проект «Новой газеты» и сайта postnauka.ru
кандидат социологических наук, доцент Европейского университета в СанктПетербурге. В сферу научных интересов входит микросоциологическая теория, национализм и националистические движения
Victor SOTO
Михаил СОКОЛОВ
Тень народного единства Почему д’Артаньян не чувствовал себя французом и никто не слушал Макиавелли; когда появляется «государство народа» и где находится колыбель национализма
«Н
ационализм» в том смысле, в каком это слово используют в социальных науках, не является синонимом ксенофобии. В обыденной речи мы чаще всего называем национализмом любую неприязнь к этническим «другим».
1
В академическом словоупотреблении термин «национализм», однако, означает нечто иное. Он не имеет какого-то оценочного компонента. Он скорее близок к понятию «патриотизм» в русском языке. Но если за патриотизмом есть длинный шлейф позитивных коннотаций, то за национализмом нет и этого. Национализм — сугубо безоценочный научный термин, который используется для того, чтобы описать идентификацию с нацией, с множеством людей, которые принадлежат к одному сообществу судьбы, объединенному прежде всего культурой.
2
Главное открытие теорий национализма 1970–1980-х годов заключалось в том, что национализм — сравнительно новая форма коллективной идентичности. Большинство национализмов утверждают, что нация, которую они репрезентируют, существует испокон веков. Однако погрузившись немного глубже в прошлое, мы обнаруживаем, что на некоторой дистанции невозможно найти людей, которые всерьез идентифицировали бы себя, например, с французами, с англичанами или с русскими. Наше историческое сознание в значительной степени сформировано национализмами, и нам по умолчанию кажется, например, что д’Артаньян должен
был чувствовать себя французом. В реальности, однако, это было бы маловероятно. В эпоху Людовика XIII большинство подданных французского короля просто не понимали языка, на котором говорили в Париже. Дюма явно преуменьшал языковые сложности, с которыми должен был сталкиваться д’Артаньян, вероятно, говоривший с чудовищным южным акцентом. Гасконцы, приезжавшие в Париж при ранних Бурбонах, представляли собой головорезов из горных регионов, которых брали на службу, поскольку они были плохо интегрированы в парижское общество, соответственно, ни с кем не могли сговориться, и были постоянно голодными, злыми и готовыми на любую грязную работу. Предполагать у гасконцев того времени какую-то идентичность с жителями Пикардии, бретонцами или лотарингцами, поскольку сегодня каждый из этих регионов заселен людьми, считающими себя «французами», нельзя. У подавляющего большинства из них никакой идеи «французскости» не было. Это не значит, что они не чувствовали себя принадлежащими к какой-то группе, выходящей за пределы семьи, но группы эти были другими. Они могли ощущать обязательства перед королем, перед его семейством и перед своим традиционным сеньором, но не перед страной. Самой общей идентичностью для них была религиозная. Сегодня мы считаем французские религиозные войны XVI века братоубийственными, поскольку те, кого мы с позиций нашего дня идентифицируем с французами, — убивали в них других французов. Но для людей того времени куда более брато-
убийственными были войны, в которых католики убивали католиков.
3
Считается, что национализм развивается в полный рост в XVIII веке, когда люди обнаруживают, что важнее в политическом смысле быть французом или русским, чем кем-либо иным. Некоторые предполагают, что в Англии его присутствие можно обнаружить раньше, уже в XV веке, но на континенте еще несколько столетий о таких вещах задумываются только отдельные мечтатели. Макиавелли призывал города-государства объединиться и воевать против иноземцев за Италию, но никто его не слушал. Гарибальди явился только через триста с лишним лет. Но однажды для людей становится важным не то, что они благородные — как оппозиция неблагородным; не то, что они католики — в противовес протестантам; не то, что они служат одному сеньору, а не другому, а то, что они принадлежат к какому-то национальному сообществу, объединенному культурой — языком, гражданской мифологией, представлениями о прошлом. Большие массы носителей одной и той же культуры — если не брать высшие слои, которые могли нанимать частных учителей из общеевропейского культурного центра, — появляются вслед за развитием единых систем массового образования. Без них, учитывая состояние систем коммуникаций, очень сложно привить людям какую-то культурную общность на большой территории. В этом смысле не границы культуры определяют, где пройдут границы данной системы образования, а границы системы образования определяют, докуда распространится данная культура.
