Содержание Переборы. Детство + юношество .................................................................................................. 4 Чуть истории ............................................................................................................................... 4 Водохранилище .......................................................................................................................... 5 Родители ...................................................................................................................................... 6 Соседи .......................................................................................................................................... 8 Рыбалка ........................................................................................................................................ 9 Дрова (мародерство)................................................................................................................. 10 Школа ........................................................................................................................................ 10 « Вот перешед чрез мост Кокушкин ....................................................................................... 11 « Пупок чернеет сквозь рубашку ............................................................................................ 11 Белоруссия................................................................................................................................. 12 Техникум ................................................................................................................................... 12 Картошка ................................................................................................................................... 14 Педагоги техникума ................................................................................................................. 15 Кратко о нашей группе ............................................................................................................ 16 Юршинский остров .................................................................................................................. 16 Музыка....................................................................................................................................... 17 Оркестр «Радуга»...................................................................................................................... 18 Диплом и распределение ......................................................................................................... 19 Взросление, своя семья, дети (Пенза-19) ................................................................................... 21 Первые впечатления ................................................................................................................. 21 Работа......................................................................................................................................... 24 Начальник цеха ......................................................................................................................... 25 Ростовские ребята ..................................................................................................................... 26 Немного о профессионализме ................................................................................................. 27 Новые друзья, походы, девушки. ............................................................................................ 28 Семья, жена, дети ..................................................................................................................... 29 Путешествие из Фрунзе в Алма-ату. ...................................................................................... 31 Походы с будущей женой ........................................................................................................ 34 Свадьба ...................................................................................................................................... 35 Сценарии, КВНы. ..................................................................................................................... 35 Рождение репортажа ................................................................................................................ 36 Ленинград .................................................................................................................................. 37 1
Отдых на Дону .......................................................................................................................... 37 Знаменитая донская уха ........................................................................................................... 39 Яблоки ....................................................................................................................................... 41 Домой ......................................................................................................................................... 41 Как мы попали в Кижи ............................................................................................................. 42 Создание первого плавсредства. ............................................................................................. 45 Архангельск, Соловецкие острова. ......................................................................................... 46 Сплав по Хопру......................................................................................................................... 49 Чернобыльские страсти. Припять ............................................................................................... 51 Чернобыльская атомная ........................................................................................................... 51 Чернобыль и группа здоровья ................................................................................................. 52 Первая поездка в Киев ............................................................................................................. 52 Городчан .................................................................................................................................... 53 Новая работа ............................................................................................................................. 54 Дефекты ..................................................................................................................................... 54 Дефекты – самый первый. ....................................................................................................... 54 Дефекты - ВНИ ≠ МАШ. ......................................................................................................... 56 Дефекты – 19 код ...................................................................................................................... 57 Немного итогов ......................................................................................................................... 59 Коллектив, новые друзья ......................................................................................................... 60 «И восставши по утру, яко в бочку бездонную, .................................................................... 61 Катамаран .................................................................................................................................. 62 Долгожданная квартира ........................................................................................................... 63 Путешествия на катамаране .................................................................................................... 63 Доктор из Львова ...................................................................................................................... 64 Смерть отца ............................................................................................................................... 64 Таллинн...................................................................................................................................... 64 Яхт-клуб и яхта ......................................................................................................................... 65 Экипаж яхты ............................................................................................................................. 67 Авария........................................................................................................................................ 67 Первые дни ................................................................................................................................ 69 Прощание с Припятью ............................................................................................................. 70 Пионерские дни ........................................................................................................................ 71 Пионерский лагерь Тетерев. .................................................................................................... 72 Первая вахта .............................................................................................................................. 73 2
Немного героизма ..................................................................................................................... 73 Два месяца в Очакове ............................................................................................................... 76 Киевская жизнь. Киев, Харьковский массив ............................................................................. 78 Жизнь в столице ....................................................................................................................... 78 Как мы перегоняли катер ......................................................................................................... 79 Прощание с ЧАЭС .................................................................................................................... 79 Мусоросжигательный завод .................................................................................................... 80 Государственный язык ............................................................................................................. 81 Достижения на мусорном заводе ............................................................................................ 81 Кооператив ................................................................................................................................ 82 Программа ................................................................................................................................. 83 ГНТЦ ЯРБ ................................................................................................................................. 85 У Лернера .................................................................................................................................. 87 Что то вроде эпилога .................................................................................................................... 88
3
Переборы. Детство + юношество Чуть истории
Самые лучшие годы. Годы учебы, познания мира, людей. С 5 до 18 лет я прожил в поселке Переборы (Рыбинский район, Ярославская область), в 10 км от города Рыбинска, вверх по течению Волги. Немного о Рыбинске (бывшая Рыбная слобода, иногда Щербаков, или Андропов). Город с очень интересной историей. Это бывшая бурлацкая столица на важнейшей водной артерии России. В знойных степях в низовьях Волги буйно и щедро родил хлеб (причем высококачественная пшеница), а на севере жили основные едоки - множество монастырей, скитов. А монахи, в перерывах между служениями всевышнему, любили вкусно поесть. И каспийская селедочка, стерлядка, осетрина (и естественно черная икра) тоже очень привлекали. Короче говоря, возить было что по Волге. Пароходов, теплоходов и прочей движущей силы еще не было, парус против течения плохой помощник. Так что тащили (или тянули) баржи с грузом в основном бурлаки (физически крепкие мужики, которые впрягались лямками в баржу и топали, упираясь, конечно босиком, по берегу). У Репина есть великолепная картина - «Бурлаки на Волге». Прекрасно показан этот титанический труд. А песня была у бурлаков - «Эй, дубинушка ухнем». Когда ее исполнял знаменитый бас Шаляпин, мороз не то что пробирал по коже, а доставал до пяток. И вот так баржи приволакивали в Рыбинск. Дальше Волга катастрофически мелела, (говорят, что в Переборах ее можно было перейти вброд), а двигать надо было дальше на север, по еще более малым притокам Волги. Как говорили тогдашние волгари, надо было делать осадку (осадка - это то что у плавучего средства под водой). Уменьшение осадки делалось в основном уменьшением груза, перегрузкой его на более мелкие суда. Все это делали в Рыбинске. Население Рыбинска увеличивалось в летние месяцы примерно в 4 раза (за счет бурлаков и грузчиков). Жили они, как правило, прямо на берегу, ночевали на песке. Здесь зачастую груз и продавался. Для этого существовали различные биржы. На месте хлебной биржы (самой крупной) сейчас краеведческий музей. Про знаменитые волжские мели и перекаты вспоминали переборские старожилы. Интересную историю рассказывал один дед, живший на Волге до революции и заполнения водохранилища. Сразу же после Перебор Волга резко (практически на 90 град.) поворачивает на запад, к Твери (Калинин), Москве. И в месте поворота в Волгу впадает маленькая, но вредная речушка Юга, которая несла в Волгу массу песка, образовывая всяческие препятствия, они перемещались по дну Волги и были совершенно незаметны для капитанов. И ходил в дореволюционное время, да и позже здесь пароход, курсируюший между Ярославлем и Угличем. На палубе расхаживали баре в белых одеждах, насмешливо посматривая на нищие ярославские глубинки. И вот в этом месте пароход, как ни сопротивлялся опытный капитан, регулярно и прочно садился на мель. Дед там постоянно рыбачил - в устье Юги до сих пор хорошая рыбалка. (А вообще народом подмечено - чем противней речка, тем добрее рыба в ней, это подтвердилось потом в Припяти, помню речушку Уж, впадающую в Припять, тоже вредную, но богатую лещом). И вот благородные баре разувались, засучивали штаны и лезли за борт, сталкивать пароход. Капитан в это время жутко матерился в рупор, а волгари это умели здорово - как минимум трехэтажно, а истинные умельцы и поболее. Окрестные крестьяне смотрели, посмеиваясь, на бесплатное зрелище, иногда предлагали привести лошадей. С лошадями выходило еще хуже. Они не понимали капитанский мат, и тянули в разные стороны. 4
Название Переборы. Предание гласит, что это была глухая, маленькая и нищая деревушка. Ее владелец, помещик, барин или князь, история молчит об этом, был ярый картежник. А во многих карточных играх есть термин «перебор». А «ы» добавили потом, для благозвучия.
Водохранилище
После революции была вновь была поднята идея - соединить Балтийское море с Белым и Волгой. Голубая мечта России еще со времен Петра Великого. Тогда не хватило ни сил, ни ресурсов, однако обходные каналы около Онежского и Ладожского озер вырыли (работала и Мариинская система - Волга, Шексна, Вытегра, Онежское озеро и т.д). После Чернобыльской аварии мы перегоняли катер одного из наших друзей из Ленинграда в Киев. Занимались этим в межвахтовый период и пользовались данными сооружениями. Пахло стариной и впечатляло. Воочию увидели Волго-Балтийский путь (вернее его часть от Онежского озера на юг). А вообще то этот проект назвали более гордо - «Москва - порт 5 морей», присоединив сюда еще будущий Волго-Донской канал. Итак, Балтийское, Белое, Каспийское, Азовское и Черное моря - все в Москве. И началось это дело еще в начале 30-х годов с Беломор-канала, который соединил Белое море с Онежским озером. Тут и заработала система «Гулаг» - главное управление лагерями и основной источник рабсилы для многих строек социализма - этакое чудище в системе ГПУ (главного политического управления в коммисариате внутренних дел). Строителей называли заключенными каналармейцами, откуда аббревиатура «ЗЭКИ». В 1933 г. для знаменитостей страны была устроена прогулка-экскурсия по почти готовому каналу. Среди писателей отметились М. Зощенко, А. Толстой, В. Катаев, Ильф и Петров и др. После созерцания увиденного совместными усилиями, под руководством М. Горького была создано соответствующее творение. Вот как вспоминал писатель Авдиенко: «Я ошалел от увиденного достатка ударников-каналстроевцев. На больших блюдах под прозрачной толщиной заливного лежали осетровые рыбины. На узких тарелках купались в жире кусочки теши, семги, балыка. Большое количество тарелок были завалены кольцами колбасы, ветчины, сыра. Пламенела свежая редиска...» . Сколько же надо было принять на грудь, чтобы увидеть это. Но волгари старожилы, которым посчастливилось лично видеть Максима Алексеевича, говорили, что был он крупным специалистом в этом деле и меньше одного литра за выпивку не считал. Даже Баранов Александр Михайлович, начальник Переборского отделения Рыбинского порта и наш сосед, в самом чудесном сне не мог этого видеть. Наш потолок был: вяленая чехонь, копченый лещ по праздникам и изредка налим. А колбасу и сыр мы видели только в Москве. Нисколько не претендую на энциклопедическую точность в описаниях «Гулага» - в основном все почерпнуто у гениального Александра Исаевича Солженицына и некоторые детские впечатления. Но кое о чем хочу с ним (А.И) порассуждать. Не осмелился бы это делать в официальной печати (как говорится, не вышел чином или рылом, кому что нравится), но так как эта писанина частного порядка... Как мне показалось, по мнению Александра Исаевича «Гулаг» чисто большевистское изобретение. Но ведь и Петр-1 Петербург построил на костях окрестных крестьян. Их также сгоняли кнутами (ну не было еще тогда винтовок и автоматов) со своих земель, и все те же надсмотрщики, и пайка увеличенная за ударный труд. И мировая история знает массу примеров использования рабского труда. Древний Рим хотя бы. А негры на американских плантациях еще в позапрошлом веке (одна из любимых книг детства «Хижина дяди Тома»!). И великолепные американские дороги не без помощи негров 5
были созданы. Так что большевики использовали хорошо забытое на Западе. А еще помнится знаменитое выражение - «Россия страдает от обилия дураков и отсутствия дорог». Так вот мне иногда кажется, что если бы «Гулагов» было больше, то дураков было б меньше, а дорог больше. В 1935 г. Совнарком СССР подготовил приказ о строительстве Рыбинского и Угличского гидроузлов и соответствующих электростанций. Поначалу это дело поручалось ДмитровЛагу (есть такой городок на север от Москвы), здесь строили канал от Волги до Москвы-реки. Но когда осмыслился объем работ, было решено строить свой лагерь, ВолгоЛаг. И затеяли его в Переборах. В сентябре 1935 г. было начато строительство. В Переборах появились улицы со странными названиями: шлюзовая, плотинная, инженерная. А ближе к берегу Волги расположились лагерные бараки. В 1936 г. численность Волголага составляла где то 20000 чел. Перебор стало мало и лагерь перенесли на противоположный берег. В Переборах осталось руководство и административные здания. К началу войны в ВолгоЛаге было уже более 85 тыс. человек. Умело работать НКВД. С помощью лопат и тачек насыпали здоровенные - почти 30 метров высоты плотины на Волге и Шексне - и началось заполнение рукотворного моря. После окончания строительства лагерь перешел в ведение МВД СССР. И стал называться более скромно - Рыбинская исправительно трудовая колония. На самом берегу в Переборах построили три прекрасных домика. Улица называлась Набережной. Домики типа коттеджей. Каждый на две семьи, для каждой семьи три комнаты, большая кухня, ванная, туалет, веранда, вход парадный и черный, погреба, сарай, сад, огород. Практически настоящий коттедж. Дома раполагались по одной стороне. На другой были берег, вода и пристани. В этих домах жило руководство строительства. После войны в поселке построили два больших завода - кабельный и завод гидромеханизации, благо рабсилы хватало и он вошел в состав Рыбинска. Умные люди до сих пор спорят, благо или вред Рыбинское водохранилище. А что спорить? Есть и то, и другое. Затопленные города, земли, луга, храмы и другие ярославские прелести это минус. Знаменитые на всю Европу ярославские сыры и масла от коровушек, которые паслись и отьедались на месте водохранилища на заливных лугах. Этого теперь нет. Но гарантированное судоходство до Москвы и Петербурга - серьезный плюс.
Родители
Батька, родом из Белорусской деревни «Тростивец» Быховского района Могилевской области, учился в Ленинградском институте инженеров водного транспорта. Окончить помешала война, он попал на ленинградский фронт лейтенантом, в качестве командира минометного взвода. Воевал достойно, был орден «Великой отечественной войны» и куча медалей. В 1943 г. подорвался на мине, и война для него закончилась. Осколки из одной ноги выходили еще лет десять после войны. Лечился в госпитале на Урале, в Свердловске (Екатеринбург ныне). Там и встретился с молодой медсестрой - будущей женой и матерью моей и сестры. Закончил заочно институт и попал в Волжское пароходство. Смутно вспоминаю 2 города, где мы жили после войны - Касимов на Оке и Горький (Нижний Новгород) на Волге. Но без своего жилья было тяжело, и батька попросился в Рыбинск. После заполнения Рыбинского водохранища роль Рыбинского порта резко возросла, да и грузы в отстраивающиеся после войны Москву и Ленинград шли сплошным потоком. Как говорили старые волгари, движение - как на Бродвее. Поэтому большую часть служб и 6
функций порта перенесли в Переборы и требовались кадры. Тем более стройка гидроузла практически закончилась, многие специалисты уезжали на Куйбышевскую ГЭС, которая только разворачивалась. Освобождалось и жилье. В 1950 г. отец переехал, благо это было недалеко, на то время он работал в Горьком. и вскоре (мне еще не было и 5 лет) забрал нас. Вот так нам досталась половина дома на Набережной. И что дивно - фамилия начальника, что жил до нас была Баранников, а соседа - начальника переборского порта - Баранов. Так что дом звался естественно бараний. А что - животные упрямые, но где-то гордые. Правда по комнате у нас с соседом отобрали, и поселили третью семью. Долгое время отец работал на судоремонтной верфи - «Маячка» - так называли ее в народе. Был он там в должности начальника планово-экономического отдела. Помню один эпизод из детства - на «Мосфильме» снимали художественный фильм - «Хождение за три моря», по знаменитой исторической летописи о приключениях тверского купца Афанасия Никитина, который где то в ХIV-XV веке сумел добраться до Индии в торговых целях. И вот суденышки для сьемки фильма студия заказала на верфи отца. Это было пять деревянных каравелл под старину. Отец как то работал дома и считал, сколько денег надо стребовать с Мосфильма за эту работу и жутко ругался - ведь официальных нормативов не было, не строили в СССР такие посудины! Это сейчас хорошо - поплевали бы в потолок и назвали сумму. А дальше либо соглашайся или торгуйся. А раньше каждую цифру надо было обосновать, каждую доску и гвоздь. А проекта как такового не было. Просто кто-то из консультантов фильма набросал эскизы, художники сделали рисунки и все. Но на Руси всегда были умельцы, и пять красиво раскрашенных суденышек вскоре болтались в воде около берега верфи. Отец несколько раз брал меня с собой, и я лазил по этой красоте и воображал себя флибустьером. В то время я много читал, запоями, как говорила мать, а Жюль Верна, Стивенсона и их героев просто обожал. Остров сокровищ вообще был карманной книгой. Начало фильма снимали в Переборах. Говорят, был знаменитый Олег Стриженов, главный герой. Не знаю, в кино мы ходили редко, просидеть полтора часа в темноте - для нас, непосед было пыткой. И вообще, знать артистов считалось прерогативой девчонок. Помню фрагмент, который снимался на Переборском пляже - «стрелка» называли мы его. Это была узкая песчаная коса, и с обеих сторон вода. На пляже врыли столб с корзиной наверху - это была мачта, и в корзине впередсмотрящий. Конечно, мы мальчишки, с великим восторгом взирали на это священнодействие. Мать родом из Кировской области, север Урала (там и место моего рождения). После войны заочно окончила Ярославский педагогический институт, и работала всю жизнь преподавателем русского языка и литературы. Как и все уральцы, имела прекрасное здоровье и умерла в 2010 г, в 88 лет. Возраст достойный. С нами еще жила бабуся, мать матери, Мария Михайловна. Очень интересная женщина. Дочь крепостного крестьянина, она сумела получить достойное по тем временам образование окончила гимназию, и работала до революции сельской учительницей на Урале. Уже в Советское время ей было присвоено звание заслуженной учительницы РСФСР. Она не любила Советскую власть, и постоянно ругалась на эту тему с отцом, ярым коммунистом. Основным ее аргументом было то, что до революции она, работая сельской учительницей, получала 25 руб. царскими, а корова стоила 18 руб. А вот сейчас она получает 660 руб., а корову и за 1000 не найдешь. После войны она была уже на пенсии, а так как родители много работали, занималась нашим с сестрой воспитанием. До сих пор вспоминаю ее рассказы о преподавании в дореволюционной сельской школе. Дети крестьян книг совсем не знали, 7
словарный запас был невелик, в основном мат. Поэтому даже в учебниках для изучения букв печатались маленькие рассказики, в которых все слова начинались с одной буквы. Некоторые помню даже сейчас, Вот пример для буквы «О» - «Отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил обнаженную Ольгу. Отдайся Ольга, озолочу. Ольга отдалась отцу Онуфрию. Отец Онуфрий озолотил Ольгу». Бабуля умерла в 1956 г., когда мне было 10 лет. На похороны приехал брат ее из Москвы. Приехал на «ЗИМе», была такая правительственная машина, с шофером. Он был большой шишкой в министерстве торговли, и жил в высотном доме около Казанского вокзала. До сих пор сожалею, что не кинул горсть земли на ее гроб - шофер катал нас, мальчишек, на «ЗИМе». Событие для Переборской пацанвы!
Соседи
Соседи конечно же занимают значительное место в нашей жизни. Как уже упоминалось, на Набережной было 3 дома. В самом первом половину занимала диспетчерская и радиостанция порта, а в другой половине жил начальник радиостанции (Нилов Анатолий, отчество уже и не вспомню), с двумя девчонками. Старшая уже женихалась, а вот младшая была в нашей компании. Радиостанция имела важное значение для судоходства. Водохранилище имело скверный характер и даже при небольшом ветре крепко штормило. Проходящие суда должны были вовремя знать точный прогноз погоды, этим и занималась радиостанция. Интересным был человеком дядя Толя - так мы звали начальника радиостанции. На радиостанции люди не жили, а только работали, а земельный участок был положен, и дядя Толя вполне мог им пользоваться. Но он даже и в мыслях этого не держал. Здесь была устроена волейбольная площадка, теннисные столы и т. п., и все это было в нашем, окрестных детей, распоряжении. А сама радиостанция! Здесь нас учили паять, делать детекторные приемники, и даже изучали азбуку Морзе с работой на ключе (кстати, до сих пор помню эту азбуку). Наверно, это во многом и определило мою профессию. Таким образом мы, переборские пацаны с Набережной и ближайших окрестностей, были отвлечены от улицы, а обстановка после лагерного быта и войны там была соответствующей. Во втором доме жили мы. Нашим непосредственным соседом был Баранов Александр Михайлович. О его должности я уже говорил, Был он импозантным мужчиной, носил галстук, что было удивительно для тогдашнего окружения. У него росло двое мальчишек: Вовка, младше меня на два года, и Сашка, совсем маленький. С Вовкой мы дружили и вместе частенько хулиганили. Фантазии хватало. В те времена были регулярные пассажирские рейсы Москва - Астрахань, Ростов на Дону. Теплоходы вставали у пассажирской пристани. У Вовки была весельная шлюпка, и мы подплывали на ней с обратной сороны теплохода. Иллюминаторы были открыты по причине летней жары, пассажиры гуляли по берегу, а мы кидали в каюты старые веники с помоек, и прочую гадость, заранее приготовленную. Это была наша своеобразная месть московским пижонистым деткам, которые плавали с родителями на этих теплоходах и дразнили нас. И еще было развлечение осенью. Везли на громадных баржах знаменитые астраханские арбузы для Москвы и Ленинграда. И вот они вставали после шлюзования на рейд в ожидании буксира. На шлюпке бесшумно подплывали, кто-то взбирался на борт и скидывал арбузы в шлюпку. Команда, как правило, мертвецки пьяная, естественно крепко спала в это время. Последний дом, в нем жил Филатов, капитан-наставник порта. Его сын Колька был моим ровесником, и естественно другом. Его отец часто брал нас с Николаем на суда, где работал, и много показывал и рассказывал о водной работе. Был таким немногословным, суровым 8
мужиком. Прекрасно помню, как на водохранилище боролись за продление навигации. Для этого нужны были ледоколы. Помню первые - это были бывшие военные катера Волжской флотилии, с крепкими бронированными бортами. Но у них было всего 150 л.с (лошадиных сил), Частенько они забирались на лед, и там замирали, как большие рыбины - не было сползти сил назад, в воду, ни веса, чтобы проломить лед. И вот, когда нам с Колькой было лет 10-11, в рыбинский порт передали с Севера настоящий ледокол. Назывался он «Северная Двина», и было у него 1800 л.с. Здоровенная посудина. Капитаном поставили Филатова. Он несколько раз брал нас с Колькой в плавание. У капитана была 3-комнатная каюта, и мы помещались комфортно. Это чудище ломало лед даже без разгона - просто шло, как по чистой воде, только медленнее. И еще жил в этом доме Фридрих Бурда, второй человек на радиостанции. Очень красивая семья. Он был похож на знаменитого сейчас артиста - Домагарова, стройный, высокий. И жена. Таких женщин у нас больше не было. Не славянская. Они были откуда то из Прибалтики, сосланные. Он занимался ремонтом радиостанций, и часто суда с проблемами в радиосвязи вставали на рейд недалеко от берега, и вызывали помощь. На радиостанции была единственная на то время в Переборах приличная моторная лодка - «Казанка» с 10-сильным мотором. Как скорая помощь на воде. Частенько Фридрих брал с собой кого-нибудь из пацанов. И последний сосед, который жил с женой и девчонкой Иркой в наших комнатах, Иван Законов. В отличие от наших отцов он был из простых работяг. Напивался строго и серьезно, в доску, как говорится. Кончил он бездарно - допился до белой горячки и повесился в собственном сарае. Вообще пили в Переборах много и сурово. Речники зимой не работали (навигация начиналась в апреле и заканчивалась в ноябре), и что делать?
Рыбалка
Жить на Волге и не рыбачить - это ненормально. Любой уважающий себя сопляк с 5 лет умел держать удочку, насаживать червяка, и перед забросом грамотно поплевать на него. Но настоящие рыболовы (а это уже где-то к 9 годам) обыкновенной удочкой не пользовались. Что ловить с берега? Да на глубине максимум 0.5 м? Это только верховодка, или уклейка по волжски. Даже приличная кошка есть не будет, а про уху и говорить нечего. Ценились ерши и окуни, а это донная рыба. Поэтому ловили на удочку типа как для зимней ловли в проруби. Вместо поплавка - кивок из пружины, через который пропущена леска, да и поклевка чувствуется в ладони. Мастерство изготовления таких средств ловли ценилось. Ловили с пирсов (приспособления для подхода судов), или со стоящих барж. Матросы не гоняли - знали, что пацаны помогают родителям дополнить скудный послевоенный рацион. И действительно, если в ухе сперва сварить в тряпочке мелочь: ершей, окуней, плотву и т.д., выбросить это кошкам или собакам, а потом уже добавить что-то стоящее - леща, судака - это настоящая волжская уха, пусть еще и не знаменитая тройная, или архиерейская, но двойная это железно. Еще ловили на Рыбинском водохранилище снеток (семейства корюшковых) - мелкая рыбешка с запахом свежего огурца. Но это уже была промышленная ловля, занимались этим отцы, но мы помогали. Ловили пауком - такая 4-угольная квадратная сетка, скрепленная за углы крестом из железной проволоки - потому и паук. На дно сетки ложился солидный камень, и все это на лебедке с лодки опускалось в волу. Для лебедки в транце (корме) лодки делалось специальное отверстие. Примерно раз в 10 мин. это сооружение подымалось, и в 9
сетке как правило было 1-2 ведра рыбы. Снеток засаливался в бочках, и плохим считался тот хозяин, кто не заготавливал на зиму хотя бы 2-3 бочки снетка. Зимой ловили налима (это единственная пресноводная рыба семейства тресковых). Необычайно вкусная и ценная. Рубились 2 проруби, и между ними ставилась сеть. Старинный крестьянский метод. Удача частенько посещала, а если попадался солидный экземпляр, где то под 1 метр длиной, то созывались соседи и делался праздник. Сейчас снеток остался только в северных озерах, и то на одну бочку вряд ли наловишь, а налим вообще ископаемое. А по отношению к рыбе я оценивал местных жителей, когда в будущем много путешествовал по городам и весям бывшего СССР. Например, на севере (архангельская, вологодская область) рыбу до сих пор солят не потроша, а только очистив от чешуи. Мы же на Волге выдирали все внутренности. А там много полезного - печень например. Много интересного об этом я узнал на другой великой русской реке - Дону. Но об этом потом.
Дрова (мародерство)
На зиму требовались дрова. На кухне была большая плита, и в баке грелась вода, которая отапливала все остальное. Но зимы в Рыбинске суровые были, плита горела круглосуточно. Поэтому топлива надо было много. Отцу на работе что-то выделяли, но это был горбыль обрезки досок, не очень серьезное топливо. Выручал еще уголь, но это был дефицит. По водохранилищу с севера гоняли здоровенные плоты, и перед шлюзами они вставали, и в шторм нередко разбивались. На берег выбрасовало и отдельные бревна, и целые связки, по 10-20 бревен. Мужики в прибрежных домах в это время занимались мародерством. Привлекались к этому делу все ходячие члены семьи. Бревна пилились на метровые куски, и растаскивались по дворам. Никто и не гонял – шторм виноват. День работы обеспечивал месяц тепла зимой. Сейчас проблем бы и не было – бензопилу в руки и вперед, и с песнями, как говорят. А тогда это был дефицит страшнейший. Страна жила лесом, и все бензопилы были на северных лесозаготовках.
Школа
В школу я пошел в очках. Обнаружилось близорукость неожиданно. Как-то раз бабка прогуливала нас с сестрой (или мы ее) по набережной. У противоположного берега из шлюза выходил теплоход. Сестра быстро прочитала название, а я не смог - не видел. Я читал уже в 5 лет, а сестра наверно еще раньше, так как все время обезьянничила за мной. Бабка заподозрила неладное, и меня отвели к глазному врачу. У меня оказалась врожденная близорукость (по матери), выписали очки для постоянной носки. Это был удар для мальчишеского самолюбия, очкарики в то суровое время презирались. Наверно, это и стало основной причиной моей стеснительности. В поселке было 2 школы: 31 семилетка и 36 средняя. Мать преподавала в 31- й, и вроде бы для пользы дела, отдала меня туда. Но дети жестоки, все говорили о моем блате (со стороны матери). Поэтому меня очень скоро перевели в 36. Учебу вспоминаю с удовольствием. Хорошо помню учителя рисования - Игорь (больше не помню), он дополнительно вел в доме культуры кружок умелые руки, где учил детвору выпиливанию лобзиком и выжиганию по дереву, который посещал и я. Водил нас к себе домой. Вся мебель у него была сделана своими руками, это был настоящий музей деревянного искусства. 10
Еще очень интересен был Стариков - учитель географии. С 5 класса он водил нас в походы по родным местам, с палатками, рюкзаками. Отсюда любовь до сих пор к костру, ночевкам в лесу и т.д. Он был грузным, страдающий одышкой мужчина. Перед походом он показывал нам, в каком кармане у него лежит сердечное лекарство, чтобы дать в случае серьезного приступа. Но такого к счастью никогда не случалось - природа лечила, и он ходил пешком исправно. После 6 класса он повел нас вокруг Рыбинского водохранилища. Это незабываемо. Брейтово, затопленный город Молога, Череповец, Пошехонье, торчащие из воды архитектурные ансамбли бывших монастырей - вся эта Волжская старина до сих пор стоит перед глазами. А Агата Лоренцевна! Она преподавала немецкий язык, но часто, забыв про урок, рассказывала нам о театре, утверждала, что лично знала Станиславского. Мы конечно слушали, раскрыв рты. Учеба давалась легко: воспитание двух профессиональных педагогов - бабки и матери не прошло даром. Да и и отец - экономист по образованию, был хорошим математиком и привил мне любовь к точным наукам. В школе у меня появился новый друг - Сашка Микунов. Его семья не была связана с водным транспортом, но у его отца была лодка с движком Л-12. В то время это были практически единственные лодочные стационарные двигатели. Л-3 (3л.с, один цилиндр), Л-6 (6 л.с, 2 цилиндра), Л-12 (12 л.с, 4 цилиндра). Где то с 4 класса Сашкин отец полностью доверял нам лодку. Мы доставали бензин, следили за двигуном, при необходимости конопатили и красили лодку. Грибы, рыбалка - с лодкой это было одно удовольствие. Конечно, все свободное время летом мы, мальчишки проводили на Волге. Прекрасно плавали, ныряли с любых возвышений. Любовь к нырянию и довела меня в 6 классе до гайморита (есть такая противная болезнь, сопровождающаяся хроническим насморком). Лечили проколами через нос в лобную пазуху, отсасывали гадость и промывали пенициллином. А еще увлекался фотографией, мне где-то в 4 классе купили первый аппарат - «Смена-2», как сейчас помню. Собирание марок - тоже не прошло мимо. Был в школе бессменным редактором классной стенгазеты - писал бойко, и фотографии помогали. Бабка воспитывала у нас с сестрой память, путем заучивания огромных стихотворений. У нее было еще дореволюционное издание Пушкина - здоровенная такая книжища, с ятями (батя любил ее использовать как пресс при засолке капусты). В то время допускалось издавать авторов натурально, без редакционных купюр. А Александр Сергеевич любил похулиганить, подпустить матерок. Вспоминаю строки: « Вот перешед чрез мост Кокушкин Опершись членом о гранит Сам Алесандр Сергеич Пушкин С мосье Онегиным стоит Не удостаивая взглядом Твердыни власти роковой Он к крепости стал задом Не плюй в колодец, милый мой» А вот тоже и оттуда « Пупок чернеет сквозь рубашку Наружу титька - милый вид! 11
Татьяна мнет в руке бумажку Зане живот у ней болит. Она затем поутру встала При бледных месяца лучах И на «потирку» изорвала Конечно «Невский Альманах». А еще ходил в шахматный кружок, даже получил какой то юношеский разряд. Тоже не зря потерянное время – знал и до сих пор помню дебюты, умел их правильно и быстро разыгрывать. Всегда любил играть блиц-партии с часами, по 5 мин. каждому. Частенько обыгрывал даже серьезных разрядников, т. к. имел преимущество по времени после розыгрыша дебюта. Вообще, наверно вот эта бездна увлечений сыграла отрицательную роль в моей дальнейшей жизни - хватался за все, и многое не доводил до конца...
Белоруссия
Продуктов в Переборах, да и в самом Рыбинске практически не было. У отца в Белоруссии жила мать, и брат с сестрой, Сергей и Елена (еще два брата, Лев и Павел погибли на войне). Дед умер еще до войны. У них был частный дом и большое хозяйство, всегда держали 2-3 свиньи, корову. Каждый месяц нам присылали посылкой сало, а на летние каникулы отец отвозил нас с сестрой отъедаться к ним. У тети Лены была дочь Элла, старше меня на год, так что скучно не было. Дядя Сергей женился поздно, и у него появилось два сына, мои двоюродные братья - Михаил и Александр, но они намного моложе меня, и законтачить както не получилось. Так мы отпивались молоком на всю зиму. Вообще условия нам позволяли содержать какую-нибудь живность, но родителям не до того было. Куры конечно существовали. И еще батька где-то год держал кроликов. Это была целая эпопея. Я с сестрой отвечал за траву. В день эти твари сьедали целый мешок, причем им нужна была травка хорошая, клевер например. Правда, я под это дело сразу же выцыганил у родителей велосипед, но все равно, примерно часа два мы с сестрой в день теряли от своих ребяческих дел и забот, а это было недопустимо. Мы сказали родителям, что будем есть сало, которое ненавидели, особенно сестра. А кроликов забивать жалко. Короче говоря, кроликов не стало.
Техникум
После 7 классов Коля Филатов по семейной традиции решил податься в речное училище, и я с ним. Как без друга? Но подвела близорукость, и речной флот обошелся без меня, хотя мечтал ходить радистом по Волге. Зато успел подать документы в авиационный техникум, на отделение «радиоаппаратостроение». Компанию мне составил еще один друг - Сашка Микунов. Конкурс был страшный - где то около 8 чел. на место. Я поступил с трудом: были две четверки из четырех отметок. Сашка набрал меньше, и он поступил на отделение «термообработка», не такое престижное. У меня была группа Р-20, у него Т-35. Пути начали расходиться. По распределению он попал в Ижевск, на знаменитый завод оружия. Некоторое время общались письменно, но постепенно все это заглохло. Сейчас я даже не знаю, где и что с ним. Техникум был при серьезном авиационном заводе, завод, который строил и кормил Рыбинск. Выпускал он авиационные двигатели. Испытывали их как правило ночью, а общежитие было 12
недалеко, Свист мощных турбореактивных двигунов доставал крепко, но вскоре это дело перенесли под землю, и стало тише. Учеба была серьезной, особенно запомнились «практики». На втором курсе у нас была настоящая радиотехническая практика. Каждому выдали по работающему радиоприемнику (Урал назывался). Его надо было разобрать на все детали, а потом собрать по принципиальной электрической схеме, и практика считалась засчитанной, если он снова работал. Мне это труда не представило, хороша была школа Переборской радиостанции. Но как мучались многие, особенно девчонки. Ведь принципиальные электронные схемы - их надо понимать, тут не выучишь. А на 4 курсе мы отправились на настоящую практику - на приборостороительный завод Рыбинска, п/я 30, секретный и серьезный, где делали военную авиационную радиоаппаратуру - радиолокаторы, прицелы и т. п. Перевели на вечернюю форму обучения - днем работали, а вечером учились, и так весь учебный год - с сентября по май. Принимали нас через отдел кадров и с заведением трудовой книжки. В техникуме предупреждали - просится на места, связанные с будущим образованем, техниками, в тех.бюро, плановые, конструкторские отделы и т.п. Но я попросился на рабочую должность - регулировшика радиоаппаратуры. А так как в основных цехах требовался допуск по секретности, а это время, попал я в цех № 16, где делали единственную гражданскую продукцию завода - радиолу «Волга» - стандартную на то время для каждой второй советской семьи - 5 ламп, 4 диапазона радиовещания, сверху проигрыватель пластинок, 2 динамика впереди и по одному сбоку. И здесь я впервые понял свое призваниие - умение с помощью анализа искать достаточно сложные дефекты. Намного позже, уже работая на ЧАЭС, я из уст одного очень мною уважаемого человека и друга, бывшего атомного подводника Толи Кухарева, услышал - вот человек, который умеет вычислять дефекты на кончике пера. Было приятно. И вот меня поставили на наладку низкочастотной части радиолы «Волга». Задача оказалась простая. С монтажного конвейера сходило очередное шасси, и попадало в руки к нам, регулировшикам. Надо было вставить радиолампы, включить в сеть и подать с генератора 3 частоты - в начале, середине и в конце диапазона, и если все в порядке, передать радиолу дальше. Освоил я это дело быстро, буквально за день. Наставник, молодой парень лет 25, поняв, что я могу работать самостоятельно, частенько уходил (он был еще не женат, а девчат в цехе было много). И вот как-то в его отсутствие включаю я очередную радиолу и из трансформатора для боковых динамиков идет дым. Выключаю, беру следующий аппарат - тоже самое, и так дальше. Когда у меня скопилось около десяти радиол, мужики-наладчики дальнейших операций зароптали - задержка, а работа сдельная. Прибежал мастер участка, наш начальник, спрашивает - в чем дело? Обьяснил. Он говорит - боковые динамики никто не слушает, достает из кармана бокорезы и откусывает провода боковых динамиков. Дыма нет, конвейер заработал. Одну радиолу я запихал под стол, и когда настал очередной перерыв, достал ее и осмотрел. Монтаж на конвейере выполнялся микросваркой. Все детали (сопротивления, конденсаторы) устанавливались на платах из гетинакса, выводы их скручивались согласно принципиальной схемы, присоединялись внешние выводы, и девушка монтажница подносила к месту соединения маленький микросварочный аппарат, и все вместе сплавлялось. Когда я внимательно осмотрел все вокруг трансформатора боковых динамиков, то заметил, что на 13
одной плате в месте сварки слишком крупная капля, и она касается металлического шасси. Прошел к радиоле, которая была уже у следующего регулировщика - тоже самое. Позвал мастера, показал. Он быстро разыскал на конвейере девушку, которая выполняла данную операцию, заменил ей сварочный аппаратик. Вот так элементарно дефект был устранен. На следующий день меня вызвали в кабинет нач. цеха. Разговаривал со мной его зам. по качеству. Спрашивал, откуда такие знания. Рассказал про Переборскую радиостанцию, и он предложил мне проходить практику в БТК (бюро технического контроля) цеха. Рассказал о задачах, перспективах. Я конечно согласился. Очень интересно было. Ездили в магазины, где придирчивые покупатели браковали наши изделия. Вот где самое настоящее ОТК (отдел технического контроля). Покупка радиолы - дело серьезное, ощутимый удар по бюджету советской семьи. Проверялось все да последнего винтика. Дефекты по возможности исправлялись по месту или радиолу забирали в цех. Помню один анекдотический случай. Присылает мужик письмо на завод, и пишет, что по пьянке выкинул радиолу с 3-го этажа. И работает! Вот только корпус разбился, и просит заменить его. К мужику поехали в командировку, заменили ему радиолу полностью, а разбитую привезли в цех, и поставили на всеобщее обозрение, как образец качества.
