Валерій Волковський
“ Блог”
Здається бачу тебе 1 Коли ти вертаєшся додому і хочеш відпочити після важкого століття підглядаю як ти знімаєш одяг та шкіру кидаєш це старе непотрібне лахміття посеред кімнати здається бачу тебе з середини: в тобі вже розвинене машинобудівництво фабрики та заводи неустанно працюють з їх ротових порожнин виливається чорний дим стіни порепані а вікна потріскані працівники фабрик механізовані кожного дня вони виконують ті самі процедури у той же час бездоганно але якщо придивитись – вони сумні та брудні спітнілі та повільні їх рухи віддзеркалюють твої примхи вони – їжа що не задає питань а працює та розмножується непомітно
2 перед тобою келих перезрілий та гіркуватий напій відціджений з калюж з рідини, що ковзала по нашим тілам та підошвам пальці дрижать келих падає з рук та розбивається уламки тарганами заповзають до тріщин підлоги вітер твого пригніченого та виснаженого видиху спокій механізмів працюючих порушує виймає з суглобів цвяхи, якими ми були приєднані одне до одного сіамські механічні потвори фабрики життя покотилися деталі наших нутрощів мурахами з палаючого мурашника заводи зупиняються працівники манекенами завмирають на місці дим розсіюється 3 тепер ти нагадуєш светр, що розмотується нитками слабеньких м`язів сходинками павутиння розвиваєшся у запиленому куточку я ще вірю, і починаю несамовито перебирати кінцівками шукаючи здобич павутина липка і тоненька, але манлива спускаюся щоб віднайти драбину в байдужість
Цигарки Смажені цигарки Ввалились до пекла Зустрівшись з місяцем Щойно загостреним Виїдали дірочки З листів, що до тебе Плавленим смоготом Харчувалась стеля
Ось проникновения Ось проникла в череп по экватору Превратив его в тромпО музыкальное Марионетки на связках разорванных Играть не уставали Суетились и падали Впивались скелетом в мокрОту вулканическую Янтарём по прибрежным слезам стекающую А ты всё колешь топором инъекции белкам да кроликам Они засыпают, не узнав, что шубки из них мягкие и тёплые Я лежу на подушке твоего первого засыпания Укрываюсь одеялом из раствора анестетиков и пряностей Чтоб дыхание опухоли раковой не чувствовать и не понимать твоей праведности позволь по плахе моей голове скатиться мимо ящика чтоб не глазели головы сизые и голубки почтовые разреши моему позвоночнику сломаться при падении чтоб не висеть с тобой на одном дереве не есть те же яблоки и медяки твои не искать в оси проникновения по экватору
Передбачення світу Два засоби людського фаршу Місять в м'ясорубці землю Заповнюючи гниттям пори Бетонні стовпи пускають під ноги корені Розпускають руки-гілля-провода-бутони З яких опадають птахи Лягаю в землю мене заривають лопати несамовитих трудівників на їх обличчях піт або сльози надія або відчай вітер тепер облітає стороною моє тіло околиці зносить, дахи зриває, роздає нагороди танцює з шапками і фундаментами приносить голоси і крики богів що кидають блискавки в привида світу підвестися не було сили тільки виривати нутрощі землі руками ріка прорвалася, з її потоком скавчала лайка посейдона його слина підмивала грунт сипала сіль з безодні траншеї звивини обмерзли нерви заклякли проростали язви із сім'я врешті нам знайшли місце під сонцем нас залишилося зовсім трохи перетворених на труху, павутину та інше сміття яким грали мешканці раю що ламали всі плани своїм баченням світу
Некуда Некуда рваться со стаканом кофе На половину или насквозь Вдыхая через щели в форточке свежесть фригидную к горлу привитую Скрепками изуродованными – колючими проволоками меня Солнце на поводке выгуливает Кнопка, глаза не любящая Из дому, а обратно как получится Некому мне раскаяться Готовился в пожарные и космонавты Поедая кашу ложку за ложкой Вырос Крепкий крест на кладбище Не хочу в твои объятия Ты портфолио серебряное А я святой неудавшийся
Фарби Фарби їхніх облич Зливались павутинням в безпорадну калюжу в якій топили золотистих жуків що проштовхувались житом на поверхню вовчої посмішки таке буває іноді коли ти відвертаєшся коли гудзики їхніх зубів розстібаються і декорації змінює жало коли закриваєш вуха щоб не чути рику або скавчання і тоді личинки заповзають на твоє листя і тоді над тобою пролітають ескадрильї напівфабрикатів що вважають себе медоносними бджолами вони летять до твоїх ран із сторони сонця тим часом жито співало колискові блиску який щезає коли ти відвертаєшся
Сторож Сторож, всё время собиравший на кладбище перья ангелов, рассказывавший легенды своим друзьям и знакомым, под конец жизни понял – это был пух из его телогрейки
Конкуренция поцелуев Конкуренция поцелуев Пузырится в пивном бокале Желтыми лицами напротив сидящих Тела подруг однодневок Ложатся на пластинку граммофона мякотью сладкого арбуза твои визиты ко мне жмут каблуками клавиши зебры когда время останавливается машины-охотники замирают ветер проносит горящие шапочки такси а тебя всё ещё нет понимаю, что жизнь – это пауза во время которой стараюсь увидеть в титрах наши имена но ухожу за чаем и бутербродами даря свободу неизвестному никому режиссеру понимаю что мы – липкие разводы от чая в отпечатках пальцев на одной из страниц меню
Риби У фонтані роси линули Риби лоскотали мене своїм запахом Вискакуючи з в`язких бульбашок мильного потоку Що примушував виблискувати опудала-світлофори Ми з тобою йшли Луска до луски І кожна лусочка у відображенні перетравлювала іншу Плавці до плавців Що погладжували гострими краєчками мурашок на шкірі Щелепа до щелепи Так щоб дихати спільними зябрами Мовчання – тліюча цигарка у твоїх губах Мерехтіння – наша спроба злитися в настоянці рефлексів та механізованих приладів Мілина – висихаючий клей наших тіл й інстинктивний поспіх додому Бо лише ікра поєднує нас по-справжньому
Ты улыбнулась Стекли молочные зубы В грязь покусанную Возле речки Эхо искало детство и санки Наткнулось на вспаханную землю На мёртвых, ползущих в очереди за новым миром Съедаемых семенами голодными Рыцари Спасаются прикрываются честью и славой едут на деревянных лошадках прыг скок в костер трещат, лопают, вопят ужасно не нужно, не хотим мы покоится в мире Волчьи клыки выросли Мы В огонь всё бросили Слушали – монстры плачут обугленные задыхаясь стеклянный воздух царапали а ты улыбалась сбрасывала пепел сигаретный в урну оцепеневшего рта так и лежишь в ванне моего тела ногу на ногу закинув любуешься в зеркальце капризная и довольная
Поезд. Поезд. Поезд прогудел сквозняком через щель За вОрот с бурчанием съехал свист Шею шарфом размотал Клавиши позвонков приготовился считать меж рельсами выплакивая звуки пассажирам Удавку на глаза накинул Пусть задыхаются ослепшими Или лопают надувными шариками Стремящимися в небеса Галстук-шлагбаум в агонии забился в углу у ворОт Тик так От боязни стать ленточкой финишной Размяк и трепещется по ветру Бочки с водой Тела с малосольной жижей плачут закомпостированные Компостеры всё поклоны отбивают В траурном цехе Щёлкают челюстями Стучат целыми днями молотки вилки и ложки тяжела их работа я искал новостей из соседних вагонов в обнимках шептавшихся доносился разговор о ящиках из цинка и дерева сговорившихся образовать альянс Откатили бы камень – нечем дышать Но не разверзлось депо я спасался и сверлил отверстие к богу тот громил барабаны включал свой фонарик заряженный молниями рыл проход сквозь навоз серых туч тянул ко мне руку а я устал ползти от запотевшего и затёкшего тела по пути объедался червями выпадавшими из брюха дождиком моросящие новым утром в чёрном кофе варилась нефтяная каша эссенция ладана и сгнивших святых завтрак ушедших в рейс
Эрогенный Я не задумчивый А эрогенный Просто спускаюсь на лифте Смотрю в потолок Исподлобья. Стены Мокнут свечи на торте Я не стесняюсь Я хладнокровен Ползу за тобой по перилам Что медленно едут Щебечут и стонут От покидающей силы
Письмо создателям атомной бомбы Марку Олифанту и Джону Уилеру, а так же сеньёру Энрико… Во вспыхнувшем свете от разорвавшейся бомбы мы разглядели лишь ваши имена. Передайте привет остальным, так как к сожалению мы не знаем кому именно, дело всё в том, что атомная энергия выжгла наши глаза. Да и письмо составлять было трудно, лишь сила наших мыслей передвигала уцелевший карандаш. Кстати и он скоро закончился, уж больно мощен был взрыв. Хотелось бы выразить своё негодование по поводу того хамства, что вы проявили. Речь о том, что вы прервали очень важный обряд «сэпуку» (в простонародье (для вас, янки) «хара кири»), который собиралась сделать наша семья. Ведь это надо же, кто-то поперхнулся чаем прямо в апогее чайной церемонии, на третьем хлебке из белоснежной, как снег на горе Фудзи, мраморной пиалы, наполненной самым высокосортным зелёным чаем, с чудным ароматом лотоса. Так церемонию чаепития ещё никто не портил.
Доки він спить. Доки він спить Ти скинеш із себе простирадло ранкового туману – дихання птахів На яких полюють мисливці Вибігаєш у хащі Шукаючи свіжих напоїв роси Вбрання що дарують хамелеони Бо шлях довгий та небезпечний Я пишу на собі Страченими краплями джунглів Що падали, коли тікала І залишалися Десь на моїх плечах Ти казала, що мої плечі – серйозна опора Для спільних ночей Змії Що надкушують промоклі серветки хмар Вигризаючи найсмачніше у рукава заповзають і можливо то не вода крапає з твоїх пальців Доки він спить Пригорни мене
Травневі коти У співавторстві з Ковальчуком _____________________________ Травневі коти кричать Тому що хочуть травневих жуків Щоб жуки царапали їх аморальні інтимні місця На задніх рядах кіно і скверів Під пам`ятниками Леніну і на безглуздих деревах Де вже не співають мобільні телефони А тільки їх коханці жуки Видають жужжання справжньої пейджерової любові
Спицы 1 Спицы разматывали Анкету киноленты Воспоминания свитером Обнимали пепел Сбитых желаний Уходящих по серпантину в бегство… 2 Течёшь по асфальту Мотоциклетные колёса пачкаются в помаду Оставляют резиновый след На кончике карандаша Который выводит Отражение в мотоциклетных очках бензиновыми пятнами размывается В коляске уже не наш с тобой смех И спицы уже не в колёсах А в шеях Чтоб голова не падала Когда я стучу, остывая, о твой подоконник
Кицька Чіпляючи за вуса свою гітару Веду пошуки мови своєї кицьки Що намагається вибити лобом інструмент з моїх рук Іноді доторкаюся до відомих їй слів Вона у відповідь відводить у бік вушко Але так і не розуміючи що я хотів сказати Втікає в іншу кімнату Залишаючи мені на згадку обрис повівання її хутра Тесть стоїть біля вікна з пляшкою пива Йому подобаються пиво та голуби Останнім вподобанням він схожий до кицьок але ненавидить їхню мову, мою гітару та усі твої дивні дарунки Вечорами я згадую тебе Чіпляючи за брови твого батька Хай їм грець
Я нашел мертвеца. Я нашел мертвеца и пришел к нему в дом Обнаружил только выжатые тюбики Треснувших лёгких Он тянул покалеченные руки к окнам Что закрылись от страха В плаще из размытой цвелой краски Холодком подпоясанного праотцы в заколоченных погребах пьют за упокой который убегает если смотришь по ту сторону тротуара болотный осадок непроходимых дорог пляшет, прыгает и водит хоровод на дне разлитых зрачков Мы две мокрых творожных точки устроились на свободной плиточке домино Спрятались На пустыре Я нашел мертвеца и пришел к нему в дом Он протянул ко мне руки И обнял
Бадминтон Занавески – полотенца для солнца Вытираются о них испачканные лучики Когда за окном уже не скребут серые кошки в косую полоску в бадминтон играют гроза и асфальт По лужам прыгают воланы Исчезают в сетке водостока Мы прячемся В многоэтажные мышиные норы Наши улыбки друг-другу – добыча Для простыней-ловушек
Гражданин Легенда пытается объяснить необъяснимое, но так как она вырастает на почве некой истины, то неизбежно должна снова закончиться необъяснимо. Франц Кафка Вокзал был полон камер хранения, напоминал родильный дом, только роженицы были абсолютно холодны к своим молчаливым детям, отвечая раскрытием своего лона клиентам любого пошиба, имевшим деньги и знавшим тайный код. Сумки могли дышать, камеры не были герметичны, я сохранял спокойствие, слышал, как клацает код у соседних отделений. Меня совершенно не волновало, что изнутри камера не открывается, всё было под контролем, объяснить присутствие и силу которого невозможно. В камеру пробивались пылинки света. Шум суматохи этим утром переваривал хулиганские крики, удары милицейских дубинок. Осталось только вслушаться в объявленное часами время, определить количество хлопков входной двери, глотков пива, сделанных бомжом, сидящим рядом с камерой хранения, своим запахом, дававшим понять, о привычке не успевать к туалету. Пора! Начал отталкиваться ногами от матки стальной утробы, воздух теперь имел гораздо большую цену – я превращался в человека, старался найти выступы коих не было, извивался как червь, пробивая головой уже приоткрытые некой силой дверки камеры. Что ж – пароль прозвучал, и я увидел свет, обвивший истинного гражданина своей страны. Выпадая из камеры – вдохнул и закричал, но толпа, играющая сумбурную партию волны перед штормом, не заметила моего рождения. Пол был в разводах, с осколками стекла, небрежно вымытый грязной тряпкой, в колыбели которой я очутился. Моей плацентой была одежда и наспех приготовленная еда, которую положили в сумку, дабы кое-как утолить голод в пути. Сквозняк задувал в открытые двери вокзала декабрьские снежинки. От жадного поглощения кислорода я судорожно кашлял. Ноги были гораздо удобнее колёсиков, руки били крепкие и выполняли задуманные мною действия, в отличие от часто неисправных карабинов и запутывающихся шлеек. Ещё мне нравилось трогать свои губы, которые заменили железную молнию. Хрустел снег под ногами. Я шел, слегка наклонившись вперёд, сопротивляясь встречному потоку ветра, и посмотрев на мой ход со стороны, можно было подумать, что кто-то тащит меня как сумку, в качестве рукояти используя голову. Расставленные дома и машины по вроде бы предусмотренному порядку, должны были проектировать воспоминания из детства. Развалины песочниц, недостройки домов, где сейчас проходили игры детей, всё сваливалось в кузов памяти некими грузовиком, марки «дежавю», и образы дополнялись новыми миниатюрами, уже придуманными мною, что не могли никак связаться между собой. Мечты о детстве разбрасывались подобно кружившему по дворам мусору. Я боролся за жизнь, шел по запаху счастья, который излучали часто меняемые декорации сезонов, лиц возлюбленных и друзей, ищущих
веселья в клубах и кабаках. Там они устраивали игры и праздники, которые пытались нарисовать красками, не схожими с узорами обычных дней. А ещё они не задавали вопросов радуге красок, не нюхали цветы, но говорили, что умеют мечтать и знают, что такое быть счастливым. Я был одурманен вместе с ними, и мог только предполагать. Так и дальше шел и предполагал, давая гадать на своих ладонях цыганкам, выманивавшим моё доверие, знакомым, которые скрывали свои тысячи лиц под красивой и пахнущей одеждой, неустанно улыбались и посыпали лепестками роз мой путь в темноту переулков. Но как гражданина меня защищала моя страна, она неустанно висела над головой, подобно грозовой туче, поливавшей дождём мультипликационных неудачников, а я же безуспешно надеялся на просветление, доверялся любой госпоже, протягивавшей мне свои руки. По лицу стекало время. Проходило насквозь и через, использовало меня как скакалку, днями прыгало весело хохоча. Я отвечал на это головокружением и непониманием, что могло закончится только потерей сознания, которое, как мне казалось я и выдумал. Вспомнил о матери – тёплой камере хранения, породившей меня первого живого, не похожего на остальные сумки, что неустанно кочуют, наполненные едой, вещами, ценностями и секретами, спрятанными в специальные отделения. Я так был ей благодарен, но что получаю взамен: разочарование своего понимания, но всё равно говорю спасибо, у меня хотя бы есть шанс понять. Снова вокзал. Время отправления так же расплывчато, как и когда-то время моего прибытия. Состав ждёт. Открываю двери и погружаюсь в приятный мрак, который смешивает все цвета в один и снова выплёскивает их наружу, я чувствую жизнь, ту, что за гранью. Рельсы струятся обычным нержавеющим потоком, впадая в окоченевше-стальную линию горизонта. Полка не тепла и не холодна. Кажется гудок и лёгкое покачивание. Засыпаю и знаю, что не проснусь…
