Вадим Кузема - Четыре угла на зеленой улице by Andrey Kulyasov

ЧЕТЫРЕ УГЛА НА ЗЕЛЕНОЙ УЛИЦЕ

Вершитель судеб это ТОТ, не важно знатен иль без роду, Кто на пути своем оставил след, тем указав другим дорогу. Чей взгляд стал солнечным лучом для затерявшихся в потемках. Чьи мысли, чей небесный дар продолжат жить в его потомках.

Астролог Астролог уже час стоял и смотрел, как двое мужчин складывали бревна и хворост вокруг трехметрового столба. Он поднял глаза кверху. По небу плыли, медленно покачиваясь, темные облака. Всмотрелся пристальным взглядом в их очертания, созданные ветром. Они будут свидетелями того, что произойдет здесь через несколько часов. Облака... Он подумал, что когда-нибудь люди создадут лестницы такой длины, что по ним можно будет подняться до их высоты и дотронуться рукой. Небольшое облако повисло над площадью, а другие, проплывая, касались его, оставляя кусочки тумана, выстраивающие на нем идущее вверх сооружение. На земле и на небе одновременно готовились к ЕЕ появлению. От дома к дому ходили солдаты, угрюмые в железных касках. Они стучали в двери алебардами, заставляя выйти испуганных людей и собраться на площади. По узким улочкам, ведущим к площади, двигался народ – женщины с детьми, старцы, мужчины. Астролог всматривался в их лица. Усталые и безразличные, испуганные и злые. Про себя он называл их переносчиками жизни. Их предназначение – просто прожить определенное время, передав эстафету существования. Тяжелый быт только помогал селекции более сильных в будущем, умервщляя слабые ветви человеческого

рода. Но им это не было известно. Они каждый день вставали затемно и до позднего вечера, отдавая энергию тел ветру, в поте лица добывали хлеб насущный, тем самым выполняя свое главное предназначение – прожить. Течение жизни, расписанное наперед – главное, успеть вырастить и не потерять детей, не погибнуть в многочисленных междоусобных стычках, не умереть от внезапной болезни. Все остальное лишь служило главной цели. Но сегодня они будут свидетелями того, что всколыхнет их скупой разум, взорвет изнутри кровь, наполнит страхом душу и злостью – сердца. Астролог медленно передвигался по квадрату площади, от дома к дому, поднимал время от времени голову вверх – серая пирамида облаков все выше поднималась, уходя стрелой в бесконечность. Он вдруг представил, что, когда все запылает, с неба сорвется из собравшихся облаков гигантский поток воды, сметая все на своем пути. Рядом остановилась телега. Впереди сидел подросток лет тринадцати, за ним – седовласая женщина с крохотной девочкой на руках. Их головы и лица были покрыты черными платками. Проходившие мимо старались заглянуть в лицо женщины, посмотреть на ребенка, шушукались, показывали пальцами. Женщины осуждающе качали головами, мужчины, сжимая кулаки, бросали злые взгляды. Женщина сидела не шевелясь, невозмутимо, лишь изредка опускала взгляд на малышку, еще крепче прижимая ее к себе. Неожиданно к ним подбежал карлик, начал плясать, привлекая к себе и к ним внимание толпы, он дергал женщину за рукав, осыпал бранью, бросал песок в голову подростка. – Исчадие Ада, – кричал карлик, звеня бубенцами. – Дети Сатаны! Его стараниями все больше людей обращали внимание на них. Женщина приоткрыла лицо. Астролог увидел глубокие впадины глаз,

иссушенные многодневными слезами и придавленные бессонными ночами. – Отстань, ирод, без тебя горя хватает, – неслышными губами проронила она. Но карлик не успокаивался, прыгал, подбегая к телеге с разных сторон, и никто из рядом стоящих не решался угомонить его. Вдруг из-за угла появился монах с длинным посохом. Остановился, взирая на происходящее. Некоторое время старец слушал выкрикивания, а затем поднял посох и наотмашь опустил его на сутулую спину шалуна. Тот он неожиданности сжался. Старец приблизился к нему и, не обращая внимания на притихшую толпу, с силой схватил его за ухо и поволок, стонущего и визжащего, за собой в сторону. Толпа, вдруг узрев в этом новое развлечение, переключила внимание и с криками и улюлюканием провожала уходящего монаха, волокущего опозоренного глупца. Астролог всматривался в гоготавшие лица, узнавая в каждом безликое лицо толпы. Искусство управления толпой – умение воздействовать на ее природные инстинкты, стадное чувство жестокости и мести, жалости и повиновения, трусости и безрассудства. Каждый из них, от толпы отделенный, не знал бы, как себя вести в подобной ситуации. Он плакал бы и смеялся одновременно, гнобил и жалел, при этом оглядывался бы по сторонам, ища взглядом хоть какое-то подтверждение своему поведению. И только вместе, подбадриваемые друг другом, они являли собой вершащую силу. Поднялся ветер, заставив всех угомониться, люди прижались друг к другу, стараясь укрыться от его порывов. И лишь в центре площади, где почти закончили возводить деревянное сооружение, ни на секунду не остановились, не обращая внимания на непогоду. На площади появились

инквизиторы. Медленно двигаясь сквозь толпу, приблизились к ее центру. Солдаты оцепили площадь. На плечо Астрологу опустилась тяжелая рука. Он вздрогнул. – Магистру не хватает острых ощущений? – рядом с ним стоял Верховный Инквизитор. – Да, и похоже не только мне, – Астролог собрался с силами и повернул голову. – Народ соскучился по развлечениям? – Развлечениям? Скорее по подтверждению того, что слуги господа следят и контролируют проявления колдовства и идолопоклонства, заняты очищением заблудших душ и избавлением от носителей сатанинских идей. – Проявление насилия для доказательства правоты – временная мера. Страх живет недолго, его нужно питать. – Страх – как способ управления. Смерть – как подтверждение его эффективности. Линии понимания должны быть прямыми, не нужно засорять мозги вариантами и сомнениями. Просвещение народа погубит развитие. Посмотрите на них, Магистр, разве эти души что-нибудь затронет, кроме как неотвратимость возмездия? Необходима популяция свежей крови, а не просвещение мертвых мозгов. Только свежая кровь способна воздействовать на мозг, побуждая к восприятию новых идей. – Ваша идея вычленять лучших особей в человеческом роде, забирать их к себе, формируя касту избранных, – порочна, в конце концов вместо служения господу и своему народу они развращаются физически и духовно и исповедуют только одно средство управления родом – Страх. – Магистр, вы же знаете, что не правы, среди избранных есть

избраннейшие. Поддерживаемые церковью, они денно и нощно ведут работу над улучшением развития, но реалии нашего времени не позволяют заниматься изменениями. Слова Астролога прервал нарастающий барабанный бой. Толпа заволновалась. Головы всех были направлены в сторону приближающейся процессии. Впереди шли солдаты, освобождая дорогу, следом монахи, несущие огромный крест, за ними – волочимая солдатами за оглобли телега с водруженной на ней большой железной клеткой, внутри которой еле проглядывался комок человеческого тела. ОНА прибывала. Астролог поднял голову – небесная пирамида, несмотря на налетающие порывы ветра, не сошла с места, и уже не было видно ее острого окончания. «Там тоже уже все готово», – подумал он. – Все в сборе, – произнес Верховный инквизитор. – Да, – ответил Астролог и сделал шаг назад. Теперь они стояли рядом. Одинаковые и разные, думающие об одном и том же, ждущие каждый свое. Верховный

Инквизитор

кивками

отдавал

распоряжения

своим

подчиненным, для которых очередная расправа была лишь завершением повседневной работы, и если бы она не состоялась, это поставило бы под сомнение смысл их существования. Они стояли в верхней части площади, с которой все хорошо просматривалось. Когда телегу дотащили к месту назначения, разом обезумевший люд кинулся к ней, забрасывая камнями, палками, кто-то даже вылил чан с нечистотами внутрь. ЕЕ вывели, а вернее вынесли под руки. Она еле волочила искалеченными пытками ногами, ей плевали в лицо, старались ухватить за копны свисающих грязных волос. Толпа неистовствовала, и каждый, чувствуя запах крови, переродился в первобытное существо,

ненасытное и безмозглое. Солдаты отбивали ее, только когда создавалась угроза самосуда, а не из жалости к ее последним минутам. Почти бездыханную ее на мгновенье положили у столба. Все стихли, лицезрея окончательные приготовления. Привязанное к столбу тело, опущенная вниз голова, снующие инквизиторы, факелы, пики в руках солдат. Астролог опустил глаза, его взгляд уперся в руки Верховного Инквизитора, перебирающего четки. – ОНА во всем созналась? – спросил он. – Нет, в том-то и дело. Высший совет вынес решение, полагаясь на мнение, что только сила сатаны помогла ей пройти муки и не открыть душу богу, – простой смертный не выдержал бы и сотой доли ею перенесенного. – Значит, это только казнь и не более того? – А вам хотелось бы, чтобы поползли сомнения в том, что мы делаем, сомнения в безошибочности действий церкви? – Мне хотелось бы, чтобы это скорее закончилось, – произнес Астролог. Вдруг над площадью раздался крик – МАМА. Они оба повернули головы. Невдалеке стояла телега, на ней женщина с высоко поднятой на руках девочкой. Тело у столба встрепенулось. ОНА подняла голову и посмотрела на дочь, ее глаза наполнились слезами, на потрескавшихся губах появилась улыбка нежности. Твердость духа только сейчас покинула ее. Казалось, чтобы продлить это мгновение, она согласилась бы на любые признания. Лишь бы снова и снова слышать слово «мама», произносимое самым дорогим на свете человеком. Астролог понял это. Понял это и Верховный инквизитор. «Начинайте!» – прозвучал стальной приказ. Все засуетились, хворост с

четырех сторон занялся огнем. Вдруг раздался свист, и в столб вонзилась стрела. Толпа ахнула. Солдаты метались из стороны в сторону, пытаясь найти лучника. На крыше одного из домов стоял молодой мужчина, не обращая внимания на возню на площади. Он смотрел на нее, ОНА – на него. Астролог понял, что, не произнеся ни слова, они разговаривают друг с другом, он даже чувствовал колебания невидимой связи и пытался уловить их мысленный диалог. «Я ухожу, милый мой». «Я знаю». «Зачем вы все пришли, они убьют всех – и нашу дочь, и тебя, и маму, и брата. Вы и так из-за меня настрадались». «Мы не хотели оставлять тебя одну. Господь бросил нас и отдал на растерзание ублюдкам, называющим себя его служителями». «Уходи, милый мой, спаси нашу дочь, убереги себя и не гневи Господа нашего, он всегда в моем сердце». Солдаты, гремя доспехами, уже лезли на крышу, а огонь подступал к ее ступням, едкий дым закрывал ее лицо, мешая дышать. «Я прошу тебя, сделай это…» – последнее, что понял Астролог. Он увидел, как стрелок поднял лук, а выпущенная им стрела удивительно медленно описала полудугу и как бы нехотя подлетела к НЕЙ. Улыбка не сошла с ЕЕ лица и в то мгновенье, когда стрела пронзила тело. Воспользовавшись замешательством, лучник спрыгнул на землю и скрылся в переулке. Астролог оглянулся – рядом никого не было. Верховный Инквизитор метался в толпе. Огонь затушили. Стрела попала ЕЙ прямо в сердце, избавив от мук и позорной смерти. Глаза Верховного Инквизитора

загорелись, он вдруг бросился к телеге, выхватил девочку из рук женщины, а ее, обезумевшую, тут же за руки схватили солдаты, лишь она бросилась ее спасать. – Решение Высшего суда не исполнено! – прокричал Верховный Инквизитор, взобравшись на эшафот. – Душа ведьмы вышла из своего тела и вселилась в свое отродье. Господь выше Темных сил, и его кара неизбежна. Девочку привязали на место матери. Огонь опять заиграл на площади, но налетевший сильный порыв ветра погасил его. Астролог поднял голову. Пирамида облаков вращалась с бешеной скоростью, расширяясь у основания. Три раза инквизиторы пытались разжечь костер, и все три раза ветер тушил его. Малышка стояла, привязанная к столбу, и улыбалась, принимая все за игру. Женщины в толпе начали падать в обморок. Раздался недовольный ропот. И тогда Верховный Инквизитор схватил чан с горящей смолой и с криками «Смерть колдунье!» бросился к столбу. В пяти шагах от него, его тело насквозь пронзила стрела, и это окончательно взорвало все вокруг. Народ побежал в разные стороны, люди топтали друг друга. Сильные порывы ветра крошили и срывали крыши с домов, переворачивали телеги. Астролог несколькими крупными прыжками добрался к столбу, оттолкнул палача, тянущего руку к малютке, вырвал ее из ослабевших веревок и, прижав с себе, устремился навстречу урагану, впрыгнул в него и, увлекаемый мощным потоком, взлетел вверх.

Гадалка Его сознание медленно просыпалось, туманные контуры обстановки в комнате становились все отчетливее. Рядом сидела Гадалка и старательно вытирала пот с его лица. Астролог сначала пошевелил рукой, потом

попытался встать. Но силы еще не пробудились в его теле. – Полежи немного, зелье не полностью вышло из твоей крови. – Сколько времени я спал? – Как всегда, шесть часов. Последний сон был не из легких, ты часто стонал. – Гадалка присела на край кровати. Она с нежностью смотрела на него своими большими глазами, и он узнал в них взгляд колдуньи. – Сколько снов я видел сегодня? – Астролог привстал, окончательно проснувшись. – Пять. Один длинный и четыре коротких. – Мое сознание было открыто? – Только на последнем, и я видела то же, что и ты. – Ты могла бы и вмешаться в ход событий... – Я и вмешалась. – Это ты стреляла в Инквизитора? – Да. Гадалка встала. – Тебе нужно в душ, ты весь промок от напряжения, и потом – сигнализация на твоей машине сработала, сходи посмотри, все ли цело. Она удалилась в маленькую комнату. Это было единственное место в ее доме, куда несмотря на их близкие отношения он не имел доступа. Ее не будет часа три… Астролог пошел сначала в душ, потом на кухню. Сварил кофе, открыл форточку в окне, выходящем во двор. Закурил. «Странно, – подумал он, – после сна должно наступать облегчение, а тело ломит и гудит». Но, превозмогая усталость, достал все же свои бумаги, погрузился в

мир, частью которого был сам.

СИНАСТРИЯ Марс партнера в моем девятом доме При

данной

комбинации

между

людьми

формируются

взаимоотношения, динамически активные и развивающиеся в таких сферах жизнедеятельности как духовно-интеллектуальная, научно-познавательная и социальная. Личности активно стимулируют друг друга, убеждают и даже практически принуждают заниматься общим делом с полной самоотдачей. При негативности Марса принуждаемая личность начинает активно протестовать против влияния противоположной стороны, что, естественно, приводит к конфликтам различной степени тяжести. Партнеры любят совместные путешествия и командировки как с познавательной, так и с деловой точки зрения. При негативности Марса такие путешествия могут быть небезопасны из-за неосмотрительных конфликтов

несогласованности

сторон.

«Марсианская»

личность

считает личность девятого дома мечтательной, витающей в облаках и совершенно непрактичной по натуре персоной, а та, со своей стороны, считает марсианскую личность бездуховной, узколобой и упрямой до агрессивности в своих намерениях. В целом данный аспект перспективен с точки зрения реализации духовных мировоззрений в реальности бытия. Партнеры активно стимулируют друг друга в осуществлении задуманных духовно-религиозных аспектов… Гадалка приблизилась неслышно, обняла. – Давай предсказаниями буду заниматься я, а ты будешь заниматься мною. Что сегодня говорят звезды, планеты, иные миры? Ты останешься у

меня ночевать? – Звезды говорят, что, если на веранде будут всю ночь гореть факелы, а мое любимое вино поможет мне запивать твои поцелуи, я останусь ночевать у тебя. – Вот новость! И что ты сегодня соврешь своей жене? – Я сказал, что останусь в редакции: в утренний номер дописываю статью, и к восьми опять на работу, – нет смысла час ехать, три спать – и назад. Так бывало часто. – И что сказала она? – Она только рада, что ей не надо вставать и готовить ужин, слушать ночью мой храп, вести борьбу за одеяло и готовить мне завтрак. Так что все довольны. – Хорошо, за дело! Быстро накрываем стол – вино за тобой! – и я сегодня готова объявить промежуточное предсказание твоего будущего. – Боже, какое громкое заявление! Предсказание судьбы… Ты до сих пор надеешься, что я в это поверю? Вот так все просто: выпил твое снотворное, поспал, побредил, ты все писала на диктофон, сверила совпадения в моих бредовых снах и рассказала, где я закончу, где взлечу, где счастье свое найду, где упаду... – Между рассуждениями не забудь открыть вино – уже все готово. И зажги факелы. Я принесу пледы, вечер сегодня прохладный. Я так рада, что ты

остался.

Это

тебе

понадобилось

написать

статью

методах

предсказывания, а я согласилась и не жалею. – Конечно, за такие деньги и еще уплаченные вперед! – Можешь их забрать, они лежат там, где ты их положил, – в обмен на

твое тело и душу. – Да ты потом потребуешь мое сознание, и я – полный зомби, управляемый сумасшедшей гадалкой. У него болела голова от напряженного сна. Первые три раза он этого не чувствовал, похоже, в этот раз она усилила какое-то составляющее в своем проклятом зелье. Да и уснул он моментально, сны были ярче и насыщеннее. Действительно похолодало. Гадалка взяла бокал вина, придвинулась ближе к нему. – Я весь внимание, – произнес Астролог, проваливаясь в кресле. – Минуту, – прошептала она ангельским голосом, листая свои записи. Ее лицо стало серьезным и сосредоточенным. – Мне многое не нравится. Например, что ты почти все время или взлетаешь в небо, или уходишь под землю, или повергаешься в пучину, и почти всегда к этому ничего не ведет, а происходит вдруг, даже иногда кажется – по твоему собственному желанию. Он улыбнулся: – У меня склонность к самоубийству? – Думаю, на подсознательном уровне – да. Во всяком случае, отвлекаясь от тебя, я предположила бы, что впереди неожиданная развязка и это необязательно смерть. – Интересно, что еще кроме? – спросил он. – Что угодно – сумасшествие, затворничество, заключение под стражу на всю жизнь, тяжелая неизлечимая болезнь, которая прикует к постели – все, что делает человека живым трупом. Это – первое. Второе – с тобой никогда нет рядом женщины, нет даже намека на ее существование в будущем, в обозримой близи. Ты – как волк-одиночка в своих мыслях и

действиях, там нет места глубоким чувствам и привязанностям, ты легко меняешь место жительства, рискуешь, как будто от твоих действий никто не зависит и никому не будет плохо от твоих ошибок. Астролог усмехнулся: – Это к разводу? – Речь не о физическом пребывании. Скорее, к моему сожалению, в твоей душе навсегда оборвался мост, ведущий от нее к сердцу, по которому могла бы пройти женская плоть и поселиться в твоем сознании – там все закрыто. Более того, почти везде женщины гибнут – это ненависть к слабому полу, причем сильная и непоколебимая. Но есть и объяснение всему. Практически в каждом сне ты представляешься, как некое высокое существо: если среди зверей, то лев или старый мудрый вожак стаи, среди людей – прорицатель или предводитель, и нигде – простолюдин. И все, кто рядом, держатся на расстоянии, как будто понимают, что ты носитель чегото особенного, что не только всех переживет, но станет стержнем эпохи. Астролог внимательно слушал, смотря на вечернее звездное небо, и, как в детстве, находил на небосводе самую крупную звезду и начинал считать звезды рядом с ней, пока не терял визуальную нить объема и не сбивался. – Это все? – Это главное, остальное – мелочи. Или тебя интересует, бросишь ты курить или нет, и во сколько лет твой сын женится? Это тебе на площади нагадает по руке цыганка. – Меня интересует, что я напишу в статье, в которой написана всего одна строчка два месяца назад. Расскажу о своих снах? О твоем веками передаваемом из поколения в поколение секретном напитке, вызывающем

огромный поток сновидений? О том, что оно способно открыть сознание человека для приема и передачи информации? Кто это напечатает? Или о твоем методе, основанном непонятно на чем? Напишу о том, что ты собираешь сны в корзину, перемешиваешь и получаешь сотканный из них ковер, на котором нарисована дорога судьбы? Тысячи гадалок по всему миру, используя всевозможные сомнительные методы, предсказывают еще большему числу идиотов их будущее. И все потом замечают редкие совпадения в предсказанном и случившемся, но никто никогда не вспомнит, что девяносто девять процентов из того, что они наплели, и близко не произошло. – Это была твоя идея. Я делаю, что могу, – Гадалка встала, ненадолго вышла и вернулась с большой толстой книгой, открыла ее, начала листать. – Вот был у меня клиент. Во снах у него – сплошь женщины. Кто ему только ни снился – и подруга жены, и его теща, и одноклассница двенадцатилетней дочери. Он смеялся, когда ему снилось, как он насилует любимую актрису из кинофильмов. И что? Не понятно, что его ждет впереди? Ты сам можешь, понимая психологию даже на уровне ликбеза, сказать, где он кончит. Другой клиент… У этого в голове только деньги. Он во снах отнимал их сам у себя. Играл на бирже. А в одном из снов взломал банк и остался в хранилище от восторга, что лежит на деньгах. Как ты думаешь, он станет великим ученым или выдающимся политиком? – Хорошо, когда я предсказываю судьбу, я опираюсь на опыт и разработки предшественников, их ошибки и удачи, мой метод пока несовершенен и не проверен, но у него есть основание, а у тебя все стоит на принципе случайного совпадения. Ты, зная прошлую жизнь клиента и понимая, в каком направлении запущена стрела его судьбы, допускаешь

небольшие отклонения от ее полета, играешь своими фантазиями, которые очень

часто

совпадают

его

мечтами

или

опасениями.

