History Mohylev Jews by Emil Majuk

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА ДОКУМЕНТЫ И ЛЮДИ Научно-популярные очерки и жизнеописания В двух книгах Книга 2 В трех частях Часть 2 2-е издание

Могилев «АмелияПринт» 2010

УДК 94(476.4)(=411.16)«1935/1945» ББК 63.3(4Беи) И90

Издание выходит с 2002 г.

Составители: Александр Литин, Ида Шендерович Научный консультант Владимир Заремский

И90

История могилевского еврейства : Документы и люди : науч.-популяр. очерки и жизнеописания. В 2 кн. Кн. 2, ч. 2 / сост. : А. Литин, И. Шендерович. — 2-е изд. — Могилев : АмелияПринт, 2010. — 396 с., ил.

ISBN 978-985-6891-12-3.

Настоящее издание — продолжение книги второй «История могилевского еврейства. Документы и люди». Вторая часть включает в себя описание репрессий конца 30-х годов ХХ в., историю Второй мировой войны и Холокоста в Могилеве. Специально подготовленные для книги статьи посвящены участию евреевмогилевчан в сражениях на фронтах и в тылу, борьбе и смерти в гетто и концлагерях, спасению евреев их соотечественниками, жизни в эвакуации, а также некоторым другим вопросам, связанным с историей евреев Могилевщины и города в военный период. Исследования основаны на материалах государственных архивов Беларуси, России, Германии и Израиля, личных архивов, на свидетельских показаниях и рассказах очевидцев. Книга содержит богатый иллюстративный материал, в т. ч. ранее не публиковавшийся. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей евреев Беларуси и историей Могилева. УДК 94(476.4)(=411.16)«1935/1945» ББК 63.3(4Беи)

ISBN 978-985-6891-12-3 (кн.2, ч.2)

Выражаем искреннюю благодарность всем тем, без кого подготовка и выход данной книги были бы невозможны: Союзу белорусских еврейских общественных объединений и общин, Организации «ДЖОЙНТ», Еврейскому агентству «Сохнут», Минск, Общественному объединению «Могилевская еврейская община», Могилевскому областному еврейскому благотворительному центру «Хэсэд Барух», Иудейской религиозной общине г. Могилева, Иудейской религиозной общине «Ковчег» г. Могилева, Иудейской религиозной автономной общине г. Могилева, Могилевской общине прогрессивного иудаизма «Кешет», Могилевскому общественному объединению «Женский центр поддержки самообразования», Международному общественному объединению «Мост», Евангелической церкви Баден, Германия, Национальному архиву Республики Беларусь, Государственному архиву общественных объединений и организаций Могилевской области, Государственному архиву Могилевской области, Архиву Московского отделения историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал», Могилевскому областному краеведческому музею им. Е.Р. Романова, Музею истории Могилева, Музею истории и культуры евреев Беларуси, Музею и институту Катастрофы Яд ва-Шем, Израиль, Институту G2W, Швейцария, Альтшулеру Игорю • Могилев, Барцулевой Светлане • Могилев, Баскину Александру • Могилев, Баскину Евгению • Могилев, Болотину Александру • Могилев, Борисенко Галине • Могилев, Борисенко Николаю • Могилев, Веккеру Эдуарду • Могилев, Глазштейну Семену • Могилев, Гладун Анне • Могилев, Иоффе Науму • Могилев, Клугману Олегу • Могилев, Литиной Флариде • Могилев, Нису Виталию • Могилев, Серяковой Ольге • Могилев, Стукмейстеру Евгению • Могилев, Пивоварову Вячеславу • Могилев, Пускову Олегу • Могилев, Филинову Вячеславу • Могилев, Хайцину Александру • Могилев, Хайцину Геннадию • Могилев, Хайцину Семену • Могилев, Ципорину Борису • Могилев,

Шендерович Юлии • Могилев, Яновицкому Евгению • Могилев, Лобановскому Леониду • Краснополье, Вайману Александру • Минск, Берштейну Леониду • Россия, Москва, Шмелькину Алексею • Россия, Москва, Зеликову Евгению • Россия, Санкт-Петербург, Иткину Леониду • Россия, Санкт-Петербург, Нозику Александру • Россия, Санкт-Петербург, Симоновскому Леониду • Россия, Санкт-Петербург, Щемлевой Галине • Россия, Санкт-Петербург, д-ру Винклер Ульрике • Германия, Каганову Александру • Германия, д-ру Лохманну Ульриху • Германия, д-ру Хоэндорфу Герриту • Германия, Айзенбергу Евгению • Израиль, Дудкину Михаилу • Израиль, Заславски Рине (ЕА «Сохнут») • Израиль, Лесовому Элиезеру (ЕА «Сохнут») • Израиль, Райхинштейну Мордехаю • Израиль, д-ру Родову Илье • Израиль, Сергиенко Галине (музей «Лохамей ха-Гетаот») • Израиль, д-ру Смиловицкому Леониду • Израиль, Фарберову Григорию • Израиль, Фарберовой Евгении • Израиль, Либерману Якову • Литва, Берлину Юрию • США, Гольдману Исааку • США, Кривене Галине • США, Кускину Алексу • США, Негинскому Евгению • США, Негинскому Леониду • США, Негинскому Михаилу • США, Нозик Раисе • США, Паиной Рахили • США, Певзнеру Якову • США, Розману Борису • США, Розману Даниелю • США, Розману Самуилу • США, Рих Франциске • Швейцария, ВСЕМ АВТОРАМ СБОРНИКА И ИНТЕРВЬЮЕРАМ Встречались со свидетелями прошедших событий и записывали их воспоминания: Глазштейн Семен, Литин Александр, Морозов Владимир, Мясникова Раиса, Пронькина Александра, Серякова Ольга, Хитрикова Галина, Шендерович Ида

Предисловие

Introduction

Прошло два года со времени выпуска второго тома книги об истории могилевского еврейства, посвященного периоду с 1917 по 1941 год. Мы благодарим терпеливых читателей за ожидание и интерес, а многочисленных могилевчан — за помощь и поддержку. Содержание второй части второго тома повествует о нескольких годах жизни одного поколения. Но эти годы вместили столько боли, страха и горя, что их хватило бы с избытком многим поколениям, а их описание может занять много томов. Это были годы массовых политических репрессий и нацистской агрессии. Согласно хронологии событий, да и плану издания тоже, история репрессий должна была войти в предыдущий том, однако значительный объем материала не позволил этого сделать. Сталинские репрессии коснулись всех народов Советского Союза. Евреи были и среди пострадавших, и среди организаторов террора. Нам доступно лишь ограниченное количество источников, свидетельствующих о тех событиях. Кроме партийных документов, в основном, это свидетельства людей, прошедших через необоснованные обвинения и незаслуженное наказание, и воспоминания родственников тех, кто отбывал срок в сталинских лагерях, был убит или погиб в заключении. Рассказывая о могилевских евреях, мы не стремились проанализировать причины, суть и последствия политических репрессий. Опираясь на судьбы конкретных людей, мы показываем часть общей картины, чтобы сохранить как можно больше имен и фактов и спасти от забвения страшную правду о прошлом. Это важно сделать потому, что многие молодые люди почти ничего не знают о своих репрессированных дедах и прадедах. Гитлеровская оккупация, принесшая непоправимые беды и потери всем жителям Белоруссии, стала смертельной угрозой для евреев, которых нацисты планировали стереть с лица земли. Евреи, как и представители всех национальностей Советского Союза, внесли свой вклад в победу над нацизмом на фронте и в тылу. Официальная советская историография скрывала подлинные

We present to the reader the next part of the second volume of this book two years after its first part dedicated to the history of the Mogilev Jewry from 1917 to 1941 has been issued. The authors and editors truly estimate the patience of the readers and are most grateful to many of them for their support of the current publication. The current part deals with a few years in the life of one generation of the Jews of Mogilev. We devote our special attention to the period that was imbued with tragedy, fear, and grief caused by both political repressions of the Soviet Regime and Nazi occupation and genocide. The Jews, as all the other nations of the Soviet Union that suffered from the Stalin's repressions, were among both the persecutors and the victims. Since our access to the documentary sources about the repressions was limited, we relied not only on the archives of the Communist party, but also on the memoirs of the persons who suffered in the persecutions, and testimonies of the relatives of those who did not survive them. We do not aim at the comprehensive historical analysis of the political repressions. Our goals are different: we wish to save from oblivion the dreadful experiences of the Mogilev Jews from the past and to commemorate as many as possible events and names. This mission looks to us even more important as an increasingly great number of young people are ignorant about what happened to their grandparents during those years. The occupation of Belorussia by Hitler's army led to the disaster and countless losses of all the local population, and became a deadly threat

масштабы Катастрофы еврейского народа и героической борьбы белорусских евреев против нацизма в оккупации и на фронте. За последние десятилетия увидели свет мемуары очевидцев и научные исследования на эту тему. Наша публикация основана на архивных документах и работах отечественных и зарубежных историков, но большая ее часть подготовлена специально для этой книги на основе свидетельств очевидцев, переживших войну. Время неумолимо, и ветераны уходят от нас, часто унося с собой в небытие свои бесценные воспоминания. Мы стремимся сохранить то, что еще возможно. В отличие от сухих официальных документов, их рассказы помогают лучше почувствовать дух времени. Как и в предыдущих книгах, в этом томе большое внимание уделяется визуальным материалам. Многие документы и фотографии, как из личных коллекций, так и из архивов и музеев, публикуются впервые.

for the Jews, whom the Nazis destined to exterminate totally. Although the Jews took a most active part in the war of all people of the Soviet Union against Nazi Germany, the official Soviet historiography was silent about the Holocaust and the true scope of the Jewish contribution to the victory over Nazism in the World War II. The scholarly attitude to these subjects began to change only in the post-Soviet times. In the present part, we continue to display to our reader documents and photographs from personal collections, archives, and museums, and many of these texts and images are published here for the first time.

Террор против своего народа — конец 1935-го и другие годы В предыдущей книге было рассказано о первоначальных шагах ЧК (чрезвычайной комиссии) на Могилевщине и действиях репрессивных органов в первые десятилетия советской власти. Данную книгу мы открываем темой сталинских репрессий второй половины 30-х годов ХХ в., актуальность которой среди жителей Беларуси начинает осознаваться только в последнее время. Мы попытаемся внести свою посильную лепту в формирование, восстановление исторической памяти, которая во многом определяет наше настоящее. Нужно подчеркнуть, что закрытие для системной работы бывших архивов ГПУ и НКВД позволяет нам лишь прикоснуться к проблеме, весьма поверхностно осветив отдельные моменты процесса, пользуясь протоколами партийных собраний и сводками репрессивных органов, предназначенных в те годы лишь для узкого круга лиц из партийной верхушки. Нижеприведенные материалы основаны на документах из бывших партархивов (сейчас архивы общественных объединений), нескольких десятках дел из архива Могилевской области (ГАМО), рассекреченных в начале 90-х годов ХХ в., и «устной истории» — воспоминаниях тех, кто прошел через подобные испытания, или рассказах их потомков. «Доказывать нечего, да... и бить некого?!» В январе 1934 г. XVII съезд «победителей» объявил, что достигнута главная цель партии — построение социализма. С одной стороны, съезд безудержно восхвалял Сталина, с другой — Сталин заявил, что на этом съезде, в отличие от предыдущих, когда приходилось вести борьбу с антиленинскими группировками, «доказывать нечего, да, пожалуй, — и бить некого». По большому счету, это было действительно так. Всяческая оппозиция (которая являлась к этому времени на самом деле скорее придуманной, а не реальной силой) была полностью разгромлена, и по логике вещей в стране должны были наступить мир и порядок. Но простая житейская логика не имеет ничего общего с логикой тоталитарного мышления, а о логике Сталина спорят до сих пор тысячи исследователей — политологов, историков и психиатров. По поводу причин неслыханного по масштабу террора, развязанного в середине тридцатых годов в СССР, и сейчас выдвигается множество версий. Говорят о причинах политических (требовалось списать на кого-то экономические неудачи и нищенский жизненный уровень людей, подтвердить тезис об обострении классовой борьбы), экономических (превращение людей в зэков давало дармовую рабочую силу — миллионную армию рабов). Правдоподобной представляется и версия об «огорчении вождя» результатами выборов нового ЦК партии. Ведь по реальному количеству поданных за Сталина голосов он занял

9-е или 10-е место, т. е. против него проголосовали сотни делегатов съезда. После фальсификации результатов голосования все встало на свои места, но Сталин не смог простить такую открытую попытку неповиновения. В наступившие годы «большого террора» было уничтожено 1108 из 1966 депутатов XVII съезда — свидетелей сталинского позора. Поводом для начала террора послужило убийство 1 декабря 1934 г. члена Политбюро, секретаря ЦК С.М. Кирова, организованное, по мнению многих историков, самим Сталиным. Согласно изданной после покушения директиве, неограниченные полномочия получили органы НКВД, и ранее не обделенные реальным правом определять виновность или невиновность человека. В стране нагнеталась атмосфера массового психоза, террористы и шпионы выявлялись во всех сферах народного хозяйства, партийных и профсоюзных органах. Неотъемлемым качеством каждого советского человека должно было стать «умение распознать врага». Статья с одноименным названием была опубликована 7 августа 1936 г. в газете «Правда». Чистки партии и репрессии 1937—1939 гг. в равной мере обрушились на евреев наряду со всеми другими нациями огромной страны. В Белоруссии и Могилеве, где процент еврейского населения оставался очень высоким, пропорционально велико было и число репрессированных здесь евреев. Кроме того, процент евреев был очень высок среди старых большевиков с дореволюционным и послереволюционным стажем, да и тех, кто перешел в компартию из Бунда или

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

«Поалей-Цион», было довольно много. А ведь именно эти категории подвергались репрессиям в первую очередь. Евреи-большевики верой и правдой служили партии, в подавляющем большинстве своем искренне веря в правоту своего дела. Сильней всего это проявлялось в сфере идеологии и пропаганды, науке, производстве и культуре, где вольно или невольно ими утверждалась на местах политика центральных партийных органов по построению социализма и дух воинствующего сталинизма. Не стал исключением и Могилев, где сотни евреев в итоге сами стали жертвами террора. Таким образом, как и другие национальности, евреи оказались по обе стороны зловещих баррикад, воздвигнутых сталинским режимом. Среди них были не только жертвы, но и палачи. Это лишь подтверждает тезис о том, что репрессии в то время «не знали национальности». Антисемитская направленность в 30-е годы не проглядывалась в явной форме. Она начала реально проявляться по мере «смены поколений» в партийном аппарате, когда на место репрессированных носителей революционных и интернационалистических традиций приходили новые люди, обязанные своим возвышением именно репрессиям и имевшие совершенно другой образ мышления.

Умение распознать врага В начале 1935 г. по всем предприятиям Могилева, впрочем, как и всей страны, прошли закрытые собрания по проработке письма ЦК ВКП(б) об уроках, связанных со злодейским убийством Кирова. Мало кто в то время мог даже предположить истинную подоплеку этого дела и то, что оно станет началом работы безжалостного молоха по

переработке человеческого материала. Искреннее возмущение бдительных граждан выплескивалось в виде поисков компромата на тех, кто рядом живет или работает. Поводов обвинить человека в неблагонадежности можно было найти сколько угодно, но никакого отношения к террору они не имели. Так, на собрании на шелковой фабрике 24 февраля Л. Каган сообщала, что работница ОТК Козлова на квартире Ковалевского в частных разговорах проявляла антисемитские настроения и что Ковалевский не реагировал на это, а коммунисты А. и С. в своих домах собирают бывших высланных вражеских элементов, устраивают пьянки, развратничают. Коммунист Липшиц докладывал, что отдел кадров «выдает справки классово чуждым элементам об их хорошей работе» (ГАООМО, ф.6580, д.651, лл.23—24). На аналогичном собрании на сушзаводе 25 февраля 1935 г. Массарский «выявил» чуждый элемент в лице работавшего здесь бывшего крупного промышленника Беленького. А Хотяинцев проинформировал собрание, что «одна работница в виде шутки привязывала работницу еврейку к перилам моста за то, что та критиковала ее на собрании» (ф.6580, д.651, л.26). Более близок к теме был секретарь Могилевского райкома Ревинский, который, вспоминая собрание финбанковских работников, требовал проверки взглядов Гуревича, «учитывая, тем более, долгое пребывание его в Бунде». Поводом для этого послужило высказывание Гуревича о «прошлой работе зиновьевской оппозиции, какая своей гегемонией обеспечила фракцию ХVI съезда партии, выдвигая содокладчиком Зиновьева, который совместно с Троцким прикрывали своим блоком правый уклон Бухарина». Именно это, по сути, довольно путанное рассуждение было признано «мало сказать вредным», но и требующим проверки (д.651, л.30).

Совесть и «партийная ответственность» — понятия несовместимые? Этот материал хотелось бы начать с цитирования одного заявления, направленного в июле 1934 г. начальнику Главного управления милиции БССР. Заявитель был не последним лицом в иерархии репрессивных органов Могилева — начальник политинспекции Могилевского оперативного сектора милиции Файбусович. «Имеющиеся прорывы в работе гарнизона говорят, что я как член партии и помощник начальника политчасти со своими задачами не справился. Я 5 июля вынужден был отдать партбилет и считаю, что по сложившимся обстоятельствам и по состоянию здоровья не могу оставаться на этой работе, ибо я, при существующих в могилевском секторе условиях, не в состоянии буду обеспечить проведение тех мероприятий, которые от меня требуют, а на таком участке работы должны сидеть коммунисты, такие, у которых нервы покрепче, здоровья больше и у которых больше партийности и партийной выдержки. Поступок свой считаю безобразным, антипартийным, но иначе поступить у меня не хватило сил. Ответственности за свой поступок с себя не снимаю…» (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.458, л.10). На сегодня нам не удалось отследить обстоятельства этого дела, неизвестно даже, имело ли оно какое-либо отношение к волне надвигающихся репрессий, но, абстрагируясь от причин, его вызвавших, очень бы хотелось домыслить эти слова в том смысле, что они являлись лишь первым шагом честного человека к пониманию образующейся под ногами пропасти и осознанию ответственности за происходящее.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

На закрытом собрании Статистика инакомыслия коммунистов Селецкого сельсовета также упоминаПартийные органы тщательно отслеживали ситуацию с «иналось несколько фамилий комыслием» в городе. По сведениям райотдела НКВД, на его учете в потенциальных «врагов на1935 г. состояли 24 бывших эсера, 39 бывших меньшевиков и бундовцев, рода». Ярым меньшевиком 27 белорусских нацдемов, кроме того, за 1934—1935 гг. в Могилев вспоминался сельчанам прибыло 423 «социально чуждых» и 1653 «деклассированных» элемензаведующий детской комта. Из последних — 496 тоже, по сути, были «социально чуждыми», муной Генькин, а директор поскольку отбыли наказание за контрреволюционную деятельность инвалидной артели комму(ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1171, лл.31, 32). нист Штамм обвинялся в получении денег из заграницы, торговле валютой и владении золотом. Кроме того, он в прошлом имел ги из заграницы (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.823, собственный кожзавод и эксплуатировал рабочих. лл.8—9). Труды бдительных жителей Сельца не Это же ставилось в вину председателю артели пропали даром. Иосиф Вениаминович Пальчик (как скрывший от партии, что является сыном «1 мая» Кагану. промышленника-предпринимателя) числился в Объем компромата на всех и вся нарастал списке дел, находящихся на расследовании НКВД как снежный ком. Создавалось впечатление, что в связи с проверкой партдокументов в ноябре сотни и тысячи искренних и не очень патриотов 1935 г. (ф.6580, оп.1, д.874, лл.385—386). партии стремились помочь ей, любимой, всем, чем В 1935 г. заявление на имя секретаря райкома могли. А поскольку могли они не так уж и много, Ревинского поступило от некоего Я. Рахлина. «В то выражалась эта помощь в «очистительном» связи с проверкой партийных документов я считаю душе доносов, изливавшемся в письменной и устсвоим долгом сказать про члена партии Кагана, ной форме. Вспоминалось то, что было недавно и как он себя называет, Крымского. Он владелец близко, но пригодилось и то, что произошло (или двух домов, которые продал за 8 и 6 тыс. рублей. казалось, что произошло) давно и далеко. В дело Он бывший бундовец и во время занятия Могилева шло все: сомнения и действительность, домыслы большевиками отступил вместе с белыми и только и фантазии. Естественно, руководствовались не через два года явился опять в Могилев. Он рвач, только общественными, но и личными мотивами, заведовал конторой «Камунар Магілёўшчыны» а обвинения выдвигались самые фантастические. и его сняли как несправившегося, потому что он Поводом для них могли быть либо доносы недруеще преподавал в газетном техникуме, принимал гов, либо «расколы» на допросах, либо случайные ТАСС и в контору по целым дням не являлся упоминания в записных книжках уже репрессиро(д.823, л.23). (Яков Захарович Каган по обвиванных людей и т. д. Причиной доноса могло стать нению в антисоветской агитации позже был прикак проявление антисемитизма, так и еврейского говорен к 10 годам лагерей — см. ниже). шовинизма. Национальность и здесь не играла В райком поступило и заявление от некоего роли. Доносили белорусы на белорусов и евреи на Векера о том, что он, член партии с 1925 г., знает евреев, враги друг на друга и друзья на друзей. некоторых членов партии, «но фактически они В сознании вырабатывался страшный рефлекс: являются чуждыми людьми для нашей партии», если сегодня не донесешь ты, завтра донесут на и он знает, где некоторые из них находятся. Отец тебя. Страшно становилось быть сыном, мужем Добкина был крупным кожевенным коммерили другом кого-то… сантом в Могилеве, отец Исака Лесмана был Горы компромата, во многом довольно абсурдкрупным фабрикантом, имел кожзавод, отец Льва ного, были вывалены на работника секретной части Маховера имел крупную мельницу. Из Могилерайонного исполнительного комитета Пальчика. ва они уехали в годы наступления НЭПа. А отец По мнению выступающих, он был сыном бывшего Абрама Векслера эксплуатировал 12 рабочих арендатора по постройке шоссейных дорог. Его (знает, поскольку сам у него работал), а сам Абрам отец имел 20 лошадей и эксплуатировал 20—30 рана данный момент трудится в Ленинграде (д.823, бочих. Сам Пальчик в 1919 г. с бандой разграбил лл.34—35). этапную красноармейскую роту и был приговорен Вот еще одно заявление неизвестного добк высшей мере наказания, скрывался трое суток в рожелателя партии: «Хочу довести до вашего подвале, а затем удрал. Был членом партии, затем сведения райкома, что в артели «Объединение» из нее «выключился». Имел связь с заграницей, есть кандидат партии Сима Певзнер, которая откуда получал письма и деньги. Пользуясь своскрывает, что ее мужа ЧК расстреляла в 1918 году им служебным положением, выгораживал своего в Екатеринославе, хотя он и был парикмахером… дядю-торговца от высылки и лишения права гоНо он вероятно заслужил, что его ЧК расстреляла». Подписано письмо просто — «Знающий» (д.823, лоса. Кроме того, был женат на дочери крупного лл.47, 49). торговца из Шклова, лишенца, получающего день-

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Насколько правдивыми были подобные доносы можно судить по еще Имели место и почти анекдотические случаи. 31 января 1935 г. одному примеру подобного из Могилевского отдела НКВД в политотдел 33-й дивизии и Могиэпистолярного жанра. «Тов. левский райком пришла бумага следующего содержания. Ревинский, будь бдителен. Проверь хорошенько ЛивВ конце ноября и начале декабря 1935 г. заведующим библиотекой шица Захара (коммунхоз). 33 артполка членом КСМ Гельфандом было продано и доставлено Отец его был хозяином в магазин № 22 Пищеторга около 200 кг литературы для обертки собственной мастерской, продуктов. В числе ее оказались материалы XVII партсъезда, журнал держал наемную силу, экс«Большевик», комсомольская литература, работы Сталина, Маркса плуатировал чужой труд… и пр. Озаботило органы и то, что среди этой литературы попалась Психология Лившица не и книга с портретом Троцкого и надписью «Вождь Красной армии». рабочая и не коммуниста, Литература была принята и частично расходована помощником вернее карьериста. Всех, заведующего магазином Х.М. Шмеркиным. кто осмеливался говорить Органы требовали привлечения Гельфанда и Шмеркина к адправду из рабочих, он выминистративной, партийной и комсомольской ответственности брасывал вон. Окружил себя (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.874, л.446). попами, кулаками и спекулянтами, ворами… Надо Приведем примеры еще нескольких доносов, быть бдительным и гнать из рядов партии всех которые давали органам дополнительную инфорпримазавшихся... Доброжелатель Прилуцкий» мацию, а нам дают пищу для размышлений. «Я (д.711, лл.7—9). вспомнил о Михайловском — бывшем еврейском По поручению парткомиссии горсовета пронационалисте. Он был преподавателем в талмудверку социального происхождения Захара Боторе, отстаивал преподавание предмета закона рисовича Лившица проводил член горсовета божьего. Написал какую-то книгу молитв за царя. Абрам Рувимович Фрусин. Он опросил стаПосле революции написал книгу по политичерых рабочих-строителей Затмана, Дворкина, ской экономии. Преподавал в Коммунистическом Шермана и других. Оказалось, что отец Захара университете им. Свердлова. Без подписи» (д.823, Лившица Борис и до, и после революции был л.160). (К нашему сожалению, другой информации рабочим-столяром, никогда не был подрядчиком, а об этой замечательной личности (Михайловском) работал по найму и всегда считался бедняком. При не найдено — А. Л.). «Два брата Брикера происпроверке зато выяснились компрометирующие ходят из семьи торговцев, отец их был резником. материалы на других партийцев, о чем Фрусин Один брат в 1933 году был членом комиссии по незамедлительно сообщил в вышестоящие органы. чистке партии, сейчас в армии. Другой брат рабоТак, опрошенный Затман попутно заявил, что тает на швейной фабрике» (д.823, л.90). Компромат знает «кто до революции был подрядчиком… а их нашли даже в том, что отец начальника цеха кождети находятся в партии, как Бехеров, Сагал, завода Меера Лейбовича Швеца был кустарем Наймарк, Кречмер и другие, о которых никто и имел одного ученика. Правда, усугублялась его не говорит, а все клеветничуют на честных людей» вина тем, что за границей, в Америке и Литве, у (д.711, л.11). него проживало 5 родственников (д.823, л.100). В списке арестованных и исключенных из парВ одном из заявлений, поступивших в партком тии в 1935 году при повторной проверке докуменпединститута, сообщалось о том, что в 1923—1930 гг. тов числились следующие бывшие коммунисты. на кожзаводе им. Леккерта среди рабочих был Бывший заведующий цехом индивидуальных «отъявленный троцкист» Исак Столяров. Потом заказов швейной фабрики Самуил Ильич Вольон работал в Полоцке, а к этому времени находился кинштейн (1892 г.р., кандидат партии с 1932 г.) в Ленинграде (ф.6580, оп.1, д.405, л.85). с 1914 по 1918 гг. находился в плену в АвстроВ августе 1935 г. в райком поступило заявление Венгрии. После возвращения в Одессе поступил на такого содержания: «При повторной проверке дослужбу в «банду» Шкуро, позже с целью проникнокументов необходимо будет точно установить, чем вения на руководящую работу вступил в кандидазанимался заместитель председателя Горсовета ты партии и скрыл службу у белых. Волькинштейн Альтшуллер Яков Абрамович (1901 г.р.) (д.711, в преступлении сознался и был приговорен к л.1) в годы НЭПа в 1922—1923 годах. Мне пом5 годам тюрьмы (ф.6580, оп.1, д.874, лл.387, 395). нится, что тогда о нем говорили, что он занимался Дальнейшая его судьба неизвестна. мешочничеством разных кож, а посему мой долг Бывший редактор газеты «Камунар Магісообщить об этом райкому партии, дабы установить лёўшчыны» Абрам Львович Иоффе (1902 г.р., правильность или неправильность этого момента, член партии с 1921 г.) окончил Московский инстичтобы в нашем районе не осталось членов партии тут журналистики в 1925 г. По мнению компетентпод сомнением их прошлого» (д.711, л.2). ных органов, будучи политруком роты в Бобруйске, Компартийную литературу — на службу народу

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

поддерживающего связь от фракции меньшевиков Совдепа с лидерами Временного правительства Керенским и Брусиловым. 8 августа 1937 г. он был арестован органами НКВД и приговорен к 10 годам лишения свободы. Освобожден 4.02.1940 г. Но вернуть членство в партии ему отказались (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.146, л.229). В списке исключенных из партии, на которых была запрошена санкция на арест в ноябре 1935 г., состояли: работник Автодора Маневич, исключенный за подделку своего года рождения в партбилете и подозреваемый в дезертирстве; Моисей Иосифович Халип, который с момента вступления кандидатом в члены партии и до последнего времени скрывал свое социальное происхождение (отец его был владельцем колбасной мастерской с применением наемной силы, а мать занималась торговлей и имела приказчика); безработная Соня Самуиловна Черномордик, которая в разговорах с членами партии высказывала троцкистские взгляды, скрывала свою прошлую троцкистскую деятельность в Витебске и хранила троцкистскую литературу (ф.6580, оп.1, д.874, л.390). В это же время на расследовании в НКВД находились партдокументы студентки пединститута Сони Львовны Голод, которая в марте 1935 г. на занятиях выступила с троцкистскими взглядами и продолжала их отстаивать при рассмотрении ее дела в парторганизации (ф.6580, оп.1, д.874, лл.385—386). При проверке документов был разоблачен и арестован бывший директор Инпромторга Самуил Хаймович Штамм, который скрыл, что имел собственную мастерскую и эксплуатировал рабочую силу, занимался спекуляцией, притом являлся сыном крупного торговца, а пребывание в партии использовал для личной пользы (ф.6580, оп.1, д.874, л.396). В ходе продолжительного расследования 10 августа 1936 г. в райком партии поступило заявление парторга Росинторга Бахер, в котором та напоминала, что во время проверки документов она подавала заявление Ревинскому о связи бывшего члена партии Штамма с польВход в парк им. М. Горького. Надпись на плакате между Лениным и Сталиным гласит: ской Дифензивой. «Не «Трудящиеся СССР! Не забывайте о капиталистическом окружении. Укрепляйте нашу знаю, использовали социалистическую разведку. Помогайте громить и корчевать врагов народа!» ли это дело, поэтому Фото 30-х годов из фондов Могилевского областного краеведческого музея (МОКМ)

он примкнул к троцкистской группе и до момента исключения из партии 3 августа 1935 г. проводил троцкистскую работу против линии партии и советской власти, занимался распространением среди обывателей Могилева секретных решений партии (ф.6580, оп.1, д.874, л.387). Примерно в это же время был разоблачен как троцкист заведующий партотделом газеты Штейнберг (ф.6580, оп.1, д.1105, л.146). Их судьбу повторил через несколько лет еще один работник идеологического фронта, редактор газеты «Камунар Магілёўшчыны» с января 1936 г. по сентябрь 1937 г. Моисей Соломонович Брилон (1902 г.р.). В сентябре 1937 г. он был исключен из партии за связь с врагом народа и арестован в июле 1938 г. Ему повезло гораздо больше, чем многим другим. В мае 1939 г. Брилон попал в небольшой поток освобожденных после очередного открытия «предохранительного клапана», был реабилитирован и восстановлен в партии (ГАООМО, ф.9, оп.8 а, д.392). По похожему сценарию развивались события при осуждении преподавателя газетной техники в Могилевской газетной школе бывшего меньшевика Якова Захаровича Кагана (1888 г.р., член РСДРП меньшевиков с февраля по октябрь 1917 г., член КПБ с 1932 г., из кустарей). В момент привлечения к партийной ответственности он уже работал наборщиком типографии. 4 сентября 1936 г. Каган был исключен из партии как бывший меньшевик. Ему припомнили, что он был выдвинут в члены «государственной думы» (так в оригинале — А. Л.) от контрреволюционного союза домовладельцев,

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

напоминаю, что и ставлю в 7 октября 1935 г. за контрреволюционную троцкистскую известность». «Я пару раз, — пропаганду в партшколе был исключен из партии маляр 1-й настаивает она, — ставила в советской больницы Лазарь Зеликович Иткин, 1893 г.р., член известность парторга Трубпартии с 1923 г. До этого он уже исключался из партии в 1928 г., литзавода, что член партии восстановлен в 1930 г. 7 июля 1936 г. он был арестован и 22 июля Берин — родственник Штамосужден особым совещанием при НКВД на 3 года. В 1939 г. после ма, у которого он ежедневно освобождения подавал апелляцию, но в восстановлении в партии обедал, вместе гуляли, были на было отказано 11 января 1940 г. (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.144, л.80). даче. Зная все проделки ШтамОн же числился в списках исключенных из партии в 1940 г., когда ма, Берин скрывал. Работник работал бригадиром торфозавода Гребенево (ГАООМО, ф.9, оп.1а, кожзавода им. Сталина член д.182, л.29). партии Г. Фаерштейн вместо разоблачений Штамма собирал заявления в его пользу» (ф.6580, оп.1, д.1106, лл.6—7). На этот раз судьба хлебного торговца, имевшего хлебный лабаз на удержала Самуила Штамма у самой черты. Эту Шкловском рынке и продолжавшего заниматься полосу репрессий он пережил на свободе, однако торговлей до 1930 г. (ф.6580, д.823, л.15). В серебыл осужден на 10 лет лагерей за антисоветскую дине 20-х отец его был осужден за экономическую агитацию в 1948 г. контрреволюцию (спекуляцию) на 2 года, а в данное время работал в артели «Красный транспортник». Во время проверки документов в августе 1935 г. Кац был исключен из партии, а в 1939 г. после подачи апелляции ему было рекомендовано Время сексотов вступить в партию на общих основаниях (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.103, л.70). «Желаю оказать посильную помощь партии В газете «Рабочий» в феврале 1935 г. был в деле выявления лиц, обманом прошедших опубликован материал «На швейной фабрике не в ряды партии и которые, по моему мнению, добита зиновьевско-троцкистская группа» (л.11). не должны носить славное имя члена партии В спецсводках могилевского сектора НКВД за Ленина-Сталина», — доводил до сведения рай20 марта 1935 г. сообщалось, что бывший секретарь кома неизвестный осведомитель свою инфорпарткома швейной фабрики Исаак Якобсон явмацию об инспекторе пожарной охраны НКВД лялся сыном бывшего владельца портняжной маГ.А. Метелице. Он добровольцем служил в царстерской Меера Якобсона. В 1922—1923 гг. посской армии во время империалистической войны ле смерти отца он торговал на Луполовском рынке и был награжден Георгиевскими крестами. «Надо мукой и зерном в своей лавке вместе с братьями. думать, Георгиевские кресты в царской армии, а Один из его братьев, Абрам Якобсон, работавший особенно евреям, даром не давали», — глубокомысв столовой швейной фабрики, был исключен из ленно замечал осведомитель и «копал» дальше. партии в 1933 г. как бывший торговец. Несмотря В гражданскую войну Метелица дезертировал и на это, Исаак поддерживал с ним связь, а когда спрятался в пожарной дружине, куда «прятались был парторгом, писал от имени парткома апелвсе, кто не желал своей кровью защищать проляцию. В 1935 г. он был выдвинут на должность летарскую революцию. Он предпочел нажиться завхоза швейной фабрики (ф.6580, д.76, л.11). на трудностях пролетариата и в конце 1919 г. и Надо сказать, что промышленность становив начале 1920 г. открыл кофейную лавку на углу лась объектом особого внимания соответствующих Виленской улицы». В 1924—1925 гг., будучи наорганов. Поскольку считалось, что социализм к чальником артели сторожей ночной охраны, был середине 30-х годов в стране был уже построен, привлечен к суду за преследования рабкора и за то необходимо было найти виновных во всех растрату казенного имущества, но сумел выйти проблемах туго работавшей экономики. Руковосухим из воды. Одного своего родственника, крупдители предприятий и парткомов обвинялись во ного подрядчика, устроил на бетонный завод и восвредительстве или, по крайней мере, в некомпестановил в правах, другого, бывшего содержателя тентности. Постепенно процесс очистки партии притона и проституток, устроил пожарным инспекпереходил в руки НКВД. тором. Заведовал коммунальным хозяйством, был Из спецсводок за январь 1935 г. следует, что председателем колхоза. Вдобавок ко всему, взял ряд предприятий местной промышленности «засоколхозную корову и, чтобы скрыть концы, каким-то рены классово чуждыми элементами, лишенцами образом заменил ее на мясокомбинате на лучшую и спекулянтами». А директором управления являи пользуется ей и сейчас. ется член КПБ Борис Евсеевич Каган, который Еще одной жертвой неизвестного сексота стал как администратор «мягкотел и слаб». Дополначальник отряда трубочистов Залман Морнительные компрометирующие данные на него духович Кац (1902 г.р., уроженец Могилева, в НКВД сообщало секретарю Могилевского райкома партии с 1932 г.), сын крупного могилевского

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

партии в марте 1935 г. Оказывается, директор управления местной промышленности Каган до революции арендовал у помещика мельницу и имел мануфактурную лавку. Этой мельницей пользовался и после революции, вплоть до 1928 г., и только после 1928 г. она отошла к Райкоопсоюзу (ГАООМО, ф.6580, д.860, лл.13, 80). Последствия этого компромата нам неизвестны, но вот один из подчиненных Кагана точно не остался безнаказанным. Им был директор швейной фабрики Моисей Евсеевич Коган (1828 г.р., член партии с 1920 г., состоял в Бунде с февраля 1917 г. по апрель 1918 г., в феврале 1934 г. назначен директором). «Подкоп» под него начался с банального доноса, сообщающего о «притуплении классовой бдительности со стороны руководителей швейной фабрики и ее директора Когана». «Когда секретарь парткома фабрики Бахрах принесла компромат на начальника цеха Бескина, Коган ответил: «Пустяками заниматься нечего… Когда другой работы у вас нет и мы ее не можем найти, то и это может быть работой» (ГАООМО, ф. 6580, д. 860, л.35). В дальнейшем в ход была пущена тяжелая артиллерия, претензии шли уже не по партийной линии, а в виде обвинений прокуратуры. Поводом послужил произошедший в августе 1937 г. обвал стены ремонтируемого цеха Могилевской швейной фабрики. Коган был арестован, и ему был предъявлен целый ворох обвинений: в том, что обвал стены был итогом заговора, направленного на срыв выполнения промфинплана и человеческие жертвы, «в целях срыва портняжной работы на фабрике и создания недовольства рабочих, саботировал целый ряд мероприятий, направленных на улучшение охраны труда и техники безопасности, которые должны были обеспечить нормальную работу фабрики». По мнению прокуратуры, Коган, стремясь вызвать недовольство рабочих, систематически нарушал трудовое законодательство, применял сверхурочные работы, под всяческими предлогами задерживал на складе фабрики готовую продукцию, старую столовую передал под цех, из-за чего рабочие на протяжении года были лишены горячих обедов, саботировал формирование новой столовой, подготовку к предстоящему ремонту, вопреки санинспекции и председателю охраны труда в апреле 1937 г. пустил в эксплуатацию цех, нарушал трудовое законодательство, умышленно не выполняя элементарные требования техники безопасности. Обвинения ему были предъявлены по статье 75 УК — контрреволюционный саботаж. Наказание предусматривало от одного года лишения свободы до высшей меры социальной защиты — расстрела. Все эти обвинения усугублялись тесной связью и даже близкими и дружескими отношениями с директором Швейтреста Карасиком и заместителем Когана, техническим директором Шапиро, впоследствии разоблаченными как враги народа. Вдобавок ко всему, Коган скрыл от партии, что его жена Гофштейн — троцкистка, «в

1927 году выступала против исключения злейших врагов народа Троцкого и Зиновьева и против плана 1-й пятилетки». Все эти обвинения могли закончиться высшей мерой, но спецколлегией Верховного Суда БССР Коган был приговорен «всего» к 15 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. Насколько обоснованны были обвинения, можно понять из дальнейшего хода дела. Президиум Верховного Суда БССР 28.06.1938 г. во время кратковременной «оттепели» приговор пересмотрел. Проверка установила, что связи с врагами народа Карасиком и Шапиро не было, столовая переоборудована в связи с увеличением плана, а в обвинении осталась лишь жена. В итоге, после отбытия года принудительных работ Коган был освобожден изпод ареста, правда, бюро обкома в феврале 1939 г. восстановить его в партии не посчитало возможным (ГАМО, ф.218, оп.1, д.406, лл.186, 219—223; ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.97, л.234).

Репрессии в учебных учреждениях Настало время уделить особое внимание и педагогическим кадрам. На бюро райкома партии в октябре 1935 г. рассматривался вопрос о директоре пединститута Александре Лазаревиче Маковском (Либсоне) (1901 г.р., член партии с 1920 г.). Он обвинялся в сокрытии социального происхождения при вступлении в партию. По сведениям, поступившим из НКВД, Маковский являлся сыном крупного арендатора садов и торговца фруктами в Минске. Сам же представлял себя выходцем из мелкобуржуазной семьи и во время проверки документов упорно скрывал свое социальное происхождение, заявлял, что отец — мелкий арендатор и торговлей никогда не занимался, и только с получением соответствующих документов признал свое буржуазное прошлое. Кроме того, Маковский был женат на дочери раввина, а семья ежемесячно получала деньги из-за границы от дяди жены. В вину ему ставилось и то, что он «оставлял впечатление высокомерного и недостаточно общественного» человека и допустил засоренность пединститута классово враждебными антисоветскими элементами. Решено было исключить его из партии (ГАООМО, ф.6580, д.709, л.133; д.823, л.100). Это было лишь начало крупномасштабной чистки учебных заведений. В конце августа 1936 г. в Могилевский райком поступило заявление, в котором сообщалось, что «на протяжении долгого времени в нашей (пединститута) парторганизации вели свою гнусную деятельность подонки троцкизма». По мнению анонимного заявителя, троцкистская группа была организована Левитом, а идейно руководилась

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Лейзером Юдовичем Рабиновичем (к этому времени он был исключен из партии). В ее состав входили Маковский, Шапиро, А. Певзнер, Л. Певзнер (начальник ОРС шелковой фабрики в 1936 г. (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1105, л.131)), Шимбалов, Моргунов и, «по его убеждению», Печатников, «то есть люди, орудовавшие на идейном фронте». Покровительствовал группе Гутман из культурно-пропагандистского отдела райкома партии (ф.6580, оп.1, д.405, л.37). Из дальнейшего можно выяснить, что Левит на этот момент работал в Гомельском железнодорожном узле, а в прошлом был заведующим культурнопропагандистским отделом райкома партии (л.40). 29 августа 1936 г. еще один осведомитель Цукерман сообщал, что на должность заведующего учебной частью политпросветинститута в декабре 1934 г. рекомендовал Левита непосредственно Гутман, не уточняя, правда, что ранее эту должность занимал сам Цукерман. Интересно, что отзыв директора Могилевского пединститута об одном из «ответчиков» по этому делу А.Д. Певзнере был исключительно положительным. С 1 октября 1931 г. по 1 сентября 1934 г. он вел самостоятельный курс диалектического материализма. «С курсом справлялся, отличался партийной заостренностью и правильным методическим построением» (ф.6580, оп.1, д.1105, л.175). 2 сентября 1936 г. в газете «Камунар Магілёўшчыны» без согласования с бюро и секретариатом райкома была опубликована статья с резкой критикой в адрес бывшего секретаря парткома

шелковой фабрики Дробинского, бывшего секретаря парткома пединститута Новикова (в 1927 г.) и Ревинского, которые оказались «пособниками троцкиста Певзнера». Заметка вызвала, по-видимому, какое-то недовольство в верхах, и редактор газеты М. Брилон в своей докладной записке на имя секретаря Могилевского райкома оправдывал свое излишнее рвение тем, что «обвинения в притуплении бдительности и, больше того, пособничестве троцкистам необходимо как можно быстрее предать оглашению» (ф.6580, оп.1, д.1105, л.126). Принадлежность к идеологической машине никак не служила преградой для репрессий. В данном случае желание быть на передней линии борьбы за чистоту партии, как мы уже видели, не спасло Брилона. Тем временем шло разбирательство с выявленной бандой троцкистов. 21 января 1936 г. заведующий учебной частью Могилевского политпросветительского института Мордух Моисеевич Шапиро в докладе на партсобрании «протащил целый ряд троцкистских установок»: товарищу Сталину легче работать, чем товарищу Ленину, партийный аппарат — это голова, а партия — это ноги и туловище. Он «воздвигал китайскую стену между эпохой Сталина и Ленина». Ему был дан отпор, но Левит с Рабиновичем на бюро парткома его защищали и даже приводили цитаты, доказывающие, что Шапиро не троцкист (ф.6580, оп.1, д.405, лл.41, 42). Еще будучи членом партии, 10 августа 1936 г. и сам Левит написал в райком заявление, в

Дело Клебанова Проследить работу репрессивной машины можно на характерном примере развития событий в деле одного из старейших могилевских коммунистов, участника революционных событий 1917 г., члена партии с этого же года, профсоюзного лидера и многолетнего члена уездного комитета партии Самуила Исаковича Клебанова. Его имя уже неоднократно встречалось в ч. 1 второй книги. После многочисленных передвижений по служебной лестнице к 1935 г. С. Клебанов занимал пост заместителя директора Могилевского партархива. Как мы уже видели, именно документы этого заведения стали начальной точкой в делах многих осужденных и репрессированных партийцев. И, конечно же, не последнюю роль в этом вынужден был играть сам Клебанов. Эта история началась также с требования Могилевского райкома партии представить для проработки материалы о деятельности бывшей троцкистско-зиновьевской оппозиции в различных могилевских организациях за прошлые годы. Документы за 1927—1928 гг. были довольно быстро найдены и переданы райкому в полном объеме. Но партийные органы этим не удовлетворились, поскольку получили сведения от членов партии, работавших в Москве, о том, что бывшие троцкисты особенно проявляли себя в 1921—1923 гг. По утверждению секретаря райкома Ревинского, заместитель директора партархива Клебанов не представил эти материалы, мотивируя это их отсутствием. В дальнейшем Клебанов, прекрасно понимая, чем такая проверка может закончиться для него лично, в течение нескольких месяцев под различными предлогами всячески уходил от данной работы. «На неоднократные и категоричные требования представить материал райкому, неоднократное упоминание и указание, что вопрос будет представлен на Бюро РК о его сопротивлении», Клебанов заявил, что все «просмотрел и ничего не нашел». Такое поведение не могло не вызвать у партийной верхушки подозрения и «сомнения относительно его личного отношения к бывшей троцкистской оппозиции». Посланными райкомом партии в архив инструкторами были обнаружены документы, в которых сообщалось о выступлениях Клебанова «троцкистского порядка» в ячейке профсоюзно-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

котором вспоминал, что ему рассказывали, как в период дискуссии 1927 г. на партсобрании на кожзаводе им. Леккерта рабочий Хема Быховский выступал как троцкист. В 1929 и 1930 гг. он учился в Москве в каком-то институте. Сообщение об этом было тут же отправлено в Москву (ф.6580, оп.1, д.405, лл.57, 58). Конечная точка была поставлена в 1937 г. Рабинович и Шапиро были арестованы 20 апреля 1937 г. В июне следствием была установлена принадлежность их к контрреволюционной троцкистско-вредительской организации. Для вскрытия всей преступной деятельности обвиняемых и связанных с ними лиц производились следственные действия и допрос ряда лиц в других районах БССР (ГАМО, ф.218, оп.4, д.91, л.2). Мордух Моисеевич Шапиро и Лейзер Юдович Рабинович числятся в расстрельных списках, подписанных самим Политбюро ЦК ВКП(б) в апреле 1938 г. В 1936 г. за связь с троцкистами Рабиновичем, Цымбаловым, Шапиро и их пособником Левитом и неразоблачение их, за путанные и антипартийные выступления в 1926 г. был исключен из партии директор педтехникума Семен Михайлович Печатников (1901 г.р., член партии с 1927 г.). 27 февраля 1937 г. партколлегия рассматривала его апелляцию. Первый раз она подтвердила решение местных органов. По поручению ЦК ВКП дело рассматривалось вторично. Был представлен положительный отзыв из Богушевской средней школы, где Печатников работал после исключения. Несмотря на то, что коллегия охарактеризовала

его как неустойчивый элемент, на счету которого угроза покончить жизнь самоубийством, подача заявления в центральные парторганы с указанием фактов травли, гонения и издевательств над ним и его детьми, решение было положительным — перевести его в кандидаты (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1116, л.16). 21 августа 1937 г. был исключен из партии арестованный преподаватель Могилевского педтехникума Исидор Гершевич Бернштейн (1894 г.р., член партии с 1921 г.) (ф.6580, оп.1, д.1116, лл.156,157). Еще один преподаватель пединститута Хаим Исаакович Шейман (1900 г.р., в партии с 1931 г., из рабочих, перебежчик из Польши в 1928 г.) был арестован органами НКВД в феврале 1938 г. как член контрреволюционной группы Нарского (ф.9, оп.1а, д.11, л.166).

Технология поиска «врагов народа» По всем уголкам огромной страны партийными и репрессивными органами рассылались письма с тысячами фамилий людей, попавших в черные списки, но затерявшихся на ее просторах. Горкомы, райкомы, сельсоветы должны были оперативно информировать вышестоящие инстанции, «не стоят ли на партийном учете следующие особы, на которых поступил компрометирующий материал»,

хозяйственных органов в 1923 г. После такого неопровержимого аргумента Клебанов вынужден был все же представить некоторые материалы требуемого периода. Но и это не удовлетворило райком, поскольку существовало подозрение, что укрывается еще ряд документов. Обо всем этом Ревинский сообщил в ЦК КП(б)Б и Истпарт, которому подчинялся Могилевский архив, и потребовал немедленно отстранить Клебанова от работы, рассмотреть в партийном порядке его дело и произвести проверку состояния партархива (ГАООМО, ф.6580, д.651, л.82). Клебанов был исключен из партии и изгнан из архива. Но на партколлегию КПК, которая состоялась 2 апреля1935 г. и на которой была разобрана апелляция Клебанова, тот предоставил положительный отзыв из райкома и аргументировал невыдачу документов отсутствием на то согласия директора Истпарта Поссе. Шатания же во время дискуссии 1923 г. объяснял своей политической неподготовленностью. В итоге Клебанов в партии был восстановлен без веских замечаний. Однако решение это просуществовало недолго. Уже в 20-х числах апреля на заседании бюро Могилевского РК КП(б)Б было решено исключить Клебанова из членов партии как двурушника. Выговоры за недостаточную работу по выявлению материалов о бывших троцкистах по Могилевской парторганизации и за гнило-либеральные отношения к делу Клебанова были объявлены и другим работникам партархива. Для этого нашлись и дополнительные свидетельства в виде документов, подтверждающие выступления Клебанова на делегатском собрании могилевской организации в 1923 г. и заседании бюро Могилевского Укома в июле 1924 г. (ф.6580, оп.1, д.657а, л.50). Посчитав, что это решение все же не доводит дело до конца, райком партии отправил в партколлегию КПК по Беларуси в июле 1935 г. еще одну докладную, в которой Клебанов обвинялся в фальсификации положительного отзыва райкома. Кроме того, согласно учетной карточке за 1923 г., Клебанов имел выговор за поддержку части торговцев и нереагирование на болезненные явления в артели. Просьба «дополнительно заняться этим делом» фактически означала физическое уничтожение человека (ф.6580, д.651, л.144). Клебанов был арестован в 1936 г., когда снова вернулся к своей первой специальности наборщика, а расстрелян 23 апреля 1938 г. в магаданских лагерях.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

и самостоятельно выводить их «на чистую воду». Так, в Витебск 10 октября 1936 г. была отправлена выписка из протокола расширенного партсобрания кожзавода им. Сталина, в которой содержался компромат на бывшего члена организации Льва Эзрина (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.405, лл.71—81). В августе 1936 г. в московскую парторганизацию было сообщено, что живущая сейчас в Москве бывший член партии Женя Кирзнер, работавшая в могилевской деткомиссии и ЦРК, была исключена из партии за сокрытие своего социального положения (мать была крупной торговкой), кроме того, она состояла в близкой дружбе с исключенным к этому моменту из партии Клебановым и сама была ярой троцкистской (говорила, что ей лучше принять участие в троцкистской оппозиции, чем бороться за линию партии) (ф.6580, оп.1, д.405, лл.53, 54, 56). 7 сентября 1936 г. в Могилевский райком пришел запрос из Московской областной конторы по заготовкам скота «Мосзаготскот» с просьбой сообщить о могилевском прошлом нынешнего ее управляющего Исака Исаковича Гуревича, который в недавнее время был управляющим одноименной могилевской конторы и инспектором минской. В 1932 г. он был исключен из партии по подозрению в связях с троцкистами (ф.6580, оп.1, д.1106, л.49). В партком пединститута поступило заявление Бочавера о том, что в 1923—1930 гг. рабочим на кожзаводе им. Леккерта был отъявленный троцкист Исак Столяров. Потом он работал в

Полоцке, а в тот момент находился в Ленинграде. Наверняка информация об этом также пошла по инстанциям (ф.6580, оп.1, д.405, л.85). В Быховский райком партии из Наркомфина БССР поступил срочный запрос с требованием сообщить социальное положение и за что исключался в 1921 и 1929 гг. из партии уроженец Быхова, а ныне инспектор Госстраха Хаим Юдович Петровицкий (ф.26, оп.1а, д.625, л.178). Несколько месяцев 1937 г. длилось выяснение «подноготной» (социального положения) уроженцев деревни Гамарня Быховского района братьев Печерских — Пинхоса Абрамовича и Арона Абрамовича, занимавших большие должности в партийном аппарате Ленинграда. Следствию удалось выяснить, что их отец являлся крупным лесопромышленником, который эксплуатировал до 100 человек наемной силы. Последствия таких сведений нетрудно представить (ф.26, оп.1а, д.625, лл.92, 176, 290—296, 372, 373). 27 октября 1937 г. из Партконтроля при ЦК ВКП по БССР пришел запрос в тот же Быховский райком, в котором секретаря райкома лично просили проверить положение родителей Рувима Яковлевича Шуба, назначенного в это время инструктором горкома партии. Требовалось выяснить, чем родители занимались до и после революции и где были его братья (ф.26, оп.1а, д.625, л.382). В данном случае такая проверка и была связана с новым назначением после «замены» большинства из состава горкома.

Покаяние невиновного О восприятии репрессий рядовыми могилевчанами, по крайней мере, членами партии, которые сами попали под «неотвратимый карающий меч социалистического правосудия», может красноречиво свидетельствовать нижеприведенное заявление. Был ли это просто страх за себя, свое будущее, свою семью, или искреннее непонимание ситуации, вера в случайную ошибку, которую можно исправить своим покаянием в том, что не совершал? Судите сами. «Могилевскому Комитету Ком. Партии большевиков Белоруссии от Юспина М. И. 15 мая 1937 года 14 мая сего года явился для меня днем смерти. Меня исключили из партии, моей партии, которая является авангардом рабочего класса, с которого я вышел и переплетал свою жизнь в борьбе за торжество социализма в нашей стране под знаменем центрального комитета нашей компартии и великих, мудрых вождей наших Ленина — Сталина. Я родился в Могилеве в бедной разоренной капиталистическим строем царствования Николая кровавого семье. Моему отцу теперь 85 лет. Инвалид — слепой он все свои годы давал уроки на русском и еврейском языках первичного знания, идя весь день с хаты в хату почасово занимался с детьми. Не обеспечил свою семью своим мизерным заработком он с вечера до глубокой ночи занимался вместе с матерью починкой галош. Царская жандармерия и полиция часто приходила распродавать имущество. Они взыскивали у нас 300 рублей штрафу за якобы уехавшего в Америку сына и не явившегося на призыв (а в действительности он умер, но неправильно записали фамилию при выписке о смерти). В 10 лет от роду меня отдал отец в ученики бесплатно на год хозяину, где я получал бесконечную эксплуатацию, которая была и только есть в капиталистическом строе работая по найму, переходя от хозяина к хозяину работая по 12—14 часов. Я до революции помогал отцу. Наша семья имела на воду с подаяным черствым хлебом. В 1917 году я вступил в профсоюз и в 1918 году в комсомол. В 1924 году в нашу свою родную коммунистическую партию, программу и устав которой я полностью признал, признаю, и буду

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

Фактически, компромат находился на каждого, но, пуская в ход ту или иную информацию на того или иного гражданина или откладывая ее в долгий ящик, органы руководствовались своими, лишь им известными критериями. По поводу расследования компрометирующих материалов на председателя Селецкого сельпо Гинды Целевны Родкиной (член партии с 1921 г., ранее была членом Бунда) 8 июля 1936 г. поступила докладная секретарю райкома. В ней сообщалось, что она разоблачала себя на всех партийных собраниях и при проверке партийных документов не скрывала принадлежность к Бунду. По мнению следствия, обвинения в принадлежности к троцкистской оппозиции в 1925—1927 гг. не подтвердились (ф.6580, оп.1, д.1105, л.109).

Помилование как исключение В ходе многочисленных проверок благонадежности тех или иных граждан на некоторых из них дела были прекращены. Какую-то особую логику в действиях партийной (в данном случае) машины на начальной стадии глобальных репрессий проследить сложно. Было ли это делом случая, временным отступлением, подкупом, знакомством, сбоем бюрократического аппарата или честной позицией отдельных его представителей? Наверное, в каждом случае была какая-то причина. И все же

«Арест — прощание с родными». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

всегда признавать, и активно участвовать по всем моим силам в ее завершение. Немало я втянул хороших передовых рабочих в нашу партию, некоторые из них руководители нашей партии Гофман, Грознер, инструктор Сагал мой сослуживец и воспитанник. Партгруппа кожзавода Сталина и шорной фабрики, все рабочие кожевники, шорники, заготовщики, сапожники города Могилева не дадут мне соврать, что я всегда был преданным, стойким, дисциплинированным большевиком. И не позабыли еще старые хозяева с уцелевших Рапопорт, Каган, Генькин, Лесман, как жорстко расплачивался с ними за малейшие нарушения законодательства о труде. Не мало я поработал на будущее труда среди безработных, потом несколько лет в общественном питании города в час трудностей нашего роста. Организованная мною в городе хлебная контора не является минусом в выполнении данных мне райкомом партии заданий. А теперь наше райпо перевыполнило план, я стахановец торговли, заработал за март 1160 руб. и дальше буду бороться за культурную стахановскую советскую работу. Но я в политическом развитии недостаточно себя подковал. Отсюда вытекает, что я сделал большую непростительную политическую ошибку, которую я полностью признаю, я как коммунист недооценил международное значение, тем что моя семья прямо пользовалась помощью фашистского государства, тем что моя жена получила деньги от своей сестры с Палестины, дав этим самым пищу нашим классовым врагам. Повторяю, что я свою ошибку полностью признаю перед лицом своей партии и обязуюсь учесть это, больше не повторять и предупреждать других. Чистосердечно заявляю, что никакой связи с родней жены не имел и не имею. О дальнейшем нахождении с моей женой вы должны мне посоветовать. Я ставлю выше интересы партии по отношению к ней и согласен в любой час уйти от нее если это требуется. Но она сейчас вместе со мной переживает полученный мной политический удар. Мой ребенок занимается в школе отлично, я воспитываю его в коммунистическом духе. Прошу учесть все это и восстановить меня в члены коммунистической партии» (стилистика и пунктуация сохранены — А.Л.) (ГАООМО, ф.6580, д.1155, лл.172—174).

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

это были счастливые исключения, подтверждавшие новые правила работы набирающей обороты репрессивной машины. По постановлению Могилевского райкома от 25.09.1936 г., «за несвоевременное разоблачение троцкистов Лагуна, Лившица, Красина и утверждение, что он о них не знал, что документами опровергнуто, неискренность» заслуживал исключения из партии некто Фрусин. Но принимая во внимание, что он «оппозиционером не был, выступал против оппозиции и отчасти признал свою ошибку», ограничились строгим выговором и последним предупреждением. И это несмотря на обнаруженный документ за 1927 г., когда Фрусин, в то время председатель правления Клуба строителей, отказался снять портреты Зиновьева и Троцкого («пусть, мол, другие снимают»), т. к. ему может «влететь» от беспартийных членов клуба (ф.6580, оп.1, д.1105, лл.168—171). Справедливость восторжествовала и в деле Хаима Израйлевича Аскинази (1909 г.р., член партии с 1932 г., в момент получения партвзыскания — секретарь парткома шорной фабрики). 22 августа 1936 г. за тесную связь с шурином — активным троцкистом Краскиным, исключенным из партии, Аскинази был объявлен строгий выговор, и он был снят с работы. Кроме того, согласно отчету первичной парторганизации шорной

«Первая ночь». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

фабрики от 28 марта 1937 г., Аскинази обвинялся в том, что он «боялся вскрывать Бедерова (директора), дабы Бедеров не вскрывал его». И только благодаря бдительности райкома это было вы-

Жизнь и срок Якова Голода В 1938 г. был арестован один из многих могилевчан — Яков Голод (1918—1988). И история его жизни насколько обычная, настолько и трагическая. Талантливый, желающий и умеющий учиться 18-летний студент был исключен не только из университета, но и из жизни. Десятки лет лагерей и «свободная жизнь» в богом забытом таежном поселке Атка — именно этим одарила его советская власть. Но было и счастье: именно в лагерях нашел он свою любовь, белоруску из Гомеля Викторию Буланову. И землю эту они покинули вместе — в 1988 г. На еврейском кладбище в Могилеве покоятся в одной ограде: он — под звездой Давида, она — под крестом. Печальную историю жизни Якова Наумовича Голода мы перескажем, ссылаясь на рассказ его друга, могилевского писателя Михаила Шульмана. Уроженца полесского местечка Хойники Яшу Голода закинула в Могилев несчастливая судьба. В 1920 г. после безжалостных еврейских погромов полуторагодовалый ребенок остался круглым сиротой и был привезен в Могилевский детский дом им. Леккерта. «...Из детдома он ушел учиться на рабфак — были тогда такие учебные заведения, «рабочие факультеты». Науки ему давались легко, он любил учиться, суток для чтения явно ему не хватало. Ну, а после рабфака охочему до наук человеку прямая дорога в университет на исторический факультет, конечно, потому что интереснее истории человечества ничего на свете нет. А время тогда для историков было архисложное, как говаривал наш вождь и учитель (поясняю для внуков — Ленин). Хотя для историков, по-моему, несложных времен в принципе не бывает. И вот весной 1936-го на истфаке спровоцировали диспут о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране. С удовольствием поспорили, а летом все спорщики оказались в тюрьме. Суд тогда был скорый: кому вышка, кому десятка, невиновных не было. Восемнадцатилетнему «врагу народа» студенту-первокурснику Якову Голоду повезло: не расстреляли, дали всего лишь десять лет. И угодил он на Колыму, и прожил в тех райских местах не десять, а все сорок лет — считай, без малого всю сознательную жизнь. После первых десяти лет лагерное начальство сочло, что строптивый студент еще не уразумел, что к чему в этом мире, и накинуло ему второй срок, затем ссылка в тех же краях, затем... …В лагере добывали золото в глубокой шахте, пробитой в вечной мерзлоте. Рабочая смена — 12 часов, но для тех, кто не выполнил нормы, она удлинялась: пока нормы нет, наверх не поднимут. Обувка же у зэков — опорки-лапти. Однажды Яков не осилил нормы, его продержали

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

явлено (ф.6580, оп.1, д.1222, л.2). 23 августа «за утрату партийной бдительности и проявленное примиренчество, благодушие и покровительство Краскина» он был исключен из партии. Уже 25 августа Аскинази подал заявление о пересмотре своего дела (ф.6580, оп.1, д.1155, л.121), но эта апелляция, как и несколько следующих, комиссией не были приняты (ф.6580, оп.1, д.1116, л.7). Однако настойчивость Аскинази все же была вознаграждена: решение КПК от 18 августа 1937 г. гласило о восстановлении его в партии. На тот момент он работал рабочим-раскройщиком шорной фабрики (ф.6580, оп.1, д.1116, л.181). Решением заседания выездной парттройки от 10 марта 1937 г. в партии был восстановлен и рабочий типографии Яков Хаймович Мирер (1882 г.р., член партии с 1920 г., отец — служитель религиозного культа), который был исключен из партии за приписку себе 2-х лет партстажа (ф.6580, оп.1, д.1116, л.108).

Пик репрессий Пик репрессий пришелся на 1936—1937 гг. Поводом для нового витка послужила серия взрывов на кемеровских шахтах в сентябре 1936 г.

23 января 1937 г. начался 2-й московский процесс по «делу троцкистско-зиновьевского центра». 17 человек обвинялись в попытке свержения правительства, покушения на вождей, восстановления капитализма, расчленения СССР, повсеместного и всеобщего саботажа. 13 обвиняемых признались в содеянном. С новой силой развернулась охота за саботажниками и шпионами во всех отраслях народного хозяйства, в государственных и партийных учреждениях. Страну охватил массовый психоз доносительства, обличения и самобичевания. Процесс шел по замкнутому кругу. Заговорщиков выявляли повсеместно, те, в большинстве своем, признавались в совершенных злодеяниях, приговоры не заставляли себя долго ждать, а трудящиеся «одобряли» и требовали еще больше крови. Временные спады случались лишь тогда, когда хаос, вызванный террором, достигал какой-то критической отметки. Тогда давалась отмашка, и верха вдруг призывали к бережному отношению к кадрам. Как мы уже видели, начало одного дела часто служило лишь раскруткой для выявления новых врагов и череды расправ над множеством людей. 8 июня 1936 г. Могилевским районным отделом НКВД был арестован «активный троцкист» Лев Александрович Златин. Следствием было установлено, что Златин, будучи в Ленинграде,

в шахте, в вечной мерзлоте, черт знает сколько — и обморозился, едва живого подняли на поверхность. Ничего, оклемался, вот только на ногах не осталось пальцев, ампутировали все до единого. Неполноценный раб для шахты был уже негож, его оставили наверху, благо он еще с детдомовских времен умел работать на токарном станке». Именно в это время познакомился он со своей будущей женой, 20-летней Викой, которая тоже осталась сиротой после расстрела отца и смерти в зоне матери. Еще там, в зоне, они решили пожениться, хотя в их положении это можно было расценить лишь несбыточной мечтой. «Себя он и в самом деле считал стариком: с восемнадцати лет за колючкой, на нарах, дрался со всем миром за право оставаться человеком. Впрочем, весь мир — это лагерная охрана и внутренние волки, блатные и приблатненные, иного мира он не знал. Молодость осталась где-то там, по ту сторону колючей проволоки, и виделась порой как в тумане…» Их срок заканчивался в одно время, и больше всего боялся Яков, «только бы не влепили третий срок. Вроде бы не за что — а разве было за что давать второй? Впрочем, было: был он молод и силен, отпускать такого раба на волю не резон, теперь же он хром, истрепан, прибытку от него не так уж много, можно выпускать». К счастью, на этот раз его освобождение задержали «лишь» на полгода. Решили на «материк» не возвращаться, уехали в Атку, поселочек на Колымской трассе, и прожили там больше двадцати лет, до самой пенсии. «А в нашем поселочке Атке, — говорил он (Яков) мне, когда приехал, — все бывшие политзэки, никто меньше десятки не парился в лагере, и все знают, кто чего стоит, и относятся соответственно. После реабилитации нам и северные добавки пошли, заработки резко возросли, появился шанс и приличную пенсию выработать. Дети подросли, уехали учиться в Магадан и Хабаровск, надо уж потерпеть, пока учебу закончат, потом уж о себе думать…» Так и получилось, что вернулись в родную Белоруссию лишь после выхода на пенсию. «Яков… был нелюдимом-книжником, жалел время на любые выходы из дому. Из колымской Атки привез он несколько огромных ящиков книг, благо, никакого книжного дефицита там не существовало, он был едва ли не единственным покупателем, который охотно брал всяких Светониев, Геродотов, мировую классику, философию — словом, всякую книжную залежь, за что книгопродавцы были ему несказанно благодарны. А он запоем читал, пытаясь наверстать упущенное, вернее, украденное у него время…» (по рассказу Михаила Шульмана «Кадиш на могиле с крестом»).

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

с 1927 г. состоял в подпольной троцкистской организации, обрабатывал и вербовал новых членов. В 1927 г. он имел близкие отношения с уроженцами Могилева Брайниными, Борисом и Абелем (возможно, братьями). При обработке убеждал их, что троцкисты и зиновьевцы правы, предлагал для чтения завещание Ленина и другие вредные материалы. Златин был осужден на 5 лет концентрационных лагерей. На основании этих данных Борис Аронович Брайнин, председатель Полыковичской кирпичной артели им. Димитрова, был арестован 15 сентября 1936 г. и во всем сознался (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1105, л.275). Через какое-то время он был, по-видимому, освобожден и реабилитирован, но это было лишь начало мытарств: в 1940 г. Брайнина снова сняли с должности начальника отдела снабжения Белпромстройтреста и исключили из партии за те же «грехи» (ф.9, оп.1а, д.174, л.2; д.182, л.29). Интересно, что за «невыкрытие» троцкиста Златина 15 июля 1936 г. был исключен из партии Могилевским райкомом и Абель Орликович Брайнин (1907 г.р., член партии с 1932 г.). В момент исключения он работал председателем участкового комитета Участка дороги 930 в Могилеве, потом — в столичной мастерской Белстройконторы. Через некоторое время, 25 апреля 1937 г., решением бюро ЦК КПБ «по причине необоснованности обвинений, предъявленных Брайнину», было отменено постановление бюро райкома о его исключении, а о дальнейшей судьбе неизвестно (ф.6580, оп.1, д.1116, л.78). В августе 1936 г. в райком партии поступило заявление от члена партии А.Г. Липкинда, в котором тот сообщал, что помнит, как в 1932 г. на пленуме райкома комсомола в члены бюро выбирали троцкиста Златина. «Все были против, но «за» выступил и яро защищал его секретарь райкома комсомола Борис Лившиц» (ф.6580, оп.1, д.1106, л.2). О том, что Златин был хорошим товарищем Лившица, «вспоминалось» в другом аналогичном заявлении члена партии Робкина. Но тот добавил в черные списки еще одну фамилию: Златин и Лившиц были мобилизованы в политотделы МТС помощником начальника этой службы по комсомолу Штенбергом. «Могу доложить, что Штенберг является или перебежчиком, или эмигрантом. Одним словом, он жил в Польше. Я считаю, что надо проверить также его брата, который работает в армии политработником», — сообщал доносчик (ф.6580, оп.1, д.1106, л.4). 10 сентября 1937 г. на заседании бюро ЦК КПБ было подтверждено исключение из партии за «скрытие своего социального положения, дезертирство из красной армии и «невыдачу» бандита Лившица» директора завода им. Димитрова Абрама Мееровича Брандина (1901 г.р., член партии с 1927 г.) (ф.6580, оп.1, д.1116, л.118). Дальнейшую раскрутку этих дел проследить не удалось.

21 февраля 1937 г. по обвинению в сокрытии от партии своей связи с троцкистами на Клинцовском кожзаводе «Красный гигант» и активном участии в контрреволюционной троцкистской группе на этом заводе в 1926—1929 гг. был исключен из партии директор Могилевского кожзавода им. Сталина Абрам Давыдович Фрейдин (1896 г.р., уроженец Мстиславля). 13 июля 1937 г. Фрейдин был арестован. В постановлении об аресте сообщалось, что он являлся одним из руководителей троцкистской группы на Клинцовском кожзаводе, насчитывающей около 30 человек, систематически присутствовал на контрреволюционных сборищах, которые бывали на квартирах участников, но, главным образом, у самого Фрейдина. На этих сборищах обсуждали контрреволюционную литературу, которую потом распространяли среди рабочих. Кроме того, Фрейдина обвиняли в том, что, работая директором кожзавода в Могилеве, он занимался очковтирательством и целым рядом других хозяйственных преступлений. Бюро ЦК КПБ своим решением от 10 сентября 1937 г. подтвердило постановление Могилевского горкома об исключении Фрейдина из партии как врага народа (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1116, лл.79, 137; ГАМО, ф.218, оп.4, д.109, л.1). 29 мая 1938 г. Фрейдин был осужден по обвинению в антисоветской агитации, приговорен к 8 годам заключения и умер в лагере. Аналогичный путь прошел, по-видимому, родственник Абрама Давидовича юрисконсульт авторемонтного завода Залман Менделевич Фрейдин (1906 г.р., уроженец м. Дубровно). В постановлении об аресте от 13 июля 1937 г. утверждается, что, будучи членом комсомола в 1927 г., он являлся организатором и вдохновителем контрреволюционной троцкистской группы комсомольцев, работавших на фабрике «Днепровская мануфактура» в м. Дубровно, систематически выступал с защитой контрреволюционных тезисов оппозиции. По свидетельству одних доносчиков, Фрейдин в 1927 г. утверждал, что Троцкий «большой человек и ему мы обязаны победой на фронтах Гражданской войны, и история никогда не простит решения ЦК об исключении Троцкого из партии». По свидетельству других, Фрейдин свою принадлежность к троцкизму все время скрывал и только после разоблачения признал, что он действительно принадлежал к контрреволюционному троцкизму. Третьи сообщали, что контрреволюционной троцкистской деятельностью он занимался и работая военным следователем 5-го Кавкорпуса, за что был исключен из партии в 1936 г. Против него было возбуждено дело по статьям 72 и 76 Уголовного кодекса (ГАМО, ф.218, оп.4, д.58, лл.2, 3, 18). З.М. Фрейдин был осужден 29 мая 1938 г. по обвинению в антисоветской агитации и приговорен к 8 годам лагерей. 23 сентября 1937 г. на партколлегии ЦК было подтверждено решение об исключении из партии второго секретаря Гомельского горкома КПБ, с

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

«В надежде увидеть своих жены, матери и сестры заключенных часами выстаивали у ворот тюрьмы, невзирая на мороз… Нас грузили в «черный ворон». Жены нас так и не увидели». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

1933 по 1937 гг. — секретаря парткома Могилевской шелковой фабрики Якова Израйлевича Дробинского (1905 г.р., член партии с 1927 г., из кустарей). Согласно постановлению партколлегии, он окружил себя врагами народа, троцкистами и расхитителями социалистической собственности, которые, пользуясь его активной поддержкой и покровительством, безнаказанно проводили на фабрике контрреволюционную работу — отравление рабочих, расхищение и растранжиривание государственных средств и т. д., на заявления об этом отвечал зажимом критики, преследованием и угрозами (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1116, л.114). В 1937 г. за идеализацию Троцкого и Зиновьева, проявления недовольства руководством партии и гонения на коммунистов был исключен из партии директор мясокомбината Ошер Мовшевич Балтер (1896 г.р.) (ф.9, оп.1а, д.182, л.28). Родственные отношения лишь отягощали вину и судьбу обвиняемого, а в большинстве случаев служили поводом для репрессий. 16 декабря 1937 г. бюро ЦК подтвердило решение Могилевского горкома об исключении из партии

снятого с работы и арестованного как врага народа директора хлебозавода Наума Менделевича Гуревича (1905 г.р., член партии с 1929 г.) В 1922 г. он состоял в сионистской организации г. Бобруйска «Макаби». Находился Гуревич под стражей 16 месяцев и был освобожден ввиду невиновности 10 февраля 1939. Бюро ГК пересмотрело решение и восстановило его в партии 15.03.1939 г. (ГАООМО, ф.6580, оп.1, д.1116, л.175; ф.9, оп.1а, д.99, л.169; ф.9, оп.1а, д.12, л.111). Но до этого 25.02.1938 г. решением Могилевского горкома была исключена за потерю классовой бдительности и неразоблачение мужа жена Гуревича Сара Ароновна (Афроимовна) Соркина (1909 г.р., член партии с 1930 г., из кустарей) (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.10, лл.101, 102; д.99, л.170). Каждая артель, каждая фабрика, каждая отрасль обязаны были выявлять врагов в своей среде. Ослушание не допускалось, а голосов протеста не раздавалось. Так, большая контрреволюционная группа «бывших людей» была обнаружена в 1937 г. на Могилевской шорной фабрике. Надо признаться, что это «выявление» происходило во многом руками, точнее, «языками» работников самой фабрики. На партсобрании сотрудники, чутко прислушиваясь к указаниям руководства, своими заявлениями не давали шансов на спасение своим коллегам и товарищам. Их «стараниями» были выявлены неблагонадежные главный бухгалтер Дордик — сын раввина, бухгалтеры Эркерт и Володина — дети бывших крупных торговцев. Вспомнили, что в свое время на 10 лет за участие в контрреволюционной меньшевистской организации был осужден экономист-плановик Фрид. Техноруком фабрики работал бывший эсер Рубинштейн. Партком фабрики неоднократно высказывался за снятие его с работы как не оправдавшего доверия на своем участке и требовал, наконец, провести свое решение в жизнь. К этому времени на производстве из партии было исключено 11 человек. Из них 2 — за связь с троцкизмом (Аскинази и Каган), а Г. Нейман — за проявления еврейского шовинизма в городе Орше (ф.6580, оп.1, д.1222, лл.114—115). Нам известно лишь, что решение парткома фабрики было даже перевыполнено — по крайней мере, Рубинштейн был не только уволен, но арестован и расстрелян органами. Чуждых партии людей удалось выявить и в других организациях и на предприятиях. Так, из отчета работы первички при Райздраве за февраль 1937 г. можно узнать, что работница могилевского здравоохранения Фридман до последнего дня старалась скрывать свою и мужа принадлежность к троцкистской банде, за что исключена из партии (ф.6580, оп.1, д.1216, л.3). Как враг народа был исключен и арестованный председатель артели инвалидов Гирша Соломонович Нешкес (ф.6580, оп.1, д.1116, лл.156, 157). В начале 1937 г. были разоблачены помощник директора по учебной

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

1) Саул Ицкович Зисман, член партии с 1924 г., заместитель начальника ОКСа, брат его НАЗАРЕВСКОЙ-ГЕРЦМАН Фаины Матвеевны в 1937 г. был арестован и (1906—1979) разоблачен как шпион и провокатор. «В 1937 году мы с мужем были проездом в Москве. Решили навестить 2) Абель Орликомоего двоюродного брата (Матвея Ильича Герцмана). Он был членом вич Брайнин, член парВЦИК, заместителем Микояна. Микоян знал его еще комсомольцем. тии с 1932 г., начальник Брат (родом из Черикова) очень рано остался без родителей, на его руках отдела кадров, в 1936 г. оказались младший брат и сестренка. Был он очень способный, честный, исключался из КПБ за идейный. Быстро выдвинулся, стал директором Госбанка в Ростове. связи и неразоблачение Микоян снял его с этой работы, сделал своим заместителем. участников троцкистской И вот когда мы явились на его квартиру, домработница сказала, оппозиции. что его арестовали прошлой ночью на даче. Мы поехали на дачу. Там 3) Мовша Абрамосестренка (Софья Ильинична Герцман) рассказала, что когда его вич Смелькинсон, член арестовывали, он стал ее успокаивать: утром все соберутся и его освопартии с 1918 г., начальбодят, т. к. это, вероятно, какая-то ошибка. Но этого не произошло. ник 1-го стройучастка, Вся семья погибла. арестовывался польскиБрат не был женат, он был так загружен и увлечен своей работой, ми властями во время бечто не до этого ему было. Братишку и сестренку опекал все время. Полопольской оккупации. сле его ареста сестренку выселили в каморку — бывшую швейцарскую 4) Файва Абрамобез окна и печки. Через несколько дней пришли за ней. Повод: к ней вич Шульман, инспекприходил старик и приносил в спичечном коробке записку из тюрьмы, тор по питанию, член в которой брат просил передать 2 пары теплого белья и 20 рублей, партии с 1918 г., подозрет. к. ему предстоит дальний путь. Она, конечно, дала. И вот ее ругавался в принадлежности ли, почему она дала просимое, не имела, мол, права на это. Через 3 дня к контрреволюционному ее отпустили. Вскоре она умерла. Младший брат (Залман Ильич троцкизму (ГАООМО, Герцман) был женат на киноактрисе, жил отдельно. Его задергали, ф.9, оп.1а, д.27, л.17). и он спал с узелком под головой в страхе, что его арестуют, и умер от Мовша Абрамович сердечного приступа… Смелькинсон (1894 г.р.) Я написала Микояну письмо, в котором спрашивала, как могло побыл арестован 10 июля лучиться, что он, кто так близко его знал, и только с хорошей стороны, 1938 г. и осужден поне мог его отстоять, и просила, чтобы он сообщил мне, в чем обвинялся становлением особой брат и при каких обстоятельствах погиб. Микоян сам не ответил, а тройки (ГАООМО, ф.9, поручил ответ главному прокурору Москвы, от которого я получила оп.1а, д.145, л.116), присугубо формальное письмо. В нем сообщалось, что такой-то товарищ говорен к высшей мере занимал такой-то пост, дата его ареста по статье такой-то и дата наказания и расстрелян реабилитации. Свидетельство о смерти так и не выслали…» (из фондов 11 октября 1938 г. Музея истории города Могилева). В 1939 г., согласно спецсообщениям и докладным УНКВД, в списке кулацкого и антисочасти газетной партийной школы троцкистветского элемента, работающего в Могстройтресте бундовец Гринглаз и «проходимец» Перлин, кои других строительных организациях Могилева, торый выдавал себя за кандидата в члены партии, числились работник отдела снабжения Могилевно им не был. Не оправдал себя на работе и был строя Семен Ильич Цукерман, бывший крупосвобожден от нее потерявший партийную бдиный владелец предприятия, за что был уволен с тельность парторг Берлин (ф.6580, оп.1, д.1216, шелковой фабрики, и начальник техотдела Лев лл.68, 126, 126об.). Самуилович Руник, антисоветски настроенный, Большая антисоветская организация была выиз семьи торговцев, имеющий родственников в явлена среди строительных предприятий города в Америке (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.109, лл.70, 71). 1938 г. Связано это было, по-видимому, с неблагоНе осталась в стороне и система госторговполучным положением в развернутом строительли по городу Могилеву и области. Засоренность стве новых объектов после решения о переносе враждебными элементами была выявлена и здесь. столицы Белорусской ССР в Могилев. Согласно Среди них: главный бухгалтер общепита Семен спецсводке о ходе строительства в г. Могилеве Моисеевич Янкелев, который в 1931 г., работая по состоянию на 5.06.1938 г., не соответствовали во Всебелорусской конторе Госбанка, был осужден своему назначению по политической неблагонаорганами НКВД на 5 лет за вредительство, а в дежности и подлежали немедленной замене ряд 1935 г., после отбытия наказания в сибирском руководящих работников треста Могилевстрой: лагере, был назначен старшим бухгалтером

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

ГУЛАГ НКВД по Западной области БССР, затем заместителем главного бухгалтера заготконторы Дмитлага НКВД по Западной и Калининской областям; заведующий магазином № 78 (труболитейного завода) Соломон Мордухович Казинцев с 1906 по 1912 гг. работал в Варшаве маляром, в 1918 г. был в плену в Германии, в 1918—1920 гг. трудился маляром в Польше, работая в подполье в Польском комитете партии; муж продавщицы магазина № 81 (авторемзавод) Фани Яковлевны Либиной с 1923 по 1928 гг. имел собственную пекарню; заведующий магазином № 53 Мендель Абрамович Агрест, бывший торговец, имел свой крупный магазин; брат товароведа Хаима Самуйловича Фишмана был разоблачен как враг народа и выслан в 1936 г.; заведующий магазином № 57 Борис Лейдорович Юдкин до 1928 г. имел свою торговлю; брат главного бухгалтера облпромторгконторы Могоблпромторга Самуила Наумовича Вагеля, проживавший в Горках, арестован; муж заведующей отделом магазина № 8 С.Л. Фишман разоблачен как враг народа и выслан; заведующий отделом № 7 Д.С. Город-

ницкий исключен из партии и привлекался к ответственности за спекуляцию; товаровед Исаак Гиршевич Агранат исключен из партии в 1922 г., дважды арестовывался органами (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.27, л.150, 152). Не стали исключением и ветви советской системы, которые непосредственно и занимались репрессиями: прокуратура, суд, органы НКВД. Репрессии в этой среде обычно связаны были с периодами, когда Сталин в виде «предохранительного клапана» делал тактический шаг назад в своей политике репрессий и менял очередного председателя НКВД. Так, в 1936 г. в «разработке» находился и бывший начальник могилевской милиции С.Г. Файнштейн, в это время работавший в Главмилиции БССР. Правда, «накопанная» по этому делу Могилевским райисполкомом компрометирующая информация была не очень богата: только то, что он в свое время присутствовал вместе с начальником тюрьмы Вышинским «на собрании троцкистов с выпивкой» у известного троцкиста прокурора Наливайко (ф.6580, оп.1, д.1105, лл.158—162).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ШУЛЬМАНА Михаила Иосифовича (р. 1923) «У нас дома царил запах хомутов, седел, конской сбруи — запах всего того, чем из века в век занимались шорники. Дух этот не выветрился даже тогда, когда советская власть повелела всех ремесленников собрать «до кучи» и учредила государственную шорную фабрику. И самых знатных в городе мастеров, Хаима Рубинштейна и Исаака Ваймана, власти определили в начальство. Ну, конечно, не в самое большое — директора и парторга прислали из горкома, а кому-то ж надо было и производство вести, тут сгодились и Рубинштейн с Вайманом. Потому что ни директор, ни парторг в шорном деле не смыслили ни аза. Вся фабрика помирала со смеху, когда парторг перепутал седло и седелку — кавалерийскую сбрую со сбруей крестьянской лошаденки. Но это, как говорят, кому смех, а кому и гелэхтэр. Как только власти обнаружили, что в стране действуют миллионы врагов народа, то этих самых врагов находили где угодно и когда угодно. Нашли даже среди городских говновозов. Все, кончилась их беспечальная ночная жизнь, кончилось то время, когда «золотарь», восседая на своей длинной ароматной бочке и не выпуская из зубов махорочной самокрутки, равнодушно поглядывал на одиноких прохожих или влюбленные парочки — дескать, все вы не более чем производители говна, и без меня пропадете, в собственном говне потонете, а стало быть, я здесь главнее всех. Оказалось однако, что и среди этих высокомерных аристократов есть враги народа: то ли не так бочки наливали, то ли неправильно орудовали черпаками — словом, провоняли весь город. А город, между прочим, социалистический, социализм же вонючим быть не может по определению. Но НКВД всегда на страже и не позволит. Нескольких «золотарей» посадили. Вони от этого, правда, меньше не стало, но это уж вина самих горожан — «бо невядома ж, што ядуць», как сказано в одной веселой белорусской поэме. Всеобщий хапун тех клятых 37—38-х годов не обошел и шорную фабрику. Где-то пьяный колхозный конюх напялил на тощую колхозную лошаденку хомут, предназначенный для огромного артиллерийского битюга, та проскочила в него чуть ли не с передними ногами и, конечно, покалечилась и не смогла работать. А ведь это срыв посевной, диверсия! Поскольку хомут был новенький, значит, виновата шорная фабрика, парторг сразу же самокритично признал потерю бдительности и назвал конкретных виновников. Ими оказались технорук Хаим Рубинштейн и мастер Исаак Вайман. Технорук повыше, ему и влепили побольше — 10 лет без права переписки, мастер же отделался легким испугом: разжаловали из мастеров в рядовые. Исаак был сообразительный малый, немедленно уволился и смотался из города. А Хаим пропал. Дома у него остались жена с дочкой-школьницей, сын же был далеко, аж в самом Минске».

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

В докладной записке «О работе прокуратуры и суда Могилевской области» по состоянию на 10 сентября 1938 г. указывалось, что аппарат Могилевского областного суда засорен классово чуждыми, политически ненадежными элементами. «…На должность ревизора облсуда и заместителя председателя такового был принят Израильский, сын меламеда, отец коего в 1921—1922 гг. арестован нашими органами за обучение детей талмуду, в 1935 г. был снят с работы в Могилевском народном «Я стоял с глазами, полными слез… Я во весь голос кричал: «Сволочи! За что?» суде за смазывание ряда Это в адрес бандита, повинного в наших страданиях». дел и преступления по Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого службе и, несмотря на «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» то, что председатель суда Шубик это знал, он его принял на работу и даже оставляет своим заместиоперуполномоченный НКВД Григорий Яковлевич Самерсов (ф.9, оп.1а, д.99, л.185). телем на время своих командировок» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.27, л.76). Израильский в этом году репрессирован не был. Его время пришло в послевоенные 50-е годы. В этом же году за участие в контрреволюционПопытки сопротивления ном троцкизме был исключен из партии сотрудник НКВД Поль Маркович Вульфович (1897 г.р.) До этого мы рассказывали лишь о репрес(ф.9, оп.1а, д.182, лл.28—30). В начале 1939 г. был сированных членах партии, что неудивительно, поскольку основная информация бралась из доарестован как враг народа и исключен из партии кументов бывшего партийного архива. Но в качестве «пушечного материала» Почетная грамота за подневольный труд вполне подходили и бывшие партийцы, которым с Сейчас подобные статьи в газетах любят называть «Награда нарадостью напоминали об шла героя». Но в данном случае вряд ли подобное название близко к исих бывших прегрешениях тине. В 1944 г. за профессиональную валку леса в тысячах километров и приписывали будущие. от родного Могилева в одной из колоний Тайшетского желдорлага Среди них была масса (был посажен в 1937 г.) бывшему начальнику отдела Наркомлеспрома совершенно невиновных Давиду Моисеевичу Агресту в ознаменование очередной годовщины людей. Тем удивительнее, Октябрьской революции была торжественно вручена Почетная что в разгар репрессий награмота, в которой было написано: «Штаб… соревнований и ударниходились одинокие голоса чества жел.-дор. лагеря НКВД награждает заключенного за ударный протеста тех, кто не только труд, железную дисциплину и активное участие в культмассовой не каялся сам, но и не работе». Ударный труд, железная дисциплина, да и сама грамота не пытался спастись, сдавая принесли особого «почета». Отсидевший еще три года и выпущенный других, не уходил в глухое на свободу, Давид Моисеевич смог «насладиться» ей всего год. В 1948 г. подполье, но открыто выон был снова отправлен в лагеря, где пробыл еще 8 лет — до 1956 г. ражал свои взгляды и даже Д.М. Агрест дожил до преклонных 80 лет и умер в своей постели. Что не боялся действовать. Еще думал он в последние «свободные» годы своей жизни о родной стране более удивительно, что таи советской власти, вместо достойной пенсии отблагодарившей его ких диссиденствующих, по«почетной грамотой» за «ударный труд и железную дисциплину»? нимающих суть происходя(по материалам архива Московского общества «Мемориал», ф.1, оп.1, щего было довольно много. д.41). Конечно, мы сегодня знаем

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

28 мая 1939 г.

Секретарю Могилевского Городского Комитета КП(б)Б от члена КП(б)Б с 1921 г. Могилевской парторганизации — КУНДОВИЧА В.В., г. Могилев, Ленинская 53.

Заявление Сидя в подвале НКВД, я видел и слышал, как на протяжении 4-х месяцев в камерах подвала систематически день и ночь избивали заключенных до полусмерти, и я лично сам видел, как 6 человек были забиты до смерти, из них я одного узнал, это гр-н Эпштейн — бухгалтер Могилевской шелковой фабрики, других фамилий не знаю. Очевидцем был такого факта, когда ночью в июле месяце раб. УНКВД Гуща и Титов (члены КП(б)Б) спускались в подвал, заходили в 3-ю камеру, режимную, и под видом арестованных — переодеты в штатскую одежду — избивали заключенных до полусмерти. Обычным явлением было, когда в коридорах подвала по несколько человек лежало избитых до полусмерти. Это был кошмар возврата пыток средневековья. Об этом знал б. зам. нач. УНКВД Абрамов. Как мне известно, сейчас работает в Верховном Суде БССР. Десятки забитых в подвале заключенных бандитами: Лонским, Абрамчуком, Орловым и друг. под руководством Ягодкина, Абрамова и Самерсова, на них были составлены акты «о смерти» от болезни доктором Гельбергом. Сотни людей умерли от побоев в Могилевской тюремной больнице, от перелома ребер, ключиц, отбиты почки — грыжи. На всех составлены фиктивные акты доктором Гельбергом и Василевским. Об этом было хорошо известно нач. тюрьмы Емельянову, таковой как агент Ягодкина скрыл это величайшее преступление от партии и Советской власти. Считаю, что вышеуказанные лица (члены КП(б)Б) ныне работающие в органах НКВД как Гуща, Титов, Казакевич, Горский и другие, как совершившие тягчайшее преступление перед партией, должны понести соответствующую кару. К сему КУНДОВИЧ (НАРБ, ф.4, оп.21, д.1805, лл.202—206; цитируется по: Раманава І. Новая гiсторыя iнквiзiцыi ў дакументах: НКУС БССР у 1938—1939 гг. // Репрессивная политика советской власти в Беларуси. — Вып. 1. — 2007). 7 декабря 1937 г. было подписано постановление об аресте помощника мастера Могилевского хлебокомбината Абрама Файбушевича Каца (1903 г.р., уроженца Одессы, грамотного, женатого, дважды исключавшегося из рядов ВКП(б)). В постановлении на арест сказано, что «будучи враждебно настроен по отношению к Советской власти и ее мероприятиям, среди рабочих хлебокомбината занимался контрреволюционной деятельностью, направленной против повышения норм выработки, говоря, что это «приведет рабочего до низкого уровня зарплаты и к голоду». Особое место в обвинении отводилось его контрреволюционной «Начальник тюрьмы оказался братом моего друга по Талмуд-Торе. агитации рабочих против «Иди, там в коридоре ждет жена. Скажи ей, пусть почаще приходит. выборов в Верховный Я ей буду давать возможность видеться». Совет, выражавшейся Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого в формулировках типа «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

о многочисленных фабрикациях дел репрессированных, но в данном случае очень хочется верить в реальность приведенных ниже фактов.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

того, что «эти выборы являются принужденными, Советская власть по ним принуждает выбирать тех лиц, которых не желает масса». Как утверждалось в следственном деле, 19 ноября 1937 г. на предвыборном собрании 3-го избирательного участка Кац выступил против выдвижения кандидатуры некой Лисуновой в Совет национальностей по Могилевскому избирательному округу, и не потому, что имел что-то против нее лично, а потому, что «не обязательно голосовать за одну кандидатуру Лисуновой, когда можно выставить еще 10—12 кандидатур». Кацу «со стороны избирательной На этапе. «Мороз 35°С. Однажды мне не хватило места и я спал на пороге — полтуловища в помещении, а полтуловища — наружу». комиссии было разъяснено», Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого но «последний остался при «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» своих контрреволюционных настроениях». Это было вполне вича Гильмана (1912 г.р., уроженца Быхова, из достойным поводом для ареста и обвинения по служащих, был членом партии и исключен, будучи статье 72 УК БССР. Постановление по следственв армии, за антисоветские выступления). До трубоному делу № 32149 по обвинению А.Ф. Каца было литейного завода он работал на шелковой фабрике направлено через 4-й отдел УГБ НКВД БССР на токарем с 28 апреля 1936 г. по 25 февраля 1937 г. рассмотрение специальной Коллегии Верховного и был уволен по сокращению штатов. Гильман Суда (ГАМО, ф.218, оп.4, д.58, лл.1, 4). Дальнейобвинялся в ведении контрреволюционной агиташая его судьба неизвестна. ции среди рабочих завода им. Мясникова с целью В феврале 1939 г. было возбуждено уголовное вызвать недовольство проводимыми советским преследование против рабочего механического правительством мероприятиями. Выражалась она цеха труболитейного завода Нисона Шоломов том, что 28 января 1939 г. в завкоме завода в присутствии рабочих он заявил, что «постановление СНК СССР, ЦК ВКП и ВЦСПС от 28.12.1936 г. об упорядочении трудовой дисциплины направлено на обкрадывание рабочих, т.к. государство нас обкрадывает уже 20 лет». А 31 января 1939 г. в магазине говорил очереди, что с 1 февраля сахар подорожает на 80%, в то время как заведующий магазином призывал очередь разойтись. Такие высказывания Гильманом допускались неоднократно. Он был арестован 21 февраля 1939 г. Дальнейшая его судьба неизвестна (ГАМО, ф.218, оп.4, д.58, лл.1, 6, 7, 8; д.58, л.6; д.125, л.1). Еще больше «провинился» перед советской властью однофамилец Гильмана переплетчик Могилевской конторы Белпищеторга Хлавно Беркович Гильман (1896 г.р., беспартийный), который был арестован 23 июля 1937 г. за контрреволюционную деятельность вместе со своей подельницей Агафьей Леонтьевной Подстреловой. ОбвиНа этапе. «Часовой развлекался. Заставлял взлезть нительное заключение было подписано только на пирамиду замерзшего дерьма, чтобы справить 3 февраля 1938 г. после многочисленных продестественные надобности». лений сроков заключения. К этому времени Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» Подстрелова уже была выпущена из-под стражи.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

За стандартной формулировкой о «враждебном настроении по отношению к советской власти и партии» стояли реальные действия по «срыву мероприятий партии и правительства среди служащих Могилевской конторы Белпищеторга». Хлавно Беркович принципиально выступал против избрания в местком коммунистов, составил список рекомендованных им альтернативных кандидатов и агитировал служащих конторы, чтобы последние голосовали за намеченных им лиц. Кроме того, он вместе с Подстреловой «злоумышленно» уничтожил отпечатанную «многотиражку» «Коммунар Могилевщины» Белпищеторга (так в документе — А. Л.) в количестве 500—600 экз., которая среди работников Белпищеторга еще не была распространена. Дело для рассмотрения было передано спецколлегии Верховного Суда БССР (ГАМО, ф.218, оп.4, д.145, лл.67—69, 101, 102). Дальнейшая судьба этих людей неизвестна. В докладной записке в ЦК КПБ об итогах выборов в Верховный Совет Белорусской ССР по Могилевской области приведен случай, когда

«Ежедневно, идя на работу в лес, я наблюдал, как заполнялась яма размером 7х3 метра мертвецами. Возчик сбрасывал мертвеца как попало. Снег засыпал. Весной яму закапывали». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

при разъяснении материалов процесса над антисоветским правотроцкистским блоком в одном из колхозов заведующий мельницей, член сельсовета С. Цукерман заявил: «Вы вообще не понимаете их деятельности и мы не можем называть их врагами, но Вышинскому и другим захотелось напиться их крови, …они их судят, хотя они и честные люди» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.20, л.37). В спецсводках УНКВД БССР по Могилевской области за апрель — декабрь 1938 г. и спецсводках о политических настроениях среди рабочих, служащих и интеллигенции Могилева приведено несколько подобных примеров. 7 апреля 1938 г. работающая портнихой у себя на дому Вертлиб в разговоре о предстоящих выборах в Верховный Совет БССР сказала: «Все эти выборы ничего хорошего людям не дают. Голосовать за кого хочешь — невозможно… Жизнь все равно не улучшается. Недавно несколько человек расстреляли как врагов народа, а положение после этого нисколько не улучшилось». Сводки отмечали, что со стороны отдельных членов партии замечалось пренебрежительное отношение к предстоящим выборам, в частности, председатель артели металлокомбината, член партии Левит в разговоре о подготовке выборов говорил: «Некогда мне думать о всех ерундовинах, для этого есть в парторганизации культурно-политический совет, пусть они этим занимаются» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.27, л.2). Бухгалтер завода им. Димитрова Моцкин, касаясь вопроса о сессии Верховного Совета СССР, заявил, что «собралось 54 человека, которые крутят голову всему народу и представляют это как демократию» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.27, л.7). Проживающая на 1-м Краснопольском пер., 2 Фрида Абрамовна Мительман в вопросе о выборах была тоже не менее категоричной: «Никакой демократии у нас нет… Хочешь голосуй, хочешь нет, все равно изберут того, кого «они» хотят. Это не демократические выборы». Главный бухгалтер Промбанка Цукерман на собрании, посвященном проработке Конституции и положения о выборах, в присутствии рядовых работников говорил, что «выдвинутые на собраниях кандидатуры… есть только формальность, т. к. все равно уже давно намечены люди, которые будут баллотироваться в Могилеве. Это делается только для того, чтобы показать, что кандидатуры выдвигаются массой, на самом же деле все это чепуха, все напускное» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.27, л.8). В докладной записке о ходе избирательной кампании по Могилевской области по состоянию на 25 июня 1938 г. указывалось, что «на отдельных участках в силу политической притупленности отдельных руководителей имеют место случаи выборов в состав президиума происходящих собраний, посвященных выборам, лиц из классово чуждой среды: в г. Могилеве на собрании избира-

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

телей в здании пединстиИЗ ВОСПОМИНАНИЙ тута, которым руководил член партии Гаманьков, в состав президиума был ГИЛЬБУРТ Аси Георгиевны избран бывший служащий (р. 1927) еврейского культа — рез«Мама рассказывала, что после революции в Могилев приезжал ник» (ГАООМО, ф.9, оп.1а, Троцкий, и весь актив города собрался на площади около театра. У нас д.27, л.46). была дома фотография этого события. Троцкий выступал с балкона В 1938 г. Могилевским над центральным входом. Кругом стояла масса людей. Мама расгоркомом рассматривалось сказывала, что оратором он был великолепным и смог мигом зажечь дело инспектора Могилевпублику, так что митинг проходил очень бурно. Среди встречающих ского госбанка по работе среди колхозников, бывТроцкого был и мой отец (Яков Александрович Агрест). Естественшего директора Логойсконо, для него это обернулось потом не лучшим образом. Все, кто стоял го маслопрома Ерухима рядом с Троцким, были названы троцкистами и обвинены во всех Ехновича Фельдмана смертных грехах. Отца неоднократно вызывали, долго допрашивали, (Фидельмана). В 1937 г. потом вызывать перестали, кажется, даже извинились. Я хорошо он был исключен из парпомню последний день его жизни. Папа вернулся из санатория, фототии Логойским райкомом графировал нас, назавтра пошел на работу. Там его опять вызвали в за защиту в 1928 г. троцорганы, «хорошенько» допросили. Отцу стало плохо, вызвали «скорую», киста на комсомольском а после обеда его не стало. В семье все считали, что папина смерть собрании. Дело не очень напрямую связана с этими допросами. клеилось: оказалось, что Уже после войны я встретила на улице хорошего друга отца Сана самом деле он вовсе муила Штамма. Как раз в это время он вернулся из лагерей, где отне обвинял, а осуждал. К сидел за свое «троцкистское» прошлое. Это был рыжий, очень крупный счастью, выяснилось, что и видный мужчина. Я его сразу узнала и крикнула: «Дядя Самуил!» Он он в 1928 г. в разговоре тогда сказал одну знаменательную фразу: «Как хорошо сделал твой с директором кожзавопапа, что вовремя умер». Сначала я была шокирована его словами, да Гиршенбомом посно потом поняла, что он имел в виду. Он говорил: «Вы бы однозначно ле увольнения повторил стали врагами народа и жили с этим всю жизнь». классиков: «Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей», а приезжая в Могилев выражал недовольобвинялся в контрреволюционной деятельности, ство политикой партии (ф.9, оп.1а, д.10, лл.23, приговорен к высшей мере наказания, расстрелян 103). В списках исключенных за 1938 г. причина 31 июля 1938 г. (ф.9, оп.1а, д.13, лл.84—85). В этом его исключения была сформулирована так: «Неже году были исключены из партии начальник довольство политикой партии и связь с шуриномцеха конфетной фабрики Макс Самуилович Мантроцкистом» (ф.9, оп.1а, д.182, л.29). дельбаум (1899 г.р.) как враг народа (расстрелян 13 января 1938 г.); торфмейстер торфозавода Мотас Носонович Носацкий (1902 г.р.) за вредительство на торфозаводе (расстрелян 17 марта Репрессии продолжаются 1938 г.); начальник стройработ Горжилсоюза Григорий Лазаревич Лагун (1902 г.р.) за сокрытие В 1938 г. были исключены из кандидатов принадлежности к троцкистской оппозиции и как «арестованные органами» мастер труболиактивную борьбу с партией (приговорен к 3 годам тейного цеха завода им. Мясникова Михаил лишения свободы); управляющая дошкольным Юдкович Горелик (1909 г.р.) (ГАООМО, ф.9, техникумом, в прошлом бундовка, Сара Мендеоп.1а, д.12, л.429); заместитель директора кирпичлевна Фрейдина (1901 г.р.); за связь с врагом ного завода № 7 Михаил Исаакович Бихман народа братом-троцкистом, заведующая детяс(1900 г.р.), арестован 28 июля 1938 г., расстрелян лями райздрава Хася Шевелевна Хайтович 11 ноября 1938 г. (ф.9, оп.1а, д.12, л.432); заве(1905 г.р.); заместитель директора пединститута дующий аптекоуправлением Вульф Соломопо хозчасти Абрам Гамшеевич Бочавер арестонович Лейкин (1901 г.р., г. Рогачев), осужден ван (ф.9, оп.1а, д.182, лл.28—30). В 1939 г. были 25 сентября 1938 г. по обвинению в шпионской арестованы и исключены из партии сотрудник деятельности в пользу Польши, приговорен к Горжилуправления Борис Лазаревич Вилько высшей мере наказания, расстрелян 11 октября (1897 г.р.) за сокрытие пребывания в Бунде и 1938 г. (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.12, л.433); столяр поддержку контрреволюционной оппозиции; наартели «Красный мебельщик» Исаак Еселевич чальник отдела кадров шелковой фабрики Рая (Евельевич) Зисман (1880 г.р., из рабочих, Лазаревна Липшиц (1898 г.р.) и начальник отчлен партии с 1930 г.), осужден 26 мая 1938 г., дела снабжения сушкомбината Арон Целолихин

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

(1906 г.р.) (ф.9, оп.1а, д.182, л.30). Всего в доступных нам списках исключенных по политмотивам с 1936 по 1941 гг. числится 84 человека. Из них 23 еврея. Цифры эти явно неполные (ф.9, оп.1а, д.182, лл.18—30).

Репрессии в провинции Изгнания из партии и аресты происходили не только в Могилеве. Ситуация в местечках отличалась лишь удалением от центра. Все остальное, как будто в уменьшенной копии, повторяло крупные города. После волны кулацких выселений конца 20-х — начала 30-х годов, когда евреи выступали в большинстве своем в роли судей и палачей, им пришла пора испытать на себе все «прелести» репрессивной машины. В начале 1938 г. Климовичским райкомом как враг народа и шпион был исключен из партии и арестован органами НКВД заведующий базой утильсырья (до этого был заведующим отделом печати райисполкома) г. Климовичи Моисей Лейбович Горон (1874 г.р., член партии с 1919 г., состоял в Бунде с 1905 по 1917 гг.). Отягощающим вину обстоятельством был брат — крупный фабрикант в Риге (ГАООМО, ф.9, оп.1а, д.182, л.18). 12 апреля 1938 г. за связь с врагом народа, а точнее, со своим мужем Моисеем Лейбовичем Гороном, была исключена Сима Соломоновна Горон (1892 г.р., член партии с сентября 1930 г.). В момент привлечения к партийной ответственности она работала председателем Красного Креста, после исключения — работницей детской больницы. Суть дела заключалась в том, что она скрывала от партии связи мужа, не только не разоблачала его, но на партсобрании защищала как хорошего человека, преданного советской власти. До последнего она и муж получали деньги от брата мужа из Риги и не порывали связь с ним (ф.9, оп.1а, д.10, л.19). За вредительскую работу, проводимую в налоговой политике в августе 1938 г., был арестован и исключен из партии заведующий финотделом участка Круглянского района Моисей Пинхусович Махлин (ф.9, оп.1а, д.12). Кричевским райкомом 29.09.1937 г. была исключена из партии председатель трикотажной артели «Прогресс» г. Кричева Лея Ошеровна Граф (1897 г.р.) (ф.9, оп.1а, д.12, л.112). По обвинению в шпионаже она была осуждена 4 января 1939 г. и расстреляна. За вредительство в налоговой политике 4 сентября 1937 г. был исключен из партии и осужден на 15 лет Коллегией Верховного Суда заведующий РАЙФО Чериковского района Айзик Менделевич Шапшин (ф.9, оп.1а, д.12, л.114). А. Литин

Машина репрессий изнутри «И не раскаялись они в убийствах своих…» Апокалипсис 9, 21. В Могилевском областном краеведческом музее хранятся копии некоторых документов НКВД, позволяющие, хоть и фрагментарно, увидеть изнутри механизм действия репрессивной машины «на местах» и роль в них евреев. 17 ноября 1937 г. был снят с должности начальник Могилевского РО НКВД БССР Тюряев. Снят за то, «что не мобилизовал аппарат на быстрые темпы разоблачения, придерживаясь старинных методов ведения допроса, т. е. без применения мер физического воздействия…» На эту должность был назначен лейтенант госбезопасности Шлифенсон, который на совещании заявил, что, согласно директиве Б. Бермана (нарком внутренних дел БССР), «каждый следователь должен разоблачать ежедневно не меньше двух шпионов, если кто-либо из присутствующих чувствует, что он это не выполнит, то пусть сразу же об этом заявит, иначе придется покопаться в душе этого следователя…» Шлифенсоном для скорости и упрощения записей в протоколах всем следователям была роздана «шпаргалка», состоящая всего из 4-х вопросов. Активно при нем использовались камерные агенты, впрочем, так же, как и при его предшественнике. Вербовались они следователями из числа заключенных, чтобы путем побоев, психического воздействия добиваться признания у сокамерников. В могилевской тюрьме НКВД эта камерная агентура состояла из 4-х человек: Ланской, Головенчик, Абрамчук, Хамцевич. У них была отдельная камера, они свободно выходили в коридор, получали усиленное питание, чтобы были силы бить заключенных. Когда двое, так сказать, работали, двое остальных отдыхали. Терять им было нечего, они старались вовсю. Работа этой четверки заключалась в следующем. Они по очереди дежурили в так называемой «режимной» камере. В маленькую камеру, предназначенную для 2—3-х человек, помещали несколько десятков арестованных так, что они имели только одну возможность — стоять вплотную друг к другу. Окна в камере закрывались с коридора и вдобавок уборщики начинали топить печку. Через 3 часа жара и духота достигали такой силы, что начинался массовый психоз, люди падали, кричали, теряли сознание. «В этот момент (из показаний Ланского) приходил Давыденко (следователь, который был представлен Шлифенсоном к значку «Почетный чекист») со списком, открывалась дверь и он объявлял: «Кто желает сознаться в своей шпионской работе, поднимите руки». Конечно, руки поднимали все, окно отворялось и арестованных начинали вызывать на допрос. Тот, кто с допроса приходил, не сознавшись, в камере получал 10—15 ударов галошами или прямо кулаками… После этого

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Меньше полугода (с ноября 1937 г. по 1 января 1938 г.) руководил могилевской репрессивной машиной С.И. Шлифенсон, однако это были, может быть, самые черные месяцы для попавших в ее молох. Как человек мог превращаться даже не в животное — в античеловека, трудно ответить, наверное, и современным психиатрам. Представить себе, что он сам мог считать свои «действия» нормальными, невозможно. Ужаснее же всего, что таких антигероев было не один и не два — десятки, сотни, а на просторах Советского Союза — тысячи. Помещать ли здесь сведения о нем? Вопрос для нас совершенно непраздный. Мы посчитали, что историческая справедливость требует знать и о таких… Самуил Иосифович Шлифенсон родился в семье приказчика в г. Велиж Витебской губ. в 1903 г. Образование — 3 класса еврейской начальной школы и 2 года гимназии. В компартии состоял с 1921 г. Работал делопроизводителем в Велиже и счетоводом в Брянском совнархозе. В органах НКВД с 1921 г. (в период с 1925 по 1932 гг. служил в пограничной охране). Член ЦК КП(б)Б и депутат Верховного Совета БССР. Звание лейтенанта госбезопасности присвоено 23.03.1936 г. В 1937 г. награжден орденом Красной Звезды. Из книги: Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД. 1934—1941. С лета 1937 г. возглавил Оршанскую оперативную группу, созданную при проведении операции по кулацко-уголовным элементам, в середине ноября 1937 г. был назначен также по совместительству начальником Могилевского горотдела, которым руководил до 1 января 1938 г. Последняя должность — начальник УНКВД Гомельской области по ноябрь 1938 г., непосредственно участвовал в арестах Михася Зарецкого и Тишки Гартного. Арестован в ноябре 1938 г.; приговорен по ст. 180«б» УК БССР к высшей мере наказания. Расстрелян. Приведем выдержку из справки на начальника УНКВД по Гомельской области лейтенанта государственной безопасности Шлифенсона Самуила Иосифовича, составленной 26 ноября 1938 г. «[…] Шлифенсоном культивировались различные извращения в методах следственной работы, приводившие к грубым нарушениям революционной законности. […] Здесь (в Могилеве) он лично создал камерную агентуру, которая, вместо того, чтобы разрабатывать арестованных врагов, незаконными методами вынуждала их к даче показаний часто провокационного характера. Лично Шлифенсон и, по его указаниям, также и бывший начальник 3-го отделения Давиденко (справка на Давиденко составлена отдельно) создали в могилевской тюрьме 2 особые, так называемые «режимные» камеры, из которых были выброшены топчаны и нары, и были созданы крайне тяжелые условия, значительно превосходящие обычный карцер. Через эти «режимные» камеры пропускались почти все арестованные. В эти же камеры была помещена созданная Шлифенсоном «агентура», которая методами физического воздействия вынуждала арестованных давать какие-либо показания. […] Шлифенсон прямо заявил следователям: «Все, что Вы будете делать с арестованными, меня это не касается, мне только нужны их признания». Все руководство следователями проводилось Шлифенсоном таким образом, чтобы выхолостить всякую партийность в следственной работе и добиваться показаний каким угодно путем, не вдаваясь в вопрос о том, правильны ли эти показания и нет ли среди арестованных людей, взятых по ошибке.[…] На основании вышеизложенного, Шлифенсон С.И. за грубые нарушения революционной законности — ПОДЛЕЖИТ АРЕСТУ. Нарком внутренних дел БССР майор гос. безопасности Наседкин». (НАРБ, ф.4, оп.21, д.1398, лл.63—65; цитируется по: Раманава І. Новая гiсторыя iнквiзiцыi ў дакументах: НКУС БССР у 1938—1939 гг. // Репрессивная политика советской власти в Беларуси. — Вып. 1. — 2007). Давыденко опять забирал к себе несознающегося, и зачастую последнего приводили сверху в камеру (камера располагалась в подвале) в страшном виде — избитого, с выбитыми иногда зубами, поломанными ребрами и перебитыми ушными перепонками…» Камерные душегубы сутками не давали сидеть арестованным, лишали их воды, пока не признаются все до одного. У многих от долгого стояния ноги опухали, и на них лопалась кожа. «Мы (признается Ланской) в камере писали заявления, кто был грамотный — писал сам, неграмотных учили

расписываться в камере». По указке следователя они подсказывали новоиспеченным шпионам, кто их завербовал, в пользу какой разведки и кого завербовали они сами. Таким образом, человек не только оговаривал себя, но и подставлял под удар других. Следователь Давыденко цинично заявлял: «Нет вербовщика — пусть указывает, что его завербовал дедушка-покойник». Особенно зверствовал Головенчик. Когда были арестованы могилевский раввин Иоффе и один из православных священников, их связали бородами и заставили танцевать. После ареста

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

ксендза Варнеса и инженера Могилевского костеобрабатывающего завода Штеренберга сам палач Ланской заявлял: «Ни Штеренберг, ни Варнес не поддавались никаким уговорам, ни битью… бить их было невозможно, потому что оба они были старики и в них чуть-чуть держалась душа». Но умели вытряхивать и эту душу. (Леон Моисеевич Штеренберг, 1879 г.р., арестованный 11 августа 1937 г. как агент Польши, был расстрелян 11 марта 1938 г. — А. Л.) Многие, не имея сил выдержать пытки, но и не желавшие запятнать себя оговором, пытались покончить с собой. Директор Могилевского хлебокомбината Гуревич, придя ночью с допроса, пытался вскрыть себе вены отточенной о цемент монетой. Но монету у него отобрали, он успел только поцарапать руку (Науму Менделевичу Гуревичу (1905 г.р.) «повезло»: отсидев 16 месяцев, он был освобожден 10 февраля 1939 г. ввиду невиновности — А. Л.). Камерным агентам лживо обещали, что они своей преданной работой искупят вину, но впоследствии те тоже разделили судьбу своих жертв. Если при Тюряеве весь аппарат Могилевского отдела НКВД за пять дней «обрабатывал» 5—8 человек, то при Шлифенсоне — по 30 человек и больше. В докладной записке Шлифенсона от 31 декабря 1937 г. за № 9556 указано, что со дня его приезда в Могилев, т. е. с 17 ноября по 28 декабря 1937 г., им разоблачено 728 шпионов и диверсантов. Среди подобных палачей в отделе все же нашелся один порядочный человек, написавший письмо на имя Наркома внутренних дел СССР, в котором поведал о незаконных методах допросов. Такое письмо могло иметь серьезные последствия разве что для самого написавшего: это могло стоить ему жизни, если бы имя было установлено. Налажена была агентурная работа и среди населения. На предприятиях, в учреждениях действовала сеть агентов-осведомителей. Перед входом в парк им. Горького висел лозунг следующего содержания: «Трудящиеся СССР! Не забывайте о капиталистическом окружении, укрепляйте нашу социалистическую разведку, помогайте ей громить и корчевать врагов народа!» И громили, и корчевали. Вербовали агентов из числа арестованных, подлежащих освобождению, тем самым затыкая рот, чтобы меньше болтали о методах допросов. И люди доносили, а многие таким образом просто сводили счеты со своими недругами или просто соседями. В январе 1938 г. на должность начальника Управления НКВД по Могилевской области вместо Шлифенсона прибыл старший лейтенант госбезопасности В.М. Ягодкин (1897 г.р., русский, член ВКП(б) с 1919 г.). Однако нравы могилевских органов от этого никак не изменились. Новый начальник хоть и критиковал своего предшественника, но заявлял, что «стоянки в камерах мы все равно будем устраивать, т. к. мы не сумеем полностью

разоблачить арестованных». Следователям было категорично указано: «Кто не даст результатов, буду снимать с должности, а некоторых буду сажать». Ягодкиным было дано указание «очистить город от враждебных элементов в связи с тем, что Могилев скоро станет столичным городом». В ответ следователь Морев объявил себя ударником, обязался «колоть» по 4 человека в день. 1 марта 1938 г., согласно предписанию наркома Бермана, по Могилеву была проведена «массовая операция». Было арестовано около 100 человек, в том числе бывшие офицеры и жандармы, священники, члены эсеровской партии и Бунда. Имущество арестованных конфисковывалось, а в тюрьме расхищались одежда, обувь, деньги, особенно у тех, кто был приговорен к высшей мере. В райотделах НКВД по области был такой же беспредел. Из районов в Могилев поступали справки на людей, подлежащих аресту, и практически все утверждались Ягодкиным без какойлибо проверки. Из докладной записки начальника Осиповичского отдела НКВД Иосифа Киселева на имя Бермана: «В Осиповичском районе по состоянию на 15 апреля 1938 г. органами НКВД изъято 637 человек. Сознались 169 человек, из коих шпионов — 53, диверсантов — 32, членов ПОВ (Польской Организации Войсковой) — 75, повстанцев — 5... Непосредственно в РО НКВД обработано 136 человек, 169 направлено в центр (Могилев). На стекольном заводе вскрыто 75 членов ПОВ. Все они приговорены к ВМН (высшей мере наказания)». У каждого следователя были свои, испытанные методы допроса. Ложь и подтасовка были обычным явлением: «Подпиши, и эта бумага не пойдет в дело, ты останешься жив». Следователь Юрков, который разоблачал в день по 2—3 человека, действовал следующим изуверским способом, которому научился, работая в Мозырском окротделе НКВД, у начальника отдела Каплана: сажал арестованного на ножку перевернутой табуретки. За 1938 г. в могилевской тюрьме умерло 37 заключенных, находящихся под следствием. Цифры говорят сами за себя. Из показаний бывшего сотрудника органов В.И. Шидловского: «1 сентября 1937 г. я был арестован органами НКВД. Следствие по делу вел ст. лейт. госбезопасности З.И. Кауфман. Начиная с 14 сентября по 23 сентября 1937 г., на протяжении 10 дней я Кауфманом избивался до потери сознания, обмороков… Кауфман нечеловечески глумился надо мной, плевал в лицо, рвал волосы из головы и, вырывая клоки, мне показывая, говорил: «Вот видишь, как в 1937 году допрашивают?» …Когда я спросил, за что вы меня избиваете, я ведь честный коммунист, чекист и гражданин, начал еще сильнее бить мраморным прессом по левому плечу и приговаривать: «Это тебе за то, что ты честный коммунист, это тебе за то, что ты честный чекист».

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Из жалобы Моисея Шнаевича Феймана, работника Климовичской банковской конторы, осужденного на 10 лет лагерей. На момент жалобы он уже отбывал наказание в Горшорлаге Новосибирской области. «Мой следователь (фамилии его не знаю) с угрозой, что я буду ползать по полу, целовать его ноги и просить дать подписать предложенный им материал, передал меня милиционеру, велел отвести в режимную камеру и передать, что я не «раскололся». Меня втолкнули в камеру со словами: «не раскололся». Сразу на меня налетели десятки кулачных пинков, разная брань, и это продолжалось до потери мною сознания. Очнувшись, я заметил, что из моих брюк вырваны крючки, пуговицы, порвана рубашка, и комендант Кабанов вынул из кармана 92 рубля денег. Растянувшись, отдыхали палачи… Стояли полусумасшедшие люди с опухшими и покрытыми язвами телами. Людей с опустевшими глазами били галошей по голове, не давали спать, приговаривая: «Колись, иначе убьем...» Я не выдержал упомянутых мук, …подписал клевету. Я прошу отменить мой приговор… Я был, буду и останусь патриотом советского народа». Исправительно-трудовые лагеря очень верно назвал А.Солженицын — «истребительнотрудовые». Условия содержания в лагерях были такими, что многие оттуда не возвращались. Заключенные работали на лесоповале, на угольных шахтах, прокладке дорог. Дешевая рабочая сила была нужна везде. Но отбывали наказание не только в далекой Сибири, на Соловках, Урале и на Дальнем Востоке. Известно, что в 30-е годы в 20 километрах от Бобруйска на территории Михалевского сельсовета действовал совхоз-колония «Воля», где содержались и работали заключенные. В 1938—1939 гг. в массовом терроре произошли изменения. Настала очередь исполнителейпалачей. Выполнив свою кровавую работу, они стали не нужны сталинской партии. Руководящие работники, следователи НКВД были привлечены к уголовной ответственности «за нарушение социалистической законности» и пошли по стопам своих жертв. Хотя совсем недавно их награждали орденами и медалями за высокие показатели в разоблачении врагов народа. В ноябре 1938 г. вышел приказ НКВД СССР об отмене приговоров к высшей мере наказания по ряду уголовных дел. К моменту получения приказа по областям Белоруссии остались не приведенными в исполнение приговоры почти на 400 человек. Они были осуждены ранее, но их не успели расстрелять: аппарат уничтожения не справлялся. Помощник наркома внутренних дел БССР М.А. Стояновский и начальник 1-го спецотдела УГБ НКВД БССР Я.Б. Розкин дали указание по областям привести эти приговоры в исполнение, а акты о приведении приговоров в исполнение оформить прошедшими датами. В результате осужденные, содержащиеся в тюрьмах Могилева, Мозыря, Витебска, были

расстреляны (371 человек). Из них по Минской области — 311 человек, Могилевской — 13, Витебской — 41, по Полесской области — 6 человек. Военный трибунал войск НКВД СССР Белорусского округа приговорил помощника наркома внутренних дел БССР М.А. Стояновского, начальника УНКВД по Полесской области З.И. Кауфмана, начальника УНКВД по Могилевской области В.М. Ягодкина «за вражескую работу в НКВД» к высшей мере наказания — расстрелу. Начальник 1-го спецотдела УГБ НКВД БССР Я.Б. Розкин, заместитель начальника УНКВД по Витебской области Г.И. Власов, начальник 3-го отделения УНКВД по Витебской области С.И. Левин осуждены на 10 лет лагерей каждый. В это же время были осуждены и другие офицеры НКВД БССР, в том числе, арестован и расстрелян нарком внутренних дел БССР Берман. За год до начала войны, 22 июня 1940 г., в минской тюрьме будет расстрелян начальник Осиповичского отдела НКВД Киселев. Будут осуждены и его помощники. В Могилеве есть место — свидетель тех преступлений. Это карьер возле мясокомбината: место массовых расстрелов 30-х годов. Сейчас там стоит освященный крест в память жертв сталинских репрессий. Нам нужно знать правду о тех днях, страшную, неприукрашенную, помнить о миллионах загубленных и искалеченных жизней, чтобы прошлое не вернулось снова. Т. Сычева

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПАРХОВНИКА Вениамина Львовича (1916—1996) «Шел 1929 год. Мой папа, Лев Парховник, покупал газеты, читал описание «райской жизни» в колхозах и о том, что кулаки и подкулачники проводят агитацию против них. Через некоторое время в сельсовет приехали из райисполкома проводить запись в колхоз. Они устроили собрание, на котором разъяснили, что надо вести жесткую борьбу с врагами, которые агитируют народ против колхозного строя. После этого собрания папа пришел домой и сказал маме: «Надо вступать в колхоз, иначе все отнимут и сошлют в Сибирь». Мама ответила, что надо было раньше, но не поздно и сейчас перевезти дом в Могилев: детям надо учиться (мы жили в бывшем имении помещика Коптелева в полутора километрах от Полыковичей). Но, так как дом был на двоих, а дядя Лазарь не проявил желания переехать, то папе и всем остальным пришлось вступить в колхоз. У нас забрали скот, инвен-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

тарь, и мы стали нищими… Назвали колхоз «Чырвоны барацьбіт». Люди в колхозе работали нехотя, и никакой организации труда не было. Многие хотели уйти из колхоза, но уйти в это время было невозможно — в селе паспортов не выдавали. В дальнейшем власти решили из колхоза сделать совхоз, который должен был поставлять овощи, молоко и мясо рабочим-железнодорожникам. Наш совхоз, на наш взгляд и мнение других людей, совершенно никому не был нужен. Дело в том, что большинство рабочих и служащих железнодорожников имели свои дома, держали скот и птицу и не нуждались в продуктах совхоза. Директором назначили безграмотного машиниста паровоза, который ничего не понимал в делах и очень плохо руководил хозяйством, таких же прислали парторга и профорга. На ферму нужно было назначить хорошего животновода, который бы знал, как правильно вести это дело. Кандидатура пала на нашего папу. Агрономом назначили дядю Хаима, «Ларочке милостиво разрешили зайти за решетку к папе. а дядю Лазаря — на паромную переправу, Спасибо вождю за счастливое детство!» т.к. он знал это дело. Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого Нашлись «выродки», которые написа«Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» ли на папу и обоих дядей о том, что они вредят совхозу: дохнут телята, погнил лук и другое, а на паромной переправе дядя тюрьмы снизу было небольшое отверстие, куда Лазарь присваивает деньги. Так все допущенные стекала вода. Я ложился на землю и видел иногда ошибки директора, парторга и профорга свалив отверстие наших мужчин, когда их выводили лись на папу с дядями. на прогулку. Я им кричал, но они меня не слыОсенью 1931 г., я точно помню, приехал в шали. Из тюрьмы на допрос водили папу и дядей контору офицер НКВД с вооруженным солдана Ленинскую улицу, где было это ПРОКЛЯТОЕ том, вызвал в контору дядю Хаима и арестовал народом НКВД, и иногда мне удавалось видеть его. Через некоторое время вызвал папу и дядю папу с дядей. Лазаря и тоже арестовал их. Мама всем троим Однажды нам дали свидание. Это было изпринесла узелки с хлебом и яйцами. В это время девательством. Небольшая комната, которая у нас была в гостях мамина племянница Рива была перегорожена двумя рядами сетки до потолШац, она пыталась спорить, доказывая невиновка, между ними ходил надзиратель. Невозможно ность родителей. Солдат повел наших мужчин было расслышать разговора, потому что с той в Могилев, а я побежал вслед за ними. Папа мне и другой стороны было много народа — стоял сказал: «Сынок, я ни в чем не виноват, меня отсплошной гул голосов. пустят». Следствие длилось около полугода. Состоялся Итак, папу, дядю Хаима и дядю Лазаря посуд в клубе железнодорожников. Назывался он садили в тюрьму, которая была в Могилеве на «показательным» — это был Линейный трибунал Первомайской улице, где теперь Дом Советов. НКВД. Общественным обвинителем был препоПлохие дела в то время сваливались на зажидаватель нашего училища, коммунист, бывший точных крестьян, арендаторов — такова была машинист Шульговский. Я всегда проклинаю политика Сталина. эту фамилию. Некоторые дальновидные люди из города и Я хорошо запомнил личность председатедеревни бросали свое имущество и уходили «куда ля трибунала; это был лысый с сытой мордой глаза глядят» — этим спаслись. человек в пенсне, который задавал ядовитые Я часто прибегал к тюрьме, смотрел в окно вопросы папе и дядям. Показательный суд в доме одиннадцатой камеры и переговаривался с папой. железнодорожников длился несколько дней. На Была уже зима 1932 года. Мы с мамой носили суде также были «в виде» обвиняемых: директор передачи в тюрьму, возле которой долго стояли совхоза и парторг Харкевич, которые всеми и мерзли, и так каждый раз. В высокой стене

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

силами пытались свалить свою вину в работе на папу и дядей. А так как они были коммунистами, их защищали партийные органы и власти. В результате, директор и парторг получили по два года условно, а дядя Хаим был осужден на 10 лет, папа — на 7 лет, дядя Лазарь — на 5 лет лагерей, и их отправили под сильным конвоем в тюрьму. Через некоторое время пошли слухи о том, что скоро будут высылать на каторгу людей, которые сидят в могилевской тюрьме. Поэтому я часто бегал утром к тюрьме, чтобы увидеть своих родных, когда их будут выводить для отправки. Здесь собирались еще люди, тоже ждавшие отправки на каторгу своих родных и близких. Так продолжалась недолго. Как-то училищу, где я занимался, поступил заказ на решетки для вагонных окон, а потом от мастеров мы узнали, что завтра будут отправлять эшелон осужденных, но куда, никто не знал. Наутро я рано встал, на занятия в училище не пошел, а побежал к воротам тюрьмы, там уже было много народу. Жены, дети и родственники осужденных каким-то образом узнали об отправке. Открылись тюремные ворота, выехал большой конный конвой, вооруженный шашками и револьверами, затем вышел пеший конвой с винтовками с примкнутыми к ним штыками на изготовке и конвойная команда с овчарками. Конвой расположился по обе стороны улицы, потом стали выводить арестантов — врагов народа, строили их в шеренги по ширине улицы. Я ждал долго, наконец, вышли папа, дядя Хаим и дядя Лазарь. Они смотрели по сторонам. Они были все очень бледные. Папа увидел меня и помахал рукой. Я шел по тротуару, пытаясь поговорить, но конвойный кричал и отталкивал. Это было СТРАШНОЕ ЗРЕЛИЩЕ. Много горожан и сельчан было на улице. Это был не первый и не последний эшелон. Всю эту большую команду развели по вагонам и потом разрешили родным и близким попрощаться. Так я расстался с дорогим мне папочкой и больше не видел его никогда».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЕЛЯЦКОЙ Фиры Абрамовны (1913—2007) «Я родилась в Могилеве. Наш дом стоял на Луполово. У нас была большая семья: 8 детей и родители. Мать немного работала портнихой дома, старшая сестра помогала. Жили вместе и евреи, и русские. Наши соседи, русские, говорили по-еврейски. Бегали, ели и ночевали друг у друга. Отец с двумя старшими братьями были кровельщиками — кустарями-одиночками. В 1935 г. родители продали дом, чтобы перебраться поближе к кровельной мастерской, которая была

Фира Абрамовна Беляцкая с мужем Ефимом Григорьевичем (Хаимом Геселевичем) Гроссманом Фото 1939 г. из семейного архива Беляцкой Ф.А.

напротив театра. На месте больничного корпуса на ул. К. Маркса стоял дом попа, которого должны были выслать. Его и собирались купить. Денег, вырученных за старый дом, на покупку нового не хватало. Тогда папин брат из Америки выслал недостающую сумму. Я окончила в 1929 г. 7 классов еврейской школы. Очень хотелось учиться дальше, но меня как дочь лишенцев никуда не принимали. Смогла поступить лишь на токарное отделение фабзауча на железной дороге. После окончания его проработала на железной дороге до 1936 г. Последним местом была комсомольская станция Крапивинская недалеко от Смоленска. Мне здесь хорошо было, но захотелось домой, к семье, и я перевелась в Могилев. В Могилеве, там, где теперь ул. Шмидта — Симонова, строился аэродром. По комсомольской путевке меня туда послали. Мне хотелось бы работать по своей специальности, но если комсомол посылает, то не скажешь нет. Там стала организатором культмассовой работы. Собрала очень большую библиотеку. Ездила по разным городам, гарнизонам и воинским частям Белорусского военного округа, и там мне давали книги. Потом дали культработника, и я только заведовала библиотекой. Так прошел год. Наступил 1937 г. 17 или 18 июня передали по радио, что осудили Уборевича, Тухачевского, Ягоду и других. Почему? Они враги народа? Что им — плохо живется? Чего им не хватает?

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

На работе меня вызвал парторг и говорит: «Фирочка, надо пройти по общежитиям по Ленуголкам, снять портреты бывших вождей, собрать и сжечь. Они враги народа». И я пошла по общежитиям. Пришла в одну большую комнату, сняла портрет Уборевича. А в самом углу висел портрет Ворошилова на коне — листочек из календаря, настолько обгаженный клопами и мухами, что мне стало страшно смотреть на него. Я сказала рабочему, который там был, чтобы он пришел ко мне в библиотеку, где я дам ему красивый и большой портрет Ворошилова, а этот портрет не годится. Сняла я этот листок и бросила его в урну. Был конец рабочего дня. Я собрала эти портреты и положила в библиотеке на склад. Вынула из рамок. Сжечь их я не могла, потому что у меня не было спичек. Завтра должна прийти уборщица. У нее есть спички, и она сможет сжечь все в печке. Прошел час, и ко мне в библиотеку приходит энкаведист. Зачем? Почему? Я не знала. Привели меня в НКВД на Ленинскую. Сняли допрос. Где родилась, где училась, почему ходила по Ленуголкам, почему снимала портреты? Я подписалась, и отпустили домой. Назавтра прихожу на работу — срочное комсомольское собрание. Меня исключают из комсомола как врага народа. Я такая-сякая — срывала портреты вождей. Комсомольцы сидят как убитые. Никому не верится, что это про меня. Объявили, что я должна сдать комсомольский билет. А у меня билет был спрятан в карманчике в лифчике, и чтобы его достать, надо было выйти в туалет. Когда вернулась, все комсомольцы вышли из клуба в коридор — никто не хочет голосовать за мое исключение. Тогда секретарь тоже выходит в коридор и говорит: «Значит и вы такие же, как она, и я сейчас позвоню. Приедут сюда и вас всех заберут». Все зашли в зал, проголосовали, и я отдала билет. Через некоторое время меня посадили. И в подвале НКВД сидела, и допросы снимали. Тот рабочий, что донес, был у меня на очной ставке. Я сидела 8 с половиной месяцев, но суда не было. Со мной в камере сидела одна женщина-врач за то, что делала аборт. А ее муж работал в ЦК в Минске. Когда ее посадили, она работала врачом на территории тюрьмы и имела право раз в неделю выходить в город за лекарствами. Однажды нас вели в баню, и через окошечко я увидела, как она мне машет, зовет, но я же не отойду от колонны. Что делать? Пришли из бани. Я стала плакать, что у меня болят зубы. Мне дали конвоира и повели к врачу, т. е. к этой самой женщине. Конвоир стоит не около нее, а у двери. Она мне в рот положила огрызок карандаша и большой кусок бумаги и сказала: «Напиши письмо в ЦК». При конвоире, сказала, держи рот, закрывая руками — так дошла до камеры. Я написала письмо на имя Ворошилова. Она передала

его своему мужу. Прошло много времени. Меня никуда не вызывали. Людей в камере очень много. Лежать негде и сидеть негде. Я уже и на прогулки не ходила. Мне уже все это опротивело, отравило душу. Однажды в феврале что-то настроение поднялось, видимо, сердце что-то подсказывало. Пошла я на прогулку. А в час ночи камеру открывают: «Беляцкая, на выход!» Как меня мучили эту ночь! Из кабинета в подвал и назад. Сил уже нет ходить. В подвале только доска и ничего на ней нет. Как я это пережила, не знаю. Потом сообщают, что решили меня освободить. Отдают паспорт, и следователь говорит: «Пиши расписку, что над тобой не издевались». А я отвечаю: «Расписку писать не могу: руки-ноги трясутся». Он сам написал и говорит, что я могу идти домой. Я говорю: «Нет, не пойду», а у самой все дрожит. Он спрашивает: «Почему?» А я: «Пойду, а вы меня обратно заберете, не успею я домой прийти». Молодой следователь пошел со мной и довел меня до угла. Уже стемнело. Захожу я домой. Мама была на кухне. Она меня испугалась, побежала в спальню и спряталась под кровать. Я стою и плачу: «Мама, что это ты от меня удрала?» А она мне: «Скажи правду, ты сбежала или тебя отпустили?» Я говорю: «Мама! Меня отпустили. Я ни в чем не виновата!»

Справка о реабилитации Ф.А. Беляцкой

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Через 2 недели приехали за мной с работы. Восстановили в комсомоле. Стала опять работать. До ареста была я активной комсомолкой, не проходило ни одного собрания, чтобы не выступила. Но после тюрьмы все изменилось. Я потеряла веру в людей — боялась выступать, не так слово сказать. Чувствовала себя на обочине жизни, старалась найти работу, чтобы не надо было с людьми общаться. Из-за этого мой муж Ефим мне всю жизнь был как чужой. Хотя он был очень хорошим человеком. Работал он в НКВД шофером. Там мы и познакомились. Когда меня переводили из тюрьмы в НКВД, комендант пошел забирать мои документы, а я стояла около машины и очень волновалась. Что со мной будет? Шофер мне сказал: «Если будешь говорить правду, то тебя отпустят. Твои документы уже лежат на освобождение, но до них еще очередь не дошла». Но я не очень слушала. Какую правду еще я могла сказать? После освобождения он пришел ко мне домой. Я, когда увидела человека в форме, то очень испугалась. Спряталась за дровами, а сама думаю: «Если за мной пришли, то и здесь найдут. Зачем я прячусь?» Потом мама зовет: «Не бойся, хороший человек пришел. С тобой поговорить хочет». Я ответила, что если это хороший человек, то пусть приходит без этой формы. Всю жизнь, как увижу эту форму, то все внутри трясется. Назавтра он пришел в штатском. До начала войны мы прожили с ним 2 года и 8 месяцев. Лет 8 назад получила документ о реабилитации, а до этого никогда никому не рассказывала, что сидела. Муж умер в 63 года (он 1909 г.р.). Он ухаживал за мной, когда я лежала в Минске после операции. У меня был рак. Очень устал. Так из-за меня и умер».

ЛЮДИ ЛЕВИН Исаак Борисович (1914—1999) Исаак Борисович Левин родился накануне Первой мировой войны в пасхальные дни 1914 г. в городе Луганске на Украине. Был третьим ребенком после двух сестер — Сони и Раи. Родители его — мать Иоха, отец Борух — приехали в Луганск из небольшого еврейского местечка Сенно Витебской губернии. Отец был высококвалифицированным заготовщиком, мать  — домохозяйкой. Родители были бундовцами, принимали активное участие в революционном движении. Отец по тому времени был довольно грамотным. Хорошо знал иврит, идиш и русский язык. Мама тоже знала хорошо идиш (читала, писала), русский хуже. Отец умер в 1918 г., в то время, когда прибыл из Красной Армии на по-

Исаак Борисович Левин (1914—1999)

бывку. После его смерти жизнь стала очень тяжелой — голодали. Мать в 1921 г. решила вернуться на бывшую родину в родное местечко Сенно, где проживали бабушка по отцовской линии с двумя дочерями — Рахилью и Нихамой и другие родственники. В Сенно Исаак окончил еврейскую четырехлетку. После болезни матери летом 1926 г. его и сестру Раю по ходатайству местечковой власти приняли в еврейскую коммуну в г. Витебске. Следующими его жизненными школами в прямом и переносном смысле стали фабзауч железнодорожников и фабзауч швейников, куда принимали с четырехлетним образованием, где четыре часа обучали ремеслу и четыре посвящались учебе. Параллельно Исаак и Рая учились в местной девятилетке на еврейском языке. В 1931 г. Исаак занес документы в политехникум на факультет горячей обработки металлов, который и окончил с отличием в 1934 г. После окончания его довоенная жизнь была связана с Могилевом, где в это время жили тетки Рахиль и Нихама с семьями и куда направили на работу на труболитейный завод четырех его однокурсников. Потом он работал на авторемонтном заводе. Параллельно учился на заочном отделении института в Москве. После начала войны ушел на фронт, а после ранения оказался в Куйбышеве, где поступил на завод № 35 (завод авиационных винтов), который эвакуировался сюда из Ступино Московской облас-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

ти. На этом заводе Исаак Борисович проработал 33 года, до самой пенсии. Начал с должности экономиста, потом, до 1944 г., работал в инструментальном отделе. Перешел в центральную заводскую лабораторию инженером-спектральщиком, а через год его назначили начальником металлографической лаборатории, не освобождая от работы спектральщика. В 1946—1947 гг. Левин возобновил учебу в заочном институте МЗИМП, которую прервала война. Когда авиационный завод перепрофилировали на шасси для самолета «МИГ-15» и других марок самолетов конструкторов Микояна, Сухого, Туполева, Миля, Антонова, Метищева и началась усиленная подготовка к новому производству, Исаак Борисович Левин был уже его главным металлургом. В этой должности он и закончил свою трудовую карьеру. По признанию самого Левина, несмотря на то, что он много и полезно трудился, он все время был под прицелом начальства и 1-го отдела (фактически — МВД). О причинах этого, как и о своей жизни вообще, он рассказал в своих неопубликованных воспоминаниях, написанных на исходе лет на новом своем жизненном этапе — в Израиле. Причины «нахождения» под постоянным и недремлющим оком органов он сформулировал очень кратко: «Во-первых, знали, что я был под следствием, сидел, обвинялся в троцкизме. Вовторых — беспартийный, к тому же, не желающий вступить в КПСС, и, в-третьих — пятая графа». Мы приводим здесь лишь небольшую выжимку из воспоминаний И.Б. Левина, рассказывающую о могилевском периоде его жизни. Скупыми простыми фразами рассказывает Исаак Борисович о самых страшных страницах своей жизни. Внешне совершенно неэмоциональное описание производит угнетающее впечатление. Может быть, ничего подобного об этом периоде могилевской истории больше не написано. «Тетя Рахиль с удовольствием предложила жить у нее. Жила она в доме Сталина на четвертом этаже по улице Первомайской — центральной улице города. Могилев в то время был областным центром с населением 80—85 тысяч, фактически без городского транспорта, без канализации, без асфальтовых тротуаров (деревянные кладки), пыльным, грязным, почти что таким, каким был до революции. По плану первой пятилетки там задействовали три предприятия: труболитейный завод, МАРЗ (Могилевский авторемонтный завод) и шелковую фабрику. Тетя жила в центре города, но это не мешало ей держать корову во дворе и летом выгонять ее на пастбище. В Могилеве я прожил с 1934 года до 22 июня 1941 года. Здесь на многие годы определилась моя жизнь и судьба. Директор труболитейного завода дал согласие на мой прием на работу в должности мастера. Условия были очень тяжелыми, доставалось и нам, мастерам, и другим категориям работаю-

щих вблизи. И все же работа мне нравилась, нравился горелый воздух и вся обстановка. Может быть потому, что другого я еще не видел. Директор был еврей по фамилии Добкин, могилевский. Технорук (главного инженера не было) — тоже еврей, верткий, хитрый, без образования мужичок по фамилии Шульман. 1 декабря 1934 года убили Кирова. По стране прокатилась волна народного гнева, начались преследования, ловля ненадежных, аресты, правда, пока нечувствительные для нас, рядовых. В это время на заводе работал практикант, студент третьего курса Ленинградского технологического института Либин. Он был могилевчанин. Я его плохо знал. Обычно он вращался среди руководящих заводом людей. Как-то на парткоме обсуждали вопрос о том, зависела ли Советская власть от кулака в 1928 году. Либин высказался за то, что зависела. Спор был горячий, и партком вынес решение рекомендовать Ленинградской партийной организации исключить Либина из партии, и, не дожидаясь, партком уведомил об этом органы. Все парткомовцы испугались, что их могут обвинить в покрывательстве. Ведь это случилось после убийства Кирова. Через несколько дней Либина посадили. Как-то в это время об этом затеяли разговор в комсомольском комитете. Зашел я туда после окончания смены. Я высказался в том же направлении, что и Либин. Сказал, что так нам преподавали в техникуме. На следующий день меня вызвали в комитет комсомола и тоже исключили из комсомола как троцкиста. Почему как троцкиста, я и теперь не знаю. Скорей всего, это был правый уклон. Но разбираться никто не хотел, все были напуганы, боялись друг друга, каждый думал о себе. Через пару дней меня уволили с работы. Несколько раз вызывали в НКВД. Интересовались, бывал ли я в Ленинграде, имею ли знакомых там. Шесть месяцев я был без работы. Уехал к Соне в деревню и оттуда писал во все концы. Признавал свою ошибку, каялся. Наконец, меня восстановили в комсомоле, а затем и на работе. Назначили зам. начальника обрубочного цеха, где проводилась очистка труб от пригоревшего песка. Затем перевели в конструкторский отдел. Прошло немного времени, и мои «доброжелатели» снова решили меня наказать. Собрали комсомольское собрание, на котором присутствовал инструктор райкома комсомола. Он выступил. Говорил о бдительности и врагах народа, троцкистах и как пример привел мою фамилию. Мол, что мне нельзя верить, что я по-прежнему не разоружился и что меня надо наказать — исключить из комсомола. В дебатах выступали комсомольцы, которые меня хорошо знали, защищали меня. Поставили предложение Волина (так как будто звали инструктора) на голосование, и большинство его не поддержали. Тогда Волин вызвал на помощь секретаря

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

только развел руками. Когда я ему сказал, что партийной организации и обрушился на компотерял работу, он ответил, что у Советской сомольцев, обвинил их в пособничестве врагам власти нет безработицы, и пригласил меня на Советской власти. Повторным голосованием следующий год повторить поступление. меня исключили из комсомола по второму разу. Приехал я в Могилев. На труболитейный не Но на сей раз на работе оставили. Я больше не пошел, а, может быть, меня обратно и не взяли подавал на восстановление и даже был доволен. бы. Действительно, безработицы в Союзе не В это время получил вызов в военкомат было. Но это меня не касалось. Я был «проказна призывную комиссию. Прошел медкомиссию. ной» для общества. Вскоре я убедился, что меня Спросили, на что жалуюсь. Ответил, что на на работу не берут. Приходил, предлагал свои близорукость. Врач-окулист сказал комиссии, услуги. Мне, как правило, говорили, что такие что у меня зрение хорошее. «Служить хотинам нужны, а назавтра сообщали, что место те?» — спросили меня. Ответил, что хочу. Тогда занято или сокращено. Я начал терять надежду комиссар военкомата сказал: «Вы троцкист, на устройство. мы вам не верим». Меня в армию не взяли. ВрачРешил поехать на Могилевский автореокулист, между прочим, неплохой специалист, монтный завод, первенец первой пятилетки. Я по национальности поляк, слукавил, побоялся уже понял, что отдел кадров меня не примет, и подтвердить мою близорукость, но это ему не решил обратиться прямо к главному инженеру помогло. В подвале НКВД мы очутились в одной Морозову. Мне повезло, и, конечно, большое спакамере. Ирония судьбы. сибо Морозову, спасибо, что такие люди еще не Наступил 1937 год. Пошли массовые аресты перевелись. Меня оформили в ОТК на складское в одиночку и группами. Печать захлебывалась хозяйство. успехами НКВД на этом поприще, хвалила верноВ ОТК я проработал недолго, месяцев 5—6. А го ученика т. Сталина Н.И. Ежова. Атмосфера затем начальник заводской лаборатории, убедивнеуверенности и страха витала в обществе. шись, что я знаком с этой работой, предложил Помню, как-то в осенний вечер шел я на работу, мне занять его место. Так меня назначили наи навстречу по улице Первомайской вели колонну чальником лаборатории. Шел 1937 год. попов, священников в сопровождении конвоиров с В общем, здесь я многому научился. Сам завинтовками наперевес и овчарками. Шел мелкий вод был хорошо оборудован для ремонта грузовых холодный дождь. В черных рясах, с седыми бородамашин. Под одной стеклянной крышей были ми шагала большая колонна старых, утомленных расположены механические цехи, разборочные и людей. Прошло столько лет, а я четко помню эту сборочные цехи, термичка и гальванический цех, картину. Служители культа в первую очередь в том числе и лаборатория. Завод производил попали в эту мясорубку, церкви позакрывали, ремонт легких танков. На заводе я приобрел друкресты и колокольни пошли на переплавку. Так зей и знакомых, с которыми встречался и после же поступали с троцкистами, бухаринцами, эсеработы. Близко сошелся с Исааком Лучиным. рами, бундовцами, сионистами, дореволюционной интеллигенцией, кулаками, подкулачниками, крестьянами, не желающими идти в колхоз, и т. д. В этом 1937 году решил я твердо продолжить учебу — поступить в МГУ. Подал заявление и документы и начал усиленно готовиться к экзаменам, а за два месяца до сентября уволился с работы и продолжал подготовку. Но на экзамены меня не вызвали. В конце августа я поехал в Москву. На факультете мехмат мне сказали, что произошла ошибка. Мой диплом приняли за диплом политехнического института. В таких случаях абитуриент принимался без экзаменов. Здание (слева) на ул. Ленинской, где находилось Могилевское РО НКВД, Был я у декана фасправа — общежитие пединститута культета на Моховой. Он

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

…В это время я учился в заочном институте в Москве. Окончил первый курс, много читал худлитературы. Жизнь вроде наладилась, хотя обстановка была тяжелая, тучи страха, неуверенности висели над всем народом. Но жизнь продолжалась, и мы, молодые люди, не особенно задумывались. По-прежнему по радио раздавались бодрые, веселые песни Дунаевского, Седого и др., в печати громили врагов народа, восхваляли строителей социализма, восхваляли Сталинскую золотую Конституцию — самую демократическую в мире. Очень умело засирали мозги не только нам, но и более умным и опытным людям. В конце июня взял я отпуск, собрался пожить в деревне у Сони, а накануне решил отметить с другом Виктором Гайлешем это событие. Выпили в ресторане в меру, погуляли в летнем саду, где раньше была ставка Николая Второго. Домой вернулся во втором часу — была суббота. Крепко заснул, а часа в четыре утра, когда уже рассветало, к нам постучались. Вошли энкаведешники и с ними Горелик с труболитейного завода. Мне предъявили ордер на арест, провели легкий обыск. Ошарашенная тетка Рахиль не сообразила, в чем дело, а нас уже повели. Шли по пустынной улице. Органы располагались на Ленинской улице, напротив пединститута, в 10 минутах от нашего дома. Всходило солнце, воздух был свеж и бодр, а на душе у меня было темно. Я не испугался, не знал, что меня ждет и почему меня взяли. Вошли в вестибюль, в приемную комнату. Там уже были из труболитейного завода: Лукашевич, Ильин — механики, главный механик У. (не помню фамилию), еврей по национальности, мастер по литью — немец, полный, уже старый, болезненный человек, Виктор Гайлеш — латыш. От МАРЗа никого. Заполнили какие-то документы об изъятии вещей. Затем срезали все пуговицы на брюках и пиджаке, дали расписаться и повели вниз по лестнице в подвальное помещение. В коридоре направо и налево располагались камеры. Спертый воздух, вонь, запах мочи, шум, приглушенные вздохи и крики. Нас распихали в разные камеры. Меня в камеру № 3, Виктора в камеру № 6, остальных в другие. Я это утро хорошо и на всю жизнь запомнил. И теперь, вспомнив, становится не по себе — до чего человек живуч и терпелив. Закрылась за мной дверь. Я остановился на пороге — пройти дальше не мог. Вся камера была забита людьми. На 16-ти квадратных метрах расположились человек 40, с одной стороны был протянут деревянный настил. Взоры бледных, оборванных, вонючих, заросших людей обратились на меня, свежего, крепкого, краснощекого молодого человека со свободы. Староста сидел на корточках на стеллаже. Он дал команду пропустить меня к себе и забросал вопросами. Спрашивали, кто я, откуда, имею ли родственников за границей, социальное происхождение, что пишут в последних газетах, международное

положение. Я смотрел на этих замученных, голодных людей и думал: кто они, по внешнему виду — преступники, по задаваемым вопросам, интеллигентным лицам — порядочные люди. А между тем, окружающие меня люди начали рассуждать и спорить, что следователь будет мне шить: один предсказывал шпионаж, другой — троцкизм, значит, агитация, вредительство и т. д. Я же, в свою очередь, думал, что вы-то, может быть, и преступники, а я — честный человек, разберутся и выпустят. Не прошло и двух часов, как раскрылась дверь и в камеру втолкнули 6—8 безумных, полуголых и даже голых мужчин. Человеками их было назвать тяжело. Безумные, ничего не говорящие глаза, чуть стоящие на ногах мужики остановились около дверей, двери захлопнулись. Даже те, кто обитал в этой камере несколько месяцев, были поражены. Двое из них были голы, от них пахло мочой и говном, они были невменяемы, что-то бормотали и хихикали — явно не в своем уме. Потом выяснилось следующее. В ночь моего ареста в режимной камере № 6 затопили печь. В камере и без этого было нестерпимо жарко, а после такой душегубки люди стали с ума сходить. К утру этих несчастных перебросили к нам в полурежимную камеру. Потом я узнал, что в камеру № 6 помещали особо опасных (провинившихся) заключенных. В ней, таких же размеров, как наша, содержали около 60 человек плюс 3—4 уголовника, которые пользовались привилегией. Им отведены были деревянные нары, их выпускали на прогулку, питались они лучше, но взамен они помогали следователям «колоть» заключенных, т.е. быстрее подписывать протоколы допроса. В камере не было, как у нас, сидячих мест. Все стояли. Было жарко, душно, тяжело дышать, люди стояли, как в бочке селедка, только вертикально. Испарения поднимались к потолку, там конденсировались и крупными каплями падали вниз на головы. В этой камере был Виктор Гайлеш. От длительного, 10—15-дневного, стояния ноги опухали до ягодиц. Люди были готовы подписать любые показания уже на второй день. Но их не спешили вызывать, выдерживали, чтобы меньше было работы следователям. По отношению к шестой, наша камера была не так страшна. У нас, например, развелось огромное количество вшей, в шестой их не было — они не выдерживали. У нас было место, чтобы сидеть на корточках по-турецки, там этого не было. У нас после допросов можно было прийти в себя, поговорить и посоветоваться, хотя при вызовах наверх над нами тоже издевались, пытали. Шестикамерникам в течение круглых суток не давали спать, коменданты (уголовники) избивали людей галошей, чтобы не оставить следов, заставляли приседать до тех пор, пока испытуемый не падал. Наша камера была по соседству, и мы слышали все, что происходило в

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

«Воскресный отдых в этапе. Бывшие военные, партийные, инженеры и писатели занимаются поисками вшей». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

шестой. Страшно было попасть туда. Помню, как однажды вновь помещенного в шестую летчика добили до смерти. Он решил сопротивляться, дал сдачи. Тогда его вызвали в коридор, и навалились на него уголовники и надзиратели. Слышно было, как он кричал и затем затих. Когда нас вечером вели в туалет, мы проходили мимо. Летчик был недвижим, голова его лежала в канализации. Меня долго не вызывали, дней 10, а потом вызвали на первый допрос. Вызывали и допрашивали по ночам, днем следователи отдыхали. Первый вызов был короткий. Следователь Юрков предъявил мне обвинение, предупредил о последствиях, если я буду сопротивляться. Когда я вошел в сопровождении стрелка, он меня не узнал. «Здорово ты изменился, был хорош, краснощекий, а теперь противно смотреть». Я и группа от труболитейного завода обвинялись во вредительстве и других преступлениях, я дополнительно в троцкизме. Надо сказать, троцкизм обвинялся в самых тяжелых преступлениях. Я сказал, что ни в чем не виноват. Ответ был прост: «Пойди подумай, я тебя предупредил».

Дней шесть он меня не вызывал, а затем пошли вызовы почти каждый день, с применением физических воздействий и посадкой на кол — на ножку перевернутого стула. Я особенно не сопротивлялся. В камере было много умных и опытных людей, которые подписали обвинения не дожидаясь экзекуций. Они мне посоветовали и доказали, что сопротивление бесполезно. Практически мало кто отказывался делать это. Отдельные лица не подписывали, но это их не спасло, их тоже осудили тройкой. Состав в камере № 3 был разнообразный, много интеллигенции — учителей, инженеров, советских служащих, партийных и беспартийных, военные, рабочие, колхозники, шибко грамотные и безграмотные. Запомнились мне двое военных. У одного, майора Бахерова, участника гражданской войны, с орденом Красного Знамени, жена переписывалась с сестрой в Польше. Другой, полковник Смирнов, симпатичный, с волевым лицом, тоже с родственником из заграницы. В Могилеве он ведал военными летчиками. Он тоже имел несколько орденов и Золотое оружие от Буденного. Они помогли мне не падать духом. Но Бахеров, например, временами плакал. И что удивительно — военные очень быстро раскалывались, не допускали они, чтобы их били. На четвертом или пятом допросе я начал давать показания. Мне тяжело было выдумывать легенду о моих преступлениях, да этого и не надо было. Писал и выдумывал следователь Юрков, изредка спрашивая, как я вредил производству, где находился в Витебске пехотный полк и т. д. Закончив в несколько ночей обвинения, он дал мне прочитать и подписать. Я подписал не читая, что впоследствии мне пригодилось. Как потом я узнал, в вину мне ставилось: вредительство, шпионаж, террор, агитация, диверсия. Как-то я спросил его: «Ведь все это туфта, кому это нужно?» Он посмотрел на портрет Сталина и сказал: «Спроси у него». Меня это удивило. Он это сказал, зная или будучи уверен, что говорит это будущему покойнику. Ведь в органах говорили: раз к нам попал, то виновен; раз виновен, от кары не уйдешь. Юрков на вид был симпатичен, приятной наружности, но вел себя на допросах отвратительно, бил, сажал на кол. И еще у него была привычка — после хорошего ужина и чарочки он ходил по кабинету, икал от сытой отрыжки, подходил к допрашиваемому и пердел ему в лицо. Это не мешало ему (и ему подобным) быть хорошим семьянином, любить жену и детей. И думаю, многие жены не догадывались, какие у них мужья. А мужья у них были некультурные, слабограмотные невежи, нерассуждающие, и мало кто из них задумывался, что они делают. Запомнился мне один вечер допроса. Как всегда, привели меня заполночь. Окна были раскрыты, было душно. Из студенческого общежития, которое располагалось напротив (Ленинская ули-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

ца узкая, шириной приблизительно 15 метров), раздавались песни, играл патефон, слышались отдельные голоса. По тротуару шли запоздалые влюбленные парочки, а под тротуаром, всего в нескольких метрах под землей кишел людской муравейник — неповинные люди вздыхали, плакали, лежали избитые, мечтали, думали, надеялись. В подвале я пробыл около двух месяцев, хотя уже давно все подписал. Могилевская тюрьма в то время находилась в центре города. Раньше, по-видимому, она была на окраине, а затем город перешагнул ее. Теперь ее нет. На этом месте стоит грандиозное здание правительства. Предполагалось одно время Могилев сделать столицей, т. к. Минск был очень близок к границе. По сравнению с подвалом тюрьма стала для меня курортом. Там для каждого был отведен стеллаж, правда, без постельных принадлежностей. У дверей стояла десятиведерная параша. Кормили три раза в день. Утром выдавали пайку хлеба, кусочек сахара и кипяток. В обед — баланда, вечером — баланда. Так помнится мне. В отличие от подвала, где утром и вечером — сырая вода, пайка хлеба. В обед в глиняных немытых мисках — суп. Ели прямо из мисок, без ложек, как поросята, быстро, т. к. всего мисок было 10—15, а людей в десять раз больше. И еще. Здесь можно было оправляться по-маленькому в любое время. Параша к утру была заполнена и выносилась нами по очереди. В подвале был другой порядок. В камере параш не было. Водили в туалет два раза в день — утром и вечером. Весь день приходилось терпеть или приспосабливаться. По-маленькому писали в свою обувь — сапоги, ботинки, а выливали, когда водили в туалет. Хуже было, у кого появлялся понос, а это бывало часто. Приходилось оправляться в ту же обувь или одежду. Вонь в камере была специфическая. В тюрьме вшей не было — водили в баню, прожаривали одежду. Накануне праздников устраивали обыск. Выводили из камер в длинный с цементным полом коридор. Заставляли раздеваться догола и заглядывали в рот, задний проход, приказывали растопырить ноги и пальцы. Разрешали передачи вещевые, продуктовые не разрешали. Тетя Рахиль, как мать родная, передала мне носки и еще что-то с тем, чтобы узнать, где я нахожусь, жив ли. В тюрьме, особенно после отбоя, у нас было время пообщаться. Камера была большая, по стенам стеллажи, в середине стеллаж, днем ходили вокруг этого стеллажа, а вечерами слушали лекции. Лектор лежал на среднем стеллаже, остальные на своих местах. Лекторы были высокой квалификации: ученые, профессора, врачи, юристы, учителя, инженеры. Каждый по памяти рассказывал о своей профессии. Много лекций было о литературе, о жизни замечательных людей и т. д. В основном публика была с образованием, интеллектуальная. Не помню ни одной

драки, ругани. Споры были. Многие по-прежнему считали, что в правительстве, ЦК и, конечно, сам Сталин не знают, что происходит в подвалах и тюрьмах НКВД. Некоторые все поняли, но вслух не высказывались. В одной камере со мной был Лукашевич. Он был старше меня. Высокий, стройный, с черными усами (как у Сталина). Он был уверен, что это исходит от Сталина, доказывал мне. В нашей камере была своеобразная демократия. Старосту выбирали, и его указания выполнялись. Обыкновенно это был интеллигентный человек, уважаемый. Не помню, сколько я пробыл в этой тюрьме, но как-то приказали мне и многим другим собраться с вещами. По-видимому, надо было освободить места для других. Конвейер работал исправно — аресты продолжались, правда, не так интенсивно, как в 1937 году. Нас посадили в трехтонки с высокими бортами. Велели присесть на корточки, опустив голову. Нас сопровождала охрана. Мы выехали на главную улицу Первомайскую, спустились к Днепру, переправились через деревянный мост и въехали во двор церкви, на возвышенность над рекой, которая теперь стала тюрьмой. Нас разместили в самой церкви на четырехэтажных расшатанных нарах и, конечно, без спальных принадлежностей. Мне выпало лежать на четвертом этаже. В первую же ночь нары обрушились, и я и другие оказались внизу. Нас переселили и поместили в двухэтажном пристрое, в светлом помещении и тоже на деревянных нарах во всю длину помещения. Так бы вроде ничего, но нары эти кишели клопами, их была тьма-тьмущая. Здесь я познакомился с соседями по нарам: доцентом сельхознаук и землемером. Они были уверены, что получат по 10 лет, и готовились к этому. Узнав, что я знаю и помню курс математики за школу, они просили позаниматься с ними, особенно по тригонометрии. Но как это осуществить? На прогулке мы подобрали оконные обломки стекла. С одной стороны покрасили зубным порошком и заостренной палочкой писали, решали задачи. Так продолжалось довольно долго. Как-то нас на этом засекли, и землемера посадили в карцер — на трое суток на воду и хлеб. Вышел он оттуда ослабшим, похудевшим. На этом занятия закончились, и я с ними больше не виделся. И здесь, в этой обители, было, как в тюрьме, тот же порядок. Пробыли мы здесь недолго, и нас снова перевели в тюрьму. Прошло еще некоторое время, и меня и других членов нашей группы вызвали в контору тюрьмы и дали познакомиться с решением суда. Настало время, когда решение тройки должен был подтвердить суд. Нам сообщили, что дело будет рассматривать военный трибунал. Это было примерно в начале марта 1939 года. Связь с Гайлешем я вел через туалет. Он мне сообщил, что на суде не будет

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Принял меня директор завода. Я ему сказал, отрицать предъявленное обвинение. Я ответил, что откажусь от показаний. В конце марта что меня освободили, признали невиновным. меня и Горелика забрали снова в подвал и разНаписал я заявление о выплате компенсации местили в разные комнаты: меня в шестую, его за вынужденную отсидку в органах НКВД с в третью. Так я побывал в знаменитой шестой, 25.06.1938 до 11.04.1939. От себя добавил, что но она выглядела по-другому: не было той скучендля достоверности он, если желает, может поности, можно было лежать на цементном полу, звонить в органы. Сказал, что так мне сказали убрали уголовных, но в остальном правила были там. Это была отсебятина, но она помогла мне прежние. без волынки получить солидную сумму. ДирекЗапомнился случай со мной. Оправляться, потор, конечно, не позвонил. Наложил резолюцию, прежнему, выводили два раза в сутки — утром и я деньги получил. Работать я начал снова на и вечером. Параши не было, и заключенные этой старом месте. Одновременно поступил в МЗИМП камеры завели небольшую миску из глины, та(Московский заочный институт металлопрокую, из которых нас кормили днем. Утром ее мышленности)». выносили. И вот я как-то повернулся, зацепил ее, и все содержимое выплеснул на пол. Пришлось опрокинутую мочу собирать голыми руками, поИЗ ВОСПОМИНАНИЙ том тряпочкой и ждать так до утра. Но сама компания в камере была культурная. Там сидели ЗАКАШАНСКОГО Михаила Лазаревича порядочные люди. Помню, один из них был еврей, (р. 1949) бывший крупный работник ЧК. Он в этом подИзраиль вале был старожил — сидел 18 месяцев. Здесь я узнал, что сменилась власть НКВД — «Моя мать — Хая Эльевна Каганер. Ее на место Ежова стал Берия. Определили проотец, мой дед — член партии с 1918 г. Абрам сто — портрет Ежова у следователя был замеФилиппович Фридман (1897—1974). Он родом нен портретом Берии. 8—9 апреля меня перевели из Вильнюса. Все его родственники погибли в в одиночную камеру, а 11 апреля 1939 г. вывели вильнюсском гетто. с вещами наверх. Ввели в комнату, где сидели Он окончил хедер и гимназию. Еврею в те годы человек пять высших чинов, и вежливо, на «вы» попасть в гимназию было чрезвычайно сложно. провели короткий опрос. Я сказал, что все, что После революции воевал с бандформировазаписано в протоколе допроса, — выдумка, что ниями, работал в III отделе Коминтерна. Знал протокол я не читал, а подписал под физичесфранцузский, немецкий. Умел писать на идиш. ким давлением следователя Юркова. Вызвали До войны он жил в Могилеве, здесь и был репресЮркова. Я ему все повторил с подробностями сирован. Он мне это рассказал только за три в присутствии комиссии. Выглядел он жалко. дня до смерти. Уже потом на каждый праздник После его ухода мне сказали, что я свободен, и даже извинились. Я дал расписку о неразглашении. В комендатуре выписали пропуск, и я, не веря своим ушам и глазам, вышел на волю. Было это рано утром 11 апреля. Закончилась ли на этом моя эпопея? Нет, на этом она не закончилась. До самой смерти Сталина я был под страхом. Все это время был под надзором, чувствовал свою неполноценность и уязвимость. В анкетах писал правду, но никому об этом не говорил. Я стал взвешивать свои дела и поступки, стал необщителен, старался не выступать на собраниях, замкнулся. Вернулся в Могилев и Абрам Филиппович Фридман поехал на свой завод МАРЗ. (1897—1974)

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

его, как чекиста, сажали в президиумы, вешали красный бант... Он вообще был очень импозантным. Красивая шляпа, присланная из Америки, красивая, на меху, кожаная куртка (это в то время!), галифе и красивые начищенные сапоги. Всегда пах одеколоном, присланным из Америки, курил американские сигареты. ...Никто не надеялся, что он жив. А он вернулся в 1952 г. Сидел с 1937 г., потом был выслан. Бабка рассказывала, что он поехал на совещание и пропал. А она работала директором магазина «Динамо» (на углу ул. Карла Либкнехта и Ленинской). Когда дед пропал, ее выгнали с работы. А мамину старшую сестру сразу исключили из пединститута. Она пришла в НКВД, которое находилось тогда на Ленинской, и ничего не могла выяснить. А один мужичок отвел ее в сторону и говорит: «Вот тебе список, посылай по каждому адресу по 5 рублей. Если вернутся деньги, его там нет, не вернутся — он там». И она лет пять посылала. Как потом выяснилось, деда вызвали в Минск на совещание и потребовали, чтобы он сдал оружие... И полтора года он сидел без суда и следствия. Вообще его никто ни о ком не спрашивал. А когда жена к нему поехала, он ей сказал: «Не жди, тут такое творится! Я невиновен, но ты отрекись, если хочешь, чтобы сама была жива и дети были живы». У них детей было трое. И с 1937 г. по 1941 г. они жили в жуткой нищете. Еще война не началась, а они уже очистки ели…»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ДЫМОВА Юрия Максовича (р. 1947) Могилев «Мой дед по отцу Давид Дымов родился в Могилеве в 1891 г. Жили они на Луполово, а это, как известно, район кожевенный. И дед тоже был потомственный кожевенник. Здесь была большая кожевенная артель. Они обрабатывали кожи, варили из корней деготь, покрывали им кожу. Ремесленники были активны и достаточно революционных взглядов. Поэтому, вполне естественно, что дед примкнул к революционному движению. Он вступил в партию в 1914 г., был активным участником революции, прошел всю гражданскую войну. Когда Могилев был оккупирован, он находился здесь в подполье: был ответственным за городской архив. В годы империалистической войны, когда в Белоруссии было очень голодно, дед с братом уехали на Украину. И попали в местечко Теплик, что под Винницей. Там дед познакомился со своей будущей женой и моей бабкой Лизой Литвак, которая здесь жила со своей большой семьей. Но вывез он ее с Украины позже, в годы гражданской войны, когда снова попал в Теплик. В 1924 г. во

Давид Дымов (1891—1972)

время известного ленинского призыва бабушка, совсем молодой, тоже вступила в партию. Позже дед был председателем оргбюро Лесдревхимсоюза, потом его перевели в Минск, а в 1938 г. арестовали. Интересно, что когда рассматривалось дело в партийной ячейке, в которой дед состоял на учете, 6 проголосовали «за» и 6 «против» его исключения, один, муж бабушкиной сестры, колебался. На него, как потом рассказывали, строго посмотрели, и он руку поднял. Деда 10 месяцев промурыжили в тюрьме. Как потом выяснилось, арестовали его, чтобы он дал показания против кого-то. Но дед был очень честный и очень смелый человек. Он никогда никого не боялся, даже в те времена, и никаких показаний не дал. В это время генеральным прокурором Белоруссии был некто Максимович или Максименко, точно не помню, с которым дед был хорошо знаком по старым революционным делам. Наверное, это помогло, и деда выпустили. Бабушка рассказывала, что поздно ночью, сразу после освобождения, дед пошел искать свое табельное оружие, которое ему было положено по должности. Но бабушка своего мужа знала очень хорошо и спрятала оружие так, что он его не смог найти. А дед был настолько гордым и сильным человеком, что хотел застрелиться из-за ареста. По рассказам моего дядьки, Германа Давидовича Дымова, однажды, когда они сидели во дворе дома, прибежали знакомые и закричали: «Ваш папа буянит около Дома Правительства». Они быстро туда побежали и увидели деда, стоящего напротив Дома Правительства. Он махал руками и поносил всех последними

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

словами. Еле удалось его оттуда увезти. Все это могло кончиться трагически, но пронесло. Дед был в партии 50 лет и умер в 1972 г. Когда он умер, из партийных органов никто и не отреагировал, что было для бабушки большой трагедией…»

ЛЮДИ ЛУКАШОВА (Шик) Фанни Львовна (1888—1968) В долгой и насыщенной событиями жизни Фанни Львовны Лукашовой арест и связанные с ним обстоятельства — лишь малозаметный временной отрезок — «всего полтора года» заключения-следствия, но ведь осталась жива и относительно здорова... Однако такие «жизнеломающие» удары судьбы становятся определяющими и навсегда остаются в памяти. Жизнь Лукашовой сложилась так, что время репрессий застало ее на самом краю огромной страны. Но это не стало преградой для репрессивной машины, действующей одинаково активно в центре и на окраинах. Прежде чем обратиться к воспоминаниям самой Ф.Л. Лукашовой, расскажем вкратце о ее жизни со слов внука — доктора географических наук Андрея Александровича Лукашова. Фанни Львовна Шик родилась в г. Могилеве 25 июля 1888 г. в семье купца 1-й гильдии Лейба Исааковича Шика и Ревеки Натановны Шик (урожденной Вольфсон). В начале ХХ в. окончила Могилевскую гимназию. К годам первой русской революции относится ее знакомство с участниками революционного движения и вступление в партию социалистовреволюционеров (эсеров). К этому времени относится ее знакомство с Е.Ф. Азефом (к счастью, без последствий — в боевую организацию партии она вовлечена не была). В 1907 г. молодая революционерка уезхала на учебу в Европу (Гейдельберг, Париж, Берн (медицинский факультет)). В 1908 г. произошло событие, во многом определившее ее дальнейшую судьбу, — знакомство с будущим мужем Николаем Анатольевичем Лукашовым, высланным из Российской империи за революционную деятельность в рядах партии эсеров. Через год, по истечении срока высылки мужа, Лукашовы вернулись в Россию. К 1913 г. относится последнее посещение Фанни Львовной родного города Могилева. С 1914 по 1921 гг. Лукашовы жили за Уралом (Омск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск), участвовали в организации одной из первых сельскохозяйственных коммун на Алтае, разгромленной колчаковцами. В 1922 г. переехали в Москву, где до 1924 г. Фанни училась на историческом отделении Высших научно-педагогических курсов при 2-м

Фанни Львовна Лукашова (1888—1968) Могилев, 1904 г. Фото из семейного архива Лукашова А.А.

Московском университете. В 1924—1935 гг. она работала научным сотрудником, потом — старшим научным сотрудником в Государственном историческом музее. Была экскурсоводом по музею, в том числе — на протяжении 4-х лет по Оружейной палате и музеям Московского Кремля. Благодаря свободному владению немецким и французским языками, вела большую часть экскурсий для иностранных делегаций. Параллельно Ф.Л. Лукашова в 1935—1936 гг. занималась организацией и совершенствованием деятельности Государственного музея палехского искусства в селе Палех Ивановской области. Эта работа получила высокую оценку в музейном отделе Наркомпроса СССР (муж в это время работал на Дальнем Востоке). В конце 1936 г. по рекомендации Ф.Я. Кона, заведовавшего музейным отделом Наркомпроса, Лукашова, как прекрасный специалист, была приглашена на три года Камчатским областным музеем на должность старшего научного сотрудника (музейного работника-хранителя). Активно участвовала в развертывании музейной работы на Камчатке и в прилегающих районах Дальнего Востока. При

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

Лукашовой Ф.Л. в контрреволюционной деятельности прекращено по ст. 204 п. «б» УПК РСФСР за недостаточностью улик для предания обвиняемой суду. Изучением материалов уголовного дела установлено, что обвиняемая Лукашова в предъявленном ей обвинении виновной себя не признала и показала, что участником контрреволюционной организации она не была и контрреволюционной деятельностью не занималась. …Каких-либо объективных доказательств, подтверждающих ее принадлежность к контрреволюционной организации и ее вредительскую деятельность, в материалах дела не имеется». Постановление о прекращении уголовного дела «за отсутствием события преступления» было утверждено 9 января 1990 г.(!), т. е. через двадцать один год и шесть месяцев после кончины Фанни Львовны. Мужа выпустили тоже в 1939 г., но в 1941 г. посадили в очередной раз, и он умер в лагере в 1944 г. В годы войны находилась в эвакуации с дочерью и внуком в Свердловской области. В послевоенное время вела активную общественную работу в Московском Доме Учителя, в библиографической секции Музея истории и реконструкции Москвы, поддерживала тесные контакты с музейными работниками и специалистами Москвы и Подмосковья. Умерла 5 августа 1968 г. в Москве. Семья Шиков возле своего дома в Могилеве в 1913 г. Сидят (слева направо): Яков Львович Шик, глава семейства Лев Исаакович Шик. Стоят: Рахиль Львовна Шик, Самуил Львович Шик. Сверху: Фанни Львовна Лукашова (Шик) с дочерью Женей, мать Ревека Натановна Шик (Вольфсон), Евгения Львовна Зильберман (Шик). Фотографировал, предположительно, Николай Лукашов, приехавший из Москвы

ее непосредственном участии было организовано 12 краеведческих точек на Чукотке, острове Медном (Командорские острова), по р. Камчатке. 4 февраля 1938 г. Ф.Л. Лукашова была арестована (одновременно с мужем, старшим научным работником Камчатского отделения Тихоокеанского Института рыбного хозяйства и океанографии — ТИНРО) в Петропавловске-Камчатском. «16 февраля 1938 года ей предъявлено обвинение по ст.ст. 58-10, 58-6 в том, что она проводила контрреволюционную агитацию, направленную на восхваление врагов народа и собирала сведения шпионского характера об экономическом состоянии Камчатки. 27 июля 1939 года ранее предъявленное обвинение… переквалифицировано на ст.ст. 59-1 п. «а», 58-7, 58-8, 58-11 в том, что она, являясь участником контрреволюционной право-троцкистской организации, проводила контрреволюционную работу. Постановлением от 14 августа 1939 года уголовное дело по обвинению

Вот что рассказывала Фанни Львовна о самом страшном периоде своей жизни. «4 февраля 1938 года меня арестовали на Камчатке (куда я была командирована Ф.Я. Коном — заведующим музейным отделом Наркомпроса для организации музейного дела на Камчатке и Чукотке) и поместили в тюрьму НКВД. Через несколько дней начался непрерывный допрос. Пятые сутки сижу на стуле не закрывая глаз. […] В два часа ночи меняется следователь. Значит, опять не отпустят спать в подвал. Какой желанной кажется теперь эта страшная камера первых дней заключения. Есть выход: передо мной целая папка готовых обвинений; здесь подготовка террористических актов, диверсий, шпионаж. Стоит только подписать — и прекратится эта пытка, отпустят спать. Так до смешного нелепы эти обвинения, что иногда отвожу душу, издеваясь над следователем. Среди обвинений есть отравление колодцев Петропавловска. «Жаль, что Вы ни разу не зашли ко мне в музей, не поинтересовались водоснабжением города — ведь здесь нет ни одного колодца». […] Шли шестые сутки «непрерывки», я отказалась отвечать на вопросы. Участились сердечные припадки. В конце седьмых суток (сужу по узелкам на платке) меня отправили в подвал. Я помню только, что не добралась до нар — на полу не заснула, а провалилась куда-то. Но через два часа меня разбудили и буквально поволокли на допрос. Здесь уже нервы не выдержали, я не

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

говорила — кричала. Потеряла сознание, очнулась в подвале. После «непрерывки» меня и моих сокамерников перевели в заново выстроенный дощатый барак. Сырость была страшная, и маленькая железная печка не в состоянии была нас согреть. Однажды коридор барака заполнился людьми. Нас поразило, что у них отобрали все вещи и увели даже без верхней одежды. Никто из них не вернулся. Потом мне называли цифру — 272 расстрелянных на той стороне бухты. […] *** Через несколько дней нас троих вызвали «с вещами». Встала перед глазами картина уведенных и невернувшихся. Но нас не раздевают, не переписывают, выводят с вещами на крыльцо. Перед нами бухта, за ней сопки. У причала большой катер и на нем — семь «жен». Они слышали, что нас везут в какую-то Раковую бухту. Переезда не помню, помню только, что не могла надышаться. Нас высаживают, ведут к сопке. У ее подножья землянка, как будто врытая в сопку. Скошенные земляные стены, земляной пол. Но на дверях нет замка, у дверей — часового, а главное: около двери небольшие окна — без решеток, без щитов! Радость вскоре омрачилась: с наступлением темноты из-под нар начали вылезать большие рыжие крысы, лампочка их не отпугивала. Первую ночь мы не спали, а потом сшили себе мешки и с головой прятались в них на ночь. Из Раковой бухты снова везут в Петропавловск. Еду одна на катере с конвойным. Любуюсь сопками, бухтой, готовлю себя к предстоящему допросу. Но допроса не было. Мой старший следователь предъявил мне узкий листок, где печатными буквами изложено обвинение по пунктам 6, 7, 8, 9. Он следит за моим лицом: любопытно ему видеть мою реакцию. Его взгляд заставляет овладеть собой и ответить: «Что же это: всю катушку раскрутили, а про пункт 10 забыли?» — «Для вас это слишком мелко. Хватит и того, что есть». Серьезность обвинения начинает доходить до моего сознания. Я уже знала, что 58-я повлечет за собой после моего расстрела арест ближайших родственников. Надо не допустить этого, надо уничтожить себя! Несмотря на обыски, мне удалось спрятать порошки веронала, который нам давал сердобольный фельдшер. Глотаю не считая. Сколько я была в забытьи  — не помню. Смутно помню врача, сильную боль, катер — возвращение в Раковую бухту. […] *** Убежищем оказалась камера, заполненная арестованными девушками из подпольного китайского публичного дома. Я не могла стоять, и они подтащили меня на нары, где из-за тесноты можно было лежать только на боку. Назавтра мои попутчицы добились мне приема у врача.

Фанни Львовна Лукашова Москва, 1957 г. Фото из семейного архива Лукашова А.А.

Врач тюремной больницы, тоже заключенный, определил воспаление легких и плеврит. Он уже знал, что нас направляют на суд в Хабаровск. «Не советую вам оставаться во Владивостоке: больница переполнена. У нас здесь не меньше сорока тысяч заключенных». Вскоре нас погрузили в «столыпинский» вагон и отправили в Хабаровск. Узкое помещение с железной койкой, открытая дверь в коридор, заполненный конвойными, всю ночь непрерывно курившими. Спать все равно не пришлось: мешали мысли о предстоящем суде. В Хабаровске на путях нас ждал «черный ворон». Это было наше первое знакомство с ним. Въезжаем во двор огромного здания тюрьмы. Нас поместили даже не в камеру, а в какую-то большую каменную кладовую овальной формы. Ни одного окна, только открытый глазок. Сразу охватила страшная сырость: через пористые стены просачивалась каплями влага. Потом мы узнали, что нас поместили в карцер, но без использования его «воздействия» — постепенного наполнения водой. […] Почти год прошел, пока я снова очутилась в Петропавловске. В Хабаровске после камеры с уголовницами я была переведена в камеру смертников. Почти каждую ночь кого-то вызывали. В начале лета нас перевезли в Петропавловск. Вызвали на допрос. За столом — младший следователь (старшего после освобождения я встретила в городе и еле узнала: худой, дряхлый человек. Он как-то смущенно мне поклонился. А вот начальника НКВД, при котором проходила моя «непрерывка», я увидела во Владивостоке,

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

когда его из «ящика» высаживали на берег). У старого знакомого в лице нет и следов прежней самоуверенности. Допрос формальный, чисто биографического характера. Через несколько дней: «Собирайтесь с вещами». Поднимаюсь по лестнице, на площадке стол, за столом двое в форме, а на столе... паспорт. Вместе с ним выдают справку: «Выдана Лукашовой Фанне Львовне, год рождения 1889, происх. из граждан г. Могилева БССР, в том, что она с 4 февраля 1938 г. по 15 августа 1939 г. содержалась в Петропавловской тюрьме НКВД Камчатской обл. и 15 августа 1939 г. из-под стражи освобождена в связи с прекращением дела». И ни слова о Хабаровске. Предупреждают (устно), что все, что здесь пережила, видела, слышала, — все должна забыть, «нарушение грозит возвращением в места заключения». На вопрос, где поселиться, ответ: «Это ваша забота». Часовой пропускает в дверь; выхожу на крыльцо. И только тут начинаю осознавать действительность. […] *** […] Я еду домой, но как же я могла пропустить возможность узнать у прокурора хоть что-нибудь о тех, участь которых мучила меня все время? Это была встреча в Хабаровской тюрьме с немецкими комсомолками. Войдя в камеру, я услышалa немецкую речь. Подошла, обратилась к ним по-немецки. Трудно передать, что с ними стало! Они бросились ко мне, начали обнимать, целовать. Рассказали, что они еврейки-комсомолки, бежали из Германии, их направили на работу в Биробиджан, но там арестовали, куда-то везут, обращаются как с преступницами. Они просили объяснить им, как это могло случиться, что у нас происходит? А что я могла сказать, кроме моего убеждения, веры, что все это преходящее. Пробыла я с ними несколько дней, но их отчаяние, их потерянная вера до сих пор преследуют меня. И до сих пор я о них ничего не могла узнать».

ЛЮДИ ШИФРИН Залман (1910—1995) Залман Шифрин известен, прежде всего, как отец артиста Ефима Шифрина. Родился в 1910 г. в местечке Дрибин Чаусского уезда Могилевской губернии (ныне Дрибинский район). Отец Залмана, Шмуил-Яков, кустарь-

Залман Шифрин (1910—1995)

одиночка, умер в 1942 г. Мать, Чарна-Малка, уроженка местечка Ляды Могилевской губернии, умерла в 1963 г. С 1916 г. Залман Шифрин учился в хедере, а после еврейских погромов семья переехала в Горки. В 1926 г. З. Шифрин поступил в Витебский еврейский педагогический техникум, участвовал в драматическом кружке, составлял каталог книг на идиш для городской библиотеки. После доноса в органы о том, что Шифрин — сын нэпмана (отец в это время занимался мелким маслобойным промыслом), последовали разборки на собраниях, вызовы для дачи объяснений. Залман вынужден был уйти из техникума и поступил на восьмимесячные курсы счетоводов-бухгалтеров в Орше. Материальное положение семьи ухудшалось, и в 1929 г. Залман с отцом присоединились к организованному ОЗЕТ еврейскому переселению в Крым. Здесь продолжилась бухгалтерская карьера Залмана Шифрина. Но в 1930 г. он переехал ближе к родному дому в Оршу. В 1931 г. Шифрин начал учебу в Витебском финансово-учетном техникуме, но был исключен из техникума как сын лишенца. Переехал в Оршу. Работал бухгалтером-инструктором в Текстильшвейпроме. Хотя он не имел не только высшего, но и среднего образования — считался одним из лучших специалистов в системе Белкооппромсовета. Учился в Московском заочном финансово-экономическом институте. Жизнь понемногу стала налаживаться, однако 20 августа 1938 г. Залман был арестован и помещен в подвал Оршанского управления НКВД. Итогом допросов, которые вел следователь Борух Гинзбург, стал

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

приговор Особого совещания при НКВД: 10 лет исправительно-трудовых лагерей по обвинению в шпионской деятельности. И Залмана отправили по этапу. 2 декабря 1938 г. он прибыл на станцию Сухобезводное в Унженский лагерь, работал вальщиком леса, раскряжевщиком, на погрузке дров, счетоводом. 1 мая 1940 г. Шифрина отправили по этапу в Магадан. Здесь, на прииске «Штурмовой» Северногорного управления, работал в забое на добыче золота. В результате постоянного недоедания в условиях Крайнего Севера заболел дистрофией и вновь оказался в тюремной больнице. Зимой 1942 г. был направлен в инвалидную зону под Магадан, работал в лагерной бухгалтерии, на вещевом складе, в огородной бригаде. 25 сентября 1948 г. был освобожден и получил постановление о пожизненной ссылке в район Дальстроя. В то же время познакомился по переписке с будущей женой Раисой, которая узнала о Залмане от его брата Геселя Залман Шифрин (брат Мендель погиб Фото 1948 г. в первые дни войны в день освобождения при защите Бреста). из лагеря Вот что напишет Залман в своих воспоминаниях: «Мы оказались поистине родственными душами. Делились друг с другом переживаниями, рассказывали о делах, писали о своем одиночестве. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, зная один одного лишь по письмам, мы решили соединить свои судьбы. По сей день я считаю, что со стороны Раи это был подвиг. Но ею руководила не жалость. Как она потом призналась, ее привлекло ко мне мужество, с каким я перенес все страшное, и она поверила в меня. Так бывает в романах, но жизнь порой оказывается почище романа. Можете представить себе мое состояние, когда в октябре 1950 года я получил телеграмму от девушки о выезде ее в Магадан?» 20 лет провела в Карлаге (Карагандинский лагерь) и его сестра Сарра. В 1956 г. Залман Шифрин получил справку о полной реабилитации, однако продолжал жить в Сибири, работал главным бухгалтером в конторе жилищно-коммунального хозяйства в Сусумане. Только в 1966 г. семья переехала в Юрмалу. К тому времени у Залмана и Раи росли два сына — Самуил и Ефим. Работал начальником финансового отдела фабрики «Аврора». Репатриировавшись

с семьей старшего сына Самуила в Израиль, Залман Шифрин стал публиковать в «Еврейском камертоне!» (приложении к газете «Новости недели») главы своих воспоминаний. 18 февраля 1995 г. он скончался в Израиле и похоронен на кладбище в городе Нетании. К этому времени были изданы две книги его воспоминаний: «Печальная рапсодия: жизнь Залмана Шифрина» — Мн.: «Полымя», 1993, и «Как это было...» (Литературная запись Н. Крейер) в сборнике «Жизнь — смерть — жизнь» — Рига: «Лидумс», 1993.

ЛЮДИ БИБЕЛЬНИК Борис Аронович (1905—1957) О Борисе Ароновиче Бибельнике вспоминает его дочь, Роза Борисовна Цаер (р. 1928), в настоящее время проживающая в США. «Я, Роза Борисовна Цаер (в девичестве Бибельник), родилась в городе Могилеве Белорусской ССР 13 января 1928 г. Мой отец, Бер Аронович Бибельник (в некоторых документах он числится как Борис Аркадьевич Бибельников), родился в 1905 г. в Могилеве в семье рабочего. Дед по отцу, Ара Бибельник, работал на смолокуренном заводе на Луполово и играл на скрипке на еврейских свадьбах. Отец был очень способным от природы (прекрасно знал математику, физику), окончил в 1929 г. Ленинградский политехнический институт им. Калинина. С 1929 по 1941 гг. он работал сначала прорабом, затем главным инженером, техническим руководителем на строительных объектах Могилева: дома им. Ленина, шелковой фабрики и заводов: труболитейного, кожевенного, сероуглеродного, костеобрабатывающего и других. Моя мама, Сима Яковлевна Бибельник (в девичестве Шульман), родилась в 1905 г. в семье раввина. Мой дед, ее отец, Янкель Хаим Гдалевич Шульман, с 1914 г. являлся раввином центральной синагоги города Могилева. Маме пришлось скрыть свое происхождение при поступлении в Ленинградский институт коммунального хозяйства. В Могилеве наша семья жила в доме дедушки Ары и бабушки Гени Бибельник по адресу: ул. Воровского, д. 2. С нами жила еще бабушка отца, моя прабабушка Циперия Бибельник. В этом доме мы жили до начала войны. Дедушка раввин с бабушкой Машей в те годы, когда я их помню, жили в маленьком мезонине в доме наших дальних родственников в Маковецком переулке, его книги-молитвенники были спрятаны в подвале нашего дома на улице Воровского. Мама говорила мне, что до этого у них была

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

они долго рылись в книгах, которые стояли у нас на этажерке. Книги были в основном технические, так как отец преподавал в строительном техникуме такие предметы, как сопромат, железобетонные конструкции и техническую механику. Через какое-то время к дому подъехала большая грузовая машина и отца увезли. На следующий день мы с мамой ходили повсюду, пытались узнать что-нибудь об отце, но ничего узнать не смогли. Потом мы узнали, что отца вместе с другими заключенными (в том числе и уголовными) вывезли из Могилевской тюрьмы в город Ревду на Урале в Свердловской области. Там была установлена его невиновность, и в октябре 1941 г. его отпустили».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЯКУБСОНА Григория Гилельевича (р. 1929)

Бер Аронович Бибельник (1905—1957)

хорошая квартира в Краснопольском переулке. Арестовали дедушку в марте 1938 г. Бабушка Маша умерла за 3 месяца до этого. Сколько мама и ее сестры ни пытались узнать что-либо о его судьбе, все было безуспешно. Лишь в октябре 1990 г. я, как внучка, получила справку о том, что «решение, вынесенное внесудебным органом 9 марта 1938 года по делу в отношении Шульмана Янкеля Хаима Мовши Гдалевича, 1867 года рождения, отменено Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х годов» от 16.01.89 года Шульман Янкель Хаим Мовша Гдалевич по данному делу реабилитирован». Но мы так и не узнали, где, когда и как он встретил свою смерть. Когда началась война, мне было 13 лет, и я только что окончила шестой класс русской школы № 12 г. Могилева в Пожарном переулке. В первый день войны, 22 июня 1941 г., в 6 часов вечера арестовали моего отца. За ним пришли двое в штатском, зашли без стука с заднего крыльца, и первая, кого они встретили, была я. Разговаривали они со мной по-доброму, спросили, кто живет по соседству с нами, потом прошли в дом. Я помню, что отец сидел за столом, пока

«Наша семья жила в Могилеве до начала войны. Мать, Нина Григорьевна Якубсон (1892 г.р.), после рождения третьего ребенка работать перестала, занималась домашним хозяйством, отец, Гилель Эльевич Якубсон (1887 г.р.), много лет работал на городской нефтебазе главным бухгалтером. В семье было три сына — Борис (1919 г.р.), Илья (1922 г.р.) и

Гилель Эльевич Якубсон (1887—1941)

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

я — Григорий (1929 г.р.). Вместе с нами жила бабушка по материнской линии. Отец был знающим специалистом, пользовался на работе большим авторитетом. Его ежегодно приглашали в г. Минск, в Наркомат, для подготовки общего баланса работы отрасли по Белоруссии. Отец был здоровым человеком, со сдержанным характером, очень аккуратным. Ежедневно брил голову наголо опасной бритвой, которую сам правил на трех специальных ремнях. Под пиджаком часто носил косоворотку с огромным количеством пуговичек, которую подпоясывал тонким ремешком. Много работал, в периоды подготовки квартальных и годовых отчетов и балансов работал по выходным дням. Постоянно выписывал газеты и журналы, в том числе и журналы для детей: «Вокруг света», «Техника — молодежи», «Костер», «Мурзилка». В доме была хорошая домашняя библиотека. Семья была дружная, гостеприимная, у нее было много друзей, часто собиралась молодежь — товарищи и друзья старших сыновей. В городе жили семьи родного брата (Е. Переплетчиков) и сестры (Б. Гольдман) матери. В ночь на 1 мая 1938 года отец был арестован. До осени о нем ничего не было известно, потом случайно узнали от знакомых, в семьях которых также кто-то был арестован, что их родных перевели в гомельскую тюрьму. Туда поехала мамина сестра с небольшой посылкой с теплым бельем. Посылку приняли и передали от отца записку из нескольких слов: «Все получил, большое спасибо. Привет. Целую детей, Нину.

Здоров. Гиля». После этой записки об отце не было никаких известий, что-либо узнать о нем не удавалось. В семье больше никто не пострадал, правда, после ареста отца квартиру «уплотнили». В семье в то время проживали бабушка (по материнской линии), мать и три сына. В три комнаты и половину гостиной вселили другую семью, а нам оставили половину гостиной (ее разделили перегородкой) и кухню. Только в начале 60-х годов, после заявления, которое мы написали в Военный трибунал Белорусского военного округа, нам сообщили о том, что «постановление особой тройки НКВД от 20 сентября 1938 года по обвинению Якубсона Гилеля Эльевича в шпионаже (ст. 68 УК БССР) и осужденного к высшей мере наказания, отменено. Дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления. По данному делу Якубсон Г.Э. реабилитирован посмертно». 29 сентября 1960 г. Н.Г. Якубсон получила свидетельство о смерти мужа, датированное 25 ноября 1941 г. Причиной смерти в местах заключения указан «гемоколит». Матери в справке от 16 февраля 1961 г. сообщили, что она «имеет право на получение единовременного пособия в размере двухмесячного оклада по месту работы мужа до его ареста по ныне существующим ставкам». В справке также указывалось, что если при аресте было конфисковано имущество, «то по вопросу о его возвращении следует обращаться в Управление КГБ БССР по Могилевской области».

