) бани имело восьмиугольный план, вписанный в квадрат со стороной не менее 4 м. Зафиксирован северозападный угол этого помещения. Стены его также были не менее 1 м. толщиной. Они отстоят от наружной стены на 2,2 м. (с восточной стороны). Площадь центрального зала, видимо, увеличивали ниши с обогреваемыми суфами (массажные), из него вели проходы в помещения предназначенные для мытья. Эти помещения были оборудованы большими керамическими тазами и котлами, вмазанными алебастровым раствором в суфы. Обнаружено несколько фрагментов профильных частей этих специфических керамических сосудов. У всех фрагментов наружная поверхность со следами алебастрового раствора. (рис.8; 9:5-8). Холодная вода в помещения подавалась, видимо, по трубопроводу. В завале обнаружена масса обломков чигирных кувшинов и керамических труб кубуров с характерными "манжетами" на одном конце (рис. 8; 11). Они служил для стыковки труб между собой. Место соединения обмазывалось алебастровым раствором. Конец трубы выводившийся в помещение закрывался специальной керамической "заглушкой" с небольшим отверстием в центре. (рис. 9: 9-10; 10). "Заглушка" также закреплялась на конце трубы алебастровым раствором. Через нее, очевидно, регулировалась подача холодной (и горячей?) воды в моечные помещения. Обнаружены три такие "заглушки". Пока не расчищена северная и северо-западная части бани трудно судить о ее полной планировке. Да и степень разрушения конструкции позволяет во многом лишь предположительно реконструировать планировку сооружения. Вероятнее всего, что вход был с северной стороны. Значит можно ожидать, что при расчистке этой стороны будут обнаружены какиенибудь фрагменты внешнего декора лицевой стороны постройки. Общественные бани в мусульманском городе были, пожалуй, важнейшими, после мечети, сооружениями и зачастую пышно декорировались сообразно архитектурному стилю эпохи. Строить и содержать бани, было не только прибыльным делом, но и это повышало социальный статус частного лица, предпринявшего такое строительство. Этим делом не гнушались даже представители феодальной элиты, правители городов и государств. Известно, что Улугбек в Самарканде неподалеку от Регистана построил “хорошую баню” (Бабур-намэ., 1958, с.61). Ближайшим по хронологии, и вероятно, по планировке, из известных бань являются бани Отрара (Акишев К. и др, 1987.с.112), Самарканда
(Буряков Ю.Ф., 1986, с.162-172), Великого Булгара (Смирнов А.П., 1951, с.209) и Антоновского городища в Семиречье (Байпаков К.М., Воякин Д.А., 2002, с.120-146). Развалины бани XI-XIIвв. отмечены у подножия цитадели городища Шойтобе (средневековый Шавгар) в Туркестанском районе (Смагулов Е., Туякбаев М., Бурнашева Р., Баратов С., 2001). В золотоордынских городах бани раскапывались так же в Бельджамене (Водянское городище) (Егоров В.Л., Полубояринова М.Д., 1974; Егоров В.Л., 1980, с.74; Егоров В.Л., 1985, с. 110), Селитренном городще (Зиливинская Э.Д., 1989, с.249-280), Мохше в Пензенской области РФ (Алихова А.Е., 1976, 4). Всего, как отметила Зиливинская Э.Д., известно более 20 бань золотоордынского времени (Зиливинская Э.Д., 1989, с.251). Так что изученность сооружений подобного рода золотоордынского времени в Центральной Азии такова, что мы можем, опираясь на аналогии с определенной долей уверенности реконструировать ее облик. В XIII-XIVвв. общественные бани на огромной территории Азии приобрели законченную планировочную структуру и строились как бы по одному (с небольшими вариациями) “типовому проекту”. В этом типовом проекте кристаллизировалась наиболее рациональные принципы организации столь специфичного по назначению сооружения. Специалисты уже отмечали планировочную близость, например, отрарской бани XII-XIV вв. (южная окраина Золотой Орды) и бань Булгара XIVв. (северная окраина Золотой Орды) (Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б.,1987, с.123). К этом же типу относится баня, недавно исследованная на городище Антоновское в Восточном Семиречье, отождествляемом с историческим Каялыком (Байпаков К.М., Воякин Д.А., 2002, с.123). Бани с таким типом планировки принято называть арабским термином “хаммам”, или “восточной баней”. Происхождение и эволюция этого типа бань в Средней Азии достаточно подробно рассмотрена в работе В.Л.Ворониной (Воронина В.Л, 1983, вып. 31). Размеры бани Уральского городища предварительно определяются нами в 110-120мІ. Центральный зал имел восьми угольную планировку. С востока и запада к нему примыкали малые помещения для мытья. Обогревалась баня подпольной отопительной системой. Жаропроводящие каналы были устроены под полами и суфами всех внутренних помещений. Цокольная часть всей постройки была как минимум на 1,4м. заглублена под землю. Вода в моечные помещения (и в саму баню?) подавалась посредством разветвленной системы керамических трубопроводов. В синхронных банях Булгара, значительно лучше сохранившихся, вода посредством керамического водопровода, проложенного внутри стен, подавалась практический во все помещения, причем холодная и подогретая. В помещениях под выходами труб из стены стояли небольшие каменные емкости (Смирнов А.П., 1951, с.216).
Жилые усадьбы. На городище исследовались и жилые постройки. Раскопки трёх близлежащих к трассе трубопровода холмов показали, что под ними скрываются руины отдельно стоящих усадеб (раскопы № 2, 3 и 4). Усадьба №1 вскрывалась раскопом № 2 размерами 10х10 м. в 150 м. к северо-западу от ранее выявленной кирпичеобжигательной печи. По мере вскрытия строительных конструкций размеры раскопа были увеличены до 11,5 м (север-юг) и 10,3 м (запад-восток). В ходе раскопок выявлена планировка данного сооружения (рис.12). Стало ясно, что это жилая часть "малой усадьбы", состоящая из 6 помещений, сложенных из сырцового кирпича следующих размеров: 25х28х8 см, 35х38х7 см, 20х22х6 см, 28х25х8 см, 26х20х6 см, 38х24х7-8 см. Причем стены были обмазаны глиняным раствором, как внутри помещений, так и снаружи. Толщина стен составляет 70 см. Усадьба состоит из двух симметричных жилых секций. Первую образуют помещения № 3,2.1 (рис.13), вторую помещения № 6,5,4 (рис.14). Помещение № 3 размером 3,20х2,40 м. являлось прихожей с хозяйственными функциями. В северо-западном углу помещения была выявлена суфа в виде буквы "Г", сложенное из сырцового кирпича. В ходе расчистки внутри суфы были обнаружены фрагменты керамики (как поливной, так и не глазурованной), фрагменты металла, часть железной стамески (рис. 15). В юго-восточном углу помещения располагалась яма, выложенная жженым кирпичом, возможно, это "ташнау". В северо-восточном углу помещения обнаружена хозяйственная яма (№ 8). Размеры ямы 110х80см. Через дверной проем устроенный у западной стены этого жилого отсека попадали в центральное жилое помещение (№2). Его размеры 3,20х3,70м. Большую часть помещения занимает “П-образная” суфа расположенная вдоль южной, восточной и северной стен. В южном отрезке суфы размещалась отопительная система “типа кана”. На краю суфы устроена топочная камера и от неё вдоль южной стены двухканальный дымоход, выложенный сырцовым кирпичом. Каналы дымохода перекрыты тем же сырцом и сверху обмазаны. Западнее печи, у несущей стены, разделяющей все сооружение на две части, рядом друг с другом находятся две хозяйственные ямы №№ 2 и 3 (№2 - диаметр - 45 см, глубина - 20 см; №3 диаметр - 50 см, глубина - 53 см). Через проход шириной 0,85м., так же расположенном вдоль западной средней стены, попадали в пом. №1 (1,60х3,20 м.). В проходе имелся порожек, высотой от уровня пола 10 см. Он выложен из трех квадратных кирпичей размером 26х30х8 см. Это помещение имело подсобнохозяйственное назначение (кладовая). В юго-западном углу помещения имеется хозяйственная яма № 1, размером 1 м, глубина - 65 см. Следующий жилой отсек состоит из пом. № 6,5,4. Помещение № 6 размерами 3,15х2,40 м. располагалось в северозападном углу всей постройки. Также как и пом. № 3 это была прихожая с
хозяйственными функциями. В юго-западном углу помещения расположены три мусорные ямы. В проходе, который соединяет помещения № 6 и 5 сложен порожек из сырцового кирпича. Помещение №5 размером 3,70х3,20 м. являлось центральной жилой комнатой второго жилого отсека. Всю западную часть помещения, вдоль южной, северной и западной стен занимает суфа шириной 1,2м у западной стены, и 0,9м у северной стены. Участок суфы у южной стены занят каном с топкой в виде небольшого тандыра и печуркой, сложенной из жженого кирпича. (рис.16). Диаметр тандыра 30 см, снаружи он был обложен сырцовыми кирпичами. Печь была сложена из жженого кирпича, рядом с подом находилась яма, куда выбирали золу, накопившуюся в печи. Суфа подогревалась дымоходом, идущим в два ряда от тандыра. Внутри суфа забутована битым кирпичом вперемешку с глиной, а сверху обмазана глиняным раствором. В северо-восточном углу суфы имеется ступенька из сырцового кирпича для облегчения подъема на суфу. В помещении расположены три хозяйственные ямы (хранилища?). Из жилого помещения проход вдоль срединной стены вел в небольшое помещение-кладовую (№4). Оно размерами 3,15 х 1,55 м. и находится в югозападной части всей постройки. В юго-восточном углу помещения расположена площадка ташнау, выложенная из девяти жженых кирпичей в виде квадрата. В кирпиче, лежащим по центру, имеется специально сделанное отверстие для отвода воды - водосток. Результаты расчистки жилища “малой усадьбы” можно интерпретировать следующим образом. Жила часть усадьбы представляет собой отдельно стоящее строение, состоящее из двух симметричных по планировке жилых комплексов (отсеков) разделенных капитальной стеной (толщина стены 0,8м.). Входы со двора в жилища были устроены в северной стене. Войдя в жилище, попадали в “прихожую” имевшую хозяйственное назначение (пом.№ 3 и 6). Здесь были устроены мусорные ямы. В пом. №3 в СЗ углу суфа, выложенная из обломков обожженного кирпича. Дале, через двери устроенные вдоль центральной стены попадали в жилые помещение с отапливаемыми суфами (пом. № 2 и 5). Замыкали анфиладу помещений небольшие комнаты явно хозяйственного назначения. Они, очевидно, служили кладовыми. Усадьба, очевидно, имела обширный двор с надворными постройками к северу, западу или востоку от жилой части. Расчистка двора не предпринималась, поскольку с этой стороны находились отвалы грунта образовавшиеся при прокладке траншеи трубопровода. В ходе проведенных археологических исследованиях на данном объекте были обнаружены следующие предметы: фрагменты металлических изделий (среди них часть зубила, фрагмент чугунного котла и стамеска); множество фрагментов керамики, как поливной, так и неполивной; фрагменты глазурованной плитки и глазурованного кирпича (рис. 17); сохранившиеся кусочки кожи; бусинки, изготовленные из разноцветного стекла; кольцо с
узором в виде восьмиконечной звезды и вписанным в нее кругом, вероятно из серебра (рис. 18); нижняя часть формы из белого известняка для отливки колец (рис. 19), а так же кости животных, кости рыб и рыбья чешуя. Усадьба №2 вскрывается раскопом № 3. На площади 19 х 12 м. пока вскрыт частично комплекс жилых и хозяйственных помещений и часть обширного двора “большой усадьбы” (рис. 20). Пока расчищено четыре помещения. Центральным жилым являлось угловое помещение № 1. Вход шириной 1,4 м. вел со двора. Слева большую часть помещения занимала "Побразная” суфа высотой 0,45м. Отрезок суфы вдоль западной стены помещения занимала отопительная система типа кан. Топкой ему служил небольшой тандыр, устроенный в северном конце суфы у западной стены. Диаметр тандыра 0,4 м. Имеет боковое топочное отверстие диаметром 16 см. (рис. 21). Рядом, к востоку, находится массивная платформа (1,6 х 2,2 м.) сложенная из сырца. Внутри зафиксирован тонкий слой прокала и золы. Сверху расчищен один ряд кладки квадратным жженым кирпичом формата 26 х 26 х 6 см. в виде буквы "П", обращенной открытой стороной к участку пола вымощенному квадратным жженым кирпичом (1,6 х 2 м.). Перед самой платформой прямоугольный не вымощенный участок размером 0,5 х 1,2 м. заполненный золой. Очевидно, здесь мы имеем остатки сильно разрушенной печи. Пред ее топкой участок пола, куда выгребалась зола. Вымостка пола жженым кирпичом зафиксирована также и вдоль восточного отрезка суфы. На северном участке суфы шириной 2,7 м. расчищены в двух местах выкладки жженым кирпичом в виде ограждений размером 35 х 35 см. со следами золы и углей внутри. Вполне вероятно, что это остатки разновременных обогревательных устройств “типа сандал”. Ширина восточного участка суфы- 0,8 м. За восточной стеной пом. № 1 устроено небольшое узкое помещение (№4). В нем расчищены развалы жженого кирпич двух, видимо, разновременных очагов. Это помещение, очевидно, служило летней кухней. Толщина наружных стен помещения № 1- 0,8 м. Сложены из сырцового кирпича формата 25 х 25 х 8 см. в три ряда. Внутренние стены сложены сырцом формата 30 х 25 х 8 см., их толщина – 0,7м. Были покрыты снаружи и внутри многослойной (фиксируются до 3-х слоев) штукатуркой. Сохранившаяся максимальная высота 70-80 см. (стены помещения № 2), к краям холма высота стен уменьшается. В северной стене пом. № 1 вдоль западной стены напротив тандыра вход в пом. №2. Оно, видимо, имело и жилое и хозяйственное назначение. Восточную часть ее занимает суфа шириной 2,4 м. В полу западной половины расчищены три хозяйственных ямы глубиной до 1 м. Размером 0,4 х 1,1 м. Ямы имеют вытянутый контур. Возможно, это ямы- хранилища. При расчистке в них не обнаружено обычного скопления хозяйственного мусора (костей, битой посуды, золы и пр.). Размеры помещения 3,4 х 6 м. Далее к северу расположено пом. № 3 Вход в него со двора. Размеры помещения 5,2 х 6 м. В нем нет каких-либо деталей интерьера (рис. 22).
