Oracle in Writing

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПРОЕКТ ОБРАЗОВАТЛЬНАЯ ПРОГРАММА 2012/2013 ИНСТИТУТ МЕДИА, АРХИТЕКТУРЫ И ДИЗАЙНА «СТРЕЛКА» СТУДИЯ ПРОШЛОЕ БУДУЩЕГО www.foresightinhindsight.com www.strelka.com

RESEARCH PROJECT EDUCATIONAL PROGRAMME 2012/2013 STRELKA INSTITUTE FOR MEDIA, ARCHITECTURE AND DESIGN STUDIO FORESIGHT IN HINDSIGHT www.foresightinhindsight.com www.strelka.com

4

СОДЕРЖАНИЕ

5

CONTENTS

6

ГРЕМЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ 8 — 33

АВТОКЕФАЛЬНЫЙ УРОБОРОС 34 — 63

ЧИСТАЯ РУНА 64 — 99

ЛИТЕРАТУРА 100 — 105

7

THUNDEROUS FUTURE 8 — 33

AUTOCEPHALIC UROBOROS 34 — 63

BLANK RUNE 64 — 99

REFERENCES 100 — 105

8

Оракул не дает инструкций, что делать, и не предсказывает будущего. Оракул направляет внимание на те скрытые силы и мотивы, которые формируют будущее своим неощутимым присутствием внутри каждого момента настоящего. Мартин Райнер23

9

The Oracle doesn’t give instructions about what to do and doesn’t foretell the future.

The Oracle directs your attention to those secret forces and motives which form the future with an intangible presence inside each moment of the present Martin Rayner23

10

ГРЕМЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ

11

THUNDEROUS FUTURE

12

Сначала скажу несколько слов о божественном. «В начале было слово», — гласит Библия. Опираясь на эту фразу из Библии, каббала — основа западного оккультизма — учила, что слово есть основа всего сотворенного, а раз слова состоят из букв, то и каждая буква может рассматриваться как обладающая реальным могуществом активная сила, которая соответствует особому проявлению божества. Считалось, что, комбинируя буквы и соответствующие им числа, можно не только узнать будущее, но и повлиять на него25. Эхо прошлого настигает нас на пустыре духа в сумерках истории. Прошлое остается с нами, несмотря на попытки начать все заново, — и всегда оказывается сильнее. Мы не можем ни спрятаться, ни увернуться. Мы даже не в состоянии понять, как именно оно становится будущим. Лист доисторического дерева, отпечатавшийся на угольном сколе, различим в мельчайших деталях, хотя про него нельзя сказать, что он существует: никто не может взять его в руку или заложить между книжных страниц. Но его можно скопировать и даже сделать эмблемой на флаге вроде канадского. Точно так же отзвук прошлого, о котором мы говорим, нематериален и неуловим — но определяет все то, что случится с нами и нашими детьми29. Но все исчезает. Каждая прошлая секунда со всем тем, что в ней было, исчезает, и ни один человек не знает, каким он будет в следующую. И будет ли вообще. И не надоест ли Господу Богу создавать одну за другой эти секунды со всем тем, что они содержат. Ведь никто, абсолютно никто не может дать гарантии, что следующая секунда наступит. А тот миг, в котором мы действительно живем, так короток, что мы даже не в состоянии успеть ухватить его и способны только вспоминать прошлый. Но что тогда существует на самом деле и кто такие мы сами?36 — «Для будущего мы встаем ото сна, — медленно процитировал он. — Для будущего обновляем покровы. Для будущего устремляемся мыслью. Для будущего собираем силы… Мы услышим шаги стихии огня, но будем уже готовы управлять волнами пламени»49. Вощев взял на квартире вещи в мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге — в природе было такое положение41. — Прощай, дом! Прощай, старая жизнь!10 Таков удел человека — идти к новым берегам. Обретем ли мы Россию, нашу судьбу и мечту?1 Уже несколько дней, когда он углублялся в ближайший лес, чтобы уединиться и отдохнуть там, вдруг среди деревьев возникала девушка. Возникала она и исчезала. Она была в русской национальной одежде, красивой и нежной. Она появилась в небольшом отдалении от Русанова, где-то между деревьями, точно выходила неизвестно откуда. Золотистые волосы, излучающие необъяснимый свет, и волнующий и успокаивающий одновременно. И молчание, молчание, ни одного слова, — появлялась и уходила… но куда? В глубину леса? В глубину веков? В будущее? Или, может быть, в соседнюю деревню?… Она вошла… в русской одежде… Что она хочет сказать, что Россия не погибла, или… что?18 Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву10. И внезапно он как бы очнулся. На него глядели глаза этой девушки, ставшие большими, может быть в его воображении. И такая в них была тоска, такое величие и такая бесконечность, что Русанов произнес: — Ведите меня.

13 At the outset, I’d like to say a few words about the divine. The Bible says “In the beginning was the word.” Expanding on this phrase from the Bible, the cabala — the basis of western occultism — taught that the word is the basis of everything that was created, and, since words consist of letters, each letter then can be viewed as an active force possessing a real power which coincides with a particular manifestation of the divine. It was believed that by combining letters and their corresponding numbers you could not only predict the future, but also influence it25.

The echo from the past reaches us in a wasteland of spirit at the twilight of history. The past stays with us despite our efforts to begin everything anew, — and it always turns out to be stronger than those efforts. We can neither hide from it nor evade it. We’re not even able to comprehend exactly how it becomes the future. Down to the minutest of details, we can discern a leaf from a pre-historic tree imprinted on a carbon fossil even though we can’t say that the leaf has ever existed: no one can pick the leaf up in his hands and press it between the pages of a book. But it can be copied and even made into a symbol on a pennant, like on the Canadian flag.

