От редактора Под обложкой этого сборника вас ждут рассказы разной величины и разного жанра. Рассказы эти написаны разными авторами, но объединены одной темой: встречи. Да, друзья, так оно и есть. Встречи. Случайные и запланированные, роковые и счастливые. Встречи, которых мы с нетерпением ждем, встречи, которых мы побаиваемся. Встречи, которые кажутся нам мимолетными и проходящими, но в конечном итоге меняют всю нашу жизнь. Встречи, на которые мы приходим с заранее заготовленными диалогами, встречи, на которых мы не знаем, что сказать, так как у нас слишком много слов. Каждый из нас идет по жизни своей дорогой, и у каждого из нас своя судьба, которая порой сводит нас с другими людьми. Наша судьба похожа на спираль, и на некоторых ее витках поставлены точки. Эти точки означают встречи. А что они нам приносят… это уже другой, более философский вопрос. Или же вернее будет сказать «творческий»? Да, думаю, что так, тем более что понятия эти имеют много граней соприкосновения. Вам, друзья, предстоит улыбнуться, погрустить, а, может, даже испугаться за героев нижеследующих произведений. Вероятно, позавидовать им, а порой и сказать со вздохом облегчения: «Хорошо, что я не на его месте!». Тем и хороши литературные герои – на них можно смотреть со стороны, иногда воображая себя ими, а иногда отдаляясь от них. Герои не против. На то они и герои! Помимо рассказов, в сборнике есть иллюстрации. Так как рассказы, как уже было сказано выше, разные по стилю, величине и жанру, то и иллюстрации будут разными. И это как нельзя лучше характеризует «неоднородное» содержание сборника – так, каким я и планировала его сделать. Также составила саундтрек к сборнику – по две композиции на каждый рассказ плюс индивидуальная обложка для каждого рассказа. Это мой первый проект такого рода. Я столкнулась с рядом сложностей, но успешно решила их благодаря окружавшим меня людям. Пользуясь случаем, я хочу поблагодарить их за поддержку, а также за веру в то, что проект будет закончен. Без помощи этих людей у меня ничего не получилось бы, так что
- 2 -
спасибо им огромное за то, что они не дали мне опустить руки. Также хочу от всей души поблагодарить авторов рассказов и иллюстраторов – без них, разумеется, не было бы проекта даже при наличии идеи и моего желания. Как известно, лучшая награда для творца – это слезы… но в данном случае слез не надо, в данном случае речь идет про отклик. На предпоследней странице сборника вы сможете найти список работавших над сборником людей. Там есть электронные адреса тех, кто согласился их дать, и ими можно воспользоваться. Ну, а если кто-то хочет на минутку вернуться в прошлое и вспомнить, что когда-то была такая штука, как «письма в редакцию», может написать письмо мне. Мой электронный адрес можно найти в том же списке. Итак, устраивайтесь поудобнее, и… приятного прочтения, друзья!
Анастасия Эльберг
- 3 -
Человек со шрамом на лице За несколько дней до той кошмарной встречи со странной девушкой он поставил свечу за упокой самого себя в храме в Сокольниках. Жизненные катастрофы превратили его в «живого мертвеца»: он не жил в этом мире грез и несбыточных желаний, он весь увяз в «потустороннем». Человек двадцати восьми лет, он ощущал себя одновременно старцем и юнцом, который жизни не знает и влюбился в первый раз. Да. Он был болен. Он заболел любовью. К одной юной девушке, вскоре оставившей его. Солнце померкло, и луна обрела навсегда багряный цвет, - человек медленно сходил с ума от любви, тревожась, мечась, каясь бессмысленно в пустоту, и чуть ли не ежедневно бросаясь в авантюры и неожиданно впадая в черную меланхолию. Он думал об одном, каждый час, каждую минуту: как бы ему вернуть любовь. В ту полночь, усталый и измученный, он задремал в метро. В самом сердце Москвы, на Арбатской, человек очнулся. Неожиданно; испытывая сверхъестественный ужас. Ужас сковал его так, что он не мог сдвинуться с места. Напротив него сидела высокая брюнетка. Красотка с огромными черными глазами. Она внимательно, воровкой-суккубом, всматривалась в него, - он чувствовал себя раздетым. Пустой вагон метро. И они, эти двое... Куда исчезли люди? На колени падала кровь. А он не мог даже пошевельнуться. Что-то птичье, хищное было в облике молодой женщины. Немигающими, пристально, через него зреющими глазами она заворожила его. Что-то странное...
- 4 -
Она, казалось, медленно что-то нашептывала, и этот шепот слышался в его голове отчетливо: непонятный язык, жуткие слова из ниоткуда... «Площадь революции», «Курская»... На станции «Курской» она неспешно встала и пошла к выходу. Так люди не ходят! Ее стремительно несло на невидимых колесах... Так передвигаются богини, а не люди... И вот что! Палец левой руки! Безымянный палец... Он так неестественно искривлен! Похож на коготь... Человек вздрогнул и схватился рукой за правую щеку, раскрыл ладонь. Кровь! Он кинулся было за странной девушкой в черном, но двери захлопнулись, и он поехал дальше. С той ночи ему начали сниться невыносимо печальные сны; шрам на лице не заживал, тело пряно пахло болотными цветами, он везде, даже в толпе, слышал тот жуткий шепот, похожий на заклятие. - Ой, что это у вас... на лице?! Наверное, каждый девятый прохожий с испугом спрашивал его о шраме. Шрам на скуле, глубокий, похожий на какой-то знак, постоянно кровоточил, источая к тому же притягательный аромат. Человек медленно сходил с ума. От любви. Но теперь - от любви к ней, к той самой девушке в метро на Арбатской, с хищным по-птичьему взглядом. «Кто же освободит меня от дьявольской муки???», с невыразимой для него тоской изо дня в день думал человек. Утром на четвертый день после загадочного происшествия в метро, человек обнаружил, что кости его тела начинают... искривляться!.. У него обострились обоняние и слух... и он становится выше!.. позвоночник... приятная, возбуждающая боль в позвоночнике... она... она вытягивает все его существо. Эта приятная возбуждающая боль.
- 5 -
Короста на шраме. Ему приснился сон: черный кот на чердаке лесного домика играет с полудохлым вальдшнепом, кулик пытается взлететь, кот, с напряженным и смешным в своей напряженности взглядом, одним ударом мягкой лапы с коготками сбивает кулика на запыленный пол... Щебечут птахи в апрельском, еще неживом, лесу. Раннее утро. Туман. А в тумане - еле пробивается солнце... Человек сладко потянулся во сне и... проснулся. Луна огромным кровавым диском висела в окне. - Кто я? - вдруг хрипло произнес он и тут же зашептал: - Ахаюруимххххли... Адская боль разорвала позвоночник. Он упал с постели и выгнулся, точно эпилептик, на полу. - Ахаюрумхххх! - выдохнул он от нечеловеческой боли и ужаса. - Ахх... хаюрум... ххх!.. - Его трясло, и он начал кричать, сжатый болью в дугу, касаясь головой чуть ли не до пяток. Кости ломались, рвались связки. Он кричал. Он кричал в ночь - на огромный диск луны в окне... Луна впитывала в себя его боль... Через два часа сотрудники полиции выломали дверь в его квартиру: он переполошил весь дом своими криками. Целясь во тьму автоматами, они все трое вдруг отпрянули: на окне, обнаженный, сидел молодой человек, кожа, с которой стекали капли, пахнущие церковно-ароматно смертью и возрождением, сияла оранжевым светом; он посмотрел на них черными большими глазами, улыбнулся и выпрыгнул из окна. Тело его не нашли.
- 6 -
Все вокруг такие Майклы - Какая чудесная встреча в такую ненастную ночь, не правда ли? Спорим, что вы даже не думали, что этот день закончится так увлекательно? – Положив ногу на ногу, Артур поглаживал пальчиком свою бровь, поглядывая на парочку из парня и девушки напротив. – Знаете, дождь прямо как из ведра. А в прогнозе обещали без облачка. Как всегда. Этим засранцам никогда нельзя верить, да? Артур наклонился вперед, и некоторое время неотрывно смотрел на испуганных молодых людей, прижавшихся друг к другу. - Ч-что вам нужно от нас? – Губы парня дрожали. - Ш-ш-ш, не надо так нервничать, М… Майкл? - Д-Донни. Донни. – Артур призадумался. – Смешно. Мне вечно кажется, что всех парней вокруг меня зовут Майкл. Бред какой-то… может, я болен? Он вдруг разразился безумным смехом. Впрочем, заметив, что парочка явно не оценила его шутки, быстро успокоился. - На днях я задумался над кое-какой вещью, Донни. Хочу поделиться с тобой: мне кажется люди… - Артур на пару секунд перевел взгляд на дверь, словно услышал там что-то… нет, показалось. – Мне кажется, люди называют психами всех, кого не могут понять своим миниатюрным мозгом. Всех, кто хоть как-то не соответствует их сраным нормам - они просто предпочитают прятать подальше от себя и своей долбанной счастливой жизни. Эгоистичные суки. Готовы на все ради себя – им плевать, если кому-то рядом нужна помощь. И эти шлюхи… отдаются только… только… - Артур сжал ладонь в кулак громко хрустнув хрящами. - Только этим ублюдкам… да… Он погрузился в размышления, уставившись в пол. - …А представь, если бы психов вдруг оказалось большинство – они же… стали бы нормой, а все эти надменные выродки оказались больными, которых бы запрятали в психушки. Смешно… так смешно… что скажешь, Майкл? Как тебе такая мысль? - Я Донни.
- 7 -
- Пардон? - Я… ам… - Донни зажмурил глаза. - Меня зовут Донни. - А. Точно. Прости. Я же говорил: вечно путаю. - Артур улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, - Что ж. До-о-онни. Ты любишь порно? - Что? - Что «что»? Я на китайском разговариваю с тобой, что ли, ублюдок?! Или ты, эгоистичный говнюк, не слушаешь, что я тебе говорю?! - Простите-простите. - Донни стыдливо спрятал от незнакомца глаза. - Порно! Знаешь такую вещь? Когда люди трахаются, и их снимают на камеру! - Да-да. Я знаю… - Отлично! – Артур поправил кожаную перчатку на руке - Я обожаю смотреть порно. Могу глядеть его целыми днями напролет. А когда не могу - я включаю его на телефоне и слушаю через наушники их стоны. Боже… - Он замолк и, постукивая пальцами по губам, посмотрел в окно, по которому барабанил ливень. - С ума сводят их стоны. Стоны этих шлюх… Артур снова захохотал, в то время как девушка внезапно громко разрыдалась. Артур замолк и поджал губы: - Оу-у-у, Сарочка, Сара, Сара-Сара-Сара. Не нужно плакать. Малышка, погляди на меня… Детка… ПОСМОТРИ НА МЕНЯ, СУКА! Сара, дрожа как осиновый лист, подняла свои покрасневшие от слез глазки. - Все будет хорошо, чудо мое. Все будет прекрасно, я обещаю. Ты веришь мне, малышка? Веришь? Конечно же, веришь, тупая тварь! – Артур прикусил губу. – Донни, мальчик мой, когда вы трахались последний раз? - П-п-п… мы… - Когда ты засадил своей девочке, м? - Вчера... - Вчера. М-м-м. – Артур с наслаждением вздохнул. - Она стонала под тобой? Или на тебе?
- 8 -
- Да. - Что «да»?! - Стонала. - На тебе или под тобой, ублюдок? - На мне… - Отлично. – Артур удовлетворенно оглядел Сару с головы до ног. – Уверен, что у нее внутри очень хорошо… - Пожалуйста, пожалуйста, умоляю вас, берите все что хотите, только… - Ш-ш-ш-ш, заткнись, скотина!! – процедил Артур сквозь зубы. – Не порть нашу романтическую атмосферу своим жалким нытьем. - О Господи, Господи… - Хочешь знать, что будет дальше, Майкл? Хочешь? – Артур с надменной улыбкой откинулся на спинку стула. - Отпустите нас, прошу. Я умоляю… - Сейчас ты снимешь трусики с Сарочки и будешь трахать ее, а я буду смотреть на вас. А потом… – Артур облизнулся. – А потом я разрублю вас, тварей, на куски мясницким тесаком и обильно кончу на то, что от вас останется. Будет весело. - О Боже, Боже, я прошу, я умоляю, мы же ничего не сделали! Забирайте все деньги! Все, что хотите!!! - У меня нет времени на это дерьмо, Майкл. – Лицо Артура окаменело. Меня еще ждут - не дождутся две чудесных парочки. Поэтому, Майкл, будь сладким. Делай, что я говорю: Трахай. Ее. Артур потянулся рукой в черную сумку, все это время лежавшую возле его стула, и вскоре вспышка молнии отразилась ярким бликом на холодной поверхности уже окровавленного металла…
- 9 -
Мария, русская дочь Маленький городок — что большая деревня. Все друг у друга на виду. Вскоре после того, как мы переехали с мужем и детьми из деревни в такой маленький городок, в квартиру, весь микрорайон уже знал, что на Рабочей улице теперь есть цыгане. До нас цыган в городке было две семьи: на Московской и на Большой Почтовой. Первые считались плохими, потому что занимались темными делами, а вторые не считались хорошими, потому что были мусульмане — а кто их знает, мусульман, что они за народ. К нам, не мусульманам и артистам, микрорайон быстро проникся дружелюбием. Особенно азербайджанские продавщицы. Им нравились мои яркие юбки, платки, ажурные серьги. Зная это, я нарочно одевалась на рынок поярче и балансировала в результате между тропической птичкой и городской сумасшедшей; зато азербайджанки мне делали скидки и передавали моим детям гостинцы. Однажды я подошла к лотку одной из азербайджанок, очень красивой женщины в возрасте по имени Айдан, и увидела рядом с ней высокую элегантную пожилую даму. - Здравствуй, Лилит, — сказала мне Айдан, а потом, повернувшись к даме, сказала: - Вот она, я тебе говорила. - Вы цыганка? - спросила дама, рассматривая мой породистый шляхетский анфас, доставшийся мне в наследство от предков матери. Я кивнула, и она удовлетворилась этим. По всей видимости, она очень давно хотела увидеть кого-то из цыган, потому что она сразу начала говорить. Рассказывать. Звали ее Мария, и была она лет на двадцать старше, чем мне показалось сначала. История ее, наверное, казалась ей уникальной, хотя я знала таких уже несколько. Но я не спешила ее перебить. Мария родилась в кочевом таборе и по крови была цыганкой. В тридцатых годах, когда Марии было три года, весь табор арестовали по политическому делу. Что им вменялось? Шпионаж, вредительство, покушение на товарища
- 10 -
Сталина? В те годы цыганские таборы венгерского, румынского, сербского происхождения постоянно подпадали под все три категории статей. Должно быть, кто-то спешил выполнить за их счет спущенный сверху план на поимку шпионов и врагов народа. Целыми семьями цыгане погибали в лагерях. Итак, табор был арестован и, видимо, приговорен; его повели под конвоем по дороге, как есть — мужчин, женщин, стариков, подростков, детей. Едва зная русский, цыгане не могли взять в толк, за что у них отняли коней, нехитрую утварь, украшения, праздничные женские юбки, зачем, угрожая ружьями, велят идти и идти куда-то; одно только ощущение приближающейся большой беды. В пути конвоиры остановились, чтобы перекусить. Сели прямо на дорогу и цыгане, достали прибереженные хлебные корки. Одной из цыганок, сидевших с краю, сердобольная русская женщина сунула кусок хлеба с салом. В этот момент конвоиры как раз отвернулись. Цыганка, словно по наитию, беря хлеб, вытолкнула в сторону женщины трехлетнюю дочь. Ни секунды колебания, ни мгновения раздумья — колхозница схватила ребенка, и, зажимая рот, чтобы маленькая цыганка не заплакала, быстро ушла прочь от табора. Так Мария стала русской девочкой. Приемные родители ее любили. Никогда не обижали. Никогда не попрекнули чужой, неродной кровью. Не зря цыгане всегда говорили: русское сердце — большое сердце. Мария была своей дочкой, хотя никто никогда не скрывал от нее происхождения. После войны по селам ездила женщина из русских цыган. Одни говорили, что у нее не было своих детей, другие — что все ее дети сгорели от тифа в сорок третьем или сорок четвертом. Женщина искала цыганских сирот — их, по слухам, много осталось после войны. Но всех очень быстро разбирали родственники и просто цыганские семьи, женщина никого не могла найти. Наконец, ей указали на Марию. Мария навсегда запомнила ту женщину. Звали ее Татьяна. У нее были красивые серьги и удивительного кроя блуза — с длинным подолом, который
- 11 -
завязывался на спине, перетягивая спереди крест-накрест талию. Талия у женщины была гибкая, тонкая. Она заговорила с Марией по-цыгански, но девочка не поняла ни слова. - Дайте ее мне, - грустно просила Татьяна русскую мать Марии. Та, подливая гостье чая и подталкивая блюдце с конфетами, вместо сахара, отвечала: - Нет. Она мне дочка теперь. Татьяна печально смотрела на Марию и пила чай. Потом поклонилась хозяйке и уехала. - Мама, - спросила Мария, - отчего она не попросит деток у нашей соседки? Они бедные, а детей много, трудно им. Взяла бы одного или двух… - Да больно уж белы для нее, - отшутилась мать, покачав головой каким-то своим, материнским, думам. И Мария осталась русской дочкой. - Ни слова по-цыгански не знаю, - с легкой грустью уточнила она еще раз, разглядывая мою юбку в огромных бирюзовых и коралловых цветах. Больше я не встречала Марию. Да и Айдан уехала куда-то: внуков нянчить. А я осталась, и история осталась со мной.
- 12 -
Тургеневская беседка - Я - неудачница. Самая обычная посредственность. С детства мечтала стать врачом - не вышло. Зубрила, из кожи вон лезла, четыре раза поступала, но так и не смогла. Возомнила себя художницей - рисовать любила всегда - и тут не сложилось. Посылала свои работы на всякие конкурсы, выставки - в лучшем случае возвращали назад без комментариев. Любовь... Совсем серо. Красавица! Казалось бы, любой моим будет. Пока пыталась куда-то выбиться, всех женихов увели другие. Так и не состоялась я ни как профессионал, ни как творческая личность, ни как жена, ни как мать. Тридцать лет, а я - никто! Инна натянуто рассмеялась. - Тургеневская девушка бальзаковского возраста. Ведь у Тургенева все девушки, по сути, ничего из себя не представляют. Вадим слушал ее молча, не перебивая, не пытаясь возражать или утешать. - А рисовать вы продолжаете? спросил он, когда Инна замолчала. - Нет. Давно бросила. Кому это надо? - Я думал, вам. Ведь вы рисуете не ради выставок, а потому, что испытываете в этом потребность... - Да не испытываю я никакой потребности! раздраженно перебила Инна. - Легко вам говорить! - Она нервно затянулась. Первоклассный программист, песни пишете, выступаете с ними... - Я пишу для души. - Легко вам говорить, - упрямо повторила Инна. - Я бы тоже так говорила, если бы моя жизнь удалась. - Вы покажете мне свои работы? - попросил Вадим. - Как будто вы разбираетесь в живописи!
- 13 -
- Нет, не разбираюсь, - спокойно покачал головой Вадим. Инна долго молчала, глядя на струйку дыма от своей сигареты. - Приходите, смотрите... - равнодушно сказала она. ...Он внимательно, сосредоточенно рассматривал ее рисунки, а она из-под ресниц рассматривала его. Интересно, как он себя поведет? Выразит бурный восторг ее «творениями»? Сдержанно похвалит парочку каких-нибудь натюрмортов? Из вежливости пробубнит, что все это «очень мило»? Но он ничего не сказал. Молча сложил все в папку и убрал на место. И Инна обиделась. - Можете написать для меня пейзаж? Я покажу вам место, неожиданно произнес он. - Что? - съехидничала Инна. - Я творю гениальные шедевры, и они вам безумно понравились? - Вы не творите шедевры, - как всегда спокойно ответил Вадим, прямо глядя ей в глаза. - Но мне понравилось, как вы рисуете. Не безумно, а просто понравилось. Если не жалко, подарите мне коечто. - Можете забрать все и оклеить дома стены! - Это ни к чему. Так как насчет пейзажа? - Знаете, - начала Инна после некоторого молчания, - все это, конечно, благородно: попытаться заставить меня поверить в себя, снова поставить за мольберт, но... лучше не надо. Если уж вам так дорого то ваше место, вы можете его просто сфотографировать! - Могу. Конечно же, могу.
- 14 -
…Вадим привел Инну в самый конец парка, к старой полуразрушенной беседке, заваленной всяким мусором. - Хотите сказать, что в этой загаженной развалюхе вы провели свои самые счастливые минуты? - усмехнулась Инна. - Вы здесь впервые признались в любви? Или пишете тут песни? Кстати, вы мне споете? - Нет. - Вот как! Почему? - У меня нет песни, которую я мог бы спеть вам. - Странно... О чем же вы пишете? - О чем пишут тысячи лет о любви. - А-а-а... - разочарованно протянула Инна. - Я никогда не слушаю песен о любви. - Поэтому я и не буду вам петь, - мягко улыбнулся Вадим. - Так что у вас связано с этой беседкой? - Ничего. Просто мне кажется, что такая вот беседка есть в каждом произведении Тургенева. - Кого? - Инна круто обернулась к нему, удивленно вскинув брови. Тургенева?! Ах, да! Вы же пишете песни о любви! - А вы не слушаете их и презираете тургеневских девушек. - Инне послышалась насмешка в его интонациях. …Инна смотрела на законченную акварель. Господи, как тошно! Какая-то идиотская захламленная беседка, пустые рассуждения о Тургеневе, фантазии. Песни о любви. Только этого еще не хватало - бард и художница! Хотя какая
- 15 -
она, к черту, художница... Вадим - он сильный. Он будет тянуть ее на себе, подталкивать в спину, «выводить в люди». Будет помогать ей обрести себя. Стоп! Слишком долго она сама жалела себя, чтобы теперь позволить это кому-то еще. …Песня возникла из ниоткуда. Сами собой пришли слова, и сами легли на музыку. Даже записывать не пришлось - песня пришла и поселилась в душе. Песня, которую Вадим всегда знал. Песня, которую он споет завтра для Инны. А она-то считает себя неудачницей, посредственностью! Как нечестно! Ведь серостью до сих пор был он, раз только сегодня написал настоящую песню! …Они встретились в той же беседке. - Я принесла вам акварель... - Спасибо. А у меня теперь есть песня, которую я могу спеть вам. Хотите? Инна молча кивнула. - Я только схожу за гитарой, она у меня в машине. Когда Вадим вернулся в беседку, Инны там уже не было. На скамейке лежала акварель, Вадим поднял ее. Беседка в глубине парка. Беседка, которая есть в каждом романе Тургенева. И в глубине беседки - а может, это только показалось Вадиму в сумерках? - смутно белела чья-то фигура.
- 16 -
Солнышко (первая встреча, последняя встреча) Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица, давно позабытые… (И.Тургенев) Светка влюбилась один раз и на всю жизнь в далеком сопливом детстве. Гуляла во дворе и встретила свою любовь. Ей было около пяти. Он был старше на восемь с лишним лет, ему уже исполнилось тринадцать, но тогда она об этом не знала и не думала. Просто увидела нимб из золотисто-рыжих спиралей вокруг его головы и прошептала, зажмурившись: «Солнышко...» Солнце Светка любила больше всего на свете. В пасмурный день она ощущала себя больной. Зимой хотелось все время спать, а если в морозный день все вокруг вдруг заливало солнце, то она принималась скакать и дико орать: «Солнышко, солнышко!» Светка любила, зажмурившись, подставить солнцу лицо, и сквозь закрытые глаза чувствовала его жгучие лучи. Так было и на сей раз. Светка зажмурилась, а рыжие кудряшки отпечатались на сетчатке и никуда не делись. Она начала свои дикие скачки и танцы, не замечая, что мама смотрит на нее как-то странно. Мальчика звали Павлик, он жил в их доме, в одном из соседних подъездов. Сейчас он катался по двору на велосипеде с приятелями, и Светкина мама, знакомая с его мамой, подозвала Павлика и попросила его прокатить ее дочь на велосипеде. Павлику если это и не понравилось, то вида он почти не подал, бросил Светке: «Садись», и даже
- 17 -
помог ей, разомлевшей от счастья, забраться на багажник. После чего сделал с ней несколько кругов по двору. Этот день она запомнит навсегда. Случись ей тогда же умереть мучительной смертью, она умирала бы со счастливой улыбкой на устах. Вернувшись к маме, она тут же потребовала идти домой, хоть было еще рано. Просто ей не хотелось портить то впечатление, необходимо было унести его с собой, подумать о нем, еще раз попробовать на вкус. Дома она достала оранжевый карандаш и стала рисовать на бумаге солнышко. Она часто рисовала солнышко (стилизованное, как у всех детей круг и лучики), и развешивала эти рисунки по всей комнате. Ей казалось, что в пасмурный день от ее оранжевых рисунков и теплей, и светлей. На этот раз солнышко было с лучиками-спиральками, со вздернутым носом, и дико конопатое. Мама, посмотрев на рисунок, вздохнула, но не стала беспокоиться - пройдет. У всех такое бывает. В кого мы только не влюбляемся за долгую жизнь! Это не прошло. Светка и Павлик встречались редко. Сначала она ходила по утрам в детский сад, и почти каждый день мальчик выходил из подъезда и шел навстречу им в школу. Светкино сердце замирало, и она весь день чувствовала себя счастливой. Если же они не встречались (в каникулы), Светкин день был тусклым и хмурым, независимо от того, был тот день солнечным или нет. Ей больше не нужно было солнышко, ей нужно было Солнышко! Потом они учились в одной школе, правда, совсем недолго. Три года. Светка из кожи вон лезла, чтобы встретить Павлика в школе. Когда Павлику исполнилось лет шестнадцать, он стал с приятелями пить пиво на лавочке и
- 18 -
курить, появились в их компании и разбитные девчонки, сильно накрашенные и в коротких юбках. К одной из этих девчонок, как показалось Светке, у Павлика сложилось какое-то особое отношение. Светка нарезала круги вокруг скамейки и злилась. Однажды она как бы нечаянно пульнула мячом в эту девчонку, и когда та заверещала что-то, перемежая визг матом, громко крикнула: «Думаешь, ты красивая? Дура накрашенная!», и убежала. Когда Светка закончила третий класс и перешла в четвертый, Павлика забрали в армию. Провожали его всем двором, его и еще двух парней из его компании. Солнце померкло на два года. Она стала вялой и апатичной, начало побаливать сердце. Ее клали на обследование, и в больнице она разрисовывала альбомы солнышками солнышко хмурится, солнышко улыбается, солнышко смеется. Врачи назначали какие-то лекарства, и Светку возвращали домой, к ровесникам в школу и во двор. Она стала заниматься в художественной студии, ее хвалили - в ее работах «было настроение», как говорили педагоги. Мама отправила ее также и на курсы английского - все равно она не желала гулять во дворе, и у нее образовалась масса свободного времени. И она проводила его, задумчиво хмурясь или уставившись невидящими глазами в окно, во двор. Прошло два года, Павлик вернулся из армии, но Светка его почти не видела - ну какие точки соприкосновения у двенадцатилетней девчонки и двадцатилетнего парня? Он поступил куда-то учиться, продолжал встречаться с компанией, а вскоре женился на «крашенной дуре», потому что она ждала от него ребенка. Или не потому, но, в общем, женился. В день свадьбы (провожали, как водится, всем двором) у Светки случилась жуткая истерика, она орала: «Я не хочу жить!» и что-то еще в этом роде, а потом закатила глаза
- 19 -
и рухнула на пол. Потом она долго лежала в больнице, а когда ее выписали, выяснилось, что они с мамой и папой живут теперь совершенно в другом районе. Постепенно история начала порастать быльем. Нет, она жила в сердце и никуда оттуда не делась, просто опустилась на самое дно и лежала там тяжелым камнем. Светка была больше молчаливой, чем общительной, и поэтому мама сильно удивилась, когда дочь заявила ей, что поступает в педагогический, причем окучивать собралась сразу два факультета художественный и иностранных языков. Этот ВУЗ вообще специфичен почти полным отсутствием лиц мужского пола, а тут у дочери вообще времени свободного не оставалось! Здоровье у Светки, кстати, стало нормальным, ничего не беспокоило ее и не заставляло сердце сильно колотиться в груди. Учеба далась сравнительно легко, Светка окончила институт и по настоянию мамы отработала почти два года переводчиком на международных выставках. Но это ее не грело, и она устроилась работать в школу. Ей отдали несколько уроков рисования, несколько уроков английского, дали и классное руководство. В первый день первый урок у Светки был в ее классе, где она была классным руководителем. Она зашла в класс, и тут же ее глаза наткнулись на Солнышко - рыжую девочку с торчащими во все стороны спиралевидными прядками и буйно веснушчатую. Светка, пардон, Светлана Анатольевна, рухнула на стул, открыла журнал и сразу наткнулась на знакомую фамилию. Девочку звали Алина. Весь день у Светки покалывало сердце, а вечером состоялось родительское собрание, на котором родители 5 «А» класса должны были познакомиться с классным руководителем. Пришли мамы, бабушки и ...Павлик. Светлана Анатольевна что-то рассказывала, что-то спрашивала, но ей никак не удавалось сфокусироваться на чем-либо, кроме рыжей шевелюры. Когда собрание закончилось, Павлик не ушел, а подошел к ней. - Видите ли, Светлана Анатольевна... Алину воспитываем я и бабушка, мама ее вышла замуж и уехала жить за границу. Поэтому... Извините, - вдруг сказал он невпопад. - Мне кажется знакомым ваше лицо. Я не мог вас раньше встречать? Тогда Светка вспылила и вывалила ему все - начиная с пяти лет. Долго и гневно говорила она, а он слушал задумчиво. Провожая ее до дома, Павел
- 20 -
думал: как же это здорово и необычно - быть центром целой планетной системы, солнцем! Надо включить Светлану в эту систему, пусть вечно кружит по орбите вокруг него, рядом с ним...
