Шаганэ ты моя, Шаганэ! Там, на севере, девушка тоже, на тебя она страшно похожа, может, думает обо мне... Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Шагане, моя ти Шагане! Затова ли, че аз съм от север, ще ти пея за нашите степи, за подлунното с ръж ширине. Шагане, моя ти Шагане.
4
5
Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари.
Над водите езерни запламтя зора. И тъжат глухарите в тъмната гора.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло. Только мне не плачется – на душе светло.
И скърби авлигата в клонестия дъб. Само аз съм радостен, не изпитвам скръб.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог, сядем в копны свежие под соседний стог.
Знам, по пътя в тъмното ще се зададеш и ще седнем двамата под копена свеж.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет, хмельному от радости пересуду нет.
Ще те взема ласкаво като нежен цвят, няма за щастливия съд на тоя свят.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты, унесу я пьяную до утра в кусты.
Ще свалиш под ласките булото си ти и нощта до съмнало ще ни приюти.
И пускай со звонами плачут глухари. Есть тоска веселая в алостях зари.
Да тъжат глухарите в тъмната гора, крие мъка весела ранната зора.
1910
1910
6
7
Сыплет черемуха снегом,
зелень в цвету и росе. В поле, склоняясь к побегам, ходят грачи в полосе.
Сняг от черешата пада, росни са цвят и трева. И сред пшеницата млада врани пристъпват едва.
Никнут шелковые травы, пахнет смолистой сосной. Ой вы, луга и дубравы, – я одурманен весной.
Злакът расте и повява дъх на смола разпилян. Ой ви, поле и дъбрава – аз съм от пролет пиян.
Радуют тайные вести, светятся в душу мою. Думаю я о невесте, только о ней лишь пою.
Радост в душата ми грее като небесна дъга. Чакам изгората, пея само за нея сега.
Сыпь ты, черемуха, снегом, пойте вы, птахи, в лесу. По полю зыбистым бегом пеной я цвет разнесу. 1910
В клоните сняг не остана, пейте ми, птици, в леса. Пролетен цвят като пяна в нивите ще разнеса. 1910
8
9
Под венком лесной ромашки я строгал, чинил челны, уронил кольцо милашки в струи пенистой волны.
Сред лайкучка изцветила
Лиходейная разлука, как коварная свекровь. Унесла колечко щука, с ним – милашкину любовь.
Чака ме раздяла вече, чух коварния є зов. Щука пръстена отвлече, с него – моята любов.
Не нашлось мое колечко, я пошел с тоски на луг, мне вдогон смеялась речка: „У милашки новый друг“.
Тръгнах през тревата дива – няма пръстена ми тук, а реката се надсмива: „Твойта мила срещна друг.“
Не пойду я к хороводу: Там смеются надо мной, повенчаюсь в непогоду с перезвонною волной. 1911
Вече няма да играя, а поглеждам отстрана. В бурен ден ще се венчая с приказливата вълна. 1911
10
лодка като си ковах, пръстена на мойта мила вдън реката изтървах.
11
Хороша была Танюша, краше не было в селе, красной рюшкою по белу сарафан на подоле. У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру. Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.
Беше хубава Танюша, най-красива беше тя,
Вышел парень, поклонился кучерявой головой: „Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой“. Побледнела, словно саван, схолодела, как роса. Душегубкою-змеею развилась ее коса.
Спря я перчемлия момък, сведе поглед настрана: „Ти прощавай, моя радост, друга вземам за жена.“ Тя като роса изстина, стана бяла като плат, не коса, а люта змийка сякаш метнала назад.
„Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу, я пришла тебе сказаться: за другого выхожу.“ Не заутренние звоны, а венчальный переклик, скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
„Хей ти, момко синеоки, аз не се обиждам тук, а дойдох, за да ти кажа, че сама ще взема друг.“ Не камбанен, а венчален звън отеква в този миг. Пъстра сватба се задава, кочияши крият лик.
Не кукушки загрустили – плачет Танина родня, на виске у Тани рана от лихого кистеня. Алым венчиком кровинки запеклися на челе, – хороша была Танюша, краше не было в селе. 1911
И не кукувица плаче – плаче Таниния род, тежкият топуз е сложил край на нейния живот. Кръв над ясното є чело дълго съхна и пламтя – беше хубава Танюша, най-красива беше тя. 1911
12
с тия къдри по сукмана и шевица на цветя. И през село, над оврага, ходи Таня край плета. С облаците си играе месечината в нощта.