Just as the repercussions from the past we’re talking about have no substance and remain elusive, but determine everything that will ever happen to us and to our children29.

But everything disappears. Every past second disappears, with everything that was in it and no one knows what he will be like in the next. Or whether he will still be there at all. Or whether God will grow tired of creating one second after another, with everything that they contain. Nobody, nobody at all can guarantee that the next second will arrive. And the moment in which we actually live is so short that we cannot even grasp it, all we can do is recall the previous one. But then what actually exists and what are we?36 “We get up from sleeping for the future,” he quoted slowly. “We renew our wraps for the future.

We aim for the future in our thoughts. We gather our strength for the future. We’ll hear the fate of fire as it approaches, but we’ll be ready to control the waves of its flames.”49 Voschev put his things in the apartment into a sack and went outside to comprehend his future better out in the fresh air. But the air was empty, motionless trees carefully held the heat in their leaves monotonously and dust lay on the deserted road — so nature was feeling that way41. “Good-bye, home! Good-bye, old life!10” Such is the lot of mankind — to move on to new shores. Will we find our Russia, our destiny and our dream ?1 For several days running, a girl would appear and vanish when he went into the near-by forest to be alone and relax there. She was in Russian national dress, both pretty and serene. She would appear not very far away from Rusanov, somewhere among the trees, and exactly where she came from you couldn’t tell. Her golden hair radiated an inexplicable light, simultaneously agitating and soothing. And her silence, silence, not a single word, — she would appear and go away … but where to ? Into the depths of the forest ? Into the depths of the ages ? Into the future ?

Or, maybe, into the next village ?… She appeared… in Russian clothing… What did she mean, that Russia hasn’t perished, or … what ?18 The distant sound is heard, as if from the sky, of a breaking string, dying away sadly. Silence follows it, and only the sound is heard, some way away in the orchard, of the axe falling on the trees10.

And suddenly it seems he came to. The girl’s eyes looked at him; they had become big, maybe in his imagination. And they held such a yearning, such grandeur and such eternity that Rusanov proclaimed: “Lead me.”

14

— Я поведу вас туда, где вы найдете себя. Я поведу вас в Россию. — В какую Россию? — прошептал он.

— В обыкновенную. В ту Россию, в которой хранятся ее великие высшие тайны. Смотрите не пропустите, откройте их или хотя бы некоторые из них, для себя. И вы почувствуете полноту в своем русском сердце. И мучения покинут вас18. Не забудьте, что в итоге Россия-мученица может превратиться в Россию-победительницу18. Не гул молвы прошел в народе, Весть родилась не в нашем роде — То древний глас, то свыше глас: «Четвертый век уж на исходе, — Свершится он — и грянет час! И своды древние Софии, В возобновленной Византии, Вновь осенят Христов алтарь». Пади пред ним, о царь России, — И встань как всеславянский царь!61 Дни настают борьбы и торжества, Достигнет Русь завещанных границ, И будет старая Москва Новейшею из трех ее столиц60. И снится Вере Павловне сон, будто11: Между двумя фальшивыми окнами с живыми русскими пейзажами (в левом — зима, ямщик на тройке едет, в правом — лето, березки шелестят, девки хороводом ходят) за круглым столом сидят целовальники с торговками, пьют рябиновку да чай вприкуску с сахарным Кремлем48. И что-то уже занимается на скучных полях забываемой России: люди, не любившие пахать землю под ржаной хлеб для своего хозяйства, с терпеливым страданием сажают сад истории для вечности и для своей неразлучности в будущем. Но садовники, как живописцы и певцы, не имеют прочного полезного ума, у них внезапно волнуется слабое сердце: еле зацветшие растения они от сомнения вырвали прочь и засеяли почву мелкими злаками бюрократизма; сад требует заботы и долгого ожидания плодов, а злак поспевает враз, и на его ращение не нужно ни труда, ни затраты души на терпение40. Но потом стали появляться картины чего-то очень знакомого и одновременно никогда не виданного: померещился огромный белый город, увенчанный тысячами золотых церковных головок, — город, как бы висящий в воздухе внутри огромного хрустального шара, — и этот город (Николай знал это совершенно точно) был Россией, а они с Юрием, который во сне был не совсем Юрием, находились за его границей и сквозь клубы тумана мчались на конях навстречу какому-то чудовищу, в котором самым страшным была полная неясность его очертаний и размеров: это был бесформенный клуб пустоты, источающий ледяной холод22.

15 “I will take you where you will find yourself. I will take you to Russia.”

“To which Russia ?” he whispered.

“To the usual one. To that Russia where the great, supreme secrets are kept. See you don’t miss out, discover them for yourself, or at least some of them. And you’ll feel a fullness in your Russian heart. And your suffering will leave you.”18 “Don’t forget that as an upshot Russia the Martyr can transform into Russia the Conqueror.”18 This is not the murmur of rumour in the land.

This news was not just born for us.

It is an ancient voice! A voice from on high: The fourth age comes to a close.

It will come to pass and the hour will crash out!

Then Sofia’s ancient vaults will once more house Christ’s altar in restored Byzantium.

Fall before it, oh Tsar of Russia.

Rise as Tsar of all the Slavs!61 Days of battle and solemnity will come.

Russia will regain the frontiers bequeathed to her and old Moscow will be the newest of the three capitals60.

And Viera Pavlovna dreams a dream as though11: Between two false windows with live Russian landscapes (the left one showing winter with a coachman driving a troika and the right one showing summer with birch trees and girls singing in a round dance), sworn commissioners sit at a round table with women vendors from the market, drinking mountain ash berry liquor with tea and nibbling on the sugar Kremlin48. And something is staring to be done on the boring fields of forgettable Russia: people who didn’t use to like plowing the ground and growing rye for their own use are now — patiently, suffering — cultivating gardens for posterity, so as not to be separated from each other in the future. But these gardeners, like painters and singers, don’t have strong, efficient minds and their weak hearts become worried: doubting, they rip out the plants as soon as they bloom and sow the ground with tiny seeds of bureaucracy; the garden needs care and the wait for the harvest is long, but the grain ripens instantly and growing it doesn’t require any work or endurance from the soul40.