Зима В луже лежу Отражением Плясал плясал И расплескался Теперь Стечением Обстоятельств Мешаю растворяться Азартным снежинкам Только растёкся в улыбке Но тут как тут кашель грибковыми пятнами Мёртвого снега Немая зима Вводит инъекции Снотворного в стоки дорог смесь смерти бензина и масла сгорая вдалеке колыбельная колеблется для усвоения подземельным миром механической жизнью кишащим подземными переходами и стальными червями что глотают людей ступеньки пищевода вниз и вверх – если тошнит хочешь быстрее – держись за перила красным – отмечены краны артерий синим – краны вен Смотрю в приоткрытую дверь На пороге молча С окоченевшим ребёнком Зима … ЖДЁТ
Чернобыль Помню отца Звал его Чернобыль После родов он должен был умереть Но остался в живых Назло своим детям Искавшим любви Мне подарил свой оскал Сломанных чёрных клыков Сухим языком Треснувшим ртом Целовал в губы, щёки и шею Оставляя раны и капельки смерти Я говорил спасибо На коленях стоял Вытирая рисунки излучений с разъеденного пола Десятилетий Плача в засоленную рубашку из ртути В его пустой утробе Бился в незапертые двери и окна Разгрыз пуповину Из объятий упал Испорченным телом В болотистый воздух Он помог мне уснуть В своей собственной тени Пел колыбельную аварийных сирен Мне не хватало его отцовской заботы в память он оставил рентгеновский снимок моим отражением
Лінія життя Крапельниця водостоку наповнювала підземні судини здається так лікують важкохворих Вітер висушував слова та погляди витираючи моє обличчя Серветками на яких були записані телефонні номери її коханців Тріщини земної поверхні Зливались шрамом У спільну лінію життя наших долонь
Парикмахер На пляже кроме вас никого Только инкогнито с кипящими ранами Корчится, пока парикмахер стрижет видения волнами странными Ты так же стонала с ним как со мной Работая серпом и оралом Вместо подушки прикрывалась плевой уходила в запой сериалов срывала обёртки и одевала весну глотала молодость и пение птиц твоё тело выделяло росу запрыгнув на радугу, падала ниц разлилось вокруг помоев ведро вместо песка волос простыня горизонт – немое кино вот такая повестка дня
Брат и сестра Мы брат и сестра, наши виски объединяет одна пуповина Платоническая любовь умерла со смертью Платона поэтому трахать друг друга – веская причина пальцы брата находят точки сестриного стона вы извратили мир, и всегда делали то же самое с нами мы терпим этот ад, хватая загрязнённый воздух ртом мы не могли похвастаться общественно важными делами и уже не верим в вечную жизнь, что потом нас не привлекает игра в поэтов и в чернила лжеца которые ложатся на бумагу, пока он рвёт тысячи страниц описывая свой один и тот же день от третьего лица, мы проведём анатомию душ, в одной из собственных больниц мы затаились от невозможности бороться с миром татуируем друг другу кожу и рисуем до костей лучше всего получается под действием паров эфира тогда мы встречаем в лабиринтах мёртвых людей иглы шприца впиваются не только в пересохшие вены где-то в душе они ищут тот странный смысл и то ли от ломки то ли от надежды мы лезем на стены но каждый раз теряется путеводная мысль
Искусственный ангел Я пришью к тебе крылья и нимб над головой Хотя ты не сможешь летать над ложем Смогу любоваться изделием и тобой Подарю тебе самую вкусную кожу Искусство вырезать на теле сказки ножом Подарки и вихри небесных угроз Тех кто против – сожжем Они не стоят искусственных слёз Будут ещё осколки чужих вязких слов Попытки спастись пару-тройку раз Пелена паутин задымленных городов Гуашь на дне растаявших глаз…
Тебе, Любимая. тебе, любимая, придет в порошок стёртое солнце в конверте порошок, стреляет звёздным светом как автомат и открывает настежь грудь, допуская в самое сердце что превратилось в алую пыль, разбившись как град пыль, которая покрывает письма мёртвых солдат прошедших через воду клятв и медь твоих вен они выпили тебя всю, но поздно сплюнули яд их поникшая любовь и размякшие тела взяты в плен с глазами в цветочки, нет, это поля в ромашки их узор распространился на унесённые вздохом немецкие марки пока убитые наливали кипячёное горе в чашки ты свернулась в дудочку, и околдовала никчёмные танки покупай новые игрушки за другую валюту распишешь их празднично в розовом цвете добейся передовой позиции еды и приюта и знай: я ненавижу тебя больше всех на свете
Оазис Посеред пустелі Оазис створили наші життя Смужки перистих хмар Зливалися із смужками зебр Наші сліди Темні плями на піску Ставали прикрасами жирафів Що стояли у черзі Та повертали голови на тонких шиях Дивлячись крізь гаряче зім'яте повітря нам вслід Оазисе, шепотіла ти Доки пустеля перетворювала твою шкіру на піщинки Оазисе, шепотіла ти зітхаючи Обіймала мене вбираючи усю вологу Бо знала Що надовго нас не вистачить
Апостол Андрей Когда-то Чикатило был апостолом Попал в руки садиста-хирурга Который вставлял ему потные пальцы в вены вместо тромбов вырезал на сетчатке узоры алых и белых бантиков, скакалок путающихся в руках и ногах девочек, сидящих у него на коленях с разрезанным горлом мальчиков ещё не умеющих говорить и ходить но вместо ужина проглотивших мокрую змлю и листья хирург заставивший его бежать в колесе и оглядываться жить на душном чердаке, спать на жаренном сене сквозь маленькое оконце видеть речку и птиц прислоняться щекой к запотевшим стенкам аквариума проезжая в трамвае – я увидел его лицо в окне обвисшее от тяжести крючков на губах Чикатило – тухлая рыба плывущая по течению и тянущая за собой спининги воплей ею питаются личинки снующие в болотистой цитоплазме хирург, сняв маску, наклонился и сказал ему на ушко: если бы ты захотел видеть то стал бы моим апостолом из рыбы – ты превратился бы в человека хоть нету различий апостол Андрей, принеси мне в жертву опавшие плоды райские апостол Андрей, они просто плащи с тёплым физиологическим раствором апостол Андрей, если хочешь ходить по воде, то заполни её человеческой плотью всё кончено но ещё есть те, кто идёт переступая всё кончено – но я превратился в анатомический атлас всё кончено, и личинками в болотистой цитоплазме нужна новая дохлая рыба всё кончено, но есть те, кто засыпая, слышит шепот хирургов и есть те, кто хочет ходить по воде
Вони Вечорами Вони покидали Потріскану одежу комет Розтікаючись по моїх щоках червоним кістковим мозком Чіплялися за губи Нахабно, ніби кліщІ Видираючі усі солодощі Наповнювались моєю пристрастю Та відторгали її Разом із зім`ятою ковдрою Їх можна зустріти Посеред асфальтових клумб Де розквітають биті пляшки На дні Їх недозрілих розкручених дзигою поцілунків Де подають горілку без томатного соку Вони ненавидять томатний сік Той нагадує в`язку консистенцію жертв нагадує присмак зів`ялих світанків Вони давали обіцянки під гонг новорічного годинника говорили в унісон із самотніми президентами Та бої закінчувалися поразками найкращим звуком залишався голос бокалів іскорки яких приваблювали розкриті вуста нових переможених Вони – духи текіли Що повстали з перероблених кактусів На шкірці яких було намальоване сховище скарбу Вони – духи джину Що втекли з використаних новорічних ялинок Колись ялинки та кактуси втратили усі голки Щоб на них міг лягти кожен
Когда со мной начинают играть куклы 1 Когда со мной начинают играть куклы Те, с которых в детстве пытался снять платья Но мне не давали этого сделать, девочки с ведёрками и лопатками в руках Тогда я садил всех за стол и кормил песком слабые руки связывал, зашивал порванные спины шептал на ухо о том Что вечером всё гораздо интересней и менее страшно Теперь они взрослые Но их длинные ноги всё так же не могут убежать от меня по ступенькам падая со ступенек куклы роняют мороженое пачкают платья, пахнущее постелью пломбир и постель – нет ничего лучше – думаю я поток слюны превращается в рвоту, размывающую номера соседских квартир 2 русые косички и белые банты всё перепачкано моими пальцами вымазанными жиром пишу твоё имя на доске содержимым своих прыщей допускаю ошибки, выхожу за поля тетрадки, если мы за одной партой радуюсь, когда твои выпавшие волоски оказываются на моей одежде перед сном, снимая с себя грязное бельё, заглядываю в соседские окна ища на шкафах кукол, которым завтра помогу нести портфель теперь буду страстно молиться перед сном
молиться и потеть пытаясь собирать куклу из конструктора, постоянно царапался об острые углы и гайки вылепить из пластилина – она мялась в объятиях из глины – её пальцы ломались в эхе моих ушных раковин которое так напоминало тепло оливкового масла пока она рядом за партой, не смогу исповедоваться даже перебирая чётки, молитвы проходят сквозь сеть её платья _________________________________________________ под снятой вуалью прочувствуй все складочки на её влажном веере штрих-код татуировки задумчивый взгляд и открытый рот словно она хочет сказать что-то важное, но не решается и пока в ней есть эти сомнения пользуйся молись и потей вместе с ней спи, ведь завтра рано в школу а после – на работу не забудь спрятать все тайны между страниц свежего сухого белья
Мечта Мечта Корочкой на вздохе Царапается Сказка раздражает Пусто в ней и тесно Как выходишь – Небо кувыркается Точит каплями пота окаменевший лоб В ржавых трубах дождь играет в кости В корыте разбитом Золотые рыбки Жуют мясо Рыбацких жертвоприношений Наживленных клыками скал Лучи воспалённого солнышка – Грибковые споры Усеяли дни и лица желание каждого седьмого гнома очутиться на седьмом небе
Боевой дух Сжимаюсь костяшками и белею поклоны бью мятым черепом на краю ножа точится шея друзья засохли да спилены кругом – левое плечо ранено птицы за ключицы держатся порваны пиратским знаменем клювы променяли на челюсти лежу в поле средь пропасти боевой дух падшей армии не нашел места и продался сказав что его заставили
День, когда земля стала пухом День, когда земля стала пухом от наших игр рвались подушки Церковный поблёскивал купол снежные коллекционируя стружки наполняя их божественным духом превращая в вилки и ложки Ночь, когда земля стала прахом от наших криков рвались кошмары Стрелявшие артериальным залпом В небо и с неба – пиратского флага пожары Искрами сыпали сокровища бликов Исполнялись желанья, разбиваясь о скалы
Хламідомонада 80% твого рідкого вмісту Забактерізовано Досі не второпаю: Твоя квітучість – Це причина чи наслідок
Джерело Міфи її років Засмагали на друкарських машинках Літери Опромінені історіями вигаданого кохання Злилися в дьогтьову смугу повсякденного Для нього Вона завжди залишалася лише джерелом використаної літератури Потребою останніх сторінок простирадл блиском столових приборів За весь цей час він так і не навчився читати…
Подо льдом животные болеют гриппом Подо льдом животные болеют гриппом На поверхности их подстерегают пьяные рыбаки Облики которых искривляются если смотреть через изгибающуюся жидкость в лунках красные лица рыбаков приветствуют восходящее солнце Их свинцовые шубы не дают сдвинуться с места Пока ружья ещё не наелись и не захотели говорить Птицы покидают свои тёплые постели В поисках воды Но путаются в лесках которые закидывают рыбаки Не в силах сопротивляться падают на лёд, пробивая новые лунки Раскрывая своими клювами глотки удивлённых животных Для мёрзлой похлёбки крючков Животные и рыбаки замерли В ожидании Каждый по свою сторону льда
Після смерті Після смерті о сьомій ранку Саме з того часу коли з хвойного дерева ти перетворюєшся на сонну істоту Своїм подихом розсіюєш примар, що заплутались у листях пряженого повітря Шукаєш свої капці стаючи з лівої ноги Каву розмішуєш, тримаючись рукою за край підвіконня Згадую Ліс, у якому ти тягнулася до сонця Парк, де саме під твоїми гілочками ми зустрілася Дивний аромат хвої, що вбиває шкідників Думав я Дивна декоративна рослина, що знайде місце в моїй оселі Мовчазна, колюча, вічно жива Це все, що я знав про тебе тоді І мріяв Щоб ніколи не настала сьома ранку
Прожиг Плавно по кругу перышки из-под перины ангелы выглядывают пишут смотрят на меня без одежды облизываясь не мешать прожигать письма, имена, дни время ценное утоление голода всем тихо они смотрят скорая помощь ведет запись капельки чернил на простыни мигалки твоих глаз выделяют голубой свет солнечный соблазн для парада планет всех входящих в твою систему долги будней идут по следу нюхая крест повесились ошейники строгие терновые венцы мир перевязан голубой изолентой плоский как диск полный как дырочка твоим пальчиком крутящим dvd-r в царапинах отпечатках тех суровых избранных и справедливых двери открыты внутрь земли тихо прожиг завершен
Операция Я открыл двери в дом, затем в луну, а затем в речку. В речке как раз проходила операция одной знаменитой рыбы. Знаменитой она была потому что все остальные были очень на неё похожи. Когда я подошел ближе, глаза зрителей, а все операции рыб проводились в присутствии зрителей, повернулись в мою сторону, некоторые вильнули хвостом, некоторые моргнули на миг своим вторым веком, так как протирать глаза плавниками практически невозможно. По периметру операционной, на камнях и водорослях, были развешены картины. Скорее всего, это были картины пациентки, возле которой лежало ещё несколько, что не успела развесить. Все картины висели на рыбацких крючках и показывали борьбу подводных жителей против удочек, спиннингов, сеток и динамита. Зачастую жертва была побеждена, а иногда даже разорвана, но главное в этих картинах, как мне показалось, отражалась борьба до последнего рыбьего вздоха, лягушачьего прыжка или раково-рокового сжимания клешней на пальцах стихии. И вдруг хирург сделал неосторожное движение скальпелем и рыбья кровь покрыла торшер, «космополитэн» медсестры, не тлеющую сигарету главврача и рояль мертвого пианиста, который был сброшен вместе с тем 200 лет назад с британского линкора. Пациентка, то ли от боли то ли от удивления, открыла рот, и все рыбы заглянули туда, и если бы у них были шеи – они бы вытянулись, так те хотели посмотреть что во рту. Крышки жабр спешно подымалась и опускалась, глаза вращались по кругу маковыми зёрнышками по блюдцу, зрители опёрлись на плавники, но ничего интересного во рту пациентки не увидев – заняли привычные для себя позы. Бах… она слушала перед операцией Баха. Бах – лопнул плавательный пузырь: вверх по воде поднялось немного чернил, смешанных с кровью, образовав последнее художество – чешую которую протыкал скальпель, и плавно рассеялось с течением. Себастьян… Зрители переглянулись, посмотрели на врача, что развел плавники, сомкнув свои губы в тонкую нитку, которой, наверное, уже собирался зашивать погибшей брюхо, потом на меня, мне стало неловко и я как всегда глупо улыбнулся, и только после небольшой паузы, когда грохнула крышка рояля и сломала обросшие рифами кости пианиста, все начали хлопать и открывать рты, водить хоровод, прыгать вокруг стола, плавать то вверх то вниз головой. Маковинки моих глаз вращались, я стоял с открытым ртом, а зрители уже заглядывали туда, словно в экран, продолжая водить хоровод то вокруг операционного стола, то вокруг меня.