Сами идеи национальной идентичности гласят, что она вызывается к жизни социальной и культурной общностью, но в действительности культурная и социальная близость поддерживается политической структурой. Однородная национальная культура — продукт долгой эволюции образовательных и различных иных организационных структур, которые интегрированы в современное государство. Но почему современные государства в отличие от более ранних политических образований с какого-то момента начинают прилагать усилия к поддержанию культурной общности на своей территории? Одна из самых влиятельных на сегодняшний день точек зрения утверждает, что решающую роль в этом процессе сыграло развитие военного дела.
4
С распространением огнестрельного оружия массовые армии вытесняют небольшие отряды потомственных профессионалов. Вначале это армии наемников, но наемники ненадежны, дороги, и в какой-то момент их становится недостаточно. Тогда возникает идея призыва. Фридрих Великий внедряет в Пруссии первую систему всеобщего начального образования, для того чтобы каждый солдат в его армии понимал команду капрала и желательно не понимал команду капрала в армии потенциального противника — даже взятый в плен, он не мог быть поставлен на службу врагу. Фридрих преследовал, однако, и более амбициозную цель — привить солдатам некоторую степень лояльности своему государству, так, чтобы они и не захотели служить противнику. Это было свежей мыслью для его времени: в эпоху Семилетней войны в Европе по умолчанию предполагалось, что набранным из крестьян или городских низов солдатам абсолютно все равно, под каким знаменем их убьют. Фридрих II стал одним из первых, кто на государственном уровне пытается построить политику, которая бы приучала людей ассоциировать себя с государством как с основным объектом их лояльности. страница 12
@
12
Дмитрий ГРОМОВ кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Государственного республиканского центра русского фольклора
Пацанские группировки «Старшаки», «супера», «шелуха» и «паровозы» уходят в прошлое. Кто их заменит?
? страница
ИТАР-ТАСС
Л
юди, выросшие в Советском Союзе, помнят, что в городах дети, подростки, молодежь проводили много времени на улице, во дворах. Существовал такой социально-возрастной слой — уличные компании. В настоящее время дворовая жизнь стала значительно менее активной, но она по-прежнему существует, особенно в небольших городах. С середины 1980-х годов в уличных подростково-молодежных сообществах утвердилось самоназвание «пацаны» (раньше так называли детей, мальчишек младшего возраста). Пацанов, вызывающих уважение у товарищей, называют настоящими, четкими, серьезными, реальными, правильными, конкретными, ровными, здравыми и др. Последнее время все чаще употребляется слово «гопники». Сами пацаны себя так не называют, но употребляют слово неодобрительно, в отношении каких-то более агрессивных пацанов. Интересно, что пацанские группировки разных регионов Советского Союза были схожи между собой. И это притом что в СМИ и произведениях массовой культуры эта тема никак не затрагивалась. Остается предположить, что причиной одновременного существования сходных сообществ стал единый для всей страны уклад жизни: нормы поведения, понятия о маскулинности (уважение к армейской службе, спорту), система ценностей и частично связь с криминалом.
