Е
сли уж и была в России многонациональная провинция, то это, конечно, Сибирь. Кажется, все народы нашли здесь себе родной дом. Ехали со всей страны переселенцы: немцы, башкиры, украинцы, белорусы, евреи, поляки, корейцы… И все эти люди, пройдя через столкновения друг с другом, нередко кровавые, выяснения отношений, переговоры, мирно уживались с коренными народами – бурятами, эвенками, монголами. Подавляющее большинство населения Восточной Сибири составляли русские поселенцы, пришедшие сюда еще со времен Ермака. Заселенность края, как уже говорилось, была очень слабой, и правительство предпринимало самые различные меры для колонизации этих благодатных и стратегически важных для Российского государства мест. В декабре 1904 года император Николай II в Царском селе познакомился с запиской «К вопросу об установлении пароходного сообщения на Байкале средствами существующей байкальской переправы». Несколько страниц записки были посвящены характеристике насе-
Закат над Хужиром
ления Прибайкалья. Вот как характеризовался один из дальних уголков государства: «Береговая линия озера длиною 1748 верст в настоящее время еще весьма мало населена, но громадные природные богатства прибрежной полосы, а также естественные богатства тяготеющих к Байкалу крупных экономических районов, несомненно, обещают этому водному пути широкое развитие в будущем… Как было выше указано, население около озера Байкал до настоящего времени весьма слабо, сосредотачиваясь почти Озеро Фролиха
исключительно в тех немногочисленных пунктах, где естественные условия создавали надежную гавань для мелких рыболовных судов, которыми преимущественно пользуется местное население… …Устье реки Селенги. При своем впадении в озеро река Селенга образует обширную дельту с большим числом отдельных рукавов, вдоль которых расположены многочисленные русские и бурятские поселения. Общее количество русского населения в этих деревнях до 2000 и бурятского до 3000 человек. …Устье Верхней Ангары, самый северный пункт Байкала, главный центр рыбной промышленности на озере. В 8 верстах от устья – русская деревня Дугачан с населением до 1500 человек. … На восточном берегу озера первое селение к югу от устья Верхней Ангары – русское селение Горемыки, около 100 домов, промышляющие рыболовством. Далее к югу, начиная от мыса «Покойники», начинается бурятское население, которое тянется по берегу озера вплоть до селения Голоустного и особенно густо по берегам Малого моря. Бурятами там населен весь остров Ольхон. Улусы их многочисленны, и все бурятское население этого края общим количеством до 15 000 человек отличается очень хорошим достатком…»1. Прямо скажем, что сведений о населении и населенных пунктах Прибайкалья императору преподнесли немало, но территория вокруг Байкала была богата историческими событиями, населения 1 ГАИО. – Ф. 31. – Оп. 3, д. 394. – Л. 4851об.
382
было значительно больше, а крупных населенных пунктов, выросших из почтовых и железнодорожных станций, небольших зимовий, – предостаточно. История абсолютного большинства населенных пунктов связана либо с продвижением первопроходцев, либо с хозяйственным освоением побережья озера. Как правило, первое моментально переходило во второе. Мирные функции острогов были куда как притягательнее его оборонительного значения. Функции торговли, обмена создавали, развивали то недополученное общение, без которого не может обходиться человек, в особенности на громадных территориях. Здесь, на краю империи, где никто ничего толком не знал ни о народах, ни о природе, где не было ни дорог, ни карт, а лишь фантастические предположения, слухи, рассказы редких очевидцев, здесь зимовья, остроги, села и города возникали исключительно с прагматической целью – вначале застолбить свое присутствие, затем укрепить позиции государства на освоенной пяди земли и рачительно использовать ее возможности, затем, оглядевшись, начать расширять свое присутствие, развивая обмен и торговлю, строительство, ремесло и промыслы. А теперь представим себе один из таких отрядов землепроходцев… Недалеко от реки, ближе к крутояру, стоит сруб. Бревна все один к одному – кондовые, в обхват, без сучка. Настоящий стеновой лес. У сруба плоская крыша, низенькая дверь и волоковые оконца, закрывающиеся изнутри задвижной доской. Это зимовье. На вид – обычная курная изба. Да только постройка хитрая: потолок двойной, в нем еще один вход-выход. На случай нападения. По всему периметру
брусчатый парапет – для стрельбы. Чуть поодаль от строения, из сугроба, наметенного ночной пургой, торчит большой крест. Раннее утро. Из узкого проема дверей бочком протиснулся совсем еще молодой казак. На нем старенький зипунишка, накинутый на плечи. На голове аська – теплая шапка без ушей, на ногах кагушки из косульих камусов, выменянных у тунгусов. Поеживаясь и зевая, парень засеменил вокруг зимовья, поглядеть, нет ли на снежном покрывале чужих следов. Один за другим появились остальные зимовщики. Их мало: часть отряда еще вчера отправилась собирать ясак, возвращения ждали ближе к вечеру.
