Сид рот должно быть что то еще!

Сид Рот

Должно быть что-то еще!

Эта книга была отредактирована и напечатана с разрешения служения Сида Рота. Миссионер Евангелист Питер Мел, президент служения «Русская Жатва», уполномочил служение «Украинская Жатва» напечатать и распространять эту книгу. «Украинская Жатва» просп. Мира 198. г. Чернигов, 14037, Украина.

E-mail: salvation-g@mail.ru

1

Оглавление Глава 1. Смертный приговор .................................................................... 4 Глава 2. Необузданный ................................................................................ 8 Физическое ограничение ...................................................................... 10 Больница и школа ..................................................................................... 12 Глава 3. Лгун и обманщик ........................................................................ 14 Секретное оружие .................................................................................... 15 Глава 4. Лицемер и бездельник ........................................................... 20 Религиозное лицемерие ........................................................................ 20 Трудовая этика ............................................................................................ 23 Глава 5. В самом центре ............................................................................ 26 Братство ......................................................................................................... 27 Взрослый ....................................................................................................... 28 Глава 6. Стоящее дело ................................................................................ 33 Большой прорыв ....................................................................................... 34 Глава 7. Мистер Класс ................................................................................. 38 Глава 8. Вниз в пропасть ........................................................................... 44 Джой ................................................................................................................ 45 Свадьба .......................................................................................................... 48 Глава 9. Нечто большее? ........................................................................... 52 Продано ......................................................................................................... 55 Глава 10. Вор .................................................................................................... 59 Надули ............................................................................................................ 60 Глава 11. Прорицатель .............................................................................. 67 Разделение ................................................................................................... 69 На крючке ..................................................................................................... 70 Глава 12. Союз сил ........................................................................................ 73 Обучение ....................................................................................................... 74 Глава 13. В чем источник силы? ........................................................... 78 Молитва ......................................................................................................... 82 Сила ................................................................................................................. 86 Глава 14. Семя страха ................................................................................. 87 2

Глава 15. Поднятый со дна ...................................................................... 91 Глава 16. Жизнь, исполненная благодати ...................................... 93 Семья ............................................................................................................... 94 Глава 17. Джой утром ............................................................................... 99 Глава 18. Думай сам .................................................................................. 102 Разговор с мамой .................................................................................... 103 Глава 19. «Я верю» ...................................................................................... 110 На небесах .................................................................................................. 111 Глава 20. Кто является настоящим евреем? ............................... 113 Глава 21. Небо, наверное, очень красивое место ................... 114 Глава 22. Должно быть нечто большее! ........................................ 116 Глава 23. Библия истинна ...................................................................... 117 Ваш поиск ................................................................................................... 118 Шалом с Богом ......................................................................................... 119

3

Глава первая

Смертный приговор Боже мой! И как только меня терпели? Почему меня еще никто не убил? Как же мне не нравилось это ослепляющее озарение, явившее мне, кем я был на самом деле, показавшее, что я, всегда считавший себя замечательным человеком, на самом деле, как личность был полнейшим ничтожеством. Мне было противно и больно, хотелось все опровергнуть, но как сильно я ни старался, не мог найти ни одного оправдания для своей жизни. Во мне не было ничего хорошего, ничего порядочного. И зачем только Бог позволял мне продолжать жизнь? А может быть Он и не позволял? Эта мысль не давала покоя, и я никак не мог от нее избавиться. Быть может, вся эта жизнь, пробежавшая перед моими глазами, была лишь прелюдией к ее концу — тому самому дню. «Но Господи! Я не готов умирать!» Я бесцельно ездил по городу в течение нескольких часов подобно роботу, механически останавливаясь на красный свет, меняя полосы движения, ускоряясь, притормаживая, размышляя... Осмысливая прожитую жизнь, впервые увидев себя таким, каким я был на самом деле, я почувствовал, как все зло начинало во мне разбухать и становиться все большим и большим, так что даже стало страшно, как бы оно «не взорвалось» внутри меня. Но почему? Почему я был таким? Почему я раньше никогда этого не замечал? Была ли для меня хоть какая-то надежда? Пока эти, остававшиеся без ответа вопросы, продолжали вертеться в моей голове, я начал подумывать о том, чтобы врезаться в какую-нибудь машину на большой скорости, стерев тем самым раз и навсегда весь этот кошмар прошлого. Но мне было страшно. Если бы я это сделал, то, возможно, оказался бы в преисподней, навсегда оставшись наедине с тем ужасом, которым я сам и был.

4

Совершенно непонятно как, но вдруг я обнаружил, что останавливаюсь возле одного большого книжного магазина, в который я когда-то часто заглядывал. Переступив его порог, я почувствовал, как мои ноги автоматически понесли меня в отдел литературы «Новый Век». Там мое внимание привлекла одна книга в синем переплете — «Библия, сверхъестественное и евреи», написанная Мак-Кадлиш Филлипсом. Я взял ее и начал читать: «Точно так же, как вы не стали бы всовывать руку в змеиную нору, также и недопустимо позволять себе связываться с любого рода оккультизмом даже ради интереса или эксперимента. Стоит всегда помнить, что можно ступить на порог и войти в дверь, которая тут же за вашей спиной захлопнется, и захлопнется столь плотно, что никто вам уже не позволит ее снова открыть и выйти наружу». Неужели эта дверь уже захлопнулась за мной из-за моих увлечений гороскопами, гаданием и контролем сознания? Мое сердце дико забилось, когда я, пропустив несколько страниц, прочитал: «За евреем дверь захлопывается гораздо быстрее, чем за не евреем». Автор далее продолжал, объясняя, что это действительно так, поскольку каждый еврей — знает он это или нет — находится в отношениях завета с Богом. Я почувствовал, как у меня на лбу выступили капельки пота, в горле пересохло. От страха все мое тело покрылось «гусиной кожей». Но оторваться от этой книги я уже не мог. Я сунул деньги продавцу и поспешил назад к машине, крепко прижимая книгу рукой. Не помню, как я доехал домой, помню лишь, что приехав на место, я выскочил из машины и скорей побежал через коридор в свою квартиру, разрываемый противоречивыми желаниями. Одна часть меня хотела немедленно «проглотить» всю книгу, прочитав каждое ее слово; другая же часть меня хотела разорвать ее на мелкие кусочки, сжечь, сделать что угодно, лишь бы только избавиться от нее!

5

На первой же странице этой книги перечислялись имена евреев, очень известных и видных людей, которые лишились своей жизни, связавшись с оккультизмом, открыв дверь в сверхъестественный мир через соответствующую рок-музыку, алкоголь, марихуану и другие наркотики, через йогу, восточные единоборства, медитацию, спиритические сеансы, попытки психического исцеления, акупунктуру, гипноз и расширение сознания. В этом списке был менеджер Битлз Брайан Эпштейн. Тот самый Брайан, который стал мультимиллионером в возрасте тридцати лет, был, как выяснилось, евреем. Он связался с оккультизмом и умер, от передозировки наркотиками. Меня всего передернуло, когда я подумал, насколько же близко подошел я к тому, чтобы оказаться на его месте. Филлипс говорил, что войти в сверхъестественный мир — это все равно, что залезть через люк в подземные коммуникации, но, когда надо оттуда выбраться, вдруг обнаруживается, что обратного хода уже нет, и единственный путь — это опускаться все глубже и глубже в самое сокровенное преисподней. Но я не хотел умирать! Я не был готов умирать! «О, Боже, помоги мне! Кто-нибудь, помогите мне!» Я должен был обратиться к Богу! Я должен был сказать Ему, как сильно я раскаиваюсь — раскаиваюсь во всем. Но я не знал, как к Нему обратиться, и не знал, кто еще мог бы мне помочь. Мой знакомый предсказатель не мог помочь мне в этом. Люди, занимающиеся управлением сознания, также ничем бы мне не помогли. Они утверждали, что такого понятия, как зло, вообще не существует. Мой знакомый раввин? Он, наверняка, послал бы меня к психиатру, который, в свою очередь, запер бы меня, а ключ бы выбросил. Моя мать также была бессильна что-либо сделать. Она, как и я, не знала, как обращаться к Богу. Охваченный паникой, я выскочил из дома и побежал в ближайший магазин ювелирных изделий, где купил мезузу и повесил 6

себе на шею. Быть может, хоть это покажет Богу, что я принадлежу Ему. Я позвонил Джой, своей бывшей жене, ставшей мне фактически уже чужим человеком.

— Помолись за меня, — попросил я ее. — Помолись так, как ты никогда не молилась! Помолись своему Богу за меня! Попроси Его помочь мне. Пожалуйста, попроси Его помочь мне. Попроси Его сохранить мне жизнь! Трубка выпала из моих рук, и я зарыдал от крайнего отчаяния. Я чувствовал, как внутри меня усиливается страх, как нечто совершенно осязаемое, он рос до своего крещендо. Когда настанет мой час, и когда всему этому настанет конец (неужели это когда-нибудь, действительно, произойдет или этот кошмар будет вечным?), где я окажусь? Останется ли от меня вообще чтонибудь, чтобы ему потом где-то оказаться? Чувствуя себя приговоренным к смерти человеком, я положил под подушку Библию, потрогал на шее мезузу и, весь дрожа, лег в постель. Лежа там на спине, весь скованный страхом, я закричал Богу о помощи. Не знаю, насколько это можно было назвать молитвой, но это был крик разбитой души опустошенного человека.

7

Глава вторая

Необузданный Поезд был до отказа забит хорошо одетыми людьми, ехавшими в отпуск из Вашингтона в Нью-Йорк. Верхние полки были загружены различными пакетами в ярких упаковках и — свернутой верхней одеждой. Все места были заняты, и некоторые пассажиры, которым не досталось места, разместились на своих чемоданах в проходе. Пока поезд пробирался по заснеженной равнине, один маленький белобрысый мальчик вдруг вырвался из крепких рук своего отца и упал на проход, крича, что есть силы, и гневно стуча ножками по зеленому ковру, которым был застлан пол вагона.

— Ааа-а! Хочу есть! Ааа-а! Хочу гамбургер! Ааа-а! Хочу гамбургер! Ааа-а! У него это выходило даже как-то в такт со стуком колес. Отец мальчика сердито посмотрел на него и начал уже было вставать со своего места, но тут его жена потянула его за полу пальто назад на место. Ее голос звучал гипнотически убедительно.

— Не торопись, Джек. В конце концов, он всего лишь ребенок. Когда он подрастет, мы научим его уму-разуму и расскажем, что в жизни — правильно, а что — нет. А сейчас он, наверное, действительно проголодался. Уже целый час прошел, как мы обедали. Мужчина вздохнул, ничего не сказал и еще больше натянул на себя пальто. Потом, проворчав нечто вроде согласия, он молча уставился перед собой. Его жена, покопавшись в своей вместительной сумочке, достала жменю сияющих монеток. Протиснувшись вдоль узкого прохода, она встала на коленки перед своим все еще ревущим и стучащим ногами чадом.

— Посмотри-ка сюда, Сидней, — промурлыкала она, показывая ему горсточку монет. — Пойдем со мной, я куплю тебе гамбургер.

8

Он перестал плакать, готовый, однако, если надо, начать все сначала, и недоверчиво спросил: — И много-много кетчупа?

— Хоть целую бутылку, если захочешь. Женщина, с улыбкой поглаживая его по голове, помогла ему подняться. Она делала это, казалось, с каким-то внутренним трепетом и гордостью, без тени смущения, что целое купе, полное пассажиров, которые, кто дремал, кто читал, а кто тихо беседовал, прекратили каждый свое занятие и стали свидетелями достаточно необычной мелодрамы, которая разыгралась на их глазах. Но сцена была вполне обычной для ее трех участников. Они уже пережили не одну подобную сцену. Я рос очень капризным ребенком, а моя мать была самим воплощением потворства. Она была моим «секретным оружием», которое я использовал против своего отца или кого бы то ни было другого, кто не позволял мне делать то, что я хотел. Есть и другие сцены, которые я хорошо помню даже по сей день. Как сейчас, вижу себя бегающим вокруг обеденного стола и корчащим рожицы своему отцу, в то время, как тот гоняется за мной с ремнем в руке. Но мое «секретное оружие» уже бежало мне на помощь, чтобы встать на мою защиту, и, в конце концов, мне так и не досталось от отца, хотя никогда в жизни я не заслуживал ремня так сильно, как в тот момент. Возможно, моя жизнь сложилась бы иначе, получи я тогда как следует. Возможно, тогда бы и не настал в моей жизни день, когда я, будучи физически взрослым человеком, ложился спать и от страха боялся закрыть глаза. Я был настолько напуган тем кошмаром, в который я превратил свою же собственную жизнь, что для меня лучше всего было бы лечь спать и не проснуться. То, что меня баловала моя же мать, было уже само по себе плохо, но когда мне исполнилось четыре года, казалось, весь мир стал ей помогать потакать моим прихотям.

9

Физическое ограничение Все началось внезапно. Без всяких, казалось бы, видимых на то причин: я вдруг начал хромать. Я и сам об этом не догадывался до тех пор, пока к нам как-то вечером не пришли поиграть в карты знакомые. Меня рано отправили в постель, и я мирно спал, как и всегда, в спальне своих родителей. Примерно в полночь я проснулся, чтобы, как и запланировал, получить со стола какое-нибудь угощение. Протерев кулачками глаза, чтобы окончательно проснуться, я, спотыкаясь, в помятой пижаме, побрел в комнату, где все продолжали играть в карты.

— Что случилось с Сиднеем? Почему он так хромает? — услышал я, как кто-то из гостей спросил мою мать.

— Хромает? Мой Сидней? — мою матушку даже передернуло. Она бросила карты, отодвинулась от стола и с неподдельным беспокойством посмотрела на меня.

— Да он просто притворяется, Сил, — сказал мой отец, — давай ходи, твоя очередь. Но моя мать желала немедленно выяснить, что же все-таки случилось с ее дорогим мальчиком.

— Пройдись по комнате и подойди ко мне, Сид, — попросила она, протянув мне навстречу руки. Я с радостью послушался, понимая, что хромота делает меня еще в большей степени центром всеобщего внимания. Но я перестарался: я так нарочито хромал и изображал такую болезненную гримасу, что все, за исключением моей матушки, рассмеялись и вернулись назад к игре. Я же подумывал об угощении, которое, как я ожидал, мне должна была вынести мать. Она делала самое вкусное в мире засоленное мясо и бутерброды с пастрамой, и я ожидал, что она, наверняка, даст мне даже больше, чем я изначально рассчитывал, коль скоро я всех так рассмешил. Я всегда знал, что она будет делать так, как я того хочу.

10

Все последующие дни я продолжал хромать, даже когда об этом и не думал. Мой отец говорил мне, чтобы я перестал кривляться, а мою мать это начинало все больше и больше беспокоить.

— С Сиднеем в самом деле что-то не так, Джек, — сказала однажды мать отцу несколько дней спустя, когда тот пришел с работы.

— Ты имеешь в виду его кривляние? — он косо взглянул на меня через дым, поднимающийся от его неизменной сигареты. — Он просто хочет, чтобы на него все обращали внимание.

— Джек! Я знаю, здесь что-то серьезное! Мать так громко это произнесла, что отец не стал спорить. Он погрузился в вечернюю газету, а она подошла к телефону и договорилась о встрече с ортопедом. Были осмотры, потом рентген, потом еще рентген и диагноз: болезнь Легга-Кальве-Пертеса правого бедра. Лечение: я должен был избавиться от лишнего веса на правом бедре, чтобы оно могло само по себе зажить.

— Бедный Сидней, — говорила мама, и весь остальной мир разделял ее чувство жалости. Поначалу я упивался своим новым положением и радовался, что у меня появились костыли, подтяжки и на ногу был надет специальный ботинок. Все заваливали меня подарками, родственники и соседи угождали, кто как мог. Даже мой отец какое-то время делал все, что я просил. Когда я шел в кино, кто-то обязательно уступал мне самое лучшее место; когда я принял участие в конкурсе маскарадных костюмов на празднике Хеллоуин, то занял первое место, не потому, что мой костюм ковбоя был самым лучшим, а из-за моих костылей. Люди, не знавшие меня, считали, что я очень замечательный и храбрый мальчик. Но то, что они так считали, еще не означало, что так оно было на самом деле: я полнел, становился еще более грубым и еще более избалованным. Если бы был конкурс на самого испорченного ребенка в мире, думаю, что я бы без труда его выиграл.

11

Больница и школа К тому времени, как мне настало время идти в детский сад при Еврейской академии Вашингтона, у меня полностью сформировалось убеждение, что моя хромота дает мне право на все, что угодно, кому бы это не принадлежало. Должно быть, мои учителя с чувством величайшего облегчения восприняли заключение врачей в январе моего первого года обучения в школе, что костыли и подтяжки мне не помогают. Мое бедро продолжало находиться под большой нагрузкой, и потому они сказали, что меня необходимо освободить от занятий в школе и госпитализировать. Я ничего не имел против того, чтобы мою ногу подвесили на тяге. Кроме того, госпитализация предполагала множество всяческих подарков! В больнице я также попытался подчинить своим капризам целую группу людей. Но вскоре понял, что у нянечек уже был определенный опыт работы с разбалованными чадами, и очень скоро они продемонстрировали мне, что знают, как со мной бороться. Мальчик на соседней койке стал моим хорошим другом, и мы любили обмениваться с ним комиксами и игрушками. Поскольку ни он, ни я не могли вставать с постели, то мы постоянно просили нянечек, чтобы те помогали нам осуществлять этот обмен. И вскоре одной из нянечек это надоело. Она предупредила, что у нее очень много работы, и что еще кроме нас у нее много пациентов, которые также нуждаются в ее помощи, и что мы должны к ней обращаться лишь тогда, когда нам действительно что-то надо. Вполне естественно, что после этого разговора мы стали ее беспокоить в два раза чаще. Мы не знали, что у нянечки было свое «секретное оружие». На следующее утро в палату вошли двое молодых врачей в зеленых халатах с хирургическими масками, спущенными на подбородок. Перед собой они катили каталку.

— Этого ребенка сейчас будут оперировать? — спросил один из них, посмотрев в мою сторону.

12

Второй молча кивнул. Без тени улыбки они покатили каталку к моей кровати. Их серьезный вид не на шутку напугал меня. Они что, собираются отрезать мне ногу?

— Нет! — закричал я что было сил. — Не меня! Это ужасная ошибка! Позовите маму! Позовите мою маму! Я забился в самый дальний угол кровати, начал брыкаться и кричать, пока врачи, наконец, не покинули палату вместе с каталкой. Я был так напуган, что до конца дня не смел ничем беспокоить нянечек. Когда вечером меня пришла навестить моя матушка, я ей все рассказал, приукрасив истину самыми кровавыми деталями, на которые было способно мое воображение. Она слушала меня с ужасом, и ее брови поднимались все выше и выше сначала от шока, потом из чувства сверхправедного негодования. Вооруженная моими описаниями невероятных садистских пыток, она побежала в кабинет главврача и потребовала увольнения тех двух врачей, угрожая в противном случае обратиться в конгресс с просьбой провести расследование деятельности всего рабочего персонала больницы. Не знаю, что сказал ей главврач, но помню, что на следующий день меня перевели в другую больницу. Итак, это был еще один пример моего «секретного оружия» в действии и моего нежелания жить по приемлемым в этом мире законам. Когда меня выписали из второй больницы, к нам домой пришел учитель из школы, чтобы рассказать, что я пропустил, находясь в больнице. Спустя какое-то время я был направлен в спецшколу для детей с физическими недостатками.

13

Глава третья

Лгун и обманщик По истечении трех лет моего пребывания в спецшколе, врачи констатировали, что я, наконец, избавился от симптомов болезни Легга-Кальве-Пертеса. Они сказали, что костыли уже больше не нужны, и что я теперь могу ходить в нормальную школу и учиться с нормальными детьми. Я был весьма обрадован тем, что перестал быть калекой и был почти даже рад, что не буду нуждаться в особом к моей персоне внимании. Но так не получилось. Моя матушка и тут позаботилась обо мне. Она рассказала обо всем учителю, а тот, в свою очередь, всему классу и призвал всех мальчиков и девочек быть особенно терпимыми и добрыми по отношению ко мне. Поначалу все действительно прилагали совместные усилия, чтобы не давать мне возможность расти и развиваться. Но со временем у детей поутих живой интерес к тому факту, что я когда-то был калекой, и они начали меня дразнить по поводу моего лишнего веса, того, что я не мог быстро бегать и что получал плохие оценки в школе. Я по-своему боролся с их критикой. «Никакой я не толстый, — убеждал я сам себя, — мама говорит, что я даже очень красивый, так что быть толстым я просто не могу». Вполне этим удовлетворенный, я продолжал постоянно набивать свой живот всем подряд. Что касается моей физподготовки, то я убеждал себя и рассказывал всем, кто меня слушал, что даже несмотря на то, что я долгое время был на костылях, все равно я бегаю быстрее, чем такой-то ученик в нашем классе (у нас действительно был один очень медленный мальчик в классе). Но даже я вынужден был признать, что успеваемость у меня была отвратительной. Я стал настолько ленивым, учась 14

в спецшколе, где многие дети были с пониженным коэффициентом умственного развития, что начал даже подумывать: быть может, я на самом деле был глуп. Но я никому не признавался в этом, а, наоборот, убеждал свою мать, что учителя и школа, в которой я учился, были глупыми. На следующий год моя матушка отправила меня в частную школу, где я должен был получить больше индивидуального внимания со стороны учителей. Но и это не помогло. Наоборот, даже усугубило мое положение. Меня определили в класс, где были дети с низкими и заторможенными умственными способностями. Поначалу мой уровень был намного выше их, так что какое-то время просто-напросто «бил баклуши». Когда же я понял, что отстаю, догонять было уже слишком поздно. Я снова пожаловался своим родителям на то, в какой глупой школе я находился, и на следующий год они перевели меня назад в обычную школу. Секретное оружие Всякий раз, когда у меня что-то не получалось в школе, я никогда долго не размышлял, применять мне или нет мое «секретное оружие». Как-то раз несколько ребят стали меня дразнить и даже пару раз толкнули. Они были больше и сильнее меня, и потому тогда я ничего не сказал, но поклялся себе, что отомщу им. Придя домой, я разжалобил свою матушку своим рассказом о том, как два здоровущих негодяя меня всего избили. На следующее утро мать была в школе, и учитель попросил меня встать и перед всем классом указать на двух преступников, которых после этого препроводили в кабинет директора для нравоучения. Потом моя матушка раздала всем в классе конфеты, чтобы как-то подкупить их расположение ко мне. В другой раз я заметил, что у одного мальчика на уроке печатания был лучший пенал для букв, чем у меня. В моем пенале все буквы были перемешаны, и мне всякий раз приходилось их рас15

кладывать перед началом занятия. У того же мальчика в пенале каждая буква была в своей ячейке.

— Это потому, что его брат учился в этой школе, — стал я скулить маме, как только пришел из школы. — У него такой умный брат, и потому у него лучше пенал, чем у меня. Она, как всегда, выслушала меня, полная сочувствия, и спустя какое-то время уже звонила по телефону этому самому мальчику.

— Ты думаешь, что ты такой умный, потому что твой брат был хорошим учеником, и потому теперь у тебя самый лучший в классе пенал, а мой Сидней... — и она продолжала в том же духе, выговаривая и угрожая ему. Иногда мне было стыдно, но где-то в глубине души я желал, чтобы она продолжала сражаться в моей жизни вместо меня, и я продолжал ей жаловаться всякий раз, когда у меня что-то не получалось. Я настолько не мог ладить с людьми, что, в конце концов, моя мать отправила меня к психоаналитику в надежде, что, быть может, он сможет помочь мне разрешить мои проблемы во взаимоотношениях с людьми. Я встречался с ним несколько раз, но вскоре он понял, что это бесполезно, поскольку я отказывался признавать себя неправым. Я говорил ему, что проблема не во мне — проблема в других людях. Тем не менее, проблемы в моей жизни продолжались, и борьба все более обострялась. Трудности не ограничивались лишь школой. Как-то раз я поругался с сыном одной из наших квартиранток. Я схватил нож и приставил к его горлу. Когда он рассказал все своей матери, которая была вдовой, та проконсультировалась у адвоката. Однако потом она допустила грубейшую ошибку. Она рассказала моей матери об инциденте и сказала также, что собирается подать на меня в суд. Реакция моей матушки была совсем не такой, какую она ожидала.