But then there began to appear pictures of something very familiar and at the same time never even seen before: a huge white city loomed up, crowned with thousands of golden church domes, — a city seeming to hang mid-air inside a gigantic crystal sphere, — and this city (Nikolai knew this absolutely right) was Russia and he and Yuri (who in the dream wasn’t Yuri at all) were beyond its borders rushing through puffs of fog on horses towards some kind of monster; the most frightening thing about the monster was how totally indistinct its shape and size were: it was a formless puff of vacantness exuding a icy cold22.

16

Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!42 Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов… Владеть живыми душами — ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней… Мы отстали по крайней мере лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом. Поймите это, Аня.

— Дом, в котором мы живем, давно уже не наш дом, и я уйду, даю вам слово10. Ничто ей была молодость, ничто свое счастье — она чувствовала вблизи несущееся, горячее движение, у нее поднималось сердце от вида всеобщей стремящейся жизни, но она не могла выговорить слов своей радости и теперь стояла и просила научить ее этим словам, этому уменью чувствовать в голове весь свет, чтобы помогать ему светиться41. Первое время меня немного смущала ее стриженная наголо голова, и я спросил ее, что за глупая мода и не красивее ли женщине носить нормальную прическу? Она сказала, что комуняне носят волосы только зимой, а летом, борясь за всеобщую утилизацию, в обязательном порядке сдают их на пункты вторсырья68. Звучат слова поэта, и возникает картина11: Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет;

17 The lies of fame and love’s resolve Have vanished now without a trace, Our youthful passions have dissolved As though a dream or morning haze.

Yet, still, we’re burning with desire, And with impatience in our souls, Beneath the yoke of strength and fire, We hark our country’s pleading calls.

In expectation, full of ardor, The day of freedom we await, — Thus waits a youthful, eager lover The moment of the promised date.

And whilst with liberty we burn, And whilst our hearts adore ovation, Our country needs us, — let us turn And dedicate our soul’s elation.

My friend, believe me that with thunder, The star of joy will rise again!

And Russia will arise from slumber, Our names will be incised with wonder On remnants of oppressive reign!42 “Think, Anya, your grandfather, your great-grandfather, and all your ancestors were serf-owners, they owned living souls; and now, doesn’t something human look at you from every cherry in the orchard, every leaf and every stalk? Don’t you hear voices…? Oh, it’s awful, your orchard is terrible; and when in the evening or at night you walk through the orchard, then the old bark on the trees sheds a dim light and the old cherry-trees seem to be dreaming of all that was a hundred, two hundred years ago, and are oppressed by their heavy visions. Still, at any rate, we’ve left those two hundred years behind us. So far we’ve gained nothing at all — we don’t yet know what the past is to be to us—we only philosophize, we complain that we are dull, or we drink vodka. For it’s so clear that in order to begin to live in the present we must first redeem the past, and that can only be done by suffering, by strenuous, uninterrupted labour. Understand that, Anya.”

“The house in which we live has long ceased to be our house; I shall go away. I give you my word.”10 Her youth meant nothing to her, her happiness meant nothing — she felt a galloping ardent motion near by, her heart beat faster from the sight of this universal fervent life, but she couldn’t articulate her words of joy and now she stood asking to be taught these words, this ability to feel the whole world in her head in order to help it shine41.

At first her shaved, bald head bewildered me somewhat, and I asked her what kind of dumb fashion it was and if it wasn’t prettier for a woman to have a normal hairdo. She said that the communists grew their hair out only in the winter, but in the summer — battling for the universal reclamation of raw materials — turned it in at recycling locations68.

The poet’s words resound, and a picture appears11: A year will come, the year of Russia, last, When the monarchs’ crown will be cast;

18

Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь; Когда детей, когда невинных жен Низвергнутый не защитит закон; Когда чума от смрадных, мертвых тел Начнет бродить среди печальных сел, Чтобы платком из хижин вызывать, И станет глад сей бедный край терзать; И зарево окрасит волны рек: В тот день явится мощный человек, И ты его узнаешь - и поймешь, Зачем в руке его булатный нож; И горе для тебя!- твой плач, твой стон Ему тогда покажется смешон; И будет все ужасно, мрачно в нем, Как плащ его с возвышенным челом17. А утром он, не вставая с ложа, приветствовал девочку, пришедшую с Чиклиным, как элемент будущего и затем снова задремал. Девочка осторожно села на скамью, разглядела среди стенных лозунгов карту СССР и спросила у Чиклина про41 здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, — или нет, теперь ни одного такого! Оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ. Нивы — это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. Поля, это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы, — как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. Рощи — это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, — да, рощи те же, как теперь; за ними очень заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, — только они и остались те же, как теперь. Но это здание, — что ж это, какой оно архитектуры? Теперь нет такой; нет, уж есть один намек на нее, — дворец, который стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло — только. Нет, не только: это лишь оболочка здания, это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галлереи по всем этажам. Какая легкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, — а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! Его каменные стены — будто ряд пилястров, составляющих раму для окон, которые выходят на галлерею. Но какие это полы и потолки? Из чего эти двери и рамы окон? Что это такое? серебро? платина? Да и мебель почти вся такая же, — мебель из дерева тут лишь каприз, она только для разнообразия, но из чего ж вся остальная мебель, потолки и полы? «Попробуй подвинуть это кресло», — говорит старшая царица. Эта металлическая мебель легче нашей ореховой. Но что ж это за металл? Ах, знаю теперь, Саша показывал мне такую дощечку, она была легка, как стекло, и теперь уж есть такие серьги, брошки, да, Саша говорил, что, рано или поздно, алюминий заменит собою дерево, может быть, и камень.