Иногда,

предсказывая, ты побуждаешь его к стремлению уйти от злого рока, избегать предпосылок, ведущих к неизбежному. Делать ошибки. Неестественным образом вести свою жизнь. Фиксировать совпадения и игнорировать несостоявшееся. – Ты не прав. Я апеллирую к сознанию человека, созданному его генетикой, генетикой прошлых поколений. Что у него на подсознательном уровне, то он и стремится реализовать в жизни. Когда складываются обстоятельства, он это чувствует и использует возможность исполнить то, к чему давно готов. И если ты помнишь, я обещала тебе точно определить течение будущего, а не события предстоящего. Ты же,используя свои исчисления, стремишься

точно узнать события будущей жизни, что не

реально. Астролог нахмурился: – Если исходить из того, что человек – стержень всего происходящего, и знать потенциал конкретного человека, его способность к поглощению энергии и возможность ее генерировать, и предвидеть все, что ему встретится на пути, можно предсказать его действия и их последствия – придя уже к новому его состоянию как к новой отправной точке. Так, по шагам, можно расписать цепочку событий с невероятной точностью. Цепочка выглядит не как ствол, а как разветвленное дерево или толстый канат, сплетенный из нитей – жизненных линий. – Это сложно для моего ума и теряет смысл. Зачем люди хотят знать будущее? – Страх. Страх перед тем, что будет или не будет, движет ими.

– Почему именно страх, а не любопытство? – Ты можешь сама определить категорию людей, желающих получить твои услуги. В основном это неуверенные в том, что с ними будет, – нерожавшие и незамужние женщины, седовласые неудачники, отвергнутые мужья. Состоявшейся личности ни к чему твои процедуры, дорогие и сомнительного характера. Эти люди смотрят на жизнь глобально, видят ее начало и конец и великолепно осознают свое место. И если какой-нибудь кирпич вдруг в одно воскресное утро решит оторваться в полдень от стены, а какой-нибудь достопочтенный гражданин как раз выйдет, хорошо пообедав, из кафе в этом доме, то этого не сможет предсказать и армия гадалок. И вообще, зачем это знать, если быть готовым к этому никоим образом нельзя. Лучше жить так, как будто ты вчера умер. Всё, тебя нет, и сегодняшний день – это подарок судьбы, что бы он ни принес. Гадалка рассмеялась, не пытаясь сдержать своего изумления: – И это говоришь ты? Ты – который прожужжал мне все уши трудами Абе-но-Сеймет, с восхищением говорящий о славе Шибукава Харуми, я молчу о Нострадамусе, величайшем астрологе Генриха II… Ты всю жизнь занимался поиском метода точного предсказания и определения судеб – и ты это говоришь? Зачем? Астролог бросил взгляд на потухшие факелы и, потушив ладонью последнюю свечу, подхватил Гадалку на руки. Она обняла его за шею, поцеловала крепко в губы. Одной рукой распустила рывком длинные волосы. Он нес ее в спальню в очередной раз завидуя самому себе, что рядом с ним такая молодая и красивая женщина. Аккуратно опуская ее на кровать, проронил: – Одно мое предсказание этой ночью сбудется точно…

Алекс Рука потянулась за сигаретой. Дым наполнил легкие, принеся с собой успокоение. Алекс откинул голову, поудобнее устраиваясь в любимом кресле: «Сегодня нужно принять решение, – подумал он, – или не принять его. Хотя… это тоже решение. Во всяком случае так воспримет она». Они знакомы два года. Два быстрых и долгих года простых и сложных отношений. Ему c ней всегда было хорошо – умная, тактичная, с манерами, чистоплотная женщина. Старается всегда быть удобной половиной – молчит, когда он нервничает, не мешает, когда он задумчив, улыбается и благодарит с искренним блеском в глазах, когда он дарит подарки. Однажды он купил ей куклу, удивительно красивую, с голубыми большими глазами, – она радовалась как ребенок, спала с ней, разговаривала – именно поэтому он так любил дарить ей подарки. Всегда чувствовалось, что ей это приносит удовольствие. Не глупа. Никогда не говорила ему, чтобы он для нее что-то купил, но каким-то образом Алекс всегда был в курсе того, что ей необходимо или желаемо. И еще, и пожалуй, главное – она не стремилась к явному лидерству, к праву на последнее слово, при этом создавая в отношениях обстановку равенства, давая понять, что с ней тоже нужно считаться. Струны женской души мягче мужских, вернее звуки – это флейта или виолончель, в отличие от мужских – саксофона или басгитары, поэтому главную мелодию отношений играют именно они, сглаживая ритмы и ударные ноты. Все хорошо. Но что-то его сдерживало. Хотя он великолепно знал, что… Алекс давно это понял и больше не искал в ней того, что часто видел в других, не доступных ему женщинах. В ней не было щемящего шика, непринужденного шарма, и Алекс знал: если он примет решение,

придется смириться с тем, что рядом с Кристиной он все равно будет смотреть на других, кося глазами и понимая, что можно только смотреть… Она же, напротив, говорила, что он – мужчина ее мечты: что искала, то и нашла – высокий, голубоглазый блондин, образованный и самодостаточный мужчина. Спортивный и жесткий бизнесмен и вместе с тем лиричный и романтичный мужчина. Еще если бы не курил – полный идеал современной женщины. Он закрыл форточку, загасил сигарету. «Так, так, так, хорошо, – начал говорить сам с собой, – допустим, ты берешь трубку и говоришь, что не готов, что нужно подождать, чтобы чувства укрепились. Она будет тяжело дышать, ей тридцать два, нужен ребенок, муж, социальная устроенность. Нет – тогда нужно с ней рвать и начинать все сначала, и кто гарантирует, что следующая будет лучше. Всему свое время, и когда оно подошло, необходимо выбирать из имеющегося в наличии. Надо принимать решение – или это будут вечные терзания». Раздался звонок: – Спасибо тебе, дорогой, – прозвучал ее низкий приятный голос. – Это ты, Кристина? – Спасибо за розы, они очень милые и пахнут тобой. Алекс представил ее глаза, ухоженные пальцы руки, которой она держала трубку. – Твое любимое вино ждет нас вечером, – прошептал в трубку Алекс, подражая ей. – Очень хорошо, но ты же хотел, чтобы мы пошли к твоей маме сегодня, а не потерялись в каком-нибудь заурядном ресторане. – Да, так и сделаем. Ты наденешь платье, черные туфли на каблуке?

– О, нет, нет, милый, я решила, что называется, не светиться. В свитере и джинсах мне будет удобнее. Ты против? – Что ты, солнце мое, – это твой день и господствуешь везде ты, и потом, это твой стиль, а удобство – прежде всего, прежде всего, – дважды повторил Алекс и вздохнул. – Кстати, там нужно будет помочь на кухне и убрать, не хотелось бы платье утром тащить в химчистку. В котором часу ты за мной заедешь? Давай пораньше – в пять. Я буду готова. – Хорошо, – Алекс посмотрел на часы. – Я постараюсь быть вовремя. – Я обнимаю тебя крепко-крепко, – она чмокнула трубку. – Я тебя тоже целую, дорогая, – выдавил из себя Алекс и нажал на кнопку сброса разговора. Семейное счастье для него всегда было непонятным ощущением. Мир изменился за последние полста лет, и вместе с его изменениями стали один за другим падать столбы, на которых еще недавно, как на самом прочном основании, стояла цивилизация. И не потому, что он рос в семье один. И не потому, что в его семье каждый был сам по себе. Алекс считал, что семейные ценности отмирают как жизненная необходимость, а жизнь с течением времени становится слишком длинной для одной любви. Тысячелетиями природа стимулировала людей объединяться в семьи, семьи – в роды, роды – в племена, племена – в народы – так легче было выжить. Но в современном мире функция физического выживания одной особи исчезла, духовное наслаждение лишь киснет в рамках семейных отношений, а о продолжении рода человеческого больше заботится общество – потомство с годами только тяготит его создателей.

Они сидели за столом в гостиной в доме его мамы. Семейная идиллия, которая так напрягала его всегда. Условности, нелюбимые с детства. Свойства, присущие всем людям с высокой скоростью мышления: не обращать

внимание

на

мелочи,

не

слушать

медленно

говорящего

собеседника, переключаясь на свои мысли, смотреть и не видеть предметы в сущности не меняющие обстановку, – Алекс унаследовал от своего отца. Его не стало семь лет назад, и, как показалось Алексу, его мать перенесла потерю легко. Отец не ценил ее – казалось бы, такую редкую женщину – таскался по певичкам и дешевым актрисам, гадалкам. Его отношения с отцом тоже были непростыми. Практичному разуму были чужды игры воображения, и когда он вырос, общих тем для общения у них почти не осталось. Кристина тронула его за локоть: – У тебя все хорошо? – Да. А что? – Ты опять не с нами. – Я с вами всегда. – Телом, телом! А где твоя душа, мысли? – Девочка моя, ты же знаешь меня: я думаю обо всем одновременно, но стоит ко мне обратиться, и я весь внимание. – Это твоя способность, с которой я не смирюсь никогда. – Это не способность, моя дорогая. Это моя сущность. Вошла мама, неся огромный поднос, на котором стояла большая кастрюля, объятая клубами пара.

– Детки – горячее! Кристина, помоги мне, мужчина не догадается. – Мама! – Алекс подскочил и, переняв из рук матери тяжелый поднос, осторожно поставил на стол. – Твое мнение, что мужчина обо всем должен догадаться сам, ошибочно. Могла бы позвать меня на кухню, а не нести сама, ставя меня в неудобное перед Кристиной положение – нерадивый сын даже не поможет отнести неподъемный поднос престарелой матери. – Кристина, ты это слышала? Престарелой! Начинаються колкости на грани оскорблений!- Кристина улыбалась, слушая ироничную перепалку между сыном и матерью. Кристина сегодня часто смотрела прямо в его глаза, и ему казалось, что она старается через них заглянуть в его душу, понять его мысли. Алекс в который раз не выдержал ее взгляда и, криво улыбнувшись, увел глаза в сторону, нервно постукивая столовыми приборами по пустой тарелке. «Обложила, – подумал он, – хочет додавить и получить его сегодняшнее, долгожданное: мама, пока мы все вместе, я хочу тебе сказать, что мы с Кристиной решили пожениться, – и услышать в ответ: ну и новость, давно все ясно, неясно только, почему так долго тянули, а я-то думала, что ты ошарашишь родную маму сообщением, что дождусь наконец-то маленькую внучку». Казалось, сто канатов держали его за язык, не давая шевельнуться. Тысячи мощных струй воздуха не давали открыться его глазам, миллион насосов гнали его кровь в обратную сторону, подвергая сомнению правильность его выбора. Он умоляюще взглянул на Кристину, нашел под столом ее руку, сжал, тихо произнес:

– Давай не сегодня. – Когда? – Ее взгляд застыл. – Завтра или… Она вздохнула, забрала руку, встала из-за стола и пошла на кухню, прихватив, как бы невзначай, его пустую тарелку. Алекс тоже встал: – Пойду в кабинет отца покурю. Мама неодобрительно взглянула на него: – Открой форточку. Я, слава богу, семь лет как избавилась от вечной копоти и валяющихся повсюду окурков. Он вошел в комнату, прикрыл за собой дверь. Плюхнулся в старое мягкое кресло. «Не переживу», – подумал. Кабинет отца остался нетронутым после его смерти, даже ручки на столе, которыми он писал свои безумные статейки и никому не понятные рассказы, ни разу за семь лет не покинули коричневого стола. Мать заходила, вытирала пыль отовсюду и уходила, оставив все как есть. Как-то Алекс попытался во всем разобраться, чтобы представить мир, в котором жил его отец, но попытка окончилась неудачно. Внутренний

мир

сумасшедшего

может

понять

только

такой

же

сумасшедший, а ум Алекса был слишком рационален и не очень охотно принимал философский подход к жизни. Единственное что ему удалось понять, это то, что измерение, в котором жил его отец, общее его устройство, восприятие рядом идущих по жизни людей и событий, временные границы, реакция на внешнюю среду были иными, понятными лишь ему одному и зачастую неприемлемыми для окружающих. Даже его кабинет был обставлен странно: стол стоял у противоположной от окна стены, на потолке был «расстелен» ковер с изображением звездного неба, светильники стояли

на полу, а все шкафы были подвешены на стены не касаясь пола (по мнению матери, в этом было хоть какое-то преимущество – легко мыть под ними пол). Алекс подошел к шкафу с книгами. Провел рукой по давно никому не нужным переплетам. «Отпечатки человеческих мыслей на миллионах страниц, – подумал Алекс, – полет фантазии, полет мечты, отражение событий жизни многих людей. Застывшие страницы, оживающие только тогда, когда чей-то взгляд впивается в строки, написанные рукой мастера». Пальцы уперлись в толстый переплет. Библия… Собрание вопросов и ответов. Он медленно потянул книгу на себя. Как это кстати – обратиться к святому писанию, погрузить в него свою душу, пребывающую в смятении перед поворотом судьбы. Пусть покромсает ее, придаст форму мятежным мыслям и идеям, наделит их уверенностью в выбранном пути. Открыл. Полистал страницы. Неожиданно в комнате померк свет, Алекс перестал слышать громкий разговор женщин за стеной, пропал запах дыма от тлеющей сигареты. Голова закружилась, он не заметил, как оказался опять в кресле. Пальцы не слушались, веки налились тяжестью. Вдруг ощущение тела вообще пропало, будто оно находилось в невесомости, – и при этом необыкновенная ясность ума. Было похоже, что он погрузился в себя самого, вернее туда отправилось его сознание. Все вращалось вокруг него. А он сам находился внутри оси вращения, и издалека, с конца этой оси, на него что-то надвигалось, постоянно увеличиваясь. Это была открытая страница из Библии, на которой сквозь строки отчетливо проступало лицо. Лицо похоже на него самого, но намного старше. Постепенно вращение прекратилось. Глаза смотрели в его глаза. Алекс мысленно повернул голову. Глаза переместились со страницы, следуя за движением его глаз.

«Это что – я?» – подумал Алекс, «Ты, – ответил образ в его сознании. – Ты, ждущий себя самого». «Где?» «Там». «Значит, есть жизнь после смерти?» «Нет – есть Ты после жизни. Вернее посередине между естеством и небытием». «Почему ты здесь? Ты хочешь мне что-то сказать? Помочь? Или… Нет, ты хочешь меня забрать, ты хочешь, чтобы мы соединились…» «Да, я хочу этого, но сделать не могу. Ты сам ко мне придешь, когда исчерпаешь свой жизненный потенциал. Когда устанешь от земного притяжения и захочешь сладости невесомости и неприкосновенной успокоенности. Я могу лишь помочь тебе прийти к этому». «Что значит – прийти?» «Выбрать кратчайший путь. Я знаю весь твой жизненный путь, я вижу все твое жизненное поле как множество тропинок в густом лесу. Я знаю, куда ведет каждая из них, какую бы ты ни избрал». «Значит, ты можешь мне подсказать, что я должен делать в любой ситуации?» «Да, но я не поводырь, я не могу тебя вести. Ты – строитель своей судьбы, а я лишь вижу ее в зеркале. «Не понимаю». «Я знаю продолжение и последствия твоих важных и кардинальных решений: куда они тебя уведут, и как это отобразится на главной оси твоей

судьбы, и насколько это отклонение будет существенным, чтобы нельзя было вернуть ее в прежнее состояние». «Приведи какой-нибудь пример, может, тогда я пойму, что ты имеешь в виду». «Хорошо. Ты сейчас не знаешь, жениться тебе на Кристине или – нет». «Это так. И что?» «Так вот, если ты сделаешь ей сегодня предложение, то ваша свадьба состоится через три месяца. На свадьбу прилетит ее школьная подруга из Англии, которая тебе очень понравится. Ты будешь жить с одной, любить – другую. Когда ты уйдешь к ней, Кристина сойдет с ума, и позже ее приютит у себя твоя мать, которая никогда не захочет видеть твою дочь, рожденную вне брака с Кристиной. Через девять лет, устав от бесконечных пьянок и измен, с другой ты тоже расстанешься. Будешь возвращаться к ней два раза. Это все разорит тебя и твой бизнес. Ты убьешь ее кухонным ножом, когда застанешь с молодым любовником. В тюрьме тебя всего лишь один раз посетит дочь, внешне и по характеру похожая на мать. Когда будут объявлять приговор, прямо в зале суда тебя настигнет инфаркт, и мы встретимся…» Все это время, пока образ рассказывал, Алекс отчетливо, как в кино, видел то, что с ним произойдет, видел свою взрослую дочь, свою постаревшую неверную жену, разглядывал мужчину, который у него все забрал. «Как можно все изменить?» «Изменить ничего нельзя. Можно остановить, переждать. Улететь, вернуться через полгода и, связав жизнь с Кристиной, избежать появления ее

подруги на твоем пути. Но если Кристина свяжет жизнь с тобой, у нее ничего не изменится. Вы долго не сможете зачать ребенка, и при родах она умрет, оставив тебе дочь». «И… и… – стучало у Алекса в мозгу. – И… что? Что дальше?» «Будет другая женщина – рыжеволосая, красивая». «Тогда мне лучше на Кристине не жениться. Тогда все изменится. И что будет дальше?» «Вариантов много. Зависит от твоих решений в будущем – в определенные моменты». «С Кристиной будущего нет?» «Нет». «Надо остановиться?» «Решать тебе». «Еще варианты есть?» «Не нужно ничего выдумывать. Искусственно принятые решения всегда ограничивают дальнейшее движение. Течение жизни требует энергии прошлого. Неподготовленные отклонения все равно возвращают ось жизни в прежнее положение». «Значит, я не могу ничего изменить? Что мне предписано, то и будет? Дерево жизни выросло, и я могу двигаться только в пределах его высоты и ширины ветвей? Я даже не могу его выкопать и пересадить в другое место?» «Это все возможно, но для этого нужна мощная внешняя энергия, изменяющая среду пребывания и кратно усиливающая твое движение, скажем, энергия войны или природного катаклизма. Тогда, следуя подсказке

сопутствующей тебе высшей силы, ты перенесешь свое дерево в другую почву, меняя среду обитания, однако это лишь изменит твое мироощущение , а не миропонимание. Корни, питающие твою сущность, сформированы, и только ветви и листва, как при смене времен года, изменят цвет твоей жизни, обозначая в ней определенные этапы». «Все сложно как то…» «Сложно – если пытаться это понять, и просто – если без сомнений принять». Голос и вид образа стали нечеткими. Возвращались шумы, страница с образом медленно, с нарастающим ускорением, исчезла в далекой бездне. Тяжестью налилось тело, в руках – мелкая дрожь. Он открыл глаза. Перед ним стояла Кристина. – Алекс, Алекс! – шептала она. – Ты в порядке? Сигарета на полу. Ты чуть дом не спалил! Ты меня слышишь? – Она трясла его за плечо. Алекс посмотрел на нее, потом обвел взглядом комнату, пристально вглядываясь в каждый предмет. Его взгляд остановился на книжном шкафу. Алекс медленно встал и подошел к нему. Библия стояла на месте. Он провел по ней рукой, будто по лезвию бритвы. Кровь хлынула из его руки. – Боже, у тебя кровь! – крик Кристины вернул его к реальности. Пока она принесла из кухни мокрое полотенце, кровь уже застыла. – С тобой все хорошо? Покажи мне руку… – Да все хорошо! Мы улетаем завтра. – Куда? – Вернее, улетаю я. Так будет лучше…

Пастор Воцарилась тишина, тускло мерцали свечи, пальцы Алекса выстукивали дробь на зеленом сукне стола. Пастор, уже час внимательно слушавший рассказ Алекса, встал. Если бы они не были так давно знакомы, наверное, он не отнесся бы к его рассказу всерьез. За долгое время службы Пастор много наслушался от прихожан, и удивить его было сложно даже самыми невероятными историями. Но то, что сегодня рассказал сын его бывшего друга по духовной семинарии, не только впечатлило, но и озадачило его. – Давай все по порядку, как-то сумбурно, непоследовательно и похоже на бред больного лихорадкой. Ты вошел в кабинет отца, пропал свет, стало тихо, ты взял в руки Библию. – Нет, сначала я взял в руки Библию и открыл ее, а потом пропал свет. Пастор взял со стола книгу: – Такая? – Нет, у отца какой-то редкий экземпляр. Может, принести его? – Нет, не нужно ничего трогать. Она стоит в шкафу? Среди других книг? – Да, там же, где и стояла семь лет назад. Отец часто листал ее, всегда ставил на одно и то же место в шкаф слева от стола. Там стояло несколько изданий, к которым он часто обращался. Они стоят так, что ему не нужно было вставать – на расстоянии вытянутой руки. – Мне кажется, – продолжил Пастор, – это было видение. Может, тебе стало плохо после еды? Выпил лишнего…

– В том-то и дело, что у Кристины действительно есть подруга в Англии, которая уже год знает о наших отношениях и собирается к Кристине на свадьбу, но я о ней никогда даже не слышал. Кристина рассказала, что, когда они были маленькими девочками, то были так дружны, что из желания быть всегда вместе поклялись друг другу, что выйдут замуж за одного и того же мужчину. – Ты ей обо всем рассказал, что было в кабинете отца? – Нет конечно! Пастор открыл Библию: – Ты помнишь, на какой странице появилось это лицо или в каком месте? – Страницы все время менялись. Не было ничего конкретного, что бы бросилось в глаза или привлекло внимание. Пастор закрыл книгу и положил ее на место. – Может, воспроизвести ситуацию на месте? Хотя, думаю, это ничего не даст. Это возможно, если ты будешь находиться в том же эмоциональном состоянии, что и тогда… Как бы ты его сам описал? –

Ну,

думаю,

безысходность,

неуверенность,

граничащая

эмоциональным срывом. Ожидание нежелательного решения и неизбежного при этом тупика. Состояние кошки, загнанной собакой в угол. Пастор посмотрел Алексу в глаза: – Так бывало часто? – В первый раз. – Подумай, вспомни.