- 21 -
Буква на ладони Вчера Кира сказала мне, что пора бы уже познакомиться с ее родителями. И назначила это знаменательное событие прямо на сегодня. Чего тянуть? Мы встречаемся уже почти год, и нам кажется, что мы могли бы жить вместе. Поэтому с утра она скомандовала мне: - Так, после работы дуй переодеваться в штатское, покупай букет цветов для мамы и торт для папы! Придешь свататься как порядочный, хватит нам уже таиться от всех. Жаль, что твои мама и папа далеко. Но на свадьбу они, надеюсь, приедут? Кирина энергичность и моя привычка подчиняться приказам с юности (сперва Суворовское, потом общевойсковое училища) привели к тому, что после работы, переодетый в цивильное, с цветами и тортом, я ждал ее в сквере возле института. Кира писала диплом, после защиты собиралась работать переводчиком в той фирме, куда устроилась год назад. Моя любимая задерживалась: она позвонила мне и сообщила, что ее руководитель вышел на пять минут и отсутствует уже полчаса, а она намерена его дождаться. Я ответил: нет проблем, верный рыцарь подождет, сколько требуется, а цветы и торт - сколько смогут. Я сел на лавочку и задумался о будущем: свадьба, квартира, дети, теща с тестем - кстати, какие они? Я и не заметил, что возле меня крутится одна очень колоритная особа, пока она сама меня не окликнула: - Молодой-красивый, дай погадаю! Катя хорошо гадает, всю правду скажет!
- 22 -
Совсем юная цыганка, лет шестнадцати, наверное, домогалась моего внимания и моего кошелька. Кошелек мой не объемист, а внимание занято институтскими дверьми, поэтому я лишь отмахнулся - Иди, красавица, погадай кому-нибудь еще, а я свою судьбу и так знаю... - И запнулся, обратив внимание на ее пронзительный взгляд. - Что ты знаешь? - Молодой-красивый, ты служивый человек (напомню, я сидел в цивильном). Дай ладонь, всю правду скажу, денег много не возьму. Я сдался. Кира не появлялась, мне было скучно. Я протянул ладонь, цыганка Катя схватила ее и начала водить не очень чистым пальчиком по линиям. Водила, водила, потом монотонным, как сомнамбула, голосом начала вещать: - Война тебя заберет, она тебя подержит и отпустит. Будет в твоей жизни встреча особая, с девочкой, с женщиной... - Тут она запнулась. - В общем, на букву К. ее имя начинается. Всю твою жизнь эта встреча перевернет. Эта буква у тебя здесь, видишь? - И она ткнула ноготком в середину ладони. Я присмотрелся и увидел каракульку из линий, в самом деле напоминающую букву К. Я рассмеялся: - Ошиблась ты, Катя. Эта встреча произошла уже. Невесту мою Кира зовут, я ее здесь жду, пойдем с ней к ее родителям, свататься. Катя нетерпеливо отмахнулась: - Нет, не то, другая это! - Какая другая, может, это ты? Последние слова и услышала подошедшая Кира. Цыганку как ветром сдуло, а Кира накинулась на меня. Что на нее нашло? Схватив букет, она измочалила его об меня, развернулась и ушла. Я пытался догнать ее, все объяснить, но она поймала такси, юркнула в машину и была такова. Я звонил ей, ловил возле института. Все тщетно. Я знал, что характер у нее крутой. Но так же я знал, что она меня простит, просто нужно время, чтобы
- 23 -
она остыла, а потом я ей все объясню... Но через три дня я получил предписание ехать на Кавказ в составе пехотного полка, погрузился в самолет и уехал на войну. Сидя в армейском транспорте, я недобрым словом поминал цыганку, которая оказалась права. …В одном из боев в горах, когда мы зачищали село, где засели бандиты, я был ранен. Меня, находящегося без сознания, нашли не отступающие наши, а боевики. Они кое-как перевязали меня и отвезли еще выше в горы, в село, и отдали тамошнему князьку Рашиду. Вернее, продали, скорее всего. У Рашида был дом - целая крепость: охрана, собаки, сигнализация. Меня немного подлечили, и я стал работать на Рашида. Простой рабочей лошадью, а не военным консультантом, конечно. У Рашида была русская жена, хоть и закутанная с головы до ног; говорили, он украл ее из столицы республики, где она училась в университете. И дочь Камилла, лет семнадцати, которую все звали Камилла Рашидовна. Не раз и не два я ощущал взгляд Камиллы на себе - он был полон страдания и стыда. Месяц шел за месяцем, однообразные от тяжелой работы и неволи. Я никуда не выходил, моя жизнь текла в пределах усадьбы Рашида, под бдительным взором охранников и собак. Однажды, отдыхая, я рисовал прутиком на земле. Закончил в свое время художественную школу и рисовал неплохо. Камилла это увидела, расспросила и сказала отцу, что русский будет учить ее рисованию. Я стал заниматься с нею после работы (теперь меня заставляли работать немного меньше), и заметил, что способности у нее есть. Однажды мы сидели в гостиной дома: Камилла рисовала, я наблюдал и поправлял, охранник присматривал за мной. И вдруг меня как молнией поразило - я внимательно вгляделся в рисунок. Горы, покрытые лесом, внизу перевал, на перевале дорога, а у дороги маленькая
- 24 -
фигурка мужчины в плащ-палатке. Камилла быстро написала карандашом в углу рисунка: «Это ты», а потом так же быстро стерла. Я кивнул, она написала снова: «Завтра вечером. И не ужинай!». Я весь покрылся холодным потом. Она поможет мне бежать? Я поднял глаза на нее, она едва заметно кивнула и продолжила рисовать. Назавтра Рашид засобирался куда-то уезжать. Он взял пару человек из охраны с собой. В доме было тихо. Вечером, как стемнело, я прокрался во двор ночным разбойником, бесшумно ступая и хоронясь в тени. Там стояла Камилла. В руках у нее был рюкзак и плащ-палатка. - Вот, стащила со склада. Тут еда и вода, оружия достать не удалось. Взяла нож на кухне. Я подсыпала снотворное в еду, сама не ела. Собаки меня знают, и со мной тебя не тронут. Все спят, пойдем, я проведу тебя. Дальше пойдешь сам. Иди осторожно и все время вниз. На перевале трасса, сядешь в машину и доедешь до столицы. Денег я положила немного. Удачи. - Спасибо, Камилла. - Я понял, что ей, наполовину русской, невыносимо стыдно было иметь русских рабов. Папочкины гены и воспитание успеха не возымели, и слава Богу! - Я постараюсь дойти. И я никогда не забуду тебя и то, что ты для меня сделала. - Помедлив, я спросил: - Тебе сильно попадет от отца? - Ну не убьет же он меня, погневается и простит. Отправит отсюда в городской дом. И хорошо. Может, хоть учиться пойду. Мы расстались за воротами. Я вспомнил про букву К. в моей судьбе, уже шагая по лесу. …Днем я шел, разыскивая тропы и оглядываясь, как загнанный волк, ночью лежал, завернувшись в плащ-палатку и глядя на звезды. Думал: как там Камилла? Как там Кира? Забыла меня, наверное, тем более я числюсь убитым или без вести пропавшим. Через несколько дней я дошел до федеральной трассы, по которой ходили большегрузные машины и легковые автомобили. Я сел в кабину к дальнобойщикам, один из которых вел, а второй спал сзади, на оборудованном месте. За ту сумму, что была у меня, они с удовольствием согласились довезти меня до столицы. Рассказывать им, кто я и как оказался здесь, я не стал. В столице я пошел в военную комендатуру и долго писал объяснительные. Меня проверяли и сверяли с фотографиями из личного дела,
- 25 -
но, в конце концов, убедились, что я - это я. И отправили в родной город, ведь командировка моя давным-давно закончилась. Приехав домой, я написал рапорт об увольнении из армии и устроился преподавать рисование в художественную школу. На работу я ходил пешком, и однажды встретил ту самую Катю, цыганку, что нагадала мне столько всего интересного и опасного. Ту самую, из-за которой мы с Кирой расстались. Она шла, а за юбку ей цеплялся малыш, на руках она держала младенца. Надо же! Хотя прошло почти два года. Да, через три недели будет ровно два года... Я окликнул ее. Она нахмурилась, потом, вспомнив и узнав, улыбнулась мне. - Что, молодой-красивый, не обманула тебя Катя, всю правду сказала? - Она подмигнула. - Да, Катя, правду, хоть и нехороша она была. Но скажи: с кем же та самая встреча? Где она, та самая? Погадай! - Где-где, - проворчала Катя. - Обернись да назад посмотри. Я оглянулся. Позади меня стояла Кира, за руку она держала маленькую девочку, которая серьезно смотрела на меня глазами, как две капли похожими на мои. Я оторопел: - Кира! Как зовут нашу дочь? - Ксения... Я засмеялся. Вот она, эта встреча. Вот она, буква К. на ладони!
- 26 -
Песня на двоих - Адам, сыграй! Я слегка нахмурился, убедившись, что мои опасения подтверждаются, и друзья не дадут мне спокойно отдохнуть. Ник открыл ресторан, куда привез всю нашу компанию. Обещал музыкальную феерию в будущем. Даже упоминал о живом караоке. Знал бы он, как я не люблю караоке! Но пока что в главной зале красовалась полукруглая сцена с роялем в центре, стойкой с микрофоном и небольшим амфитеатром для оркестра, которого здесь не было. Пока что. Я улыбнулся, спрятавшись за стаканом с соком. Вылезать из-за стола не хотелось, хотя сама мысль прикоснуться к прекрасному инструменту казалась мне заманчивой. Тем более, вялое музыкальное наполнение нашего вечера порядком надоело, хотелось его разбавить чем-то живым и изысканным. Но так не хотелось вставать! Я покачал головой и сделал глоток. Не люблю алкоголь, и в моей компании уже давно к этому привыкли. Хотя на многочисленных корпоративах народ смотрел косо. - Сыграйте, Адам… а я подпою. Незнакомый голос заставил меня опустить стакан на стол и поднять глаза на… я впервые понял, что такое «перехватило дыхание».
- 27 -
Она стояла перед нашим столиком, небрежно положив руку с изящными пальцами на спинку кресла хозяина ресторана. Ник повернулся и поприветствовал ее легким кивком. Я никогда не видел этой женщины. Хотелось задать тысячу вопросов, но я молчал, не сводя с нее глаз. Она была миниатюрной. Казалась маленькой даже на каблуках. Маленькое черное платье нежно облегало ее фигуру, роскошные локоны лежали на плечах. В приглушенном свете ресторана она показалась мне не просто красивой… - Подпоете? Ник смотрел на меня насмешливо, ребята тоже притихли, ожидая, что будет дальше. Видимо, я был единственным за этим столом, кто не знал женщины, так неожиданно появившейся в разгар вечера. И так вовремя. - Это Элизабет, - наконец, смилостивился надо мной хозяин. – Она будет здесь петь. - Да, если мы договоримся. Ну так что, Адам, сыграете? - Что будете петь? Она не ответила, давая мне понять, что не скажет больше не слова, пока я не поднимусь с места. Я повиновался. Остановился рядом с ней. Маленькая. Заставив меня наклониться, она прошептала: - Je t’aime. … - Вы чудесно спелись, но Лис со мной.
- 28 -
Ник нагнал меня в туалетной комнате, ошеломив, мягко скажем, неожиданным заявлением. - Что? – Я отвернулся от зеркала и посмотрел другу в глаза. Тот изрядно выпил, но выглядел вполне адекватным. - Вы чудесно выступили, - перефразировал Ник. – Но я хотел предупредить… - Тебе не о чем беспокоиться. … - Я люблю, когда мужчина удивляется, Адам. - И тебе удается удивлять. - Просто тебе хочется быть удивленным. Он замолчал, откинувшись на подушки. Я оглянулась. Время не изменило его, он по-прежнему оставался тем Адамом, с которым мы когда-то познакомились на открытии ресторана Ника. Та же грациозная, несколько худощавая, но при этом гибкая фигура. Те же светлые прямые волосы, рассыпанные по плечам. Те же темные брови и пронизывающие глаза под ними. Русский поэт Мишель Лермонтов называл такое сочетание признаком породы, благородства. Адам походил на дворянина, случайно оказавшегося в двадцать первом веке. Он молчал, позволяя собой любоваться. Да, наверно, он привык к вниманию. Черт возьми, почему «наверное»? …Я вчера набралась смелости дождаться его после концерта. Чувствовала себе полной дурой, школьницей, но мне безумно хотелось его увидеть. Охрана вежливо, но неуклонно очищала дорогу от визжавшей толпы девчонок, осатаневших от одного вида уставшего Адама. Он нежно улыбался, нетерпеливым движением отбрасывая длинные светлые пряди за плечи. Дал
- 29 -
знак охране и остановился, чтобы оставить несколько автографов. Я видела, что пианист сейчас хотел просто отдохнуть, но будто не мог пройти мимо. Нравилось любование им? Нет, тот что-то еще. Толпа выпихнула меня вперед. Я оказалась так близко, что могла бы дотянуться до него. Но вместо этого стояла, потеряв дар речи. Адам улыбнулся какой-то фанатке, оставив в ее блокнотике витиеватый росчерк, повернулся… Наши взгляды встретились. Я почувствовала, как к щекам прилила волна огня. Перехватило дыхание. Как тогда, в ресторане. Я не смела шевелиться. И он замер. На красивом лице, украшенном темной щетиной, отразилось удивление. В почти черных глазах вспыхнул огонь. Незнакомое мне пламя. Казалось, он выгорел там, на сцене, сливаясь с инструментом и передавая собственные чувства огромному залу. Но сейчас… - Элизабет? Охранник, насторожившийся было, успокоился, поймав очередной знак артиста: Адам просил не вмешиваться. В десятке шагов от меня заголосила фанатка, говоря, что да, это она. Я молчала. Глупо чувствовала себя среди молоденьких девочек, замерзшая на ветру. Моросил дождь и, наверное, волосы потеряли былой объем. Может быть, платье прилипло к телу – я не знаю.
- 30 -
Я стояла, не зная, что мне делать, но не имея сил оторваться от его глаз. Их странное, непонятное мне выражение чего-то бездонного, бесконечного действовало на меня магнетически. Адам небрежно скинул с плеч бархатный пиджак и почти по-хозяйски укутал меня в него под неодобрительный, возмущенный и ошалевший визг фанаток. Наверное, они запомнят мое лицо, если успели разглядеть, и тогда… Я пришла в себя только в салоне его автомобиля. Лимузин? По меньшей мере, тут было просторно, и водителя отделяла внушительная перегородка. Но не это волновало меня. А то, что моя голова лежала на плече Адама, я по-прежнему была в его пиджаке, возможно, уже безнадежно испорченном влагой, а его губы зачем-то покрывали мое лицо поцелуями. - Что ты… Он не дал мне договорить, заглушив даже попытку высказаться. А ведь прошло столько времени! Мелькнула злорадная мысль, что если бы это видели те девушки возле зала… Живой бы я не ушла. Он был чертовски обаятелен, этот музыкант в пиджаке и джинсах, в шелковой черной рубашке и со светлыми волосами, рассыпанными по плечам. И все мы знаем, что музыка творит чудеса. - Я скучал по тебе, - прошептал он по-французски. - Ты меня не забыл? - Как я мог забыть?
- 31 -
- Почему ты уехал? - Я дрожала, но отнюдь не от холода. От его рук становилось жарко, а губы опаляли прикосновениями. - Ник… Я вздрогнула. Хотела отстраниться, но он не позволил. - Завтра, моя дорогая. Все завтра. У нас будет с тобой целый день, чтобы поговорить. …И сейчас он лежал, вытянув длинные стройные ноги и, видимо, нисколько не смущаясь того, чтобы был прикрыт лишь легкой простыней, уже практически сползшей на пол. - Три года, Адам. Но как ты изменился… - Я изменился? - Да… ты стал наглее. - Я поправила его рубашку, в которую закуталась, вставая с постели. Он приглушенно рассмеялся. - Почему инструментал, почему ты не поешь? – задала я вопрос, боясь, что он сейчас заговорит о чем-то таком, что разрушит очарование. - Словами невозможно выразить то, что можно сказать без слов, моя дорогая. Он не двигался, но мне почему-то хотелось, чтобы он встал. Хотелось вновь оказаться в кольце его неожиданно сильных рук, хотелось… - Почему ты приехала? - Может быть, «зачем»? - Я спросил, почему, Лис. - Я боялась… Я отвернулась к окну. Рассеянный, мягкий свет луны обволакивал сад, раскинувшийся передо мной. Где-то впереди поблескивало озеро. - Что тебя пугало? Голос Адама прозвучал над моим ухом, я вздрогнула, инстинктивно сделала шаг назад и оказалась в его объятиях.
- 32 -
- Твои… поклонницы. Ты популярен. Я … боялась, что ты меня забыл. Что нас связывало? - Я постепенно повышала тон, словно выговаривала все, что носила в себе месяцы. – Одна песня? - Песня - это целая жизнь, Лис. Я почувствовала, как его руки легли мне на талию, заставив прижаться к обнаженной груди спиной. - Неужели… - Ты ревновала? Я повернулась. Чтобы заглянуть ему в глаза почти наравне, пришлось встать на цыпочки – Адам стоял, гордо выпрямившись и глядя на меня сверху вниз. Я молчала. Да, черт возьми, я ревновала. Я с ума сходила, находя очередные фотографии с какой-нибудь моделькой. Мучительно сравнивала, представляла, как… никогда бы не поверила, что одна встреча, одна песня способна перевернуть жизнь! Злилась на Ника, который попытался все решить за меня. В очередной раз. - Мы никогда не были вместе, - прошептала я. – С Ником. Никогда. Это его желание, фантазия… - Его боль, Лис. - Адам отстранился, нахмурившись. Он набросил на плечи халат и, видимо, не выдержав, откинул крышку пианино. Пробежался по клавишам; я замерла. Еще одна мечта – услышать, как он играет для меня… ты читаешь мысли, пианист? …Зачем ты создал женщин? Они – проклятие или счастье? Они врываются в нашу жизнь, оставляя после себя легкий аромат жасмина. Как можно пронести в себе память о женщине, с которой вас объединяет всего одна песня? Как можно, вновь и вновь приезжая в ТОТ самый город, каждый раз надеяться, что она придет? Три года! Я не так давно узнал, что Ник сыграл со мной злую шутку. Но повода злиться на то, что прошло так давно, не оказалось. Концерты, гастроли, постоянные перелеты, у меня не было времени вздохнуть. Иногда я увлекался кем-то. Но каждый раз, просыпаясь, мечтал, что на меня будут смотреть – вот так же, с нежностью, страстью - ее зеленые
- 33 -
глаза. Каждый раз мечтал, что именно ее темные шелковые волосы сожму в пальцах. Потом узнал, что она переехала в Германию и редко бывает одна. …Но встретить ее в Нью-Йорке после концерта в промокшем голубом платье и со слегка размазанным (от слез?!) макияжем!.. - Сыграй, Адам, - прошептала она. По щекам Лис катились слезы. Она сложила руки на груди, прижимая к себе рубашку. Мою рубашку. Я замер, звуки «Песни Сольвейг» еще звучали в моей голове, и убирать руки с клавиш мне не хотелось. Лис плакала. Беззвучно, светло. - Сыграй мне, пожалуйста. - Только если ты споешь. - Я не пою больше. - Для меня?.. Она выпрямилась и подошла. Я ощутил прикосновение ее дрожащих рук к моим плечам. Ее пальцы скользнули за ворот халата, и я вздрогнул, когда они коснулись кожи. Элизабет обняла меня и прошептала, наклонившись: - Je t’aime.
- 34 -
Veritas in vino и прочие напитки Хорошо быть барменом в одном из лондонских баров. Барменом, а не просто человеком, который смешивает водку с пивом и выдает щавель со спиртом за мохито. Работать в баре, который для завсегдатаев является неким клубом, секретным местом, где в бокале с золотистым ромом топятся все печали уходящего дня. Барная стойка отделана деревом и хромом, разнокалиберные бокалы отсвечивают мытыми боками, алкогольные бутылки горделиво выпрямляют спины, а некоторые с достоинством выпячивают брюшко. Пахнет кожей, лимоном, кофе, виски и немного мятой. Мягкий полумрак и, наверное, негромкая музыка, посетителей немного, но практически всех я знаю в лицо. Входит девушка в плаще, растрепанные волосы, движения и жесты порывисты и резки. - Добрый вечер, Дженнифер! здороваюсь я с ней. - Он пригласил меня в кино!сразу выпаливает Дженнифер и смотрит на меня. Он - это коллега Дженнифер. И этого приглашения она ждала полгода, каждый вечер приходила излить свои горести и выпить имбирного эля. И вот, наконец, чудо случилось, Дженнифер взбудоражена и взволнована. - Попробуй вот это, - говорю я и ставлю перед ней невысокий бокал - Что это?- спрашивает Дженнифер, осторожно нюхая содержимое бокала. - Это предвкушение. До субботы еще целых пять дней. Этот коктейль поможет тебе их преодолеть. Виски «Ballantine’s Finest 40%» имеет нежный сбалансированный вкус с нотами молочного шоколада и красного яблока,
- 35 -
долгое послевкусие подарит ощущение теплоты и завершенности. А лед слегка охладит твой пыл, чтобы ожидание не сожгло тебя дотла. Дженнифер допивает и, тепло попрощавшись, уходит, а к стойке подходит мужчина, сидевший за столиком неподалеку. Я смотрю на него, пытаясь отгадать, что он закажет. Я никогда не спешу с предложением, предпочитаю дать посетителю возможность самому услышать свои желания. Однако незнакомец вовсе не собирается пить. - Я слышал то, что вы говорили, интересная теория. Полагаете, что напитки соответствуют человеческим чувствам? - Не только чувствам, а еще состояниям, ощущениям. Равно как и люди соответствуют напиткам… наш мир сравним с богатой винной картой по разнообразию видов, возможности смешения и тяжести последствий. С легкой улыбкой разглядываю его. Таких любопытствующих иногда прибивает в наш бар. Они ведут со мной интеллектуальные беседы, щедро приправленные философскими сентенциями, плавно обходят в разговоре острые камни и глубокие места, соглашаются или нет, но едины в убеждении - лично им ничего не надо, они просто зашли выпить. Я никогда с ними не спорю. Зачем? Я знаю, что рано или поздно они наберутся смелости и закажут то, в чем отчаянно нуждаются. Почему у меня такая уверенность? Просто баров в Лондоне много, а такой, как наш, один, и люди возвращаются именно сюда. Возвращаются не с желанием выпить, а с надеждой на встречу и за призрачным шансом изменить свою жизнь. Я, как человек, пьющий мало и редко, страсть как люблю порассуждать об алкоголе. У нас, у теоретиков пития, всегда так - раз уж в практики мы не
- 36 -
годимся по разным причинам, то уж хоть языком почесать по малодоступной, но, тем не менее, хорошо изученной теме, сам Бог велел. Хотя, впрочем, почему только про алкоголь? Я вот кофе очень люблю и уважаю, только хороший. И людей я люблю тоже только хороших, а уважать тем более готова только таких. А то ведь бывает, вроде все как в высших домах: и кружка лимонжского фарфора, и пенка сверху, и запах как из-под двери Рая, а попробуешь – не каждая свинья желуди станет есть, из которых этот напиток наварен. Отплюешься, рот прополощешь, выпьешь горсть таблеток от изжоги, поклянешься на книге о вкусной и здоровой пище, что больше никогда не потащишь в рот всякую гадость и не купишься на смазливую обертку с налетом интеллекта, но…. и про старуху бывает порнуха. Снова понадеешься, что запах соответствует вкусу, что внутреннее содержание не отдает пластмассой, что сливками и корицей можно, что-то исправить. Пару раз, обжегшись на суррогатах, начинаешь либо хорошо разбираться в материале, либо завязываешь с экспериментами. С коньяком ошибиться так же легко, как с кофе. Принять за своего, мы одной крови, Маугли, ты и я. А кровь окажется не благородным напитком, а странной жидкостью московского завода пищевых добавок и химических удобрений. М-да, а ведь можно было догадаться, запашок-то, ага, совсем не тянет на благозвучное слово «аромат». Такие напитки лучше в руке не греть, к себе не приближать и уж ни в коем случае не употреблять внутрь, так и отравиться не долго. Хлебнешь такого, вроде и удовольствия не получил, а потом еще долго и мучительно будешь выворачивать внутренности наизнанку с одним желанием - прополоскать начисто, чтобы и следов и воспоминаний не осталось. А настоящий коньяк, тот, который согревает, но не обжигает, будет посмеиваться из пузатого бокала, поражаясь тем, кто хочет за пять копеек
- 37 -
отведать настоящего волшебства. За чудеса надо платить, друг мой, платить верой. Хоть по кредитной карте, хоть налом. Мой собеседник с готовностью включается в беседу: - А девушки - сладкие ликеры? Они воистину прелестны - ароматные, приятные на вкус, сладкие, мягко пьянящие. Они выходят дружным строем где то между десертом и кубинской сигарой, забираются на колени, кроят из лица кошачью мордочку (ну им-то кажется, что Багира, пантера, королева джунглей) и мурлыкают: - Хочешь, я буду любить тебя? А ты хочешь только одного: стряхнуть с брюк клочки шерсти, заплатить по счету и уйти. Нет, спасибо, слишком сладко, ликер не пьют стаканами, чао, крошка! А костюм придется отдать в химчистку. Разнополые люди: пиво… ненавязчивые, простые, где то даже незамысловатые, их много, но ничем они особо не отличаются. Антуража для общения не требуют - на травке, на стадионе, на скамейки в парке. Проторчишь с ними три часа, а не вспомнишь и пяти минут. Легкие и пустые, не запоминающиеся и одинаковые, но хорошо заполняют время. Они нужны, без них никак. Когда вокруг много народу, как то чувствуешь себя частью чего-то большого и общего, объединенного одной идеей, носителем признаков большинства. Темное прошлое, светлое будущее, мутное (не фильтрованное) настоящее. А барышни – мартини? Только в разбавленном виде, с чем-нибудь не таким сладким и пахучим: спрайт, тоник, апельсиновый сок. С ними всегда все понятно. Те, кто претендуют на звание утонченной штучки, потребуют в дополнение к себе оливку и расскажут, как отдыхали в каком-нибудь экзотическом месте. Допустим, на Бали, в декабре. В это время там сезон дождей и русских барышень, дешево, и можно потом томно вздыхать. - Ах, новый год на Бали это так прелестно… Те, кто попроще, закусят долькой лимона, попросят еще мартини, потом водки «за встречу», коньячка на посошок, пьяно дыхнут в ухо и спросят: - А, хочешь, стриптиз покажу? А вы-то уже хотите только одного: чтобы эта Мэрилин Монро прекратила махать юбкой, изображая бокал для мартини, и как-нибудь растворилась бы в пространстве, как сахарная кромка на краю стакана.