Крем ультрафіолету Крем ультрафіолету Загоював рани Які залишали годинникові стрілки Наших розлучень День – самотня спрага бігбордів, шкіл й університетів обличчя та жести перехожих виказують пошуки грошей й іноді вільної тіні Життя засинає кицькою біля твого стомленого тіла Не бійся – я буду тримати нерухомо годинникові стрілки скільки зможу Хоч від цього літа лише самий парниковий ефект Засмага сонячними плямами розтікається по шкірі Плавлений сир хмар злизує горизонт Сріблясті обгортки свідчать що скоро оригамі птахів та звірів розмокнуть і втечуть кудись по своїх справах на паперових корабликах залишимось лише ми доки про дорогу додому не нагадають магнітні властивості теплого ліжка та випромінювання забетонованих свічок що втратили свободу змінювати свою форму цього спекотного літа
Собаки • Собаки дивились у своє відображення Вода провідниця їх самозакоханості Грім хвилював хутро, опускав хвости Блискавки живили їх мікросхеми та батарейки Без них вони схожі на плюшевих іграшок Неповоротких, тендітних та сонних Саме тих, що лежать у твоїй різнобарвній сумочці Разом із складеною парасолькою Бо дощ то провідник самозакоханості Десь на заході лінії електропередач Сушили вишиванку неба Птахів, що невчасно опинились у цих краях Пристрасно здерту вітром мозаїку листя
Фонарь • Мы вкопаны здесь всё время, остолбенели, слушаем жужжание автомобилей и стрекотание спешащих каблуков, наблюдаем смену ветра и сезонов, сравниваем яркость света солнца с собственным, соперничаем с деревьями, которые возомнили, что смогут пробыть здесь гораздо дольше. Стекающая капля по гранёному телу, вымывающая кусочки отточенного бетона; камень подростка, бьющий в лицо; воздух, горячий или морозный, выжимающий силу и надежду, будто старое полотенце, до того обросшее каменной породой что уже не трепещется по ветру, — это молчаливые переживания, уходящие в землю с разрядами иногда заблудившихся молний или самозваными коротышками замыканий. Я фонарь, расположенный на одной из улиц. У меня есть друг, и с ним в последний год с нарастающей силой творится что-то странное. Он становится всё более тусклым, его голова склоняется всё ближе к земле, и трамвай, рядом проезжающий, с издёвкой пытается задеть его, даже не поприветствовав своим звоном. Одеяние фонаря день ото дня более неряшливо: осыпается укутывающий его цемент, становится видно, что внутри ржавеют детали. Рабочие, ухаживающие за нами, не любят подходить к нему, так как считают что с ним, как и со всеми всё в порядке, а даже если не в порядке, то рано утром их это не заботит. Он мало с кем дружит. Есть несколько друзей, но он включается с нами всё реже. Когда фонарям плохо – они выдыхают густой туман, становится сыро и прохладно. Такое бывает на нашей улице часто. Блекнет свет, и в небольшом слое воды на дороге, что проглядывают асфальтные камушки, и грязь своей рельефностью пытается напомнить горный хребет, иногда можно разглядеть дрожащие отражения мыслей и чувств фонарей. Порой, проснувшись от страшного сна, мой друг до того раскаляется, что, кажется, сгорит его вдруг зажегшаяся лампочка, из него сыпят искры, он будет другие фонари, что разгораются и затухают, наполняя улицу порванными бликами света, но потом он утихает, вслед за ним и другие. Существует поверье: улица полна призраков. Птицы и мошкора облетают его стороной, он пытается повернуть свою лампу, чтобы проследить их путь, а может чтоб запустить в них хоть краешком желтоватого света, но его шея слишком надёжно закреплена болтами для таких проделок. С каждым разом усилия всё сильнее, я даже вижу пульсирующие вены тока сквозь ржавчину его осыпающейся кожи. Он рассказывал, как в молодости ставил перед собой цели, но со временем стал понимать, что ему это вряд ли удастся… Всё расставлено по местам, и его место его не устраивает. Иногда я вижу его улыбку и весёлый смех, и смеюсь вместе с ним. Он бывает как ребёнок, затевает разные игры: начинает подмигивать прохожим, отбрасывать страшные тени, освещать влюблённые пары, когда те хотели уединиться именно в
его темноте, но через 10-15 минут может стоять угрюмый, как будто сломанный фонарь на абсолютно заброшенной и забытой улице. Объятия наших проводов с каждым днём слабеют, и мне очень страшно, ведь мы с ним так похожи…
Разговоры леса • Безразличия разговоров леса Оседали на сосновых иголках Тянули, играя, за плечи нас Вздыхали. Неожиданно смолкли Кукушки распространяли слухи В открытые берлоги и гнёзда Даже дятлам хотелось стукнуть их Выбить клювы, калечить дёсна Прорастали на пнях трухлявых лешие что навозные мухи Грибами прикинулись пьяными В отвары стекали старушьи открывалась с ветром шкатулка Тот в пустые заглядывал норы Прикрывая их ветками тонко так Будто развешивал новые шторы
Опудала • Посеред поля Стояли опудала Посеред жита поснулого Й дивились на місто горщики їх голів дзинчали Солом’яні пальці вказували на тенета хмар Допоки простір диском пральної машини перевертав забруднений одяг днів та ночей Місто дивилось на поле Стояло мовчки з своїми снопами будівель Жителі вказували пальцями на одне одного Й посміхалися опудалам, розуміючи що вони інші Не такі як всі Кожен з них скрапував густим смоляним потом що ставав частиною зграї заводського смогу та поїдав тікаючих ворон Вітер грав із соломою волосся Вистукував ритми по горщиках-головах Притискав свої руки до теплих дерев Перетворюючи їх кінцівки на хмиз Притискав долоні до низьких хмар Яким неважлива наша присутність Яким неважлива наша важливість А нам хтось позав’язував очі Перев’язали нігті червоними нитками Щоб прокляті дихали у потилиці посеред ночі Ми закривались подушками Граючись, а часом від страху Що можемо втратити одне одного Повітря морською піною Змащувало губи перехожих Вбирало у себе олію зрослої шкіри з одежею Блиск каблучок на зігнутих фалангах пальців Повітря перетікало золотом І вешталося туди і сюди годинниковим маятником Трамваї самовпевнено різали рейки Ті виблискували і скрипом поворотів відлунювало слово кохаю Одні й ті самі повороти, одні й ті самі слова розбирали лише поснуле жито й наші теплі тіла
Диптих навеянный Житомиром • Рідне Місто 1 В сточную яму арбузные соки кровавой икотой Рычат на дороге желтые волки Съедают с заботой 2 Болото плюёт под ноги асфальту От голода плачут витрины Капельки ищут место для штампа Сливается трио
Мишень • в соавторстве с Таней Конончук 1 Телячья нежность лошадиной силы Аттракцион и сорванная крыша Вчера пытался застрелиться в тире Сегодня просишь у соседа пассатижи Бульона кубик и буханка хлеба Курица скорбная блюёт бульоном Спешил на манну, опоздал к обеду Теперь верчусь на шампуре в вагоне 2 На роликах глаза пасу тараканов Мишень пробивает струя валидола На почве нервной лошадьми пахали И сорняки сажали на погоны 3 Для хлеба не хватит пота на масле Тебе не хватает сил лошадиных Крещение бесов стало опасным Распятье доступно прямо в витринах Прощение ближних стало привычкой Не вредной, но в чём-то весьма капризной Не каждый зверёк проживёт в рукавичке Не каждое слово помрёт афоризмом
Ризик • Ризик мов засмага Яка сходить, якщо ретельно митися шампанським Чи хоча б пивом Після нервового дня Що залишає на одежі клаптики поколюючого шкіру сіна Передаючи їй свій колір яким людей зображують у альбомах діти домальовуючи поряд будинки, схожі на сірникові коробки на яких ставлять відбитки своїх рук так вони захоплюють світ, пізнають його потім підпалюють ризикуючи врешті-решт стати дорослими відчути коли вже і на них з’явиться чийсь штамп коли вони будуть вивчені й готові до стройової підготовки супермени-неваляшки старіють на сторінках коміксів та у шухлядах телеефірів на кухнях та у майстернях кабінетах та кабінах не затримуючись надовго злизуючи із своєї також постарілої одежі залишки шампанського або пива дивлячись де саме відбувались їхні подвиги й лягають спати накриваючись плащем а раптом… солдати миротворців можуть прийти у їхній тир завтра вранці почати рятувати усіх не жалкуючи боєприпасів принести врешті у цей нудний зацементовано-цегляний простір свої широкі усмішки які цілодобово захищають страхові компанії та зубні пасти вищого гатунку і мабуть тому закриваючись у шафах кольору згорнутої крові з яких давно пішли незацікавлені монстри та домовики вони моляться богам сонця, які тільки існують бодай дожити хоча б до ще одного літа і щоб невимовно гаряче світло мало змогу запекти їх колись обрані свіжі тіла у мякий духмяний хліб
171й автобус • 171й автобус Кольору та вигляду іржавої криги Напевно номери дають залежно від віку Викашлює останні мрії про айсберги Або хоча б про прохолодний гараж Захлинаючись гарячим машинним маслом Входить в область нашого зору Дверцята відчиняються зсередини відштовхується та стрибає на свободу запах затхлості, пластику та поту Пар його втоми ніжно потираючись об мої ноги розчиняється у повітрі автобус Захоплює тебе мов безпорадну ляльку кидає у свій салон Коли дверцята зачиняються Вони відрізають від тебе шматки самовпевненості разом з краєчками одежи мої безсилі паперові руки лише махають на прощання Віддаючи останні подихи твого запаху, що встиг просякнути мене вночі Колеса автобуса прибилися до паркану грайливими щенятами В надії відпочити Трава погладжує їх шерсть, що розвівається потріпаною гарячою гумою Вони затримали своє дихання, від чого їх тіла стали твердими та пружними 171 автобус Повільно від’їзджає Ляльки не можуть втримати свою рівновагу Та гублять погляди на підлозі разом з монетами Їх привиди поглинаються ненажерливими вітринами магазинів повз які проходить маршрут Тіло автобуса насичене дзвінким хрускотом усіх суглобів, хрипом та болем що відлунює навіть на обличчі водія, руки якого щомиті стискають кермо сильніше Випромінювання фар – то залишки світла його святості на давно забутому маршруті Світло дає змогу побачити часом дурне та лякливе обличчя інерції Якби він міг – то їхав би не зупиняючись По дорогам що завжди ведуть вниз
Млинці • Деякі людиноподібні схожі мені на млинці з м’ясом Такі ж жовті, та просто схожі Їх тісто місять акушерки Потім в масажних кабінетах Але то так і не допомагає вичавити гниле начиння Мене нудить коли їх трусить, ніби в мікрохвильовій, у тролейбусах та трамваях Верещу, коли вони лягають переді мною на тарілку дістаючи власні виделки та ножі Мастячи маслом свої і без того вологі тіла А доти Крізь травний тракт тротуарів Всі маси рухаються в центр В точку Де, кажуть, є вихід На глиняних дахах птахи не знають куди подітись від злітаючих вгору молитов ворожими літаками камікадзе викидаються з дахів П'ють воду з крил побратимів Викльовують крапельки Разом з очима Залишаючи червоні кола Доки антени розмішують радіо бульйон І коли глечики святих розбиваються об бетонні сходи Що ведуть до залізних дверей Солом'яних хатин Зацькованих поросят М’ясо яких ритмічно крокуватиме Шляхом конвейєру слинявих ротів каналізацій на виготовлення Нових партій Млинців
Таємна зброя • Дві тисячі якийсь рік Раса арійців, як і колись викинута одежа чи змінена зачіска, знов у моді Її намагаються натягнути на себе Українські вчені Що мають наміри розуміти і розробляти Бо треба ж буде очищувати вулиці, а поливальні машини вже не допомагають Тож вони починають ходити туди і сюди по кабінету У своїх жовто-блакитних чепчиках З руками в кишенях Напевно тому що це придає поважний задумливий вигляд а може тому що приємніше Бо думка про расу арійців десь поруч – тільки дотягнутися рукою Українські вчені винаходять нову надзвичайносекретнузброю Щось на кшталт залізної палки з отвором Але, як відомо українським вченим Та їх завжди сумуючим вдома дружинам Що раз на рік і залізна палка з отвором стріляє Але до справи Агенти, що працюють проти вчених у жовто-блакитних чепчиках Інформують, що зброя буде ввезена скоро до Києва Мене, молодого секретного агента Відряджають у саме серце Батьківщини Я повинен під прикриттям влитися в банду У саме до якої, в ящиках із свіжим запашним сіном, має бути транспортована Надзвичайносекретназброя на вигляд мені 25 – 30 років смаглявий, арійської зовнішності успішний працівник фастівського таємного відділу міліції у армійських каплевидних окулярах з тризубом на серці замість шерифської зірки і йдучи довгою дорогою до столиці розкидаю за собою колись вивчені книжки золотої ери міліцейського самвидаву диски з найкращими проведеннями операцій звільнення заручників тощо щоб коли-небудь віднайти дорогу назад – до здорового міліцейського глузду на вокзалі мене зустрічає один з агентів нещодавно упроваджених в банду але по його виснаженому але агресивному вигляду здогадуюся, що то скоріше секта, ніж банда така собі секта жовто-блакитних чепчиків що перевдягаються у циган або кидал на ринку намагаючись заробити грошей на нову надзвичайносекретнузброю я вдало вливаюся
ввечері мене вже розважають декілька повій але для скромного і доброчесного фастівського працівника таємного відділу міліції це забагато і я залишаю лише одну, в якої є довідка з усіма нещодавно зробленими аналізами ввечері мене запрошують до повного національних страв столу що випаровують моє підвищення по званню справа в кишені думаю я, або для початку на тарілці все проходить по густій соняшниковій олії що залишає сліди на свіже обсмажених баранячих сідницях у зал вносять ящик і дістають надзвичайносекретнузброю і сьогодні проходить її перше випробування вранці понад столом махаючи своїми комариними крильцями кружляють таємні агенти та міліціонери своїми витягнутими в трубочку губами досліджують недоїдки фоторепортери роблять знімки над моїми розтрощеними пострілом сумнівами у вбивчій силі надзвичайносекретноїзброї і спалахи фотоапаратів раз у раз запалюють світло в кінці засміченого тунелю вздовж якого розкидані книги та записи золотої ери таємного фастівського міліцейського самвидаву