Каждый сразу же принялся за дело. Один пошел к проруби за водой, другой стал колоть дрова для печки, третий проворно складывал поленья на руку и таскал их в сруб. Кто-то ушел разжигать огонь, и скоро из дыры в крыше пошел сероватый дымок. Он становился все гуще и гуще. К тому времени, когда было готово немудреное варево и зимовщики собрались к столу, работы переделали немало. – А что, Ефимий, какой сон те намедни грезился? – спросил молодой казачок. – Самолучший, – откликнулся Ефимий, известный среди зимовщиков балагур и песенник. – Расскажь! – – Че хочешь! К снам, Кирья, надоть относиться с бережью. Не ровен час украдешь. Сон увидать не то, что бурдук сварганить. – Не упрямься Ефимий, расскажь, – стали уговаривать его товарищи. – Был сон, да с голком ушел. – Не обеднеешь поди! Ефимий согласно кивнул: – Так вот, братцы мои, браточки, снился мне звонец да емануха! – Колокольчик и коза!? – удивился любопытный Кирька.
383
– Завирай, но меру знай, – тонким голосом пискнул Михей, маленького росточку мужичок, приставший к отряду по дороге. – Кто неправдой живет, того бог убьет, а кто правдой живет, тот добро наживет, – парировал Ефимий. – А то могу и вовсе помолчать. Не напрашивался. На Михея зашикали, и он обиженно умолк. – Коза, браточки мои, дело верное – к дому и теплу. – А звонец? – не выдержал Кирька. – Звонец к дороге. – А куды, уперед или назад? – снова встрял Михей. – Уперед. – Скумекайте, братцы, куда же уперед? Там и земли-то поди нет, – запричитал Михей, враз нахохлившийся, словно петух перед боем. – Сказывали, ясак возьмем и айда домой. – А иде он, дом-то? У какой стороны? – невесело сказал рыжий с рыжей же бородой детина по прозвищу Хват. – Откуда пришли – не ждут. Куда пойдем – гостями будем. Это чем не дом? И Хват с силой топнул ногой об пол. – Не спорьте, браточки. Что вперед, что назад – дорога одна, трудная да работная. – Верно, Никифор, словно быки какие упираемся. 384
– Ну ты-то, Семен, упираешься. А то как же! Все больше у печки сидишь, варево нюхаешь, – буркнул Хват, и все дружно засмеялись. – Сдается мне, долгонько туточки просидим. Это я во сне тоже увидел. Емануха к дому, куда денешься. – Стоячая вода гниет, – не сдавался Михей. Он никак не мог смириться с мыслью, что в этом пустынном месте придется задержаться надолго. – Коли зачнем острог рубить – не скиснет, – перебил его Ефимий. – Острог?! – удивился Михей. – Да ты опять, поди, врешь!? – Может, и вру, а только емануха – к дому, звонец – к дороге. – А какой же ляд дорогу с острогом связывает?! – Да ты слепой, Михей! Что тайга дремучая, лес непролазный – звериный дом. А коли острог тут станет?! Дорога проляжет. Купцы ездить начнут. Понял? – Эхма, было житье еда да питье, будет житье, как встал – так завытье. То-
Узуры
Тип обламов Сибирских острогов