- 38 -
Я дивлюсь точности сравнений и задумываюсь, разумеется, о себе… себя я ощущаю джином. Не тем, который в лампе, а тот, который с тоником. Который играет в стакане, щиплет язык, который горький сначала, впрочем, и потом тоже горький. Только потом разливается теплом, пахнет новым годом и елкой, ожиданием чуда, а утром болит головой. Но это завтра, а сейчас, ощущая на губах вкус можжевельника, хочется верить во всеобщее милосердие. Пока посетителей мало, мы с незнакомцем беседуем, я рассказываю ему о пристрастиях посетителей бара. - Одна молодая женщина накануне уикенда заходит выпить бокал коктейля из шампанского и растертой малины. Хотите угадать ее чувство? - М-м-м, может, она влюблена? - Когда влюблены, не пьют шампанское, вы не угадали, - с сожалением говорю я. - С шампанским связаны самые распространенные заблуждения человечества. Этот напиток принято считать спутником успеха, радости победы, но это не так. Шампанское - это иллюзия. Оно моментально пьянит, ударяет в голову, кружит. И так же как иллюзия рассыпается вдребезги, оставляя на память о себе головную боль и тяжесть. Каждую неделю она надеялась на интересные выходные, с нетерпением ждала их, мечтала и строила планы, и каждый понедельник ее иллюзии рассыпались как стекло. А по понедельникам она отчаянно нуждалась в надежде…и это, конечно, Бейлис. Сладкий, шоколадно-нежный, обволакивающий, мягко пьянящий. Когда пьешь его, просто невозможно не думать, что все будет хорошо. Те, кому не хватает в жизни ясности, стабильности и определенности, пьют водку в односложных коктейлях – сок, тоник… думаю, что по заказанному напитку можно определить, в чем человек нуждается больше всего. - Вы впечатлили меня своей теорией,
- 39 -
- сказал незнакомец. - Именно поэтому я ничего не заказал. Не хочу выдавать свои тайны. Я понимающе усмехаюсь, и мы прощаемся. Уже почти дойдя до двери, он возвращается и задает вопрос, который не решался задать весь вечер. Уж такая обстановка у нас в баре, все на что-то решаются, и я уже знаю, что он спросит. Это просто кажется, что мы можем придумать, что-то новое, на самом деле все уже было. И этот вопрос тоже неоднократно звучал через стойку из красного дерева и хрома. - Если любому человеческому чувству соответствует определенный напиток, то как тогда выглядит любовь? - Хотите попробовать?- с улыбкой спрашиваю я. Некоторое время он не решается, а потом резко, как в реку с обрыва, говорит: - Да, хочу! Я ставлю перед ним высокий бокал, он делает глоток и недоуменно произносит: - Но это же вода… - Вы ждали чего-то другого? Любое живое существо нуждается в ней, а не только те кто достиг двадцати одного года. И растения, и животные, и дети, и старики, и взрослые. Человек на восемьдесят процентов состоит из нее, ее ничем не заменишь, и без нее не обойдешься… хотя многие пытаются. - И как, удается? - А вы сами как думаете? Вы же вернулись спросить именно об этом. На самом деле, она везде, мы просто не обращаем внимания. Замечаем только когда лишаемся ее. - Любви?- уточнил незнакомец - Воды,- отвечаю я, протирая высокий стакан. Он уходит, насвистывая «All you need is love.». Ведь мы все-таки в Англии.
- 40 -
Не тургеневская Ася Под надписью «Приемная комиссия» стояли два парня и обсуждали, какой из медицинских институтов лучше. Рядом читала объявления и вслушивалась в их разговор жующая пирожок Ася. В свои семнадцать девушка мало что знала в столице, и поэтому решила поверить этим безымянным случайным властителям судьбы. Так как, ненавязчиво пройдясь по экзаменационным залам, поступила во все три учебных заведения. Медаль, хоть и простой рязанской средней школы, тоже в то время давала некоторые привилегии. Так и очутилась она в нашей группе на стоматологическом факультете. Полноватая, с коровьими глазами, мало пишущая, но много слушающая. Выглядела старше своих лет, наверное, из-за этого мы и выбрали ее старостой в первый же день, когда еще никто никого не знал. Она согласилась. Прежде всего, потому, что обещали за это выплатить большую стипендию. Ася была немногословной, но если и что-то говорила, то остро, коротко, дерзко. Являлась главным участником межстрочной идеологии «не плачься», сложившейся в нашем почти женском, но в чем-то даже не по-мужски сильном коллективе. Как-то я пожаловалась на какое-то недомогание. Ася внимательно выслушала и с невозмутимым видом сказала: - О, у моей бабки такое же было. Через три дня померла. В первые секунды на моем лице появилась смесь недоумения с состраданием. А потом я поняла, что староста права. Если мы все будем раскисать и искать болезни, особенно имея в руках многочисленными медицинские издания, то так дело не пойдет. Выходные Ася периодически проводила в Рязани, вокзал был недалеко от моего дома, так что мы часто в пятницу ехали из института вместе. По пути она жадно всматривалась во все рекламные вывески. Я давно уже их не
- 41 -
замечала. Не знаю, какая уж картинка или надпись могла привлечь мое внимание? Она же искала скидки, вакансии, интересные предложения. Затем беспощадно это потребляла. В меру своих средств, конечно, про которые она говорила: «Денег не просто нет, их нет вообще». К слову, стипендия, которую еще нужно было заслужить, сдав экзамены без троек, равнялась двум обедам в простом студенческом кафе, в которое, собственно, и устроилась работать Ася. График был удобный: с четырех дня до часа ночи. Вначале она была на высоте. В белой блузочке, с вздернутой грудью, мчалась, к каждому вновь занятому столику и с широкой улыбкой принимала заказ. Постепенно силы и заряд пропадали, нужно же было еще и учиться. Через три месяца Ася уволилась. Рязанский жених, ровесник, студент местного ВУЗа, недоумевал. Он же работал. Закладывал еду в супермаркете в пакеты. Иногда получал в итоге неплохие чаевые. Попрекал этим свою избранницу: «А ты в Москве и не можешь нормальных денег заработать». Группа у нас была расколота пополам, хотя и являла собой разношерстный коллектив, так что это было условное деление. Я в этом всем была то отдельно, то посередине. Что позволяло мне быть со всеми, если я этого желала. Старосту недолюбливали во второй половине группы (той, которая лучше одевалась, но хуже училась). За резкую справедливость по отношению к постоянно опаздывающим и откровенно глупящим. За тягу к финансам. За редкую улыбку, наверное. За это она мне тоже не нравилась, но я ценила ее таланты. Однажды мы решили вместе подготовиться к зачету по микробиологии. Часто так делали с Ирой и Настей, результат был хорош. И я
- 42 -
решила по такой же схеме поучить со старостой, благо тогда ей дали на год место в общежитии. Механизм был бесхитростным: одновременно читаем отрывок материала, потом поочередно друг другу рассказываем. Не получилось. Ася читала раза в три быстрее меня, каким-то методом «сикось-накось», которому нигде не училась. При этом потом могла все подробно рассказать. Так что на учебу времени староста много не тратила. Хватало транспортных перемещений с книгой в руках, каковых в медицинском ВУЗе много, за это мы называли себя «курьерами». Особым и наиболее частым поводом наших встреч вне занятий были «Асины новоселья». Она часто меняла съемное жилье, в основном, по материальным причинам. Мне нравились эти сборы: простые, непосредственные, со шпротами и сухариками. Часть группы, с сумками из Италии, никогда там не бывала. Да куда там, в такую дыру. Я бы тоже постеснялась позвать в такие условия и с таким столом. Но у каждого человека свои критерии. Зато это было натурально, искренне, по-свойски. Однажды на одной из таких посиделок я увидела Асиного парня. Никак не ожидала, что он такой. Альбинос. Ростом со свою подругу, то есть чуть ниже среднего мужчины. По манере выражаться и мыслить – Ася. Я заикнулась о том, что у меня на балконе залежи никому не нужных яблок с дачи. И они в срочном порядке потащились ко мне. Увезли столько, сколько физически смогли унести. Та самая вышеупомянутая часть нашей группы, которая посещала Асины новоселья и ходила с китайскими сумками, всегда на любое: «Кому-нибудь Н-У-Ж…», тут же отвечало «Мне!» и бежала в сторону говорящего не дожидаясь «Н-О». А предводителем, конечно, была староста. Так она
- 43 -
получала не только половинку шоколадки или булку, а порой книгу, которую другой человек уже прочитал и не хочет тащить домой или лишний билет в театр, абонемент в бассейн… так что Ася была мастером по составлению компании. Иногда я старалась ей помогать. Находила бездарных приятелей, которым за обед Ася решала химию. Честно говоря, и сама иногда на этом предмете посылала ей записочку: «Задание№3 - шаурма». Со старостой было не скучно. Она вовсю использовала привилегии студенческого билета, бесплатно ходила в зоопарк, музеи, на льготные сеансы в кино. А вообще, стандартным состоянием Аси в студенческие годы был поиск жилья и работы. Однажды она даже нашла неплохой вариант. У Лены, нашей же одногруппницы, была пожилая бабушка. Нужна была сиделка, или просто помощница по хозяйству. Оплата оказалась подходящей. В результате, Ася приоделась, немного постройнела. Помню, появился у нее длинный черный зонт, неизменный атрибут, придававший интересный антураж брюнеткечетверокурснице. А Рязанский альбинос все шелестел пакетами. Отношения трещали. Ася сняла квартиру побольше. Правда, потом сдала вторую комнату, что оказалось экономически разумным. Мне вообще кажется, что подсознательно в голове этого человека был Плюс и Минус. Они крутили фуэте, менялись местами, подбрасывали и выкидывали друг друга, вступали в борьбу и, когда Плюс побеждал, наступало спокойствие. До следующего турнира с победой Минуса. Спокойствие длилось около года. Ася несколько дней не появлялась на занятиях. Нам показалось это странным. Лена, в то время часто с ней общавшаяся, была на сносях и тоже отсутствовала. Телефон не отвечал. Мы заволновались. А хотя - что волноваться. Учеба уже стала полегче, четвертый курс. Всех, кого должны были выгнать, уже выгнали. В строю только самые стойкие. Наверное, с Альбиносом в Рязани решила подольше побыть. Хотя нет, он же теперь сам чаще стал в столицу выбираться, теперь девушка ему достопримечательности показывает. Или не до достопримечательностей им вовсе в «квартирке побольше» нужны? Мы ошибались. Бабуля умерла. Ася переживала так, словно это была ее бабушка. Странно, но у нашей старосты было сердце. А я верила в это с первого курса! Ася винила себя, что в тот момент не оказалась рядом. Она почувствовала неладное и не поехала утром на занятия. Ключ от квартиры ей не полагался,
- 44 -
хозяйка была на ногах и всегда раньше открывала сама. Телефон не отвечал. Звонок в дверь тоже не вызывал реакции. Слышались приглушенные то ли зовы, то ли стоны за дверью. Старуха умирала от инфаркта. Ася вызвала МЧС и «скорую». Но было уже поздно. Потом были похороны. И Асина недельная депрессия. И явно не из-за того, что она лишилась «работы». Потом начались скитания по клиникам в поисках ассистентской работы. В итоге она осела в довольно престижном месте. График был сложен, но совместим с учебой. Там уже работали две девочки с нашего факультета, так что было веселее и спокойнее, особенно на ночных дежурствах, на одном из которых раскладушка из ординаторской и познакомила ее с Андреем Николаевичем, тридцатипятилетним врачом-стоматологом. Этот полный, говорящий извиняющимся тоном и одновременно теряющий слюну человек был до комичного добр и благороден. Что уж говорить - тут же предложил Асе руку и сердце. И она согласилась. Было и венчание, и свадьба, и даже покупка квартиры с кредит. Решили, что снимать, что банку деньги отдавать, тем более что у Андрея уже была накоплена сумма на первый взнос. Нет, скорее, Ася решила. Теперь она решала все. И довольно удачно. Вообще-то, в группе не очень верили в будущее такого союза. Думали, даст этот стоматолог ей дорожку в профессию, и будет староста пахатьперепахивать. И жить для себя. Хорошо жить, с ее-то способностями. В конце пятого курса мы уже наблюдали замужнюю женщину, не теряющую прежней прыти. Она активно обустраивала подмосковную квартиру. Однажды я даже встретила Асю в метро с толчком наперевес. Счастливая и взмокшая, она везла этот агрегат на общественном транспорте в подмосковный город, домой. В пост теперь не набрасывалась на лишние бутерброды одногруппников. Это заслуга верующего Андрея. Наступила смиренность. Как нам казалось, ненадолго. Прошло пять лет. Иногда мы перезванивались. Один раз виделись на встрече выпускников. И однажды Ася пригласила меня на день рождения. Я вспомнила ее студенческие отмечания. Когда на столе стояли сухарики и одна бутылка то ли пива, то ли вина. И задумалась. Но не насчет себя, перед мужем как-то неудобно было. Я понимала, что люди не меняются. Но пойти почемуто хотелось.
- 45 -
Я предупредила в шутку и с нарочитой гиперболой своего любимого, что Ася уже прислала мне список заказов, который она сделала в кафе: там две «Маргариты», как раз для восьми человек. Он, кажется, даже поверил, потому что привык уже к чудаковатости моих знакомых. Но поесть где-нибудь по дороге отказался, видно, надеялся все же на то, что это был сарказм. Ася сидела сияющая - в красном платье, в красных бусах, с красным лаком на ногтях - она напоминала зажиточную помещицу. Приобнимал ее добрякАндрей. Рядом были мои одногруппники, те, которые быстро реагируют на слово «Кому?», правда у них, кажется, уже появились итальянские сумки. Мы, сами виноваты, опоздали на полчаса. На столе осталось пол пиццы и четверть бутылки вина. Но зато я получила порцию ядовитых острот на тему студенческих воспоминаний, чем и была еще долго приятно сыта. Благо «Макдональдс» попался на обратном пути. Староста все-таки обскакала нас всех. Она в свои двадцать семь мать троих детей. Работать так и не стала. Кредит за квартиру давно выплачен вкалывающим мужем. Дети развиваются быстрее сверстников. Под окном гибридная иномарка, которую ей из Японии пригнала дальневосточная бабушка. Возможно, она и поделилась с внучкой генетикой. Ася частенько навещает родственников из Рязани, однажды автомобиль сфотографировала камера за небольшое превышение скорости. Вышло мило. За рулем мать, рядом отец, сзади три веселых малыша. Вот такая вот счастливая семья. Одногруппники расстраиваются, что диплом старосты лежит на полочке. Ничего, еще вся жизнь впереди. Главное-то уже сделано!
- 46 -
Такая ты Вакарчук выпустил сольник. Я всегда любил «Океан Эльзы», хоть и поют они по-украински, и не все слова понятны, но ведь берет за душу! Берет и все тут! А эта песня… она делает меня глупым мальчишкой, переносит на десять лет назад, в прошлое, когда я думал, что все можно исправить, все можно заново пережить, все можно проиграть заново, как полюбившуюся песню. Говорю же, был малолетним идиотом, не понимал, что некоторые встречи бывают только раз в жизни. И этот чертов Бог будто специально поворачивает все так, что тебе кажется, что это ведь ничего особенного, это очередное приходящее мгновение, коих будут еще тысячи. Я вновь нажимаю на «Play», снова слушаю «Така як ти буває раз на все життя», и снова думаю о том, что случилось со мной десять лет назад. …Не так давно я перебрался в Москву. Думал, подзаработаю денег, благо зарплаты здесь раз в пять выше, чем дома, и вернусь. Куплю квартиру, машину, вернусь на старую работу, женюсь, в конце концов. И все у меня будет хорошо. Первые три месяца я как-то умудрялся откладывать деньги, держа в голове заветную цель, но потом плюнул. Мне было двадцать три, мне были нужны женщины, водка и халигали, благо столица в изобилии предлагала и первое и, и второе и третье. А режим жесткой экономии превращал меня в старого деда с книжкой на лавочке. Да, и книг тоже хотелось, но они стоили денег. В общем, я начал тратить все, что зарабатывал, утешая себя тем, что когда соберусь возвращаться, тогда и начну экономить. Тогда уж – непременно. Пять лет пролетели, как один день. Я работал, мотался в командировки по всему миру, вечерами выпивал. Сначала - пиво с друзьями, потом коньяк - в одиночестве. Крошечная квартира на «Войковской» стала моей персональной
- 47 -
крепостью. Там я стягивал галстук, стирал с лица непринужденную озабоченность высококлассного специалиста, задвигал подальше имидж баловня судьбы и становился самим собой. Только вот кем? Провинциальным мальчишкой, мечтавшем о тихой, комфортной жизни? Нет! Мне нравилась моя московская жизнь. Только я не понимал, куда приду. Эта дорога не имела финиша. На ней загнанных лошадей попросту пристреливали. Я же не дурак, отлично понимал, видел не раз, как люди падали и больше не поднимались. И никто, никто не протянул им руку помощи. Этот город пожирает неудачников, хоронит их в спиртном угаре трущоб или на кладбище в области. Но как вовремя остановиться? Когда наступит это вовремя? Может, оно уже наступило, а я этого не понимаю? Но наступало утро, я выбирал в шкафу новый галстук, прыгал в метро и оставлял сомнения до следующего вечера. … Я увидел девушку в длинном темно-зеленом пальто и почему-то становился. Разглядывая схему метрополитена на стене, она шевелила губами и крутила локон ярко-рыжих волос. - Тебе помочь? – спросил я. - Мне нужно сюда. - Она ткнула пальцем на пересечение салатовой и бордовой линий. - «Крестьянская застава», она же – «Пролетарская», Не могу сориентироваться, по какой линии ехать. - Так это просто! Сначала в строну центра, а потом на «Тверской» перейдешь на «Пушкинскую», - прочертил я маршрут пальцем. - Спасибо большое. Она повернулась ко мне и улыбнулась. Бог мой, я и забыл, что бывают такие улыбки и такие глаза. Сияющие. Она уже спускалась по лестнице, а я не мог, не хотел двинуться, чтобы не потерять, не забыть этот свет.
- 48 -
- Посторонись, - раздался голос за спиной. Я моргнул, мир моргнул тоже – сияние растворилось. Я бросился вниз по лестнице, зеленое пальто мелькнуло среди толпы, втекающей в вагон. - Дура! Не в ту строну! – Я не успел озвучить эту мысль, как очутился в том же поезде. На «Водном стадионе» она вышла из вагона, по-видимому, осознав свою ошибку. Я подошел, и, как ни в чем не бывало, повторил уже вслух: - Не в ту строну! - Да, я уже поняла. - Она снова улыбнулась, и снова засияла. - Спасибо! - Первый раз в метро? – решил я продолжить разговор. Она, все так же улыбаясь, кивнула. - Ничего. Поначалу почти все путаются. А поживешь здесь немного и начинаешь передвигаться с закрытыми глазами. Подошел обратный поезд. Грохот метро не способствует разговорам, но зато я мог на нее смотреть. С близкого расстояния сияние было не таким ярким, и я увидел, что она вовсе не юная девочка и вовсе не красавица. Простоватые черты лица, пухлые губы, ни грамма косметики. Но общее волшебство никуда не девалось. И чем дольше я на нее смотрел, тем явственнее чувствовал притяжение. На «Тверской» она повернулась, чтобы попрощаться, но я сказал «нам пока по пути», хотя свою «Белорусскую» уже проехал. Она явно не привыкла к московскому ритму, шла слишком медленно, и в переходе я взял ее за руку и подтащил ближе к себе. Чтобы не толкали. Теплая ладошка ответила благодарственным рукопожатием. Потом мы снова ехали, а я снова смотрел, и мечтал, чтобы «Пролетарская» канула в небытие, и чтобы мы долго-долго кружили по линиям и переходам, но так и не нашли ее. Я молча довел ее до выхода, черт дернул меня посмотреть на часы. - Опаздываешь? - Уже опоздал, но это не страшно. - Беги. Дальше я сама. Под небом я точно не заблужусь. Там есть солнце. - Ну, смотри. - Я махнул рукой и побежал обратно.
- 49 -
Уже на станции я опомнился: «Идиот! Вернись! Ты же больше ее не увидишь! Никогда!», и рванул вверх. «Она пошла направо? Или налево? Черт! Куда?». Я выбежал наружу, надеясь, что она стоит в растерянности и ждет чьей-нибудь помощи. Никого. Обратно, на другую строну. Уж здесь я ее точно найду! Опять никого. «Черт! Черт! Черт!». Я достал сигарету, помял ее в пальцах, выкинул и поплелся в метро. Появился на работе с опозданием в час, не придумал уважительной причины, получил легкий выговор от шефа и остался в отвратительном настроении. Наступило очередное утро. Я снова спускался в метро. Вчерашнее происшествие утратило свою драматичность, затертое рабочими вопросами и холодным дождем. И, когда я увидел ее около схемы, то в сердце уже не екнуло, а просто радостно застучало. - И куда тебе нужно сегодня? Она повернулась и улыбнулась. Опять сияя так, что хотелось прикрыть глаза. - Привет! Сегодня сюда. - Ее палец показывал на «Проспект Мира». - Значит, легких маршрутов ты не выбираешь? - А надо? - Поехали, провожу. - Я сразу взял ее за руку. - Только быстро! Не могу же я каждый день прогуливать работу. - Почему не можешь? - Ну… - Я не успел произнести ничего внятного – подошел поезд. Мы опять ехали, я опять смотрел, она опять улыбалась и сияла. Я довел ее до выхода и уже почти решился предложить проводить ее и дальше, как она
- 50 -
сказала «Спасибо, пока» и пропала из вида. Вот так – раз, и пропала. На работу я не опоздал. На следующий день я довез ее до «Кунцевской», в пятницу она заказала «Каширскую». А в субботу я проснулся в половине одиннадцатого и, как последний идиот, понесся к метро. Умом-то я понимал, что вряд ли она будет ждать меня в выходной, но сердце бешено колотилось от мысли, что я ошибаюсь. Она стояла у карты-схемы и сияла. Может быть, мне показалось, но сияла она не так ярко, как вчера. - Извини, я опоздал. - Ничего. - Она улыбнулась. - Мне – сюда. - Ее пальчик упирался в «Верхние Лихоборы». - Погоди. - Я растерялся и стал вглядываться в карту. - Она ведь еще не построена. - Да? – Она пожала плечами. - Но мне все равно сюда. - Ладно, поехали. Она сама взяла меня за руку, но я еще раз сверился с картой. «Верхние Лихоборы»? Действительно, есть такая станция. Строящаяся. Почему я раньше не видел такого названия? Когда мы подъезжали к конечной, я поднялся, и она, как-то обреченно выпустила мою руку. - Поезд дальше не идет. Пошли, будем добираться другим транспортом. Она улыбнулась, засияв еще ярче, покачала головой, и не двинулась с места. - Да что с тобой? – Я схватил ее за руку, намереваясь вытащить на платформу. Она схватилась за поручень и еще выразительнее замотала головой. Я сдался. Сел рядом и стал ждать, когда нас со скандалом выведет транспортная
- 51 -
милиция. Но, заглянувшая женщина в форме, скользнула взглядом по вагону и, вполне удовлетворенная результатом, двинулась дальше. Двери закрылись, поезд тронулся. Через двадцать минут мы остановились, свет потух. Я не удивился тому, что прекрасно ее вижу. Она сияла. Рыжие всполохи от волос при каждом движении, светящиеся рука, тянущаяся ко мне, и фигура, сотканная из светящихся нитей. Мне бы испугаться, но рядом с ней было так хорошо. Прямо до слез хорошо. Еще сильнее хотелось к ней прикасаться, но она встала напротив и развела руки в стороны, как бы обнимая пространство. - Ну, вот я и приехала, сказала она. – Спасибо, ты меня очень выручил. Без твоей помощи я бы никогда не справилась. - Да чего уж там… - Нет, это правда. Только благодаря тебе я могу вернуться домой. - М-м-м, а где ты живешь? - Здесь. - В смысле «здесь»? Под землей что ли? Она улыбнулась, и мне захотелось прикрыть рукой глаза – так ярко она засияла. - Ты хороший. - Она подошла и погладила меня по голове. – И тебе плохо жить в этом городе. - Да не, нормально, - пробормотал я. - Если хочешь, пойдем со мной. - Куда? - Там тебе всегда будет хорошо. - А поконкретнее можно?
- 52 -
Она пожала плечами, подошла близко-близко и прижалась ко мне всем телом, делясь теплом и сиянием. Я закрыл глаза и окунулся в блаженство. Забыв обо всем на свете, я растворился, меня не стало. Но с другой стороны я стал всем, о чем забыл и о чем мог, или хотел, вспомнить. И вдруг я вновь оказался в темном вагоне. Бесконечно несчастный и сильно испуганный. - Что это было? - Ты же просил «покон-крет-нее». - Да, но… где это? - Так пойдешь? – Она проигнорировала мой вопрос и подошла к закрытой двери, протягивая мне руку, Нам уже пора. - Погоди, я не понял… я не могу так быстро. А собрать вещи? С работы уволиться. И вообще, мне нужно подумать. - Хорошо, думай. Она ослепительно вспыхнула, я зажмурился. Открыл глаза я в полной темноте и абсолютном одиночестве. Я не плакал с тех пор, как в семь лет грохнулся с велосипеда. Да и тогда я плакал не столько от боли в разодранных локтях и коленках, сколько от обиды на весь мир и на себя, такого бестолкового, не сумевшего совладать с земной гравитацией. И тогда, сидя в темноте вагона, я рыдал, как тогда, в детстве. «Дурак! Трус! Тебе выпал, возможно, единственный шанс покончить в этой мышиной возней без цели, без смысла, а ты его проморгал. И теперь тебе остается прожить оставшуюся жизнь в тихом отчаянии, которое скрывается даже в том, что человечество называет играми и увеселениями». Я бы мог
- 53 -
предаваться горю и самобичеванию еще долго, но вдруг мне стало все равно, и я закрыл глаза. - Эй, парень, просыпайся. Конечная, - форменная женщина трясла меня за плечо. Я подскочил и вывалился из вагона. Домой я добрался на полном автомате. Линии, переходы, станции. Ноги сами несли в нужном направлении, выполняя функции затуманенной головы. Утром в понедельник я еще надеялся, что это не конец. Я безумно хотел верить, что вот сейчас я зайду в холл и увижу ее, ослепительную в своем сиянии, стоящую у карты-схемы. Но все чудесное со мной уже случилось. Я остановился у стенда и начал искать эти «Верхние Лихоборы». Чем пристальнее я вглядывался, тем сильнее становилась паника в душе. Такой станции не существовало в природе! Ни среди стоящихся, ни среди проектируемых. Во всяком случае, ничего похожего на карте не наблюдалось. Как же так? Я же видел ее своими глазами! Я же сам выстроил маршрут. Как такое возможно? На работе я первым делом полез в поисковик. Да, Верхние Лихоборы – это Москва, это север. Но метро там даже не пахнет, и не планируется. Реальность начала разваливаться, рассыпаться неподходящими друг к другу паззлами. Ну, не могло же мне все это привидеться? Или могло? …Я вновь нажимаю на «Play», снова слушаю «Така як ти буває раз на все життя», и снова думаю о том, что случилось со мной десять лет назад. В тех пор в моей жизни многое изменилось. Я открыл собственный бизнес, оброс столичной недвижимостью. Я уже не помышляю о возвращении в глубинку, вся моя жизнь протекает в пределах кольцевой. Не так давно у нас женой родилась чудесная девочка. Но вот, совсем недавно, мне пришлось спуститься в метро – отдал машину в ремонт. Прочитав всю рекламу на стенах, я уперся взглядом в схему метрополитена, и сердце застучало громче колес поезда. «Верхние Лихоборы»! Да, пока не построена. Но запланирована. Вечером я зашел на официальный сайт Московского метро и узнал, что эта станция появится не раньше 2013 года. Значит, у меня есть еще как минимум четыре года на то, чтобы подумать. Подумать в десять тысяч сто тридцать восьмой раз.
- 54 -
Ландыши с багряной каймой - Убийца! Отравительница! Дьявольское отродъе! Благородные дамы, еще на прошлой неделе заказывавшие у меня букеты для балов и украшения своих будуаров, кричали и бранились, пытались вцепиться мне в волосы. Стражники вели меня вслед за хмурым старичком сквозь толпу - люди не спешили расступаться, многим хотелось перед всеми продемонстрировать свое возмущение. Меня хватали за лохмотья, оставшиеся от скромного платья и парадного передника - после допросов и недели в тюрьме мой дух не сломился, зато одежду постигла печальная участь. Одна особенно одаренная умом дама догадалась плюнуть мне в лицо. Раньше я бы огорчилась, что у почтенной жены королевского архивариуса манеры хуже, чем у торговки рыбой на площади, а сейчас эта выходка меня даже позабавила - я вспомнила, как она тщательно выбирала цветы в моей оранжерее и как была обходительна с «лучшей цветочницей королевства» по ее же словам. А с преступницей не церемонится никто, неважно, виновна она или нет. Вот и все, зал суда, битком набитый придворными, сожалеющими о безвременной смерти иностранной графини, позади. Как ни странно, горожане отреагировали на нашу скромную процессию куда сдержаннее - они просто стояли и смотрели, и это пугало и давило больше, чем любые оскорбления и тычки под ребра. Большинство из этих людей - мои знакомые: наш город совсем небольшой, и обычный человек волей-неволей всех знает, особенно если ему приходится чем-нибудь торговать. Они не задают вопросов, не возмущаются - в их глазах я вижу удивление, боль, печаль - как эти лица отличаются от перекошенных рож, которые я
- 55 -
имела счастье все утро наблюдать во дворце. К сожалению, я их больше не увижу. Мне повезло: старый король незадолго до своей смерти подписал указ, по которому смертную казнь за любое преступление могли отменить, если за преступника в казну заплатят немаленький выкуп, и он будет вывезен из страны навсегда без права вернуться назад. После оглашения приговора судья должен трижды спросить присутствующих, есть ли среди них кто-нибудь, желающий выкупить жизнь преступника, иначе его незамедлительно казнят. Я уже свыклась с мыслью, что болтаться мне сегодня на виселице над головами веселых зевак, делящих выигрыш в споре, какое на мне сегодня белье - и вдруг после третьего вопроса о выкупе пестрая толпа придворных заволновалась, расступилась, и вперед вышел маленький сухонький старичок. За ним два дюжих молодца несли открытый сундук с золотыми монетами. - От лица моего повелителя я вношу выкуп за эту девушку и обязуюсь до заката вывезти ее из страны. Старичок поклонился, сундук оказался на помосте у судейской кафедры. Судья благосклонно махнул рукой, и в его круглых очках отразился блеск монет. Мой нежданный спаситель сделал мне знак следовать за ним, гвардейцы проводили нас до выхода из дворца. Такое случалось и раньше красивых преступниц выкупали в иностранные бордели, а крепких и здоровых преступников - на каменоломни или для других работ, где люди быстро умирают от непосильных трудов или сходят с ума. Я гадала, какая участь ждет меня - поселиться до конца жизни в доме бархатных диванов и искусственных улыбок, как у нас называли дома терпимости, или встретиться лицом к лицу с семьей отравленной мной баронессы? Возможно, они лично пожелали отдать меня на растерзание охотничьим собакам или придумали еще более изощренную казнь. За это не жалко расстаться с сундуком золота.
