КАК СЛА Д К У Ю2015 П ЕС Нгод Ю О Т ЧИ З Н Ы № 1(39) январь
1
Литературный Кавказ М. Ю. ЛЕ Р МОНТ ОВ
М О Е Й , Л Ю Б Л Ю Я КАВКАЗ !
№1(39) Январь,2015 Газета распространяется в городах: Краснодар, Майкоп, Черкесск, Нальчик, Магас, Грозный, Махачкала, Баку, Ереван
СГ одом
литературы!
№ 1(39) январь 2015 год
2
Литературный Кавказ Эрдни Эльдышев,
член президиума Клуба писателей Кавказа, лауреат литературной премии Клуба, руководитель Калмыцкого отделения Клуба, народный поэт Калмыкии
ПОКА ОГОНЬ НЕ УГАС...
Год 2015-й Президентом РФ В. Путиным объявлен Годом литературы. Жаль, что те поручения, которые он дал Правительству после встречи с писателями России на Российском литературном собрании 21 ноября 2013 года, до сих пор не выполнены. Есть надежда, что некоторые из них будут осуществлены в Год литературы. Например, ожидаем, что профессия «писатель» будет включена в государственный реестр профессий, что будут уточнены вопросы пенсионного обеспечения литераторов, обратят внимание на возмещение больничных листов, поддержат Литфонд, будут выделяться гранты на различные литературные проекты, будет оказана долговременная целевая поддержка региональным издательствам для выпуска книг национальных писателей. И, самое главное, возможно, будет принят Закон о творческих Союзах, который более десяти лет не может пробить себе дорогу в Госдуме. На встрече с писателями В.Путин отметил, что «в России немало ярких молодых авторов, работающих на своих родных, национальных языках. В их творчестве отражена самобытность и красота нашей многонациональной страны». И это истинная правда, но вот только многие национальные языки сегодня находятся на грани вымирания и поэтому, национальные литературы России и эти же молодые авторы, как никогда прежде, нуждаются сейчас в государственной поддержке. Без творческой и общественной работы писателя сохранить и развивать язык невозможно, как сказал выдающийся калмыцкий поэт Давид Кугультинов, «отвергнуть родной язык – все равно, что от-
казаться от своей матери». Родной язык – это мать и писатель, как и его читатель, несет ответственность перед ней. Отодвинув писателя в сторону, невозможно ответить на новые вызовы времени. И не случайно сегодня писателей национальных республик тревожит общая беда – угасание родных языков. Это грандиозная проблема, это боль каждого национального автора, и российское государство не должно быть в стороне от столь большой и острой проблемы. Россия – многонациональная страна. Богатством ее является «лица не общее выраженье» каждого народа, красота и мудрость которых отражаются в их родных языках. Пора, пора наконец обратить серьезное внимание на положение дел в национальных литературах. Подавляющее большинство писательских Союзов брошено на произвол судьбы, они лишены всяческой поддержки со стороны местных властей. И это будет продолжаться до тех пор, пока не будет дан «сигнал» из Центра – о том, что работа и талант писателя сегодня необходимы многонациональной России, так же, как и хлеб насущный. В связи с этим, предлагаю предусмотреть ежегодное целенаправленное присуждение Государственной премии России по литературе писателям из национальных республик. Им сегодня необходимо общение, творческие командировки для создания произведений. Для этого нужны государственные гранты, которые мог бы выделять фонд поддержки отечественной литературы, создание которого было поручено Правительству РФ Президентом страны. Думаю, что нужны средства и для приобретения хотя бы одного Дома творчества, скажем, в санатории Грушевая роща в Нальчике, для писателей Северного Кавказа, и не только для них. Прошедший 2014 год для членов Калмыцкого отделения Клуба писателей Кавказа был богат на события. Так, народный писатель Калмыкии Н.Д. Илюмжинов отметил 85-летний юбилей, издал новую книгу «В русле судьбы народной», куда вошли его новая публицистика, рассказы об участниках Великой Отечественной войны, а также библиография произведений писателя. Известная поэтесса
Л.И. Петрова(Щеглова) выпустила книгу лирических стихов и рассказов «Беру и помню». Поэт и композитор А.Б. Эрдниев накануне своего 80-летия издал книгу стихов «Жемчужные волны ковыля»; писатель В.Б. Папуев порадовал читателей масштабным романом «Век ойрадов»; автор этих строк выпустил сборник стихов великого русского поэта А.Т. Твардовского «По праву памяти», переведенных им на калмыцкий язык; народный писатель Калмыкии Н.Я. Бурулов и поэт А.А. Скакунов опубликовали свои произведения в литературном журнале «Теегин герл» («Свет в степи »); поэт А.А. Соловьев осуществил перевод на русский язык новой поэмы А.Б.Эрдниева «Восставшая из пепла депортации. Над новой повестью работает писатель В.Г. Хотлин. Плодотворно работают и наши коллеги по Клубу: народный поэт Карачаево-Черкесии, президент Клуба писателей Кавказа С.С. Гуртуев, народный писатель Карачаево-Черкесии Б.Д. Аппаев, народный писатель Чеченской Республики М.Ахмадов, народный поэт Ингушетии Р.А. Дидигова, дагестанский поэт Бадрутдин, черкесский поэт У.Тхагапсов и другие. Члены Клуба осуществили совместный уникальный творческий проект, переведя на языки своих народов поэму великого грузинского поэта Важы Пшавела «Гость и хозяин», особенно злободневно звучащую сегодня. Нам всем пора понять – писатель это государствообразующий индивид, который работает со Словом, шлифует его, придает ему живую силу огня, без которого душа человека темна и пуста. А такая ущербная душа, как известно, «рождает чудовищ». Необходимо поддержать, сберечь этот огонь, который еще теплится в душах писателей. Необходимо сохранить мудрое Слово, переданное нам предками, завещанное великими поэтами Кавказа, как говорят на Кавказе, слово пашет, как вол. В октябре прошлого года я возвращался из Пятигорска после участия в торжествах, посвященных 200-летию М.Ю. Лермонтова и 130-летию К.Хетагурова. Водитель автобуса, молодой человек лет тридцати, разговорился со мной, чтобы ночью не уснуть за рулем. Я ему рассказал о том, что был на лермонтовском юбилее, на месте
его гибели на дуэли. Он с недоверием спрашивает: « А что, он был убит на дуэли? Отвечаю, что он, как и его кумир Пушкин, был убит на дуэли. «Как,– воскликнул водитель, – и Пушкина тоже убили?!». Поначалу я подумал, что он шутит, но потом, исподволь задавая вопросы, понял, что он действительно не знает обстоятельств гибели двух великих русских поэтов. И с горечью подумалось мне, что таких, как он, у нас сегодня немало… Об этом говорил и В.В. Путин на пленарном заседании Российского литературного собрания: «Главная и, уверен, общая тревога – это сегодняшнее падение интереса к книге, особенно среди молодежи. Мы все чаще сталкиваемся и с безграмотностью, и с примитивизмом. Многие молодые люди с трудом могут внятно формулировать даже свои мысли»… Упомяну и о странном отношении федеральных СМИ к значимым литературным событиям, предпочитающих скандал или негативную информацию. Как пример: недавно в Нальчике литературная общественность России отметила 100-летний юбилей классика кабардинской литературы, Героя Социалистического Труда, участника Великой Отечественной войны А.П. Кешокова. Об этом событии на федеральных каналах ТВ не было ни одного сюжета, а вот сообщение о том, что через несколько дней после юбилейных торжеств боевики, проникшие в Нальчик, в ходе спецоперации были уничтожены, крутят по всем каналам. У Клуба писателей Кавказа есть свое издание – газета «Литературный Кавказ», на страницах которой мы обмениваемся своими творческими достижениями, имеем возможность видеть «литературную карту» всего кавказского региона. Наступивший год по восточному календарю – Год овцы. В калмыцком фольклоре есть добрый, мудрый герой – дедушка Кееда, который едет верхом на баране по степи. С ним происходят разные поучительные истории, из которых он всегда выходит победителем, благодаря своей смекалке и смелости. Пусть каждому писателю и каждому читателю повезет в этом году оседлать своего барашка и добиться удачи во всех добрых делах. Белой дороги всем!