19 Mob will forget its former love and faith, And food of many will be blood and death; When the cast off law will not guard A guiltless woman and a feeble child; When the plague on bodies, sick or dead, Among the gloomy villages will spread, To call from huts with pieces of a rag, And dearth will maim this poor earth as plague; And on the lakes will fateful glow lay: A mighty man will come in this black day.

You’ll recognize this man and understand, Why he will have the shining knife in hand: And woe for you! — Your moans and appeals He will consider just as funny things; And all his image will be awful now, As his black mantle and his lofty brow17.

And he got up from his couch in the morning, greeted the girl — like an element of the future — who had arrived with Chiklin, and fell back to sleep.

The girl sat down on the bench cautiously, spotted a map of the USSR among slogans on the wall and asked Chiklin about41 an edifice; an enormous, enormous edifice, such as can be seen only in the largest capitals — or, no, at the present time there is none such in the world. It stands amid fields of grain, meadows, gardens, and groves. The fields of grain — this is our grain — they are not such as we have now, but rich, rich, abundant, abundant. Is it wheat? Who ever saw such heads? Who ever saw such grain? Only in forcing-houses is it possible to make such heads of wheat, such royal grain! The meadows are our meadows; but such flowers as these are now found only in flower-gardens. Orchards are full of lemon-trees, oranges, peaches, and apricots. How can they grow in the open air? O yes, there are columns around them; they are opened in summer; yes, these orangeries are opened for the summer. Groves; these are our groves — oak and linden, maple and elm; yes, just the same groves as now. Very great care is taken of them. There are sickly trees among them, but the groves are the same: they are the same trees as now. But this edifice! what is it? what style of architecture? There is nothing like it now; no, but there is one that points toward it, — the palace which stands on Sydenham Hill, built of cast-iron and glass — cast-iron and glass, and that is all. No, not all; that is only the integument of an edifice, — the outside walls. But inside of this palace is a real house, a tremendous house! This integument of cast-iron and glass only covers it as by a sheath; it forms around it wide galleries on all the floors.

How simple is the architecture of the inward house! What narrow spaces between the windows! and the windows are huge and lofty, the whole height from floor to floor; its stone walls, like rows of pilasters, forming the frame for the windows which open out into the galleries. But what floors and ceilings these are! What are these doors and window-frames made of? What is it?

Silver? Platinum? And the furniture is almost all of the same metal ; wooden furniture is little more than a caprice here — only for the sake of variety. But what are all the rest of the furniture, the ceilings and floors, made of? “Try to move this chair,” says the elder sister. “This metallic furniture is lighter than ours made of walnut. But what is this metal? Akh! I know now. Sasha showed me a little board like this; it was light, like glass; and now earrings and brooches are made out of it. Yes, Sasha said that sooner or later aluminum would take the place of wood, or maybe even of stone.

20

Но как же все это богато! Везде алюминий и алюминий, и все промежутки окон одеты огромными зеркалами. И какие ковры на полу! Вот в этом зале половина пола открыта, тут и видно, что он из алюминия. «Ты видишь, тут он матовый, чтобы не был слишком скользок, — тут играют дети, а вместе с ними и большие; вот и в этом зале пол тоже без ковров, — для танцев». И повсюду южные деревья и цветы; весь дом — громадный зимний сад11. Россия — Ты?… Смеюсь и умираю, И ясный взор ловлю… Невероятная, Тебя — (я знаю) — В невероятности люблю5. Люблю я грусть твоих просторов, Мой милый край, святая Русь. Судьбы унылых приговоров Я не боюсь и не стыжусь. И все твои пути мне милы, И пусть грозит безумный путь И тьмой, и холодом могилы, Я не хочу с него свернуть. Не заклинаю духа злого И, как молитву наизусть, Твержу все те ж четыре слова: «Какой простор! Какая грусть!»44 — Но вам не приходило в голову, что на самом деле та Россия имеет по крайней мере одно кардинальное преимущество перед нашей Рассеей?

— Это преимущество — страдание.

— Да, да, страдание и его тайна. Его скрытое, таинственное величие и значение! Мы слишком заворожены счастьем. но именно страдание, а не это счастье ведет к метафизическому взрыву, к тоннелю в непостижимое и, в конечном плане, в реализацию этого непостижимого! Не в счастье — тайна, а в страдании! Великая тайна всего мироздания!18 Так семя, дабы прорасти, Должно истлеть… Истлей, Россия, И царством духа расцвети!65 — Падение нынешней луны — луны номер пять, последней из оставшихся — должно привести к абсолютной победе коммунизма в масштабах солнечной системы32.

21 But how rich everything is! Everywhere is aluminum and aluminum, and all the spaces between the windows are adorned by large mirrors. And what carpets on the floors ! Here in this parlor half of the floor is bare, and so you can see that it is made of aluminum. Here you see that it is unpolished, lest it should be too slippery. Here children are playing, and together with them their elders; and here in this other hall the floor is also bare, for the dancers. And everywhere are tropical trees and flowers; the whole house is a large winter garden.”11 Russia, is it You ?… I laugh and die And catch the clear gaze…

My sweet, incredible — (I know the truth) — I terribly, infinitely love You5.

I love the sorrow of your expanses, My sweet land, holy Russia.

I’m not afraid and not embarrassed Of fate’s depressing verdicts.

And all your roads are dear to me, And if the mad road threatens With ghastly chill so dark you cannot see, I still won’t waver from it.