– Нет,точно! Такого раньше не было. – Что еще Он или Оно, или не знаю, как выразиться, сказал? Что еще отпечаталось в твоем мозгу, чего ты мне не сказал? – Что оно находится и ждет меня между естеством и небытием. – На Зеленой улице. – Где? Пастор снова сел и откинулся в большом, с высокой узкой спинкой, кресле. – На Зеленой улице. По ней движется тело, разделяясь с душой, мыслями, содержанием, земной энергией, оставляя тепло, – поэтому улица вечно цветущая, очищающая и успокаивающая. Она ни длинная, ни короткая, ни узкая, ни широкая. Там нет стен, только плотная среда из незримого как воздух материала. На всем протяжении на ней есть узлы – ответвления, куда можно свернуть, следуя указаниям свыше. Те, кто не дошел до ее конца, еще могут вернуться назад. Я думаю, тысячи лет тела святых пребывают на ней, не уходя в мир иной и не возвращаясь назад. Там нет ни злобных сил, ни высших. Повисло молчание. – Зачем тогда эта улица? – Понимаешь ли, нигде два противоположных мира не стыкуются между собой вплотную. Иначе бы они уничтожили друг друга, проникая один в другой. Зеленая улица создает некое подобие промежуточного пространства, защищая один мир от посягательств другого. – Хорошо, – Алекс уже терял терпение. – Вы когда-нибудь слышали о подобном случае или такого же типа, как со мной?

Пастор встал, подошел к нему из-за спины и положил руку на его плечо. – Сначала успокойся. Я слышал об этом и не раз, но впервые Образ пришел к человеку, находящемуся в здравом уме. Обычно человек спит или пребывает в ином не контролируемом состоянии, и с ним ведут беседу. Потом, когда все сбывается, это относится на вещий сон… Прямой контакт? Я об этом слышу впервые. – Как вы думаете, Пастор, – спросил уже на выходе Алекс, – такое может повториться? – Думаю, да. – Пастор, видно, и сам сомневаясь в своем ответе, начал говорить медленно. – Если обстоятельства сложатся подобным образом. – В смысле? – Ты будешь находиться в подобном состоянии и будешь не в силах выйти из него самостоятельно. Живи спокойно, постарайся об этом забыть, – Пастор обнял Алекса и повел его к выходу. – Давай решим, что это был сон. – Легко сказать, – Алекс остановился. – И еще один вопрос. Почему я видел именно лицо, а не что-то иное? – Это могли быть еще руки. Лицо и руки являются краями человеческого тела, на которых проявляется избыток силы душевного состояния. Жесты рук и мимика лица дополняют голос, зрительно уточняя картину передаваемой информации. Глаза, губы дорисовывают тонкости смысла сказанного. Алекс посмотрел инстинктивно на свою ладонь. Пастор улыбнулся: – Сын мой, живи так, как будто ты вчера умер, и сегодня каждый час – это дар жизни, каждое мгновение – это подарок судьбы, ее сладостный

вздох. Не думай об исходе. Люди, думающие о смерти, притягивают темные силы, ускоряя свой конец. Все ведь окончилось хорошо? – Я даже как-то легче стал себя чувствовать. Будто от меня оторвались какие-то ненужные, отмершие части, или как будто слетело с плеч тяжелое зимнее пальто в весеннюю оттепель. – Мне нравится твое лирическое настроение. Все, кто побывал на Зеленой улице, очистились. Ступай с Богом, сын мой.

Алекс Солнечный свет, прорываясь сквозь плотные облака, ударил в иллюминатор, заставив Алекса зажмуриться. Он прикрыл шторку и откинул кресло. Посмотрел на часы. Через полчаса посадка. Самолет как-то очень долго и плавно заходил на посадку. Когда шасси почти коснулись взлетнопосадочной полосы, турбины вдруг взревели, нос самолета задрался, и он пошел на взлет. – О-ох, – дружно выдохнули пассажиры. Алекса тоже пронзило чувство неприятного волнения. – Что случилось? – повернулся к нему сосед. Через несколько мгновений стало понятно, что борт ушел на второй круг. Около получаса ушло на то, чтобы развернуться и снова зайти на посадку. Пассажир рядом с Алексом все время ерзал, смотрел на часы, потом повернулся и спросил: – Вы думаете, сядем? Алекс кивнул:

– Сядем. – Вы не боитесь? Это ведь не нормально. – Боюсь. Но такое бывает. Во время посадки Алекс искоса наблюдал за соседом. Тот весь покрылся потом, что-то шептал одними губами; вытащив портмоне, смотрел какие-то фото, привставал, озираясь, потом откидывался на спинку кресла и с закрытыми глазами тяжело дышал. Алекс улыбнулся. «Человек примитивен по своей сути, – подумал он. – Самое главное чувство – чувство самосохранения, все другое, что было так важно секунду назад, все обычные проблемы жизни – становится никчемным, и даже здоровье, о котором он так заботился, ничто по сравнению с мыслью о выживании. В эти мгновения человек хочет только одного: чтобы все скорее закончилось и вернулось все то, чем он жил, не важно хорошее или плохое». За время приземления ни первый пилот, ни старший стюард не произнесли в микрофон ни слова. Стальная машина коснулась земли и покатилась по ровному бетонному покрытию. Алекс посмотрел на соседа – тот улыбался, включая телефон, суетился, собирая вещи. Вот так, немного нужно для счастья – минуты неуверенности, а затем возвращение к пониманию, что завтра для вас снова наступит утро. Самолет

подкатил

мерцающему

огнями

зданию

аэропорта.

Стремительно проследовав через него, Алекс направился на стоянку, к машине. Снял пальто, бросил сумку на заднее сиденье и сел за руль. Выезжая со стоянки, включил телефон. Минут пять тот пищал, принимая бесчисленное количество SMS и сообщений о пропущенных звонках.

На встречу к назначеному времени не успел. – Знаю, знаю, самолет сел с опозданием. Пилот с первого раза не попал на взлетную полосу, – навстречу Алексу встал Фердинанд, высокий, уже немолодой мужчина. – Честно говоря, эти минуты я бы не назвал приятными, – Алекс снял пальто и сел напротив. Секретарша принесла кофе. – Алекс, давай сразу перейдем к делу, – Фердинанд отпил пару глотков и поставил чашку на стол. – Мы с тобой знакомы десять лет. – Одиннадцать, – перебил Алекс. – Я имею в виду наши деловые отношения, – Фердинанд продолжил: – И никогда еще за эти годы ситуация не складывалась так плохо. Ты согласен? – Да, – Алекс закурил. – Баланс негативный уже восьмой месяц подряд. Мы потеряли почти все свои собственные средства, – Фердинанд снова отпил из чашки. Алекс встал: – Не почти все, а все свои. И теряем заемные. Он приблизился к окну. Внизу горел огнями город, ехали машины, шли пешеходы. Алекс вдруг позавидовал обычному дворнику, который убирал в сквере напротив. Вот, через час он закончит свою работу, зайдет в ближайшую пивную, посмотрит новости, обсудит их с барменом, пропустит бокал

другой пива и пойдет домой. Вечером, прижавшись толстым пузом к жене, спокойно уснет. Спокойно… С утра ему не придется читать решения судов, открывать конверты с баснословными счетами адвокатов. Умоляющие звонки кредиторов не прервут его обеда. И главное, в сущности-то его жизнь ничем не отличается от его собственной, Алекса, жизни – он ездит по тем же дорогам, покупает продукты в тех же магазинах, смотрит по телевизору те же программы. Алекс встряхнул головой, словно хотел выбросить из нее случайные мысли. – Ты меня слышишь? – Фердинанд подошел и тронул его за плечо. – Да, я тебя слышу. – Я всегда поддерживал тебя перед советом кредиторов, даже когда это отдавало авантюрой, даже если знал, что риск почти сто процентов. Но сейчас ты опять хочешь денег, денег и денег. И спокойно при этом говоришь, что мы их теряем. – Фердинанд, так сложилась ситуация. Сейчас самое важное – не уйти с рынка, сохранить дистрибуцию, выстоять. Тогда есть возможность не только вернуть утраченное, но и занять место тех, кто не выдержит, не сумеет перекредитоваться за счет дешевых ресурсов, нарастить объемы и пойти дальше. Я прошу тебя поговорить с советом кредиторов, убедить сомневающихся, сломить упрямых… – Алекс, – прервал его Фердинанд, зная умение Алекса убеждать, его способности искусного оратора. – Короче, мы – ты знаешь, кого я имею в виду, – хотим полный отчет. Расшифровку

всех

балансовых

счетов,

список

непроизводственных

расходов,

активов

и,

наконец,

какой-нибудь

график

погашения

задолженности. – Фердинанд, – Алекс достал уже пятую сигарету, – это не проблема: отчеты, счета, графики, – сейчас важно поддержать ликвидность, банкиры должны видеть движение по счетам и не пороть горячку. Необходимы еще деньги. – Денег пока не будет, Алекс, – Фердинанд сел к своему столу. – Всему есть пределы. – Это плохо, – проронил Алекс. – Это так, и срок тебе на подготовку всех документов- ровно неделя! – В голосе Фердинанда зазвучали стальные нотки, и Алекс, зная к чему это может привести, встал и, сухо попрощавшись, покинул офис. Долго стоял в холле и ждал лифт. Когда лифт пришел, и двери открылись, навстречу ему вышла секретарь совета директоров. – Алекс? Ты был у Фердинанда? Как вы поговорили? – Они отошли к окну. – Да вообще-то ни о чем, что могло бы привести к положительному результату. Эта женщина, уже довольно пожилая, всегда хорошо относилась к нему и сейчас, в тяжелые для него времена, казалось, старалась ему помочь. – У нас была проверка из прокуратуры. Они смотрели многие документы, что-то искали, без нас снимали копии. Все выглядит как-то необычно, такое впечатление, будто все это кому то выгодно. Алекс улыбнулся, обнял ее:

– Ничего, все переживем и выберемся из ситуации, не в первый раз. Он снова вызвал лифт и спустился вниз. Перейдя площадь, он зашел в первое же кафе, попавшееся на пути. Когда вошел, понял, что заведение низкосортное. Заказал кофе, если бурду, которую ему вскоре принес пожилой турок, можно было назвать кофе. Сквозь дымную завесу в прокуренном помещении просматривались лица людей, с недоумением глядящих на него. В дорогом костюме, белой рубашке и галстуке, он совершенно не вписывался в простенький интерьер закусочной. Единственной достопримечательностью здесь была молоденькая официантка, с уст которой не сходила улыбка из-за постоянных комплиментов. В кофточке с глубоким декольте, она порхала от столика к столику, и создавалось впечатление, что весь сброд из окрестных кварталов в обед собирается здесь, чтобы лицезреть ее высокую молодую грудь. Ему вдруг пришел на память последний совместный отдых в Альпах. С Кристиной... Они жили в небольшой деревушке у самого подъемника. Алекс просыпался еще затемно и выходил на балкон. Долго курил и смотрел, как просыпаются тысячелетние вершины гор. Завтракать они спускались в ресторан, в котором собирались все обитатели отеля, кто уже в лыжных костюмах, кто по-домашнему, только проснувшись. Однако все спустя некоторое время встречались в подвале, натягивали лыжную амуницию и медленно, держа в руках палки и лыжи, двигались к подъемнику. Кабинки уносили их к заснеженным вершинам, где за ночь были подготовлены к их прибытию многокилометровые скоростные трассы. Кататься его научил отец, а Кристину – он. Абсолютно неспортивная, она сама не понимала, как решилась на такое. Может потому, что привыкла во всем доверяться инициативному Алексу. Долго выбирала себе костюм, чтобы все подходило

по цвету. Алекс смеялся: «Дорогая, ты, наверное, на подиум собираешься», – видя, как она недовольно хмурится, рассматривая себя в лыжных ботинках. Но поехала она на удивление быстро и легко, уже на следующий день почувствовав вкус скорости на спуске. Алекс с удовольствием смотрел на ее раскрасневшееся от мороза лицо. Он постепенно привык к ней, хотя считал, что рядом с ним могла бы быть женщина поинтересней. И потому был искренне удивлен, что за ужином на нее обратил внимание высокий симпатичный итальянец. Три дня он ухаживал за ней глазами, потом для нее к их столу была послана бутылка шампанского, затем без стеснения заявился с веткой ели и сам почитатель, сдержанно преподнес ее Кристине и, обратившись к Алексу, попросил разрешения пригласить ее завтра на ужин в соседний ресторан. Алекс и Кристина давно заметили, что итальянец неровно дышит к ней. Шутили по этому поводу, но явно опешили от такой наглости. Алекс быстро уловил тонкость момента и с улыбкой обратился к Кристине: «Дорогая, почему бы и нет? Я не буду против, если ты отправишься с элегантным кавалером в соседнее заведение. Я же предамся чтению, надеюсь, помыслы твоего воздыхателя более чем светлые», – все дружно рассмеялись. На следующий день Кристина, немного смущенная, оделась, стараясь особо не переусердствовать с макияжем. Подыгрывая Алексу, она шутила по поводу перспектив вечернего свидания. Возвратилась она к трем часам ночи, уставшая, подвыпившая и в хорошем настроении. Алекс с удивлением посмотрел на нее. Он никогда ее такой не видел. – Все хорошо? – Да. Только я устала от его болтовни и шуток. Помоги мне раздеться.

– Ты много выпила. – Не волнуйся, все под контролем. Натанцевалась – ног не чувствую. Алекс внимательно ее рассматривал, этот случай невероятно приблизил ее к нему, заставил посмотреть на нее с другой стороны. Он понял, что привык к ней несмотря на отсутствие в его чувствах страстной любви. Тем не менее это была его собственность, его собственная женщина, которую ни с кем делить уж точно не хотел в этот момент. Чувство ревности пришло уже на следующий день: в горах он потерял ее из виду, а когда нашел, с удивлением обнаружил, что рядом с ней, упавшей, был итальянец и Кристина смотрела на него благодарным взглядом. В отеле на ужин итальянец явился в обществе приехавшей с тремя детьми невысокой толстой жены и ни разу не повернул голову в их сторону. Алекс и Кристина переглядывались, улыбаясь, обсуждали весь вечер интригу. Он так и не решился попросить ее рассказать о вечере, проведенном с итальянцем, похоже и Кристина не горела желанием говорить об этом. Алекс посмотрел на телефон – шесть пропущенных звонков. Звонила Кристина. На седьмой раз решил принять звонок. – Алекс, что случилось? Я уже два дня не могу до тебя дозвониться. Ты в порядке? – Да, относительно в порядке. – Алекс, у меня заблокировали все кредитные карты. Алекс знал об этом еще вчера. Ему позвонили из банка и сказали, что проводят все операции только на приход денег и на проплаты в бюджет. Лимиты тоже не увеличили. Всё, приехали. Но может, так и лучше – лучше кошмарный конец, чем кошмар без конца.

Алекс сделал паузу и ответил: – Я знаю, дорогая. Я уже звонил в банк, и они сказали, что разберутся. – Алекс, у тебя какие-то проблемы? Я могу помочь? У меня есть сбережения от мамы на отдельном счете и карточки к нему. Ты мог бы пользоваться. «Ну вот, – подумал Алекс, – Дожился. Скоро из-за всего этого стану альфонсом. Ну, нет, мы так просто не сдаемся». – Нет, дорогая, большое спасибо за предложение, я все должен уладить сам. Я буду к вечеру у себя в офисе и обязательно наберу тебя. – Хорошо, милый. Еще твоя мама звонила, она очень беспокоится и просит набрать ее. – Я сделаю это завтра. – У тебя там какой-то шум, Алекс. Ты где? – Уже на улице, – Алекс встал и двинулся к выходу, оставив на столе пятиевровую купюру. Алекс остановился на тротуаре, достал сигарету, глубоко вдохнул дым. К нему подошли двое высоких мужчин, рядом остановилась машина. Один из подошедших вынул удостоверение и поднес его к лицу Алекса. Он недоуменно взглянул сначала на удостоверение, потом на его предъявителя – офицера криминальной полиции. – Я в чем-то провинился перед законом? – произнес Алекс, лихорадочно перебирая в голове все возможное, что могло привести к такой встрече.

– Вы в нашем городе гость редкий, поэтому мы хотим использовать возможность побеседовать с вами. Вернее с вами хочет встретиться окружной прокурор. У Алекса екнуло – прокуроры к себе просто так не зовут. – Хорошо. Что я должен делать и куда идти? – Садитесь в машину, это недалеко. Его отвезли в прокуратуру. Минут двадцать Алекс прождал в коридоре, потом вышла женщина и пригласила его в кабинет. На стуле сидел низкого роста человек, его лысая голова казалась крепко насаженной на толстую шею. Кивком пригласил сесть на стул, стоящий напротив. Еще минут пять листал толстую папку с документами, потом вынул несколько листов и положил перед Алексом. – Вам знаком этот договор? На стол легла бумага, при виде которой в голове у Алекса все закружилось, а собеседник раздвоился в его глазах. Почему он так сделал, Алекс не смог бы объяснить даже себе самому. Это было против его правил. Подписывая этот договор, Алекс знал, что идет на неоправданный риск. Оборудование под этим номером уже было продано, и деньги за него уже были получены. Продавая его вторично, заведомо шел на криминальный поступок – мошенничество. Но нужны были деньги. Любой ценой – стандартная психологическая ошибка, самообман. Кажется, что главное – решить сегодняшнюю проблему. Но наступает завтра… Думал, когда вернет банку кредит, в короткое время сможет оформить новый и вернуть покупателю деньги, заявив о расторжении договора. Заплатить отступные – и все. Не успел.

– Что с вами? Вам плохо? – Следователь стоял над ним. – Да, – Алекс руками рвал на горле галстук. Как в тумане, видел приходящих и уходящих людей. Приходил в себя и снова погружался в сон, когда его несли по коридору и на носилках загружали в салон машины скорой помощи. Глаза людей в масках наводили ужас. Все походило на кино, в котором ему отвели главную роль без его на то согласия.