№ 1(39) январь 2015 год
3
Литературный Кавказ Ованес Азнаурян
1993-й ГОД Я задержался в редакции нашей газеты, но, как оказалось впоследствии, напрасно. Шеф сказал нам, что должен сделать важное сообщение, и мы думали, он будет говорить о повышении зарплаты, но потом секретарша объявила, что мы можем разойтись: шефа сегодня не будет. Айк, ведущий отдел криминальной хроники, сказал секретарше, что это свинство со стороны шефа и что вообще пора бы выдать нам, сотрудникам газеты, зарплату. – Вероятно, шеф сообщит завтра нечто важное, – сказала секретарша снова. – Нет уж, – сказал Айк. – Я завтра не останусь, как идиот, до семи в редакции. Я вышел вместе с Айком. Было очень жарко, и, несмотря на то, что был уже сентябрь, осенью и не пахло. – Свинство! – сказал Айк. Мы шли в сторону метро, и Айк бросал свирепые взгляды на прохожих. – Второй месяц не получаем зарплаты! – Он был похож на какого-то рьяного деятеля профсоюза. – Послушай, если у тебя есть немного денег, мы купим по пирожку, прежде, чем пойдем домой. У тебя есть деньги? – Нет. – Тогда извини, я куплю себе один, а то я до дому не доберусь. Я подождал, пока он покупал пирожок у какой-то старушки, утверждавшей, что её пирожки самые свежие и вкусные во всём этом районе, и мы отошли в сторону. – У тебя дела совсем плохи, да? – спросил Айк. – Культурных событий становится всё меньше и меньше, тогда как криминальных всё больше... – Что же ты жалуешься? Ты должен быть доволен, – сказал я, но Айк обиделся. – Зря ты так говоришь. Очень зря. Потом он предложил мне поехать к нему в гости, но я отказался, потому что не успел бы вернуться к себе домой на метро, которое закрывалось в девять. Айк не стал настаивать и, доев пирожок, попрощался, сказав, что свинство было нас задерживать в редакции до семи. Я согласился с ним, и он ушёл. Я тоже пошёл домой, который был, слава богу, близко. Дома меня ждала Кити, моя жена. Она была больна и лежала в постели. – Ну, как ты? – спросил я. – Ничего, – сказала она. – Температура спала. – Сколько? – 38,5. – Прогресс, нечего сказать! – Почему ты опоздал? – спросила жена. Я переодевался. – Потому что наш шеф – идиот! – И я рассказал обо всем Кити,
добавив к тому же пламенные речи Айка. – Слушай, а, может, тебе зарплату повысят? – предположила Кити. – Вряд ли. К тому же если даже повысят, то всё равно всё съест инфляция, продукты тоже подорожают. А вообще давай не говорить о работе и инфляции. – Это ты начал об инфляции и ещё о повышении цен. – В таком случае, извиняюсь, – сказал я. – Я тебя извиняю, – пошутила Кити и закрыла глаза. Я вспомнил, как я себя чувствовал неделю назад, когда у меня тоже была температура 38,5, и понял, что моей жене сейчас очень плохо. – Я тебе принесу чаю, – сказал я. – В термосе есть кипяток, налей оттуда. А чайник поставь на плиту. Я сделал, как сказала Кити, и вернулся в комнату с двумя стаканами чая. Мне не хотелось чаю, но, не знаю почему, я налил и себе. – Сядь. Я поправлю тебе подушки, а потом будем пить чай. – Я буду всем говорить, что у меня очень заботливый муж и очень внимательный, – сказала Кити. – Да. Это ты можешь сказать. А вот что твой муж зарабатывает хоть мало-мальски нормальные деньги, ты не можешь сказать. – Это не важно. – Нет. Очень даже важно. – Давай не будем об этом. Я устала. Вот выпьем чай, потом пойдём в кухню и будем обедать. У нас сегодня опять макароны. – Макароны – это здорово! – бодро сказал я. – Не притворяйся, пожалуйста. Ведь тебя от этих макарон уже, наверное, тошнит, бедненький! – Не говори так. – Ладно. – И потом, не надо вставать. Я всё принесу сюда. – Я же говорю, у меня очень заботливый муж! – В этом ничего особенного нет. – Нет, есть! Кити пила чай большими глотками, и её глаза от температуры блестели. – Бедная моя, ты совсем плоха, – сказал я. – Ничего. Через пару дней всё пройдет. – Кити улыбнулась. – Правильно, – сказал я. – И мы пойдём на концерт в филармонию, я напишу потом статью, и у нас будет немного денег. – Правда? – Да... – А хорошо, если у нас будет куча денег, правда? – Да, мы купим квартиру, новую и побольше, – сказал я. – Глупый! Мы заведём ребёнка.
– Ах, да! Я и забыл. – Не надо забывать о таких важных вещах. – Я извиняюсь. – Тебя уже извинили. – Спасибо. Мы помолчали, потом Кити сказала: – А если у нас будет много денег, мы заведём ребёнка и купим квартиру. – Вот именно! – И будем покупать вкусные вещи и есть. – Послушай, да ведь ты голодна! – Совсем нет... – Мне-то не ври. Скажи просто: «Я голодна». – Я голодна, – сказала Кити. – А я, как идиот, пою тебя чаем! – Чай тоже полезен. – Не больше, чем еда. – Хорошо, – сказала Кити. – Допьём чай и будем есть. Я кончил пить чай и поставил стакан на ночной столик. – Слышишь, пошёл дождь. – А что это означает? – спросила моя жена. – А то, что будет осень. – Хорошо, когда осень, хотя жаль, что лето кончилось. – И плохо то, что потом будет зима. – Правда. – Кити сделала большой глоток и отдала мне стакан. Я пошел на кухню, помыл стаканы, потом положил в тарелки макароны, взял два больших куска хлеба, вилки, и понёс все это в нашу единственную комнату. – Ты взял не те тарелки, – рассмеялась Кити. – Ничего, сойдёт. Мы стали есть, а потом я закурил. – Дождь всё ещё идёт? – спросила жена. – Кaжется, да. Не сильно, но пока идёт. – Знаешь, о чём я подумала, когда ты был на кухне? – О чём? – О том, как будет, когда у нас родится ребёнок. – А я не представляю, как это будет, – сказал я. – У меня это получилось. Я представила, как ты вернешься с работы, я дам тебе поесть, и ты будешь играть с малышом и говорить смешные слова. – Например? – Ну, не знаю... – Такие, какие я говорил тебе? – Да. – А, может, я придумаю что-то новое. – Конечно, придумаешь. Ты же умный. – Это ещё вопрос. – Не скромничай. Дождь кончился, и я поставил градусник Кити под мышку. Уже стемнело, и я включил лампу на ночном столике.