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

Приложение 1

список Репрессированных Приведенный ниже список репрессированных жителей и бывших жителей еврейской национальности Могилевской области (в современных границах, исключая Бобруйский район) не претендует на полноту. Информация бралась из различных источников: архивных документов; книг «Память»; баз данных обществ «Мемориал» в России, Беларуси, Украине и других бывших советских республиках; баз данных, предоставленных Игорем Кузнецовым, Леонидом Мараковым (Беларусь) и Эдди Баалем (Израиль); интернет-сайтов; воспоминаний и публикаций в газетах и журналах. 1. Абразович Соломон Самуйлович — родился в 1897 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — начальник планового сектора Смоленского спиртотреста; проживал в г. Смоленске; арестован 22 апреля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной организационной деятельности и вредительстве; приговорен к расстрелу 14 мая 1938 г.; расстрелян 5 июня 1938 г. 2. Абрамов Матвей Абрамович — родился в 1886 г.; последнее место работы — колхозник; проживал в д. Дорожковичи Круглянского р-на Могилевской обл.; осужден 13 февраля 1930 г.; обвинялся в антисоветской агитации; выслан на Север. 3. Абугов Михаил Захарович — родился в 1901 г. в м. Быхов Могилевской губ.; китаеведполитолог; в 1925—1927 гг. — заместитель заведующего, затем заведующий Восточным отделом ИК КИМ, последнее место работы — лектор Ростокинского райкома ВКП(б) г. Москвы; проживал в г. Москве; осужден 8 июля 1941 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 27 июля 1941 г. 4. Авербе Лев Ефимович — родился в 1903 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — начальник артмастерских 34-го артполка «Блюхеровский»; проживал в п. Бабетово; осужден 9 июля 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; осужден по ст. 8 УК 14 февраля 1939 г. 5. Агранат Гиль Моисеевич — родился в 1888 г. в м. Хотимск Могилевской губ.; последнее место работы — закройщик артели инвалидов «Заря»; проживал в г. Климовичи Могилевской обл.; осужден 21 сентября 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к высшей мере наказания (ВМН) — расстрелу; расстрелян 22 декабря 1957 г. 6. Агранат Исаак Гершенович — родился в 1896 г. в г. Сураже; последнее место работы — товаровед Могилевской базы Белторга; проживал в г. Могилеве; арестован 19 января 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной троцкистской агитации; не судился; освобожден 19 февраля 1936 г. 7. Агранат Нахим Лейбович — родился в 1882 г. в м. Хиславичи Мстиславского у. Могилев-

ской губ.; последнее место работы — Ярцевская объединенная артель «Труд», сапожник; арестован 4 декабря 1937 г. Кардымовским РО УНКВД Смоленской обл.; обвинялся по ст. 58-10; приговорен 8 декабря 1937 г. к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). 8. Агрест Давид Моисеевич — родился 15  декабря 1890 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела Наркомата лесной промышленности; проживал в г. Москве; осужден в 1937 и 1948 гг.; отбывал наказание с 1937 по 1947 гг. и с 1948 по 1956 гг.; умер в 1971 г. 9. Агрест Ханан Моисеевич — родился в 1897 г. в г. Могилеве; проживал в г. Москве; обвинялся по политическим мотивам; приговорен 26 октября 1949 г. к ссылке на поселение в г. Норильск. 10. Агрест Яков Моисеевич — родился 3 декабря 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — руководитель группы Всесоюзного объединения «Союзпромэкспорт»; проживал в г. Москве; осужден 5 ноября 1936 г.; обвинялся в террористической деятельности; расстрелян 5 ноября 1936 г. 11. Айзенберг Викентий Евгеньевич — родился в 1898 г. в г. Могилеве (по другим данным — в г. Могилеве-Подольском, Украина); последнее место работы — комендант управления домами артистов государственной оперы; проживал в г. Свердловске; арестован 1 сентября 1937 г.; осужден 5 декабря 1937 г.; приговорен к ВМН; расстрелян 13 декабря 1937 г. 12. Айзенман Лев Лазаревич — родился в 1912 г. в г. Червень; последнее место работы — счетовод райфинотдела Кировского РИК; проживал в д. Старцы Кировского р-на Могилевской обл.; арестован 4 апреля 1936 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной кулацкой организации; дело прекращено 26 ноября 1936 г. 13. Айзенсон Израиль Маркович — родился в 1896 г. в г. Витебске; с 1921 г. — сотрудник ЧК, в 1923 г. — в финансовых органах Полоцкого уездного исполнительного комитета, затем — Могилевского окружного исполкома; последнее место работы — начальник отдела Наркомлегпрома БССР; проживал в г. Минске; арестован 19 июня 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 69, 70, 76 УК БССР (участник антисоветской организации); приговорен

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

19 декабря 1937 г. к ВМН; расстрелян 20 декабря 1937 г. 14. Айзиков Израиль Бениаминович — родился в 1907 (1908) г. в м. Кричев Могилевской губ.; последнее место работы — портной; проживал в г. Кричеве Могилевской обл.; осужден 9 мая 1935 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам ИТЛ; заключенный Севвостлага; приговорен к расстрелу 10 апреля 1938 г. и расстрелян 28 апреля 1938 г. 15. Аксельрод Вениамин Семенович — родился в 1902 г.; последнее место работы — заведующий кафедрой БСХИ (Горецкой академии); арестован 10 декабря 1937 г.; освобожден в 1939 г. 16. Аксельрод Роман — год и место рождения неизвестны; проживал в г. Могилеве; был арестован в 1951 г. за прослушивание «вражеского» радио. 17. Альперович Евгений Маркович — родился в 1888 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — начальник Главного управления станкоинструментального завода; проживал в г. Москве; осужден 10 сентября 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной троцкистской организации; расстрелян 10 сентября 1937 г. 18. Альтмарт (Альтмарк) Семен Михайлович — родился в 1907 г. в д. Гейша Могилевской губ. (возможно, д. Гайшин Славгородского р-на); последнее место работы — слесарь Казанского механического завода; проживал в г. Казани; арестован 27 июня 1937 г.; осужден 28 декабря 1937 г. по обвинению во вредительстве, контрреволюционной пропаганде и агитации, контрреволюционной организационной деятельности к 10 годам лишения свободы; арестован повторно 23 августа 1949 г.; осужден 29 октября 1949 г. к ссылке в Красноярский край. 19. Альтшулер (Альтшуллер) Наум Маркович — родился в1882 г. в м. Головчин Могилевской губ.; без определенных занятий; проживал в д. Потапово Подольского у. Московской губ., осужден 22 февраля 1926 г.; обвинялся в провокаторской деятельности царской охранки; расстрелян 24 февраля 1926 г. 20. Альтшулер Григорий Минаевич — родился 12 августа 1893 г. в м. Кричев Могилевской губ.; образование высшее; проживал в г. Москве; последнее место работы — начальник отдела оперативного учета Наркомата зерновых и животноводческих совхозов СССР; арестован 10 августа 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; приговорен к ВМН 7 октября 1937 г.; расстрелян 7 октября 1937 г. 21. Альтшулер Янкель Хаимович — родился в 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — парикмахер; проживал в п. Орехи Оршанского р-на Витебской обл.; осужден 1 ноября 1937 г.;

обвинялся в контрреволюционной деятельности; приговорен к ВМН; расстрелян 11 ноября 1937 г. 22. Альтшуллер Вениамин Абрамович — родился в 1905 г. в г. Могилеве; проживал в г. Челябинске; последнее место работы — управление службы путей ЮУЖД, инженер; арестован 16 февраля 1936 г; приговорен 10 июня 1936 г. к 3 годам ИТЛ. 23. Альтшуллер Григорий Львович — родился в 1903 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — старший инженер Главнефти Наркомата тяжелой промышленности СССР; расстрелян 19 марта 1938 г. 24. Ариель Самуил Яковлевич — родился в 1881 г. в м. Ляды Дубровенского р-на; последнее место работы — фотограф артели инвалидов г. Горки Могилевской обл.; осужден 27 сентября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лишения свободы. 25. Аскенази Наум Исаакович — год и место рождения неизвестны; жил в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; расстрелян или умер в заключении. 26. Аснин Исаак Моисеевич — родился в 1887 г. в Чаусском уезде Могилевской губ.; фотограф; проживал в г. Томске; осужден 2 марта 1938 г.; обвинялся в принадлежности к Союзу спасения России; расстрелян 9 марта 1938 г. 27. Ахиезер Георгий Александрович — родился в 1880 г. в г. Могилеве; в 1910 г. — председатель правления Товарищества помощи бедным евреям Черикова Могилевской губ.; последнее место работы — старший преподаватель курсов повышения квалификации врачей запаса в Киеве; арестован 20 июня 1938 г.; обвинялся в измене родине; приговорен 2 октября 1938 г. к ВМН; расстрелян. 28. Ашкинейзер Соломон Борисович — родился в 1902 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — комиссар полкшколы 124-го кавполка; проживал в г. Клинцы Орловской обл.; осужден 5 июня 1938 г.; обвинялся в измене родине; приговорен к ВМН; расстрелян 5 июня 1938 г. 29. Бабин Моисей Израилевич — родился 7 мая 1895 г. в г. Могилеве; с 1915 г. по апрель 1921 г. был членом Бунда, затем примкнул к меньшевикам; неоднократно подвергался арестам; в Москве организовал нелегальную «Московскую группу правых социал-демократов»; в 1923 г. несколько месяцев скрывался от ЧК; был арестован и сослан на 5 лет в Соловецкий концлагерь; в 1929 г. получил еще 3 года ссылки; в январе 1934 г. в Свердловске был арестован и сидел до апреля 1934 г.; последний арест произошел 27 марта 1935 г.; приговорен к 3 годам ИТЛ; 14 июня 1937 г. приговорен еще к 6 годам тюремного заключения за контрреволюционную агитацию среди заключенных; 8 сентября 1937 г. тройкой НКВД по Западно-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

Казахстанской обл. приговорен к ВМН; расстрелян 11 сентября 1937 г. 30. Байвер Исаак Соломонович — родился в 1915 г. в м. Пропойск Могилевской губ.; красноармеец 7-й роты 128-го стрелкового полка; проживал в п. Идрица Калининской обл.; арестован 20 апреля 1938 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; оправдан. 31. Бандель Израиль Лейбович — родился в 1885 г. в г. Горки Могилевской губ.; сапожник; проживал в Горках; арестован 24 июля 1938 г.; обвинялся в антисоветской деятельности; не судился. 32. Барандес Эммануил (Моня) — год и место рождения неизвестны; жил в г. Могилеве; арестован в конце 20-х годов за сионистскую деятельность; расстрелян или умер в заключении. 33. Бартфельд Софья — год и место рождения неизвестны; жила в г. Могилеве; в конце 20-х годов осуждена за сионистскую деятельность. 34. Баршай Аркадий (Арон) Абрамович — родился в 1906 г. в Могилеве; последнее место работы — технорук леспромхоза Ленлеспромтреста; проживал в г. Ленинграде; осужден 16 января 1937 г.; расстрелян 20 января 1937 г. 35. Баршай Самуил Абрамович — родился в 1909 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела технического снабжения; проживал в п. Кневицы Новгородской обл.; арестован 12 июня 1937 г.; осужден на 10 лет лагерей. 36. Барштейн Мендель Яковлевич — родился в 1913 г.; последнее место работы — преподаватель пединститута; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г. 37. Басин Арон Бениционович (Борисович) — родился в 1888 г.; проживал в Шамово Могилевской губ.; бухгалтер; арестован в 1937 г.; расстрелян. 38. Басин Хонон — родился в 1906 г. в м. Белыничи Могилевской губ.; студент 3-го курса Ленинградской промышленной академии; последнее место работы — зам. технического директора завода № 194; место проживания — г. Ленинград; арестован 27 октября 1937 г.; осужден 2 декабря 1937 г. к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 10 декабря 1937 г. 39. Басов Борис Борисович — родился в 1877 г. в м. Краснополье; последнее место работы — кустарь, проживал в м. Краснополье; арестован 29 января 1935 г.; осужден 17 мая 1935 г.; обвинялся как участник контрреволюцонной группы, приговорен к 3 годам ссылки; отбывал наказание в Казахстане. 40. Батхан Лев Иосифович — родился в 1902 г. в Могилевской губ; социал-демократ, член Одесской молодежной организации РСДРП; арестован в марте 1924 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной меньшевистской организации; 12 сентября 1924 г. приговорен к вы-

сылке из г. Одессы сроком на два года; дальнейшая судьба неизвестна. 41. Бейзеров Моисей Иосифович — родился в 1894 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; место работы — председатель фабричного комитета, председатель профкома швейников; проживал в г. Днепропетровске; один из руководителей Днепропетровской троцкистской организации; в 1927 г. был исключен из партии и выслан на Урал, в ссылке от троцкистских взглядов отказался; был восстановлен в партии; вернулся в Днепропетровск; в 1933 г. за «антисоветскую деятельность» повторно был выслан в г. Уфу; в 1936 г. арестован; осужден по ст. 58-10 на 5 лет ИТЛ; отбывал наказание в г. Воркуте; освобожден 3 марта 1941 г.; работал портным на текстильном комбинате; проживал в г. Уфе; в 1948 г. арестован по обвинению в продолжении антисоветской деятельности; 4 сентября 1948 г. приговорен к 10 годам ИТЛ; 18 февраля 1957 г. дело прекращено. 42. Бейлин Абрам Григорьевич — родился в 1886 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; партийный и хозяйственный деятель; за участие в революционных событиях 1905 г. приговорен к 8 годам каторги; после трех лет каторги приговор был заменен тюрьмой; в 1911—1917 гг. служил в армии; после Февральской революции 1917 г. возглавлял Невельскую большевистскую организацию; после установления советской власти — председатель ЧК, руководитель уездного комитета большевистской партии; с 1924 г. — ответственный секретарь ЦКК КП(б)Б; с 1926 г. — член бюро ЦК КП(б)Б, ответственный секретарь Еврейского бюро ЦК КП(б)Б; с 1930 г. — на работе в ЦКК ВКП(б) в Москве, затем в Казахстане, последнее место работы — секретарь партколлегии Комитета партюстиции ТАССР; проживал в г. Казани; арестован 10 мая 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 58-8, 58-11; приговорен 17 декабря 1939 г. к 5 годам ссылки. 43. Белендер Яков Иосифович — родился в 1901 г. в п. Зарембо Осоровского у. Ломжинской губ. (Польша); последнее место работы — извозчик Горсовета; проживал в г. Могилеве; арестован 20 сентября 1939 г. (по другим сведениям — 2 октября 1938 г.); обвинялся в шпионской деятельности; не судился; дело прекращено19 марта 1940 г. (по другим сведениям — 27 января 1939 г.) 44. Беленький Абрам Яковлевич — родился в 1882 г. в м. Свержень Рогачевского у. Могилевской губ.; вступил в РСДРП в январе 1902 г.; вел партработу в Харькове, Гомеле, Могилеве; один из руководителей органов государственной безопасности; 16 мая 1938 г. снят с должности и арестован; 29 мая 1939 г. приговорен к 5 годам лишения свободы; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к ВМН 7 июля 1941 г. 45. Беленький Борис Ефремович — родился в 1990 г. в г. Могилеве; высококвалифицированный инженер-строитель железных дорог; работал

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

в Могилеве, Чаусах, Ленинграде; репрессирован в 1936 г.; пробыл в лагерях до 1955 г.; после освобождения жил в г. Могилеве; умер в 1975 г. 46. Беленький Григорий Яковлевич — родился в 1895 г. в м. Свержень Рогачевского у. Могилевской губ.; последнее место работы — директор Института повышения квалификации хозяйственников и ИТР местной промышленности; проживал в г. Москве; осужден 14 марта 1938 г.; обвинялся в участии в контрреволюционной террористической организации; расстрелян 14 марта 1938 г. 47. Беленький Павел Давыдович — родился в 1906 г. в г. Могилеве; последнее место работы — главный бухгалтер Ленгоснарпита; проживал в г. Ленинграде; осужден 2 сентября 1937 г.; расстрелян 5 сентября 1937 г. 48. Беленький Янкель Беркович — родился в 1909 г. в г. Чаусы Могилевской губ.; арестован по обвинению в принадлежности к троцкистскозиновьевской организации; приговорен 2 апреля 1949 г. к ссылке в г. Норильск. 49. Белкин Залман Борисович — родился в 1906 г. в м. Дубровно Витебской губ.; последнее место работы — нач. снабжения стеклозавода «Октябрь» Осиповичского р-на Могилевской обл.; осужден 19 апреля 1939 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 19 апреля 1939 г. 50. Беляцкая Фира Абрамовна — родилась в 1913 г. в г. Могилеве; последнее место работы — библиотекарь строительного управления; проживала в г. Могилеве; арестована в 11 ноября 1937 г. как враг народа; освобождена через 9 месяцев; не судилась. 51. Беляцкий Исак-Айзик Аронович — родился в 1898 г. в д. Глухи Быховского у. Могилевской губ.; последнее место работы — конфетная фабрика; проживал в г. Могилеве; арестован 26 июня 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной троцкистской группе; не судился; дело прекращено 11 мая 1939 г. 52. Бенеш Зиновий Исаакович — родился в 1912 г. в г. Могилеве*; последнее место жительства неизвестно; арестован в 1936 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности; расстрелян в 1938 г. в г. Магадане. 53. Березкин Владимир Абрамович — родился в 1904 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — управляющий Казачкинского госбанка Саратовской обл.; проживал в с. Казачка; арестован 29 марта 1943 г.; осужден по обвинению в антисоветской агитации 20 июня 1943 г. к 8 годам лагерей. 54. Березкин Григорий Соломонович — родился в 1918 г. в г. Могилеве; известный белорусский критик; первый раз был арестован в апреле 1941 г.; от расстрела спасло начало войны; участник Великой Отечественной войны; награжден орденами и медалями; в июле 1949 г. был репрессирован

второй раз; заключение отбывал в лагерях Казахстана и Сибири; освобожден в ноябре 1955 г. 55. Березкин Яков Самуилович — родился в 1900 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — бухгалтер треста Белэнергопроектстрой; проживал в г. Минске; осужден 1 июля 1950 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 8 годам лагерей. 56. Берзан Абрам Гиршевич — год и место рождения неизвестны; работал слесарем на автомоторном заводе в Могилеве; арестован в 1937 г. 57. Берлин Борис Абрамович — родился в 1895 г. в Могилевской губ.; арестован 25 февраля 1921 г.; 11 ноября 1921 г. из-под стражи освобожден. 58. Берлин Борис Михайлович — родился в 1899 г. в м. Ляды Горецкого у. Могилевской губ.; последнее место работы — уполномоченный треста «Заготзерно» по Казахстану; проживал в г. Алма-Ате; арестован 4 ноября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-8, 58-9, 58-11 УК РСФСР; приговорен 27 февраля 1938 г. к ВМН. 59. Берлин Вульф-Гессель Файвелевич — родился в 1884 г. в д. Любоничи (сейчас Кировский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — портной «Швейпрома»; проживал в г. Бобруйске Могилевской обл.; осужден 15 сентября 1936 г.; обвинялся в антисоветской агитации и участии в контрреволюционной деятельности; приговорен к 3 годам ИТЛ. 60. Берлин Григорий Борисович — родился в 1886 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — начальник финансового отдела Красмашвагонстроя в г. Красноярске; арестован 27 декабря 1936 г. по обвинению в участии в антисоветской агитации; приговорен 28 мая 1938 г. к ВМН; расстрелян 29 октября 1937 г. в г. Красноярске. 61. Берлин Симон Давидович — родился в 1906 г. в м. Рудня Могилевской губ. (есть в Белыничском, Горецком, Славгородском, Шкловском р-нах); последнее место работы — пекарь на дому; проживал в г. Минске; осужден 28 мая 1926 г.; обвинялся как член нелегальной сионистской организации; приговорен к 3 годам высылки в Казахстан. 62. Берлинер Ефрем Абрамович — родился в 1883 г. в г. Могилеве; сын купца и крупного киевского домовладельца; по образованию — педагог; в 1919—1920 гг. состоял в партии эсеров; последнее место жительства — г. Киев; без определенных занятий; 3 сентября 1936 г. приговорен к 5 годам лагерей; отбывал наказание в Соловецкой тюрьме; расстрелян 4 ноября 1937 г. 63. Бернштейн Исидор Гершевич — родился в 1894 г. в г. Лодзи, Польша; последнее место работы — преподаватель Могилевского педтехникума; арестован в августе 1937 г.; обвинялся как «агент разведорганов буржуазной Польши», приговорен 17 декабря 1937 г. к ВМН; расстрелян.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

64. Бернштейн Яков Исаакович — родился в 1905 г. в м. Пуховичи Минской губ.; последнее место работы — зав. сельхозотделом РК КПБ; проживал в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); осужден 31 марта 1936 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 3 годам ИТЛ. 65. Бетчер Иосиф Моисеевич — родился в 1901 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); красноармеец 4-й роты 395-го отд. пул.-арт. батальона; осужден 23 марта 1944 г.; обвинялся в попытке перейти на сторону противника; расстрелян 30 марта 1944 г.; реабилитирован. 66. Бибельников Борис Аркадьевич (Бибельник Бер Аронович) — родился в 1905 г. в г. Могилеве; последнее место работы — инженерстроитель Могилевского облкоммунхоза; осужден 22 июня 1941 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 12 октября 1941 г. 67. Бингор Айзик Тевелевич — родился в 1895 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — подрамщик карандашной фабрики; проживал в г. Томске; осужден 20 марта 1935 г. на 5 лет лишения свободы. 68. Бихман Михаил Исаакович — родился в 1900 г.; последнее место работы — зам. директора кирпичного завода; проживал в г. Могилеве; арестован 28 июля 1938 г.; осужден 29 сентября 1938 г.; расстрелян 11 ноября 1938 г. 69. Блантер Абрам Исаакович — родился в 1894 г. в м. Хотимск Могилевской губ.; последнее место работы — счетовод райбольницы; проживал в м. Городок Витебской обл.; осужден 20 ноября 1937 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации; приговорен к 10 годам ИТЛ. 70. Блох Яков Файбович — родился в 1914 г. в г. Могилеве; место проживания — г. Могилев; арестован в 1937 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности; этапирован в Севвостлаг (г. Магадан); расстрелян 6 августа 1938 г. 71. Бляхеров Борис Абрамович — родился в 1890 г. в нынешнем Краснолучском р-не Ставропольского края; проживал в Быховском р-не Могилевской обл.; обвинялся по политическим мотивам; осужден 31 августа 1949 г. к ссылке на поселение в Долгмостовский р-н Краснодарского края. 72. Богомольный Мендель — год и место рождения неизвестны; жил в г. Могилеве; активный участник молодежного сионистского движения; арестован в конце 20-х годов; расстрелян или умер в заключении. 73. Болотин Хаим Менделеевич — родился в 1906 г. в м. Кричев Могилевской губ.; место проживания — пос. Модмас; арестован 9 июля 1941 г.; заключенный Устьвымлага; 3 июня 1942 г. приговорен к ВМН. 74. Бомштейн Файтель Мовшеевич — родился в 1908 г. в Могилевской губ.; арестован в 1937 г.; осужден за контрреволюционную деятель-

ность 8 сентября 1937 г.; расстрелян 1 октября 1937 г. в г. Магадане. 75. Боренштейн Ревека — год и место рождения неизвестны; жила в г. Могилеве; член сионистской организации «Молодая Иудея»; арестована в конце 20-х годов; дальнейшая судьба неизвестна. 76. Боришанский Евсей Давыдович — родился в 1908 г. в г. Могилеве; последнее место работы — зам. начальника отдела снабжения ОШОСДОР НКВД ТАССР; проживал в г. Казани; арестован 7 декабря 1937 г.; осужден 13 декабря 1937 г. по обвинению в контрреволюционной пропаганде или агитации и контрреволюционной организационной деятельности к 10 годам лагерей. 77. Бочавер Абрам Гамшеевич — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — заместитель директора Могилевского пединститута по хозчасти; арестован в 1938 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 78. Брагин Абрам Григорьевич — родился в 1893 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — директор Института сои; проживал в г. Москве; осужден 9 февраля 1938 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 10 февраля 1938 г. 79. Брайнин Борис Аронович — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — председатель Полыковичской кирпичной артели им. Димитрова (Могилевский р-н); арестован 15 сентября 1936 г.; освобожден через непродолжительное время. 80. Брачковская Мария Давыдовна — родилась в 1913 г. в г. Могилеве; проживала в г. Москве; осуждена 5 февраля 1938 г. как «член семьи изменника Родины» на 8 лет; прибыла из Темниковских лагерей НКВД в Сегежлаг 2  октября 1939 г.; 1 августа 1941 г. выбыла в Карагандинский ИТЛ; освобождена из Карлага 30 декабря 1945 г. 81. Брилон Моисей Соломонович — родился в 1902 г. в м. Сапежинка Быховского у. Могилевской губ.; последнее место работы — ревизор облфинотдела; до этого — редактор газеты «Камунар Магілёўшчыны»; проживал в г. Могилеве; арестован 9 июля 1938 г.; обвинялся в антисоветской пропаганде; не судился; освобожден в мае 1939 г. (по другим сведениям — 4 февраля 1940 г.). 82. Брискин Александр Михайлович — родился в 1894 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — литератор-журналист редакции «Совхозная газета»; проживал в г. Москве; осужден 8 января 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 8 января 1938 г. 83. Брискин Ефим Абрамович — родился в 1899 г. в м. Толочин Витебской губ.; последнее место работы — торговый агент Круглянского райсоюза; проживал в м. Круглое Могилевской обл.; осужден

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

6 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 21 декабря 1937 г. 84. Бродов Герцель Исаевич (Гамшеевич) — родился в 1887 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — столяр Смоленского гортранса; арестован 11 июня 1937 г. по обвинению в контрреволюционной пропаганде или агитации; приговорен к расстрелу 28 ноября 1937 г.; расстрелян 7 декабря 1937 г. 85. Б родов Евель Львович — родился в 1894 г. в м. Буйничи Могилевской губ.; последнее место работы — начальник Главазота Наркомата тяжелой промышленности СССР; расстрелян 10 декабря 1937 г. 86. Бронштейн Мендель Яковлевич — родился в 1913 г. в г. Остроленка (сейчас Мозовецкое воев., Польша); последнее место работы — преподаватель Могилевского педагогического института; арестован 23 июня 1941 г.; обвинялся как «социально опасный элемент»; приговорен 7 апреля 1943 г. к 3 годам ИТЛ; дальнейшая судьба неизвестна. 87. Брук Танхум Аронович — родился в 1909 г. в г. Могилеве; проживал в п. Тихвин; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной группе; осужден 20 июля 1949 г. к ссылке в Богучанский р-н Краснодарского края. 88. Брук Шмерка Израйлевич — родился в 1886 г. в м. Краснополье; последнее место работы — заведующий складом шаповальной артели, проживал в м. Краснополье; арестован 29 января 1935 г.; осужден 17 мая 1935 г.; обвинялся как участник контрреволюцонной группы; приговорен к 3 годам ссылки; отбывал наказание в Казахстане. 89. Бруксон Вольф Гиршелевич (Гершевич) — родился в 1920 г. в м. Быхов; последнее место работы — завод № 616; проживал в г. Быхове; арестован 11 ноября 1950 г.; приговорен к 25 годам лагерей. 90. Бруксон Хана Зискиндовна — родилась в 1918 г. в д. Васьковичи Чаусского у. Могилевской губ.; последнее место работы — учитель школы № 8; проживала в г. Гродно; арестована 15 декабря 1951 г.; обвинялась в антисоветской агитации; не судилась; освобождена 5 марта 1952 г. 91. Брун Наум Саулович — родился в 1891 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — землемер; проживал в м. Краснополье; осужден 10 января 1934 г.; обвинялся в принадлежности к вооруженной контрреволюционной организации; приговорен к 10 годам лагерей. 92. Брухбиндер Исаак Рувимович — родился в 1901 г. в г. Могилеве; последнее место работы — наборщик типографии редакции «Социалистический транспорт»; проживал в г. Витебске; осужден 22 июля 1936 г.; обвинялся в контрреволюционно-троцкистской деятельности; приговорен к 5 годам лагерей.

93. Бруштейн Маря Яковлевна — родилась в 1858 г. в м. Чаусы Могилевской губ.; проживала в г. Перми; арестована 4 марта 1938 г.; 16 декабря 1938 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления; освобождена. 94. Бунеровский Абрам Эльевич — родился в 1892 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — ст. консультант отдела утильсырья «Всекопромснаба»; проживал в г. Москве; арестован 27 апреля 1937 г.; приговорен 28 августа 1937 г. к 5 годам лагерей. 95. Бухштабер Доня — год и место рождения неизвестны; жила в г. Могилеве; член организации «Молодая Иудея»; осуждена в конце 20-х годов; дальнейшая судьба неизвестна. 96. Быховский Адольф Наумович — родился 10 ноября 1875 г. в г. Могилеве; последнее место работы — фабрика «Красный партизан», зубной врач; проживал в г. Ленинграде; арестован 21 января 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 58-10, 58-11; приговорен 8 сентября 1938 г. к 5 годам ИТЛ. Постановлением ОС НКВД от 19.февраля 1940 г. сослан на оставшийся срок. 97. Быховский Исаак Ефимович — родился в 1899 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — главный инженер по строительству БМК; проживал в Барнауле; арестован 21 декабря 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-6, 58-9, 58-11; приговорен 31 января 1938 г. к ВМН; расстрелян 13 февраля 1938 г. 98. Быховский Матус Соломонович — родился в 1890 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — швейная фабрика им. 8 Марта; проживал в г. Уфе; арестован 8 марта 1931 г.; обвинялся по ст. 58-7; приговорен к ссылке на 3 года. 99. Вагнер Лев Борисович — родился в 1897 г. в г. Могилеве; работал врачом; проживал в Куйбышеве; арестован 10 июня 1938 г. по обвинению в шпионаже; 31 января 1939 г. уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения. 100. Веробейчик Хоня Шаломович — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — пекарь-кондитер в г. Горки; приговорен в 1932 г. к 5 годам лагерей; в 1935 г. вынесен повторный срок — 5 лет лагерей. 101. Вертлиб Носан Яковлевич — родился в м. Краснополье; последнее место работы — парикмахер, проживал в м. Краснополье; арестован 30 января 1935 г.; осужден 17 мая 1935 г.; обвинялся как участник контрреволюцонной группы; приговорен к 3 годам ссылки; отбывал наказание в Казахстане. 102. Виленский Исаак Гилерович — родился в 1905 г. в г. Быхове Могилевской губ.; юрист; проживал в г. Быхове; осужден 11 января 1940 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной кулацкой организации; приговорен к 3 годам лагерей.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

103. Вилецкий Исаак Мовшевич — родился в 1900 г. в г. Сувалки; последнее место работы — печник завода им. Димитрова; проживал в г. Могилеве; арестован 22 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; дело прекращено 22 августа 1941 г. 104. Владимиров Владимир Савельевич — родился в 1895 г. в г. Могилеве; последнее место работы — управляющий московской конторой Главного управления алюминиевой промышленности Наркомата цветной металлургии СССР; проживал в г. Москве; расстрелян 5 февраля 1940 г. 105. Вол С. — год и место рождения неизвестны; один из организаторов комсомола в г. Могилеве; подвергся репрессиям, по-видимому, в 30-е годы. 106. Вольдо Григорий Иосифович — родился в 1888 г. в г. Могилеве; последнее место работы — аптекарь; проживал в г. Костюковичи Могилевской обл.; арестован 1 марта1933 г.; обвинялся в членстве в контрреволюционной организации по свержению советской власти; дальнейшая судьба неизвестна. 107. Волькинштейн Самуил Ильич — родился в 1892 г.; последнее место работы — заведующий цехом индивидуальных заказов швейной фабрики; проживал в г. Могилеве; кандидат партии с 1932 г., скрыл службу у белых; приговорен к 5 годам тюрьмы. 108. Вольф Марк Натанович — родился в 1899 г. в г. Горки Могилевской губ.; проживал в г. Полоцке Витебской обл.; осужден 20 февраля 1935 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к 3 годам лагерей. 109. Вольф Моисей Михайлович — родился в 1880 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — зам. наркома Наркомсовхозов, проживал в г. Москве; осужден 11 марта 1933 г.; обвинялся в контрреволюционной, шпионской и вредительской деятельности в сельском хозяйстве; расстрелян 12 марта 1933 г. 110. Вольфович Поль Маркович — родился в 1897 г. в г. Радомысль Киевской губ.; последнее место работы — ст. инспектор Могилевского РО НКВД; проживал в г. Могилеве; осужден 22 марта 1938 г.; обвинялся как руководитель контрреволюционного троцкистского центра; приговорен к 5 годам лагерей. 111. Вольфсон Ефим Иосифович — родился в 1894 г. в д. Сидоровичи Могилевской губ.; из крестьян; беспартийный; инженер-строитель (по др. данным — пом. (зам.) директора по капитальному строительству) фабрики «Гигровата»; проживал в г. Ленинграде; арестован 6(5) марта 1936 г.; Военной коллегией Верховного суда СССР в г. Москве 12 ноября 1936 г. приговорен к 8 годам тюремного заключения. Отбывал наказание в Соловецкой тюрьме; расстрелян 1 ноября 1937 г.

112. Вольфсон Лейба Зусьманович — родился в 1908 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); без определенных занятий; проживал в г. Глуске; арестован 29 апреля 1928 г.; обвинялся в принадлежности к подпольной антисоветской организации; не судим. 113. Вольфсон Давид Менделевич — родился в 1908 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); работал учителем еврейской школы в д. Старобин Слуцкого окр.; арестован 28 августа 1936 г.; по обвинению в контрреволюционной деятельности 15 мая 1937 г. приговорен к 5 годам лагерей. 114. Воронова Любовь Рувимовна — родилась в 1924 г. в м. Антоновка Могилевской губ. (сейчас Кричевский р-н); до ареста — студентка механического техникума Наркомата путей сообщения; проживала на ст. Саратов-2; арестована 24 марта 1945 г.; приговорена 12 апреля 1945 г. за антисоветскую агитацию к 7 годам лагерей. 115. Воронченко-Есенкина (Есепкина) Хася Самуиловна — родилась в 1908 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — учительница вечерней средней школы № 15; проживала в г. Минске; осуждена 28 ноября 1937 г.; обвинялась как жена врага народа, осужденного к ВМН, являлась соучастником его контрреволюционных преступлений; приговорена к 8 годам лагерей. 116. Врона Роза Боруховна — родилась в 1913 г. в г. Палтуйске, Польша; последнее место работы — бараночница хлебокомбината; проживала в г. Могилеве; арестована 4 февраля 1940 г.; обвинялась в антисоветской пропаганде; не судима. 117. Гальпер Яков Исаакович — родился в 1876 г. в г. Могилеве; последнее место работы — зубной врач; работал на дому; проживал в г. Лысково Нижегородской обл; арестован 4 ноября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-8, 58-11; приговорен 15 декабря 1937 г. к ВМН; расстрелян 22 декабря 1937 г. 118. Гальперин Наум Яковлевич — родился в 1910 г. в г. Могилеве; проживал в г. Могилеве; арестован в 1936 г.; осужден 17 февраля 1938 г. за принадлежность к контрреволюционной вредительской группе; расстрелян в магаданских лагерях 9 марта 1938 г. 119. Ганс Фаня Григорьевна — родилась в 1905 г. в м. Межеречье, Польша; последнее место работы — учительница школы № 2; проживала в г. Осиповичи Могилевской обл.; осуждена 26 февраля 1939 г.; обвинялась в участии в контрреволюционной кулацкой организации. 120. Гарелик Л.М. — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — бухгалтер областного управления розничной торговли г. Могилева; в 1941 г. приговорена к 1,5 годам тюрьмы и 2 годам поражения в правах за рассказанный антисоветский анекдот; в 1942 г. досрочно освобождена

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

в связи с поданным заявлением о добровольной отправке на фронт. 121. Гезин Мендель Израилевич — родился в 1880 г. в м. Ляды Могилевской губ.; последнее место работы — сапожник, кустарь артели; проживал в г. Горки Могилевской обл.; арестован 24 июля 1938 г.; обвинялся в антисоветской деятельности; английский агент; не судился. 122. Геллер Бениамин Давыдович — родился в 1888 г. в г. Могилеве; зубной техник, пенсионер; проживал в г. Могилеве; осужден 7 февраля 1952 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 123. Гельбфарб (Гельфарб) Шмуля Абович — родился в 1924 г. (по другим сведениям — 1919 г.) в г. Варшаве, Польша; последнее место работы — маляр на станции Могилев Бел. ж.д.; проживал в г. Могилеве; арестован 10 сентября 1941 г.; обвинялся в шпионаже и антисоветской агитации; освобожден 26 сентября 1941 г. 124. Гельман Петр Борисович — родился в 1900 г. в г. Могилеве; проживал в г. Соликамске Пермской обл.; арестован 25 мая 1941 г.; обвинялся в шпионской деятельности; приговорен 19 мая 1943 г. к 10 годам лишения свободы. 125. Гельфанд Бенциан Иосифович — родился в 1888 г. в д. Застенок Минской обл.; последнее место работы — сторож артели инвалидов; проживал в г. Могилеве; осужден 29 сентября 1938 г.; обвинялся как агент польской разведки; приговорен к ВМН; расстрелян 13 октября 1938 г. 126. Гельфанд Лев Борисович — родился в 1889 г. в Климовичском уезде Могилевской губ.; последнее место работы — учитель математики средней школы № 27 г. Смоленска; арестован 2 февраля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной пропаганде или агитации; приговорен к расстрелу 3 марта 1938 г.; расстрелян 14 марта 1938 г. 127. Генесин (Гинесин) Иосель Ельевич (Калманович) — родился в 1887 г. в г. Горки Могилевской губ.; сапожник, кустарь; проживал в г. Горки; арестован 13 июля 1938 г.; обвинялся как польский агент; не судился. 128. Герников Лев Аронович — родился в 1899 г. в г. Орше; последнее место работы — врач ветлечебницы; проживал в г. Быхове; осужден 9 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионско-диверсионной деятельности; расстрелян. 129. Геронимус Иосиф Борисович — родился 20 марта 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — управляющий трестом «Союзлесхимстроймонтаж»; проживал в г. Москве; осужден 4 октября 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной и террористической деятельности; расстрелян 5 октября 1936 г. 130. Геронимус Лев Борисович — родился в 1901 г. в г. Могилеве; последнее место работы в 1932 г. — руководитель кафедры политэкономии

Военно-политической академии им. Толмачева в г. Ленинграде; арестован 16 февраля 1935 г.; приговорен к высылке в Магаданский край на 4 года; 17 апреля 1937 г. вынесен вторичный приговор — 5 лет ИТЛ; через полгода постановлением УНКВД по Дальстрою срок заключения был продлен; умер в лагерях в 1939 г. 131. Герцман Макс Ильич — родился в 1897 г. в м. Чериков Могилевской губ.; до 1916 г. — член Бунда; с 1920 г. — член ВКП(б); последнее место работы — начальник управления технических культур Комитета по заготовкам сельскохозяйственных продуктов при СНК СССР; проживал в г. Москве; арестован в 1937 г.; расстрелян 8 февраля 1938 г. 132. Герцович Юда Залманович — родился в 1906 г. в д. Селиба-Жолин Минской губ.; последнее место работы — портной ОРС Леспромхоза; проживал в г. Осиповичи Могилевской обл.; осужден 3 февраля 1951 г.; обвинялся в членстве в контрреволюционной троцкистской организации; антисоветчик; отправлен на поселение Красноярский край. 133. Герчиков Михаил Григорьевич — родился в декабре 1895 г. в м. Поддобрянка Могилевской губ. (сейчас Славгородский р-н); последнее место работы — начальник Главного коноплеводческого управления Наркомата земледелия СССР; проживал в г. Москве; расстрелян 7 октября 1937 г. 134. Гилодо Хацкель Рафаилович — родился в1881 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — начальник сектора мягкого инвентаря конторы снабжения «Союзкурорт»; проживал в г. Москве; осужден 9 мая 1938 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 9 мая 1938 г. 135. Гильман Нисон Шоломович — родился в 1912 г. в г. Быхове; последнее место работы — рабочий механического цеха труболитейного завода г. Могилева; арестован 21 февраля 1939 г.; обвинялся в ведении контрреволюционной агитации; дальнейшая судьба неизвестна. 136. Гильман Хлавно Беркович — родился в 1896 г. в д. Н. Село Толочинского р-на Витебской обл.; последнее место работы — переплетчик конторы Белпищеторга; проживал в г. Могилеве; арестован 23 июля 1937 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; не судился. 137. Гиндин Генрих Яковлевич — родился в 1901 г. в г. Могилеве; последнее место работы — врач-рентгенолог городской больницы; проживал в г. Тамбове; арестован 23 апреля 1938 г.; осужден 15 сентября 1938 г. по обвинению в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; в этот же день расстрелян. 138. Гинзбург Давид Наумович — родился в 1890 г. в г. Могилеве; последнее место работы — зам. начальника отдела снабжения Главного управления кожобувной промышленности Наркомлегпрома СССР; проживал в г. Москве;

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

осужден 15 сентября 1938 г.; обвинялся в участии в контрреволюционной террористической организации; расстрелян 15 сентября 1938 г. 139. Гинзбург Павел Львович — родился в 1885 г. в г. Могилеве; последнее место работы — директор Всесоюзного бакалейно-гастрономического объединения Центросоюза; проживал в г. Москве; расстрелян 11 декабря 1937 г. 140. Гиршин Абрам Израилевич — родился в 1909 г. в д. Тетерино (сечас Круглянский район Могилевской обл.); последнее место работы — начальник отдела производства рыболовецкого потребсоюза; проживал в г. Ленинграде; арестован 8 июля 1941 г.; дело прекращено 23 сентября 1941 г. 141. Глазман Наум (Нахман) Аронович — родился в 1904 г. в м. Осиповичи Минской губ. (сейчас Могилевская обл.); без определенных занятий; проживал в г. Минске; арестован 27 сентября 1925 г.; приговорен по обвинению в антисоветской агитации и как член нелегальной сионистской организации «Гехолуц» 16 января 1926 г. к 3 годам ссылки и 3 годам поражения в правах. 142. Глезер Исай Гилич — родился в 1899 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — прораб Белкоммунэнергостроя; проживал в г. Минске; осужден 17 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионаже, диверсии; приговорен к ВМН; расстрелян 26 декабря 1937 г. 143. Гликин Евно Исарович — родился в 1882 г. в г. Могилеве; последнее место работы — старший товаровед (провизор-фармацевт) завода врачебных изделий; проживал в г. Ленинграде; осужден 28 октября 1937 г.; расстрелян 5 ноября 1937 г. 144. Глухман Моисей Афанасьевич — родился в 1876 г. в г. Могилеве; последнее место работы — помощник мастера по краскам при артели «Электрокраска»; проживал в г. Иркутске; арестован 4 ноября 1938 г.; реабилитирован 9 мая 1939 г. 145. Годин Исак Яковлевич — родился в 1873 г. в м. Кричев Могилевской губ.; последнее место работы — контора «Торга»; проживал в СпасДеменском р-не Калужской обл.; обвинялся по ст. 58-10; приговорен 2 декабря 1937 г. к 10 годам лишения свободы. 146. Голанд Мейта Зимелевна — родилась в 1908 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — портниха на дому; проживала в м. Дороганово ныне Осиповичского р-на Могилевской обл.; арестована 29 апреля 1928 г.; обвинялась в принадлежности к подпольной антисоветской организации по ослаблению советской власти; не судилась. 147. Голдин Борис — год и место рождения неизвестны; преподавал в нелегальном хедере в г. Горки Могилевской обл.; осужден за обучение детей в 1923 г.

148. Голод Сима Михайловна (вариант — Красильщик Ита Михайловна) — родилась в 1898 г. в г. Могилеве; последнее место работы — зав. научным сектором педучилища; проживала в г. Биробиджане ЕАО; 22 июля 1938 г. арестована; обвинялась по ст. 58-10; 5 февраля 1939 г. уголовное дело прекращено. 149. Голод Яков Наумович — родился в 1917 г. в д. Хостинки Полесской обл.; воспитывался в Могилевском детском доме; жил в г. Могилеве; арестован 11 ноября 1938 г. 150. Голубчик Иосиф Хаймович — родился в 1902 г. в м. Ново-Быхов Могилевской губ.; место проживания неизвестно; обвинялся в контрреволюционной деятельности; заключенный Норильлага; приговорен 13 февраля 1938 г. к ВМН; расстрелян 4 марта 1938 г. в г. Норильске. 151. Гольдберг Иосиф Михайлович — родился в 1876 г. в г. Могилеве; часовой мастер; проживал в г. Томске; осужден 28 ноября 1937 г.; обвинение в участии в Союзе спасения России; расстрелян 7 декабря 1937 г. 152. Гольдельман Григорий Аронович — родился в 1909 г. в г. Могилеве; проживал в г. Куйбышеве; работал электриком; арестован 25 ноября 1937 г.; 29 декабря 1937 г. приговорен по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации к ВМН; расстрелян 10 февраля 1938 г. 153. Гольдфайн Шмуля Гершанович (по другим сведениям — Абович) — родился в 1919 г. в г. Варшаве, Польша; последнее место работы — фармацевт аптеки г. Могилева; арестован 24 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; расстрелян (по другим сведениям — амнистирован). 154. Гольцберг Ефим Борисович — родился в 1910 г. в г. Могилеве; последнее место работы — инженер; проживал в г. Новосибирске; в 1958 г. осужден по обвинению в антисоветской агитации на 6 лет лагерей. 155. Гоникман Михаил Львович — родился в 1906 г. в г. Могилеве; последнее место жительства — г. Якутск; арестован в 1937 г.; осужден 9 февраля 1938 г.; обвинен в принадлежности к контрреволюционной повстанческой организации; расстрелян в магаданских лагерях 9 марта 1938 г. 156. Гоникман Соломон Львович — родился в г. Могилеве в 1897 г.; профессор Института красной профессуры; работал в институтах Ленинграда, Харькова и Москвы. Последнее место работы — заместитель директора ЦНИИ ГВФ (гражданского воздушного флота); в 1935 г. за антипартийную деятельность исключен из партии и выслан в г. Норильск, где работал начальником планового отдела норильского комбината; в 1936 г. осужден на 5 лет лагерей, которые отбывал в Воркуте и УстьУсе. Повторно был арестован в 1946 г. в г. Кирове; осужден за антисоветскую деятельность на 8 лет лагерей. Заключенный ИТЛ г. Воркуты. После

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

освобождения в 1953 г. находился под негласным надзором «органов»; умер в 1979 г. в г. Азове. 157. Гоникман Хана Львовна — родилась в 1901 г. в г. Могилеве; работала в вузах Москвы и Ленинграда; последнее место работы — заместитель директора института экономики; проректор по научной работе отделения Комакадемии (ЛОКА); в январе 1935 г. после исключения из партии мужа и брата и рассмотрения ее персонального дела (обвинения в троцкизме) сослана в г. Риддер в Восточном Казахстане; 7 февраля 1937 г. арестована; расстреляна 3 октября 1937 г. 158. Горбаткин Г ригорий Борисович — родился в 1904 г. в г. Могилеве; последнее место работы — старший инспектор областной конторы «Металлолом»; проживал в г. Москве; осужден 23 марта 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности в пользу Латвии; расстрелян 7 апреля 1938 г. 159. Горелик Михаил Юдкович — родился в 1909 г. в г. Бобруйске; последнее место работы — техник труболитейного завода; проживал в г. Могилеве; арестован 25 июня 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной троцкистской группе; не судился. 160. Горон Моисей Лейбович — родился в 1874 г.; последнее место работы — заведующий базой утильсырья г. Климовичи Могилевской обл.; до этого — заведующий отделом печати райисполкома; арестован в 1938 г. как враг народа и шпион. 161. Гранат Симон Иделевич — родился в 1891 г. в г. Шавли (Литва); в 1914—1921 гг. был в плену в Германии; последнее место работы — рабочий артели «20 лет Октября»; проживал в г. Могилеве; осужден 1 ноября 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; приговорен к 10 годам ИТЛ. 162. Граф Лея Ошеровна — родилась в 1897 г. в г. Брест-Литовске Гродненской губ.; последнее место работы — председатель трикотажной артели «Прогресс»; проживала в г. Кричеве Могилевской обл.; осуждена 4 января 1939 г.; обвинялась в шпионаже; расстреляна 4 января 1939 г. 163. Гречаников Семен Лейбович — родился в 1905 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — комиссар военно-учебного пункта областного Совета Осоавиахима; проживал в г. Смоленске; осужден 28 июля 1938 г.; умер в заключении 24 сентября 1943 г. 164. Григ Григорий Евсеевич — родился 5 мая 1898 г. в г. Могилеве; последнее место работы — инженер ЦАГИ; проживал в Московской обл.; арестован 3 февраля 1933 г.; осужден 20 марта 1934 г.; умер 11 декабря 1941 г. 165. Гринфельд Иосиф Донович — родился в 1892 г. в м. Кричеве; последнее место работы — главный технолог завода «Самоточка», по совместительству — главный инженер проекта завода

«Кинап» (завод киноаппаратуры); проживал в г. Москве; арестован в 1937 г.; осужден в феврале 1938 г.; обвинялся по ст. 58-10; приговорен к 5 годам ИТЛ; отбывал наказание в районе г. Медвежьегорска; в августе 1941 г. повторно приговорен судебной коллегией по уголовным делам Карело-Финской ССР по ст. 58-10 к 8 годам ИТЛ, затем к поражению в правах на 5 лет; отбывал наказание в лагерях под г. Архангельском; с осени 1949 г. — 5 лет ссылки в Красноярском крае; освободился в 1955 г. 166. Гринцвайг Морис Наумович — родился в 1904 г. в г. Варшаве, Польша; не работал; проживал в г. Могилеве; осужден 15 ноября 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 4 декабря 1937 г. 167. Гришпан Симон Давидович — родился в 1891 г.; последнее место работы — мастер по ремонту часов в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 168. Гродецкая Ида Исааковна — родилась в 1907 г. в м. Кадино Могилевской губ.; последнее место работы — средняя школа № 13, учительница; проживала в г. Казани; арестована 11 октября 1937 г.; 26 марта 1938 г. приговорена как «член семьи изменника Родины» к 8 годам ИТЛ; прибыла в Акмолинское ЛО 16 июля 1938 г.; в АЛЖИРе (Акмолинский лагерь жен изменников Родины) находилась до 21 марта 1939 г.; освобождена из Карлага 11 ноября 1945 г. 169. Гуревич Берк Хаимович — родился в 1884 г. в Могилевской губ.; получил традиционное еврейское религиозное воспитание; учился в иешиве «Томхей тмимим» в Любавичах; последнее место работы — преподаватель подпольной иешивы в г. Бердичеве; арестован вместе с учениками иешивы в 1938 г.; осужден; после освобождения вернулся в г. Бердичев; после войны работал переплетчиком-надомником в г. Львове; арестован по обвинению в «намерении изменить Родине» 7 февраля 1947 г.; 23 августа 1947 г. приговорен к 10 годам лагерей; после освобождения находился в ссылке; позднее выехал из СССР; был раввином и директором школы «Бет Ривка» в г. Париже. 170. Гуревич Борис Наумович (литературный и партийный псевдоним Бер) — родился в 1889 г. в м. Баево Горецкого у. Могилевской губ. (сейчас Дубровенский р-н Витебской обл.); социал-демократ, член РСДРП с 1905 г.; до 1917 г. провел в тюрьмах 26 месяцев, а в ссылке (считая высылку за границу) — больше 5 лет; в 1917 г. — член ЦК РСДРП; арестован в 1920 г. в г. Харькове; находился в ссылке в Грузии; 4 апреля 1922 г. заключен в Бутырскую тюрьму, затем переведен в Ярославский политизолятор; в июне 1922 г. сослан на 2 года в Туркестан; в августе 1924 г. отправлен на 2 года в ссылку в г. Пермь; где в 1925 г. был арестован и выслан в г. Кашин Тверской губ.; 5 апреля 1925 г. (по другим сведениям — в июле 1926 г.) получил 3 года ссылки в

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

Туркестан; в списках Бутырской тюрьмы значился с конца марта по 14 апреля 1925 г.; вновь арестован в 1926 г. и отправлен в ссылку в г. Усть-Сысольск; в 1927 г. сослан в Коми АО; во второй половине 1929 г. переведен в г. Обдорск; в июне того же года переехал в г. Воронеж, где был арестован в 1930 г. и приговорен дополнительно к 3 годам ссылки в г. Чердынь (по другим сведениям — в г. Обдорск); в январе 1932 г. отправлен в г. Обдорск; в январе — декабре 1934 г. находился в г. Чердыни; в 1934 г., отсидев срок, приехал в г. Казань (по другим сведениям — прибыл в г. Гусь-Хрустальный; затем — в г. Воронеж); последнее место работы — экономист молокозавода; проживал в г. Владимире; арестован 29 мая 1937 г.; умер во время допроса в Ивановской тюрьме; дело прекращено в связи со смертью обвиняемого 14 апреля 1938 г. 171. Гуревич Борис Рафолович — родился в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий ветлечебницой; проживал в г. Могилеве; арестован 5 августа 1938 г.; обвинялся в шпионско-диверсионной деятельности; не судим. 172. Гуревич Вульф Ошеpович — родился в 1901 г. в д. Напpасновка Гоpецкого у. Могилевской губ.; последнее место работы — ассистент зональной молочной станции крупного рогатого скота; проживал в г. Гоpки; осужден 9 июля 1933 г.; обвинялся как член контрреволюционной шпионской вредительской организации; приговорен к 3 годам лагерей. 173. Гуревич Евель Борисович — родился в 1903 г. в м. Круглое Могилевской губ.; последнее место работы — санитар 2-й клинической больницы; проживал в г. Минске; осужден 22 ноября 1938 г.; обвинялся в террористических намерениях; приговорен к 8 годам лагерей и 4 годам поражения в правах. 174. Гуревич Евсей Маркович — родился в 1888 г. в д. Лабыровка Рогачевского у. Могилевской губ.; до и после революции жил в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела бактериальных институтов Наркомата здравоохранения СССР; проживал в г. Москве; арестован 4 ноября 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации; 14 апреля 1939 г. приговорен к ВМН; расстрелян 15 апреля 1939 г. 175. Гуревич Евсей Наумович — родился в 1897 г. в Могилевской губ; последнее место работы — НИЭИ, экономист; проживал в г. Казани; арестован 19 мая 1932 г.; обвинялся по ст. 58-11 (участник меньшевистской организации); приговорен 7 сентября 1932 г. к ссылке в спецпоселение. 176. Гуревич Изя Яковлевич — родился в 1910 г. в г. Могилеве; последнее место работы — инструктор крайкома комсомола в г. Ростове-на-Дону; арестован 2 февраля 1937 г. за принадлежность к контрреволюционной организации; осужден

на 10 лет лагерей; после отбытия наказания по постановлению Особого Совещания при МГБ от 17 февраля 1951 г. был сослан на поселение; 23 июня 1955 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления. 177. Гуревич Иосиф Борисович — родился в 1905 г.; проживал в г.п. Круглое Могилевской обл.; арестован в 1937 г.; обвинялся в связи с заграницей; приговорен к ВМН; расстрелян 28 января 1938 г. 178. Гуревич Исер Львович — родился в 1889 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — служащий, член правления ТПО; проживал в г. Могилеве; арестован 12 апреля 1931 г.; обвинялся в антисоветской деятельности; расстрелян 26 июня 1931 г. 179. Гуревич Любовь Львовна — родилась в 1912 г. в д. Юрковка Могилевской губ.; последнее место работы — секретарь 919-й эксплуатации дорожного участка; проживала в г. Кричеве Могилевской обл.; арестована 23 мая 1938 г.; обвинялась в антисоветской агитации; освобождена. 180. Гуревич Моисей Борисович — родился 14 августа 1869 г. в г. Могилеве; последнее место работы — уполномоченный Нефтесиндиката в Прибалтике; проживал в г. Москве; осужден 9 июня 1930 г.; обвинялся в подрыве госпромышленности и попытке перехода границы; расстрелян 28 июня 1930 г. 181. Гуревич Мордух-Иосель Абелевич — родился в 1882 г. в г. Могилеве; последнее место работы — рабочий кожзавода; проживал в г. Могилеве; осужден 9 марта 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной кулацкой организации; приговорен к ВМН; расстрелян 2 апреля 1938 г. 182. Гуревич Натан Яковлевич — родился в 1882 г. в д. Дубровка Чериковского у. Могилевской губ.; последнее место работы — рецептор-контролер аптеки при больнице им. Склифосовского; проживал в г. Москве; осужден 8 апреля 1938 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 8 апреля 1938 г. 183. Гуревич Наум Менделевич — родился в 1905 г.; место рождения неизвестно; в 1922 г. состоял в сионистской организации г. Бобруйска «Макаби»; последнее место работы — директор могилевского хлебозавода; в декабре 1937 г. арестован как враг народа; освобожден через 16 месяцев 10 февраля 1939 г. ввиду невиновности. 184. Гуревич Николай Ильич — родился в 1870 г. в г. Могилеве; последнее место работы — хирургическая больница им. Ф.И. Березкина, 4-я школа сестер и Лефортовское бюро врачебной экспертизы, врач-хирург, приват-доцент Первого МГУ; проживал в г. Москве; арестован 28 июня 1922 г.; по постановлению Политбюро ЦК РКП(б) от 8 июня 1922 г. выслан на два года в Киркрай; по окончании срока ссылки по решению Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 23 августа 1924 г. лишен права проживания во всех губернских и промышленных городах.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

185. Гуревич Файна Наумовна — родилась в 1919 г. в д. Кривая Нива (сейчас Чериковский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — городская поликлиника, фельдшер; проживала в г. Кызыл-Орде; арестована 19 июля 1941 г.; обвинялась по статье 58-10; приговорена 29 июля 1941 г.; дело прекращено. 186. Гуревич Фейга Абрамовна — родилась 5 ноября 1897 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — мастер Минской фабрики «Октябрь»; осуждена 28 ноября 1937 г.; обвинялась как член семьи изменника Родины; приговорена к 8 годам лагерей. 187. Гутин Семен Абелевич — родился в 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — «Эмбанефть», управляющий; проживал в г. Гурьеве Атырауской (Гурьевской) обл.; арестован 10 июня 1938 г.; освобожден 30 июля 1938 г. 188. Гутин Яков Соломонович — родился в 1902 г. в г. Витебске; последнее место работы — директор Могилевской психолечебницы; арестован 31 марта 1939 г.; обвинялся в антисоветской агитации, шпионаже; дело прекращено. 189. Гутман Семен Бенцианович — родился в 1902 г. в с. Вербовичи Речицкого у. Могилевской губ.; последнее место работы — учитель школы № 14 г. Могилева; арестован 22 августа 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; не судим; освобожден 14 марта 1939 г. 190. Гутцайт Лазарь Данович — родился в 1908 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — старший агроном МТС; проживал в г. Мстиславле; арестован 24 июня 1937 г.; обвинялся во вредительской деятельности; не судился. 191. Давыдович Лев Григорьевич — родился в 1889 г. в м. Кручи Могилевской губ. (сейчас Круглянский р-н); работал зубным техником центральной амбулатории; проживал в г. Борисове; арестован 21 сентября 1937 г. по обвинению в контрреволюционной агитации; приговорен 30 ноября 1937 г. к 10 годам лагерей. 192. Дамсон Ольга Давыдовна — родилась в 1892 г. на хуторе Озернском(?) (сейчас Латвия); последнее место работы — директор школы; проживала в д. Грудиновка Быховского р-на; арестована 20 января 1938 г.; обвинялась как агент буржуазной Латвии; приговорена 12 марта 1938 г. к ВМН; расстреляна 27 ноября 1938 г. 193. Двоскин Давид (Давыд) Хаймавич — родился в 1879 г.; арестован в г. Горки; осужден 27 сентября 1937 г.; расстрелян. 194. Длугач Самсон Давыдович — родился в 1883 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — старший экономист Госкинопроекта Комитета по делам искусств при СНК СССР; проживал в г. Москве; рассстрелян 9 декабря 1937 г.

195. Добрейцер Исаак Аронович — родился в 1878 г. в г. Могилеве; последнее место работы — профессор Центрального института эпидемиологии и микробиологии; проживал в г. Москве; осужден 17 мая 1938 г.; обвинялся в подготовке террористических актов на руководителей ВКП(б) и Советского правительства; расстрелян 28 мая 1938 г. 196. Додин Лев Борисович — родился в 1904 г.; последнее место работы — заведующий магазином «Белплодовощи» г. Могилева; арестован в 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 197. Донат Регина Александровна — родилась в 1904 г. в г. Вене, Австрия; последнее место работы — лаборантка тубдиспансера; проживала в г. Могилеве; осуждена 28 февраля 1942 г.; обвинение: немецкой разведкой заброшена в СССР, имела связь с немецким резидентом; приговорена к 8 годам лагерей. 198. Драпкин Яков Маркович — родился в 1907 г. в г. Могилеве; работал служащим; проживал в г. Сарапуле; арестован 14 февраля 1929 г.; осужден 24 мая 1929 г. на 5 лет лагерей. Повторно арестован 22 февраля 1936 г. в г. Тары Омской обл. (административно-ссыльный; заведующий группой учета конторы «Заготлен»); приговорен 28 августа 1936 г. за контрреволюционную деятельность без ссылки на закон к 5 годам ИТЛ; направлен в Ухтпечлаг; 11 января 1938 г. обвинен по ст.ст. 58-10; 58-11; приговорен к ВМН; расстрелян 30 марта 1938 г. 199. Дратвер Моисей Михайлович — родился в 1916 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место службы — младший командир 33-го артполка 33-й СД в/ч 5148; проживал в г. Шклове; арестован 2 сентября 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 68, 71 (шпионаж, вредительская деятельность); отбывал наказание в г. Могилеве; освобожден 27 марта 1939 г. 200. Дреер Абрам Иосифович — родился в 1898 г. в м. Глуск Бобруйского у. Минской губ. (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — военный инженер-строитель СКО Черноморского флота; проживал в г. Севастополе; осужден 23 марта 1938 г.; обвинялся в измене Родине; приговорен к ВМН; расстрелян 23 марта 1938 г. 201. Дубнов Мордух Янкелевич — родился в 1884 г. в м. Мстиславль; последнее место работы — резник кур; проживал в г. Минске; осужден 10 апреля 1933 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам лагерей. 202. Дудкин Абрам Захарович — родился в 1892 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий складом леспромхоза; проживал в г. Ачинске Краснодарского края; арестован 25 мая 1933 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности и вредительстве; приговорен 27 июня 1933 г. к 10 годам лагерей. 203. Дунтов Мойсей — родился в 1904 г. в м. Пропойск Могилевской губ.; начальник пром-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

отдела в тресте Южкореллес; проживал в г. Петрозаводске; арестован 20 января 1938 г.; осужден 21 марта 1938 г.; расстрелян 26 марта 1938 г. 204. Духан Самуил Лейзерович — родился в 1899 г. в м. Глуск Бобруйского у. Минской губ. (сейчас Могилевская обл.); без определенных занятий; проживал в г. Минске; арестован 24 сентября 1925 г. как член нелегальной сионистской организации «Гехолуц»; 16 января 1926 г. приговорен к 3 годам лагерей и 3 годам поражения в правах. 205. Духанов Яков Арефьевич — родился в 1897 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; проживал в г. Текели Алма-Атинской обл.; арестован 18 октября 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 58-2; 58-7; 58-8; 58-11; приговорен 14 декабря 1939 г. к 12 годам ИТЛ. 206. Дучицкий (Дучацкий) Владимир — родился в 1895 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; окончил КомВУЗ; последнее место работы — переплетчик в г. Харькове; в 1935 г. за принадлежность к троцкистской оппозиции выслан на 8 лет в Краснодарский край; в августе1936 г. арестован на станции Шира в Хакасии; 3 февраля 1937 г. осужден на 5 лет лагерей. 207. Дыкман Софья Иосифовна — родилась в 1925 г. в г. Могилеве; арестована 13 июня 1947 г.; заключенная Севжэлдорлага МВД; осуждена 9 августа 1947 г. армейским трибуналом войск МВД при Севдормагистрали на 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. 208. Дымент Михаил Ефимович — родился в 1903 г. в м. Чаусы Могилевской губ.; последнее место работы — заместитель начальника управления высшей школы Наркомпроса РСФСР; проживал в г. Москве; осужден 15 марта 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 15 марта 1938 г. 209. Дымов Давид Ильич — родился в 1891 г. в г. Могилеве; член партии большевиков с 1914 г.; последнее место работы — председатель оргбюро Лесдревхимсоюза; проживал в г. Минске; арестован в 1938 г.; освобожден через 10 месяцев; не судился. 210. Житницкий Марк Соломонович — родился в 1903 г. в г. Могилеве; последнее место работы — художник Центральных художественных мастерских; проживал в г. Минске; осужден 17 декабря 1936 г.; обвинялся как член контрреволюционной группировки; приговорен к 10 годам лагерей; освобожден в 1946 г.; повторный арест — в 1949 г.; ссылка на «вечное поселение» в Игарку; освобожден в 1956 г. 211. Жоров Исаак Соломонович — родился 11 мая 1898 г. в г. Могилеве; один из основателей советской анестезиологии; доктор медицинских наук с 1937 г.; последнее место работы — заведующий кафедрой в Первом Московском медицинском институте; арестован в 1952 г.; обвинялся в анти-

советской пропаганде; освобожден в 1953 г. после смерти Сталина. 212. Забельшинский Хаим Моисеевич — родился в 1897 г. в м. Кричев Могилевской губ.; последнее место работы — начальник Управления учебных заведений Наркомата Внешней торговли СССР; проживал в г. Москве; осужден 6 июля 1941 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 27 июля 1941 г. 213. Зайкин Семен — родился в 1920 г. в м. Мстиславль; заключенный Беломорско-Балтийского комбината НКВД; тройкой НКВД Карельской АССР 17 января 1938 г. осужден согласно ст. 82 (побег); расстрелян 1 февраля 1938 г. на ст. Медвежья Гора. 214. Зайцев Абрам Наумович — родился в 1898 г. в г. Горы-Горки Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий планово-финансовым сектором Главного управления животноводства Наркомзема СССР; осужден 10 декабря 1937 г.; обвинялся во вредительстве, терроризме и контрреволюционной агитации; расстрелян 10 декабря 1937 г. 215. Замский Вольф Львович — родился в 1904 г. в г. Новозыбкове; проживал в г. Могилеве; арестован 1 июля 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной кулацкой организации; дело прекращено. 216. Зарецкий Павел Рувимович — родился в 1905 г. в г. Горки Могилевской губ.; проживал в г. Томске; осужден 10 ноября 1937 г.; обвинялся в шпионаже (японский агент); расстрелян 22 ноября 1937 г. 217. Зеликов Григорий Михайлович — родился в 1871 г. в Могилевской губ.; без определенных занятий; проживал в г. Ачинске; арестован 11 июля 1937 г. по обвинению в антисоветской агитации; приговорен 5 декабря 1937 г.; расстрелян 11 декабря 1937 г. 218. Зельдин Анатолий Моисеевич — родился в 1922 г. в Могилевском у.; проживал в Киргизии; арестован в 1942 г. 219. Зелькавер (Зельковер) Мордка (Мордух) Целикович — родился в 1914 г.; работал парикмахером в артели «Пролетарий»; проживал в г. Могилеве; арестован в июне 1941 г.; дело прекращено 26 августа 1941 г. 220. Зельманов Авраам-Яков Лейвикович (Львович) — родился в 1889 г.; ветеринарный врач колхоза «Тишовка»; проживал в г. Могилеве; 29 ноября 1933 г. приговорен к 5 годам лагерей; освобожден в 1938 г. 221. Зильберман Абрам Моисеевич — родился в 1907 г. в г. Иркутске; с 1939 по 1941 гг. — ответственный секретарь Могилевского горсовета; после войны — директор кирпичного и черепичного заводов; последнее место работы — главный инженер артели «14 лет Октября»; проживал в

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

г. Могилеве; арестован 22 ноября 1951 г.; осужден 13 марта 1952 г.; приговорен к 25 годам лагерей; срок сокращен до 10 лет. 222. Зильберман Абрам Федорович — родился в 1899 г. в д. Чечевичи Могилевской губ.; последнее место работы — зам. начальника сектора сбыта «Заготзерно»; проживал в г. Саратове; арестован 26 декабря 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен 23 мая 1938 г. к 10 годам ИТЛ. 223. Зильберман Александр Федорович — родился в 1895 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела снабжения конторы «Главнефть»; проживал в г. Саратове; арестован 16 сентября 1937 г.; обвинялся в проведении диверсий и террористического акта; приговорен 23 января 1938 г. к ВМН; расстрелян 23 января 1938 г. 224. Зискинд Владимир Лазаревич — родился в 1895 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — начальник овощекартофельного управления Наркомзема РСФСР; проживал в г. Москве; осужден 21 апреля 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 21 апреля 1938 г. 225. Зискинд Рувим Абрамович — родился в 1904 г. в м. Ружон Варшавского воеводства; последнее место работы — сапожник артели «Красный Октябрь»; проживал в г.п. Белыничи Могилевской обл.; арестован 14 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; осужден 27 июня 1942 г.; приговорен к 5 годам лагерей. 226. Зисман Исаак Евельевич — родился в 1880 г. в г. Могилеве; последнее место работы — столяр артели «Красный Мебельщик»; проживал в г. Могилеве; осужден 26 мая 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; приговорен к ВМН; расстрелян 31 июля 1938 г. 227. Златин (варианты фамилии: Златик, Злотик) Лев Александрович — родился в 1907 г. в г. Могилеве; последнее место работы — слесарь завода им. Димитрова; проживал в г. Могилеве; арестован 8 июня 1936 г.; осужден 22 июля 1936 г.; обвинялся в агитации и контрреволюционной деятельности; приговорен к 5 годам лагерей; отбывал заключение в Ухтпечлаге; 13 января 1938 г. по обвинению по ст.ст. 58-10, 58-11; приговорен к ВМН; расстрелян 30 марта 1938 г. 228. Зосимович Екатерина Борисовна — родилась в 1887 г. в г. Могилеве; член РСДРП(м); проживала в г. Кашине; арестована 27 марта 1925 г., содержалась во Внутренней тюрьме в Москве; 5 апреля 1925 г. приговорена коллегией ОГПУ к 3 годам ссылки в Среднюю Азию; выслана в г. Коканд Ферганской обл.; жила в Коканде, Чимкенте; в 1927 г. выслана в г. Серке; по истечении срока ссылки освобождена; жила в г. Казани; последнее место работы — детские ясли № 1, врач; проживала в г. Костроме; арестована 8 мая 1938 г.; обвинялась

по ст.ст. 58-8, 58-10 ч.1.; 6 октября 1938 г. приговорена к ВМН; расстреляна 6 октября 1938 г. в г. Ярославле. 229. Зузенков Давид Семенович — родился в 1869 г.; пенсионер; проживал в г. Могилеве; арестован в 1938 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 230. Идельсон Леонид Шевельевич — родился в 1904 г. в м. Шклов Могилевской губ.; без определенных занятий; проживал в г. Клин Московской обл.; время ареста неизвестно. 231. Израильский Куся Соломонович — родился в 1908 г.; последнее место работы — адвокат; проживал в г. Могилеве; арестован 26 ноября 1951 г.; обвинялся по ст. 72-б (антисоветская агитация); приговорен 15 марта 1952 г. к 10 годам ИТЛ; освобожден 16 декабря 1953 г. 232. Иофин Михаил Исаакович — родился в 1903 г. в г. Быхове Могилевской губ.; последнее место работы — зам. директора комбината; проживал в г. Костюковичи; осужден 3 июля 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам лагерей. 233. Иоффе Абрам Львович — родился в 1902 г.; последнее место работы — редактор газеты «Камунар Магілёўшчыны»; арестован 25 августа 1935 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации; приговорен 2 декабря 1935 г. к 3 годам ИТЛ; выслан в Красноярский край; освобожден 26 мая 1941 г. 234. Иоффе Неух Афроимович — родился в 1910 г. в г. Могилеве; последнее место работы — конструктор по инструменту завода «Вулкан»; проживал в г. Ленинграде; осужден 20 октября 1937 г.; расстрелян 30 октября 1937 г. 235. Иоффе Соломон Саулович — родился в 1895 г. в г. Могилеве; член ВКП(б) с 1917 г.; последнее место работы — зав. отделом городского комитета ВКП(б); проживал в г. Екатеринбурге; арестован 8 октября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-2; 58-11 (участник правотроцкистской организации); приговорен 17 января 1940 г. к 5 годам ИТЛ; отбывал наказание в Устьвымлаге; арестован повторно 12 января 1949 г.; приговорен 9 марта 1949 г. к ссылке на поселение в Красноярский край; реабилитирован 25 октября 1955 г. 236. Иоффе Шая Маркович — родился в 1902 г. в Мстиславском у. Могилевской губ.; последнее место работы — инженер-электрик Лесозавода-1; проживал в п. Вермасозеро Рабочеостровского совета Кемского р-на; осужден 21 марта 1938 г. на 10 лет лагерей (Воркуталаг); расстрелян (по другим сведениям — освобожден) 28 марта 1947 г.). 237. Иткин Лазарь Зеликович (Зямович) — родился в 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — слесарь мебельной фабрики; проживал в г. Могилеве; арестован 8 июня 1936 г. (по другим данным — 7 марта 1936 г.); обвинялся по ст.ст. 58,

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

72 (контрреволюционно-троцкистская деятельность); приговорен 22 июля 1936 г. к 3 годам ИТЛ; отбывал наказание в воркутинских лагерях; освобожден 7 марта 1939 г. 238. Каган Дора (Двейра) Яковлевна — родилась в 1914 г. в г. Могилеве; студентка 2-го курса Минского мединститута; проживала в г. Минске; осуждена 20 января 1941 г.; обвинялась в антисоветской агитации; приговорена к 3 годам лагерей. 239. Каган Иосиф Львович — родился в 1900 г. в г. Могилеве; последнее место жительства — г. Соликамск Пермской обл.; арестован 29 мая 1941 г.; дело прекращено. 240. Каган Исаак Борисович — родился 20 июля 1905 г. в г. Могилеве; последнее место работы — ответственный исполнитель Белконторы «Металлолом»; проживал в г. Минске; осужден 22 июля 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной троцкистской деятельности; приговорен к 5 годам лагерей. 241. Каган Кусиэль Абрамович — родился в 1880 г. в д. Палуж Чериковского у. Могилевской губ. (сейчас Краснопольский р-н); последнее место работы — заведующий детской кожно-заразной лечебницей; проживал в г. Смоленске; арестован 23 октября 1937 г. по обвинению в шпионаже, контрреволюционной организационной деятельности; контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к расстрелу 17 ноября 1937 г.; расстрелян 25 ноября 1937 г. 242. Каган (Крымский) Яков Захарович — родился в 1888 г. в г. Могилеве; один из организаторов советской печати в г. Могилеве; последнее место работы — наборщик типографии им. Молотова; проживал в г. Могилеве; осужден 22 ноября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 243. Каганов Иосиф Захарович — родился в 1888 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — заместитель директора демонстрационного зала Нарковнуторга СССР; проживал в г. Москве; осужден 15 сентября 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 15 сентября 1938 г. 244. Кадан Сара Юдовна — родилась в 1914 г.; последнее место работы — завод им. Димитрова; проживала в г. Могилеве; репрессирована в 1935 г. 245. Казеницкий Лазарь Яковлевич — родился в 1859 г. в м. Склав** Могилевского у.; последнее место жительства — г. Пермь; арестован 3 октября 1919 г.; дело прекращено за отсутствием улик 31 октября 1919 г. 246. Калмановская Софья Марковна — родилась в 1895 г. в г. Могилеве; фармацевт; проживала в г. Москве; арестована 30 марта 1938 г.;

приговорена 19 июня 1938 г. к отбыванию наказания в лагерях. 247. Калмансон Гилель Моисеевич — родился в 1868 г. в г. Могилеве; поэт, публицист (псевдоним — Перекати-Поле); жил в Киеве, Чернигове, Одессе; с 1895 г. — в г. Могилеве, где создал социал-демократические кружки (член РСДРП с 1903 г.); с 1917 по 1922 гг. был на партийно-советской работе в Могилеве, Самаре, Гомеле; с 1922 г. жил в г. Москве; арестован в 1937 г.; расстрелян. 248. Калмансон Лабори Гилелевич — родился 30 сентября 1901 г. в г. Могилеве; поэт, литературный критик, историк и партийный деятель (литературный псевдоним — Г. Лелевич); в 1923— 1926 гг. один из редакторов журнала «На посту»; член правления Московской и Всероссийской Ассоциации пролетарских поэтов (МАПП и ВАПП); сотрудник Истпарта; проживал в г. Москве; в феврале 1926 г. был отстранен от руководства ВАПП; заклеймен как «левая оппозиция в пролетарской литературе» и отправлен в ссылку в г. Саратов; в 1928 г. исключен из партии; в январе 1929 г. выслан в г. Соликамск; 6 января 1935 г. арестован; в 1945 г. расстрелян. 249. Каменецкий Арон Абрамович — родился в 1904 г. в м. Долгиново Виленской губ.; последнее место работы — бухгалтер-ревизор при Наркомате совхозов; проживал в г. Чаусы Могилевской обл.; арестован 23 июня 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности в пользу Польши; 29 января 1939 г. дело прекращено. 250. Кантор Борис Максимович — родился в 1888 г. в г. Могилеве; последнее место работы — главное управление органической химии; инженерпредставитель на Уралмашзаводе; проживал в г. Москве; арестован 3 июня 1934 г.; приговорен 20 февраля 1935 г. к 3 годам ИТЛ. 251. Кантор Соломон Менделевич — родился в мае 1894 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — директор Белпромторга; проживал в г. Минске; осужден 29 октября 1937 г.; обвинялся как член антисоветской организации и во вредительской работе; приговорен к ВМН; расстрелян 30 октября 1937 г. 252. Канторович (Кантарович) Борис Ильич — родился в 1891 г. в г. Могилеве; последнее место работы — старший экономист службы пути «Мострамвайтреста»; проживал в г. Москве; осужден 31 октября 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 1 ноября 1937 г. 253. Канторович Шмерка Евсеевич (Евелевич) — родился в 1906 г. (по другим сведениям — в 1896 г.) в д. Сунаи Слуцкого у. Минской губ.; последнее место работы — учитель средней школы № 4; проживал в г. Могилеве; арестован в 1934 г. (по другим сведениям — в 1938 г.); обвинялся в шпионаже; 22 октября 1938 г. дело прекращено.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

254. Каплан Григорий Абрамович — родился в 1896 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); начальник объекта Сеть-Новолак (Управление работ № 94 отдела инженерных войск Краснознаменного Балтийского флота) Полярного р-на Мурманского окр. Ленинградской обл.; место проживания — г. Ленинград; арестован 27 апреля 1937 г.; 8 августа 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 23 октября 1937 г. 255. Капулкин Нафтоли-Герц Ицкович — родился в 1879 г.; проживал в м. Горморка** Могилевского у.; приговорен к расстрелу 10 декабря 1921 г.; расстрелян в Запорожье. 256. Карасик Илья Иосифович — родился в 1900 г. в д. Слухачево Могилевской губ.; последнее место работы — начальник уборочного отдела Костромского льнокомбината им. Ленина; дата ареста и осуждения неизвестны; содержался в лагере в Селифонтово Ярославской обл.; расстрелян 6 октября 1938 г. 257. Карасик Мовша-Михель Ицкович — родился в 1901 г. в м. Осиповичи Минской губ. (сейчас Могилевская обл.); работал бухгалтером в торфартели «Энергия»; проживал в г. Слуцке Минской обл.; арестован 8 февраля 1938 г. по обвинению в шпионаже в пользу Польши; приговорен 26 мая 1938 г. к ВМН; расстрелян 22 июля 1938 г. 258. Каpдашенко Моисей Самсонович — родился в 1884 г. в м. Костюковичи; последнее место работы — начальник отдела материальных фондов Госплана БССР; проживал в г. Минске; осужден 19 декабря 1937 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации; приговорен к ВМН; расстрелян 20 декабря 1937 г. 259. Карпилов Борис Наумович — родился в 1872 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — производитель работ по лесозаготовке деревообрабатывающего комбината в г. Смоленске; арестован 22 февраля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к расстрелу 3 марта 1938 г.; расстрелян 15 марта 1938 г. 260. Карповская-Кузнецова Зинаида Абрамовна — родилась в 1906 г. в м. Шклов; последнее место работы — сборщица пуговиц галантерейной фабрики им. Фрунзе; проживала в г. Минске; арестована 16 февраля 1938 г.; осуждена как член семьи изменника Родины 16 мая 1938 г. на 8 лет лагерей. 261. Кац Абрам Файбушевич — родился в 1903 г. в г. Одессе; последнее место работы — помощник мастера Могилевского хлебокомбината; арестован 7 декабря 1937 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности. 262. Кац Арон Давидович — родился в 1901 г. в м. Рясно Могилевской губ.; генерал-майор, ветеран войны; в 1942—1944 гг. — начальник Управления формирования войск Красной Армии; в 1947 г. ушел в отставку; в 1950 г. арестован и осужден как

член Еврейского антифашистского комитета; был освобожден и реабилитирован в 1956 г. 263. Кац Михаил Абелевич — родился в 1907 г. в г. Могилеве; последнее место работы — зав. отделом Могпромсоюза; проживал в г. Могилеве; арестован 3 апреля 1931 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной вредительской организации «Центр Освобождения»; не судился; освобожден 26 июня 1931 г. 264. Кац Сюня (Исраэль) — год и место рождения неизвестны; проживал в г. Могилеве; сослан в конце 20-х годов; дальнейшая судьба неизвестна. 265. Кацман Залман Исаакович — родился в 1905 г. в м. Селец Могилевского у.; последнее место работы — секретарь парткома Центрального аэроклуба; проживал в г. Москве; осужден 28 октября 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 28 октября 1937 г. 266. Кацнельсон Хася Бенциановна — родилась в 1896 г. в г. Быхове Могилевской губ.; последнее место работы — фармацевт аптеки; проживала в г. Быхове; арестована 21 сентября 1939 г.; обвинялась в уклонении от воинской службы. 267. Кашин Соломон Вульфович — родился в 1897 г.; работал директором облуправления торговли; проживал в г. Могилеве; арестован в 1951 г.; осужден на 10 лет лагерей; срок отбывал в г. Тайшете; освобожден в 1955 г. 268. Кваша Александр — год и место рождения неизвестны; жил в г. Могилеве; осужден в конце 20-х годов; дальнейшая судьба неизвестна. 269. Келлер Ниска Хаймович — родился в 1913 г.; последнее место работы — слесарь дорожно-эксплуатационного управления; проживал в г. Могилеве; арестован в 1935 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 270. Кисин Саул Иоселевич — родился в 1897 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник участка стройконторы; проживал в г. Могилеве; осужден 17 декабря 1937 г.; обвинялся как польский агент; приговорен к ВМН; расстрелян 13 января 1938 г. 271. Кишиневский Анатолий Маркович — родился в 1897 г.; проживал в г. Могилеве; заместитель командира зенитного дивизиона; арестован в мае 1937 г.; расстрелян в 1938 г. 272. Кларштейн Ефим Михайлович — родился в 1910 г. в м. Милославичи Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); арестован в г. Смоленске; 20 июля 1938 г. приговорен к расстрелу; приговор заменен на 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах; с 30 июня 1940 г. до 20 июля 1953 г. — заключенный Норильсклага; с 20 июля 1953 г. до 30 апреля 1955 г. — в ссылке в Норильске. 273. Клебанов Самуил Ицкович — родился в 1878 г. в г. Могилеве; активный партийный и профсоюзный деятель; последнее место работы —

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

наборщик типографии; проживал в г. Могилеве; арестован 1 сентября 1936 г.; обвинялся по ст. 72 (принадлежность к контрреволюционной организации); приговорен 5 октября 1936 г. к 5 годам ИТЛ; отбывал наказание в колымских лагерях; 23 апреля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной троцкистской деятельности приговорен к ВМН; расстрелян 8 мая 1938 г. в магаданских лагерях. 274. Клебанова А.Я. — год и место рождения неизвестны; в 1917 г. вступила в большевистскую группу Объединенной могилевской организации РСДРП; участница гражданской войны; репрессирована, по-видимому, в 30-е годы. 275. Кнеп Генах Львович — родился в 1900 г. в г. Вильно; последнее место работы — техник школы глухонемых; проживал в г. Мстиславле Могилевской обл.; арестован 11 июня 1938 г.; обвинялся в поддержании связи с контрреволюционными элементами; не судился. 276. Ковалева Хая (Анна) Мануиловна — родилась в 1909 г. в м. Родня Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); последнее место работы — заведующая отделом спецхранений библиотеки им. Ленина; проживала в г. Минске; осуждена 27 сентября 1947 г.; обвинялась в антисоветской агитации; приговорена к 8 годам лагерей; этапирована в Карагандинский концлагерь НКВД Казахской ССР; дальнейшая судьба неизвестна. 277. Коваль Исаак Хаимович — родился в 1913 г. в м. Липень Могилевской губ.; находился в эвакогоспитале № 3908 в г. Иркутске; проживал в г. Иркутске; осужден 10 августа 1942 г. к 6 годам лишения свободы. 278. Коган Иосиф Борисович — родился в 1909 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заместитель редактора газеты «Сталинец»; проживал в г. Куйбышеве; арестован 23 июля 1938 г. по обвинению в проведении террористических актов, контрреволюционной пропаганде или агитации и контрреволюционной организационной деятельности; 13 июня 1939 г. уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения. 279. Коган Лазарь Лонделеевич — родился в 1907 г. в Могилевской губ.; последнее место жительства — г. Хабаровск; арестован в 1937 г.; осужден 10 августа 1938 г.; расстрелян в этот же день. 280. Коган Марк Яковлевич — родился в 1888 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий столовой г. Благовещенска; осужден 3 апреля 1932 г. к 3 годам ссылки в Сибирь. 281. Коган Михаил Аркадьевич — родился в 1908 г. в г. Могилеве; арестован 11 декабря 1937 г.; заключенный Ухтпечлага; приговорен 11 января 1938 г. к ВМН. 282. Коган Моисей Евсеевич — родился в 1828 г.; последнее место работы — директор швейной фабрики г. Могилева; арестован в

1937 г.; предъявлено обвинение по ст. 75 (контрреволюционный саботаж); приговорен к 15 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах; 28 июня 1938 г. освобожден из-под ареста. 283. Коз Вениамин Иосифович — родился в 1895 г. в г. Могилеве; последнее место работы — наборщик Могилевской типографии; проживал в м. Круглое; осужден 8 января 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности на подрыв мощи СССР; приговорен к ВМН; расстрелян 5 февраля 1938 г. 284. Козловская Любовь Марковна — родилась в 1905 г. в м. Чериков Могилевской губ.; домохозяйка; проживала в г. Минске; арестована 5 ноября 1937 г. как жена расстрелянного врага народа; приговорена 28 ноября 1937 г. к 8 годам лагерей. 285. Кокотов Абрам Моисеевич — родился в 1881 г. в д. Журбин Могилевской губ.; последнее место работы — зав. фасовочным цехом лаборатории аптекоуправления; проживал в г. Иркутске; осужден 8 октября 1938 г.; приговорен к 10 годам лишения свободы. 286. Колмановский Давид Маркович  — родился в 1896 г. в г. Могилеве; проживал в г. Москве; последнее место работы — председатель «Союзпромэкспорта», экономист (Совет Народных Комиссаров в 1934 г. отметил выдающуюся работу и исключительные заслуги в деле организации и развертывания промышленного экспорта СССР); осужден 26 ноября 1937 г.; обвинялся в шпионаже, терроризме и контрреволюционной оргдеятельности; расстрелян 26 ноября 1937 г. 287. Колтовский Лазарь Борисович — родился в 1896 г.; последнее место работы — заведующий лавкой Мстиславского ЕПО; арестован 31 октября 1930 г.; обвинялся в разбазаривании гостоваров; не судился. 288. Кондратько Софья Мееровна — родилась в 1896 г. в г. Несвиже; последнее место работы — заведующая библиотекой зоотехникума; проживала в г. Климовичи Могилевской обл.; осуждена 21 сентября 1938 г.; обвинялась как агент Польши; приговорена к ВМН; расстреляна 1 октября 1938 г. 289. Коников Шмариягу Зельманович — родился в 1903 г.; проживал в г. Могилеве; работал на заводе; арестован 29 августа 1950 г.; приговорен к 25 годам лагерей; освобожден в 1956 г. 290. Косовский Зелик Борисович — родился в 1915 г. в г. Минске; последнее место работы — завод «Строммашина»; проживал в г. Могилеве; арестован в 1951 г.; обвинялся в прослушивании зарубежных радиостанций; приговорен к 10 годам ИТЛ; был освобожден в 1956 г. 291. Косовский Иссер Менделевич — родился в 1902 г. в Минский губ.; последнее место работы — редактор райгазеты «Сацыялістычны шлях»; проживал в г. Кричеве Могилевской обл.; осужден

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

5 августа 1939 г.; обвинялся как социально опасный элемент; приговорен к 5 годам лагерей. 292. Котляр Моисей Борисович — родился в 1886 г. в г. Кричеве; колхозник; расстрелян 3 декабря 1937 г. 293. Котляров Фэйвуш Израилевич — родился в 1894 г. в г. Могилеве; модельер фабрики «Спартак»; проживал в г. Ленинграде; арестован 30 августа1937 г.; 15 сентября 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 17 сентября 1937 г. 294. Крамник Израиль Львович — родился в 1895 г. в с. Бацевичи Могилевской губ.; в 1918 г. был секретарем комитета партии г. Бобруйска; в 1933—1935 гг. был секретарем райкома партии на Сахалине и Хабаровского крайкома; последнее место работы — заместитель начальника главка «Главюгзаплес» Наркомлеса СССР; проживал в г. Москве; осужден 28 августа 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 28 августа 1938 г. 295. Крапштейн Саул Исаакович — родился в 1884 г. в м. Круглое; последнее место работы — председатель сельского Совета; проживал в г.п. Круглое; арестован в 1937 г.; погиб в октябре 1938  г. 296. Краскин Иосиф Самуилович — родился в 1896 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — журналист в г. Бийске Алтайского края; арестован 1 июня 1930 г.; осужден 8 сентября 1930 г. на 3 года лишения свободы. 297. Кригштейн Саул Исаевич — родился в 1889 г.; последнее место работы — председатель Бацевичского с/с Кличевского р-на; осужден 21 сентября 1938 г.; приговорен к ВМН; расстрелян 1 октября 1938 г. 298. Кролик Леонид Давыдович — родился в 1897 г. в Могилевской губ.; с 1916 по 1926 гг. — в армии, награжден орденом Красного Знамени; в 1931—1934 гг. учился в комсельхозуниверситете; направлен начальником Коштаковской МТС Краснодарского края, затем в Хакасию; секретарь Усть-Абаканского райкома ХАО; исключен из партии 13 июля 1937 г. за пособничество правым; арестован в 1937 г. 299. Кроль Самуил Яковлевич — родился в 1894 в м. Шклов; председатель ЦК профсоюзов пищевиков в г. Москве, член ВЦИК; в 1929 г. отбывал ссылку в г. Красноярске по обвинению в троцкизме; арестован в декабре 1931 г. по обвинению в связи с местной колонией ссыльных оппозиционеров и активной нелегальной фракционной работе; последнее место работы — экономист-референт «Госсибснабсбыта» в г. Красноярске; арестован 29 октября 1932 г.; обвинялся по ст. 58-11; осужден 4 марта 1933 г. к высылке в Казахстан на 3 года по обвинению в троцкистской агитации на предприятиях края и среди красноармейцев; арестован

в 1936 в г. Красноярске; вместе с троцкистами (600 чел.) доставлен во Владивостокскую пересыльную тюрьму для отправки на Колыму; был избран вмес-те с несколькими «воинствующими» троцкистами в «старостат», который готовил протест против отправки; протест не получил поддержки большинства; в июле на пароходе «Кулу» из г. Владивостока этап направлен на Колыму; где в 1937 г. все были расстреляны. 300. Кронгауз Лев Данилович — родился в 1900 г. в Мстиславском у. Могилевской губ.; последнее место работы — начальник отдела метро в УГБ УНКВД по Московской обл.; старший лейтенант госбезопасности; расстрелян 7 марта 1939 г. 301. Кунин Бениамин Лейбович — родился в 1870 г. в м. Ляды Дубровенского у.; последнее место работы — кустарь-стекольщик; проживал в г. Горки Могилевской обл.; арестован 25 июля 1938 г.; обвинялся в антисоветской пропаганде; не судим. 302. Курчик Серафима Наумовна — родилась в 1900 г. в Могилевской губ.; не работала; проживала в г. Иркутске; арестована 18 мая 1920 г. по обвинению в совершении контрреволюционных преступлений; реабилитирована 6 января 1922 г. 303. Кусин Исаак-Яков Моисеевич — родился в 1893 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — скорняк артели «Единение»; проживал в г. Томске; осужден 19 ноября 1937 г.; обвинялся в членстве в Союзе спасения России; расстрелян 26 ноября 1937 г. 304. 302. Лагун Григорий Лазаревич — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — столяр психолечебницы; проживал в г. Могилеве; осужден 9 апреля 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; приговорен к 3 годам лишения свободы. 305. Ланда Михаил Маркович (Моисеевич) — родился в1890 г. в м. Белыничи Могилевской губ.; политработник; армейский комиссар 2-го ранга; последнее место работы в 1930—1937 гг. — главный редактор газеты «Красная Звезда» и журнала «Знамя»; одновременно в 1934—1936 гг. — начальник отдела Политуправления РККА; репрессирован в 1937 г.; умер или расстрелян в 1938 г. в г. Москве. 306. Лапидус Самуил Израйлевич — родился в 1902 г.; проживал в г.п. Дрибин Могилевской обл.; арестован 18 августа 1938 г.; не судился. 307. Лапидус Соломон Вульфович — родился в 1909 г. в г. Могилеве; последнее место работы — мастер Могилевпрома; проживал в г. Могилеве; арестован 4 июля 1938 г.; обвинялся в шпионаже; не судим. 308. Лебский Давид Иосифович — родился в 1900 г. в г. Могилеве; студент рабфака; проживал в г. Москве; осужден 31 октября 1923 г.; обвинялся в провокаторской деятельности; расстрелян 2 ноября 1923 г.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

309. Левик Самуил Гиршевич — родился в 1889 г.; последнее место работы — рабочий артели; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; расстрелян. 310. Левин Айзик Львович — родился в 1904 г. в м. Эсьмоны Белыничского у. Могилевской губ.; последнее место работы — начальник финчасти 107-й особой мотодивизии; с 1927 по 1928 гг. и с 1936 по 1938 гг. — военнослужащий РККА; арестован 6 июня 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации и пропаганде; освобожден 23 апреля 1939 г. 311. Левин Исаак Борисович — родился в 1914 г. в г. Луганске; последнее место работы — техник труболитейного завода; проживал в г.  Могилеве; арестован 20 июня 1938 г.; обвинялся как агент немецкой разведки и за участие в контрреволюционной троцкистской деятельности; не судился. 312. Левин Наум Яковлевич — родился в 1908 г. в г. Могилеве; последнее место работы — литературный сотрудник газеты «Физкультура и спорт»; проживал в г. Москве; осужден 22 ноября 1950 г.; обвинялся в шпионаже; расстрелян 23 ноября 1950 г. 313. Левин Самуил Гиршевич — родился в 1889 г. в м. Кринки Гродненской губ.; последнее место работы — кожевник артели «Могинпром»; проживал в г. Могилеве; арестован 23 августа 1937 г.; обвинялся по ст. 68 (шпионаж); приговорен 9 декабря 1937 г. к ВМН; расстрелян 13 января 1938 г.; место захоронения — г. Могилев. 314. Левин Хацкель Пейсахович — родился в 1916 г. в м. Круча Могилевской губ.; не работал; арестован 9 сентября 1942 г.; постановлением УНКВД по Кашка-Дарьинской обл. 6 марта 1943 г. дело прекращено в связи со смертью обвиняемого. 315. Левит Абрам Соломонович — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник радиоузла Октябрьского р-на г. Ленинграда; осужден 15 января 1937 г.; расстрелян в 20 января 1937 г. 316. Левит Моисей Давидович — родился в июле 1895 г. в г. Могилеве; последнее место работы — закройщик фабрики им. Кагановича; проживал в г. Минске; осужден 10 января 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 3 годам лагерей. 317. Левит Семен Григорьевич — родился в 1913 г. в м. Смиловичи; последнее место работы — рабочий совхоза «Заволочицы»; проживал в Глусском р-не Могилевской обл.; арестован 15 декабря 1934 г.; обвинялся в проникновении на охраняемый объект; не судился; освобожден 29 декабря 1934 г. 318. Левитин Исаак Моисеевич — родился в 1904 г. в м. Мстиславль; с 1934 по 1937 гг. — в РККА; последнее место работы — военком УРД407; проживал в г. Хабаровске; осужден 5 сентября

1937 г.; обвинялся в измене Родине; приговорен к ВМН; расстрелян 23 мая 1938 г. 319. Левитин Михаил Евелевич — родился в 1913 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; с 1947 г. по июнь 1949 г. занимал должность председателя облисполкома Еврейской автономной области; 25 июня 1949 г. за политические ошибки и неправильное осуществление линии партии в национальном вопросе был снят с занимаемой должности; последнее место работы — заведующий юридическим отделом завода «Амурсталь»; проживал в г. Комсомольске-на-Амуре ; арестован 11 июня 1951 г.; обвинялся по ст.ст. 58-1а, 58-10, 58-11; приговорен 23 февраля 1952 г. к 25 годам ИТЛ; реабилитирован 28 декабря 1955 г. 320. Левитин Мозес Фадеевич — родился в 1893 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — и.о. главного государственного арбитра Моссовета; расстрелян 9 мая 1938 г. 321. Левитин Савелий Абрамович — родился в 1903 г. в Могилевской губ.; работал служащим; проживал в г. Куйбышеве; арестован 31 марта 1938 г. по обвинению во вредительстве и контрреволюционной пропаганде или агитации; 17 октября 1938 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления. 322. Лейбман Берта Давыдовна — родилась в 1909 г. в г. Могилеве; проживала в г. Москве; арестована в 1935 г.; осуждена 7 сентября 1937 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность; расстреляна в магаданских лагерях 13 октября 1937 г. 323. Лейзерович (Лейзарович) Шмуель Менделевич (Лейбович) — родился в 1905 г. в м. Варка, Польша; последнее место работы — шофер Белпромстроя; проживал в г. Могилеве; осужден 29 ноября 1940 г.; обвинялся в нелегальном переходе госграницы, дезорганизации производства; приговорен к 8 годам лагерей (по другим сведениям — расстрелян). 324. Лейкин Вульф Соломонович — родился в 1901 г. в г. Рогачеве; последнее место работы — служащий аптекоуправления; проживал в г. Могилеве; осужден 25 сентября 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности в пользу Польши; приговорен к ВМН; расстрелян 11 октября 1938 г. 325. Лейкин Макс Иосифович — родился в 1899 г.; последнее место работы — начальник НКВД г. Кричева; осужден в 1935 г. 326. Лейцис Самуил — родился в 1905 г. в м. Мстиславль; последнее место работы — старший инженер «Транспроекта» НКПС на станции Вишняки. 25 марта 1944 г. осужден на 8 лет лишения свободы; отбывал срок под Архангельском; в 1948 г. признан инвалидом 4 группы; срок окончил в Озерлаге (г. Тайшет Иркутской обл.); 12 марта 1951 г. этапирован в г. Красноярск; направлен в ссылку на поселение в с. Стрелка Енисейского р-на Краснодарского края; с апреля 1952 г. отбывал ссылку в с. Большая Мурта; освобожден 28 марта 1954 г.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

327. Либин Сади Геселевич — родился в 1906 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — инженер по газоочистке треста «Союзмышьяк»; проживал в г. Москве; арестован 10 июня 1938 г. по обвинению в шпионаже; 26 июля 1938 г. осужден на 5 лет лагерей; отбывал срок в Норильлаге с 20 сентября 1939 г. по 27 июня 1943 г.; 15 октября 1949 г. сослан в Красноярский край. 328. Либстер Давид Самуйлович — родился в 1888 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заведующий аптекой № 5; проживал в г. Витебске; осужден 6 декабря 1937 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации; приговорен к ВМН; расстрелян 24 декабря 1937 г. 329. Лившиц Б. — год и место рождения неизвестны; один из организаторов комсомола в г. Могилеве; подвергся репрессиям, по-видимому, в 30-е годы. 330. Лившиц Гирш Зеликович — родился в 1895 г. в д. Озаричи; последнее место работы — начальник сплавконторы «Лесбела»; проживал в г. Глуске (сейчас Могилевская обл.); осужден 31 марта 1936 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 3 годам лагерей. 331. Лившиц Захар Борисович — родился в 1906 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заведующий ОКР Комхоза; проживал в г. Лепеле Витебской обл.; арестован 18 августа 1936 г.; осужден 27 декабря 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; приговорен к 5 годам лишения свободы; содержался в Воркутинском лагере; после освобождения в январе 1945 г. жил в г. Могилеве; работал столяром стройтреста; арестован 27 января 1949 г. и сослан в Красноярский край; освобожден 29 июля 1954 г. 332. Лившиц Зиновий Борисович — родился в 1909 г. под м. Костюковичи (сейчас станция Коммунары Могилевской обл.); в 1931 г. за троцкистскую деятельность сослан в г. Енисейск; затем в с. Шира Красноярского края; работал бухгалтером в коммунальном тресте; арестован 19 июля 1935 г.; обвинялся по ст.ст. 58-10; 58-11; дело прекращено 13 марта 1936 г.; решения в судебном порядке не принималось; последнее место работы — бухгалтер Шушенской ЭПС; проживал в Шушенском р-не Красноярского края; арестован 6 июня 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации; приговорен 19 марта 1937 г. к ВМН; расстрелян 19 марта 1937 в г. Красноярске. 333. Лившиц И. — год и место рождения неизвестны; один из организаторов комсомола в г. Могилеве; репрессирован, по-видимому, в 30-е годы. 334. Лившиц Семен Федорович — родился 25 августа 1904 г. в г. Могилеве; последнее место работы — старший научный сотрудник Института философии Академии наук СССР; проживал на ст. Клязьма Северной ж.д. (с. Звягино); осужден 4 ноября 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной и террористической деятельности; расстрелян 4 ноября 1936 г.

335. Лившиц Федор — родился в 1891 г. в м. Горы Могилевской губ.; последнее место работы — «Мурманскоблместпромснабсбыт», зам. начальника; арестован 5 июня 1940 г.; осужден 19 августа 1940 г. к 5 годам лагерей. 336. Ликайз Яков Давидович — родился в 1895 г. в м. Круглое; последнее место работы — инспектор Круглянского банка; проживал в г.п. Круглое; арестован 20 августа 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 6 ноября 1938 г. 337. Липкович Гесель Григорьевич — родился в 1903 г. в г. Вильно; последнее место работы — учитель; проживал в пос. Ясень Осиповичского р-на Могилевской обл.; осужден 21 сентября 1938 г.; обвинялся как агент польской разведки; приговорен к ВМН; расстрелян. 338. Липник Моисей Юдович — родился в 1875 г. в д. Малятичи Могилевской губ.; последнее место работы — сортировщик Чаусского льнозавода, Могилевская обл.; осужден 19 февраля 1934 г.; обвинялся в участии в контрреволюционной повстанческой организации; приговорен к 5 годам лагерей. 339. Липшиц Рая Лазаревна — родилась в 1898 г.; последнее место работы — начальник отдела кадров шелковой фабрики г. Могилева; арестована в 1939 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 340. Лихтенберг Вениамин Меерович — родился в 1909 г. в м. Роевец Люблинского воеводства; последнее место работы — промкомбинат г. Могилева; арестован 18 сентября 1941 г.; обвинялся по ст.ст. 68, 72а (шпионаж, антисоветская агитация); освобожден 17 декабря 1941 г. 341. Лозинский Залман Борисович — родился в марте 1898 г. в м. Шклов Могилевской губ.; с 1918 г. — в партии большевиков; с 1917 по 1921 гг. — один из лидеров могилевских коммунистов; в 1922—1936 гг. преподавал в вузах Москвы и Ленинграда, профессор; последнее место работы в 1936 г. — ответственный секретарь и редактор журнала «Литературный современник»; арестован 3 июля 1936 г.; приговорен к ВМН 6 ноября 1936 г.; в этот же день приговор приведен в исполнение. 342. Лознер Залман Хаимович — родился в 1892 г. в м. Круглое Могилевского у.; последнее место работы — бухгалтер артели «Красный сукновал»; проживал в м. Толочин Витебской обл.; осужден 5 августа 1939 г.; обвинялся как член шпионской организации; приговорен к 5 годам лагерей. 343. Лозов Марк Саулович — родился в 1896 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заведующий отделом обкома ВКП(б); проживал в г. Свердловске; арестован 20 августа 1937 г.; осужден 9 августа 1938 г.; расстрелян 9 августа 1938 г. 344. Локшин Исаак Израилевич — родился в 1904 г. в м. Мстиславль; последнее место рабо-

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

ты — помощник командира 13-го отдельного полка правительственной связи НКВД; проживал в г. Москве; осужден 23 мая 1944 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; приговорен к 7 годам лагерей. 345. Луговнер Михаил Ефимович — родился в 1914 г. в д. Староселье Могилевской губ.; курсант учебного батальона 6-й танковой бригады; проживал в г. Слуцке; осужден 2 декабря 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации, дезертирстве; приговорен к ВМН; расстрелян 8 декабря 1937 г. 346. Лукашова (Шик) Фанни Львовна — родилась в 1888 г. в г. Могилеве; последнее место работы — старший научный сотрудник (хранитель фондов) Камчатского областного краеведческого музея; арестована 4 февраля 1938 г. в г. Петропавловске-Камчатском; 16 февраля 1938 г. предъявлено обвинение в проведении контрреволюционной агитации, сборе сведений шпионского характера об экономическом состоянии Камчатки; 27 июля 1939 г. обвинение переквалифицировано на принадлежность к контрреволюционной правотроцкистской организации, проведение контрреволюционной работы; 14 августа 1939 г. дело прекращено. 347. Лукомский Самуил Моисеевич — родился в 1899 г. в м. Быхов Могилевской губ.; последнее место работы — коммерческий директор Щелковского химического завода; расстрелян 4 июля 1938 г. 348. Лурье Давид Салманович — родился в 1905 г. в г. Могилеве; последнее место работы — врач железнодорожной амбулатории; награжден знаком «Ударнику Сталинского призыва»; проживал на ст. Борзя в Восточной Сибири; арестован 23 декабря 1935 г.; обвинялся по ст. 58-10; приговорен 8 марта 1936 г. к 5 годам лишения свободы; 4 января 1941 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления; освобожден из Севвостлага. 349. Лурье Зиновий Давидович (Давыдович) — родился в 1887 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заведующий отделением Центрального туберкулезного института; проживал в г. Москве; осужден 17 сентября 1938 г.; обвинялся в активном участии в деятельности антисоветской террористической организации; расстрелян 17 сентября 1938 г. 350. Люксембург Абрам Лейзерович — родился в 1908 г.; последнее место работы — бухгалтер швейной артели; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 351. Люшинский Бениамин Абрамович — родился в 1921 г. в г. Щербц Варшавского воеводства; последнее место работы — грузчик шелковой фабрики; проживал в г. Могилеве; осужден 19 ноября 1940 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам лагерей.

352. Магазинер Виктор Григорьевич — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — главный инженер завода «Большевик»; проживал в г. Ленинграде; арестован 23 октября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-7, 58-8, 58-11; 26 февраля 1938 г. приговорен к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 27 февраля 1938 г. 353. Магидов Евсей Соломонович — родился в 1898 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела автобронетанкового управления; проживал в г. Москве; осужден 25 августа 1938 г.; обвинялся в подрывной вредительской деятельности по заданию контрреволюционной организации; расстрелян 25 августа 1938 г. 354. Мазин Израиль Исаакович — родился в 1908 г. в д. Морховичи Могилевской губ.; последнее место работы — кладовщик Чердынского леспромхоза; проживал в д. Шишигино Чердынского р-на; осужден 26 декабря 1951 г.; обвинялся в контрреволюционной пропаганде и агитации; отправлен на поселение в Красноярский край. 355. Мазо Борис Исаевич — родился в 1904 г. в м. Горы-Горки Могилевской губ.; последнее место работы — начальник прииска на Колыме; осужден 21 февраля 1939 г.; обвинялся в участии в контрреволюционном заговоре в НКВД, подготовке теракта; расстрелян 21 февраля 1939 г. 356. Макрович Самуил Цалович — родился в 1903 г. в с. Долговичи Мстиславского у.; последнее место работы — начальник 3-го отделения строительного отдела ГУШОСДОР НКВД СССР; проживал в г. Москве; осужден 27 октября 1937 г.; обвинялся в участии в контрреволюционном заговоре; расстрелян 27 октября 1937 г. 357. Мальтянер Пейсах Хаймович — родился в 1903 г. в г. Могилеве; последнее место жительства — г. Москва; арестован в 1936 г.; осужден за контрреволюционную троцкистскую деятельность 10 апреля 1938 г.; расстрелян в г. Магадане 28 апреля 1938 г. 358. Мандельбаум Макс Самуилович — родился в 1899 г. в м. Шповлац, Польша; последнее место работы — начальник цеха кондитерской фабрики; проживал в г. Могилеве; осужден в декабре 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 13 января 1938 г. 359. Маневич Борис Исаакович — родился в 1891 г. в м. Костюковичи Могилевской губ.; последнее место работы — зав. снабжением артели «Цветмет»; расстрелян 3 июня 1938 г. 360. Марголин Исак Наумович — родился в 1884 г. в м. Любоничи Бобруйского у. Минской губ. (сейчас Кировский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — преподаватель Гомельского педагогического института; арестован 3 октября 1950 г.; приговорен 12 мая 1951 г. к 10 годам лагерей; погиб в заключении 11 августа 1951 г. 361. Марек Исаак Соломонович — родился в 1902 г. в с. Новоковно Одесской губ.; последнее

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

место работы — научный работник Горецкого сельхозинститута; проживал в г. Горки; арестован 10 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионаже; не судим. 362. Марек Ицек-Ише Хаим Рафаилович — родился в 1898 г. в г. Люблине; последнее место работы — сапожник шелковой фабрики; проживал в г. Могилеве; арестован 23 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; реабилитирован. 363. Марьясин Александр Ефимович — родился в 1893 г. в г. Могилеве; последнее место работы — директор Дорогомиловского завода им. Фрунзе; проживал в г. Москве; осужден 26 мая 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной организации, в подготовке терактов; расстрелян 26 мая 1937 г. 364. Марьясин Лев Ефимович — родился в 1894 г. в г. Могилеве; последнее место работы — председатель правления Госбанка СССР; осужден 10 сентября 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 22 августа 1938 г. 365. Махлин Моисей Пинхусович — родился в 1903 г.; последнее место работы — инспектор райпотребсоюза; проживал в м. Круглое; осужден 29 ноября 1937 г.; приговорен к ВМН; расстрелян 21 декабря 1937 г. 366. Мейстер Ш.А. — год и место рождения неизвестны; один из организаторов комсомола в г. Могилеве; подвергся репрессиям, по-видимому, в 30-е годы; дальнейшая судьба неизвестна. 367. Меламед Янкель-Кули Нисанович — родился в 1888 г. в г. Горки; последнее место работы — охранник «Заготзерна»; проживал в г. Горки Могилевской обл.; арестован 4 июля 1938 г.; обвинялся как агент Польши; не судился. 368. Мерман Израиль Гиршевич — родился в 1909 г.; служащий; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 369. Мескин Ефим Абрамович — родился в 1903 г. в д. Костюкова Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); последнее место работы — председатель райпотребсоюза; проживал в п. Острошицкий Городок Минской обл.; арестован 26 декабря 1930 г. по обвинению в антисоветской деятельности; приговорен к 6 месяцам лагерей условно. 370. Миндлин Залман Мовшевич — родился в 1883 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — учитель (частная практика); до войны проживал в г. Витебске; осужден 2 мая 1942 г., находясь в эвакуации; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 8 годам лагерей; умер в заключении 21 августа 1942 г. 371. Минин Давид Маркович — родился в 1903 г. в м. Краснополье Могилевской обл.; последнее место работы — директор Республиканской базы Сельхозскоба; проживал в г. Минске; осужден 20 ноября 1948 г.; обвинялся в сотрудничестве с не-

мецкой администрацией лагеря в плену и выдаче тайны врагу; приговорен к 10 годам лагерей. 372. Минкин Иосиф Львович — родился в 1906 г. в г. Могилеве; отбывал наказание в Ленинградской ИТК № 1; 20 ноября 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 24 ноября 1937 г. 373. Минкин Исаак Иосифович — родился в 1909 г. в д. Рвенск под Костюковичами; работал закройщиком-кожевником; проживал в г. Ростовена-Дону; арестован 18 июня 1938 г.; обвинялся по ст. 58-10; 7 июля 1939 г. дело прекращено за недоказанностью обвинения; реабилитирован. 374. Минкин Калман Маркович — родился в 1902 г. в м. Мстиславль; последнее место работы — заведующий отделом печати при ЦК КП(б)Б; осужден 24 ноября 1937 г.; обвинялся как активный член контрреволюционных троцкистскотеррористических организаций, во вредительстве; приговорен к ВМН; расстрелян 24 ноября 1937 г. 375. Минкина Мария Вульфовна (Владимировна) — родилась 11 декабря 1904 г. в г. Могилеве; последнее место работы — педагог дошкольного городского комитета; проживала в г. Минске; осуждена 28 ноября 1937 г.; обвинялась как жена изменника Родины; приговорена к 8 годам лагерей. 376. Минчин Яков Антонович — родился в 1898 г. в м. Друя Виленской губ.; последнее место работы — директор Чериковского лесхоза Могилевской обл.; арестован 25 июля 1938 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден 5 апреля 1939 г. 377. Минькина Хая-Рася Викторовна — родилась в 1900 г. в м. Кричев Могилевской губ.; последнее место работы — портная швейной артели «Труд»; проживала в г. Климовичи Могилевской обл.; осуждена 2 ноября 1938 г.; обвинялась в шпионаже; приговорена к 8 годам лагерей. 378. Миркин-Павлов Павел Борисович — родился в 1892 г. в г. Могилеве; последнее место жительства — г. Москва; арестован в 1935 г.; осужден 6 сентября 1937 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность; расстрелян в магаданских лагерях 1 октября 1937 г. 379. Михлин Пилат Рафаилович — родился в 1898 г. в м. Кричев Чериковского у. Могилевской губ.; последнее место работы — бригадир медников ЦАГИ; проживал в г. Москве; арестован 5 июля 1936 г. 380. Могилевич Моисей Гдальевич — родился в 1909 г. в г. Шклове; последнее место работы — колхозник в д. Полоновичи Дзержинского р-на; осужден 1 сентября 1933 г.; обвинялся как агент разведорганов буржуазной Польши; приговорен к 8 годам лагерей (по другим данным — арестован 3 марта 1942 г., по-видимому, повторный арест); осужден 15 мая 1942 г. к 6 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах; заключенный Ухтижэмлага Коми АССР.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

381. Могилевкин Хаим Абрамович — родился в 1904 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — зам. директора Сошихинской МТС; проживал в д. Погорелка Сошихинского р-на Ленинградской обл.; арестован 15 октября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-7, 58-11; 5 ноября 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян в г. Ленинграде 12 ноября 1937 г. 382. Молталер Лейб Хаймович — родился в 1904 г. в г. Могилеве; место работы неизвестно; проживал в г. Могилеве; арестован 31 августа 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; приговорен 15 января 1937 г. к 5 годам ИТЛ; отбывал наказание в г. Воркуте; освобожден 20 августа 1943 г. 383. Мороз Иосиф Лейзерович — родился в 1892 г. в г. Могилеве; место работы неизвестно; проживал в г. Могилеве; осужден 8 июня 1939 г. в МАССР по ст. 58-10 на 7 лет ИТЛ. 384. Морошек Макс Исаакович — родился в 1899 г. в д. Житина Стародорожского р-на; последнее место работы — заместитель председателя райисполкома м. Глуск; арестован 1 сентября 1935 г.; освобожден 21 января 1936 г. 385. Моцкин Залман Лейбович (по другим источникам — Мойсеевич) — родился 25 июля 1893 г. в м. Черневка (сейчас Дрибинский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — бухгалтер завода им. Димитрова; проживал в г. Могилеве; осужден 11 ноября 1938 г.; обвинялся как агент Германии; приговорен к 8 годам лагерей. 386. Муравин Соломон Моисеевич — родился в 1888 г. в г. Горки; арестован в 1938 г.; погиб. 387. Найштат Абрам Григорьевич — родился в 1892 г. в г. Могилеве; последнее место работы — директор Дальневасточного института бактериологии; проживал в г. Хабаровске; осужден 14 апреля 1939 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной организации, шпионаже; расстрелян 15 апреля 1939 г. 388. Нейштадт Григорий Абрамович — родился в 1876 г. в Могилевской губ.; работал служащим; проживал в г. Сызрани; арестован 26 декабря 1937 г.; 30 декабря приговорен по обвинению в организации террористических актов, контрреволюционной пропаганде или агитации и контрреволюционной организационной деятельности к ВМН; расстрелян 18 февраля 1938 г. 389. Неусихин (Неусыхин) Марк Яковлевич — родился в 1872 г. в г. Могилеве; работал служащим; проживал в Самаре; арестован 28 июня 1931 г. по обвинению в организации террористических актов; 15 июля 1931 г. уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения. 390. Нешкес Гирша Соломонович — родился в 1901 г. в г. Гродно, Польша; последнее место работы — председатель артели инвалидов; проживал в г. Могилеве; осужден 6 декабря 1937 г.;

обвинялся по ст. 68 как агент Польши; приговорен к ВМН; расстрелян 13 января 1938 г. 391. Носацкий Матес Носинович (Носимович) — родился в 1902 г. в г. Волковыске Гродненской области; последнее место работы — инженер торфзавода в д. Гребенево; проживал в г. Могилеве; осужден 26 февраля 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности в пользу Польши; приговорен к ВМН; расстрелян 17 марта 1938 г. 392. Окстолкер Цалель (Цезарь) Ефимович — год и место рождения неизвестны; рабочийпечатник; участник гражданской войны и один из основателей могилевской комсомольской организации; уехал из г. Могилева в начале 20-х годов; работал на партийной работе; репрессирован, повидимому, в 30-е годы. 393. Палей Гершон Иосифович — родился в 1909 г. на ст. Рудинск Игуменского у. Минской губ. (сейчас Пуховичский р-н); студент 5-го курса БСХА; проживал в г. Горки Могилевской обл.; осужден 22 июня 1935 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной организации; приговорен к 5 годам лагерей. 394. Парховник Лазарь — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — колхозник в д. Полыковичи Могилевского р-на; арестован осенью 1932 г.; обвинялся во вредительстве; приговорен к 5 годам лагерей; дальнейшая судьба неизвестна. 395. Парховник Лев — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — колхозник в д. Полыковичи Могилевского р-на; арестован осенью 1932 г.; обвинялся во вредительстве; приговорен к 7 годам лагерей; из заключения не вернулся. 396. Парховник Хаим — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — колхозник в д. Полыковичи Могилевского р-на; арестован осенью 1932 г.; обвинялся во вредительстве; приговорен к 10 годам лагерей; дальнейшая судьба неизвестна. 397. Парховников Иосиф Петрович — родился в 1867 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — член общества помощи беженцам; проживал в г. Томске; арестован 28 октября 1929 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации; осужден 7 апреля 1930 г. 398. Пасманик Михаил Львович — родился в 1903 г. в м. Малятичи Могилевской губ. (сейчас Кpичевский pайон); последнее место работы — начальник ветупpавления Наpкомзема БССР; проживал в г. Минске; осужден 11 октября 1937 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации во вредительстве; приговорен к ВМН; расстрелян 17 октября 1937 г. 399. Певзнер (псевдоним Майский) Борис Львович — родился в 1901 г. в м. Стайки Могилевской губ. (сейчас Дашковский с/с); в конце 30-х годов исключен из партии за троцкизм; переехал из

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

г. Москвы в г. Ковров; работал на заводе; во время войны служил сапером; восстановлен в партии; вернулся в чине капитана; арестован в начале 50-х годов; отбыл в заключении 6 лет. 400. Певзнер Залман-Шнеер-Яков Евелевич — родился в 1891 г. в м. Климовичи Могилевской губ. в семье раввина; получил традиционное образование; в 1917—1918 гг. — раввин синагоги в г. Гжатске; в 1925—1928 гг. — раввин в г. Климовичи; в 1929 г. выслан за пределы режимных зон проживания; с 1936 г. проживал в д. Ямская Слобода Можайского р-на Московской обл.; последнее место работы — артель «Можайский металлист», кустарь-надомник; арестован 9 октября 1937 г. как «активный религиозник и участник общины по организации нелегальной синагоги и по созыву тайных собраний», из обвинительного заключения: «…организатор сионистской контрреволюционной группы по обработке евреев на выезд в Палестину и противодействию советским законам»; 20 декабря 1937 г. приговорен к 8 годам ИТЛ; отбывал наказание в Бамлаге на ст. Уссурийск; после освобождения выслан в Казахстан; проживал в г. Ташкенте; реабилитирован 23 января 1960 г. 401. Певзнер Залман-Янкель Аронович — родился в 1907 г. в м. Боево Могилевской губ. (сейчас Горецкий р-н); последнее место работы — врач-невропатолог; проживал на 77-м разъезде Молотовской ж/д Читинской обл.; арестован 14 декабря 1937 г.; 4 августа 1939 г. дело прекращено. 402. Певзнер Илья Борисович — родился в 1907 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — дивизионный механик Амурской Краснознаменной военной флотилии; военный инженер 3-го ранга; проживал в г. Хабаровске; арестован 2 июля 1938 г.; содержался под следствием; дело прекращено 23 марта 1939 г. 403. Певзнер Илья Калманович — родился в 1900 г. в г. Могилеве; последнее место работы — преподаватель средней школы № 2 г. Энгельса; осужден 29 апреля 1938 г.; обвинялся в участии в контрреволюционной кулацкой организации; приговорен к 10 годам лагерей; повторно — к 3 годам лагерей. 404. Певзнер Исаак Иосифович — родился в 1891 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — бухгалтер лесопильной артели «Заря»; проживал в г. Горки Могилевской обл.; арестован 15 августа 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; освобожден 13 ноября 1938 г. 405. Пекельный Мордух Цадикович — родился в 1904 г. в г. Могилеве; арестован в 1936 г.; осужден 21 января 1938 г.; расстрелян 1 февраля в 1938 г. в г. Магадане. 406. Перель Идель — родился в 1891 г. в г. Вильно; во время оккупации г. Могилева немецкими войсками в 1918 г. руководил Центральным профсоюзным бюро, затем работал в Могилеве и Гомеле в области народного просвещения; в 1923 г.

был приглашен в г. Москву в аппарат Наркомпроса РСФСР; с 1927 г. 10 лет работал заведующим Уральским областным отделом народного образования в г. Свердловске; в 1937 г. решением Свердловского бюро ВКП(б) был снят с работы и исключен из партии; арестован в числе тридцати преподавателей средних школ; расстрелян 10 июля 1937 г. 407. Перкаль Янкель Хаимович — родился в 1895 г. в г. Остроленка, Польша; последнее место работы — сапожник сапожной артели «Красный Октябрь»; проживал в г. Белыничи Могилевской обл.; арестован 24 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации и шпионаже; освобожден 17 декабря 1941 г. 408. Перлин Лев Абрамович — родился в 1904 г. в м. Костюковичи (д. Дубравна) Могилевской губ., последнее место работы — заготовщик артели «Хромтруд» п. Гусино Краснинского р-на Западной обл.; арестован 17 января 1936 г.; обвинялся по ст.ст. 58 ч.2, 58-104 ч.1; приговорен спецколлегией Смоленского областного суда 23 мая 1938 г. к 3 годам лишения свободы; освобожден 14 июля 1938 г. 409. Персин Борис Юдович — родился в 1906 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — директор комбината общественного питания автомобильного завода им. Сталина; проживал в г. Москве; осужден 22 ноября 1950 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной группе; расстрелян. 410. Петкович Файвель Залманович — родился в 1915 г. в г. Гарволин, Польша; последнее место работы — портной швейной артели «20 лет Октября»; проживал в г. Могилеве; арестован 22 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации и шпионаже; освобожден 17 декабря 1941 г. 411. Печатников Михаил Зиновьевич — родился в 1905 г. в Могилевской губ.; арестован в 1936 г.; осужден 28 февраля 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной повстанческой организации; расстрелян 5 марта 1938 г. в г. Магадане. 412. Пивоваpов Залман Рувимович — родился в 1910 г. в м. Костюковичи Могилевской губ.; белорусский поэт и переводчик, театральный критик; последнее место работы — журналист газеты «Чыpвоная Змена»; проживал в г. Минске; осужден 28 октября 1937 г.; обвинялся как член национально-фашистской организации, террористической группы, в антисоветской пропаганде; приговорен к ВМН; расстрелян 29 октября 1937 г. 413. Пикельнер Иосиф Абрамович — родился в 1915 г. в м. Чаусы Могилевской области; последнее место работы — ветврач Корпусного ветеринарного лазарета № 645; проживал в г. Ленинграде; арестован 19 ноября 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к ВМН; дело прекращено 28 ноября 1941 г.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

414. Пинес Анна Яковлевна — родилась в 1892 г. в г. Могилеве; домохозяйка; проживала в г. Куйбышеве; арестована 27 апреля 1937 г. как член семьи репрессированного; 27 февраля 1940 г. приговорена к 5 годам лагерей. 415. Пинес Меир-Иссар — родился в 1881 г. в г. Могилеве; специалист по истории еврейской литературы, общественный деятель; жил в Англии и Германии; во время Второй мировой войны вынужден был вернуться в СССР; репрессирован в 1942 или 1943 г. 416. Пинскер Иосиф Зиновьевич — родился в 1898 г. в м. Костюковичи Могилевской губ.; из служащих; год и место репрессирования неизвестны. 417. Письман Янкель Абрамович — родился в 1888 г. в д. Бордич; последнее место работы — механик на мельнице, проживал в м. Краснополье; арестован 18 сентября 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 418. Плахчинский Бениамин Шлемович — родился в 1913 г. в г. Петрикове; последнее место работы — портной швейной артели «20 лет Октября»; проживал в г. Могилеве; арестован 22 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации, шпионаже; освобожден 17 декабря 1941 г. 419. Позина Зинаида Лазаревна — родилась в 1899 г. в г. Могилеве; анархо-мистик; работала лаборантом Московского института инженеров транспорта; проживала в г. Москве; арестована 16 февраля 1931 г.; обвинялась в принадлежности к контрреволюционной анархо-мистической организации; приговорена 25 апреля 1931 г. к ссылке в Казахстан на 3 года; последнее место работы — бухгалтер сортовой комиссии; проживала в г. Петропавловске Северо-Казахстанской обл.; арестована 1 декабря 1937 г.; обвинялась по ст. 58-10; приговорена 3 декабря 1937 г. к ВМН. 420. Покрас Дина Мордуховна — родилась в 1909 г. в г. Могилеве; работала закройщицей; проживала в г. Куйбышеве; арестована 17 ноября 1937 г. по обвинению в шпионаже; в этом же году уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения. 421. Пошерстник Моисей Менделеевич — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — экономист горплана Томского горсовета; проживал в г. Томске; арестован 18 декабря 1937 г.; обвинялся в участии в правотроцкистской организации; осужден 16 июля 1939 г. 422. Пошерстник Эммануил Львович — родился в 1888 г. в м. Старый Быхов Могилевской губ.; последнее место работы — технический секретарь в цехе № 7 оружейного завода; проживал в г. Туле; арестован 15 апреля 1938 г.; обвинялся в антисоветской агитации; 16 мая 1939 г. дело прекращено за недоказанностью преступления. 423. Премыслер Харитон Моисеевич — родился в 1910 г. в г. Одессе; последнее место ра-

боты — зам. начальника отдела снабжения строительства ТЭЦ; проживал в г. Могилеве; арестован 22 июня 1941 г.; освобожден 26 ноября 1941 г. 424. Пресман Гирша Мовшевич — родился в 1877 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — извозчик артели трудгужтранспорта; проживал в м. Глуск; арестован 6 августа 1932 г.; осужден 22 сентября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к ВМН; расстрелян 7 октября 1937 г. 425. Пресман Файтель Яковлевич — родился в 1890 г. в д. Семукачи Могилевской губ.; последнее место работы — мельник д. Сермяженка Белыничского р-на Могилевской обл.; осужден 10 апреля 1930 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам лагерей. 426. Пресс Мария Юрьевна — родилась в 1906 г. в г. Белостоке Гродненской губ.; студентка Горецкого сельхозинститута; проживала в г. Горки Могилевской обл.; осуждена 22 октября 1937 г.; обвинялась в шпионской деятельности в пользу Польши; приговорена к ВМН; расстреляна 10 ноября 1937 г. 427. Пшитик Абрам-Аба Лейбович — родился в 1913 г. в г. Гроденск-Мозовеск, Польша; последнее место работы — шорник артели «1 Мая»; проживал в г. Могилеве; арестован 23 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; освобожден 30 октября 1941 г. 428. Рабинович Абель Калманович — родился в 1885 г. в г. Могилеве; последнее место работы — врач родильного дома; проживал в г. Вологде; арестован 2 июля 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 58-7; 58-10 ч.1, 58-11; 5 января 1940 г. дело прекращено за отсутствием состава преступ-ления. 429. Рабинович Вульф Самойлович — родился в 1883 г. в г. Могилеве; последнее место работы — учитель школы при комбинате «Апатит» г. Кировска Мурманской обл.; арестован 29 мая 1938 г.; осужден 4 декабря 1939 г. к 5 годам лагерей. 430. Рабинович Лейзер Юдович — год и место рождения неизвестны; работал и жил в г. Могилеве; арестован 20 апреля 1937 г.; обвинен в принадлежности к контрреволюционной троцкистсковредительской организации; расстрелян в 1938 г. 431. Рабинович Михаил Борисович — родился в 1907 г. в г. Могилеве; последнее место работы — доцент, преподаватель ЛГУ; проживал в г. Ленинграде; 25 апреля 1949 г. обвинялся в разглашении военной и государственной тайны в подготовленных хрониках обороны Ленинграда; 18—19 мая 1949 г. осужден на 8 лет ИТЛ; отбывал наказание в лагерях Хакасии; освобожден в апреле 1953 г. 432. Рабинович Савелий Маpкович — родился в 1900 г. в м. Дpибин Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий сектоpом

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

НИИ свиноводства, кормления и откорма свиней; проживал в г. Минске; обвинялся как член антисоветской шпионской вредительской организации в системе животноводства БССР; 9 июля 1933 г. приговорен к 8 годам лагерей; 29 ноября 1937 г. по обвинениям в высказывании контрреволюционных провокационно-клеветнических настроений, недовольства празднованием 20-летия советской власти приговорен к ВМН; расстрелян 2 декабря 1937 г. 433. Рабинович Сорра-Лея Залмановна — родилась в 1884 г. в г. Двинске (сейчас Латвия); последнее место работы — преподаватель пединститута; проживала в г. Могилеве; арестована 15 сентября 1938 г.; обвинялась в распространении эсэровской литературы; не судилась; освобождена 10 февраля 1939 г. 434. Рабинович Филипп Яковлевич — родился в 1885 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — директор Котласской лесобазы Главлеса Наркомата лесной промышленности СССР; расстрелян 9 декабря 1937 г. 435. Рабинович Эммануил Исаакович — родился в 1895 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — ответственный счетчик губстата; проживал в г. Томске; арестован в сентябре 1920 г.; обвинен в службе в Белой Армии; приговорен 8 сентября 1920 г. к заключению в концлагерь. 436. Рагандель Меер Израелевич — родился в 1918 г.; парикмахер; проживал в г. Могилеве; арестован в 1941 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 437. Радкевич Абрам Алексеевич — родился 29 августа 1888 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — служащий облисполкома; проживал в г. Куйбышеве; арестован 29 августа 1937 г.; 14 мая 1938 г. Верховным судом СССР приговорен по обвинению в организации вооруженного восстания, вредительстве, организации террористических актов и контрреволюционной организационной деятельности к ВМН; расстрелян 14 мая 1938 г. 438. Райтер Иосиф Львович — родился в 1892 г. в г. Могилеве*; член РСДРП с 1909 г.; востоковед-политолог; работал ответственным секретарем областного комитета партии в Самарканде и Петропавловске, ректором Коммунистического университета трудящихся Востока с октября 1928 г., ответственным редактором журнала «Революционный Восток» с 1929 г., член Общества по изучению Центральной Азии; проживал в Москве; арестован 3 сентября 1938 г.; обвинялся в шпионаже, принадлежности к контрреволюционной организации; 28 февраля 1940 г. приговорен к ВМН; расстрелян 4 марта 1940 г. 439. Райхлин Лев Абрамович — родился в 1885 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; проживал в г. Орле; последнее место работы — заведующий слесарной мастерской; арестован в 1937 г.; осужден на 10 лет лагерей.

440. Райхлин Янкель Ицкович — родился в 1909 г. в м. Чаусы Могилевской губ.; последнее место работы — председатель артели «14 лет Октября»; проживал в г. Могилеве; осужден 13 марта 1952 г.; обвинялся в антисоветской пропаганде; приговорен к 25 годам лагерей; приговор уменьшен до 10 лет. 441. Рапопорт Григорий Яковлевич — родился в 1890 г. в м. Глуск (сейчас Могилевская обл.); с 1918 г. по 1936 г. — на руководящей работе в органах госбезопасности (полномочный представитель НКВД Крыма, Белоруссии — в 1930—1931 гг., Урала, Сталинграда); последнее место работы — начальник государственной инспекции по качеству Наркомпищепрома СССР; проживал в г. Москве; осужден 8 февраля 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 10 февраля 1938 г. 442. Расин Саул Абрамович — родился в 1912 г. в г. Могилеве; последнее место работы — лаборант; проживал в г. Могилеве; осужден 11 ноября 1937 г. 443. Раскин Борис Владимирович — родился в 1887 г. в г. Москве; последнее место работы — инструктор по снабжению Могилевского райпотребсоюза; проживал в г. Могилеве; арестован 29 марта 1931 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; не судим. 444. Ратковский Александр Ефимович — родился в 1899 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — начальник производственной части Минусинской тюрьмы НКВД; проживал в г. Минусинске; арестован 28 июня 1936 г.; обвинялся по ст. 58-10 (обработка ссыльных в контрреволюционном троцкистском духе); приговорен 3 ноября 1936 г. к 5 годам ИТЛ. 445. Ратнер Александр Давыдович (Давидович) — родился в 1903 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заместитель начальника планового отдела Главугля НКТП СССР; проживал в г. Москве; осужден 8 января 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 8 января 1938 г. 446. Ратнер Илья Арнольдович — родился в 1869 г. (по другим данным — в 1899 г.) в г. Могилеве; последнее место работы — юрисконсульт конторы «Союзхлеб»; проживал в г. Казани; арестован 25 января 1931 г.; обвинялся по ст.ст. 58-7, 58-11 (участник вредительской группировки); 15 сентября 1931 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления. 447. Ратнер Саул Адольфович — родился в 1897 г. в г. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — ветеринарный врач Выборгской райветинспекции; арестован в 1938 г.; освобожден в 1939 г. 448. Ратнер София Игнатьевна — родилась в 1897 г. в г. Могилеве; последнее место работы —

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

экономист-плановик по товарообороту; проживала в г. Кустанае; арестована 3 апреля 1937 г.; обвинялась по ст. 58-10; приговорена 3 июня 1937 г. к 7 годам ИТЛ; реабилитирована 8 мая 1940 г. за отсутствием состава преступления. 449. Ратновский Моисей Александрович — родился в 1899 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заместитель технического директора «Дальзавода»; проживал в г. Ленинграде; арестован 20 апреля 1937 г.; обвинялся в антисоветской деятельности; приговорен 26 апреля 1938 г. к ВМН; расстрелян 28 апреля 1938 г. в г. Владивостоке. 450. Ратновский Яков Александрович — родился в 1906 г. в г. Могилеве; последнее место работы — учитель; проживал в г. Кокчетаве Акмолинской (Целиноградской) обл.; арестован 7 июля 1941 г.; обвинялся по ст. 58-10; приговорен 27 декабря 1941 г. к 10 годам ИТЛ. 451. Рафалович Адольф Вениаминович — родился в 1927 г. в г. Могилеве; последнее место работы — учитель школы рабочей молодежи № 52; проживал в г. Ленинграде; арестован 11 декабря 1958 г.; обвинялся по ст.ст. 58-1а; 58-10 ч. 2 (хранение и распространение книг, изданных за рубежом, перевод из зарубежных газет и журналов, контакты с иностранцами, в частности, с израильскими дипломатами); приговорен 18 марта 1959 г. к 10 годам ИТЛ. 452. Рахмилевич Шолом Менделевич — родился в 1872 г. в м. Глуск Минской губ. (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — еврейский частный учитель (меломед); проживал в г. Минске; арестован 13 сентября 1938 г. по обвинению в антисоветской агитации; 5 августа 1939 г. приговорен к 5 годам ссылки. 453. Регинбогин Янкель Невахович — родился в 1869 г. в г. Минске; последнее место работы — начальник цеха стеклозавода «Октябрь»; проживал в Осиповичском р-не; осужден 22 ноября 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 28 ноября 1937 г. 454. Рейлин Захарий Иосифович — родился в 1885 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — зав. торготделом Чериковского райисполкома Могилевской обл.; осужден 1 марта 1926 г.; обвинялся во вредительской деятельности; 26 июня 1931 г. реабилитирован. 455. Релин Гесель Иоселевич — родился в 1879 г. в м. Краснополье; последнее место работы — портной; проживал в м. Краснополье; арестован 29 января 1935 г.; осужден 17 мая 1935 г.; обвинялся как участник контрреволюцонной группы, приговорен к 3 годам ссылки; отбывал наказание в Казахстане. 456. Ровняк Самуил Моисеевич — родился в 1902 г. в г. Радип Седлецкой губ., Польша; последнее место работы — слесарь МТС; проживал в г. Мстиславле; арестован 22 февраля 1938 г.; обвинялся как агент Польши; не судился.

457. Рогов-Рубинштейн Макс Зеликович — родился в 1906 г. в г. Вильно, Польша; последнее место работы — закройщик фабрики им. Володарского; проживал в г. Могилеве; осужден 19 сентября 1936 г.; обвинялся в шпионской деятельности; приговорен к 5 годам лагерей. 458. Роговер Григорий Борисович — родился в 1905 г. в г. Могилеве; геолог, специалист по методике разведки месторождений цветных металлов; последнее место работы — Наркомат цветной металлургии; место жительства — г. Москва; арестован 8 ноября 1942 г. в г. Свердловске. 3 апреля 1943 г. осужден на 8 лет лагерей с дальнейшим ограничением местожительства; отбывал срок в Воркутлаге на общих работах; с 26 сентября 1943 г. — в Норильлаге; в 1945 и 1946 гг. срок снижался на 6 месяцев; освобожден 9 ноября 1949 г.; отбывал ссылку в г. Норильске; освобожден из ссылки по реабилитации в 1955 г.; вернулся в г. Москву, работал в Министерстве геологии. 459. Розенберг Зелик Хаимович — родился в 1889 г. в г. Варшаве; последнее место работы — инструктор Кировского райкома партии; проживал в г. Кировске Могилевской обл.; арестован 29 июля 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; освобожден. 460. Розенфайн Аврам Аронович — родился в 1884 г. в г. Годяч Харьковской губ.; проживал в м. Краснополье; арестован 18 ноября 1937 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 461. Ройзман Айзик Волькович — родился в 1906 г. в Винницкой губ.; проживал в г. Могилеве*; арестован в 1936 г.; осужден 23 апреля 1938 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность; расстрелян 16 мая 1938 г. 462. Ройзнер Ефроим Зиселевич — родился в 1916 г. в г. Варшаве; последнее место работы — рабочий трудовой колоны НКВД г. Могилева; проживал в г. Могилеве; арестован 24 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; не судился. 463. Романдель Меер Израилевич — родился в 1918 г. в г. Варшаве; последнее место работы — парикмахер облколхоза; проживал в г. Могилеве; арестован 25 июня 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; освобожден 26 сентября 1941 г. 464. Романдель Неах Израилевич — родился в 1917 г. в г. Варшаве; последнее место работы — портной швейной артели «20 лет Октября»; проживал в г. Могилеве; арестован 3 сентября 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; освобожден 26 сентября 1941 г. 465. Рохлин Даниил Аронович — родился в 1915 г. в с. Чернявка Могилевской губ. (сейчас территория России); красноармеец 10-го полка связи МВО; проживал в г. Костроме; осужден 6 мая 1937 г.; обвинялся в контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к 4 годам лагерей с поражением в правах на 2 года.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

466. Рубинштейн Вениамин Аронович — родился в 1903 г. в г. Белостоке (сейчас Польша); последнее место работы — учитель школы при Могилевском заводе им. Димитрова; проживал в г. Могилеве; арестован 20 января 1936 г.; обвинялся в «контрреволюционной нацдемовской деятельности», приговорен 10 августа 1936 г. к 3 годам лагерей. Дальнейшая судьба неизвестна. 467. Рубинштейн Павел Исаевич — родился в 1871 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий часовой секцией универмага Мосторга № 101; расстрелян 7 июня 1938 г. 468. Рубинштейн Хаим — родился в г. Витебске; последнее место работы — технорук Могилевской швейной фабрики; арестован в 1938 г.; расстрелян. 469. Рускин Яков Ефимович — родился в 1913 г. в г. Могилеве; заключенный Устьвымлага НКВД; рабочий 3 л/п; арестован 17 октября 1940 г. (о первом аресте сведений нет); осужден 23 января 1943 г. по ст. 58-14 на 3 года лишения свободы. 470. Русман Давид Рубинович (Рувинович) — родился в 1891 г. в г. Брест-Литовске; последнее место работы — главный бухгалтер совхоза «Октябрь»; проживал в Осиповичском р-не Могилевской обл.; осужден 22 ноября 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 6 декабря 1937 г. 471. Рутберг Августина Нисовна — родилась в 1900 г. в г. Виннице, Украина; последнее место работы — инструктор локомобильного завода; проживала в г. Могилеве; осуждена 27 апреля 1949 г.; обвинялась в контрреволюционной деятельности; выслана на поселение. 472. Рывкинд Борис Моисеевич — родился в 1889 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — зав. столовой Мстиславского сельпо; проживал в г. Мстиславле Могилевской обл.; арестован 11 июня 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; освобожден. 473. Рысенберг Григорий Осипович — родился в 1903 г. в Могилевской губ.; последнее место жительства — Омская обл.; арестован в 1936 г.; осужден 5 сентября 1937 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность; расстрелян 25 сентября 1937 г. 474. Рысин Григорий Шмеркович — родился в 1920 г. в г. Климовичи Могилевской губ.; лейтенант 3-й роты 1-го стрелкового батальона; до войны проживал в г. Климовичи; арестован 11 ноября 1942 г.; обвинялся в измене Родине; 15 ноября 1942 г. дело прекращено. 475. Рыскина Ревекка Михайловна — родилась в 1895 (1896) г. в Могилевской губ.; проживала в г. Баку; осуждена 9 апреля 1938 г. как «член семьи изменника Родины» на срок 8 лет; прибыла в Сегежлаг 2 октября 1939 г. из Темниковских лагерей

НКВД; выбыла 1 августа 1941 г. в Карагандинский ИТЛ; освобождена из Карлага 8 августа 1943 г. 476. Савельев Исаак Давыдович (Давидович) — родился в 1876 г.; арестован в Горках; выслан в Северный край на 3 года 15 декабря 1929 г. 477. Сагал Яков-Хаим Гиршевич — родился в 1907 г. в г. Могилеве; последнее место работы — директор кожзавода им. Сталина; проживал в г. Могилеве; арестован 29 сентября 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; не судим. 478. Сакович Давид Яковлевич — родился в 1873 г. в д. Прянички Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); колхозник; расстрелян в 1933 г. 479. Сандомирская Фаня Борисовна — родилась в 1903 г. в г. Кричеве Могилевской губ; обвинялась как ЧСИР (член семьи изменника Родины); приговорена 9 апреля 1938 г. к 8 годам ИТЛ; 7 июня 1938 г. прибыла в Акмолинское ЛО из тюрьмы г. Свердловска; освобождена из Карлага 6 января 1946 г. 480. Сапир Исай Давидович — родился в 1897 г. в м. Вилкамир, Литва; последнее место работы — зав. неврологическим отделением 1-й Cоветской больницы; проживал в г. Могилеве; осужден 5 февраля 1940 г.; обвинялся в антисоветской агитации, контрреволюционной деятельности; приговорен к 5 годам ссылки. 481. Сегал Мария Михайловна — родилась в 1904 г. в г. Дисна (тогда Польша); последнее место работы — рабочая швейной фабрики им. Володарского; проживала в г. Могилеве; осуждена 5 мая 1938 г.; обвинялась в шпионаже; приговорена к ВМН; расстреляна 19 декабря 1939 г. 482. Селецкий Мирон Моисеевич — родился в 1896 г. в м. Старый Быхов Могилевской губ.; последнее место работы — музыкант ресторана «Метрополь» г. Москвы; расстрелян 10 декабря 1937 г. 483. Семковский (Бронштейн) Семен Юльевич — родился в 1882 г. в г. Могилеве; с начала 1900-х годов — участник социал-демократического движения; один из теоретиков меньшевизма по национальному вопросу; с 1920 г. занимался научной и преподавательской деятельностью в институте народного хозяйства, педагогическом и других вузах г. Харькова, член украинского центрального исполнительного комитета; проживал в г. Харькове; репрессирован в 1937 г. 484. Сидлер Матвей Илларионович — родился в 1880 г.; последнее место работы — закройщик артели «Объединение»; проживал в г. Могилеве; репрессирован в 1936 г. 485. Сироткин Израиль Исаевич — родился в 1912 г. в г. Могилеве; последнее место работы — фотолаборант авиаэскадрильи Черноморского флота; военнослужащий с 1932 г.; проживал в

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

г. Евпатории; осужден 29 января 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к 6 годам лагерей с поражением в правах на 3 года. 486. Сироткин Шлема Барухович — родился 9 августа 1898 г. в г. Могилеве; последнее место работы — оклейщик на строительстве пединститута; проживал в г. Могилеве; арестован 20 января 1936 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; освобожден 2 февраля 1936 г. 487. Скибинская Бася Наумовна — родилась в 1895 г. в Мстиславском у. Могилевской губ.; последнее место работы — заведующая столовой; проживала в г. Томске; в июне 1943 г. сослана в Краснодарский край на 5 лет как член семьи изменника Родины. 488. Скундин Борис Григорьевич — родился в 1886 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; с 1938 г. работал начальником Госнефтеинспекции СССР; репрессирован в 1943 г.; находился в заключении до 1950 г. 489. Слуцкий Иосиф Моисеевич — родился в 1910 г. в м. Хотимск Могилевской губ.; последнее место работы — шлифовщик Верхнедвинской фабрики; арестован 26 октября 1929 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 490. Слуцкий Маркус Яковлевич — родился в 1906 г. в г. Смоленске; последнее место работы — счетовод, писарь штаба полка; проживал в г. Могилеве; арестован 24 октября 1930 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; освобожден 25 ноября 1930 г. 491. Слуцкий Хаим-Файтель Азарович — родился в 1885 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — консультант отдела культуры Госплана СССР; проживал в г. Москве; обвинялся в контрреволюционной деятельности; арестован 15 июня 1937 г.; приговорен 14 декабря 1937 г. к 10 годам ИТЛ. 492. Смелькинсон Мовша Абрамович — родился в 1894 г. в г. Слуцке Минской губ.; последнее место работы — начальник участка стройтреста; проживал в г. Могилеве; осужден 27 сентября 1938 г.; обвинялся как агент Польши; приговорен к ВМН; расстрелян 11 октября 1938 г. 493. Соколенко Александр Аронович — родился в 1897 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник Главного управления промышленных предприятий Наркомсвязи СССР; проживал в г. Москве; осужден 27 сентября 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной организации; расстрелян 27 сентября 1938 г. 494. Соловей Моисей Эльевич — родился в 1919 г. в м. Шклов Могилевской губ.; последнее место работы — маляр треста столовых и ресторанов г. Могилева; арестован 11 апреля 1951 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей.

495. Соловьев Берка Мовшевич — родился в д. Дубасики Могилевской губ. (сейчас Чаусский р-н); последнее место работы — извозчик-рабочий артели инвалидов; проживал в г. Орше Витебской обл.; арестован 7 февраля 1938 г. по обвинению в антисоветской агитации; приговорен 16 февраля 1938 г. к ВМН; расстрелян 14 марта 1938 г. 496. Сорин Моисей Хаймович — родился в 1894 г. в г. Могилеве; последнее место работы — мастер хлебопекарни; проживал в г. Могилеве; осужден 5 октября 1936 г.; обвинялся в антисоветской агитации и пропаганде; приговорен к 5 годам лагерей. 497. Соркин Абрам Менделевич — родился в 1878 г. в м. Белыничи Могилевской губ.; последнее место работы — кладовщик артели «Красный сукновал»; проживал в м. Толочин Витебской обл.; осужден 2 ноября 1938 г.; обвинялся как член контрреволюционной шпионской организации и в контрреволюционной деятельности; дальнейшая судьба неизвестна. 498. Соркин Адольф Бенцианович — родился в 1909 г. в г. Осиповичи (сейчас Могилевская обл.); последнее место работы — парикмахер Осиповичского Красного Креста; проживал в Осиповичском р-не Могилевской обл.; арестован 14 июля 1938 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден 14 января 1939 г. 499. Соскин Михаил Лазаревич — родился в 1887 г. в с. Бобры Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий складом артели «Полиграфтруд»; расстрелян 3 июля 1938 г. 500. Стекина Хая Иосифовна — родилась 25 декабря 1906 г. в г. Вильно; домохозяйка; проживала в г. Могилеве; осуждена 19 сентября 1936 г.; обвинялась в шпионской деятельности; приговорена к 3 годам лагерей. 501. Стекин-Михельман Григорий-Исаак Иосифович — родился в 1902 г. в г. Вильно; последнее место работы — наборщик типографии; проживал в г. Могилеве; осужден 19 сентября 1936 г.; обвинялся в шпионской деятельности; приговорен к 5 годам лагерей. 502. Сурганский Лев Яковлевич — родился в 1907 г. в Черниговской губ.; последнее место работы — начальник Гродянского мехпункта; проживал в п. Гродянка Осиповичского р-на Могилевской обл.; осужден 17 марта 1939 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден 17 марта 1939 г. 503. Сухаревский Давид Яковлевич — родился в 1895 г. в г. Могилеве; входил в могилевскую правдистскую группу; участник Первой мировой и гражданской войн; член партии с 1919 г.; председатель правления Могилевского союза металлистов; последнее место работы — зам. начальника механического цеха № 2 (танкового) Кировского завода; проживал в г. Ленинграде; осужден 7 мая 1937 г.; расстрелян 8 мая 1937 г.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

504. Сянно Арон-Янкель Ицкович — родился в 1917 г. в м. Щечихи, Польша; проживал в г. Белыничи Могилевской обл.; арестован 14 июля 1941 г.; обвинялся в антисоветской агитации; освобожден 26 сентября 1941 г. 505. Тавбин Юлий (Юдаль) Абрамович — родился в 1911 г. в г. Острогожске Воронежской губ.; белорусский поэт, переводчик; в 1921 г. переехал с родителями в г. Мстиславль; окончил Мстиславский педагогический техникум; арестован в конце февраля 1933 г. во время учебы в БГУ; приговорен к 2 годам ссылки, срок отбывал в г. Тюмени; 4 ноября 1936 г. арестован повторно и этапирован в г. Минск; 29 октября 1937 г. приговорен к расстрелу. 506. Талалай Лазарь Борисович — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — председатель ЦК профсоюза рабочих нефтеперегонной промышленности; проживал в г. Москве; осужден 15 марта 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 15 марта 1938 г. 507. Тамарин Антон Моисеевич — родился в 1884 г. в д. Прудок Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); последнее место работы — зам. директора литературного музея Наркомпроса; проживал в г. Москве; осужден 4 февраля 1940 г.; обвинялся в шпионаже и принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 5 февраля 1940 г. 508. Тикстинский Гилель Давыдович  — родился в 1908 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заведующий плановым отделом комбината «Апатит» Мурманской обл.; арестован 6 августа 1937 г.; приговорен 28 марта 1938 г. к 10 годам лагерей. 509. Топалер Борис Исаакович — родился в 1902 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник отдела капитального строительства льнокомбината; проживал в г. Орше Витебской обл.; осужден 19 августа 1950 г.; обвинялся как член антисоветской троцкистской террористической организации; выслан в Красноярский край. 510. Торский (Инденбаум) Яков Захарович — родился в 1902 г. в г. Могилеве; был заведующим Торгпредством СССР в Финляндии; последнее место работы — управляющий конторой «Ленкондитерсбыт» Наркомпищепрома СССР; проживал в г. Ленинграде; арестован в г. Москве 2 апреля 1936 г.; обвинялся в контрреволюционной троцкистской деятельности; приговорен 15 октября 1936 г. к 5 годам лагерей; отбывал наказание в Соловецкой тюрьме; 10 октября 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян в Карельской АССР (Сандармох) 4 ноября 1937 г. 511. Турецкая Сара Бенциановна — родилась в 1904 г. в м. Петриков (сейчас Гомельская обл.); последнее место работы — зав. Домом культуры; проживала в г. Чаусы Могилевской обл.;

арестована 4 октября 1935 г.; обвинялась в шпионской деятельности; дело прекращено 22 октября 1935 г. 512. Унгер Исаак Маерович — родился в 1917 г. в м. Ковель; последнее место работы — электротехник в г. Костюковичи Могилевской обл.; осужден 1 февраля 1941 г.; обвинялся в антисоветской пропаганде; приговорен к 5 годам лагерей. 513. Урьев Борис — родился в 1898 г. в м. Мстиславль; арестован 25 сентября 1938 г.; заключенный Локчимлага в Коми АССР; осужден 20 ноября 1938 г. к 10 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. 514. Фарбер Арон Яковлевич — родился в 1885 г. в г. Могилеве; последнее место работы — часовой мастер артели «Точность»; проживал в г. Орле; арестован в 1938 г.; осужден на 5 лет ссылки в Коми АССР. 515. Фейгин Григорий Натанович — родился в 1900 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — музыкант по найму; проживал в г. Орше Витебской обл.; осужден 28 ноября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 516. Фейгин Евзик Данович — родился в 1901 г.; последнее место работы — председатель Глусского райисполкома; осужден в 1937 г. 517. Фейман Моисей Шнаевич — родился в 1910 г. в м. Краснополье Могилевской губ.; последнее место работы — плановик Климовичского Госбанка; проживал в г. Климовичи Могилевской обл.; осужден 11 октября 1938 г.; обвинялся в шпионско-диверсионной деятельности; приговорен к 10 годам лагерей. 518. Фельдман Давид Ехилевич — родился в 1880 г. в д. Протасевичи (сейчас Осиповичский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — кустарь смолокуренного завода; проживал в г. Осиповичи; осужден 15 апреля 1930 г.; обвинялся в антисоветской агитации; выслан в Сибирь. 519. Фильмонович Илья Яковлевич — родился в 1897 г.; арестован в г. Горки; последнее место работы — судья; осужден 22 ноября 1937 г.; расстрелян. 520. Фишбейн Наум Яковлевич — родился в 1908 г. в д. Глыбов Могилевской губ. (сейчас Краснопольский р-н Могилевской обл.); проживал в д. Палуж Краснопольского р-на Могилевской обл.; осужден 1 октября 1934 г.; обвинялся в принадлежности к вооруженной контрреволюционной организации; приговорен к 8 годам лагерей. 521. Фишман Михаил Самуилович — родился в 1898 г. в г. Могилеве; последнее место работы — председатель профкома продторговли; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г.; осужден 13 марта 1938 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность; расстрелян в магаданских лагерях 27 марта 1938 г.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

522. Флидэр Гирш Ицкович — родился в 1902 г. в д. Козловичи (сейчас Глусский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — плотник артели им. Крупской; арестован 2 сентября 1936 г.; осужден на 5 лет. 523. Фойгин Евзик Данович — родился в 1901 г.; последнее место работы — председатель Глусского райисполкома; проживал в г. Глуске; осужден 5 ноября 1937 г. 524. Фонгауз Лев Исаакович — родился в 1893 г. в г. Стародуб Черниговской губ.; последнее место работы — фармацевт аптекоуправления; проживал в г. Могилеве; осужден 1 ноября 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 29 апреля 1940 г. 525. Фрадкин Исаак Ефимович — родился в 1888 г. в м. Чериков Могилевской губ.; последнее место работы — начальник финсектора треста «Вахимфарм»; проживал в г. Москве; осужден 27 сентября 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 27 сентября 1938 г. 526. Фрадкин Наум Ицкович — родился в 1897 г. в г. Гомеле; последнее место работы — управляющий Могилевским Госбанком; проживал в г. Могилеве; в 1939 г. обвинялся в контрреволюционной деятельности; не судим. 527. Фрайзингер Израиль Давыдович — родился в 1906 г. в г. Ковно; в 1933 г. прибыл в г. Могилев; последнее место работы — бригадир каменщиков ОКС Могстройтреста; проживал в г. Могилеве; арестован 5 июля 1938 г.; осужден 12 ноября 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; приговорен к 10 годам лагерей; срок отбывал в Каргапольлаге; после освобождения 30 марта1948 г. отправлен в ссылку в Краснодарский край; освобожден 27 марта 1956 г. 528. Фрайман Моисей Альбертович — родился в 1903 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник ПТО Витебского облстройтреста; арестован 11 ноября 1953 г.; обвинялся в «систематическом рассказывании антисоветских анекдотов, направленных на искажение советской литературы и материального положения трудящихся СССР», «поносил местную власть», «называл коммунистов дармоедами», осужден по статье «антисоветская агитация и пропаганда» 30 апреля 1953 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 529. Фрейдин Абрам Давыдович — родился в 1896 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — директор кожевенного завода; проживал в г. Могилеве; осужден 29 мая 1938 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 8 годам лагерей; умер в заключении. 530. Фрейдин Залман Менделевич — родился в 1906 г. в м. Дубровно Могилевской губ.; безработный; проживал в г. Могилеве; осужден 29 мая 1938 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 8 годам лагерей.

531. Фрейдин Матвей Абрамович — родился в 1882 г. в м. Быхов Могилевской губ.; проживал в г. Луганске; арестован 20 ноября 1941 г.; обвинялся по статье 54-10 ч.2 УК УССР; приговорен 8 января 1942 г. к 10 годам ИТЛ; умер 27 марта 1942 г. на пересыльном пункте. 532. Фрейдлин Моисей Наймович — родился в 1904 г. в г. Ново-Белица Могилевской губ.; сортировщик; без определенных занятий; проживал в г. Пропойске Могилевской обл.; осужден 7 мая 1937 г.; обвинялся как организатор контрреволюционной троцкистской группировки; приговорен к 5 годам лагерей. 533. Фрейдлин Наум Григорьевич — родился в 1897 г. в м. Белыничи Могилевской губ.; последнее место работы — редактор газеты «Витебский пролетарий»; проживал в г. Витебске; осужден 21 ноября 1937 г.; обвинялся в деятельности в составе контрреволюционной организации; приговорен к ВМН; расстрелян 22 ноября 1937 г. 534. Фрейдлина Ольга Иосифовна — родилась в 1894 г. в Могилевской губ.; последнее место работы — работник торговли; проживала в г. Москве; арестована 8 октября 1919 г. Московской ЧК; обвинялась по политическим мотивам; решения по делу нет. 535. Фрид Фавий Яковлевич — родился в 1905 г. в г. Могилеве; последнее место работы — экономист швейной фабрики; проживал в г. Могилеве; осужден 31 декабря 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 536. Фридлянд Иосиф Григорьевич — родился в 1898 г. в г. Могилеве; проживал в г. Перми; арестован 2 марта 1923 г. 537. Фридлянд Мота Меерович — родился в 1881 г. в д. Лапичи (сейчас Осиповичский р-н Могилевской обл.); без определенных занятий; проживал в д. Лапичи Могилевской обл.; осужден 4 сентября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 538. Фридман Абрам Филиппович — родился в 1897 г. в г. Вильно; последнее место работы — начальник Смолевичского РО НКВД Минской обл.; проживал в м. Смолевичи; арестован 3 октября 1937 г.; обвинялся как член антисоветской организации; 29 ноября 1939 г. осужден на 5 лет лагерей; отбывал наказание в Печорлаге; освобожден 4 октября 1942 г.; после войны жил в г. Могилеве. 539. Фридман Малка Хаимович — родился в 1903 г. в м. Свислочь (сейчас Осиповичский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — бухгалтер кирпичного завода; проживал в г. Могилеве; осужден 12 марта 1942 г.; обвинялся в антисоветской агитации, принадлежности к контрреволюционной организации; приговорен к отбыванию наказания в ИТЛ.

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

540. Фридман Мария Моисеевна — родилась в 1922 г.; проживала в г. Могилеве; осуждена 11 ноября 1949 г.; умерла. 541. Фрумин Семен Михайлович — родился в 1890 г. в Могилевской губ. (сейчас г.п. Ленино Горецкого р-на Могилевской обл.); последнее место работы — директор Московского института физкультуры; проживал в г. Москве; осужден 1 сентября 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 1 сентября 1938 г. 542. Фрумкин Иосиф-Гирш (Есель) Абрамович — родился в 1892 г. в д. Заречье Шкловского у. Могилевской губ.; последнее место работы — мельник частной мельницы; проживал в д. Утрилово Сенненского р-на Витебской обл.; осужден 2 декабря 1932 г.; приговорен к 10 годам лагерей. 543. Фуксон Борис Рувимович — родился в 1914 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — частная парикмахерская; до войны проживал в м. Городищи Брестской обл.; осужден 8 августа 1942 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации; приговорен к 5 годам лагерей. 544. Фурман Яков Наумович — родился в 1884 г. в д. Бурзулей** Могилевской губ.; раскулаченный; осужден за саботаж; выслан; жил в с. Александровка Нижне-Ингаского р-на Краснодарского края; 17 ноября 1937 г. приговорен к расстрелу. 545. Фурович Иван Фердинандович — родился в 1874 г. в г. Могилеве; последнее место работы — адвокат Пинской коллегии адвокатов; проживал в п. Иваново Брестской обл.; арестован 26 августа 1940 г. по обвинению в антисоветской агитации; приговорен к 5 годам лагерей. 546. Футлик Абрам Борисович — родился в 1907 г. в г. Могилеве; проживал в г. Москве; арестован 17 января 1935 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности; приговорен 9 октября 1935 г. к 8 годам ИТЛ; отбывал наказание в г. Воркуте (прибыл 30 июня 1937 г.); освобожден 4 января 1944 г. 547. Футлин Лев Борисович — родился в 1895 г. в г. Могилеве; последнее место жительства — г. Москва; арестован в 1936 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности; осужден 17 сентября 1937 г. за контрреволюционную деятельность; расстрелян в магаданских лагерях 29 октября 1937 г. 548. Хазанов Меер Лейвикович — родился в 1881 г. в г. Кричеве Могилевской губ.; последнее место работы — юрисконсульт завода им. Сталина; проживал в г. Бобруйске Могилевской обл.; осужден 17 сентября 1937 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной кулацкой организации; приговорен к ВМН; расстрелян 28 сентября 1937 г. 549. Хайкин Борис Орликович — родился в 1913 г.; проживал в д. Мартыновка Костюковичского р-на Могилевской обл.; осужден 11 ноября 1931 г.; приговорен к раскулачиванию.

550. Хайкин Илья Борисович — родился в 1913 г.; проживал в д. Мартыновка Костюковичского р-на Могилевской обл.; арестован 11 ноября 1931 г.; раскулачен; приговорен 11 ноября 1931 г.; освобожден 11 ноября 1936 г. 551. Хайцер Лев Борисович — родился в 1903 г. в г. Могилеве; последнее место работы — начальник цеха танкового завода № 2 им. К. Маркса; проживал в г. Ленинграде; осужден 22 ноября 1937 г.; расстрелян 27 ноября 1937 г. 552. Хайцер-Школьникова Рахиль Борисовна — родилась в 1899 г. в г. Могилеве; активная комсомолка и член ВКП(б); окончила мединститут в г. Ленинграде; в 1935 г. получила степень кандидата медицинских наук; в 1937 г. после ареста мужа осуждена как член семьи врага народа на 8 лет; в 1945 г. сослана на поселение под Ярославлем; после реабилитации в 1956 г. вернулась к профессии врача в г. Ленинграде. 553. Халдей Марк Львович — родился в 1886 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — экономист Заплеспромхоза; проживал в г. Смоленске; арестован 8 декабря 1937 г. по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к расстрелу 9 декабря 1937 г.; расстрелян 13 апреля 1938 г. 554. Харнас Эфроим Абрамович — родился в 1905 г. в м. Логойск Минской губ.; последнее место работы — начальник штаба дивизиона 33-го артполка; проживал в г. Могилеве; арестован 11 сентября 1939 г.; приговорен за шпионаж в пользу польской разведки на 5 лет лагерей. 555. Хасин Абpам Шевелевич — родился в 1895 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — соpтиpовщик Мстиславского льнозавода; проживал в г. Мстиславле; осужден 19 февраля 1934 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной повстанческой организации и вредительстве; приговорен к 5 годам лагерей. 556. Хаскольберг Иосиф Шлемович — родился в 1906 г. в г. Варшаве; последнее место работы — бухгалтер типографии им. Молотова; проживал в г. Могилеве; арестован 23 июня 1941 г.; обвинялся по подозрению в шпионаже; освобожден 17 декабря 1941 г. 557. Холмянский Самуил Ошерович — родился в г. Могилеве; последнее место работы — заготовщик обувной фабрики индивидуального пошива; проживал в г. Минске; в 1935 г. исключен из партии за связь с бундовцами; арестован 13 февраля 1938 г. как член антисоветской бундовской организации; приговорен 10 октября 1938 г. к 5 годам лагерей. 558. Хотимский-Винников Залман Натанович — родился в 1899 г. в г. Хотимске Могилевской обл.; проживал в г. Минске; осужден 18 августа 1931 г.; обвинялся в шпионаже в пользу польских разведорганов; приговорен к 10 годам лагерей.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

559. Цвиранбрухер Лейба Холевич — родился в 1914 г.; последнее место работы — станция Могилев; арестован в 1937 г. 560. Цейтлин Авраам Ефимович — родился в 1904 г. в м. Тетерино (сейчас Круглянский р-н); последнее место работы — врач-окулист; заведующий Шкловской амбулаторией; проживал в г. Шклове Могилевской обл.; осужден 10 сентября 1949 г.; обвинялся в принадлежности к агентуре немецкой разведки; отправлен на поселение в Красноярский край. 561. Цейтлин Моисей Самуилович — родился в 1901 г. в г. Гоpки Могилевской обл.; последнее место работы — агроном Наpкомзема; проживал в г. Минске; осужден 30 мая 1931 г.; обвинялся как член контрреволюционной оpганизации «Тpудовая кpестьянская паpтия»; приговорен к 5 годам лагерей с заменой на ссылку. 562. Целолихин Арон — родился в 1906 г.; последнее место работы — начальник отдела снабжения сушкомбината г. Могилева; арестован в 1939 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 563. Цельникер Сруль Мейерович — родился в 1896 г. в г. Могилеве; последнее место работы — и.о. начальника Управления кредитования торговли Госбанка СССР; проживал в г. Москве; осужден 9 февраля 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 10 февраля 1938 г. 564. Цетлин Ефим Викторович — родился в 1898 г. в г. Могилеве; политический деятель; один из создателей и руководителей Союза рабочей молодежи «III Интернационал» в Москве; в 1929—1933 гг. — на ответственной работе в ВСНХ и Наркомтяжпроме СССР; в 1934—1937 гг. — заведующий бюро техобслуживания Уральского завода тяжелого машиностроения в г. Свердловске; во второй половине 1920-х годов примыкал к так называемой бухаринской школе; трижды (в 1929, 1933, 1937 гг.) исключался из партии; в 1933 г. был подвергнут кратковременному аресту; вторично арестован в 1937 г.; расстрелян в этом же году в г. Иваново. 565. Цетлин (Цейтлин) Михаил Адольфович — родился в 1883 г. в г. Могилеве; активный участник революционных событий 1905 г.; работал в гг. Могилеве, Нижнем Новгороде, Сормове, Одессе, Астрахани; с 1918 г. — на работе в советских органах власти (гг. Астрахань, Тюмень, Тверь, Вятка); в мае 1929 г. — в г. Архангельске заместитель председателя Севкрайисполкома и председатель крайплана; 5 ноября 1937 г. исключен из членов обкома и из рядов ВКП(б) как «не оправдывающий политического доверия»; 22 апреля 1938 г. приговорен к ВМН за развал народного хозяйства, террористические акты, участие в контрреволюционных группировках; расстрелян. 566. Цимковский Мордух Гильевич — родился в 1892 г. в д. Плещеницы Минской губ.;

последнее место работы — руководитель «Могилевоблзаготскот»; проживал в г. Могилеве; осужден 26 сентября 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 1 октября 1938 г. 567. Ципин Марк (Мордух) Яковлевич (Янкелевич) — родился в 1902 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — зам. начальника военного госпиталя № 348; проживал в г. Сталинабаде; осужден 24 июня 1953 г.; обвинялся в контрреволюционной пропаганде и агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 568. Цоер Мендель Герцавич — родился в 1874 г.; последнее место работы — столяр хлебозавода; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г. 569. Цыпин Исаак Моисеевич — родился в 1898 г. в г. Горки Могилевской губ.; последнее место работы — председатель артели инвалидов; проживал в г. Горки Могилевской обл.; арестован 24 июля 1938 г.; обвинялся в антисоветской деятельности; освобожден 13 ноября 1938 г. 570. Черницкий Яков Абрамович — родился в 1906 г. в г. Быхове Могилевской губ.; последнее место работы — рабочий швейной фабрики «Октябрь»; проживал в г. Минске; осужден 26 апреля 1935 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 3 годам лагерей. 571. Чеpнов Моpдух Лейбович — родился в 1891 г. в г. Рогачеве Могилевской губ.; последнее место работы — пpоpаб Осиповичского леспpомхоза; проживал в д. Лапичи Осиповичского р-на (сейчас Могилевская обл.); осужден 10 сентября 1933 г.; обвинялся во вредительстве в области лесного хозяйства. 572. Чернявский Соломон Ноевич — родился в 1900 г. в г. Могилеве; последнее место работы — председатель «Эйробанка» (советского банка в Париже); проживал в г. Москве; осужден 15 марта 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной террористической организации; расстрелян 15 марта 1938 г. 573. Черняк Николай Платонович — родился в 1885 г. в г. Мстиславле Могилевской губ.; последнее место работы — ветврач Витебской биофабрики; проживал в г. Витебске; осужден 29 октября 1937 г.; обвинялся в деятельности в составе террористической организации, вредительстве. 574. Чечилов Эммануил — родился в 1871 г. в Могилевской губ.; лишен избирательных прав, раскулачен, выслан; из ссылки совершил побег; жил в Канском р-не Краснодарского края; 23 августа 1937 г. приговорен к расстрелу. 575. Шапиро Давид Григорьевич — родился в 1909 г. в г. Лепеле Витебской губ.; студент сельхозинститута; проживал в г. Горки Могилевской обл.; осужден 16 июня 1935 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации; приговорен к 3 годам лагерей. 576. Шапиро Лазарь Копелевич — родился в 1908 г. в м. Речка (сейчас Подляшское воевод-

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ство, Польша); последнее место работы — учитель средней школы деревни Красавичи Климовичского р-на Могилевской обл.; арестован 23 июня 1941 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен 12 марта 1942 г. к 15 годам лагерей; дальнейшая судьба неизвестна. 577. Шапиро Лейб Янкелевич — родился в 1881 г. в д. Гайшин Могилевской губ. (сейчас Кричевский р-н); осужден 10 января 1938 г.; умер в тюрьме 30 августа 1938 г. 578. Шапиро Мордух Моисеевич — родился в 1903 г. в м. Парчев Седлицкой губ. (сейчас Польша); последнее место работы — заведующий учебной частью Могилевского политпросветинститута; арестован 20 апреля 1937 г.; обвинен в принадлежности к контрреволюционной троцкистской вредительской организации; расстрелян 29 июня 1938 г. 579. Шапшин Айзик Менделевич — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — заведующий райфо Чериковского р-на; в сентябре 1937 г. осужден за вредительство в налоговой политике на 15 лет лагерей. 580. Шафран Абрам Иосифович — родился в 1884 г. в д. Вилейка Чаусского у. Могилевской губ.; последнее место работы — переводчик, преподаватель курсов иностранных языков; проживал в г. Харькове; арестован 2 марта 1938 г.; обвинялся по ст.ст. 54-6, 54-8, 54-11 (как участник антисоветской террористической сионистско-шпионской организации); приговорен 20 апреля 1938 г. к ВМН; расстрелян 29 мая 1938 г. 581. Шафран Александр Семенович — родился в 1907 г. в м. Климовичи Могилевской губ.; последнее место работы — врач-терапевт в военном госпитале; проживал в г. Комсомольске; арестован 15 сентября 1937 г.; обвинялся по ст.ст. 58-1; 58-8; 59-9 (принадлежность к антисоветско-троцкистской организации); приговорен 22 мая 1938 г. к ВМН; расстрелян 22 мая 1938 г. 582. Шафран Григорий Иосифович — родился в 1898 г. в м. Милославичи Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий Кировским мелкооптовым магазином; проживал в г. Кирове Смоленской обл.; обвинялся по ст.ст. 58-10; 58-11; приговорен 9 декабря 1937 г. к 10 годам ИТЛ. 583. Шварцберг-Вайсер Арон (Исаак) Менделеевич (Срулевич) — родился в 1901 г. в г. Могилеве; место проживания неизвестно; время ареста неизвестно; заключенный Вязьмлага; 3 марта 1938 г. помещен в специзолятор Вязьмлага; 26 сентября 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорен к расстрелу; расстрелян 6 октября 1938 г. 584. Шевехман Самуил Давыдович — родился в г. Могилеве; работал на кожзаводе; был репрессирован в 1932 г.; обвинили в саботаже; отсидел 7 лет. 585. Шегаль Давид Наумович — родился в 1905 г. в Могилевской губ.; работал юрисконсуль-

том; проживал в г. Ульяновске; арестован 10 июня 1938 г. по обвинению в шпионаже и контрреволюционной пропаганде или агитации; освобожден 19 января 1939 г. 586. Шейман Хаим Исаакович — родился в 1900 г. в деревне Кузница Сокольского у. Гродненской губ. (сейчас Подляшское воеводство, Польша); в 1922—1928 гг. служил в польской армии; последнее место работы — преподаватель пединститута; проживал в г. Могилеве; арестован в феврале 1938 г. как член контрреволюционной группы; погиб в тюрьме 14 октября 1938 г. 587. Шейндлин Соломон Яковлевич — родился в 1876 г. в д. Малаков Черниговской губ.; последнее место работы — бухгалтер отделения Белэнергокомбината; проживал в г. Могилеве; осужден 1 ноября 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к 5 годам ссылки в Казахстан. 588. Шейнин Яков Аронович — родился в 1895 г. в м. Чаусы Могилевской губ.; последнее место работы — главный инженер Ярославского электромашиностроительного завода; проживал в г. Ярославле; арестован 24 июля 1937 г.; расстрелян 28 декабря 1937 г. 589. Шендерович Борис Моисеевич — родился в 1889 г. в г. Могилеве; последнее место работы — врач детской консультации; проживал в г. Могилеве; арестован 21 февраля 1938 г.; обвинялся в шпионской деятельности; 16 апреля 1939 г. дело прекращено. 590. Шендерович Гирша-Лейба Мовшевич — родился в 1885 г. в г. Могилеве; служащий; проживал в г. Могилеве; осужден 17 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионской деятельности в пользу Польши; приговорен к ВМН; расстрелян 10 января 1938 г. 591. Шендерович Хая Ехиелевна — родилась в 1890 г. в г. Могилеве; домохозяйка; проживала в г. Могилеве; арестована 25 апреля 1939 г.; обвинялась как агент иностранной разведки; не судима. 592. Шерман Вульф Абрамович — родился в 1884 г. в г. Могилеве; последнее место работы — рабочий швейной фабрики; проживал в г. Могилеве; осужден 1 февраля 1935 г.; обвинялся в антисоветской агитации; не судился. 593. Шифрин Григорий Аронович — родился в 1898 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — старший помощник в прокуратуре; проживал в г. Минске; обвинялся в антисоветской деятельности; приговорен к 15 годам лагерей; умер в лагере 11 мая 1945 г. 594. Шифрин Залман Шмуйлович — родился в 1910 г. в м. Дрибин Могилевской губ.; последнее место работы — заведующий отделом учета Швейпромсоюза; проживал в г. Орше Витебской обл.; осужден 14 ноября 1938 г.; обвинялся как агент польской разведки; приговорен к 10 годам лагерей.

ТЕРРОР ПРОТИВ СВОЕГО НАРОДА — КОНЕЦ 1935-го И ДРУГИЕ ГОДЫ

595. Шифрин Макс Ильич — родился в 1896 г.; проживал в г.п. Дрибин; осужден 2 июня 1952 г. на 10 лет лагерей; освобожден в 1955 г. 596. Шкляр Меер Лейбович — родился в 1892 г. в м. Липень Осиповичского у. Могилевской губ.; последнее место работы — токарь артели «Свет»; проживал в п. Ясень Осиповичского р-на Могилевской обл.; осужден 4 июня 1938 г.; обвинялся в контрреволюционной деятельности, антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 597. Шкляр Меер-Лев Абрамович — родился в 1905 г. в м. Пропойск Могилевской губ.; сапожник; без определенных занятий; проживал в г. Пропойске Могилевской обл.; арестован 7 марта 1938 г.; обвинялся в антисоветской агитации; не судился. 598. Шмеpлинг Ефим Наумович — родился в 1891 г. в г. Могилеве; последнее место работы — инспектор по землеустpойству Наpкомзема; проживал в г. Минске; осужден 30 мая 1931 г.; обвинялся как член контрреволюционной организации «Тpудовая кpестьянская паpтия»; приговорен к 3 годам лагерей с заменой на ссылку; повторно арестован в Чимкенте Южно-Казахстанской (Чимкентской) обл. (работал в Туркестанском земельном отделе) 25 января 1949 г.; приговорен 20 июня 1949 г. по ст.ст. 58-7, 58-11 к ссылке. 599. Шмидт Иосиф Абрамович — родился в 1889 г. в г. Могилеве; проживал в г. Самаре; арестован 19 апреля 1930 г.; 19 мая приговорен по обвинению в контрреволюционной пропаганде или агитации к 3 годам лагерей. 600. Шмуклеpман Иосиф Яковлевич — родился в 1900 г. в м. Н. Ушица Подольской обл.; последнее место работы — вpач психолечебницы; проживал в г. Могилеве; осужден 26 мая 1934 г.; обвинялся как член контрреволюционной подрывной организации; приговорен к 3 годам лагерей. 601. Шнейдер Владимир Иосифович — родился в 1904 г. в г. Гродно; последнее место работы — учитель СШ № 2; проживал в г. Чаусы Могилевской обл.; арестован 12 октября 1941 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден. 602. Шнейдер Лейба Гдалевич — родился в 1903 г. в м. Эйнишки Виленской губ.; последнее место работы — столяр артели; проживал в г. Могилеве; осужден 9 декабря 1937 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 13 января 1938 г. 603. Шнейдерман Хема Шоломович — родился в 1912 г. в м. Свислочь (сейчас Осиповичский р-н Могилевской обл.); последнее место работы — начальник цеха стеклозавода; проживал в пос. Октябрь Осиповичского р-на Могилевской обл.; осужден 17 ноября 1937 г.; обвинялся как член польской организации «ПОВ»; приговорен к ВМН; расстрелян 5 декабря 1937 г. 604. Шнипер-Сенин Файвул Янкелевич — родился в 1923 г. в г. Осиповичи (сейчас Могилев-

ская обл.); последнее место работы — парикмахер артели инвалидов «Социалистический Труд»; проживал в г. Осиповичи; участник ВОВ; осужден 10 марта 1952 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам. 605. Шраер Миндель Иосифович — родился в 1910 г. в г. Могилеве; последнее место работы — ответственный секретарь областного Совета Союза воинствующих безбожников; проживал в г. Кирове; обвинялся по ст.ст. 58-8, 58-10, 58-11; арестован 23 апреля 1938 г.; 11 октября 1939 г. дело прекращено за отсутствием состава преступления. 606. Штамм Самуил Хаймович — родился в 1888 г. в г. Сусалки, Польша; последнее место работы — кожевник облкопинсоюза, до этого — его директор; проживал в г. Могилеве; осужден 3 ноября 1948 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 607. Штенберг Герц Леонович — родился в 1912 г.; последнее место работы — механик труболитейного завода; проживал в г. Могилеве; арестован в 1937 г. 608. Штеренберг Леон Моисеевич — родился в 1879 г. в м. Лапканы, Бессарабия; жил в г. Могилеве; последнее место работы — главный инженер костеобрабатывающего завода; арестован 11 августа 1937 г.; обвинялся как агент Польши; 17 декабря 1937 г. приговорен к ВМН; расстрелян 11 марта 1938 г. 609. Штрумфельд Адольф Игнатович — родился в 1922 г. в г. Варшаве; последнее место работы — шофер-электросварщик авторемонтного завода; проживал в г. Могилеве; арестован 22 июня 1941 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден 9 января 1942 г. 610. Шульман Янкель-Хаим Гдальевич — родился 1867 г. в Польше; раввин; проживал в г. Могилеве; арестован в 1938 г.; расстрелян 2 апреля 1938 г. 611. Шумахер Зиновий Григорьевич — родился в 1903 г. в м. Сморгонь Вилейской губ.; слесарь водоканалтреста; проживал в г. Могилеве; осужден 12 марта 1942 г.; обвинялся в принадлежности к антисоветской организации; приговорен к 5 годам лагерей. 612. Шуфер Исай-Шая Самуилович — родился в 1923 г. в Могилевской губ.; дата ареста неизвестна; был ссыльнопоселенцем в Магаданской обл. 613. Шухман Юдка Шепшелевич — родился в 1888 г. в д. Лазовица Могилевской губ. (сейчас Климовичский р-н); последнее место работы — сапожник артели «Заря»; проживал в г. Климовичи Могилевской обл.; осужден 21 сентября 1938 г.; обвинялся как польский агент; приговорен к ВМН; расстрелян 1 октября 1938 г. 614. Эйдлин Анатолий Григорьевич — родился в 1904 г. в д. Сухари Чаусского у. Могилевской губ.; последнее место работы — эвакогос-

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

питаль № 1271; проживал в г. Бухаре; осужден 7 июля 1943 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 10 годам лагерей. 615. Эйдлин Марк Абрамович — родился в 1896 г. в Могилевской губ.; последнее место жительства — г. Москва; арестован в 1938 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности; осужден 12 сентября 1941 г.; расстрелян 1 декабря 1941 г. 616. Эйрус Евгений Ильич — родился в 1910 г. в д. Студинец (сейчас Костюковичский р-н Могилевской обл.); военнослужащий; проживал в г. Ленинграде; осужден 17 апреля 1945 г.; обвинялся как осведомитель финской разведки; желал принять финское подданство; приговорен к 10 годам лагерей. 617. Элконин Натан Моисеевич — родился в 1897 г. в м. Мстиславль; арестован 7 января 1935 г.; проживал в г. Чусовом Пермской обл.; обвинялся в контрреволюционной агитации; приговорен 26 октября 1935 г. к 3 годам ИТЛ. 618. Элькин Шлема Хаимович — родился в 1878 г. в м. Мстиславль Могилевской губ.; последнее место работы — кустарь-заготовитель; проживал в г. Мстиславле Могилевской обл.; осужден 14 июля 1932 г.; обвинялся в контрреволюционной агитации и принадлежности к контрреволюционной организации; приговорен к 3 годам лагерей. 619. Эльцин Виктор Борисович — родился в 1900 г. в г. Могилеве; проживал в Архангельской обл.; арестован 20 ноября 1937 г.; осужден 25 января 1937 г.; расстрелян. 620. Эмдин Г.В. — год и место рождения неизвестны; один из организаторов комсомола в г. Могилеве; подвергся репрессиям, по-видимому, в 30-е годы. 621. Эмдин Яков Рафаилович — родился в 1891 г. в г. Могилеве; последнее место работы — заместитель заведующего трестом «Техника безопасности»; проживал в г. Москве; осужден 21 апреля 1938 г.; обвинялся в принадлежности к контрреволюционной организации; расстрелян 21 апреля 1938 г. 622. Эпштейн — год и место рождения неизвестны; последнее место работы — швейная фабрика; проживал в г. Могилеве; арестован в начале 50-х годов; не вернулся из заключения. 623. Эпштейн Гирша Самуилович — родился в 1884 г. в м. Погор Черниговской губ.; бухгалтер-ревизор шелковой фабрики; проживал в г. Могилеве; арестован 6 июня 1938 г.; обвинялся в шпионаже; освобожден 25 июня 1938 г. 624. Эпштейн Тевель Вульфович — родился 1 января 1908 г. в д. Дубровка Могилевской губ. (сейчас Кличевский р-н); последнее место работы — заведующий магазином № 21; проживал в г. Витебске; осужден 12 сентября 1937 г.; обвинялся в антисоветской агитации; приговорен к 8 годам лагерей.

625. Эскин Евсей Евсеевич — родился в 1907 г. в Могилевской губ.; место жительства неизвестно; арестован в 1936 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности; осужден 10 сентября 1937 г.; расстрелян 25 сентября 1937 г. 626. Эскин Исаак Самсонович — родился в 1898 г. в м. Краснополье; последнее место работы — парикмахер, проживал в м. Краснополье; арестован 29 января 1935 г.; осужден 17 мая 1935 г.; обвинялся как участник контрреволюцонной группы, приговорен к 3 годам ссылки; отбывал наказание в Казахстане. 627. Эскин Михаил Захарович — родился в 1899 г. в г. Могилеве; последнее место работы — гравер по металлу граверно-штемпельной фабрики ЛОУМПА (ранее — зав. кафедрой Лесотехнической академии); проживал в г. Ленинграде; приговорен 1 января 1937 г.; расстрелян 1 января 1937 г. 628. Эстрин Александр Яковлевич — родился в 1889 г. в г. Могилеве; работал юрисконсультом; проживал в г. Алма-Ате; приговорен 28 февраля 1938 г. к ВМН; расстрелян. 629. Эстрин Вениамин Айзикович — родился в 1905 г. в г. Могилеве; последнее место работы — слесарь, помощник начальника полковой школы; проживал в г. Минске; обвинялся в контрреволюционной троцкистской агитации; приговорен к 6 годам лагерей. 630. Якубович Генрих Зеликович — родился в 1902 г.; репрессирован в 1938 г.; дальнейшая судьба неизвестна. 631. Якубсон Гилель Эльевич — родился в 1887 г.; последнее место работы — бухгалтер нефтебазы; проживал в г. Могилеве; осужден 20 сентября 1938 г.; обвинялся в шпионаже; приговорен к ВМН; расстрелян 4 октября 1938 г. 632. Якубсон Меер Хаимович — родился в 1895 г. в г. Могилеве; последнее место работы — ст. инженер отдела капитального строительства «Главуголь» Наркомата топливной промышленности; проживал в г. Москве; осужден 7 февраля 1938 г.; обвинялся в участии в контрреволюционной террористической организации в системе «Главугля»; расстрелян 8 февраля 1938 г. 633. Янкелев Семен Моисеевич — год и место рождения неизвестны; последнее место работы перед арестом — Всебелорусская контора Госбанка; арестован в 1931 г. за вредительство; после освобождения в 1935 г. — старший бухгалтер ГУЛАГ НКВД по Западной обл., затем зам. главного бухгалтера заготконторы Дмитлага НКВД по Западной и Калининской обл.; в 1939 г. — главный бухгалтер общепита в г. Могилеве.

Подготовлено А. Литиным * Возможно, место рождения — г. Могилев-Подольский, Украина. ** Место рождения не идентифицировано.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА Мы приступаем к трагической истории трехлетней оккупации города нацистами в период Второй мировой войны. Как и для всей Белоруссии, война стала для Могилева временем мужества и страха, надежды и разочарования, самоотверженности и вероломства. Мы расскажем о военных дорогах евреев города и их восприятии войны. За двадцать три дня обороны Могилева многие горожане, в том числе и евреи, успели эвакуироваться. Однако город оказался в военной зоне оккупации, и истребление еврейского населения началось здесь с первых дней установления «нового режима», и еще до конца 1941 г. евреи Могилева и окрестностей были уничтожены практически полностью. До сих пор вопрос о количестве жертв Холокоста в Белоруссии остается одним из самых сложных. Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников не занималась выяснением национального состава жертв нацизма. По официальному заключению комиссии, на территории республики за годы оккупации погибло 1 409 225 советских мирных граждан и 810 091 военнопленный. Установить точное число жертв среди еврейского населения Белоруссии трудно из-за различий в оценках численности еврейского населения Белоруссии накануне войны (отсутствие достоверного учета миграционных процессов в предвоенный период и данных о количестве репрессированных и депортированных; отсутствие списков эвакуированных в первые недели войны; отсутствие проверенных данных о количестве жертв геноцида в каждом населенном пункте; различные подходы к определению границ государств и понятию «гражданство» и пр.). В современной белорусской исторической литературе эти потери оцениваются от 400 до 810 тысяч человек (Черноглазова Р.А. Уничтожение евреев Белоруссии в годы немецко-фашистской оккупации // Трагедия евреев Белоруссии (1941—1944 гг.). Сборник материалов и документов / Отв. ред. Р.А. Черноглазова. — Мн., 1997. — С. 25; Иоффе Э.Г. Страницы истории евреев Беларуси... — С. 162). Нет единого мнения о количестве жертв Холокоста в Белоруссии и среди зарубежных исследователей. Например, историк П. Эберхардт считает, что потери еврейского населения в годы войны составили здесь 520,9 тысячи человек, а М. Гилберт — 246 тысяч человек (Eberhardt P. Przemiany narodowosciowe na Bialorusi... — S. 104—110; Gilbert M. Atlas of the Holocaust. — Philadelphia, 1982. — P. 224). Р. Хилберг оценивает потери в 1 миллион человек (такая же цифра фигурирует в Энциклопедии Холокоста) (Hilberg R. The Destruction of the European Jews. Revised and Definitive Edition. — N.Y.-L.: Holmes and Meier, 1985. — P. 767; Encyclopedia of the Holocaust. Ed. by I. Gutman. — Jerusalem, 1990. — V. 1—4). Cоветская пропаганда замалчивала вклад евреев в победу над нацизмом, как и сам Холокост. Более того, негласная молва приписывала евреям «фронтовые действия в районе Ташкента», намекая на то, что все они провели войну в тылу, в эвакуации. Насколько это соответствует действительности? Согласно справке Центрального архива российских вооруженных сил (г. Подольск), во время Второй мировой войны в войсках насчитывалось около 501 тысячи воинов-евреев, в том числе 167 тысяч офицеров и 334 тысячи солдат, матросов и сержантов. Израильский исследователь И. Подрабник даже оценивает процент призванных от общей численности еврейского населения СССР (т.н. «мобилизационное напряжение») выше 20%, а это значит — выше, чем в целом по стране. Потери личного

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

состава Вооруженных сил СССР среди евреев составили 198 тысяч, т. е. 39,6% (в целом по СССР — 25%). Это означает, что во время войны евреи находились не в тылу, а на фронте, и не просто на фронте, а на переднем крае (Подрабник Израиль. Евреи в Великой Отечественной войне // Вестник. — США; Андронников Б. и др. Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил в войнах... — М., 1993; Штейнберг М. Евреи в войнах тысячелетий. — США, 1995). Начало войны: могилевчане защищают родной город Большинство горожан официальное известие о войне услышало 22 июня 1941 г. во время выступления Молотова по радио в полдень, однако руководство города информировано было рано утром. Из воспоминаний работницы АТС в облуправлении НКГБ Беллы Лейбовны Голод: «Я дежурила с 10.00. до 17.00, у нас на узле было смонтировано новое оборудование, связь с Минском была хорошая. О начале войны я узнала раньше официального сообщения, однако обсуждать это с кем-либо, даже с другими связистами, было категорически запрещено». С первых дней руководящие работники были переведены на условия военного времени. Многие евреи ушли на фронт в первые дни войны. Молодежь города заменила на предприятиях ушедших на фронт взрослых. У станков и прилавков трудились активистки-комсомолки, среди которых студентка Т. Коган и др. С началом бомбежки города фашистской авиацией, по решению властей, был создан аварийно-восстановительный отряд во главе с заведующим отделом горкоммунхоза депутатом городского Совета Гдалием Янкелем Метелицей (1894—1978), который принимал активное участие в восстановлении города еще после немецкой оккупации в 1919—1920 гг. Отряд оперативно ликвидировал аварии, возникающие во время бомбежек и артобстрелов, ремонтировал разрушенное городское хозяйство, канализацию, водопроводы. Для доставки в город необходимых грузов и ускорения эвакуации были построены два парома через Днепр. В дальнейшем Метелица часть своих работников направил на строительство сооружений, а сам с отрядом влился в ряды народного ополчения. В конце обороны города он по поручению Хавкина спрятал несгораемый ящик с документами городских органов, а сам с начальником коммунстроя Самуилом Вениаминовичем Двоскиным выбрался из окружения за линию фронта (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.148, лл.1—3). Двоскин с начала войны вступил в отряд народного ополчения, находился в штабе МПВО в качестве телефониста, затем организовал строительство запасного днепровского моста в районе Быховского базара, чем обеспечил успешную переправу воинских частей. После оккупации Могилева действовал в партизанском отряде. Выдающаяся роль в обороне города принадлежит председателю горисполкома Даниилу

Гдалий Янкель Метелица (1894—1978). Заведующий отделом горкоммунхоза, возглавил в первые дни войны аварийно-восстановительный отряд, который оперативно ликвидировал аварии, возникающие во время бомбежек и артобстрелов. Фото из фондов МОКМ

Ильичу Астрову. Вместе с другими он занимался решением массы неотложных вопросов в начале войны. По указанию горкома партии Астров и председатель горпищеторга Липовский руководили продовольственной комиссией, где решались вопросы бесперебойного обеспечения населения продуктами, контроля за наличием и распределением запасов. О роли Астрова в проведении эвакуационных мероприятий вспоминал И.Н. Макаров: «Умелым организатором, мужественным бойцом проявил себя председатель Могилевского горисполкома Д.И. Астров. Он энергично организовал эвакуацию из города населения, оборудования и ценного имущества. Он успешно справлялся с возложенными на него обязанностями. Но вот однажды мне доложили о наметившемся замедлении эвакуационных работ на фабрике искусственного волокна и авиационном заводе. Тотчас пробую связаться с Данилой Ильичом (в тексте Ивановичем — А.К.), но его застать не удалось. Вызвал машину и срочно отправился на авиазавод.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Самуил Вениаминович Двоскин (1900—1981). Начальник коммунстроя, организовал строительство запасного моста через Днепр. Фото из фондов МОКМ

Сразу же, минуя администрацию, решил посмотреть, что делается в цехах. К моему удивлению, работа шла споро, без заминок. Задержек не было ни при демонтаже оборудования, ни при отправке его на железную дорогу. Директор завода И.А. Ермаков быстро развеял мое недоумение. — Действительно, Иван Николаевич, за двое последних суток темпы отгрузки несколько снизились. Конечно, и фашистская авиация тому виной — налеты, сами знаете, усилились. Но к ним привыкли. Если бомбят чуть вдали, работа не прекращается. То же самое и при погрузке в вагоны: в перерывах между бомбежками люди работают с пятикратной энергией. Беда в другом — транспорта не хватает. Мы срочно связались с Астровым, и сегодня уже вырвались из прорыва. — Кстати, где Данила Ильич? Сюда не заезжал? — А как же, был. Говорил, что поедет от нас на фабрику искусственного волокна, затем на станцию... Еще через полчаса это же слово «был» я услышал от железнодорожников: — Сказал, что сначала попробует «выбить» у армейцев еще десяток-другой машин, потом проедет по заводам, посмотрит, как лучше распределить транспорт. Но знаете, попробуйте поискать его на разгрузке. Перед отъездом Астрова как раз налет был, поэтому, думаю, он решил глянуть, что немцы натворили.