Раскопом охвачена не вся усадьба. За границами раскопа остались какие-то конструкции капитальных строений и большая часть двора (рис.23), на которой можно предполагать какие то хозяйственные постройки. На территории двора нужно ожидать основные мусорные ямы этой усадьбы. Если при расчистке жилых и хозяйственных помещений этой и Малой усадьбы на полах находок керамики и пр. почти нет, то с территорией двора Большой усадьбы связаны находки фрагментов штампованной керамики и глазурованных облицовочных плиток. Совершенно иная планировка жилой усадьбы представлена в раскопе №4 (рис. 24). Уже в ходе снятия первого слоя (глубиной около 15-20 см) выявились остатки конструкций (пятно прокаленной глины, вероятно тандыр), а также сырцовые конструкции. А в юго-западной части раскопа (помещение № 2) обнаружена медная монета хорошей сохранности с растительным орнаментом. Примерно по центру раскопа (позднее помещение №3) обнаружен железный гвоздь для подковы (длина около 5 см). При снятии второго слоя (глубиной около 15-20 см) внутри помещений более четко выделились стены, ширина которых составляет 80 см. (рис.25). В юго-восточной части раскопа, в помещении №4, на уровне пола (высота сохранившихся стен 55см) выявилось большое количество битой керамики (венчики, донца, ручки, фрагменты чигирных кувшинов). Типологический и технологический эта керамика подобна керамике из других объектов городища. Все чигирные кувшины имеют сильно сужающееся дно и поддон в виде утолщения, что способствовало более лучшему креплению чигирей к чигирному колесу. В общей массе керамика имеет в изломе красный или розовый цвет, венчики отогнуты наружу. Тесто плотное, хорошего замеса, обжиг полный. Керамика орнаментирована либо концентрическими параллельными или волнистыми полосами, нанесенными или заостренной палочкой, или специальным инструментом с зубчатым рабочим краем. Второй способ нанесения орнамента - это наколы острым предметом на поверхность сосудов. Венчики в основном имеют орнамент в виде пальцевых вдавлений. Почти половина всей обнаруженной керамики происходит из мусорной ямы (90 х 60 см), расположенной в северной части данного помещения. Это помещение сообщалось через проход шириной 1 м. с помещением №3, которое является самым большим по площади на территории усадьбы. В ходе проведения раскопок не удалось четко выявить северную стену помещения №3. После прирезки в южную сторону раскопа, были четко выявлены южные границы (внешние стены) сооружения. Высота сохранившихся стен, сложенных из сырцового кирпича, составляет около 55 см. Причем при возведении стен применялся кирпич двух размеров: квадратный - 25х25х7 см и прямоугольный - 25х45х7 см. При укладке применялось чередование этих двух видов кирпичей - один слой из одного вида кирпича, второй - из другого и т.д. Стены снаружи и внутри обмазаны слоем глиняной обмазки, толщиной
около 1-2 см. Полы также обмазаны и маркируются золой и более темным цветом грунта. В помещениях, расположенных в северо-западной и западной частях раскопа выявлены остатки тандыра и печи (помещение № 1). Причем от тандыра отходит дымоход в виде двух параллельных каналов, с помощью которого подогревалась суфа. Непосредственно перед тандыром, на уровне пола обнаружен железный сильно коррозированный нож длиной около 17 см, рукоять отломана. Перед суфой, но с другой стороны располагалась печь для ее подогрева, она сохранилась лишь частично. В проходе, который вел из помещения №1 в помещение №2 располагался порожек, выложенный из сырцового кирпича (кладка в два ряда). Судя по наличию в помещении №2 трех хозяйственных ям, фрагментов обоженной керамики и скопления костей, это помещение имело хозяйственное назначение. На южной внешней стене, на сохранившихся кирпичах обнаружена вторая медная монета с изображением бегущей лошади на одной стороне и арабской надписью на другой. Следует отметить, что помещения №1 и 2 были изолированы и не сообщались с другими помещениями. В юго-восточной части раскопа, за внешней стеной помещения выявлено пятно пепельного цвета, в ходе вскрытия которого были обнаружены фрагменты глазурованной посуды типа пиала. Роспись черным по зеленому фону в виде растительного орнамента под прозрачной глазурью, белым и коричневым по синему фону с орнаментом в виде стилизованных арабских букв под прозрачной глазурью. Кроме этого, выявлены два фрагмента глазурованной посуды, расписанной золотом по внутренней стороне и имеющие арабский текст по венчику по внешней стороне. Также собрано несколько фрагментов стекла. Два помещения № 5 и 6 были изолированы от остальных помещений усадьбы. Высота сохранившихся стен составляет 50 см. При вскрытии этих помещений собрана керамика, покрытая ангобом белого, розового и кремового цветов, обоженная керамика и обоженные кости. Выяснилось, что проход между этими двумя помещениями был забутован глиняным раствором с фрагментами сырцового кирпича. В центральной части раскопа на глубине 30 см от современной дневной поверхности, ближе к помещению №3 обнаружена глазурованная бусина (глазурь светло-желтого цвета), закрученная в виде спирали с плотно прилегающими друг к другу кольцами. Длина бусины 1 см, ширина - 0,6 см. Результаты раскопок части площади “усадьбы” предварительно можно интерпретировать следующим образом. Усадьба состоит из нескольких строений, расположенных рядом друг с другом. Судя по всему, вход в усадьбу располагался с северной стороны. В следующем сезоне необходимо продолжить работы на данном раскопе. В ходе проведения археологических исследований на объекте были обнаружены следующие предметы: фрагменты металлических изделий (среди них гвоздь и нож); множество фрагментов керамики, как
глазурованной, так и не глазурованной; фрагменты глазурованной облицовочной плитки; стеклянная бусина; кости животных и две медные монеты. Первая монета размером 15х12мм. Лицевая сторона сохранилась плохо. Прослеживаются следы надписи в квадратной рамке, разделенной пополам на две равные части. На оборотной стороне – изображение льва с раскрытой пастью, поднятым хвостом, шагающего в право (рис. 21). Над спиной животного – изображени взошедьшего солнца. Этот тип монет хорошо известен среди джучидских монет. Он принадлежит к пост реформенному чекану хана Узбека. На лицевой стороне хорошо сохранившихся монет этого типа надпись “Высочайшее постановление” внутри квадратного картуша. По краю картуша надпись “Чекан Сарая 737”. Цифрами дана дата чеканки монет - 737 год хиджры (т.е. 1336-1337гг.) (Янина С.А., 1953, с.436; Мухамадиев А.Г., 1983, с.78-79). Обще типологические признаки позволяют с большой долей вероятности отнести найденную на городище монету к медным пулам чекана хана Узбека 737 года*. Возможно, что и вторая монета относится к этому же типу, но с уверенностью говорить об этом не возможно, поскольку обе стороны монеты совершенно стёрты. Диаметр монетного кружка – 16мм. Полученные материалы и наблюдения по жилому домостроительству Уральского городища могут быть обобщены пока только предварительно. Постройки возводились из сырцового кирпича прямоугольного и квадратного формата. Жилые помещения отапливались канами, топкой которых обычно являются тандыры. Дополнительно к ним в “большой усадьбе” и одном из жилищ “малой усадьбы” имеются печки прямоугольной формы, сложенные из жженого кирпича. Жилые помещения имеют обычно “П-образные” суфы, в хозяйственных - ямы-хранилища, мусорные ямы, ташнау. Основные стены построек имеют толщину 70-80см., кирпич уложен в перевязку. Малая сохранившаяся высота стен не позволяет окончательно ответить на вопрос - на всю ли высоту стены возводились методом сырцовой кладки? Дело в том, что исследования жилищ поволжских городов золотоордынского времени выявили домостроения т.н. “монгольского типа” (Егоров В.Л., 1970, с.172). Для этих домов характерен квадратный план, сырцовая кладка цокольной части стен по периметру на высоту 50-70 см., а выше устанавливался деревянный каркас стен. Сопоставление планов, технических приемов домостроительства поволжских городов и Уральского городища показывает, что на строительную культуру бассейна р. Урал оказали преобладающее влияние традиции домостроения Хорезма и Присырдарьинских оазисов. Планы жилищ исследованных на Уральском городище в целом совпадают с планами жилищ послемонгольского Ургенча, Отрара, Туркестана. Разница наблюдается в расположении некоторых деталей интерьера, суф, системы отопления и пр.