Например, довольно стандартным является разделение членов группы по статусам. Выделяются группы старших и младших. Первые — лидеры, костяк группировки («основные», «старшаки», «супера», «паровозы»). Вторые — основная масса; как правило, младшие по возрасту («младшаки», «шелуха»). При конфликтах выявляются статусы задиры (зрелищно провоцирует драку) и дипломата. Традиционно высоки статусы спортсменов и отслуживших в армии; низки — тех, кто не участвует в уличной жизни (лохи, ботаники). Один из постоянно встречающихся элементов — специфический моральный
кодекс, набор правил, которым должны подчиняться пацаны. Это связано прежде всего с помощью «своим» (в конфликтах необходимо поддерживать), с верностью слову («пацан сказал — пацан сделал»), с определенным набором ограничений на агрессию (нельзя обижать младшего, более слабого, девушек). При этом широко распространены и способы обхода этих правил. Наиболее экстремальная форма пацанских сообществ — организованные группировки. Яркими примерами являются группировки, существовавшие в Казани и Набережных Челнах в 1980-х
postnauka.ru/video/2958
11
Тень народного единства Э
годах. Это были жестко структурированные сообщества, поделившие территорию городов. Но со временем молодежь все меньше объединяется по территориальному признаку и все больше — по субкультурному, то есть на основе каких-то общих интересов. Например, в конце 1990-х возникла субкультура скинхедов-наци, которая была очень активна до середины 2000-х. Также на протяжении нескольких десятилетий существует субкультура футбольных фанатов, как правило, весьма агрессивных и брутальных. Такие субкультуры являются преемницами территориальных группировок. Другая тенденция связана с тем, что молодежь вообще все меньше выходит во двор. Во-первых, раньше детей и молодежи было просто больше. Во-вторых, изменилась структура досуга. Если раньше в телевизоре было всего два канала (причем черно-белых и неинтересных), то сейчас их — по нескольку десятков, плюс огромный выбор развлечений и возможностей (например, интернет). Сегодня молодежи выходить во двор просто незачем. То, что пацанские группировки в последнее время являются «исчезающей натурой», обусловлено еще и повышением уровня образования молодежи в целом. Интересно, что традиции пацанских группировок на улицах городов, особенно крупных, поддерживают приезжие кавказцы. В нерусской среде процессы трансформации проходят медленнее: здесь сохраняется интерес к уличному общению, к спорту; есть настрой на создание агрессивных группировок (правда, не по территориальному, а по национальному принципу); поддерживаются сексистские установки. Но по всей видимости, со временем и эти молодые люди также будут все меньше выходить на улицу, находя все больше поводов для того, чтобы остаться дома.
та политика постепенно достигает успеха, но для элит успех имеет свою цену. Государство в качестве компенсации за свои новые запросы — в большинстве европейских стран крестьян в армию до эпохи национализма никто принудительно не призывал — объявляет себя государством народа. Королевство государством народа не является, поскольку королевство — это политическая система, которая дана Господом монарху или определенному семейству монархов в управление. У короля, вообще говоря, нет ответственности перед своими подданными. Представление о том, что король действует от имени и по воле народа, что любая политическая власть исходит в конечном счете от народа, — это очень новая идея. Она приходит тогда же, когда возникает национальная идентичность, и отчасти, как говорят теоретики вроде Чарльза Тилли (американский социолог и историк. — Прим. ред.), вновь в ответ на чисто военные необходимости. Если вам нужна массовая армия, солдаты которой вам лояльны, вы не можете создать ее, просто запугивая их, они должны верить, что они сражаются за свою страну, а вы просто являетесь ее (и их) представителем. Главная антитеза для национализма в нашем нынешнем обыденном понимании — это либерализм. Сегодня мы думаем о националистах скорее как о крайне правых и недемократах, хотя в XIX веке националистические движения были обычно республиканскими и боровшимися с традиционными космополити-
ческими монархиями вроде Габсбургов, лишенными национального духа.