– Знаешь, – сказал я, – когда у нас будет куча денег, мы купим телевизор и будем смотреть его по вечерам. – Не надо телевизора! – сказала Кити. – Ты всё время будешь сидеть перед ним, а потом станешь дремать, и так мы постареем. – Обещаю, что не буду. – Правда? – Честное слово. – Ну, тогда можно купить и телевизор. – Кити вздохнула. – Что случилось? – По-моему, у меня температура поднимается. – А ну, дай градусник. – Я подошёл к лампе. – Боже мой! – Сколько? Только не ври, пожалуйста. – 39. – Не волнуйся: температура по вечерам всегда поднимается. – Знаешь. Ты лучше ложись. Не надо тебе сидеть. – Но я устала лежать. – Всё равно. Кити легла, и я укрыл её потеплее и поцеловал. – Да ты вся горишь! – Ничего. Через два дня всё будет в порядке, и мы пойдём на концерт. – Это мы ещё посмотрим, – сказал я и подумал, что мы через два дня вряд ли сможем пойти на концерт. Потом свет выключили, и я нецензурно выругался. – Не ругайся при дамах! – сказала Кити. Я зажёг свечу и принёс жене лекарство. Она выпила. – Всё. Отбой. Теперь спать! – сказал я. – Не уходи, ладно? – Я не уйду. Хочешь, возьми мою руку? Кити взяла мою руку в свою, повернулась на бок и закрыла глаза. Руки у неё были холодные. Я сидел так, пока свечка не догорела, и тоже лёг спать. Пару раз Кити чтото бормотала во сне, но я не расслышал и пожалел об этом. Этой ночью я плохо спал. На следующий день шеф в торжественной обстановке сообщил, что нам повысили зарплату. Я обрадовался, хотя и знал, что на это всё равно нельзя будет ни завести ребёнка, ни купить квартиру побольше, ни телевизор. Но зато через два дня, когда зарплату выдали, я купил полкилограмма конфет, и мы с Кити ели вечером конфеты и пили чай. Из термоса. Это мы себе могли позволить…
4
№ 1(39) январь 2015 год
Литературный Кавказ
Выселение калмыков Андрей Эрдниев
Поэма
…Ещё одно сказание о ссылке В далекие сибирские снега Народа, что под дулом на затылке Из друга превратился во врага.
Ребенок успокоился, уснул… Тут поезд заскрипел, вагоны подтянул, Пар выпустил и сделал остановку. В окно вокзальный заструился свет. «Мигмир, не бойся, я ему головку Поправила… Недуга больше нет».
Да, «друг степей», от мала до велика, Объявлен был врагом своей страны, И даже имя гордое калмыка, Стирали в памяти, как краску со стены!
Опять пришли солдаты и умерших Из всех вагонов стали выгружать. Седой калмык, не глядя на пришедших, Заговорил: «Хотел бы я узнать,
История одной простой семьи Не со страниц возвышенных анналов, Не в поиске особых идеалов – Рассказ о том, как выжили они, В эпоху страшных мировых пожаров. …Зима была, какой давно не знали, В один комок сбивались птичьи стаи, Колодцы промерзали в глубину, В них люди наледь гирькой разбивали И, ведрами царапая по дну, С трудом на чай водицы набирали. Чуть только развиднелось, рассвело, Машины с рёвом въехали в село, Солдаты по домам рассыпались: «На выход! Берите узелки, бросайте всё добро! Корма, скотину, мясо ли, муку…» И командир, заламывая лихо Фуражку, с кобурою на боку, Покрикивал: «Молчать! Спокойно… Тихо… Вы нынче выселяетесь…- Куда? Узнаете в положенные сроки… Потерпите… небось, не господа, Усвоите нехитрые уроки!» И бабушка Харла, как самое святое, Молитвенник-джодву взяла из сундука, «Солдатики, сынки, да что ж это такое? Чья поднялась жестокая рука Подписывать такие вот указы, Чтоб женщин, и детей, и стариков, Как будто мы – источники заразы, Гнать из дому средь зимних холодов? Два сына у меня – они на фронте. Их подвиги отмечены не раз Медалями, большими орденами… Глядите: вот портреты их… Не троньте, Пусть в доме остаются… Что вы с нами Творите?.. И солдат, не поднимая глаз,
Какой злодей, какой кровавый деспот, Какой изобретательный хорёк На эти муки наш народ обрёк, Так пусть он сам от злобы своей треснет!» Он произнёс сначала по-калмыцки, Своё проклятье, грозный свой харал, Но из солдат никто не понимал Его проклятий гневные изыски, «Бурханы вечные! Храните нас, калмыков, Оторванных от дома, от земли, Из наших слёз, из наших стонов, криков Такие стёжки в небо пролегли, Что вы не можете не слышать нас, бурханы, Что делать нам, сумейте подсказать. Здесь на земле взбесившиеся ханы Решили нас примерно наказать За чьи-то – нам не ведомо! - грехи… О, боги, боги!.. Завтра петухи Живые наши, чуткие часы Не пропоют нам утренней побудки, Дома стоят - пустые, словно будки, Откуда убежали даже псы!» …В промёрзшие теплушки для скота, Не объявляя сути приговора, Всех затолкали скопом, без разбора, На грубых нарах темень, теснота. Детишки плачут, стонут старики... И как бы духом не были крепки, Калмыки затаились, приуныли, Под старенькими шубами застыли… Сквозь щели лютый задувает ветер, В дверном притворе серебрится иней Так встретили они свой первый в ссылке вечер: Холодный, страшный, равнодушно синий…
Сказал: «Молчите, или будет хуже, Берите то, что можно унести, Придётся пояса затягивать потуже, В Сибирь вас эшелоном увезти –
Вот переезд по мосту…Это – Волга. И незаметно бабушка Харла Монетки в щель на счастье уронила, Чтобы река их в водах сохранила И помнила калмыков долго-долго Частицу б их в себе уберегла…
Таков приказ… не нашего ума Всё это дело…» - хмурятся солдаты… На улице – смятенье, кутерьма, Ревёт скотина, лают псы кудлаты…
…В холодных, продуваемых вагонах Народ все чаще начал умирать, Сгружали трупы прямо на перронах, Их не пытались даже сосчитать…
Но вот – свершилось. Брошены дома. Дворы глядят пустыми воротами. На студебеккеры с высокими бортами Усажены и дедушки, и внуки, И женщины, закутанные в шали, И слабые дрожащие старухи…
Соседка наша по вагонным нарам С близняшками грудными на руках «Что делать мне? Ребёнок пышет жаром… Неловко бабушку потрогав за рукав, Она спросила, - можно ли помочь?» «Я постараюсь, успокойся, дочь!»