I do not curse the evil spirit And, like a prayer learned from memory, Reiterate five words, don’t split them: ”What vast expanse ! What misery !”44 “But haven’t you thought that in fact Russia has at least one cardinal advantage over our Russea ?”

“This advantage is in the suffering.”

“Yes, yes, suffering and its secret. Its hidden, secret grandeur and meaning ! We’re too spellbound with our concept of happiness. But it’s the very suffering, and not this happiness, that leads to a metaphysical explosion, to a tunnel into the unknown and, finally, into the realization of this unknown! The secret is not in the happiness, but in the suffering. The great secret of all the universe!”18 If a seed wants to sprout It needs to decay…

Decay, my Russia, and Revive like land of spirit in bloom !65 — When the current moon — moon number five, the last of those remaining — falls, it will bring about the absolute triumph of communism throughout the entire solar system32.

22 А здесь нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только все того же впереди. Какое же сравнение! И опять: у наших рабочих людей нервы только крепки, потому способны выдерживать много веселья, но они у них грубы, не восприимчивы. А здесь: нервы и крепки, как у наших рабочих людей, и развиты, впечатлительны, как у нас; приготовленность к веселью, здоровая, сильная жажда его, какой нет у нас, какая дается только могучим здоровьем и физическим трудом, в этих людях соединяется со всею тонкостью ощущений, какая есть в нас; они имеют все наше нравственное развитие вместе с физическим развитием крепких наших рабочих людей: понятно, что их веселье, что их наслаждение, их страсть — все живее и сильнее, шире и сладостнее, чем у нас. Счастливые люди!11 …но не хватало какой-то общей радости над всеми гумнами, чтобы воображение будущего стало любовью и теплом, чтобы совесть и нетерпение взошли силой внутри его тела — от временного отсутствия социализма наяву40.

14. РАСКРЫТИЕ. ОГОНЬ. ФАКЕЛ (KANO). РУНА ПЕРЕВЕРНУТА. Ждите омрачения в какой-нибудь ситуации или отношениях. Может быть, гибнет дружба, партнерство, брак или какая-то часть вашей личности, уже утратившая силу и полезность. Этот знак требует, чтобы вы с радостью отбросили прошлое и были готовы какое-то время жить с пустотой внутри: он требует развития внутреннего постоянства — способности не поддаваться инерции старых путей во время ожидания новых, которые через положенный срок приведут к свету23.

Проклинаю я дыхание Китежа И все лощины его дорог. Я хочу, чтоб на бездонном вытяже Мы воздвигли себе чертог. Языком вылижу на иконах я Лики мучеников и святых. Обещаю вам град Инонию, Где живет божество живых! Плачь и рыдай, Московия! Новый пришел Индикоплов. Все молитвы в твоем часослове я Проклюю моим клювом слов. Уведу твой народ от упования, Дам ему веру и мощь, Чтобы плугом он в зори ранние Распахивал с солнцем нощь14.

В одно утро пронеслась по всему городу весть об одном безобразном и возмутительном кощунстве. При входе на нашу огромную рыночную площадь находится ветхая церковь Рождества Богородицы, составляющая замечательную древность в нашем древнем городе. У врат ограды издавна помещалась большая икона Богоматери, вделанная за решeткой в стену. И вот икона была в одну ночь ограблена, стекло киота выбито, решeтка изломана и из венца и ризы было вынуто несколько камней и жемчужин, не знаю очень ли драгоценных. Но главное в том, что кроме кражи совершено было бессмысленное, глумительное кощунство: за разбитым стеклом иконы нашли, говорят, утром живую мышь13.

23 But here there are no remembrances, no dangers of want and woe; there are only remembrances of free labor with full satisfaction, of abundance, of good, and of enjoyment. Here the expectations of the time to come are the same. What a comparison! And again, the nerves only of our working people are strong, and therefore they are able to endure a great deal of enjoyment; but they are coarse, obtuse; but here the nerves are strong as those of our laborers, and developed, susceptible, just as with us. The preparation for enjoyment, a healthy, keen thirst for it, such as none of our day have, such as is given only by perfect and physical labor, are combined in people here with all the delicacy of sense such as we have. They have all our mental culture together with the physical development of our strong working people. It is comprehensible that their enjoyment, that their pleasure, that their passion, are more lively, keener, wider, and sweeter than with us.

Happy people!11 …but there wasn’t enough general joy about the barns for imagining a future which could turn into love and warmth, for conscience and impatience arising as a force within his body — from some temporary lack of socialism in the real world40.

14. REVELATION. FIRE. THE TORCH (KANO). RUNE INVERTED. Anticipate a darkening in some situation and relationship. Perhaps it’s a friendship, a partnership, a marriage or some part of your personality which will perish because it has lost its power and usefulness. This sign requires you to discard the past joyfully and to live willingly for a time with the void inside: it requires you to develop internal stability — and the skill of not submitting to the inertia of old paths while awaiting new ones, which in due time will lead to the light23.

With every breath I take I curse Kitezh And all the dips and glens along the road.

I want to reach into the very depths So we can build our own mansions instead.

I speak the language spoken by icons The synod of martyrs and blessed saints.

I mean you, Inoni a town, Populated by divine inhabitants.

I weep and sob for the Moscow I see!

Like a tourist from the Indies fresh arrived I peck through the hours of your Breviary With the piercing beak of my piercing words.

I’ll lead off your people in expectancy Filling them with confidence and might, So that at dawn they take up the plow And plow beneath the sun into night14.

One morning the news of a hideous and revolting sacrilege was all over the town. At the entrance to our immense marketplace there stands the ancient church of Our Lady’s Nativity, which was a remarkable antiquity in our ancient town. At the gates of the precincts there is a large ikon of the Mother of God fixed behind a grating in the wall. And behold, one night the ikon had been robbed, the glass of the case was broken, the grating was smashed and several stones and pearls (I don’t know whether they were very precious ones) had been removed from the crown and the setting. But what was worse, besides the theft a senseless, scoffing sacrilege had been perpetrated.