Стовпи • Блог им. ValeryVolkovsky Витирали бруківку брудні тіні стовпів Розрізали тротуари нервово навпіл Аплодували засинаючи вимерлі дні Аплікаціями блискавок потріскував гнів Ніч шоколадом мастила брили-торти Розкидала недопалки випускаючи дим закохалося місто у сезон літніх злив неповороткий світанок далеко застиг
Жебрак • Поезія Повітря причаїлося жебраком Який несе на собі запахи усіх вулиць разом заглядає у всі вікна одночасно виношує у собі понад вежами дерев цирозні печінки хмар що здіймаються над колоссям будинків якщо озирнутися по дорозі додому можна побачити як власні сліди перетворюються на кицьок що через деякий час розливаються калюжами і на їх вже ледь помітній прозорій шерсті спотворюється відображення дійсності через жебрацьке дихання машини схожі на ганчірки, що витирають дороги а жебрак намагається бути пажем загортаючи у свій теплий плащ ту що, відсторонено йде поруч
Температура • Блог им. ValeryVolkovsky Температура – божество непозбавлене садистських нахилів перетворює усе моє єство y гарячу сталеву грудку виліплює мов сніжку Лежачи на землі я чую биття судин дерев Їх корені шепочуть: Стань одним із нас Ми тобі заплатимо солодким сном Диви, як темно, ніхто й не помітить як ти підеш Вітер просочується скрізь ледь помітно зачіпаючи гілки дерев ховає відьом у віспини хворого каміння Річка десь поблизу Повільно заходить на берег Обіцяє кохатися зі мною щоранку цілувати мою молочну шкіру Наближається Обережно доторкається до моїх пальців… На березі тиша Вхід до намету відчинений А та, що лежала поруч Відвертається
Пинокио • Блог им. ValeryVolkovsky Ты мне любишь садиться на голову глупенькая называя ласково своим твёрдым Пинокио Покупать по четвергам тебе новые туфельки Откладывать деньги на модную NOKIA Ночью фонари стирают штативы за танцами Их головы-ягоды на пользу Мальвине Ведь она на диете и еле может шататься бросаясь в слёзы безо всякой причины ложь из уст моих приятно слышать что обивка моя из фирменной кожи нам уже завидуют все кошки на крышах и соседи завидуют ровно о том же
Система • Блог им. ValeryVolkovsky Торкаючись до поверхні річки що перетворюється на систему зелених піщинок Сонце кидає на воду сріблясті камінці Твій погляд залишає на воді квітучі гірлянди Ми занурюємося У систему сріблястої квітучості Йдучи на дно Бачимо лише днища паперових кораблів хвилі – вирізані з воску та поліетилену Рибу, що разом із здобиччю нанизані на гачок Русалок, що еволюціонували в аквалангістів Дно, яке поглинає закоханих Дно, яке поглинає всеосяжне єство поверхні часом мені здається що вода – то один з богів що надовго поснув оберігаючи свої багатства наші легені приймають у себе нову релігію ми – системи проведення тепла засинаючи стаємо системами насичення одне одного
Кораллы • Блог им. ValeryVolkovsky Готовим ложе для образования сплава Ману для магии, кровь для болезни Крест для флага, венец для забавы Шеи для хруста и затупленных лезвий Ржавчина в грязи серебро да золото Целуй меня в сапоги и бетонные плечи Монеты предают под ударами молота Окольцован по кругу вертящий вечер Лоб для клейма, детей для созвездий Мечи рубят под звоном наград В колокольчиках язычки против шерсти и лести Звенят в удовольствие для забав и шарад
Растение • Блог им. ValeryVolkovsky Я превратился в растение Странный биологический вид в красную книгу не поместили не получилось сделать человека пытались сушить только не выбрали где положить в гербарий или в мавзолей был спасён вырос красивым Умным и крепким Говорила хозяйка Гордо подняв крону К органам неба – органы чувств Ствол держал прямо Окружила почва твёрдой глиной стала круглой Со всех сторон перекати полем перекати миром сам себе транспорт в моей тени восхваляли гуманность люди на затылке с лицом плакали над свечами целовали иконы а потом на ветках вешали рабов те шутя, а может на зло, показывали языки на праздники украшения распухали блестели червяки плели узоры в земле как в могиле опоясал лежащих без воды морщился кожей старух похороненных рядом или в гостях моими корнями обнятых чтоб не упали у меня есть театр представление павших напоминание о смерти в алой рубашке ткань из эритроцитов двояковогнутых листьев ветром приносящих воздух
в счастливую осень обнятую прогулками и стихами а люди подбрасывают трупы актёров привычно переступают даже не смотрят спектакль я превратился в растение меня забыли полить засох и скорчился в медленных муках урод и сорняк сожгите листья, опавшие при спиле так сказала хозяйка
Да прибудут с вами нитки, лысый мешок белогарячего ангела, которого покусали бешеные молочнокислые пчёлы • Блог им. ValeryVolkovsky в соавторстве с Таней Конончук В том месте где за полночь сварятся раки И аки злодеи присвистнут под крышкой там клешни заменят им челюсти Дракулы Придёт серебро когда скроется сыщик исполнятся дымом дверные заплаты. Лимонными дольками в сок трубочистам прибудут на ниточках желтые ангелы небесную манну трамбуя в сосиски протрёт колыбель свои чёрные пломбы мешок темноты это лысая крыса сопели и ёжились тени поклонами дороги теряли заезженный смысл Браслеты Сатурна и перстни кометы пополнят кефир звездонутых бактерий надкусят луну, что печенье галетное чтоб раки под крышкой свистели да пели нам
Міни • Блог им. ValeryVolkovsky Тільки-но начищені чоботи солдатів Вичавлювали протипіхотні міни мов вугрі із сідниць землі Еритроцити переносили свій кисень до найближчих канав Гаряча плазма оплакувала дерева та повітря свіжа кров виступала на божій посмішці скрапувала у віспини воронок комарі водили хороводи серед гучної випивки розводили багаття дим виплавляв на небі різних звіряток та приклеював до них слова з листів що ніколи не потраплять до домашньої поштової скриньки сузір’я клякс перемішували сіль Чумацького Шляху з високоякісним порохом одразу насипаючи у нові гільзи спинномозкових каналів шнуруючи вичищені до блиску чоботи солдатів впевнених у завтрашньому дні та коли щось – у дбайливих і сексуальних медсестрах госпіталю міни тим часом дозрівали під розстібнутими блискавками хмар випарами озону та сповненими щастя веселками-гойдалками на яких усміхнено каталися янголи смерті за місцевим часом яке немов прапор немов вирок немов підбитий літак немов зупинений танк немов аерозоль, що стелить подушки до втомлених голів на які падають стрілки годинника приковують назавжди старших воїнів, схожих на уламки каміння молодших – на щойноспечену цеглу вкладаються один на одного стають братами по долі назавжди закриваючись у своїх оселях кістки залізниць перевозили на собі сигари генералам кістки залізниць перевозили зіниці загиблих що кавовими зернами розчинялись у сливовому сиропі космосу
Мокриці • Блог им. ValeryVolkovsky 1 Мокриці повзуть по знівеченим пірамідами пухирів бетонним стінам Відкидають тіні своїх лапок на обличчя бедриків Так проповзає час на моєму животі Комахи відкривають його своїм скальпелем Зі свіжими слідами неіржавіючої кровотечі 2 хтось відчайдушно лупцює місяць І відриває частини Уламки звісно падають на землю Ти встигаєш замовити меню, згадати, забажати Доки твоє горло не перерізане, і не чути вирування колодязів-легенів В яких втопився наступний хворий лишаєм кіт Смієшся, прив’язуючи інших до своїх гомілок 3 Чую як звучить гонг і з неба опадають загострені частини космічного запліснявілого сиру З рештками ганчір’я прапору сполучених штатів Хтось вигукує: це останній раунд Від страху на моєму животі рух мокриць та бедриків пришвидшується Вони ріжуть вже не тільки суворо по центру, а й де попало заводять мене у кути власних ребер, притискають до канатів, до підлоги лягають зверху відчуваю твердість їхнього хітиново покриву та сморід секретів язикових залоз Навіть у бедриків добрий хук, аперкот Та смердючі язикові залози Чую десь близько дзижчання кайданів та знайомий блиск твоїх гомілок Хочу втекти Та зрештою – це останній раунд
Требуха • Блог им. ValeryVolkovsky Расцепили с головой Тело ноет камнем в горле Щёки вызвали на бой Облачились стадом молний Поле брани всюду пни под поганками, кострами ноют ведьмы – пристрели сыпь в ржавеющей пижаме я ныряю в требуху внутрь раны не смотрю рыбы сёрбают уху в маринованном раю
Я нашел её • Блог им. ValeryVolkovsky Я нашел её случайно По запаху ладана Перьям стервятников Что окрашивали пепельный воздух По синим брюшкам навозных мух Которые заменяли ей глаза По жалобам сторожа Втискивавшимся в ограду Загородного кладбища С деревянным распятьем точно по центру И звездой на воротах Я узнал её по ржавым спицам В треснувших костях По москитной сетке пор На ссохшемся лице Зубы сторожа Равны семнадцати золотым монетам Которые блестят в грязной почве Его лукавой улыбки Там в центре на загородном кладбище Где звезда и распятье Она шла теряя руки и голову ждала, что я возьму всё это в охапку словно в объятия спотыкалась, ломая ногти По радио передали что будут осадки И по крышам стучал клей пурпурный и вязкий точно дешёвый лак стекал по разбитому шиферу На сухие скелеты листьев Сторож держал её за петлю на шее И протягивал ладонь В которую я положил Кладбище Что за городом Со звездой и распятьем точно по центру его руки
Байконур • Блог им. ValeryVolkovsky Очі твої схожі на пару карасів у ванній їх світло лізе з орбіти та стрибає в обійми вислизає неначе ракета що боялася засидіти свій байконур я розповідаю тобі щовечора дивні історії ти як завжди засиджуєшся у мене в гостях кохання – поняття вигадане істотами з червоної книги що злітають бульбашками крем-соди тягнучись до м’якої поверхні стовідсоткового крем-брюлле
Под тобой • Блог им. ValeryVolkovsky Оказываться под тобой Всё равно что испытывать действие обезболивающих Которые прячешь под подушкой сочного предвкушения Разнимать оболочку капсулы и высыпать себе на язык весь наполнитель Чувствовать что ты таешь Зёрнышко за зёрнышком лекарства Будто крупицы алмазов Что преломляют свет твоего излучения Это влияние творчества Хемингуэя: большая часть ледника сокрыта и невидима И на самом деле тепла словно леденец нагретый рукой в кармане пальто Под тобой Это совершенно другое состояние чем под давлением пассажиров маршрутки При остановке которой они задыхаясь выгрызают выход Под тобой Это абсолютно по-иному чем во время шествия по маковому полю кирпичных стеблей Что рождают свои плоды-коробочки в каждой из которых есть зёрнышка Но они тают совершенно иначе чем ты Под тобой Это не так как под влиянием улыбок красавиц Которые своими длинными ястребиными когтями пытаются сцарапать скорлупу с чистой кипячёной воды моих шагов вверх по завитым бигудями ступенькам к твоей квартире
Чашка • Блог им. ValeryVolkovsky Обіцяв своїй чашці Надрукувати оповідь Про те, що я пив з неї І лоскотав зубами Її керамічний краєчок Як заповнював чашку сирою водою Як відламував їй єдину ручку Як вперше вона дала тріщину Посередині мого імені Як востаннє вона була сповнена Рідиною що перетікала через краї Крапаючи на підлогу малюнками схожими на їжаків Здається надвечір Її чашолистки опинилися у відрі для сміття І різали своїми гострими кістками чорний поліетиленовий пакет Як я купив нову чашку З таким же огидним іменем З такою ж зламаною ручкою, яке та видавала за вушко З керамічним краєчком, хоча цей здавався трохи теплішим З такою ж передбаченою тріщиною через декілька тижнів Як заповнив її такою ж самою сирою водою Я також пообіцяв їй Надрукувати оповідь
Пришестя • Блог им. ValeryVolkovsky Видираючи ганчір’я з твоїх шорстких легень Натрапляю на дерева та квіти мов у просторі без гравітації майже без зусиль штовхаюся ногами та руками виконую гімнастичні піруети різної складності плавно стрибаю у потаємні околиці Де у будинків мерехтять поодинокі вцілілі вікна Інші погрозливо де монструють свої загострені скляні ікла Через розквітлі бруньки трубопроводів видирається на свободу Схожий на скаліченого привида отруйний газ Металобрухт виблискує ще не заіржавілими коронками Поскрипує деталями, заворожує мене своєю нерухомою вагою Могутністю за його мимовільним тріском та скрипом Вбачаю намагання знову стати на ноги і піти своєю дорогою що колись раптово обірвалася коли я підстрибуючи плаваю у цих районах Де ніколи ще не віддзеркалювалася твоя хода Де ніколи ще не наставав час сонячного світла Видираю усе ганчір’я з легень Щоб вичистити кору та паркани Пелюстки та стіни Скло та труби Металобрухт та повітря Тварин Що висунулися з вікон Та беруть одне одного в обійми Й досі чекають на Твоє пришестя
Молчание • Блог им. ValeryVolkovsky Бежит через край босиком тротуар Мешает туристов и майских жуков с прохожих сдувает немую вуаль ложится в неё, будто сам свой улов на лавку в столовой подкинут матрос вповалку на крыше растаял сапог на небо разложен в косую пасьянс течением дня полон кошки лоток а клятвы сегодня играют в козла ломают рога с позолотой ворот в ухмылку вольёшь всё что сказала на лицах в канаве цветастый восторг циррозными пальцами смотаны губы в объятиях почвы испечь тишину с огнем зажигалки станцуем румбу молчание Бога – строгий маршрут