Звучат команд отрывистые звуки, Машины тронулись, качнулся мир над нами… И вот селенье скрылось за холмами, И бабушка взяла святую книгу в руки:
Харла, открыв молитвенник-джодву, На лоб ребенку повязав тесьму, Вполголоса молитву начала И что-то долго-долго говорила, Как будто б, не смыкая глаз, спала… Её молитва чудо сотворила:
Тогда он смысл по-русски передал, Но перевод немного переврал – Добавил пару непечатных слов, Ядреных, всем понятных, по-российски. Он был и дальше продолжать готов… Но кто-то из солдат к начальству побежал, Нарушен, мол, Порядок и Устав… Тут поезд дал гудок и дернулся состав, И откатился в ночь заснеженный вокзал… А тот мужчина всё в дверях стоял, Как будто даже выше ростом став, И страшные проклятья посылал Тому, чьё имя он ни разу не назвал… И лишь к полуночи он смолк, затих, устав, И весь вагон с ним вместе задремал... Конечный пункт – на станции Алейска, Здесь сани поджидали наш состав, И споро, деловито, по-армейски Нас развезли по селам, разбросав По пять, по шесть семей, разбив нас на отряды, Чтоб не было охоты сохранять Родной язык, обычаи, обряды… Чтоб мысль – одна: хоть как-то устоять Без помощи, поддержки, без пощады... Был пущен страшный слух: калмыки – людоеды! Тупые дикари… Держитесь в стороне! Нам мало было бед!.. Пришли на помощь деды В беседах о грохочущей войне С сибиряками-дедами сдружились,
В работах и заботах породнились, Над общим горем как один склонились, И радость общая – прекраснее вдвойне! …Суровы древние сибирские края, От них вошла в характеры калмыков Такая крепкая, могучая струя Терпения и стойкости… Без криков, Без жалоб бесполезных и без слёз, Здесь каждый вёз таких страданий воз, Что ясно стало жителям села – Такой народ не выбьешь из седла! Мы выживали на пределе силы, И бабушка, и дедушка, и брат, Ушли до срока… Нынче их могилы Уже не сыщешь в череде оград. Порой осенней мёрзлую картошку Нам собирала мама на полях, И хлеба, хоть крупиночку, хоть крошку, Несла домой, чтоб честно на паях Здесь разделить меж всеми едоками… А наш отец сидел по лагерям И мерил жизнь не сроками – «сроками», Он был одним из тех, кого врагами, Считали: ненадежен и упрям, За десять лет - не перевоспитали… И всё же он вернулся к сыновьям, К жене любимой, вынесшей невзгоды, Любовь, как свет, пронесшей через годы, Всё также - честен, бескорыстен, прям! …И вот она пришла, пришла пора свободы, Вздохнул свободно, радостно калмык, Смеяться и любить он не отвык. Он снова – друг степей, его родной язык Вновь слышат ближние и дальние народы… Но он не любит тратить лишних слов, Превратности Судьбы, Превратности Природы, Капризы нашей ветреной Погоды… Лицом к лицу он встретить их готов! Авторизированный перевод с калмыцкого Александра Соловьёва
Уважаемый Андрей Байерхаевич! От имени президиума Межрегиональной общественной организации сердечно поздравляю Вас, видного деятеля калмыцкой и всей Российской литературы с 80-летием со дня рождения. Вы один из достойных выразителей чаяний – боли и радостей – своего народа, тем самым Вы закладываете в память своего народа любовь и уважение к себе на многие времена. Именно Вашему поколению выпала ноша роль регистрации мужества калмыков в невыносимо трагические годы его истории. Вы эту роль выполняете блестяще, оставаясь при этом певцом дружбы и братства народов, сохраняя в себе настоящие человеческие качества – чувства сострадания, восприятия чужой боли как свою, соучастия и сопереживания. Оставайтесь таким же на долгие годы, здоровья Вам и всем Вашим близким! Пусть Новый 2015 год, объявленный в России Годом литературы, принесёт много творческих удач, которые бы порадовали Ваших друзей по Клубу писателей Кавказа! По поручению Президиума Клуба писателей Кавказа: Президент Клуба писателей Кавказа, народный поэт Карачаево-Черкесской Республики Салих Гуртуев 31 декабря 2014 года, г . Нальчик.
5
№ 1(39) январь 2015 год Лия Петрова
Алексей Скакунов
Литературный Кавказ Александр Соловьёв
Алла Чотчаева/Эркенова/ МИЛЫЙ КРАЙ СТЕПЬ Что так меня заворожило – Ее тюльпанные костры Иль песнь калмыка-старожила Под звон хохочущей домбры? Ах, эта песня горловая, – Горячий конь на поводу… Ей неумело подпевая, Я, как в кибитку, в степь войду. Высокое степное небо Здесь подпирает тишина… Ах, степь… Остановиться мне бы, Но я вперед идти должна. Туда по травам торопливо, Раскинув вольно два крыла, То мчится тень стального дива, То проплывает тень орла. И я иду… А степь меняет Невозмутимо светлый лик, И облака дожди роняют, Как птицы перья в ковыли. Они текут потоком млечным, Широким - мне не перейти!.. …Птенец привязанности вечной В моей колотится груди.
АКТРИСА Моей матери А.Е. Нахимовской А когда отгремели овации И погасли огни софитов, Стали небо и лес – декорацией, А букеты цветов – реквизитом. На меня в шелестящем платье Зеркалами взглянули стены, И погасло в глазах счастье, То, что я принесла со сцены. Вместе с тоненьким слоем грима Сняты чьи-то судьба и юность. Два часа я была любимой, А теперь вот свое вернулось. Два часа я играла в удачу, А когда опустился занавес, Драматург, посмотри, я плачу Напиши мою жизнь заново! …Губы в зеркале улыбнулись: Ничего, все еще перемелется, Перемелется – переменится! За спиною в углу на стуле Буйно белое платье пенится!
*** Дни последние старого года Подгоняла уставшая мать: Сколько всякого выпало – сроду Не пришлось столько переживать. Неудачи, обиды да боли Навалились – ни сладу, ни сил. Что за год! В наказание, что ли, Поскорей бы уж он уходил… Все твердила, что хуже не станет, Все ждала, что легко заживет. Все надеялась… Кончился старый. Наступил сорок первый год.
МИРОВАЯ БОЛЬ
ВРЕМЕНА ЖИЗНИ *** Все створки души открываются настежь, Чтоб выпить цветенья садов аромат. Весной бытия отступает ненастье, Приходит такое желанное счастье, И радости теплые ветры шумят. И трель жаворонка летит в поднебесье, Волненье вздымая, и сердце бодрит. В ушах серебрится разливистой песней, Которая песен всех в мире чудесней, И в дали степные свободно летит. А ветер ерошит листвы шевелюру, Вздымает волну разметавшихся трав, Стремясь совершенствовать звуков фактуру, Симфонии лета верша увертюру, Слегка разухабист, ершист, кучеряв. Над степью душистой витает стозвонье, Такой поразительно сладкий напев! Все в солнечных пятнах родное Задонье, Как будто бы щедрой Всевышней ладонью Рассыпаны платья танцующих дев. Все створки души открываются настежь, Чтоб выпить цветенья садов аромат. Весной бытия отступает ненастье, Приходит такое желанное счастье, И радости теплые ветры шумят.
*** И неспроста. Нет, неспроста В ушах небесный звон рокочет! Как несказанна красота Погожей полнолунной ночи! Звезд золотистых мотыльки Загадочно крылами машут И сыплют, сыплют пятачки, Земную наполняя чашу. Струится мягкий лунный свет, Как приглушенные софиты: И выпуклости все окрест Глазурью матовой облиты – Успокоение и сон Крыла простерли над землею. И отдыхает полигон, Уставший от стрельбы и зноя. Он к разным разностям привык. И это чудо не впервые. Лишь бдят, примкнув к оружью штык, На полигоне часовые. Для них вся эта красота, Великолепье южной ночи. Земля сияньем залита. В ушах небесный звон рокочет. 2011 г.