— Вон! — закричала на нее моя мать. — Ни завтра, ни сегодня — сию же минуту! — Наверное, все соседи слышали, как она 16

кричала. — Вон из моего дома, ты и твой бездарь-сын! Ну же, время пошло! Убирайтесь отсюда! Да как ты смела! Моя мать орала, а бедная вдова практически на коленях вымаливала у нее прощение, потом просила прощение у меня за себя и своего сына. Если бы во мне было хоть немного порядочности, то мне стало бы жаль их обоих, но если бы во мне и была хотя бы капелька уважения по отношению к любому другому человеку, ей было бы крайне одиноко. В старших классах я научился обманывать так искусно, что получал те отметки, которые я хотел. Всякий раз я искал новые способы обмана. Однажды на занятии по геометрии я заметил, что преподаватель переписывает на доску контрольную работу из какой-то книги. В тот же день один из моих друзей сказал, что я, если бы захотел, мог бы купить этот сборник с готовыми ответами на все контрольные работы! После школы я позвонил в книжный магазин, о котором он говорил, и потом послал туда свою матушку, чтобы она купила мне этот сборник. Как только она вернулась, я переписал все ответы следующей контрольной работы, которую мы должны были писать, на маленький листочек бумаги. Во время контрольной работы я незаметно положил его на угол парты. Мне казалось, что это было очень круто — написать ответы в тетрадь еще до того, как учитель закончит переписывать на доске содержание задач. Еще более интересным, чем получить «5» по контрольной, было хвастаться другим ребятам, о том, как я перехитрил учителя. Мне также казалось, что я умнее учителя, когда я каждый день в течение целого семестра позволял своему другу Арнольду списывать у меня домашнее задание по английскому языку. Я полагал, что нам все так и «сойдет с рук». Но в конце семестра, к моему величайшему удивлению, наша учительница взяла и сравнила перед всем классом несколько моих домашних работ и Арнольда.

17

— Вам не кажется странным, — сказала она, — что в течение целого семестра работы Сиднея и Арнольда полностью совпадали? Итак, Арнольд и Сидней, я не собираюсь выяснять, кто у кого списывал. И тот, кто списывал, и тот, кто давал списывать — оба виноваты. Один ничем не лучше другого. Я почувствовал, как «горячая волна» прихлынула к моему лицу, и я знал, что даже мои уши покраснели от стыда. Я посмотрел на Арнольда взглядом, исполненным ненависти. Почему он хотя бы не скажет, что это он списывал у меня? Я «кипел» от злости. Подлый обманщик! Однако сам продолжал время от времени обманывать учителей. Однажды я умудрился это сделать даже во время музыкального теста. Когда-то я пробовал учиться играть на разных музыкальных инструментах: на фортепиано, ударных, на гитаре, кларнете, трубе, но ни на одном из них не останавливался больше, чем на месяц, а этого никогда не было достаточно, чтобы чему-либо научиться. Мне было скучно, когда меня заставляли играть гаммы и изучать нотную грамоту. В этом не было никакой славы, никакого общественного признания. Я хотел сразу же хорошо играть и когда видел, что необходимо много работать для того, чтобы научиться играть на каком-либо конкретном инструменте, я тут же бросал это занятие и переходил к чему-либо другому — тому, что выглядело более простым. Во время музыкального теста я знал, что мальчик, сидевший справа от меня, обладал необыкновенными музыкальными способностями, поэтому я просто-напросто переписал все его ответы в свою тетрадь. Когда огласили результаты теста, оказалось, что мое имя стоит одним из двух первых в списке.

— У этих детей огромные музыкальные способности, — заявил председатель тестовой комиссии. Я весь так и засветился, добавив еще одну фальшивую звезду в свой порочный венец.

18

Как мне нравилась слава всеобщего признания! И как презирал я труд, который вел к настоящим достижениям! Где-то в глубине души начинало зарождаться сознание того, что когда-либо мой эгоизм даст свой плод и в моей жизни, но я старательно подавлял в себе этот голос и продолжал свой прежний путь. В то время в моей жизни начинали выкристаллизовываться две цели: первая — достигнуть всемирного признания, и вторая — заработать миллион долларов. Я пообещал себе, что буду делать все, что потребуется во имя достижения этих двух целей.

19

Глава четвертая

Лицемер и бездельник 7 сентября 1953 года явилось основной вехой на моем пути к славе и богатству.

— Одежда, в самом деле, преображает человека, Сидней. Ты выглядишь просто великолепно в этом смокинге. Моя матушка гордо вздохнула, прикладывая свежую гвоздику к лацкану моего пиджака. На ней самой было длинное кружевное шифоновое платье, ее плечи оттенял искусно вышитый корсаж. Все были красиво одеты. Мне давали подарки, деньги, устраивали в мою честь вечеринки. У меня голова шла кругом от возбуждения, которое сопровождало мою Бар-мицва — празднование моего тринадцатилетия — дня, когда еврейский мальчик становится мужчиной. Религиозное лицемерие Я готовился к этому дню в течение последних пяти лет под руководством одного раввина, который был моим специальным Бар-мицва наставником. Я изучал древнееврейский, заучивал еврейские народные мелодии, запоминал отрывки из своей Хафторы и репетировал речь, с которой должен был выступить на английском языке. Этот день должен был иметь особое духовное значение в моей жизни. Он венчал мое вступление в тот возраст, когда я становился сыном заповедей. Отныне я отвечал за их соблюдение. Но я не помню, чтобы так уж сильно думал в тот день о Боге. Все мои мысли были обращены ко мне самому, моему внешнему виду, подаркам, моей радости. У нас дома всегда соблюдали еврейские праздники, для чего нередко выезжали в Нью-Йорк, чтобы отметить их вместе с роди20

телями отца. Такие «каникулы» всегда были для меня болезненным опытом. Не любил долго ехать в машине или битком набитом поезде, подниматься на шестой этаж многоквартирного дома, где даже не было лифта, идти по темным коридорам, где воняло затхлым запахом еды, часами сидеть в синагоге и слушать проповедь на языке, который я все равно не понимал, участвовать в бесконечных ритуалах, которые ничего для меня не значили, терпеть поцелуи родственников и их вопросы, типа: «А как у тебя дела в школе?» или «Сидней, а ты помнишь своего дядю такого-то и такого?» Во время этих родовых сборищ мои родители постоянно меня дергали: «Сидней, пожми руку своей кузине. Сидней, а ты поздоровался?» Я всегда со всеми здоровался, только делал я это так тихо, что никто меня не слышал, и мой отец постоянно ходил за мной, все больше раздражаясь. Теперь, вспоминая те годы, я понимаю, что отец любил меня и лишь пытался воспитать во мне хорошие манеры, но в то время мне доставляло несказанное наслаждение доводить его «до белого каления». Среди всей этой скукоты было несколько событий, которых я, однако, с нетерпением ждал: сельтерская вода, которую разбрызгивали через специальную насадку, суп с мацой, картофельный кугель и награду, которую я получал за возвращение мацы. Украсть мацу — пресный хлеб — из-под подушки, на которой сидел мой дед, для меня было самой важной частью празднования иудейской Пасхи, церемонии, которая не могла закончиться, пока маца не возвращалась назад к деду. Уже стало частью традиции, что я требовал какое-то количество денег или подарок в качестве выкупа за возвращение мацы. Однажды я заснул во время пасхального ужина. Молитвы и чтение Писаний длились обычно в течение многих часов. И вот уже к концу церемонии мой дядюшка Вилли разбудил меня и всунул мне в руки мацу, которую он украл за меня. Пока я раздумывал, какой подарок или сколько денег мне попросить в качестве выкупа, я допустил одну самоуверенную ошибку: по21

махал мацой перед лицом своего деда. Тот с необыкновенной скоростью выхватил ее из моих рук. В тот день я открыл для себя новое правило — никогда не показывай мацу, когда находишься рядом с дедушкой. Несмотря на то, что мне не нравились все эти праздники, и я мало что понимал об их значении, но я как-то странно гордился своим еврейским происхождением. Я знал, что родился евреем и что евреем умру, и готов был драться с кем угодно, кто бы посмел насмехаться над евреями. Однако причина моих посещений синагоги была совсем иной. В синагогу я ходил вместе со своим отцом лишь по той простой причине, что я должен был это делать. Поклонение оставляло меня равнодушным. Единственное, что мне там нравилось, так это напитки. Я верил, что Бог есть, но раввин описывал Его как некий огонь. А что хорошего такой Бог может мне сделать? Это было слишком непонятным, далеким и абстрактным. Я не знал древнееврейского, и хоровые песнопения были для меня абсолютно бессмысленными. Кроме того, я быстро заметил то лицемерие, которое царило в синагоге. Например, мы всегда парковали машину в двух кварталах от синагоги, чтобы никто не видел, что мы в выходные дни ездим на машине. Большинство других людей делало то же самое по той же самой причине. Однажды я случайно покрутил ключами от машины в синагоге. От взгляда отца я готов был провалиться сквозь землю. Я опозорил его перед другими людьми. В другой раз в синагоге у меня с головы на пол упала шапочка, ермолка. Я, правда, этого не почувствовал, но это заметил мой отец.

— Где твоя ермолка? — зарычал он на меня. Я потрогал голову и, убедившись, что шапочки там и в самом деле нет, наклонился вниз, чтобы поднять ее с пола. Для отца был отвратителен тот факт, что я стоял в синагоге с непокрытой головой. Его друг, стоявший по другую сторону от него, попытался его успокоить.

22

— Ничего страшного, Джек, — сказал он, положив руку на плечо отца. — Ну, допустил мальчик маленькую ошибку, ну что тут такого? Оставь его в покое. Я так перенервничал, что едва мог одеть шапочку. Неужели это и в правду было таким серьезным грехом — стоять с непокрытой головой в синагоге? И еще, почему мои родственники и друзья курили в святые дни за квартал от синагоги, там, где их никто не видел, а потом, когда приходили в синагогу, делали вид, что воздерживаются от сигарет? В святые дни никто не должен зажигать огня ни под каким предлогом, поскольку зажигание огня считается работой. К чему все это лицемерие? Зачем? Я задавал некоторые из этих волновавших меня вопросов разным людям, но все они лишь пожимали плечами и ничего не отвечали, как если бы и сами ничего не знали. В общем, ответа я так ни от кого и не получил. Лицемерие, которое я наблюдал у некоторых ортодоксальных евреев, полное противоречие между тем, чему они учили, и как жили сами, возможно, помогло и мне дать разумное объяснение нечестности и лицемерию в своей собственной жизни. После моей Бар-мицвы я уже больше не ходил в синагогу, кроме как по праздникам, пока гораздо позже я не понял ее истинного значения. Но это уже было после того, как я попал в ад и вернулся оттуда назад. Трудовая этика Моим первым шагом на пути к мировому признанию и миллиону долларов была работа разносчика газет в нашем квартале. Когда я учился в средних классах, мне казалось, что почти в каждой газете, которую я брал, на самой первой странице была фотография скалящегося мальчика-газетчика. Реклама расписывала, какая это замечательная работа, что они всегда завоевывают различные призы и путешествуют по интересным местам.

23

Другим козырем, как мне тогда казалось, было то, что за каждого нового подписчика они получали бесплатные купоны, которые можно было реализовать в магазинах Гуд Хюмор мен. Мысль о бесплатном мороженом была тем искушением, которому сложно было противостоять, и я не отстал от своих родителей, пока те не согласились подписать все необходимые бумаги, чтобы я мог начать свое первое в жизни бизнес-предприятие. Я гордо разносил газеты в течение нескольких дней и сделал родителей, дядюшку и несколько близких соседей своими подписчиками. Затем однажды я проснулся дождливым утром. Мне было так тепло и уютно в постели, что вместо того, чтобы встать и идти разносить газеты, я изобразил, будто я вдруг ужасно заболел. Я так неистово кашлял, что моя мать и сестра принесли мне сироп от кашля, грелку и настояли, чтобы самим разнести за меня газеты. Я же остался лежать в постели и читать комиксы. Мне так это понравилось, что после этого случая я стал достаточно часто симулировать болезнь и не только тогда, когда шел дождь, но и когда светило солнце. Моя мать и сестра Ширлей разносили за меня газеты, и даже когда они видели, что я симулирую, они не подавали вида. Ну, а выручку в карман клал, конечно же, я. Когда я вырос, и стало как-то несолидно быть разносчиком газет, я пошел работать курьером к дядюшке Абу, который был владельцем часовой мастерской. Я любил своего дядюшку, и мне казалось, что будет интересно ходить по разным аптекам и магазинам, брать у них часы, подлежащие ремонту, относить их дядюшке, чтобы тот их починил, и потом возвращать назад. Первые две недели все было нормально. Мне нравилось носить с собой по городу дорогостоящие вещи. Но как-то раз, когда не надо было никуда идти, дядюшка вручил мне банку с чистящим средством и тряпку.

— Ты знаешь, Сидней, — сказал он, — раковина в мастерской сегодня жутко грязная. Почисти-ка ее для меня, ладно? Я не мог поверить своим ушам. Я? Чистить раковину? Я посмотрел на запачканную раковину, возмущенный, что он попро24

сил меня выполнить такую черную, грязную работу. Почему я? Любой мог бы вычистить раковину. Для меня, как курьера, разносившего дорогие часы, было ниже достоинства даже подумать о подобной работе. Нехотя я посыпал грязную раковину зеленым порошком, потер ее немного тряпкой и смыл водой. Затем осторожно, двумя пальчиками взял мокрую и грязную тряпку и выбросил ее в ведро под раковиной поверх скомканных бумажных полотенец. После чего сел в дальнем углу мастерской, чтобы погрызть орешки и почитать целую пачку комиксов, которые я захватил с собой из дома, чтобы было чем заняться в перерывах между работой. Не успел я перевернуть первую страницу, как услышал голос дядюшки: — Сидней! Поди-ка сюда! Ты считаешь этот умывальник чистым?

— Да, — солгал я, глядя на то, каким грязным я его оставил.

— Ну тогда тебе надо проверить свои глаза, — сказал он, возвращая мне банку с чистящим средством. — А теперь достань тряпку и почисти раковину снова, только на этот раз нормально. Меня чуть не вырвало от того, что мне надо было выуживать эту отвратительную тряпку из ведра и заново чистить раковину. Не думаю, чтобы это у меня получилось лучше, чем в первый раз, но уже тогда я твердо решил, что эту раковину я мою в первый и последний раз. Было уже почти пять часов, и я знал, что когда часы пробьют пять, я пойду домой и больше никогда не вернусь назад. Так я и сделал. Не дождется дядюшка Аб, чтобы я ему еще чистил раковины! Работая на первых двух работах, я заложил образец, которому впоследствии следовал достаточно долгое время, а именно: позволять другим делать за меня работу, когда она переставала быть легкой, не торопиться делать то, что от меня требовалось, выполнять лишь то, что нравится, самое интересное — это то, что приносит признание других людей, а тяжелую, нудную и грязную работу надо оставлять кому-нибудь другому.

25

Глава пятая

В самом центре Я значительно вырос в собственных глазах, когда близко подружился с Джони Спитсбергом. Джони был на пару лет старше меня, но я хорошо его знал, поскольку его мать и моя мать были лучшими подругами. У Джони были все достоинства, которых не хватало мне: он прекрасно танцевал, был ловким атлетом и имел хорошую репутацию среди женского пола. Джони был членом отделения Вилнера ассоциации AZA — еврейского братства, существовавшего в нашей школе. Он сказал мне как-то, что я тоже мог бы стать членом этой организации. Я хотел к ней присоединиться, поскольку считал, что тогда у меня автоматически появятся новые друзья, я стану популярным и, конечно же, буду принимать участие во всех вечеринках AZA. На первом же собрании, куда я был приглашен, мне пришлось стоять в центре круга, образованного членами братства, которые задавали мне кучу разных вопросов. Я старался давать достойные ответы, чтобы произвести впечатление человека знающего, в особенности, отвечая на вопрос, почему я желаю вступить в Вилнер. Я им выдал что-то очень возвышенное, мол много наслышан о такой всеми признанной организации, как Вилнер, и что хотел бы пополнить собой ее ряды, и что надеюсь внести достойный вклад и т. п. Это была чистой воды ложь, но они, казалось, остались удовлетворены ею. Я даже заметил, как у некоторых из них сами собой задрались носы, настолько они остались довольны моей лестью. Их улыбки заставили меня подумать, что они были довольны и мной. Но по мере того, как во мне росла уверенность, мои ответы начали давать сбои, и к следующему вопросу я оказался абсолютно не готов. Когда меня спросили, что я думаю о девушках, я оказался не в состоянии дать учтивый, гладкий и умный ответ. Я им ответил с детской наивностью: «А что, все нормально».

26

Вся комната просто рухнула со смеху. Я вспыхнул миллионом оттенков красного и пурпурного цветов, что заставило их разделиться при принятии окончательного решения, но так или иначе я был принят в клуб. Вспоминая, как они смеялись над моим ответом, я подумал — только подумал — а может мне стоит попробовать себя в шоу-бизнесе в качестве комедианта, подобно моему дядюшке Джею Джейсону, который работал в ряде ночных клубов. Братство У меня появилась одна возможность попробовать свои актерские способности, когда я поехал на свой первый съезд AZA в Ричмонде. Там мы играли в покер, рассказывали друг другу грязные анекдоты, а несколько ребят здорово набрались. Я тоже был «под мухой», правда не так, чтобы сильно, но достаточно, чтобы чувствовать себя раскованно, и сделал вид, будто был мертвецки пьян. Я шел, спотыкаясь, по лестнице, орал всякие глупости, падал и т. д. Мои новые друзья долго потом вспоминали, как здорово я напился в Ричмонде, и я знал, что нахожусь на правильном пути. АZА давала мне своего рода чувство безопасности и внешнего достоинства до конца школы. Я написал юмористическую сценку, которая имела большой успех, и, в конце концов, меня назначили даже на какую-то должность. Первый вкус успеха после множества неудач в моей жизни обнадеживал: я посчитал, что то, чего я не добился в школе, я обязательно добьюсь в колледже. Летом, после того, как я окончил школу и еще не начал учиться на первом курсе Американского университета, я гостил у своей бабушки в Атлантик Сити, где работал на пляже продавцом в киоске. Там я понял, что у меня, оказывается, есть талант заставлять людей раскошеливаться. Моя растущая самоуверенность делала меня настолько взрослым, что ко мне однажды вечером подошла даже проститутка. Я шел от нее с трясущимися коленка27

ми, однако не забыл рассказать своим друзьям все в полнейших деталях, приукрасив их своим богатым воображением. По тому виду, с которым они меня слушали, было совершенно ясно, что я начал подыматься в их глазах. Один из них сказал мне как-то наедине: «Ты знаешь, Сид, мы в свое время считали тебя самой большой бестолочью в городе. Но ты изменился. Ты все больше ведешь себя, как нормальный парень». Я произвел на него впечатление и знал, что он всем будет об этом рассказывать. И поскольку я вырос в его глазах, я вырос и в своих также. Еда почему-то вдруг перестала занимать столь важное место в моей жизни. Я, наконец, понял, что в жизни есть много гораздо более интересных вещей, чем просто все время набивать себе живот. Есть вечеринки, и девочки, и масса других внешкольных мероприятий. Это был совершенно новый мир для меня, и я находился в самом его центре. Взрослый Ожидая своей очереди, чтобы пройти собеседование в центре занятости Американского университета, я просмотрел несколько своих рекомендательных писем. Первое письмо было от декана: «Господин Рот является серьезным, честным и приятным молодым человеком. У него общительный характер и вежливые скромные манеры. Обладает высоким интеллектуальным уровнем. Устойчив во взглядах, пользуется уважением... придерживается высоких морально-нравственных принципов. Рекомендуется на любую работу, к которой он с профессиональной и технической точек зрения пригоден». Второе письмо было от одного из преподавателей: «Сидней является моим студентом и на своих занятиях зарекомендовал себя с самой положительной стороны. У меня была также возможность работать вместе с ним в студенческих организа28

циях, где любую поручаемую работу он выполнял добросовестно и в срок. Честолюбив, гордится выполняемой работой, успешен во всех своих начинаниях». И еще одно письмо: «Находился на руководящей должности в студенческом городке, пользуется авторитетом как среди студентов, так и преподавателей». Читая эти рекомендации, я чувствовал, как каждая моя клеточка источает гордость. Я готов был похлопать сам себя по спине и поздравить за то, что прошел большой путь, будучи в свое время маменькиным сыночком- пухлячком, который не мог даже получить более-менее нормальную отметку без того, чтобы не списать, который во время конфликтов был не в состоянии даже сам себя защитить. Теперь же я был стройным, авторитетным, без пяти минут выпускником университета с основной специальностью по общественным связям. Весь мир лежал у моих ног. Я выбрал общественные связи в качестве своей специализации еще когда учился на первом курсе, слабо представляя себе, что означает этот предмет, лишь потому, что кто-то сказал мне, что это самая легкая специализация. Тем не менее, это оказалось именно то, что мне было нужно. Мои собственные общественные связи значительно окрепли, мое имя было у декана в списке лучших студентов, я был председателем большой студенческой организации, моя общественная жизнь была в самом апогее, и мои родители купили мне новенький Шевроле в качестве награды за мои успехи. Но самое главное, на последнем курсе я получил стипендию Гловера. Я стал, наверное, на десять футов выше, когда секретарь пригласила меня войти, и я широким шагом вошел в кабинет, чтобы пройти собеседование с представителем одной очень известной портовой фирмы Нью-Йорка. На мне был новый с иголочки костюм, туфли были начищены до зеркального блеска, кроме того я отлично загорел во Флориде, где провел каникулы перед своим 29

последним семестром в университете, и плюс под мышкой я держал свои необыкновенные рекомендательные письма. Мне сказали, что работу в той фирме заполучить будет далеко не просто. Но я был уверен, что смогу это сделать, если только захочу. Несколько позже начальник по вопросам трудоустройства сообщил результаты собеседования.

— Тебя не приняли, Сид. Жаль, конечно. Представитель фирмы сказал, что ты ведешь себя, будто весь мир тебе что-то должен. Он сказал, что ты, наверное, поменяешь две-три работы, прежде чем поймешь, что мир не вращается вокруг тебя. Я был сражен этой новостью. Но я понимал, что мой собеседник внимательно наблюдает за моей реакцией, и потому лишь фыркнул что-то об их тупости, развернулся и ушел. То, что тот человек сказал, еще окажется ошибкой века. Тем не менее, я достаточно быстро оправился от этого шока, решив для себя, что у того человека просто что-то с головой. Он, наверное, завидовал, что я молод и что «все при мне», в то время как он катится под уклон, и у него уже все было позади. Он, наверное, возьмет на работу какого-нибудь старого хрыча, думал я, чтобы всегда чувствовать свое превосходство, услаждая этим свое собственное больное «я». Но то, что сам я именно этим и занимался, я знать не желал. Я был сам себе «господином». После того, как я логично объяснил себе свой провал с Нью-Йоркской фирмой, мое чувство самоуверенности стало еще большим, чем когда-либо, и, в конце концов, я нашел работу по специальности в сети универмагов в Рочестере, штата Нью-Йорк. Я распрощался со своими родителями и отправился зарабатывать свой миллион и покорять мир. В течение первых нескольких дней все шло нормально на моей новой работе. Но потом в Рочестер приехал проверяющий просто посмотреть, как там идут дела. А именно в это время у нас в делах была запарка. Все в офисе срочно занимались сортировкой и сшиванием материалов, предназначенных для распространения.

30

В офисе этим занимались все, даже мой начальник и начальник моего начальника, чтобы выполнить работу в срок. Но меня подобное занятие абсолютно не прельщало, и потому, собрав несколько пакетов, я вернулся за свой стол и нашел более интересную работу, чтобы занять свое драгоценное время. На следующей неделе мой непосредственный начальник вызвал меня к себе в кабинет. Он сказал безо всяких вступлений: — Сид, помнишь, как на прошлой неделе все, кроме тебя, занимались сшиванием материалов?

— Да, — сказал я, с интересом ожидая, что он скажет дальше.

— Мне очень неприятно это делать, но мне дали указание тебя уволить. В отличие от меня мой начальник всегда выполнял то, что ему говорили. От возмущения у меня не нашлось слов. Это был тот же случай, что и с раковиной в мастерской моего дядюшки. Мой начальник понял, что я посчитал сшивание материалов грязной работой, которая была ниже моего достоинства. Я все-таки был Сид Рот, один из лучших выпускников Американского университета с такими замечательными верительными грамотами! Неужели они и в самом деле думали, что я буду заниматься сшиванием каких-то материалов? Любой ребенок безо всякого образования мог бы это сделать! Не успел я подать заявление об уходе, как меня уволили. В универсальных магазинах Рочестера не было места для человека с моим отношением к делу. Итак, моя карьера началась с работы, на которой я не продержался и двух месяцев. Я вспомнил слова того человека из портовой фирмы, что я поменяю две-три работы прежде чем пойму, что мир не вращается вокруг меня. Ха! Я им еще покажу. Вернувшись домой, я заявил своим родителям, что уволился для того, чтобы продолжать свое образование на юридическом факультете университета имени Джорджа Вашингтона.