то, я гляжу, атаман кажду лесину, словно дите родное, обнимает. Наступила тишина. Слова Ефимия смахивали на правду. И эту правду надо было осмыслить. Одно дело – по тайге бродить, ясак собирать, а город ставить!.. Самим, вот этими руками, на голой земле, не защищенной и не укрытой от вечных метелей, ветров и морозов, рубить крепость! Тут было над чем поразмышлять… Не сразу привыкли русские люди к тому, что в Сибири не было развитой городской жизни. Но еще труднее было представить, что это они, по своей воле и охоте, станут строителями острогов и городов, что в Московской Руси издавна ценилось очень высоко. Сколько легенд и преданий сложено о них, основателях Киева, Смоленска, Чернигова, Владимира, Тулы и Новгорода… И другая особенность, над которой, вероятно, мало задумывались землепроходцы, ставя города. Не деревня, не крестьянский двор, а острожек, прообраз города был «начальной клеточкой» русского поселения в Сибири. Именно зимовья, города-острожки, становились штабом «проведывания новых землиц»… «Сибирские города ХVII века, – писал В. В. Покшишевский, – отличались от городов Московской Руси, особенно от старых торгово-ремесленных посадских городов, расположенных в Примосковье и на новгородских землях. Сибирские города вырастали в большинстве из острогов – первоначальных центров русского заселения края и далеко не сразу обрастали посадами. В их развитии явления разделения труда между сельским хозяйством, сосредоточенным в деревне, и ремеслом и торговлей, сосредоточенными на посаде, не играли той роли, которая характерна для постепенно развивавшихся городов в старых густозаселенных районах Московской Руси. Ведь в Сибири и земледелие часто начиналось с городов; да и сибирская деревня складывалась чаще всего уже после возникновения городов-острожков». …К вечеру вернулись ясатчики. Сбор прошел удачно. И соболя, и песца, и белки взято довольно. Это Ефимий понял сразу: обветренное лицо атамана, обычно угрюмого и неразговорчивого от вечных тревог и сомнений тяжкой государственной службы, было сейчас спокойно. Исчезла
Долина реки Анга Нож из раскопок на Ольхоне
хорошо знакомая складка на лбу, и глаза, вмиг помолодевшие, излучали не гнев, а радость. Казаки живо разболоклись и, покидав зипуны, шапки на лавку у входа, уселись за стол, обсуждая удачное дело. – Эй, Ефимий, подарочек для тебя. Прими. Князь Яндаш жалует тебя чебаком лисьим под белкой. Носить не переносить. Видно, шибко ты его пронял своими песнями в прошлый раз. – От спасибо Яндашу, справный мужик. И малахай добрый. Ефимий тут же примерил обновку под одобрительные возгласы товарищей. – Атаман, дозволь слово. – Говори, Михей, дозволяю. – Ты скажи нам, атаман, Христа ради, доколь сидеть будем в этой избе лесной… Казаки удивленно переглянулись. Сразу видно: не вольной крови человек. Прибился к ватаге случайно, вот и мается теперь по своей же глупости. Разве плохо на эдаком приволье?! И просторно, и легко без тягостной службы. А что атаман бывает строг и гневен, так на то он и атаман, на то опытовик. Поминать старое 385
– шевелить костьми. И опять удивился Ефимий: словно бы не слышал атаман Михеева дерзкого слова. В другой раз обязательно побил бы: взялся за гуж, не говори, что не дюж. А нынче лишь усмехнулся атаман. – А вот что, казачки мои, товарищи дорогие, – сказал атаман, растягивая слова. – Сам хотел с вами посоветоваться.