Пробираемся между бесконечными ящиками, разобранными станками. В воздухе стоит дым и копоть — догорает вагон. — Товарищи, откуда вы? — Авиационный. — Астрова случайно не видели? — Во-о-н, туда пошел. Снова был... — Товарищ, — трогаю за плечо рабочего, устало вытирающего пот, — вы Астрова здесь не видели? Тот опускает руку, и у меня от удивления вытягивается лицо — это же Данила Ильич! Видя мое замешательство, Астров объясняет: — Не удержался, понимаете... Темп работ изнурительный, люди выбиваются из сил. Знаю, что им нужна помощь с моей стороны в другом, но не удержался. Глядя на него — усталого, с красными от бессонницы глазами, подумалось: «Да, всем нам достается одинаково — и тем, кто грузит станки, и тем, кто отвечает за их погрузку» (Макаров И.Н. Живая земля. — Мн.: Беларусь, 1985. — С. 38—40). В дни непосредственных боев за Могилев Астров сражался в рядах народного ополчения и был расстрелян фашистами при захвате города. Одним из ярких руководителей могилевской обороны являлся секретарь ГК КП(б)Б И.Л. Хавкин. В начале войны он координировал и направлял работу многочисленных служб и ведомств, неоднократно выступал по местному радио с призывами не поддаваться панике, быть уверенными в будущей победе над врагом. С выездом редколлегии областной газеты за пределы Могилева, он взял на свои плечи редактирование и издание газеты «За Родину». Из воспоминаний участников обороны следует, что Хавкин был ключевой фигурой в организации будущего подполья в городе. Он лично подбирал и инструктировал людей для борьбы в тылу. Мужественный патриот остался в оккупированном Могилеве руководить этой борьбой, однако был схвачен фашистами и расстрелян (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.146, лл.28—29). В первые недели войны остро встал вопрос борьбы с фашистскими диверсантами и ракетчиками. Руководство областного Осоавиахима 23 июня на совещании у Хавкина получило указание организовать патрулирование города, наладить работу групп самообороны при домоуправлениях. Один из таких отрядов действовал под руководством начальника отдела Осоавиахима А.Л. Генькина, второй — под ведением начальника оргинструкторского отдела горсовета А.Г. Мирера. В конце июня 1941 г. они ушли на фронт. Непосредственно председатель Осоавиахима И.М. Аруин организовывал комплектование групп самообороны, изыскивал оружие для ополченцев, контролировал деятельность истребительных сил (ф.6115, оп.1, д.107, лл.1—3).

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Руководство деятельностью истребительных отрядов от НКВД и милиции осуществляли Я.М. Глазшнейдер, З.З. Клугман, М.В. Кацман. Чекисты и милиционеры вели борьбу с вражеской агентурой и свели к минимуму происки врага, их попытку организовать террор и создать свою «пятую колонну». В борьбе с диверсантами участвовали сотрудники и курсанты школы НКВД-НКГБ Б. Глезин, Б.В. Семенов. Начальником артснабжения гарнизона был назначен И.Е. Яновицкий, работник Могилевского облвоенкомата. Немало евреев-патриотов в этой борьбе погибли. Погибли в боях за Могилев и активный участник организации обороны — старший политрук, начальник паспортного стола управления милиции Иосиф Захарьевич Каган (по материалам МОКМ), лейтенант А. Каган (командир курса Минской школы милиции), Финкельштейн (преподаватель Минской школы милиции). Яков Михайлович Глазшнейдер (1898— 1963) — заместитель начальника областного управления в предвоенные годы — впоследствии вспоминал об этих днях: «В воскресенье 22 июля 1941 года около 5 часов утра меня разбудил телефонный звонок. Такие ранние звонки для работников милиции не новы, но то, что услышал, заставило меня вздрогнуть. Звонил ответственный дежурный по Областному Управлению милиции тов. Беляцкий, который коротко передал: «Начальник Управления приказал Вам немедленно прибыть». Сна как и не было. Быстро одевшись, я прибыл в Управление, где к тому времени уже был товарищ Сыромолотов. Сюда стали прибывать вызываемые по тревоге работники милиции. Четко и слаженно проходил сбор по тревоге и в остальных органах и подразделениях милиции. Были немедленно развернуты планы оперативных мероприятий военного времени. Выделены опергруппы по борьбе с преступностью и специальные группы по задержанию вражеских парашютистов. За короткий период опергруппами милиции было выловлено 150 вражеских парашютистов. В июле фашистские войска подошли с запада к городу и намеревались взять его с ходу, опираясь на превосходство в численности и технике. После пятидневных бесплодных попыток захватить его, город обложили плотным грязно-серым кольцом. Могилев оказался в глубоком тылу врага.

Могилев, июль 1941 г.

Стояли знойные дни. Солнце немилосердно палило. Не было воды. Томительная жажда стала постоянным бичом батальона милиции, да и продовольствия не хватало. Из 250 бойцов батальона, которым руководил тов. Владимиров, после пятидневных тяжелых боев в живых осталось только 19 человек, раненых в разное время. Смертью храбрых пал и командир взвода Минской офицерской школы милиции Абрам Каган (ф.6115, оп.1, д.185, лл.23—25, 32). 26 июля в 2 часа дня после трехнедельной героической обороны истерзанный и обескровленный Могилев пал, но не покорился. Часть его защитников, прорвав вражеское кольцо и пройдя с боями по тылам противника, вышла за линию фронта. Другая часть, среди них работники милиции, стала партизанами». При выходе из окружения вместе с другими работниками милиции Глазшнейдер стал одним из организаторов партизанского отряда, в котором был секретарем парторганизации и впоследствии начальником особого отдела партизанской бригады «Вперед» (из воспоминаний Глазшнейдера Я.М. 1949 и 1958 гг.; из фондов МОКМ). Меер Вульфович Кацман (1908—1993), старший инструктор политотдела милиции Могилевской области управления НКВД, во время обороны города принимал активное участие в борьбе с диверсантами, парашютистами, участвовал в уличных боях. Организовывал эвакуацию стариков и детей, вел работу по светомаскировке, по подбору и отправке раненых в госпиталь, охране социалистической собственности. В сентябре 1941 г. принял активное участие в организации партизанского отряда в Хотимском районе. Затем партизанский отряд объединился с группой войск МВД, а впоследствии был пре-

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

образован в бригаду войск МВД СССР «Вперед». Кацман стал командиром группы разведчиков, участвовал в диверсиях, на его счету 7 спущенных под откос военных вражеских эшелонов. Награжден орденом Красного Знамени и медалями (по материалам МОКМ). Подполковник милиции, начальник политотдела Могилевского областного управления милиции Зусман Завельевич Клугман организовывал отряды народного ополчения, командовал одним из батальонов, участвовал в привлечении населения к строительству оборонительных сооружений, эвакуации населения и оборудования, организации отрядов милиции по обороне города и батальона милиции, преимущественно из добровольцев — коммунистов и комсомольцев — под руководством капитана Владимирова. Вместе со всем гарнизоном милиции Клугман принимал участие в боях на подступах к городу и в уличных боях. Вышел из окружения вместе с группой милиционеров и военных. Перейдя линию фронта, выполнял правительственное оперативное задание (по материалам МОКМ). Ответственно воспринял приказ первого секретаря ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко парторг ЦК ВКП(б), член обкома партии Р.Я. Шуб. В сжатые сроки порученное задание по эвакуации оборудования авиамоторного завода № 459 им было выполнено. Почти до конца обороны оставался он в городе, продолжая эвакуацию в тыл материалов и ценностей с других объектов, а также готовил к подпольной борьбе группу Н. Харкевича, которая стала действовать с начала оккупации в районе авторемонтного завода. Многое сделали в успешном проведении эвакуации работники ж/д узла, в т. ч. зам. начальника депо И.Д. Клионер, диспетчер С.М. Шейн, А.А. Гросс. В воспоминаниях начальника Могилевского городского штаба отрядов народного ополчения А.И. Морозова «Солдаты партии» есть такие строки об этих людях: «...Много славных трудовых дел на счету... дежурного по депо Могилев И.Д. Клионера... Четко организовывали движение поездов в сложных военных условиях... диспетчер С.М. Шейн...» Продолжением работ по спасению промышленности стал труд евреев-могилевчан в тылу. Работница трикотажной артели им. Крупской Фаина Морговцова рассказывала: «Нас разбросало военное лихолетье по огромной стране. С трудом добралась до Ульяновска. Сначала работала на строительстве военного завода, затем здесь же выпускали детали для танков, поршни моторов и военное снаряжение. Со мной трудились могилевчанки Сазоновы, Гуровы и другие. После войны вернулись в Могилев…» В эвакуации вместе с родителями трудились подростки и молодежь. Ю.Ю. Сервирог при встрече с автором говорил: «Вместе с родными приехали в небольшой городок

Иосиф Давыдович Клионер. Заместитель начальника депо, делал все, что в его силах, для успешного проведения эвакуации. Фото из семейного архива Шульца Л.

Сим Челябинской области. Трудился на авиазаводе. Сначала возводил механосборочный цех, а потом стал фрезеровщиком. Многие просились на фронт, в т. ч. и я. Нам отказывали, говорили: «Здесь нужны специалисты. Ваша задача давать фронту первоклассное оружие». Ю.Ю. Сервирог особенно гордится своей первой медалью «За победу над Германией». В беседе со мной ветеран войны З.Я. Сакин вспоминал: «Перед войной я учился в ремесленном училище на токаря. Профессией овладел неплохо. В начале войны нас привлекали к строительству оборонительных укреплений, а затем отправили в Сибирь. Там, на военном заводе, до призыва на фронт в 1943 г. я трудился, выпускал военную продукцию». По неполным данным, в тыл было вывезено более 10 000 человек, в основном женщины и дети. С приближением немецких войск к Днепровскому оборонительному рубежу сотни могилевчан вышли на строительство пояса укреплений круговой обороны. В обороне Могилева одним из решающих факторов явилась самоотверженность народных ополченцев, которые вместе с воинами Красной Армии защищали дальние и ближние подступы к городу. Формирование народного

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Яков Наумович Сагал (1919—1941). Один из комсомольских лидеров города, погиб в неравном бою с фашистами в районе д. Благовичи. Фото из фондов МОКМ

групп, члены которых разливали и доставляли в бутылках горючую смесь воинским частям. Сам постоянно находился с отрядами ополченцев педагогического института и другими отрядами на передовых позициях, участвовал в боях. Отважный вожак молодежи вместе с другими бойцами этого отряда: Мишей Ивкиным, Львом Мелешко, Ицкой Ш. Сахартовым, Х.Ш. Кошиным, Иосифом Чижевским, Г.Б. Гиршиком и другими — погиб в неравном бою в районе деревни Благовичи. В отряде, по сведениям уцелевших защитников Могилева, сражались бойцы-ополченцы Гендель, Кривошей, М. Годин (Помнікі гісторыі і культуры Беларусі. — Мн., 1978. — № 1. — С. 9—12). В числе защитников Могилева, которые обороняли в первые недели небо от фашистской авиации, летчики 125-го бомбардировочного полка, сформированного летом 1940 г. в Могилеве. В полку несли службу в эти дни Н. Певзнер, Г. Иткин, М. Фейгин. Геройски сражались с врагом М.И. Шульман и С.С. Городецкий. С первых дней войны в истребительном отряде был боец А.Г. Мысов. Начальник медсанчасти областного управления милиции Гольберг спас жизни сотням защитников Могилева. Впоследствии его зверски замучили гитлеровцы. Неисчислимы подвиги защитников Могилева, которые противостояли бронированным полчищам гитлеровцев. Из воспоминаний комиссара отряда ополченцев труболитейного завода В.Б. Петровского: «Вызвали в обком партии и предложили создать батальон ополченцев. В первый день записалось 50 человек. Начальником отряда стал Лурье, а политруком я. До подхода немцев мы днем демонтировали и отгружали в тыл заводское оборудование, вечером проводили занятия с бойцами. Затем отряд был разбит на группы, и каждому был определен конкретный участок. Посты были

ополчения носило организованный характер. Руководству Могилева оказывали в этом плане всяческую помощь секретарь ЦК КП(б)Б Борис Григорьевич Эйдинов, секретарь ЦК ЛКСМБ И.Л. Ефройкин. Высоко оценивал роль Эйдинова в обороне Могилева в своих воспоминаниях первый секретарь Могилевского обкома партии И.Н. Макаров. В группе чекиста В.И. Пудина, которая прибыла в Могилев из Москвы, был Лазарь Вульфович Чарный (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.168, л.3). В составе городского штаба народного ополчения действовали председатель Осоавиахима И.М. Аруин, секретарь горисполкома А.И. Зильберман, заведующий горздравотделом Н.Ю. Шпалянский. Формировались батальоны, отряды, группы ополченцев, среди которых было много евреев. Один из отрядов, состоящий из молодежи — студентов и учащихся школ ФЗО, возглавил комсомольский руководитель Яков Наумович Сагал (1919 г.р.). Он проводил большую работу по вовлечению Камень в д. Благовичи в память о студентах пединститута, молодежи в отряды народного ополпогибших здесь в июле 1941 г. чения, созданию противотанковых

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

по всему городу. С началом боев за город наш отряд сражался у вокзала, за р. Дубровенка по ул. Виленской. В этих боях погиб командир Лурье, рабочий Левит…» (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.235, лл.2—3). Особенно жестокие бои шли всю последнюю неделю обороны. Пять дней ополченцы удерживали Днепровский мост. На борьбу были брошены все силы, имеющиеся в распоряжении городского штаба. Когда кольцо окружения сужалось, народные ополченцы, сражавшиеся на валу, понесли большие потери, отбивая немцев, пытавшихся прорваться через Днепр. Член городского штаба ополченцев Айзик Адольфович Эстеркин (1905 г.р.) был назначен политруком одного из оборонческих отрядов и направлен возглавить оборону Луполовского моста. Он поднял бойцов в атаку, увлек их за собой и в том бою погиб. В этих боях геройски погибли и сотни других рядовых бойцов. Зачастую имена их трудно уже выяснить, одни документы не сохранились, в других отсутствуют имена, отчества, и трудно определить национальность бойца. По сведениям, которые удалось составить в коллективе шелковой фабрики в 60-е годы, среди погибших в ополчении Ефим Григорьевич Шляхтер, Белла Ефимовна Нискина, Абрам Талалай, Абрам Брук, начальник санчасти обл. управления милиции А.А. Гольдберг. На обелисках высечены имена павших в боях, среди которых Хавратович, Славин, Соболевский. При прорыве окружения погибли А.М. Аруин, Н.Ю. Шпалянский. Война застала Наума Ютановича Шпалянского в должности заведующего городским отделом здравоохранения. С первых дней образования городского штаба народного ополчения, членом которого он являлся, Шпалянский проводил большую организаторскую работу по защите города, постоянно бывал на предприятиях, в подразделениях народного ополчения и помогал налаживать политическую работу среди бойцов, ополчения и трудящихся. Более двадцати дней Н.Ю. Шпалянский с группой отважных ополченцев сражался с гитлеровцами и погиб в неравной борьбе» (Солдатами были все. — Мн., 1972. — С. 84—85). О последних боях в Могилеве вспоминал участник ополченческого отряда, бывший зав. отделом сельского райкома партии И.М. Иванов: «Партийные работники подняли на борьбу патриотов ближайших деревень Могилевского района, которые сражались и в истребительных отрядах, и в ополчении. В числе руководителей был секретарь райкома Ш.И. Егудин. Храбро сражались заведующий здравотделом Филиппович, работники райкома Крейдик, Клейч, Каспирович. Помню, как на Первомайскую улицу ворвалась большая группа гитлеровцев на мотоциклах и бронемашинах. Вместе с воинами Красной Армии мы залегли в кювете и открыли по ним огонь, забрасывая их

бутылками с горючей жидкостью. В неравном бою погибли Ф.А. Журов, Ш.И. Егудин и другие ополченцы. Второй секретарь райкома Егудин, тяжело раненый, сражался до последнего патрона. Когда его окружили, он подорвал себя гранатой» (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.120, л.46). В целом можно утверждать, что героическая оборона Могилева — факт бессмертного подвига защитников, среди которых было большое количество евреев-патриотов. А. Костеров

ЛЮДИ АСТРОВ Даниил Ильич (1904—1941) Из воспоминаний дочери, Астровой Фаины Даниловны (1932—2008). «Мой отец, Даниил Ильич Астров, родился в 1904 г. в Могилеве в семье портного. В 1924 г. окончил профтехшколу обувщиков, получил специальность заготовщика обуви, но по этой специальности практически не работал. Учась в профтехучилище, он был активистом комсомольской ячейки. После окончания училища в 1924—1925 гг. работал в горкоме комсомола экономработником (что именно означала эта должность, я не знаю). Все данные о трудовой деятельности отца взяты из его личного партийного дела, которое после войны показали моей старшей сестре в партархиве Могилевского обкома. В 1925 г. он стал членом ВКП(б). В 1926—1929 гг. заведовал союзным домом отдыха в Могилеве. Когда в Могилеве начали строить фабрику искусственного волокна, надо было готовить кадры для работы на этом предприятии. Отец был направлен на курсы мастеров по искусственному волокну в г. Мытищи Московской области, где обучался с ноября 1929 г. по июль 1930 г. В 1930—1933 гг. он работал мастером вискозного погреба химического цеха, затем коммерческим директором, заведующим ОРСа на фабрике искусственного волокна; с 1934 по 1937 гг. работал заведующим Белпищеторгом; с конца 1937 г. по конец 1938 г., в течение года, — заместителем председателя горисполкома, с конца 1938 г. по июль 1941 г. — председателем Могилевского горисполкома; был депутатом городского и областного Советов, участвовал в работе ХVIII Всесоюзной партийной конференции. Мои детские впечатления об отце сложились в возрасте 5—8 лет. Папа был очень занят, редко бывал дома, когда мы еще не спали. Если приходил домой обедать, что бывало не всегда, то ел очень быстро, и снова уходил на работу. Как редкий праздник, вспоминаю прогулки в лес в

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Даниил Ильич Астров (1904—1941). Председатель Могилевского горисполкома в предвоенные годы. Фото из семейного архива Астровой Ф.Д.

военное время по состоянию здоровья. Он был политруком запаса 3-й очереди. Когда началась война, отцу было поручено обеспечивать население и воинские подразделения продовольствием, медобслуживанием. Он отвечал за организацию эвакуации предприятий, материальных ценностей и населения» (из книги: Макаров И. Живая земля. — Мн.: Беларусь, 1985). «В начале войны мы с отцом расстались и больше никогда не встречались. Когда мы после войны вернулись из эвакуации в г. Могилев, мне и моим сестрам в различных обстоятельствах от различных людей приходилось слышать: «А я хорошо знал (знала) твоего отца!» И затем обязательно добавляли: «Какой внимательный, хороший, добрый, отзывчивый был человек». Кто-то с ним работал, кто-то встречался. Каждый раз приводили запомнившиеся моменты общения с Астровым. Кому-то он помог советом, кого-то выслушал, кому-то помог с устройством на работу и т. п., всегда это было искренне, от души, о нем говорили с теплотой и сердечностью. Моя младшая сестра была очень похожа на отца, и с ней часто происходили такие случаи. Как-то к ней в автобусе обратилась незнакомая кондуктор: «Девочка, твоя фамилия Астрова, ты дочь Астрова, который был до войны председателем горисполкома?» Получив утвердительный ответ изумленной девочки, рассказала о встрече с отцом, о помощи, которую он ей оказал. Подобное случалось неоднократно. В конце 1970-х годов моя коллега по работе Р. Махлина, отдыхая на Рижском взморье, встретилась со своей бывшей одноклассницей Эрной. Ее отец (он был из латышских стрелков) был репрессирован в 1937 г. Мама Эрны рассказала, что в самый трудный момент ее жизни, после ареста мужа, когда ее не брали на работу, она пришла к Астрову и попросила о помощи. При этом она сказала, что он тоже рискует, и она не будет в претензии, если он не сможет помочь. Отец помог ей устроиться на работу. Спустя более 40 лет эта женщина помнила фамилию отца, была ему благодарна и интересовалась его судьбой. Это дорогого стоит.

Печерске, в городской парк имени М. Горького, в краеведческий музей. В 1939—1940 гг. он был серьезно болен, лечился в Москве, какое-то время не работал, лежал дома. Вот тогда, несмотря на плохое самочувствие, старался больше общаться с детьми, особенно с младшей дочерью, которой было 1,5 года. Отец сам обладал абсолютным музыкальным слухом, когда учился в профтехшколе, играл в духовом оркестре, причем, на многих инструментах, и хотел, чтобы мы, дети, учились музыке. Помню, как-то в свободное время он принес нотную тетрадь и показал мне обозначение нот, но дальше наши занятия не продвинулись из-за его большой занятости. Когда я пошла в школу, папа регулярно посещал родительские собрания и был очень рад моим успехам. Мне он запомнился одетым во френч и галифе — широко распространенную тогда одежду, таким, как на сохранившейся фотографии, оставшейся с какого-то документа. К сожалению, других фотографий у нас нет. Медкомиссией при Могилевском горвоенкомате отец был признан Депутатское удостоверение Д.И. Астрова. негодным в мирное и Из семейного архива Астровой Ф.Д. ограниченно годным в

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Бывшая телеграфистка из Могилева Куксевич, встречаясь с кем-нибудь из нашей семьи, до глубокой старости не уставала повторять, что отец спас ей жизнь, буквально заставив ее эвакуироваться, посадил в поезд, убедив, что там она принесет больше пользы, чем в осажденном городе. Когда незнакомые люди говорят неизменно добрые слова об отце, мы, наряду с горечью утраты, испытываем чувство гордости за то, что люди его помнят, благодарны ему, и, значит, он не зря прожил свою такую короткую жизнь».

ЛЮДИ ХАВКИН Иосиф Львович (1907—1941) Из воспоминаний дочери, Хавкиной Любови Иосифовны (р. 1932). «Мой отец, Иосиф Львович (Лейбович) Хавкин, родился 14 июля 1907 г. У него были четыре сестры и один брат. Дед Лейба был сапожником. Когда я родилась, ни бабушек, ни дедушек в живых уже не было. Папа погиб, когда мне было всего девять лет, и я больше помню то, что мне о нем рассказывала мама. По какой-то причине отец воспитывался в Барколабовском детском доме, потом приехал в Могилев. Отец рано вступил в комсомол и «шел по комсомольской линии». Был секретарем Чериковского райкома. Потом отца «бросали» с места на место: Чаусы, Орша, Могилев, Заславль, Мытищи под Москвой и т. д. Папа учился в школе, затем на курсах красной профессуры, но не окончил их из-за болезни. Тем не менее, он был достаточно образованным и грамотным человеком. У меня есть несколько записок отца, и из них видно, что писал он хорошо и грамотно. Одно время папа курировал пединститут и часто выступал на диспутах на политические темы. Маму звали Роза Григорьевна Марьина. Она родилась в Черикове. Ее мать, моя бабушка, умерла во время голода в 20-е годы, когда семья убегала от голода на Украину в Николаев, а там ситуация была еще хуже. По возвращении, мамина семья жила на частной квартире в Черикове. Мама любила вспоминать бурную чериковскую комсомольскую жизнь: походы, сдачу норм по стрельбе, бегу и прочее. В Черикове был еврейский детский дом, которому помогала Америка. Туда посылали старшеклассниц в качестве пионервожатых. Мама там тоже какое-то время работала. Мама познакомилась с папой, когда еще училась в школе. После окончания 7 классов она поступила в могилевское училище. А в 1931 г., когда папа еще учился на курсах в Москве, мама поехала к нему, там они и поженились.

Иосиф Львович Хавкин (1907—1941). Секретарь Могилевского горкома КП(б)Б, был ключевой фигурой в организации будущего подполья в городе

В 30-е годы родители вернулись в Могилев. Папа работал на шелковой фабрике сменным инженером, а потом на профсоюзной работе. После работы на шелковой фабрике отца перевели в Оршу на должность парторга льнокомбината, потом назначили секретарем райкома. В это время арестовали 1-го секретаря Оршанского райкома, о моем отце была опубликована статья, что он польский шпион. Кто-то «из верхов» посоветовал папе срочно уезжать из Орши. Мы вернулись в Могилев. Мама рассказывала, что уже после войны к ней приходил один знакомый, тоже еврей, который оправдывался за то, что ему было приказано оговорить отца на одном из собраний. Но с национальностью это никак не было связано. После 1935 г. отец «шел по партийной линии», работал в Могилевском горкоме партии. Отца дома мы видели очень мало. Он всегда был занят. Уходил на работу рано, возвращался поздно ночью. Тогда было принято работать по ночам, как Сталин. Иногда папа приезжал к обеду, и тогда еда уже должна была стоять на столе, чтобы он смог быстро освободиться. Мама завидовала тем, у кого был выходной в воскресенье. Жили мы в доме Казановичей в районе площади Орджоникидзе. Этот дом не сохранился. Сначала это был дом немецких специалистов,

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Фрагменты последней записки, отправленной И.Л. Хавкиным своим родственникам в Костюковичи из обороняемого Могилева 1.07.1941 г.: «Работаю много, так что с тех пор дома не был. Мне будет везде хорошо, если я буду знать, что вам хорошо… В Могилеве все по-прежнему. Врагу не удается ничего сделать…» Из семейного архива Хавкиной Л.И.

которые участвовали в строительстве шелковой фабрики. У нас за стенкой жила семья Лишанских. Я помню, как кричал их сын в 1937 г., когда пришли арестовывать отца: «Мой папа не шпион!» 1 мая 1941 г. папа выступал с большим докладом по политической обстановке в могилевском театре. 25 июня 1941 г. вместе с семьями ответственных работников я, мама и брат эвакуировались. Ехали в автобусе, спасаясь от бомбежки, сначала в Вейно, потом в Костюковичи, а затем уже на открытой платформе до Воронежской области. Тогда же отец передал в Костюковичи мамины метрики, фотографии и маленький чемоданчик с нашими вещами, которые можно было при необходимости продать. В эвакуации в России я, кстати, впервые столкнулась с антисемитизмом. Тогда мы с Фаней Астровой, моей подругой, пришли в школу. Какой-то мальчишка крикнул: «Что ты этих жидовок сюда привела?» Я тогда впервые услышала обидное слово. В числе многих других партийных кадров отца оставили в Могилеве. Отдавал это распоряжение 1-й секретарь обкома Макаров. В начале войны он редактировал подпольную газету «За Родину», затем должен был заниматься организацией подполья и партизанского движения, хоть он и был евреем. Обком партии, как позже читала в газетах, был эвакуирован для спасения партийных кадров, а горком, по-видимому, был не так ценен, и его оставили. Погибли Сагал, Астров и др. Все это были евреи. Уже после войны получили мы письмо за подписью секретаря ЦК Компартии БССР Пономарен-

ко, что отец погиб при выполнении ответственного партийного задания. В разных газетах после войны было опубликовано много материалов, в которых упоминали отца. Так, в одном писали, что «душой обороны Могилева был команднополитический состав Советской армии во главе с секретарем горкома Морозовым и Хавкиным», в другом — «организатор и участник обороны Могилева Хавкин погиб в оборонных боях». Еще в одной, что Хавкин «расстрелян фашистами». В четвертой, что он погиб в последних боях за город. Я и сама пыталась узнать судьбу папы. Одно время, сразу после переезда из Орши, когда отца перевели на должность директора хлебозавода, мы жили на Виленской улице в небольшом домике на две семьи. Второй семьей была семья механика завода Михаила Михайловича Евтихнева — его тоже оставили в подполье. Жена Евтихнева, которая жила в Могилеве во время войны, вспоминала позже, что папа был здесь во время оккупации только один раз. Самого Евтихнева кто-то выдал фашистам, его расстреляли, а дом был разобран на дрова. Один работник КГБ мне рассказал, что во время больших послевоенных процессов над изменниками Родины задавали вопросы, в том числе и о Хавкине. Но никто из полицаев не вспомнил, что к ним попадал человек с такой фамилией. КГБ проверил, что и в гетто его не было. Думаю, что если бы отец попал в гетто, ни в одной газете его имя не упоминалось бы. К фашистам он тоже скорее всего не попал, т. к. у него были списки Могилевского подполья. Если бы они попали к немцам, с подпольем было бы покончено раз и навсегда.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Последняя явка была у отца на одной квартире, куда он пришел с бывшим директором пивзавода Белым. Это был последний человек, который видел отца. Им предложили остаться переночевать, но отец сказал, что ему надо идти в Сухари на встречу с двумя студентами. Было это уже после взятия Могилева, поэтому, скорее всего, он погиб во время каких-то локальных перестрелок. В Сухарях тоже проверяли эту последнюю ниточку, оказалось, что студенты тоже погибли, так что неизвестно, дошел отец до Сухарей или нет. Внешность его была не слишком явно еврейская, и жил он в Могилеве не очень долго, так что знали его немногие. Хотя, с другой стороны, таких людей, как секретари горкомов, знало большинство, тем более, что он проработал пару лет и на шелковой фабрике. Еще один человек рассказывал, что он встречался с папой в каком-то лагере под Белыничами. Они хотели перейти линию фронта. Предложили это отцу, но он отказался, сказав, что должен вернуться в Могилев, что у него есть специальное задание. И я думаю, что, скорее всего, он был не под своей фамилией. В общем, судьба отца так и осталась неизвестной. В 1945 г. за нами прислали человека с пропуском. Сначала поселили в общежитии, потом дали квартиру. За отца мы получали персональную пенсию. На каждую годовщину обороны Могилева мы получали поздравления за подписью Машерова, сразу звонили из горкома и обкома. Но как только умер Машеров, о нашей семье практически забыли. Маме это было, конечно, очень обидно».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КАЗАКОВА Анатолия Николаевича В воспоминаниях доктора геолого-минераловедческих наук из Санкт-Петербурга Анатолия Николаевича Казакова, который был во время войны в оккупированном поселке Оболешево Брянской области, рассказывается о встрече с Хавкиным и его аресте весной 1942 г. Эти воспоминания свидетельствуют о том, что Иосиф Львович погиб не в Могилеве, и ярко характеризуют его как необыкновенно мужественного человека. «…Я вышел после концерта одним из последних и присел на лавочку покурить. Ко мне подошел беженец из Белоруссии, известный нам как Савицкий Иосиф Викентьевич. Это был пожилой, по нашим понятиям, мужчина с узким лицом, аккуратными усами, слегка волнистой с проседью шевелюрой и умной улыбкой, располагающей к сближению. Он подсел ко мне и спросил: — Ну, как концерт? Понравился? Я ответил иронически: — Да, очень, особенно куплетист-пародист. — Вы заметили, что зрители стесненно улыбались? Аплодисменты жидкие.

— Зрителям это ново, потому что нагловато. Они не привыкли к таким концертам. Вдруг он спросил неожиданно: — Вы откуда родом? — С Севера. Его этот ответ удовлетворил. — В Белоруссии не бывали? — Только проездом мальчишкой, когда ехал в «Артек». Его глаза засветились удовлетворенно. — Ну, тогда нам придется заново познакомиться. Я секретарь Могилевского горкома партии Хавкин Иосиф Львович. Я опешил. После краткого молчания спросил: — Как вы решили признаться в этом? А, может быть, я поселен немцами и донесу на вас? Он ответил уверенно: — Нет. Я долго изучал ваше поведение. Достаточно было посмотреть на ваше лицо на концерте. Моя долголетняя политическая практика не подводит. — А кому вы еще признались? Не опасно? — Да еще одному-двум. — Надежно? — Думаю, да. Осип, так мы его стали называть, из соседнего барака перебрался в наш. Спустя неделю Шпагин, собираясь на работу, шепнул мне: «Сегодня после работы зайди в лабораторный домик. Надо поговорить. Придет Осип. Оля-лаборантка в курсе дела. Она уйдет к подруге. Прихвати на всякий случай колоду карт для маскировки». В сумерках мы по одному пробрались в лабораторный домик. Мне это было проще всего, я немного ухаживал за Олей. Наконец, сели за стол. Передо мной два солидных мужчины, я в сравнении с ними пацан, шкет. Начал Осип: — Мы собрались здесь партгруппой, чтобы обсудить план действий. Я заметил, что не член партии. Осип: — Неважно, кооптируем задним числом, — затем продолжал: — Прежде всего, мы должны подчеркнуть, что поддерживаем генеральную линию партии и верны товарищу Сталину. Товарищ Сталин разоблачил предателя Ежова. Перейдем к нашим условиям. Мы должны организовать антинемецкую пропаганду и саботаж. Ответственных назначать не будем. Работаем вместе. Методы, предложенные Осипом, отдавали немного книжной романтикой гражданской войны. Кроме того, верность Сталину не могла стать серьезным мотивом для сопротивления… …Наступала весна. Как звери чувствуют ее приближение, так и мы взволнованно засуетились, прикидывая разные варианты ухода

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

в лес. Действительность нас быстро вернула к реальности. Арестовали Осипа. За ним приехал полицейский и увез в Клинцы. Ехавший с этим составом смазчик Малофеев узнал от полицейского, что Осип по доносу арестован как еврей. Дальнейшая судьба Савицкого-Хавкина неизвестна. Во всяком случае, никаких репрессий в Оболешево после его ареста не последовало. Из этого мы сделали вывод: полиция не узнала, что он бывший секретарь горкома партии. Наверняка его расстреляли как еврея» (Казаков А.Н. На той давнишней войне // Звезда. — 2005. — № 5).

ЛЮДИ КЛУГМАН Зусман Завельевич (Александр Савельевич) (1909—1993) «…К тому времени, как к Могилеву подступили фашисты, у нас образовался большой гарнизон милиции — около 4 тыс. человек из Гродненской и Минской школ милиции, а также из оккупированных районов области — Березино, Белыничей и других. И тогда в комитете по обороне города Могилева, который возглавлял облвоенком полковник Воеводин, я предложил создать особый батальон милиции. Все согласились. Командиром батальона стал наш начальник отдела службы и боеподготовки капитан Владимиров. Когда был сформирован батальон, встал вопрос о его вооружении. Нам выдали винтовки, пять или шесть автоматов, несколько ящиков с гранатами. Мы достали еще десять ящиков с бутылками зажигательной смеси. И это все — на 250 человек. Батальону милиции был отведен участок обороны в районе деревни Гаи Полыковичского сельсовета на протяжении около пяти километров. Мы отразили несколько атак вооруженного до зубов противника, было много раненых, но никто не покинул блиндажи обороны. А медицинский персонал батальона состоял всего из одной медсестры санчасти нашего управления, которая делала все, что было в ее силах. В последнем бою Владимиров поднял остатки батальона с ранеными вместе с возгласом «Погибнем, но не сдадимся!» И в результате из 250 человек нас осталось 8. Я тогда тоже был ранен. Фашисты уже заняли Смоленск, а под Могилевом все еще шли бои. Потом последовала команда оставить Могилев. У нас была рация, и удалось связаться с Москвой, с наркоматом. Зам. наркома внутренних дел Белоруссии Хоняк, который к этому времени уже работал в Москве, дал команду, чтобы часть людей шла в тыл организовывать партизанские отряды, а часть — на соединение с Красной Армией. На мою долю вы-

Зусман Завельевич Клугман (1909—1993). Начальник политотдела Могилевского областного управления милиции, в первые дни войны организовывал отряды народного ополчения, командовал одним из его батальонов

пало последнее. Были и потери, и предатели, и люди, о которых говорили: «Давай мы комиссара сдадим немцам, и нам сохранят жизнь». В конце концов, мы соединились с частями Красной Армии, и меня с моими подчиненными доставили в особый отдел НКВД, как окруженцев. Начался допрос с пристрастием. Допросы проходили в управлении НКВД Брянска, где в это время дислоцировался штаб третьей дивизии войск НКВД, которую возглавлял генерал-майор Кирилов. В это же время в Брянске находился инспектор ВКП(б) по организации партизанских отрядов в Брянской и Орловской областях, бывший второй секретарь Могилевского обкома партии Мовчанский. Я в свое время часто с ним встречался по работе и по партийным делам и пользовался его уважением. Встреча с этими двумя людьми и сыграла решающую роль: мне вернули документы и направили для дальнейшего прохождения службы. Во время войны в главном управлении милиции НКВД СССР мне поручались правительственные задания в районах Московской, Саратовской, Куйбышевской и Ульяновской областей. К началу наступления наших войск в районе Курска заместителем наркома внутренних дел Белоруссии, который располагался в Москве, была создана оперативная чекистская группа во главе с бывшим

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

начальником управления милиции Сыромолотовым, прилетевшим из тыла в конце 1942 г.; заместителем начальника этой группы был назначен я. Наша группа была прикомандирована к штабу 50-й армии, которую возглавлял генералполковник Болдин. Со штабом армии мы участвовали в освобождении первых районов нашей области — Хотимска, Костюкович, Мстиславля, Кричева, Черикова. С освобождением Могилева все руководство области, в том числе и милиции, переехало на свое старое место. В конце войны я получил приказ организовать штаб в Варшаве и отправлять в тыл поступающие из-за границы скот и оборудование» (Пронькина А. Комментариев не будет // Могилев times. —1992. — № 4).

ЛЮДИ ГЛАЗШНЕЙДЕР Яков Михайлович (1898—1963) Из воспоминаний дочери, Иванишко (Глазшнейдер) Светаны Яковлевны. «Когда началась война, отец сказал маме: «Леля, за тобой заедут. Тебе надо будет ненадолго выехать из Могилева. Если бомбежки не прекратятся, то езжай в Москву к родственникам. Прихвати только самое необходимое». Так мы из Могилева и уехали, а папа остался. Когда мы доехали до Унечи, мама решила вернуться, и мы сели в последний вагон товарняка, который должен был ехать в сторону Могилева. Но он так и не поехал. Мы оставались в Унече до последнего. Мама все надеялась, что отец нас заберет. Уже когда Могилев был в кольце, нас нашел знакомый папы — милиционер, передал нам то ли 80, то ли 800 рублей и папины слова, чтобы мы срочно уезжали. Тогда только мы уехали. О папе мы ничего не знали. Сначала мы получили справку, что папа пропал без вести. Потом из Москвы пришла бумага, что наш адрес известен отцу, а его адрес сообщить не могут, т. к. отец находится на правительственном задании. Папа забрал нас после соединения войск с партизанскими отрядами. Если бы он за нами не приехал, до конца войны мы бы вряд ли дожили. За всю войну из мясного мы съели только одну ворону и одного суслика. Папа был в партизанах. Ему там тоже несладко приходилось. Он рассказывал, что суп из ремня был нормальным блюдом. Их отряд располагался в смоленских лесах. А начиналась папина партизанская эпопея в Могилеве. Как и все могилевские милиционеры, отец участвовал в обороне города. Первые дни оккупации он находился в городе и ждал указаний от руководства. Потом поступил приказ уходить в леса и создавать партизанские

Яков Михайлович Глазшнейдер (1898—1963). Заместитель начальника областного управления милиции в предвоенные годы

отряды. Думаю, если приказ поступил бы чуть позже, папы бы уже не было в живых. Папу знали очень многие, в том числе и преступники, им пойманные. Был такой эпизод. Когда папа переправлялся через Днепр, в сторону Луполово, он сел в лодку с женщинами, ехавшими с Быховского рынка. Среди пассажиров он увидел старого знакомого вора, то ли «карманника», то ли «домушника». Вор тоже узнал папу, но поднес палец к губам, показывая, что он не собирается его выдавать. Папа рассказывал, что в первые дни оккупации фашисты расстреляли врача-еврея, кажется, Гольбурга. Отец был свидетелем этого расстрела. Отец вспоминал, что особенно тяжело было, когда фашисты устраивали блокады отряда. Леса окружали и начинали бомбежку. Это могло длиться неделями. Бывало, приходилось идти сутками, спать на ходу. Зимой, в слякоть, замерзшая одежда превращалась в панцирь. На счету папы было 17 спущенных под откос эшелонов. Отцу приходилось выполнять иногда и функции врача. Так, он спас какими-то своими методами одного партизана, получившего сквозное ранение в шею. Были среди партизан и евреи, в том числе из Могилева. Я знаю только несколько фамилий: Кацман, Голубец, Генькин».

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ЛЮДИ ЯНОВИЦКИЙ Исаак Ефимович (1906—1976) Из семейного архива Яновицкого К.И. «Перед началом Великой Отечественной войны я работал в Могилевском облвоенкомате. С первого дня войны с немецко-фашистскими захватчиками областной, городской и районные военкоматы развернули большую работу по выполнению мобилизационных планов: сбор, комплектацию и направление людского состава и техники в воинские части, уходящие на фронт. В ряды Красной Армии влилось около 25 тысяч могилевчан. На меня, как бывшего артиллериста, командование возложило исполнение обязанностей начальника артснабжения гарнизона. Одной из самых крупных операций группы была эвакуация ямницких воинских складов, где хранилось большое количество военного имущества, в том числе запасных частей для танков. Эвакуация проходила под бомбежкой и интенсивным артиллерийским обстрелом со стороны противника. Были убиты тринадцать ополченцев и старший лейтенант из 13-й армии. Но нашей группе удалось эвакуировать склады почти полностью и в короткий срок создать значительный запас боеприпасов для обороны города. Артиллерийские снаряды, ручные гранаты, бутылки с горючей смесью, патроны для стрелкового оружия — все это мы доставили со складов воинских частей, накануне войны дислоцировавшихся в Могилеве (33-й артполк в Пашково, 16-й корпусной артполк на Кавалерийской улице). Артснаряды были переданы частям 172-й стрелковой дивизии, оборонявшей Могилев. Запас стрелкового оружия и боеприпасов к нему пополнялся из разных источников. Мы организовали, например, сбор оружия на поле боя и среди раненых в госпиталях. Узнав, что некоторое количество боеприпасов имеется в Горецком районном отделе НКВД, мы немедленно выехали туда и доставили боеприпасы в Могилев. Прибыл на станцию Могилев небольшой эшелон с винтовками. Мы разгрузили его и вооружили ополченцев, работников обкома партии. Особо большое значение имело снабжение нашей группой воинских частей, оборонявших город, горючей жидкостью для борьбы с вражескими танками. Как известно, горючая жидкость впервые нашла широкое применение против танков врага именно при обороне Могилева. Это бутылки с горючей смесью, с помощью которых были сожжены десятки фашистских танков. Для выполнения особого задания потребовалось взрывчатое вещество. Его мы добыли через работника Могилевского обллесдревхима Давида Ильича Дымова. Позднее в распоряжение нашей группы

100

Исаак Ефимович Яновицкий (1906—1976). На него командование возложило исполнение обязанностей начальника артснабжения гарнизона. Фото из семейного архива Яновицкого К.И.

прибыло несколько автомашин со взрывчаткой, которая была передана воинским частям. Когда противник плотным кольцом окружил Могилев и бои шли уже на его окраинах и даже в самом городе, по распоряжению начальника гарнизона полковника И.П. Воеводина была создана оперативная группа из числа работников военкоматов, куда влилась и наша артснабженческая группа. Перед вновь созданной группой была поставлена задача уничтожения фашистов, которые, захватив Луполово, рвались к мосту через Днепр. Мы притащили 45-миллиметровое орудие и установили его на валу перед Днепровским мостом. Начальник четвертой части облвоенкомата майор Федоров возглавил боевой расчет. Под метким огнем нашей пушки нашли себе могилу десятки фашистов, которые пытались овладеть мостом. На рассвете 23 июля 1941 г. группа под командованием Белыничского райвоенкома Максимова получила задание уничтожить фашистов, угрожавших захватом Луполовского моста. Мы двинулись навстречу врагу. На мосту завязался ожесточенный бой. Несмотря на явное превосходство противника в живой силе и технике, ему не удалось прорваться через мост в город. В этом же бою я был тяжело ранен в голову и доставлен в госпиталь.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

После занятия фашистами города Могилева 27 июля 1941 г. мне удалось бежать из госпиталя. Некоторое время скрывался у своих знакомых, бывших рабочих типографии Б.В. Бруевича и Н.П. Ружицкого. Однажды в квартире бывшей медсестры госпиталя Левит встретил руководителя подпольной организации Казимира Юлиановича Мэттэ, он пригласил меня к себе домой. С его помощью я изготовил себе фальшивый паспорт и военный билет. Нужна была фотокарточка для паспорта. В этом деле мне посодействовал Наум Петрович Ружицкий, у него имелось групповое фото фабкома областной типографии, в которой я работал 15 лет до мобилизации в Красную Армию. Наум Петрович вырезал мое фото, наклеил его на фальшивый паспорт и скрепил фальшивой печатью. Сфабрикованный паспорт потом помог мне вырваться из лап фашистов и избежать смерти. А было это так. Как-то в середине августа 1941 г. я заночевал на Луполово, в квартире К.Ю. Мэттэ. На рассвете в этот район на автомашинах прибыли немцы и начали облаву на евреев. В это время я решил огородами пробираться в город. Не успел сделать несколько шагов, как натолкнулся на вооруженных финнов. Они отвели меня к немцам. Те посмотрели мои документы, не заметили, что они фальшивые, отпустили меня. В этот же день, возле тубдиспансера, по Пионерской улице, я вновь встретил К.Ю. Мэттэ, он очень обрадовался, что мне удалось вырваться из лап фашистов. В знак памяти обо мне я подарил Казимиру Юлиановичу свои часы и авторучку. Так мы с ним расстались. Я ушел из города, чтобы пробраться за линию фронта. В деревне Гаспады (недалеко от Дрибина) встретился с комсомольцем Голубовым. Он мне сказал, что в их деревню часто приезжают партизаны, и пригласил меня к себе домой. Я прожил в их семье несколько дней и действительно встретился с партизанами и попросил, чтобы они приняли меня к себе в отряд. Они сказали, что этот вопрос должны согласовать с командиром отряда. Но назавтра в деревню прибыл фашистский карательный отряд, и мне пришлось уйти. В соседней деревне жила учительница Мария Григорьевна Сафонова, по национальности еврейка. Я предложил ей вместе пробираться через линию фронта. Мы с ней дошли до города Духовщина Смоленской области. При переходе шоссе Минск — Москва немцы, охранявшие мост, задержали меня и бросили в концлагерь, который находился недалеко от Смоленска. Мои попытки бежать из концлагеря не увенчались успехом. Здесь, в лагерях, я находился 4 дня. Побег удалось осуществить, когда пленных перевозили в железнодорожном составе в сторону Полоцка. Я оказался в вагоне с высокими бортами для перевозки угля. 22 октября 1941 г. в 25 км от станции Сиротин я спрыгнул на ходу с поезда и

бросился в лес. Немецкая охрана поезда открыла по мне огонь, но я остался цел и невредим. Вновь пробирался к линии фронта. В деревне Бердяеве Пречистинского района Смоленской области я связался с партизанским отрядом, которым командовал секретарь Слободского райкома партии Смоленской области Шульц. Выполнял задания командования отряда. Выход к партизанам чуть не закончился трагически — приняли за шпиона. Спасло чудо: меня узнал бывший сослуживец. 1 февраля 1942 г. с помощью партизан перешел линию фронта. Меня передали в ведение особого отдела, который не один день «выяснял мою личность». Это могло закончиться и 10 годами тюрьмы, и расстрелом. Опять повезло: нашли учетную карточку коммуниста и командира Красной Армии. Я вновь влился в действующую армию. Воевал на Карельском фронте в должности командира артиллерийского дивизиона в составе 405-го артполка 114-й Свирской Краснознаменной стрелковой дивизии, затем 3-й пушечный артполк 67-й стрелковой дивизии. Демобилизован из армии в 1945 г. Часы Казимир Юлианович вернул моей жене после того, как она возвратилась в Могилев после освобождения. Мария Григорьевна Сафонова осталась жива и жила в Могилеве».

ЛЮДИ КАЦМАН Меер Вульфович (1908—1997) Из воспоминаний дочери, Десятовой Людмилы Михайловны (1945—2008). «Папа мой, Меер Вульфович Кацман, всегда был не очень многословным, так что я знаю о его жизни не очень много. Родился он в 1908 г. в еврейском местечке Сухари недалеко от Могилева. Его мама была хорошей портнихой. Она и содержала всю большую семью. Ну, а дед особенно работать не любил. Детей было много — то ли 14, то ли 16, и все они, кроме папы и дяди Исака, погибли в годы войны. Дядя после войны работал в городе Бресте начальником сельхозотдела в обкоме партии, потом переехал в Москву. Папа в Сухарях прожил до 1925 г., окончил там школу. Его друзьями были выходцы из Сухарей, его земляки: Исак Моисеевич Дудкин, Лазарь Ефимович Литин, Михаил Соловьев и другие. С ними он оставался в дружеских отношениях всю жизнь. Вместе они собирались на дни рождения, отмечали праздники, ездили иногда и в свою родную деревню. Это была очень преданная мужская дружба.

101

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Меер Вульфович Кацман (1908—1997). К началу войны служил инструктором политотдела управления милиции НКВД Могилевской области. Фото из семейного архива Десятовой Л.М.

переброшена в Могилев. Эта бригада вела партизанскую войну с гитлеровцами в могилевских и брянских лесах, в районе Хотимска. В нее влились и остатки отряда милиции, защищавшего Могилев. Папа всю войну служил в этой партизанской бригаде, был старшим разведчиком-диверсантом. Знаю, что воевал он со своими друзьями Клугманом и Глазшнейдером. Отец, конечно, рассказывал о тех годах, о том, как было тяжело, о том, как их поддерживали крестьяне из деревень, куда они приходили за продовольствием. После освобождения Могилева папа вернулся в милицию, его направили в Бобруйск, где он работал с беспризорными подростками, которых в это время было очень много. Там, в Бобруйске, он познакомился с моей мамой, Верой Михайловной Десятовой, которая работала врачом в детском доме. В Бобруйске они поженились. В 1945 г. родилась я, а в 1946 г. наша семья вернулась в Могилев. Папа работал в Управлении внутренних дел. Последняя его должность — начальник отдела дактилоскопии. Уволили папу как раз во время кампании по борьбе с космополитами. Повод — отсутствие специального образования, ну а причина ясна и так. Для него это было большим ударом, и переживал он увольнение очень болезненно. Ведь ему оставался всего год до пенсии. Почти год отец не мог устроиться на работу. Мы бедствовали. Потом знакомый отца Брайнин взял его снабженцем в какую-то артель «Рассвет», которая располагалась на Дубровенке. Позже на базе этой артели образовался пищекомбинат. А в 60 лет папа ушел на пенсию уже с должности заместителя директора хлебозавода по коммерции. Надо сказать, что послевоенный период жизни для папы был очень сложным. Ведь до этого он всего себя отдавал службе в милиции, а когда был

Отец очень рано стал работать. К сожалению, о раннем периоде его жизни я почти ничего не знаю. Потом папа жил в рабочем поселке Злынка Новозыбковского района, где работал на спичечной фабрике; в г. Клинцах был заведующим отделом райкома комсомола, в местечке Красная Гора работал в культпропе райкома комсомола. С 1931 по 1933 гг. папа занимался в совпартшколе, после ее окончания занимал различные посты в комсомольских и советских органах. В 1939 г. он приехал в Могилев, служил инструктором политотдела управления милиции НКВД области. Об этих годах жизни папы я знаю мало. У него была первая жена Фаня. Она работала в партархиве. Было у них двое детей — Миша и Моня. Все они погибли во время войны, и папа, конечно, очень страдал и трудно переживал их гибель. Когда началась война, отец в составе отряда милиции участвовал в обороне Могилева. В это время в Москве уже формиМеер (Михаил) Кацман с первой женой Фаней и ребенком, ровалась бригада особого напогибшими во время войны в Могилеве. Фото 1936 г. из семейного архива Десятовой Л.М. значения НКВД, которая была

102

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

выброшен оттуда, то оказался не у дел, совершенно не приспособленным к обычной жизни. Переживал из-за чисто бытовых, денежных вопросов — надо было кормить семью, а средств не было. Тогда и пить начал, было и это. Я помню, что я специально ходила встречать его с работы, чтобы он куданибудь не зашел».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ШУЛЬМАНА Михаила Иосифовича (р. 1923) «Как и многие мои сверстники, я был помешан на авиации — в те времена самой что ни на есть героической профессии… После девятого класса я поступил в аэроклуб, как на чудо техники смотрел на старенькие самолеты У-2, которые летали невероятно быстро — аж 100 километров в час! …Для наших У-2 штопор был семечками, обыкновенной фигурой пилотажа. В военное училище меня не приняли: мандатной комиссии я чем-то не понравился, а причин эта всесильная комиссия не объясняла, имела такое право. Но я решил не сдаваться и на будущий год попытать счастья в училище гражданской авиации, а чтоб не болтаться без дела, поступил на литературный факультет Могилевского пединститута, в расчете, что проучусь там только год, послушаю лекции по античной литературе, которую знал очень слабо, понаслышке; а что поймешь в Пушкине или, скажем, в любом другом поэте девятнадцатого века без знания античности? Начало войны пришлось как раз на середину весенней сессии. Помнится, мне еще оставалось сдать историю педагогики и античную. Историю педагогики принимал директор института Михаил Константинович Кириллов. Уже шла война. Я был бойцом студенческого истребительного батальона, и когда отпросился у командира на сдачу экзамена, пришел в аудиторию, поставил в угол винтовку. Кириллов не стал и спрашивать. Сказал только: — Раз у тебя в этот час в руках винтовка, значит, главный экзамен ты уже сдал! — и поставил в зачетку жирное «ОТЛИЧНО». Истребительный батальон наш образовали на третий или четвертый день войны. На военной кафедре сначала набирали Коммунистический батальон, в него брали только старшекурсников, членов партии и старых, «на выданье», комсомольцев, а нас, желторотиков первого-второго курсов, записывали в истребительный. Никто толком не знал, что это за истребительный, но грозное название завораживало, так что добровольцев хватало. Выдали нам винтовки, по четыре обоймы патронов, и стали мы нести патрульную службу — ловить вражеских парашютистов. Никто не знал, ни как эти чертовы парашютисты выглядят, ни где их подкарауливать и ловить или истреблять,

но мы ночами сидели в загородных оврагах или придорожных кустарниках, задерживали всех подозрительных. Ну, а поскольку город наводнили беженцы с запада, люди, не похожие на наших, часто и одетые на польский лад, и разговаривающие с акцентом или даже вовсе не знающие русского языка, — подозрительны они были все. Вероятно, были среди них и шпионы, но кто ж его знает, шпион он или нет, раз на лбу не написано. Шпионы же, скорее всего, как раз и не были подозрительны. Несколько позже, когда немцы уже вплотную обложили со всех сторон город и начались тяжелые оборонительные бои, наш истребительный батальон расформировали и его бойцы влились в народное ополчение. А Коммунистический батальон с самого начала вывели из города на восток, привели аж в Москву и использовали для охраны правительственных учреждений до самого конца войны. А из наших «истребителей» после войны я встречал только двоих, остальные погибли или во время оборонительных боев, или в партизанах, или на фронте. Три недели, аж до 26 июля, дивизия генерала Романова и мы, народные ополченцы при ней, держали оборону» (Эссе «Эхолот»).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ШЕРМАНА Бориса Моисеевича (1912—2002) «Я помню немцев, живших в Могилеве в 1918—1919 гг. Как-то раз они пришли к нам домой на Пасху. Мама угощала их еврейскими кушаньями. Немцы сами никого не трогали и другим не давали обижать людей. Но немцы-гитлеровцы были совсем другими. Первую бомбу сбросили на Могилев в районе Дубровенки. Нас сразу послали копать противотанковый ров в Буйничи. Там и началась моя «работа» с немцами. Четыре дня я копал ров. От авиационного завода им. Димитрова (теперь — «Строммашина») я имел бронь. Но, тем не менее, оставив жену, троих детей от 4 лет до 5 месяцев, ушел на фронт. Моя жена, теща и трое детей выбрались из Могилева вместе с училищем и оказались в Челябинске. Мать, сестры с детьми остались в городе, попали в гетто и погибли в душегубках. В первые дни войны все большие здания города забрали на нужды обороны. В том числе и бывшую синагогу Цуккермана, к этому времени уже ставшую клубом швейников. Там меня и мобилизовали. Такая вот ирония судьбы. Я попал в железнодорожный полк НКВД. Воевали мы, как пехота. 25 июня на Могилев немцы сбросили воздушный десант в район нынешней больницы «Химволокно». Нас отправили на его уничтожение. Много полегло наших солдат,

103

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

но десант мы уничтожили. Потом нас повели на станцию Реста, где была радиостанция военного значения. Радиостанцию разбомбили. Нас перебросили в Кричев охранять цементный завод. Мы шли туда пешком, а когда пришли, то оказалось, что немцы уже заняли этот завод. Тогда мы отправились охранять железнодорожный мост через Сож. Нас стали бомбить… Мы взорвали этот мост и ушли. Там ранило нашего командира батальона капитана Тугова, а командиром полка был полковник Хайнин. Потом в Брянске восстанавливали пути, охраняли в Рославле большое озеро. Передвигались мы только пешком. 10 сентября меня ранило и контузило. Четыре месяца я отлежал в госпиталях и опять — на фронт. Потом направили в Челябинск на танковый завод им. Кирова, эвакуированный из Ленинграда. Готовилась битва на Курской дуге, нужны были тяжелые танки. На башне каждого танка, отправляемого на фронт, я написал: «Смерть фашистским оккупантам». После госпиталя опять воевал на 1-м Белорусском фронте, освобождал Белоруссию, дошел до границы Восточной Пруссии, затем оказался на Карельском направлении. Воевал с финнами. После финской войны попал в единственный в стране танко-технический полк с минными тралами. В бой наш полк шел первым. Разминируем проход, а за нами все остальные войска наступают. Брат Шмая пришел с фронта инвалидом I группы. Он шел в разведку и угодил под пулеметную очередь. В брата попало 30 пуль. Вскоре после войны Шмая умер».

Константин Михайлович Симонов о Могилеве в первые дни войны «...Было утро 28 июня. До Могилева мы добрались часам к десяти утра. Поезд остановился на каких-то дальних путях. Мы слезли и только тут почувствовали, как проголодались. Пошли скопом в железнодорожную столовую, где всем приходящим военным бесплатно давали похлебку и мясо. Из столовой двинулись через город к военному коменданту. Там, на другом конце города, недалеко от моста через Днепр, на широкой площади, где стояли какие-то старые пушки, толпу вернувшихся из отпусков командиров человек в двести стали делить по специальностям. В одном месте строились пехотинцы, в другом — артиллеристы, в третьем — связисты, в четвертом — политсостав. После этого деления я и военюрист оказались совсем отдельно, вдвоем... Все кругом было полно слухов о диверсантах, парашютистах, останавливавших машины под предлогом контроля…

104

…Проснулся я оттого, что меня тряс за плечи Оскар Эстеркин, в газете подписывавшийся Кургановым. Я давно его знал. Оскар был точно такой же, каким я привык его видеть в Москве в редакции «Правды», у Кружкова или в театрах и премьерах. Казалось, он все еще пишет свои театральные рецензии. На нем были кепка, измятый полосатый штатский пиджачок с орденом «Знак Почета» за полярные экспедиции, измятые брюки и стоптанные полуботинки. Как выяснилось, именно в таком вот виде он попал 24 июня ночью в горящий Минск, а потом шел оттуда до Могилева — без малого двести километров — пешком и видел все творившееся на дорогах. Видел еще больше, чем я. Его приютили у себя секретари ЦК Белоруссии, которые приехали сюда и жили в каком-то доме под Могилевом. Туда он и дозвонился, обрадовавшись, что нашел газету. Мы проговорили два часа и заснули под утро… Могилев бомбили. Немецкие и наши самолеты кружились над домами. Наборщик типографии, старый еврей, во время бомбежек несколько раз лазил на крышу. Он говорил, что бомба непременно пройдет через такую слабую крышу и разорвется внизу. Мы над ним смеялись, хотя он был не так далек от истины. Днем, в пять часов, была сильная бомбежка. Стоял рев моторов. Дрожали стекла, бухали взрывы. Но мне было все до такой степени безразлично, что я не мог заставить себя подняться с пола типографии, где мы лежали во время бомбежки, и посмотреть в окно. Хотя по звукам казалось, что самолеты летают буквально над нашим домом. Ночью мы с Кургановым тоже сидели в типографии. Остальные работники редакции съехались, но ночевали где-то в палатках. Что до меня, то я предпочитал ночевать в типографии — по крайней мере, здесь был сухой пол. А к бомбежкам после первых трех суток войны я был почти равнодушен... По утрам через Могилев тянулись войска. Шло много артиллерии и пехоты, но, к своему удивлению, я совсем не видел танков. Вообще на Западном фронте до 27 июля я своими глазами так и не увидел ни одного нашего среднего или тяжелого танка. А легких видел довольно много, особенно 4—5 июля на линии обороны у Орши, о которой тогда говорили как о месте будущего второго Бородина. Поражало, что в Могилеве по-прежнему работали парикмахерские и что вообще какие-то вещи в сознании людей не изменились. А у меня было такое смятенное состояние, что казалось, все бытовые привычки людей, все мелочи жизни тоже должны быть как-то нарушены, сдвинуты, смещены... Характерной особенностью немецких ударов было стремительное продвижение вперед, не обращая внимания на свои фланги и тылы. Танковые и моторизованные соединения двигались до полного расхода горючего…

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

глазами наши машины люди, выходившие из домов. Особенно встревоженно вели себя жители Шклова. Городок был маленький и грязноватый, но оттого, что светило солнце, он казался все-таки веселым. Мы проезжали через город, а у дверей стояли испуганные еврейские женщины и глазами спрашивали нас, трогаться им с места или нет? У одного из домов мы остановились, чтобы попить воды, и тут нам сказали вслух скаБуйничское поле под Могилевом — один из фрагментов обороны. занное до этого только Фото из фондов МОКМ глазами. Спрашивали: «Где немцы? Придут ли они сюда? Может быть, Едва мы выехали из Могилева на Бобруйск, пора уходить? Скажите нам правду». И мы им как увидели, что вокруг повсюду роют. Это же сказали то, что в тот день считали правдой: что самое я видел потом ежедневно весь июль. Меня немцы далеко и что их сюда не пустят. Не могли же до сих пор не оставляет ощущение, что вся Могилевщина и вся Смоленщина изрыты окопами и мы знать, что именно около этого самого Шклова рвами. Наверное, так это и есть, потому что тогда всего через несколько дней немцы прорвут нашу рыли повсюду. Представляли себе войну еще часлинию обороны, шедшую от Орши на Могилев» то как нечто линейное, как какой-то сплошной (Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писафронт. А потом часто так и не защищали всех этих теля. — М.: Художественная литература, 1982. — нарытых перед немцами препятствий. А там, где Т. 1. — 479 с.; Т. 2. — 688 с.). их защищали, немцы, как правило, в тот период обходили нас… Примерно после сорокового или пятидесятого километра нам навстречу стали поУчастники обороны Могилева падаться по одному, по два грязные, оборванные, потерявшие военный вид люди — окруженцы… Как среди народных ополченцев, участвовавКилометров за восемь до Березины нас осташих в борьбе за Могилев, так и среди военнослуновил стоявший на посту красноармеец. Он был жащих Красной Армии было немало сыновей и без винтовки, с одной гранатой у пояса. Ему было дочерей еврейского народа. приказано направлять шедших от Бобруйска люОборону полосы вдоль реки Днепр от Могиледей куда-то направо, где что-то формировалось. Он ва до Речицы осуществляла 21-я армия Западного стоял со вчерашнего дня, и его никто не сменял. фронта, 25-м механизированным корпусом котоОн был голоден, и мы дали ему сухарей. рой командовал генерал-майор танковых войск Еще через два километра нас остановил Семен (Шимон) Моисеевич Кривошеин. Весь милиционер. Он спросил у меня, что ему делать июль корпус генерала Кривошеина вел ожесточенс идущими со стороны Бобруйска одиночками: ные бои с немецко-фашистскими войсками. В бою отправлять их куда-нибудь или собирать вокруг под Пропойском (Славгородом) 21 июля танкисты себя? Я не знал, куда их отправлять, и ответил разгромили штаб танковой группы генерала Гуему, чтобы он собирал вокруг себя людей до тех дериана, захватив несколько штабных машин, в пор, пока не попадется какой-нибудь командир, с которым можно будет направить их назад группой том числе его личный автомобиль. Самому Гудепод командой к развилке дорог, туда, где стоит риану, однако, удалось бежать (Очерки еврейскокрасноармеец. го героизма. Киев, 1994. — Т. 1; цитируется по: Было очень грустно на душе. Мы проезжали Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. проселками через места, где еще почти не ходили 1941—1945. — С. 220). военные машины, через самые мирные деревеньки Разведывательные отряды 172-й стрелковой и городишки. Мы ехали на северо-восток, в тыл. дивизии под командованием капитана М.В. МеИ надо было видеть, с какой тревогой провожали тельского и старшего лейтенанта А.П. Волчка

105

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

3 июля в междуречье Березины и Днепра (в 35—50 км от Могилева) вступили во встречные бои с передовыми подразделениями немецкого 46-го танкового корпуса 2-й танковой группы генерала Гудериана. В боях у деревни Чечевичи и городского поселка Белыничи советские воины уничтожили 14 танков и около роты вражеской пехоты. Вот что вспоминал о боевой деятельности А.П. Волчка и М.В. Метельского Маршал Советского Союза А.И. Еременко: «Для разведки линии обороны командир дивизии (речь идет о командире 172-й дивизии генерал-майоре Романове — Э.И.) выделил стрелковый батальон 514-го полка под командованием старшего лейтенанта А.П. Волчка. Такую же задачу имел и отдельный разведывательный батальон под командованием капитана М.В. Метельского. Они начали действовать 3 июля. 4—5 июля наши передовые отряды вступили в бой с разведывательными частями противника 24-го и 46-го танковых корпусов танковой группы Гудериана, форсировавших реку Березину и занявших города Борисов и Бобруйск. Батальон Волчка уничтожил несколько гитлеровских танков возле Белынич, за рекой Друть. Воины использовали на полную силу не только противотанковые орудия, которые были у них, но и связки гранат и бутылки с горючей жидкостью. Об опыте отважного батальона была выпущена листовка «Жги немецкие танки». В ней писалось о дерзких и умелых действиях бойцов, вступивших в единоборство с танками. Этот опыт широко изучался во всех подразделениях. В полках зародилась идея создания команд истребителей танков» (Еременко А.И. Героический Могилев // Солдатами были все. — Мн., 1978. — С. 59). Бессмертный подвиг совершил 5 июля 1941 г. командир артиллерийского дивизиона 462-го артиллерийского полка капитан Борис Львович Хигрин. Его дивизион занял позиции на шоссе Бобруйск — Могилев, у реки Друть, с задачей не допустить вражеские танки к мосту. Капитан Хигрин, заменив раненого наводчика, лично уничтожил 6 вражеских танков. Продвижение противника на этом участке было задержано на сутки.

Памятный знак на пересечении шоссе Могилев — Минск и реки Друть на месте, где вел неравный бой артдивизион Бориса Хигрина

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 августа 1941 г. капитану Борису Львовичу Хигрину, первому из воинов 13-й армии и третьему из артиллеристов всей Красной Армии, посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На следующий день, 1 сентября 1941 г., газета «Правда» в передовой писала: «Наш народ с благодарностью будет вспоминать подвиг Героя Советского Союза капитана Хигрина, мужественно вступившего в бой с фашистской танковой колонной и в неравной схватке уничтожившего из орудия 6 вражеских танков». Согласно приказу Министра обороны СССР, капитан Борис Хигрин навечно зачислен в списки 1-й батареи артдивизиона Н-ской части (Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941— 1945. — С. 220—221). Мужество и командирское мастерство проявил во время обороны Могилевской области командующий артиллерией 53-й стрелковой дивизии полковник Григорий Давидович Пласков. Даже при обороне на широком фронте связь действовала Медальон с запиской был найден в 2001 г. рядом с останками солдата в лесу возле деревни Гиженка Славгородского района Могилевской области. бесперебойно, организованная командиром штабной батареи Записка из медальона гласит: «Минск, Кожевенная, 25, кв. № 3. Татус 64-го артиллерийского полХаим Гильевич. Инженер-механик». Дата заполнения — 26.06.41 г. Родственники погибшего неизвестны. ка этой дивизии Семеном

106

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Моисейкиным, что обеспечивало нормальное управление батареями и способствовало успешной борьбе с врагом. 9 июля 1941 г. правофланговая артиллерийская батарея 53-й стрелковой дивизии под командованием капитана З.К. Рыскина быстро сменила огневую позицию, развернулась восточнее местечка Круглое и в спину расстреляла обходящих гитлеровцев. Батарея осталась на новой огневой позиции и в течение двух суток, в удалении от полка на два с лишним километра, обороняла правый фланг дивизии (Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941—1945. — С. 220—221). Во время многодневной обороны Могилева прославились 110-й полк под командованием майора К.А. Реймера, батарея старшего лейтенанта Наума Павловича Шелюбского. Активными участниками героической и вместе с тем трагической обороны на Могилевском рубеже были командир 323-го артиллерийского полка майор Фукс; помощник начальника штаба по разведке 522-го гаубично-артиллерийского полка 148-й стрелковой дивизии, секретарь партбюро 223-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии старший политрук Г.С. Шур; заместитель секретаря комитета комсомола 747-го стрелкового полка М.И. Гетманский; командир батареи 53-й дивизии старший политрук Д.Б. Розенберг; заряжающий орудия 6-й батареи 64-го гаубичного полка М.М. Флейшеров; его сын, подносчик снарядов той же батареи П.М. Флейшеров (Абрамович А. В решающей войне. Участие и роль евреев в войне против нацизма. — Тель-Авив, 1982. — Т. 1. — С. 93—97; цитируется по: Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941—1945. — Мн., 2003. — С. 220—222). Бесстрашие и мужество во время обороны Могилева проявил командир полковой школы по подготовке сержантов 747-го полка 177-й стрелковой дивизии Григорий (Геншер) Моисеевич Гончарь. Во время движения эшелона из Гродно под Могилев он исполнял обязанности комиссара эшелона. Вот что вспоминал сам Герой Советского Союза Григорий Гончарь: «Противник предпринимает атаку за атакой. Идет неравный бой за станцию Луполово, что в пригороде Могилева. Враг захватывает ее. Собрав оставшихся в строю бойцов, командир 747-го стрелкового полка подполковник Щеглов ведет их в атаку. Со мной солдаты нашей роты, бывшие курсанты. Их уже немного. Раздается возглас: — За Родину! Ура! Враг ведет бешеный огонь... Вдруг разрывается мина... Чувствую: горячей струйкой льется кровь из моего плеча... Прикрываясь небольшим заслоном, кое-как пробиваемся в Могилев... Через два дня в составе авангарда дивизии прорываем кольцо окружения... Снова бой. Пулеметной очередью меня вторично ранило...

Меня подобрала Мария Дмитриевна Воронцова, жительница деревни Журавец Могилевского района...» (Очерки еврейского героизма. — Киев, 1994. — Т. 1. — С. 161—162; Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. В 2 кн. — М.: Воениздат, 1987. — Кн. 1. — С. 347—348). После выздоровления Г.М. Гончарь сражался в одном Григорий Моисеевич из партизанских отГончарь, рядов, а в январе Герой Советсткого Союза, 1944 г. вновь вернулкомандир полковой школы ся в Красную Армию, 177-й стрелковой дивизии, был назначен команучастник обороны диром стрелковой Могилева роты, восстановлен в звании старшего лейтенанта. За мужество и героизм, проявленные при форсировании Одера, в апреле 1945 г. он был удостоен звания Героя Советского Союза (Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. В 2 кн. — М.: Воениздат, 1987. — Кн. 1. — С. 347—348). После упорных поисков в архивах представителям Могилевской городской комиссии по созданию книги «Память» удалось найти редкие документы о героической обороне Могилева. Речь идет о штабных документах 601-го гаубичного полка, который сражался вместе с 747-м стрелковым полком 172-й дивизии. Из доклада помощника начальника штаба 172-й стрелковой дивизии майора В.А. Катюшина: «В боях в районе д. Сидоровичи ранен командир отделения связи взвода управления красноармеец Вайман, пропал без вести ездовойкрасноармеец Шрайнер». В своем боевом донесении командир 2-го дивизиона 601-го гаубичного полка капитан Шпаков просит представить к правительственной награде наводчика 3-го орудия красноармейца Давида Давидовича Губера и красноармейца-ездового Эммануила Александровича Крейнера. В бою 12 июля 1941 г. при обороне Могилева погибли и похоронены возле деревни Тишовка воины 172-й стрелковой дивизии рядовой Александр Самойлович Брезнер и рядовой Абрам Абрамович Тейхреб (Память. Могилев. — Мн.: Белорусская энциклопедия, 1998. — С. 235—236). И. Шендерович

107

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Первые дни войны и жизнь в эвакуации по воспоминаниям могилевчан Организация эвакуации в Могилеве, как и в других оккупированных городах Советского Союза, была призвана обеспечить вывоз материальных ресурсов — промышленного оборудования и сырья, а также семей квалифицированных кадров, способных наладить производство на перебазированных предприятиях. Железнодорожный и автомобильный транспорт обеспечивал, в первую очередь, военные перевозки. Эвакуация же гражданского населения, не имеющего касательства к крупным промышленным предприятиям и значимым государственным организациям, производилась, как правило, самостоятельно, пешком или на гужевом транспорте. Беженцы могли взять с собой лишь самые необходимые вещи и ценности, а возвратившись после войны в Могилев, они не находили своего имущества, а порой и домов. Начало войны наиболее сильно врезалось в память людей, переживших вторую мировую, как трагический рубеж, разделивший жизнь на две части. В первой, довоенной поре, остались родные, друзья, дом, жизненные планы, привычный мир еврейско-белорусского окружения, во второй — неутихающая боль утрат. Многие из них сотни раз переживали потом в памяти эти дни, тоскуя о близких, которые не смогли покинуть осажденный Могилев и были обречены на смерть, вспоминали погибших в сражениях с врагом и разрушение родного города.

Воспоминания участников событий позволяют понять настроения в еврейской среде города, наглядно представить атмосферу тех жарких июньских дней осады Могилева с точки зрения и рядовых горожан, и организаторов обороны. Основными причинами несостоявшейся эвакуации называют: недостаток времени для выезда из города; отсутствие транспорта; болезнь; слишком юный или престарелый возраст кого-то из близких; запрет руководства покидать рабочее место; отсутствие информации о фашистской политике геноцида или недоверие подобной информации и т. п. Наши свидетели в начале 40-х годов были детьми и подростками. Однако и в их сообщениях присутствует чувство вины за неэвакуацию близких, потребность оправдаться за покорность и малодушие евреев перед лицом опасности, за советские идеологические стереотипы, которые присущи воспоминаниям многих уцелевших беженцев-евреев оккупированной территории СССР. Рассказы переживших вынужденный отъезд на чужбину свидетельствуют, что жизнь могилевчан, оказавшихся в эвакуации, — это время, наполненное тяжелым трудом, бытовыми лишениями, недоеданием. Немногие из подростков имели возможность продолжить учебу. Большинство уже с 13—14 лет работали на промышленных, военных предприятиях или колхозных полях. За тяжелейший труд в годы Великой Отечественной войны более 200 евреев-могилевчан в конце 40-х годов были награждены медалями «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» (по материалам ГАМО). Непредсказуемые фронтовые дороги разбросали беженцев с Могилевщины по разным концам Советского Союза. Наиболее часто как место жизни в военные годы очевидцам вспоминаются Куйбышев и Куйбышевская область (куда был эвакуирован завод Димитрова), Свердловск, Казахстан и Узбекистан.

Фашистские части в окрестностях Могилева в июле 1941 г. Фото из фондов Федерального архива Германии № 101/139/1126/2

108

Мы приводим наиболее характерные или значимые воспоминания, которые позволяют представить себе жизнь во время «негероического» периода эвакуации.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ШУБА Феликса Рувимовича (р. 1939) «Когда началась война, с нею началась и другая жизнь, полная расставаний, тревог, ожиданий. Мы, дети, в первые дни войны не видели папу, Рувима Яковлевича Шуба, парторга ЦК ВКПБ авторемзавода. Секретарь ЦК КП Пономаренко (ЦК партии Белоруссии в конце июня 1941 г. перебрался в Могилев) поставил перед отцом задачу: организовать эвакуацию рабочих и их семей, оборудования всех заводов и фабрик Могилева, а также архивов, банков и т. д. Отец был напрямую предупрежден: за Семья Рувима Яковлевича Шуба в эвакуации в г. Балашове. невыполнение по законам военФото 1944 г. из семейного архива Шуба Ф.Р. ного времени — расстрел. Отцу в обкоме дали пистолет и сказали: «Если ты не вывезешь все оборудование с заводов ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Могилева, то можешь тут и застрелиться». Тогда он АЛЬТШУЛЕР Фейги Моисеевны с этим пистолетом поехал к начальнику товарной станции вокзала Медведеву. Сказал, что им по«Когда началась война, наша семья эвакуироручено дело и если они его не выполнят, сначала валась только благодаря брату отца, работавшему отец застрелит Медведева, а потом сам застрелитв горкоме партии. Он на машине заехал за нашей ся. Люди вращались в таком смертельном кольце, семьей и сказал, что надо уехать недели на две. А из которого выбраться было невозможно. В общем, папе он шепнул, что город сдадут немцам. Из-за благодаря руководителям и тому, что город защитого, что это скрывали от населения, многие остащали 23 дня, удалось вывезти из Могилева почти лись в Могилеве и погибли». все. Как вспоминал отец, сняли даже настольные станки из машиностроительного техникума. Все это оборудование эшелонами шло в Самару, где ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ был образован авиационный завод. Уезжал отец из Могилева 20 июля, одной власКОТЛЯРОВОЙ Нины Наумовны (р. 1923) ти уже не было, вторая еще не пришла. С отцом был шофер машины ЭМки и его помощник. Они «4 июля мы буквально бежали из Могилева. Я подъехали к нашему дому на ул. Болдина. Отец еле уговорила отца уехать. Ведь он шесть лет был в зашел в квартиру, где он уже давно не был, а семья плену в Германии во время первой мировой войны, еще раньше выехала. Семьи руководящего состава с 1914 по 1921 год, и считал, что немцы неплохие авторемзавода были эвакуированы в стареньком люди. Они любят только, чтобы люди честно трупропыленном автобусе в город Куйбышев. Окадились и сами очень трудолюбивы». залось, квартира была разграблена. А буквально перед этим отец видел соседа, что-то несущего в свою квартиру. Отец переживал не из-за вещей, ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ а из-за самого факта грабежа. Он даже ничего не ХАЯКА Григория Соломоновича (р. 1924) стал говорить этому соседу. Магазины были все взломаны. Они смогли «Война меня застала в пионерском лагере им. найти ящик водки и колбасы. Выехали по ЧаусскоКосиора (или Косарева) в с. Селец, что в 12 км от му шоссе в сторону Сухарей. Видели, как впереди, Могилева. Мне было 16 лет, окончил 8-й класс километрах в трех, немцы выбросили десант. Тогда русской средней школы № 7, которая была в Коопеотец приказал свернуть в лес. Проселочными доративном переулке (во время войны разрушена), и рогами добрались до Смоленска, затем, минуя посработал в лагере пионервожатым. Среди пионервоты, где конфисковывали автомашины, приехали в жатых были: Сема Ходос, Женя Белохвостова, Москву в представительство ЦК КПБ».

109

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

из лагеря. На присланных из города автомашинах Зяма Гинзбург, Майя Янковская, Циля Рубибольшая часть ребят уехала. на, Миша Эскин. А 25 июня утром пионервожатые вместе с У меня сохранился дневник, который я вел в оставшимися ребятами, в том числе с отрядом эти дни. ребят из детдома, выехали в город. Был теплый, светлый день — воскресенье Путь от лагеря до города был долгим и труд22 июня 1941 года. Ждали гостей — родителей ным. Дорога была забита на всю ширину телегами, наших подопечных. Я тоже ждал родителей с автомашинами, пешими людьми, движущимися сестренкой и школьного друга. После завтрака из города, а мы с трудом пробирались в обратном вместе с Семой Ходосом и Женей Белохвостовой направлении. Наше движение в город против оформляли стенгазету «Лагерник». Нашу беседу общего течения вызывало недоумение встречных: прервал повар Макс сообщением о том, что немцы «Почему вы направляетесь в город, когда все — из перешли государственную границу СССР, были города?» бомбежки. Это рассказал ему наш шофер, который Чувствовалась общая растерянность, тревога, привез продукты из города. неуверенность. Пожилой мужчина с женщиной Молниеносно пробежала во мне тревога о и с двумя детьми рассказал, что в районе р. Дубродителях, сестренке, близких родственниках. ровенки ночью слышны были то ли выстрелы, то Как ни странно, я вспомнил о велосипеде — мечте ли взрыв бомбы. Это определило их решение помоего детства. Только перед войной отцу удалось кинуть город. Сейчас они идут к родственникам сделать мне такой ценный подарок. Вскоре эти в деревню. мысли в моей голове были отодвинуты на задний По дороге шло и ехало много беженцев из заплан. Началась напряженная работа с детьми. Все падных областей, в том числе в военной и милиони рвались домой. Ребятам о начале войны решицейской форме, говорящих с акцентом. Это тоже ли пока не говорить, но вскоре им стало известно о вызывало обеспокоенность. Прошли слухи, что в случившемся от родителей. Большинство девочек городе появились диверсанты, сигнальщики, выот 8 до 12 лет плакали. Выражения лиц мальчиков брошенные на парашютах. стали взрослыми, серьезными. Совсем по-другому вели себя дети из детдома: появилась агрессивность, озлобленность. С 22 июня были установлены ночные дежурства пионервожатых на территории лагеря и в детских палатах. Мне поручили ночное дежурство в детдомовской палате мальчиков. Ночи с 22 на 23 и с 23 на 24 июня 1941 года были для меня «боевыми»: крики, ругань, швыряние подушками, беготня по кроватям и т. п. Для усмирения этой разбушевавшейся мальчишечьей стихии мне впервые по отношению к детям пришлось применить очень болезненный прием — выкручивание рук за спину. Только таким образом мне удавалось успокоить и уложить их спать. Лучшие математики школы № 7. Я, как и все мои товарищи, был Стоят (слева направо): еврейский мальчик из младшего класса — воспитан в глубоко патриотическом духе и считал, что нападение фамилия неизвестна; Лелик Злятин — во время войны окончил военный институт иностранных языков, служил в разведке, отец его был 22 июня наша Красная Армия быс- известным в Могилеве врачом; Люся Ципул — после войны работала тро отразит. Верилось в слова по- инженером на Могилевском заводе «Строммашина»; Абрам Рогинкин — в пулярной для того времени песни: первые дни войны был направлен на охрану деревянного Днепровского «Чужой земли мы не хотим ни пяди, моста, эвакуирован в Среднюю Азию, там окончил танковое училище, воевал в Прибалтике на самоходном орудии в качестве механика самоходки, но и своей вершка не отдадим». Утром 24 июня поступила в бою самоходка была подбита, горела, но обгоревший экипаж остался жив, после войны окончил институт в Минске, продолжительное время успешно команда держать ребят в лесу: Мо- работал на одном из крупных номерных предприятий руководителем гилев уже бомбили. В этот же день конструкторского бюро, сейчас живет в Израиле; Гриша Хаяк; Заря после обеда старшая вожатая Фира Хацкевич — сведений нет. Сидят: Майя Янковская — сведений нет; Люба К. — сведений нет; сообщила о поступившем указании горкома комсомола о вывозе ребят Абрам Кицын; Туся Шихман — сведений нет.

110

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Члены драматического кружка школы № 7 г. Могилева, февраль 1940 г. Фото из семейного архива Хаяка Г.С. Стоят (слева направо): Толик Плюшков (8 класс); Юлик Лившиц (8 класс); Абрам Кицын (9 класс); Изик Пятницкий (10 класс) — был очень талантлив, организатор школьного драмкружка, мечтал об актерской деятельности, вел переписку с известным кинорежиссером Сергеем Юткевичем, война не позволила ему осуществить свою мечту, после войны преподавал в Могилеве; Валя Маркуль (10 класс) — учился в Военно-морской медицинской академии в Ленинграде, о дальнейшей его судьбе неизвестно. Сидят: Сеня Гранат (8 класс) — воевал, после ранения был адъютантом у генерала, после войны жил и работал в Ленинграде; Женя Герасименко (10 класс) — сведений нет; Нуся Ледник (8 класс) — жила в Ленинграде, в 1935—1936 гг. отца (он занимал ответственную должность на Октябрьской железной дороге) репрессировали, семью выслали в Могилев, получила университетское образование, после войны жила в Одессе; Софья Моин (8 класс) — отец был репрессирован в 1937 г., вскоре реабилитирован, после войны окончила 2-й Московский медицинский институт; Яша Цейтлин — сведений нет. Лежат: Гриша Хаяк (7 класс); Лазарь Руковицын (9 класс) — воевал, после войны жил в Минске.

Наконец, к 12 часам 25 июня я добрался до дома. Мы жили в доме Ленина на Первомайской улице. Родителей не застал. Они были на работе. Отец — зам. главного бухгалтера Могилевского облаптекоуправления и мать — фармацевт аптеки № 1, в первые дни войны они занимались комплектацией медикаментов для создаваемых госпиталей. Младшая сестра, ей было 13 лет, мыла полы в школе № 1, где открывали госпиталь. Очутившись в городе, я почувствовал атмосферу войны. Предупреждения о возможных обстрелах и бомбежках сообщались штабом гражданской обороны по радио тревожным и паническим голосом. На улицах стояли военные машины и другая военная техника. Разговоры шли о взорвавшейся бомбе в овраге в районе р. Дубровенки, где на ночь укрывались жители ближайших улиц. Вскоре зашел ко мне Миша Эскин и сообщил, что в партклубе (второй этаж «Дома труда» на Первомайской улице — сейчас Городской центр

культуры) идет запись в истребительный батальон (ИБ), выдают боевую винтовку и боевые патроны. Усталость мою после долгой и трудной дороги как рукой сняло. Я помчался по этому адресу. Я попал в батальон, сформированный из школьников, в котором было несколько знакомых учеников средних школ Могилева. Был с нами и одноклассник Валька Ходонков, который потом стал предателем. Сформированный батальон отвезли во двор школы НКВД. Нам выдали под расписку винтовки («трехлинейки») и по 60 боевых патронов в обоймах, уложенных в картонные коробки. Их я разложил по карманам х/б куртки и брюк. Брюки приходилось периодически подтягивать, т. к. они сползали под тяжестью патронов. Очищали оружие от масла. Начало вечереть. Меня пробирала вечерняя прохлада. Был одет очень легко, но переодеться домой не отпустили. После 2—3-часового ожидания подали грузовую машину и в два рейса отвезли на объект. С песней «Если

111

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

дительный огонь. Оказался пожилой человек, почти полностью глухой. Прошла очередная довольно тревожная ночь. Мы стали замечать, что поток людей, машин из города по Гомельскому шоссе стал увеличиваться. Утром увидели на шоссе в сторону Гомеля пожарные машины, затем на грузовых машинах курсантов школы НКВД. Это повлияло на наше настроение не в лучшую сторону. Питанием не обеспечивали. К вечеру мы остановились в лесу на правой стороне Гомельского шоссе. В этом же лесу оказались какое-то воинское подразделение и курсанты школы НКВД. До войны их называли Вокруг Могилева полыхали деревни. Фото 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/137/1032/17 в городе «васильками». Ночью началась бомбежка. Недалеко от нашего расположения были слышны разрывы, стрельба. Сообщили о высадке завтра война» пересекли Днепровский мост. Объдесанта. Поступила команда занять две линии обоект, который мы должны были охранять, — это роны. Первую линию — ближе к шоссе — заняли открытое поле, пересеченное проселочной дорогой. бойцы ИБ старшего возраста, вторую — школьПо периметру поля — деревенские дома. Мы оказаники. Мы слышали выстрелы по десанту первой лись в районе мясокомбината — между шоссейной линии. Вся ночь была тревожной. Наши ребятадорогой на Шклов — Оршу — Витебск и дорогой на школьники стремились быть ближе к военным. Гомель. Приблизительно в 3 км от авторемзавода. Они прогоняли нас, не допуская скопления. Утром Штаб наш расположился в большом недостроузнали, что недалеко от нашего расположения енном бревенчатом доме. Батальон был разбит находился военный аэродром, который бомбили, на 4 отделения. Командирами отделений были и там же работали наши зенитки. лейтенанты и ст. лейтенанты разных родов войск. Когда рассвело, нас выстроили. Отдельно Командиром нашего отделения был ст. лейтенант школьников. Напротив шеренги школьниковпограничных войск НКВД. Разместились в этом же бойцов ИБ — шеренга курсантов школы НКВД. недостроенном доме полулежа, прижавшись друг Поступила команда майора в синей фуражке: к другу. Не успели закрыть глаза — подъем. «Передать оружие». Мы подняли винтовки дулом Бойцов нашего отделения расположили в кювверх, щелкнули затвором, нажали на курок (орувете, вдоль дороги на авторемзавод через 20—25 жие не заряжено) и на вытянутой перед собой руке, метров друг от друга. В обязанность входило: держа винтовку за цевье приклада, передали ее проверка документов у каждого проходящего, простоящему перед собой курсанту. У меня что-то внутезжающего и истребление десантников. Командир ри оборвалось, подкатил ком к горлу, в коленях второго отделения, замещавший комбата, собрал появилась дрожь. Такой страх я испытал, когда весь батальон и зачитал приказ наркома внутренпервый раз прыгал с парашютом с 25-метровой них дел о том, что бойцы истребительных батавышки на могилевском стадионе, еще в 7 классе. льонов считаются мобилизованными. Это было в До сих пор помню загоревшее, улыбчивое лицо первом часу ночи 26 июня. Было холодно. курсанта, его темные глаза и такие же темные Снова приказ: всем отделениям занять свои волосы под синей фуражкой. позиции. В сыром углублении кювета лежали Далее поступила команда школьникам вози «клевали носом». Иногда криком: «Стой, кто вращаться в город. Это было в самом конце июня. идет?!» — останавливали редкого ночного прохоОстальная, взрослая часть батальона с группой жего для проверки документов. Если не останаввоенных и курсантов школы НКВД осталась в ливался после трех таких приказов, разрешалось лесу. сделать предупреждение: «Стой, стрелять буду!» — С тяжелым настроением мы, учащиеся могии сделать выстрел вверх, а при необходимости — левских школ (10—15 человек), возвращались в выстрел на поражение. Был случай, когда по город. Из нашей школы № 7 здесь были Абрам движущейся в темноте человеческой фигуре в паре Кицын, Толя Плюшков, Толя Цейтлин, Юлик десятков метров от бойца был открыт предупре-

112

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

не найдем, встретимся в квартире Лившица в доме Лифшиц, Яша Цейтлин. Фамилии других ребят Казановича. Он жил там с бабушкой после ареста не вспомнил. родителей. Абрам Кицын прошел всю войну, был ранен, К счастью, я нашел родителей в нашем доме снова воевал и в самом конце войны в госпитале на улице Селянской (а жили мы тогда рядом с умер от желтухи. Толик Плюшков — учащийся красивым домом помещика, в котором потом много 8-го класса. Воевал, был ранен, остался без ноги. лет был этнографический музей). Родители, сестра После войны работал в г. Калининграде (Кенигси я пешком добрались до станции Реста, затем берге) на телевидении режиссером. до Чаус. Станцию Чаусы, где скопилось много В 1936—1937 гг. родители Юлика Лившица, беженцев в ожидании ж/д эшелона, на наших занимавшие ответственные должности на предглазах обстреляли с бреющего полета немецкие приятиях Могилева, были репрессированы. Юлик самолеты. К счастью, жертв не было. Пули прошли остался жить с бабушкой. После расформирования по крышам станционных построек. ИБ Юлик остался в оккупированном Могилеве, После многочасового ожидания мы попали в работал в подпольной организации под фамилией плотно набитый людьми товарный вагон какого-то Линкус. Его внешний вид не свидетельствовал о эшелона. Маршрут следования его не знали. Через его еврейском происхождении. Но вскоре полиции несколько дней тяжелых физических и моральных стало известно, что он еврей, и его срочно отправииспытаний в тесном, душном вагоне мы оказались ли в партизанский отряд, где он был разведчиком. в Саратовской области на станции Баланда, откуда До войны Юлик Лившиц, как и многие ребята, нас развезли по колхозам. Всю дорогу и по приходил в кружок Дома пионеров по подготовке езде на место я был свидетелем доброго, чуткого, водителей грузовиков-полуторок. Он находился заботливого отношения к нам со стороны местного в бывшем губернаторском доме (директором там населения. По пути следования на станциях к был Астров). Говорили, что Юлик во время войны вагонам подносили горячую пищу, хлеб, не требуя по заданию партизан ездил на полуторке и воза это какого-либо вознаграждения. Жители села зил лекарства для партизан из аптечного склада. Большая Рильня Лысогорского района СаратовАптечное управление и первая аптека находились ской области приняли нас в свои дома». тогда в здании напротив дома Сталина (сейчас это дом, где располагается библиотека им К. Маркса), а во дворе были большие аптечные склады. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зав. складом была Зоханова. Вот она и давала Лившицу медикаменты (заведующий аптекой ЛЕВИТ Елизаветы Самуиловны (р. 1927) Хейфец с женой погибли в гетто. Моя соседка и Тайбы Самуиловны (р. 1931) Рожина видела, как их вели по Первомайской на расстрел). Не знаю, правда ли это, но говорят, что «Кажется, первая бомба в Могилеве попала однажды на переезде Юлика узнал наш однов дом, который находился рядом с синагогой на пересечении Виленской и Дубровенки. Синагога классник Валька Ходонков, отец которого был полицаем. Тогда Юлику и пришлось бежать. В одном из боев с гитлеровскими карателями Юлик Лившиц погиб. Когда возвращались домой по Гомельскому шоссе, пробирались через встречный поток беженцев с детьми, стариками, эвакуируемого населения города пешком, на конных повозках, автомашинах. В этом потоке было много военных. Навстречу нам шли 4 колонны отступающих солдат. Все спрашивали, почему мы идем назад, когда все уходят из города. На обочине шоссе видели оставленные автомашины (неисправные или без горючего). По дороге мы обсуждали варианты наших действий на случай, если не застанем в городе родных. ДоМогилев после очередной бомбежки. Фото из фондов Федерального архива Германии № 183/2003/0528/500 говорились, что если родителей

113

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

сгорела, сгорела и еврейская семья Вороновых. Это было ночью, где-то 24—25 июня. Первые дни диверсантов ловили. Я видела, как два милиционера вели диверсанта. А однажды под мостом на Виленской нашли убитого человека».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ТЫКТИНА Нахума Вульфовича (1925—2008) «Евреи Могилева очень хорошо чувствовали приближение войны. Незадолго перед войной авиационную дивизию перебросили из Могилева в Брест. Весь музвзвод этой дивизии состоял из могилевчан-добровольцев. За 4—5 дней перед войной вся могилевская милиция была переброшена к границе, где вспыхнуло восстание, но 20-го они уже вернулись. У многих могилевчан дети служили на Дальнем Востоке в ж/д войсках. За 1,5 месяца до начала войны их перебросили на Украину. Там большинство и погибло в киевском котле. Благодаря авиазаводу эвакуация проходила более-менее организованно. Эшелоны с рабочими и оборудованием начали отправлять уже 23—24 июня. Еще 22 июня прибыли эшелоны с оборудованием из Германии (по договору). Организованно эвакуировали и некоторые другие предприятия. Наша семья (без отца) выехала 3 июля. Отца оставили выплатить деньги мобилизованным и остающимся рабочим. Он выехал последним эшелоном 17 июля с финансовой документацией завода, на платформах. Эшелон частично разбомбили. Мы попали в Куйбышев. Все работали на авиазаводе. Жили близко от завода в поселке Зубчаниновке. Жилье нам предоставили убогое, летнего типа. В государственное жилье перебрались в 1946 г. Изменение отношения к евреям начало чувствоваться уже через несколько дней после начала войны. Воевали семь моих двоюродных братьев, причем двое — в американской армии. Трое погибли, один вернулся инвалидом. Нас было четверо неразлучных друзей. Трое погибли. Исаак Долкарт, смертельно раненый, кровью написал прощальное письмо. Говорили, что это письмо и простреленный комсомольский билет поместили в могилевский музей. Гиля Ванилер сожалел, что мы не были все рядом. Он был ранен под Измаилом. Его везли санитарным поездом в тыл, видимо, эшелон разбомбили. Пропал без вести. Симха Гуревич погиб под Полоцком. Беба Хаин, мой школьный товарищ, знаменитый танцор, не смог выехать в эвакуацию из-за болезни матери. Погиб в гетто. Другой школьный товарищ Виля Рубинштейн вернулся с войны инвалидом. Его отец был арестован в 1937 г., в 1940 г. освобожден. После

114

критических высказываний ему опять пригрозили лагерем, сразу после собрания он отправился на Днепр и утопился. Оставил записку: «Лучше сюда, чем туда». Вилину мать арестовали 22 июня 1941 г. В 1990 г. Виля репатриировался в Израиль. Моя школьная соученица Роза Хаит (я ее встретил в 1946 г. в пос. Зубчаниновка Куйбышевской области) после захвата Могилева фашистами ушла из города. Но ее задержали и отправили в детский концлагерь, где детей использовали в качестве доноров. Она была блондинкой с голубыми глазами, и это ее спасло. Этот лагерь отбил партизанский отряд Зорина, в котором Роза воевала до конца войны. Гриша Колотников, тоже голубоглазый блондин, в первые дни войны попал в плен, был отправлен в Германию. Попал на завод. Был освобожден американцами. В 1946 г. вернулся в Могилев. Это все он рассказал мне по дороге из Могилева до Куйбышева, где жил его отец. Лева Бородицкий и его брат-близнец Рува в первые дни войны ранеными попали в плен. Взяли фамилию Васильевы и имена Леонид и Роман. После освобождения прошли через штрафной батальон. Рува погиб. Лева после войны восстановил фамилию. Долгие годы работал начальником инструментального цеха Минского часового завода. В 1991 г. эмигрировал в США. Ичка Туфельд, товарищ по улице. После организации гетто ночью задушил часового. До того, как был схвачен, убил 17 фашистов. Наум Соркин прошел через Освенцим. Моих дворовых приятелей Сеню и Янку Дусовичей более месяца соседка прятала в подвале, но другие соседи выдали их, и ребят расстреляли. Не смогли выехать наши знакомые Соскины, глава семьи которых работал на хлебозаводе, а завод работал до первого дня оккупации. Их тоже уничтожили фашисты. Были убиты и Хая Казинец со старухой-матерью и шестью малышами, последний из которых родился во время бомбежки».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ САКИНА Залмана Яковлевича (р. 1925) «30 июня 1941 г. нас, учащихся и мастеров ремесленного училища (Шермана, Кагана и др.) отправили в Новосибирск. Где-то на Урале мы с другом купались и отстали от поезда, 2 дня его догоняли в одних трусах. После окончания учебы работал на заводе. У меня была бронь, но в 1943 г. я пошел проситься на фронт. Я не был таким уж храбрым или патриотом, просто на заводе очень плохо жилось. Помню, продал рубашку и брюки за 160 рублей (цена булки хлеба на базаре) и вместе с другими будущими солдатами поехал на Кавказ. Воевал в Иране, на Дальнем Востоке. Гонял свой грузовик через Монголию и ХалхинГол, в Мукдене.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

В детдоме у нас была преподавательница вышивки — немка. На стене висела большая, на всю стену, вышитая ею картина — Сталин с девочкой на руках. Из цветов на клумбах она делала портреты Ленина и Сталина. Когда пришли фашисты, немка была с ними. С ними потом и уехала. Детдом эвакуировался 28 июня в Среднюю Азию. Дети ехали с вещами и музыкальными инструментами в руках. Моя мать и старшие братья остались в Могилеве. Они были убиты. Средний брат хотел уехать. Но его не пропустили, был приказ, что никто из мужчин старше 18 лет город не покидает. Соседи рассказали, как моего брата немцы в машину заталкивали, а он все кричал: «За что? За что?»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РЫЖОВА Эдуарда (Герца) Исааковича (р. 1929) «Когда началась война, отец не собирался уезжать. А мать разговаривала с беженцами из Минска и сказала: «Дети, мы обязательно должны уехать. Лучше нужда, чем погибель». У нас была хорошая лошадь. И мы поехали на телеге, а когда были возле Рясно, отца призвали в армию. Лошадь мы отдали в «Красный транспорт». Весь транспорт забирали для нужд армии под расписку, а пешком потом многие уйти от немцев не успевали».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВАЙМАН Ривы Исааковны (р. 1922) «В июне 1941 г. мы, студенты 1 курса филфака Могилевского пединститута, готовились к экзамену по психологии. Но экзамен сдать не успели, т. к. немцы стали бомбить город. Студентов посылали дежурить по городу и рыть противотанковые рвы. Вскоре в городе появились первые беженцы из пограничного Бреста, других городов Западной Белоруссии, Минска и т. д. Голодные, измученные, полураздетые, люди продолжали свой путь на восток. Могилевчане, чем могли, помогали беженцам. Вскоре, в июле, к нам добрались родственники из захваченных Белостока и Минска. Это были тетя Нина с дочерью Ривой и сыном Петей — семья дяди Иосифа Миндлина, маминого брата, артиста Белостокского еврейского театра, который накануне войны гастролировал по Белоруссии, в том числе и в Могилеве. Дядю Иосифа семья в Могилеве уже не застала. Они в Минске встретились с семьей Петра Романовича Изоха (это были сестра мамы тетя Хася и ее дети — Эмиль, Лаура и Леня). Все вместе они добрались пешком до Могилева.

Рива Вайман с братом Михаилом. Фото 1940 г. из семейного архива Вайман Р.И.

Наша семья — папа, мама и я — вместе с родными собралась покинуть родной город, чтобы уйти от ужаса, который творили фашисты. Немецкие войска продвигались очень стремительно, обгоняя колонны беженцев. Транспорта для эвакуации не хватало. Помню момент обмена шерстяного костюма тети Хаси на повозку с лошадью. Дело было так. Тетя Хася и дядя Петя Изохи отправились к вокзалу, чтобы навести справку о возможности попасть на поезд, уходящий на восток. По дороге им встретилась женщина, на которой была лишь ночная сорочка. Та заметила, что из-под юбки Тети Хаси виднеется еще одна одежка. Женщина предложила взамен на костюм отдать лошадь с повозкой (возможно, с доплатой). Так Изохи вернулись на наш 2-й Крутой переулок с лошадью, и мы стали собираться в дорогу. На повозку сложили кое-какие пожитки, усадили малышей, а сами пешком, рядом, отправились в сторону Мстиславля, Петровичей и дальше по Смоленской области до местечка Шумячичи. Запомнился жуткий момент, когда фашистские мессершмидты обстреляли толпу женщин, которые стояли в очереди за хлебом. Петр Романович Изох обратился в Шумячичах в военкомат с заявлением, чтобы его забрали в армию, но попросил вместо повозки пересадить всех на грузовую машину. Так мы добрались до узловой станции Рославль.

115

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Весь наш «табор», к которому присоединились мой двоюродный брат Фима Вайман, который добрался сюда пешком из Витебска, и мой школьный товарищ Абраша Каган, добрался до Рославля, где удалось погрузиться в поезд, который направлялся в глубь России. Мы добрались до города Острогожска Воронежской области. Семья Миндлиных продолжила путь дальше, надеясь на встречу с дядей Иосифом Миндлиным в Саратове или Куйбышеве. Фиму и Абрашу забрали в армию. Об их судьбе ничего неизвестно — они пропали без вести. Нам же из Острогожска пришлось эвакуироваться в Узбекистан. По дороге до Ташкента нам дважды удалось встретиться с дядей Иосифом (на вокзалах Актюбинска и Ташкента). Так наша семья — я, мама и папа — оказалась в пригородном колхозе «Юксаль» рядом с городом Кокандом, где нам предоставили крышу над головой (ул. Ворошиловская), горячую шурпу, овощи и лепешки. На всю жизнь у нас остались теплые чувства к узбекским людям, которые оказывали посильную помощь эвакуированным. Семья Изоха продолжила свой путь до Намангана или Андижана, где дядю Петю забрали в армию. Через некоторое время тетя Хася с детьми тоже перебрались в Коканд (мы жили на одной улице), и мы могли оказывать друг другу возможную помощь. Семья же Миндлиных наконец-то объединилась в Самарканде. Мой брат Михаил Вайман (р. 1926) накануне войны был учеником ремесленного училища № 33 в г. Могилеве. Училище в начале войны было эвакуировано в глубь России (Ижевск или Гурьевск). Мы долго искали друг друга, и только в 1943 г. он приехал к нам на побывку в Коканд» (записано: декабрь 2007 г., Кирьят-Гат, Израиль).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РЫВКИНА Геннадия Анатольевича (1938—2005) «Мне тогда было всего три года, а вот помню. Дед мой по матери Яков Леин жил в Пропойске. По специальности он был часовым мастером. В памяти очень отчетливо сидит момент прощания с дедом-часовщиком, когда мы уезжали в эвакуацию из Могилева. Дед держал меня на руках и угощал конфетами в синих обертках. Мама рассказывала, что очень уговаривала его ехать с нами, но он говорил: «Я никак не могу уехать. У меня много чужих часов, что же люди подумают?» Так они с бабкой не уехали. Как и почти все оставшиеся евреи, они были уничтожены фашистами. Захоронены в общей могиле».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕРШКОВИЧА Михаила Абрамовича (р. 1938) «О войне я знаю из рассказов мамы. На второй день войны отца-офицера призвали в армию. Мы поехали на машине в Мстиславль. Когда приехали, там уже были немцы. Пешком вернулись в Могилев. Наш дом был уже занят соседкой, у которой трое сыновей пошли служить в полицию. Она заявила моей маме, что теперь наш дом принадлежит ей, а если мама будет спорить, то она донесет немецким властям, что она жена еврея и сын ее — еврей. В городе было много пустых квартир, и мы заняли одну из них. Здесь нас никто не знал, но мама жила с постоянным чувством смертельной опасности. В любой момент могли прийти арестовать ее и забрать меня».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гольдмана Исаака Иосифовича (1925—2008)

Похороны еврея-могилевчанина в Средней Азии в годы войны. Фото из семейного архива Вайман Р.И.

116

«В канун нападения Германии родители посетили брата Гришу, который служил в Черкассах. Он всячески намекал родителям на возможность скорой войны. Но все же для населения война и оккупация явились полной неожиданностью. Сводки Информбюро были туманными, вроде: «На Западном фронте идут тяжелые бои» или «Подразделение майора Ф. унич-тожило два немецких танка и несколько десятков солдат противника...» Но многие верили в силу Красной Армии. Считали, что пройдет несколько дней,

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Гриша Гольдман (погиб на фронте), брат Исаака Гольдмана, в канун войны, г. Черкассы. Фото предвоенного времени из семейного архива Гольдмана И.И.

по все нараставшему потоку беженцев. Сначала в городе появились машины с полураздетыми (убегали, не успев даже одеться) женами и детьми командиров приграничных районов, а затем повалил люд из Бреста, Гродно, Минска, близкого Бобруйска... Становилось все тревожнее на душе у горожан. Шли слухи, что немецкие самолеты разбомбили военные лагеря под Друтью. Когда на глазах у могилевчан работники областного управления НКВД спешно под охраной автоматчиков стали вывозить на машинах свои семьи, в городе началась паника. Особенно тревога охватила еврейское население, семьи партийцев и советских работников. Население стало покидать город. Колонна беженцев — пеших, на велосипедах и подводах — растянулась на несколько километров. Рядом гнали колхозный скот. Пастухи упрашивали людей подоить коров, которые жалобно мычали из-за переполненного молоком вымени. Военный комендант города полковник Воеводин все предложения об организованной эвакуации мирного населения отвергал категорически, считая их проявлением паникерства. Для острастки он приказал расстрелять двух руководителей учреждений, пытавшихся покинуть город самостоятельно. Их трупы были выставлены для всеобщего обозрения с приколотыми плакатиками на груди: «Паникер и дезертир». Об эвакуации заговорили лишь 3 июля, тогда у города появились немецкие танки. Начались упорные бои за днепровские переправы. Комен-

фашистов отбросят прочь. Некоторые видели культурных немцев в Могилеве после революции. Женщины, особенно многодетные, у которых были мобилизованы мужья, не представляли исхода. Война обрушилась на могилевчан ежедневными бомбежками. У военкоматов выстроились очереди мужчин. Была объявлена всеобщая мобилизация. Призывали мужчин всех возрастов, вплоть до 50 лет. От бомбежек отец вывез нас в деревню. В город мы уже не вернулись и были увлечены потоком беженцев, уходивших из Могилева при появлении у города немецких танков. У нас были казенные лошадь и телега. На ней выехали бабушка, Семья Гольдманов накануне призыва в армию Григория Гольдмана и тетя с маленьким сыном и я Левы Черкасского. Сидят (слева направо): Григорий Гольдман, Бася с родителями. Гольдман-Переплетчикова, Иосиф Гольдман. Стоят: Исаак Гольдман О катастрофическом по- (ученик 8 класса), сестра Иосифа Евгения из Киева, ее сын Лев Черкасский (фронтовик, инвалид войны, инженер-строитель, умер в Киеве). ложении наших войск в БеФото предвоенного времени из семейного архива Гольдмана И.И. лоруссии можно было судить

117

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

дант пытался организовать эвакуацию населения железной дорогой, но кругом царила неразбериха. Железнодорожные составы в тыл уходили все реже, и каждый из них люди брали штурмом. 5 июля, когда мой старый дядя Мишель Гольдман со своими измученными дорогой женщинами — женой Двойрой, дочкой Розой, женой сына Синая Пашей и маленькой Бэбочкой — подошли к вокзалу, тот был оцеплен войсками. На перрон пропускали лишь стариков, женщин и детей. Мужчин солдаты отгоняли прикладами винтовок от растерянных семейств. — Вы любите советскую власть? — кричал им небритый капитан с воспаленными от бессонницы глазами. — Так идите защищать ее! Вагоны эшелонов брались с боем, слабым было трудно пробиться к поезду. Пешком же было далеко не уйти — возвращались домой. Когда подошел состав, перрон был уже до отказа набит людьми. Все устремились к открытым платформам, волоча за собой свои пожитки. Под рев детей, судорожно цеплявшихся за подолы матерей, все рвались к поезду. От страха, что они не смогут пробиться к составу, некоторые женщины теряли сознание. Людским потоком Мишеля и его женщин снесло на край перрона. Они увидели, что в этом людском водовороте им не пробиться к поезду. Лязгнули буфера, и состав начал медленно отходить. Вслед ему раздался приглушенный стон сотен людей, оставшихся на перроне. Кто-то пустил слух, что уходит последний поезд. Мишель и его семейство долго еще стояли на опустевшем перроне. Да и куда было трогаться двум старикам и женщинам с маленьким ребенком без денег, теплой одежды на открытой платформе? Утром следующего дня большинство тех, кто не смог уехать поездом, бросились за Днепр. Пешком,

толкая перед собой тачки с поклажей, неся на руках маленьких детей, они спешили уйти как можно дальше на восток. Более удачливые уезжали на подводах. Дяде Мишелю и семье пешком было далеко не уйти, они остались и погибли. 14 июля вражеское кольцо вокруг города сомкнулось. Еще около двух недель наши войска и городское ополчение сражались с вооруженными до зубов фашистами. В ночь на 26 июля защитники города пошли на отчаянный прорыв, многие из них были убиты. Папин знакомый, начальник облмилиции Гольдштейн, уже после сдачи города нашел папу в эвакуации и написал ему, что с горсткой милиционеров удалось переплыть Днепр и уйти к своим. А на следующее утро по мостовым города застучали сапоги немецких солдат…»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Лянглебена Моисея Вольфовича (р. 1925)

«В 1940 г. я поступил в Московское художественное училище памяти 1905 г., а в июне 1941 г. приехал на каникулы в Могилев. Здесь меня и застало известие о начале войны. По слухам, всяческие руководители с семьями поспешили уехать. Народ был в растерянности. Большинство из старшего поколения помнили немцев по первой мировой войне, когда они вели себя вполне цивилизованно, поэтому посчитали, что незачем покидать насиженные места. Другие колебались. Вскоре в Могилеве появились беженцы-евреи из западных областей. Помню одного из них, обходившего дворы и кричавшего на идиш: «Евреи, бегите — немцы убивают евреев!» И всетаки очень многие остались и погибли. Мой отец твердо решил, что надо уезжать. Правда, мы были уверены, что уедем ненадолго, что обстановка на фронте изменится к лучшему, и мы сможем вернуться. Никакой организованной эвакуации населения не было, за исключением, наверное, крупных предприятий. Были разговоры, что от вокзала на восток отходят поезда с товарными и пассажирскими вагонами. Мы уехали с третьей попытки. Вначале отцу сказали, что 3 июля можно будет уехать на автобусе того предприятия, «Еврейское население Могилева погружалось в вагоны. Немецкая авиация где он работал. Но когда мы бомбила мирное население». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого пришли туда рано утром, ока«Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» залось, что автобус уже ушел

118

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

недалеко от Могилева, их взял к себе стоявший с частью в Луполово их племянник — военврач. Их сын Лева, который перед войной учился в Москве, после войны разыскал меня в надежде что-нибудь узнать о судьбе своих родителей. Возвращаясь памятью в 1941 г., хочу вспомнить добрым словом начальника пионерского лагеря Пузикова. В мае 1941 г. он заказал мне оформление лагеря. Я работу выполнил в срок, и хотя в связи с началом войны пионерлагерь не работал, Пузиков деньги за выполненный заказ привез мне домой, и они помогли нашей семье выдержать дорогу в Среднюю Азию и прочие мытарства. Поезд, в который удалось сесть мне и моим родителям, увез нас из Могилева в Тамбовскую область. Вид на горящий Могилев. Кадр из немецкой кинохроники 1941 г. Там мы работали в колхозе. ПоФедеральный киноархив Германии в Берлине том была Пенза, где я поступил в художественное училище и мог жить в общежитии. Но родители никуда не могли ночью. На следующий день мы отправились на устроиться, не имея документов об эвакуации. И вокзал. По дороге валялись брошенные чемоданы снова эшелон, который больше месяца тащился и тюки. Перрон был запружен народом. На путях среди степей в Ферганскую область. Здесь мы стоял эшелон из товарных вагонов и (в основном) работали в колхозе. Потом я устроился на работу открытых платформ. Они были полны, но люди в клубе цементного завода в поселке Кува-Сап, а с перрона напирали, пытаясь залезть на переотец нашел работу в геологоразведочной партии, полненные платформы. И тут мы увидели трех но проработал недолго, т. к. заболел брюшным военных — командира и двух солдат с винтовкатифом и 6 марта 1942 г. умер. Тогда меня взяли на ми. Они, растолкав людей, влезли на платформу, работу в ту же партию. Осенью я поступил в средближнюю к нам, и стали с нее сбрасывать мужчин. нюю художественную школу при Ленинградской Командир закричал: «Вам нравится Советская академии художеств, которая была эвакуирована в власть? Так защищайте ее!» Как эти пожилые, Самарканд, а в 1943 г. меня призвали в армию». в основном, люди могли защищать власть, если власть в городе уже отсутствовала? Стоял невообразимый шум. Какой-то мужчина умолял, чтобы ему позволили передать оставшейся на платформе ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ семье документы и деньги. Его не слушали и отШереметьева талкивали. Вдруг раздался грохот взрыва — рядом Владимира Сергеевича (р. 1927), со станцией упала бомба, сброшенная с фашистПраведника Народов Мира ского бомбардировщика. Город уже несколько дней бомбили, но не очень часто. Эшелон ушел снова «В начале войны мы хотели уйти на восток. без нас — мы вернулись домой. Но на следующий Фронтовая дорога — это пыль, колонны машин, день нам удалось сесть, даже попасть в пассажирбеженцы, гул, неразбериха, голод и жажда. Поский вагон. том бомбежки. Страшно даже вспоминать. Нам Наши соседи по этажу остались и вместе с пришлось вернуться. другими евреями были уничтожены вошедшими в Хорошо помню первую бомбежку Могилева. город немцами. За одной стеной нашей квартиры Когда тревога началась, я был с ребятами на жила пожилая пара Романовских с невесткой и нашей улице на Дебре. Сначала услышали гул, двумя внуками 4—5 лет. Оба их сына, Абрам и потом на вокзале стали рваться бомбы. Рядом Яков, в это время уже были в армии. Абрам погиб, жила девочка, Зоя Зайкова, моя ровесница, ей а Яков прошел всю войну с музыкальным взводом, было 14 лет. Я перед бомбежкой катал ее на ведемобилизовавшись только в 1952 г. Он потом лосипеде. Когда начали бомбить, вся ее семья к играл в разных московских эстрадных оркестрах, нам на огород прибежала. Бомбы попали к нам во в частности, и у Эмиля Горовца. двор. Мать убило сразу, ее сестре-красавице отоЗа другой стеной жила еще одна пожилая рвало ногу осколком, она в нашем театре работала пара Клебановых. Когда фашисты были уже

119

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

портнихой. А Зое в грудь, слева, рядом с сосочком, осколок попал. Она долго умирала, до 11 часов дня. Когда бомбили в июле, одна из бомб попала в ворота радиоузла, разбила колонну, здесь же упала вторая, пониже третья».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зеликовой Зинаиды Зеликовны (1925—2009) «В ту ночь сильно бомбили, стекла все вылетели, сорвало крышу, выбило стену. Решили уехать, но думали, что через неделю-две вернемся домой, хоть дом был уже полуразрушен. Добрались до вокзала. Вагоны, в которых раньше возили лошадей, уже были переполнены, кое-как забрались, сесть было негде. В этих вагонах нас довезли до Куйбышева, но там было так много беженцев, что нам сказали не выходить, и мы дальше поехали. По дороге страшно бомбили, много раз приходилось выбегать из вагонов и прятаться во ржи или в лесу. Немного кормили, но были и по 3—4 дня без еды и без воды. Пили из зеленого болота, где лягушки плавали. В дороге люди не выдерживали, умирали прямо в вагонах. На ходу их выбрасывали. Было много детей. Так мы ехали около месяца, завелись насекомые. Нас довезли до станции Самарканд. На паромах через реку Сырдарью повезли до города Ургенч Хорезмской области. Наконец, привезли нас в маленький узбекский городишко. Работы там не было. Начались эпидемии: брюшной и сыпной тиф, малярия, дизентерия. Хлеб можно было достать один раз в 3 дня, да и то по 150 г на человека. Ели жмых, собирали косточки по базару. Я и родители сильно болели малярией, племянник Абрам Кацман в пять лет умер от тропической малярии. Четверо братьев в это время были на фронте, а троих фашисты убили в Могилеве в лагере для военнопленных на Луполово. Расстреляли также в гетто сестру Беллу Кацман и мужа ее сестры Любы Бому Козина. У моего брата Зеликова Абрама в Могилеве были жена и восемь детей. Всех их, кроме двоих, убили в Пелагеевке (около Печерска)».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гильбурт Аси Георгиевны (р. 1927) «Мы эвакуировались просто чудом. Отчима Георгия Иванова призвали в армию. Мама сказала, что не будет эвакуироваться ни в коем случае, она не хотела бросать нажитое добро, а меня все же думала отправить. Когда бабушка эвакуировалась с маминой сестрой, то мама меня тоже привела к ним на вокзал. Ночь мы просидели, а когда поезд тронулся, я выскочила и прибежала домой. Сказала, что без нее никуда не уеду. Но мама упорная —

120

отправила меня со своими знакомыми на телеге в деревню за Солтановкой. Я переночевала там одну ночь, а рано утром отправилась домой. Я тоже была упорная. Возле солтановской каплицы навстречу мне под гору поднимался грузовик с людьми и поклажей в кузове. Я вдруг слышу: «Асенька! Ася! Куда же ты идешь?» Ко мне из грузовика выскочила моя учительница математики Анастасия Феофановна Аверьянова, которая меня очень любила. Она говорит: «Ты знаешь, что немцы всех евреев убивают?» Предложила мне ехать с ней, но я никуда ни хотела ехать без мамы. И как она меня ни уговаривала, я пошла дальше в Могилев. Мама очень расстроилась, когда меня увидела, но все равно уезжать не хотела. К этому времени вокзал уже был разгромлен и у нас практически не было возможности уехать. Неизвестно, что бы было, но к маме пришли ее старые знакомые и рассказали, что фашисты делают с евреями. В это время с авторемонтного завода отправляли один из последних эшелонов с оборудованием. Знакомые договорились, чтобы мы смогли уехать с этим составом. Мама потом говорила, что я спасла ей жизнь. В Могилеве остался дедушка Ошер, которого расстреляли в гетто. Об этом нам рассказал его друг Егор Викторовский. Они дружили с молодых лет, потом вместе работали. После войны дядя Егор пришел к нам, сидел, плакал и рассказывал, что Ошер пришел к нему и просил его спрятать. У Егора был один маленький домик с одной комнатой и кухней. Тот говорит: «Куда же мне тебя спрятать? Ведь у меня две дочки и у каждой по два ребенка. Кругом люди и они все видят». Так дед и ушел. Потом Егор увидел деда в толпе евреев, угоняемых на расстрел в Полыковичи. Он стоял на углу Ленинской, а мимо шла бесконечная череда людей. Дед обернулся и посмотрел на Егора глазами, полными слез. Они оба понимали, что это их последняя встреча. Викторовский все время повторял, что он виноват в смерти деда. Кроме меня, в семье были еще брат и сестра. Сестра живет сейчас в Израиле. Брат в 1941 г. уже учился на третьем курсе Московского энергетического университета. Это был очень талантливый юноша. На первом курсе он получал повышенную стипендию, на третьем — уже Ленинскую. У него была возможность получить бронь, но он отказался. В начале 1942 г. он был сильно ранен. Я попала случайно к нему в госпиталь в Кировске. Я ему говорила: «Зачем ты отказался от брони? Ты у нас один, на тебя вся надежда». А он ответил: «А кто будет защищать Родину?» Он писал с фронта бодрые, патриотичные письма, верил в близкую победу. Но до победы брату не довелось дожить. Он погиб 5 мая 1945 г. Уже значительно позже, после смерти Сталина, группа евреев решила перенести останки погибших на еврейское кладбище и установить памятник. Они обращались ко всем, собирали пожертвования. Я тоже дала энную сумму. Через

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

небольшое время меня вызвали в органы и начали допытывать, почему я отдала деньги и почему так много. Я ответила: «Если бы там лежал ваш дедушка, вы бы дали, наверное, больше». Больше они ничего не сказали и меня отпустили».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Матвеевой Раисы Давыдовны (1916—2004) «Приехали мы в Могилев с мужем из Канска 18 июня 1941 года. И тут началась война. Меня с детьми отправили в какую-то деревню. Фронт приближался, то тут, то там появлялись немецкие диверсанты-парашютисты. Муж приехал за мной и забрал назад в Могилев. Пошла я тогда в обком партии с ребенком на руках: «Что мне делать? Вот мои документы». Работница обкома говорит: «Езжайте на вокзал. Там эвакуируют сейчас ремесленное училище, может быть, и вас возьмут». Было это 3 июля 1941 г. Мы шли по мосту через Днепр домой, а навстречу нам на извозчике ехала сестра, которая работала в этом училище. Она нам предложила: «Если хочешь, едем с нами в эвакуацию». Я сказала, что у меня нет с собой ни вещей, ни денег. А она спрашивает: «Так что тебе дороже — вещи или жизнь детей?» Город сильно бомбили. Я, как была, в летнем платье, без вещей, с детьми села и поехала на вокзал. Ехали мы очень долго и тяжело. Приехали в Новосибирск. Приняли нас очень хорошо, распределили по домам. Я стала работать на металлургическом заводе станочником. Потом перевели меня в ремесленное училище, где через некоторое время я стала заместителем директора по политчасти ФЗУ-28. Там прожила до 1946 г.».

и его комиссовали. В первые дни войны отец, как коммунист, был занят на подготовке обороны города, мать думала, что если она отдала ребенка в государственный лагерь, то за него государство и должно отвечать. Меня не забирали. В лагере осталась одна вожатая и 12 детей, которых не забрали. Пионервожатая взломала замок на складе и раздала уже черствые булки, хлеб, сыр, сырые яйца. Она уводила нас в лес, усаживала в кружок и читала сказку про старика Хоттабыча. Старшие ребята пошли пешком в город, и я пошел тоже. Дошел до лестницы на вал и сел отдохнуть на ступеньки. Рядом проходили две женщины с повязками, противогазами. Они меня довели до арки. Потом дошел до дома, а дом закрыт. Пошел на Миронова к тете Нине. Там тоже никого нет. Дошел до Садового переулка к тете Мане. Там собрались все родственники. Ожидался третий воздушный налет на Могилев, и все решили, что там будет безопаснее. Мама очень удивилась, что я пришел, спрашивала, как это меня отпустили. В этот день очень сильно бомбили, а утром мы на машине выехали из города. В Оршу нас не пустили. Забрали машину с шофером. Я видел там, как принимал войска на коне маршал Тимошенко. Мы пешком дошли до Ельни. Человек 100 ехали в маленькой теплушке. Никто не стеснялся. Туалетов не было. Стояла очередь, чтобы оправиться на ходу. Мужчины придерживали женщин, помогали им. Поезд шел почти без остановок. Конечным пунктом должен был стать Ташкент, но мы сошли и остались в городе Уральске. Мама была совсем больная, работать она не могла. С 13 лет я работал в госпитале. Чтобы получать продукты, надо было иметь рабочую карточку, и отец оформил на работу мать, а я до школы рано

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Райцеса Михаила Матвеевича (р. 1931) «Когда началась война, мне было 10 лет, я тогда уже ходил в 3 класс школы № 16. В июне 1941 г. я отдыхал в пионерском лагере в Солтановке. На второй день войны пришли летчики и спилили мачту, на которую флаг поднимался. Никому ничего не объясняли. Потом приезжали родители и забирали детей. Уехали директор, воспитатели. Еще в 1939 г. мой папа получил травму — упал с лестницы, обрезая оголенный провод,

Пожары в пригородах Могилева. Первые дни оккупации. Кадр из немецкой кинохроники 1941 г. Федеральный киноархив Германии в Берлине

121

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

утром разносил уголь и дрова в печи в госпитале, а отец потом шел поджигать. Многие раненые уже ждали меня. Один давал кусочек сахара, другой — коробочку табака, за которую можно было купить голубя, третий — сухарик. У них дома тоже были дети. Мне в госпитале дали ботинки с обмотками. Из-за них в школе меня звали японцем. Ботинки были подкованы, и когда я шел в них рано утром, слышно было издали. Так что дети говорили, что я хожу как японцы, которые стучат своей деревянной обувью».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Певзнера Юрия Зимельевича (1922—2006) «О начале войны я узнал в Доме пионеров на Советской площади, где был какой-то слет отличников. Помню, как я бежал домой рассказать. Уже вечером город бомбили. Отец отвез маму Перле, меня, брата и трех сестер в Пропойск. Сам он вернулся в Могилев. Его мобилизовали в местную противовоздушную оборону, у него были больные ноги, и он не подлежал призыву. Так и попал к немцам со своим братом Исроэлом. Исроэл пытался бежать из гетто. Побег был неудачным. Его расстреляли. Отца с другими евреями загрузили в машину-душегубку с газом… Какой-то женщине удалось бежать. После войны она нашла маму и рассказала о гибели отца и его брата. Всего за 9 месяцев до войны мы построили большой новый дом. Когда уезжали в эвакуацию, просто заперли его со всеми вещами на ключ,

думали, война кончится — вернемся. Во время войны там был немецкий штаб. А после войны на месте дома мы нашли пепелище».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Иоффе Аси Ефремовны (р. 1926) «Большинство людей верило, что война вот-вот кончится. И мало кто представлял, что больше всего война отразится на евреях. Получалось так, что убегали не от немцев, а больше от бомбежек. Конечно, если бы все знали, что ждет здесь евреев, никто не остался бы. Вот остались здесь мамина сестра Маня Аврутина со своим мужем Самуилом и дочками. У Самуила был брат, который в это время сидел в тюрьме. Они все ждали, что его вот-вот освободят, и поэтому не уезжали. Мы уже в эвакуации получили от них письмо, датированное 10 июля. Старшая дочка Соня писала, что от бомб и снарядов не находят себе места. Больше от них вестей не было. После возвращения в Могилев мы узнали от соседей, что они погибли в гетто. Цветы я ношу к общей могиле на кладбище».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Дорогань (Галынкиной) Елены Вульфовны (р. 1940)

«Когда началась война, папу, как члена партии, поставили охранять водокачку. Даже нас он не успел проводить. Приехал муж маминой сестры с подводой, погрузил нас и запретил брать с собой чтолибо сверх самого необходимого. Сказал, что через две недели мы вернемся. Мама все оставила, шкаф развернула лицом к стене. Когда мы уезжали на телеге из города, то мамина бабушка, которой было уже 85 лет, куда-то потерялась. Ее искали, но так и не нашли. Но время уходило, и пришлось всем уехать. Потом мы узнали, что ее предала наша соседка. Немцы ее повесили. Единственное письмо папа написал родному маминому брату. Он разыскивал нас, очень беспокоился. Там было написано, что Могилев стоит нерушимо, что он видел фашистов и парашютистов. Мария Иосифовна Аврутина (Глускер), ее муж Самуил Аврутин Вообще, очень патриотичное и дочери Соня и Беба. Все они погибли в могилевском гетто. письмо. Позже мы получили Фото 1936 г. из семейного архива Иоффе А.Е. справку, что он пропал без

122

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

вести в 1944 г. А уже после войны мама узнала, что на самом деле папу предали и расстреляли в Могилеве».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зеликовой Симы Ефимовны (р. 1930) «Когда началась война, числа 26—27 июня была очень сильная бомбежка, мы провели ночь в подвале одного чужого дома. И туда нам отец назавтра принес какие-то летние вещи, так как было очень жарко, необходимые документы. Папа сказал: «Вы должны уехать!» На следующий день мы подались в Климовичи к дяде, маминому брату. Все считали, что уже до Климович война точно не дойдет. Добрались на машине с папиной работы. Дядя к тому времени уже был призван на войну, а нас там встретили его жена и двое детей. Третий, старший их сын, учился в Ленинграде и там погиб. Тетя с детьми хотела остаться, она твердо заявляла, что никуда не уедет и не оставит свой дом и большой огород. Дядя был начальником леспромхоза, жили они очень хорошо. Настояла моя мама. Наиболее весомым аргументом было то, что если тетя не поедет, то она, таким образом, отдаст свою дочку немцам. Аргумент был столь действенным, что тетя тут же схватила с русской печки мешок сахара и облила его бензином. Все вещи, которые должны были остаться, тетя порвала, покрошила, разбила, рассыпала. Потом взрослые погрузили на телегу из леспромхоза необходимые вещи, и мы все пошли за этой телегой. Из Климовичей поезда не уходили, шли пешком до Костюковичей. По дороге встречали нас русские женщины и говорили: «Зачем вы везете все эти вещи? Вы нигде с ними не сядете на поезд. Отдайте их нам, мы их сохраним. Вы вернетесь и заберете. Так и было. Когда вернулись, то все розданное: одеяла, подушки, утварь разную — все вернули, принесли сами! Пока мы шли до Костюковичей, то тоже не было у нас еще окончательного решения оттуда куда-то ехать. Мы шли куда-то еще, в какую-то деревню и вновь думали, что, мол, до Костюковичей уж точно не дойдут. В Костюковичах, когда мы отдыхали, один дядечка подошел к нам и обратился: «Я вас очень прошу о помощи. У меня большая семья, ее нужно перевезти с одного места на другое. Я бы взял у вас телегу, перевез семью и потом назад бы ее вернул, а вы б дальше поехали...» Дядечка тот был еврей. Мы поверили и дали ему телегу. Больше мы ее не видели. Сейчас я понимаю, что это случилось к большому нашему счастью и, возможно, к его несчастью. Наверное, он уехал куда-то в деревню, а там уж, когда пришли фашисты, кто знает, как у него сложилась судьба. А мы сели в поезд и уехали. Дорога была нелегкой. Нас обокрали, в дороге заболели мама

и братик. В Воронежской области нас ссадили с эшелона, и мы попали с братом в детский дом, мама была в больнице, тетя устроилась работать в больницу. В детдоме мы прожили с полгода, пока нас не забрала мама к себе в Челябинскую область, в город Катав-Ивановск. Приехали мы туда зимой. Было очень холодно. Народ там к нам относился очень хорошо: носили еду, потому что мама была больна, носили одежду, конечно, давали бесплатные обеды от государства. Хотя, конечно, были и примеры другого рода. Там было много могилевских — в этих местах был железнодорожный тупик и туда привезли целый эшелон с могилевчанами. Но сказать, что мы жили какой-то общиной, чтоб собираться и общаться тесно, не возьмусь. Настолько была тяжелая жизнь, что каждый сидел и думал, как бы прожить. Еды и топлива почти не было, на улице стояли морозы, в домах было холодно. Вестей из Могилева к нам не доходило никаких, о папиной гибели мы узнали только после войны. Папа считался военнообязанным, должен был оставаться в городе и погиб. Основная масса горожан решила бежать после первой бомбежки. А до нее все еще на что-то надеялись, рассчитывали, что за два-три дня немцев разобьют. У моей мамы был очень импозантный и интеллигентный племянник Исаак Гуревич. Он был фотограф, себя считал художником. У него была прекрасная квартира с камином. Когда ему сказали, что нужно уезжать, и прямо в воздухе носилось «Уезжать. Уезжать. Уезжать...», он ответил, глядя сверху вниз на нас: «Немцы — культурные люди. Они никого убивать не будут». Убили и его, и жену, и ребенка, а до того, как убить, заставили выполнять какую-то скотскую работу».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гальпер Фаины Ефимовны (р. 1933) «Когда началась война, отца тут же призвали в армию, так что он вынужден был нас с мамой оставить в Могилеве. Помню, как мы в какой-то большой толпе (а в ней были в основном евреи) буквально бежали в сторону Кричева. Мне было около 7 лет, а брату Яше — 5 лет. Могилев уже обстреливали. Никаких вещей и даже документов не было. Помню постоянные бомбежки, а когда мы выбегали на какое-то поле, сразу падали. Очень боялись, что в Кричеве нас не посадят на поезд, и тогда мы должны будем дальше идти пешком. К счастью, в Кричеве нас ждал отец, который передал матери документы и довез нас до Брянска, где мы простились. Дальше мы ехали в каких-то теплушках в сторону Горловки, где мы с Яшей сильно заболели. Мама узнала, что в Тамбове в военном госпитале работают доктор Шер из Могилева и его

123

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

жена. Мы добрались до Тамбова, где нас, можно сказать, спасли от малярии. Затем мы поселились в деревне недалеко от Ташкента. Помню, что жили очень тяжело, очень голодно. Собирали крапиву, гонялись за черепахами, из которых варили суп. Мама тем временем делала запросы насчет своих братьев и сестер. Она узнала, что ее сестра Соня находится в блокадном Ленинграде. Связи с ней нет, но она жива. После снятия блокады пришла информация, что сестра эвакуируется в сторону Фрунзе. Мы с мамой поехали туда, и где-то под Фрунзе с ней встретились. Тетя Софа и ее сын Юрик были как скелеты, непонятно, как в них держалась жизнь. Юрик все время плакал и в руках держал кусочек хлеба. Мы переехали в небольшой городок Талас под Фрунзе, где я пошла в первый класс. Юрик и Яша сидели дома, а мама устроилась работать в домоуправление. Это был 1942 г., когда сюда свезли всех чеченцев. До этого там было спокойно, потом стало просто страшно жить: бесконечные драки, убийства. В это же время брат заболел дизентерией. В 1943 г. мы получили известие, что отец погиб под Москвой в 1942 г. и что маме назначена пенсия на меня. Мы вернулись в Могилев в 1945 г.».

легких. Мама (Песя Язгур) хотела уехать, но эшелоны уже не ходили. Жара была страшная, но, тем не менее, мама напялила на меня, больную, пальтишко, завернула в пуховое одеяло. Со мной на руках, босиком, мама прошла 200 км до Рославля Смоленской области. Я была настолько ослаблена, что голову держать не могла. Сели в поезд. Доехали до Фрунзе, где жила бабушкина сестра. Мама работала в эвакогоспитале и санитаркой, и делопроизводителем, и на складе, а я была в круглосуточном детском саду. Когда мама освобождалась, она приходила за мной, но случалось, я по 5 суток оставалась одна в садике со сторожем и собакой. Мамины сестры тоже приехали во Фрунзе. Папа получил на фронте тяжелое ранение. Разыскивал нас, писал во все концы. Узнал папа, где мы живем, в конце 1942 г. Однажды сестры лежали на полу и разговаривали перед сном. Кто-то постучал в окно. Мама, как почувствовала, кто это. Она в ночной рубашке рванулась к окну и увидела папино лицо. Мне было четыре с половиной года, и я хорошо запомнила этот момент. Мама выскочила за калитку. Они очень долго не приходили с улицы. Папа был на костылях, почти слепой. Собака, которая была во дворе, не пропускала его, так ей почти весь хлеб скормили, который папа привез. Все засуетились. Живой! Как нашел нас! Мне в ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ одну руку дали кусок селедки, а в другую кусок Толпыго Натальи Сергеевны (р. 1938) сахара из папиного рюкзака. Он служил начальником финотдела какого-то «В эвакуацию уехали тетя Соня, у которой муж госпиталя. Этот госпиталь разбомбили. Все работслужил в НКВД, тетя Фаня с двумя детьми, тетя ники вступили в бой. Именно в этом бою отец был Геня с мужем и двумя детьми, Эстер и я с мамой. тяжело ранен в голову. Когда началась война, бомбежки, мне было Потом папа полгода лечился в мамином 3 года и 1 месяц. Я болела корью, воспалением госпитале. Его признали негодным к строевой службе и отправили в Красноярский край — туда, куда раньше ссылали каторжников. Вскоре мы переехали к нему. Где-то в июле нас переводили на запад. Одна женщина, из ссыльных, предложила маме погадать. Она предсказала большую неприятность, письмо о смерти близких. Сказала, что мама долго проживет со своим мужем, но он будет много болеть, что вдовой мама будет недолго. Все, что она предсказала, потом сбылось. Нас повезли в товарных вагонах — 3 семьи на вагон. Поезд обстреливали немецкие самолеты трассирующими пулями. Это было очень страшно. Привезли в город Жовкев (сейчас Нестер) на Западной Украине. Там разместился полк. Поселили к одной польской Улицы города в первые дни оккупации. семье с еще несколькими семьями. Кадр из немецкой кинохроники 1941 г. Жить там было страшно. ОрудоваФедеральный киноархив Германии в Берлине ли бандеровцы.

124

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Нам дали 2 комнаты с кухней — роскошь по тем временам. Но папа часто уезжал в командировки, и мы оставались одни. Зато когда собирались вместе, мама сидела с шитьем, и начинались песни. Пели хором и русские, и украинские, и еврейские песни. Приходили русские, украинские соседи, даже татарин пел со всеми. Это было очень слаженное, многоголосое пение. Однажды в полк приехала комиссия из Львова, и решено было угостить проверяющих у нас дома. Один из высоких чинов «проехался по жидам». Его слов я точно не помню, но помню, как встала мама, назвала его по имени-отчеству и сказала, что для ее мужа он начальник, а для нее — хам, который ее оскорбил, и попросила покинуть наш дом. Папа ничего не сказал, и военному пришлось уйти. Папа считал, что мама поступила достойно. Он мог сделать большую военную карьеру, но всегда помнил про свою жену-еврейку и про то, что его семья была «раскулачена». Тогда говорили: «Был бы человек, а статья найдется». В августе 1944 г. мама получила письмо. Она его прочла и сутки лежала не двигаясь, повернувшись лицом к стене. В письме было написано, что все, кто остался в Могилеве, погибли в гетто около Дубровенки. Бабушку отвести на расстрел не могли, она была без ноги. Ее просто закололи штыком и бросили в выгребную яму. В 1947 г., в переулке, который тогда называли Щемиловкой, я увидела дом, в котором бабушка и дедушка жили в гетто. На одном из темных бревен дома бирюзовой краской было написано: «Язгуръ». Судьбу дедушки мы не знаем. Говорят, что его забрали в душегубку. Из нашей семьи погибло 26 человек».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Беленького Симона Абрамовича (р. 1928) «22 июня 1941 г. я покупал учебники для 6 класса. На Первомайской возле громкоговорителя стояла большая толпа. Слушали Молотова. Мы, пацаны, не придали значения его речи, но уже через несколько дней я узнал, что такое война. Пошли слухи, что город будут бомбить. Ночью мы бегали прятаться на еврейское кладбище. Однажды ночью, сидя там, увидели, как с разных сторон летят вверх ракеты. Было очень страшно. Потом говорили, что это немецкие лазутчики подавали сигнал самолетам. Мы, как и многие другие, нанимали подводы, уезжали в деревню. Однажды, когда на телеге ехали в деревню, увидели на окраине города бой между красноармейцами и немецким десантом. Радио уже молчало. У мамы было четыре замужние сестры: Брук, Дерновская, Равина и Липкина (ее муж умер до

войны). Все они уехали с детьми, а мужья их были призваны в армию и там погибли. 15 родственников отца остались в Могилеве и погибли. 3 июля всей семьей мы пошли пешком на вокзал. Мама одела нас по-зимнему, т. к. считала, что вернемся домой мы не скоро. День был очень жаркий, а дорога до вокзала неблизкая. В небе кружили самолеты, где-то стреляли. На вокзале эшелон (цепь товарных вагонов) уже стоял. Куда он идет, мы не знали. Говорили, что это последний эшелон из Могилева. Наконец поезд тронулся. Вагоны были набиты битком. Хотелось пить. Эшелон тащился очень медленно, пропуская воинские составы и составы с оборудованием. Подолгу стояли на каждой станции. Многие отставали от эшелона, когда бегали за продуктами и питьем. Мы проехали Тулу, Калугу, Рузаевку и, наконец, приехали на станцию Теплый Стан недалеко от города Зубова Поляна Мордовской ССР. Каждая семья получила по одной комнате в деревянном бараке. Станция была маленькая. Работать было негде. Люди стали разъезжаться в большие города: Уфу, Ташкент, Куйбышев. Мы поехали в Саратов. Нас направили на эвакопункт. Пробыли там около недели. Спали на полу, на скамейках. Еды там не было, зато было полно вшей. Отца мобилизовали в армию, а нас направили в колхоз «Красный борец». Я учиться не пошел, стал работать в колхозе. Мне тогда было 13 лет. Работал на комбайне, на тракторах, лошадях, быках и верблюдах. Мама работала в детском саду, куда ходили мои младшие братья-близнецы. Отец воевал на Волховском фронте, после ранения был направлен на завод РТИ в Свердловск. Осенью 1943 г. мы переехали к нему. Мама работала уборщицей в общежитии, братья пошли в школу. Меня взяли на военный завод № 612, который выпускал снаряды для «Катюш». На заводе работали в основном ребята 14—16 лет и женщины. Смена длилась 12—15 часов, пока мы не выполняли дневную норму».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Кузьника Кима Абрамовича (р. 1930) «До войны я окончил 4 класса. 22 июня 1941 г. организатор от домоуправления повел нас, детей, в Пашково в лес. Там, по дороге, в 12 часов мы услышали, что началась война. Мы стали говорить, что немецкие рабочие и коммунисты не дадут нападать. Вернулись домой. Это было, кажется, 25 июня. В парке им. Горького, напротив места, где теперь мост, была воинская часть. Мы, мальчишки, человек 15, увидели военного и что-то спросили у него. Он не отвечал ни слова. Мы все окружили его и привели в военную часть. Нас было много, и он не мог сопротивляться. А потом уже узнали, что он диверсант и был не

125

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

один. Их с ракетницами посылали. Назавтра я проводил отца, а 28 июля мы поехали на поезде из Могилева в эвакуацию. По дороге я отстал от поезда, несколько дней догонял. Наш эшелон бомбили. Помню, бабушка отказалась выходить из вагона, а все, кто выскочил, были убиты. Я увидел девушку, которая лежала лицом вниз, потряс ее за плечо, чтобы она встала. Говорю: «Бомбежка кончилась. Идем в поезд!» А она мертвая…»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зеликова Давида Абрамовича (р. 1925) «Когда началась война, я повез маму с младшими детьми в деревню Махово к знакомым. В тех местах тогда было еще тихо. Я должен был уехать в Могилев, который уже вовсю бомбили, т. к. числился в училище. Мы каждое утро видели последствия бомбежек, убитых и раненых бойцов. Мы с отцом во дворе дома выкопали траншею, сверху наложили бревна и замаскировали ее кустами — это было наше ночное бомбоубежище. Пронесся слух, что вечером фашисты будут в городе. Люди бросались на вокзал к поездам, уезжали на машинах, на подводах, пешком уходили. Отец не мог оставить свой магазин, а я успел заскочить домой, где была только старшая сестра Люба. Она дала мне пару рублей на дорогу, папины штаны, гимнастерку, что-то поесть, и мы простились. Мы с ребятами из училища погрузились в товарный поезд и отправились в эвакуацию. Чуть ли не до самой Пензы состав преследовали немецкие самолеты, стреляли, бомбили».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Закашанского Лазаря Моисеевича (1924—2003) «Моя мать, Мэра Израилевна, родилась, как потом и я, в деревне Каличенка, что в восьмистах метрах от железнодорожной станции Друть. Старший сын деда Израиля Гуревича, Абрам, был хорошим помощником в большой семье, но пришло время, он решил жениться. Жену Геню нашел в Могилеве, где и остался работать кузнецом. Я был среди многих родственников на его свадьбе. В большой комнате в углу стоял рояль. Когда гости закричали «горько», стали желать молодым иметь потомство, мать меня и старшего брата Наума подтолкнула на рояль, и мы, переминаясь с ноги на ногу, как бы плясали. Дед ежегодно зимой на санях приезжал в Могилев, покупал здесь куски железа, уголь. Заболев гриппом, умер в 1940 г. на 72-м году жизни. Уже в первые дни войны Абрам приехал в деревню и заменил отца. Как-то накануне жатвы у кузнеца собралось много мужиков, всем что-то надо

126

Лазарь Моисеевич Закашанский (1924—2003). Во время войны окончил Чкаловское военноавиационное училище. 26 лет прослужил штурманом на Камчатке, в Речице под Гомелем, в Барановичах и под Новгородом. После увольнения в запас окончил Белорусский государственный университет. Около десяти лет был корреспондентом в областной редакции радио, затем 20 лет трудился в должности редактора радиогазеты «Химик» в производственном объединении «Химволокно». Фото 1944 г. (г. Чкалов) из семейного архива Закашанского М.Л.

было. Подъехала группа немцев. Абрам подошел к ним и спросил на языке идиш, что им нужно. Офицер сразу же закричал: «Юде!» — и приказал схватить кузнеца. Мужики пытались защитить мастера, кричали, что он единственный кузнец в округе. Но кто их слушал? Абрама оттолкнули в сторону и расстреляли... Трагически закончила свою жизнь и добрейшая бабушка Брайна. Шла великая бойня. На оккупированной территории, в том числе и вблизи железнодорожной магистрали Могилев — Осиповичи, в деревнях немцы устанавливали свою власть. Охраняли железную дорогу и полицаи. Среди их был и сосед деда, некий Бегунов, который задумал разграбить имущество еврея. Когда погиб Абрам, бабушка попросила крестьян похоронить его на горке возле старой мельницы, что они и сделали. Бабушка почти каждый день ходила на могилку сына, так как это было недалеко. Как-то пошла туда со старшей дочерью Абрама, Лизой. Здесь их и подстерег полицай и в упор из автомата обеих расстрелял. Крестьяне так и зовут сейчас это место «Брайниной горкой».

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Меня в 1941 г. приняли в спецшколу в Минске, сейчас такие школы называют кадетскими. 21 июня нас, группу спецшкольников, пригласили на вечер-встречу с народными поэтами Купалой и Колосом. Не знали мы тогда, что до огромной народной беды оставалось менее суток. Янка Купала так на вечере и не появился. Читали стихи Якуб Колос, другие поэты. Эти события и последующие дни крепко запомнились. Помню большую сцену Дворца пионеров. На ней длинная спортивная скамейка, на которой сидят поэты и писатели. Потом выступали московские артисты. Запомнилось выступление народного артиста Союза Бориса Щукина, сыгравшего сценку по рассказу А.Чехова «Злоумышленник». Весь зал смеялся, когда на вопрос: «Зачем ты, мужик, гайки на железнодорожных путях отворачиваешь?» — ответил, ковыряя в носу пальцем: «На рыбалке без груЛазарь Закашанский в авиационном училище в г. Чкалове. зила никак нельзя, а где его взять?» Фото 1947 г. из семейного архива Закашанского М.Л. Полпальца у безграмотного мужика тогда вызвал смех. А через несколько лейтенант Анатолий Петрович Кобец, летчик часов, со слезами на глазах, пришлось смотреть на 170-го истребительного полка. трупы, разорванные тела без рук и ног. 30 июня я был на вокзале. Здесь встретился Нас распустили по домам. Двое суток в тос Вулей Купершмитом, повстречался с Костей варных вагонах добирались до Могилева. На Гурковым. Когда уже прощались, Костя сказал: календаре было 25 июня. В кармане ни копейки, «Что бы с нами ни случилось, думаю, преодолеем документов нет, только школьное удостоверение все трудности. Будут у нас и жены, и дети». Мы личности. Квартира на замке. У приятеля Володи выжили!» Сухарева прожил несколько дней. Рано утром, в воскресенье, 29 июня мы вышли на крыльцо дома, который тогда был между Первомайской и ЛенинИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ской улицами. Стояли на площадке трехэтажного дома и рассуждали, как выбраться из города, куда Цаер (Бибельник) Розы Борисовны податься. Знали, что на вокзале собралось много (р. 1928) пустых вагонов, но нет поездов. Стояла теплая солнечная погода. Вдруг с запада послышался «В Могилеве наша семья жила в доме дедушки сильный характерный гул немецкого самолета. Ары и бабушки Гени Бибельников на ул. ВоровЛетел он низко, на высоте метров сто, не выше, в ского, 2. С нами жила еще бабушка отца Циперия сторону кинотеатра «Родина», на небольшой скороБибельник. сти. Из чердачного окна одного из домов по самоКогда началась война, мне было 13 лет и я лету ударили из станкового пулемета. Эта дробь только что окончила 6-й класс могилевской школы пулемета казалась громче гула самолета. Летчик № 12 в Пожарном переулке. В первый день войны, резко отвернул в сторону, как бы бросил самолет 22 июня 1941 г., в 6 часов вечера арестовали моего влево. В это время с юга, снизу над крышами доотца (его отпустили в октябре 1941 г.). мов появился маленький, юркий краснозвездный Могилев начали бомбить в ночь с 22 на истребитель И-16, который увеличил скорость и 23 июня 1941 г. Несколько дней мы прятались от стал приближаться к вражескому самолету. Летбомбежек то в погребе, то под деревьями на берегу чик не стрелял, видимо, у него кончился боезапас речки Дубровенки. Люди стали уходить из города патронов, но он все ближе и ближе приближался в близлежащие деревни. Мы тоже пошли пешком к хвостовому оперению и, наконец, своим винтом и попали в деревню Сухари, которая находилась в рубанул по врагу. Тот резко пошел вниз и рухнул 30 километрах от города. Там мы разместились в местном клубе на полу, где уже было много людей. на северной окраине города. Как потом стало известно, это был первый таран на Западном фронте Через пару дней дошли слухи о том, что в Могии совершил его командир эскадрильи старший леве стало тихо и перестали бомбить. Все стали

127

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

возвращаться обратно. Когда мы вернулись, то убедились, что бомбардировки не прекратились. 28 июня, взяв маленький чемоданчик и портфель с документами, мы пошли на вокзал. Дедушка и бабушка тоже пошли с нами, но по дороге нам встретился родственник, который отговорил их уезжать. Он говорил, что война скоро закончится и все начнут возвращаться обратно. Дедушка и бабушка вернулись домой. Когда мы пришли на вокзал, там было много людей не только из Могилева, но и из Бобруйска и других мест. Мама с трудом упросила взять нас в эшелон, в котором эвакуировались работники шелковой фабрики. У нас с собой не было даже хлеба, которого мы уже не смогли достать в городе, а мой маленький брат все время просил есть. Солдаты из встречных эшелонов, идущих на фронт, на коротких остановках делились с нами хлебом и сухарями. Ночью, под Смоленском, наш эшелон попал под бомбежку. Разбитые вагоны отцепили, а уцелевших людей из них пересадили на открытые платформы с углем. К счастью, наш товарный вагон не пострадал. Нас привезли в город Можгу Удмуртской АССР, а оттуда в деревню. В ноябре 1941 г. нас разыскал отец через родственников, которые оставались в Москве. Вскоре вместе с ним переехали жить в город Ишимбай Башкирской АССР. В Ишимбае родители работали, а я училась в средней школе. После освобождения Могилева вернувшиеся туда родственники сообщили нам, что мои бабушка, дедушка и прабабушка погибли в могилевском гетто, а наш дом снесло во время наводнения, образовавшегося в результате крушения плотины».

Папу не отпускали с работы, и мы должны были ехать без него. Это было нелегко. Мы бросились на вокзал. Перрон был оцеплен вооруженными красноармейцами, они никого не пропускали. Запомнилась гудящая огромная толпа на перроне. Возле товарного поезда пусто. Гул толпы нарастает, нарастает, и вдруг заграждения прорваны и огромная толпа заполняет перрон. Люди набивались в вагоны, как сельди в бочке. Поезд поехал. Следующее воспоминание: Орша, ночь, прожектора шарят по небу. Вокруг поезда штабеля боеприпасов выше вагонов. Так началась эвакуация. Мы прибыли в деревню Шпикуловка Тамбовской области в июле 1941 г. Нас разместили по домам колхозников. Начали работать в колхозе. Мама и сестра работали в поле, меня определили в кузницу. За работу выдавали продукты. Примерно через месяц неожиданно появился отец. Мы были счастливы. Оказалось, что за несколько дней до оккупации Могилева его отпустили с работы, и он уехал в одном из эшелонов. По дороге ему встретился знакомый, который сообщил, где мы. Лето кончалось, немцы наступали. Мы, списавшись с братом отца из Астрахани, поехали туда. Выехать из Шпикуловки было очень трудно. Шли дожди, чернозем приставал к шинам, до станции Грязи можно было доехать только на тракторе. На поезде добрались до Сталинграда. Оттуда до Астрахани плыли на пароходе. В квартире дяди Евсея собралось несколько семей. Наша семья — 6 человек, бабушка с сестрой мамы и ее мужем в 1940 г. уехали на Урал в Свердловскую область, где строили электростанцию. Семья сестры отца —

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Шендеровича Бориса Ильича (р. 1927) «В первые дни войны в Могилеве начались бомбежки. Потом город наводнили беженцы из Прибалтики и Западной Белоруссии. Площадь перед Домом Советов была забита машинами с «иностранными номерами». Наш дом стоял на месте нынешнего магазина «Изумруд» и назывался «дом Фелицина». Дом когда-то весь принадлежал врачу Фелицину, тому самому, который потом служил у немцев городским головой. В доме жило несколько семей, в т. ч. и семья врача. Наша семья с тремя детьми переехала в деревню Николаевка. Взяли с собой некоторые вещи, столько, сколько смогли унести. Через несколько дней поняли, что надо эвакуироваться подальше, т. к. немцы наступали очень быстро.

128

Иза, Борис и Павел Шендеровичи. Фото 1935 г. из семейного архива Шендеровича Б.И.

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

4 человека из Могилева: тетя Соня и 3 ее сына — Абрам, Лева, Файва. Лева и Файва погибли под Сталинградом. Семья Гинзбургов — 4 человека: отец Юзик (брат жены Евсея), его жена и двое детей — Фима и Галя. Сестра жены Евсея из Бреста, ее муж был секретарем обкома и остался в партизанах. Семья Евсея: он, его отец, жена, сыновья — Абрам, Файва (старший Фима был уже в армии). Всего собралось 19 человек. В Астрахани, между воздушными тревогами, я окончил 8 классов. Папа работал в аэропорту ГВФ, мама и сестра — в военном госпитале, который находился в Доме обороны. Было изобилие продуктов, но не было денег и карточек. Немцы продвигались, началась очередная эвакуация. Осенью 1942 г. мы уехали по берегу Каспийского моря на машинах аэропорта до города Гурьева. Папа снова остался на работе (ему было 53 года и в армию его не брали), потом прилетел к нам. В Гурьеве я работал в аэропорту мотористом на радиостанции. Свирепствовала холера. Пить можно было только кипяченую воду. Вода в Урале была грязная и желтая. Жить было негде. Решили ехать в Свердловскую область, где жила сестра матери из Ленинграда Рахиль Исааковна Бавшевская (Цукерик) с мужем Леонидом (инженером-теплотехником), сыном Борисом и нашей бабушкой Ревеккой Львовной. В начале ноября 1942 г. приехали в Свердловск. Шли дожди. Было холодно. Греться ходили в пункт санобработки, где прожаривали одежду и просушивали обувь. Сидели в подземном переходе на станции. Там отморозил большие пальцы на ногах. Наконец добрались до поселка Турымские Рудники, где жила сестра мамы. Встретили нас очень хорошо, дали комнату. Мне было 15 лет, надо было зарабатывать. В поселке строили Богословский алюминиевый завод. Я пошел на курсы химиков-лаборантов, как человек, имеющий хорошее образование (8 классов). Несколько месяцев проучился, затем ушел в глиноземный цех спекальщиком. Там и проработал до конца войны».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Кабищер Нины Михайловны (1915—2006) «В 1930 г. я окончила 7 классов еврейской школы в Орше. Училась только на пятерки. Мы читали еврейских писателей Шолома-Алейхема, Пфефера, Менделе Мойше-Сфорима, Харика, выступали в нашем еврейском клубе. На моем счету 29 парашютных прыжков. Музыкой занималась — у нас дома было пианино. Ездила верхом на лошади. Когда окончила десять классов, поступила в трехгодичный учительский институт на литфак. Заведующая школой № 4 Коновалова, с которой мы

Нина Михайловна Кабищер (1915—2006)

были хорошо знакомы, как-то встретила меня на улице, сказала, что стала завгороно и предложила идти к ней бухгалтером, и я согласилась. Перешла на заочное отделение, работала, но все экзамены сдавала только на пятерки. Способная была. Мой преподаватель по психологии и старославянскому языку говорил, что надо все бросать, ехать в Москву поступать в МГУ — профессором буду. Я отвечала, что мне надо быть с родителями. В 1941 г. я окончила институт с отличием. Директор говорит: «Езжайте теперь, Нина Михайловна, в Москву учиться. А вернетесь, студентов наших учить будете». Гулянка была, и тут слышим выступление Молотова, что война началась. Оставила я свой диплом на фортепьяно дома и пошла дорогами войны. Хотела до Москвы добраться. Там у меня две тети были и двоюродный брат. Они занимали ответственные посты. Ой, ой, сколько я пережила! Пешком я шла до Москвы. Шли вместе с двумя девушками-финансистками, Марией и Тамарой. Под Вязьмой нас схватили. Шел немецкий обоз с собаками. Сели мы на повозку. Голодные, страшные, ободранные. Немолодой немец пил из термоса кофе (мы тогда и не знали, что такое термос) и говорит: «Сейчас вас пух-пух». Он ест галеты, бросает кусочки собакам. Впереди слышны выстрелы. Я тихонько говорю на ухо девушкам: «Вы как хотите, а я в лес». «Отец, — говорю я старику-немцу по-еврейски, — скажите, что здесь никого не было». А он отвечает: «Ферштейн». Мы забрались в глубь леса, слышали стрельбу. Сидели тихо, не шевелясь, траву вырывали, по которой бежали, чтобы собаки не нашли. Шли по лесу, перебрались по речке на другой берег. У женщин, работающих на поле, тихонько спросили, где немцы. Они рассказали, что налетела наша

129

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

авиация, обоз расстреляли, много людей погибло, а они теперь погибших похоронить хотят. Мы пошли дальше лесом, обочиной, проселками. Дошли до Наро-Фоминска. Там нас схватили советские солдаты. У меня были вшиты в одежду документы и комсомольский билет — это спасло. По распоряжению командира принесли нам ящик мыла, соду и заставили стирать грязное, окровавленное солдатское белье. Стираем, сушим, складываем. Услышали шум. Я поднялась на пригорок и вижу — прут танки, а рядом стоит растерянный мальчик в очках и плачет. Он не знает, что делать. «Я, — говорит, — кидаю гранаты, кидаю бутылки, а они Бронислава Львовна Ирлина (слева) с сестрой Дорой. все едут». Я прошу: «Дай мне поФото 1951 г. из семейного архива пробовать». Он кричит: «Куда ты, баба, забьют! Видишь, какие они?» Но я бросила бутылку с зажигательной смесью, и Бомбили. На остановках подолгу стояли. Многие танк загорелся. Попала! Потом вторую швырнула бегали за водой и отставали. Куда везут, мы не прямо под колеса. Немцы высунулись из люка познали. И так 10 дней. Привезли на станцию Унеча, смотреть, я бросила гранату прямо в люк. Мальчик затем в Сталинградскую область. Посадили 10 сесмотрит на меня, благодарит. Он был студентом мей на арбу с быками. Мы слышали «цоб-цобе» и МГУ, ополченцем. Третий танк уже не пошел в думали: «На каком же это языке?» Нас разместили нашу сторону, повернул. Но один осколок попал в школе на полу, принесли белый хлеб и молоко. мне в руку, и след на руке до сих пор остался. Наутро развели по квартирам к казакам. Когда Пришел какой-то начальник, сказал, что то, они узнали, что мы евреи, — возненавидели. Все что мы о себе рассказали, — правда, можем ехать работали в колхозе. Потом нам пришлось бежать до Можайска, а оттуда до Москвы 20 км. Даже второй раз. Приближался фронт. Наши сарафанденьги предложил, но мы отказались. В Москве чики превратились в лохмотья. Заработали мы тоже пришлось нелегко. Три тифа схватила. Замного трудодней, но нам не заплатили ничего, везли на станцию в 130 км от Москвы. Там были поскольку фронт приближался. Был лозунг: «Все инфекционные тифозные бараки. Еле выжила. для фронта — все для победы». От недоедания и В 1942 г. в Куйбышеве окончила курсы ревиизнурительной работы мы тяжело болели, но нас зоров, потом в августе 1944 г. курсы главных бухспас врач фронтового госпиталя из Минска. Он дал галтеров райпотребсоюзов для Белорусской ССР, нам гимнастерки, а то ходили мы в лохмотьях, в после которых направили в Могилев». совершенно изодранных своих сарафанчиках. Потом меня мобилизовали. Копали окопы, стоянки для самолетов. Мама заболела дизентерией. Мы ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ лечили ее маслом, которое дала нам одна казачка в обмен на тот участочек земли, что выделили нам Ирлиной Брониславы Львовны в колхозе. Мы так хорошо его обрабатывали, что (1918—2009) его даже пожелали купить. Однажды я поливала огород местной казачки «В июле 1941 г. мы с папой и мамой, сестрой, (часто подрабатывала так за блин или пышку). Тасс семьями брата и сестры матери ушли из дома. кала я воду, вдруг меня зовет какая-то девчонка. Ушли в одних сарафанчиках, без вещей. Заперли Ее прислали из правления с телефонограммой. дом. Переночевали в деревне Никоново. Дети Нас посылают в Сталинград. От радости я бросимоего дяди стали проситься домой, и они вернула ведро. Назавтра мы отправились на станцию лись. Больше мы их не видели. Погибли. Всего в Березовка. В Сталинград приехали вечером. Он Могилеве и Быхове у нас погибло больше 100 чебыл совершенно разрушен — ни одного целого ловек родни. Назавтра прибыло начальство, и мы здания. узнали, что обратно хода нет — немцы взорвали Толпы людей двигались от станции к примост. Мы тоже хотели вернуться домой и пошли в стани и наоборот. Мы остановились у большого Кричев. 120 км пешком. Босиком. Жара. Оттуда здания с колоннами и вдруг заметили знакомых нас отправили на открытых платформах с углем.

130

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

Сестры Ирлины, 2000 г.

людей и нашли маму, которую потеряли в дороге. В полуразрушенном универмаге на полу нам дали место для ночлега. Ночью сквозь сон мы слышим, как кто-то ходит и говорит: «Кажется, евреи? Кажется, евреи? Хотите супа?» Нам дали котелок. Не передать, какой это был вкусный суп с ржаными галушками. Меня направили работать в бухгалтерию, а сестру — работать с детьми. Мама устроилась уборщицей в том же общежитии, где мы жили. Условия были плохие, но мы уже не голодали. Мы все тяжело болели туляремией. Все источники были заражены мышами. Вода была с мазутом, трупы еще плавали. Воду сначала даже негде было кипятить, потом ставили во дворе ЖКХ огромный чан и в нем кипятили для всех работников. Многие умерли от болезней и недоедания».

удалось достать, но ответа мы так и не получили. Забрал ли он с собой сына или тот погиб вместе с матерью, так и осталось тайной. Вторая сестра, Галя, тоже погибла в Могилеве в годы войны. Еще один брат отца, дядя Исаак, ушел на фронт, воевал, остался жив и умер в 50 лет в Москве. Он работал последнее время в Министерстве сельского хозяйства. Первая семья у него погибла. Самый младший брат Давид был ранен под Сталинградом, попал в госпиталь в Саратов. После госпиталя дядю Давида снова отправили на фронт, где он погиб. Его могилу мы нашли только в 50-х годах. Еще был один брат, Гриша, которого расстреляли фашисты здесь, в Могилеве, вместе с дедом, бабушкой и сестрами. Почему многие родственники не уехали в эвакуацию, трудно сказать, наверное, верили, что все обойдется. Дедушкин брат Авель говорил: «Не надо никуда уезжать от немцев. Зачем? Вот в 1914 году тоже были немцы, они же нас не трогали». Когда началась война, папу призвали в воинскую часть, которая находилась рядом с детдомом, и назначили начпродом. Вместо него директором детдома стала Соркина. Она взяла на себя всю

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гришиной Евгении Ефимовны (р. 1936) «Мой папа, Хаим Вульфович Кацман (брат Михаила Вульфовича Кацмана, см. выше — А.Л.), родился в 1906 г. в местечке Сухари. Потом дедушка Велвел с бабушкой Леей переехали в Тишовку, а перед самой войной папа забрал их в Могилев. Здесь они и погибли в годы войны. У папы было много братьев и сестер. Дядя Абрам, очень талантливый человек, умер от рака еще до войны. Было две сестры — Рая и Галя. Рая была замужем за русским. Все были против этого брака, но мама приютила эту семью у нас дома. После войны маме сказали, что муж выдал Раю фашистам, а сам уехал куда-то в Прибалтику, прихватив наши вещи. Было ли это правдой, мы точно не знаем. Мама писала по тому адресу, который

Давид Кацман. Фото 1949 г. из семейного архива Гришиной-Кацман Е.Е.

131

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Родители Жени Кацман — Белла и Хаим Кацманы. Фото 1939 г. из семейного архива Гришиной-Кацман Е.Е.

тяжесть эвакуации. Нас со всем детским домом перевезли в деревню Махово. Папа еще уговаривал дядю Мишу, чтобы он тоже двух своих детей отдал в детский дом. Но его жена Фаня детей не отдала, и они погибли в Могилеве. Мы в последний раз в Махово отца и видели. Я его помню в военной форме с планшеткой. Здесь мы попрощались, и он уехал назад в Могилев. Нас, детей, было четверо. С нами была и мамина сестра Люба. Она, когда приехал папа, предложила съездить с ним в Могилев, привезти оттуда хоть какие-нибудь вещи. Так они с папой и уехали. В это время начался налет немцев, который я очень хорошо запомнила. Помню, что мы купались в речке, когда над нами начали кружиться самолеты. Нас начали хватать и нести к школе, где мы жили. Откуда-то появились грузовые машины, куда мы загрузились. Они повезли нас на вокзал и перегрузили в эшелон. Так что когда в Махово вернулись мама с тетей, нас здесь уже не было. Потом уже мама рассказала о том, что было с ними в Могилеве. Они грузили наши вещи на телегу. Тетя Люба, которая по профессии была парикмахером, сказала, что инструменты она будет держать всегда при себе, и на эту телегу не положила. Одним словом, все вещи они сложили в телегу, а сами сели в грузовик от воинской части, где служил папа. С ними были еще воспитательница Люся Станиславовна и заведующая Анна Ивановна Пшенка. Когда они собирались уезжать, началась

132

бомбежка. Телега с вещами пропала, а они (мама в одном платье), как были, приехали в Махово и оказались в пустой школе. Так начались долгие наши поиски. Они следовали буквально по пятам за нами, но всегда детдом успевали отправить со станции буквально перед их приездом. Мы уже ехали в товарных вагонах, когда начался налет. Старший брат схватил меня на руки, а средний — меньшего и бросились в кювет. Когда бомбежка закончилась, возвратились назад. Ехали, конечно, очень тяжело, без еды и питья. Но довезли до Саратова, где поселились в каком-то пионерском лагере. Мы уже свыклись с мыслью, что остались сиротами. Младший Абраша (ему было чуть меньше двух) все время болел, часто лежал в изоляторе. Старший же брат меня часто обманывал, приходил ко мне и говорил: «Женя! Мама приехала!» Я срывалась, бежала, но это оказывалось неправдой. Но однажды летом, когда он опять сказал, что приехала мама, я ответила: «Ай, не выдумывай! Опять обманываешь». Я только помыла ноги перед сном и решила никуда не ходить. А он не больно-то меня и уговаривал, убежал. Мне стало не по себе. Я все же поднялась и побежала за ним. И вот идет Люся Станиславовна, Анна Ивановна Пшенка, мама и тетя Люба. Навстречу им бегут Додик с Семой, и сзади я. Для нас это было, конечно, непередаваемое счастье. А мама спрашивает: «Где же младшенький?» Мы сказали, что он в изоляторе. А они нам поведали, как нас догоняли. Перед тем как найти нас, они устроились на работу в колхоз «Бенкендорф», невдалеке от Саратова. Так что нас с Абрашей мама забрала, а старших оставила в детдоме. Но долго они там не остались — к началу учебного года их забрали. Тетя Люба стала жить с дядей Федей Деревянко, очень добрым человеком. Семья его тоже погибла где-то при бомбежке. Дядя Федя работал бригадиром. У него в бригаде и работали мама, тетя Люба и мамина старшая сестра тетя Мера с дочерью, которые совершенно случайно попали в эвакуации тоже сюда. Тетя Мера, как самая грамотная, стала заведующей, а мама с тетей Любой ходили на работы в колхоз. Так мы и жили на хуторе из двух домов. Ближе к концу 1942 г. дядю Федю все же забрали на фронт. И он, когда уезжал, сказал, что нам здесь без него оставаться нельзя. Он понимал, что без защиты одним еврейским женщинам в окружении немцев (Поволжья — А.Л.) оставаться небезопасно. И нам пришлось, хоть это было очень тяжело, оставлять в очередной раз обжитое место и переезжать в Марксштадт. Тетя хотела забрать корову, но ей ее не отдавали. Она умоляла, просила: «У меня четверо детей. Чем мне их кормить?» В конце концов, она решила: «Пусть меня судят, но корову я заберу с собой». Так и поступила. В Марксштадте мы жили в деревянном доме. С нами же жили три белорусских женщины — Таня, Маня и Ева. Позже они ушли

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

на фронт медсестрами, и мы с ними встретились уже после войны. Еще жила женщина-еврейка с талантливым сыном-музыкантом, которого забрали на фронт, и при нас она получила на него похоронку. Когда фашисты подошли к Сталинграду, поступил приказ Сталина: в 24 часа выселить всех немцев из этого района. Мы тогда переселились в освободившийся дом, где горела еще печка старых хозяев. Вообще, картина была ужасная: ходили беспризорные козы, куры и все хватали, кто что мог. Сема ходил в ремесленное училище, Додик — в школу. Я переболела очень тяжело корью. Абраша тоже тяжело болел. Где-то в 1943 г., когда мама получила уже извещение о том, что папа пропал без вести, к нам в Белла Кацман с сыном Семеном. Марксштадт приехал на побывку в Фото 1959 г. из семейного архива Гришиной-Кацман Е.Е. отпуск муж тети Меры дядя Вася Сачивко. Я как сейчас помню этот эпизод, когда Ну, а нас троих, меня и старших братьев, отАбраша сидит на руках у дяди Васи и говорит: дали тогда в детский дом в Хивах. Это практически «Дядя Вася, моего папы нет, а ты будешь моим был приют для беспризорных. Спали под открыпапой?» Он ответил: «Конечно, буду». Но, к нашему тым небом, кормили из глиняных мисок, ложек не горю, он умер вскоре после тяжелого ранения. было. Часто я просто не могла удержать эту миску Мама узнала, что наша бабушка (ее мама) со в руках, она падала, и я оставалась голодной. своим вторым мужем Зеликом Зеликовым и его Свободное время проводили на базаре, собирали, детьми находится в Средней Азии в Ургенче. точнее сказать, попросту воровали у узбеков фрукКто и как познакомил бабушку со вдовцом ты, чтобы хоть что-то поесть. Мои братья решили Зеликом Зеликовым, я не знаю. А у него уже бежать к маме в Ургенч. Это где-то 40 км от Хив. в то время было, по-моему, пятеро детей. Уже с Так и сделали. бабушкой у них родились две двойни. Вот все эти Но их опять отправили в детдом. Потом они дети с бабушкой и ее мужем находились в эвакуаеще раз, уже официально, отпросились, но тогда ции в городе Ургенче. И мы решили ехать туда. я уже сказала, что одна здесь не останусь: «Не Начали готовить документы на выезд. Немцы возьмете с собой — убегу!» Помню, что недалеко от подходили к Сталинграду, мы уже видели сами детдома находилось озеро, и они сказали, что будут немецкие самолеты. ждать меня там. Ведь меня с ними не отпустили. Помню, что плыли на барже по Аральскому Но я была очень упрямая и сказала, что я уйду с морю. Мы с Абрашей держались за руки и пели ними. Вот мы шли все 40 километров пешком, по жаре, целый день. Додик чуть не утонул в арыке, песни, и раненые, которых было много на барже, тоже было приключение. Но, в конце концов, все давали нам за это поесть. И вот наш умница Абраже дошли. ша говорит тете Любе: «Тетя Любаша! Посмотри, У меня никаких сил не было, и сразу легла какие они все заросшие. Ты меня постриги, и они на циновку в углу. Никого дома не было. Мама тебя тоже будут просить постричься. Только ты сторожила где-то хлопок, а тетя подрабатывала деньги не бери, а попроси покушать». Так тетя и парикмахером в больнице. Когда тетя вернулась, сделала, и действительно, за счет этого мы смогли то воскликнула: «Вы опять здесь!» А ребята говопродержаться. В конце концов попали в Ургенч. рят: «И Женя тут». Тетя начала меня искать. Это Жизнь там была очень трудной. Абраша слабел оказалось не так просто. Я была как маленький на глазах. Его положили в больницу. Одна врач, скелетик: кожа и кости. Она, когда увидела меня, русская, очень хотела его спасти. Она говорила: заплакала и сказала: «Никуда больше вас не от«Я здесь работаю очень много лет, но такого крадам. Если умирать будем, то все вместе». Так мы сивого и умного ребенка вижу впервые». И вот остались в Ургенче. Мальчики пошли в школу, этот гениальный ребенок умер в Узбекистане и а меня отправили в санаторий. Как только мы там был похоронен. Мне кажется, что если бы он узнали, что освободился Могилев, решили возостался жив, то смог бы прославить наш род и вратиться. нашу страну.

133

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

В родной город мы приехали в августе 1944 г. Здесь мы узнали, что Гражданская улица вся разрушена. Дом, где мы жили, тоже не сохранился. К счастью, мы встретили брата отца — дядю Мишу. Его семья погибла в Могилеве. Дядя Миша рассказывал нам о своей последней встрече с отцом. Встретились они перед мостом через Днепр. Дядя Миша предложил ему уходить с ним в партизаны. Но папа сказал, что пока светает, он съездит в детский дом на Березовской, возьмет хоть какие-то вещи и обязательно вернется. Они его ждали до рассвета, дальше ждать было уже невозможно, и они ушли без него. Больше папу он уже не видел. В военкомате после возвращения нам дали бумагу, что он пропал без вести. А что стало с ним на самом деле, точно уже не может сказать никто. Маме в обкоме партии намекнули, что выдал папу фашистам его завхоз по детскому дому. Правда ли это была, мы не знаем. Но то, что мы нашли у завхоза после войны свой самовар, — точно. Говорили еще, что видели отца в гетто со звездой на спине, что видели его труп в районе театра, что он ушел в лес, но его убил какой-то полицай, что он сидел в лагере, где сейчас мемориал на проспекте Шмидта. Он так и не вернулся, хотя мама еще долго на это надеялась».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Голод (Симановской) Раисы Львовны (р. 1929) «Когда началась война, со стороны Минска шли потоки беженцев. Люди были босые, голые, оборванные. В наших домах были большие сады. Там они останавливались отдохнуть. Мы им помогали, чем могли. Во время первых бомбежек мы отсиживались в овраге возле труболитейного завода. Потом мы с мамой и коровой пошли в деревню Мосток. Помню, когда нас переправляли через Днепр на пароме, крестьяне кричали паромщику: «Куда ты везешь этих жидов? Их надо кинуть в Днепр». Это было очень страшно. Я так и представляла, как нас кидают в Днепр, и мы тонем. Тогда мы так никуда и не эвакуировались, вернулись в Могилев. Папа в то время работал столяром на труболитейном заводе, с заводом нам и удалось эвакуироваться 4 июля 1941 г. одним из последних эшелонов».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гозман Миры Нисанелевны (р. 1934) «Перед глазами стоит картина: у дома остановился извозчик, выскочил мой старший брат Нема (Вениамин) Грабовщинер (1927 г.р., он окончил школу № 1 на «отлично» и поступил в 1940 г. в Ленинградский университет на географический

134

Мира Нисанелевна Гозман, дочь Нисанеля Грабовщинера

факультет), попросил заплатить и уехал, сказав, что скоро вернется. Больше мы его не видели. В это же время ему пришла повестка явиться в Ленинградский военкомат. Когда мы эвакуировались, то в январе 1942 г. получили от него единственное письмо. Он пропал без вести в феврале 1942 г. Отец Нисанель был очень умным человеком и хорошо разбирался в политике. Когда началась война, он сказал: «У Гитлера мы не останемся». Мы тогда снимали половину деревянного дома около школы № 4 на 1-м Кузнецком переулке у хозяев, тоже евреев. Наши родственники решили, что если будут бомбить, то центр, и все пришли к нам. Очень хорошо помню, что нас, детей, уложили спать, папу забрали рыть окопы, а сестра отправилась на дежурство — гасить зажигательные бомбы. Это было около часа ночи. В это время перед домом взорвалась большая фугасная бомба. Этот фиолетовый свет и сейчас стоит у меня перед глазами. Большой сервант упал прямо посреди комнаты. Дом перекосился, а от веранды остались только доски и торчащие гвозди. (А перед уходом на веранде сидел папа). Среднего брата Гришу засыпало. Как нас вытащили, я не помню. В саду уже были выкопаны окопы, и все, конечно, попрятались туда, а вот обо мне каким-то образом забыли. Стали искать, нашел кто-то из соседей и стал кричать маме: «Алта, не волнуйся, вот твоя дочка». Тогда мы и решили уходить. Где-то папа нашел телегу. 3 июля мы погрузили на нее больных и неходящих, остальные двинулись пешком. И, практически без пожитков, пошли на вокзал. Что там творилось, не передать словами. Теплушку брали с боем. Но все же влезли. Набилось очень

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА...

много народа. Часто нас бомбили, тогда отцепляли вагон, а мы бросались в рожь, если дело было среди поля, потом садились обратно. Молодежь каким-то образом перешла на открытые платформы, ведь было очень тесно. Естественно, и без туалетов тоже. И только помню, что на остановках папа брал бидончик и бегал за водой. Единственное ценное, что у него было, это серебряные карманные часы, так и их украли в этой очереди за водой. Вообще, ехали долго, голодно, тяжело. Дети заболевали и умирали. Приехали мы в Катаф-Ивановск в Челябинской области. Поселили нас в какое-то большое строение типа клуба. Туда приходили местные люди смотреть, кто такие евреи, потому что не очень себе их представляли. Потом мы переселились к какой-то хозяйке. Помню, было очень холодно, под утро вода в ведре замерзала. Вскоре после приезда я заболела скарлатиной, меня забрали в больницу, и мама, чтобы меня не оставлять одну, устроилась туда санитаркой. Однажды я увидела, что мама плачет. Она сказала, что сестра Ася, 1924 г.р., пошла работать на военный завод. Ей сделали подставочку к станку и обучили одной операции. Выпускали снаряды, а работали по 18—20 часов. Их там немного кормили, но сестра все заворачивала и приносила домой. А вообще, голод был ужасный. Мы стали пухнуть, развивалась дистрофия. Но в школу мы ходили и хорошо учились. Наш класс получал переходящее красное знамя за хорошую учебу. И так получилось, что его должен был передавать мой брат мне. Но нам даже не было что одеть. И ему приходилось убегать, снимать свою косоворотку и передавать мне. А морозы были очень сильные. Мне сколотили деревянный ящик, типа рюкзака, за спину. На ногах я носила бурки, а поверх плетеные лапти. Мама ходила в деревянных колодках, и я по звуку шагов слышала, когда она возвращается домой. Если мороз был выше нормы, завод гудел, чтобы мы не шли в школу. Но я все равно шла. Ведь в школе было теплее, там давали стакан чаю с сахарином и 50 граммов хлеба. И я их умудрялась принести домой. Особенно трудно переносил голод папа. Вот еще один эпизод из уральской жизни. Соль выдавали по карточкам. Мама собрала немного соли и понесла ее на базар, чтобы продать и заработать чуть-чуть денег. И как раз в это время была облава, ее схватили как спекулянтку, забрали соль. Для нас это была ужасная катастрофа. Через некоторое время мама, правда, смогла объяснить, что соль была наша, что у нее голодные дети, и соль вернули назад. Младшая сестра мамы, тетя Соня, была врачом, сразу после начала войны ее мобилизовали, и она работала врачом в санитарном поезде. Свой аттестат врача, т. е. фактически свою зарплату, она отсылала нам, и этим мы как-то поддерживались. Тетя Соня выслала нам пропуск в Знаменку на

Украину. И вот мама, папа, я и брат Илья приезжаем в разрушенную Знаменку, а поезд тети уже ушел. Помню, мы, двое оборванных детей, сидели на привокзальной площади, а мама с папой бегали по учреждениям, чтобы как-то устроиться. Багажа у нас никакого не было. К нам подходили военные, спрашивали, что и как. Я, как ребенок, все рассказывала. Меня вели покушать и давали еще с собой, зная, что брат ждет. А брат был гордый и все говорил: «Не бери — мы не нищие». Нас направили в украинское село Собатцы Кировоградской области. От Знаменки это 15 км, и шли мы пешком. Заходили по дороге в дома, и никто никогда не отказывал в еде. Кормили тем, что есть в доме, и даже давали с собой. На полях в это время работали люди, и стояли для еды чаны с украинскими клецками. Мы набрасывались на них, как голодные волки, а потом животы у нас раздувало. В Собатцах мы поселились у хозяйки в глиняной мазанке с соломенной крышей. Топили печь тоже соломой. Пол был из кизяков. У хозяйки было двое детей: мальчик Коля, мой ровесник, и девочка Мария. Девочка эта была от лейтенанта, которого наша хозяйка выхаживала после ранения. Лейтенант уехал на фронт и писал оттуда письма. Хозяйка не умела писать, а мама же моя была хорошо образована. Она писала этому лейтенанту по просьбе хозяйки такие письма, что он был просто без ума. Мама прекрасно знала русскую классическую литературу, еврейскую литературу, даже некоторое время в школе № 12, что в Пожарном переулке, преподавала еврейский язык. Правда, из-за того, что отец был «шейхет», ей пришлось оставить школу (она устроилась продавцом в магазине). В Собатцах папа сторожил скот, мама работала в колхозе. В селе к нам вообще очень хорошо относились. Ни один праздник, ни одни похороны не проходили без нас. Мы всегда были главными гостями. И везде нас угощали. Всегда давали еще и с собой, а на Пасху приносили прямо в дом куличи, крашеные яйца. Тем временем я научилась вязать снопы, ходила на поле пасти коров, зажигала печку. Научилась чистить в доме полы. Для этого их посыпали пометом, а затем соломой. Короче, украинскую жизнь я очень быстро приняла. На Октябрьский праздник я читала стихотворение на украинском языке, а потом пела песню про Зою Космодемьянскую. И тут приходит «голова» — это председатель — и говорит: «Чья это дивчина так гарно спявае?» Папа говорит: «Наша дочка». «Ну, тогда подставляй плечо», — говорит председатель и выписывает нам пуд пшеницы. Так я заработала первую зарплату. А однажды нам из Венгрии от тети Сони пришла посылка. Там были пенал, ручка, тетради, туфельки. А ведь из всего этого особенно обрадовались бумаге, в это время ее здесь не было. (Я писала домашние задания между строк учебников брата.

135

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

А в большие праздники мне давали деньги на покупку одной тетради, и я ее исписывала со всех сторон.) Во всяком случае, собралось все село посмотреть на эту посылку. Я изо всех сил старалась влезть в туфельки, которые мне оказались малы. Кроме этого, в посылке были конфеты-подушечки, которые так спрессовались, что из них образовалась такая большая сладкая подушка. И мы отрезали по кусочку и всех угощали. Брат мой очень хорошо рисовал. Он очень красиво разукрасил мазанку, где мы жили. И еще ему приносили маленькие фотографии погибших родственников, и он рисовал портреты. За это каждый приносил огурцы, кукурузу, булку хлеба или еще что-то. Это было тоже хорошим подспорьем. Пригороды Могилева. Первые дни оккупации. Люди там были замечательные. Если Кадр из немецкой кинохроники 1941 г. бы не они, мы бы не выжили. Федеральный киноархив Германии в Берлине Однажды я пошла на рынок, чтобы купить себе тетрадку. Пионеры, встреже самое. И так — всем. Кто это был? Может, чая кого-нибудь из взрослых, вместо «здравствуй» отдавали салют. Я отдала салют одному старику, а пророк Элияху? Он приходил и в другие вечера. он спрашивает, куда я иду. Я говорю, что на базар. Мы не знали, что и думать, а спрашивать было Он отвечает, что базара сегодня нет, т. к. кончине принято. Любознательными были только долась война. Я прибегаю домой. Кричу: «Мама, носчики. Незадолго до Песах этот человек пришел мама! Война закончилась!» Мы с братом тогда к нам домой и немного рассказал о себе. Исаак водрузили на крышу самодельный красный флаг Зусманович Сандок (мы звали его раби Ицхак) из красной тряпки и колышка. Так мы встретили оказался родом из белорусского города Могилева. День Победы». Он занимал там какой-то пост, и когда началась война, ему дали машину вывозить людей. Он вывез, кого смог, а свою семью не успел: жену и троих ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ детей убили немцы. И вот теперь он один, и ему негде провести Песах. Нам стало неловко: у нас Рава Ицхака Зильбера просто не было еды. Он говорит: — Не беспокойтесь, еду я принесу. «В начале войны у одного казанского житеИ принес мацы и немного мяса и провел у нас ля — не еврея, по фамилии Малахов, наша община первый седер. Ждем его назавтра утром — нет. арендовала помещение. Мы устроили там что-то Ждем на второй седер — опять не пришел. Мы вроде синагоги и молились. Каждый вечер мы с стали беспокоиться — не случилось ли чего? Потом отцом приходили туда и с девяти до одиннадцати узнали. Работая мельником, раби Ицхак собирал учили в уголке Тору. А на скамьях лежали больмучную пыль, которая браковалась и в дело не ные люди, беженцы из разных городов, которым шла. Пыли было много, и он выпекал из нее хлеб, негде было ночевать, кроме как в синагоге. И все строго по еврейским правилам и отделяя халу голодные. Мы бы дали им хлеба, но у самих не (долю от теста). Этот хлеб раби Ицхак раздавал было. В тот вечер в синагоге находились одинлюдям. Многие богатели на мельничном деле, надцать беженцев, все лежачие больные. Где-то но раби Ицхак остался бедняком — все раздавал. после десяти входит высокий худой человек, берет Разузнав, кто нуждается, он так же, как к нам, сидур (молитвенник) и читает вечернюю молитву. зашел еще в четыре-пять мест: приносил еду. У Помолившись, незнакомец оглядывается вокруг нас он был на первом седере, у кого-то — утром, и выходит. Минут через двадцать возвращается у кого-то — во второй день праздника. Это был с буханкой хлеба в руках. Килограмма два хлеба, не меньше. Целое состояние по тем временам! необыкновенный человек. Каждый год 24 ава Подходит к одному лежащему, протягивает ему я отмечаю его йорцайт (идиш — год смерти — буханку и пятьдесят рублей (столько стоил тогда А.Л.)» (Рав И.З. Получилось, что я стал расскакилограмм картошки). Уходит, опять возвращазывать... // Иерусалимский журнал. — 2001. — ется через двадцать минут — и второму дает то № 9).

Гетто Могилева — между жизнью и смертью Вернемся снова в оккупированный Могилев первых месяцев войны. Десятки тысяч рядовых жителей города, не желающих эвакуироваться или не имеющих такой возможности, оказались в совершенно непривычной для себя ситуации. Они жили в своих домах, на своей земле, но это была уже не их страна и совершенно иные законы. Еще страшнее была неопределенность, ужасные слухи, все чаще превращающиеся в реальность. В секретном приложении к плану «Барбаросса» (схема военной агрессии против СССР), которое Гитлер адресовал Гиммлеру, говорилось: «Рейхсфюрер СС получает во время военных действий и осуществляет по поручению фюрера «специальные задачи». Под этими «задачами» имелось в виду истребление евреев СССР. Ведомство Гиммлера, в свою очередь, разработало особую программу уничтожения евреев, в том числе и в Белоруссии. Таким образом, на оккупированных территориях Советского Союза немецкая политика массовых убийств евреев перешла в политику полного их истребления. Территория Белоруссии была расчленена на несколько зон. Практически половина населения республики оказалась в зоне тылового района группы армий «Центр». Сюда вошла и Могилевская область. Расчленение Белоруссии на зоны предопределило различные темпы уничтожения жителей различных регионов. Восточная часть республики оказалась в военной зоне оккупации, и «еврейский вопрос» здесь был решен гитлеровцами уже к началу 1942 г. Изучение Холокоста на территории Советского Союза в годы советской власти было практически под запретом, и его исследования начали проводиться болееменее последовательно лишь в последние 10—15 лет. Мы же, приступая к этой трагической странице в истории могилевского еврейства, обратимся в первую очередь к авторитетным исследователям этой темы — германским историкам Кристиану Герлаху и Гетцу Али и израильскому историку Даниилу Романовскому, в работах которых могилевской теме уделено особое место. Особое задание звучало так: «уничтожение всех евреев» Выдержки из книги Кристиана Герлаха «Просчитанные убийства: немецкая экономическая политика и политика уничтожения в Беларуси в 1941—1944 гг.» (Гамбург: Изд-во «Гамбургер Эдицион», 1999). В момент нападения (на Советский Союз — А.Л.) группа войск «Центр», укрепленная тремя генерал-фельдмаршалами, столкнулась с ничего не ожидавшими пограничными войсками и частями Красной Армии, не имевшими сильного руководства. Большое количество советских самолетов не было замаскировано, они были уничтожены на аэродромах. В результате быстрых бросков 2-й и 3-й танковым группам удалось занять Брест (22 июня), Гродно (23-го), Вильно (24-го), Барановичи (25-го), Белосток (27-го), Минск (28-го), Бобруйск, Рогачев и Борисов (29 и 30 июня). 28 июня они соединились к востоку от Минска. В ночь на 26 июня белорусское правительство и Центральный Комитет Коммунистической партии Белоруссии перебрались в Могилев, позже — в Гомель.

Немецким войскам удалось взять в свои руки лишь пространство до Днепра и Двины. 27 июня советский штаб отдал приказ о создании линии обороны Днепр — Двина. Быстро созданные части народного ополчения поддерживали Красную Армию, прежде всего, во время обороны Гомеля и Могилева. Особенно впечатляет пример Могилева: бои за город, в котором был введен строгий военный режим, половина населения которого была эвакуирована и который по приказу Сталина от 16 июля нужно было удерживать до последнего, продолжались с 10 по 24 июля... Население многих городов, прежде всего крупных (Минск, Витебск, Смоленск, Гомель, Могилев), сильно сократилось практически одновременно с приходом немцев. Причины этого — бегство на восток или в деревни, эвакуация, разрушение жилья, гибель во время бомбежек и в результате акций террора. Вот сравнительные данные о численности населения в Могилеве в разные годы: 1926 г. — 50 222 чел. 1939 г. — 99 440 чел.