Картошка
В начале учебного года мы, наверно, как и все студенчество СССР, направлялись на уборку этой ценной овощной культуры. Длилось это, как правило, целый месяц, весь сентябрь, и посылали нас далеко, в глубинку Ярославской губернии, куда иногда добирались на лошадях. Колхозы были бедные, богатые наверно сами управлялись, а может их и не было на голодной Ярославщине. На первом курсе, помню, определили нас, шестерых парней, жить к одной хозяйке – женщина молодая, хорошая хозяйка. И вот как то по случаю дождя бригадир отпустил нас домой. Пришли, промокшие, озябшие, есть хотим, а хозяйки нет дома. А знаем что чугун с варевом в печи. Заглядываем в печь, а там два чугуна. Вытащили, который побольше, весь сьели. Хозяйка вечером долго ворчала на нас – оказывается мы сьели то, что было для свиньи сварено. На втором курсе мы попали, в село Игрищи, страшная глубинка Ярославщины. Удобства не то что на улице – вообще не было. Вполне можно было присесть под забором и очутиться рядом с хозяйкой. Володя Почкарев на эту тему написал запоминающееся стихотворение: Во глубине села Игрищи На старой стенке от кладбища Три паренька из РАТа срут (РАТ – наш Рыбинский авиационный техникум) Не пропадет их скорбный труд И дум высокое стремленье Говно пойдет на удобренье Его колхозник с упоеньем На поле во дровнях свезут Вороны там его склюют… В общем таланты у нас были, и весьма серьезные. А на третьем курсе мы попали еще дальше – на противоположный берег Волги, Мышкинский район, и километров тридцать от железнодорожной станции. Но зато это был нормальный колхоз, и даже кормили мясом, в колхозе выращивали не только телят, но и баранов и овец. 14
Помню как то нам поручили отогнать баранье стадо (или отару) на бойню. Это было км в десяти от той деревни. Ох и беспокойные оказались животные.
Педагоги техникума
В техникуме был очень сильный педагогический состав, ведь в то время это было одним из самых серьезных учебных заведений города. Все было, как в высших учебных заведениях: не урок, а пара, не четверть - семестр, зачеты, сессии и т. д. Короче говоря, мы чувствовали себя студентами, а не учащимися. Преподаватель сопромата (сопротивление материалов) Михаил Рапов был известным в Союзе писателем-историком. Одно из его знаменитых творений - «Зори над Русью», о монголо-татарском иго. Довольно часто он приносил на лекции проектор, и вместо скучных расчетов арок и мостовых пролетов мы наслаждались русской стариной. Вообще он считал (и только сейчас я понимаю, как он был прав), что гуманитарное образование в техникуме слабо. И действительно, у нас не было многих школьных предметов, истории, географии например. И он пытался восполнить это дело. Одно время он возглавлял в техникуме гуманитарный факультет на общественных началах. Математику за среднюю школу мы прошли за первый курс, и со второго изучали высшую. И пришел знаменитый Ерусланов. Про него говорили, что он был в Москве чуть ли не профессором математики, 25 лет (с 1937 по 1962 год) отсидел в Гулаге, реабилитирован, в Москву возвращаться не к кому и некуда, доживал в Рыбинске. Вот тогда я стал немного узнавать и понимать судьбу переборских интеллигентов: Агаты Лоренцевны, Фридриха Бурды и многих других, оставивших неизгладимый след в моей памяти. Все они, сосланные как родственники «врагов народа» из больших культурных центров, после реабилитации возвратиться домой не могли – жилье заняли комиссары, а Рыбинск все же близок к Москве, да и Питер недалеко, и относительно культурный центр. И вот заходит в аудиторию седенький старичок, здоровается, ни слова не говоря, идет к доске, берет мел и тихим голосом начинает читать. Проходит 45 минут, звонок, между уроками в паре есть небольшой перерыв. Не обращает внимания, читает. И так до конца пары. Откланивается, уходит. Мы балдеем, непривычно как то. И так месяц, другой, ничего не задает, ничего не спрашивает. А в конце семестра контрольные работы, а потом экзамены. Оказывается, мы все знаем. Дифференциалы и интегралы щелкаем как орешки. Он читал математику нам по Пискунову (учебник для высших заведений), а не по Зайцеву, который был предназначен для техникумов. В Пензе-19 мы почти все поступили на заочное обучение в Пензенский политех. Его филиал был у нас в Заречном. Так вот, за первый месяц я написал все контрольные работы по высшей математике за 3 курса вперед, и не испытывал ни малейших трудностей. Вот что значит школа Ерусланова! (Кстати институт я так и не закончил - не сумел сдать главную тогда науку - политэкономию. Ну не мог я понять и принять, как это: предприятия при социализме могут работать с минимальной прибылью? А при капитализме не могут. Я считал, что экономика везде одинакова. Да так меня и батька учил. Вот и бросил на 3-ем курсе) Ерусланов умер, когда мы были уже на 4 курсе. Похоронили с почестями, прощались в актовом зале техникума. Еще интересен был Полидва Антон Корнеевич. Он читал «Радиолокацию», и его любимым высказыванием было - «Я ученик академика Иоффе, а он ученик Попова А.С. (русский изобретатель радио), значит вы – мои ученики – ученики Попова! 15
А Бирюлев Игорь. Он не был преподавателем, но был начальником радиолаборатории. Всегда с удовольствием сидел с нами, когда мы чего нибудь паяли или ломали. На 3-ем курсе я и Андрей Жаворонков приняли участие в областной выставке молодежного технического творчества в Ярославле, и заняли какое-то призовое место. Мы сотворили устройство дистанционного управления: передатчик с телефонным диском, и приемник, который можно было отнести на какое-то расстояние от передатчика, где включались и выключались лампочки (вместо лампочек можно было использовать и другие электроустройства). Набираешь цифру 1 - включается первая лампочка, 2 - вторая, и т.д. Набираешь 11 - первая лампа выключается, и т.д. Впечатляло. Крепко тогда помучился тогда с нами Игорь, но мы с Андреем ходили королями. С удовольствием вспоминаю Руфь Николаевну – очень красивая, интересная женщина. Преподавала «Организацию производства». Частенько, придя на лекцию, она делила группу на юношей и девушек. Нам давала какую-нибудь книгу мудрую, а девушек, со словами «плохо нам станет, если они будут уметь только организовывать производство, и не знать кухню», уводила их куда-то, где можно было готовить. К концу пары они возвращались, и было чаепитие с вкуснейшим тортом.
Кратко о нашей группе
Группа наша считалась сильной и интересной. Многие занимались спортом. Много ребят было рослых, спортивных – Саша Ноздрачев, Витя Шувалов, Лунев, Бурцев. Костяк баскетбольной сборной техникума составляла наша группа. Я был далек от этого дела, в шеренге по росту стоял вторым от конца. Правда, неплохо ходил на лыжах – по замерзшему водохранилищу намотал немало км. О нас с Андреем уже понятно. То же заслуга. И самодеятельность – не подводили. У нас в группе много было ребят и девчонок из детских домов, вот кому действительно было трудно. На стипендию не проживешь. Но они были очень самостоятельны и талантливы. Мы старались приглашать их домой к себе, просто покормить домашней едой. Еще в техникуме было много групп с глухонемыми студентами. Лекции им читали те же преподаватели, что и нам, с переводчиками на их язык. Помню их театр, пантомима назывался. Это искусство!
Юршинский остров
Про это хочется написать отдельно. А был это небольшой, очень красивый и уютный островок недалеко, км в пяти, от Перебор. Туда ходил регулярно местный пароходик, потом теплоход, речной трамвайчик звался, местные жители его звали мошкой – на борту красовалось имя «МО с какими-то цифрами». До затопления водохранилища остров от «большой земли» отделяла небольшая протока, и через нее был мост для связи с большой землей. Теперь на острове осталось три или четыре деревни, да и жителей мало, все же цивилизации всем хочется. И еще на берегу была полуразвалившееся усадьба бывшего владельца этой местности, ни у кого руки не доходили довести до ума ее – а мог бы получиться прекрасный дом отдыха или санаторий, места просто изумительные. После 4-ого курса, вчетвером, я, Шурка Микунов, Славка Марченко, и примкнувший к нашей шайке наш одногруппник Коля Карпинский целый месяц прожили в палатке на этом острове. Вроде бы готовились к предстоящим гос. экзаменам. Подготовились вроде нормально, хотя учебники и конспекты не брали. И была у нас шлюпка, на ней мы ездили на противоположный берег, Каменики, грабить огороды тамошних жителей. 16
Музыка
Довольно интересная страница в моей жизни. Как уже упоминал, я был довольно стеснительным субъектом, и поэтому завидовал всяким артистам, музыкантам и пр., которые так уверенно, свободно вели себя на сцене и в обществе. Хотелось все время походить на них. Еще в школе ходил в струнный оркестр, где не очень искусно щипал бедную балалайку. Лавров это не дало, но какая-то цель в жизни определилась. Вообще увлечений уже хватало, но музыка! В принципе я поражаюсь сам себе, что, не имея никаких способностей музыкальных, элементарного слуха играл в двух солидных коллективах. Нисколько не жалею, как некоторым казалось, особенно родителям, потерянного времени, потому что научился понимать музыку, особенно джаз, Понять такую, достаточно сложную вещь, невозможно, не зная ее изнутри. В техникуме был серьезный духовой оркестр. Руководил им Николай Васильевич преподаватель слесарного дела. Каждый год из вновь поступивших он набирал новичков, Мы с Шуркой Микуновым, жаждущие всего нового, конечно записались, Попадались, естественно, и уже где то игравшие, владеющие конкретным инструментом. С теми было понятно, а вот новичкам он давал альтушки - самые простые духовые инструменты. Вместе со вторыми тенорами они образовывали так называемую секунду - в маршах (а это была основная наша музыка, и еще туш при вручении наград) играли в качестве аккомпанемента вторую долю (первую долю играли басы). Николай Васильевич учил нас правильно дышать, издавать звуки, а не пердеж, как он выражался, изучали нотную грамоту. Вскоре мы разучили первый марш - «Прощание Славянки», и с воодушевлением дули его на демонстрации 7 ноября. Тут впервые я понял сущность духовых оркестров в то время. Когда наш техникум кончил маршировать мимо трибун с начальниками города, Николай Иванович дал команду оркестру отойти в ближайшую подворотню. Здесь он быстро отпустил домой лишних музыкантов (меня оставил, наверно был из способных), и мы быстро побежали назад, встроились в передние ряды колонны какого то предприятия, у которого не было своего духового оркестра, а хотелось. Вот так снова прошли мимо трибун с начальством, и опять назад, теперь был совсем маленький заводик по выпуску кроватей. Они тоже хотели пройти мимо трибун с оркестром. Мне стала понятно главное слово музыкантов - халтура. Вообще тогда я уже понимал музыкальный жаргон. Играть - лабать, есть - бирлять, сурлять - писать, и т. д. Деньги - башли, и предприятия, которые шли с нашим оркестром мимо трибун, башляли Николаю Ивановичу за это. Немного он давал и нам - неопытным новичкам - это было по 3-5 рублей, как он говорил - на мороженое. Конечно, многие бросали это дело. Но секунды в оркестре и не надо много: 2-3 альта и тенор. Вскоре после 7 ноября Николай Иванович раздал нам маленькие книжечки с нотами - это были похоронные маршы. Разучивайте, говорит, будет халтура. Работа вскоре появилась - это был мой первый жмур (на музыкальном жаргоне покойник). Играли около подъезда, и на кладбище. Конечно, основные партии играли приглашенные музыканты-друзья Николая Ивановича - трубач, басист, сам Николай Иванович - баритон. После первого курса и освоения азов игры на альту Николай Иванович определял дальнейшую судьбу оставшихся воспитанников. Не знаю, по каким особенностям он это делал, говорил, понимает состояние амбушюра (это строение губных мыщц) человека. Короче говоря простым языком, люди с небольшими, тонкими губами дальше учились играть 17
на трубе, с более полными – двигались на тенора, инструменты поболее. Нас с Шуркой Микуновым определили на тенора, но мы попросились еще учиться играть на тромбоне. Николай Васильевич удивился, но не возражал. Позже его удивление стало понятно – это был сложный инструмент. Нота здесь не фиксировалась нажатием соответствующих клавиш, как обычно, а определялась положением кулисы. И нужен был хороший слух. Я к примеру, первое время размечал кулису мелом, все шесть нужных позиций. На 3-ем курсе мы почему-то решили, что уже готовы играть настоящую музыку. В техникум поступил Сашка Родин, очень неплохой пианист и даже импровизатор, и играл (правда, не постоянно) в эстрадном оркестре дворца культуры моторостроительного завода. В то время в нашей компании уже был Слава Марченко, наш друг, он знал Родина еще по школе, и тот с удовольствием прибился к нам. Когда я первый раз попал к Родину домой, меня поразила какая-то интеллигентность обстановки в их квартире, даже по моим понятиям аристократичность. Громадная библиотека – Сашка говорил, что где-то около 5000 томов. И почти все полные собрания. Его отец был большой начальник на моторостроительном заводе, а мать директор книжного магазина. Славка не принимал участие в духовом оркестре, и почему то решил играть на контрабасе. И два тромбона - слишком дикий состав получался. И вот мы узнаем, что на отделение холодной обработки металла поступили братья Бушмановы. Они родом из деревни Болтино, что рядом с «маячкой», где работал мой отец, их отец прекрасно знал моего. Заочно и мы были знакомы. Это были очень музыкальные ребята. В деревне ходили по свадьбам. Старший - Валера знал кларнет, и быстро овладел саксофоном, а младший, уже не помню, как звали, прекрасно играл на баяне и аккордеоне. Так как Бушмановы были прекрасные слухачи, нот им не надо было. А вот мы с Сашкой Микуновым, воспитанные по духовому и не имеющие никакого слуха, требовали нот. Саша Родин что то нам писал. Для начала разучили «эй моряк». Был в то время такой замечательный фильм – «человек-амфибия». И оттуда шлягер на музыку Андрея Петрова. Разучили еще что-то громкое, но ритмичное, и даже пытались играть на танцах. Сейчас вроде бы стыдно, но когда слышу некоторые рок-группы, думаю – а мы чем хуже были!?
Оркестр «Радуга»
И был знаменит в Рыбинске оркестр Аркадия Щацкого. На 4 курсе, когда был на практике на п/я 30, я пришел во дворец культуры завода «Радуга», где и был этот оркестр, и назывался также «Радуга», и набрался наглости попроситься. Впоследствии этот коллектив стал известным на весь Союз, завоевывал призы на джазовых фестивалях, бывал за рубежом, у меня до сих пор хранится грампластинка в его исполнении с чудесными композициями джазовой классики. А тогда играли летом на танцах в городском парке, Шацкий пел, аккомпанируя себе на аккордеоне, у него был прекрасный голос. Пел еще венгр по кличке Чичо, он играл на скрипке, его исполнение было какое-то необычное, похожее на что-то цыганское. Уже в то время Аркадий Исаакович задумался о создании в Рыбинске настоящего джазового коллектива, и много занимался с мальчишками, искал особо одаренных. Я же был уже взрослым для этих мальчишек, и мал для взрослого состава, тем не менее Аркадий взял меня в путешествие по Волге: Ярославль – Москва – Астрахань – Ярославль. Этим путешествием завод наградил оркестр за всяческие достижения в художественной самодеятельности.
18
Таким образом я посмотрел всю Волгу. Плыли на 3-палубном теплоходе, в отдельных каютах. С собой были взяты инструменты, играли по вечерам под плеск воды на палубе, и на стоянках на берегу. Вспоминаю Москву. Стояли 2-ое суток, и Аркадий Исаакович задумал сделать профилактику тромбонам. Нас было двое, первым играл Анатолий – уже зрелый мужчина, меня намного постарше. У нас были чешские инструменты, по тем временам очень неплохие, но кулисы ходили плоховато, а в Москве был специалист по правке кулис. И вот мы поехали в какой-то заводской клуб, там репетировал оркестр, где служил этот спец. Помню, с этим оркестром репетировала Бржевская, знаменитая на то время певица. Пока занимались нашими кулисами, послушали, как репетируют знаменитости, а в перерыве, слушали музыкальные байки и сплетни. Одна запомнилась до сих пор. Приехал в те времена в Москву духовой оркестр из США, любительский, какого-то университета. Духовые оркестры в Америке отличались от европейских и наших большим количеством язычковых инструментов – саксофонов, кларнетов, и зачастую играли настоящий джаз. После концерта, как правило, был джейм-сейшн – это такое музыкальное действо, когда на сцене остаются музыканты, и играют все, что заблагорассудится, импровизируют. А к ним примыкают местные, попробовать свои силы. И вышел на сцену Константин Бахолдин, был в то время первый в СССР тромбонист-джазмен, впоследствии играл у знаменитого Гараняна - в «Мелодии». Интересен был он своим творением – композиция «когда не хватает техники». Это что-то напоминающее знаменитый «полет шмеля», но исполнялось подобное на тромбоне. Что-то невероятное, как можно это вообще можно сыграть? И тут тромбон берет американец, он играл в оркестре на тубе (бас). А тромбон у него – типа развлечения, хобби. Выдал что-то такое, что Бахолдин расплакался, и сказал – надо прекращать заниматься музыкой, и естественно, крепко запил. Вот такое отличие было музыкантов Америки и наших. Профессиональный музыкант высшего класса, и американский любитель… Аркадий Исаакович умер в 2002 году. Его уникальную музыкальность унаследовала дочь – Нинэль Аркадьевна Шацкая, знаменитая исполнительница романсов и джазовой музыки России, обладательница незабываемого голоса, очень выразительного, большого диапазона, заслуженная артистка РСФСР. Очень жалко, что таких певиц практически невозможно увидеть по телевидению, доступ туда только по воле всяких примадонн…
Диплом и распределение
К этому времени у меня появилось новое увлечение – кибернетика. Как громко звучит! Эта наука считалась буржуазной выдумкой. Тогда еще мало кто знал о вычислительной технике, но в техникуме нам немного читали что-то по импульсной технике, и я имел понятие о логике, триггерах, дешифраторах и т. д. Да и батяня заботился о моем техническом кругозоре, очень одобрял тягу к радиоделу. Дома даже собирал телевизор, по схеме «Рекорда». В доме всегда выписывались солидные по тем временам журналы: «Наука и жизнь», «Техника молодежи» и т.п. Поэтому тему для диплома выбрал соответствующую: обучающая машина, вернее экзаменационная. Сейчас это не редкость, что-то подобное применяют при сдаче экзаменов в ГАИ. Все вроде бы просто: есть карточка с вопросом и ответами, ответов пять, из них правильный один, а машина – набор логических элементов. Но мне пришла в голову дурная 19
мысль – сделать действующий макет. А так как из времени, отпущенного на диплом, три недели я потратил на поездку по Волге, я конечно ничего не успел – макет остался полуфабрикатом, и чертежи толковые не подготовил. Единственно, что удалось, это пояснительная записка. На защите диплома было много представителей приборостроительного завода, многие на уровне замов главного конструктора. Так что идею мою оценили, и четверку за дипломный проект я заслужил. Все прекрасно знали, что большинство ребят пойдет после техникума в армию, поэтому распределение не очень волновало ни нас, ни техникум. Приезд странного человека в техникум породило слухи. Набирать приехал – разнеслось. И действительно, этот человек (Погодин Марк, начальник лаборатории комплексной регулировки в Пензе-19, как оказалось впоследствии), занял кабинет директора, и стал приглашать поодиночке нас, ребят из Р-20, которым исполнилось только 18 лет (а значит, не призывающимся в армию в этом году). Обьяснял, что поедем мы куда-то на 1000 км южней Москвы, нам не грозит армия, будем работать на серьезном предприятии. Соблазнил, конечно. Отобрал 8 человек, написали свои первые анкеты. Ох, сколько в своей жизни я их заполнил…
20
Взросление, своя семья, дети (Пенза-19) Первые впечатления
Прогремел выпускной бал, хрустит в руках новенький диплом, а мы - гордые молодые специалисты. Нас 8 человек, едущих в Пензу. Тогда уже обьявили конечный пункт назначения. Коротко о ребятах, поехавших в Пензу. Располагаю по дате рождения. Костя Брус - до сих живет в Пензе-19, сперва начал крутую карьеру, но что-то не вписался в виражи перестройки. Гера Талапов – после того, как я уехал на Чернобыльскую, подался в Тольятти, и о нем мало известно, вел самую замкнутую жизнь. Андрей Жаворонков - недолго проработал в Пензе-19, уехал в Рыбинск. Последнее время работал начальником АСУ на мех.заводе. Витя Шувалов – тоже быстро уехал в Рыбинск, и подался в строительные дела. Женя Тряпицын - до сих живет и работает в Пензе-19. Можно смело занести его в книгу Гиннеса, всю жизнь проработал на одном месте и на одной должности. Володя Почкарев - самый умный и довольно успешный где-то. До сих пор работает замом главного технолога в Пензе-19. Саша Ноздрачев - самый успешный с точки зрения карьеры среди нас, и наверно из всей группы. Начал с комсомола, горком, потом партия, наконец – директор крупного завода в областной Пензе, далее в правительстве Пензенской области. Сейчас в Москве, в кругах близких к правительственным. Железнодорожный вокзал Пенза-1. Нас встречает микроавтобус. Около часу езды через хмурый сосновый лес - и колючая проволока, проходная, солдаты с автоматами. Аж в сердце закололо - так мне это напомнило Переборы и Волголаг. Впрочем, так это и оказалось. Это была Атомная промышленность России (СССР) , а Пенза-19, городок километров на 20 на восток от областной Пензы, куда мы попали - это ее одно из подразделений. Подразделение атомного «Гулага» СССР (так это называли про себя). Было это детище НКВД и лично Берии Л. П., и создано после взрыва США атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки. Надо было догонять для установления паритета. Во многих подобных закрытых городках СССР ковалось атомное оружие. В отличие от обычного «Гулага» условия были достойными. Комфортные квартиры, хорошее (на уровне Москвы и Ленинграда) снабжение. Только в этих городках соблюдалось недоступные для всего остального населения СССР нормативы метраж квартир на душу населения, количество детсадов, и даже кГ мяса и колбасы продавалось в магазинах строго по нормам и достаточно. Городок оказался очень приятный, зеленый, уютный. Дома максимум 4 этажа, говорили , что их не разглядеть за высокими соснами воздушной разведкой. Потом кто то умный понял, что при современной оптике, когда со спутника можно было читать газету на земле, стали строить 9 и больше этажей. Поселили в общежитие, проспект Мира 30, по 2-3 человека в комнате. В городке (где то около 50 тыс. населения) жили не только атомом.
21
Здесь оказался очень приличный дворец культуры. В первый же день приезда пришел туда, и нашел джазовый оркестр. Предложил свои услуги в качестве тромбониста. Обрадовались. Кто понимает в джазовых коллективах, знает, что настояший джазовый состав 5*8 - пять язычковых иструментов (саксофонов), и 8 медных духовых (4 трубы и 4 тромбона)., и конечно ритм-группа. Настоящие арранжировки расссчитаны имено на это и только так получается истинная джазовая гармония и красота. И если в профессиональных коллективах так всегда и было, то в любительских исполнителей как правило не хватало, и радовались каждому новому человеку. Репетировали в то время парафраз (интерпретацию) на тему песни Книппера «Полюшкополе». Меня посадили, дали тромбон и ноты 2-й партии. В составе тогда было 4 саксофона. 3 трубы и 1 тромбон, я оказался второй. Когда в конце какой то части был ход тромбонов отдельно от всех, и у меня ход был на октаву ниже первой партии (а я в нижней части диапазона играл очень прилично), все взревели от восторга. Первый тромбонист (Юрка Любогощинский) назвал меня братаном, а Сашка Шугаев (первый трубач, и мой дружбан на долгие годы в Пензе-19) побежал за вином (благо в обе стороны от Дворца Культуры располагались гастрономы (№№ 3 и 7), и там в то время, в отличие от Рыбинска и Перебор, было все и всегда. Надо сказать, что Дмитриев Валерий (бесменный рукодитель и дирижер, сейчас заслуженный работнк культуры РСФСР), несмотря на молодость (он не на много старше меня, и служил на то время в армии, в духовом оркестре воинской строительной части в городке) был исключительно грамотным арранжировщиком, прекрасно знал наши ограниченные возможности как музыкантов (ведь многие из нас не имели никакого музыкального образования). Партии писал для каждого инструмента с учетом диапазона, техники исполнtия, причем практически не теряя основной идеи. Учил нас правильно (по американски, а не по духовому или как музыканты, воспитанные на классической музыке) свинговать. Оркестр хорошо знали в областной Пензе, мы занимали призовые место в областных конкурсах джаза (как правило первые). Валерий много экспериментировал. В медную группу (трубы и тромбоны) частенько привлекал валторны и тубу (бас в духовом оркестре), этих исполнителей всегда хватало в военном оркестре. На тубе приходил играть пожилой уже дядька, старшина по званию, Фомин. По молодости он играл в Москве, в каком то знатном духовом оркестре, и имел честь сопровождать всякие праздничные партийные сборища, которые в его время., как правило, проходили в Большом театре Москвы. Рассказывал, как в оркестровую яму приходили суровые мужики из соответствующих органов, и проверяли все и вся, особенно футляры из под инструментов. Как-то тромбонист поставил около себя сурдину (приспособление такое для глушения звука). Спрашивают - что это? Тромбонист решил пошутить – бомба! Шутка вышла неудачной - никто больше не видел этого тромбониста. Одно время у нас играл профессиональный гитарист, Витя Картушин, которого Валерий пригласил из Пензы, устроил на работу, надоело тому мотаться по гастролям. Он виртуозно играл на балалайке, мог вертеть ее вокруг себя. Так вот Валерий арранжировал «Чардаш» Монти, как соло для балалайки с оркестром. Звучало изумительно. В 1967 г., в честь 50-летия Октября в СССР проводился всесоюзный смотр художественной самодеятельности . Проходил он в три этапа - первый в областях, второй собирал по 10 и более областей, и третий - финал в Москве. От Пензенской области в Куйбышев (Самару), где было представлено 12 областей, поехали по разделу эстрадной музыки мы. Сколько же стоило нервов директору ДК Трубникову Николаю Васильевичу сломить сопротивление 22
режимных отделов, чтобы нам разрешили эту поездку. Пришлось подключать обком партии. Позднее Н. В. Трубников возглавлял отдел культуры в обкоме. Стали мы дипомантами 1степени, т.е. были на 2 месте, А первым (лауреатом) стал оркестр из г. Саратова. Так там практически весь состав был с консерваторным образованием. Последний раз я встречался с Валерием в 2007 г., когда ездил в Пензу. Он осуществил свою мечту – сейчас руководитель и дирижер профессионального джазового коллектива. Создали такой в Пензе-19, финансирует город. Очень много приложил сил Никифор Васильченко, когда был мэром города. Все музыканты с опытом и образованием, как из Пензы, так и местные. Об оркестре много знают в России, ездят на популярные джазовые фестивали, организовывают такие и у себя. Вообще кадры в ДК были очень квалифицированными. Очень серьезные были коллективы детский танцевальный Петруниной, драматический с Плоткиным (он даже ставил знаменитую «Первую конную» Всеволода Вишневского, спектакль, который не все профессиональные коллективы рисковали брать в репертуар), струнный со Светланой Поповой и много других. Подбор кадров в Средмаше был очень серьезным. Министерство среднего машиностроения (Средмаш на просторечии, куда входила и Пенза-19, сейчас город Заречный) уже существовало (под другими именами) задолго до того, как в его недрах зародилась Атомная энергетика. Это было сверхсекретное сверхминистерство, основной задачей которого являлось производство ядерного оружия. В ту пору это было практически самостоятельное государство со своей промышленностью (горнодобывающей, химической, металлургической, строительной, точной механики, электроники и т. д.) и даже своим сельским хозяйством, со своими (закрытыми) городами, войсками (строительными и внутренними), (спец)судами, (спец)прокурорами и со своей (административной, партийной и советской) властью. Общаться с таким министерством на равных можно было только на уровне Политбюро ЦК КПСС. Остатки былого могущества и величия государства под названием Средмаш еще долго сохранялось вплоть до распада СССР, а в менталитете его бывшего населения частично сохраняются и до сих пор. При наборе молодых специалистов в ВУЗах и техникумах Средмаш пользовался «правом первой брачной ночи». Правильно понимали люди изречение Сталина и Берии - «кадры решают все». Хорошо помню заместителя директора нашего завода по режиму Сафронова Юрия Федоровича. Удивляло его генеральское звание - великоватое для должности. Даже сам директор Проценко Михаил Васильевич, как говорили, был только полковником. По слухам, но наверно правильным, его сослали из Москвы из славных рядов КГБ за упущения с Олегом Пеньковским (полковник КГБ, шпион, работал на американскую и английскую разведку, разоблачен и расстрелян в 1963 г.). При Сталине Юрия Федоровича бы тоже расстреляли, но в 60 годы это уже не практиковалось, и ограничились ссылкой. Семья осталась в Москве, и Юрий Федорович жил в Пензе-19 один. В начале нашей работы нас (молодых специалистов) часто собирали на лекции по режиму (правилам соблюдения секретности). Читали их представители режимных отделов завода (1, 2, 7), КГБ. Несколько раз читал и Сафронов Ю. Ф. Слушать его было очень интересно, он был информированным человеком, а т. к. считал себя потерянным к дальнейшей карьере в КГБ, пренебрегал сохранением некоторых секретов. Одну из его лекций-баек хочется привести здесь. Не помню конечно наизусть, но смысл надеюсь передать. «В 1961 г. Советский Союз запустил в космос первого человека. Америка была огорошена, и президент перед ЦРУ, его аналитическим отделом поставил задачу - сделать анализ этого 23
успеха. И срок - месяц. Американцы народ деловой, дисциплинированный и умный, работать умеют. И через месяц доклад с аналитическим отчетом лег на стол президенту. В нашей разведке тоже не дураки работали. Копия этого доклада легла в Москве на стол руководству на следующий же день. Что удивительно, основой успеха (во всяком случае на первом месте в длинном списке причин) дотошные американские аналитики посчитали образованность населения СССР. И действительно, в СССР тогда считалось обязательным окончание средней школы, а на рабочих местах не редкость было среднеспециальное (техникум) и даже высшее образование. А вот в Америке считалось совсем не обязательным, например, мойщику окон иметь вообще какое-либо образование». Вот такие лекции нам читали, и это заставляло думать и учиться анализировать.
Работа
После посещения отдела кадров и оформления соответствующих бумаг мы попали на мед. осмотр. И вот здесь я тормознулся. Противный гайморит дал о себе знать. Очень квалифицированный попался врач, не чета переборским - женщина. маленькая, симпатичная, с белорусской фамилией. Едва заглянув в мой нос, твердо сказала - у Вас гайморит. Больше ни говоря ни слова, взяла огромные иголки и вставила в нос. Откачала гадость, прочистила пеницилином. После этого мой гайморит на долгое время перешел в жалкое, хроническое состояние, и мешал жизни гораздо меньше. Порекомендовала закаляться. В результате у меня до пенсии практически не было больничных листов. Все это говорило о квалификации мед. персонала в Пензе-19. Наконец-то пересекли проходную. Опять солдаты с автоматами, На входе в цех тоже. Попали мы в 9 цех - один из основных сборочных цехов, на участки регулировки - блочный и комплексный, регулировщиками радиоаппаратуры. Завод назывался скромно: п/я 46. Потом переименовали в Пензенский приборостроительный завод. Мы не занимались конкретно атомом. Это было ракетостроение, тоже прерогатива средмаша, транспортное средство доставки атомного заряда к противнику. А атомный заряд - это уже поняли все вояки эффективнее всего доставлять к противнику ракетами. И взрывать его лучше всего на высоте - около 1 км. над землей. Это эффективнее с точки зрения объема поражения. Вот мы и делали высотомеры-взрыватели для ракет. В самом начале работы техника была ламповой, но вскоре пошли и полупроводники. Было интересно и ответственно. Техника должна работать один раз и наверняка. Каждое изделие (называли это заказами) проходило всяческие испытания: тряску, климат (мороз и жару) и т.п. Свирепствовали ОТК (отдел технического контроля) и ВП (военная приемка). Прекрасно помню, как однажды пришлось применить свою любовь к анализу. В цехе говорили, что это был первый случай, когда приказом по цеху работнику вернули премию. Было это вскоре после внедрения в производство первых советских кремниевых транзисторов - П101-103 (pnp) и П104 -106 (npn). Не хочу докучать техническими подробностями, но все равно что-то надо объяснить. Короче говоря, осциллографом измерялся какой то вредный выброс, и он должен был не более 0.35 вольта при нормальных условиях. Потом прибор запихивался в термостат и 2 часа жарился при +50 градусов, и этот выброс должен был быть не более 0.45 вольта. Сделав все это дело, я предъявил изделие на военную приемку. ОТК я не проходил, т. к. в то время уже числился отличником качества – было у нас такое изобретение: если проработал полгода без возвратов (возвращение при наличии отклонений от ОТК или ВП), то имеешь 24
право работать без приемки ОТК и +5% премии. Еще 3 месяца - дополнительно +5%, и еще 3 месяца опять +5%. Всего 15%, ощутимая прибавка к окладу, хороший стимул. Немного о технологии. Хотя тогда уже были печатные платы, у нас они не применялись, считались, что в ракетостроении это не надежно - перегрузки, вибрации и т.п. Монтаж делался на колках. С монтажных участков к нам приходили изделия, где монтажные элементы, которые разрешалось менять при регулировке, были припаяны временно, как говорилось, на соплях. Мы их и меняли, припаивая тоже временно. После этого прибор отправлялся назад, и монтажники приводили все в порядок, помещали в корпус и заливали пенополиуретаном. И вот такой прибор я предъявил воякам. Дошли до проклятого выброса, а он 0,42 в. И это при нормальной температуре. Конечно возврат, снятие звания, лишение премии и т. д., все на полную катушку. Было обидно, ведь я прекрасно помнил, что до температурных испытаний все было нормально. Стал размышлять. Проконсультировался с конструктором, который вел это изделие, тот подсказал, что выброс этот определяется так называемым обратным током коллектора транзистора – Ik0. Стал действовать. Получил на складе упаковку (50 шт) транзисторов, нарисовал на каждом номер, припаял проводки к выводам и затолкал в термостат. Замерил Ik0 в каждом, записал в тетрадку и задал температуру +50◦С. Выдержал 2 часа и опять замерял, записал. Конечно, все показания увеличились. Потом выключил печь, и замерял опять уже при нормальной температуре. И если у 49-ти транзисторов показания вернулись в норму, то у одного остался при нормальных условиях таким же, как и в печи. О результатах доложил руководству. Все заинтересовались. Мне выдали еще две упаковки транзисторов, и все проделали уже комиссионно, в присутствии ответственных лиц. В одной коробке обнаружился еще один такой транзистор, а в другой аж два. Как говорится, кричали женщины ура, и в воздух чепчики бросали. Из забракованного изделия извлекли этот транзистор, он оказался с завышенным Ik0. Приказом по цеху мне вернули все, чего лишили, и отправили в командировку на завод по изготовлению этих полупроводников. Это была моя первая производственная командировка. Завод находился в подмосковном городке Томилино. Здесь очень заинтересовались моими изысканиями, и так как это были первые кремниевые транзисторы СССР, привезенные мной образцы были тщательно обследованы, и сделали вывод, что виновата плохая очистка кремния. Но это меня не интересовало, я не химик. Пообещали дополнить испытания продукции для военной промышленности температурой, на этом и разошлись мирно.