Поэтому можно высказать предположение, что стены жилищ Уральских усадеб, также как и в Хорезме и Туркестане, возводились на всю высоту из сырцового кирпича. * Определение монет Аитовой С. Об участии хорезмийских мастеров в формировании синкретичной золотоордынской городской культуры неоднократно писали исследователи Поволжских городских центров (Якубовский А. Ю., 1931; Греков Б., Якубовский А., 1937, с.127; Носкова Л.М., 1976; Булатов Н.М., 1968, с.10102). Возможно, в дальнейшем при более масштабном изучении Уральского городища мы сможем выделить и детально охарактеризовать “сырдарьинскую струю” влияния. Пока же стоит обратить внимание на чрезвычайную близость планировок городского жилища Отрара XIV-XVвв. и жилищ Уральского городища. Тот же анфиладный принцип компоновки трех помещений, “П”- образные суфы в жилых помещениях, каны, тандыры, ташнау и пр. в интерьерах помещений. Только в Отрарском оазисе сложение такого типа жилища можно проследить с раннесредневековой эпохи (Ерзакович Л.Б., 1983, с.81), а в степи Приуралья и Поволжья такой тип жилья был явно привнесенным явлением. Но и отличия достаточно существенны. Так например, “П-образные” суфы в жилых комнатах Отрара и Туркестана обращены отрытой стороной к дверному проему, а в жилищах Уральского городища проход из “прихожей” по уровню пола вел до задней комнатки-кладовки, а суфа располагалась слева или справа от этого прохода. Отопление жилищ Уральского городища осуществлялось специальными двухканальными канами устроенными вдоль одной стороны суфы. “Каны” послемонгольских жилищ Южного Казахстана в большинстве своём таковыми могут называться лишь с большой натяжкой (Ахинжанов С.М., Ерзакович Л.Б., 1972, вып.2, с.64-69). Материалы приводимые Писарчик А.К. со всей очевидность свидетельствуют об этом. (Писарчик А.К., 1982., с.8082.). Поэтому применительно к отрарской отопительной системе - “тандыр с дымоходом в суфе”- более точен, на наш взгляд, термин “типа кана”, использованный Л.Б. Ерзаковичем (Ерзакович Л.Б., 1983, с.89.; Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б., 1982, с.129). Хотя в Отраре XIIIв. известны и случай использования настоящих канов с двухканальными дымоходами вдоль одной из сторон суфы. Такой кан был встречен нами в 1 строительном периоде дома 1 раскопа X на городище Отрар. Во втором строительном периоде этого дома, закончившего своё существование сильным пожаром, на месте топки кана был сооружен типичный тандыр с коротким дымоходом в ближайшей стене. Топочное устье тандыра оформлено декоративной керамической плитой (Смагулов Е.А., 1998, с.168). Обобщая результаты раскопок жилого домостроения на Царевском городище (Новый Сарай) в 1959-1965 гг. В.Л. Егоров в свое время
предложил классификацию жилищ исходя из принципов планировки и строительного материала (Егоров В.Л., 1970, с.172 и сл.). Он выделил следующие типы жилищ Нового Сарая: 1. -квадратные в плане строения с деревянными стенами; 2. -прямоугольные, вытянутые в плане строения; 3. землянки; 4. -юрты. Более исследованными и количественно более представительным на городище, являются жилища первого типа. В этой группе выявлены четыре варианта по признаку устройства основания дома. Наиболее распространен вариант 1.3. “квадратные дома с деревянными стенами, стоящими на сырцовом цоколе”. При этом сырцовый цоколь представлял собой кладку кирпичом в 1-3 ряда, сохранившаяся высота обычно 30-40см. (Егоров В.Л., 1970, с.175). Менее исследованным из жилищ Нового Сарая является тип 2 “прямоугольные, вытянутые в плане строения”. На наш взгляд, судя по приведенным описаниям всего трех строений, эта группа не обладает типологическим единством. Также как и дома типа 1.3 этот “тип” жилишь Царевского городища, существенно отличается по планировке и приемам строительства от “малой усадьбы” Уральского городища. По характеру внешних стен уральская усадьба, очевидно, аналогична, строению стен “двойного” дома на Водянском городище (Бельджамен) (Мухамадиев А.Г., 1974, с.80 и сл.). Это сырцовые на всю высоту стены выложенные в три ряда квадратного кирпича. Однако внутреннее устройство и планировка уральских жилищ имеет принципиальные отличия от усадеб золотоордынских городов Поволжья. Там в основе планировки лежит квадрат (или прямоугольник - Водянское городище) обведенный капитальными внешними стенами, а внутри разбивка на отдельные, обычно два, помещения осуществляется с помощью каркасноплетневых перегородок. Наружные стены у домов типично “монгольской строительной традиции” каркасные*; деревянная рама каркаса устанавливалась на цоколь из сырцового кирпича; цоколи не превышали в высоту 50 см. Сторона квадрата типичных для Нового Сарая строений не превышает 6,5м. Это собственно одна комната, которая с помощью внутренних легких перегородок членится на хозяйственные зоны. Наличие суфы, занимающей порой большую часть жилой половины, образует два уровня по вертикали – пол и уровень суфы, которая превышает уровень пола на 35-50 см. Суфа располагается обычно по трем стенам, в одной из ее сторон проложены каналы отопительной системы. Происхождение такого устройства дома принято связывать с монгольским населением городов, а планировку возводить к мобильному жилищу кочевников – юрте (Егоров В.А., 1970, с.185). На Уральском городище домостроений этого типа пока не обнаружено. Здесь перед нами анфиладная (“Малая усадьба”) или дворовая (“Большая усадьба”) планировка жилища состоящего из нескольких комнат разделенных капитальными сырцовыми стенами. Подобные планировочные принципы были традиционными для позднесредневекового жилого домостроения Отрара и Туркестана (Ерзакович Л.Б., 1983; Смагулов
Е.А., Григорьев Ф.П., Итенов А., 1999; Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б., 1982, с.121-136). Усадьбы, по всей видимости, имели дворы с надворными постройками, которые строились из облегченных конструкций (деревянно-каркасные, плетневые и пр.). * При этом нельзя не принять мнение Блохина В.Г. об условности данного термина, впрочем, как и многих прочих терминов имеющих этническую окраску (Блохин В.Г. К вопросу о реконструкции и этнокультурной интерпретации золотоордынского однокомнатного четырёхугольного в плане дома.//НАВ, вып.4, Волгоград. 2001, с.136-139). Сейчас это довольно обширные пониженные пространства, разделяющие холмы, под которыми крываются остатки жилого комплекса усадьбы. В дальнейшем необходимо обратить особое внимание на исследование этих пониженных пространств с целью обнаружения следов ограждений (заборов, плетней), надворных построек, мусорных ям и пр. Нельзя не отметить то, что при расчистке жилых комплексов не зафиксировано никаких признаков разрушений, пожаров и пр. Т.е. всего того, что можно было бы интерпретировать как последствия каких то трагических событий приведших к разрушению города и последующему запустению. Все помещения чистые: нет оставленной посуды, циновок, каких то, в спешке забытых, вещей. Складывается такое впечатление, что жилища были оставлены в спокойной обстановке. Это могло произойти при условии, что жители заранее знали о надвигавшейся внешней опасности (вражеское нашествие, наводнение и пр.). О том, что на месте Уральского городища в XIII-XIVвв. находился достаточно развитый город свидетельствует обнаружение здесь руин “восточной бани”. Бани непременный атрибут средневекового города на Востоке. К сожалению, после прекращения функционирования постройка подверглась почти полному разрушению. Обожженный кирпич из стен и полов выламывался с целью вторичного использования. Нужно отметить, что такова участь всех фундаментальных построек из обожженного кирпича, остатки которых встречаются в культурных наслоениях средневековых городищ. В настоящее время сохранность конструкций бани такова, что мы фиксируем лишь отдельные фрагменты планировки. Керамика Основную массу находок фрагментов керамических сосудов составляют обломки неполивной керамики гончарного производства (около 99% от общей массы)*. Большей частью это боковины крупных горошков и кувшинов. Отдельную массовую категорию составляют фрагменты от чигирных кувшинов и керамических труб. Эти формы в основном происходят из раскопа 4 и 5 (“восточная баня) и двух шурфов ( № 1 и 2) ранее заложенных в районе бани. Нужно отметить, что почти без
исключения все находки керамики происходят из мусорных ям или заполнений суф в помещениях, или же с территории дворов (р.3). Черепок сосудов типа горшков и кувшинов в изломе розового (или близкого ему) цвета. Обжиг полный; тесто плотное, хорошего промеса с еле заметным включением мелкого песка. Поверхность обычно покрыта ангобом розового, кремового, черного цветов. Ручки пластинчатые или овальные в сечении с намеченным желобком на наружной поверхности (рис.9:1-3). Наиболее распространенный декоративный прием- нанесение на плечики сосуда концентрических параллельных или волнистых полос инструментом с зубчатым рабочим краем. *Исследование бытовой и архитектурной керамики Уральского городища по мере накопления материалов тема будущих работ. Здесь же кратко отметим наиболее часто встречаемые и характерные виды. Используются ритмически наколы таким инструментом или же просто заостренной палочкой. (рис. 26). Горловины кувшинов зачастую имеют пальцевое рифление. Помимо этого, найдено несколько фрагментов со штампованным орнаментом. Сосуды с таким декором изготавливались путем формовки в специальных формах - калыбах. Черепок подобной керамики имеет серочерный цвет, плотный, хорошего обжига. Фрагменты стенок тонкие, узор мелкий, что говорит о том, что относятся они к сосудом небольших форм. (рис. 27:6,8;). Чигирные кувшины имеют сильно сужающееся дно и характерный поддон в виде небрежно сформованного утолщения-валика. Очевидно, эта деталь обеспечивала более надежное крепление кувшина веревкой к чигирному колесу. Донная часть кувшина, как правило, имеет характерные следы подрезки ножом (рис. 11:1-4). Фрагменты керамических труб происходят исключительно из раскопа “восточной бани”. На поверхности фрагментов обычно остатки ганчевой обмазки. Диаметр труб в широкой части был 12-15 см. Один из концов оформлен в виде муфты, т.е. утончен и на расстоянии 5-6см. от края сделан кольцевой выступ. Эта муфта вставлялась в расширенный конец другой трубы до упора в кольцевой выступ и место стыка обмазывалось толстым слоем ганчевой обмазки. (рис. 11:5). Система этих водопроводных труб снабжала водой моечные отделения бани. Концы труб, выходившие в помещения, закрывались специальными керамическими пробками – “заглушками”. В центре пробок имелись небольшие отверстия диаметром около 1 см. Через них регулировалась подача воды. (рис. 10). Фрагменты глазурованной посуды очень редки в коллекции керамики Уральского городища. Глазурь синяя и фиолетовая на разных сторонах чаши; по белому фону роспись синим кобальтом и черным растительного характера под прозрачной глазурью. Пока создается впечатление, что глазурованная посуда была большой редкостью в быту горожан.
Чуть большим количеством представлены фрагменты глазурованных облицовочных плиток. Тесто серовато-белого цвета. В р.2 в яме 5 найдены несколько фрагментов трех видов. Покрытые глухой темно синей (кобальтовой) глазурью; с рисунком белого цвета оконтуренного черным на бирюзовом и синем фоне (рис.17); голубой глазурью по резному орнаменту. Тесто черепка плиток с резным орнаментом отличается от остальных фрагментов кирпично-оранжевым цветом. Подобный цвет теста у двух фрагментов глазурованных плиток найденных во дворе “большой усадьбы” (р.3). Они без узора, покрыты глухой бирюзовой поливой Находки этих фрагментов от глазурованных декоративных плиток помимо того, что обосновывают датировку жизни городища XIV веком, свидетельствуют о том, что в застройке городища были общественные постройки богато украшенные поливными изразцами. При обзоре керамических материалов полученных в ходе раскопок на Уральском городище обращает внимание полное отсутствие керамики “домашнего” или ручного производства, а также отсутствие фрагментов крупных толстостенных сосудов типа хумов и хумчей. Обломки этих тарных сосудов, являющихся непременным атрибутом любого домашнего хозяйства, как известно, изобилуют в керамическом материале раскопок любого среднеазиатского городища. Здесь же нами пока не зафиксировано ни одного фрагмента, который бы можно было бы идентифицировать как обломок хума. Как выше отмечалось, у нас есть все основания полагать, что город был оставлен в спокойной обстановке. Об этом говорит и малочисленность бытовых находок при раскопках жилых комплексов городища. Предварительный анализ керамического материала, мемориальных построек некрополя, находки монет дают основание датировать время существования города XIVв. Топографические признаки и раскопанные объекты говорят о том, что на этом месте находился довольно значительный город золотоордынской эпохи. Существование города на этом месте обосновывается и природно-географическими условиями. В районе Меловых горок, что расположены в 3км. к СВ от городища, на р. Урал находились два переката, которые служили местом переправы через реку вброд – Нижнемеловой и Верхнемеловой. Столь важное в стратегическом отношении место на значительном водном рубеже не могло быть не отмечено наличием крупного поселения или города. Свидетельства существования города приблизительно на месте обнаруженного Уральского городища сохранились в картографических материалах XIV-XVвв. Как известно, наиболее подробной картой Золотой Орды является карта 1367г. составленная итальянскими купцами братьями Франциско и Доменико Пицигани. На ней, в частности, “восточнее Лайети (город на побережье Каспия, между р. Волгой и р. Уралом - С.Е.) только надписью, без изображения направления русла, отмечена р. Яик. На ней, на некотором отдалении от морского берега, изображен безымянный город.