*** Боль в левом плече пришла уже в клинике, куда его привезла скорая. Свет в палате был серого цвета, то ли от стен, то ли от светильников на потолке. Рядом стояла пустая кровать в палате на двоих. Алекс лицезрел эту картину и пытался вспомнить, что произошло. Сознание отказывалось совмещать в логическую цепочку все события. Видно, переутомление последних

месяцев

завершилось

сердечным

приступом

кабинете

прокурора. Нервная система дала сбой, и внутренние предохранители отказались пропустить через себя очередную проблему. Алекс попробовал двигать глазами вправо и влево, через минуту устал и сомкнул веки. Голова медленно начала вращаться как по спирали, уходящей вдоль трубы. Быстрее, быстрее, еще быстрее, а затем уже понеслась по бесконечному туннелю в бесконечную даль. Все что успел подумать: «Это конец». Все внезапно остановилось и мгновенно прояснилось. – Нет, не конец. Твоему концу предшествуют совсем другие обстоятельства и события. У тебя еще много времени. – Почему вы преследуете меня? Или не только меня, а всех, только все молчат и не говорят друг другу об этом?

– Прогуляемся… – По Зеленой улице? – Странное название ты дал тому месту, в котором мы находимся. Земное название. А ведь здесь нельзя ходить, летать, ползти, сидеть. – А что здесь делают? – Здесь ПРЕБЫВАЮТ. Добро пожаловать. Стены исчезли, потолок превратился в громадный купол из света, пространство двигалось вокруг нескольких осей сразу – ничего не было, но чувствовалось, что пространство чем-то наполнено, и в этом чем-то, довольно

плотном,

образовывались

проходы,

по

которым

могло

передвигаться, то медленно, то стремительно, то замирая и незримо покачиваясь, его сознание. – Что это? Пучок, собрание лучей… – Это угол на твоей улице. Твой угол. – Значит, здесь судьбы всех людей на Земле от начала до конца пребывают? – Нет, только тех, кто сюда попал. Здесь у них открывается сознание, ну, говоря земным языком, весь мозг разложен в трех плоскостях, то есть упорядочен и доступен к сотворению. –

Что

значит,

сотворению?

Здесь

можно

собрать

любую

конфигурацию, изменить, дополнить? – Да. Люди и другие существа, попав на Зеленую улицу – будем ее называть по-твоему, – меняются и если возвращаются к обычной земной жизни, то другими.

– Значит, если человек впадает в кому, он оказывается здесь? – Ну, не только те, кто впадает в кому, попадают сюда, вариантов много. Но если их в ином мире еще не ждут, они возвращаются назад другими. – Не все понимаю. Значит, здесь корректируют сознание и вместе с ним будущую судьбу человека? – Ты упрощаешь. Но может быть и так. По-твоему, умалишенный не имеет ума и ясного сознания? Оно у него есть, но, стремительно пройдя по Зеленой улице, оно преобразуется, и оно такое же ясное и высокое, только не приспособлено к земной жизни. Поэты, писатели, художники, политики – все побывали у нас. Кто-то доли мгновений – те изменились незначительно, но кто-то пребывает здесь дни и годы… – Выходит, можно изменить сущность человека, сделав его иным? Как перемена типа нервной системы меняет его внутреннюю энергию. – Можно изменить только то, что известно, а сущность человека, как и его характер, изменить нельзя. Эти его особенности очень сильно привязаны к обстоятельствам, в которые он попадает. Иногда человек и сам в себе не подозревает достоинства или недостатки, которые проявятся вдруг, не знает, каким он будет в определенных условиях. Что будет делать и говорить, как отреагирует на то или иное обстоятельство. – Получается, если за всю жизнь он в каких-то событиях не поучаствует, то некие черты, ему свойственные, так и не проявятся. Ни положительные, ни отрицательные. – Конечно, определить границы его возможностей нереально. Каждая последняя точка определяется только на срыве. Стоя на краю обрыва нельзя определить силу твоего сопротивления желанию прыгнуть вниз. И только

когда тело окажется под углом в сорок пять градусов над пропастью, можно измерить силу противодействия. – А сила высоких человеческих возможностей – тоже измерима? Талант, например? Каждый ведь наделен его долей. –

Абсолютно

верно,

каждый

человек

талантлив

бездарен

одновременно – смотря в чем. Если жизнь затребовала его там, где он наиболее одарен, это наложение спровоцирует всплеск креативной энергии, правильное

использование

которой

приведет

чудодейственным

результатам. И очень часто именно там, где человек совершенно не подозревал этого в себе – ни он, ни другие не замечали. –

Талант,

получается,

дремлет

нас

его

нужно

искать.

Экспериментировать, пробовать себя в разных направлениях в надежде, что произойдет всплеск. – Ты опять все упрощаешь. Может, это и реально, но в очень редких случаях. Большое усердие и труд, приведшие к результату, иногда выдают за талант. Но в том-то и дело, что истинно талантливому человеку все дается легко, без труда, само собой. Иногда даже без участия его воли или ей вопреки. Усердие необходимо только на начальном этапе. – Важно, наверное, и действие окружающей среды – признание людей, поддержка близких, материальные возможности. – Таланту в большинстве случаев не нужно признание. Истинный талант самодостаточен в этом смысле и замкнут на себя. Такой себе эффект самовозбуждения. Люди стремятся создать вечный двигатель. А он давно создан и успешно работает. – Мозг?

– Да, чудодейственное творение талантливого Создателя. – Мы сейчас здесь одни? Или рядом кто-то еще есть? – На Зеленой улице нет такого состояния как «рядом». Сейчас на ней миллионы людей, все они в одном и том же месте, в одно и то же время и заняты одним и тем же... – Как они попадают сюда? Они, как и я, по нескольку раз? И вообще, они понимают, что перешли границу земного существования и стоят на пороге своего небытия? – Исключая неизбежный исход, когда переход в мир иной уже определен и пребывание здесь – лишь короткая пауза, все приходят сюда, как и ты, сами, разобраться с собой. Всему предшествует депрессия, именно она является проводницей души к иному состоянию. Разум человека сам рвется сюда, стремясь покинуть бесконечный туннель, в который зашел его жизненный путь. Очень часто состояние скоротечно, и яркий свет новых перспектив возвращает человека к земной жизни. Но так же часто люди, побродив не один раз по этим бесконечным переулкам, изменяются до такой степени, что их душевное состояние уже несовместимо с земным притяжением, и они выбирают вечное состояние невесомости… – Но ведь не все попадают сюда, а если и попадают, то, вернувшись назад, не знают, что побывали тут, и никогда не смогут понять, почему их внутренний мир изменился, не смогут этого узнать и те, кто их окружает. – Человек только думает, что его судьба в его руках, что усилием воли он сможет держать все под контролем. Однако способность разума – не столько

влиять

на

жизненную

ситуацию,

сколько

уметь

ней

приспосабливаться, – есть самое важное. И тот, кто в силу разных причин не смог приспособиться к новым, часто экстремальным изменениям в своей

жизни, теряет гармонию с реальностью и вместе с ней – платформу земных ощущений,

каждый

встречный

туннель

кажется

ему

бесконечным,

безвыходными, беспросветным; и все, кто потерял терпение и духовные силы, стремятся сюда как к избавлению, именно как к избавлению, а не к решению проблемы. Для кого-то при этом нужны стимулы в виде алкоголя или наркотиков, кто-то и без них легко переходит грань естества… – Сколько я сейчас уже здесь? На Зеленой улице. Час? День? – Час, день… Это миллиардные доли секунды. – А этот пучок, этот угол? Это мой угол? – И что? – Есть выход? У меня большие проблемы. – Тебе пора возвращаться назад. Вообще нет никаких проблем. Договор с тобой подписало не уполномоченное на это лицо. Это выяснит другой следователь через два месяца. Договор будет признан недействительным, а ты должен будешь вернуть деньги, неправомерно тебе переведенные, в течение года, если, конечно, не подпишешь бумагу с признанием в мошенничестве, которую тебе привезет прокурор. Звуки начали затихать. Алекс открыл глаза. Вошли двое в белых халатах. Врач и медсестра. Высокий худощавый мужчина взял его руку. Прижал запястье сильными большими пальцами. – Сестра, что у нас с ним? Невысокая полная женщина начала читать, держа в руке планшет:

– Жалобы на сжимающие боли за грудиной с иррадиацией в левое плечо, слабость, бессонницу, головные боли, головокружение, сердцебиение, повышение артериального давления… Доктор задумался: – Ну что же, покой, полупостельный щадящий режим, положительные эмоции. Из медикаментов: нитраты, седативные, антикоагулянты, бетаблокаторы. Через три дня контроль электрокардиограммы, кровь на протромбиновый индекс. Ну а затем санаторно-курортное лечение ему будет кстати. Доктор еще раз взглянул на Алекса: – А было впечатление, что вы, дорогой мой, с того света вернулись. Врач повернулся к медсестре: – И полный покой. – Посещения разрешены? – спросила медсестра, что-то быстро заполняя в карточке больного. – С завтрашнего дня. Врач еще раз пристально посмотрел Алексу в глаза. Алекс пытался поймать его взгляд, но не смог сосредоточиться, обмяк. Проснулся ночью. На прикроватном столике лежала записка от Кристины: «Милый, я очень за тебя волнуюсь, не расстраивайся, не думай ни о чем. Твой адвокат все уладит. Мама передала тебе книги. Нам разрешили прийти завтра. Люблю. Целую». «Вот так можно когда-нибудь уснуть и не проснуться, – подумал он. – И к чему тогда эта вечная беготня? Деньги, деньги, деньги... Может, дни болезни, проведенные в постели, и годы беззаботного детства окажутся

единственными достойными воспоминаний. В голове Алекса поплыли годы юности. Вспомнилась девчонка – высокая, сутуловатая соседская дочка, она была на два года старше и потому казалась уже взрослой. Ходила в короткой юбке и нарочито выставляла напоказ свои длинные ноги. Когда мальчишки из «вражеского» квартала попытались затащить ее в подвал, он геройски бросился на помощь, кричал, кусал, не чувствуя ударов, но в обиду ее не дал. Они сидели потом вдвоем у оврага, она – натягивая поглубже на ноги разорванную юбку, дрожащая от пережитого, и он – весь в кровавых подтеках, но чувствующий себя рыцарем, защитившим честь своей дамы. – Только ты никому не рассказывай, хорошо? – прошептала она. – А то меня застыдят. – Да нечего ведь рассказывать, – удивился он. – Ну как нечего, они трогали везде и скалили зубы, один даже обслюнявил мне рот. Если бы не ты, было бы и то, от чего и в мыслях жар не проходит. Ее колени дрожали, и Алекс поймал себя на мысли, как нестерпимо хочется обнять и поцеловать ее, мокрую от слез и такую беззащитную и безумно красивую. Она стала потом его первой женщиной и первой любовью. Когда она вышла замуж за мужчину старше ее на двадцать лет, он рыдал. На свадьбе она выглядела грустной рядом с самодовольным лысым и полноватым женихом. Перед этим он разработал план похищения, но понял, что девочка выросла и своим поступком отпустила его в иную жизнь, а у него душе осталось светлое пятно первой любви. Она умерла во время родов, оставив младенца на руках несчастного папаши. Алекс потом часто ходил на ее могилу, разговаривал с ней, ругал за то, что бросила его. Кричал, что она сама все предопределила, надумав выйти замуж по расчету.

Однажды он там и уснул, и его, спящего, обнаружил кладбищенский сторож и позвонил отцу. Дома был серьезный разговор и вынесен строжайший запрет появляться на кладбище, который Алекс никогда не нарушил. Он повернул голову. На столе была стопка книг, он протянул руку, взял лежащую наверху, начал читать. Глаза быстро устали, он без сил опустил книгу себе на грудь – так и заснул.

Астролог Астролог буквально ввалился в ее дом. Следом на пол прихожей, споткнувшись, рухнул Пастор c огромной пачкой книг в руках. Оба тяжело дышали, пот катился с них ручьем. – Вопросов не задавай, – выдавил из себя Астролог, – я сейчас все объясню. Времени мало, принеси воды. Гадалка, понимая, что произошло что-то неординарное, быстро ушла на кухню и вернулась с графином. Оба пили жадно, захлебываясь, передавая по очереди емкость друг другу. – Это Пастор, мой друг, – Астролог кивнул в сторону духовной особы. – Он все расскажет. Пастор попытался встать, но не смог. – Скажите, хозяйка, – начал он, полулежа у двери, – два года назад к вам захаживал наш покойный мэр? Гадалка вопросительно посмотрела на Астролога: – Я должна отвечать? – Да, это очень серьезно. Я знаю, что ты не выдаешь клиентов, но сейчас

случай особый, ты это поймешь. – Хорошо. Да, он был моим клиентом. – Что вы ему предсказали? – спросил Пастор. – Что, если он доживет до семидесяти, то через год, в 12.00, в день его рождения, на город, которым он правит, с четырех сторон найдут тучи, закроют небо, и семь дней будет лить вода, затопит все, и только вершина скалы останется нетронутой, и спасутся те, кто до нее доберется и все переждет. Но он умер спустя год, в шестьдесят восемь. Так что, если не сбудется, я права. Пастор и Астролог переглянулись. Пастор привстал, начал листать страницы. – В старых церковных книгах сохранилась запись точной даты его рождения. Он прожил семьдесят лет… – Но я всегда проверяю паспорт у клиентов, и копия его паспорта у меня сохранилась. Гадалка быстро вышла в свою комнату, а когда вернулась, предъявила Пастору копию паспорта мэра. – Много лет назад, во время войны, чтобы не идти на фронт, он подделал документы, скостив себе два года. Посмотрите сюда. Пастор с трудом подал тяжелую книгу. Гадалка несколько секунд читала, потом, подняв голову, что-то начала считать, шевеля губами. – Все верно. Тогда это сегодня. – Она посмотрела на часы. – Через два часа. О, боже! Гадалка выбежала на террасу. Небо было чистым и безоблачным. Ее

вдруг обуял ужас. Она вбежала назад в дом. – Небо чистое, – прокричала Гадалка, глядя на Пастора обезумевшим взглядом. – Я знаю. – Крысы? – Да. – Как они узнали? – От умирающего мэра. – Значит, и умереть ему не дали раньше, чтобы предсказание сбылось? – Да, и теперь они ищут того, кто может… Гадалка схватилась за голову: – Они ищут того, кто может изменить предсказание. Они ищут меня. – Да, они идут за вами. Астролог стоял, подперев двери. – Ты можешь изменить предсказание? – спросил он. – Да, но на это нужно время. И надо всех предупредить. – Поздно. Астролог включил телевизор. Шли экстренные новости. Слова диктора перемежались кадрами с улиц: огромные полчища громадных, каждая размером с собаку, крыс-мутантов бежали, сметая на своем бегу все. Трое полицейских, ведя огонь на поражение, продержались секунды – бешеная стая налетела как саранча, куски мяса летели в стороны. Кадры оборвались, стало понятно, что съемочную группу постигла та же участь. На другом

конце города – семья из четырех человек на крыше дома. Это их не спасло. Крысы по водостоку добрались и туда. Мать, сжимая ребенка, полетела вниз, прямо в зубы вошедшей в раж от вкуса людской крови стаи. Черные полчища двигались по городу с четырех сторон направляясь к своей главной цели – дому Гадалки. – Быстро за мной! – Гадалка выбежала на улицу. Астролог и Пастор за ней. Они бежали к замку, рядом с которым, как вторая башня, возвышалась одинокая скала. На удивление, улицы, по которым они пробегали, не были пусты. Люди суетились, не понимая, что произошло, принимая за нечто нереальное, все случившееся. Пастор несколько раз порывался остановиться и предупредить людей, но Астролог хватал его за руку и тащил вслед за собой. – Нужно сбросить в воду пешеходный мост – это задержит их! – прохрипел Астролог. Они добежали до узкого моста, соединяющего маленький остров с городом. Пастор еле поспевал за ними. Астролог и Гадалка перебежали по мосту к замку. Остановились. – Беги к скале и забирайся по ней с южной стороны. Там вбиты колья, которыми пользуются скалолазы-любители. Астролог увидел стоящий рядом с оградой мотоцикл, схватил его и стал тащить к мосту. Дотащив, поднял голову. На другой стороне неподвижно лежал Пастор. Астролог открыл бак. Струя бензина хлынула на деревянное покрытие подвесного моста. Он побежал к лежащему на земле старику. Вдруг из-за дома вылетели крысы. Пастор поднял голову. Крысы тоже остановились, окружили его, и начали медленно приближаться к нему. Он в страхе сжался в клубок, шептал молитвы и правой рукой чертил в воздухе крест. Крысы остановились, немного отступили назад. Но вдруг, подняв

клубы пыли, как по команде они набросились на него. Стоны, хруст перекушенных костей и рев хищников… Астролог рванул назад, краем глаза видя, как одна за другой черные твари бегут за ним по мосту. Он на ходу выхватил зажигалку и бросил ее себе под ноги. Позади него все полыхнуло. Горящие животные летели с моста в воду. Астролог добежал до скалы. Посмотрел вверх. Гадалка была на половине пути. Он полез следом. В воздухе висел запах горелого мяса. Колья, вбитые в скалу, закончились за несколько метров до вершины. – Как дальше? – спросила Гадалка, стоя пальцами ног на небольшом уступе и держась пальцами окровавленных рук за последний колышек. – Не знаю. Астролог посмотрел вниз. Черным пятном вокруг скалы собрались все стаи. Подняв головы и хрипя, крысы смотрели на них своими страшными глазами. Установилась тишина. Где-то вдалеке послышался шум. Астролог начал шарить глазами по горизонту. А внизу началось безумное движение. – Это вертолет, – прошептала Гадалка. Действительно, к городу с юга приближалась винтокрылая машина. Летчики заметили их. Вертолет повис над скалой. Астролог посмотрел вниз. Твари поняли, что теряют цель своего прибытия. Они строили из собственных тел пирамиду, взбираясь одна на другую, давая возможность следующим

подняться

выше.

Скорость

этого

строительства

была

чрезвычайно высока… – Посмотри! – закричала Гадалка. Над ними с четырех сторон ветром сбивались черные тучи, готовые вот-вот закрыть собою небо. Пилоты сбросили лестницу и, кружась, пытались приблизить ее к ним. Несколько раз она пролетала в метре от них, и только с шестого раза Гадалка схватила ее и,

повиснув, оторвалась от скалы. Налетел шквальный ветер. – Поднимайся, – закричал Астролог. Еще раз посмотрел вниз. Поток крыс по откосу построенной пирамиды летел к нему. Веревочная лестница приближалась медленно, вертолет опустился еще ниже. В этот момент небо закрылось, и хлынул водяной поток. Астролог прыгнул со скалы к лестнице; уже в воздухе на мгновение он поймал взгляд Гадалки. Жалостный и отчаянный. Такой любимый им взгляд. Прощальный. Не долетев миллиметры, коснувшись лишь пальцами веревочной перепонки, он в потоках воды полетел вниз, навстречу своей смерти…

***

СИНАСТРИЯ Уран партнера в моем двенадцатом доме При

данном

взаимоотношения,

аспекте

между

основанные

оккультизмом

интуитивная

связь.

на

психологией.

активном

Между

«Уранианская»

личностями ними

формируются

обоюдном возникает

личность

помогает

увлечении устойчивая личности

Двенадцатого Дома более глубоко осознавать свои возможности на уровне подсознания

благодаря

новым

мировоззрениям,

позволяющим

иначе

взглянуть на вещи и более эффективно реализовывать свои скрытые доселе способности духовного предвидения. При негативности Урана влияние «уранианской» личности в этом плане становится

негативным

даже

вредным

психоэмоциональном

отношении. При позитивности аспекта в целом партнеры активно занимаются медитацией

другими

психологическими

экспериментами,

живо

интересуются вопросами реинкарнации, занимаются гуманитарной и благотворительной деятельностью. Не исключено и совместное занятие бизнесом, особенно если он связан с вопросами психологии, религии, мистики и т.п. Личности социально активны и всячески стараются участвовать в социальных проектах, касающихся их обоюдных интересов. Они активно помогают друг другу развивать интуитивные возможности.