31

Честно говоря, я не хотел учиться на юриста, но мне надо было как-то спасать свою репутацию, и это, как мне казалось, был неплохой ход. Кроме того, профессия юриста, из того, что я знал, была достаточно прибыльной. Быть может, свой первый миллион я заработаю как Сид Рот — адвокат. Мой отец был просто счастлив. Он отвел меня в один из самых фешенебельных магазинов города и купил мне четыре новеньких костюма — в консервативном вкусе: с твердым воротником и в тонкую полоску — именно такие, какие носят молодые преуспевающие адвокаты. Я был самим олицетворением процветания. Мой отец всем рассказывал о том, как хорошо я учился в университете и вот теперь скоро стану богатым и процветающим адвокатом. Только не все было так просто. Учась в колледже, я заметил, что нет ничего такого, чего бы я не мог выучить, если много работал. Что же касалось моей новой учебы, то хотя я и выполнял более-менее все задания, однако уже чувствовал, что некоторые преподаватели поставили на мне «крест». И поскольку я ясно предвидел, что все равно все идет к этому, я не стал дожидаться, пока меня выгонят, и сам перестал ходить на занятия. Я решил, что не стоит брать на себя труд ставить в известность руководство факультета о своих намерениях, хотя знал, что это было необходимо для того, чтобы получить компенсацию. Но, в конце концов, за обучение платил не я, а мои родители. Когда моя мать узнала, что я бросил занятия, она позвонила на факультет с требованием о компенсации, но было слишком поздно. Все сроки для выплаты уже прошли. Я же взял все свои новые дорогие книги по юриспруденции и сдал их за бесценок в букинистический магазин, размышляя о том, сколько было угроблено денег. Жаль. Одно утешало, что это были деньги родителей, а не мои.

32

Глава шестая

Стоящее дело Я хотел заняться чем-то более интересным, чем просто учиться, чем-то более шикарным. И самая увлекательная карьера, о которой я мог только мечтать, лежала в шоу-бизнесе. Учась в колледже, я провел несколько летних каникул подряд, развозя своего дядюшку-комедианта Джея Джейсона от одного представления к другому по всем курортам западного побережья. Шоубизнес был тогда у меня в крови. Кроме того, еще в колледже я сочинил несколько песенок и монологов. А потом, учась уже в школе, прикинулся пьяным, да так ловко, что это принесло мне всеобщее признание. Может, мое место было в шоу-бизнесе? Я отправился в Нью-Джерси, чтобы повидать там моего дядюшку, и спросить у него, не прочь ли он мне помочь.

— Ну, конечно, Сид, — с готовностью ответил он. — Талантов у тебя, правда, нет, но ты рожден настоящим промоутером. Кроме того, у тебя теперь есть степень в области общественных связей. Почему бы тебе не заняться поиском талантов. Я знаю одного приятеля, которому не помешает еще один помощник. Поначалу тебе не будут платить, но зато он покажет тебе всю свою «кухню». Он познакомил меня с Милс Миллардом, и началась моя новая работа. Я повсюду бегал в солнцезащитных очках, весь из себя, в общем, выглядел заправским голливудцем, даже больше, чем те люди, которые там жили. В течение первых двух месяцев я ничего особенного не делал: печатал контракты, присутствовал на переговорах между артистами и Милс Миллардом, разъезжал на метро, развозя какие-то очень официальные бумаги. Все это во многом было похоже на мою работу у дядюшки Аба, только тогда я развозил часы. Однако мне казалось, что я занимаюсь чем-то очень серьезным. Я жил у дядюшки, так что мне не приходилось нести особо круп33

ных расходов, кроме того, мне пообещали платить определенный процент от контрактов, которые я заключу. Я повсюду ходил в поисках непризнанных талантов, мечтая «открыть» нового Элвиса Пресли и за короткое время заработать не один, а несколько миллионов. Я уже чувствовал запах успеха. Но где же он — этот талант? Я никак не мог найти ничего стоящего. Большой прорыв И вот однажды это случилось дождливой пятницей. Мы, собственно говоря, уже ничего не делали и собирались закрыться и разойтись по домам, как вдруг произошло то, о чем мы не смели даже мечтать. Было совершенно ясно, что человек, который зашел к нам в офис, был несомненно талантлив. Необыкновенно красивый молодой певец, восходящая звезда, он искал фирму, которая бы его представляла. Его контрактом владели какие-то родственники-гангстеры, которые оплачивали его расходы, платили какое-то жалование, а остальное брали себе. Все было нормально, пока его никто не знал, но теперь он стал так быстро расти, что им потребовалась официальная представительная фирма, которая бы защищала его интересы, в то время как они бы отошли в тень. Он бы мог гораздо быстрее расти в этом случае, и мы все согласились, что самой подходящей фирмой для этого была та, куда он и пришел. Его гангстеры не захотели придти к нам в офис, чтобы обговорить, как мы будем представлять интересы этого парня, но зато пригласили меня к себе на ужин, где бы мы могли все обсудить и подписать необходимые бумаги. Я с Милсом сидел до полуночи, подготавливая все необходимые документы. Многое было еще неясно. Я даже не знал, куда мне завтра идти. Меня и Джима Броуди должны были подвезти на машине. Джим, так же как и я, занимался общественными связями. Он был моим другом, и в тот день просто случайно оказался в офисе, вот они и пригласили его вместе со мной. Мы ехали ка34

кими-то темными улочками, которые я никогда раньше не видел, и остановились перед мрачного вида зданием какой-то химчистки на весьма замусоренной улице. Химчистка была уже закрыта, но у одного из наших сопровождающих были ключи. Когда дверь открылась, сработала сигнализация, да так громко, что я чуть было не «отдал концы» от испуга. Я уже не чувствовал себя таким уверенным, классным парнем, хозяином положения, которым, как мне казалось, делали меня мой костюм и большие темные очки. После того, как мы пробрались через длинные ряды развешенной на плечиках одежды — при этом я чуть не упал в обморок от запаха химии — мы очутились в яркой и тесной кухне, где полдесятка мужчин кричали друг на друга, суетились вокруг огромного котелка со спагетти и энергично жестикулировали. Я учтиво всем кивнул, оставив свои темные очки на носу, держа глаза и уши открытыми, а рот закрытым. Я понимал, что не имеет смысла говорить о деле до тех пор, пока они немного не угомонятся. Когда спагетти были готовы, кто-то подвинул мне стул, и мы все уселись за большой кухонный стол, накрытый красной клеенкой. Книги, бумаги, вазы с цветами, коробки с сигарами, шитье и прочая семейная утварь была убрана, чтобы уступить место большим тарелкам, полным дымящихся спагетти с нежным мясом и томатным соусом, — самого вкусного блюда, какое я когда-либо ел. Там даже были большие элегантные хлопчатобумажные салфетки, чтобы их заправить за воротник. Склонившись над спагетти и горячим хлебом с хрустящей корочкой и дымящимся мякишем, я моментально забыл цель своего визита. Но, в конце концов, спагетти все-таки закончились, и мы отодвинулись от стола. Всем раздали сигары, разлили кофе и представили меня, как представителя фирмы, которая будет заниматься их певцом. Вполне по-деловому я достал свой дипломат и начал вынимать оттуда различные бумаги, которые нам предстояло обсудить, а после — подписать, чтобы сделка приобрела юридическую 35

силу. Не успел я достать все свои бумаги, как Джим Броуди открыл рот и начал говорить такое, что у меня отвисла челюсть.

— Вот вам мой совет, — начал он доверительным тоном, указывая тем самым, что собирается оказать им неоценимую услугу. — Не стоит вам связываться с этим Милс Миллардом. Да он — просто дешевка. У него гораздо больше людей уходит, чем приходит. Он самый никчемный промоутер, каких только свет видел. Никто и никогда у него не поднимался вверх. Джим задумчиво посмотрел на свою сигару и потом произнес свой окончательный приговор: — Контракт с Миллардом означает самый быстрый путь вниз. Любой дурак может это сделать сам без помощи Милларда и без того, чтобы платить ему за это проценты. — Наконец он остановился, чтобы посмеяться над тем, какой бестолочью был мой босс. Какое-то время все остальные еще смотрели друг на друга, не совсем понимая, что происходит, но потом вдруг тоже загоготали. Похоже, они были очень довольны, что не допустили ошибки и не связались с таким субъектом, как тот, которого я представлял. Я же просто сидел, весь дрожа, с бумагами в руках. Я был настолько обескуражен, что даже не знал, что сказать. Беда была в том, что я знал: Броуди, действительно, был прав. У нас, и в самом деле, не осталось ни одного таланта в фирме. И, вероятнее всего, что мы загнали бы на самый низ и их певца. Вдоволь насмеявшись, они обратились к Броуди со своими вопросами.

— Расскажи нам поподробнее обо всем этом. Ты можешь привести какие-либо доказательства? Скажем, ты можешь назвать кого-либо, кто уходит из вашей фирмы прямо сейчас? И с кем, как ты думаешь, мы должны подписать наш контракт? У Джима были нужные ответы на все их вопросы, и они ему поверили. Меня же никто ни о чем не спрашивал. На меня просто никто не обращал никакого внимания, как если бы меня там и не было. Я был рад, что на меня никто не смотрел. На моем лице не могли не отразиться внутренние страдания. Я знал, что все, 36

что говорил Джим, было правдой; правдой с самого начала, с того самого дня, как я начал работать с Милсом, чтобы постигнуть азы его бизнеса. Но я продолжал себя обнадеживать, что мы найдем какого-нибудь по-настоящему талантливого человека, и все изменится. И вот теперь я видел, как все мои мечты — путешествовать с этим парнем по всему миру, ночевать в шикарных отелях на Майами, обедать с выдающимися личностями шоу-бизнеса — все эти планы шли «коту под хвост». Можно было также забыть и о планах, как я буду тратить свои миллионы. Хуже всего было то, что никто даже не предложил отвезти меня домой. Я вышел на боковую улицу, прошел несколько кварталов до метро и потом сел на автобус до Тинека в Нью-Джерси, где жил мой дядюшка. Добравшись, наконец, домой, я снял с себя свой великолепный костюм и упал на кровать, полностью разбитый, безо всякой надежды, чувствуя себя на самом, что ни есть, дне мира. На следующее утро мой бывший друг заявился, как ни в чем не бывало, в офис и положил руку на мое плечо, прежде чем я успел от нее освободиться.

— Знаешь, Сид, — сказал он, — ты, в общем-то, хороший парень. Но твое место не здесь. Ты даже не представляешь, какая это жестокая игра. Провалив твое дело, я оказал тебе большую услугу, потому что ты мне нравишься. Спасибо, я прекрасно могу обойтись без такой дружбы. Мне нечего было ему сказать, да и незачем, он все и так прочел на моем лице. Больше я его не видел. Милс Миллард не оченьто и расстроился. «На одного больше — на одного меньше, подумаешь», — произнес он, когда я рассказал ему о том, что сделал Броуди. Он также особо не упрашивал и меня остаться, когда я ему сообщил, что возвращаюсь назад в Вашингтон. Я потерял три месяца, будучи не в состоянии даже обеспечить себя, не говоря уже о каком-то там миллионе долларов. Ни для меня, ни для кого другого не было никакой надежды, работая в агенстве Милса Милларда. Наверное, мое призвание где-то в другом месте — ждет-не-дождется, пока я наконец приду.

37

Глава седьмая

Мистер Класс Я вернулся домой и снова стал жить с родителями. Это было непросто после того, как я почувствовал вкус самостоятельности, живя в Нью-Джерси. Но я как-то обустроился и снова пошел работать к своему дядюшке-часовщику Абу, на этот раз в качестве менеджера по продаже на его более 100 участках розничной торговли. Это была временная и вынужденная мера. Мне просто надо было где-то быть, ожидая, когда подвернется чтолибо стоящее. Только на этот раз у дядюшки был другой курьер, и меня уже больше никто не просил чистить раковины. Я поддерживал тесный контакт с местным агентством по трудоустройству, куда я частенько заглядывал, чтобы почитать списки новых вакансий. Через несколько недель я познакомился с менеджером агентства, и однажды, после того, как я проработал на своего дядюшку уже четыре месяца, открылась вакансия в самом агентстве. Зарплата была больше, чем у дядюшки, терять мне, собственно говоря, было нечего, кроме того, работая в агентстве, у меня были бы все шансы заполучить самое лучшее место. Примерно в это же время я переехал от своих родителей и начал жить на квартире вместе с Артом Кридсманом, моим приятелем по колледжу. Я думал, мои родители совсем сведут меня с ума. Как бы поздно я не возвращался домой, моя матушка всегда дожидалась меня, чтобы выпытать, где я был, с кем и что делал, понравилось мне там или нет и т. д. и т. п. Мне надо было срочно что-то делать. После того, как я переехал жить на квартиру, матушка по-прежнему часто названивала, но это уже было терпимо. Если я был не в настроении с ней разговаривать, я всегда мог сказать, что кто-то звонит в дверь, и что я перезвоню попозже. Однажды вечером, действительно, кто-то позвонил. Мы с Артом сидели в зале, пили пиво и разговаривали, когда кто-то 38

стал молотить в дверь, причем давая понять, что он не остановится до тех пор, пока его не впустят. Мы с Артом переглянулись, недоумевая, кто бы это мог быть, и потом он пошел к двери. Я, на всякий случай, тоже последовал за ним. Когда он лишь чутьчуть приоткрыл дверь, она с треском вылетела у него из рук и ударилась о стену. Чак Гофман в буквальном смысле влетел в комнату и плюхнулся на диван. Я знал Чака по колледжу, и он всегда мне казался каким-то нервным. Теперь же он выглядел совершенно запыхавшимся; не в состоянии произнести ни слова и казался до смерти чем-то напуганным. Арт принес ему пива, и он, немного успокоившись, начал говорить.

— Ничего хуже этого в моей жизни просто не было! — выпалил он на одном дыхании. — Не знаю, что мне с ней делать. Он выглядел настолько взбудораженным, что я было подумал, что произошло нечто совершенно ужасное. Я уже представлял, что он убил кого-то, а тело запихал в багажник своей машины. И, наверное, теперь не знает, куда его деть, и беспокоится, найдет его полиция или нет. Но, как выяснилось, ничего такого ужасного не произошло. Чак снимал комнату. Он заплатил хозяйке квартиры достаточно кругленькую сумму в качестве предоплаты. Позже выяснилось, что хозяйка — алкоголичка, и что ее «дом» является слишком шумным для него. Однажды вечером Чак случайно услышал, как между хозяйкой и ее мужем произошла крупная ссора, во время которой они угрожали друг друга убить. Чак почему-то решил, что прежде, чем они убьют друг друга, они первым делом убьют его, и теперь он боялся вернуться назад, чтобы забрать свои вещи, не говоря уже о том, чтобы вернуть себе предоплату. Я мгновенно увидел, как одновременно можно помочь ему вернуть назад деньги и облегчить наши с Артом расходы, связанные с оплатой квартиры. Это было как раз то, что я мог сделать с удовольствием и без особого труда с моим-то нахальным характером.

39

— Успокойся, Чак, — сказал я ему, подмигнув Арту. — Сегодня ты можешь переночевать здесь, на этом диване, а завтра я помогу тебе вернуть назад твои «зелененькие». Арт посмотрел на меня и пожал плечами, по всей видимости не зная, что ему делать с нами обоими. А Чак развязал туфли и растянулся на диване. На следующее утро я надел свои солнцезащитные очки, взял дипломат с фотоаппаратом Брауни и записной книжкой и отправился вместе с Чаком к его хозяйке. Когда та открыла дверь, я кивнул в сторону Чака и сказал: «Я пришел сюда с господином Гофманом, чтобы забрать его вещи и предоплату. Я понимаю, что это значительная сумма денег, не так ли?» Она икнула, прикрыла рукой рот и попыталась закрыть дверь.

— Мы не можем вернуть (здесь она икнула) предоплату, поскольку (снова икнула) деньги используются на (громкая отрыжка)... Мне пришлось поставить ногу в дверном проеме, и, когда дверь уперлась о мою ногу, я одним пинком открыл ее настежь и с важным видом вошел в прихожую, поставил свой дипломат на маленький столик и извлек оттуда фотоаппарат. Пока Чак бегал наверх в свою комнату, перепрыгивая через несколько ступенек, чтобы собрать свои вещи, я направил фотоаппарат на жилую комнату, сделал несколько снимков, перезарядил воображаемую пленку и направил фотоаппарат на хозяйку. Все это время она стояла с отвисшей челюстью, но потом все же промолвила: — Что все это...? Что (икнула) вы здесь (снова икнула) делаете?

— Делаю снимки для доказательств на суде, сударыня, — сказал я, как ни в чем не бывало. Сделав еще несколько воображаемых кадров, я положил фотоаппарат назад в дипломат и достал оттуда записную книжку. Чак уже вернулся вниз и теперь стоял с костюмами, перевешенными через одну руку и с раздутым чемоданом в другой.

40

— А теперь, госпожа Ландон, если вы не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Насколько нам известно, у вас с мужем вчера была большая ссора, и... Прежде, чем я успел закончить свой первый вопрос, она метнулась в спальню, вернулась оттуда с чековой книжкой и стала вырывать из нее чеки и вручать их Чаку быстрее, нежели я успевал их считать. Мне очень тяжело было сдержаться, чтобы не рассмеяться прямо там, и, когда мы вышли на улицу и отъехали на моей машине на один квартал, мне пришлось даже остановиться, поскольку от смеха я был не в состоянии управлять машиной.

— Как это у тебя так получилось? — воскликнул Чак с восхищением в глазах. — Ты просто теряешь свой талант. Ты прирожденный жулик. Я подумал, что, быть может, он и прав, но я не знал, как заняться такого рода бизнесом. Одно я знал точно: мне уже начинала надоедать работа в агентстве по трудоустройству, заполнять все эти бумаги. Какая скука! Должно же быть нечто лучшее. Я и не догадывался тогда, что именно Чак поможет мне это нечто лучшее и отыскать. Как-то раз вечером мы с Чаком сидели в квартире: я — на единственном в доме удобном стуле, читая объявления о вакансиях, а Чак — на полу, мучая маленький транзисторный радиоприемничек.

— Ничего, одна лишь фольклорная музыка, — пробормотал он. — Гитары и фольклор. Тебе не кажется, что на радио могло бы быть несколько больше разнообразия? В его голосе звучало возмущение. Он выключил приемник и сел, опершись на проигрыватель. Мы начали говорить о различных видах музыки и пришли к выводу, что фольклор во все времена пользовался самой большой популярностью.

— Ты знаешь, — сказал он, — я уверен, что многие дети в школах сегодня увлекаются фольклором.

41

— Да, — согласился я. — В любой школе наверняка найдется дюжина детей, которые умеют бренчать на гитаре и хоть что-либо в этом духе. Идея пришла к нам обоим одновременно, и мы оба ухватились за нее. А почему бы нет? Конкурс талантов в каждой школе, победителей записывают на радио, слушатели выбирают, кто самый лучший. Менее чем за пятнадцать минут мы разработали целую шоу-программу, названную «Hootenanny». Победители конкурсов не будут получать или будут получать весьма незначительный гонорар за свои выступления. Мы с Чаком будем проводить совместную работу по организации конкурсов и присваивать всю прибыль от открытых концертов и пожертвований спонсоров. Это было вполне по нашим силам. Чак должен был заниматься школами, организацией программ, то есть всеми скучными закулисными деталями, в то время, как я — быть у всех на виду, быть человеком с микрофоном, представляющим участников конкурсов и прослушивающим победителей перед записью. Мы оба должны были выполнять примерно одинаковый объем работ — возможно, Чак несколько больше, чем я, — и всю прибыль от программ и рекламы, как продюсеры «Hootenanny», в равной степени делить между собой. Но у всех на виду должен был быть именно я. На первой же радиостанции, куда мы обратились со своей идеей, ее восприняли с энтузиазмом. Нам предложили шестинедельный контракт и наняли обоих в качестве продюсеров с жалованием $75 в неделю на каждого. Поскольку этого было недостаточно, чтобы жить, я на некоторое время решил оставаться в агентстве по трудоустройству. Наш первый концерт проходил в до отказа забитом спортивном зале Американского университета. На радио программой остались весьма довольны. Количество слушателей росло с каждой неделей, и, когда прошли первые шесть недель, нам с Чаком предложили новый контракт в качестве продюсеров.

42

Я не имел ничего против того, чтобы продолжать заниматься этой программой, но начал подумывать, что для двоих она приносит слишком маленький доход. И вместо того, чтобы честно поступить с Чаком, поговорить с ним, как мужчина с мужчиной, и предложить выкупить его долю, я решил заставить его уйти. Избавиться от своего сопродюсера не было таким уж сложным делом. Я начал при любом удобном случае открыто с ним не соглашаться, спорить по любому пустому поводу, открыто перед всеми его критиковать, говорить, насколько плохо он справляется со своей частью работы, в общем, сделал его жизнь насколько возможно невыносимой. И когда почувствовал, что он начинает сдаваться, я еще больше «подкрутил гайки». Зная, насколько его легко выбить из колеи, мне пришла в голову идея стучать по стене его спальни всякий раз, когда он пытался заснуть. Мне доставляло какое-то дьявольское наслаждение видеть, как утром он едва стоит на ногах после бессонной ночи. Он прекрасно знал, что это я стучу, но я всегда делал вид, что невиновен, и что все это ему просто мерещится.

— Чак, — говорил я ему, — тебе надо сходить к психотерапевту. Как-то вечером, когда Арта не было дома, Чак разъяренный влетел в мою комнату.

— О’кей, мистер продюсер, — заорал он, — можешь все делать сам, можешь один жить в квартире, сколько угодно стучать в стену! Можешь делать все, что хочешь! А с меня довольно! Не знаю, где он спал той ночью, но на следующий день он пришел, собрал свои вещи и навсегда ушел из моей жизни. Таким образом, я остался единоличным продюсером своего шоу, получая всю славу и все деньги. Я оставил работу в агентстве по трудоустройству и полностью погрузился в шоу-бизнес, проводя конкурсы, представляя интересы выступающих, организовывая выступления в ночных клубах и, конечно же, «состригая всю капусту». Мои темные очки были как нельзя кстати. Теперь я был мистер Класс. И вскоре на горизонте должен был появиться мой первый миллион.

43

Глава восьмая

Вниз в пропасть — Сид, а ты знаешь, что на встречах Янг Демо всегда собираются самые хорошенькие девочки, — сказал мне мой новый приятель Джо Гарфинкл.

— Ну что ж, я не прочь это проверить, — ухмыльнулся я в ответ. Джо был лет на десять старше меня, но мне нравилось всюду с ним ходить, потому что он всегда знал, где в городе самые лучшие вечеринки, и где собираются самые красивые женщины. Меня не интересовали все женщины подряд, меня интересовали лишь отдельные представители слабого пола. Мне нравились хорошенькие девочки, но не «хорошие». Придя на встречу, я заметил одну девушку в другом конце комнаты с самой очаровательной улыбкой, какую я когда-либо видел.

— Эй, Джо, помоги мне снять вон ту. Я даже тихонько присвистнул, предчувствуя, что он сейчас же меня с ней познакомит.

— Ты как всегда в своем стиле, — усмехнулся он. — Что-то я раньше этой куколки здесь не замечал. Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь. Зато вон та, — он указал куда-то направо, — больше в моем вкусе. Тем более, что я ее уже давно знаю. А откуда? Хм-м... Он исчез в своем направлении, а я направился к блондинке, чья улыбка, казалось, освещала всю комнату. Я начал знакомство самым,что ни на есть, банальным образом.