5
Теория, указывающая на преобразование европейских армий как на основную объяснительную переменную, — лишь одна из нескольких. Другая, признавая примерно ту же хронологию, указывает на совершенно иную территорию как на колыбель национализма. Есть большая дискуссия о том — появляется ли впервые национализм в Европе или в Новом Свете. Один из главных теоретиков национализма, Бенедикт Андерсон, утверждает, что первый национализм — это американский национализм в его гражданскополитических, а не культурных формах. Первые государства, которые объявляют себя государствами народа, возникают в Латинской Америке и в североамериканских колониях, которые потом станут Соединенными Штатами. Они первыми экспериментируют с универсальным политическим гражданством. Они первыми объявляют, что в какой-то из только что освободившихся от испанской монархии колоний равные права и обязанности распространяются на всех, кто проживает на ее территории, включая индейцев, потомков африканских рабов и потомков колонизаторов. У этого сообщества нет общего прошлого, традиций и культуры — только общее будущее. И только потом национальная идентичность проникает в Европу, где принимает знакомые нам культурные формы.
В Европе это сообщество может быть построено не только на чистом политическом договоре, но и на эксплуатации оставшегося культурного наследия. Впрочем, и в Новом Свете вскоре возобладают европейские идеологические формы, и новые нации начнут определять себя через отсылки к культуре и истории, иногда совершенно фантастической.
6
Написано много книг о том, как на самом деле появляются такие вещи, как, например, национальный фольклор, который возникает параллельно стандартному национальному языку. Так, когда братья Гримм отправляются по германским городам и весям собирать сказки, они ищут истоки германского духа. Неизвестно, какое количество сказок они при этом действительно собирают, а какое — пишут самостоятельно. Известно, что из песен Калевалы — традиционный финский эпос и одна из составляющих финской идентичности — Леннрот переписал или даже сам написал, по крайней мере, три четверти. Интеллектуалы вообще играют в истории национализма одну из основных, если не основную роль, поскольку они — во многих отношениях наиболее заинтересованная в торжестве национальной культуры сторона. Философ и антрополог Эрнест Геллнер пишет о национализме как о культурном протекционизме, который обеспечивает поддержку локального производителя в конкуренции с иностранным. Чем больше политически защищенных национальных культур, тем больше
ниш, в которых интеллектуалы из данной страны являются монополистами.
7
Интеллектуалы, однако, не только производят национализмы, но и бросают им вызов. Теории национализма отчасти стали признаком упадка самого национализма. Они возникли, когда у национальных идентичностей появились сильные конкуренты. Первым главным соперником национализма были классовые идентичности и марксистская идеология. Марксизм говорит, что национальная лояльность — это ложное сознание, которое внедряет буржуазия, чтобы отвлекать рабочий класс от борьбы за всеобщее счастье. Полевение западного академического мира в ходе 60-х было одним из факторов того, что националистическое восприятие истории потеряло часть своей интуитивной убедительности. Другим фактором была глобализация, превращающая дискретные нации в иллюзорные сущности. Они настолько пропадают из нашей жизни, что соотносить себя с ними как с основным объектом лояльности становится чрезвычайно сложно. В нашем мире национальные различия, которые возникали раньше в контексте существовавших тогда политических структур, становятся все менее реальными и все менее совпадающими с интересами новых политических агентов. Мы видим их размывания, по крайней мере, уже в Европе, и весьма возможно, что и в этом отношении Европа снова послужит моделью для остального мира.