Было уже пять часов утра. После последнего сеанса он вернулся в редакцию. Гадалка, расстроенная его неожиданным решением уехать, уже на пороге сказала: – Последний сон только все подтвердил, не привнеся ничего особенного к уже имеющемуся. Ты кончишь плохо. – Ничего нового не сказала, – проронил Астролог. – Стоило столько дней глотать твой ядовитый напиток, просыпаться в поту с огромной головой, и все лишь для того, чтобы узнать, что меня давно ждут на Зеленой улице. – Может, останешься? – Нет, если я не закончу к восьми утра эту чертову статью о коррупции в профсоюзе химиков, меня уволят раньше, чем я этого хочу. Встретимся вечером. И вообще, мне хочется спокойно прочитать все, что ты написала, и попробовать систематизировать похожие эпизоды. Может, попробую

совместить с моими исследованиями и разработками. Но вечером он не пришел. Не пришел и на следующий день, и через месяц. Астролог появился у Гадалки только через полгода, больной и ужасно похудевший. Вошел осторожно в комнату, долго осматривал ее, как будто вспоминая. Затем присел на край стула. Гадалка смотрела на него, пытаясь узнать в нем прежнего, ею любимого, и не узнавала. – Ты решил ко мне приехать. Вдруг... Так же вдруг, как исчез. – Мне необходимо твое зелье. – Исключено. – Послушай, мне осталось недолго. Эти гнусные врачи оказались правы, и теперь все кончено. Ты обязана довести до конца то, что сделал я за эти многие годы. – Ты сошел с ума! Ты думаешь, что твои рукописи, твои формулы и расчеты кроме тебя кому-то нужны? Непроверенные, противоречивые и, извини глупую гадалку за откровенность, наивно-банальные. Астролог тяжело дышал. – Сейчас не время. Я все рассчитал и все описал. День за днем. Месяц за месяцем. Я попробовал соединить усилия всех, мысли всех, идеи всех. Я уверен, что все правильно. Но я не успеваю проверить, не успеваю сравнить реальность, которая придет в будущем, с тем, что мною описано и предопределено. Ты – моя единственная надежда. Ты не можешь мне отказать. Он закашлялся. Гадалка налила ему чаю. Села рядом. Обняла его трясущиеся плечи. Он не казался ей уничтоженным. Так же, как и прежде, горел в его зрачках огонь, презирающий слабое тело, в котором жил

несгибаемый дух. – Зачем это тебе? Ты ведь теперь знаешь, что будущее любого человека известно, не видна лишь дорога, к нему ведущая, повороты, подъемы, склоны и долины. Более того, знание своего будущего заставит человека это будущее ненавидеть в любом случае, каким бы оно ни было. Самое плохое – это предрешенность, неотвратимость. Человек рождается наполненным энергией прошлых поколений и в течение своей жизни только тратит накопленное предшественниками, добавляя потомкам лишь ничтожную долю своей индивидуальности . – Ты права лишь в одном – что конец известен. Но это как раз менее интересно в сравнении с определением его даты и способа. Люди давно приняли его как неизбежное и хотят отведенное им время пройти так, чтобы как можно дольше о нем не вспоминать. – И еще, – Гадалка перебила его, – ты пытаешься создать некую универсальную формулу определения с помощью расчетов, пересечений, исключений, совпадений, а ее нет и быть не может. – И здесь ты права. Всему помеха – менталитет. Если бы люди произошли от одного источника, говорили на одном языке, исповедовали одну религию, вели, развиваясь, схожий образ жизни, можно было бы применить

одинаковый

подход

–

учел

это.

Декларация

МЕНТАЛИТЕТЕ НАЦИИ, а не КОНСТИТУЦИЯ – вот на чем должны основываться и из чего исходить законы жизни. Посаженные на определенный менталитет чужие законы обречены на неисполнение. Поэтому я и оттолкнулся от ментальности наций, создавая свой метод, и наше с тобой знакомство сыграло в этом не последнюю роль. – Я не ученый-теоретик и не астролог, я простая гадалка. Мне не нужны

лавры первопроходца и пророка, я зарабатываю себе на жизнь на людских пороках и не хочу углубляться в их понимание, мне достаточно знать об их существовании и использовать. Я не хочу переходить границу, за которой начинается влияние на судьбы. – Ты должна меня выслушать, это все, о чем я хочу тебя попросить. И не ограничивай меня во времени. – Хорошо, но сначала ты поешь и примешь душ. И побрейся! С бородой, которую ты отрастил, ты больше похож на бездомного, а не на вершителя истории. Гадалка отправилась на кухню. – Кстати, бутылка вина, которую ты принес в последний свой вечер, и сигареты, что просил купить тогда, здесь, на столе. – Скажи, – Астролог продолжал говорить, не обращая внимания на то, что остался один, – ты все записанные мои сны сохранила? Ты можешь показать мне эти записи? Гадалка вернулась, села напротив. – Я все уничтожила, иначе бы наложение снов один на другой сделало бы тебя умалишенным. Остался только один… Но это не твой сон, вернее сказать, это твой сон, но перешедший из моего воспоминания.Когда твое сознание во сне было открыто ты видел то, что мне рассказала моя бабушка, а ей – ее бабушка, а ей – ее бабушка о своей матери. – Прочти мне его. – Зачем же читать, если я тебе могу его рассказать. Только сначала поешь и допей чай. «Никогда еще в те времена лето не было таким засушливым, – начала

Гадалка свой рассказ. – Потрескавшаяся до громадных трещин земля, засохшие на деревьях листья и запах гари от нескончаемых пожаров были повсюду. Изможденные люди молили Господа о капле дождя, но природа решила не останавливаться на достигнутом и добивала горячим ветром то, что не успело изжарить июльское солнце. Люди выбирались из своих укрытий далеко под вечер. Усталые от жары, измученные тепловыми ударами, они пытались хоть как-то поддержать в себе остатки жизни. Особенно тяжело приходилось старикам, и редкий день проходил без погребений. Раз в месяц в селение приезжал молодой пастор. Его год назад привез местный епископ. Пастор исповедовал прихожан в небольшой хижине и на следующий день, прочитав проповедь, уезжал на телеге в город. Моя прабабушка не была гадалкой. В свои четырнадцать лет она была настоящей красавицей. Жила впроголодь с матерью. Пастор всегда оставлял ее в очереди последней, когда она приходила к нему исповедоваться. – Пастор, – однажды спросила она, – а вера потому и вера, что я должна верить тому, что вы говорите на проповеди? Я давно поняла, что на исповеди вы выслушиваете, что вам говорят, а потом на проповеди, не называя имен, даете указания, как поступать в таких случаях остальным. – Ты моя умненькая, – улыбнулся он в ответ, держа ее за руку. – Книга Жизни написана для указания людям, как жить, как вести себя среди других, как не ошибиться. Тысячи служителей по всему миру слушают и видят препятствия на пути выживания и развития. Передают информацию по субординации. А там, наверху, все обобщая, ищут решения. – Вот почему я ничего не пойму, читая эту Книгу, – нахмурившись, рассуждала она. – Все, что там написано, это не для простых людей, а для тебя и тебе подобных. Чтобы вы, когда происходит нечто вам неизвестное,

знали, где искать правильный ответ? – У тебя разум мужчины, запертый в женском теле, ты слишком много думаешь, а нужно просто жить, наблюдая прелести жизни. Твое предназначение заложено в твоем теле, а не в твоем мозгу. Красивая и умная женщина – опасное сочетание. – Ты меня боишься? – она рассмеялась. Она стреляла глазами, жеманилась, применяя весь свой арсенал для его соблазнения. Молодой пастор видел это. Знал, что сам не по-мужски красив, строен, и часто ловил на себе влюбленные взгляды пришедших на проповедь молодых женщин. – Почему я должен тебя бояться? Моя душа для тебя открыта, – старался отвечать ей как можно более спокойным голосом. – А сердце? Сердце твое управляется разумом или душой? – не унималась девушка. – Ты маленькая обольстительница. Я уеду, но ты должна помнить, что мужские глаза уже скользят по некоторым частям твоего тела, пробуждая в них желание. Они стараются уловить твой взгляд, получить ответ на вопрос, может их стремления совпадают с твоими. Не провоцируй их, прикрой те части тела, которые созданы лишь для одного мужчины, и сделай их невидимыми для сальных взглядов других. Не ищи в мужских глазах доказательств своей красоты, иначе беды не избежать. Еще пару лет, и ты будешь готова к своему главному предназначению не только физически, но и морально. Будь умницей, – говорил он, чувствуя неконтролируемый прилив безосновательной ревности. – Хорошо, пастор, – отвечала она, а сама лукаво смотрела и все время

прижималась, сидя рядом с ним, мягким бедром к его бедру. Пастор в этот раз не только приехал сам, но и привез бочонок свежей воды, а ей, как и всегда, небольшой узелок с едой. Всю ночь он представлял ее рядом с собой, мысленно целовал, удовлетворял сам свои желания, стремясь хоть как-то избавиться от накрывшего его греховного плена. Через неделю после его отъезда, ее ночью украли цыгане по указанию престарелого цыганского барона. Этой же ночью табор снялся и пропал из тех мест. Он узнал обо всем лишь в следующий приезд, расспрашивал всех. Никто ничего не знал. Убитая горем, ее мать так и не встала с постели после исчезновения единственной дочери. Исполнив через силу служебные обязанности, пастор вернулся в город и сразу отправился к епископу. Особо ничего не объясняя, сказал, что вынужден отлучиться по личным делам. Нанял лошадей и слугу и отправился на поиски. Ничто не останавливало его – ни дождь, ни снег, ни ночь, ни день. Каждый раз, когда он встречал кочующих цыган, выспрашивал о красивой молодой девушке, увезенной в рабство. – О чем ты? – однажды ответила ему старая цыганка. Украли девушку! Какая проблема? В первую же ночь с ней побывало столько желающих, что ты, даже если и найдешь, то найдешь уже давно не то, что потерял. Найди другую и береги ее. Не трать силы и годы на поиски потерянной любви. Потеряв все, растратив деньги, попав в долговую зависимость, исхудалый и заросший, он продолжал ее искать. Нашел через год. Совершенно случайно. Кочующий табор цыган остановился в горах. Похоже, это был не их маршрут, и скорее всего они сбились с пути. Это были «дикие» цыгане. Кочующие разбойники. Он неделю назад устроился в придорожной таверне работать за еду. Из табора приволокли овцу хозяину

заведения. Выручив за нее денег, двое пожилых цыган остались кутить. Изрядно выпив, один из них всю ночь рассказывал ему истории из кочевой жизни. Так он все и узнал. Когда молодая жена главаря умерла, в окрестных селениях украли пятнадцать красивых девушек. Барон выбрал ее. Остальных кого убили, кого забрали с собой, кого оставили просто умирать в лесу среди диких зверей. Ее трогать он запретил. Беда пришла, когда в нее влюбился старший сын барона, и она от него забеременела. Юношу отец задушил собственными руками. А ее оставил живой, перевозя в закрытой телеге за собой. Решил оставить ребенка, но убить мать, когда поймет, что жизни внучки уже ничего не угрожает. На следующий день пастор вернулся в город и предстал перед епископом. Разговор был долгим. На следующий день отряд солдат окружил цыганский табор. Когда он открыл дверь фургона, на него смотрели ее глаза. Безликие и туманные. – Он ее увез. – Кого? – Мою дочь. Пастор поднял ее на руки и понес прочь от табора. Они уехали вместе в его родные края. Через два года у них родился сын. Только лежа на смертном одре мать впервые увидела свою выросшую дочь – изумительную цыганку с черными волосами. Она прилетела верхом на белом коне. Ничего не сказав, упала на колени перед ее кроватью. Как она узнала, что ее мать при смерти, до сих пор неизвестно. Вместе они провели часы, все время говорили. Когда ее руки остыли, цыганка вышла из спальни и подошла к брату. Обняла его, сняла с руки браслет и надела, нанизав на бечевку, на его шею, стремительно вышла из дома и, вскочив на коня, пропала. Это и была

моя прародительница. Дикая цыганка. Красивая разбойница. Властительница мужских сердец. Сколько мужчин погибли из-за ее красивых глаз». Гадалка замолчала. Астролог поднялся, в его глазах стояли слезы. – Это действительно не сон, но и не только твое воспоминание. Эту историю рассказал мне мой дед, а ему – его дед, а ему – его дед – тот самый молодой пастор. Мы с тобой в крови имеем одно и то же, и наши семьи произошли от нее. Астролог положил на стол браслет с протянутой сквозь него бечевкой… Через четыре часа, закутанные в черные плащи, они вышли на улицу. Моросивший

холодный

дождь

заставил

двигаться

быстрым

шагом.

Примерно через час они были у цели. – Тебе придется немного подождать, я должен убедиться, что он спит. – Я замерзла, не держи меня долго на улице. Когда-нибудь я прокляну день, который нас с тобой свел, но, видит бог, это были лучшие дни в моей жизни, которые не смогла предсказать даже моя великая бабушка. Все заняло не более двух часов. Они вернулись назад промокшие и разбитые от усталости. Гадалка зажгла свечи. Присела у стола, положила на него голову и моментально уснула. Когда проснулась, Астролога не было. Он покинул ее навсегда, оставив на столе прощальную записку.

Лили Алекс сидел на берегу моря. Волны частыми рядами набегали на его ступни, принося освежающую прохладу. Он щурился на солнце. Выискивал в песке камешки, бросал в воду и любовался брызгами маленьких фонтанов. Поднял взгляд. Из воды выходила рыжеволосая красавица. С ее идеального,

стройного тела каплями стекала морская вода. Алекс в который раз залюбовался своей женщиной. Встал ей навстречу, обнял, легко подхватил на руки. Она запрокинула голову, захохотала, обнимая и целуя его влажными губами. Вечером они сидели в ресторане отеля. В вечернем платье, с бокалом белого вина, она казалась принцессой, незаслуженно посланной ему судьбой. Алекс тоже поднял бокал: – За нас! – За нас, – Лили улыбнулась. – Я люблю тебя. Он взял ее за руку: – И я тебя люблю, Лили. Ты для меня – все в этой жизни. Лили с нежностью посмотрела на него. – Ты жалкий и противный врунишка. Ты только говоришь, что ты со мной, но мысли твои рассеяны по разным делам и возвращаются ко мне, только когда я начинаю этого требовать. Ты, наверное, снова думаешь о ней, о Кристине? – Нет, я думал о другом, а у тебя, похоже, она из головы не идет. Это моя вина, что я не уладил ситуацию. Обещаю, когда вернемся, я расставлю все точки над «i». Хотя она догадывается, что я не один улетел… – Она ждет, что ты перегоришь мимолетным увлечением и останешься с ней, – задумчиво глядя в сторону, проронила Лили. – Не слабая женщина. Интересно, как мужчина бы воспринимал ситуацию, что его женщина где-то с другим, обнимает его, целует?

– У мужчины нет иммунитета от измены. Отношения раньше были построены так, что женщине одной с детьми было не выжить, и она инстинктивно держалась за более сильного. У мужского рода с этим не было проблем. Выжили те ветви женской популяции, которые в том числе пережили мужские вольности, а когда мир изменился, оказалось, что мужчина в этом месте слаб, к тому же он не может вынести простого одиночества. А женщина, когда смогла себя обеспечивать, не стала мириться с наплевательским к себе отношением, к тому же она к концу жизни почти всегда по разным причинам остается одна. – Давай не будем о грустном. – Лили встала. – Пойдем пройдемся по берегу. Они шли взявшись за руки. На них смотрели встречные, очевидно, отмечая как видную и прекрасную пару. Теплый воздух и запах моря придавал вечеру непередаваемую романтичность. Алекс, поддавшись мимолетному чувству, остановил Лили и начал ее целовать. Лили, сначала нерешительно, но потом не сдерживая в поцелуе улыбки, страстно вторила ему. – Пользуешься влиянием на беззащитную влюбленную в тебя женщину? – Лили смотрела ему прямо в глаза. – Кто? Я? Это ты, зная, что мужская любовь сильнее женской, манипулируешь мной и моими чувствами! – Вот в первый раз такое слышу, – Лили старалась идти в ногу с Алексом, взяв его под руку. – Как это? – Бог, создавая мужчину, наделил его способностью страстной любви, доводящей его разум до сумасшествия. Иначе как объяснить порочное

желание мужчины, не думая о последствиях, иметь ребенка только из стремления удержать женщину от посягательств других мужчин. Привязать ее к себе. И успокоение наступает только тогда, когда ее интересное положение определяет его собственность на нее в глазах окружающих. – Правильно, – Лили еще сильнее прижалась к нему, – докажи всем окружающим

свою

собственность

на

меня.

–

Сказала

громко

расхохоталась. Через час он лежал с открытыми глазами. Она рядом. С растрепанными волосами, чуть приоткрытым ртом. Одеяло сползло с нее, и он время от времени косил глазами на ее небольшую упругую грудь, не рожавшей еще женщины. Потянулся за стоявшим на тумбочке бокалом с недопитым вином. Мысли вернули его к событиям полугодовой давности. Они познакомились, когда он лежал в больнице. Она вошла в белом халате, стала за спиной у врача, беглым взглядом рассматривая бумаги в его руках. Потом пришла на пятый день, одна. Спросила разрешения войти и присела рядом с кроватью. – Меня зовут Лили, – эти ее первые слова навсегда остались в памяти Алекса, как и ее нежный бархатный голос. – Я врач. Вернее я и врач, и ученый, ассистент кафедры кардиологии. У вас нестандартный случай, и кроме того что мы должны понять, как правильно вас лечить, все это представляет интерес для науки. – Продолжая говорить, она взяла своей маленькой рукой его руку, нащупала пульс. Пока она говорила, он смотрел в ее красивые глаза, сквозь халат видел ее стройную хрупкую фигуру, любовался маленькими тонкими пальцами. – Что вы так внимательно меня разглядываете?

– Просто начинаю понимать, что ради науки и ради вас готов на все… Она громко, запрокинув голову, засмеялась. Потом он будет безумно влюблен в ее смех, в ее походку, которой она через полчаса покинула его палату. Так получалось, что они с Кристиной приходили по очереди, не пересекаясь одна с другой, и Алекс заметил, как ждал ухода Кристины и как колотилось его сердце при приближении свидания с Лили. Дело пошло на поправку, и однажды, когда они гуляли по институтскому парку, он решился и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, в ответ сжала его руку, опустила голову и улыбнулась. Алекс привлек Лили к себе, взял в свои ладони ее лицо и погрузился в ее мягкие нежные губы. Она завладела его сердцем в прямом и переносном смысле. «Так, нужно все сказать Кристине, объясниться, извиниться и не устраивать двойную жизнь», – подумал Алекс, встал и вышел на балкон. Зазвонил телефон, на его экране выбился номер его партнера по бизнесу. Снял трубку. – Привет, ты где? – спросил голос в трубке. – Томас, я далеко и не один. Что-то срочное? – И как она? Или не можешь говорить? – Могу, но не хочу. – Когда планируешь вернуться? – В следующий понедельник. – Алекс, положение такое, что тебе нужно завтра быть в Вене. Я лечу туда сегодня: кажется, на тендере наше предложение победило – мне позвонили из банка.