— Я собираюсь устроить вечеринку у себя дома где-то через пару недель, — сказал я ей. — Ты не хочешь записать мне свое имя и телефон, чтобы я мог тебя тоже пригласить? Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, и она посмотрела на меня, как бы раздумывая, давать свой телефон или нет. Но потом все-таки взяла у меня из рук карандаш и записала что-то 44

на листочке бумаги. Я засунул его себе в карман, и мы еще немного поболтали. Она призналась, что ей еще предстоит сегодня готовиться к контрольной по испанскому, которую она пишет завтра. Я что-то не особенно этому обрадовался и вскоре оставил ее, чтобы собрать еще несколько имен и телефонов. Никогда не знаешь, когда может потребоваться несколько девушек для вечеринки или еще для чего-нибудь. Несколько позже я заметил, как Джо разговаривал с той самой девушкой. Мне стало как-то не по себе. Я никогда не испытывал подобного чувства и никак не мог понять, откуда оно взялось. Интересно, что это было? Может, ревность? В конце концов, почему Джо не имел права с ней поговорить. Она ведь не была моей девушкой. Я ее еще совсем не знал и даже не читал того листка бумаги, где она записала свое имя. Я вытащил его из кармана и прочитал: Джой. Джой Янг. Очень красивое имя. Джой Спустя несколько недель я позвонил Джой и предложил встретиться. Когда я заехал за ней, то оказалось, что у нее есть свой собственный Корветт. Я считал, что любая девушка, у которой есть свой собственный Корветт, должна быть богатой. Когда я еще учился в колледже, то твердо решил, что обязательно женюсь на богатой девушке. В конце концов, что толку посвящать свою жизнь человеку, у которого «за душой нет ни гроша». На меня также произвел большое впечатление тот факт, что, когда мы зашли пообедать, Джой выбрала самые дешевые блюда вместо самых дорогих. С ней вообще было удивительно легко. Когда я предложил ей пойти в кино, она тут же сказала, какой фильм она хотела бы посмотреть. Еще не встретившись с ней и полдесятка раз, я уже обнаружил в ней столько достоинств — искренняя, милая, умная, уравновешенная, заботливая, богатая и такая красивая, — что не мог не почувствовать, как влюбляюсь. В ней было все, что я искал 45

в девушках, за исключением, может быть, одного: она была «хорошей» девушкой. Обычно это отталкивало меня в девушках, но даже и это могло стать решительным плюсом, если речь шла о человеке, с которым я намеревался связать свою жизнь. Смущало лишь одно: Джой не была еврейкой. Но большинство еврейских девушек, с которыми я встречался, мне не подходили: я никогда не чувствовал себя с ними легко и раскованно. Все, что потребуется — это обратить Джой в иудейство, и тогда все будет просто высший класс. Джой тоже относилась ко мне серьезно. Я понял это, когда однажды вечером она задержалась перед дверью своей квартиры и сказала, что, быть может, нам не стоит больше встречаться.

— Почему? — спросил я, поскольку не видел никаких особых причин для расставания.

— Наши взаимоотношения заходят слишком далеко, но у нас остается серьезный религиозный барьер. Чем больше она говорила о трудностях, тем больше я убеждался, что она была именно той девушкой, какая мне была нужна. Я не стал спорить, просто обнял ее и своим поцелуем заставил замолчать. На следующий день я дал дядюшке Абу одно свое колечко, чтобы он из него сделал для нее амулет. Она взяла его, одарив меня своей лучистой улыбкой, и я воспринял это, как официальное согласие быть моей девушкой, а впоследствии, быть может, и женой.

— Мама, помнишь ту Джой, о которой я тебе говорил, девушка-нееврейка, с которой я встречаюсь? Я хочу привести ее на свадьбу Ширлей и познакомить с папой и всеми остальными. Я вовсе не горел особым желанием знакомить Джой с толпой родственников, но рано или поздно это все равно должно было произойти, а на свадьбе сестры они как раз все будут в сборе.

— Ты что шутишь, Сид? Ты хочешь привести «шикса» (девушка нееврейка) на свадьбу Ширлей? Она себя будет чувствовать ужасно неуютно. — Мать уже хотела было легко отделаться от этой просьбы, но потом внимательно посмотрела на меня, и у нее в глазах зародилось подозрение.

46

— Сидней, не думаешь ли ты... Нет, ты не можешь даже думать жениться на девушке, которая не является еврейкой. — Матушка одной рукой схватилась за сердце, медленно опустилась на набитый ватой стул и начала обмахиваться газетой. В моей голове вспыхнул один-единственный эпизод из детства, когда моя матушка не позволила мне сделать то, чего я хотел. Она не ругала меня и не наказывала, она просто стала кричать, так же,как и я, когда капризничал. И она кричала до тех пор, пока я не сдался. Надеюсь, она не собирается устраивать скандала насчет Джой. Мне надо будет использовать всю свою дипломатию, чтобы этого избежать.

— Мама, ты ведь хочешь, чтобы я был счастлив, правда? — умолял я, стараясь снова быть похожим на маленького ребенка. — Я люблю Джой. Для меня нет никакой другой девушки на свете, и потом она ждет не дождется возможности обратиться в иудейство, чтобы стать полноправным членом нашей семьи. Это было самой бесстыжей ложью. Один единственный раз, когда мы серьезно говорили о разнице в наших религиях, Джой предложила, чтобы я стал баптистом. Об этом не могло быть и речи, но я знал, что смогу уговорить Джой сделать все, что угодно. По-другому мой отец никогда ее не принял бы. Кроме того, мне казалось, Джой не придавала такого уж большого значения своему баптистскому воспитанию. Я не помнил, чтобы она хоть раз ходила в церковь.

— Она хочет обратиться? — моя матушка все еще с подозрением смотрела на меня, однако темп ее помахивания замедлился, и она уже лишь изредка вспоминала о газете.

— Да, — повторил я. — Мы встретимся с раввином, как только ты сообщишь новость отцу и договоришься о встрече для нас.

— Не знаю, что скажет он о твоем желании привести ее на свадьбу. Я уже видел, как матушка начинала лихорадочно думать о том, какую тактику лучше всего использовать для того, чтобы убедить отца. И тогда я выложил свой главный козырь.

47

— Мама, ты можешь лишь сказать ему, что если Джой нельзя будет туда придти, то и я не приду. По испуганному взгляду, который промелькнул у нее на лице, я понял, что мой выстрел достиг цели.

— Глупо думать, что кто-то может возражать против того, чтобы Джой пришла на свадьбу, — фыркнула матушка, уже готовая к атаке на отца. — В конце концов, она ведь станет нашей невесткой. Твой отец должен гордиться, что ты женишься на девушке, готовой обратиться в иудейство и воспитывать твоих детей. Что ж, задача выполнена. Мое «секретное оружие» до сих пор еще никогда меня не подводило. Свадьба Свадьба Ширлей получилась по-настоящему экстравагантной, еще более шикарной, чем моя Бар-мицва. Был весьма изысканный свадебный обед для всех гостей, целый оркестр из восьми человек для танцев, восхитительные скульптуры изо льда, цветы, куда ни посмотришь, и еда, еда, еда. Когда я представил Джой своим родителям, отец сердито посмотрел на нее, сухо поздоровался и столь же сухо пожал руку, после чего все усилия моей матушки были направлены на то, чтобы держать отца на одной стороне комнаты, в то время как мы с Джой держались на другой. Родственники толпами ходили вокруг Джой, желая с ней познакомиться и получше разглядеть. Они все прекрасно понимали, что она должна была быть какой-то особенной для меня девушкой, коль скоро я пригласил ее на свадьбу. И хотя они были слишком вежливы, чтобы задавать свои вопросы вслух, но это не составляло большого труда прочитать в их глазах: — Что это за Джой, что пришла с Сиднеем?

— Он что, собирается на ней жениться?

— Но она, похоже, шикса.

— А чем занимается ее отец?

48

Но у меня не было ни малейшего желания отвечать на чьилибо вопросы, не важно, задавали их или только хотели задать. Да и сам я не знал, что ждет меня впереди. Я только что получил повестку от дядюшки Сэма явиться на следующей неделе на медкомиссию. Я надеялся получить категорию 4-F из-за своего бедра, но я не был в этом уверен. Результаты этой медкомиссии должны были напрямую повлиять на мои ближайшие планы. Единственное, что мне оставалось — это ждать, то же самое касалось и моих родственников. Я намерен был сообщить им о своих планах, когда придет время покупать свадебные подарки. Это могло произойти достаточно скоро. Когда я сел в автобус с остальными призывниками, чтобы отправиться на медкомиссию в Форт Холлаберд, Мэриленд, мне досталось место рядом с одним парнем, которого я знал еще по школе. Он рассказал мне, что женился и уже развелся, и что теперь он гомосексуалист, и живет со своим дружком в Нью-Йорк Сити, где оба работают модельерами, и что он очень счастлив. Что ж, каждому — свое, подумал я. Это его личное дело, что он собирается делать со своей жизнью, точно так же, как мое дело, что я собираюсь делать со своей. По прибытии в Форт Холлаберд всем нам сказали раздеться догола и пройти целый ряд кабинетов, где нас прослушивали, просматривали и простукивали. Потом мы оделись и пошли в последний кабинет. Мне сделали рентген бедра, и я отдал его врачам, после чего мне автоматически была определена категория 4-F. Мой приятель после разговора с психиатром тоже был признан негодным к службе. Как только я освободился, я немедленно побежал к автомату, чтобы сообщить новость Джой. По ее голосу я определил, что она готова была заплакать от радости.

— О, Сидней, — сказала она, — я так счастлива! Не могла даже себе представить, что было бы, если бы тебя отправили куда-нибудь далеко-далеко, в какую-нибудь Германию, и, быть может, я никогда тебя снова не увидела бы.

49

Я был очень тронут. На следующее утро, расчесываясь, я заметил, что мои волосы на макушке начали редеть. «Представляю, каким я буду уродом, когда стану лысым», — пожаловался я сам себе вслух. Оба моих деда были лысыми, это было нашей наследственной чертой. Может, стоит жениться сейчас, пока я еще достаточно красив и интересен для Джой. Я очень удивился, когда раввин попытался меня отговорить от женитьбы на ней. Я думал, что он будет рад ее согласию обратиться в иудейство.

— Ты уверен, что Джой — единственная девушка во всем мире, которая может сделать тебя счастливым, Сидней? - спросил он меня, выбивая табак из своей трубки. Сидя в его заставленном книгами кабинете, я видел, что он не хотел получить скоропалительного ответа. Он желал, чтобы я действительно проверил свою душу прежде, чем принять окончательное решение о том, чтобы жениться на нееврейке. Чувствуя, что я свое дело сделал, уговорив Джой обратиться в иудейство, я решил, что разбираться с раввином — это уже не мое дело, поэтому неожиданно вспомнив, что у меня сегодня, якобы, важная встреча, я отправился домой готовить против него свое «секретное оружие». Мать бросилась в сражение не на жизнь, а на смерть, как будто она собиралась потерять сына, если его будущей жене не разрешат стать еврейкой. Никакой человек в здравом уме не посмеет противоречить моей матушке, будь то раввин или кто другой. Потом звонил раввин и очень желал поговорить со мной. Он, казалось, так и горел весь желанием поскорее начать готовить Джой к обращению в иудейство. Под ежедневным давлением со стороны моей матушки даже мой отец стал почти убежден, что обращенная невестка гораздо лучше, чем та, которая просто-напросто была рождена в вере. Мы решили, что свадьба будет маленькой и пройдет в доме моих родителей. Поскольку Джой обратилась в иудейство, ее ро50

дители не были заинтересованы в большой свадьбе, и чрезмерная еврейская свадьба тоже была неуместна.

15 марта 1964 года мы с Джой произнесли клятву перед раввином в доме моих родителей. Лишь несколько родственников присутствовали, когда мы с Джой выпили вино из хрупкого бокала, который я потом раздавил, символизируя разрушение Храма в Иерусалиме. Это должно было напомнить нам, что наш брак также может быть разрушен, если он не будет находиться под защитой Бога. Но, если я ничего не знал о том, что означало разрушение Храма, то еще меньше я знал о необходимости Божьей защиты в браке. Для меня хруст бокала означал, что отныне у меня есть очаровательная жена, которая будет делать все, что от нее, как от жены, потребуется. «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения», — гласит Божье Слово (Осия 4:6). Но я так быстро летел с горы вниз по дороге, ведущей в пропасть, что из-за скорости я не мог замечать никаких предупреждающих знаков.

51

Глава девятая

Нечто большее? За несколько недель до нашей свадьбы я разговаривал с менеджером радиостанции, на волнах которой работал «Hootenanny».

— Послушай, — сказал я ему, — через несколько недель я собираюсь жениться. Ты не мог бы надавить на кого-нибудь из спонсоров, чтобы заставить его раскошелиться на отдельный номер для новобрачных в Саммит-отеле на пару дней?

— Поздравляю, Сид, — сказал он, переложив сигару из одного угла рта в другой и тепло пожав мне руку. — Считай, что все уже улажено. В любом случае, передай мой привет будущей супруге. «В любом случае, передай мой привет будущей супруге» — эту фразу я услышал от нескольких человек, которые звонили, чтобы отказаться от наших программ. На сцене появилась длинноволосая группа из Англии «The Beatles». Популярность фольклора тут же упала, и за неделю до свадьбы мою программу сняли с эфира. Новая жена, новая квартира, новая мебель и никакой работы. Из рыцаря-поклонника Джой в сияющих доспехах, крутого парня, сильного, процветающего, эффектного, я превратился в небритого читателя объявлений о найме на работу, лениво расхаживающего в мятых шортах по квартире, ожидая, пока придет с работы жена и приготовит ему обед. Без престижного положения в обществе, чтобы как-то удовлетворить свою манию величия, я снова превратился в постоянно ноющего, во всем всегда правого, эгоистичного, то и дело чего-то требующего маменькиного сыночка. В глазах Джой я уже не представлял горячего поклонника, когда она, уставшая, приходила с работы в пять тридцать каждый вечер, а я ожидал, как само собой разумеющееся, что она будет меня во всем обслуживать, несмотря на то, что сам целый день смотрел телевизор.

52

Пару месяцев я нехотя пытался заниматься продажей недвижимости, но не особо преуспел на этом поприще. Это занятие принесло мне весьма незначительный доход. Однажды, болтаясь дома без дела, я взял в руки Ридерз Дайджест и прочитал статью, написанную сотрудником отдела венерических заболеваний при Департаменте здравоохрания, образования и соцобеспечения (ДЗОС). В ней автор рассказывал о своих приключениях, работая в злачных местах, общаясь с проститутками, беседуя с посетителями ночных клубов об их сексуальном поведении. Подобная работа мне показалась весьма интригующей, почти что как работа агента ФБР. Я позвонил в местное отделение ДЗОС и поинтересовался, нет ли у них каких-либо вакансий, рассказал им также кое-что о своем образовании и бывшей работе, и меня попросили пройти собеседование на предмет годности для работы в Майами во Флориде, где действительно было одно вакантное место. Позже я узнал, что человек, проводивший собеседование, считал, что у меня был самый богатый потенциал среди всех людей, когда-либо к ним обращавшихся для того, чтобы преуспеть на этой работе. Итак, я получил это место. Джой была очень рада, что нам предстояло переехать во Флориду. Ей уже порядком надоела ее работа секретарем в Вашингтоне. Мы стали собираться, чтобы отправиться на новое место, и я записался на курсы сотрудников отдела вензаболеваний ДЗОС. На курсах основной удар делался на распознание симптомов и изучение истории вензаболеваний, на основные приемы ведения беседы: как заставить человека раскрыться и рассказать обо всех своих сексуальных партнерах. Я научился ничему не удивляться, разговаривая с такого рода людьми. Через несколько недель подготовки я опять надел свои темные очки и готов был снова погрузиться в романтику (как мне 53

казалось) работы. Но преподаватель курсов почему-то забыл сказать, чем я буду заниматься на своей работе. А она заключалась в том, чтобы брать кровь на анализ у лиц, подозреваемых в венерических заболеваниях. Меня чуть не вырвало, когда я делал это в первый раз. Мне всегда казалось, что этим должен заниматься кто-либо другой, но я, как видно, ошибался. Я должен был закатывать этим людям рукава, перевязывать предплечье резиновой трубкой; просить их поработать кулаком, выискивая у них достаточно толстую вену; затем тыкать в нее иглой до тех пор, пока не попаду туда, куда надо; после чего я ослаблял трубку на предплечье, пока баночка полностью не заполнялась темно-красной венозной кровью. Затем я должен был не забыть сказать ему расслабить руку, иначе кровь могла меня всего забрызгать. Каждое действие этой операции будто специально было рассчитано на то, чтобы вызвать во мне отвращение. Кроме всего этого, некоторые места, куда мне приходилось ходить, были настолько далеки от идеала, насколько это можно было себе представить. Люди, с которыми я имел дело, часто были одеты чисто символически — надушенные красотки из сверкающих ночных клубов. Помню, как однажды, умирая от духоты, на грани нервного срыва, сидя на каком-то паршивом диване, вдыхая отвратительную вонь и пыль, я пытался взять кровь на анализ у одной беззубой ведьмы, на которой была одета лишь какая-то тряпка. От зловония у меня кружилась голова, списку ее половых партнеров не было конца. Я слышал скребущихся за стенкой мышей и видел лежащих по всему полу дохлых тараканов. Я был совершенно разбит, без каких-либо финансовых запасов, без какой-либо возможности вернуться назад в Вашингтон, не имея никакого другого источника доходов, чтобы платить за квартиру и еду. Будь моя воля, я бы бросил эту вонючую работу после первого же дня. Но у меня не было никакого другого выхода. В конце концов, бесконечные повторения одной и той же процедуры притупили во мне чувство отвращения. Я взял столько 54

много образцов крови, что для меня это уже стало обыденным делом. И все-таки я по-прежнему ненавидел эту работу. Работа меня также не любила. Мой босс был перфекционистом, и ему, похоже, было все равно, что у меня такие хорошие результаты собеседования, что у меня так много хороших идей о том, как улучшить всю процедуру и сократить бумаготворчество в офисе. Когда я только-только попытался внести свое первое рацпредложение, он мне дал ясно понять, что когда я проработаю год, то тогда у меня появится право открывать рот, но никак не раньше. Я заполнял бесконечные формы самым что ни на есть неряшливым образом, считая, что вся эта писанина ниже моего достоинства. Мое достоинство получило хорошую пощечину, когда мой босс приколол к доске объявлений несколько моих форм, обведя многочисленные ошибки ярко-красным карандашом. Я был преподнесен как типичный пример разгильдяйства. После этого меня уже не интересовало, будет кто-то реализовывать мои идеи или нет. Все, что я хотел — это поскорее убраться. Наверняка где-то есть работа, достойная моих высочайших способностей. Продано Один из моих друзей рассказал мне о Генри Гринберге, но мне трудно было поверить в то, что я слышал. Генри было всего лишь тридцать один, а он уже успел сделать себе миллион, работая страховым агентом. В моих глазах работа страховым агентом была самой низкой профессией, быть может, лишь на полшага выше агента по продаже подержанных автомобилей. Ни одна, ни другая работа меня не привлекала. Но все же один миллион долларов... Мне все еще было двадцать пять, и в конце месяца, после уплаты всех счетов, в кармане было хоть шаром покати, несмотря на то, что мы с Джой оба работали. И потому, когда однажды 55

вечером Генри, которого я никогда в глаза не видел, позвонил из своего новенького Линкольн-Континенталя и пригласил пообедать в самом шикарном ресторане на Майами, я даже подпрыгнул от такой удачи. Генри меня удивил. Он был невысокого роста и вида неуклюжего подростка. Несмотря на его дорогой наряд, он совершенно не выглядел миллионером. Но количество банкнот в бумажнике в состоянии переубедить любого человека. Его жена, напротив, как будто только что сошла с журнала Vogue, и их дом представлял собой настоящий особняк, превосходивший мое всякое воображение. Не послушав его и пяти минут, я уже видел, что Генри был самым удивительным человеком, которого я когда-либо знал. К концу нашего обеда я уже был твердо уверен, что буду заниматься продажей страховок. Я даже совсем забыл шуточки о людях этой профессии. Генри убедил меня, что Линкольн-Континенталь, шикарный дом и все остальное, что могут позволить человеку деньги, — все это ждало меня за углом, если я только буду твердо придерживаться его инструкций. На следующий день я сдал свое оборудование для анализа крови в Департамент здравоохранения Майами, передал им в наследство груду незаполненных форм и облегченно вздохнул. После этого я поехал и забрал восьмиминутное выступление, которое Генри сказал мне зазубрить. Я попытался его отговорить от этого, поскольку запоминание чего-либо всегда давалось мне с трудом. Кроме того, мне казалось, что я и сам мог бы написать подобную речь, а может даже и лучше. Но он настаивал, чтобы я делал так, как он говорил и, кроме того, миллион долларов был для меня хорошим стимулом, чтобы идти ровно по его стопам. «У меня к вам есть одно замечательное предложение, которое оценили уже многие люди...» повторял я до тех пор, пока эта речь «не стала отскакивать у меня от зубов». С выученной речью я отправился к своему первому клиенту. И он купил у меня страховой полис.

56

Я пошел к другому клиенту. И он тоже купил у меня полис. Я пошел к третьему. Он также купил у меня полис. Речь доказала свою дееспособность. Больше я уже и не думал о том, чтобы писать что-то самому. День за днем я обращался к своим потенциальным клиентам с готовой речью, которая никогда меня не подводила: «Сэр, у меня к вам есть одно замечательное предложение, которое оценили уже многие люди со схожими с вашими проблемами...», и день за днем они послушно подписывались там, где я просил. Через месяц я уже лидировал по количеству проданных полисов во всей страховой компании Джона Ханкока. Против меня никто не мог устоять. За свои первые шесть месяцев работы я продал полисов на сумму более $500.000 в городе, в котором, честно говоря, я никого не знал. Однажды меня вызвал к себе менеджер и сказал, что звонили из полицейского управления и спрашивали, есть ли у нас некто Сид Рот. Затем менеджер спросил меня, не я ли был на Северозападной 14-й стрит накануне вечером и стучался в дома людей.

— Да, — сознался я, чувствуя, как у меня часто забилось сердце, и недоумевая, что я сделал такого плохого.

— Тебя кто-то заметил, Сид, и решил, что ты грабитель. Страховые агенты обычно не стучатся в дома людей в столь поздний час, если только у них заранее не договорена на это время встреча. Я покраснел, попытался дать какое-то детское оправдание и уже приготовился к хорошей головомойке, которую, однако, я так и не получил.

— Ты наглый, Сид, по-настоящему наглый, — он засмеялся, довольный своей шуткой, и глядя на меня с неподдельным восхищением. Комплименты всегда в моей жизни делали меня еще более заносчивым, чем обычно. В тот же день я выговаривал секретарше, которая не совсем так, как надо, печатала мои страховые заявления. Ей действительно досталось от меня в тот день. Мои унизительные высказывания о ее бестолковости разносились 57

эхом по всему коридору. Так случилось, что менеджер слышал всю эту некрасивую сцену и вызвал меня потом к себе.

— Послушай мой совет, Сид, — сказал он, — ты можешь поймать гораздо больше «мух на мед, чем на уксус». «Интересно, кто это хочет «ловить мух»», подумал я. Я промычал что-то в ответ, поулыбался и вернулся назад к себе в кабинет. Мне было неприятно, что он услышал, как я грубо разговаривал с секретаршей. Поскольку он только что похвалил меня, назвав наглецом, я не хотел, чтобы он видел меня в плохом свете. Я решил, что в следующий раз, когда я буду критиковать этих глупых женщин, то буду это делать не столь громко. Впервые в своей жизни я зарабатывал настоящие деньги, занимаясь делом с прекрасной для меня перспективой. Но мне все надоело. Надоела чуть ли не до смерти моя работа, моя семья — все надоело. Это напоминает мне песенку, которую я написал вскоре после того, как приехал в Майами. Она называлась: «Должно быть нечто большее!» В ней были такие слова: «Я лишь работаю, ем и сплю, и так повторяется изо дня в день. Но ведь должно же быть нечто большее!» В глубоком отчаянии моя душа кричала: должно же быть нечто большее!

58

Глава десятая

Вор Где бы это «нечто еще» ни было и в чем бы оно ни заключалось, но в Майами им, похоже, и «не пахло». Джой надоела ее работа, равно как и мне моя. Да и мы сами уже надоели друг другу, поскольку постоянно ворчали и ссорились по всякому поводу. Жизнь, казалось, была без будущего, пуста, одноцветна, лишена всякого смысла и радости. Быть может, перемена обстановки что-то изменит. Мы взяли двухнедельный отпуск и отправились в Вашингтон. Даже трава казалась там зеленее, особенно когда Вашингтонское отделение Ханкока согласилось взять на себя все расходы, связанные с переездом, лишь бы только я согласился на них работать. Предложение звучало достаточно заманчиво. В Майами большинство моих первых клиентов по той или иной причине начали отказываться от наших услуг. Они просто перестали платить страховые взносы. От меня требовалось узнать, почему они так поступали и, если надо, перезаключить с ними контракты. Я терпеть не мог заниматься такого рода делами. И поскольку я уезжал из Майами, это означало, что менеджеру придется все выяснять самому. Кроме того, мое будущее было бы наверняка более перспективным в Вашингтоне, где я знал столько много людей. В конце концов, если я умудрился продать страховок на сумму в $500.000, будучи зеленым новичком в Майами, городе, в котором я фактически никого не знал, то наверняка я сделал бы себе состояние в Вашингтоне, где я провел практически всю свою жизнь. Быть может, и Джой была бы более счастлива здесь, коль скоро она могла бы чаще видеться со своими родителями. Ее прекрасную улыбку, привлекшую меня в свое время, теперь заменяла гримаса, типа «мать честная».

