10 minute read
Замечательный сосед (где смотреть китов на Мадагаскаре)
Человек, он же центр мироздания и вершина пищевой цепочки, столетиями уничтожал других существ, полагая, что он хозяин на этой планете. Жители мадагаскарского острова Нуси-Бураха, искусные рыболовы и китобои, считали так же и истребляли китов, зимующих у местных берегов. Но вдруг опомнились, решив наладить дружеские отношения с животными. В выигрыше оказались все
Текст Марина Миронова
Advertisement
Из кабины пилота океан похож на аквариум, куда вместо рыбок запустили китов. Силуэты гигантов окружают остров, отгородившийся от синей бездны тонкой линией рифа. Ширина коралловой стенки не больше ста метров. Видимый только с воздуха барьер делит водное пространство на две части. На одной половине — киты в поисках рыбы, на другой — мальчишки в поисках крабов. И киты, и люди поглощены охотой и не видят друг друга.
Знать наперечет
Нуси-Бураха, известный многим по прежнему названию Сент-Мари, — тропический остров, вытянутый вдоль восточного побережья Мадагаскара. От Большой земли его отделяет узкий, чуть меньше десяти километров в ширину, пролив. Тысячелетиями в эти теплые воды, защищенные от ветра и волнений, приплывают на отдых горбатые киты из Антарктики.
Бывший военный летчик Франсуа-Ксавье Майер, или просто Фифу, знает, как выследить объект, выбрать правильный угол наблюдения и держать оптимальную дистанцию столько, сколько требуется. Маленькая шестиместная Cessna 206 со снятыми дверьми кружит над очередным китом. В дверном проеме по пояс торчит фотограф Жан. Аэрофотосъемка китов в самом разгаре.
«Справа!» — Фифу пытается перекричать шум мотора. Наушники не справляются с шумоизоляцией. «Сессна» грохочет как старенький Ан‐24. Внизу видны черные спины двух самок и детеныша. Фифу объясняет, что мать с «теленком» сопровождает няня. Когда мама ныряет на глубину за едой, малыш, еще не готовый уходить так глубоко, остается под присмотром няни. «Горбачи всегда помогут друг другу!» — восхищается Фифу.
К животным приближается небольшая моторная лодка с парочкой туристов. Их гид показывает рукой в сторону китов. Фифу морщится. Лодка подошла слишком близко. По правилам, установленным на острове, между наблюдателями и животными должно быть не менее ста метров. А если речь о самке с детенышем, то не менее двухсот. Похоже, Фифу запомнил и капитана, и гида. Всем предстоит серьезный разговор на суше.
«Воздушная съемка дает цельную картинку. Очень удобно считать, сколько особей в данный момент находится в прибрежных водах», — говорит Фифу. Он разворачивает самолет, и мы пролетаем над другой китовой парой. Такое впечатление, что наш пилот предчувствует появление животных. Но на самом деле за годы полетов Фифу научился видеть «следы» на поверхности океана. Во время движения кит создает хвостом водяные вихри. Когда они поднимаются, на поверхности посреди океанской ряби образуется дорожка из гладких пятен. По ним можно определить присутствие кита, прежде чем он вынырнет.
«Так их выслеживали местные китобои», — рассказывает Фифу. Он говорит, что бецимисарака, аборигены Нуси-Бураха и восточного берега Мадагаскара, всегда отличались большим мастерством в рыбной ловле. И конечно, киты традиционно были для них добычей, а не объектом наблюдения и восхищения.
Дети пиратов
На земле Франсуа Майер не теряет набранной скорости. Из кабины самолета он перепрыгивает в кабину автомобиля, несмотря на тропическую жару и «мора-мора» — свойственную малагасийцам традиционную неторопливость.
Мы едем в главный город Нуси-Бураха — Амбудифутутру, где находится штаб некоммерческой организации по защите морских млекопитающих Cetamada, основанной Фифу и его друзьями в 2009 году. Амбудифутутра стоит на берегу укромной лагуны, где на рубеже XVII–XVIII веков была пиратская база. Сокровища тех времен до сих пор находят в прибрежных водах. Предок Фифу, Наполеон де Ластель, был корсаром, легализованным правительством Франции пиратом, наладившим родственные и деловые отношения с воинственными бецимисарака в XIX веке.
Офис Cetamada находится в просторном деревянном доме в непосредственной близости от порта. Стены увешаны плакатами: виды китов, хвосты, схема китового скелета…
«Прогресс и промышленная революция XIX века сделали китобойный промысел очень прибыльным делом, — говорит Фифу. — Как сейчас добыча нефти». Он берет с полки книгу «История китобойного дела в Индийском океане» (на французском) и показывает иллюстрации. На одной — полуголые аборигены, разделывающие кита на берегу. На другой — большой корабль с подъемным краном и многочисленными надстройками на палубе.