Начальник цеха
Хорошо помню начальника цеха Воробьева Александра Семеновича. Интересно он ходил, как то косолапо, как медведь, переваливаясь с ноги на ногу. Говорили, что это следствие военных ран (он служил летчиком в Великую Отечественную). Жутко матерился, как истинный волгарь, при этом «окая». Так это и оказалось. Он был родом из Горького (Нижнего Новгорода). Любили рассказывать про него байки, о его знаменитых разносах. Некоторые из них приведу. ...В коридоре цеха рядом с туалетом в закутке находилась сатураторная - приспособление типа аппарата для газированной воды. Кнопку нажмешь - и стаканчик шипучки в руке. Летом хорошо жажду утолять. И вот мужики любили там после работы сэкономленный от 25
производственных нужд спирт употребить. А производство требовало спирт качественный ректификат высшей очистки. Спирт хранился в стандартных 100 граммовых пузырьках, с широким горлом и притертой пробкой - как раз нужная доза. Как рассказывал один из потерпевших: «Зашел я в сатуратурную, опустошил пузырек и сразу же кнопочку нажал - запить же надо иначе горло обожжешь. И тут заходит Александр Семенович. Наверно, из туалета вышел, в коридоре ж не было видно, это проверялось тщательно. Я глаза вылупил, спирт горло дерет, жуть. А Семенович - ну ты запей, запей, а то горло сожжешь к такой-то матери (и очень подробная характеристика матери). А теперь пошли ко мне кабинет, я тебя сношать буду. Домой ушел, естественно, на полчаса позже, любил Семенович это дело». А вот рассказ Гены Краснова, он тогда был мастером сборочного участка. «Закончили как-то месяц, выполнили план (а в конце месяца как правило был штурм, святое дело для всего Советского Союза), и естественно, собрались это дело бригадно отметить. На стол я выставил графинчик (колба медицинская) со спиртом, порезали, что было из закуси, водички из сатуратора набрали, позвали кого-то из военной приемки, и погнали. А дверь забыли запереть. И входит Семенович. Продолжайте, продолжайте, говорит, а меня зовет с собой. Пришли в его кабинет, и он начал - ну что ты, тра та та та та та, пьянку на рабочем месте устраиваешь? Нельзя домой взять, по культурному сесть тра та та та. И вошел в раж, уже гонит без пауз, мата все больше. Встал из за стола, подошел к окну и туда - тра та та. Я послушал минут пять, и тихонько ушел. Пришел к себе, продолжаем с ребятами. Дверь, конечно закрыл. Минут через 10 звонок по телефону. Семенович. «Я тебя сношаю, тра та та, сношаю, а ты ушел. Нет, ты иди сюда, вот закончу сношать, тогда уйдешь. Пришлось идти». Оперативки у него состояли процентов на 80 из мата. Когда собирались одни мужики, на это не очень обращали внимания. Но вот на одном из участков назначили мастером женщину. И тут вступил в дело партком (была такая организация, наделенная правом учить всех жить). Семеновича вызвали туда и по партийному пропесочили, приказав покончить с матом. Где то месяца два он терпел, да и сама мастерица сильно не попадалась. Но вот как то, в конце месяца и квартала (три месяца), на очередной оперативке напали на нее – где-то не доделала, что-то упустила. Мужики рассказывали - Семенович сначала пыхтел, краснел, долго держался, но наконец-то прорвало. Стукнул кулаком по столу, и произнес с чувством - «Да я ж тебе п...у наизнанку выверну!»...Оперативка конечно закончилась. Даже привыкшая ко всему мастерица с пылающим лицом выбежала (все же наизнанку!), а мужики, давясь от хохота, повалились под стол.
Ростовские ребята
Вместе с нами, практически в одно и то же время, в Пензу прибыла группа из Ростовского техникума. Быстро познакомились, подружились. Их то же по- моему было 8 человек, но помню только о семи. Кратко о их судьбах. Никифор Васильченко, очень интересный парень, одно время даже был выбран мэром города Заречного. Недавно умер – рак крови. Юрий Юдин – уехал в Ейск, откуда родом. Работал последнее время сменным мастером на участке блочной регулировки в 9 цехе. Был очень артистическим парнем, и с удовольствием принимал участие в наших сценарных делах. Шура Журавлев – много пил. Кончил тем, что допился до белой горячки и бегал по городу со снятым ботинком, говоря в него как в телефон. 26
Гена Волгин – мрачный, здоровый, не очень компанейский. Толя Луценко, большой юморист, любитель Ильфа и Петрова. Как то, в очередном отпуске, у родителей дома (Батайск, городок под Ростовом), помогал родителям чистить колодец, и когда был на дне, на голову упал кирпич. Получил серьезную травму и инвалидность. С завода уволился, и уехал с семьей к родителям. Отец был председателем совхоза, и выделил ему большую теплицу. Там он стал выращивать тюльпаны, возить их за полярный круг и понял настоящую жизнь. Кирпич поставил в красный угол и постоянно возносит ему благодарность. Когда мы с Робертом Стуровым уже работали на ЧАЭС, приезжал к нам в Припять и долго учил жить. Была девушка (не помню ни фамилии, ни имени). И еще один юноша, он был с рождения лилипут, но лечился, принимал какие-то гормоны, и хоть немного, но рос.
Немного о профессионализме
Всегда любил, ценил, уважал и где то завидовал настоящим профессионалам, знатокам своего дела. А они всегда есть, в любой профессии, как в музыке, рисовании, так и в технике. Как то к нам в лабораторию приняли Валеру Михеева, Он был постарше нас, уже семейный. Технического образования у него не было, но радиотехник он был от бога. Хотя родом он был из Пензы, до нас работал где то на Урале, на подобном закрытом предприятии. И было тогда у нас очень хитрое, капризное изделие - «Линейка преобразования» называлась. Давалось на его регулировку где то три дня, и все равно частенько не управлялись. После прохождения всех инструктажей и проверок посадили Валерку на это дело – как раз накопилось несколько «гробов» - так мы называли мы трудно поддающиеся регулировке экземпляры. И он за один день их сделал, где то штуки три, и таким образом спас план. Мы его долго пытали – расскажи, дед (такую кличку ему дали), в чем дело? А он отвечал, что ничего не понимает в принципиальных схемах, просто чувствует. И еще помню – был у нас такой разовый заказ. Всего семь штук надо было сделать. И вот все блоки были готовы, можно было собирать изделия, а один никак не идет. Простейшая штука – набор умножителей частоты – 1 МГц, 2, 4, 8, 16. Надо было на каждой частоте обеспечить соответствующее напряжение. И вот на последней, самой высокой, это напряжение не получалось – меньше нормы, и все тут. Приходили из конструкторского отдела мужики, возились тоже, результата нет. К Валерию, конечно. Тот запросил по 15 руб. за штуку, остался на вторую смену, и утром все семь экземпляров были готовы. Ларчик открывался очень просто – в качестве катушки индуктивности в контуре была применена катушка, три витка толстой посеребреной проволоки. Валерий просто пальцами немного сжал эту катушку, говорил, не хватает добротности. И еще был случай. Я уже работал в 36 цехе, и делали мы новый, довольно хитрый заказ. И был в этом заказе очень хитрый приборчик, приемник назывался. В принципе это и был натуральный приемник УКВ-диапазона, все как в настоящем – усилитель высокой частоты, преобразователь-гетеродин, усилитель промежуточной частоты, частотный детектор. Но было это дело на транзисторах, а в ту пору эта техника в Союзе только начиналась, была очень капризной. Высокочастотная часть собиралась на транзисторах ГТ-313, из 5 штук надо было выбрать один, чтобы нормально заработало. 36 цех делал небольшую партию приборов, для испытаний, а потом заказ передали в 9 цех. 27
И вот после государственных испытаний заказ начали делать в 9-ом цехе. И конечно план, конец года и т.п. Для работы с приемниками определили лучших регулировщиков, выделили отдельное помещение, и конечно обговорили дополнительную оплату – 25 руб. за каждый экземпляр. Срок месяц. Результат – Валерий сделал 12 приемников, я 6, кто-то осилил 3, остальные 1-2. Правда у меня было преимущество – начинал то я не с нуля, был уже опыт в 36 цехе, но и работал по времени я на неделю меньше, пока из 36-го отпустили. Как то во время очередного обмывания плана и соответствующих премий нашей сменой во главе с мастером (Юра Терочкин, был у нас такой классный мужик), зашел разговор о нашем классе как регулировщиков. Конечно, №1 был признан Валерий. А вот под №2 Валерка уверенно назвал меня, но сказал – нахальства Барону (это была моя кличка) не хватает. Я тогда не понял смысла этой фразы, и уже потом дошло – никогда не умел, не хотел и не любил что-то просить лично для себя. Помню еще нашу эпопею с Валеркой с ремонтом телевизоров. Предложил он мне заняться этим делом на пару. Брали качеством. Был как то случай – пришли к одному клиенту, тот рассказывает: приходил мастер из телеателье, заменил лампу, 6П13С называлась, обеспечивала высокое напряжение на кинескоп. Взял 10 руб. за лампу и 10 за визит, забрал старую, якобы неисправную лампу, и спокойно ушел. А телевизор поработал 20 мин. и снова сдох. Обследовали технику и обнаружили, что на печатной плате телевизора отходит лепесток этой самой лампы, при нагреве. А нагревалась эта лампа очень прилично. С помощью припоя сделали монументальную пайку, взяли, правда, тоже 20 руб. (как то не солидно на двоих 10). Посоветовали найти горе-мастера и вернуть заплаченные деньги, и лампу заодно и гарантировали, что телевизор переживет и хозяина. И еще Валерий делал сам классный приемник, типа «Спидолы», высший шик тогда был у молодежи. Но гораздо выше классом. Поручил это дело ему начальник цеха, Семенович, как бы за то, что принял на работу. Это было настоящее произведение искусства, ручная работа.
Новые друзья, походы, девушки.
На первых порах все мы держались землячествами - рыбинские, ростовские, владимирские и т. п. Но постепенно границы размывались, общались все больше по интересам. Одним из наших увлечений были походы выходного дня. От Пензы в четыре стороны ходили электрички. На восток (в сторону Куйбышева) Леонидовка, Никоново, Чаадаевка. На Юг (в сторону Саратова) - Колышлей, Сердобск. На запад (в сторону Москвы) - Рамзай, Пачелма. На Север (в сторону Саранска) - Грабово, Лунино. Все это были интересные места, часто исторически знаменитые, чудесная природа. Где то в эти годы в Советском Союзе произошел переход на 5-дневную 40-часовую рабочую неделю, и суббота стала свободной. И в пятницу, после работы, набив рюкзаки палатками, едой и питием, мы куда-нибудь ехали на электричке. И обязательно чтобы пешком от остановки. Практиковались шашлыки, благо мясо можно было купить спокойно. Большие знатоки в этом деле были ростовчане, но и мы постепенно научились. А еще когда появлялась молодая картошка, любили ее отваривать, а потом чистили и жарили на углях Для этой цели был специально сварен из нержавеющей стали специальный противень, размером в метр длиной, так как собиралось как правило 20-30 человек. Были и любимые места. Например, Никоново, в сторону Кузнецка. В 5 км. от станции там была чудесная поляна на берегу глубокого и холодного старика (недалеко от реки Суры много было таких стариков - от слова старое русло). В таких стариках прекрасно 28
охлаждалось питие. А вечером, после хорошего ужина и соответствующего возлияния, при свете костра организовывалось что то типа представления. У меня было два любимых номера. Сначала я читал басню «Ворона и лисица». Начиналась она сурово: «Однажды бог…, а может быть и не бог… нет бог, наверняка… а нет, не бог (и так повторялось долго, пока не надоедало) послал вороне кусочек сыра. На ель ворона взгроху…нет взгропиз…взгромоздясь, позавтракать уж было собралась». В это время Женя Тряпицын стоял сзади меня, и просунув руки мне под мышки, делал так называемую пантомиму (строил гримасы, показывал кукиши и т. д.). К сожалению, у нас не было гитариста, и хотя мы любили и знали туристские песни – Визбора, Кима, и Высоцкого конечно, без аккомпанемента это не шло. Постепенно я привлек в нашу компанию Сашку Шугаева – первого трубача нашего джаза. Он неплохо играл на гармони, настоящей 2-рядке, и был компанейский, юморной парень. Ко двору пришелся, как говорят. Вот с ним я и исполнял так называемую «джазовую композицию». Сашка играл простейший бугешник, а я диким голосом орал, как бы подражая американским джазовым певцам, и скакал около костра. Обьявлялось это дело сверхсерьезно: композиция в си бемоль мажоре! В наши походы выходного дня, конечно, приглашались и девушки. Менялись частенько, но некоторые даже становились в будущем женами. Зимой ходили на лыжах. Ночевали в заброшенных на зиму пионерлагерях, во всяких сторожках при электроподстанциях, которых было много в пензенских глубинках. Охраняли их как правило дедки из окрестных деревень, страшно матерящиеся и дурно пахнущие. Их быстро выводили из строя с помощью спирта, и хозяйство было в полном нашем распоряжении.
Семья, жена, дети
Первым из наших женился Володя Почкарев. Его избранницей стала Люда Брызгалова дочка инспектора отдела кадров, которая нас принимала на работу. Первая наша свадьба запомнилась обжорством. Брызгаловы были откуда то с Урала, очень гостеприимны, и кухня была запоминающейся. Поросенок, запеченный с гречневой кашей, всякие другие вкусности. А напоследок были настоящие сибирские пельмени… Короче, когда я пришел в общежитие, и лег в постель, живот свешивался чуть ли не до пола. Мое знакомство с будущей женой произошло на дне рождения Саши Ноздрачева. Была у нас такая традиция - праздновать дни рождения совместно. Когда ему стало 22 года, в сентябре 1968 г. он решил отметить это дело на квартире своей пензенской девушки Нины, а она пригласила своих подруг по классу. В Пензе мы ценились – как же, ребята из таинственного закрытого города. А пофорсить, напустить туману мы умели. И была там маленькая, очень симпатичная девушка – Наташа Миллер. Меня поразила ее фамилия – знаменитый джазмен композитор Гленн Миллер был моим кумиром (знаменитый фильм «Серенада солнечной долины»). а любимый писатель Хэмингуэй звался ЭрнестМиллер. Вообще-то предназначалась она для Никифора, он тоже, как и я был небольшого роста, а с девушками соответствующего роста было проблематично. Саша Ноздрачев считал, что ему пора жениться. Это сборище я решил порадовать «Азу по татарски» - есть такое мясное блюдо, не помню, кто и где научил его меня готовить (вся его прелесть в том, что жареное мясо заправляется солеными огурцами), поэтому во время сбора гостей я 29
священнодействовал на кухне в женском переднике, и меня даже не познакомили с ней. Но у Никифора на эту тему были свои планы, и он не вдохновился. А у меня намечался отпуск, который я собрался провести с Шурой Яковлевичем, был у меня такой дружбан, он был из местных, жил с отцом и матерью недалеко от зоны, и работал мастером в механическом цехе на нашем заводе. Станция Селикса называлось селение, где он жил (у них был свой дом), а мы называли это монтажкой, здесь была остановка электрички в сторону Кузнецка, наше основное походное место сбора. Он в детстве получил серьезную травму – напоролся глазом на гвоздь, и видел только одним. На его усадьбе была настоящая русская баня, и зимой мы очень любили там попариться. Особенно впечатляло, когда голеньким в снег... Так как у Шуры была путевка в какой дом отдыха в Одессе, он убедил меня ехать с ним. Был уверен, что на месте можно устроиться. Об Одессе я был много наслышан, легендарный город. До сих пор очень люблю его, и многое связывает с ним. Ехали мы в Одессу поездом Новосибирск – Одесса, как белые люди, вдвоем в купе (уже был конец октября, и отпускников было мало). Проводник, с милым хохлацким акцентом, проникся к нам уважением (конечно, после спирта кого угодно зауважаешь!), никого к нам не подсаживал, и когда ехали по украинской земле, на каждой остановке докладывал, чем ценны местные прилавки. В Купянске он посоветовал купить пива, и мы им пробавлялись до самой Одессы. В дом отдыха устроиться не удалось, Шура не унывал, пытался найти что-то в частном секторе. Мы долго пили сливовое вино у какого-то деда, но мне уже не хотелось отдыхать в Одессе – глубокая осень, пахло снегом, море не ласковое. Хотелось к родителям, в Рыбинск. Побродили пару дней по Одессе, попили пиво в знаменитом «Гамбринусе», один раз зашли пообедать в ресторан «Приморский». Сколько там знаменитых фильмов снималось! Здесь впервые попробовал чудесную украинскую закуску – тертый сыр с майонезом и чесноком. Шура уже смирился с моим отъездом, нашел каких-то девчат из Бийска (Алтай). Он не очень охотно знакомился с прекрасным полом, наверно сказывалось отсутствие глаза. Я его утешал рассказами о великих одноглазых – адмирале Нельсоне, Кутузове и каком-то еще израильском полководце, подтрунивал в шутку, советуя носить черную повязку на глазу. Будет, говорю очень мужественно и прикольно. Шура грозился побить, но по счастью, до этого не дошло, а парень он был здоровый. Поехал к родителям, посетив по пути Киев. Бродя по этому чудесному городу, разве думал я тогда, что буду здесь жить! Окончание отпуска решили отметить с Шурой в пензенском ресторане Волга. По приезду из отпуска узнал от Ноздрачева, что Наташа Миллер свободна, и вспоминала обо мне (ну думаю, вспоминала она азу), и дал её телефон. Я позвонил, пригласил в ресторан, и получил благословенное согласие. Шура сперва обиделся, хотел вдвоем посидеть, но я твердо сказал – Шура, я женюсь. Эти слова оказались почему-то пророческими. Начали встречаться, правда Новый год встретить вместе не получилось, у меня был концерт, а у нее не было возможности попасть в нашу зону. Поэтому вскоре пришлось ей примкнуть к нашей походной компании. Было это в конце зимы, на масленицу, и мы с лыжами поехали в Чаадаевку (это на электричке в сторону Кузнецка), здесь были приличные горки. Отдавая дань русским традициям, взяли с собой мучной замес для блинов. На костре блины почему-то не получались, Костя Брус уже хотел снять с меня звание 30
заслуженного повара рыбинского землячества, но у меня возникла плодотворная идея. Мы пошли в местную поселковую столовую, там за пару банок тушенки (а в Пензе-19 этот продукт был в достатке) быстро вдохновили местных поварих. Они сказали, что в нашем месиве мало муки, добавили свою, и стали выпекать их на нормальных сковородках и плитах на нашем масле. Вскоре мы сидели в пустой столовой, уминали блины, щедро намазывая их тушенкой и сгущенкой (соответственно вкусу) и соответственно запивая. Наталью поразила широта наших душ, и вскоре мы уже вдохновенно целовались. Постепенно дело пошло к свадьбе. Я особенно и не сопротивлялся.
Путешествие из Фрунзе в Алма-ату.
Как-то раз один горный турист-разрядник сагитировал нашу компанию в серьезный поход в горы Жигули – тянутся такие от Жигулевска до Куйбышева. Как-то раз на майские праздники подошла целая неделя свободного времени. Посмотрели эти знаменитости, один утес Шелудяк чего стоит. Легенда гласит, что сам Степан Разин с этого утеса взирал на окрестности. Тут и показал нам этот турист подъемы, страховку с помощью веревок, еще кое какие-то приемчики. После этого захотелось ходить в походы серьезные. Конечно, на альпинизм я не замахивался, но горный туризм, например. Пришел в секцию такого дела, стал проситься, а они - нужна подготовка, тренировки, в общем года два. Ну нет, думаю, это не по мне. А как раз отпуск. Короче говоря, решил идти в горы в одиночку. Маршрут выбрал: Алма-Ата – Фрунзе, с посещением озера Иссык-Куль. Для начала поехали в Москву – были попутчики, Саша Шугаев, он решился купить хорошую трубу, и моя девушка Наташа, ей тетка выделила какую-то сумму, надо было прибарахлиться на лето. Ночь в поезде, и мы в столице. Устроились с Сашкой в средмашевской гостинице, даже и она была засекречена. Обычный жилой дом, и только на десятом этаже номера, и никакой вывески. У нас было поручение от Валеры Дмитриева. В те времена у каждого самодеятельного коллектива был опекун из профессионального коллектива. Для них это была просто подработка (халтура), а для нас возможность достать ноты, или другой какой-нибудь дефицит. У Валерия это был тенор-саксофонист из оркестра «Голубой Экран» Карамышева, Поляков, имени не помню. Хотя имел два консерваторских образования – по скрипке, и по кларнету, звезд с неба не хватал, солистом не был, работал 4-ым саксофонистом. Как он говорил при встрече, оклад всего 140 руб, для Москвы это мизер. Подрабатывал, где только мог. В оркестре был библиотекарем, перед репетициями и выступлениями раскладывал музыкантам ноты, и поэтому имел доступ к партитурам. Фотографировал их на пленку, и рассылал наложенным платежом своим любительским протеже. А еще делал трости, такое приспособление для язычковых инструментов: кларнетов, саксофонов. От них очень зависит звук инструмента. На нашей периферии это был страшный дефицит. Поляков делал их сам: получал бамбук из Китая (единственный пригодный материал), дома была специальная мастерская. И часто ходил на Радиовещание – там при подготовке передач набирали временные составы, а так как он был разносторонним музыкантом, то брали регулярно. И вот мы у него, и Наталья с нами. Из-за понятного дефицита времени он уделил нам совсем мало его, отдал ноты и трости, получил деньги, немного развеселился, налил по 100 г. и рассказал кое какие московские музыкальные сплетни. Одну даже помню – про Бориса Зубова, тогда знаменитый на весь 31
Союз тенор-саксофонист, играл у легендарного Гараняна. Как-то напился этот Зубов, и заснул на лавочке, не дойдя до дома, и украли у него шикарный инструмент – американский саксофон. Об этом судачила вся Москва. Сашке он посоветовал музыкальный магазин на Неглинной, назвал имя знакомого продавца. И действительно, в этот же день мы купили трубу. Прекрасный инструмент, с граненым раструбом. Обмывать пошли в ресторан Иртыш, был такой в Москве, недалеко от гостиницы, с сибирской кухней. Ели спинку муксуна, нежной такой рыбки, и пельмени, запеченные в горшочке в сметане. Под посольскую водочку. Я несколько раз звонил Наталье, она оставила телефон знакомых, у которых планировала остановиться. Хотел, чтобы она порадовалась с нами. Но телефон не отвечал. На следующий день купил себе настоящий абалаковский рюкзак, и штормовку. В горах без этого никак. Нашлась и Наталья. Оказалось, что ее знакомой не было до поздней ночи, она сидела у ее двери и слушала мои звонки. Потом уехала на вокзал, и просидела там до утра. Было еще какое-то приключение с камерой хранения. Оказалось, что положив вещи, Натуша набрала номер на внешней стороне, и закрыла. Когда утром попыталась взять их, сработала сигнализация, нагрянула милиция. Только с помощью знакомой удалось вырваться. Вечером уехали в Пензу. Поезд Москва – Оренбург, через Пензу, а я – до Оренбурга. В поезде переоделся в штормовку, покидал в рюкзак вещи, необходимые для гор, остальное отдал Сашке, чтоб забросил в общагу. Наташа провожала, как на войну, плакала и просила вернуться. Признался себе – если я человек честный, свадьбы не избежать. В Пензе произошло еще одно приключение. Ну не могу я без них. В мой вагон сел Картаушков, военный музыкант, он играл у нас в оркестре на саксофоне. Сопровождал в Тоцк, это не доезжая Оренбурга, двух провинившихся солдат. Их осудили на пару лет, наказание надо было отбывать в дисциплинарном батальоне, так называлась военная колония. Вот такое заведение было в Тоцке. Кроме этих, был еще солдатик с автоматом, и девица, знаменитая в Пензе-19. Она вроде бы провожала одного из арестованных, но обслуживала обоих, и они, к недовольству пассажиров, часто и надолго занимали туалет. А еще они везли серьезный запас спиртного, которое мы с Картаушковым регулярно употребляли. Вот так весело и непринужденно доехали. И вот поезд Оренбург-Алма-Ата. В окне казахские степи, на остановках на меня презрительно смотрят верблюды. Того и гляди плюнут. Какое-то время ехали рядом с рекой Аму-Дарья. Цвет воды какой-то желтый. Продавали много рыбы. Купил жереха холодного копчения, хватило до самой Алма-Аты. Столица Казахстана встретила настоящей весной и теплом, хотя апрель только начинался. После серой Пензы и хмурой Москвы было как то светло и радостно. День побродил по городу, попробовал местные блюда. Поразили манты, казахские пельмени. Варятся они на пару, и подаются с соусом из растительного масла с чесноком. Еще удивился дешевизне и обилию мяса, очень приличный шашлык из баранины в пивной стоил 13 коп. Купил несколько банок консервированного гуляша, тоже из баранины. С голоду теперь не умру. Ночевал на вокзале, всю ночь изучал карту, что-то подробное выпросил у туристов в Пензе и скопировал. К сожалению, я плохо разбирался в горных картах. Опыт у меня был только на воде, тут я практиковался, и понимал лоцию, обстановку водного пути и т.д. Наконец научился различать ущелья от перевалов, отличать вьючные тропы от грунтовых дорог и т.д., 32
понял, что по ущелью надо подыматься, пройти перевал, и спускаться по ущелью на другой стороне горного хребта. Наметил окончательный маршрут: турбаза Чимбулак, далее справа остается Комсомольский пик, и вниз, на юг, к озеру Иссык-Куль. С утра и тронулся. Когда Алма –Ата кончилась, впереди встали могучие, гордые горные пики, все в снегу, как будто белые шапки на аксакалах. Зрелище очень впечатляло. Дорога на Чимбулак шла мимо спорткомплекса Медео – очень интересно, высокогорный каток посмотрел с большим удовольствием. Понял коварство горного солнца. Надо было перезарядить пленку в фотоаппарате. Снял рубашку, штормовку и за работу. За 15 мин. спина так обгорела, что через два дня кожа слезла. Понял, почему ребята, увлекающиеся лыжным туризмом в горах, из зимних отпусков возвращаются дочерна загорелые, совсем не то, как летом на пляже. Переночевал на турбазе, казахи очень гостеприимный народ. Но не рекомендовали идти дальше – перевалы на высоте под 4000 м. Дороги под снегом, есть опасность лавин. Нужна опытная группа, страховочное снаряжение и т. д. На следующий день полазил вокруг турбазы, и понял, что ввязался я в неподсильное дело. Правы были ребята туристы – нужна подготовка. Назад! И вот я опять в Алма-Ате, на вокзале. Очень не хотелось отказываться от мысли увидеть Иссык-куль. Поэтому решил на пригородном поезде добраться до Фрунзе (сейчас Бишкек), а там как бог даст – есть и железнодорожная ветка Фрунзе – пос. Рыбачий, а это на берегу Иссык-Куля. Рано утром я во Фрунзе. Город и не смотрел, даже около вокзала не понравилось. Что-то одноэтажное, невзрачное. Поезд до Рыбачьего, что на берегу озера, намечался где-то после обеда. Пошел пешком, по знаменитой Чуйской долине. Где-то к обеду, где пешком, где по возможности подъезжая, добрался до Токмака, есть такой киргизский городок. Пообедал, и опять потянуло на приключения. Подумал, ну что такое Иссык-куль? Есть во всех туристских буклетах. Успею еще посмотреть, вода, она и есть вода. А вот горы! Когда я еще побываю в горах. А они тянулись и манили – сразу же слева от Токмака начинался Кастекский хребет. И горы казались здесь не такими грозными, как в Алма-ате. И действительно, пики здесь были высотой всего около 3000 м, а перевалы максимум 2000 м. Ну и решил - иду через горы в Алма-ату, да и не надо до самой, надо добраться до какого-нибудь городка западней Алма-аты, а там и автобусы наверняка ходят. Достал карту, наметил нужный пункт – Каскелен называется. Перетолковал с аборигенами, подсказали, куда и как идти. И двинул. Вскоре уже шел по сплошному снегу. Ночевка оказалась кошмарной. Палатки у меня не было (не было смысла, да и тяжело на одного брать) – я прямо в спальном мешке забирался в полиэтиленовый мешок. На снегу оказалось холодновато. Ориентиров не было никаких. Брел практически наугад. К концу второго дня насквозь промок, и когда увидел ущелье слева от себя, по дну которого текла маленькая речушка, решил - все, пора спускаться. Вскоре встретил человека из местных, который мне обьяснил, что попал я в Каракастекское ущелье, а Каскеленское дальше, но я дойду до поселка Каракастек, это примерно еще 15 км, а там есть автобус до Алма-аты. И посоветовал переночевать в стойбище, это такие избушки для чабанов. Когда снега сходят с горных склонов, туда выгоняются стада баранов, и чабаны живут в этих избушках. Обогреешься, просохнешь, а утром пойдешь дальше. На снегу ночевать мокрым не хотелось, согласился. Он показал мне, как найти избушку, вскоре я был там. 33
Оказалось очень неплохо, была даже печурка, и запас дров. Растопил печку, разложил все для просушки. Поужинал горячим, впервые за несколько дней. А утро оказалось неприятным. Я оказался ограбленным. Разложил для просушки документы, деньги. Исчезли деньги, компас и любимый нож. Хорошо, что документы не взяли. Понял, что сделал это тот мужик, который и направил меня в это место. А было это на границе Киргизии и Казахстана, и я понял разницу между этими народами. Что делать, надо идти в Каракастек. К вечеру добрался. На автовокзале задумался о будущем. Денег оставалось только мелочь, что была в кармане штормовки. Не хватало даже доехать да Алма-аты. Вспоминал все, вплоть до Остапа Бендера. Но «Провала» не было, и обратился к первому попавшемуся казаху. Тот дал два рубля, как мне показалось, с удовольствием. Я опять на железнодорожном вокзале Алма-аты. Грустно, и почему-то хочется есть. Помыслив ночь, пошел на почту. Нашел окошко с самой симпатичной девушкой. Долго рассказывал со слезой, как я отстал от группы в горах, заболел, и теперь без денег, несчастный, больной, хочу попасть домой. Меня поняли, девушка послала телеграмму в Пензу, на имя Жени Тряпицына, с просьбой о 30 руб. вспомоществования. После этого дала мне еще три рубля, говорит – вам же и есть не на что? Женя оказался четок и пунктуален, на следующий день деньги уже пришли. Больше всего рада оказалась девушка, я за ночь ей здорово надоел. За 21 руб купил билет в общий вагон до Пензы, рассчитался с девушкой, и осталось еще 4 рубля. Купил 2 бутылки дешевого портвейна, на остальное пирожков с горохом. Трое суток до Пензы, практически хватило.
Походы с будущей женой
В это лето мы ходили в походы практически каждые выходные. После путешествия в горы я был гордым, и стал практически лидером нашей банды. Компания была большая. Это были владимирские ребята, тульские, был даже набор из Рыбинска, приехала группа Р-22 (на два года младше нас). Так как мы с Наталией частенько уединялись, от лидерства в походных делах меня потихоньку отстранили, да и кому надо было это лидерство. Главное, было весело. Были и приключения. Как то Женька Кругликов раздобыл взрыв-пакеты, вроде для глушения рыбы. И сидим мы у костра, вдруг выходит Костя Брус, и так скромно заявляет – там кажется «бугра» убило. Бугор – это была одна из кличек Женьки Кругликова, парня из Владимира. Бежим, и точно, взрыв – пакет разорвался прямо в руке у Женьки! Оказывается, они его подожгли, а не горит! А не знали, что в бикфордовом шнуре огонь внутри, и его не видно, поэтому подпаливали вновь и вновь. К счастью, ранения были несерьезные. Последний поход был в Кададу – практически под Кузнецк. Был месяц август, а в августе у нас было много именниников: Валера Шиляев, Витя Фролов, я… Подготовка была солидной. А вечером конечно концерт. Разожгли здоровенный костер, и сцена перед ним. И вот небольшая группа, и я в том числе, исполняем танец маленьких лебедей, Сашка Шугаев вовсю жарит на гармони, народ глазеет и радостно хохочет. И вот тут, на самой кульминации, я обо что то запнулся и упал прямо в костер. Все захохотали еще радостней, подумали – очередная хохма, по сценарию положено. Но мне было не до смеха – заклинило между бревнами, и не выбраться. А уже подпаливает. Делать нечего, я опираюсь левой рукой о горящее бревно и выскакиваю из костра. Номер закончили, я смотрю на свою левую ладонь – ожог капитальный. На меня пожертвовали целую бутылку водки – кроме руки обожгло еще поясницу, между штанами и штормовкой, там, где штормовка задралась. Уложили меня в палатке, а состояние… Ночь спал скверно, Костя Брус усиленно вливал мне водку, а Наталья меняла мокрую тряпку на пояснице. Утром пошли в соседний санаторий 34
какой-то. Чем-то смазали, забинтовали, посоветовали быстрее в скорую помощь. После приезда домой так и сделал. Ожоги профессионально обработали, вскрыли пузыри, намазали чем-то предельно вонючим, забинтовали. Сказали, так как травма бытовая, то 5 дней без содержания, а потом больничный. Через 5 дней на перевязку. Кукиш вам – подумал я и уехал в Рыбинск, объявить семье о женитьбе. С будущей женой знакомить пришлось по фотографии. Получил добро, родители все равно понимали, что при моем упрямстве переубеждать бесполезно. На обратном пути в Москве купил белые туфли для невесты – поручила Наталья, и вроде удачно (и похоже первый и последний раз). После приезда в Пензу – в больницу. Сняли повязки, а там все уже зажило, свежая розовенькая кожа. Вонючее лекарство оказалось эффективным. Так как надо было подавать заявление в ЗАГС, пошли ставить в известность об этом родных Наталии. Она жила с отцом и теткой, сестрой отца. Матери у нее не было – не стало еще когда она в школе училась. Так что счастья знать тещу мне не довелось испытать.
Свадьба
Свадьбу наметили на 15 ноября 1969 г. Долго говорили, что наша свадьба была очень веселой и интересной. Гуляли в кафе «Арфа», было такое в Пензе. Постарались друзья музыканты, а Сашка Шугаев весь вечер играл на чем только мог – трубе, гармошке и т.п. На следующий день продолжали дома у Натальи. Тетя Наля – так мы звали тетушку Наталии – порадовала жареным палтусом, очень вкусная рыба. И началась семейная жизнь, на первых порах хлопотная – жилья не было, денег не хватало. Из моих приехали только сестра с матерью, батька уже тогда плохо себя чувствовал. С ним Наталья познакомилась на следующий год, в мае, когда мы приехали в Рыбинск на несколько дней, Он лежал в областной больнице, в Ярославле, и там мы его и навестили. Впоследствии он приезжал в Пензу, и познакомился с новыми родственниками, а также с первым наследником – внуком Павлом, который не замедлил появиться в январе 1971 г. Почувствовала необходимость рожать Наталья после 12 ночи. В роддом пошли пешком, телефон было дольше искать. А утром с работы позвонил в больницу – уже все состоялось. Меня отправили домой – готовить обмывание. К этому времени у нас уже был свой угол – 14метровая комната в 2-х комнатной квартире – помог Николай Васильевич Трубников, директор Дворца Культуры. В соседях жил настоящий цыган по национальности, шофер по специальности, тоже с женой и ребенком. Но вскоре переехали в отдельную однокомнатную, и соседи тоже, а нашу коммуналку занял Влад Перфильев, он был другом сыновей директора, а квартира эта была из старых – с высокими потолками, просторными подсобными помещениями. Такие ценились, не то что хрущевки. А через пять лет, 14 февраля появился второй сын. Задумала это дело Натали рано утром, пришлось не выспавшимся провожать ее на плаху. В 10 часов я стал счастливым обладателем еще одного наследника. Так как была суббота, то обмывать начали прямо немедля. Первым попался Роберт Стуров, и мы на кухне очень серьезно подошли к этому делу, выпито было прилично.