59

Надули Единственной возможностью для нас покинуть Майами — это нужно было найти кого-то, кто бы согласился оплатить наш переезд. Я только что спустил все наши сбережения под один верный план, который, однако, не торопился окупаться. Один мой коллега и хороший друг Майк Берман предложил дельце, которое могло, по его словам, $2.000 обратить в коллекцию монет стоимостью в $15.000, если я только готов раскошелиться и подождать буквально пару недель. Когда я пришел домой, чтобы забрать свою расчетную книжку и снять деньги со счета, Джой устроила мне сущий разнос.

— Сид, — произнесла она самым отвратительным тоном, когда я сказал ей, что собираюсь сделать. — Ни один нормальный человек не даст тебе $15.000 за какие-то $2.000. Ты ведь это прекрасно понимаешь. Но я кое-как ее уговорил, хотя понимал, что большая часть наших сбережений является результатом ее рабского труда на работе, которую она терпеть не могла. Убедив себя, что я лучше знаю, и сказав ей, что она еще будет вместе со мной радоваться, когда у нас будет денег больше, чем когда-либо, я взял расчетную книжку и снял все деньги со счета. Вручив деньги Майку новенькими хрустящими двадцаточками, как он и просил, я получил расписку и его обещание передать деньги своим людям, которые и приобретут ту самую коллекцию. Он не говорил так уж четко о том, кем они на самом деле являлись, а я не хотел показаться слишком любопытным. Его намеки заставили меня поверить, что они являлись приближенными к мафии, если не ее членами. Первые несколько недель я терпеливо ждал безо всякого беспокойства, мечтая о том, как я использую деньги, как только получу коллекцию и продам ее по настоящей стоимости. Я понимал, конечно, что дело не совсем было чистым, возможно, монеты 60

были крадеными, но не мог же я себе позволить быть таким уж привередливым. Следовало с самого начала ожидать, что ради 650% чистого дохода, придется пойти на определенный риск. Все это время Джой не давала мне покоя и каждый день пилила, вопрошая о том, когда, мол, твой друг доставит тебе твои сокровища. Я скрежетал зубами и старался отмалчиваться. Я виделся со своим другом каждый день, и он постоянно уверял меня, что все нормально, что все идет, как и надо, и что следует запастись еще немного терпением. Я даже испытывал по отношению к нему какое-то чувство благодарности за то, что он взял на себя такой большой риск, связавшись ради меня с мафией. Однажды Майк сказал, что ему нужно обсудить со мной один очень важный и конфиденциальный вопрос, и потому мы договорились встретиться сразу после работы. Я уже было обрадовался, поскольку думал, что сделка наконец-то состоялась, и что он теперь собирается вручить мне товар. Весь день я только об этом и думал и с нетерпением ждал встречи с Майком. Но когда он вошел в бар, в руках у него ничего не было.

— Значит так, Сид, — сказал он, как только мы уселись за маленьким круглым столом в темном углу бара, и когда официант принес нам пива. — Ты честно выполнил свою часть дела, и ребята не собираются отказываться от своей части, но... Он остановился, чтобы осушить свой бокал, а у меня упало сердце.

— Что но? — требовал я. — Какие могут быть еще но? Дело есть дело, — я удивился, насколько холодным, жестоким, даже преступным был мой голос.

— Не кипятись, Сид, — сказал Майк, наморщив брови и подняв руку, чтобы остановить мой нетерпеливый пыл. Все идет нормально, только потребуется еще немного денег.

— Сколько?

— Ну, ты понимаешь, что не я это решаю...

— Кончай разводить демагогию! Скажи мне сколько! — я чувствовал, как мои руки сжимали бокал.

61

— Шестьсот.

— Шестьсот?! — вся моя внутренность буквально вознегодовала во мне от возмущения. — Шестьсот?!

— Да. Шестьсот. Сегодня же. Нужны еще шесть сотенных. Он мог с таким же успехам сказать шесть тысяч. Я уже отдал ему все, что у нас было. Больше не было ни цента... Но постой, постой. Кажется, была одна возможность. Нет, даже не возможность, это был выход. Я стукнул по столу.

— Я пойду позвоню. Это займет ровно одну секунду. Я чуть было не перевернул стол, торопясь скорее позвонить. Я набрал свой такой знакомый номер и с облегчением вздохнул, когда матушка подняла трубку.

— Не могу сейчас объяснить, но мне срочно надо $600 прямо сейчас. Я даже услышал, как она набрала в рот воздуха и мог представить ее испуганное лицо, когда она почти что закричала: — О, Сидней, с тобой все в порядке, мой мальчик? Что-то случилось?

— Нет, мам, нет. Просто мне срочно нужны шесть сотен. Я все объясню, когда приеду в Вашингтон на следующей неделе. Я все верну, все до цента, обещаю. Но перешли мне их прямо сейчас, хорошо? Я знал, что это была очень большая сумма для нее, и она имела полное право отказаться, но она еще никогда этого не делала. Я ждал. И вот, наконец: — Конечно, Сидней. Ты хочешь, чтобы я переслала $600. Я сделаю это прямо сейчас. Я выдавил из себя: «Спасибо, мама», — и повесил трубку. Пока я пробирался назад на свое место через толпу людей, пришедших в бар после работы, я думал о том, как она закончила наш разговор. Я прекрасно знал, что она сказала. Она сказала: «Береги себя, Сидней» и даже после того, как поняла, что я уже повесил трубку, сказала свое неизбежное: «До свидания и удачи тебе». Сколько я помню себя, она всегда мне это говорила при расста62

вании: «До свидания и удачи тебе». Быть может, она прощалась со своими деньгами, сама того не подозревая, но я знал, что Майк ждет меня с удачей. Майк действительно меня ждал. Впервые я видел, чтобы он так нервничал. Я подумал о том, в какую переделку он сам попал. Наверняка он тоже получит солидный куш за свои посреднические услуги.

— Все о’кей, Майк. — уверил я его. — Шестьсот баксов уже в пути. Моя матушка их уже пересылает.

— Твоя мать? Посылает тебе такую сумму денег? Вот так просто? Что ты ей сказал?

— Да ничего я ей не говорил. Я особо об этом не задумывался, но на Майка это произвело такое впечатление, что на секунду он, казалось, забыл о своих собственных проблемах.

— Моя мать никогда ничего подобного для меня не делала, — задумчиво сказал он и посмотрел на меня так пристально, что стало даже как-то неловко. — Ты хоть понимаешь, Сид, как тебе повезло? Просто попросить вот так — и она шлет тебе деньги безо всяких вопросов! Фантастика! — он покачал головой, как бы все еще не веря.

— Ничего фантастического тут нет, — пожал я плечами. — Просто такая у меня мать, вот и все. И она всегда была такой. Она все готова сделать ради меня, все, что угодно, даже жизнь свою положила бы, если бы я ее об этом попросил. Получив шестьсот долларов, я немедленно отдал их Майку, и он уверил меня, что с этого момента все пойдет, как надо. Через несколько дней коллекция монет будет у меня в кармане. За день до того, как мы должны были отправить все наши вещи в Вашингтон, Майк сказал мне, что очень извиняется, но возникла еще одна непредвиденная проблема. Мне даже дышать стало легче, когда я узнал, что на этот раз она мне ничего не будет стоить: необходимо было еще немного подождать. Коллекцию я 63

должен был получить уже в Вашингтоне, он лично пообещал прилететь, чтобы доставить ее мне. Когда я пришел домой в тот вечер, Джой уже уволилась с работы и теперь сидела на лужайке перед домом и читала журнал. Когда я сообщил ей новость, ее лицо отобразило полное презрение и отвращение. Она швырнула журнал на траву и закричала: — Сид, ты никогда не получишь эти монеты, и ты прекрасно это знаешь! Как ты мог так сделать, взять деньги, ради которых я столько работала и вот так выбросить их на ветер? Любой дурак и тот бы лучше это понял. Люди стали открывать свои окна и высовывать головы, чтобы посмотреть, что происходит. Я боялся поднять глаза, потому что знал, что все смотрят и слушают эту тираду, но Джой, казалось, это было абсолютно все равно. Чем больше я пытался ее успокоить, тем громче она кричала. В конце концов, я развернулся и пошел в дом, оставив ее одну кричать сколько ее душе угодно. Но даже находясь дома, я все прекрасно слышал. Когда она тоже пришла, вся заплаканная, я попытался ее успокоить.

— Джой, я... Но она не хотела слушать. Шатаясь, она отправилась в спальню, громко хлопнув за собой дверью. На следующий день после того, как мы прилетели в Вашингтон, я послал телеграмму Майку, угрожая, что, если у меня не будет товара к следующей пятнице, то я прямиком иду в полицию. Он позвонил и попытался меня успокоить, заверив, что монеты уже у него и что я должен встречать его через две недели в пятницу в аэропорту у выхода 29 в 14:04. Задержка, по его словам, была вызвана тем, что ФБР каким-то образом вышла на их след, и за ними теперь ведут круглосуточное наблюдение. Меня это на какое-то время удовлетворило, но Джой по-прежнему не могла успокоиться, что я так спокойно выбросил деньги, которые, как она считала, принадлежали ей. Ну ничего, она подругому запоет, когда денежки будут у меня в руках.

64

Настала пятница. Я приехал в аэропорт за полчаса до прилета самолета и сел в зале ожидания рядом с выходом, через который должен был выйти Майк. Когда объявили его рейс, я крепко стиснул ручку пустого дипломата, который взял с собой для монет, и стал рядом с выходом, через который начали стекаться пассажиры, прибывшие рейсом из Майами, выслеживая среди них Майка. Глядя на незнакомых людей, я придумывал себе разного рода оправдания, почему Майк не вышел первым из самолета. На какое-то время я себя успокоил. «Ему, наверное, досталось место где-нибудь в самом конце салона, — говорил я себе. — Вполне возможно, что он вообще выйдет самым последним». Но когда последний пассажир вышел, я догадался, что он просто-напросто опоздал на самолет. Ничего хорошего, конечно. Майк никогда не отличался пунктуальностью, и он, по всей видимости, приехал в аэропорт, когда уже было слишком поздно. Если это действительно так, то тогда он должен прилететь следующим рейсом, то есть через пару часов. Я купил журнал, сходил в кафе, взял там чашечку кофе и вместе с ней вернулся назад в зал ожидания, чтобы не пропустить Майка, когда тот прилетит. Я выпил свой кофе, выкурил пару сигарет, пролистал журнал, посмотрел раз двести на часы, всякий раз поднося их к ушам, чтобы проверить, идут они или окончательно остановились, и решил, что завтра же утром я несу их дядюшке Абу в ремонт, поскольку ни одни нормальные часы не могут так медленно идти. Когда объявили рейс из Майами, я чуть не выпрыгнул из кожи. Все пассажиры вышли, новые зашли на борт, самолет вырулил на взлетную полосу, но Майка по-прежнему не было. Майк заболел или с ним что-нибудь приключилось, и потому он не смог прилететь... Быть может, он позвонил мне, а я об этом не знаю... Точно. Я позвонил родителям Джой, у которых мы остановились, и когда ее мать подняла трубку, спросил ее, не звонил ли кто-нибудь и не просил ли мне что-либо передать.

65

— Нет, Сидней, — сказала она, наверное уже будучи в курсе дела, — целый день никто не звонил...

— Может, ваш телефон неисправен? — выпалил я, не подумавши, и тут же покраснел от своей же глупости: в конце-то концов, я же дозвонился. Я повесил трубку, расстроенный до глубины души. Затем попытался сделать еще один звонок.

— Майк Берман, Б-е-р-м-а-н, Майами, Флорида. Потребовалась обычная в таких случаях нервотрепка, чтобы заставить телефонистку правильно записать имя, понять, что я не знаю его телефона, найти его номер, и, наконец, услышать механический голос: «Извините, но набранный вами номер больше не обслуживается». Я позвонил в отделение агентства Ханкома в Майами и спросил, не могли бы они мне помочь связаться с Майком. Секретарша сухо ответила: — К сожалению, господин Рот, ничем не можем вам помочь. Господин Берман совершенно неожиданно ушел от нас безо всяких объяснений. Нет, он не пожелал оставить своего адреса. Я медленно вышел из аэропорта, прошел через улицу к месту парковки автомобилей, сел в свою машину, приехал назад домой, поставил машину на стоянку, вошел в лифт и заставил себя войти в квартиру.

— Ну что, он так и не появился? — это был не вопрос. Джой произнесла эту фразу тем же убийственным тоном, каким бы она сказала: «Я же тебе это говорила». Я почти хотел, чтобы она на меня накричала, дала мне возможность защитить себя и вывела бы меня из этого оцепенения от понимания, что меня одурачили, просто одурачили. Я был как тот глупец, который поверил, что он на самом деле купил Бруклинский мост за пятьдесят баксов и простоял под дождем всю ночь, ожидая, что кто-то принесет ему документы на право собственности.

66

Глава одиннадцатая

Прорицатель Итак, две тысячи «помахали мне ручкой», равно, как и шестьсот долларов вслед за ними. Но я собирался заработать миллион, и каких-то $2600 — это всего лишь капля в море. Джой уже перестала меня «пилить», чувствуя, наверно, что мне и так несладко, а матушка постоянно поддерживала, возмущаясь тем, каким жестоким оказался мой бывший друг, чтобы так меня обобрать до нитки. Мое собственное негодование уже иссякло, раны стали заживать, и во мне возобладал мой извечный внутренний оптимизм. Я с новой силой стал стремиться к своей цели — заработать миллион, занимаясь страхованием жизни. В течение первых шести месяцев работы в Вашингтоне я повторил свой успех, который у меня был в Майами, и закончил первый год в страховом бизнесе, продав полисов на один миллион долларов. У меня все так хорошо шло, что Джой бросила свою ненавистную работу секретаря и вернулась на дневное отделение в университет, чтобы учиться на дизайнера интерьеров. Мы также переехали в свою собственную квартиру, что явилось для нас обоих большим облегчением, после того, как в течение двух месяцев нам приходилось ютиться в одной квартире вместе с родителями Джой. Казалось, мы были почти что снова счастливы. Но это было всего лишь иллюзией, которая длилась недолго. Вскоре мы снова едва могли терпеть присутствие друг друга. Однажды мне позвонил дядюшка Аб, чтобы поделиться своей новостью о том, что он купил страховой полис у одного совместного фонда. Действительно, их услуги отличались от наших, но ничего такого уж сверхъестественного я там не видел. Я сообщил ему об этом и сказал также, что мои услуги гораздо лучше, чем те, что могут предложить любые другие фирмы. Тем не менее, я согласился встретиться с представителем другого 67

страхового агентства, чтобы узнать, чем же их «товар» так уж отличается от нашего. К моему великому удивлению через два часа беседы я действительно вынужден был признать, что его «товар» лучше моего, и уже готов был поменять работу. Когда я сказал своему боссу, что ухожу, тот был вне себя от ярости. И не только потому, что уходил я, но и потому, что я уволил с собой еще его двух лучших сотрудников.

— Сид, так нельзя! — вскипел он. — Это против всяких этических правил! Мы оплатили твой переезд сюда, мы вложили большие деньги в тебя и в тех других парней! Но чем громче он кричал, чем больше я осознавал его правоту, тем более невозмутимым я становился.

— Согласен, — сказал я со своего рода угрозой в голосе. — Но мой вклад в твою фирму больше, чем вклад кого-либо другого. Я буду просто ненормальным, если не поставлю свои интересы на первое место, то же самое касается и тех ребят. Ты ведь не обладаешь правом владения нами. Было просто удивительно, что после такого насмешливого тона, которым я с ним разговаривал, он не вышвырнул меня вон из кабинета. В течение моего второго года работы в страховом бизнесе, на этот раз в ассоциации Чатфилд, я снова продал страховок на один миллион долларов. К концу года я стал менеджером, и у меня в подчинении уже было десять человек. Количество проданных мною страховых полисов было одним из самых больших в стране, и не проходило недели, чтобы в мой адрес не поступала какая-нибудь телеграмма, где бы меня поздравляли с каким-либо новым достижением. Примерно через полтора года работы в Чатфилде до меня вдруг дошло, какой же я был все-таки дурак, что набивал чужие карманы. Пора было начинать свое дело, открывать свою фирму. Вот тогда игра будет стоить свеч. Но своя фирма умерла, едва родившись. Что-то произошло с моими способностями, и я никак не мог объяснить нанятым 68

мной сотрудникам, чего я от них хотел. Работа в офисе шла очень медленно, и менее чем через полгода лавочку пришлось закрыть и искать новую работу. Какое-то время я работал региональным менеджером, открывал новые офисы и готовил сотрудников. Но и это дело не увенчалось успехом. Я понимал, что двигаюсь в никуда, и стал искать новое место, такое, где бы меня ценили. Несмотря на мой изначальный успех в работе страховым агентом, я так и не оправдал своих амбиций. Пока я прыгал с места на место, Джой сообщила, что у нас будет ребенок! После того, как родилась наша дочь, даже я совершенно ясно увидел, что прыгание с одной плохо выполненной работы на другую было не самым лучшим способом ведения семейной жизни. Когда мне представилась возможность получить работу администратора в Меррилл, Линч, Феннер & Смит — одной из лучших инвестиционных компаний в Америке — я решил, что это как раз то, что надо. Хватит размениваться по мелочам в страховых агентствах. Любой может это делать. Теперь же мне представилось место, которое должно было быть моим уже много лет назад. То было прекрасной возможностью сделать себе карьеру. Разделение После трехмесячных курсов в Вашингтоне меня направили пройти еще более углубленную подготовку в Нью-Йорке. В течение двух месяцев, которые я там провел, вдали от жены и нашей маленькой дочери, я стал завсегдатаем баров, куда стал захаживать каждый вечер. Все то немногое, что еще до сих пор оставалось от нашего брака, теперь полностью развалилось на кусочки. Не столько потому, что я хотел, но из чувства своего рода «долга» я позвонил Джой из бара накануне Нового года. Она плакала, когда подняла трубку, но сквозь слезы все же смогла объяснить, что ее отец, который в течение многих лет был алкоголиком, убил себя выстрелом в голову.

69

Мне так стало жалко Джой, которая была там одна, убитая горем, что я взял такси до аэропорта и первым же самолетом прилетел в Вашингтон. Но когда я туда прибыл, и как только Джой меня увидела, ей стало совершенно ясно, где я был и в кого превратился. Она сказала, что мне не стоило утруждать себя и лететь домой. Наш брак закончился. Джой сполна испила всю чашу моей неверности и моего пренебрежения к ней, и теперь она желала лишь одного — развода. Развод. Немыслимая вещь для еврейской семьи. Однажды, когда я был еще маленьким, мои родители тоже собирались разводиться. Отец говорил, что мы с ним переедем и будем жить в Нью-Йорке, а Ширлей с матерью останутся в Вашингтоне. Он обещал, что мне понравится жить с ним в Нью-Йорке, но я даже представить не мог свою жизнь без того, чтобы моя матушка все время не сражалась за меня. Не мог я представить, как и отец будет обходиться без нее, несмотря порой на сильные разногласия между ними. Каким-то образом они смогли разрешить свои проблемы, а, быть может, приспособились к жизни, не обращая на них внимания, и разрыва, таким образом, удалось избежать. Проанализировав свои чувства, я обнаружил, что какая-то часть меня не имела ничего против развода, но была и другая часть, которая желала, чтобы мы оставались вместе, несмотря ни на что. Мне очень сложно было принять решение. На крючке В течение последних двух лет я обращался к одному предсказателю за советом всякий раз, когда мне нужно было принимать какое-либо серьезное решение в жизни. Сколько я себя помню, меня всегда интересовало все, что было связано с Новым веком, оккультизмом, астрологией, гаданием, рукописным анализом, реинкарнацией, гипнозом, общением с мертвыми людьми, спиритизмом, Вид-жа-дощечками, экстра70

сенсорикой. Все это стало для меня своего рода страстью, переходящей границу просто хобби, причуды или прихоти. Как будто какая-то сверхъестественная сила тянула меня ко всему этому, и когда одна из подруг матери рассказала мне о новом прорицателе, с которым она недавно познакомилась, и какой фантастический он человек, я тут же попросил у нее его адрес. Когда я зашел в некое неопределенного вида административное здание, где он занимался своим бизнесом, то обнаружил, что этот прорицатель был крепким, краснощеким мужчиной, а не каким-то приведением, каким я себе его представлял. Он сидел за ширмой в углу убогой комнатушки, служившей приемной для его посетителей. Войдя, я сел напротив него за шаткий карточный стол. От его первых слов, которые он произнес, потасовав карты и разложив их веером на столе, у меня пробежали мурашки по телу.

— Ваши родители живут рядом с 16-й стрит на северо-западе от Кеннеди стрит, — сказал он как бы между прочим. Вот это да! Откуда он мог это знать? Они живут всего лишь в одном квартале от Кеннеди! Это и в самом деле было близко. Он никак не мог это узнать по моему внешнему виду. Это произвело на меня такое сильное впечатление, что с того момента я всякий раз консультировался у этого человека, когда мне приходилось принимать любого рода решения. Несколько раз мы даже ссорились с Джой по поводу того, что с ее точки зрения я не мог принять ни одного решения без того, чтобы не обратиться, перво-наперво, к своему прорицателю. Были определенные периоды в моей жизни, когда я обращался к нему по нескольку раз в неделю. Однажды я сам себе задал вопрос: если он обладает такой сверхъестественной силой, почему он не станет миллионером на фондовой бирже, почему не снимет шикарный офис, зачем ему нужны мои несчастные три доллара за визит. Однако я быстро отбросил подобного рода вопросы. Я уже был на крючке.

71

Когда я спросил у него, надо ли мне соглашаться на развод, он, не колеблясь, дал утвердительный ответ. Я с облегчением вздохнул, что мне не надо было самому принимать такое решение. Просматривая газеты в поисках места, куда бы переехать, я нашел фирму-посредника, предоставляющую информацию о свободных квартирах и комнатах в городе. Через них я вышел на одного парня-холостяка по имени Джефф. Его квартира была аккуратно обставленной и очень чистой. Было лишь одно «но». С ним жила его подруга.

— Сид, ты не будешь возражать, если моя подруга будет спать со мной? — спросил он.

— Буду, — ответил я. — Очень даже буду: она ведь будет спать не со мной. Мы посмеялись, и я таким образом прошел этот тест. Когда на следующий день Джой была на работе, я забрал свои вещи и начал свою новую, полную радости и удовольствия жизнь холостяка на свободе. Желая полностью покончить со своим прошлым, я спросил у прорицателя, можно ли мне снова поменять работу. Он всегда одобрял подобные решения, иногда даже заставляя заранее суетиться в поисках новой работы, предсказывая, что мне предстоит ее скоро поменять. Но на этот раз он посоветовал мне не бросать Меррилл & Линч. У него был один пожилой клиент, который время от времени занимался продажей акций, а деньги отдавал ему. Я был удобным посредником, который брал на себя эти операции, не задавая лишних глупых вопросов. Тем не менее, я знал, что не отвечаю требованиям Меррилл & Линч, и что мне легче будет начать все сначала на новом месте. Я не послушался его совета и при первой же возможности перешел на другую работу. Отказавшись от совета прорицателя, я решил никогда больше к нему не ходить. Однако я чувствовал себя абсолютно беспомощным, если у меня не было кого-то, кто бы за меня принимал решения.

72

Глава двенадцатая

Союз сил Однажды Майк Уассерман, мой помощник в Гленвуд Эквитиз, зная, что в прошлом я обращался к прорицателю, рассказал мне о своем друге, который сначала не обладал никакими экстрасенсорными способностями, но потом прошел курсы управления сознанием, которые произвели целую революцию во всей его жизни. Теперь он обладал сверхъестественными способностями, намного превышающими способности рядового прорицателя. Он знал такие вещи о людях, которые никак бы не мог узнать естественным образом; знал, что должно произойти в будущем; знал все, что надо было знать. Здорово! Похоже, это было именно то, что нужно мне. Я уже не мог игнорировать тот факт, что мои предпринимательские способности теряли свою былую силу. Мой «товар» очень недолго держался на плаву, и я стал терять клиентов «направо и налево». Фортуна, похоже, в самом деле, «отвернулась» от меня. Если бы у меня были такие экстрасенсорные способности, которые Майк приобрел на курсах управления сознанием, тогда бы и я, возможно, всегда оставался на высоте. Впрочем, с такими способностями мне вообще не нужно было бы работать! В следующее же воскресенье я отправился в Нью-Джерси, чтобы повстречаться с другом Майка и устроить ему хорошую проверку.

— Русс, — начал я без всяких предисловий, — твой друг Майк рассказал мне, что благодаря курсам управления сознанием ты приобрел сверхъестественные способности и теперь знаешь вещи, которые никак нельзя узнать обычным образом. Это так?