- 56 -
Я до сих пор не понимала, как получилось, что вечером я продала незнакомой служанке роскошный букет сиреневых лилий для спальни, а наутро баронесса так и не проснулась в своем номере в одной из лучших гостиниц города. Во время допроса прозвучали мудреные слова «анафилактический шок», если я правильно поняла, несчастная скончалась от удушья - у нее была аллергия на пыльцу этих цветов. К слову, служанку так и не нашли, похоже, что кто-то из спутников умершей расправился с ней прежде, чем о смерти иностранной гостьи стало всем известно. Дело громкое, нужны виновные и публичное наказание - поэтому без лишних рассуждений покарать решили меня. Так и получилось, что я сижу в темной карете, тет-а-тет с незнакомым и загадочным спасителем, и быстрые кони везут меня навстречу неизвестности. От мерной качки, духоты и обилия впечатлений, выпавших на этот безумный день, меня окончательно сморило я чувствую, как тяжелеют веки и за ними начинаются темные бархатные водовороты, в которые я проваливаюсь и забываю обо всем, когда наваливается сон... … - Скоро мы увидимся, моя леди. Потерпите еще немного, самое страшное уже позади. Скоро карета остановится у моего поместья, и вы будете свободны... Ко мне склоняется молодое лицо. Я часто вижу этого мужчину во сне, и это такая радость - беседовать с ним обо всем на свете, гулять за руки при полной луне, кружиться в торжественном танце на балу или пить вино на залитом последними лучами заходящего солнца балконе. Вот уже три года я с нетерпением жду снов с его участием, и мне совершенно не важно, существует ли он на самом деле, или это лишь игра моего воображения. Я
- 57 -
думаю, что он красив, но в его лице нет приторности и гонора, свойственных нашим придворным, он не рисуется и не пытается вскружить мне голову. Мы часто беседуем о цветах, и каждый раз он рассказывает что-нибудь о каждом цветке в своем дивном саду - я никогда не видела такого великолепия. Моей скромной оранжерее далеко до этих стеклянных павильонов с лампами, до ящиков с экзотическими орхидеями, мухоловками и даже кактусамикровохлебками. О любом цветке у него готова история, и я отдала бы все на свете, чтобы он говорил и не замолкал, так интересно мне слушать. Наверно, мы ровесники - он чуть выше меня, у него каштановые волосы, собранные в короткий аккуратный хвост, теплые карие глаза и мальчишеская улыбка. Я не знаю его имени, но про себя зову его «мой принц» - мне кажется, такой обходительный и образованный юноша не может быть простолюдином. Как жаль, что это только мечта - даже во сне я понимаю, что карета везет меня куда угодно, но только не к человеку, который мне так часто снится. Тяжелая работа выбьет из меня способность мечтать, я так боюсь потерять эти сны раз и навсегда - это единственное, что осталось у меня. Мой цветочный магазин сгорел в ту же ночь, когда меня забрали в тюрьму - наверное, кто-то из дворян подослал слуг, чтобы они стерли все следы моей жизни в городе, где я родилась и прожила двадцать лет... … Разве бывают на свете такие удивительные ландыши цвета заката? Они пахнут каштановым медом и растут на полянах, на которые не ступала нога человека. Первое, что я вижу, когда открываю глаза - это нежнейшие колокольцы на тонкой дуге стебелька, сиреневатые с багряной каймой - я охотно поверю, что они тонко-тонко звенят, когда соприкасаются друг с другом. Веточка исчезает, и я понимаю, что уже не сплю. Карета исчезла, а я неведомым образом оказалась на том самом балконе, который не раз видела во сне. Вот плющ красиво обвивает балюстраду, течет зеленым потоком по стенам замка и каскадом падает с площадки, на которой стоит кресло, в котором я полулежу. Вот пузатые вазоны с маргаритками, бархатцами и анютиными глазками, я чувствую горьковато-оранжевый запах и думаю о лете. Все настолько реально, что хочется ущипнуть себя. На этом балконе я не одна: спиной ко мне стоит человек из моих снов, сейчас он обернется, и я окончательно пойму, что по-прежнему сплю, а мое тело до сих пор в карете едет навстречу горькой судьбе убийцы.
- 58 -
- Леди Грета, я рад приветствовать вас в моем замке. Когда я услышал о том, что вас обвинили в убийстве графини Сорсьери, я отправил слугу в ваш город с особым поручением - выкупить вас и доставить сюда. Ах да, простите мне мою невежливость, я не представился - Маркус, герцог Гренье, хозяин этого замка, знакомых вам оранжерей с кактусами и ваш самый верный поклонник и друг. - Маркус... - От неожиданности у меня пропал голос. Трудно поверить, что чудеса, о которых сочиняют сказки и рассказывают детям перед сном, все же случаются. - Для меня это большая честь, но я лишь цветочница, не стоило рисковать ради меня и тратить столь немалую сумму... Я спохватилась, что мой наряд нищенки-оборванки не соответствует торжественности момента, и еще больше смутилась, когда обнаружила, что на мне надето платье из струящегося лилового шелка. Интересно, кто и когда успел меня переодеть... Это далеко не первый вопрос, который мне хотелось задать, и я посмотрела на Маркуса в раздумьях, о чем спрашивать в первую очередь. Очевидно, все сомнения легко читались на моем лице. - Леди Грета, я взял на себя дерзость переодеть вас в подобающие вашему статусу одежды, а те унизительные лохмотья отправились прямиком в камин. - Маркус, о каком статусе вы говорите? Я всего лишь простая цветочница и всю жизнь прожила среди простых людей... - Так вы ничего не знаете о своем происхождении? - Маркус выглядел удивленным. Он взял со столика бокал вина, отпил глоток и внимательно посмотрел на меня. - Вы уверены, что ничего не помните? - Нет, говорю же вам - моя мать была трактирщицей, после ее смерти трактир перешел брату, а мне достался дом, где я выросла, и я открыла в нем цветочную лавку... - Я нахмурилась, прокрутила перед мысленным взором всю свою незамысловатую жизнь до сегодняшнего дня, но так ничего и не вспомнила. - Вы можете мне рассказать что-то, о чем я не знаю?
- 59 -
- Да. Леди Грета, тогда для вас это может оказаться полной неожиданностью - на самом деле, никакая вы не цветочница. Вы - дочь баронессы Сорсьери, она приехала в Ренстанс, чтобы отыскать вас, и по иронии судьбы, ваша встреча так и не состоялась, а вас обвинили в ее смерти. Законный наследник баронессы Фредерик умер от кори, и она вспомнила о том, как отдала вас во младенчестве на воспитание трактирщице в том городке, где вы родились. Двадцать лет назад ей пришлось на полгода покинуть свои владения, чтобы тайно дать вам жизнь, и никто ни о чем не догадался. Эту тайну знали только ваша приемная матушка и баронесса. - А как вы об этом узнали, если это была тайна? - Мне было не по себе: от такой новости меня трясло сильнее, чем в день суда, и разум отказывался верить невероятной новости о моем благородном происхождении. - Баронесса дружила с моим отцом, однажды она показала мне портрет молодой девушки, и я влюбился без памяти... Я думал, что вы живете вместе с ней в ее поместье, однако она охладила мой пыл и по большому секрету показала стопку писем от вашей приемной матери - та несколько раз в год рассказывала о том, как вы живете. После смерти Фредерика она решила вас найти и привезти сюда - подозреваю, что она хотела, чтобы наши семьи породнились. Однако ей не удалось исправить свою ошибку юности самостоятельно, поэтому я решил вмешаться и довести начатое до конца. В этой невероятной истории мне не давал покоя еще один важный момент. Как получилось, что мы впервые встретились во сне, и наши свидания помогли мне сегодня так легко поверить в реальность происходящего, узнать Маркуса и обрадоваться ему, как родному? Неужели он не только сын герцога, но и колдун, вдруг в подземельях его замка спрятана лаборатория алхимика, ведь знание цветов и легенд этому вовсе не противоречит... А эти
- 60 -
сны создавались с помощью заклятий, и каждую ночь я все больше и больше скучала по незнакомому человеку? Наверно, все мои сомнения и страхи отразились в моих глазах, потому что Маркус склонился ко мне и доверительно прошептал: - Не бойтесь, я не колдун и не накладывал на вас чары. Так получилось, что если я чего-то очень хочу, это сбывается. Так было и с портретом - ваше милое лицо, ясные серые глаза, тонкий стан, пушистые волосы и обаятельная улыбка запали мне в душу, я мог думать только о том, что однажды встречу вас. Мне очень хотелось познакомиться с вами, узнать, что вам нравится, чем вы дышите и о чем молчите, когда смотрите вот так, как сейчас. Мне стали сниться сны о том, как мы с вами гуляем по нашему саду, и однажды баронесса показала мне письмо, в котором ваша приемная матушка рассказывала о том, что вам снится юноша в саду с огромными теплицами. Другого такого сада нет на свете, и я понял, что мы видим один и тот же сон, это только укрепило мою решимость однажды встретиться с вами. Я не надеялся, что это случится так скоро, и сожалею, что обстоятельства оказались столь трагичными - в моих силах сделать так, чтобы вы больше никогда не знали нужды и не вспоминали об ужасе, который вам пришлось пережить, я все сделаю для этого. С этими словами Маркус поднес мою руку к губам и поцеловал. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что все сказанное - чистая правда, и отныне я останусь здесь, рядом с ним. Мне надо привыкать к новой жизни и готовиться стать достойной наследницей своей настоящей матери, которую я видела только раз в жизни, издалека, когда она торжественно проехала через город, в котором ей суждено было умереть, так и не увидев меня.
- 61 -
Допельгантер - Двадцать шестое марта. - Не думал, что вы назовете точную дату. - Я запомнила, потому что в тот понедельник мы должны были обсуждать новый проект. Руководство ждало свежих идей, и я просидела над этим все выходные. Легла часа в четыре... и, разумеется, проспала. - «Разумеется»? Такое с вами случается часто? - Нет, конечно же, нет! То ли будильник тогда не зазвенел, то ли я его просто не услышала. У нас тихий район, мало машин... в общем, проснулась часов в двенадцать, пока оделась, пока добралась до Найтингейл Гарден, обеденный перерыв уже подходил к концу. Столкнулась с мистером Муром прямо в коридоре... - Мур – это ваш начальник? - Да. А я разве не сказала? Он разводит руками. сжимает пальцами виски.
Она
- Простите... - Так как же вы объяснили свое опоздание? - Никак. В том-то и дело... *** ... Привычно гудел кофейный аппарат. В офисе никого не было – видимо, ее коллеги все еще сидели в пиццерии на углу. Она выбрала эспрессо со сливками – от кофе ее обычно мутило, и все же это была возможность хоть на пару минут отсрочить предстоящий разговор. - Вы что, уже успели съездить?
- 62 -
Вздрогнув, она обернулась – он стоял у двери своего кабинета. От неожиданности она не могла вспомнить, что же собиралась сказать в свое оправдание. Что-то было не так. Он приветливо улыбался. Картинка не складывалась. - Что? Мистер Мур... я не понимаю, куда? – наконец, выдавила она. - Вы ведь отпрашивались к врачу, кажется... что-то сорвалось? Если хотите, можете сегодня уже не возвращаться в офис. Отдохните, проработайте те моменты, на которые я вам указал. Но завтра я хотел бы видеть вас у себя – вместе с командой. - Простите, я, кажется, не совсем понимаю... - Миа, да что с вами такое? Вы просто сразили нас всех вашей презентацией. Это блестяще! Признаться, я всегда считал вас средненьким работником, отличным исполнителем, да, но не лидером. Но то, что вы представили сегодня – это поразительно! Поэтому я готов рискнуть – этот проект будете вести вы, а не Мэган. И, Миа, прошу вас – постарайтесь не разочаровать нас. Он давно скрылся за дверью, а она все еще стояла в пустом коридоре, сжимая в руках горячий стаканчик с кофе. Наконец, сделала глоток – и не почувствовала вкуса. Привычный коридор, фотографии с проектов на стенах, дверь в их офис... Как такое вообще возможно? Он что, решил пошутить над ней? Изощренно наказать за опоздание? Нет, кто угодно, только не Джеймс Мур! Штрафы, крики, угрозы уволить – да. Но подобная шутка совершенно не в его стиле. Неужели и ее коллеги с ним заодно? Не может быть... но если нет, тогда что? Интересно, как начинается сумасшествие? Уж не так ли? Нет, нет, нельзя думать об этом... должно быть простое объяснение. Может, она все еще у себя дома, видит очередной сон? Не слишком ли реалистичный? Хорошо, если
- 63 -
предположить, что все это правда... Что кто-то очень похожий был здесь утром вместо нее – что ей в таком случае делать? Те несколько жалких мыслей, которые она смогла выдавить из себя за выходные, вряд ли сойдут за «блестящую презентацию», о которой говорил Мур... что ж, Мэг будет довольна – ей представится отличный шанс в очередной раз доказать собственное превосходство... Она толкнула дверь и вошла. Окна были распахнуты, и с улицы доносился шум проезжающих машин – привычные звуки большого города. Неужели это все-таки не сон? Неужели это действительно происходит с ней? Ее стол был последним в ряду, и поэтому она не сразу увидела ее – толстую ярко-желтую папку в самом центре, у монитора. *** - И что, это была та самая презентация? - А вы как думаете? Она нервно смеется. - Там был ваш почерк? - Она была напечатана на компьютере. И, знаете, Мур был прав – она была гениальна. Я не смогла бы придумать такое. В итоге мне удалось договориться с Мэган – мы вдвоем вели этот проект. Кажется, мы даже сдружились немного... ну, хотя бы перестали открыто враждовать. Он постукивает карандашом по столу. - Хорошо, оставим пока это. Когда произошел второй... инцидент? Она вздрагивает – выбранное им слово неприятно задевает ее. - Шестнадцатого июня. В день рождения моего отчима. Он делает какие-то пометки в блокноте. - Вы сказали «отчим»? - Да, отец бросил маму, когда узнал, что у нее будет ребенок. Я никогда не встречалась с ним... а с Биллом у нас неплохие отношения. Были и конфликты, конечно же, - в четырнадцать кажется, что весь мир против тебя, но он всегда умел хорошо обходить острые углы... а теперь, когда мамы больше нет, он – единственный родной человек для меня.
- 64 -
- Похоже, вам повезло. Обычно мы работаем с совершенно иными случаями. Так что произошло шестнадцатого июня? - Я заболела... свалилась с температурой. Все, на что меня тогда хватило – это отправить ему СМС, что я заеду через несколько дней, как только приду в себя... Она какое-то время молчит, закрыв глаза. Он спокойно ждет продолжения. - Я смогла приехать к Биллу только через пять дней. Извинилась еще раз, что не смогла позвонить... Она снова замолкает. - И? -... и он очень удивился. Попытался свести все к шутке... потому что я была у него! Понимаете – была! Сказала, что почувствовала себя хорошо и решила сделать ему сюрприз, приехав без предупреждения... он в мельчайших деталях пересказал мне весь разговор. Наш с ним разговор! Даже поблагодарил – за то, что мы никогда прежде не говорили так откровенно. - Это интересно. - Вы так думаете? Она смотрит на него в упор, но он так и не поднимает глаз от своих записей. - Простите, это профессиональное... так вы совсем ничего не помните о том разговоре? - Нет. Но я даже видела свой подарок... коллекционный альбом «Черных крестоносцев». Я думала подарить ему его, но откладывала, а потом уже не было времени съездить, из-за этой болезни... Она кусает губы. - Послушайте... вы ведь думаете, я что-то там замещаю – или как там оно у вас называется? То есть, делаю в этом состоянии то, что хотела бы, но почему-то не решаюсь?
- 65 -
- Пока рано делать выводы, мисс Грин. Для начала мне нужно составить полное впечатление и направить вас на несколько обязательных анализов. Она устало кивает. - Спасибо. Просто теперь я... постоянно живу в страхе. - Чего именно вы боитесь? Разумеется, если отбросить всю необъяснимость ситуации? А также дикие идеи о всеобщем заговоре. Она отвечает не сразу. - Наверное, того, что во мне есть что-то, что я не могу контролировать... о чем я не догадывалась раньше. Получается, что я не знаю, на что я способна. Кто я такая. Затупившийся карандаш царапает бумагу. Он, кажется, не обращает на это никакого внимания. Как его пациенты выносят это? Или это раздражает только ее одну? - Хорошо, продолжим. Были и другие подобные случаи, ведь так? - Один, неделю назад. Конечно, могли быть какие-то еще... я уже ни в чем не уверена. Кто знает, может быть, завтра меня обвинят в том, что я пыталась ограбить банк или готовила покушение на президента... Он вежливо улыбается. - Простите. Мне сейчас сложно собраться с мыслями... - Что вы, мисс Грин. Так что же произошло неделю назад? - На работе завязалось что-то вроде романа с коллегой. Его имя Мартин. Мартин Штейн. Симпатичный парень, социолог... пару раз ночевала у него, он приезжал ко мне. Но я бы не назвала наши отношения особо близкими. Каждый сам по себе – как-то так. В общем, Мартин назначил мне свидание в пятницу, обещал показать какой-то симпатичный итальянский ресторанчик в
- 66 -
Шейдмарше. Не люблю этот район, самая настоящая клоака, как по мне, но он настоял... я вызвала такси, мы попали в пробку у вокзала. Я опоздала минут на сорок, наверное... - Он ждал вас? - Нет. Мы с ним... уже встретились. *** ... Как обычно по вечерам, там было людно. Она перешла дорогу и остановилась у циферблата. Творение какого-то безымянного скульптора – бронзовый диск без стрелок, часы, которые никогда не пойдут. Интересно, что же этот непонятный гений современного искусства все-таки хотел сказать – что времени не существует? И мы все застряли в этом мгновении, как муха в смоле... если раньше она никогда не задумывалась об этом, то теперь эти дурацкие мысли так и лезли в голову. Нет, вероятно, все гораздо проще. Разве в Рейвингтоне есть место, где время значило бы меньше, чем здесь? Эти часы – своего рода символ Шейдмарша. Обычно их используют как ориентир – любой таксист сразу поймет, о чем вы, если попросить его отвезти вас «к часам». Но сейчас там никого... Она набрала его номер, чтобы еще раз услышать «абонент временно недоступен». Отправила СМС, уже понимая, что это не имеет смысла. Возможно, он даже получит ее сообщение, и поинтересуется потом на работе, что за глупые шутки. Потому что он не потерял ее – это она потеряла его. И не только его. Она уже даже не уверена, где настоящая Миа Грин – в сердце Шейдмарша, освященная десятками неоновых реклам, словно софитами, навсегда увязшая в этом мгновении, как в вязкой смоле, как в дурном сне, из которого ей уже не выбраться, или в номере дешевого отеля, на порванных простынях, выгибающаяся в горячих руках мужчины. Иначе к чему бы ему выключать телефон, в конце концов. Ей остается разве что пойти в ближайший бар и заказать себе бренди. «Шейдмарш – и вы не вспомните о времени. Ведь у вас в запасе вся вечность!» *** - Значит, вы считаете, что теряете себя? Вы говорили о потере контроля. Но человек не может контролировать себя постоянно. Не удивлюсь, если вы пытаетесь контролировать даже свои сны. Рано или поздно это должно было как-то прорваться.
- 67 -
- Вы думаете, это всего лишь ответная реакция на мой страх? Но я не могу объяснить то, что случилось, чистой психологией. Если в первом случае я спала, а во втором находилась в полубессознательном состоянии, то эту ночь я провела в баре. И в то же время кто-то, очень похожий на меня, провел ее с ним... Мартин позвонил мне на следующий день – спросил о странной СМС от меня... и поблагодарил за сумасшедшую ночь! «Я и не думал, что ты на такое способна, но, знаешь, я не отказался бы повторить это как-нибудь». Повторить, мать его! Она всхлипывает, он протягивает ей салфетку. Впервые называет ее по имени. - Миа, давайте рассуждать логически. Вы считаете, что что-то ворует вашу жизнь? Причем, превращает самые обычные моменты в яркие, незабываемые? Но с какой целью? - Я понимаю, это звучит, как безумие... но я не знаю, как еще объяснить происходящее. - И все же вы пришли к психиатру, а не к экстрасенсу или гадалке... Она устало кивает. - Что ж... предлагаю на этом остановиться. По крайней мере, сегодня мы обрисовали проблему. Рэйчел выпишет вам направления на анализы. Но мне почему-то кажется, что это проблема совершенно иного рода... Он отрывается от своих бумаг и смотрит на нее. У него бесцветные, как будто выцветшие глаза, но взгляд цепкий и жесткий. С чего она решила, что он станет сочувствовать ей? Для него она – очередная лабораторная мышь, интересный случай, на который стоит обратить внимание...
- 68 -
Она не выдерживает и опускает голову. Он продолжает, как ни в чем не бывало. - Подумайте на досуге, Миа, что мешает вам быть той, которая занимает ваше место? Чего именно вам не хватает? Чего вы боитесь, что так упорно отрицаете в себе самой? Чем вам так не угодили талант, ум, раскрепощенность, уверенность в себе, душевная теплота? - Я не знаю! - Мне не нужен ответ, Миа. Он нужен вам. Только вам. Когда вы найдете его, вашему разуму не нужно будет больше играть с вами. Ваш прекрасный допельгангер, ваша столь яростно оберегаемая от самой себя Тень, наконец, станет частью вас. Вы когда-то решили, что эта часть вам не нужна, и отвергли ее. Когда вы поймете, что именно вы тогда выбросили на помойку, вы сможете ее возвратить. Не раньше... Она отвечает не сразу. Голос звучит иначе, чем раньше. Ему чудится в нем искорка надежды. - Спасибо, доктор. Не знаю, что из этого получится, но я попробую... Она встает, рассеянно кивает ему, затем подбирает брошенную у кресла сумку, снимает с вешалки свой плащ. Он ждет, пока она выйдет, затем нажимает кнопку коммутатора. - Рэйчел, будь добра, выпиши для мисс Грин направления на анализы. Нет, только стандартные, это пока подождет... Он отключает связь и несколько минут сидит, задумчиво водя карандашом по бумаге. Миа Грин. Двадцать семь лет. Менеджер проектов, дизайнерская компания. Отчим – Уильям Грин. Друг – Мартин Штейн. В скобках – «не серьезно». Пробуждение. Первый цикл (под вопросом). Все остальное –
- 69 -
только бесконечные узоры на линованной бумаге. Ведь психиатр обязан чтото писать... Наконец он вынимает из ящика стола сотовый и находит нужный номер. - Мистер Локк? Есть новости о мисс Грин. Она была на приеме сегодня. Да... кстати, кто дал ей мой номер? А! Изящная работа! Смеется. - Состояние? Судя по всему, первая ступень или переходный этап ко второй... нет, держится неплохо, у нее есть потенциал. Думает о всякой мистике, разумеется. Женщины! Снова смех. - Я постарался подвести ее к работе над ее страхами. К анализу того, что она вытесняет... начнем, как обычно, с самого простого, а там посмотрим, насколько далеко она сможет зайти. Нет, я еще не говорил ей, что есть другие... рано. Одиночество сейчас даст ей больше, чем «товарищи по несчастью». Помните тот образ в докладе у Дрейка – он замечательно отражает суть нашей работы. Личинка цикады должна сама найти путь из-под земли – или погибнуть. Третьего не дано, вы же сами знаете. Мы все это знаем... всегда будут те, кто не выдержит... с этим остается только смириться. То, что мы делаем, стоит любых жертв. Он уже несколько минут говорит сам с собой – его собеседник не произносит ни слова. Из трубки льется первозданная тишина. Та, что существовала до Слова.
- 70 -
Способность отпускать Солнечный луч незаметно прокрался в самый центр комнаты, высветив две знакомые царапины на дорогом паркете. Вызов мастера-полировщика по непонятным причинам опять отложили. Максим вздохнул, поменял позу и снова подосадовал на дизайнера, убедившего его в том, что размер кресла определяет имидж его владельца. Может, у кого-то из клиентов размеры этого кожаного монстра и вызывали священный трепет и бесконечное уважение, но сам хозяин чувствовал себя, словно на дыбе в подвале а-ля БДСМ. Слишком уж часто он ловил себя на мысли, что каждую секунду готов вздрогнуть от удара хлыстом. Это дурацкое состояние ожидания не покидало, несмотря на то, что тишину за дверью никогда и ничто не нарушало. - Сколько лет вы прожили вместе? - деловым тоном спросил он, устремив взгляд в окно, за которым под порывами ветра то и дело раскрывались гигантские пятерни старого каштана. Макс намеренно избегал смотреть на женщину. Ему не нужны визуальные подтверждения тому, что и так четко прогнозируемо. Вот, она нервно расправляет скомканный платочек, сопревший в маленьком кулачке. Ее душат рыдания. Минимум пять следующих минут она будет бороться со слезами и не сможет ничего сказать. Надо спокойно переждать приступ самосожаления и никак не поощрять эту слабость. Женские слезы вообще опасно замечать. Стоит показать слабину, и дочери Евы будут давать им волю сплошь и рядом. Страшное оружие. Коварное. - Десять, - наконец выдохнула Лиза, - счастливых лет. Подавив приступ раздражения, вызванный женскими всхлипами, он все же посмотрел на диванчик перед собой. Без сомнения, Лиза шикарна. Женщины склонны преувеличивать значимость возраста. Она выглядела на десять лет моложе своих сорока. Ухоженные руки, безупречный стиль, копна рыжих волос, разметавшихся сейчас по кружевной подушке с рюшами, пара
- 71 -
магически-зеленых глаз. Если бы она не была клиенткой... впрочем, это табу. Клиент - все равно что близкий родственник. Любая связь помимо деловой сродни инцесту. Но его восхищала ее стройная фигура, строгая осанка, гордо посаженная голова. Несомненно, властная натура. Парадокс, но именно такие чаще всего погибают от бессилия что-либо изменить. И вот теперь она исходит в жалости к себе. - Счастливых? - Максим сделал пометку в блокноте, перевернул страницу и коротко черкнул для секретаря: «Сменить подушку. Кружева, как из гроба». Потом вздохнул и зачеркнул последнее предложение: приходится считаться с тем, что секретарь тоже женщина. В конце концов, она не виновата в его личных ассоциациях. Он отмахнулся от воспоминаний из сегодняшнего сна, и вместо зачеркнутого дописал: «Что-то более стильное и нейтральное». - Лиза, вы же говорили, что чуть не ушли от него год назад к большой любви. Ведь именно ваш муж удержал вас от разрыва? - Да. - И вы простили ему такое вмешательство? Ведь он разрушил ваши новые отношения. - Он ничего не рушил. Просто оказался прав. - Лиза снова подозрительно зашмыгала носом. - Саша сказал тогда, что не отдаст меня кому попало, потому что его волнует моя дальнейшая судьба. Настоял на знакомстве. Мы даже встречались на импровизированном дне рождения с шашлыками. Разве это не пример высоты отношений и благородства души? А тот... - Она махнула в сторону, словно указывала на человека. - В общем, он оказался психопатом и идиотом. Вся история не стоила выеденного яйца. - То есть, ваш муж готов был отпустить вас? А вы готовы были уйти? Женщина тяжело вздохнула и ничего не ответила. Кажется, она снова собирается расплакаться. Максим перевел взгляд на окно, размышляя о том, какой разговор мог состояться между двумя соперниками. Наверняка, дуэль имела место без присутствия яблока раздора. Надо отдать должное мужчине. Тонкий стратег. Конечно, эта эскапада прилично подорвала его доверие к жене. Теперь она мечется, когда уже ничего изменить нельзя, и надеется на помощь психотерапевта. - Эта история показала, как он меня любит, - неожиданно затараторила рыжая красавица, словно опасаясь возражений. - Понимаете? Только понастоящему любящий человек может отпустить женщину в таком случае.