Сценарии, КВНы.
Оркестр стал потихоньку угасать. Уехал куда-то Валера Шиляев, наш главный музыкант, солист, 1 альт-саксофон, да и ребята повзрослели, семьи и т. д. А сцена что-то продолжала тянуть. Практиковалось в то время проводить смотры художественной самодеятельности, 35
типа соревнования между цехами, отделами и т.п. организациями города. И КВНы, хотя на центральном телевидении их уже не было, мы по провинциальному их не забывали. В 9 цехе работало много выпускников ВУЗов и техникумов. Кто учился, знает, какое место занимает в студенческой жизни всякого рода творчество, а сколько знаменитостей получилось из бывших студентов, так и не ставших врачами, строителями, инженерами и т. п. Великий Задорнов, к примеру, Розенбаум. Вообще приколы – это великая вещь. Вот попробуйте на улице остановить человека и на полном серьезе спросить – как пройти налево? и понаблюдать за его лицом. Сначала это просто внимание, вникание в суть вопроса. Дальше недоумение – а как же правильно ответить? А потом улыбка – человек понял, что это прикол. И мы создали что-то типа театра миниатюр. Сами писали сценки, скетчи, сами и играли. Бывали случаи, когда писали сценарий для всего выступления цеха на смотре. Лидером цеха в этих делах был Роберт Стуров. Вспоминается сценарий на тему «50 лет установления Советской власти в Пензе». Задумалось это дело на улице, возле Дворца Культуры. Роберт очень гордился этим творением. Здесь было все – и меньшевики, и эсеры, и анархисты, и революционные солдаты, играли которых специально выделенная группа солдат из обслуживающих наш город войск. Они даже по настоящему стреляли, холостыми, конечно. Зритель ходил вокруг и около, что то не понимал, что то доходило.
Рождение репортажа
Намечался большой праздник – 50 лет главного конструктора завода, Льва Просвирнина. Отмечать это дело было решено в одной из столовых города. Поздравляли представители всех подразделений. От 9 цеха это дело было поручено Роберту Стурову, а тот предложил мне поучаствовать. Мы долго пили яблочное вино, размышляя - что делать? И пришла идея – футбольный репортаж. Играют между собой наш любимый 9 цех и конструкторский отдел. Обмениваются между собой голами – это были знакомые всем всякого рода стычки, разборки между разработчиками техники и ее производителями, а их всегда хватало. Определили для начала личности, конечно, это были самые знаменитые футбольные репортеры Союза – Котэ Махарадзе и Николай Озеров. Роберт подделывался под Котэ Махарадзе грузинским акцентом, ну а я пытался изображать Озерова по мере сил и возможностей. Особенно впечатляли красочно описанные составы команд. Когда начальник цеха как центр нападения выводил на поле в трусах и белом халате команду 9 цеха, присутствующие задыхались от смеха. Репортаж стал нашей с Робертом находкой, и мы долго, практически до конца своей творческой жизни сочиняли на эту тему. А тем всегда хватало. У нас сантехники сражались с пожарниками, всем хотелось воды, медики со строителями, хотелось новых помещений и ремонта в старых… Помню, когда мы уже работали на Чернобыльской, там мучали экзаменами, они сдавались ежегодно: по технике безопасности, по радиационной безопасности, пожарной. Главный пожарник станции был Бакун, запамятовл имя отчество, любил задавать каверзные вопросики. В одном из репортажей мы ему попытались отомстить, и вывели его на поле в составе станционной команды босиком, и он бегал с багром и огнетушителем. Так он пришел за кулисы, и с мокрыми от смеха глазами, долго жал руки, правда грозился на очередных экзаменах хорошенько погонять. 36
Ленинград
Самый мой любимый город в бывшем Союзе. Побывали мы там с Натали и Женькой Кругликовым в 197-каком то году. У него в Ленинграде жила сестра, в коммунальной квартире, на Лиговском проспекте, практически в центре, она куда-то уезжала в отпуск, и Евгений предложил посетить этот славный град. Согласились с удовольствием, оставили Павла на попечение тетушки, и вперед. Я уже бывал в Ленинграде, с отцом как-то (у него там были какие-то родственники), и в техникуме, организовали нам экскурсию на летних каникулах, а для жилья приспособили общежитие какого-то родственного института (ЛИАП по моему, Ленинградский институт авиационного приборостроения). Так что считался экскурсоводом. А посетить в Ленинграде было (и есть) что. Конечно Эрмитаж, Петергоф, кунсткамера… А еще закупили билеты, какие достались и что показалось интересным. В театре миниатюр впервые увидели живьем Аркадия Райкина – легенду Союза! Сам он уже не выступал, но регулярно показывался из-за кулис, с шевелюрой седых волос и гордо поднятой головой. Что то посмотрели из джаза, запомнился Ленинградский диксиленд Давида Голощекина. Конечно Ленинградский мюзик-холл, в то время он считался лучшим в Союзе. Были гастроли знаменитых на весь мир польских «Скальдов». Когда они играли композицию «Сотворение мира» - где то минут 30 жуткой какафонии на трех гитарах, даже я, любитель джаза, заскучал минут через десять, Женька откровенно матерился, Наташа воспитанно дослушала до конца и сказала – а я ничего не поняла! Но мне где-то в середине опуса послышалось несколько живых нот, и даже захотелось крикнуть – а купоросить будем? Так что сила искусства в его вечности! А еще посмотрели только что вышедший в прокат знаменитый фильм Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». До Пензы он дошел еще не скоро. Так что намеченный лозунг «ни дня без мероприятия» мы выполнили, и отпуск запомнился.
Отдых на Дону
Первый раз в жизни я отдыхал по путевке уже после аварии, где то в 40 с лишним лет. А до этого только диким образом – рюкзак, палатка и т. д. Ростовские рeбята часто спорили с нами, рыбинскими, какая река лучше - Волга или Дон. Как-то раз, в очередном споре, я сказал - а что спорить, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а у меня вроде отпуск намечался. Никифор Васильченко предложил поехать на его родину - станицу Кагальник, в самом устье Дона. У родителей там свой домишко, есть брат Сашка, который всем поможет. Не откладывая дела в долгий ящик, сбил компанию. Это был Женька Кругликов, Владимирский набор, есть такой старинный город на Руси, по кличке «Бугор», (он был маленького роста, еще меньше меня), но я его называл боцманом. Третьим стал Шура Волков, парень не нашей компании, в Пензу-19 прибыл не по оргнабору, а откуда то из окрестных селений, по моему из Сердобска, но понятливый. У него что то было с одним глазом, он им часто моргал и постоянно щурился, поэтому мы звали его одноглазым. Больше с отпусками не оказалось. Так как коллектив даже в три человека требует руководителя, я и стал им. Женька - боцман правая рука, ну а Шурка просто матрос. У нас здоровые рюкзаки - палатка, спальники, походные ведра, прихватили и луку - посоветовал Никифор, говорил, что на Дону плохой лук, сладкий, а казаки любят есть так, чтобы во рту горело. А у нас в нашем совхозе, в селе Бессоновка, рос лук-зверь, «бессоновский» так и назывался. Был, конечно и спирт сэкономили что могли. 37
Вокзал, проходящий поезд что-то типа «Москва-Баку», билеты в плацкарт на верхние полки, ночь езды, сумели отвоевать боковой столик, немного поужинали (со спиртиком), после чего Шурка уронил свой рюкзак с 3-ей полки на женщину, которая спала внизу. Выслушав все, что положено, он пошел соблазнять проводницу. Дама оказалась серьезной, сразу же предложила жениться. Шурка испугался и пришел спать к нам. И вот мы в Ростове. Город не смотрели, сразу же двинули на речной вокзал. До Кагальника добираться лучше всего было водой – ходило что то на подводных крыльях типа «Ракеты». Смотрели на берега, какие-то низкие, деревья лиственные. В Кагальнике нас ждали - Никифор предупредил. До конца дня знакомились со станицей, брат Никифора Сашка был прекрасным экскурсоводом, пили пиво в местном заведении. После пензенского не впечатлило, но было приятно, что со всех столов предлагали рыбу. Чувствовалось, что это рыбный край, и жители гостеприимны. Потом мать Никифора кормила нас. Она чудесно готовила, казацкая кухня вообще очень интересная, много зелени, жгучего перца (маленький такой, а злющий). Они этот перец спокойно жевали, а у нас только при облизывании слезы текли из глаз. Запомнилось еще, что на Дону не принято пить что то после еды - чай там или что то еще, только арбуз. А был это сентябрь месяц, арбузы на местном базаре стоили 4 коп. кГ. Такой цены больше я нигде и никогда не видел. На стол ставился здоровенный полосатик, кГ на 10-12, и сьедался до последнего зернышка. Очень запомнился борщ матери Никифора. Вообще-то я всегда увлекался кухней, и запоминал рецепты местных жителей. По украинским понятиям борщом назвать это было нельзя – не ложилась свекла, (если только стебли летом), основа украинского или белорусского борща. А красный был из-за изобилия помидоров, которые обжаривались на хорошем маргарине, а в конце готовки добавлялось старое свиное сало, толченое с чесноком. Потом Сашка частенько привозил нам 3-литровый бидончик этого чуда. На следующий день Сашка со своими друзьями повез нас на моторке вниз по Дону. Выбранный им остров был в самом устье реки – за островом уже начиналось Азовское море. Остров был необитаемый, как мы и хотели. На нем находился только пост бакенщика. Обслуживал его дядя Саша с женой, и брат жены. Их участок был большой – от устья Дона до Ростова, где то около 100 км. И было у них 2 лодки с мощными моторами и море бензина. Когда мы подошли к острову, увидели аккуратную аллейку, которая от берега шла к беленькому домику. Это и был пост. Никого не было – все работали на дистанции. Вечером познакомитесь – сказал Сашка и отвез нас чуть дальше. Здесь была чудесная полянка прямо на берегу, которая стала нам приютом на целых три недели. Приняли по 50 г., Саша отчалил, а мы стали располагаться. Разбили палатку, сотворили костер, закинули удочки. Клевало весело, в основном плотва, и какая-то еще рыбка, темносерого цвета. Потом нам сказали, что это искусственный гибрид, и в Дону его много, и для местных жителей это сорняк. Мимо иногда проплывали баржи, суда. Оказалось, мы стояли на судовом проходе в Азовское море. Говорили, что этот проход делал еще Петр-1, когда а Азове (небольшой районный город между Кагальником и Ростовом) строил флотилию для борьбы с турками. Когда наловили где то с полведра рыбы, стали готовить ужин, и первым делом уху. Долго спорили, какую будем делать уху. Мое предложение о двойной волжской отвергли сразу же – не было в нашем ведерке ничего солидного, вроде леща или судачка на один - два кГ. Сварили все подряд, и боцман щедрой рукой кинул пшена в котелок. Сытней будет, молвил. 38
Стало темнеть. Пошли за водой для чая на пост, у них была скважина, и заодно пригласить хозяев. На месте был только дядя Саша, так звали начальника поста, остальные остались дома – уборочная страда. Когда упомянули про спирт, он сразу приободрился, сказал, что с войны не пробовал. Сели, разлили спирт и уху. Мы ели с жадностью и были довольны. Дядя Саша брезгливо съел две ложки и только сказал – уха ничего, дно видно. Пригласил на утро к себе, на настоящую донскую уху, красную. Как это красная, заинтересовался я? Завтра увидишь, и пошел спать. Мы же, понаблюдав еще за звездным донским небом, улеглись на первую ночевку на ростовской земле. Рано утром разбудил шум лодочного двигателя. Это дядя Саша подался в сторону моря. Оказалась, что он имеет официально ему выделенный участок, где ставит сети. Нас, сколько мы его не просили, он ни разу туда не взял, какой-то браконьерской тайной это было покрыто. Через пару часов он вернулся, и мы тронулись на пост.
Знаменитая донская уха
На костре уже парила здоровенная общепитовская кастрюля, ведер на 5-6, не меньше. Я тщательно, чуть ли не стенографируя, наблюдал процесс. Только потом понял, что это бесполезное занятие – такую уху можно готовить только на Дону, и только из донской рыбы. На дне кастрюли варилось немного картошки и лука. Воды было совсем мало. Из лодки принесли рыбу. Целая корзина, верейка называлась. Ведра на четыре, и рыбы с верхом. В основном тарань, так ее назвал дядя Саша. На Волге мы таранью называли сушеную воблу. Тут было совсем не то. Первое размер – где то на 1, 1.5 кг, похожа на хорошего леща. Во вторых чешуя темнее, с красноватым отливом, и плавники тоже красноватые. Попадались еще и лещи, и даже пара стерлядок, это дядя Саша откладывал на зимнюю засолку. Понял, почему нас не берут в море – стерлядь строго запрещена к отлову. Нам доверили чистить рыбу от чешуи. Когда дядя Саша увидел, как Шурка со злобой выдрал из одной рыбины все внутренности, отобрал, и стал рассказывать, что у рыбы внутри – сердце, печень и т. п. Сам он вынимал только кишечник. Рыбу разрезал пополам, и сделал надрезы поперек спины – чтобы кости лучше отделялись. Когда таким образом подготовили ведра три рыбы, все это вывалили в кипящую воду. Вот так пропорция, подумал я – на полтора ведра воды три ведра рыбы! И вспомнил старый еврейский анекдот – это когда умирал почтенный Абрам, и все, прощаясь, вспоминали, какой он чай заваривал, как же теперь будем жить, рецепт никому не передал. И тут Абрам, очнувшись на несколько секунд, угасающим голосом молвил – евреи, не жалейте заварки. И меня осенило - при готовке самое главное - не жалеть продукт. Если варишь бульон, не жалей мяса. Хочешь поесть нормальную кашу – не жалей масла. А если называешь свою еду ухой, то не жалей рыбы. До сих пор стараюсь придерживаться этого и, как правило, получается! Когда рыба была готова, в уху влили томат – литра три специально подготовленных помидор, с перцем и зеленью. Уха стала красного цвета. Потом рыба была вынута на специальный поднос, и трапеза началась. После первой чарки мы съели по нескольку хороших кусков. Потом, под вторую чарку, стали пить юшку. Сверху плавал жир, но было не противно – помидорная кислинка чудесно скрашивала это дело. После третьей чарки конечно был арбуз, и дядя Саша неспешно рассказывал о себе. В войну служил во флоте, поваром – любил и умел готовить. Служил в родных местах – на Азовском 39
и Черном море. Основной солдатской едой была рыба, Поэтому так хорошо ее знает. А после войны бакенщик, уже 25 лет. В Ростове в те времена располагался штаб Северо-Кавказского военного округа СССР. После всяких сборищ, учений и т. п. военное начальство вывозилось на теплоходике посмотреть Дон, а самое главное – попробовать уху у дяди Саши. Его заранее предупреждали об этом, завозили продукты, море водки. Из-за этого у него и был такой рыбный участок. Когда он показал нам склад пустой тары за домом, поразило – тысячи пустых бутылок. Всю зиму буду сдавать, сказал с гордостью. Главное – с острова вывезти. Привозили не меньше 50 чел. одновременно, Генералы и высшее офицерство, бывало и по 200 человек. По всей аллее от самой воды и до домика ставились столы. Дядя Саша говорил, что некоторые генералы поначалу не признавали красной ухи, для них готовилась с ведро простой, кацапской, как называл ее бакенщик. Но попробовав ложку красной, остатки выливали собакам, и требовали себе донскую. При нас таких заездов не было, отпускной период у вояк. Иногда бывали человек по 10 из местного начальства, но это не напрягало. После такой обильной еды вечером немножко пронесло. Но мы еще не представляли, что нас ждет впереди. Жизнь вошла в наезженную колею. Регулярно ели уху на посту. Свою уже не варили, пойманную рыбу вялили, и иногда жарили. Как то мимо проехали «очуры» - так на Дону называют рыбнадзор. Сказали, что ловить рыбу здесь нельзя – заповедная зона. Даже на удочку, удивились мы? Даже на удочку. Мы совершенно не расстроились, замучила мелочь, достали сеточку, была у нас трехрядочка, маленькая, 10 м в длину, 1 м посадки, очень удобная. Поставили поперек течения, притопили в воде, чтобы очуры не видели, 2 раза в день проверяли и прекрасно себя чувствовали. Единственная проблема – это съездить в магазин. Хотелось хлебушка свежего, да и спирт кончался, а подпитка нужна была часто. Пользовались проходящими лодками, мужички частенько проезжали. Рядом была станица Донская. Вкусив бессоновского лука, отвозили туда и назад. Как то Шурка сильно захотел портвейна. Вот и машет на берегу, ловит попутку. Подошла одна – боже мой, за румпелем дивчина, настоящая казачка! Что мальчики, оголодали? Короче, дала она нам ведро раков, проинструктировала, как варить, и Шурка погнал с ней в Донское. Сварили, а тут и гонец прибыл. Свеженький хлебец, и рюкзак портвейна местного. Навалились, и Шурка говорит – дивчина обещала вечером прибыть и покатать на лодке, посмотреть на закат в море. И даже пошел менять тельняшку, которую не снимал с Пензы, а потом и побрился. Чудеса! Фея вскоре прибыла. Правда не на благоухающей карете, а на лодке, пропахшей бензином и машинным маслом. Уселись, и погнали. Когда вышли в море, я почувствовал неладное. Живот закрутило так, что хоть вой. Смотрю на ребят – у них тоже на лицах написано далеко не удовольствие. Еще прошло минут пять, и Шурка закричал страшным голосом: назад, давай назад! Боцман тихонько добавил – штаны жалко. Я добавил – можно снять, но что будет с лодкой? Девушка – а как же закат? Какой закат!? Назад и не медля! Девушка повернула назад, и вот мы на стоянке. С метеорной скоростью дунули по кустам, и долго пугали все живое в окрестностях. Ночь была тоскливой, но к утру запасливый боцман нашел в недрах своего рюкзака грамм 200 спирту. Выпили с солью, и к вечеру полегчало. Когда по приезду домой мы рассказали об этом Никифору, тот подтвердил: да, донская рыба коварна, и рассказал, как он приехал на свадьбу к сестре в Кагальник. Свадьба была, как положено, с обилием рыбы. Уж на что Никифор, вроде привычный с детства к этому делу, но жизнь в Пензе расслабила. Поэтому на второй день он не мог даже толком опохмелиться – 40
только рюмку ко рту, и на горшок. Эти мучения заметил сидящий рядом дед, настоящий Шолоховский Щукарь, и предложил помощь. Пошли к нему домой, и дед налил средство: крепчайший самогон, настоянный на дубовой коре. Говорит, крепит насмерть. И действительно, через 5 мин. как рукой сняло. На пятый день Никифор опять пошел к деду и просит: сделай что-нибудь. Пятый день обжорства, а все крепит. Пора бы и на горшок сходить. А девушку мы больше не видели. Только в день отьезда, когда мы были на местном базаре, она продавала арбузы, и пренебрежительно едва нам кивнула. Чтоб загладить вину, я купил у нее 5 арбузов, кГ на двенадцать каждый, а то и поболее.
Яблоки
Прошло три недели, пора домой. Тепло попрощались с дядей Сашей и его командой, он пытался нагрузить нас рыбой, сказал, то, что мы засолили, все равно пропадет, что-то мы неправильно делали. Поэтому немного взяли, рюкзаки и так были не приподъемные. Сашка забрал нас с острова, ужинаем нормальной пищей, Боцман и Шурка слегла осоловели, а у Сашки новая идея – надо набрать яблок, а это в колхозный сад. Идти только мне, да я и единственный семейный человек, мне яблоки как бы нужны. Александр вручил мне картофельный мешок, и как стемнело, тронулись. Быстро набили по мешку яблок, и до дому. Вот тут и начались настоящие военные действия. Сторожа Сашку знали, но попались обходчики, сразу же закричали – стой, и начали палить из ружей. Мы побежали, петляя, как зайцы. Сперва было ничего, все же туристская подготовка сказывалась, ходить приходилось с хорошим рюкзаком, но однако вскоре выдохся. Шепчу: все, не могу больше, бросаю мешок. Сашка погрозил кулаком – не смей, у них только соль в патронах. Но соль я знаю, говорю. В детстве, помню дней десять сидеть мог только в тазу с водой после посещения соседского сада. Не попадут, уверил, зигзаги больше делай. Бежали мы так с час примерно, и когда сердце совсем уже останавливалось, улеглись в какой-то канаве. Преследователи вроде отстали, а тут местный сторож. Сашка его знал, переговорил, тот пошел навстречу обходчикам, а нас направил по нужному пути. Короче вышли мы кое-как из сада, и до дома. Все хорошо, но яблоки по молодости мы с Натальей не сберегли. Оставили их в полиэтиленовом мешке в комнате, и к Новому году они покрылись какими-то пятнами и благополучно сгнили. Риск жизнью оказался напрасным. И рыба, как и предрекал дядя Саша, не удалась. Воняла излишне, не шла даже под пиво. Так что в дело пошли только арбузы, но мы их съели за один день.
Домой
В Ростов, на железнодорожный вокзал, поехали на автобусе. Слишком серьезный был груз, а автобус подъезжал прямо к вокзалу. У меня было около 100 кГ – яблоки и арбузы, и рюкзак в придачу. Ребята правда разгрузили рюкзак – забрали рыбу. До Пензы добрались без приключений, в отдельном купе. Так как деньги уже кончались, приличных сигарет купить было не на что, курили махорку, знаменитую моршанскую. В вагоне все затыкали рот и нос, но это плохо помогало. Наконец-то мы в Пензе. Проблема – как добираться в свою Пензу-19. До автобуса с нашим грузом не дойти. Звоним Борису Трутневу – работал с нами такой мужик, у него был мотоцикл с коляской, выручай, молим. Выручил, правда, не помню кому-то пришлось ехать автобусом, так как в люльке едва уместился багаж 41
Как мы попали в Кижи
Пришло и мое время приглашать Никифора на Волгу. Компания получилась в составе: Я, Никифор, Шура Волков, испытанный на Дону, и был еще один хлопец, к сожалению, совершенно забыл имя и фамилию. Он на следующий поход, на Соловки, тоже участвовал. Никифор прозвал его «Жмот». У него была общественная касса, и выпросить у него лишнюю копейку было невозможно. Зато, когда все было позади и куплены билеты на обратную дорогу, денег почему-то оставалось даже на прощальный обед в ресторане. Я предварительно списался с друзьями в Рыбинске, Слава Марченко обещал всяческую помощь, и сказал, что у Саши Родина есть лодочный мотор «Москва». А так как лодки у него не было, то и мотор лежит мертвым грузом. Жизнь еще раз показала, что нужно собственное плавсредство, но в Рыбинске мы запланировали взять напрокат стандартный ял. Для этой цели было заготовлено солидное письмо из Пензы-19 – «Для совершения путешествия по боевым и историческим местам просим выделить и т. д.». Письмо на фирменной бумаге, с солидными подписями и печатями, и впечатляло. И вот мы в Рыбинске, расположились в Переборах у моих родителей, и, как назло, все время мелко семенящий противный дождь. Началась эпопея по получению яла. Конечно, это стоило громадных нервов. Помню посещение Городского комитета ДОСААФ (добровольное общество содейстия армии и флота, в котором мы все в то время принудительно состояли). Ему подчинялась лодочная станция, где содержались ялы. Председатель комитета очень интересный был мужик, все время упоминал свое начальство, Причем произносил их имена – Кожедуб, Покрышкин (знаменитые герои-летчики Великой Отечественной) стоя, с полным наименованием званий и всех регалий, по-военному четко и громко. Только что честь не отдавал. Несмотря на наши мощные бумаги от родной Пензы-19, председатель долго упирался, и наверно был прав. У нас не было никаких бумаг, удостоверений на право управления такой посудиной. Но после посещения горкома комсомола, где оказался один из моих бывших сокурсников – Саша Резник, все решилось. А что это было непросто, стало понятно после первого взгляда на это чудо. Я уже писал, что мы в детстве ходили с соседом, Вовкой Барановым на шлюпке, но это был 4-весельнй ял, и мы достаточно ловко с ним управлялись вдвоем. На такую посудину я и рассчитывал. Но меня сразу смутило, что ялы оказались шестивесельными, здоровые такие посудины. На них ходят истинные мореманы, команда состоит их 8 человек, 6 на веслах, сзади рулевой, а впереди командир. Как-то раз, на причал пришла на тренировку такая команда, наверно из речного училища. У ребят ладони были как лопаты. Они быстро расселись по банкам, кто то сел за руль, на носу устроился старшой, скомандовал «И-РАЗ», и лодка весело заскользила по воде. На середине реки они поставили мачту, вскинулся парус, и вот она, голубая мечта детства! Мы долго смотрели им вслед, разглядывая свои изнеженные руки, весло даже просто поднять было тяжеловато. А винт мотора катастрофически не доставал до воды. Оказывается, для этих посудин существуют специальные подвесные моторы, с удлиненным дейдвудом, «Звезда» называется, но это на военных судах, в Рыбинске их не найти. Мы стали понимать все издержки нашей подготовки к экспедиции. Проанализировав состояние спиртового запаса, стали искать и быстро нашли катер, капитан которого любезно согласился отбуксировать нас в Переборы, а это через шлюз. Спирт был выпит прямо на борту, но на скорость это не повлияло, и через час, поднявшись на 18 метров из Волги в водохранилище, мы были на берегу напротив моего дома. 42
Для начала пробуем пройти, хоть немного, на веслах. На станции взяли четыре весла, там еще удивлялись – почему не все шесть? Объяснять было неохота, мы всем говорили, что в Переборах у нас полноценная команда. Оказалось, что Шура весел в руках никогда не держал – ну сухопутный его родной город Сердобск! «Жмот» тоже практики не имел особой, так, прокатиться если на пруду на лодочке. И только я с Никифором еще помнили весельные мозоли. Недалеко от нас у причала стоял буксир, не помню название Ямал, или Явай. Были у нас в Переборах эти пижонистые суда Чешской постройки, 800 лошадей мощностью. Экипаж их очень веселился, когда для начала Шура выпал за борт, держась за весло. Не утонул, так весло весило не намного меньше его. Вообще-то с самого начала было непонятно – нас четверо, одному за руль. И сколько весел получается с каждого борта? А кому за руль? Наконец поняв, что эта проблема неразрешима, начинаем решать проблему с мотором. Мудрый Шура предложил наложить в зад лодки камней, чтобы притопить корму, и тогда мотор будет доставать воду. Камней на берегу хватало. Окончательная картина выглядела потрясающе. Ял сидел в воде глубоко кормой, но естественно всем передом высовываясь из воды. Таким образом, задрав нос, где то под углом в 30˚ к линии воды мы и двигались. Так как задранный нос загораживал всю перспективу обзора по курсу, надо было постоянно сворачивать в сторону, обозревать, что там впереди, и потом возвращаться на курс. Затея казалась все больше и больше совершенно невыполнимой. Единственное светлое пятно в той эпопее – это безотказность мотора. Заводился он быстро и качественно. Посмотреть на эту эпопею пришло и мое семейство. Батька только спросил – когда в путь? Мужественно ответили – завтра рано утром. Ну, говорит, значит к вечеру вернетесь! И вот все снаряжение погружено в ял, запущен мотор и курс на Череповец, через «Рыбинку». Слева по борту проплывает Юршинский остров, знаменитое наше место отдыха, справа тянется Рожновский мыс, разделяющий Волгу и Шексну. После него уже безбрежные воды. А волны все выше и выше! А самое противное, что наша посудина на две трети не в воде, только корма, и волны бьют в днище, грозя опрокинуть. Шуру со Жмотом явно укачивало, лица у них были бледные и серьезные. Я с Никифором как то держался, все же на воде выросли. Мотор деловито фыркал, на вдруг мне пришла в голову крамольная мысль – на сколько нам хватит бензина? Все же не бочка, а жалкие три канистры, да расходный бачок. И стало как то невесело. и дождь проклятый. Он в этот отпуск так кажется и не кончался. Поделился сомнениями с Никифором. И вот когда нас очередной волной чуть не перевернуло, приняли единственно правильное решение и сделали разворот на 180˚. Назад идти было полегче – волны подталкивали в корму. Решили переночевать на Юршинском острове. Мечталось о костре, горячей пище. Зашли в уютный заливчик с песчаным пляжем, У берега была ошвартована какая-то баржа. Оказалось, что это приспособленная под санаторий-профилакторий база отдыха переборских речников. Оказался и знакомый – Филатов, отец моего школьного друга. После капитанства на «Северной Двине» он был на пенсии, и трудился комендантом на этой базе. Разговорились о Кольке. Он пояснил, что Николай живет и работает в Москве, женился, плавает на канале имени Москвы. Пришлось объяснить, что мы и кто, как попали на Юршино. Как старый и опытный моряк, Филатов окончательно убедил нас в бесполезности нашей затеи – пересечь Рыбинское водохранилище на шлюпке. Это вам просто не под силу, молвил. Даже очень опытный моряк всерьез задумается перед этим делом. Но подсказал – добирайтесь до Кижей на перекладных. Он хорошо знал водное пространство, проплавал везде и на всем, и четко обрисовал маршрут. До Череповца от Рыбинска на «Метеоре». Это такое судно на подводных крыльях, потом до Вытегры на пассажирском пароходе, а дальше через Онежское озеро на 43
Комете, тоже судно на подводных крыльях, но морского типа, так как Онега – это почти море. Жмот пошел считать деньги – получилось должно хватить. Предложили старому «речному волку» немного спирта, и себе тоже, хоть немного согреться. Капитан угостил ухой из настоящего волжского леща. Прекрасно переночевали, а утром в Переборы. Батька, завидев нас, радостно смеялся – молодцы, говорит, продержались на 12 часов больше, я вчера к вечеру вас ждал. Стали думать, где хранить ял во время нашей поездки на Кижи? Батька быстро нашел выход – загоняйте под пирс пассажирской пристани. Есть там сторож, назвал имя и фамилию, ему стаканчик спирта, и он даже ночевать будет в вашей лодке. Все же великое дело этот продукт. Сколько проблем он помогал решить в дальнейшей нашей жизни! Так и сделали, и спокойно двинулись по маршруту. Какого же черта так было не сделать с самого начала? Но жажда романтики – она непреодолима, и наверное, правильно! Два часа, и мы в Череповце, сумев пересечь на борту комфортабельного судна все Рыбинское водохранилище, с короткими остановками в Пошехонье и Мяксе. Небрежно раздвигая мрачные волны, судно уверенно продвигало нас к знаменитым Кижам. Посмотрев с уютного борта на безбрежные просторы мутных волн, мы представили себе, как кормим своими утопшими телами довольных рыб в этих недрах. Даже вечно хмурый Шурка, и то довольно улыбался, Узнав о расписании, купили билеты до Вытегры. Немного побродили по Череповцу, город, где живут работники крупнейшего металлургического комбината. Город большой, по населению и промышленности больше областного центра – Вологды. Купили вареной трески – знаменитая северная рыба, и вина – рыба слишком суховата, надо запивать, загрузились в 4местную каюту. Шурка от портвейна развеселился, стал вспоминать анекдоты – он понял, что грозное Рыбинское водохранилище ему уже не грозит. .Не помню, сколько времени заняло путешествие до Вытегры, только помню, много шлюзов, были даже участки, где выходили из одного шлюза и сразу же в другой. Запомнился старейший город России на Белом озере – Белозерск, уютный, тихий, деревянный и много храмов и монастырей. Сразу почувствовалась русская старина. По летописям и преданиям старины этот город вместе с Новгородом и Изборском положил начало русскому государству. Именно здесь правил Синеус – младший брат Рюрика. Вытегра – город совсем не впечатлил. Какой-то слишком маленький, грязный. Поэтому быстро, на ближайшей «Комете» двигаем в Петрозаводск. На «Комете» я впервые. Вообще создатели этих судов на подводных крыльях - «Ракета», «Метеор», «Комета» в Нижнем Новгороде, считаю сделали настоящую революцию в водном транспорте. Такие скорости на воде!. Наконец Онежское озеро. И хотя волнение приличное, наше судно даже не покачивает. Пьем Ленинградское пиво, обозреваем что там за бортом. Считается, что вода этого озера самая чистая, чище даже, чем в Байкале. 3 часа и Петрозаводск. Очень удобно! В интернете прочитал, что в 90 годах этот рейс был упразднен, в связи с экономическим кризисом, и в столицу Карелии добирались автобусными и т.п. сухопутными маршрутами. Из Вытегры это где то около 10 часов, а дороги… По последней информации в 2008 году это дело восстановлено. Правда, интенсивность рейсов всего 2 раза в неделю, а было 2 раза в день. Но путешествуют в наше время меньше, и это понятно. Петрозаводск – большой, красивый и современный город. Кое-что посмотрели. И снова «Метеор», Теперь Петрозаводск - Кижи. Это совсем рядом. Знаменитый остров как бы выплыл из глубин озера. Пришлось даже ахнуть от восторга. Недаром это называют одним из чудес света. Для начала разведали у обслуживающего персонала, где можно разбить палатку. 44
Разбили, оставили вещи и пошли осматривать деревянные чудеса. На острове, кроме самого кижского погоста, было свезено много экспонатов, примеров русского деревянного зодчества из окрестных деревень, и смотреть было что. Существует легенда, что главный 22-главый храм без единого гвоздя построил мастер по имени Hестор, который затем выбросил топор в воды Онежского озера, сказав, что ничего более красивого «не было, нет и не будет». 22 главы просто изумляли. И тут Шурка высказал мысль, которая поразила нас до глубины души – вот взять, говорит, и поджечь это дело к чертовой матери, хоть носки высушить! Дожди совсем замучали! Да, парень был прост до предела. Насладившись Кижами, вернулись в Петрозаводск, и решили, так как мы в знаменитой Карелии, побывать еще где-нибудь. Посовещались с местными жителями, те рекомендовали посмотреть водопад Кивач, недалеко от Петрозаводска, уверяли, что здесь сконцентрировано все лучшее в Карелии – красивейшие озера, протоки между ними. И леса. Оценив чудесную природу, стали собираться домой. Так как время и деньги поджимали, решили, что нет смысла всем возвращаться в Рыбинск, достаточно меня одного. Ял я и сам с местными друзьями перегоню. Так и сделали. Эпопея по перегону была впечатляющей, привлек я к этому делу конечно Славку Марченко, предварительно высказав ему все, что думаю о подборе плавсредства нам. Тем не менее одели тельняшки и погнали в шлюз. Правда, Славка убедил меня в том, что надо оторвать верхнюю доску транца, и мотор практически достанет воды. Я сомневался в том, что у нас ял примут в таком виде на станции, но он взял это дело на себя. Пришлось, правда, литр водки поставить принимающему, но шли мы из Перебор в Рыбинск по человечески, нос не так задирался, нас даже беспрекословно впустили в шлюз, не пришлось идти объясняться с диспетчером. Это путешествие окончательно убедило меня и единомышленников в необходимости создания собственного плавсредства.
Создание первого плавсредства.