— А ты проверь, — сказал он, — убедись во всем сам. Назови имя любого человека, у которого есть какие-либо проблемы, и я скажу тебе, что это за проблемы. Можешь назвать, кого хочешь.

73

— Гилмор Янг, — назвал я имя отца Джой. Русс закрыл глаза и, казалось, сильно сконцентрировался. Я видел даже, как подергивались его веки. Затем он ответил: — Я вижу свет, который перемещается в направлении этого человека по направлению к его голове. Он входит в его голову и разбивает ее вдребезги... Русс широко открыл глаза от удивления и, запинаясь, произнес: — Быть может, этот человек был застрелен в голову... и умер от пули? Я был вполне удовлетворен. Русс, действительно, обладал сверхъестественной силой. Подумать только, что бы я мог делать, если бы эта сила принадлежала мне! Очередной цикл занятий по управлению сознанием должен был начаться в Вашингтоне через месяц. Я отметил дату начала занятий у себя в календаре и зачеркивал дни по мере того, как эта дата приближалась. Я знал, что это было именно то, что я искал всю свою жизнь — верный путь к славе и финансовому успеху. Если бы я только знал, что то, что меня ожидало, было не славой и не успехом, а леденящим душу ужасом, я бы с криком побежал в обратном направлении. Но я не знал. И так и не узнал бы, если бы не обнаружил, что стремительно лечу в пропасть преисподней. Обучение Наконец-то настал тот день, когда сверхъестественные силы, гораздо более сильные, чем те, что я наблюдал у своего прорицателя, начнут действовать и во мне. Я с возрастающим энтузиазмом подъезжал к Шератону, где должно было пройти первое общее собрание слушателей курса. Инструктору было около двадцати пяти лет, выглядел он очень интеллигентным, аккуратно одетым молодым человеком.

74

Внешне он ничем не отличался от своих слушателей. Да и само собрание было очень похожим на типичное организационное собрание. Он рассказал, что после одной недели курса мы будем в состоянии, помимо всего прочего, контролировать свой вес, улучшать память, знать, что думают другие люди, исцелять болезни, укреплять свое финансовое благополучие. Все это казалось совершенно невероятным. Но должны были быть и какие-либо гарантии. Такие гарантии были. Каждому, кто не сможет показать экстрасенсорные способности на экзамене в конце недели, обещали вернуть его деньги. Слушая инструктора, я все больше и больше приходил к выводу, что это ключ к успеху. Все мои прошлые удачи, которые я лишь условно называл успехами, блекли перед тем, что меня ожидало впереди. Было такое ощущение, что вся моя жизнь должна была начаться сначала, с этого самого момента. Прощайте разочарование и неудачи, бег на месте и движение в никуда. Здравствуй счастье и движение куда-то! Первые два занятия мы учились релаксации. Мы должны были понизить скорость движения электроволн коры головного мозга до уровня сна. Достигнув этого уровня, нам было сказано представить, что у нас в голове есть советчик. Этот советчик будет отвечать на любые вопросы и делать все, что мы его попросим. Я все внимательно выслушал, добился состояния релаксации, познакомился со своим советчиком и был готов к экзамену. На экзамене инструктор назвал имя женщины, которую я никогда не видел. Я закрыл глаза, понизил уровень активности головного мозга и приступил к медитации. Через какое-то мгновение у меня в голове возник образ женщины с большим черным крестом на одной груди. «Быть может, у нее рак груди?» — выпалил я.

— Совершенно верно, Сид, совершенно верно! Инструктор зааплодировал и к нему присоединился весь класс. Итак, я прошел этот тест. Сверхъестественная сила была моей.

75

Придя на следующее утро в свой кабинет, я не мог дождаться, чтобы испробовать мой новый талант. Мимо моего кабинета проходил мой босс, и я остановил его и попросил назвать имя какого-нибудь больного человека. Босс посмотрел на меня так, будто у меня «поехала крыша», но все же назвал какое-то имя. Я закрыл глаза, понизил уровень активности коры головного мозга и внезапно почувствовал, как у меня задрожали руки.

— О, да это же именно то, что происходит с моим отцом, — сказал он, удивившись не меньше, чем я.

— Быть может, это болезнь Паркинсона? — услышал я свой собственный голос. Я не знал ни этой болезни, ни ее симптомов. Ее название произнеслось как-то само собой.

— Это действительно так, — мой босс даже привстал на стуле. Затем я почувствовал, что мои руки перестали дрожать, и я сказал ему об этом.

— Правильно, — снова воскликнул он. — Мой отец вчера начал принимать новое лекарство, и болезнь уменьшилась. Вот это да! Мои способности были необыкновенными, и они, казалось, постоянно росли. Вчера у меня были только видения, сегодня я уже чувствую симптомы. Интересно, что будет завтра? Эта сила существовала. И чем больше я ею пользовался, тем большее применение я ей находил.

— Как-то раз я потерялся в лабиринте дорог, ведущих через парк, и тогда я сказал: «Советчик, веди меня домой!» Безо всяких колебаний я шел по совершенно незнакомым мне улицам и оказался дома в рекордно короткое время. Когда мне надо было найти место для парковки машины, все, что я делал — это просил, чтобы оно появилось. Какой бы трудной ситуация не была, мой советчик всегда находил выход. Эта сила была еще сильней, чем «секретное оружие» моего детства. Даже представить было страшно, как высоко в жизни я мог забраться с такой силой в своем распоряжении.

76

Не успевал я подумать о чем-то, как люди, не говоря ни слова, начинали исполнять мою волю. Все, что от меня требовалось — это попросить. Теперь мне уже не надо было ничего ждать. Я обнаружил «горшок с золотом» на дне никогда не гаснущей радуги. Первой же мыслью, которая пришла мне в голову, когда я понял, что могу иметь все, что захочу, было понимание того, что мне не придется никогда больше пахать на других. Мне надо было вернуться в свой собственный бизнес. Только на этот раз я не мог не преуспеть. Не успел я об этом подумать, как Джим Фиск, поверенный в делах нашей фирмы, с которым я был лишь мельком знаком, проходя мимо, заглянул ко мне в кабинет.

— Сид, — сказал он, — я тут подумал, что, возможно, ты снова захочешь открыть свое дело. Если это так, то в нашем здании есть лишние площади, которые мы с удовольствием предоставили бы тебе под офис в бесплатное пользование, пока ты не встанешь на ноги. Мы дадим тебе телефон и секретаря. Для начала ты бы мог заниматься продажей какой-то части наших акций и брать себе дополнительные комиссионные. После того, как Фиск ушел, я решил проверить, что думает мой советчик о его предложении.

— Советчик, сделай мне деньги, — сказал я. Он немедленно дал мне понять, чтобы я взял словарь и наугад указал там какое-нибудь слово. Когда я заглянул в словарь, то этим словом оказалось слово «якорь». Это было название одной акционерной компании, с которой я работал в свое время в прошлом. Я позвонил им, и их региональный директор сказал, что они всячески приветствуют мое желание открыть офис и заняться своим делом, представляя интересы их фирмы. Вот так запросто. И столь же просто я уволился со своей работы и снова открыл свое дело в бесплатно предоставленном мне офисе.

77

Глава тринадцатая

В чем источник силы? Открывая свой офис, я и не подозревал, что Джим Фиск, президент компьютерной компании, предоставившей мне в бесплатное пользование офис, был библейским верующим. Это уже само по себе было плохо, но хуже всего было то, что к Джиму толпами приходили все христиане города и проводили молитвы утром, днем и вечером. Хотя они все казались какими-то чудными, они мне все равно почему-то нравились. Они были не просто любезными по отношению ко мне: они светились такой любовью и всеприятием, с которыми я никогда не сталкивался. Они любили меня, даже несмотря на то, что не одобряли мои занятия по управлению сознанием. Я был рад, что у них есть такая любовь, но сам я ее иметь не хотел. Вскоре, переехав в свой новый офис, я познакомился с Артом Лейном. Это был высокий, хорошо сложенный, приятной наружности и очень выразительный человек с преждевременно поседевшими волосами. У Арта были все положительные качества, которые могут быть у человека. Я им просто восхищался. Но в нем была одна странная вещь. Хотя Арт был евреем, он ходил на занятия по изучению Библии, которые проходили в нашем офисном здании, вместе с неевреями. Я не мог понять, как еврей может изучать Писания в группе с язычниками. Это просто не укладывалось в моей голове. Однако это возбудило мое любопытство, и я тоже стал ходить на эти занятия. Я постоянно им досаждал своими вопросами буквально о каждом слове, которое произносилось на этих занятиях, поднимая насмех их веру. Но они меня не выгоняли. Они даже никогда не отвечали мне грубо. Постепенно до меня стало доходить, что они за меня молятся! Это было просто нелепо и смешно!

78

Впрочем, если им это нравится, пусть продолжают. Я был рад, что теперь у меня был свой офис и дружба, которая давала, давала и еще раз давала, ничего не требуя взамен. Однажды Арт зашел ко мне в офис, чтобы обсудить кое-какие детали, связанные со страхованием. Потом мы также поговорили и о других вещах. Он рассказал мне, что «познал Господа», читая иудейские Писания и поняв, что Иешуа — иудейское имя Иисуса — был Тем, Кто исполнил все Божьи обетования относительно Мессии. Затем он задал мне вопрос: — Сид, у тебя есть Библия?

— Нет, — признался я.

— Я принесу тебе в следующий раз, когда зайду к тебе в офис, — пообещал он, — а пока... Арт открыл Библию и стал мне показывать места, где говорилось о Мессии и о том, как Он должен был придти на землю, и также кое-какие новозаветные места, показывающие, что иудей по имени Иешуа исполнил абсолютно все мессианские пророчества. Весь этот разговор мне порядком начал поднадоедать.

— Послушай, Арт, — перебил я его, — если бы Мессия уже пришел, раввин в нашей синагоге обязательно бы об этом сказал...

— Но в этом тоже часть пророчества, Сид, — Арт улыбнулся. Затем стал указывать на кое-какие места из Книги пророка Исайи, чтобы я мог прочитать: «Кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня?.. Он был презрен и умален пред людьми... и мы ни во что не ставили Его».

— Видишь ли, Сид, — продолжал Арт, — если бы мы, евреи, приняли Иешуа, когда Он пришел, Он не стал бы Мессией. На этой интригующей ноте он остановился и покинул мой офис. Но по его глазам я догадался, что он в союзе со всеми, кто за меня молится. Что ж, они могут молиться, сколько их душе угодно. Только я вполне доволен своей жизнью. Разведясь с женой, у меня появи79

лась свобода делать все, что захочу, и с моими экстрасенсорными способностями я мог заполучить все богатства мира. Если и был Мессия, то Он мне был абсолютно не нужен. Другим человеком, посещавшим занятия по изучению Библии, был Джин Гриффин. Он был изобретателем, который год провел в Израиле, в киббутце — тамошней общинной ферме. Мне казалось странным, что язычник в течение целого года просто так помогал Израилю. Я заметил в Джине еще одну странную вещь. Он был совершенно не похож на изобретателя или бизнесмена. Казалось, всякий раз, когда я его видел, он то и дело читал Библию.

— Ты знаешь, Сид, — твоему Богу, Богу Авраама, Исаака и Иакова, не угодно, что ты занимаешься управлением сознания. Он осуждает любого рода оккультизм нового века.

— Да что ты знаешь о моем Боге? — фыркнул я.

— Достаточно много, — заверил он. — Поскольку есть только один Бог, то мой Бог — такой же, как и твой. И если ты прочитаешь 18-ю главу Второзакония Торы — своей еврейской Библии, особенно с 9-го по 12-й стихи, то у тебя будет совершенно ясное представление о том, что Бог думает насчет оккультизма. Я взял Библию, которую мне подарил Арт пару дней назад, нашел Второзаконие и прочитал: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего…» (Книга Второзаконие 18:9-12). Выходит, что чтение гороскопов (ворожба), визиты к прорицателю и контактирование с советчиком (вызывание духов) были вещами, неугодными в глазах Бога. Фактически, они были «мерзостями»! Итак, выходит, что спиритические сеансы тоже были плохой вещью? А что же реинкарнация?

80

Джин сказал: — Те, кого ты считаешь реинкарнированными, и те, кто, якобы, общаются с тобой из «потусторонннего мира», вовсе не являются твоими возлюбленными, а духами, которые знают все, что происходило с твоими ушедшими близкими. Они даже знают исторические события, поскольку были непосредственными их свидетелями. Эти духи ищут какое-либо тело, чтобы им завладеть. Вот, что означают эти спиритические контакты. Учение о реинкарнации, согласно законам кармы, говорит, что наша душа переходит из тела в тело до тех пор, пока мы не становимся совершенными. Библия же говорит: «...человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евреям 9:27). Даже если бы ты и мог вернуться назад в тело, это не сделало бы тебя праведным. Мы становимся праведными, лишь принимая дар праведности, который нам дает Мессия. Настоящий христианин или мессианский еврей никогда не может стать более праведным, чем в момент, когда он принимает Иешуа как Господа. «...Мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор. 5:21). Более праведным стать просто невозможно!

— Если ты так считаешь, это еще вовсе не значит, что именно так оно и есть, — сказал я Джину, закрывая книгу. — Я уже говорил всем вам, что, поскольку Бог отвечает за все знание, то Он, наверняка, желает, чтобы мы постигли каждый уголок этого знания — естественное, сверхъестественное, все, что только можно. Все, что мы познаем — будь то добро или зло — идет нам на благо.

— Ты слышал что-нибудь о том, что произошло с Адамом и Евой, когда они вкусили от дерева познания добра и зла? — спросил он.

— Стали громко плакать! Какими наивными вы порой становитесь! — взорвался я. — Неужели вы не понимаете, что все это передавалось из поколения в поколение? При переводе на любой язык существует масса проблем. Возможно, что в Писание закралось столько ошибок, что оно уже даже отдаленно не напоминает, что было в оригинале.

81

Я не замечал, что кричу, пока Джин не ответил мне сверхспокойным голосом, что Бог сверхъестественным образом всегда хранил подлинность Библии. Только я не хотел этого слушать. Молитва На следующий день я попытался уговорить Джима Фиска попробовать обратиться к своему подсознанию через управление разумом. Но, по всей видимости, мои уговоры ему быстро надоели, поскольку через какое-то время он просто-напросто закрыл уши руками. Когда я понял его намек и замолчал, он сказал: — Послушай, Сид. Я не хочу с тобой говорить больше об этом. Я не хочу больше спорить. Ты ни во что не ставишь мое слово, ты ни во что не ставишь Библию. Пускай так. Но почему ты сам не спросишь у Бога, кто такой Иисус? — с этими словами он покинул мой офис. Я не говорил Джиму, что собираюсь последовать его совету, однако, если честно, то нашел его достаточно интересным, чтобы над ним задуматься. Интересно, что бы Бог мне ответил, если бы я и в самом деле Его спросил об этом. Но Бог никогда мне ничего не говорил, а у меня не было привычки что-либо у Него спрашивать.

— Ну хорошо, — сказал я сам себе, — я согласен, что этот Иисус был человеком, реальной исторической личностью. И Он, вероятно, был хорошим учителем, жил честной и порядочной жизнью...

— Но, если это все, кем Он был, — перебил я себя, — почему тогда люди сегодня, спустя две тысячи лет, столь близко принимают Его к сердцу, будто Он и по сей день живой? Это был еще один хороший вопрос. Но он так и остался висеть в воздухе, безответный и необъяснимый. В этот момент мне на глаза попалась маленькая брошюрка, лежавшая у меня на углу стола. Джим Фиск как-то подарил ее 82

мне. Я, помню, полистал ее, не читая, и положил на стол, где она оставалась лежать до сего дня. Я зачем-то взял эту брошюру и начал читать: «Слышали ли вы о четырех духовных законах?» — было написано на обложке. Нет, я не слышал и потому решил продолжить читать. Брошюра была написана простым, легким для чтения языком. Первый закон гласил, что Бог любит меня и что у Него есть удивительный план для моей жизни. Что ж, у меня тоже был план для своей жизни: я хотел стать знаменитым и богатым. Едва ли у Бога мог быть лучший план для меня. Второй закон гласил, что человек грешен, и что его и Бога разделяет пропасть, и что плата за грех — смерть и вечное отчуждение от Бога в смерти, без малейшей возможности что-либо исправить. Затем третий закон гласил, что Иисус — по-еврейски Иешуа — является единственным спасением для человека от греха и отчуждения. Иешуа жил совершенной, безгрешной жизнью и умер вместо меня. Четвертый закон говорил, что, чтобы принять это спасение от смерти, человек должен «пригласить Иисуса в свою жизнь». После объяснения всех четырех законов в конце книги была страничка с молитвой, через которую человек мог пригласить Иисуса в свое сердце. Я не особенно хотел это делать, но потом подумал, что все равно никакого вреда эта молитва мне не сделает, и потому прямо там, сидя на стуле, я тихонько, на случай, если кто случайно войдет, но тем не менее вслух, прочитал молитву: Господь Иисус Христос! Прости меня, грешного человека. Я открываю Тебе свое сердце, войди в него. Стань моим Господом и Спасителем. Возьми мою жизнь в Свои руки. Сделай из меня такого человека, каким Ты хочешь меня видеть. Спасибо, что Ты вошел в мою жизнь и ответил на молитву, как Ты и обещал. Закончив читать молитву, я не почувствовал никаких изменений. Не сверкали молнии, не слышно было раскатов грома.

83

Я решил, что молитва не «сработала». Ну что ж, нет — так нет. Я все равно произносил ее ради шутки. Я всегда знал, что ничего путного из всей этой возни вокруг Иисуса не будет, и теперь был вполне доволен, доказав свою правоту. Однако в этой молитве все-таки была какая-то сверхъестественная сила, и, несмотря на то, что я ничего не почувствовал, с этого момента Бог начал действовать в моей жизни. Сила Вечером того же дня, уходя с работы, Джин Гриффин просунул голову в дверь моего офиса и вмешался в ход моих мыслей своим шокирущим вопросом: — Сид, если Бог говорит, что оккультизм является мерзостью, откуда, как ты думаешь, берется твоя сверхъестественная сила? Джин стоял, ожидая ответа. Но я не был готов к такому вопросу! Действительно, откуда бралась сила? На какое-то мгновение меня охватило чувство страха. Неужели в самом деле существует дьявол? Может ли быть такое, чтобы я был с ним в союзе? Неужели дьявол является источником моей силы? Не может быть. Все эти россказни насчет дьявола являются глупостью и предрассудками. Я снова вернулся к своему рассудку.

— Послушай, Джин. Я уже говорил тебе, что не верю, что Библия, которая есть у нас сегодня, является именно той Библией, которую изначально написал Бог. За многие столетия человек ее полностью изменил. И, наверное, такого понятия, как дьявол, вообще не существует. Джин ничего не ответил. Он лишь улыбнулся и тихонько выскользнул из моего офиса, оставив меня спорить с самим собой. Хотя я не совсем понимал, что было сказано во Второзаконии и не считал Библию Божьим Словом, мысль, что, быть может, 84

я нахожусь в союзе с дьяволом, уже поселилась у меня в голове и теперь начинала расти. Я решил получить ответ непосредственно от своих инструкторов. Я решил спросить у них, откуда берется эта сила. Они-то, наверняка, знают. Тем же вечером я отправился к своему инструктору.

— Билл, скажи мне, откуда берется сила, которую мы используем при управлении сознанием?

— Хороший вопрос, Сид, — сказал он. — Не знаю. Если честно, то никогда даже не задумывался об этом. Он не знал! Человек, который ввел в мой разум советчика, не знал, откуда берется сила! Билл заметил страх в моих глазах: — Сид, быть может, тебе не стоит идти на продвинутый курс, — продолжал он. — Я верну тебе деньги. Но если ты и в самом деле хочешь получить ответ на свой вопрос, я договорюсь о встрече с самым главным в Штатах инструктором по управлению сознанием. Я с радостью принял это предложение. Встреча должна была состояться через две недели в Харрисбурге, штат Пенсильвания. Я не мог дождаться встречи с Джином, чтобы рассказать ему об этом. «Ты, твои друзья и ваша Библия можете поехать со мной в Харрисбург, — рассуждал я о том, что скажу ему при встрече. — Вы можете сесть по одну сторону стола, а мой инструктор — по другую. Я же сяду посередине, и пусть победит сильнейший». Но Джин сказал, что ему прежде надо помолиться и после того, как он помолился, сказал, что Бог не хочет, чтобы он ехал на эту встречу со мной. От возмущения у меня не хватало слов. Накрылся весь мой замечательный план. И когда я в тот же день ехал в Харрисбург, с каждой милей я все больше чувствовал себя глупым. Было ощущение, что я ехал защищать Библию — Книгу, в которую я даже не верил. Сев вместе с инструктором за столик в одном из ресторанов, мы обсудили все вопросы, кроме самого главного. И вот, когда 85

принесли десерт, я, наконец, спросил, что он думает о таком понятии, как зло. Он засмеялся, настолько глупым ему показался мой вопрос, и недвусмысленно заявил: «Такого понятия просто-напросто не существует». Он произнес эту фразу таким убийственным тоном, что я не мог усомниться в его правоте. Было бы просто унизительно спорить с кем-либо, кто говорил с такой авторитетностью в голосе. Чуть ли не извиняясь, я показал ему Библию и спросил, что он о ней думает. Он улыбнулся и сказал: — Это хорошая книга, но существует много хороших книг. Он явно хотел показать, что, мол, любой это знает. К моему великому облегчению, прежде, чем я успел задать ему следующий вопрос, он подозвал официанта, чтобы получить свой счет, и сказал, что ему уже пора идти. Перед тем, как попрощаться, он заметил: — Кстати, господин Рот, в следующий раз, когда у вас появится какой-либо вопрос ко мне, не стоит ехать так далеко, чтобы его задать. Не стоит и звонить. Лишь мысленно пошлите мне свой вопрос, и я вам мысленно перешлю ответ. Дешевле, чем делать это по почте, и гораздо быстрее. — Он положил чаевые под свою тарелку, затем подошел к кассе и наконец вышел из ресторана. А я оставался сидеть на своем месте с открытым ртом. Подумать только, какой огромной силой он обладал! Ну ничего, скоро такая же сила будет и у меня! Управление сознанием было настоящим. Я перестану слушать своих глупых слишком религиозных друзей, которые лишь пытаются запутать меня, чтобы я отказался использовать свою силу. Они могут сколько угодно изолировать себя от жизни, если им это нравится. Я же хочу и буду жить.

86

Глава четырнадцатая

Семя страха На следующем занятии по управлению сознанием мне рассказали случай, как один человек использовал свою силу, приобретенную на таких же занятиях, на ипподроме во время скачек. Он заставил одну лошадь сбросить своего седока, который чуть было не погиб. В результате та лошадь, на которую он сделал ставку, выиграла забег. Вот это сила! — подумал я. Но последний остаток совести, дремавший все это время во мне, возмутился от мысли, что эту силу можно, оказывается, использовать, чтобы нанести человеку увечье. Нам до сих пор говорили, что ее можно использовать исключительно с добрыми намерениями. На том же самом занятии некоторые наиболее подготовленные студенты задавали своим советчикам вопросы о том, что их ожидает в будущем. Я попросил одного из них узнать, что буду делать через год я.

— Одну минутку, Сид, и я сейчас тебе все расскажу, — сказал он, закрыв глаза, понизив свою мозговую активность, и почти тот час же его глаза в испуге широко раскрылись.

— Сид, я ничего не понимаю. Мой советчик всегда был со мной учтивым, но на этот раз, когда я попросил его показать мне, что ты будешь делать в этот день ровно через год, он вдруг начал материть меня и отказался отвечать на мой вопрос. Инструктор также не смог дать какое-либо объяснение этому странному поведению со стороны советчика. Он сказал, что в его практике ничего подобного не происходило. В чем же дело? Неужели советчик увидел нечто настолько ужасное, что даже не захотел об этом говорить? «Семя страха пустило во мне росток», который стремительно начал «расти». На следующем занятии весь класс погрузился в глубокую 87

медитацию. И со мной произошло нечто совершенно необычное! Я видел, как выхожу из своего тела! Я был так возбужден происшедшим, что, вернувшись из состояния медитации, тут же на одном дыхании пересказал все, что со мной произошло, находившейся рядом со мной женщине.

— О, Сид, — я так рада за тебя! Ты только что видел свою астральную душу. Теперь ты действительно сможешь иметь все, что захочешь, поскольку теперь ты обладаешь силой, о которой ты даже не мечтал. В течение следующих нескольких минут я сидел, не в силах сдержать свое ликование по поводу того, что отныне для меня не будет ничего невозможного. Но тут я почувствовал, как она коснулась моей руки.