Выше его (к северу) нанесено изображение второго безымянного города. Судя по довольно большому размеру рисунка башен и развивающемуся над ним флагу, это крупный экономический и административный центр” (Егоров В.Л., 1985, с.134) (подчеркнуто мной - Е.С.). Первый безымянный город на р. Яик довольно надежно может быть идентифицирован как городище Сарайчик, в 50 км. выше г. Атырау. Второй же безымянный город к северу от Сарайчика на правом берегу Яика вполне может быть сопоставлен с Уральским городищем. Можно предположить, что его название отражено на известной карте капитана Антония Дженкинсона, составленной в 1562г, т.е. почти через двести лет после карты братьев Пицигани. Исследовавший эту карту Б.А.Рыбаков показал, что в основу ее положена более ранняя карта 1497г., “первая русская карта всей московской державы”. На ней выше Сарайчика, но более мелким значком отмечен на правом берегу р. Яик город под названием Shakafni (Рыбаков Б.А., 1974, с.24-25). Правда, сам Б.А.Рыбаков считал, что это дважды нанесенный, при соединении двух листов карты г.Сарайчик, “один правильно помещен у устья Яика, другой значительно выше”. Теперь при сопоставлении “карты Дженкинсона” с картой купцов Пицигани, и в свете открытия и исследования Уральского городища можно высказать мнение, что здесь не техническая ошибка издателей, как полагал Рыбаков Б.А., а на берегу р.Яик нанесены два разных города с разными названиями. Т.к. мы пока не имеем оснований распространить датировку Уральского городища на XVв., то можно предположить, что картографические материалы, отразившиеся в “чертеже 1497г.”, которым располагал А.Дженкинсон, представляли еще более раннюю ситуацию, а именно XIV века*. В любом случае где-то неподалеку от города Уральска надо искать городище с культурным слоем XV-XVIвв. Собственно это будет не другой, а все тот же город, но заново отстроенный на новом месте теми же жителями, жившими ранее в городе стоявшем на месте Уральского городища, и надо полагать, что название его было тем же - Шакафни. Аргументом против этого отождествления, впрочем, может стать созвучие названия на “карте Дженкинсона” (Shakafni) названию ногайского города “Шакашин”, что располагался по сведениям Палласа П.С. на р. Урал (Яик) несколько ниже современного г.Илек, при впадении р. Киндалы в р.Яик (Паллас П.С., 1809, с.406.). Сам путешественник не посещал “развалины старого города”, а приводит эти сведения со слов сопровождавших его казаков. Данные Палласа П.С., получены в сер.XVIIIв., но, вероятно, относятся к началу XVIIв., сведения Дженкинсона к концу XVв., сведения братьев Пицигани - к середине XIVв. Если признать, что все эти сведения относятся к одному городу стоявшему на одном месте, то тогда следует, что он просуществовал неизменно в течении трех веков. В связи с открытием Уральского городища, логичнее предположить, что ногайский Шакашин ниже Илека есть исторический наследник Shakafni бывшего на
месте Уральского городища. Вероятно, что этот Шакашин, точнее, его городище, отмечено под № 5 и под названием “Оренбургское” на карте составленной Федоровым-Давыдовым Г.А. (Степи Евразии в эпоху средневековья, 1981, с.86). Таким образом, начатые нами раскопочные работы показали, что Уральское городище является остатками достаточно значительного развитого города золотоордынской эпохи. Культурный слой городища представлен единственным строительным горизонтом. Это говорит о том, что на этом месте город существовал непродолжительное время, вероятно, в пределах одного века. После чего он был организованно покинут жителями в сравнительно спокойной обстановке. * Еще одним архаизмом в “прото оригинале” А.Дженкинсона можно считать отображение стока вод р.Аму-Дарьи в Каспий. Как показал в свое время В.В.Бартольд, такая ситуация документально подтверждается для периода XIII-XVвв.(Бартольд В.В. Соч.,т.3, М., 1965, с.6.). Во второй половине XVIв сток амударьинских вод через Саркамыш и Узбой в Каспий прекратился. Сам А.Дженкинсон в описании к карте заметил (1560г.):“Надо отметить, что в прошлые времена великая река Оксус (Аму-Дарья – С.Е.) впадала в этот залив [Култук?] Каспийского моря… Теперь она не доходит так далеко, но впадает в другую реку по имени Ардок…”. (Английские путешественники в Московском государстве в XV- нач. XVIвв. М., 1937, с.176.). Сейчас пока трудно определенно ответить на вопрос: что явилось причиной переселения природные или внешнеполитические причины? Соблазнительно, конечно, связать это событие с походом эмира Тимура в 1391г. Или же с событиями междоусобной борьбы в 70-80х гг. XIVв. Вероятно, так же, что переселение произошло под воздействие природногеографического фактора. Местность эта, на каком то этапе перестала устраивать горожан, и они предпочли перенести город на более благоприятное в тот исторический момент место. На берегах своенравного Яика это обычное дело. Более близкая и документированная история возникновения городов на Яике подтверждает это. Как известно, при своем зарождении такие города как Оренбург и Уральск каждый трижды менял свое местоположение пока окончательно не утвердились на одном месте, где они и стоят до сих пор (Рычков П.И., 1949, с.113, 129-131). К тому же надо отметить, что речная терраса, на которой расположено Уральское городище во время очень сильных паводков затапливалась водой. Так было, по сведениям местных старожилов, в 1957 году, во время сильного наводнения. Если такие катастрофические наводнения в прошлом случались на р. Жаик с определенной периодичностью (с интервалом в пол века, или век?), то вероятно, что наступление периода “большой воды” заставило жителей покинуть город и искать место повыше. История города существовавшего на месте Уральского городища естественно отражает историю северных пределов монгольского улуса-государства.
Конец XIIIв. - первая половина XIVв. исследователями истории Золотой Орды характеризуются как годы наибольшей стабильности и расцвета городской культуры. Возрождаются некоторые важнейшие торговоэкономические центры, пострадавшие в период завоевания, появляются десятки новых городов и крупных поселений. Этот кратковременный период интенсивного роста приходится в основном на время правления ханов Узбека и Джанибека (1312-1357гг). Это время характеризуется ростом территорий “старых” городов и возникновением большого числа новых крупных поселений. Зачастую в старых урбанизированных оазисах на ведущее место в экономическом и политическом отношении выдвигаются прежде незначительные поселения, которые переживают период бурного роста. Старые же столицы регионов теряют свое значение. Так произошло на бывшей территории Волжской Булгарии, где в первой половине XIVв. город Болгар, не игравший в домонгольский период особой роли, пережил период блестящего расцвета, а старые центры Биляр и Сувар захирели (Смирнов А.П., 1951, с.54.). На южной окраине Золотой Орды, в среднем течении р.Сыр-Дарьи в Туркестанском оазисе вместо до монгольской столицы города Шавгар (городище Шойтобе), расширяет свою территорию и становится центром округи город Ясы (городище Туркестан), прежде бывший небольшим селением в округе Шавгара (Смагулов Е.А., Туякбаев М., 1997, 1,с.35.); возрождается в XIII-XIVвв., но уже на новом месте, город Сауран, столица Ак-Орды ( Байпаков К.М., 1999,с.85). Новые данные полученные в ходе сплошного обследования Туркестанского региона показали, что целый ряд городов в XIII-XIVвв. сменили свое местоположение возродившись на новом месте, но неподалеку от старого города (Туякбаев М., 2002.,с.185). Центральный Поволжский регион почти сплошь застраивается новыми оседлыми поселениями и городами. Они образуют, как это обычно и бывает в процессе оседания и урбанизации, своеобразные микро регионы с соответствующей внутренней иерархией поселений. Надо полагать, что благоприятные условия способствовали появлению и росту поселений и городов не только в Поволжском регионе, но и на берегах р. Жаик. Примером чего может служить исследуемое Уральское городище. Город, как и большинство новых золотоордынских городов, имел усадебную застройку. Жилые дома стояли поодаль друг от друга, их окружали дворы с надворными постройками. Основным строительным материалом жилищ являлся сырцовый кирпич и дерево. В сооружении общественных зданий широко использовался обожженный кирпич квадратного формата, в декоративной облицовке применялась глазурованная орнаментированная плитка. Эти строительные материалы изготавливались тут же на месте. В целом, результаты наших работ по разведке и исследованию средневековых памятников позволяю несколько скорректировать гипотезу Г. Кушаева о существовании в XIII-XIVвв. “оазиса средневековых городов” в регионе современного г.Уральска. Два основных объекта,
интерпретированные Кушаевым Г. как средневековые городища (Сундук гора и Лысая гора у пос. Дарьинское), как показали наши стратиграфические исследования, таковыми не являются. Раскопки на Уральском городище пока дают основание предположить, что речь может идти не о нескольких одновременно существовавших городах, а об одном городе, который менял свое местоположение. Смена местоположения города или крупного поселения в рамках конкретного исторического региона, в силу каких то причин, обычное явление в истории среднеазиатских городов. Не получает пока подтверждение и предположение Г. В. Кушаева о раннем, до монгольском генезисе оседлых поселений в регионе. При этом он опирается не столько на исторический первоисточник, а скорее на его не критический воспринятую интерпретацию. Первоисточником в данном случае является сочинение Ахмеда Ибн Фадлана, которому довелось быть одним из первых арабских авторов, оставивших достаточно подробное описание ныне Западно- Казахстанской области. Как известно, он принял участие в посольстве багдатского халифа Джафара ал-Муктадира, организованного в 921г. в ответ на посольство Булгарского правителя, которое прибыло в Багдад весной того же года. Ибн Фадлан выполнял в посольстве весьма ответственную функцию секретаря и оставил подробное описание своего путешествия, давно ставшего весьма ценным источником по истории народов Центральной Азии и Восточной Европы (Ковалевский А.П. , 1957). Как следует из этого документа, посольство из Хорезма, где они перезимовали, проследовало по степям северо-восточного Прикаспия в весенние месяцы 922г. и переправившись через целый ряд больших и малых рек за 70 дней достигло ставки булгарского царя на левом берегу Волги в районе трех озер ниже впадения в нее р.Камы. При этом ориентирами, по которым возможна реконструкция маршрута посольства, служат исключительно названия рек и озер (Ковалевский А.П., 1957, с.97). На всем этом отрезке маршрута не упомянут ни один город или селение. По реконструкции Ковалевского А.П. переправа через р. Урал (Джаих) произошла в районе впадения в него р. Чаган (Шаган), т.е. около г. Уральска. К р. Урал посольство подошло после однодневной остановки у печенегов* на берегу оз.Чалкар. Так описывает этот сюжет Ибн Фадлан: “Потом мы отправились и сделали остановку у реки Джайх, а это самая большая река, какую мы [только] видели, самая огромная и с самым сильным течением. И действительно, я видел дорожный мешок, который перевернулся в ней, и те, которые были в нем, потонули. И [вообще] погибло много человек из числа наших людей. Мы переправились через нее с большим трудом. Потом мы ехали [много] дней и переправились через реку Джаха, потом после нее через реку Ирхиз, потом через реку Бочаг, потом через Самур, потом через Кинал, потом через реку Сух, потом через реку Кюнджюлю и попали в страну народа из [числа] тюрок, называемого башкирды.”