137

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

создание гетто. А если уж было необходимо что-то 1941 г. (перед началом войны) — 110 000— произвести, то пусть лучше этим занимались бы 113 000 чел. менее способные к саботажу неевреи. 1942 г., май — 47 600 чел. Немецкие оккупационные власти стремились 1942 г., ноябрь — 39 450 чел. не только ограничить и контролировать передви1942—1943 гг. — 40 000 чел. жение населения, но и поставить под свой полный 1944 г., февраль — 15 000 чел. контроль места проживания жителей. Средством В момент освобождения — 10 000 чел. для достижения этой цели была крайне строгая ...По всей видимости, органы гражданской и регистрация. Сразу после вхождения оккупационвоенной администрации проводили осознанную ных войск при участии айнзацгруппы В (айнзацполитику планирования городского населения. группы А, В, С и D — специальные подразделения Отделом планирования пространства в рейхскоСС, созданные в мае 1941 г. с целью уничтожения миссариате по вопросам восточных территорий советских граждан с помощью вермахта и войск «Остланд» был разработан территориальный СС. — Прим. перев.) были составлены новые проект Белоруссии от 17 ноября 1942 г., согласно регистрационные списки жителей и созданы рекоторому в крупных городах ее планировалось гистрационные службы. поселить от 10 до 50 тыс. немцев. Эти цифры не У входа во все городские и сельские дома имели под собой реальной почвы. Одновременно должны были располагаться щиты со списками этот проект устанавливал численность белорусвсех жильцов. Нарушение порядка регистрации ского населения в городах: в Минске — 100 тыс., жестоко каралось, укрывание иногородних накаГомеле, Могилеве и Бобруйске — по 50 тыс., Визывалось лишением продовольственных карточек, тебске — 40 тыс., Полоцке — 25 тыс., в Гродно, тюрьмой, лагерем или смертью. Барановичах и Орше — по 20 тыс. и т. д. Это уже Особо важной мерой, в большинстве случаев не было фантазией, а довольно точно соответствоявлявшейся одной из первых антиеврейских мер, вало числу жителей в 1942 г., которое тогда явно было принудительное ношение опознавательных поддерживалось на одном уровне. меток, которое, помимо дискриминации, служило Единственное решение проблемы с жильем для того, чтобы помешать евреям укрываться и заключалось, как представлялось немецким власчтобы отличать их от нееврейского населения во тям, в уплотнении населения, в особенности евревремя террористических акций. Эта мера была ев, и — как будет показано далее — в их массовом предпринята еще до введения еврейской звезды убийстве. Во многих источниках и сообщениях гов рейхе. ворится о переселении, в частности, евреев, и часто В Белоруссии эта мера была введена в разво взаимосвязи с вселением немецких войск. ных местах в разное время; поначалу это были Создание гетто преследовало несколько целей. белые нарукавные повязки со звездой Давида Основной было, согласно источникам, решение или желтые повязки, затем, по различным прижилищной проблемы в очень сильно разрушенных чинам, в частности, из-за риска перепутать евреев городах. ...Вторая цель — возможность значительно сократить нормы питания евреев. Полевая комендатура и городская управа Минска запретили крестьянам продавать продукты евреям, такое же решение было принято городской управой Могилева. В-третьих, создание гетто было нацелено не на то, чтобы привлечь евреев в качестве рабочей силы, как часто предполагают (для этого не нужны были гетто, достаточно одного юденрата — еврейского совета), а на то, чтобы исключить их из производственного процесса. Евреи, по сообщению капитана Никеска, якобы требовали слишком много материалов и сбывали их в обмен на продукОдной из первых антиеврейских мер, введенных гитлеровцами ты. ...Необходимо было остав Могилеве, было принудительное ношение опознавательных меток новить промышленное произв виде звезды Давида. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального водство, для этого и служило архива Германии № 101/138/1083/5

138

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

с белорусскими полицейскими, также носившими нарукавные повязки, они были заменены желтой еврейской нашивкой, которую многие евреи называли «латкой», или же, в отдельных случаях, и как временная мера, желтой еврейской звездой — фантазии местных войск и военных властей не было предела. По сообщениям одного немецкого штабного офицера от 1 августа 1941 г., а также согласно протоколу допроса обвиняемого Георга Френцеля от 16 июня 1970 г., могилевские евреи носили звезду Давида уже через несколько дней после завоевания города немцами (25 июля); помечать евреев в Могилеве начали после того, как они стали скрываться в деревнях. Чреват последствиями для евреев (как уже было видно — А.Л.) оказался запрет на торговлю. Это явилось чувствительным ударом особенно из-за того, что была запрещена не только ремесленная торговля (одна из первых антиеврейских мер), но и покупка продуктов (об этом свидетельствует, в частности, решение городской управы Могилева). Как утверждал на допросе 22 декабря 1945 г. бывший командир полка 15-й пехотной дивизии Павел Бруно, облавы на коммунистов, евреев и других гражданских лиц в Могилеве проводилась уже между 28 и 30 июля, сразу после боев, в которых участвовали и батальоны народного ополчения. Это были спонтанные антисемитские выступления, жестокие, организованные акции запугивания, но они еще не достигли масштабов кровавых боен, которые позже устраивали айнзатцгруппа В, полицейские батальоны или 707-я пехотная дивизия вермахта. В июне и июле 1941 г. основными исполнителями убийства евреев в Белоруссии были части СС и полиции. В сентябре, а может быть еще в августе 1941 г., начальник айнзацгруппы В, а позже начальник имперского управления уголовной полиции Небе приказал айнзацкоммандо-8 провести в Могилеве опыты по умерщвлению психически больных людей посредством газа и взрывчатых веществ. По словам директора могилевской клиники, в ходе этих опытов за 13 часов одного дня было умерщвлено от 500 до 600 больных — все «неработоспособные», среди них и евреи — путем подачи в герметично закрытое помещение через шланги выхлопных газов от нескольких легковых и грузовых автомобилей. Эта акция произошла после 3 сентября, а обсуждение результатов... — 17 сентября в Смоленске (подробнее см. ниже — А.Л.). Технология убийства, опробованная в Минске и Могилеве, способствовала разработке машин-душегубок. По окончании войны в берлинской квартире Небе была найдена фотопленка с кадрами, пожалуй, единственными в своем роде, запечатлевшими умерщвление в газовой камере (возможно, это был эксперимент по умерщвлению в Могилеве).

Предполагается, что вначале все евреи должны были по приказу вермахта перебраться в городской квартал Подниколье, однако приказу подчинились не все. В сентябре еврейский совет старейшин якобы обратился в белорусскую городскую управу с просьбой определить под гетто другую территорию, т. к. в указанном районе было мало места. Управа направила жалобу начальнику айнзацкоммандо-8 (оперативный отряд, подразделение айнзацгруппы) доктору Брадфишу, который осмотрел два других района и назначил место для гетто у моста через Дубровенку. Издание приказа и само сооружение гетто он предоставил белорусской городской управе. Приказ был оглашен лишь за неделю до акции, 2 октября. 30 сентября старое гетто было уже закрыто и переведено на новое место. Вряд ли можно предполагать, что гетто должно было строиться на долгое время... Видимо, карательным подразделениям предварительное создание гетто казалось неизбежным для полного уничтожения евреев. Уже в день переселения отряд айнзацкоммандо-8 расстрелял 22 еврея, которые хотели уклониться от перевода, еще 152 человека были расстреляны по той же причине в другие, неизвестные нам дни, и 683 (из них, по меньшей мере, 337 — женщины) — в сентябре, но под другим предлогом. Фон Шенкендорф, главнокомандующий тыла группы армий «Центр», назначил на 24—26 сентября в Могилеве своеобразный семинар по борьбе с партизанами, на котором был распространен тезис о том, что евреи связаны с партизанами. ...25 сентября в деревне Княжицы было проведено показательное «учение», во время которого служащими айнзацкоммандо-8 и 322-го полицейского батальона на глазах у всех было застрелено примерно 26—30 евреев и несколько якобы подозрительных лиц и чужаков. ...Через неделю после семинара начались самые зловещие акции по уничтожению евреев в Могилеве, являвшемся местом пребывания главнокомандующего фон Шенкендорфа. Еще один момент, касающийся уничтожения евреев, крайне примечателен — это дата. Начало тотального уничтожения евреев на востоке Белоруссии пришлось на 2 октября 1941 г. — день, на который группа армий «Центр» запланировала крупномасштабное наступление на Москву (операция «Тайфун»). Айнзацгруппа В была осведомлена о сроке запланированного наступления и уже готовила продвижение своих спецотрядов зондеркоммандо; таким образом, выбор даты был не случайным. Можно было бы предположить, что и отряды айнзацкоммандо последуют за армией с новыми заданиями, но этого не случилось. Эта роль скорее предназначалась, как видно, для... полицейских батальонов. ...Лишь после взятия Москвы айнзацкоммандо должны были быть «освобождены», чтобы контролировать перегон населения в «ссыльные лагеря» на трех контрольно-пропускных пунктах в кольце вокруг

139

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

акции были айнзацкоммандо-8, полицейские батальоны 316-й и 322-й, украинский 51-й охранный батальон, служащие штаба СС и полицайфюрера, службы СС и полицайштандартенфюрера, а также полицейский отряд «Вальденбург» (названный позднее «Могилев»). 65 человек были расстреляны 322-м полицейским батальоном 2 октября во время выдворения из гетто, остальные — 2208 задержанных, которых всю ночь продержали на территории автозавода им. Димитрова — были убиты на следующий день. До настоящего времени было не принято описывать массовые убийства и жестокость во всех подробностях. События происходили известным образом, их повторение добавит мало нового. Показания бывших участников тех событий в ходе юридических процессов, положенные в основу исследований, проникнуты ложью и желанием обелить себя, убедить всех, что убийцы убивали якобы против воли. Тем большее значение приобретают те редкие свидетельства, написанные в дни злодеяний, в которых участники открыто описывают свои чувства и свою удовлетворенность. Одним из таких свидетельств являются письма в то время 36-летнего полицайсекретаря из Вены Вальтера Маттнера, написанные из Могилева жене: 2 октября: «[...] и я записались на завтрашнюю спецакцию. ...Завтра у меня впервые будет случай попользоваться моим пистолетом. Я беру с собой 28 патронов. Может, этого и не хватит. ...Это будут 1200 евреев, которых Акция-облава на улицах города. стало слишком много в городе и Фото из фондов Музея истории Могилева которые должны быть убиты. Когда приеду домой, будет о чем рассказать. Но на сегодня хватит, иначе ты поТаким образом, Могилев стал одним из отдумаешь, что я кровожадный». правных пунктов уничтожения евреев, своего 5 октября: «Позавчера я опять присутстворода стартовым сигналом для уничтожения всех вал при массовй смерти. Когда подошли первые евреев в тылу группы армий «Центр». Расстрел машины [с жертвами], у меня немного дрожала 2273 еврейских мужчин, женщин и детей в Морука, но потом привык. На десятой машине я гилеве состоялся 2 и 3 октября 1941 г. Хотя это прицеливался уже спокойно и уверенно стрелял были не все евреи, а лишь третья их часть от 7000, по многим женщинам, детям и младенцам. Я оставшихся в городе (из 19 тысяч до войны — часть помнил о том, что у меня самого дома двое млабыла эвакуирована Советами), но с этих дней наденцев, с которыми эти банды поступили бы так чались беспрерывные кровавые бойни, первая же же, если не в десять раз хуже. Смерть, которую запечатлелась в памяти ее участников своей особой мы им дали, была красивой, короткой смертью, жестокостью сильнее, чем любая другая. Приказ к если сравнить с адскими муками тысяч и тысяч началу акции в Могилеве отдал один из высших в тюрьмах ГПУ. Младенцы летели по воздуху эсэсовских и полицейских чинов Бах-Зелевски, большой дугой, и мы отстреливали их на лету, хотя руководству белорусской городской управы прежде чем они падали в яму и в воду. Долой это инициатором представлялся Брадфиш, ставка отродье, которое втянуло в войну всю Европу которого тоже находилась в городе. Участниками Москвы. Даже если не учитывать совпадение во времени, символическое значение которого можно интерпретировать как угодно, очевидно, что в начале октября айнзацкоммандо явно имели особое задание, которое было настолько важным, что они остались в местах своей дислокации в тылу. Это особое задание звучало так: уничтожение всех евреев. Это касалось, прежде всего, подразделения айнзацкоммандо-8, которое самостоятельно и почти без помощи белорусской полиции проводило большую часть акций уничтожения в городах, в то время как части айнзацкоммандо-9 после ликвидации гетто в Витебске последовали за армией, как и большинство полицейских батальонов... Айнзацкоммандо-8 в последующие два года оставалась в Могилеве фактически в качестве стационарной службы.

140

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

и теперь разжигает войну и ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ в Америке. ...Правду сказал Гитлер, который перед началом войны говорил: «Если евреи Плоткиной Тамары Яковлевны думают, что смогут еще раз (р. 1933) развязать войну в Европе, то это будет не победа, а конец ев«Я помню первые месяцы войны. Хорошо осталось в памяти, реев в Европе». ...Вот дьявол! Я как гнали колонны военнопленных в самые первые дни войны к еще никогда не видел так много мясокомбинату. Они шли во всю ширину улицы Луполово. Там крови, дерьма и мяса. Теперь я были люди всех национальностей, и раненые, и побитые. Народ понимаю, что значат слова бросал им кто что мог покушать. Немцы отгоняли. Еду бросали «опьянение кровью». ...М. снова просто в толпу. стал беднее на число с тремя На Луполово, ближе к мосту, было много еврейских деревяннулями. ...Я уже, собственно, ных частных домов. Я видела в окошко, как приезжали закрытые рад, и многие здесь говорят, и открытые машины. Из домов выводили людей. Стояли немцы что когда мы вернемся на ров форме. Брали с собой, что могли собрать из одежды. У кого дину, настанет очередь наших евреев. Ну, всего не расскажешь. сумочки, у кого чемоданчики, у кого просто сверточки». Хватит об этом, когда вернусь домой, расскажу больше». Разумеется, когда после войны, в 1947 г., МатК массовому убийству 19 октября отнотнера допрашивали, он заявил, что стрелял только сят и замечание: «Большую часть созданного потому, что ему приходилось изображать рвение. айнзацкоммандо-8 гетто можно снова передать Остается неясным, все ли 7000 узников гетто в распоряжение городской управы, т. к. после были переведены на территорию завода им. Дипоследних акций Могилев можно считать почти митрова 2 октября, как утверждает большинство, свободным от евреев». или же вторая половина гетто была «освобождена» …В восточной части Белоруссии потребность к 19 октября, во время проведения второй акции в еврейской рабочей силе из-за сильного разрушепо уничтожению. В тот день айнзацкоммандо-8, ния и демонтажа промышленных предприятий 316-й полицейский батальон и украинцы уничи энергетических мощностей, а также в связи с тожили 3726 еврейских мужчин, женщин и незначительной экономической заинтересовандетей. Приказ и тут отдавал, видимо, Бах-Зелевностью немцев была почти равна нулю; может ски. После этого оставалось менее 1000 евреев, быть, здесь евреи требовались еще меньше, чем рабочих-специалистов и часть их семей, которые где-либо еще в Европе, завоеванной немцами. должны были жить в образованном в то же время Это привело к почти полному уничтожению (29 сентября или 3 октября) трудовом лагере, евреев в этих районах в последние три месяца располагавшемся на территории завода им. Ди1941 г.; небольшая часть оставшихся в живых митрова, поблизости от служебного помещения были убиты главным образом в начале 1942 г. высшего СС и полицайфюрера. Многие документы Так, когда в Могилеве — в городе с 50-тысячным свидетельствуют о том, что Гиммлер не присутнаселением — в октябре 1941 г. в результате двух ствовал в Могилеве на расстрелах 2 и 3 октября кровавых акций было убито 6000 евреев, всего 1941 г., он прибыл в город лишь между 23 и было занято 3000 рабочих. В то же время в августе 25 октября. В любом случае, в первый день пре1942 г. (проблемы с занятостью появились уже бывания Гиммлера в городе состоялся расстрел, весной 1942 г.) там уже было 9000, в октябре — во время которого 23 октября было расстреляно 12 000 рабочих. 279 евреев из трудового лагеря. Но ликвидация ....На примере Могилева видно следующее: гетто началась не во время его визита, наоборот, 1) В октябре 1941 г. немцы думали, что евреи Бах-Зелевски хотел, видимо, закончить ее еще им не понадобятся, видимо, полагая, что евреи не раньше (19), так сказать, в честь рейхсфюрера. имеют экономического значения. Уже 5 октября в Могилеве и его окрестно2) Год спустя, после некоторого оживления стях евреям было запрещено заниматься любой экономики (в Могилеве был создан, в частности, деятельностью вне трудовых колонн. А в лагере вагоноремонтный завод), немцам, возможно и попродолжали расстреливать людей: 15 октября надобились бы евреи, т. к. потребность в рабочей расстреляли 83, 23 октября — 279, в декабре еще силе возросла. 160 и вне лагеря — 127 евреев, поэтому общее 3) Но и без евреев немцам до осени 1942 г. число еврейских жертв в городе составляло в удалось за 12 месяцев увеличить число рабочих в 1941 г. не менее 7500 человек. Отряду саперов Могилеве в 4 раза. 973-го стрелкового батальона иногда приходилось Чтобы воспрепятствовать оттоку рабочих готовить рвы для расстрелянных в мерзлой земле сил, оккупационные органы уже с 1942 г. стали с помощью взрывов. сооружать принудительные трудовые лагеря.

141

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

были переведены в Могилев из Слонима, вернулись же позднее только двое или четверо. Большой лагерь смерти, Мильто Галины Николаевны созданный в конце сентября — (р. 1932) начале октября 1941 г. в Могилеве и задуманный как за«В 1941 году мне было 9 лет. Мы жили недалеко от современродыш лагеря-пропускника и ной гостиницы «Могилев». Как-то я проснулась от пронзительлагеря уничтожения людей из ного крика. На дороге стояли открытые машины-студебеккеры. разных стран, был расширен поВозле одной из машин — высокая женщина, вся в белом. Она сле посещения его Гиммлером кричит: «Майн киндер! Майн киндер!» Ребенок, наверное, уже в 23 октября 1941 г. До 1943 г. там другой машине. Соседские женщины потом рассказывали, что находилось разное число узнивсех их расстреляли в Печерске. ков из Могилевского региона и, Помню, как по Минскому шоссе эсэсовцы вели еврея в теловозможно, согласно свидетельгрейке с желтой звездой на спине. Тогда он мне казался старым. ским показаниям, из Польши — Было лето. Жара. Он идет, а за ним немец с плеткой. Мужчина от 1000 до 4000 человек, а в упадет, так они бьют его, пока не поднимется. А по лицу кровь начале сентября 1943 г., перед течет…» ликвидацией, согласно данным партизанской разведки, — 500 человек, в том числе 276 евреев. ПредположиОни должны были соответствовать двум целям: тельно, в 1942 г. (дата не выяснена) по приказу во-первых, запугиванию, чтобы повысить трудоБах-Зелевски за одну операцию было уничтожено способность «свободных» рабочих сил, и, во-вторых, до 4000 еврейских узников лагеря, и это была не поставке рабсилы на крупные объекты. единственная акция такого рода. Расстрелы и Трудовой лагерь, основанный в Могилеве выгрузки трупов из газовых машин-душегубок Бах-Зелевски несколько раньше, отчасти был происходили в 1941 г. в Новопашково, позднее — предназначен, видимо, для приема евреев из в деревне Полыковичи (позже трупы сжигались средней и западной Европы. Генерал фон Шенспецкомандами полиции безопасности и СД). кендорф, начальник тыла группы войск «Центр», Кристиан Герлах (р. 1963) — известный располагавшейся тогда в Могилеве, назвал целью немецкий историк, основной темой исследовасоздания лагеря преследование беженцев как ний которого является Вторая мировая война. предполагаемых лиц, подозреваемых в связи с Процитированная выше книга Герлаха стала партизанами, и антиобщественных элементов. основой его диссертации, защищенной ученым ...Ответственным за лагерь был лейтенантв Берлинском политехническом институте в полковник Ке, могилевский СС и полицай1990 г. Сейчас — доцент Национального Универштандартенфюрер. К ответственным делопроизситета Сингапура. водителям относился и цитировавшийся выше Маттнер. Охрану предоставил полицейский Переводчик Т.Н. Дорожкина отряд из Вальденбурга (Силезия), к которому вскоре присоединились служащие из Дармштадта и транспортная рота со значками Националсоциалистического автотранспортного корпуса. Сколько евреев погибло Лагерь просуществовал, по меньшей мере, до 1942 г., но, возможно, и до отступления 1943 г., и в Могилеве в июле — декабре его приходилось постоянно пополнять, иначе он 1941 года? бы быстро опустел из-за царящего там страшного режима. Так, каждый четверг узников увозили в По материалам статьи Даниила Романовгрузовике на расстрел; иногда не утруждали себя ского «Сколько евреев погибло в промышленных этим и расстреливали людей в углу самого лагеря. городах Восточной Белоруссии в начале немецкой Здесь царила непередаваемая жестокость. Многие оккупации (июль — декабрь 1941 г.)?» // Вестник умирали от голода. Охранники, увозившие людей еврейского университета. — Еврейский универна расстрел, говорили, что «их отправляют в сельситет в Иерусалиме, Международный центр скую местность». по исследованию антисемитизма им. Видала ...Немецкая администрация и воинские подСассона. — 2000. — № 4 (22). разделения считали евреев легкодоступной рабочей силой, которую можно переместить куда Последние надежные предвоенные данные о угодно и которая лишена всего человеческого. численности еврейского населения в белорусских ...Перемещение еврейских подневольных рабочих городах дает всесоюзная перепись населения производилось в белорусских регионах на боль17 января 1939 г. За два с половиной года, прошие расстояния. 26 мая 1942 г. около 400 евреев шедших между переписью и немецким вторже-

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

142

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

около 25 000 человек. Учитывая, что население Могилева и Могилевского района составляло 187 162 человека, из них 20 535 евреев, или 11,0%, можно считать, что из города и его окрестностей в армию ушли около 2700—2800 евреев. Сколько евреев погибло при обороне Могилева? ЧГК (Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, причиненного ими ущерба гражданам, государственным учреждениям и общественным организациям СССР) в итоговом акте, составленном после освобождения Могилевской области, утверждает, что всего при обороне города погибло 10 000 жителей. Народное ополчение, наспех обученные рабочие и служащие, всегда несло огромные потери. Если учесть также, что многие погибли при воздушных налетах, в боях в предместьях и на улицах города (22—24 июля) и при попытке покинуть Отчет о переписи евреев, предоставленный в Городское управление Еврейским комитетом, подписанный его председателем. город в последний момент, то можно ГАМО, ф.260, оп.1, д.14, л.38 считать, что в целом при обороне Могилева погибло до 2000 евреев. 15 июля немцы были уже в Чаусах, то есть к востоку от Могилева, и 16 июля окрунием в СССР, еврейское население в этих городах жение города сомкнулось. 24—25 июля немцы могло измениться, главным образом, вследствие вступили в Могилев. притока в Восточную Белоруссию беженцев из Во время немецкой оккупации Витебск, Могиоккупированной немцами Польши. По данным лев, Бобруйск и Гомель, в отличие, например, от республиканского НКВД, в Могилевской области к февралю 1940 г. осело 3570 еврейских беженцев из Польши. Считая, что беженцы «равномерно» распределились среди городского населения региона, можно предположить, что к населению Могилева добавилось приблизительно около 1000 евреев. Безусловно, какая-то часть «польских беженцев» до июня 1941 г. переместилась дальше на восток, за пределы БССР. В 1939 г. в Могилеве проживало 99 420 жителей, из них 19 715 евреев; еще 816 евреев проживало в Могилевском районе, то есть в пригородных колхозах: «Коминтерн», Селец, Дашковка и др. За первые четыре дня Через процедуру регистрации прошли не только евреи, но и все горожане войны призывные пункты старше 15 лет. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1084/30 Могилева мобилизовали

143

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

раза, причем еврейское население сократилось в той же пропорции. Оценим теперь общее число евреев, погибших в Могилеве в 1941 г. В октябрьских «акциях» было убито около 6500 человек. При переселении из гетто в Подниколье в гетто на Дубровенке погибло по меньшей мере 113 человек; 135 расстреляны «на дорогах» — это, в основном, евреи, пытавшиеся бежать из гетто на Дубровенке в октябре. Какое-то количество евреев погибло в лагере, и некоторые были убиты между 6 и 15 октября полицейским батальоном при «умиротворении пространства между реками Справка, предоставленная коменданту города городским головой Проня и Днепр». С жертФелициным, об общем количестве населения Могилева на 29.08.1941 г. ГАМО, ф.260, оп.1, д.14, л.40 вами могилевской тюрьмы и террора первых дней оккупации число Минска и Западной Белоруссии, не были включеевреев, погибших во время немецкой оккупации, ны в так называемый «генеральный комиссариат можно оценить приблизительно в 7000 человек. Белорутения», а оказались под военным управлеЭто больше, чем показала регистрация, провением, то есть как бы на положении прифронтовых денная могилевским юденратом в августе 1941 г.; городов. В отличие от многих маленьких городов различия могли появиться из-за неточностей в подсчетах, преувеличений, сделанных немцами и местечек Восточной Белоруссии, в этих городах в докладах об «акции» 2—3 октября, а также изевреи были собраны в гетто, которые, однако, не за того, что в августе зарегистрировались не все имели для немцев большого хозяйственного знаевреи. чения и поэтому не оказались такими «долгоживуВместе с евреями, погибшими при обороне щими», как гетто Минска; по существу, они только города, в частности, в народном ополчении, колизатянули агонию евреев, оставшихся в городах. чество евреев Могилева и Могилевского района, 28 июля немцы собрали все мужское население погибших в 1941 г., составляет около 9000 (макгорода в лагере в Ермоловичах и отобрали переодесимальная оценка). Это — 44% довоенного еврейтых военнослужащих и «подозрительных». При ского населения. Из этих 9000 только 7000, или этом также погибло какое-то количество евреев около 34% довоенного еврейского населения, могут (наряду с неевреями). Только после окончания рассматриваться как жертвы Холокоста. этой селекции (3—4 августа) новые власти приступили к «решению еврейского вопроса». Даниил Борисович Романовский родился 29 августа 1941 г. городской голова Могилев 1952 г. в Ленинграде, с 1988 г. проживает в ва Фелицин подал немецким военным властям Иерусалиме (Израиль). Первое образование — справку, согласно которой в Могилеве числились математико-механический факультет Ле45 200 неевреев и 6437 евреев. Численность евреев нинградского государственного университета, была установлена местным Еврейским комитевторое — Институт современного еврейства, том, который между 8 и 28 августа по приказу Еврейский Университет в Иерусалиме, спегородского управления произвел регистрацию циализация — история Холокоста. Работает всех евреев города. Как можно видеть, вследствие в Центре по изучению антисемитизма (Sassoon мобилизации, эвакуации, гибели во время воздушInternational Center for the Study of Antisemitism, ных налетов и боев за город, ухода части горожан SICSA) при Еврейском Университете в Иерусалив деревню и террора первого месяца оккупации ме. Пишет диссертацию о Холокосте в Восточной население Могилева сократилось более чем в три Белоруссии.

144

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Планы еврейского гетто: первоначальный (на карте обозначен Judenviertel) — в районе ул. Большой Гражданской и Покровской, и примерный план существовавшего гетто (обозначен выше слева) — в районе р. Дубровенки. Первый план был подготовлен фашистами, возможно, еще до вступления в Могилев. В ГАМО найден И. Пушкиным. План гетто в районе Дубровенки реконструирован И. Шендерович. ГАМО, ф.260, оп.1, д.146, л.2

145

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Могилев — возможный центр уничтожения европейского еврейства? Немецкий историк Гетц Али в своем исследовании «Переселение народов и убийство европейских евреев» (Götz Aly. Völkerverschiebung und der Mord an den europäischen Juden. — Frankfurt am Main, 1995. — С. 342—350) выдвигает гипотезу о плане создания в Могилеве одного из центров для уничтожения европейского еврейства. Могилев попал в поле зрения архитекторов «окончательного решения еврейского вопроса» в сентябре 1941 г. 9 сентября 1941 г. город почти на два года стал местом дислокации айнзацкоммандо-8 айнзацгруппы В (глава — штурмбанфюрер СС доктор Отто Брадфиш). К тому времени в Могилеве уже находилась резиденция СС-Обергруппенфюрера, высокого руководителя СС и полиции на территории Центральной России Эриха фон Бах-Зелевски. Именно Бах-Зелевски отдал приказы о проведении акций (2—3 сентября и 19 октября 1941 г.), в результате которых айнзацкоммандо-8 и другие немецкие подразделения, а также украинские коллаборационисты ликвидировали основную массу могилевских евреев.

18 сентября 1941 г. химик Берлинского криминально-технического Института доктор Альберт Видман провел в Могилевской психбольнице испытания по уничтожению людей посредством применения газа (подробнее см. ниже: «Уничтожение пациентов Могилевской психолечебницы…»). Бригаденфюрер СС, генерал-лейтенант Полиции и глава Криминальной Полиции Артур Небе, возглавлявший с 1 июня по 16 ноября 1941 г. айнзацгруппу В, присутствовал при испытании и отправил о нем соответствующее донесение Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Дело в том, что 15 августа 1941 г. Гиммлер, осмотрев исполненный айнзацкоммандо-8 массовый расстрел минских евреев, поручил Небе заняться «улучшением» методов уничтожения. Могилевское убийство следует рассматривать как часть «творческого поиска» в рамках исполнения ответственного поручения Гиммлера. Из Минска Гиммлер направился в Могилев, где еще 15—16 августа 1941 г. посетил ту самую психическую больницу, в которой месяцем позже совершил свой преступный эксперимент Видман. 16 сентября 1941 г. по приказу Небе в окрестностях Минска (15 км от города в московском направлении) Видман применил взрывчатку для унич-

П Р И К А З № 51 ПО ГОРОДСКОМУ УПРАВЛЕНИЮ ГОР. МОГИЛЕВА От 25 сентября 1941 года. 1. С изданием настоящего приказа будет организовано еврейское местожительство (ГЭТТО), в котором будут жить исключительно евреи. 2. Все еврейское население гор. Могилева обязано с момента издания приказа в течение 24 часов переселиться в еврейское местожительство (ГЭТТО). Кто после назначенного срока окажется вне еврейского местожительства (ГЭТТО), будет арестован и наказан самыми жестокими мерами. 3. Еврейское население имеет право принадлежащее ему имущество взять с собой. Присваивание же чужого имущества карается смертной казнью. 4. Еврейское местожительство (ГЭТТО) будет расположено по правой и левой сторонам реки Дубровенки, в следующих границах. 4-а. По правой Дубровенке граница ГЭТТО начинается от переулка Жуковского (по переулку Жуковского включается дом № 2). От дома № 2 по переулку Жуковского граница идет до края горы (дом № 11-в по Правой Дубровенке) и по склону ее идет до Виленской улицы). По Виленской улице включаются дома по правой стороне №№ 24 и 26, по левой №№ 23, 25, 27. От Виленской улицы (дом № 27) граница продолжает идти по склону горы до Струшни – гаража бывш. Райисполкома. От гаража граница пересекает Струшню, конец улицы Воровского (по ул. Воровского включаются дома №№ 1 и 3) и по склону горы идет до Ленинградского переулка (по Ленинградскому переулку включаются дома №№ 4 и 6) и далее в таком порядке идет до мостика через реку Дубровенку, что около дома № 31. 4-б. По Левой Дубровенке граница ГЭТТО начинается от дома № 68 и идет на восток от него до склона горы до Виленской улицы. Включаются переулки 1-й Крутой, 2-й Крутой. По Виленской улице по правой стороне, начиная от дома № 10 и по левой стороне от дома № 13 и до Струшни все дома включаются. От Виленской улицы — дом № 11 (переулок Ульяновский), граница идет по краю горы до Брамного переулка. Включаются переулки Щемиловка и Ульяновский.

146

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

тожения пациентов Минской психиатрической больницы «Новинки», которые предварительно были согнаны в бункер. Для полной ликвидации больных потребовались два взрыва, приведшие к разрушению бункера… Если минский эксперимент был признан неудачным, то могилевское испытание, наоборот, удостоилось похвалы. Практичность избранного метода (для его реализации могли быть использованы любые помещения, а автомобили не являлись дефицитом и имелись повсеместно) была высоко оценена не только Видманом, но также Небе и Гиммлером. Было решено приступить к созданию нового поколения газовых машин («душегубок»), которые, начиная с декабря 1941 г., использовались для уничтожения людей в Вартегау, на оккупированных советских территориях, а позднее в Сербии. В середине ноября 1941 г. Главное управление СС по делам бюджета и строительства заказало для транспортировки в Могилев огромный крематорий (32 камеры для кремации). Ежедневно в таком крематории могли быть сожжены более 2000 трупов. В качестве горючего материала предполагалось использовать древесину). Потребность в крематории была обоснована необходимостью ликвидации трупов десятков тысяч жертв эпиде-

мии тифа, их одежды и т. д. По мнению Али, тиф был назван исключительно в качестве предлога, а подлинной целью транспортировки было уничтожение евреев. 30 декабря 1941 г. четыре камеры прибыли в Могилев. Остальные части позднее были отправлены в Освенцим. Али полагает, что Могилев мог быть избран в качестве центра уничтожения также по следующим критериям: удобное отдаленное месторасположение города на востоке Белоруссии (железнодорожное сообщение в западном направлении оценивалось как незначительное), а также наличие порта на Днепре открывало возможность для транспортировки жертв водным путем (путь корабля из Херсона в Могилев, в частности, занимал в 1939 г. около 150 часов). Непосредственно уничтожение должно было производиться в Могилеве. Первыми жертвами, возможно, предстояло стать евреям из греческого города Салоники. В декабре 1941 г. СС, как подчеркивает Али, окончательно отказалось от плана «Могилев». СС стало очевидно, что масштабные уничтожения могут быть без помех произведены в лагерях смерти на територрии оккупированной Польши. А. Фридман

5. Еврейское местожительство (ГЭТТО) после окончательного переселения должно быть огорожено (временно проволокой), а потом, силами еврейского населения, под руководством Гор. Управления должно быть обнесено деревянным забором. 6. Разрешается выход за пределы ГЭТТО евреям, направляемым на принудительные работы, которые в назначенный срок должны возвратиться обратно в ГЭТТО. Однако, разрешается выход из ГЭТТО тем евреям, которые будут иметь письменное разрешение местной Комендатуры. Невыполнение настоящего распоряжения будет строго наказано. 7. Вход и выход из еврейского местожительства (ГЭТТО) разрешается только через ворота на Виленской улице. Появление за чертой границы запрещено. Невыполнение будет строго наказываться. 8. Еврейское местожительство (ГЭТТО) могут посещать только евреи и служебные лица Немецких частей и Городского управления Могилева. Нееврейское население имеет право зайти в ГЭТТО только в особенных случаях с разрешения местной Комендатуры. У ворот в ГЭТТО должна быть прикреплена запретная надпись: «ЕВРЕЙСКОЕ МЕСТОЖИТЕЛЬСТВО. ВХОД НЕ ЕВРЕЙСКИМ ЖИТЕЛЯМ ЗАПРЕЩЕН». 9. Еврейский комитет обязуется в покрытие расходов по переселению внести в кассу Городского управления 50 000 руб. в течение 24-х часов. 10. Еврейский комитет обязан в трехдневный срок передать жилотделу все еврейские квартиры, находящиеся вне ГЭТТО и не заселенные русскими. 11. Спокойствие и порядок в ГЭТТО возлагается на еврейскую службу порядка, которую должен организовать и оплачивать еврейский комитет. Все принадлежащие еврейской службе порядка евреи должны носить нарукавник с надписью: «Еврейская служба порядка гор. Могилева» и порядковый номер. Они должны быть снабжены резиновой палкой или обыкновенной палкой. 12. За своевременное проведение переселения еврейского населения всецело отвечает еврейский комитет. Невыполнение настоящего распоряжение будет строго наказано. ГОРОДСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ (ГАМО, ф.260, оп.1, д.15, лл.71—72).

147

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

еще целый ряд запретительных мер в отношении евреев: запрещение работать, получать врачебную помощь, пользоваться молочной кухней, торговать, покупать продукты, ходить по тротуару и т. д. Мероприятия, связанные с изоляцией и по(ф.260, оп.1, д.15, л.31). следующим уничтожением еврейского населения Спешно созданный Еврейский комитет г. Могорода, были одними из приоритетных в деятельгилева должен был произвести перепись еврейности фашистских оккупационных властей. В ского населения и представить ее результаты первые же дни установления «нового порядка» в городскому голове 27 августа (ф.259, оп.1, д.1, л.41). Могилеве были вывешены указы, запрещающие Комитет не успел или не захотел окончить переевреям показываться на улице без нашитого на пись вовремя. 28 августа 1941 г. поступило новое одежду на левое плечо и спину отличительного указание: «Ввиду того, что все сроки для предоставзнака — желтой шестиконечной звезды и после ления сведений о проведении переписи еврейского 17 часов вечера. За появление евреев без «звезды населения истекли, предлагается Вам сегодня к Сиона» на одежде виновные сначала должны были 4 часам дня представить данные о переписи в Обподвергаться не слишком суровому наказанию: щий отдел Управления (ф.259, оп.1, д.1, л.42). В тот штрафу или аресту до одного месяца. Но уже в же день Фелицину был передан отчет о переписи течение первых месяцев оккупации большинством евреев, и он тут же доложил коменданту города, указов городских властей и немецкого командочто перепись в основном закончена и в Могилевания наказанием почти за все нарушения (не ве проживают 45 200 чел. русского населения и только евреям, но и всему городскиму населению) 6437 чел. еврейского населения (ф.260, оп.1, д.14, объявлялась смертная казнь. л.40). Сохранились результаты переписи, но, к 13 августа 1941 г. на улицах города появисожалению, не списки. Возможно, они сгорели лись объявления, подписанные бывшим врачомвместе с другими документами во время пожара кожником, руководителем сформированного на бирже труда в 1941 или 1942 гг. (Память. Мозахватчиками Городского управления городским гилев. — Мн.: БЭ, 1998. — С. 252). головой Фелициным: Как уже известно, через процедуру переписи «По распоряжению господина Коменданта прошли не только евреи, но все горожане старше г. Могилева все лица еврейской национальности 15 лет. Она проходила в здании школы № 3 (Леобоего пола обязаны в течение 24 часов покинуть нинская, 41), там же затем выдавали продуктовые пределы города и переселиться в полосу ГЭТТО. карточки (ф.260, оп.1, д.14, л.38). За такой коротЛица, не выполнившие указанное распоряжение кий срок в условиях частично разрушенного гов указанный срок, будут полицией выселены народа, эвакуации большого количества населения, сильно, имущество этих лиц будет конфисковано» перемещений горожан из дома в дом, из города в (ГАМО, ф.259, оп.1, д.1, л.14). Затем последовал деревню и обратно вряд ли было возможно подсчитать всех жителей точно. Процесс переселения людей, оставшихся в оккупированном городе, начался еще в июле. Тогда многие люди переходили из своих разрушенных и сгоревших в ходе бомбардировок города домов в более пригодные для жилья постройки. Поэтому, несмотря на то, что документация советских жактов по большей части сохранилась, она уже не была верной. В список не попали, в первую очередь, те, кто жил в городе недавно, беженцы, погорельцы, чьи дома были разрушены в ходе бомбардировок, пожаров и военных действий и члены смешанных семей. Кроме того, немало жителей города, и не только евреев, намеренно Первоначально гетто размещалось на территории улиц Большой и стремилось уклониться от переМалой Гражданской и в районе Подниколья — бывшем Жидовском Школище, историческом месте проживания евреев Могилева. писи. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии Для контроля за горожана№ 101/138/1091/30 ми и поддержания городской

История Могилевского гетто в документах и воспоминаниях

148

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

инфраструктуры город с прилегающими сельскими участками (Буйничи, Печерск, Пашково) был разбит на 9, затем 8 жилищных участков. Работники жилучастков, помимо решения проблем жилищно-коммунального хозяйства, должны были переписать все еврейские дома и их жильцов на относящихся к их участку улицах (ф.270, оп.1, д.106, лл.2, 3). Несколько таких переписных листов еврейского населения, подлежащего выселению в гетто, датированных 7 сентября 1941 г., сохранилось (ф.270, оп.1, д.246, лл.125—140, 187— 191). В наиболее полном списке — 517 семей, состоящих из Вид на пойму реки Дубровенки — будушее могилевское гетто. 2440 человек, проживающих в Предвоенное фото из архива Киселева Ф.С. разных районах города. В списках указаны адреса еврейских написано письмо, очень похож на почерк самого домов и квартир, размер и количество комнат, в Фелицина — И.Ш.) (ф. 259, оп.1, д.1, л.52). примечаниях — степень разрушения дома, частный он или жактовский и т. п. «Господину коменданту г. Могилева Около 100 семей из данного списка проживало От домовладельцев г. Могилева, живущих по на территории улиц Большой и Малой ГражКрасно…скому пер. и Покровской ул. данской, с прилегающими переулками, и улицы Мы, жители Красно…ского пер. и Покровской Гоголя — территории, первоначально отведенной ул., которые населены исключительно русскими, немецкими властями под гетто (см. план на с. 145). в числе 14 домов, построенные нами на трудовые Отсюда в другие районы была выселена часть сбережения, и улицы эти примыкают к водопро«русских семей». водной зоне, которая не должна быть заселена Однако это расположение гетто, как свидетельжидами. ствуют сохранившиеся обращения к немецкому В настоящее время мы узнали, что как будто коменданту и городскому голове, не устраивало ни бы эта местность предполагается к заселению русское, ни еврейское население. Впрочем, вполне жидами, и нам приходится покинуть свои трувероятно, что нижеприведенные просьбы были довые хозяйства, и поэтому просим не оставить написаны под диктовку «новых властей». наше ходатайство без внимания и оставить наши дома за нами». «Его превосходительству господину комен16 подписей (ф.260 с, оп.1, д. 156, л.105). данту г. Могилева Граждан Могилева, улиц, окружающих Ни«Господину городскому голове города Могиколаевскую церковь (Дебря). лева. Заявление Прошение Наша Николаевская церковь сохранилась, мы Еврейский комитет от всей еврейской общиее ремонтируем, слышали, что всех нас могут ны просит вас урегулировать вопрос еврейского выселить, а заселить жидами. Поэтому от лица гетто. всех русских верующих во имя Господа Бога проВ данное время община насчитывает более сим избавить нас от насилия жидов, которые 6500 человек. По вышеизложенному приказу от всю жизнь нашу и наших отцов обманывали нас 7-го сентября 1941 г. гетто включает Большую и предавали. Гражданскую улицу с прилегающими переулками Благодаря их насилию у нас отняты были до дома номер 36, правую сторону улицы Гоголя, Храмы Божии, а в течение 23 лет издевались за исключением дома № 11 (дом г-на Стрелецнад нами. кого). Убедительнейше просим оставить нас воБольшая и Малая Гражданские с прилегаюкруг нашей церкви, где жили и молились наши щими переулками согласно границ старого гетто отцы, а жидов выселить за Днепр… Спасите простирается до кладбищенского мостика и все нас от жидов» (подписей нет, но почерк, которым

149

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

еврейское население ютится в пределах этого гетто. Поэтому мы убедительно просим оставить нам границы старого гетто и также не тревожить русское население. Еврейский комитет выполнял все задания германского командования, просит удовлетворить нашу просьбу. 8.9.1941 г.» (ф.259, оп.1, д.1, л.103). В сентябре по решению немецких властей гетто было перенесено в район Левой и Правой Дубровенки. 27 сентября 1941 г. по городскому управлению г. Могилева вышел приказ № 52, который гласил: «В соответствии с приказом Германского Переселение еврейских семей в гетто. командования о переселении Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии еврейского населения в район № 101/138/1091/7 ГЭТТО, предлагаю всему русскому населению, проживающему в районе ГЭТТО, выселиться из этого района к 30-му сентября включительно» л.150). Не входили в территорию гетто и некоторые (ф.260 с, оп.1, д.156, л.291; ф.260, оп.1, д.15, л.73). В производственные и складские сооружения. начале октября 1941 г. из района Дубровенки было Гетто существовало так недолго, что, наверное, выселено 62 семьи «русского населения» (ф.270 с, властям не было смысла вводить какие-то особые оп.1, д.106, л.4). законы и ограничения, не было сделано даже то, Сохранился документ с подробным описанием что планировалось на бумаге. Городская управа месторасположения гетто. Примечательно, что по указанию комендатуры просто выделила место даже на одной улице в состав гетто входили не все с наибольшим количеством свободных домов. Это дома. Так, например, в территорию гетто входил был район, где и до войны проживали по большей Ленинградский переулок, за исключением домов части евреи. Русское население оттуда временно № 3 и № 8. Их жители, вероятно, по особой провыселялось (к знакомым, к родственникам, в пустекции, выселению не подлежали (ф.259, оп.1, д.1, тые, оставленные эвакуированными жителями дома). Евреи, что жили на Дубровенке, так там и остались. Состав Еврейского комитета нам неизвестен. Сохранилось лишь несколько документов, связанных с ним — это упомянутые выше результаты переписи, обращения по их предоставлению и прошение о переносе гетто с неразборчивыми подписями. Они датированы августом — сентябрем 1941 г. Л.М. Симоновский, малолетний узник могилевского гетто, отрывки из автобиографической книги которого приводятся ниже, в своих воспоминаниях упоминает также еврейских полицейских с шестиконечными нашивками на полицейских повязках. Несомненно, все они Переселение еврейских семей в гетто. разделили общую судьбу узниФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии ков гетто. № 101/138/1091/34

150

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

никто особо не занимался. Для того, чтобы быть причисленным к «нации», подлежащей уничтожению, достаточно было при отсутствии убедительных документов иметь «еврейскую внешность», для мужчин — обрезание, еврейский акцент или просто чье-либо показание, что этот человек — еврей. Детей от смешанных браков забирали в гетто или тюрьму практически всегда, но муж или жена неевреи могли расторгнуть брак и спастись. Документы и воспоминания содержат множество примеров, когда «русский» супруг шел со своей семьей в гетто и погибал вместе с близкими, но сохраниПереселение еврейских семей в гетто. лось также немало просьб о расФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1091/12 торжении брака с «жидом» или «жидовкой». Таким образом, среди тех, кто был уничтожен, как еврей, были и те, кто вовсе не относил себя к Кого же фашисты относили к евреям, какими этой национальности и не причислял себя к евреям критериями пользовались? Уже в объявлении, во время предвоенной переписи. вывешенном на улицах города 1 сентября 1941 г., Удалось разыскать лишь один документ, в было указано, что евреем считается только тот, кто котором есть сведения, что положение об определеминимально происходил по расе от не менее трех полноеврейских прародителей или принадлежит к нии еврейства в отдельных случаях выполнялось. еврейской религии (ф.260, оп.1, д.14, л.19). В объСохранилось письмо городского головы Фелицина явлении по городу Могилеву, подписанном Фелициным 1 февраля 1942 г., следующая формулировка: «Евреем считается тот, кто принадлежит к еврейскому религиозному обществу или не менее трех поколений происходит от жидов» (ф.260, оп.1, д.156, л.68). Более подробное указание о том, кого считать евреями, идентичное подобному определению, принятому в Германии еще в Нюрнбергских законах, мы находим в типовом «Наставлении бургомистрам о временном порядке содержания актов гражданского состояния», датированном 1943 г.: «Иудеями считаются те лица, которые исповедуют еврейскую религию или происходят по меньшей мере от трех по расе полнокровных дедов или бабок-иудеев» (ф.260, оп.1, д.164, лл.56—57). Фрагменты одного из многих документов о расторжении брака между Было ли это положение доведено супругами, один из которых был евреем. В графе «Особые отметки» до русской полиции и горожан в указана причина развода: «Развод совершен на основании резолюции 1941 г. — точно неизвестно, но на Городского головы г. Могилева в изъятие общих правил ввиду деле выяснением родословной люпроисхождения одного из супругов». Примечательно, что для дей, содержащихся в гетто и, позддокументирования использовались советские бланки. нее, в арестном доме, как правило, ГАМО, ф.291, оп.1, д.5, л.10

151

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

армию, были уже на фронте или в ополчении. Продажа продуктов на территории гетто была запрещена (ф.260, оп.1, д.15, л.25). Теснота, унижение, голод и беспомощность, атмосфера неизвестности и страха должны были сделать невозможным организацию какого-либо сопротивления. Лишь в первые недели из неохраняемого еще гетто бежало несколько групп молодых людей и подростков, затем, после начала массовых акций уничтожения, была выставлена вооруженная охрана. В Федеральном архиве в г. Кобленце (Германия) сохранились фотопленки, отснятые сразу после захвата Могилева 15-й пехотной дивизией в Сцена в могилевском гетто, по-видимому, срежиссированная немецким июле — августе 1941 г. служафотографом. Человек в кепке, возможно, являлся членом Еврейского щим роты пропаганды № 689 комитета — Юденрата. Для фотосъемки намеренно выбраны самые вермахта, фотокорреспондентом непрезентабельные постройки. Рудольфом Кесслером. Всего Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива фотограф отснял три малофорГермании № 101/138/1091/28 матные пленки, на которых в общей сложности 104 снимка, позволяющие реконполевой комендатуре и ответ на него. Речь шла о струировать события в Могилеве летом 1941 г. некоей Елизавете Винниченко, которая просила Фотографии, сделанные в политико-проне выселять ее из квартиры как еврейку, т. к. евпагандистских целях, должны были иллюстриреем у нее был только отец. Полевая комендатура ровать мероприятия оккупационных властей сочла ее доводы убедительными и согласилась с по организации в городе еврейских трудовых ними (ф.260, оп.1, д.14, л.19). отрядов по уборке улиц и созданию могилевского Еврейские семьи свозили в гетто на Дуброеврейского гетто. Наиболее удачные снимки посвенке со всех районов города и размещали в осволе прохождения военной цензуры передавались бодившихся домах и домах, где уже проживали в прессу и публиковались в фашистских газетах с евреи. В основном это были женщины, старики антисемитскими примечаниями. и дети, т. к. мужчины, подлежащие призыву в

Узники могилевского гетто. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1083/11, № 101/138/1083/12

152

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Узники могилевского гетто. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1083/28

Трудовые команды. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1083/20

«Приказ № 62: С фотографий на нас смотрят люди, которым По приказу Генерала-Командующего облаосталось жить считанные дни. Крупным планом стью, все мужское население г. Могилева и евреи лица мужчин, стариков, в глазах которых застыли в возрасте от 18 до 60 лет должны собраться в беспредельная печаль и безысходность; колонны субботу 18 октября в 3 часа дня на Комендантлюдей с нашитыми звездами на спине и на груди; скую площадь (около вала). Кто не явится, будет навсегда покидающие свои дома растерянные женстрого наказан. щины и дети; здания их родного города Могилева, Городское управление» (ф.260 с, оп.1, д.156, многие из которых разрушены при бомбежках или л.275). снесены уже в послевоенное время. Несмотря на максимальную плотность заНа серии снимков — мужчины разного возрасселения (в деревянных домах с несколькими та с большой шестиконечной звездой на одежде комнатами проживали десятки людей), в гетто все заняты на уборке улиц. Сейчас трудно определить, же не могло разместиться все еврейское население пришли ли эти мужчины, старики и подростки из города. Евреев из городских домов и окрестных гетто, из концлагеря или они еще проживали дома и явились по объявлению. Не удалось найти документальных свидетельств о систематическом привлечении евреев из гетто к принудительным работам. Однако было принято распоряжение о том, что городские власти должны «охватить» работой евреев «заселенных участков», причем мужчин от 14 до 60 лет, а женщин от 16 до 60 лет (ф.260, оп.1, д.156, л.327). По воспоминаниям Симоновского и Мильто, узники гетто, в основном женщины и подростки, работали в августе — сентябре на расчистке улиц, зданий, завалов, уборке трупов. Это Формирование трудовых команд из могилевских евреев. подтверждает и следующее объФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии явление от 17 октября 1941 г.: № 101/138/1083/26

153

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

местечек в сентябре — октябре 1941 г. на короткое время свозили также в гараж завода им. Димитрова (будущий концлагерь); в дома на Виленской улице, примыкающей к гетто; размещали на огороженном охраняемом участке поля, засеянном горчицей, на окраине города, прямо под открытым небом (около современной гостиницы «Могилев»). Людей оставляли без еды и воды, а затем их, обессиленных и измученных, вывозили на расстрел. Первоначально было уничтожено население, жившее с левой стороны Дубровенки. ОсвоТрудовые команды на улице Первомайской. бодившиеся дома не заселялись. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии Здесь была выставлена охрана, № 101/138/1083/30 стояли грузовые машины, на которых затем оставшееся нарусская и немецкая полиции отыскивали и уничселение гетто вывозилось на расстрел. Тех, кто тожали скрывающихся евреев всех возрастов. отказывался или физически не мог покинуть свой Массовые расстрелы евреев, по воспоминадом, убивали прямо во дворах. ниям очевидцев и материалам Государственной По немецким отчетам 19 октября, после окончрезвычайной комиссии 1944 г., производились чания наиболее массовых акций уничтожения, Моайнзацкоммандо-8, 316-м полицейским батальогилев был уже «практически свободен от евреев». ном и украинским 51-м охранным батальоном в Но еще несколько лет, до самого конца оккупации, близлежащих деревнях Полыковичи, Пашково, в ходе облав, обысков, с помощью доносчиков Новое Пашково, в Казимировке, Любуже, Княжицах, Залубнище и на территории нынешнего городского микрорайона «Мир-1». В «экзекуциях против гражданского населения» также принимали участие солдаты вермахта, освобожденные от ответственности за любое насилие в отношении гражданского населения. Здесь же (по некоторым сведениям, впервые) была применена «машина-душегубка», в которой запертые в кузове люди умирали от отравления выхлопными газами. Такая передвижная газовая камера активно использовалась для умерщвления не только узников На расчистке могилевских улиц (Советская площадь). гетто и больных психолечебниСопроводительная подпись, с которой фотографии были разосланы цы, но и заключенных городв агентства новостей: «На советском фронте. Советские евреи учатся работать. Немецкие войска совсем недолго находятся в Могилеве. ского арестного дома, тюрьмы В городе, сильно пострадавшем в ходе боев и от пожаров, устроенных гестапо и концлагерей. Советами, необходимы большие восстановительные работы. Осенью 1943 г., после разК ним привлекаются еврейские рабочие команды». грома гитлеровцев под СтаФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива линградом, фашистами тайно Германии № 101/138/1084/9

154

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

производилось сокрытие следов преступлений. Повсеместно извлекались из могил и противотанковых рвов трупы, которые сжигались и взрывались. «В деревнях Полыковичи и Новое Пашково извлеченные из земли трупы, облив гудроном или битумом, сжигали. Могилы несколько раз перепахивали, маскировали путем посева на них зерновых культур. Сожжение трупов проводилось в специально приспособленных для этого печах, впоследствии уничтоженных фашистами, и на специально сооруженных для этого больших деревянных вышках, на которых трупы укладывались ярусами, обливались смолой На расчистке могилевских улиц (Первомайская). Очевидно, что для фашистской пропаганды был важен сам факт привлечения или гудроном и поджигались. В евреев к физическому труду, а не просто снимки восстановительных Пашково сжигание трупов проработ в Могилеве, проводящихся силами жителей города. должалось больше месяца. Этот Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива крематорий получил у местных Германии № 101/138/1083/36 жителей название «салотопки». Рабочие команды, которые занимались сжиганием случайных свидетелей» (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, трупов, тоже уничтожались, расстреливали даже лл.40—42; Мигулин И. О кровавых зверствах фашистских варваров // За Радзiму. — 29.03.1945. — ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ № 29 (3823)). В декабре 1943 г. была Пилунова Степана Ивановича, партизана, единственного создана Могилевская обвыжившего участника уничтожения трупов из местного населения в ластная комиссия содейПашково. ствия в работе Чрезвычай«4 октября 1943 г. заключенных могилевской тюрьмы погрузили ной государственной кона военные грузовики и привезли в Пашково. По приказу переводчика, миссии по установлению и одних заставили выкапывать трупы из рвов, другие рыли неглубокие расследованию злодеяний ямы для их сжигания, пилили дрова для костра. Трупы находились и учету ущерба, причиненв основном в противотанковых рвах. Многие совсем разложились, ного немецко-фашистскими и заключенные вилами перекладывали их останки на дрова вперезахватчиками. До освобожмешку со смолой и каменным углем. Штабели, называемые печами, дения Могилева (28 июня достигали 10 метров. Они поливались бензином и поджигались. По 1944 г.) и Могилевской словам переводчика, там было зарыто около 35 тысяч трупов. Пообласти расследованием левой крематорий работал почти месяц. преступлений оккупантов Затем их перебросили в Полыковичское урочище. Печи здесь дызанимались офицеры деймились уже более 2-х недель. Другой переводчик Яшка сказал, что во ствующей армии. Поздрву осталось еще 11 тысяч трупов. За короткий срок узники тюрьмы нее для проведения учета выкопали и сожгли их, а также разгрузили 193 душегубки с только ущерба гражданам в горочто умерщвленными людьми. де было создано 48 уличПри закладке последней «печи» людей загнали наверх штабеля ных комитетов в составе и расстреляли. Только Пилунову, раненному в голову, чудом удалось 240 чел. В сельских Совевыжить и добраться до партизанского отряда». Цитируется по: Юштах области было создано кевич В. В аду мы пели «Стеньку Разина» // Могилевские ведомости. — 279 комиссий, в которых 17 марта 2001. работало 837 человек, кроЭти факты подтверждаются также свидетельствами, зафиксированными чрезвычайной комиссией в ходе опроса свидетелей Софьи ме того, было мобилизовано Ясютиной из деревни Новопашково и Марии Васильевны Поляко70 комсомольцев для сбора вой в 1944 г. (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, с.42—43). заявлений от граждан.

155

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Комиссия работала до конца 1944 г., опрашивалось население, допрашивались свидетели и участники уничтожения людей. Производилась частичная эксгумация некоторых мест массовых захоронений для выяснения того, кто там похоронен, причины их смерти, примерного подсчета количества жертв. В результате расследований комиссия установила, что за время оккупации Могилева и его окрестностей было уничтожено до 30 000 гражданского населения, в т. ч. до 10 000 — еврейской национальности и до 40 000 — военнопленных. Всего по области фашисты расстреляли 71 756 человек.

Эксгумация трупов расстрелянных в годы войны. Фото Мигулина И. из фондов МОКМ

Свидетельские показания Докторов Даниил Андреевич «Будучи неоднократно в наряде по рытью могил, видел, как перед расстрелом немцы срывали с обреченных одежду и тут же делили меж собой. Особо припоминаю один страшный случай. Зимой 1942 года, когда было много снега и машины с доставленными на расстрел женщинами и детьми не смогли подъехать к самым рвам, немцы и жандармы подогнали взятые в деревне сани, запряженные лошадьми, влезли на машины, отобрали у матерей детишек и, как дрова, побросали их на сани. Дети кричали от ушибов и холода, матери падали в обморок, жандармы палками приводили их в чувство и заставляли умолкать детей. Детей было около 50. Затем подвезли детей на санях к яме, и жандармы сбрасывали их вниз пинками, как футбольные мячи. Потом сверху дали несколько очередей из автоматов вниз. Очевидно, не все дети были убиты. Здесь же расстреляли матерей и велели всех закопать» (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, л.32). Молащенко Ева Максимовна «Весной 1942 года видела, как немцы расстреливали большую группу людей. Отделяли по несколько человек, подводили к яме и стреляли. Когда очередь дошла до молодого парня, он стал у ямы, вынул из кармашка расческу, причесался, после чего, круто развернувшись, сильно ударил немца по морде. Другой немец убил его очередью из автомата в спину» (ф.306, оп.1, д.10, л.32). Кондратьева Дарья Даниловна «Мне известно из личных наблюдений, что на протяжении всего периода оккупации в противотанковых рвах д. Новопашково немцами уничтожено свыше 10 тысяч человек, в том числе и детей. После расстрелов и зарытия трупов я видела, как отдельные могилы с трупами приходили в движение, по-видимому, оттого, что там находились живые люди, не добитые фашистами, и, ворочаясь в могиле, производили движение поверхности могил». Ясютина Софья Васильевна «В противотанковых рвах д. Новопашково немцами было уничтожено свыше 10 тысяч советских граждан. Неоднократно находясь недалеко от места расстрелов, наблюдала, как немцы расправлялись у места расстрелов с женщинами и детьми. Это было в 1941 году во время массового расстрела людей еврейской национальности. Когда одна молодая красивая еврейка бежала с малым ребенком от места расстрелов, кричала «Спасите!» и рвала на себе волосы, а вслед за нею с автоматом в руках, стреляя, бежал фашист. Пробежав несколько сот метров, женщина с ребенком упали, убитые выстрелами». Кулящева Вера Васильевна «Во время уничтожения немецко-фашистскими захватчиками советских граждан у противотанковых рвов д. Новопашково могилы недостаточно зарывались и поэтому населению деревни, в

156

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Из заключения Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецкофашистских захватчиков и их сообщников по истреблению советских граждан на территории г. Могилева и в его окрестностях 5 октября 1944 года г. Могилев Немецко-фашистские захватчики ворвались 26 июля 1941 года в г. Могилев и, подобрав себе из местных предателей сообщников, с первого дня оккупации занялись поголовным истреблением советских граждан разного пола, возраста и национальности, и военнопленных. Истребление производилось систематически на протяжении всего периода оккупации данной территории, т.е. по 26 июня 1944 года. Методы истребления применялись разные: расстрел, сожжение и закапывание живьем людей, удушение газами специальной автомашины-«душегубки», применение пыток к заключенным, оканчивающихся смертью, содержание в/пленных в зимний период времени под открытым небом и питание их один раз в сутки «баландой» из картофельной шелухи, что вызывало среди них инфекционные заболевания и большую смертность. Наравне со взрослыми зверскому истреблению подвергались и дети разного возраста, а также душевнобольные Могилевской межобластной психолечебницы, которых только в один день было уничтожено «душегубкой» до 700 человек, а равно и уничтожение путем подкожного впрыскивания яда до 40 человек инвалидов Полыковичского дома престарелых инвалидов (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, лл.28—29). Из них — 5770 женщин, детей — 2506, повесили 17 человек, сожгли 1286 человек. Угнано в немецкое рабство 20 920 человек. Таким образом, со-

гласно районным актам, по области уничтожено 152 842 человека (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, лл.1, 6, 10, 28—29). И. Шендерович

том числе и мне, приходилось основательно закапывать могилы и собирать части человеческих трупов, что из могил растаскивались собаками. Во время этой работы я обратила внимание, что на месте уничтожения граждан валялись принадлежности женских туалетов, детские тапочки и прочие предметы. Во время сожжения трупов на протяжении 2—3-х недель круглосуточно был виден огонь на месте сожжения и в деревне явно слышался запах горевших трупов». Прокопенко Мария Даниловна «В период оккупации, проживая в д. Новопашково, знаю, что немцами у нас уничтожено свыше 10 тысяч человек советских граждан, так как наблюдала подъезд сразу по 20 автомашин и больше к противотанковым рвам с советскими гражданами, где их расстреливали. На месте расстрелов постоянно был слышен крик, плач расстрелянных. Могилы с трупами закапывали военнопленные или же арестованные. Сожжение трупов немцами производилось осенью 1943 года, немецкие солдаты о сожжении трупов говорили населению, что боятся, как бы их не кормили трупами уничтоженных ими советских граждан, поэтому они и производят сжигание» (ф.306, оп.1, д.10, лл.42—45). Волков Сидор Романович «Уничтожение евреев началось осенью 1941 года. Я видел, как автомашины подвозили людей, и немцы расстреливали их, а с конца осени 1941 г. постоянно действовала «душегубка» — автофургон с герметичным кузовом, куда загонялись 60—70 человек, внутрь подавали отработанные газы, и люди задыхались. А осенью 1943 года немцы стали выкапывать трупы ранее расстрелянных и сжигать их, это продолжалось несколько дней. Делали это спецкоманды, которые после окончания работ тоже были расстреляны и трупы их сожжены» (ф.306, оп.1, д.10, с.31). Васьков Алексей Андреевич «В декабре 1941 года в Полыковичах, находясь в наряде с односельчанами по захоронению трупов, я видел, как к могилам подъехала большая машина черного цвета. Не останавливаясь, она задним ходом точно подошла к краю подготовленной ямы. Сопровождавшие ее немцы подходили к стенке большого фургона и прислушивались. Мотор на полном ходу продолжал работать. По истечении небольшого времени дверь кузова была открыта, из кузова повалил пар и отработанные газы. После этого немец-офицер приказал мне лезть внутрь и сбрасывать в яму находившихся там людей. Мне кинулась в глаза прислонившаяся к стене одна женщина с ребенком на руках, и у ребенка во рту находилась материнская грудь. Я не знал, что это «душегубка», и спросил офицера, как же буду бросать в яму живых людей, но в ответ получил удар кулаком. Я влез в кузов и только тогда понял, что все люди, которые находились в кузове, — мертвые, там было около 30 удушенных газами человек». (Мигулин И. О кровавых зверствах фашистских варваров // За Радзiму. — 29.03.1945. — № 29 (3823)).

157

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

стоял на возвышенности. В доме было семей десять. В нашей комнате было три семьи. Очень тесно было. Яновицкого Карла Исааковича Есть было нечего. Мама (р. 1935) уходила, добывала какуюто еду. Потом эсэсовцы «В 1945 г. я сам лично присутствовал на раскопках расстрелянных начали охранять нас с оруза железнодорожным переездом. Я узнал дядьку маминого двоюродного жием, запрещали куда бы брата и его жену. Они жили около Дубровенки на улице Черняховского. то ни было выходить. Мы, Закопаны они были в одежде в песке, в траншеях. Всех их перезахородети, сидели дома в скученнили в гробах. Большая вереница грузовиков увозила их куда-то. Их ности. Так мы прожили до хоронили не на еврейском кладбище. У некоторых сохранились какиеоктября под постоянной то документы, справки. Их тогда собрали. Там, где сейчас памятник вооруженной охраной эсэбатальону милиции, там лежали евреи, дальше шли захоронения совцев. цыган. Их легко было отличить по ярким рубашкам, длинным косам Я помню, что гетто и юбкам у женщин. Все они были убиты, по-видимому, пулеметом, уже концентрировалось т. к. были разорваны грудные клетки. Это было очень страшное зрена правой стороне Дубролище. Много было предметов быта, посуды, ложек-вилок, кастрюль. венки, а левая оставалась Видимо, они не догадывались, куда их ведут. На многих были золотые свободной. На берегу покольца. Их снимали и собирали отдельно». перек маленькой улицы постоянно стояли закрытые машины-фургоны, они перегораживали улицу. Выйти из гетто было нельзя. Воспоминания узников гетто Где-то в 20-х числах октября нас начали выгонять из домов и сгонять к машинам. Мама исИЗ ВОСПОМИНАНИЙ пугалась, растерялась, стала метаться, хватать то фотографии, то вещи. Нас посадили в машину и Фишман (Эрман) Иды Рувимовны повезли. Повезли и нашу пожилую соседку Нем(1927—2007) цову. Она, помню, с палочкой ходила. Нас завезли всех в огромный пустой цех завода «22 июня 1941 г. мы с мамой возвращались из (теперь «Строммашина»). Там мы провели сутки бани, когда узнали, что началась война. Пытались или двое. Было так тесно, что даже лечь негде. бежать, сели на подводу, выехали из города, но Там были тысячи человек. Брат все время пропопали под бомбежку. У родственника убило дочь. сил пить. Наутро, 22 октября 1941 г., часов в 11, Мы вернулись в свой дом. Отец говорил, что боятьприехали крытые грузовые машины. Шел дождь ся немцев нечего. Он вспоминал первую мировую со снегом. Людей, а в основном были женщины, войну и не верил, что немцы такие жестокие. заставили раздеваться. Голых женщин гестаповцы От бомб во время обороны города прятались били по спине плетками и смеялись. Искали ценс соседями в окопах возле Днепра, недалеко от ности в одежде. У мамы сорвали с пальца золотое моста на Луполово. В тот год был очень хороший кольцо. урожай. Когда пришли немцы, они стали ходить Я сначала спрашивала маму: «Куда нас везут?» по домам. На нашем огороде они нарвали помидоА потом начала кричать: «Мамочка, они нас будут ров, огурцов, играли на нашей губной гармошке, расстреливать! Мамочка, я не хочу умирать!» Когпоели и ушли. да нас привезли ко рвам, всем стало ясно, куда нас В начале августа 1941 г. нас выгнали в гетто. привезли и зачем. Мама стала говорить мне на ухо: Маме тогда было 40 лет, мне — 13, брату Исааку — «Скажи, что ты не еврейка, что ты русская, что ты 9, а сестре Циле — 11. Мама не верила еще, что в эту машину случайно попала. Скажи, что тебя это гетто. «Я пойду с этой женщиной обменяюсь зовут Нина. Скажи, что ты белоруска и жила у нас домами, в которых мы будем жить», — говорила на квартире». Она подошла к эсэсовцам и стала она. Конечно, никакого обмена не было. Еще перед им объяснять: «Эта девочка случайно попала в этим в наш дом пришли немцы и полицаи по домашину. Она жила у меня на квартире и случайно носу соседа-полицая за отцом. До войны папе был попала в гетто. Она не моя дочка». Переводчик 51 год, он болел астмой, его не взяли на фронт. говорит: «Скажи: кукуруза». Я сказала. В нашей Фашистам требовалось восстановить мельницу в семье никто не картавил, все чисто говорили. колхозе то ли «Коминтерн», то ли «Рассвет», чтобы Меня отвели подальше. Мама попыталась спасти молоть крупу и муку. Отца забрали как специалиси братика. Сестра была очень похожа на еврейку, та по камням на мельнице. Отец восстановил а братик — нет. Мама сказала, что этот мальчик мельницу, а через три месяца его убили. тоже неизвестно чей. Переводчик командует: В гетто согнали очень много людей. В доме, «Сними штаны». Ему сняли штанишки и начали где мы жили, было три комнаты и два этажа. Дом

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

158

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Ида Рувимовна Фишман (Эрман) (1927—2007). Узник могилевского гетто

8 марта 1942 г. к детскому дому подъехала машина с эсэсовцами, с переводчицей, с собакой. Они проходят к директору. Директор заходит в комнату, где я живу, и говорит: «Иди, тебя хочет видеть твоя тетя, поедешь к ней в гости». Я же всегда говорила, что из другого города, беженка, моих родителей бомбой убило и здесь моей тети быть не может! Потом я уже выяснила, что моей тетей представилась женщина, которая бежала из Франции, попала в Ташкент, перед самой войной переехала в Смоленск, потом в Могилев. Мама отдала ей очень много наших вещей. Когда Могилев оккупировали, бургомистр взял ее к себе, чтобы она учила его детей французскому языку. Она-то и выступила в роли моей тети. Я сказала, что никакой тети здесь у меня нет. «Тогда, — говорят, — одевайся, поедешь с нами». Одна из наших воспитательниц, Нина Григорьевна, говорит мне шепотом: «Это они за тобой приехали. Ты едешь на расстрел. Быстро бери свои вещи, иди на кухню и прыгай через окно. Повариха сидит спиной, она не увидит. Уходи, убегай скорее огородами». Я так и сделала».

хохотать. Братик, как все евреи, был обрезан. Я даже не знаю, где это было: в Полыковичах или в Казимировке. Меня взяли за руки, за ноги и забросили в грузовую машину. Завезли в Могилев, где выброИЗ ВОСПОМИНАНИЙ сили. Я шла по улице и думала, что же мне теперь делать. Пошла на свою улицу. Зашла в дом наших Наймарк Любови Михайловны знакомых Коноплевых, с их дочкой я сидела за одной партой в школе. Говорю: «Тетя Женя, убили «В гетто на Дубровенке моя семья переселимоих маму, брата и сестру». Она стала кричать: «Ты лась по приказу немцев в сентябре 1941 г. В гетто понимаешь, что делаешь? За то, что ты пришла была большая скученность, в каждом небольшом сюда, нас могут расстрелять. Но сейчас можешь деревянном домишке жили по 40—50 человек. переночевать, и помни — тебя теперь зовут не Продуктами нас не снабжали. Выходить за предеИда, а Лида». (Евгения Петровна была депутатом лы гетто не разрешали. Я по внешнему виду не горсовета до войны, инженером работала). Догопохожа на еврейку. Пользуясь этим, я выходила ворились, что я Сычевская Лидия Петровна, и на из гетто и у знакомых доставала продукты для следующий день отправили в детский дом. Там своей семьи. меня и оставили. А надо сказать, что в этом доме Осенью 1941 г., когда уже было очень холодно, было довольно много еврейских детей, на которых в гетто приехали немцы на нескольких машинах, постоянно устраивали облавы и которых расстреливали. Два раза я ходила в деревню, где прятался отец. Первый раз, когда встретилась с ним, я не призналась, что всех убили, боялась, что больной отец не выдержит горя и умрет. Хотелось, чтобы хоть он жил. Когда пришла второй раз, хозяйка дома, где папа ночевал, сказала, что его увезли. Я до марта 1942 г. жила все время под большим напряжением и в постоянном страхе. За это время почти всех еврейских детей в детдоме выловили. Я все время ждала, что вот-вот придет моя очередь. Город был небольшой, наша улица маленькая, и многие знали «Моя сестра с двумя детьми шествует с остатками гетто в последний меня. Одни соседи выдавали, друпуть». Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» гие помогали.

159

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

моя семилетняя дочь, она стала кричать: «Я не хочу умирать!» — вырвала у меня сохраненный флакон духов и стала совать его немцу. Я подошла, объяснила немцу, что я русская, сюда попала по ошибке. Он поблагодарил за духи и выпустил нас с дочкой. Пошли в этот раз не домой, а к родственникам Гусаревичам, которые жили на Луполово. Они нам очень обрадовались. От них я и узнала, что всех евреев расстреляли где-то возле Полыкович. Осенью 1942 г. меня снова арестовали, кто-то донес, что я еврейка. Доставили в так называемое «Русское СД» на улице Малое Завалье. Меня долго допрашивали и русские, и немцы, но я упорно стояла на своем, а знакомые подтвердили, что я русская, и меня отпустили. Вскоре после этого я ушла в партизаны» (Левин В., Мельцер Д. Черная книга с красными страницами. — США, Балтимор: ИА «Вестник», 1996. — С. 295—296).

«Реквием по матери»

Любовь Михайловна Наймарк с дочкой. Довоенное фото из семейного архива Сапиковых

покрытых брезентом, стали выгонять евреев из домов и грузить на автомашины. В гетто поднялся крик, шум, плач. Тех, кто не мог идти, расстреливали на месте. Я это видела своими глазами. Евреев немцы вывозили, а куда, я тогда не знала, только потом узнала, что на расстрел. Но та группа, в которую я попала, была вывезена в лагерь, который находился на территории завода им. Димитрова, теперь там завод «Строммашина». В лагере я подошла к одному немцу и сказала, что сама я русская, а мой муж еврей. Он меня с дочерью отпустил из лагеря. Это было около 7 утра следующего дня. В лагере моя дочь видела, как в одном помещении сидели мужчины, в том числе и мой муж, а немцы их били палками по головам. Когда нас с дочерью отпустили, я пошла на Дубровенку. Там уже было пусто, евреев не было, а полицейские и немцы все разграбили. Но там меня снова задержали полицейские и привели в огромный подвал, где уже было полным-полно евреев — человек, наверное, 400. К вечеру нас привели в тот же лагерь — в заводское помещение, в цех. Когда нас вели, мы увидели большую кучу одежды. Вещей было очень много — до потолка. Мне бросились в глаза мамин плед и мамино манто. В лагере еще много было евреев. Некоторых выводили из цеха во двор, потом слышались выстрелы, а в цех вносили охапки одежды. Я поняла, что расстреливают прямо в лагере. Это поняла и

160

Документальная повесть Г.Н. Шпака «Реквием по матери» основана на записках Любови Илларионовны Шпак, приемной матери автора, украинской еврейки, переехавшей в Могилев еще до войны и скрывавшей свою национальность. В книге описывается жизнь молодой женщины, ее мужа Николая, подруги Шуры, их знакомых и близких в 30—40-е годы. В приведенном отрывке описано и спасение самого автора книги, бывшего тогда совсем маленьким ребенком, как это представляется ему из дня сегодняшнего. «С конца августа 1941 года в городе активно заработали гестапо и местная полиция. В районе реки Дубровенки немцы создали гетто, огородили весь район высоким забором и колючей проволокой. Издали приказ за подписью коменданта Бесселя и начальника полиции Журова о том, что все евреи должны носить на спине желтые шестиконечные звезды Давида с надписью «Юде». Расстреливать узников вывозили в район деревни Полыковичи. Люба, благодаря своему младшему брату Сергею, который переехал в Могилев с Украины, стала связной партизанского отряда «Османовский». Она выводила еврейские семьи в зону действия этого отряда, где мужчины брались за оружие, а детей и женщин по возможности отправляли на «Большую землю» — так называли территорию, не занятую немцами. Сергей служил в городской управе, где мог узнавать, когда и какую еврейскую семью будут вывозить в гетто. Любе удалось спасти семью бывшего директора комбината Миркина, хотя сам Марк Львович погиб. Она предложила Шуре сходить к Базылеву, где, как она слышала, скрывался Лев Моисеевич Соркин, бывший главный инженер. На следующий день они отправились к Базылевым. Лев Моисеевич встретил их с ра-

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Любовь Илларионовна Шпак (Майборода) (1916—1996). Фото из семейного архива Шпака Г.Н.

достью, видно, жилось ему там не очень хорошо. Базылев, работник мясокомбината, на вид степенный, умеющий угождать начальству, теперь занял совсем другую позицию — постоянно напоминал Соркину, что тот жив только благодаря ему. То же самое он сказал пришедшим женщинам, добавив, что Лев Моисеевич стал для него обузой. — А Вы не были для него обузой, когда работали на мясокомбинате? — не выдержав, в сердцах сказала Люба. — Забыли, сколько он Вам сделал добра? — Как же, помню, — сказал он уже другим тоном, — все помню. Для меня Лев Моисеевич был и отцом, и матерью, если бы не он, мне бы туго пришлось. Люба с Шурой предложили Соркину пойти к партизанам. Он поблагодарил их за заботу, но, ссылаясь на преклонный возраст, отказался, сказав, что пойдет в гетто. Тогда Люба пригласила временно пожить у нее, и он согласился. Лев Моисеевич попросил Колю побрить его, потом поблагодарил и сказал: «Извините меня за доставленные хлопоты, только прошу вас, не уговаривайте меня, я пойду туда, где моя семья — в гетто». С тех пор его никто не видел. — Лев Моисеевич добровольно пошел на смерть, — сокрушалась Люба. — Он, наверное, не знал, что из гетто ночью забирают семьями, вывозят на машине за город и там расстреливают. Говорят, такой крик стоит, что жутко становится, потом закапывают всех: и мертвых, и живых, вместе с маленькими детьми. — Вот варвары, — сказала Шура, — они же так их всех уничтожат.

— Какое счастье, что я успела переправить в партизанский отряд семью Аранзона, директора мясокомбината, — сказала Люба, — а вот секретарь парторганизации Малкин сидит в Могилеве, нужно сходить к нему, если его еще не вывезли в гетто. Когда подруги постучали к Малкиным, послышались шум, крики, но увидев своих, они успокоились и пригласили войти. В доме всюду лежали узлы, чемоданы, вся семья была в сборе: ожидали, что с минуты на минуту за ними придут. Люба спросила: — Вы что, уезжать собрались? — Да, а вы разве не слышали, что всех евреев сгоняют в гетто? — Слышали, — отвечала Люба, — я уже вывела несколько семей в лес. Мы пришли за вами. И Люба с Шурой начали уговаривать Малкиных пойти с ними. Женщины стали возражать — одна из них молодая, его жена, а вторая — пожилая, видимо, мать. Двое маленьких детей сидели в углу на стульях и внимательно наблюдали за всем происходящим испуганными, недоверчивыми глазенками. — Мы всю семью переправим туда, — сказала Люба. Женщины с минуту помолчали, потом пожилая сказала: — Никуда мы не пойдем, расставаться друг с другом не будем, если суждено нам погибнуть, так погибнем все вместе. В Святом Писании было сказано, что придет время, когда начнут истреблять еврейскую нацию, видно, это время пришло, выпало на долю нашего поколения, а кому суждено жить, те уже уехали в Сибирь. — Глупости вы говорите, — возразила Люба. Она начала уговаривать их, но безуспешно. Потом Малкин вдруг сказал: — Девочки! Наши вещи остаются, берите себе, что хотите, все равно они пропадут. — Что Вы, что Вы! Как Вы могли подумать? — Простите, если обидел вас, я думал как лучше. Напрасно вы отказываетесь, ведь потом будет уже поздно. Едва подруги успели выйти, как дверь открылась снова — на пороге стоял маленький мальчик лет двух. Люба все поняла, схватила его на руки, и они с Шурой побежали домой… Через несколько дней пропал Коля. Всю ночь прождала его Люба, но он так и не пришел. Утром, взяв сына Гену на руки, Люба отправилась на поиски мужа. Одна из знакомых женщин сказала ей, что Колю и еще нескольких мужчин схватили немцы. Весь день Люба ходила по лагерям, но безрезультатно, поздно вечером раздался стук и вошли двое полицейских: — Собирайся, жидовская благодетельница, — сказал один из них, — мы все о тебе знаем. Посмотрев на него, Люба узнала бывшего работника охраны сушкомбината Сусленкова и поняла, что пощады не будет. Полицейские отвели

161

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

их в гетто и в воротах сдали охранникам — финским солдатам. И начались мучительные дни и ночи. Через месяц Гена заболел коклюшем, кашлял кровью, задыхался. Люба приходила в отчаяние, плакала, молила Бога сохранить жизнь мальчика. Окружающие, такие же несчастные люди, как могли, помогали ей, ободряли, особенно их бывшая довоенная соседка Рива Эрман, которая старалась облегчить страдания больного ребенка. Но двадцатого октября семью Эрман посадили в машину и вывезли в концлагерь, находящийся на территории завода имени Димитрова, откуда на следующий день их отправили в район деревни Полыковичи. Как рассказывали люди, перед расстрелом произошло чудесное спасение дочери Ривы Исааковны, тринадцатилетней Иды, которую удалось «вымолить» у немцев, так как она не была похожа на еврейку. Видимо, Бог вступился за нее, и ее отпустили с места казни. Не один раз Люба брала сына на руки и шла к проходной, просила охранников выпустить ее, говоря, что у нее больной ребенок и она случайно сюда попала. Охранники выходили из помещения, вырывали у нее мальчика и отбрасывали в сторону, а Любу толкали так, что она падала на землю, и тогда ногами в кованых сапогах катили от проходной до дверей длинного красного барака. Сын бежал рядом и кричал: «Мамочка Любочка, не ходи туда больше». Отлежавшись и видя, что Гена угасает, она опять повторяла свой путь. В это время небольшая группа молодежи совершила побег, среди них была пятнадцатилетняя Маргарита Веротинская, через которую Любе удалось передать записку для Коли… Люба умела хорошо шить верхнюю одежду, и это ее спасло. В ноябре ее перевели в концлагерь, находящийся на территории завода имени Димитрова, где она попала на пошивочный участок — там шили одежду для немцев и полиции. В марте 1942 года Люба и еще две молодые женщины уговорили полицейского-белоруса помочь им. У Любы в нижнем углу пальто было зашито золотое обручальное кольцо. Ночью она отдала его охраннику, и он разрешил ей бежать. Люба перелезла через забор, а охранник перебросил Гену на ту сторону. Падая, он сломал руку, а на шее появился огромный синяк. Люба отнесла сына к своей тетке, где завязала руку в лубок. На следующий день она решила уйти в лес. А ночью старая штукатурка из-за выстрелов обвалилась, разбила мальчику лицо и сдвинула повязку на руке. Искривленная рука и переломанный нос остались у него на всю жизнь… В это же время Коля находился в концлагере, расположенном на территории бывшей канатной фабрики. Ночью ему удалось выползти по дну старого окопа, засыпанного снегом, и бежать. Так Любина семья вновь оказалась вместе…» (Шпак Г.Н. Реквием по матери. — Мн.: «Четыре четверти», 2000).

162

Показания свидетелей массовых уничтожений ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Белковской Валентины Афанасьевны (р. 1928)

«Наша семья до войны жила в самом конце улицы Менжинского (тогда — Малое Завалье), рядом со спуском к Струшне. Вокруг жило очень много евреев: Сироткины, Шпитальники, Гелины, Мишковичи, Герчики, Куськины, Соркины. Герчики, сколько я себя помню, занимались изготовлением вкусных кренделей, которые продавались в маленькой лавочке тут же в их доме. Когда у нас денег не было, мы брали крендели в долг. Они уже знали, что каждый день для нас нужно отложить пять штук. Когда деньги у нас появлялись, мы сразу рассчитывались с долгами. Кроме того, старик Герчик имел балагу — большую грузовую телегу, на которой он по заказам перевозил грузы. Мишкович работал на базаре рубщиком мяса. Шпитальники держали корову, а кроме того, старший был легковым извозчиком — как сейчас таксист. Жили все мирно, отношения были очень дружеские. Так было до самой войны. В первые дни войны эвакуировались практически все, кто жил рядом с нами, кроме Герчиковых. Герчиков говорил: «А что я поеду? В начале века я жил под немцами, так же пек крендели, и сейчас буду этим заниматься». Вот и осталась их вся семья: он с женой, старший сын Нохем (ему было лет 20), средний сын Арон и дочка Циля (лет 17—18, очень красивая девушка). Соня Шпитальникова привела к нам свою корову и предложила маме забрать свою посуду и прочие хозяйственные мелочи. Но мама от них отказалась. Сказала: «Ну что вы, это ненадолго. Еще месяцдва, и все закончится». Сразу после вступления фашистов в город они стали укрепляться, ожидая, может быть, контрнаступления. Первая крупная акция по уничтожению была, когда они выгнали всех жителей из близлежащих к нам домов — струшненских, Большого Завалья — и приказали идти в Масленый овраг, который начинался сразу за нашим домом. Когда овраг был полный, всех погнали в сторону Печерска. Там, где сейчас начинается улица Якубовского (это был край города, начинался лес), нас остановили и приказали разделиться: евреям — в одну сторону, белорусам — в другую. Евреев оставили сидеть в поле, а нас погнали в лес метров на 20—30. Там мы просидели под дождем всю ночь и день, опасаясь выйти на опушку. Только вечером следующего дня, промокшие, замерзшие и голодные, пошли домой. А тех евреев, которые шли с нами, больше никто не видел. Где их убили, я не знаю.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

двери вагона остались открытыми, и Нохем предложил брату бежать. Арон испугался, но Нохем решил бежать один. Его спасла полячка, которая прятала молодого парня у себя на чердаке фактически всю войну. Это он рассказывал сам, когда вернулся в Могилев и жил здесь непродолжительное время. Об Ароне больше никто ничего не слышал. Трагически сложилась судьба их сестры Цили, которая тоже была схвачена во время облавы. Один из местных немецких начальников забрал ее к себе в качестве наложницы, а когда сформированные немецкие части уходили дальше на восток, он же и расстрелял ее на хоздворе. Потом началось создание гетто. Всем неевреям было приТак художник Житницкий представлял смерть своей жены Нины. Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого казано в течение нескольких «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни» дней покинуть свои дома в пойме реки Дубровенки от Быховского рынка чуть ли не до самой Потом начались регулярные облавы — искали Карабановки. А на их место начали переселяться прятавшихся красноармейцев, которых много остаевреи со всех концов города. Мне кажется, что лось в окружении после захвата города. Сначала их заселили очень быстро — чуть ли не за сутки. такие облавы проводили только немцы. Зайдут В одном доме жило по несколько семей. Кроме в хату, посмотрят по сторонам, спросят, есть ли того, ранее подобное гетто было создано в районе кто-нибудь, и уйдут. Позже, когда были сформиЧаусской улицы на Луполово. Надо сказать, что рованы полицейские отряды, стало гораздо хуже. уже после первых облав, когда выбирали самых Те знали, где искать, кого искать, как искать. Пермолодых и сильных, все начали понимать, чем выми жертвами таких облав становились солдаты, это должно кончиться. Понимали это и евреи. Я молодые мужчины, которых отправляли в лагерь, помню, как один из местных евреев, Беленький, созданный на заводе Димитрова. Там шел отбор который жил внизу на Дебре, после моления над на отправку в Германию. водой Дубровенки во время осеннего праздника, Особое отношение у полицаев было к евреям. подошел к маме и говорил: «Ой! Ой! Что это будет? Они даже устраивали для подозрительных проПлохо будет!» верки на обрезание. Так, подвергли этой униВ один из дней рано утром (только начало зительной процедуре и моего глухонемого дядю светать) мы были разбужены громкими криками, Федора Матвеевича, смуглого и черноволосого. визгом, плачем детей, лаем собак. До Дубровенки В это время прошел слух, что в Белыничах отот нас большое расстояние, но крики были такие пускают военнопленных, если за ними приходят громкие, что нам хорошо было слышно. Это было родственники. Мама узнала, что там находится так страшно, что нельзя и передать. Рассказываее муж — мой отчим, и смогла его забрать. Но все ли, что всех евреев выгоняли из домов и грузили равно он все время прятался во время облав в спев подогнанные крытые фургоны. Вещи брать зациальном тайнике за печкой, а потом в блиндаже, прещалось. Тех, кто не мог ходить, расстреливали который мы вырыли в овраге за домом. прямо дома в кровати. В этот же день уже из гетто Привез своего сына из Белынич и наш соседзабрали старика и старуху Герчиковых. еврей Борис Маркович (фамилию я не помню). Потом еще полицаи ездили по домам и собираЕго жена Ефросиния Григорьевна работала до ли оставленные вещи, которые потом продавались войны на телеграфе, а он был каким-то служащим. в специальных магазинах. Рассказывали, что с Его и сына в одну из таких облав схватили. Эта же самих людей кольца, сережки и другие украшения участь постигла детей Герчикова. Нохема и Арона забирали немцы. Мы, дети, на следующий день к запихнули в теплушку и в числе многих других повечеру пошли посмотреть на то, что там осталось. везли в сторону Германии, может быть, в Польшу. Зрелище было жуткое: пустые брошенные дома, На территории Польши во время одной из стоянок голодные собаки. В одном из домов увидели труп

163

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

убитого старика на кровати и с криками ужаса кинулись назад. После той акции к нам домой приходил еврейский мальчик Боря лет двенадцати, семья которого до войны снимала подвал у Мишковичей. Что случилось с его родителями, я не знаю, но ему каким-то образом удалось убежать, и он скитался по окрестным домам. Мама сказала, чтобы он приходил, когда стемнеет, и подкармливала его, чем могла. Когда сильно похолодало, он несколько раз ночевал у нас на печке. Рядом с нами жил полицай Никитин. Так он что-то заподозрил и как-то вечером спросил маму, не еврейский ли мальчишка к нам приходит, и предупредил, чтобы она не вздумала прятать евреев. Боря это слышал и больше к нам не приходил. Мама через несколько дней говорила, что она видела, как он, бедный, ночевал в заброшенном доме на углу Плеханова и Воровского. Потом Боря пропал окончательно, мама говорила, что это было никитинских рук дело, который все же его выследил. Через некоторое время после уничтожения гетто (наверное, это был уже 1942 г.) пришла очередь и детей от смешанных браков. Была арестована врач Сипакова с детьми, муж которой был евреем. Ее, правда, быстро выпустили, но детей не отдали. Она еще долго носила им передачи в тюрьму, хотя, скорей всего, их давно уже не было в живых. А вот еще одна наша соседка, которая жила на Плеханова недалеко от церкви, двух своих детей бросить отказалась и осталась с ними в тюрьме. Что с ними случилось потом, можно только предполагать. Мужья их в Могилеве после войны не появились, по-видимому, погибли на фронте».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Данилова Владимира Ивановича (р. 1932) «Напротив нас, на Струшне, в добротном бревенчатом доме жила большая еврейская семья. У них был мальчик года на три нас старше, у него была болезнь Дауна, он тоже с нами играл, хотя над ним и подсмеивались. Когда началась война, эта семья сразу же эвакуировалась. Через несколько дней дом загорелся. Мать говорила, что дом разграбили наши соседи Чепиркины и подожгли, чтобы замести следы. Когда немцы стали наступать на Могилев, многие семьи стали убегать. Мать ранило, она не могла ходить. Я добывал еду. Мы, пацаны, лазили везде. Дети полицая ничего не боялись, и я с ними. Жена Чепиркина приносила нам еду, она была очень доброй. А вечерами соседи брали мешки, шли в опустевшие дома и тащили вещи мешками к себе. Я это видел. Пришли немцы. Евреев стали сгонять на Дубровенку. Чепиркин стал полицейским. Я помню такой эпизод. С ул. Воровского на Дубровенку идет

164

спуск мимо ремесленного училища и мост через Струшню. Струшня бурлила. Бежит мальчик 7—8 лет, по другой стороне Струшни идет Чепиркин. Он увидел мальчика, кричит: «Стой!», а мальчик убегает. Догнал его. Стукнул по спине резиновой трубкой: «Чего убегаешь?». Тот поворачивается: «Дяденька, я гусский, дяденька, я гусский!» И Чепиркин его погнал куда-то по Дубровенке.

Неизвестный мальчик из еврейского гетто. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1091/35

Еще один эпизод врезался мне в память так, что я словно вновь вижу это. Улица Правая Дубровенка, ниже впадения Струшни в Дубровенку метров сто. Мы слышим крик из дома. Распахнуты двери. На полу лежит седая старуха, над ней склонилась молодая женщина, которая уговаривает старую пойти, еще над ними три или четыре мужика — два немца и два полицейских. Старуха кричит: «Я никуда не пойду. Все равно убивать будут. Пусть убивают здесь». Мужики ее подхватили и бросили в машину. Третий эпизод. Вечер. Смеркается. Идет женщина в пальто и сзади звезда. Немец останавливает, кричит: «Хайль!» Женщина бежит. Он вскидывает ружье. Женщина упала. Немец ушел. Люди подошли, стали смотреть: «Кажется, наша соседка, белоруска. Наверное, зашла в какой-то дом, схватила пальто, одела, а там оказалась подшита звезда». Мать мне запретила выходить. Я сидел дома. Несколько дней подряд были страшные крики, крики, крики, шум машин. Над нами, над Струшней, от Виленской и от Дубровенки».

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Холокост и дети Рассказ о судьбах еврейских детей в годы войны мог бы стать темой отдельной книги. Хотя, в некотором роде, и эта книга восполняет данный информационный пробел, ведь большинство воспоминаний из приведенных в ней — это рассказы людей, которые в годы войны были детьми и которым посчастливилось выжить. Слышишь? Слышу… Несколько лет назад питерский художник Леонид Меерович Симоновский, в том числе и по нашей просьбе, начал записывать воспоминания о своем военном могилевском детстве. Результатом явилась очень искренняя и трогательная книга «Слышишь? Слышу…», написанная образным языком талантливого художника. Отрывки из книги и воспоминания великолепного рассказчика дают возможность сопережить трагедию маленького мальчика, волею судьбы выброшенного не только из уютного семейного мира, но из мира вообще, и сумевшего в окружающем ужасе сохранить себя и свою светлую душу. «Пахло огородным летом. Могилевчане слышали его огуречный дух, когда спускались к Днепру. Папе выдали новенькую противогазную сумку. Высоко в небе рывками стоял надрывный гул. Говорили, что сбрасывают мотоциклистов в касках. Они носятся по городу и наводят ужас. Базар опустел. Детей не пускают на улицу. Родственники со Щемиловки куда-то с заводом уехали. Наверно, в Москву. На школьном дворе учились по команде надевать противогазы. Мама нервничала. Я катался на калитке со скрипом, которая напевала: парра-шутик. И выглядывал папу. Наконец он пришел, взмокший, бросил ключи на стол и сказал: «Все!» Стрельба, взрывы, где-то на Первомайской горит. Мы прячемся между грядок. Прижались к земле. Холод огуречных листьев. Несут раненых, наших, не наших, стонут. *** За черным окном безмолвно шевелилась бесконечная мглистая из человеческих голов змея. Покрикивали конвоиры, скулили во дворах охрипшие собаки. Шнель, шнель, круцефикс... Гнали наших пленных мимо наших окон на аэродромное поле. Наутро по Лагерной улице валялись красные деньги с портретом Ленина — грабили магазины. Где-то за Луполовским базаром нашли патоку. Тащили липкие ведра. У соседей немцы смолили свинью. Орали, пели, раскачивая ее над огнем. Недорезанная, она визжала, а, присмирев, вздрагивала и вздыхала, будто кормила своих детей. Сырые дрова коптили, немцы отбивались от дыма. «Пан, пан, глянь, вон за забором сухая бяроза. Бяры яе у жидов». Это матка Ревки, моего друга, которого я научил ездить на взрослом вело-

Леонид Меерович Симоновский вспоминает. Родился в Могилеве в 1932 г. Отец Меер, мать Вихна и сестра Эсфирь погибли во время войны. Мальчик спасся чудом. Три года скитался, выживал, как мог, в Могилеве и его окрестностях. После освобождения города попал в Могилевский спецдетдом, где воспитывался до 1949 г., пока не окончил семилетку. В том же году поступил в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной. После его окончания до сегодняшнего дня работает ведущим художником на Петербургской бумажной фабрике «ГОЗНАК». Многие годы посвятил живописи в технике акварели и книжной графики. Его пейзажи, портреты, натюрморты — работы тонкие, удивляющие светлым взглядом на мир. Л. Симоновским оформлено около тридцати книг.

сипеде, просунув ногу под раму. В каком бешеном восторге примчался я тогда домой и кричал: «Ревка сам едет!» — Папа, зачем она к нам посылает? — Отец больно оттолкнул меня от дверей и задвинул щеколду. — Не вылазь! В доме стало жутко тихо. *** Из барака Заготзерна выскочил прятавшийся там политрук. Застрелил старика-сторожа, швырнул гранату в обоз, завалил тяжелую короткохвостую кобылу и немца, потом пульнул в себя. С аэродрома на телегах везли мертвых красноармейцев и сбрасывали их в Днепр. Не стало моей беленькой собачки — пушистика Букета. У него была подбита лапа. Пленные поймали его и съели. Сестра стала прятаться в сарае. На ночь она приходила в дом...

165

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

*** А по Луполовскому булыжному шоссе рваными кучками, одиночками тянулись странные люди. В заношенных, висящих мешком пиджаках с оттопыренными карманами, с торбами за спиной, деревянными чемоданами, даже в лаптях. Их сгоняли из деревень. Помню, шла дама в шляпе, а рядом с ней восковая девочка, блестел лоб, блестел подбородок, и вся она, в блескучем платьице, была плоская, как полированная доска. Она долго оглядывалась на меня, пока дама не дернула ее за руку. Смешной, худой, с эмалированным тазом, из бани, что ли, с бородой священника, ребе, наверно, старый учитель, а рядом учителка в вязаной кофте, задранной на выпученном животе. Двое несли на палке чемодан. Мальчишки, такие, как я, друг Вихна и Меер Симоновские, родители Леонида, за другом семенили босиком. Кепки с погибшие в могилевском гетто. большими козырьками были надвинуФото из семейного архива Симоновского Л.М. ты на нос, да так, что топырились уши. Одна женщина — никакая, — другая, третья, разве всех их упомнишь, в ты, и — поцелуи любви... А тут ведут человеков — теплых платках, дядьки в ушанках, хотя еще не сквозь них, мимо их постелей — колонны евреев, зима. Двигалось много и молча, шли, как тени. проклятых, отторгнутых, немых, прокаженных, Малюток несли на руках вместе с кошелками, красивых, готовых идти на бойню. Простите, не узелками, и не было кукол, игрушек. Простучала люди они, оболочки прозрачные, бутерброды без повозка по булыжнику, на ней — тюки в одеялах, в нервов, без крови, без глаз, истекающих болью, и клеенках, табуретки. Словно торговать шли бабы, без жизни — глупой мечты. Что с нами, бедные настоящие крестьянки, за плечами корзины, подлюди, земля, что ли, сошла с ума?! Не видит слепая вязанные платками через грудь. Видать, издалека, Европа, не слышит, забиты серой уши, пальчиком топали споро, привычно. с маникюром изящно сверлит в ноздре… …А люди замедленно тянулись лентой черного кино, притомившиеся, в бедных деревенских одеж*** ках, в колючих суконных сюртуках, с котомками, Мы собирались тоже. Папа свертывал мамиперевязанными веревками, в онучах с галошами... ну шубу. «Зачем, Меер, нам не унести!» Куда мы Зачем я все это пересматриваю, перечисляю? поедем, я не знал и пристал к Фире. Она буркнула: Ну, идут и идут, что с того?! Их все равно никто «К тете Риве». Но она с заводом уехала, где ее смоне видит. Их нет! Нет даже призраков, которых гут найти?.. Приехал из деревни Тимоша вместе боятся на кладбище. В домах по обе стороны, как с женой и дочками, сразу расположились, узлы всегда, зажигали керосиновые лампы, грели ноги по углам. Дочки смиренно рядышком уселись, от хвори, парили овес для компрессов, набивали примяли диван, сжали ноги в коленках и лапки им штопаный чулок, пацанов бутузили за дырки в расставили по бокам. А Тимофей без передыху штанах, вечерили парным молоком, миловались, кинулся помогать. Погрузил на телегу вещи. Я ругались и задували свет. А люди за окном — не уместился спереди, а папа сзади, свесив ноги. люди, тени, привидения, тянули свои обреченные Тронулись. Мама с Фиркой остались дома, даже не кости удивительно покорно, смиренно, по-детски вышли нас провожать. Шли, ехали люди. Мы тоже безнадежно, и никто их не видел. Нет их, понимаенаправились в город, спустились по Виленской те, нет. Для нас сейчас, как и тогда, текла привычмимо керосиновой лавки к Дубровенке, а там по ная, хлопотливая жизнь. Один насморк чего стоит, Щемиловке вверх, к тете Риве. Ни Майки, ни дяди сколько мотает. А они — не они, ничто, пустота, не Абраши (его забрали в армию), ни тети, конечно, их руки, не их кожа, не душа, у них не заходится не было. В большой проходной комнате толкалась сердце. Вот когда немцы гнали коров на бойню, а уйма народу. Нам, как законным родственникам, те ревели нещадно, люди смотрели в щели. Подууступили дальний чулан, маленький, без окон, мать только, во всех закоулках Европы, в Берлине, раньше там спал Абраша. Вскоре явилась мама, в Афинах, Париже, в Риме, под радужным небом Фирка осталась дома. Так вот еще о чем шептаиграют оркестры, порхают наряды, преподносят цветы, кусают сочные фрукты, маршируют солдались тогда родители. И сиплый Тимошин голос:

166

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

«Дивчина она мировая. Дюже вылазить не треба, а так няхай живе, як родня!»… Мне никто ничего не объяснял. По обрывкам слов, по скоплению чужих людей, нависшего тяжелого ожидания, суеты, я стал понимать, что прошлое оборвалось… Мамочка, я хочу в свою кроватку. Там на спинке мои любимые никелированные шарики. Их можно откручивать и закручивать, а если смотреться в них, появляются такие смешные рожицы. *** Теперь в нашем доме живут другие... Теперь в нашем городе страшно. Там, на валу, говорили, немцы повесили врачей. Они качаются и дергаются, как живые. Из комендатуры напротив за ними часовой смотрит... …Почему нам приказано не выходить за мосты, находиться только там, где поселили евреев? Мы прошастали вдоль Дубровенки — никакой колючей проволоки не нашли. Натыкались на женщин с желтыми нашивками на спине и все. Иногда только местные пацаны дразнили — жид, жид, по веревочке бежит, — но не задирались. По городу ходить запрещалось… …Бегал с мальчиком по улице несколько раз, торопясь домой, чтобы мама не ругала. Меня увидел мужчина, с Луполово, он звал меня, долго бежал за мной, гнал, как зайца, охота была. Зачем он бежал за мной, что это за человеко-ноги, что ему надо было? У меня было ощущение погони, это ощущение мне иногда снится, оно со мной, как привитая оспа. *** Ты знаешь, что было? Дядю Гришу нашли под домом. Он там сидел, ты его видел, когда залез? Он убежал из плена и здесь скрывался. Его забрали в полицию, и теперь это нам так не пройдет... Утром появился тот высоченный. Я его сразу узнал. К белой нарукавной повязке, какую носили полицаи, у него была булавкой приколота звезда. Сейчас он не казался таким высоким и говорил тихо. Скорее уговаривал. «Вы должны понять, что мы не можем давать повод к нам привязываться. Какой мне интерес у вас выпытывать, кто скрывался? Он же военный, вам мало? Что вы берете на свою голову, вам больше всех надо? Я вам советую, не держите за собой какое есть кольцо или что в этом роде, я уже был в других домах. Надо собрать подарок, а что делать? Они тоже люди. У них дети. Пусть они будут с нашей стороны довольны. Посоветуйтесь, я не тороплю. Я вам по секрету скажу, от них уже имеются очень интересные предложения. Если среди вас есть парикмахеры, дадут документ, и они будут свободно ходить и стричь офицеров. Им выделят настоящую еду. Хорошенько подумайте, а пока я заскочу к этой пьянице Доре». Папа его раньше видел на вокзале, он работал там, так себе шишка. А теперь примазался, стал начальником...

*** Я проснулся оттого, что услышал хождение в доме. Что случилось? Показалось, что двигают кровать с Бориной бабушкой. Взрослые были одеты и возились с узлами. — Что ты кладешь, Верочка, кто это понесет? — Может, кого-то ищут? — Нет, это облава, — твердо ответил папа. Я услышал это слово впервые, и мне представилось: где-то далеко обвалилась крыша. Я тоже вскочил. — Ложись, — успокаивала мама, — не просыпайся, до утра еще целая ночь. Меер, погаси лампу. Лучше, чтоб не видели в доме свет. Я слышал отдельные выстрелы, но теплые руки мамы так прижимали меня к себе, что я вскоре обмяк н заснул. Утром сразу пришел дядя Семен. — Слушайте, что я уже знаю. Они похватали всю Дубровенку, от Виленской до бани. Считай, с половиной расправились. Вещи брать не давали, затолкали в фургоны даже лежащих больных. Ужас! Я им так не дамся. Пусть только войдут, у меня петля наготове. Живым я им не дамся. Я их знаю, чтоб они провалились, по той войне. Не хватает мне потом еще мучиться… *** Родители меня будили очень рано, когда дети лучше всего спят. Мама стояла, как дерево, спиленное по пояс, она даже не махала. Она окаменела. Она все понимала, а я нет… …Когда я оделся, папа подошел, крепко сжал мои руки, я почувствовал, какие большие ладони у него, и приблизился лицом к моему лицу, выделяя каждое слово, буквально чеканя, сказал: «Поднимайся по огороду наверх. Смотри, наши, не наши, немцы, обходи. Не попадайся. По Первомайской не броди, там тебя могут узнать. И по Ленинской тоже. И вообще, не болтайся по улицам. Иди куда подальше от людных мест. Не водись с чужими ребятами. Ты меня понял?!» Я таким папу никогда не видел. Огромные остановившиеся глаза у самого моего лица, рот и нос расширились и тоже не двигались. Мне стало жутко, и я попросился не уходить. Но он, не слушая меня, опустил мои руки и добавил: «Приходить будешь вечером, когда стемнеет. Тем же путем, запомнил? Посмотри хорошенько, если увидишь, что внизу у нас немцы шныряют, машины, не спускайся, беги обратно… Запомни, сына, на всю жизнь — ты у нас теперь стал большой, взрослый и все должен решать сам». Я едва улавливал его слова и не понимал, что они значат. Мама положила мне в шаровары, где лежали часы, хлеб с огурцом и поцеловала. «Покушай днем». Я стал подниматься, оглядываясь, надеясь, что она вот-вот позовет. Но она стояла, не двигаясь, становилась все меньше и меньше по мере того, как я карабкался из оврага, цепляясь за кусты, — и исчезла…

167

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

*** Издали, еще на подходе, я увидел расставленный вдоль обрыва патруль. Со спины без лиц, как вкопанные столбы, стояли солдаты, страстно поглощенные происходящим внизу, Бежать, надо бежать обратно, это облава. В голове помутилось и меня понесло туда, вниз. — Мама, ма-моч-ка! — Шпацирен, фрау, — подталкивали солдаты, — шнепь, эйн, цвейн, бистро в машин, кататься хорошо, гут, гут, бистро! Они торопились, а я кидался, лихорадочно таращился, выглядывая в толпе маму. Узлы, кошелки, чемоданы, сумочки полицаи отбирали и кидали в кузова грузовиков, а взъерошенных, онемевших женщин, вопящих детей, смиренных стариков солдаты загоняли — нох айн, нох айн — утрамбовывали в крытые фургоны. Люди еле вскарабкивались туда, падали, проваливаясь в бездну. «Мама, мама», — кричал я, но голос не вырывался. Не сознавая, как это получилось, я оказался в кучке местных пацанов, сбежавшихся поглазеть, как сгоняют евреев. Их сдерживал полицай, а они надрывались. — Жиды, жиды, зьели с салом пуд еды! — Внутри меня кипело, ревело, выло «мама!», а я орал: «С салом съели...» — Пан, пан, вон жиденок, — тыкали пацаны пальцами под колеса. Полицай вытащил дрожащего худенького, с поджатыми лапками, головастика и, как тряпичного щенка, швырнул его в фургон. За шкирку волокли парня. Лицо у него было заляпано кровью. Он еле кульгал. Его подхватили за руки и за ноги, качнули раза два — и туда, в черную прорву. Сколько намесили! Издали было видно, как люди покорно шли и пропадали там. Фургоны, серые будки, отъезжали, тяжело и натужно рыча, появлялись порожние. Два малыша, буквально, уцепившись за руки матери, словно распяв ее, вели к машине. Подойдя к борту, она спокойно подсадила младшего, а когда залез старший, немец дернул ее, указывая на другой фургон. Она вырвалась, кинулась к детям, но он оттолкнул ее. Она упала и на коленях ползла и умоляла: «Паночек, паночек... мои детки...» Он потащил ее, а она отчаянно била, колотила руками землю, долбила проклятую, понимая уже, что ни до кого не достучаться. Я помню, как гнали наших пленных, мужчин, обезоруженных, подавленных. И все же у них была ниточка надежды. А сейчас шли женщины-матери, бабушки, у которых на руках обвисали, дрожа всем существом, дети. Женщины ясно сознавали, что это их последний путь. Откуда бралось столько сил и духа, чтобы проглотить слезы, каменной волей усмирить сердце и не рыдать, не проклинать, изнемогая, а просто устоять на ногах, да, устоять и по-прежнему нежно смотреть на своих малышей, без кровавого ужаса и материнской невыносимой боли. В беспомощном шествии была ясная обречен-

168

ность, но и достоинство и непреклонность любви во имя последних минут жизни детей. — Пьетя, — пронзительно кричала женщина, обращаясь к нашей кучке, — скажи маме, пусть заберет мои вещи и пере... — Раздавшийся рядом выстрел затушил ее слова. Из-за дома выскочила рыжая девица, падая и цепляясь за сухой дедовник, изо всех сил карабкаясь, ползла наверх. За ней выбежал солдат, остановился, хотел было вернуться, но потом не спеша, внимательно прицелился и —железным пальцем железный курок — щелк... и она, растопырясь, как курица, которой отрубили голову, затрепыхала руками и неловко, медленно сползла. Платье ее зацепилось, оголились ноги, длинные, белые-белые, как парафиновые свечи. Вытянула их на склоне, словно собралась загорать. А пацаны очумели, не унимались: «Он жид, она жидена, и картавят, как ворона, кыр, кыр, в сраке сыр, в жопе ложка-мандавошка». Это я кричу, я, мама, вместе с ними, я не слышу себя, ору, надрываясь, нет, не я, это кто-то визжит ужасно... Из машины падает сверток, живой кулечек, безмолвный, головкой о борт — тук! И на сухую глину — тук! Солдат сапогом подкатил его к речке, спихнул в Дубровенку. — Нехай побулькаеть, — усмехнулся стоящий перед нами полицай. — Поглядим, як жиденок плавает. Лихорадочно пропуская машину за машиной, я впяливался в каждую, надеясь хоть одним глазом увидеть родителей. Мне казалось, что ревут не моторы, а стонут, задыхаются люди, наваленные друг на друга, я явственно слышал, как из каждой рычащей будки зовет меня мама. А папа ее успокаивает: «Верочка, Верочка, тише, не надо, Ленчик услышит — сорвется...» Машины разъезжались, а пацаны, как заводные, не унимались: « Жид, жид, жид пархатый, выметайся с нашей хаты». Машины, набитые людьми, уехали. Полицаи заканчивали грузить шмотки. Пацаны осмелели и побежали к мосту. И я с ними. Вижу: мальчик лежит, смотрит, не моргая, пеленки распахнулись, вода переливается, подпрыгивает у головки, синий пупочек торчит, крови и капельки нет, чистенький и спокойный, ручонки раскинул ласточкой, словно хочет обнять огромное крутое небо. Полицаи погрузили то, что влезло, и уехали. За ними появились шакалы. Рыскали по домам, тащили кто стул, кто кастрюлю. Пацаны разбежались в надежде тоже что-нибудь ухватить. Двое волочили по земле матрац. Все сгодится. Кто что напялит на себя: рубаху, галоши, ребячьи чулки. Кто-то наденет папину ногу, еще одну ногу себе, вроде запасного колеса. Все, я умер. Легко и свободно. Тише. Их закопают в землю. Дождь их намочит, и жижа в рот потечет и за шею. Станет там очень холодно мамочке. А кушать что будет — землю? Грязную, с червяками? Я кинулся, рухнул, вгрызаясь, рот набивая комьями грязи. Вот так будем кушать

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

вместе, вот так умываться грязью, карманы набьем липкой грязью. Теперь через нос прямо в рот. Пусть черви проходы роют железными челюстями сквозь нас, через нас, через таз в уши. Я назло откушу себе пальцы, это совсем не больно, проглочу вместе с грязью, выплюну... Я стал давиться, кашлять, меня рвало комьями, которыми был набит рот. Холодно мамочке, холодно, папочке тоже холодно, я тут совсем замерзну, собаки меня съедят. Я хочу к вам скорее, возьмите меня скорее, я боюсь один оставаться. Ходили потом слухи, что старый еврей, когда к нему рвались немцы, повесился с бантом на шее, на котором было написано: «Вот вам!» Люди ходили смотреть. Об остальных не говорили… *** Наверное, есть еще такая связь, которую нельзя разорвать. Меня тянуло к Днепру. Школище было заселено. Там были обильные огороды. Человеку надо иметь что-то над головой. Я залезал под ступеньки лестницы. Я сохранил ощущение сухого, отшлифованного ногами дерева. Я прислушивался к человеческим шагам. Я чувствовал запахи. Я поддерживал руками половицы, считая, что так защищусь. Мне не хватало теплоты. Я трогал гуся, и помню, как гладил перья в темноте. Я помню луну. Меня удивляло, как она бежит и стоит одновременно. Я играл с ней, толкал луну и боялся, что она убежит. Она была плоской, колючей, острой, прорезающей тучку. Обыденность меня удивляла больше всего. Завтра его не будет, а сегодня он думает, что у него горлышко болит. Как все происходит одновременно. Это удивительно. Иногда я думал, что прекрасно, что существует параллельная жизнь, тогда, хоть один час, но человек проживает среди себе подобных, своей жизнью, в своей одежке. Ночевал в сараях, на чердаках. Долго-долго ждал, пока стемнеет, пока окна погаснут. Потом забирался в сарай, если он был не заперт, или в туалет. В шесть часов начинался комендантский час, надо было прятаться где-то. Когда начинало темнеть, я торопился найти место, где бы укрыться. Все люди расползались по подворотням и парадным. Несколько раз темнота застигала меня в районе Виленской, и я укрывался в разрушенной церкви на Первомайской. Мне казалось, что я там более защищен. Там были росписи, фрески с изображением святых. Они были в очень плохом состоянии, но святые меня не устрашали. Они были спокойны и нейтральны. Их лики, абсолютно лишенные мимики, чистые, без гримасы, без напряжения, меня не отпугивали. Я их рассматривал без страха. Рядом на валу была комендатура. Немцы шагали по улице в своих подкованных сапогах с квадратными гвоздиками в подметке, так, что твердый грохот был слышен издали. Все существо было настроено на слух. Я начинал двигаться, хо-

дить по квадрату замусоренной паперти, в страхе, что немцы могут зайти. Как-то лики святых стали двигаться вместе со мной. Меня это ужаснуло, это было непостижимо ребенку. Это было очень смятенное чувство, как будто в комнате, где находишься, начало двигаться кресло. Где-то внутри меня было ощущение, что за мной гонятся. Я боялся прислоняться к стенам. *** Ходил к вокзалу, хотел уехать, не зная куда. Возле входа в вагон стоял проводник. Я очень боялся проводников, как какие-нибудь воришки милиционеров. Я обошел вагон и по лесенке забрался на его крышу. Ехать на крыше очень страшно. Такое ощущение, что тебя сбрасывает. Вагон качает, трясет и подпрыгивает. Паровоз топили дровами. От дыма и гари дышать было трудно. Я так напряженно держался, что слезть не мог. Весь был грязный, прокопченный. Днем на вокзале можно было затеряться среди людей. Там тоже было много людей с узлами, завязанными за плечами, или фанерными чемоданами. Сидели на полу, в садике возле вокзала. Днем можно было затесаться, но ночью в помещении вокзала оставаться было нельзя. Ходили немецкий патруль и полицаи, ребята, которые служили у немцев. Я выходил в садик из вокзала, в сквере было очень темно, сплошная чернота. Только полицейские ходили с фонариками. Я забивался под низкорослые деревья, в кусты, как в шалаш, я чувствовал там себя как бы защищенным. Люди сами жили довольно скудно, собаки никем не кормились. Собаки что-то изыскивали, вынюхивали, рыскали на этом пустыре и меня находили в моем укрытии. Я схватил палку, отогнал собаку. Она так завизжала, что я помню этот визг до сих пор. Я понял, что я сам в этой же роли... У меня была мстительная, беспощадная злость. Оружия было тогда много, я его даже менял. Я пошел к своему дому, где жили другие люди, к тем, кто выдал мою сестру. Сейчас я счастлив, что ничего не применил, что там не оказалось взрослых, одни дети. Это были знакомые, люди, которые до войны за нами даже ухаживали, до войны мы помогали им. Он приносил нам в гетто капусту. Я вторично ходил, снова никого не застал, они почувствовали, испугались. Теперь я думаю, что там сработал чисто звериный инстинкт, инстинкт сломленного человека, который закрылся в свою коробочку. Молодой человек, ребенок живет инстинктами. Я жил инстинктом беспощадной дикой злобы. У меня не было ощущения причастности себя к какой-то общности. У меня был инстинкт обиды, я был переполнен горечью. Я дрался с мальчишкой, которого я даже не знал. Это была такая обида, такая переполненность горечью. Теперь злости у меня нет. Я не могу назвать человека, который выдал сестру, когда все кончилось, приговорить его. У него тоже было двое детей. Ну как его судить?

169

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Может быть, это звучит кощунственно. У нас сложилось стереотипное мнение, когда говорят о войне. Для воспитания патриотизма много говорят о массовом героизме и самоотверженности во время войны, подчеркивают, как люди благородно вели себя, как помогали друг другу. У меня не сложилось такого впечатления. Конечно, одиночные случаи были. Прекрасный человек становился обычным, обычный человек становился стертым, плохой человек просто оскотинивался. Шкала шла по ниспадающей. Экстремальные условия оглушают со всех сторон. Хорошо еще, если человек один, а если у него дети? Как он может обратить внимание на чужого ребенка, просто природный инстинкт срабатывает — защитить свое дитя, подальше от чужого, тем более он грязный, вшивый. Как дать кружку одновременно своему и чужому ребенку? Это инстинкт. Я помню многие фразы. Они для меня, как камертон. Я был удивлен, когда в деревне мне было сказано: «Ну что ты сидишь, иди ешь, ци мы чужие?» Это один звук, но для чистого одного звука он достаточен. Это очень важно. *** Питаться можно было только базаром. Работал Быховский базар. Там же чаще всего были облавы. Базар окружали по периметру, по верхней части, людей загоняли в один нижний проход и никого не выпускали. Я спал на ходу, стоя в очередях в магазинах. Во время оккупации люди занимали очередь в магазины в 5, в 6 часов, а то и в 4. Я просыпался, только если оступался. Все время было ощущение голода. Только несколько раз во время войны я был по-настоящему сыт. Меня покормил Ляксей — профессиональный вор, освобожденный как-то из тюрьмы во время оккупации. Он жил своим ремеслом. Я приходил к нему на Мышаковку в маленький домик около каланчи. Ему было лет 48, женщине, которая жила с ним, — лет 40, но мне они казались стариками. А так — это была песья охота на то, что плохо лежит. *** Когда я, замерзший, мокрый, обледеневший, перебежал через Днепр и спрятался в шкафу, меня заметили, услышали, по-видимому. Я даже не знаю, как звали ту женщину. Меня нашел мальчик, ее сын. Он зашел в сарай. Я услышал, дернулся, дверь шкафа скрипнула. Пацан чуть старше меня убежал, он испугался меня. Я медленно вылез из шкафа. Все затекло, одежда высохла и обледенела. У ворот я увидел миску с едой. Я долго присматривался — идти ли мне, потом я пошел. Появилась женщина. От нее не только не исходила агрессия, у нее не было активного движения. Она не боялась и не устремлялась, она просто двигалась. Она обращалась так, как будто давно меня знала. «Ну что ты, есть не будешь? А пожалуй надо. Уже все остыло, холодно ведь. Степень ненаступательности моментально считывается. «Что ты в белом картузе? — спросила она. — В

170

Леонид Симоновский среди воспитанников детского дома в послевоенном Могилеве. Фото из семейного архива Симановского Л.М.

белом картузе ты же сразу виден». Я прочел по ее движениям, что она знает, кто я. Она принесла мне старую теплую шапку, надела ее, одернула на мне и прижала ладонями уши, как учительница любящему ученику. Я был полностью обезоружен. Она сказала: «Тебе надо идти подальше от города, там барак есть». *** Мне посоветовали прийти переночевать в барак около кладбища, туда, куда приводили мою сестру Фиру. Там были облавы на евреев. Там и мою сестру забрали. Моя будущая воспитательница Юзефа Иосифовна Куявская сказала мне там изменить фамилию. Я сходил потом в полицию, зарегистрироваться. В этом бараке я жил где-то неделю и убежал оттуда босой, меня раздели цыганята, забрали папины часы, сапожки, байковые шаровары. Я был босым. Я нашел резину, обкрутил проволокой ноги. Потеплело. Я зашел в один дом около Дубровенки, если увидят, попросил бы чтото. Увидел в сенях стоптанные немецкие сапоги. Я одел их, они были в два раза больше ноги, и ушел. В подвале на Школище, где я ночевал, нашел стопку старых советских газет, побежали с другом продавать их на базаре на самокрутки. *** Однажды мне показалось, глядя на Луполово, на нашу половину дома, что я вижу Фиру, и я не выдержал и заорал. Я еще не знал, что ее забрали. Я так орал, что захлебнулся. Я почувствовал что-то неоткликающееся. Тогда я осмелел от отчаяния. Тогда я пошел, и мне сказали, что ее нет. Совершенно точно, что у человека есть какое-то сверхчувство, которое просыпается в экстремальных ситуациях.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Потом я видел, как Луполово горело, как стелился черный дым, остовы обгорелых домов.

Еще были Кузьмины. Там женщина с обратной стороны забора ставила мне мисочку с едой.

*** Я ходил из деревни в деревню, по окрестностям. У меня было внутреннее чувство опасности, что меня могут увидеть и выдать. Опыт приходит быстро. Я смотрел, в какой избе староста. Старост, своих кураторов, назначала полиция. Однажды я попал на старосту. Он решил, что меня подослали подпалить стог. Спички он не нашел и выгнал меня. Пьян был, может, это спасло. Очень быстро пришло понимание, что я никому не нужен. Кто-то говорил: «Да у нас ничога нет, чаго ты ка мне пришел, да и печка не топлена, хадзи в тую хату, там харошая хата, там дадуць…» А кто-то говорил: «Ну так чаго, заходзь, лажыся за печку». Иду по дороге, по обочине, по лесу. У маленькой речушки стоят мужчины с белыми рукавами — это полиция. Ищу брод. По следам вижу, что здесь речку переходили коровы, если здесь прошло стадо коров, значит неглубоко. Дальше, опять мужчины стоят. Белых рукавов нет — партизанская зона.

*** Я набираюсь сил, чтобы не смешать время, не перенести свою тяжесть на кого-то, я даже сыну это не рассказывал, чтобы не сделать его заложником моей тяжести, у него своя жизнь, свои «спотыкачки». Я должен найти в себе мужество, чтобы пережить все это. Все мое — во мне. Перекладывать нельзя, это спекуляция, это эгоизм. Хотя есть потребность найти опору, но равную, состоявшуюся, которую я не разрушу» (Симоновский  Л.М. Слышишь? Слышу… — СПб., 2004).

*** Я больше всего сожалею, что ничего не сделал хорошего тем людям, которые мне помогали. Даже при желании, которое ты носишь в душе, как-то так получается в жизни, что ты все время оказываешься должником, должником какого-то душевного тепла, которое ты должен был отдать не потому, что должен, а потому что оно у тебя есть и распирает тебя. Оно распространяется и впопад и невпопад, но жалко, что оно не попало туда, куда я хотел бы. Когда я во время облавы сбежал из барака, без одежды, обобранный, в одних чулочках, я сначала спрятался в снегу. Ждал, пока немцы уедут. Потом, совершенно замерзая, побежал к тете Наде на Дубровенке. Стучать я не мог. Я залез в поленницы под домом. Этот дом смыло во время наводнения. Она услышала меня, когда поленницы загрохотали. Я уже был совершенно замерзший и беспомощный. Она меня оттирала в холодной воде. Это был сознательный риск и жертва. Тетя Надя знала, кто я такой. Только к окну просила не подходить, потому что напротив в доме жили нехорошие люди. Она пела мне колыбельную Моцарта у печки. Она сказала, что не может меня оставить, у нее был маленький ребенок. Она показалась мне человеком, включенным в жизнь, не спящим, со всем арсеналом человеческих чувств, с глазами, со слезами, с ушами. Она учила меня говорить: «Говори не пьять, а пять» — и прижимала мой язык. Она сказала, что я должен идти в партизаны. Я был у нее дня два-три. Жил за шкафом. Она жила очень скудно. У нее лежал хлеб на столе, а я очень голоден был. Я отщипывал крошечку и смотрел, видно ли будет.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Толпыго Натальи Сергеевны (р. 1938) «Отец Семена Аронова, тоже Семен Аронов, был коммунистом. Он ушел на фронт в первые дни войны и погиб. Мама Семена, тетя Лея, осталась с тремя детьми. Старшей дочери Рахели было 16 лет. Мой папа говорил, что красивее ее никого в своей жизни не встречал. Семену было 13—14 лет, а третий, Вовка, еще младше. Семен не был похож на еврея, и отец в свое время не позволил сделать ему обрезание. Это его и спасло. Когда начались холода, в гетто начались расстрелы. Мать раздобыла Семену какую-то шубку, даже, кажется, девичью, и сказала: «Беги, сынок». Его встретили русские мальчишки, и кто-то из них узнал шубейку. Она принадлежала какому-то их

Семен Аронов проскитался всю войну по деревням, а когда пришли советские войска, ушел с ними на запад. Фото из семейного архива Толпыго Н.С.

171

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

еврейскому товарищу. Семена даже побили за то, что он якобы ограбил жидов. Вся семья Семена была расстреляна. Семен устроился работать в пекарню. Там он встретил человека, который хорошо знал его отца, был у того шофером. Этот человек дал Семену понять, что он от него зависит, требовал воровать хлеб. Семен удрал. Он проскитался всю войну по деревням, жил то у одних людей, то у других, а когда пришли советские войска, ушел с ними на запад. Затем его призвали на действительную военную службу. Служил где-то в Германии. Он надеялся, что в Могилеве есть кто-то из родственников и написал на Главпочтамт без адреса — «женщине, которая знает кого-то из таких-то семей». И на почте действительно нашлись люди, которые догадались, кто это письмо писал, и отнесли его родственникам С. Аронова. В армии с Семеном случилось несчастье: его арестовали и осудили военным трибуналом за то, что пропали какие-то вещи со склада части, когда он стоял в карауле. Находился он в заключении до смерти Сталина. После освобождения вернулся в Могилев, окончил строительный техникум, был мастером на все руки. Но о своей военной судьбе практически никому не рассказывал». (Семен Аронов умер в 2004 г. — А.Л.).

Лея Аронова с мужем Семеном. Довоенное фото из семейного архива Толпыго Н.С.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Якубовской Людмилы Иосифовны (р. 1931) «Училась я в школе № 12 в Пожарном переулке, за год до начала войны нас перевели в здание нынешней школы № 16. Со мной в классе учились Феликс Рейзли, Брайнин, Додик Шейнин, Элла Зейтман, Маня Эпштейн, Люсик Гимпельсон. Я белоруска, но прекрасно понимала идиш, для меня особой разницы даже не было, на каком языке говорить. Мы очень любили мацу, которую иногда приносила наша соседка Оникул Мина, с тремя детьми которой я дружила. Но особенно мне запомнилась тушеная картошка с черносливом, что она готовила. Наши знакомые евреи, насколько я помню, особенно еврейские традиции не соблюдали. Это были простые рабочие люди, достаточно бедные, и, наверное, им было не до этого. Но я прекрасно помню, что в одном окне часто видела молящегося еврея, покрытого «таласом», качающегося в такт словам. Мы вообще не придавали значения национальности, и имена были интернациональные: Римма, Эрна, Элла и др. В самом начале войны и оккупации все еврейские семьи расселили на Дебре. Я в город всегда ходила через Дебрю и видела там много переселенных семей. Всех заставили нашить на левое плечо и спину такие рыжие круги с шестиконечной звездой. Но прожили евреи здесь недолго:

172

к концу лета их переселили на Дубровенку. А мы в это время тоже туда переселились в брошенную квартиру. Там же жила девочка-еврейка Маня Эпштейн, с которой мы сидели за одной партой. Она была из бедной семьи: отец был рабочим, мама — домохозяйка, жили они в трехэтажном красном кирпичном доме, который стоял на спуске за ДК «Швейников» прямо на Дубровенке. Я часто у них бывала и, когда пришли немцы, решила сбегать посмотреть, здесь ли еще Маня. И вот я застала такую картину: стоит грузовик. На скамейке, возле кабины водителя, сидит Маня, а рядом в горшке стоит фикус. А в руках она держит ухват для печки. Мама ее несет еще какой-то узел. Я спрашиваю: «Маня, ты куда?» А она мне так весело: «Нас всех переселяют в новое гетто, где-то по Минскому шоссе». А потом уже мы узнали, что отсюда их повезли всех в «Сахарный ров» — это между железной дорогой и Дубровенкой, там, где сейчас микрорайон Мир-2, и там они были расстреляны. Чтобы не было лишних разговоров и паники, для вида разрешалось брать все: хотите цветок, хотите вещи. Гетто, по крайней мере сначала, не было огорожено колючей проволокой. Маня как жила на Дубровенке, так там и осталась, пока их оттуда не вывезли. Только нашивки все евреи должны были носить обязательно. Мне говорили, что в районе Мышаковки люди видели еще одну одноклассницу Эллу Зейтман.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Сеня Месежников. Фото из семейного архива Месежниковой А.Б.

Братья Давид и Семен Месежниковы уцелели при уничтожении гетто, но были схвачены фашистами и расстреляны позже. Фото из семейного архива Месежниковой А.Б.

Из письма Язгур Песе Львовне, написанного ее сестрой Язгур Эстер Львовной, сразу же после ее возвращения из эвакуации в 1944 г. В письме сообщается о гибели всех 16 их родственников, оставшихся в оккупации в Могилеве, которые не смогли эвакуироваться: «Здравствуйте, дорогие, дороже которых не может быть, Песя, Наталья, Сергей. ...Напрасно ты писала на адрес мамы. Там даже нет собаки. Итак, готовься слушать ужасные сведения. Это все нам рассказал Эля. Он был все время в лагере. Мама последнее время жила на Щемиловке с Маней, Лизой и Женей. Все жили дружно. Потом маму с Инной, Лизой, Рахилей забрали и сразу расстреляли. А мальчики дочерей Мани и Лизы ходили по миру (Аронов Семен и Месежниковы Давид, 13 лет, и Семен, 9 лет — А.М.). Маму четырьмя пулями на улице расстреляли. Похоронили возле уборной, где мы нашли могилу. До этого ее морили голодом, абсолютно голую. (Язгур Алта — около 60 лет. У нее был диабет, ампутированы ноги — А.М.). Судьба папы абсолютно никому неизвестна. Никто не знает, кто, когда и как. Борис наш и Манин, и Яшка расстреляны в лагере, а также Женя. О мальчиках и их скитаниях подробно писать не могу, чувствую, что парализуется рука, но в конечном итоге они расстреляны (Аронов Семен остался жив — см. воспоминания Толпыго Н.С. — А.Л.). Из вещей нет ничего, твоего дома нет. В мамином доме пекарня. Мы живем в квартире Лизы. Дорогие Песенька, Сереженька, мало этого, нас бог совсем обидел. Наша дорогая сестра Соня сделала аборт и 28 июня 1944 г. она на наших руках скончалась. Теперь мы воспитываем сиротку Валечку. Это все вкратце пишу. Сергей Францевич, мы нашли вашего брата Шуру и сестру Гандю. Они все время были в партизанах. Были у нас, и я приняла хорошо, как смогла, и была довольна, что ваша, хоть капля крови, цела. Песя, пиши, как ты живешь, думаешь хоть на кладбище с нами поплакать?.. Песенька, так тяжело мне на душе, но хорошо, что работаю, сколько никогда — с 7 утра до 12 вечера в столовой госбезопасности буфетчицей. Ида работает в большом магазине, Фаня (еще две сестры — А.М.) — в промтоварном. Дина, у которой ты жила на первой квартире, я ее видела во всем награбленном. На этом кончаю. Когда ответишь, напишу еще. Целую миллион раз. Эстер... У меня к вам великая просьба, чтобы вы ни на что не смотрели, жили как можно лучше, потому что конец человека страшный, мне первый раз приходится это видеть» (предоставлено Месежниковой Аллой Борисовной (р. 1946), дочерью Язгур П.Л.).

173

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Она была одна, родители, по-видимому, уже погибли. Она избегала заходить в дома, никто ее не смог приютить. Потом она пропала. На Мышаковке жила одна семья. Жена была еврейкой, а муж русский, двое детей. Жили они в красивом доме. Мать мужа была против этого брака. Она же и донесла на жену. Их арестовали и вывезли в гетто. Отец не оставил семью и поехал с женой и детьми. Все они погибли».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Якубовской Людмилы Иосифовны (р. 1931) и Гришиной Евгении Ефимовны (р. 1936) О Зине Соморевой «Воспитателями в детском доме во время войны были Юзефа Иосифовна Куявская (Шлифиш) и Анна Дмитриевна Хохрякова (ее муж позже стал начальником могилевского спорткомитета). Это были очень хорошие люди, очень добрые, отзывчивые и смелые. К нам часто прибегала в детский дом еврейка Зина Соморева. Отец ее был на фронте, а всю остальную семью расстреляли немцы в гетто. Зине удалось убежать, каким образом, я не помню. С тех пор Зина вела кочевой образ жизни, нигде долго не жила, наверное, боялась попасться, да и характер у нее был такой непоседливый. Она на еврейку была совсем не похожа: волосы рыжие, нос широковатый — бульбинкой. Девчонка эта была боевая, отпетая хулиганка. Останавливалась она в детдоме буквально на пару дней. Ее переодевали, кормили, давали отоспаться, и она снова пропадала. Всего у нас было шесть девочек, и все знали, кто она, но никто ее не выдал. По рассказам, попадала она в руки немцев, но когда ее спрашивали, не еврейка ли она, Зина ругалась на них матом и кричала: «Я русская!» И ее отпускали. Так вот и бегала Зина до освобождения Могилева. А после войны попала в этот же детдом к той же Юзефе Иосифовне. Работала она потом на обувной фабрике и, как сейчас помню, танцевала в ансамбле, где выступала и я. Вышла она замуж за нашего приятеля по ансамблю Лазаря. Стала в городе очень известным человеком, членом партии, депутатом, заседала в каких-то президиумах. Отец ее вернулся с войны без ног, но, к сожалению, стал наркоманом, т. к. во время и после ампутации ему давали какие-то наркотические обезболивающие. Я это знаю потому, что мама работала тогда медсестрой, и он иногда приходил к ней, просил хотя бы эфира (согласно воспоминаниям Гришиной Евгении Ефимовны, «отец Зины чудом выжил в могилевском гетто. Он попал со многими другими в душегубку. Ему кто-то сказал, что если дышать через тряпку, смоченную мочой, то можно выжить. Он так и поступил и остался жив. Ему удалось выползти из общей могилы где-

174

то в стороне Белынич и, в конце концов, попасть на фронт»). Позже он женился повторно, тоже на еврейке (из воспоминаний Гришиной Е.Е. — на родной сестре Зининой мамы) и у них родился сын. Жили они в Пожарном переулке, напротив нынешнего статуправления. Там он сапожничал. Часто его можно было видеть на улице, сидящим на своей табуретке».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зверева Леонида Александровича (р. 1939) «Я родился перед войной. Моя мама, Софья Леонтьевна (Литмановна), была еврейкой, отец, Александр Трофимович Зверев, — русским. Жили мы в Белостоке. Отца после техникума связи призвали в армию. В ночь на 22 июня, как рассказывал отец, их домой из штаба отпустили только в 2 часа. Он пришел, лег спать и проснулся в 4 часа ночи от лязга немецких танков. Оружия ни у кого из офицеров не было, т. к. его сдавали в сейф в штабе. Отец выскочил через окно и пытался огородами бежать в штаб. Но тут же его схватили немцы, так он попал в плен в первый час войны. Мать наутро отправилась пешком в сторону Могилева, откуда родом был отец, к его родителям. Пришли мы в Могилев глубокой осенью перед самым снегом. Родители отца, Трофим Васильевич и Анастасия Ермолаевна, были крепкими хозяевами. У них был свой дом на улице Ленинской, как раз на том месте, где сейчас стоит здание КГБ. Дед был известным в городе печником. А главой семьи была бабка — очень религиозная православная женщина. Она заседала в церковном совете Трехсвятительской церкви. У нее всегда было свое место за клиросом, которое никто никогда не занимал, потому что все знали, что это ее место. Бабушка очень неприязненно отнеслась к браку сына с еврейкой. Но когда мама принесла меня изможденного, переболевшего в дороге дизентерией, бабка сделала все, чтобы вылечить меня. В один из дней мама пошла на рынок, чтобы выменять для меня какие-нибудь продукты, попала в облаву и была отправлена в Германию. Отца перегоняли в это время из лагеря в лагерь, из пересыльного пункта в пересыльный пункт. В одном из лагерей для военнопленных сформировалась группа, которая подготовила побег. Удрали они зимой 1942 г. большой группой и всю зиму и часть весны 1942 г. выходили из глубокого тыла, лагерь был на территории Польши. Только в конце мая пленные прорвались через линию фронта и пришли к своим. Радость была, конечно, безмерной, они чувствовали себя героями, а отец даже умудрился сохранить свой партийный билет. Но пришел «товарищ» из СМЕРШа, их построили и всех отправили в штрафбат.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

В доме, который и сейчас стоит на площади им. 40 лет Победы, около фонтана, располагался большой немецкий военный госпиталь. Я хорошо помню, как мы, дети, «паслись» под окнами этого дома. Немцы выбрасывали нам галеты, куски хлеба. Мы это подбирали. Это была и забава, и пропитание. Кроме того, на кухне работал красивый толстый повар, который на заднем дворе собирал нас за крыльцом и выносил остатки пищи. Обычно это были немецкие пудинги, которые мы с удовольствием ели большими ложками. Но были и другие случаи, и другие немцы. Один раз какой-то сволочной немец бросил с верхнего окна полбуханки абсолютно сухого хлеба, как камень, которая попала в лицо одному мальчишке — соседу. У него был сломан нос, покалечен глаз, а немец радостно ржал. После этого наши родители запретили нам ходить под этими окнами. Во время войны я заболел менингитом. Около трех недель находился без сознания, ни на что не реагировал, температура была очень высокая. Бабушка, наверное, уже не надеясь, что я выживу без врачебной помощи, решила обратиться к немецким врачам. Она знала некоторых из них, т. к. обменивала зелень и свежие овощи со своего огорода на марки или продукты. Бабка была очень запасливая и хранила за домом в земле зарытое старое сало, горшочки с топленым маслом, держала кур, так что мы не голодали. Бабушка привела в дом какого-то высокопоставленного врача из госпиталя. Немец долго меня осматривал и сказал, что спасти может только пенициллин. В те годы пенициллин был очень большой ценностью, даже в немецком госпитале он был под учетом. Но бабка смогла договориться с этим немцем, что он будет мне его колоть. У бабки были где-то запрятаны золотые российские монеты, и она их обменивала на уколы. Немец приходил рано утром в темноте и после захода солнца и делал уколы. А бабка расплачивалась золотыми монетами и свежими яйцами. Сколько она ему давала, я не знаю, но немец к нам ходил почти две недели. Бабушка рассказывала, что, когда он пришел в последний раз, долго меня осматривал, а потом показал мне фигу. А я в ответ скрутил две фиги на одной руке и начал крутить на другой. Тогда немец радостно заржал и воскликнул: «Гут! Будет зольдат!» Так, благодаря этому немцу, бабке и еще Бог знает чему, я выжил. Был еще один случай, который мог закончиться для всех трагически. У нас была одна соседка, которая знала, что я сын еврейки. Она донесла об этом. Как-то ночью ворвались к нам в дом фашисты в черном с железными бляхами на груди то ли гестапо, то ли СС. Их, по рассказам бабки, боялись и сами немцы. Искали именно меня. Бабке каким-то образом удалось меня спрятать за постель. Когда они ворвались к нам в спальню, то увидели массу образов, икон, горящую лампаду, успокоились и, расшвыряв ногами мебель, ушли и больше не появились.

Когда же вернулся отец, бабушка ему все рассказала. Он кинулся к этой соседке, выволок ее из дома. Только вмешательство бабки спасло ее от самосуда. Правда, позже ее якобы все же посадили, как стало известно, она сотрудничала с немцами и донесла на многих. Многие вокруг нас знали, что отец был женат на еврейке, но молчали. Войну я вообще слабо помню, все то, что рассказываю, это из воспоминаний бабки. Но я хорошо помню громкую канонаду и вход наших войск в Могилев. Это было в мой день рождения — 5 лет. У нас был высокий забор, на котором я сидел, т. к. бабка запретила выходить со двора, и смотрел, как из Заднепровья шли наши войска в сторону вокзала. Ехали пушки, колоннами шли солдаты. Мне было, конечно, очень интересно. Вдруг из колонны вышел какой-то солдат, подошел и сказал: «Ну что? Папку ждешь?» Я говорю: «Да». А он отвечает: «Я его видел, вот он тебе передал». И достает из кармана большой грязный кусок сахара. Я схватил сахар, скатился с забора, побежал к бабке, начал кричать, что мне папа сахар передал. А бабушка долго после этого плакала. Еще я хорошо помню, что после войны в Могилеве масса немцев восстанавливала город. Их особенно не охраняли. Они голодные и оборванные ходили по домам и просили что-нибудь поесть. А у нас была огромная черно-белая собака, которую звали Фриц. Она на цепи бегала по двору. Один раз такой пленный зашел к нам и подошел к двери. И надо сказать, что бабка очень хорошо относилась к этим пленным и всегда их подкармливала. Этот немец про собаку не знал, а та бросилась к нему из-за угла. Немец с испуга схватился за раму окна, пытался подтянуться, чтобы его собака не схватила за ноги. В это время мама выскочила на крыльцо и закричала на собаку: «Фриц! Пошел вон!» Немец же думал, естественно, что она орет ему, и не знал, что делать. Я прекрасно помню эти огромные перепуганные глаза немецкого пленного. А мама тогда тоже догадалась, что что-то не так, оттащила собаку и стала извиняться перед немцем по-немецки. Вот такой был интересный эпизод. В связи с этим эпизодом вспоминается еще одна история, это было уже сравнительно недавно. Тогда, будучи депутатом Верховного Совета, я был в Германии. Моя хозяйка как-то сказала мне, что со мной очень хочет встретиться один старый врач. Вечером он пришел со своей внучкой. Это был высокий, худой старик. Он оказался тоже в прошлом врачом-рентгенологом. Но самое интересное, что после войны он в качестве пленного отстраивал Могилев. И я подумал, что, может быть, он и был тем Фрицем, которого чуть не покусала наша собака. Он был очень взволнован воспоминаниями, всплакнул, говорил, что всю жизнь хотел побывать в Могилеве, но теперь он совсем слаб. И все время повторял, что к нему очень хорошо в плену относились».

175

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

арестном доме (обычно именуемом в документах «ардом») должны были содержаться до окончания расследования, длившегося, как правило, несколько дней, лица, задержанные за преступления, правонарушения или не имеющие документов. Основными причинами задержания были: отсутствие удостоверения личности и уклонение от работы, кражи, нарушение комендантского часа. Реже в ардом попадали за неподчинение властям, драки, убийства, изнасилования. Приказ № 68 по управлению службы порядка г. Могилева от 01.12.1941 г. ГАМО, ф.255, оп.1, д.6, л.11 Подлежали аресту также сотрудники НКВД и милиции, Арестный дом СД коммунисты. Здесь же отбывали наказание в виде ареста на несколько суток полицейские и Несмотря на упразднение гетто и перевод служащие за невыход или опоздания на работу, оставшихся в живых его жителей в концентрацинеисполнение приказов и т. п. нарушения. онный лагерь, в городе еще оставалось какое-то В первые недели оккупации для ареста еврея количество евреев. Те, кто сумел уклониться от нужен был какой-либо повод, например, нарушепереселения в гетто или избежать смерти после ние комендантского часа, затемнения окон, выход его разгрома, скрывались в развалинах, тайнииз гетто, отсутствие «желтой звезды» на одежде ках, у знакомых или родственников в смешанных и пр. Но примерно со второй половины октября семьях. 1941 г. преступлением и достаточным основанием В августе 1941 г. в Могилеве немецкими власдля ареста было уже только то, что человек был евтями была создана «служба порядка» (ОД), которая реем (по полицейской терминологии — «жидом»). состояла из 4 отделов: уголовно-розыскной, полиПолицейские могли арестовать любого даже за тический (для борьбы с партизанами), городская «еврейскую внешность» или «еврейский выговор», полиция и районная полиция. Служба порядка если человек не имел убедительных документов, подчинялась «Команде СД-8» во главе с майором доказывающих его «русское» происхождение. Брандфишем, затем Гассом и др. Также арестовывали за «пособничество и укрыПолиция, в которой служило около 150 человательство жидов», однако наказание за эти преступления было не для всех одинаково. Во-первых, век, состояла только из русских и содержалась факт оказания помощи евреям надо было еще доза счет городской Управы. В июне 1942 г. 1-й и казать (евреи часто не выдавали своих спасителей 2-й отделы службы порядка были переданы в даже под пытками), во-вторых, существенно смягСД, в конце сентября 1943 г. их переименовали чить наказание и добиться освобождения помогали в «стражу безопасности» («Siva»), возглавлял ее взятки полицейским и следователям. А. Лазаренко. Шеф уголовно-розыскной полиции Если вопрос о судьбе людей, помогавших с 1942 г., в 1941 г. Лазаренко был помощником наевреям, мог решаться по-разному, то наказание чальника полиции Семенова и вместе с другими для всех евреев, как известно, было определено заполицейскими и следователями — Чернявским, ранее — убийство. Задержанных «как жидов», вне Кухоренко, Двораком и др. — участвовал в массозависимости от пола и возраста, после нескольких вых расстрелах евреев осенью 1941 г., а затем в их дней «дознания» отправляли в СД для уничтожезадержаниях, допросах, пытках и уничтожении. ния. Для «передачи в СД» полицейским удобнее При Управлении службы порядка г. Могилева было собрать партию заключенных (ГАМО, ф.255с, (размещалось в Древнем пер., в здании бывшей оп.1, д.6; ф.255, оп.2, д.768; ф.260, оп.1, д.45; ф.259, школы № 7) уже в первые недели оккупации оп.1, д.20, л.191). Поэтому евреи, приговоренные к был учрежден арестный дом (пер. Крутой, 6). В

176

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

смерти сразу же после ареста, некоторое время могли находиться перед казнью в ардоме. Часто узников увозили из тюремного двора в Пашково или Полыковичи машины-душегубки, в которые людей загоняли под видом санобработки (Мигулин И. О кровавых зверствах фашистских варваров…; В аду мы пели «Стеньку Разина»... // Могилевские ведомости. — 17.03.2001). За годы советской власти национальные и религиозные различия, особенно в молодежной среде, нивелировались, и в 30-е годы заключение браков между людьми разных национальностей стало довольно обычным делом. Говорят, и сам городской голова Фелицин был женат до войны на еврейке (по воспоминаниям Мясникова Б.В.). По указанию главнокомандующего тыловой части занятых областей, разводы были запрещены, но если один из супругов был евреем, брак разрешалось расторгнуть. Заявление должно было быть подано в специальную «примирительную комиссию», которая давала свое заключение о правильности, затем передавалось в ЗАГС (ГАМО, ф.260, оп.1, д.156). В случае же, если это не было сделано и супруги продолжали жить вместе, то арестовывали всю семью. Еврея или еврейку уничтожали, как правило, с детьми, нееврея наказывали «за укрывательство жидов». Очень многие супруги-неевреи воспользовались правом развестись, спаВедомость движения арестованных по арестному дому сая тем самым свою жизнь. Супруги-евреи на 01.04.1942 г. ГАМО, ф.3, оп.2, д.776, л.57 с детьми отправлялись в гетто (пока оно существовало), тюрьму гестапо, ардом или сразу на расстрел. дому позволяют примерно представить количество Сохранившиеся в Государственном архиве евреев, содержащихся в арестном доме г. Могилева Могилевской области документы по арестному за отдельные месяцы 1941—1943 гг., как во время существования гетто, так и после его ликвидации. Здесь имеются сведения об арестованных, содержащихся в ардоме при управлении службы порядка г. Могилева в ноябре — декабре 1941 г. (ГАООМО, ф.260, оп.1 дд.15, 16, 17), со 2 января 1942 г. по 30 июня 1942 г. (ф.255 оп.1, дд.1774, 1775). Сохранились обложки дел, заводимых на арестованных, где указаны, как правило, только имена и причина ареста, иногда стоит дата (ф.255, оп.1, дд.1—1773). В делах арестованных евреев указывалось: «арестован как жид». По этим документам мы можем не только определить примерную численность могилевских евреев, подвергшихся аресту в этот период, и, скорее всего, погибших, т. к. сохранилась Записка шефа службы порядка начальнику арестного только часть документов, но, что особенно важно, дома: «Двух жиденков Кофман принять». их имена. Возможно, кто-то из потомков или ГАМО, ф.255, оп.1, д.765, л.1

177

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Из материалов судебного процесса над гестаповцами Андреем Лазаренко и Андреем Семеновым в 1963 г. в Могилеве Свидетель Орлов Алексей Евдокимович «Жандармы Лазаренко, Семенов, Фолис заявили, что больше не придется крестить евреев: всех до единого расстреляли». Свидетель Зыбина Анастасия «До войны я жила по соседству с тем самым Андреем Лазаренко, который возглавлял русское СД. Будущий шеф русского гестапо вернулся перед самой войной после отбытия 5-летнего заключения за какую-то растрату. Мой муж работал в то время секретарем парторганизации овощесушильного завода. По его протекции Лазаренко пристроился работать завстоловой на заводе. В начале оккупации Могилева Лазаренко поступил в полицию и вскоре арестовал их сына. В этом же доме жила еврейская семья, о которой Лазаренко говорил так: «Пусть теперь на меня немного поработают, а потом расстреляем». Эту свою угрозу он выполнил. Золотые часы, которые когда-то носила еврейская девочка, потом я видела на руке у дочки Лазаренко». Свидетель Сипакова Фаина Даниловна «Мой муж, еврей по национальности, Фильберг, был на фронте. Семья наша оставалась в Могилеве. В сентябре 1943 года мою мать и детей арестовали и заключили в гетто. Придя с работы и узнав о случившемся, я ходила в гетто и просила Чернявского освободить моих родных. Но тот мне ответил, что ты, дескать, еще молодая женщина и можешь иметь семью русскую, а евреи люди плохие и, кроме виселицы, другой дороги для них нет». Свидетель Конохова Мария Петровна «До войны я жила в Могилеве и была замужем за евреем Лазарем Моисеевичем Коноховым. Было у нас четверо детей от 4-х до 12 лет. В начале лета 1942 года всю нашу семью арестовали и привезли к бывшему кинотеатру «Чырвоная зорка». Меня с детьми заключили в одну камеру, а мужа в другую. Моего мужа и детей расстреляли». Свидетель Дроздов Григорий Никитич «Где-то в марте или апреле 1942 года ко мне на квартиру пришел полицейский Дворак, которого я знаю по совместной работе на авторемзаводе, вместе с полицейским Сусленковым. Дворак крикнул: «Собирайтесь!» Сам стал выкидывать вещи из одежного шкафа, но, видимо, не нашел там ничего ценного. Арестовал мою жену, которая была по национальности еврейка, и вместе с детьми увел в гестапо. Всех их расстреляли». Свидетель Шаркова Мария Васильевна «Во второй раз меня посадили в камеру № 15 городской тюрьмы. Сидела вместе с детьми евреев Трубниковых. Старшей девочке было 6 лет, мальчику 3 года и меньшей девочке около года. Помню, как старшая девочка, взяв на руки меньших, говорила, что «папа воюет, мамы нет, а нас с вами расстреляют». Тогда же в тюрьме один украинец показал мне страшную картину: в одной из камер было повешено 13 мальчиков в возрасте не старше 14 лет» (из фондов МОКМ). знакомых этих людей сможет узнать об их судьбе и времени гибели. В основном, это люди рабочих профессий, домохозяйки и дети, но здесь есть и врачи, и специалисты. Кроме того, среди узников ардома были люди, пойманные во время облав в домах, на улицах и на рынке и задержанные по доносу еврейские юноши и девушки, арестованные при переписи молодежи для вывоза в Германию, дети, привезенные из приюта и больницы, солдаты из лагеря для военнопленных. Сохранились здесь и имена тех, кто, рискуя жизнью, спасал своих земляков-евреев (см. Приложение 2, с. 182). По указанию германского командования, рабочее бюро городского управления Могилева в первую очередь должно было трудоустраивать семейных людей по национальной принадлежности: немцев, русских, поляков, и только в случае

178

крайней необходимости — евреев. В первые месяцы нового режима рабочему бюро не удавалось подыскать печников, кровельщиков, портных и т. п. специалистов среди неевреев, но по мере привлечения нужных работников евреи-ремесленники должны были тоже уничтожаться (ф.271, оп.1, д.62, л.9). Городские учреждения регулярно докладывали шефу городской полиции о работающих у них евреях и людях, национальность которых не была установлена. Так, например, главврач городской больницы Мармолевский 17 декабря 1941 г. докладывал, что при больнице имелись три временных рабочих-еврея: Беляцкий, Капелевич, Позин и врач Цыпин, назвавший себя православным. «О вышеизложенном больница сообщает для сведения и принятия соответствующих мер»

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

списке числятся 8 детей от 3 месяцев до 6 лет (Ценциперова Люся, Фонкац Гриша, Гликовы Нина и Лева, Лещинский Максим, Шаландо Мария Николаевна и Владимир Николаевич, Злотникова Аля Мироновна). Почти все они уже были сиротами (ф.271, оп.1, д.62, л.30). Откуда поступили эти дети и как долго находились в больнице, неизвестно. Поначалу нескольким еврейским врачам было разрешено жить в лечебных заведениях после получения разрешения и за плату (ф.271, оп.1, д.78, лл.46, 47). Сохранившиеся в архиве отдельные документы позволили проследить судьбу нескольких врачей-евреев: заведующей тубдиспансером (Пионерская, 11—13) Доры Борисовны Боярской, 1890 г.р., заведующего детским отделением больницы и врача детского Приказ № 29 по медико-санитарному отделу от 01.12.1941 г. дома (Каляева, 12) Бориса о врачах-евреях, которым разрешено работать Моисеевича Шендеровича, 1889 г.р., и заведующей венерическим отделением Анны Михайловны Усвят(ф.271, оп.1, д.78, л.102). В том, что новый главцевой, 1898 г.р. врач прекрасно знал, какие это «меры», можно не Эти высококвалифицированные врачи по сомневаться. специальному распоряжению германского коВыдаче полиции подлежали также и все мандования получили разрешение работать в евреи, находившиеся на излечении в больнице. 31 октября 1941 г. штабарцт (штабной врач) Гампель послал бывшему главврачу больницы, а к этому времени уже руководителю медико-санитарного отдела при городском управлении, Степанову распоряжение, в котором указывал, что прием евреев, нуждающихся в стационарном лечении, в городской больнице разрешался только при условии отдельного от других помещения. Запрещено было предоставление «крова для укрывательства», и о таких случаях следовало сообщать. Каждый понедельник необходимо было предоставлять список больных евреев с указанием их количества и диагноза. По документам арестного дома понятно, что после сообщения о поступивших евреях их увозили из больницы для того, чтобы убить. Сохранился список евреев в больнице и детдоме, подписанный Записка немецких властей руководителю отдела здравоохранения Степановым 1 декабря 1941 г. В Степанову о больных-евреях. ГАМО, ф.271, оп.1, д.78, л.47

179

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Рогинской Любови Борисовны (р. 1927) Борис Моисеевич (Бойка Мойшевич) Шендерович родился в Шклове в 1889 г. Его родители, Моисей и Лея, были очень религиозными людьми. Борис Моисеевич окончил гимназию, затем фельдшерское училище в Смоленске. Был призван во время первой мировой войны, служил фельдшером. После революции учился в Москве у известного профессора Сперанского. К началу 30-х годов Шендерович стал известным в Могилеве педиатром. Возможно, в Могилеве молодой врач поселился потому, что отсюда родом была его жена Хая Ехиелевна, дочь портного Ехиеля Колодкина, имевшего свой дом и мастерскую недалеко от городского театра. В 1933 или 1934 г. Бориса Шендеровича арестовывают первый раз «за золото» на несколько дней, добиваясь выдачи ценностей. Арест во второй раз «за шпионаж» был намного серьезней. Тогда Шендеровича, уже главврача детской больницы, арестовали по доносу его коллеги, заведующей отделением, стремившейся занять его место. (Надо заметить, что ей это удалось). Бориса Моисеевича обвиняли в отравлении детей, находящихся на излечении в его больнице, в том, что он хранил Борис Моисеевич Шендерович дома под кроватью пушку, а также работал с женой Хаей Ехиелевной. на американскую разведку и передавал через Фото времен первой мировой войны мать, которая жила в Ленинграде, зашитые из семейного архива Рогинской Л.Б., дочери Шендеровича Б.М. в тушки кур шпионские донесения своему родному брату Соломону, жившему в Америке. (Соломон уехал в США, спасаясь от призыва в царскую армию, вместе с братом Хаи, Моисеем Колодкиным. После революции они вернулись и жили в Москве). Шендеровича сильно избивали, выбили все зубы, переломали ребра. Борис Моисеевич просидел в тюрьме уже год, когда его перевели в тюремную больницу, и там одна из медсестер, несмотря на огромный риск, передала письмо его жене Хае. В письме врач описывал, как его пытают и в чем требуют сознаться. Жена поехала с этим письменным лечебных учреждениях и проживать вне гетто. В тот период они были единственными врачами в своих отделениях. Врачи-евреи могли питаться в больничной столовой, зарплата должна была идти в счет оплаты за проживание в больнице. Причем, Боярской выдавали 2 хлебных пайка и обеда, очевидно, для ее дочери или сестры Полины Борисовны Боярской, 1917 г.р. Доклады о наличии в больнице евреев требовались регулярно. Так, 8 ноября 1941 г. Степанов докладывал в службу порядка, что немецкая полиция безопасности разрешила Боярской Доре проживать вне гетто и работать в тубдиспансере, а 1 декабря он подписал распоряжение о выдаче пайков своим коллегам — врачам-евреям. Тем не

180

менее в течение декабря врачи Боярская, Шендерович и Усвятцева были арестованы, помещены в арестный дом и вскоре убиты (ф.271, оп.1, д.78, лл.18, 29, 54, 102; д.63, л.29). К этому времени врачам-евреям была найдена замена. Так, Шендерович работал педиатром, заведующим детским домом до ареста и помещения в тюрьму в декабре 1941 г. Его забрали не сразу, а лишь после того, как он передал всю работу женщине-врачу, назначенной на его место 12 ноября (ф.271, оп.1, д.63, с.23). В декабре же был помещен в арестный дом и провел здесь последние дни своей жизни врач Есель Абелевич Лапидус. К сожалению, о нем известно немного. 15 ноября 1941 г. Лапидус подал

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

свидетельством творящегося в тюрьме беззакония и произвола в Москву к Вышинскому. Вышинский ее принял, прочитал и сказал, что такого не может быть. Сказал: «Езжайте спокойно домой, ваш муж будет ждать вас дома». Дома женщину никто не ждал, и она сразу же пошла в НКВД, уверенная, что по слову генерального прокурора мужа немедленно отпустят. Домой она уже не вернулась — ее тоже арестовали. Потом мужа пытали в соседней камере — клали ему на грудь доску и качались на ней. Хая слышала его крики и кричала через стену: «Боря, подпиши!» Арестовали также и медсестру, передавшую записку заключенного. О шпионской и антисоветской деятельности родителей энкавэдисты приходили допрашивать даже дочь Любу, которой тогда было лет 11. Родители Хаи, Колодкины, срочно отправили девочку в Москву к старшему брату Бориса Соломону. Потом девочка жила в семье Моисея Колодкина, того самого, что ездил в Америку. В 1939 г. органы Борис Моисеевич Шендерович. неожиданно устроиПредвоенное фото из семейного архива ли трибунал. И он Рогинской Л.Б. пришелся как раз на тот момент, когда сместили Ягоду и назначили Ежова. Шендеровичи от самооговора отказались и рассказали, как из них выбивали показания. В общем, случилось чудо, и их освободили и даже дали путевку в санаторий для поправки здоровья. Любе бабушка с дедушкой прислали телеграмму: «Родители выздоровели. Возвращайся». Борис Моисеевич вновь стал работать врачом в госпитале, в детскую больницу он больше не вернулся. Хая Ехиелевна Шендерович Когда началась война, Шендерович был назначен главврачом (1890—1969). медпункта при штабе ПВО. Он отправил жену с ее отцом ЕхиеПослевоенное фото из семейного лем и дочь Любу в эвакуацию с госпиталем, а сам эвакуироваться архива Рогинской Л.Б. не смог, не смог оставить больных. докладную записку в санитарную часть городского управления с просьбой разрешить ему заниматься частной практикой по оказанию медицинской помощи населению в своем кабинете на Заводской улице. Степанов сразу же доложил об открытии евреем Лапидусом частного кабинета шефу вспомогательной полиции. Почему Лапидус не был ранее отправлен в гетто, можно только догадываться (ф.271, оп.1, д.62, лл.21, 23). Евреев, живущих в городе легально, к середине 1942 г. уже не осталось. Однако в наставлении бургомистрам за август 1942 г., подписанном командующим областью, и положении полевой комендатуры за сентябрь 1942 г. еще определялась зарплата евреям (не более 80%), в счет которой

должно входить и питание, получаемое на производстве (ГАМО, ф.259, д.22, лл.478—481; ф.271, оп.1, д.75, л.131), а в правилах работы Быховского рынка, озаглавленных «Базарный порядок» и подписанных немецким комендантом и комендантом Быховского рынка от 19 мая 1943 г., указывалось, что «посещение базара евреями строго воспрещается» (ГАМО, ф. 259, оп.1, д.1, л.40). Фигурировали здесь и другие запреты и ограничения (о жизни в Могилеве в 1942—1944 гг. см. ниже — А.Л.). И. Шендерович

181

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Приложение 2 Сведения об арестованных «как жиды, жидовки и жиденята» и за «укрывательство жидов», которые содержались в ардоме при управлении службы порядка г. Могилева Согласно сохранившимся отчетам арестного дома, в октябре 1941 г. было арестовано 437 «жидов» (арестованных в начале октября, очевидно, отправляли в гетто, после ликвидации гетто — в концлагерь). В ноябре 1941 г. арестовано всего 137 человек, из них «жидов» 28 человек и 8 человек «за укрывательство жидов», в декабре 1941 г. арестовано «45 жидов и жидовок», 1 человек «за продажу документов жидам» (к 30 декабря в ардоме осталось только 5 еврейских детей), в феврале 1942 г. — «51 жид» (фамилий в списке больше, очевидно за счет задержанных ранее), в мае 1942 г. — «30 жидов», в июне 1942 г. — «12 жидов» (ГАМО, ф.260, оп.1, дд.15, 16, 17, 20, ф.255, оп.1, дд.1774, 1775). В архивных документах удалось разыскать 331 имя арестованных и, скорее всего, уничтоженных немцами и полицейскими евреев Могилева, содержащихся в арестном доме с начала оккупации и до конца 1942 г., и 12 имен людей, пытавшихся их спасти. Июль 1941 г. Гольц Ян Зусман Рыва Андреевна Август 1941 г. Зайдман Ада Григорьевна, 1914 г.р. Зайдман Адольф Васильевич, 1917 г.р. Кацман Стец Коган Сива Леин Л.И., посажен за обрыв клеенки — нарушение светомаскировки, освобожден Лившиц Лейба Фридманович, 1920 г.р. Лисичкин Вениамин Шмеркович, проживал на ул. Б. Гражданской, арестован по доносу Мозин Нехам Шинкарева Валентина Ивановна Шистакова Анна Ивановна, 1911 г.р. Сентябрь 1941 г. Гольнитон Наум Савельич Закошанский Михаил Яковлевич Малах Моисей Шлемович, 1924 г.р. Мендельсон Исак Иосипович Перина (Терина) Хая Рубин Давид Абрамович, освобожден Шульман Хаим Шмуйлович Октябрь 1941 г. Бреслер Сара Гутин Лева Абрамович Каган Иосель Аронович, за невыезд в гетто Монозан Александр Абрамович Погостер Моисей Давыдович Розман Гинда Израилевна Розман Евгения Залмановна

182

Розман Залман Самуилович Розман Ида Залмоновна Слуцкин (Слуцкий) Иосиф Залманович, за выход из гетто Слуцкин Ясил Залманович, арестован по подозрению в поджоге Филимончик Надежда Кузьминовна Штейман Шифра Залмановна Ноябрь1941 г. Сухарев Наум Аронович, ученик Сухова Рива Юделевна, 1908 г.р. Сухов Владимир Александрович, 1926 г.р. Зайдман Адольф Вилевич, 1917 г.р. Зайдман Ада Григорьевна, 1914 г.р. Раскина Розин Мендель Хаимович, 1865 г.р. Рихлик Шмерок Рыжанков Иссак Декабрь 1941 г. Баскабова Маргарита Фридриховна, 1913 г.р. Беленькая Лиза Петровна, 1925 г.р. Близнецова Екатерина Аврамовна, 1900 г.р. Боярская Дора Борисовна, 1890 г.р. Боярская Полина Борисовна, 1917 г.р. Вейская Вера Степановна, 1919 г.р. Вейская Феня Степановна, 1925 г.р. Веретинская Елизавета Захаровна, 1895 г.р. Виниченко Лиза Михайловна, 1911 г.р., пятеро детей Грейсман Гдалия Лейбович, работал в лагере, пошел в город и был арестован Зайдман Ада Григорьевна, 1914 г.р. Зайдман Адольф Вилевич, 1917 г.р. Зайцева Серафима Самуиловна, 1909 г.р. Каган Сива, 1910 г.р. Кацман Залман Давыдович, 1886 г.р. Клапоцкая Мария Григорьевна, 1905 г.р. Козлова Софья Григорьевна, 1908 г.р. Козлова Прасковья Леонидовна, 1912 г.р. Копыткова Ольга Фоминична, 1910 г.р. Корчевская Анна Михайловна, 1902 г.р. Лапидус Есель Абелевич, 1882 г.р., врач Левин Лев Исаакович Левин Мотя Львович, 1927 г.р. Лившиц Лев (Лейба) Фридманович, уже был арестован в августе; арестован с подложной справкой на имя Петриковского Александра Иосифовича; вместе с ним были арестованы Шистаков и Петриковский Александр Иосифович; их судьба неизвестна Линович Софья Лазаровна, 1875 г.р. Мазин Нохам Залманович, 1899 г.р. Маринкова Сима Львовна, 1908 г.р. Матиевская Анна Ивановна, 1916 г.р. Матусян Надя Яковлевна, 1925 г.р. Мотуз Мария Ивановна, 1919 г.р. Подоксина Анна Макаровна, 1914 г.р., с ребенком Прейсман Гдалий Лейбович, 1901 г.р. Савечкина Анна Львовна, 1918 г.р. Сивцова Миля Абрамовна, 1912 г.р., трое детей

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Суков Владимир Сукова Рива Тарас Семен Яковлевич, 1898 г.р. Трегер Алтар Янкелевич, 1863 г.р. Усвятцева Анна Михайловна, 1898 г.р. Фраерман Илья Исович, 1888 г.р. Шеландо Алта Игнатьевна с ребенком Шендерович Борис Моисеевич, 1889 г.р. Шмидт Яков Адамович Шмидт Янкель Абрамович, 1923 г.р. (ф.260, оп.1, дд.15, 16, 17, 20) Январь 1942 г. Аронов Григорий Иосипович, 1899 г.р. Берцберг Кустава Адамовна, 1918 г.р. Витянков Иосиф Николаевич, 1922 г.р. Воронов Владимир Владимирович, 1927 г.р. Воронов Лев Давыдович, 1925 г.р. Гельфер Шлема Файбышев, 1885 г.р. Герасимович-Рыбочкина Мария Герасимовна, 1907 г.р., врач Грозный Михаил Николаевич, 1926 г.р. Гусев Михаил Васильевич, 1901 г.р. Гусин Тевель Самуйлов, 1922 г.р. Дейнин Петр Николаевич, 1898 г.р., кочегар школы, арестован за укрывательство жидов Дубникова Нина Николаевна, 1913 г.р., фотограф, трое детей Егудкин Соломон Айзикович, 1909 г.р. Елисеев Семен Михайлович, 1929 г.р. Жилин Сергей Александрович, 1915 г.р. Кабанова Анна Григорьевна, 1915 г.р. Каплан Арон Исакович, 1923 г.р. Каплан Ицка Матаселевич, 1894 г.р. Кононова Евдокия Алексеевна, 1913 г.р., трое детей Конфедрат Раиса Львовна, 1910 г.р. Конюхов Павел Семенович, 1892 г.р., директор школы, арестован за укрывательство жидов (вероятно, членов своей семьи) Кофман (Косман) Клара Яновна, 1917 г.р. Красников Ахрем Вульфович, 1922 г.р. Кроль Вера Федоровна, 1922 г.р. Кроль Елена Федоровна, 1926 г.р. Левин Арон Самуилович, 1924 г.р. Левит Екатерина Лукьяновна, 1912 г.р., домохозяйка, 8 суток за укрывательство жидов Лещинская Анна Ивановна, 1900 г.р. Махнева Фира Моисеевна, 1915 г.р. Овчинников Иван Кононович, 1902 г.р., завхоз школы, арестован за укрывательство жидов Осипова Раиса Исаковна, 1917 г.р., зав. д/с Пендавицкий Константин Николаевич, 1859 г.р. Петровицкий Константин Николаевич, 1859 г.р. Полякова Франя Иосифовна, 1918 г.р., с ребенком Путенкова Ефросинья Ивановна, 1917 г.р. Рожкова (Рыжкова) Анна Захаровна, 1909 г.р., трое детей Рудницкая (Судницкая) Хая Элевна, 1919 г.р. Святцева Мина Менделевна, 1914 г.р. Сенев Ефим Борисович, 1923 г.р.

Сидоренок Елизавета Семеновна, 1926 г.р. Скорнякова Мария Евдокимовна, 1897 г.р., домохозяйка, 8 суток за укрывательство жидов Соболь Яков Юзефович, 1914 г.р. Терещенко Афанасий Александрович, 1926 г.р. Хазанова Соня Шоломовна, 1900 г.р. Цемерман (Цеверман) Люба Викторовна, 1925 г.р. Щербо Федор Михайлович, 1928 г.р. Эскин Михаил Яковлевич, 1900 г.р. Февраль 1942 г. Авздачем Симон Михайлович, 1910 г.р. Белоусова Лида Николаевна, 1926 г.р. Бычкова Зина Борисовна, 1920 г.р. Вазвалов Николай Илларионович, 1901 г.р. Вайс Исак Давыдович, 1918 г.р. Воронов Самуил Абрамович, 1897 г.р., живописец Гайс Иван Сергеевич, 12 лет Драбкина Сара Борисовна, 1904 г.р. Дребич Исак Адамович, 1910 г.р. Дребич Июда Адамович, 1927 г.р. Дроздов Анатолий Григорьевич, 1922 г.р. Дроздова Елена Михайловна, 1902 г.р. Дроздова Зора Георгиевна, 1928 г.р. Ильюшина Галя Исаковна, 1913 г.р. Кантар Исак Вульфович, 1897 г.р. Кофман Машек, 1937 г.р. Кофман Миша, 1934 г.р. Кранчук Витя Иванович, 1931 г.р. Крюк Раиса Ильинична, 1910 г.р. Кузнецов Михаил Семенович, 1925 г.р. Месежников Сема Борисович, 1931 г.р. Месежникова Доба Борисовна, 1928 г.р. Мотуз Мария Ивановна, 1919 г.р. Музефат Лизбах Солохович, 1921 г.р. Низонцова Нина Семеновна, 1928 г.р. Осиновская Маня Давыдовна, 1926 г.р. Осиновский Бома Давыдов, 1927 г.р. Подшивалова Феодосия Яковлевна, 1920 г.р. Пшетыцкая Анна Еселевна, 1923 г.р. Пшетыцкая Феня Феликсовна, 1892 г.р. Пшетыцкая Хава Еселевна, 1926 г.р. Пшетыцкий Миша Еселевич, 1930 г.р. Пшетыцкий Феликс Еселевич, 1919 г.р. Пшетыцкий Есель Еселевич, 1927 г.р. Пшетыцкий Зигманд Еселевич, 1932 г.р. Пшетыцкий Леня Еселевич, 1938 г.р. Раскина Рахиль Абрамовна, 1929 г.р. Рубина Циля Бороховна, 1922 г.р. Соркина Этя Григорьевна, 1927 г.р. Теленгер Израиль, 1919 г.р. Трофимова Мария Яковлевна, 1909 г.р., зав. д/с Урман Александр Маркович, 1907 г.р. Ханин Арон Соломонович, 1926 г.р. Хомченко Клара Степановна, 1932 г.р. Хомченко Рахиля Моисеевна, 1904 г.р. Хомченко Юлий Степанович, 1928 г.р. Чернин Сема Абрамович, 1926 г.р. Из лагеря военнопленных Петров Степан Иванович, 1900 г.р. Рудницкий Игорь Ильич, 1924 г.р.

183

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Расков Семен Васильевич, 1905 г.р. Россельс Александр Львович, 1889 г.р. Лившиц Иосиль Ильич, 1900 г.р. Тулашвили Осип Наумович, 1911 г.р. Дети из детского дома или приюта Арестовывали их за то, что внешне походили на евреев, говорили с акцентом, мальчики были обрезаны. Многие дети, конечно, назывались вымышленными именами. Алешевская Раиса, 8 лет Ходосовский Володя, 12 лет Иванова Мария, 1928 г.р. Иванов Аркадий, 12 лет Дашкова Катя, 8 лет Волков Володя, 9 лет Карасевич Рая, 1928 г.р. Воробьева Женя, 8 лет Воробьева Галя, 1931 г.р. Гончарова Галя, 11 лет Петрова Мария, 10 лет Мартынов Митя, 1930 г.р. Петров Михаил, 12 лет Пинзур Павел, 1930 г.р. Максимов Женя, 8 лет Гончаров Володя, 1928 г.р. Полякова Анна, 13 лет Крайко Оля, 16 лет Март 1942 г. Беляева Васса Романовна, 1913 г.р. Березовский Владимир Васильевич, 1928 г.р., еврей по отцу Войцехович Осип Павлович, 1894 г.р. Гранат Исак Григорьевич, 1921 г.р. Дыскина Мера Шевелевна, 1912 г.р. Крюк Раиса Ильинична, 1910 г.р., русская, арестована за сокрытие жидов — семьи Трейбич Крюковский Борис Симонович, 1926 г.р. Крючковская Екатерина Леонидовна, 1902 г.р., трое детей Курчова София Семеновна, 1911 г.р., двое детей Ларикова Мария Сидоровна, 1922 г.р. Лендон Илья Израилевич, 1917 г.р. Мазова Любовь Аврамовна, 1919 г.р. Низовцева Нина Семеновна, 1928 г.р. Пекарская Ольга Иосифовна, 1914 г.р. Полякова Франя Иосифовна, 1918 г.р. Рофина (Рафина) Мария Семеновна, 1932 г.р. Рофин (Рафин) Миша Рофина (Рафина) Роза Семеновна, 1930 г.р. Трейбич Июда Адамович, 1927 г.р. Трейбич Исак Адамович, 1910 г.р. Хомченко Рахиль Моисеевна, 1904 г.р. Хомченко Юлий Степанович, 1928 г.р. Хомченко Клара, 1932 г.р. Цейтлин Исак Валфович (Валтович), 1891 г.р. Эльтерман Иосиф Израилевич, 1895 г.р. Апрель 1942 г. Аккавитин Михаил Иванович, 1928 г.р. Аккавитина Лидия Ивановна, 1927 г.р. Березнер Хацкель Исакович, 1900 г.р. Беркович Рахиль Рафаиловна, 1907 г.р.

184

Борецкий С.И. Бригман Борис Янкелевич, 1894 г.р. Бригман Соломон Наумович, 1901 г.р. Гандин Виктор Абрамович, 1902 г.р. Гончарова Лилия Александровна, 1926 г.р. Грунин Гирша Файбышевич, 1905 г.р. Дубников Эля Моисеевич, 1923 г.р. Дураковская Реня Шлемовна, 1918 г.р. Кацпшак Саша Михайловна, 1917 г.р. Козлов Михель Вульфович, 1887 г.р. Лернер Наум Шлемович, 1903 г.р. Михалевич Гинда Исаковна, 1884 г.р. Мысова Мария Дмитриевна, 1905 г.р. Мысова Тамара, 1927 г.р. Мысова Зоя, 1924 г.р., с ребенком Мысов Георгий, 1898 г.р. Ничинский Ефим Вульфович, 1899 г.р. Пекаш Ионох Енохович, 1915 г.р. Полнер Соня Лейбовна, 1900 г.р. Працов Григорий Викторович, 1903 г.р. Самарова Лида Ивановна, 1925 г.р. Самарова Соня Исаковна, 50 лет Саулкина Эсфир Борисовна, 1910 г.р. Стерлин Шолом Самуилович, 1912 г.р. Сухадреев Берка Соломонович, 1924 г.р. Тылин Моисей Абрамович, 1906 г.р. Тюсов Павел Дмитриевич, 1910 г.р., за укрывательство жены-жидовки, был через несколько дней переведен в тюрьму (дальнейшая судьба неизвестна — И.Ш.) Тюсова Елена Адамовна, 1915 г.р. Цобиков Ефим Владимирович, 1927 г.р. Цукерман Гершен Генделевич (Григорьевич), 1912 г.р. Цыгельберг Лев Андреевич, 1926 г.р. Шик Давыд Ицкович, 1870 г.р. Шик Тэся Ефимовна, 60 лет Эстрина Нина, 1929 г.р. Эстрина Рива, 1923 г.р. Яновский Зиновий Михайлович, 1910 г.р. Май 1942 г. Байцеров Абрам, 1925 г.р. Бенцеров Адам Лейбович, 1923 г.р. Городникова София, 1918 г.р. Карначик Александра Яковлевна, 62 года Линкус Юлий, 1923 г.р., подпольщик, арестован по доносу «как жид» следователем Лазаренко 31 мая 1942 г., однако 3 июня 1942 г. был освобожден Лукашевич Василий Федорович, 1901 г.р. Магараз Якуб Борисович, 1916 г.р. Одинец Анна Степановна, 1927 г.р. Одинец Владимир Степанович, 1930 г.р. Одинец Соня Степановна, 1922 г.р. Одинец Степан Данилович, 1899 г.р. Одинец Феня Яковлевна, 1900 г.р. Пресман Мария Лазаревна, 1937 г.р. Пресман Олег Лазарович, 1927 г.р. Пресман Тамара Лазаревна, 1929 г.р. Ревзин Моисей, 1923 г.р. Сахарев Григорий, 1905 г.р.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Святковская Анастасия, 1909 г.р. Соколова Двира Ароновна, 52 года Хилим Голда Шмуйловна, 1901 г.р. Хилим Иесель Рубинович, 1935 г.р. Хилим Синдля Рубиновна, 1929 г.р. Хилим Тива Рубинович, 1930 г.р. Хилим Усер Рубинович, 1933 г.р. Хороща Мария Ефимовна, 1907 г.р. Июнь 1942 г. Аронов Борис, 1927 г.р. Белецкая Виктория, 1913 г.р. Беляцкая Евгения, 1933 г.р. Залещанский Илья, 1896 г.р. Кусковский Борис Соловцов Петр, 1918 г.р. Соловцова Елена, 1916 г.р. Июль 1942 г. Гиндин Лейба Григорьевич, 1893 г.р. Конюхов Лазарь, 1903 г.р. Конюхова Мария, 1904 г.р. Красновский Григорий, 1907 г.р. Машакова Елена, 1929 г.р. Песис Мая Моисеевна, 1908 г.р. Рудый Георгий, 1899 г.р. Август 1942 г. Абарбачук Леонтий, 1909 г.р. Доморацкий Николай, 1930 г.р. Конюхов Владимир, 1930 г.р. Копцов Борис, 1908 г.р. Кулажина Лидия, 1926 г.р., за укрывательство жидов Мальцева Анна, 1925 г.р., за укрывательство жидов, арестована 16.08.1942 г., освобождена 19.08.1942 г. Миткевич Нина, 1916 г.р. Насенко Владимир, 1919 г.р. Ноделева Мария, 1879 г.р. Фролов Владимир, 1939 г.р. Харкевич Полина, 1927 г.р. Шульговская Анастасия, 1904 г.р., за укрывательство жидов Сентябрь 1942 г. Белов Александр, 1923 г.р. Гонапольский Дмитрий, 1916 г.р. Леженкова Софья, 1914 г.р. Млах Моисей, 1924 г.р. Ольшевский Лазарь Федорович, 1911 г.р. Пелебенок (Целабенок) Вера, 1921 г.р. Пелебенок (Целабенок) Зинаида, 1928 г.р. Пелебенок (Целабенок) Надежда, 1927 г.р. Сивицкая Ада, 1909 г.р., двое детей Чанковский Залман Сролович, 1922 г.р. Декабрь 1942 г. Вейская Ева Вейская Феня Матусевич Надя (ГАМО, ф.255, оп.1, дд.1774, 1775). Подготовлено И. Шендерович

Концлагерь в центре Могилева На захваченных территориях фашистские оккупанты создавали «лагеря военнопленных», «трудовые», «штрафные», «пересыльные» и иные места принудительного содержания военнопленных, участников сопротивления, партизан, мирного населения — фактически, «лагеря смерти». Уже в первые дни оккупации гитлеровцы создали лагерь для военнопленных на территории аэродрома Луполово. Кроме этого, фашистами были организованы в Могилеве: лагерь для гражданского населения на территории завода им. Димитрова (сейчас завод «Строммашина»); рабочий лагерь на территории шелковой фабрики; центральный лагерь СС на территории авторемзавода; лагерь на территории Быховских кавалерийских казарм, трудовые лагеря в здании пропускного лагеря для военнопленных и в бывших казармах милиции (Скапцова Н. За расстрел узников коменданта лагеря наградили военным крестом. Архивы рассказывают // Могилевские ведомости. — 15.06.2000). В каждом из таких лагерей для военнопленных и мирных жителей постоянно проводились «селекции» — отбор «расово неполноценных» узников, в первую очередь, евреев, которые подлежали уничтожению.

Мемориальная доска на стене одного из цехов завода «Строммашина» на месте концентрационного лагеря

185

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ны были жить около 1000 евреев, оставшихся в живых после уничтожения гетто — рабочие-специалисты и часть их семей. Наиболее квалифицированные евреирабочие были отобраны для обслуживания офицеров. Затем в лагерь заключали военнопленных, евреев из других городов Белоруссии и Польши, арестованных мирных жителей. До 1943 г. там находилось разное число узников из Могилевского региона и Польши — по свидетельским показаниям, до 4000 человек одновременно, а в начале сентября 1943 г., перед ликвидацией, согласно данным партизанской разведки, — 500 человек, в Один из лагерей военнопленных в Могилеве. том числе 276 евреев. ТруФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1095/32а пы умерших и замученных узников эсэсовцы сбрасывали в две огромные ямы на Сохранились воспоминания бывшего военнотерритории завода и засыпали известью. Сегодня пленного С.М. Творожина об одном таком эпина одной из ям построен цех. Рабочие помнят, как зоде: «В сентябре 1941 г. я попал в плен в районе им пришлось выкапывать кости при строительстве г. Могилева. Большую группу пленных собрали на фундаментов. Над второй ямой проложена асфальаэродроме. Отобрали двух политруков и четырех тированная дорога (по материалам МОКМ). рядовых евреев. Им приказали рыть могилу, потом силой заставили лечь на дно. При этом двое И. Шендерович евреев попытались бежать, но были застрелены на бегу. Остальных четырех немцы приказали четырем русским пленным зарыть живьем. Те отказались. Тогда немцы застрелили всех лежащих в яме, а возле нее расстреляли этих четырех русских» (по книге Шнеер А. Плен. — Иерусалим: Архив Яд ва-Шем, 2003. — Т. 2. — М-40/МАР-92, л.37). Так называемый «трудовой лагерь» был создан 29 сентября или 3 октября за каменным забором в центре города в пустых цехах завода им. Димитрова, откуда в эвакуацию было вывезено оборудование, поблизости от служебного помещения высшего состава СС и полицайфюрера (Герлах К. Просчитанные убийства…) В лагере военнопленных в Могилеве. Гражданское население передает продукты заключенным. Лагерь охранялся неФото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии мецкими войсками СС и вла№ 101/138/1096/32а совцами. Сначала там долж-

186

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Свидетельства узников концлагеря ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Соркина Наума (Нохема) Григорьевича (1923—2006)

было редко. У всех обитателей лагеря были вши. Помыться я смог только через полгода, никакого медицинского обслуживания не было. Люди болели тифом, им фашисты в специальной комнате делали уколы, от которых они сразу умирали. Все лагерники жили под постоянным страхом смерти. Идешь на работу, а вернешься ли на голые нары, не знаешь. Расстреливали или избивали до смерти за малую провинность. Чтобы не вывозить трупы, эсэсовцы приказали на территории лагеря выкопать две большие ямы. Вот туда их и сбрасывали, а сверху присыпали известью. Теперь на одной из братских могил стоит заводской цех, а другая заасфальтирована.

«Осенью 1941 г. фашисты начали расстреливать евреев. Сначала вывозили мужчин, потом всех без разбора. В одну из таких групп попала и моя семья. Пригнали нас фашисты в тюрьму. Гитлеровец спросил, имеет ли кто-нибудь рабочие специальности. Мой брат сказал, что он слесарь, я также назвался слесарем. Нас отогнали в сторону. Потом мастеровых евреев погнали на завод имени Димитрова, теперь это завод «Строммашина». Здесь гитлеровцы организовали своеобразный трудовой лагерь смерти. Сюда согнали военнопленных и гражданских лиц, в том числе тысячи евреев. Здесь были мужчины разных специальностей: слесари, кузнецы, стекольщики, портные, маляры, печники. Как мне позже стало известно, в конце октября 1941 г. только здесь еще остались мужчины-евреи. Все остальные могилевчане еврейской национальности — женщины, дети, старики — были расстреляны или живыми закопаны в землю. Фашисты убивали евреев возле деревень Боровка, ПолыЛагерь военнопленных в Могилеве. ковичи и Пашково. Гитлеровцы Кадр из фашистской кинохроники 1941 г. расстреливали людей на улице, во из Федерального архива кинодокументов в Берлине дворе и даже в комнате собственного дома, а моего деда убили просто в кровати. В лагере фашисты создали ужасно жестокий Через могилевский фашистский лагерь прорежим. Он был огражден двумя рядами колючей шло много евреев из Польши. Помню, летом 1942 г. проволоки, между которыми бегали злые собаки. сюда пригнали 400 молодых евреев из слонимского Со сторон установили 4 вышки с пулеметами и гетто. В скором времени они все были убиты. В прожекторами. Расстрел ждал каждого, кто только лагере было несколько попыток бегства. Успехом приближался к проволоке. Территорию лагеря закончилась только одна... За это в лагере расстредо 1943 г. охраняли эсэсовцы, начальником был ляли 60 человек. Большинство попыток покинуть какой-то Шульц, а его заместителем — садист лагерь были неудачными, беглецов вешали в Адамс. Этому гитлеровцу с гадким лицом приносибараке на глазах всего лагеря. ло особое удовлетворение издеваться над людьми, К 15 сентября 1943 г. в лагере из полутора осужденными на смерть. тысяч могилевских евреев в живых осталось только На территории лагеря евреи должны были 120 человек. Их гитлеровцы вывезли в Минск, в носить нашивки с шестиконечными звездами, лагерь на улицу Широкую, потом через две недели чтобы отличаться от остальных узников. Каждый отправили в город Люблин, в печально известный день в лагере умирали люди от голода, болезней, концлагерь Майданек. Там я навсегда попрощался издевательств и непосильного труда. В день выс братом Давидом, его сожгли в крематории. Я давали около 100 граммов хлеба наполовину с чудом выжил — один из большой семьи» (Памяць. отрубями и кипяток, а вечером — баланду. Чтобы Магiлёў. — Мн., 1998. — С. 302—303; по воспомиобмануть голодный организм, мы жевали гудрон, наниям бывшей могилевской подпольщицы А. Жиделикатесом было мясо сдохших животных, но это вописцевой // Вестник Могилева. — 02.10.1995).

187

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Кроме того, два раза в неделю производился отбор в так называемый сельхозлагерь. Туда отбирались Краскина Хаима (Ефима) Ароновича самые молодые и здоровые ребята. Впоследствии и Розина Соломона Григорьевича мы узнали, что этот, так называемый с/х лагерь, это были противотанковые рвы, куда их водили «В начале октября 1941 г. в бывшем здании на уничтожение. гаража Совнаркома по ул. Первомайской рядом С каждым днем в лагере становилось все с заводом Димитрова (ныне завод «Строммашитруднее и труднее: холод, издевательства, — и мы на») немецко-фашистским командованием был начали думать о побеге. организован концлагерь. Вначале туда были В начале декабря к нам в лагерь привели заключены евреи всех специальностей: портные, военнопленных, которые попали в окружение сапожники, слесари, маляры, печники и др., всего под Вязьмой. Мы познакомились и начали разоколо 800 человек. Остальное еврейское населерабатывать план побега из лагеря. Лагерь очень ние, которое по тем или иным причинам не могло сильно охранялся, по углам были устроены вышэвакуироваться, было уничтожено в деревнях Поки, где стояли немцы с пулеметами, между двумя лыковичи и Пашково. рядами проволочных заграждений патрулировал В лагере были устроены 4-этажные нары, без полицай, и эта зона сильно освещалась. Тех, кто постели, спали на досках, не было никаких одеял подходил ближе чем на 2 метра к проволочному и простынь. Подъем начинался в 6 часов утра, по заграждению, немедленно расстреливали. Те, кокоманде «Ауфштейн» все должны были подняться торые уходили в город на работу, шансов на побег и бежать во двор на построение, если кто опоздает имели очень мало, так как их сильно охраняли. хоть на одну минуту, то тут же на глазах всего Немцы организовали в лагере еврейский орпостроения подвергался избиением розгами, а те, кестр и устраивали «вечера отдыха». Цементный которые не могли подняться по болезни или по пол в цеху посыпали битым стеклом и заставляли другим причинам, немедленно уничтожались. евреев босыми танцевать под музыку оркестра. Утром выдавалось по 200 г хлеба (эрзац) и Эсэсовцы хохотали, глядя на окровавленные ноги банка баланды с собачьим мясом или с падалью, несчастных людей. и всех гоняли на работу, счастливцы были те, котоМы решили в слесарной мастерской готовить рые попадали в город на работу. Этим счастливцам ножи, чтобы совершить нападение при массовом кое-что перепадало, и они делились последними уничтожении. Было изготовлено около полуста крохами со своими товарищами. ножей. Мы начали подсказывать трактористам, Смертность от истощения и от избиения была как задерживать ремонт машин, как надо их портить, в результате ни одна из машин не выходила большая, каждый день умирало по 15—20 человек. из ремонта. Положение в лагере все ухудшалось, смертность с каждым днем увеличивалась, для того чтобы не вывозить мертвых из лагеря, Оберст приказал выкопать яму длиною 50 м и глубиною до 4-х метров. Была создана «Зондеркоманда», которая укладывала мертвых в яме рядами, а каждый ряд досыпали известью. По нашим приблизительным расчетам, в одной яме помещалось около 400 человек. Перед нашей группой встала задача немедленно связаться с подпольным комитетом, мы чувствовали, что такой комитет должен быть в Могилеве. По предложению Краскина на хлебзавод был отправлен Немчин Эля. За шлаком поехала подвода на хлебозавод. Мы Конвоирование советских военнопленных в Могилеве. узнали, что на заводе работает Кадр из фашистской кинохроники 1941 г. из Федерального архива кинодокументов в Берлине подпольщик Евстихеев. Крас-

188

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

кин связался с Евстихеевым и получил указание организовать небольшие группы для совершения побегов и уходить за реку Друть. Мы организовали несколько таких групп, но дошли ли они до партизан, нам неизвестно. После побега таких групп режим в лагере с каждым днем становился все хуже и хуже, начали расстреливать на каждом шагу. Пять человек, которые помимо нас пытались бежать, были преданы. Их повесили перед всем лагерем. Следует отметить, что население города, когда водили лагерников на работу, старалось, чем только могло, помочь им. Бросали куски хлеба, картошку, и это несмотря на то, что само население терпело голод. В лагере началось массовое заболевание, немцы под видом, что заболевание — это тиф, начали отравление больных. В это время заболел Краскин, группа решила любой ценой сохранить ему жизнь. Среди врачей был один русский военнопленный врач, мы связались с ним и попросили, чтобы при обходе больных он заявил немцам, что Краскин заболел ангиной, он нашу просьбу выполнил и таким образом Краскин был сохранен. В это время ремонтники-трактористы заявили, что тягач неисправный, что поршни стучат и их надо заменить, и такие поршни можно достать на авторемонтном заводе в Луполово. Оберст приказал выдать удостоверение, чтобы поехать на авторемонтный завод. Группа решила использовать этот момент и совершить побег Розину, Николаеву и троим трактористам. После побега этой группы выстроили лагерь и хотели расстрелять каждого десятого человека, но помощник коменданта попросил Оберста не расстреливать, так как лагерники в этом не виноваты, и ограничились лишением хлеба на 2 дня. Оберст заявил, что они все равно поймают Соломона и его повесят. В группе остались Краскин и Вол. Краскин поддерживал связь с подпольным комитетом, лично с Евстихеевым, за июль месяц он нам передал 2 нагана и сводки информбюро. В июле месяце 1942 г. на связь пришла связная из 121-го отряда имени Османова. Она передала указание пока из лагеря Краскину не уходить и организовывать побег групп из лагеря. За июль, август и сентябрь месяцы ушли 4 группы. После ухода этих групп немцы усилили охрану, и уйти из лагеря не было никакой возможности. Попытки отдельных людей бежать не удавались. Их вылавливали и перед лагерным строем вешали. Дошли ли эти 4 группы до партизанских отрядов, нам неизвестно. За побег пятой группы было расстреляно в лагере 50 человек. После этой группы, несмотря на расстрелы, из лагеря ушло еще три группы. Они попали в Белоусовский, Изоховский и др. партизанские отряды. Всего из лагеря убежало 73 человека» (по материалам МОКМ).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Константинова Александра 14-летнего Александра арестовали в 1941 г. в небольшой деревне на Могилевщине. Привезли в могилевскую каталажку. После 6 суток ежедневных допросов и голода мальчика отправили в концлагерь. Концлагерь был обнесен высоким деревянным забором, в три ряда, опутан проволокой с козырьком. Говорили, что по проволоке пропущен ток высокого напряжения. Народа во дворе было очень много. У каждого на шее висела фанерная бирка, на которой краской были написаны лагерные номера. Среди узников было очень много военнопленных, гражданские были в основном евреи. Все голодали. Один раз в день вечером после работы давали 200—250 граммов эрзац-хлеба (пополам с опилками) и поллитра баланды из тухлой квашеной капусты, а осенью — из ботвиньи свеклы и брюквы. За малейшую провинность лишали на несколько дней и этой еды, что, по существу, означало голодную смерть. Большинство узников представляло собой ходячие скелеты, обтянутые кожей, некоторые, наоборот, были неестественно толстыми от отеков и опухолей. Умирали пачками: косили тиф, голод, дизентерия. Легче было тем, кого гоняли на работы, особенно в деревню на уборку картошки, морковки, свеклы. А тем, кто работал в городе, иной раз перепадало что-то в дороге: жители города, несмотря на грозные окрики немецких конвоиров, кидали бедолагам кто что мог. Спали на трехъярусных нарах. У каждого было собственное место — голые доски шириной полметра. Запомнилось ему множество вшей (Канстанцінаў А. Нас забівалі голадам // Магілёўская праўда. — 07.05.1991).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Цейтлина Наума Алтеровича (р. 1917) «9 сентября 1941 г. я был дома в местечке Сельцы, в 10 км от Могилева. Нас разбудил лай собак. Это были немецкие овчарки. Посмотрели в окно — а там кругом немцы в касках и с автоматами. Всех евреев выгоняют из домов. Кто что успел, надел на себя и взял с собой. Плачут женщины, орут дети. Но слезы вскоре кончились. Немцы всех погнали в сторону Могилева. Миновали кирпичный завод, шелковую фабрику, базар. Направо Луполово, но мы пошли прямо по Первомайской, вышли на Виленскую. Охранники нас остановили. Меня, моего братишку Абрашку, моего соседа Арона, его двух братьев, Элю Немчина, Беню Бульмана отделили от всех. Остальных повели на Виленскую улицу и разместили в нескольких домах. Нас погнали дальше. Привели на какую-то новостройку. Как нам потом стало известно, в

189

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

гараж завода, где вскоре был организован концлагерь. Нам не дали отдохнуть. До темноты гоняли с носилками, нагруженными битым кирпичом и досками. Носилки надо было таскать бегом туда и обратно, туда и обратно. Горели душа и тело, мы бегали. Мы чувствовали удары плетки и слышали слова, значит, еще живые. Наконец, наступила ночь. Нас загнали внутрь корпуса на цементный пол. Утром некоторые уже не поднялись. Их мучение кончилось. Остальных повели на какие-то развалины. Там были еще люди, евреи из Могилева и окрестностей. Я все думал, где наши местечковые, где мама и папа, сестра Голда и ее дочурка? В прошлом году в такое время мой братишка учился, а сейчас наравне со взрослыми таскает носилки с кирпичными обломками, фашисты орут на него и бьют. Арон мечтал быть учителем географии, он еще институт не окончил, перешел на 4-й курс. А здесь немец нацелил на него фотоаппарат. Хочет послать фотографию еврея с желтой звездой своей женушке. Его детки должны учиться, а евреи не должны. Они должны в земле лежать, как хочет его фюрер. Рядом с нами Беня Бульман. Он до войны в школе учился и вместе с отцом в колхозной кузне работал. Его отца немцы расстреляли. Фашист ударил Беню по спине, когда он поднимал носилки. Фрицу показалось, что он не так быстро нагнулся. Фашистский концлагерь на заводе Димитрова — это лагерь смерти. Двор и здание были отгорожены тремя заборами высотой более 3-х метров, один — из колючей проволоки. По углам были вышки. Днем и ночью там находились часовые с пулеметами и прожекторами, там же были телефонные аппараты. Рядом с лагерем был расположен украинский батальон. Украинцы жили в зданиях, получали от немцев обмундирование и питание и служили своим патронам верой и правдой. Спали мы на двухъярусных нарах, на голых досках. Постелью служила одежда, в которой нас захватили. Кормили 2 раза в день похлебкой и вечером давали граммов 100—120 эрзац-хлеба. До уничтожения хозяева лагеря из СС стремились выжать из нас все, что возможно. В лагере создали мастерские: сапожную, портняжную, слесарную, мыловаренную, кузницу, бригаду «Циммерляйтер». Там работали специалисты. Принимали заказы на обмундирование и обувь от своих же фрицев, и, видимо, не бесплатно. Приводили евреев не только из Могилева, Могилевского района и области, но и из других районов Белоруссии. Из Слонима привезли 400 человек и за 2 недели всех уничтожили. 13 ноября расстреляли моего братика Абрашу, братьев Арона, Хоню и Тану и других, имен которых я не знаю. Каждый день люди умирали насильственной смертью. Когда с евреями было покончено, в лагере появились люди других национальностей, чем-

190

Наум Алтерович Цейтлин (р. 1917). Фото из семейного архива Цейтлина Н.А.