postnauka.ru/faq/4234
13
— Химия — непростая тема для книги, рассчитанной на широкого читателя. Расскажите, пожалуйста, как вам пришла в голову ее концепция. — Поскольку я получил химическое образование, то мне казалось, что популярные книги по химии писать легче всего. Прежде всего потому, что если, скажем, математика — вообще абстрактная наука, физика оперирует сравнительно небольшим количеством законов и объектов, то химия — это все, что нас окружает. Миллионы и миллиарды веществ, объектов, элементов и даже событий — в общем, все относится к сфере действия химии, поэтому писать о ней очень легко. Глядя в любую точку пространства, я могу сказать, в чем химия этой точки. Выглянем в окно и увидим, что перед нами воздух, состоящий из кислорода и азота; на стенку посмотрим, что краской покрашена, — это хромат свинца, а может быть, синтетическая какая-то краска. Ну и так далее, так что у меня никаких проблем не было. — Было ли вашей целью создать у читателей такую «призму» химии, через которую после прочтения книги он стал бы смотреть на мир? — Прямо я не ставил себе такой задачи. Но объективно получилось, конечно, так. У меня было некоторое количество откликов, была презентация этой книжки, и я разговаривал с людьми, которые ее читали. Понятно, что они немножко льстили, но тем не менее, поскольку они все говорили примерно одно и то же, я этому верю. Во всяком случае, они все дочитали до конца, им было интересно, и они действительно открыли для себя много нового и необычного в обычных вещах. И это не требовало специального химического образования. — Вы начинаете в предисловии с экологии — что сейчас все говорят о продуктах: «химия, химия!» — и заканчиваете книгу главой про экологическую химию. Как вы думаете, с этим всеобщим увлечением экологией роль химии возрастает или убывает? — Термином «экология» начали прикрывать огромное количество спекулятивных измышлений, часто
Елизавета БОНЧ-ОСМОЛОВСКАЯ доктор биологических наук, зав. лабораторией гипертермофильных микробных сообществ и зам. директора Института микробиологии РАН
К
атаболизм — это энергетический обмен, система реакций, благодаря которым любое живое существо получает энергию для жизнедеятельности, для построения клеточного материала, для размножения. Изучение катаболизма имеет особенное значение для микробиологии. Ведь более сложные организмы существуют за счет энергии, полученной либо в процессе фотосинтеза (у растений), либо за счет окисления органических веществ (у всех остальных). А у микроорганизмов типы катаболизма чрезвычайно разнообразны, и до того, как природа выбрала себе столбовую дорогу кислородного дыхания и эволюция двинулась по ней, она перепробовала много разных вариантов, и все они остались в мире микробов в виде некоего музея. Какие же типы катаболического обмена есть у микроорганизмов? Прежде всего аэробное дыхание им тоже свойственно, как и окисление органических веществ,
Химия, полезная для всех Кандидат химических наук Петр Образцов — о «Мире, созданном химиками» приносящих коммерческую выгоду измышляющим. Естественно, что когда говорят про «экологию» в кавычках, подразумевается, что прежде всего мы ненавидим «химию», тоже поставив ее в кавычки. И я книгу начал с того, что выражение «это всё химия» стало ругательным, и попытался объяснить, что всё — действительно химия, это полная правда. Но только в этом нет ничего плохого, и борьба этих «экологистов» (которые на самом деле лжеэкологисты) против химических производств, химических веществ и всего прочего нелепа и кому-то коммерчески выгодна. Конечно, как и во всяком явлении, есть положительная сторона. Действительно, многочисленные призывы экологов к снижению загрязнения окружающей среды отходами химического производства справедливы и,
ИТАР-ТАСС
«Химия — наука о веществах» — написано почти в любом химическом учебнике. Но вещества — это почти всё на свете. Большая часть имен существительных, которые мы способны вспомнить, обозначают нечто, состоящее из атомов и молекул. Если посмотреть с этой точки зрения, название книги «Мир, созданный химиками» теряет изрядную долю той метафоричности, с которой часто употребляют его первое слово. Автор, кандидат химических наук Петр Образцов, рассказал редактору ПостНауки Владиславу Преображенскому о химическом мире.