- 72 -
Разве вы не согласны? Саша всегда говорил, что я его талисман! Это правда. Сколько раз я оказывалась права по поводу его деловых партнеров и сделок. Предупреждала. Потом оказывалось, что не зря. Он мне как-то сказал, что ни за что не отдаст меня другому, потому что это сродни самоубийству. Мы ведь все создали вместе. С нуля. Это был наш бизнес, общий. Это потом я отдала ему бразды правления, когда все наладилось. Когда он мог со всем справляться сам. Но я оставалась его советником, другом... понимаете? - Понимаю, - кивнул Макс и сделал новую пометку в блокноте, спрашивая себя, сколько женщин на этом свете убеждают себя и окружающих в том, что они играют роль талисмана для своих мужчин. Очередная попытка утвердиться в собственной значимости. - И разница в возрасте никогда не отягощала ваших отношений? Как к этому относились ваши родственники? Друзья? Знакомые? - Мой сын уже взрослый. Он все правильно понял. К тому же, у него теперь своя семья. А больше у нас никого из родственников нет. Саша из детского дома. А друзья... Есть деньги - есть друзья. Теперь у меня нет даже друзей. Кому нужна немолодая и небогатая женщина? Максим кивнул. Ясное дело. Классика. Лиза в свое время заменила мальчику мать, которой ему так не хватало, и сама, скорее всего, спутала материнский инстинкт с любовью... Какое-то время она обеспечивала ему уют в гнезде, стала его наставницей во всем, начиная с постели, заканчивая бизнесом. В конце концов, вполне можно понять, как это приятно, когда подчиненные с подобострастным придыханием называют молодого шефа по имени-отчеству. Это Макс знал по собственному опыту. А стоило ему в полной мере почувствовать себя мужчиной, как он решил свить свое гнездо. Мама стала ему не нужна. - Лиза, поверьте, это всего лишь эмоции. Пройдет время, и переживания потеряют свою остроту. Все успокоится, ситуация больше не будет пугать
- 73 -
своей безысходностью. Вы красивая, талантливая женщина. Вокруг масса мужчин, которые почтут за счастье ваше внимание. - Вы так говорите только из вежливости. - Кажется, она тоже избегала встречаться с ним глазами. Внезапное осознание этого факта укололо куда-то в живот. Максим смущенно отвел взгляд, и в поле зрения опять попались царапины на паркете. Отчего-то они саднили, будто свежие шрамы. Нервными крупными буквами с преувеличенным нажимом он нацарапал на странице для секретаря: «ПАРКЕТ!» Хотелось прямо сейчас встать и перетащить ковер так, чтобы хоть один угол закрывал этот злополучный дефект. В конце концов, это просто стыдно и неприемлемо, иметь такие повреждения в собственном кабинете. Он глубоко вдохнул и выдохнул, прикрыл глаза и постарался сменить картинку перед внутренним взглядом на что-то солнечное. На какое-то мгновение ему даже удалось. Воображение нарисовало яркое солнце, зеленые деревья... И тут его внезапно настиг сегодняшний сон: опускающийся в могилу гроб. На нем крест. И ощущение падения вниз. Виски наполнились тяжелым пульсом. Взрослый, состоявшийся мужчина остро почувствовал свое бессилие перед происходящим. Но спасительным образом женский голос разбил эти картинки, на мелкие осколки, словно зеркало. Лиза снова говорила. - Она сказала Саше, что это его ребенок. Точно знала, куда бить. И он безоговорочно поверил. Боже мой! Это ведь старо, как мир! Какой же он наивный... он всегда хотел детей. Мы даже пытались. Обращались за помощью в знаменитую клинику... а ведь все говорят, что ребенок совсем на него не похож. Как можно верить такой... Женщина не договорила, и эта заминка не ускользнула от его внимания. Великодушие. А может, просто не может подобрать нужного слова для молодой любовницы своего мужа.
- 74 -
- Скорее всего, ваш муж только доказал, что соответствует вашему представлению о нем. Ведь вы уверены, что благородство - одна из его основных черт характера? Поэтому он и ушел туда, где больше нужен, предположил Максим и подумал о своем маленьком сыне и своей внезапно проснувшейся ответственности за его жизнь. - Для мужчины честь и долг значат зачастую намного больше, чем чувства. Лиза только хмыкнула. Максу показалось, что он всей кожей ощутил, как ее оскорбленное самолюбие встало в полный рост. Он уже ожидал какой-нибудь уничтожающей тирады и внутренне усмехнулся своей собственной готовности к обороне. Но интонации в ее голосе оказались вовсе не агрессивными. Женщина тихонько запричитала: - Вы знаете, я была уверена, что она его опоила. Саша стал совсем другим. Словно в трансе. И такой агрессивный! Страшно вспомнить, чего он мне только не наговорил. Конечно, по ее научению. Я и в храм ходила, и свечки ставила, и бескровную жертву заказывала... - Вы верующий человек? - Ну... да... Совсем неубедительно. Впрочем, ничего удивительного для современности. Люди думают, что верят, но не знают точно, во что. В кризисных ситуациях всем свойственно искать прибежища там, где обещают защиту. И совершенно не важно, правдивы ли обещания. В общем-то, в большинстве случаев это успокоительно, а значит, благотворно действует на психику. Но почему-то эта деталь отдавала разочарованием, словно привкусом горечи. Макс спросил себя, откуда взялось это разочарование. В конце концов, Лиза всего лишь клиентка, не более. Каждый имеет право быть таким, какой он есть. - Видите ли, Лиза. Я не верю в то, что кто-то кого-то может сглазить или опоить. Но я знаю, что может с человеком сделать чувство вины. Скорее всего, он сердился, прежде всего, на себя за то, что причиняет вам боль. Поэтому и вел себя агрессивно. Это обычный защитный механизм. У него просто не хватило сил признать, что он сам оказался причиной массы
- 75 -
проблем. Его подсознание говорило ему, что он, скажем, предает все святое, а сознание доказывало, что он должен сделать этот шаг. Как бы он ни решил дилемму, он все равно остается предателем. Выбор не велик: предать вас и уйти к любовнице и своему маленькому ребенку или предать собственного ребенка и другую женщину, которая, возможно, действительно, его любит, и остаться с вами. На самом деле, вашему мужу, конечно, не позавидуешь, но мы ведь не будем решать его проблемы? Нам надо разобраться с вашими. Лиза, вам необходимо сместить фокус с мужа на что-то другое. По всей видимости, он составил смысл всей вашей жизни в последнее время. Так? - Так, - согласилась рыжая красавица. - Поэтому я решила родить ребенка, чтобы у меня был смысл жизни. Эти слова прозвучали, как щелчок того самого кнута, которого Макс подсознательно ожидал все время. Вопреки суверенному спокойствию, которое являлось обычным для него, мужчина вздрогнул и внимательно вгляделся в бледное лицо клиентки. От женщин, конечно, можно ожидать, чего угодно. Но такого поворота он не ждал. - И каким же образом вы собираетесь осуществить намерение? - В его голове тут же сложился целый спектр планов реализации ее намерения, от соблазнения неверного мужа, приключения на одну ночь с незнакомцем до спермобанка и неизвестного донора. Любое из подобных необдуманных действий представилось ему актом самоуничтожения типа «назло тебе отрежу свою руку». Но сегодняшний день уже принес с собой массу неожиданностей. - Помните, я говорила о клинике? У нас остались там замороженные репродуктивные клетки. Я решила, что поеду туда снова и попробую забеременеть. Если бы Лиза в это мгновение увидела лицо строгого мужчины в кресле, ее наверняка поразило бы, сколько сожаления и сочувствия было в его выражении. Максим по своему опыту знал, до какого отчаяния и депрессии могут довести женщину эксперименты с экстракорпоральным оплодотворением. Гормоны, которыми врачи накачивают пациенток для того, чтобы эмбрион удачно зацепился, обеспечивают им полный хаос в организме и эмоциональном состоянии. Кроме того, шансы забеременеть для нее, после сорока, курящей, к тому же такой худенькой, минимальны, если не сказать ничтожны. Возможно, понадобится проводить добрый десяток протоколов, что не гарантирует успеха, но гарантирует полный крах психической кондиции. А это означает, кроме всего прочего, потерю работоспособности.
- 76 -
Но Макс прекрасно понимал, что не стоит озвучивать эти мысли. Если решение принято, любые отговорки и увещевания только укрепят его. Поэтому он решил опираться на здравый смысл. - Конечно, я хорошо понимаю ваше желание. Но вы ведь взрослый человек, Лиза. Вы же понимаете, что таким образом только усложните ситуацию. Как это будет выглядеть для вашего мужа? Вы за его спиной используете его сперму, чтобы забеременеть в тот момент, когда он пытается строить новую семью. Не думаете же вы, что это поможет вернуть его? - Нет. Он мне больше не нужен. Я не подбираю чужих объедков, - резко бросила она. - К тому же, он никогда не узнал бы, что это его ребенок. Макс не стал реагировать на выпад, уязвивший его мужское самолюбие. Странная штука - мужская солидарность. Но как деловой человек он привык ни при каких обстоятельствах не отклоняться от темы и своих целей. - Но ведь как отец, так и ребенок имеют право на то, чтобы знать друг о друге. Это не разумно. Вы прибавите проблем и угрызений совести своему мужу и сделаете несчастным своего ребенка, другую женщину и, возможно, ее ребенка. Но самый страшный удар вы нанесете по своему будущему. Вы представляете, каково это - осознавать, что мать решает проблемы за счет собственного малыша? Стоит ли это стольких жертв? Мы ведь говорили о том, чтобы найти новый смысл жизни. Это значит, необходимо полностью отказаться от предыдущего. А так вы навсегда останетесь связаны с мужем. Кроме того, насколько я понимаю, подобные действия носят противоправный характер. Он вряд ли даст согласие на подобную процедуру теперь... «Черт! Каким образом я оказался в роли психотерапевта?!» Раздражение набирало обороты где-то в области солнечного сплетения. Макс опять с усилием взял себя в руки. Трудно представить себе, что в повседневные задачи шефа концерна входят душепопечительские беседы с клиентами. Но, в конце концов, хорошими партнерами стоит дорожить. Они составляют энергетическое поле для процветания любого предприятия. Тем более в случае, когда клиент должен еще отработать и вернуть кредит на доверие.
- 77 -
- Я его не собиралась спрашивать о разрешении. Конечно, он не согласился бы. Но знаете, я чувствовала себя там иногда почти счастливой. Город, полный храмов, солнца и ветра. Я ходила из церкви в церковь, ставила свечи, плакала и молилась пресвятой Богородице, чтобы помогла мне. Становилось легче. Теплые камни в мостовых и стенах домов. Теплые камни на берегу моря... Вообще, я не люблю море. Но это живое тепло словно наполняло меня. Знаете ли, я почти все время мерзну с тех пор, как он ушел... а когда врачи готовили меня на третью подсадку, ко мне приблудилась кошка. Беременная. С огромным животом, полным маленьких деток. Она весь день только и делала, что мурчала от удовольствия. Даже во сне. Такая счастливая... Я была уверена, что у меня все получится... Так хотелось верить... Макс физически ощутил бешенство, поднимающееся в нем волной. Она всетаки сделала это без ведома мужа. Если бы такое проделали с ним, он бы... «Спокойно», приказал себе мужчина. «Тебя это никак не касается». - Неужели вас никто не искал, пока вы были в отъезде? - Конечно, искал, - усмехнулась Лиза. Эта усмешка прозвучала одновременно горько и меланхолично-нежно. - Я сказала, что у меня проблемы со здоровьем. Он даже переживал... - Наверняка, переживал. Вы ведь не чужие люди. - Оказалось, чужие. - Лиза, - решительно заговорил Макс, - иногда в жизни приходится мириться с обстоятельствами. Не цепляйтесь за прошлое. Вы должны смотреть в будущее. Знаете, кроме деловой хватки, надо развивать в себе способность отпускать. - Вы думаете, это так просто? - Поправьте меня, если я ошибаюсь. Мне кажется, первый мужчина вас бросил. Это оказалось страшным переживанием для вас, поэтому вы так боитесь разрыва теперь.
- 78 -
- Вы правы. Он оставил меня с маленьким ребенком на руках и без копейки. Это было... похоже на смерть. - Но это ведь не только для вас так. «Расставанье - маленькая смерть...» Помните? Даже в песне поется. Но вы сильная женщина. Если у вас получилось справиться один раз, вы сможете это сделать снова! А я вам помогу. - Благодарю. - Лиза еще больше побледнела. Макс заметил, как она обиженно вздернула носик, но так и не удостоила его даже взгляда. Ее бледность стала почти прозрачной. Это «благодарю» оказалось таким холодным, что на мгновение мужчине почудилось, как его дыхание превращается в облачка пара. И ему почему-то стало немного совестно, что вместо ожидаемого сочувствия, он только пришпоривает ее. В конце концов, кто-то говорил, что для женщин важнее эмоции, чем здравый смысл. На долю секунды он даже пожалел, что до сих пор не научился утешать. Пока Лиза обиженно молчала, он опять уставился на царапины в паркете, силясь вспомнить, откуда они взялись. Пришлось долго копаться в вязкой памяти, вытаскивая оттуда бесполезные картинки и то и дело отбрасывая их в поисках нужной. В конце концов, причина для странно-параллельных царапин объявилась: следы от стальных ножек дизайнерского стула, который кто-то с силой толкнул из-под себя. Горло стянул ледяной кнут, не давая никакой возможности набрать воздух в легкие для крика. Кошмарная догадка хлестала по лицу, и щеки пылали в ответ. Взрослый мужчина боялся оторвать взгляд от рытвин в паркете и посмотреть вверх, потому что знал, что увидит. Примерно в метре от пола зависли безжизненно-холодные и по-прежнему изящные ножки. Как сквозь вечность рванулся он вверх, но этот рывок оказался бесконечно долгим. Превозмогая себя, прилагая титанические усилия, Макс с трудом поднялся, обхватил колени женщины и плечом толкнул ее вверх, чтобы удержать, поддержать, предотвратить, внутренне протестуя знанию: он давным-давно опоздал. Ни ослабить петлю, ни заставить ее снова дышать он уже не смог бы. Он исходил желанием истошного вопля, но из напряженного горла не вырвалось ни единого звука. Задыхаясь, он решился посмотреть вверх и наконец-то встретился взглядом с Лизой. Подвешенная, как марионетка, к потолку, со все еще мокрыми щеками, она грустно улыбалась и шептала: «Нам пора...» И эти слова эхом отражались от стен, все усиливаясь, подобно раскатам грома. «Нам пора!»
- 79 -
- Слышишь? Нам пора! Макс с трудом разлепил опухшие от слез и водки глаза. Рядом стояла женщина с малышом на руках. Она убедилась, что услышана, и добавила: - Все уже разошлись. Пойдем домой. - И вышла из комнаты. Сознание возвращалось медленно, как телега с неподъемным грузом. Он вспомнил похороны, ту самую злополучную подушку в кружевах и то, как он сегодня утром падал вслед за гробом в темноту. Вместо стона из горла вырвался короткий хрип. Мужчина поднес руку к лицу, чтобы хоть как-то стряхнуть все еще цепенеющий сон, и обнаружил в своем крепко сжатом, взопревшем кулаке записку, которую в первое мгновение принял за платок. «Максимус, любимый, надеюсь, ты простишь мне этот шаг. В жизни бывают моменты, когда приходится отпускать. Кто-то из нас должен разжать пальцы. Глупо удерживать то, что уже не спасешь. Больше не хочу мешать тебе. Но и смысла существовать больше нет. Прощай. Лиза». Максимус. Это было его тайное прозвище. Мгновенно со всей остротой и безысходностью вспомнилось, что за рост и амбиции жена на свой манер часто называла его Александром Великим.
- 80 -
Линии судьбы - Извините, вы выходите на «Площади Ногина»? Почему-то он никак не мог вспомнить, как ее зовут. Какое-то милое, красивое имя, которое приятно произносить… во всяком случае, ему было приятно. Она почти не изменилась: он видел щеку и собранные на затылке рыжие волосы – надо же, даже не сменила прическу. Он узнал ее сразу, как только она вошла на «Тургеневской», с уверенностью москвички быстро прошла и встала лицом к противоположной двери: ей выходить там, где «платформа справа». Он начал было постепенно перемещаться от той двери, чтобы спокойно ехать дальше, на «Шаболовскую», но, увидев ее, остановился и оказался совсем рядом, позади нее, чуть сбоку. Черт, вспомнить бы, кто она… откуда? Он узнал ее совершенно ясно: она точно из его прошлого – одноклассница? Или из университета? Или комсомольская юность? Что же такое с памятьюто, господи?! Он помнил ее походку, ее щеку, ее рыжие волосы, которые она сейчас быстро поправила, и этот жест, и улыбку… которой ему почти не видно. Черная водолазка, серебряный кулон овальной формы – обязательно надо вспомнить. Не спрашивать же: «Извините, вы кто?». Или: «Вы меня не узнаете?». «Мы с вами где-то встречались» – глупее не придумаешь. «Девушка, как вас зовут», угу. Да и как обращаться к женщине ее лет? Он же точно знает, сколько ей лет: меньше, чем ему, но… пожалуй, уже около
- 81 -
сорока. Так… спокойно: тебе было двадцать пять, аспирантура, а ей восемнадцать, второй курс и… кажется, Лиза? Надо решиться и – и хотя бы посмотреть в черное стекло. Ей в лицо. В стекле привычно и пугающе неслись серые линии – как нечитаемый текст. Изредка мелькали огоньки: в метро ему почему-то всегда казалось, что вот так, с грохотом и гулом, за прозрачным стеклом несется мимо нас что-то черное, слитное, сплошное – может быть, время? Или это мы несемся в нем, сквозь черный туннель, и не можем расшифровать серые, сливающиеся в линии строки, а если иногда останавливаемся, то видим, что за стеклом нет никакой загадки, и с нетерпением ждем, чтобы поезд тронулся, и… да, точно – Лиза. Повзрослевшая и как будто немного не такая, немного не она. Но, конечно, она. И что теперь говорить? Когда-то, в другой жизни, он думал то же самое. Тогда она шла по коридору психфака, и он загадал, что если она подойдет к их кафедре, то… то что? Было непонятно, что говорить, и он побоялся спросить, как ее зовут, и спросил глупое и тоже тривиальное: «Девушка, вы не меня ищете?» «Может быть, и вас», - неуверенно ответила она. А что делать сейчас, через столько лет? И он спросил про «Площадь Ногина». Прекрасно зная, что эта станция уже сто лет называется «Китай-город». Наверно, и она уже зовется не Лизой, хотя они со станцией почти не изменились. Только другие люди ходят по станции, некоторые даже не знают, что раньше ее звали по-другому. И в ее жизни, наверно… да наверняка! – другие люди и все другое, вон и кольцо – на обручальном, безымянном пальце. Пока безымянной женщины – все-таки Лиза? Лиса, Лиска… его Лиска. - На «Ногина»? – переспросила она, не удивившись, и посмотрела на его отражение в черном стекле двери. На его лице было написано «Не прислоняться». Белым по черному. На кого он похож? На бывшего мужа в молодости? Сейчас-то он, бывший, совсем не такой, толстый, и вообще… – Нет, я на «Третьяковской».
- 82 -
Все правильно. На «Третьяковской» тоже платформа справа, и они выходили и долго, нарочито долго шли до ее дома – серой невзрачной пятиэтажки. Жаль, что недалеко. Вдоль трамвайной линии – иногда они принимались ждать трамвая, но никогда не садились в него, если он подходил сразу. Он быстро вспомнил номера: 3, 39, «А». На тридцать девятый можно было сесть и у метро «Университет» и потом долго ехать до самого ее дома. Трамвай «А» старые москвичи называли «Аннушка», а троллейбус «Б», ползущий по Садовому кольцу, был «Букашкой», и он быстро научился всем этим московским словечкам, но никогда не пользовался ими. Было что-то стыдное в том, чтобы перенять все это и как будто начать притворяться москвичом, как делали многие в его общаге. И на москвичек он старался не смотреть – в том самом смысле. Всем хотелось жениться на москвичке, это обсуждалось и если и осуждалось, то только из зависти, когда кому-то удалось, а ему и в этом виделось что-то… чтото не то. Хотя, кажется, ему хотелось жениться на Лизе. В ее сером доме была точно такая же квартира, как у него в Свердловске: пятый этаж, две комнаты, одна маленькая – ее, и проходная, воображавшая себя большой – родительская. И тесная прихожая, и книжные полки на той стене, что около кухни, и балкон выходит в тихий двор, и он сразу почувствовал себя дома, и было даже странно от этого узнавания, от такого подобия, от этого чувства возвращения туда, откуда он с таким трудом вырвался и уехал. Ее стол стоял на том же месте, что у него… впрочем, в этих квартирах наверняка у всех все одинаково. Конгруэнтно. По крайней мере, мебель в них можно расставить только так. А жизнь… жизнь-то у всех разная – тут можно выбирать из нескольких доступных тебе вариантов, как люстры и занавески.
- 83 -
Некоторые могут и выдумать что-то особенное – сшить, переделать, перекрасить, и будет не как у всех, твое собственное, но на это еще нужно решиться. На Лизу тоже нужно было решиться. Лиза была недоступным, не положенным, неправильным вариантом. Вообще не вариантом. Нехорошо жениться на москвичке, потому что так делают все, ради прописки и карьеры. Но получается, что этих «всех» не так уж и много, и их считают или счастливчиками, или хитрыми и ловкими карьеристами, а другие, более достойные и правильные «все» всего добиваются сами или гордо возвращаются в родной город – с обретенным столичным дипломом и особенной, московской интонацией и усмешкой. Он пил чай на крошечной кухне, машинально сев на «свое», с детства привычное место, и Лиза как-то сразу нашла себе другое, «мамино», уступив ему это, тоже «свое», да он вообще был здесь на своем месте. Как будто вернулся домой. И понял, что на самом-то деле, несмотря на всю взрослую напускную браваду, скучал по дому, откуда никогда прежде не уезжал, и думал, что мечтает даже не уехать, а «вырваться» – вот каким словом думал. А сейчас вдруг вернулся – и так хорошо, и Лиза тоже должна быть здесь, в его домашнем, родном мире. И он пошутил про иронию судьбы, про одинаковые квартиры, и они смеялись, перебрасываясь всем известными репликами. Ну и чай, конечно же. Как хороши эти кухоньки в пятиэтажках: невозможно разминуться, невозможно не прикоснуться, очень сложно не встретиться… особенно если хочешь помочь и достать сахарницу. Оба пили чай без сахара, и никакая сахарница была им не нужна. И чай не нужен. Они столкнулись руками, как
- 84 -
до этого столкнулись глазами в дверях кафедры, и сразу стало не отвести ни глаз, ни рук… и вот опять – через столько лет, в московском метро. Всем известно, что невозможно кого-либо повстречать в московском метро – сколько ни вглядывайся в лица, все незнакомые. Это в их городе, на их улице всегда можно увидеть бывшего одноклассника, или соседку по даче, или свою первую учительницу, а в Москве… но вот же она – Лиза. Интересно, она его тоже узнала? Секунду назад встретилась с ним глазами в черном стекле – и сразу отвела взгляд. А раньше, когда-то, в прошлой жизни, не отводила. За чаем они играли в «Найдите десять отличий»: лампы, занавески, чашки… а чайник такой же! Главным раковины.
отличием
были
Странные, непривычные, из самых разных, тогда звучащих совершенно неправдоподобно морей и океанов. Их была целая полка – вместо книг. Книги тоже были другими: у Лизы их было больше, и знакомые тома казались островами в океане более престижных, более московских изданий, но были и целые полки старых друзей – бирюзовый Чехов, серый Достоевский, «огоньковские» Джек Лондон и Драйзер. Но раковины… У него тоже были ракушки. Один раз они ездили на море – Черное море, далекое, но свое, с обыкновенным именем море, и он сразу заболел им и привез все, что смог: камешки, ракушки, что-то еще, потом превратившееся в пыль. Ему так хотелось увезти море с собой, хоть кусочек. Лиза тоже видела только Черное море – и еще в Ленинграде и Таллине, но это же… и они хором договорили «ненастоящее море». И засмеялись, и сказали, натыкаясь друг на друга одинаковыми словами, что серое и холодное, и вообще… а вот эта ракушка из Сенегала, представляешь? Не представляю, это же с ума сойти где! Крокодилы, пальмы, баобабы – да ведь? И ты, Брут! Как мне все надоели с этой песней: как скажу про Сенегал,
- 85 -
так все и… я и сама отцу сразу же: он сказал, что едет в Сенегал, а я ему про жену французского посла, как же без этого? Сенегал – как звучит-то, даль просто жюльверновская, самая западная точка Африки – я специально отца просила, чтобы он оттуда раковины привез. И вот эти маски оттуда, или нет, эти из Ботсваны, отец половину Африки объездил. Но мне маски не нравятся – и мне тоже не. Что-то страшное в них, да ведь? Ну да… хотя я не верю во всякое шаманство – и я тоже не. А камешки возить бесполезно: они же только мокрыми хороши, а когда высыхают, то… ну да, я привезла, а потом почти все выбросила. А я хотел привезти морской воды в бутылке, и мы с мамой налили, а отец запретил, мы перед самым отъездом сбегали к морю, и были волны… я тоже люблю, когда волны. …Серые линии на черном фоне туннеля иногда сбивались на волны: бежали-бежали себе прямо, неслись, не задумываясь, напрямик, и вдруг принимались волноваться, и глаз задерживался на этих волнах, и тогда казалось, что все не так страшно, не так прямолинейно, что жизнь не пронесется мимо прямой, сплошной линией, что будут и волны. Как же – без волн? А вот эти из Японии. Представляешь, вот эта была в консервной банке, прямо в морской воде. Там что-то типа лотереи: продаются такие банки, и в некоторых раковинах есть жемчужины, но не во всех, а кому повезет. И у нас была! Мама из нее колечко сделала. И картина оттуда – то есть, репродукция, конечно, но мне нравится: потрясающая волна… а это «Пятьдесят три станции дороги Хоккайдо», отец привез эти миниатюры, по ним можно гадать, как по картам, хочешь? Надо же, что вспомнилось! Почему-то эти станции… - Станция «Китай-город», переход на Таганско-Краснопресненскую… Им пришлось потесниться. Ближе к двери, к которой нельзя прислоняться и за которой несутся мимо то линии, то волны жизни. И чуть ближе друг к другу: она, немножко, почти незаметно повернувшись к нему, он – сбоку и защищая ее рукой сзади… не прислоняться, не приближаться, не… ох уж эти наши вечные «не»! Запреты, ограничения, приличия – сплошные «не»: нельзя, не принято, не положено… или просто почему-то нехорошо. - Осторожно, двери закрываются, следующая станция… Осторожно, эта хрупкая очень. А вот эта смотри какая, как ежик, злючкаколючка, а не раковина. С Кипра.
- 86 -
Она была хрупкой и злючкой-колючкой тоже – его Лиза. Как аметистовая щетка… почему-то в Москве, в первый же день, в метро, когда он ехал с вокзала в общежитие на Вернадского, ему вспомнилась стоявшая у него на столе аметистовая щетка – сиреневый ежик, уральская красота. Все обычно любовались кристаллами, а он любил смотреть на ровную, но вдруг всплескивающую волной нежно-лиловую, до прозрачности светлую линию на сером основании. Почему-то ему нравилось следить за ней, как будто двигаясь… и он никому бы ни за что не сказал, но она иногда представлялась ему линией жизни, осью времени в его личной системе координат, и он выбирал мысленно точку, где он сейчас и сколько еще осталось. В школьные годы казалось, что все-все еще впереди – и гладь, и волны, и он поворачивал кристальную щетку и двигался по линии дальше, представляя себе, как будет взрослым и что с ним будет. И в метро, когда мимо него понеслись эти серые линии, он понял, что совсем вырос. Что попал в следующий отрезок, что поезд везет его вдоль линий его судьбы, а когда они внезапно остановились в туннеле, он всмотрелся в темноту: его линия была светлой и он поедет по ней… посмотрим – куда. Уехать – вырваться! – из дома было сложно, уезжать было немножко страшно, в Москве его никто не ждал, в чемодане лежали книги и аметистовая щетка. Поступлю в университет, положу ее на свой стол – чтобы смотреть на свою линию и быть как дома. Аметистовую щетку он подарил Лизе. Больше у него ничего не было, а у нее – дом, раковины, маски, и ведь именно с ней он был как дома, и ему хотелось, чтобы его сиреневый ежик жил здесь, у нее. Как будто отдал ей в руки свою линию жизни… себя. - Чудо какое, - сказала она, разглядывая. – Очень красиво, очень. Спасибо… никогда такого не видела.