Не успел. Михей поперед батьки в пекло лезет. Остудись, мужик! Схлынь! Коли к делу приставлен – делай! Слаб – не держу, беги хоть сейчас. Атаман замолчал. Казаки тоже притихли. Притих и Михей, уже проклиная свою несдержанность. Атаман между тем 386
Дорога на Онгурен
Горелый лесу Сармы
достал из-за пазухи кожаный футляр, который был всегда при нем, и вытащил оттуда свернутый лист бумаги. – Грамота государева! Ведаете? Казаки согласно закивали головами. Известное дело, ясак по указу берут. – Ефимий! – позвал атаман. – Зачти! – «От царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси на Туру, на Верхотурье, Василью Петровичу Головину да Ивану Васильевичу Воейкову. В нынешнем 106-м году (1596 год) декабря в 10 день есте к нам ис Перми, что велено вам быть на нашей службе на новой на Сибирской, на Верхотурской дороге, на старом на чютском городище на Неромкуре поставити город, а на городовое и на острожное дело велено вам взяти из Перми Великой у Сарыча у Шестакова денег 300 рублев, что в Пермь присланы с Москвы, и на те деньги велено вам наняти посошных людей, пеших и конных и плотников со всякою посошною плотничьею снастью по договору, по чему наймутца, и поруки на них взять крепкие з записьми, что им город и острог делати, а не отделався от городового и от острожного дела не збежати»2… Первостепенную роль в укреплении государственных и частных интере2 Гольдфарб С. истории старого города. – Иркустк, 2007. – С. 50.
Бухта Песчанная
сов играла прокладка новых дорог. Образование первых населенных пунктов шло классическим путем: удобное место у реки или вдоль нахоженных троп и перекрестков – государственный тракт – почтовая станция – селение. Такие масштабные задачи, как строительство новых населенных пунктов, оборонных сооружений, могло вынести только государство. И если Доуралье еще могло славить своих открывателей типа Строгановых как основателей здешних городов и весей, то в Восточной Сибири масштабы были уже иные, а частная инициатива была лишь заявкой и пропуском на место в истории. Задачи, с которыми столкнулись первопроходцы в Восточной Сибири, в частности в Прибайкалье, были не только национальными, но и международными. Из Монголии и Китая самым пристальным образом следили за тем, что происходит вблизи границ. Е.А. Ащепков считал, что сибирские города-острожки представляли собой в композиционном отношении не что иное, как большие развитые деревни с деревянными постройками, обнесенные тыновыми или террасовыми оградами3. В основе строительства населенных 3
Ащепков Е.А. Русское народное зодчество в Восточной Сибири. – М.,1953. – С. 25.