то провинившихся перед немецкой властью. Фашисты использовали тех, кто им был нужен, а остальных уничтожали. Утром каждый день проверяли присутствие всех узников. Бежать было практически невозможно. Я пытался 2 раза бежать с группой из трех человек, но 2 раза наши попытки проваливались. На третий раз удалось осуществить свою мечту».

Уничтожение пациентов Могилевской психолечебницы — путь к созданию нового поколения «душегубок» В сентябре 1941 г. — первой половине января 1942 г. были ликвидированы пациенты Могилевской межобластной психолечебницы. С первых дней оккупации города снабжение лечебного заведения продовольствием было сведено до минимума: немецко-фашистские захватчики обрекли больных на голодную смерть (Герлах К. Просчитанные убийства…) 16 сентября 1941 г. каратели провели крупномасштабную акцию, жертвами которой стали 700—860 душевнобольных: главным образом хронические (неработоспособные) пациенты лечебницы, 60 пациентов-евреев, а также 100 больных из другой психиатрической больницы, которых специально привезли в Могилев на казнь (НАРБ, ф.845, оп.1, д.68, л.6).

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Sowjetunion. Dokumentation In: Aussonderung und Отбор жертв производился согласно спискам Tod. Die klinische Hinrichtung der Unbrauchbaren, неработоспособных, работоспособных и новоприбывших пациентов, которые был вынужден состаhrsg. von Götz Aly. Berlin, 1985. — S. 85). вить главврач лечебницы. Еврейских пациентов До прибытия в Могилев химик, а также в руки убийц передал один из сотрудников медиего коллега по институту Г. Шмидт побывали в цинского персонала (Герлах К., с. 1070). Минске: в результате взрывов и применения выЗначение акции 16 сентября 1941 г. подтвержхлопных газов погибли, по всей видимости, около дает присутствие ряда высокопоставленных особ: 225 пациентов «Новинок» (выписка из приговора шефа айнзацгруппы B обергруппенфюрера CC суда Штутгарта от 15.09.1967 г. против д. Альберта А. Небе, его адъютанта Шульца, врача айнзацВидмана (Aktenzeichen Ks 19/62), цитируется по: группы B доктора Баттисты, прибывшего из Ebbinghaus/ Preissler, S.86; показания свидетеля Берлина главы химического отдела Берлинского Н.Н. Акимовой (18 января 1946 г.), цитируется криминально-технического института Главного по: Судебный процесс по делу о злодеяниях, соУправления имперской безопасности (RSHA) доквершенных немецко-фашистскими захватчиками тора А. Видмана, главного переводчика айнзацв Белорусской ССР (15—29 января 1946 г.). — Мн., группы B айнзацкоммандо-8 гауптштурмбанфю1947. — С. 135). рера А. Приба, а также, по всей видимости, главы Выхлопные газы были использованы и в Могиданной команды штурмбанфюрера СС доктора леве. Если для ликвидации «неполноценных» жиОтто Брадфиша (Герлах К., с. 1069—1070). телей Рейха, а также психически больных людей В «Акте комиссии по установлению и расна территории Вартегау, Западной и Восточной следованию злодеяний немецко-фашистских Пруссии использовался угарный газ из соответзахватчиков…» от 5 октября 1944 г. вина за ствующих CO-баллонов, то в могилевском случае убийство душевнобольных возлагается на Приба в предварительно герметизированное помещение (в «Акте» — Припп) и Брадфиша (НАРБ, ф.845, лаборатории были выпущены выхлопные газы двух оп.1, д.68, л.6—6об.). Последний признал свою включенных автомобильных двигателей. Видман ответственность на допросе в ходе послевоенного вынужден был прибегнуть к нововведению, т. к. судебного процесса (23 июня 1958 г., Мюнхен) и транспортировка газовых баллонов на территорию подчеркнул, что вынужден был пойти на подобную СССР не представлялась возможной. меру по причине «опасности эпидемии» (Герлах К., За 2—3 дня до прибытия Видмана Приб подс. 1069). готовил на одном из нижних этажей лечебницы Доктор Видман прибыл в Могилев, разумегерметически изолированную лабораторию, к ется, не для того, чтобы понаблюдать за тем, как которой во время акции были подведены приайнзацкоммандо-8 предполагает решить локальсоединенные к грузовой машине газопроводные ную задачу предотвращения эпидемии. На химика была возложена иная, куда более важная, с точки зрения нацистского руководства, задача: по приказу Небе ему предстояло опробовать на белорусских душевнобольных (пациентах психиатрической больницы «Новинки» под Минском, а также Могилевской межобластной психолечебницы) новые методы массового убийства — взрывчатку (динамит) и выхлопные газы, которые в дальнейшем предполагалось применять для ликвидации евреев. Указание на поиск соответствующих методов на Небе возложил рейхсфюрер СС Г. Гиммлер. По фашистской терминологии, Видману предстояло избавиться и от «недостойных» существования «зверей в обПациентов Могилевской психиатрической больницы разе людей» (цитируется по: ведут в камеру уничтожения. Ebbinghaus, Angelika/ Preissler, Кадр из немецкой хроники, показанной на Нюрнбергском процессе Gerd: Die Ermordung psychisch («Nürnberg und seine lehre» (1947–1948), Bundesarchiv — Filmarchiv, Berlin) kranker Menschen in der

191

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

нацисты использовали специально привезенных еврейских рабочих. Трупы были захоронены в противотанковых рвах деревни Новопашково и лесоучастка Казимировки (НАРБ, ф.845, оп.1, д.68, л.6). По завершении акции Приб собрал во дворе больницы лечащий персонал и объяснил необходимость примененных мер. Он упомянул, что в Рейхе подобные акции происходят регулярно и вызваны тем фактом, что больные приносят ущерб населению, общественно опасны, а, кроме того, неизлечимы (Герлах К., с. 1069). Из Могилева Небе и Видман отправились в Смоленск, где обсудили результаты проведенных испытаний, отчет о которых Небе планировал представить Гиммлеру (Aussage des Obersturmführers SS, Dr. A. Widmann (Kriminal-technisches Institut des Шланги, идущие от выхлопных труб легковой автомашины RSHA) vor dem Untersuchungsrichter с номерным знаком «Pol 51628» и грузовой автомашины. Кадр из немецкой хроники, показанной на Нюрнбергском I beim Landesgericht Düsseldorf процессе («Nürnberg und seine lehre» (1947—1948), (11.01.1960, UR IB/59) über die Tötung Bundesarchiv — Filmarchiv, Berlin) der Geisteskranken durch Sprengstoff und Ga s in Minsk und Mog ilew (September 1941), цитируется по: шланги («газовая камера») (НАРБ, ф.845, оп.1, Ernst Klee (Hrsg.): Dokumente zur “Euthanasie”. — д.68, л.6). Эксперимент состоялся 18 сентября Frankfurt am Main, 1985. — S. 269). 1941 г. Примерно через 15 минут после его начала В оценке методов мнения Небе и Видмана первые больные (как минимум 20 человек) скончасовпали. Взрывчатка была отвергнута вследствие лись. Больных загоняли в лабораторию группами ряда неприемлемых побочных эффектов. Припо 70—80 человек, ликвидация растянулась на менение выхлопных газов, в свою очередь, было 13 часов (продолжалась с 8.00 до 21.00) (Герлах К., признано удачной технологией, в пользу которой, с. 1070). Подготовка ликвидации могилевских психических больных была заснята на кинопленку (Mogilew. Totung von Mtnschen mit Motorabgasen im September 1941 [ET], http:// www.cine-holocaust.de/cgi-bin/ gdq?efw00fbw003511.gd, online: 27.11.2004). В фильме, в частности, продемонстрировано здание, в котором произошло убийство, легковая автомашина с номерным знаком «Pol 51628» и грузовик «Adler» (номерной знак «Pol 28545»), к которому были присоединены два шланга (по ним от мотора газ поступал в помещение), а также санитары и несколько человек (в том числе трое детей) — жертвы преступного эксперимента. Сотрудница лечебницы Н.Н. Казакова, находившаяся в момент убийства в смежной комнате, сообщила Стена здания с подведенными шлангами, по которым после освобождения Могилева в 1944 г. газ поступал в камеру уничтожения. подробности произошедшего: из лабоКадр из немецкой хроники, показанной на Нюрнбергском ратории доносились жуткие вопли и процессе («Nürnberg und seine lehre» (1947—1948), Bundesarchiv — Filmarchiv, Berlin) крики, для транспортировки трупов

192

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

с точки зрения Небе, свидетельствовало обилие транспортных средств и возможность реализации в любых помещениях (там же). Ликвидация пациентов Могилевской межобластной психолечебницы стала, таким образом, одним из финальных этапов на пути создания нового поколения «душегубок», которые, начиная с декабря 1941 г., использовались для уничтожения людей в Вартегау, на оккупированных советских территориях, а позднее в Сербии (Götz Aly. Völkerverschiebung und der Mord an den europäischen Juden, Frankfurt am Main, 1995. — S. 343). Дни пациентов, оставшихся в живых после вышеописанных зверств, были сочтены. Об их количестве и трагической судьбе имеется противоречивая информация. Согласно данным Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, вскоре после первой акции были уничтожены «оставшиеся в живых после «душегубки» 500 пациентов. Их каратели забросали гранатами и расстреляли (ориентировочно, 5 ноября 1941 г.). В помещении лечебницы разместился немецкий военный госпиталь (НАРБ, ф.845, оп.1, д.68, л.6). По другим данным, запасы продовольствия были конфискованы айнзацкоммандо-8, а само здание перешло в ведение ведомства Высшего руководителя СС и Полиции на территории Центральной России (Герлах К., с. 1069). Не исключено, что данные события произошли в октябре, а ликвидированы были в общей сложности 600 человек (Justiz und NS-Verbrechen. Verfahren Lfd.Nr.1044, http://www1.jur.uva.nl/junsv/ddr/files/ddr1044.htm, online: 06.09.2004). В ходе процесса над участником айнзацкоммандо-8 Г. Френцелем (Карл-Маркс-Штадт, 1971 г.), было установлено, что в январе 1942 г. нацисты уничтожили 200 душевнобольных (там же). По подсчетам К. Герлаха, в период с 28 ноября до второй половины января 1942 г. в Могилеве погибли более 250 пациентов лечебницы и клиники (Герлах К., с. 1070). В заключение отметим, что убийства душевнобольных Могилева фигурировали в нескольких послевоенных процессах в ФРГ и ГДР. Доктор Видман в своих показаниях значительно занизил число погибших в результате сентябрьского вояжа. Так, в приговоре суда от 15 сентября 1967 г. в качестве жертв упоминаются 24 пациента «Новинок» и 5—8 душевнобольных из Могилева (ряд источников указывают, однако, на то, что при непосредственном участии Видмана за шесть дней было уничтожено около 1000 человек). Кроме того, химику была вменена в вину техническая проверка «душегубок» (Берлин, 1942 г.). Суд приговорил Видмана к 6,5 годам лишения свободы (Ebbinghaus/Preissler, S.86; Justiz und NSVerbrechen. Verfahren Lfd.Nr.658, http://www1.jur. uva.nl/junsv/brd/files/brd658.htm, online: 06.09.2004; показания свидетеля Н.Н. Акимовой (18 января 1946 г.), с. 135; Герлах К., с. 1069).

19 марта 1971 г. земельный суд Франкфуртана-Майне оправдал участника айнзацкоммандо-8 Карла Ш., обвинявшегося в убийстве многих тысяч евреев и других советских граждан в Новогрудке, Барановичах, Минске и Могилеве, в удушении газом узников могилевской тюрьмы и пациентов местной психолечебницы (июль 1941 — октябрь 1942 гг.) (NS-Verbrechen. Verfahren Lfd.Nr.750, http://www1.jur.uva.nl/junsv/brd/files/brd750.htm, online: 06.09.2004). О процессе над сослуживцем Карла Ш., Г. Френцелем, совершившим целый ряд тяжелейших военных преступлений на территории Восточной Белоруссии (в том числе участвовавшего в убийстве душевнобольных), мы уже упоминали. Остается лишь добавить, что суд Карл-МарксШтадта приговорил Френцеля 2 декабря 1971 г. к пожизненному сроку заключения (Justiz und NS-Verbrechen. Verfahren Lfd.Nr.1044, http:// www1.jur.uva.nl/junsv/brd/files/brd750.htm, online: 06.09.2004). А. Фридман

Врачи психолечебницы Вместе с больными психолечебницы погиб также главврач Меер Моисеевич Клипцан. Знаем мы о нем немного. Родился в 1904 г., в 1934 г. окончил мединститут, работал председателем ЦК Медсантруда БССР. С 1934 г. по 1936 г. работал главврачом Минской горбольницы, с 1936 г. по 1940 г. — главврачом 2-й Советской горбольницы, с 1940 г. — главврачом Могилевской горбольницы, затем — психолечебницы. О последних днях врача свидетельствуют лишь разноречивые воспоминания. После оккупации Могилева в августе 1941 г. на должность главврача был назначен психиатр Степанов, который работал в Могилевской психолечебнице с 1939 г. врачом-психиатром (ГАМО, ф.132, оп.1, д.86). Из 39 врачей (в т.ч. 8 зубных врачей), работавших в Могилеве в начале осени 1941 г., в психиатрической больнице работали 3 врача (двое мужчин и женщина). Кроме этого, среди медперсонала числились 19 женщин-медсестер, 62 мужчины-санитара, 2 лаборанта и 1 фармацевт (ГАМО, ф. 271, оп.1, д.56, л.25). Сохранились протоколы допросов врачей психбольницы Степанова и Пугача 1944 г., описывавших уничтожение пациентов. Протокол допроса свидетеля. 20 июля 1944 г. Степанов Александр Николаевич, 1913 г.р. «Я, Степанов Александр Николаевич, во время оккупации города Могилева с августа 1941 г. по 15 января 1942 г. работал в Могилевской психолечебнице в качестве главврача больницы. Могу сообщить следующее о зверствах, учиненных

193

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

дня варварским путем умерщвлено около 600 душевнобольных. Со слов персонала, который находился в коридоре санаУлановой Аллы Павловны торного отделения, можно сказать, что больные мучительно переносили смерть. «Моя мама, Галина Васильевна Уланова, до войны В конце дня во дворе больницы собрали работала в психбольнице медсестрой... Мы и жили ряперсонал, и капитан Припп сказал, что дом с больницей, мама ходила на работу и брала меня, такая «эвакуация» проводится в Германии тогда маленькую девочку, с собой. регулярно, т. к. такие больные приносят Я видела, как больных загоняли в машину. Немец вред населению, они социально вредные нам с мамой тогда сказал, чтобы мы уходили. и неизлечимые. Под угрозой ареста он Мама рассказывала, что главврач Клипцан не приказал персоналу не распространять уехал в эвакуацию вместе с семьей, а оставался с больслухи об «эвакуации больных». ными. Он прятался на чердаке одного из больничных Приблизительно через полтора месякорпусов. Мама и санитарка Лиза носили ему еду. Мама ца в больницу вновь приехали несколько предложила врачу попытаться уйти в лес к партизаавтомашин, крытых брезентом. На манам, но он не решился, да и вряд ли бы смог, так как был шины погрузили примерно 150 человек похож на еврея. Кто-то выследил Клипцана и выдал его. душевнобольных и вывезли их на Минское Говорили, что это был один из работников лечебницы. шоссе. Так ли это, или нет, но после войны этого сотрудника В январе 1942 г. снова приехали судили и посадили на большой срок». 3 большие автомашины, крытые брезентом, и всех больных отделения погрузили в эти машины и вывезли в район Пашково. немцами над душевнобольными. Могилевская Там были слышны 3 сильных взрыва, видимо, там психолечебница при приходе немцев достаточно были уничтожены больные. В этот же день все хорошо сохранилась, больных там находилось окоимущество психбольницы было конфисковано. ло 1200 человек вместе с больными психколонии. Выставлены патрули. В сентябре месяце 1941 г. в больницу приехал капитан Припп, работник гестапо, вместе с несколькими офицерами, чинов и должностей которых не знаю. Велел отобрать истории болезней всех больных, которые находились на излечении в больнице более 3 лет, и подать список этих больных. Он сказал, что эти больные будут эвакуированы в тыл, т. к. там их легче прокормить и содержать. Через 2—3 дня капитан Припп в сопровождении офицеров явился вновь в больницу и велел показать наши помещения. После осмотра остановился на небольшой комнате санаторного отделения — кабинете для перевязок. Прислали рабочих-евреев заложить кирпичом окно и дверь, выходящую в коридор санаторного отделения. В стену заложенного окна вставили 2 металлические трубы. Приблизительно через день вновь приехало несколько автомашин с жандармами во главе с капитаном Приппом. Жандармы окружили больницу, закрыли выход с ее территории и велели всех больных по списку, предназначенных к эвакуации в тыл, перевести в санаторное отделение. Из санаторного отделения жандармы заводили больных в комнату-душегубку приблизительно по 60—80 человек и там отравляли газом, который, видимо, подавался по шлангам автомашин. Рабочие-евреи выносили трупы и складывали их во дворе возле санаторного отделения, а затем на машине вывозили в Современный вид корпуса психбольницы, в котором фашисты проводили акцию уничтожения пациентов направлении Минского шоссе. В течение

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

194

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гузелевич Зои Григорьевны Основаны на воспоминаниях ее свекрови, Лисовской Екатерины Прокофьевны, работавшей перед войной и в ее начале буфетчицей в Могилевской психиатрической больнице. «Вскоре после захвата Могилева немцами в расположение Могилевской психиатрической больницы прибыла группа немцев на мотоциклах. В лечебнице на то время было около 2 тысяч больных, большая часть которых была из сельской местности. Немцы приказали сотрудникам больницы составить списки пациентов. Медперсонал старался спасти хотя бы «сознательных» пациентов, переодевая их в гражданскую одежду и переправляя домой и в близлежащие деревни. Главврач лечебницы Клипцан Меер Моисеевич, еврей по национальности, был спрятан сотрудниками в одном из помещений больницы. Однако немцы выследили и схватили главврача, нашили на его одежду шестиконечную звезду и каждый день возили куда-то на допрос... В один из дней главврач успел сказать сотрудникам, что сегодняшний допрос будет для него последним. Именно в этот день большая группа больных (500—700, среди них, считают, и главврач) была расстреляна в глубине Пашковского леса. Все расстрелянные были сброшены в общую большую яму и присыпаны землей. Приблизительно в конце августа — середине сентября 1941 г. фашисты начали уничтожать больных с помощью «душегубки» (газовой камеры)» (воспоминания собрали студенты исторического факультета Могилевского государственного университета им. А.А. Кулешова в 2008—2009 гг.). имущества и медикаментов. Персонал больницы В корпусе психбольницы открыли военный участия в эвакуации больницы не принимал, эвалазарет. Персонал психлечебницы оставили на куировала полиция» (Яд ва-Шем, 20012/736-738 работе в лазарете. Ввиду того, что я остался на (оригинал — в ГАРФ, 7021-88-43)). работе в лазарете, ко мне были применены допрос, обыск и арест, запретили кому бы то ни было Протокол допроса свидетеля входить в мою квартиру. 13 июля 1944 г. Имел связь с партизанским полком. Через Пугач Николай Антонович, 1917 г.р. связного Ткачева, который жил со мной со дня «Я, Пугач Николай Антонович, во время ококкупации Могилева немцами по день его ареста, купации города Могилева работал врачом-псизатем через связную Копылову. 8 декабря 1943 г. хиатром Могилевской психолечебницы. Душевя со всей семьей ушел в партизаны, где работал нобольных находилось в психолечебнице 1200 чеврачом полка до дня освобождения нашего района ловек. Красной Армией. Я, как врач, должен сказать, что объяснил капитану Приппу о необходимости «эвакуации» зверски уничтоженных дуИЗ ВОСПОМИНАНИЙ шевнобольных как неизлеЛакцютко Елизаветы Николаевны (1899 г.р.) чимых, которая не имеет под собой оснований, т. к. часть «Я, Лакцютко Елизавета Николаевна... до Великой Отечебольных могла поправиться ственной войны работала старшей медицинской сестрой в Могии быть работоспособной. левской республиканской психиатрической больнице. Когда началась Доктор Степанов НикоВеликая Отечественная война, должность главного врача занимал лай Леонтьевич, руководитель медико-санитарного отКлипцан М.М. Как только немцы оккупировали Могилев, доктора дела г. Могилева, городской Клипцана фашисты арестовали. Главным врачом был назначен голова Фелицин, несмотря врач Степанов Александр Николаевич, который вместе с друна мои доводы и проекты гими сотрудниками осуществлял уход за пациентами... по спасению жизни душев...В сентябре 1941 г. в санаторном отделении больницы немцы нобольных, никаких мер не устроили «душегубку» и начали уничтожать больных. Было погубпредприняли. лено более 1000 человек. Оставили только «сохранных» (пациентов Добавление. В январе с небольшим сроком заболевания, без выраженного «дефекта личмесяце вывезли на машине ности» — И.Ш.) больных. Сколько точно, не знаю, приблизительно около 200 душевнобольных. около 400 человек, в октябре 1941 г. у нас в больнице стал работать Часть душевнобольных и доктор Кувшинов Макар Павлович, нейрохирург Могилевской обнервнобольных мне с докластной больницы (в настоящее время — городская больница скорой тором Кувшиновым удалось медицинской помощи)... В феврале 1942 г. немцы заняли этот корпус вывести в городскую больнипод госпиталь» (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.145). цу. Удалось отправить часть

195

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Пациент психбольницы еврейской национальности. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1083/9

Про немецкие зверства с психбольными как свидетель рассказываю следующее: В конце сентября 1941г. в психлечебницу приехал капитан Припп из немецкого гестапо вместе с другим офицером. Капитан Припп говорил на чистом русском языке. Капитан Припп вызвал доктора психолечебницы Стапанова и меня. Он сказал, что мы должны эвакуировать душевно-

больных, что якобы в Германии таких больных не имеется. На вопрос, куда их будут эвакуировать, он, как бы нехотя, сказал: «Дальше на Запад». Через несколько дней капитан Припп, приехав опять, спросил: «Есть ли у Вас комната, вся выкрашенная масляной краской?» Доктор Степанов указал на перевязочную, находящуюся в санаторном отделении. Еще через несколько дней в сопровождении капитана Приппа и полицейских были привезены рабочие-каменщики, которые начали замуровывать единственное окно перевязочной. При очередном приезде капитана Приппа было дано распоряжение об отобрании историй болезней больных-хроников, болевших более 5 лет, находящихся в психбольнице, а также истории болезней всех больных-хроников, которые не могут выздороветь. Причем, капитаном Приппом опять было заявлено, что «больные эти должны быть эвакуированы». Через несколько дней вместе с капитаном Приппом приехало много полицейских. Было дано распоряжение выделить санитаров и выводить больных в замурованную комнату в санаторном отделении. Санаторное отделение было кругом оцеплено полицейскими. Остальному медперсоналу было строго приказано не подходить близко. Больных по 60—80 человек вводили в вышеозначенную перевязочную, откуда их выносили мертвыми. Было умертвлено более 600 больных. Из замурованной перевязочной выходили 2 трубки, соединенные с мотором автомобиля. Во время введения душевнобольных мотор автомобиля все время работал. 600 душевнобольных было умертвлено за 1 день. Через 1,5 месяца капитан Припп приехал опять, и опять было заявлено, чтобы были отобраны все хроники для эвакуации. Около 200 больных вывезли в Пашково, где, по словам жителей, их

После расформирования психолечебницы Степанов работал главврачом поликлиники (ГАМО, ф.271, оп.1, д.23, лл.39, 54; ф.271, оп.1, д.32, л.38) и одновременно вел прием как психиатр и невропатолог. В Государственном архиве Могилевской области сохранился также еще один примечательный документ, подписанный бывшим главврачом Могилевской психолечебницы Степановым. Это письмо руководителю медико-санитарного отдела г. Могилева, тоже Степанову. Оно было написано уже после того, как врач Степанов доподлинно знал, как немцы относятся к психбольным. «Могилевская психолечебница, в прошлом имевшая республиканское значение и обслуживающая 5 областей республики, с 22.01.1942 г. расформирована. В период с 22.01.1942 г. с каждым днем растет число обращений с просьбами оказания медицинской помощи душевнобольным — как вновь заболевшим, так и больным, ранее находившимся в состоянии ремиссии, в настоящее время давшем обострение. Большинство из этих больных нуждается не только в лечении, но в срочной изоляции в условиях специального медицинского учреждения, каковым является психолечебница, т. к. данная категория больных в силу своего психотического состояния является крайне опасной для окружающего населения. Нужно думать, что с наступлением весенне-летнего периода обращение населения возрастет и явится необходимость в срочном открытии психиатрического отделения для госпитализации свежезаболевших и изменения социального положения больных. Прошу вас дать мне указания, как поступать с теми больными, для которых изоляция в условиях психбольницы в момент обращения является безусловно обязательной. 06.03.1942 г. А. Степанов» (ГАМО, ф. 271, оп.1, д.23, л.5).

196

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

уничтожили. Людей бросали в противотанковый ров, потом расстреливали и кидали в больных гранаты. Еще примерно через 1,5 месяца в противотанковом рву в Пашково были уничтожены остальные душевнобольные. Расстрелами и бросанием гранат было уничтожено больных с душевными болезнями из психоколонии 200—250 человек. На заявление капитану Приппу, что при недостаточном питании больных они умрут сами, без такой «эвакуации», Припп категорически отказался. Подкожные впрыскивания больным с целью умертвления категорически отрицаю. Все душевнобольные были умертвлены так, как указано выше. Добавляю, что в умертвлении душевнобольных Могилевской психолечебницы принимали участие исключительно немцы-гестаповцы и полицейские жандармерии под руководством Приппа. Умертвленные душевнобольные из комнатыдушегубки выносились специально привезенными рабочими-евреями и складывались во дворе, т. к. машины не успевали вывозить трупы. По словам местных жителей, умертвленных душевнобольных сбрасывали в противотанковые рвы в Пашково и засыпали песком. Трупы вывозились в закрытых автомашинах. Всему медперсоналу психолечебницы капитаном Приппом было строго запрещено разглашать зверский способ «эвакуации больных» под угрозой строгого наказания» (Яд ва-Шем, 20012/736-742 (оригинал — в ГАРФ, 7021-88-43)). Николай Пугач был назначен заместителем руководителя медико-санитарной части, вел прием в поликлинике как психиатр. Затем переквалифицировался в кожно-венеролога. С 1 октября 1943 г. и, по-видимому, до освобождения города доктор Пугач работал заместителем начальника кожно-венерологического отделения горбольницы и заведующим кабинетом. Зимой 1943 г. Степанов вместе с семьей и семьями коллег бежал в лес к партизанам. 23 декабря 1943 г. бургомистр Могилева Журов освободил врача Степанова вместе с еще несколькими десятками медработников и персоналом от занимаемых должностей за самовольный уход (ф.271, оп.1, д.32, лл.45, 55, 56; ф. 271, оп.1, д.63). Несмотря на присоединение Степанова к партизанскому отряду, после войны он и Пугач были осуждены и отбывали наказание.

Хроника уничтожения евреев Могилева В убийствах евреев участвовали различные военные формирования: айнзацкоммандо-8, полицейские батальоны, оперативные группы полиции безопасности и СД, каждое из них посылало в

В 2009 г. рядом с корпусом психбольницы в память о погибших пациентах был установлен памятный знак. Скульптор Александр Миньков

Германию свои отчеты. Отчеты за месяц или иной временной период и оперативные сводки посылали в военные штабы начальники полиции. С помощью сопоставления отчетов различных военных формирований мы попытались сгруппировать сведения о Холокосте в Могилеве и исключить заведомо повторные упоминания одних и тех же актов уничтожения, в тех случаях, когда это возможно. При этом изучение документов и воспоминаний свидетельствует, что статистика уничтожения евреев и велась далеко не всегда. Нередко, расстрелянные евреи-военнопленные, сельские жители, даже убитые именно за то, что были евреями, указывались в отчетах как уничтоженные коммунисты или партизаны, а порой такие отчеты не сохранились или их не было вовсе. Эта Хроника не позволяет определить точное количество уничтоженного еврейского населения в Могилеве, но все же дает представления о масштабах трагедии, сохраняет имена некоторых участников еврейского сопротивления и жертв Холокоста. 16.09.1941 г. Каратели провели крупномасштабную акцию, жертвами которой стали 60 пациентов-евреев, а также 100 больных из другой психиатрической больницы, которых специально привезли в Могилев на казнь (НАРБ, ф.845, оп.1, д.68, л.6).

197

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

В деревне Полыковичи, вблизи Могилева, полицейскими батальона были расстреляны «за коммунистическую деятельность» трое русских и один еврей. Тогда же 9-я рота расстреляла в деревне Князевичи (Княжичи) одного еврея и восемь русских «за поддержку партизан» (НАРБ, ф.4683, оп.3, д.943, лл.4—5, 12). 22 09.1941 г. В 18 км южнее Могилева, у деревни Барсуки, были «захвачены и расстреляны… 5 евреев, три еврейки» (там же, л.16). 25.09.1941 г. В деревне Княжицы (14 км Одна из акций по уничтожению евреев Могилева. севернее Могилева) 7-й ротой была Фото 1941 г. с сайта «Holocaust Education & Archive Research Team» проведена акция усмирения «как учебная в порядке обмена опытом. Подозрительные лица и партизаны не были лагеря батальона (НАРБ, ф.4683, оп.3, д.928, л.21). обнаружены. Обнаружен 51 еврей, в том числе (Вероятно, имеется в виду расстрел на Еврейском 11 детей, 27 женщин. Совместно с СД расстреляны кладбище — И.Ш.) 13 мужчин и 19 женщин» (там же, л.18). 7.10.1941 г. 1.10.1941 г. Расстреляны за поддержку партизан 7 евреев 2208 евреев обоих полов задержаны и достав(НАРБ, ф.4683, оп.3, д.928, л.23). лены на пункт сбора грузовыми автомобилями. Во время акции было застрелено 65 евреев при 9.10.1941 г. попытке убежать или в их укрытиях (Герлах К. В Могилеве значительно возросло сопроПросчитанные убийства…). тивление со стороны евреев. Должны были быть предприняты энергичные меры, типа расстрела 3.10.1941 г. 80 евреев и евреек. Когда же эти меры оказались 7-й и 9-й ротами проведен расстрел 2008 евнедостаточными и евреи продолжали распрострареев и евреек под Могилевом, вблизи лесного нять ложные слухи и саботировать инструкции немецких оккупационных властей, были проведены расстрелы 215 евреев и 337 евреек. Начальник полиции безопасности и СД. Берлин, 9 октября 1941 г. Оперативный доклад № 108. Айнзацгруппа В. Штаб в Смоленске. 9-я рота расстреляла за поддержку партизан 4 евреев (НАРБ, ф.4683, оп.3, д.928, л.24).

Конвоирование евреев Могилева к месту массового расстрела. Фото из Центрального государственного архива кинофотодокументов Беларуси, г. Дзержинск. № 0-134552

198

16.10.1941 г. 16 октября 1941 г. были ликвидированы бывшие агенты НКВД евреи Станислав Борский и Анатолий Ахонин. Евреи Семен Александрович, Шустер Пейсер и Михал Саки были застрелены за обнаружение у них взрывчатки. В тот же самый день была казнена еврейка Кадина Орлова за неношение еврейского значка и за отказ идти в гетто (Начальник полиции

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

порядок. По этой причине в Горках и пригороде при проверке нескольких населенных пунктов было расстреляно по законам военного времени 2200 евреев, а в Мстиславле — 900 евреев, предоставлявших партизанам ночлег, продукты и одежду. По названным причинам прошла также крупная операция в Могилеве, в ходе которой было расстреляно 3726 евреев. Организованное оперативным отрядом полиции безопасности и СД гетто было вновь возвращено в распоряжение городской администрации, поскольку после последних операций Могилев был практически освобожден от евреев. Небольшое число оставшихся евреев размещено в В могилевском гетто. Фото 1941 г. служащего айнзацкоммандо-8 трудовом лагере и используется Герга Френтцеля из Архива службы безопасности бывшей ГДР (Штази) MfS/HA/IX/11/ZUV/9/Bd-32/Seite35/Bild53 там в качестве профессиональных рабочих» (РГВА, ф.500к «Главное управление имперской безопасности (РСХА)» безопасности и СД. Берлин. 14 ноября 1941 г. (г. Берлин), оп.1, д.25, лл.154—172об.; ОперативОперативный доклад № 133. Айнзацгруппа В. ная сводка № 7 о деятельности отрядов полиции Штаб в Смоленске). безопасности и СД на территории СССР (отчетный период 01.11—30.11.1941)). 17.10.1941 г. Еврей Самуэль Гофман был застрелен. Он 20.10.1941 г. был осужден за фальсификацию своего удостовеЕвреи Наум Станилов и еврейская пара рения личности, чтобы скрыть еврейское происАльтер были ликвидированы как скрывавшиеся хождение (там же). за пределами могилевского гетто (Начальник полиции безопасности и СД. Берлин. 14 ноября 18.10.1941 г. Евреи Лев Ваксман, Фима Виркман (Бир1941 г. Оперативный доклад № 133. Айнзацгрупкман), Яков Шарай, Абрам Баранич (Барапа В. Штаб в Смоленске). нишников), Соломон Кацман и Бер Кацман, так же как еврейка Фаня Лейкина, были ликвидированы за отказ носить еврейский опознавательный знак и за подстрекательскую пропаганду против Германии (там же). 19.10.1941 г. Во время крупномасштабной операции при поддержке полицейского полка «Центр» были ликвидированы 3726 евреев обоих полов и разного возраста (Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1945 гг.). — Яд ваШем. Иерусалим, 1992. — С. 181; Из донесения начальника полиции безопасности и СД о действиях айнзацгрупп на оккупированных территориях СССР за период с 1 по 31 октября 1941 г.). «Все чаще раздаются жалобы на то, что евреи нарушают установленный немецкими властями

Могилевские евреи в гетто. Фото 1941 г. служащего айнзацкоммандо-8 Герга Френтцеля из Архива службы безопасности бывшей ГДР (Штази) MfS/HA/IX/11/ZUV/9/Bd-35/Seite35/Bild54

199

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Памятник на еврейском кладбище Могилева на месте захоронения более двух тысяч жертв фашистских расстрелов

Памятник на месте расстрелов евреев Могилева в районе Любужа

23.10.1941 г. 26.10.1941 г. Для предотвращения дальнейших актов На дороге Могилев — Гомель расстреляны саботажа и с целью борьбы с партизанами были 4 еврея (НАРБ, ф.845, оп.1, д.68, лл.31—32). ликвидированы 239 евреев и евреек из Могилева и окрестностей. (На этом расстреле, по некоторым С 1 по 31.10.1941 г. данным, присутствовал Гиммлер). В результате Оперативными группами полиции безопаспоследних акций Могилев стал фактически «своности и СД ликвидировано в Могилеве 397 евреев бодным от евреев» городом. Область гетто, устроени еще 133 — «за отказ переселиться в гетто»; 4 — ного айнзацкоммандо-8, в основном, передавалась «за отказ от работы»; 2 — «за плохое обращение в ведение городской администрации. Небольшое количество евреев было размещено в принудительнотрудовом лагере и использовалось в качестве квалифицированных ремесленников (там же). Во время проверки улиц при выезде из Могилева были задержаны 135 евреев, у которых не было ни предписанных для ношения опознавательных знаков, ни удостоверений личности. Они утверждали, что были на экскурсии (Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1945 гг.). — Яд ва-Шем. Иерусалим, 1992. — С. 181. Из донесения начальника полиции безопасности и СД о действиях айнзацгрупп на оккупированных Памятный камень в Казимировке возле места расстрелов территориях СССР за период с 1 по евреев Могилева 31 октября 1941 г.).

200

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Декабрь 1941 г. Во время зачистки в принудительно- трудовом лагере в Могилеве 150 неповинующихся евреев были расстреляны. Во время проверок при участии Полиции Порядка на дорогах, ведущих из Могилева, 135 человек, главным образом евреи, были арестованы. Одни не носили еврейский значок; другие были без предписанных (идентификационных) документов. 127 человек были расстреляны. С согласия командующего, в перевалочном лагере в Могилеве был произведен обыск на наличие евреев и должностных лиц. 126 человек были найдены и расстреляны (Руководитель Тайной полиции и Службы безопасности. Берлин, 19 декабря 1941 г. Отчет об оперативной ситуации в СССР № 148). С 1 по 31.12.1941 г. При прочесывании лагеря принудительного труда под Могилевом было расстреляно 180 евреев, занимающихся подстрекательской деятельностью (Из донесения начальника полиции безопасности и СД о действиях айнзацгрупп на оккупированных территориях СССР за период с 1 по 31 декабря 1941 г.).

Памятник на месте массовых расстрелов евреев Могилева в Пашково

с немцами» (Архив КГБ. Отчеты о деятельности оперативных групп полиции безопасности и СД за время с 1 по 31 октября 1941 г. Отчет № 6 (дело № 86, инв. №№ томов 1181, 1183, 1277, 1278, 1217, 5045)). 14.11.1941 г. Когда подпольная организация в Могилеве была раскрыта, выяснилось, что ее лидер, бывший советский лейтенант Мокцеев (Моксеев), уже сумел завербовать 39 мужчин и 15 женщин (главным образом подростков) для сбора информации и шпионажа. Среди этих 55 человек — 22 еврея, которые работали с фанатичным рвением для дальнейшего укрепления организации. Эти 55 человек были ликвидированы, и, кроме того, против евреев были проведены меры коллективного воздействия (Арад Ицхак, Шмуел Кракоуский и Шмуел Спектор. Сообщения Айнзацгрупп. — НьюЙорк: Библиотека Холокоста, 1989. — С. 230—236. Начальник полиции безопасности и СД. Берлин. 14 ноября 1941 г. Оперативный доклад № 133. Айнзацгруппа В. Штаб в Смоленске).

Памятник на месте массовых расстрелов евреев Могилева в Полыковичах

201

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Этот отрывок письма, написанного на иврите, был найден во время раскопок мест массовых захоронений мирных жителей фашистскими оккупантами в 1941—1943 гг. в Полыковичах в 1944 г. директором Могилевского краеведческого музея, членом ГЧК И.С. Мигулиным. Письмо было адресовано некоему раввину Самсону Алаю и его жене Ривке с просьбой убедить брата автора письма принять его сына в свою семью. Не сохранилась подпись автора письма, родственника раввина, также, судя по обращениям к священным текстам, получившего религиозное образование. Можно только догадываться, в каких грехах он раскаивается, кто и как определил его судьбу и почему своего сына он считает сиротой. Мы не знаем, дошло ли письмо и выжил ли хоть кто-то из причастных к этой трагической истории. Но удивительный витиеватый и колоритный язык, стиль общения, столь не похожий на привычный нам, позволяют прикоснуться к безвозвратно ушедшему духовному миру довоенного еврейства, духу местечковых ребе и меламедов. «Мир вам, возлюбленные мои, плоть от плоти моей, важный и выдающийся раввин мой, Ваша честь, учитель наш, рав Самсон Алай, и супруга его, праведная, дорогая и честная госпожа Ривка. Позвольте сообщить вам: Посылаю я вам сына моего, посему велика моя просьба к Вашей чести, великому учителю нашему, простить мне (мою просьбу к вам) доставить себе хлопоты и пойти к моему брату и обратиться к его сердцу, чтобы он не отправил моего сына обратно; поскольку знал я его (то есть, брата) суть и характер; поскольку судьба моя определена окончательно; и нет у меня возможности повлиять и написать так, чтобы верно рассказать это. Изъязвлено мое сердце, и велики грехи и низости мои, посему, возлюбленные мои, плоть от плоти моей, на вас возложено дело это, и ответственность лежит на вас, исправить мой ущерб, и порадеть за меня — и воздастся вам многократно от Воздающего — и рассказать подлинные слова моей невестке и объяснить ей как велико воздаяние за воспитание сироты в своем дому, и «кто отдает, тому еще и прибавится» [Притчи, 11:24], чтобы смилостивилось сердце ее принять его с желанием […] и кроме того, обратиться к сердцу брата моего, но […]» (из фондов МОКМ. Транскрипция текста — Рахель Ханиг и Тамар Шадми, перевод — Илья Родов).

С 6 по 30.03.1942 г. Около Могилева убито 1609 человек, включая 1551 еврея и 33 цыган (Суд над военными преступниками на Нюрнбергском Военном Трибунале согласно Закону Совета Контроля № 10, изд. IV — Вашингтон, федеральный округ Колумбия, американский Правительственный Департамент Печати. — С. 15). 26.05.1942 г. Около 400 евреев из Слонима были переведены в Могилев. Из них в живых осталось только двое или четверо (Герлах К. Просчитанные убийства…; из воспоминаний Соркина Н.Г. и др.).

202

Май 1942 г. В арестном доме содержалось перед казнью 30 евреев (ГАМО, ф.255, оп.1, дд.1774, 1775). Сентябрь 1943 г. Перед ликвидацией трудового лагеря (в районе завода «Строммашина»), согласно данным партизанской разведки, уничтожено 500 человек, в том числе 276 евреев (Герлах К. Просчитанные убийства…). Подготовлено И. Шендерович

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Преступление и наказание: послевоенные судебные процессы в ФРГ и ГДР В 1960—1970-х гг. в ФРГ, Австрии и ГДР состоялся ряд судебных процессов над членами айнзацкоммандо-8 айнзацгруппы B, полицейских батальонов № 307, № 316 и № 322, боевой группы «Dietrich», высших руководителей СС и Полиции на территории Центральной России, а также группы № 507 ГФП (Тайная полевая полиция вермахта), действовавших в 1941—1944 гг. на территории Могилева и области. Штурмбанфюрер СС доктор Отто Брадфиш завершил свою карьеру на посту шефа айнзацкоммандо-8 в апреле 1942 г. и в том же месяце возглавил Государственную Полицию (StaPo) Лодзи. На новом поприще он принял самое активное участие в уничтожении и депортации местных евреев в лагерь смерти Хелмно. Усердие Брадфиша (еще в качестве шефа айнзацкоммандо-8 он прославился четким и безупречным исполнением преступных приказов) было отмечено 20 апреля 1943 г. присвоением звания оберштурмбанфюрера СС. В последующем он занимал ряд высоких постов в органах полиции и управлении Лодзи, а затем и Потсдама. После окончания войны Отто Брадфиш сменил имя на Карл Эверс, а вскоре настолько уверовал в свою безнаказанность, что вернулся к истинной фамилии. Некогда могущественный оберштурмбанфюрер СС, а в это время скромный страховой служащий, был арестован в 1958 г. и предстал в Мюнхене перед судом. Суд установил, что Брадфиш, в качестве шефа айнзацкоммандо-8, не только отдавал приказы убивать, но и принимал участие в акциях уничтожения (как минимум два раза стрелял лично). Он требовал от подчиненных точного исполнения приказов (хотел «видеть цифры») и противодействовал любым их попыткам избегать расстрелов. Перед уничтожением айнзацкоммандо-8 практиковала разного рода физические и психологические пытки своих жертв. В ходе судебных заседаний Брадфиш активно давал показания и пытался перенести основную вину за злодеяния своего подразделения на Гитлера, Гиммлера, Гейдриха и шефа айнзацгруппы B. Небе. Он подчеркивал, что никогда не хотел убивать и даже приказы на уничтожение евреев считал неверными, но вынужден был им следовать. 21 июля 1961 г. в своем вердикте земельный суд Мюнхена квалифицировал деяния Брадфиша (осуществленные айнзацкоммандо-8 в июне — декабре 1941 г. расстрелы около 15 000 евреев, цыган и советских военнопленных в Барановичах, Белостоке, Бобруйске, Борисове, Гомеле, Горках, Клинцах, Минске, Могилеве, Новогрудке, Орше, Речице, Рогачеве, Слуцке и др.), как «пособничество в совершении массовых убийств» и приговорил его

к 10 годам тюремного заключения. (Высшая мера наказания за пособничество составляла 15 лет). Проходившие по одноименному делу командиры отрядов айнзацкоммандо-8 Вильгельм Шульц и Оскар Винклер, отделались еще более мягкими приговорами — за пособничество в убийстве в 1100 (Шульц) и 650 (Винклер) случаях они были приговорены к 7 и 3,5 годам лишения свободы соответственно. Двое других обвиняемых, Карл Р., Гюнтер С., были оправданы. (В ряде случаев в опубликованных источниках имена и фамилии фигурантов процессов не указываются полностью. Особенно характерно это для процессов, в ходе которых обвиняемые были оправданы. Например, Justiz und NS-Verbrechen. http://www1.jur.uva.nl/ junsv/brd/files/brd567.htm, online: 11.09.2004). Осенью 1963 г. в земельном суде Ганновера состоялось повторное слушание дела Брадфиша. На этот раз в центре внимания стояло уничтожение евреев Лодзи, а бывший шеф айнзацкоммандо-8, совместно с делопроизводителем по «еврейским делам» местного Гестапо гауптштурмфюрером СС Гюнтером Фухсом, занял место на скамье подсудимых. За пособничество в массовых убийствах общей численностью около 22 000 человек и другие тяжкие преступления суд увеличил 18 ноября 1963 г. срок заключения Брадфиша до 13 лет лишения свободы. 6 октября 1964 г. данный приговор был утвержден Федеральным Судом ФРГ. 25 октября 1965 г. судебные органы разрешили Брадфишу, однако, выйти на свободу на полгода, а затем продлили этот срок. Отто Брадфиш скончался в 1994 г. в возрасте 91 года. В 1964 г. перед земельным судом Киля предстал еще один офицер айнзацкоммандо-8 гауптштурмфюрер СС Ганс Гральфс (Гральфс, которому инкриминировалось пособничество в массовом убийстве еврейских мужчин, женщин и детей в Барановичах, Белостоке, Минске, Могилеве, Новогрудке, в районе Столбцов и др. (июль — сентябрь 1941 г.), был приговорен 8 апреля 1964 г. к трем годам тюремного заключения. 16 февраля 1965 г. решение земельного суда Киля было подтверждено Федеральным Судом. 15 сентября 1967 г. прозвучал приговор в стенах земельного суда Штутгарта, где завершился процесс против химика Уголовно-технического института РСХА (Главное управление имперской безопасности), штурмбанфюрера СС доктора Альберта Видмана. Видман был признан виновным в убийстве пациентов психиатрической колонии «Новинки» под Минском (взрыв бункера с больными), Могилевской межобластной психолечебницы (удушение выхлопными газами, сентябрь 1941 г.), а также в технической проверке газовых машин («душегубок») в 1942 г. в Берлине. Он был приговорен к 6,5 годам лишения свободы. 4 марта 1942 г. полицейский боевой группы «Dietrich» Вилли Ш. принял участие в расстреле

203

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Первые судебные процессы, проведенные военными трибуналами в 1943 г. в России и на Украине еще задолго до окончания войны, имели большой резонанс, в том числе и международный. Это был прецедент судебного разбирательства по делам не только изменников Родины, но и самих фашистских военнослужащих, уличенных в совершении тяжких преступлений. Наказания были самыми суровыми. В Белоруссии первый публичный суд над бывшими военнослужащими вермахта и сотрудниками немецких карательных органов проходил в Минске с 15 по 29 января 1946 г. Перед судом военного трибунала Минского военного округа по делу «о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР», предстали 18 бывших военнослужащих германской армии и полиции, среди которых был и генерал-майор Эрдманнсдорфф Готфрид, бывший комендант Могилева и Могилевского укрепленного района. Предъявленные обвинения в преступлениях против мирного населения и военнопленных в ходе судебного разбирательства были доказаны. Суд не признал «слепое исполнение подсудимыми приказаний старшего командования» обстоятельством, исключающим уголовную ответственность или смягчающим вину. 30 января 1946 г. Военный трибунал вынес приговор, по которому двое обвиняемых были приговорены к 10 годам, двое — к 15 годам, а 14 обвиняемых приговаривались к смертной казни через повешение, в т. ч. и Эрдманнсдорфф. В тот же день в 15 часов на минском ипподроме публично, в присутствии около 200 000 человек, приговор над 14 военными преступниками был приведен в исполнение (Шарков. Военнопленные и интернированные на территории Беларуси. Роль органов внутренних дел в их содержании и трудовом использовании. — Мн., 1997. — С. 131, 138—139). И. Шендерович в Гродзянке (Осиповичский район) как минимум 30 евреев. 4 июня 1942 г. от ран, полученных в результате теракта (Прага, 27 мая), скончался глава РСХА Рейнгард Гейдрих. Взрыв в Праге группа «Dietrich» использовала в качестве предлога для ликвидации 50 евреев могилевского лагеря принудительной рабочей силы. К 54-му дню рождения Гитлера (20 апреля 1943 г.) Ш. приурочил убийство как минимум 5 гродзянских евреев. 16 февраля 1967 г. земельный суд Детмольда вынес вердикт по делу Ш.: тюремное заключение сроком 6,5 лет. Убийство могилевских евреев в душегубках (1941—1942 гг.) стало предметом рассмотрения земельного суда Киля, приговорившего 11 апреля 1969 г. участников айнзацкоммандо-8 Ганса Карла Альберта Г. и Хайнца Рихарда Хуго Р. к 5,5 и 7 годам тюремного заключения соответственно. В ряде случаев судебные процессы завершились вынесением оправдательных приговоров. Поводом для возбуждения уголовного дела против полицейских батальона № 322 Хайнца Герда Г., Герхарда Р. и Йозефа У. послужили осуществленные данным подразделением в промежутке между 5 июля и 5 октября 1941 г. расстрелы евреев и других мирных граждан, а также коммунистов и партизан в Барановичах, Барсуках, Беловице, Белостоке, Минске и Могилеве. Обвинение представило доказательства участия Г., Р. и У. в расстреле 50 коммунистов (мужчин и женщин) в Беловице, 13 мужчин и женщин — участников партизанской группы генерала Романова, жены-еврейки и двух сыновей комиссара-коммуниста в Барановичах, а также в массовых расстрелах тысяч евреев в Белостоке,

204

Минске и Могилеве. Земельный суд Фрайбурга счел 12 июля 1963 г. доводы обвинения неубедительными и оправдал всех троих обвиняемых. 14 января 1964 г. приговор был подтвержден Федеральным Судом. 12 марта 1966 г. в стенах земельного суда Франкфурта-на-Майне был оглашен оправдательный вердикт в отношении участника айнзацкоммандо-8 Адольфа Йозефа Г. Подсудимому вменялось участие в массовых убийствах евреев и узников тюрем (расстрелы, «душегубки») в Могилеве, Монастырщине, Довске, на территории Смоленской и Могилевской областей (конкретные населенные пункты установлены не были), а также повешенье двух евреев из рабочей команды, действовавшей при айнзацкоммандо-8. 11 сентября 1966 г. судьи Федерального Суда оставили приговор земельного суда Франкфурта-на-Майне в силе. Внимание общественности привлек состоявшийся в 1968 г. в Бохуме процесс над полицейскими батальона № 316. Место на скамье подсудимых заняли Антон Г., Эрих К., Герман К., Иоганн Л., Отто П., Вильгельм П., Роберт З., Эрвин З., доктор Оскар Карл Ойген В. и Матэус В. Основу обвинения составили преступления, совершенные в период с июля по сентябрь 1941 г. батальоном № 316 в Белостоке, Бобруйске, Могилеве и на Полесье (расстрелы евреев и других мирных жителей, партизан и т. д.), а, кроме того, расстрел евреев в Холме, которые были привлечены в рамках «Aktion 1005» к ликвидации мест массовых убийств (24 февраля 1944 г.). 5 июня 1968 г. суд освободил полицейских от ответственности.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Обвинение в участии в ликвидации посредством «душегубок» как минимум 2500 могилевских евреев и около 50 евреев, депортированных из Германии в Минск (1941—1942 гг.), было выдвинуто против участника айнзацкоммандо-8 Хайнца Иоахима Ш. Процесс против Ш. завершился 28 ноября 1969 г. в земельном суде Киля. Подсудимый был оправдан. 19 марта 1971 г. земельный суд Франкфурта-на-Майне оставил на свободе другого участника айнзацкоммандо-8 Карла Ш. По мнению обвинения, Ш. разделял ответственность за расстрел тысяч евреев в ходе Судебное заседание в городе Карл-Маркс-Штадте (ГДР) пяти акций в Новогрудке, Барапо делу нацистского преступника Георга Френцеля (на переднем плане слева). В качестве свидетеля от обвинения выступает новичах, Минске и Могилеве, а могилевчанка Любовь Наймарк, октябрь 1971 г. кроме того, за удушение газом Фото из семейного архива Наймарк Р.С. узников могилевской тюрьмы и пациентов местной психиатрической лечебницы (июль 1941 г. — октябрь в земельном суде Вены. Адвокатам подсудимого 1942 г.). удалось убедить присяжных в том, что их подзаВ октябре 1941 г. в Могилеве был застрелен щитный вынужден был исполнять преступные мальчик около 10 лет, якобы за помощь партизаприказы, а, следовательно, не может нести ответнам. В 1971 г. данный случай рассматривался зественность за их последствия. 9 октября 1970 г. мельным судом Любека, перед которым в качестве Вендль был оправдан. обвиняемого предстал полицейский батальона Совершенные в 1941—1942 гг. на территории № 307 Фридрих Н. 21 декабря 1971 г. суд огласил Могилевской области злодеяния рассматривасвой вердикт: Н. был освобожден от ответственлись в суде Карл-Маркс-Штадта (ГДР), в котором ности. слушалось дело участника айнзацкоммандо-8 Аналогичным образом завершился 14 июня Георга Френцеля. Френцелю было предъявлено 1974 г. в земельном суде Киля процесс против обвинение в участии в расстрелах евреев могисотрудника группы № 507 ГФП (Тайная полевая левского гетто и района Белыничи — Головчин, полиция) Хайнца Герхарда Гюнтера Р.Р., обвимогилевского принудительного трудового лагенявшегося в ликвидации как минимум 7 партизан ря и тюрьмы; в удушении газом 800 пациентов в «душегубке» (1943—1944 гг., Могилев). 15 апреля Могилевской межобластной психиатрической 1975 г. оправдательный приговор был утвержден лечебницы (осень 1941 г., январь 1942 г.); в проФедеральным Судом. ведении акций возмездия с последующей ликвиПочти одновременно с мюнхенским процессом дацией «партизанских деревень» и их жителей; в против Брадфиша и его подчиненных в военном убийствах (расстрелы и повешение) заложников суде Велса (Австрия) началось рассмотрение дела и заподозренных в сотрудничестве с партизанами офицера айнзацкоммандо-8 доктора Эгона Шенмирных граждан. 2 декабря 1971 г. Френцель был пфлюга. Против Шенпфлюга было выдвинуто приговорен к пожизненному сроку заключения. обвинение в участии в убийствах евреев в Минске и Могилеве. 29 июня 1961 г. присяжные признали А. Фридман обвиняемого виновным и приговорили к 9 годам лишения свободы. Сторона обвинения не согласилась с приговором и оспорила его в Верховном Показания коменданта земельном суде Линца. В итоге 18 октября 1961 г. укрепленного пункта Могилев генералсрок наказания Шенпфлюга был увеличен до майора Готфрида фон Эрдманнсдорффа 12 лет. от 17 января 1946 г. на Минском процессе Участник айнзацкоммандо-8, шофер «душе«26 марта 1944 г. я прибыл в Могилев. Я пригубки» Йозеф Вендль принимал участие в масказал своему адъютанту найти как можно больше совых убийствах австрийских и советских евреев в русских рабочих. Чтобы увеличить количество Минске (Минск, Малый Тростенец), а также евреев рабочей силы, я приказал провести в Могилеве в Могилеве. Слушание дела Вендля состоялось облавы. На рынках, на улицах и в домах хватали

205

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

людей и доставляли их в два лагеря. В первое время я увеличил таким способом количество рабочей силы до 1000 человек. Один из лагерей находился на территории пересыльного лагеря-пропускника для военнопленных, а другой мы устроили в бывшей милицейской казарме. Рабочие жили на казарменном положении и охранялись. Дополнительно я приказал обнести лагеря колючей проволокой. Обслуживание этих рабочих было очень плохим… Я приказал построить три защитных вала: первый — внутри города, второй — у предместий и третий — за пределами города. К строительству этих защитных валов я приказал привлечь все трудоспособное население города. Кроме этого, я приказал снести часть города, чтобы создать свободную зону обстрела для артиллерии. Для этого я приказал взорвать около 600 каменных домов и снести около 800 деревянных. ...После этого я приказал устроить защитную зону вокруг города протяженностью десять километров. Эта защитная зона была пять километров шириной. В деревнях внутри этой зоны никто не должен был жить. Всем нужно было покинуть эту зону. Тот, кто там оставался, считался партизаном или связным. Для строительства трех защитных линий я использовал также советских военнопленных. Я отдал приказ о том, чтобы талоны на питание выдавали только тем гражданам, которые работали на строительстве защитных валов. ...И благодаря этому мне удалось набрать для работ по строительству укрепительных сооружений от 3500 до 4000 человек гражданского населения. Итак, в мае 1944 г. по моему приказу взорвали каменные дома и снесли деревянные, так как я хотел использовать древесину для других сооружений. Неработоспособное население Могилева — стариков, больных и детей — я приказал отправить в такие места, где не было немецких войск. Эти места находились далеко от Могилева. Мне было понятно, что условия жизни для людей там были очень плохими, т. к. там не было квартир, в которых они могли бы жить. Там не было также никакого питания… В Могилеве я был также носителем правосудия. Мне доставляли на утверждение приговоры арестованных. За два дня до моего ареста и взятия Могилева Красной Армией я подписал 150 смертных приговоров советским гражданам и велел депортировать в рейх еще 150 человек. 26 июня 1944 г. в соответствии с планом штаба армии я приказал взорвать промышленные предприятия Могилева, железнодорожное депо, мосты и все другие сооружения из списка, который я получил из штаба армии. Кроме того, я приказал взорвать электростанцию, мясокомбинат, пивзавод и водопроводы. 28 июня 1944 г. я сдался в плен Красной Армии. «Превращение города в укрепленный пункт стратегически было полной бессмыслицей» (Кох

206

Пауль. Я удивляюсь, что еще живу. — С. 243. Пер. Т. Дорожкиной). В конце своего заключительного слова Эрдманнсдорфф сказал, что «…война против Советского Союза была преступлением, что он не мог выступать, подобно другим немцам, против немецкого государства и поэтому выполнял преступные приказы». Его защитник изо всех сил старался найти аргументы для объективной оценки. В ответ на высказывания прокурора защитник подчеркнул, что обвиняемый полностью признал свою вину, на что обвинитель заметил: «В немецкой душе копаться трудно». Для защитника было ясно одно: главная ответственность за преступления в Могилеве лежала на командовании группы войск «Центр» и 4-й армии, на генерал-фельдмаршале Буше и генерал-полковнике Хайнрихе. Обвинения фон Эрдманнсдорффу касались, в числе прочего: депортации 10 000 человек; разрушения деревень, школ и церквей; расстрелов неработоспособных жителей во время строительства укрепительных сооружений; использования людей в качестве живой преграды при наступлении Красной Армии; организации трех кровавых расправ над мирными гражданами «под предлогом борьбы с партизанами»; строительства лагерей, в которых погибло множество людей. Защите не помог тот аргумент, что фон Эрдманнсдорфф не построил «защитную зону Могилев» и лагерь на левом берегу Днепра. Она считала, что его обвиняют в том, чего он не совершал, поэтому можно предположить, что по этим пунктам суд не воспользовался принципом «In dubio pro reo» в случае сомнения в пользу подсудимого» (и вынес смертный приговор) (Хеер Ханнес. Уничтожительная война. — С. 562. Пер. Т. Дорожкиной).

Спасители Нацистский режим, установившийся на территории оккупированных Германией стран, планомерно и методично преследовал и уничтожал еврейское население. Большинство мирных жителей в атмосфере всеобщего страха и террора, царящей в обществе, либо занимали позицию невмешательства, либо сотрудничали с убийцами. Но находились и те, кто рисковал жизнью своей и своих близких ради спасения евреев. Таким людям присваивают звание Праведников Мира. Награждением Праведников Мира занимается общественная комиссия по признанию и увековечению заслуг неевреев, которые в период Катастрофы спасали евреев. Она действует с 1963 г. при мемориальном музее Яд ва-Шем в Иерусалиме. Государство Израиль от имени всего еврейского народа стремится воздать должное людям, совершившим беспримерный подвиг самопожертвования.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Посол Израиля в Республике Беларусь вручает свидетельство Праведника Народов Мира одному из могилевчан Фото 90-х годов из архива Литина А.Л.

Не существует точных данных ни о количестве людей, спасавших евреев во время войны, ни о количестве евреев, сумевших пережить катастрофу на оккупированной территории Белоруссии. Сейчас среди 16 000 человек, заслуживших почетное звание, выходцев из Белоруссии около 600. Большая часть из них получила медаль Праведника Мира в последние 10—15 лет, т. е. спустя 50—60 лет пос-ле окончания войны. Конечно, таких людей было бы гораздо больше, если бы их поиском занялись раньше. И сами спасатели, и многие из спасенных ими евреев просто не дожили до того времени, когда получение этого звания стало возможным и в нашей стране. Значительной части из них не удалось пережить и сам период оккупации. Чаще о таких неудавшихся попытках спасения евреев уже, как правило, и рассказать некому. В материалах арестного дома СД мы встречаем фамилии тех, кто был арестован «за укрывательство евреев» (см. Приложение 2, с. 182). Об их судьбе нам ничего неизвестно. За давностью лет не всегда возможно соблюдение строгих критериев, необходимых для признания человека Праведником Народов Мира: не сохранились архивные документы, нет в живых очевидцев, спасателей, да и самих спасенных. К сожалению, нам известны имена и судьбы лишь немногих спасателей. А из тех, кто волею

судьбы остался в оккупации и в ситуации, когда не только укрывательство, но и любая помощь евреям могли грозить расстрелом, сейчас остались в живых единицы. Советское государство награждением таких людей никогда не занималось. Почетным и общественно значимым считалось сражение с врагом на фронте, в партизанах или вооруженном подполье. Спасение же чужой жизни, еврея ли, беженца или военнопленного, взрослого или ребенка — дело личное, не государственное. О таких вещах не говорили в официальных докладах на юбилейных собраниях и партийных съездах, не рассказывали пионерам на торжественных сборах. Впрочем, как и о многочисленных предателях и пособниках фашистов, тех, кто выдавал, участвовал в поимке и уничтожении своих земляков, коллег, соседей, знакомых и даже родственников — евреев. Но чем больше узнаешь про людскую низость и подлость, тем больше хочется говорить о тех людях, которые оставались людьми в самых трудных обстоятельствах. Помощь, оказываемая евреям, могла быть различной, в основном это: • предоставление убежища; • обеспечение возможности выдать себя за нееврея (чужие или поддельные документы); • помощь в бегстве в более безопасное место (партизанский отряд, тыл); • представление на период войны еврейских детей или подростков как своих родственников, детей, племянников и т. д. В истории Холокоста на Могилевщине есть примеры всех этих вариантов спасения людей. Так, прятали в специально оборудованном тайнике в развалах дома Казановича (ныне территория пл. Орджоникидзе) до ухода в партизаны Хану Иоц, двух девушек Риву и Иду из Западной Белоруссии их друзья Зоя Зайцева, Гриша Балаболин, Шура Мельник, Валя Кузнецова; семья Шереметьевых прятала в собственном доме Зелика Пивоварова, семья Руцких скрывала Михаила Мороза; семья Астапенко — Феню Гельфер; Асю Борисовну Цейтлину прятали Шутиковы из деревни Уланово, Анастасия Деревяго и ее дочь Зинаида Кузьминична Потупчик из деревни Старое Бращино. Два года Клара Захаровна Альтшулер, 1934 г.р., из Шклова, прожила под именем Клавы Дубовской у Марии Дубовской из Борисковичей. В.С. Чашей прятал у себя, а затем помог приобрести поддельный аусвайс и выйти в партизанскую зону детскому врачу Анне Борисовне Коган. Улита Иваниха из деревни Стайки Краснопольского района и Варвара Тихоновна Терешко из деревни Селище спасли из гетто, где он жил с дедушкой и бабушкой, Мордухом и Фрейдой Рутиными, мальчика Леву из Маластовки. Его мать оказалась в партизанском отряде. Светловолосый голубоглазый мальчик не был похож на

207

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

еврея, но догадывающиеся о его происхождении соседи не выдали ребенка (Кухараў С. Сцiшанае поле. — Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1986. — С. 23—27). Выдавали еврейских детей за своих родственников семьи Мильто из деревни Каруселье Шкловского района, учителей Короленко, проживавших в колхозе «Колос» близ Могилева, Рыбянковых (по воспоминаниям Мильто, Соловьевой). Девочку Аню Домешко из Дрибина, мать которой расстреляли, скрывала у себя в деревне Башары Дрибинского района пожилая женщина, фамилию которой мы не знаем (по воспоминаниям Карабановой Веры Мироновны (р. 1930)). Приведем несколько примеров спасения евреев из воспоминаний наших респондентов. Басе Игольниковой, потерявшей во время расстрела евреев в Шклове родителей, братьев, сестер и 12-летнего сына, удалось убежать с четырехлетней дочкой Розой и сельскими дорогами добраться до Смоленщины. Привычная к любой работе, светловолосая Бася хорошо говорила побелорусски и легко выдавала себя за белоруску в России, где ее никто не знал. Женщину с ребенком приютила многодетная семья в деревне Монастырского района Смоленской области (по воспоминаниям Симановской (Голод) Раисы Львовны (р. 1929)). Четырнадцатилетнюю Иду Рувимовну Эрман, чудом избежавшую расстрела со своей семьей, спасали соседка Евгения Григорьевна Коноплева, воспитательница детского дома Нина Григорьевна и Юзефа Митрополитовна Пукинская из Гомеля (по воспоминаниям Эрман (Фишман) И.Р.) Спасала двух еврейских девушек, своих бывших учениц, учительница школы № 3 Надежда Александровна Кудрявцева (по воспоминаниям Лихуновой Р.Е.) Подпольщик Сергей Соболевский передал Якову Шмидту свои документы, свои метрики отдала подруге Любе Цирюльниковой 14-летняя Надя Павлинкович. Никак нельзя отнести к положительным героям городского голову Фелицина, отдававшего приказы под диктовку оккупационных властей, но из воспоминаний мы знаем, что и он помогал своим знакомым евреям. Так, он оказал содействие в получении новых документов с «русскими именами» медработнику Гене Моисеевне Дымент и ее сестрам, затем воевавшим в партизанском отряде, а также Елене Феофановне Бекаревич — жене Абрама Лазаревича Гершковича, скрывавшей своего маленького сына (по воспоминаниям Любининой С.С. (р. 1918), Гершковича Михаила Абрамовича (р. 1940)). Жительница деревне Воротынщина Лена Коптева прятала у себя дома мальчика Нему Осиновского из соседнего местечка Завережья, все родственники которого были уже убиты фашистами. Узнав об этом, полицейский урядник

208

Осипов приказал прилюдно наказать женщину. Полицейские привязали ее волосы к лошади и погоняли до тех пор, пока женщина не умерла (по воспоминаниям Лемешко (Бекешевой) Н.С.) Бывало и иначе, когда информированные о национальности своих соседей жители деревни, в т. ч. и староста, и служащие полиции, не выдавали скрывающихся еврейских детей. Двух своих маленьких дочерей директор шелковой фабрики Израиль Маркович Каган в начале войны отвез к их бабушке-белоруске в деревню Романовку. В деревне девочек звали «жиденятами», однако никто на них не донес (по воспоминаниям Гольдмана И.И. (1925—2008)). Нина Ивановна Герасимова, 1928 г.р., из города Чаусы, вспоминала, что спастись ей, дочери расстрелянного еврея Бориса Абрамовича Шустермана, помог полицейский Ковалев, знакомый матери. Когда вместе с другими детьми от смешанных браков, Нину арестовали, ее мать собрала подписи соседей, что девочка родилась от Ивана Петровича Лялькова, который когда-то за ней ухаживал. Молодой переводчик из гестапо, который вскоре после этого случая со всеми немецкими документами и бургомистром перешел к партизанам, выдал Нине новый аусвайс на имя Ляльковой. Герасимова была свидетелем еще одной истории. В деревню Борденичи сын-летчик привез из Ленинграда к бабушке на лето внуков: мальчика и девочку. Когда оккупационные власти потребовали сдачи еврейских детей, бабка сама отвезла своих внуков в управу к Ковалеву. Тот детей не взял и отправил ее назад, видимо, снабдив документами. Так они и прожили всю войну у бабки. Ковалев впоследствии был осужден «тройкой» НКВД на 20 лет тюрьмы, несмотря на свидетельские показания о спасении им детей. Помогала еврейским детям, оказавшимся в детском доме, Зине Соморевой и Леониду Симоновскому, и своей бывшей ученице Гите Эйдельнант, чьи семьи были расстреляны, воспитательница Юзефа Иосифовна Куявская (по воспоминаниям Якубовской Л.И. (р. 1930), Симоновского Л.М. (р. 1932), Гришиной Е.Е. (р. 1936), Путниковой В.П. (р. 1932)). Известно, что, начиная уже с августа 1941 г., нацисты уничтожали наряду с командирами, политработниками, работниками НКВД, военнопленных евреев. Пленных военнослужащих Красной Армии в Могилеве поместили в лагерь, созданный на огороженном поле в районе станции Луполово. Бывший начальник госпиталя этого лагеря, созданного при помощи Красного Креста, военврач Иван Иванович Пулин вспоминал, как спас своего коллегу Ихтейна. Пулин выдал Ихтейна за финна, научил нескольким фразам на финском языке (газета «Коммунар». — Тула. — 15.11.1964). И. Шендерович

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Надежда Ивановна Курбанова (1926—2006) Праведник Народов Мира Фото 40-х годов из семейного архива Курбановой Н.И.

Ниже мы приводим отрывки из воспоминаний людей, содержащие рассказы о спасении евреев от нацистов в Могилеве и Могилевской области, о тех, кто получил звание Праведника, и о тех, кто не был удостоен этого звания по разным причинам. Павлинкович (Курбанова) Надежда — Праведник Народов Мира, Могилев Спасена: Цирюльникова Люба «Я шла с рынка, когда увидела, что вся улица была забита людьми. Неровным строем шли евреи. Они шли от Быховского рынка мимо парка по деревянной лестнице. Было очень много женщин с детьми. Я понимала, что их ведут на расстрел. В толпе я увидела Любу Цирюльникову, мою одноклассницу. Она шла со всей своей семьей, мамой, папой, сестрой. Шла с краю в последнем ряду. Я схватила подругу за руку и выдернула ее из толпы. Колонну окружали немцы с собаками, некоторые из них даже играли на губных гармошках, но они ничего не заметили. Мы забежали в арку и просидели там до темноты. Потом я тихонько провела Любу мимо бараков, домов, садов в дом, где мы тогда жили. Это был еврейский дом на Малой Гражданской в Подниколье, недалеко от церкви. Мы перешли туда потому, что наш собственный дом разбомбило.

Лестница в этом доме сгорела, и мы поднимались наверх по веревке. Второй этаж был цел. Любу я поместила на чердаке. Холод был страшный, стояли сильные морозы. Девочка все время сидела, прижавшись к теплой дымоходной печной трубе. Люба ничего не говорила, не могла. Я приносила ей еду. Прошло несколько недель. Был уже декабрь. Дольше Люба не могла оставаться на чердаке, было холодно, да и опасно было. Фашисты все время шарили по домам, искали спрятавшихся евреев. Тогда мы решили, что Любе надо уходить из города. Я нашла в чемодане свои метрики и простой крестик на ленточке (если немцы видели, что крестик висит, то значит — православный, и не трогали). Ночью вместе мы дошли до Печерска. По указателю на перекрестке трех дорог выбрали ближайший населенный пункт от Могилева, куда Любе предстояло добираться. Я отдала ей свои метрики и крестик. Мы простились. Люба с моими документами пережила войну в деревне. Мама не знала, что я прятала Любу и отдала ей метрики. Вскоре, во время очередной облавы, пришли немцы, а у меня ни крестика, ни документов. Маме сказали, что она прячет еврейку. У меня были длинные черные волосы. Меня взяли за шиворот и бросили в «черный ворон». Вместе с арестованными евреями привезли в комендатуру, которая была недалеко от театра. Нас бросили в подвал. Меня, скорее всего, расстреляли бы, как еврейку, если бы не помощь старшей сестры. Моя сестра в это время уже работала на шорной фабрике на Ленинской улице. Фабрика уже принадлежала немецкому хозяину. Когда меня забрали, сестра побежала к хозяину и стала умолять помочь, она говорила, что я из детского дома, что мне всего 14 лет, а документы потерялись. Благодаря заступничеству хозяина фабрики, меня отпустили, а затем отправили в Германию. Когда после войны вернулась, прямо с вокзала пришла в дом к Любе и ее брату-фронтовику Борису. Люба вернула метрики, помогла получить паспорт. Она уже работала в редакции газеты «Могилевская правда». У нее были муж и ребенок. Люба помогла мне и маму найти через знакомых. Мама жила с сестрой на окраине в подвале церкви в Печерске» (по воспоминаниям Курбановой Надежды Ивановны (1926—2006)). Кошняков Степан — Праведник Народов Мира, Могилев Спасена: Фурман Маргарита Из воспоминаний Гайчуковой Раисы Степановны (р. 1925), дочери Степана Кошнякова. «Отец мой Степан был родом из Псковской области. В 1932 г. его раскулачили и посадили, нас выгнали из дома, забрали корову и лошадь. Дети со старой бабушкой стали бездомными. Евреи

209

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Раиса Степановна Гайчукова (р. 1925), дочь Праведника Народов Мира Степана Кошнякова

Максимовские Ефим Давыдович и Нахима Ароновна взяли нас к себе в дом, кормили, потом определили в детский дом. В 1937 г. отца освободили. Он приехал к братьям в Могилев, забрал к себе детей. Вскоре после оккупации отец как-то раз пошел на Воскресенское кладбище и увидел одинокую девочку, сидящую на какой-то могилке. Эту девочку он привел к нам домой. Сначала она сказала, что беглая, из Минска. Потом призналась, что убежала из гетто на Дубровенке. Звали ее Рита Фурман. Мы в этой части города жили недавно, и ее представили соседям как нашу двоюродную сестру. Так Рита прожила больше года. Потом жила то у одних, то у других. Она была не похожа на еврейку, волосы были светлые. Мы с ней одно время работали на парниках, потом на железной дороге. Потом наши дороги разошлись. Ее все же арестовали году в 1943 г., но девочке посчастливилось спастись. С Ритой мы встречались уже после войны. Сейчас мы добрые подруги».

Из воспоминаний Петровой Марии Семеновны, дочери Маргариты Фурман «Мамина семья была родом из Минска. Дедушка, Фоля Пиратинский, был заведующим конторой «Заготзерно», после ареста в 1936 г. он не мог занимать руководящих должностей и работал мельником.

210

Когда началась война, дедушке эвакуироваться сразу дозволено не было, а бабушка Хана Ароновна с детьми без него эвакуироваться не хотела. Семья ушла пешком на восток и 19 июля пришли в Могилев. Шли целый месяц. Поселились в заброшенном доме на Менжинке. Мама рассказывала, что дедушку забрали вместе со многими мужчинами. Они были помещены в лагерь на заводе Димитрова. Оттуда дед уже не вернулся. В семье было четверо детей: старшая Манечка (1922 г.р.), потом мама — Маргарита (1925 г.р.), Гриша и младший Семочка. Когда началась война, Гриша был в пионерском лагере, который был эвакуирован на Урал. Его мама смогла найти только в 1949 г. Я помню первую фотографию, которую прислал Гриша из Свердловска. Это была футбольная команда. К одному из футболистов подведена стрелочка и написано: «Это я». После этого было много встреч. И мы туда ездили, и он часто приезжал. Дядя Гриша работал на военном танковом заводе, часто бывал в Москве в командировках и тогда всегда заезжал в Могилев. Очень любил маму, как и мама его. Очень трепетные были у них отношения. Старшая сестра Маня смогла убежать, ей удалось попасть в партизанский отряд, где она и погибла. А все остальные родственники оказались в могилевском гетто. Мама рассказывала, что облавы были довольно часто. Людей уводили, и они больше не возвращались. Когда забрали и их, маме с младшим братом удалось каким-то образом вырваться, но Семочка, которого Рита держала за руку, вырвался и с криком «Мама!» бросился к бабушке. Та только успела маме крикнуть на идиш: «Только не сделай такую глупость!» Их всех расстреляли, а мама убежала и ночью оказалась на кладбище. Там ее нашел Степан Гайчуков и привел в свою семью. Он всем соседям говорил, что это его племянница. Мама не была похожа на еврейку: сероглазая, русая коса. Ей сделали бумаги, изменив в фамилии первую букву с П на В, а отчество изменив на Николаевна. Так мама стала Веротинской Маргаритой Николаевной. В семье была дочь Рая, с которой они очень подружились и продолжали дружбу после войны. Но одна из соседок выдала маму. Ее арестовали, и мама просидела три месяца в тюрьме. Там над ней издевались, но, по-видимому, ее еврейство не было доказано. В один из дней объявили, что всех заключенных 1925—1926 гг.р. отправляют в Германию. Мама всю войну просидела в концлагере и была освобождена американцами только в 1945 г. Из родственников у нее никого не было, лишь только Гайчуковы, которые ее спасли. Сразу после освобождения мама вернулась не в Минск, а в Могилев. Она окончила зубопротезный техникум, 45 лет отработала в областной стоматологической поликлинике. Очень многие в Могилеве ее знали. Уехала в Израиль почти десять лет назад осенью 1998 г. Живет в Тверии с моей старшей сестрой».

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Из воспоминаний Фурман Маргариты Николаевны (Фольевны) (р. 1925) «Наша семья до войны жила в Минске. Папа, Фоля (Коля) Пиратинский, был заведующим конторой «Заготзерно», после ареста по надуманному обвинению в 1936 г., он не мог занимать руководящих должностей и перед войной работал мельником. Папа был коммунистом и атеистом и до ареста очень верил в справедливость советской власти. Мама, Хана (Анна) Ароновна, напротив, была верующей, постилась, старалась соблюдать кашрут и праздники. В семье было четверо детей: старшая Манечка (1922 г.р.), потом я — Маргарита (1925 г.р.), Гриша и младший — Семочка. Я родилась больным ребенком. До 4 лет не говорила и не ходила. Родители вылечили меня мокрым песком без лекарств. Я стала очень крепкой и выносливой девочкой. Когда началась война, Гриша был в пионерском лагере, который эвакуировали на Урал, тогда мы о нем ничего не знали. Почти весь наш дом эвакуировался поездом в тыл. 26 июля наша семья — мама, папа, трое детей — ушла из города. Хозяйство, коров, кур, все имущество мы оставили в Минске. Корову оставили соседке, надеясь вскоре вернуться за ней. Мы ушли одними из последних, потому что отца несколько дней не отпускали, призвали в народное ополчение. Минск уже был весь черным от пожарищ и бомбежек. Мы шли пешком по дороге из Минска до Могилева целый месяц. Это была единственная дорога, по которой можно было попытаться убежать. Было много, очень много беженцев. Мама сделала каждому заплечный мешок. Там лежали простыня, пара белья, обувь, теплая одежда, личные вещи. Фашистские самолеты летали над нами и стреляли по людям из пулеметов. Поэтому старались идти ночью. Под Червенем на дороге я и мама были ранены одной пулеметной пулей навылет. После перевязки мама шла на костылях. У меня была перевязана нога. До сих пор шрам остался. Папа нес продукты, несколько жареных курей, мешок с картошкой. Надолго продуктов не хватило. Мы останавливались в селах, но крестьяне нам не очень-то хотели давать еду. Если кто-нибудь выносил продукты, то мы в благодарность отдавали свою одежду. Через несколько дней после того, как мы пришли в Могилев, город был взят немцами. То, что мы не успели обменять, пришлось выбросить. Несколько раз мы останавливались в деревнях. Вся дорога была усеяна чемоданами с хорошими вещами. Мы пришли в Могилев по Бобруйскому шоссе. Местные жители посоветовали нам занять пустую квартиру с двумя комнатами недалеко от «серого дома». Дом был высокий, цокольный этаж — каменный, второй — деревянный. Жили мы там

Маргарита Абрамовна Фурман (р. 1925) Послевоенное фото из семейного архива Петровой М.С.

недолго. Мы пришли в город 19 июля, а через пару дней Могилев оккупировали немцы. Мне запомнился военный, который долго прятался в доме напротив, потом он спустился в погреб и застрелился. Как только пришли немцы, я помню, как солдаты бегали по нашей улице Свердлова и искали коммунистов и «юде». Сразу было понятно, что новая власть к евреям относится плохо, но деваться было некуда. В августе объявили, что все евреи должны идти в гетто. Соседи знали, что мы евреи. И уже в августе мы переселились в гетто на Дубровенке. Отец очень переживал за нас, детей, но он ничего не мог сделать. Никого в городе мы не знали. Мы меняли свои вещи, что получше, на базаре на хлеб, на картошку. Я ходила за город перекапывать поле, с которого уже выкопали картошку, чтобы найти что-нибудь съедобное. Гетто занимало территорию от Быховского базара до Виленской (Лазаренко). Оно охранялось полицейскими. Я выходила по речке. Один раз меня поймали, но я не была похожа на еврейку, сказала, что иду домой. Чтобы на работы нас, женщин и детей, гоняли, я не помню. Никаких списков не составляли, никакого юденрата я не видела.

211

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Помню, как соседи собирались и целыми днями обсуждали, как спастись, но бежать было некуда, и если кто-то пытался спрятаться, как моя мама, то все равно полицейские и соседи разыскивали и убивали. В гетто на Дубровенке нас поместили в длинный дом с кирпичным цокольным первым этажом. В каждой комнате по семье. Как в свинарнике жили. В нашей квартире было 3 комнаты и в каждой жило по семье. Была эпидемия дизентерии. Больных сразу расстреливали. Есть было нечего. Я и сестра старались вырваться на рынок, поменять что-то на еду. Ели все: и очистки, и подгнившие овощи. Мама варила суп на печке, которая топилась дровами. Ломали окна, двери в пустых домах и сараях на дрова. Если добывали еду, сразу съедали. Были смерти от голода. Через 2 недели всех мужчин забрали во время облавы. Отца мы потеряли. Мама была очень мужественной и все время говорила: «Не волнуйтесь, дети, папа вернется». Мы не представляли себе жизнь без отца, очень переживали и плакали. Нам сказали, что мужчин увезли на завод Димитрова. Я была мало похожа на еврейку и легко выходила из гетто. Я ходила к заводу и спрашивала у какого-то мужчины, где евреи, которых туда привозили. Он ответил, что их привезли только на одну ночь, а потом куда-то вывезли. Я тогда не понимала, что их расстреляли, думала, что перевели в другое место. Потом были еще облавы. Во время облав в рупор объявляли, что все должны прийти к машинам. Потом тех, кто не пришел, разыскивали, заталкивали в машину или убивали на месте. Забирали и мужчин, и женщин, и детей. Мы сначала не знали, куда вывозят евреев на машинах. Наш дом стоял впереди, и сначала забирали тех, кто жил подальше. Тех, кто не шел в машину, убивали прямо на месте. Наверху на горе стояли русские. Мне запомнилось, как они спускались вниз и грабили расстрелянных. Около самой горы стоял богатый еврейский дом. Немец вытащил хозяина этого дома, хорошо одетого мужчину. Мужчина сказал, что никуда из своего дома не пойдет. Солдат выстрелил в него. Убитый упал и скатился вниз по лестнице. Какойто парень сразу же спустился с горы и снял с руки мужчины красивые золотые часы. Облавы были каждые пару недель. Так продолжалось месяца 2—3. Мы уже понимали, что евреев вывозят на расстрел. Мама говорила: «Ты не похожа на типичную еврейку, тебе, пожалуй, можно было бы и остаться живой. Хотя бы ради того, чтобы встретить Гришу и рассказать, что с нами случилось». В семье, которая жила в соседней комнате с нами, была русская невестка. Мама уговаривала ее взять меня в свой дом. У женщины было двое детей, и она не хотела рисковать. Уже был указ, что тот, кто выдаст еврея или коммуниста, будет

212

награжден, а кто прячет — будет наказан. Ктонибудь мог донести, что отец Клавиных детей — еврей. Клава предложила договориться со своими соседями, чтобы они пустили меня ночевать, но мама не хотела посылать меня к незнакомым людям. Однажды пошел слух, что будет последняя облава, в которой заберут на расстрел всех оставшихся в гетто. Клава знала об этом, она все же решилась, позвала меня к себе в дом, спрятала на печке. Я не могла лежать, я представляла себе, что сейчас убивают мою семью, и я прибежала в гетто. Там уже почти никого не было, но мои родные еще были. Я стояла около мамы. В это время приехала крытая черная немецкая машина, в которую людей загоняли как скот и везли на расстрел. Всех стали ловить и заталкивать в машину. Немец увидел меня: «Ты что здесь делаешь? Иди отсюда». Я стала говорить, что пришла к подруге. Он схватил меня за длинную белую косу и отшвырнул. Я видела маму, которая махала мне рукой, чтобы я уходила. Потом немцы пошли дальше. Мама с братом спрятались в подвале дома в Брамном переулке. Сестру забрали. Когда я прибежала к маме, она стала говорить, чтобы я уходила, не оставалась с ними, чтобы хоть я осталась жива. Я ушла, опять вернулась к Клаве. Она меня опять спрятала на печке. Я провела у нее только ночь. Днем опять бежала к маме. Только я ушла, за мной прибежал брат и сказал, что их забирают. Мы прибежали к маме. Я держала Сему за руку. Он не был обрезан, мог бы остаться живым. Но он увидел, что маму и еще одну женщину тянут из подвала полицейские. Тогда мой брат вырвал руку и закричал: «Мама!» Полицейский схватил и его. Мама закричала по-еврейски, чтобы я ни в коем случае не подходила к ней, не повторяла ошибку брата. Я шла по тротуару, а маму, брата и женщину вели по Первомайской. Мама все время говорила по-еврейски, как я должна себя вести, чтобы остаться живой, о том, что я должна найти Гришу, рассказать ему, как они погибли. Мама очень хотела, чтобы я осталась жить, нашла любимого сына Гришу. Так мы дошли по тюрьмы (арестного дома Русского СД) возле кинотеатра «Чырвоная Зорка». Их завели в подвал, я стояла на улице в стороне. Они подошли к зарешеченному окну. Мама посадила Семочку на окно. Я помню мамин взгляд, он остался со мной на всю жизнь. После гибели моей семьи я осталась совсем одна. К Клаве я идти уже не могла. Она сказала, чтобы я никогда не приходила к ней. Я пришла на какое-то кладбище, села на скамейку и плакала. Мимо шел мужчина. Он подумал, что я кого-то похоронила. Он увидел, что я вся колочусь от холода и горя. Спросил, что со мной. Я сказала, что потеряла родителей. Мужчина, его звали Степан, привел меня к себе домой. У него была вторая жена, маленький сын и 15-летняя дочь Рая от первого брака, моя ровесница. Степан сказал всем, что я его племянница, дочь брата. Ночью я слышала,

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

как жена упрекает Степана: «Мало того, что одна нахлебница, так еще вторую привел!» Степан отвечал: «Пока я жив, эти дети будут жить в моем доме». Еды не было. Ели лепешки из остатков гречки. Потом мы с Раей устроились работать. Набивали парники землей. Я старалась работать там, где меньше людей, хоть меня никто и не знал в Могилеве. Там нам стало полегче, находили какие-то овощи, варили их на костре. Только после войны я узнала, что «мои праведники» все обо мне знали, только ничего не говорили, чтобы я их не боялась. Я им очень благодарна и всегда буду благодарна. В курточке с внутренней стороны был пришит карман с фотографиями мамы, папы, семьи. Я спрятала их в печку в беседке соседа. Сосед Кухаренко обнаружил эти фотографии и на одном из снимков узнал меня. Он пришел ко мне и сказал, что не выдаст меня и Степе ничего плохого не сделает, но чтобы «жидовские фотографии» больше никто не увидел, их надо сжечь. Я их сожгла. Кухаренко был неплохим человеком, но я его боялась всю войну. Мне казалось, что сейчас он пойдет и донесет, что я еврейка, ведь за доносы платили деньги. Я и сейчас поддерживаю дружеские отношения с его детьми. В доме на Свердлова жила женщина, которая разводила собак. Она увидела меня в городе и сказала соседям, что «выдаст этих жидов», имея в виду меня. Меня предупредили. Был уже 1943 год. За работу нам давали талоны, по которым мы могли получить в столовой жидкий суп. Как-то я пришла в столовую и увидела эту собачницу. Я подбежала к дверям, но выбежать не успела. Собачница закричала: «Вот она!», и меня схватили полицейские. Меня привели в ту же тюрьму, где была моя мама. Собачница тоже пришла: «Что, жидовка, хотела от меня сбежать? Не улизнешь». Полицейский сразу спросил: «Ты жидовка?!» Я ответила: «Нет!» Соседка говорит: «Разве не ты приехала к нам с родителями, бегала менять вещи, а потом была в гетто?» Я сказала, что она меня с кем-то путает. Полицейский бил меня железным прутом. Потом меня уже полумертвую затащили в подвал. В камере сидели женщины. Они спрашивали, за что меня взяли, я сказала, что не знаю. Говорила, как меня учила мама, что студентка из Минска, потеряла родителей. Показывала студенческий билет. Кормили нас баландой с кусочком хлеба. Женщинам приносили передачи. Мне никто ничего не приносил, и они делились со мной. На допрос меня больше не вызывали и не били. Через две недели нас всех перевели в тюрьму на площадь Ленина, которую охраняли только немцы. Там я сидела еще месяца три с этими же женщинами. Я подозревала, что среди женщин были такие же, как я, но мы друг другу не признавались. Большинство сидело за помощь партизанам. Потом меня вызвали на допрос. Допрашивал немец с переводчиком.

— Ты еврейка? — Нет. — А за что тебя арестовали? — Не знаю. Он ходил вокруг меня, рассматривал со всех сторон. Потом, ничего не сказав, отправил в камеру. Я каждый день ждала, что меня повезут на расстрел. Целыми днями я сидела и ждала, пока меня вывезут на расстрел. Однажды, уже в октябре, нас всех построили во дворе. Было холодно, женщина, с которой мы сидели в камере, отдала мне штаны. Вызвали всех 1925 г.р. и 1926 г.р., я вышла. Меня с другими молодыми девушками привезли на вокзал и загнали в вагоны для телят, застеленные соломой. Куда нас повезут в телятниках, мы не знали. Ехали очень долго, больше месяца. Мы не видели городов, только длинные деревянные бараки. Потом только узнали, что проехали через Польшу и приехали в Германию. Нам давали по 200 г хлеба в день и кипяток. Один раз поезд остановился на поле, нарубили капусты и побросали кочаны в вагоны. В тот день хлеба нам не давали. По дороге многие умирали от истощения. По дороге в лагерь нас как-то выпустили по надобностям. Мы очень хотели пить и бросились к водоему. В этом водоеме лежали мертвые лошади. Многие заболели. Всех больных забрали в отдельный вагон. Что с ними стало, не знаю. Потом нас привезли в какой-то немецкий город, где был сооружен лагерь. Нас сразу постригли, проверяли на венерические и кожные заболевания. Больных и вшивых оставляли. Не знаю, что с ними стало. Бараки были окружены двумя рядами проволоки под током, между которыми был ров с водой. Из лагеря выходил один мост. Каждый день под охраной нас гнали по этому мосту на работу. Через несколько месяцев перевели в другой лагерь, расположенный в городе Бейлис Гальштеттен за Берлином. Там жили семьи, женщины и мужчины отдельно. Там мы, девушки и женщины, работали по уборке города, убирали и дома. Очень часто была «селекция»: немцы приходили в барак, тех, кто падал от слабости по дороге, не мог встать с нар утром, сразу увозили на расстрел. В бараке была старшая — сильная украинская женщина. Она каждый день приходила и говорила разнарядку: 10 человек — туда, 20 человек — туда. За то, что она угождала немцам, ей давали больше хлеба. Нас кормили брюквой с лягушками. Иногда мы собирались и решали удрать, но у нас не было документов и мы никуда не могли уйти. В нашем бараке было по три трехъярусные кровати с каждой стороны. Если в бараке не убирали, немцы наказывали — не давали еду, посылали на очень тяжелые работы. В нашем бараке было 6 девочек. Мы очень тщательно убирали свою камеру. Старались и сами мыться холодной водой. У нас была форма — поддевка с номером на груди.

213

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ходили колонной под охраной. Однажды отобрали 10 девушек для уборки жилых домов. Я впервые попала в немецкий дом. Там я впервые увидела газовую плиту, холодильник. Хозяйка квартиры отнеслась ко мне с большим сочувствием. Собрала для меня обувь, одежду. Связала вещи в узелочек. Но надзиратель забрал у меня вещи. Женщина кричала, возмущалась, но надзиратель отвечал, что не положено, и не разрешил взять подарок в лагерь. Вставали мы очень рано, чтобы успеть помыться, постирать. Потом приносили похлебку, которую мы ели за столом на улице летом или по очереди за столиком в бараке. Потом нам говорили разнарядку, и мы шли на работу. Поздно вечером нас приводили, было уже темно, приносили еду. Мы ели, старались убрать в комнате и падали на кровать. На работе мы помогали друг другу. Я была посильнее и помогала более слабой девочке Гале. Надсмотрщиками были немцы или австрийцы. Как-то одну женщину заподозрили в воровстве. Ее увезли и расстреляли. Никаких отношений и общения с немцами у нас не было. В лагере были специально построенные деревянные бараки с нарами. Строили их русские, которых потом куда-то отправили. Лагерь был окружен двумя слоями проволоки, по которой пропущен ток. Были вышки с четырех сторон, ворота, охрана. По лагерю нам можно было ходить только в женские бараки. Больше десяти человек собираться было нельзя. Было много наказаний: лишение еды, чистка нужников, побои. Я думаю, что в лагере были еще евреи, о которых не знали охранники, но я догадывалась. Однажды зашел разговор о том, что евреев всех уничтожили, а теперь будут уничтожать нас. Одна женщина сказала, что еще много евреев осталось, и посмотрела на меня. Узники лагеря, и мужчины, и женщины, часто и жестоко дрались. Было много стычек из-за того, что украли спрятанный кусочек хлеба, использовали всю воду. Никто не вступался. Могли избить до полусмерти. Было много самоубийств, особенно в семейных бараках. Говорили, что были случаи интимных отношений и в мужских и в женских бараках. Но мы, девчонки, дружили и поддерживали друг друга. Если у меня что-то пропадало, я никому не говорила об этом, не хотелось ссор. Когда фашисты на фронте стали отступать, отношение к нам изменилось, стало мягче. Мы понимали, что фронт близко, что скоро нас освободят. Самолеты летели на Берлин. Почти каждый день была бомбежка. Подстанцию, от которой шел ток на колючую проволоку, взорвали. Но мы были заперты. Где-то неделю мы ждали освобождения без еды и воды. Нас освободили американцы. В лагере я пробыла почти 2 года. В день освобождения я кричала и плакала от радости, как ненормальная. Американцы отнеслись к нам очень радушно. Набросали нам шоколад, разные сладости. Те, кто

214

сразу набросился на еду, заболели. Их увезли в госпиталь. Пришел американский врач, сказал, что 2—3 дня нам есть нельзя. Нам делали уколы с питательным раствором. Потом выдавали пайки с маслом, консервами, сухим хлебом, джемом. Очень вкусные. Дали одежду. Нам всем предлагали уехать в Америку, многие соглашались. Я считала их нечестными людьми. Через 3 недели нас отправили в Берлин. Мы шли в Берлин в Советскую зону оккупации пешком, строем, так, как ходили на работу. Но встретили нас советские войска очень плохо. Наши военные видели в нас предателей, шкурников. Нас обзывали немецкими шкурами, хоть нас вывезли насильно и мы так страдали. Это было очень тяжело, обидно, унизительно. Мы много лет потом должны были скрывать, что были в Германии. Всех долго допрашивали. Меня допрашивал генерал Шайкин. Тогда я сказала, что я еврейка. Он спросил: «Почему ты осталась жить?» Я ответила: «Судьба». Он не спросил, как я уцелела, да и потом этим никто не интересовался. Назад мы тоже ехали в телятниках, но нас уже кормили солдатской едой и не запирали. Привезли всех в Минск и опять долго проверяли. Я вернулась в Могилев, потому что угнанные в Германию должны были возвращаться в тот населенный пункт, откуда их забрали. В Могилеве меня вновь вызывали в КГБ и опять очень удивлялись, что я осталась жива. Мой брат Гриша вместе с пионерлагерем попал в Сталинград. Их разместили там прямо в производственных цехах военного завода. Когда к Сталинграду приблизился фронт, завод вместе с детьми эвакуировали в Свердловск. Я нашла брата только в 1947 г. Он был уже женат и работал на том же военном заводе. Я уже не могла забрать его к себе. Он любил свой завод. Там он рано умер. Я осталась совсем одна. После войны я вышла замуж. Муж был военным, потом демобилизовался по ранению. Я училась в зубопротезном техникуме, работала в стоматологической поликлинике, у меня родились две дочери. В 1952 г. мой муж был осужден на 20 лет. Его обвинили в хищении государственной собственности. Конечно, виноват он не был, и все это знали, но такое было время. Был показательный суд. Надо было на его примере показать, как строго наказывают расхитителей госсобственности. Жить не хотелось. Только любовь к детям удерживала меня от самоубийства. 13,5 лет я одна воспитывала дочерей. К мужу я приезжала на свидания. Он был на урановых рудниках. У нас была одна комната в коммуналке. Я поменяла комнату на однокомнатную 26-метровую квартиру. Меня вызывали в обком, горком, меня хотели выселить, несмотря на то, что у меня было двое детей. Все меня упрекали, что мой муж сидит.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Говорили, что я не имею право на жилье, потому что мой муж сидит. Я говорила: «А как же дочки? Они же не виноваты». Квартиру я сохранила. Были времена, когда нечем было детей кормить. В детском саду, когда дочка болела, мне давали ее обед. Я приносила его домой, и мы все вместе ели. Когда муж вернулся, мне тоже было тяжело. Мужу трудно было понять, что происходит. Он очень отстал от жизни. Когда старшая дочь вышла замуж, мы жили все вместе в этой маленькой квартире. Муж имел право на жилье, как инвалид войны, но он был так обозлен на власть, что не хотел ничего ни у кого просить. Мои дочки окончили институты. Одна — институт культуры, преподаватель в училище, вторая — Ленинградский институт, преподаватель экономики в Могилевском ВУЗе. Они имеют по двое детей. Когда мне тяжело, я вспоминаю войну. До 4-х лет я болела, в юности, во время войны потеряла всех родственников, столько страдала, потом несчастье с мужем. Неужели я родилась для того, чтобы испытывать тяжести жизни? Сейчас муж умер. Я живу с семьей внучки в Тверии. Мне часто снилась война. Даже теперь иногда снится. Снится, что по лестницам тюрьмы бегут немцы, стуча подкованными ботинками. Бегут за мной, чтобы увести на расстрел. Стук железных дверей. Я кричу, просто взрываюсь от ужаса и просыпаюсь». Руцкая Степанида — Праведник Народов Мира, Могилев Спасен: Мороз Михаил Абрамович «Во время войны в небольшой, дворов на 50, деревне Бруски, недалеко от Могилева, мои бабушка и дед, Степанида и Кузьма Руцкие, и их дочери, мои тети, спасали еврея Михаила Абрамовича Мороза. Он прожил у них в доме до 1942 г., когда они все вместе ушли в лес к партизанам. У бабушки Степаниды и деда Кузьмы было трое сыновей и четыре взрослые дочери. Два сына были в армии, дома оставались дочери от 25 до 30 лет и младший сын Алексей, 18—19 лет, которого не призвали в армию из-за плохого здоровья. У всех сестер были уже свои дети. Когда сдали Могилев, сестры вывозили на телеге раненых из городского госпиталя, что был на Виленской. Прятали в дрова, в сено и везли в лес к партизанам, к Павлову, к Осману Касаеву. Еврейский парень Миша Мороз, лет 18—19, был ранен во время обороны Могилева и находился в больнице. Затем он попал в концлагерь военнопленных, который находился между Буйничами и Брусками. У него была оторвана пятка, и он очень страдал от боли. Тети, которые носили туда хлеб, картошку и подкармливали заключенных, выкупили Мишу из концлагеря за яйца и самогон.

Как-то местный полицейский донес, что женщины прячут еврея, и всех бабушкиных дочерей посадили в гестапо, издевались над ними. Их из тюрьмы выкупили, но как это было, мне не рассказывали. Мишу не нашли. Однажды зимой Алексея, который был связным у партизан, выследили и повесили. Полицейские стояли у березы и ждали, что за трупом придут партизаны или родственники. Собака Алексея убежала в деревню и повела деда Кузьму и Мишу к этой березе. Миша спрятался, он был похож на еврея и показаться полицейским на глаза не мог, дед Кузьма стал просить, чтоб отдали тело сына. Его избили прикладами, он долго пролежал на снегу, заболел воспалением легких и умер. После этого вся семья с детьми и Мишей ушла в партизаны или, как они говорили, в «беженцы». Вернулись они только в 1944 г., после освобождения Могилева. Дом был разрушен, имущество разграблено. Младшей дочери Степаниды Матрене Кузьминичне в конце 90-х годов вручили в Могилеве медаль Праведника Мира. Сыновья Мороза живут в Израиле» (по воспоминаниям Моисеевой Ольги Федоровны, внучки Степаниды Руцкой). Шереметьевы Зинаида, Сергей и Владимир — Праведники Народов Мира, Могилев Спасен: Пивоваров Зелик Владимир и Зинаида Шереметьевы высокообразованные, интеллигентные люди родом из старинных русских дворянских семей. Мужчины в этих семьях на протяжении многих поколений были русскими офицерами. Привитые с детства понятия офицерской чести, гражданского долга не позволили им покинуть Родину после революции. Чтобы пережить страшные годы репрессий, семья уезжала в дальнюю деревню в Быховском районе, где хорошо помнили отца Зинаиды, уездного врача. Работали школьными учителями. Перед войной семья вместе с сыном Сергеем вернулась в Могилев. Жили в собственном доме в районе речки Дебри вместе с престарелыми бабушкой и тетей. Район Дебри перед войной был заселен преимущественно еврейскими семьями. «В начале войны мы хотели уйти на восток. Фронтовая дорога — это пыль, колонны машин, беженцы, гул, неразбериха. Потом бомбежки. Страшно даже вспоминать. Мы вернулись. В наш дом также попал осколок снаряда. Десятки убитых лежали на улицах. 17 октября, когда в городе уже было создано гетто и начались массовые расстрелы еврейского населения, к нам пришел 28-летний сосед Зелик Маркович Пивоваров и попросил его ненадолго спрятать. Жена Пивоварова с двумя сыновьями сумела эвакуироваться, а сам он остался для эвакуации Могилевского мясокомбината, и теперь,

215

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Зинаида Львовна, Сергей Иванович Шереметьевы и их сын Владимир — Праведники Народов Мира. Довоенное фото из семейного архива Шереметьева В.С.

со своей яркой еврейской внешностью, уйти из города уже не мог. В гетто был и мой одноклассник Гриша Гринфильд. Они приехали перед войной из Симферополя. Они жили на Подгорной. Он прибежал к нам попрощаться, когда их в гетто забирали. Родители мои хотели его забрать, да не успели, слишком уж стремительно и неожиданно все было. Больше я его не видел. Во дворе была выкопана и замаскирована яматайник, а в доме оборудован небольшой подвал с люком, там Зелик и прятался весь период оккупации. Спать он приходил в дом. Никто из соседей не знал, что там скрывается посторонний. Три года мы жили в постоянном внутреннем напряжении, в постоянном страхе, всегда начеку. Боялись полицейских, жандармов, боялись, что кто-то случайно увидит еврея и донесет. С оружием не расставались даже во сне, несмотря на то, что расстрелять могли даже за найденные в кармане несколько патронов. Как-то пошли с Зеликом Марковичем ночью в соседний двор через дорогу. Надо было нарубить и принести дрова. Там было поваленное дерево. Распилили мы его и только собрались нести, как слышим шаги. Это жандармы обход делали. Мы спрятались за заборчиком и ждем, откроют они калитку или нет. У нас по пистолету в руках. Мимо прошли. А если бы зашли, мы бы, не раздумывая, выстрелили. У меня был маленький рыжий пес Шарик. Никого чужого не подпускал. Сходит в немецкий штаб (там теперь радиоцентр), стащит булку хле-

216

ба, нам принесет, не покусает даже, как будто знает, что мы голодные. Пришли как-то жандармы, стали требовать 5 марок — штраф за собаку. У нас денег не было. Отца заставили привязать собаку, и жандарм убил его из пистолета. Я плакал, а отец говорил: «Паршивец, не мог с одного выстрела убить». Для того чтобы прокормиться, продавали на рынке оставшееся имущество, ковры, золотые украшения. Ездили в деревню за продуктами, собирали мерзлую картошку, что-то выращивали на своем огородике. Мать в совершенстве знала французский и немецкий, что очень удивляло немецких солдат и не раз спасало семью во время облав. Как-то меня (мне уже было 16, а выглядел и старше) и еще несколько молодых пар-

Владимир Сергеевич Шереметьев (р.1925) у дома, где прятался Зелик Пивоваров

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Спасенный Шереметьевыми Зелик Маркович Пивоваров. Послевоенное фото из семейного архива Шереметьева В.С.

ней схватили для отправки на принудительные работы и заперли в немецкой управе на втором этаже. Управа была в старом здании гимназии на ул. Ленинской. Неожиданно загудела сирена воздушной тревоги, охранники ушли прятаться, и мы выпрыгнули из окна. Было еще несколько случаев, когда семья была на волосок от гибели». (по воспоминаниям Шереметьева Владимира Сергеевича). О Пивоварове Зелике Марковиче (1912— 1993). «После войны Пивоваров с женой и детьми жили на Дебре. У них родились еще трое сыновей. Все родственники Зелика Марковича и его жены погибли в гетто. Его отца, старика, я тоже помню до войны. Он был стекольщиком, маляром. Очень любил курить махорку. Был верующим, ходил в синагогу, которая находилась здесь же недалеко, на Дебре. Начал сам Зелик работать у хозяина где-то с 12 лет. Сначала это были подсобные работы типа ухаживать за теленком, еще что-нибудь. Но постепенно он стал большим специалистом. Ему достаточно было посмотреть на корову или поросенка, пощупать, чтобы с точностью до полукилограмма назвать вес. Уже в 14 лет он самостоятельно ездил на рынок и закупал там скот. Если рассказать о его рабочем пути подробнее, то нужно вспомнить работу на мясокомбинате: бойцом, обвальщиком. Одно время заведовал колбасным цехом. Работал на убойной площадке

в Быхове. Потом он работал в Торсине, который находился на Ленинской, там, где долгое время после войны располагался гастроном. А уже позже — на рынке. Кстати, когда он работал в магазине, мы ходили к нему часто за мясом. И вот характерная деталь: он никогда не отпускал вне очереди. Может быть, и подсовывал кусочек получше, но только в порядке общей очереди. В общем, он всегда имел дело с мясом. Был он очень веселым человеком, любил пошутить и попеть. Религиозным он не был. Хотя, по его словам, учился в хедере. Пытались его научить читать и писать, но ничего не получилось. Был он большим проказником в детстве и много об этом рассказывал. Ведь фактически мы прожили здесь, в этом доме, бок о бок три года во время войны. Было ему тогда больше двадцати. Он к тому времени был женат и имел двоих детей. Поженились они, когда невесте было 17 лет, и говорили, что это была самая красивая пара в Могилеве. Кстати, я прекрасно помню их золотую свадьбу, на которой невеста была одета в золотое платье и убрана, как невеста. Перед свадьбой она решила сделать прическу и пошла в парикмахерскую. А надо сказать, волосы у нее были очень хорошие. Сделали ей красивую прическу, она посмотрела на себя в зеркало и сказала: «Девочки, я вам еще раз заплачу, но верните все, как было». Такая была история. И во время золотой свадьбы они были хороши оба. Их даже хотели снимать в Доме бракосочетаний, но Маркович категорически отказался. Была еще одна интересная история уже после войны. Я встретился с Марковичем в районе скотного рынка, который находился в районе, где танк стоял. Он был в компании других мясников, которых я тоже немного знал. Они все уже умерли. А у них зашел спор еще с одним коллегой, сколько весит эта корова и тельная она или нет. Спор был очень жаркий и цена неплохая — литр водки. Зелик потом и говорит мне: «Володя, ты зоотехник, делай, как я покажу, потрогай за это место и скажи уверенно: конечно, тельная». Спор продолжался, и тогда Маркович обращается ко мне: «Товарищ старший зоотехник! Можно вас на минутку». Я говорю: «Пожалуйста». «Скажите, тельная корова или нет?» Я подошел, попробовал, как он сказал, и говорю: «Какие могут быть сомнения? Конечно, тельная». Так литр водки и выиграли. Был он очень заботливый семейный человек и очень беспокоился о своих близких. С этим связана еще одна почти анекдотическая история. Положили его в больницу с острым аппендицитом. Сделали наркоз, и уже на операционном столе он вспоминает, что его кошка Машка осталась некормленая. Как же так, ей же никто не даст такой кусочек, какой надо. Ему дают еще наркоз. Он говорит: «Слушайте, я же дом не натопил. Жена же будет мерзнуть». Вот такой был человек. Еще очень любил голубей. Его можно было часто видеть смотрящим в небо, свистящим, так один раз он сбил молочницу с бидоном молока.

217

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Как-то разбудил меня ночью его младший сын. «Помогите батьке. У нас в голубятне воры. Он их там закрыл». Я схватил ружье. Открыли голубятню. Но воры оказались какие-то ненастоящие, так что ружье не потребовалось» (по воспоминаниям Шереметьева Владимира Сергеевича). Барановская Виктория, Борисенок Анна — Праведники Народов Мира, местечко Шепелевичи, Могилевская область Спасен: Сацункевич Леонид «Отец Лени Сацункевича, Иван Леонидович, к началу войны был первым секретарем Минского обкома партии. Мама, Хая Персияновна Скалина, ушла к родственникам в Шепелевичи. Она скрывала, что до войны была секретарем обкома партии, и свою национальность. Как свидетельствуют документы и воспоминания людей, мама стала активной подпольщицей. В феврале 1942 г. немцы схватили ее и после пыток расстреляли. Во время массовых акций против еврейского населения была расстреляна и 11-летняя сестра Лени Сацункевича Лариса, которую мама отправила к своей матери в Борисовский район. Когда Леня остался один, его взяла к себе на воспитание Анна Филипповна Борисенок. В то время ей было всего восемнадцать лет. Она заботилась о мальчике, как родная мать.

Решение о присвоении 28.05.2000 г. комиссией института Яд ва-Шем Виктории Барановской звания Праведника Народов Мира

218

Леня Сацункевич в партизанском отряде «Разгром». Фото 1943 г. из фондов Круглянского районного краеведческого музея

Анна Филипповна отвела Леню в другую деревню, крестила в местной церкви, наивно полагая, что это поможет защитить от фашистов. Вскоре Борисенок вместе с другими молодыми женщинами отправили на работы в Германию. Трехлетний Леня остался в деревне один, и его брала к себе то одна, то другая семья. Фашисты, узнав, что его отец — командир партизанского соединения «Разгром» Минской области, взяли ребенка в качестве заложника. Партизанам удалось похитить Леню, вывезти его из вражеского гарнизона «Шепелевичи» и спрятать в доме Виктории Барановской. Леня Сацункевич чувствовал себя в доме Барановских, как член семьи. За ним смотрели Виктория, ее сестра Полина, братья, сын Альберт. На улицу мальчика не пускали, иногда разрешали постоять у окон, которые выходили на огород и близкий лес. Несколько раз заходили немцы и полицаи, но Леня ничем не выдал себя. Сын Виктории, Альберт Барановский, спустя годы вспоминал: «Риск был поистине смертельный. Известны всем немецкие декреты об ответственности тех, кто прячет евреев. И это не только на словах. В соседней деревне Падор фашисты сожгли вместе с домом целую семью именно за то, что помогли евреям. У нас в деревне убили мужчину, который был женат на еврейке». В апреле 1943 г. немцы в поисках исчезнувшего ребенка провели облавы по окрестным деревням. Леня Сацункевич — сын генерала Сацункевича — был переправлен в Кличевский район, а позднее вывезен с партизанского аэродрома на Большую Землю.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

гетто приехали машины с карателями. Фашисты готовили расстрел узников. Саре Львовне, ее дочери, а также племяннику Борису Гальперину с мамой удалось бежать. Сара Львовна и Галя пошли в одну сторону, их родственники — в другую. Борис Гальперин воевал в партизанах, дожил до Победы. Сару Львовну и Галю дорога привела в деревню Моховое, где жила семья Глушаковых: Малах, Домна и их дети — Дуся, Аня, Федя и Ганя. Это были довоенные знакомые Сары Львовны. Три года оккупации беглецы жили в специально оборудованном тайнике, который находился под полом, прятались в туалетах, сараях, где-то вдали от дома. Выходили оттуда только ночью, чтобы отогреться в доме у Глушаковых. И если в это время кто-нибудь заходил в дом, прятались во всех укромных уголках. Дети Домны Малаховны — Дуся, Аня, Таня, Федя — поочередно пробирались к очередному убежищу, приносили еду и воду. Когда начинались разговоры об облавах, когда предупреждали, что должны прийти с Рассказ о счастливом и трагическом спасении Лени Сацункевича обыском полицаи, Клебановы в газете «Полесская правда» уходили от Глушаковых и прятались в деревне Пригонки у Евы Воробьевой. Через 40 лет после окончания войны полковДомна Михайловна всячески старалась облегчить ник Леонид Сацункевич разыскал Викторию Батяжелую жизнь Галине и Саре Львовне. Мама рановскую, навестил ее семью, живущую в городе Гали была верующей женщиной и даже в годы Пинске. С тех пор и до самой кончины Виктории войны не ела некашерной пищи. Домна МихайловБарановской между ней и спасенным ею Леней на купила для нее специальную посуду, где можно были самые теплые, родственные отношения» было варить картошку, кипятить чай. (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 101; см. В 1943 г. в деревне Мохово была расквартитакже воспоминания Эпштейна А.Б., с. 349; по марована большая немецкая воинская часть. Скрытериалам Круглянского краеведческого музея). ваться Клебановым стало совсем опасно, надо было опять бежать. На счастье, у Сары Львовны в Могилеве была знакомая, к которой и направились Воробьева Ева, Глушакова Домна — Галя с мамой. Путь до Могилева был очень тяжел, Праведники Народов Мира, Шкловский район, но, когда добрались, их приняли как друзей и Могилевская область через пару месяцев переправили в партизанскую Спасены: Клебанова Сара и ее дочь зону, где они и пробыли до конца войны» (ПраведСлуцкая Галина ники Народов Мира Беларуси.., с. 57). «До войны Галя Клебанова (ныне Слуцкая) жила вместе со своей семьей в городе Шклове Могилевской области. Деревяго Анастасия, Когда началась война, отец и брат Галины Потупчик Зинаида Кузьминична, ушли на фронт. Они погибли, сражаясь с фашисШутиковы Ефим и Надежда — Праведники Народов Мира, деревня Заречье, Шкловский тами. Галина и ее мама Сара Львовна попали в район, Могилевская область гетто. В начале октября 1941 г. ранним утром к

219

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Спасена: Цейтлина Ася Борисовна Асе Цейтлиной из деревни Заречье Шкловского района к началу войны было 11 лет. Во время расстрела евреев 3 октября 1941 г. девочка потеряла родителей и сестру. Первое время она понемногу жила у разных людей в деревнях Уланово, Плещицы, Слижи. Некоторое время также скрывалась со старшей сестрой даже в доме знакомого полицейского Игната Юрьева в Заречье. Затем сестра пошла в партизанский отряд, а Ася выдала себя за беженку Зину из разбомбленного детского дома Минска. Днем девочка ходила по лесу. Вечером приходила в деревню Уланово, ужинала, ночевала на сеновале у знакомых Шутиковых. В дом пускать еврейку боялись: могла нагрянуть облава. В деревне Старый Овражек девочку взяла к себе для работы по хозяйству мать двоих маленьких детей, один из которых был болен. Ася доила и пасла корову, готовила, стирала, убирала. О том, что девочка — еврейка, знали лишь Шутиковы и их родственники — семья Деревяго из деревни Старое Бращино. Дяде Аси, партизану Матвею Цейтлину из бригады «Чекист», сообщили, где находится племянница. Однажды поздно ночью, в субботу, по дороге на задание — подрыв железной дороги — партизан зашел к ней в дом посмотреть, как Ася живет и передать привет от дяди. В то время хозяйка, у которой жила девочка, вышла замуж за полицая. Партизаны еще не знали, что в доме полицейский. Хозяин слышал, что кто-то приходил, но выйти побоялся. На следующий день, в воскресенье, он позвал девочку с собой в лес за ягодами. Ася поняла, что ее хотят выдать, и убежала в деревню Уланово к Надежде Шутиковой, связанной с партизанами. Предателя-полицая партизаны вскоре расстреляли. А Асю отправили к сестре Надежды Анастасии Деревяго в деревню Старое Бращино, где было более безопасно. Перед освобождением девочку прятали в лесу в землянке вместе с детьми Деревяго (по воспоминаниям Цейтлиной Аси Борисовны (р. 1929)). Русакович Александра — Праведник Народов Мира, деревня Большое Заречье, Шкловский район, Могилевская область Спасена: Парховникова Инесса «Инесса Парховникова и Саша Русакович до войны вместе учились в Могилевском педагогическом институте, дружили. Саша часто бывала в доме Парховниковой. Когда фашисты приказали всем евреям Могилева переселиться в гетто, Саша сказала подруге: — Не ходи туда. Мы уйдем вместе к моим родителям. Отец, мать, сестры Инессы попали в гетто и погибли. Инесса вместе с Сашей ушли в деревню Полыковичи. Они придумали для девушки но-

220

вую, «русскую» биографию. 3а все годы Инесса ни словом, ни жестом не выдала себя. Соседи, даже родственники не подозревали, кто поселился в доме у Русаковичей» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 66). Мильто Петр Дмитриевич и его жена Колосовская Зинаида — Праведники Народов Мира, деревня Каруселье, Шкловский район, Могилевская область Спасена: Горфинкель Вилия «Весной 1942 г. партизаны принесли в деревню Староселье Шкловского района в семью связной, молодой девушки Зинаиды Косовской, трехлетнюю еврейскую девочку. Незадолго до этого был расстрел евреев в соседних селах. Говорили, что какая-то женщина взяла девочку к себе в дом, но потом испугалась и отвела в лес. Несколько дней провела малышка в лесу, голодная, заплаканная, напуганная, пока ее не встретили партизаны, которые шли на задание. Вилия имела яркую еврейскую внешность: большие черные глаза, вьющиеся волосы. Девочку отмыли, остригли, накормили. Постепенно она отошла и сказала, что ее зовут Вилия. Лишь много позже узнали, что девочка вместе с мамой из Ленинграда приехала в отпуск в Шклов к родственникам. Вскоре Зинаида вышла замуж за Петра Дмитриевича Мильто из деревни Каруселье. Перед войной Петру было 17 лет, призвать в армию его не успели. Он остался в оккупации с престарелыми родителями, двумя старшими сестрами и их семьями. На плечи Петра легла вся мужская работа большого хозяйства. Петр пахал, сеял, копал. Зинаида и Петр воспитывали девочку как дочь. Дали ей свою фамилию. На табличку с именами жильцов ее вписали под именем Лидия. Голодно было, тяжело. Вилия позднее вспоминала, как Петр носил ее по полю, когда у нее был кашель, успокаивая и согревая. Однажды кто-то донес, что ребенок еврейский, но девочку не тронули. Спустя год или два после войны Вилию нашел отец — офицер, фронтовик, профессиональный военный. Он приехал после войны в Шклов искать свою семью. Узнал, что всех евреев расстреляли, но кто-то сказал, что в соседней деревне есть еврейская девочка. Забрать девочку отец не мог, да и Вилия никуда не хотела ехать из семьи Мильто, которая стала ей родной. Как только освободили деревню, Петра Дмитриевича сразу же призвали на фронт. Воевал, дошел до Австрии. Был сильно ранен. Долго лежал в госпиталях. Потом вернулся домой, родилось два сына. Отец Вилии служил до 1949 г., потом вышел в отставку и забрал дочь. Вилия очень не хотела уезжать, кричала, плакала, цеплялась за Петра. Ей было уже 11 лет, в школе училась. Потом она каждый год навещала своих вторых

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

родителей — Петра Дмитриевича и его жену Зину. Сейчас Вилия Шнейдерман (Горфинкель) со своим мужем, двумя дочками и внуками живет в Израиле» (по воспоминаниям Мильто Галины Николаевны (р. 1931)). Перцевы Иван и Вера — Праведники Народов Мира, Чаусы Спасена: Ползик Тамара «Белорусам Ивану и Вере Перцевым, француженке Франсуа Трико, а также немецкой семье из деревни Лонсдорфер обязана своим спасением Тамара Ползик. Тамара родилась в Ленинграде в смешанной семье (отец — русский, мать — еврейка). Каждое лето родители отправляли дочку к родным в белорусский городок Чаусы. Так они поступили и в 1941 г. Когда Чаусы были заняты немцами, дом родственников Тамары оказался на территории, объявленной зоной гетто. Вскоре после создания гетто его жителям сообщили, что их переправляют в другое место. Все евреи были построены в колонну, которую окружили полицейские. Когда двинулись, один из охранников, знавший бабушку Тамары, обратился к ней: «Отдай мне девочку, она же русская». Бабушка обрадовалась — может, спасется внучка. На следующее утро Тамара встретила свою соседку Веру Перцеву. От нее услышала страшную правду: в ту ночь все узники гетто были расстреляны. Вера Перцева забрала девочку к себе. Два года жила Тамара у Перцевых. У нее были «русские» документы. Позже немцы отправили Тамару на принудительные работы в Германию. Лагерь, куда попала Тамара, находился в городе Саарбург. Здесь девочке повезло: Франсуа Трико, местная работница, увидев ее, худенькую, изможденную, пожалела и, договорившись с охраной, забрала к себе. После войны Тамара вернулась в Ленинград, нашла свою маму. Она переписывалась с семьей Перцевых» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 108). Пилецкая Надежда — Праведник Народов Мира, Чаусы Спасены: ГоровскИЕ Анна и Николай «Когда немцы приказали евреям города Чаусы переселиться в гетто, Горовская поняла, чем это им грозит. Она обратилась к своей подруге Надежде Пилецкой с просьбой спрятать ее детей — Аню и Николая. У Пилецкой было двое своих детей — 6 и 7 лет, но она не могла отказать подруге. Шесть дней Аня и Николай прятались в подвале ее дома. Чтобы соседи ни о чем не догадались, Пилецкая придумала историю, что дети будто бы убежали из детского дома в Минске и ищут приюта.

Надежда Пилецкая жила недалеко от Чаус в деревне. Она попросила, чтобы дети повторили придуманную историю деревенскому старосте. Он собрал крестьян и спросил, может ли кто-нибудь приютить детей. Были люди, которые соглашались взять одного ребенка. Пилецкая сказала, что готова оставить у себя обоих детей, которым в то время было 12 и 14 лет. Естественно, она знала, что это еврейские дети. Они жили в ее доме с 1941 г. до конца войны. Мать Анны и Николая скрывалась в деревнях, на хуторах, в лесу и в конце 1941 г. пропала без вести. Дальнейшая ее судьба неизвестна. По слухам, она пыталась перейти линию фронта и, вероятно, погибла» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 65—66). Сафоновы Василий, Прасковья, Григорий и Надежда — Праведники Народов Мира, Могилевская область Спасены: семьи Могильницких, Урицких, Гутиных, Каган Геня «Сначала в дом Сафоновых Григория Филипповича и Прасковьи Никифоровны пришла семья Могильницких. Стояла лютая зима, а они были в легкой одежде. Григорий сказал: — Переночуйте, а завтра видно будет. Не мог он отправить из дому несчастных, раздетых, голодных людей. А потом с той же мольбой пришла в дом семья Урицких. Они тоже бежали от расстрела. Девять евреев пряталось у Сафоновых: Могильницкие, Урицкие, Гутины, Каган. В сарае выкопали подполье. Детей на ночь брали греться домой, укладывали на русскую печь. Чем кормили? Выменивали все, что было в доме, на крупу и картошку. Десять месяцев прожили еврейские семьи у Сафоновых, пока в окрестных лесах не появились партизаны и Могильницких и Урицких не вывели в лес. Но нашелся предатель, который сообщил, что Сафоновы скрывали евреев. Нагрянули гестаповцы. Григория Сафонова и его жену арестовали и расстреляли в 1943 г. Их дочь Надежда Сафонова (Селезнева) чудом осталась в живых» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 49; по материалам МОКМ). Мельниковы Николай и Анастасия, их сын Владимир и дочь Студнева Зинаида — Праведники Народов Мира, деревня Палуж, Краснопольский район, Могилевская область Спасена: Гринберг Евгения «В июне 1941 г. Евгения Гринберг приехала на каникулы в деревню Палуж Краснопольского

221

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

района Могилевской области. Началась война, и эвакуироваться ей не удалось. В день, когда выпал первый снег, немцы согнали всех евреев в гетто Краснополья. Каждая карательная акция фашистов уносила с собой все новые и новые жизни. Летом 1942 г. Евгения решила бежать. Ночью она выбралась из гетто и спряталась за селом в картофельном поле. Так начались ее скитания. Чужие люди иногда кормили девочку, но никто не решался взять ее к себе. Осенью 1942 г., когда холод стал невыносимым, Евгения добралась до дома тети Насти. Эта женщина не была местной — она ушла из сожженной деревни и поселилась здесь. Из-за холода, недоедания, грязи Евгения заболела. Тетя Настя была бессильна ей помочь и решила поделиться тайной со своей знакомой. Так, поздней осенью Евгению на санках, закутанную в тулуп, привезли в дом Николая и Анастасии Мельниковых. В доме Мельниковых был большой погреб, где можно было, в случае опасности, спрятать Евгению. Мельниковы лечили девочку, ухаживали за ней, кормили. Однажды в дом к Мельниковым пришел краснопольский староста и сказал, что стало известно о том, что они прячут еврейского ребенка. Он посоветовал Николаю и Анастасии срочно бежать в лес и спрятаться там. В 1943 г. весь район был освобожден Советской Армией. Евгения оставалась у Мельниковых до того времени, пока не нашлись ее родители и не представилась возможность отправить ее к ним в Москву. В 1947—1948 гг. Евгения вместе с родителями приезжала в Краснополье в надежде найти ту «первую» тетю Настю, которая не побоялась взять еврейского ребенка, но она уехала, и, к сожалению, найти ее не удалось» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 54). Веселина-Ткачева Фекла, Ларины Виктор и Лилия, Писаревы Мария и Рая — Праведники Народов Мира, деревня Антоновка, Кричевский район, Могилевская область Спасены: Фейгина Елена, НЕЗНАНСКАЯ Мирра «В семье Хаима-Симона Вертлиба и Блюмы Фейгиной было девять детей. Из большой и дружной семьи после войны Елена Фейгина осталась одна. Отца и маму, братьев Гришу и Михаила, сестру Сару фашисты расстреляли 15 октября 1941 г. Брат Яков, летчик, погиб в воздушном бою в феврале 1945 г. Сестра Роза, военный хирург, погибла на Северном фронте. Сестра Зина погибла, сражаясь в партизанском отряде в Смоленской области. Брата Шендера убили каратели. 15 октября 1941 г. фашисты сожгли деревню Антоновку, в которой прошло детство Елены Фей-

222

Памятный знак на месте перезахоронения евреев местечка Антоновка на старом еврейском кладбище (проводилось через несколько дней после расстрела). Установлен усилиями директора Малятичской школы Лины Кобозовой в 2006 г.

гиной. Когда-то эта деревня на живописном берегу Сожа была многолюдной и веселой, с ярмарками, двухэтажной синагогой, еврейской школой. Елена Фейгина стояла среди людей, обреченных на смерть. Раненная в ногу, она выбралась из-под трупов и уползла в лес. Там она встретила своих подруг-односельчан, тоже чудом уцелевших во время расстрела, — Мирру Незнанскую, Даню и Раю Кукуй. Вдвоем с Миррой они пришли к Писаревым. Дверь открыла хозяйка дома — Мария. Ее дочь Рая училась вместе с Леной и Миррой. Девушек накормили, отогрели. А утром все вместе пошли к Виктору и его сестре Липе Лариной решать, что делать дальше. Днем беглянки прятались в сарае за сеном, а на ночь приходили в дом к Писаревым или Лариным. Если кто-то из посторонних в это время заходил в дом, залезали под печь. Так продолжалось больше года. В районе свирепствовали полицаи. И все понимали, что девушкам надо уходить из мест, где их хорошо знают. Виктор Ларин украл у полицаев пропуск, разрешающий передвижение по оккупированной территории, и документы, удостоверяющие личность, а Рая Писарева отдала свое свидетельство о рождении. С этими бумагами девушки отправились к

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

линии фронта, надеясь перейти ее и оказаться в расположении советских войск. Несколько недель Лена и Мирра прожили в доме у Феклы Ткачевой. Добрая женщина — по возрасту она была ненамного старше беглянок — прятала их у себя дома, в погребе, под полом. Почти восемь месяцев шли девушки по Белоруссии, Украине, России. Попадали в облавы, перестрелки. По дороге им встречались и негодяи, и предатели, и добрые люди. Мирра Незнанская ушла к партизанам. 15 августа 1943 г. в Курской области Лена встретила наступающие части Красной Армии. Пришло долгожданное освобождение» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 91—92).

искать и тоже пропала. По всей видимости, Марьясины попали в руки полицаев, которые хорошо знали национальность каждого человека. Трое детей сначала держались вместе, но потом военное лихолетье раскидало их в разные стороны. Одна из девочек оказалась в Климовичах. Спасали ее семьи Лаперовых, Федор Артемьевич Волков, Пелагея Артемьевна Дудкина. Самое активное участие в ее спасении приняли Зот и Елизавета Майковы. Затем Марьясина (Коган) воспитывалась в Шкловском детдоме. Закончила музыкальное училище, преподавала. Сейчас живет в Израиле» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 111).

Метлицкий Федор, Михаднюки Михаил и Лидия — Праведники Народов Мира, Осиповичский район, Могилевская область Спасены: Стоцкие Оля и Лариса «Бася Моисеевна Лившиц вышла замуж за Стоцкого Сидора Кузьмича, который учительствовал в деревне Селец. Жили они на квартире у Михаднюков. В этом доме родились дети Баси и Сидора: Лора, а потом и Оля. В 1939 г. Сидора Кузьмича забрали в армию, и он погиб в первые дни войны. Бася с детьми ушла жить в деревню Осетров Осиповичского района к Федору Игнатьевичу Метлицкому. Он скрывал беглецов, кормил их, давал теплую одежду. Зимой, когда соседи стали замечать присутствие в доме посторонних людей, Бася ушла к родственникам мужа в деревню Церевцы Слуцкого района. Когда стали образовываться партизанские отряды, Бася ушла в лес. В отряде ее звали Василиса. Дети все время оставались в семье Михаднюков. В деревне все знали, что они евреи, но не выдавали. Дети считали Михаднюков своими родителями, а их сына Андрея — братом» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 106—107).

Мороз Антон и Мария — Праведники Народов Мира, деревня Кривой Крюк Спасена: Благутина Майя «Супруги Антон Терентьевич и Мария Павловна Мороз, жившие в деревне Кривой Крюк, все годы фашистской оккупации, рискуя своей жизнью и жизнью своей годовалой дочки Нади, прятали у себя дома восьмилетнюю еврейскую девочку Майю Благутину. Мария Павловна работала в детском доме. Майя была среди его воспитанниц. В детский дом наведывались полицаи, гестаповцы. Они могли увидеть девочку с еврейской внешностью, да и кто-нибудь из детей мог ненароком сказать об этом. Мария Павловна посоветовалась с мужем, и тот одобрил ее решение забрать Майю к себе. Так Майя оказалась в семье Мороз, где ее воспитывали как родную дочь. В настоящее время Майя Благутина живет в Свердловской области. Дети Антона Терентьевича и Марии Павловны живут в Бобруйске. Майя поддерживает с ними хорошие отношения» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с.107—108).

Чайковы Зот и Елизавета — Праведники Народов Мира, Климовичи Спасена: Марьясина (Коган) «Семья Чайковых жила в Климовичах на Могилевщине. Страшная и непредсказуемая военная судьба свела их с еврейской девочкой Марьясиной (Коган). До войны семья Марьясиных жила в Слуцке. В июне 1941 г. мама с тремя детьми приехала в Горки проведать их дедушку. Он был сапожником. Очень любил внуков и всегда радовался их приезду. Однажды — фашисты уже были в Горках — дедушка вышел из дома и не вернулся. Мать пошла его

Архипцевы Любовь и Надежда, Белицкая-Слабко Ольга — Праведники Народов Мира, Глуск Спасена: Шульман Ольга «Когда началась война, Надежда Архипцева жила со своим больным мужем и четырьмя детьми в городе Глуске Могилевской области. В 1941 г. 11-летняя Ольга Шульман постучалась к ней в дверь, убежав перед этим от расправы над евреями Глуска. Несмотря на опасность и бедственное положение, Архипцева спрятала ребенка у себя дома. Дочь Архипцевой 11-летняя Люба ухаживала за беглянкой. Когда немцы стали обыскивать дома, Ольгу спрятали в землянке в лесу. Архипцева и ее дочь продолжали ухаживать за девочкой. Летом 1943 г. поиски евреев участились, и Архипцева решила отослать Ольгу в семью своей

223

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

сестры, которая жила в районе, контролируемом партизанами. Через неделю Ольга убежала в лес, где встретила Ольгу Белицкую-Слабко, жительницу одной из близлежащих деревень. Она спрятала Шульман у себя дома на два месяца, пока не прекратились обыски. Потом Ольга вернулась к Архипцевым. Шульман оставалась у Архипцевых вплоть до освобождения Глуска в июле 1944 г. Все это время Белицкая-Слабко регулярно посещала Ольгу и приносила ей еду. Ольга Шульман сохранила привязанность к этим людям и после войны. Она часто их посещала и оказывала им помощь и поддержку. Эти отношения не прервались и после ее отъезда в США на постоянное место жительства» (Праведники Народов Мира Беларуси.., с. 93). Кроме тех, о ком рассказано выше, Праведниками Народов Мира в Могилевской области также стали: Мина Лысюк за спасение Михаила Баршая и его семьи (Елизово, Осиповичский р-н); Мария Поболовец — за спасение Николая Еренбурга (д. Контора, Бобруйский р-н); Ирина Масюкевич — за спасение Веры Папериной и ее детей (Добасна, Кировский р-н); Кирилл и Нина Раковичи — за спасение Пани и Веры Пик (Елизово); Анна Селецова, ее дети Емельян и Наталья — за спасение Василия Лобанка (Климовичи); Алексей Денисов и его семья — за спасение Сары Утевской (Осиповичи); Анна и Анисим Красневские — за спасение Михаила Хархурина (Глусский р-н). Праведники Народов Мира г. Бобруйска: Ефросинья Белявская и ее сын Александр спасли Маню Минц; Стефанида Михалап и ее дочь Галина спасли Гиню Мац; Ядвига Петрашкова и ее дочь Александра Хомутова спасли Софью и Бэлу Аксельрод; Гавриил и Кристина Ануфриевы, Дарья Русецкая-Кот, Григорий и Феоктиста Семешкины спасли Анну и Нину Зайцевых; Юлия Яловик и ее сын Виктор спасли Брониславу Альтшулер (Эпштейн); Феодосия Лагун спасла Дарью Додашеву. Следующие случаи спасения евреев и имена спасителей, которые не имеют звания Праведника, стали известны нам в ходе работы над книгой. К сожалению, сейчас уже почти невозможно восстановить все имена и обстоятельства, разыскать документы, свидетелей событий для полного документирования этих историй. В рассказах очевидцев возможны неточности, но все же мы считаем очень важным этот материал, показывающий, что число активно помогавших попавшим в беду евреям было значительно больше официальных цифр.

224

Кузьменко Елизавета Михайловна, семья Божелко, Могилев Спасена: Крюк Элла Мать Эллы Митрофановны Благодаровой, Соркина Рэвма Ильинична, была еврейкой, а отец, Крюк Митрофан Ананьевич — белорус. До войны они жили в Могилеве. В 1941 г., находясь в служебной командировке в Барановичах, отец заболел. Там и застала их война. Вспоминает Элла Митрофановна: «Возвращались мы в Могилев уже во время военных действий. Немцы постоянно бомбили дороги, и мы вынуждены были останавливаться и прятаться в кюветах. Родители добрались до Могилева, когда он был уже оккупирован немцами. С этого времени до конца 1941 г. они скитались по разным квартирам, жили и в домах оставшихся в городе знакомых, и в пустых квартирах. Отцу удалось достать новые документы для мамы. Но в конце 1941 или начале 1942 г. мама была арестована по доносу и погибла в концлагере в районе Заднепровья вместе с другими узниками. После ее ареста в квартире была устроена засада, чтобы арестовать отца и дочь, но нас предупредили. Мы ушли в деревню, и некоторое время жили в семье Божелко Василия. Долго там оставаться было опасно. Вновь вернулись в Могилев, опять скрывались у разных людей. Помню фамилию только одной из семей — Заповырины. Долго ни у кого не могли оставаться. Никто не хотел подвергать свою жизнь опасности. В своих скитаниях отец встретил Елизавету Михайловну Кузьменко, украинку по национальности, которая приехала в Могилев незадолго до войны со своей дочкой Ларисой. Она не побоялась приютить больного мужчину и выдала меня за свою дочь. Соседи узнали о судьбе семьи и грозились донести. Пришлось вновь сменить место жительства. Эта история потом еще повторялась. Вчетвером ушли в Дашковку, потом в деревню Белевичи и жили там до тех пор, пока отец полностью не поправился и ушел в партизанский отряд. Я вместе со своей спасительницей и ее дочкой жила в деревне Угол до конца войны. Она вручную шила для крестьян, это давало нам возможность прокормиться. Я до конца жизни буду благодарна моей второй маме и спасительнице» (по воспоминаниям Благодаровой Эллы Митрофановны (р. 1936)). Усова Казимира Ивановна, Могилев Спасена: девочка Фира (фамилия неизвестна) Полячке Казимире Ивановне Усовой к началу войны было чуть больше 30 лет. Она работала продавщицей мороженого на Советской площади. Муж в самом начале войны ушел на фронт, и женщина осталась одна с двумя маленькими детьми 1934 и 1937 г.р. Когда немцы выселили из дома, жили в Полыковичах, затем в доме доктора Санд-

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

лера. Днем прятались в погребе. Чтобы заработать, женщина немного приторговывала сахарином. Детей Казимира определила в школу № 9. Уже через неделю после начала занятий директор предупредил женщину, чтобы она не приводила детей, потому что немцы будут у них брать кровь. На Пионерской улице, за кинотеатром «Родина», в доме напротив онкологической больницы во время войны немцы организовали детский дом для сирот, беспризорных и просто детей, которых родителям нечем было кормить. Казимира Ивановна своих малышей отводила туда утром, а вечером забирала. Вспоминает дочь Усовой, Тамара Панкратьевна Акинчец: «Однажды ночью к маме с плачем пришла женщина. Они были знакомы. «Катенька, милая, я слышала, что твои дети ходят в какое-то заведение, определи туда мою Фиру». Она привела свою дочку. Маленькой светловолосой кучерявой Фирочке было года 3—4. Она совсем не была похожа на еврейку. Мама назавтра договорилась с кем-то из знакомых и отвела Фиру вместе с нами в детдом. Через некоторое время в детдом приехали немцы с переводчиком. Воспитательница выстроила всех детей в ряд: «Юдэ — сюда, русиш — туда!» Фира осталась с детьми Казимиры. Вечером того же дня прибежала мать Фиры и сказала, что ее Фирочку расстреляли. Казимира ее успокаивала, говорила, что дочь жива, но та женщина все не верила. Тогда на следующий день она просила детей все время играть с Фирой на подоконнике, чтобы из окна мать ее смогла увидеть. Вечером та женщина опять постучалась в окно. Она благодарила Казимиру, целовала, плакала, говорила: «Если умру, я, Катенька, с того света буду тебе помогать». Больше женщина не приходила никогда». После войны Фирин отец нашел девочку и очень благодарил Усову за то, что помогла ее спасти (из воспоминаний Акинчец Тамары Панкратьевны (р. 1934)). Поддубские Ксения и Филипп, Могилев Спасен: Кацман Мойша «Мойше Кацману исполнилось одиннадцать лет, когда фашистские танки ворвались в Могилев. Вскоре всех евреев согнали в гетто. Отец был в армии. На глазах мальчика убили его мать Розу. Затем пули гитлеровца поразили и сына... Очнулся Мойша в полутемной комнатушке. Здесь жили Ксения и Филипп Поддубские. Когда стемнело, они пошли туда, где производился расстрел. В луже крови увидели мальчика, который еще дышал. С риском для жизни они спасли его. Так Мойша Кацман стал Мишей Поддубским. Когда ребенок выздоровел, его переправили в партизанский отряд «За Родину», бази-

ровавшийся в лесах близ Могилева. Он стал связным у Кузьмы Федоровича Михеева, ведавшего разведкой и отправкой раненых бойцов. Сначала Миша ухаживал за ранеными, помогал их транспортировать. Освоившись, научился добывать сведения о расположении вражеских штабов, количестве военной техники, данные о полицейских — приспешниках гитлеровцев. Когда мальчишку-попрошайку в заплатанной одежде с сумой за плечами обыскивали, то находили 2—3 картошки и огрызки сухарей. В 1944 г. советские войска освободили район действия отряда «За Родину». Тогда юному бойцу вручили Знак партизана Белоруссии. Впоследствии инженер-строитель Михаил Поддубский проживал в Днепропетровске» (цитируется по: Кацнельсон Илья. Мальчик Мойша из Могилева // Днепропетровская еврейская газета «Шабат шалом».  — 2002. — № 10). Рыбянкова Вера Ивановна, деревня Лешч-Гута, Краснопольский район Спасены: Плутес Алла с братом Семен Абрамович Плутес, 1908 г.р., был евреем, его жена, Анна Михайловна Вико, белоруска. Перед войной они окончили медицинский институт и работали в одном из районных фельдшерско-акушерских пунктов. Плутеса в начале войны призвали на фронт, а Анна Михайловна оказалась с трехлетним сыном в 13-й партизанской бригаде, которой командовал Сергей Акимович Мазуров. В январе 1942 г. прямо в партизанском окопе у нее родилась дочь. Командование отряда решило спрятать детей в деревне Лешч-Гута Краснопольского района у надежного человека, не раз уже помогавшего партизанам, — Веры Ивановны Рыбянковой. Вспоминает дочь Семена Плутеса Алла Семеновна Ильина: «Эта женщина стала для нас матерью. Растили нас «всем миром». Кто одежду принесет, кто еду. Особенно помогали соседи Гуцановичи, где тоже было двое маленьких детей — дочки Нина и Аня. Вера Ивановна знала, чем она рискует. Она выдавала малышей за своих племянников, но многие соседи если не знали, то догадывались, что это не так, но никто не выдал детей. Находясь в партизанском отряде, мама видела детей только один раз. Отец всю войну был военврачом в санитарном поезде, награжден многими орденами и медалями» (из воспоминаний Ильиной Аллы Семеновны (р. 1942)). Белявская Люся, Астапенко Мария Ивановна, Могилев Спасена: Гельфер Феня Давыдовна «Я с семьей жила до войны в Могилеве. Наша семья не эвакуировалась потому, что бабушка Хэся утверждала: «Мы пережили немецкую оккупацию

225

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Феня Давыдовна Гельфер. Фото Моше Цивина, Израиль

в 1918 году, переживем и сейчас». Так утверждало немало пожилых евреев Могилева. В принципе, и мы могли бы эвакуироваться. Я и сестра уже были достаточно взрослыми. Но бабушку ослушаться мы не могли. Ее слово для нас было законом. И в результате все оставшиеся в Могилеве родственники, кроме меня и сестры, погибли. Когда фашисты пришли в город, всех евреев согнали в гетто. Гетто в Могилеве не было огорожено. Оно находилось в глубоком овраге, по обе стороны реки Дубровенки, недалеко от Быховского базара, на который с центра города спускались по длинной деревянной лестнице, вблизи Днепра. Нас с бабушкой и другие еврейские семьи, в основном женщин, стариков и детей, поселили в двухэтажное деревянное небольшое здание, в котором до войны размещалась сберкасса. Набились мы как селедки в бочку. Одним словом — кошмар. Однажды осенью 1941 г. услышали собачий лай. Пришли фашисты. Скомандовали, конечно, по-немецки: «Выходи! Выходи! Выходи!» Убежать нельзя было, так как прямо под окном текла река Дубровенка. В этом месте она была глубоковата, да и холодно было. Либо прыгай в воду, либо подчиняйся. Что могли мы сделать? Я схватила пальто, мама тоже — и мы вышли на улицу. Когда нас гнали колонной на смерть, попыталась убежать. Но меня задержал полицейский. Я объяснила, что в колонну попала по ошибке, так как я не еврейка, и показала свидетельство о рождении на имя Лельки Белоусовой. Помогло и то, что у меня были светлые волосы, и я разговаривала с белорусским акцентом, так как училась в белорусской школе и среди моих друзей было немало

226

белорусов. Хотя в городе жило много евреев, но все же большинство составляли белорусы и поляки. Свидетельство о рождении как нееврейки мне удалось раздобыть еще до того, как мы очутились в гетто. Там, где мы жили, был большой двор. Недалеко была Успенская церковь. И мы, дети — евреи, белорусы, русские, поляки — играли вместе. Мне было 15 лет. Я была активной, почти взрослой девочкой. Выступала по спортивной гимнастике, танцевала в Доме пионеров и Доме Красной Армии. Одна из моих подруг того времени, Леля Белоусова, жила напротив нас. Мы вместе ходили в школу. У меня была еще одна подруга-белоруска Лелька Вербицкая (она рано вышла замуж, лет в восемнадцать, и эвакуировалась с семьей), а у нее была двоюродная сестра Люся Белявская. Так вот, Люся Белявская мне сказала: «Ты не похожа на еврейку. У тебя нет еврейского акцента. Давай попробуем затребовать из архива свидетельство о рождении на имя Лельки Вербицкой. Ты с ней одного года рождения. Ты знаешь ее биографию. И ты сумеешь доказать, что Лелька — это ты. Ведь ее нет в Могилеве, она в эвакуации. Получив ее свидетельство о рождении, ты сумеешь уйти из Могилева и останешься живой. Тем более, как я знаю, архив в Могилеве сохранился. Пойдем в ЗАГС, я буду свидетельницей. Скажем, что твой дом сгорел. И тебе дадут дубликат свидетельства о рождении. Ведь без такого документа нельзя и шагу ступить». Люся сказала, что в ЗАГСе работают какие-то деревенские девки, и они меня не узнают. Повязала на моей голове платочек, у меня были косы, подобрала старенькое платье, и мы пошли добывать свидетельство о рождении. Люся говорила обо мне убедительно. Я ответила на все вопросы, в том числе и о «родителях», и получила свидетельство на имя Лели Вербицкой. Мы выбежали, как ошпаренные. На нашей улице жила также семья Астапенко: медсестра Мария Ивановна и известный хирург Илья Иванович. Наша семья с ними очень дружила. Мария Ивановна тоже приняла участие в спасении моей жизни. Она меня спрятала, помогала, как могла, после моего бегства из гетто, но долго держать меня в своем доме не рискнула. Ее соседом был Струмович, который служил в полиции и все время интересовался теми, кто бывал у Марии Ивановны. Я поняла, несмотря на малый возраст, что могу их подвести, так как они рискуют своей жизнью. И решила от них уйти. Было это летом 1942 г. Так начались мои скитания по территории Белоруссии. Мария Ивановна посоветовала мне идти по деревням, не задерживаясь подолгу в каждой. Говорить, что я из детдома, который действительно был на нашей улице и сгорел, а родителей не помню. Так я и сделала. Мама была еще жива, когда я получила свидетельство о рождении на имя белоруски. Узнав об этом, она успокоилась» (рассказ Гельфер Фени Давыдовны (р. 1926) записал Моше Цивин).

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Лиза Сандлер. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

Соня Сандлер. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

Семья Короленко и другие Спасены: Сандлер Лиза (р. 1923) и Соня (р. 1925) «Иосифа Сандлера, его жену и младшую дочь Фаину расстреляли, а трое старших детей убежали, спрятались за деревьями и наблюдали за этой страшной картиной. Лизу Сандлер спасла белорусская женщина Маруся, которая полгода прятала ее в своем доме в Среднем переулке на Луполово, потом сделала паспорт на имя Новиковой Лизы. С этим паспортом девушка спаслась. Ее сестру Соню спасали многие. Она оказалась в детском доме, где заведующей была Юзефа Иосифовна Куявская, которая помогла ей скрыться. Она ночью побежала в свой колхоз «Колос». Там жила знакомая семья учителей Короленко. Они ей дали адрес своих родителей в Гомеле. Она добиралась пешком. Иногда ее подвозили. Однажды ее подвез старик. Она задремала и со сна говорила на еврейском языке. Он ей сказал: «Деточка, не спи, а то тебя немцы расстреляют». Она добралась до Гомеля и жила у родителей Короленко» (по воспоминаниям Соловьевой (Думчиной) Баси и Ремез Баси Завельевны (р. 1922)).

Яков Шмидт. Его родители были в гетто, а он скрылся и ночевал в разрушенных домах, питаясь от случая к случаю. Затем его приютила семья будущего секретаря Могилевского подпольного горкома ЛКСМБ Сергея Соболевского. В период оккупации С.С. Соболевский руководил подпольной группой на фабрике искусственного волокна. Он и привлек к подпольной работе Шмидта, которого знал еще до войны. По свидетельству С.С. Соболевского, подпольщики стали выпускать сводки Совинформбюро и листовки тиражами по 80—100 экземпляров. Их неутомимо печатали Яков Шмидт и сестра Сергея — Мария Соболевская. Когда в ноябре 1941 г. в Могилеве начались повальные обыски и проверки документов, Сергей Соболевский достал свой паспорт и сорвал фотокарточку. На ее место он приклеил фото Яши Шмидта. 12 декабря 1941 г. С.С. Соболевский был арестован. В тюрьме он узнал, что Яков Шмидт был выдан предателем, а по паспорту арестовали и Соболевского. Несмотря на пытки, Яков Шмидт не выдал человека, отдавшего ему свой паспорт. 25 декабря 1942 г., на Рождество, с помощью подпольщика Варчука Сергей Соболевский бежал из тюрьмы. Дальнейшая судьба Якова Шмидта, к сожалению, неизвестна. Скорее всего, он погиб в застенках гестапо» (Иоффе Э.Г. Белорусские евреи. Трагедия и героизм: 1941—1945. — Мн., 2003. — 358 с.; Солдатами были все. — Мн.: Беларусь, 1972. — С. 469—471, 476—478).

Соболевские Сергей и Мария, Могилев Спасен: Шмидт Яков «Одним из самых активных участников комсомольско-молодежного подполья Могилева был

227

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

родную сестру и оттуда пришла пешком. Так эта семья оказалась вместе. Они пережили всю войну на хуторке. Никто не выдал. Мы вернулись в Могилев в сентябре, в пору «золотой осени». Мама обошла школу № 3 и нашла несколько русских паспортов девочек и мальчиков. Мама знала, как относились немцы к евреям. Несколько раз прибегала к нам девочка Бада Юдина, наверное, сбежала из гетто или пряталась во время облав. Бада была выпускницей 1941 г., отличницей. Мама прятала ее в шкаф. Это было, кажется, в октябре. Мама дала ей документы, найденные в школе, объяснила, как уйти из города. Она сказала, чтобы Бада надела платок и шла по Сухаревскому тракту в деревню Заложье, а потом в Рославль в Россию. Так Бада Юдина спаслась. Потом приходила Циля Рубина. Что стало с Цилей, я не знаю. Были и другие девочки, например, Соня Лазаревна Козлова» (по воспоминаниям Лихуновой Риммы Евгеньевны (р. 1924)).

Надежда Александровна Кудрявцева до войны преподавала русский язык и литературу в школе № 3 Фото из семейного архива Лихуновой Р.Е.

Кудрявцева Надежда Александровна, Могилев Спасена: Кудрявцева Елена Марковна и другие «Наша семья до войны жила в доме для учителей во дворе школы № 3. Моя мама, Надежда Александровна Кудрявцева, была преподавательницей русского языка и литературы еврейской школы № 3. Во дворе школы, там, где теперь новое здание, стояло 4 старинных деревянных здания. Там жили учителя. Когда началась война, мне было 17 лет, а брату — 14. На второй день войны мы с мамой, братом, маминой сестрой с двумя детьми ушли из города. Мужчины уже ушли в военкомат. Летали самолеты-разведчики. Мы пошли по Сухаревскому тракту. Очень бомбили на реке Проне. Переночевали в деревне Заложье у маминых родственников. Недели 3—4 прожили на хуторе в Сусловке Дрибинского района у дяди Гавриила. Шел фронт. Это было очень страшно. Летели самолеты. По полям бежали бывшие в окружении солдаты, потом по шоссе поехали мотоциклисты. Как-то просыпаемся — стоит мой дядя Петя Кудрявцев с двумя маленькими дочками на руках 3,5 и 1,5 лет. Он работал директором школы в Россонах. Их начали бомбить, и он подхватил дочек и, как был, даже не переодевшись, пришел в Сусловку. Жена его Елена Марковна, еврейка, уехала перед войной в Смоленск хоронить свою

228

Дубовская Мария, деревня Борисковичи, Шкловский район Спасена: Альтшулер Клара Захаровна «После расстрела всех шкловских евреев мы с мамой ушли в деревню Ганцевичи. Одна женщина взяла нас к себе. Мы жили на «погребне», прятались в соломе. Ночью мама, она была швеей, строчила на хозяйской швейной машинке для приютившей нас женщины. Как-то мама пошла просить хлеба. По дороге как раз ехали полицаи, и они ее убили, а бродячие собаки ели ее тело. Я ждала-ждала маму на этой погребне. Потом при-

Клара Захаровна Альтшулер и сейчас живет в Шклове

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

шел кто-то знакомый и рассказал, что ее убили. Хозяйка меня выгнала, ведь я же не могла для нее шить. Я стала ходить под окнами, стучать, просить поесть, пустить погреться, но меня обзывали жидовкой, прогоняли, били и кулаками, и палками. Ноги и руки были обморожены. За домом был разбитый сарай. Дети узнали, что я там ночую, и бросали в меня камни, обзывали, издевались. Так прошла зима. Уже спустя несколько лет после войны на танцах в парке подошел ко мне моряк, на несколько лет меня старше, и говорит: «Вы меня не знаете, а я вас помню. У вас были длинные косы. Мы с мамой их обрезали». Они меня помыли в бане, постригли под машинку волосы со вшами и опять отправили на улицу. Эти люди меня подкармливали, но оставить у себя не могли, боялись. Как-то весной 1942 г. я сидела на завалинке какого-то дома, опухшая от голода. До этого я стояла у дороги и просила хлеба у проезжающих. В этот дом пришла старуха. Она спросила у хозяев, про меня. «А, это жидовка, матку ее убили, а ей некуда деться», — ответили ей. Старуха взяла меня за руку и сказала: «Пошли, девочка, за мной». Она забрала меня к себе домой в Борисковичи. У нее я прожила два года под именем Клавы Дубовской. У Марии Дубовской было три сына. Один пошел на фронт и умер от ран, второй стал полицаем, а третий — просто дома сидел. Женщина была доброй, но алкоголичкой, очень пила. Муж ее тоже пил. Сыновья плохо относились к тому, что мать держит в доме еврейку. Они били, истязали мать. Особенно тот сын, который сидел дома. Он и меня бил и издевался надо мной. Напачкает на пол и заставляет слизывать языком грязь. Заставлял курить, самогон вливал. Выгоняли меня, но идти было некуда. Я сидела возле дома, а Мария меня потом забирала. Полицай относился ко мне нейтрально. Он не одобрял мать, но предупреждал ее, когда немцы приедут с облавой, чтобы я могла спрятаться. Со мной он не говорил вообще. Все соседи знали, что старуха прячет еврейку, никто не помогал, но никто и не донес. Мне завязали голову, и я варила, полы мыла даже когда к хозяйке приезжали немцы. В партизанах была тетя, папина сестра Татьяна Наумовна Альтшулер (Кушилина) из Шклова. Она как-то узнала, где я нахожусь. Однажды ночью приехали за мной партизаны, но я от них убежала, боялась, что это немцы. Когда Шклов освободили, сына-полицая посадили, а я через день по 10 км ходила пешком, чтобы отнести ему передачу. Босая, в длинном платье. С собой мне давали кусочек хлеба и бутылочку молока. Однажды меня увидела Маня, продавщица магазина на окраине Шклова, которая знала нашу семью. Она стала спрашивать, кто я и откуда. Я ответила, что меня зовут Клава Дубовская, а женщина говорит: «Нет, тебя зовут Клара Альтшулер». Как я испугалась! Я бегом

Юзефа Иосифовна Куявская, воспитатель детского дома Фото 1943 г.

бежала домой. «Бабушка, меня теперь убьют». Война уже кончилась, и немцев не было, но я так была напугана. В 1944 г. приехал мой папа. Ему дали 10 дней отпуска, чтобы разыскать семью. И в первый же день встретил он Маню из магазина, которая сказала, что сегодня видела его дочь. Они поехали меня искать. А я возвращаюсь домой с дровами, как раз отец с Маней на лошади едут. А он в пилотке, в военной форме. Откуда я знаю, что это отец? Пока разобрались, ночь прошла. Сдали меня в детдом в Шклов, потом в Белыничи. Из детдома меня забрали папины сестры, мои тети, которые были в эвакуации в Башкирии. Отца демобилизовали только в начале 1946 г. Мы стали жить вместе. Марию мы забрали к себе. Муж ее умер. Она до конца жизни жила с нами. Так и продолжала пить. Похоронили ее потом в Борисковичах. Когда был суд над сыном-полицаем, я давала показания, что он меня спасал, и его не осудили, а послали в армию. Второй сын куда-то съехал. Я не рассказывала папе, как он надо мной издевался, не хотела его расстраивать» (по воспоминаниям Альтшулер Клары Захаровны (р. 1934)). Куявская Юзефа Иосифовна, Хохрякова Анна Дмитриевна — воспитатели детского дома, Могилев Спасены: Эйдельнант Гита, Соморева Зина, Симоновский Леонид, возможно, и другие

229

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Имя Юзефы Иосифовны Куявской, бывшей учительницы биологии школы № 8, встречается в воспоминаниях и архивных материалах, связанных со спасением Гиты Эйдельнант, Зины Соморевой и Леонида Симоновского, которым она помогла поменять имена или документы. ЛярскиЕ Алексей Архипович и Петр Алексеевич, поселок Ленино в деревне Ременька, Чаусский район Спасен: неизвестный еврей из Чаус «Осенью 1941 г. в деревне Ременька (поселок Ленино) в доме Лярских появился еврей с большой рыжей бородой, который выдавал себя за цыгана. Фамилию я его не знаю, но определенно, что ее знали родители, и, скорей всего, с моим отцом, Алексеем Архиповичем Лярским, который работал в Чаусах участковым фельдшером, они были хорошо знакомы. Он, скорей всего, тоже выходил из окружения и избежал плена. По-видимому, у него были родственники в Чаусах, но там скрываться было опасно, и он пришел к нам в деревню. Помню его очень тяжелое психическое состояние, да и не мудрено… Прятался он в «осети» — такое специальное сооружение внутри гумна для сушки снопов ржи, ячменя, пшеницы… Внизу располагалась топка, а вверху специальное сооружение для снопов. Частенько и я к нему перебирался, когда становилось тревожно. У нас в поселке немцев не было, но в деревне немцы стояли. Мои родители и тетка, которая жила с нами, были удивительно добрыми людьми. У них даже мысли не возникло, как можно его не принять — он был такой же, как и я. И из жителей поселка, которые все прекрасно видели, никто его тоже не выдал. Сколько он прожил у нас, точно не помню, скорей всего ушел уже в начале 1942 г. Больше его с тех пор никто не видел» (по воспоминаниям Лярского Петра Алексеевича (р. 1917)). Мироновы Надежда и Евдокия, Ефимов Иван, местечко Блиунг, Климовичский район Спасена: Школьникова Раиса Залмановна «Семья наша состояла из следующих лиц: отец Залман Исакович Школьников, мать — Анна Евелевна…, брат Исак Залманович Школьников, 1924 г.р., и сестра Раиса Залмановна Школьникова, 1931 г.р. Отец работал кузнецом... Я находился на военной службе. Отца, мать, брата Исака расстреляли немцы. В живых осталась только сестра Раиса. О судьбе, скитаниях и гибели родителей и брата сестра рассказала следующее: Великая Отечественная война застала семью Школьниковых в деревне Михалин. В конце октяб-

230

Петр Алексеевич Лярский, студент могилевского пединститута. Фото 1937 г. из семейного архива Лярского П.А.

ря — начале ноября, когда немцы и их пособники начали расстреливать евреев, мой брат Исак и сестра Раиса убежали в д. Блиунг и там проживали у Евдокии Попковой. Днем они прятались в лесу или сараях, а на ночь приходили к ней в хату... Вскоре к Попковой зашел староста деревни. Он сказал, чтобы она выгнала жиденят или сама заявила о них немцам. Пригрозил, что за укрывательство ее могут повесить, а его расстрелять как старосту за укрывательство жиденят... Староста распорядился, чтобы жиденят отправили в деревню Карпачи, где проживали еврейские семьи... Когда немцы начали расстреливать евреев в деревне Карпачи, Иван Ефимов отвел Раису в сторону и сказал, чтобы она шла по большаку в сторону поселка Крестовского. Обещал, что догонит ее и подвезет. Она не хотела одна уходить. Пыталась пройти к брату и остаться с ним. Но он убедил или угрозами заставил ее пойти в сторону поселка. Иван Ефимов действительно догнал ее и дорогой объяснил, чтобы она выдавала себя за его дочь от первой жены, умершей при родах. Говорила, что о матери ничего не помнит, а все время жила с отцом. Ефимов привез ее к своей теще. Там была и его жена Надежда Миронова, учительница. Его жена и теща согласились признать мою сестру Раису за падчерицу и внучку. Через некоторое время Иван Ефимов перевез Раису к своей матери в г. Климовичи, и та согласилась принять ее как внучку. В семье все относились к ней хорошо, как

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

к члену семьи. Иван Ефимов получил документы, в которых была вписана и Раиса... Немцам кто-то сообщил, что Ефимов скрывает еврейку. В связи с этим Раису арестовали, отвезли в тюрьму и там допрашивали. Она сказала, что является дочерью Ефимова от первой жены… Ей поверили и отпустили… Так Евдокия Попкова и Иван Ефимов спасли жизнь моей сестре Раисе... Мы знаем, что, спасая Раису, они рисковали жизнью своей и своих семей. Мы будем вечно помнить их и благодарить за их подвиг и хотим, чтобы о подвиге Попковой Е.Г. и Ефимова И. знали их родные, близкие и все люди» (из воспоминаний Школьникова Михаила Залмановича (по паспорту Семеновича) и Школьниковой Фиры Марковны; Память. Климовичский район. — Мн.: Университетское, 1995. — С. 388—389).

сить Клечикова, чтобы не выдавал их. Когда он приехал в третий раз без немцев, они вышли все, расплакались и попросили помочь им. Клечиков посоветовал оставаться в сене, а вечером прийти к нему. Они так и сделали. Жена Клечикова переодела их в самотканую деревенскую одежду, накормила, а Клечиков отвел их в лес и рассказал, куда им идти. Они пошли на огонек в окнах. Зашли в хату. Хозяйка расспросила их: кто они, откуда и куда идут, как попали к ней. Пожалуй, андараки и вышитые самотканые кофты не помешали хозяйке догадаться, кто они и почему оказались в ее хате. Они ей признались во всем. Она накормила их. Дала им хлеба и сказала, куда идти. Посоветовала дать хлеба собаке, чтобы пропустила их. Так они и сделали. Прошли по дорожке и оказались в бане, где было несколько человек. Там были и русские, и белорусы, и их отец Суперфин Айзик. Он знаком, прикрыв пальцами рот, дал им знать, чтобы молчали, они делали вид, что не знакомы. Пробыв ночь в бане, они пошли в разные стороны. Так одна (Бася) оказалась в Костюковичах. Оттуда ее в числе других местных жителей отправили в Германию. Она работала у бауэра. Ухаживала за скотом. Была довольна, что осталась жива, было вдоволь картошки и обрата, а иногда и цельного молока. Словом, не голодала... Когда хозяева собрались эвакуироваться, Бася сказала, что будет охранять их хозяйство, и осталась. Как только их селение было освобождено, она... выехала на родину. В Милославичи вернулся ее отец. Оказалось, что после памятной встречи в июне он попал в партизанский отряд. Там ему

Клечиков Яков, Зеленков, Климовичский район Спасены: Суперфин Айзик, его дочь Бася «До Великой Отечественной войны я с родителями проживала в деревне Милославичи Климовичского района. Там в 1941 г. окончила 10 классов Милославичской средней школы... После возвращения из эвакуации из рассказов местных жителей и оставшихся в живых евреев я узнала, что евреи были расстреляны в саду возле школы. На месте их расстрела стоит памятник... Из рассказов о судьбах евреев в период оккупации меня взволновала судьба семьи Суперфина Айзика, его трех дочерей и сына, особенно дочери Баси, поэтому я хочу рассказать об этом. Когда стало известно, что немцы расстреливают всех евреев, независимо от того, как они относятся к власти немецких оккупантов, только за то, что они евреи, в семье Суперфина решили прятаться всем отдельно. Так, считали они, больше шансов остаться хоть кому-то в живых. Дочери прятались в дядином сарае, в сене. Немцы заставили местного жителя Клечикова Якова возить из этого сарая сено для лошадей германской воинской части. Когда он набрал два воза сена, девочки поняли, что Клечиков Яков обнаружит их, исПамятный знак на месте расстрела евреев деревни Милославичи пугались. Решали, кому осенью 1941 г. вылезти первой и попро-

231

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

не доверяли. Подозревали, что немцы прислали его как шпиона. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не встреча с Зеленковым. До войны они знали друг друга. Зеленков работал лесником или лесничим, точно не знаю. В партизанском отряде ему доверяли... Зеленков поручился за него. Так Суперфин остался в партизанском отряде, а через некоторое время был переправлен в Москву. Там проживал у своей сестры. Конечно, приятной и радостной была встреча. Ведь вдвоем остались из семьи... Понимаю, что не только Клечиков Яков и Зеленков помогали Басе и ее отцу выжить, остаться в живых. Им помогали и другие люди. И за это они заслуживают благодарности и доброй памяти. Поэтому и рассказала об этом» (по материалам архива Климовичского краеведческого музея, из воспоминаний Школьниковой Фиры Марковны).

Мария Адинец (Ладнова) и Нелли Домациевская. Быхов

Домациевская Нелли, Быхов Спасена: Адинец Мария (Маня) «Во время войны из семьи моей тети спаслась только одна ее дочь — моя двоюродная сестра Маня Адинец, 1925 г.р. Ее мать Фрейда была еврейкой, отец, Степан Данилович Адинец — русским. В начале войны они не эвакуировались. Когда всех евреев забирали в гетто, Степан свою жену и детей спрятал в доме. На квартире у них жил немец. Он знал о том, что там скрывается еврейская женщина с тремя детьми, даже помогал их прятать. Когда дома были только немецкие квартиранты, женщина выходила из укрытия, накрывала на стол, готовила для них. Однако кто-то из соседей или полицейских все же их выследил и донес. Где-то в 1942 г. немцы окружили дом и всех задержали. Фрейду с детьми, Перной, Вовой и Аней, погрузили в машину. Отца немцы отпускали, крикнули: «Уходи, Швайн!» Но сын позвал его: «Папа!» И папа не выдержал, пошел в машину вместе с семьей на расстрел. 15-летняя Маня тогда дома не была. Ее подруга предупредила, что дома у них засада. Маня побежала к соседям — своей ровеснице Нелли Домациевской и ее матери, которые спрятали ее у себя. (Сейчас там живет ее дочка, послевоенная). Она жила у них 10 дней, а потом ушла из города в деревню. Она ходила из деревни в деревню, пока не нашла партизан. Однако без проверки в отряд не брали, и Мане пришлось некоторое время жить в деревне, хотя это было очень опасно. Внешностью девочка походила на отца, признать в ней еврейку было сложно. Однако как-то в дом, где жила Маня, зашел местный полицейский и сказал, глядя на нее: «Смотри-ка, всех евреев уже расстреляли, а одна еврейка еще жива!» Он не выдал ее, но попросил связать с партизанами. Партизаны

232

приказали девочке скрывать свою связь с ними, а полицейскому предложить собирать оружие для них. Какое-то время он приносил ей оружие и боеприпасы, а затем на одном из заданий его убили. Маня так и не узнала, был ли этот полицейский провокатором или он на самом деле хотел уйти в партизанский отряд. Затем Маня ушла к партизанам, воевала, после войны Мария Ладнова (Адинец) жила в Быхове, работала в торговле, заведующей столовой» (из воспоминаний Рудаковой Мили Александровны (р. 1926)).

Неизвестные спасители ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Карабановой Веры Мироновны (р. 1930) «Бэрка Милевич работал в Никольске кузнецом. Когда в начале войны сгорел Дрибин, он переехал с женой и пятью детьми (три сына, две дочери) и внуком в Никольск. Старшая дочь уже была замужем и имела маленького ребенка. Ее муж был русским, служил лейтенантом Красной Армии. Местного старика, бывшего лесника, подрядили отвезти семью в гетто в Дрибин. Они доехали до леса. Старик достал веревку и сказал Бэрке, чтобы его связали и ушли лесом в Брянские леса. Он рассказал, как надо идти, чтобы перейти линию фронта. Вся семья осталась в живых».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зеликова Давида Абрамовича (р. 1925) и Зеликовой Зинаиды Зеликовны (1925—2009) «Когда мама, Крейна Зеликова, узнала, что немцы захватили Могилев, она не выдержала и

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

бросилась с детьми пешком за 20 километров назад в город. Тут же попали они в гетто, которое немцы устроили на Дубровенке. Отца же забрали в концлагерь, который находился на месте нынешнего завода «Строммашина». В один из дней им сообщили, что они должны взять только самое необходимое и ценное, и стали загружать в машины. Мама сказала дочке, 13-летней Басе: «Ты беленькая, голубоглазая, может быть, тебе удастся убежать, ты выживешь». Дала ей маленький узелок с вещами, и та смогла спрятаться. По ее словам, когда машины тронулись, она выскочила и пыталась их догнать. Но к счастью, как и ожидала мама, ее приняли за русскую и с криками «Zuruk!» отогнали от машин. Куда деваться маленькой девочке одной? Естественно, она пошла к дому, где они жили. В квартире уже никого не было. Пошла к соседке. Та испугалась и просила ее уйти, иначе может погибнуть вся ее семья. Тогда Бася отправилась снова в деревню Махово. Там ее, естественно, узнали, но тоже очень испугались. Дали ей поесть, кто картошку, кто хлеб. И девочка пошла назад в Могилев. Когда она пришла на Луполово, она спросила у незнакомой женщины: — Тетенька, а далеко ли еще до Могилева? — А зачем тебе туда? — У меня в Могилеве родственники живут. Девочка рассказала, что она идет с запада Белоруссии, представилась Лидой Ивановой. Женщина все же, по-видимому, поняла, что перед ней стоит еврейская девочка, но, тем не менее, предложила переночевать у нее, а завтра утром уже сходить в город и все выяснить. Так Бася и осталась в ее доме. Жизнь, конечно, была у нее несладкая, но относились к ней хорошо, считали русской и даже сделали документы и метрики за шматок сала на имя Лидии Григорьевны Ивановой. Эта женщина стала ей второй матерью. Когда город освободили, она нарядила ее в хорошее платье и сказала: «Лидочка! Ты молодая. Тебе надо учиться». Передала ее в детской дом, а по выходным забирала к себе домой. Был еще такой случай. Бася дружила с дочкой полицая. Эта подружка как-то стащила у отца какую-то сумму денег. Купили они на эти деньги сахарин. Обвинили в воровстве сестру и в полиции иссекли ей всю спину. Бася как-то провела меня к ней в дом. Я плакал, благодарил ее за спасение сестры. К своему стыду, не помню, как ее зовут и где она жила. Я все время помнил о ней и очень хотел встретиться снова. Но так получилось, что больше нам с ней свидеться не пришлось. В какой-то степени это связано еще и с тем, что наши отношения с сестрой так толком и не смогли сложиться. Она закончила педучилище, вышла замуж за белоруса и где-то в 1952 г. уехала в Мурманск. После всех тех военных переживаний

Давид и Бася Зеликовы. Довоенное фото из семейного архива Зеликова Д.А.

стала очень бояться своей национальности, что кто-нибудь заметит в ней еврейские черты и скажет, что она еврейка. Поэтому она так и осталась Лидой Ивановой. Даже когда приезжала из Мурманска в Могилев погостить к родителям мужа, то мы с ней почти не общались. Я так понял, что муж тоже не знал ее историю, а она очень боялась, что он узнает ее национальность, т. к. он был большим антисемитом. Естественно, меня она своим новым родственникам так и не представила». Вероятно, женщиной, которая спасла Басю Зеликову, была подпольщица Прасковья Яковлевна Попель (по мужу Лусто). По воспоминаниям К.Ю. Мэттэ, эта женщина, муж которой был на фронте, с риском для себя и жизни своих детей (2-х и 4-х лет) скрывала в доме от расстрела фашистами не только Басю, но и в течение года еврейскую девочку Фрейгу. Прасковья Яковлевна активно участвовала в подпольной борьбе с фашистами: в течение года ей удалось добыть в полиции и передать после освобождения Могилева советским органам книгу допросов арестованных с пометками «расстрелян», «вывезен в Германию» и другими. В результате агитационной работы, проведенной Прасковьей Яковлевной Попель, ее сестрой Еленой Яковлевной Попель, Марией Ивановной Азаренок, летом 1943 г. 15 полицейских с оружием в руках перешли к партизанам. (Мэттэ К.Ю. Верность. — Мн.: Беларусь, 1989. — С. 91).

233

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Тюльманкова Николая Васильевича (р. 1910) «Мою жену звали Софья Соломоновна Шейнина. Познакомились мы в 1930 году. Софа тогда преподавала химию в школе и подрабатывала в ФЗО. Там же мы руководили художественной самодеятельностью. Мне было тогда 20 лет, ей — 25. Для нас совершенно не имело значения, что она еврейка, а я русский. Я ее полюбил, она меня. Отец Софьи Шолом или Соломон Шейнин был типичным верующим местечковым евреем из деревни Самотевичи Костюковичского района. Ходил регулярно в синагогу, соблюдал все религиозные традиции, всегда носил кипу. Он был в свое время довольно зажиточным, имел пополам с братом мельницу. Когда мельницу забрали, отец переехал к нам. Жили мы вместе и жили хорошо. Я работал на швейной фабрике и одновременно был на комсомольской и партийной работе. Когда меня избрали в ЦК комсомола Белоруссии, мы с женой и детьми переехали в Минск. Дали нам квартиру. Перед самой войной меня отправили учиться в школу КГБ в Могилеве, а семья осталась в Минске. Когда началась война, мы просили наше руководство отпустить нас на пару дней в Минск, чтобы отправить семьи в эвакуацию. Но нам пообещали, что семьи всех курсантов будут вывезены. Естественно, мы поверили. Вскоре Минск оккупировали, а я о семье ничего не знал. Нас всех отправили в армию, снабдив фиктивными справками с измененной фамилией. Я взял фамилию своих родственников — Корбут. Согласно справке, я был выпущен из исправительной колонии, родом из Нижнего Новгорода и сидел за контрреволюционную деятельность. По легенде, я решил после отсидки в Нижний не возвращаться, а остаться здесь в Могилеве с семьей. Во время боев на Буйничском поле я попал в плен. Сидели мы в лагере в деревне Германовичи километров в двадцати от города. Территория была огорожена колючей проволокой. На третьи сутки решили бежать. Проползли под проволокой. Человек 10 успели кинуться в лес. Потом раздались выстрелы, значит, побег был обнаружен, но нам все же удалось скрыться. Первым делом решил узнать, что с семьей. О том задании, что давали в школе КГБ вместе с липовой справкой, — организации подполья и партизанских отрядов, я помнил, но для меня были важны, в первую очередь, жена и дети. Пешком пошел в Минск. По дороге не раз останавливали немцы, но справка выручала. По спине похлопают и отпустят. В Минске пошел в свою квартиру. Там чужие люди. Сказали, что мою семью забрали в гетто. Что делать? Недалеко от Комаровки жил шофер

234

Николай Васильевич Тюльманков (р. 1910) смог спасти свою семью в пекле войны

Садовский, который работал в нашем издательстве. Пошел к нему домой. Там была его жена, и я попросил ее помочь как-то вызволить мою семью. Жена моя была не особенно похожа на еврейку, а дети совсем как русские. Пошла жена Садовского к немцам и сказала, что в гетто по ошибке попала русская семья, ну и бутылку самогонки им вручила. И выпустили Софу с детьми. Мальчику было 8 лет, девочке 1 год. Правда, с ними был и отец жены, но он был внешне типичным евреем, его вызволить было невозможно. Вышли мы из Минска и пошли назад в Могилев к моим родителям. Оставаться здесь было нельзя, так как все кругом знали, что жена — еврейка. Недалеко, в деревне Браково за Княжицами, жила моя двоюродная сестра Елена Ануфриевна. Несколько дней мы прожили у нее. Это была передышка. Я в свое время окончил ремесленное училище и хорошо знал кузнечное и слесарное дело. И стал в деревне Черноручье работать кузнецом. Нельзя сказать, что это было совсем безопасное место, но я всегда был начеку. Местная интеллигенция, несколько человек, создали там что-то наподобие организации. Мы собирались, разговаривали, обсуждали различные варианты поведения. И когда в деревне убили местного старосту, я сразу понял, что для нас, новых людей, это может кончиться плохо. Мы перебрались в деревню Вабичи в 5 км от Черноручья. А в Черноручье была облава. Многих расстреляли. Деревня Вабичи расположена была очень удобно, на границе двух районов — Шкловского и Круглянского. Я уже хорошо знал немецкую

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

неделе. Мы с женой, конечно, по гроб жизни за это им обязаны. Следователь начал опрос с детей и вызвал даже нашего десятилетнего сына Володю. И когда его спросили, правда ли, что его мама еврейка, ответил: «Да вы что! У нас в Черноручье есть тетка Диспочиха. Она такая черная, почему ее не арестовываете?» И сын повторил все, что было сказано в справке. Следователь посмеялся и выдал справку, что улик нет. Нам, конечно, очень повезло. Нас отпустили буквально за неделю до прихода Советской Армии. Всех, кто сидел в тюрьме, перед приходом СА расстреляли. Кстати, немцы расстреляли и следователя за попытку перейти к партизанам с людьми и оружием. Мы вернулись в освобожденный Могилев, жить было негде. Мы поселились с моей мамой. Она, к сожалению, не очень хорошо относилась к моей жене, именно потому, что та еврейка. Мне приходилось постоянно защищать Софу от нападок матери. Потом мы построили свой дом и переселились туда. Тогда же меня исключили из партии за то, что я не стал выполнять полученное задание, «держался за юбку жены». Жена стала работать в школе учителем, затем была завучем в школе № 8». Николай Васильевич Тюльманков с женой Софьей Соломоновной Шейниной и детьми. Фото 50-х годов

педантичность: они никогда не переходили в чужой район. Так что мы, если слышали, что немцы едут, то переходили в соседний Круглянский или Шкловский район через речку. Так вот и жили. Всякое было. Приходил ко мне и человек, который представлялся комиссаром отряда. Но довериться ему и открыться я не мог. Я хотел уйти в партизаны. Сам выходил на контакт с ними. Меня они брали, но жену с детьми отказывались. А я никак не мог бросить свою Софу. Я был их последней надеждой. В Вабичах я сначала поработал пастухом, а потом сделал себе хорошее точило, зубильце и стал налаживать серпы и косы. Мастеровых людей тогда в деревнях практически не было. Сыну уже было около девяти лет, он мне помогал молоточком отбивать серпы. Уже когда осталось совсем немного времени до освобождения в 1944 г., кто-то, по-видимому, все же выдал жену. Нас всех забрали в тюрьму в Шклов, где мы сидели два месяца. Обвинение было: связь с партизанами и еврейка-жена. Началось следствие. Доказать и то и другое было не так просто. Тем временем дети оставались у хозяйки, где мы жили. Она не очень хорошо к ним относилась. Тогда деревня собралась на собрание и решила, что дети будут жить по очереди в каждой хате по

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Любининой Симы Сергеевны (р. 1946) «К началу войны мама, Геня Моисеевна Дымент, 1918 г.р., уже окончила медучилище и работала в одной из больниц Круглянского района. Сразу после объявления войны она вернулась домой в Могилев к родителям и сестрам. Когда всем евреям было велено перебираться в гетто, она решила убежать из города к знакомым в деревню. Однако по дороге девушку схватили два русских полицая и доставили в немецкую комендатуру на допрос. Жизнь маме спас молодой немецкий офицер. Обращаясь к переводчику, немец сказал, что «эти русские свиньи — полицейские» — служат больше, чем надо, и «эта роскошная голубоглазая девушка» никак не может быть еврейкой и ее надо отпустить. Мама знала идиш и понимала, что он говорит. Конечно, может быть, этот армейский офицер ее просто пожалел. Мама побежала в городскую управу. Городским головой уже был назначен врач Фелицин, давний знакомый мамы по работе. Он сказал, что особо ей помочь не может, но вот документ, что она русская, сделает. Со свидетельством личности на имя Соловьевой мама вместе с младшими сестрами Марией и Соней ушла из города в партизанский отряд, где они сражались всю войну. Родителей их убили в гетто».

235

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Могилевские евреи на принудительных работах и в концлагерях По сведениям, собранным комиссией по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, по Могилевской области с 1941 по 1944 гг. на принудительные работы в Германию было угнано 20 920 чел. (ГАМО, ф.306, оп.1, д.10, л.6). Среди тысяч жителей Могилева и Могилевской области, прошедших фашистскую неволю, плен, концентрационные и трудовые лагеря и оставшихся в живых, евреев было не так много, однако, без рассказа о них история военных лет была бы неполной. Они выдавали себя за белорусов, украинцев, русских, поляков и т. п., скрывали свои подлинные имена и происхождение вплоть до освобождения. В эшелоны с рабской рабочей силой попадали преимущественно молодые юноши и девушки, как правило, проживавшие не со своими родителями. Им пришлось выдержать двойной гнет: помимо тяжелейшего труда, унижения, голода, нечеловеческих условий жизни, евреям приходилось постоянно опасаться, что станет известно их настоящее имя и национальность. Те, кому удалось выжить, после освобождения проходили проверку на причастность к сотрудничеству с фашистами, так называемую «фильтрацию» в специальных лагерях и органах НКВД. На каждого репатриированного заводилось «Фильтрационное дело» с анкетой и подробным допросом. Особое внимание уделялось тем, кого освобождали войска союзников. Считалось, что они могли быть завербованы. Т. к., по указанию Сталина, плен считался не только позором, но и преступлением, бывших военнопленных, способных еще физически воевать, нередко отправляли на передовую, чтобы они «могли искупить вину кровью». Как известно, шансов выжить в штрафбатах, использовавшихся как «пушечное мясо», было немного. Другие гитлеровские невольники, заподозренные в связях с фашистами, попадали в застенки советского Гулага. Долгие годы хранились фильтрационные дела в органах НКВД, затем КГБ. В Могилеве часть этих документов (на граждан, рожденных до 1910 г.) была уничтожена «за сроком давности», а в период перестройки оставшиеся дела тех репатриированных, которые прошли все проверки благополучно, были переданы в ГАМО. В архиве удалось найти несколько дел евреев Могилевской области. Даже если учесть, что рассказ на допросе в НКВД мог быть не всегда полный и искренний (естественно, что о наличии каких-либо светлых моментов в этот период опрашиваемые умалчивали), подлинные слова участников событий, подкрепленные справками, донесениями и выводами следователей, позволяют проследить судьбы этих людей. Эти, в общем-то, случайно сохранившиеся

236

биографии еврейских женщин достаточно характерны и показательны. Некоторые из историй нам удалось дополнить воспоминаниями и газетными публикациями.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Рохкес (Гениной) Галины (р.1924) «Я родилась в Белоруссии, в местечке Староселье Могилевской области. Там я провела свои детские годы, окончила 8 классов. Отец был портным, мать — домохозяйкой. Я была единственная дочь, и, конечно, все внимание родителей доставалось мне. У нас было небольшое приусадебное хозяйство: куры, корова и огород, сада не было. Овощи были свои, а фрукты покупали. Местечко было очень красивое, зеленое, два километра от леса. Я с раннего детства ходила за ягодами и грибами. В лесу очень много росло черники. Жили все дружно. Я училась вместе с белорусскими девочками. Рядом протекала очень красивая река, где я немножко научилась плавать. Как и все евреи, наша семья жила в центре местечка. Семья была религиозная. Справлялись все праздники. Запомнился мне и Йом-Кипур, и Рош-ха-Шана, но особенно Песах, когда снимали с чердака очень красивую посуду. Рядом с нами жили родственники: папин родной брат с семьей, мамина сестра с семьей и еще много двоюродных сестер и братьев, так что было весело. Когда мне исполнилось семь лет, меня отдали в еврейскую школу. Училась я у учительницы Беленькой четыре года, до закрытия всех еврейских школ. Потом я пошла в пятый русский класс. 9 и 10 классы я окончила в Шклове, куда мы с родителями переехали специально, чтобы я училась в городе. Дом наш в Староселье мы просто закрыли, потому что некому было ни сдать, ни продать. Отец в Шклове работал в портняжной мастерской. Когда началась война, отца забрали на войну. У мамы было неважное здоровье, не на чем и не с кем было эвакуироваться, да и денег тоже не было. Мы остались в Шклове. Первое время везде бомбили, мост подорвали на Днепре. 9 июля немцы захватили Шклов, но они тогда еще нас не трогали. Мама решила, что мы поедем обратно в Староселье, в свой дом, потому что там еще жили все евреи, родной брат отца с семьей и мамины родные. Мама где-то нашла подводу, мы погрузили самое необходимое и поехали в Староселье. Нашего дома уже не было, его по частям разобрали крестьяне. Мы поселились у дяди, брата моего отца. Его сыновья были на фронте, но приехала дочь, моя двоюродная сестра Фаня. Она окончила Могилевский пединститут, историко-географическое отделение, не успела еще получить диплом и приехала за родителями, чтобы эвакуироваться, но не успела.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Появились слухи, что немцы убивают евреев, страшно было. Мама все говорила: «Я свое отжила, а ты удирай, тебе надо жить, не давайся им в руки». Мне было 17, но она тоже была не старая. Это было в октябре. В тот день убивать евреев приехали эсэсовцы, они окружили все местечко. Я сидела со своей другой двоюродной сестрой, двадцатилетней Зельдой в ее домике на краю Староселья, когда прибежал ее десятилетний братик и закричал: «Приехали эсэсовцы убивать евреев! Уже стреляют в центре!» Мама говорит: «Удирайте!» Мы жили на окраине местечка, а в центре уже убивали евреев. Мы с Зельдой вышли из местечка и решили идти в Даниловку — деревню в пяти километрах от Староселья. Там была знакомая русская девочка, которая училась вместе с нами. Мы уже прошли большой кусок дороги, когда на нас вышел немец с автоматом: «Стой! Назад!» Мы остановились. Мы обе не были похожи на евреек: по-белорусски говорили, не картавили, обе блондинки. Я тогда была с косичками, маленькая, и она тоже худенькая, невысокая. И мы с ней вернулись. Не бежали, шли спокойно. Мы увидели на поле большой колхозный сарай, там работали люди. Мы завернули к ним и начали бежать. Почему мы начали бежать, не понимаю. Вслед нам засвистели прямо над головами пули. Мы подбежали к сараю. Колхозный амбар, въездные ворота, подвода с двумя лошадьми въезжает, разгружается, привозит солому и сбрасывает. Там стояла еврейская женщина с двенадцатилетней девочкой. Я потом узнала, что ее муж был в сарае. Стреляли в меня, ранили эту девочку. Я остановилась и очень расстроилась, когда увидела, что у нее по руке кровь течет. Зельда уже успела врыться в солому. Она позвала меня. Я подбежала, вся трясусь и не могу залезть, стог высокий. Зельда втащила меня наверх. А солома свежая, шуршит. Я помню, что лежала и не дышала. Забежали немцы. «Две девушки сюда убежали!» На наше счастье, немцы запутались. Они бегали к речке, по дороге, опять возвращались. Так четыре раза. Потом начали штыками колоть мой стог, солому, где я лежала. Лежала я даже не прикрытая соломой, но под потолком. Сначала долго кололи левый стог. Потом пошли к стогу, где я лежала, залезли наверх. Я думаю: «Сейчас залезут ко мне на стог и что меня ожидает?» На мой стог не зашли. Немцы очень строго придерживались порядка: время подошло, и они сели покушать. Мое счастье, у них не было собак. Уже стемнело. Немцы закрыли ворота и ушли. Я боюсь говорить, боюсь шелохнуться. А потом кашлянул кто-то. — Ой, тут еще кто-то есть! А Зельда отвечает: «Это Элиеша, председатель колхоза». Он тоже там прятался, врывшись в стог. Мы с Зельдой вышли на дорогу, чтобы идти в Даниловку, но заблудились и блуждали всю ночь. Шел мокрый снег с дождем. Когда немного

рассвело, мы увидели дорогу. Мы зашли в дом к девочке, с которой вместе учились. Там нас приняли, поговорили. Три дня они кормили нас, а потом стали говорить, что идут слухи, что тем, кто прячет евреев, — смертная казнь, что специальный карательный отряд уехал, и мы должны уйти. И мы ушли опять в Староселье. Наша другая знакомая девочка Валя рассказала, что всех евреев вывезли в Шклов в гетто, многих, кто бежал, ранили или убили. Маму увезли с другими евреями в гетто в Шклов. В Староселье из евреев мы застали отца Зельды, моего дядю, с мальчиком. Он в сарае прятался за воротами. Крестьяне знали, что те, кто остался в живых, живут в лесу в лесничьем домике. Мне так не хотелось туда идти, но дядька меня уговорил. Мы зашли в домик. Там сидели человек 20  спасшихся евреев. Возле печки я увидела мою двоюродную сестру Фаню, которая ушла в Рассоны. Она сидела на полу, почерневшая. Я спросила: «Фаня, что с тобой?» Она расплакалась. Брат Фани (он уже воевал) был женат на русской женщине. Фаня решила, что пойдет к ней пешком, чтобы они ее спрятали. Но не смогла зайти, побоялась, что брата жена, русская, ее выдаст. Через пару дней она вернулась обратно в Староселье и нашла свою мать, убитую на дороге. Фаня пришла домой в этот же вечер, когда уехали каратели. На сестре был белый шерстяной платок. Она его сняла, накрыла маму и зашла к соседям, чтобы помогли с похоронами. Вышла — платка уже нет. Мы с дядей, двоюродными сестрами и братиком ушли в деревню Троица, где жила русская жена другого сына дяди и брата Зельды. Зельду с отцом и братом не приютила в деревне Троица их родственница, и они вернулись в лесничий домик. Затем те евреи, кто остался в живых, заняли пустой еврейский дом в Староселье. Там много домов осталось пустыми. Их всех убили в 1942 г. Видимо, свои полицаи убили, а может быть, вызвали немцев. А тогда мы с Фаней попрощались с дядей и Зельдой в деревне Троица и пошли вдвоем по направлению к фронту, другой дороги не было. Зельда училась в Могилеве и жила в общежитии с девочкой-студенткой со станции Ходосы. Мы решили зайти по дороге к ней. Мы шли день и ночь. Говорили, что мы из разбомбленного детдома близ Могилева, что идем искать пленных братьев. И в деревне Доброе, недалеко от станции Ходосы, мы остановились, потому что у нас обувь порвалась. Морозы были 40-градусные, и мы не могли идти дальше босиком. Мы остановились у одной женщины. У нее было двое детей, муж был на войне. Мы ей помогали по хозяйству, пилили дрова. Через неделю она нам сказала, что она бы нас держала, но она очень бедная. Она нашла нам место у старосты деревни, к которому без конца приезжали немцы, то за свиньями, то за валенками... У жены старосты не было правой руки. Она не могла справляться

237

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

с большим хозяйством, двумя мальчишками лет 12—14. Я старалась. Что же делать? Я никогда раньше деревенский хлеб не пекла, а там я пекла хлеб и чистила по ведру картошки. Света не было, мальчики жгли лучину. Когда приезжали немцы, мы с женой старосты прятались за ширму. Староста их угощал самогоном. Фаню определили на работу к мельнику, вдовцу с пятью детьми. Так мы прожили до весны. Весной 1942 г. немцы стали требовать у старосты рабочую силу для Германии. Меня староста не отдал, а Фаню и еще несколько девушек записал. Мне было очень больно оставаться одной, я хотела ехать вместе с ней, но она отговорила. Я осталась. Девять месяцев жила после отъезда Фани в этой деревне одна. Староста меня отправил, потому что пришла из могилевского же детского дома племянница моей хозяйки. Я боялась, что она будет расспрашивать, где я была... Но она ничего не спрашивала. Наоборот, я спросила, в каком она жила корпусе. Девочка мне ответила. А я сказала, что была в другом корпусе. И все. Мы с ней подружились. Но староста сказал, что двух девочек держать не хочет, и отправил меня к своей двоюродной сестре. Хозяйка была неплохая, давала что-то одеть, любила меня за то, что я все делала, правда, издевалась. Она как-то встала утром и говорит: «Клавка (меня Клавой звали, я не сказала свое имя и фамилию), мне снилось, что ты жидовка». А мне сразу краска в лицо. То она встает, ходит и говорит: «Клавка, ты по-жидовски бульбу чистишь». Потом полевые работы, поздно приходили с поля, надо было корову подоить, свиней покормить; у нее было двое маленьких детей. И ложилась спать в 12 ночи после всех работ. У меня появилась чесотка. И я чесалась с 12 до 2, наверное, а в 4 часа она меня уже будила, кричала: «Клавка, вставай! Уже солнце!» Староста направлял и меня два раза в Германию. Один раз проходили в Мстиславле комиссию. Больных не принимали, а я жала пшеницу, была босиком, конечно, и проколола правую ногу, она у меня распухла. Я поехала и показала, что у меня нога болит. Дали мазь, сделали перевязку и отправили домой. Я продолжала работать. Во второй раз врач увидел, что я больная, вся разодранная от чесотки. Дали опять мазь, отправили домой. Это было осенью 1942 г. А уже в феврале 1943 г. я была здорова. Пришли два парня-полицая, бывшие комсомольцы: «Собирайся в Германию». Мороз 40-градусный. Я говорю, что мне не в чем ехать, у меня нет одежды. Была одежда для дома: юбка, сшитая из мешка, и кофточка. Печка топилась, в доме тепло. Принесли мне валенки, принесли шубу в латах. А хозяйка вынула из шкафа теплый платок. Заколола кабанчика и отварила мне мяса с собой, дала мне и сухарей полмешочка. Так я и поехала. Поехала еще с одной девочкой-белоруской из деревни — Риммой.