- 87 -
- У нас на Урале много всяких камней, да. Пусть она у тебя живет, ладно? Между прочим, считается, что аметист способен вызывать любовь к дарящему, – девчонки должны любить такие вещи, он знал, что нужно говорить девчонкам, и иногда и с ней сбивался на этот чуть шутливый, чуть кокетливый тон, хотя с ней можно было просто молчать. И смотреть на нее – не отрываясь, любуясь на все ее движения, как на аметист или раковины… еще бы дотронуться, погладить, прижать к себе. - Ой, неужели ты веришь во всякие «считается, что»? Смотри, здесь такая линия – вот здесь, на подошве… это можно назвать «подошва»? Как будто ее кто-то фломастером нарисовал, одним движением провел… завораживает просто! Смотришь и не оторваться… - она замолчала, вглядываясь в его линию и нежно проводя по ней пальчиком… повернет, как всегда раньше он сам? Она повернула камень, пошла по линии, вернулась к началу. Он не сказал ей, что она угадала. Было страшно: вдруг не поверит, скажет: это ты сейчас все придумал. Не бывает же таких совпадений. - Я тебе еще покажу малахит, тоже наш, уральский. На нем тоже линии, узоры всякие… у меня есть кусочек. - Ты с собой целую гору самоцветов привез, что ли? У меня такая книжка была… - Ага, сказки, «Гора самоцветов», у меня тоже была! У нас с тобой все похоже! А камень… вот, смотри. Треугольник такой, отец матери подарил, чтобы кулон сделать, но она украшения почти не носит и мне отдала, я его на ключи… тут тоже линии и разводы. Линии и разводы. В жизни сплошные линии и разводы. Одно время он очень боялся, что родители разведутся. Они ссорились, мать плакала, отец признавал только себя и собственные порядки, мать сохраняла семью ради сына… женская мудрость, со слезами смешанная. Такой вот любовный треугольник: отец, мать, сын.
- 88 -
Строгий отец, тихая нежная мать – единственный сын. Иногда он думал запретное: без отца было бы лучше, но тут же приходил страх: от самого слова «развод» веяло страхом, какой-то ненадежностью, темнотой, как будто линия оборвется. Малахитовые линии переходили одна в другую, сливались, переплетались: темная, почти черная, светлая, тонкая, широкая – они текли параллельно и вдруг закруглялись завитками, принимались веселиться и превращаться в цветы, листья, круги… запутанная такая жизнь. Он предпочитал прозрачную линию аметиста – среди бесцветной серости подошвы (да, правильно она назвала, она умеет!) она ровная, светлая, лишь немного волнами, но идет себе, течет, уверенная, красивая… его линия. «Мам я все равно уеду, ты пойми, пожалуйста!» - выговорить было трудно, но документы уже взяты, из института он отчислен, учиться там, где укажет отец, он не станет. Еще труднее выслушать мамино молчание и «Конечно, езжай, там тебе будет лучше». Невысказанное «Мне будет хуже, мне без тебя незачем жить!» звучало где-то внутри, и в вагоне московского метро, который вез-вез его, провинциала, в общежитие и вдруг остановился, он задумался: не остановиться ли, не вернуться? - Подожди… Она отошла от него, как жаль, он так хотел ее потрогать, обнять, хоть прикоснуться, он ждал, пока она всмотрится в неразбериху малахитового треугольника… куда она? Какая-то коробка в глубине шкафа – зачем? - Я тебе покажу, только… - она помедлила. – Вообще-то, это просто ракушка. Вернее, очень редкая ракушка. Пауа – такой моллюск. Водится в Новой Зеландии, больше нигде, у папы на кафедре кто-то ездил в экспедицию и привез. У нее перламутр такой… яркий очень, бирюзово-фиолетовый, - Лиза медлила, не открывая коробку. – Но не в том дело. Она красивая, сейчас покажу. Знаешь, на ней рисунки и узоры всякие, как на твоем малахите, но
- 89 -
больше, и я всегда… на них можно смотреть, и я обычно загадываю… только ты не смейся. Как на кофейной гуще, знаешь? Я загадываю место и смотрю узоры, и что со мной будет, там же всякие фигуры… глупо, конечно! Большая раковина – пауа? – еле умещалась в Лизиной ладони, сверкала ярким, как будто ненастоящим перламутром. Ничего себе! Потрясающе! Покажи-ка… я никогда ничего подобного… Линии сходились и расходились, рисовали море и бурю, завивались и сплетались, кружили голову и почти пугали: бирюза, синева, черные провалы, перламутровые переливы. Глаз не отвести, рук не отвести – раковина, запястье, щека, губы… не вздохнуть, не оторваться. Блестящая гладь перламутра, нежная гладь кожи, рука скользит по руке, глаза не видят… они целовались так, как будто ни до этого, ни потом никогда и ни с кем, они даже не услышали, что она упала – чудесная раковина пауа. Долго смотрели на отколовшийся осколок – все еще целуясь, и не веря глазам, и как будто надеясь все исправить и соединить. - Ничего-ничего, - прошептала Лиза, - мама все равно собиралась из нее… какие-то украшения. А я не дала, даже из коробки не вынимала, чтобы она забыла. - Лиз… как жалко, Лиз… ты не плачь, можно же склеить… ты прости меня! - За что? Мы же вместе… вместе ее уронили. Ничего… не надо склеивать, пусть лучше так. Все равно мама бы… …Поезд громыхал, несся сквозь тьму туннеля, линии, всплескивая волнами, летели мимо… никаких красок, никакого перламутра, одни черные провалы, все забылось, слилось, перепуталось… что это было, господи?!
- 90 -
Незнакомая женщина – такая родная, такая похожая, та самая! – встретилась с ним глазами в темном, почти черном стекле. Наверно, надо было действительно тогда уехать в Москву, подумал он. Насовсем, а не так, как он. Он тогда решил… решил вернуться – или не решился остаться? Мама была рада, отец перестал тиранить, линия жизни потекла ровно и понятно. Без волн и завихрений. А если бы он тогда… Она шла бы по коридору к кафедре – и все это было бы моим: я бы пил чай в ее квартире, подарил бы ей аметистовую щетку со своей линией жизни, рассматривал бы необыкновенную раковину пауа… я и не знал, что такие существуют, что за наваждение, черт-те что! Что это было – то, что я только что вспомнил?! Как можно вспомнить то, чего не было? Из тьмы какого туннеля пришли эти – воспоминания? Предчувствия? Как все это понять?! Интересно: а она? Она тоже все это видела? Была там с ним или… или это его личный морок, его наваждение, его сон? Видение за минуту пути – такое подробное, такое живое… с блеском редкого перламутра никогда не виденной им раньше экзотической раковины. Другое измерение, не иначе. - Станция «Третьяковская», платформа справа. Переход на станцию «Новокузнецкая» и Калининскую линию. Серебряный кулон повернулся от ее движения – внутри он сверкал нездешним бирюзовым перламутром раковины пауа, да он же и был в форме той самой раковины, как же он сразу не увидел… линии жизни и судьбы за черным стеклом – сейчас они снова потекут мимо него, а она уйдет, и он никогда не узнает…
- 91 -
- Лиза! – окликнул он, и она обернулась. – Подождите, я… да-да, я выхожу! Выхожу, извините! Вы ведь Лиза? Вы меня помните? Я сейчас вам все объясню… Если мне самому кто-нибудь что-нибудь объяснит. Поезда неслись мимо: как хорошо, что он вышел. Хватит бездумно – бездомно! – нестись в черноте туннеля, вдоль нечитаемой серости линий, лучше всматриваться в извивы малахита, в прозрачность аметиста, в переливы перламутра… даже в осколки. - Это из раковины пауа, - сказала она в ответ на его взгляд. – Такой… необычно яркий перламутр, все так смотрят и спрашивают. Мне на переход, а вам? Я вас не помню, вы простите, но… что-то такое… вы не с психфака? - Почти. То есть я туда поступил, но… а вы там учились? - Нет, я филолог. Просто я однажды собиралась туда перейти. Но так и не перешла. И сейчас почему-то об этом вспомнила. Когда вы спросили про «Площадь Ногина». Как хорошо, что я спросил. Наверно, какие-то линии судьбы летят, летят, а потом все-таки пересекаются? Не могут не пересечься? И это начертано на каких-нибудь аметистах, в завитках малахита, в извивах раковины пауа, живущей в далеком океане? Предначертано. Линии должны были пересечься – или слиться в одну? – если не тогда, то сейчас. Он сказал что-то еще, какую-то ерунду о «проводить, вспомнить, выпить кофе»… переход на другую линию. Метро – и жизни. - Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Октябрь…». Сквозь стекло он видел, как она чуть помедлила на платформе, почти оглянулась, но ее тут же закрыли от него буквы «Не присл…» и какие-то люди, и поезд тронулся… как же просто было выйти, заговорить с ней, куда проще, чем когда-то уехать – вырваться! – из дома. И он так ясно слышал ее голос и ее слова про психфак и про раковину пауа… па-у-а… надо будет посмотреть, существует ли такая. Или все это – то, что с ним только что случилось… или все-таки «не случилось»? – странный, мгновенный сон, мистификация, обман… но чего? зрения, памяти, воображения?
- 92 -
Он прижался лбом к белым буквам «не…» на черном стекле: мимо неслась сплошная тьма, в которой он почему-то не мог различить никаких огоньков и светлых линий.
- 93 -
Валька-птица, Сонька и я – Ну чего, кишка тонка? А говорила… «Я вся из себя такая деловая….» Сонечка ерзала попой на застеленном старой газетой деревянном ящике, но есть сложенные горкой, пушистые вербные почки не торопилась. – Она, видите ли, к паровым котлеткам приучена, ей наше угощение не по нраву, – комментировал происходящее низкорослый Димон, неуловимо похожий на старуху Шапокляк в раннем детстве. – Они сухие, горло щекочут, – тихо протестовала Сонечка. – Щас смочим, – осклабился щербатым ртом Тишка и по-взрослому смачно сплюнул на грязный пол. Этому залихватскому плевку он научился у своего папаши. Только если у семилетнего Тишки передних зубов не было по причине замены молочных на коренные, у его непутевого родителя зубы отсутствовали как дань развеселому образу жизни. Засунув посиневшие от холода ступни в резиновые сапоги агрессивного зеленого цвета, Тишка вышел из вагончика, и, зачерпнув полную пригоршню грязного талого снега, вернулся обратно. – На, неженка, подливу тебе. – С этими словами он шлепнул серую слизкую мяшу на кучку пушистых вербных сережек и попытался наклонить Сонечкину голову к предложенному угощению. – Цыц, мелочь, пускай сама ест. Последние слова принадлежали мне. Тоже девочке, чуть старше Сони. Но какая пропасть лежала между нами! Мы были вызывающе контрастны. И
- 94 -
любое сравнение получалось бы далеко не в мою пользу. Она была, как укор, как досадное разоблачение. Если бы не Сонечка с ее чистыми опрятными нарядами, всегда помытыми кудрявыми волосами, правильной речью, мне бы не с кем было себя сравнивать. Потому что остальная детвора бедного фабричного поселка являлась продолжением своих непутевых много пьющих родителей с соответствующей системой ценностей и жизненных установок. Мы – дети этих забытых Богом трущоб, напоминали пыльные сорняки, растущие возле наспех беленого ядовитой известью уличного туалета, распространявшего по округе привычное амбре. Шиферная веранда единственного в поселке детского сада днем служила местом для выгула двух десятков детсадовских малышей, а ближе к ночи собирала всю окрестную молодежь. Вернее сказать, одна возрастная группа спустя годы плавно перетекала в другую. Потому что практически все представители вечерней тусовки когда-то ходили в этот же детский сад.
разнокалиберной домашней сигаретными окурками.
За неизменной сменой поколений могли бы наблюдать изображенные на внутренней стороне веранды персонажи народной сказки «Репка», но возможности такой не имели. Глаза всех героев, начиная с одухотворенно тащивших желтый корнеплод людей и заканчивая живностью, были безжалостно выжжены
У промежуточного поколения, которое уже выросло из детсадовского возраста, но еще не получило права присутствия на вечерних посиделках, тоже была своя ниша, вернее, крыша. Соблюдая строгую конспирацию, мы забирались на покрытый многолетней мшелостью шифер и часами слушали
- 95 -
нестойкие пьяные голоса, познавая свое место во Вселенной через приблатненую философию своих старших кумиров. Главными героями являлись сидельцы находившейся неподалеку 48–й зоны. Приходившие оттуда обожествлялись. Их бесплатно поили водкой, перед ними заискивали, даже их имена было непринято называть без дела. «Ты что, с Трохой бухал, чтобы о нем говорить?». Еще с зоны в наш социум попадали очень интересные вещи, которые дорого ценились. Обладатели складных ножиков с нарисованными в особом стиле голыми женщинами, наборных цветных ручек и плющенных проволочных цепочек получали определенный статус. Это были знаки принадлежности к почитаемой элите – реликвии и культурные ценности нашего барачного мира. Что же делать, другой жизни мы не знали… Еще одной достопримечательностью нашего двухквартального низкорослого сообщества был свой собственный сумасшедший Валек – птица. Придурков, конечно, хватало и без него, но Валек стал легендой, потому что с ума сошел не как все, от водки, а будучи совершенно трезвым, практически не успев начать ее употребление. Валек был одноклассником моей старшей сестры, а потому я знала о нем больше других. Сначала это был вполне здоровый ребенок. Ходил в детский сад, потом в школу. Неплохо учился. Но вот однажды пошел за хлебом и по дороге встретил голодных голубей. Сизари, толкая друг друга, собрались большой толпой и делили засохшую хлебную корку. Доброе сердце Валека не выдержало, и он отломил от свежего кирпичика хрустящий пахучий край. Предложенное угощение было растерзано в мгновение ока, и бесконечное множество черных глазчеремушин уставилось на неожиданного благодетеля. Валек прочувствовал ответственность момента и свою исключительную миссию. Может быть, ощутил себя спасителем целого птичьего народа. Одним словом – искрошил им всю булку. Дома, получив положенные подзатыльники, Валек снова пошел за хлебом, так как на столе остывал вермишелевый суп. Трудно судить, что же происходило в голове подростка, но вторую булку он тоже не сумел донести до дома, хитрые птицы запомнили благодетеля в лицо и уже поджидали на пороге булочной. Выдав деньги в третий раз, тетя Галя – мать Валека, мучаясь самыми худшими подозрениями, немного погодя вышла следом за сыном, и, увидев, как сосредоточено лицо любимого отпрыска в разбрасывании хлебного мякиша по асфальту, вызвала бригаду скорой помощи. Столь радикальный поступок несчастной женщины был легко объясним, так как меньше, чем месяц назад, она отправила по тому же адресу отца Валека с
- 96 -
диагнозом «белая горячка». Из больницы Валек вернулся спустя полгода, тихий и сосредоточенный. Теперь кормить голубей стало смыслом его существования. Он собирал на помойке хлебные корки, размачивал их в большом оцинкованном корыте, чем делал еду пернатых удобной для пищеварения. Голуби это знали и ценили, а потому размножаться начали со страшной силой. Видимо, решили, что для них коммунизм уже построен. Иногда на эту территорию приходили представители посторонней нам цивилизации, которые не желали соблюдать установленные десятилетиями местные обычаи. К таким чужакам, к примеру, относились Сонечка и ее родители. Свой подъезд на четыре квартиры они выкрасили свежей блестящей краской, под окном высадили крупные садовые ромашки. Из ярких лепестков этих улыбчивых цветов мы делали себе накладные ногти. Совершенно непьющий Сонькин отец соорудил во дворе деревянные качели для детишек. А зимой организовал небольшую артель из местных мужиков, которая, подогреваясь спиртным, хохоча и беззлобно матерясь, возвела для нас высокую ледяную горку. Заливали фантастическое строение всем двором, и это невиданное зимнее чудо до самой весны собирало всю окрестную малышню в огромном количестве. К крутым, щербатым ступенькам почти всегда стояла галдящая очередь с куцыми фанерками. Но Сонькиных родителей все равно не любили. За то, что всегда были трезвы и дружелюбны. Не устраивали громких ссор и публичных перебранок. Словом, не давали поводов для злопыхательства и пересудов, что здесь воспринималось как своеобразная гордыня. А проще говоря, они были чужаками и не чтили традиции. Как эту вполне приличную семью угораздило
- 97 -
поселиться в столь неподобающем месте, для меня до сих пор большая загадка. Чего только стоили ночные пьяные вопли под окнами, к которым местные жители относились с пониманием и даже со своеобразной добродушной философией: – Шалава эта Анька. То с одним мужиком бухает, то с другим. А Санек ее – дурак-дураком, все ей прощает, – спокойно комментировала наша мать разыгрывающуюся под окнами кровавую драму с душераздирающими воплями и очевидным мордобоем. – Любит, наверное, – почти не задумываясь, отвечал ей отец, наливая себе очередной стопарик. – Э – эх … Любит … слово-то какое знает…Закусывал бы лучше, алкашина … – Мать толкала батю в плечо, тот отвечал ей звонким шлепком по заду. Эта ежевечерняя родительская ласка была настолько нам привычна, что никто из четверых детей даже головы не поднимал от тарелки с дебелыми макаронами. Впрочем, наши родители, пожалуй, и вправду любили друг друга. Как умели. Так уж получилось, что я сколотила вокруг себя ватажку из мальчишек близкого мне возраста. Наша небольшая компания, если разобраться, имела все признаки хорошо организованного мелко–преступного сообщества. С вожаком, идейными вдохновителями, бойцами и шестерками. Девочек мы тоже принимали, но строго с моей санкции. Главное требование к кандидаткам было – «не отсвечивать».
- 98 -
А Сонечка отсвечивала, да еще как. Своими яркими курточками, модными кроссовками, светлыми кудряшками. Она всех поровну угощала дефицитной жвачкой, чем подрывала мой незыблемый авторитет. Потому что любую добычу принято было распределять по групповой значимости и заслугам. Я видела, как загорались глаза моих гвардейцев, когда эта маленькая дрянь подкупала их недоступными простому смертному соблазнами. Ее тоненький голосок, уютные ямочки на пухлых щеках и слегка растерянный взгляд были лишь маской. Внутренним звериным чутьем я видела в ней достойную соперницу и безумно ревновала. Так как Сонечка с удивительной настойчивостью пыталась занять место в нашем коллективе, однажды я решила воспользоваться полученными на крыше веранды знаниями. – Значит так, – объявила я, собрав свою ватагу под бесстыдно протекающим деревянным грибком песочницы. Шел мокрый весенний снег и все сразу озябли. – Хватит хлюпать носами, кто мерзлявый – пусть идет домой! С сегодняшнего дня все, кто хочет быть в нашей компании, должен пройти испытание. – А кто из нас еще не в нашей компании? – задал резонный вопрос веснушчатый Пашка. Мне пришлось применить всю природную смекалку, чтобы сходу поделить коллектив на принятых и не принятых. Так как вся затея была устроена лишь с одной целью – поставить на место зарвавшуюся Сонечку, то и решение пришло соответствующее. – Кто тут родился (имелся в виду барачный поселок), принимается без испытаний. Кто приезжий, тот должен их пройти.
- 99 -
Приезжей была Сонечка, да еще один мальчик, который особо в нашу компанию и не стремился. Так, время от времени присоединялся, если играли в прятки или классы. Его рано «загоняли» домой, потому уважением он не пользовался. Все повернули головы в сторону Сони. Она стояла чуть в стороне и своим ярким импортным сапожком пыталась устроить плотину, перекрывая ручеек, бегущий между истонченными солнцем льдинками. На следующий день был запланирован поход на зону. Из рассказов старшаков мы знали, что почти все тюремные реликвии попадали в наш социум путем обмена. Зекам нужно было кидать чай, который они почему-то очень любили, а они в обмен на него бросали через забор с колючей проволокой всякие ценные штуки. Это маленькое путешествие было далеко не первым. В теории все выглядело достаточно просто и понятно. На самом же деле, бродя вокруг бетонного забора с «колючкой», мы так ни разу и не решились подойти к нему близко. Но даже если бы и решились, то куда бросать свой чай, чтобы в обмен получить ножик или цепочку мы не знали. Тем не менее, ни один поход не был признан неудачным. Во-первых, сам факт такой вылазки возвышал нас в собственных глазах. Во-вторых, в то, что коварные «менты» не дали нам осуществить задуманное, мы свято верили сами. Возвращаясь обратно, живо обсуждали, что бы сделали с той или иной выменянной вещью, не будь злобной охраны и кровожадных собак. К слову, ни тех, ни других мы ни разу не видели. С того расстояния, откуда мы наблюдали за зоной, вышки казались необитаемыми. Путь до зоны занимал минут сорок. Надо было пройти крупный гаражный массив, потом два старых коллективных сада, где летом по дороге можно было полакомиться ягодами, а также большой заросший вербой пустырь. Через эту пустошь шла разъезженная, очень плохая дорога, превращавшаяся по весенней распутице в болото. Естественно мы все промокли. Начерпали резиновыми сапогами с широкими голенищами талой холодной воды. Очень быстро моя армия потеряла дух и расклеилась. Кто-то из ребят, что постарше, выказал недовольство недальновидностью при принятии решения о сегодняшнем походе, остальные их робко поддержали. Это был плохой звоночек – мой авторитет пошатнулся. Главное правило лидера заключается в том, чтобы находить выход из любой ситуации, не потеряв своего лица. Нужна недюжинная воля и смекалка,
- 100 -
чтобы, перебирая в голове варианты достойного решения возникшей проблемы, не выказать своего смятения. Здесь мне неожиданно повезло. Внезапно мы наткнулись на брошенную строительную теплушку. Можно было поспорить, что еще в прошлый раз здесь не было этого вагончика с покосившейся закопченной трубой. Зато когда в железной печке затрещал бодрый огонек, мой народец заметно повеселел. В углу был найден обрывок капроновой веревки. Натянув его над дымной буржуйкой, мы гирляндой развесили свои промокшие трико и колготы. Линялые, с вытянутыми коленками, заштопанными, а то и драными пятками, они будто бы являлись символом убогой беспросветной бедности. Поэтому Сонины ярко-розовые колготочки с разноцветными усатыми бабочками откровенно резали глаз. И тут я вспомнила про испытание… *** Несколько раскисших в талой воде вербных почек Сонечка все же разжевала. Подержала их во рту, справляясь с рвотным рефлексом, а потом с трудом проглотила. Несмотря на выступившие слезы, она даже постаралась улыбнуться. У этой девочки определенно был характер. – Ну и все, а ты боялась! – послышались ободряющие голоса, и мне это не понравилось. – Она прошла только первое, легкое испытание. Будет второе, сложное. Здесь коллектив заметно разделился. Те, которые жалели Соню, поспешили замолчать и спрятать глаза, а любители жестоких игр возбужденно загалдели, предлагая разнообразные варианты.
- 101 -
Так как своего плана у меня не было, пришлось устроить конкурс идей. Телесные истязания в виде щелчков и затрещин исключили сразу. Примитивная жестокость не годилась, нужна была идея. Унизительные испытания тоже не пришлись по вкусу, они все были сродни поеданию грязных почек. И только когда поток предложений стал совсем сходить на нет, прозвучало то, что было нужно. Мысль подал черноглазый, всегда чумазый Тишка. Он был самый младший, даже в школу еще не пошел, а потому очень старался казаться взрослым. – За старыми гаражами есть подземная пещера, мы туда хотели залезть, но забоялись. Пусть Сонька полезет, а вдруг там клад? Идея всем очень понравилась. Во-первых, не нужно было продолжать путь на зону. Идти туда всем давно расхотелось, потому что дорога становилась, чем дальше, тем только хуже, но сказать первым, что не мешало бы вернуться, никто не решался. Во-вторых, болтливый Тишка умел убеждать. В этом мальчугане были все задатки хорошего продавца, он мог создать такую рекламу ничего не представляющей безделице, что все только диву давались. Впрочем, пока в качестве дивидендов он получал лишь оплеухи да затрещины. Вот и в этот раз мы представили себе, по меньшей мере, вход в волшебную пещеру Алладина, а вместо этого наткнулись на темную и сырую нору в земле. – Я сильно испачкаюсь, – заметила приунывшая Соня. – Конечно, мы же все такие чистенькие и беленькие, – съязвила я и жестко подтолкнула Соню в спину. Неожиданно для себя я почувствовала жгучее желание увидеть, как моя конкурентка в своих розовых колготах с бабочками ползет по раскисшей глиняной жиже. После этого унижения она уже не посмеет вести себя, как прежде. Не будет у нее морального права смотреть на меня с вершины своего отвратительного чистоплюйства. – Можно постелить целлофан, - предложил кто-то из притихших ребят. Похоже, остальные члены небольшой компании не очень разделяли мое стремление заставить кудрявую девчонку лезть в грязную черную неизвестность. А значит, я была права – Сонечка не просто «отсвечивала», она светилась. Мне тоже очень хотелось светиться. Потому что это совершенно нормально для девочки. Не нормально ходить в старых и драных, перешедших по
- 102 -
наследству колготах, заштопанных на коленях джинсах, в выцветшем от времени свитере. Но как было себе в этом признаться? – Лезь, я сказала, или завтра можешь к нам не подходить! – Заступничество неверных подданных окончательно вывело меня из себя. И Соня полезла. Подложила под коленки небольшую дощечку, служившую когда-то дверцей для полированной тумбочки. Но это мало помогло. Лаз был узким, и совсем скоро ей пришлось лечь на живот, продолжив свой путь попластунски. Надо отметить, она оказалась храброй девчонкой, потому, что с упорством первопроходца продолжала лезть в черноту земельного проема. Когда снаружи остались лишь яркие сапожки, затянутые тесемочками, кто-то из ребят крикнул: «Хватит!» Остальные подхватили. Мне самой уже было понятно, что палку я перегнула, и испытание пора прекратить. Стоило признать, что Соня его с достоинством прошла… – Вылезай, – скомандовала я, наклонившись к самой дыре, которая дохнула мне в лицо устрашающей безвестной пустотой. Но в этот самый момент земля под ногами вздрогнула, и верхний ее слой стремительно осел. Яркие сапожки лишь слегка пошевелились, после чего в мгновение ока бесследно исчезли вслед за своей хозяйкой, как будто это была и не яма вовсе, а открытая пасть скрывавшегося в земле ужасного зверя. И вот теперь чудовище ожило и, сомкнув черные жирные губы, засосало в себя Соньку вместе с ее импортными сапогами. Страх железным молотком ударил меня изнутри в затылок. До сих пор, как не стараюсь, не могу вспомнить ход своих стремительных мыслей в те секунды. Оглядевшись вокруг, я увидела слившийся воедино оцепенелый пронзительный взгляд. Паники не было. Мой народ, как и предписывали правила, ждал моего решения. А мне хотелось только одного – бежать сломя голову подальше от этой страшной и непонятной мне беды. И как было осмыслить всю степень неожиданно упавшей ответственности, когда тебе всего-то десять лет?