(Ковалевский А.П., 1957, с.130) (подчеркнуто мной-С.Е.). Если идентификация рек Ковалевским А.П. верна, то место переправы через р.Урал (Джайх) в месте впадения р. Чаган в районе нынешнего г. Уральска можно поставить под сомнение. Дело в том, что от р.Урал (Джайх) до р. Чаган (Джаха) в районе г. Уральска не надо добираться “несколько дней”. Здесь расстояние между реками составляет не более 8-10км. Только выше пос. Даринское расстояние между этими реками, даже учитывая миграцию русел за тысячелетие, начинает превышать 30 км. (среднее расстояние однодневного перехода груженого каравана). Т.е. возможно, что переправа через р.Урал произошла значительно выше слияния рр. Урал и Чаган. Но никак не в месте слияния р.Урал с его левым притоком р. Барбастау, которое находится ниже впадения р.Чаган в Урал, как это предполагает Г.Кушаев (Кушаев Г., 1993, с.121). Ведь в этом случае посольству не нужно было бы переправляться еще и через р. Чаган. Если бы где то поблизости на любом из берегов р.Урал было сколько ни будь значительное поселение или город, то в этом месте, наверное, была бы организована местным правителем или жителями этого поселения какая то переправа (паромы, лодки и пр.). Дело это было весьма доходное во все времена. Об этом бы знали проводники, и они привели бы посольство, дабы избежать неоправданных потерь, к месту этой переправы. * Как известно со слов Константина Богрянородного, печенеги в основной своей массе в конце IX- начале Xвв были вытеснены (о)гузами из поволжско-уральских степей на правый берег р.Волги. Западная ветвь печенежского союза племен, вытесненная со своих территорий, заняла в дальнейшем, потеснив далее мадьяр, все южнорусские степи, следы их расселения отмечаются на Кавказе, в Венгрии и Болгарии.(см. Щербак А.М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела-Белой Вежи.//МИА, 75,М.-Л., 1959,с.373-375.). Восточные же печенеги, оставшиеся на своих прежних местах, в силу не способности к длительным перекочевкам, скорее всего, были ассимилированы и приняли участие в местном этногенезе. Видимо с одним из таких обедневших, “малосильным”, племенным подразделением печенегов и встретился Ибн Фадлан на берегу оз.Чалкар В любом случае, сведения Ахмеда Ибн Фадлана никак не укрепляют концепцию о существовании уже в Xв. в ближайших окрестностях г.Уральска крупного поселения, тем более, города. Г.В. Кушаев размещает это поселение прямо под южной оконечностью г. Уральска, т.е. под Куренями. При этом он опирается на не критически воспринятую реконструкцию Ковалевского А.П. маршрута посольства багдадского халифа, и на случайные археологические находки, вероятно, с более поздней датировкой. В связи с данными Ибн Фадлана, интересно отметить, что характеризуя быт булгар он
ни разу не упоминает о наличии и у них поселений и городов. Даже если признать, что правитель булгар Алмуш принимал посольство в своей летней “кочевой” резиденции, куда по обычаю он мог отправляться с наступлением весны из стационарного места зимовки, то наблюдательный Ибн Фадлан не преминул бы отметить этот факт, о чем он мог узнать хотя бы по рассказам самих булгар. К тому же, надо вспомнить, что одной из просьб правителя булгар к багдатскому халифу было- содействовать в постройке в булгарской земле крепости , “чтобы укрепиться в ней от царей, своих противников” (Ковалевский А.П., 1957, с.121.). Это со всей очевидностью свидетельствует о том, что у булгар не было в это время города- крепости, в котором размещалась бы резиденция правителя. Данные археологических исследований Волго-Камья свидетельствуют о том, что в X в. у волжских булгар еще не было городов. “Материал для изучения собственно болгарской культуры ограничивается одними могильниками. Поселения исследовались мало, а то, что исследовалось, относится, несмотря на синхронность могильникам, к местной культуре. Во всяком случае, говорить об укреплениях , домостроительстве , ремеслах болгар на Волге мы не можем.” (Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с.77). К такому выводу, вполне согласующемуся с наблюдениями Ибн Фадлана, приходят авторы авторитетного издания. Предварительные итоги и выводы начатых нами исследований памятников городской культуры Уральского региона пока также свидетельствуют о том, что основание первых значительных населенных пунктов происходит здесь в золотоордынскую эпоху (XIII-XIVвв.). Выводы, естественно, будут скорректированы и итоги расширены, если будут продолжены рекогносцировочные и стационарные исследования памятников средневековья в Уральской области. Это позволит поставить исследование истории региона на надежный фундамент достоверных научных фактов. ЛИТЕРАТУРА 1. Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б. Отрар в XIII-XV веках. Алма-Ата, 1987. 2. Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б. Жилище позднесредневекового Отрара XVI-XVIII вв.//Жилище народов Средней Азии., М., 1982. 3. Алихова А.Е. Постройки древнего города Мохши.//СА, 1976, 4. 4. Археологическая карта Казахстана. Алма-Ата, 1960, с.64-65; далее “АКК”.
5. Ахатов Г.А., Бермагамбетов А.Ж. Некоторые итоги археологических исследований некрополя Жошыхана.//Известия МОН РК, сер.обществ.наук, 1, 2002. 6. Ахинжанов С.М., Ерзакович Л.Б. К вопросу о происхождении канов на Сырдарье.//Известия АН КазССР, сер.общественная, 1972, вып.2. 7. Ахраров И. Кирпичеобжигательная печь XI в. на старом городище Кува.//ИМКУ, вып.3, Ташкент, 1962. 8. Бабур-намэ. Ташкент, 1958. 9. Байпаков К.М. Средневековый Сауран.//Города Туркестана. Алматы, 1999. 10. Байпаков К.М., Воякин Д.А. Хаммам в средневековом Каялыке// Известия МОН РК, сер.обществ.наук, 1, 2002. 11. Бартольд В.В. Собрание сочинений. т.3. М., 1965. 12. Блохин В.Г. К вопросу о реконструкции и этнокультурной интерпретации золотоордынского однокомнатного четырехугольного в плане дома// Нижневолжский археологический вестник, вып.4., Волгоград 2001. 13. Булатов Н.М. Классификация кашинной поливной керамики золотоордынских городов//СА, 1968, 1968, 4. 14. Буряков Ю.Ф. Раскопки бань на территории средневекового Самарканда.//ИМКУ, в.20, Ташкент, 1986. 15. Вишневская О.А. Раскопки каравансарая Ак-яйла и Талайхоната.//Археологические и этнографические работы Хорезмской археологоэтнографической экспедиции. Т.II, М., 1958. 16. Воронина В.Л. Бани-хаммам у нардов Советского Союза и стран зарубежного Востока.// Архитектурное наследство. М., 1983, вып. 31. 17. Гайдукевич В.Ф. Керамическая обжигательная печь Мунчак-тепе// КСИИМК, XVIII, 1949. 18. Греков Б., Якубовский А. Золотая Орда. Л., 1937. 19. Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII – XIV вв.М., 1985. 20. Егоров В.Л. Жилища Нового Сарая (по материалам исследований 195919655гг).// Поволжье в средние века. М., 1970, с.172, 175, 185. 21. Егоров В.Л., Полубояринова М.Д. Археологические исследования Водянского городища в 1967-1971 гг.//Города Поволжья в средние века. М.,1974. 22. Егоров В.А. Мавзолеи Волянского городища.//СА, 1980,1,с.74. 23. Ерзакович Л.Б. Жилища Отрара и некоторые этнокультурные и хозяйственные процессы на юге Казахстана в XIIIXVIIIвв.//Средневековая городская культура Казахстана и Средней Азии. Алма-Ата,1983, с.81. 24. Зиливинская Э.Д. Средневековые бани Нижнего Поволжья.//Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М., 1989. 25. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922гг. Харьков, 1957.
26. Кушаев Г.В. Этюды древней истории степного Приуралья., Уральск, 1993. 27. Мухамадиев А.Г. Раскопки двойного дома на Водянском городище в 1970г.// Города Поволжья в средние века. М.,1974. 28. Мухамадиев А.Г. Булгаро-татарская монетная система XII-XV вв. М., 1983. 29. Носкова Л.М. Мозаика и майолика из средневековых городов Поволжья//Средневековые памятники Поволжья. М., 1976. 30. Отчет археологической экспедиции Уральского Облмузея за 1989г. Уральск, 1990, рукопись, архив Облмузея. 31. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи в 1768-1769гг. ч..1, СПб., 1809. 32. Пацевич Г.И. Печь для обжига кирпича в древнем городе Сарайчик.//КСИИМК,вып.69, 1957. 33. Писарчик А.К. Традиционные способы отопления жилищ оседлого населения Средней Азии в XIX-XX вв.//Жилища народов Средней Азии. М., 1982. 34. Рыбаков Б.А. Русские карты Московии XV-нач.XVI века. М., 1974. Вероятно, при английской транскрипции произошло искажение названия, что характерно для подписей к карте А.Дженкинсона. 35. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. В кн.: Оренбургские степи в трудах П.И.Рычкова, Э.А. Эверсмана, С.С.Неустроева., М., 1949. 36. Смагулов Е.А., Туякбаев М. Ясы-Туркестан- Шавгар: археологические данные к исторической идентификации.// Известия МН-АН РК, 1997, 1. 37. Смагулов Е., Туякбаев М., Бурнашева Р., Баратов С. Отчет о полевых исследования Туркестанской археологической экспедиции в 2000г. Алматы, 2001, рукопись, Архив ИА. 38. Смагулов Е.А. Находки импортных вещей в послемонгольском Отраре.//ИМКУ, вып.28, Самарканд, 1998. 39. Смагулов Е.А., Григорьев Ф.П., Итенов А. Очерки истории культуры средневекового Туркестана. Алматы, 1999. 40. Смирнов А.П. Волжские Булгары. М., 1951. 41. Смирнов А.П. Железный век Башкирии.// МИА, 58, 1957. 42. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с.77. 43. Тимофеев Е.М. Урало-Прикаспийская степь как объект археологического изучения.//Урало-Каспийская степь. Периодический сборник, №4, Уральск, 1930. 44. Туякбаев М. Позднесредневековые города Туркестанского оазиса.//Известия МОН РК, 1. 2002. 45. Шарахимов Ш. Кирпичеобжигательная печь средневекового Самарканда.//Афрасиаб, вып.3, Ташкент, 1974. 46. Шишкин В.А. К исторической топографии старого Термеза.//Труды Узбекского филиала АН СССР, сер.1, вып.2, Ташкент, 1940.
47. Якубовский А. Ю. К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке.// Известия ГАИМК, 1931, т.8, вып.2-3. 48. Янина С.А. Джучидские монеты из раскопок и сборов Куйбышевской экспедиции в Булгарах в 1946-1952 гг.//Материалы и исследования по археологии СССР. №42,с.436.
Рис.1. План Уральского городища.
Рис.2. Арка кирпичеобжигательной печи в разрезе культурного слоя.
Рис.4. Подовая часть печи в ходе расчистки. Вид с северо-запада.
Рис.5. Кирпичеобжигательная печь. Вид с севера.
Рис.6. Следы кладки стен и жаропроводящих подпольных каналов “восточной бани”.
Рис.7. Остатки кладки подпольной отопительной системы центрального зала бани.
Рис.8. Керамика из завала бани.
Рис.10. Керамические “заглушки” водопроводных труб в бане.
Рис.13. Первый (восточный) отсек “малой усадьбы”.
Рис.14. Второй (западный) жилой отсек “малой усадьбы”.
Рис.15. Железная стамеска.
Рис.16. Тандыр и печь помещения №5 “малой усадьбы”.
Рис.17. Фрагменты глазурованных облицовочных плиток.
Рис.18. Часть литейной формы.
Рис.19. План “большой усадьбы”. Раскоп № III.
Рис.20. Тандыр и кан в помещении № 1 “большой усадьбы”.
Рис.21. Вид на помещение № 2 и 1 из помещения № 3.
Рис.22. Двор “большой усадьбы”. Слева – вход в помещение № 1.
Рис.23. План усадьбы раскопа № IV
Рис.24. Раскоп № IV. Вид с северо-запада.