пунктов лежал элемент оборонительного характера. Местное население и соседи у границ по-разному реагировали на появление здесь казацких отрядов: наряду с мирными переговорами о вхождении в состав Российского государства не удавалось избежать и столкновений, нередко заканчивающихся для русских первопроходцев трагической гибелью. Поэтому строительство укрепленных зимовий и острогов носило ярко выраженный стратегический характер: нужно было закрепиться основательно, привлечь в новый обустроенный центр как можно больше населения, создать вокруг второе кольцо – посадов ли, выселков… В эти первые годы строились нередко без планов, без чертежей. Ближе к центру – административным зданиям – селились сами служилые и наиболее обеспеченные люди. Далее располагались все остальные – ремесленники, торговый и
предпринимательский народ. «Крестьяне очень внимательно относились к выбору места для поселения. Они заботились не только об утилитарных удобствах участка, но и о его эстетических качествах. Жители стремились к тому, чтобы из окон домов открывался хороший вид, чтобы все село было хорошо обозримо из-за реки, с тракта или с дороги. Умение русских строителей сочетать характер застройки с природной обстановкой, предусматривать необходимые удобства для жизни и красивый ландшафт – замечательное качество русских зодчих»4. Исследователи архитектуры также отмечают, что в строительстве населенных пунктов в Восточной Сибири наблюдалась определенная система, а именно предусматривалась органическая связь с окружающей средой, с природными особенностями избранной местности. В Восточной Сибири часто исполь-
Лес на Ольхоне
Сторожевая башня Сибирского острога
4 Там же. – С. 26. 387
зовался так называемый «долинный» способ застройки. В этом случае избы выстраивались в относительно прямолинейном порядке – в ряд или несколько рядов. Тогда образовывались «порядки», ряды улиц. И река, вдоль которой шли ряды, становилась главным ориентиром застройщиков. В прибайкальских селах большое значение отводилось господствующим ветрам. Дома выстраивались таким образом, чтобы они становились естественной защитой от природных явлений. Улицы составлялись таким образом, чтобы дома располагались по направлению ветра, тогда снежные заносы практически исключались. В Прибайкалье был также широко распространен «дорожный» принцип строительства населенных пунктов. Обычно населенные пункты как бы тянулись вдоль тракта нередко на несколько километров. Те же климатические особенности территории диктовали планировку и вешний вид зимовья, острога, усадьбы. Летом 1661 года Яков Похабов во главе отряда служилых людей приступил к возведению укреплений. И полетел гонец в воеводский город Енисейск с донесением: «Государя царя великого князя Алексея Михайловича и всея Великие и Малые и Белые России самодержца воеводе Ивану Ивановичу Енисейский сын боярский Якунька Иванов Похабов челом 388
Прядение шерсти бурятками Еланцинского ведомства ИОКМ ф471-94
бьет. В нынешнем 169-м (1661) году июля в шестой день против Иркутареки на Верхоленской стороне государев новый острог служилыми людьми ставлю, и башни и потолок срублены, и государев житный амбар служилые люди рубят, а на анбаре башня, а острог не ставлен, потому что снег не достает, лесу близко нет, лес удален от реки. А инде стало острогу поставить негде, а где ныне бог позволил острог поставить и тут место самое лучшее, угоже для пашени скотиной выпуски сенные покосы и рыбные ловли все близко, а опроче того места острогу ставить стало негде, близ реки лесу нет, стали места степные и неугожие. А как бог совершит наготово острог, и о том бу-
дет писано в Енисейский острог к воеводе Ивану Ивановичу»5. Термин острог имел несколько значений. Но прежде всего острогом называли тип крепостного сооружения. Когда говорили острог, это означало, что хозяйственные и административные строения внутри него не имеют оборонительных приспособлений. Роль последних выполняли башни и ограда. Остроги не были похожи друг на друга. Опытный глаз древнего строителя сразу различал их не только по внешнему виду, но и по планировке, системе укреплений. Здесь все имело значение: и высота ограды, и форма оборонительных элементов. Стена врытых в землю обыкновенных бревен – тынин высотой от четырех до шести метров, заостренных вверху, – это «стоячий тын». Стена могла быть косой или сочеталась с земляным валом. Такое сооружение относили к острогам. Если же к ограждению добавляли более четырех башен, то укрепление переводилось в разряд городов. Однако «настоящим городом» укрепление становилось, только имея рубленые стены и башни. Иркутск относился к разряду последних и довольно быстро получил титул рубленого города. Если первая крепость Иркутска имела небольшие размеры (19,4 х 17, 3 метра), то при очередной перестройке в 1670 году она имела уже квадратную форму с длиной стороны в 108 метров. Ка ко ва была конструкция Иркутского города, сказать трудно. В Красноярске, например, к рубленой острожной стене через определенные участки были сделаны треугольные прирубы. На них укладывался помост для защитников. В Якутске ограда состояла из двух стенок, параллельных друг другу. Для устойчивости они соединялись переборками. Та5 Гольдфарб С. Весь Иркутск. – Иркутск, 1992. – С. 14.