- 103 -
За гаражами велось строительство нового многоквартирного дома. Видимо, строители не укладывались в сроки, потому что работы выполнялись в выходной день. Чего стоило нам – кучке чумазых ребятишек младшего школьного возраста уговорить взрослых мужиков бросить работу и бегом последовать за нами! Но мы сумели быть убедительными при помощи всех доступных нам тогда средств: слез, крика и дикого неподдельного ужаса в глазах. Соню достали примерно через полчаса. На ее счастье колодец был неглубокий, и в нем оставался воздух, достаточный для того, чтобы некоторое время поддержать жизнь маленького организма. Она была без сознания, но врачи скорой помощи, погружая выпачканное тельце на носилки, сказали, что Соня выживет. Я очень хорошо запомнила крупную золотистую кудряшку, прилипшую к перемазанной землей бледной щеке. Может быть, память так сильно ухватила этот фрагмент лишь потому, что Соню я больше никогда не видела. После выписки из больницы ее сразу отвезли к родственникам, а вскоре из поселка уехала и вся ее семья. Спустя несколько лет мы и вовсе про Соньку забыли, погрязнув в водовороте трудных подростковых страстей. *** Давно нет барачного поселка, так же как нет уже той страны, которая ушла вместе с моим детством. В смутные девяностые фабрика закрылась за нерентабельностью, а в относительно благополучные нулевые агрессивный многоэтажный город подмял под себя остатки былой ветхости, укрепившись здесь уверенно и надолго. Я живу практически на том же самом месте, где родилась, только в совсем другом мире. Основательном, умном, железобетонном. Я не знакома с соседями, живущими в квартире напротив,
- 104 -
зато ежедневно по интернету выслушиваю жалобы однокурсницы из Лондона. Муж англичанин слишком скуп и не желает покупать ей вторую машину. В принципе жизнь сложилась неплохо. Семья, работа, достаток. Для души балуюсь писательством. Закидываю свои рассказы на конкурсы, читаю творчество других авторов, люблю подискутировать. Такой вот выход творческой энергии. Как-то читаю одно из названий, вроде незатейливое, а внутри неожиданно все дрогнуло. «Валька–птица, Юлька и я…». Начинаю читать – и вдруг узнаю и одновременно не узнаю наш убогий барачный поселок. Тут тебе и «черемухи в белом убранстве» и «зимние закаты в хрустящем дыму», оказалось, что в густых кустах сирени по ночам у нас пели зорянки и соловьи, а народ в «двухэтажных старых домиках» жил отзывчивый и очень добрый. Валька–птица оказался не сдвинувшимся сыном хронического алкоголика, а почти святым – «кормил пернатых с рук, а те несли на крыльях вести…». Господи…, да гадость всякую несли с помоек на своих крыльях эти толстобокие наглые увальни. Откуда могла взяться вся эта поэзия? Прямо по Ахматовой – «росла, не ведая стыда…» Неужели так можно было увидеть этот серый, пасмурный, беспросветный барачный мир? А дальше было вот что: Юлька,… кстати, позвольте представиться, так меня зовут. Сегодня, конечно, Юлия Владимировна. Ну, так вот, что же про Юльку: «Пожар в глазах и ветер в волосах…» «Такой была наверно Жанна Дарк…» «Она в своих руках держала бурю…»
- 105 -
И наконец… «Когда я пришла в себя, то услышала, как врач говорит моему папе: «Дети очень редко находят в себе мужество позвать на помощь взрослых, когда ктото из них попадает в беду из-за дурной шалости остальных. Чаще они убегают и потом долго молчат. Эти же ребята нашли единственное оптимально верное решение. Любая задержка стала бы роковой. Ведь не зря я так пыталась ей понравиться. Всегда стремилась хоть немного на нее походить. По-детски ей завидовала…»
- 106 -
Да, я – дракон! Да, я дракон. И не торопитесь крутить пальцем у виска. Прекрасно понимаю, что в наше время это, по меньшей мере, странно - скажи кому, и загремишь в клинику с соответствующим диагнозом. Трудно, скажу я вам: днем ты один, ночью - совсем другой. Днем - рядовой сотрудник крупной компании, исполнительный, инициативный, перспективный, ночью - крупное чешуйчатое существо позитивного зелененького цвета. Чепуха, скажете вы! Дракон не поместится в стандартной малогабаритной квартире, в которой, кстати, я и обитаю. Не торопитесь умничать - ваша голова забита сказками, и все ваши познания о нас, драконах, проистекают из книг про Гарри Поттера. А я вам вот что скажу: я замечательно помещаюсь даже в одной комнате, ну разве что хвост немного вылезает на кухню, а морда - в кладовку. На самом деле, мы не такие уж большие, и совсем не страшные. - Что-то я никогда не видел дракона, разгуливающего по улице - фыркнете вы в ответ. Неужели вы думаете, что владелец семи магических крестов, выпускник академии разумных рептилий не способен изменить свой облик, или сделать себя невидимым? То-то, не знаете - лучше молчите. Этот рассказ - моя исповедь, крик моей огромной души. Боюсь, что за это признание мне кое-кто просто хвост оторвет, но больше молчать я не могу. Скажите, как долго мы, бедные, никому не приносящие вреда существа, будем мучиться и скрываться? Нас не так мало на этой жестокой планете, мы есть повсюду, мы среди вас. Скажите, знаете ли вы своего босса? Кто он? Есть ли у него семья, или это только прикрытие, байка для окружающих глупцов, ведь драконы необычайно умны и хитры? Кто знает, может ваш стоматолог - один из нас, или ваш парикмахер, а может, ваш коллега по работе? Да, мы сумели-таки адаптироваться в человеческом обществе, но существование наше уныло и
- 107 -
безрадостно. Всю свою долгую жизнь мы вынуждены скрываться, притворяться, прятаться за чужими лицами. Мы не имеем права долго задерживаться на одном месте - драконы, видите ли, слишком долго живут по человеческим меркам - несколько тысяч лет, поэтому, дабы не вызывать подозрения у людей, нам приходится постоянно менять место жительства. Я сам исколесил почти все страны и континенты, а ведь я еще очень молод, значит, мне еще колесить и колесить. Мы вынуждены отказывать себе во всем, даже в еде - скажите, как вы отреагируете на соседа по лестничной площадке, затаскивающего каждый день в свою квартиру по полтонны мяса, ведь для нормального существования взрослому дракону требуется мясо в размере, приблизительно, одной взрослой коровы. А овощи? А фрукты? Я каждый день хожу в столовую обедать вместе с коллегами, их забавляет мой отменный аппетит, но что бы они сказали, узнав, что это тысячная доля моей дневной нормы? Вот и приходится вести себя по-скотски - вылетать на ночную охоту, а ведь мы разумные существа, разумнее некоторых представителей человеческого рода. А где ночью найдешь нормальную пищу? Коров ночами не пасут! Вот и приходится слоняться по лесам - там зайчонка поймаешь, там лисичку, а если повезет и попадется лось - праздник. Хотя, какой тут может быть праздник от сырого мяса уже желудок выворачивает, зубы ломит - жесткое оно, да еще привкус у него какой-то… дикий! Короче, язву я заработаю точно, еще в молодом возрасте. Витаминов катастрофически не хватает - чешуя ломается, проплешины на хвосте видны. Еще несколько сотен лет - и нафиг кому я такой буду нужен. С личной жизнью вообще беда - сами понимаете, девушку вести мне некуда. В моей квартире даже мебели нет вообще, да и что я делать с ней буду, с девушкой? Нет, с точки зрения физиологии... наверное, все очень даже возможно… только до определенного момента. Все дело в том, что нашего колдовства на человеческую личину хватает только до полуночи, после двенадцати нуль-нуль карета превращается в тыкву, кучер - в крысу, а бедный Золушок - снова в дракона. И изменить ничего нельзя, так было и так будет всегда - это закон. Мы привыкли к такому существованию, и я бы тоже молчал в тряпочку, может, встретил бы когда-нибудь свою дракониху, наплодил бы детишек, если бы не ОНА.....
- 108 -
Черт дернул меня пойти на этот дурацкий фильм - можно подумать, я мало видел на своем веку придуманных чудовищ, созданных людьми с нездоровой фантазией при помощи примитивной компьютерной графики, липовых драконов, совершенно непохожих, кстати, на оригинал. Жалкая подделка, даже обидно. Так и тянет иногда встать во весь рост, расправить прозрачные перепончатые крылья, ударить хвостом и показать товар, так сказать, лицом, но это все мечты... ну так вот, в кино я все-таки пошел, развеяться немного, посмеяться, поднять настроение. Народу - пруд пруди, вечерний сеанс, все места заняты. Отстояв километровую очередь и купив билеты, я отправился в зал. Ну припозднился немного, свет уже погас, пробираться пришлось в темноте - хоть бы кто подвинулся, или ноги убрал ничего подобного, а один гад специально их в проход вытянул, проучить меня решил, ну я так аккуратненько, в сотую часть своей драконьей силы, на ножку-то ему и наступил. Потом извинился, как положено - мы, драконы, существа воспитанные. Вот только мальчик этот побледнел, да с креслица своего сполз в проход. Чуть позже я видел, как дружки его к выходу волокли, еще без сознания - перелом, думаю, обеспечен. А не надо было вредничать, вредность еще никого до добра не доводила. Ну так вот, пробрался я к своему месту, плюхнулся в кресло в темноте за ручку схватился, да не рассчитал, что ручка эта уже соседом моим занята… вернее, соседкой. Не поверите, в первый раз в жизни я дотронулся до человеческого тела - вступать в близкий контакт с людьми у нас, драконов, не принято, мало ли что может почувствовать человеческое существо, да и организмы у вас, у людей, слабые - одного вредину уже вынесли под белы ручки. Поэтому свою руку я немедленно отдернул, но полюбопытствовать решился - повернул голову и увидел в полуметре от своей морды такие глаза! Мамочка моя, никогда бы не подумал, что такие в природе встречаются огромные, зеленые, просто в пол-лица - я не шучу! Нереальные, укоризненно на меня смотрящие.
- 109 -
- Молодой человек, вы бы поаккуратнее себя вели. Хватаетесь, как ненормальный - руку чуть не сломали! - произнесло неземное существо женского пола. Ах, этот голос - звенящие колокольчики, капель весной, журчащие ручейки, не вспомню, какие еще у вас там еще есть литературные эпитеты. Челюсть у меня отвисла в прямом смысле этого слова, глаза превратились в тарелки, я на какой-то момент потерял контроль над собой и почувствовал… свой хвост! - Молодой человек, это ваша сумка под сиденьем? Уберите, пожалуйста, очень мешает, - услышал я шипение соседа сзади. Д-а-а-а-а, видел бы меня мой папа - сколько себя помню, у него всегда была фобия превратиться в дракона прилюдно. Честно говоря, слабоват был мой батя в магии - родился и вырос в провинции, какое уж тут образование! Я быстренько взял себя в руки и хвост свой убрал. А моя соседка, видимо, привыкшая к такой реакции противоположного пола, спокойно отвернулась от меня к экрану. Вот только мне уже было не до фильма. Украдкой в темноте я пытался подробнее рассмотреть девушку. Длинные русые волосы, боковые пряди трогательно зачесаны за розовые, нежные ушки - очень кстати, ничего не мешало мне любоваться милым профилем богини! Курносый нос, пухлые губки - казалось бы, стандартная внешность обычной человеческой самки, но я просто потерял разум - все смотрел, смотрел и смотрел. Закончился фильм, включили свет, и я твердо решил - подойду, узнаю хотя бы имя, я должен узнать, как ее зовут, на большее я не рассчитывал. Переливаясь всеми цветами радуги от стыда, ибо в первый раз я уделил какоето внимание представителю противоположного пола, я ринулся вслед за
- 110 -
девушкой, которая уже успела выйти из зала. Мне вдруг показалось, что вот сейчас я потеряю ее в толпе и больше никогда не увижу. И тогда я точно заболею, умру, пропаду. - Девушка, подождите, пожалуйста, можно с вами познакомиться? Боже мой, как банально! Но ничего достойнее придумать я не смог, времени не было! Все равно, что говорить, лишь бы смотреть в ее глаза, просто стоять рядом, и знать ее имя - не знаю, почему это превратилось для меня в навязчивую идею. - Я приличная девушка, и на улице не знакомлюсь, - фыркнула она дежурную фразу. А что я мог ожидать, наверняка таких поклонников, как я, а то и получше, у нее вагон и маленькая тележка. Ну что же банальный вопрос, достойный ответ. - Просто скажите ваше имя, умоляю вас. Я ничего больше не прошу, я оставлю вас в покое. Такого девушка не ожидала, она захлопала своими огромными глазищами, открыла свой прелестный ротик и.... - Анна, меня зовут Анна. Заметьте - ваше имя я не спрашиваю, мне это неинтересно, до свидания, извините - я спешу. Девушка развернулась, и уверенно направилась в сторону ближайшей автобусной остановки. Ну уж нет, потерять ее - это выше моих сил. Мгновение мне понадобилось, чтобы сделать шаг в сторону, в ближайшие кустики и стать для всех невидимым, еще мгновение - и я с удовольствием расправил огромные перепончатые крылья. Ух, хорошо!!! Затекли за день! Теряя драгоценное время на преследование девушки, я рисковал остаться на сегодня без ужина, но про еду на данный момент думал в последнюю очередь. Ничего, разгрузочные дни еще никому не вредили. А автобус с Анной уже
- 111 -
отъехал от остановки, поэтому я поторопился следом за ним. Эх, честно сказать, каждый раз я борюсь с искушением сбросить заклятие невидимости, находясь прямо в центре скопления людишек, представляю, что бы тут началось! А если еще огоньком плюнуть… здорово было бы, но оставим мечты. Объект моего внимания, девушка Анна вышла через две остановки и направилась в сторону темной аллеи. Ух ты, смелая девушка! Вот дуреха самоуверенность это, безусловно, хорошо для девушки, но не всегда безопасно. Ну вот, я так и знал. Впереди показалась фигура чрезвычайно крупного мужчины. Я залетел немного вперед - точно, мужчина, причем пьян как фортепьян. Наверняка мимо не пройдет, видно невооруженным взглядом, не то у мужика настроение. Мотало его из стороны в сторону. Кулаки размером с майонезные ведерки, огромное пивное брюхо, и маленькая голова на шее бычьего обхвата, венчающая эту гору - все говорило о невысоком интеллектуальном развитии, но недюжинной силе. Будь я в человеческом облике, он скрутил бы меня на раз-два и узлом завязал, но не сейчас. Сейчас я находился в выигрышном положении, я был сверху. Но - справедливость прежде всего, может, этот мужичок просто пройдет мимо, покачается дальше к своей счастливой жене в бигудях, и внешность обманчива? Может, крупняга занимается йогой и клеит самолетики из спичечных коробков в свободное время, а сегодня просто не рассчитал дозу на юбилее коллеги по работе? Я так на это надеялся, но, увы и ах, чуда не произошло. Мужик как-то сразу собрался, увидев Аню, сфокусировал на ней взгляд своих маленьких поросячьих глазок, удовлетворенно хмыкнул и, раскинув невероятной длины руки, двинулся на Анну. Воистину смелая девушка - нет, она не закричала, не попыталась бежать, хотя именно это в данной ситуации было бы самым правильным. Вместо этого она размахнулась и вдарила мужику ногой… э-э-ээ… куда бы вы думали? Правильно, именно туда! Я оторопел - вот это девушка, мне даже делать ничего не пришлось! Мужик рухнул как подкошенный в ближайшие кусты, теперь о нем позабочусь я. Безнаказанным оставлять мужика я не собирался - то, что сделала Анна, это так, пинок в воспитательных целях. Я же хотел проучить хулигана на всю оставшуюся жизнь. Делать все это нужно было быстро, дабы не потерять след девушки. Чутьчуть выждав - зачем ей видеть то, что не надо видеть - я обхватил толстяка за необъятное тело и быстро набрал высоту. Тот даже пикнуть не успел, от
- 112 -
страха в зобу, видимо, дыханье сперло. Т-а-а-а-к… куда бы мне его приземлить так, чтобы на всю жизнь запомнилось… о! Придумал! Быстрее молнии я рванул в знакомом направлении. Лес - вот куда я направлялся. Помнится, недавно я заметил на верхушке одного очень высокого дерева приличное совиное гнездо. Пернатые уже давно покинули его, что ж - скоро в домике поселится новый птенчик. Отличный вытрезвитель мужику обеспечен - ночи нынче прохладные, места там пустынные, у мерзавца будет время протрезветь и подумать о своем поведении. - Мужик, громко не ори, голос тебе скоро понадобится, - сказал я пассажиру, опустив к нему голову. Дядька испугался, но орать перестал. - Господи помилуй, Господи помилуй - залепетал он чуть слышно. - Вот это хорошо! Молись, мужик, - сказал я. Не иначе он подумал, что попал в руки ангела карающего, ну, или кого-то подобного. Быстрее, надо поторопиться, иначе я рискую потерять навсегда мою Анну. Ну вот, мы почти уже на месте. Я - дракон, мы прекрасно видим в темноте, да и лес этот я знал как свои пять пальцев, поэтому совиное гнездо нашлось быстро. Я бережно опустил свою ношу в удобное лукошко, с удовлетворением отметив: гнездо просторное, мужику будет комфортно ждать спасателей. Для пущего эффекта я не стал отказывать себе в удовольствии - сбросил заклятие невидимости и предстал перед героем во всей красе. - Мужик, не пей больше! - сказал я ему тихо, но то, что тихо для дракона, не очень тихо для человека. В тишине леса мой голос прозвучал громогласно. Мужик обмяк, и на штанах его, в районе ширинки, расплылось мокрое пятно. Вот ведь трус! Только на
- 113 -
беззащитных девушек нападать способен! И я молниеносно помчался обратно. Уф, успел-таки! Девушка только-только дошла до конца аллеи. И тогда я решился - кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорится, и я рискнул. Спикировав в кустики, я принял нормальный, человеческий вид, и поспешил за Анной. - Извините, Аня, не смог удержаться - решил проводить вас домой. А здорово вы его отделали, я даже отреагировать не успел, Вы очень смелая… и сильная… и красивая… и самая лучшая. Я все говорил, и говорил какие-то глупости, боялся остановиться. Вдруг девушка просто развернется, и уйдет из моей жизни. - Слово! Дайте вставить хоть одно слово! Перестаньте балаболить, терпеть не могу болтунов. Вас как зовут, собственно говоря, должна же я к вам как-то обращаться! - Олег - промямлил я, поняв по тону девушки - не произвел впечатления, продолжения не будет. - А знаете, вы мне почему-то нравитесь, Олег. Не могу понять почему… проводите меня пожалуйста, а то, честно говоря, страшновато - я темноты с детства боюсь. Мы шли и болтали о всяких пустяках, о ее работе, о моей работе, о жизни. Великолепная девушка - умнейшая, красивейшая, интереснейшая, я втюрился по самые уши, как говорится. Мы шли, а я молил Бога только об одном - пусть не кончается этот путь. - Ну вот, мы и пришли. Спасибо вам, Олег. Очень приятно было с вами познакомиться, хотя это против моих принципов. И - знаете, что? Если вы не возражаете, давайте встретимся завтра вечером. Ну, погуляем, в кафе сходим...
- 114 -
Девушка подняла на меня свои роскошные глаза, встала на цыпочки и поцеловала в щеку. Ах, Боже ты мой, как трогательно! Для другого молодого человека моего возраста такое проявление внимания - ничего не значащее прикосновение. Подумаешь - в щечку, да миллионы людей делают это просто так, чтобы, например, поздороваться, а я… просто потерял голову! - Давайте встретимся завтра, часов в семь, прямо здесь - я буду ждать. А теперь мне пора - родители волнуются. И она убежала, хлопнув дверью подъезда. Сил у меня совсем не осталось, поэтому я стоял и считал этажи, на которых мелькала хрупкая девичья фигурка. Девять… десять… одиннадцать… она живет на одиннадцатом этаже. Боже мой, неужели я сделаю это? Кажется по человеческим меркам это неприлично, ну да пусть. Я взглянул на часы - ого, 11-45, пора мне уже принимать родной облик, а то случится это неожиданно, на глазах какой-нибудь запозднившейся бабули с болонкой… зачем портить себе великолепный вечер. Я снова одел невидимку, и только потом обратился. Вжик - а вот и одиннадцатый этаж, долго гадать не пришлось - из всех квартир свет горел только в одном окошке. Вот и правильно люди - спите, завтра на работу! Вы спите, а я тут полетаю, посмотрю. Я вплотную приблизился к стеклу - точно, она, моя Анна! Мой драконий слух позволял мне слышать все, что творилось по ту сторону окна. Девушка напевала. Напевала и танцевала. Было видно, что она в замечательном настроении. Такая хрупкая, такая… неземная! Даже и не знаю, на беду ли, на радость я встретил тебя, Анечка, но точно знаю одно моей спокойной жизни пришел конец. Я честно закрывал глаза рукой, когда девушка переодевалась в голубую пижаму и укладывалась в постель. - Подумать только - Олег - чудесное имя! - сказала она перед тем, как закрыть глаза. Мой ангел спал, а я все торчал и торчал за окном, не в силах оторваться. Она была такая трогательная, такая беззащитная в своей большой кровати… - Грхм… любопытствуете, молодой человек? - раздался голос рядом. Я не ослышался? Интересно… я повернул голову и тут же получил сильнейший удар прямо в нос. Искры полетели из глаз, все вокруг закружилось, замелькало. От кого можно получить удар такой силищи? Только от подобного себе, от дракона. Я стал терять высоту, земля приближалась со стремительной быстротой, но мне удалось собраться и
- 115 -
приземлиться достаточно мягко. Не успел я приземлиться, на меня обрушился новый удар - прямо сверху. Дракон дракона станет бить только в редчайшем случае, слишком мы любим и бережем друг друга. И что же я сделал такого, чтобы меня вот так… - Подсматриваешь, гаденыш! Все крылья тебе поотрываю, и сам знаешь куда засуну, и меня оправдают! Я тебе покажу, паразит, как за девушками спящими подглядывать! И на меня снова обрушились удары. Я даже не мог дать сдачи - не успевал собраться, старался только прятать голову, но традиционный синяк под глазом все-таки заработал. Прошло время, град ударов стал стихать, мой обидчик выдохся. Ну все, сейчас я развернусь, и как.... - Еще раз, гад, у окна моего тебя увижу - убью, ты понял меня? Огромный, даже по нашим, драконьим меркам, обидчик смотрел на меня свирепыми красными глазами. Серый цвет чешуи говорил о том, что дракон этот уже немолод, думаю, что свою первую тысячу лет он уже разменял. Позвольте, что значит у моего окна! Кем же он тогда приходится Ане? - А вы, собственно говоря, кто? - задал я риторический вопрос. - А я, собственно говоря, отец той девушки, на которую ты, идиот, в окошко пялился! Вот это поворот событий, скажу я вам. Выходит Аннушка - дракон?! Да нет, быть такого не может, я бы почувствовал, я бы точно почувствовал - дракон дракона легко угадывает даже в толпе. - А-а-а! - Меня вдруг осенило. - Неродная дочь? Приемная?
- 116 -
- Почему приемная? - обиженно засопел папаша. - Родная, и давай-ка вали отсюда, пока второй фингал не получил. - Извините, а разве так можно? Папаша сразил меня наповал. Всю жизнь с детства нам, драконам, вдалбливали три заповеди - нельзя открываться людям, нельзя есть людей и нельзя пытаться произвести потомство от человека. На близкие отношения между человеком и драконом глаза давно закрыли, и такие случаи были, но чтобы дети… это всегда было табу, и я не знаю ни одного случая, чтобы ктото нарушил эти правила. Мы, драконы, народ законопослушный, среди нас очень мало асоциальных личностей. Нас не трогают - мы не трогаем. И законы свои мы чтим и выполняем беспрекословно. - А твое-то какое дело, можно-нельзя, вали давай отсюда. - Выслушайте меня, пожалуйста. Я люблю Вашу дочь. Мы познакомились сегодня в кинотеатре, я домой ее проводил, мы еще встретиться договорились. Бейте меня сколько угодно, только я теперь ее не оставлю, просто не могу. В конце концов, она уже совершеннолетняя, и вправе сама за себя решать. Еще раз ударите – сдачи дам, несмотря на то, что вы дракон. - Ну вот, я так и знал! Заработал родовое проклятие, теперь так и будет продолжаться, из поколения в поколение, - горестно вздохнул папаша. - Но не мог я тогда поступить по-другому. Сынок, ты чувства свои, пожалуйста, завяжи в узелок, да мотай отсюда подобру-поздорову, а то как бы потом не пожалеть. Пойми, я не угрожаю - просто предупреждаю, сам когда-то был таким же, как ты - влюбленным, плюющим на все! Ты только подумай, что меня ждет…и тебя, кстати, тоже, если не одумаешься. Человеческая жизнь коротка! Представь себе - у вас с моей дочкой всего лет пятьдесят вместе впереди, причем лет тридцать счастливых, а дальше… дальше она
- 117 -
превратится в старуху, а ты даже не повзрослеешь, так и останешься юным, зеленым. - Скажите, а как так получилось, что вы пошли против закона? - Да вот таким же был, глупым, влюбленным дураком! На все наплевал, лишь бы быть рядом с ней. Она когда узнала, кто я есть на самом деле плакала долго, но потом смирилась. Правда отказалась, категорически, видеть меня в драконьем обличии. Сказала, что будет бояться, впечатлительная очень. Ну, так я приноровился. На всю ночь улетал в лес, там охотился, отдыхал. Потом домик себе загородный построил - туда улетал и отсыпался. Устроился мясником на рынок, так что пропитанием себя обеспечил, необходимость охотиться отпала. Казалось бы, живи да радуйся, вот только какая уж тут радость. Анечка появилась. Я не ожидал, что ребенок получится - все-таки дракон и человек, согласись, существа несколько разные, но вот так получилось. Она про нас ничего не знает. К сожалению, Анечка пошла в маму - она обыкновенный человек, ну разве чуть сильнее своих сверстниц, хладнокровнее, умнее, да и внешне… ну это ты и сам знаешь. Про драконов она знать не должна, я травмировать психику дочери не стану. Столько лет прошло, а мне все это время удавалось держать ее в неведении. И если ты, гаденыш, ей что-нибудь скажешь, я лично тебя найду и хвост оторву. Препятствовать вашим встречам я не могу - Анна уже взрослая, да и характер в меня - никого слушать не станет, но я очень тебя прошу - будь с ней аккуратнее, не забывай: она - человек, ты - дракон. И Боже тебя упаси захотеть от нее ребенка. Я вот иногда думаю – может, мне повезло! Хорошо, что она рождена простым человеком, еще не известно, что вообще могло получиться, чудовище, химера! И подумай на досуге - сможешь ли ты сделать ее счастливой, и будешь ли счастлив сам! Очень, очень скоро, не успеешь оглянуться, ее человеческое время закончится, а ты останешься! А что делать мне, я даже и не знаю - у меня теперь их двое, два моих любимых человечка. И я один - старый несчастный дракон. Папаша заревел во все горло и, сорвавшись с места, мгновенно скрылся в темных небесах, и еще долго-долго я слышал его пронзительный, полный безысходности крик. С тех пор прошло уже много дней, а мы все еще вместе. Я люблю своего человечка больше жизни. Не знаю, и знать не хочу, что будет с нами дальше, но скажу одно - до последнего дня я буду рядом с тобой, Анна. Ты единственное, что есть у меня, ты мой воздух, моя вода, моя жизнь. Милая
- 118 -
моя, поверь, я хотел рассказать тебе правду уже давно, но решиться никак не мог, и вот теперь я готов. Мне надоело прятаться, времена сейчас другие, и законы драконов уже давно пора подкорректировать. В конце концов, люди вправе узнать правду. Они, кстати, нуждаются в нас не меньше, чем мы в них. Я, например, лично готов отдать свою тушку для научных исследований может, ученые изучат мою кровь и найдут, наконец, вакцину, продлевающую людям жизнь, и мы с Аннушкой проживем долго и счастливо, и умрем в один день. Пишу эти строки в надежде - мой рассказ увидит свет! И сейчас, дорогая, я рад признаться тебе - ДА. Я - ДРАКОН, и горжусь этим.
- 119 -
Три желания - У вас тут уютно. - Присаживайтесь, прошу вас. Но, если хотите, можете прилечь. Она в очередной раз затянулась тонкой сигаретой. Красивая брюнетка в длинном алом платье, которое сошло бы за вечернее – она уверенно держалась на высоких каблуках и смотрела на меня чуть насмешливо. Я слышал о ней, видел в газетах повествующие о ее жизни заметки, однажды столкнулся с ней в театре, но и подумать не мог, что познакомлюсь с ней. И уж точно не мог себе представить, что наша встреча произойдет в такой обстановке. - Прилечь? Вам не кажется, что мы для этого слишком мало знакомы? - Тогда присядьте. Прилечь вы сможете в любой момент. Она воспользовалась приглашением и заняла одно из кресел у стола. Подвинула к себе пепельницу, потушила остаток сигареты, убрала за ухо прядь волос и снова посмотрела на меня. - Наверное, мне следует представиться, - заговорила она. – Изабель Торнворд. - Вивиан Мори. - Очень приятно. Но мне, наверное, нужно называть вас «доктор». А вы можете называть меня «Изабель». - Мое почтение. Я о вас наслышан. Она изогнула бровь – достаточно выразительно для того, чтобы я смог правильно охарактеризовать испытываемые ею эмоции. - И что же вы обо мне слышали? - Все самое хорошее, что можно услышать о владелице «Мирквуд Таймс». - Ах, вы об этом. Я тоже слышала о вас. В основном это касалось вашей любви к женщинам.
- 120 -
- Надеюсь, я смогу изменить создавшееся у вас впечатление обо мне в лучшую сторону. На ее губах снова мелькнула усмешка. Оживший портрет талантливого художника, подумал я. Слишком реальна для того, чтобы быть нарисованной женщиной. И слишком хороша для того, чтобы быть настоящей. - Разве я сказала, что у меня создалось плохое впечатление о вас, доктор? Красивый молодой мужчина с двумя докторскими степенями, очаровательной улыбкой, полным отсутствием такта и понятий о морали и глазами, в которых разве что слепая женщина не увидит губительную страсть к удовольствиям. Если я что-то упустила, дайте знать. Пару секунд Изабель изучала меня, не торопясь нарушать молчания. - К тому же, отлично владеющий собой мужчина, - закончила она. – Посмотрите, сколько плюсов я поставила вам, доктор. Заочно. Тогда позвольте перефразировать свою недавнюю реплику. Я надеюсь, что ваше впечатление обо мне не изменится. Так что же привело вас ко мне, Изабель? - Все банально, доктор. Мне скучно жить. … - Пожалуй, на этот раз я приму ваше приглашение и прилягу. Поза, выбранная Изабель, могла бы показаться случайной, не будь она продумана до мельчайших деталей. Слегка согнутая в колене нога – разрез длинной юбки позволял увидеть бедро. Голова на небольшой подушке – под таким углом, чтобы можно было оценить декольте. И выгодное положение – она могла видеть меня в зеркале, стоявшем у ее ног, а я ее видеть не мог. Для того чтобы занять это положение, она подождала, пока я сяду, и только потом «приняла приглашение». - Как у вас дела, доктор? – заговорила она. - Лучше расскажите, как дела у вас. Мы не виделись целую неделю. - Вы по мне соскучились? - Я говорю о моей просьбе. За неделю вам, разумеется, снились сны. Вы записывали их?