Рис.25. Орнаменты на кувшинах.
Рис.26. Образцы орнаментации неглазурованной керамики Уральского городища.
К.М. БАЙПАКОВ, Е.А. СМАГУЛОВ, Г. АХАТОВ НЕКРОПОЛЬ УРАЛЬСКОГО ГОРОДИЩА. Открытие и исследование Уральского городища естественно поставило вопрос о местонахождении и изучении его некрополя. Обследование окрестностей городища в 2001 году показало, что наиболее вероятное место городского некрополя расположено на ближайших к городищу участках вершины Свистун горы. Южный склон ее изрезанный глубокими оврагами отстоит от северной окраины города примерно на 800-900 м. Подножием является верхняя надпойменная речная терраса, на которой и находится городище. В районе городища поверхность Свистун горы имеет вид плоского плато шириной около 3 км., которое в XX в. использовалось под посевы зерновых. Здесь и были зафиксированы курганообразные холмы, на которых были найдены обломки обоженного кирпича. Отмечено пять таких холмов. Среди них имеются и чисто земляные курганы, которые, вероятно, являются погребальными сооружениями более ранних эпох. Двухкамерный мавзолей. Раскоп № 1. Так как в прошлом поверхность Свистун горы распахивалась под посевы пшеницы, то холмы имеют небольшую высоту (0,4-0,6 м.) и сильно оплывший профиль. Раскопки одного из таких холмов в 2002 году (раскоп №1, некрополь) показали, что под ним скрываются остатки двухкамерного мавзолея возведенного их обоженного квадратного кирпича и облицованного полихромными глазурованными плитками (рис.1). Холм находится на старом пшеничном поле, и неоднократно распахивался. Координаты объекта №1 по Системе Глобального Позиционирования (GPS): N - 51º07' 085"; Е - 051º17'914". Сохранившаяся высота его около 0,8м. над окружающей плоской поверхностью поля. В плане курган округлой формы, диаметром 32-36м., с очень оплывшими склонами. Отстоит от расположенного к востоку массивного холма с тригопунктом на 85м. В результате раскопок выяснилось, что общая длина мавзолея по внешнему обмеру 13,5 м, шириной 9 м. (рис. 2). Первое помещение имело две суфы, высотой 0,40м, устроенной вдоль южной и северной стен. Здесь прослеживаются следы прокала, обнаружены в большом количестве кости домашних животных. Скорее всего, первое помещение носило поминальноритуальный характер. (рис.3). Вход, ориентирован на юго-запад, шириной 85-90 см. Толщина стен до 0,90 м. При зачистке внутри и снаружи мавзолея в большом количестве были обнаружены квадратные жженые кирпичи различных размеров: 25х25х6 см. имеющие поливу на лицевой стороне; 24х10х6см. имеющие поливу на боковой части; 24х11х6 см. имеющие поливу на лицевой части; поливные плитки шестигранной формы, размерами 20х20х3 см, и прямоугольные имеющие на поверхности резной покрытый бирюзовой поливой растительный орнамент (рис.4,5). Сохранившиеся в
большом количестве, но большей частью в обломках, поливные терракотовые плиты различных размеров применялись при оформлении портальной части, интерьера и внешней облицовки мавзолея. В интерьере использовались плитки с эпиграфической позолоченной росписью (рис.6). В Ю-З углу мавзолея, в нижней части, между пятым и шестым рядами кирпичей, находится горизонтально положенная деревянная плаха (длина около 2 м) (рис.7). Аналогичные деревянные брусья, фрагментами встречаются и в северо- западной стене, ближе к северо-восточному углу. СУДЯ ПО РАЗМЕРАМ МАВЗОЛЕЯ, ПО СОХРАНИВШИМСЯ ФРАГМЕНТАМ ОБЛИЦОВОЧНЫХ ИЗРАЗЦОВ, ИССЛЕДУЕМЫЙ МАВЗОЛЕЙ ПРИНАДЛЕЖИТ ПРЕДСТАВИТЕЛЮ ЗНАТИ. ПРОИЗВОДСТВО СТРОИТЕЛЬНОГО И ОБЛИЦОВОЧНОГО МАТЕРИАЛА БЫЛО МЕСТНЫМ. НА ЭТО УКАЗЫВАЮТ ОБНАРУЖЕННЫЕ В ПОЛЕВОМ СЕЗОНЕ 2001 ГОДА КЕРАМИЧЕСКАЯ ПЕЧЬ. ВСЛЕДСТВИЕ ОТСУТСТВИЯ ТОЧНО ДАТИРУЮЩИХ МАТЕРИАЛОВ В МАВЗОЛЕЕ, ВРЕМЯ ВОЗВЕДЕНИЯ МОЖНО ПРЕДПОЛОЖИТЬ ПО СТРОИТЕЛЬНОМУ И ОБЛИЦОВОЧНОМУ МАТЕРИАЛУ. ДЛЯ ВСЕХ ЗОЛОТООРДЫНСКИХ СООРУЖЕНИЙ XIII-XIV ВВ. ХАРАКТЕРЕН КВАДРАТНЫЙ ЖЖЕНЫЙ КИРПИЧ РАЗМЕРАМИ 24Х24Х5 СМ. АНАЛОГИЧНЫЕ ПОЛИВНЫЕ ПЛИТКИ С РАСТИТЕЛЬНЫМ ОРНАМЕНТОМ ВСТРЕЧЕНЫ В ЗОЛОТООРДЫНСКИХ ГОРОДАХ. Раскопки показали, что конструкции постройки, стены и даже частично полы, подверглись некогда основательной разборке и разрушению. Причем, произошло это не в результате регулярной распашки территории, а несколько ранее. Об этом говорит различная высота сохранившейся кладки на разных участках постройки. Где-то кирпич выбран до материка, на некоторых участках сохранились 2-3 слоя, а кое-где и 5-7 рядов кладки (рис.8). Если бы разрушение руин происходило при распашке, то, наверное, остатки кладки стен сохранились бы на более-менее одинаковую высоту. Ныне сохранность их такова, что можно определить лишь в общем виде параметры и облик этого мемориального сооружения. Вымостка полов сохранилась лишь на половине площади каждого помещения. Очевидно, что, как и остальные постройки из обожженного кирпича, руины мавзолея стали своеобразным карьером для добычи строительных материалов. При этом расхитители вывезли и облицовочные глазурованные плитки, которые удалось, не сломав снять со стен. ПОСТРОЙКА СООРУЖЕНА ФАКТИЧЕСКИЙ БЕЗ ФУНДАМЕНТА. РОЛЬ ЕГО ВЫПОЛНЯЮТ ДВА СЛОЯ КЛАДКИ ЖЖЕНЫМ КИРПИЧОМ ПОД УРОВНЕМ ДРЕВНЕЙ ДНЕВНОЙ ПОВЕРХНОСТИ. КЛАДКА КИРПИЧА В СТЕНАХ ОСУЩЕСТВЛЕНА НА РАСТВОРЕ “ЧЁРНОЙ” МАТЕРИКОВОЙ ГЛИНЫ. РАЗМЕРЫ КИРПИЧА В КЛАДКЕ СТЕН 25-26Х25-26Х5СМ., ИСПОЛЬЗОВАЛСЯ И КИРПИЧ В ПОЛОВИНУ ЭТОГО ФОРМАТА.
Снаружи мавзолей выглядел как прямоугольный объём, размерами 9х12м., увенчанный двумя куполами. Длинная ось здания ориентирована ЮЗ-СВ. с отклонением на В 30° (рис. 2). Вероятно, юго-западная стена была оформлена в виде портала. В середине её частично сохранились потёртые кирпичи входа в помещение №1 и она имеет толщину 2,25м. (рис. 3) в то время как остальные стены постройки толщиной 1,75м. Разрушение
этой стены таково, что не удаётся проследить ширину и глубину входной ниши в портале. Но ясно, что портальная ниша не была оформлена пилонами, выступающими за линию стены. ЧЕРЕЗ ВХОД В ЦЕНТРЕ ПОРТАЛЬНОЙ НИШИ (АЙВАНА) ПОПАДАЛИ В ПОМЕЩЕНИЕ № 1, ЯВЛЯВШЕЕСЯ ЗИАРАТХАНОЙ. ОНО ПРЯМОУГОЛЬНОЙ ФОРМЫ, РАЗМЕРЫ ЕГО 5,5Х3,5М. СЛЕВА И СПРАВА ОТ ВХОДА В ЭТО ПОМЕЩЕНИЕ, ВДОЛЬ ВОСТОЧНОЙ И ЗАПАДНОЙ СТЕНЫ РАСПОЛАГАЛИСЬ НЕВЫСОКИЕ СУФЫ ШИРИНОЙ 1,25М. И ВЫСОТОЙ ОКОЛО 0,4М. СУФЫ ПО КРАЮ ВЫЛОЖЕНЫ КВАДРАТНЫМ КИРПИЧОМ, А ВНУТРЕННЕЕ ПРОСТРАНСТВО ЗАБИТО ЧЕРНОЙ МАТЕРИКОВОЙ ЗЕМЛЁЙ. ВОЗМОЖНО, ИХ ШИРИНА И ОДНОВРЕМЕННО ОБЪЕМ ВСЕГО ПОМЕЩЕНИЯ УВЕЛИЧИВАЛСЯ ЗА СЧЕТ НИШ РАСПОЛОЖЕННЫХ ЗА СУФАМИ В ВОСТОЧНОЙ И ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ. ПОЛ ПОМЕЩЕНИЯ ПЛОЩАДЬЮ 2,75Х3,5М. ВЫЛОЖЕН КВАДРАТНЫМ ЖЖЕНЫМ КИРПИЧОМ НА ИЗВЕСТКОВОМ РАСТВОРЕ. КИРПИЧ УЛОЖЕН НА ПОДСЫПКУ ИЗ ЖЕЛТОВАТОЙ ГЛИНЫ, КОТОРОЙ ВЫРОВНЕНА ПОВЕРХНОСТЬ МАТЕРИКА. ДАЛЕЕ ВЕЛ ПРОХОД В ЦЕНТРЕ СЕВЕРНОЙ СТЕНЫ (СЛЕДЫ ЕГО НЕ ПРОСЛЕЖИВАЮТСЯ) В ПОМЕЩЕНИЕ №2, КОТОРОЕ И БЫЛО СОБСТВЕННО УСЫПАЛЬНИЦЕЙ (ГУРХАНА). ОНО КВАДРАТНОЕ В ПЛАНЕ ПЛОЩАДЬЮ 5,5Х5,5М. ВОЗМОЖНО, ЕГО ОБЪЕМ ТАКЖЕ УВЕЛИЧИВАЛСЯ ЗА СЧЕТ ГЛУБОКИХ НИШ В СТЕНАХ. УСТАНОВИТЬ ЭТО СЕЙЧАС НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНЫМ, ПОСКОЛЬКУ СТЕНЫ РАЗОБРАНЫ ДО УРОВНЯ НИЖЕ ПОЛА ПОМЕЩЕНИЯ (РИС.9). ИНТЕРЬЕР ЭТОГО ПОМЕЩЕНИЯ БЫЛ УКРАШЕН ГЛАЗУРОВАННЫМИ СИНИМИ (КОБАЛЬТ) ПЛИТКАМИ С ЭПИГРАФИЧЕСКОЙ РОСПИСЬЮ ЗОЛОТОМ (РИС. 6 ).