конечно, должны приводить (и приводят) к улучшению химических процессов. Появился даже такой термин — «зеленая химия». Это получение тех же самых веществ, которые получали и раньше, таким путем, чтобы при этом было минимальное количество отходов, эти отходы были безвредны, их можно было легко утилизировать и чтобы сами процессы проходили желательно не при жутких условиях, а как огромное количество биохимических процессов, которые происходят в нашем теле при температуре 36,6. — Как вы думаете, в каком сейчас состоянии химическое образование в России? — Конечно, оно стало несколько слабее, чем было 40 лет назад, когда я учился на химическом факультете. Но оно хуже не потому, что стали хуже преподавать, а потому, что студенты стали меньше этим всем интересоваться. Заметно упали конкурсы, хотя на тот же химфак конкурс все еще 3-4 человека на место, что немало. Тем не менее уровень российского химического образования достаточно высок — не выше, но и не ниже, чем за границей. Чему свидетельством является то, что из 300 выпускников химфака каждый год половина сразу уезжает за рубеж в аспирантуру, а вторая половина — в течение ближайших пяти лет. Или остается здесь работать на западных химических фирмах. Это, конечно, очень грустно с точки зрения развития российской науки, но для науки в целом это хорошо!
postnauka.ru/books/273
Удивительный музей катаболизма О чем мечтает любой микробиолог но у них гораздо шире спектр органических субстратов, которые они используют при кислородном дыхании. «Микроб» — это не очень научное слово, под ним может подразумеваться любой маленький живой организм, видный только в микроскоп. Но я сейчас под микробами подразумеваю прокариот, живые организмы с очень мелкими безъядерными клетками. Микробы отличаются от всех других существ не только своими размерами, но и разнообразием катаболических процессов. Так, они способны использовать неорганические соединения. Реакция катаболизма — перенос электронов от донора к акцептору по цепи органических соединений, так называемых переносчиков. Для любой катаболической реакции нужен источник энергии — богатый энергией донор электронов, и окислитель — акцептор электронов. И вот еще одна особенность микробного
катаболизма: они могут использовать в качестве окислителя — акцептора — не кислород, а другие соединения: разные окислы, где кислород присутствует в связанном виде (сульфат, нитрат), и такие, например, соединения как оксид железа или элементная сера, которые тоже могут восстанавливаться с образованием соответствующих продуктов. И это удивительная способность микроорганизмов. А кроме этого, конечно, брожение — тип анаэробного метаболизма, когда получение энергии происходит в процессе окисления органических молекул, причем одна часть исходной молекулы восстанавливается, а другая окисляется. Мечта любого микробиолога — найти новый катаболический процесс, а еще лучше — продемонстрировать его в лаборатории. Реакция может быть катаболической, то есть использоваться живым организмом для получения энергии, только если ее энергетический выход — энергия,
которая образуется при окислении одного соединения и восстановлении другого, превышает некую величину, которая считается пороговой. Недавно нам удалось обнаружить микроорганизмы, осуществляющие реакцию, которая всегда считалась неподходящей для того, чтобы быть катаболическим процессом, потому что ее выход был слишком низким. Но оказалось, что в действительности он значительно выше, чем рассчитывалось теоретически. Есть микроорганизмы, которые за счет этой реакции живут и растут. Это реакция анаэробного окисления формиата, муравьиной кислоты, так же как и в случае с СО, сопряженного с образованием водорода из воды. Этот процесс осуществляют микроорганизмы, которые живут на дне морском, в подводных вулканах, в «черных курильщиках», при температурах уровня 90 градусов. Микроорганизмы, использующие неорганические соединения, называются литотрофными, они растут за счет энергии неорганических соединений. А если они еще растут в анаэробных условиях, то получается, что они не зависят от современной биосферы с ее органическим веществом и свободным кислородом, они не зависят от солнечного света и могут рассматриваться как первичные поселенцы Земли или других планет, если искать жизнь на других планетах. Вот такой удивительный музей катаболизма мы видим в современном микробном мире.