– Так тендер же отменили месяц назад! Нам все документы вернули, и я сам их в свой сейф упаковал. – Вчера пришло сообщение, что все состоялось и нам дают десять дней на подписание контракта и согласование условий оплаты. Это как нельзя кстати. Алекс облокотился на стену балкона. «Состоялось, необходимо срочно все актуализировать и не упустить шанс выйти из сложной ситуации», – стучало у него в голове. Лили в халате вышла к нему на балкон, держа в руке бокал с вином. – Милый, что-то случилось? – Да, случилось, и это случившееся – второй подарок судьбы. Лили взяла из его руки бокал: – Если первый – это я, то возьми меня с собой и никогда не теряй. Алекс с нежностью посмотрел на Лили: – Тогда собирайся, мой ангел, мы немедленно возвращаемся. Способность влюбленных радоваться несмотря ни на что, лишь бы быть вместе, спасала их отношения в любых поворотах жизни. Пять часов спустя Лили досыпала на плече Алекса в самолете. Алекс и Томас сидели в офисе банка уже пятый час. На каждом новом этапе переговоров к ним в комнату переговоров приходил все более крупный банковский служащий, внимательно их выслушивал и удалялся рассказать еще более высокому начальству. Наконец, в дверях показался высокий человек в черном костюме, седовласый и впечатляюще приветливый. Он сел

напротив, достал из внутреннего кармана пиджака дорогую ручку, поднял на них свои пронзительные глаза и сказал: – А теперь еще раз все по сути, только главное и без воды. Алекс медленно, стараясь ничего не упустить, в который уже раз обрисовал суть коммерческой операции. – Хорошо, – финансист откинулся на спинку кресла, – на бумаге выглядит все идеально, но кто-то из вас должен полететь и все на месте проверить. Алекс и Томас переглянулись. – Я полечу, – сказал Алекс, вставая. – Сегодня, первым же рейсом. Алекс и Томас вернулись в гостиницу. Оба были перевозбуждены. Неожиданно судьба послала спасение им самим и их многолетнему бизнесу. – Что скажешь? – спросил Томас, снимая пиджак. – Нам нужно разделиться, – Алекс быстро налил и выпил стакан воды. – Я полечу и все на месте проверю – документы, гарантии банка, стыкуется ли наше оборудование с их энергетическими сетями, местом размещения; и попрошу познакомить меня с персоналом, который будет после установки все обслуживать и в случае необходимости мелкого ремонта устранять неисправности. Ты поедешь в наше представительство в Мюнхене, проверишь всю документацию еще раз и сделаешь перед комплектацией для транспортировки пару прогонов, чтобы на месте не возиться с настройкой; обрати внимание на коммутацию между блоками и шкафами – желательно, чтобы все, что возможно, дублировалось. Подумай, кто из техников и инженеров более подходит для сопровождения и сборки всего на месте. И

еще. Все должно быть максимально секретно. Никто кроме тебя и меня не должен знать о контракте ничего. – Все понятно. Давай спустимся вниз, пропустим по сто граммов виски и все еще раз обмозгуем. Черт возьми, кто мог подумать, что так удачно сложится ситуация! – Томас опять натянул пиджак и вслед за Алексом пошел к лифту, закрыв за собой дверь в номер. В баре было полно народу. Они нашли место в углу и расположились на высоких деревянных стульях. Негромко играла музыка, не давая расслышать, что говорили между собой сидящие вокруг посетители. Закурили. – Все выглядит как-то нереалистично, – Томас вертел головой по сторонам. – Слишком быстро и просто. – Не парь мозги. У меня был знакомый банкир, так он мне многое объяснил. У них иногда столько денег, что им девать их некуда и они рассматривают все рабочие варианты, вот мы и оказались на очереди. Хотя действительно все выглядит так, что всё делают за нас и толкают на следующий шаг. – Алекс, сейчас важно убедить банк на финансирование первого этапа, а дальше они сами будут ходить за нами... Как твои отношения с Кристиной? – сменил вдруг тему Томас. – Знаешь, до определенного возраста женщины все выглядит так, будто она выходит замуж, а после определенного возраста так , что замуж ее берут… – Так, непорядок… Ты, похоже, пытаешься спрыгнуть с отведенной каждому мужчине миссии продолжения человеческого рода. Помни, у женщины всегда цель – ребенок, а мужчина – средство, которому

позволяется и дальше присутствовать при ней, если он постоянно доказывает свою необходимость и правильно себя ведет. – Вот так – послушаешь мнения женатых мужчин и семью заводить не захочешь. Томас громко рассмеялся, привлекая к себе внимание окружающих. – Ладно, пошли спать, – сказал Алекс, допивая виски. – Завтра день не из легких, два тяжелых перелета. Они встали, расплатились и пошли к выходу. Три минуты спустя в глубине бара встали два человека и тоже покинули помещение.

*** Маленький самолет чудом сел в пустыне. Алекс смотрел в иллюминатор, стараясь разглядеть очертания здания аэропорта. Машина остановилась. Пилот заглянул в салон, где в полном недоумении сидели семь пассажиров. – У нас утечка топлива, не дотянем. Вынуждены здесь подождать, пока подвезут керосин. Это займет время. Советую выйти, а то здесь через полчаса будет плюс пятьдесят. Вещи не берите, только самое необходимое, я самолет закрою. В четырехстах метрах от места посадки стоял шатер, довольно просторный, с отверстием наверху. Алекс присел возле входа. «Не дотянули сорок минут», – подумал он. Достал телефон. Приема не было. Он начал внимательно рассматривать пассажиров – товарищей по несчастью. Пара престарелых, наверное, муж и жена; молодой парень, скорее всего студент; священник; и двое военных среднего возраста в мундирах без знаков различия. Все рассчитывали на

короткое совместное пребывание в полете и теперь тоже с интересом разглядывали друг друга. Прошло шесть часов. На смену несусветной жаре пришел холод. Алекс натянул свитер, благоразумно прихваченный из салона самолета. Два летчика и семь пассажиров сидели у горящего мангала. Приходил и уходил абориген, у него была рация, и он единственный знал об их перспективах, но говорил об этом только с командиром корабля. Алекс вышел из шатра по нужде, прошел мимо лежавших в темноте верблюдов, зашел за небольшой холм. Вдруг несколько невидимых сильных рук обвили его ноги, схватили за руки, зажали его рот. Бешеные глаза появились перед его лицом. Ему на чистом английском велели: – Молчи и не дергайся, а то убьем. Алекс почувствовал холод стали на своем горле. Несколько раз моргнул в знак согласия. Его связали, потом долго несли, затем положили в открытый кузов пикапа и повезли по пустыне. Рядом сидели двое с закутанными в платки лицами. Он лежал на спине и то закрывал глаза, то смотрел на звезды черного восточного неба, пытаясь догадаться, что могло привести к такому резкому повороту в его судьбе. Ехали недолго. Машина остановилась возле одиноко, вдали от других, стоящего небольшого одноэтажного здания. Его вынесли из машины и положили на землю лицом вниз. Люди приходили и уходили. Потом подошел невысокий мужчина и по-английски сказал: – Переверните его. Алекса перевернули. – Это он. Несите его в подвал. Его унесли вниз по железной лестнице и положили на кровать. Развязали. Указали на миску с водой и накрытую тряпкой еду. Удалились,

закрыв за собой тяжелую дверь. Алекс с трудом сел на край кровати. В темноте, пока глаза к ней не привыкли, ничего не было видно. «Вот это попал», – подумал он, повалившись без сил, и моментально уснул, сраженный пережитым стрессом. Когда открыл глаза, в комнате сидело трое и еще один высокий араб стоял у них за спиной. Один из сидевших сказал: – Вы – Алекс Дом, совладелец фирмы Dom LTD. Ваша фирма выиграла тендер на поставку оборудования для столичного аэропорта страны на 14,8 миллиона долларов? – Что вы от меня хотите? – Вопросы задаю я, – перебил он Алекса. – Вы выиграли тендер, потому что в вашей заявке указаны сверхточные приборы, которые применяются только космическими войсками и не применяются ни одним аэропортом мира. – Это неправда. – Это правда. Правда и то, что по вашему заказу один из институтов на Востоке разработал уникальный блок, который в сочетании со стандартным комплектом дает высочайшую точность наведения и расчетов. Вы контрабандой доставили его в вашу лабораторию и вмонтировали в корпуса без номера, не указав происхождение в спецификации. – Чего вы хотите? – выдавил из себя Алекс. – Чтобы вы нам все рассказали и показали и, как джентльмен, отказались от тендера. Мы работаем на этот контракт четыре года, а вы появились – и сразу в дамки. Нехорошо. – Меня будут искать, вас изобличат и накажут.

– Нет, нет, дорогой мой, самолет сегодня утром взлетел и через двадцать минут потерпел крушение в пустыне – посмотрите на фотографии... Ваши вещи и ваш паспорт нашли среди обгоревших обломков. Вот что осталось. Вас уже нет в живых по официальной версии, и если вас зароют в одном из холмиков бескрайней пустыни, искать никто не будет. Думайте, у вас не так много времени осталось. Они встали и удалились. «Теперь хотя бы ясно, откуда ноги растут», – подумал Алекс и сел на полу. В последний раз жизнь ставила его перед лицом смерти в армии, где он служил рядовым в элитной бригаде альпийских стрелков. Уже под конец срока службы его подразделение подняли по тревоге. Из пятидесяти шести солдат командир отобрал одиннадцать самых выносливых. Они и еще пять офицеров включая командира за ночь совершили пеший бросок по непроходимым склонам заснеженных гор. Когда рассвело, всех собрали в расщелине межу двумя скалами. Алекс сразу понял, что абсолютная тишина в эфире и элитность команды ничего общего не имела с учебной вылазкой. В белых комбинезонах, уставшие от шестичасового марша на пределе сил, прижавшись друг к другу, стрелки слушали командира. – Ситуация выглядит так. Вчера утром предположительно шестеро молодчиков после кровавой драки в одном из отелей, убив трех туристов и убежав от полиции, ушли в горы. Где они, не ясно. Но они захватили с собой троих детей владельца отеля. Двух девочек и мальчика. Затребовали, чтобы им обеспечили безопасный выход на равнину. Их заметил местный егерь. Он ждет нас в километре отсюда. Разделимся здесь и пойдем двумя группами по разным маршрутам, третьего пути здесь нет, только смертельные откосы – им не уйти.

Небольшой заснеженный домик егеря брали штурмом с трех сторон. Алекс следовал вторым номером за одним из офицеров. Они проникли через окно как раз в ту комнату, где были дети. Рядом с ними спала молодая невысокая девушка. От грохота и выстрелов в соседней комнате она вскочила. Безумным взглядом посмотрела на них, потом выхватила пистолет и направила на одну из девочек. Офицер прыгнул, прикрывая детей своим телом, и выстрел пришелся в него. Алекс, помня приказ: «Основное – дети», – тоже рванул к ним, краем глаза увидев, как девушка, босая, выпрыгнула через окно и побежала вверх по склону. Через секунду в комнату через дверь ворвались командир с егерем. Алекс, не замечая, что из уха по лицу хлещет кровь, выпрыгнул в окно и устремился вслед за уже далеко ушедшей преступницей. Он настиг ее у обрыва. Отрезвевшая от мороза и бега, практически голая, она с пистолетом в руке повернулась лицом к нему. – Брось игрушку, ты и так уже много натворила, – сдерживая дыхание и пытаясь говорить как можно спокойнее, выдохнул Алекс. Она смотрела ему в глаза, оскалив зубы и переминаясь с ноги на ногу. Попятилась назад. – Сам брось свою автоматину, стрелок, – прорычала она. Наклонилась, рукой схватила снег и размазала себе по лицу. Снег растаял на ее пылающем лице, стекая водой на прерывисто дышащую грудь. Алекс опустил ствол и начал медленно приближаться к ней. На большом расстоянии позади него появились точки приближающейся погони, и она это заметила. Резко вскинула руку. Черное отверстие ствола смотрело ему прямо в глаза. Холодом наполнилась его кровь, разнося по телу жуткий страх. Еще мгновение, и эта картина станет лицом его смерти. Инстинктивно его тело

качнулось в сторону, потом в другую.Она выстрелила в него. Падая, нажал на курок. Очередь скосила ей ноги. Она запрокинулась и полетела по откосу вниз, задевая острые пики каменистых выступов. Пуля его не задела, пролетела мимо, ввинтилась в глубокий снег позади него. Весь вечер его трусило, когда они всем подразделением сидели возле костра в ожидании прибытия военной полиции. Он курил и курил сигареты без остановки, одну за одной. Всех остальных взяли живыми, кроме нее. Дети были очень напуганы, но целы и невредимы. Еще много лет спустя ему часто снились ее глаза. Злые и обреченные… Утром вошел высокий араб, поставил на пол бутылку с водой и на деревянной тарелке два куска лаваша, затем принес и бросил на пол обгоревший чемодан Алекса, пнул его ногой к кровати, потом вернулся, взял бутылку с водой и плюнул вовнутрь, оскалил зубы и вышел, закрыв за собой дверь. «Подонок», – отметил, подымаясь, Алекс, только сейчас почувствовав боль во всем теле. Подтянул к себе чемодан – и это, похоже, было последнее, что тот мог выдержать: чемодан развалился, посыпались обгоревшие вещи. Алекс

достал

косметичку:

«Ну

конечно,

колющие

режущие

предусмотрительно убрали». Пахло гарью. «Действительно самолет упал или все инспирировано? – задался он вопросом. – И если упал, то это похищение начинает быть похожим на спасение». Вещей не хватало, наверняка забрали, чтобы были доказательства его гибели. Алекс лежал, закрыв глаза, наверное, уже час. «Сколько у меня еще времени – час, день, два, неделя? – спрашивал он себя. – Я не прилетел. Значит, банк не подтвердит тендерному комитету

финансирование, а значит, и исполнение обязательств по закупке и поставке оборудования через десять дней. Если бы меня хотели убить, уже бы убили. Значит, у меня десять дней. Хорошо». Алекс взял бутылку, брызнул из горлышка на пол и, сдерживая отвращение, выпил. Внезапно почувствовал острою тонкую боль в левой ноге, услышал шипение и шорох. Прыгнул с ногами на кровать, громко закричал, призывая на помощь. Взгляд его раздвоился, подступила тошнота. Ему показалось, что на стенах комнаты проступила вода. Голова вдруг резко закружилась, быстрее, быстрее, превращая окружающее пространство в стремительный вихрь, следом пришла всепоглощающая невесомость. Все оборвалось и погасло за одно мгновение… – Где я? – На Зеленой улице. – Уже время? – Нет. – Но та ситуация, в которой я оказался, не оставляет шансов – нет выхода. – Почему? Смерть – тоже выход. – Ты же сказал, что еще не время? И теперь куда? – Побудешь здесь, поговорим, все обсудим. –

начинаю

привыкать

этому

месту,

здесь

нет

касаний,

раздражающих нервные окончания. Наверное, чем больше и чаще здесь пребываешь, тем меньше хочется возвращаться назад, в суету земного обитания? Я могу здесь остаться?

– Нет, тебе нужно вернуться. – Ты же говорил, что каждый человек сам решает, воспользоваться или нет пришедшей жизненной ситуацией. – Да, я знаю, что тело и сознание человека быстро привыкает к хорошему, но у тебя иное предназначение, и ты должен вернуться. – Какое предназначение? Значит, устройство мира там и здесь одинаково? Человеку, чтобы он прожил день, еды необходимо столько, сколько вмещается в его ладони, знаний столько, сколько написано в одной книге, удовольствия столько, сколько дает плотское утешение одной ночи. Зачем мир производит столько лишнего, что приводит существование людей в безумное движение? В этом предназначение? – Твое предназначение в том, чтобы остановить безумное движение. Если ты останешься здесь, то неизвестно, какие силы тебя примут, светлые или темные. Это неподвластно управлению, а ты, вернее твое наполнение, еще не готово безболезненно перейти черту. Но ты прав, частое здесь появление ведет к привыканию, поэтому ты появиться и вернуться назад сможешь еще лишь раз. – Какие есть еще варианты, кроме внепланового посещения морга? – Сделка с совестью. Ты соглашаешься на все условия американца. Передаешь ему в собственность свой бизнес. Становишься одним из членов преступного мира, из которого выхода практически нет. Дослужишься до его заместителя. Всю жизнь будешь бояться его и его окружения. Ничего особенного. На сделку с совестью идут все или почти все в критические моменты жизни. Это одно из условий, которое заложил Создатель в обмен на жизнь.

Только

сумасшедшие

существования и не ценят его.

фанатики

ставят

идею

выше

своего

– Нет уж, лучше морг. – Я тоже так думаю. – А как же там? На Земле… вернее в реальной жизни?.. – Ты сейчас в коме, тебя укусила ядовитая змея. Они утром хватятся, придет бездарный сельский врач и констатирует смерть. Но твой организм выдержит. В морге ты очнешься и через окно в кладовой убежишь. Из страха наказания дежурный медперсонал доложит, что тебя закопали в песках бескрайней пустыни…

*** Лили

переступила

порог

костела.

Высокие

своды

поразили

недосягаемостью ее взор, ощущался характерный запах присущий таким местам. Она присмотрелась и, когда глаза привыкли к тусклому свету, медленно пошла к алтарю. На первом ряду в одежде инока сидел Алекс. Присела рядом. Он повернул голову, посмотрел ей в глаза. Она взяла его за руку и положила голову на плечо. – Я столько слез пролила, столько просила Господа тебя мне вернуть. – Из ее глаз ручьем текли слезы. – Милая моя, – Алекс привлек ее к себе. – Я люблю тебя, очень, очень, – шептала Лили, прижавшись всем телом к нему. Прошел час, но они не устали говорить и любоваться друг другом. Потом Алекс встал, и они опустились по лестнице в его келью. Пастор стоял на балконе и наблюдал за ними, оставаясь незамеченным. Когда они удалились, подумал: «Покрываю грех, прости меня господи».

Они лежали, прижавшись друг к другу. Келья была небольшая, но теплая и сухая, и от этого казалась самым уютным пристанищем их любви. – Откуда ты знаком с Пастором? – спросила Лили. – Он был другом моего отца, они вместе учились в семинарии, отец потом потерял сан, но друзьями они остались навсегда. Отец много лет занимался астрологией. У него был свой мир, отдельный от нас, в который он уходил и ничего вокруг себя не замечал. Там были его мечты, его войны, его любовь, его победы, его поражения. Окружающая реальность его мало интересовала. – У него были частые депрессии? – Да, и даже очень, и в такие дни он терял вкус к жизни и ее смысл, боялся ее, жил негативными перспективами, все время готовился к неприятностям. Вообще, бремя жизни тяготило его. Когда я уже учился в университете, он продолжал считать меня мальчиком, при этом почти никогда не играл и не разговаривал со мной в детстве. Лишь один раз он сел рядом , долго молчал, а потом сказал, что я буду носителем большой тайны. Он умер, когда я был на практике в Америке, лететь на похороны я не захотел. – Почему он пил? – Пил он, чтобы притупить чувство реальности. Вино успокаивало его, погашая громадное внутреннее напряжение постоянно работающего ума. Он даже памятник бутылке вина поставил у нас во дворе и возлагал к нему цветы. – А чем он зарабатывал вам на жизнь?

– Писал. Был корреспондентом нескольких журналов и газет. Писал статьи и короткие интервью, на что-нибудь фундаментальное ему не хватало усидчивости и терпения. Мать давно поняла, что она в его жизни всего лишь необходимый атрибут, мебель в комнате, которая должна быть, даже если ее не используют. Но не мешала ему, жила своей жизнью, хотя, конечно, у них были и светлые дни… – А почему он не стал священнослужителем? – У него было свое мнение, которое я считаю не таким уж и не ординарным. Он считал, что религия появилась вследствие слабости человеческого рода, а не его силы. Некий свод правил поведения отдельных особей внутри сообщества, объясняющий необъяснимое, утверждающий понимаемое. Светские законы долгое время шли рядом с духовными и в конце концов начали расчленять общество на сильных и самодостаточных и слабых и неуверенных. Видя, что в наше время религии подвластны лишь неопределившиеся, он потерял интерес к ней, посчитав, что пастор сегодня скорее лечащий психолог, чем властитель умов. В дверь громко постучали. На пороге стоял Пастор, бледный и запыхавшийся. – Алекс, вам нужно срочно уйти, давайте быстрее идите за мной. – Что случилось? – За вами следили. – Сколько у нас времени? – Нисколько! Берите что есть под руками и быстро за мной. Здесь есть небольшой подземный выход.

Когда добежали, уже были слышны шаги и голоса идущих за ними людей. – Пастор вы с нами? – Нет, бегите, мне бояться нечего. Пастор втолкнул их в подземную галерею, сунул в руку Лили маленький фонарик и закрыл за ними дверь. По узкому проходу шли недолго. Уперлись в невысокую дверь. С их стороны в замке торчал ключ. С трудом открыв дверь, Алекс и Лили оказались в небольшой однокомнатной квартире. Ее окна выходили на церковную площадь. Алекс подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску. Из церкви выбежали два человека и побежали в сторону их дома. Когда пробегали мимо, один из них остановился. Стоял буквально в двух метрах от окна, и Алекс сумел разглядеть огромный шрам на его лице. Нехорошая мысль просверлила его мозг. Алекс посмотрел на Лили: – Я, наверное, вернусь. – Зачем? – Какое-то недоброе предчувствие. Он застал Пастора в его кабинете лежащим на полу в луже крови. – Боже, что случилось, отец мой? – Алекс бросился к нему. Пастор открыл глаза. – Они искали тебя и книгу. – Какую книгу? – Которую написал твой отец, в ней всё… – не договорил, Пастор затих .

Алекс набрал телефон полиции. Через десять минут он был уже рядом с Лили. – Нам нужно на время исчезнуть. – Куда мы? Я могу заехать домой и взять хотя бы кое-что из вещей? – Лили, это опасно. Придется обойтись тем, что есть. Мы поедем на автобусе, с пересадками, к морю. Там, в одном из рыбацких поселков, нас приютят на время.