- 121 -
Изабель вздохнула, всем своим видом показывая, что эта тема кажется ей скучной. - Ничего интересного, доктор. - Расскажите мне в двух словах, будьте добры. - В них не было ничего эротического. Я улыбнулся, зная, что она это заметит, достал из ящика стола блокнот и взял паркер. - Мне интересны все ваши сновидения. Вы ведь обратились ко мне для того, чтобы узнать причину вашей депрессии и вылечить ее. Так что из любого сна можно извлечь пользу. Изабель потрепала волосы и потянулась. - Хорошо, доктор, - согласилась она. – Пару дней назад мне снилось вот что. Я прихожу домой, открываю дверь, и выясняется, что дома я не одна. На подоконнике сидит женщина, как две капли воды похожая на меня. Когда я вхожу, она поворачивается и удивленно спрашивает: «Что вы тут делаете?». «Я тут живу», отвечаю я. «Вы ошибаетесь», говорит мне женщина, «это я тут живу». Она сделала паузу и посмотрела на меня. Не через зеркало – чуть приподнялась и повернула голову. - Вам интересно, доктор? – задала она вопрос. Я сделал пару пометок в блокноте. - Конечно. Пожалуйста, продолжайте. - Эта женщина представляется мне моим именем и просит меня уйти – ведь уже очень поздно. Я продолжаю говорить, но она не слушает меня, поворачивается к окну и продолжает курить. - И чем заканчивается сон? - Ничем. Я стою на ковре в собственной гостиной, не зная, что делать. А потом просыпаюсь. - Давайте попробуем разбить ваш сон на отдельные фрагменты, Изабель – так нам будет удобнее с ним работать. И поговорим о каждом из фрагментов по отдельности. Итак, вы приходите домой. Скажите, с чем у вас ассоциируется возвращение домой? Изабель взяла свою сумочку и достала сигареты. - Я могу закурить, доктор? – спросила она. - Вот пепельница. Прошу вас. - Нет-нет, прикуривать не надо.
- 122 -
Она щелкнула позолоченной «зиппо», затянулась и снова приняла расслабленную позу. - С неизбежностью, - сказала она. - Вы не любите свою квартиру? - Люблю. Но это вызывает у меня отрицательные эмоции. Само возвращение домой. Что бы человек ни делал, рано или поздно, вечером или днем он возвращается в свою квартиру. У него нет выбора. Я не люблю такие ситуации. - В детстве родители часто оставляли вас в одиночестве? - Я почти всегда была одна. - Насколько я знаю, вы живете в квартире вашего отца. В здании издательства. На этот раз Изабель решила не поворачиваться ко мне: она просто посмотрела в зеркало и снова заговорила. Я не видел ее лица, но по голосу можно было понять, что она улыбается. - Вы знаете, где я живу, доктор? - Об этом пишут все газеты. - Не знала, что с вашей занятостью у вас есть время читать газеты. - Я нахожу время для чтения газет. Ведь вы при вашей занятости тоже находите время для того, чтобы читать их. Иначе откуда вы знаете о моих романах? - Для этого не нужно читать газеты, о вас судачит весь город. Кроме того, не забывайте, доктор – я журналист. Я делаю эти газеты. Я отложил паркер и взял портсигар. - Скажите, Изабель, вы не думали о том, чтобы переехать в другую квартиру? Пребывание в этой не вызывает у вас неприятных ощущений в связи с воспоминаниями о детстве?
- 123 -
- Это скучно, доктор, - сообщила мне Изабель. – Давайте я лучше расскажу вам про свой вчерашний сон. Там тоже была эта женщина. Я закурил. - Конечно. Я слушаю. - Я пришла домой, и она снова ждала меня. Как и в прошлый раз сидела на подоконнике и курила, глядя в окно. Но она не удивилась моему приходу и не прогнала меня. Я остановилась посреди комнаты, а она потушила сигарету, подошла ко мне, сняла с меня плащ, потом – блузку, юбку… может, я лесбиянка? - Не думаю, что следует трактовать это так буквально. Изабель сделала глубокую выпустила дым через ноздри.
затяжку
и
- Знаете, что меня удивило, доктор? За все время, что мы с ней занимались любовью, она ни разу меня не поцеловала. У меня сложилось такое впечатление, будто… она этого боится. Вы не думаете, что это странно – заниматься с кем-то любовью и ни разу его не поцеловать? - Для многих людей поцелуй – это проявление любви. Что-то, что может быть более личным, чем секс. - А вы целуете нелюбимую женщину, когда занимаетесь с ней любовью? - Я не верю в любовь, Изабель. Она снова глянула на меня в зеркало и стряхнула пепел с сигареты. - Совсем? – уточнила она. - В моем понимании любовь – это что-то вроде добавки к приятным ощущениям, которые вы испытываете, когда с кем-то спите. Часто бывает такое, что встречаются два человека, которые ровным счетом ничего не чувствуют друг к другу, а с утра расстаются и думают о том, что это была лучшая ночь в их жизни. А два влюбленных человека разочаровывают друг друга в постели. Представим себе пару молодоженов. Они влюблены, ходят рука об руку, они сияют от счастья. И вот важные слова сказаны, они поклялись быть верными и умереть в один день. Гости ушли, празднование свадьбы закончилось. Им предстоит провести вместе их первую ночь. Но ни
- 124 -
молодой муж, ни молодая жена не имеют сексуального опыта. Они не знают, как реагирует на прикосновение человеческое тело, не знают, что делать с телом другого человека для того, чтобы доставить ему удовольствие. Как вы думаете, в каком ключе они будут вспоминать эту ночь? Оставим размышления о тех неприятных эмоциях и ощущениях, которые обычно испытывает женщина, впервые оказавшись в постели с мужчиной. Как бы вы ни любили другого человека, если вы не знаете, чего вы хотите и чего хочет он, не можете об этом сказать и, соответственно, не можете сделать что-либо для того, чтобы воплотить эти желания в жизнь, приятных воспоминаний у вас не останется. - Какой была ваша первая женщина, доктор? - Такой же неопытной, как и я. - У меня есть к вам предложение. Оставим этот скучный психоанализ и поиграем. Каждый из нас загадает по три желания. И мы будем исполнять их по очереди. Я спрятал блокнот в стол. - Хорошо. Отложим психоанализ и вернемся к нему тогда, когда у вас будет подходящее настроение. О каких желаниях идет речь? - Вам решать, я вас не ограничиваю. Только давайте договоримся – желание необходимо исполнить. Хотите начать? - Думаю, было бы невежливо поступать так с дамой. - Ладно. – Она потушила сигарету и в очередной раз повернула голову в моем направлении. – Прикоснитесь ко мне, доктор. Я поднялся, подошел к ней и остановился за ее спиной – так, чтобы она не могла меня видеть. - Ну же, - поторопила меня она. – Мы договаривались, что будем исполнять желания. Я прикоснулся к ее волосам, и Изабель тряхнула головой, выражая недовольство. - Нет, доктор. – Она говорила таким тоном, будто я был непонятливым ребенком и не усвоил материал с первого раза. – Прикоснитесь ко мне так, как вы прикасаетесь к любимой женщине. Ах, простите, я забыла… к нелюбимой. Я провел пальцами по ее щеке, опустился ниже, коснулся шеи и уже был готов прикоснуться к груди, но осознал всю абсурдность происходящего. Сигарета, которую я почему-то не оставил в пепельнице, дотлела до фильтра и обожгла мне пальцы. Прикрывшая было глаза Изабель удивленно наблюдала за мной: я отошел к окну и, приоткрыв ставни, выбросил чуть подгоревший фильтр.
- 125 -
- Что случилось? – спросила она. Я вернулся к столу и присел. - Мисс Торнворд… - Изабель, мы ведь договаривались, вы помните? - Мисс Торнворд, вы довольны? Она изучающе посмотрела на меня. - Предположим, что да. - Тогда у меня есть ответное желание. Я – врач, а вы – пациент. Если бы я встретил вас на улице, в клубе, в университете – не важно, где – то, может, все было бы иначе. Но, так как вы пришли в мой кабинет, то я хочу, чтобы подобные ситуации больше не повторялись. - Вы против романов с пациентками, доктор? Не думала, что при вашей, не побоюсь этого слова, вызывающей аморальности вы будете вести себя таким образом. Это ваше последнее слово? Вы можете изменить свое желание. - Только если вы измените свое. Она посмотрела на меня через зеркало и улыбнулась. - Нет, свое желание я менять не буду. Но, если вы хотите изменить свое, я пойму. - Будем считать, что у нас с вами осталось по два желания. - Итак, мы остановились на том, что начали делить первый сон на фрагменты. Думаю, по всем правилам я должна рассказать все, что мне приходит в голову, по поводу незнакомой женщины? … На следующей неделе мы с Изабель встретились снова. Она была не в духе – во всяком случае, ее не посещало желание задавать мне провокационные вопросы или напоминать о нашей игре. Она вела себя
- 126 -
непринужденно, и я старался, как мог, вести себя точно так же, но из головы у меня не выходило, казалось бы, незначительное событие, произошедшее во время нашей второй встречи. Я смотрел на то, как она лежит, положив руки под голову, и рассказывает о своем сне, и раз за разом прокручивал в памяти ту сцену: я поднимаюсь из кресла, подхожу к ней, глажу по щеке… и что на меня нашло? Не раз и не два тут бывали красивые женщины, которые говорили со мной на гораздо более личные темы, но ничего подобного не происходило – хотя, конечно, абсолютно спокойным в таких ситуациях я оставался редко. Думаю, Изабель все отлично чувствовала – пару раз она даже спросила, все ли у меня в порядке. Разумеется, не преминув при этом взглянуть на меня в зеркало – для того, чтобы убедиться, что я говорю правду. Точнее, неправду. Я успел сто раз сказать себе, что не собираюсь повторять прошлых ошибок, но все уговоры, которые раньше действовали на меня, казались пустым звуком. Незримый дух Изабель Торнворд стоял за моей спиной даже тогда, когда я сидел после работы в своем домашнем кабинете за книгой. Казалось, мгновение – и он сделает шаг ко мне, наклонится к моему уху и, касаясь его губами, прошепчет: «Вы уже решили, каким будет ваше следующее желание, доктор? Надеюсь, вы меня не разочаруете». Я не видел Изабель разве что во сне. Отличная возможность отдохнуть от наваждения. Правда, и тут был подвох – с утра оно возвращалось. … - Вы плохо выглядите, доктор. У вас бессонница? Я смотрел, как Изабель входит в кабинет, присаживается на кушетку, кладет сумочку на пол и принимает свою обычную расслабленную позу. На ней было длинное платье из тонкого нежно-розового шифона и неизменные туфли на каблуках – их она сняла перед тем, как прилечь. - Меня тошнит с самого утра. Вероятно, вчера я съел что-то не очень свежее.
- 127 -
- Если бы вы были женщиной, я могла бы сказать, что вы в положении. – Она достала из сумочки сигареты. – Желаю вам, чтобы вы как можно скорее поправились. Только не считайте это за желание. Вы ведь помните про нашу игру? - Да, я помню. – Было бы странно, если бы я про нее забыл. – А вы помните про ваш дневник сновидений? - Ну конечно, - легкомысленно ответила Изабель. – Мне приснились вы, так что в дневник я это не записала – сон запомнился очень хорошо и без записи. - Вот как? Изабель закурила и, поднеся руку к лицу, посмотрела на свои ногти. - Да, - сказала она. – Мне приснилось, что я пришла к вам в гости. И вот мы сидим в вашей гостиной и беседуем на скучные светские темы. И в тот самый момент, когда я решаю, что следует перевести разговор на более интересную тему, домой возвращается ваша женщина. Кстати, как она поживает? С вашей работой вы, наверное, не успеваете уделять ей внимания… - Мы справляемся. - Скажите, а я никогда вам не снилась? - Нет, мисс Торнворд. Обычно я либо сплю без сновидений, либо вижу сны с захватывающим сюжетом. Но точно не на рабочие темы. Она затянулась и выпустила дым через ноздри. - Думаю, в вашем случае сюжеты действительно бывают захватывающими. У вас такая насыщенная жизнь. Я видела вас в одном клубе в компании двух дам. Если в вашей жизни почти каждый вечер бывают такие захватывающие сюжеты, что должно происходить в ваших снах для того, чтобы вы так говорили о них? Я встал из-за стола и сделал пару шагов к ней. - Давайте поменяем тему, - предложил я. – Вы, кажется, начинали говорить про нашу игру? Изабель посмотрела на меня без особого интереса. - Вы подумали над следующим желанием? - Я бы не сказал, что этот процесс можно охарактеризовать как размышления, но, предположим, что так оно и было. - Не как размышления? А что же это было? – Она улыбнулась и положила руку под голову. – Серьезная работа над собой, которая не принесла результатов? Я присел рядом с ней. Изабель подвинулась, освобождая мне место.
- 128 -
- Не знаю, какого черта вы тут появились, мисс Торнворд, - сказал я, - но я уверен, что ничего хорошего это мне не принесет. Она пожала плечами. - Я пришла к вам потому, что у меня проблемы, доктор. - Дело в том, что у вас такая энергетика – даже если вы приходите к кому-то со своими проблемами, в конечном счете, проблемы появляются у всех остальных. Я взял ее за подбородок, провел пальцем по ее губам. Изабель не отстранилась – она снова улыбнулась и положила сигарету в стоявшую на полу пепельницу. - Нет, доктор. Это у вас такая энергетика – где бы вы ни появились, в конечном счете, проблемы появляются у вас. Это моя самая любимая порода мужчин. Она приподнялась, взяла меня за лацканы пиджака, притянула к себе и поцеловала. Мое замешательство длилось ровно долю секунды. Я обнял ее за шею, скользнул по плечам, освобождая их от платья – меня не удивило, что на ней нет белья. Изабель отстранилась, глядя на меня, после чего снова легла и протянула мне руки. - Идите ко мне, - попросила она. – Я думаю, что самый верный способ решить проблему – разобраться в ней. Вы со мной не согласны? Стук в дверь мгновенно отрезвил меня. Я поднялся, застегивая пиджак. Изабель тоже встала, застегнула платье, предварительно поправив его на плечах, и присела в одно из кресел у стола. - Войдите, - сказал я. Ванесса посмотрела сначала на Изабель, потом – на меня, и, подойдя к столу, положила на него пухлый пакет.
- 129 -
- Простите, что помешала, доктор Мори. Посыльный принес вам медицинские карты ваших пациентов, которые вы просили у их бывшего психоаналитика в Англии. Я хотела расписаться за вас, но он настоял на том, чтобы это сделали вы. Только, пожалуйста, проверьте, все ли карты на месте. Изабель, видимо, не уловила легкой нотки сладострастия, которая появлялась во взгляде Ванессы каждый раз, когда та смотрела на красивых женщин. - Добрый день, - поздоровалась она, стряхивая с сигареты пепел. - Добрый день. Мисс Торнворд, если не ошибаюсь? – Она присела на угол стола. - Доктор Ванесса Портман. Мы с доктором Мори компаньоны, это наша общая клиника. Вы отлично выглядите. Лечение продвигается? Изабель окинула Ванессу взглядом, задержавшись на дорогих туфлях и тонкой полоске чулок, показавшейся из-под юбки. - Я чувствую лучше.
себя
гораздо
- Рада слышать. Я бегло осмотрел содержимое посылки и подписал нужный документ. - Прошу вас, доктор Портман. - Еще раз прошу прощения, что помешала. – Ванесса оглядела стол, близоруко прищурившись. – Я не оставляла у вас свою ручку? - Вот она. – Я протянул руку и достал ручку из нагрудного кармана ее пиджака. Ванесса посмотрела на меня с удивлением, в котором никто, кроме меня, не заметил бы насмешки. - Надо же, доктор Мори. Иногда вы изучаете мою грудь с пользой не только для себя, но и для меня. – Она повернулась к Изабель. – Удачи. Когда за Ванессой закрылась дверь, я вернулся в кресло. Изабель проводила Ванессу взглядом, а потом посмотрела на меня. - Я была бы рада остаться, но мне пора идти. – Она бросила взгляд на наручные часы. – Дела в издательстве не ждут.
- 130 -
- А как же ваше второе желание? Изабель подняла глаза к потолку, задумавшись. - Даже не знаю, что и сказать. Хотя… знаете, доктор? Я хочу, чтобы вы пришли ко мне в гости. - Когда? - Сегодня вечером я занята... предположим, завтра? - Завтра вечером я свободен. Она внимательно посмотрела на остаток сигареты в пепельнице, потом подняла на меня глаза, и наши взгляды встретились. - И передайте своей коллеге, что это невежливо – мешать вам, когда вы работаете. передам.
Обязательно
- Благодарю. – Она поднялась и взяла сумочку. – Я жду вас завтра. В восемь вечера. Пожалуйста, не опаздывайте. … Путь от моего дома до здания издательства «Мирквуд Таймс» именно там, в квартире на последнем этаже, жила Изабель Торнворд – был неблизкий, но я решил прогуляться пешком. Дождем в воздухе не пахло, а даже если бы он и начался, то я бы все равно выбрал такой способ передвижения. Вряд ли экскурсия по ночному городу помогла бы мне успокоиться, но несколько километров, пройденных быстрым шагом, никогда никому не вредили. Вчера после ухода Изабель Ванесса снова заглянула ко мне и, отпустив едкую – как раз в ее духе – шутку про романы с пациентками и мои моральные устои (точнее, про их отсутствие), предложила мне пообедать. Я отказался, хотя ничего не ел с самого утра – у меня пропал аппетит. Сегодня, впрочем, повторилась та же самая история, и Ванесса, на приглашение которой я на этот раз согласился (было бы неудобно отказывать ей два раза подряд) спросила, хорошо ли я себя чувствую. Что я мог ей ответить? Я
- 131 -
отлично себя чувствовал. Только не понимал, что злит меня больше: тот факт, что мимо Изабель не может пройти ни один мужчина, тот факт, что она об этом прекрасно знает или тот факт, что я не оказался исключением из правил. За эти сутки я успел испытать целую гамму противоречивых эмоций и остановился на следующем: больше всего мне хочется схватить Изабель за горло и заниматься с ней любовью до самого утра. И мысль о том, что она думает в таком же ключе, заставляла меня ускорять шаг. Я кивнул скучавшему возле дверей охраннику, который, похоже, и не собирался интересоваться моей персоной, вошел и осмотрел холл. Взгляд мой остановился на дверях лифта. Стоявшая рядом с ними Изабель выглядела скучающей. Время от времени она нажимала на кнопку вызова для того, чтобы лифт не уезжал. - Вы встречаете меня у дверей, мисс Торнворд? – спросил я, улыбнувшись. – Очень мило. Она кивнула в ответ, приглашая войти, после чего вошла следом и нажала одну из кнопок на панели, отправив лифт на последний этаж. - Сегодня отличная погода, - снова заговорил я. – Я немного прогулялся пешком. Изабель промолчала. Либо ее не интересовало то, о чем я говорю, либо она думала о своем. Она подняла голову и принялась изучать светящиеся цифры над дверью лифта. - Похоже, вы в духе. Надеюсь, не мой визит испортил вам настроение? Мне не нужно было заканчивать фразу – да и произносить ее тоже – и дожидаться ответа, потому что я знал, что ответа не последует. Изабель не двигалась с места и продолжала смотреть на цифры. Наконец, лифт достиг последнего этажа, двери открылись, и мы вышли. Изабель подошла к двери своей квартиры, толкнула ее и вошла первой. После этого она повернулась ко мне и остановилась, глядя на то, как я снимаю плащ. - Вы опоздали, доктор, - сказала она. Я посмотрел на наручные часы. - Мы ведь договаривались на восемь? Я пришел на пять минут раньше. - Ваши часы опаздывают. Я поухаживаю за вами, если вы не против. Изабель приоткрыла дверцу шкафа с верхней одеждой, и мой плащ скрылся в его недрах. - Я решила встретить вас у входа, потому что вы заблудились бы, продолжила она. – Погода на улице отличная, но пешком гулять я не люблю.
- 132 -
А настроение у меня прекрасное. Ведь вы пришли ко мне в гости. Как вы думаете, доктор, чем мы будем заниматься? - Всем, чем вы пожелаете. - О, это любимая фраза мужчин. Они мне часто ее говорят. – Изабель закрыла шкаф и повернулась ко мне. – А чем бы вам хотелось заняться? Выпьем кофе? Поговорим о жизни? На этот раз промолчал я. Изабель улыбнулась, достала из волос небольшую заколку и легко потрепала их. - Что же вы молчите? Вы впервые приходите домой к женщине? - Впервые мои отношения с женщиной развиваются таким странным образом. - У нас пока что нет отношений. Я пригласила вас домой и спросила, чем вы хотите заняться. Я сделал шаг, и теперь мы стояли почти вплотную. Изабель провела пальцами по моей щеке, прикоснулась к губам. - Я хочу тебя, - сказала она. Шепотом, почти неслышно. Расстегнула две верхних пуговицы моей рубашки, а потом совершенно неожиданно – так, будто решила не тратить времени попусту – рванула ее на себя. В первую секунду я был готов поддаться импульсу и ответить ей тем же, но не сделал этого. Она отстраненно наблюдала за тем, как я снимаю с нее блузку, но покачала головой, когда мои руки опустились на ее бедра. – Не здесь. Там, где будет удобнее. … Оказалось, что у Изабель было шелковое постельное белье – красивое на вид, но обладающее рядом отрицательных качеств. О них умалчивали красивые фильмы - такие, где мужчина и женщина предаются любви на шелковых простынях и делают вид, что это очень удобно, а шелк не скользит и не прилипает к влажной коже. Мысль эта пришла мне в голову уже после того, как мое сердце начало биться в нормальном ритме, а вместе с ним успокоилось и дыхание, и я начал возвращаться в реальный мир.
- 133 -
- Ну, что же ты молчишь? – спросила у меня Изабель. Она лежала рядом, на расстоянии вытянутой руки, и снова курила. Интересно, сколько она курит. Пачку в день? Как минимум. - Ты прекрасна, - сказал я и добавил, улыбнувшись: - Ничего более оригинального мне сейчас не приходит в голову. Изабель легла поближе ко мне, поставив пепельницу на другую сторону кровати. - Интересно, - проговорила она. – Я помню, мы разговаривали про то, что некоторые люди целуют кого-то, только если любят. И я подумала – если ты меняешь женщин каждую неделю, и каждую женщину целуешь так же страстно, как несколько минут назад целовал меня, то останется ли чтонибудь той женщине, которую ты полюбишь? - Я уже высказывался на тему любви. - Да. – Она помолчала, разглядывая огонек сигареты в темноте. – Тебе никогда не хотелось сохранить что-нибудь для женщины, к которой ты будешь относиться… иначе? Или ты не веришь не только в любовь, но и в особенных женщин? - Я верю в то, что происходит сейчас. Все остальное – чушь. Я тоже взял сигареты, но закурить не успел. - Наверное, я бы могла в тебя влюбиться, если бы все обстояло иначе, сказала Изабель. Спокойным голосом – без грусти, радости или каких-либо эмоций в голосе. – У нас с тобой осталось по одному желанию. Чего ты хочешь? - Я хочу остаться с тобой до утра. Изабель посмотрела на меня, поднялась и подошла к окну. Некоторое время она молчала, глядя на ночной город. - А я хочу, чтобы вы ушли, доктор, - произнесла она. – Когда уйдете, закройте за собой дверь. И больше не появляйтесь в моей жизни.
- 134 -
Саундтрек «Человек со шрамом на лице»: 1. «Depeche Mode», «Sweetest Perfection». 2. «Bauhaus», «Dark Entries».
«Все вокруг такие Майклы»: 1. «Rammstein», «Du Hast». 2. «System of a Down», «Violent Pornography».
«Мария, русская дочь»: 1. Борис Рубашкин, «Прощай, мой табор». 2. «Мельница» «Луч солнца золотого».
«Тургеневская беседка»: 1. Александр Иванов, «Боже, какой пустяк». 2. «Черный кофе», «Леди Осень».
«Солнышко (первая встреча, последняя встреча)»: 1. Татьяна Овсиенко, «Школьная пора». 2. Freddie Mercury and Montcerrat Caballe, «How Can I Go on».
«Буква на ладони»: 1. «Aerosmith», «Hole in My Soul». 2. Федор Шаляпин, «Очи черные».
«Песня на двоих»: 1. Эдвард Григ (сюита «Пер Гюнт»), «Песня Сольвейг» (исполняет А. Нетребко). 2. Lara Fabian, «Je T’aime».
«Veritas in vino и прочие напитки»: 1. Dave Stewart, «Lily Was Here». 2. Cher, «Love Hurts».
«Не тургеневская Ася»: 1. «Танцы Минус», «Город». 2. Юлия Савичева, «Если в сердце живет любовь».
«Такая ты»: 1. «Scorpions», «Lonely Nights». 2. Святослав Вакарчук, «Така, Як Ти»
«Ландыши с багряной каймой»: 1. «Massive Attack», «Angel». 2. Dave Gahan, «Something».
«Допельгантер»:
- 135 -
1. «Черный кофе», «Брожу по городу один». 2. «Evanescene», «Bring Me To Life».
«Способность отпускать»: 1. Генри Перселл (опера «Дидона и Эней»), «Плач Дидоны». 2. «Queen», «Too Much Love Will Kill You».
«Линии судьбы»: 1. «Ария», «Возьми мое сердце». 2. «Черный кофе», «Брожу по городу один».
«Валька-птица, Сонька и я»: 1. «Pink Floyd», «Comfortably Numb». 2. «Питер ФМ», «Вне зоны доступа».
«Да, я – дракон!»: 1. «Ария», «Зверь». 2. «Ария», «Потерянный Рай».
«Три желания»: 1. «Depeche Mode», «Fragile Tension». 2. «Garbage», «Number One Crush».
- 136 -
Над сборником работали Главный редактор и составитель: Анастасия Эльберг (anastasia.elberg@gmail.com)
Авторы представленных в сборнике рассказов: «Человек со шрамом на лице»: Александр Тихомиров (flickering22@mail.ru) «Все вокруг такие Майклы»: Devil HS (idevilhs@gmail.com) «Мария, русская дочь»: Лилит Мазикина (khamoro@yandex.ru) «Тургеневская беседка»: Мэриула Павлова (mariula@list.ru) «Солнышко»: Гончарова Наталья (nametle2009@yandex.ru) «Буква на ладони»: Гончарова Наталья (nametle2009@yandex.ru) «Песня на двоих»: Анна Томенчук (annapamira@gmail.com) «Veritas in vino и прочие напитки»: Арина Смольникова (seventhgnome@mail.ru) «Не тургеневская Ася»: Марина Ткачева (dentist-m@mail.ru) «Такая ты»: Людмила Олифер (cordova@minskteam.com) «Ландыши с багряной каймой»: Елена Маркина (69acidica69@inbox.ru) «Допельгантер»: Виктория Штерн, Александр Штерн (http://zhurnal.lib.ru/s/shtern_w/) «Способность отпускать»: Елена Клир (elena.klier@googlemail.com) «Линии судьбы»: Яна Темиз (yanatemiz@mail.ru) «Валька-Птица, Сонька и я»: Ольга Суханова (autor@o-lis.ru) «Да, я – дракон!»: Кирюхина Алена (alenkas77@mail.ru) «Три желания»: Анастасия Эльберг (anastasia.elberg@gmail.com)
- 137 -
Художники-иллюстраторы: Devil HS, Sforza Patrizia, Майя, CJ, Tivva, Annie Warholl, Leventep, Belle, Tejut, Clayton B, Filo Bento, Ruby, Susanna Gograthy, Bunny Derp, Emma Rose, Wolframm, Tcbflyr, Janaalus, Gianna, RamonaLB, Etartwork, Victor Dowdy, Smoozles, Rosalind, Ospreyghost, InnerWorlds, Hopefullullaby, Emily Heatherly, WiciaQ, Jennifer Davis, Suzanne Clendaniel, TearsOfEterinty, Cat, Danani88, EightWeeksYesterday, Golfiscool, IceGripp, Kerreck, Immarx, Maria Kosog, Omangutang, Melinda Walker, Humminggirl, Мазикина Лилит, Hux Lay, Goodlauke, Alaina, Johnny, Stephen E., Юлия Шмакова, Peterbud, Steve Jasper, Ozgur Bulum
Обработка части фотографий и верстка: Анастасия Эльберг
Автор обложки: Наталья Шаманаева (shamanaeva@gmail.com)
Автор 3D обложки и обложек для дисков: Анастасия Эльберг
Составитель саундтрека: Анастасия Эльберг
Отдельная благодарность: Анне Томенчук за консультацию касательно выбора шаблона для обложки 3D и тестирование обложек дисков. Айе Субботиной и Виктории Штерн за консультацию касательно форматов для электронных книг (fb2 и epub), а также тем, кто тестировал форматы.
- 138 -
- 139 -