В XIX веке, с приходом на Мадагаскар французских колонизаторов, начался профессиональный отлов китов с использованием больших кораблей и гарпунных пушек. Убийство животных поставили на поток. На море действовали огромные кораблифабрики. Аборигенов нанимали на них китобоями. Пойманных горбачей разделывали прямо на борту, затем топили жир, заливали в бочки и отправляли заказчикам. Китовый жир в то время был дешевым источником энергии и универсальным заменителем масла. В западном мире его повсеместно использовали для уличного освещения вплоть до начала XX века. Китовый жир оказался востребован во всех видах промышленности, включая военную (отличная смазка), а также в производстве косметики (мыло, крем, губная помада) и продуктов питания (маргарин и дешевое масло для готовки). «Тысячи убитых китов ежегодно! Удивительно, что мы до сих пор имеем возможность смотреть на них в дикой природе».
Фифу рассказывает, что Мадагаскар в 1951 году стал одной из первых стран мира, объявивших запрет на промышленный отлов горбатых китов в прибрежных водах. В 1982-м Международная китобойная комиссия ввела мораторий на коммерческую охоту на любых китов. Благодаря этим действиям поголовье горбачей в западной части Индийского океана выросло с 600 особей в 1970-х годах до 30 000 в настоящее время.
«Мы уже не охотимся, но умудряемся делать жизнь китов невыносимой другими способами. Люди — очень шумные соседи. Корабли, моторные лодки, сейсмические исследования — все это нервирует китов, заставляет их менять привычные пути миграции», — говорит Фифу.
Мы выезжаем за пределы городка и останавливаемся возле ближайшей деревни. Несколько плохо сколоченных деревянных домиков вдоль дороги. На стволах пальм сушится выстиранное белье. На берегу стоят лодки, лежат сети. Нашу машину окружает стайка любопытных и смешливых детей. Фифу корчит им веселую рожу и спрыгивает на обочину. Тротуара нет. Асфальтовая дорога накатана прямо по кромке пляжа.
Фифу идет по песку и поднимает несколько пластиковых крышек. «А еще мы неряшливы. Будь у меня такие соседи, я бы, пожалуй, съехал из дома», — говорит он. Бытовой мусор, пакеты, бутылки. Крышки от пластиковых бутылок попадают в желудок кита вместе с пищей. Килограммы пластика накапливаются в желудке животного. В конце концов оно заболевает и умирает.
«Не так давно Cetamada запустила проект по уборке пляжей на Нуси-Бураха, — рассказывает Фифу. — Мы развешиваем объявления о грядущих мероприятиях в деревенских школах и клубах. Лучше всего реагируют дети. Для них это веселая игра. Надеть перчатки, собирать крышечки. Кто больше соберет — тот выиграл».
С самого основания Cetamada сотрудники организации начали устраивать лекции для школьников и всех желающих. За прошедшие десять лет школьники успели вырасти, устроиться работать в центр, и теперь уже сами проводят образовательные беседы для детей. На острове три десятка деревень, где живут 30 000 человек. «Это маленький остров, — говорит Фифу. — Здесь можно с каждым поговорить лично и попытаться объяснить, почему важно заботиться не только о себе, а о ком-то еще. Мы рассказываем о китах как о наших соседях, требующих внимания и уважения».
Общее море
На прощание Фифу дает ценные рекомендации, где на острове готовят лучшую рыбу в малагасийском стиле, и уезжает обратно в город.
Ресторан Марка Блонделя расположен на северной оконечности Нуси-Бураха на берегу скалистой бухты, путь к которой не знает даже Google. Мы любуемся видом на море сквозь большие окна. Стекол нет, только ставни. На столах, кроме цветов и приборов, лежат массивные бинокли.
«У нас уникальная география! Где еще ты можешь увидеть китов, не отрываясь от обеда? Да вот, пожалуйста!» — Марк протягивает мне бинокль и показывает, куда смотреть. На горизонте на мгновение возникает спинной плавник горбача и исчезает в волнах.
Марк приносит с кухни поднос с только что выловленными влажными рыбинами и рекомендует взять гаргаса. Марк родился здесь и работает в ресторанном бизнесе больше двадцати лет. Восемь последних лет он строил собственный отель и ресторан.
«Двадцать лет назад рыбаки готовы были отдавать рыбу кому угодно за бесценок, — рассказывает Блондель. — Тогда остров был другим: без мобильной связи, интернета, хороших дорог, практически отсутствовали кафе, рестораны и отели». Теперь рыбаки, а это почти все мужское население окрестных деревень, чувствуют себя увереннее. Приезжающие смотреть на китов туристы обладают завидным аппетитом и требуют свежей рыбы и морепродуктов каждый день.