Велосипедні колеса • Блог им. ValeryVolkovsky Велосипедні колеса вивчали свій власний скелет Пташині кілі протинали видихи велосипедиста А також погладжували вії велосипедних фар Камінці підфутболювали кожного разу брудну гуму Щелепи велосипедиста дзинчали мов вухо-дзвінок прикуте до рогів керма Це було схоже на родео навіть придорожні квіти посміхалися Птахи тим часом погладжували пташині кілі Що погладжували вії велосипедних фар Зліталися на дзвоник Думали що то виклик меню і вішали білий рушник на праве крило Знімали свої пташині голови і давали місцевим садистам одягти на ногу мотузок Ті відносили їх на біофак і робили розтин вивчаючи органи і заробляючи п’ятірки Та поцілунки замдекана гомосексуаліста Виходили з занять і облизували пташину кров з пальців Облизували одне одному зі щок слину замдекана Волосся велосипедиста блищало Мов камінці на вечірньому узбережжі моря відбивало світло місяця та ліхтарів він гнав туди куди тільки йому було відомо посміхався, немов тільки но облизав щоки молодих симпатичних студентів їх напружені м’язи та сухожилки піна йшла ротом та крапала на велосипедний дзвоник РОДЕО РОДЕО – дзинчав той у відповідь У дев’ятій тридцять за місцевим часом Зі скрипом та потугою найближчий поворот виблює молоковозом Історія буде закінчена Скелет велосипедних колес стане одним цілим з велосипедистом Студенти будуть гуртом виносити колишнього замдекана з жабур’ятні А птахи погладжувати своїми кілями вії фар молоковоза
Одухотворённые клизмы • Блог им. ValeryVolkovsky Ферменты пышных фраз Не переваривают все мои тосты Поднимая бокал ломаю вилки и ложки Вытирая губы – распускаю язык В карманах гуляют подошвы её туфель В жующем рту несчастливый билет Желтки за завтраком распластались и щебетали Испаряясь из скворечников и кормушек Взлетали вверх Звуки будильников Из-под подушки кричали в нестиранных носках Навострила ушки райская калитка но не влезли в слипшееся веки одухотворённые клизмы которые то и дело беззаботно промывали крыши черепицей и смолой Приклеивая дома с подножными городами К бездыханному небу
Газеты • Блог им. ValeryVolkovsky 1 Бешенные руки сводят судорогой юбки Подпоясывают зрелые почки и поясницы Волдыри во взглядах Прыщи в улыбках Газетные строки в полоску, линейку А сейчас уже модно в горошек Кто не ленив – Надевает кольца на связанные пальцы Может быть зря Вбивают гвозди в трухлявые ладони Через решето которых сочатся помутневшие слёзы Дню города посвящаются громкие стены и смелые губы В гильзу парков наклеили медные шторы Облизали скрипучие половицы И теперь плодоносят залпами В центр челюстей красного креста – Там всегда есть место шампанскому Но не всегда отстираны от трупов простыни Чьи имена не вклеили в чёрно-белую ленту кроссворда за выстрелами – брызгами радуги от вершин к тротуару По радуге на санях удивлённые девицы По разноцветным трубочкам При расцветающих веточках Каблуками звенят раскачивая барабанные перепонки уходят в беспокойство пустых урн и лавочек Где окурки бездомные и огрызки смеются истерзанные по периметру губными помадами 2 мы с тобой – самосвалы валимся в объявлениях тех кому может быть пригодимся На свалках играем в салки Вычёркиваем скользкие страницы Смотрим как облизнулись газеты Потому что подмигнули фотоаппараты И прихлопнули в ладоши штативы Сорвавшемуся с перекладины самолёту Упавшему с трибун кому в горле Шрифт что и время В слепую слипся чистосердечным пятном мы с тобой ключики
Да гостиницы заняты Номера убежали прочь и светофоры погасшие подмигивают иногда Писклявыми ранами твоему блеску в грязи по расстёгнутым краям подорожника
Агония клубничного тиканья - в соавторстве с Таней Конончук • Блог им. ValeryVolkovsky в подвале ожили бутылки и банки спросонья вертелась клубника в повидле лежала под полом и стала зелёнкой теперь улыбается сука ехидно попробуйте съешьте попробуйте скрасьте моё одиночество банкой гуаши но только не режьте меня понапрасну позвольте мне стать на соцветие старше но слесарь бесился кусая за крышку хватая губами за треть ягодицы И сладкой клубнике пришлось бы несладко Но вот кабачки позвонили в милицию И эти поганки в червивых погонах Всю ночь расчленяли беднягу-клубнику Ругались и пели на пенном жаргоне Заставив клубнику в агонии тикать
Ель • Блог им. ValeryVolkovsky Когда мы проходим мимо друг друга ты падаешь ко мне на плечо будто ель на скалу скрипишь зубами отрывая кусочки ирисового мяса вместе с одеждой когда понимаешь что более нет почвы под ногами кроме тины обещаний и поросших камышом просьб ты наклоняешь заплесневелую голову и твой плач отзывается лягушачьим кваканьем изнутри пупырышки говорят за чувство которое испытывает наживка на берегу вода начинает дрожать праздничным холодцом черви в банке щекочут друг дружку по спинам вытаскивая из кулаков короткие и длинные спички потом крючок пробьет мягкую грудь неудачников когда рыбак поднесет их ещё свежие тельца к своему лицу они увидят как смола елей застывает серёжками на его ушах когда мы проходим мимо друг друга подошвы сталкиваются по полюсам и в отражении солнцезащитных очков прохожих ель падает на скалу
Заводы • Блог им. ValeryVolkovsky Мы заводы по изготовлению навозных мух Прибрежным канавам не видно вяленого горизонта настигнутого капиллярами наших крылышек И мы пускаем через ноздри и открытые трубы Кашу испарений Приветствуем проплывающие мимо баржи чужие туфли Грузоподъёмностью в несколько лет дырявых носков Вода теперь больше похожа на сопли что пачкают одежду Оставляя первоапрельские пятна на молниеносных ширинках подземок Наши детища дуют на тлеющие в пепельнице земли мировые просторы Для наших детищ всегда найдётся подходящий завод или ремонтный отдел С пристани будут махать доски и цепи взлетать канарейки И гипертрофированные гангренами тела заводов полюбуются их золотыми клетками
Эй, старик • Блог им. ValeryVolkovsky Эй, старик Который год ты сидишь с краю стола, опустив голову на сцепленные ладони Не дай мне увидеть, как ты умрёшь собственной смертью Мне достаточно смотреть что с каждым часом твоя оболочка стекает вниз равно горячему парафину Я чувствую как ты ненавидишь задевать овечьи шкуры рядом сидящих вместе со своим сувенирным блеском ты остался закрыт в картонном ящике прошлого каждый твой шаг оставляет размытую печать на створках этого ящика Старик, я хочу чтоб ты показал мне дорогу Мне всё равно что это будет, я хочу довериться твоему вкусу Ты можешь разрезать живот богоматери и не дать родиться ему Святая плацента будет плавать на поверхности помойного ведра, не в состоянии вознестись Представь что ты делаешь ему одолжение Не бойся – он когда-нибудь станет такими же как ты – старой горькой ватой, вялым парафином и возненавидит овечьи шкуры рядом сидящих Он развалится в глухоте своего кресла, словно на кресте считая копейки брошенные им тифозными медузами проплывающими за линзами лопнувших очков посмотри на каштаны – они не просят милостыню дозревая они разбивают свои головы об землю, об собственное отражение в лужах лучи кинескопа оживляют тебя старик, изменяют твои движения и цвет словно ты единственная движущаяся частица в остановленном механизме но со стороны света ты порастаешь мохом и, врастая в землю, останавливаешься оторви арбузную мякоть своей старости от беззубых дёсен жизни старик, я не хочу рыдать, видя как ты умираешь собственной смертью
Автомобілі • Блог им. ValeryVolkovsky Автомобілі Яких проносять повз вікна твоєї оселі Застигають чорними крапками Під ледь відчиненими повіками коли вводиш наступну дозу я зупиняюся біля крісла зупиняю свої капці, що рухаються незалежно щоб подивитися на тебе в останнє намагаюся відокремити від м’якого крісла і взяти в обійми але не можу і лише одягаю теплий светр що пахне стиглими польовими квітами бо скоро наші пальці стискатимуть скло сервізів аж до наступного вечора скло оголюватиме до кісток автомобілі яких проносять повз вікна нашої оселі вікна, що вирощують на собі сутінки накладають їх до кратерів депо на розлогих судинах рук рейси поїздів-окремих всесвітів проходитимуть через нас на рейках ці скрипалі заграють свою мелодію іноді в дисонанс але врешті мелодію, яка замастить рухи поховає нас в кріслі де ми будемо стікати важкістю і навязливістю руху смичків і в один момент, про який ніхто не знатиме й не очікуватиме кожен скрипаль підстрибне щоб подивитись на сідаюче сонце під нашими повіками
Світлі аури • Блог им. ValeryVolkovsky Ми підтираємо обличчя нашим світлим святим аурам Бо вони вже давно злиплись нечищеними ротами із засохлою слиною На щоках, кістках, під очима роти розповзаються зміїними черевцями Роти, по яким можна було дізнатися скільки ліктів треба буде понадкушувати Щоб перетнути святу сітківку ока по екватору І заповнити собою келих, з якого потім виростуть коштовні вовчі ягоди Що триматимуть за краєчки наші аури Які безупинно перетікають одна в одну Поступово ікла ягід оголюються І розпускаються криваві квітки посеред фосфору твоїх сітківок
Щетина • Блог им. ValeryVolkovsky Помазки автобусов открывали взгляду самолётов начисто выбритую землю разбрасывали по обочинам подбородка снежный лосьон вперемешку с остроконечной травой
Открываю вход посторонним • Блог им. ValeryVolkovsky Перебираю ножом консервным Метастазы углы и ботинки И невпопад на зубах печенье И невдомёк накрыли косынкой рукопожатий мыльных растворов предложений битых бутылок так открываю вход посторонним и парадно подставляю затылок на мелководье в яме у шпроты чуть перевернут белый стаканчик улетучился мусор добротно ворочаясь в костре обманчиво опрометчиво падают люди от менструального цикла газа гравируя небесные прутья кто-то в гравии тихо заплакал
Трамвай • Блог им. ValeryVolkovsky
Трамвай принесли ровно в тот момент, когда часы показывали не время, а номер маршрута, и положили на операционный стол. Положили на боковую часть, где у него располагались колёса. Полоски рельсов лейкопластырем прилипли к колёсам, трамвай не шевелился, возможно, потому что боялся, возможно, потому что был тяжело болен. Врач, выписывая коньками по льду характеристику и карту болезни, допустил, что скорее всего это людовый завал и нужна срочная операция. Клизмы, как известно, трамваям не ставят. — ты объелся людей, шептал доктор. Шепот доносился электричеством через усики-антенны. Мы разрежем тебя так же, как своими колёсам ты режешь повороты, так же как ты режешь своим лицом встречный свет. Мы будем препарировать тебя медленно, словно тебя кто-то вспотев и встревожившись ждёт на остановке, или бежит за тобой вытирая платком объеденные ветром масляные глаза, а ты всё не едешь, или уезжаешь уже, закрывая двери перед выпученными вперёд руками, эту неизбежность событий ты должен чувствовать, как чувствуют её твои внутренности, которые молюссками из стулок пытаются вырваться из твоего чрева или ворваться в него птицами садящимися в гнёзда — продолжал шептать доктор, сверкая своими грязно-серыми наэлектризованными ногтями. Трамвай лежал молча на своей боковой части, казалось он всхлипывал, ведь так не хотелось ему этой неизбежности. Он думал о происходящем и всё больше прирастал к пластырю рельсов. Следы его печали завтра утром смоют поливальные машины, и мазутные капельки упадут в сточные канавы. Пойдут по их дну, чёрными кроссовками, оставляя тут же рассеивающиеся отпечатки. Скоро в операционную был подан нож, и доктор начал резать, слегка ухмыляясь и глядя на себя в зеркало. Он играл своими серебристыми мускулами, переливал свет от мышцы к мышце, обмазывался трамвайной кровью, пробовал её на вкус, наклонялся и снова о чём-то шептал уже обморочному трамваю, наматывал его нервы на уши случайным прохожим, иногда сдергивал пластырь и видя судороги, улыбался опять и подмигивал себе в зеркало. Какое-то странное чувство власти наполняло его пальцы, шарящие в холодном металлическом теле. Он дотрагивался до кресел, словно до болевых точек, вытаскивая всех тех, кто не успел приехать на работу, кто не вернулся домой, тех кто дождался трамвая, или же тех кто не должен был бежать за ним. Врач шарил у них по карманам и, отыскивая билеты, выбрасывал пассажиров под заборы и фонари, и те застывали подсолнухами, иногда крапивой, а иногда лопухами, иногда кошками, а иногда воспаряли фотонами и садились на провисшие от старости провода, иногда банкоматами, и ещё реже свежей закуской к холодной водке. Безбилетников же он набирал в шприц и вводил себе нужную дозу. По его телу пробегала ножками ёжиков, бывало копытцами поросят, ярость и угрюмость, беспокойство и ниточки которые сплетались в канатики тоскливого молчания и взгляда в пол. Доктор всё играл своими мускулами и смотрел как заусеницы его рук летят вверх и разгораются, выстилая небесное полотно. В раскрытых отверстиях возились его пальцы, и он держал их там до тех пор пока
не онемевали. Засовывал туда вместе со своим любопытством разговоры окрестностей, сосредоточенность пустых улиц, жалобы иссохших деревьев. Доктор натирал эти отверстия будто керосиновые лампы, и ждал пока из-под ногтей не пойдёт жидкий пар. Скоро его руки нащупали переливающиеся теплом сердце и более не могли остановится. Доктор достал его и всмотрелся: это был помидор, огромный помидор, источающий косточки, номиналом десять, двадцать пять и пятьдесят копеек. Он сжал его пальцами и маринадный сок пробился через маленькие ранки выплевывая скопившеюся мелочь. Доктор выписал счёт, сгрёб в карман мелочь, выключил трамваю фары, потом зажег свет в операционной, и навсегда запер двери.