Арвид К вечеру следующего дня Алекс и Лили были на месте. Арвид был дальним родственником его отца по материнской линии, угрюмый старик, проживший всю жизнь один. Все женщины, которые попадались на его пути, задерживались ненадолго, выяснив, что у него одна любовь на всю жизнь – море. Несколько раз они с отцом приезжали сюда. Мальчик был предоставлен себе и морю, а Арвид все время выслушивал рассуждения его отца. По вечерам они на холодной веранде пили ром. Днем ходили на рыбацкой яхте вдоль берега. Арвида никто и никогда не посещал, и он был всегда рад приезду дальнего родственника. Странности отца его не пугали. Он всегда говорил, что мы все думаем об одном, но только его отец мог части разношерстных мыслей и предположений выстроить в логическую цепь, плавно переходящую от звена к звену. Когда Алекс спросил его, может ли он когда-нибудь приехать к нему один, без отца, тот ответил: «Ты можешь меня даже об этом не спрашивать, а просто приехать, лишь бы к тому времени я был еще жив». Арвид был еще жив. . Он почти не изменился за эти годы, только сильнее сутулился, и ветер добавил на его лице глубоких морщин.

– Дядя Арвид, мы поживем у тебя немного, – сказал Алекс, сидя за столом и согреваясь горячим чаем. – Ваша комната наверху, – ответил старик, будто не заметив, что из вещей в руках Лили была лишь небольшая дамская сумочка. – Постельные принадлежности в шкафу, но я думаю, Алекс, твоя женщина быстро во всем разберется. Поднимайтесь, примите душ, а я пока приготовлю ужин. Комната была небольшая с двумя окнами, выходящими к морю. Алекс присел на кровать, поднял голову и привлек к себе Лили. – Пока поживем здесь. – Долго? – Не знаю. Здесь будет безопасно. Вряд ли кто догадается, что мы уехали сюда. Пусть все уляжется. Переждем. Ничегонеделание – это тоже иногда род действия. Пусть другие суетятся, а мы будем определять, что делать, следуя сложившимся обстоятельствам, и решать проблемы по мере их появления. Ты боишься? – С тобой я боюсь только одного – что нас разлучат. На деревянной лестнице раздались шаги. Вошел Арвид. – Разобрались? – Да, дядя Арвид, давно уже не дети. – Я принес плотные занавески и кое-что из одежды. Занавески, я так понимаю, лучше повесить сразу. Если что необходимо, скажите, я буду завтра в поселке и все куплю. Лили присела.

– Я напишу список. Было бы очень кстати, если бы вы кое-что для нас купили… Каждое утро и вечер они выходили на прогулку. Шли взявшись за руки навстречу восходящему солнцу или гаснущему закату по бесконечным песчаным пляжам вдоль спокойного моря. Налетающий ветер теребил их волосы, шелковистый песок ласкал ступни ног. Им казалось, что вдали от бурлящей и проблемной цивилизации их время остановилось, замерло, словно

предоставляя

возможность

подольше

насладиться

лучшими

мгновениями жизни. Ужинали запеченной на костре свежей рыбой. Нанизывали ее на длинные деревянные жерди и жарили. Потом сначала Лили, а затем и Алекс поднимались к себе в комнату, оставляя у костра хозяина песчаных дюн. Несколько раз они выходили в море с Арвидом. Алекс – чтобы помочь, Лили – чтобы полежать на неласковом северном солнце, покачиваясь на волнах. – Лили, – как-то спросил ее Алекс, – что ты чувствуешь, когда с горизонта пропадает берег и вокруг на многие километры только одна вода? – В первый раз было какое-то чувство незащищенности. Как будто начинаешь быть зависимым от прихоти природы. А ты? – А у меня это чувство и не проходит. Я все время успокаиваюсь, только когда, возвращаясь, вдруг вижу очертания береговой полосы. Наверное, земное происхождение дает о себе знать и перемещение в другую среду пробуждает в мозгу протест, выливающийся в чувство неудобства и страха. Обычно Арвид слушал их разговоры молча, но сейчас вмешался: – Это потому, что вы видите себя отдельно от природы, забывая, что являетесь ее частью. Когда-то я спросил своего учителя, кто выживает во

вдруг изменяющихся условиях? Самые сильные? Он ответил: «Нет, не самые сильные, а те, кто умеет приспосабливаться». Если, выйдя в море, вы не стали его частью, вам здесь всегда будет нехорошо. Лили расхохоталось: — Алекс, я буду изображать русалку, а ты должен мнить себя морским дьяволом. Арвид нахмурился: – Я не об этом. При возвращении погода сильно испортилась. Шхуну бросало из стороны в сторону. Волны все сильнее и сильнее перехлестывали через борта. Мотор работал на пределе сил, стараясь конкурировать с энергией волн. Вдруг посудина вся затрещала, ее сильно наклонило. Следующая волна накрыла палубу. Алекса подхватило и перекинуло за борт. Он успел схватиться за висевшие вдоль борта рыболовецкие сети и повис. Голова Лили появилась над бортом сразу, как только шхуна выровнялась. – Держи, – она бросила ему круг, закрепленный на канате, и, как показалось Алексу, с несвойственной ей силой практически выдернула его за канат на палубу шхуны. Вся мокрая, дрожащая от возбуждения, прокричала ему на ухо, перекрикивая шум ветра: – Ты куда собрался? Потерять тебя сейчас не входит в мои планы, или ты действительно возомнил себя морским дьяволом? После этого случая в море с Арвидом они больше не выходили. Шел день за днем. Начался сезон дождей, изменив привычный ритм жизни. Теперь они чаще находились в доме. Тем для разговоров было

немного, поэтому каждый пытался занять себя, чем только мог. Алекс и Лили перечитали все, что было в доме. – Арвид, – сказал Алекс, спустившись вниз в один из дождливых промозглых вечеров, – есть еще что почитать? – Посмотри в чулане, но там в основном специальная литература по мореходству, – ответил Арвид, вставая с кресла. – Я сам посмотрю, – остановил Алекс старика и спустился в чулан по скрипящей лестнице. На пыльных полках действительно было много книг по мореходству и судостроению. Из вороха книг Алекс достал тонкую папку. Она выскользнула из его рук. Пачка листиков веером разлетелась у него под ногами. Поднял один из них и сразу узнал почерк своего отца. Собрал все с пола и поднялся наверх. – Это твой отец здесь ночами пописывал, – увидев папку в руках Алекса, сказал Арвид. – Я узнал его почерк. Я могу это взять себе? – спросил Алекс. – Да, конечно, твой отец ничего об этом не говорил. Когда он вдруг бесследно исчез, я нашел эту папку в комнате на столе. Он позвонил через три дня из Парижа, сказал, что дальше пишет в муниципальной библиотеке, и просил сохранить все до его приезда. – Почему в Париже? – Смотрителем там служит его друг детства. Мне вообще-то показалось, что эту папку он специально здесь ее оставил. – Ты хочешь сказать, что он писал и оставлял разные части в разных местах, чтобы никто не смог все собрать без него воедино? – то ли размышляя, то ли предполагая, спросил Алекс.

Арвид поднял на него полные непонимания глаза. Вернувшись к себе в комнату Алекс сообщил Лили. – Посмотри, что я нашел! Это рукописи отца, завалялись в чулане. Затем весь вечер они читали , передавая листики друг другу. Когда закончили, Алекс снова взял в руки первый лист.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОТ ВООБРАЖЕНИЯ Все, что создано человечеством на земле, – плод его неуемного воображения. Вернее его отдельных особей. Влияние отдельных личностей на развитие цивилизации огромно и основано всего лишь на нескольких десятках изобретений, раз за разом толкавших ее на новый уровень развития. Основой всегда служило то, природу чего человечество не сможет объяснить никогда- ВООБРАЖЕНИЕ. Что происходит у них в голове, порой не могут понять и они сами – творцы. В давние времена, когда не было телевидения и кино, силой игры фантазий талантливый писатель расписывал картину бытия и течения жизни так, что те, кто читал этот труд, без усилий воспроизводили в своей голове виды и картины, перенесенные писателем из своего воображения с помощью слов и выражений на бумагу. Архитектор, создавая огромные здания и храмы, сначала строил их в своем мозгу, распределяя по извилинам отдельные коридоры, с закрытыми глазами гуляя по его этажам, мысленно взлетая в воздух и любуясь красотой им придуманного с высоты птичьего полета. И уже после того как все было готово

миллионы

глаз

впитывали

себя

эти

творения,

пытаясь

«сфотографировать» плоскую проекцию шедевра по частям. Великие полководцы, сотни раз заставляли свое воображение кипеть в страсти сражений, выигрывали свои войны и походы в мечтах, покоряли страны и

континенты, повергая к своим ногам богатства мира , прежде чем отдавали первый приказ. ВООБРАЖЕНИЕ. Не будь оно у некоторых особей человеческого рода таким активным, будущее остальных было бы иным. Или наоборот. Если бы значительная часть живущих была наделена большей способностью генерировать, чем поглощать, то это могло бы разогнать течение событий до такой скорости, которая сама бы потребовала управления более высшего ВООБРАЖЕНИЯ. Оно не подвластно самой особи,

наделенной

данной

способностью.

ВООБРАЖЕНИЕ

есть

существует в мозгу человека, оно действует само по себе, оказывая влияние на все остальные функции человеческого организма, засыпая и возбуждаясь только по своему желанию, и развиваясь и двигаясь хаотично как ветер в поле…

Алекс все перечитал еще раз, перелистнул последнюю страницу, лег на кровать, закрыл глаза. – Ты что-нибудь поняла, Лили? – Мне кажется, где-то есть начало и есть продолжение. А то, что написано здесь, – отрывок из середины. Алекс присел на край кровати. – Может быть, какие-то вещи, происходящие с нами, это всего лишь плод нашего воображения, а не принимаемая нами реальность? Значит, если следовать логике, у отца было три друга и мать – люди, которым он мог бы довериться, и есть четыре части, как четыре угла на перекрестке улиц. Собираемся – завтра мы едем в Париж.

Смотритель Их сняли с поезда возле Парижа и привезли в полицейский участок. Лили отпустили, а Алекса отвели на допрос. Три с лишним часа ему задавали вопросы, он отвечал и был неописуемо поражен осведомленностью полицейских о нем, его занятиях и прошлой жизни. Его сфотографировали и сняли отпечатки пальцев. Потом положили на стол протокол допроса, предложили

прочитать

подписать.

Комиссар

закурил

очередную

сигарету.Предложил закурить Алексу. – Давайте еще раз все по порядку. Вы – Алекс Дом. Документов у вас нет. – Я же говорил, что они пропали при крушении самолета. – Кто вас может опознать? – Мать. – Она умерла полтора месяца назад. Алекс поднял глаза, к горлу подкатил ком. – Тогда моя бывшая подруга Кристина. – Мы и ее нашли, – комиссар достал ответ на запрос. Она в психиатрической больнице, никого не узнает, очень тяжелый случай. Алекс схватился за голову. – Тогда мой партнер Томас. – Его, как выяснилось, искали не только мы. На него заведено уголовное дело и выписан прокурором ордер на арест.Он также как и вы в розыске. Комиссар встал.

– Кто убил пастора, уже установлено. К вам у нас больше вопросов нет. Подпишите бумаги, получите ваши вещи и можете ехать домой. Вот ваше временное удостоверение личности. И еще… Комиссар встал, подошел к большому сейфу, открыл, достал черную тонкую папку и положил на стол перед Алексом. – При обыске у пастора обнаружили эти рукописи. В записке было написано, что они принадлежат вам. Для следствия они не представляют интереса, и мы не стали приобщать их к делу. И одна нехорошая новость для вас. Латвийская прокуратура хочет вас видеть. Друг детства вашего отца, Арвид, на следующий день после расставания с вами вышел на своей шхуне в море и не вернулся. – Боже мой, – только и смог выдавить из себя Алекс. Когда первый шок от известия о гибели Арвида прошел, он открыл папку и начал читать.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОТ ТЕРПЕНИЯ Человеку неподвластно управление своей судьбой. Его будущее во многом зависит от его способности правильно определяться в настоящем, учитывая опыт прошлого. Если бы он был один в чистом поле и на него не действовала окружающая среда, то не было бы необходимости стоять и ждать: только движение в правильном направлении и скорость этого движения определяли бы его будущее, которое зависело бы только от его усилий и желаний. Но мир многогранен и изменчив, и тогда важным качеством человека при формировании своего будущего становится ТЕРПЕНИЕ. Пока он жив, мимо него идут события, действия, возникают

обстоятельства. Способность терпеливо ждать, перелистывая ненужное, и правильно определять, не упуская свое, проходящее рядом, во сто крат эффективнее усилий по достижению не свойственных сущности начинаний. ЖДАТЬ. Ждать как зверь в засаде: не обращать внимания на мелкую добычу, не растрачивать свои силы и сдерживать гнетущий голод в надежде на крупный улов, который он своими бездумными действиями мог бы спугнуть. Ждать, как ждет ядовитая змея, поднятая ястребом с пустынных полей, что когти птицы, с силой пронзающие ее тело, когда-нибудь ослабнут,

она,

собравшись,

единственном

движении

нанесет

смертельный укус, спасая свою жизнь… ...Они встретились на противоположной от комиссариата стороне улицы. Когда он обнял ее,папка выпала с его рук.Она подняла ее с земли и крепко прижала к себе.

Держала одной рукой его, а другой папку,как две

чрезвычайно важные для нее в этот момент вещи. Алекс и Лили нашли Смотрителя в предместье Парижа. Невысокий полный лысоватый человек сразу узнал Алекса. – Да, да, я все знаю. Арвид… Затворник. Закончил там, где и хотел, в своем любимом море. Тело нашли только вчера. Я молюсь за него постоянно. Ты очень похож на своего отца… Он крутился вокруг Алекса и пытался все время дотронуться до него рукой. Лили еще немного посидела с ними, но когда он, неугомонный болтун, достал фотографии юности, попросила предоставить возможность отдохнуть. Совершенно измученная событиями последних дней, она приняла душ и легла в предоставленной им маленькой комнатушке. Мужчины, стараясь не мешать ей, перешли на шепот.

– Четверо нас было, четверо. Все разные. Пастор – великосветский интеллигент. Молчаливый и со всем соглашающийся Арвид. Я – как утверждал твой отец, ходячее собрание сочинений всех времен. И он. – Он был лидером у вас? – Нет, лидером из нас не был никто. Каждый был сам по себе, и только он – один со всеми. Он был каждому из нас близким другом, а мы между собой – близкими знакомыми. Мы общались только потому, что он этого хотел или не хотел. Любили все одну женщину. А женился на ней – он, позволив нам всем только общаться с ней. – Значит, он имел влияние на вас всех? – не унимался Алекс. – Он не имел влияния даже на самого себя. Я говорил ему, что вечный конфликт его тела и мысли никогда не даст ему возможности достичь душевной гармонии. А он хохотал и бил меня, кричал, что я потешный инок и слуга своего желудка. – Я не понял. Что значит конфликт тела и мысли? О чем это вы? – Твой отец считал, что тело – это всего лишь оболочка для разума, ничего не значащая и не стоящая внимания. Оболочка, за которой просто надо ухаживать, смазывать ее, как детали машины, удовлетворять плотски, кормить, чтобы выполнялась главная миссия – обеспечение полета мысли. Внешность, возраст, раса человека не играла для него никакого значения. Все люди для него были по уму, а не по родству ранжированы. – Да, я это знаю. Вполне ощутил эту его особенность на себе. Вообще, я даже удивлен, что у него были такие верные друзья по жизни. – Да не было у него никогда друзей, и мы были для него лишь свитой, вечно ждущей его величественного внимания. Он появлялся вдруг. Писал.

Курил. Опять пропадал. И оставлял после себя сгусток энергии неведомой силы. Но мы все любили его, и когда его не стало, началось и наше медленное угасание. Все-таки он был прав, когда говорил, что если в мозгу умерла мысль, лучше телу самому отправиться следом, чем совершать пустое скитание по Земле в ожидании биологического конца. А я спорил, говорил, что главное – тело, а все остальное служит лишь удовлетворению его удовольствий через сеть нервных окончаний. «Глупый выродок, – кричал он, – хочешь обмануть тысячелетнюю эволюцию. Для существования человека важнее всегда была вода, а не еда, и только потому, что ее всегда было много, а еды всегда не хватало. Природа сформировала так его структуру: пей и мало ешь – будешь жить; ешь и мало пей – погибнешь как рыба, выброшенная на берег прибоем. Так же и мысль важнее бренного сгустка материи». – То есть тело, выжженное изнутри, только поглощает чужое тепло, неся вред окружающим и являясь паразитом общности? – Все дело в гармонии между этими двумя субстанциями. Любой перекос ведет к конфликту. Естественная саморегуляция душевного состояния с окружающей средой должна сопровождать человека всю жизнь. Естественная, а не приобретенная или насажденная. Он всегда говорил, что каждому человеку соответствует определенная длина жизни. Ею он называл временной промежуток, который соответствует пребыванию тела в гармонии со своим разумом. Когда все находится в дисгармонии, наступает фаза неестественного существования. У некоторых это год, два, пять, может дольше, но никогда не все время. Алекс перебил его:

– Ничего нового! Человек не может быть счастлив постоянно, состояние душевного подъема все равно когда-нибудь идет на спад. – Нет, нет, мальчик мой, счастье – это тоже состояние дисгармонии. Речь идет о состоянии удовлетворенного спокойствия, без взлетов и падений, просто уверенного медленного движения в унисон, при котором система не приходит в состояние резонанса. – Вы прямо словами отца все обосновываете, – Алекс улыбнулся. – Ты бы тоже ими заговорил, если бы столько ночей провел рядом. – Отец никогда в разговорах со мной не поднимал этих тем. – Тема на самом деле одна, – Смотритель налил себе и Алексу вина: – В чем смысл жизни? Тот, кто разобрался, живет легко, правильно определяя, как капитан корабля, свое положение в огромном океане существования. Кто не разобрался – живет тяжело, мучаясь и мечась. А все дело в верном определении своих сил. – Каких? Жизненных, умственных духовных? – Алекс пригубил из бокала. – Их совокупности. И постараться в пути не только не надорваться, не рассчитав своих возможностей, но и не пренебречь ими, не оставить резерв нереализованных возможностей на волю ветра. – Так в чем же все-таки, по его мнению, был смысл жизни? – не унимался Алекс. – В безостановочном достижении цели. Постановка и достижение новой, когда покорена старая. Не останавливая движения. Сверяя все время планку желаний с возможным усилием. Движение, по его мнению, – смысл жизни. – А сон?

– Сон – тоже часть движения. Пусть медленного и неконтролируемого. Это как точка между предложениями, разделяющая мысли на участки, удобные для восприятия. Даже движение по кругу лучше бессмысленного стояния, хотя там и тут результат один. -Движение по кругу? Тогда нет выхода? -Есть.По спирали вниз или по спирали вверх.Взависимости от скорости изменения событий -падение или взлет. –Получаеться,что внешне реализуясь мы должны повторять наше внутреннее строение – течение крови, сложность мозга, чувствительность нервной системы. Если останавливается внешнее построение, следом гаснет внутреннее – и наоборот.Наша внутреняя энергия должна находить свое применение вне нас, материализуясь? – Абсолютно верно, мальчик мой! Изучая себя, мы получаем ответ на вопрос, куда должны двигаться дальше в своем развитии. Но, я думаю, тебе не стоит вникать в то, чем он жил. Ни к чему хорошему это не привело – ни нас, ни его… Твой отец говорил мне, что ты появишься, и просил передать это тебе. Смотритель встал, подошел к комоду и достал из него тонкую черную папку. – Третья часть, – это все что он разрешил мне сказать тебе, когда я буду ее тебе передавать. Алекс открыл ее и достал первый лист.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОТ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ

Будущее ребенка можно прочитать по глазам его матери в момент зачатия. Энергия старта. Сила природного толчка. Неправда, что все рождаются одинаковыми. Все приходят и уходят непохожими. Тому пример – краски. Семь цветов радуги, сливаясь, образуют белый цвет. Но выстроенные в ряд однотонные полосы, или смешанные кистью мастера, нанесенные на холст они рождают замысловатые сюжеты, как фантазии оживших идей из отдельных элементов. Над смесью человеческих генов трудились сотни поколений, создавая взрывную массу для будущего потомства,

которая

призвана

вынести

его

за

пределы

земного

тяготения.Заложенная в нем энергия определяет предназначение особи. Это предназначение ,заложеное в них самих, определяет направление движения их судьбы. Не что будет, не как будет, не когда будет, а в каком качестве будет. Уровень, определенный как стартовый потенциал, станет отправной точкой грядущих событий. Уровень – как нижняя точка плоскости, на него в случае неудачи возвращается личность, ниже этого уровня для нее только небытие…

Дочитав, Алекс закрыл папку. Наутро они отправились в путь. В купе поезда были одни. – Милый, все закончилось? Тебе что-то стало ясно? – Ясно то, что где-то есть четвертая часть. И то, что ничего не ясно в принципе. Какая-то выдуманная трактовка жизни, оторванная от реальности, непонятная по сути, далекая от логики, но почему-то влияющая на нас… – Но все уже позади?