postnauka.ru/faq/5820
14 Дмитрий КАЗАКОВ*:
В основе мира лежит простая схема об упущенных нобелевских премиях Сейчас известно, что некоторые открытия, опубликованные на Западе, были сделаны раньше в России, но никто про это не знал. Мало совершить какое-то открытие, теоретическое или экспериментальное, мало описать его, надо осознать его значение. Когда вручают те же нобелевские премии, выясняется, что кроме лауреата есть еще много людей, которые мыслили аналогичным образом, но не сделали следующий шаг. Кто осознал, тот и стал победителем. В российской науке есть много примеров таких упущенных возможностей, но часто это не зависит от автора. Скажем, если я опубликовал результаты исследования на русском языке — никто в мире может этого не прочесть. Хотя, надо отдать должное, в советское время американские издательства переводили наши журналы. Поэтому, если прийти в западную библиотеку, они там стоят, переведенные на английский — «Теоретическая и математическая физика», «Ядерная физика», «Журнал экспериментальной и теоретической физики», — это те журналы, с которыми я имел дело. А вот в японских журналах скрыто много того, что Западу не известно, потому что это было опубликовано на японском. В науке очень важно что-то сделать вовремя, сделал поздно — все, уже поезд ушел.
о советских препринтах В советское время журналы не были доступны так, как сейчас, когда существуют электронные средства связи. Тогда ждали журнал несколько месяцев. Дело в том, что Советский Союз не подписал никаких конвенций об авторских правах, и наши ученые могли получать журналы из-за границы бесплатно и размножать их внутри страны. Я не знаю, сколько копий привозилось, но все они потом перепечатывались и отправлялись в библиотеки. Я попал на работу в международный институт, где были некие упрощенные связи с заграницей. Люди и на Западе понимали, что когда вы пишете статью в журнал, и журнал ее обрабатывает, рецензирует, печатает, то проходит несколько месяцев, иногда полгода. А хотелось свежую информацию получить пораньше. И крупные западные центры решили упростить эту процедуру обмена информацией. Образовалась международная система обмена препринтами. Скажем, наш институт посылал препринт в десяток университетов, а те посылали нам свои. Поэтому мы имели материалы, которые еще в журнале не * Доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник Лаборатории теоретической физики ОИЯИ, специалист по изучению суперсимметрии. Участник эксперимента в Большом адронном коллайдере — о нобелевских премиях, горных лыжах и профессиональном жаргоне
все-таки естественная наука, а с другой стороны, одна терминология чего стоит. Там же не выговоришь ни одного слова: дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК. — Прим. ред.) — разве выговоришь? Но в нашей науке то же самое, мы говорим на птичьем языке, он понятен только нам, представители разных наук говорят на своем языке, понять друг друга совершенно не можем. Объясниться очень трудно. Наглядные образы — вот то, что помогает найти общий язык.
о дорогих костюмах и свободной голове Уровень зарплаты ученого не должен быть высоким, он должен быть достаточным, чтобы голова думала о науке. Ученый не претендует на роскошную жизнь, она ему не нужна. Стиль жизни другой — мы не носим дорогих костюмов, мы не ходим в дорогие места. Но денег должно быть столько, чтобы не бегать за приработками. Если вы, допустим, теоретик, то вы должны сидеть и думать, а если вы экспериментатор, то должны работать за установками, а не бегать по городу. Иначе не получится. Это требования профессионального плана.
РИА Новости
об универсальной схеме Вселенной
появились. Каждую неделю приходила пачка статей, их все шли и смотрели. Так что в отрыве от иностранной науки мы никогда не были.
об увлечениях и заблуждениях Когда вы занимаетесь чем-то новым, вообще непонятно, куда это все пойдет. Экспериментаторы, например, с одной стороны, смотрят на то, что им говорят теоретики, с другой стороны, они всегда стремятся измерить то, про что теоретики не говорят. Самое интересное происходит там, где никто открытий не ждет. Вот экспериментаторы что-то измерили и вдруг обнаружили что-то неожиданное. Тут собирается целая толпа людей и начинает писать всякие статьи. Вот, например, в прессу недавно просочилась информация о том, что будто нейтрино движется быстрее скорости света. Было много шума. Куча людей стала это объяснять. Сделали много разных докладов на эту тему. Правда, все скептики, и я к ним относился, говорили, что не надо ничего писать. Надо подождать, потому что все там сложно, и пусть экспериментаторы сначала разберутся. Ну и, похоже, сейчас это дело рассасывается. Вроде бы в методике синхронизации времени нашли какую-то ошибку. Эта история с нейтрино еще не кончилась, и не знаю, чем кончится. Пока же все развивается по обычному сценарию: почти всегда находится ошибка, если что-то сильно куда-то отклоняется.