Средняя часть пола помещения вымощена шестиугольным обожженным кирпичом. Размер кирпича: 27см. от угла до угла. Эта вымостка как бы взята в рамку из простых квадратных кирпичей. Вдоль южной, западной и восточной стен уложен один ряд квадратных кирпичей, а вдоль севернойчетыре. Возможно, с этой стороны была устроена суфа шириной 1,25м. На полу помещения №2 жженый кирпич уложен в два слоя. На материке лежит слой в 5-7см. желтой глины, на нём слой в 7-10см. черной материковой земли. И на этом слое уложен слой квадратного обоженного кирпича, а поверх него слой шестигранных кирпичей (рис.11). Единственное погребение в гурхане расположено почти в центре его, перед суфой у северной стены. Могильная яма глубиной 1,6м., длиной 2, 55м., шириной 1,15м. ориентирована длинной осью В-З. Над ним не было кирпичной вымостки пола. По периметру дна могильной ямы сооружен склеп из обожженных кирпичей размером 25х25х5см. В кладке присутствуют и кирпичики половинного формата. По качеству кирпичи в могильной яме отличаются от кирпичей в кладке стен и выстилке полов. Погребальная камера имеет внутренние размеры 2,0х0,7м.(рис. 12). Погребение полностью разграблено. Вынесена даже большая часть кирпичей из кладки могильного склепа. Также отсутствует большая часть костей скелета погребённого. Обнаружены лишь череп, некоторые длинные кости конечностей, часть тазовых костей. Череп и несколько костей лежали в
северо-западном углу могильной ямы, на остатках стенки ящика. В завале ямы обнаружены обломки обожженных кирпичей, куски истлевшего дерева. В слое над полом склепа обнаружены железное кресало, гвозди (16 шт.), бронзовые бубенчики (2 шт.), небольшой железный нож, конусовидная железная поделка, возможно, колокольчик. Гвозди однотипны размером 8-9 см. в длину, кованные, квадратные в поперечном сечении 7-8 х 7-8мм. “Шляпка” отогнута в одну сторону, слегка раскованы т.ч. они подобны железнодорожным “костылям”. (рис.13:11-13). На гвоздях обычно прилипшие куски деревянных досок. Очевидно, что этими “костылями” были скреплены доски гроба. При расчистке помещений мавзолея найдены большие кованные гвозди с округлой обычной шляпкой (рис. 13: 4,5). Длина их 18,5 см., они так же квадратные в сечении. Бронзовые бубенчики (2 экз.) округлой формы, высота 3 см, состоящей из двух спаянных половинок диаметром 2.4см. Прорезь прямоугольная с круглыми окончаниями. Сверху напаяно кольцевое ушко (рис. 13: 7). Обломок железного ножа, длиной 11 см, с прямой спинкой. Толщина спинки – 0,5 см, у острия –0,3см. Ширина лезвия – 1 см, у острия – 0, 7 см. Лезвие ножа имеет клиновидное сечение (рис. 13:9). Как известно, подобный тип мавзолеев- портально-купольный продольно-осевой двухкамерный - в центральной Азии сложился ко второй половине XIVвв. И уже к концу XIVв. творческий поиск архитекторов в этом направлении зодчества достиг своей кульминации (Маньковская Л.Ю., 1979, с.102). Для золотоордынского мемориального зодчества более характерны однокамерные мавзолеи, подобные исследованным на Северном Кавказе в районе Пятигорска (Ртвеладзе Э.В., 1969, с.262-265). Обряд погребения – трупоположение головой на северо-запад, в одежде с личными вещами, в деревянном гробу на дне могильной ямы в кирпичном склепе – соответствует погребальной обрядности кочевников недавно принявших ислам (Егоров В.Л., Федоров-Давыдов Г.А., 1976, с.139-158). Основной категорией находок при расчистке остатков мавзолея были обломки обожженного квадратного кирпича и различных декоративных глазурованных плиток. Обнаруженные при раскопках фрагменты терракотовых плиток применялись в качестве архитектурного декора при оформлении портальной части, наружных стен, углов мавзолея, и возможно надгробия. Различаются они по технике выполнения, размерам, орнаментации. В большинстве плитки имеют растительный орнамент. 1. Поливные монохромные облицовочные плитки шестигранной формы с резным орнаментом: в центре изображен шести лепестковый цветок, от каждого лепестка отходит стеблями орнамент в виде шести бутонов лилии. Полива бирюзового цвета. Размеры плиток: 27х26,5х3 см. 2. Фрагменты штампованной поливной плитки, рисунок состоит из побегов и лепестков чередующихся противоположно лежащими бутонами лилии. Покрыта бирюзовой поливой. Размеры плитки: 20х10х3 см.
3. Фрагменты темно-синей поливной плитки с эпиграфическим орнаментом в виде позолоченной арабской вязи переплетенный растительными побегами, с завивающимися концами белого цвета. Мавзолей под тригопунктом. ( Раскоп № 2.). Единственным холмом на Свистун горе, не подвергавшимся распашке, является наиболее массивный и высокий холм, на котором был установлен тригопункт с отметкой на карте 84. (рис.14). Координаты по Системе Глобального Позиционирования (GPS): N - 51º07' 140"; Е - 051º18' 287" В плане холм овальной формы вытянутый длинной осью по направлению С.-Ю., с небольшим отклонением (10˚) к востоку. Размеры его 50х37м., высота над окружающей поверхностью 2,2м. У северного края холма к востоку и западу имеется два симметрично расположенных круглых в плане котлована диаметром 10-15м. и глубиной 1,2-1,8м. Происхождение их пока остается не ясным. С южной стороны по микрорельефу угадывается обширный некогда огражденный прямоугольный в плане двор площадью, примерно, 30х25м. Предполагая незаурядность постройки, руины которой скрываются под этим холмом, здесь был начат раскоп № 2 некрополя Уральского городища. Раскоп был разбит так, что охватывал южный, наиболее высокий и крутой, склон холма. Северная граница его проходила у основания тригопункта. (рис. 15). Как оказалось, холм сплошь состоит из завала битого обоженного кирпича квадратной формы (25-26х25-26х5см.). Под южным склоном холма на расстоянии 5м. от репера, за который принята отметка тригопункта, уже после снятия первого штыка обнаружены две массивные сырцовые стены – “восточная” и “западная”. Они ориентированы с Ю на С, т.е. вдоль длиной оси холма, параллельны и отстоят друг от друга на 7м. Толщина их около 2,5м. Сырцовым кирпичом (размерами 40х25х9-10см., 30х25х8см.) в два ряда выложены лишь края стен, а внутреннее пространство забито строительным мусором (обломки сырца и жженого кирпича) (рис.16). На глубине 2,45м. вдоль северной бровки раскопа под плотным завалом битого кирпича и земли по направлению З-В выявлена кладка квадратным обоженным кирпичом. (рис.17). Ширина кладки 2,5м., длина с В на З – 16,5м. На отдельных участках сохранилось разное количество слоев кирпича (от 1 до 6). Наружные ряды кладки состоят и аккуратно уложенных в перевязку целых квадратных кирпичей, а внутреннее пространство заполнено кладкой обломками (рис.18). От уровня третьего слоя кладки в южную и юго-западную стороны зачищена вымостка пола квадратным жженым кирпичом, уходящая под сырцовые параллельные стены – контрофорсты и под южную бровку раскопа. О том, что это отмостка поверхности двора говорит сильная стертость поверхности кирпичей, которые к тому же почти все растрескались (рис. 19). Такая же вымостка расчищена и с западной стороны постройки, и к западу от западного сырцового контрофорста (рис. 20).
Максимальная сохранившаяся высота сырцовых стен от уровня этого пола 0,95-1,0м. Основания их северных торцов примыкают к кладке из жженого кирпича. (рис. 18). Вдоль южной наружной стороны этой кладки, на западном и восточном участках в эту кладку на уровне 4-5 слоя кирпичей вмонтированы деревянные брусья толщиной 15-18см. Они проложены справа и слева от прохода в кладке, который определяется, скорее - угадывается, по сильной потертости поверхности кирпича. Проход имел ширину примерно 3,5 - 4м. (рис. 19). При расширении раскопа вдоль западного склона холма обнаружен фрагмент кладки западной стены постройки. Толщина стены 1,25 м. Фрагмент сохранился на высоту 8 слоев кладки тем же квадратным кирпичом. Снаружи на уровне 4 и 5 слоя кладки в стену вмонтирован мощный деревянный брус толщиной 18 см. (рис. 20). Чтобы проследить распространенность выстилки пола двора в южном направлении в 18м. к югу от репера по длинной оси холма был заложен разведочный шурф 2х2м. На глубине 0,6м. по всей площади шурфа обнажился желтый стерильный слой материкового суглинка. Перекрывающий его однородный почвенный слой насыщен мелкими обломками обоженного кирпича. Вымостки кирпичом нет. С целью получить подтверждение предположения о наличии огражденного двора с южной стороны постройки, к западу от первого шурфа был заложен разрез шириной 1м. и длиной 5м. В разрезе зафиксировано основание мощной стены толщиной 1,9м. Стена была возведена из серочерного сырцового кирпича. Сохранность основания стены в высоту– 0,25м. Ориентирована она с севера на юг, т.е. параллельно сырцовым стенам и западной стене постройке. Внутренняя линия стены двора отстоит примерно на 4,5м. от восточного края сырцовой стены, или в 2м. от восточного края кладки жженым кирпичом. Здесь вымостка двора квадратным кирпичом не зафиксирована. С восточной стороны от восточной сырцовой стены расчищен сплошной завал сырцовых и обоженных кирпичей (рис.17). Анализ материалов и наблюдений, полученных в ходе раскопок “холма с тригопунктом” на некрополе Уральского городища, приводит нас к следующим выводам. Под холмом, состоящим сплошь из битого жженого кирпича вперемешку с землей, фрагментарно сохранились следы какой-то монументальной постройки. До полной расчистки остатков постройки трудно определить ее функциональное назначение. Возможно, что это остатки монументального портально-купольного мавзолея, но не исключено, что это была поминальная мечеть - зиаратхана. Такая интерпретация не противоречит тому обстоятельству, что в данном случае в юго-западной стене, где обычно в мечетях должен находится михраб, находится вход в здание. Дело в том, что мечети – зиаратхана обычно строились с существенными отклонениями от канона, поскольку в Центральной Азии ритуал поклонения могилам предкам предписывал при совершении обрядов “стоять спиной к кыбле и лицом в сторону покойника” (Ан-Насафи ас-
Самарканди, 1906, с.235-290). Это существенное отличие поминальных мечетей – зиаратхана, которые строились на мусульманских некрополях, и зачастую не имели традиционных элементов молельного здания- михраба и минбара, а также и традиционной ориентации в пространстве (Маньковская Л.Ю., 1990, с.115). Как бы то ни было, эта постройка на некрополе Уральского городища была воздвигнута из квадратного обоженного кирпича и имела декоративное оформление полихромными глазурованными плитками. Акцент в художественном убранстве был традиционно сделан на оформлении портала – пештака. О том, что эта юго-западная стена была оформлена в виде портала, говорит её толщина в два раза превышающая толщину западной стены. А так же боковые устои выступающие на 2,15м. за линии западной и восточной стен. Сохранность кладки стен, к сожалению, такова (по большей площади они разобраны ниже уровня полов), что определится со многими деталями плана постройки в настоящее время не представляется возможным. В центре портала располагалась глубокая входная ниша - айван, вероятно, перекрытая высокой стрельчатой аркой. Её охватывала, как это свойственно для этого типа построек, декоративная “П –образная” рама из нескольких лент выложенных глазурованными плитками. Перед порталом располагался обширный двор, частично вымощенный квадратным обоженным кирпичом и огражденный мощной сырцовой стеной. Нами пока расчищено основание портала, обнаружен фрагмент западной стены постройки расчищен уровень двора в пред портальной части, вымощенный квадратным обоженным кирпичом, два сырцовых контрофорста, пристроенных позднее и подпиравшие портал. С помощью шурфа определено направление и характер основания восточного отрезка стены, ограждавшей двор, расположенный к югу от постройки. Ширина портала составляла 16,5м. Вероятно, он выступал над уровнем верха остальных стен. В центре его прослеживается широкая (около 4м.) входная ниша (айван; глубину ниши определить уже не возможно), через которую попадали в основное помещение. Оно, скорее всего, было квадратным и имело площадь близкую 100 м². (10х10м.). Можно предположить купольное перекрытие. По сторонам портала, вероятно, наличие башен-минаретов. Так как постройка возведена практический без фундамента, со временем углы портала под давлением массива башен дали осадку, и он стал деформироваться, грозя обрушением. Чтобы этого избежать и предотвратить деформацию, под левую и правую стороны портала были подведены мощные деревянные брусья. Такие же брусья были вмонтированы и в основание западной стены. Но предпринятые меры оказались недостаточными, и к лицевой стороне портала через некоторое время были симметрично пристроены два мощных сырцовых контрофорста длиной по 5,5м. и шириной в 2,5м. С южной стороны постройки, перед её порталом имелся обширный двор. Его примерная площадь 900 м². Он частично был вымощен
квадратным кирпичом. Вероятно, что вдоль стен были устроены айваны с плоской кровлей. Здание было богато декорировано, особенно портал, полихромной глазурованной облицовочной плиткой. Общий колорит декора был выдержан в традиционных сине-бело-голубых тонах. Основной категорией находок при расчистке руин предполагаемой мечети являются обломки глазурованных облицовочных плиток. Плитки были разбиты на мелкие куски, не найдено ни одной целой. При классификации фрагментов можно выделить несколько групп, соответствующих типам облицовочных плиток. Группа 1. Фрагменты плиток на глиняной основе толщиной 2,5 – 2,8см. Покрыты голубой матовой поливой. Часть плиток, вероятно, имела удлиненно трапециевидную форму. Ширина широкой стороны 11,5см, узкой – 8,5см. На некоторых из них углы боковых граней с обратной стороны подрезаны. Тесто плотное, с примесью шамота и песка. Обжиг полный, цвет черепка коричневато-розовый. (рис. 21: 2,4-6). Группа 2. Плитки квадратной (или прямоугольной ?) формы, толщиной 1,8 –1,9см. Ярко голубая глянцевая стекловидная глазурь на мелкопористом черепке серого цвета. Глазурь покрывает основу толстым слоем в 1-2мм. Имеется три фрагмента аналогичных по характеристике, но покрытые глазурью фиолетового цвета. (рис.21: 1,3). Группа 3. Плитки прямоугольной, вероятно, формы с под глазурным рисунком под прозрачной поливой на сероватой мелкопористой керамической основе (кашин?). Толщина плиток 2,4-3,2см. Рисунок выполнен белым цветом на голубом и синем фоне. Полива прозрачная, покрывает основу толстым стекловидным слоем. Белые линии узора нанесены толстым слоем белого ангоба, так что под глазурью эти линии выделяются рельефом. Фон - ярко синий кобальт. Края плиток окрашены голубым. Разделительные линии цветовых зон подчеркнуты темно зелеными линиями 13 . (рис. 21: 7-14). Из нескольких фрагментов склеена часть интересной плитки с выпуклой средней частью (рис.21:15) служившая, видимо, для выкладки бордюров. Облицовочные плитки столь мелко раздроблены, что предположить характер декоративного узора даже в общем виде пока не представляется возможным. Но, очевидно, что плитки образовывали декоративные ленты, бордюры – с одного края шла белая полоса с узлами на синем фоне, в середине белые полосы описывали некие круги, а другой край – просто голубая полоса, отделенная от синей белой полоской. Из других находок нужно отметить бронзовый перстень, отлитый вместе с плоским щитком. На его поверхности выгравирован скромный орнаментальный мотив имеющий, возможно гербовый характер (тамга). 13
Фрагменты от аналогичных по расцветке и прочим характеристикам декоративных плиток были найдены при расчистке “малой усадьбы” на самом Уральском городище.