Холодными, как лёд, бывают руки, Душа бывает холодна, как лёд, Холодный голос первозданной муки О вечном, черном хаосе поёт… Свет слабых звезд на дне колодцев темных – Он холоден, как ночь, как пустота… Но как пылают губы всех влюблённых, Как горячо нежна их нагота, Когда порыв любви несовершенной, Еще не знавшей скорби и вины, Соединит их в радости блаженной – И что им тень кладбищенской стены!? И этот край бездонного колодца, И этих звезд рассыпанная соль!? Ах, если б знать, что мировая боль Влюблённых душ и вправду не коснётся!..
МОРСКОЕ КРУЖЕВО Я звал тебя любовью и судьбою, Я шел, куда вела твоя рука, Так слон, трубя, проходит к водопою, Так в море устремляется река! Но я не мог отправиться с тобою В чужой, далекий, безоглядный путь, Лишь пенный след, вскипевший за кормою, Мне обещает вновь тебя вернуть… Когда и как?.. За островом Буяном Такие дали и такая зыбь, Что никаким отважным капитанам Обратно из-за моря не приплыть! …Пунктирами вселенского раскроя Ложатся строчки пены за кормой, Так пусть хоть это кружево морское В последний час венчает нас с тобой! ПЛОДЫ Навылет, как в дни молодые, сердце прострелено болью… Тогда это было – любовью, сейчас это – стенокардия! …Бывало, что руки до стона заломит предчувствие счастья… Тогда – от единого слова, сейчас – за два дня до ненастья! Но есть и за немощь награда: как глупо хотелось в те дни Зеленых плодов винограда… Лишь нынче созрели они! ЗАКОН СОХРАНЕНИЯ Да, энергия сохраняется в этом мире, свой путь верша, Зыбкий облик ее меняется, трансформируясь…а ДУША?.. На путях мировых раскладов, на лучах световых скоростей Не сжигает ли пламень адов всё, что жило и пело в ней? Взрыв!.. Энергия остается, превращаясь в тепло и свет… А душа – во что перельётся, если бренного тела нет? Как она возродится снова, в страшный путь идя налегке? Что спасёт её? Божье слово? Или слово Поэта в строке? Выбирайте…
Милый край! Сторонушка родная! Сколько лет не виделись с тобой?! О тебе в разлуке вспоминая, Мысленно гордилась я судьбой. …Как же так – убогою картиной, Что с холста художника сошла, В платьице из ветхого сатина Ты встречать домой меня пришла?! Где поля, звенящие, где нивы, Золотом манящие хлеба? Вместо рек, озёр – болота, сливы, Как узнать, родимая, тебя?! Сплошь в домах разбитые пороги, Окна заколочены доской. Сгорбленной старушкой у дороги Ивушка…с протянутой рукой.
ДЕПОРТАЦИЯ Сорок третий – год отпетый, Год отсчёта: зла без счёта. Выстрел в спину, путь в чужбину. Боль и горе, смерти море. Путь к востоку – не к восходу, А к закату волей ката*, В неизвестность, как в безвестность, Вслед рыдают – горы тают. Где победа – прочь все беды! Сила воли – вызов доле. Не сломался, продержался, Возвратился, возродился! …Сорок третий – год отпетый, Год отсчёта: зла без счёта. …Но могилы молчаливы И поныне – на чужбине. *Кат – палач
№ 1(39) январь 2015 год
6
Литературный Кавказ
Гафар Гусейнов, Азербайджан
ПРОЩЕНИЯ НАПЕРЁД Рассказ
Каждый раз, когда дождь барабанит по крыше, я вспоминаю одну и ту же картину: на старой скамеечке во дворе школы сидит одинокая женщина, под проливным дождем, которого она не замечает. Соленые и пресные капли перемешиваются и ровным потоком струятся по лицу. Хорошо, что идёт дождь. Я с третьего этажа наблюдаю за этой картиной и сердце сжимается от боли, хочется кинуться к ней, развеять её тяжёлые мысли, утешить и ободрить, но я стою как вкопанный. Видимо, не мне одному тяжело смотреть на скорбь старого педагога: кто-то еще застыл за стеклом окна, сопереживая бывшей коллеге. Некорректно поступил с ней директор школы. «Время пришло - пора освободить место», - объявил он без какого-либо снисхождения к учителю с пятидесятилетним стажем. При этом бесцеремонно апеллировал к родителям, не желающим отдавать детей к ней в класс: «стара, мол, стала, память не та, не отличит даже по имени ребят». Вот откуда эта безысходность, эти слёзы... Мне очень стыдно, и это чувство не покидает меня спустя годы. 1995 год. Наша школа открыла 6 первых классов. Но среди них не было класса для Эди Борисовны. Я, знавший её с 1992 года, не ожидал даже, что она попадет в списки «сокращенцев», что в те годы часто практиковалось в отношении пожилых учителей. Время было такое. 90-е, одним словом. Признаюсь, был очень удивлен, что нет у Эди Борисовны класса, потому что знал, что такое её выпуск. Живые, суетливые, толковые, с хорошей памятью и отличным почерком дети. Вот только дисциплина хромала. Вернее, она не реализовывала то, чему учили нас на протяжении пяти лет в институте. Уже потом, после ухода Эди Борисовны, все говорили о том, что вкладывала она в детей всё, кроме дисциплины. А до этого вслух об этом никто не говорил. Уважали её не все. Многие даже побаивались. Старались не перечить. Иногда даже выходили из учительской, когда она входила в оборванной обуви в неё, волоча за собой огромную сумку, из которой торчали наспех втиснутые ученические тетради, готовые в любой момент выпасть. Помню… Её ученики перешли в пятый класс. По стечению обстоятельств в пятом классе их должен был вести
я… Первый день в городской школе прошел для меня серо. В учительской все украдкой смотрели на меня и шептали друг другу, что вот он, мол, кто берёт руководство пятым классом, который «довела» Эди Борисовна. Меня, конечно, не интересовали сплетни; но было непонятно, почему именно шёпотом, с ноткой не то осуждения, не то жалости, шушукались новые коллеги о том, что я классный руководитель 5 А. Что это за класс? И почему эта Эди Борисовна выпускает такой класс, что все ждут, кто же будет тем «счастливчиком», взвалившим на себя руководство, с заранее обреченной на провал работой. Словом, хотелось все бросить и уйти. Но... Звонок на урок вернул меня в реальность школы, и ничего не оставалось, как идти и знакомиться с выпуском Эди Борисовны. Если быть откровенным, то можно сказать, что пятиклассники не дали мне даже поприветствовать их, поздравить с началом нового учебного года, представиться в конце концов. Толпа опоздавших устроила свалку у двери. Мне пришлось угомонить их и рассадить по еще не облюбованным местам за партами. Ощущение было, что попал я в старший класс, где о дисциплине оставалось только мечтать. Когда дети расселись, я хотел было представиться, но с мест понеслись реплики: – Ах, это он будет теперь вместо Эди Борисовны? – Да, жаль его. – А как вас зовут? – Вторая Эди Борисовна? – А вы тоже будете сушить на батарейках разные вещи? – Да, да, она сушила вещи на батарейках, говорила, что у нее дома нет тепла… ха–ха–ха… – А у вас тоже вставные зубы, как у Эди Борисовны? – Да, она приносила стакан и в него бросала зубы, на большой перемене, а потом снова вставляла… – Потом долго лавировала языком, чтобы произнести слово… – А иногда зубы сами выпадали, когда она нервничала… – Она директора даже не пускала на урок. – А вы тоже будете вести у нас все уроки… Одним словом, шквал насмешек и откровенного хохота обрушился на меня. Я вспомнил тогда ухмылки и шёпот в учительской. Не по себе стало. Вспомнил сельскую школу, где начал педагогическую деятельность, еще раз пожалел, что ушёл из неё. Вспомнил своих бывших учеников: добрых, приветливых, послушных. Не то что эти!