13
ЧТО ПРОШЛО – НЕ ВЕРНУТЬ
Нищо няма да върнеш назад...
Не вернуть мне ту ночку прохладную, не видать мне подруги своей, не слыхать мне ту песню отрадную, что в саду распевал соловей!
Няма кой да ми върне прохладната нощ и образа с мили очи, нито славей ще пее отрадната песен, дето в клонака звучи!
Унеслася та ночка весенняя, ей не скажешь: „Вернись, подожди.“ Наступила погода осенняя, бесконечные льются дожди.
Тази нощ е отдавна отнесена, ако можеш, иди я задръж. Само чувам в градината есенна как се лее безкрайния дъжд.
Крепким сном спит в могиле подруга, схороня в своем сердце любовь. Не разбудит осенняя вьюга крепкий сон, не взволнует и кровь.
Спи, погребана, моята мила, взела в свойто сърце любовта. И вихрушка не би възкресила ни сърцето є, нито кръвта.
И замолкла та песнь соловьиная, за моря соловей улетел, не звучит уже более, сильная, что он ночкой прохладною пел.
Стихна звънката песен на славея, отлетял зад гори и моря, а градината вече забрави я и без песен на славей замря.
14
15
Пролетели и радости милые, что испытывал в жизни тогда. На душе уже чувства остылые. Что прошло – не вернуть никогда. 1911–1912
16
Всяка радост за мен е отминала, аз не съм нито влюбен, ни млад. И душата ми тръпне изстинала. Нищо няма да върнеш назад. 1911–1912
17
Не бродить, не мять в кустах багряных лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда.
В алената лобода наесен аз не търся никакви следи. С кичури подобно сноп овесен ти остана в моя сън преди.
С алым соком ягоды на коже, нежная, красивая, была на закат ты розовый похожа и, как снег, лучиста и светла.
Нежна те запомних и прекрасна и по кожата – с малинов сок, като розов залез беше ясна и лъчиста – като сняг дълбок.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли, имя тонкое растаяло, как звук, но остался в складках смятой шали запах меда от невинных рук.
Твойто име се стопи в безкрая, погледа ти като зърно е презрял, но на мед от твоите ръце ухае в гънките на смачкания шал.
В тихий час, когда заря на крыше, как котенок, моет лапкой рот, говор кроткий о тебе я слышу водяных поющих с ветром сот.
И ако зора над мойта стряха мие като котенце мустак, значи, мокри ветрове повяха и за теб се разговарят пак.
18
19
Пусть порой мне шепчет синий вечер, что была ты песня и мечта, все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи – к светлой тайне приложил уста. Не бродить, не мять в кустах багряных лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных отоснилась ты мне навсегда. 1915-1916
20
Нека синя вечер ми внушава, че била си песен и мечта, който те е сътворил такава, светла тайна е допрял с уста. В алената лобода наесен аз не търся никакви следи. С кичури подобно сноп овесен ти остана в моя сън преди. 1915-1916
21
Месяц рогом облако бодает,
в голубой купается пыли. В эту ночь никто не отгадает, отчего кричали журавли.
Месецът небето с рог раздира и се къпе в синкавия здрач. Никой тази вечер не разбира за какво е жеравния плач.
В эту ночь к зеленому затону прибегла она из тростника. Золотые космы по хитону разметала белая рука.
Тази вечер, втурната по склона, тя се спря над залива смълчан. Косъмчета златни от хитона пръсна с белоснежната си длан.
Прибегла, в ручей взглянула прыткий, опустилась с болью на пенек. И в глазах завяли маргаритки, как болотный гаснет огонек.
Тя се вгледа вдън водата ясна, тя приседна и глава склони. Полски цвят в очите є погасна, както гаснат блатни светлини.
На рассвете с вьющимся туманом уплыла и скрылася вдали... И кивал ей месяц за курганом, в голубой купаяся пыли. 1916
Тя отплува, тръгна си, отмина в утринната мътна синева... И зад хълмовете месечина отдалеч є кимаше с глава. 1916
22
23