(рис.13:6). Находка сделана при зачистке вымостки пола между двумя южными контрофорстами. Там же был найден маленький фрагмент керамического сосуда со штампованным орнаментом. Основание башни. Раскоп №3. В 220м. к СВ от холма с тригопунктом на площади и поныне засеваемого поля зафиксирован еще один сильно оплывший в результате распашки холм высотой не более 0,5м., диаметром около 30м. Координаты объекта по Системе Глобального Позиционирования (GPS): N - 51º07' 186"; Е - 051º18' 117". При снятии первого же штыка в центре холма выявилось основание круглой в плане постройки с очень массивными стенами. Наружный диаметр почти идеального круга 8,5м. Стена толщиной 2м. сложена комбинированной кладкой из двух рядов сырцовых блоков размерами 0,7х0,7м. и обоженного кирпича с наружной стороны (рис. 22). Сохранившаяся высота кладки стены до 0,8м. Вдоль наружного контура основания стены идёт узкая (0,5-0,3м.) отмостка высотой в два кирпича фиксирующая уровень древней дневной поверхности. Внутреннее пространство диаметром 4,5м. состоит из желтоватой материковой глины без следов могильной ямы, или каких либо перекопов. В ХОДЕ РАСКОПОЧНЫХ РАБОТ НА ДАННОМ ОБЪЕКТЕ ЗА СТЕНОЙ ОБНАРУЖЕН БРОНЗОВЫЙ КОНУСОВИДНЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК (РИС.13:1), НЕСКОЛЬКО НЕВЫРАЗИТЕЛЬНЫХ ФРАГМЕНТОВ НЕПОЛИВНОЙ КЕРАМИКИ. РАБОТЫ НА ДАННОМ ОБЪЕКТЕ НЕ ЗАВЕРШЕНЫ. ПОКА ЖЕ МОЖНО ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ЗДЕСЬ СОХРАНИЛАСЬ ЦОКОЛЬНАЯ ЧАСТЬ, КАКОЙ ТО КРУГЛОЙ В ПЛАНЕ БАШНЕОБРАЗНОЙ КУЛЬТОВО-МЕМОРИАЛЬНОЙ ПОСТРОЙКИ. ДАЛЬНЕЙШИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОМОГУТ БОЛЕЕ ТОЧНО ОПРЕДЕЛИТЬ НАЗНАЧЕНИЕ ЭТОГО ОРИГИНАЛЬНОГО СООРУЖЕНИЯ. РАСКОПКИ И ИССЛЕДОВАНИЯ КУЛЬТОВОМЕМОРИАЛЬНЫХ СООРУЖЕНИЙ НА НЕКРОПОЛЕ ПОМОГАЮТ НАМ УТОЧНИТЬ ДАТИРОВКУ СУЩЕСТВОВАНИЯ САМОГО УРАЛЬСКОГО ГОРОДИЩА ЕСЛИ ПРИЗНАТЬ ВЕРНЫМ НАШЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ О ИХ ВЗАИМОСВЯЗИ И СИНХРОННОСТИ.. ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ДАТИРОВКА ГОРОДИЩА, ОБОСНОВАННАЯ МАТЕРИАЛАМИ ПЕРВОГО ПОЛЕВОГО СЕЗОНА - ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIII - XIVВВ. (СМАГУЛОВ Е.А., 2002, С.91-103). КАК ИЗВЕСТНО, ИСЛАМ ОФИЦИАЛЬНО СТАНОВИТСЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕЛИГИЕЙ В ЗОЛОТОЙ ОРДЕ ПРИ ХАНЕ УЗБЕКЕ (1313-1339ГГ.). ВЕРОЯТНО, ЧТО ИМЕННО С ЭТОГО ВРЕМЕНИ В РАЗНЫХ КОНЦАХ ЗОЛОТООРДЫНСКОЙ ИМПЕРИИ, ИСКЛЮЧАЯ СРЕДНЕАЗИАТСКИЕ ТЕРРИТОРИИ, ГДЕ ИСЛАМ УТВЕРДИЛСЯ ЗАДОЛГО ДО ЭТОГО, ВПЕРВЫЕ В МАССОВОМ ПОРЯДКЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ ИСЛАМСКИЕ НЕКРОПОЛИ С МЕМОРИАЛЬНО-КУЛЬТОВЫМИ ПОСТРОЙКАМИ СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ТИПА. Т.Е. НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНАЯ УЗКАЯ ДАТИРОВКА ЖИЗНИ УРАЛЬСКОГО ГОРОДИЩА – XIVВ. ЭТО ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ И НАХОДКОЙ В ПОЛЕВОМ СЕЗОНЕ 2002 Г. НА ГОРОДИЩЕ МОНЕТ ХАНА УЗБЕКА 1 ЧЕКАНЕННЫХ ВО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIV В. 1
См. в этом сборнике: Байпаков К.М., Смагулов Е.А., Ержигитова А.А. Исследование средневекового городища в окрестностях г. Уральска.
ЛИТЕРАТУРА 1. Ан-Насафи ас-Самарканди. Кандия Малая. //СКСО, вып.8, Самарканд, 1906, с.235-290. 2. Егоров В.Л., Федоров Давыдов Г.А. Исследование мечети на Водянском городище.// Средневековые памятники Поволжья. М., 1976,с.139158; 3. Маньковская Л.Ю. Хазира – комплексы Средней Азии.//Культурные связи народов Средней Азии и Кавказа. Древность и средневековье. М.,1990, с.115. 4. Маньковская Л.Ю. О типологии мемориального зодчества Средней Азии. Мавзолеи Фудины и Касби.// Культура и искусство народов Средней Азии в древности и средневековье. М., 1979, с.102. 5. Ртвеладзе Э.В. Два мавзолея золотоордынского времени в районе Пятигорья.//СА, 4,1969, с.262-265. 6. Смагулов Е.А. Проблемы исследования средневековых городов в Уральской области.//Известия МОН РК, серия обществ. Наук, 1, 2002, с.91103.
РИС.1. ОБЩИЙ ВИД ДВУХКАМЕРНОГО МАВЗОЛЕЯ ПОСЛЕ РАСКОПОК (РАСКОП I НЕКРОПОЛЬ).
РИС.3. ВИД ЗИРАТХАНА.
НА ВХОДНУЮ ЧАСТЬ МАВЗОЛЕЯ.
НА
ПЕРВОМ ПЛАНЕ ПОМ.№1-
РИС.4. ШЕСТИГРАННЫЕ ГЛАЗУРОВАННЫЕ ОБЛИЦОВОЧНЫЕ ПЛИТКИ.
РИС.5. ПРЯМОУГОЛЬНЫЕ ГЛАЗУРОВАННЫЕ ПЛИТКИ.
РИС.6.
ФРАГМЕНТЫ
ОБЛИЦОВОЧНЫХ ЭПИГРАФИЧЕСКИМ ОРНАМЕНТОМ.
ПЛИТОК
С
ПОЗОЛОЧЕННЫМ
РИС.7. ЮГО-ЗАПАДНЫЙ БРУСЬМИ.
УГОЛ МАВЗОЛЕЯ УКРЕПЛЁННЫЙ ДЕРЕВЯННЫМИ
РИС.8. ВОСТОЧНАЯ СТОРОНА МАВЗОЛЕЯ.
РИС.9. ПОМЕЩЕНИЕ “ГУРХАНА”. ВИД С ВОСТОКА.
Рис.10. Вымостка пола гурханы.
РИС.11. ПОДСЫПКА ПОД ПОЛОМ ГУРХАНЫ.
РИС.12. ОСТАТКИ СКЛЕПА НА ДНЕ МОГИЛЬНОЙ ЯМЫ В ГУРХАНЕ.
РИС.14. ВИД НА ХОЛМ С ТРИГОПУКТОМ ОТ ДВУХКАМЕРНОГО МАВЗОЛЕЯ.
РИС.16. ЗАПАДНЫЙ СЫРЦОВЫЙ КОНТРОФОРСТ.
РИС.17. ВОСТОЧНЫЙ КРАЙ ПОРТАЛЬНОЙ СТЕНЫ.
РИС.18. ТОРЕЦ ПОРТАЛЬНОЙ СТЕНЫ.
КОНТРОФОРСТА
ПРИЛЕГАЕТ
К
НАРУЖНОЙ
РИС.19. ВЫМОСТКА УЧАСТКА ДВОРА ПЕРЕД ПОРТАЛОМ.
СТОРОНЕ
РИС.20. ВЫМОСТКА У ЗАПАДНОЙ СТЕНЫ. ФРАГМЕНТ ЗАПАДНОЙ СТЕНЫ.