Предметы крестьянского быта
кой способ называли «тарасами». Поверх стен обычно делался облам, или забрало, – бруствер, из-за которого можно отбивать нападение врага. Стены острога нередко крыли сверху тесом, а кровля придерживалась особыми стояками. Для каждого острога тщательно выбиралось место. Оно должно было отличаться удобными участками земли для будущей пашни, близостью реки, лесов. Часто землепроходцы ставили укрепления в том месте, где река делала петлю. Тогда будущая крепость была как будто замкнута в круг. Строители умело использовали и другие естественные преграды: овраги, откосы, протоки, болота… И еще одну замечательную особенность первых русских острогов-городов отмечает крупный исследователь архитектуры В. Кочедамов: с ростом посадов новые поселенцы, «боясь потерять плечо соседа, пристраивались как можно плотнее. Компактность была непременным условием успешной обороны». В 1669 году Иркутск представлял собой укрепление, окруженное тыновы-
ми стенами «с тремя по углам башнями и четвертою среди крепости, обведенной рвом. Окружность крепости составляла 88 сажен». Высота стен была семь метров. Над ними возвышались двадцатиметровые башни. Следует отметить, что Иркутский острог довольно часто перестраивался. Это отражалось в специальных описях. В 1684 году он выглядел, например, так: «А по острогу строенья: 6 башен с мосты, 3 башни покрыты тесом, 3 – дранью, в 2 башнях ворота проезжие створные, у одних башенных ворот калитка проходная на железных крюках с петли железными и с замком весным, да в острожной же стене двои вороты, у одних ворот засов железный с петли железными да в острожной стене калитка малая проходная, в той же острожной стене приказная изба с сенью покрыта тесом... Да на проезжей башне казенный анбар, а у дверей замок... всереди острога церковь... под папертью кругом 6 лавок о 2 житнях, колокольня новая рубленая шатровая с переходы, а под него 4 лавки да анбар церковный, казенный; в остроге же анбар
житничный об одном житье, крыт тесом. В острожной же стене государев двор, где живут иркуцкие воеводы, 2 горницы, одна под башней, а другая на жилом подклете... Да в тех же горницах в 3 окошках колодных 3 оконницы слудныя, обиты железом белым, а меж теми горницами двое сени; изба ж о двух печей и кровлей, где живут воеводские люди; анбар о трех житьях покрыт тесом... погреб с выходом; над ним анбар крыт тесом; ледник, а над ледником анбар, крыт дранью; поварня, мыльня на режах, да за острогом мыльня ж людская; огород частокольный с воротцы, а в огороде рассадник; двор огорожен забором, ворота створные. В остроге ж под башнями три избы, где живут холостые казаки. В остроге ж изба гостина двора, а против избы клеть с подклетью и сеньми, крыты дранью. В остроге ж караульная изба, а в караульне три человека аманатов»6. Возвращаясь к архитектурной специфике прибайкальских населенных пунктов, еще раз отметим, что природные, климатические особенности наложили свой отпечаток на внешний вид сел и деревень. Как правило, усадьбы имели вид замкнутого по периметру пространства, заполненного хозяйственными постройками. Двор напоминал вытянутый прямоугольник, меньшая сторона которого выходила на улицу. Жилые дома при этом ставились торцом к улице. На задней стороне двора располагались постройки для содержания животных, а за ними – огороды. В этой части книги обратимся к истории прибайкальских населенных пунктов, которые, несомненно, являются частью Мира Байкала. Неповторимая история каждого города или деревни, села или заимки, станционного поселка и крупной железнодорожной станции согрета и овеяна байкальскими легендами. К сожалению, мало фактов для подробного рассказа о каждом населенном пункте. Но в целом мы получим замечательную картину жизни и быта людей.
6 Цит по: Гольдфарб С. Весь Иркутск. – Иркутск, 1992. – С. 15. 389