Замыслилось это дело разборное, что бы можно было погрузить в железнодорожный контейнер, и отправить на место начала намечаемого путешествия. Для введения в судостроение я изучал, как положено, материальную часть (матчасть правильно, по словам друзей-коллег подводников на Чернобыльской). Приобрел солидную книгу - 25 проектов для самостоятельной постройки лодок, катеров и яхт. Проект был выбран. Так как судно изначально не планировалось скоростным (я уже понимал термины: водоизмещающий режим, глиссирующий), главное было грузоподьемность при минимальных габаритах – я избрал проект швертбота, длиной 5.4 м и шириной 1.8.м. Все это разбил на три части: средняя, самая широкая, 2 метра, кормовая, 1.8 м. и носовая, 1.6 м. Все три части вкладывались друг в друга, и таким образом помещались в железнодорожный 3 -тонный контейнер. Долго разбирался с таблицей плазовых координат – основой строительства любого судна. Эта таблица определяет ширину и высоту лодки по поперечному сечению – шпангоутам. Они вычерчиваются в натуральную величину, по ним делаются непосредственно сами шпангоуты и выставляются на стапель. Таким образом создается каркас судна, и дальше это дело обшивается. 45
К этому времени я перешел из 9 в 36 цех – это был экспериментальный цех при конструкторском бюро завода. Здесь делались первые образцы изделий, и проводились заводские, государственные и т. п. испытания, а потом это дело передавалось в серийные цеха. Поэтому цех был небольшим, но универсальным, Здесь был станочный парк, монтажносборочный участок, не было только регулировки. Начальник цеха, Балакирев Евгений, был женат на сестре Седакова, начальника главка, куда входил наш завод. А она была подругой жены Никифора. Таким образом под него была создана лаборатория регулировки в этом цехе, и Никифор выпросил у Воробьева меня. Остальные ребята были молодые, только пришедшие на завод. У начальника цеха была интересная подпись. Я расписывался таким образом – сперва большая Е, потом Б, дальше маленькими буквами а и р, и потом закорючки. Получалось ЕБар. Балакирев расписывался похоже, а так как вместо р у него было л, получалось очень интересно. Занятная история была у него с получением Государственной премии. За выполнение важного государственного заказа цехом ее как-то раз присудили ему и еще пяти заслуженным деятелям из конструкторского отдела. Премия выдавалась в Москве, проезд за свой счет. В Москве к этой премии присосалось еще пять человек из главка, министерства и т. п. После получения – серьезный банкет в хорошем московском ресторане, конечно за счет заводчан. А еще новый костюм, это необходимо. А премия всего 5000 руб. на всех и про все. Балакирев целый год жаловался, что эта премия ему обошлась в – 1000 руб. И работал в 36 цехе в отделе снабжения Конопля Владимир, жучила еще тот, страшенный пьяница и бабник, но знал на заводе всех и все: где и что можно достать. Никифор свел меня с ним, я выдал расчеты: надо – 10 листов фанеры, 0,5 кубов доски, эпоксидной смолы 5 л, шурупов разных 5 кГ, и т. д. Вовка долго чесал голову, цокал языком и наконец выдал - 10 л. спирта. Никифор на производственные нужды получал 10 л. в месяц. Был у нас еще один дружбан – Гена Самойленко, он работал мастером в 8 цехе, и у него на производстве что то мыли в ваннах спиртом, он был еще богаче этим делом. Согласился, скрепя сердце, помочь. Дело решилось. Вовка оказался классным парнем, достал все и быстро, и даже где то с литр мы употребили Никифорового добра непосредственно сами. Нашлось и помещение – столярная мастерская под трибунами стадиона, даже кое-какой инструмент. Уже и не помню, кто мне помогал, но в основном работал сам. Были какие-то навыки по работе с деревом, Переборская школа. Частенько заходили на огонек Никифор с Коноплей, но больше употребить, чем помочь. Сперва изготовил шпангоуты, выставил на стапель. В местах расчленения лодки шпангоуты сделал двойные. Поставил стрингера – продольные связи, обшил фанерой, обклеил стеклотканью. Для испытаний понесли лодку на пруд. Зрелище впечатляло – шесть вроде бы нормальных парней несут на плечах странную для сухопутного города посудину. Испытание состоялось, и долго обмывалось.
Архангельск, Соловецкие острова.
Лодка готова. Экипаж то же. Это 6 парней, склонных к авантюрам и приключениям: Я и Никифор, Жмот, Влад Белов, Серега Кузнецов, которого мы знали по сцене и еще длинный, худой парень, не помню ни имени, ни фамилии. Лодка и мотор отправлены в Вологду, откуда намечено начало путешествия. железнодорожным контейнером. Мотор включили в стоимость похода, нашли где-то в Пензенской глубинке уцененный, за 80 руб. Москва-10 назывался, как и в Рыбинске. Испытания провели в бочке с водой. 46
Через Москву, Ярославский вокзал мы в Вологде. Лодки еще нет. Три дня ошивались под Вологдой, посетили Кирилловский и Ферапонтов монастыри (где знаменитые фрески Дионисия). Опять поразила русская старина. Больно было видеть запустение этих знаменитостей, отсутствие ухода, реставрации. Незадолго до этого мы с Наталией, будучи в отпуске в Рыбинске, побывали с автобусной экскурсией по знаменитому «Золотому кольцу» и древностям России. Суздаль, Загорск (сейчас Сергиев Посад), Ростов Великий, Владимир. Здесь еще чувствовалась какой-то уход и забота. Да и Кижи, где мы были в прошлом году, не казались такими заброшенными. Ох и не ценит Россия свои достояния. Вспоминается один интереснейший факт. Проведя первую ночь под Вологдой, утром начинаем собираться осматривать Ферапонтов монастырь, убираем палатку, упаковываем рюкзаки. Мимо проходят ребята, как помню, московские туристы, удивляются. Зачем это – спрашивают? Здесь не воруют, местные жители даже дома не запирают, когда уходят. Так, щепочку вставляют, мол, дома нет никого. Удивило, особенно Никифора, тот все же был воспитан на Ростовских традициях. Когда вернулись в Вологду, лодки еще не оказалось. Пришлось дойти до начальника грузовых перевозок. Тот проникся, навел справки о нашем контейнере, и поклялся, что еще максимум 2-3 дня ждать. Делать нечего, стали думать куда податься на несколько дней. Решили на Кубенское озеро, что под Вологдой. Из него выпадает река Сухона, по которой нам предстояло сплавляться до Северной Двины, и еще интересно было посмотреть старые, еще Петровские деревянные шлюзы на канале, что соединяет Кубенское озеро с Шексной, образуя Волго-Северодвинский водный путь. Шлюзы конечно впечатлили, замшелые бревна, лебедки, с помощью которых вручную открывали и закрывали ворота. Конечно, серьезные современные суда здесь не ходили, но местные буксирчики таскали плоскодонные баржы, иногда и что то проскакивало пижонистое, например на воздушной подушке – они курсировали между местными населенными пунктами. Короче говоря, настоящий патриархальный быт. Вечером нас ожидало самое настоящее приключение. Озеро располагалось в болотистой местности, и комарья, и прочей нечисти было невероятное количество. Порой они облепляли открытые участки тела так, что не видно было кожи. Особенно они донимали наших южных приятелей: Никифора, и Влада Белова – тот вообще был откуда-то из Средней Азии. Я вспомнил, что в прошлом году, в Карелии, они так не донимали, может из-за постоянных дождей, тоже ведь живые существа, не любят, когда с неба капает. Стали предпринимать меры. Влад вспомнил из прочитанного, что помогает дым от костра, и стал расжигать дымовухи. Никифор же по неистребимой инженерной привычке решил конструировать из марли защитную маску. Самое интересное, что современные, хорошо разрекламированные препараты, а их у нас было достаточно, совершенно не помогали. Вечером, за ужином, когда Никифор разлил по 50 грамм спирта (больше не полагалось), Влад взмолился – дайте дозу вперед за неделю, если не хотите моей смерти от комаров. Но Никифор, наш комиссар и идейный руководитель категорически воспротивился - не хочешь 50 – так ничего не будет! Влад больше не приставал. Хороший совет дали какие-то туристы. Они не советовали разбивать палатки, если не предвидится дождя. В палатку комары все равно набьются, будете всю ночь маяться. Лучше палатку просто расстелить на земле, и залезать в нее прямо в спальном мешке, и накрываться с головой. И правда, было лучше. Великое дело опыт. Пытались ловить рыбу, озеро славилось этим делом. Комары не дали поесть местной ухи. Вообще я был рад, что у нас не оказалось исступленных рыбаков – они всегда мешают настоящему путешествию. То клев 47
пошел, а тут прикормлено, и двигаться никак нельзя! Два дня покормив комаров, опять двинулись в Вологду. Лодка была уже на месте. Забросили ее на берег, быстро собрали и в путь. Река оказалась очень интересной, довольно быстрая, с перекатами. Особенно поразил молевой сплав леса. На берегах высились огромные штабеля бревен, и их просто сталкивали в воду, и они плыли своим ходом по течению. А в устье реки их задерживали запанями. Между этими бревнами приходилось постоянно лавировать. А иногда попадались топляки – это когда бревно уже настолько намокло, что плывет практически под водой, и пару пустяков напороться на такое. Тогда стоп, надо менять шпонку на винте. Как-то раз нас обогнали настоящие профессиональные водномоторники из Ленинграда, Они шли вчетвером на двух лодках, типа Прогресс-4, на каждом транце по два мощных мотора. Скорость у них была под 50 км в час, не то что наши 10. Но пока мы сплавлялись по Сухоне, эти ребята нас не очень обогнали. Во первых бензин. Им надо было 20 л. в час. на каждую лодку, т.е. 400 л. в день. А заправок на берегу нет. Нам же хватало две канистры, любой шофер нальет. Вот так мы и перегоняли друг друга. Спалят они свой бензин и стоят целый день, а то и два, заправляются. Сколько машин им приходилось останавливать! А плывущие бревна! На такой скорости, столкнувшись с бревном, они по полдня тратили на ремонт. Как то на очередной заправке, разговорились. Оказывается, они делали так называемую Северную кругосветку – Ленинград – Архангельск по Волжско-северодвинскому водному пути, и Архангельск – Ленинград по Белому морю. Сухона оказалась самым неприятным участком на их пути. Посетили очень интересные города на Сухоне: Великий Устюг, Тотьма. Снова поражает великое русское зодчество, старина. И вот Сухона впадает в Северную Двину, и крупный город – Котлас. А время поджимает, сказалась неделя ожидания лодки. Так как главная цель Соловки, решаем – лодку из Котласа отправляем домой, и в Архангельск на теплоходе. Снова треска, портвейн и незаметно мы в Архангельске. Каюту не брали из-за экономии, устроились прямо на палубе, благо спальники и палатки есть. Рядом расположились геологи, хорошая компания. Много рассказывали про Север, обычаи, быт. Один рассказ особенно запомнился. На севере дорог мало, а рек много. Из какой-нибудь глухой деревушки попасть в райцентр частенько можно только на лодке. И вот семейство собирается на закупки. Муж главный, он может только за рулем – руководить. А жена на веслах. Плывут так с час, муж и спрашивает – устала наверно в гребях? Да. Ну отдохни в бечеве. Жена на берег, и тащит лодку веревкой. Снова час проходит. Муж опять спрашивает, заботливый такой – устала в бечеве? Ну отдохни в гребях. Жена за весла. И так до самого райцентра. А назад вообще уже ничего не говорит, и рулить не может – набирался в райцентре так, что лежал вдоль лодки, отдыхал. Суровая жизнь! Архангельск очень колоритный город, много деревянных построек. Есть даже музей под открытым небом, деревянное зодчество, до Кижей правда далековато, но все равно впечатляет. В порту опять встретили попутчиков по Сухоне – водномоторники отправляли свои лодки в Ленинград на попутном судне – тоже не сложилось со временем, отпуска кончались, да и погода на море была не очень – штормило. Попасть на Соловки – проблема, пограничная зона, нужно специальное разрешение. Пришлось посетить местный райотдел милиции, но бумаги с нашего места работы помогли, и вот мы на борту морского лайнера. Это не речной теплоход, гораздо солиднее, все же Белое 48
море – вода серьезная. Ходу всего ночь, да и какая это ночь, практически не отличается от дня! Вот где настоящие белые ночи! Наконец знаменитые Соловки. Не помню, сколько мы там провели времени, меньше недели, наверно, но осмотрели все, что смогли и захотели. Соловецкий монастырь – это какое то чудо. Сложен из многопудовых камней. А дамба между островами?! Как это все делалось нашими прадедами в древности, просто поражает. А система озер, сообщающиеся каналами. И все это вручную. Для особо любознательных туристов давали шлюпки, прокатиться по этим каналам. Воспользовались и мы. Короче увидели все, что можно, и домой.
Сплав по Хопру
Приближался очередной отпуск, а идеи не было. Моя дражайшая Наталья Андреевна ходила вторым сыном, Алешкой, и ни о чем не думала. Уже не помню, у кого возникла идея – у Роберта, или у меня, но мы решили использовать нашу лодку. Идея - сплавиться по Хопру, благо это было недалеко. Сердобск, куда надо было отправить лодку, я знал хорошо. Недалеко от места впадения речки Сердобы в Хопер было село Куракино. По преданию, это было владение князя Куракина, красивейшее место сдубовыми рощами, и мы частенько бывали там в наших воскресных походах. С экипажем все ясно - это два сына Роберта: Глеб (где то 12 лет) и Славка (лет 9), мой Павел (4.5 года). Еще сагитировали безотказного Женьку Кругликова. Тот предложил в память по Дону взять и Шуру Волкова, но мы с Робертом решили, что это будет слишком суровым испытанием для неокрепших душ наших отпрысков. Как средство доставки судна Роберт предложил свой автомобиль - «Жигули-2102», у него был прицеп. Прицепляем это дело к авто, снабжаем огнями тормозов, габаритов и вполне цивилизованно двигаемся в Сердобск. Вскоре мы на месте, мы с тезкой собираем лодку, а Роберт поехал назад, а Пензу, отогнать машину и на электричке привезти детей. Речушка Сердоба, что протекала в Сердобске, оказалась грязным ручьем, но мы не унывали, так как знали, что через несколько километров она впадает в Хопер, а это уже приличная река. Так и оказалось, только приличным Хопер оказался гораздо позже и намного ниже по течению. А с самого начала это была мелкая речка, заросшая травой. Частенько пробивались сквозь настоящие плавни. Но интересно, и как-то по сравнению с предыдущими походами по северу, не обычно. По берегам деревушки и огороды, плавно спускавшиеся к реке, где мы регулярно пощипывали зелень. Роберт научил меня готовить борщ из ботвы свеклы, а самым главным в нашем меню был салат: Роб называл его мужским, а я зверским. Это был замес из молодого чеснока, лука, редиски и прочей зелени, и много перца. Дети плакали, но ели. Хочу вспомнить о рецепте еще одного салата Роберта. Это было уже в Припяти. Когда он развелся с Татьяной из Пензы-19, и надо было определяться со следующей женой, то Валя (вторая жена) пригласила его (наверно на смотрины) в Казахстан, откуда была родом. И возвратившись, Роберт созвал нас всех (коллег по «Скале») попробовать салат «Кукси». Это корейское блюдо – капуста, чеснок и злющий перец, и заправлялось все это растительным маслом. Съеден был хороший тазик с соответствующим питием. Утром на горшке, при традиционном моционе я плакал – перец нещадно драл кишечник и задний проход! Стал понимать наших детей в Хоперском походе. А тогда мы ругались на них – какие же вы мужики, нормальный салат есть не можете! Так как речушка была несудоходной, попадалось много мостов, которые стояли низко над водой, и лодку приходилось разгружать, и перетаскивать по берегу. Слава богу они были низменные. Незаметно кончилась Пензенская область, началась Воронежская. Первый же мост в этой области оказался с приключением. Когда лодку перетащили, и забросив 49
снаряжение, тронулись и тут обнаружили – забыли палатку. Быстро вернулись, но конечно и след простыл. Вспомнился Север – какая разница в менталитете населения! Пришлось для спанья детей приспособить навес на лодке, сами в спальных мешках ночевали на земле. Но дождей не было. Но был и плюс – не так донимала мошкара. В палатку они набивались сколько умещалось, а убедить ребят не ставить палатку, по опыту Севера не смог. Мой Павлуха первое время даже не давал спать – так донимало комарье, но потом, наверно, кожа задубела. Так и плыли потихоньку, мстя за палатку местным жителям опустошением огородов. Поражала нищета местных магазинов. Из пития в основном был вермут местного разлива, но Роберт посчитал его очень полезным от радикулита. Я этим делом в то время не страдал, сказалась закалка ночевками на снегу в горах, но нормальной водочки хотелось. Так как конечной цели особенно не ставили, конечно, хотелось проплыть до самого устья Хопра, но особенно не спешили, а когда надоело, в ближайшем крупном железнодорожном узле – им оказался Поворино - отправили лодку назад, в Пензу, и сами туда же.
50
Чернобыльские страсти. Припять Чернобыльская атомная
Надоела Пенза-19. Жуткая секретность, свирепая дисциплина, невозможность выехать за границу хотя бы туристом - это угнетало. В 1976 - 77 годах появились гонцы с атомных станций. Их строилось в то время великое множество в бывшем СССР, и требовались кадры. Квартиру обещали за два года. Моя одна комната была тесновата для двоих хулиганов, а ждать 3-комнатную долго. Поэтому семейно решено: едем. После посещений некоторых объектов выбрал Чернобыльскую, уж больно напомнила река Припять мое детство и Волгу песчаные пляжи, сосновые берега. Да и много друзей и знакомых подалось туда из Пензы-19. Город при станции был назван по имени реки - Припять. Солнечный, цветастый и очень уютный светлый городок, великолепной планировки. Мой дружбан по Пензе-19 Роберт Стуров уехал немного раньше меня - в мае 1977 г., и готовил мне почву, а я приехал в августе этого же года, как раз на физический пуск 1 блока. Роберт сразу же похвастался новой песней, посвященной Припяти и Чернобыльской атомной. Нельзя не привести эти строки, эта вещь глубоко эпохальная и где то пророческая: «Раскинулась Припять широко Чернобыль сверкает вдали Мы все генераторы тока И к нам провода подвели Ревут ГэЦээНы, дрожит барботер (ГЦН – главный циркуляционный насос Шипит барабан-сепаратор остальное – элементы оборудования Труба закачалась, сорвало запор станции) В разнос понесло генератор Товарищ я вахту не в силах стоять Сказал инженер инженеру В реакторе пламя мне не удержать Хватаю последние бэры Его подхватили СИУР и СИУТ (СИУР - старший инженер управления Включили дренаж и продувку реактором, СИУТ – турбиной) Из грязной уж зоны его волокут И сняли халат и обувку. Его провожали лишь старый вахтер (шутливые клички строителей: Два РЭКСа случайных с шамотой РЭКС – работник экспериментальной Старик только слезы рукою утер комсомольской стройки, шамотаА Рэксы послали за водкой монтажница женского пола) Тут дозик какой-то как раз подоспел (дозик – дозиметрист) На берег когда положили К ногам привязал отработанный ТВЭЛ (тепловыделяющий элемент) И в пруд-охладитель спустили. Остатки талонов отдали жене Сказали – она зарыдала Сквозь слезы шептала не сдал он эРБэ (радиационная безопасност И кончит он так я и знала.» 51
Он же нашел мне жилье для семьи - село Копачи, недалеко от станции.
Чернобыль и группа здоровья
Бабка сдавала комнату. Вредная такая бабка, Ходоской звали. В сентябре я привез семью, и началась деревенская жизнь. Заготовка дров, вода в колодце, готовка в русской печи, удобства на улице. И дети, 6.5 лет и 1.5 года. Сейчас и не представляю, как это все Наталья вынесла. Так как много из работающих на станции ждали квартиры и жили в окрестных селах, от проходной после смены на автобусах развозили персонал по домам. Многие жили в Чернобыле, райцентре, и тут была цивилизация. Городок небольшой, где то 12500 чел. населения, с богатой историей. Был под поляками, и под Литвой. Так как в городке проживало много евреев, был в свое время одним из центров хасидства. В Чернобыле жили ребята со Скалы, бывшие подводники: Толя Кухарев, Саша Шевченко. Дорога на Чернобыль шла мимо Копачей, и меня не надо было долго уговаривать, чтобы с песнями проехать мимо. А в Чернобыле жизнь била ключом. Было там три (или четыре пивных бара, проклятая память). Компания была солидной, и Кухарев называл ее «группой здоровья». Посетив все пив. бары, как правило укрепляли это дело чем-нибудь более серьезным, и расходились по домам. Конечно, бессовестно это было по отношению к семьям, но за здоровьем тоже надо было следить.
Первая поездка в Киев
Вскоре (где то в ноябре) в цехе организовали поездку в Киев на автобусе. Роберт уговорил нас, надо было пристроить детей. Бабка, управившись с огородом, уехала на какое-то время в Киев, к детям. Самих оставлять нельзя, еще хату сожгут. Роберт клятвенно пообещал прислать самых лучших гувернантов и воспитателей Припяти. Утром, за час до отъезда они торжественно прибыли. Были это Шура Волков и неизвестный Муханов, пензенские ребята. Наталья удивилась, Шурку она знала еще по нашей поездке на Дон. Он переехал в Припять где-то летом, на станцию не захотел (или не взяли), таскал кабели в монтажном участке ГЭМ (гидроэнергомонтаж). Пристрастие к портвейну у него уже переросло все мыслимые пределы, да и работа на свежем воздухе способствовала. Мы уже имели счастье видеть его в Копачах – он помогал нам при заготовке дров вместе с Колей Кузнецовым (с ним я работал в 36-ом цехе у Никифора). Коля тоже переехал в Припять и работал в ГЭМ-е, но слыл серьезным человеком и был там бригадиром. После того, как мы покончили с машиной дров, Коля уехал в Припять, а Шурку бабка оставила ночевать, Николай не гарантировал надежной его транспортировки в Припять. Спать уложила на печь. Ночью он стал дико кричать - на него наступали фашисты на танках. Впечатлительная натура. Бабка успокаивала, он говорил – бабка, не бойся, я тебя не трону, ты слишком старая. Утром бабка сказала твердо – таких дров ей не надо. В общежитие Шурка жил с Володей Темненко – чистокровный хохол, работал с нами на Скале, приехал из средмашевского Томска-7, – потянуло на родину. Мы с ним получили квартиры в Припяти в одном доме, одно время, при пуске 3-го блока он работал старшим мастером, я у него мастером. Общались семьями, но еще до аварии он развелся с женой и уехал со старшим сыном в Энергодар, на Запорожскую Атомную. Общаемся до сих пор. 52
По ночам Шурка частенько донимал криками – танки шли регулярно, и уже целыми дивизиями. Но хитрый Темненко быстро нашел выход – ложил ему под подушку пустую бутылку и говорил, что запас гранат обеспечен. Шурка обнимал бутылку и тихо спал до утра. Так что Наталья удивилась, увидев воспитателей. Но спокойствие и солидность Муханова, какая-то его надежность впечатлила ее, и мы пошли на трассу, встречать автобус. Прождали часа два, оказалось, с автобусом что-то случилось. Мобильных телефонов тогда еще не было и в помине, и когда замерзли вконец, вернулись домой. Картина была изумительной. Мальчишки, до ушей измазанные кашей, вдохновенно гоняли кошку по всей хате. Та уже проклинала тот день, когда появилась на свет. На столе стояла солидная батарея портвейна, и громадная сковорода яичницы. Наталья отобрала половину пойла, дала хлопцам доесть яичницу и отправила домой. Где-то недели через две мы все же поехали в Киев, но подбор воспитательных кадров Наталья больше не доверила нам с Робертом.
Городчан
Вообще бабка относилась к нам нормально, но наши дети ее терзали. Вспоминается случай, кода она принесла воды с колодца, и дети стали в этих ведрах купать кошку. Сама идея неплохая, чувствовалась тяга ребят к здоровому образу жизни, но воды можно было бы налить и в тазик. Поэтому, перезимовав в Копачах, решили искать жилье отдельное, какой-нибудь домик, но это возможно было только в глубинке. Такое жилье вскоре нашлось, это было село Городчан, третья остановка пригородного дизель-поезда от нашего городка в сторону Чернигова, через реку Припять. Следующая остановка от Городчана – Посудово - была уже в Белоруссии. Дикие полесские края, глушь. Деревенский магазин был практически на границе с родиной батьки. Интересно было купить бутылку вина в Украине, а выпить в Белоруссии. И вот здесь мы прожили две зимы. Мальчишкам было раздолье. Места грибные, кстати местные жители считали грибами только боровики, белые грибы, остальное не брали. Иногда еще лисички и маслята. Когда уже получили квартиру, младший сын Алешка долго спрашивал – когда же мы снова будем ездить на поезде, нравилось ему это. Правда, эту хату мы вскоре выкупили у хозяйки, и так она осталась у нас вместо дачи. Хата оказалась старенькой, крыта соломой, и текла. Кухня, в которой большую часть площади занимала печь, и комната метров 20 кв. Но было очень серьезное преимущество – находилась хата в ста метрах от остановки дизель-поезда, а так как первый поезд, которым надо было ехать, чтобы успеть на работу, был в 6 с небольшим утра, это было очень удобно. Был еще сарай, и курятник. Сарай вскоре развалился, а курятник я пустил на дрова в первую же зиму, очень суровой оказалась. Вот здесь мы и перезимовали две зимы. Павел, мой старший, должен был идти в первый класс. Поэтому решили – в первый класс он будет ходит в Рыбинске, и жить у моих родителей. Вот так получилось, что мой старшой учился в одной школе со мной. На Новый год решили его проведать. А зима была жуткой. Морозная, снежная, настоящая в общем. Сейчас таких уже нет, в Украине во всяком случае. В Москве оказалось под 30 градусов, а в Рыбинске все 40! Зная положение в Рыбинске с продовольствием, в Москве купили целого гуся (венгерского кажется), и еще кучу всяких вкусностей. 53
Новая работа
Я – в лаборатории СЦК (система централизованного контроля) «СКАЛА» (система контроля аппарата Ленинградской атомной - первой станции этой серии). Участок УСО - устройств связи с объектом. Все что измерялось на станции, на реакторе, турбине, насосах и других объектах энергоблоков, а это было тысячи параметров - температура, давление, расход, уровень и т. д. должно было доноситься операторам. Большая часть параметров заходила на машину, Ввод и преобразование параметров в понятный машине код и выдача информации операторам - основная задача УСО. И был в составе участка шкаф №31, сложное и капризное устройство, изучать его мне и поручили. Руководил участком Литвиненко Петр Прокопьевич, всю свою жизнь он работал в энергетике, а самым главным начальником «Скалы» был Жидок Геннадий Иванович. А у Роберта шефом был Стадниченко Виктор Алексеевич. Все они совсем недавно получили квартиры и прекрасно понимали, что нас ждет ближайшие два года. Неожиданно техника оказалась очень старой - разработка где то начала 60-ых годов. Даже не понятно, какого это поколения. Самые первые советские транзисторы, монтаж способом навивки, программирование машинным кодом. Только вычислительный комплекс (около 20ти здоровых шкафов) занимал огромный зал. И периферия - всякие устройства коммутации и т. п., которые располагались в отдаленных помещениях. Вообще география станции была чудовищной - дежурный (оперативный) персонал, наверно около месяца только разбирался, где и что искать в случае дефекта. Однако задачи у комплекса были необъятные. Взять хотя бы контроль расхода воды (основного теплоносителя) через реактор. Расход мерялся в каждом технологическом канале, а их было порядка 1700 шт., и каждое отклонение (снижение или превышение) выдавалось оператору. А физические расчеты! Вообще-то удивляло, что такая задача, как эксплуатация крупнейшего атомного объекта ведется с помощью такой примитивной вычислительной техники! Не соответствовала она абсолютно потребностям оперативного персонала, обслуживающего станцию, и прежде всего скорость. Цикл опроса всех датчиков занимал около 2 минут, а реактор способен был за несколько секунд «пойти в разнос». Понятно, что это все понимали, но…
Дефекты
Хочется рассказать о самых запомнившихся дефектах. Кому то может показаться, что тут много непонятно, технические термины, специфика и т. п. Можно и не читать. Но это будет интересно тем, кто хоть чуть-чуть по жизни соприкасался с подобным видом деятельности. А мне интересно и памятно, потому что это часть работы, а работу положено любить. Да и сама борьба со сложной техникой придавала ощущение своей нужности, важности. Ну а успешный итог – конечно колоссальный выброс адреналина – ах, какой я умница! Так и хочется вспомнить Шерлока Холмса, когда тот после долгих и мучительных размышлений и анализа задачу решал, и, как истинный англичанин, пил законную рюмку виски или стакан глинтвейна, брал в руки скрипку и музицировал. Мне же, как истинному славянину, приходилось употреблять стакан водки или разбавленного спирта, и на тромбоне не очень-то помузицируешь – слишком громкий инструмент, соседи могут и в милицию пожаловаться, но тем не менее!
Дефекты – самый первый.
Это был случай в самом начале трудовой деятельности на станции, который подловил нас по закону подлости в конце рабочего дня в пятницу, когда рот уже чувствовал вкус пива. На смене работал тогда Петя Остапенко, грамотный и пунктуальный СДИВТ (старший 54
дежурный инженер по вычислительной технике), и где-то за полчаса до окончания работы он вбегает к нам, ремонтникам, сообщает, что техника ведет себя очень странно. Пошли в машинный зал. Когда все работало нормально, это было видно и слышно. Сейчас было не так. Машина работала как то судорожно, цикл обработки замеров затянут по времени. Остались Прокопьевич, Геннадий Иванович и я. Наша «Скала» состояла из двух машинных комплексов, каждый мог работать самостоятельно, по отдельности, это называлось вариант «полтора», этот вариант имел ограниченные функции, и по регламенту эксплуатации энергоблоков имелось ограничение по времени. Для нормальной работы необходимы были обе машины. Поэтому выводил одну из машин в ремонт оперативный персонал очень неохотно. До ночи так и работали, часа два «Скала» работала в штатной конфигурации, выдавала нужные измерения и расчеты, и давали нам на полчасика пощупать шкаф. Что было самое противное, это то, что дефект был одинаков на обеих машинах. Работали в основном с двухлучевым осциллографом. Это дело мне было знакомо еще по работе в Пензе-19, мог виртуозно синхронизировать осциллограф с любого входа. Скоро стало ясно, что виноват наш шкаф УСО, так называмый 31 шкаф, аналоговые преобразования. На вход подавался токовый сигнал 0-5 мА от датчиков внешних устройств, и преобразовывался в цифровой сигнал для передачи в процессор. Поиск неисправности затруднялся тем, что это оборудование располагалось в шкафу в герметичном термостате, где поддерживалась постоянная температура, для обеспечения большей точности. Когда проанализировали первые полученные осциллограммы, поняли, что дело серьезное, знаний явно не хватало, какие должны быть правильные осциллограммы – неясно, в документации не приводились. Стало понятно, что домой попадем не очень скоро. Геннадий Иванович не по должности и службе, а по дружбе бегал в столовую, и приносил что-то пожевать. Даже выдавал изредка немного спирту. Всю ночь так и существовали, иногда дремали прямо на столах, уже и не помню, как и кто сообщил жене о моей задержке на работе. Утром в субботу Геннадий Иванович поехал в город вызывать программиста - Мишу Бородянского. Михаил Шаевич был знаковой фигурой на «Скале». Сам родом из Чернобыля, он окончил Саратовский университет и работал на Куйбышевском авиазаводе. Участвовал в создании ТУ-144, знаменитого реактивного лайнера. Любил рассказывать, что когда ТУ-144 разбился на выставке в Ля-Бурже, он как раз уезжал в отпуск. Сняли практически прямо с трапа, и на разборки. Но на родину всегда тянет. Вот так он и оказался на Чернобыльской. Приехал Миша, и быстро сделал программный вариант работы «Скалы» в парном варианте с одним 31-ым шкафом. Теперь мы имели возможность более плотно исследовать свое чудо. К тому времени стало ясно, что вина нуль-органа, главного элемента в преобразователе аналогкод. Но так как замена платы положительного результата не давала, стали дальше искать. Измеряемый ток на время преобразования хранился на конденсаторе. Вскоре нашли и этот конденсатор, он находился отдельно от платы, в глубине термостата, для его поиска пришлось перелопатить все схемы внутренних связей шкафа. Оказался электролитический конденсатор, тип К-50-6. Это было натуральное дерьмо электронной промышленности СССР, делал какой-то армянский завод. В средмаше от них отказались давно, припомнил даже, что кто то ездил даже в Армению на этот конденсаторный завод – была эпопея примерно такая же, как и у меня с транзисторами КТ.. Имели они дурацкое свойство – в процессе работы высыхать и терять емкость. Но – одновременно, и в двух шкафах сразу – это уж слишком! 55
В воскресенье к обеду все закончилось, на дорогу, как положено, выпили спирта. Геннадий Иванович организовал дежурную машину, и к семьям. Геннадий Иванович заметил мое умение виртуозно работать с осциллографом, и вскоре предложил сделать для удобства работы дежурного персонала временные диаграммы функционирования наших устройств. Я сразу понял неприподьемность этой задачи, и сказал, что для этой цели нужен многолучевой шлейфовый осциллограф. Вроде бы заказали, но пока я жил спокойно.
Дефекты - ВНИ ≠ МАШ.
Еще один дефект подкрадывался долго и не заметно. Пока он проявлялся редко, пытались не обращать внимания, «ВНИ ≠ МАШ» он назывался, это когда процессор обменивался информацией с внешним устройством, т.е. внешняя информация не соответствует выданной машиной. Стоил много крови, усилий и нервов. Возникал он при работе машины с внешними устройствами, а так как основным таким устройством был наш с Прокопьевичем 31 шкаф, то и дефект проявлялся при работе с ним, так называемая 15 команда для процессора. Я долго размышлял на эту тему, и пришел к выводу, что нельзя эту неисправность рассматривать как дефект 31 шкафа, тут что-то общее. Но мужики упирались, винили нас с Прокопьевичем. Попросил Геннадия Ивановича дать распоряжение оперативникам делать «останов по сбою», и при возникновения такового записывать состояние регистров на пультах шкафов процессора и 31-го. За первую же ночь получил кучу «криптограмм», машина вставала часто. Где-то после недели анализа пришел к выводу – наш любимый шкаф не виноват! Ну не может один дефект вызывать такие разные ситуации, это противоречит всякой логике и здравому смыслу. Стал изучать работу процессора – так называемый 30 шкаф. Пришлось разрисовать временные диаграммы работы 30 шкафа при выполнении операций с нашим устройством.. Командовал этой техникой Виктор Алексеевич, он перешел сюда с участка информационной подсистемы, а его место достойно занял Роберт. Мне он был плохой помощник, находился в «стадии освоения», а так по натуре человеком был скрупулезным, педантичным, то отсюда и некоторая медлительность. Прокопьевич не мешал мне заниматься теоретическими изысканиями, чувствовал, наверно, что я на правильном пути. Но как-то обиделся. Почти каждый день он, получив технику на профилактику, брал Сашу Шевченко (еще один член нашей бригады) и они меняли одновременно целую кучу плат. Вот я и спрашиваю (а наверно, с ехидцей, любим мы это дело), какой логикой вы руководствуетесь при замене? Прокопьевич ответил - а ты умник, все рисуешь? Вот и рисуй. Мы свое дело делаем. Еще Миша Бородянский масла в огонь подливал. Геннадий Иванович его спрашивал – как это дело сказывается на работе программны? Может пора вызывать москвичей на подмогу? Миша с присущей ему амбицией и ехидством отвечал – а что я могу сказать? Если машина постоянно сбоит, то какие гарантии могут быть в правильности работы программного обеспечения? Так что обстановка была нервозной, неприятной, и накалялась. Наконец-то я полностью стал представлять себе совместный алгоритм работы 30 и 31 шкафов. В принципе и сейчас все происходит также, и в современных вычислительных комплексах – при необходимости работы с чем-то внешним, центральный процессор посылает запрос нужному устройству, тот получив его, делает свое дело. Процессор терпеливо ждет, окончив работу, внешнее устройство выставляет на шины свою информацию и выдает сигнал «ответ». По ответу сравнивается внешняя и машинная информация, и процессор двигается дальше. При несовпадении происходит сбой типа ВНИ ≠ МАШ. 56
Получается, что не хватает процессору «терпения», убегает не дождавшись ответа. А это может быть только при наличии ложного ответа. Сложность дальнейшего поиска оказалась в том, что все ответы с внешних устройств (а их много) в процессоре оказались собраны в одной точке. И тут вина может быть не обязательно конкретного устройства, может быть и элементарная помеха. А как искать? Сидеть, вылупившись в экран осциллографа, а дефект один раз в час? С ума можно сойти. Пришел к выводу, что спасет только ловушка. Начал техническое творчество. Сотворил это дело из стандартных запасных плат нашей машины. Первое же испытание оказалось успешным – на пульте процессора загорелось табло ВНИ ≠ МАШ, и ловушка сработала – светодиодик, который должен был зафиксировать ложный ответ, подмигивал красным цветом. Ура! Предположение о «ложном ответе оказалось верным. Осталось определиться, откуда это. Опутал всю машину проводами, и результат недолго пришлось ждать. Ложный ответ давало устройство прерывания, тоже внешнее устройство для процессора, тогда, когда не должно было это делать – ведь процессор работал с 31 шкафом, и не обращался больше никуда. С гордостью доложил руководству. Вскоре наблюдал интересную картину – Геннадий Иванович и Виктор Алексеевич, тужась и кряхтя, вытаскивали коварное изделие из машинного зала. Из противности предложил свои услуги в поиске дефекта непосредственно на этом устройстве и получил отлуп – сказали, у нас целая кладовка их в запасе. Дефект исчез, а Толя Кухарев, бывший подводник и классный специалист, один из руководителей группы здоровья, сказал – впервые вижу, как дефекты ищутся на кончике пера. Было приятно.