«Рыбаки понимают, что стали жить лучше благодаря китам, — усмехается Марк. — Бецимисарака, всегда считавшие море только своим, начали соблюдать правила ответственного рыболовства. Глушат мотор, если видят кита поблизости. Не пересекают ему дорогу. Сети тоже закидывают с оглядкой. Чтобы обычные деревенские жители думали о комфорте китов? Это же невероятный сдвиг в сознании!»
В бухту, где расположен ресторан, заходит лодка. Двое туристов в мокрых спасательных жилетах тараторят по-французски так быстро, что я понимаю лишь числительные. Марк принимает живое участие в разговоре. Французам повезло. За время короткой прогулки им удалось увидеть пять китов. Дважды кит выпрыгнул из воды. «И много хвостов!» — разбираю я. Марк просит туристов выслать ему на электронную почту те фотографии, что они сделали с борта лодки.
«Мы тут все стали немного исследователями. Увидел кита — сфотографируй и отправь файлы в центр наблюдения. Даже рыбаки стараются это делать. У всех есть мобильные телефоны. Ученые собирают снимки хвостов каждый сезон. На хвосте — индивидуальный рисунок складок и отметин. Как отпечатки пальцев у человека. Так можно определить, кто к нам приплыл впервые, а кто — постоянный гость».
На одном языке
Кит возникает внезапно и так близко, что я могу пересчитать шишки и шрамы на его спине. Он делает «пф-ф-ф» и пускает фонтан брызг. Соленая водяная пыль обдает меня по пояс. На минуту я слепну. Пока протираю стекла очков, биолог Андзара Салома меняет фотоаппарат на гарпунное ружье, вскакивает на скамейку и стреляет в спину уходящего кита.
35 тонн — вес взрослого горбатого кита. Что примерно равно массе семи африканских слонов
«Великолепный трозона!» — кричит она. При общении с иностранцами Андзара любит вставлять в речь родные слова. Трозона — кит на языке малагасийцев. Выстрел — часть научного исследования. Так в толстую кожу кита подсаживают радиомаячок, и по его сигналам определяют путь животного.
Андзаре недавно исполнилось двадцать пять лет. Она родилась на Нуси-Бураха, но впервые увидела китов в непосредственной близости четыре года назад, когда решила принять участие в исследовательской поездке для волонтеров центра Cetamada.
«После той поездки моя жизнь изменилась, — говорит Андзара. — Звучит нелепо, но до этого я никогда не ощущала, какой кит большой и настоящий.
Это были такие сильные живые эмоции. Словно счастьем окатило». Сейчас она, молодой биолог, готовится защищать при Университете Антананариву докторскую о взаимоотношениях матери и ребенка у китов.
«Больше всего в работе с китами мне нравится, что мы учимся все делать сами. Стрелять из ружья, фотографировать, брать анализы у животных, проводить генетические исследования. — Андзара достает из чехла устройство на длинной телескопической палке: — Это гидрофон. Хотите услышать, как поют киты?» Она опускает приемник в воду. Члены команды и несколько туристов теснятся к нам. Даже ветер немного стихает. Андзара выкручивает динамик на максимум и передает наушники по кругу. Сквозь помехи доносится ворчание, хрюканье, свист, стоны. Такое впечатление, что в исполнительском искусстве соревнуются любители игры на пиле и поклонники терменвокса.
«Прислушайтесь, это действительно песни. В них есть мелодический рисунок, фразы. Правда, мы не знаем, что они значат. Только предполагаем, что так самцы привлекают самок, а матери успокаивают детенышей колыбельными», — комментирует Андзара.
Один из «певцов» появляется по правому борту и, повернувшись на бок, хлопает плавником, уходит вглубь, делает разворот, снова выныривает и хлопает другим плавником. «Кажется, ему весело, — говорит Андзара. — Я бы хотела, чтобы мои друзья были как киты: веселыми, общительными и готовыми прийти на помощь просто так».
Проведя полдня в качающейся лодке, я выползаю на берег с одним желанием — лечь на твердую, устойчивую поверхность. Команда корабля, наоборот, приступает к основной работе. Надо систематизировать сделанные наблюдения.
Андзара загружает в компьютер записанные гидрофоном песни. На мониторе появляются звуковые дорожки. Несмотря на огромное количество наблюдений и исследований, язык китов до сих пор остается загадкой для ученых. «Горбачи могут воспроизводить звуки частотой 40 герц, — говорит девушка. — Такие звуки люди «слышат» скорее телом, нежели ушами. Похоже на биение громадного сердца».
Андзара рассказывает, что песни горбатых китов были записаны на знаменитый «Золотой диск», отправленный в космос на борту «Вояджера‐1». Тогда, в 1977 году, люди составили послание для других цивилизаций, уместив на одном диске самую значимую информацию о Земле. В том числе музыку Баха, Моцарта, Стравинского и песни китов, чьи слова мы когда-нибудь поймем.