238

Собирали нас в Мстиславле, отправили в телятниках. Это был целый эшелон. Помню, Вильнюс проезжали, Польшу всю, Варшаву. Многие из тех, кто ехал добровольно, были красиво одеты, с чемоданчиками. Не доезжая Германии, нам делали осмотр, раздевались мы догола, и всю нашу одежду дезинфицировали, прыскали на голову, чтобы не было вшей. Привезли в Германию, в Левенберг. По пути у меня валенки рассыпались. Приехали в рабочий пункт. Выстроили в ряд всех нас, и немцы подходили выбирать и покупать. Ко мне подошел пожилой человек, инвалид на костылях, что-то говорил мне по-немецки, по-польски. Зубов у него не было, он говорил так шепеляво, что я ничего не поняла. Он подъехал на легковой машине с очень красиво одетой женой. Жене я не понравилась. Он опять обошел всю шеренгу. Там были красиво одетые девушкидобровольцы, но он опять ко мне вернулся и купил, несмотря на недовольство жены. Она сказала, что в машину меня не посадят. Вид у меня был ободранный, мешок стоял возле меня с сухарями и валенки. Меня отвез покупатель Риммы, соседский бауэр. Это место называлось деревня Дорф Лангенау, рядом с Гиршбергом. Я жила там до конца войны и работала с утра до ночи. Поселили меня на третьем этаже трехэтажной мельницы, в холодной комнатушке с кроватью и небольшим шкафчиком. Дали две перинки и подушечку маленькую. Будили нас по звонку, еще затемно. Я должна была спуститься и готовить завтрак для всех работников. Каждый день утром я варила мучной суп и черный кофе. Хлеб был, ведь на мельнице работали. Мучной суп получался сытный, так что не голодали. Обедали тоже в одно время, немцы очень пунктуальные. Мясо только по воскресеньям давали, по кусочку. На ужин бутерброды с кофе и все. На мельнице же работали еще 6—7 поляков. Мы таскали мешки, пересыпали что-то. Потом надо было приготовить обед. Я еще должна была свиней покормить, кур, в огороде копать, сеять, снимать какой урожай, и подметать, и стирать. После ужина я должна была еще посуду и полы мыть, я была и уборщицей, и на мельнице, и дома, и таскала, и убирала, и ковры и все, и окна чистила. Вся домашняя работа и покупки в магазине по карточкам тоже на мне были. Работали мы от темна до темна, и так вот годы шли. Однажды приехал работать на мельницу безрукий немец, инвалид войны. Он был хуже хозяина — очень обозлен на русских. Он бил и заставлял таскать неподъемные мешки. Я была молодая и здоровая, но не могла большой мешок поднять. В 20 лет я тяжело болела корью. Я не могла даже встать, была высокая температура. Вызвали медсестру, она посоветовала есть мед. Меня освободили от работы. Это было зимой как

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

раз. В комнату поставили круглую печку, топилось немножко. Приходила меня проведать Римма. Как только я встала, меня тут же опять загрузили работой. У бауэра были две дочери, одна моего возраста, другая старше. Они жили в городе, редко приезжали домой. Как-то немец уехал с женой к детям в город. А мне захотелось покататься на велосипеде. Я поездила немножко, а бауэру это потом передали и он меня бил по щекам. Одежду хозяйка давала от своих дочерей. Один раз она мне купила новые домашние тапки на Рождество. А обычно нам давали какие-то талоны, я ездила в Левенберг и получала обувь на деревянной подошве. Я получила одно письмо от Фани. Я была на границе с Польшей, а она была на границе с Чехословакией. Мы с ней встретились только после войны. Два с половиной года я работала на немцев. Освободила меня Красная Армия 8 мая 1945 г. Немцы знали, что русские наступают, и они заранее уехали на машине со всем своим добром к американцам. Поляки ушли к своим знакомым. А мы с Риммой вырыли землянку себе в лесу и ждали прихода русских. Но вскоре мы простудились, да и кушать нечего было. Мы пошли в деревню рядом с Гиршбергом и там попросились у крестьянина поработать. Мы пробыли там меньше месяца, когда пришли русские. Меня назавтра вызвали в СМЕРШ. Я сразу сказала, что я еврейка, что я от немцев удрала, назвала свое правильное имя-отчество и фамилию. Сделали опрос и переслали в Шклов. Потом я поняла, что не надо было говорить, что я еврейка. Мы, три девушки, работавшие в Германии, поехали в Гиршберг. Нам там дали комнату, постель. У нас были кровати и шкаф, составленный из досок и накрытый простыней. Через пару дней пришел подвыпивший офицер, кажется, из НКВД, и спрашивает: «Кто еврейка?» Я была с двумя девочками в одной комнатке. Я вышла и стою на пороге, и девочка рядом со мной. А рядом у нас с домом патруль ходил, потому что этот дом заняли военные. Офицер вынул из заднего кармана пистолет и прямо мне в лоб наставил. Я стою, я обалдела. А девушка кричит: «Удирай!» Я удрала за шкаф. И девушки как-то его уговаривали не стрелять. Больше офицер не появлялся. До ноября мы работали на пересылочном пункте, оформляли документы, анкеты на военнопленных. Было очень много военнопленных, к нам стояла длиннющая очередь. В ноябре 1945 г. нас погрузили на грузовые машины и отправили домой. В Бреславле пьяный русский шофер сел за руль и на ровной асфальтовой дороге перевернул машину. Почти все пассажиры были серьезно ранены. А у меня — перелом, раздробилась вся косточка. Отправили всех в во-

енный госпиталь. Через месяц, когда сняли гипс, отправили санитарным поездом. И приехала я в Шклов, к себе на родину. Там был уже отец. Он был в трудармии. Он портной, он шил обмундирование. В Староселье дома не было, поэтому мы жили в Шклове. Отец работал в мастерской, и на этом столе, где раскраивал, там и спал. А я жила у наших знакомых. Мы узнали, что мать убили немцы и она похоронена в братской могиле. Погибли почти все родственники, в том числе и брат моего отца Генин, его жена, Зельда Росман, которая спасла меня с отцом, братом, мачехой и ее дочкой, семья Раяк — 5 человек, Блюмины — 4 человека и еще очень много евреев. Меня же вызвали тогда в КГБ, дали удостоверение на полгода, паспорт — не дали, чтобы полгода не выезжала. Все проверили. Я написала в деревню Доброе к Римме. Она приехала и все подтвердила. А потом я поехала в Минск учиться на курсы бухгалтеров, получила направление в Могилев в мастерскую. Но мне в могилевской мастерской не понравилось. Я не хотела ставить подпись бухгалтера, потому что там было воровство, и я боялась, что меня посадят в тюрьму. Я поехала в Гродно к моей приятельнице и устроилась работать бухгалтером на кожевенный завод. Там я вышла замуж и прожила до 1974 г. В 1973 г. мой муж умер, и с сыновьями мы переехали в Минск, а в 1979 г. всей семьей репатриировались в Израиль» (архив Яд ва-Шем, 033с/1642). «Юдина Бада Гамшеевна (р. 1923) до войны жила в Могилеве с родителями и двумя старшими сестрами. В 1941 г. она с отличием окончила 9 классов школы № 3. Все четыре брата сразу ушли на фронт. Бада тоже бросилась в военкомат. — Девочка, подрасти еще. Глядишь, и тебе достанется повоевать. Первые бомбы упали на Могилев через несколько дней, и сразу ранило двух двоюродных сестер. В городе началась спешная эвакуация. Отец с матерью приняли решение остаться: на их руках были больная старшая дочь и средняя — с грудным ребенком. — Бадочка, доченька, ты должна уйти. Не думай о нас, ты ничем не можешь помочь. Мы будем спокойны, зная, что ты жива. Помни нас. Эти слова родителей долгие годы будут еще звучать в ее ушах, давая силы жить и надеяться на встречу с ними, которая, увы, так и не состоится...» (еженедельник «Новости», Израиль. — 14.10.2004. — № 435). Улица, на которой жила Бада, вошла в гетто. Позднее Бада вспоминала, что однажды она встретила учителя белорусского языка и хотела пройти мимо, чтобы не навлечь на него беду, но старый учитель вдруг остановился и низко поклонился бывшей ученице. Это настолько потрясло девушку, что впоследствии, когда жизнь заставила

239

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Бада Гамшеевна Юдина (р. 1923). Фото 1941 г. из семейного архива Юдиной Б.Г.

столкнуться с человеческой подлостью и трусостью, вера в людей, в добро помогла выстоять. (Этим учителем был преподаватель школы № 3 Антон Платонович Заустинский. По воспоминаниям Лихуновой Р.Е., вместе с женой Ниной Александровной он был убит в гестапо — И.Ш.). В конце августа, когда евреев уже стали переселять в гетто, Бада прибежала к своей учительнице Надежде Александровне Кудрявцевой, которая жила во дворе школы № 3. Вероятно, учительница, которой в здании школы, где располагалась биржа труда, был известен каждый уголок, помогла ученице и добыть новые документы (по воспоминаниям Лихуновой Риммы Евгеньевны, дочери Н.А. Кудрявцевой). По совету Кудрявцевой девушка взяла себе «русское имя» — жены брата, который был на фронте — Гурьянова Нина Александровна (по крайней мере, так она объясняла выбор имени на допросе в НКВД при репатриации на родину). А положение евреев в городе с каждым днем становилось все опаснее. И, несмотря на несогласие с доводами родителей, Бада не решилась больше протестовать и вместе с подругой Пашей Стукмейстер и ее младшим братом Айзиком, 1927 г.р., 26 августа ушла из города в надежде добраться до линии фронта. Бывшая одноклассница Бады Юдиной Прасковья Иосифовна Стукмейстер, 1924 г.р., окончила 8 классов школы № 3 в 1940 г., затем училась на Могилевских педагогических курсах и была направлена отделом просвещения в Брест-Литовскую область учительницей

240

младших классов. На летние каникулы 1941 г. девушка приехала домой в Могилев. Здесь ее и застала война. Уже 22 августа 1941 г. прямо в доме на улице Ленинской во время облавы арестовали и расстреляли ее отца — Иосифа Айзиковича Стукмейстера. Фронт отдалялся очень быстро. 1 сентября 1941 г. девушки и мальчик оказались в Мстиславле, поселились в пустующей квартире и стали работать в хозяйстве соседской семьи. Брат прятался в деревне, он был больше похож на еврея, а сестра пришла к Мстиславскому городскому голове и, представившись беженкой-сиротой из разбомбленного минского детского дома Морозовой Прасковьей, попросила документы. Градоначальник направил ее на работу в совхоз под Мстиславль, но девушка осталась в городе вместе с подругой. Вначале все шло гладко: внешность девушек не вызывала подозрений. А потом начались расстрелы евреев. Обожгла страшная мысль: «Что с родными?» В сентябре 1941 г., покупая хлеб в магазине, Паша встретила знакомого по Могилеву Митрофана (Дмитрия) Терещенко, который за ней раньше ухаживал, а работал перед войной в НКВД в окрестностях Белостока. Он хорошо знал, что Паша — еврейка. Терещенко, уже работающий заведующим магазином, упрекнул девушку, что она не здоровается со старым знакомым. При следующей встрече Терещенко стал Пашу шантажировать. Он уже знал, что она скрывается с братом и подругой. Баду Терещенко не знал, да и теперь она была Ниной Гурьяновой. А вот почему Паша Струкмейстер стала Морозовой, потребовал

Бада Гамшеевна Юдина. Фото из семейного архива Юдиной Б.Г.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

объяснения у следователя. В ноябре или декабре Баду и Пашу вызвали к следователю. Паша отрицала знакомство с Терещенко. Следователь пообещал устроить очную ставку, но так и не сделал этого. Следователь, как оказалось впоследствии, был связан с партизанами (и позже за это казнен немцами). Он сделал вид, что поверил путанным объяснениям девушек, а так как всю молодежь угоняли в Германию, то 30 марта 1942 г. Нина Гурьянова и Паша Морозова оказались в одной из битком набитых теплушек. От голода и духоты несколько девушек скончались в дороге. В немецкий город Штеттен-наОдере добрались только в мае, и девушек сразу определили на завод «Одерверк». Жили все в лагере, вставать надо было в пять утра, но начальникгестаповец врывался ночью с криком «Ауфштеен!», поднимал плеткой изможденных девушек, заставляя выбегать на улицу и специально устраивая пробки в дверях, чтобы избивать застрявших. Только вдоволь наиздевавшись, он удовлетворенно разрешал идти досыпать. Бада дома говорила на идиш, в школе увлекалась немецким и поэтому могла свободно разговаривать с немцами. Однажды, не выдержав постоянных издевательств садиста-начальника, десять девушек отправились после работы к майору с жалобой. Говорила за всех, конечно, Нина-Бада. Возвращаясь, встретили ехавшего навстречу гестаповца. А на следующий день Нину после работы вызвали к нему в кабинет. — Ты жаловалась на меня, ты, русская свинья!.. — ударив девушку со всей силы по лицу, закричал немец. Нину толкнули в узкий шкаф-пенал, где нельзя было шевельнуться, стоя навытяжку, и, продержав там шесть часов, заставили мыть несколько раз подряд все туалеты, а потом бегом погнали в четыре часа утра в барак. А в пять уже подъем на работу. «Часто казалось, что не выдержу, — вспоминает Бада, — но я была нужна девочкам, они верили мне, и это придавало силы. Пригодились артистические способности перевоплощения. Фрау Фрайтан давала книги на немецком, и Нина, прочитав, пересказывала подругам содержание в лицах. Это бывало по выходным, и этого дня все ждали, как праздника, тем более, что Нине доверялись на хранение к выходному оторванные от скудного еженедельного пайка (750 граммов) кусочки хлеба. Иногда удавалось украсть из свинарника рыбьи головы, которые варили и ели, как лакомство, после ежедневной бурды из брюквы с гнилой картошкой... Однажды во время бомбежки убило коня, и девочки, рискуя быть избитыми, ночью прокрались и отрезали куски мяса. Какое это было пиршество! Как-то, работая на кухне, Нина познакомилась с немецкой девушкой, и та стала изредка давать ей талоны на булки в лавке для арийцев. Это

Прасковья Иосифовна Стукмейстер. Фото военного времени, сделанное в Германии, из семейного архива Иоффе А.Е.

было тоже поддержкой для изнуренных трудом и голодом девушек. Шла весна 1945 года. Однажды во время налета советских бомбардировщиков лагерь был полностью разрушен. Срочно были построены бараки и обнесены колючей проволокой. Вскоре прошел слух, что лагерь будут эвакуировать. Это могло означать и другое... Нина и Паша решили бежать, но в намеченный день Нину задержали на работе, и Паша убежала одна. В лагере к чему-то спешно готовились, и какое-то чувство подсказало, что надо немедленно уходить. Дождавшись ночи, Нина прокралась к воротам и стала перелезать через колючую проволоку. Зацепившись за ограду, она порвала брюки, и тут часовой на шум полоснул из автомата. Перевалившись через ограду и стараясь не закричать от боли в ноге, Нина забралась под какие-то развалины. Прожектор вырвал из темноты лагерную ограду, ворота, и все стихло. Девушка постаралась отползти как можно дальше. Все, что она запомнила, это какой-то разрушенный дом и кран, из которого капала вода. «Вода, вода, Днепр», — проплыло в воспаленном мозгу девушки, и она потеряла сознание. 4 дня до освобождения Штеттена Бада пряталась в подвалах разрушенных домов. В забытье она то разговаривала с мамой, то проваливалась в какой-то туман, и вдруг отчетливо услышала скрежет танков. «Неужели наши? Надо скорее выбираться наружу», — только успела подумать она, вновь теряя сознание...

241

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Бада не помнила, как очутилась в немецкой квартире, кто ей оказал первую помощь, кто кормил ее из ложечки, как ребенка. Чье-то улыбающееся лицо в пилотке наклонилось к ней: «Жива, порядок!» А в Коломне, в госпитале, куда ее доставили, врач сказал, что она останется инвалидом... Жизнь потеряла смысл. «Все, хватит с меня», — решила Бада. Она решила покончить с собой, но вспомнила мамин наказ: «Мы будем спокойны, доченька, зная, что ты жива». Потянулись долгие дни в больнице и медленное возвращение к жизни. В Могилев Бада добралась спустя несколько месяцев. Был вечер. Бада с замиранием сердца дошла до своей родной улицы и... не увидела своего дома. На его месте зияла воронка, лежала груда камней и мусора. Ноги стали ватными, не хватило даже сил постучаться в соседний дом. Она опустилась на крыльцо и так встретила утро. Соседи рассказали, как погибла семья Бады, дом разбомбили позже, а письма от двух братьев с фронта сохранились… Бада поехала в Астрахань, где до войны жили братья, и тут узнала, что с войны вернулся только один. Трое погибли... Потеряв за годы войны свою семью, Бада добилась, чтобы ей вернули ее настоящие имя и фамилию, стала работать, вышла замуж». Сейчас Бада Шохат живет в Израиле. Паша также вернулась в Могилев, но позже уехала в Грузию, где вышла замуж и прожила там до конца жизни (еженедельник «Новости», Израиль. — 14.10.2004 — № 435; ГАМО, ф.517, оп.1, дд.30934, 31525; по воспоминаниям Иоффе А.Е.). Эйдельнант (Яковлева) Гита Григорьевна (Герцелевна), 1924 г.р., окончившая перед войной 7 классов средней школы № 8, смогла спастись из гетто при помощи своей учительницы Юзефы Иосифовны Куявской (Шлифиш). Вместе со своими родственниками, мамой Эстер Хаимовной Эйдельнант, двумя младшими сестрами, бабушкой и дедушкой Гита переселилась в гетто в июле или августе и находилась там около недели. Затем гитлеровцы устроили погром. 16-летняя Гита была свидетелем, как фашисты расстреливали узников гетто под музыку и песни. Много лет спустя Гита вспоминала: «Евреи должны были надеть желтую звезду, спереди и сзади. И все надели эти звезды… Но я эту звезду не надевала. Они насиловали девушек молодых, издевались, я боялась. Как только немцы приближались к нашему дому, а мы жили против кладбища, я убегала на кладбище. Ночами спала среди могил и боялась даже домой заходить. Или убегала к соседям напротив, белорусам. ...Стали убивать всех — взрослых, детей… «Ты маленький юде, тебя надо убить, ты будешь большим юде!» — вот так они говорили. Ну, конечно, все полицейские — белорусы, они указывали: тут живет жид, тут

242

живет жид…» (История и мы // Информационный вестник еврейской общины Казахстана «Давар». — Апрель—май 2006 г. — С. 4; http://www.mitsva.kz/ davar/62/davar.pdf). Все родные Гиты погибли в конце августа 1941 г. Отец Гиты майор Герцель Эйдельнант был ранен при обороне Могилева. Его расстреляли немецкие солдаты прямо на койке в госпитале. Рыжеволосая Гита смогла убежать благодаря поддельным документам на имя Шпаковой Ноны Федоровны, которые дала ей учительница. Сперва она пряталась дома у Куявской, а потом Юзефа Иосифовна отправила Гиту к сестре мужа Ядвиге Прохоровне Куявской — директору начальной школы в Новоселках (12 км от Могилева). «Я пришла к учительнице, которая меня уважала, я училась очень хорошо, она говорит: «Тебе надо уйти из этого города, и никогда не говори, что ты еврейка. Никогда. Тебя будут убивать, но ты не говори, что ты еврейка. Ты же видишь, как всех твоих убили, и тебя убьют». ...Вот она мне достала чужие документы и сказала: «Вот ты белоруска, вера у тебя православная. Будешь умирать, умирай от чего угодно, только не от того, что ты еврейка». И когда начался погром в гетто, я стала бежать из гетто, меня ранили в ногу. Подстрелили, поймали меня и посадили в тюрьму, в гестапо. В тюрьме меня били, и нога раненая не заживала, и все требовали признаться, что я еврейка. — Ты еврейка! Ты еврейка! — Да нет, я белоруска, их бин вайсрусе, их бин нихт юде! Вот мои документы! Учительница мне сказала: научись какойнибудь белорусской молитве, чтоб ты могла сказать, что ты ходишь в церковь. Так я выучила молитву «Отче наш» и говорила им ее. И все же из тюрьмы они меня через два месяца выпустили. И я снова пришла к учительнице. Она мне говорит: «Уходи сейчас же, нас всех расстреляют. Ведь здесь все тебя знают. Иди куда глаза глядят! Иди!» И я ушла из этого города, из Могилева, но уже с документами, что я белоруска. Я по дороге встретила девочку, она была еврейка, у нее тоже всех убили. Но она была блондинка, не похожа на еврейку, а я похожа. И я ей говорю: «Лена, если ты скажешь, что я еврейка, тебя также убьют, как меня». И вот мы с ней шли из села в село, из города в город, мы шли и шли, просили кусок хлеба. Шли на восток, в сторону линии фронта. Уже начались холода, а мы все шли. Потом встретили еще одну девушкуеврейку. Босая, раздетая. Она говорит: я, мол, зайду к себе в дом, возьму хоть что-то на ноги и одежду. И она пошла, но ее тут же предали. Мы ее ждали, ждали, не дождались, подошли, спрашиваем: а где вот такая-то? «А она ж, говорят, жидовка. Мы ее немцам сдали. И мы ушли» (История и мы // Информационный вестник еврейской общины Казахстана «Давар». — Апрель — май 2006 г. — С. 4; http://www.mitsva.kz/davar/62/davar.pdf).

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Затем скиталась по Белоруссии, Украине, была в городах Гомеле, Сумах, Конотопе. В Конотопе Гиту приютила заведующая детским домом Надежда Кузьминична. В 1942 г. немцы ночью вывезли весь детский дом в Берлин. Так Гита оказалась в лагере закрытого типа Мариенфельде. Работала на заводе Даймлер-Бенц уборщицей. 8 июня 1942 г. за попытку побега попала в тюрьму, где находилась ровно 2 месяца (ГАМО, ф.517, оп.1, д.2930). «…Я была сначала в Польше, нас проверяли немцы, все-все проверяли и распределяли кого куда. Меня распределили в город Берлин, на завод тяжелого машиностроения. Лагерь был закрытого типа. Оттуда выводили нас с собаками. Спали очень плохо, по 10 человек на нарах, кормили баландой. Так как обо мне были все данные, и было записано, что я была в тюрьме, меня поставили уборщицей. Я убирала там, все время там были немцы-полицейские. Один полицейский ко мне подошел и говорит: «Нона, манн зи ду бист ан юде? Дас их вар?». «Найн! Их бин кайн юде. Их айвайсрус! Кое-как я убедила этого полицейского, что я не еврейка. А потом уже стала скрываться. Старалась не попадаться ему на глаза, надевала платок, чтоб скрыть курчавые волосы. И скоро нас освободили из этого лагеря. Я выскочила и кричу: да здравствует Красная Армия! Они перестали стрелять… Уже после освобождения приехала на родину, в Белоруссию. Там ко мне тоже плохо отнеслись, это уже в 1945 г. Считали, что я враг народа… Да, а учительница та была жива. Она сказала: «Учись! Если ты будешь учиться, то у тебя всегда будет кусок хлеба и с тобой будут только хорошие люди». В Могилеве девушку нашел ее дядя — единственный уцелевший родственник, помог ей вернуть себе настоящее имя и, после окончания курсов медсестер, перебраться в Казахстан (ГАМО, ф.517, оп.1, д.2930). «…И вот медсестрой я приехала по направлению в Казахстан, в Актюбинск. Там в 1946 г. ничего, даже ни одной машины не было. Я год проработала в Актюбинске и затем уже сама переехала в Алма-Ату. Жила по квартирам, скиталась, а потом поступила в мединститут. Училась я хорошо, добилась общежития. Там было переполнено, спали по двое на кровати и на полу. Врачебный стаж у меня большой. Я кончила работать в 60 лет. Двое сыновей у меня, один умер. Он стоял на остановке, и пьяный водитель прямо на него наехал. Сыновья оба врачи. Один сын сейчас со мной. Он анестезиолог-реаниматолог. Там, где он работал, требовались только национальные кадры, и он ушел. Сейчас устроился работать в МЧС, в санчасть. Он как врач участвовал в спасении людей в горах. С девочкой, с которой мы вместе шли по Белоруссии, мы растерялись в Германии, и я о ней ничего не знаю. Но страх был постоянно, он и сейчас остался. Вот когда наступает день Холокоста, я все время думаю: Боже мой, сколько я

перенесла, сколько пережила… а никакой радости не было…» (История и мы // Информационный вестник еврейской общины Казахстана «Давар». — Апрель — май 2006 г. — С. 4; http://www.mitsva. kz/davar/62/davar.pdf). Фрумкина Сара Ароновна родилась в городе Климовичи Могилевской области в 1923 г. В 1933 г. умер отец. Мать была домохозяйкой. К началу войны Сара окончила 1 курс факультета английского языка института иностранных языков. Когда сдала последние зачеты, была направлена администрацией института на трудовые работы на станцию Левашово по обороне Ленинграда, где проработала до марта 1942 г. В марте вместе с мединститутом эвакуировалась из Ленинграда на Северный Кавказ. С марта по май была в дороге. И только в мае 1942 г. остановилась в станице Богословская Либкнехтовского района Орджоникидзевского края. Там пробыла до августа 1942 г. А в августе 1942 г. станицу оккупировали немцы. Через 5—6 дней после оккупации девушка решила идти в глубь немецкого тыла, т. к. в станице все население знало, что она еврейка. Оставаться было опасно. Пошла к городу Армавир, надеясь встретить партизанский отряд. Километрах в 30 от города в лесу прятались от немцев местные жители. Там Сара познакомилась со своей ровесницей 19летней Лидой. Отец Лиды был коммунистом, его и мать расстреляли. Вдвоем они жили в лесу до конца сентября 1942 г. Как-то пошли за продуктами, вышли к шоссейной дороге. В это время проезжала немецкая машина. Девушек заметили, посадили в машину и отвезли в город Шапитовка. Там сдали русской полиции. Допросили, посадили в тюрьму, а через месяц отправили в сборный пункт восточных рабочих в г. Перемышль. Там девушки расстались, Сара, которая звалась уже Софьей Александровной Садовской, была направлена в г. Шаково, затем в Катовицы, где работала до 26 января 1945 г., до освобождения Красной Армией. В Германии жила в рабочем лагере с еще 50 женщинами в районе Верхней Силезии. После освобождения была направлена в польский город Намслау. Работала в команде по сбору трофейного имущества, затем снова попала в трудовой лагерь в г. Елье и только 6 августа 1946 г. была отпущена домой. Она приехала в Ленинград. Нашла свою сестру Н.А. Рохлину. Сестра жила в маленькой комнате в коммунальной квартире. В прописке в Ленинграде девушке отказали и направили «по месту рождения» в г. Климовичи. Мы не знаем, как сложилась судьба Сары, однако известно, что позднее она жила в Риге, вышла замуж и сменила фамилию на Ладзыня. Мать Сары с двумя младшими сестрами погибли в г. Климовичи. Брат, 1920 г.р., погиб на фронте под Ленинградом в рядах народного ополчения (ГАМО, ф. 517, оп.1, д.2762).

243

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Станкевич-Шерман Анна Львовна, 1917 г.р., родилась в Киевской области, но перед войной жила со своим мужем Романом Иосифовичем Станкевичем в г. Костюковичи Могилевской области и работала зубным врачом в местной больнице. В начале войны у Анны и Романа было двое детей: сын Володя 3-х лет, годовалая дочь Галина, и Анна ждала еще ребенка. Мужа до самого последнего дня не отпускали с работы, а одной эвакуироваться женщина не решилась. Вскоре после того, как немцы оккупировали район, местные полицейские пришли в квартиру Станкевичей и забрали все более-менее ценное. Стало ясно, что в деревне больше оставаться нельзя. Поменяли корову на лошадь и выехали на родину мужа к его сестре. В ноябре 1941 г. с мужем и двумя маленькими детьми Анна Львовна выехала в дер. Селиба Быховского района. Весной 1942 г. в Быховском районе были расстреляны несколько еврейских семей. Часть населения Селибы знало, что Анна — еврейка. Понимая, что из-за нее могут погибнуть все родственники и дети, женщина решила уйти из семьи куда глаза глядят. Было решено, что Анна с молодой племянницей Круталевич Верой Петровной, которой грозил угон в Германию, уйдут из Быховского района. В мае 1942 г. они ушли в лес, а муж с детьми остался в деревне дома у сестры. 9 мая 1942 г. в Быхове женщин задержали полицейские. Их отправили в Быхов, а оттуда вместе с большой группой белорусской молодежи эшелоном в Германию в распределительный лагерь в г. Бранденбург. Из лагеря Вера и Анна попали на сельхозработы в лагерь Гермендорф недалеко от Берлина. Жила Анна под именем украинки Анны Ивановны Малашевой. Два раза ее арестовывало гестапо, допрашивали, избивали. Обвиняли в том, что она коммунистка, еврейка, саботажница. Потом предложили работать в лагере зубным врачом. С декабря 1942 г. Анна стала работать в лагере Гермендорф, где содержались граждане разных стран, привезенные в Германию на работу. В феврале 1943 г. она уехала без разрешения в село к племяннице за картошкой. Уехала в субботу, вернулась в понедельник. Ее сразу арестовали, увезли в тюрьму, сильно били. Заключенные написали письмо с просьбой вернуть врача, по ее мнению, это и спасло от казни. В 1945 г. Анна Львовна вернулась домой, нашла своих двоих детей и мужа, но что-то, видимо, не сложилось в их дальнейшей совместной жизни, которая не выдержала испытание войной. В деле есть справка, выданная в 1947 г. для места работы второго мужа Анны, московского еврея Льва Соломоновича Слуцкера (ГАМО, ф.517, оп.1, д.7638). Еще две аналогичные истории женщин, угнанных на принудительные работы в Германию, мы знаем в пересказе их родственников. В отличие от сухих и осторожных допросных листов НКВД, в них больше жизненных подробностей.

244

Зверева Софья Леонтьевна (Литмановна), 1914 г.р., родом из г. Калинковичи. Училась в Минске в техникуме связи вместе со своим будущим мужем Александром Трофимовичем Зверевым. Затем семья переехала в Белосток, где служил Александр, младший лейтенант Красной Армии. В первый же день войны Зверев попал в плен. Софья с двухлетним сыном переехала к родителям мужа в Могилев. На рынке, где женщина пыталась выменять какие-нибудь продукты, она попала в облаву. Вместе с другими молодыми людьми ее отправили в Германию. К счастью, у Софьи не было никаких документов, а внешне она никак не походила на еврейку — была светловолосая, почти блондинка. Она назвалась Софьей Леонтьевной. Попала она в концлагерь, затем работала у немецкого фермера в поле. Потом их передали на завод, который делал ящики для снарядов. Жили в бараках, голодали. За те минимальные деньги, что им платили, женщины ухитрялись пролезть под проволоку и, минуя охрану, сбегать в ближайшую лавку, чтобы купить там кусок колбасы. Руководили работами старики-немцы. Софья сохранила память об одном таком очень пожилом человеке, который всячески пытался облегчить их положение (из воспоминаний сына, Зверева Леонида Александровича).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Шевяковой Зинаиды Андреевны (р. 1932) «Моя мама Фрейда, еврейка по национальности, родилась в 1908 г. в деревне Черневка Дрибинского района. Ее девичья фамилия Цыпина. Я помню, что мама говорила, что ее отец работал портным в деревне. Мамина мама рано умерла. Когда маме было лет 16—17, она вместе с сестрой Фрумой, 1906 г.р., приехала в Могилев. Мама устроилась на работу продавцом в магазин. Через некоторое время она вышла замуж за моего отца, могилевчанина-белоруса Андрея Шевякова, 1903 г.р. В 1932 г. родилась я, а в 1936 г. родилась моя сестра Клара. Когда началась война, мне было 7 лет, а сестре 4 года. Отца в первые дни войны забрали в армию, а мы никуда не уехали. Когда забирали евреев, забрали нашу маму. Где и когда она погибла, мы не узнали. Мама просто ушла утром куда-то, и больше мы ее не видели. Меня и сестру успела спрятать бабушка в подвале своего дома на улице Котовского в районе реки Дебри, где мы жили. В 1943 г. наш район окружили немцы с собаками. Всех выгнали из домов. Кто был покрепче, убежал из этой ловушки, а нас с бабушкой и еще несколько семей вывезли в Германию. Мы жили в концлагере в бараках за колючей проволокой, малые дети выполняли грязную работу, кроме этого у нас брали кровь. Как мы выжили, не знаю. Помогла, видно, русская фамилия. В 1945 г.

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

нас освободили американцы, и мы вернулись в Могилев. Тогда получили извещение о гибели отца в 1943 г. под Сталинградом. В 1956 г. умерла бабушка. Больше у нас никого не осталось, а два года назад умерла и сестра. Документов о маме или ее родственниках я нигде не нашла. Во всех архивах отвечали, что они не сохранились». И. Шендерович

Судьбы рядовых военнопленных Ризов Александр (Шая) Ефимович родился в 1914 г. в городе Горки Могилевской области. По профессии — зоотехник по коневодству. До войны работал в Кричеве. 22 июня 1941 г. был призван в армию. Под Вязьмой при выходе из окружения в апреле 1942 г. попал в плен. Затем до 2 мая 1945 г. многочисленные лагеря для военнопленных на территории Германии. В плену Шая поменял имя на Александр (ГАМО, ф.517, оп.1, д.22703). Цейтлин Александр Иосифович родился в 1921 г. в местечке Селец Могилевской области. Перед войной учился в Ленинградском институте киномехаников. Был призван в армию в самом начале войны и уже 3 июля 1941 г. попал в плен под Барановичами. С июля 1941 г. по май 1945 г. находился в польских, германских, норвежских лагерях для военнопленных. Выжить помогло знание немецкого языка и то, что сменил фамилию на Цветков (ГАМО, ф.517, оп.1, д.16586). Данилович Исэр Аронович (1910—1984) родился в Чаусах, но перед войной жил в Могилеве. Когда началась война, он сразу ушел на фронт и в одном из первых же боев под Гомелем был ранен и попал в плен. Отправили Даниловича в бобруйский лагерь военнопленных, который располагался в крепости. Позднее он рассказывал, что их выстраивали на плацу и, если фашисты видели человека, похожего на еврея, отводили его в сторону. На еврея он похож не был — это и спасло. Исэра за еврея так и не признали. После Бобруйска с другими военнопленными его перебросили в минский лагерь возле оперного театра, потом попали в могилевский лагерь на территории нынешнего завода «Строммашина». Там содержались отдельно военнопленные и евреи. Правда, разделительного забора какого-то не было, но тудасюда никто и не ходил. Из всех военнопленных стали набирать РОА — Русскую освободительную армию. Фактически это была даже не вербовка. Просто людям давали новую форму, они подписывали какие-то бумаги и становились членами РОА. Такие автоматически получали свободный выход в город. И Данилович поступил в этот момент совершенно непонятным образом. Он ночью перешел

Исэр Аронович Данилович (1910—1984). Фото из семейного архива Даниловича М.И.

к евреям. Говорил, что если суждено было умереть, то среди своих. Он особенно не рассчитывал, что ему удастся долго скрывать свою национальность, ведь кругом было много знакомых. Исэр переоделся в одежду, в которой ходили все евреи, а свою то ли спалил, то ли спрятал куда-то. Наутро в лагере был переполох, потому что недосчитались одного военнопленного. Но никто не мог додуматься, что кто-то сам перебежит в евреи. Некоторое время он прятался, а потом каким-то образом «легализовался». Это сделать было, по-видимому, проще, ведь там были тысячи заключенных. Позднее Данилович вспоминал, что регулярно, особенно в свои праздники, немцы проводили что-то типа чисток. Выбирали тех, кто был совсем слаб или за собой не следил, опускался, не мылся, не брился — и тут же расстреливали. Комендантом лагерей был довольно пожилой немец с двумя крестами с прошлой еще войны. Ходил он всегда с палочкой и собакой. Его речь очень отличалась от речи остальных немцев и сильно смахивала на идиш. Исэр Аронович среди тех, кто с ним сидел, упоминал Вулю Лазуркина (Вульф Борисович Лазуркин, 1898 г.р.), который прошел с ним восемь лагерей. Еще Данилович вспоминал Розмана, который в одну из ночей, вырезав охрану, совершил побег в числе шести или семи человек. Утром весь лагерь построили. Комендант подошел к отцу Розмана, который работал в лагерных мастерских и был прекрасным ювелиром, и сказал: «Ты отличный мастер. Я бы забрал тебя в Германию. Но твой сын удрал, и тебя повесят». Тогда вместе с отцом Розмана повесили несколько человек, и все присутствовали при этом.

245

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

В 1943 г. Исэра перевезли в Польшу в Пляшев недалеко от Люблина, затем была Треблинка, потом Маутхаузен. Там он сидел не только с евреями, но и с немцами, поляками и другими. Не было расстрелов, но работали до полного изнеможения в каменном карьере и умирали от непосильного труда. Из Маутхаузена Данилович попал в Мельк, а оттуда в Эбензее, где он встретил своего земляка и соседа из Чаус Льва Маневича, которого мы знаем теперь как знаменитого разведчика. В 1944 году их освободили американцы. Всех построили на площади и сказали: «Все, кто желает, может ехать в США». Всем желающим давали $1000 подъемных. Остальные были свободны. Исаак Аронович решил возвратиться домой к семье. Попал в советский пересыльный лагерь. Правда, питание ни в какое сравнение не шло с американским. Если в американской зоне их отпаивали молоком и подкармливали шоколадом, то у нас все больше гороховой кашей. Затем Даниловича снова отправили на фронт. Он еще успел поучаствовать в боях. После войны вернулся в Могилев (из воспоминаний сына, Даниловича Михаила Исаковича). Долгин Ефим Семенович (1916—1973) «Мой папа, Ефим Семенович Долгин, родился 22 мая 1916 г. в городе... Вот тут и начинаются интересные дела. В паспорте у папы точно

Ефим Семенович Долгин (1916—1973). Фото из семейного архива Долгиной А.Е.

«Мой отец, Ульянский Лев Гиршевич, родился в 1896 г. в городе Могилеве. До войны работал заготовщиком, иначе говоря, закройщиком обуви. К службе в армии был негоден и был призван в подразделение местной противовоздушной обороны. Утром 22 июня 1941 г., еще до выступления по радио наркома иностранных дел В. Молотова и за 3—4 дня до нашего поспешного бегства, отца вызвали, как я сейчас помню, по тревоге. Два или три раза он забегал домой с винтовкой, противогазом, встревоженный происходящим. В тот самый день, когда мама (Сима Гиршевна), схватив за руки меня и младшую сестру Розу, решила бежать из города, я, шестиклассник, написал папе записку о том, что мы решили, мол, уехать из города на некоторое время в какое-нибудь село, и как только немцев прогонят, мы сразу же вернемся. Не возвратились. Хочется верить, что эта моя записка облегчила страдания отца в фашистском лагере смерти, ибо вселяла в него надежду, что мы живы. Всю войну и в послевоенные годы мы с Розой писали в различные инстанции, дабы узнать что-нибудь о судьбе отца. Тщетно. «В списках убитых, раненых и пропавших без вести Ульянский Лев Гиршевич не числится», — таким был стандартный ответ. Лишь спустя 34 года после победного салюта сестра получила извещение из Красного Креста, что «...по сведениям, которыми располагает польский Красный Крест, Ульянский Лева, родившийся 6 декабря 1896 года в городе Могилеве, умер в концлагере Маутхаузен (Австрия) 2 ноября 1944 года».Так в многотрудной истории поисков отца была поставлена точка. Впрочем, далеко не последняя, ибо нами немало сделано, чтобы если не физически, то духовно он был всегда с нами. Опуская подробности, скажу лишь, что вопреки позиции советского Красного Креста (...в Маутхаузене нет отдельных могил, нам неизвестно, как ваш отец туда попал, и т. д.) мне, еврею, подполковнику запаса, в недалеком прошлом замполиту командира полка, после немалых трудов в октябре 1991 г. все же разрешили поездку в Австрию на место гибели отца (В Москву мы не вернулись. В 1992 г. из Австрии уехали в Израиль). И вот я иду по тем самым плитам Аппель-плаца, по которым тяжело ступал голодный, больной, измученный морально и физически узник № 86083, мой отец. Поднимаюсь по так называемой лестнице смерти, по которой, тяжко дыша, волочил на себе здоровенные камни мой обессиленный отец.

246

ГЕТТО МОГИЛЕВА — МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

стояло место рождения — Баку. И в детстве мне было рассказано, что папин папа, мой дедушка, скрывался в Баку от царской охранки, и папа родился в Баку. Но, как сказал его родной брат и мой дядя Владимир Долгин, дед и мой папа никогда в Баку не были, а папа родился в Могилеве. В семье было четверо детей. Ефим (настоящее имя было Афроим) был вторым. Рано умерла мать, и он должен был помогать сестрам растить младшего брата Владимира, которому было 10 лет на момент ее смерти. Папа играл на аккордеоне на свадьбах — этим зарабатывал, а в свободное время играл на виолончели. Папа рассказывал, что сестры заставляли его играть часами. Мне запомнилось, как папа рассказывал, что он играл на чердаке, где было очень жарко, и он опускал ноги в тазик с холодной водой. У него было одно необычное увлечение — коллекционирование птичьих яиц. Чтобы гнездо не бросили (жалел птичек), брал только одно яйцо

из гнезда и очень осторожно. Однажды, когда он очень увлекся наблюдением за птицами и, по мнению сестры Оли, недостаточно уделил внимания музыке, она взяла коробку с коллекцией и разбила ее. Папа очень переживал из-за ее поступка, но что поделаешь. Зато он поступил в консерваторию в Минске и успешно окончил ее в 1940 г. по классу виолончели. Папу призвали в армию, и он пошел служить с... виолончелью. Служил в Литве в Елгаве — играл в оркестре. А когда началась война, попал в плен к немцам в самом ее начале. В плену единственная возможность выжить для человека еврейской внешности, да к тому же обрезанного, — выдать себя за мусульманина. Подробности я не знаю, но так поняла, что он как-то смог переделать документы на азербайджанца. Это и спасло ему жизнь. Вот откуда и по документам пошло рождение в Баку. В 1942 г. папе удалось вернуться к своим (каким образом, я не знаю). Но для «своих» бывший военнопленный — предатель и враг народа. Он прошел 159-й армейский запасной стрелковый полк — один из «фильтровавших» многие тысячи бывших военнопленных, вина которых состояла часто лишь в том, что они выжили. 8 июля 1942 г. рядовой Долгин был осужден на 10 лет лишения свободы (Список

Вот и печально знаменитая «стена парашютистов», с которой озверевшие фашисты сталкивали вниз людей-призраков… Что происходило в тот момент в моей душе — рассказать невозможно. Так в душе произошла встреча с отцом, которая не Лев Ульянский на фоне памятной доски своему деду Льву Гиршевичу состоялась… Ульянскому, установленной семьей в бывшем концлагере Маутхаузен. Если не считать стандартФото предоставлено Ульянским С.Л. ного памятника «жертвам фашизма» от советского правительства и памятника генералу Д. Карбышеву, ни одного знака внимания и памяти простому человеку, тем более еврею, не было. Тогда-то мы и решили в присутствии членов всей нашей семьи установить доску в память об отце, что и было сделано в 45-ю годовщину со дня его гибели. Так, осенью 1989 г. в бывшем концлагере Маутхаузен появилась первая и, может быть, до сих пор единственная, памятная доска конкретному человеку из бывшего СССР, еврею из Могилева, моему отцу. Вот уже 60 лет нет на свете моего отца — Ульянского Льва, но есть его внук — Лев Ульянский. Жизнь продолжается» (по статье: Ульянский Семен. О чем напомнила старая фотография // Новости недели. — Израиль, 1998). Семен Ульянский родился в Могилеве в 1927 г. Перед войной окончил 6 классов. Трагически сложилась судьба его родных в годы войны. Бабушка Шифра скончалась в эвакуации, попав под машину. Сестра отца Бася в эвакуации похоронила двух дочерей — Оленьку и Фиру. Брат отца Моше погиб на фронте. Его жену Раю и двух дочерей фашисты по подсказке местных жителей закопали живьем в Могилеве. Старший сын сестры отца Хавы Юлий погиб на фронте. Младшего, Давида, фашисты убили в Могилеве. После войны Семен посвятил себя службе в армии. В 1977 г. был уволен в запас в звании подполковника. В конце января 1992 г. вместе с семьей переехал в Израиль.

247

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

военнослужащих, осужденВ государственном архиве Могилевской области удалось обнаруных Военным Трибуналом жить еще несколько имен евреев — уроженцев Могилева и Могилев4-й Ударной Армии к высшей ской области, побывавших в плену и на принудительных работах в мере наказания и лишению Германии и сумевших выжить, а также членов их семей: Шифман свободы без применения ст. Татьяна, 1918 г.р., и Шифман Мария, 1944 г.р.; Блюмин Наум 28 УК РСФСР за время с 1 по Алторович, 1900 г.р., кожевенник, (проживал на ул. Пушкинской 10 июля 1942 г. ЦАМО, ф.58, в Могилеве), с 1941 по 1945 гг. находился в концлагере в Австрии; оп.818883, д. 758). Нихамкин Яков Исакович, 1910 г.р. (Могилевская обл., г. Чаусы, По-видимому, лагеря заул. Факельная); Гиргеньсон Антон Давидович, 1909 г.р.; Кац Грименили на штрафной батагорий Григорьевич, 1927 г.р. (Могилев, ул. Ленинская, 24), в плену льон (мне об этом не говорибыл с 1943 по 1945 гг. в концлагере Флессенбург; Генина Фрида ли), так что папа прошел всю Яковлевна, 1920 г.р.; Иофе Эся Борисовна, 1915 г.р., из деревни войну... Он рассказывал , что Злотки Могилевской обл., возвращалась вместе с детьми; Фитисов однажды вальс «На сопках Леонид Алексеевич, 1939 г.р., Фитисов Виталий Алексеевич, Манчжурии» спас ему жизнь. 1940 г.р., Фитисова Альфида Алексеевна, 1942 г.р., Фитисов Какому-то начальнику очень Борис Алексеевич, 1945 г.р.; Сироткин Семен, 1930 г.р.; Ружпонравилось, как папа играковский Вальтер Алексеевич, 1907 г.р., из Могилева с женой, русет, и он попросил поиграть ской по национальности, 1900 г.р.; Дубникова Эля Максимовна, на каких-то праздниках. В 1923 г.р.; Саморов Аркадий Наумович, сапожник из Могилева; это время папин отряд поКлугман Бронислава Львовна, 1925 г.р.; Фукс Евгения Семепал в засаду, где погибли новна, 1928 г.р.; Лобович Айзик Иосифович, 1908 г.р.; Лобович все... Папа остался жить, а я, Эстер, 1917 г.р.; Соркин Наум Григорьевич, 1923 г.р., учащийся, когда была маленькой и хоросначала попал в концлагерь в Могилеве, с 15 сентября 1943 г. по шо одурманенной советской 4 августа 1945 г. был в концентрационных лагерях в Германии и пропагандой, слушая этот Польше, затем — в фильтрационном лагере в Чехословакии (ГАМО, рассказ, ругалась на папу и ф.828, оп.1, д.4). говорила, что он должен был пойти со всеми и тогда бы И. Шендерович погиб как герой, как Марат Казей. Папа говорил, что тогда бы не было меня, но мне очень хотелось, чтобы и пуля срикошетила от обода колеса и попала ему папа был героем. в щеку, выбила зуб, но он остался жив. А еще у папы на щеке была ямка — след от После войны папа преподавал в Могилевском пули. Он говорил, что они шли по дороге с обозом, музучилище. Его ученики приезжали к нам в Минск. Вроде бы, в музее училища есть папино фото и информация о нем. В 1952 г. папа женился, в 1953 г. родился мой брат. Папа все мечтал о большом искусстве, и когда в оперном театре объявили конкурс, ему прислал приглашение композитор Аладов (кажется, где-то сохранилось это письмо). Так папа по конкурсу прошел в оперный театр и переехал из Могилева в Минск. Он работал концертмейстером в театре и ему это очень нравилось. Папа мечтал, чтобы мы с братом стали музыкантами, но не получилось. Так в семье музыканта появилось 2 инженера. У папы был абсолютный слух. Он умел играть практически на всех инструментах. Мама рассказывала, что когда в театре проходили капустники, то папа исполнял роль человека-оркестра, перебегая по сцене от одного инструмента к другому» (из воспоминаний Долгиной Анны Ефимовны). Ефим Семенович Долгин на могиле отца в Могилеве. Фото из семейного архива Долгиной А.Е.

И. Шендерович

Могилев без евреев В советское время историки, темой исследований которых была Великая Отечественная война, имели возможность заниматься изучением лишь военных аспектов войны (за исключением эвакуационной экономики): операций Советской Армии, деятельности подпольных групп и партизан, карательных органов оккупантов. В последние годы все шире начинают освещаться проблемы Холокоста, полностью замалчиваемые ранее, однако до сих пор белым пятном остается жизнь гражданского населения во время гитлеровской оккупации. В то время, как продолжались военные действия регулярных армий, развивалось подпольное и партизанское движение. После практически полного уничтожения еврейского населения мирная жизнь в городе не прекратилась, по крайней мере, оккупационные власти стремились создавать такую иллюзию у оставшегося населения. Прежние привычные классовые градации новая власть заменила делением местного населения в соответствии с нацистской идеологией. На верху социальной пирамиды оказались люди, имеющие немецкое происхождение, так называемые «фольксдойч», наиболее рьяные коллаборационисты, входящие в созданные военной администрацией и полностью подчиненные ей административный аппарат и полицию. Их положение было весьма непрочным и зависимым и требовало постоянного доказательства лояльности. Кроме налаживания, в меру необходимости, экономической жизни — «немецкого порядка», важным моментом для фашистской машины было развертывание на оккупированной территории пропагандистской машины, направленной против порядка «иудо-коммунистического». Нам показалось возможным и интересным представить в нашей книге и этот аспект могилевской жизни, по существу мало связанный с темой могилевского еврейства. Как же жил в совсем недавнем прошлом еврейский Могилев без евреев? Именно этому будет посвящена данная глава. Из жизни оккупированного Могилева ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Ковалькова Евгения Васильевича «Я был пятнадцатилетним подростком, когда в Могилев пришли немцы. Первое впечатление от оккупантов: по улицам ходят чужие солдаты, чувствуют себя хозяевами, шарят по подвалам, убивают палками во дворах кур. Город выглядел удручающе: сожженные дома, едва засыпанные воронки от бомб, остатки разбитой техники и везде запах гари. На уборку улиц выгоняли евреев. Войдя в город, оккупанты обыскивали дом за домом, выгоняли на улицу мужчин, строили их в колонну и затем под конвоем отправляли в Казимировку и Ермоловичи. Отстающих в пути пристреливали. Продержали трое суток под открытым небом без еды и воды. Отпустили только тогда, когда сопротивление в городе окончательно прекратилось. На польском кладбище немцы похоронили своих убитых. Вечером мы с друзьями заглянули

туда. Насчитали 115 свежих могил под березовыми крестами. На каждом кресте была каска. Видели мы колонны исхудалых, грязных и оборванных военнопленных. Их гоняли на разные работы по восстановлению дорог, мостов и т. д. На улицах города появились полицейские с белыми нарукавными повязками. На них химическим карандашом было написано: «Ordnungdienst» (служба порядка), красовалась гербовая печать с орлом и свастикой. Как-то у кинотеатра «Чырвоная Зорка» я обратил внимание на знакомую личность в мундире с пистолетом на боку и ахнул от удивления. Это был наш бывший секретарь комсомольской организации школы, отличник учебы. Я сделал вид, что мы не знакомы, и отошел в сторону. Он косо посмотрел на меня и отвернулся. Объявления на домах и заборах за все грозили нам расстрелом. Вывесили приказ о сдаче оружия и боеприпасов. На улицах проверяли документы, а с пяти вечера до восьми утра вводился комендантский час. Для тех, кто уклонялся от работы, немцы практиковали такое наказание: сажали на стул в витрине магазина и на шею вешали табличку с надписью: «Уклонился от работы, решил дома посидеть. Посмотрите на лентяя, ему здесь весело

249

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Работала парикмахерская, где две мастерицы стригли и немецких солдат, и наших граждан. На столике в парикмахерской немцы иногда забывали иллюстрированные журналы, где мы видели в черных траурных рамках портреты генералов, погибших на Восточном фронте. По Первомайской разгуливали раненые немецкие офицеры: кто с рукой на перевязи, кто хромал на ногу и т. п. Госпиталь для них находился в здании нынешнего БелорусскоРоссийского университета. В суровую зиму 1941— 1942 гг. оккупанты в Могилеве мерзли, как когда-то французы в 1812 году. Мы видели на улиФашисты на улице Первомайской возле Богоявленского собора. це немецких солдат, которые от Фото 1941—1942 гг. холода накручивали на голову поверх пилотки женские клетчатые платки с бахромой, а на ноги одевали шитые глядеть!» За витриной стоял полицай с винтовкой бурки из старого сукна с бахилами! Иногда в таком и стерег «уклониста». виде они заходили к нам в дом и с возгласами Со временем в городе возобновилась торговля. «Матка — зимно!» (холодно) бросались к печке. Хлеб продавали два магазина: на ул. ПервомайВ конце сентября 1941 г. фашисты согнали ской (напротив современного универмага) и на могилевских евреев и поселили их в одном месте: углу Ленинской и Комсомольской улиц. Продавапо обе стороны реки Дубровенки. Это место стало ли за советские деньги и по карточкам. Хлеб был называться гетто. Через гетто свободно ходили, низкого качества, с мякиной, темно-коричневого охраны не было. Я его хорошо помню, т.к. ходил цвета. Был открыт комиссионный магазин на мимо через мостик Дубровенки в город. ул. Первомайской, напротив современного главОднажды (это был день 7 ноября 1941 г., я почтамта. Хозяйственный магазин работал на хорошо его запомнил) мама поручила сходить по углу Первомайской и Комсомольского сквера. хозяйским делам в город. Проходя через ДубровенТорговали довоенным товаром, что не успели ку, я в гетто ничего тревожного не заметил. Люди разграбить. мирно готовились к зиме, утепляли дома. В городе Открылся кинотеатр «Чырвоная Зорка». на Первомайской я встретился со своим школьным Первый фильм, который показали, назывался товарищем, и часа через два мы вместе с ним воз«Трукса». Сюжет из жизни цирковых артистов. вращались домой. На спуске ул. Виленской нас Помню три австрийских фильма: «По дороге в остановил солдат полевой полиции. Мы жестами Прагу» (об Амадее Моцарте), «Индийская гробниобъяснили ему, что идем домой, и хотели двигаться ца» и «Эшнапурский тигр» (из жизни индийских дальше. Но последовал грозный окрик, часовой магараджей). Последние два фильма демонстрипоказал нам: возвращаться к театру. Укрывшись ровались в Могилеве и после войны. При входе в от моросившего дождя под балконом столовой кино рядом с контролером стоял полицай: долго№ 5, мы гадали: что случилось? Через полчаса вязый кривоногий детина с рыжими волосами в вновь подошли к солдату, но получили удар причерном мундире. кладом. Подождав еще какое-то время, мы опять Работал в городе и театр. Ставились пьесы стали просить пропустить нас. На этот раз солдат, Островского «Волки и овцы», «Без вины виновагрубо выругавшись, махнул рукой — идите. В один тые», «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина миг мы оказались на мосту Дубровенки. Здесь мы и другие. Публика была разномастная: полицейневольно стали свидетелями ужасающих сцен, ские, немецкая прислуга из числа бывших воентворимых немцами над обитателями гетто. Рядом с нопленных, городские жители. Актерская труппа нами наблюдали за происходящим три женщины, прекрасно играла и всегда срывала аплодисменты. лица которых были искажены от ужаса. Особой любовью у зрителей пользовалась МаргаНа правом берегу Дубровенки под моросящим рита Луговая. Ее талант выделялся эмоциональосенним дождем стояла колонна из стариков, ной направленностью, а звонкий чистый голос детей, подростков: с непокрытыми головами, восхищал своей красотой.

250

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

Гетто, в котором совсем недавно, как в мубез верхней одежды, некоторые без обуви. Люди равейнике, кипела жизнь, опустело. Все так же стояли тихо и покорно, а в пяти шагах от них раснесла свои воды к Днепру Дубровенка, невольная хаживал немец из полевой полиции с палкой в русвидетельница трагедии, разыгравшейся на ее беках — ножкой от сломанного стула. Рядом, справа регах. А весной на эти места обрушилось страшное от моста, строили колонну из молодых мужчин. С наводнение. Стихия разрушила и смыла дома и помощью ударов палки и грубых окриков операция улицы, впитавшие в себя страдания тысяч людей, продвигалась энергично и без заминок. Людей вынеузнаваемо изменила эти места. гоняли из домов, вытаскивали из укромных мест Мы знали, что в городе действуют подпольи под градом палочных ударов бегом гнали в эту щики. Знали и по листовкам на улицах, и по колонну. Из одного дома немец вывел молодого слухам, что на складе с горючим случился пожар, мужчину в приличном пальто и кепи и, подозвав что кто-то освободил узников из тюрьмы и т. д. На к себе полицая, стал о чем-то расспрашивать его, дверях могилевчан немцы развешивали приказыуказывая на задержанного. Полицай с рвением объявления, запрещающие своим солдатам и офипреданного слуги подтвердил, что задержанный — церам посещать частные дома. О причине этого я еврей и пытался обмануть немца, выдавая себя узнал после того, как к нам пришел наш знакомый за белоруса. «Обманщика» тут же вытолкали на и сказал, что, вскапывая у себя на огороде грядки, середину моста, а полицаи и немцы встали в круг и он наткнулся на убитого и присыпанного землей поочередно стали наносить удары палками. Жертнемца. На его вопрос «что делать?» мой отец посова металась от одного мучителя к другому, пока, ветовал: «Присыпь место слоем чернозема и посей обливаясь кровью, не свалилась с ног на грязный укроп! И никому ни слова». Оккупанты жесточайнастил моста. Вызванные из колонны собратья ше карали за убийства своих. Говорили, что осенью оттащили полуживого в колонну. 1943 г. партизанка убила в Казимировке немца и Не успела закончиться эта дикая сцена раструп оставила на дороге. За это были расстреляны правы, как мы стали свидетелями другой. По грязи 33 человека, в том числе и мой дядя. и лужам, крича и плача, бежали две молодые Летом 1942 г. в Могилеве появились итальяневрейки с растрепанными волосами. Их гнали два ские солдаты, которые удивили нас оригинальноподростка с палками в руках. Вероятно, подростстью своих головных уборов: высокие овальные ки обнаружили спрятавшихся девушек и теперь фетровые шляпы с фазаньим пером. Это были гнали их в колонну, где стояли женщины и дети. альпийские стрелки. Другие же носили головные Немецкий офицер, заметив «усердие» подростков, уборы, смахивающие на наши шапки-ушанки, подозвал их к себе, извлек из кабины грузовика только без меха, со львом на кокарде. Один такой флягу со спиртным, отвинтил крышечку, налил солдат по имени Пино собирал вокруг себя мальв нее из фляги и поочередно угостил напитком чишек (был филателистом). Они ему разыскивали «молодых полицаев». Затем отломал по кусочку советские почтовые марки в обмен на галеты. от круглой плитки шоколада и протянул им «на закуску». Глазам не верилось, что это происходит наяву. По окончании облавы несколько грузовиков с брезентовым верхом подъехали к женской колонне. Открылись задние борта, и полицейские ударами палок стали загонять женщин и детей в кузова автомашин. Также поступили со стариками и подростками. Колонну из трудоспособных мужчин погнали вверх по Виленской. Позже мы узнали, что вывезенных на машинах евреев расстреляли в Полыковичах, а колонну мужчин отправили в лагерь «Возрождение» на территории завода (теперь завод «Строммашина»). Немцы, участвовавшие в этой операции, собрались в кучки, закурили и отправились в школу № 4, преФашисты на улицах Могилева. Кадр из фашистской кинохроники 1941 г. из федерального архива кинодокументов в Берлине вращенную в казарму.

251

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

шпуры в простенках между окнами и закладывали туда взрывчатку. Были взорваны капитальные жилые дома и служебные здания на аэродроме, церковь в Заднепровье. Деревянные дома на Луполово полыхали морем огня. Жителей этих районов города превратили в нищих беженцев с жалкими котомками в руках и слезами на глазах. Спустя столько десятилетий не могу спокойно вспоминать об этом кошмаре. Пришел 1944 год. Припоминаю тех 17 военнопленных немцев, которых вел крепкий парень-партизан. Немецкий солдат на мосту через Днепр. Он зашел к нам в дом с Фото из фондов МОКМ просьбой, чтобы моя мама дала им чего-нибудь поесть, т. к. они отощали и не могут идти дальше. Моя Пино выглядел жгучим брюнетом, его южный мама собрала в чугунок горсть черных сухарей, смуглый внешний вид с напомаженной прической побрызгала их водой и поручила мне отнести этим очень выделял его среди наших людей, он был пленным. Они поднялись с земли и грязными хуприветлив, а широкая улыбка источала доброту дыми руками потянулись в чугунок, беря сухари и расположение. по кусочку. Двум сухарей не хватило. Остальные Осенью 1943 года, когда свергли Муссолини, с ними поделились. Партизан поднял их и повел а Италия вышла из войны, немцы тут же разодальше. Я тогда подумал о том, какой разительный ружили итальянцев в Могилеве и отправили их контраст между самоуверенными, наглыми немв качестве военнопленных в лагерь на Луполово. цами 1941 года и этими вояками, вызывающими Такую колонну итальянцев я видел на Перводаже жалость» (записано: Брест, 2005 г. Война майской улице и не мог понять, почему они под в моей жизни — судьба… Из фондов МОКМ. — конвоем немцев идут куда-то. Могилев: УПКП МОУТ им. Спиридона Соболя, Большим кошмаром для жителей Могиле2005. — С. 89—95). ва обернулась политика «выжженной земли», проводимая оккупантами. Поздней осенью 1943 г. немцы стали сжигать дома и взрывать кирпичные здания, предчувствуя свой конец. Кварталы Мышаковки, Подниколья были сожженны командами поджигателей в форме гитлеровских солдат. Эти факельщики ходили от дома к дому, металлическими ломами выбивали стекла в домах (для лучшей тяги воздуха) и поджигали их один за другим. С высокого берега у городской больницы было хорошо видно море огня и стелющегося дыма над всем городом. Поселок химиков фабрики искусственного волокна, а это были капитальные двух- и трехэтажные дома, немцы взорвали. Здесь Улицы Могилева после оккупации. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1095/7а они электродрелями сверлили

252

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

ды преступлений, чтобы скрыть, сколько людей погубили. Это было уже после поражения фашистов под Сталинградом и Москвой. От едкого сизоватого дыма и запаха горелого мяса мы дома просто задыхались. Есть мы тогда не могли. На расстрел привозили заключенных из концлагеря и гетто. Акции, которым мы с сестрой были свидетелями, начались где-то в сентябре 1943 г. и продолжались месяца два почти каждый день. Знаю, что людей привозили и из Чаус, и из Шклова. Расстрелы были и в начале войны, но Очередь могилевчан в немецкую комендатуру. Фото августа 1941 г. из фондов тайно, скрытно. Евреям, Федерального архива Германии № 101/138/1084/26 заключенным концлагеря объявляли, что их перевозят на другое место. Они надевали лучшую ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ одежду и брали с собой все самое ценное. Здесь их заставляли раздеться. Забирали одежду и обувь. Бигдай Веры Даниловны (1931—2002) Кожаные голенища от сапог отсылали в Германию. Даже зубы выбивали, чтобы снять золотые «В 1943 г. я была свидетелем расстрела евкоронки. рейских семей, коммунистов, пленных в поселке Там же, в Пашково, 14 октября 1943 г. был Пашково. Немцы, полицаи вывозили их к противосожжен мой отец. В тот день одному партизану танковому рву, обнесенному изгородью из шпал, удалось спастись. Он был ранен в плечо, потерял где-то всего в полукилометре от нашего поселка. сознание и вместе с убитыми был брошен в котлоТам сейчас стоит памятник. Трупы расстрелянных ван. Когда трупы начали жечь, мужчина от боли людей убийцы потом сжигали, чтобы освободить место для новых жертв. Мне тогда было лет 12. Когда приезжал «черный ворон», вместе со старшей сестрой мы подползали к котловану. Сестра меня не пускала, боялась, а я вырывалась и убегала. Я думала: «Вдруг кто-то остался в живых?» Мы слышали страшные вопли, плач детей. Особенно запомнился один пронзительный детский крик: «Ой, мамочка, ой, Розочка!» Потом автоматные очереди, и все стихло до следующего приезда «черного ворона». Убитых и раненых сваливали в яму, присыпали землей. Расстрельная команда уединялась в здании гестапо. Там они напивались, а ночью жгли трупы. Трупы Могилевчане. Фото августа 1941 г. из фондов жгли, чтобы скрыть слеФедерального архива Германии № 101/138/1084/24

253

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

пришел в себя. Пьяные гестаповцы его не заметили. Перед расстрелом убийцы даже сняли с него одежду и сапоги и оставили в нижнем белье. Однажды днем мы с сестрой по картофельному полю пробрались к месту расстрелов. Сестра меня удерживала, но я вырвалась и прибежала к яме. Я увидела на земле детскую бутылочку с молоком и соской. Земля еще шевелилась, дышала. Мне показалось, что что-то возле меня так пролетело, «фью». Я подумала, что это душа отца, и упала в обморок. Ко рву не подходила. Рядом с траншеей был военный городок. Я зашла в здание солдатской столовой. У меня не было страха за свою жизнь, не Проверка оккупационными властями нежилых помещений понимала тогда, что если бы меня в районе Подгорной. Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии № 101/138/1091/4 заметили, то обязательно бы убили как свидетельницу. На полу валялось множество серых книжечек. Я не сразу поняла, что это паспорта убитых людей. сыновей, чтобы дети не отвечали за его преступлеТысячи паспортов. Я подняла и посмотрела нения. Но ведь наши дети отвечали! Их убивали, сжигали. Малюсеньких даже не расстреливали, сколько. В основном мне попадались документы просто штыком прокалывали. Убийцу приговориевреев из Шклова. В большой соседней комнате весь пол был устлан отрезанными от новых хромоли к расстрелу». вых сапог колодками, подошвами. Это было жутко. Я остолбенела и думала: «Люди ли те, кто сделал это?» И сейчас вспоминаю это с содроганием. Жизнь города в 1942—1944 гг. В 60-х годах на суде в последнем слове Райх, немецкий офицер, родом с Поволжья, который Перед войной в Могилеве было немногим допрашивал мою сестру в гестапо, все признал, но просил, чтобы месть не распространялась на его более 100 тыс. человек населения, из них около 30% — евреи. Даже учитывая количество призванных в Красную Армию, участников народного ополчения и актива КП(б)Б, осмелимся утверждать, что значительная часть населения города оказалась в оккупации. Этому есть множество причин: не успели эвакуироваться, т. к. власти, чтобы избежать паники и возникновения «пораженческих настроений», определенное время не разрешали массовую эвакуацию жителей города; пережив времена сталинских репрессий, значительная часть населения видела в гитлеровцах если не освободителей, то и не врагов, поэтому и осталась в городе; Разрушенная могилевская электростанция другие обстоятельства. Рис. художника Александра Шкляра из фондов МОКМ

254

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

Во время гитлеровской оккупации были пущены следующие предприятия: завод газированной воды, пивоваренный завод, железная дорога, труболитейный завод, шелковая фабрика, кожевенный завод, лесохимзавод, авторемонтный завод, кирпичнокровельный завод «Днепр», мебельная фабрика, костеклеевой завод, пять кирпичных заводов, мясокомбинат, торфозавод, ТЭЦ, городская библиотека (с 1 марта 1942 г.), 8 школ, ремесленное и строительное училища, 7 столовых, 10 частных кафе, 11 парикмахерских, 3 бани, городской театр, городская больница и поликлиника, диспансеры (туберкулезный и венерологический), санстанция, хлебопекарни, аптеки, кинотеатры, клубы и т. д. (ф.260, оп.1, дд.29, 151; ф.263, оп.1, дд.87, 91; ф.271, Повешенные подпольщики на бывшей Советской площади. оп.1, дд.49, 52, 61; ф.272, оп.1, д.47; Фото из фондов МОКМ ф.274, оп.1, д.25; ф.2820, оп.1, д.4). В связи с тем, что существовала простая система налогообложения (10% от дохода большего за 200 рублей), многие После захвата города гитлеровские власти в городе занимались частной торговлей и ремесосуществили строгий учет населения. Жители лом. Так, в 1942 г. было выдано 5 патентов на Могилева должны были зарегистрироваться в изготовление и продажу мороженого (ф.271, оп.1, городском управлении — здании бывшей школы д.52, л.1). № 3 по ул. Ленинской, 41. Тех, кто уклонялся, Уровень заработной платы работающих в ожидал большой штраф либо арест. учреждениях и на предприятиях в 1942—1943 гг. В то время как основная масса евреев, оставбыл разным. Руководители получали (ежемесячно шихся в городе, была уничтожена осенью 1941 г. — в рублях) 800—900 руб., средний персонал (заведувесной 1942 г., нееврейскую часть населения ющий, мастер) — 500—700 руб., рабочие (слесарь, предполагалось использовать как рабочую силу, с перспективой онемечивания либо последующего повар, уборщица) — 200—400 руб. Медицинские уничтожения. работники (в зависимости от квалификации и Согласно переписи нееврейского населения, в Могилеве на 1 октября 1941 г. проживало 47 048 человек, из них 28 758 женщин и 18 290 мужчин; 16 785 детей в возрасте до 14 лет; трудоспособных — около 27,5 тыс. (мужчин — около 9 тыс.) По национальности: русских — 28 705, белорусов — 15 707, украинцев — 1085, поляков — 1063, немцев — 82, эстонцев — 13, латышей — 192, литовцев —72, других — 129 (ГАМО, ф.259, оп.1, д.22, л.207). Все трудоспособное население города (с 16 лет) обязано было работать. Для тех, кто не смог трудоустроиться на предприятиях, ежеМогилевчане на берегу Днепра возле разрушенного моста дневно организовывались Фото августа 1941 г. из фондов Федерального архива Германии общественные работы. № 101/138/1095/6а

255

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Один из номеров газеты «Новый путь», издававшейся в Могилеве в период оккупации

стажа) — 300—800 руб., главный врач — 1000 руб., директор школы — 1000—1100, ученики ремесленного училища — 25—40 руб. (еженедельно) и т. д. (ф.260, оп.1, д.29; ф.263, оп.1, дд.88,100; ф.271, оп.1, дд.21, 28; ф.272, оп.1, дд.47, 74; ф.274, оп.1, д.5). Законодательство «делало вид», что к концу 1941 г. в городе свободных евреев практически не оставалось, так что теоретически они также могли работать. И вне зависимости от выполняемой работы, выплачивать им разрешалось не более 80% от зарплаты чернорабочего. Таким образом, за одну

и ту же работу еврей получал бы за час работы 48—64 копейки, а нееврей — 1,35—2,50 рубля (ф. 259, оп.1, д.22, лл.482—484). Для работающих горожан были предусмотрены определенные формы социальной защиты: им выплачивалась помощь в случае болезни по листкам нетрудоспособности (больничным), которые выдавались врачами (ф.260, оп.1, д.29; ф.271, оп.1, дд.21, 61). Большое внимание оккупанты уделяли медико-санитарному состоянию города. Работали городская больница, поликлиника, туберкулезный и венерический диспансеры, дом для бездомных детей, молочная детская кухня, детская больница, городская дезинфекционная станция, две городские аптеки. 13 мая 1943 г. в Могилеве открылось первое в Белоруссии в период оккупации высшее учебное заведение — медицинский институт. В Могилевском областном архиве имеется докладная записка по вопросу его открытия (февраль 1942 г.) на имя доктора Шпехта. В ней отмечены, среди прочих, следующие причины необходимости данного учебного заведения:

Отношение гражданского населения к уничтожению евреев обычно стыдливо остается за пределами современных исследований, не является исключением и эта книга. Частично данный пробел восполняют отдельные ее фрагменты, в том числе воспоминия могилевчан, но на системность они не претендуют. Интерес представляет взгляд на «решение еврейского вопроса» фашистами известной и неоднозначной фигуры могилевского подполья, одного из его организаторов К.Ю. Мэтте: «В первые месяцы оккупации немцы физически уничтожили всех евреев. Этот факт вызвал много различных рассуждений. Самая реакционная часть населения, сравнительно небольшая, полностью Один из плакатов — пример фашистской оправдывала это зверство и содействовала им в антиеврейской пропаганды. этом. Основная обывательская часть не соглашаИз фондов Музея истории Могилева лась с такой жестокой расправой, но утверждала, что евреи сами виноваты в том, что их все ненавидят, однако было бы достаточно их ограничить экономически и политически, а расстрелять только некоторых, занимавших ответственные должности. Остальная часть населения, советски настроенная, сочувствовала и помогала евреям во многом, но очень возмущалась пассивностью евреев, так как они отдавали себя на убой, не сделав ни одной, хотя бы стихийной попытки выступления против немцев в городе или массового ухода в партизаны. Кроме того, и просоветски настроенные люди отмечали, что очень многие евреи до войны старались устроиться на более доходные и хорошие служебные места (будто рус-

256

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

«…В освобожденных Восточных областях приблизительно 70% врачей были евреями и только 30% были русские… …2. Организация медицинского факультета в гор. Могилеве будет иметь глубоко политическое значение в атмосфере нынешней освободительной войны от иудо-большевизма. С другой стороны, это будет важным еще потому, что окончательно подчинит разум молодежи идее освобождения от иудо-большевизма и даст прекрасный выход энергии молодежи, которую в стенах медицинского факультета можно будет воспитать, определенным образом в духе того Великого акта освобождения, который дан нам Велико-Германией» (ф.271, оп.1, д.22, лл.19—20). Набор студентов был осуществлен на 3, 4, 5 курсы. Возглавил институт доктор Степанов. В октябре 1943 г., в связи с началом освобождения Красной Армией районов восточной части Белоруссии от гитлеровцев, началась массовая эвакуация учреждений из Могилева. Медицинский институт был переведен в Новую Вилейку. 10 июня 1944 г. состоялся первый и последний его выпуск — 32 человека. В 1944—1945 гг. институт продолжал свою работу в Германии.

Активно во время оккупации работали сотрудники могилевской санитарной и метеорологической станций. Любая общественная и культурно-просветительская деятельность без разрешения оккупационных властей запрещалась. Поэтому проявления этих сфер деятельности осуществлялись при полном контроле гитлеровцев. Одной из первых общественных организаций было общество «Красного Креста», созданное в январе 1942 г. Однако вскоре оно изменило название на «Общество потерпевших от войны». С апреля 1943 г. оно начало называться «Общество народной самопомощи в Могилеве» и насчитывало 700 человек (ф.274, оп.1, д.5, лл.10, 11, 29). В 1941 г. оккупационные власти дали разрешение на проведение богослужений в ряде христианских храмов, которые были закрыты в 30-е годы. Они происходили в римско-католическом костеле, Борисо-Глебской, Петропавловской, Иоанно-Богословской церквях, Трехсвятительском соборе, в церкви на Успенском кладбище (ф.289, оп.1, д.1). 25 декабря 1941 г. в Могилеве состоялось открытие драматического театра. Только за первые два года своей деятельности театральная труппа из 18 артистов поставила 15 крупных спектаклей и 17 произведений малых форм. Среди первых: «Коварство и любовь», «Гроза», «Бесприданница» и т. д. Театр показал зрителям 142 спектакля, выезжал на гастроли в Оршу, Чаусы (ф.260, оп.1, д.29). В сентябре 1943 г. в Могилеве начал работу и детский театр.

ские или белорусы не стремились к тому же самому! — Б.С.), установили круговую поруку между собой, часто позволяли нетактичное отношение к русским, запугивая привлечением к ответственности за малейшее выступление против еврея и т. д. «И вот теперь евреи тоже ожидают помощи от русских Иванов, а сами ничего не делают», — говорили они. Общий же вывод у населения получился таков: как бы немец не рассчитался со всеми так, как с евреями. Это заставило многих призадуматься, Многочисленные пропагандистские листовки внесло недоверие к немцам… оккупационных властей в большинстве своем При составлении листовок основным принцибыли антисемитской направленности пом был взят патриотизм народов Советского Союза без подразделения его на советский или просто русский патриотизм и т.д. Листовки составлялись так, чтобы они привлекали к борьбе и советских патриотов, и просто русских честных людей, любящих свою родину, хотя и не согласных с коммунистами по тем или другим вопросам... Учитывая настроение населения, невозможно было в агитационной работе открыто и прямо защищать евреев... так как это, безусловно, могло вызвать отрицательное отношение к нашим листовкам даже со стороны наших, советски настроенных людей или людей, близких нам. Приходилось затрагивать этот вопрос косвенно, указывая на зверскую ненависть фашизма к другим нациям и стремление к уничтожению этих наций, на натравливание фашистами одной нации на другую, на то, что под лозунгом борьбы с евреями и коммунистами хотят уничтожить нашу Родину и т. д.» (Соколов Б.В. Оккупация. Правда и мифы. — М.: АСТ-пресс книга, 2002).

257

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Объявление о наборе в полицию в газете «Новый путь»

всех школ отсутствовал такой предмет, как история. Изучалась тема «Берлин — столица нашей Родины». При изучении произведений русской литературы из всех советских авторов остался только М. Шолохов «Тихий Дон». Из дореволюционных писателей широко представлены все без исключения классики. При изучении белорусской литературы в программе осталось изучение произведений М. Богдановича, Я. Купалы, Ш. Ядвигина, Т. Гартного, К. Буйло и др. (ф.264, оп.1, дд.1, 2). В Могилеве действовали ремесленное и строительное училища, музыкальная школа (классы пения, игры на рояле). В мае 1942 г. в городе прошла научная конференция врачей, в апреле 1943 г. работали курсы землемеров, в июне — пропагандистов РОА (русской освободительной армии), организовывались ремесленно-кустарные выставки. Во время оккупации в Могилеве издавались газеты: «Новый путь» (два раза в неделю), еженедельная «Последние известия». В местных газетах печатали свои стихи могилевские поэты.

В 1942—1943 гг. в Могилеве перед жителями выступали с концертами и постановками (кроме театров) ансамбль народных инструментов, детский хор учеников музыкальной школы, хоры Николаевского собора и Борисо-Глебской церкви, коллектив городской эстрады, духовой оркестр, оркестр службы порядка. Работали в городе и клубные учреждения в помещениях бывших клубов: промкооперации, городских предприятий, швейников, спортивного дома Красной Армии, партийного клуба. Демонстрировались кинофильмы в кинотеатрах «Зорька» и «Луч». В 1942—1943 гг. в Могилеве торжественно происходили празднования: 1 мая — праздник труда, Отряд местной полиции на улице Могилева. Фото марта 1943 г. из фондов Федерального архива Германии 22 июня — день освобождения от № 146/2004/256 большевизма, в школах организовывались «новогодние елки». Несколько тысяч человек было на Разнообразной была программа ежедневного митинге и общегородских «гуляньях», которые соместного радио (публиковалась в печати). Вещастоялись на Театральной площади 22 июня 1943 г. ние осуществлялось через усилители на улицах Однако несмотря на массовость, значительная города. Так, в программе радио за 28—30 июня часть горожан устранилась от участия в меро1943 г. значилось: три раза в день известия и ноприятиях. Даже бургомистр Могилева, выступая вости, музыка, выступления могилевских хоров, в июле 1943 г. на собрании работников городского доклады на экономическую тему, очерк о Ф. Досуправления, отметил, что 22 июня 1943 г. на детоевском, концерты, очерки на антиеврейскую темонстрацию явилось только 130 сотрудников из матику, цикл передач про носителей европейской 280 работающих (ф.264, оп.1, д.2). культуры (Лопе де Вега), передачи для крестьян, При анализе учебных планов и программ мождетские передачи, передача про художника Нарно заметить, что в 6—8 классах предусматривался бута, «театр у микрофона» и т. д. (ГАМО; газета профессиональный уклон, углубленное изучение «Новый путь», 28.06.1943 г.). делопроизводства или коммерции. В программах

258

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

спасли соседи. Тогда бабушка отправила меня пешком в Селец, где жили ее знакомые Лещинские. Они помогли нам и потом привозили нам продукты в базарные дни, когда ездили на рынок. Это нас спасло. Хотя и потом было непросто, порой жили лишь на милостыню, которую подавали бабушке у церкви. Тем, кто работал, было легче, но голодали очень многие. Я услышала, что в Могилеве открылся детский дом, и пошла, как была, босиком, в коротком платьишке, из которого давно выросла, на прием к городскому голове доктору Фелицину. На вид это был очень симпатичный, респектабельный господин. Он принимал в здании сегодняшнего городского Дома культуры на втором этаже. Фелицин мне дал направление в детский дом, где кормили. Ночевать я приходила к бабушке. Работала музыкальная школа, и я ходила туда. Там было три педагога: Полина Григорьевна Петренко, Полина Аксентьевна Плещинская, Клавдия Александровна Советский Союз пытался противопоставить ожесточенной Колесникова и директор — Ираида фашистской антиеврейской пропаганде свои методы. Александровна Кореневская. Я Но листовки, написанные казенным, довольно убогим языком, пела в хоре школы, и однажды нас вряд ли могли найти отклик у населения. Фраза из листовки даже пригласили выступать на радио типа этой: «Целый ряд еврейских товарищей в последнее время в здании гостиницы «Днепр». Мы пели получили звание Героев Советского Союза за их огромные заслуги классику — Моцарта, Мусоргского — и по бесперебойной доставке продуктов в действующую армию», русские народные песни. Девочка поскорее, могли достигнуть обратного эффекта. К сожалению, навязанные фашистской пропагандой стереотипы об участии старше между песнями читала стихи евреев в военных действиях только в качестве тыловых о природе. Каждой из нас заплатили работников, интендантов да замполитов, оказались живучи. по три марки, и мы были очень горды. По городу были установлены «тарелки» радио, и они были всегда включены. Таким образом, можно высказать предполоВо время войны в кинотеатре «Родина» — «Зольдатенкино» — показывали фильмы для жение, что во время гитлеровской оккупации в немецких солдат, которые ходили туда со своими Могилеве существовала определенная социальнодевушками. В «Чырвонай Зорцы» шли замечательэкономическая и культурно-просветительская ные фильмы для горожан на немецком языке, но жизнь, но только не для еврейской части насес титрами: голливудские — «Эшнапурский тигр», ления. «Индийская гробница», немецкие — «Анетте», «Моя подруга Жозефина» — про девушку-модельера. И. Пушкин Особенно запомнился мне фильм «Агнесса», про немецкую девушку, которая накануне свадьбы с Георгом попала в больницу с аппендицитом, там ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ она влюбилась во врача, который ее оперировал, Якубовской Людмилы Иосифовны вышла за него замуж, у нее родились трое сыновей, (р. 1931) потом муж в фашистской форме уходит на фронт, погибает. Подрастают сыновья Агнессы. Показы«В начале войны наш дом на Ленинской сговали, как мальчики играют на пианино и сначала рел, и мы переселились на Мышаковку. Родителей на полу стоят маленькие туфли с носочками и в забрали на фронт, и я жила с больной бабушкойшортиках, потом туфли побольше и штаны ниже инвалидом. Мы распродали несколько маминых колена и уже взрослые — мужские туфли и брюки. В форме «гитлерюгенда» они уходят на фронт. Вдовещей, остались ни с чем и стали голодать. В ва Агнесса встречается со своим бывшим женихом минуту отчаяния в феврале 1942 г. бабушка затоГеоргом, и они вспоминают прошлое. пила печь и закрыла трубу, чтобы мы угорели. Нас

259

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

на всю страницу и надписью: «Сказки. Авдей Авдеевич Авдеев», сказка была про «Красную шапочкудемократочку». На другом развороте — «Кровавые тайны Кремля» и карикатура — Берия у Сталина на коленях или наоборот. Была карикатура на Красную Армию — девушки-парашютистки в коротких юбках и с погонами спускаются на землю. Помню концерт детей из детского дома в кинотеатре «Чырвоная Зорка». Девочки и мальчики танцевали, пели, читали стихи. У них были нарядные костюмы, сделанные из бумаги. Представить атмосферу оккупированного города могут помочь несколько эпизодов из моей жизни этого периода. На Первомайской, в витрине магазина (сейчас кафе «Снежинка»), где мы получали хлеб по карточкам, я как-то видела двух молодых людей с табличками на шее: «Отказался от работы, решил дома посидеть, посмотрите на лентяя…» Их руки были привязаны к стульям. Я мельком взглянула на них, разглядывать было неловко. Прохожие старались не смотреть на витрину, все проходили мимо — если немцы посадили парней, то нам вовсе незачем было осуждать этих ребят. Неподалеку от нас жила польская семья Яковицких с четырьмя детьми. Еще перед войной их отца арестовали, а мать Янину заставили сотрудничать с НКВД. В первые дни оккупации к ней пришли чекисты и приказали вывезти их из города. Женщина, окончившая до революции Смольный институт, прекрасно знала немецкий язык. Она провела энкавэдистов через линию фронта, оттуда ее отправили обратно в Могилев, с заданием. Она должна была прийти к Фелицину и сказать ему, что его дочь со своими детьми находится в Новгороде, и если Городской голова откажется сотрудничать с партизанами, его близкие пострадают. Старший сын ушел в партизаны и там был убит, младшие братья-близнецы погибли во дворе театра в первое же лето войны, подорвавшись на каком-то снаряде. Осталась одна 14-летняя Ирэна. Вернувшись домой только зимой 1943 г., Янина сразу же пришла к Фелицину и сказала ему все, что ей поручили. Он вежливо и внимательно ее выслушал и попрощался. Как только женщина вернулась домой, ее и дочь сразу же арестовали и отвезли в гестапо. Их долго пытали. Мать умерла, а Ирэна заболела тифом, и ее поместили в подвал. Девочка На Первомайской улице. болела несколько недель, но Фото с сайта «Holocaust Education & Archive Research Team» выкарабкалась. Как-то, когда

Был еще фильм по Фейхтвангеру «Еврезиус», потом название изменили на «Жидиус». Фильмы были красочные, с красивыми актерами, с интересными мелодраматическими сюжетами и хорошим концом. В них была спокойная и благополучная, благопристойная, такая «защищенная» жизнь. Денег на билеты у нас, детей, конечно, не было. Мы с девочками тихонько проскальзывали за спинами посетителей, в основном выбирали пары посолиднее, и пока билетерша проверяла у них билеты, пробирались в пустую ложу позади последнего ряда и прятались там, пока не погасят свет. В кино и театре всегда были полные залы. Жизнь была очень тяжелая и страшная, людям нужны были зрелища, чтобы хоть ненадолго отвлечься. Оазисом счастья тогда для меня был театр. Спектакли шли тогда в Городской управе (недавний городской Дом культуры), напротив кабинета Фелицина, а в здании театра размещался офицерский клуб. В театре шла «Гроза» Островского, «Псиша» Беляева, «Хозяйка гостиницы» Гольдони. Хозяйку гостиницы играла Елизавета Михайловна Матисова — изумительная молодая актриса. Татьяна Ипполитовна Мусерская великолепно играла Кабаниху в «Грозе». Она была потомственной дворянкой, дочерью предводителя дворянства, служившего до революции в Городской думе. Играли актеры Михайлов, Игнатьев. Накануне прихода Советской Армии все актеры ушли в партизаны. Это их спасло от наказания после освобождения Белоруссии. Я видела сатирический журнал «Бич» 1943 г. Там был эпиграф — «Бичуй бич», помню страницу с изображением старика с седой бородой и усами

260

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

девошка или мальшик?» Ирэна стала по-немецки объяснять, что она русская немка, наша безработная мать отправила поменять ведро картофельной шелухи на литр молока. Я бегала вокруг, что-то верещала. Немец взял меня за шарфик и подтолкнул коленкой под зад, дескать, «беги, убирайся отсюда вон». Я обрадовалась и припустила бегом вверх в сторону лицея, тогда гестапо, а Ирэна — за мной. Мы считали свое спасение чудом. Мама не смогла бы помочь, т. к. была тогда безработной и сама могла быть отправлена в Германию на принудительные работы». Фашисты позируют возле разрушенной могилевской ратуши

охранник отошел, она, полуголая, в каком-то поГрабеж еврейского имущества лотенце, очень худая и слабая, вышла из подвала и пошла задворками домой. Я случайно встретила В период фашистской оккупации все имущеее по дороге и привела к нам. Так война подарила ство евреев отчуждалось целиком и полностью. мне сестру. Дома и квартиры, принадлежащие евреям, высеВ 1943 г. вернулась мама, попавшая во время ленным немецким командованием на территорию доставки домой раненого бойца на оккупировангетто и выехавшим из города во время войны, со всеми оставшимися там вещами переходили в ную территорию. собственность городского управления. Однажды мы с Ирэной попали в облаву на Уже во время обороны города и эвакуации Быховском рынке. Рынок окружили немецкие большая часть опустевшего жилья подверглась солдаты. Через калитку стали выгонять приехавразграблению. Взламывать и растаскивать ших из деревень молодых парней и девушек. Было страшно. Мы слышали крики, плач задержанных ребят. Кто успел, убежал. Остальных привезли в старое здание гимназии и оттуда всех вывезли. Прямо перед нами у моста через Дубровенку остановилась красивая большая черная блестящая машина «Опель-кадет». Из машины вышел высокий холеный немец в длинной красивой коричневой шинели тонкого сукна с бобровым воротником, в высокой фуражке, блестящих отполированных сапогах, на носу — блестящее пенсне без оправы. В руках он держал фотоаппарат. Мне было только 13 лет, и отправка в Германию не грозила, но Ирэне уже исполнилось 17. Я вытянула голову и кричу: «Онкель! Сфотографируйте меня!» А немец смотрел не на меня, а на изуродованную Вывоз еврейского имущества после уничтожения могилевского гетто. болезнью Ирэну, одетую в какие-то Фото служащего айнзацкоммандо-8 Герга Френтцеля лохмотья, с ежиком только начавших из Архива службы безопасности бывшей ГДР (Штази) отрастать после тифа волос. «Эта MfS/HA/IX/11/ZUV/9_Bd-32/Seite8/Bild2

261

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Заявление городского инженера Громакова, претендующего на квартиру еврея Агреста, выселяемого в гетто. ГАМО, ф.270, оп.1, д.9, л.5

имущество квартир, оставленных владельцами, горожане и жители пригородов начали еще до прихода немцев. Чтобы предотвратить разграбление бесхозной собственности, оккупационные власти запретили перевозку мебели по городу без особых разрешений. Для изъятия награбленного у мародеров оккупационные власти издали приказ, по которому «лица, присвоившие себе вещи хозяйственного обихода из общественных и частных домов, казарм и других войсковых помещений, должны сдать присвоенное до 31 октября 1941 г. в «Херес-Унтеркунфтм-Фервальтунг». В противном случае те, у которых в ходе обысков найдут такие вещи, «будут строжайше наказаны вплоть до смертной казни» (ГАМО, ф.9, оп.1, д.156, л.277). Мебель из всех домов, хозяева которых покинули город (в том числе неевреев, уехавших в эвакуацию и призванных на фронт), становилась городской собственностью. В начале августа, когда ситуация была еще не совсем ясна, а вся «еврейская собственность» еще не была официально объявлена принадлежащей новым властям, городское управление пыталось восстановить порядок в городе и пресечь случаи мародерства, в том числе и в отношении еврейского имущества. Об этом свидетельствуют, в частности, сохранившиеся приказы Фелицина от 7 и 8 августа 1941 г., направленные трем горожанам с требованием немедленно вер-

262

нуть владельцам-евреям взятых у них корову, домашние вещи, кровать. Причем, распоряжения эти выдавались самим потерпевшим: Доре Шерман, М.В. Оникул, Е.А. Агресту из Княжиц (ф. 260, оп.1, д.6, лл.1, 3, 8). В июле 1941 г. немало домов было разрушено в ходе военных действий, пожаров, бомбардировок. Горожане, чьи дома были непригодны для жилья, переезжали к родственникам и знакомым, занимали пустующее жилье. Для получения официального разрешения на переселение в чужую квартиру или дом требовалось подать заявление в жилуправление. Такие заявления начали поступать уже в начале июля. Попадаются заявления и от евреев. Например, некие Хаим Пейсахович Пивоваров и Соня Симоновна Курчик, чьи дома на улице Первомайской и по 2-му Краснопольскому переулку сгорели, 13 сентября 1941 г. просят разрешения занять квартиры своих уехавших родственников, где уже фактически проживают. На заявлениях резолюции о том, что квартиры это «жидовские» и «имущество перевезено на Дубровенку» (надо полагать, как и новые жильцы, подавшие прошения) (ф.270, оп.1, д.6, лл.23, 24). Заявки, поданные неевреями, в большинстве случаев удовлетворялись. Ордера выписывались на свободную жилплощадь, которую пострадавшие сами находили. Если

Заявление в жилотдел Прица Валерьяна Саввича, дом которого был разрушен во время бомбежки, который подыскал себе «еврейскую квартиру» на ул. Вербовой. ГАМО, ф.270, оп.1, д.75, л.32

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

владельцы опустевшего жилья были евреями, то ордер на квартиру выдавали в первую очередь, сразу же после проверки заявления и описи имущества. Поэтому «бездомные» стремились сначала занять дом или квартиру, припрятать все ценное, что там находилось, а потом подавать заявление. Некоторые оставшиеся без крова обращались в домоуправления с просьбой предоставить им другое жилье, иногда указывая конкретную приглянувшуюся им «еврейскую квартиру», в которой еще жили хозяева. На заявлениях резолюции и о предоставлении жилплощади заявителям сразу же после выселения евреев. Т. е. в некоторых случаях еврейские семьи еще проживали в своих домах, а их земляки уже готовились к переезду в облюбованные ими апартаменты (ф.270, оп.1, д.9, л.5). В домах евреев также временно проживали семьи, выселенные из районов гетто. Позднее на еврейские домовладения претендовали не только не имеющие пригодного жилья, но и просто пользующиеся случаем улучшить свои жилищные условия. Неофициально еврейские Фрагмент списка еврейских домов, проданных Могилевским квартиры и имущество могли горуправлением по состоянию с 1 по 15 апреля 1942 г. стать наградой за какие-то ГАМО, ф.270, оп.1, д.177, л.46об заслуги перед фашистами. Например, квартира № 5 еврея мебель в тесных комнатах, забитых людьми, было Хаимова в доме № 56 по Днепровскому проспекту негде. В октябре 1941 г., когда уже шло уничтоже(Первомайская) была передана германским полние гетто, задним числом было объявлено, что ковником полицейскому Раубишко уже 13 августа. имущество из своих бывших квартир еврейское наСохранилась опись всего, что было в квартире, селение имело право вывезти только до 15 сентябначиная с мебели, кончая носками, калошами и ря, а после этого оно переходило в собственность подстаканниками. Правда, отосланный в команГородской управы (ф.259, оп.1, д.1, лл.1—3). дировку на борьбу с партизанами полицейский Оставшееся в квартирах имущество (в основне успел оформить собственность юридически, ном, громоздкая мебель, которую труднее спрятать получил на жилье ордер, и за время его отсутили вынести) описывалось и сдавалось жильцам ствия 30 августа жилотдел сдал богатую квартиру под расписку на «ответственное хранение». А другому человеку. Полицейский не смог доказать в сентябре, когда с жильцов стали требовать свое право на спорное жилье, т. к. передача ему квартплату за август, оказалось, что и за польквартиры хоть и не оспаривалась, но не была зазование мебелью бывших владельцев, ставшей креплена какими-то документами, а выписанный собственностью Городской управы, необходимо ордер отменять не пожелали, вероятно, чтобы не платить. Довольно высокая арендная плата для создавать прецедентов. Переселяясь в гетто, люди могли взять с собой многих была непосильной. У тех, кто заплатить не совсем немного вещей. Как правило, времени для мог, имущество забирали и передавали на склад сборов у них не было, и разрешалось забрать не боМогилевского жилотдела при Горуправлении. лее того, что можно унести в руках, да и разместить Бесхозное имущество также свозили на склады.

263

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Со склада, как и прямо из квартир, выдавали в пользование мебель, одежду, хозяйственную утварь, канцелярские принадлежности и пр. В первую очередь эти, в основном еврейские, вещи получали немцы и учреждения: органы городского управления — служба порядка, городская управа и пр., а затем служащие, полицейские и пр. Пострадавшие в ходе военных действий, по решению «Комиссии по оказанию помощи пострадавшим от пожара при Городской управе», также могли получить здесь мебель и одежду бесплатно, но лишь в сентябре — ноябре 1941 г. Мебель и другие вещи евреев продавались и сдавались в аренду. Горожане, имеющие возможность эту аренду оплачивать, уже в ноябре брали в пользование домашнюю утварь, кровати, столы, диваны, швейные машинки, одежду и т. д. Показательно, что представители новой администрации, полицейские брали в пользование рояли, пианино и другие музыкальные инструменты, престижную мебель и другие атрибуты роскоши. Судя по кассовой книге, квартплата и деньги за арендованные вещи исправно вносились в банк уже с 1 августа 1941 г. (ф.270, оп.1, дд.4, 6, 9, 11, 75, 77 и др.). За обнаруженные скрытые от описи вещи нового владельца привлекали к ответственности (ф.270, оп.1, д.40). Лишенные имущества евреи в гетто еще имели при себе какие-то вещи, может быть, спрятанные ценности, деньги, как минимум, одежду. Перед расстрелом людей обыскивали, заставляли разде-

ваться, снимали все украшения, выбивали золотые зубы. Всю одежду и отнятые вещи должны были отвозить на склады. Опустевшая в октябре 1941 г. территория гетто также подвергалась разграблению. Расхищали не только движимое, но и недвижимое имущество: все, что можно было разобрать и унести. Для охраны этого района жилищным отделом (по приказу горуправления от 22 октября) было нанято 20 сторожей (ф.259, оп.1, д.1, лл.155—156). Все должно было быть описано, и в борьбе с расхитителями сторожам давались весьма широкие полномочия. На территории бывшего гетто в районе Дубровенки в ноябре 1941 г. также был создан склад еврейского имущества (ф.270, оп.1, д.3). Уже 5 ноября Фелицин отдает приказ своим подчиненным срочно представить ему список жилых домов и хозяйственных построек, ранее принадлежащих евреям и «освобожденных впоследствии по причине переселения» (ф. 260, оп.1, д.15, с.119). К 20—21 ноября 1941 г. оценка домов была произведена, и с конца 1941 г. начинается активная продажа «русскому населению» «еврейских домов» в разных районах города. По приказу Фелицина в первую очередь удовлетворялись просьбы о продаже еврейских домов и домов бежавших коммунистов лиц, у которых сгорели собственные дома или выселенных из своих домов по приказу Германского командования, во вторую очередь — тех, у кого дома были реквизированы при Советской власти, в третью очередь — тех,

В Могилевском областном архиве сохранилась часть переписки на немецком языке полевой жандармерии и полевой комендатуры города Пропойска Могилевской области (сейчас — Славгород) за октябрь — ноябрь 1941 г. по поводу дела нескольких местных служащих службы порядка, обвиняемых в присвоении предметов домашнего обихода евреев из Краснополья. Хотя история эта произошла не в Могилеве, она вполне типична и может наглядно характеризовать отношение к собственности евреев и фашистских оккупантов, и «русских» служащих новых органов управления. Расследование в общем-то незначительного эпизода на фоне катаклизмов того времени велось тщательно и досконально. По подробным показаниям участников происшествия и свидетельницы — немки из Краснополья — несложно представить себе картину происшествия. В помещении госпиталя, где разместилась 8 сентября немецкая комендатура, все предметы обстановки были уже похищены. Бургомистр Пропойска обвинил в хищении евреев, сбежавших из-за войны в Краснополье. 12 сентября трое служащих службы порядка (полицейских) из Пропойска по его заданию на велосипедах отправились в Краснополье с удостоверением комендатуры, чтобы вернуть мебель, якобы украденную евреями в госпитале. Там они забрали 13 кроватей, матрасы, стулья, диван, затем, несмотря на возмущенные крики владельцев, заставили мужчин погрузить все это на три или четыре повозки с лошадьми, чтобы доставить вещи в гарнизонную комендатуру Пропойска. А сами пошли по другим еврейским квартирам, прихватывая то, что понравилось: отрез ткани, кожаную куртку и пр. Попутно полицейский Скорино поменял свои старые сапоги у сапожника-еврея на лучшие, у другого еврея забрал корову. Спустя 8 дней полицейские решили повторить удачную поездку уже самовольно, без удостоверения комендатуры. На этот раз один из них, по фамилии Бириков, который немного говорил по-немецки, переоделся в немецкую солдатскую форму. Полицейские забрали у евреев Краснополья ящик стекла, трех коров, двух свиней, бочку сала и другие вещи. Стекло и коров они затем сдали в магистрат, остальное, надо полагать, забрали себе. Для всех участников этого грабежа наказания назначено не было, за исключением Бирикова, выдававшего себя за немца, который, для «предупреждения остальным», был расстрелян (ГАМО, ф.300, оп.1, д.1, лл.2, 4, 6, 7, 9. Перевод с немецкого Дорожкиной Т.Н.).

264

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

кто уже занял про«…Следствием уничтожения гетто были грабежи еврейского имущества. даваемые дома, а Пустые еврейские кварталы систематически обыскивались, не столько затем всех прочих затем, чтобы найти уцелевших и спрятавшихся евреев, сколько в поисках (ф.259, оп.1, д.1, ценных вещей, пригодной одежды и предметов обихода. Большую часть этой с.355). К 1 февраля работы должны были исполнять под присмотром немцев специально для 1942 г. было продаэтой цели привлеченные белорусы, которые иногда пытались припрятать но 47 домов, с 1 по что-либо и для себя. В области, управляемой военной администрацией, этот 15 февраля городорганизованный грабеж входил в задачи хозяйственных служб, в остальных ские власти продарегионах — областных комиссаров, которые старались организовать все это ли еще 74 дома. К по возможности строго, чтобы избежать грабежей в чью-либо единоличную 1 марта было пропользу и оприходовать ценности в кассу рейха. ...Однако стоимость собидано 66 домов, за раемых ценностей была незначительной, т. к. почти каждый из немецких март — 182 дома, служащих, причастных к этому делу, грабил и для себя, будь то служащие за апрель — 190. полиции безопасности, СД, белорусской полиции, солдаты вермахта или сами За май 1942 г. было областные комиссары... Начальнику полиции Курту Далюге, например, перепродано 56 домов пал ящик с серебряными приборами из могилевского гетто». и 12 — за июнь Из книги: Герлах К. Просчитанные убийства… (ф. 418 с, оп.1, д.1, л.11). Данные о продаже домов в другие периоды оккупации не Бизнес, основанный на грабеже евреев, не был сохранились, но, судя по отчетам городского фимассовым и не мог стать постоянным источником нотдела, торговля шла бойко, и доходная статья дохода, слишком быстро евреи города были уничбюджета «Средства от продажи еврейских домовтожены. ладений», регулярно пополнялась и превышала Впрочем, все это не значит, что экспроприации статью «Бюджетные средства» (ф.260, оп.1, д.45, подвергалась только еврейская и государственная лл. 235, 322, 441, 468, 486). собственность. На основании распоряжений ГерЕстественно, наиболее активно занимались манского командования по приказу Городского грабежами сами охранники и полицейские. 1 декабГоловы население обязано было сдавать весь скот, ря помощник шефа управления службы порядка упряжь, инвентарь (приказ от 19.08.1941 г.), все Семенов издает приказ, в котором под страхом лыжи (приказ от 30.10.1941 г.), велосипеды (припередачи в гестапо приказывает всем подведомказ от 20.08.1941 г.), автопокрышки, бензиновые ственным работникам в течение трех дней сдать бочки и бачки (приказ от 23.06.1942 г.), простыни все вещи, «незаконно приобретенные» ими «от (приказ от 06.01.1942 г.), шубы и валенки (прижидов и коммунистов». Маловероятно, чтобы эта каз от 13.01.1942 г.), теплые вещи (приказ от угроза была эффективна (ф.255, оп.1, д.6, л.11). 09.01.1942 г.), бинокли (приказ от 15.01.1942 г.) и Помимо тех, кто грабил еврейское имущество, др. (ГАМО, ф.255, ф. 260, оп.1, д.15). Под страхом находясь на гражданской немецкой службе и в «ответственности и по законам военного времени» полиции, были и «предприимчивые» горожане, могилевчане также должны были сдать все еврейпытающиеся завладеть чужими ценностями с ские и революционные патефонные пластинки помощью шантажа, обмана, вымогательства и (приказ от 15. 01.1942 г.) (ГАМО, ф. 255, оп.1, предательства. На прямой разбой еврейских семей д.12, л.13). За сданное горожанами имущество решались немногие, и для присвоения еврейиногда могла назначаться символическая плата ских ценностей жаждущие наживы изобретали (например, за простыни рассчитывались талоразнообразные способы. Меняли продукты на нами на питание в столовой и пр.), но если было дорогостоящие вещи; доносили о скрывающихся доказано, что эти вещи принадлежали евреям, то евреях, детях из смешанных семей, рассчитывая они отчуждались в собственность новых властей на вознаграждение; находили свидетелей, что бесплатно. принадлежащее соседям-евреям имущество было Среди претендентов на оставшееся от евреев куплено у них задолго до войны, и т. д. имущество оказалась даже городская больница, Вспоминают о преподавателе пединститута, замглавврача которой, Зданович, обращался пообещавшем знакомой спасти ее трехлетнего 2 октября 1941 г. к властям с просьбой о передаче сына в обмен на золото и ценности, выдавшего посевов картофеля на усадьбах евреев: Глобус, затем ребенка фашистам; о мужчине по имени Сандлер, Хайкиных и пр., расположенных в Юрок, обещавшем евреям из зажиточных семей колхозе «Колос» Гребеневской волости. Мотивируя переждать вывоз в гетто в своем доме на ул. Подпросьбу тем, что «хозяева-евреи в настоящее время горной, и затем вывести их в партизаны, и также отсутствуют и в настоящее время картофель бесвыдавшего их полиции. Ценности, принесенные хозяйственная» (ГАМО, ф.271, оп.1, д.77, с.64). беглецами, Юрок оставлял себе и затем распродавал долгие годы (по воспоминаниям Ефремковой Е.В., Чашея В.С.). И. Шендерович

265

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

стала заполняться водой. Образовалась огромная чаша — пруд, глубина которого с каждым днем все увеличивалась. Весной к этой воде прибавилась До сих пор старожилы вспоминают разрушиеще вода от снеготаяния из окружающей зоны. тельное наводнение 1942 г. на реке Дубровенке. Угроза разрушения насыпи железнодорожного поЭто и тогда небольшая речушка, а сейчас — пролотна была очевидной» (Чашей В. Перманентная сто ручей, даже в период таяния снегов не шире трагедия. — Могилев, 1999). метров трех-четырех. Трудно представить себе, Нельзя сказать, что новые городские власти глядя на узкий поток мутноватой воды, настойчиво не были осведомлены об угрозе. Горный инженер прокладывающей себе путь через камни, коряги И.В. Бурыгин, из окруженцев, вызволенный из и мусор, что тогда, 10 апреля 1942 г. речушка Дуплена могилевской девушкой, признавшей в нем бровенка превратилась в неудержимую лавину, своего мужа (он впоследствии и стал ее мужем), сметавшую все на своем пути. был назначен ответственным по устройству вреСреди могилевчан существует немало версий менного водоспуска. В ноябре 1941 г. городской возникновения наводнения: недосмотр немецких инженер М.Е. Громаков пытался спустить навластей, диверсия партизан или подпольщиков, копившиеся под насыпью воды. Временный тоношибка ремонтников-подрывников. нель освободил затопленные строения, дорогу и Архивные документы и свидетельства очевиднасосную станцию Могилевского ж/д узла, но из-за цев позволяют воссоздать картину трагического узкого сечения, к тому же, постоянно засоряющегособытия. ся, не мог пропустить весенние воды (ГАМО, ф.281, Житель Могилева Владимир Чашей, в то оп.1, д.5, лл.41, 44). Сооружение постоянной трубы, время служащий отдела городского инженера рассчитанной на пропуск талых вод, городскому Могилевского горуправления, старший инженер управлению было не по силам: не было ни техники, сантехнической группы (ГАМО, ф.281 с, оп.1, д.7, ни необходимых материалов для строительных л.6), лично причастный к событиям, вспоминал: работ, ни рабочих. Инженеры пишут об отсутствии «В городе Могилеве, под железной дорогой необходимых железных ферм или шпал для моста, Быховского направления, речка Дубровенка взята насосов для откачки воды, рабочих-копщиков, в железобетонную трубу большого диаметра (около возчиков-грабарей и даже резиновых сапог, кометра), высота от низа трубы до верха рельса около торые население растащило с промышленных 20 метров. При отступлении из Могилева в июле складов (ф. 281, оп.1, д.5, лл.41—43). 1941 г. эта труба была взорвана. Течение речки Городской голова Фелицин пытался перелопрекратилось, железнодорожная насыпь образоважить устройство бетонной трубы и восстановлела плотину высотой около 20 метров. Вся низина ние железнодорожного моста на управление ж/д по руслу речки от Пашково, через Печерский лес (ф.260, оп.1, д.14, л.46). Собственно, затянувшиеся и район Карабановки осенью и зимой постепенно выяснения финансовой и технической ответственности за проведение работ между различными ведомствами, а также согласование технического решения начальником производственнотехнического отдела Забелиным с руководившим им немецким офицером Вольфсбергом от 15-го Стройотдела и привели к запозданию начала строительных работ. Пытаясь снять с себя ответственность, инженеры Забелин и Бурыгин еще 4 декабря 1941 г. предупреждали в своей докладной записке Дубровенка в районе Быховского рынка во время наводнения в апреле 1942 г. коменданта города Фото из фондов МОКМ немца ассессора Бес-

Наводнение на Дубровенке

266

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

«Весной 1942 года случилось известное наводнение на Дубровенке. Говорили, что после начала войны ни разу не спускали воду с водохранилища, вот дамбу и прорвало. Я как раз шла в город. Только мы спустились вниз к реке и проходили по мостику на Виленской, как услышали страшный грохот и треск. На нас стеной шла вода. Мы бегом пустились вверх к городу. По реке плыли дома, люди, животные. Запомнилось, что немцы занимались отловом курей, которые тоже убегали от наступающей воды. Мы видели с вала, как женщина из открытого окна затопленного дома взывала о помощи. Но кто же ей мог чем-то помочь? Много людей погибло и в Герцовой бане на 1-м Крутом переулке. На следующий день в неизвестно как сохранившемся павильоне на базаре лежало много трупов. Говорили, что так Дубровенка смыла все то страдание, всю кровь, что была пролита в этом районе» (из воспоминаний Белковской Валентины Афанасьевны (р. 1928)). селя о том, что весной может произойти разрушение дамбы и смыв всех строений по р. Дубровенке, и тогда будет причинен колоссальный ущерб железнодорожному и городскому хозяйству. Русские инженеры просили ускорить работы и производить их с помощью военной техники. Окончательное решение должно было принять немецкое командование, однако ответа не было (ф.281, оп.1, д.5, лл.41—43). Только 5 марта прорабу Бурыгину поступило распоряжение продолжать работы по водоспуску по намеченному в феврале плану. Таким образом, из-за неслаженности действий административных органов бюрократического аппарата оккупационных властей, отсутствия между ними четкого разделения функций время до весеннего половодья было уже упущено. Немецкий солдат вермахта В. Кюнн, размещавшийся в казармах Могилева как раз в апреле 1942 г., запомнил те дни как какую-то особенно стремительную весну: «Повсюду еще лежали сугробы снега, а асфальт на расчищенных дорогах в центре города под палящими лучами солнца становился мягким и продавливался под сапогами». В. Чашей вспоминал: «В жаркий апрельский день, в два часа дня плотина была прорвана и разрушена напором колоссального количества скопившейся в огромном пруде воды, насыпь 20-метровой высоты была выхвачена и снесена на всю высоту и ширину в десятки метров, гигантский вал воды нахлынул на город. По улице Дубровенка всплывали с фундаментов деревянные дома вместе с мебелью и людьми, и их несло в Днепр, где в разгаре было половодье и закончился ледоход. Грозный вал воды большой высоты с колоссальной скоростью прокатился по руслу речки Дубровен-

Валентина Афанасьевна Белковская (р. 1928)

ка, сметая все на своем пути… Были срезаны два каменных моста через Дубровенку, разрушены сети водопровода и электросети, снесены жилые дома по всей улице, на пригорке была затоплена баня с посетителями. Был снесен весь Быховский рынок с прилавками, ларьками, торговцами и покупателями, город оказался без электроэнергии и воды, повисли на большой высоте над зияющим проемом железнодорожной насыпи звенья железнодорожных рельс со шпалами, прекратилось железнодорожное движение в западном направлении» (Чашей В. Перманентная трагедия...). Судя по воспоминаниям, опасаясь, что половодье повредит железнодорожную насыпь, засорившуюся трубу подорвал небольшой отряд немецких рабочих, которые сами стали первыми жертвами водной стихии. Гигантский водяной вал хлынул на город. Лавина воды с обломками льда, прорвавшись, неслась между берегами Дубровенки, унося с собой в Днепр сорванные со своих фундаментов дома со всей улицы вместе с мебелью и людьми, животных, выворачивая деревья с корнями. Наводнение длилось всего минуты, но разрушения и жертвы были огромными. Позднее Чашей писал, что вал воды катился минут 15, одна из пострадавших при наводнении, чей дом по Левой Дубровенке был также снесен водой, указывала, что наводнение продолжалось всего 22 минуты (ф. 306, оп.1, д.11, с.55). «За несколько дней до наводнения, по радио и в газете объявляли, что будет большая вода, чтобы уходили наверх. Старосты ходили по домам и устно предупреждали о том же. Мы были в полукилометре от Дубровенки и считали, что нас

267

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

это не коснется. Где-то неделю вода в реке слегка повышалась. И вот однажды я с детьми побежал посмотреть на реку. Вода поднималась, достигла берегов. Я был около устья Струшни, метрах в 300 — 500 от моста, когда увидел плывущий дом. Шла громадная вода, а наверху плыл деревянный сарай. Запомнился крик: «Убегайте, убегайте!» Меня схватил какой-то мужик и оттащил, потрясенный, я даже не обратил на него внимания. Высота воды была метра четыре над дорогой. Плыли дома, на крышах, держась за трубу, сидели люди. Плыли громадные льдины, которые ударяли по зданиям. Дома ломались, отрывались куски, люди падали, тонули. Кто-то пытался спастись на деревьях. Деревья раскачивались, раскачивались, амплитуда увеличивалась, ветви касались воды и, сбросив человека, — выпрямлялись. Было и так, что корни деревьев выбивали льдины и стволы падали вместе со спасавшимися на них. Первыми были снесены дома, которые стояли ближе к реке. Дома, стоявшие немножко поодаль, держались под напором воды, но льдины тоже их сбивали. Река поднялась к нам на Струшню. Наш дом вода затопила на полтора метра, а от первоначального уровня Дубровенки метра на 3,5. Дом был разрушен. Все происходило очень быстро. Много людей мылось в бане. Только нескольким удалось выскочить, потом дверь захлопнула вода. Все погибли.

В доме напротив нашего женщина оказалась запертой — напор воды держал дверь. Женщина выбила окно, раму и крикнула «Спасите!» Муж, находившийся напротив, метрах в ста, разделся, чтобы прыгнуть в воду и вытащить ее. Мужчины его не пустили, оттянули, связали: «Вода ледяная, ты погибнешь и ничего не сделаешь». Я видел, как она стоит, высовываясь в окно, а вода все прибывает, прибывает. Она не выдержала переохлаждения, упала. Когда вода сошла, на другой день утром мы с ребятами прибегали на Дубровенку. Не было ни улицы, ни домов, ни дороги, все смыто. Лежали толстые, больше метра толщиной, льдины. Куски по 3—4 кв. метра площадью. Под некоторыми льдинами лежали придавленные люди. Где-то в корчах лежал мертвый человек. После этого наводнения напуганные люди несколько дней подряд уходили ночевать подальше» (из воспоминаний Данилова Владимира Ивановича (р. 1932)). «Перед наводнением радио передавало о том, что надо выезжать тем, кто живет в районе Дубровенки, но никто не выехал. В тот день мы специально побежали посмотреть на разлив воды. Мы стояли прямо на железнодорожных путях. Услышали какой-то глухой взрыв, как хлопок, и вдруг весь песок, земля, вся насыпь под рельсами поехала в стороны под напором воды. Рельсы повисли, как канатная дорога. Еще долго железная дорога в этом месте держалась не на насыпи, а на

«Я шел с базара, уже дошел до бани и вдруг услышал непонятный мне шум. С утра я видел около железнодорожного моста, как копал что-то немецкий стройбат. Что происходило, я не знаю, но у меня осталось ощущение женского голоса: «Они воду будут спускать, чтобы мост не повредило». Помню ощущение черноты сверху, как вспышка света, выхватывающая лицо из темноты при фотографировании, как последний луч света при грозе выбеляет землю, когда небо уже становится темным. Говорили, что и немецких саперов снесло, они не ожидали, что так сильно прорвет. Я побежал вверх по огороду и сначала ощутил, а потом увидел стену высотой с дом, метров 10, она шла очень быстро, прямо подо мной. На реке были деревянные мостики. Они были привязаны канатами к деревьям, росшим по обочине. Видимо, немцы предполагали, что мосты могли быть снесены. Лавина, прорвавшись, неслась между берегами Дубровенки, срезая на своем пути крыши домов, выворачивая деревья. Не плач, не стон, звериный вой стоял над городом. Обезумевшие, беспомощно карабкающиеся на бревна, льдины люди, захлебываясь, обессилев, обрывались, пропадая в пучине. Коряги, клубки сплетенных тел, обломки домашней утвари, перевернутые шкафы неслись в стекловидной громаде, тараня друг друга. В дома вонзались бешеные, метровой толщины, льдины, легко переворачивали крышей вниз. Спасавшиеся на них даже не всплывали. Рев, грохот, зловещее шипенье, визг животных слились в единый кошмарный гул. На льдине каким-то чудом стояла, покачиваясь, калыска. Я не видел ребеночка тети Нади, но представилось, что это он там лежит. Ее сынок, ее радость, ей надо покормить маленького. Хорошая моя, добрая тетя Надечка. А вдруг под льдиной стучится изо всех сил. По-мо-ги-те ей! Ребеночку в горлышко нальется вода, вздуется живот, и он не сможет, мертвый, сосать молочко. Я слышу, он плачет... Нет, это на плывущих воротах свинья по-детски всхлипывает... Немцы бегали по обрыву, стреляли, человеческий крик обрывался, скрежетала сплошная лавина. Из бани никто не выскочил. Одну голую женщину выбросило к трубе, и она как-то зацепилась. Обнаженная, белая, как очищенная, она издавала какой-то нечеловеческий крик. На страшном лице безумно таращились глаза, как стеклянные. По руке под мышку вилась яркая лента крови. И вся она, окровавленная, словно прикрылась прозрачной алой рубашкой. Толпа смотрела сверху в оцепенении. Раздался выстрел.

268

МОГИЛЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

подпорках. Мы бросились бежать назад. Провал за нами мгновенно разъезжался, вода заполняла образовавшуюся брешь. Мост моментально смыло вместе с четырьмя привязанными канатами вербами, которые росли вдоль него. Выплыл огромный айсберг. Это было страшно. Поплыл мост, с треском поднялся с фундамента и поплыл дом, который стоял рядом. Следом плыли громадные льдины, Наводнение на Дубровенке какие потом я видела Фото из фондов МОКМ только в кино. Мы пошли вниз, на Карабановское озеро, которое опустилось вниз, все поЯ вбежала на свою Буличеву гору (пер. Т. Каркрытое треснувшим льдом. Я заметила, что на фарпинской за школой № 1). Бабушка сидела на форовых изоляторах столбов висели куски льда, лежанке, а до половины лежанки доходил сырой т. е. вода поднималась там на высоту столба! след и пол был весь мокрый. На огороде за окном Я понеслась домой. В кинотеатре «Чырвоная лежала льдина метра три высотой, которая таяла Зорка» шел фильм. Кто-то крикнул: «Наводнение!» все лето, и мы ничего не могли посадить во влажНачалась паника. Все рванули к дверям. Я видела, ную землю. как они ломились в двери. Она подпрыгнула, будто хотела вскочить на трубу, и — опрокинулась в пучину... Когда вода стала спадать, в толпе зашевелились, пошли пересуды. — Ай, сколько наших из-за них полегло. Наслали жиды погибель. У нас жила Мера пархатая, все каркала: «Это вам даром не пройдет, будет еще икаться! Наша кровь вашей омоется!» — Их не тронь, они особенные, а наших топить можно? У нас на земле нас же и проклинали. Женщины, убитые горем, перебивая друг дружку, причитали: — Кровушки нашей напились вдоволь. Слава богу, их германец вытравил. Они и Христа нам своего подсунули. — Сами туда и других за собой тянут. — Да заткнитесь вы, кто вас тянет! — Тянут, тянут, а что, им плохо было с нами жить? Я им огород помогала копать, ихним детям молоко носила, за что такие проклятия?! — Мы всю жизнь нищие, а они в бостонах. Хлеборобов за Урал согнали, деревни повымерли, одни Кагановичи остались. Загубили земелечку бесово племя. Слава богу, германец сгреб с нашей шкуры паразитов поганых. — Это подумать жуть, сколько людей с базара в Днепр снесло. Может, всплывут где? Потрясенные бабы кипят, тычут руками. Я отчетливо слышу: «Сами туда и нас за собой»... У кромки воды извиваются водоросли. Они, как волосы длинные, мамины. Такие и у Фирки были, и у Генички. Только под водой позеленели. Из-за волос не видно их лиц. Но они там вместе с Дорой, тетей Надей и ее ребеночком. И мой папа глаза от воды зажмурил. К ним приблизились ладные девки вместе со старухой. Это мои родные к себе их потянули. А еще дядей Гриш, Матвеев, Степанов, Аннушек, Соф, и полицаев, и ту голую женщину в кровавой рубашке, деревья, деревни, дома и базары.. Все переплетается, заматывается в огромный ком, больше земли, тысячи рук тянут, тянут все за собой…» (Симоновский Л.М. Слышишь? Слышу... — С.-Петербург: Издательство журнала «Нева», 2004)

269

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Рядом с Дубровенкой в высоком трехэтажном доме жила моя знакомая тетя Тася. Когда пошла вода, она с дочерьми поднялась на чердак, а потом решила спуститься вниз за папиросами. Вода нахлынула и тут же спала. Вода поднялась до самого верха высокого 3-метрового потолка, и женщина захлебнулась. Когда дочери спустились, они увидели, что она стояла на цыпочках на лежанке, держась рукой за вьюшку. В наводнении погибла моя подружка, ровесница Маня. Она прыгнула в воду за братьями, и ее затянуло под льдину. Я видела, как плыл их дом, из трубы шел дым, а подвыпившие пожилые родители-сапожники выглядывали из окна, пьяно улыбались. Смыло всю Дубровенку. Некоторые дома целиком выносило на лед Днепра, где ледоход еще не начался. Много обломков льда осталось во дворе завода безалкогольных напитков и в других более высоких местах. Все лето Дубровенка была шире, чем обычно. Раньше дома строили на самом берегу речки, после наводнения их стали ставить подальше от воды» (из воспоминаний Якубовской Людмилы Иосифовны (р. 1931)). Если людские жертвы никто подсчитывать не брался, то для подсчета материального ущерба Могилевским городским управлением была создана специальная комиссия. Дело в том, что немало домов, разрушенных и поврежденных водой, были «бывшими еврейскими домами», уже проданными «русским» владельцам. При покупке дома у городских властей новый владелец обязан был его застраховать, что большинство покупателей и сделало. Обязательному страхованию подлежали, собственно, все частные дома, но многие домовладельцы не имели денег, чтобы эту страховку оплатить, при покупке же страховые суммы взыскивались обязательно. Теперь эти «законные» хозяева имели право на получение страхового возмещения убытков. Наводнение разрушило 129 домов, не считая надворных построек. Часть домов не была за-

страхована, менее пригодные для жилья дома пустовали, т. к. их владельцы уехали в эвакуацию или в деревню или же нашли себе жилье получше. Всего 58 потерпевшим домовладельцам, согласно поданным ими заявлениям, финансовый отдел Могилевского городского управления обязан был выплатить страховое возмещение (лишь пяти новым домовладельцам в выплатах было отказано как неоплатившим полностью страховые взносы). Исчисленные убытки оценивались в 1 146 400 руб., в т. ч. за строения, застрахованные и оплаченные страховыми взносами, в сумме всего 267 050 руб. (ф. 276, оп.1, д.40). Как видно по отчетам Могилевского городского финансового отдела (ф.260, оп.1, д.45), все страховые выплаты за ущерб, компенсируемый городским бюджетом домовладельцам, пострадавшим при наводнении, покрывались страховыми взносами, собранными меньше, чем за месяц. Таким образом, расходы городской казны, связанные с наводнением, возместились достаточно быстро, а человеческие жизни ценились тогда недорого. Требуется большое воображение, чтобы представить себе то разрушительное наводнение, глядя на Дубровенку в наши дни. Вероятно, именно поэтому мощь и внезапность стихии, потрясшей город много лет назад, породила легенды. Говорят, что в каменной хоральной синагоге, стоявшей на углу Левой Дубровенки и Виленской, фашисты хотели открыть публичный дом, но Б-г евреев не позволил им это сделать. От красивого каменного здания с двумя башенками остался только фундамент. Есть и другая легенда. Наводнение буйствовало и уничтожало все на своем пути именно в том месте, где еще несколько месяцев назад страдали обреченные на смерть узники еврейского гетто. Говорили, что речушку Дубровенку, видевшую гибель еврейского гетто, переполнило человеческое страдание, и наводнение стало ответом природы на жестокость людей. И. Шендерович

На фронтах Великой Отечественной О том, что евреи не воевали, а отсиживались вдали от передовой, слышали от знакомых и незнакомых соотечественников многие из тех, с кем нам пришлось беседовать в ходе работы над книгой. Утверждение столь же лживое, сколь глупое и подлое. Представить, каково это — слушать вымыслы о повальной трусости и хитрости евреев прошедшим дорогами войны от первого ее дня до последнего, можно с помощью рассказов фронтовиков и их близких. Публикуемые ниже сведения лишь о небольшой части евреев-могилевчан в первых рядах сражавшихся с фашизмом, не следует рассматривать в качестве опровержения, которое не требуется в принципе. Эти искренние и трагические воспоминания — бесценные исторические свидетельства, дань памяти многим и многим мужчинам и женщинам, которые с честью выдержали «испытание войной». Могилевчане-евреи сражались с врагом на разных фронтах и в разных родах войск. Одни в небе, как старшина бомбардировочного авиаполка Маар Лейбович Фейлин, другие — в артиллерии, как лейтенант Моисей Мордухович Мороз, старшина Яков Лейбович Мейлин, рядовой Семен Юрьевич Шендеров, в танковых частях, как Исаак Григорьевич Нахбо, в пехоте, как Маас Львович Мандельштам, в разведке, как Михель Исакович Лев (Память. Могилев. — Мн.: Белорусская энциклопедия, 1998. — С. 280). ЛЮДИ ЗЛАТИН Ефим Израилевич — Герой Советского Союза Ефим Израилевич Златин родился в Могилеве 20 августа 1913 г. Работал в системе горторговли, с первых дней войны ушел на фронт. В 1942 г. Ефим Златин сражался на Дону, а летом 1943 г. за храбрость и мужество, высокое боевое мастерство, проявленное в битве на Курской дуге, был награжден орденом Красной Звезды и назначен командиром минометного взвода. 24 сентября 1943 г. 225-й гвардейский стрелковый полк 78-й гвардейской стрелковой дивизии 7-й гвардейской армии Степного фронта, в котором служил Златин, с боями подошел к Днепру в районе городского поселка Верхнеднепровск (севернее Днепродзержинска). Здесь посредине реки возвышался остров Глинск. Форсируя Днепр вместе с передовой ротой, Е.И. Златин расположил свои минометы на острове и огнем обеспечил высадку пехоты на западный берег реки. Уничтожив несколько вражеских пулеметов, взвод Златина обеспечил возможность форсирования Днепра и остальным силам батальона. В ходе дальнейших упорных боев по расширению плацдарма при переправе через Днепр, Ефим Златин умело поддерживал атаки стрелковых рот, корректируя огонь своих минометов прямо из передовых цепей. Вместе с другими подразделениями он участвовал в отражении вражеских контратак, нанося гитлеровцам большие потери. Златин был

Герой Советского Союза могилевчанин Ефим Израилевич Златин (1913—1964)

ранен, но остался в строю. За героизм и мужество, проявленные при форсировании Днепра, расширении и укреплении плацдарма сержанту Ефиму

271

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Генералы-евреи с Могилевщины В Могилеве родился генерал-лейтенант Михаил Ильич Белкин (1901 г.р.). Его отец был ремесленником. Михаил Белкин окончил четырехклассную школу, затем был участником гражданской войны. Во время Великой Отечественной войны Михаил Белкин был начальником управления контрразведки «Смерш» Северо-Кавказского и 3-го Прибалтийского фронтов. Удостоен ордена Ленина, трех орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны I степени, многих медалей. После войны Михаил Белкин продолжал службу в управлении пограничных войск, В тяжелые для советских евреев времена, точнее, в декабре 1951 г., он был уволен в отставку в 50-летнем возрасте. Заместителем командующего воздушной армии был генерал-лейтенант инженерноавиационной службы Зелик Аронович Иоффе из деревни Дашковка Могилевской области. Генерал-майор Исай Моисеевич Соркин из деревни Тишовка под Могилевом был начальником штаба корпуса. Уроженец деревни Папоротной Могилевской области генерал-майор войск связи Роман Самуилович Пекурин служил в Главном разведуправлении Генштаба. Генерал-майор юстиции Александр Моисеевич Орлов родился 28 мая 1896 г. в городе Могилеве в семье служащего. Он окончил начальное еврейское училище, гимназию, юридический факультет Московского государственного университета. С 1923 г. Александр Орлов находился в рядах Красной Армии. Был заместителем председателя, председателем военного трибунала корпуса, заместителем председателя военного трибунала Московского военного округа. В 1934—1942 гг. Александр Моисеевич являлся членом, а в 1942—1948 гг. — помощником председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР. Орлов был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, многими медалями. Также в Могилеве родились генерал-майоры, участники войны: Анатолий Александрович Прихожан, Борис Львович Поляк, Исаак Моисеевич Рабинович. Родом с Могилевщины еще несколько боевых генералов: климовчанин генерал-майор Ефим Матвеевич Зенькевич, из Рясно — генерал-майор Арон Давидович Кац, из деревни Шумичи — генерал-майор Иосиф Маркович Ратнер (Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм… — С. 223, 231—232.; Свердлов Ф. Евреи — генералы Вооруженных сил СССР. — М., 1993). И. Шендерович Израилевичу Златину 26 октября 1943 г. было присвоено звание Героя Советского Союза. В 1945 г. он был демобилизован из рядов Красной Армии по болезни. После демобилизации Златин вернулся в родной Могилев, затем переехал в Москву, где жил и работал до 1964 г. Его добросовестный труд был оценен орденом Ленина (Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941—1945. — С. 218; Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. В 2 кн. — М.: Воениздат, 1987. — Кн. 1. — С. 551—552).

ЛЮДИ Минкин Ефим Львович — полный кавалер ордена Славы В боях с германским фашизмом 12 сыновей еврейского народа стали полными кавалерами ордена Славы. Один из них — уроженец Могилева Ефим Львович Минкин. Ордена Славы давали только рядовым и только за личное мужество в бою. В войне, где для рядового каждый бой мог оказаться последним,

272

стать полным кавалером этого ордена означало отчаянную храбрость и большое везение. Именно таким человеком был Ефим Львович Минкин, который с резолюцией медкомиссии: «ограниченно годный к службе в армии» и «негодный к строевой», в очках с толстыми стеклами провоевал всю войну на передовой. Он стал полным кавалером ордена Славы — единственный среди «ограниченно годных». Родился Ефим Львович 22 января 1922 г. в городе Могилеве в семье потомственных рабочих табачной фабрики. Он был старшим в семье, кроме него было еще два брата и сестра. Когда дед умер от туберкулеза, отец переквалифицировался в маляра, и эту специальность передал своему младшему сыну. (Все три брата Минкиных воевали: старший — в разведке, средний — летчик-истребитель, младший — сначала в пехоте, потом в артиллерии, был четыре раза ранен). В конце 20-х годов семья переехала в Баку. В 1936 г. Минкины вернулись в Могилев. У Ефима были способности к математике — выиграл математическую олимпиаду и после отличного окончания средней школы в 1939 г. без экзаменов поступил в Московский гидромелиоративный институт.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Ефим Львович Минкин (р. 1922). Полный кавалер ордена Славы

…А через два года началась война. «Мы сами сначала пошли копать противотанковые рвы, — вспоминал Ефим Львович. — Я азартный; помню, как лопатой пытался попасть в немецкий самолет. Не докинул, хотя летел он буквально над головой. Рвы под Ельней копали. Эта работа была страшной, тяжелой. Мозоли у нас были кровавые на руках. Сколько кубов земли надо выбросить... И вдруг нас надумали эвакуировать. Нам это страшно не понравилось. Мы боялись, что война скоро кончится. Были уверены, что победим… Нас повезли в теплушках в Ленинабад. Я написал заявление в Москву, чтобы меня отправили на фронт. Нас, наиболее недисциплинированных, отправили в авиационное техническое училище в Тамбов. Я сразу не прошел. У меня была сильная близорукость. Меня с другими не прошедшими комиссию отправили в маршевую роту на Урал, под Челябинск. Сделали меня минометчиком». На фронт под Сталинград Ефим Львович попал осенью 1942 г. Потом ефрейтор Е.Л. Минкин воевал на Западном, 1-м, 2-м Украинских фронтах, отличился в боях на территории Румынии, Венгрии и Австрии. Был разведчиком 45-й механизированной бригады, ставшей после переформирования под Москвой 18-й гвардейской.

Из воспоминаний Минкина Ефима Львовича (р. 1922) «Я всю войну прошел солдатом, умудрился не стать офицером. Боялся стать старшиной. Если старшине дадут Славу первой степени — автоматически станешь лейтенантом, а командовать не хотел. Хотя иногда я был главным группы из двух

взводов, и младшие лейтенанты, их командиры, были у меня в подчинении. В общем, анекдот. ...А от первой награды я отказался. Представили к медали «За боевые заслуги». Я говорю: «Это телефонисткам давайте, а мне такую не надо». ...Нам дали команду, и мы побежали. Я бежал вторым. Первого сразу встретил залп, и я вместе с ним, уже мертвым, в дыру в стене ввалился. Начали стрелять. Услышали крики немцев, за углом коридора слева. Пустили туда несколько гранат. Так как я левша, то кидал гранаты я. Мне давали гранаты с выдернутой чекой, для скорости. Я закидал эту комнату гранатами, и мы ворвались туда. Ничего не видно, это ж было ночью. Комната угловая, и мы слышим, что новые немцы бегут туда. И тут начали забрасывать гранатами нас. Осколки попали в меня. Все погибли. Я остался один. Ранен в четыре места и оглох еще. …Думал, что умру, потому что солдат не переправляли, только офицеров. Вдруг какой-то санитар сказал: «Тут младший лейтенант лежит… Однажды мы вернулись с задания усталые. Все выяснили, наткнулись на немцев, постреляли, вернулись. Копны сена стояли. Окопы копать не хотелось, мы устали. Начали мы вынимать сено, чтобы сделать нору. Налетели самолеты и начали нас обрабатывать, пикируя. Тот, кто сделал нору в сене, залез туда, а остальные двое на него сверху. А я стою в плащ-палатке и смотрю, куда бросают бомбы. И когда увидел, что летит на нас, я наклонился над всеми, повалился, накрыл всех плащ-палаткой. А бомба упала туда, где начали копать окопы. Вся плащ-палатка была в дырах, но ни один осколок в меня не попал. А всех подо мной убило. Меня облило их кровью. Я никак не мог понять, как так получилось, я же был сверху. …Ужасная была картина. Они все умерли через некоторое время. За Прутом разведка боем. Это значит, вызвать огонь на себя, чтобы засечь их огневые точки. На фоне неба вижу — группа немцев спускается с сопки: их разведка. Пятеро идут ко мне. Думаю, как могли увидеть? Видать, очки блеснули. Подошли, смотрят на меня. Думаю: видят или нет. Ведь если видят, могут выстрелить, дурацкое ощущение. Не стал ждать, дал очередь из автомата, один упал, тут автомат и заклинило, четверо отскочили, я в них гранату и побежал к ним: не возьму ли в плен? А они все убиты. Возможно, первая Слава за это. ...Случались дикие просчеты. Они у меня перед глазами на всю жизнь остались, потому я никогда не читаю мемуары наших полководцев. Это было в Венгрии. Какой-то из командующих решил обмануть немцев: без артподготовки, без налета авиации ударить неожиданно по немцам. Какая дикость: бросить на укрепления воздушнодесантную дивизию — экипированную, новенькую, отлично вооруженную, молодежь один к одному, все тренированные. Бросили на закопанные немецкие танки. И они сумели прорваться и все

273

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

30 человек и вывели их в расположение своей бригады. За активные и умелые действия 5 февраля 1945 года Ефим Минкин был награжден орденом Славы II степени. В конце марта 1945 года в районе курортного города в Австрии небольшая группа разведчиков под командованием Ефима Минкина, ведя разведку в тылу, встретила отряд противника в составе 50 человек. Разведчики сходу атаковали врага, уничтожили 27 солдат, а 11 захватили в плен и доставили в штаб бригады. В начале апреля 1945 года группа разведчиков, в составе которой был Минкин, действуя в передовом дозоре на бронетранспортере, ночью столкнулись с двигавшейся навстречу вражеской воинской частью. Начался неравный, тяжелый бой, в ходе которого разведчики два часа сдерживали вражеские атаки, обеспечивая выход основных сил бригады. При этом Ефим Минкин из пулемета лично уничтожил 14 солдат противника». Мнение Е.Л. Минкина: «Третью «Славу» я получил уже после войны. Представили, конечно, в войну, но пока оформляли... Есть копии наградных листов. Там, конечно, в значительной степени вранье: слишком много убитых и все такое. Но обычно так писали».

«Гвардии сержанту Минкину Ефиму Львовичу: Верховный Главнокомандующий, Генералиссимус Советского Союза тов. Сталин объявил Вам 20 благодарностей за Вашу отвагу, мужество, мастерство, проявленные... За взятие городов Христиновки, Буки, Могилев-Подольска, за форсирование Днестра, за бои на подступах к Бухаресту, за взятие Вац и Асод, за взятие Брно, Зноймо, Банска-Штявница, за взятие городов Фермервар, Веспрем, Папа, Девечер, за разгром 11 танковых дивизий, за форсирование реки Раба и взятие городов Черно, Шервар, за взятие города Сомбатель, Капошвар, Кесег и выход на австро-венгерскую границу, за взятие ВинерНейштадта, Зигенштадта, Вены, Васпуя, Фошкана, Рымникул-Сарета, Бухареста, Плоешти».

захватить. Но когда наши танки поехали по этому полю, у нас волосы встали дыбом: лежали тысячи наших убитых десантников, облепивших танки, которые стояли закопанными. Это было просто уму непостижимо. После этого я не могу смотреть на командиров. Столько людей погубить ни за что. Конечно, я никогда бы не сдался в плен. В любых ситуациях был готов, что они меня не пощадят. Знал, что мне не жить. Помню, однажды ночью мы дошли до села, знали, что там немцы. Но знали, что там есть дома, где нет немцев. Надо было выяснить, где и что. Мы утром хотели атаковать. Это тоже дурацкое ощущение, когда стучишь в окно: есть немцы или нет». Из наградных листов: «Во время боев на Украине, за Днепром весной 1944 года командир бронетранспортера Ефим Минкин, действуя в составе передового разведывательного дозора, ворвался в отходящую вражескую колонну, уничтожил из пулемета до 40 вражеских солдат, а 11 взял в плен. 13 декабря 1944 года во время боев в Венгрии группа разведчиков под командованием ефрейтора Минкина проникла в тыл противника в районе города Шахи, установила его силы, систему обороны и благополучно вернулась в свою часть. На следующий день при отражении контратаки противника Минкин со своими разведчиками уничтожил из пулеметов 15 вражеских солдат. 17 декабря разведчики во главе с Минкиным в горно-лесистой местности прорвались с боем во вражеский тыл на глубину 20 километров. Здесь они соедиБрат художника Марка Житницкого могилевчанин Исаак Житницкий нились с отрядом французпогиб в самом начале войны. Ил. из альбома рисунков Марка Житницкого ских партизан в количестве «Из глубин памяти: наброски пером из моей жизни»

274

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Из воспоминаний Е.Л. Минкина: «Обычно меня никто не задевал, я очень прилично дрался. Я же тренировался у Харлампиева, создателя самбо, участвовал в первенстве Москвы. Меня в жизни только один раз так обозвали, это было в 1945-м на параде Победы. Мы тренировались в Сокольниках. Собрались отборные ребята со всех фронтов. Кто-то увидел меня и почему-то: «Эй, Абрам!» Я подошел к нему и сбил его с ног. Он лежит, боится встать. Все на меня зашикали, и я пошел... Успели повоевать и с японцами. Мы взяли Мукден и прошли тысячу километров в тылу у них. Прошли через пустыню. С японцами тяжелых боев не было. Мы были в тылу, за тысячу километров от фронта. Захватили все склады Квантунской армии, что и привело к капитуляции». После ранений, контузий, волнений Ефим Львович ослеп на один глаз. В 1950 г. Е.Л. Минкин окончил Московский геологоразведочный институт, в 1958 г. стал кандидатом наук, в 1968 г. — доктором геолого-минералогических наук и работал ведущим научным сотрудником Института водных проблем Российской Академии Наук. Из всех полных кавалеров ордена Славы он единственный является доктором наук, профессором. Участвовал в строительстве Сталинградской ГЭС, Туркменского канала, Куйбышевской ГЭС. Создал методику расчета эксплуатационных запасов подземных вод. С тех пор вот уже 30 лет весь мир рассчитывает водозаборы по формулам Минкина (по статье: Минкин А. Вечер нашей Родины // Московский Комсомолец. — 08.05.2002; Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм… — С. 218).

Вспоминают ветераны войны ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Шульмана Михаила Иосифовича (р. 1923) «26 июля утром немцы вошли в город, а к вечеру уже были развешаны приказы коменданта о режиме в городе и первых ограничениях для евреев. А на следующий день мы, то есть я, мой однокурсник Яша Ротенберг, Лева Молочников со второго курса истфака и еще один паренек — Муля Стрельцин, ушли из города. Знали только направление — на восток, куда же еще. И не верилось, что немцы могут продвинуться далеко. Так начались наши почти трехмесячные странствия по оккупированной территории. Всякое бывало: и к немцам в лапы попадали, и к полицаям, и в болотах тонули, и по минным полям проходили, однако каким-то чудом в середине октября

Известный белорусский писатель Михаил Иосифович Шульман (р. 1923) участвовал в обороне Могилева в составе специального Истребительного батальона, войну прошел в воздушно-десантных войсках. Фото из фондов Музея истории Могилева

вышли к своим, аж в Курской области. Вышли, правда, только вдвоем с Левкой Молочниковым. Яша и Муля не выдержали и еще в самом начале долгого пути решили вернуться в Могилев: там-де много своих родных и знакомых, вместе легче не пропасть. Их судьба мне неизвестна, скорее всего, погибли в гетто… Итак, в октябре сорок первого мы, наконец, перешли линию фронта. Впрочем, это только так говорится — «линия фронта», на самом же деле в сорок первом никакой линии не было, мы сорок километров топали по нейтральной территории, пока, наконец, в сумерках не увидели греющихся у костра бойцов в шишастых буденновках и не поняли, что это боевое охранение. Потом нас недели две потаскали по особым отделам разного уровня, все допытывались, почему нас, евреев, немцы не расстреляли и не давали ли мы им некоей подписочки о сотрудничестве в обмен на право жить. Все же закончилась эта эпопея благополучно: после нескольких десятков допросов нас пропустило это сито и мы оказались в действующих частях ЮгоЗападного фронта… Ну, а потом все пошло на накатанной колее: фронт, ранение (в декабре 1941 г.), госпиталь, запасной полк, снова фронт (служил в воздушнодесантных войсках), снова ранение (в августе 1943 г.) и госпиталь, и, наконец, все: получив

275

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

очередное воинское звание «Инвалид Отечественной войны», списан вчистую. Впрочем, сразу вчистую тогда списывали только покойников, остальным назначали переосвидетельствование через 3 месяца, потом через 6, через год или два. Очевидно, в расчете на то, что у изувеченного солдата за этот срок могут вырасти новые руки-ноги. О том, что евреи не воевали, не слышал только тот, кто не хотел слышать. По-моему, это шло с самых верхов. Самый простой и распространенный прием — так называемая фигура умолчания. Говоря о героях войны, обычно подчеркивают: такой-то сын белорусского, татарского, узбекского, украинского народа. Если же герой был евреем, о нем говорили без упоминания национальной принадлежности. Таким образом, создавалось впечатление, что евреев как бы и не было на войне. Зато, если речь шла о чем-то постыдном, непременно подчеркивалось чисто еврейское имя согрешившего, то ли Арон Моисеевич, то ли Хаим Мордухович, чтоб никаких сомнений о причинах не возникало: такова уж природа этих хаимов и аронов. Российский академик Бодуэн де Куртенэ еще до революции как-то сказал: «В России, если украл русский, говорят: украл вор. Если же украл еврей, говорят: украл еврей». Кроме фигуры умолчания, были и более откровенные действия властей антиеврейского характера. Так, еще в 1942 г. начальник Всесоюзного штаба партизанского движения Пономаренко издал приказ, запрещающий принимать евреев в партизанские отряды. Приказ бесчеловечный, потому что отнимал последнюю надежду у тех, кто сумел вырваться из гетто и полицейских лап. Приказ глупый, потому что не учитывал реальностей партизанской жизни. Партизаны ведь находились на самообеспечении, им самим приходилось заботиться об одежде, обуви, оружии. А евреи-ремесленники из местечек: сапожники, портные, кузнецы, слесари-механики, врачи, фармацевты — были нужны позарез и ценились очень высоко. Многие командиры партизанских отрядов игнорировали дурацкий приказ. Мне рассказывал прославленный командир партизанской бригады № 6, как суровой зимой 1942 — 1943 гг. его бойцы буквально замерзали без теплых шапок, хотя у партизан был ворох овечьих шкур, и один лишь мастер-шапочник Михаил Лангер надел меховые шапки на всю бригаду. А в отряде Гришина славился подрывник Генькин (после войны работал на швейной фабрике). Таких примеров много и в партизанских архивах. Однако были и такие командиры, которые выполняли тот приказ Пономаренко. Так, бывший боец одного партизанского отряда рассказал мне, что командир его (после войны почетный гражданин города Могилева) рассрелял нескольких евреев, пришедших в отряд из гетто» (из эссе «Эхолот»).

276

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГильбурТа Вацлава Моисеевича (1924 — 2007) «Я окончил школу перед самой войной. Хорошо помню, что 20 июня ходил с родителями на спектакль Белорусского еврейского театра, который находился в Могилеве на гастролях, а через день началась война. Выпуска как такового не было. Так что со многими друзьями мне и не довелось встретиться (кстати, треть класса была еврейской). В армию я по возрасту еще не подходил. Но меня вызвали повесткой в горком комсомола, который находился в деревянном здании рядом с нынешним кафе «Пингвин» (сейчас «Идиллия», Первомайская, 3). Оттуда направили в ОСОАВИАХИМ, который находился неподалеку — напротив нынешнего гастронома «Театральный». Там формировали группы по охране города. На троих выдавали одну винтовку с царским орлом. Нашим объектом охраны был железнодорожный мост, около авторемонтного завода. Мы стояли на подступах к нему. На следующий день один из троих не пришел, так что у нас стала одна винтовка на двоих. Сутки мы еще простояли. Хотелось есть, пить, винтовка тяжелая. Да и какой от нас был толк, непонятно. Когда начались бои и отступление, я присоединился к группе солдат, двигавшихся в сторону Смоленщины. В это время матери моей было поручено эвакуировать большие могилевские промышленные склады, которыми она в то время заведовала. Эвакуироваться сама она из Могилева не смогла. Только из отрывочных сведений, которые до меня дошли, стало известно, что она была в гетто, но бежала оттуда с группой людей, что очень характерно для нее, а дальше ее следы теряются. Скорее всего, она все же попалась фашистам и погибла. Отец в это время был уже в возрасте. В армию его не брали, и он эвакуировался в Чимкент, к дяде Льву, который в это время уже работал начальником ТЭЦ самого большого в Союзе свинцового комбината. Производство это было очень вредное, условия труда ужасные. Но отец сам попросился на работу на это свинцовое производство. Не мог он сидеть сложа руки, когда все воевали. Он стал мастером в горячем цеху, где работал больше года. Но однажды случилась авария, ему на ногу вылили ковш расплавленного свинца. Врачи предлагали ему ампутацию, считали, что свинцовое отравление не даст зажить ране. Но отец отказался. Точно так же, как и его отец в свое время, сказал, что без ноги жить не хочет. Если суждено умереть, значит «свое уже прожил». К счастью, он остался жить, и с двумя ногами. Позже он говорил мне: «А я был уверен, что выживу». Тем временем я попал в Серпуховское училище пилотов и механиков. Но в то время не

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

хватало и самолетов, и людей на фронте. И четыре училища фактически отдали своих выпускников, для которых не было возможности служить по специальности, в действующие войска во время боев за Сталинград. Я стал автоматчиком. Автоматчики считались тогда наиболее ударной силой пехоты. Участвовал в форсировании Дона. Один берег был пологий, другой очень высокий, метров сто. Фашисты держали оборону на крутом берегу. К счастью, здесь было больше не немцев, а румынов, а они, как я понимаю, не очень хотели воевать, так что нам удалось форсировать Дон. Но из этой сборной роты учащихся уцелело там всего человек восем-

надцать. Я был награжден медалью «За оборону Сталинграда». Был очень сильно ранен и контужен. После долгого скитания по госпиталям, где я умудрился еще и тиф подхватить, меня направили в новое подразделение — артиллерийскую дивизию резерва главного командования. Сюда входили практически все виды артиллерии: противотанковая, дальнего и среднего радиуса действия, осадная и т. д. Это было огромное подразделение, в которое входило восемь бригад, в каждой бригаде по три полка, т. е. 24 полка всего. Пожалуй, это было чтото крупнее даже армии. Чтобы представить себе это гигантское войско, скажу, что уже на подходах

В книгах воспоминаний генерал-майора артиллерии, командира артиллерийской бригады Дмитрия Ивановича Скоробогатова «Однополчане» и командира гаубичной батареи Николая Калуцкого, под руководством которых служил Вацлав Моисеевич, есть много и о нем самом. Приведем некоторые выдержки из этих книг. «В середине января 1945 года во время ожесточенной контратаки фашистов на подходах нашей армии к Польше «разведчики батареи капитана Калуцкого Н.Г. Юсупов, В.М. Гильбурт, М.С. Анкудинов и А.Н. Воронов не только наблюдали за противником, своевременно передавая данные о всех его маневрах, но и зачастую заменяли выбывших из строя огневиков своей батареи. В один из моментов гитлеровцам удалось вклиниться в боевой порядок нашей стрелковой роты, окопавшейся на высотке, там же находился НП командира батареи Н.В. Калуцкого. На левом фланге замолчал наш пулемет, создалось угрожающее положение. Тогда сержанты Юсупов и Гильбурт бросились к окопу, где он стоял. Гитлеровцы были уже почти рядом, но разведчики опередили их. Отлично зная стрелковое оружие, они стали в упор расстреливать гитлеровцев. Вражеская пехота залегла. Уже под утро Гильбурт был ранен, но продолжал помогать Юсупову до тех пор, пока не подоспело подкрепление... Командир отделения разведки сержант Вацлав Гильбурт — весельчак и балагур. Этот смелый до удали человек с фигурой и повадками спортсмена в часы затишья по просьбе солдат писал письма их девушкам. Или вдруг вытаскивал свой потрепанный блокнот, усаживался в сторонке и сочинял озорные и хлесткие частушки... Отличный парень Вацлав. Ему всего восемнадцать. У него голубые глаза, приветливое лицо. Невысок ростом, зато плечист, быстр в движениях. Всегда готов прийти на помощь товарищу. Хороший разведчик и умелый организатор. Одним словом, настоящий комсомольский вожак...» (из книги: Скоробогатов Д.И. Однополчане. — М.: Воениздат, 1976). Калуцкий описывает примерно тот же период, что и генерал Скоробогатов, — бои за Ново-Място в середине января 1945 г. (возможно, это тот же эпизод — А.Л.): «На левом фланге батареи строчит из трофейного пулемета сержант Гильбурт. Вражеские автоматчики не раз пытались прорваться здесь, и каждый раз откатывались. По пулеметчику открыло огонь фашистское орудие. Снаряд рвется совсем близко. Сержанта засыпало землей, легко контузило. Фашистские автоматчики вскакивают на ноги, устремляются вперед. Но Гильбурт жив. Стряхивает землю, меняет позиции и строчит в упор» (из книги: Калуцкий Н.В. Огонь на себя. — М.: Воинское издательство Министерства обороны СССР, 1981). Вот еще один красноречивый эпизод одного из боев во время форсирования Вислы. «В десятке шагов от бруствера — головной танк. К нему рванулся с противотанковой гранатой автоматчик Кучеренок. Но бросить гранату не успел, его сразили автоматчики, прятавшиеся за танком. Из окопа выскочил сержант Гильбурт и швырнул под гусеницу гранату. Стальная громадина вздрогнула, описала полукруги и остановилась. Из люка выпрыгнули 4 танкиста, низко пригибаясь, пустились наутек. Гильбурт навел на них автомат, нажал на спуск. Автомат молчал, кончились патроны. Тогда Вацлав вскочил на танк, нырнул внутрь, развернул башню и открыл по убегающим немцам огонь из пулемета. Отважный поступок комсорга воодушевил солдат. Меткие очереди защитников плацдарма остановили врага. Мы отбили очередную атаку» (из книги: Калуцкий Н.В. Огонь на себя. — М.: Воинское издательство Министерства обороны СССР, 1981). Это далеко не все эпизоды, приведенные в книге Н.В. Калуцкого. Десятки раз на протяжении своих воспоминаний автор находит место Вацлаву Гильбурту, и это говорит само за себя.

277

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Вацлав Моисеевич Гильбурт (1924—2007). Фото военного времени из семейного архива Гильбурта В.М.

к Берлину, когда во время штурма Зееловских высот для проведения артобстрела собрали туда всю дивизию, там яблоку было негде упасть. Когда все эти орудия заработали, на нашей стороне началось буквально землетрясение. Уж не знаю, что чувствовали фашисты на другой стороне. Снаряды летели так густо, что в полете сталкивались. Воздух был перенасыщен металлом, а земля была буквально перепахана взрывами. На первом рубеже немецкой обороны в живых тогда остались единицы. Это я рассказываю, чтобы можно было представить, что это была за дивизия такая. Я служил не просто в артиллерии. Я служил в артиллерийской разведке. Кроме того, меня использовали в довольно специфических ситуациях как знающего немецкий язык. Я знаю язык неплохо благодаря домашнему обучению. К нам приходила учительница-немка, дома выписывалась газета «Rote Fane». Когда я пришел в 1 класс, то уже достаточно свободно разговаривал и писал понемецки. Вообще-то отец настаивал на изучении именно немецкого языка. Может быть, предвидел будущую войну. Один из военных эпизодов, связанных с моим знанием немецкого языка, остался в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Мы вели переговоры о капитуляции немецкой группировки под Берлином. Особенно сильное впечатление осталось после переговоров, когда я шел назад и понимал, что сейчас являюсь просто мишенью. Бежать нельзя, обернуться нельзя, надо идти спокойным шагом, чтобы не уронить свое достоинство. Вот как описы-

278

вает этот эпизод Герой Советского Союза Николай Калуцкий: «Разговор с парламентерами получился довольно долгий. Противник попытался было диктовать нам свои условия. Но ничего из этого не вышло. Гильбурт свободно изъяснялся по-немецки и свою роль переводчика выполнил блестяще... В наступившей гробовой тишине мы повернулись и пошли к своим позициям. Мы понимали, что в любую секунду нас может скосить пулеметная очередь, посланная каким-нибудь озверевшим фашистом. По правде говоря, очень хотелось ускорить шаг. Но мы не торопясь пересекли опушку» (Калуцкий Н.В. Огонь на себя. — М.: Воинское издательство Министерства обороны СССР, 1981.) Не раз и не два приходилось брать «языка». Занятие это не очень простое и не такое деликатное, как позже показывали в наших фильмах. Вообще, «нештатных ситуаций» было достаточно. Я был хорошим спортсменом, физически был крепок и закален, что для войны, конечно, имеет большое значение. Достаточно иногда опоздать на секунды, чтобы стать мертвым. Как-то мы с моим командиром Николаем Калуцким поздно вечером возвратились из рейда на передовой в свою землянку. Сразу легли спать, но заснуть никак не удавалось. Тогда я сказал: «Пошли отсюда». Не знаю, что на меня нашло, но я фактически вынудил Николая уйти. Мы переночевали в землянке соседнего подразделения, а наутро оказалось, что наша землянка уничтожена прямым попаданием снаряда. Меня за такой «нюх» стали называть в подразделении «волком». Наград у меня было немного — «солдатский набор»: орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Конечно, их могло быть, и было бы, гораздо больше. Но ситуация была такой — я был выбран комсоргом дивизиона, а должность эта была освобожденная, т. е. я должен был служить при заместителе по политчасти. Но я никак не мог согласиться с тем, чтобы отсиживаться за спинами своих друзей. Тем более я считал, что негоже так поступать еврею, чтобы кто-то даже подумал, что ты трус. Одним словом, в виде исключения политотдел дивизии разрешил все оставить как есть, т. е. боевые задачи я выполнял со всеми, но еще и занимался комсомольскими делами. А одной из моих обязанностей как комсорга было написание наградных документов. В списках на награждения, которые приходили «сверху», обычно находил и себя. Но я считал, что это непорядочно — на себя писать представления и свою фамилию пропускал. Как-то, уже после войны, на построении во время подготовки к одному из парадов меня увидел командир бригады Д.Н. Скоробогатов и с удивлением спросил: «Почему не надел награды?» Я ответил, что на колодках все мое. «А как же с моими представлениями на тебя?» Я ему объяснил ситуацию. Тогда он объявил мне три наряда вне очереди, что бы я мел землю перед его землянкой.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

После войны я еще два года продолжал служить в Германии. Выполнял особые задания. Это были не самые простые годы в моей военной биографии. Предлагали мне и офицерские звания, даже без переподготовки, но я всегда отнекивался. Так и дослужил сержантом».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Альтшуль Рахиль Исаковны (р. 1923) «Когда началась война, для меня вопрос «Что делать?» не стоял. Как бы само собой разумелось, что я иду на фронт. Патриотизм для нас, молодых, в то время был не пустым звуком. Старшего брата Давида Либмана также сразу призвали в армию. А младший Моисей как раз приехал из Горок, где работал после пединститута в школе, на побывку и тут же уехал обратно. Он погиб в 1944 г. под Ленинградом. Родители мои со старшей сестрой и ее ребенком, слава Богу, эвакуировались и попали в Башкирию. Я говорю «слава Богу», потому что многие евреи не хотели оставлять свои дома. Надо сказать, что со времен первой мировой и гражданской войн у населения сложилось о немцах не самое плохое мнение. Были даже моменты, когда немцы спасали евреев от погромов. Гораздо страшнее были поляки, которые буквально издевались над людьми. Так, отца моего несколько раз подвешивали на крюк, требуя от него драгоценности, а дяде Ныслу так покалечили руку, что он не мог ею ничего делать. Многие евреи поплатились жизнью за свою доверчивость и неинформированность. Но все же не все верили в улучшение отношений между СССР и фашистской Германией. Моя мама, глядя на портреты Молотова и Риббентропа, говорила: «Так и вижу, как они дерутся». Отец возражал ей. Увидела я родителей только в 1942 г. в Башкирии, когда получила небольшой отпуск. Руководство не очень хотело меня отпускать и боялось, что я не вернусь в часть, а останусь с родителями. Я была очень трудолюбива и могла работать сутками. Это ценили. Отпуск мне дали только после того, как я подписала заявление, что перехожу из вольнонаемной в кадровые военнослужащие. Таким образом, в отпуск я уехала уже младшим лейтенантом с полным рюкзаком провизии для дома. Второй раз я побывала у родителей уже в конце войны, в 1944 г. Во время войны я совершенно не ощущала свою национальность. Точнее, мне никто и никак не давал понять, что я — еврейка. Впрочем, это же относится и к довоенной жизни. В годы войны я занималась кадрами и была допущена к шифрованной службе. Там нас не делили на русских, белорусов, евреев. Позже, когда этому стали придавать определяющее значение, я стала считать

отношение ко мне в довоенные и военные годы своеобразным чудом. Единственное неудобство испытывали сослуживцы от моего имени — Рахиль. Они меня пытались переименовать сначала в Раю, а потом в Лиру. Но я не откликалась ни на то, ни на другое. Только Рахиль. Не знаю, почему я так держалась своего имени. Тогда я понятия не имела о его библейском происхождении, скорее это была какая-то внутренняя, скрытая гордость. Начала я с машинистки, а потом стала помощником начальника наградной службы отдела кадров. Это был очень кропотливый, ответственный труд. Работали сутками, и все равно времени не хватало. Победу я встретила в Берлине. В Карлсхорсте была свидетелем подписания мирного договора. 8 мая 1945 г. стояла на ступенях Рейхстага. Очень хотела подняться на самый верх, на крышу. Но дошла только до 2-го этажа. Там все дымилось, и было очень страшно. Мне почему-то показалось, что наверху еще могут находиться немцы, и я бегом пустилась вниз. Самое обидное, что так и не оставила на стене свою роспись, может быть не дотянулась до пустого места, может — не нашла уголька. Сделали мне много фотографий на фоне Рейхстага. Уже позже, в конце 40-х годов, когда начались массовые репрессии, моя сестра уговорила меня их уничтожить. После войны меня перевели на службу в Советскую военную администрацию в Германии секретарем военного трибунала. Пришлось очень много поездить. Судили и наших, судили и немцев. Все эти процессы оставили в душе не самое лучшее ощущение. Закончила я свою службу и демобилизовалась в 1948 г. из города Чкалова в звании старшего лейтенанта».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Стерлина Якова Ароновича (1917—2000) «Я родился в Пропойске 11 сентября 1917 г. Чуть-чуть не дотянул до революции. Отец, Орлик (Арон) Стерлин (1887 г.р.), как и многие евреи, в предреволюционное время был не очень образованным, но очень политизированным человеком и сочетал в себе еврейскую религиозность, знание еврейской традиции с коммунистическиой убежденностью. Моя мать, Хьена Зеликовна Данович, была ровесницей отца, домохозяйкой. В семье нас было четверо детей. Я был самым младшим. Старший Миша погиб в 1942 г. Я окончил 5 классов еврейской школы, потом ушел работать на Могилевский деревоотделочный комбинат столяром. Делал мебель и одновременно оканчивал вечернюю школу. Заработков отцапортного не хватало на всю нашу большую семью.

279

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Работал я очень хорошо, за что меня несколько раз премировали. Как-то даже дали бесплатную путевку в санаторий как ударнику. Я был комсомольцем, и комсомол же направил меня работать воспитателем детского дома в деревню Веприн Чериковского района, а затем — инструктором Чериковского райкома комсомола. Оттуда я в 1938 г. ушел в армию. Куда нас отправят, мы не знали, оказалось — в Москву в артиллерийское училище им. Красина. Сначала служил в роте бытового обслуживания, а потом стал курсантом. Здесь меня и застала война. В это время я уже был старшиной и заместителем политрука — было тогда такое зваСима Львовна Раевская (Тростяницкая) (р. 1924) ние. Носил четыре угольничка и с адъютантами маршала Рокоссовского. звездочку на рукаве. Должность Фото послевоенного времени из семейного архива Раевской С.Л. моя была — ответственный секретарь комсомольской оргаУже после войны меня демобилизовали в низации дивизиона. Патриотизм тогда был очень звании старшего лейтенанта. Были у меня к тому высокий, и никто не хотел оставаться в училище, времени орден Великой Отечественной войны все хотели на передовую. Но нас успокаивали: надо I степени и 12 медалей. Так я закончил свою воучиться, а когда нужно будет, пошлем и на фронт. енную биографию». Моим командиром был Виктор Андреевич Лялин, капитан, музыкант, капельмейстер оркестра. Вот он меня стал всячески обрабатывать, чтобы ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ подались на фронт. Я говорю: «Конечно, давай, какая уж там учеба!» Нас собралось 14 человек, Раевской (Тростяницкой) и мы подписали письмо-заявление на имя СтаСимы Львовны (Лейбовны) (р. 1924) лина и бросили его в ящик прямо около Кремля, чтобы быстрей дошло. Ждали ответа недели две, «Как раз перед самой войной я окончила ота потом нас вызвал начальник училища и стал отделение народного танца и оперетты Ленинградчитывать, что мы не имели права посылать рапорт ского хореографического училища. 24 июня 1941 г. через его голову. Лялину дали 7 суток домашнего мы всем отделением решили пойти на фронт. Лет ареста, а мне — 5 суток. нам, правда, не хватало, поэтому подделали доА через две недели наш 3-й дивизион отпракументы. Все стали на год старше. В военкомате вили на фронт. Было это в начале сентября 1941 г. нас направили по агитбригадам, определили Фронт тогда стоял под Волоколамском. Помню, на казарменное положение, обучали стрельбе, что батальонным комиссаром был еврей Липкин, ползать по-пластунски, делать перевязки и проочень хороший человек. Ему тогда было лет пятьчим премудростям. Людей не хватало, нас быстро десят. Побыли мы на передовой недолго. Были переправили на фронт. Обычно агитбригада ехала очень большие потери, но нас решили доучить и в какую-либо воинскую часть, начальник докладывыпустить действительно подготовленными офивал о прибытии, потом откидывались борты грузоцерами. Отправили в город Миасс Челябинской вика, и сцена была готова к представлению. Так области, где мы учились еще год. мы выступали, иногда прямо на линии фронта. В 1942 г. я опять попал на фронт, где был Приходилось не только выступать. Вытаскиранен, но не очень сильно. А потом меня здорово вали с поля боя убитых и раненых, делали переоглушило. Я без сознания попал в санитарную вязки. В декабре 1941 г. снаряд взорвался рядом со часть, где провалялся месяца три. Меня напрасценой, несколько человек убило, а меня отбросило вили на Центральный фронт политруком, хотя я на несколько метров в снег. Потом врачи сказали, еще очень плохо разговаривал, заикался, а через что меня спас сильный мороз, который не дал четыре месяца комиссовали. Я и после этого проразвиться кровотечению. Ранило меня в живот, должал служить в тыловых частях, воспитывать правую грудь, левую ногу и сильно контузило. Гдемолодых сержантов в прифронтовых частях. то полгода лежала в госпитале под Ленинградом,

280

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

там встретила блокаду. В госпитале знали, что я танцовщица, и понимали, что к работе на передовой еще не готова. Мне предложили остаться в госпитале. Я была машинисткой, санитаркой, затем окончила курсы хирургических медсестер, работала в перевязочной, инструктором лечебной физкультуры. Больше, слава Богу, меня не ранило ни разу. Но к этому времени я фактически была инвалидом. Я очень боялась, что меня отправят в тыл. Мы действительно были патриотами своей Родины и считали, что должны сделать для Победы все, что можно. Я считала, что если останусь жива, то смогу честно смотреть в глаза своим потомкам. Только в конце 1942 г. я опять была отправлена в агитбригаду. К этому времени наша агитбригада была практически уничтожена. Нас «слили» с другой бригадой, которая была в таком же состоянии. Там я познакомилась с моим будущим мужем Андреем Петровичем Раевским. Это были очень тяжелые времена. Приходилось жить и выступать в совершенно невыносимых условиях. В это же время у меня родился сын, который умер от голода в первые месяцы жизни. Очень памятный случай произошел у нас, когда мы попали в только что освобожденный Могилев. Это было как знамение судьбы. Решили с мужем посмотреть на театр. Отпросились у начальства и поехали в центр. Мы знали, что театр во время войны функционировал, но то, что увидели, повергло нас просто в шок. Мы никак не ожидали такой разрухи. Загаженные зал и сцена, ободранная обивка произвели совершенно угнетающее впечатление. Тогда мы не знали, что жизнь через несколько лет приведет нас сюда, в этот театр, где мы будем служить много лет».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Зубаревского Аркадия Григорьевича (1916—2001) «Меня призвали в армию еще до войны. Служил я вначале в Гомеле в кавалерийской части. Когда в 30-х годов начались репрессии, у нас пересажали половину офицеров. В 1939 г. я демобилизовался. Меня отправили работать в Лепель, в Военторг. Только принял базу, как опять забрали в армию на «польскую кампанию». Дошли до Белостока. Евреи в целом там не очень-то радовались нашему приходу. Правда, в Польше постоянно были стычки между ними и поляками, и евреи надеялись, что с приходом советских это прекратится. После Польши я попал на финскую войну. Затем нас перебросили в Закарпатскую Украину готовиться к «освобождению Румынии». Потом дали команду переходить границу. Румыны отступали. Мы наступали. Затем нас снова перебросили в Польшу. Из Польши

я вернулся в Рогачев. Но долго не пришлось там пожить. Снова война, на сей раз с немцами. Меня определили в 42-й полк. Немцы наступали такими темпами, что мы не успевали отступать. В 1941 г. наша часть попала в окружение. Подошли ко мне два полковника-еврея и спрашивают: «Вы еврей?» «Да», — отвечаю. «Мы погибаем. Во что бы то ни стало надо переправиться через реку и выходить из окружения». Потом к нам присоединилось еще два человека. Впятером мы форсировали реку Сулу. Ночью зашли в колхозный двор, взяли там лошадь с телегой. Прошлись по дворам, взяли старую гражданскую одежду. Едем. Немцы мимо идут, на нас внимания не обращают. Проехали одну деревню, заехали во вторую. Один старик предложил нас перевести через фронт в обмен на лошадь. Так, ночью, лесами, мы вышли к своим. Нас сразу послали в особый отдел. После проверки меня направили на курсы танкистов, затем я стал артиллеристом и в действующей армии дошел до Германии. Столько лет прошло, а я до сих пор не верю, что жив. Помню, прямо на передовой наши солдатычерносотенцы кричали: «Почему жиды не воюют? Они в Ташкенте, а мы их защищать будем?!» Я отвечал: «Как это не воюют? В одной землянке находимся, а вы кричите».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Мясникова Боруха Вениаминовича (1919 — 2007) «Я был четвертым ребенком в семье. До меня были три сестры и после меня три сестры и брат. Из всей семьи живы только я и мой самый младший брат (1925 г.р.) Исаак Вениаминович Мясников. Он подполковник в отставке. Сейчас живет недалеко от Владивостока. Меня назвали в честь дедушки Боруха, но звали Борис. Мой хороший друг Изя Эпштейн уговорил меня поступить на рабфак в Могилеве. Изя после войны стал министром коммунального хозяйства БССР. С войны он вернулся без ноги. После окончания 3-годичного обучения можно было поехать в Ленинград на учебу. Чтобы учиться там, надо было одновременно работать. Мой родственник Борис Маркович Горкин был директором водоканала, он взял меня учеником токаря по металлу в мастерскую возле Днепра, которая была в здании бывшей синагоги (полуразрушенное здание сохранилось). Так три года я днем работал, а вечером учился. Иногда даже не успевал умыться после работы, бывало, и дремал на уроках. Учился вместе со мной и мой двоюродный брат Айзик. Закончив обучение, вся наша компания, человек 40, отправилась в Ленинград на поезде

281

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Борух Вениаминович Мясников (1919—2007). Прошел всю войну с 1-м Украинским фронтом до Берлина. Фото из семейного архива Мясникова Б.В.

Мы приехали в Поти. Стали работать мастерами на строительстве порта. Строителями были заключенные. В Поти мы прожили несколько месяцев, попытались вернуться в Ленинград, но он уже был в блокадном кольце. Нас направили в Горький, где был водно-транспортный институт. Ускоренно его окончили. Затем приехал какой-то полковник из Костромы и забрал нас в военно-транспортную академию, где мы проучились еще 6 месяцев и оттуда были направлены на фронт. Я протопал с 1-м Украинским фронтом до Берлина. Даже на Рейхстаге выцарапал каким-то осколком снаряда букву «М». Особенно запомнилась мне одна история при взятии Киева. Это был ноябрь. Нам надо было переправиться через Днепр. Вдруг налетела немецкая авиация, и пришлось прыгать в воду в шинели с вещмешком. Вдруг кто-то кричит: «Бегом на берег! Там землянка!» Все бросились туда. Я не добежал метров тридцать, когда в землянку попал снаряд, и все, кто там был, погибли. Это судьба. Замполитом у нас был Ефим Львович Котик, еврей. До войны он был сапожником. Много было евреев: зубной врач Додик Левчев, старший лейтенант Абрам Гонюх и другие. За всю войну я не услышал ни одного оскорбительного слова в адрес евреев. Хотя помню, как на Курской дуге немцы рассыпали листовки с надписью «Бей жидов!» и рисунком Эренбурга с большим носом — «Вот кто вами командует».

«Киев — Ленинград». Вместо чемоданов у нас были корзинки с висячими замочками. А перед самой войной я уже окончил гидротехнический факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта. Моя преддипломная практика должна была проходить в городе Поти на Черном море. Направление туда было наградой, потому что оплата там была выше. Мы поехали втроем: я, Борис Фелицин (сын будущего Городского головы) из Могилева и его девушка Люся. Я выехал из Ленинграда 20 июня 1941 г. В Москве 22 июня в 11 часов 01 мин. сели на поезд «Москва — Тбилиси». О войне никто ничего не знал. Через два часа прибыли в Серпухов. На вокзале народ, шум. По радио выступил Молотов и объявил о начале войны. С нами в купе ехал капитан. Мы спросили у него, что нам теперь делать. Он посоветовал ехать туда, куда мы направлялись, на военную Б.В. Мясников (слева) с друзьями у стен Рейхстага. стройку, потому что война Фото из семейного архива Мясникова Б.В. скоро кончится.

282

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Тебелева Абрама Вульфовича (1923—2007) «У моих родителей было трое детей: я — старший, и две девочки-близнецы — Груня и Злата. Отец умер в 1925 г., и мать осталась одна с тремя детьми. Меня взяла на воспитание моя бездетная тетя Добруся. Я жил у нее в Харькове до 1941 г. Там окончил 7 классов и поступил в 8-й класс Харьковской специальной артиллерийской школы. Когда началась война, меня вместе со школой эвакуировали в Актюбинск. А тетя с мужем, дед Шебер остались в Харькове и погибли в гетто на тракторном заводе. Мама с сестрами тоже погибла в гетто. Так что я остался один. В Актюбинске я окончил артиллерийскую школу, был направлен в 1-е Ленинградское военное училище, а через год попал на фронт. Война для меня закончилась 11 мая 1945 г. Особенно мне запомнился август 1944 г. В Польше, после взятия города Сандомир, мы остановились на берегу Вислы. Я, два телефониста и два радиста ночью на самодельном плоту перебрались на левый берег Вислы. Здесь, возле города Анополь, был создан небольшой плацдарм, размером 2,5 на 1 километр. На этом маленьком участке мы продержались ровно 23 дня. «Угощали» нас минами и снарядами со всех сторон. Но мы продержались. Все это время я корректировал огонь всей нашей бригады. Немцы были в более

Абрам Вульфович Тебелев (1923—2007). Начав войну в звании младшего лейтенанта, ушел в запас в 1971 г. в звании полковника. Фото из семейного архива Тебелева А.В.

выгодном положении. Они занимали «высотки», а мы были внизу. Когда нас все же вытеснили, то мы вплавь добрались до своего правого берега. Когда освобождали Бессарабию, местные евреи рассказали, как они остались живы. Дело в том, что король Михай, мать которого была полуеврейка, не позволил трогать своих евреев. Они жили в гетто, но остались живы. Бессарабия, Одесская область, Молдавия после победы фашистов должны были отойти к Румынии. Здесь многие евреи выжили. Только в конце войны их стали убивать. После войны я служил в армии до 1971 г. Дослужился до звания полковника артиллерии. Потом ушел в запас и стал военным руководителем Могилевского технологического техникума. Здесь я проработал 14 лет. Был на разных должностях. Последняя моя работа — руководитель военной кафедры Могилевского машиностроительного института».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Кагана Михаила Фомича (р. 1924)

Михаил Фомич Каган (р. 1924). Попал на фронт в 1943 г. и сразу в самое пекло — на Курскую дугу

«Перед войной я работал слесарем-инструментальщиком. В начале войны мать отправили с эшелоном в эвакуацию с детьми, а я и брат, который учился в ремесленном училище на Плеханова № 12, остались. Пришлось демонтировать

283

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

оборудование. Последним эшелоном от станции Луполово мы отправили оборудование и 20 июля уехали последним эшелоном, не зная куда. Прибыли на станцию около Куйбышева, где было собрано великое множество авиационных заводов со всего Советского Союза. Нас определили на завод № 24. Мне, как молодому специалисту, дали должность мастера цеха. До конца 1941 г., пока возводили цеха, работали под открытым небом. Работали по двенадцать часов, иногда сутками не выходили с территории завода, были на казарменном положении. Через Красный Крест нашла меня мать. Они с братом тоже оказались в Куйбышевской области. В 1943 г. мы получили извещение, что отец в Могилеве расстрелян немцами. Это так нас потрясло, что мы с братом решили уйти тайком на фронт, отомстить за отца. У нас была бронь, но мы специально оставили дома документы и пошли в город. Там часто устраивали облавы на дезертиров. Тех, кто был без документов, отправляли на пересыльный пункт и оттуда на фронт. В мае 1943 г. я сразу попал на Курскую дугу, в самое пекло. Как раз началось наступление. Что там творилось!!! Земля гудела! Отсюда началось наступление и поворот во всей войне, когда погнали немцев. Страх был большой, ведь я был совсем юный, 17-летний, необученный. А тут танковые атаки. Мы были в стрелковой дивизии, и нас все время бросали в бой. Там меня ранило — легкое ранение в руку, осколочное — в голову. После лечения попал в танковое училище, стал танкистом. В Нижнем Тагиле получили танки и отправились на фронт. Вернулся я из армии в 1947 г. Поступил на кроватный завод начальником ОТК, затем начальником цеха. Одновременно окончил вечернее отделение Могилевского машиностроительного техникума. Меня выдвинули на должность главного инженера завода «Красный металлист». Там я работал с 1953 г. до 1972 г. Потом до 1996 г. работал на ремонтном заводе, в том числе 12 лет после ухода на пенсию».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Эскина Льва (Лейбы) Моисеевича (р. 1923) «После школы я еще числился студентом музучилища, играл в парке, а осенью меня должны были забрать в армию. 22 июня 1941 г. мы играли утренник, пришел директор парка Маршанцев и сказал, что началась война. По постановлению горисполкома всех взрослых призвали в ополчение. Дали нам винтовки и патроны со складов во дворе машиностроительного института и организовали противодесантный отряд. Три дня голодные лежали мы на берегу Днепра в районе шелковой фабрики. Потом поздно

284

Лев Моисеевич Эскин (р. 1923). Совсем молодым человеком ему пришлось воевать за Полярным кругом, а после окончания Второй мировой — в Северной Корее

вечером нас привезли на Ленинскую. Нам вынесли большую корзину с колбасой и хлебом, винтовки забрали и отпустили. Я пришел домой. Зажигать свет было нельзя. На столе лежала бумажка с надписью «Мы все ушли на фронт». Где был этот «фронт», я и теперь не знаю. Я закрыл дом и пошел к бабушке ночевать. А утром нас опять собрали и отправили копать противотанковый ров за вокзалом. Каждый должен был копать яму длиной в три метра и глубиной в полный рост. Мы ходили на эту работу дня три. На третий день молодых парней один из начальников отвез на вокзал. Мы отгружали муку, хранящуюся на складе. Потом он тем, кто хотел уехать, показал эшелон, стоящий на складе. Было очень много людей: могилевчане, беженцы, давка. Я уже хотел уходить домой, но вдруг услышал, что меня кто-то зовет по имени. Там были мои дальние родственники Приборкины. Они меня втащили в вагон. Вечером поезд тронулся. При подъезде к Орше эшелон начали бомбить. Поезд остановился. Все стали разбегаться. Я тоже бежал. Вскочил на пассажирский состав, идущий из Киева в Ленинград. В Ленинграде сразу поступил в артиллерийское техническое училище зенитной артиллерии им. Баранова. Днем мы учились, а ночью стояли в оцеплении на защите Ленинграда. Потом нас по приказу Сталина отправили в Томск. Там я проучился до октября 1942 г. Присвоили звание

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

техника-лейтенанта и отправили на фронт в «Безымянку», в Куйбышев. Потом перевели в Мурманск, в Заполярный круг. Было там очень тяжело и холодно. Жили прямо на пирсе. В вечной мерзлоте даже землянку выкопать было невозможно. Ночевали так, что ноги были на улице, а голова в землянке. Оттуда перебросили меня на Беломорско-Балтийский канал. Воевал в Северной Корее. У меня есть медаль Советско-Китайской дружбы, медаль воина-интернационалиста, Почетная грамота Президиума Верховного Совета СССР. Маму во время войны эвакуировали как «мать командира КА» в Актюбинск. После войны я нашел мать с тетями и бабушкой и помог им выехать в Могилев. У меня был старший брат Исаак Моисеевич Эскин. До войны он окончил школу № 2 и Ленинградское артиллерийское училище. Он погиб на фронте в 1943 г.»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Столина Рувима Шаевича (р. 1917) «В 1938 г. меня забрали в армию. Тогда в армию брали с 22 лет, но уже наш призыв пошел с 21 года. Вскоре после окончания учебки начались финские события, и нас отправили в Финляндию. Воевали тогда на танках Т-26, которые называли «Прощай, родина». Они совершенно не были пригодны к военным действиям. Нас отправили в Москву для получения новой техники — ЗИС-33. Передняя часть — лыжи, сзади — гусеницы. В это время началась оккупация Прибалтики, и нас своим ходом отправили туда, где к этому времени накопилось очень много войск. Потом переправили в Белосток, который был уже нашим. Там меня и застала война. Уже не помню, за какой надобностью меня послали на вокзал. Здесь я стал свидетелем разгрома эшелона с семьями командного состава, который отправлялся в эвакуацию. Помню, что мы стояли в каком-то редком лесу, где скопилось очень много войск, наверное, больше армии. Нас быстро засекли и в течение четырех часов непрерывно бомбили. Там осталось буквально месиво, мало кто остался в живых. Рядом лежащий раненый капитан попросил вынести его из-под огня. Я его вскинул на плечи и только тут заметил, что тоже ранен. Из командования уже никого не было, и мы начали группами двигаться на восток. Запомнился один случай. Ехала военная полуторка, и я попросился, чтобы меня взяли с собой. Проехали километров тридцать — спустил баллон. Пока его ремонтировали, я заснул в стороне. Проснулся, а рядом уже никого нет, уехали. В тот момент мне стало жутко и страшно. Я этот страх и сейчас вспоминаю. Куда идти, что делать, где свои, где немцы? Уже ближе к ночи услышал какую-то речь. Прислушался, вроде по-русски. Обрадовался, пошел на

Рувим Шаевич Столин (р. 1917). Прошел всю войну почти до Берлина

звук. Было там несколько человек: из комсостава и санитарки. Я представился, сказал, что ранен, попросил взять с собой. Но они отказались, сказали, что у них секретный груз, никого брать в машину не имеют права. Я ухватился здоровой рукой за борт машины, не верил, что меня так бросят. Но машина тронулась, и я упал. Через триста или четыреста метров в машину попала бомба, и от нее ничего не осталось. Всему этому я был свидетелем и с тех пор поверил в судьбу. Надо сказать, что в то время фашисты-летчики гонялись за каждым солдатом, готовы были буквально бомбы бросать на одного человека. Еще нужно было форсировать реку, а плавать я не мог, да и сейчас не могу. И как я тогда переправился на другую сторону — ума не приложу. Таких, как я, было разбросано по лесам немало. Постепенно сбивались в группы и пытались двигаться на восток. Одну винтовку я потерял, другую нашел, так с этой винтовкой и шагал. Фашисты сбрасывали впереди нас десант, периодически приходилось вести с ним перестрелку. Пешком дошли до Столбцов, где стояли наши войска. Здесь в эвакогоспитале мне сделали перевязку и отправили в Смоленск на выздоровление. К этому времени немцы уже приближались к Смоленску, и нас перебросили в Тамбовскую область. Меня там назначили старшиной распределительного батальона и зимой 1941 г. бросили в сторону Тулы. Там все железнодорожные пути были заняты эшелонами с войсками и вооружениями. И не было часа, чтобы нас не бомбили. Чудом остались

285

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

живы. Долго стаяли в обороне на реке Оке, пока не началось сражение на Курско-Орловской дуге. И дошел я оттуда почти до самого Берлина. В сам Берлин, правда, не попал. Был награжден орденом Красной Звезды».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Черных (Брудолей) Галины (Голды) Григорьевны (Гиршевны) (р. 1921) «Я родилась 10 мая 1921 г. в еврейском местечке Селец (когда-то, как я помню, в адресе на конверте я писала «Селец-Еврейский»). Росла в бедной многодетной семье. Мать, Тайбе (по мужу Брудолей), овдовела в 36 лет и осталось четверо детей. Три мальчика старше меня, я самая маленькая. Мама была очень трудолюбивой и мудрой женщиной. Она смогла воспитать всех детей так, что я ее всегда вспоминаю с благодарностью. Старший брат для меня стал фактически отцом, ведь когда умер папа, мне было 6 лет, а ему шестнадцать. Отец, Григорий Брудолей, родом из Костополя Западной Украины (умер в 1928 г.). В свое время он со своим братом бежал за счастьем в Белоруссию. Отец женился на моей маме, а брат был уже женат. Он с семьей жил в Быхове. А специализировались они на заготовке древесины для мебельной фабрики. Он обычно уезжал на работу на всю неделю. А мама и мы, дети, занимались земледелием. Я в десять лет жала уже наравне с женщинами. Помню момент, когда папа прибежал домой радостный и повторял: «Мы бедняки! Мы бедняки!» В то время у нас был гектар с четвертью земли на такую большую семью, а ведь с нами жила еще и бабушка, которая помогала маме нас растить. Когда объявили коллективизацию, забрали в колхоз весь скот. У нас тоже корову забрали, так что и есть нечего стало. А через некоторое вре-

Голда Гиршевна Черных (Брудолей) (р. 1921)

мя объявили это перегибом и разрешили забрать. Брат сразу за ней побежал и довольный назад привел. Но это ему аукнулось: не приняли его за это в пионеры. Тогда бабушка пошла за него просить, говорит: «Возьмите его, сидит и плачет…» Помню, что к нам домой приходил учительмеламед, который занимался с братьями. А я в это время забиралась под стол и все слушала, многое запоминала и братьям подсказывала. Старший брат Гриша не очень хотел учиться, он очень лошадей любил и все время с ними проводил. А два других учились с желанием, особенно средний. Только старший брат имел образование в объеме начальной сельской еврейской школы, а два других брата имели уже перед войной высшее образование. Младший брат Миша был авиатором, окончил в Харькове авиационную школу. Средний, Мирон, учился в школе № 1, потом работал на строительстве шелковой фабрики, окончил рабфак, перед войной уехал в Ташкент искать счастья. Там он окончил институт легкой промышленности, женился и жил. Бабушка и мама были очень религиозными. Они нам шептали на идиш: «Когда вам говорят, что Бога нет, вы молчите. Против света не пойдешь… Но в сердце держите, что Б-г есть». Мама нигде никогда Повестка на имя Голды Брудолей, датированная 23 июня 1941 г. не училась, но читала на иврите Из семейного архива Черных Г.Г. и на память молитвы знала. В

286

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Голда Гиршевна Брудолей (слева) с фронтовой подругой, могилевчанкой Маней Каган. Фото военного времени из семейного архива Черных Г.Г.

Сельце было две синагоги. Одна сгорела в 20-е гг., когда я была маленькой. Но пожар очень хорошо помню. Во второй сделали склад, а потом клуб, и мы ходили туда на танцы. Когда мы ходили в синагогу, женщины садились поближе к маме, чтобы она подсказывала слова. По-русски она научилась позже и всем еврейским старушкам писала письма. А когда я подросла и научилась писать, передала это дело в мои руки. Они с бабушкой были очень добрыми. И не только к нам: помогали беднякам, хоть сами богачками никогда не были. Привечали любого: русский ли, еврей. Могли последнюю одежку отдать, если видели, что у него одежда плохая. Уже когда мы жили в Могилеве, мама очень жалела нашу соседку Настеньку, которая часто болела. Всегда в печке был горячий чай, который она готова была и в холод, и в дождь нести к ней домой. По рассказам я немного знаю о дедушке и прабабушке по материнской линии. Прабабушка была бабкой-повитухой, принимала роды во всей Вендрожской волости. Мама мне рассказывала, как она мыла перед этим руки, а у меня была потом возможность сравнивать с тем, как нас учили. И вы знаете, она это делала по всем правилам гигиены и эпидемиологии. Ее знали и уважали очень многие. Дед, Меер Чарный, считался местным раввином. Он ничем не занимался, только молился. Приходили к нему люди за всякими советами, а он мог все разложить по полочкам. Я окончила 7 классов еврейской школы в Сельце в 1937 г. Мои две учительницы жили у

нас на квартире. Потом училась в школе № 3 в Могилеве, жила в школьном интернате, а потом у старшего брата на съемной квартире. Был зимний набор в медицинском техникуме, и мы решили, что будет лучше, если я продолжу учебу там. Ведь там давали стипендию. Так я и сделала. Перед самой войной мы продали дом в Сельце и переехали в Могилев, купили небольшой домик возле аэродрома на Луполово. Когда мы вернулись после войны, его уже не было. Я очень полюбила свою профессию, старалась, училась очень хорошо, видно, в маму пошла. Это в жизни мне очень помогло. В 1939 г. я уже окончила учебу, получила специальность фельдшера. Это был выпуск специально для Западных районов Белоруссии, но меня оставили в Могилеве, направили в Луполовскую амбулаторию. Заведовал ею Мойсей Лазаревич Гуревич. Мы сидели с ним в соседних кабинетах. Он мне говорил: «Если у тебя неясный больной, ты не бегай. Постучи в стеночку, я приду, посмотрю». У него я училась работать и стала хорошим специалистом. Работала там больше двух лет участковым фельдшером, который должен был все знать и уметь. Когда началась война, старшего брата взяли только в нестроевую хозяйственную часть на Мышаковке, потому что он был кормильцем семьи.

Михаил Матвеевич Черных, муж Голды. Фото 1943 г. из семейного архива Черных Г.Г.

287

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Михаил Григорьевич Брудолей, брат Голды, после окончания Харьковского училища авиационных штурманов. Фото довоенной зимы 1941 г. из семейного архива Черных Г.Г.