Дефекты – 19 код
А еще был очень хитрый дефект, «19 код» назывался. Я уже мастерил на 2-ой очереди, на третьем блоке случился пожар, пуск блока отложился, и мы практически бездельничали. И приходит Геннадий Иванович, просит меня помочь на 1-ой очереди, не помню уже на каком блоке. Вообще интересный был человек Геннадий, очень деликатный – в принципе он мог мне просто приказать, числился я все же по «грязной зоне», чтобы не терять вредный стаж. 19 код – это дефект самодиагностики работы «Скалы». Машина при работе с аналоговыми параметрами делает два измерения подряд, и сравнивает их. Если они отличаются более чем на 6%, то замер считается недостоверным и записывается в память как код 19. Якобы должно помогать при пульсациях и т. п. дефектов параметра. А все коды неисправности выдаются на табло оператору как знак СРВ (снижение расхода воды), и это нервирует его. Расспросил Ивановича, как это выглядит и проявляется, и что уже сделано. Он сказал, что проявляется это только при измерениях расхода воды в каналах СУЗ (системы управления и защиты), причем хаотично, и неважно, какой 31 шкаф работает ведущим – 1 или 2. Внешние устройства все проверили неоднократно и тщательно. Я говорю – не может же быть неисправности в 31 шкафу, если это одинаково в обоих, на что он напомнил мне о нашем самом первом дефекте, когда неисправность оказалась одинаковой в обоих шкафах, и пролил бальзам мне на душу, сказав, что я считаюсь лучшим диагностом по УСО. Стал собираться на первую очередь. На ЧАЭС 1 и 2 блок считался 1-ой очередью, а 3 и 4 – 2-ой. Надо сказать, что делали это мы весьма неохотно – лень было переодеваться. А процедура эта была капитальной – меняли все, до трусов. Да и те при желании можно было сменить, но выстиранные и выглаженные женой как то приятнее.
57
На первой очереди для начала подготовился – на тележку погрузил осциллограф, особо точный электронный вольтметр, источник тока и т.п., и приступил. Где то часа за три сделал все необходимое, убедился, что видимых отклонений в 31 шкафах нет. Внимательно изучил записи в журналах оперативного персонала на эту тему – никаких подсказок для размышления. И самое противное – ничего нельзя проанализировать. Если остановить машину при возникновении дефекта, то всегда есть только один замер – последний. Машина сравнивает замеры прямо на внешней шине, и записывает в память, если нормально, а в случае разницы более 6% в память сразу заносится код 19, и замеры нигде больше не хранятся. Стал размышлять. Думаю - а что общего при измерениях? Внешние устройства, они проверены. Машины две, не может быть тут одинаковой неисправности, Математика, программное обеспечение, осенило. Интуиция, а она редко меня подводила. Надо идти к Михаилу Шаевичу, тем более в любом случае надо делать программную ловушку, а тут без него никак. Надо сказать, что Миша был очень интересный человек. Он был очень деликатен, даже застенчив в быту, и груб, бесцеремонен на работе. Как он гонял СДИВТ-ов (старшие дежурные инженеры по вычислительной технике), это надо было видеть и слышать. Какие вы инженеры!? Вы сторожа при вычислительной технике! Это были самые деликатные его выражения. А был я тогда молодой и наглый. Поэтому беседу с Мишей начал совсем не так, как положено. Михаил Шаевич, говорю, я по поводу 19 кода. Так вот, подозревается дефект программного обеспечения. Что я здесь услышал… И то что мы, тупые железячники, должны для начала хотя бы приблизительно разобраться в своем железе, а потом лезть в святая святых – программу. Да кто вы такие! Ушел я несолоно хлебавши. Элеонора Фокиевна, жена Геннадия Ивановича, тоже член банды программистов, ехидно улыбалась мне вслед – ну что Евгений Борисович, получил?! Однако я почтительно попросил у нее листинг с программой, где находится кусок замеров, после чего поплелся к себе на 3 блок, развернул листинг, и стал изучать, совершенно не надеясь на какой нибудь результат. Быстро нашел место, где замеры сравниваются. Смотрю – делаем первый замер, где то запоминаем, потом второй и сравниваем на наличие-отсутствие 4 разряда. Считаю: 1 разряд_это 50%, 2 – 25%, 3 – 12.5%, 4 – 6. 25%. Нормально. Правда, это если замер равен близко к 100%. Но по теории измерений масштаб выбирается большим, чем 30%, так что это допустимо. Стало совсем тоскливо. Открыл сейф, принял на грудь 50 г, и до дому. О проклятом дефекте и не думалось, но что-то беспокоило. И надо же, решение пришло во сне. Как же так, а если замер кратен 4-му разряду? Например, есть 3 и 4, а дальше нули? Ведь мой любимый 31-ый имеет право ошибаться в последнем разряде, впрочем, как и любой АЦП (анаогово-цифровой преобразователь), и тогда 4-ый исчезает, а вместо него 5.6, 7, и т.д. Но тогда это не 6%, а на порядок меньше! Нет, Миша, придется мстить тебе! Едва дождавшись утра, с одушевлением (что далеко не всегда было) поехал на работу, в уме строя разговор с великим программистом. И сразу на первую очередь. На каком-то блоке выпросил у оперативников 31 шкаф, подключил источник питания, задал ровно 0.32 мА (4 разряд) и зациклил измерение. На передней панели уверенно горел зеленым цветом светодиод 4 разряда, но вот! Он погас, а вместо него загорелись все остальные, с 5 по 10. Ура! 58
Так происходило приблизительно раз в минуту, иногда к 4 добавлялся последний 10. Все согласно теории – точность работы АЦП ± последний разряд. Так положено. До похода к Мише зашел на БЩУ (блочный щит управления), и не помню с кем, но потолковал о расходах воды в каналах СУЗ, и выяснил интересную вещь – на этом блоке по распоряжению кого-то в целях экономии месяца два назад (как раз тогда и начался дефект) уменьшили расход воды в каналах СУЗ. Я перевел кубометры в миллиамперы, а миллиамперы в разряды и убедился, что расход действительно стал крутиться в районе кратности 4-му разряду. Все стало предельно ясно. Тем не менее общение начал с Мишей очень издалека. При моем появлении он буркнул – ну что еще? И тут я и вещаю – без тебя никак, нужна программная ловушка, замеров нет, надо их как то сохранять при наличии 19 кода. Он стал довольно жмуриться, как сытый кот. Тут я и подсунул ему листинг программы и спрашиваю – объясни мне пожалуйста, что если замер кратен 4 разряду, а на этом блоке снизили расходы в сузовских каналах, то оно так и есть, но АЦП имеет право на ошибку в младшем разряде, это закон. Мише два раза объяснять не надо было – все же математик с университетским образованием. Говорит – ну-ка дай, я посмотрю, и засопел, уставившись в листинг. А я потихоньку двинулся к себе на третий, довольный в душе, но немного обижаясь на Жидка и Бородянского – уж они были обязаны знать о снижении расхода воды в СУЗ-ах, и начать поиск оттуда. Через некоторое время звонит Вася Верховод – он был в эту смену СДИВТ-ом (старший дежурный инжерер по вычислительной технике)( на первой очереди, мужик надежный и правильный, юмор понимал. Говорит – Борисыч, ты что сделал с Мишей? Он мечется по обоим «Скалам», жутко матерится, аж страшно работать! Отвечаю – а ты не бери в голову, это его стандартный метод борьбы с дефектами. Не знаю, что Миша сделал конкретно, но мне доложили, что дефект исчез. А через некоторое время Миша появился передо мной на 3-ей « Скале». Долго мялся, и произносит – Борисыч, ты извини меня, что я тебе хренов натолкал тогда. Ты прав оказался – дело в программе. А я так небрежно – да что там, Миша. Рабочие дела. Он опять мнется, потом достает пачку Беломора и предлагает покурить (тогда он еще курил, и курил только знаменитый Ленинградский Беломор, фабрики Урицкого, где брал – непонятно, наверно кто-то присылал. В Украине его не продавали). Получить от Миши презент в виде его любимой папиросы было что то. Пошли лакомиться хорошим табаком, и тут меня Миша поразил – Борисович, ты только не говори ничего про это дело Жидку! Я обалдел, думаю – наверно все же Геннадий Иванович догадывался о причине дефекта, но когда обратился к Мише, разговор наверняка получился таким, как и у меня, хренов Миша мог натолкать и Ивановичу сколько угодно, а тот бросил меня под танк! Но дело превыше всего, и главное - оно сделано.
Немного итогов
Конечно, это только малая часть всех дефектов, которые выпадали на нашу долю. Даже самая надежная техника ломается, более или менее часто. На память пришло только самое запомнившееся. И еще потому, что эти дефекты в основном были не на оборудовании, подконтрольным группе, где я работал. И вот тут вспоминаются долгие разговоры с Геннадием Ивановичем в походах, у костра. Мне было непонятно разделение нашей лаборатории на группы. Получалось, что на машине нет одного хозяина, одного специалиста, и машину полностью, целиком не знает никто, А ведь элементная база одна – что тут делить? 59
Уже после аварии, когда с нами работали ребята с однотипной Ленинградской Атомной, мы на эту тему долго говорили со Стасом Стариченковым (как я понимал, он был начальником машины на ЛАЭС). Он тоже удивлялся разбивке нашей лаборатории на группы. У нас, говорит, был начальник машины, и все, что в машинном зале – это его. А у него в подчинении инженеры – электронщик, механик, программист. Это казалось правильно, логично. А тогда, еще далеко до аварии, когда я примерно тоже самое говорил Геннадию Ивановичу, он то же довольно логично и правильно парировал – ты не забывай, Борисович, там средмаш, у них ценят инженерную работу. А мы в Мин.Энерго. У нас мастер получает намного больше инженера. И не положено по штату столько инженеров на станции. Вот и весь сказ. Вот поэтому мне кажется, что, когда после аварии в прессе много рассуждали о причинах, среди многих мнений была очень здравая мысль – не могли в МинЭнерго нормально эксплуатировать атом, хотя бы даже из-за дедовского, еще со времен ленинского плана Гоэрло, штатного расписания в энергетике, где не было места грамотному инженерному персоналу. А вообще у меня, как у одного из соавторов всяких капустников, была идея в свое время. Я предлагал в виде в шутки в штатное расписание «СКАЛЫ» ввести должность помощника программиста. Ну как у пианиста. Тот играет, произведение большое, а рядом сидит человечек, и переворачивает ноты, когда положено. Так я так и предлагал, Миша читает листинг программы, и помощник должен вовремя переворачивать листы.
Коллектив, новые друзья
Как и положено, появились новые друзья. Вообще коллектив был очень дружным. Одним из самых первых оказался Ленька Ансимов. Интересно познакомился я с ним. После прибытия на ЧАЭС, и первого посещения отдела кадров, получив направление на медицинскую комиссию, я двигался пешком со станции в Припять. Неожиданно оказался попутчик. Разговорились, нашлось много общего. Он был из Уфы, есть такая столица Башкирии, и работал там на приборостроительном заводе, и тоже регулировщик радиоаппаратуры. А когда я вспомнил об эвакуации моторостроительного завода и нашего техникума во время войны в Уфу, Ленька сказал, что в Уфе есть даже Рыбинская улица (или даже район), много рыбинцев осталось в Уфе, и вообще добрая память. Оказалось, что у него тоже двое мальчишек, и примерно такого же возраста. И музыка! Он оказался классным музыкантом, как говорится, «лабал» на гитаре, была и самодеятельность. А я рассказал о любви к джазу. И еще рыбалка. Большой любитель! Помню, когда он жил в Чернобыле, был у него 3-колесный мотоцикл. Так он частенько привозил к проходной на станцию целую коляску водоплавающего лакомства и по дешевке продавал желающим. Я тоже, желая показать свою осведомленность в этом деле, долго расписывал преимущества динамита перед обыкновенной удочкой. Сперва он удивлялся, но быстро привык к моему грубоватому юмору. И еще он балдел, когда, уже впоследствии нам попадались прекрасные картинки с обнаженными красавицами, а я говорил – взять бы рашпиль покрупнее, да по этим соскам…В отместку мою яхту он называл уёбищем. А еще учил меня говорить по башкирски. Народу очень нравилось, когда при встрече я произносил – Сао балагас, ипташ Федорович! А он в ответ почтительно кланялся, отвечая – Сао балагас, ипташ Борисовися. И минут пять мы несли всякую тарабарщину. Окружающие балдели. Короче, дружба была обеспечена. 60
Очень колоритным был Сашка Варицкий. Они небольшой компанией приехали из Калининграда, тоже в основном из-за квартирного вопроса. Остро стояла эта проблема в СССР. Рано умер, чертяка. Это был такой здоровенный парень, под 2 метра ростом, в толстых очках (был чудовищно близорук и из-за этого казался неуклюжим). Все время жаловался на голод, и в обед съедал полбуханки хлеба. Кормили нас по талонам, 98 коп. обед. По ценам заводских столовых это было много, поэтому всегда давался стакан сметаны. Многие женщины не ели ее, и отдавали Сашке. Как-то взяв стакан одной рукой, в другой зажал несколько ломтей хлеба и приготовился это дело употребить. Вдруг стакан лопается прямо в руке, и сметана на полу. Без хохота нельзя было смотреть на скорбное выражение его лица. Как сейчас помню его любимый тост: «И восставши по утру, яко в бочку бездонную, Наполняючи чрево свое, и не прими господи за пьянку, ибо лечимся. Во имя отца и сына и спиртного духа - Аминь!». И еще вспоминаю комический случай с ним. На пуск энергоблоков к нам всегда приезжали представители разработчиков и производителей «Скалы», из Москвы. Цель была самая благородная – проверить качество монтажных и наладочных работ. Роль гостиницы в Припяти исполнял один этаж в общежитие №16, там жили и наши ребята без семей, (Роберт, Варицкий). Командировочные очень уважали спирт «Скалы», и Геннадий Иванович не обижал их в этом. Самой колоритной фигурой был Иосиф Ильич Десятников, начальник отдела института разработчика нашей машины. И вот очередной приезд, и на вечер наметился соответствующий сабантуй. Я к сожалению не смог присутствовать – электричка на любимый Городчан уходила строго по расписанию, ночевать в общаге не улыбалось. На утро Саша на работе появился с обожженным лицом, небритый, кожа висела лохмотьями. Мужики со смехом, подначивая Сашку, рассказывали. Как всегда, Десятников решил отличиться. Налил себе спирт в посудину, поджег и залпом выпил. Зрелище было эффектное. Сашка раздухарился, и решил тоже попробовать. Но без тренировки (а может, и соответствующей ловкости) не получилось – горящий спирт растекся по лицу, ребята тушили полотенцами, но все равно, кожа обгорела здорово. Был еще очень интересный человек – Валера Нохрин. Приехал вместе с Геннадием Ивановичем, Виктором Стадниченко и многими другими со Славянской ГРЭС (оттуда была большая компания). Это был человек золотые руки. Похоже он умел все. Все автолюбители городка обращались к нему в случае каких то проблем со своими 4-колесными друзьями. Как и положено, мы с Робертом возглавили в лаборатории и цехе культмассовую работу. Практически все праздники отмечали вместе, с семьями, детьми. И очень скоро коллеги оценили наши способности превратить это из пошлой пьянки в какое-то действо, с заранее приготовленным сценарием, действующими лицами и т. д. Ядро нашей творческой группы составляли мы с Робертом и Саша Варицкий – он писал проникновенные стихи, а музыкой заведовал Ленька Ансимов. Вот такая могучая четверка у нас получилась. Принимали участие мы и в городских мероприятиях. Ежегодно проводился день смеха – 1 апреля естественно. Зал Дворца Культуры трещал от наплыва зрителей. Но об надо писать отдельную книгу, да и лучше, чем Стас Константинов – художник станции и лидер первоапрельских сценариев, (а он написал творение под очень звучным названием «Записки сивого мерина) не написать.
61
Катамаран
На Припяти жить без плавучего средства было невозможно. Обычная лодка меня не устраивала - нужно было что-то более коллективное. Но опыт строительства в Пензе-19 первой лодки показал, что габариты судна определяет в основном место постройки. Место вскоре было выбрано - подвал общежития №16, где жили ребята без семей. Хозяином был очень интересный мужичок - он был и сантехником, и столяром в общежитии - в общем на все руки мастер. Показывал изобретенную им приспособу для откачки воды из подвала - на листе пенопласта укрепил насос с электродвигателем, и когда уровень воды поднимался, это дело автоматически включалось. Говорил: вот если я даже набухаюсь до предела, подвал все равно сухой будет. Очень мудро. А еще мне очень понравилось его изобретение по добыванию гвоздей. Напротив общежития располагался какой-то склад, и вечером его плотно запирали. А прямо за воротами была рассыпана куча гвоздей. Так вот он привязывал на веревке магнит и под воротами кидал его в эту кучу. Гвозди прилипали, магнит вытаскивался и за час плодотворной работы набиралось солидное количество строительного дефицита. Вот здесь и развернулось строительство. Так как выносить готовый продукт планировалось через двери, а это ширина максимум 60 см, то такая ширина должна была быть и у будущей лодки. Это и определило тип судна. Два узких корпуса, соединяются балками, на них настил, т. е. катамаран (есть еще и тримаран – судно с тремя корпусами). Так как чертежей такого судна в моей любимой книге – 25 проектов судов для самостоятельной постройки – не было, пришлось напрягать фантазию. Спирт у нас был, но Конопли к сожалению не было. В снабжении взялся помогать Володя Темненко. У него получалось неплохо. Фанеру раздобывали по магазинам, там выбрасывались большие фанерные ящики из под сигарет и т.п. Неожиданно решилась проблема с эпоксидной смолой и стеклотканью – без этого я не представлял строительство лодки. На строительстве была организация – участок химической защиты, который покрывал все на станции различными эпоксидными соединениями – красками, шпаклевками и т. п. И работал здесь Володя Клековкин, прекрасный профессиональный пианист, импровизатор и большой любитель джаза. Познакомились мы с ним во Дворце Культуры, где не один раз пытался организоваться джаз, но неудачно. Музыкантов было много, но занятость народа, отсутствие грамотных руководителей, короче дело не пошло. Но с Володей мы познакомились и даже подружились. Поражала его страсть к количеству. Если я просил 5 литров смолы, он пригонял целый бидон, литров на 50, другой тары он не признавал. А зачем разливать? говорил он. Вообще масштабы этого дела на станции поражали. В соседние села все перли машинами. Заборы и крыши сверкали эпоксидной краской. Короче, все было, и дело пошло. Заинтересованный народ то же был, парням было нечем заниматься в свободное время. Таблица плазовых ординат здесь не понадобилась, уж слишком нестандартное оказалось сооружение. За зиму это чудо сотворили, и уже весной состоялся первый поход за пивом в село Шепеличи. Припять имела практически около каждого села старик – они так и назывались – Шепеличский старик, или Семиходовский старик (Семиходы – это село непосредственно рядом с Припятью). На этом старике располагалась лодочная станция Припятских держателей плавсредств. Построили и мы здесь небольшой шалаш. Володя Темненко назвал его «кильдым». Мы долго пытались выяснить, что означает это слово, но похоже он и сам не знал. Тут мы хранили все необходимое для нормальной морской жизни – мотор, бензин, всякие канаты… 62
Эксплуатировался катамаран интенсивно. Но особенно хорошо было на нем ловить рыбу. С кормы кидалась блесна, а так как скорость была невелика, щука регулярно хватала. Час времени – и на обед есть! А еще участвовали во всяких мероприятиях типа дня Нептуна и т.п. Короче говоря судно оказалось полезным.
Долгожданная квартира
Как и положено, в 2-летний обещанный срок с получением квартиры не уложились, но за 2.5 получил. К сожалению, на первом этаже (это почему то считалось минусом, но у меня работал Лоза Володя, он любил прогуливать, объяснял часто это любовью к рыбалке, и иногда закидывал мне на балкон свежую рыбу, что трудно выше первого этажа). Так что были и плюсы. Квартира была уютной, но маленькой. Кто-то говорил, что это проект 2-х комнатной чехословацкой квартиры, но переделали в 3-х. Первым делом обшили входную дверь – это было необходимо на Киевщине. Ходили специальные бригады на эту тему. Батька по приезду и то оценил – это по министерски. Новое жилище долго обмывали, на новоселье, оказывается это положено, принесли кошечку. Дети ее оставили, но она умерла при родах. Долго горевали. Квартиру долго обставляли, пришлось ездить и в Киев, и в Белоруссию, и началась полноценная семейная жизнь.
Путешествия на катамаране
Первое путешествие на катамаране мы совершили двумя семьями – Жидок Геннадий Иванович со своими двумя хлопцами – Андреем и Димкой, и я с Натальей, Павлом и Алексеем. Не особенно размышляя, двинулись прямо из дома вверх по Припяти, и места оказались прекрасные. Вскоре Украина кончилась, и началась Белоруссия. Мозырь, Барановичи, Туров, Пинск – все эти города мы посетили и страшно были довольны. А знаменитые луга и дубовые рощи в верховьях Припяти! Судоходство по Припяти было несерьезным, не то что на Волге. Пару раз в день что-нибудь пассажирское типа «Ракеты», и еще раз в день баржа, груженая рудой. Так что нам никто не мешал. А вверх по Днепру мы ходили тремя семьями. Опять Геннадий Иванович и еще Леня Антонченко с женой. Леня пришел на ЧАЭС на вторую очередь, и работали мы вместе долго, пускали 3-ий и 4-ый энергоблоки. И еще он был парторгом цеха, поэтому практически его обязанности как старшего мастера 2-ой очереди приходилось исполнять мне. Это особенно не напрягало, так как оборудование к тому времени я уже знал почти наизусть. В низовьях Припяти, там, где она впадает в Днепр, места были изумительные, особенно в смысле рыбалки и грибов. Многие киевляне здесь проводили отпуска вместе с семьями, как правило, на живописной полянке оборудовался капитальный лагерь, сушились грибы, вялилась рыба. Песчаные берега, чистая вода – что еще надо человеку! Часто встречались с коллегами, люди плавали кто на чем хочет и может. Особенно запомнился один чудак. Он работал где то в авиации и построил катамаран из авиационных топливных баков, длиной где то под 10 м. На настиле между поплавками разместил практически домик из двух комнат и верандой. На веранде располагался рулевой пост. В маленькой комнате была кухня с газовой плитой, холодильником. В комнате побольше располагался диван, нормальный обеденный стол и т. д. В общем летом они всей семьей жили на воде. И даже самогонный аппарат был в действии. А сзади 20-сильный лодочный мотор «Вихрь». 63
А вот путешествие по Смотричу и Днестру задумывалось серьезно и планировалось заранее. Я долго просматривал всякие путеводители по водным маршрутам. Получалось, что ближайшие реки мы уже изучили. Вниз по Днепру не хотелось, тут уже оживленное судоходство, сплошные шлюзы, и слишком цивилизованно. Разборность катамарана позволяла отгрузить его в железнодорожном контейнере в любую точку Союза, но далеко не хотелось из-за детей, да и в Украине тоже рек хватало. И попался мне путеводитель, описание байдарочного маршрута по реке Смотрич, начало предлагалось из города КаменецПодольский, от Припяти не так уж далеко. Экипаж сложился удачный Роберт, Геннадий и моя семья. Получилось 10 человек – шестеро детей, три мужика и одна женщина. На станции выпросили машину для заброски катамарана, и я поехал в Каменец-Подольский. Добрались на второй день, с ночевкой. Шофер попался компанейский, и когда выгрузили хозяйство на берегу Смотрича, он добровольно предложил привезти с железнодорожного вокзала мой экипаж.
Доктор из Львова
Помнится приключение на Дубоссарской плотине. Здесь не было шлюза, да и судоходства на Днестре здесь практически не было. Но кое что плавало, по таким речушкам не ходят, и через плотину это дело перетаскивали трактором. Нам уже на Смотриче порядком надоело разгружать катамаран и перетаскивать судно, да и сил было маловато после отъезда гвардии Роберта.
Смерть отца
Такая печальная новость всегда бывает неожиданной. В марте 1983 года мы цехом праздновали день женский день 8 марта в пионерском лагере «Сказочный». Предприимчивый Игорь Лернер, его директор, в зимнее время, в отсутствие детей, превращал эту территорию в базу отдыха для работников станции, вот мы и воспльзовались. Естественно, был сценарий, концерт своими силами, а их у нас хватало. И вот по приезду домой получили скорбную телеграмму, и срочно выехали в Рыбинск. На следующий день к вечеру уже были на месте. Батя умер прямо за рулем машины. Он осуществил свою голубую мечту – ему подходила очередь на машину. И вот он в Ярославле сдавал на права. Уже вроде как и сдал, и инструктор, который ездил с ним, обрадовал – все нормально, а сердце не выдержало радостной вести. Мужская смерть! На похороны собралось много местных пенсионеров, ветеранов Отечественной войны, и они говорили много теплых слов о батьке. Оказываетя, будучи на пенсии, ему не сиделось, и будучи человеком юридически грамотным, многим помогал правильно оформить пенсии, льготы.
Таллинн
И еще вспоминается поездка в Таллинн. Захотелось как-то нам с Наталией посмотреть цивилизацию, и мы провели там очередной отпуск. У пензенской сестры Натальи была подруга в Таллинне, она согласилась приютить нас на пару недель. Дама жила с сыном, Романом в 3-комнатой квартире, и выделила нам отдельную комнату. Сама она работала стюардессой на пароме, который курсировал между Таллинном и Хельсинки, и дома бывала редко. Рассказывала, как пьяных финнов матросы грузят на паром. Ходили слухи, что в Финляндии сухой закон. Оказалось, что это не совсем так. Просто внутреннее самосознание не позволяло им по настоящему напиваться на Родине. 64
Роман был уже взрослый парень, так что нам никто не мешал наслаждаться совершенно незнакомой культурой. Все было непривычно. Конечно, современные постройки были такими же, как и во всем Союзе, но исторический центр! Узкие улочки, крыши типа шпиль, и очень много флюгеров – практически на каждой крыше. А как эстонцы пьют пиво – в чистеньких барах, кружку подают на салфетке. Не по-славянски что-то! Как-то спросил у Романа, где можно попить нормально разливного пива, из бочки. Он ответил – по-русски что ли? И рассказал, как найти такую точку. Было это где-то на окраине Таллинна, наливальщица в грязном переднике разливала божественный напиток в поллитровые банки, и с матами мужики это дело употребляли. Вот это по-нашему, по-русски!
Яхт-клуб и яхта
Яхт-клуб в Припяти был очень интересной организацией. Теоретически он принадлежал спорткомплексу ЧАЭС, но так как штатных единиц не было (кроме тренера по гребле), он существовал как бы автономно, без планов, отчетов и тому подобной чепухи. Помещение и территория на берегу - это было вроде типа бывшей водокачки, и на балансе, как я понимал, нигде не числилось. Также и суденышки - это было все списанное в каких то киевских яхтклубах. Из приобретенных за профсоюзные деньги станцией были только гребные суда, несколько детских корпусов, и две крейсерские яхты - швертботы проекта Т2 ленинградской судоверфи, с краткими, но емкими названиями – Кум и Темп. Хорошие посудины, с нормальным парусным вооружением, даже спинакер был, и 5 штатных спальных мест. Руководил этим делом Борис Евгеньевич Алфимов – мой тезка наоборот. Он работал зам. начальника ЦЦР (цех централизованного ремонта, про этот цех шутливо говорили - они и ракету сделают, вот только летать будет ли?). Сразу после получения квартиры я подался в яхтклуб, приняли с удовольствием, благо анекдоты про мой катамаран разнеслись по всей Припяти. Как и положено, ребята в яхт-клубе делились на спортсменов (яхтенных гонщиков), и любителей путешествий. Кое-кто строил. Боря Катюшин, например. Он взял старый корпус какой-то гоночной яхты олимпийского класса, и реконструировал его – удлинял корпус, наращивал борта, делал каюту. получалось что-то типа крейсерской минияхты, со спальными местами, камбузом и т. п. Очень неплохо для семейных путешествий. Напарником у него был Володя Смальцер. Еще был очень интереснейший человек, Володя Еременко. Работал он шеф-инженером от Харьковского турбинного завода, решал технические вопросы по турбине, осуществлял надзор за ее эксплуатацией. Задумал он сверхсерьезный проект – гоночную яхту океанского класса. Работу начал капитально: заказал чертежи на Ленинградской судоверфи, прототипа уже не помню, нашел в окрестных лесах строительный дуб, попилил его на пилораме, завез в яхтклуб, положил на сушку, и начал строительство капитальной пристройки к яхт-клубу. К делу относился очень основательно и серьезно. Как-то даже чуть не попал в милицию. Для строительства эллинга он использовал стандартные железобетонные панели. Бракованные можно было достать без проблем на стройке. И вот войдя во вкус, в поисках очередной увидел на стреле башенного крана хорошую панель. Крановщик похоже ушел на обед, а машина для доставки была у Володи с собой. Как уважающий себя инженер-механик он мог управлять краном, и панель быстро оказалась в яхт-клубе. Можно себе представить рожу крановщика, вернувшегося с обеда! 65
Когда я сказал ребятам, что хочу строить посудину, никто не удивился, только предупредили, что места уже нет. И действительно, пристройки к яхт-клубу были заняты со всех сторон. Не испугало. Я все равно не тянул на масштабы Володи Еременко. Решил – буду строить на улице, под навесом. Вообще, работ по яхт-клубу хватало, нам же никто официально не помогал. На ближайшее время планировалось асфальтирование площадки, слип с электрической лебедкой (приспособление для спуска судов). Добавили в планы и строительство навеса для моей посудины. С материалом тоже была определенность – шкафы для нашей «Скалы», а их несколько десятков, приходили на стройку, обшитые деревом, хорошей доской. Правда, и желающих было много, народ начал обзаводиться дачами, и такой стройматериал ценился. Тем не менее при поставке Скалы на 3-ий энергоблок я подсуетился, и основа яхты была обеспечена. А «золотой человек» - так я звал с подачи Роберта Стурова Володю Клековкина – обеспечивал меня эпоксидной шпаклевкой и стекломатериалом. Самое главное – проект. Тут мне помогла любимая книга – «25 проектов». Но здесь были проблемы. Требований было много, но самое главное это грузоподъемность. Ну не люблю я путешествовать в одиночку! Даже катамаран, при всех возможностях настила, не позволял расположиться на ночлег более чем двум семьям. Поэтому: 1) как минимум 10-12 штатных спальных мест (три семьи), камбуз (кухня по человечески), гальюн (туалет), все же не хочется из-за всяких мелких человеческих потребностей приставать к берегу и т. д. А это – не менее 10 м. длины и 2-3 тонны водоизмещения. 2)
где будем плавать (ходить) и т. д, т.е. попросту способность сопротивляться волне.
3) осадка, так как хочется заходить в самые глухие, неизведанные места, т.е. минимальная, а это противоречит п.п. 1 и 2. 4)
двигатель – это только стационарный дизель.
5) так как планировался парус, то нужен киль или шверт (выдвижной, при необходимости убирающийся киль). Из-за необходимости малой осадки конечно шверт. Но при такой длине швертботы не делают, во всяком случае, в любимой книге такого не было, и в журналах « Катера и яхты» я не нашел. 6)
и хочется хотя бы немного элементов старины.
После длительных раздумий и проработки теоретической части проект в основе своей сложился. Расчеты показали, что для желаемого водоизмещения и грузоподъемности судну необходимо иметь 10 м длины и 3 м ширины. И еще одна проблема мучала. Серьезные посудины таких размеров строятся, как правило, без скул, так называемые круглоскулые. Но это технологически трудно, и требует серьезных навыков в судостроении, каких естественно не было. И вот в «25 проектах» нашел я рыбацкую лодку с обводами типа «дори». Проект имел 3скульный вариант, то есть представлял собой этакий компромисс между круглоскулой посудиной, а в тоже время все прелести постройки со скулами. Правда, проект был длиной всего около 7 м. Но путем несложных расчетов я сделал вывод, что если умножить всю таблицу плазовых ординат на 1.5, то получится желаемый вариант. Так было и сделано. Надстройки – носовая и кормовая каюты, между ними кокпит с моторным отсеком. Две мачты, и конечно бушприт. 66
Экипаж яхты
Экипаж сложился как-то не сразу, но уверенно и надежно. Почему-то не вписались в это дело пензенские друзья, Роберт Стуров, Женя Кругликов. Может испугала долголетняя перспектива постройки? (А это лет пять) Или плохо звал? Об этом как-то не говорили, а я и не думал особенно, да и выбор был. Конечно, первым оказался Боря Лобза, крупный такой парень, старший мастер по должности, но самое главное – он был держателем запаса спирта на «Скале», а без этого постройка была безнадежна, даже и не мыслилась. Все проекты, чертежи, плазовые ординаты – это чушь по сравнению с огненной водой! А вот вместо Жени Кругликова появился его партнер по смене – ДЭС (дежурный электрослесарь) Жора Батулькин. Исключительно мастеровой парень, увлекся парусом и даже ходил на соревнования по серфингу. Короче говоря, роли распределились так: на роль капитана, кроме меня, вроде никто и не претендовал, Боря стал по морскому и по справедливости старпомом – старшим помощником капитана. Жора конечно ЧИФ - это главный механик по морскому. Очень неожиданно правой рукой и основным энтузиастом у меня оказался Витя Луньков. Он как-то неожиданно объявился в яхтклубе, на станцию приехал из Шостки, имел техническое образование по холодной обработке металлов, и владел роскошной профессией – токарь, причем универсал. Ему было абсолютно все равно с чем работать, с металлом, деревом, тканью. Но к рукам у него имелась и светлая до предела голова, и соответственно фантазия. После аварии, в своей киевской квартире он сделал всю обстановку своими руками. Это было что-то! Чудеса творил он и на яхте. Мои идеи он развивал и превращал в дело так, что любодорого было посмотреть. А заточить инструмент – сверла, рубанки, стамески – тут ему не было равных! Боцман у меня оказался первостатейный! Так и определилась основная четверка. Были и еще помощники – Саша Шевченко, Леша Заставнюк (правда меня пугало его многочисленное семейство (четверо спиногрызов!), да и для авральных работ (например оклейка корпуса стеклотканью на эпоксидной смоле) люди привлекались. Работа началась в 1981 г. Для начала естественно шпангоуты. Чертил мелом прямо на полу яхтклуба шаблоны согласно плазовых ординат, и по ним готовил шпангоуты. Вскоре был готов и навес, под ним расположили стапель, выставили шпангоуты и пошла обшивка. Древесина была не ахти, и вся надежда на эпоксидную смолу. Борта оклеили слоем стеклорогожи, а днище аж двумя, и сверху еще стеклоткань. Эпоксидку Володя Клековкин подгонял регулярно, бочками. Работа адская, но получилось монументально, надежно и красиво. Потом корпус перевернули, и стали строить надстройки. Это было приятно, стала вырисовываться общая картина. Попутно внутри кают делалась обстановка – диваны, столы. Получилось три каюты – носовой кубрик, дальше кают-компания, и кормовая каюта с отдельным входом. Нашелся и дизель. 40-сильный такой красавец. Его подарил нам капитан «Шторма», это был катер, принадлежащий лаборатории внешней дозиметрии, на нем ходили брать водные пробы, и он частенько стоял в яхт-клубе. Так этот двигатель раньше был на нем, но заменили на более мощный, и старый достался нам. Конечно, он был тяжеловат, но нам лишний балласт был кстати.
Авария
Вот это был период в жизни, похожий на настоящий АПОКАЛИПСИС. Все что ожидалось, к чему стремился, на что рассчитывал – все пропало в одно мгновенье со скоростью распада атома урана.