Меня вдруг осенила мысль, что если сейчас не остановить этот гвалт, нужно будет точно увольняться. Удалось улыбкой остановить шум. Делать было нечего. Можно сказать, что и поздравление с началом учебного года и знакомство уже состоялось, и я решил продолжить урок объяснением темы. Удивлению моему вновь не было предела. Ученики, только что гремевшие на всю школу, собрались, взялись за учебники, следили за тем, как я объяснял урок, с удовольствием выполняли задание на закрепление пройденного. Прозвенел звонок. Мне очень хотелось посмотреть на пятиклашек в начале другого урока, истории, но что-то остановило меня, и я прошёл в учительскую дожидаться педагогического совета. К концу второго урока я с нетерпеньем ждал возвращения историка, Натаван Надыровны. Она, войдя в учительскую, начала с того, что только Эди Борисовна может передать из началки такой шумный класс. «Но работяги», – добавила она, даже с какой-то гордостью. Это мне понравилось. Я понял, что класс действительно необычный. К этим детям нужен особый подход. На педагогическом совете меня и еще нескольких учителей представили коллективу. Причём директор особо подчеркнул, что на меня выпала тяжкая доля – быть руководителем класса, который вела Эди Борисовна. Поверь, читатель, мне такого представление не понравилось и, по моему выражению лица, директор это понял. Но ему было все равно. Он придрался к тому, что в этом году в классе Эди Борисовны всего 18 человек, что родители нехотя отдали детей именно в этот класс. В остальных недобора не было. И продолжил разговор уже в том плане, что время такое, родители выбирают учителя, что надо идти в ногу со временем и еще и еще.…Как будто смотрел вперёд, за три года, когда он наконец-то избавится от «непослушной» учительницы. Я не знал на то время в лицо Эди Борисовну. И не знал, присутствует ли она на педсовете. И если присутствует, каково ей. Мне очень хотелось познакомиться с ней, узнать подробнее о каждом её выпускнике, чтобы знать, как строить работу. Оставив знакомство на потом, я после педсовета подошёл к завучу взять журнал своего класса. – А, это вы «счастливчик», – бросил он мне в лицо, как будто я был виноват в том, что этот класс достался мне. Он протянул мне журнал, и еле слышно добавил, что со следующий недели будет слушать мои уроки именно в пятом. Прошло несколько недель. Я сдружился с детьми. Нет, нет, шума
на уроке, особенно в начале, не убавлялось. И завуч несколько раз писал мне замечание, что надо чтото делать с дисциплиной. Самым интересным было то, что почти на каждом моём уроке в дверях появлялась женщина. И исчезала, как только дети начинали выкрикивать: «Эди Борисовна, Эди Борисовна… » Я не успевал присмотреться, что это была за женщина. Почему-то она избегала встречи со мной. Не знаю, что ей там наговорили обо мне, но она явно не желала встречи. После очередного педсовета, на котором мой класс хвалили за успеваемость, Эди Борисовна сама подошла ко мне. Да эта была та женщина, что появлялась в дверях класса. Поблагодарила она меня, даже прослезилась, что дети не подвели её, равно и меня. Но вдруг, осознав, что она расслабилась перед учителем, который является «человеком» директора (многие в то время так и считали и как-то сторонились меня), не попрощавшись, ушла. Но я не придал такому уходу особого значения. У меня было очень хорошее настроение, потому что Эди Борисовна сама подошла ко мне, признала мою работу с классом… Прошло время и я с позволения Эди Борисовны стал посещать уроки в началке. Стал учиться у неё мастерству. Да, в классе многое совпадало с тем, что выкрикивали на первом уроке мои пятиклассники. Я этого старался не замечать. Мне всё это было чуждо. Следил за ходом урока, запоминал, как можно подавать материал, чтобы усвоение было максимальным. В свою очередь, Эди Борисовна стала приходить ко мне на уроки. Наблюдала за тем, как я объясняю, как подхожу к отстающим, какие задания даю отличникам. С течением времени я открыл в ней то, чего не замечали остальные учителя: она шёпотом (почему-то!) говорила, чьи уроки посещать, у кого учиться педагогическому мастерству. Тогда я понял, насколько широка и добра была душа у неё. Она знала, что многие, кого она считала лучшим, недолюбливали её, недооценивали как специалиста, осуждали. А она? Слова лишнего не сказала о них. Только хвалила. Удивительно, что сегодняшней любовью учеников ко мне, я обязан тем ребятам, кого обучала Эди Борисовна. Обязан и ей самой. Даже очень.
Продолжение на стр.7
№ 1(39) январь 2015 год Окончание. Начало на стр.6 Поверь, читатель, что за эти несколько месяцев я понял, что эта учительница многое значила для школы. Её ум, работоспособность, умение ладить с детьми и были поводом для пересудов. Если так сторонились её, то это что-то значило. Но что? Это я понял спустя годы, проследив за тем, как ученики окончили школу, какими качествами они обладали. Понял, что она хороший учитель. Пусть с небрежной внешностью. Пусть не шиковала дорогой одеждой. Пусть не имела «богатых» род-
7
ственников. Зато она обладала умением вести маленьких детишек за собою в мир знаний. И когда её, вот так, просто «сократили», мне было обидно. Обидно было, что все молчали, когда директор, выходя из кабинета и видя её в дверях, кричал на дежурных, мол, почему разрешили ей зайти в школу. Она уволена и всё. Эди Борисовна долго не верила, что с ней так обошлись. Поверила тогда, когда в один день её просто не впустили в школу. Наверное, она была стойкой женщиной, что выдержала и это унижение. Несколько дней подряд она приходила, садилась на старую ска-
Литературный Кавказ мейку в школьном дворе и плакала. Иногда голосила. И я, наблюдавший за ней из окна учительской, ничего не мог сделать. В последний раз я видел её именно в тот страшный день. Сколько она тогда просидела под дождём! Потом исчезла. Много времени прошло, но каждый раз, когда идет дождь, я подхожу к окну, смотрю на то место, где сидела Эди Борисовна и вижу только ее. Стыжусь. Виню себя. Не покидает чувство стыда, сожаления, обиды за что-то неосуществлённое. Неосуществлённое
по молодости, по невниманию к людям. Так не должно быть. Это страшно. С годами никто моложе не становится. Нужно всегда об этом помнить. А дети? Они со временем все поймут и оценят. Их чуткие сердца, когда-нибудь поймут и откликнутся. Неважно, в какой форме, но откликнутся. Криком, смехом, сердцем. Они наше спасение, наша отдушина и надежда. Я это теперь понял. Живу этим. И чувствую: все могу преодолеть. Лишь бы меня поняли на старости лет. Лишь бы не поступили так, как когда-то мы поступили с Эди Борисовной.
Рубен Пашинян, Армения
СЫНОК, А ГДЕ ЕВФРАТ?