о горных лыжах Когда-то физики увлекались альпинизмом. Еще у физиков были популярны горные лыжи. В свое время на них катались одни чудаки, нормальные люди этим не увлекались. А у физиков, может быть, это было связано с любовью к горам. А потом как-то поменялась жизнь, эти виды спорта к нам проникли, и сейчас на горных лыжах катается очень много людей. В Италии уже много лет проводят «Зимнюю конференцию», но все знают, что это горнолыжная конференция. Физики моего поколения и даже старше — все мы там радостно встречаемся и как ненормальные катаемся. Новая молодежь, которая бывает на таких конференциях, приезжает — и не катается. А мы все в некотором смысле фанаты этого дела.
о профессиональном жаргоне Несколько лет назад ученый мир отмечал 90-летие со дня рождения Ричарда Ф. Фейнмана. Помимо того что он нобелевский лауреат (которых на самом деле много), Фейнман — выдающаяся персона в человеческом смысле. Он, например, придумал язык, на котором мы, физики, разговариваем. Называется это «диаграммы Фейнмана». За этим языком стоит совершенно конкретная математика, то есть если я вам пишу картинку, это значит, я вам пишу формулу. Или вот возьмите биологов, которые от меня, с одной стороны, не так далеки:
У нас, физиков, есть некие романтические идеи, во-первых, что мир познаваем, во-вторых, что в его основе лежит какая-то простая схема. Чем мы глубже уходим, тем все проще должно становиться. Несмотря на разнообразие свойств вещей в мире, в основе лежит очень лаконичная система. Всего несколько кирпичиков, которые представлены в разных комбинациях. Вот, например, таблица у Менделеева; он понял, что множество совершенно разных элементов: и железо, и газы, и прочее — группируются в эти классы, горизонтали. А потом, когда квантовую механику придумали, поняли, почему, собственно, группируются в эти самые ряды, потому что это электронные оболочки, в этих рядах накапливаются электроны. Стало ясно, что есть ядра и электроны, из которых все и формируется. Когда поняли, что есть ядра в атомах, то стали думать, из чего они сделаны, и выяснилось, что всего-то и нужно — это протон, нейтрон и электрон. И все. Все сделано из трех вещей. Дальше мы поняли, что все немножко посложнее. Конечно, познание — бесконечно, но тем не менее мы хотим в рамках того, что мы знаем, открыть какую-то понятную единую концепцию. Причем она относится не только к частицам и атомам, она относится и к Вселенной в целом, к галактикам, скоплениям и т.д. Если бы суперсимметрия как математическая концепция была бы применима здесь, то она бы хорошо все склеила и объяснила. Просто найти какую-то новую частицу — это не так уж интересно. А вот общую схему понять: как устроено все это — любопытно. Вот когда Максвелл в XIX веке открыл, что электричество и магнетизм — это на самом деле одно и то же, то есть это не две разные силы, все эти явления тогда стали понятны. То же самое с элементарными частицами. Просто в те времена люди знали, что есть электричество и есть гравитация. Две силы. Эйнштейн пытался их все время объединить, и все никак у него не получалось. А сейчас мы знаем, что есть не две, а четыре силы. И теория суперсимметрии помогает их объединить. Правильно это или неправильно, мы не знаем. Если правильно, то была бы красивая схема. Вот ее мы и ищем.
postnauka.ru/talks/173