Behind the broken glass of the ikon they found in the morning, so it was said, a live mouse13.

24

Документы торжественно провозглашали присоединение Церкви к государству при одном непременном условии: отказе от веры в Бога68. Русский Бог уже спасовал пред «дешевкой». Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: «двести розог, или тащи ведро». О, дайте взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они ещe попьянее стали! Ах как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет13…

Недавно родился этот тип и быстро распложается. Он рожден временем, он знамение времени, и, сказать ли? — он исчезнет вместе с своим временем, недолгим временем. Его недавняя жизнь обречена быть и недолгою жизнью. Шесть лет тому назад этих людей не видели; три года тому назад презирали; теперь… но все равно, что думают о них теперь; через несколько лет, очень немного лет, к ним будут взывать: «спасите нас!», и что будут они говорить будет исполняться всеми; еще немного лет, быть может, и не лет, а месяцев, и станут их проклинать, и они будут согнаны со сцены, ошиканные, страмимые… И пройдут года, и скажут люди: «после них стало лучше; но все-таки осталось плохо». И когда скажут это, значит, пришло время возродиться этому типу, и он возродится в более многочисленных людях, в лучших формах, потому что тогда всего хорошего будет больше, и все хорошее будет лучше; и опять та же история а новом виде. И так пойдет до тех пор, пока люди скажут: «ну, теперь нам хорошо», тогда уж не будет этого отдельного типа, потому что все люди будут этого типа, и с трудом будут понимать, как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею натурою всех людей?11 Идет новый помещик, владелец вишневого сада!10 — Откуда ты такой явился?

— Из коммунизма. Слыхал такой пункт? — ответил прибывший человек.

— Деревня, что ль, такая в память будущего есть?40 — Слушайте, мы сделаем смуту, — бормотал тот быстро и почти как в бреду. — Вы не верите, что мы сделаем смуту? Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ13. Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая «кучка» пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да ещe за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам13…

Идут мужики и несут топоры, Что-то страшное будет13.

Или вдруг пять-шесть строк ко всей России, ни с того, ни с сего: «запирайте скорее церкви, уничтожайте Бога, нарушайте браки, уничтожайте права наследства, берите ножи», и только, и черт знает что дальше13.

25 The documents formally proclaimed the unification of the Church with the government, based one mandatory condition: refusal to believe in God68. The Russian God has already been vanquished by cheap vodka. The peasants are drunk, the mothers are drunk, the children are drunk, the churches are empty, and in the peasant courts one hears, “Two hundred lashes or stand us a bucket of vodka.” Oh, this generation has only to grow up. It’s only a pity we can’t afford to wait, or we might have let them get a bit more tipsy! Ah, what a pity there’s no proletariat! But there will be, there will be; we are going that way13.

This type sprang up not long ago, and it is growing rapidly. It was engendered by the times, it is a sign of the times, and, shall I say further, it will vanish with its time, and not a long time either.

Its already short life is doomed to be short in the future. Six years ago these people were not to be seen; three years ago they were despised; and now! — but it does not make any difference what is thought about them now; in a very few years, a very few years, these people will be called upon, “Save us!” and whatever they will say, will be believed by everybody; a few years more, and maybe not years but months, and they will be cursed, and they will be driven off the stage, they will be hissed and insulted… And years will pass, and people will say, “After they left, the world was better, but still it is bad enough.” And when this is said, it shows that the time for this type has come again, and it will come again and be represented in greater numbers, in better forms, because then there will be more of good in the world; and again the same history will be repeated in a new light. And so it will come to pass that men shall say, “Well, now we are enjoying life”; and then it will not be an exceptional type, because all people will be of this same type, and they will find it difficult to understand how there ever was a time when it was considered a peculiar type, and not the general nature of all people11.

The new owner, the owner of the cherry orchard is coming!10 “And where did you come from ?”

“From communism. Ever heard of that place ?” answered the man who had just arrived.

“Some kind of village, eh, for recalling the future ?”40 “Listen. We are going to make a revolution,” the other muttered rapidly, and almost in delirium.

“You don’t believe we shall make a revolution? We are going to make such an upheaval that everything will be uprooted from its foundation13… We will proclaim destruction… Why is it, why is it that idea has such a fascination. But we must have a little exercise; we must. We’ll set fires going… We’ll set legends going. Every scurvy “group” will be of use. Out of those very groups I’ll pick you out fellows so keen they’ll not shrink from shooting, and be grateful for the honour of a job, too. Well, and there will be an upheaval! There’s going to be such an upset as the world has never seen before… Russia will be overwhelmed with darkness, the earth will weep for its old gods13…”

The peasant with his axe is coming, Something terrible will happen13.

Or suddenly five or six lines addressed to the whole of Russia, apropos of nothing, “Make haste and lock up the churches, abolish God, do away with marriage, destroy the right of inheritance, take up your knives,” that’s all, and God knows what it means13.

26

Теперь тебе не до стихов, О слово русское, родное! Созрела жатва, жнец готов, Настало время неземное… Ложь воплотилася в булат; Каким-то божьим попущеньем Не целый мир, но целый ад Тебе грозит ниспроверженьем Все богохульные умы, Все богомерзкие народы Со дна воздвиглись царства тьмы Во имя света и свободы! Тебе они готовят плен, Тебе пророчат посрамленье, — Ты — лучших, будущих времен Глагол, и жизнь, и просвещенье! О, в этом испытанье строгом, В последней, в роковой борьбе, Не измени же ты себе И оправдайся перед богом63… Порешить вконец боярство, Порешить совсем и царство, Сделать общими именья И предать навеки мщенью Церкви, браки и семейство — Мира старого злодейство!13 — Да, жизнь в этом доме кончилась… больше уже не будет10…

— До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чаи пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным10…

— Вы будете брать с дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут. Одним словом, поздравляю, вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…

— Вырубить? Милый мой, простите, вы ничего не понимаете. Если во всей губернии есть чтонибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишневый сад.