— Сынок, это Евфрат? — Нет, дедушка, это не Евфрат. ... — Прости, сынок, что отвлекаю. А эта река — Евфрат? — Нет, ну что вы!? Какой же это Евфрат? ... — Я очень извиняюсь, сынок, можно тебя на секундочку? — Да, конечно. Чем я могу вам помочь? — Сынок, ну, когда же мы всётаки увидим Евфрат? Мы ведь в Армении — где же Евфрат? — Дедушка, вы приехали в Республику Армения, то есть — в Восточную Армению, а Евфрат находится ныне на территории Турции — в бывшей Западной Армении. Это когдато давно Армения была настолько большой, что... — Это я знаю! Ты мне скажи: когда мы увидим Евфрат? — Дедушка, дорогой! Вы приехали в Армению всего на десять дней. За это время вы посетите Гарни, Гегард, озеро Севан, Эчмиадзин, Нораванк и ещё много других интересных и живописных мест. Но времени-то очень мало!.. А кроме того, чтобы увидеть Евфрат, вам необходимо было приобрести туристическую путёвку не в Армению, а в Турцию! ... — Сынок, прости, пожалуйста, я понимаю — ты человек занятой... Рассказывать об Армении — о земле наших предков — это дело нелёгкое!.. Восьмой день ты показываешь нам Армению. Нас много, ты один. Устал, наверное, от наших нудных вопросов, а?.. Извини. Наверное, ты прав, что... — Ну да что же вы говорите — это мой долг! И не как гида, а как человека, как армянина. Хоть вы, дедушка, я уверен, намного больше знаете об Армении (о настоящей Армении!),
чем я. Но вы приехали из Америки со своими детьми, внуками... — Да, да! Вот им, ты, рассказывай, рассказывай!.. Они хоть у себя там в школах и проходят историю Армении, изучают армянский, но чтобы вот так... вживую... — Дедушка, одну секундочку — меня опять ваши к себе зовут! Я сейчас. — Иди, иди! Ты только, так мне и не сказал: когда же... ... — Сынок, а вот эта речка — как называется? Это не Евфрат, случайно!? — Дедушка, это река называется Арпа! Она впадает в Аракс. Аракс берёт своё начало на Армянском нагорье — в Западной Армении. Там же, где и Евфрат! — Там же? Рядом?! — Да, но... куда вы, дедушка? ... — Слушай, кто этот дед? — Да из туристов! Что — не ясно? — Нет, я в том смысле, чего ему от тебя надо? Я хоть и всё время за рулём и глаз от дороги не отрываю, но всё вижу, да и слышу тоже! Чего он от тебя хочет? — Евфрат он хочет. — А ты? — А я ему уже устал повторять, что Евфрат в Турции, а не в Армении. Он не понимает. Или не желает понимать. ... Кстати, где он?.. — Кто? — Издеваешься? ДЕДУШКА! — Да вон он — у речки. — О, Господи! Чего ж ты молчал?! Он же старенький — не дай Бог ещё... ... — Дедушка! Дедушка!! Де... — …Спасибо, Господи, что исполнил мою просьбу. Наконец я тут! Чего тебе, сынок?.. Иди поближе — я не слышу! Что ты говоришь? — Дедушка, это не… — Сынок, полей мне, пожалуйста, воды из речки. Спасибо. Я, вот, ничего не помню, но Алвард всегда рассказывала, что... Давай — лей! Ах, как хорошо!.. Сынок, вот ты всё об Армении знаешь. О Евфрате знаешь. А ты знаешь, сколько в этой
реке людей... — Дедушка, так ведь... — Алвард рассказывала... она сейчас там — наверху, как и другие мои сёстры... мама моя, отец, брат... Все они у Тебя, Господи. У Тебя... А я тут. Но я не один — я приехал с дочкой и внуками. И этот молодой человек — наш гид — нам так хорошо всё рассказывает!.. Они молодые — им надо жить: уметь любить и быть любимыми. Это я не знал материнской ласки... Точнее, знал, но не помню. Ты знаешь, сынок, я ведь ещё совсем маленьким был, когда нас с Алвард вывезли отсюда... Сколько людей тогда погибло в этой реке!.. Алвард рассказывала, матери бросали с обрыва своих малышей, чтобы те не стали добычей зверя, имя которому «турецкий солдат», а истерзанные и обезумевшие от ужасов резни беременные женщины, смеясь, бросались в пучину вод Евфрата... В Евфрат же сами турки сбрасывали всех убитых ими армян. Это река стала их последним прибежищем! Их кладбищем!.. — Дедушка, Евфрат... — ...но она же их и очистила! Осквернённые и униженные зверем, очистились они — освятились! — водами этой реки и ушли к Господу нашему... Вечная им память! — Я не знаю, Господи, когда Ты заберёшь меня к себе, но спасибо, что исполнил мою просьбу — позволил вернуться сюда!.. Опустить руки в ЭТУ воду... святую... армянскую воду. Я знаю, сынок! Я знаю, что это не Евфрат. И не дай Бог! Но, ведь, ты сам сказал «рядом»!.. Ты знаешь, почему, несмотря ни на что, мы — армяне — всё ещё живы, всё ещё существуем? Потому что вся Армения — это «рядом»!.. Вот ты стоишь рядом — рядом со мной Армения. Ты, дай Бог, когда-нибудь приедешь ко мне в гости — Армения будет рядом!.. И для тебя, и для меня.
Я слушал тогда, эту бессвязную, как мне тогда казалось, речь старика и ничего, честно говоря, не понимал. — Да, просто, старику срочно был нужен Евфрат! Сказал бы ему: «Да — это Евфрат!» — и всего делов!
— шутили потом коллеги. Мы посмеялись... Прошли годы. Сегодня 24 апреля. День Печали. День памяти безвинно убиенных армян. День геноцида моего народа в 1915 году. Но... сегодня ещё и день рождения. День рождения моего дедушки. Нет, не того, о котором я сегодня вспомнил. Сегодня день рождения моего родного, горячо любимого дедушки — маминого отца, которому бы сегодня исполнилось 90 лет. Он тоже родился 24 апреля, но — в 1923 году. Так уж получилось, что его день рождения совпал с этим трагическим в истории Армении днём — 24 апреля. Днём, когда все армяне мира скорбят. И, может, именно поэтому, перебирая сегодня старые фотографии дядей, тёть, сестёр, братьев, друзей, которые сегодня живут в России, Греции, США… — словом, не в Армении, и живут там, не потому что (и Слава Тебе, Господи!) бежали от рук разъярённого зверя, а потому что, просто, так сложилась их судьба, так получилось — наверное, поэтому я вспомнил сегодня и о том дедушке — «с Евфратом». Может, то, что я скажу, вызовет недоумение у кого-то или даже смех, но я сегодня понял одну очень простую вещь. Кстати, простые вещи имеют очень важное свойство: до конца их понять — почти невозможно, а посему их можно только почувствовать. И при этом не надо обязательно пытаться анализировать прочувствованное, чтобы понять. Достаточно лишь зафиксировать ощущение, озарение, чтобы никогда не забывать, а осознание... Оно придёт само. Со временем. Вот как со мной. Вот так вот я сегодня и понял и прочувствовал смысл слов, которые мне сказал тот дедушка — турист из США. Армения — рядом. И Евфратов в ней больше нет!.. Слава Богу!