– Я надеюсь, – задумчиво произнес Алекс, устраиваясь на сиденье и положив голову на ее колени. – Все когда-нибудь кончается. На следующее утро в небольшой провинциальной газете вышло объявление в рубрике «Происшествия»: повесившись в своей ванной, покончил жизнь самоубийством смотритель муниципальной библиотеки. Аресты после свидетельств Алекса шли в разных странах. В деле оказались работники аэропортов, разных фирм, сотрудник крупного швейцарского банка и, как оказалось, даже партнер Алекса…

СОЛНЦЕ В ЗНАКЕ ВЕСЫ Девиз этих людей: живи сам и давай жить другим. Отличительные черты – общительность и сильнейшая тяга к гармонии и равновесию, сглаживанию

всяких

противоречий,

дипломатичность

поиски

компромиссов для всех заинтересованных сторон. Весы – большие эстеты, любители наслаждений и удовольствий, избегающие черного физического труда и грубых, невоспитанных людей. Они очень расположены к миру искусства и художеств, даже если сами являются только дилетантами. Они быстро и легко воспламеняются, но так же быстро и легко охлаждаются, перебрасываясь с одного предмета на другой, от одного дела к другому. На них нельзя или трудно положиться. Больше всего им мешает отсутствие выдержки и выносливости, терпения

терпеливости,

неповоротливость

спонтанность,

периодические приступы лени. Весы – люди легкие и веселые. Во избежание конфликтов с окружающим миром они всегда идут на любые уступки, компромисс. Путь к жизненному и трудовому успеху

100

достигается

способностью

обеспечивается наблюдению,

дипломатическим

отшлифованной

талантом

манерой

общения

и и

сильнейшим желанием заслужить благосклонность и признательность общества. Больше всего огорчает их невнимательность со стороны окружающих,

не

оценивших

их

взглядов

мнений,

убеждений

мировоззрения, их поступков и действий. Все неприятности на работе, все удары и превратности судьбы они получают из-за недостаточного упорства и настойчивости – желания бороться с преградами у них нет, их позиция легко меняется. Больше

всего

они

годятся

для

приемов

презентаций,

для

дипломатической службы, для соавторства и сотрудничества. Для самостоятельной работы они непригодны. Очень большое значение они придают самым различным титулам, ученым степеням и почетным званиям, отличиям и наградам. Большая словоохотливость и красноречие этих людей, их хитрость и лукавство, большой артистизм и сила убеждать и переубеждать располагают к деятельности в области юриспруденции. Славу им могут принести мир искусства и художеств, особенно литература и поэзия, музыка и сцена. Мы их встречаем в качестве выдающихся актеров театра и эстрады, в качестве балетмейстеров и прима-балерин, танцоров и танцовщиц, музыкантов-исполнителей

композиторов,

артистов-эквилибристов,

жонглеров и прочих. Многие представители знака Весов являются директорами театров и салонов искусств, салонов мод. Они прекрасные писатели-рассказчики,

поэты,

искусствоведы,

музыковеды,

историки

искусства, портретисты, плакатисты, фотографы, фоторепортеры, рисовальщики и чертежники. Многих Весов найдем в качестве работников

101

парфюмерных фабрик и магазинов, парикмахерских и косметических салонов, массажных кабинетов, а также владельцев или директоров посреднических фирм и своднических салонов. Они являются прекрасными декораторами и обойщиками, портными и ткачами шелка, кондитерами и продавцами

сладостей

цветов.

Также

они

преуспевают

художественном ремесле, в прикладном искусстве. Финансовые дела и материальное положение улучшаются через брак или партнерство, иногда после получения наследства. Переломные годы переживаются в 40–45 лет. Равнодушие, вялость и флегматичность приносят порицание и упрек со стороны окружающих и общества, материальные и моральные потери. Зеленая улица Алекс перерыл все в кабинете отца, прочел все, что он написал, но единственное, на чем остановилось его внимание, была статья, которую дал Алексу главный редактор газеты, где работал отец в последнее время, и адрес гадалки. Это была одна из последних его статей и единственная неопубликованная. – Знаете, – оправдывался редактор, – я так и не решился ее опубликовать. Это… – он кивнул на тоненькую пачку из нескольких десятков листков. – Я думаю, вы поймете меня, когда прочтете. Ваш отец был странным, но талантливым журналистом, однако незадолго до смерти он стал психически недосягаем, говорил загадками, надолго пропадал, закрывался в кабинете и не выходил по двое суток, и все из-за этой статьи: какая-то гадалка, сны, предсказания, методы определения будущего. Статью Алекс прочел три раза, печатать это действительно было нельзя. «Бред выжившего из ума», – подумал он, дочитав последнюю строку. Статья была разоблачительного толка. Представляя разные способы гадания

102

как мошеннические и ничего не имеющее общего с реально происходящим в дальнейшем, отец в конце заблудился, стал противоречить себе. И лишь сам образ гадалки оставался непорочным и чистым. Какое-то смешение жанров – от

детективного

до

мистически-любовного.

Понятно

было

только

заключение: «Гадание – лишь древний способ внушения человеку его дальнейших

поступков,

которые

он

должен

совершать,

когда

соответствующим образом складываются обстоятельства. Совпадения в этом случае укрепляют убеждение в правильности предсказания и понукают к покорному ожиданию следующего совпадения…» Уже двадцатый раз бросил взгляд на адрес гадалки. Посмотрел на часы – половина третьего. «Нужно пойти завтра вечером и все выяснить», – подумал Алекс, затушил сигарету и отправился в ванную. Лили уже спала. Он прилег рядом, обнял ее, поцеловал и закрыл глаза. После работы, не заезжая домой, отправился на другой конец города. Долго не мог найти улицу. Дом гадалки был последним, сразу за ним начинался лес. Ни разу, ни в каких записях отца не было упоминания, как гадалка выглядит – ни возраст, ни тип внешности. Ничего, что могло бы помочь представить ту, которая посмотрит ему в глаза, когда откроется дверь. Подошел к калитке. Она была открыта. Вошел и оказался в маленьком, но ухоженном дворике. «Детей маленьких здесь не бывает, – отметил Алекс про себя, – игрушек не видно». На стене рядом с невысокой, но массивной дверью висел довольно большой колокольчик, можно было бы даже назвать его небольшим колоколом. Не найдя ничего более на двери, он взялся рукой за металлический тросик и взмахнул им. Удар был легким, но звон, казалось,

103

разорвал Алексу перепонки, вмиг оглушив его. Алекс посмотрел на руку и понял, что она, сжатая в кулак, словно прилипла к металлу. Попытки оторвать руку только вызывали электрический разряд, который пробивал ее до самого плеча. Открылась дверь. На пороге стояла Лили. Она улыбалась. – Лили? Ты?! – Я… Проходи, – и пока Алекс, ошарашенный и недоумевающий, приходил в себя, она взяла его руку, с легкостью оторвала от тросика и буквально втянула в прихожую. Переступая порог, Алекс почувствовал, что становится иным. Оглянувшись, увидел, как он, Алекс, остался стоять там, перед дверью, а порог пересекает лишь его тень. Они вошли в комнату. Повсюду горели свечи. Стол был накрыт. Необыкновенно свежий воздух в комнате без окон вернул Алексу ясность ума. – Как это понимать, Лили? Сегодня пятница, и ты, как всегда, должна была поехать в дом своей бабушки? – Я и поехала. Как всегда в пятницу и вторник после обеда я здесь. Ты ведь никогда не хотел ехать со мной, не хотел знакомиться с моими родственниками по этой линии. – Ты знаешь, что меня привело сюда? Ты знала, что я приду сюда? – Да, мой дорогой, я знала, что когда-нибудь ты придешь сюда, но то, что ты пришел сюда именно сегодня, в корне все меняет. – Что меняет? В какую сторону меняет? – Для кого как. Для меня – в лучшую, для тебя – в худшую, для нас обоих меняет все и навсегда. Но это не твоя вина и не моя, за нас все решили и не предоставили право выбора. – Ты можешь говорить яснее и громче. Я тебя почти не слышу, – почти

104

кричал он. – Ты весь мокрый от пота, давай я вытру его с твоего лица. – Лили подошла к столу взяла из небольшой тарелки мокрую салфетку и принялась вытирать лицо Алекса. Секунды – и он понял, что воля его парализована, предметы потеряли четкость и цветность. Лили усадила его на стул, поставила перед ним стакан. – Выпей! – В ее голосе появились металлические нотки. Он повиновался. – Ты ничего не хочешь мне пояснить? – спросил Алекс. – Я тебе все поясню, но несколько позже. – Лили подошла к нему. Она смотрела на него с улыбкой и интересом. – Все же поразительно, как вы похожи. Ты и твой отец. Только его талант и бешенство гения не передались тебе. В комнату вошли двое мужчин. Один из них приблизился к Алексу, наклонился к его лицу. Погладил огромный шрам на своей левой щеке, потом повернул голову в сторону Лили: – Сестра, мы уже можем его отнести? – Да, только осторожно, Денни. Это все-таки был мой мужчина. Сознание Алекса бушевало, разрывалось в гневе, пылало ненавистью, но его тело больше ему не принадлежало. Его принесли в комнату на втором этаже, раздели и оставили одного. Через время вошла Лили. Присела рядом. – Я буду задать тебе вопросы, а ты мне будешь рассказывать, долго рассказывать и очень подробно, ничего не пропуская и ничего не оставляя в своей памяти. Сначала введем пароль: закрой глаза.

105

Алекс повиновался. Она смотрела ему в закрытые глаза, и он чувствовал, что своим взглядом она шарит в его душе, перебирает внутренности, разгоняет и тормозит сердце, играет его мускулами. И лишь сознание его пока оставалось ей недоступно. Но она рядом, она подбирает ключи. Помощь пришла неожиданно. Когда Лили уже была у него в мозгу, вдруг невидимая сила рывком унесла их обоих на Зеленую улицу, размазало по ней все его извилины. Но он чувствовал, что она рядом и что они не одни. Он слышал голос отца – отец говорил с Лили. Алекс понимал все, не видя ничего, его сознание кружило вокруг. – Я же не хотел, чтобы ты использовала мой метод не по назначению. Зачем тебе эта фабрика чужих мозгов, ждущих, когда в них запишут новое будущее! Неужели недостаточно того, что любой человек будет знать свое будущее? Уже это – страшное оружие. Небольшое усовершенствование метода позволит определять развитие целых народов, но ты пошла дальше, ты хочешь, забрав сейчас из его головы основу, создать механизм влияния на будущее всей цивилизации. – А ты думал, что твоя Гадалка – лишь твой инструмент, безмозглая аферистка? Посмотри, куда катится этот мир. Хаос... Многовекторное беспорядочное движение разных экономик и культур, разнополюсное понимание. Раньше три религии контролировали процесс развития, не давали дьяволу выйти на поверхность и устроить кровавый шабаш. Астролог, если бы ты был жив, ты бы тоже сидел вместе со мной за их столом, с этими людьми, президентами, учеными, политиками – они все ухватились за твой метод как за спасение, дали деньги, создали мозговой банк, лаборатории. Тысячи людей по всему миру ждали этого дня, и он пришел. Ты сам так захотел, что есть только двадцать четыре часа на изъятие

106

метода если твое предсказание сбудется и он появится на моем пороге именно сегодня. Ты не можешь остановить нас... – Голос Лили начал звучать угрожающе. Астролог прервал ее: – Высший разум находится в другом месте, и ты это знаешь. Что тебя не устроило в его работе? Миллионы лет движения вперед... – Что не устроило? Устроило создание всего кроме одного – создание человека. Зачем было наделять его чувствами? Зачем?! Все его дальнейшее существование было посвящено только их удовлетворению. Сначала чувство ГОЛОДА не позволяло поднять ему голову, увидеть окружающее пространство и понять свое предназначение, – пока он его не удовлетворил. А сколько вреда принесло чувство НЕНАВИСТИ? Но это ничто по сравнению со всеуничтожающим чувством ЛЮБВИ, которое особь парализует, делает естественным паразитом общества, отвлекает от всего и более того – разрушает, возвращая назад к первобытным инстинктам. Все подчиняется одной цели – производству себе подобных, и человек на годы забывает обо всем. Неужели нельзя было придумать более простой способ воспроизводства?

Без

безумств

побочных

эффектов.

чувство

НАЦИОНАЛЬНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ с его бездумной селекцией в виде геноцидов и расовой нетерпимости! Зачем столько народов, рас, языков? – Голос звучал монотонно, будто мыслями Лили руководили со стороны и ее голос чеканно доносил чужое послание. – А чувство СТЫДА? Порождающее в человеке только комплексы, убивающее в нем действие, останавливающее его в угоду каким-то условностям. Руководимое СОВЕСТЬЮ, оно сделало человека управляемым как никакое другое существо, даже способным к самоуничтожению, чтобы угодить мнению общества. И наконец – чувство

107

СТРАХА. Специально заложенное для преклонения перед высшим разумом, властью природы, перед вами, пребывающими здесь. Человек без чувств – вот будущее, дающее способность землянам выйти за пределы Земли и властвовать в пространстве, стать гражданином Вселенной. – Ты хочешь, чтобы люди были как деревья на лесопосадке. Одинаковые, знающие свое место. Дружно наклоняющиеся под напорами ветров и так же вместе просыпающиеся под лучами весеннего солнца пучками зеленых листьев. Многолетнее однообразие и защищенность от посягательств. Бессмысленная жизнь под солнцем… Ты подписала договор с темными силами. Твои действия ведут к невозможному – созданию второго центра созидания. Это вселенский конфликт! Останови сатанинскую машину или… – Что – или? – Ее хохот потряс Зеленую улицу. – Я знаю, что все обитатели в сборе. И Пастор, и Смотритель, и Арвид тоже рядом, все слышат меня, я это чувствую, впервые за историю Зеленой улицы все собрались вместе. Только это сейчас важно, и ничего важнее не было никогда и никогда уже не будет, потому что не станет самой Зеленой улицы. И ты не решишься уничтожить свое детище, даже перед страхом самоуничтожения, да и это уже невозможно. Запись уже идет. У твоего дома стоят мои люди. Я знаю, что ты расписал судьбу Алекса и издал единственный экземпляр – четвертую часть, где описал его жизнь до самого конца. Ты поставил ее в своем кабинете рядом с Библией и через нее следил за нами, за его жизнью. Ты предсказал, что он женится на мне и что у нас будет рыжая красавица дочь. И звать ее будут Шарлотта. А через девять лет у меня будет любовникафроамериканец, а не твое опустившиеся и никчемное отродье. Он застанет нас вдвоем и убьет ножом его и меня. Наша дочь всего один раз посетит его

108

в тюрьме, и он подохнет на суде от сердечного приступа. И ты хочешь, чтобы я смирилась со своим таким будущим? НЕТ! Три части у меня – дело за малым. – Твоя судьба предрешена, и цена, которую должны заплатить все за ее изменение, непомерна высока. Да, если совместить все части и метод, ты овладеешь алгоритмом, и дьявол, войдя в головы правителей человечества, обезумевших от финансовых и экономических кризисов, от ураганов и необъяснимых стихий, уговорит их помочь тебе, но это лишь часть истории человечества. Часто складывались обстоятельства, когда темные силы пытались завладеть миром, но никогда они не были так близки к своей цели, и этому не бывать. – Ты бессилен, вы все бессильны что-либо изменить. Через мгновенье закончится запись, и я выйду из его сознания и вернусь на Землю. – Я вынужден это сделать! – прокричал Астролог ей вслед. – Что? – исчезая, надрывно спросила Лили. – Его сознание уничтожено и вместе с ним то, что должно было стать величайшим достижением и гибелью человечество одновременно… Алекс почувствовал, как его разум, будто солнечный свет на закате, стремительно стирается невидимым ветром, унося пыль его останков по необъятным просторам вселенной. КЕТУ в соединении с САТУРНОМ Он

может

индивидуума

сигнифицировать

мыслить

мудреца

или

философствовать,

старца,

жить

да

научившего поживать.

Конъюнкция может указывать на лишения и нищету в прошлом, особенно из-за злоупотреблений личной властью политического характера. Плохие

109

аспекты указывают на тяжкий физический труд в прошлом или даже рабство, на необходимость терпения и снисхождения в настоящем, а также на накопление полезного жизненного опыта, способствующего исполнению данной задачи.

Алекс лежал в постели и курил уже два часа. Сон, который приснился ему прошлой ночью, крутился в его голове все утро. Заглянула Лили: – Ты думаешь вставать? Я понимаю – суббота, но уже двенадцать! Завтрак остыл, и все больше смахивает на обед. У меня для тебя новость, дорогой. Но это может быть сообщено только человеку, находящемуся в вертикальном положении. Алекс затушил сигарету, встал и открыл окно. Свежий воздух ворвался, обдав его голое тело прохладным потоком. Лили вернулась на кухню, но продолжала говорить так, чтобы он все слышал. – Ты сегодня как будто был не со мной. Всю ночь лежал на спине неподвижно, я даже не слышала твоего дыхания – пришлось поднести лист бумаги ко рту, чтобы убедиться в том, что ты жив. У тебя ничего не болит? И сердце не билось – я раз пять ухо к груди прикладывала. Даже пробовала будить, но все бесполезно. Я так перепугалась под утро, и тут ты проснулся. Алекс вошел в ванную. Из зеркала на него смотрело постаревшее лицо, бледное и угрюмое. Алекс вдруг узнал его. Лицо... В морщинах и усталое. Долго и внимательно его рассматривал в зеркале, не признавая самого себя. Старался, кося глаза, посмотреть на свое отражение сбоку, отходил назад... Потом выключил свет и через несколько минут снова включил. Ничего не изменилось, только в глазах собственное удивление переросло в ужас. Он вышел и отправился в кабинет отца. Подошел к шкафу. Медленно вынул

110

тонкую книгу, стоявшую рядом с библией. На ней было написано: ЧЕТЫРЕ УГЛА НА ЗЕЛЕНОЙ УЛИЦЕ. Сел в кресло и открыл. Начал читать. Лили заходила несколько раз и с тревогой смотрела на его сосредоточенное лицо. Наконец он перевернул последнюю страницу, там было написано отцом от руки: «Все, что изложено в этой книге, лишь плод моей фантазии от начала и до конца. Я часто думал, мог ли я сам изменить свою судьбу. Прожить отведенные мне дни по-иному? И чем больше я углублялся в свои сомнения, чем больше сверялся с жизнью других людей, их успехами и поражениями, достоинствами и пороками, тем больше убеждался, что потенциал, данный мне природой и соединенный с обстоятельствами и временем моего пребывания на этой земле, использован мною полностью. Я мог бы изменить имя, место жительства, род деятельности или свое окружение, но все равно не смог бы выйти за границы четырех углов квадрата – моего поля жизни…» ...Лили и Алекс сидели вечером в саду. Было прохладно, но безветренно и сухо. Молчали, лишь иногда обменивались взглядами. – Алекс, я хочу, чтобы ты налил нам по бокалу шампанского. – Лили встала и обняла его сзади теплыми руками, поцеловала в шею. – Да, дорогая, конечно. Он отправился на кухню, достал из холодильника бутылку Moët. Чувство бесконечной тревоги вдруг обволокло его душу. Прислонился к стене, держа в руке два пустых бокала. Сделал над собой усилие и вышел в сад. – Ты хочешь сказать тост или что-то особенное? – Что-то особенное. – Я весь внимание, дорогая моя.

111

– Я была вчера у врача, и он сказал, что у нас будет ребенок. Ты рад? Алекс подошел к ней и обнял: – Лили… Страшной силы вихрь вращался в голове Алекса, он уже знал, что она сейчас скажет, каждое слово. С трудом поднял тяжеленные веки и посмотрел в ее глаза. Каждый слог, каждый ее вздох мощным колоколом отбивались в его мозгу. И она произнесла фразу, которую полчаса назад он прочел в книге отца: – Только ты мне должен пообещать, что, если это будет девочка, мы назовем ее Шарлотта… – Да, – прохрипел Алекс, тяжело глотая слюну, – а как же иначе…

Источник и смысл пребыванья мирского В том, что не заметно и легче иного. Оно ощущается только за гранью, С него началось, им кончалось – ДЫХАНЬЕ. При этом границы людского СОЗНАНИЯ Гораздо объемней его понимания. На перекрестке МИРОВ образуются Четыре угла на Зеленой улице...

Вадим Кузема

Продолжение следует?...