Картофельная шелуха • Блог им. ValeryVolkovsky Дни валятся картофельной шелухой В мусорные баки наших растущих цветов С плодами оболочек медуз раскрывающимися лепестками Полных взаимозависимости И когда наши излучения доходят до предела накала Тавро обжигает лицо своей иссохшей усталостью И мы вваливаемся в новую ночь открытого люка Уходя по нечистотам взаимозависимых мыслей
Корова • Блог им. ValeryVolkovsky Мир – это корова в обёртке разлагающегося сена обожествлённых плевков сено нанизано на спицы коими вяжется ванна слюны тёплого чердака улицы где скальпели ветра играют во дворах облизывают купола и рога троллейбусов царапают углы домов и оббивают плитку балконы деревья вынюхивают в карманах кварталов конфеты внутри которых должна быть выигрышная корова корова покорно встретит будущий урожай ножом мясника вонзящийся в её покорное тело день в день будет глазеть на прорастающие из себя колосья тракторы и горы секреты мраморные плиты избы и многоэтажки детские песочницы такси телефоны страницы из библиотечных книг аквариумы и чернильницы заплаканные верёвки и устойчивые табуретки корову хранит в себе кит тот что оказался третьим лишним но иногда выпускает её на волю сквозь прорезанную шурупом спину
Буквы • Блог им. ValeryVolkovsky Хромые Мутно-синие буквы моего шепота Шагали вверх по склону твоего дыхания Их хрупкие ноги дозревали на поле щёк где кирпичным инеем укладывалась свежая роса поцелуя стекая по неуверенным мягким кистям твоего пробуждения
Богиня • Блог им. ValeryVolkovsky Водочная вязкость слюны А также резьба мелководного нёба Приводила в трепет диких животных её рук и ног Вырывавшихся из-под моих волнистых молитв на губах обоями распластавшимися когда замаливал счастье её пластмасово-кефирных костей она лампочка, которая показывала мне свет своего языка пряча воспалённые гланды в прозрачном наряде я становился на цыпочки и отрывал от неё части раздавал их игральными картами четырём своим гладким бетонным противникам пока козырь червы елозил и выплясывал под ногтями гвозди пальцев держали её лицо когда голова падала с плеч словно поцелуй и тогда она выливала на меня бальзам солёно-тёрпкого янтаря стекавший из пустых слепков гипсовых глазниц жар которого приклеил меня навсегда к подошвам её клыков
Голос • Блог им. ValeryVolkovsky Твой голос равен глотку обжигающего чая Рот сумме открывающихся дверей колодца Из которого доносятся звуки натёртые телами утопленных котов И даже плевок не спасёт от исчезновения вкусовых ощущений И даже карканье падающих на голову яблок Не спасёт от наполнения вёдер чаинками Что прилипают к нёбу несказанными словами Я наклоняюсь над столом Словно над книгой, начинаю читать узоры на вилках Знаешь, они не ржавеют и не меняются В отличие от морщин Которые каждый вечер заходят в двери твоей спальни без стука
Трикутник • Блог им. ValeryVolkovsky Бермудський трикутник ліктів Для пальців тоненьких як голки Оскалені ребра відкриті І хмари всміхаються вовком На темній станції двоє Й сніжинки липнуть як каша До губ до одежі і сором Ти лізеш в Бермуди мов в пащу В горнятку ліжка згорнешся І скиснеш ворушачи часом Загостриш нігті і дещо Усміхнено спатимеш й ласо
Вечір • Блог им. ValeryVolkovsky Вечір сплюснутий горизонтом Розлігся дохлим щуром під кігтями якого догнивав туман Викрутки протягів вселяли свої слова у зволожені барвниками автомобільних фар людські жести та куртки Ліхтарі то подорожні, що втомились одне до одного схиляються ніби герої чорно-білих гангстерських стрічок Підкурюючи з долонь цигарку свого обличчя Доки птахи – здиблена зачіска ліхтарів Наводять лад своїми дзьобами-розчісками у власному оперенні дорога, що веде до відчинених люків та стічних ям – яблуко вкушене грайливими зубами тіні та світла з якого стікають соком автомобілі і в монастирях цілодобових аптек, магазинів та ліфтів відчиняють обійми збентежені привиди твої сльози, що переливаються презирством мов парти п’ятикласників до суворого вчителя презирством до всієї святості цього потойбіччя зупиняються біля пісочної млявості чобіт з останніми дзвінками рейсових автобусів
Залізниця • Блог им. ValeryVolkovsky Вітер похилившись важко тягнув за собою розпухлі запахи бензину та одеколону дерева п’яніли і цілувалися Під час поцілунку гачки їх зубів заповнювали один рот Втираючись до соку в розтрісканні ясна кори Похилий горизонт погрожував їм здалека червоною отрутою але закривав замизкані виріями птахів очі потяги, мов курчата водили хороводи у повному відрі залізниці та карбувала маніакально-депресивні есе на землі одноманітно лінійним почерком ставила коми стовпів і коми кричали, скидали донизу гнізда-кашкети з усміхнено-застиглою шкарлупою вішалися на проводах, ковтаючи посинілу слину мов олені що нахилились до озера плуталися рогами у прицілах рушниць мисливців цвях за цвяхом влучали у тінь сурми проїжджаючого потягу що смугою скотчу відліплювався від власної луни
Воск • Блог им. ValeryVolkovsky С каждым сморчком поезда из труб метрополитена Меня сквозит от прикосновения – Пальто твоего голоса распахнуто собачьи кости ласки ты закапываешь в объятиях и саблевидных отметинах на шее с каждым поворотом моей головы комки твоих кулаков заставляют звенеть громче ошейники угроз Воск звёзд твоих напоминает мне Скисшее масло на коленях бордюров И сквозь решетчатые губы асфальта Оскоминой подземного гайморита играет гармонь
Трамвай • Блог им. ValeryVolkovsky Трамвай гусінню, що тільки-но прокинулася Проривався сонячними променями у пахучих шкарпетках Лоскотав краєчки тонкої шкарлупи рейок І на зупинку проштовхувався Зі змокрілого туманного лона Червоною пелюсткою бруньки Відчиняв двері
Пневмоторакс • Блог им. ValeryVolkovsky Пневмоторакс мой Равен твоей перерождённой спине Цезаря Мы разденемся и начнём дышать через трубочки Окунаясь в ванны трепещущихся лёгких словно в чернильные кляксы Нащупывая картонными пальцами пенопласт внутренностей Будто попкорн съешь его слушая астматический скрежет холодильника закусишь трамплином промёрзлого кашля и я вскину руку приветствуя прыгающего фюрера в мою колыбель и когда ты откроешь зонт спасаясь от формалиновых брызг на подводных масках запотеет пивная желтизна нашей кожи
ЭТО • Блог им. ValeryVolkovsky это трубы и вода и растаявший снег на поверхности это трещины на досках и на голубиных лапках это телевизор в углу и приподнятый хвост его антенны это площадь земли на квадрат кровати это слякоть твоих губ это кривое зеркальце под задницей на засиженном подоконнике это свет лампочки на слепом бельме заваленного дохлыми мухами стола это живот умирающего от голода, прижатый к диафрагме и позвоночнику это линейка на вздыбленных трусах это захват ротовой полостью остывшей ложки супа это кресло и сперматозоид, что разлёгся на пломбе зуба это замочные скважины протёртых платком ноздрей это влажные пальцы это остановившиеся такси с открытым желтым ртом таксиста это мыльные пузыри твоих глаз это плавательные пузыри моей надувной подруги это расстегнутые пуговицы на тетрадках в холостую линейку это смиренные коты и собаки это покусанные косточки колпачков это ловкий карандаш за ухом это плаксивая история олимпийского мишки это диспансер эпидемии твоей любви который держит нас в объятиях до сих пор и пузырчатая опухоль луны опять разбинтована
Реверанс • Блог им. ValeryVolkovsky Твои обиды прорастают моими реверансами и поклонами Ты так корректна, что оставляешь белые следы на царапинах слов И каждый раз когда я возвращаюсь домой со светлой улыбкой Ты выкручиваешь лампочку из своей груди И под одеялом становится темно, будто в подъезде И моя голова робеет, застревая лифтом, меж шахтами твоих рёбер
Разочарование • Блог им. ValeryVolkovsky Быть роялем чужих разочарований Для чужих пиджаков сигарет и пальцев Для первых скрипок и предпоследних троеточий Всё равно что раскусить капсулу патрона И засунуть порох иголок под ногти ползающей червоточины Раскусить капсулу и выскочить палёным хлебом из тостера Бежать лисицей по следу горячей винтовки И нюхать дымок выходящий из её пустой глазницы Разжевать капсулу и отдать свою недозревшую тушу на изучение Анатомам мусорных баков Смотреть как играют внутренности утренней слякоти И пот брызгает из-под крыльев шапок ушанок И разжеванное печенье качающихся домов насмехается Сбрасывая крошки в остывший чай Разгрызть бинокль и подарить свои окна Вчерашним рогаткам, мёртвым газетам и птичьим столбам, съехавшим с крыш кошкам И всё ещё продолжать прыгать на батуте сладкой ваты Задушевно укрывающего и всецело успокаивающего брезента разочарования
Втеча • Блог им. ValeryVolkovsky Туалетним папером втеча Витирає шмарклі дороги Повен місяць і повен глечик Комусь роги зламали за рогом
Ескізи • Блог им. ValeryVolkovsky коли ми схиляємося над розбитими кінескопами друзів мов над тілами роздавлених колесом голубів мов над сковорідкою зі смаженою картоплею мов над ідеєю, що застрягла всередині пістолетного дула сльози скочуються печеним салом падають на хліб твого недотепного язика і ми разом починаємо витирати ескізи заколочених широкоплечим світанком вікон
Утро • Блог им. ValeryVolkovsky Утро оденет нас в пакеты застегнёт молнией лифта сны разорвёт барабан хлопнувшей двери подъезда за пояс заткнёт зажмет язык за зубами и в медь нарядив прозрачного золотого лосьона выстрелит нами – холостым патроном по мусоропроводам транспорта по скользкой клетке деревьев и вдоль лапок столбов, словно убитой когда-то гусеницы мы проскользнём в ёё тело, распарывая её лужи и сухое пространство там заводы отрабатывают технику рукопашного боя где ржавые лестницы соприкасаются с заточенными ногтями труб и листья автомобильных шин опадают сами по себе котятся светиком одноцветиком целуя костры Палитрой молока мы уляжемся на гамак кисточки художника-морга Который вышивает пустые лесные территории крестиком И носовыми платками нам помашут клювы лопат И всю пыль соберут сапожники-грабли Что вышли из тюрем собственных шнурков Что вытекли из горлышка своего пустого гранёного тела
про пьянь, салат и любовь • Блог им. ValeryVolkovsky в соавторстве с Таней Конончук Если можно пьянеть от любви, То нескоро отстанет будун. Со стаканом святой воды Подмывать хрупкий крест на роду И по заднице не языком, А пронырливой связкой ключей Подбирали – авось подойдёт, Словно метит собака мечеть. Взгляд тяжёл, как немытый цирроз, Как свалившийся с ног унитаз. Если ноздри найдут потолок, Значит стены сомкнутся на нас. Если ты опьянел от любви И святая вода не гребёт, Отутюжив копыта свои, Циферблат переходит в галоп, Проблюётся в комоде скелет И вся жижа уйдёт на фронт. Подставляли под пули крест — А по правде под зад ведро.
Дневник • Блог им. ValeryVolkovsky телефон будто старое увядшее дерево Потерявшееся в необъятном кармане Твоих вопросов Маска перечёркнутая костлявыми сумерками от уха до уха Под которой пузырится чернило временного лица Перстень с камнем надгробной плиты Крик забывчивого светофора Печень снега под кулаком ботинка Спящая таблетка укрытая пыльным одеялом языка Трещинка на холодной лапке лёгкой паутинки Забывшей дорогу к земляничному подоконнику Ты мой дневник, в котором больше нет места для подписи
Любовь • Блог им. ValeryVolkovsky В закрытых на защёлку клювах Прячется милостынею любовь И прикармливает духи погибших бабочек и летучих мышей На укоренелом бельме керосиновых ламп и суеверных ладанов Любовь малосольным огурцом вызывает трепет слюны У бумажных губ Которые прихожане вытирают остывшими к их просьбам иконами А так же молитвами, катящимися монетками по дымоходам идущих ко дну линкоров Любовь открывает вход в свой подвал когда хочет чтоб её потрогали испачканные рассолом пальцы Перерезанные канаты на мосту Люди за бортом и спасательные шлюпки Молчаливые бритвы И корабельные мачты, ставшие якорем для небесной глади Весной, в тазике её ботинок Капустой оранжевой слякоти чешутся ноги И я смотрю сквозь форточки отпечатков подошв Как она перебирает ртом вшивую бороду окоченелого солнца чешет свитер асфальта пьяным носом раздавленных зебр Вытирает крысиные хвосты столбов гнёздышками венков Волосы собирает, падающие в колодец её хриплого силуэта скомканы и брошены в стакан сквозь грани смотрим на циферблат погоды лежим вместе под твёрдой крышкой чёрствого хлеба
Сторожевой пёс • Блог им. ValeryVolkovsky Солнце чешется и падает к земле что некормленый блохастый пёс свои толстые щёки пудрит горизонт, которыми прижимается к своему питомцу Глядя на крошки пыли выбивающиеся из их объятий Ночь тональным кремом пляшет по прожекторам города замерзает холодильник светофоров желтым светом на радуге дороги И комоды домов выстилают скатертями тех, кто забыл свой адрес и пишущие машинки скорой помощи засыпают вместе с больными на креслекачалке маятника луны и метро досчитывает пальцами ног жетоны, выроненные брезгливыми турникетами ночь – это пляж для умытых чёрными баржами вчерашних газет у неё под боком лежу на холодном матрасе будто на гвоздях всё глубже уходя смотрю как из меня прорастает нива колосьев рассвета Блестит на отголосках кипящих чайников и золотых коронках окон уже не найти укрытия Только в ухо горячим носом боднёт окрепший сторожевой пёс
Изящный таракан • Блог им. ValeryVolkovsky Мы укроемся изящным тараканом Словно гипсовые стены ставшие преградой на переломах чьих-то разговоров В нас будут брошены пепельницы-ракушки Мы станем их отдалённым эхом и навсегда попрощаемся Мы будем цветами – что раскрыли свои бутоны от страха стать украшением Мы будем топором, лезвие которого испугается ещё еле живого бревна Мы будем плечом, на которое повесят автомат дающий осечки Мы будем отравлены, словно страницы книги, которую ты скоро закроешь Мы будем доброй материей, для кривого ведра и занозистой швабры Я попробую закрыть рот и лечь на дно Но всё равно впитаю всю воду
Бесята • Блог им. ValeryVolkovsky На минное поле людей засевали Свеклу кормовую для Господа Бога Молитва послушно ложилась под купол Крестообразно раскинула ноги — Таня Конончук Полные корма блюдца кровавых шинелей вымывали доблестно пули словно бесята щёлочку туч отворяли дабы глянуть, прочен ли матрас на котором дремлет Иисус Распускались на фитилях гранаты мотыльками из крокодиловой кожи собирая маковую пыльцу потухающих взглядов и слепой смелостью раком отшельником земля сыщет на ощупь свободную гильзу
Страшно • Блог им. ValeryVolkovsky Словно сонная простата Солдаты Словно пьяная пальма Сам я И чугунное небо Следом И святой наконечник Светит И по холмикам крови Плесень Так по тапочкам бури Треснет Будто мышка-норушка Спляшет Языки костра лают Страшно Только мёртвым трудно Не будет так щепотка картечи Лечит
Бреши • Блог им. ValeryVolkovsky На косточке башни возится облачко Порхнёшь к нему в почву – найдёшь свои слёзы Свяжи ими горло верёвкой сочной Зашей ею жерло крутого откоса На привязи люков сопит теплотрасса Вуалью подножной земля уготована Слизни пулей стену, не бойся раскрасить Пусть лопнет ботинок взгляда сурового на парте снежинок разлягутся брешами оврагов блики да солнышко скромное они словно шрамы хитро насмешливы они будто кладбища сыто накормлены
Лифт • Блог им. ValeryVolkovsky Комочком молочной пенки Начинается утро, на последнем этаже всплывающее кислой пиранью, твёрдой рубахой готовит свой деревянный рукав лифт нажми кнопку «стоп» спускового крючка и твои хлебные губы прострелит домашнее яблоко Белоснежки леска опустит тело на первый этаж через хрусталь морозного склепа металлический желтый диспетчер узрит обычного гнома и беспечный карантин шахты расстегнет рубашку твою спину прижав к своей ране кофейными пальцами осьминога