У меня после окончания техникума было звание лейтенанта медицинской службы. По повестке я пришла в военкомат, и меня направили в первый же день в госпиталь № 1430 в Кооперативном переулке (по-моему, это здание и сейчас еще существует). Начальником госпиталя там был Наум Львович Сандлер. Он был очень умным и толковым специалистом, обладал изумительной памятью. Формулы чуть ли не всех лекарств знал на память. В первые дни войны работать было очень трудно. Госпиталь был, конечно, в довольно неприглядном виде. Раненых было очень много, везли машинами. На полу лежала солома, она и была вместо кроватей. Где была перевязочная, где операционная — не разберешь. Тогда было заброшено в Могилев много диверсантов. Я сначала сидела в регистратуре — все стараются встать на учет, чтобы обеспечить себя пайком и лечением. И заметила, что один, в милицейской форме, с подвязанной рукой, только подходит, послушает вопросы и ответы, и отходит. Мне стало это подозрительным, побежала к замполиту. А тот, как увидел, что я отошла, кинулся убегать. Но его поймали. Оказался он диверсантом, руководителем какой-то большой группы. Вот так началась для меня война. Несколько раз приходил навестить меня брат. Он все переживал, что неизвестно что с братомлетчиком, меня отправляют на передовую, и непонятно, что тогда с матерью будет. Он считал, что

288

его самого на передовую не отправят. Но через несколько дней им, совершенно необученным, дали винтовки и отправили на фронт. Брат почти сразу погиб под Гомелем. Об этом я узнала уже позже от одного раненого, когда мы стояли под Курском. Мама осталась с родителями брата жены Шендерей. Я надеялась, что она выедет с этой семьей. Но уже потом я узнала, что маму они не взяли с собой. По какой причине, я не знаю. О ее дальнейшей судьбе мне рассказал брат-летчик. Он был сбит под Чаусами и смог выпрыгнуть с парашютом. Получил касательное ранение головы. Его подобрал старичок, помог перебраться через линию фронта. Брат потом после войны ему все время помогал в благодарность за спасение. Сразу после освобождения Могилева он тоже попал в город и хотел узнать, что стало с мамой. Оказалось, что мама жила в городе (на Луполово возле кладбища) в течение года. Рядом с нами жили Николай и Настенька (та самая, которую мама чаем отпаивала). Николай сотрудничал с партизанами. Он смог сделать маме «русский» паспорт, и у нее дома была явочная квартира. А потом к маме вселили на постой какую-то женщину. Каким-то образом та узнала, что мама еврейка, и выдала ее фашистам. Тогда арестовали и маму, и Николая. Это все рассказала брату Настя. Тогда брат стал искать эту женщину, оказалось, что она работала машинисткой в пединституте. Он с товарищем пошел к ней на работу, увидел там что-то из маминых вещей. Сказал: «Пулю на тебя жалко», ударил ее рукояткой нагана и сдал органам. Что с ней стало потом — неизвестно. Мы отступили с госпиталем за два дня до сдачи Могилева, а окончила я войну на Дальнем Востоке, когда нас направили на войну с Японией. Ой, как мы переживали: такую войну пережили, и снова на фронт. С этим периодом связана такая история. Приехал эшелон на какой-то полустанок, я смотрю — надписи на еврейском. Спрашиваю Сандлера, где мы находимся, а он говорит, что в Биробиджан приехали. В 1941 г. в сентябре я попала в окружение под Орлом. Дело было так. Меня нашел братлетчик и передал, что хочет со мной встретиться. Назначил мне встречу в Орле на Главпочтамте. Я попросила разрешения, и меня направили из госпиталя с каким-то поручением в сануправление. Мы ждали всю ночь гражданский поезд на Орел. Его все же подали. Я была в полном обмундировании. Сидели мы с молодым лейтенантом, перекусывали, разговаривали. Шинель я сняла, повесила рядом. Вдруг бомбежка, и бомба попала в соседний вагон. Я выскочила без шинели, только планшетку успела с собой взять. Было это 9 сентября, довольно холодно. Меня оглушило, получила контузию. Стою совершенно обезумевшая, не знаю что делать. А кругом самолеты летят на уровне столбов, и пули свистят. Подбегает ко мне пожилой раненый военный с перевязанной рукой и в шинели, на руках у него фуфайка, и кричит

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

помочиться, так мы отворачивались, а санитар пона белорусском языке: «Чаго ты стаишь?!» Взял меня за руку и оттащил от железной дороги. Подавал горшок. Погибнуть можно было много раз, степенно люди рассосались кто куда, не осталось но мой ангел меня спасал. Выскочу из вагона, а ни гражданских, ни военных. А я не знала, что мне тут бомба попадает как раз туда. Вот без вещей делать. Уже к вечеру подошла к какому-то дому. оставалась много раз. Один раз стояли на постое Постучалась, попросила переночевать. Женщина в одном доме. Я была на работе, а бомба попала сразу спросила: «А ты жать умеешь?» Я говорю, прямо в этот дом на мою постель. что умею. Тогда она предлагает мне сжать полосу Крови донорской не было, так кровь сдавали взамен на ночевку. Я согласилась, но попросила сестры и врачи. Потом кровь появилась, и меня переодеться. Она принесла такую деревенскую назначили еще и старшей по переливанию крови. спадницу (юбку) на резинке и кофту. Свое я все Часто света не было, по очереди крутили динамосняла, а документы все сожгла. Начала жать, машину, чтобы лампочка горела. хозяйка посмотрела, что все у меня получается, Был один случай, когда ранило одного наи пошла корову доить. А я думаю: «Зачем мне чальника большого, и его не могли доставить в здесь ночевать? Надо отсюда уходить, пока не госпиталь. Нашу бригаду на У-2 отправили к нему. поздно». Пошла к железной дороге, навстречу — Операцию делали чуть ли не на земле. Опасность старичок-железнодорожник. Когда, спрашиваю, заключалась еще и в том, что у него осколок сидел пойдет эшелон на Курск. Он сказал, что вся довозле бедренной артерии. Чуть поверни неудачрога разрушена. И указал мне дорогу, по которой но — и все. Хирургом был невысокого роста еврей я должна идти. «К утру, — говорит, — придешь». из Минска Исаак Яковлевич Кристал. Мы с ним Ну, я и пошла. Страшно было, но иду, от каждого всю войну прошли. Прекрасный был специалист, шороха вздрагиваю. На рассвете вижу табличку и тогда у него все получилось. Так он пленных «Курск сортировочный». На карауле солдат стоит. отказывался оперировать, думал, что его семья Я спрашиваю, как мне в мою часть пройти. А он погибла. А вообще-то мы слишком, по-моему, винтовку на меня наставляет, думает, что я дигуманными были: и лечили немцев также, как версант. В общем, отвел он меня к дежурному, все своих, и кормили. ему рассказала. Он связался с госпиталем, а там Один раз операцию проводил главный хирург меня уже похоронили. Вернули меня в госпиталь Красной Армии Бурденко. Специалист высочайшеи две недели обхаживали, в себя приводили после го класса, специализировался на нейрохирургии. контузии и психологического шока. Он работал очень быстро, ассистировавшие ему два У нас были очень хорошие хирурги: Гольврача и две сестры (и я в том числе) еле успевали. штейн, Легенченко, Скулович, многие другие. Я первый раз видела, чтобы так работали руки. Он Когда мы стояли под Курском, к нам прикомандисам был после инсульта, говорить не мог, только ровали опытного хирурга и операционную сестру, рычал, но врачи понимали, что ему нужно. которую все сестры невзлюбили, потому что она очень требовательной была. А я все присматривалась, как она работает. Их на фронт с нами не взяли, потому что пожилые очень были, отправили в тыл. Встал вопрос, кого поставить на ее место у стерильного стола. А эта женщина сказала: «Вот эта девочка подойдет». А я и выглядела ребенком. С тех пор я операционной сестрой всю войну и прошла. Как фронт двигался, так и мы за ним. Тяжело было, когда отступали, а в конце 1943 г. стали города освобождать, психологически стало легче. Под бомбежками часто приходилось бывать. Операция идет, а кругом взрывы, на тебя осколки летят. Круглые сутки иногда приходилось Голда Брудолей с пациентами госпиталя. стоять у операционного стоФото военного времени из семейного архива Черных Г.Г. ла, бывало, что хирург хочет

289

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

мощь, а в свободные сутки ходила в стационар медсанчасти нефтяников делать внутривенные уколы (итого — две с половиной ставки). У мужа сначала оклад был не очень большой. Специальности муж не имел, но был очень толковый, грамотный. Продвинулся очень быстро, стал парторгом строительства ЗакамТЭЦ, потом заместителем директора Краснокамского нефтеперерабатывающего завода, замначальника нефтеуправления (нефтепровода, который перегонял нефть в Китай). Я проработала на скорой помощи до 1970 г. Мой младший брат к этому времени уже демобилизовался и работал начальником транспортной организации в Могилеве. Он очень хотел, чтоСупруги М.М. Черных и Г.Г. Брудолей, бы я вернулась в Могилев. Его г. Краснокаменск Пермской обл. стараниями муж получил переФото 1950 г. из семейного архива Черных Г.Г. вод на Могилевский автозавод начальником транспортного цеха, а я устроилась в тубдиспансер медсестрой Опыт я, конечно, получила на войне огромный. Чего только ни повидала: и операций всяких, и (к этому времени у меня уже было 30 лет стажа) и гангрену газовую. проработала там еще 17 лет, до 1987 г. Вернулась в Могилев в 1946 г. после демобиЯ всегда всю себя отдавала своей профессии и лизации в Биробиджане. была чиста перед ней. Не однажды приходилось По возвращении в Могилев я встретилась со буквально людей спасать. Стала очень хорошим своим будущим мужем Михаилом Черных. Мы диагностом. с ним были знакомы еще до войны, но он не был Мне бы сейчас стать моложе лет на двадмоим женихом (женихом у меня был еврейский цать — была бы и хорошим врачом». парень, который учился в Москве в мединституте. Он был призван еще до войны, а погиб в 1944 г.). Михаил ушел в армию перед войной, после окончания 10 классов в Шклове, куда меня на лето часто Воспоминания отправляли к маминому брату. Там мы с ним и об участниках войны познакомились. Он к тому времени тоже вернулся с фронта, имел несколько ранений, но, к счастью, ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ все больше «мягких тканей». Машковича Моисея Залмановича Мы с ним недолго встречались, и он предло(1922—2007) жил расписаться. Я не отказалась, но предложила ему сначала съездить к родителям в Шклов, Наш десятый класс посоветоваться. Тогда начали мне писать его «Мне не раз приходилось слышать, что евреи родители письма (мать мужа Хася была старой не воевали. Во время войны в одной из бомбежек я революционеркой, работала с Горьким в какой-то стоял на посту. Когда меня сменили и я вернулся подпольной типографии. Была очень образованв казарму, услышал, как один солдат доказывал ной, и слух у нее был абсолютный. А отец был очень другому, что евреев на фронт вообще не берут. В квалифицированным рабочим, рационализатором Могилеве примерно за полгода до репатриации в и механиком. Его эвакуировали во время войны Израиль я шел по улице. На пиджаке моем была в Пермскую область с заводом). Очень они были орденская колодка. Мне встретились немного подза нас рады. выпившие рабочие, один из которых, рассмотрев Я к тому времени работала в Луполовской меня, с возмущением воскликнул: «Где он мог воамбулатории фельдшером. Поехали мы в Шклов и евать? Не иначе как в Израиле!» Не обидно ли? там зарегистрировались, получили по карточке куОбидно за всех евреев, погибших на фронте: сок колбасы, распили бутылочку — это была наша за моего старшего брата Якова, погибшего при свадьба. И были очень счастливы. В 1947 г. мы с защите Ленинграда, за моего дядю Бориса Сомужем уехали на Урал. Я устроилась на скорую по-

290

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Выпускной класс бывшей еврейской школы № 3 г. Могилева. Фото 1940 г. из семейного архива Вайман Р.И.

сонкина, начальника штаба Тульского рабочего полка, за девятерых моих двоюродных братьев, шестеро из которых погибли на фронте, а двое — скончались от ран, за моих друзей-одноклассников, о которых я хочу написать. 22 июня 1940 года. У нас выпускной школьный вечер. Сегодня десять еврейских юношей и тринадцать еврейских девушек получили аттестаты об окончании Могилевской средней школы № 3. Вы можете спросить, почему все выпускники школы — евреи? Ответ прост. До 1917 г. эта школа была мужской гимназией. После революции гимназия превратилась в еврейскую школу, которая просуществовала двадцать лет. В 1937 г. все еврейские школы закрылись, и наша стала белорусской. Но по инерции туда отдавали еврейских детей. Ровно год отделял нас от начала войны. Мы еще не представляли себе, что нас ждет впереди. Участь наших ребят решил нарком обороны: по его приказу выпускников средних школ в институты не допускали. Осенью 1940 г. мы все надели серые солдатские шинели и отправились служить вблизи западной границы. И именно нам пришлось отразить первый удар немецких войск. Исаак Ратнер (на фото — третий ряд, первый слева) — наш первый шутник. Служил в пехоте. Зимой 1941 г. был ранен под Москвой. Истекая кровью, Исаак лежал на поле брани, оставленный однополчанами. К нему подошли два немецких автоматчика. Один из них, пнув раненого ногой,

произнес: «Он мертв». К счастью, советские войска через день освободили эту территорию. Исаака нашли и отправили в госпиталь. Он получил инвалидность, много болел и скончался от последствий перенесенных болезней в 1989 г. Мейлах Солодкин (третий ряд, второй слева) — наш школьный «Цицерон». Постоянный оратор. И как же он умел проникновенно говорить! О трагедии заведет рассказ — слезы наворачивались на глаза. И нельзя было удержаться от хохота, когда Мейлах рассказывал что-то комическое. Вместе со своим братом Моней служил на полуострове Ханко. Отрезанные от Большой Земли, они оба погибли в первые дни войны. Автор этих строк (третий ряд, третий слева) — тоже участник войны. Закончил ее в Германии. Шай Миров (третий ряд, четвертый слева) — защищал Ленинград. Был ранен. Жил и скончался в Выборге, не дожив до сорока лет. Давид Гельмер (третий ряд, пятый слева) — погиб на границе с Румынией в первые дни войны. Илья Думчин (третий ряд, пятый справа) — служил недалеко от польской границы. На фронте с первого и до последнего дня. В настоящее время живет на Украине. Гдаля Цейтлин (третий ряд, четвертый справа) — наш лучший нападающий школьной футбольной команды. Гдаля был танкистом. 8 мая 1945 г. под Дрезденом колонна танков по-

291

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

пала под ракетный обстрел своих же «Катюш». Гдаля получил тяжелое ранение, год находился в госпитале. Инвалид I группы Гдаля Цейтлин скончался в 1992 г. (Третьим справа стоит Саша Козел, который окончил школу на год раньше. Он был призван в армию уже в эвакуации в Воронежской области и о его судьбе ничего не известно — А.Л.) Наум Думчин (третий ряд, второй справа) — наш отличник. Добродушный, немного наивный толстяк. Он успел окончить военное училище. В чине лейтенанта Наум командовал пехотной ротой. В 1942 г. он был ранен, а после госпиталя вернулся на фронт. Он погиб в конце 1944 г. под Варшавой. Шмерл Гельфанд (первый ряд, крайний справа) — был рядовым в противотанковой артиллерии в латвийском городе Даугавпилсе. Погиб в первые дни войны. Наум Пикельнер (на фото его нет) — окончил школу на «отлично», воевал рядовым, был ранен в 1943 г. под Курском. Скончался от последствий ранений в возрасте 25 лет. Бася Думчина (второй ряд, четвертая слева) — служила в армии связисткой, закончила войну в Германии, сегодня живет в Ришон леЦионе. Кроме Баси, еще пять моих одноклассниц покинули СНГ, четыре живут в Израиле. В РаматГане — бессменный организатор наших встреч Соня Козлова-Рубинчик (первый ряд, крайняя слева). Здесь же родные сестры Рабиновичи Песя (первый ряд, вторая слева) и Вера (второй ряд, крайняя слева), Рива Вайман (на фото ее нет)... Остались в оккупации и погибли в Могилеве Мэра Зеликова (первый ряд, третья слева), Рая Либузер (второй ряд, третья справа). У старшей сестры моего отца, Златы Машкович (по мужу Ашкинази) (1885 г.р.), было четверо сыновей. Росли без отца (он скончался в 1919 г. от тифа). Старший сын Арон Ашкинази (1907 г.р.) окончил курсы в Ленинграде, работал директором бумажной фабрики г. Добруше. Во время войны капитан Ашкинази был командиром противотанкового дивизиона. Погиб под Курском в 1942 г. Второй сын Рахмиэль (1909 г.р.) работал на Могилевском хлебозаводе пекарем. В войну служил пехотинцем, был тяжело ранен. Скончался в 1967 г. Третий сын Моисей (1915 г.р.) служил в Красной Армии в г. Гродно. Пропал без вести в первые годы войны. Младший сын Михл окончил ремесленное училище по специальности «фрезеровщик», работал на кроватном заводе. С первых дней войны — на фронте. Под г. Ельней (Смоленская обл.), находясь в разведке, обнаружил немецкий штаб и гранатами уничтожил его, за это был награжден

292

Моисей Залманович Машкович. На обратной стороне надпись: «На добрую память дорогим родителям и сестрам от их сына и брата Миши». Берлин, 9 декабря 1945 г.

медалью «За отвагу», на фронте был ранен. В 1946 г. вернулся после госпиталя в Могилев. Работал сначала педагогом в ремесленном училище, а потом на кроватном заводе фрезеровщиком. Был активным рационализатором, о чем сообщала областная газета. Младший брат моей мамы, Борис Сосонкин (1900 г.р.), учился в хедере, потом окончил ремесленное училище, работал токарем. В 1917 г. пошел добровольцем в Красную Армию. В Москве окончил курсы «красных командиров». Воевал на южном фронте (шолоховские места на Дону), командовал бронепоездом в чине капитана, штурмовал Перекоп. Был контужен. В коммунистической партии с 1919 г. После гражданской войны работал в Могилеве на ответственных постах. В 1923 г. был направлен на учебу в институт «Красной профессуры» в Ленинград. Был послан в числе тридцатитысячников на коллективизацию в Тамбовскую область, а потом — начальником политотдела Тульского железнодорожного узла. Во время войны командовал истребительным батальоном, а потом был назначен начальником штаба Тульского рабочего полка. После защиты Тулы Борис служил в регулярной армии начальником штаба дивизии, освобождал Калугу. В начале 1943 г., когда машина подорвалась на противотанковой мине, был тяжело ранен. После войны возвратился в Тулу, где работал главным

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

редактором газеты Тульского железнодорожного узла. Был председателем комитета ветеранов войны. Ему присвоено звание «Почетный железнодорожник СССР». В Тульском музее Отечественной войны помещена на стенде защитников города его фотография. Его подвиги отмечены многими боевыми орденами и медалями. Скончался Борис Михайлович в марте 1989 г.» (записано: Израиль, 2000 г.).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Закашанского Лазаря Моисеевича (1924 — 2003) О брате, Янкеле Моисеевиче Закашанском (1920—1953). «Мой брат Янкель, или Ян, Закашанский был красивым, чуть выше среднего роста, парнем с вьющимися густыми волосами. Многие девушки тогда на него заглядывались. Отличный спортсмен. В городских соревнованиях частенько выходил победителем в беге на средние дистанции. Наступил грозный 1941 год. Война лавиной обрушилась на белорусскую землю. Ян, как и многие парни его возраста, пошел в военкомат. Вместе с двумя другими старшими товарищами ему приказали выехать в лес Кличевского района

Ян Моисеевич Закашанский. На обратной стороне надпись: «Дорогому брату Лазарю от Яна. Прошло 4 года, как мы не виделись. Взгляни! Такой я стал после великой битвы». Восточная Пруссия, май 1945 г. Фото из семейного архива Закашанского М.И.

и готовить базу для партизанского отряда, который предстояло еще создать. На городских складах получили кое-какое количество винтовок, патронов, взрывчатку, продукты, соль, керосин и все это завезли и лес. А в городе готовились к обороне; рыли окопы, противотанковый ров, ставили минные поля. Ян, как и наш отец, Моисей Яковлевич Закашанский, был в числе других защитников Могилева. Отец знал военное дело, выполнял поручения штаба гражданской обороны. В Первую мировую войну побывал в немецком плену. Больше года пробыл в Румынии, изучил немецкий и румынский языки. Когда враг оккупировал город, ушел в подполье, собирал разведданные для партизан. Через полгода отца выследил провокатор. Тогда отец каким-то образом спасся. Он погиб под Орлом в 1943 г. Ян же среди немногих ушел в знакомые Кличевские леса, где партизанил. Об этом периоде жизни рассказала центральная газета армии «Красная Звезда» в 1942 г. «На родине, в Могилеве, Яна Закашанского знали взрослые и дети. Он был спортсменом, легкоатлетом, чемпионом области по конькам и бегу. Ян был стайер, мастер длинных дистанций. У него было великолепное, выносливое сердце, большой запас дыхания, выдержки и натренированность в каждом мускуле. Таким был Ян, когда в Белоруссию ворвались гитлеровцы. Юноша примкнул к партизанскому отряду. Вскоре ему и еще одному молодому партизану поручили разведать небольшую деревушку. Ян и его товарищ пришли туда вечером, зашли в избу знакомой колхозницы, расположились на ночлег. Неожиданно дверь избы распахнул короткий, сильный удар: в комнату вошел немец, офицер. Впервые Ян видел живого немца так близко, совсем рядом. Видел его голубоватые глаза, загрубевшую кожу, рыжую щетину на небритом лице. Положение спасла хозяйка. На вопрос офицера (он недурно говорил по-русски) она ответила, что юноши — ее сын и зять. Немец потребовал еду, уселся за стол, достал большую флягу спирта. Пригласил юношей сесть рядом. Хозяйка поставила на стол миски с холодцом, яичницей, сметаной. Немец повеселел. С чисто немецкой аккуратностью офицер разливал спирт в стаканы поровну, чтобы никому не досталось лишней капли. Он чокался с юношами, шутил. Ян даже засмеялся какой-то шутке немца. И тогда лицо офицера сразу озверело. Хищно опустились вниз углы рта, сверкнули глаза. Он сильным ударом свалил юношу на пол, зажал его голову между колен. Нет, он не собирался убивать Яна. Левой рукой он разжал ему рот и радостно рыгнул — во рту, действительно, блестели два золотых зуба… Немец взял их пальцами, потрогал, зубы шатались. Он сильно нажал вниз, дернул в сторону... Через секунду все снова сидели на местах. Немец положил зубы Яна в карман. В двух стаканах

293

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

спирт уже был налит. Немец придвинул к себе стакан Яна и аккуратно, вровень с другими, налил спирт. У Яна от злобы, горячей ненависти даже рябило в глазах. Вы поймете его, конечно. Он был свободный, жизнерадостный юноша. И вдруг его свалили, как скотине раскрыли рот. Чужие пальцы шарили там, ломали зубы... Конечно, прошло какое-то время, и у Яна были другие зубы из надежной, прочной нержавеющей стали. А золотые остались у немца, вернее, у немецкого трупа. Когда немцы садились на мотоциклы, чтобы ехать дальше, Ян и его товарищ забросали их ручными гранатами». Брат прошел всю войну, награжден многими орденами и медалями. После окончания войны он прожил немного. В последние годы инвалид I группы — сказались военные раны. Он умер в 1953 г.»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Якубсона Григория Гилельевича (р. 1929) «Я родился и жил до войны в Могилеве. Мать — Нина Григорьевна Якубсон, 1892 г.р., занималась домашним хозяйством. Отец — Гилель Эльевич Якубсон, 1890 г.р., работал на городской нефтебазе главным бухгалтером. Много работал в будни, а в периоды подготовки квартальных и годовых отчетов даже и по выходным дням. Он был знающим специалистом, пользовался на работе большим авторитетом. Отца ежегодно приглашали в Минск в Наркомат для подготовки общего баланса работы отрасли по Белоруссии. Отец был здоровым человеком, со сдержанным характером, очень аккуратным. Ежедневно брил голову наголо опасной бритвой, которую сам правил на трех специальных ремнях. Под пиджаком часто носил косоворотку с огромным количеством пуговичек, которую подпоясывал тонким ремешком. Постоянно выписывал газеты и журналы, в том числе и журналы для детей: «Вокруг света», «Техника — молодежи», «Костер», «Мурзилка». В доме была хорошая домашняя библиотека. Семья была дружная, гостеприимная, было много друзей, часто собиралась молодежь — товарищи и друзья старших сыновей. В городе жили семьи родного брата (Е. Переплетчиков) и сестры (Б. Гольдман) матери. В ночь на 1 мая 1938 г. отец был арестован. Пришли ночью, устроили обыск. Ничего, конечно, не нашли. До осени о нем ничего не было известно, потом случайно узнали от знакомых, в семьях которых также кто-то был арестован, что их родных перевели в гомельскую тюрьму. Мама с бабушкой поехать не смогли, в Гомель поехала мамина сестра с небольшой посылкой с теплым бельем. Посылку приняли и передали от отца записку из нескольких слов: «Все получил, большое спасибо. Привет. Целую детей, Нину. Здоров. Гиля». После

294

Борис Якубсон. Начальник медсанчасти артиллерийского подразделения на Северном фронте. Фото начала 1942 г. из семейного архива Якубсона Г.Г.

этой записки об отце не было никаких известий, что-либо узнать о нем не удавалось. После ареста отца нашу квартиру в Пожарном переулке «уплотнили». В три комнаты и половину гостиной вселили другую семью, а нам оставили половину гостиной (ее разделили перегородкой) и кухню. После ареста отца мать поступила на работу на швейную фабрику. Только в начале 60-х гг. нам сообщили о том, что «Постановление особой тройки НКВД от 20 сентября 1938 года по обвинению Якубсона Гилеля Эльевича в шпионаже (ст. 68 УК БССР) и осужденного к высшей мере наказания отменено. Дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления. Якубсон Г. Э. реабилитирован посмертно». 29 сентября 1960 г. Н.Г. Якубсон получила свидетельство о смерти мужа, датированное 25 ноября 1941 г. В семье было три сына: Борис (1919 г.р.), Илья (1922 г.р.) и я — Григорий (1929 г.р.). Мы были очень дружны, собирались с друзьями и вместе ходили на лыжах, в спортзал, на Днепр. Мы были энтузиастами художественной самодеятельности в школе, часто собирались по вечерам во дворе и пели: «Прощай, любимый город», «Дан приказ ему на запад» и другие песни. Многие играли на гитаре, гармошке. Двоюродный брат — Гриша Гольдман — был талантливейшим скрипачом, его готовили в консерваторию в Москву и давали отсрочку от армии. Но в то время парни считали, что их основная задача — это защита отечества.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

И когда Гриша окончил музыкальную школу (вся семья знает этот эпизод), он закинул скрипку с футляром на высокий трехъярусный буфет, который был у них в семье, и сказал: «Мои батька и матка всю жизнь работали и музыкантами не были, и мне нечего». Мы усиленно занимались спортом, военными дисциплинами, с гордостью носили полученные значки: «Ворошиловский стрелок», «Парашютист» (с числом совершенных прыжков), «Готов к труду и обороне» и др. Старались учиться только на «хорошо» и «отлично». Вспоминая о юности, могу отметить, что общими чертами у нас были причастность ко всему происходящему, чувство собственного достоинства и гражданской ответственности. После начала войны Московский мединститут, где учился Борис, был эвакуирован в Челябинск. Там для студентов 5 курса был организован ускоренный выпуск. В военной спешке тех дней выпускникам института не успели присвоить офицерских званий, и они были направлены в медсанчасти действующей армии в качестве рядовых солдат. Борис был направлен на Северный фронт начальником медсанчасти артиллерийского подразделения, а затем был переведен на Западный фронт, на белорусское направление начальником медсанчасти полка, а затем дивизии, с которой прошел до Кенигсберга. В танковом корпусе Борис прослужил до 1976 г. начальником госпиталя и медсанчасти. В общей сложности его стаж службы в армии составлял около 35 календарных лет, не считая дополнительного стажа в действующей армии во время Великой Отечественной войны. Он был награжден многими орденами и медалями. Ушел Борис в отставку в звании полковника медицинской службы, более 10 лет находясь на генеральской должности. Несмотря на возраст и заслуженную пенсию, он и его жена продолжали работать в различных медицинских учреждениях города. Илья Якубсон и Гриша Гольдман в 1940 г. после окончания школы были призваны в ряды Красной Армии. Тогда был издан приказ Наркома обороны СССР об обязательном призыве в армию всех 18-летних юношей, окончивших среднюю школу, на действительную воинскую службу (до этого выпускники школ имели возможность поступать в учебные заведения). Это, очевидно, был первый такой призыв в армию. Буквально весь город вышел на улицы провожать колонну призывников от военкомата к ж/д вокзалу. Многих из призывников родные и близкие видели в последний раз. По официальным данным, 97 из 100 военнослужащих 1921—1923 гг.р. погибли на фронтах войны. Илья служил в Каунасе. Он стал старшим сержантом и командиром легкого танка. В начале 1941 г. мы получили из воинской части благодарственное письмо от командира части. Когда началась война, мы сразу не смогли эвакуироваться, а потом уже перестали ходить

Илья Якубсон. Курсант учебного танкового батальона в Литве. Фото начала 1941 г. из семейного архива Якубсона Г.Г.

эшелоны, и люди могли уходить лишь пешком. Но с бабушкой, которой было уже за 100 лет, это было невозможно, да и бабушка говорила: «А что такого, господи, были здесь немцы в 1918 г. Ничего страшного». Неожиданно, в самом конце июня 1941 г., за нашей семьей заехали родители Исаака Гольдмана на повозке, и мы с ними отправились вместе с колонной «беженцев» на восток страны. Фронт очень быстро приближался к городу. Станции и дороги бомбили немецкие самолеты. В одну из ночей на 5 или 6 июля, когда мы остановились на ночевку, услышали, что кто-то ищет семью Якубсонов из Могилева. К нам подошли 20 военнослужащих. Как оказалось, они служили в одной части с Ильей и были направлены командованием на Урал для получения танков. По их словам, когда они уходили, Илья и несколько других экипажей продолжали воевать на танках, а часть танкистов — в пешем строю. У них даже не было винтовок, так как танкисты были вооружены только пистолетами. Илья попросил отправляемых за техникой красноармейцев, если они будут в Могилеве, чтобы зашли к нему домой и успокоили родных, сказали, что с ним все в порядке и что немцев они непременно остановят. Все они в те дни в это верили. Около танкистов собралось много людей. Все старались хоть что-нибудь дать им поесть, напоить чаем, расспрашивали, почему армия отступает, когда немцев выдворят за пределы страны, пытались что-нибудь узнать о своих детях и близких.

295

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Что танкисты могли ответить? Отдохнули они совсем немного, передали маме от Ильи подарки: новый перочинный ножик, запонки отца, которые мать отдала Илье, когда его призвали в армию. Солдаты ушли, даже не поспав. Больше мы об Илье ничего не знали. Только в мае 1980 г. прочитали в журнале «Наш современник» очерк участника Отечественной войны Владимира Полянского, в котором упоминается фамилия его сослуживца Якубсона из Могилева. В редакции журнала мне сообщили адрес Полянского. Он написал мне о гибели брата. На границе с Псковской областью, при отступлении, дивизия попала в окружение, и по распоряжению командира все танки были собраны в месте прорыва. Остатки дивизии прорвались, но все танки до одного были в бою сожжены. Там погиб и Илья. Полянский вспоминал об Илье: «В годы службы, в годы войны судьба сводила с сотнями и сотнями лиц, фамилий, характеров. Но большинство из них с годами забылось. А вот Якубсона я помню так, будто вчера расстались. Видимо, так память устроена, что все заурядное, посредственное — забывается. Он был очень живым, общительным, доброжелательным, деятельным, никогда не унывающим парнем. Учеба давалась ему очень легко. Он учился только на пятерки, что немногим удавалось, но не гордился этим. Казалось, это было нормой его бытия и поведения… Мне особенно запомнился его голос. У него был чистый баритон. Иногда он в шутку переходил на бас и при этом бас у него был таким же чистым и выразительным, как у диктора радио. Вспоминаю, в свободную минуту он часто под свой аккомпанемент пел известную в ту пору песню: «Ты уедешь к северным оленям, в жаркий Туркестан уеду я». Ваш брат, Лелик, сгорел в танке, чему я был свидетелем. Трудно обвинить штаб части за неверные сведения об этом. В ту пору штабы частей и соединений работали под бомбами, в суматохе и неразберихе иногда не ведали не только о судьбе отдельных солдат, но и целых батальонов… Танки запылали один за другим, и за считанные минуты не осталось ни одного. Таковы они, танки Т-26… Якубсон, ваш брат, все это видел еще в бою под Шяуляем. Поэтому вы можете себе представить, какое надо иметь мужество, чтобы идти в атаку против пушек на танке Т-26. Будь у нас в ту пору знаменитые Т-34 — иная судьба была бы у миллионов моих сверстников. В их гибели нет вины ни моей, ни вашей, но все мы в вечном долгу перед ними и до смерти будем преклоняться». Я пенсионер с 1979 г., но еще работаю в научноисследовательском институте. До этого двадцать лет работал на шахтах Норильска и Воркуты, в том числе 11 лет директором шахты. В Могилеве я после эвакуации был два раза — в 1954 и в 1967 гг., но никого из родных и знакомых не нашел».

296

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Мазья Марка Григорьевича Отец, Григорий Эльконович Мазья (1912— 1990), родился в Могилеве. С 1928 г. жил в Ленинграде. После окончания рабфака работал на ленинградских предприятиях. Участник финской кампании. Во время Отечественной войны — командир взвода, дивизиона, батареи. Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу». Подполковник запаса, инвалид войны. После демобилизации работал главным механиком на различных предприятиях Ленинграда. Жил, как воевал: от смерти не бегал «…Война, казалось, и через десятилетия не отпускала его, приходила какими-то неясными страхами, ночной бессонницей. В такие минуты у него прорывались отдельные рассказы-воспоминания. Однажды он, увидев по телевизору очередной победоносный залп «Катюш», припомнил, как его артиллерийский взвод накрыли свои «Катюши», как летели в воздух руки, ноги, обломки берез, орудийных стволов, как вжимались они в землю и мало кто нашел спасение. Удивительно, в этом рассказе звучали горделивые нотки за мощь советского оружия, страшную силу смерти, что несли врагу гвардейские минометы. Или другой рассказ — о битве под Москвой. Перескажу так, как запомнился он мне, десятилетнему мальчишке, не ручаясь за историческую точность. После ранения отец попал в тот самый сибирский корпус, что в срочном порядке был сформирован и послан на защиту Москвы. Корпус инспектировал Клим Ворошилов… Корпус был плохо подготовлен, сформирован наспех, и «первый красный офицер», не сходя с коня, как рассказывал папа, покарал командира и начальника штаба. Он предсказал, что корпус разобьют через два часа боя. Разгневанный маршал ошибся: они продержались дольше. …Там во время боя пришлось ему отступать и оставить на высотке, на поле боя, два орудия, не успев даже вывести их из строя. За это его чуть не расстреляли, и только чудо спасло отца: расстрел заменили штрафбатом. Там, под Москвой, получил он медаль «За отвагу» и осколок под сердце. След его под левым соском остался на всю жизнь. Так его и похоронили в 1990 году с этим куском металла в груди. А может быть, рану под сердце он получил позже: под Сталинградом, под Курском, под Берлином? А под Москвой была другая — в живот? Я в детстве знал: когда мы с папой балуемся, живот трогать нельзя. …У отца было два брата. Он, младший, ушел на войну. Средний отправлен был за Урал под-

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

нимать там новый завод. Старший остался работать в осажденном Ленинграде. Здесь он и погиб во время бомбежки, эвакуируя рабочих из цеха. Рассказывали, что взрывной волной сорвало с места напильник, и он убил моего дядю Фиму. В блокаду от голода умерли их родители: сначала мой дедушка, а потом и бабушка, не пожелавшая, как гласит семейная легенда, остаться одна. В эвакуации от воспаления легких умер четырехлетний сын — мой старший брат Юра. Так что поводов для мести было больше чем достаточно. Я уж не говорю о той его родне из Белоруссии, которая осталась под немцем. Вероятно, нечто подобное может сказать о своих семьях множество моих сверстников. Так вот жили наши отцы — от судьбы не бегали, под смертью ходили. Да и как от судьбы убежишь?» (http://interlibrary.narod.ru/GenCat/ GenCat.Scient.Dep/GenCatHisdoc/Bookalive/ 9020000066/9020000066.htm — КНИГА ЖИВЫХ. Воспоминания евреев-фронтовиков, узников гетто и концлагерей, бойцов партизанских отрядов, жителей блокадного Ленинграда).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Дочери Персицкой Полины Ароновны

ными. А может ли быть что-либо привычнее и… обычнее мамы?! Об этом даже не думаешь, как, например, о составе воздуха. Пока не перекроют кислород… И с первых дней войны кислород мне перекрыли: мама почти не бывала дома. Ленинградские госпитали уже приняли первых раненых. В августе маму направили в Таллин, откуда на госпитальном судне «Сибирь» она сопровождала раненых и эвакуированных женщин и детей в Ленинград. Господствовавшие в воздухе фашисты, конечно, не пропустили плавучий госпиталь, забросав судно фугасными и зажигательными бомбами. Когда мама об этом рассказывала, в ее глазах был ужас… Не страх был ее в глазах, была боль за раненых и детей на тонущем судне. Теперь понимаю роль клятвы Гиппократа для мамы, ее благоговение перед подписанным самим Бехтеревым дипломом врача. Хорошо видимые знаки Красного Креста, как всегда, фашистам безразличны, и плавучий госпиталь пошел ко дну. Сколько детей и раненых вынесла к шлюпкам эта самоотверженная женщина! Мама покинула тонущий корабль предпоследней, «уступив» место лишь капитану «Сибири». Мама считала, что судьба даровала ей вторую жизнь. Только по прибытии спасенных в Ленинград, мама поняла, что сможет увидеть меня и папу. Город в эти последние дни августа эвакуировал заводы и неработоспособное население. Нас, детей, еще раньше отправили в лагерь, ведь А. Жданов обещал через три месяца разгромить фашистов. Теперь маме нужно было убедить папу в необходимости эвакуации. Увез нас только самый последний эшелон. Мы с папой оказались на Урале. Мама же осталась работать в ленинградском госпитале. Нам потом рассказывали, что свой блокадный паек мама делила с братом и друзьями. Зимой сорок второго у нее обнаружили туберкулез и отправили по Дороге жизни на машине сопровождать тяжелораненых. Сдала их в госпитале города Кунгур,

Полина Ароновна Персицкая родилась в Могилеве, в Белоруссии. Окончила Первый медицинский институт в Ленинграде. С началом войны — военврач III ранга. Работала в ленинградских госпиталях. В августе была направлена в Таллин, эвакуировала раненых из Таллина в Ленинград, пережила трагедию потопления фашистами наших санитарных транспортов, мужественно спасала раненых с потопляемых кораблей. После тяжелой болезни (туберкулез) была эвакуирована по Дороге жизни, сопровождая раненых, в Кунгур, где до конца войны проработала хирургом. После войны оказалась жертвой преследований в Заверено ленинградским нотариусом 09.08.1997 г. связи с пресловутым «делом Выписка из газеты «Ленинградская правда» от 29.08.41 г. врачей». «От Советского информбюро: Мама «…Даже мы, дети, услышав голос Юрия Левитана, поняли, что жизнь изменилась. Мы еще не знали о немецких автоматчиках и зондеркомандах, душегубках и полицаях, мы не знали, что потрясшая мир Герника — это прелюдия к Минску, а университетский городок не сравним со Сталинградом… …Мне родители всегда казались молодыми и веч-

Фашистская авиация, попирая международное право, продолжает зверски бомбардировать советские госпитали, лазареты, санитарные поезда и корабли. 19 августа группа фашистских самолетов напала на госпитальное судно «Сибирь», перевозившее из Таллина в Ленинград раненых и эвакуированных из города женщин и детей. Несмотря на отчетливые знаки Красного Креста, немецкие летчики стали забрасывать плавучий госпиталь фугасными и зажигательными бомбами. Госпитальное судно «Сибирь» было разрушено. Раненые, женщины и дети пытались спастись на шлюпках. Тогда гитлеровские изверги перешли на бреющий полет и расстреливали спасавшихся из пулеметов. Героическими усилиями военврачей тт. Байковой и Персицкой, мед. сестры Кадимовой и команды судна часть раненых, женщин и детей спасена и доставлена в Кронштадтский госпиталь. Судьба остальных жертв фашистских преступников выясняется».

297

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

где и проработала хирургом до конца война. Но мы были вместе. Победить болезнь помогла взятая мамой козочка. У нас теперь было молочко. В роли доярки оказалась, конечно, я. Молоко пили все, но маму оно спасало. Дома мы ее почти не видели. По двадцать часов она проводила за операционным столом. И очень радовалась, когда удавалось сохранить раненым руку или ногу. Помню, при мне солдат Илюша Минкин благодарил маму за спасенную руку… Трудное это было время… Будущее было рядом, светлое, победное. Оно уже стало настоящим, но оказалось странным, чем-то угрожало… Символ чистоты и добра — белый халат врача — превратился в халат «убийцы». После постыдных реплик еще вчера бесконечно благодарных больных вдруг не стало работы. Январь 1953 года лишил маму работы. Военно-медицинской академии мама оказалась не нужна. Жизнь уходила из-под ног. Страшный день 13 января превратил вчерашних любимых врачей в «убийц». Это кому-то кажется, что от 13 января до 5 марта прошло меньше двух месяцев. По тяжести, боли и страху за будущее, за детей эти дни эквивалентны годам… И вот, наконец, апрель. Снова можно работать. Извинений, правда, нет. Но кто их ждет? Счастливая мама снова в клинике — помогает будущим матерям. Матери снова благодарны. (Как много

Ветеран войны Илья Думчин. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

значит газетное слово!) Но силы у мамы были уже на исходе, и она скончалась в 1956 году. Спустя несколько месяцев не стало и папы. Они умерли в надежде, что все страшное позади, что их дети и внуки не испытают больше угнетения и унижений. Они не знали о будущих митингах возле Ленинградского университета. Они не увидели черносотенных сборищ возле станций метрополитена. Они не читали постыдных статей в ставшей свободной «патриотической» печати. Это увидели мы — их дочь, внук и правнук» (http:// interlibrary.narod.ru/GenCat/GenCat.Scient.Dep/ GenCatHisdoc/Bookalive/9020000079/9020000079. htm — КНИГА ЖИВЫХ. Воспоминания евреевфронтовиков, узников гетто и концлагерей, бойцов партизанских отрядов, жителей блокадного Ленинграда).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Соловьевой (Думчиной) Баси Гедальевны (р. 1922)

Гедалий Думчин сначала был мобилизован в трудовую армию, затем призван в действующую армию и войну закончил в Венгрии. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

298

«Вся моя большая семья участвовала в Великой Отечественной войне. Старший сын дедушки, мой дядя Исаак Думчин, в семье его звали Иче, имел четверых сыновей и дочь. Его старший сын Иосиф окончил летное военное училище. Участвовал в войне от звонка до звонка. Закончил войну в чине полковника. Жил в Могилеве. Второй сын Яков

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Бася Гедальевна Думчина была мобилизована в армию по комсомольскому призыву. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

Ефим Лившиц добровольно ушел на войну, был танкистом, горел в танке, несколько раз был ранен. Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г.

(Янкель) — погиб на войне. Третий сын Пинхус (Пиня) окончил с отличием белорусскую школу № 2, военное училище, воевал, работал начальником штаба. После войны жил в Ташкенте. Окончил пединститут, работал завучем в школе. Четвертый сын Илья также прошел всю войну. После войны он учился в военном училище, работал в органах, но в годы космополитизма был уволен как еврей. Окончил институт народного хозяйства. Работал директором сахарного завода. Сейчас на пенсии, болен, но ведет большую общественную работу. Средний сын дедушки, Абрам, окончил земельное училище, был освобожден от армии по болезни. У него было двое сыновей — Наум и Илья. Старший сын Наум с отличием окончил еврейскую школу № 3, военное училище в Ленинграде и командовал пехотной ротой. Он погиб в конце 1944 г. на подступах к Германии. Извещение о его гибели получили в день Победы. Илья тоже успел повоевать. Мой отец Гедалий, младший сын дедушки, сначала был мобилизован в трудовую армию, работал на заводе в Бугуруслановском районе Чкаловской области. Потом был призван в действующую армию и войну закончил в Венгрии. У него было четверо детей. Я — старшая, до войны успела окончить еврейскую школу № 3 и первый курс Могилевского пединститута. Мы эвакуировались в Чкаловскую область, в Краснохолмский район. Работала учетчицей тракторной бригады. Потом была мобилизована в армию по комсомольскому призыву и служ-

бу проходила в 103-м отдельном батальоне ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь). Службу начала в Сталинградской области и закончила в Польше в 1945 г. Представьте 19-летнюю девушку, собирающуюся на пост: военная форма, на ремне саперная лопатка, фляга с водой, две боевые гранаты, на левом плече висит противогаз, на правом плече — карабин, на шее — бинокль. Я должна была определить, куда летит самолет, на какой высоте и время. Ошибиться было нельзя. Одна ошибка — это неправильный сигнал тревоги и в результате — разрушение сотен домов и коммуникаций. Служила 3,5 года. Отличник боевой и политической подготовки. Потом окончила курсы радистов. После войны я 30 лет работала в школе преподавателем русского языка и литературы. Я персональный пенсионер местного значения. Сейчас живу в Израиле. Мой муж, Михаил Исаевич Соловьев, с 1939 г. служил в армии артиллеристом, прошел всю войну. Был контужен, частично потерял слух. В 1946 г. демобилизовался в чине капитана. Работал завучем машиностроительного техникума. Вся семья мужа: отец, мать, сестра, ее четырехлетняя дочь — была расстреляна немцами в Сухарях. Моей второй сестре Стасе было только 13 лет, когда началась война, но когда мама переехала в Чкалов, Стася стала работать на военном заводе. Сбивала ящики, работала водовозом. В 1944 г., вернувшись в Могилев, устроилась в аптеку № 1, где проработала бухгалтером до выхода на пенсию.

299

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Извозчик Алтер Терман был мобилизован сразу в начале войны для перевозки грузов. Он оставил в Могилеве семью и не успел за ними вернуться. Три его дочери погибли. По рассказам очевидцев, во время расстрела они крикнули тем, кто их расстреливал: «Сталин вернется! Он за нас отомстит!» Советской власти и Сталину верили все, кого я знал. Папина семья в августе 1941 г. от наступавших немцев уходила на подводе. Из-за папиной сестры Мани, родившей тогда мальчика (ему исполнилась неделя к моменту трагедии), продвигались медленно. Остановились переночевать в селе Урицком, недалеко от города НевеБася Соловьева с мужем Михаилом. ля, в сарае дедушкиного знакомого Фото из семейного архива Соловьевой Б.Г. крестьянина. Утром в деревню вошли немцы. Через день крестьянин выдал их немцам в обмен на лошадь. РасстрелиМуж ее, Ефим Лившиц, добровольно ушел на вали их русские под командой немцев. Папина войну, был танкистом, горел в танке, несколько двоюродная сестра потеряла сознание от страха раз был ранен. и очнулась ночью от холода. Она выползла из моМоя тетя, мамина сестра Геня Гиндина, гилы, ушла в лес и до освобождения находилась в жила на улице Ленинской напротив кинотеатра партизанском отряде. От нее, собственно, и стали «Родина». Ее муж, Давид Гиндин, был пекарем. известны подробности гибели папиной семьи. В 1933 г. его арестовали, и судьба его неизвестна. После войны отец с братом вернулись в Их сын Арон Гиндин окончил еврейскую школу Урицкое и пытались разыскать предателя, но он № 3 на «отлично», военное училище, воевал, после исчез. Так из папиной семьи выжили только он, окончания войны работал учителем математики в его брат Илья Пурижанский и сестра Броня Печерске. Дочь, Бася Гиндина, после окончания Хавинсон. еврейской школы № 3 и медучилища работала в Папа с 1938 г. в Красной Армии. Воевал. В аптеке № 1. Также воевала и после демобилизации 1942 г. — командир роты в Сталинграде, где был вернулась в Могилев». награжден в числе прочего медалью «За отвагу» и «За оборону Сталинграда», позже — орденом Красной Звезды. Освобождал Могилев, воевал в ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Польше и командовал батальоном при штурме Пурижанского Эдуарда Моисеевича Берлина. Ушел в отставку из армии в 1965 г. в звании подполковника». «По рассказам бабушки Мейты Боруховны знаю, что как только в их доме остановились еврейские беженцы из Польши, рассказавшие, как Литин Лазарь Ефимович немцы относятся к евреям, ее семья ушла пешком (1910—1973) из Могилева в Чаусы. Решение приняла бабушка. Дедушка Исаак Герчиков, плотник, хотел встуИЗ ВОСПОМИНАНИЙ пить в ополчение. Перед эвакуацией дедушка закопал имущество на огороде. По возвращении они Вайман Ривы Исааковны его не нашли — было украдено. Семья моей мамы (р. 1922) пережила войну в Чимкенте. Мама Бася в 1942 г. ушла добровольцем в Красную Армию, служила в «Мой муж Лазарь Ефимович Литин (1910— войсках ПВО до 1943 г. 1973) родился в местечке Сухари Могилевской Осталась в Могилеве и погибла мамина сестра области в 1910 г. Отец его, Хаим-Хайкл, был Слава Герчикова. Она работала акушеркой, а накровельщиком-лудильщиком. Мать Сара умерла чальником отделения в больнице работал «фольксрано, примерно в 1925 г. В семье всего было 11 дедойч». Он заявил ей, что война продлится одну тей: 5 сыновей и 6 дочерей. После смерти матери неделю, и если она эвакуируется, то он не примет в Сухарях с отцом остались сын Лазарь и дочери ее на работу по возвращении. Слава осталась и Гита, Хана и Хая. Остальные еще раньше уехабыла убита. ли из местечка кто на учебу, кто на работу. Сын

300

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гозмана Леонида Марковича (р. 1928) «Я родился в г. Орше. Мой отец, Марк Львович Гозман, родился в 1903 г. в маленьком еврейском местечке Лельчицы на Полесье (сейчас Гомельская обл.). Семья была очень большая, прокормиться было трудно. Отца, как чеховского Ваньку, отдали в ученики к кожевеннику. Его мастер взял своему сыну домашнего учителя. Сын кожевенника учиться не хотел, а вот отец выучился читать, считать, красиво писать — так и получил неплохое по тем временам образование. Лазарь Ефимович Литин (1910—1973). Где-то в 1926 г. призвали в арСлужил с первых дней войны сапером, закончил службу в звании старшины, был награжден орденами Красной Звезды и Отечественной мию. Служил он в Орше. Был войны и медалями. Фото из семейного архива Вайман Р.И. одним из немногих грамотных военных, поэтому его взяли в хозяйственную часть вести дела. В 1928 г. он познакомился с моей мамой, женился, Давид в 1920 г. эмигрировал в Америку, и после из армии ушел. этого никакой связи с ним не было. Лазарь уехал Как коммуниста, отца направили в торговиз местечка в Могилев в начале 30-х годов. Он в лю на борьбу с НЭПом. Он работал директором 1934 г. окончил педрабфак и поступил в Могилевмагазина, потом заместителем председателя ский пединститут на факультет русского языка и райпрофсовета. Затем два года учился в Москве в литературы. После окончания до начала Великой комвузе, и был направлен в 1936 г. в Минск. Здесь Отечественной войны работал в Костюковичах папа работал лектором в институте БИМЗО (Белодиректором школы. Он женился на своей старой русском институте массового заочного обучения знакомой по Сухарям Хине, которая работала в партийных кадров) при ЦК партии. В 1938 г. отец аптеке. У них росли три дочери-малолетки. Когда получает направление в Могилев в обком партии. началась война, Лазарь был призван в армию, а Так мы и оказались в Могилеве. До самой войны семья не успела выехать из Костюкович. Хина и отец работал инструктором отдела агитации и три дочери погибли от рук фашистов. Подобная пропаганды Могилевского обкома. трагическая судьба постигла и его отца, брата В военном билете его было написано, что Залмана-Оре, сестер Гиту, Хаю, Хану, Зелду, в случае войны он должен выезжать в Чаусы в которых расстреляли фашисты в Сухарях. запасной полк. Когда началась война, отец так Лазарь прошел всю войну, служил сапером, и сделал. По званию отец был старшим политрузакончил службу в звании старшины, был награжком, инструктором политотдела полка. Из Чаус ден орденами Красной Звезды и Отечественной его направили назад в Могилев за пополнением. войны и медалями. Освобождал города Львов, Но пока он ездил, полк был отправлен на фронт. Тернополь, Катовицы, Краков и другие. Вот что Папа присоединился к другой части, участвовал писала газета «Армейская правда» в марте 1944 г.: в обороне Могилева. «Войска овладели населенным пунктом обходным Десятки тысяч отступающих военнослужащих маневром. Перед саперами стала задача немедКрасной Армии между Смоленском и Рославлем ленно закрепить, путем минирования, занятый рубеж. Саперы, снимая свои мины в тылу и разпопали в окружение. Вместе с солдатами и офиминировав поля противника, продвигались впецерами отец стал пробираться на восток. Днем — прятались в лесах, ночью — прорывались с боями, ред. Вместе с парторгом батальона Литиным «на ура». Немецкие солдаты обстреливали их из за две ночи поставили под огнем противника 3150 мин, надежно прикрыв основные танкоопассмоленских деревень. Многие погибли. Отец был ные направления». ранен в левую руку, но из окружения вышел, поВ самом конце войны в апреле 1945 г. Лазарь пал в госпиталь. Его немного подлечили, однако был тяжело контужен. Демобилизовался в январе раненая рука не действовала. Тогда отец отпросился на розыски семьи. 1946 г.»

301

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Иткиной-Ванилер Цили Менделевны (р. 1921) и Каплун-Ванилер Анны Марковны (р. 1934)

Марк Львович Гозман. Фото из семейного архива Гозмана Л.М.

Мы в это время были в эвакуации. Уехали чудом. Мама боялась, что в наш дом, расположенный на Первомайской — главной улице города — попадет бомба. Поэтому наша семья: я, мама, братья 10 и 1,5 лет и сестра 7 лет — переселилась на ул. Ленинскую к семье брата отца Михаила. В этом доме жило несколько семей работников обкома. Им для эвакуации дали машину, и мы тоже сели в нее и поехали в Мстиславль. Оттуда добрались на станцию Ходосы и приехали в Тамбов. Мама послала письмо нашим родственникам в Москву, а те в это время уже уехали в Узбекистан. Но письмо дошло — его подсунули под дверь, и отец, который, разыскивая нас, приехал в Москву, нашел его. Так он узнал о местонахождении своей семьи. Отец приехал в Тамбов и вывез нас в Узбекистан, в маленький город Енгиюль, в 28 км от Ташкента. В городе было всего 9 тысяч населения, а с беженцами стало 45 тысяч. Мы переболели тифом, голодали, мерзли. Отца из-за ранения не брали в армию, предлагали остаться работать в военкомате. Но он был настоящим коммунистом — уехал на фронт политруком роты. Погиб в Подмосковье, под деревней Спас-Помаскино, в 4 км от Волоколамска, 14 ноября 1942 г. уже в самом конце оборонительных боев. В Могилев мы вернулись в августе 1945 г. Квартира была занята, но наш довоенный сосед по фамилии Амрум из Моглеспрома нас случайно встретил и помог вселиться. Я окончил вечернюю школу, потом институт, работал учителем немецкого языка и истории в деревне Малые Белевичи, потом в Шклове, в школе № 15 Могилева, в деревне Брыли, в Казимировке. Семьи сестры отца в Лельчицах, брата Михаила в Могилеве были убиты немцами».

302

«Наша семья Ванилер — коренные могилевчане. У нашего дедушки Израиля было семеро сыновей. Дедушка был сапожником и мечтал, что и дети его будут работать вместе с ним. Сначала так и было, сыновья работали рядом с дедушкой. Ребята подросли, и каждый пошел своим путем. В конце 1926 г. дяди Давид, Зелик, Наум и наш отец Мендель работали на шорной фабрике. В 30-х годах началось движение «выдвиженцев». Так отца и дядю Наума выдвинули на работу в торговлю. Папа отработал в торге с 1931 по 1941 гг., дядя Наум работал в сети столовых. Наш отец — участник Великой Отечественной войны. Воевал на Ленинградском фронте. Всю блокаду их часть стояла под Ленинградом. После прорыва воевал в Эстонии, был ранен и после госпиталя — демобилизован. Отец был награжден медалью «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», знаком участника боев на Волховском фронте. Дядя Наум остался в Могилеве, в ПВХО. Однажды, после войны, к отцу подошел незнакомый мужчина, обнял его и очень громко сказал, обращаясь к окружающим: «Смотрите, это Ванилер. Я видел, как он воевал, как первым с винтовкой

Гиля Ванилер (1924—1942) (слева) с другом. Оба погибли в годы войны. Фото из семейного архива Иткиной-Ванилер Ц.М.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Отец Цили Ванилер — Мендель Ванилер (1900—1984). Фото из семейного архива Иткиной-Ванилер Ц.М.

Военный врач Михаил Ванилер (1905—1985). Фото из семейного архива Иткиной-Ванилер Ц.М.

бросился на немцев!» Человек этот ошибался, он принял моего отца за его брата Наума, судьба которого нам неизвестна. Папа тогда даже не сообразил узнать фамилию этого человека. Дядя Миша окончил Могилевское медицинское училище, а в 1936 г. — первый мединститут в Ленинграде. Всю войну он работал ведущим хирургом на фронте. Дослужился до звания подполковника. Отмечен орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны І и ІІ степеней и многими медалями. В Ленинграде вышла книга «Врачи Ленинграда», где о дяде Мише сказано много хороших слов, как о хирурге и человеке. Младший брат отца, Арон, окончил Могилевское музыкальное училище по классу скрипки. Учился в Минской консерватории, но ее не окончил — уехал в Ленинград. Во время финской кампании был на фронте, обморозился, и ему ампутировали ступни и пальцы на левой руке. Двоюродный брат папы, Исаак Ванилер, 20 лет прослужил в армии. Участвовал в войне с Японией. Дослужился до капитана. Награжден орденами Отечественной войны и Красного Знамени и многими боевыми медалями. Младший брат Исаака, Гиля, до войны учился в школе № 1. 9 классов окончил в 1942 г., будучи в эвакуации. Был мобилизован, попал в кавалерию. Последняя открытка, которую он прислал родителям, была о том, что он легко ранен и идет своим ходом в госпиталь. После этого след его пропал, и дальнейшая его судьба нам неизвестна. Во время войны мы были эвакуированы. Циля, мама Эстер и средняя сестра Ирина рабо-

тали в госпитале, а затем на военном заводе, где выпускали моторы для танков. После войны вернулись в Могилев. Младшая сестра, Анна (Ханка) Менделевна Каплун, окончила музыкальное училище, Ленинградский институт культуры и 30 лет проработала преподавателем музыки в дошкольном училище. Сестра Ирина работала и училась, окончила техникум легкой промышленности.

Арон Ванилер (1907—1994). Фото 1938 г. из семейного архива Иткиной-Ванилер Ц.М.

303

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Исаак Ванилер (1920—1995). Фото из семейного архива Иткиной-Ванилер Ц.М.

Вот такую историю мы слышали от дяди, Михаила Израилевича Ванилера: «В Ленинграде на Невском проспекте находился военторг. Как-то (было это в начале 50-х годов) дядя зашел в магазин. Он был тогда в форме подполковника. К нему подошел представительный мужчина, тоже военный в звании полковника. Он спросил дядю, не могилевский ли он, как его фамилия, стал расспрашивать о жизни. И весь разговор проходил на идиш. Дядя все понимал, но отвечал на русском. Тогда полковник спросил: «Знаешь, кто я такой?» Я могилевчанин. В детстве мы жили на Луполово рядом с вами. Мы тоже из сапожников. Моя фамилия Шпак. Я чистокровный белорус, однако идиш помню до сих пор. Стыдно еврею не знать родного языка, тем более его стесняться».

Аркадий сам из Белынич. Родился в 1923 г. В 1939 г. окончил десятилетку. Поступил в Ленинградский сельхозинститут, но когда отменили стипендию, вернулся домой и работал учителем в деревне. Был активным комсомольцем. В начале войны по поручению обкома занимался вывозом ценностей белыничского банка. Как он рассказывал, довез их до Калинина на подводах и в августе 1941 г. добровольцем ушел в армию (ведь 1923 г.р. тогда еще на фронт не брали). Служил под Москвой, в Москве. Потом прошел переподготовку и был отправлен на передовую. Я даже точно не знаю, где и как проходила его служба, т. к. он не очень любил рассказывать о себе. Знаю, что он освобождал Будапешт и Вену, т. к. у него есть соответствующие медали. Он награжден двумя орденами Красной Звезды, и его хотели представить к званию Героя Советского Союза, но командир дивизии ему сказал: «Дорогой мой, утвердят Героя или нет — неизвестно, а своей волей я могу наградить тебя орденом Красной Звезды». Знаю, что воевал он очень честно и храбро и чудом остался жив. У меня хранилось одно из его писем с фронта, которое он писал своим знакомым в мае 1943 г. Оно проникнуто чувством подлинного патриотизма и любви к Родине. Вот что он писал: «Весной подкрадывается в сердце каждого радость и тоска. Радость смотреть, как зеленеет истерзанная трава, радость слушать щебет птиц. Тоска хватает за сердце: испорчена наша весна, враг еще на нашей земле. Немцев мы зимой сильно били, но не добили. А верить ему можно

Котляров Аркадий Маркович (1923 — 1983) ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Котляровой Нины Наумовны (р. 1923) «Еще во время учебы в университете я познакомилась со своим будущим мужем, Аркадием Марковичем Котляровым. Встретились мы с ним первый раз на берегу Днепра во время моих каникул. Он очень хорошо плавал, и мы переплыли на другой луполовский берег, долго там сидели и разговаривали чуть ли не до сумерек. В это время он еще служил в армии и приехал в отпуск.

304

Аркадий Маркович Котляров (1923—1983). Фото из семейного архива Котляровой Н.Н.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

только мертвому. Весной сеют, осенью убирают. Мы посеем этой весной нашу победу... Не сладко фрицам сидеть под ливнем нашего огня. И еще горше будет. Даю слово!» В 1944 г. маме Аркадия было прислано благодарственное письмо из части, где он служил. В письме благодарят Евгению Исаковну за воспитание сына-патриота, который проявил себя в боях как храбрый воин, а под Ленинградом под сильным огнем противника спас жизнь своему командиру. Немногие, правда, знают, что Аркадий спас во время освобождения Будапешта сотни евреев, которые с минуты на минуту ждали смерти. Они были заперты под мостом. Должны были открыть кингстоны, и вода вот-вот должна была хлынуть на них. Аркадий успел автоматной очередью сбить запоры. Об этом он рассказывал только мне. Неизвестно, что бы с ним стало, если бы этот факт стал известен в годы войны. Демобилизовался Аркадий в 1946 г. в звании капитана и в должности начальника связи полка.

В 1941 г. маме Аркадия было прислано благодарственное письмо из части, в котором благодарят Евгению Исаковну за воспитание сына-патриота и сообщают о внесении его имени в «Почетную книгу героев-комсомольцев». Фото из семейного архива Котляровой Н.Н.

Cохранилось одно из писем А. Котлярова с фронта, проникнутое чувством подлинного патриотизма и любви к Родине, которое он написал своим знакомым в мае 1943 г. Фото из семейного архива Котляровой Н.Н.

Работал заместителем председателя правления Кроватной артели в Могилеве, а потом снова пошел служить в армию и экстерном окончил военное училище. Служить он переехал в Новогрудок, и после нашей свадьбы в ноябре 1950 г. я бросила свою должность заведующего отделом в газете «Могилевская правда» и переехала к мужу. Через несколько лет мы переехали в Гродно, где Аркадий продолжал служить, а я работала в гродненской газете. Служил муж очень добросовестно, да подругому и не мог: дневал и ночевал в части. Уже и здоровье было совсем слабое, но он лечиться не хотел. По моей просьбе командир части его арестовал, чтобы под конвоем отправить в госпиталь. Перенес Аркаша несколько операций, а в 1957 г. его комиссовали, и тогда мы переехали в Могилев. Муж пошел работать начальником литейного цеха на заводе «Красный металлист» и поступил на вечернее отделение машиностроительного института. Тогда его прислали на завод «Строммашина» начальником лифтового цеха. Он согласился и снова ушел с головой в работу. Отдавался делу целиком, вставал в шесть утра и — сразу в цех. И это был не цех, а конфетка. Самый знаменитый цех не только на заводе, но в Министерстве и республике. Первый «Цех коммунистического

305

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

труда», куда приезжали все комиссии для проверок и делегации для перенимания опыта. Это было чудом, что таким цехом руководил еврей, совершенно противореча политике государственного антисемитизма. Аркадий Маркович начинал организацию производства лифтов и сам же передал его на лифтовый завод. Потом цех выпускал замки, скобяные изделия и другие разные мелочи, но главное, цех «делал» людей. Рабочие цеха были и депутатами Верховного Совета республики, делегатами съездов партии, а муж, кроме всего прочего, работал и за этих депутатов. Он руководил не только своими рабочими, но помогал им воспитывать их детей. Доходило до того, что мамы приводили к нему в кабинет своих неуспевающих чад, и он объяснял им решение задач. С одной стороны, он учил людей работать и старался меньше вмешиваться в чужие дела, но как-то после того, как он отпустил в отпуск обоих своих заместителей, не удержался, сказав в шутку: «Вот теперь можно будет спокойно поработать». Наверное, не было человека, которому он отказал бы в помощи, а приходили не только из его цеха — из любых других, и он разбивался в доску и помогал. И, надо отдать должное, его тоже на заводе очень любили. И начальство в основном поддерживало, хотя были и такие директора, что скрежетали зубами, как один бывший секретарь горкома, страшный активист. Был еще один такой момент. К 20-летию освобождения Венгрии муж очень хотел попасть в Будапешт, который освобождал, и смог получить путевку. Там Аркадий умудрился переплыть озеро Балатон и оказался на территории какого-то санатория, где жили американцы. Естественно, об этом были сразу осведомлены компетентные органы, и после возвращения в Могилев его долго «таскали», выясняли, не успели ли американцы его завербовать за те 15 минут, когда он отдыхал на берегу Балатона после трехкилометрового заплыва. Но это все было проходящее, и муж старался на этом не сосредотачиваться. Вообще, он был жизнерадостным и, можно сказать, счастливым человеком. Счастливым в работе, в семье, в детях своих. Последние годы он тяжело болел, несколько раз лежал на операциях и ушел очень быстро в 1983 г., до последнего дня строил коммунизм в одном, отдельно взятом цеху».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Шейнина Бориса Сломоновича о своем отце, фронтовике Залмане Шейнине, работавшем до войны мастером на Могилевской кондитерской фабрике «Дзесяты Кастрычнік»

Мой отец

«Была весна военного сорок четвертого... Уже больше года мы жили в Москве. И все это вре-

306

Залман Файбишевич Шейнин. Ленинград. Фото 1991 г. из семейного архива Шейнина Л.З.

мя — никаких вестей от отца. Можно было предположить, что полевая почта не доставляла ему наши письма, и он не знает, что мы перебрались в Москву. А можно было предположить и нечто совсем другое... Мы не однажды видели, как калекапочтальон разносил «похоронки». Каждый день с замиранием сердца ожидали мы его появления и облегченно вздыхали, когда обнаруживали, что, войдя в подъезд и добравшись до нашей двери, он не останавливался, а ковылял дальше. Но вот однажды — остановился. Стук в дверь. Сегодня — к нам. Медленно, очень медленно поворачивала мать ключ дверного замка. Чего только не передумала за эти бесконечно тянувшиеся минуты. Почтальон с трудом дышит, но взгляд его не обещает ужасного. Наоборот, он принес письмо. Отец жив. Он в госпитале. Писать письма было отцовской страстью. И до войны, и после. Теперь треуголки с обратным адресом полевой почты госпиталя почтальон вручал нам чуть ли не каждый день. Из писем мы узнали, что отец, гвардии рядовой Залман Шейнин, состоял в расчете противотанковой пушки «сорокапятки». Когда отец подавал снаряд к этой самой пушечке, его прошил осколок немецкой мины. К счастью, прошил как-то хитро. Осколок вошел спереди у плеча и по какой-то замысловатой траектории, по одному Богу понятному закону баллистики, обогнул сердце и вышел сзади, под лопаткой, повредив лишь мягкие ткани. Осколок сам покинул тело отца. Но, оказывается, за ним, как космический хвост за кометой, следовали ничтожно мелкие металлические крупинки. Крупинки остались в отце, они стали частью его тела. И тридцать, и сорок лет спустя рентгеновские снимки неизменно обнаруживали их на орбите, облаком окутавшей сердце. Отец сумел перехитрить военную цензуру и сообщил нам, что госпиталь находится в украин-

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ском городе Днепропетровске. Писал, что рана практически зажила. Что наверно скоро снова отправят его на фронт, который придется догонять, потому что пока его лечили, война уплыла далеко за пределы нашей земли. А потом написал, что госпитальное начальство, кажется, намерено задержать его, поскольку у него хороший почерк, а госпиталю нужен писарь для составления списков раненых и вылеченных солдат. Мать не отговаривала меня от рискованной поездки. Да могла ли она воспротивиться желанию сына после долгой военной разлуки увидеть отца? …Часовой у ворот, перекрещенных колючей проволокой, с интересом смотрит на меня. Показываю отцовское письмо-треуголку. — Точно, наша почта, — услышал я, наконец. Рассказываю солдату, что разыскиваю отца, что не видел его с самого начала войны. Солдат слушает, но я чувствую, что думает он о чем-то другом. — Ты еврей? — вдруг прерывает он меня. — Еврей. — не сразу отвечаю я. Мало ли что может последовать за этим моим откровением. Людей, убежденных, что все зло мира происходит от евреев, к тому времени я уже встречал. — Я тоже еврей! — радостно сообщает солдат. Теперь взгляд его становится более участливым. — Ты какого года? Имеется в виду год моего рождения. Смысл вопроса я улавливаю. Солдат хочет понять, почему я до сих пор не в армии. Мой год 1927-й. Мы оба знаем, что тогда, в сорок четвертом, двадцать седьмой год еще не призывался. Не дорос я еще. — А я двадцать пятого... — с заметным чувством превосходства сообщает он. Убедившись, что попрекать меня за мое штатское положение не следует, спрашивает: — Фотография отца есть? Я достаю из кармана фотографию. Вообще-то привычки носить с собою фотографии близких людей у меня никогда не было. Отправляясь в поездку, я не подумал о том, что для поисков отца может пригодиться его фотография. Но в последний момент сборов ее дала мне предусмотрительная мать. Как разумно она поступила! Солдат берет фотографию. Смотрит на моложавое со спокойной довоенной улыбкой лицо и... О чудо! — Так это же наш писарь, Шейнин! Добрался я все-таки до отца. Наверно, отец был хорошим писарем. Из госпиталя его не отчислили. И через некоторое время письма-треуголки со знакомым номером полевой почты стали приходить уже из Венгрии. Весной 1945 года приближение счастливого дня Победы отец ощутил раньше многих. Какимто образом начальство узнало, что до войны он работал кондитером. И вот, в ожидании победных

банкетов, писаря срочно откомандировали на кухню готовить кремовые торты… Первое время, каждое лето 11 июня, в день смерти матери, я приезжал в Ленинград, чтобы положить цветы на дорогую могилу. Через год отец написал мне, что установил на могиле памятник. Когда в очередной мой приезд мы вместе подходили к могиле, отец, вдруг, таинственно улыбнулся, пропуская меня вперед. Оказывается, он подготовил сюрприз: под именем матери на граните высечено и его имя. Проставлена даже дата рождения. — Зачем ты это сделал? — Когда я умру, у вас будет меньше хлопот. После смерти матери отец прожил еще целых двенадцать лет. А когда он умер, в стране все стало совсем по-другому. В 1993 году я впервые не поехал к дорогой мне могиле, где на белом мраморе высечены имена моего деда и моих родителей со всеми определившими их жизнь датами. На кирпичном кладбищенском заборе, похоже, сохранившемся с давних пор, черной краской огромными буквами выведено: «Евреи — проклятие России!» и еще: «Жиды, убирайтесь в Израиль!» Я смотрю на эти надписи, перевожу взгляд на прохожих, а их здесь немало, и поражаюсь тому, что никакой реакции никто не проявляет. Гнусные черносотенные надписи тысячи людей, каждый день проходящих мимо, воспринимают равнодушно, как привычную реальность, как рекламу «Марсов» или «Сниккерсов» (Шейнин Б. Не дай умереть ребенку).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Колиной-Пистунович Анны Борисовны «Мой папа, Борис Моисеевич Колин, родился в 1919 г. До войны отец работал «балаголом», была у него большая телега, на которой он перевозил грузы. Был он из Сельца, где их семья имела свой дом с коровой. Он ездил по всей области, зарабатывал деньги. Прошел две войны, финскую и Великую Отечественную. Награжден двумя орденами Славы и многими медалями. Когда отец умирал, он написал на одной из фотокарточек: «Сохраните ее — это мой брат, который безвинно погиб в годы войны». Вообще их было семеро детей в семье. Из четырех сестер трех убили немцы в гетто в годы войны. Три брата их было: Абрам, Григорий и Борис. И как отец говорил: «Меня, наверное, бог хранил». Двоих братьев в войну убило. Так вот, Григорий прислал отцу письмо и эту карточку в 1944 г. из госпиталя, где он лежал после тяжелого ранения. Это была о нем последняя весточка. После войны отец долго слал запросы, пока не выяснил, что Григорий погиб в самом конце войны уже в Берлине. Каждый год 9 мая отец

307

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Борис Моисеевич Колин. Фото из семейного архива Колиной-Пистунович А.Б.

поминал своих сестер и братьев. Он уехал с дочкой в Израиль (моей сестрой). Однажды он приехал в гости сюда ко мне, сильно заболел и здесь умер. Вот такая судьба у него, по-видимому, на роду было написано здесь умереть. Когда война началась, как рассказывал дед Лейзер, он всем, кто не хотел уезжать, говорил: «Это будет большая Бойня». Он говорил, что очень много евреев жило на Большой Гражданской, и многие не хотели ехать в эвакуацию. Говорили: «Переживем». Потом вспоминал: «Я им всем спас жизнь». А мать вспоминала, как они ехали из Могилева на восток. Немцы бомбили эшелоны с людьми, поезда останавливались и люди кидались кто куда. «Самолеты улетели, я жива, а рядом со мною убитые лежат». Когда маме было уже за 60 лет, я все говорила ей: «Мама, ты совсем за собой не следишь, к врачам тебя не затянуть». А она отвечала: «Мне умереть не страшно, дети. Я свое сполна пожила, а сколько молодых, невинных поубивало в войну. Только чтобы вы этого не узнали».

по тому, что он получил большую двухкомнатную квартиру в только что построенном так называемом «доме Ленина» на Первомайской, где мы жили до войны. Строительство вел Могстройтрест, и отец был парторгом на 3-м и 4-м участках. Среди их объектов был знаменитый «Дом 90» и, кроме того, дом № 88 и кинотеатр «Родина» (1-й и 2-й участки строили Дом правительства и Школу НКВД). Когда строительство «столичных» объектов прекратилось, отца назначили первым директором нового кинотеатра «Родина». Пробыл он на этой должности недолго — 8 месяцев. К этому времени закончилась финская война и началось заселение бывших финских территорий, в том числе и белорусами. Этой работой было поручено заниматься моему отцу. В течение года он ездил по области и агитировал народ. Ему удалось успешно собрать два эшелона, которые он сам в должности его начальника вывез в район Выборга. В это время он носил три кубика в петлице — был старшим политруком. После этого он был назначен заместителем директора предприятия Облсено, которое занималось заготовкой сена. Мать (1903 г.р.) сначала была воспитателем в детском саду, а с 1937 г. она не работала, смотрела за нами — детьми. У меня была еще старшая сестра. Я до войны окончил 5 классов, а она — девять. Когда началась война, бомбежки, нашу семью вместе с семьей директора Облсена завезли в Кричев. Считалось, что там можно переждать войну, а потом вернуться. Но оказалось, что туда фашисты постоянно забрасывали десант и там было еще страшнее. Тогда мы на лошадях вернулись в Могилев. 2 июля отец завез нас на вокзал,

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Маневича Ильи Абрамовича (р. 1928) «Мой отец, Абрам Маневич, был партийным работником. Он был 1895 г.р. В 1928 г. вступил в партию, окончил 8-месячные минские партийные курсы. Когда Могилев решили сделать столицей Белоруссии, во второй половине 30-х гг. его назначили на должность парторга строительства. Это, по тем временам, была довольно крупная номенклатурная фигура. Об этом можно судить

308

Абрам Маневич. Фото 30-х годов из семейного архива Маневича И.А.

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Памятник в Полыковичах со списками погибших в годы войны, среди которых А. Маневич

где мы переночевали, а на следующий день нам удалось эвакуироваться. Сам же он остался защищать Могилев. Мы добрались до города Катаф-Ивановска, Челябинской обл., где находился крупный военноморской завод штурманского вооружения, эвакуированный из Ленинграда. Мать пошла работать на этот завод сушильщицей досок. Работа была далеко не женская — приходилось толкать тяжеленные вагонетки в сушильные камеры. Она там очень сильно подорвала здоровье. Сестра пошла работать в конструкторский отдел светокопировщицей. Физически там было конечно проще, однако работа постоянно была связана с аммиаком, что тоже за четыре года на здоровье сказалось не лучшим образом. А я в свои 14 лет пошел работать учеником в третий цех. Начинал со второго разряда, дошел до четвертого, затем стал заместителем бригадира. Наш участок выпускал по тем временам уникальное оборудование, которое называлось КУСами: КУС-3, КУС-5 и т. д. Эти установки определяли расположение минных полей в море и в океане. К началу войны подобных установок не было. Первую разработал будущий президент Академии наук СССР Александр Александров, КБ которого было в Свердловске. Вот мы и занимались его производством. Их забирали буквально «с колес», мы, вместо запланированных 90, в месяц делали 100 — 110. Позже их стали ставить и на американские конвои, поскольку и у них подобных приборов в то время не было. Ну, а в промежутках, когда не было комплектации, помогали другим участкам

в производстве, например, секстантов, компасов и других морских приборов. Так мы работали до 1945 г., а потом вернулись в Могилев. А об отце все эти годы ничего не было слышно. Поиски информации о его судьбе продолжались долгое время и до конца не закончились до сих пор. Начинала мама, потом продолжал я, но никаких официальных документов найти так и не удалось. Так, в бывшем партийном архиве есть даже сведения, что он эвакуировался, хотя этого и не было. В этом архиве я был не меньше 5 раз, где нашел его личное дело как народного заседателя. Искал в областном архиве, но там не было никаких следов. Нет фамилии отца и могилевской книге «Память». Достаточно неожиданно нашел я отца в списках погибших на войне в книге «Память» Могилевского района в деревне Николаевке-3 Полыковичского сельсовета. Среди 55 фамилий и Абрам Маневич. Но это было только начало поисков. Хотелось узнать что-то более подробно. Встречался с председателем райисполкома, одним из авторов книги, его заместителем, с председателем сельсовета, председателем совета ветеранских организаций, парторгом, директором клуба в Полыковичах и комиссаром облвоенкомата. Нашел памятник в Николаевке-3, где есть фамилия отца. Сюда мы ездим два раза в год — возлагаем цветы. Нашел я лишь документы о создании самого памятника в 1962 г., но никакой информации о том, как же погиб отец и где брались сведения о его гибели. Можно лишь предполагать, что погиб он во время прорыва обороняющихся армейских частей через Полыковичи в июне 1941 г.»

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Фраткина Романа Израилевича (р. 1937) «Мой отец, Израиль-Хаим Рувимович Фрадкин (до войны наша фамилия звучала именно так), родом из Быхова, дал мне имя по имени деда. Он работал на хлебозаводе на Первомайской мастером хлебопечения. У меня было две сестры. Одна сестра умерла в декабре 1941 г. Ей было 2 года. Мы тогда лежали в больнице. Там у нас украли все документы и часы, которые отец подарил мне на память перед уходом в армию. Отец был призван в мае 1941 г. и погиб на фронте 9 мая 1944 г. при освобождении Севастополя. Но узнали мы об этом сравнительно недавно. Похоронку на отца мы получили через 8 месяцев после его гибели, 12 января 1945 г., и там не было написано ни где он погиб, ни где был похоронен. После этого мы стали получать пенсию за отца. Мама много писала, пытаясь узнать, где погиб и похоронен муж, но ничего конкретного ей не отвечали. В 1972 или 1973 г. мама встретила какого-то мужчину, который сказал, что видел могилу отца. Я работал в Могилевэнерго, а мама —

309

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Израиль-Хаим Рувимович Фрадкин. Фото из семейного архива Фраткина Р.И.

Извещение о гибели И.Р. Фрадкина 9 мая 1944 г. Из семейного архива Фраткина Р.И.

лу моего отца на закрытой территории воинской части в Севастополе. Я с новыми силами занялся поисками. Обратился в военкомат за помощью. Мы опять писали в Подольский архив и в Севастополь, и только в 2003 г. я получил, наконец, ответ о том, где погиб и где похоронен мой отец. В 2004 г. мы решили поехать на день освобождения Севастополя. Я понимал, что прошло 60 лет и участников освобождения города найти будет трудно, но все же решил попытаться. Со мной поехал сын. Мы перед этим звонили сотруднику, который готовил ответ, просили, чтобы он выяснил, похоронен ли мой отец на территории воинской части, как говорил брат, но тот ничего не сделал. В Севастополе мы обращались к работникам музея. Списков захороненных у них тоже не было, но, по их мнению, на территории части были похоронены только саперы, оборонявшие Севастополь в 1941—1942 гг., и моего отца, погибшего при его освобождении, там, скорее всего, нет. Я встречался на праздничных мероприятиях с ветеранами 51-й армии в пригороде Севастополя — ДерПубликация об И.Р. Фрадкине в одной из украинских газет. гачах, городскими чиИз семейного архива Фраткина Р.И.

почтальоном. В 1973 г. мы всей семьей — жена, сын, мама — поехали в Севастополь. Пробыли там неделю, но ничего не нашли и не узнали. Город только-только сделали открытым, но там оставалось еще много территорий, закрытых для доступа гражданских лиц. В 2001 г. в Израиле я встретился со своим двоюродным братом Левой Фрадкиным. Его отец, мой родной дядя, показывал ему в детстве моги-

310

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Нихейма Рувимович Фрадкин. Фото из семейного архива Фраткина Р.И.

новниками, мы ездили на Сапун-гору. Из 216-й стрелковой дивизии, где воевал отец, не было никого. Зашли в музей на Сапун-горе. Работница музея дала нам картотеку ветеранов 647-го полка. Мы стали выписывать более молодых ветеранов: ограничились 25 фамилиями с адресами.

Встречались с очень инициативным человеком — поисковиком Сергиенко, отыскавшим сотни солдатских могил. Но ни в каких списках фамилии отца не было. В какой-то момент мой организм не выдержал напряжения да и погоды (было очень жарко), мне стало плохо. Врачи признали инсульт. Меня положили в больницу, но я не мог лежать долго. Мне стало немного легче, и мы с сыном вернулись в Могилев. Из дома отправили 25 писем всем ветеранам, обращался еще раз к тем людям, с которыми познакомился в поездке, но так и не добились никаких результатов. В итоге решили воспользоваться предложением руководителя ветеранской организации Севастополя выгравировать фамилию отца на братском кладбище Дергача. Все братья отца также воевали. Мой дядя, Нихейма Рувимович Фрадкин, 1917 г.р., работал на металлургическом заводе до призыва в армию. Участвовал в дальневосточных событиях на озере Хасан. Как отличившегося воина его отправили учиться в инженерно-саперное военное училище в город Златоуст Челябинской области. Перед самой войной он его окончил и был отправлен на службу на Украину в Перемышль на границу. Через 2 месяца началась война. Он был командиром саперной роты, отступал, попал в плен, бежал. Вернулся в строй. Участвовал в освобождении Кавказа, Украины, Польши, Чехословакии. Победу встретил в Праге инвалидом войны — пуля сидела около сердца. Награжден четырьмя орденами Отечественной войны и Красной Звезды. После войны служил, дослужился до звания подполковника. Ушел в отставку без пенсии, со злости выкинул все свои боевые ордена. Он жил в Ровно, потом в Ивано-Франковске. Кучма незадолго до смерти наградил его, еврея, орденом Богдана Хмельницкого и присвоил звание полковника. Дядя умер в 2001 г. Иона (Леонид) Рувимович Фрадкин, 1915 г.р., по комсомольскому призыву ушел служить на флот. На фото он в учебном отряде. В 1939 г. он записался в отряд морской пехоты и воевал на Финской войне. После окончания этой войны он служил в Мурманске, стал мичманом. Там же воевал в Великую Отечественную. У него много наград. Всю войну он нам помогал, присылал деньги».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Стрельцовой Елизаветы (Леа Сионски) (р. 1920)

Иона (Леонид) Рувимович Фрадкин. Фото из семейного архива Фраткина Р.И.

Елизаветa Григорьевна Стрельцова родилась в Могилеве в 1920 г. Ее дедушка Соломон, убежденный сионист, носил фамилию Тайц, отец Лизы, Григорий, коммунист, восторженно встретивший Октябрьскую революцию в России,

311

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

принял в память о стрелецком бyнте фамилию Стрельцов. Родители отдали Лизу учиться в еврейский детский сад, затем в еврейскую школу, где преподавание велось на языке идиш. После окончания школы Лиза поступила на курсы медицинских сестер. Затем ее послали на работу в госпиталь в Западную Белоруссию в Белосток. А вскоре началась война. Елизавета Григорьевна вспоминала: «Эту войну я помню с первой минуты! До того в начале июня 1941 г. у нас проходили маневры, были военные лагеря. Был там и военно-полевой госпиталь; нас там работало четыре медсестры, начальником был еврей. За месяц до войны ко мне приехала моя мать. Начальник госпиталя все говорил: «Девушки, я устрою вам тревогу». В первое утро войны над нами появились немецкие самолеты, начальник крикнул: «Девушки, вставайте!», а мы подумали, что это тревога ложная и не хотели вставать, — поздно легли спать накануне, были танцы. «Девушки, тревога!» — вновь закричал начальник, и мы услышали разрыв бомбы. Мы быстро оделись и направились в наш госпиталь в Белосток, а по дороге поляки стреляли нам в спину. По приезде в Белосток в госпиталь, мы услышали по радио речь Молотова о «вероломном нападении немцев на нашу страну». Назавтра мы из Белостока удрали». Лиза вступила добровольцем в Красную Армию. Почти всю войну она была на фронте и непосредственно участвовала в боях. Была участницей Стaлинградской битвы, сражалась под Курском и в Белоруссии, вынесла много раненых с поля боя. Награждена медалью «За отвагу». Лиза нередко задумывалась о своей предвоенной жизни, о своей судьбе. Она вспоминала, как в нелегкие тридцатые годы не слишком хорошо одетые и нередко голодные советские дети благодарили кого-то за «счастливое детство». Лиза не всегда могла вспомнить, как звали хороших людей, которые жили рядом с ней, но которые вдруг исчезали куда-то и их имена потом произносили с опаской. Не могла не слышать Лиза рассказы о том, что солдат и офицеров Советской Армии, попавших в плен или чудом избежавших гибели, потом на долгие годы ссылали в Сибирь. Попала в оккупацию и пропала без вести (а как позже выяснилось, была расстреляна немцами) мать Лизы. Отца к тому времени уже давно не было в живых. В 1945 г. девушка решила бежать из Красной Армии из Берлина. Решающим при принятии этого решения послужили несправедливые наказания девушки за отказ становиться любовницей, так называемой ПЖ (полевой женой) командира. Много позже она говорила: «Есть русская пословица: «От любви до ненависти — один шаг». Я любила свою родину, готова была за нее умереть, но видела там всю несправедливость… Раненые говорили, что Красная Армия воюет не снарядами,

312

а людьми, что где у немца пушки, там у нас душки. Рассказывали, как жирно живут тыловики — уже в штабах дивизий и так далее. Я плакала, так мне обидно было. Мне было тогда 26 лет, и я подумала, что если меня поймают, я успею покончить с собой, и взяла с собой яд». В Берлине на русской территории тогда существовал еврейский комитет. В сентябре с помощью еврейского комитета Лиза бежала на американскую сторону. Три с половиной месяца она провела в «шляхтензее» — лагере Организации Объединенных Наций для беженцев и военнопленных. Отсюда американские солдаты перевезли ее в город Кассель, где также работала в больнице. Организация «Джойнт» переправляла евреев из Касселя в Эрец Исраэль. Вместе с другими такими же эмигрантами Лиза тайно приехала во Францию, сначала в Лион, потом в Марсель. В Марселе всем выдали фиктивные документы и под видом студентов 15 мая 1948 г. посадили на товарный пароход «Фабио» под итальянским флагом. Плавание было нелегким. Оно продолжалось 15 дней. Люди спали на жестких полках в трюме парохода.

Публикация в газете «Могилевская правда» 1964 г. о вручении И.М. Бассу третьего ордена Красной Звезды

НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

В день выдавали 2 бутылки воды, коробку старых консервов и пачку несвежих газет. Последние два дня никого не выпускали на палубу, чтобы пароход не задержали англичане. Не случайно Лиза в пути вспоминала «Невольничий корабль» Генриха Гейне. Hа пароходе была еврейская молодежь из Алжира, Туниca, Марокко и также Польши, Румынии, Венгрии. Когда пароход достиг причала, всем пришлось прыгать с его борта в шлюпки, а потом молодые парни перенесли пассажиров на берег на своих плечах. Девушки из киббуца поднесли гостям чудесные апельсины, аромат и вкус которых остались в памяти Лизы на всю жизнь. Жили в палатках, некоторые в бараках. Как когда-то отец, девушка поменяла имя. Судьба медсестры Леи Сионски в Израиле сложилась достаточно благополучно. На родину Лея больше никогда не возвращалась» (из воспоминаний Стрельцовой Елизаветы (по материалам http://www.souz.co.il)).

Басс Исаак Мотелевич (1921—2000) ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Басса Михаила Исааковича и Басса Романа Исааковича «Исаак Мотелевич Басс родился в д. Самотевичи (сейчас Костюковичский район Могилевской области) в 1921 г. К 12 годам вместе с семьей переехал в Могилев.

Исаак Мотелевич Басс. Фото военных лет из семейного архива Басса Р.И.

Исаак Мотелевич Басс (1921—2000). Фото 70-х годов из семейного архива Басса Р.И.

Во время войны служил в армии. После окончания курсов младших командиров ему было присвоено звание младшего лейтенанта. Был неоднократно ранен. После каждого ранения менял место службы и род войск. Служил в десантных войсках, лыжном истребительном батальоне, мотострелковом батальоне. Большую часть службы провоевал командиром разведвзвода. Его мать и две сестры были расстреляны в Могилеве в годы войны. Награжден тремя орденами Красной Звезды и многими медалями: «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», «За взятие Будапешта» и др. Последний орден, которым он был награжден за бои в районе Витебска, вручен был только после войны в 1965 г. Тогда, в 1944 г., тяжело раненый, он был доставлен в госпиталь, а после выздоровления попал в новую часть. Это был высокий, крепкий, смелый человек, очень коммуникабельный и общительный. Любил посидеть и поговорить с друзьями, потанцевать (и умел это делать). В доме часто бывало много народу. После войны ему предлагали сменить национальность и остаться в армии. Он категорически отказался. Вернулся в Могилев, работал парикмахером на вокзале. В начале 80-х годов ушел на пенсию».

Легендарные разведчики-нелегалы Могилев является родиной нескольких знаменитых советских разведчиков-евреев, судьба которых не укладывалась в обычные каноны и схемы и до сих пор скрывает немало неизвестного. Зато истории их жизни легли в основы детективных романов, документальных и художественных фильмов, которые уже написаны и поставлены и будут обязательно сочинены и сняты в будущем. Для Льва Маневича война с фашизмом подвела итоговую черту, жизнь других — это непрерывная скрытая большая война (вопрос о помыслах и методах сейчас оставим открытым), в которой Вторая мировая была лишь эпизодом. В этой главе мы совершим лишь небольшой экскурс в их биографии, за пределами которого останется и такой вопрос: насколько важно было для них их происхождение, помнили ли о нем. Лев Ефимович Маневич Со старой потемневшей фотографии 20-х годов глядят на нас одухотворенные лица двух молодых людей. Они полны романтических надежд и веры в Революцию, которая должна изменить мир, сделать его свободным от нищеты, бесправия, национального и классового гнета. Юноша, похожий на молодого Листа, — это Лев Маневич, обнимающая его девушка — старшая сестра Амалия. Здесь они еще рядом, но через пару лет раскидает их судьба по миру, и долгие годы они ничего не будут знать друг о друге. Многие могилевчане слышали имя Маневича еще в школьные годы. Маневич — разведчик, Герой Советского Союза. Его имя носят улицы в Малой Боровке и в Чаусах, в память Маневича организуются в Могилеве волейбольные турниры, его портрет висит на Аллее Славы возле Советской площади в Могилеве. Именем героя хотели назвать сквер с фонтанами возле стадиона «Спартак» в конце 60-х годов, да так почему-то и не назвали. Хотя многие пожилые могилевчане и сейчас приглашают знакомых погожими летними вечерами «погулять на Маневича». При этом мы немного знаем о необыкновенной жизни и подвиге этого человека. Более того, даже те немногочисленные книги и статьи, которые рассказывают о нем, часто противоречат друг другу. Например, довольно солидные издания еще советских времен называют отца Льва Ефимовича то коммерсантом, то адвокатом, то бедняком, да и настоящее его имя редко указывают. Может быть, для военного разведчика, каким был Маневич, это и естественно. Живущие чужой жизнью, нелегалы сами нередко вынуждены забывать факты своей биографии, менять и имена, и язык, и привычки. Кем же на самом деле был этот человек, мы знаем преимущественно по книге писателя Евгения Воробьева «Земля, до востребования», по которой в 1973 г. кинорежиссер Вениамин Дорман снял фильм «Земля, до востребования».

314

Лев Маневич и его старшая сестра Амалия. Фото из фондов МОКМ

Роль главного героя исполнил популярный актер Олег Стриженов. Фильм, как и повесть Воробьева, издававшаяся в двух редакциях, в 60-е и 70-е годы, безусловно, идеализирует образ разведчика в соответствии с идеологическими канонами советского времени, превращая живого человека в плакатный штамп. Недосказанность порождает домыслы о преступной деятельности агента ГПУ Маневича, ни доказать, ни опровергнуть которые невозможно. Большинство документов, касающихся жизни и деятельности разведчика, пока исследователям недоступны.

ЛЕГЕНДАРНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ-НЕЛЕГАЛЫ

Разведчик Лев Маневич (настоящее имя — Израиль Хаимович Маневич) родился 20 августа 1898 г. (впрочем, в дате рождения тоже есть расхождения) в еврейской семье в Чаусах. В городке его детства были только две мощеные улицы: Могилевская и Длинная, маленькая извилистая речка Бася с дряхлой водяной мельницей. Здесь, в просторном деревянном доме на высоком фундаменте под № 39 по улице Кооперативной (сейчас улица Маневича) в Заречье и жила семья Маневичей, по местным меркам — небедно. Гостиную украшали плюшевые кресла — редкость по тем временам в Чаусах. Родители Льва запомнились землякам приветливыми, добрыми и щедрыми людьми (по воспоминаниям Герасимовой Нины Ивановны (р. 1928)). Старший брат Льва, затем взявший имя Жак, во время первой русской революции в 1905 г. был арестован за хранение прокламаций и оружия. Вместе с другими осужденными солдатами по делу о восстании в штрафном батальоне его содержали на гауптвахте Бобруйской крепости. Жаку, симулируя болезнь, удалось попасть в крепостной лазарет и бежать из крепости вместе с еще несколькими арестантами с помощью оставшихся на свободе товарищей и сестры Амалии. Заключенные подмешали в кашу охранниковжандармов опиум, а когда те уснули, выпилили массивную решетку на окне, выдавили стекло и на связанных простынях спустились вниз. Через литовские леса Жак перешел немецкую границу, затем переехал в Швейцарию. В Базеле Жак поступил в медицинский колледж. А через несколько лет товарищи Жака по подполью привезли к нему в Швейцарию из захолустного белорусского местечка младшего брата Израиля. Там мальчик и сменил имя Израиль на Лев. Лев много учился сначала в Цюрихе, потом Женеве, в совершенстве овладел тремя иностранными языками. Известно, что Жак, ставший большевиком, брал Льва на лекции о российской революции 1905 г. русского политэмигранта Владимира Ульянова-Ленина в Народном доме Цюриха. А в апреле 1917 г. братья провожали знаменитый поезд, в котором эмигранты-революционеры во главе с Лениным выехали в Россию. Через два месяца, в июне 1917 г., с дипломами медика и инженера братья Маневичи тоже возвратились домой. В России Лев был сразу же призван в русскую армию — шла Первая мировая война. Воевал он недолго. В конце 1917 г., когда в Чаусах образовалось Рабочее городское правление, девятнадцатилетний Лев Маневич становится его председателем. В апреле 1918 г. он добровольно уходит в Красную Армию и становится красноармейцем интернационального полка в Баку (1918 г.). Несмотря на юный возраст, Маневич был комиссаром бронепоезда, командиром отряда особого назначения, служил в разведуправлении РККА. После окончания гражданской войны Лев Ефимович работал на Казанской железной дороге, жил в Самаре, Уфе. В Уфе познакомился

со своей будущей женой Надеждой Дмитриевной Михиной. Вместе они переехали в Москву. Первое время семья жила у друга Маневича Якова Никитича Старостина, с которым Лев вместе воевал в гражданскую. Жили они бедно. Чтобы прокормить жену и маленькую дочь Таню, Лев по ночам подрабатывал на разгрузке вагонов, а когда жене понадобилось сшить новое платье (старое буквально расползалось от ветхости), пришлось в уплату за работу переколоть портнихе громадную поленницу дров. В Москве в 1921 г. Маневич окончил Высшую школу штабной службы комсостава Красной Армии, в 1924 г. — Военную академию РККА, учился в Военно-воздушной академии им. Жуковского. Мечтал стать летчиком, но незадолго до окончания академии был направлен в военную разведку. Учеба давалась легко. Характеристика, выданная будущему разведчику руководством военной академии, о многом говорит: «Отличных умственных способностей. С большим успехом и легко овладевает всей учебной работой, подходя к изучению каждого вопроса с разумением, здоровой критикой и систематично. Аккуратен. Весьма активен… Дисциплинирован. Характера твердого, решительного, очень энергичен, иногда излишне горяч». После окончания академии Маневич был назначен начальником полковой школы 55-й стрелковой дивизии. Затем до начала 30-х годов его послужной список такой: находится в распоряжении РУ штаба РККА (август 1924 г. — ноябрь 1925 г.); сотрудник для особых поручений Секретариата РВС СССР, Управления делами НКВМ и РВС СССР; на разведработе в Германии (ноябрь 1925 г. — март 1927 г.); начальник сектора 3-го отдела РУ штаба РККА (май — ноябрь 1927 г.); проходил стажировку в должности командира роты 164-го стрелкового полка (ноябрь 1927 г. — декабрь 1928 г.); летчик-наблюдатель в 44-м отд. авиаотряде в Грузии (май — октябрь 1929 г.). В начале 30-х гг. под видом инженера Конрада Кертнера и под псевдонимом «Этьен» Лев Маневич, уже побывавший до этого на разведывательной работе в Германии и Австрии, перебрался в Италию. Маневич был способным предпринимателем, и фирма вскоре начала приносить хорошую прибыль. Надо отметить, что почти весь доход от деятельности предприятий нелегально переправлялся в Советскую Россию. Впрочем, в последние годы стали писать, что одной из специализаций Этьена была организация убийств «врагов советской власти» за границей, в т. ч. эмигрантов, перебежчиков и т. д., а во второй половине 30-х годов он выполнял важнейшие задания по похищениям и убийствам за границей. Насколько это верно, пока не рассекречены документы тех лет, судить трудно. (Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. — М.: Вече, 2000.) Элегантного, общительного и состоятельного совладельца международного бюро патентов и

315

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Знаменитый разведчик, Герой Советского Союза Лев Ефимович Маневич (1898—1945). Фото из фондов МОКМ

изобретений «Эврика», связанного с военной промышленностью, Конрада Кертнера принимали в высших светских кругах, в кругах немецкой военной элиты. Солидный образованный коммерсант имел широкий круг деловых знакомств и умел внушить уважение к себе. Вскоре «Этьен» уже представлял целый ряд ведущих германских авиационных, судостроительных и машиностроительных фирм за пределами Третьего рейха. Профашистски настроенный предприниматель побывал в Испании, где вспыхнул мятеж генерала Франко. Как отличного авиационного инженера, германские и итальянские авиатехники приглашали Кертнера для участия в совещаниях по определению неполадок в двигателях самолетов. «Этьен» получил возможность досконально изучить новейшую вражескую технику. Разведчик собирал и переправлял в Москву сведения о новых немецких танках и самолетах, о стратегических планах германского вермахта. Добываемые технические материалы через Центр немедленно поступали в советские конструкторские бюро. А ведь в годы войны одна важная информация изза рубежа могла спасти и спасала тысячи жизней солдат и офицеров войск, сражавшихся против гитлеровцев. 12 декабря 1936 г. по доносу разведчик был арестован итальянской фашистской контрразведкой как австрийский гражданин. В январе 1937 г. Туринский суд констатировал: «Преступная деятельность Кертнера была обширна: он протянул свои щупальца также на Турин, Геную, Болонью, Брешию и Специю. Ему удалось привлечь ценных специалистов и опытных техников, которые состоя-

316

ли на службе на промышленных предприятиях, снабжающих итальянские и германские вооруженные силы». Кертнер был осужден 9 февраля 1937 г. на 15 лет тюрьмы. Но даже из заключения разведчик передавал через свою агентуру на родину ценнейшую и новейшую разведывательную информацию! Например, от рабочих военных заводов, сидевших с ним в одной камере, «Этьену» удалось узнать рецепт броневой стали заводов Круппа. В России еще не умели варить такую сталь. Она делала танк неуязвимым для снарядов среднего калибра. Разведчик, сидя в тюрьме, смог узнать и передать на родину технические подробности и чертежи строительства нетонущего крейсера, особенности ночного бомбометания, полетов «вслепую» и многое другое. В тюрьме Маневич тяжело заболел. Расходы на лекарства истощили и без того скудный бюджет заключенного. Денег на питание не хватало. В сентябре 1943 г., воспользовавшись переворотом, Маневич пытался бежать, но в страну вошли германские войска, и он снова оказался под стражей. «Гражданина Австрии» передали гитлеровцам. Очень скоро выяснилось, что такого человека в Австрии никогда не было. Пользуясь неразберихой в документах при переводах, Маневич выдал себя за своего старого друга, с которым жил вместе в годы учебы в Москве, полковника Якова Старостина. Биографию друга Маневич знал в совершенстве. Два года находился он в концлагерях на территории Австрии: Маутхаузен, Мельк, Эбензее. Тяжело больной туберкулезом, Маневич сумел стать одним из организаторов подпольной борьбы среди узников концлагерей. Умный, волевой, решительный, он быстро становился лидером в любом коллективе. В австрийском лагере людей разных национальностей фашисты намеренно селили вперемешку, чтобы затруднить их общение и организацию сопротивления. Но для «Этьена» не было языковых преград. Там, в дополнение к шести языкам, которые знал ранее, Маневич начал говорить по-польски, по-чешски, по-сербски. Благодаря знанию языков, он мог получать информацию и делиться ей с другими узниками. По воспоминаниям заключенных, в концлагере Маневич-Старостин, узник концлагеря R-133042, спасал от крематория привезенных в лагерь для уничтожения евреев, детей белорусских и брянских партизан. В конце апреля 1945 г., когда до конца войны оставалось несколько дней, фашисты, чувствуя неизбежный конец, решили расправиться с заключенными: загнать их в шахту под предлогом укрытия от бомбардировок и там взорвать. Об этом уже тяжело больной Маневич-Старостин узнал от переводчика. На плацу охранники собрали все население лагеря и приказали идти в шахту. Маневич сорвал себе голос, выкрикивая на всех языках, которые знал, призывы к неповиновению:

ЛЕГЕНДАРНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ-НЕЛЕГАЛЫ

«Никто в штольню не пойдет! Нас там хотят похоронить! Мы останемся здесь!» Он сумел за считанные минуты предупредить примерно 11 тысяч согнанных на плац узников концлагеря о том, что фашистские палачи готовят провокацию. Сотни людей многоязычными выкриками поддержали Старостина. Эсэсовцы испугались вооруженных колодками заключенных и вынуждены были отступить. Комендант лагеря разрешил заключенным разойтись по своим баракам. Это был тот самый случай, когда все решает мгновение. Спустя несколько дней, 6 мая 1945 г., лагерь был освобожден американскими войсками. Разведчик сумел спасти и спрятать списки заключенных концлагеря, среди которых были подпольщики и предатели. Он хотел передать их представителям советских войск, но не успел. Длительное пребывание в тюрьмах и лагерях окончательно подорвало здоровье разведчика. Он сгорел буквально за несколько дней. Латышский поэт Эйжен Веверис, бывший в заключении вместе с Маневичем-Старостиным, посвятил ему стихотворение, которое назвал «Самый сильный из нас». Вот отрывок из него: «А ныне, когда пал черный стяг мглы, когда повержены ворота ада, когда в Альпах цветут фиалки и лес пахнет смолой и счастьем, мы роем могилу самому сильному из нас. Он так долго нес по жизни бремя наших бед и судеб, что при одном прикосновении легкого луча свободы рухнул». Маневич умер 12 мая 1945 г. на руках друга и соратника по подполью армянина Мамедова (Айрапетова) всего через 6 дней после освобождения, успев перед смертью оставить записку своим близким. От родного дома Маневичей остался обугленный фундамент. В 1927 г., когда «Этьен» был далеко за границей, умер его отец, который вскоре после установления советской власти работал в Чаусах народным судьей. На фронтах и в гетто погибли многие его родственники и друзья. Только в конце 1945 г. жена и дочь разведчика, эвакуированные во время войны в Ставрополь, узнали о судьбе Льва Ефимовича. Айрапетов выполнил последнее поручение «Этьена». Он побывал и у сестры Маневича Амалии Николаевой в Баку. В 1945 г. Лев Маневич был похоронен под именем русского полковника Якова Старостина в г. Линце. Проведя в фашистских застенках восемь с половиной лет, он умер, так и не раскрыв своего настоящего имени. Только двадцать лет спустя, в мае 1965 г., разведчику Льву Ефимовичу Маневичу за доблесть и мужество, проявленные при выполнении специальных заданий советского правительства перед Второй мировой войной и в годы борьбы с фашизмом, было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В том же году он был перезахоронен под своей фамилией на кладбище Санкт-Мартин. (Герои Советского Союза — мо-

гилевчане. — Мн.: Полымя, 1965. — С. 89 — 91; Горчаков О.А. Ян Берзин — командарм ГРУ. — СПб.: Нева, 2004; Воробьев Е. Земля, до востребования. — М., 1960; Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. — М.: Воениздат, 1987; материалы Могилевского областного краеведческого музея; Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. — М.: Вече, 2000; Евреи — Герои Советского Союза / авт.-сост.: Шапиро Г.С., Авербух С.Л. — Киев, 1994). И. Шендерович

Наум Исаакович Эйтингон Наум Исаакович Эйтингон родился 6 декабря 1899 г. в Могилеве. Его детство прошло в Шклове, где отец до своей смерти в 1912 г. работал на бумажной фабрике. Наум был старшим из четырех детей в семье. Подрабатывал частными уроками, увлекался литературой, учился в Могилевском коммерческом училище, которое, однако, не успел окончить из-за февральской революции. Весной 1917 г. паренек стал членом партии левых эсеров, но ее идеи Наума не увлекали. Работал в Могилевской городской управе, а с конца 1917 г. — в отделе местного Совета по начислению пенсий родственникам погибших на войне. Позже, в губернском продовольственном комитете, приходилось заниматься продразверсткой и подавлением кулацких восстаний. В сентябре 1919 г. Эйтингон переехал в Гомель, где вступил в РКП(б), защищал город от белогвардейцев, занимался проблемами кооперации и профсоюзной работой. С мая 1920 г. началась чекистская деятельность Наума Эйтингона. Уполномоченный Особого отдела Гомельского укрепрайона, а позже уполномоченный по военным делам Гомельской ГубЧК, Эйтингон активно участвовал в борьбе с бандитизмом, ликвидации на Гомельщине террористических групп савинковской организации, действовавшей в Белоруссии с территории Польши. В октябре 1921 г. был тяжело ранен в бою с диверсантами, несколько месяцев провел в госпитале. В 1922 г. Эйтингон с группой гомельских чекистов был направлен в Башкирию, где как член коллегии Башкирского ОГПУ руководил ликвидацией националистических группировок. В мае 1923 г. его отзывают в Москву и назначают уполномоченным, а через некоторое время — помощником начальника отделения Восточного отдела ОГПУ. В 1925 г. за плечами нашего земляка уже был восточный факультет Военной академии Генштаба, а в кармане — удостоверение сотрудника Иностранного отдела ОГПУ. Эйтингона ждет первая работа за границей — он выезжает под прикрытием в долгосрочную командировку в Китай, где на

317

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Наум Исаакович Эйтингон (1899—1981). Легендарный разведчик и террорист

практике узнает тонкости закордонной разведки. Подробности тех операций, как и многих последующих, до сих пор не рассекречены. После налета китайской полиции на советское консульство в Харбине в 1919 г. Эйтингона отзывают в Москву и вскоре под дипломатическим прикрытием направляют в Турцию на замену резиденту советской разведки на Ближнем Востоке Якову Блюмкину (тому самому, который в 1918 г. по заданию левых эсеров убил германского посла графа Мирбаха). За два года Эйтингон сумел восстановить резидентуру в Греции и в 1931 г. был назначен начальником 8-го отделения ИНО. Затем два года — связанная с ежедневным риском работа нелегального резидента во Франции и Бельгии. Около трех лет Эйтингон возглавлял 1-е отделение (нелегальная разведка) ИНО. Эта практически самостоятельная разведслужба занималась внедрением агентуры на объекты военностратегического назначения и подготовкой диверсионных операций в Западной Европе и Японии в случае войны. Период 1933—1935 гг. является наименее известным в биографии Эйтингона. По некоторым данным, в эти годы ему довелось побывать в нескольких загранкомандировках, снова работать резидентом в Китае, действовать нелегально в США, Иране, Германии… В 1936 г. лучшие кадры ИНО были направлены в Испанию, где началась гражданская война. В Испании Эйтингон (сначала — заместитель резидента, а затем и резидент) был известен как майор госбезопасности Леонид Александрович Котов. В 1938 г. Эйтингон в Париже принял на связь легендарного Кима Филби, военного корреспондента лондонской газеты «Таймс».

318

После войны в Испании Сталин считал, что гитлеровский Абвер поддерживал прямые контакты с троцкистами, и Эйтингон по команде высшего руководства Советского Союза получил задание устранить Троцкого, который еще в 1929 г. был выслан из СССР и лишен гражданства. Эйтингон организовал операцию по убийству Троцкого в Мексике. В конце 30-х — начале 40-х годов он создал базу для разведработы на территории США. В 1941 г. Эйтингон стал заместителем начальника 1-го управления НКВД СССР, а через несколько дней после начала Великой Отечественной войны был назначен заместителем начальника Особой группы НКГБ СССР. С декабря 1942 г. он стал заместителем начальника 4-го управления НКВД-НКГБ СССР, возглавлял которое Павел Судоплатов. В годы войны 4-е управление являлось центральным звеном разведывательнодиверсионной работы против Германии, ее союзников, а также на оккупированных фашистами территориях в Европе и на Ближнем Востоке. Эйтингон был одним из руководителей партизанского движения на оккупированной территории СССР, а также в Польше, Чехословакии, Болгарии, Румынии. Примечательно, что из всех советских разведчиков лишь двое были награждены орденом Суворова, который вручался военачальникам за полководческие заслуги. Этой чести удостоились Судоплатов и Эйтингон, получившие, кроме того, генеральские звания в июле 1945 г. Еще в 1942 г. Эйтингон был направлен в Турцию для организации покушения на германского посла фон Паппена, которое не удалось осуществить. С 1946 г. в течение пяти лет Наум Эйтингон был заместителем Судоплатова, возглавлявшим в МГБ службу ДР (диверсии и террора), которая фактически являлась спецназом. В 1951 г. опытнейшего разведчика арестовали по обвинению в «заговоре МГБ». После смерти Сталина Эйтингона освободили, а 21 августа 1953 г. арестовали вновь, уже по «делу Берии». Находясь во Владимировской тюрьме, Эйтингон направил письмо Хрущеву, в котором кратко описал свою жизнь, службу и годы, проведенные в заключении. Он отметил, что потерял силы и здоровье, а мог бы работать и приносить пользу стране, а также просил освободить осужденного на 15 лет Судоплатова. Еще в 1962 г. после создания в США диверсионных сил специального назначения, получивших название «зеленые береты», Эйтингон с Судоплатовым обратились из тюрьмы с предложением на имя Хрущева о том, как лучше противодействовать американскому спецназу и как подготовить аналогичные подразделения в СССР. После освобождения в 1964 г. Эйтингон работал переводчиком и редактором в издательстве «Международные отношения». Умер в 1981 г. (Москалев В. Специальность: диверсии и террор // Могилевская правда. — 18.02.2000).

ЛЕГЕНДАРНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ-НЕЛЕГАЛЫ

Яков Исаакович Серебрянский (Бергман) С Могилевом известного разведчика Серебрянского связывает лишь небольшой период жизни, но это было своеобразное боевое крещение, с которого началась его бурная жизнь. Он родился в 1891 г. в семье бедного минского еврея Ицки Бергмана. 16-летним учеником городского училища вступил в боевую группу еврейской самообороны и в Могилеве участвовал в ликвидации черносотенцев, организовавших погром в городе, и в активных действиях против могилевской полиции. Затем Яков стал членом партии эсеров, боевиком одного из отрядов ее наиболее радикального крыла — максималистов. Он участвовал во многих террористических атаках, которые они вели против царской администрации и членов реакционных группировок. В конце 1912 г. Яков был призван на военную службу. В августе 1914 г. был тяжело ранен во время боев в Восточной Пруссии. По излечении — демобилизован. Он оставался в рядах эсеров и после февральской революции, стал членом Бакинского совета от этой партии, командовал отрядом охраны Бакинского Совета. Из Баку уехал в Москву, поступил в электротехнический институт (проучился там лишь несколько месяцев), работал в газете «Известия». В эти годы он несколько раз арестовывался ЧК как правый эсер. В декабре 1923 г. Бергман был завербован в группу, направлявшуюся для нелегальной работы в Палестину, известным террористом, сотрудником ВЧК Яковом Блюмкиным. С этого момента Яков Серебрянский становится разведчиком — сотрудником Иностранного отдела ОГПУ (ИНО), занимавшегося шпионажем. Вскоре Блюмкина отозвали в Москву, а резидентом стал Серебрянский, который создал в Палестине глубоко законспирированную сеть из 30 нелегалов, в числе которых было немало членов боевой еврейской организации «Хаганы».

Разведчик-нелегал Яков Исаакович Серебрянский (Бергман) (1891—1956)

В декабре 1925 г. Якова Исааковича перебросили в Бельгию, затем — в Париж, где он стал резидентом разведки и действовал до апреля 1929 г. По возвращении в Москву Серебрянского назначили начальником отделения ИНО ОГПУ, в состав которого вошла созданная им же боевая нелегальная группа, получившая неофициальное название «группа Яши». Она предназначалась для глубокого внедрения на объекты военно-стратегического характера Америки, Европы и Азии на случай войны для проведения диверсионно-террористических операций в тылу врага. Группа была независимым оперативным подразделением, подчинявшимся лично начальнику ОГПУ. Нужно отметить, что в состав этой группы входили в основном евреи. Созданная Серебрянским агентурная сеть охватывала США, Скандинавию, Прибалтику, Балканы, Францию, Германию, Китай, Японию, Палестину и другие страны. В 1934 г., после создания НКВД, «Группа Яши» была подчинена лично наркому внутренних дел и получила совсекретное наименование: СГОН — Специальная группа особого назначения. Разгар репрессий застал Серебрянского в Испании, откуда он был отозван в Москву, отстранен от дел и 10 ноября взят под стражу. Почти три года в лубянских подвалах, «конвейерный метод» дознания и приговор к расстрелу. «Суд» проходил через две недели после начала войны, когда выявилось, что разведывательно-диверсионная деятельность советской стороны оказалась почти полностью парализованной поголовными репрессиями. 5 июля для формирования разведывательнодиверсионных групп была создана Особая группа НКВД, начальником которой стал генерал Павел Судоплатов. Он и его заместитель Наум Эйтингон обратились к Берии с просьбой освободить из тюрем бывших разведчиков и в первую очередь — Якова Серебрянского. Так случайно «недобитый» Серебрянский оказался на свободе. Пять боевых орденов — награды Якова Серебрянского за его успешную диверсионную деятельность в годы Великой Отечественной войны. В 1946 г., когда министром госбезопасности стал Виктор Абакумов, вынуждавший Серебрянского несколько лет назад подписывать поклеп на самого себя, он ушел на пенсию «по состоянию здоровья». После смерти Сталина в мае 1953 г. Серебрянского вернули на службу, однако через четыре месяца по обвинению в участии в «заговоре Берии» полковник был арестован снова. Было опять реанимировано дело 1938 г. 30 марта 1956 г. на очередном из бесконечных допросов у Серебрянского не выдержало сердце: он скончался от сердечного приступа (по материалам: Штейнберг М. Трагедия великого диверсанта // Русский базар. — 14.11.2003; Лейбельман М. Четырежды узник Лубянки // Каскад. — США, Балтимор). А. Литин

Приближавшие победу История антифашистской борьбы в Могилеве во многом остается неизученной по причине нехватки документов, искажения ее сути в воспоминаниях участников в послевоенный период. Несомненно, что участие евреев в ней было значительным, в том плане, что после массового геноцида, уничтожения евреев Могилева в гетто уже осенью 1941 г., вряд ли кто-то из оставшихся в живых находился в стороне от мщения оккупантам. Месть врагу стала главной в сознании уцелевших представителей еврейского населения. Приходилось изменять документы, действовать тайно. Многие патриоты погибли в фашистских застенках. В послевоенной истории не были зафиксированы их имена. Однако то, что удалось по крупицам собрать, свидетельствует, что борьба велась повсеместно и продолжалась все дни оккупации города. Участие евреев Могилева в подпольной антифашистской борьбе У истоков антифашистского подполья стоял секретарь горкома партии И.Л. Хавкин, ему оказывали помощь работники вышестоящих органов: Г.Б. Эйдинов, А.Х. Аронов, С.М. Гласов. В период обороны Могилева органами власти формировались подпольные группы, назначались их руководители. После завершения эвакуационных работ в городе некоторое время продолжал оставаться парторг ЦК ВКП(б), член обкома партии Р.Я. Шуб, который вместе с работником особого отдела авиаремонтного завода Козляровичем готовил к подпольной борьбе группу из рабочих завода во главе с Н. Харкевичем. Подпольщикам были оставлены радиоприемник, листовки, даны инструктивные указания. Для контакта с руководством подпольных групп в Могилеве оставался оперативный работник НКГБ Наум Израилевич Каганович (ГАООМО, ф.6115, оп.1, д.147, л.56; д.211, л.31). Однако уже в начале оккупации многие руководители подполья были схвачены фашистами и погибли. Среди них и Хавкин. Уцелевшим патриотам пришлось начинать борьбу в сложных конспиративных условиях. В ряде случаев подпольщики-евреи, которые оказались под угрозой ареста, переправлялись в партизанские отряды. Подпольщик М.А. Павлов, который работал в группе Шубодерова, вспоминал: «Переправили в партизанский отряд патриоток Хану Иоффе и Марию Наймарк с двумя детьми, снабдив их русскими паспортами» (там же, д.174, л.36). Деятельность в подполье Х. Иоффе подтверждала подпольщица А. Воробьева, которая утверждала, что среди девушек в подпольной группе в Дашковке была и Х. Иоффе. Из воспоминаний участника подпольной группы на станции Могилев И.С. Малашкевича

320

следует, что в его группе был подпольщик еврей Сергей Лазаревич Шугалей. Накануне оккупации на одном из заседаний продкомиссии, куда он прибыл, с ним беседовали Астров и Хавкин, которые дали задание остаться в городе и действовать в подполье (там же, д.150, лл.3—4, 17—18). О том, что многие евреи вполне могли получить подобные задания, говорит следующий пример. В воспоминаниях начальника команды управления МПВО ополченца А.Ф. Толпыго отмечено, что на третий день оккупации бывшая сотрудница горисполкома привела к нему раненого начальника мехцеха труболитейного завода Наума Ароновича Аграновского. Толпыго спрятал его у себя, вылечил, сумел сделать поддельный паспорт на имя Николая Аркадьевича Аграновского и хотел переправить его к родственникам в деревню Головчино. Однако Аграновский не пожелал выехать из города, стал уходить куда-то из дома. Вскоре его выследил полицейский Новицкий. Он несколько раз намекал Толпыго, что тот может пострадать, если будет укрывать еврея. Толпыго продолжал укрывать некоторое время Аграновского, по его словам, в квартирах, брошенных его знакомыми. Вскоре Аграновского выследили, арестовали и увезли (там же, д.206, лл.2—3). Можно предположить, что арест был связан с началом его патриотической деятельности. Немало героических дел на счету подпольщиков Могилева, исполнителями которых были и евреи. Из воспоминаний командира подпольной группы, офицера Красной Армии В.Д. Швагринова, который в период оккупации Могилева возглавил подпольную группу, действовавшую до января 1943 г.: «Среди подпольщиков, с кем я вскоре познакомился, были комсомольцы В. Тарвид и Ю. Линкус. Подпольная группа занималась сбором разведданных, была законспирированная от усиливающегося террора врага. Первыми шагами было написание и разбрасывание листовок.

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Могилевский подпольщик Юлий Линкус (Лифшиц)

майора Наумовича и в подпольном райкоме партии под руководством Станкевича (там же, д.194, лл.3—4). В группе была и разведчица Роза Бубис (там же, д.82, лл.43—45). В подпольной деятельности Могилева активным участником была Сарра Эльяшевна Файнцайг, член партии с 1924 г. Она писала: «В числе беженцев из Ломжи добралась до Могилева, сначала меня хотели эвакуировать, но я отказалась — меня знали секретарь обкома Горелик, а также Притыцкий С.О. по работе до войны в Западной Белоруссии. По линии УНКГБ меня проверили и оставили в оккупированном Могилеве на подпольной работе под именем Леоновой М.Г. С началом оккупации связи нарушились, и я знала только М.Г. Гвоздыреву (учительницу) и ее дочь Клару Девятченок, которые были в группе Крисевича». Далее Файнцайг сообщала, что она по совету подпольщицы Гвоздыревой устроилась прачкой в немецкий госпиталь под фамилией Леонова. Зная немецкий язык, она добывала ценную информацию от немецких военнослужащих. Вскоре ей удалось незаметно вынести из госпиталя радиоприемник и передать Гвоздыревой. До осени 1943 г. Файнцайг вела разведдеятельность, а затем, почувствовав угрозу ареста, ушла в партизанский отряд (там же, д.112, л.33). Вспоминает участница обороны Могилева Е.Г. Журавлева, которая осталась в городе после вступления немцев: «Через Чернецкую Валю я познакомилась с подпольщиками и вступила в организацию, где был Соболевский С. и другие. Я была связана с ними через Коробик Хену, получала листовки для распространения… Связная Коробик Хена была со мной на связи до декабря 1942 г. — до тех пор, пока над ней не нависла угроза ареста, и она не ушла в партизаны» (там же, д.116, лл.3—4).

Ю. Тарвид извлек из Днепра ручной пулемет и 5 винтовок, Линкус — два пулемета: один похитил из немецкой автомашины, второй откопал в окопе. Герои действовали бесстрашно. В июне — июле 1942 г. полиции стало известно, что Линкус — еврей, подпольщица А.А. Иванова вовремя предупредила руководство, и Линкус был переведен на нелегальное положение, а когда угроза ареста нависла реально, оба они были отправлены в партизанский отряд № 600 ». Там они занимались разведкой и держали связь с группой Швагринова. Оба погибли в боях (там же, д.216, лл.17—19). Настоящая фамилия Линкуса была Лифшиц. В подпольной группе участвовала Евгения Ефимовна Слезкина. По ее словам, до весны 1942 г. она жила у родителей в д. Новоселки, затем перебралась в Могилев и встретилась с подпольщиками, в т. ч. дальними родственниками Карпинскими: Ольгой и Татьяной. Сначала была связной, затем оставалась в доме Карпинских: печатала листовки, ходила на связь к Гуриеву (подпольная группа «Казбек»). Вскоре Слезкина почувствовала за собой слежку и была Радисты партизанского отряда выходят на связь с Центром. переправлена в партизанскую Рис. художника А. Шкляра из фондов МОКМ зону, где действовала в группе

321

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Есть ряд свидетельств о деятельности евреевпатриотов в лагере военнопленных и лазаретах. Из воспоминаний подпольщика В.М. Румянцева: «…Общей подпольной организации не было, но были негласные группки патриотов, которые собирали информацию от немцев о делах на фронте и передавали ее городским подпольщикам». Румянцев пишет, что в числе их группы был еврей Юрий, бывший художник (фамилию не помнит), которого в январе 1944 г. вместе с другими членами группы немцы перевели в штрафной батальон и судьба его неизвестна (там же, д.181, л.19). Среди погибших участников антифашистского подполья были рабочие Н.И. Каганович, Гиндин (Иоффе Э.Г. Белорусские евреи. Трагедия и героизм: 1941—1945. — Мн., 2003. — С. 357). Работники Могилевской психбольницы М.П. Миэзит, М.Ф. Чаловская, М.И. Комар и другие вели борьбу с оккупантами в больнице

в группе М.П. Кувшинова (ГАООМО, д.145, л.1). По словам Р.К. Каримова (красноармейцаокруженца), который оказался в могилевском лагере военнопленных, он был в подпольной группе, которой руководил врач Борис Николаевич Теремецкий. Среди вышедших в партизанский отряд Османа Касаева семи человек была медсестра, которая называла себя еврейкой (там же, д.126, л.6). Еще одно свидетельство разведчицы диверсионной группы штаба Западного фронта Зои Ефимовны Зайцевой: «Со вступлением немцев в Могилев я и мои подруги Валя Кузнецова, Хана Иоц, еще две девушки из Западной Белоруссии, Рива и Ида, прятались от немцев. Самое жуткое, что за укрывательство евреек грозила смерть от оккупантов». Сами Зоя и Валя устроились на работу, а подруг прятали в развалах дома Казановича (ныне территория пл. Орджоникидзе). Устроили

Разведчица Сарра Эльяшевна Файнцайг Незадолго до оккупации немецко-фашистскими захватчиками Могилева будущая подпольщица Мария Кузьминична Гвоздырева познакомилась с Саррой Эльяшевной Файнцайг, еврейкой по национальности. Нелегок жизненный путь этой женщины. Родилась она в 1905 г. в Польше, в городке ОстровМазовецк Белостокского воеводства. С одиннадцатилетнего возраста начала работать по найму. В 1922 г. вступила в Коммунистический союз молодежи в городе Ломже, в 1924 г. там же — в Компартию Польши. За участие в подпольной работе Коммунистической партии Польши буржуазное правительство Пилсудского не раз бросало ее за решетку. Но ничто не сломило волю революционерки. Осенью 1939 г., в начале второй мировой войны, политические заключенные женской фордонской тюрьмы, в их числе и С.Э. Файнцайг, взломали двери камер и вышли на волю. Они направились на восток, на освобожденную Красной Армией территорию Западной Белоруссии. А в 1941 г., вскоре после начала Великой Отечественной войны, советские органы в Могилеве выдали ей новый паспорт на имя Марии Григорьевны Леоновой. Об этой женщине и ее связи с нашими подпольщиками я узнал от Павла Ивановича Крисевича. Его сообщение вызвало у меня недоумение: как может еврейка, находясь на легальном положении, пусть даже не под своей фамилией, вести какую-либо подпольную работу. Ведь фашисты поголовно уничтожали еврейское население, а за теми из них, кто пытался уйти от расправы, охотились, как за дикими зверями, и вылавливали поодиночке. Правда, у нее большой опыт подпольной работы. Немаловажное значение имело и то, что как еврейку в городе ее почти никто не знал. Как же быть с ней дальше? По внешнему виду она и похожа на еврейку, и не совсем похожа. Речь без акцента. Что ж, нужно помогать ей в маскировке. Так мы решили с Крисевичем. Помогла нам и Гвоздырева. Сарре крайне необходимо было освоиться в новой обстановке, стать незаметной среди окружавших ее людей. Нужно знать местные обычаи, понимать белорусский диалект, чтобы не привлекать к себе внимания. Мария Кузьминична обучила ее православным молитвам — «Отче наш» и другим, раздобыла крестик, евангелие, икону, научила креститься. Все это очень пригодилось. Вскоре Файнцайг устроилась на работу прачкой в немецкий госпиталь. Размещался он в административных корпусах тюрьмы. Врачи и весь обслуживающий персонал были немцы. На черную работу — чистить уборные, стирать белье, убирать помещения — принимали в госпиталь местных. Летом прачечная размещалась прямо во дворе. Здесь останавливались машины с немцами. Они не замечали советских граждан: не считали их за людей, достойных внимания представителей «высшей расы». Сарра Эльяшевна скрывала, что знает немецкий язык. Подслушивая разговоры раненых офицеров и солдат, прибывавших большими партиями с фронта, она узнала, что под Москвой дела у фашистов плохи: несут очень большие потери, перебои с питанием, боеприпасами. В конце 1941 г. Файнцайг представился случай перейти на работу в швейную мастерскую при госпитале. Здесь для разведывательной работы у нее стало больше возможностей, чем в

322

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

им своеобразную квартиру с черным ходом. Девушек прятали до ухода в партизаны. Особенно долго пряталась Хана (более года). Можно только поразиться мужеству и бескорыстной дружбе могилевчанок. В дело были посвящены товарищи Зои — Гриша Балаболин, Шура Мельник. Удалось переделать паспорт Ханы, и она превратилась в польку Анну Иосифовну Ецевич. Вскоре девушки установили связь с партизанами, а затем влились в разведгруппу майора Наумовича (там же, д.118, л.3). Одним из активных участников подполья в Могилеве был комсомолец Яков Шмидт. Вместе с С. Соболевским он состоял в группе, которая действовала на шелковой фабрике. По свидетельству Соболевского, они выпускали листовки, переписывали сводки о делах на фронте тиражом до 100 штук и распространяли. Их печатанием занимались Яков и Мария Соболевская. В

конце 1941 г. Якова и Сергея арестовала полиция (Гісторыя Магілёва. Мiнулае і сучаснасць. — Магілёў, 2003. — Ч. 2 — С. 91). Таким образом, антифашистское подполье в Могилеве включало в себя немало патриотовевреев, большая часть из которых погибла. А. Костеров

Партизаны-евреи Могилевщины В лесах Белоруссии в 1941—1944 гг. сражалось по разным подсчетам, от 12 000 до 15 300 партизаневреев (Встали мы плечом к плечу. Евреи в партизанском движении Белоруссии 1941—1944 гг.: сост. Герасимова И.П. — Мн.: Асобны дах, 2005; Иоффе Э. Плечом к плечу. — Авив, 2008. — № 5 (140). — С. 8—10).

прачечной. Немецкие офицеры и солдаты, которые заходили в мастерскую починить китель, пришить пуговицы, зачастую оставляли в карманах письма от родных из Германии, немецкие газеты... Таким путем Сарра Эльяшевна узнавала о настроениях солдат и офицеров, некоторые материалы переводила на русский язык. Однажды заметила в закутке коридора материального склада радиоприемник. Видимо, он был неисправным, и немцы, так ей думалось, забыли о нем. Об этом рассказала Гвоздыревой, и, посоветовавшись, женщины решили во что бы то ни стало вынести радиоприемник. А как это сделать? Вечером во время уборки помещения Сарра Эльяшевна обернула приемник тряпками и в рваном мешке сначала вынесла из госпиталя, а затем доставила на квартиру Марии Кузьминичны Гвоздыревой. Подпольщики отремонтировали его и использовали для приема сводок Совинформбюро. Через Крисевича я передавал Файнцайг задания по разведке, а также листовки на русском и немецком языках и сводки Совинформбюро для распространения среди обслуживающего персонала госпиталя и солдат воинских частей. Павел Иванович встречался с ней на квартире Гвоздыревой или же посылал на явку Клару и Феню Девятченок. Клара часто отправлялась на связь вместе со своей двоюродной сестренкой пионеркой Томой — дочкой Фени. Для маскировки брали с собой сумку со щавелем или несколько поленцев дров. Сарра Эльяшевна передавала девочкам собранные ею сведения о размещении воинских частей в городе, о количестве поступивших в госпиталь раненых гитлеровцев и с каких участков фронта они прибыли, о настроениях солдат. К слову, эти настроения острее всего проявлялись у раненых, кто уже посмотрел смерти в глаза. Мы такие сведения собирали. Немаловажное значение имело разложение личного состава воинских частей путем распространения среди него антифашистской литературы на немецком языке. Иногда советские самолеты сбрасывали над городом и его окрестностями листовки на немецком языке с обращением к солдатам и офицерам гитлеровской армии. Помню, когда мы находили эти обращения, то переписывали их латинскими буквами от руки, поскольку другого способа размножения у нас не имелось, и передавали через подпольщиков в части, в том числе и в госпиталь. Сарра Эльяшевна Файнцайг умело, хорошо справлялась со своим заданием разведчицы. Гитлеровцы так и не смогли ее распознать ни как еврейку, ни как подпольщицу. Правда, не раз она просила дать задание посерьезней, более рискованное или отправить в партизаны. Считала, что ее вклад в борьбу с фашистами недостаточен. Но в том и другом мы отказывали ей и отвечали, что пока в городе она нужней и должна остаться на прежней работе… Много раз Файнцайг задерживали в разных местах, но всегда выручал «аусвайс» — вид на жительство, где значилось, что она работает в немецком госпитале. Так Сарра Эльяшевна продержалась до осени 1943 г., выполняя задания, которые мы ей поручали. Когда же после многочисленных арестов связь с подпольщиками прервалась и всякая надежда на восстановление ее исчезла, она ушла в 120-й партизанский отряд. После войны коммунист София Ильинична Девятченок (теперь так зовут Файнцайг) многие годы активно участвовала в производственной и общественной жизни Могилева и Магнитогорска (по книге: Мэттэ К.Ю. Верность. — Мн.: Беларусь, 1989. — С. 67—70).

323

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

руссии в годы войны (в основном, в 1944 г.). По этим спискам НАРБ (причем, только тем, где указана национальность партизан), всего в лесах Белоруссии в партизанских отрядах находилось 8465 евреев, из них сражавшихся в Могилевской области — около 400 человек. Основываясь на материалах книги, дополненных материалами ГАМО, сборников «Память» Мстиславского, Быховского, Костюковичского, Краснопольского районов, книги Левина В., Мельцера Д. «Черная книга с красными страницами», воспоминаний ветеранов, мы составили список евреев, сражавшихся в партизанских формированиях Могилевской области. Следует отметить, что списки Руководители партизанского отряда эти не могут претендовать на оконМихаил Вульфович Кацман, Зусман Завельевич Клугман, чательную полноту по следующим Сыромолотов, Яков Михайлович Глазшнейдер. причинам: Фото из семейного архива Десятовой Л.М. • списки бригад и отрядов НАРБ были составлены по областям республики в соответствии с административноЭто были спасшиеся узники гетто и концлагетерриториальным делением на 1944 г., которое рей, военнослужащие и ополченцы, избежавшие изменилось к настоящему времени; плена. Как уже указывалось выше, немало было • в списки не включались партизаны (и ряевреев в числе оставленных для организации довые, и командиры), которые по известным припартизанских отрядов, подпольных групп и отрядов. Входили евреи и в спецгруппы, которые чинам скрывали национальность при вступлении засылались на оккупированную территорию Бев отряд; лоруссии в первые месяцы войны. Несмотря на • к моменту составления списков партизаны, то, что значительная часть евреев, стремившихся начинавшие борьбу на территории Могилевской создать или влиться в уже существующие группы области, могли уже оказаться на территории друсопротивления, погибла в первые месяцы войны, гой области; причем от рук не только оккупантов, но и парти• в списки не включались партизаны семейзан, количество евреев, участвовавших в партиных партизанских отрядов; занском движении и антифашистском подполье • в списках могут отсутствовать имена партиМогилевского края, довольно велико. зан, которые к 1941 г. уже выбыли из партизанИ хотя партизанское движение на территоских отрядов по разным основаниям: по возрасту рии Белоруссии было объектом исследований (слишком юному или пожилому), по ранению или тысяч историков, вопрос об участии в нем евреев болезни, не годные к воинской службе, призванные «аккуратно» обходился стороной, даже в списках в действующую армию и т. п.; партизан с указанием их национальности евреев • часто в списках не указано, откуда прибыл относили к безликой категории «и другие». Не препартизан; тендуя на всеохватность освещения этого вопроса, • имен большинства погибших в 1941— попытаемся привести здесь те сведения, которые 1942 гг., до связи с Москвой, партизан и участнибыли опубликованы ранее, и ту информацию, коков сопротивления просто не сохранилось. торую удалось получить из архивных источников (Левин В., Мельцер Д. Черная книга с красныи воспоминаний очевидцев. ми страницами. — США, Балтимор: ИА «Вестник», В 2005 г. вышла книга «Встали мы плечом 1996.— С. 554—559; Память. Быховский район. — к плечу…» (сост. И.П. Герасимова) — первое Мн.: БСЭ, 1990. — С. 210; Память. Костюковичский отечественное издание, посвященное деятельности район. — Мн.: Выш. шк., 2000. — С. 186; Память. евреев в белорусском партизанском движении Краснопольский район. — Мн.: БЭ, 1995. — С. 246, в годы Великой Отечественной войны. В книге 248; Память. Мстиславский район. — Мн.: Полыопубликованы именные списки евреев-партизан мя, 1999. — С. 200—202; ГАМО, ф.7, оп.6, д.42). Белоруссии. Они составлены по находящимся в Национальном архиве Республики Беларусь неСписки партизан приведены в Приложескольким спискам личного состава партизанских нии 3 на с. 361—374. бригад, полков и отрядов, действовавших в Бело-

324

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Не ставя задачу охарактеризовать участие евреев в партизанском движении области в целом, мы приведем лишь наиболее показательные воспоминания и материалы.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Мысова Александра Георгиевича (р. 1926)

большим. Оно не было огорожено. Был обмен информацией и вещами. И люди, естественно, ходили туда-сюда. Мама и сестры, конечно, общались с его жителями, а мне как-то не пришлось. Руководила городом городская управа. В деревнях были старосты. Все это были наши люди. Я помню, пошел в Подниколье, как-то в городе попал в поток людей, идущих в сторону вала, а с самолета были сброшены листовки: «Всем гражданам после 8 лет явиться на площадь». И вот рядом с местом, где потом было кафе «Вега», врыли столб и устроили виселицы. Дальше сделали помост в виде вышки и оттуда вещал какой-то майор-немец из «пропаганды», а затем наш Бальцевич. Я знаю, что раньше он работал в театре, он был тоже пропагандистом. Оказывается, это приводили в исполнение приказ уничтожить четырех врачей, которые сотрудничали с подпольщиками. И я оказался этому свидетелем. Я продолжал репетировать на контрабасе в составе секстета, который был создан при остатках училища. Училище, конечно, как учебное учреждение функционировать перестало. Старых педагогов осталось только несколько человек. Но какая-то жизнь там текла. Это было в июле 1942 г. Как-то после репетиции я возвращался домой, оставалось пройти метров двести. Вдруг навстречу бегут мой отец и двоюродный брат и кричат, чтобы я домой не ходил. Оказывается, гестаповцы собаками окружили дом и арестовали всю мою семью. Окружающие знали, что мама моя еврейка, и кто-то ее сдал. Я узнал позже кто, но когда потом вернулся в Могилев, его уже не было. А мой папа не захотел оставлять жену и любимых дочерей Зою, Тамару и Ларису и ушел вместе с ними. Больше я их никогда не видел. Предположительно, их расстреляли в Полыковичах.

«Моя мама, Мария Дмитриевна, происходила из религиозной еврейской семьи. Бабушка, мамина мама, в свое время вышла замуж за белоруса и приняла православную веру. Мама тоже была крещеная. У нее был прекрасный голос, она пела в церкви. Отец — белорус. Когда началась война, мне было 15 с половиной лет. Я тогда учился в музыкальном училище на втором курсе и играл в оркестре, которым руководил Зисман — практически создатель могилевской музыкальной школы. Помню, мы репетировали. Был жаркий летний день. Вдруг неожиданно подул сильный ветер (это можно сравнить с каким-то божественным предзнаменованием). Полетели ноты, все кинулись их собирать, здесь кто-то прибегает и кричит: «Война!» А у меня и сейчас стоит в ушах голос Левитана, как будто мы услышали его именно в этот момент. У нас в музыкальном училище была военная кафедра. Нам выдали по винтовке и отправили на борьбу с десантниками на железнодорожную станцию «Могилев-2». Представляете?! Армия всю Европу прошла, а нас, пацанов, бороться с диверсантами. Был воздушный налет. Станцию разбомбили до основания. Убили нашего политрука. Хорошо еще, что мы со своими винтовками живы остались. Идем мы назад и проходим мимо школы КГБ. А там стоят свежеиспеченные лейтенанты. Выпускники издеваются над нами: «Ну что, вояки, отвоевались?» Хотел бы сейчас их увидеть. Ну, а потом началась оккупация. Первые немецкие части проскочили Могилев с ходу. Мы их почти и не заметили. Потом шли почти два месяца колонны наших пленных. Мы стояли на перекрестке Витебского и Гомельского шоссе и ждали: может быть, какой-нибудь знакомый попадется. А следом в город вошли гестапо, СС и жандармерия. И тут началось установление «нового порядка», организация гетто на Дубровенке, потом на месте нынешнего Руководство партизанского отряда № 600, завода «Строммашина». Гетто действовашего в Белыничском районе. Фото мая 1943 г. из семейного архива Десятовой Л.М. было, в масштабах города, очень

325

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Александр Георгиевич Мысов (р. 1926)

Позже, когда меня уже признали своим, я с партизанами прошел Белыничский, Могилевский, Круглянский, Шкловский, Оршанский, Витебский и другие районы (всего 11). Неделю жили с Заслоновым в Орше, встречался с Османом Касаевым. К концу войны я был командиром разведки. В отрядах были люди многих национальностей. Знаю, что комиссаром у Османа Касаева был еврей. Звали его Леонид, фамилию не помню. Встречался я с могилевским художником Сашей Шкляром. Еще один еврей, Саша Львов, был комиссаром отряда в Чериковском районе. Еще одна интересная история связана с немцами-антифашистами. Подруга Мары, Нона Сахарова, которая жила на Луполово, подружилась с немцами. Они оказались антифашистами. Один был оберлейтенант, другие — солдаты. В Нону влюбился Фридрих, и она ответила ему взаимностью. Немцы попросили связать их с партизанами. Так при нашем отряде образовалась антифашисткая группа: Фридрих, Отто, Вили, позже появился еще один француз. С ними я был на одной операции. Повез их на лошади к одному фашистскому бункеру, где немцы жили. Рассчитывали на большое количество оружия. Когда они ворвались туда в расчете, что ночью все оружие стоит отдельно, кто-то кинул лимонку прямо им под ноги. Фридрих успел выскочить, а Отто иссекло сильно. Я, услышав взрыв, развернул лошадь, так мы смогли удрать. Участвовал я во взрыве могилевской водонапорной башни, в «рельсовой войне», в разгроме белыничского и пашковского гарнизонов. Семь месяцев переходил линию фронта (погибших было очень много), когда мы переводили через линию фронта вновь мобилизованных молодых ребят, которых призвали по приказу Сталина.

Я переплыл Днепр и скрывался на Луполово. Там жили мои родственники по отцу и моя любимая девушка Мара, которая позже стала моей женой. Там было несколько ребят, с которыми я общался и которые были в таком же положении, как и я. Один из моих старых друзей, Вася, сын технички школы № 16, где я учился, свел меня с партизанами. Конечно, сразу в отряд меня не взяли, а долго проверяли. Часто посылали в разведку в Могилев или на добычу денег. Страху я натерпелся. Ведь мой «аусвайс» после ареста семьи автоматически стал опасным. Как-то встретил меня у моста начальник 4-го полицейского участка Козлов, сосед моей бабушки. Он ехал на извозчике и крикнул мне: «Твой «аусвайс» на учете в гестапо. Через мост не ходи». По сути, он был порядочным человеком, но волею обстоятельств был вынужден работать на немцев. Посылал меня на эти задания подполковник Аверьянов — бывший начальник Могилевского КЭЧ. Как-то ему нужно было найти своих довоенных сослуживцев, которые, по его сведениям, не успели покинуть город с нашими войсками при отступлении, Александр Мысов с женой Марой. чтобы привлечь их в отряд. Дело было Послевоенное фото из семейного архива Мысова А.Г. непростым и опасным.

326

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Сначала в этом месте были «ворота», но немцы их закрыли и пристреляли эту местность. И здесь их всех и положили. Мы были более опытными и попластунски кинулись в ров. Так и выжили. В сентябре или октябре я был у Заслонова. Должен был лететь через линию фронта. Сидел уже в самолете. Вошел летчик и говорит: «Кто помоложе — выйдите из салона. Боюсь, не смогу его поднять». Мне пришлось выйти, а немцы были совсем рядом. Тогда мне «посчастливилось» переплывать реку в ноябре в ледяной воде. Как вышли — совершенно непонятно. Во время ранения пуля прошла в сантиметре от сердца. Таких случаев было много. Фактически меня два раза хоронили заживо, когда сообщали о моей смерти знакомым и друзьям. Третье ранение я получил в феврале 1944 г., когда немцы устроили блокаду всем партизанским отрядам. Пролежал в зимних болотах, истекающий кровью. Все уже махнули на меня рукой. Меня отправили на самолете У-2 в Славгород, затем в Кричев в госпиталь, позже в Гомель. Из Гомеля вернулся в августе 1944 г. в Могилев. Был награжден Почетной грамотой Верховного Совета БССР. Боевые награды: ордена Отечественной войны I и II степеней, медаль «Партизану Отечественной войны» I степени, «За победу над Германией». Трудовые: лауреат Всесоюзного фестиваля, грамота и медаль ВЦСПС, медаль и Почетная грамота ВДНХ. А уж грамот Министерства культуры и местных не счесть».

Партизан Борис Гальперин Родился 12 декабря 1927 г. в деревне Рыжковичи Шкловского района Могилевской области (Белорусская ССР). Его родители были еврейскими коммунарами «Дэр Эмес». Впоследствии из этой коммуны был создан еврейский колхоз «Искра». 10 июля 1941 г. в Шкловский район вошли немецкие войска. Через 4 дня вся семья Гальперина была депортирована в гетто — кроме отца, который служил в рядах РККА. Юный Борис принял активное участие в партизанском движении. С его участием пущено под откос 6 эшелонов противника, подорвано 2 бронемашины и одна танкетка, подбито 5 паровозов из ПТР. В открытых боях Борис лично уничтожил 28 гитлеровцев. В 1943 г. в составе отряда № 345 Б. Гальперин совершил рейд в тыл врага и в том же году был принят подпольным райкомом в ряды ВЛКСМ. Был ранен и контужен во время диверсии на железной дороге. После соединения с частями Красной Армии окончил полковое училище и служил в ВМФ до 1949 г. В 1954 г. окончил Ленинградский энерготехникум, затем ЛИСИ по специальности инженерстроитель. Награжден орденами Отечественной

войны I и II степеней, медалью «Партизану Отечественной войны» I степени и юбилейными медалями «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР», золотой, серебряной и бронзовыми медалями ВДНХ СССР.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Гальперина Бориса Михайловича (р. 1927) «В 1940 г. мне, сельскому жителю, довелось приехать к тете в Ленинград. К началу войны я окончил 6 классов школы № 19 Василеостровского района и 6 июня уехал в село Рыжковичи (Белоруссия) к родителям на отдых. Тут и застала меня Великая Отечественная война. С первых дней войны я увидел беженцев, спешивших на восток, увидел наши войска, отходившие за Днепр, бомбежки мирного населения. Мы проводили отца в армию и уехали сопровождать колхозный скот. Но немцы нагнали нас и заставили вернуться в свое село. Повсюду были разбросанные с самолета листовки: «Красная Армия разбита, власть жидовско-большевистских комиссаров в России кончилась»; «Бей жида-политрука, просит морда кирпича»; «Самый большой враг народа — жид»; «Жидам капут, цыганам тоже». На второй день после возвращения домой немецкий солдат набросил веревочную петлю на рога нашей коровы Белки, пытаясь увести ее. Мама бросилась на немца и стала вырывать из его рук веревку. Тот, отступив на несколько шагов, щелкнул затвором винтовки. Я бросился к маме, обнял ее… Мы были на волосок от смерти. Немецкий солдат, передумав стрелять, ушел за коровой на скотный двор. Могли ли мы с мамой помыслить, что через несколько дней нас самих, как скот, погонят из своих домов, и мы оставим все, что было нажито за многие годы тяжелым колхозным трудом. Через неделю после начала войны практически все местное население оказалось в гетто. Мужчин от 15 до 65 лет собрали и повели якобы на работу. Поставили в тот строй и меня, 13-летнего паренька. По пути немцы, к счастью, отвлекались (грабили дома), и я, улучив момент, выскочил из строя. Колхозный телятник отделил меня от колонны, и я поспешил к Днепру. Уже спускаясь с берега к воде, услышал стрельбу… Мгновение, и я плыл к левому берегу. Вышел из воды, спрыгнул в окоп. Немцы вновь открыли стрельбу. Мне было страшно даже пошевелиться. Вечером я переплыл реку в обратном направлении и пошел искать своих родных. В Рыжковичах каратели опять охотились за мужчинами и опять говорили, что берут на работу: утром стало известно, что всех расстреляли на колхозном лугу.

327

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

А я всякий раз с появлением карателей убегал к Днепру. Замерзший, голодный, слонялся там до глубокой ночи. Возвращался в гетто не раньше полуночи. Несколько раз меня прятали родные: запихивали в мешок, на который затем садились дедушка с бабушкой — хитрость срабатывала. Издевательства, грабежи, изощренное насилие… Нет слов, чтобы описать все то, что творили с евреями в гетто. Вот несколько примеров. Фашисты, обнаружив в Рыжковичах семью из другого села, всех — отца, мать и мальчика — сбросили живьем в колодец. Только их дочь Рита Таруч уцелела (пряталась в сарае) — она видела все своими глазами. В Шклове проживал наш родственник — Давид Капшицкий. Это был кузнец, настоящий мастер, пользовавшийся большим уважением крестьян. Приехал однажды его сосед по фамилии Подошва, работавший до войны в бане. Так вот этот Подошва взял и привязал Давида к телеге и погнал лошадь кнутом. Он мучил человека до тех пор, пока тот не потерял сознание, а потом волоком притащил его в гетто — уже мертвым. Часть узников гетто, в том числе и нашу семью, перевели на территорию Шкловского льнозавода. Нас разместили в помещениях конторы, столовой и общежития. Полиция охраняла нас, чтобы не убежали. Выход из гетто после 18 часов был запрещен, за нарушение — расстрел. Каратели приехали 3 или 4 октября 1941 г. Помню, был пост. Ранним утром (часа в 4) мама, толкнув меня, крикнула: «Быстрей, немцы!» Они с бабушкой стали убегать. Поднявшись с постели, я увидел, что каратели направлялись к нашему дому. Через мгновение, выбив окно, босой, я бежал огородами к Днепру. Дедушка и тетя остались. Дедушка сказал мне: «Зачем ты убегаешь? Никуда от немцев не спрятаться», а потом, отпустив мою руку, прибавил: «Бог с тобой, беги». У Днепра я встретил маму, всю заплаканную. Она обняла меня, и мы втроем продолжали путь. Через некоторое время перешли железную дорогу, в деревне Старый Шклов зашли к Марченковым. Там нас накормили и спрятали в лесных зарослях. А ночью забрали к себе в дом. Мы жили у них дней пять. Потом Марченко надел мне на шею крестик, мы попрощались и ушли, не зная куда. Просто бродили по деревням. В один из вечеров попали в тихую лесную деревушку, где жили евангелисты, попросили подаяние. Меня, маму и бабушку впустили в дом, накормили, уложили спать. Мы к такому приему не привыкли, боялись, что о нас сообщат в полицию. Но опасения были напрасны. По своим убеждениям евангелисты не могут не оказать помощь нуждающимся. Утром нас опять покормили и сказали, что надо молиться перед едой. Мы, как и наши хозяева, вставали по утрам и вечерам на колени и повторяли за ними молитву.

328

Нас передавали из одного дома в другой. И ни разу не сказали: «Уходите, ведь из-за вас немцы могут всех здесь убить». Когда мы поняли, что злоупотребляем доверием евангелистов, — решили уйти. Утром, на заре, нас вышла провожать вся деревня, напутствовали: «Молитесь, и Бог вас спасет». Дали хлеба, вареных яиц. Так закончился для нас трехнедельный рай. А гетто наше было ликвидировано. Всех узников расстреляли у деревни Путники. Там были погребены не только убитые, но и живые, раненые. Из воспоминаний местных жителей знаю: после расстрела еще долго земля двигалась, дышала и сочилась струйками крови. После войны я с родителями помогал откапывать убитых. Мы перезахоронили их на еврейском кладбище. А на месте расстрела был установлен памятник жертвам фашизма. Из гетто уцелело всего несколько человек, в том числе Татьяна Рамендик (Пушилина), колхозница из «Искры», Галя Клебанова с матерью из города Шклова, Рита Таруч и еще несколько человек. В моей судьбе и в судьбах людей моей национальности было нечто такое, что не только описать — понять невозможно. До снежного покрова я просил в деревнях подаяние, по вечерам укрывался. С приходом зимы стал прятаться в сараях, где крестьяне сушили снопы с зерном. Хозяева, видимо, догадывались, что кто-то прячется у них. Они оставляли в моем «доме» пищу. Одежда на мне была неприхотливая: старый кожушок и две пары детских лаптей с онучами. Период, когда шла молотьба зерна, был для меня еще одним «раем». Вспоминаю, как в январе я забрел в деревню Понизовье Улановского сельсовета. Зашел, чтобы попросить милостыню. Было это поздно вечером. Вся большая семья, человек восемь, сидела за столом, ужинала. Меня впустили в дом, усадили за стол, стали расспрашивать: кто я, откуда. Я жадно ел и молчал — боялся. Тогда глава семьи — это был А.П. Вишняков — сказал: — Ты нас не бойся, мы тебя полиции не сдадим. Я тебя припоминаю, знаю твоих родителей. И я тоже вспомнил, что Вишняковы до образования колхоза входили, как и мы, в коммуну «Коммунары». Зимой крестьяне со всей округи приезжали к нам молоть зерно и бить масло. Наш дом всегда был полон крестьян. Отец приносил обмолоченные снопы, которые покрывал рогожей. На них и спали приезжие. Старики находили ночлег на печи и лежаке. Утром мать варила два чугуна картошки, ставила самовар. Так моя семья всю зиму принимала своих земляков. А они позже, в войну, давали нам хлеб и приют даже под страхом смерти. Семья А.П. Вишнякова была из тех самых наших довоенных гостей.

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Его сын Аркадий был учителем в детдоме; он пошел к жившему по соседству Денисовичу — родному брату бургомистра Улановской волости, чтобы заполучить справку, будто я тоже детдомовец, и фамилия моя будто бы Петров. Справку Денисевич от брата получил. Думали, она поможет во время облав на евреев. Но, к счастью, в этой деревне облав не было. И меня прятали земляки то в одном, то в другом доме. Но больше всего — в семье Александра Павловича Вишнякова. Тем не менее весной 1942 г. (помню, еще лежал снег) приехал в деревню бургомистр Денисевич с двумя полицаями. Привезли предписание о доставке меня в комендатуру г. Шклова. Это означало смерть. А.П. Вишняков устроил им попойку. Меня предупредили, чтобы я поглубже зарылся в сено, так как при обыске немцы и полицаи протыкали сеновал штыками. На этот раз все обошлось. Видимо, потому, как мне потом сказали, что они уехали навеселе. Вечером в тот же день брат бургомистра, которого знали в лицо все полицаи, вместе с Аркадием Вишняковым переправили меня в деревню Полыковичи к Домночке Рыбаковой (так ее все называли), где скрывались моя мать, бабушка и еще одна наполовину уцелевшая семья: мать и ее сын Лева Маховер. У Рыбаковых вдобавок проживало 5 человек военнопленных: двое русских, два узбека и казах. Кстати, один из военнопленных — офицер Петр Марков — после гибели командира партизанского отряда № 10 бригады «Чекист» (Денисова) возглавил отряд. Деревня Полыковичи находилась в 20—25 км от города Шклова. В мае мы с Левой отправились в улановский лесной массив искать партизан. Взяли по лукошку и, собрав немного грибов, вышли на дорогу. По ней гуськом двигались шесть немцев и молодой парень-проводник. Спасло нас только то, что в лукошках были грибы. Да и я предъявил справку с печатью. Немцы нас не забрали, а грибы с лукошками конфисковали. Мы это восприняли как Божий дар. В деревне Полыковичи я скрывался до 14 июля 1942 года. В тот день нас всех, в том числе маму и бабушку, а также семью Маховер, приняли в партизанский отряд № 10 бригады «Чекист». Когда партизанский отряд готовился к нападению на фашистский гарнизон в Головчине, мне удалось задержать в деревне Поповка немецкого связного. Он нес донесение о вооружении и количественном составе партизан. Через три дня гарнизон был разгромлен. Но у церкви занял удобную позицию вражеский пулеметчик. Этот пулеметчик не позволял нам успешно завершить операцию.

Командир отряда Денисов приказал мне взять три лимонки, пистолет и под видом мальчишки, якобы убегающего от партизан, проникнуть в тыл пулеметчика и гранатой снять его. Задание было выполнено. В школе, где находился полицейский участок, мы взяли много боеприпасов, обмундирования, два ручных и один станковый пулемет. У семей полицейских были изъяты мешки с зерном, скот и лошади. Это был первый в моей жизни бой. Он завершился без потерь, только пять партизан получили ранения. После ряда наших успешных действий по уничтожению вражеских военных гарнизонов немецкое командование бросило против партизан большие силы власовцев, полиции и солдат. В этой хорошо спланированной акции немцы и их пособники достигли определенной цели. Партизаны не могли ввязываться в большие бои с хорошо вооруженными фашистами. Наши отряды в то время были малочисленными, к тому же не имели единого командования, которое координировало бы действия разрозненных групп. Много женщин и детей, которые сумели убежать из гетто, а также семьи партизан сковывали боевые действия. В этой обстановке погибли моя бабушка и мать Левы Маховера. Они ехали с обозом, который попал в засаду и был полностью уничтожен. В сентябре командование приняло решение об отправке за линию фронта женщин и детей. Было организовано несколько групп. Моя мать не хотела уходить без меня, поэтому я был включен в группу сопровождающим. Старшим назначили партизана Галкина. В числе сопровождающих было еще пятеро партизан зрелого возраста. Через три дня, проснувшись утром, мы обнаружили, что Галкин и его бравая пятерка нас бросили. Я единственный имел оружие и стал «командиром». На мои еще не окрепшие плечи легла большая забота вести этот отряд, состоящий из четырех женщин и мальчишки. Мне приходилось обеспечивать их пищей и охранять. Мой «отряд» смотрел на меня, как на спасителя. Женщины думали, что я знаю, куда надо идти, и были уверены, что мы идем в правильном направлении. На самом деле мы шли на ощупь, мимо вражеских гарнизонов, преодолевая небольшие речки на лодках, которые находили на берегу. Несколько раз по ночам забредали не туда, и добрые люди советовали быстро уходить, подсказывали направление. Однажды в районе деревни Падыр мы встретились с отрядом Гурского. Надеялись, что спасены, но Гурский, выяснив, кто мы, объявил: «Мне такой «клад» не нужен». В довершение всего я был обезоружен. Мы оказались вновь брошенными на произвол судьбы. Через день мы встретились с группой партизан, которую возглавлял ленинградец Миша Нудельман из отряда Сергеева. Он тоже нас не взял.

329

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Путь в никуда продолжался. В лесу мы наткнулись на труп убитого партизана, я взял его оружие, патроны и гранату. Хотели предать павшего земле, но, увы, не было лопаты. Постояли молча. Мысли о том, что нас, возможно, ждет такая же участь, превращались в слезы… Только в ноябре мы попали в партизанскую зону, где соединением командовал С.Г. Солдатенко-Сергиенко. Нас приютила семья партизана Николая Поддубского (его жена Матрена и сын Коля) в деревне Галынка Березинского района. Он был партизаном отряда № 345 из бригады С.А. Яроцкого. В семье Поддубского мы с матерью пробыли недели две. Остальных женщин приютили другие крестьяне. Хотя нас в отряд не брали, Н. Поддубский посоветовал нам уйти в лес, ближе к партизанским отрядам. Опять мы оказались все вместе. Наша жизнь снова была на волоске. Единственное, что как-то поддерживало — это сознание, что находимся в партизанской зоне. И правда, через несколько дней нас «разобрали» по отрядам. За мной и мамой приехал Поддубский. Сказал: «Командир приказал». В марте мне случайно встретился командир соединения «Чекист» Г.А. Кирпич. Он сказал, что ему известно о предательстве Галкина и тот будет наказан. Г.А. Кирпич предложил мне и маме вернуться в прежний отряд № 10, однако присутствовавший при сем С.А. Яроцкий возразил, мол, такого смышленого в разведке мальчишку он не отпустит, а мать — отличный повар. Да и мы с мамой уже привыкли к новым боевым друзьям. Началась партизанская жизнь — с боями, с радостью побед и горем потерь. В скором времени была совершена дерзкая операция по одновременному уничтожению нескольких больших гарнизонов фашистов — в Белыничах, Журавках и Мощаницах, где фашисты хорошо укрепились. После шестичасового боя противник был сломлен. Разгромлены комендатуры, взято много трофейного оружия, мало того, архив завербованной агентуры, которую удалось вскоре обезвредить. Очередным ответственным заданием для меня в составе группы партизан из шести человек во главе с политруком С.Н. Бельским стал вывод из окружения специальной десантной группы. В нее входило 15 бойцов, которые по указанию К.Т. Мазурова (тогда командира 4-й Минской бригады и первого секретаря подпольного ЦК ВЛКСМ Белоруссии) занимались подготовкой казни гауляйтера Вильгельма Кубе (наместник Гитлера в Белоруссии). Выводили группу через болотистые участки леса. Меня обвязывали веревками, в руках были две палки, на ногах широкие лапти (плоскоступы), на шее — автомат. Если я вяз в болотной жиже, меня вытаскивали. Через два дня мы вышли на «материк». В одной из перестрелок я получил

330

легкое ранение в голову, десантники меня перебинтовали. По возвращении доложили Мазурову об успешном выполнении задания. Он поблагодарил всех, а подойдя ко мне, сказал (потому, видимо, что голова моя была забинтована): «Если когда-нибудь будут проблемы, обращайтесь ко мне лично». Однажды, уже после войны, я был приглашен на одно из торжественных мероприятий в Минске. Присутствовал и К.Т. Мазуров. Он спросил у Бельского, жив ли тот мальчишка-партизан с перебинтованной головой. «Да, тот мальчишка тоже присутствует в зале», — сказал Бельский. Так состоялась наша с Мазуровым вторая встреча. Он поинтересовался, где я работаю, как живу. Я ответил, что живу-то хорошо, только жить негде. В результате я получил трехкомнатную квартиру. Впрочем, я забежал далеко вперед. Вернемся в военное время. Помимо боев, приходилось заниматься доставкой сена для лошадей. Зимой весь отряд был санным: на пять партизан приходилась одна лошадь. Отправились мы как-то — было это зимой — в деревню Вьюновка, что в 10 км от гарнизона Погост. Староста деревни сено подготовил. Двигались на пяти санях; проехав небольшой перелесок, уже въезжали в населенный пункт. Заметив нас, какая-то женщина махнула платком. Мы мгновенно поняли ее жест. Развернув лошадей, помчались обратно. Нас было пятеро во главе с командиром отделения Михаилом Борисовым (родом из Ростова). На вооружении был ручной пулемет,

Собрание партизанского отряда в крестьянской хате. Рис. художника А. Шкляра из фондов МОКМ

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

три автомата и винтовка. На наше счастье, весь батальон власовцев разошелся по домам, не выставив охрану. Началась беспорядочная стрельба в нашу сторону, была организована погоня с криками: «Стой, сталинские бандиты! Сдавайтесь». Командир приказал пулеметчику Нестерову и мне отстреливаться с саней, но в бой не ввязываться, а мчаться во весь опор к деревне, где нас ожидали свои. Мы подпустили санников-власовцев на расстояние до 80 метров, обстреляли, увидели, как упала первая лошадь, на нее налетели задние. Остальные власовцы стали разворачиваться в цепь, мы дали по свалке еще очередь и помчались к своим. Позже мы узнали от крестьян, что в том бою были убиты трое власовцев, ранено и искалечено семь, пали три лошади. Так закончилась «мирная» заготовка сена. Мы не имели регулярной связи с Большой Землей. Правда, когда прилетал самолет, некоторые получали весточки от родных и близких, но это бывало нечасто. Местные партизаны, хоть и навещали свои семьи, всегда переживали за их судьбу: с партизанскими семьями немцы расправлялись, сжигали дома, а молодых угоняли в рабство, на работу в Германию. Находясь в отряде № 10 бригады «Чекист», я не появлялся в деревне Понизовье, боясь принести беду в дом А. П. Вишнякова. Однако, возвращаясь после разведки на железной дороге, встречал многих сельчан. От них, видимо, немецкие связные узнали о моем участии в диверсиях. А.П. Вишнякова не раз допрашивали в комендатуре г. Шклова. Жаль, не сохранились рекламации, распространявшиеся по деревням, о том, что за мою голову немецкое командование обещает 5 га земли и корову или 5 тысяч оккупационных марок. Описать все боевые операции, в которых я участвовал, конечно, невозможно, хотя многие заслуживают отдельных рассказов. Но о рейде в Западную Белоруссию не умолчу. До войны наш комбриг С.А. Яроцкий был вторым секретарем райкома партии г. Береза Брестской области. Теперь его назначили еще и первым секретарем подпольного райкома партии Березовского района. Перед отправкой нас напутствовал командир Могилевского объединения партизан С.Г. Солдатенко-Сергиенко. Он сказал: «Вам выпала большая честь первыми уйти на запад, следом за вами направятся и другие отряды. Вам придется совершить 700-километровый рейд в тылу врага, маневрируя между укрепленными гарнизонами, пересекать хорошо охраняемые шоссейные и железные дороги, форсировать ряд рек, таких как Березина, Уса, Свислочь, Птичь, Случь, Лань, Марочь, Щара и другие. Задача, которая стоит перед вами, сложная, но почетная и ответственная». Так начался для меня новый этап службы в партизанской разведке. Приходилось работать,

не зная местности, а в военных картах, не скрою, разбирался плохо. Много карт было у нас немецких. Читать названия по ним трудно, хотя они и были точнее: там указывалось все, вплоть до проселочных дорог. В свободное от заданий время меня обучал чтению карт начальник штаба М. Казюкин. По пути следования пришлось принять несколько боев. На железной дороге Брест — Минск мы, разведчики, никаких препятствий не заметили. Так и доложили руководству. А когда железнодорожное полотно пересекал весь отряд, попали под обстрел немецкого бронепоезда. Как он тут оказался, кто мог сообщить о наших планах врагу? Не знаю. Но обошлось: командир десантной группы Павел Цыганков сумел подорвать бронепоезд. Первый бой, который мы приняли в незнакомой местности, случился в деревне Остров. После утомительного 30-километрового перехода вошли мы ночью в деревню. Навстречу попались четыре человека в белых халатах. Мы думали, это партизаны, а оказалось впоследствии, это была немецкая разведка, состоявшая из полицаев. Только отряд расположился на отдых, как полицаи открыли огонь по окнам домов. От неожиданности все бросились огородами отходить в сторону леса. Я выбежал из дома. Увидел тачанку с лошадьми. Вскочив на нее, направил лошадей в сторону леса. Прижавшись к станкачу, стал вести огонь по врагам, одетым в белые халаты (на улицах лежал снег). Наш обоз и тачанка были на колесах. Уже в лесу, когда отряд собрался, Яроцкий спросил: «Кто стрелял с тачанки?» Сперва я не отвечал, думал, что попадет. А политрук Бельский ответил: «Борис!» Тогда Семен Адамович подошел ко мне, при всех поцеловал и сказал: «Большое спасибо, ты дал нам возможность отойти без больших потерь, принял весь огонь на себя». Рейд был тяжелым, переходы в основном ночные, многие партизаны засыпали прямо на ходу, спотыкались и шли дальше. Прибыли мы в Березово-Картузский район Брестской области, когда на земле уже лежал снег, но она не была еще скована морозами. Предстояло строить землянки, знакомиться с местностью, искать связь с надежными людьми. В обустройстве нам во многом помогали обитатели лесных семейных лагерей. Это беженцы из сожженных деревень, которые ушли в отдаленные лесные массивы и жили там в теплых землянках. Основная задача, которой пришлось заниматься, — выявление полицейских участков и их вооружения. Были полицейские, которые охотно перешли на сторону партизан. Это те, кого насильно заставили пойти на службу к немцам. Мы знали об этом от населения. Началось уничтожение полицейских участков. У семей полицейских мы

331

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

конфисковывали скот, свиней, лошадей и зерно — все то, что нужно было для существования отряда. Ведь их имущество было награблено. После первых успешных атак занялись подготовкой к зиме. Землянки, построенные семейными отрядами и хозяйственным взводом, были теплые, хорошо благоустроенные. Отряд взял на себя охрану семейных лагерей. Однажды с помощью связных узнали о приезде в гарнизон Пески на автомашинах большого количества немецких и венгерских солдат. Цель их приезда не была известна. Когда, согласно разведданным, солдаты должны были покинуть гарнизон, наше командование приняло решение устроить засаду между деревнями Огородники и Войтешин. Дорога здесь вплотную подходила к лесу; с другой стороны — чистое поле. Были выделены две роты — Марьянчука и Высоцкого. Всего в засаде участвовало около 300 партизан, вооруженных четырьмя станковыми, большим количеством ручных пулеметов, но, в основном, автоматами. Расположились вдоль дороги группами по 5—6 бойцов на протяжении двухсот метров. Но машины не появлялись. Нервное напряжение росло, кончался запас выделенных продуктов, начались разговорчики: данные разведки, мол, неточные. На третьи сутки, ночью, прибыл командир отряда. Он привез свежий хлеб, сало, мясо. И всетаки решил засаду не снимать. Перед разведчиками снова была поставлена задача выяснить, что известно об отъезде фашистов. Связные подтвердили: враг готовится к отъезду. В машины погружены (в Песках находился спиртзавод) баки со спиртом. К утру с новыми данными мы уже были на месте засады. А вскоре услышали звук приближающейся колонны. Бой был недолгим. Бензобаки машин воспламенились, начали взрываться и баки со спиртом. Враг был уничтожен, даже не открыв ответного огня. Двенадцать автомобилей были сожжены, трофейное оружие мы забрали, убитые остались в основном в машинах. После этой операции все передвижения фашистов сопровождались усиленной охраной. Впереди колонны с интервалом до четырехсот метров двигались мотоциклисты с ручными пулеметами, из которых они обстреливали лесные опушки. Буквально через месяц в близлежащий гарнизон стали поступать немецкие войска. На железнодорожной станции Береза-Картузская разгружалась тяжелая техника: танки, танкетки, бронемашины, пушки, минометы. Все свидетельствовало о том, что прибыла дивизия. Это мы и сообщили командованию. Вспоминаю, как командиры отрядов, бригад, соединений собрались на совещание, где было принято решение не уходить в другой район, а дать бой. За несколько дней до начала акции над нашими лагерями беспрерывно летали двуххвос-

332

тые самолеты «рама», вели разведку с воздуха. Но маскировка лагерей не подкачала. Наконец немецкая дивизия, подкрепленная власовским полком и районной полицией, двинулась в район действий партизан. За нами находились пинские болота — туда не отступишь. Ситуация простая: впереди — сильный, хорошо вооруженный враг, а сзади — непроходимая трясина. Немцы намеревались покончить с партизанами за трое суток — об этом сообщали их листовки. Был принят план, известный под названием «Здитовская оборона». Немецкие войска продвигались медленно, так как дороги на пути следования мы минировали, в удобных местах устраивали завалы и засады. Тяжелая техника застревала на слабых лесных грунтовых дорогах, превращаясь в удобные мишени. На восьмые сутки, неся большие потери, немцы дошли до основных наших позиций. Здесь и решился исход битвы. Смертельные бои продолжались три недели. Идя в разведку, мы порой сами нарывались на засады — и все же выявляли слабые места немецких соединений, куда наносили им молниеносные удары. Высылаемая немцам помощь становилась нашими трофеями. Большая Земля еженощно сбрасывала нам грузы с оружием, боеприпасами и медикаментами. Отважные летчики ночью, в плотном вражеском окружении, сажали свои «У-2» на небольшом партизанском аэродроме, забирая тяжело раненых партизан. В таком большом бою я до сих пор еще не был. Кругом рвутся снаряды, мины, бомбы. Рядом гибнут боевые друзья. Раненые не просят о помощи: наш партизанский закон — отдай жизнь за товарища… Немцы вынуждены были отступить, но и по отходящему врагу мы наносили удары, мстя за погибших. Дорого мы заплатили за победу, слишком много свежих могил появилось в этом лесу. Партизанская клятва была выполнена. Командование из Москвы высоко оценило «Здитовскую оборону»: командир соединения Сикорский был удостоен звания Героя Советского Союза, многие — живые и погибшие — представлены к наградам. Партизанские будни продолжались. Мне вспоминается, как после излечения вернулся с Большой Земли партизан Литвинов. Он привез плакат о блокадном Ленинграде. Переполненные гневом и ненавистью, мы уходили на диверсии, пускали под откос поезда с самолетами и танками — мстили за город на Неве. Была негласная установка: за каждый эшелон группа из 5—6 партизан представлялась к орденам СССР, а за 10 эшелонов полагалась Звезда Героя. Пустить эшелон под откос — это идти на самопожертвование. Дорога охранялась дотами и дзотами, установленными через каждые 200 метров.

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Между ними по полотну патрулировали солдаты — либо вдвоем, либо по одному с двух сторон, друг другу навстречу. В лесной зоне деревья вырубались на 25 метров от полотна, в промежутках устраивались волчьи ямы со стальными или деревянными шипами. В три ряда устанавливались противопехотные мины. Вот в таких тяжелых условиях шла война на рельсах. И тем не менее, я участвовал в уничтожении шести эшелонов, подрыве двух бронемашин и одной танкетки. В открытых боях лично уничтожил 28 фашистов. Все эти данные отражены в моей боевой характеристике, в «Анкете партизана» и находятся в музеях и архивах. В районе станции Бронная Гора, готовя диверсию, налетели на мину. Борису Козелу оторвало ступню, а меня контузило. Я получил сильный удар по обеим ногам Сообщение о гибели возле деревни Клины оперуполномоченного и лишился речи. особого отдела отряда Матвея Львовича Миркина. Из семейного архива Миркиной Х.Л. 14 июля 1944 г. партизаны соединились с частями регулярной армии. Борис Козел был отправлен в полковой госпиталь. Я долго лечился, через механок подового хлеба и еще одну маленькую — для сяц ко мне вернулась речь. меня. Хоть я и находился во взводе разведки, но После соединения с Красной Армией меня моя еврейская, моя партизанская мама не могла назначили телохранителем Семена Адамовича не заботиться обо мне. Многие бойцы из других взводов ночью приЯроцкого, нашего командира, который был перходили к ней, говорили: «Мать, не дай умереть вым секретарем Березовского РК КП(б). Это было с голоду». И за ее доброту платили ей благодарнеобходимо, так как по лесам бродили разбитые ностью. Выглядела мама намного старше своих части немцев, власовцев и полиции. 35 лет. Ужасы гетто, потеря близких, переживания Подошел срок призыва в ряды Красной Армии. за отца, который с первого дня войны был мобилиЯ был направлен в полковое училище бронебойщизован, переживания за меня, выполнявшего опасков, находящееся около г. Борисова. За месяц до ные задания, не делали ее моложе.Отец прошел окончания училища написал докладную, просил, Отечественную от начала до конца. Был ранен под чтобы меня направили в действующую армию. Сталинградом и с осколком в предплечье вернулся Нас, таких желающих, было пять курсантов. в родной колхоз «Искра», куда после войны приехаПолучив оружие, продовольственный аттестат и ла и моя мать. В 1948 г. при объединении колхозов сухой паек на трое суток, мы уехали. Попали в был избран его председателем. В 1962 г. родители воинскую часть в самом Берлине. Как говорится, вышли на пенсию. В 1985 г. ушли из жизни (Книга были у рейхстага, но в боевых действиях так и живых. Воспоминания евреев-фронтовиков, узнине поучаствовали. Из Берлина нас направили в ков гетто и концлагерей, бойцов партизанских отЛенинград в 1-й Балтийский флотский экипаж. рядов, жителей блокадного Ленинграда. — СПб., Здесь я прослужил до 19 декабря 1949 г. Был де1995. — Кн. 1.; 2004. — Кн. 2). мобилизован по состоянию здоровья — сказались ранения и контузия. Военные будни сменились трудовыми… ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Несколько слов о родителях. Моя мама была поваром во втором взводе второй роты нашего отМиркина Ивана Лазаревича ряда. Кормила 30 человек. Можно было позавидо«До войны я жил в г.п. Хотимске с отцом, мавать ее трудолюбию. Она рубила топором мясо для чехой и двумя сестрами. 11 июня 1942 г. в 7 часов котлет, и вкус их получался не хуже, чем из мяса, утра немцы и полицаи начали стучать в окна и пропущенного через мясорубку. В двухсотлитровой бочке, оборудованной под печь, выпекала по 8 будвери, а когда отец им открыл, то сказали ему,

333

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

чтобы все шли менять паспорта. Я отцу сказал, что немцы и полицаи обманывают, и посоветовал убежать. Но он не послушался. Тогда я вместе со своими сестрами (12 и 14 лет; а мне шел 17-й год) решил убежать, и мы бросились в сторону деревни Ивановка. Там был глиняный карьер, где мы и спрятались. Вместе с нами была еще одна семья Злотниковых из четырех человек. Когда люди начали бежать около реки, по ним немцы и полицейские открыли пулеметный огонь. Мы спрятались в карьере… Ночью мы пришли в Ивановку к нашему старому другу Апанасу Пчелкину. Он дал нам еды на дорогу, и мы пошли через Альшов в Варварку. Мы пришли в семью председателя колхоза Сотникова. Хозяин был на фронте. Нас встретила жена Сотникова Мария. Она спрятала нас в сарае. Мы попросили ее дочку сходить в Хотимск к нашему отцу и сообщить, где мы находимся. Она сходила и принесла от отца ответ, чтобы мы пришли к нему в гетто, однако я не послушался. Сестры, которые сначала хотели пойти к отцу, согласились со мной. Мы пошли в лес и дошли до деревни Гута. Там была знакомая нам учительница Раиса Яковлевна Давыдова, через некоторое время я встретился с партизанами 2-й Клетнянской бригады, которой командовал Коротченко. Воевал в ее составе, потом в ее составе дошел до Берлина. Среди расстрелянных и закопанных во рву Хотимского льнозавода мои отец, мачеха, дед, сестры отца, а также много других знакомых людей. В этом рву расстреляно больше 700 человек» (Память. Хотимский район. — Мн.: БЭ, 2003. — С. 211—212).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Парховника Вениамина Львовича (1916—1996), партизана отряда № 20 бригады «Чекист» «В 1939 г. меня призвали в армию. Я служил в армии в Ростовской области. Когда началась война с Финляндией, одну роту из нашего полка направили в Финляндию. Я, как отличник боевой и политической подготовки, по социальному положению — рабочий, попал туда тоже. После окончания войны с Финляндией мы, кто остался в живых, вернулись в свой полк. В полку открыли школу младших командиров, я ее успешно окончил. Ранней весной 1941 г. наш полк был в летних лагерях, которые располагались около станции Персияновка за Новочеркасском. Примерно в начале мая наш полк в составе дивизии срочно погрузили на поезд и отправили в летние лагеря на Украину в Белоцерковский район, деревню Трушки. Лагерь расположился в живописной местности около реки. В этой речке мы стирали себе белье и обмундирование, а пока белье сохло, мы купались и мылись, так вот трудно проходила моя служба. Пищу получали из походной кухни.

334

Конечно, питание уже было не то, что в полку на зимних квартирах. Мы умудрялись копать еще не зрелую картошку на колхозном поле. Варили ее в котелках около реки. 22 июня 1941 г. гитлеровская авиация ранним утром бомбила г. Киев. Полк подняли по тревоге, свернули палатки и все походное имущество. В 12 часов дня выступил Вячеслав Михайлович Молотов. Он объявил, что фашистская Германия напала на нашу страну, призвал дать отпор врагу. С этого дня началась тяжелая жизнь... 24 июня дивизия была построена и отправилась походным маршем. Мы шли днем и ночью, засыпая, падали. Украинские женщины выносили хлеб, молоко, сало, но нам не разрешали брать у населения продукты, показывая этим, что мы не голодны. Через некоторое время мы прибыли на ст. Васильки Киевской области. Отдохнули несколько дней и погрузились в вагоны. По пути следования днем нас обстреливали фашистские самолеты, но никто в полку не погиб, потому что наш эшелон двигался с хорошо построенной воздушной обороной (зенитные пушки и зенитные спаренные пулеметы). Я подготовил письмо родителям, думал, что буду ехать через Могилев, но мы поехали через Рославль, где я бросил письмо. Так и не знаю, получили ли его родители или нет. В конце июня или в первых числах июля 1941 г., наш эшелон прибыл на ст. Смоленск. Боевое крещение полк принял в районе г. Ярцево. Появились убитые и раненые. Мы стали терять своих товарищей. В июле, августе и сентябре вели бои с противником, который пытался нас выбить из города. По приказу командира дивизии нас, несколько радиотелефонистов, перевели в артиллерийский полк № 214. На фронте стало тихо, одни говорили, что нас отводят на отдых, а другие, что меняем позиции, а оказалось, что противник стал нас окружать, поднялась паника. Мы стали отходить с большими потерями. Где-то в 7—10 км от Вязьмы противник закрыл кольцо окружения. Мы несколько раз с боем пытались пробиться через него, но бесполезно. Кончились боеприпасы, продукты питания. Противник вел массированный огонь с воздуха и с земли. Стало много раненых и убитых. Раненые кричали, чтобы их добили, медицинскую помощь никто не оказывал. Это были моменты, которые я никогда не забуду. Спустя некоторое время был ранен и я осколками в левую руку и правую ногу. У меня были индивидуальные пакеты. Я выдернул осколки и перевязал себе руку, а ногу мне перевязал какой-то санитар. Хорошо, что не были потревожены кости. В таком виде мы, беспомощные, попали в плен. Немцы собирали разрозненные группы красноармейцев в одну колонну и гнали далеко от линии фронта. Раненые, которые не могли идти,

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

немецкие каратели в лесу у деревни Павловки. Я был так расстроен, что представить невозможно. Моя цель была вывести родителей, но я опоздал. Мы с паромщиком некоторое время поговорили, покурили, и я отправился в дорогу. Время клонилось к вечеру, я торопился найти место где-нибудь переночевать в лесу или в лозовых кустах около Днепра. Дошел я до полыковичской церкви, напился криничной воды на пустой желудок, перешел Попов ров, поднялся на гору, которая была напротив школы, где когда-то училВениамин Львович Парховник (1916—1996) и Мария Семеновна Фарбер. ся и провел свое детство. Фото из семейного архива Фарбер М.С. Понаблюдал, увидел свой дом и отправился дальше в расстреливались конвоем. Нас вели долго, наверсторону Шклова, где, по разговорам, остался полк но, больше пяти дней. нашей армии. Население, которое пыталось оказать нам Зиму 1941—1942 гг. я провел в поселке Запомощь продуктами, к колонне не допускалось, а щита под именем Виктора Каспарова, попавшего некоторых убивали. Тех, кто изнемогал от холода, в окружение под Вязьмой. Носил воду хозяйке, голода и ранения и не мог дальше двигаться, некоторая меня приютила, пилил и колол дрова, мецкий конвой пристреливал на месте. Такого варпомогал и другим сельчанам. Но такая ситуация варского отношения к пленным в истории нигде не не могла продолжаться вечно. В конце февраля было, поэтому я немцев страшно ненавижу. меня и других окруженцев, которые обосновались Но это было только начало. На одном очев окрестных деревнях, арестовали и отправили за редном привале на ночь мне и еще одному красОршу в небольшой лагерь, окруженный колючей ноармейцу удалось сбежать. Мы направились проволокой. В лагере была своя лагерная полив сторону Могилева. После долгих мытарств, в ция из числа военнопленных. Они были одеты в деревне Круги, что в 15 км от моих Полыковичей, немецкую форму и жили в отдельном бараке, напопали в лапы полицаев. Мой спутник был беспротив немецкой комендатуры лагеря. Питались печным человеком. Рано утром я его разбудил, а в отдельной столовой. Каждый полицай имел он не хотел слезать с печки. Я стал одевать одежду. постоянную группу, которую водил на работу. Хозяйка предложила покушать. Я у нее спросил, Большая часть полицаев была из числа украинцев где хозяин, она ответила, что он ушел к соседу. Западной Украины. Вокруг склада и лагеря была Мне показалось это подозрительным, и я побежал колючая изгородь в три ряда и сторожевые вышки, бегом, еще не рассвело. Я уже был за деревней, уйти отсюда было не так просто, но нужно было когда в деревне поднялась стрельба, это полицаи любыми путями уходить. Ведь однажды меня чуть стреляли по моему спутнику. Когда мой спутник не признали евреем. Этот случай ускорил побег. Я меня догнал, я сказал, что если он дальше будет смог устроиться помощником электрика, который таким ротозеем, то может до Могилева не добратьзанимался ремонтом электросетей, и таким обрася. Здесь мы и расстались. зом получил возможность ходить за проволочное Во второй половине дня я добрался до Днепзаграждение. Этим я смог воспользоваться в один ра в районе деревень Карчище и Николаевки. Я из дней, когда смог покинуть зону и добраться до выбрал этот маршрут, потому что через Мосток леса, идущего вдоль Днепра. на Полыковичи было трудно и опасно идти. Эту Опять начались мои долгие, тяжелые, гоместность я знал хорошо, здесь нам отводили сенолодные и опасные скитания в поисках партизан. кос. В этом районе ходил паром. Я приблизился к Пришлось столкнуться и с подлостью, и с благопарому и решил на нем переправиться на правый дарностью, с предательством и патриотизмом. берег Днепра. На пароме был один паромщик. Он Одни готовы были продать тебя тут же фашистам, посмотрел на меня и сказал: «Ты Нема из Полыдругие — поделиться последней едой, поддержать кович, сын Софии Яковлевны Горонкиной, не так давно твоих родителей и сестру Иду расстреляли советом и добрым словом.

335

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Когда отряд собрался, мы с другими отрядами перешли в Козловский лес. Но в конце октября месяца немцы стянули сюда войска и начали наступать. Когда начались бои, командир нашего отряда снова распустил отряд. Мы группами маневрировали по лесу. Тогда погибло все руководство отряда. Из 85 человек осталось только 45, остальные ушли в другие отряды. Остался только один командир взвода С.А. Якимов, и по моему предложению мы избрали его командиром отряда. Много ушло из памяти моей, но главное сохранилось, и пока я могу вспоминать, буду писать о своих скитаниях. На собрании отряда было решено идти в Лепельские леса к своей бригаде. Путь в Лепельские леса для нас был самым тяжелым. Это были неизведанные лесные и полевые дороги. Мы шли голодные, плохо одетые, слабо вооруженные. В отряде осталось только два пулемета. Только в декабре мы добрались до Лепельских лесов. Жить нам было негде, мы начали строить землянки. В период лета и осени 1942 г. в моей личной жизни произошли большие перемены. Я вспомнил мою милую маму Софию Яковлевну и ее советы. Мама мне рассказывала, какую я должен выбрать себе жену. И вот, когда я присмотрелся к девочкам Рае и Марусе Фарбер, то понял, что они были такими, про которых говорила мама. Обе они мне нравились. Я стал ухаживать за Раечкой, она была такая домашняя, красивая, добрая и умная. В такой тяжелой обстановке, когда каждую минуту грозила смерть, я влюбился в Раю. Мы стали дружить, никогда не расставались. Я был пулеметчиком, пулемет я снял с подбитого танка. Рая носила карабин и была у меня вторым номером пулеметчика, носила запасные диски. В составе отряда мы участвовали во всех засадах и боевых действиях при разгроме гарнизонов. У нас были большие мечты, которые должны были осуществляться после войны, если мы останемся живы. Рая мне рассказывала о своей юности, учебе в школе (они с Марусей в 1941 г. окончили десять классов). Я делился с ней, рассказывал о своем детстве и юности. Мы с Раей знали друг друга хорошо. Судьба у нас во многом была одинакова. У меня от рук фашистов погибли мать, отец и младшая сестра Идочка, то же было и у Раи. Погибли ее отец, мать и младший брат Левочка. Поход наш длился около недели. Мы пересекли железнодорожную и шоссейную магистрали Минск — Москва, которые охранялись фашистами. Пришли на территорию Рацевских лесов. Бригадная разведка установила, что все гарнизоны, когда-то разбитые нами, немцы восстановили. Через пару дней разбили гарнизон в Ельковщине Круглянского района, затем разбили гарнизон в д. Уланово Шкловского района.

«Евреев в отряде не очень жаловали, да и было их немного. Если уж еврей был в партизанах, он должен был быть суперсмелым, как мой будущий муж. Как-то пришел в отряд немец в форме. Потом выяснилось, что это переводчик, да к тому же еврей. Его сразу же расстреляли. А после 1943 г., когда в отряд стали приходить бывшие полицейские, к ним отношение было лучше, чем к евреям». Из воспоминаний Фарбер Марии Семеновны Наконец я смог добраться до Рацевского леса, где был задержан часовым нашего партизанского отряда, в который был зачислен. С этого момента моя жизнь связана с партизанами. В нашу задачу входило проведение разведки в Оршанском районе, истребление фашистов и их наемников — полицаев. В нашем взводе были в основном кадровые военные, бежавшие из окружения, и несколько человек из местных жителей. В один из теплых солнечных дней к нам в Ольховку пришли две девочки, две сестры — Маруся и Рая Фарбер. Они, так же как и я, скитались после бегства из-под расстрела. Семья их жила в г.п. Логойске Минской области. В августе 1941 г. все еврейское население фашисты вывели и начали расстреливать. Рая и Маруся бежали из-под расстрела, а отец Семен, мать Фрида и братик Левочка погибли от рук фашистов. Мне хотелось с этими девочками познакомиться поближе, но они ушли в отряд и оттуда ходили в Оршу на разведку, выполняя поручения штаба бригады. Наступила осень 1942 г. Все чаще были боевые стычки с немцами и полицией, они начали прощупывать наши боевые возможности. От связной стали поступать сведения о том, что немцы готовят блокаду Рацевского леса. Это подтвердилось. Из Орши, Могилева, Шклова стали двигаться немецкие карательные экспедиции. Все дороги фашисты блокировали, бригада оказалась в мешке. Один путь отхода был — это в сторону Ольховки, где стоял наш разведывательный взвод. Командование приняло правильное решение уйти в Лепельский лес Витебской области. Командир бригады взял четыре отряда и двинулся в Лепельские леса, а вслед за ними должны были пойти остальные пять отрядов, в том числе и наш. Мы благополучно пересекли железную дорогу, но через некоторое время наткнулись на мощную засаду немцев и, опасаясь попасть в окружение, вновь вернулись за железную дорогу. Наш командир Клюшников собрал отряд и предложил разойтись группами. Командир, комиссар, парторг, командиры взводов составили свою группу, чем обезглавили отряд. Я присоединился к группе из нашего взвода, позвал в нашу группу Раю и Марусю. Они не знали, куда идти, и могли погибнуть. С этого момента мы все время были вместе. Так мы ушли от блокады в Гатовские леса. Через несколько дней пришли командиры нашего отряда.

336

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Когда пришло лето 1943 г., Рая решила ходить в разведку в Оршу, я лично был против, ведь ее могли опознать. В 1942 г. из нашего отряда перебежал в жандармерию Орши предатель Алексей Контровский из д. Заречье Оршанского района. Мои уговоры не помогли. Рая продолжала ходить в Оршу по заданию начальника штаба бригады Севостьянова, хотя, думаю, что он мог и не посылать ее, зная, что она еврейка. 21 июня 1943 г. Рая направилась в Оршу на телеге. Мы с ней попрощались. Я Рае говорил: «Будь осторожна». Она мне ответила: «Ты ведь тоже идешь на разгром гарнизона в д. Ореховку». Больше мы не виделись. В своей книге «За линией фронта» Севостьянов скупо написал: «По-иному сложилась судьба Раи и Марии Фарбер из 20-го отряда. До войны они жили в Логойске. Оккупанты расстреляли их отца, мать и девятилетнего братишку. Девушки, спасаясь от расстрела, стали продвигаться на Восток. В начале лета 1942 г. встретились с партизанами, вступив в отряд, стали разведчиками. Они выполняли ряд важных заданий. Ходили в Оршу. Осенью 1943 г. Раю кто-то выдал жандармерии. Ее схватили и повесили». Я потерял любимую девушку и боевую подругу. Маруся потеряла родную сестру. Для нас это была и есть трагедия. Мы будем помнить ее до конца наших дней. Описывать мое участие в засадах, разгроме гарнизонов после гибели Раи нет желания. Скажу только одно — ходил на рельсовую войну без интереса, но не жалел себя. Осенью 1942 г. в лесу я встретил мальчика лет 15-ти с немецким автоматом. Поговорили. Это был Боря Кривошеин, который партизанил с мая 1942 г. в 29-м отряде в бригаде Сергея Жунина. Он родом из деревни Ухваты Крупского района. Его родителей в числе других еврейских семей каратели расстреляли. Мальчик убежал, когда обреченных вели в лес на расстрел, скитался по лесам, болотам, деревням, пока не попал к партизанам. Боря был ординарцем у командира Александра Торновского. Партизаны ценили юношу за находчивость и смелость. К сожалению, он погиб в бою. В 1943 г. я был назначен командиром отделения, а затем командиром взвода. Все это меня не радовало, только прибавляло больше забот и ответственности. В начале лета 1943 г. был тяжело ранен разведчик Вася Храмов. В это время бригада уходила, в связи с блокадой, и раненого брать с собой не было возможности, его решили оставить и замаскировать. Остаться с ним командир бригады поручил Марусе. На сухом островке болота сделали шалаш. Хирург оставил Марусе перевязочный материал. Бригада ушла, они остались одни. Над лесом летали самолеты и бомбили. Потом слышали голоса немцев и стрельбу. Сидя около раненого, Маруся ждала самого страшного. Несколько дней не жгли костра, боялись себя обнаружить. Очень мучили

Александр (Зуся) Сролевич Шкляр (1921—2005). Фото из фондов МОКМ

комары, которых там бесчисленное количество. Через одиннадцать дней вернулась бригада, и раненого отправили самолетом. Маруся стойко пережила эти дни, голодная и измученная она выполнила задание комбрига. Командир бригады перед строем объявил Марусе благодарность за мужество и отвагу. Весной 1944 г. фронт стал приближаться. Немцы отступили. Мы на дорогах встречали их огнем своего оружия. 1 июля мы соединились с Красной Армией и через несколько дней походным маршем ушли в г. Могилев, где приняли участие в параде партизан».