67
26 апреля 1986 года на ЧАЭС произошла крупнейшая технологическая авария мирового масштаба. Не хочется рассуждать о причинах аварии, об этом очень много написано людьми более понимающими, жаль, что нет единого мнения. И за державу было обидно: сперва пытались скрыть масштабы аварии, и только когда шведы и поляки обнаружили у себя следы радиации, вычислили источник, потребовали объяснений у СССР, а потом долго пытались врать мировой общественности об истинных причинах аварии. Но все же хочу высказать свое мнение, как говорится, вставить свои пять копеек. Да, версий аварии родилось множество (кто-то из любителей считать насчитал аж 110!), но в конечно итоге определилось два основных варианта. 1) Мнение разработчиков реактора, ученых, проектантов. Они полностью возлагают вину на персонал – недостаточная квалификация, множественные ошибки, как нечаянные, так и умышленные, и т. д. 2) Мнение эксплуатационников – причина только в конструкции реактора, ошибках, как научных, так и конструктивных. Как уважающему себя человеку, надо было куда-то присоединяться. Присоединился ко второму мнению. Скажут, а как же, все же из эксплуатации. Но дело не в этом. Меня всегда удивляло, что за рубежом не строят и не эксплуатируют в мирной энергетике реакторы подобного типа. Да и наши, хотя много строили подобных объектов за рубежом, такого даже не предлагали. И как то попало на глаза опубликованное в печати высказывание Н. Рыжкова (премьер-министра тогда) на заседании Политбюро, посвященному аварии. Он сказал точно и емко – к этой аварии мы все шли долгие годы…(вот еще бы он добавил – а курс указан был в 1917 г!). А ведь он был в то время вторым человеком в стране. Он один из немногих выразил единственно правильное, но еще не оформившееся мнение – нельзя в угоду любой экономии, пусть и очень большой, приносить в жертву безопасность, человеческие судьбы, в конце концов. А преимущество РБМК (реактор большой мощности кипящий) было в основном в относительной дешевизне его постройки и эксплуатации. Этот реактор не требовал создания высокопрочной конструкции, как для ВВЭР-ов, требующей серьезного производства, основное делалось прямо на стройплощадке. А так как мы здорово отставали в атомной энергетике перед Западом, и денег, как всегда, было мало, решили приспособить для мирной энергетики промышленный реактор – наработчик оружейного атома. А «звонки были». Возможность аварии на АЭС с РБМК предсказывалась. Представляют интерес отзывы заместителя научного руководителя реакторов Е.П. Кунегина. Он был фактически научным руководителем всех промышленных уран-графитовых реакторов, работающих на 3 комбинатах, находящихся в Челябинске-40, Томске-7 и Красноярске-26. На указанных реакторах были и непредсказуемые аварийные ситуации. Так, на реакторах АВ-3 еще задолго до аварии в Чернобыле были ксеноновые колебания мощности, причину которых объяснил не головной реакторный институт, а физик-теоретик комбината № 817 Ю.И. Корчемкин. После вывода на проектную мощность первого блока РБМК на Ленинградской АЭС начались колебания мощности. Старшие инженеры управления реактором (их тогда называли «пианистами») постоянно работали в аварийном режиме. В реакторе непрерывно возникали перегревы каналов и вводом поглощающих стержней СУЗ они непрерывно регулировали распределение мощности в активной зоне реактора. Е.П. Кунегин, разобравшись с причиной таких колебаний и понимая природу положительного (парового) эффекта реактивности, говорил А.К. Круглову следующее: «Если произойдет авария, нас, руководителей, с Институтом атомной энергии им. И. В.Курчатова 68
отдадут под суд, но и от министерства тоже сядут с нами». Более решительными были высказывания первого руководителя тогда Госатомнадзора Н.И.Козлова: «Если бы я не был подчинен министру Е.П.Славскому и его первому заместителю Н.А.Семенову, то реакторы РБМК я бы закрыл и не допустил их эксплуатацию». Это было сказано под впечатлением от первого опыта работы реактора РБМК на Ленинградской АЭС — первый блок был введен в эксплуатацию 1 ноября 1974 г. В июле 1975 г. на первом энергоблоке ЛАЭС произошла тяжелая авария с пережогом технологического канала и разгерметизацией тепловыделяющей сборки (ТВС). А вообще интереснейший нюанс – государственная надзирающая организация в подчинении у производителя реактора! В мае 1986 г. для отдыха персонала станции был предоставлен пионерский лагерь в Тетереве, под Киевом. Уже организовывался вахтенный способ обслуживания станции. На работу планировалось ездить две недели, и две недели отдыхать. И было еще много чешского пива. И разговорился я под это пиво с одним опытным СИУР-ом (старший инженер управления реактором). Так он сказал, что нельзя было «аварийную защиту» бросать, реактор надо было глушить постепенно, стержнями ручного регулирования, ведь все СИУР-ы знали о начальном всплеске мощности в реакторе после вхождения стержней АЗ в зону. Наверно, прав, только все ли могут (и учились ли) делать это? И пришло в голову сравнение с музыкой. Недаром инженеров управления РБМК называли «пианистами». Вот два таких, кончили консерваторию, один тупо смотрит в ноты, нажимает клавиши. А другой виртуоз импровизатор, пальцы так и бегают, и мелодия в голове рождается. В каждой профессии есть свои виртуозы, ассы, суперпрофессионалы. Если это действительно так, разработчики должны об этом предупреждать. Создатель знаменитого «полета шмеля» Римский-Корсаков предупреждал - это не каждый может сыграть. Или Чкалов – знаменитый летчик-испытатель – мог пролететь под мостом! Но не всем это дано.
Первые дни
Короче, лучше немного о том, что конкретно делал я сам. В субботу проснулся утром, как положено. Ночного взрыва, который как говорили, был слышен на весь город, я не услышал – крепкий был сон тогда. Как всегда с утра, проводили детей в школу. Разбойники ходили в школу №3, как и всё в городе, недалеко от дома. Наталия собралась мыть окна в преддверии пасхи, а я, как всегда в яхт-клуб. Были последние рывки – 9 мая планировалось спустить яхту на воду. Конечно, работы еще было много, но это можно было делать и на воде, а оно как-то приятнее. На улице поразило мытье – асфальт драили нещадно, с какой-то пеной. Дорога в яхт-клуб проходила мимо медсанчасти – и опять укол в сердце, что то непонятно, толпы людей, машины… В Яхт-клубе первым встретился Вася Коваленко, он был капитаном одной из Тэшек, «Темп» по названию. Он с командою грузил яхту, говорит – на станции очень серьезная авария на 4 блоке, ночью был вызван на работу, грузили ДП (дополнительные стержни поглотители) на 3-ем блоке. Пойдем в Белоруссию, там водку можно достать, надо радиацию вымывать. Вскоре подошли и мои ребята. Никто толком ничего не знал. Боря Лобза позвонил на станцию. 4 блок не отвечал, на 3-ем отозвался СДИВТ Саша Мезенин, тоже сказать ничего толком не смог. Естественно, не работалось. Выходили на берег, смотрели в сторону 4-го блока, над ним вился какой-то непонятный дымок. Часов в 10 прибежали дети, и мои в том числе, радостные, что отпустили из школы. А незадолго до аварии мы привезли из Таллинна восемь детских посудин – 5 «оптимистов» и 3 «кадета», и мальчишки прямо горели желанием их обновить на воде. Я позвонил в какую то городскую организацию, спросил – что делать? 69
Ответ был – никаких ограничений, все занятия и тренировки по расписанию. Выпустил детей на воду, единственно, что сделал по совету Бори Лобзы – дал команду ходить под обрывом берега, вне видимости 4-го блока. Все равно, было как то неприятно, ожидалось чего-то сверхъестественного. Закрыли яхтклуб, пошли к Жоре Батулькину есть квашеную капусту (ох и прекрасно он ее творил!) Разошлись в мрачном настроении, несмотря на некоторый градус. Еще одна ночь в Припяти, а утром слышим по радио сообщение об эвакуации населения. Говорили, что не на долго, дня на два-три. Оказалось навсегда.
Прощание с Припятью
И вот в воскресенье, 27 апреля в два часа дня эвакуировали население Припяти. К каждому подьезду подали автобусы Я уже тоже было уселся, но тут объявился начальник лаборатории, Шелудько Виктор Константинович, и доложил, что есть приказ ИТР-овцам остаться. Попрощался с семьей, и в принципе выглядело все не так трагично, как оказалось. А вечером все «скалисты», кто остался в городе, собрались на квартире у Бори Лобзы. Он уже капитально приготовился к отражению радиации – окна занавесил мокрыми тряпками, и в прихожей лежал здоровый мокрый половик. Конечно, стали выпивать и закусывать, но веселья не было. Быстро разошлись, и домой. В городе было тихо, только иногда останавливали милиционеры. У моего подъезда тоже дежурил страж порядка. Позвал его принять по 100 грамм, согласился он с удовольствием. В понедельник с утра – на станцию. Автобусы ходили как обычно. Но только на первую очередь, АБК-1 (административно-бытовой корпус). Когда проезжали мимо станции, картина жутко поразила – крыши на 4-ом блоке не было, барабан-сепараторы, и вместе с ними вся обвязка вывалились, как внутренности при разделке туши животного. Стало ясно, что 4-го блока не существует. Правда, мы еще не знали, что реактор тоже полностью разрушен. Про дозы как то и не вспоминалось. На АБК-1 народу было мало. Куда идти, что делать? Одежка для переодевания у меня была на 2-ой очереди. То же проблема. Наконец стал появляться народ, и руководство в том числе. Прибыл начальник цеха Бородавко Евгений Андреевич. Он прямо с поезда из Москвы, был там в командировке на учебе, также совсем не в курсе дела, пошел узнавать подробности, и ждать указаний. Наконец то поручили первое дело. Блоки были все остановлены, реакторы заглушены, основной персонал находился в бомбоубежище под 1-ым блоком. Вот туда надо было провести некоторые важные параметры. В первую очередь интересовала температура реакторов, графитовая кладка – опасались самопроизвольного разогрева. Ближе всего этот параметр можно было взять у нас на «Скале». Где то раздобыли кабель, тяжеленные бухты. Сперва стали тянуть с первого блока, потом со второго. А на третий уже далековато, да и дозиметрия предупредила – там «фонит» хорошо. Коридор на третий блок с большими окнами на улицу, и прямо под окнами графит из реактора валяется! Откуда-то объявился Шурка Варицкий. Я обрадовался – с ним мне и черт не страшен – он один допрет целую бухту на третий блок. И еще он принес полящика пива и минеральной воды, говорит всем раздают на АБК. Весьма кстати, жарковато было, и пить хотелось страшно. Вот мы и втащили тяжеленную бухту на третью «Скалу», разделали концы, стали расключать и спокойно пить пиво. Нет, чтобы бежать оттуда быстрее! Ближе к вечеру появился Прокопьевич. У него были проблемы с матерью, она болела, лежачая, эвакуировать надо было вместе с кроватью. Да, проблем у многих тогда хватало. Я 70
обрадовался, все же на первой очереди я давно не работал, и пришлось бы долго разбираться в подключениях. А для Прокопьевича это родное. Совместными усилиями работу закончили, температура видна, а уж повышается она или понижается – пусть специалисты смотрят, а мы, набрав хорошую фляжку любимого продукта, стали выбираться в город. Перед станцией оказался какой-то газик. Поместились и мы. Мужики из газика предложили объехать вокруг станции и посмотреть на 4-ый блок сзади. Дурное дело не хитрое – получили лишние бэры и посмотрели. Зрелище оказалось чудовищное – блок реактора был разрушен по крайней мере до 12 отметки.
Пионерские дни
Наконец мы в городе. Прокопьевич зазвал к себе – обедать, ужинать и т. д. Только начали, когда прибегает Геннадий Иванович, и с матами начинает отчитывать, вот мол, рассиживаются тут некоторые, а в городе находиться нельзя. Объявил, что выезжаем в пионерский лагерь «Сказочный», жить будем там, и побежал искать транспорт, до лагеря ехать где-то км. 30. Прибыли туда уже под ночь. На въезде встретился с Игорем Лернером, он в то время был директором лагеря. Надеялся в скором времени принять детишек работников нашей станции, пухлых, розовощеких. в пионерских галстуках. А прибыли хмурые, небритые, пахнущие гидрашкой мужики. Я не директор уже, на ухо шепнул мне Игорь. Я – Комендант! Поселились на втором этаже одного из детских спальных помещений, человек двадцать в одной комнате. Рассказывали всю ночь, кто что узнал. Но самое интересное выдал Леня Горбаченко, мастер СУЗа (лаборатория систем управления и защиты) – если с х..м щось не тэ, обращайтесь в МАГАТЭ! Это успокоило. Утром на станцию не поехали, говорят не надо. Да и в лагере работы было много. Надо было организовывать быт, сан.пропускники, питание. Много машин прибывало, с одеждой, продуктами и прочими необходимыми и не очень делами. Из Москвы прибыла медицина, стали брать у нас кровь. Вообще брать кровь в эти дни на Киевщине стало нормой. Пункты были развернуты даже прямо на улицах. Ну а у нас в лагере был один серьезный мужик, врач, москвич. Пахло от него, как от деда Мороза. Все время спрашивал – что пьете? Надо – водку. Нет? Спирт есть? Это еще лучше - хорошо радикалы связывает и из организма выводит. И грозил прокуренным пальцем – от алкоголизма мы лечить умеем, а вот от радиации… Играли в шахматы, благо в лагере их было достаточно. А вот карт не оказалось, все же пионерское было заведение, так что любители преферанса маялись. И когда я выиграл партию у Лени Горбаченко, а он был серьезный специалист в этом деле, понял, что мужики все же не в себе. На следующий день вечером Андрюша Глухов (друг Леньки Ансимова, член его радиоклуба) сообщил мне неприятную новость – мой малой Алешка лежит в больнице, вырезали аппендицит. Стал искать человека с машиной, надо проведать. Такой человек нашелся быстро – Коля Сапрыкин, двоюродный брат Роберта, тот перетащил его на станцию, и работал он ДЭС-ом у нас на «Скале». Вызвался сопровождать и Сашка Варицкий. Нашли мое семейство быстро, в селе Максимовичи Полесского района. Тут было много наших, село оказалось большое. В центре села обнаружились гвардейцы нашего цеха – парторг и профорг – Антонченко Леня и Владимир Кобчик. Они рубили мясо и вдохновенно раздавали его и другие продукты эвакуированным припятчанам. Нас все останавливали, расспрашивали – что будет? Как будто мы знали больше. Наверно, впечатляла наша белая спецодежда - другой в лагерь не привезли.
71
Наталья рассказала, что приступ случился неожиданно, утром детей отправили в школу, и уже после занятий Алешка стал жаловаться на живот, поднялась температура. Выделили машину, председательский газик и в больницу. В районной больнице не оказалось света и горячей воды, операцию делали при свечах, воду грели в чайнике. Но хирург оказался опытный старичок, и все прошло нормально. Поехали в больницу. Лешку уже заставляли ходить, он мужественно держался и даже улыбался. Доктор сказал, что через три дня снимет швы, и можете забирать героя. На душе стало полегче, и так как все же Первомай, поехали искать питие, которое, как говорят, определяет сознание. Лагерь ждал. Все нашли, даже шампанское. Вечером пили зло, всерьез и упорно. Игорь Лернер даже удивился, когда забрел на огонек – ну заблевали ж вы детское учрежление! А что делать – шампанское со спиртом – это убийственно! Правда, мы все добросовестно убрали. Где-то числа 3-го мая Геннадий Иванович спросил меня о моих делах, Алешке. Сказал, что народу уже советуют разъезжаться кто куда может – к родне, и т. д, так как Припять для жилья непригодна. Мне надо отправляться в Тетерев – пионерский лагерь под Киевом, работа организовывается по вахтам, незадействованная вахта будет отдыхать там. Заберешь туда и семью, там есть электричка в Киев, и отправляй их в Пензу, а сам можешь понадобиться, по 4-му блоку ты остался один, так что будь в Тетереве. И порадовал – там пиво обещают чешское регулярно привозить. Так и сделал, как раз какие-то деньги привезли, было на что хоть семью отправить в Пензу. 7 мая поехал в Полесское, Максимовичи. А тут чудеса. Лешка уже дома, а вот Наталья в больнице, определили стенокардию, перенервничала, бедняга. В деревне практически никого уже нет, все поразъехались. Я к врачу – что делать? Не знаю, говорит, конечно ей полежать бы еще, но… Короче говоря отпустил, я нашел какой-то Камаз, погрузил семью, шофер лихой попался, мигом домчал нас в Тетерев, одной рукой крутил баранку, в другой держал бутылку сухого, и отпивал прямо из горла, изредка передавая мне. Тогда это дело разрешалось даже шоферам. Переночевали в Тетереве, и на следующий день в Киев. С билетами проблема, толпы киевлян, бегут от радиации. У меня был пропуск станционный, да и белая спецодежда впечатляла, к кассам пускали без очереди. Но все равно, на самолет билеты были только число на 20-е мая, а поезда прямого до Пензы не было, раньше ходил Киев – Караганда, а теперь чертовы казахи отменили из-за нашей аварии, надо ехать с пересадкой в Харькове. Наталья чуть живая, Алексей едва ходит, вся надежда на Павла. Спрашиваю, управишься в Харькове сделать пересадку? Ты главный остаешься. Уверяет, да! Правильно, мужик уже, все же 15 лет! Поезд завтра, надо где-то переночевать. Вспомнили про Алису, дальнюю родственницу Натальи, она жила в Киеве. Поперлись к ней. Смелая женщина, не побоялась приютить таких беженцев. Одежда ведь у нас фонила на славу. В Пензе у моих все сняли, да и я в Тетереве раза два переодевался, пока более или менее в норму пришло. На следующий день усадил я их в поезд, говорю, сообщите хоть как-нибудь по приезду. А куда сообщать? Куда судьба закинет? Но хоть стало спокойнее за семью. В Пензе не пропадут. Сестра всетаки, и друзей, подруг много.
Пионерский лагерь Тетерев.
Еще один лагерь остался без детишек. Но здесь, в отличие от нашего «Сказочного» было тихо и спокойно. Народа было мало, пива чешского много, нормальное питание. Из медицины – наша, Припятская медсанчасть, пообщался с нашим цеховым врачом, Навойчик Галина Ивановна. Она долго меня щупала, стукала, слушала, сказала – вроде бы живой. Давленьице, правда имеется, но это поправимо. Долго вспоминали наш город, особенно наши 72
первоапрельские сборища. Ее муж, Навойчик, врач психиатр, был активнейшим участником нашей банды, и принимал участие во всех первоапрельских делах, писал интересные стишата и любил показывать теневые пантомимы из врачебной жизни, где вместо шприца был велосипедный насос и т. п. Привезли какую то установку для измерения внутренней радиации тела, нас меряли, но ничего не говорили. Из наших, Скалистов, был только Вася Шутка, и тот вскоре уехал. Много читал, была в лагере приличная библиотека. Даже «заиграл» томик Хэмингуэя – «Острова в океане». Изредка выезжал в Киев, за спиртным. Не вдохновляло, дикие очереди, был разгар сухого закона. Но все хорошее кончается, и 17 мая я поехал на станцию, вернее, в пионерский лагерь «Сказочный».
Первая вахта
Народа здесь оказалось мало, во всяком случае от нашего коллектива было только четверо – я, Шелудько Виктор Константинович, начальник лаборатории, Боря Коротков, в его подчинении была машина М-6000, на ней хранилась база данных по облучению персонала, так вот ее для работы вывезли со станции в лагерь, и Толя Обушевский, он работал у нас по обслуживанию всякой печатающей и множительной техники. На станции делать было нечего, там войска химзащиты творили дезактивацию. Нам выделяли с десяток бойцов срочной службы, практически мальчишки, и они мыли в ваннах платы нашей техники. Офицер, который приводил их, говорил, что сперва они работали на улице, но когда набирали положенную дозу, их переводили на станцию. Спрашивал – а какой инструмент для дезактивации на улице? Офицер серьезно отвечал – совковая лопата в основном, а защита - удлиненный черенок. А какая доза положена? - 25 бэр (биологический эквивалент рентгена). По станционным нормам нам было положено 5 бэр в год. Губили ребят. Мы привозили им из лагеря сгущенку, тушенку, – набрасывались как голодные звери. Иногда дежурили по лагерю, штатного персонала для этого дела не было. В основном разгружали продовольствие, и на станцию грузили ящики с минеральной водой и пивом. Както поручили нам с Борей отгрузить на станцию машину пива. Было здорово. Я внизу, в подвале, загружал ящики в лифт, и наверх, а он грузил в машину. Пока он вверху разгружал лифт, я успевал выпить бутылочку, и жизнь казалась прекрасной. На станции было много науки, доктора ходили тучами, и собирались частенько у нас, в лаборатории первой «Скалы», здесь считалось вроде бы почище, и обеденный стол накрывался у нас. Для поддержки штанов нам выдавали сухой паек, а так как на станции мы находились по 10-12 часов, это выручало. Постоянно шли дебаты, что делать с реактором 4го блока. Его вроде укупорили с помощью вертолетов песком, свинцом и прочей дрянью, пыхтел он меньше, но никто не знал, сколько топлива осталось под этим завалом. Была опасность, что если раскаленная масса прожжет металл нижнего основания реактора, и уйдет в землю, то тогда и Киев, и Гомель надо выселять. Помню, один деятель на полном серьезе предлагал запустить ракету в центр реактора, и взрывом размазать по стенкам все, что там осталось.
Немного героизма
И вот как-то пришел к нам Веня Прянишников, работал он на станции в науке, в ядернофизической лаборатории. А мы с Толей Обушевским уже с ума сходим от безделья. А Шелудько вообще шизеет – с утра каску как наденет, хоть никуда и не ходит, и что-то бурчит под нос. Уже потом узнали, что от него жена сбежала с каким-то хирургом нашей 73
медсанчасти, подальше от этой станции и мужа. Ну что ж, это дело такое, многие тогда бежали, куда глаза глядят. Правда, как-то он ожил – это пробралась на блок девушка, молодая, красивая, корреспондентка «Комсомольской правды», и он давал ей интервью. Так, по-гусарски, молодечески одним небрежным движением пальца вскидывал каску на затылок и значительно произносил – а вот знаете ли вы, уважаемая! И вот Веня предлагает нам оказать ему помощь в организации замера температуры под реактором 4-го блока. Долго рассказывал, что для этого надо, рисовал схемы прохода – он хорошо знал расположение реактора. Короче говоря согласились, все-таки живое и нужное дело. В качестве температурного датчика что-то привезли из Москвы, и с помощью телескопической штанги этот датчик надо было задвинуть под нижние металлоконструкции реактора. Это дело брался делать сам Веня, а наша задача – его страховать, вдруг посыплется топливо и т. п., а потом протянуть кабель до ближайшего БЩУ (блочный щит управления). Долго тренировались в лаборатории 1-ой Скалы, пока Веня не научился телескоп раздвигать хотя бы за минуту (это было максимальное время, чтобы не перебрать допустимую дозу в 25 бэр). В реальности он установил этот термодатчик еще быстрее – очко все же играло под реактором. Пошли на разведку, надо было отметить мелом место, где ребята монтажники должны были прорезать дыру в бетоне для того, чтобы человек мог пролезть внутрь, под реактор. Оказалось, фонит страшно (не хочу пугать конкретными цифрами). Определили место излучения – трубопроводы из под реактора. Веня доложил в штаб, прислали дезактиваторщиков, трубы замотали свинцом. Монтажники режут бетон плазменной горелкой, мы готовимся. Собрали все защитные средства, что было возможно. Для Вени нашли даже пластиковый скафандр. Распределили роли. Веня несет любимую телескопическую штангу, Толя бухту кабеля с термодатчиком, а я рулон пластика, чтобы кинуть его под реактор, может и поможет. Еще в последний момент я нашел бухту хорошей веревки, вспомнил все свои навыки, как горного туриста и яхтсмена, и сказал Вене – если что случится, мы под реактор не полезем, у нас нет скафандров, вытащим тебя за веревку. А ты более мудр, чем я думал ранее, ответил он и согласился. И вот мы около отверстия, прожженного мужественными монтажниками. С нами целый коллектив – какая-то наука, тоже с датчиками, которые тоже надо необходимо было вставить под реактор, и даже оператор телевидения, впоследствии был фильм – «Два цвета времени» назывался. Вениамин полез под реактор, дело свое сделал, ничего сверхъестественного не случилось и побежал мыться, а мы с Анатолием стали раскручивать и тянуть кабель. Подоспели и помощники, даже сам начальник цеха участвовал. Когда подключили к вторичному прибору и увидели показание – 70˚С, а это мало, многие были ошарашены. Фактически это означало, что в реакторе ничего нет, практически взрывом все выбросило наружу, на «радость» местным жителям. Никакого прожога опасаться не надо! После того, как мы с Толей отмылись в сан. пропускнике, Веня позвал нас красоваться перед телевидением. Происходило это дело в бомбоубежище под первым блоком. Усадили нас под кинокамеры, и мы (в основном Веня) стали вещать. Я тоже сказал типа того, что это обыкновенное мужское дело. И тут Штейнберг Николай (в то время главный инженер станции) подает мне бутылку спирта, завернутую в газету, правда всем было понятно, что это такое. Материал этот я не видел на телевидении, все же был разгар сухого закона, но дети мои утверждают, что видели меня по телевизору, наверно, момент передачи спирта вырезали.
74
После этого геройства нас пытались наградить, но медаль оказалась одна на троих, и мы великодушно и благородно отдали ее Вене, а я сказал, что железяки меня не интересуют, лучше деньгами. Пообещали. И тут я вспомнил, что в пятницу, перед аварией, мы получили 10 литров спирта на лабораторию 2-ой очереди. Спирт Вася Шутка спрятал в сейф, а ключ отдал мне, еще в Тетереве. Поделился эти делом с Толей, и стали думать, как пробраться. Подготовка была не менее серьезной, чем вылазка под реактор. Проблема оказалась в том, что у меня не было ключа от помещения, где мы сидели на 2-ой очереди, хранил я его в шкафчике в раздевалке на АБК-2, и туда не попасть. Толя грозился дверь разнести в пух и прах, а я говорил, что там пролом в помещение ГЦН-ов (главные циркуляционные насосы), и фон серьезный, может даже прострелы быть. В военный совет призвали Гену Роньшина, он был в то время начальником смены нашего цеха, парень деловой и предприимчивый. 10 л. его заинтересовало, и мы стали готовиться. На 4-ый блок решили идти через кабельный полуэтаж, это было чище. Для защиты Толиной спины, пока он будет взламывать помещение, сняли где-то дверь. В общем дело сделали, и судя по показаниям дозиметров, даже с большей дозой, чем при вылазке под реактор, но 10 л того стоило. На станции употреблять на хотелось, решили ехать в «Сказочный», там уже работала столовая, можно было нормально закусить. Отлили продукта, и вперед. А как ехать? На площади перед АБК-1 стоял БТР, внутри сидел водитель. За стакан «живой воды» согласился отвезти, выпил залпом, даже не запивая, сделал зверское лицо, схватился за рычаги и как дунул по прямой, полями, кустарниками. А мне подумалось, вот если бы на фронтах Великой Отечественной давали не 100 наркомовских грамм, а вот так, сразу 200, и чистого…Гораздо быстрее мы б с фрицами покончили. Что славянскому мужику 100 г? Потом оказалось, это был БТР большого чина из областного штаба Гражданской обороны. Говорят, он жутко матерился, когда вышел со станции и увидел отсутствие транспорта, а когда вскоре машина объявилась с пьяным в дупель водителем, его чуть кондрашка не хватила. В общем в лагере расслабились, и работа продолжалась. К концу мая начали появляться партизаны – так прозвали мужиков, призванных на ликвидацию из запаса, у кого-то хватило ума не гонять под радиацию молодых ребят, ведь им же еще детей надо делать. Но эти деятели были до предела ленивые. Вспоминаю, дали нам задание снимать щиты, которыми внутри была обшита наша лаборатория. Делов всего: отвинтить 4 винта, и снимай, и дали нам с Толей на это человек пять из партизан. Снимет каждый по щиту, и перекур на час. Так мы нашли выход из положения - отвинтили сами пару щитов, и запрятали за ними по бутылке спирта. На следующий день как добрались мужики до первой – радости не было границ. А другую спрятали подальше, и говорим - еще должно быть. За день сняли все щиты, нашли вторую. На втором блоке тоже обошлись литром, и тоже за день управились. Удалось съездить на БТР-е в Припять, в свою квартиру. Набрал рюкзак одежды, думаю, все равно в Пензу поеду, как вспомню, что у моих из одежды… на три дня собирались. И вот так, за такими заботами закончился май. А в начале июня появилась смена. Наконец- то увидел знакомые рожи, все свежие, жизнерадостные. Целый месяц не видел. Геннадий Иванович, Боря Лобза, Сашка Варицкий, Роберт. Геннадий Иванович сказал, что я могу идти в отпуск, погеройствовал, заслужил. 2 месяца отдыхай, и к 1 августа сюда. Будешь в 1-ой вахте трудиться. Поехал в Полесское, там был и отдел кадров, и бухгалтерия, и профком. Быстро оформил отпуск. Предложили путевки на выбор, на всю семью. Выбрал Очаков, на 75
Черном море, пансионат «Прибой». И деньги, в бухгалтерии спросили, сколько обычно получал в отпуск. Говорю, 400 -500 руб. Дали в два раза больше. И вот аэропорт Жуляны, самолет какой-то, летит через Воронеж, Пензу в Куйбышев. Объявился в семье неожиданно, были поцелуи, слезы и все что положено. Дети оказались в каком-то пионерском лагере под Пензой, их оздоровляли. Когда я показал путевки на Черное море, Наталья взвизгнула от восторга и стала собираться. Позвонил в Заречный и в ближайший выходной подъехали все Рыбинские ребята, мы поехали в пионерский лагерь – забрать моих разбойников и заодно посидеть на природе. Жены сотворили окрошку в очень большом количестве, и чудно посидели, вспоминая техникум, славные годы учебы. Я пытался рассказывать про аварию, ту жуть, которая там творилась. Все соглашались, что приключение нам выпало достойное. Вести из Чернобыля в средствах массовой информации похожи были на боевые сводки во время Отечественной войны. Порадовал Геннадий Иванович, прислал 200 р. За термопару. Финансово мы были готовы отдыхать на Черном море на всю катушку.
Два месяца в Очакове
Наконец-то Очаков, пансионат «Прибой», море. Предложили на выбор жить или в домиках на одну семью, или в современных корпусах. Сперва поселились в домике, а когда соскучились по горячему душу, перебрались в корпус. Отдыхать хорошо, конечно, но два месяца... Даже море опротивело. Городок маленький, ходить некуда, знаменит только лейтенантом Шмидтом. И разгар сухого закона. А нам, пострадавшим от аварии, никак нельзя без этого. В пансионате было много наших, со станции. В основном женщины, мужья трудились на станции, но иногда приезжали. Требовалась достойная встреча. Вот и ездили по очереди в ближайшие большие города, Николаев или Одессу, закупать питейное. В Одессу я напросился сам – люблю я этот город. Туда регулярно ходила «Комета», час и там. Взял любимый рюкзак, чтобы побольше влезло. Нужное мне дело продавали с 11 утра, время еще было, прошел по Дерибасовской. У первого же милиционера спросил, как пройти к оперному театру. Хорошо он ответил, чисто по Одесски – если встать на карачки и ползти в вон в ту сторону, то через пятнадцать минут будешь. Ровно к 11 был у нужного магазина. Толпа было озверевшая, но когда я показал документы, меня пропустили вперед. Рюкзак получился серьезный – с учетом того, что было много женщин в компании, пришлось набрать много вина. Но в то время я еще имел туристскую закалку, и благополучно допер все это до морского вокзала. До ближайшего рейса было часа два, и я решил отведать даров небесных. Но боялся – вдруг, ведь сухой закон, меня будут гонять стражи порядка? Поэтому подошел к ближайшему сержанту, и объяснил ситуацию. Тот пригласил меня на ближайшую лавочку, и мы спокойно стали употреблять. В кобуре у него оказался стакан и огурец, все, что положено по штату. Усаживал на «Комету» он меня уже хорошего. Достал рацию, позвонил в Очаков, что бы меня встретили на причале желательно с транспортом и отбуксировали в пансионат, и сдал капитану «Кометы» со словами – вот Чернобыльский герой, чтобы доставил в целости и сохранности. Капитан устроил меня на корме, в спасательном плоту, с полным комфортом, а так как меня обдувало ветерком, к Очакову я слегка пришел в себя. На причале ждали служивые и мотоцикл с коляской, так что был доставлен в пансионат очень комфортабельно. Встречали криками ура, груз был оценен достойно. Но все равно, купаться в море надоело даже мальчишкам, и 25 июля я засобирался на родную Чернобыльскую. Наталья тоже решила ехать в Пензу, говорит, без тебя совсем скучно будет. 76
И вот поезд Николаев-Киев, и я в Тетереве. А здесь все серьезно, в вестибюле висят списки вахт, кому и когда прибывать на станцию. У нас, на Скале, 1-ой вахтой будет руководить Боря Лобза, и это хорошо. Приятно с ним работать. Спокойный мужик, Геннадий Иванович все же немного нервным бывает. Оказывается, пионерский лагерь «Сказочный» уже не существует, здорово его загрязнили в мае. Для проживания персонала на берегу пришвартовали пассажирские теплоходы, где-то в районе Зеленого мыса, село Страхолесье, там и все службы станционные, и возводится капитальный поселок рядом. Зимой будем жить там. Поехал на белые теплоходы. На станции работала 2-ая вахта. Здесь оказался Коля Татарчук, мой коллега по информационной подсистеме на 2-ой очереди, Витя Здоровый, работал у меня, теперь нас судьба разбросала, Толя Обушевский, да всех и не упомнишь. Когда пошел в бухгалтерию, приятно удивился сумме к выдаче – что-то под три тысячи. Сказали, что нам платят 5-кратный оклад, а кой за какие дни в апреле и мае даже 10-кратный. Деньги, если честно заработанные, всегда радуют. Ребята со второй вахты уже собирались в Тетерев, хотелось достойно отметить хорошую зарплату, так как мне еще оставалось пару дней до моей вахты, поехал с ними. И первой же электричкой в Киев. Коля Татарчук позвал нас к себе – оказывается у него жила сестра в Киеве, Святошино – туда как раз и электричка прибывает из Тетерева. Тут мы и побуянили. А к 1-му августа прибыл на теплоходы. Оказалось, что Володя Киреев забил на нас двоих каюту на второй палубе, очень удобно. Это не 20 человек в одной комнате. Правда, долго наслаждаться этим комфортом нам не пришлось – прибывали на станцию семейные люди, многие работали вместе с женами. Каюту пришлось освободить, и спускаться в трюм. Здесь конечно не то – каюты на восемь человек. Но долго мы здесь не прожили – вскоре переселили в новый поселок. Здесь были нормальные домики финского проекта, одно-, двухи трехкомнатные помещения, с кухней, ванной. Жить можно. В августе, на нашей вахте, где-то числу к 10, стало ясно, где будем жить мы и наши семьи. Неожиданно это оказался Киев. Да и где еще могли найти столько жилья, для всего персонала станции. Сказали, что ключи будут выдавать сразу же после вахты. Для этого выделены специальные люди. Вездесущий профком уже подготовил списки. 13 августа у меня был день рождения, и почему-то юбилей - 40 лет! Отметили достойно, участвовал и Веня, подарил мне бутылку хорошего коньяка. Естественно, распили, и Боря Лобза, посмотрев на меня утром, посоветовал на станцию не ехать, и продвигаться в Киев, быть новоселом-первопроходцем. До Киева ходила «Ракета», и к обеду я уже был на месте. Это оказался новостроящийся, так называемый «Харьковский массив». Места мне немного знакомые, недалеко располагался Киевский крейсерский яхтклуб, мы частенько ходили сюда, участвовали в гонках. Улица Вербицкого, д.11, кв. 232. Дом оказался здоровенным, 16 подъездов. Мой седьмой, 5 этаж. Разузнал, где дают ключи, получил и зашел в свою новую квартиру. Неподалеку оказался большой универсам, купил что-то пожевать, и любимый отдел существовал, причем без особой очереди. Стал думать, а как же переночевать, не на голом же полу? Во дворе оказалась развернута торговля кое какими то товарами первой необходимости. Благо денег хватало, купил два спальных мешка и два пледа, теплых и уютных. Жить можно. Купил еще пару стаканов, ложек, вилок, тарелок, и даже кастрюлю. Можно и гостей принимать. Утром пошел сделать ревизию мусоропровода, штука для меня новая. Возле него спал Прокопьевич. Немного удивился, разбудил. Оказывается, они выехали в Киев после работы, уже темнело, автобусы развезли всех по нужным районам, но ключа нет. Прокопьевич стал искать меня, подъезд высчитал правильно, а вот квартиру в темноте найти не смог, да и не 77
было еще на дверях номеров. Так как мы имели очень правильную и полезную привычку принимать на грудь при отъезде со станции, то ночевка на бетонном полу не испугала. Пошли за ключами от его квартиры, у него оказалось в соседнем, 8 подьезде, и начали обмывать новое жилье, то его, то мое, сравнивая с Припятским. Пришли к выводу, что здесь просторнее. В Припяти у нас с ним были одинаковые квартиры. Когда он увидел мои приобретения, сказал – я тоже хочу. Показал, где это все есть, и стал готовиться к отъезду в Пензу, за семьей. Мальчишкам надо было в школу, время поджимало. В нашем микрорайоне все было рядом – и школы, и детские садики. Так что и с работой у Наталии проблем не оказалось. В Пензе появился, как всегда, неожиданно. Обрадовал своих ключами от новой квартиры, все решили немедленно ехать. Встретился конечно с рыбинскими ребятами, и была встреча с Сашкой Шугаевым, нашим первым трубачом. Договорились мы с ним побывать на репетиции у Валеры Дмитриева – тот в то время работал в Пензе, во Дворце Культуры завода им. Кирова. Руководил он духовым оркестром, и Сашка ездил к нему играть из Заречного. Без Валерия там делать было нечего. Но Валерий и с духовым оркестром остался верен себе – оркестр звучал по джазовому. К сожалению, эта встреча оказалась последней – вскоре Сашка умер. После этого я долго не был в Пензе, посетил только в 2007 году, но эта была уже совсем другая эпоха.