Перекрёсток • Блог им. ValeryVolkovsky Перекрёсток отцовским ремнём отхлещет не взглянувших за угол Там где львиный язык мгновения отрывает мясо от костей одежду от ценников гроза под лохмотьями свитера заволнуется но не предупредит об опасности Отдашь моё тело собаке, и та поставит меня словно свечу в своей буде Словно на алтарь посмотрит на меня перед пожаром беззубой пастью откроется сгоревший дом обхватив себя перчатками кожаного дождя спелым морозом, заячьей шкурой огня трусливого ты вспомнишь что на антресолях забыла свой зонтик и третью челюсть которой жевали двери гостей ползущих по водосточной трубе и позвоночнику прямо к мишеням твёрдого скальпеля лопатами руки вонзались в решетки на окнах искали брезент скорой помощи но лишь красный крест унылым фонариком ингаляцией познавал лицо и стягивал в погреб за шиворот
Зачатие • Блог им. ValeryVolkovsky Тебя маршем зачали пьяными будучи стельки В переходе чрез скользкий и скошенный мост Берегись диссонанса, а главное сразу целься Подзатыльным пинком отдавая друга под снос Сиянием северным идёшь по гладким подошвам Сиянием северным отморозился твой силуэт Как пьяный ребёнок невменяемо ты доношен Скользишь по подстилке фигур восковых налегке Стань гладью гвоздя среди порванных курток и шапок Ушами прикройся у вырытой лунки ворот Где свернулся вратарь и тренер работая сапкой Сеет новую жизнь на мягкой пучине ног Рюкзак собери тракторами папой и мамой Безумными пчелами, жалящими добрых дорог И прыгай в ботинки меж пальцами пентаграммы И якорем встань в каждодневный кислый творог
Карусель • Блог им. ValeryVolkovsky Из ночного горшка в полуночный экспресс Я стану в док, ты вызубришь карусель сядешь верхом на якорь телеги, смотря в след вытянутой в закладку лошади на странице блокнота, где начерчен план побега засунешь руку в карман я ничего не увижу из-под козырька поцелуя из варежек рассыпятся скрепки, дождливые змеи, последние раны и занавески о которые всегда вытирали руки и червивые сопли Мы прижмёмся лбами к клейким вуалям близких сгрызём друг-другу с пальцев обручальные комья плаценты Кто-то пустит по луже плевок, словно кораблик своего сожаления И единогласное равнодушие восьмигранным камнем на языке Проткнёт перстень зари
Термос • Блог им. ValeryVolkovsky Ветхий завет кочующего озноба В свой термос спрячет горбатым фонарём зима Узоры на лицах умерших подворотен Обогащаются взявшимися за руки Снежинки влезают охотниками в их укутанные норы лиц Сморщенный ветер опухолью вырос из жертвенников дымящихся труб Упал прямо к корням луж и трамвайных рельсов словно из цинка делает маску на кожу домов И снимая свой снежный цилиндр – Достаёт заблудших животных, Холодные, словно бутерброды, трамваи И плачущие ботинки, уснувших на теплотрассах Брось ему в шляпу горячего чая, будто поишь свою свистящую куклу Ложкой гречневой каши измажь его углы и колени и вытри салфеткой календаря ещё один день
Казнь • Блог им. ValeryVolkovsky лопнувший шарик мелочь его дна блестит на зрачках казненного лёгких и воздушных будто сливная верёвка будто открытая банка солнечного повидла – заботливые руки палача его губы прислонятся к духовой трубе топора тот сыграет ещё одну мелодию что задрожит над платьем улицы одна одинёшенька скрипом калитки озвучена пустота широко раскрытых объятий лезвия спящие вуали деревьев прикрывают собой пьедестал проигравших камни стен бессвязно торопятся языками трогая гладь толпы и словно от учебника та не отрывает глаза вытирая свою вечно потную сгорбленную спину
Лёд • Блог им. ValeryVolkovsky На корке герпеса глухих стен Под брызги мандаринового сока заката Морщинятся кошками щетинистые кирпичи зима перевязана нарывами шиповника и размешивает прохожих чайной ложкой те слипаются с дёгтем суеверия поскальзываясь на собственных тенях Лед – это горло утопленников это разбитые губы дворов со швами соли и песка нам остались мазки краски под прожекторами снежинок статистика высеченного блеска на фоне брусчатки Обещания, примёрзшие консервами к тропинок запястьям трюм целлофанового корабля ночи заполненной леденцовой твердью умирающих с голоду спален
бог глиняных чайников • Блог им. ValeryVolkovsky Человека сотворил бог глиняных чайников Уподобив его себе, хотел наслаждаться собственным видом – в его доме не было зеркал, а вода в горных ручьях была на столько прозрачна, что видно было только дно, и она не могла послужить зеркалом Чтоб глиняный человек не позаимствовал божественных качеств, он убрал носик и ручку Поставив чайник под дождь приземлённых облаков, бог дал право решать воде, какой она будет, наполняя чайник: Сырой, кислой, кипячёной, осадочной, радиоактивной (преимущественно это вода из испарений мыслей богов радиомаяков), кухонно-солевой водой, водой из конфет и обёрток конфет, водой грязных сапог (а так же чистых и лакированных, но всё же сапог), водой кипящей, водой из волн цунами, водой из испечённых на солнце медуз, водой которой мылись и делали полоскание и ещё многих других вод, о которых не знал и сам бог-чайник. Отсутствие носика мешало вылить вредный для хрупкой глины наполнитель Отсутствие ручки мешало перенести человека-чайника под другой дождь приземлённых облаков Некоторые люди-чайники пытаются измениться: обрести носик или ручку, читая литературу «Для Чайников», но кроме узоров на свой живот и спину никак не могут найти статьи о лепке из божественно-чайничной глины История этой легенды пока не окончена, изготовление чайников поставлено на конвейер государственных дотаций, дождь льёт даже зимой, а литература издаётся, пытаясь найти в людях-чайниках свой глубинный смысл
Дорожные знаки • Блог им. ValeryVolkovsky Дорожные знаки убитых животных Веснушчатой злостью распатланых криков Остались одни Зависть зимы муравьиной кислотой объела деревья протоптала дорогу к впалым щекам солнца К его узким бёдрам и вогнутой миске живота В которой кислый слой каши выедают машины и ползущие к богу клювы рукавами протирающие гудение пустых гнёзд из треснувшего камина скорлупы течёт гуща перерезанных лёгких весны
VIP-брату • Блог им. ValeryVolkovsky Так падает мыло в воду И я за ним нагибаюсь Впрочем можно без мыла Но с мылом похоже на танец
Атеизмъ • Блог им. ValeryVolkovsky Атеизм залёг шнурком под стельку сапога В конуре заколоченной изнутри плавает одинокая селёдка гари Пёструю ленточку у входа не перегрызут даже самые унылые ножницы Даже самые скромные дворняги не залают на сторожа Который словно остывающий факел Пьёт кровь Его, не щадя тело своё
Пасть крокодила • Блог им. ValeryVolkovsky пасть крокодила открыта пустой кроватью дрессировщика
Песок • Блог им. ValeryVolkovsky Песок в постели Моего корабля Не вымести сухим веником ежовых ноздрей Высохла тина слезливыми трещинами Облака карабкаются ногтями под кожу по складкам пробоин по онемевшей пуповине сломанной мачты выбрасывая якорь младенца словно волос запутавшийся на плечо заката
Донор • Блог им. ValeryVolkovsky В ступоре город считает банкноты Брошенных сумерек стуков прерывистых Грустная влага стыдилась осмотра Снов подоконников пахнущих милостыней Ветер измученный донор снежинок капельниц лёд под ногами икается падает в проруби пиками лика или теряется в стоптанном карцере здания светлые пропасти с куполом нету доверия гостю взъерошенному туфли голов словно горлышки рупора в страхе помолятся идолам крошечным
Под водой • Блог им. ValeryVolkovsky Свет плавленым тростником растёт из разукрашенного плесенью гобелена воды Свет своими скользкими пальцами трогает лежащие на боку гарпуны Вросшие в дырявые покрышки китовых костей Остывшие пирожки кораблей в украшениях маковых зёрен пробоин мечтают о новых мачтах с которых можно увидеть сухую землю человеческого страха что устрицей океана открывает своё лоно словно хвастается матросами – жемчугом утонувшим паруса, пропитанные трещинами фарфоровых чашек полны не тронутым соком материнского ожидания якорем плача склоняющим голову над столом жизнь словно пузырёк воздуха что выплыл из-под приподнятой крышки покоящегося на дне сундука сокровищ и держит курс к обыденной стороне поверхности
Фотовспышка • Блог им. ValeryVolkovsky Лопнувшей губой фотовспышки засохли ликующие крючки мирно повешенных леска натянута холкой провинившейся кошки кассовые сборы войны болевой терапией иссякли тянут к себе запах спирта, что наматывается бинтом на раненые лбы и подбородки красного креста павшим достанется лишь стетоскоп посмертной медали последнее дыхание богатой землёй впечаталось в зеркальце скрепки зрачков обнажают тунику для большого пальца ноги шагая ручейком в погреб по ту сторону живой воды
День! • Блог им. ValeryVolkovsky в соавторстве с Наташей Дышлевой коркой хлеба завтрака несостоявшегося затерялся шершавый лепесток придорожного лютика; умываясь кипящей похлебкой кожуристых кварталов день уселся на шпагат стеблями его ноги тянутся под машинами актёры комедии букета брошенного маску мусорного ведра искали щедрую бдительность в карманах магазинов ты окном вокзальным проходишь сквозь глаза их жителей, а бог, словно джентльмен в белых перчатках следователя, присел на чемодан утерянный пишет вслух кулинарную книгу чопорно опоздавшей салфеткой перевязанная азбука насмешек исподних молится сквозь трещины пальцев расчесанных тень священного механизма похудевшего поезда пейзажами вечными Беспросветное блаженство тоннеля глотает
Душой • Блог им. ValeryVolkovsky душой облизав ширинку Поэзию сердце мерило
Хромой • Блог им. ValeryVolkovsky Хромой бог трясёт своей кошачьей лапой над полным остывших хрящей блюдцем города Его костыль разбит капиллярами деревьев и хитрыми ранениями люков горизонт широких зрачков укутался плёнкой жира сломанной костью навострил зубы Запретный плод – удушливый язык в синем обличии оголенных улиц мохнатые сквозняки пыли вытянулись вдоль их дырявых одежд Осиротевшие фабрики ниткой намотаны на его пальцы фломастер робкий зарисовывает дымные галеры купающиеся в доках проколотых вен озона из картонной коробки гвоздей Хромой достаёт распятия Прибивает на стены ямы и канализации газетные статьи обгоревшие фотографии битые окна и ливни Аварии и липкую лаковую заботу кушеток скорой помощи головные пакеты обид и засаленный страх застывший под языком весёлой орбитой тонкого льда На перепонках цыганских ладоней Хромого не прочтенное звено Пожирает молью сухой корм настежь пустых людей
В театре • Блог им. ValeryVolkovsky В театре государства, жители не актёры, а кресла
любовь • Блог им. ValeryVolkovsky любовь должна быть галактикой чтоб я стал её точкой опоры
Словно у Бога за пазухой • Блог им. ValeryVolkovsky В холодильнике Словно у Бога за пазухой Неизгладимые грехи Проклятия павшие колоколами и олимпийские кольца куриных пупков доблестные Коллекцией нумизмата сошлась толпа Под окна супом рыдающим по самые краюшка треснувшей тарелки с донышка картинка всплыла: там у входа герои лежали с заткнутым саблей горлом в телефонной трубке помехи пометили словно карандашом из-за уха на ногу наступили крикнули что слоёные люди становятся Наполеонами
после дождя • Блог им. ValeryVolkovsky после дождя твоя тушь пустила корни моим лицом
Следами • Блог им. ValeryVolkovsky Следами тетрадочек школьных Солнцем дырявых ботинок Расплющило город багровый Ночь коротка и острижена С разбега снежинки вниз к финишу прыгали слитные Эспандером сжались зеницы – взгляды натянуты: в ринге мы остались пустыми балконы и гонгом дверного звонка Целую тебя, спокойно! Разделим победу, пускай
НЕТ • Блог им. ValeryVolkovsky Нет – это такт молота по амнезии возражения Изношенные зубы подражания дарёного Нет заклеивает бессонные щели тряпками ложной тревоги И та корчится провисшей кошкой, метящей согреться Нет – это туман на лице фонарей, маска убийцы из жабьей шкуры королев Нет говорят санитары, окоченевшими губами фиксируя пересохшую злобу Засыпая в цветении опустевшего дерева
Орбітальна станція • Блог им. ValeryVolkovsky Нитки та голки вишитого світла плавають у супі варених шоломів астронавтів що мов ін'єкції ростуть шипшиною на сирій спині орбітальної станції сьогодні астронавти отрутою зелених чоловічків стікаючи по яснам нескінченності під скельцем палаючого сірника прискіпливо розглядають умови дозрівання свіжого прапору яким чистять зуби овочі та фрикадельки спокійної одноманітності вичавлюють з тюбиків планети зірки та всесвіт акуратно влаштовують їх у глядацьких рядах поза межами сприйняття з подивом дивиться алюмінієвий рот снігу у люки щиро відкриті падають орбітальні станції, літаючі тарілки, цілунки, виправдання та гойдалки дозрівання свіжого прапору проходить нормально
metro шаманило • Блог им. ValeryVolkovsky метро тряслось шаманом тёплым апрелем звенел желудок в очумевшем ритме пляски заблудились побеги в его трубке очередным разрядом букета свадебного кусочки матери опровергают наличие календаря на ребрах луны низкой птичьих голов заменяя птицу на детской спине низкой кротовьих пупов уверенно ставших на живот ступенек блестят эскалатором их гортанные согласия блестят купленные уши в турникете и ветер в голове а та покатилась бесшабашная ступой да метёлкой Босыми пассажирами на ритуальные шпалы Камушками острыми сорвалась в тоннель Когда двери чавкнули в тридцать ртов Стетоскоп вминался в тесто обкуренных кукол Мялся-мялся – и вымылся скафандром С большой собачьей головой идеальной жалости С большой лапой недорезанного козла телячьей нежности С расстегнутым лифчиком полным сырости Изругав его тесное ожерелье Жопой повернулся к публике чтоб мальчики и их пальчики почувствовали ласковую ладонь мыла апельсинового кандалы натирают имя его под сиденьем где милость начертана сперматоксикозом листа весеннего что распускается блаженным предвидением и вот когда смотришь на колотые звёздочки под стельками его маска начинает въезжать вагоном на станцию
Механічне світло • Блог им. ValeryVolkovsky Якщо ти не хотіла, щоб хтось побачив твої вільні від шкіри занози, шрами та хиби Виходячи з води занурювалась у пісок Вириваючи собакою яму для себе, мов для останньої обгризеної кістки Порожньої мов надія Ти здіймала енергійними рухами доверху Важкий куленепробивний пісок, з усіма хромованими шоломами, начищеними бомбами та іншими небоєздатними огородніми вадами, що зростали поблизу твого ганку Царівна жаба виносить на собі янтаринки ікри З фотографіями та записниками Але не на шиї, а з міцно замруженими очима тримає усі скарби між стегон Болотяна фея з платтям із очерету втягує щоки та виказує зуби, коли вітер намагається доторкнутися до стін та перегородок нових суцвіть торфу Морська черепаха, що оберігає свою кладку зозулиним співом Або п`яним скигленням людини амфібії Ікра лущиться заритими кістками під нігтями та повіками Здається що все що можна було викинути заховано десь у кишенях Немов обручка патрону, коли бій було програно Ще й досі розходиться по обидва боки вода Ще й досі човен стоїть посеред дна човен стоїть посеред поля скинувши волосини весел десь біля Ще й досі до краєчків прибою падають літаки Що летіли на твоє механічне світло
Ларок • Блог им. ValeryVolkovsky ларёк закрыт одинокий мент подбитого глаза испаряется дистиллированной водой
витражи • Блог им. ValeryVolkovsky святая вода умывающая собственные руки это катящийся жребий слепым бельмом побегом тромба затянул еле пульсирующую аорту неба – огромную кормушку с цвелым хлебом облаков просящим сложно – зимой они словно кроты их удочки и крючки выпачканы брезентом исповедей и только неистовый клёв молитв будет обменян на спокойные сны словно свитера снятые с прожеванного молью памяти тела витражи изъеденные капиллярами сёдел в которых сидят чувства в которых комарьё ворочается стуком зубов, крепкими запястьями, злыми сплетнями память – не долгосрочный поклон алтарю и похожа на оплавленный воск горбатой свечи посмотри на мокрое подражание загородившее резонанс шагов кинжальное лезвие меж скобками лопаток горящий муравейник на теплоходе кровотечения твои слова что придавливают тлю сердцебиения ладонью к стеклу