Партизанский художник Зуся Шкляр (1921—2005) Александр (Зуся) Сролевич Шкляр родился в Украине 15 июля 1921 г., в г. МогилевеПодольском на реке Днестр. В начале войны Зуся был призван в армию. Чудом при отступлении избежал плена на территории Белоруссии. Так оказался в партизанском отряде, действовавшем вблизи другого Могилева — Могилева-на-Днепре в Белоруссии. В литературном сборнике «Днепр» (1957) командир партизанского отряда Иван Кристовец вспоминал: «Вошел огромный парень в какой-то поповской шляпе. Числился украинцем, Александром Шкляром. Оказалось, что он еврей, красноармеец, отставший от своей части и оказавшийся

337

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Александр Шкляр с женой. Израиль. Фото 2003 г. Моисея Цивина

на оккупированной территории. Знание языка и обычаев украинцев помогло ему избежать участи многих евреев, погибших от пуль или сгоревших в печах. З. Шкляр уже был состоявшимся художником и вначале подрабатывал своим мастерством». Как отмечает автор воспоминаний, «евреев… гитлеровцы уничтожали поголовно». Шкляру грозило разоблачение, но ему удалось разыскать партизанский отряд. Шкляр, до этого солдат 100-й дивизии Красной Армии, в партизанском отряде оказался человеком с «золотыми руками». Не было дела, которого Зуся не знал. Ремонтировал пишущие машинки, часы, велосипеды. Мог разобраться в самом сложном оружии и сшить сапоги. Ремонтировал пушку, пулеметы любой системы. Наладил крупнокалиберный пулемет и сам стрелял из него во время боя. Из противотанкового ружья в одиночку расстрелял вражеский эшелон цистерн с горючим и сжег его. Но что важнее всего — Шкляр рисовал, и рисовал неплохо. Он сам вырезал клише на свинцовых пластинках, с помощью которых печатались, а затем и публиковались карикатуры на врагов. Он быстро освоил наборные кассы и между боями помогал партизанам Вершуку и Эпштейну набирать газеты и листовки, распространявшиеся среди населения оккупированной Белоруссии и забрасываемые в гарнизоны врага. В Могилевской газете «За Радзiму», издававшейся подпольно, часто рассказывалось о героизме партизан, о патриотизме местного населения Белоруссии. За боевые заслуги Шкляр награжден орденом Красной Звезды. Имеет и другие награды. В начале лета 1944 г. Могилев был освобожден, и Зуся Шкляр осел в этом городе. Здесь он

338

встретил свою суженую Розу, окончившую Могилевский педагогический институт. В городе Шкляр возглавил артель художников. Зуся Шкляр, вынужденный позднее в угоду начальству сменить имя, стал по паспорту Александром. То есть взял имя, которое носил, находясь на оккупированной территории. В 1991 г. он репатриировался в Израиль. По заказу Бориса Зеэви, одного из тех, кто основал в Нацрат Илите музей Катастрофы, Александр Шкляр вместе со своими сыновьями изготовил для музея диараму, освещающую восстание в Варшавском гетто. В пятитомной Энциклопедии литературы и искусства Беларуси, вышедшей в 1987 г., ему, члену союза художников СССР с 1948 г., отведено треть страницы. В энциклопедии перечислено 15 его особенно известных произведений. В том числе: «Уголок старого Могилева» (1955), «Могилев строится» (1967), «Дорога на Оршу» (1975), «Могилевские подпольщики» (1977), «После боевого вылета» (1978) и другие. Для работ Шкляра характерна пластическая выразительность, простота художественных приемов при эмоциональной насыщенности образов (подготовлено Моисеем Цивиным (Израиль) по воспоминаниям А. Шкляра и литературным источникам).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Генькина Абрама Лейзеровича (1905—1984) О боевых действиях на временно оккупированной территории немецко-фашистскими захватчиками, направленного ЦК КПБ с диверсионноподрывной группой 25 июля 1941 г. по 2 октября 1943 г. «Родился в 1905 г. в местечке Хотимск Могилевской области в батрацкой семье. До революции отец работал у помещика. После революции в 1918 г. отец на помещичьей земле организовал сельхозартель. Трудовую деятельность я начал с 14 лет. До 1923 г. работал в артели с отцом. С 1923 г. по 1927 г. до ухода в ряды Красной Армии был избран и работал председателем этой же артели. После демобилизации из Красной Армии в 1929 г. работал председателем райсовета Осоавиахима до ликвидации Хотимского района в 1931 г. Как коммунист с 1927 г. принимал активное участие в коллективизации и ликвидации кулачества по Хотимскому району. В 1931 г. был избран секретарем Хотимского сельпарткома. В 1932 г. меня перевели в Кричевский район Могилевской области председателем райсовета Осоавиахима. В 1933 г. ЦК партии вынесло решение об укреплении сельского хозяйства кадрами и меня послали в числе 25-тысячников секретарем партийной ячейки и председателем Костюковичского сельсовета Кричевского района. В 1935 г. вновь был

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Абрам Лейзерович Генькин (1905—1984)

организован Хотимский район. Я был переведен на работу председателем райсовета Осоавиахима в Хотимский район. В 1936 г. был направлен на учебу в Московскую высшую школу Центрального Совета Осоавиахима СССР. После окончания школы, был направлен в Могилевский областной Совет Осоавиахима на должность начальника противовоздушной обороны области. В 1939 г. был мобилизован в Красную Армию. Служил в 20-й мотобригаде и в 241-м отдельном противотанковом артиллерийском дивизионе… Участвовал в освобождении Западной Белоруссии и в финской кампании. В марте 1941 г. был демобилизован из рядов Красной Армии и работал начальником отдела Военного обучения Могилевского областного Совета Осоавиахима. Война меня застала в Кричеве. 21—22 июня 1941 г. в Кричевском районе проводилось обучение населения по борьбе с воздушным десантом... Услыхав сообщение по радио о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз, я связался по телефону с обкомом партии, который дал указание учение закончить и совместно с райкомом партии провести митинг, мобилизовав советских людей на борьбу с врагом и всем командировочным вернуться в Могилев. По распоряжению Могилевского горкома партии все вооружение и боеприпасы, находящиеся в распоряжении Могилевского областного и городского Советов Осоавиахима, надо было передать организованным истребительным отрядам при объектах города. Мы были мобилизованы горвоенкоматом. Меня направили во вновь сформированную дивизию на должность комиссара отдельного

противотанкового дивизиона. Наша дивизия по пути продвижения пополнялась людским составом до города Новозыбкова, где остановилась недалеко от города в лесу для получения обмундирования, вооружения и боеприпасов. В новозыбковский лес прибыли представители ЦК КПБ и военного Совета, которые подбирали коммунистов из Белоруссии для отправки на курсы диверсантов-подрывников в Чонки Гомельской области. Командование курсов, узнав, что я знаю подрывное дело, дало мне группу для подготовки. После окончания курсов меня оставили обучать людей подрывному делу. А я решил остаться в тылу врага, где я могу больше принести пользы Родине. Подобрав группу диверсантов, я обратился в ЦК, который в то время находился в Гомеле, для отправки меня с группой в тыл врага на территорию Хотимского и Костюковичского районов… ЦК утвердил нашу группу и меня ее командиром.… Мы решили отправиться в Хотимск, так как там был организован партизанский отряд … Когда я вышел из райкома Хотимска, меня окружили жители и спросили: «Что делать?» Я им рассказал, как немцы расправляются с населением, особенно с евреями. Советовал, где можно достать паспорт. Людям, которые не могут держать оружие в руках, советовал эвакуироваться через Сураж или Клетню. Военнообязанным говорил, чтобы шли в партизаны или в ближайшие военкоматы... Нам дали грузовую машину и мы уехали к партизанам в лагерь. Нас встретили партизаны, мои односельчане. Сo многими, живя в Хотимске, я вместе работал. Поужинали, как в ресторане, даже с водочкой. Утром наша группа начала знакомиться с лагерем. Мы ужаснулись и пришли к заключению, что это не партизанский лагерь, а дом отдыха. В лагерь были завезены все имеющиеся продукты Хотимского райпотребсоюза. Я позволю себе перечислить ассортимент продуктов: мука, печенье, крупа, бочки повидла, папиросы, табак, спички, конфеты и даже водка. Перед отправкой в лес были убиты взятые из подсобного хозяйства кабаны. Сало и мясо бесхозяйственно сложены в бочки. К нашему приходу мясо уже испортилось, и я даже по запаху мог определить расположение лагеря. Были завезены полушубки, тулупы и др. Все это лежало под открытым небом. Люди не чувствовали ответственности — пили, ели, играли в карты, пели песни. О конспирации и говорить было нечего. Чувствовалось, что тридцать человек прибыли на отдых, и при первом выстреле они разойдутся по домам. Впоследствии это подтвердилось. Наша группа собралась отдельно. Мы начали обсуждать, как нам дальше поступить. Вспомнили, как на курсах в Чонках нам говорили о конспирации, о заготовке и хранении продуктов. Большинство высказалось, что те люди, которые

339

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

собрались в лесу — это не партизанский отряд, и мы должны от них отделиться. Я высказался, что нас могут посчитать дезертирами. Мы присланы сюда ЦК и обкомом партии и об уходе не может быть и речи. Я сказал, что поеду в Хотимск и доложу райкому партии о состоянии отряда и буду добиваться, чтобы навели порядок в отряде или разрешили нам самостоятельно действовать. Я доложил секретарю райкома тов. Леоненко о положении в отряде и передал просьбу своей группы. Тов. Леоненко рассказал, что в отряд подбирали добровольцев. …Он сказал: «Вы присланы в распоряжение Хотимского райкома партии. Вы люди военные, знающие подрывное дело и должны действовать в тылу врага. Порядок в отряде мы наведем, ведь мы сами вольемся в этот отряд». Перед уходом в лес я зашел к отцу. Занес ему хлеб, немного муки и кое-что из продуктов. Спросил, почему он не уехал с моей семьей? Ему я ничего не сказал, но я ведь знал, что его ждет как еврея и отца партизана. Он мне ответил, что моя жена его очень звала. — Но посмотри на меня, мне уже 73 года, почти слепой. Куда я поеду? Я хочу умереть там, где похоронена твоя мать и три твоих сестры. Я с ним простился, чувствуя, что вижу в последний раз, и сказал: — Что бы ни случилось, крепись не поддавайся ни на какие провокации, враг хитер и способен на всякие подлости. Мне было очень тяжело смотреть на отца, у которого текли слезы, и я как можно скорее ушел. 15 августа 1941 г. немцы оккупировали Хотимск и ночью подожгли центр местечка. Мы находились приблизительно в 15 километрах от Хотимска, но зарево пожара хорошо видели, а также слышали непрекращающуюся всю ночь стрельбу. В отряде поднялась паника, люди не знали что делать. Я обратился к партизанам, объяснив, что паника эта на руку врагу. Мы оставлены в тылу врага, чтобы сражаться с ним, но не паниковать перед ним. Внешне как будто люди успокоились, но это было не так. Наш лагерь был в трех километрах от шляха в направлении Суража и Клетни. В этом направлении всю ночь был слышен гул моторов, как видно, было большое передвижение вражеского войска, которое действовало на психику людей. Никто не спал, говорили шепотом, даже утром не зажгли костра. Мы со своей группой, перекусив, решили минировать дорогу. Забрав заряды, мы ушли по направлению к дер. Осинки Суражского района, рассчитывая на то, что дорога проходит вблизи леса. Приблизились к опушке леса и стали наблюдать за движением. Дождались, когда машины, мотоциклы и пешие продвинулись вперед на расстояние от нас. Я и Хайновский взяли заряды и заминировали дорогу в двух местах на расстоянии между ними приблизительно около 200 метров.

340

Возвратившись к ребятам, мы все залегли на опушке леса и начали обсуждать ночную панику, а Ребека предсказал: «Вот увидите, что мы вернемся в лагерь, а людей там не будет», а Коноплев сказал: «Хотя б они нам продукты и тулупы оставили». В это время услышали гул моторов и увидели движущуюся колонну танков. На первой мине головной танк взорвался, а мы углубились в лес. Немцы открыли по лесу беспорядочную стрельбу. Когда мы отходили, услыхали второй взрыв. Когда затих гул моторов, мы вернулись на место диверсии узнать результат. Подошли поближе к дороге и увидели разбитый танк, а возле второго взрыва увидели яму, невдалеке валялись куски сапога и кусок обмундирования. Наверное, немец шел проверять дорогу и взорвался на мине. Установив результат диверсии, мы вернулись в лагерь. Я спросил у Шелепенко, где люди, почему тихо в лагере? Он мне ответил, что товарищи, которые ходили в разведку в Хотимск, рассказали, что есть приказ немецкой комендатуры всем явиться на регистрацию, а кто не явится и прячется в лесах — те будут расстреляны как партизаны. Ребята струсили и разошлись, а мы — 7 человек — остались. Некоторые из ушедших пошли на работу к немцам. Шагов, коммунист, советский судья Хотимска, дезертировавший из лагеря, стал при немцах судьей. У него была жена-еврейка, Гуревич Рива, и 2-х летняя дочь, кажется, Леночка. Когда евреев вели на расстрел, он через полицейского отправил их в колонну обреченных. Когда колонна евреев шла на казнь по колхозной улице мимо дома, где жил Шагов с семьей, русские соседи не смогли этого перенести и силой забрали дочь Шагова. Они занесли ее отцу, сказав: «Пусть останется в живых это безвинное дитя. Мы тебе поможем ее растить. Только женщины ушли, этот подонок, изверг, который предал свою Родину, велел полицейскому занести ребенка на казнь, и тот еще успел бросить живьём эту крошку в ров, где лежали расстрелянные евреи. Когда полицейский нес ребенка по улице к месту казни, ребенок кричал, звал на помощь свою мать, которая уже не могла услышать плач своей дочери. Женщины плакали и проклинали отца-зверя… Нами проводились диверсии на железной дороге. Совместно с отрядом Медведева 22 октября 1941 г. была проведена боевая операция в Хотимске. План проведения операции следующий: 22 октября 1941 г. отряды встречаются в лесу около дер. Горня во второй половине дня, каждый возглавляющий получает свою группу людей и двигается в направлении Хотимска. Начало операции в 22 часа. Хотимск был разделен на четыре объекта: I объект — почта, телеграф, телефонная связь, мост через Беседь, больница, квартира Кокашинского. Возглавлял Генькин, связной Шавелько и 15 медведевцев (партизан отряда Медведева — И.Ш.).

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

П объект — комендатура, горуправа, квартира коменданта Кулешова. Возглавлял Левертов, Беляуш и 20 медведевцев. Ш объект — стан полиции. Возглавлял Цыганков и 15 медведевцев. IV объект — Маслосырзавод. Возглавлял Гончаренко и 10 медведевцев. В назначенное время в условленном месте мы встретились с отрядом Медведева и двинулись в направлении Хотимска. Когда мы дошли до сосняка между деревнями Беседовичи и Узлоги, начало темнеть. Сделали остановку. Медведев объявил, что штаб и партизаны, не участвующие в операции, остаются при входе в Хотимск на улице Колхозной, транспорт идет с группой. По окончании операции все возвращаются в сосняк. Медведев с группой партизан будет находиться в центре местечка, по всем вопросам присылать к нему связных. Когда стало темно, двинулись на Хотимск, и каждая группа направилась к своим объектам. Маслосырзавод охранял сторож. Группа партизан без всякого сопротивления со стороны сторожа забрали несколько ящиков масла, бидоны сливок, разломали оборудование и сказали сторожу, чтобы передал коменданту и начальнику полиции, что партизаны частенько будут навещать Хотимск и уничтожать немецких прислужников. Нагрузили подводу и отправились на место сбора. Полицейский стан находился в здании бывшей милиции. Часть группы окружила здание, а вторая часть людей ворвалась в здание, где оказался один дежурный полицейский Башлыков, который до войны работал почтальоном… Забрали все документы, полицейского и отправились на место сбора. В одном здании находились комендатура и управа. Зная, что старшим писарем в комендатуре является Сморчков Иван Игнатьевич, который жил рядом с комендатурой, Левертов зашел к нему на квартиру, велел открыть комендатуру. Сморчков открыл комендатуру, указал, где что лежит, помогал упаковать книги, документы, пишущую машинку, полушубки, овчины и другое имущество. Столы и шкафы разломали. Часть партизан уехала на место сбора, а Левертов с несколькими партизанами направились на квартиру к коменданту Кулешову. Коменданта Кулешова дома не застали, а жену охранял часовой полицейский, которого они забрали и расстреляли. Я со своей группой направился к почте, телеграфу и к телефонной станции. Они все находились в одном здании. Разломали дверь. Уничтожили всю аппаратуру и оборудование, документов нигде не обнаружили. 10 партизан во главе со связным Шавелько Евтихом направлены были мною для подготовки поджога моста. Я и пять партизан направились в школу, где проживал начальник полиции Кокашинский...

После осмотра помещения мы отправились к мосту. Часть партизан я направил в больницу, где они забрали немного медикаментов и перевязочного материала. Мы еще успели помочь товарищам рвать с крыш сараев солому и складывать под мост. Мы подожгли мост. Когда разгорелось пламя, люди выбежали с ведрами и закричали: «Туши!» Никто не понимал, в чем дело. Я выстрелил вверх и крикнул: «Кому жить надоело — подходите!» Люди покидали ведра и удрали. Позже я узнал, что некоторые меня узнали по голосу, потому что на этой улице я родился и половину своей жизни там прожил... Собравшись вместе, мы ушли на место сбора. Вооружены мы были винтовками, а медведевцы были вооружены автоматами и ручными пулеметами. Собравшись, каждый доложил о выполнении задания, и мы направились в Варваровский лес. Медведев допросил полицейского Башлыкова и приказал расстрелять. В Варваровском лесу разложили костры, пересмотрели весь забранный архив и документы. Почти все сожгли, только оставили списки коммунистов, комсомольцев, бывших коммунистов, списки евреев оставшихся в Хотимске. Захватили список полицейских. Закончив все, связанное с этой операцией, которая длилась около двух-трех часов, тов. Медведев подвел итог нападения на Хотимск и сказал, что хотя операция проведена без единого выстрела (в то время в Хотимске не было немцев, а полицейские по ночам скрывались) и как будто мы ничего такого большого не сделали, но это только начало. Он сказал: «Поверьте, что будут говорить, как смело партизаны действовали, и как много их было. А это — сила, и для вашей горсточки людей имеет большое значение. Люди будут с опаской идти на работу к немцам, а население будет знать, что у него есть защита, будут помогать партизанам и уверенно ждать освобождения нашей земли от врага, пока на фронте наши войска сражаются»… Во время операции отца я не мог видеть, потому что не мог оставить людей, которые были незнакомы с расположением объектов, а после проведенной операции мы должны были вернуться все вместе на место сбора. Но на моем отце вскорости палачи отыгрались». Однажды, во время фашистской блокады партизан, в руки врага попали паспорт и военный билет Абрама. «На совещании старост немец Ротт, который до войны работал шофером райкома партии, объявил, что за пойманных партизан, живых или мертвых, будет награждать деньгами и продуктами, а вот за этого бандита (он показал мою фотокарточку с паспорта) будет особая награда. Многие сказали, что знают меня и без фотокарточки. В комендатуру вызвали моего отца и спросили, знает ли он, где его младший сын Абрам. Он ответил, что не знает.

341

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Тогда Ротт ему сказал, что я бандит, нахожусь в лесу и недалек тот час, когда мой труп привезут к нему домой… Когда евреев забрали в гетто, моего отца, Лейзера Ароновича Генькина, вызвали в немецкую комендатуру и предложили написать на еврейском языке письмо, чтобы сын его, Генькин Абрам Лейзерович, прибыл с партизанами в Хотимск, и что они гарантируют всем нам жизнь. Мой отец молчал, его начали избивать. Здесь комендант города Кокашинский заступился и сказал: «Дайте ему срок, пусть он подумает». Отца отпустили под залог Кокашинского. В это время в гетто объявили, что всех евреев отпустят домой, если старый Генькин напишет письмо своему сыну-партизану Абраму, чтобы он с партизанами пришел в Хотимск, и когда те придут, жизнь всех евреев будет в безопасности. Евреи гетто послали к отцу самых старых евреев, чтобы они воздействовали на отца, но мой отец отказался писать письмо: «Пусть меня убьют, я прожил 73 года, а моему сыну 35, пусть воюет, а это письмо никому из нас не поможет, оно увеличит число погибших». В гетто евреи молитвенно проклинали моего отца. Сразу после ухода евреев к моему отцу в дом пришли немец, палач и полицейский Володенко. Дали ему бумагу и сказали: «Пиши!» Отец отказался. Тогда стоящий позади палач ударил его по голове. Отец упал, его добили, вытащили на огород и закопали. Когда освободили Хотимск, я попросил начальника районного МВД тов. Цветкова разрешить мне встречу с Кокашинским, который был арестован. Он рассказал мне об отце. Я больше не мог никого видеть и ничего слышать. Мне необходимо было побыть одному. Очень тяжело было на душе. Я шел вдоль улицы. Не помню, как я очутился на месте, где когда-то стоял наш дом. Присел возле реки Беседи. Сколько я там просидел — не помню, но почувствовал, что кто-то возле меня стоит. Поднял голову и я узнал товарища моего отца Нестера Дядичкина. Он помог мне подняться, ничего не говоря, повел меня к себе домой, накормил, а потом сказал: — Слушай меня и запомни: твой отец был настоящим человеком. После того как ты сжег мост, я разговаривал с твоим отцом. Он мне сказал, что судьба евреев решена. Фашисты нас уничтожат. Говорили, что над ним издевались, но ничего от него не добились. Стойкий был старик. А сколько раз он тебя хоронил и оплакивал! Он хотел умереть с уверенностью, что ты жив». В своих воспоминаниях Абрам Лейзерович Генькин описывает военные операции и быт партизан — своих боевых товарищей, среди которых были и евреи (Левертов, Глазшнейдер, Кацман, Фалович). «В Костюковичской комендатуре работал переводчиком Григорий Семенович Фалович, по

342

национальности еврей. Он держал связь с нашими партизанами, с тов. Сыромолотовым, передавал нам очень ценные сведения о движении поездов, готовил взрыв комбината, электростанции и другие мероприятия. Когда он почувствовал, что за ним следят, Фалович ушел в партизаны. Группа партизан, в т. ч. и Фалович, направились на аэродром в Мамаевке для принятия груза с Большой Земли. В это время налетели немецкие стервятники и начали бомбить наш аэродром. Осколок бомбы убил Фаловича. Это было 25 марта 1943 г. За время нахождения в тылу врага, с июля 1941 г. по ноябрь 1943 г., мною спущено под откос 18 вражеских эшелонов, не считая минирования железнодорожного полотна, шоссейных мостов, грунтовых дорог и других объектов, а также организации и личного участия в разгроме немецкополицейских гарнизонов и ряда боевых и продовольственных операций. На минах, заложенных мною на ж.д. линии, взорвались и пошли под откос 18 паровозов, более 600 вагонов и платформ с боевой техникой, боеприпасами, продуктами, лошадьми, фашистскими солдатами и офицерами. Убито и ранено около 400 фашистских солдат и офицеров. Война унесла много жизней, столько невинных советских людей сложили свои головы, столько пролито слез. А сколько сирот, которые не знают родительской ласки и втихую, чтобы никто не видел и не слышал, оплакивают свою сиротскую жизнь. Если бы собрать все слезы в одно место, образовалась бы река, длиннее и полнее Днепра. Какое непоправимое горе приносят войны человечеству! В конце апреля 1943 г. меня утвердили секретарем подпольного Хотимского райкома партии. Когда фронт стал подвигаться в г. Могилев, меня отозвали. Вместе с передовыми частями Красной Армии участвовал в разминировании зданий Могилева, в том числе и самого большого в городе — Дома Советов, проводил мобилизацию военнообязанных в действующую армию и регистрацию коммунистов. До ухода на пенсию работал заведующим военным отделом Могилевского горкома партии и на других партийных и хозяйственных работах. Будучи на пенсии, как коммунист принимаю активное участие в партийной и общественной жизни города. Неоднократно избирался членом бюро парторганизации и зам. секретаря. На протяжении двадцати лет был председателем комиссии областного Совета профсоюза. С 1963 по 1975 гг. возглавлял головную группу народного контроля Горпромторга. Награжден четырнадцатью правительственными наградами. За активную работу в органах народного контроля награжден почетным знаком народного контроля СCCP» (по материалам фонда музея школы № 1 г. Хотимска).

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Мы назначили командиром отряда Шелепенко Павла Кузьмича, а начальником штаба — Гремова Петра Фомича. В ЦК нам выдали гражданское и военное обмундирование, винтовки, патроны, взрывчатку. Секретарем парторганизации мы выбрали Цыганкова Василия Семеновича. Хотимский райком организовал ополчение в количестве 100 человек, а в каждом сельсовете были созданы группы, которые должны были остаться на месте вместе с председателями с/с. Секретарь райкома тов. Леоненко сказал, что к нам придут работники райкома и райисполкома, и мы создадим хороший отряд. Но так не получилось. 13 августа 1941 г. секретарь Леоненко и другие работники бросили все и уехали, уехали и работники НКВД, милиции и нас оставили без руководства. В июле месяце 1941 г. мне, как местному жителю Хотимска (я тогда работал председателем Хотимского райсоюза и хорошо знал Хотимский район и активистов в районе), райком поручил организовать для отряда продовольственную базу, что и было сделано…» (по материалам фонда музея школы № 1 г. Хотимска). Борис Вениаминович Левертов (1899—1992)

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЛевертовА Бориса Вениаминовича «Я, Левертов Борис Вениаминович, рождения 1899 года, член КПСС с 1929 г., находился на гражданской войне с 1919 по 1921 гг. В 1930—1940 гг. находился в рядах Красной Армии, принимал участие в освобождении Западной Белоруссии и Литвы, служил в 10-м танковом полку 5-й танковой дивизии. После выступления тов. Сталина 3 июля 1941 г. и постановления ЦК ВКП(б) об организации партизанских отрядов и подпольных групп в тылу врага 9 июля 1941 г. постановлением Бюро Хотимского райкома партии было принято решение о создании партизанского отряда в Хотимском районе. Такая группа была создана, в этой группе находился и я. Потом нашу группу послали в ЦК КПБ(б) — тогда ЦК находился около Рославля. Наша группа проходила курсы подрывников до 13 июля. Занятия с нами по подрывному делу проводил полковник. После курсов у нас забрали партбилеты, с нами побеседовал секретарь ЦК тов. Эйдинов. После этого ЦК послал нас в Хотимский район. Я находился в Хотимском партизанском отряде № 2 с 13 июля 1941 г. по 28 августа 1942 г., а с 28 августа по 9 октября 1943 г. — в партизанской бригаде «Вперед» специального назначения войск НКВД. Тов. Эйдинов дал нам указание о создании подпольных групп из числа колхозников-активистов.

Подготовлено И. Шендерович

Партизанские наградные листы и боевые характеристики Наградной лист Бориса Вениаминовича Левертова Левертов Борис Вениаминович, 1899 г.р., еврей, член ВКП(б), участник гражданской войны, в Красной Армии с 1919 г., техник-интендант второго ранга, боец Хотимского партизанского отряда № 2. Представляется к награждению орденом Отечественной войны I степени. Тов. Левертов является старейшим партизаном Хотимского партизанского отряда номер 2. За время пребывания в отряде, а затем в партизанской бригаде «Вперед» специального назначения войск НКВД СССР с июля 1941 г. по октябрь 1943 г. Левертов принимал активное участие в борьбе против немецко-фашистских оккупантов, являя собой подлинный образец бесстрашного партизана — народного мстителя. На своем счету тов. Левертов имеет 3 спущенных под откос воинских эшелона с живой силой и техникой противника. 7 октября 1941 г. на перегоне Белынковичи — Журбин участвовал в спуске под откос эшелона, идущего к фронту, с боеприпасами и техникой. Разбит паровоз и 23 вагона с боеприпасами. Железная дорога не работала двое суток. 23 октября 1943 г. участвовал в операции по разгрому немецкой комендатуры в райцентре

343

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

14 августа 1942 г. на том же месте участвовал в спуске под откос воинского эшелона, следовавшего к фронту с живой силой и лошадьми кавалерийской части. Разбит паровоз и 17 вагонов. Убито и ранено 170 гитлеровцев и 70 лошадей. Дорога не работала семь суток. 21 февраля 1942 г. участвовал в бою против карателей, напавших на партизанский лагерь в лесу возле деревни Гнилуша. Левертовым убито 4 и ранено 2 карателя. 2 марта 1942 г. участвовал в бою против карателей, напавших на партизанский лагерь возле села Ельня. Левертовым убито и ранено 8 карателей. 2 июля 1942 г. участвовал в разгроме полицейского гарнизона в селе Каничи, а также разгроме маслозавода в селе Белынковичи. 19 июля 1942 г. участвовал в бою против карателей в лесу возле деревни Софоновка Костюковичского района. Партизанский отряд вышел из блокады без потерь. 10 сентября 1942 г. участвовал в разгроме полицейского гарнизона в деревне Батаево. С 25 января по 6 февраля 1943 г. беспрерывно участвовал в боях против крупной карательной

Из наградного листа на Александра Виссарионовича Львова (р. 1915), комиссара партизанского отряда № 721: «Оставлен в тылу по заданию Чериковского РККП. В отряде с 16 июля 1941 г. Ранее был награжден орденом Отечественной войны I степени за спуск двух вражеских эшелонов. Проживает в Могилеве. Представлен к ордену Боевого Красного Знамени: за разгром немецкого гарнизона деревни Акуличи Орловской обл., за проявленное при этом мужество и героизм. Связкой гранат уничтожил дзот с десятью немцами в ноябре 1942 г., за разгром гарнизона деревни Полесье Гомельской обл., где Львов с группой партизан по заданию принял бой для оттягивания основных сил противника. Львовым взяты в плен три полицая и один немец. В марте 1943 г. участвовал в разгроме еще нескольких немецких гарнизонов и хозяйств. Соединился с Красной Армией 28.09.1943 г.» НАРБ, ф.3500, оп.19, д.7, лл.133, 133об. Предоставлено Шульманом М.И.

Хотимск, диверсии по уничтожению деревянного моста через реку Бесядь в местечке Хотимск длиной в 101 метр. Уничтожил телефонную связь Хотимск — Костюковичи, Хотимск — Климовичи. 29 июля 1942 г. возле станции Белынковичи участвовал в спуске под откос воинского эшелона, идущего к фронту с живой силой и техникой. Разбит паровоз и 16 вагонов. Убито и ранено 250 фашистских солдат. Железная дорога не работала.

344

Наградной лист командира отделения отряда № 37 Моисея Григорьевича Фуксона, представленного к медали «Партизану Великой Отечественной войны» I степени. НАРБ, ф.3500, оп.15, д.613, л.70. Предоставлено Шульманом М.И.

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

немецкой экспедиции, блокировавшей Клетнянские леса. В одном из боев 2 февраля 1943 г. было уничтожено 150 карателей. В июне 1943 г. в качестве исполняющего обязанности политрука 4-й роты Левертов участвовал в засаде на реке Сож. В результате боя потоплены 2 баржи и катер, шедшие в Гомель с продовольствием. Убито и потоплено 70 гитлеровцев. В августе 1943 г. тов. Левертов принимал участие в разгроме немецкого гарнизона в селе Заборье Красногорского района Брянской области. Убито 30 немцев и полицаев, взят в плен немецкий шеф районной полиции. Помимо этого тов. Левертов с июля по сентябрь 1943 г. участвовал в целом ряде боевых операций по массовому уничтожению железнодорожного полотна. При выполнении боевых операций и заданий командования тов. Левертов показал образцы героизма и отваги. Командир Хотимского партизанского отряда № 2 Макагонов. Комиссар отряда подполковник НКВД Сыромолотов. (Левин В., Мельцер Д. Черная книга с красными страницами… — С. 460—465). Наградной лист Сарры Боруховны Баршай Баршай Сарра Боруховна, 1889 г.р., портная 278-го партизанского отряда Кличевского соединения, еврейка, беспартийная. В отряд пришла из Бобруйского гетто. Тов. Баршай работала в швейной мастерской при 278-м партизанском отряде портнихой. К работе относилась добросовестно, все приказы командования выполняла честно. Тов. Баршай лично проверяла обмундирование партизан, ремонтировала подлежащее ремонту. Этим самым оказывала большую помощь отряду. Пользовалась большим уважением у партизан. Достойна награждения медалью «Партизан Отечественной войны» первой степени. Командир отряда Книга. Наградной лист Моисея Иосифовича Баршая Баршай Моисей Иосифович, 1930 г.р., еврей, боец 278-го партизанского отряда Кличевского соединения. Будучи в партизанском отряде, работал в хозчасти, обеспечивая отряд продуктами. Работал на мельнице, обеспечивал охрану пекарни. К работе относился исключительно добросовестно. Все приказы командира выполнял точно и в срок, несмотря на малолетний возраст. Достоин награждения медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени. Командир отряда Книга.

Бывшие узники гетто становятся партизанами Победу над врагом приближали все народы страны, евреи-краснопольчане также. В книге «Народоубийцы» («Дер Эмес», Москва, 1945), которая вышла под редакцией И. Эренбурга, приводится письмо с фронта краснопольчанина красноармейца Гофмана, в котором он пишет, что в Краснополье было расстреляно 1800 евреев, в том числе его дочка, сын и жена. «Передо мной краснопольская трагедия. Там погибли дети!.. И я клянусь, что буду мстить, пока рука сжимает оружие». Письмо датировано 10 марта 1944 г. В боях за Днепр отличился краснопольчанин Исак Федорович Ваксман, который был удостоен звания Героя Советского Союза. Тяжелыми фронтовыми дорогами шли братья Лазарь, Лева и Исак Баскины. Последний был дважды награжден медалью «За отвагу». Отличились также юные партизаны Сеня Письман и Сеня Ицков — бойцы батальона «Беларускіх арлянят». От Москвы до Берлина с боями шел краснопольчанин Наум Саулович Брун, Ленинград защищал Лазарь Письман, в освобождении Австрии принимал участие Айзик Хаимович Левин. Борьба против оккупантов стала продолжением жизни спасшихся узников Краснопольского гетто, а целью — навсегда покончить с фашизмом и его страшной политикой уничтожения людей. «…Ицков Семен Вениаминович, 1927 года рождения, в списке особого состава партизанской бригады «Вперед», которая действовала на территории Могилевской и Гомельской областей, считается рядовым партизаном с 2 августа 1942 года по 25 октября 1943 года» (из справки Госбезопасности БССР, Центральный архив № 10/5-496, 15.07.1985 г.). «…На расстрел их гнали колонной по знакомым улицам Краснополья. Молча шли подростки и дети. Многие из них были очень маленькие и слабые настолько, что старшие несли их на руках. Конвоировали колонну эсэсовцы в черных мундирах с собаками. Когда повернули к городскому кладбищу, Сеня Ицков догадался, что это конец. Он решил бежать. Поравнявшись с толпой, он незаметно шмыгнул в открытую калитку, а там огородами стал пробираться к лесу. Вслед ему раздавалась продолжительная автоматная очередь… В 1941 г. Сеня Ицков успел окончить только шесть классов Краснопольской средней школы. 6«А» класс был лучшим пионерским отрядом в школе, классный руководитель В.Я. Горавская не могла нарадоваться детьми. …Первую тревожную ночь он провел в лесу. Хотя уже был октябрь, но он не чувствовал холод. Когда только закрывались глаза, сразу вставали озверевшие лица фашистов.

345

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Юный партизан бригады «Вперед» Сеня Ицков (р. 1927)

Несколько дней Сеня прятался в лесу, а затем начал ходить от деревни к деревне, называя себя по фамилии своего одноклассника. Долго скитался Сеня, пока в августе 1942 г. не встретился с группой чекистов, заброшенных в тыл для диверсионно-разведывательной работы. Ею командовал Павел Григорьевич Шемякин. Он объединил под своим руководством 124-й Костюковичский и 2-й Хотимский отряды и создал партизанскую бригаду «Вперед», в зону действия которой входил и Краснопольский район, а также Гомельская, Брянская и Орловская области. Сеня Ицков был зачислен бойцом партизанской бригады. …Сначала был в хозвзводе, затем стал разведчиком, ходил в засады, выполнял задания по взрыву железнодорожного полотна, принимал участие во многих партизанских операциях. …В деревне Гордеевке Клинцовского района, что на Брянщине, размещался партизанский гарнизон. Начальник штаба М.А. Шульгин разработал операцию в деталях. Решили действовать с другими партизанскими отрядами, операция проходила под кодовым названием «Соль». В ходе ее планировалось не только разгромить полицейский гарнизон, но и реквизировать склады с солью, в которой нуждалось население и партизаны. …Враг был захвачен врасплох, но продолжал настойчиво сопротивляться. На помощь спешил соседний полицейский отряд. Как и предполагалось, группа прикрытия дала встречный бой и разгромила врага. В этом бою Сеня Ицков захватил в плен полицая и привел его на площадь в Гордеевку, где партизаны провели «суд народа» над изменниками. Комиссар бригады П.М. Малюгин объявил перед строем партизан благодарность юному бойцу.

346

…В 1943 г. партизанская бригада «Вперед» находилась на зимовке в Клетнянских лесах, где была блокирована немцами. Нужно было выходить из окружения. Пробирались небольшими отрядами. Командование поручило С. Ицкову с двумя партизанами охранять рацию и помогать радистке Тане. Нужно было нести батареи питания. На плечах у Сени был генератор от рации. А кольцо врага сжималось. Пришлось принять бой. Это был тяжелый и неравный бой, в котором погибли многие партизаны. Немцы решили схватить радистку и …пробирались к ней. …Приблизившись, несколько солдат набросились на нее. Однако не растерялись и партизаны. Точными выстрелами Сеня убил фашиста. Рация была спасена. Командование наградило С. Ицкова медалью «За боевые заслуги». Это была первая и самая дорогая его боевая награда. А потом были новые бои во вражеском тылу, а на заключительном этапе борьбы партизаны бригады «Вперед» громили отступавшего врага, принимали участие в «рельсовой войне», содействовали победному движению Красной Армии. Остались в памяти упорные бои на р. Сож в районе Чечерска, в ходе которых Сеня получил ранение, но продолжал оставаться в строю. 25 октября 1943 г. партизанская бригада «Вперед» объединилась с частями Красной Армии. В освобожденном Гомеле состоялся партизанский парад, среди участников которого шел юный партизан краснопольчанин Семен Ицков» (Лобановский Л.В. Бацькаўшчына. — Мозырь: Белый ветер, 2001. — С. 126—128, 180). «Письман Семен Захарович, 1927 года рождения, уроженец г.п. Краснополье, по национальности еврей, член ВЛКСМ… В период Великой Отечественной войны он с июня 1942 года являлся партизаном партизанского отряда «Вторые», командиром которого был Зебницкий Николай Васильевич, удостоенный в 1944 году высокого звания Героя Советского Союза. В составе этого отряда юный Письман С.З. принимал участие в боевых операциях с немецко-фашистскими оккупантами…» (из справки Госбезопасности БССР, 10.10.1985 г., № 10/3020). «…Краснополье, август 1941 года. Из-за Сожа доносилось гулкое эхо войны. На восход отступали солдаты, а вслед за ними шли беженцы. Сеня с болью в сердце смотрел им вслед. — А почему мы никуда не уезжаем? — спросил он у матери. Она посмотрела на детей, которые жались около нее, и ответила: — Куда мне с вами, когда вы один младше другого. Скоро немецкие солдаты застучали коваными сапогами по улицам Краснополья. Началось насилие, разбой, расправа над мирными жителями. Погибли родители Сени, братья и сестры. И он

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

остался один среди войны. Побег из гетто осуществил ночью. …До войны Сеня Письман учился в 6 классе Краснопольской средней школы, был пионером, любил заниматься в стрелковом кружке... Большой радостью для Сени был тот момент, когда ему на сборе пионерского отряда вручили значок «Юный ворошиловский стрелок». И вот осенью 1941 года для 14-летнего ученика Сени Письмана наступил суровый экзамен. Нужно было принимать самостоятельное решение. И оно было принято: идти искать партизан. Долго блуждал Сеня по лесам Краснопольщины, пока около деревни Березняки не встретился с бойцами партизанского отряда «Вторые». Отряд действовал на территории Гомельской и Черниговской областей, а также в Краснопольском, Хотимском, Кричевском районах Могилевской области. Его командиром был Павел Павлович Качуевский. Он и отдал приказ: зачислить Сеню Письмана юным бойцом партизанского отряда «Вторые». …Группа разведчиков шла на очередное задание. Рядом со взрослыми шел и Сеня. Пробирались густым лесом, пока не вышли, наконец, на дорогу. На Сене были штаны с заплатами, порвана рубашка. Все это было для конспирации, чтобы фашисты не обращали на него внимания: мало ли сирот тогда было на дорогах! Командир группы разведчиков Н.В. Глухов уточнил Сене задание: проникнуть в деревню Старая Каменка Славгородского района и собрать разведданные о количестве полицейского гарнизона. С ценными известиями вернулся юный разведчик к своим, указав на слабые места защиты казармы. В гарнизоне насчитывалось более 40 человек, а партизан было на задании только четверо. Н.В. Глухов принимает смелое решение: разоружить гарнизон полицейских. Разведчики окружают казарму, которая находится в местной школе, захватывают часового и предлагают ему передать ультиматум полицейским: сдаться без боя. В это время разведчики-партизаны из своих засад дают по автоматной очереди. Сложилось впечатление, что гарнизон действительно окружен партизанами. Перепуганный часовой шмыгнул в школу, и оттуда быстро начали выходить полицейские с поднятыми руками… Тяжелыми партизанскими дорогами с отрядом «Вторые» прошел Сеня, много было горячих боев, пока в октябре 1943 года народные мстители не объединились с регулярными частями Красной Армии. Сеня понимал, что борьба с врагами продолжается и его место там, где идет война. …Самолет набирал высоту. Курс был на оккупированную территорию Барановичской области. В салоне — группа подрывников, которая должна во вражеском тылу создать партизанский отряд «Победители». Среди бойцов-подрывников находился и Сеня Письман. Был декабрь 1943 года.

…Десантировались ночью. Все прошло удачно, а через несколько дней приступили уже к выполнению задания Центра. Задача сводилась к тому, чтобы парализовать движение поездов на железной дороге, не дать возможности осуществить перераспределение вражеских сил на Украину, где немцы готовились к наступлению. — Сеня, — сказал командир Виктор Григорьевич Савицкий, — ты завтра с группой должен, как бы там ни было, взорвать вражеский эшелон на участке железной дороги, что за 35 километров от станции Барановичи. Это очень ответственное задание Центра. В ночь на 1 февраля 1944 года Сеня Письман вышел на выполнение боевого задания. Ночь заковала в молчание снежные просторы, закончился лес, впереди отчетливо просматривалась железнодорожная насыпь. Ползком пришлось пробираться к железнодорожному полотну. Своих друзей Сеня оставил в боевой охране, а сам стал наблюдать, прислушиваться. Прошла дрезина. Значит, скоро должен пройти состав. Быстрыми движениями он начал разгребать снег между шпалами, чтобы заложить взрывчатку. Присоединил бикфордов шнур, спустился вниз. Начались минуты ожидания. Время поджигать бикфордов шнур, но случилось непредвиденное: шнур не горел. И тогда Сеня встал во весь рост с противотанковой гранатой, которую он брал на всякий случай, и пошел вперед, навстречу поезду. Расстояние между ними сокращалось. Сеня взмахнул гранатой и кинул ее на железнодорожные шпалы, где лежал боекомплект. Паровоз вздыбился, в стуке полетели вагоны с живой силой и техникой… «1 февраля 1944 года при выполнении боевого задания подрывник Семен Захарович Письман погиб», — говорится в архивной справке. Ему тогда исполнилось только 16 лет» (Лобановский Л.В. Война народная. — Мозырь: Белый ветер, 2002. — С. 120—122).

ЛЮДИ Эскин Емельян Наумович

(р. 1926)

«Дуглас» — транспортный самолет — набирал высоту. В салоне их было десять членов группы. Это были в основном 16—18-летние юноши, но уже побывавшие в тылу врага. Среди них подрывник Емельян Эскин, который сбежал из Краснопольского гетто и был партизаном с июня 1942 г. по июль 1943 г. в отряде Николая Васильевича Зебницкого. А теперь все они входили в разведывательную группу НКУС БССР «Орлы». Должно было состояться десантирование группы на территории Брестской области в районе Ганцевичи — Лунинец — Пинск. Там группа должна

347

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

«...Партизаны и разведчики подошли к железной дороге, развернулись в боевую цепь и залегли. Вдруг послышался гул поезда, который приближался. Эскин и подрывник из батальона Устинов взобрались на насыпь. Они заложили взрывчатку и только успели отбежать, как всех осветило. Гром взрыва, грохот и скрежет металла, треск дерева — все перемешалось. Загорелся паровоз. Пламя быстро охватило другой паровоз и вагоны. Над составом взвилось красное зарево. Гитлеровцы выскакивали из вагонов, но попадали под огонь пулеметов и автоматов. В этой операции было сбито и повреждено два паровоза, 44 вагона, 36 автомашин. Взяты трофеи: два зенитных и шесть ручных пулеметов, 12 винтовок, обмундирование и продукты питания». Движение вражеских поездов было сорвано, а на некоторых участках так и не восстановилось до прихода Красной Армии. Разведывательно-диверсионная группа «Орлы» взорвала склад боеприпасов в Мальковичах, вместе с местными партизанами громила гарнизоны врага в Телеханах, Борках, Лагишине. Особенно дерзкой была операция по ликвидации Партизанский разведчик Емельян Наумович Эскин (р. 1926)

была заняться разведкой, диверсиями на коммуникации гитлеровских войск и совместно с местными партизанами громить гарнизоны врага. «Пересекаем линию фронта. Подготовиться!» — нарушил тишину голос пилота. Двери «Дугласа» раскрылись. И хлопцы один за другим начали выскакивать из самолета. Был декабрь 1943 года… Для выполнения задания авиационная спецгруппа вылетела в западном направлении в бригаду имени Куйбышева, а там местом ее дислокации стал хутор Грабник, недалеко от которого расположились несколько вражеских гарнизонов, в том числе в Ганцевичах, Лигища, Мальковичах, Хатыничах и других. С позволения Центра десантники установили контакты с местными жителями и стали готовить и проводить одну диверсию за другой. В это время гитлеровцы сконцентрировали на Украине большие силы для контрнаступления, и по железной дороге Барановичи — Лунинец осуществлялась массированная перевозка фашистских войск. Нужно было парализовать движение на этих участках железной дороги. …Эшелоны врага летели под откос. В составе группы самоотверженно действовал Емельян Эскин. Уже в январе 1944 года было уничтожено и повреждено 14 танков, 10 автомашин, 60 вагонов и платформ, много другой техники и живой силы врага. Из воспоминаний заместителя командира группы Георгия Константиновича Швецова:

348

Присяга партизана Эскина: «Я, красный партизан, даю партизанскую клятву перед родиной, своими боевыми товарищами — красными партизанами, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к врагам. Я клянусь, что никогда не выдам своего отряда, командиров, комиссаров и товарищей-партизан, всегда буду хранить партизанскую тайну, если бы это даже стоило мне жизни. Я буду до конца жизни верен своей родине, партии, своему вождю и учителю товарищу СТАЛИНУ. Если я нарушу эту священную партизанскую клятву, то пусть меня постигнет суровая партизанская кара».

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

гарнизона в Хатыничах. В нем было 107 немцев и полицаев. Десантники провели комсомольское собрание, на котором обсудили план. — Операция не из легких, — сказал Емельян Эскин. — Обещаю, что не подведу вас. Случилось так, что соседние партизанские отряды не смогли в тот день принять участие в операции. Расчет был на собственные силы, поддержку населения. …На всякий случай Емельян Эскин написал обращение к сверстникам, которые придут на смену через 20 лет, и передал его командиру. — Идем не на прогулку, — объяснял Емельян, — мало ли что может случиться… Родных у меня нет. Есть товарищи, комсомол, партия, Родина. В обращении говорилось: «Я, солдат и комсомолец Эскин Емельян Наумович, 1926 года рождения, уроженец поселка Краснополье Могилевской области, и мои товарищи идем сейчас в опасный и неравный бой. Многие из нас не вернутся и утро 19 апреля 1944 года не увидят. А нам только по 16—18 лет, и покидать жизнь очень и очень не хочется. Помните: мы умираем, чтобы были вы, которые родились в этом году или немного раньше или позже. И вам также будет в свое время 16—18, и вы будете пользоваться свободой и счастьем, что мы для вас отстояли. Помните нас, которые прошли все муки пекла, созданного на земле коричневой чумой. У вас теперь красивая и добрая жизнь. Вы учитесь, берегите нашу Родину. Беречь Родину нужно не только тогда, когда она вдруг окажется в огне и крови, а значительно раньше, всегда и везде, объединившись со всеми народами в борьбе за мир…» На счастье, операция прошла успешно. Почти без боя десантники овладели первой казармой. Многие полицаи по своей воле перешли на сторону партизан. А во вторую казарму, где находилось командование гарнизона, направили ультиматум. Фашисты выкинули белый флаг. В результате хатыницкий гарнизон был захвачен спецгруппой в составе 10 человек. Центр радиограммой поздравил весь членский состав группы с победой и приказал доставить пленных немецких офицеров со штабными документами на Большую Землю самолетом, который специально выслали на аэродром Пинского партизанского соединения. А обращение сверстникам решено было направить в газету «Комсомольская правда». Много еще было организовано диверсий десантной группой «Орлы» с участием Емельяна Эскина. За активное участие в партизанской борьбе он был награжден орденом Красной Звезды и медалью «Партизану Отечественной войны». День Победы Е. Эскин встречал под Берлином (Лобановский Л.В. Война и дети. — Мозырь: Белый ветер, 2000. — С. 61—63).

Младший сержант Афанасий (Хоня) Борисович Эпштейн (р. 1928). Фото из семейного архива Эпштейна Х.Б.

ЛЮДИ Эпштейн Афанасий (Хоня) Борисович (р. 1928) Бывший юный партизанский разведчик, затем учитель, директор школы в Могилеве Афанасий (Хоня) Борисович Эпштейн (1928 г.р.), уроженец местечка Шепелевичи Круглянского района — единственный оставшийся в живых узник Круглянского гетто. Он написал воспоминания о войне, гибели родных и близких, своем участии в партизанском движении, отрывки из которых мы публикуем ниже. «Утро 15 июня 1942 года оказалось последним в жизни нашего гетто (имеется в виду гетто в Круглом, куда в декабре 1941 г. согнали всех евреев, оставшихся в живых в окружающих местечках, в том числе и из Шепелевич — А.Л.). Только-только рассвело, часа в 4 утра …в доме зашелестела тревога, уже никто не спал. Мы прильнули к окнам: за изгородью чуть ли не через каждый метр стояли эсэсовцы. Даже с пулеметами. — Хоня, — забеспокоилась мама, — опять, наверно, будут забирать ребят, которые постарше! Лезь в погреб, а оттуда под пол. Мы прожили в этом доме два с половиной месяца, но я ни разу не лазил под пол, даже из любопытства, хотя в своем доме в Шепелевичах я знал в подполе каждый уголок. Загрохотали сапоги вверху, голоса были едва слышны — кажется, всех выводили во двор.

349

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

трудом нашел погреб, но только высунул голову: — Хальт! Я мигом сиганул обратно под пол. Грохнул выстрел, где-то рядом чиркнула о кирпич пуля, еще выстрел и еще, я полз, а вслед мне гремели выстрелы и веселая ругань. Пули цокали далеко в стороне, и я понял, что стреляют наугад. Наверно, к тому часовому, что обнаружил меня, присоединилось несколько его приятелей — их веселила эта ночная охота на еврея под полом, охотничий азарт возбуждал их, я слышал — или мне это казалось, что слышал — их смех между выстрелами… Наверно, я заснул. А может и просто так отключился, потерял сознание. Очнулся от какого-то скрежета. В продушину пробивался свет — значит, уже то ли утро, то ли день. Чуть высунул голову из своего убежища, прислушался, понял: они отдирают доски пола, снимают пол. Охота продолжается. Все ближе, ближе... И стреляют. Наугад, по открывшимся местам... Я снова нырнул в ямку меж двух балок, съежился в комок и замер. Не знаю, долго ли это продолжалось, мне казалось, я вижу, как они ломом или топорами отжимают толстенные двухдюймовые доски, и ржавые гвозди корежатся, не хотят вылезать, страшно скрипят, словно кричат: остановитесь, мне больно, остановитесь!» Несколько дней без пищи и воды провел Хоня в подполе дома. Попытки выбраться закончились неудачей. «...То ли потому, что я был очень истощен и ослаблен, то ли это сказывалось страшное нервное перенапряжение загнанного в угол зверька, до которого вот-вот доберутся охотники, а скорее все вместе взятое, но я почти все время спал. И пробуждался лишь, когда скрежет отдираемых досок пола слышался совсем уж близко, хлопали выстрелы, то одиночные, то очередями. Я понимал: стреляют неприцельно, наугад, хотя две или три пули шлепнулись в балку, за которой лежал я. Счет времени я потерял и не мог с уверенностью сказать, сколько раз сменялись в продухе свет и тьма. Есть уже мне не хотелось, а жажда стала невыносимой, и я решил: будь что будет, а надо выбраться и напиться. Подполз к продушине: темно, ровный шорох снаружи и сладкий, ни с чем не сравнимый запах дождя. Забыв обо всех страхах, пополз к выходу. Пола надо мной уже не было нигде, весь сорван. Возле самого Боевая характеристика на партизана А.Б. Эпштейна выхода откуда-то сверху

Вдруг в глаза мне ударил свет электрического фонаря. — А ну, вылазь! — рявкнул чей-то голос. — Ишь, жиденок паршивый, куда забрался! От меня не уйдешь! Вылазь, говорю! Я знал, что меня ждет наверху: расстрел на месте за то, что прятался — и пополз в глубь подполья. Вслед мне грохнул выстрел, запахло пороховой гарью. Я спрятался за опорный кирпичный столбик, стрелок уже не мог меня видеть и стрелял наугад. А я все полз и полз, натыкаясь в темноте на крысиные норы, а спину раздирали торчавшие из пола огромные гвозди. Наконец выдохся, остановился перевести дух. Рядом оказался «продух»— маленькое отверстие в фундаменте для циркуляции воздуха. Со двора доносилась злая ругань, удары, плач, крики — я понял, что это конец, немцы ликвидируют наше гетто, как ликвидировали уже все другие гетто, всех погонят на расстрел. И маму, и всех-всех, кто у меня еще остался на свете. Их сейчас уведут и убьют всех? Всех. Я остаюсь один. Вылезть и догнать их? Вместе так вместе! Но мама приказала спрятаться, мама знала, что будет, и хотела, чтоб хоть один уцелел, раз уж невозможно спасти всех. Звуки все удалялись, слабели, наконец, стало совсем тихо. Свет в продухе постепенно мерк, настала ночь, а я все лежал. Под полом было холодно, даже зимний лед не растаял, несмотря на середину июня, очень уж суровой была прошедшая зима. Ни повернуться, ни сесть, и я не знал, от чего мне сейчас хуже всего: оттого, что очень хочется пить, от холода, оттого ли, что вот-вот лопнет мочевой пузырь, или просто от леденящего страха и отчаяния. Наконец я не выдержал, поверил тишине и стал потихоньку выбираться обратно. В темноте с

350

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

тенькала тоненькая струйка, я прижался лбом к кирпичной стенке погреба и долго, бесконечно долго втягивал в себя спасительную воду с песочком и глиной, воду, слаще которой я ничего не пил ни до того, ни много лет спустя. Вверху глухо шумел дождь. Я выглянул: на крыльце соседнего дома под навесом курил дежурный полицай. Огонек его цигарки то освещал его лицо, то опускался вниз. Он стоял ко мне боком и смотрел совсем в другую сторону. Видеть меня он не мог. Я выскользнул под ливень и, пригнувшись, в три прыжка достиг спасительного оврага. Но, может, это мне казалось, что в три прыжка, может, я просто полз, но мне казалось, что я лечу, что у меня за спиной крылья. Никто меня не заметил, не окликнул, не выстрелил вдогонку. Ливень хлестал, как, наверно, во дни всемирного потопа. На дне оврага уже шумел новый поток, я брел меж кустов по щиколотку в воде, проваливаясь в рытвины, падая, обдирая лицо и бока о сучья, всякие невидимые колючки, а в голове билась торжествующая мысль: «Ушел! Ушел! Ушел!» К рассвету я уже был возле деревни Оглобля. Дождь кончился. Деревня, похоже, еще спала. Даже собак не слышно. Впрочем, я знал, что в этой деревне немцы перестреляли всех собак, я ведь здесь уже Немецкая листовка-пропуск, распространяемая не раз бывал. И пустой сарай на краю в Белыничском районе, представляет большинство командиров партизанского движения евреями и призывает деревни тоже знал. Из его ворот видна рядовых бойцов переходить на сторону германской армии вся деревня, я уже был приучен к тому, что прежде чем показываться людям, нужно осмотреться, нет ли здесь «гостей» местечко шмонают, вверх дном переворачивают, из полиции. ищут! К вечеру могут и сюда нагрянуть, холера Только теперь, в сарае, я почувствовал, что уже им в пуп! несколько дней не ел и у меня кружится голова. Я чуть-чуть раздвинул занавеску и узнал Неподалеку был дом крестьянина Шевчика, говорившего: это был прежний председатель в нем меня знали и всегда хорошо принимали. сельсовета Василь Макаров. Отец, помню, рас— О господи, это ты, Хоня? — ужаснулась сказывал о нем, что его в тридцать седьмом году хозяйка, когда я, мокрый, ободранный до крови, посадили, а незадолго до войны выпустили, и он показался на пороге. — Голодный, конечно. Давно работал лесником. Он, видимо, догадывался, что я не ел? у Шевчиков, но виду не подал, а просто предупре— Не помню, — борясь с подступившей тошнодил о возможной облаве. Когда он ушел, Шевчик той, выговорил я. — Дня четыре, наверно. спросил меня: — Садись, сейчас кислого молочка достану, — Хоня, не спишь? Слышал? тебе ж сейчас больше ничего и нельзя! — Слышал. Мне надо уходить. Я мигом уплел миску простокваши, сразу — Слазь, подумаем, как лучше. опьянел от еды. Хозяева заставили меня раздеться, Долго раздумывать не приходилось: до Кругзагнали на теплую печку, задернули занавеску. Я лого отсюда всего 4 километра, полиция может наугрелся и уснул. грянуть в любую минуту. Шевчики подобрали мне Проснулся от звука незнакомого мужского кое-какую одежду: нашли вполне годные ботинки, голоса. штаны, дали телогрейку, шапку. Накормили, дали — В Круглом последних евреев расстреляли, и с собой хлеба и сала. Мы осторожно вышли во все гетто! — гудел чей-то голос. — А один все-таки двор, огородами прошли к лесу. ухитрился, сбежал! Шаройко со своей шайкой все

351

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

И я пошел… …Вскоре увидел косаря. Это был уже немолодой мужик. Один — уже не так страшно, от одного всегда удрать можно, если что не так. Дождался, когда он остановился перевести дух покурить, и подошел. Мне не пришлось ему объяснять, кто я и откуда, отчего брожу по лесам: нетрудно было догадаться по моему виду — обтянутый кожей скелет, настороженные глаза, летом рваная телогрейка на плечах, мокрые от утренней росы штаны. — Иди, хлопец, вон по той дороге. Там возле леса будут деревни Слобода, Рацево. Точно не скажу, не знаю, но партизаны где-то в той стороне. Там поближе у людей спросишь, подскажут. И точно. Сначала встреченная в лесу женщина, затем одноногий старик в деревне. Старик особенно запомнился мне ясной какой-то, прямо-таки прозрачной мудростью. — Эти, — сказал он о немцах, — пришли, чтоб уничтожить нас всех. Начали с евреев, а закончат нами. Иди, сынок, во-он к тому лесу, партизаны появляются обычно оттуда, я приметил. Удачи тебе, сынок! И в тот день удача сопутствовала мне. Сразу же на опушке того леса я наткнулся на партизанский пост, меня остановили, допросили и отвели в штаб. Командир бригады и начальник особого отдела (партизанская контрразведка) еще раз выслушали мою историю и определили в отряд... Только много позже я сумел по-настоящему оценить мужество и благородство командира бригады Герасима Кирпича: ведь уже существовал идиотский приказ из Москвы не принимать в партизанские отряды евреев. И подписан был этот приказ человеком, который считался партизаном № 1 во всем СССР, хотя он не то что дня — одного часа сам лично не воевал. Я знаю случаи, когда партизанские командиры расстреливали приходящих к ним евреев. Просто так, на всякий случай, поскольку принимать приказ запрещал, а отпускать — так ведь они непременно попадутся немцам и под пыткой могут выдать месторасположение партизанской базы. Это логика идиотов, логика преступниковкоммунистов, стоящих на достаточно высоких ступенях иерархии власти. К счастью, большинство партизанских командиров этот бесчеловечный приказ попросту игнорировали, потому что видели его глупость и прямой вред партизанскому делу: евреи в отрядах были далеко не бесполезны. Среди них было много специалистов, которые так нужны лесному воинству: сапожники, портные, кузнецы, скорняки, шорники, врачи и, наконец, просто образованные люди. Как обходиться без них бойцам, которые вынуждены сами себя обувать и обшивать, лечить своих больных и раненых? Ведь никто не поможет, все должны делать сами. Да и в ратном деле евреи были далеко не последними людьми в отрядах. Почти все прошли через ужасы

352

гетто, почти у каждого был огромный личный счет к фашистам. И знаешь, есть шутливая, но очень точная пословица: «Нету воина страшней, чем испуганный еврей». И полевые командиры — не те, что командуют из Москвы, а те, что живут вместе с рядовыми в шалашах и землянках, в той же сырости и постоянной опасности — понимали, кто им нужен, принимали к себе евреев, не боялись лучших из них назначать командирами диверсионно-подрывных групп, командирами рот и начальниками штабов. И я не знаю случая, чтобы кто-нибудь из партизанских командиров пожалел об этом. В нашей бригаде заслуженно славился Моисей Нудельман. Фельдшер по образованию, он прекрасно владел немецким языком, был и разведчиком, и подрывником, и командовал ротой. А для меня, тринадцатилетнего мальчонки, Моисей был и наставником, и живым примером — и на многие послевоенные годы добрым и верным другом. Он был командиром роты, а до войны учился в Ленинградском военно-фельдшерском училище. Ушел на фронт добровольцем, воевал в кавалерии. Под Оршей его часть была разбита, и Моисей попал в плен, где выдавал себя за татарина Ахмеда. Немцы использовали его знание языка и взяли в качестве переводчика в гарнизон Барань. Однако предатель донес на него. Но Моисея спасло то, что он знал и татарский язык. В гарнизоне он вел подпольную работу, собирал оружие и вместе с пленным командиром Андреем Никитченко создал группу подпольщиков, которая, совершив дерзкий побег, образовала партизанский отряд. Командиром выбрали Моисея Нудельмана. Соединившись с бригадой Герасима Кирпича, Моисей стал боевым командиром роты. На счету этой роты сброшенные под откос поезда, разгромленные полицейские гарнизоны. Отвага, мужество, смелость и высокая культура — вот что отличало этого необычного человека. Самые дерзкие операции комбриг всегда поручал его роте, которая по сути дела была небольшим, но очень мобильным отрядом. А еще Моисей... писал стихи и устраивал концерты. Но «концерт», который устроила для гитлеровцев его рота под Уланово, надолго запомнили оккупанты: в том бою было уничтожено 43 фашиста и взято в плен 70 полицаев, захвачен склад боеприпасов и много продовольствия. Рота Нудельмана не потеряла ни одного человека. Если бы так воевали наши полководцы! Партизанский лагерь бригады «Чекист» вовсе не соответствовал моим представлениям: он напоминал передовую. В штаб бригады приходили гонцы с боевыми донесениями и снова отправлялись в бой, который гремел неподалеку. Отчетливо доносились разрывы гранат, пулеметные очереди. Все в постоянном движении. Жили не в землянках, а в палатках. В самой большой из них был развернут партизанский госпиталь, где властвовала начальник медсанслужбы бригады

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Легендарный партизан Моисей Борисович Нудельман делится боевыми воспоминаниями со школьниками. Фото из фондов Круглянского районного краеведческого музея

Анна Ивановна Кокина. Через много лет я узнал ее настоящее имя — Бася Вениаминовна. Ее любили все партизаны. А еврей, которого все звали только уважительно по отчеству Ильич, был прекрасным техником-оружейником. Нам ведь оружие пришлось добывать самим, люди на полях сражений собирали ржавый оружейный лом, а Ильич из этого искореженного ржавого железа делал новое оружие, безотказное и точное. …Меня определили в отряд капитана Суворова, но от штаба бригады он был далековато, мне пришлось ждать, пока появится сам командир. Честно говоря, я боялся этой встречи: мало ли что, а вдруг я не понравлюсь командиру, вдруг он не захочет меня взять, куда я тогда? Я все ждал встречи со своим командиром, а она оказалась неожиданной: ко мне подошел совершенно штатского вида человек с бородкой, похожий на учителя, в каком-то сугубо гражданском пальто и сказал: — Сынок, я Иван Николаевич Суворов, командир отряда, в котором ты будешь жить и сражаться. Никак его фамилия не вязалась с полководческой. Тем не менее я вытянулся перед ним, мне хотелось казаться выше и взрослее. Это был настолько интеллигентный человек, что даже в суровых партизанских буднях никто

и никогда не слышал от него ни одного грубого слова, не говоря уже об особом партизанском «лексиконе». А как он умел убеждать! Ему вовсе не надо было приказывать: все слушались его беспрекословно. А штатский вид был просто маскировкой: под пальто он носил непонятно как всегда отглаженную гимнастерку с двумя шпалами, командирские галифе и сапоги. Его называли совестью всей бригады. Вот у такого командира началась моя партизанская жизнь. Партизанский отряд, в который меня привел Иван Николаевич, находился неподалеку от деревни Ореховка, той самой, где мне впервые удалось услышать о существовании партизан. Землянок не было: партизаны жили в палатках, каркас которых покрывался сосновой корой, что спасало от проливных дождей. Постелью служили еловые лапки. На них спали днем, а по ночам отряд проводил боевые рейды. Незаметно я стал сыном отряда и постоянно ощущал к себе пристальное внимание и щедрую мужскую заботу. Бойцы знали мою трагедию, старались, чтобы я скорее о ней забыл, и каждый старался заменить мне родителей. Теперь моей семьей стали партизаны… Отряд у нас тогда, летом 1942 года, был не очень большой, и я как-то быстро и незаметно врос в его жизнь. Я никогда не был избалован или изнежен, хорошо знал и понимал жизнь леса, никогда не чурался никакой тяжелой или грязной работы, а это всегда ценится в суровой лесной жизни. Первое мое партизанское поручение — уход за лошадьми. Люди приехали из дальнего похода, страшно устали, а ведь и кони устали — их надо накормить, напоить, почистить, проверить, нет ли где потертостей от седла или хомута, в порядке ли у них копыта — о, это целая наука! А лошадей я любил с детства, так что мне эта нелегкая работа была в радость. В отряде нашелся и знакомый мне с довоенных времен человек — Мотл Фрайман, бывший секретарь Круглянского Совета. В Круглом я до войны бывал довольно часто, приходилось и в Совет заглядывать за какой-нибудь справкой, и там я видел этого человека. Он, оказывается, знал и моего отца, и некоторых наших близких родственников... А настоящим партизаном я себя почувствовал тогда, когда наш отряд разгромил крупный полицейский гарнизон в местечке Головчин. Во-первых, у начальника полиции наши бойцы обнаружили чуть ли не склад всякого награбленного добра, много одежды, и потом всем отрядом подбирали то, что подойдет мне, чтоб не ходил в рванье. Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное, среди трофеев оказался небольшой французский карабин, как раз под мой рост. Это было мое первое боевое оружие, я был страшно горд и, признаюсь, очень зауважал себя — как же, я человек с ружьем, не абы кто! Наконец-то пришел и мой черед: хватит дрожать перед каждой полицейской сволочью,

353

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

пасных путях. Горели склады, казармы. …Благопусть теперь они дрожат передо мной. В конце даря точным данным разведки сразу же удалось июля 1942 года наступил и мой черед участвовать уничтожить все огневые точки гитлеровцев. Коев боевых действиях. В рейде к станции Орша где шли короткие рукопашные схватки. Бой на участвовал весь отряд. Задача была — вывести из станции продолжался в течение трех часов. Простроя железную дорогу, взорвав несколько киломедукты, одежда и все имущество, которое оказалось тров пути с помощью толовых шашек. Я старался в складах, раздали крестьянам. Они спешно все изо всех сил. Мы взорвали тогда четыре километра это грузили на подводы. Немало подвод с боеприпути. И высшей наградой для меня было то, что пасами и оружием ушло в лес. Крестьяне помогли Суворов потрепал меня по плечу, а потом перед партизанам разобрать железнодорожные пути на партизанским строем объявил благодарность. Это три километра влево и вправо от станции. Было было мое первое боевое крещение. А потом были взято в плен, а после допроса расстреляно нескольбои и походы покруче. ко немецких офицеров. На станции остались сотни Наш отряд совершил налет на железнодогитлеровских трупов и одни развалины. Только рожную станцию Славное, расположенную на на восьмые сутки по главной железнодорожной магистрали Минск — Москва. Это было для гиттрассе Минск — Москва было восстановлено двилеровцев так неожиданно, что поднялся большой жение… переполох, в котором участвовал сам Гитлер. Мы не знали тогда, что этот партизанский бой Славное — была та станция, что связывала нас всполошил самого Гитлера. Это потом, уже после с внешним миром. От моих родных Шепелевичей войны, стало известно из документов. Но после до станции было километров двадцать, и я не раз этого гитлеровцы начали хватать детей, стариков, проходил это расстояние пешком, когда ездил в женщин... Минск на экскурсию. Дорога шла лесом. В центре ...Но вскоре наступили для нас тяжелые вреего располагалось еврейское местечко Круча, где мена. Гитлеровцы решили уничтожить партизан жило 30 еврейских семей. Они были расстреляны силами охранных тыловых частей, усилив их фашистами сразу, в сентябре 1941 года. Станция танками, артиллерией и авиацией. Рацевский Славное тоже была еврейским местечком. Его лес, в котором дислоцировалась наша бригада, население гитлеровцами было уничтожено через был окружен. Отряд Суворова занял оборону на месяц после погрома в Круче. На Славном была кладбище деревни Пасырево, прикрывая дорогу, водокачка, где паровозы заправлялись водой. Отведущую сюда из Круглянского гарнизона. Я с сюда отправлялись гитлеровские каратели уничтонесколькими бойцами был оставлен в лагере для жать людей, отсюда шли полицейские батальоны несения караульной службы. И вдруг нам перепрочесывать леса в поисках партизан. Поэтому дали приказ командира: срочно, не дожидаясь партизаны приняли решение уничтожить местный возвращения отряда, оставить лагерь и влиться на гарнизон, взорвать водонапорную башню, что ревремя в отряд Никитченко. Разведчики нащупали шало и стратегическую задачу: сорвать немецкие военные перевозки на основной магистрали Брест — Москва. …Основные события произошли в ночь на 13 августа. В два часа ночи взлетел на воздух железнодорожный мост через реку Ильянку, на станции была уничтожена связь, сожгли казарму, где спал гитлеровский гарнизон, взяли шестерых пленных и много оружия. Отошли без потерь. 28 августа атака была повторена. … Под водонапорную башню подложили четыре тяжелых снаряда. После взрыва она рассыпалась вдребезги. Эшелон с боеприпасами взорвался. Горело еще два воинских Партизанская пекарня. Рис. художника А. Шкляра из фондов МОКМ эшелона, стоявших на за-

354

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

единственное место, где можно было без боя выйти из окружения. Мы двинулись в путь. Шли по знакомым мне лесным дорогам. До нас доносились выстрелы. К утру достигли цели. Расположились на отдых в Ольховском лесу. Но и здесь было неспокойно. Разведчики приносили тревожные вести: сосредотачиваются войска, к противнику прибывает подкрепление, видели бронемашины. С наступлением сумерек мы снова двинулись в путь. Удачно перейдя железную дорогу восточнее Кохонова, мы все-таки нарвались на засаду у автомагистрали Минск — Москва. Гитлеровцы встретили нас пулеметным огнем, и мы пришли в замешательство. Смелый и энергичный Андрей Никитченко оказался беспомощным в ночном бою. Среди нас появились убитые и раненые. Стали отходить, опять пересекли железную дорогу, теперь уже в обратном направлении. От преследования оторвались. Остановились в березовом перелеске. Страшно хотелось есть. Тогда я и еще двое партизан вызвались сходить в деревню Заозерье за хлебом. В деревне на бревнышках сидели и покуривали вооруженные люди. Мы подумали, что это партизаны, но глубоко ошиблись. Полицаи из Кохоновского гарнизона открыли по нам стрельбу. Одного мне удалось уложить. Но и полицаи застрелили нашего бойца Савченко. Вернулись ни с чем и узнали, что в Заозерье — полицейский карательный отряд. Район этот был не особенно лесистым, и отсюда надо было уходить. Решили пробиваться за Друть, в мои родные места, где я хорошо знал все лесные тропинки. Я знал, что мой отряд там и уже соединился с бригадой Сергея Жунина. Мне не терпелось поскорей увидеть своего любимого командира Суворова. Пришли в деревню Зеленая Роща. Здесь я часто бывал в детстве. Отсюда в нашу школу ходили многие ученики, мои одноклассники. Здесь я встретил Иоську Кривошеина, мальчишку с моей судьбой. Он жил в местечке Ухвала. Когда еврейское население этого местечка повели на расстрел, Иосиф бежал и долго блуждал в лесу, пока не встретил партизан. Они ему даже имя изменили: Иоська стал Борькой. Иоське-Борьке шел пятнадцатый год, но был он очень маленького роста. Мы подружились. Иоська тоже был разведчиком. Однажды его схватили немцы, а он нес в мешке тол. Заподозрить в нем еврея они не могли: «Борька» был белобрыс. Но офицер приказал показать содержимое мешка. «Борька» показал кусок хлеба, щавель и заплакал, что мамка больна тифом, ждет его. Услышав слово «тиф», гитлеровцы сразу отошли, а офицер дал ему пинка под зад. Но вскоре мой сверстник погиб. Оказавшись в кольце врагов, которые хотели взять юного партизана живым, Иосиф Кривошеин подпустил их как можно ближе и взорвал гранату. Точно за такой же подвиг пионер Марат Казей посмертно удостоен звания Героя, но Иосиф Кривошеин был евреем...

Гитлеровцы сняли блокаду, потеряв многих своих солдат. Партизанское командование провело переформирование отрядов, и Иван Николаевич Суворов стал командиром объединенных отрядов. Ему приходилось много работать по ночам при свете керосиновой лампы. А керосин как раз и кончился. Где его взять? Я вспомнил, что в сарае нашего дома мои родители в первые дни войны закопали 6 литров керосина. От Зеленой Рощи до Шепелевичей всего три километра. Вот я и предложил сходить туда…. Был уже конец сентября, золотая белорусская осень. Почти весь местечковый люд был на своих огородах, спешил, пока погода, завершить уборку. Война войной, а на земельке «не потопаешь — не полопаешь». Знакомые на улице приветливо улыбались, приглашали в гости, а учитель химии Завиткевич даже подарил мне пару нательного белья — очень ценный по тому времени подарок, особенно для лесного жителя. — Ваш дом один полицай занял, — сообщили мне соседи, — в Круглянском гарнизоне служит. Не могу передать того волнения, с которым я подходил к дому, где родился, здесь каждая доска, каждое бревнышко, даже скворечня, напоминали мне отца, мать, всех тех, кто жил под этой крышей так недавно и кого уже нет на свете. На двери висел огромный амбарный замок— не наш, у нас таких не было, и это сразу оборвало лирические воспоминания, все расставило по своим местам. Бутлю с керосином мы с отцом закопали в сарае, возле левой стены, как раз посередине. Мы с Макушиным вскрыли пол, а под ним вдруг оказался целый потайной склад совершенно новых вещей. Это хозяин-полицай прятал здесь награбленное. 60 пар валенок, 12 пар новых яловых сапог, рулоны шерстяных тканей — очень даже не лишнее для партизан, когда на носу зима и вот-вот ударят морозы. Перегрузили мы на телегу все это добро, а под ним и бутыль с керосином стоит, целехонькая. То-то было радости, когда мы вернулись в отряд! ...Фашисты надвигались со всех сторон. Мы перешли дорогу Белыничи — Шепелевичи и вышли на угол леса между деревнями Конь и Стехово. Разведка донесла, что нашу колонну окружили. Нужно было срочно принимать бой. Мы заняли оборону. Подпустили фашистов метров на 50 — прицельный огонь. Под покровом темноты вырвались. За тот бой Суворов объявил мне благодарность… Такими вот и были наши партизанские будни: короткие бои с полицией и немцами, диверсии против них, радости побед и горести утрат. Мы мешали немцам и полицейским грабить население, отбивали у них обозы с награбленным, разрушали дороги, ставили мины, рвали

355

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

телефонную связь, уничтожали молочно-маслобойни, которые они ставили в больших деревнях, словом, не давали им спокойно жить на нашей земле, чувствовать себя хозяевами на ней. Конечно, это им здорово досаждало, а у населения поднимало патриотический дух, так что, несмотря на потери, численность партизанских отрядов все росла и росла. И если раньше немцы рассчитывали обходиться для борьбы с партизанами только силами небольших охранных частей и полиции, то уже к концу 1942 года они поняли, что этих сил явно недостаточно. И тогда для Группа партизан бригады «Разгром» в лесах Кличевского района летом 1943 г. борьбы с партизанами они В первом ряду — Леонид Сацункевич, сын командира партизанской стали приглашать регулярбригады. Фото из фондов Круглянского районного краеведческого музея ные воинские части из тех, что следовали на фронт…» в местечко Черневка, что под Борисовом. Там ее и В одном из боев Хоня был ранен, попал в парпостигла участь всех местечковых евреев: ее растизанский госпиталь и там встретил свою соседку стреляли. Белокурый мальчишка Леня остался Броню Ратнер. «Накануне второго, последнего вместе с мамой в Шепелевичах. Ему было три с расстрела она ночью с дочкой на руках ухитрилась половиной года. Помню, как он бегал по местечку обмануть патрульных и сбежала. Упросила знаи всем рассказывал, что его фамилия Сацункевич. комую учительницу Титову временно приютить Генерал вздрогнул при этих словах. Потом он дочку, а сама ушла, как и я, искать партизан. И быстро взял себя в руки и попросил рассказывать нашла! дальше все, что я знаю про сестер Скалиных. Ну Долгим был ее путь, много пришлось перенекак я мог не знать свою учительницу?! Она присутсти мучений и страданий, пока не попала в отряд. ствовала на экзамене, когда я сдавал за 4-й класс, Летом 1943 года к партизанам прилетел самолет и даже похвалила меня. А Хая Скалина, хоть и из Москвы: привезли медикаменты, боеприпасы, была инженером, но в местечке считалась самой забрали тяжелораненых. И Броня сумела отпралучшей портнихой. Когда началась война, она вить дочку за линию фронта. После войны она была основной кормилицей в семье, потому что за нашла свою дочь. Бронислава Ратнер до последних работу ей платили продуктами. Пришли немцы, и дней своей жизни жила в Могилеве и умерла в сестры Скалины выдавали себя за татарок. Немцы 1986 году. Дети ее живут в Израиле… их не трогали. Но школьный завхоз Лучковский Я уже выздоравливал, когда ко мне в землянку донес на них в полицию. Расправа последовала непришел мой школьный товарищ Вася Лаппо. замедлительно: их привезли в Круглянское гетто Он одним из первых ушел в партизанский отряд, и на глазах у всех расстреляли нашу любимую а теперь уже считался обстрелянным ветераном. учительницу. Хаю Скалину расстреливал полицай Вася сказал, что меня вызывает в штаб бригады Шаройко, который отличался особой жестокостью. комбриг Сергей Георгиевич Жунин. Он поставил Хаю посреди улицы гетто, сам отоВ штабной землянке я увидел человека в шел к изгороди и выстрелил так, чтоб не убить, еще не знакомой мне, показавшейся странной а ранить. Когда Хая упала на колени, он добил генеральской форме. Он начал расспрашивать ее выстрелом в голову. Это произошло в январе меня о нашей школе, об учителях и их судьбе. 1942 года. Стояли лютые морозы. Гитлеровцы не Особенно интересовался учительницей русского разрешали даже похоронить двух женщин. Их труязыка Евгенией Петровной Скалиной, распы долго лежали на морозе для устрашения... спрашивал, приходила ли в первые дни войны к Пока я рассказывал, все мрачней и мрачней Евгении Петровне ее сестра Хая Скалина. Я знал, становилось лицо генерала. А потом он спросил: что Хая Скалина пришла в Шепелевичи в первые — Что ты знаешь про мальчика Леню? дни войны с двумя детьми. Красивая девочка лет Я все знал, как и каждый мальчишка. Тогда в двенадцати была отправлена к бабушке и дедушке гетто было уже немало сирот. Но Леню очень лю-

356

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

били все и передавали из семьи в семью, из дома Несколько минут постоял я у того места, где был в дом. Так длилось до тех пор, пока существовало наш дом. «Где стол был яств, там гроб стоит», — гетто. Но я предположил, что Леню спасли, перевспомнилась вдруг строчка из стихотворения поэта дали в белорусскую семью, возможно, он и жив. XVIII века Державина, которое когда-то читала — Вот что, Хоня, — сказал генерал, обративнам в классе Евгения Петровна Скалина. Здесь шись ко мне по имени, — я — генерал Сацункевич, не было гроба, а этот бурьян, густо забивший обгоа Леня — мой сын. Помоги мне, дружище, отыскать релые обломки кирпичей, крапива, вымахавшая в его, если считаешь, что он жив... Я не приказываю, человеческий рост, не вызывали у меня никаких не могу тебе приказать, а прошу. ассоциаций с теми самыми близкими мне людьми, В Шепелевичах в то время стоял крупный которые так недавно и так неизмеримо давно — немецкий гарнизон. Войти в местечко было рисвсего 3 года тому назад, целую вечность! — жили кованным делом. Но как не помочь отцу, который на этом месте. Ясно мне было только одно: я здесь ищет сына? Я бы многое отдал за то, чтобы меня жить никогда не буду, не смогу. кто-нибудь разыскивал. Но родных у меня никого На окраине Круглого отряд остановился на не осталось… ночевку. Я отпросился у командира и тоже, как в Когда генерал Сацункевич увидел сына, он Шепелевичах, побежал искать места, связанные обнял его и заплакал. Впервые в жизни я видел с нашей жизнью в гетто. плачущего генерала…» Как и в Шепелевичах, той улочки в восьми Затем были многочисленные бои с фашистадомов, где поначалу нас разместили, уже не было. ми и полицаями, диверсии на железных дорогах, Сама ли сгорела, или специально сожгли — не боевые задания, разведки, участие в знаменитой знаю. И тех двух домов, где все мы жили перед «рельсовой войне» июня 1944 г. концом, откуда всех уводили на последний рас«Я все больше и больше задумывался над просстрел и где я прятался под полом, а они охотились тейшим вопросом: почему до войны мне практичеза мной, тоже не было. ски ни разу не пришлось столкнуться с фактами Пустыри. И братской могилы в районе льноантисемитизма — ни в отношениях к нашей семье, завода я тоже не нашел — заровняли карьер ни ко мне лично, ни в разговорах? Почему в набульдозером. Как это у Александра Твардовского: шем доме всегда было полно моих русских друзей «Кому память, кому слава, кому темная вода — ни и почему, когда пришли немцы, когда нам стало приметы, ни следа». очень плохо, всех как ветром сдуло? За все время в Были в этих краях десятки еврейских местечек, гетто хоть бы кто нос показал — ни одного! Чужие жили в них тысячи людей — нет ни тех людей, ни люди помогали, чем могли, даже поп круглянский следов их жизни, а память о них, конечно, жива, но помогал, а те, что были моими неразлучными она ведь недолговечна: пока живо поколение людрузьями, словно сгинули... дей, которые общались с евреями, вместе работали, И вот, наконец, пришла весна 1944 года, пожива и память о них. Уйдет то поколение, уйдет с следнего года нашей партизанской жизни. Конечно, никто не мог с уверенностью сказать, что последнего, но это чувствовалось: в войне наступил перелом, немцы стали откатываться назад, на запад, мы то знали по сводкам с фронтов, которые регулярно принимали по радио. Ну, значит, не за горами и тот день, когда фронт докатится и до нас… Путь лежал через Шепелевичи — Круглое. В Шепелевичах я, разумеется, забежал и на свою родную Хохловку — от нее, этой бывшей еврейской улицы, не осталось ничего, ни одного дома. Только заросшие бурьяном пепелища да кое-где обгорелые печные трубы. Даже булыжник, которым была вымощена улица, разобрали Памятник на старом еврейском кладбище Круглого, и увезли куда-то. И ни одного деместе перезахоронения евреев, уничтоженных фашистами рева на бывшей улице, одни пни.

357

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ним вместе и память, останутся лишь анекдоты, а со временем исчезнут и они. Такова жизнь. Не могу уверять, что я тогда думал именно так — это уже взрослые рассуждения, а мне ведь и было-то всего 15 лет... На душе было празднично и горько — такое вот нелепое состояние. Конечно, праздник: не они нас, а мы их, и можно ходить по родной земле, не таясь, не оглядываясь, не видеть в каждом встречном предателя, не ждать в любой момент пули. Только не с кем разделить эту радость: я один на всем белом свете, разве только старший брат Самуил, что в начале войны уехал на Восток, но где он, что с ним, уцелел ли, я не знал. Партизанский период моей жизни закончился в Могилеве, областном центре… Ну, а после того, как мы стали обладателями партизанских удостоверений, здесь был парад всех партизанских соединений области. Как же без парада?.. И вот по сожженному городу марширует разношерстное войско, вооруженное и своим, и трофейным оружием, бородатое и безусое, бесшабашно веселое — словом, всякое. И я шагаю в этом строю. Я впервые в областном городе, и мне как-то очень неуютно на длинной пятикилометровой улице — вернее, бывшей улице, так как от нее осталась только выбитая мостовая да три или четыре дома на всем ее протяжении. Развалины, пустые глазницы окон — как черепа, скелеты расстрелянной жизни, и редкие кучки людей, приветствующих нас с тротуаров, не оживляют этого мертвого пейзажа. Мне кажется, и людей-то в городе меньше, чем нас, партизан. А ведь до войны, мне еще мама рассказывала, это был большой и веселый город — тысяч сто народу жило в нем, не то, что в нашем местечке. И половина из них — евреи. Теперь на тротуарах я не видел ни одного. И вот закончились все торжественные церемонии, всех нас вывели за город, началась великая сортировка. Молодежь, вроде меня, и те из взрослых, кто пробыл в партизанах менее двух с половиной лет, — на фронт, война еще продолжалась. Ну, а тех, кто постарше и положенные два с половиной года провоевал в партизанах, — всех на чиновничьи должности в управленческий аппарат. Независимо от того, способен человек к этой работе или нет. …До самого конца войны и еще какое-то время после нее я был солдатом, мне повезло и на этот раз: не убили и не покалечили, как многих моих друзей по партизанству и армии. Не числится за мной громких подвигов, но два боевых ордена и медаль «За отвагу» я заработал честно. Ими ведь тоже не всех подряд награждали, так что никому за меня стыдно не было и не будет. После войны я окончил педагогический институт, многие годы учительствовал и в своих родных местах, и в Могилеве…»

358

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Цейтлина Наума Алтеровича (р. 1917) «31 декабря 1942 года я, Маненок Федор и Тылькич Костя бежали из могилевского концлагеря. 2 января мы прибыли в Загатье Кличевского района Могилевской области. Мы удачно прошли по бездорожным местам 35 км за двое суток. Шли в ночное время, но частично и днем. Мы нигде не задерживались. Заходили по пути в крайние хаты деревень. Подкреплялись, в основном, хлебом и сухарями. Нам везло. Я в хаты не заходил. Добрались до партизанской зоны Кличевского района. Партизанский связной нам показал безопасную дорогу. У сестры Федора поужинали, переночевали и утром встретились с партизанами 255-го отряда Рогачевского района. Он тогда находился в Кличевских лесах, которые почему-то называли Ялтой. 3 января 1943 г. меня зачислили в Рогачевский партизанский отряд № 255 Гомельского соединения, и очень скоро было мое первое участие в мщении врагу. Днем, в январе 1943 г., к деревне Вьюнская Селиба Быховского района на расстояние полкилометра на санях подъехала группа людей, заметила нашу заставу и развернула сани. Мы поняли, что это была вражеская разведка. Мы увидели, что солдаты на конях скачут прямо к нам между лесом и деревней, а в лес заходит пехота. Первым выстрелил командир отряда, затем и мы открыли огонь. Всадники были убиты. Я впервые целился в людей и думал: первый мой выстрел за маму, которая была застрелена в октябре 1941 г. в

Наум Алтерович Цейтлин (р. 1917)

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

ник штаба, писарь. После каждой боевой операции проводились собрания, на которых обсуждались боевые действия и результаты. В отряде выпускались боевые листки и даже стенгазеты. У нас был художник Сергей Романов, который потом стал заслуженным художником Белоруссии. Я редактировал заметки партизан, а потом вывешивал листки на деревьях, и все их с удовольствием читали. Наши боевые листки помещены в музей Великой Отечественной войны в Рогачеве. В отряде было 512 человек, из них 70 процентов комсомольцев. У них был 258-й партизанский отряд 8-й Рогачевской бригады. порыв, желание мстить враКрайний справа — Наум Цейтлин гу за злодеяния, творимые Рис. художника Сергея Романова «Привели языка». Из архива Цейтлина Н.А. фашистами на земле своих предков. Я приносил в отМогилеве, второй — за папу, убитого со всеми ряд сводки Совинформбюро, партизаны знали, евреями деревни Селец. В лесу, где было больше что происходит на фронтах. Я вместе со всеми половины нашего отряда, бой продолжался еще участвовал в боевых операциях и вместе со всеми полчаса. Оставшиеся в живых немцы отступили. переживал о потерях в боях. В Рогачевском районе У нас тогда потерь не было, двоих ранило. Мы фашисты сожгли 6 деревень вместе с людьми. В вернулись в наш лагерь в Кличевском лесу, потом ответ на это мы разгромили немецко-полицейские перебрались в Крушиновский лес Рогачевского гарнизоны, уничтожили шоссейные и ж.д. мосты и района. телефонно-телеграфную связь. 8-й партизанской В том же январе 1943 г. наше отделение бригадой было уничтожено 15 000 немецких солдат получило задание командования отряда уничи офицеров. тожить эшелон. Командиром нашего отделения Наш отряд вместе с бригадой соединился с Собыл Костя Гордиевский. Перед тем как пустить ветской армией 28 июня 1944 г. 1 июля мы вошли в по пути груженый состав, противник направлял Рогачев, часть партизан была оставлена в районе, пустую платформу или несколько пустых вагонов. часть ушла вместе с армией. Мы погрузили взрывчатку на сани и прибыли к После войны я остался жить и работать в железной дороге засветло, наблюдали и выбирали Рогачевском районе, в августе женился на моей место закладки. А ночью, пропустив пустопорожсоседке по селу Селец Хае Моисеевне Сакиной. ний состав, взорвали эшелон фашистов. Это было Мы вместе дружно прожили уже 63 года! У нас мое первое участие в диверсиях. Потом были и трое детей, много внуков, внучек, правнуков и другие. правнучек, которые нас уважают. Живем теперь, к Я участвовал в спуске под откос немецких сожалению, в разных странах, но все общаемся. эшелонов, в разведке, в разгроме немецко-полиЯ награжден орденом Великой Отечественной цейских гарнизонов, в засадных и открытых боях, войны II степени, медалью «За отвагу», «За победу в рельсовой войне, в обстреле эшелона, который над Германией» и другими медалями. Награжден следовал на фронт, в распространении листков Сознаком «Отличник Министерства просвещения». В винформбюро, в выпуске боевых листков и стенгаИзраиле, где мы теперь живем, комиссия Минизет отряда и журнала «Комсомол Рогачевщины». стерства обороны в 1998 г. вручила мне документы С марта 1943 г. меня перевели в 258-й коми знаки «Борец с нацистами» и «Ветеран Второй сомольско-молодежный отряд 8-й Рогачевской мировой войны». бригады. Меня избрали секретарем комсомольской организации. В этом отряде я находился до соединения с Красной Армией. Партизаны относились Семья Сакиных из деревни Селец ко мне по-братски. В нашем отряде было три роты, взвод раз«Семейный альбом помогает восстановить ведки, хозяйственный взвод, взвод подрывников, в памяти события прошедших лет. Хорошо, что медпункт. В штабе был командир, комиссар, сохранились фотографии довоенного времени: помощник комиссара по комсомолу, началь-

359

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

родителей и детей моих соседей Ривешки и Мейши. Я вспомнил, как в первых числах июля 1941 года на скамейке возле своего дома сидела моя соседка Ривешке, я к ней подошел, она меня пригласила присесть и рассказала мне о событиях в мире. Она очень беспокоилась о детях. Когда они были маленькими, всегда были рядом с ней, а повзрослев, разлетелись кто куда. И самая лучшая пора для нее и Мейше — когда дети слетаются в родительское гнездо во время каникул. А потом, вздохнув, сказала: «Хотя бы война не пришла к нам». Я ей говорю: «У нас же есть договор с Германией — «Пакт Молотова — Риббентроп». Она улыбнулась и махнула рукой. Я ее понял. Простая домохозяйка, а в таких вопросах она, может быть, разбирается не хуже меня. И вот тревога Ривешки оправдалась. Война, которая началась 22 июня 1941 года, через месяц пришла и в наше местечко Селец Могилевского района, Белоруссия. 9 сентября 1941 года на рассвете пришли каратели, всех евреев села выгнали из домов, вооруженные до зубов фашисты окружили толпу и погнали в Могилев. Через месяц там всех расстреляли, в том числе и Ривешку. Арона, его двух братьев и нескольких юношей погнали в концлагерь. Там их использовали на разных работах в городе и в концлагере. Его младших братьев, Хоню и Тану, расстреляли, а Арону спустя некоторое время удалось бежать из концлагеря. Нам неизвестно, бежал ли он один или с кем-либо еще. После побега он попал в партизанский отряд, командиром которого был Осман. Это был отряд Могилевского района. Не так просто было попасть к партизанам, но, преодолевая препятствия, Арон Сакин нашел их. Командование отряда поверило тому, что он бежал из концлагеря, и его зачислили в отряд, выдали оружие. А спустя некоторое время он уже был разведчиком партизанского отряда. Будучи разведчиком, он то с отделением, то один посещал родное село Селец, где родился и жил до оккупации. Его узнали местные жители, но никто не осмелился прогнать, так как уже в 1943 году партизанское движение охватило большое количество людей, и в селе уже было много партизанских семей. Он также посещал Могилев и Белыничи, хорошо знал эти места, наладил связь с подпольщиками. Разведав объекты, он возвращался в отряд. До поры до времени все было благополучно. Но однажды, возвращаясь в лагерь после выполнения задания командования отряда, он попал в немецкую засаду. Немцы хотели взять живьем, но он сопротивлялся, использовал свое оружие против врагов. Их было много, а он — один, и Арон покончил с собой. Тогда немцы его изрешетили. Так мне и моей жене, его сестре Хае, рассказали жители деревни, возле которой была немецкая засада. Партизаны похоронили его в лесу вблизи поселка, где он погиб. А потом, как нам сказали, его тело перенесли в братскую могилу, но на обелиске его фамилии не было. Такой конец постиг этого славного юношу —

360

Арона Сакина. Его посмертно наградили медалью «За боевые заслуги». Об этом мы прочитали в газете «Могилевская правда». Он мечтал отомстить врагам за невинно пролитую кровь своих родных, и ему это удалось. Старшего сына Сакиных, Залмана (Зяму), война застала в Ленинграде, он там учился в институте, мечтал стать инженером-строителем. Война прервала его учебу, и он ушел на фронт. Его сестра Хая получила от него два письма. Во втором, оно оказалось последним, он писал: «Если ты от меня больше писем не получишь, то считай меня погибшим, ибо я со своей ротой иду на такое задание, что вряд ли останусь в живых». Еще он писал: «Береги себя, сестричка, родителей уже, видимо, нет в живых, и об остальных я ничего не знаю. Если ты что-нибудь знаешь, пиши». Больше писем сестра его не получала. Когда окончилась война, она писала в разные инстанции, но ответ был один: «Сведений о его смерти у нас нет. Нам только известно, что политрук Залман Моисеевич Сакин воевал на Ленинградском фронте». В 1945 году Хая со старшей сестрой Розой вернулись из эвакуации в Белоруссию, в Могилев. Они узнали о родителях, братьях и сестре Рахель и ее двоих детях, расстрелянных фашистами в октябре 1941 года. Хая побывала в местечке Селец, где они жили до войны. В их доме жили чужие люди, трудно передать словами ее состояние в то время. Не смогла она остаться в этом доме. Покинув его, она поехала в Могилев. Люди сочувствовали ей и старались, как могли, успокоить. Все евреи, которые вернулись из эвакуации и с фронта, были в таком же положении. Воспоминания не покидают ее, как и нас всех, переживших Катастрофу. У Мейше и Ривешки Сакиных было семеро детей. Все были устроены, жили дружно, родители гордились своими детьми, дети уважали и во всем помогали своим родителям. Не суждено, не пришлось им осуществить свою мечту. Немецкие фашисты совершили преступную акцию. Залман и Арон, как и все участники войны, принимали участие в разгроме фашистских полчищ, отомстили врагу за невинно пролитую кровь родных. Память о них, пока мы живы, будем хранить и передавать детям. Нам хочется пожелать нашим детям, внукам, правнукам счастья, благополучия, чтобы они никогда не узнали то, что нам пришлось пережить в годы Второй мировой войны. Ох, эта война. Казалось бы, война давно закончилась, уже выросло новое поколение, оно занято своими делами, и пора нам, ветеранам, перестать о ней говорить и писать. Но нет, не выходит из головы проклятая. Вот мы говорим и пишем, ведь слишком больно она ударила по нам» (Цейтлин Н. Семья Сакиных из деревни Селец // Еженедельник «Мост», Израиль. — № 308. — 22.02.2006). Подготовлено И. Шендерович

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Приложение 3

Евреи в партизанских формированиях Могилевской области в 1941—1944 гг. Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

1. Абрамович Борис Вульфович

1924

Минск

208-й полк

2. Аврукин Семен Наумович

1910

Минск

Парт. полк № 208

3. Аврукина Мария Наумовна

1920

Минск

Парт. полк № 277

Отряд

№3

4. Авсищер Галина Абрамовна

1923

Сенненский р-н

«Чекист»

Мон. гр.

5. Альтмарк Михаил Борисович

1929

Орша

«Чекист»

Калюшникова

6. Альтшулер Татьяна Наумовна

1918

Шклов

Ильина

№ 24

7. Альшиц Галина Иделевна

1909

Бобр

Ильина

№5

8. Амбург Раиса Хаимовна

1929

Крупский р-н

Ильина

№ 30

9. Амбург Хаим Шмуйлович

1904

Крупский р-н

Ильина

№ 30

10. Аронзон Наум Зельманович

1914

Из окружения

11. Бабаев Рустан Пашаевич

1919

Из плена

№ 19

12. Баршай Белла Иосифовна

1924

с/завод «Октябрь»

№ 115 Долгова Рудова

13. Баршай Сара Боруховна

1895

Кличевский р-н

№ 278

14. Баршай Хаим Иосифович

1926

с/завод «Октябрь»

Осиповичская ВОГ

№ 210

15. Барышникова Ольга Михайловна

1900

Шклов

«Чекист»

№1

16. Безродный Михаил Григорьевич

1918

Из плена

№ 13

№ 719

17. Белкин Григорий Евелевич

1930

18. Белкина Сара Моисеевна

1893

Кличевский р-н

№ 113

19. Белявский Леонид Сергеевич

1922

Из плена

«Чекист»

20. Бенинссон Дина Григорьевна

1909

Минск

Отряд Сергеева

21. Берман Татьяна Григорьевна

1916

Минск

Парт. полк № 208

22. Блюмин Арон Моисеевич

1924

Староселье

«Чекист»

№1

23. Блюмин Евгений Моисеевич

1926

Староселье

«Чекист»

№1 №1

Парт. полк № 208

№ 113 № 10

24. Блюмина Маша Ароновна

1898

Староселье

«Чекист»

25. Бляхер Михаил Романович

1916

Руденский р-н

Парт. полк № 208

26. Богорад Анна Исааковна

1921

Сенненский р-н

«Чекист»

№1

27. Бондаренко Сима Самуиловна

1918

Толочинский р-н

«Чекист»

№5

28. Бородулин Мордух Мовшевич (Михаил Матвеевич) Нач. штаба отряда

1918

Из 210-го отряда

Осиповичская ВОГ

№ 212

29. Брайнин Бениамин Иосифович

1924

БШПД

Парт. полк № 277

30. Бубер Дмитрий Борисович

1917

Борисов

Парт. полк № 208

№3

31. Бучин Рафаил Михайлович

1920

Из плена

1-я Бобруйская

№ 753

32. Вайнтшук Фаня Борисовна

1927

Бацевичи

33. Вендров Литор Наумович

1898

Шацк

№ 115 Долгова Рудова Парт. полк № 208

361

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

362

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

34. Вертлиб Абрам Юдович

1888

Заболотье

им. Чапая

35. Вертлиб Анна Абрамовна

1925

Заболотье

им. Чапая

36. Вертлиб Эмма Абрамовна

1922

Заболотье

им. Чапая

37. Вигдорчик Исаак Ефимович

1910

Уречье

№ 760 им. Березовского

38. Вигдорчик Татьяна Марковна

1918

Отряд «Пламя»

Якимова

39. Гальперин Борис Милевич (Михайлович)

1927

Шкловский р-н

№ 345

40. Гальперина Эсфирь Зеликовна

1908

Рыжковичи

№ 345

41. Гапарцин Григорий Яковлевич

1913

Из плена

Парт. полк № 208

№2

42. Геллер Федор Рувимович

1921

Заполье

Осиповичская ВОГ

№ 210

№ 425

43. Гельбергер Шепс Борисович

1918

Рогачев

44. Гельфанд Борис Захарович

1909

Кличев

45. Гельфанд Гирша Исаакович

1902

Стояново

46. Гельфанд Маша Матвеевна

1913

Кличев

№ 425 № 278

Парт. полк № 277 № 278

47. Герчикова Зинаида Абрамовна 1913

Бобр

Ильина

№ 28

48. Гершенович Гирш Германович

1893

Узда

Парт. полк № 208

49. Гершович Исаак Моисеевич Комиссар полка Кличевской военно-оперативной группы

1911

Околица

Парт. полк № 277

50. Гилкин Михаил Абрамович

1928

Снегири

№ 117

№ 124

51. Гилькин Абрам Исаевич

1906

Снегири

№ 117

№ 124

52. Гинзбург Исаак Лазаревич

1906

Из окружения

№ 41

53. Гинзбург Роман Исаакович

1913

Рудня

№ 345

54. Гинфин Петр Ефимович

1925

Мартыновка

«За Советскую Белоруссию»

55. Гинфина Фаня Натовна

1902

Мартыновка

«За Советскую Белоруссию»

56. Гиршик Янкель Шлемович

1912

Паричи

57. Голанд Маша Матвеевна

1912

Кличев

58. Голант Рувим Хаимович Комиссар отряда

1909

ЦК КП(б)Б

59. Голиндер Галина Захаровна

1919

Могилевский р-н

1-я Бобруйская

№ 252 № 278

Осиповичская ВОГ

№ 210 № 425

60. Голынкер Яков Борисович

1899

Круглое

Ильина

61. Гольдберг Абрам Моисеевич

1913

Из плена

«Чекист»

62. Гольдберг Женя Борисовна

1920

№ 30

№ 425

63. Гордон Григорий Самуилович

1920

Минск

Парт. полк № 208

№1

64. Горелик Евсей Гершенович

1909

ЦК КП (б)

№ 17

№2

65. Горелик Мота Рафаилович

1902

Осиповичи

Осиповичская ВОГ

№ 210

66. Городецкий Сергей Макарович 1920

Из плена

«Чекист»

Ковалева

67. Горохова Дора Файвелевна

Трелосино

Ильина

№ 30

1920

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

68. Гофштейн Давид Хаимович

1902

Дубровно

Осиповичская ВОГ

69. Гудеева Тася Павловна

1919

Рудинка

Парт. полк № 277

70. Гуревич Зуся Генухович

1894

Слижин

№ 115

№2

№ 210

71. Гуревич Игорь Лазаревич

1920

Борисов

Парт. полк № 208

№3

72. Гуревич Николай Владимирович

1920

Ганское

№ 117

№ 124

73. Гуткин Григорий Абрамович

1894

Славени

Ильина

№ 24

74. Гуткин Моисей Абрамович Хирург, до войны — главврач больницы в дер. Бацевичи Кличевского р-на

1870

Славени

Ильина «Чекист»

№ 24 № 277

75. Дайнеко Федор Афанасьевич

1918

Свислочь

76. Дененбург Пейсер Наумович

1911

Ганцевичи

Парт. полк № 208

77. Добринский Евсей Саулович

1896

Минск

№ 537

78. Дудник Раиса Львовна

1919

Б. Дуброва

79. Дудрица Наум Львович

1904

80. Дукорский Соломон Шимонович

1903

Узляны

Полк № 208

81. Дымент Самуил Манулович

1904

Шклов

8-я бригада Жунина

№8

82. Дымент Самуил Менделевич

1920

Шклов

«Чекист»

Калюшникова

83. Дымшыц Меер Моисеевич

1930

Казанкова

84. Дымшыц Моисей Моисеевич

1928

Казанкова

85. Ехведов Исаак Гершелевич

1906

Из плена, Могилев

Могилевская

86. Забудько Израиль Ефимович

1918

Из окружения

Полк № 208

87. Задов Ефим Маркович

1926

Шклов

«Чекист»

88. Залович Хиль Ефраимович

1927

Кошелев

89. Зарецкий Яков Моисеевич

1895

90. Затуринский Самуил Айзикович

1908

№ 760 им. Березовского Штаб «За Советскую Белоруссию» Полк № 208

№ 537 №5 № 278

Полк № 208 Шацк

Полк № 208

91. Зелкина Мария Абрамовна

1922

Шклов

«Чекист»

№5

92. Зильберборд Женя Даниловна

1918

Красненский р-н

№ 117

№ 124

93. Зильберман Абрам Моисеевич (Гадасян Сулейман Мелихович)

1904

Какойск, из плена

94. Зиньяков Леонид Сергеевич Комиссар отряда

1912

Из плена

95. Злотин Лейба Менделевич

1896

Хотимск

«За Советскую Белоруссию»

96. Злотин Михаил Романович

1927

Климовичи

№ 45 «За Родину»

97. Знесин Савелий Витальевич

1913

Из плена

№ 45 «За Родину» «Чекист»

№ 60

№ 121

363

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

364

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

98. Иткина Нина Иосифовна

1923

Ст. Славное

№ 61

№1

99. Ихтейнен Владимир Леонидович

1908

Могилев

№ 113

Подпол. РК КП(б)Б

100. Ицков Семен Вениаминович

1927

Краснополье, гетто

«Вперед»

101. Каган Ефим Рафаилович

1913

С/завод «Октябрь»

Осиповичская ВОГ

№ 215

102. Каган Исаак Калманович

1898

Минск, гетто

Полк № 208

№3

103. Каган Михаил Григорьевич

1928

Бобруйск

1-я Бобруйская

№ 252

104. Каган Михаил Моисеевич

1903

Шклов

«Чекист»

№ 20

№ 113

Бригада № 133

105. Каганович Иосиф Григорьевич

1911

Из плена

106. Капустян Моисей Бенционович

1922

Из окружения

107. Карасик Хаим Израилевич

1912

Осиповичи

1-я Бобруйская

№ 252

108. Касперская Сара Яковлевна

1914

Липень

Осиповичская ВОГ

№ 210

109. Кац Илья Шаевич

1910

Лоша

Полк № 208

110. Кац Ицка Абрамович

1901

Из плена, Могилев

№ 113

111. Кац Шолом Ицкович

1892

112. Кацнельсон Бронислава Абрамовна

1924

Бобруйск

№ 538

113. Кацнельсон Израиль Евсеевич

1929

С/завод «Октябрь»

Осиповичская ВОГ

114. Кашицер Исаак Давидович

1912

Липовка

115. Кеслер Шлема Лейбович

1915

Из окружения

«Чекист»

Штаб бригады

116. Клебанова Люба Исааковна

1921

Шепелевичи

«Чекист»

№1

117. Клейн Шолом Абрамович

1912

Смиловичи

118. Кобзева Мария Абрамовна

1922

Шклов

119. Коваль Лиза Валентиновна

1913

Усакино

№ 278

120. Коваль Рая Рафаиловна

1911

Могилев

№ 345

121. Ковнер Эммануил Борисович

1903

Из плена

№ 760 им. Березовского

Бригада № 113

Полк № 208

№ 210 № 44

Сергеева «Чекист»

№ 113

Ковалева

Бригада № 113

122. Коган Александр Яковлевич

1927

Слижин

№ 115

№2

123. Коган Дмитрий Иосифович

1909

Из плена

№ 14

№ 128

124. Козел Иосиф Вульфович

1926

Могилев, к/л

№ 121

125. Козлов Михаил Михайлович

1920

Из плена

126. Кокина Ася Соломоновна

1918

Шкловский р-н

127. Комиссаров Наум Матвеевич

1916

Из плена

8-я бригада Жунина «Чекист»

№ 15 Штаб бригады № 45 «За Родину»

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

128. Крамаров Наум Моисеевич

1905

Из окружения

Могил. подполье

ОК КП(б)Б

129. Кремер Хэма Иосифович

1907

Из плена

8-я бригада Жунина

№ 12

130. Кречмер Люба Павловна

1924

Кличевский р-н

№ 115 Долгова Рудова

131. Кривошеин Григорий Исаакович

1925

Крупский р-н

Ильина

№5

132. Кричевский Геннадий Петрович

1936

Минск

Полк № 208

№4

133. Кузнецов Тимофей Романович 1909

Из окружения

№ 14

№ 27

134. Кузнецова Фруза Исааковна

1924

Чубаково

№ 117

№ 124

135. Куперман Зина Семеновна

1927

Белыничи

«Чекист»

Мон. группа

136. Купченко-Герберт Борис Львович

1919

Из окружения

№ 13

№ 46

137. Курчик Алик Моисеевич

1925

Бобруйск

№ 537

138. Кушнер Раиса Борисовна

1918

Передопы

№ 537

139. Лагун Яков Ефимович

1909

Слуцк

Парт. полк № 277

140. Лапидус Николай Иванович

1920

Из плена

№ 14

141. Лев Михаил Андреевич Нач. штаба полка

1915

Из плена

№ 537

142. Левин Борис Абрамович

1920

Из окружения

Отряд Сергеева

143. Левин Лев Исаакович

1898

Буда

Осиповичская ВОГ

144. Левин Самуил Юдович

1909

Из плена

№ 537

145. Левин Фоля Юделевич

1926

Кличевский р-н

25-летия Октября

146. Левин Яков Юделевич

1925

Кличевский р-н

25-летия Октября

147. Левина Хана Гиршевна

1885

Бацевичи

25-летия Октября

148. Левинов Семен Ильич

1900

Шкловский р-н

«Чекист»

№1

149. Лейзерович Бася Григорьевна

1918

Кишицы

№ 117

№ 125

150. Лейзерович Люба Ароновна

1912

Черневка

№ 117

№ 125

151. Лейзерович Матвей Моисеевич

1897

Чаусы

№ 117

№ 125

152. Лейзерович Семен Павлович

1906

Черневка

№ 117

№ 125

153. Лейтман Хая Абрамовна

1892

Круглое

№9

№ 539

154. Лившиц Гирш Абрамович

1894

Селиба

№ 760 им. Березовского

155. Лившиц Илья Абрамович

1898

Селиба

№ 760 им. Березовского

156. Лившиц Элька Израилевна

1897

Дукора

Сергеева

157. Лидский Борис Федорович

1903

Могилев, к/л

№ 128

№ 214

№ 121

365

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

158. Литвак Моисей Израилевич

1905

Из плена

№ 425

159. Литвин Соломон Лейбович

1904

Могилев

№ 121

160. Львов Александр Васильевич Комиссар отряда

1915

ЦК КП(б)Б

Отряд

№ 425 № 721

161. Максимов Марк Давыдович Партизанский поэт, политрук конной разведки партизанского полка

г. Щорс Черниговская обл.

«Тринадцать» Быховский р-н

162. Малков (Малкин) Яков Моисеевич

1925

Монастырский р-н, Смоленская обл. (сбежал с места казни узников гетто)

Мстиславский р-н, Витебская обл. Гр. Петренко Освейская бр. им. Фрунзе

163. Мантельман Анатолий Абрамович

1917

Из плена

«Чекист»

№ 31

164. Маховер Лев Моисеевич

1925

Шклов

«Чекист»

№ 20

165. Меклер Лида Нахтольевна

1925

Дубровенский р-н № 117

166. Миркин Иван Лазаревич

Хотимск

167. Муховер Броня Ильковна

Коротченко № 10

Шклов

«Чекист»

1916

Досовичи

Парт. полк № 277

169. Наймарк Наум Гиршевич

1916

Досовичи

Парт. полк № 277

170. Намет Исаак Наумович

1904

Минск

171. Немчин Эля Миронович

1919

Могилев

172. Нессель Михаил Григорьевич

1905

Тимоново

173. Нисневич Самуил Вольфович

1911

Шкловский р-н

175. Нудельман Моисей Борисович Организатор партизанского отряда № 12 Шкловского р-на (партизанский поэткомандир, как он себя называл) 176. Окунь Леонид Михайлович Командир отряда

1911

№ 124

Клетнянская бр. № 2

168. Наймарк Арон Гиршевич

Сергеева № 113

Бригада № 113 № 45 «За Родину»

«Чекист»

№1

«Чекист»

№ 277

Из плена

Брестская

№8

Минск

Полк № 208

№4

174. Ноткина Ася Соломоновна Врач

366

Бригада

177. Олевский Семен Николаевич

1919

Из плена

«Чекист»

Мон. группа

178. Орлов Яков Александрович

1923

Могилев

«Чекист»

№ 10

179. Ошеров Соломон Абрамович

1905

Мартыновка

180. Паллер Изя Самуилович

1914

Тагловщина

№ 117

Штаб

181. Палойко Моисей Хаимович

1913

Осиповичи

Осиповичская ВОГ

№ 210

182. Парховник Вениамин Львович

1916

Из плена

«Чекист»

№ 20

183. Пасов Шлема Хацкелевич

1901

Молодуша

184. Пашковский Юдель Израилевич

1911

БШПД

«За Советскую Белоруссию»

№ 537 № 117

Гр. Ивлева

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

185. Певзнер Самуил Яковлевич

1902

Круглое

«Чекист»

им. Суворова

186. Песин Герман Афанасьевич

1898

Минск

Полк № 208

Штаб

187. Пивненко Лариса Иосифовна

1919

Минск

188. Плоткин Моисей Хаимович

1893

189. Плохоцкая Любовь Наумовна

1913

Кировский р-н

190. Покулов Борис Ефимович

1922

Бобруйск

191. Поляк Давид Моисеевич

1918

Краснопольский р-н

192. Примет Арон Исаакович

1914

Из окружения

Парт. полк № 277

№ 277

193. Прокопец Давид Яковлевич Нач. штаба отряда

1920

Из окружения

«Чекист»

№5

194. Райтман Ицко Фишелевич (Волошанов Григорий Филиппович)

1918

Какойск, из плена

№ 45 «За Родину»

195. Рамендик Татьяна Наумовна

1918

Шклов

«Чекист»

№ 10

196. Рамкова Евдокия Львовна

1923

Ст. Славное

№ 61

№2

197. Ратнер Броня Исаевна

1915

Шепелевичи

Ильина

№ 24

«За Советскую Белоруссию» Осиповичская ВОГ

№ 210 № 537

Парт. полк № 277

№ 277 № 41

198. Рахлиель Роман Ефимович

1909

Кличевский р-н

№ 61

№2

199. Резников Федор Давидович

1914

Слепень

№ 17

Штаб

200. Ривкин Григорий Антонович

1921

Из плена

Парт. полк № 600

Шклов

«Чекист»

№ 10

201. Рискина Бася Абрамовна 202. Розейман Лиля Семеновна

1927

Круглянский р-н

«Чекист»

№ 31

203. Розейман Роза Семеновна

1924

Шкловский р-н

«Чекист»

им. Суворова

Могилев

«Чекист»

им. Суворова

204. Розейман Сара Лейбовна

1900

205. Розин Гирш Гилелович

1932

206. Романовский Владимир Ирмович

1919

Минск

Осиповичская ВОГ

207. Рохлин Михаил Моисеевич

1919

Из окружения

№ 810

208. Рубин Давид Исаакович

1914

Минск

Отряд Сергеева

209. Рубинчик Анна Ароновна

1923

Бобруйск

210. Рубинчик Анна Израилевна

1914

Минск

211. Рубинчик Софья Ароновна

1925

Бобруйск

№ 760 им. Березовского

212. Рубинштейн Роза Липовна

1924

Гродзянка

№ 760 им. Березовского

213. Рубнич Израиль Шевелевич

1926

Ленино

Полк № 208

214. Рудицер Иосиф Лейбович

1914

Минск

Полк № 208

215. Рудицер Михаил Мордухович 1924

Минск

Полк № 208

216. Рудицер Надя Мордуховна

1916

Медвежино

Полк № 15

217. Рудицер Наум Львович

1905

Минск

Полк № 208

Полк № 208 № 210

№ 760 им. Березовского Полк № 208

№1

367

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Отряд

218. Рудицер Хая Мордуховна

1916

Минск

Полк № 208

219. Рудницкий Семен Михайлович Комиссар батальона

1914

Из плена

№ 425

Батальон № 3

Осиповичи

1-я Бобруйская

Истр. взвод

152-й парт. полк

№ 152

220. Русаков И.Ш.

1912

221. Рутман Илья Борисович Начальник штаба 5-й Кличевской бригады, нач. штаба 208-го полка, затем 152-го отряда, начальник штаба Быховской военнооперативной группы

1906

222. Сапожников Даниил Маркович

1907

Бобруйск

11-я Быховская

№ 325

223. Сахрай Мотя Гиршевич

1915

Могилев

Парт. полк № 277

№ 277

224. Семерницкая Фаина Львовна 1913

Столбцы

№ 61

225. Сидоревский Хаим Абрамович 1911

Могилев

№ 121

226. Сильчинская Раиса Михайловна

1927

Могилев

227. Синдерук Вольф Давидович

1922

Погост

Полк № 208

№3

228. Слонимский Леон Абрамович

1898

Могилев

«Чекист»

№5

229. Соловей Лейба Гилевич

1898

Из плена Могилев

«Чекист»

№ 31

230. Соловьева Геня Моисеевна

1918

Орша

№ 35

231. Соловьева Софья Моисеевна

1920

Орша

№ 35

232. Солфрин Михаил Моисеевич

1926

Копысь

233. Сохрай Мотя Гиршевич

1913

Могилев

234. Спивак Борис Ионович

1903

Пархомовичи

Полк № 152

№ 152

235. Старобинец Илья Самуилович

1922

БШПД

«Чекист»

Штаб бригады

1908

Заботье, Шкловский р-н

«Чекист»

№5

236. Сульман Блюма Григорьевна

Минское подполье

№ 41

№ 425 № 278

237. Таптунов Рафаил Лейбович

1893

Ермиловский

№ 115

№2

238. Таруч Рита Моисеевна

1925

Заречье

«Чекист»

Калюшникова

239. Турецкий Владимир Моисеевич

1917

Минск

Полк № 208

240. Узлян Гедалий Абрамович

1906

Минск

Полк № 208

241. Уман Рая Яковлевна

1911

Добоска

Парт. полк № 277

242. Уткин Борис Михайлович Командир отряда

368

Бригада

№ 277

Хотимский отряд №2

243. Файнброн Эммануил Исаакович

1922

Из окружения

244. Файтельсон Ефим Павлович Командир 721-го взвода в Чериковском р-не

1906

Из плена

№ 61

№1 № 721

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

245. Фальцайд (Файнцайг) Сара Абрамовна (Леонова Мария Григорьевна)

1905

Могилев

№ 113

Бригада № 120

246. Фарбер Мария Семеновна

1922

Орша

«Чекист»

№ 20

247. Фарбер Раиса Семеновна

1924

Орша

«Чекист»

Калюшникова

Из окружения

«Чекист»

Штаб бригады

248. Фарберов Давид Львович 249. Федоров Давид Ильич Нач. штаба полка, командир 425-го партизанского полка 6-й Могилевской бригады

№ 113

250. Фельдман Анна Марковна

1912

Орша

251. Фельдман Анна Михайловна

1916

Костюковичи

№ 113

252. Фельдман Рива Файтелевна

1920

Богушевск

Ильина

Бр. № 120 № 44

253. Фидельман Илья Григорьевич

1916

Из плена

№ 13

254. Фик Хаим Янкелевич

1908

Из плена

«Чекист»

255. Фишер Самуил Андреевич

1918

№ 24 № 20

Полк № 208

256. Фишкин Александр Ефимович 1907

Из плена

1-я Бобруйская

№ 252

257. Фишкина Роза Соломоновна

1915

Шкловский р-н

«Чекист»

№1

258. Фрейман Моша Яковлевич

1913

Круглое

«Чекист»

им. Суворова

259. Френкин Григорий Бенционович

1913

Из плена

Полк № 208

Хоз. рота

260. Фрид Алексей Залманович

1926

Лапичи

Осиповичская ВОГ

№ 210

261. Фридлян Залман Сроевич

1907

Минск

Полк № 208

262. Фридлянд Любовь Григорьевна 1918

Славное

им. Чапая

263. Фукс Мотлю Мошкович

1913

Из плена

264. Фуксик Владимир Моисеевич

1921

Из плена

265. Хаймович Борис Файвелевич Комиссар батальона

1910

Хотимск

266. Хамелянский Семен Маркович

1915

Минск

267. Хасман Михаил Иосифович

1905

К-з «Красный берег»

«Чекист»

№ 31

268. Хозой Рувим Яковлевич

1903

Бобр

Ильина

№ 30

«Чекист»

№ 10 № 537

Полк № 208

№1 «Славный»

269. Хургин Наум Давидович

1910

Паричи

1-я Бобруйская

№ 252

270. Цейтлина Александра Борисовна

1922

Шклов

«Чекист»

№ 20

271. Цибульский Николай Савельевич

1930

Багринова

«Чекист»

№1

272. Цидеман Владимир Командир разведки взвода в Чериковском р-не

№ 721

273. Цукерман Иосиф Исаакович

1918

Староселье

«Чекист»

№ 31

274. Цукерман Мария Исааковна

1920

Староселье

«Чекист»

№ 31

369

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Отряд

275. Чарный Бемус Борхович

1913

Узляны

Полк № 208

276. Шайкова

1919

Красинский р-н

№ 117

№ 124

277. Шапиро Григорий Семенович

1917

Быхов

Полк № 152

Батальон № 1

278. Шапиро Лариса Борисовна

1925

Селище

№ 278

279. Шапиро Моисей Залманович

1921

Свислочь

№ 760 им. Березовского

280. Шатов Николай Иванович

1911

281. Шейнин Семен Лейбович

1911

Мстиславский р-н

282. Шедлецкий Евсей Львович

1922

Минск

283. Шерман Роман Константинович

1919

Из плена

284. Шилов Давид Моисеевич

1899

Орша

«Чекист»

285. Шкляр Зуся Сролевич

1921

Из окружения

Могилевский подпол. ОК КП(б)Б

286. Школьник Анна Абрамовна

1914

Бацевичи

Полк № 152

Батальон № 3

287. Школьник Дуня Абрамовна

1918

Бацевичи

Парт. полк № 277

№ 277

288. Школьник Софья Абрамовна

1924

Кличевский р-н

Полк № 152

Батальон № 3

289. Шнитман Евсей Львович

1911

Минск

Полк № 208

«Славный» Казанкова Полк № 208 № 537 №1

290. Шнитман Рая Хаимовна

1921

Добрая

№ 117

№ 125

291. Шницер Абрам Борисович

1924

Шклов

«Чекист»

№ 20

292. Шницер Мария Борисовна

1926

Шклов

«Чекист»

293. Шпарбер Хаим Зельманович

1938

Кричев, из плена

№ 17

294. Шпицер Абрам Борисович

1924

Шклов

295. Шпунт Шлема Шмуйлович

1880

Денисовичи

296. Шрейн Дмитрий Борисович Командир 210-го отдельного отряда 297. Шулин Яков Менделевич

370

Бригада

№1 Якимова

Ильина

№ 30

1-я Осиповичская

№ 210

1913

Шклов

«Чекист»

№5

298. Шульгин Мошя Абрамович Нач. штаба бригады «Вперед» 1913 Костюковичского р-на

БШПД

Костюковичский р-н, Гомельская обл., Кожара

Гр. Шемякина

299. Шульман Файба Янкович

1897

Смиловичи

Полк № 208

300. Шур Черня Юдовна

1903

Староселье

«Чекист»

Штаб бригады

301. Эдельбаум Генрих Михайлович

1918

БШПД

«Чекист»

№1

302. Эдельштейн Рафаил Львович 1922

Из полиции

№ 13

№ 719

303. Элентух Борис Абрамович

1913

Минск

Осиповичская ВОГ

№ 210

304. Эльвин Ефим Маркович

1925

Смоленск

305. Эпштейн Айзик Меерович

1895

Кличев

306. Эпштейн Александр Львович

1917

Из плена

им. Чапая Парт. полк № 277

№ 277 № 345

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Бригада

Отряд

307. Эпштейн Елизавета Моисеевна

1907

Усакино

№ 760 им. Березовского

308. Эпштейн Софья Ефимовна

1927

Кличев

№ 760 им. Березовского

309. Эпштейн Хаим Вульфович

1916

Кличев

Парт. полк № 277

Кличевский РК КП(б)Б

310. Эпштейн Хоня Борисович

1928

Шепелевичи

«Чекист»

№ 31

311. Эренбург Николай Наумович

1928

Щедрин

Полк № 208

312. Эскин Емельян Наумович

1926

Краснополье, гетто

Отряд Н.В. Зебницкого, разведывательная группа НКУС БССР «Орлы»

313. Эстрин Абрам Лейзерович

1908

Из плена

№ 537

314. Яковчук Мария Моисеевна

1910

Орша

№ 35

315. Яновицкий Моисей Менделевич

1911

Из плена

1-я Бобруйская

316. Яхлиель Роман Ефимович

1909

Климовичский р-н

№ 751 № 61

Евреи, погибшие и пропавшие без вести в партизанских формированиях Могилевской области в 1941—1944 гг. Ф.И.О.

Год рожд.

317. Аксенгруг Хаим Исаакович

1910

318. Аронов Абрам Исаакович

1923

319. Бернштейн Шавель Айзикович

Откуда прибыл

Дата смерти

Бригада

Отряд

«Меч» Могилев

13.08.42

№ 47 «Победа»

1898

07.03.42

Полк № 208 им. Сталина

320. Бургин Рафаил Михайлович

1920

14.04.43

1-я Бобруйская

321. Бухтан Файко Самуилович

1917

25.05.43

№ 17 Катаева

322. Догор Яков Абрамович

1897

Бобруйск

01.08.43

№ 120 Баранова

323. Егудкин Михаил Михайлович

1912

Гомель

06.04.44

№ 61

324. Ельканович Самуил Исаакович (Мулич) Комиссар 5-го отдельного отряда бригады «Чекист»

1909

Шклов

27.07.42

«Чекист»

325. Зальцман Абрам Яковлевич

1906

№5

№ 208 им. Сталина

326. Зоолович Хиль Ефроимович

1927

Польша

12.01.44

№ 278

327. Каган Израиль Юрьевич

1912

Местино

06.02.43

№ 277 Изоха

328. Кауфман Борис Наумович

1921

Погост

15.07.42

№ 277 Изоха

329. Кац-Терентьева Екатерина Борисовна

1905

25.05.43

№ 35 Прохоренко

330. Коваль Михаил Аронович

1924

Ясенски

24.01.44

«Чекист»

№1

371

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Дата смерти

Отряд

331. Котчен Александр Ефимович

1922

Евпатория

16.09.43

Демидова

332. Крашевский Мота

1916

Белостокская обл.

01.02.42

Осиповичская

333. Кречмар Илья Наумович

1924

Селиба

28.10.43

№ 277 Изоха

334. Кривошеин Борис (Иосиф) Исаакович

1927

Ухвала

18.05.44

№ 8 Ильина

335. Кричевский Петр Григорьевич

1909

01.04.42

№ 208 им. Сталина

336. Кроль Лев Григорьевич

1908

01.01.42

№ 720

01.08.41

№ 720

337. Кукут Лев 338. Левин Николай Федорович Комиссар отряда

«Чекист»

339. Лейбович Михаил Аскарович

1903

Мозырь

340. Лившиц Циля Яковлевна

1903

Костюковичи 05.03.42

№ 142 Нарчука

341. Мац Григорий Афанасьевич

1918

Свислочь

№ 152

342. Милицин Арон Нисович (Нисонович)

1910

343. Мирейко Мирон Аронович

1924

344. Мишельс Афроим Менделевич

1919

345. Отливанкин Иосиф Залманович

1913

346. Ошмянский Александр Моисеевич 347. Певзнер Марк Исаакович

09.09.43

06.05.43

№ 8 Ильина

26.06.43

1-я Бобруйская

Быхов

28.08.42

№ 425

1919

Одесса

18.10.43

№ 208 им. Сталина

1922

Москва

21.07.44

Осиповичская

17.09.43

№ 208 им. Сталина

348. Песин Гершон Аронович

1898

Минск

349. Письман Семен Захарович

1927

Краснополье, 01.02.44 гетто

350. Полойко Исаак Моисеевич

1913

Лапичи

05.05.44

Осиповичская

351. Полойко Лиза Самуиловна

1919

Минск

15.10.43

Демидова

352. Поляцкина Сара Гдальевна

1921

Минск

02.06.44

Полк № 208

353. Рагинский Владимир

1919

Климовичи

01.09.43

Петриков

05.05.43

№ 277 Изоха

01.08.42

1-я Бобруйская

355. Рихтер Владимир Брониславович

№ 28

№ 25

№2 Макагонова

01.01.43 Ухвала

им. Сталина

№ 61

08.11.42

354. Рейнгольд Соня Леонидовна 1921

372

Бригада

№ 30

им. Сталина

«Вторые», Зябницкого Н.В. им. Сталина

№ 124 Нарчука

356. Рубинштейн Яков Романович

1922

Круглое

27.04.43

№ 277 Изоха

357. Рудицер Гилер Мордухович

1911

Минск

10.02.44

№ 208 им. Сталина

ПРИБЛИЖАВШИЕ ПОБЕДУ

Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Дата смерти

Бригада

358. Рывкин Григорий Антонович 1921

Николаев

27.05.43

№ 600 Медникова

359. Сакин Арон Моисеевич

Могилев

01.03.44

№ 121

1917

360. Сименович Ефим Давидович 361. Сиротин Соломон Эльевич

12.06.43 1914

Род. в Томской обл.

362. Тайчер Комиссар отряда 363. Трилесник Илья Семенович

1907

364. Тухбиндер Симон Львович

1908

Кличев

365. Фарбер Антон

«Большевик»

07.03.44

№ 61

08.1941

Кличевский р-н

12.07.42

№ 425

11.09.43

№ 208 им. Сталина

29.01.43

366. Фельдман Яков Хацкелевич

1925

367. Фрид Самуил Залманович 368. Фридман Владимир Исаакович

Кличев

Отряд

«Большевик»

10.01.42

№ 277 Изоха

1911

06.04.42

№ 208 им. Сталина

1924

27.02.43

№ 17 Катаева

370. Хомелянский Яков Ошерович

1918

19.03.44

371. Цивин Гилел (Гилей) Аронович Политрук, нач. штаба отряда, бригады

1905

Из окружения

06.05.43

№ 61

372. Цейтнин Михаил Соломонович

1902

Шклов

04.11.43

«Чекист»

373. Чарный Борис Беркович

1903

05.03.42

№ 208 им. Сталина

374. Чаусовский Самуил Давыдович

1916

Украина

23.06.42

Демидова

375. Шейнин Лазарь Яковлевич

1925

Костюковичи 05.03.42

376. Шемпер Михаил Борисович

1917

Одесская обл.

369. Хавкин Иосиф Лейбович

377. Шерман Исаак Львович

17.05.44

№ 20

№ 124 Нарчука № 208 им. Сталина

01.12.41

№ 720

03.07.42

№ 61

378. Шнитман Эта Хаимовна

1923

379. Шулков Михаил Степанович

1922

380. Эпштейн Евель Вульфович

1904

10.10.42

381. Эпштейн Семен Абрамович

1922

1942

382. Эпштейн Шая Гилькович

1902

04.43

Слуцк

№ 121

10.05.44

«Чекист»

№ 30 № 278

№ 278

373

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Евреи-партизаны, прибывшие из Могилева, в партизанских формированиях других областей Белоруссии в 1941—1944 гг. Ф.И.О.

Год рожд.

Откуда прибыл

Область базирования

Бригада

Отряд

383. Альтшулер Вениамин Абрамович

1905

Могилев, к/л

Пинская

№ 200

384. Генькин Абрам Лейзерович Подрывник отряда № 2 Хотимского р-на Могилевской области

1905

ЦК КПб)Б

Гомельская

Шемякина «Вперед»

Макагонова

385. Глазшнейдер Яков Михайлович Парторг отряда

1898

Могилев

Гомельская

Шемякина «Вперед»

Макагонова

386. Гляйхенгауз Иосиф Давидович

1910

Могилев

Минская

«Беларусь»

387. Кацман Михаил (Меер) Вульфович Командир группы разведчиков

1908

Могилев

Гомельская

Шемякина «Вперед»

388. Коган Исаак Израилевич Погиб 12.02.1942, пох. в дер. Милое Кличевского р-на

Род. в г. Мозыре

Макагонова

№ 61

389. Краскин Хаим Аронович

1905

Могилев, к/л

Пинская

№ 200

390. Левертов Борис Вениаминович

1899

ЦК КП(б)Б

Гомельская

Шемякина «Вперед»

391. Лившиц Абраша Львович

1935

Могилев

Барановичская

№ 106

392. Лившиц Лиза Абрамовна

1915

Могилев

Барановичская

№ 106

393. Лисичкин Михаил

1922

Могилев

Минская

им. Ворошилова

№4

394. Мазин Михаил И.

1924

Могилевская обл.

Гомельская

1-я Гомельская

им. Калинина

395. Мархасин Абрам Беркович

1917

Могилев, к/л

Пинская

№ 200

396. Мысов Александр Георгиевич

1926

397. Розин Соломон Григорьевич

1905

Могилев, к/л

Гомельская

Шемякина «Вперед»

Макагонова

398. Розман Григорий Абрамович

1922

Могилев, к/л

Гомельская

8-я Рогачевская

№ 255

400. Трахтенберг Лев Давидович

1938

Могилев

Барановичская

№ 106

401. Трахтенберг Лиза Борисовна

1917

Могилев

Барановичская

№ 106

402. Хомелянский Семен Моисеевич

1915

Могилев

Гомельская

8-я Рогачевская

№ 255

403. Цейтлин Наум Алтерович

1917

Могилев, к/л

Гомельская

8-я Рогачевская

№ 258

Макагонова

399. Стрельцов И.Д.

Евреи — участники освобождения Могилева 26 июня 1944 г. части 49-й и 50-й армий 2-го Белорусского фронта при содействии 4-й воздушной армии замкнули кольцо окружения группировки войск противника вокруг Могилева и разгромили ее. 28 июня 1944 г. Могилев был освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Среди тех, кто принял активное участие в освобождении города, геройски сражались тысячи евреев. ЛЮДИ МАРЬЯНОВСКИЙ Моисей Фроимович (1919—2005) В боях за освобождение города особенно отличился командир первого батальона 23-й гвардейской танковой бригады 49-й армии капитан Моисей Фроимович Марьяновский. 23 июня бригада перешла в наступление на Могилев. Танковый батальон Марьяновского, действуя в передовом отряде, обошел город с севера, разведал брод на Днепре и переправился на западный берег. Затем он перекрыл шоссе, идущее из Могилева на Осиповичи, и отрезал пути могилевской группировке противника. Командир батальона в своем танке, на башне которого красовалась надпись «Беспощадный», одним из первых вырвался на шоссе. «Т-34» Марьяновского был построен на личные средства поэта Самуила Яковлевича Маршака. В течение одного боя танкистами первого батальона было подбито и раздавлено около 60 автомашин, четыре бронетранспортера и пять орудий, на поле боя осталось свыше сотни трупов немецких солдат. Около 300 вражеских автомашин было взято в качестве трофеев. Однако спустя короткое время обстановка резко изменилась. Гитлеровцы перегруппировались, подтянули резервы, и бой разгорелся с новой силой. Фашисты непрерывно контратаковали. Трудно пришлось танкистам, они теряли людей и машины. Ранен был и Моисей Марьяновский, но он не покинул поле боя. Уцелевшие танки 23-й отдельной гвардейской танковой бригады были сведены в один батальон. 27 июня 1944 г. умелым обходным маневром Марьяновский вышел на шоссейную дорогу Могилев — Минск и отрезал пути отхода немецким войскам на Могилев. В результате вражеская группировка была окружена. В течение июня 1944 г. батальон М.Ф. Марьяновского уничтожил большое количество неприятельских танков, свыше тысячи автомашин, 14 орудий, 72 пулемета и более 1600 гитлеровцев (Очерки еврейского героизма. Т. 1. Евреи — Герои Советского Союза / авт.-сост.: Шапиро Г.С.,

Герой Советского Союза Моисей Фроимович Марьяновский (1919—2005)

Авербух С.Л. — Киев, 1994. — С. 439—441; Cвердлов Ф.Д. В строю отважных — М., 1992. — С.191— 192; по Иоффе Э. Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941—1945. — С. 231, 254, 255; Левин  В., Мельцер Д. Черная книга с красными страницами. — США, Балтимор: Информационное агентство «Вестник», 1996. — С. 563). Вот что вспоминал сам М.Ф. Марьяновский о военном времени: «Часто приходится слышать, что боевые эпизоды прошедшей войны представляют интерес только для историков и военных специалистов. Но вдумчивый человек увидит в боевом эпизоде не только отдельное происшествие, но и самую жизнь его участников — солдат и офицеров; поймет их чувства и переживания. Знаете ли вы, что значит встать из окопа в полный рост и под огнем противника устремиться

375

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

командующему могилевской группы войск генералу Мюллеру. Гитлер потребовал немедленного вывода немецких войск из Могилева на Минск. Осуществление этого приказа привело бы к многократному увеличению немецких войск в Минске и обернулось бы для нас дополнительными жертвами. …И вот в самой гуще танкистов батальона родилась дерзкая идея: форсировать Днепр своим ходом по дну реки. Но «тридцатьчетверки» — всетаки полевые танки, а не амфибии, о которых, кстати, тогда и слыхом не слыхали. Выручила солдатская смекалка. Знаете ли вы, что такое «сапун»? Это один из элементов танкового двигаБои на улицах Могилева в июне 1944 г. теля. Он засасывает воздух и подает его к мотору. Так вот, к сапунам прикрепили автомобильные резиновые в атаку? Двинуть танк на огнедышащий дот или камеры, для того чтобы они высовывались над дзот противника? Что значит для командира отводой, и подстраховывали их поплавками из бредать боевой приказ, в результате которого могут вен, — чтоб не затонули. Теперь предстояло найти погибнуть подчиненные и товарищи? Мужество неглубокое место, где машины могли бы пройти по и страх, самоотверженность и ненависть к врагу дну и максимально скрытое от противника. Вскоре вмещает в себя это слово — БОЙ. такое место было найдено. Но и этого оказалось А сколько их было, разных боев?.. Попытки мало. Следовало законопатить отверстия в танконашей пехоты форсировать Днепр в верховьях, в вых корпусах, закрыть дула пушек и пулеметных районе Могилева, были отбиты. Немцы засели на стволов. Танк, поднявшись на берег, должен сразу высоком правом берегу и подавляли любые наже открыть огонь. Ясно, пыжи-пробки для этого мерения наших войск перейти реку. Смельчаков, не годятся. Орудие, заткнутое пробкой, разорвало которым удавалось выбраться на правый берег, бы при первом выстреле. После недолгих споров расстреливали в упор. Вода в реке покраснела решили дула пушек и пулеметов закрыть плотной от крови. Наступление захлебывалось. И тогда командующий фронтом приказал бросить на помощь пехоте танки. Но сколько ни пытались саперы навести для боевых машин понтонные мосты, немецкая артиллерия разносила их в щепки. Мы уперлись в мощную оборону немцев, которую они возвели на Днепре за три года оккупации и названную ими «Восточным валом». Неприступную для советских войск, как об этом было объявлено. Этому стратегическому направлению фашисты придавали очень большое значение. За верховьем Днепра открывалась дорога в Польшу и Восточную Пруссию. Время уходило. Обстановка ухудшалась и требовала решительных и неординарных решений. Мне сообщили, что Улица Первомайская сразу после освобождения перехвачена шифровка Гитлера

376

ЕВРЕИ — УЧАСТНИКИ ОСВОБОЖДЕНИЯ МОГИЛЕВА

Советские танки в городе. Фото из фондов МОКМ

деревень они согнали на шоссе стариков, женщин и детей и погнали их, кричащих и плачущих, впереди своих войск. Они знали, что советские танкисты не будут стрелять по своим людям, и надеялись таким образом пробить брешь в советских войсках. Эта картина потрясла наших воинов. Часть пехотинцев дрогнула. Я, боясь, что это может обернуться большой бедой, выскочил из танка, и мне удалось из горящей штабной машины выхватить гвардейское знамя бригады и высоко поднять его. В это время танковый взвод старшего лейтенанта Наконечного нанес внезапный удар с фланга и отсек советских людей от фашистских войск. Наши люди были спасены. Поднятое мною гвардейское знамя вдохновило наших воинов. В едином порыве танкисты, пехотинцы, артиллеристы обрушились на врага. К исходу четвертого дня фашисты сдались. За эти бои командование представило меня к званию Героя Советского Союза. В нем говорилось: «...Выполняя боевую задачу, т. Марьяновский, командуя танковым батальоном, 27 июня 1944 года умелым обходным маневром вышел на дорогу Могилев — Минск и отрезал пути отхода противнику из Могилева...» (Всем смертям назло. — М.: Знание, 2000).

промасленной бумагой, а отверстия в корпусах заткнуть паклей. Этого добра здесь оказалось вдоволь — в разобранном доме на берегу реки. Под самое утро 27 июня, едва забрезжил рассвет, взвыли моторы и танки двинулись к реке. Одна за другой машины вползали в реку и скрывались в ней. И только по деревянным поплавкам можно было проследить подводный путь танков. Они уверенно двигались вперед, приближаясь к правому берегу. И вот снова послышался нарастающий гул моторов... Показался зеленый камуфляжный ствол танковой пушки... И первая громадина — мокрый танк, облепленный водорослями, похожий на морское чудовище, выполз на берег. Не останавливаясь, развернулся и с ходу открыл огонь по ошалевшему противнику. А следом выполз и вступил в бой второй, третий, четвертый. Весть о том, что танкисты перешли Днепр, распространилась мгновенно и вызвала у наших воинов восторг. С криками «Ура-а!» они бросились в реку кто как: и на плавсредствах, и просто саженками, — помочь танкистам удержать и расширить отвоеванный кусок родной земли… ...В один из дней гитлеровцы пошли на чудовищное Войска входят в освобожденный город. Фото из фондов МОКМ злодеяние. Из окрестных

377

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

Союза (Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. В 2 кн. — М.: Воениздат, 1987. — Кн. 1. — С. 857). В составе 4-й воздушной армии, поддерживавшей при освобождении Могилева войска 2-го Белорусского фронта, сражалась начальник связи авиационной эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной дивизии гвардии старший лейтенант Полина Владимировна Гельман. Кроме освобождения Белоруссии, она участвовала в обороне Кавказа, в освобождении Кубани, Таманского полуРазрушенная улица Первомайская после освобождения. Фото из фондов МОКМ острова, Крыма, Польши, разгроме врага в Германии. Более 14 лет, вплоть до своей кончины Всего П.В. Гельман совершила 860 боевых вылетов 15 августа 2005 г., Моисей Фраймович Марьяновна бомбардировку переправ, складов с боеприский, проживавший в Москве, возглавлял Союз пасами, аэродромов, скоплений войск и техники евреев-инвалидов и ветеранов войны (СЕИИВ), противника. За героизм и мужество, проявленные в который входят на добровольной основе люди, в ходе боевых вылетов, старший лейтенант Полина принимавшие участие в борьбе против фашизма в Владимировна Гельман была удостоена звания годы Второй мировой войны в рядах вооруженных Героя Советского Союза (Герои Советского Союза. сил, партизанских отрядах, в органах внутренних Краткий биографический словарь. В 2 кн. — М.: дел и других организациях. Одной из основных Воениздат, 1987. — Кн. 1. — С. 317). задач Союза является работа по изданию «Книги Григорий Захарович Сигалов — командир Памяти» воинов-евреев. отделения службы земного обеспечения самолетовождения 6-й отдельной роты (6-я ОР ЗОС) Во время операции по освобождению Могилева отличился и командир звена 7-го гвардейского штурмового авиационного полка 230-й штурмовой авиационной дивизии 4-й воздушной армии гвардии лейтенант Борис Савельевич Левин. К июлю 1944 г. он совершил уже 106 успешных боевых вылетов на штурмовку вражеских войск, боевой техники, аэродромов, железнодорожных эшелонов, уничтожив при этом 4 самолета противника, 15 танков, 27 орудий, 59 эшелонов и большое количество живой силы. За героизм и мужество, проявленные в ходе воздушных боев, лейтенанту Могилев после освобождения. Б.С. Левину было присвоено Фото из фондов МОКМ звание Героя Советского

378

ЕВРЕИ — УЧАСТНИКИ ОСВОБОЖДЕНИЯ МОГИЛЕВА

Элила Борисовна Билова служила медицинской сестрой 2687-го эвакогоспиталя на 2-м Белорусском фронте. Шли тяжелые бои. В период тяжелых боев в Могилевской и Минской наступательных операциях сотни раненых бойцов и командиров поступали в госпитальные палаты. Внимательная сестра не отходила от раненых, отхаживала после операций, меняла повязки. Днем и ночью медицинские сестры и врачи дежурили у больничных коек раненых и больных воинов, спасая им жизнь, возвращая их в строй. Среди них было немало евреев, в том числе и Немецкие пленные на улицах города. Борис Моисеевич и Роза Фото из фондов МОКМ Аркадьевна Горелики (Золотарев Семен. К 60-летию освобождения. — http://www.kackad.com/article. 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта. asp?article=586). Григорий Захарович рассказал: Членом Военного Совета 49-й армии, нанес«В начале лета 1944 года войска армии пришей главный удар по могилевской группировке были на 2-й Белорусский фронт. Мое отделение противника, был полковник Г.Р. Брант, замебыло размещено в районе деревни Старо-Белица стителем командира 139-й стрелковой дивизии — под Гомелем. Бойцы отделения сразу приступили М.И. Двоскин. Бойцы 2-го батальона 1113-го к работе, так как начались полеты. С рассвета стрелкового полка 64-й стрелковой дивизии, и до сумерек работали на штурмовиков, а затем, которым командовал старший лейтенант А.М. Гукак и раньше, на женский полк ночных бомбарревич, за 4 часа боя уничтожили на шоссе Могидировщиков. Всю ночь над головой с интервалом лев — Минск до 50 немцев. За этот бой Анатолий в три минуты пролетали девушки 46-го полка Максимович Гуревич был награжден прямо на бомбить немцев. Среди них была отважная летполе боя орденом Красной Звезды. чица Полина Гельман». В боях за освобождение Могилева погибли Особо отличился при освобождении города политрук А.А. Эстеркин, рядовые А.Т. Алихвер, Могилева личный состав отдельной 379-й роты О.Д. Беккер, лейтенант Э.М. Уревич (Иоффе Э. связи штаба 2-го Белорусского фронта, командоБелорусские евреи: трагедия и героизм. 1941— вал которым Исаак Нояхович Вайнруб. За вы1945. — С. 223). А также два брата — связист, полнение особо важных заданий 379-я рота связи рядовой Р.Б. Аронов и артиллерист, командир награждена боевыми орденами. За боевые заслуги батареи старший лейтенант Б.Б. Аронов и другие командир роты награжден орденом Красного (Абрамович А. В решающей войне. Участие и роль Знамени, двумя орденами Отечественной войны евреев СССР в войне против нацизма. — СПб., I степени, орденом Красной Звезды и другими 1999. — С. 211—212). боевыми наградами. Подготовлено И. Шендерович

379

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ПРИЛОЖЕНИЕ 4 Герои Советского Союза — евреи, уроженцы Могилева и Могилевской области 1. Ваксман Исаак Федорович (1922—1943) Родился в селе Краснополье (ныне поселок, райцентр Могилевской области), в семье служащего. В 1938—1940 гг. работал учителем, одновременно учился заочно в Днепропетровском транспортном институте. В 1941 г. был призван в Красную Армию. В 1942 г. окончил курсы младших лейтенантов. Командир батареи 45-мм пушек старший лейтенант Ваксман отличился в боях при форсировании Днепра осенью 1943 г. 26 ноября 1943 г. командир артиллерийской батареи 1118-го стрелкового полка (333-я стрелковая дивизия, 6-я армия, 3-й Украинский фронт) старший лейтенант Ваксман умело организовал переправу своей батареи на правый берег в районе села Каневское (Запорожский район Запорожской области Украины). В боях за плацдарм батарея взаимодействовала со стрелковыми подразделениями, прокладывая путь пехоте. При отражении контратак противника артиллеристы уничтожили 15 пулеметов, танк, две автомашины, более сотни гитлеровских солдат и офицеров. Старший лейтенант Ваксман погиб в бою 19 декабря 1943 г. Похоронен в братской могиле в селе Разумовка Запорожского района Запорожской области. Имя героя присвоено Березякинской средней школе Краснопольского района и улице в поселке Краснополье. 2. Горелик Зиновий (Залман) Самуилович (1904—1968) Родился в селе Осиповичи (ныне город), в семье рабочего. Окончил неполную среднюю школу и Симферопольский комвуз. Работал в райкоме партии в городе Симферополе. В Красной Армии в 1926—1928 гг. и с июня 1941 г. Младший лейтенант Зиновий Горелик в боях под городом Донецком (Украина) был тяжело ранен. Из госпиталя выписался только летом 1942 г. и был направлен командиром стрелкового взвода в Сталинград. Днем и ночью здесь шли упорные бои. Части Красной Армии с трудом, но отражали непрерывные атаки вражеских танков и пехоты. За успешные боевые действия в боях под Сталинградом З.С. Горелик был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. 16 октября 1943 г., уже в должности командира стрелковой роты 568-го стрелкового полка (149-я стрелковая дивизия, 65-я армия, Центральный фронт), старший лейтенант Зиновий Горелик со своими бойцами первым в полку форсировал реку Днепр у деревни Щитцы Лоевского района Гомельской области Белоруссии. Его рота сразу же попала под ураганный огонь противника. Погибли все командиры взводов. Старший лейтенант З.С. Горелик сам лег за станковый пулемет и вывел из строя расчеты одного орудия и двух пулеметов гитлеровцев. Затем отважный офицер повел роту в атаку. Рота под командованием З.С. Горелика захватила два вражеских орудия. Бойцы повернули эти орудия на запад, и под руководством командира обстреливали из них гитлеровцев, пока хватило снарядов. В этом бою старший лейтенант З.С. Горелик был ранен. Высшие награды Родины вручил Герою в госпитале сам генерал Рокоссовский. С 1945 г. капитан З.С. Горелик — в запасе. Жил и работал в Симферополе. 3. Горелик Соломон Аронович (1913—1941) Родился в городе Бобруйске в семье рабочего. Окончил 5 классов, затем профессиональнотехническую школу по специальности «токарь-инструментальщик» и работал токарем. В Красной Армии с 1931 г. Участник советско-финской войны 1939—1940 гг. С июня 1941 г. — на фронте. В боях с немецко-фашистскими захватчиками помощник командира роты Соломон Горелик проявил высокое мужество и геройство. Он неоднократно эвакуировал с поля боя подбитые танки. Под шквальным огнем противника храбрый воин исправлял повреждения, а когда того требовала боевая обстановка, сам садился за руль и вел машину в атаку. На его счету числилось множество уничтоженных вражеских орудий, минометов, пулеметных гнезд, солдат и офицеров. В июле 1941 г. в боях за Шепетовку помощник командира танковой роты по технической части 1-го танкового полка 1-й танковой бригады 21-й армии Юго-Западного фронта, воентехник 1-го ранга Соломон Горелик уничтожил 4 противотанковые пушки, 6 минометов и более двух взводов фашистской пехоты.

380

ЕВРЕИ — УЧАСТНИКИ ОСВОБОЖДЕНИЯ МОГИЛЕВА

20 сентября 1941 г. в бою под городом Богодуховом Харьковской области он лично уничтожил 8 орудий, 3 миномета и подавил гусеницами своего танка несколько пулеметных гнезд. Во всех боях С.А. Горелик личным примером отваги увлекал за собой другие танковые экипажи. В атаках он был только впереди. 23 октября 1941 г., на подступах к городу Белгороду, подтянув свежие силы, немцы вклинились в оборону наших войск на стыке стрелковых подразделений. 1-я танковая бригада получила приказ уничтожить прорвавшуюся к городу группировку противника. 5 боевых машин с десантом автоматчиков атаковали фашистов. Впереди шел тяжелый танк «КВ» лейтенанта Лысенко, вел его воентехник 1-го ранга Горелик. Танк ворвался на позицию вражеских артиллеристов, раздавил одно орудие, другое, как вдруг тяжелый удар потряс его. 2 часа вели танкисты огонь из неподвижного танка, а когда кончились снаряды и патроны, отбивались гранатами. Фашисты окружили машину, предложили экипажу сдаться в плен. Получив отказ, гитлеровцы подожгли ее. Горелик сгорел вместе с командиром в подбитом танке. Похоронен в братской могиле в городе Белгороде. Его именем названа улица в Белгороде, на месте захоронения установлен памятник. 4. Златин Ефим Израилевич (1913—1964) См. с. 271—272 5. Маневич Лев Ефимович (1898—1945) См. с. 314—317 6. Смоляков Абрам Ефимович (1908—1943) Родился в деревне Щербиновка (ныне Кричевского района). Долгое время жил в городе Сталино (после 1961 г. — Донецк), работал кузнецом, затем был директором клуба, директором Парка культуры. Работал в городе Ташкенте, с 1939 г. на партийной работе в городе Станиславове (с 1962 г. — ИваноФранковск) в Западной Украине. Здесь и встретил начало Великой Отечественной войны. С боями отходил к Днепру, участвовал в оборонительных боях севернее Гомеля, а затем в контрнаступлении наших войск. В 1942 г. участвовал в боях в районе Воронежа и в наступлении к Курску, затем — в Курской битве. При отражении атак противника на белгородском направлении, в районе города Обоянь, только за 6 и 7 июля полк подбил 89 танков, в том числе 35 тяжелых. 30 сентября 1943 г. — заместитель командира 1177-го истребительного противотанкового артиллерийского полка по политической части (7-я гвардейская отдельная истребительная противотанковая артиллерийская бригада, 47-я армия) майор Абрам Смоляков умело организовал форсирование Днепра подразделениями полка севернее города Канев (Черкасская область). 3 октября разгорелись ожесточенные бои в районе села Лепляево. Фашистские танки пошли плотным строем, намереваясь ликвидировать плацдарм. Шесть из них были подбиты, но и артиллеристы понесли большие потери. Около многих орудий осталось по 1—2 человека. Тогда к пушкам встали офицеры. В одной из батарей рядом вели огонь по танкам командир полка майор Шалимов и его заместитель по политчасти майор Смоляков. Плацдарм был удержан, майор Смоляков в самом конце этого боя погиб. Похоронен в братской могиле в селе Лепляево Каневского района Черкасской области. В селе установлена мемориальная доска. Именем Героя названы улица и школа в городе Кричеве Могилевской области.

Послесловие

EPILOGUE

Наш рассказ о Второй мировой войне и о репрессиях в Могилеве завершен, но обе эти темы не исчерпаны. В историческом повествовании о могилевском еврействе по-прежнему остаются белые пятна, и еще многие люди хотели бы увековечить память своих родных и близких. Невозможно упомянуть все имена и пересказать все мемуары. Но Ваши воспоминания о прошлом — не только часть истории Вашей семьи, но и очень ценный, а иногда и единственный источник информации о нашем общем прошлом. Сделайте все возможное, чтобы это прошлое осталось в коллективной памяти и дошло до тех, кому это важно знать и помнить! Мы поможем Вам в этом. Пишите нам, присылайте документы, фотографии и любые другие материалы. Мы надеемся использовать новую информацию о людях и событиях минувшего времени в наших последующих изданиях.

Our story of the Second World War and the Stalinist repressions in Mogilev is over, but both topics are not yet exhausted. Numerous gaps remain in the historical narrative of the Mogilev Jews. Many more people would like to record the memory of their relatives and friends.

Наш адрес: mogjewishhistory@mail.ru

382

It is indeed impossible to mention all names and retell all memoirs. But memories of the past are not only a part of Your family, they are also a very valuable, sometimes only, source of information about our common past. Do everything possible for this memory to last and be passed on! We can help. Write to us, send documents, photographs and any other materials. We hope to use the new information about people and events of the past in our future publications.

Contact e-mail: mogjewishhistory@mail.ru

Авторы КОСТЕРОВ Александр Петрович, Могилев Кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин Могилевского государственного университета продовольствия. Последние восемь лет сферой научных интересов является предвоенный период и начальный период Великой Отечественной войны в Беларуси и на Могилевщине. Опубликовал более 30 статей по этому вопросу. Автор книги «Бессмертный подвиг защитников Могилева летом 1941 г.» (Могилев, 2004). ЛИТИН Александр Лазаревич, Могилев Журналист, фотограф. Член Ассоциации журналистов Беларуси. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Работал инженером в Казани и Могилеве. С 1989 г. связал свою жизнь с фотожурналистикой. Постоянно работает в области художественной фотографии, участник и лауреат фотосалонов во многих странах мира. Темой истории могилевских евреев начал заниматься 11 лет назад. Составитель и один из авторов книг «История могилевского еврейства: документы и люди» (Мн., 2002. — Кн. 1; Мн., 2006. — Кн. 2, ч.1); «Гибель местечек Могилевщины. Холокост в Могилевской области в воспоминаниях и документах» (Могилев, 2005) (совместно с И. Шендерович). Сфера интересов: история и культура евреев Могилева, синагоги Могилева, архитектурные памятники Беларуси, визуальная информация по данным темам. ПУШКИН Игорь Александрович, Могилев Кандидат исторических наук, доцент. Автор трех монографий, соавтор девяти книг и составитель пяти сборников научных работ, автор более 150 статей в научных и энциклопедических изданиях Беларуси, Польши, Чехии и России. Доцент Могилевского государственного университета продовольствия. Один из основателей и первый директор Музея истории Могилева. Сфера интересов: история и культура Могилева, участие национальных меньшинств в общественнополитической и культурной жизни БССР и современной Беларуси. СЫЧЕВА Татьяна Михайловна, Могилев Окончила исторический факультет Могилевского педагогического института в 1986 г. Старший научный сотрудник Могилевского областного краеведческого музея. Сфера научных интересов: история Могилевщины. ФРИДМАН Александр, Германия Magister Artium. Родился 26 августа 1979 г. в г. Минске. Окончил исторический факультет Белорусского государственного университета и Саарландский университет (Саарбрюкен, Германия) по специальностям: новейшая история, философия и германистика. Докторант Саарландского университета, сотрудник документационного проекта Национального Мемориала Катастрофы и Героизма «Яд ва-Шем» (Иерусалим), автор интернет-проекта «История евреев Беларуси» (www.beljews.info). ШЕНДЕРОВИЧ Ида Михайловна, Могилев Окончила Могилевский государственный университет. Преподаватель еврейской воскресной школы. Руководитель общинных программ и программы «Уроки Холокоста» еврейской общины. Составитель книги «Гибель местечек Могилевщины. Холокост в Могилевской области в воспоминаниях и документах» (Могилев, 2005) (совместно с А. Литиным). Автор публикаций в научных и научно-популярных изданиях. Сфера интересов: история и культура евреев Могилева, Холокост на Могилевщине.

383

Список сокращений ГАМО — Государственный архив Могилевской области

ГАООМО — Государственный архив общественных организаций Могилевской области ГАРФ — Государственный Архив Российской Федерации

МОКМ — Могилевский областной краеведческий музей

НАРБ — Национальный архив Республики Беларусь РГВА — Российский государственный военный архив

ЦГАИПД — Центральный государственный архив историко-политических документов (Россия)

Главмилиция БССР — Главное управление милиции, центральный орган милиции БССР, входящий в состав НКВД ГПУ — Главное политическое управление

ГУЛАГ — Главное управление исправительнотрудовых лагерей ГУШОСДОР НКВД — Главное управление шоссейных дорог НКВД НКВД — Народный комиссариат внутренних дел

ОГПУ — Объединенное государственное политическое управление при Совете народных комиссаров СССР УГБ НКВД — Управления госбезопасности наркомата внутренних дел

УНКВД — Управление наркомата внутренних дел ЧК — Чрезвычайная комиссия

ВМН — высшая мера наказания

ИТЛ — исправительно-трудовой лагерь

АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины

Дмитлаг НКВД (первоначально Дмитровлаг, ДЛАГ, ДИТЛ) — крупнейшее лагерное объединение ОГПУ-НКВД, существовал с 1932 по 1938 год и располагался на территории Московской области и отчасти в самой Москве

384

Локчимлаг — Локчимский исправительно-трудовой лагерь в селе Пезмог около г. Сыктывкара, Коми АССР, один из первых крупных лесозаготовительных лагерей в СССР Норильсклаг — исправительно-трудовой лагерь в г. Норильске Красноярского края Печорлаг — исправительно-трудовой лагерь в районе ст. Печора Коми АССР Севвостлаг — Северо-Восточные исправительнотрудовые лагеря в Дальневосточном и Хабаровском крае Сегежлаг — исправительно-трудовой лагерь на ст. Сегежа Карело-Финской ССР Ухтпечлаг — Ухто-Печорские лагеря, образованные ОГПУ в 1923 г. в бассейнах рек Ухты и Печоры УР — Управление работ (после войны УНР — Управление наземных работ)

Бунд — Всеобщий еврейский рабочий союз ГК — городской комитет КПБ — Коммунистическая партия Белоруссии КПК — Комитет партийного контроля КСМ — Коммунистический союз молодежи Окружком — окружной комитет партии РСДРП — Российская социал-демократическая рабочая партия ЦК ВКП(б) — Центральный комитет Всероссийской коммунистической партии (большевиков)

СНК — Совет народный комиссаров Наркомзем — Наркомат земледелия Наркомлегпром — Наркомат легкой промышленности Наркомфин — Наркомат финансов Наркомтруда — Народный комиссариат (наркомат) труда НКТП — Наркомат тяжелой промышленности БСХИ — Белорусский сельскохозяйственный институт (г. Горки) ИКП — Институт красной профессуры Истпарт — Комиссия по истории Октябрьской революции и PKП(б), занималась собиранием,

научной обработкой и изданием материалов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции МЗИМП — Московский заочный институт металлопромышленности Рабфак — рабочий факультет ТИНРО — Тихоокеанский институт рыбного хозяйства и океанографии ФЗУ — фабрично-заводское училище ЦАГИ — Центральный аэрогидродинамический институт ЦНИИ ГВФ — Государственный научно-исследовательский институт гражданского воздушного флота

Сельпо — сельское потребительское общество

ТПО — территориальное производственное объединение ФЗМК — фабрично-заводской местный комитет ФЗО — фабрично-заводской отдел

Центросоюз — Центральный союз потребительских обществ СССР ЦРК — центральный рабочий кооператив

ЦСУ — центральное статистическое управление

Швейтрест — объединение предприятий швейной промышленности Народного комиссариата легкой промышленности в 20-е —30-е годы ХХ в.

БМК — Барнаульский меланжевый комбинат Белпищеторг — Головное управление предприятий по продаже продовольственных товаров в Белоруссии Белпромстройтрест — Белорусский трест по промышленному строительству ВЦИК — Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Горжилсоюз — городской союз жилищных кооперативных товариществ Горжилуправление — городское жилищное управление ЕПО — единое потребительское общество Заготконтора — заготовительная контора ИНО — иностранный отдел, инспекция народного образования Инпромторг — организация (артель) по торговле промышленными товарами для инвалидов ЛОУМП — Ленинградское областное управление местной промышленности Могинпром — Могилевская артель инвалидов Могстройтрест — Могилевский строительный трест Мосзаготскот — Московская областная контора по заготовкам скота МТС — машино-тракторная станция НЭП — новая экономическая политика ОЗЕТ — Общество землеустройства еврейских трудящихся Окротдел — окружной отдел ОРС — отдел рабочего снабжения Райздрав — районный отдел здравоохранения Райкоопсоюз — районный союз кооперативных обществ РИК — районный исполнительный комитет Розинторг — организация (артель) по розничной торговле товарами для инвалидов

МАРЗ — Могилевский авторемонтный завод Сушкомбинат — сушильный комбинат Трублитзавод — труболитейный завод

ЮУЖД — Южно-Уральская железная дорога

ВОГ — военно-оперативная группа

ОР ЗОС — отдельная рота земного обеспечения самолетовождения ПВО — противововоздушная оборона

ПОВ — Польская Организация Войсковая ПТР — противотанковое ружье

РККА — Рабоче-Крестьянская Красная Армия

СГОН — Специальная группа особого назначения

СД — Служба безопасности (нем. Sicherheitsdienst Reichsführer-SS(SD)) СЕИИВ — Союз евреев-инвалидов и ветеранов войн

СМЕРШ — военная контрразведка (сокращение от «Смерть шпионам!»), Главное управление контрразведки Народного комиссариата обороны СССР

ЧГК — Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, причиненного ими ущерба гражданам, государственным учреждениям и общественным организациям СССР

385

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2

ИМЕННОЙ Алфавитный указатель А Абрамов 25 Абрамчук 25, 29 Аверьянов 326 Аверьянова 120 Аврутин 122 Аврутина (Глускер) 122 Агранат 23 Аграновский 320 Агрест 23, 24, 28, 262 Адинец 232 Адинец (Ладнова) 232 Азаренок 233 Азеф 44 Акинчец 225 Аксельрод 224 Алай 202 Александрович 198 Алихвер 379 Альтер 199 Альтшулер 109, 207, 228 Альтшулер (Кушилина) 229 Альтшулер (Эпштейн) 224 Альтшуллер 10 Альтшуль 279 Амрум 302 Анкудинов 277 Ануфриевы 224 Аранзон 161 Аронов 171, 320, 379 Аронова 172 Аруин 89, 92, 93 Архипцевы 223 Аскинази 18, 19, 21 Астапенко 207, 225, 226 Астров 88, 93—95, 96 Астрова 93, 96 Ахонин 198 Ашкинази 292 Б Бавшевская (Цукерик) 129 Базылевы 160 Балаболин 207, 323 Балтер 21 Бальцевич 325 Баранич (Баранишников) 199 Барановская 218 Барановский 218 Баршай 224, 345 Баскины 345 Басс 313 Бахер 11 Бахеров 40 Бахрах 13 Башлыков 341 Бедеров 18 Бекаревич 208 Беккер 379 Беленький 8, 125, 163 Белицкая-Слабко 223, 224 Белкин 272 Белковская 162, 267

386

Белоусова 226 Белохвостова 109 Белый 97 Бельский 330, 331 Белявская 224, 225, 226 Беляуш 341 Беляцкая 34—36 Беляцкий 90, 178 Берин 12 Берлин 22 Берман 31, 32 Бернштейн 15 Бескин 13 Бехеров 10 Бибельник 48—50 Бигдай 253 Билова 379 Бириков 264 Бихман 28 Благодарова 224 Благутина 223 Блюмин 248 Божелко 224 Болдин 99 Борисенок 218 Бородицкий 114 Борский 198 Бочавер 16, 28 Боярская 179, 180 Брайнин 20, 22, 102, 172 Брандин 20 Брант 379 Брезнер 107 Брикер 10 Брилон 11, 14 Брудолей 286—290 Бруевич 101 Брук 93, 125 Брун 345 Буланова 18 Бульман 189, 190 Бурыгин 266, 267 Быховский 15 В Вагель 23 Вайман 23, 107, 115—116, 292, 300 Вайнруб 379 Ваксман 199, 345, 380 Ванилер 114, 302—304 Варнес 31 Василевский 25 Васьков 157 Векер 9 Векслер 9 Вербицкая 226 Веротинская 162 Вертлиб 27, 222 Веселина-Ткачева 222 Вико 225 Викторовский 120 Вилько 28 Винниченко 152

ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ Виркман (Биркман) 199 Вишняков 328, 329 Владимиров 90, 98 Власов 32 Воеводин 98, 100 Вол 189 Волин 37 Волков 157, 223 Володина 21 Волчок 105—106 Волькинштейн 10 Воробьева 219, 320 Воронов 277 Воронцова 107 Вульфович 24 Высоцкий 332 Вышинский 23 Г Гайлеш 39 Гайчукова 209 Галкин 329 Гальпер 123 Гальперин 219, 327—333 Гаманьков 28 Гампель 179 Гвоздырева 321, 322 Гелины 162 Гельберг 25 Гельман 378—379, 379 Гельмер 291 Гельфанд 10, 292 Гельфер 207, 225—226 Гендель 92 Генина 248 Генькин 9, 17, 89, 99, 276, 338—342 Герасименко 111 Герасимова 208, 315 Герцман 22 Герчики 162 Герчикова 300 Гершкович 116, 208 Гетманский 107 Гильбурт 28, 120, 276, 278—281 Гильман 26 Гимпельсон 172 Гиндин 300, 322 Гиндина 300 Гинзбург 47, 110, 129 Гиргеньсон 248 Гиршенбом 28 Гиршик 92 Глазшнейдер 90, 99, 102, 324, 342 Гласов 320 Глезин 90 Гликовы 179 Глобус 265 Глушакова 219 Годин 92 Гозман 134, 301, 302 Головенчик 29 Голод 11, 18—19, 88, 134, 208 Голубец 99 Голубов 101 Гольберг 92 Гольбург 99

Гольдберг 93 Гольдман 50, 116—118, 295 Гольдштейн 118 Гончарь 107 Гонюх 282 Горавская 345 Гордиевский 359 Горелик 28, 39, 321, 379, 380 Горкин 281 Горовец 119 Горовские 221 Городецкий 92 Городницкий 23 Горон 29 Горский 25 Горфинкель 220 Гофман 17, 199, 345 Гофштейн 13 Грабовщинер 134 Гранат 111 Граф 29 Гремов 343 Гринберг 221 Гринглаз 22 Гринфильд 216 Гришина 131, 174, 208 Грознер 17 Громаков 262, 266 Гросс 91 Губер 107 Гузелевич 195 Гуревич 8, 16, 21, 31, 114, 123, 126, 287, 340, 379 Гурков 127 Гурский 329 Гурьянова 240, 241 Гусаревичи 160 Гутины 221 Гутман 14 Гуща 25 Д Давыденко 29 Данилов 164, 268 Данилович 245, 246 Данович 279 Дворкин 10 Двоскин 88, 89, 379 Девятченок 321, 323 Денисов 224, 329 Деревяго 207, 219, 220 Деревянко 132 Дерновская 125 Десятова 101, 102, 324 Добкин 37 Додашева 224 Докторов 156 Долгин 246—248 Долгина 248 Долкарт 114 Домациевская 232 Домешко 208 Дордик 21 Дорогань (Галынкина) 122 Дорожкина 264 Дробинский 21 Дроздов 178

387

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2 Дубникова 248 Дубовская 207, 228 Дудкин 101 Дудкина 223 Думчин 292, 298—300 Думчина 292 Дусович 114 Дымент 208, 235 Дымов 43, 100 Дядичкин 342 Е Евстихеев 188 Евтихнев 96 Егудин 93 Емельянов 25 Еременко 106 Еренбург 224 Ефимов 230 Ефремкова 265 Ефройкин 92 Ецевич 323 Ж Житницкий 17, 18, 21, 24, 25, 26, 27, 33, 40, 118, 159, 163, 274 Жунин 356 Журавлева 321 Журов 93 З Забелин 266 Зайкова 119 Зайцева 207, 322 Зайцевы 224 Закашанский 42, 126—127, 293—294 Заслонов 326, 327 Затман 10 Заустинский 240 Зверев 174—175, 244 Зверева 244 Зебницкий 346, 347 Зейтман 172 Зеленков 231 Зеликов 120, 126, 133, 232 Зеликова 120, 123, 232, 292 Зенькевич 272 Зильберман 92 Зисман 22, 28, 325 Златин 19—20, 271—272, 381 Злотникова 179 Злятин 110 Зоханова 113 Зубаревский 281 Зыбина 178 И Иваниха 207 Иванишко (Глазшнейдер) 99 Иванов 93, 120 Иванова 233 Ивкин 92 Игольникова 208 Изох 115 Израильский 24 Ильин 39

388

Ильина 225 Иоффе 10, 30, 122, 241, 242, 272, 320 Иоц 207, 322 Ирлина 130—131 Иткин 12, 92 Иткина-Ванилер 302 Ихтейн 208 Ицков 345, 345—346 Ицхак 201 К Кабанов 32 Кабищер 129 Каган 8, 9, 11, 12, 17, 21, 90, 116, 208, 221, 283, 287 Каганер 42 Каганович 320, 322 Казакевич 25 Казаков 97—98 Казинец 114 Казинцев 23 Казюкин 331 Калуцкий 277, 278 Капелевич 178 Каплан 31 Каплун 303 Каплун-Ванилер 302 Капшицкий 328 Карабанова 208, 232 Карасик 13 Каримов 322 Карпинские 321 Касаев 215, 322, 326 Каспирович 93 Катюшин 107 Кауфман 31, 32 Кац 12, 25, 26, 248, 272 Кацман 90, 91, 99, 101, 102, 120, 131, 132, 133, 182, 199, 225, 324, 342, 374 Кацнельсон 225 Качуевский 347 Кирзнер 16 Кириллов 103 Кирилов 98 Кирпич 330, 352 Киселев 31, 32 Кицын 110—113 Клебанов 14—15 Клебанова 219, 328 Клебановы 119 Клейч 93 Клечиков 231 Клионер 91 Клипцан 193, 195 Клугман 90—91, 98—99, 102, 248, 324 Книга 345 Кобец 127 Кобозова 222 Ковалев 208 Ковалевский 8 Ковальков 249 Коган 13, 88, 207, 223 Козел 292, 333 Козлова 8, 228 Козлова-Рубинчик 292 Кокашинский 340, 341 Кокина 353

ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ Колин 307, 308 Колина-Пистунович 307 Колодкин 180—181 Колосовская 220 Колотников 114 Комар 322 Кон 45 Кондратьева 156 Коноплев 340 Коноплева 208 Коноплевы 159 Конохов 178 Конохова 178 Константинов 189 Коптева 208 Коптелев 32 Корбут 234 Кореневская 259 Коробик 321 Короленко 208, 227 Котик 282 Котляров 304—306 Котлярова 109, 304 Кофман 177 Кошин 92 Кошняков 209 Кракоуский 201 Красин 18 Краскин 18, 188—189 Красневские 224 Крейдик 93 Крейнер 107 Кречмер 10 Кривошей 92 Кривошеин 105, 337, 355 Крисевич 322 Кристал 289 Кристовец 337 Крымский 9 Крюк 224 Кувшинов 195, 322 Кудрявцев 228 Кудрявцева 208, 228, 240 Кузнецова 207, 322 Кузьменко 224 Кузьник 125 Куксевич 95 Кукуй 222 Кулешов 341 Кулящева 156 Кундович 25 Купершмит 127 Курганов 104 Курчик 262 Куськины 162 Куявская 170, 174, 208, 227, 229 Куявская (Шлифиш) 242 Л Лагун 18, 28, 224 Лазаренко 178 Лазуркин 245 Лакцютко 195 Ланской 29 Лаперовы 223 Лапидус 180

Лаппо 356 Ларина 222 Ларины 222 Лев 271 Левертов 341, 342, 343—345 Левин 32, 36—42, 345, 378 Левит 13—15, 27, 93, 113 Левчев 282 Ледник 111 Лейкин 28 Лейкина 199 Леин 116 Лемешко (Бекешева) 208 Леоненко 340, 343 Лесман 9, 17 Лещинский 179 Либин 37 Либина 23 Либман 279 Либузер 292 Лившиц 10, 18, 20, 111, 113, 223, 299, 300 Линкус 113, 320—321 Липкин 280 Липкина 125 Липкинд 20 Липовский 88 Липшиц 8, 28 Лисовская 195 Лисунова 26 Литвинов 332 Литин 101, 300—301 Лифшиц 113, 321 Лихунова 228, 240 Лишанские 96 Лобанок 224 Лобович 248 Лонский 25 Луговая 250 Лукашевич 39 Лукашов 44 Лукашова 44—47 Лурье 92 Лучин 38 Лысюк 224 Львов 344 Любинина 208, 235 Лялин 280 Ляльков 208 Лялькова 208 Лянглебен 118—119 Лярский 230 М Мазуров 330 Мазья 296 Макагонов 345 Макаров 88, 92, 96, 351 Маковский (Либсон) 13, 14 Максимов 100 Максимович (Максименко) 43 Максимовские 210 Малашева 244 Малашкевич 320 Малкин 161 Малофеев 98 Мандельбаум 28

389

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2 Мандельштам 271 Маневич 11, 308—309, 314—317, 381 Маненок 358 Марков 329 Маркуль 111 Мармолевский 178 Марьина 95 Марьяновский 375—378 Марьянчук 332 Марьясина (Коган) 223 Массарский 8 Масюкевич 224 Матисова 260 Махлин 29 Махлина 94 Маховер 9, 329 Мац 224 Машкович 290—293 Медведев 109, 340, 341 Мейлин 271 Мелешко 92 Мельник 207, 323 Мельниковы 221 Месежников 173 Месежникова 173 Метелица 12, 88 Метельский 105—106 Метлицкий 223 Мигулин 202 Милевич 232 Мильто 142, 153, 208, 220 Миндлин 115—116 Минкин 272—275 Минц 224 Миньков 197 Мирер 19, 89 Миркин 160, 333 Миров 291 Мироновы 230 Мительман 27 Михаднюки 223 Михайловский 10 Михалап 224 Михеев 225 Мишкович 162 Мишковичи 162 Миэзит 322 Мовчанский 98 Могильницкие 221 Моин 111 Моисеева 215 Моисейкин 107 Мокцеев (Моксеев) 201 Молащенко 156 Молочников 275 Морговцова 91 Моргунов 14 Морев 31 Мороз 207, 215, 223, 271 Морозов 91, 96 Морозова 241 Моцкин 27 Мусерская 260 Мысов 92, 325—327 Мэтте 256

390

Мэттэ 101, 233 Мясников 177, 281—282 Н Назаревская-Герцман 22 Наймарк 10, 159—160, 320 Наливайко 23 Наумовича 323 Нахбо 271 Незнанская 222, 223 Нейман 21 Немчин 188, 189 Нешкес 21 Николаев 189 Нискина 93 Нихамкин 248 Новиков 14 Носацкий 28 Нудельман 329, 352—353 О Оникул 172, 262 Орлов 25, 178, 272 Орлова 198 Осиновский 208 П Павлинкович 208—209 Павлинкович (Курбанова) 209—210 Павлов 215, 320 Пальчик 9 Паперина 224 Парховник 32—34, 334—337 Парховникова 220 Певзнер 9, 14, 92, 122 Пейсер 198 Переплетчиков 50, 294 Перлин 22 Персицкая 297—298 Перцевы 221 Петрашкова 224 Петренко 259 Петрова 210 Петровицкий 16 Петровский 92 Печатников 14, 15 Печерский 16 Пивоваров 207, 215—217, 262 Пик 224 Пикельнер 292 Пилецкая 221 Пилунов 155 Пиратинский 210 Писаревы 222 Письман 345, 346—347 Пласков 106 Плещинская 259 Плоткина 141 Плутес 225 Плюшков 111—113 Поболовец 224 Поддубские 225 Поддубский 330 Подстрелова 26 Позин 178 Ползик 221 Поляк 272

ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ Полякова 155 Пономаренко 91, 96, 109, 276 Попель (Лусто) 233 Попкова 230 Потупчик 207, 219 Притыцкий 321 Прихожан 272 Приц 262 Прокопенко 157 Пугач 195—197 Пудин 92 Пузиков 119 Пукинская 208 Пулин 208 Пурижанский 300 Путникова 208 Пчелкин 334 Пятницкий 111 Р Рабинович 14—16, 272 Рабиновичи 292 Рав 136 Равина 125 Раевская (Тростяницкая) 280—281 Райцес 121 Раковичи 224 Рамендик (Пушилина) 328 Рапопорт 17 Ратнер 272, 291, 356 Рахлин 9 Ревинский 8, 10, 14, 15 Рейзли 172 Реймер 107 Ризов 245 Робкин 20 Рогинкин 110 Рогинская 180—181 Родкина 17 Родов 202 Рожина 113 Розенберг 107 Розин 188—189 Розкин 32 Розман 245 Романов 359 Романовские 119 Романовский 142, 144 Ротенберг 275 Ротт 341 Рохкес (Генина) 236—239 Рохлина 243 Рубина 110, 228 Рубинштейн 21, 23, 114 Рудакова 232 Ружицкий 101 Ружковский 248 Руковицын 111 Румянцев 322 Руник 22 Русакович 220 Русецкая-Кот 224 Рутины 207 Руцкая 215 Руцкие 207 Рыбаково 329

Рыбянкова 225 Рыбянковы 208 Рывкин 116 Рыжов 115 Рыскин 107 С Савицкий 97 Сагал 10, 17, 92, 96 Садовская 243 Садовский 234 Саки 198 Сакин 91, 114, 359—396 Самерсов 24, 25 Саморов 248 Сандлер 227—228, 265, 288 Сандок 136 Сафонова 101 Сафоновы 221 Сахарова 326 Сахартов 92 Сацункевич 218, 356, 357 Сачивко 133 Севостьянов 337 Селецова 224 Семенов 90, 178, 265 Семешкины 224 Сервирог 91 Сергеев 329 Серебрянский (Бергман) 319 Сигалов 378 Сикорский 332 Симановская (Голод) 208 Симоновский 150, 153, 165—171, 208, 229, 230, 269 Симонов 104—105 Сионски 311—313 Сипакова 164, 178 Сироткин 248 Сироткины 162 Скалина 218, 356, 357 Скорино 264 Скоробогатов 277, 278 Славин 93 Слезкин 321 Слуцкая 219 Слуцкер 244 Смелькинсон 22 Смирнов 40 Смоляков 381 Сморчков 341 Соболевская 323 Соболевские 227 Соболевский 93, 208, 227, 321 Солдатенко-Сергиенко 330 Соловьев 101, 299 Соловьева 208 Соловьева (Думчина) 298 Солодкин 291 Соморева 174, 208, 229 Соркин 114, 160—161, 187, 202, 248, 272 Соркина 21, 131, 224 Соркины 162 Соскины 114 Сосонкин 292 Сосонкина 291 Сотников 334

391

ИСТОРИЯ МОГИЛЕВСКОГО ЕВРЕЙСТВА. Документы и люди. КНИГА ВТОРАЯ. Ч.2 Спектор 201 Станилов 199 Станкевич 244 Станкевич-Шерман 244 Степанов 179, 193—197 Стерлин 279—280 Столин 285 Столяров 10, 16 Стоцкие 223 Стояновский 32 Стрельцин 275 Стрельцова 311 Студнева 221 Стукмейстер 240—241 Суворов 353, 355 Суперфин 231 Сусленков 161 Сухарев 127 Сыромолотов 90, 99, 324, 345 Т Талалай 93 Тарвид 320 Таруч 328 Татус 106 Творожин 186 Тебелев 283 Тейхреб 107 Теремецкий 322 Терешко 207 Терман 300 Титов 25 Титова 356 Ткачев 195 Толпыго 124, 171, 320 Торновский 337 Трубниковы 178 Тугов 104 Туфельд 114 Тыктин 114 Тылькич 358 Тюльманков 234 Тюряев 29 У Уланова 194 Ульянский 246—247 Уревич 379 Урицкие 221 Усвятцева 179, 180 Усова 224 Устинов 348 Утевская 224 Ф Фаерштейн 12 Файбусович 8 Файнцайг 321, 322—323 Файнштейн 23 Фалович 342 Фарбер 335, 336 Фейгин 92 Фейгина 222 Фейлин 271 Фейман 32 Фелицин 144, 148, 149, 151, 177, 195, 259, 260, 262, 264, 266, 282

392

Фельдман (Фидельман) 28 Филиппович 93 Финкельштейн 90 Фитисов 248 Фитисова 248 Фишман 23 Фишман (Эрман) 158—159 Флейшеров 107 Фонкац 179 Фрадкин 309—311 Фрайман 353 Фраткин 309 Фрейдин 20 Фрейдина 28 Фрид 21 Фридман 21, 42 Фрумкина 243 Фрусин 10, 18 Фукс 107, 248 Фуксон 344 Фурман 209—215 Х Хавинсон 300 Хавкин 89, 95—97, 320 Хавкина 95 Хавратович 93 Хайкины 265 Хаимов 263 Хаин 114 Хайнин 104 Хайновский 340 Хаит 114 Хайтович 28 Халип 11 Хамцевич 29 Ханиг 202 Харкевич 91, 320 Хархурин 224 Хацкевич 110 Хаяк 109—113 Хейфец 113 Хигрин 106 Ходонков 111, 113 Ходос 109 Хомутова 224 Хоняк 98 Хотяинцев 8 Хохрякова 174, 229 Храмов 337 Ц Цаер 48 Цаер (Бибельник) 127 Цветков 342 Цейтлин 111, 112, 113, 189—190, 220, 245, 291, 358—359 Цейтлина 207, 220 Целолихин 28 Ценциперова 179 Цивин 338 Ципул 110 Цирюльникова 208, 209—210 Цукерман 14, 22, 27 Цыганков 341, 343 Цымбалов 15

ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ФАМИЛИЙ Цыпин 178 Цыпина 244 Ч Чайковы 223 Чаловская 322 Чарный 92, 287 Чашей 207, 265, 266, 267 Чепиркин 164 Чернецкая 321 Черномордик 11 Черных 287, 290 Черных-Брудолей 286—290 Чижевский 92 Ш Шавелько 340, 341 Шагов 340 Шадми 202 Шаландо 179 Шалимов 381 Шапиро 13—15 Шапшин 29 Шарай 199 Шаркова 178 Шаройко 351, 356 Шац 33 Швагринов 320 Швец 10 Швецов 348 Шевчик 351 Шевяков 244 Шевякова 244 Шейман 15 Шейн 91 Шейнин 172, 234, 306 Шейнина 234 Шелепенко 340, 343 Шелюбский 107 Шемякин 346 Шендерей 288 Шендеров 271 Шендерович 128, 179, 180—181 Шер 123 Шереметьев 119 Шереметьевы 207, 215—217 Шерман 10, 103—104, 262 Шидловский 31 Шик 44—45 Шимбалов 14 Шифман 248 Шифрин 47—48 Шихман 110 Шкляр 321, 326, 330, 337—338, 354 Школьников 230, 231 Школьникова 230, 231, 232 Шлифенсон 29, 30, 31 Шляхтер 93 Шмеркин 10 Шмидт 208, 227, 323 Шнейдерман (Горфинкель) 221 Шохат 242 Шпагин 97 Шпак 160—162 Шпалянский 92, 93 Шпитальники 162

Шпитальникова 162 Шрайнер 107 Штамм 9, 11, 12, 28 Штейнберг 11 Штенберг 20 Штеренберг 31 Шуб 16, 91, 109, 320 Шубик 24 Шугалей 320 Шульгин 346 Шульговский 33 Шульман 18, 19, 22, 37, 48, 49, 92, 103, 223—224, 224, 275, 344 Шульц 101 Шур 107 Шустерман 208 Шутикова 220 Шутиковы 207, 219 Щ Щеглов 107 Э Эзрин 16 Эйдельнант 208, 229 Эйдинов 92, 320, 343 Эйтингон 317—318 Эпштейн 25, 172, 219, 281, 349—357 Эркерт 21 Эрман 162, 208 Эскин 110, 111, 284—285, 347—349 Эстеркин 93, 379 Ю Юдина 228, 239—242 Юдкин 23 Юрков 31, 40 Юрьев 220 Юспин 16 Юсупов 277 Я Ягодкин 25, 31 Язгур 124, 173 Якимов 336 Якобсон 12 Яковицкие 260 Якубовская 172, 174, 208, 259, 270 Якубсон 49, 294—296 Яловик 224 Янкелев 22 Янковская 110 Яновицкий 90, 100—101, 158 Яроцкий 330 Ясютина 155, 156 Примечание. В алфавитный перечень не включены фамилии из: Приложения 1. «Список репрессированных» (с. 51—86); Приложения 2. «Сведения об арестованных...» (с. 182—185); Приложения 3. «Евреи в партизанских формированиях Могилевской области» (с. 325—338). Приложения 4. «Герои Советского Союза...» (с. 380— 381)

Содержание Предисловие / Introduction �� 5 Террор против своего народа — конец 1935-го и другие годы

«Доказывать нечего, да... и бить некого?!» (А. Литин) �� 7 Умение распознать врага (А. Литин) �� 8 Время сексотов (А. Литин) �� 12 Репрессии в учебных учреждениях (А. Литин) �� 13 Технология поиска «врагов народа» (А. Литин) �� 15 Помилование как исключение (А. Литин) �� 17 Пик репрессий (А. Литин) �� 19 Попытки сопротивления (А. Литин) �� 24 Репрессии продолжаются (А. Литин) �� 28 Репрессии в провинции (А. Литин) �� 29 Машина репрессий изнутри (Т. Сычева; из воспоминаний) �� 29 Приложение 1. Список репрессированных (Подготовлен А. Литиным) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51

КОГДА ПРИШЛА ВОЙНА . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87

Начало войны: могилевчане защищают родной город (А. Костеров) �� 88 Константин Михайлович Симонов о Могилеве в первые дни войны (Из книги Симонова К.М. «Разные дни войны. Дневник писателя») �� 104 Участники обороны Могилева (И. Шендерович) �� 105 Первые дни войны и жизнь в эвакуации по воспоминаниям могилевчан �� 108

Гетто Могилева — между жизнью и смертью

Особое задание звучало так: «уничтожение всех евреев» (Из книги К. Герлаха «Просчитанные убийства: Немецкая экономическая политика и политика уничтожения в Беларуси в 1941—1944 гг.») �� 137 Сколько евреев погибло в Могилеве в июле — декабре 1941 года? (По материалам статьи Д. Романовского «Сколько евреев погибло в промышленных городах Восточной Белоруссии в начале немецкой оккупации (июль — декабрь 1941 г.)?») �� 142 Могилев — возможный центр уничтожения европейского еврейства? (А. Фридман) �� 146 История могилевского гетто в документах и воспоминаниях (И. Шендерович) �� 148 Воспоминания узников гетто �� 158 «Реквием по матери» (Отрывок из повести Шпака Г.Н. «Реквием по матери») �� 160 Показания свидетелей массовых уничтожений �� 162 Холокост и дети (Отрывок из книги Симоновского Л.М. «Слышишь? Слышу...»; из воспоминаний) �� 165 Арестный дом СД (И. Шендерович) �� 176 Приложение 2. (Подготовлено И. Шендерович) Сведения об арестованных «как жиды, жидовки и жиденята» и «за укрывательство жидов», которые содержались в ардоме при управлении службы порядка г. Могилева �� 182 Концлагерь в центре Могилева (И. Шендерович) �� 185 Свидетельства узников концлагеря �� 187 Уничтожение пациентов Могилевской психолечебницы — путь к созданию нового поколения «душегубок» (А. Фридман, И. Шендерович) �� 190 Хроника уничтожения евреев Могилева (Подготовлено И. Шендерович) �� 197 Преступление и наказание: послевоенные судебные процессы в ФРГ и ГДР (А. Фридман) �� 203 Спасители (И. Шендерович) �� 206 Неизвестные спасители (Из воспоминаний) �� 232 Могилевские евреи на принудительных работах и в концлагерях (И. Шендерович) �� 236 Судьбы рядовых военнопленных (И. Шендерович) �� 245

394

Могилев без евреев

Из жизни оккупированного Могилева (Из воспоминаний) �� 249 Жизнь города в 1942—1944 гг. (И. Пушкин) �� 254 Грабеж еврейского имущества (И. Шендерович) �� 261 Наводнение на Дубровенке (И. Шендерович) �� 266

На фронтах Великой Отечественной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 271

Вспоминают ветераны войны �� 275 Воспоминания об участниках войны �� 290

Легендарные разведчики-нелегалы

Лев Ефимович Маневич (И. Шендерович) �� 314 Наум Исаакович Эйтингон (По статье Москалева В. «Специальность: диверсии и террор») �� 317 Яков Исаакович Серебрянский (Бергман) (А. Литин) �� 319

Приближавшие победу

Участие евреев Могилева в подпольной антифашистской борьбе (А. Костеров) �� 320 Партизаны-евреи Могилевщины (Подготовлено И. Шендерович) �� 323 Партизанские наградные листы и боевые характеристики �� 343 Бывшие узники гетто становятся партизанами (Подготовлено И. Шендерович) �� 345 Приложение 3. (Подготовлено И. Шендерович) Евреи в партизанских формированиях Могилевской области в 1941—1944 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 361 Евреи, погибшие и пропавшие без вести в партизанских формированиях Могилевской области в 1941—1944 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 371 Евреи-партизаны, прибывшие из Могилева, в партизанских формированиях других областей Белоруссии в 1941—1944 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 374

Евреи — участники освобождения Могилева (Подготовлено И. Шендерович) . . . . . . . 375

Приложение 4. (Подготовлено И. Шендерович) Герои Советсткого Союза — евреи, уроженцы Моиглева и Могилевской области . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 380

послесловие / Epilogue . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 382 Авторы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383 список сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .384 ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ �� 386

395

Научно-популярное издание

История могилевского еврейства Документы и люди Научно-популярные очерки и жизнеописания В двух книгах Книга 2 В трех частях Часть 2 2-е издание

Составители: Литин Александр Лазаревич, Шендерович Ида Михайловна

Ответственный за выпуск И.В. Заикина

Подписано в печать 17.02.2010. Формат 60х90/8. Бумага 80 г/м2. Печать офсетная. Усл. печ. л. 49,25. Уч.-изд. л. 53,19. Тираж 99 экз. Заказ 354. ЧУП «АмелияПринт». ЛИ № 02330/0150381 от 19.11.2008. Ул. Яцыно, 5, к. 77, г. Могилев, 212030, Республика Беларусь. Тел. (0222) 25-87-16; e-mail: ameliaprint@mail.ru Отпечатано в типографии ООО «ПФ «Интермикро». ЛП № 02330/0494188 от 30.04.2009. Ул. Яцыно, 5, к. 78, г. Могилев, 212030, Республика Беларусь. Тел. (0222) 31-19-66; e-mail: intermicromog@mail.ru