Киевская жизнь. Киев, Харьковский массив Жизнь в столице
Постепенно жизнь входила в какое-то русло, плохое или хорошее, тут индивидуально, наверно, как всегда, было то и другое. Большой город, столица Украины. Все непривычно. До этого я жил в маленьких городках. Квартира, данная взамен Припятской, радовала, неплохая, 5 этаж 9-этажного дома, 2 балкона, вскоре рядом пустят метро. Ездим по вахтам на работу на Чернобыльскую, две недели на станции, две в Киеве, с семьей и узнаванием Киева. После дезактивации готовим к пуску оставшиеся в живых блоки. Да и между вахтами забот хватает. Квартира совсем пустая, нужна мебель. К этому времени нам выплатили компенсацию за оставленное в Припяти имущество – 10000 руб. (4000 на главу семьи, 3000 жене и по 1500 на детей). Надо тратить. Неожиданно денег оказалось не так уж много. К примеру, мой припятский холодильник стоил 200 руб, а сейчас дешевле, чем за 450, уже и нет. Также и все остальное, и мебель, и кухонная утварь. Хорошо, что нам разрешили пару раз съездить в Припять, и после соответствующей проверки дозиметристами и их разрешения вывезти кое-что из брошенных квартир. Выделяли для этого автобусы и грузовики. Так как платят хорошие деньги (правда, на первой очереди зарплату уменьшили до 3кратной, но я числился по 2-ой), много ездим с детьми. Побывали в Ленинграде, у матери в Алуште. Но уже предупредили: те, кто желает оставаться работать на ЧАЭС, должны переехать в город Славутич, ударно возводимый в Черниговской области для эксплуатации станции. Семья (в основном жена), была категорически против. Да и я, после общения с Володей Киреевым, совершенно раздумал ехать в Славутич. Володя, очень мудрый человек в принципе, говорил – киевскую квартиру мы сможем, в случае необходимости поменять на улицу коттеджей в Славутиче. Да и станцию все равно закроют. Фактически он оказался как всегда прав.
78
Очень огорчило расставание с друзьями. Распалась наша творческая группа Саша Варицкий, Роберт, а потом и Ленька Ансимов уехали в Славутич. Стало понятно, что видеться будем редко.
Как мы перегоняли катер
Интересная была эпопея. К нам на Скалу устроился работать программистом Леня Новиков – отставной флотский офицер из Ленинграда. Когда он узнал о моих пристрастиях, поведал, что у него в Ленинграде есть катер с дизельным двигателем. Хорошо бы его перегнать в Киев, своим ходом. И делать это между вахтами, все же две недели свободного времени. Идея понравилась, и началось воплощение в жизнь. Эпопея разбилась на несколько этапов: 1)
Ленинград – Ладожское озеро.
2)
Ладожское озеро – Дубна (Московская область)
3)
Дубна – г. Горький (Нижний Новгород), по реке Оке.
В этих этапах я участвовал, дальше мне было неинтересно, Волгу я уже видел, и Леонид нашел другую команду, правда, большую часть пути он прошел на борту какого-то большого судна.
Прощание с ЧАЭС
Со станции уволился в июле 1989 г., но до увольнения удалось побывать впервые за границей – выделили туристическую путевку в Финляндию. Поездка больше огорчила, чем запомнилась хорошим. Конечно, я в Таллинне видел почти западный образ жизни, культуру. Но Финляндия! Была же в России самой бедной, отсталой провинцией, а сейчас… Недаром финны до сих пор помнят и ценят Ленина, за то, что он дал им независимость в 1917 году. Этот декрет, с подписью самого патриарха революции, висит главным экспонатом в центральном музее, в Хельсинки. И еще в этом музее нам показали интересную экспозицию – развитие уровня жизни и быта населения. Состояла она из четырех частей: начало 20 века, 1900-10 годы, 1920-30 г., 1940-50 г., и современные, 1970-80. Начинали мы примерно одинаково, но сейчас! Вот проклятый капитализм, вот где действительно забота о людях. Особенно запомнился рассказ экскурсовода об образовании в Финляндии – детей положено возить в школу, выделять специальный транспорт, автобус к примеру. Мы спрашиваем – а если это хутор, и ребенок один? Такси будет приезжать! Долго искал работу в Киеве, неожиданно оказалось проблематично – последняя профессия эксплуатация «ЭВМ Скала» была абсолютно бесполезна (больно уж старой была техника). Да и знатоком вычислительной техники я не был – все же работал на периферии. Понятия «интерфейсы, процессор, программирование» для меня были достаточно условны. Поблизости было три завода приборостроения, работали на авиацию, морской транспорт и космос, где я мог бы предложить свои услуги как регулировщик радиоаппаратуры. Анкеты конечно подал. Но... техника за 12 лет работы на станции здорово шагнула вперед, Транзисторов уже нет, в основном микросхемы. А чувствовать себя в сорок с лишним лет неуверенно – это не по мне. Да и последнее время на ЧАЭС работал хоть маленьким, но начальником, паяльник и отвертку в руках уже не держал, и идти на рабочую должность как то не хотелось.
79
Мусоросжигательный завод
И вот разговорился с ребятами, которые жили в нашем доме и раньше меня ушли со станции. Оказалось, что многие работают на мусоросжигательном заводе. Предложили и мне. Режим работы во многом походил на станционный – так же посменно работал оперативный персонал, и ходили в день ремонтники. Завод новый, европейская технология – строили чехи. Вообще-то правильно он назывался «завод по переработке ТБО (твердых бытовых отходов). И находился недалеко от дома – 20 мин. ходьбы. Первое посещение впечатляло – запах (далеко не европейский). Все, что киевлянами предназначалось для помоек, везли сюда. Оказывается, что в Европе предусмотрена сортировка бытового мусора и соответственно для каждого вида своя технология переработки. А у нас в котлы для сжигания валили все подряд, а осенью, когда выбрасывались арбузные корки и остатки овощей, машинисты шутили - варим борщ! Но что делать – жить-то надо! Начальник КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматика) Сергей Воробьев тоже бывший работник нашего цеха на Чернобыльской. Предложил назвать мою будущую должность начальником участка вычислительной техники, хотя техники и не было. Будем приобретать - бодро сказал он. И начали. Поразило на заводе повальное пьянство. Рабочий день редко начинался без 100 г. Вскоре понял, что это поощрялось директором – легче было проворачивать свои делишки. Было и приятное знакомство – Коля Карпачев. Он любил футбол и стихи. Есенина мог всего читать наизусть. Хорошо знал и наших, чернобыльских, в энергетике работал давно, и сам принимал участие в ликвидации. Работал в свое время на ТЭЦ в городе Счастье, Луганской области, и в друзьях у него там были Геллерман Александр, будущий начальник ПТО Чернобыльской, Виктор Скляров, будущий министр энергетики Украины. На заводе прижился грузин – Нодар звали, в Тбилиси у него была семья, и он держал кооператив. Он бросил семью в Тбилиси, и жил у начальницы отдела кадров. У нее недавно умер муж, и она здорово пила, к чему приспособила и Нодара. В первый раз видел такого грузина. Через него мы и делали первые договора, приобретали технику и опыт заодно. И для нас это было некоторое денежное подспорье. Завод принадлежал к коммунальному хозяйству города, и оклады были мизерными. Правда, большую часть дохода кооператива приходилось отдавать директору и главбуху, но они и помогали – давали объемы работ и закрывали глаза на составление смет – к примеру, делался ремонт подвода воды на завод. В смету закладывалось замена 100 м.труб, а делалось 30. На остальном месте просто рыхлилась земля. Ну кто из проверяющих будет копать! Оказалось, что Нодар кое-что смыслил в вычислительной технике, и имел кое-какие связи. Первую машину мы приобрели в Москве. Впоследствии это оказалось совсем не то ЭСЭМовское направление. Это направление в СССР было цельнотянуто из США, фирма DEC и выражалось в целой серии ЭВМ – СМ2, 3, 4, М6000/7000 и т.д. Но направление не пошло, вскоре «IBM» и «Майкрософт» всех вытеснили с этого рынка, DEC выкупила фирма COMPAC. Недоучка Билл Гейтс. Ну простые до предела люди – американцы. Ведь как у нас делалась карьера – сначала обязательно партия. Без нее никуда. Потом высшее образование. А что у тебя в голове – это в последнюю очередь. А у них наоборот. Сперва голова, потом образование. А до партий вообще никому нет дела. Вступай куда хочешь. Поэтому и были и есть у них такие люди, как Генри Форд, который сделал, приспособив конвейер, автомобиль 80
доступным каждому человеку, и Билл Гейтс, который сотворил вообще чудо – сделал доступными мировые знания всему человечеству. Не помню, в какой последовательности, но случился знаменитый путч, и беловежское совещание, СССР успешно развалили, Украина получила «незалежнисть», мы выбрали первого президента, и стали куда-то катиться, то ли в пропасть, то ли в гору, совершенно было непонятно.
Государственный язык
Одной из первых идей независимой Украины был переход делопроизводства на предприятиях на украинский язык. В министерских недрах был издан соответствующий приказ, и понеслось. У нас на заводе тоже вдохновились, и пригнали девушку из общества Знание, проводить месячные курсы. Всех ИТР-овцев согнали в красный уголок. Девушка было начала, но слово попросил Попович, начальник отдела снабжения, коренной киевлянин, украинский знал прекрасно. Спрашивает девушку – как по-украински газ. Она отвечает – газ. А керосин – она - тоже газ. Попович продолжает – у нас котлы работают на природном газе, а если заявку написать на украинском, то могут прислать керосин. И что делать? Потом посыпались чисто технические вопросы, типа как по-украински гайка, шайба, винт и т. п. Девушка была далека от техники. Курсы закончились, не начавшись, делопроизводство вели, кто как хотел и умел, и на русском, и на украинском. Насколько я знаю, так же происходило по всей Украине. Уже потом, работая у Лернера, бывал я в командировках на Хмельницкой и Ровенской атомных станциях, где в основном население говорит на «мове», так и они рассуждали, что если перевести все инструкции для операторов на украинский язык, то аварии, подобные Чернобыльской, будут еще.
Достижения на мусорном заводе
Постепенно приспособил московскую машину к делу. Нашлись в Киеве ребята, из института автоматики, которые знали подобную технику, а один из них, Сергей Темиров, был хороший программист. Под его руководством я стал понимать разницу между системами и языками программирования, разбираться в основных терминах. С помощью интерфейсной платки, разработанной лично, связал технику, имеющуюся на заводе, с машиной, купили несколько дисплеев, установили в кабинете директора и главного инженера, операторам котлов. Получилась этакая локальная сеть. Теперь все желающие могли видеть текущие параметры котлов. Постепенно стал расширять задачи, сделал архивирование, сначала с помощью Темирова, но наконец он сказал, что я уже знаю больше его, дал телефон двух женщин программисток на всякий случай в его бывшем институте, и попрощался. Да и компания их распалась. Техническим специалистам в Киеве совсем жизни не стало. Один из его друзей, который приходил на завод, тоже Сергей, не помню фамилии, полностью ушел в торговлю, занимался и обувью, и мясом. И так жили многие классные специалисты в то время. Машина, купленная в Москве, все больше разочаровывала. Система Рафос, ни с чем не совместимая, громоздкий и очень неудобный язык Фортран. Нет и нормального текстового редактора. А люди уже хвастались первыми персоналками. Надо было что-то предпринимать. Как то, после отпуска, выйдя на работу, увидел на своем рабочем месте какого-то мужика. Сергей Воробьев объяснил, что один из заводчан попросил устроить своего друга, инженера, 81
который бедствовал, практически бомжевал. Человек оказался интересным, работал на «Электронмаше», был такой завод в Киеве, лидер в СССР по производству вычислительной техники. Управляющие машины СМ 1420, и СМ1425, которые здесь выпускали, стояли на многих предприятиях Союза и стран СЭВ, даже продавались и в капстраны. Александр, так звали мужика, работал там в наладке. Эта организация существовала отдельно от завода, работали в основном по командировкам, шеф - монтаж и наладка это называлось. Элита работала за рубежом, менее успешные в союзных республиках, остальные в Украине. Саша последнее время сидел в Эстонии, в Талиннском порту, была и квартира в Талинне. Когда случилась перестройка, эстонцы, как и все прибалты, стали спешно избавляться от всего советского. Не нужна стала и киевская СМ, не нужен стал и Александр. Вернулся в Киев, а тут разруха, денег не платят, машины, и соответственно «Электронмаш», никому не нужны. Жена ушла от безденежного мужа, квартиру оставил семье, жил в каком доме на улице Саксаганского, предназначенном на снос. Воду отключили, правда, электричество еще было. Запил, конечно, а что мужики еще умеют. Познакомились, разговорились. Моими идеями он увлекся, решили ехать на «Электронмаш». Там познакомились с наладчиками, они посоветовали купить машину «Нивка», это тогда была техника, совместимая с IBM, и хорошая программная поддержка. Побывали на самом заводе, посмотрели машину в деле, прониклись. Особенно добил текстовый редактор – настоящие чудеса делает. Я еще не знал тогда знаменитый майкрософтовский «WORD». Убедили Сергея Воробьева, он в свою очередь директора. Деньги дали, и свершилось. К сожалению, Саши быстро не стало. Он отвык от регулярной получки, и сразу же после нее запивал всерьез, правда не надолго (на много тогдашних получек и не хватало). И вот, после очередной, его нет на работе уже дня два. Особенно и не волнуемся, еще день, и все должно быть в норме. Но вдруг на завод позвонила бывшая жена, и говорит – Саша погиб, сгорел у себя дома, что-то случилось с самодельным электрическим обогревателем – отопления ведь не было, а душа тепла хотела. От завода на похороны поехал я. Впервые видел эту процедуру в крематории. Когда гроб с телом через открывшийся люк уехал в печь, стало жутковато, непривычно как-то, не похристиански. На поминки собрались его друзья, в основном киевляне, одноклассники, инженеры. Погоревали, сказали соответствующие слова, выпили. Разговорились за жизнь, ругали перестройку – заводы стоят, кандидаты наук и доктора на рынках, торгуют чем попало. Многие уехали за границу, им полегче. Сашу тоже считали жертвой государственной политики. Из бывшей семьи была только дочь, взрослая уже девушка. Горевала, отца она любила. Сказала, что урну с прахом она заберет сперва домой, а потом захоронит в специальной стене для этого дела.
Кооператив
В стране крепло кооперативное движение – народ, вдохновленный политикой партии и витиеватыми речами генсека Горбачева, дружно ринулся осваивать и зарабатывать. Создали кооператив и у нас на заводе. Сперва его возглавил главный инженер Костя Войтенко, потом Серега Воробьев. Когда где то в большом руководстве решили – кооперативы не должны возглавлять первые руководители, он достался мне. Работа была, были и идеи. Приобрели наконец-то «Нивку», и меня захватили наработки Билла Гейтса. Машина была с ориентацией на работу с УСО, и хотя изначально грузилась MSDOS, дальше можно было 82
ставить ОС РВ (операционная система реального времени). В качестве языка программирования предлагался PL, язык с хорошими возможностями ввода-вывода, удобный и понятный, с богатой библиотекой. Очень понравилась мне его модульность. Можно было писать отдельные модули, и соединять их в общую программу. Задумал серьезную программу, по учету работы смен. В конечном итоге это должно привести было к существенной экономии газа. Суть дела был в чем – в ночное время оперативный персонал, честно говоря, халтурил. Вместо того, чтобы палить мусор, они включали газовые горелки, выход пара был, котел на автомате, и можно спать, играть в домино, и прочие дела. Особенно хорошо было крановщикам: вместо того, чтобы висеть всю ночь в кабинке крана над мусорным бункером, да и часто в противогазе, так как дух был серьезный, они проводили время в свое удовольствие. Идеей поделился с директором, он проникся. Пообещал даже за экономию газа платить операторам, соответственно итогам, выданным машиной. Дал указание работы провести через кооператив, и заключил со мной соответственный договор, Смету я составил грамотно, так как в объемах работ по программированию все равно никто ничего не понимал. Слова операторы, шаги программирования, процедуры, блоки вызывали почтение у простых бухгалтерских работников. Бухгалтером в кооперативе была опытная женщина, Евдокия Евграфовна, работала на заводе начальником планово-экономического отдела. Так как я был основной рабсилой в этом деле, то она освободила меня от всяких текущих дел в кооперативе, сама разбиралась с отчетами, проверяющими и т. п. От наладки «Электронмаша» курировал нашу «Нивку» Степан Степанович Мартыненко, очень грамотный специалист. Мы с ним подружились, одно время даже общались семьями. Он соскучился по программным делам, и с удовольствием приезжал ко мне на завод. В их наладке работы по вычислительной технике практически не было, Степан говорил: проедаем последнюю матчасть. Это он так называл сбыт «налево» старых электронных плат. Киевские умельцы покупали их для извлечения ценных металлов. Отдал я ему и платы от московской машины, немного подкормился и сам, и познакомил его еще с держателями подобного барахла. Короче говоря, мы были довольны друг другом. Он очень удивился, что о смерти Александра им не сообщили, все же он много проработал в наладке «Электронмаша». Пообещал подсобрать деньжат в коллективе, помочь дочери.
Программа
Многим это знать неинтересно. Но без хотя бы краткого объяснения сути не обойтись. На заводе мерялось много параметров работающего котла – расход газа, выход пара, всяческие давления и температуры. А вот количество мусора, загружаемого в котел было неизвестно. Мусор краном подавался на специальную платформу, так называемый стол, и этот стол, полный мусора, задвигался в котел. Сначала подумал, что задачу можно решить просто: установить датчик типа конечного выключателя, и машина пусть считает количество движений стола за смену. Начальник котлотурбинного цеха, Сергей Привалов, то же бывший ЧАЭС-овец, идею раскритиковал сразу же. Сказал, что я плохо знаю операторов, а они народ ушлый. Будут пустой стол гонять в котел. Или еще проще – через определенное время вручную нажимать выключатель. Машина все равно не поймет. Попросил Серегу помочь. Не одну бутылку с ним распили в раздумьях. И идея пришла. Помогает в таких случаях Бахус. Сергей нашел технологические карты режимов котлов. Их 83
делала какая-то пусконаладочная организация при пуске завода. И там нашлось такое понятие, как теплотворная способность топлива. У газа это понятие строго определено. И теплотворную способность мусора наладочная организация тоже определила, хотя очень приблизительно, все же мусор очень разный, от «борща» осенью, до настоящих дров в виде елок после Нового года. Это не испугало. В конце концов прямая обязанность операторов – сортировать мусор, ворошить его, правильно складировать в бункере. Мусор при гниении увеличивает теплотворную способность, это тоже надо учитывать. Словом алгоритм сложился. Считаем количество пара, вышедшего из котла за смену, и количество газа, сожженного за это время. Есть теплотехническая формула, которая теплотворную способность газа может перевести в количество пара. Если пара больше, чем сожжено газа, то разница – это мусор. Делим эту разницу на теплотворную способность мусора и имеем его количество. Сказано – сделано. Правда, до эксплуатации дело дошло месяца через три. Много времени отняла отладка программы. Да и формулы оказались серьезные, иногда на полстраницы. А математика осталась в далеком прошлом, еще в техникуме. Но в конце концов заработало, вахтенные операторы проинструктированы, все всё поняли. Месяц работы показал чудные результаты – расход газа сократился практически в два раза! Операторам заплатили соответствующие денежки, мне тоже положенное. Что интересно – машина выдавала результат по количеству мусора, который практически равнялся принятому на приемной весовой завода, где взвешивались и фиксировались мусоровозы. Казалось бы – идею надо развивать и двигать. Но я не учел одного обстоятельства – наш народ не любит учета, он любит воровать. А газ особенно. В результате программу эксплуатировали где-то еще месяца два-три, и энтузиазм директора заглох. Пришлось обидеться. Да еще и сынок директора. Он пристроил его ко мне, и он что-то соображал в вычислительной технике. Но когда пришлось расписаться в бухгалтерии как материально ответственному лицу за получение нескольких персоналок, и к ним шло солидно стоящее программное обеспечение, которое неизвестно где, и было ли, я понял – надо увольняться, иначе засосет, или посадят. Я уже получал пенсию – отпустили в 47 лет, 10 за вредный стаж и еще 3 года за ликвидацию аварии. Вот как серьезно позаботилось о нас государство. Но пенсия была мизерной, многие ликвидаторы аварии заботились только об одном – сделать инвалидность. В Украине это понималось однозначно: не получить – сделать. Для этого придумывались болезни, давались взятки врачам. Врачи составляли соответствующие калькуляции, в зависимости от нее присваивалась нужная группа инвалидности. Этого я не хотел, не любил врачей с детства. Стал заниматься кооперативом. Возникла и идея. Ведь все же я набрался опыта по машинам «Электронмаша». Для начала встретился со Степаном Степановичем. У них на фирме был полный разброд. Машины завод практически не выпускал. Основная продукция была – это кассовые аппараты. Все решили заниматься торговлей. Наладчики лазили по магазинам, ларькам и т.п. торговым точкам. Расплата была в основном натурой. Выпить, закусить, и т.п. Немного и я поучаствовал в этом деле. Научиться программировать кассовые аппараты оказалось плевым делом. Сложнее оказалось научить этому делу продавцов. Как правило это тупые нагловатые женщины. Поэтому ограничивались только элементарщиной. Я попросил Степу дать мне адреса покупателей вычислительной техники «ЭлектронМаша» где-нибудь неподалеку от Киева. Я решил, пользуясь возможностью, как ликвидатора аварии, 84
бесплатного проезда в электричках, посетить эти организации и предложить свои услуги. Посещений было много – завод специальной стеклянной тары в Житомире, Яготинский сахарный завод, сахарный завод под Шосткой, ТЭЦ в Чернигове, Белой церкви, много чего. Заводики и города мелькали, а толку не было. Практически все стояло. И я понял еще одну важную деталь – у меня не было способностей к финансовой стороне дела, а здесь это главное. Я пытался иметь дело с технарями. Они, конечно, любую помощь принимали на ура, но они не распоряжались деньгами. Оказывается, переговоры надо начинать с людей, которые имеют отношение к финансам, заинтересовывать их в первую очередь, а они сами найдут, с кем из технических специалистов надо иметь дело. Но находить таких людей я не умел.
ГНТЦ ЯРБ Постепенно жить стало совсем невмоготу. Жалкой пенсии не хватало катастрофически. Поэтому когда Боря Коротков предложил мне работать у него, в ГНТЦ ЯРБ (государственный научно-технический центр ядерной и радиационной безопасности), я конечно согласился с радостью. Должность предложил самую подходящую – инженер (старший) по охране труда. Вот где было полное безделье. Главная и единственная задача оказалась – написать инструкцию. Потом подготовить соответствующий журнал, и инструктировать персонал. А так как это все же было не производство, и самый энергоемкий прибор – электрочайник, инструкция получилась краткой, едва выжал три листа. Но это не работа, да и не деньги. И тут в ГНТЦ ЯРБ появился Анатолий Кушлак. Он работал на ЧАЭС на новой вычислительной технике по приглашению Жидка. (Геннадий Иванович тогда начал осуществлять свою голубую мечту – общестанционную АСУ). Уже строилось и здание. Пришел Кушлак незадолго да аварии, которая убила все мечты, как Жидка, так и Кушлака. Теперь перебивался в Киеве, был начальником АСУ на приборостроительном заводе. Анатолий знал неплохо современную вычислительную технику Но завод, как положено всякому предприятию, связанному с военной техникой, встал, и мертво. Пригласил его Боря Коротков на неплохую должность, нач. отдела, с перспективой заниматься верификацией программного обеспечения – тема совсем не освоенная в бывшем СССР, и в атомной энергетике в том числе. Но ГНТЦ ЯРБ организация была бестолковой, понастоящему бюрократической, с массой ненужных бумаг и отсутствием нужной работы, соответственно и мало было денег, как на дела, так и на зарплату. И вот, частенько перекуривая, так как оба заядлые курильщики, размышляли о жизни, и думали, чем бы заняться, прекрасно понимая, что в ГНТЦ – это не работа. К тому времени кооператив я еще не закрыл, но и не занимался им. А Анатолий заинтересовался, говорит – есть у него знакомый, он арендует бак на нефтебазе Бориспольского аэропорта, покупает бензин по оптовой цене, и продает по розничной, и жалуется, что бензин воруют местные работники, и хочет наладить учет. Я знал ребят, которые занимались учетом топлива в больших баках. Нашли их, поняли систему учета, взяли описания приборов которые применяются в этом деле. Поехали к этому деятелю в Борисполь, поговорили. Он сказал, что эта система ему знакома, но производство советское, и ненадежное. Такие приборы есть на этих баках, но они практически не работают, и никто не хочет их доводить до ума. Вот если бы вы что-то западное вы предложили, и недорогое. Стали думать, во время очередного обеда со 100 г. в кабинете Бори Короткова он нам и говорит – а что вы маетесь? Сейчас в Киеве работает Игорь Лернер, он занимается 85
измерительной аппаратурой, в том числе и системами учета. Я был ошарашен, думал он уже где-то на западе устроился. Игоря я уже упоминал. Хорошо знал его по Припяти. Неожиданно в Киеве мы оказались соседями (у меня 232 квартира, а он жил в 233). У него была крупная неприятность, когда он работал преподавателем в припятской школе – утонули две девчонки. Он вывозил свой класс на небольшую вылазку. На лодке перевез часть детей на другой берег, и поехал за остальными. Дети в его отсутствие полезли купаться, а Припять река опасная в этом плане – много водоворотов, омутов, вот две девочки и утонули. Было следствие, и хотя Игоря не посадили, преподавать запретили. Таким образом он оказался на станции, работал инженером в цехе наладки и испытаний. По натуре очень энергичный и деятельный, инженерное дело его мало устраивало, поэтому много занимался общественной работой. Начал это дело в ДОСААФ, существовала такая организация в славное советское время. Вскоре организовал клуб подводного плавания, который стал популярным не только на станции, но и в городе. Закупил лодки, оборудование для погружения под воду, нашлось много энтузиастов. Ездили в различные экспедиции на моря Союза. Одно время предлагал соединиться с яхт-клубом. Меня, где-то авантюриста и романтика, эта идея заинтересовала, но большинство яхтсменов не поддержали, и консерватизм в конечном итоге победил. А после постройки пионерского лагеря «Сказочный» ему предложили, учтя его педагогическое образование, стать его директором. Таким образом он стал во время ликвидации аварии комендантом. А когда лагерь пришлось закрыть, он стал комендантом всей зоны. Тогда на ликвидацию аварии приезжало много народа, начиная от министров, генералов и академиков, и кончая последним дозиметристом. Всем им надо было жилье, и как-то организовывать быт. Вот этим Игорь и занимался. По-соседски мы иногда встречались, разговаривали. Он занимался частным бизнесом. Одно время даже держал фирму «Доверие» - брался ухаживать за могилами родственников, члены семьи которых эмигрировали в Израиль. Дело было нужное и прибыльное. Как-то по-соседски мне в почтовый ящик попало письмо ему, судя по адресу, из Израиля, официальное. Понял, что человек не хочет задерживаться в Киеве. Уехал он тихо и незаметно, по английски, не прошаясь. И оказалось, не в Израиль, а в Германию. Ну, думаю, евреи знают, где лучше. Уже и не думал, что увижу его, считал, что он вовсю трудится за рубежом, совсем забыв про Украину. Так что весть Бориса меня поразила, и мы с Кушлаком, узнав адрес и созвонившись, поехали на переговоры. Располагался Игорь в 2-х комнатной квартирке в районе Ленинградской площади, тесной «хрущевке». Здесь он и жил, а днем это был офис. Игорь держал СП (совместное предприятие). Совладелец был Рольф Шлефер – немец, у которого в Германии была довольно процветающая фирма - «Expertronic GmbH», и Игорь организовал в Украине ее дочернее отделение – «Экспертроник Украины», и действительно пытался продавать в Украине западную промышленную электронную аппаратуру для контроля технологических процессов. Работали у нег в то время всего два человека – Володя Поляков, директор и единственный технарь, и дама с очень внушительной грудью, секретарь и вся обслуга, как я понимаю, которая скрашивала Игорю отлучку от семьи. Дело правильное, мужское и нужное. 86
У Лернера
Вот эта работа была по мне! Занимались мы продвижением и продажей на Украинском рынке приборов контроля и управления ведущих мировых фирм, в основном немецких. И хотя Украинская промышленность, как говорится, лежала, намечалось какое-то движение вперед. Многие предприятия обрели конкретных хозяев и хотели модернизации. В Украине выпускали только приличные датчики температуры, а давление, уровень, расход, аналитические измерения, тут Украина, да и Россия, были далеко позади Европы и мира. Крепко мы отстали в электронике. Особенно впечатляли так называемые интеллектуальные датчики. Конечно, уважающие себя фирмы уже имели свои представительства в Украине. Но Шлефер и Лернер были хитромудрыми мужиками. Оборудование покупалось Шлефером как бы для себя, а он уже перепродавал Лернеру в Украину. В Германии это не запрещалось. Конечно, это удорожало стоимость, но Шлеферу возвращали немецкий НДС, с этим в Германии строго, в отличие от Украины. И он был очень опытный специалист, долго работал серьезным менеджером в очень солидной фирме – «Эндрюсс – Хаузер», поэтому получал солидные скидки, иногда даже 60 – 70%. Поэтому, даже накручивая свои 50%, и учтя затраты по доставке, таможне и т.п., мы часто имели цены вполне конкурентоспособные. Таким образом мы обходили официальные представительства. Очень интересный был наш коллектив. Это Володя Поляков, наш Директор и вдохновитель, Витя Сторожук, главный инженер, эти ребята в свое время учились в аспирантуре, практически кандидаты наук, перестройка с пути сбила. Игорь Коростышевский – занимался финансами, таможней и т. п. Очень хорошая была переводчица, Нила, славная девушка, разговорный немецкий знала в совершенстве. Вначале трудновато ей было в технической части, но быстро привыкла и освоилась. Главный двигатель торговли – реклама. Это знают все, но какая? Этого мы не знали, поэтому думали и искали. Выпускали и распространяли буклеты, участвовали в специализированных выставках. Но постепенно поняли, что самый лучший способ - это непосредственный контакт с потенциальным заказчиком. Поэтому мы много ездили в командировки, знакомились с производством, изучали узкие места. Рассказывали о западной технике, если могли, показывали ее живьем. Бывало, что организовывали массовый выезд наших специалистов, собирали местный персонал и читали настоящие лекции о современных методах измерения технологических параметров. Игорь не жалел денег на это дело. Суточные были приличные, да и на представительские давал. После всяких лекций и тому подобных технических дел приятно было закрепить знакомство за столом. Таким образом, за шесть лет работы у Лернера я практически объездил всю Украину, во всяком случае побывал на всех крупных предприятиях. Очень хорошо помню Одессу. С нами законтачил Борис Ильич Михов. Был он обыкновенным таксистом в Одессе, но после перестройки задумал свое дело. Получил кредит, купил кусок земли в Одесском порту, поставил там баки, и решил торговать маслом – туда, за рубеж, наше, подсолнечное, а оттуда – экзотическое (кокосовое, банановое и т. п.). В этих баках надо было измерять температуру, уровень продукта, расход на разгружаемый или загружаемый танкер.
87
Что то вроде эпилога
Когда уже за шестьдесят, хочется оглянуться назад. И заканчивая эти строки, задумался – получилось что то вроде мемуаров. А кто я такой, имею ли я на это право, кто вообще я и что скажу нового потенциальному читателю? Хочется немного порассуждать, а где же мы жили. В какой стране, какое общество «строили»? Говорили в официальных кругах и писали в печати, что у нас было общество развитого социализма, Ну, назвать можно что угодно и как угодно. А вообще, по моему глубокому убеждению, общественный строй не строят – вот такой каламбур получился. Он сам получается, путем исторического развития. эволюционных преобразований, соответствующей материальной и технической базы, уровня сознания масс, и еще наверно многого другого. А что назвали эти строи первобытнообщинным, рабовладельческим и т. д. так это дело такое. Можно было и назвать строй №1, №2 и тоже т. д. Разницы не вижу. Мы же в 1917 г. объявили – строим коммунизм! Это все равно, что сказать – строю замок, на зависть всем соседям! А в наличии всего два кирпича, три доски и кусок толи на крышу. Естественно получается только собачья будка. Так и мы – вместо того, чтобы построить добротный капиталистический домик, замахнулись на коммунистический замок. В результате – собачья будка, где не то что жить – существовать стыдно. Поэтому разбегаются соотечественники по соседям, как ближним, так и дальним. Но это грустно. Хочется позитива. Радует техническая революция. Маленький пример – у нас на «Скале» вычислительная машина, как и положено, имела память. «Куб» назывался, размер где то 50х20х30 см., а емкость аж 4096 байт (4 кбт). Сейчас купил флешку (внешняя память) к своему компьютеру, Размер в четверть спичечного коробка, а емкость 8 Гигабайт (в 2 миллиона раз больше, чем куб на Скале!). Таков вот прогресс. Честно говоря, люблю я пофилософствовать. В детские годы с удовольствием читал книги матери и бабушки, по древнегреческой и древнеримской истории, о их знаменитых философских школах. Очень жалею, что во время аварии у меня пропала любимая книга – солидный такой справочник по древним философским школам. Как помню, купил я ее в знаменитом городе молодогвардейцев – Краснодоне, когда по заданию Геннадия Ивановича был там в командировке на каком-то релейном заводе. Это была моя настольная книга на работе, листал ее при любом перерыве. Даже абсолютный технарь Володя Киреев и то заинтересовался, и выпросил почитать. И вот таким образом моя любимая книжица оказалась во время аварии у него, а находилась его группа на 2-ом АБК, и все тамошние помещения оказались в эпицентре событий. При дезактивации там нещадно все выбросили. А все же здорово и интересно было читать о великих: Аристотеле, Платоне, пытаться понимать их мудрости, отличать стоиков от эпикурейцев. Вообще-то говорят, что жизнь всегда полосатая - полоса черная, полоса белая. Полностью согласен, только как человек где то логического склада ума полосы заменяю на плюсы и минусы, и оцениваю ее по разнице между плюсами и минусами. Роберт Стуров заметил как то, что + это когда получаешь удовольствие от жизни. Но кто-то и водку пьет с удовольствием, а кто-то морщится, и женщин кто-то любит, а кто то насилует. Поэтому я для себя решил – приносить пользу с удовольствием – вот что самое главное. А вообще надо уметь получать удовольствие.
88
К примеру, вот сидишь в шикарном ресторане за столом, покрытым бархатной скатертью, на столе источают аромат свечи, в одной руке ты держишь бокал хорошего вина, а другой обнимаешь колено прекрасной мадонны. Здорово! А если бутылка дешевого портвейна, заплеванная подворотня, и из горла? Тоже надо уметь любить! И все же для человека самое главное – это работа. Это главный след, который ты оставил в своей жизни. Древние считали, что земля покоится на трех китах. Вот и работа, есть три основы, из которых она состоит. Первое – работа должна приносить пользу. Человечеству – это слишком громко, а вот хотя бы ближайшему окружению. Второе – работа должна быть оплачиваемой, и достойно. Один из моих друзей как то выразился, что нет в мире более недостойного, чем неоплачиваемый труд. Наверно он прав. И третье – работа должна нравиться, приносить удовольствие. Не зря сказано – если человек идет с удовольствием на работу, а после работы с удовольствием домой, значит он состоялся в этой жизни, и чего то стоит. У меня так было. А в принципе кто-то из великих сказал, что мужчина должен в жизни сделать три дела: посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Ну что же, деревьев я посадил много, а сыновей аж два – серьезные и самостоятельные парни. Денег не дают, но и не просят, а это главное. Дома нет, государство квартиры давало, зато лодки строил. Так что жизнь прожита не зря. И пусть о ней знают, кому это интересно!
89