— Замечательного в этом саду только то, что он очень большой. Вишня родится раз в два года, да и ту девать некуда, никто не покупает10.

27 You’re not in the mood for verses, our kindred, Russian tongue!

The harvest is ripe, the reaper is ready, an unearthly time has come to pass.

Lies have become steel incarnate.

God has somehow allowed not a whole world to threaten you with calamity, but an entire hell to threaten your downfall!

Every blasphemous mind and every-God-reviling race has dredged up monarchies of murk in the name of light and freedom!

Preparing a cell for you, they foretell your ignominy, yours, the Word, life, enlightenment of better days to come!

Oh, in this stern trial, in this final, fateful struggle, be faithful to yourself, justify your deeds to God63…

To arise and crush the Tsardom And the nobles’ vicious hate, To share all the wealth in common, And the antiquated thrall Of the church, the home and marriage To abolish once for all13.

“Yes, there’ll be no more life in this house…”10 “Up to now in the villages there were only the gentry and the labourers, and now the people who live in villas have arrived. All towns now, even small ones, are surrounded by villas. And it’s safe to say that in twenty years’ time the villa resident will be all over the place. At present he sits on his balcony and drinks tea, but it may well come to pass that he’ll begin to cultivate his patch of land, and then your cherry orchard will be happy, rich, splendid…”10 “You will get twenty-five roubles a year for each dessiatin from the leaseholders at the very least, and if you advertise now I’m willing to bet that you won’t have a vacant plot left by the autumn; they’ll all go. In a word, you’re saved. I congratulate you. Only, of course, you’ll have to put things straight, and clean up.… For instance, you’ll have to pull down all the old buildings, this house, which isn’t any use to anybody now, and cut down the old cherry orchard…”

“Cut it down? My dear man, you must excuse me, but you don’t understand anything at all. If there’s anything interesting or remarkable in the whole province, it’s this cherry orchard of ours.”

“The only remarkable thing about the orchard is that it’s very large. It only bears fruit every other year, and even then you don’t know what to do with them; nobody buys any.”10

28 Поэтому правильным выбором между «А» и «В» будет некое «С», инвариантное как «А», так и «В». Или, как в известном анекдоте, тот случай, когда подброшенная вверх монета вдруг встанет на ребро вместо того, чтобы упасть орлом или решкой. Интересно, что в истории в конечном счете всегда так и происходит — вместо альтернативных решений торжествует синтез37. В мире одного только недостает, послушания. Жажда образования есть уже жажда аристократическая. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всe к одному знаменателю, полное равенство13.

Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима, Наш царь — кровавое пятно, Зловонье пороха и дыма, В котором разуму — темно. Наш царь — убожество слепое, Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел, Царь-висельник, тем низкий вдвое, Что обещал, но дать не смел. Он трус, он чувствует с запинкой, Но будет, — час расплаты ждет. Кто начал царствовать — Ходынкой, Тот кончит — встав на эшафот3. Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога. О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь. Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь. Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь… И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль…

29 So the right choice between A and B will some C, constant just like A and B. Or, as in the well-known joke, that very situation when a coin is tossed up into the air and lands on its edge instead of falling heads or tails up. It’s interesting that in the final analysis it always happens this way in history — instead of alternative solutions synthesis wins out37. The one thing wanting in the world is discipline. The thirst for culture is an aristocratic thirst. The moment you have family ties or love you get the desire for property. We will destroy that desire; we’ll make use of drunkenness, slander, spying; we’ll make use of incredible corruption; we’ll stifle every genius in its infancy. We’ll reduce all to a common denominator! Complete equality !13

Our Tsar means Mukden; our Tsar is Tsushima.

Our Tsar is a bloody stain, A stench of gunpowder and smoke.

Black is his soul.

Our Tsar, sickly and blind, Is prison and knout, shooting and hanging…

Tsar! You are the gallows-bird…

The hour of retribution awaits you, Tsar, who began where? At Khodynka.

And will end where? On the scaffold3.

The river stretches wide. It mourns, meanders, idly,

Lapping the banks. Beyond The bare loam ochre cliffs, the haystacks sadly

Mourn in the steppe’s despond.

O, Russ, my own! My wife, my own! To sorrow

Clear runs the long road still !

Our road — our breast, pierced with the agelong arrow

Of Tatar will.

Our road — the steppe, our road — in boundless longing,

Your longing, Russ, your tears !

Not even night — in shrouding mist and foreign —

Shall make me fear.

Come, night! Lead onward. Light the steppe-long distance —

One flaming trail.

From the steppe smoke, a sacred standard glistens

And Khanate sword of steel…

And endless battle! Sleep, we dream, but sample

Through blood and dust…

They speed, they speed, the steppe mare’s hoofs, and trample

The coarse steppe grass…

30

И нет конца! Мелькают версты, кручи... Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови! Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь… Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь!6

Все, что было, повторится ныне… И опять затуманится ширь, И останутся двое в пустыне — В небе — Бог, на земле — богатырь. Эх, не выпить до дна нашей воли, Не связать нас в единую цепь. Широко наше Дикое Поле, Глубока наша скифская степь66.