Ви побачите як за екскурсію можете не • Блог им. ValeryVolkovsky багажне відділення для усього твого зросту тривимірною лінійкою поза-спинних розмов Час то гусінь кока-коли та бургерів що лізуть під спідницю від яких вагітніють усі їх зморшки та тридцять дві похибки щастя й зверхності все інше – бульбашки слів пред’явлені рахунки корит, де у холодному желе неводу, мов у схиблених та розпусних думках старигана, плаває міхур золотої рибки, повний втоми розбитою шкаралупою, спаленою сірнічиною сорокаденної пітьми безцінною увагою каменя на роздоріжжі всі бажаючі можуть сурмити ніс у білі стяги допоки знайдеться квиток на останній рейс сьогоднішнього краєвиду буду грати з ним ніби з кицькою своїми закритими повіками які не знають програшу, ніби подушка, що набухає прищем від снів та бажань буду грати головою, що плавленим сиром розтане у роті повітря і тільки по сталевих стегнах їздитимуть поїзди мурашиного старання своєчасного мов газетна стаття про бажаний розстріл помилуваних кремінною мімікою буде здригатися земля чиїхось очей або ротів здивованих, розчулених, обурених мов штопані шкарпетки ось вона, ніби конверт, її слова та одежа різдвяними листівка прикрашають ходу поштовою маркою відкриває таємниці іншим поштарям певним ореолу своєї безквитковості місце-зручності врешті екскурсія підходить до фотокартки на моїй полиці бо вони вже поруч твого обличчя буденного, ніби дерево святого, ніби рахунок, на передпліччі полоненого
Крысы • Блог им. ValeryVolkovsky Будто из-под юбки Крысы без оглядки Покидают корабль чтоб вовремя попасть на бал Их лбы светятся окурком у изгороди Они утопают в растопыренном хвосте собственной немощи скрипящей калиткой сквозит их заговор зевок с достопримечательностями заводских труб из которых млечным путём струятся зубы заточенные надфилями юркого пророчества порог крысиного мяса застревает в глотке я тенью на нём спотыкаюсь падая в рощу острых носов что вынюхивают белочкой грызущей орешки и смотрящей из-под косынки будто из-под лба справедливый укор великана который зажимает Машеньку между пальцев добрую Машеньку словно меж дудочек музыку-утопленницу словно сыр, на котором можно сыграть мелодию корабля тонущего за пазухой у Машеньки вместо бога только рёбра монет что катятся колесом и взрастают на поле слепыми очками и муха Машенькеной сладкой плоти звенит в голове и словно штыковая атака не разобрать чем сочится свежая надпись на краюшке её рта
Проститутки • Блог им. ValeryVolkovsky Из-за высокой щелочной среды у проституток портятся зубы Они часто посещают стоматолога… Занавески их ртов открыты акульей пастью День в них помещается семьёй аквалангистов У отца на языке дверь на засов и перевёрнутая фотография Чтоб никто не увидел Чтоб никто не осудил Как он ходит вдоль её живота, словно по пляжу ещё не погибший в своей поступи уверенно держа руки за спиной когда дельфинам откусывает хвост акула можно увидеть в его движениях агонию матросов запакованных в паштете подводной лодки можно найти акваланг у старой проститутки вместо перстня которым она прикрывается будто паспортом будто солнце прикрывается парусом нового Колумба и рисует веснушки у чернильницы Индии поперёк его рук поперёк всех кого он трахнул так и не полюбив а возможно просто смотрел в подзорную трубу на землю где его всегда тошнило от неровной походки от отсутствия шторма около сонной артерии ещё не окончен приём у врача но сумки уже запакованы выпавшими зубами, как будто аборигенами Тяжелыми словно якоря Никогда не ударявшимися о берег моих плеч
киНО • Блог им. ValeryVolkovsky свежая земля молью щупает упавших птенцов спрятанных в ямочках на щеках тротуара искавших звёзды вместо хлебных крошек из орбит сковороды заветного зрелища выклеванных собакой в картонной коробке притаился ветер хлопает в ладоши когда новую кукушку втискивают в часовой механизм время – убитый герой в плаще из крупно-листового чая преимущественно остывшего промасленные стуком в дверь пальцы обнюхивает двери так и не отворены, для тех кто остался ночевать на коврике для тех чьи ключи похожи на поджатые лапы, а вырванные из блокнота страницы – на пройденный этап пройденный мимо подъезда с зажатым воздухом в грудИ мимо очередного окна бросившего в тебя камень словно в блудницу, треснувшей скорлупой, притворившейся курицей задёргивает занавеску что юбку хочет узнать кто первый сдохнет природа – узор на сервизах и самоварах Стоящих на столе что ногами на груди грибами из триединого царства змея Горыныча Сунулся – болишь и пахнешь апельсином на больничной койке спелую девушку с коромыслом вспоминаешь Вода в вёдрах – фотография в паспорте Вёдра – что огородные пугала Просачиваются Под ложечку ножом Вспорот мешок и кошачья тревога гусеницей вылазит из тела Как из яблока мечтой сочного сгоревшим деревом корчит рожицы Титры рекой сталкиваются с белками как будто глаз И пальцы рвут берег словно рубаху новорожденного
Брешь • Блог им. ValeryVolkovsky прикладом к голове прислонилась щека Ты моя брешь в обороне Заначкой стирального порошка Рассвет рассыпается скромный винтовки утра отточена сталь окно словно рана гвардейца улыбка твоя прицелом шаталась отпущенная по рецепту
Носо-рог • Блог им. ValeryVolkovsky Объедки тёплой погоды смотрят на меня из кастрюли посёрбывая Зелёным горошком птицы Кучно прицелились в тарелку градусник Вороной иго-го-кает на оконном стекле как генералиссимус уговаривающий своего коня покушать и не засиживаться допоздна а тот сбрасывает седло и за-ку-ко-ре-кивает как хищный дезертир мусоропровод выбрасывает пакеты с прохожими на улицу и своевольный сон может уместиться на индюшачьем горле компаса клубочком скучает сыр в мышеловке кто-то не уставая задергивает шторы – это кот машет хвостом это звенит асфальтовым катком соседский мальчик поглаживая папу и маму их косточки хрустят полные любви а как же иначе – у них такой звонкий мальчик и вот всё было так тихо и спокойно пока в окно не боднул носорог города сидевший на подоконнике что на пристани перед закрытой шторой будто перед бурей вертел пластинку на своём роге с записью свежего рагу шума на свою носороженицу ласково глядевший пока та пожеванной жвачкой и кислотным дождём приставала к прохожим хитрым таким, косоглазым а тут решил боднуть в окно насмотрелся… как я выращивал в вазоне куриную грудку полную протеина
Твои следы • Блог им. ValeryVolkovsky Твои следы не выловит и спиннинг Твоя любовь – насущный хуй со шкваркой Кольцом литым, мишень изроют свиньи и голуби к деньгам на плечи мирно шваркнут Твой рот – окоп, здесь кучи павших тел А рёбра – мавзолей. Оно пригрело место… Купи-продай в «Межбедренный» отель Падёт мороз, и выиграют коммунисты Твои глаза – манеж бездомных пуль Опята рук объели все перила Я по ступенькам топаю на дно А дно забилось в угол и простыло
Герої відпочивають • Блог им. ValeryVolkovsky Полишена хробаками їжа Ніби відпочиває Перетворюючись на метафору нісенітниці Час вийшов І наші желваки перестали гратись власним рельєфом Та от Щасливий випадок, як маска полоненого м’язи почали скручуватись У поспіху зайняти чергу до ганку Де лежать кісточки, хворі на м’ясо Найпотворнішого і найсміливішого Вбитого очікуванням нових подвигів Ми не очікуємо А лише дивимось на нескінченну пульсацію желваків одне одного Доки герої Ніби відпочивають
кукла Вуду • Блог им. ValeryVolkovsky Ты кукла моя для магии вуду Из глины сошью круговыми волнами И хуй затолкну в твою голову грубую Звонком заводским ноги расставлю герлянды спермы как слёзы прилипли к щекам деревенским кристаллами яшмы Бесцеллерно-скучным помётом куриным Взошла на порог твоя биография Иголки щетины будто бы лижут Ты ежик мой для играния в блядки Давай как эмо поебёмся на крыше И спрыгнувв оттуда останемся рядом
Девочка • Блог им. ValeryVolkovsky Девочка из школы вернулась В охапке цветы держит Смотрит, а отец печь растопил Она их брось в огонь Губку закусит и ножку за ножку поставит А огонь ей котиком прилёг на руки И мурлычит Смотрит в её слёзки То брёвнышками, то ромашками по щёчкам переливающиеся И за такую красоту гладит девочку Из горла которой Вылетают пчёлки Уносящие пыльцу её кокетливой благолепивой юности
Письмо • Блог им. ValeryVolkovsky Сняв твою мраморную маску всегда встречаю письмо, и каждый раз почерка другого человека. Свет глухих стен каменеющий острыми бухенвальдскими крепостями твоих объятий, срывается с крыш пожарными и насекомыми, которые летят запятыми, сквозь спущенный резиновый мячик моего бесцельного плавания в луже белого накала тишины. Твоё курортное настроение и отношение ко мне, как пробитая шина мелким стёклышком, что остановила машину на пол пути к заветной цели ёмкого оврага, где уже спят сэкономленные бумажные самолётики со словом люблю под сидением пилота Каждый раз неожиданно влетая в окно первое моё желание прихлопнуть тебя, и снежинкой опускаясь на авоську твоего головного убора, веду себя как обычный снег на теплотрассе воздушного шарика твоего сердца Ты удобряешь мою землю оливковым маслом очаровывающей нежности, и срывая мои плоды смотришь с отвращением, как смотрит саранча на пальцы поймавшего её мальчика -капелькой крови падаю под тебя Буддой под дерево -в ожидании просветления успеваю вырвать из твоей руки кружку разрезанных сетчаток -клокотание усиливается -дерево падаёт -призма пропускает сквозь себя рассеянный свет (рассеянный словно, человек с улицы Баcсейной) -киноплёнка мотается по ветру как летучий голландец -как парус весёлого Роджера пробитый сгоревшей корой земляники нашей бессмертной любви (бессмертной, словно нищий возле заправки на твоей остановке) — теплицы наших морей увеличивают круговорот -накручивая меня на пальцы ты срываешь верёвочку -сладкой ваты не получилось (сладкой ваты, которую ты держишь запястьем, что меняет свои углы, усиливая дыхание и ворочания листиком клёна) -перстня с камнем не получилось -обвиваясь сама вокруг верёвочных позвонков, изучаешь уже много раз прокачанную клятвами дряблую мимику любви Милая, мы обросли мирными жертвами синяков и ссадин, которые ворочаются на своих спинах, словно обросшее червяками яблоко, всё ещё копошащееся в снятой Ньютоном шляпе (копошащиеся при упоении от малейшей попытки осмысления сотворённой Творцом вселенной) Возможно, ты ещё ничего не поняла, и твои выводы – поддельные улики и разногласия медэкспертов, сценарий хромосом наших неразлучных удержаний пуговиц друг дружки, комедия, опущенных, словно штаны, увеличительных линз, что ищут прожигающим лучиком солнца новые земли (в отпечатках застывших на бетоне следов)
Море Короля • Блог им. ValeryVolkovsky 1 Под бредовой подушкой небосвода что перевернулась на бочок игравшими в прятки веками Гоголя именины король вытянулся в струнку, хоть его и так приняли бы таким как есть его корабль – спасение, красота галстука, что мешает глотать пройденный путь вместо обезболивающих таблеток активированной пустоты вина лапша загадочного океана неотмеченным путём на карте пробоиной в днище спускалась ему до пояса бородой вечный штиль четверенек его подданных словно задутые свечи на именинном пироге гостями помогавшими осваивать традиции молочных выстрелов И дистанций оконченных на первом шагу Пожелания юркнули пробками в уши Будто синтетические ветра наполнявшие парус заговорили Парус – это плуг неотложного первооткрывателя Это нос короля, который тот от обиды опускал в ущелье отцовской рубахи И всегда садился на мель отцовского ремня находившего неотмеченные места на карте его спины 2 плавники воображаемых собеседников с того времени не переставали чесаться и плескались в синеватом вареве океана насквозь проколотым якорем королевской гордости ароматические палочки мачт пульсировали и пахли предчувствием шторма что затекал сукровицей в подзорную трубу винных горлышек гости хлопали и открывали рты, куда можно было нырнуть, как будто в затишье перед бурей сложить заботливо пальцы и свиснуть в дырку спасательного круга превратиться в деда и бабу вытащить на берег короля, который устал быть золотым и пойманным и считать желания неудачников по градусу их согнутых спин по фалангам их поредевших волос по стульчикам на которых резвятся пружины под вспоротым животом сокровищ который прикрывает галстук цвета воскресного мороза вот уже и глаза сузились трещинками на блюдцах
под паштетом сизо-выбритых звёздочек тишина так голубую кровь Его Величества закрывает туман на котором извиваются чьи-то следы
Хлеб да соль • Блог им. ValeryVolkovsky Перепачканным страхом горлом Хлебосолил новое утро
Вечная Любовь • Блог им. ValeryVolkovsky Ты будешь моей королевой Я буду твоим костылём На твёрдость собачку проверю Упрусь в твой мясистый каньон Мы ходим друг с дружкой по парку Я ласков и грудь колесом Закашлялась дама на лавке Я ей ударяю в pince-nez Вот бурная драка ся брызжет Пластинкой распущен язык И лижет его словно dj Ударенный в яйца старик Ты будешь моей королевой Я скальпель сменю и в процессе Забытья в кишечной Геенне Останусь в тебе наотрез
Гррррр • Блог им. ValeryVolkovsky Расползлась по подъезде манной кашицей Раненая собачка Смиренная словно война Кровоточащим мозолем столовой ложки пытаются зачерпнуть её боль прохожие поворачивают голову в её сторону шаги их замедляются эта тарелка не стоит и выеденного зерна их портфелей но они останавливаются, на секунду, а потом идут далее и рассказывают на работе о блондинке что сидела рядом на сидении в маршрутке и печально смотрела в окно так что и не помешать ей своей симпатизирующей словоохотливостью подъезд открыт и возвращаясь вечером домой тот кто видел печальный взгляд блондинки и радугу над фонтаном и по-дурацки одетого друга своего друга протягивает руку к собаке, но потом берётся за перила шаги учащаются по охотничьи развитым движениям сухожилий собаки видно что нет охоты жить когда тебя забрасывают колбасой из жалости и тянут руки чтоб напоследок закрыть глаза я тоже смиренный словно война мы похожи с ней – тем что присобачены и на родину в охотничьи края уже не вернуться вся овечья шкура изъедена молью битой посудой расстелена дорога выходит молодым месяцем на прогулку заточенный топор и мы с ней блаженно смотрим на его филигранность и почёсывая загривки поднимаем одновременно с ней рюмки словно озябшие протезы военнопленного и царицы диванных пружин скрипят в такт нашим ороговевшим зубам когда мы выдавливаем весь аквафрэш своего великодушия трагического и смешного словно вернувшегося ветерана к внукам, в виде наглядного пособия… и я аплодирую каждый раз стоя, пытаясь убить комара в очередном обсасывающем свою трубку фюрере и когда столовые ложки моих мозолей ударяются друг о дружку получается чудесная музыка ведра, в котором топят щенков и котят, словно достают грязь из-под ногтей а потом одевают на грудь стетоскоп чтоб послушать стук гвоздей, какие ты забиваешь в помеченные крестиком места на теле думая о тёплой мочалке, что затирает шрамы и швы
о спокойном и тихом поле меж рваной одеждой чучел о непорочности запаха хлора в общественном туалете о седле, которое одевают на себя деревянные лошадки и на своих полых спинах увозят тебя в Трою где ты можешь спать и видеть во сне входящего во врата Ахиллеса который на миг останавливается, смотрит снисходительно вниз потом берётся рукой за перила и быстрым шагом поднимается в царские покои