№ 1(39) январь 2015 год
8
Литературный Кавказ
Елена Шуваева-Петросян, Армения
ПОД ТЕНЬЮ ЧИНАРЫ
Настя поглаживала неохватную многовековую чинару. По ту сторону дерева, прижавшись спиной к стволу, стоял двойник того, кого она любила. Его взгляд тонул в звездном небе, мужчина боялся пошевелиться. На глазах происходило какоето таинство. Небо в горах так близко – руку протяни и захватишь пригоршню звезд. Полчаса назад этот мужчина обнимал туфовые стены трех эчмиадзинских церквей, прислонялся лбом к камню, что-то шептал на непонятном Насте языке, будто исповедуясь. Фархад на этой христианской земле чувствовал тысячу семисотлетнюю молитву, запах ладана и свечей, биение сердец. Под его чувственными ладонями пробегали века, которые он слушал, затаив дыхание. Мужчина, иноземный и иноверный, пришел сюда без твердого упования, повинуясь капризу этой чужой, но почемуто такой понятной девчонки. За эти минуты Фархад пережил так много, прикоснувшись к своим тюркским корням, что сейчас, у чинары, он просто стоял спиной к стволу и вбирал в себя силу дерева, корни которого с трудом пробили путь к воде в скудной, каменистой земле. Настя гладила чинару, и в этих тихих, задумчивых движениях будто бы истрачивалась ее тоска по Егору. Ночь. Настя. Чужой мужчина.
Место, куда сошел Единородный. И какой неразумный сторож допустил эту странную пару сюда, во святая святых, сокровенный уголок армянской веры, нарушив порядок?! Прежде чем совершить этот безумный поступок, Настя вбежала домой со словами какого-то дикого отчаяния: «Егор, прошу, спаси, спаси меня». Дом, как всегда, встретил гробовым молчанием. Часы показывали неизменное время – без пятнадцати десять. То ли вечера, то ли утра, что уже давно было неважным. А в настенном календаре с красотами соседней страны почему-то отсутствовал листок октября – производственный брак, который навел Настю на мысль, что этот месяц можно вычеркнуть из жизни. Девушка любила разговаривать с домом, самой собой и далекими людьми, с которыми ей хотелось бы что-то обсудить, но чего никогда не произойдет. Эта привычка шла из детства, когда родители, уходя на работу, оставляли ее одну. «Егор, спаси, спаси…» - шептала Настя, открывая электронный ящик. Gmail был молчалив. Письма от Егора не было. Уже несколько дней. Сначала она просила его: «Иногда пиши!» Теперь просто молила: «Спаси!» Одно бы слово, один бы смайл – и она осталась бы дома, лежала на диване и читала книгу об альпинистах и горах, чтобы понять мир, в который он ушел. Но Егор молчал. Будто бы давал ей волю в выборе. И она повиновалась – захватив плащ, Настя выбежала из дома. Во дворе на скрипучих качелях раскачивался, набирая скорость, бездомный Миша, похожий на призрак в своей худобе и обросшести. Его переносная библиотека, распределенная тематически по пакетам, лежала рядом. На земле были разбросаны тетради, исписанные мелким аккуратным почерком. Миша много лет пишет историю этого двора. Он беззаботно смеялся, откидывая голову назад и взмывая в небо, пестро разузоренное бельем на многочисленных веревках…
Газета «Литертаурный Кавказ» Межрегиональной общественной организации «Клуб писателей Кавказа» зарегистрирована в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Свидетельство о регистарции ПИ №ФС77-38545 от 18. 12. 2009. Учредитель – Межрегиональная общественная организация «Клуб писателей Кавказа»
Фархад… Фархад… Фар-хад… Ф – Ферт - Ось Мира - Основа – Исток. А - Аз – Я - Мне – Себе Себя. Р - Рцы - Реки Изречения. Х - Херъ – Крест – Перекрестить - Зачеркивать крестом. А - Аз – Я - Мне – Себе - Себя. Д – Добро. Фархад был сегодня Егором. Так чувствовала Настя. Разные национальности, но странным образом одинаковый разрез глаз и – космическая бездна, в которой не за что зацепиться во спасение, и так хочется проникнуть в эту бездну. И эта тихая вековая печаль в складках губ. Настя стояла у чинары и чувствовала, как по ту сторону ствола бьется сердце чужого мужчины - двойника Егора. Неужели его объятья будут также тихи и нежны, а поцелуи горячи и неутолимы? Егор… Ягор…Я – гор… Вечный поиск причины проявления в мире Бытия. Вечный поиск из рождения в рождение… Вечный поиск. Вечный побег. Ей очень не хватало общения с Егором и его присутствия в жизни, поэтому она нашла идеальную формулу связи – писать письма и не отправлять. Приняв это спасительное решение, Настя тогда написала Егору с некоторой надеждой на большее его внимание: «Ты никогда не прочтешь эти письма - они будут писаться отдельно от нашего общения с тобой по электронной почте (в них я буду свободнее и смогу сказать больше, чем могу себе позволить). Или прочтешь, когда наша связь прекратит свое существование. Возможно, «Письма к Е.» я, будучи женщиной в глубокой старости, опубликую отдельным томом. Тогда я буду сидеть в провалившемся кресле у камина (печки, батареи, обогревателя), пытаясь отогреть свои постоянно мерзнущие конечности, и перебирать костлявыми с пергаментной кожей пальцами, увешанными массивными серебряными кольцами, какой-нибудь пушистый плед. Я буду вспоминать тебя. А ты, усохший и такой же пергаментный старик, препоясав чресла веревками, будешь карабкаться
САЛИХ ГУРТУЕВ – главный редактор. ЭРДНИ ЭЛЬДЫШЕВ - 1-й зам. гл. редактора. РАИСА ДИДИГОВА – зам. гл. редактора. РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ: Муса Ахмадов – чеченская литература, Гафар Гусейнов – азербайджанская литература, Магомед Насруллаев – аварская литература, Билял Аппаев – карачаевская литература, Борис Гусалов – осетинская литература, Раиса Дидигова - ингушская литература, Бадрутдин Магомедов – кумыкская литература, Миясат Муслимова – лакская литература, Мадина Хакуашева – кабардинская литература, Мурадин Ольмезов – балкарская литература, Татьяна Кулик - Краснодар, Юнус Чуяко – адыгейская литература, Елена Петросян – армянская литература. Дизайн и компьютерная верстка Бекулова Татьяна
на очередную вершину. Я буду знать, что ты в горах. А возможно тебя и не будет в живых, но я все равно буду помнить только то, что ты в горах. Мне постоянно будет чего-то хотеться: то ли секса, то ли шоколада, то ли мяса... Я буду стараться вспомнить ощущения, чтобы понять, чего же именно мне хочется. Потом вдруг придет осознание, что мне необходимо твое тепло». Настя и Фархад молчали. Так хотелось соединить руки, слиться с чинарой и небом и услышать звон множества колокольчиков. Их руки соприкоснулись только на холодном, покрытом изморосью, надгробии католикоса Гарегина Первого. Впитавший холод осенней ночи камень. Ожог от касания. Озноб тела. Настя положила в ладонь мужчины кусочек старой чинары. Он благодарно принял. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Но так много было сказано и сделано. А потом были тихая дорога до армянской столицы, угасающие звезды, спящий Ереван, молчание и благодарность за невинность касаний и словесную невысказанность, потому что им обоим было кому высказываться. И такая легкость… Настя пришла домой на рассвете. Счастливая, что справилась с искушением, что святость Егора в сердце не была запятнана… Она долго стояла у окна, пересчитывая птиц на чинаре и наблюдая, как Арарат меняет свой окрас. Во дворе монотонно скрипели старые качели – бездомный Миша, кутаясь в пропыленный плащ, обдумывал сюжет своего нового рассказа. А Gmail хранил два новых письма… На этот ящик никто кроме Егора не писал…
Адрес редакции 360901, КБР, п.Белая Речка, ул. Бабаева, 75 e-mail: sgurtuev@mail.ru Газета отпечатана в типографии «Тетраграф» 360000, КБР, г.Нальчик, пр.Ленина, 33 Заказ № Тираж 1000