— Сид, позволь мне предупредить тебя об одной вещи. Никогда не позволяй своей астральной душе слишком далеко отдаляться от тела, иначе может так случиться, что ты не сможешь найти дорогу назад.

— Не смогу найти дорогу назад? — я почувствовал, как мои руки покрываются гусиной кожей. — Но это значит…, это значит..., что я буду мертв..., если мое тело будет в одном месте, а душа — в другом, — произнес я запинаясь. Она с серьезным видом кивнула, затем закрыла глаза и вернулась назад в состояние медитации. «Проросшее» во мне «семя страха» теперь полным ходом «росло». Я попытался отогнать от себя плохие мысли, потер одну руку о другую, чтобы избавиться от гусиной кожи, и решил, что всегда буду осторожен и пообещал себе никогда не уходить далеко от своего тела. Самым благоразумным будет постоянно держать тело в поле своего зрения. В этом случае я всегда смогу найти дорогу назад. Убедив себя, что такая мера предосторожности убережет меня от всего плохого, я продолжал развивать свои сверхъестественные способности.

88

На нашем занятии, которое проходило на следующей неделе, мы снова вернулись к проблеме астральной души. Инструктор объяснил, что всякий раз, когда мы спим, наша астральная душа путешествует. Я чуть было не упал со стула. Страх снова обуял мою плоть. Когда я бодрствую, я в состоянии контролировать взаимодействие моей души с телом, но как я могу это делать, когда сплю? Я покачал головой, пытаясь избавиться от этого кошмара мыслей. В конце концов, сейчас-то я не сплю. Я бодрствую. Я полностью управляю собой. На следующее утро я почувствовал острое желание повторить свой опыт со словарем, на этот раз не задавая заранее никаких вопросов. Я открыл словарь, записал первое слово, на которое указал мой палец, закрыл книгу, наугад открыл ее снова и так продолжал до тех пор, пока у меня не набралось шесть слов, написанных на листочке бумаги. Когда я снова внимательно на них посмотрел, то увидел, что они составляют предложение: «Держись подальше от этого глупого словаря». Откуда взялся этот совет? Я смял листок, бросил его в урну, и сделал вид, будто возвращаюсь к работе. Но беспокойство внутри меня никак не проходило. Оно перемешивалось с переживанием какого-то духовного страдания, которое я никогда не испытывал ранее. Когда через несколько минут в мой офис вошел Джин, я рассказал ему все, что со мной произошло и как я себя чувствую. К моему удивлению он не попытался меня успокоить, а лишь поднял руки вверх, начал смеяться и славить Бога за Его благость. Но мне почему-то не стало от этого легче. Затем Джим Фиск зашел, чтобы посмотреть, что у нас здесь за шум. Когда Джин все рассказал ему, тот посмотрел на меня долгим, испытывающим взглядом и сказал: «Сид, похоже, у тебя серьезный случай душевного невроза». Затем моргнул Джину и сказал, показав пальцами победный знак: «Похоже на то, что наш Сид еще немного и дойдет до ручки?»

89

Было совершенно очевидно, что Джим хотел вывести меня из себя. Чего они добиваются? Моей истерики или чего-нибудь в этом роде? На какое-то мгновение я совершенно четко вспомнил, как сам обошелся с Чаком Гофманом, еще когда мы вместе работали с «Hootenanny», и впервые испытал чувство угрызения совести за то, как я поступил по отношению к нему. Я больше не мог оставаться в офисе. Мне надо было куда-нибудь уйти. Я бросил какие-то бумаги в дипломат и как можно скорее выскочил из офиса. Неужели мои верящие в Библию друзья были правы? Неужели, действительно, существует дьявол? Неужели своим увлечением Новым веком я навсегда связал себя с ним?

90

Глава пятнадцатая

Поднятый со дна Пока я выруливал со стоянки, перед моими глазами продолжали проплывать эпизоды из моего прошлого, все безобразное и отвратительное, что я творил. Мой детский скандал в поезде, как я убегал от отцовского наказания, списывание контрольных работ, сплетни, ложь и обман в школе, отказ сшивать документы, небрежно выполняемая работа, где бы я ни был, бессчетное количество меняемых работ, постоянные попытки добиться чего-то, ничего не делая, найти выгоду за счет других, неверность по отношению к Джой и уверенность, что все это сойдет мне с рук... То был день нарастающего ужаса. То была ночь, когда я ложился спать с мезузой на шее, Библией под подушкой, охваченный страхом снаружи и с разбитым сердцем внутри. То была ночь, когда я молился Богу Авраама, Исаака и Иакова и просил Его помочь мне. То была ночь, когда я просил Джой заступиться за меня перед Богом. Когда я был маленьким, я пытался представить себе смерть. Поскольку мы никогда не говорили о смерти в нашей семье, я решил, что жизнь заканчивается в небытие. Но само понятие небытия было настолько спорным, что я принял единственно правильное решение: я просто перестал об этом думать. Впервые в моей жизни небытие смерти казалось более желанным, чем мучительное продолжение существования. С этой мыслью я уснул от полного истощения. Следующее, что я помню, было утро. Я мог ясно ощущать чье-то присутствие в своей комнате. Атмосфера была наполнена чистой любовью. Невероятный мир заполнил меня так сильно, что я не смог бы волноваться, даже если бы захотел. Меня разбудил луч солнца, пробивавшийся через окно. Я был жив, по91

настоящему жив. Страх исчез, исчез советчик, и их место заменила неописуемая радость. Я знал, что это был Иисус. В Его Имени было больше силы, чем во всех силах тьмы, пытавшихся меня уничтожить! Я понял это всем своим существом. Это произошло именно так, как обещал Бог: «И дам вам сердце новое и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное. Вложу внутрь вас дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих и уставы Мои будете соблюдать и выполнять» (Иезекииль 36:26,27). Наконец-то я был свободен, и также был благодарен, очень благодарен. Затем я услышал голос Божий, Который говорил мне: «Возвратись к своей жене и дочери!»

92

Глава шестнадцатая

Жизнь, исполненная благодати Я знал, что Бог хотел, чтобы я помирился со своей женой. Мы достаточно часто встречались, и она почувствовала во мне перемену. Она заметила, как я переживаю за нее, в то время, как в прошлом я был непостижимым эгоистом в своем отношении к ней. Джой рассказала мне, что в ту ночь, когда я чуть было не умер от страха, она впервые за многие годы встала с кровати, чтобы произнести молитву.

— Бог, — молилась она, — если Ты есть, пожалуйста, помоги Сиду. Это была вся ее молитва, но Он услышал ее, и Джой это теперь прекрасно видела. С каждым днем я все более убеждался, что Он ведет меня по жизни шаг за шагом, именно так, как я Его просил, когда, сидя в своем офисе, безо всякой веры прочитал молитву и тем самым впустил Его в свою жизнь. Прошло какое-то время, и мы с Джой снова жили вместе, и у нашей маленькой дочери Лей снова были папа и мама, которые ее нежно любили. Все мирское, что до недавних пор безраздельно владело моим вниманием, больше меня не интересовало. Я жаждал познать Бога и Его план для моей жизни и не переставал Его благодарить за то, что Он чудом спас меня от сил тьмы, для которых я открыл дверь в свою жизнь, обратившись к гаданию, гороскопам и управлению разумом. Мне хотелось предупредить всех людей, что в мире существует две силы: Божья сила и сила другая, которая внешне маскируется под сокровенное знание и которая изнутри исполнена злом. Неудивительно, что Бог называет оккультизм мерзостью. Он является орудием сатаны, чтобы красть, убивать и разрушать творение, ради которого Мессия умер, дабы дать жизнь вечную.

93

Семья Вскоре я начал получать приглашения выступать перед людьми по всей стране. Рассказывая свою историю, я видел, как люди освобождаются от ига оккультизма, отказываются от сатаны и просят Бога руководить их жизнью. Я с изумлением наблюдал, как действует Господь. Однажды я испытал огромное наслаждение, когда моя сестра Ширлей и ее муж Марк принимали в свою жизнь Мессию. Мой друг Дон Тобиас помогал им произнести молитву покаяния. К сожалению, Марк не долго оставался христианином. На следующее утро он позвонил мне и забрал свои слова назад: — Послушай, Сид, я знаю, тебе нужен был Мессия, потому что ты окончательно запутался в жизни. Ты развелся с женой, связался с оккультизмом и все такое. Но в моем случае все обстоит иначе. Должно быть, я был просто загипнотизирован, когда произносил эту молитву вчера вечером. У меня не было ни малейшей причины это делать. У меня есть все, что надо. Я вполне доволен своей женой, работой, и ничего другого мне просто не нужно. Прежде чем я мог что-либо возразить, он закончил: — Я отказываюсь от своих слов. Мне не нужен Иисус. — Затем он повесил трубку. Но Ширлей осталась верной своему слову. Я был уверен, что Марк, видя те перемены, которые неизбежно произойдут в ее жизни, пересмотрит и свое решение. Бог, в конечном итоге, выполнит Свою задачу в Марке. Быстрее, чем мы даже могли себе представить, Марк увидел, насколько он нуждается в Боге. Это произошло однажды вечером, примерно через год после того, как Марк отказался от своих слов. Я только что закончил выступать перед группой людей и теперь молился за одну женщину, у которой были серьезные проблемы в жизни. Вдруг я почувствовал, что кто-то стоит рядом со мной и тянет за полу моего пальто.

94

— Сид, тебя срочно к телефону. Я побежал через весь холл к телефону. Голос на другом конце провода сквозь всхлипывание пытался произнести что-то о каком-то мертвом ребенке.

— О, Боже, только не Лей, — пробормотал я, думая, что речь идет о моей собственной дочери.

— Нет, Черил Энн, — произнес голос, и я догадался, что разговариваю со своей сестрой Ширлей. Ее девочке не было еще и двух лет.

— Марк нашел ее, — выдавила из себя Ширлей, — вытащил из бассейна. О, Сид, врачи сказали, что она уже умерла. Но... когда Мессия был здесь на земле... — в ее голосе теперь чувствовалось решительность и горячая мольба. — Сид, Он воскрешал мертвых к жизни... Сид, как ты думаешь... Он...?

— Продолжай молиться, Ширлей. Не сдавайся. Я уже еду. — Все люди на собрании начали молиться за Черил Энн, в то время, как я что было сил мчался в больницу, где меня ждали Ширлей и Марк. В их вспухших от слез глазах кроме чувства безысходности теперь я видел и какую-то надежду. Черил Энн лежала безо всяких признаков жизни на покрытой белой простыней кровати. Теперь уже бесполезный аппарат искусственного дыхания был отодвинут в угол. Я подумал: «Если Бог совершит чудо, вся моя семья еще больше уверует». Став на колени рядом с кроватью, возложив руки на крохотную грудь девочки, я очень долго молился. Время от времени подходили другие люди и присоединялись к моей молитве: протестантский служитель, монахиня-католичка, негр-санитар. Никого из них не шокировало, что я просил Бога воскресить ребенка. Вдруг я услышал какой-то звук, который не был ни моим голосом, ни голосом других молившихся. Открыв глаза, я увидел, как из ноздрей Черил Энн стали появляться пузырьки воздуха!

— Она жива! — закричал я и побежал по коридору, чтобы привести сестру, которая только что вышла из палаты.

95

— Мне очень жаль, — сказала она, вернувшись со мной в палату, но эти пузырьки еще не означают, что она жива. Это довольно часто происходит с утонувшими людьми. Это всего лишь углекислый газ выходит из ее легких. Сестра снова ушла. Я же еще немного помолился и постепенно стал чувствовать, как Божий мир заменяет внутри меня мое томление. Я наклонился, чтобы в последний раз поцеловать Черил, и поблагодарил Бога, что Он все контролирует и что жизнь моей маленькой племянницы в Его надежных руках. На следующее утро мне позвонила Ширлей: — Сид, благодаря Иешуа я могу справиться с этим горем. Но Марк... Порой кажется, он вот-вот потеряет рассудок. Он никак не может этого перенести. Он весь мечется. По дороге к ним домой я благодарил Бога, что Он дал мир Ширлей и молился, чтобы Он дал его также и Марку. Когда я приехал, двое соседей, которые находились с Марком в жилой комнате, почти тот час же ушли. Марк всеми силами старался хранить самообладание, но как только они ушли, дал ход слезам. Я попросил Бога дать мне нужные слова, но мне нечего было ему сказать. Я ждал, тихонечко молился, пока Марк, наконец, не собрался с духом и не заговорил: — Сид, мне нужна помощь. Захочет ли Иешуа мне помочь? Мы пошли в спальню, где он стал на колени и отдал свою жизнь Иешуа.

— О, Сид! — воскликнул он, широко открыв глаза и крепко прижимая руки к груди. — Как будто какой-то тяжелый груз кто-то снял с моего сердца! Убрал всю боль и агонию. Они ушли. Я так хорошо себя чувствую, как будто меня накрыло облако любви! Исполненные радостью, мы стали смеяться.

— Это Господь, Марк, — сказал я, и он знал, что я говорил правду. У Ширлей появился новый муж, у меня — новый брат. У Бога — новый сын.

96

Во время похорон на следующий день все родственники были поражены, насколько мужественно Марк и Ширлей переживали трагедию. Дядюшка Аб подошел ко мне, качая головой.

— Сид, — сказал он, — не могу поверить, какие они сильные люди. Марк и Ширлей выглядят просто молодцами, они ведут себя так мужественно.

— Они не просто так выглядят, дядя Аб, — сказал я ему. — Они на самом деле такими являются. Они черпают силы у Мессии, который живет внутри них. Он посмотрел на меня со слезами на глазах и покачал головой, думая, наверно, что я сошел с ума. Я не стал ему больше ничего говорить, но знал, что в его сердце заронилось доброе семя. Фраза, с которой четырехлетний брат Черил по имени Брайан обратился к своей матери, вобрала в себя очень многое: — Мамочка, правда, что сейчас, когда Черил на небе, мы тоже стали больше?

— Нет, — сказала Ширлей, опускаясь на коленки, чтобы обнять его, не совсем понимая, что он имел ввиду. — Ты хочешь сказать, что теперь мы стали как семья меньше?

— Нет, мамочка, — настаивал Брайан. Его глаза пристально смотрели в ее глаза. — Мы больше, потому что теперь внутри нас живет Бог. Неделю спустя Марк и Ширлей отправились со мной и Джой в Питсбург на служение Кэтрин Кульман, и там Марк поделился своим свидетельством перед всей церковью, а также перед огромной телезрительской аудиторией.

— Я — еврей, воспитывался в еврейском доме. Мы все верили в Бога и надеялись, что когда-нибудь придет Мессия... Но на прошлой неделе наша двадцатимесячная дочь утонула в бассейне. Мы всегда думали, что она — ангел, посланный с неба. Она доставляла радость стольким людям. Было трудно, так трудно, что я не мог больше ждать Мессию, который должен был придти когда-нибудь в будущем. Он нужен был прямо тогда.

97

И среди всего своего горя я вдруг прозрел и увидел истину — истину, что Мессия, Иешуа, Господь Иисус, уже пришел, исполнив все пророчества древнееврейского Писания. Я пригласил этого Мессию войти в мое сердце, и Он это сделал, взяв на себя весь груз горя — груз, который был слишком тяжел для меня... Бог подарил нам Черил Энн, — это имя на древнееврейском означает «жизнь, исполненная благодати», — чтобы для всей нашей семьи открыть врата в вечную жизнь. Черил Энн будет ожидать нас в вечности... Когда Марк закончил, целая толпа людей встала со своих мест и вышла вперед. Их глаза были широко открыты, они также желали отдать свою жизнь Мессии.

98

Глава семнадцатая

Джой утром Вокруг нас происходило столько удивительных вещей, что я думал, моя жена, конечно же, тоже станет по-настоящему верующей. Однако все оказалось совсем не так. Я был настолько занят своим бизнесом и выступлениями перед слушателями в различных уголках страны, несколько раз выступив даже по телевидению, что совершенно на замечал, как это все воспринимает Джой. Я даже не понимал, что оставляю ее и Лей одних почти что каждый вечер. Так продолжалось до тех пор, пока Бог не открыл мне глаза. Однажды я пришел домой далеко за полночь. Я на цыпочках вошел, ожидая найти Джой спящей. Но она сидела на кровати и ожидала меня. Начала она говорить спокойно, но так продолжалось недолго.

— Сидней, — сказала она тоном, который я уже давно не слышал, — ты знаешь, сколько сейчас времени? Ты понимаешь, что за весь месяц ты ни разу не был дома на выходных, плюс ты не ночуешь дома еще две или три ночи в течение недели? Ты хоть представляешь, как я устала оставаться все время одна! Это все равно, что быть снова в разводе!

— Но, Джой, ты ведь знаешь, что я делаю это для Господа! — было ли это чем-то большим, чем просто намеком на самоправедность?

— Для Господа? — она уже перешла на крик. — Я думала, Господь сказал, что мужья должны любить своих жен, а не оставлять их все время одних. И ты называешь это любовью? Я продолжал пытаться защитить себя, а она продолжала разбивать все мои доводы, начиная все громче и громче кричать.

— Тш-тш! Ты разбудишь Лей, — попытался я ее успокоить, но это лишь еще больше ее разозлило. Она схватила подушку 99

и начала меня ею бить. Пошли в ход и другие вещи, и, когда в сантиметре от моей головы пролетела книжка с ее прикроватного столика, я, наконец, услышал — нет, действительно услышал — что она мне говорила: «Я не могу служить Богу в ущерб своей семье». Только тогда я начал понимать, насколько важными для меня оставались популярность и чувство самозначимости среди всех тех нуждающихся людей, которые приходили на мои собрания. Но я тоже был нуждающимся: я нуждался в росте. Некоторые девушки, которые работали вместе с Джой в ее офисе, совсем недавно уверовали в Иисуса и постоянно наперебой делились с ней своей радостью. Но это лишь еще больше отчуждало ее от них. Примерно в это же время мы записались для поездки по Израилю. Джой сначала была двумя руками за, поскольку она любила путешествовать, и, кроме того, никто из нас ни разу не был за рубежом. Почти все 150 человек, записанных в тургруппу, были рожденными свыше верующими, все, за исключением Джой. И она просто устала от того, что все только и делали, что рассказывали ей об Иисусе. Вместо благословения все эти разговоры приносили ей только осуждение, и, вполне естественно, во всем она винила только меня. В то время я еще не понимал, что именно Дух Господний приводит людей к Себе, и что мы своей навязчивостью лишь стоим на Его пути. Как-то раз Джой, устав от всей тургруппы и больше всего от меня, оставила нас и решила сама посмотреть местные достопримечательности. Ее водитель такси — еврей, говоривший с типичным Нью-Йоркским акцентом, — с радостью согласился отвезти Джой в музей шести миллионов евреев, погибших во время Второй мировой войны, и показать все, что связано с Ветхим Заветом. Но ей пришлось долго уговаривать его показать ей что-нибудь, связанное с Иисусом.

100

Когда поздно вечером она все-таки уговорила его отвезти ее к Гробнице, ворота уже оказались закрыты. Она была злая на водителя, на меня,.. на всех. Мои планы привести Джой к покаянию в Израиле не увенчались успехом. По возвращении из Израиля Джой по-прежнему — ради меня — посещала собрания верующих христиан, но лишь попав в церковь мессианских евреев (церковь, где евреи поклоняются Богу вместе с неевреями с соблюдением еврейских культурных ценностей и традиций), ее вера достигла необходимого уровня, чтобы принять Иешуа, как своего Господа. Там Джой услышала библейские пророчества относительно Израиля и Иешуа. Она не могла с удивлением не заметить точность этих пророчеств, и вот эта «атеистическая» баптистка, рожденная на юге Америки, обращенная в иудейство ради брака, была обрезана сердцем и стала настоящей еврейкой.

101

Глава восемнадцатая

Думай сам Моя мать, великий миротворец, убедила моего отца, что моя новая вера в Иисуса является вещью преходящей и скоро закончится. Меня очень беспокоило спасение моих родителей, и я старался им свидетельствовать при любой возможности. Моя матушка слушала, отец же немедленно раздражался и закрывал уши руками. Год за годом мои родители наблюдали, как восстанавливаются мои семейные взаимоотношения с Джой. Они видели стабильность в моей жизни. Они видели, как я становлюсь настоящим меншем (древнееврейское слово, которое приблизительно можно перевести как «добрый человек»). Они наблюдали, как моя жена, дочь, сестра, ее муж и дети становились верующими. Когда сестра потеряла свою дочь Черил Энн, мои родители видели, с каким внутренним мужеством она переживала эту трагедию — с мужеством, которого у нее раньше не было. Мой отец даже не позволял мне говорить о Мессии Иисусе. После долгих молитв, однако, он позволил мне зачитать ему 53-ю главу из Исайи. Когда я закончил, он обвинил меня в том, что я читаю из христианской Библии, поскольку я читал об Иисусе. Я показал ему, что она была издана еврейской издательской компанией, но это его не удовлетворило. Он сказал, что признает лишь Библию от своего ортодоксального раввина. «Хм, — подумал я, — мой отец действительно видит, что Исайя говорит об Иисусе». [Примечание. Основная разница между еврейской Библией и христианской заключается в том, то последняя включает в себя Новый Завет. Кроме того, книги в еврейской Библии расположены в несколько отличном порядке и иногда нумерация стихов отличается на одну цифру. Например, Михея 5:2 в христианской Библии соответствует Михея 5:1 в еврейской. Переводы же существенно не различаются.]

102

На следующий день я позвонил нашему семейному раввину и договорился о встрече. Когда я зашел к нему в офис, он меня тепло поприветствовал и спросил, чем может быть мне полезен. Я, в свою очередь, спросил, не мог ли он подарить мне Библию и подписать ее на память. Он с радостью дал мне Библию и написал что-то на внутренней стороне обложки. Поблагодарив его, я быстренько вышел. Я хотел побыстрее показать этот ценный подарок своему отцу. Придя домой, я с гордостью показал ему надпись, сделанную раввином, и, убедившись, что он ее видел, снова зачитал ту же самую главу из Исайи. Теперь перед ним стояло два выбора: либо признать, что Иисус был Мессией, либо считать, что не все в порядке с нашим раввином. К моему величайшему удивлению он сказал: «Я всегда подозревал, что что-то не то с раввином». И он рассказал, как однажды видел раввина в ресторане на Йом-Кипур — день поста. Разговор с мамой Однажды я зашел навестить своих родителей, когда отец был на скачках. Я решил, что настало самое время доказать своей матушке, что Иисус — Мессия. Я знал, что она слабо разбирается в Писаниях, никогда не принимает их за истину и никогда не высказывает своей точки зрения о жизни после смерти, хотя родом была из религиозной семьи и ходила в ортодоксальную синагогу. Я начал с попытки доказать, что Бог есть и что Библия является Его Словом. «Мама, ты знаешь, что вся история еврейского народа — его прошлое, настоящее и будущее содержится в Библии? Сотни совершенно четких предсказаний уже сбылись. И исследования учеными свитков, найденных в Кумранских пещерах у Мертвого моря, доказывают, что никто не изменял и не вносил коррективы в эти предсказания после того, как события имели место.

103

Бог, например, сказал, что благословит нас выше всех народов земли, если мы будем следовать Его законам (Второзаконие 28:1). Если же мы не будем Ему повиноваться, то потеряем свою страну и будем гонимы и разбросаны по четырем концам света (Второзаконие 28:36,37; Исайя 11:12), не будет места покоя для евреев (Второзаконие 28:65). И даже несмотря на то, что многие из нас будут страдать и погибнут, мы, как народ, будем сохранены. Глядя на все те страдания, которые нам, евреям, пришлось пережить, можно предположить, что всякий еврей, оставшийся в живых, должен был бы ассимилироваться, чтобы сохраниться в этом мире. Но опять, казалось бы невозможное: Бог сохранил нас, как целостный народ. Затем в последние дни произойдет чудо: Израиль станет еврейской нацией. Если бы сегодня не было Израиля, и ООН необходимо было голосованием принять решение, стать или не стать Израилю родиной евреев, каковы были бы шансы на успех? Ноль — это даже слишком много. Точно также это было невозможно и в 1948 году. Но Бог явил великое знамение, которое по значению превосходит переход Чермного моря (Иеремия 16:14,15). И Израиль, как нация, сформировался в те дни именно так, как то предсказывал пророк Исайя. Амос сказал, что, вернувшись, мы застроим опустевшие города (Амос 9:14), и если внимательно посмотреть на историю Израиля, то нетрудно заметить, как города строились один за одним. Тель-Авив сегодня такой же современный, как и любой другой город в мире. Исайя даже сказал, что пустыня возвеселится и страна расцветет, подобно нарциссу (Исайя 35:1). Кстати, ты знаешь, что Израиль больше всех других стран экспортирует в Европу роз? Иезекииль предсказывал, что Израиль снова станет зеленой страной (Иезекииль 36:8). А Исайя в 35-й главе 7-м стихе говорит нам, что « ...превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля — в источники вод». Откуда Исайя 2700 лет тому назад мог знать, что Израиль создаст новые технологии, позво104

ляющие подземным водам выходить на поверхность и орошать землю, заставляя «цвести» голую пустыню? Поскольку вода поднимается из глубин земли, то она всегда теплая, что позволяет всему живому расти при любой погоде. [Заимствовано из интервью доктора Пастернака из университета Бен Гурион мессианскому радио «Report to Zion» Messianic Vision radio broadcast — 8 (broadcast April 1989).] Пророк Исайя, равно как и все другие пророки, мог это знать только в том случае, если ему об этом сказал сам Бог. За двести лет до рождения Кира Исайя в 44-й главе 28-м стихе называет его по имени и говорит, что Бог использует этого язычника, чтобы восстановить иудейский Храм и отстроить израильские города. Откуда Исайя мог знать его имя? И даже более того, как он мог предугадать, что Бог использует язычника для восстановления Иерусалима? Иеремия предсказал, что Израиль будет находиться в вавилонском плену ровно 70 лет (Иеремия 29:10). Угадай-ка, сколько лет мы были в вавилонском плену? Мама, я бы мог продолжать перечислять и перечислять удивительные предсказания, которые содержит Библия и которые были записаны за целые тысячелетия до того, как эти события имели место, но ты не хочешь узнать, что нас ждет в будущем? Поскольку Бог до сих пор демонстрировал 100-процентную точность, то вполне разумным было бы ожидать, что он знает и наше будущее». Быстро переходя от одного места Писания к другому, я видел, как на мою матушку производили большое впечатление мои познания в области Библии. И впервые в своей жизни она столкнулась с абсолютной точностью библейского текста. «Захария, мама, говорил, что в последние дни весь мир не будет знать, что ему делать с Иерусалимом (12:3). Сегодня проблемы, связанные с Иерусалимом и маленьким израильским народом, постоянно фигурируют в новостях. И Израиль будет атакован многими народами. И силы, которым должно завоевать Израиль, называются даже по именам (Иезекииль 38:3-9). Будет настоящее 105

море крови; две трети нашего народа погибнет (Захария 13:8). И когда не будет никакой надежды, Мессия будет сражаться за Израиль. Разреши мне зачитать тебе отрывок из Захарии: «Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в дни брани... Они [еврейский народ] воззрят на Него, Которого пронзили и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне и скорбеть, как скорбят о первенце. В тот день поднимется большой плач в Иерусалиме...» (14:3; 12:10,11).

— Как ты думаешь, мама, почему мы будем плакать? — мне кажется, я в первый раз сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и тем самым дал ей возможность говорить.

— Полагаю, потому что мы будем настолько благодарными Богу, что Он нас сохранил, — сказала она.

— Частично это так. Но основная причина будет в том, что мы впервые поймем, что Иисус есть наш Мессия, от Которого мы так упорно отворачивались в прошлом.

— Но если Иисус является Мессией, почему же в это не верят все раввины. Сидней, я люблю тебя, но ты все равно не знаешь столько, сколько знают раввины, которые всю жизнь изучают Писания.

— Мама, Талмуд рассказывает нам, что много лет назад, когда раввины ломали голову над тем, как определить Мессию, когда Он придет, они решили, что будут два Мессии. Один будет страдать за всех людей и будет подобен Иосифу. Он будет отвержен своим же народом. Это описывается в Исайя 53:3: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Heго лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его». И, согласно Даниилу 9:26, Он должен был умереть до разрушения второго Храма: «И по истечении шестидесяти двух седьмин предан будет смерти Помазаник [Мессия], и не будет; а город и святилище разрушены будут народом вождя».

106

Он должен был умереть через распятие на кресте. Давид описал это за многие сотни лет до того, как в истории была записана первая казнь распятием. Давид даже видел, как воины бросали жребий, чтобы решить, кому достанется Его одежда. «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои, а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жребий» (Псалом 21:15-19). Он умер не за Свои собственные грехи, а за наши. «...Мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Исайя 53:4,5). Пророки предсказали, что Его родословная будет идти по линии Давида (2 Царств 7:12,13), за Ним последуют язычники (Исайя 11:10) и Он будет рожден в иудейском Вифлееме (Михея 5:2). Ты знаешь, что Его мать почти до самого Его рождения жила в другом месте? Мария вынуждена была пойти в Вифлеем из-за особой переписи, которая проводилась в целях улучшения существовавшей системы сбора налогов, именно в тот момент, когда ей настало время рожать!

— Ну, хорошо, но ты так и не ответил, почему раввины всего этого не видят, — спросила она.

— Они видели, что должен был придти страдающий Мессия-слуга и назвали Его «Мессия-бен(сын)-Иосиф». Но потом они обнаружили столько же предсказаний о царствующем Мессии, возвещающем приход эры мира. Они назвали Его «Мессия-бен-Давид». Как они смогли примирить эти два противоречивых понятия? Согласно их теории, должно существо107

вать два различных Мессии. Но сегодня совершенно очевидно, что существует лишь один Мессия, выступающий в обеих ролях. Во-первых, Он положил начало Новому Завету, предсказанному Иеремией, чтобы изменить нас изнутри. «Вот наступают дни, говорит Господь, когда я заключу с домом Израиля... новый завет... и грехов их уже не воспомяну более» (Иеремия 31:31,34). Поскольку мы, люди, настолько нечисты по сравнению со святым Богом, то нам постоянно нужен был посредник и кровь невинного животного для очищения от грехов. Во времена существования Храма таким посредником был первосвященник. Сегодня таким посредником, очищающим весь мир от грехов, является Божий Агнец. Очистив наше тело, Он в буквальном смысле живет внутри него, и оно становится Его храмом. Теперь насчет явления Мессии: ты знаешь, что, когда Моисей в первый раз назвал себя нашим избавителем, иудеи его не приняли? (Исход 2:11-14) И когда Иосиф назвал себя избавителем, его братья хотели его убить (Бытие 37:8-20)? То же самое произошло и с Иисусом. Его второе пришествие наступит, когда Он придет, чтобы править миром и возвестить наступление эры мира. «Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Исайя 11:9). Сегодня раввины говорят нам о Его втором пришествии, но никогда ничего не говорят об Иисусе-бен-Иосифе. Я понял почему, когда участвовал в диспуте с одним раввином из университета Мериленда. После диспута я решил побеседовать с одним молодым ортодоксально настроенным раввинским студентом. Я попросил его сказать мне, о ком говорит Исайя в 53-й главе. Он просто сразил меня своим ответом: — Я не могу сказать.

— Почему? — тут же спросил я. — Вы ведь знаете иврит лучше меня. Прочитайте в своем Ветхом Завете.

108

— Нет, — ответил он, — это будет грехом.

— Но почему? — снова спросил я.

— Потому что я не свят, — сказал он. — Мы можем сказать вам лишь то, как раввины, жившие в годы, более близкие к жизни Моисея, объясняли эти стихи. Как это печально, мама. Фактически, он говорил, что не может думать сам за себя. Хотя мне казалось, что этот разговор должен был произвести на мою матушку впечатление, она лишь сказала, что очень рада тем изменениям, которые произвела в моей жизни вера в Иисуса Христа, но сама еще не была готова принять истину. «Что скажет твой отец? Ты голоден? Давай я приготовлю тебе что-нибудь».

109

Глава девятнадцатая

«Я верю» Как-то раз я наблюдал, как моя матушка шла по тротуару с тем, что я любовно называю авоськами. Она очень любила приносить мне и моей сестре продукты. И вдруг я увидел, как она упала. Я тут же побежал, чтобы помочь ей встать. Мама была полной женщиной, и я мог видеть, как серьезно она повредила себе колено. Оно вспухло и покрылось всеми цветами радуги. Не на шутку испугавшись, я сказал: «Мама, можно я помолюсь за тебя?» Когда она согласилась, я вполголоса произнес: «Господь, если Ты отвечаешь на молитвы, сейчас самое время это сделать». И на моих глазах, и на глазах моей матери опухлость стала исчезать, и колено практически приобрело свой естественный цвет. После этого случая всякий раз, когда моей матушке случалось заболеть, она немедленно звонила мне, всегда ожидая, что Бог исцелит ее через мои молитвы. Она также начала добавлять новую фразу в свой лексикон. Она достаточно часто стала вслух произносить: «Слава Богу». Затем так случилось, что у моей тетушки, у которой был диабет, развилась гангрена на большом пальце ноги. Ее врач-еврей сказал, что есть только одна возможность спасти ногу — это немедленно ампутировать палец. Выслушав такое заключение врача, моя матушка смело его спросила: «Можно нам подождать один день, чтобы мой сын смог за нее помолиться?»

— Милая женщина, — ответил он, — даже сам Иисус Христос уже не спасет этот палец. Перед Богом, дьяволом, ангелами на небе, моей матерью и врачем-евреем я вам заявляю, что моей тетушке не пришлось ампутировать палец! И в один прекрасный день моя матушка сказала мне: «Сидней, я больше не верю в Иисуса благодаря твоей вере. Я верю в Иисуса как своего Мессию, потому что я верю».

110

На небесах Я только что вернулся из Израиля и позвонил домой, чтобы попросить свою жену забрать меня на машине из аэропорта. Моя дочь Лей плакала, когда она подняла трубку, и я спросил: «Что случилось?»

— Случилось ужасное, — ответила она. — Бабушка умерла. Быстро справившись с собой, я попытался ее успокоить: — Бабушка на небе.

— Я знаю, папа, но мне все равно будет ее не хватать. После того, как я повесил трубку, до меня дошел смысл произошедшего: единственный человек, который всегда вставал на мою защиту, ушел. Человек, который любил меня без всяких условий, теперь далеко. Затем я осознал более, чем когда-либо, что Бог велик! Теперь Он заботится обо мне, когда моя мама уже не может этого сделать.

111

Глава двадцатая

Кто является настоящим евреем? После похорон моей матери отца волновал лишь один вопрос: буду ли я каждый день в течение одиннадцати месяцев ходить в синагогу и произносить там молитвы (каддиш) о моей покойной матушке. Он прекрасно понимал, что если я готов произносить эти молитвы за свою мать, то он может рассчитывать на то, что я буду это делать и за него. И он, по всей видимости, верил, что эти молитвы станут его прямым билетом на небо без какого-либо наказания и задержки. Поскольку он знал, что я не согласен с подобной постановкой вопроса, он очень желал знать, что я отвечу. Какую-то долю секунды я думал о том, сколько времени это отнимет. Я думал о том, сколько терпения потребуется, чтобы высиживать все эти ритуалы и молитвы на языке, который я все равно не понимаю. Я думал о возможной реакции тех людей в синагоге, которые знали о моей вере в Иисуса Христа. Но с той же скоростью, с какой у меня в голове проносились эти мысли, я обнаружил, что соглашаюсь выполнить его просьбу. Прошли уже многие годы, как я одевал свой тфилин (маленькую коробочку с Писанием внутри, которая привязывается на лоб и на руку в исполнение Второзак. 6:8). Раввин, который уже был на пенсии, помог мне водрузить тфилин на голову и на руку. Однажды после служения у меня завязался разговор с человеком, который на том служении зачитывал отрывок из Торы. Отрывок был о переходе евреями Чермного моря. Мой друг скептически посмотрел на меня и сказал: «Ты ведь не веришь в эти рассказы, правда?» Посмотрев на него столь же скептически, как и он на меня, я ответил: «Ты не веришь? Так что же ты здесь делаешь?» Одно дело, когда обычный еврей не верит в Тору. Но чтобы еврейский религиозный руководитель не верил в Тору — я был 112

просто шокирован. Но затем, когда он сказал, что вообще не верит в Бога и жизнь после смерти, мне стало интересно, зачем он ходит в синагогу. Он ответил: «Потому что здесь мои друзья, потому что мне нравятся традиции моих отцов, потому что мне здесь есть, чем заняться». Мне всегда казалось, что эти пожилые люди, которые молятся каждый день во время миньян (собрание из десяти или более евреев для молитвы), являются самыми истинными евреями во всей синагоге. Но я обнаружил, что взгляды многих этих людей, с которыми я молился, были во многом схожи со взглядами моего друга. Мой отец был очень мне благодарен за мои ежедневные молитвы в синагоге. И поскольку в течение уже некоторого времени я ни разу не упомянул имя Иисуса, он спросил у меня: «Ты все еще веришь в Него?» Я ожидал, когда Бог предоставит мне нужный момент, поскольку всякий раз, когда я упоминал имя Иисуса, мой отец начинал «выходить из себя». Я ответил ему, что по-прежнему верую в Иисуса и именно потому и хожу в синагогу. Я сказал ему, что не верю, чтобы моей матери нужны были эти молитвы, поскольку она и так уже на небе. Он рассердился, и я быстро переменил тему разговора. В другой раз люди в синагоге сказали моему отцу, что их сыновья не способны были бы на такую верность, чтобы приходить в синагогу каждый день, как это делал я. Мой отец постоянно повторял мне: «Ты прекрасный сын. Ты просто золото, но неужели ты обязательно должен в Него верить?» Талмуд гласит, что если голос с неба противоречит тому, что говорит большинство раввинов, мы должны игнорировать голос. Настоящий еврей скажет, что, если Тора противоречит тому, что говорят раввины, мы должны следовать тому, что говорит Тора. Да сделает Господь так, чтобы весь Израиль поскорее стал состоять из настоящих евреев!

113

Глава двадцать первая

Небо, наверное, очень красивое место Вы должны быть евреем, чтобы понять отношение моего отца к Иешуа. Он был рожден в Польше и воспитан в ортодоксальном еврейском доме. Когда его отцу случалось проходить мимо церкви, он обязательно плевал в ее сторону. Христиане, говорил он, ответственны за убийства стольких евреев, сколько не убивала ни одна другая группа людей. Многие годы я пытался убедить своего отца, что не всякий человек, называющий себя христианином, на самом деле таковым является. Настоящий христианин — это тот, кто пережил духовное рождение свыше, и такого человека можно определить по безоговорочной любви, которая живет в его сердце. Но, казалось, что мой отец не желал ничего слушать и даже не проявлял ни малейшего интереса к Иисусу. У меня был святой долг — завоевать своего отца для Господа. И хотя с ним не происходило никаких изменений, я знал, что рано или поздно он станет мессианским евреем. Однако в течение двадцати лет веры, исповеди и терпения порой в сердце закрадывались сомнения, и мне приходилось им стойко сопротивляться. В воскресенье вечером первого ноября 1992 года мне позвонила сестра из реанимационного отделения одной из больниц в Вашингтоне. Она сказала, что у отца кровоизлияние и врачи не знают отчего, она сообщила также, что он может умереть буквально через несколько часов. Но даже если он выживет, то протянет лишь несколько дней. Поскольку я жил в другой части Соединенных Штатов, мне ничего не оставалось делать, как верить, что он переживет ночь. Следующим же утром я вылетел в Вашингтон. Мой отец был 114

близок к смерти, но я был абсолютно уверен, что он не умрет, пока не примет Мессию. Прилетев в понедельник, я немедленно пошел к нему. Я начал объяснять своему отцу, что если он хочет быть на небе с моей матерью, он должен получить прощение своих грехов. Всякий раз, когда я обещал своей матери, что отец когда-нибудь тоже уверует, она лишь грустно качала головой. Она говорила, что у нее просто нет такой веры, чтобы поверить в подобное чудо. Но он-то знал, что она уверовала. Она очень часто говорила ему: «Небо, наверное, очень красивое место». В тот понедельник мой отец был настолько слаб, что в ответ на мои вопросы лишь стонал. Когда мы с сестрой спросили, верит ли он, что Иисус является Мессией, он что-то ответил, но мы никак не могли разобрать что. На следующий день мы снова задали ему тот же самый вопрос. На этот раз он совершенно громко и четко ответил: «Да». Моя сестра прямо там, в реанимации, запрыгала от радости. Позже кто-то мне сказал, что он сделал это, просто чтобы не огорчать нас. Но на смертном одре самое последнее, что ортодоксальный еврей сделает, это исповедует Иисуса Господом, если только он в это не уверовал. На следующее утро, когда я увидел отца, я понял, что он уже умирает. Он посмотрел мне в глаза, и следующее, что я помню — это слова медсестры, что он умер. Шалом, папа. До свидания. Ле хитра от. Мы еще увидимся.

115

Глава двадцать вторая

Должно быть нечто большее! Много лет назад я написал песню, которая называлась «Должно же быть нечто большее!» То был крик моей души, томившейся в поисках реальности, смысла и цели жизни. Бог с избытком ответил на этот крик. Мы с Джой только что отпраздновали сорокапятилетие нашей совместной жизни. И я совершенно искренне могу сказать, что Джой является радостью всей моей жизни. [Имя «Джой» на английском языке означает «радость» (прим. пер.).] Наша дочь Лей окончила университет и теперь замужем за Грегом Уильямсоном. Они оба искренне верят в Мессию. Даже если бы я искал по всему белому свету, я бы не нашел лучшего мужа для своей дочери. Они подарили нам трех внучек: Оливию, Девору и Анну. В 1977 году я начал программу «Мессианское видение». В начале доходы от бизнеса покрывали эфирное время на 12-ти радиостанциях. Бог настолько благословил меня, что я смог посвятить все свое время «Мессианскому видению». Желанием моего сердца было рассказать об Иисусе как можно большему числу людей. Моей стратегией было сначала обратиться к евреям. Такой пример нам показал Сам Бог, придя сначала к евреям (Аврааму). Затем Иисус пришел сначала к евреям (Матфея 15:24), а затем и апостол Павел (Римл. 1:16). Божьей целью было не только обратить евреев, но достичь всех людей в мире. В моей жизни эта стратегия была весьма успешна: когда я сначала служил евреям, это открыло сверхъестественную дверь, чтобы достигать огромное число язычников. Такого бы не случилось, если бы изначально я начал достигать неевреев. Самый лучший способ привлечь внимание еврейского народа — через проявление чудес. Чудеса подтверждают 116

реальность Бога и открывают дверь рассказывать об Иисусе, как о еврейском Миссии. Сложно поверить, что после такого незначительного начала, мы на данный момент вещаем ежедневно на семидесяти радиостанциях, а нашу телевизионную передачу «Это сверхъестественно!» можно посмотреть в каждом городе в Соединенных Штатах и в большей части мира. Я лично видел, как Божья сила исцеляла калек, открывала уши глухим и заставляла видеть слепых. Проходили рак и опухоли. Люди, скованные страхом, депрессией и игом дьявола, получали освобождение, В одном слове Бога больше силы, чем во всем «новом веке» вместе взятом. Моя жизнь чуть было не закончилась умопомешательством, крахом семьи, возможно, даже самоубийством. Но сегодня я один из счастливейших евреев, который познал, что существует нечто большее.

117

Глава двадцать третья

Библия истинна Ваш поиск Следующий раздел книги содержит ключевую информацию, которая, я надеюсь, поможет вам в поисках чего-то большего. Пусть Господь даст вам понимание Своей истины. Нижеследующие Писания помогут вам установить истинность Божьего Слова. Все пророчества взяты из иудейских Писаний. Сохранение еврейского народа: «Так говорит Господь, Который дал солнце для освещения днем, уставы луне и звездам для освещения ночью, Который возмущает море, так что волны его ревут; Господь Саваоф — имя ему. Если сии уставы перестанут действовать предо Мною, говорит Господь, то и племя Израилево перестанет быть народом предо мною навсегда» (Иеремия 31:35,36). Расселение еврейского народа: «И останется вас немного, тогда как множеством вы подобны были звездам небесным, ибо ты не слушал гласа Господа, Бога твоего... И рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли, и будешь там служить иным богам, которых не знал ни ты, ни отцы твои, дереву и камням» (Второзаконие 28:62,64). Выживание еврейского народа: «И тогда как они будут в земле врагов их, — Я не презрю их и не возгнушаюсь ими до того, чтоб истребить их, чтоб разрушить завет Мой с ними; ибо Я Господь, Бог их» (Левит 26:44). Создание страны Израиль и собирание всех людей еврейской национальности: «И будет в тот день: Господь снова прострет руку Свою, чтобы возвратить Себе остаток народа Своего... И поднимет 118

знамя язычникам, и соберет изгнанников Израиля, и рассеянных Иудеев созовет от четырех концов земли» (Исайя 11:11,12). Восстановление Израиля: Они “... застроят опустевшие города и поселятся в них...» (Амос 9:14). Достижения в сельском хозяйстве: «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветет...» (Исайя 35:1). Иерусалим: бремя для всех народов: «Вот, Я сделаю Иерусалим чашею исступления для всех окрестных народов, и также для Иуды во время осады Иерусалима. И будет в тот день, сделаю Иерусалим тяжелым камнем для всех племен; все, которые будут поднимать его, надорвут себя, а соберутся против него все народы земли» (Захария 12:2,3). Все народы восстанут против Израиля: «Соберу все народы на войну против Иерусалима...» (Захария 14:2). «И будет на всей земле, говорит Господь, две части на ней будут истреблены и вымрут...» (Захария 13:8). Шалом с Богом Говорят ли иудейские Писания что-либо о жизни после смерти? В книге Даниила написано: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Даниил 12:2). Каким образом мы можем пробудиться к вечной жизни, не будучи отчужденными от Бога? В Псалме 13:3 мы читаем: «Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного». А также в Исайи 59:2 написано: «Но беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим...»

119

Но Бог предоставил нам возможность получить «очищение от грехов» (искупление) посредством жертвоприношения незапятнанного животного в Храме: «...ибо кровь сия душу очищает...» (Левит 17:11). Поскольку Храм был разрушен в 70 году после Р.Х., принесение животных в жертву для искупления грехов стало невозможным. Каким же образом мы можем получить очищение от своих грехов сегодня? Иеремия предсказал заключение Нового Завета с домом Израиля и Иуды: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля... новый завет... и грехов их уже не воспомяну более» (Иеремия 31:31,34). Бог заключил этот Новый Завет искупления благодаря совершенному жертвенному Агнцу, имя Которому — Мессия. Исайя описал, как нам Его узнать: «Кто поверил слышанному от нас, и кому открылось мышца Господня?... нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал был нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас» (Исайя 53:1-6). Бог так желал, чтобы мы не упустили Мессию, что дал нам более 300 признаков, указывающих на Него и записанных пророками Израиля. Он будет рожден в иудейском Вифлееме: «И ты, Вифлеем — Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен 120

быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» (Михея 5:2). Он станет потомком Давида: «Вот, наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную,... вот имя Его, которым будут называть Его: «Господь оправдание наше!»» (Иеремия 23:5,6). За Ним последуют язычники: «И будет в тот день: к корню Иессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, — и покой его будет слава» (Исайя 11:10). Ему надлежало умереть до разрушения второго Храма: «И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город [Иерусалим] и святилище разрушены будут народом вождя...» (Даниила 9:26). Храм был разрушен в 70 году после Р.Х. Поскольку Бог дал нам кровь очищения через Мессию Иешуа (Иисуса), мы должны покаяться (признать свои грехи и отвернуться от всякой неправедности) и попросить прощения во имя Иешуа. Молитва каждого человека может быть примерно следующей: «Мессия Иешуа, я признаю, что грешен. Я верю, что Ты пролил кровь Искупления ради меня. Я принимаю Тебя как своего Мессию и Господа. Спасибо, что даруешь мне шалом с Богом».

121

Если Вы хотите раскаяться перед Богом и попросить Иисуса (Иешуа) стать Вашим Господом и Спасителем, тогда искренне и от всего сердца помолитесь молитвой, приведенной ниже: Отец небесный, я признаю, что являюсь грешником и не заслуживаю Твоей любви. Я верю, что Твой Единственный Сын – Иисус Христос (Иешуа) – умер вместо меня на кресте, понеся мое наказание за грех, чтобы я не погиб, но жил вечно с Тобой. Я прошу Тебя простить все мои грехи и сделать меня новым человеком. Будь моим Спасителем и Господом! Измени всю мою жизнь! Иисус (Иешуа), я приглашаю Тебя в мое сердце. Я нуждаюсь в Тебе и в Твоей Любви. Спасибо за прощение всех моих грехов и за спасение, которое Ты даруешь мне прямо сейчас. Во имя Иисуса Христа я молился. Аминь.

Если у Вас возникли вопросы, молитвенные просьбы, то напишите нам по адресу: просп. Мира 198. г. Чернигов, 14037, Украина или на salvation-g@mail.ru. Или позвоните по телефону (073) 474 36 27

122

123

124