Ворота депо были открыты в вечернее пространство лета — в смуглое будущее, в жизнь, которая может повториться на ветру, в стихийных скоростях на рельсах, в самозабвении ночи, риска и нежного гула точной машины. Машинист-наставник сжал руки в кулаки от прилива какой-то освирепевшей крепости внутренней жизни, похожей на молодость и на предчувствие гремящего будущего40. «Женщины! Мы сдуем с вас копоть, очистим ваши ноздри от дыма, уши — от галдежа, мы заставим картошку волшебно, в одно мгновенье, сбрасывать с себя шкуру; мы вернем вам часы, украденные у вас кухней, — половину жизни получите вы обратно. Ты, молодая жена, варишь для мужа суп. И лужице супа отдаешь ты половину своего дня! Мы превратим ваши лужицы в сверкающие моря, щи разольем океаном, кашу насыплем курганами, глетчером поползет кисель! Слушайте, хозяйки, ждите! Мы обещаем вам: кафельный пол будет залит солнцем, будут гореть медные чаны, лилейной чистоты будут тарелки, молоко будет тяжелое, как ртуть, и такое поплывет благоухание от супа, что станет завидно цветам на столах»20.

Чтоб в будущий яркий, радостный час вы носились в небе любом — сейчас летуны разбиваются насмерть, в Ходынку вплющившись лбом.

31 No end! The versts flash by, the gorges flicker

And fade…Hold hard !

They swoop, they swoop, the storm-clouds, panic-stricken,

The sunset’s blood !

The sunset’s blood! With blood the heart is streaming !

Weep, heart, but weep…

And still, the steppe mare gallops, onward speeding !

There is no sleep !6 All that has been will be now repeated And the wide open spaces will be again shrouded in haze And the two will remain in the desert — Earth for the hero and sky for the Goddess’s embrace.

Oh, our will can’t be quaffed to the bottom All of us can’t be bound in chains Our Wild Field is always unthinkably broad Our Scythian steppe is incredibly deep66.

The depot gate was open to the evening summer expanses — to a swarthy future, to a life that can be repeated in the wind, in the fateful speed on rails, and the oblivion of night, risk and the tender hum of a precise machine. The engine driver clenched his hands in fists from the flow of a fiercely strong internal life similar to youth and to a premonition of a thunderous future40.

“Women ! We will blow the soot off you, clean your nostrils of smoke, your ears of hubbub, we will make potatoes magically shed their jackets in a split second; we will return the hours stolen from you in your kitchens, — you will get back half your lives. You, young wife, are making your husband some soup. You’re giving up half your day for a puddle of soup ! We’ll turn your puddles into a glittering sea, we’ll serve up oceans of cabbage soup, we’ll pile up mounds of oatmeal, cornstarch pudding will flow like a glacier ! Listen, housewives, and wait ! We promise you: your tiled floors will be flooded with sun, your copper pots will gleam, your plates will be lily-white clean, milk will be as thick as mercury and such a perfume will arise from your soup that the flowers on your tables will be envious.”20 In some future bright, and joyful hour you may scamper about in any sky — now fliers fall to their deaths in Khodynka squashing foreheads — they’ll never again try.

32

Чтоб в будущем веке жизнь человечья ракетой неслась в небеса — и я, уставая из вечера в вечер, вот эти строки писал. Рабочий! Крестьянин! Проверь наощупь, что и небеса — твои! Стотридцатимиллионною мощью желанье лететь напои! Довольно ползать, как вошь! Найдем — разгуляться где бы! Даешь небо! Сами выкропим рожь — тучи прольем над хлебом. Даешь небо! Слов отточенный нож вонзай в грядущую небыль! Даешь небо!19

Забота о физическом воспитании, чистая, правильная жизнь десятков поколений избавили вас от третьего страшного врага человеческой психики — равнодушия: пустой и ленивой души. Заряженные энергией, с уравновешенной, здоровой психикой, в которой в силу естественного соотношения эмоций больше доброты, чем зла, вы вступаете в мир на работу. Чем лучше будете вы, тем лучше и выше будет все общество, ибо тут взаимная зависимость. Вы создадите высокую духовную среду как составляющие частицы общества, и оно возвысит вас самих. Общественная среда — самый важный фактор для воспитания и учения человека69.

33 That human life in the future ages might fly like a rocket off to the sky and I, getting tired from evening to evening, might write all these very lines.

Workers !

Peasants !

Believe by touching that even the heavens are yours !

With strength of over a hundred million let’s water the wish to fly outpours !

Don’t crawl like a flea !

We’ll find — the space to let ourselves run free !

The skies are yours !

Ourselves we’ll spray the rye — pour from the clouds over the fields.

The skies are yours !

Thrust the sharpened knife of words into the approaching fable !

The skies — you’re able !19

Good physical training, the clean, regular lives of dozens of generations have rid you of the third enemy of the human psyche, indifference, the empty and indolent spirit that arises out of a morbid insufficiency of energy in the body. You are going out in the world to work charged with the necessary energy, with a balanced, healthy psyche which, by virtue of the natural ratio of emotions, possesses more good than evil. The better you are, the better and more elevated society will be — the two conceptions are interrelated. You will create a high spiritual milieu as an integral part of society and society will elevate you. The social milieu is the most important factor in the training and teaching of the individual69.

34

…Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом10. Погибнет ли эсесерша, подобно Насте, или вырастет в целого человека, в новое историческое общество? Это тревожное чувство и составляло тему сочинения, когда его писал автор. Автор мог ошибиться, изобразив в виде смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимое, потеря чего равносильна разрушению не только всего прошлого, но и будущего41.

35 ‌I keep on waiting for something to happen, as if the house is going to collapse over our heads10.

Will the USSR die like Nastya, or it will grow into a whole person, a new historic society? This anxious feeling provided the theme of the work while the author was writing it. The author may have been mistaken in representing in the death of the little girl the death of the socialist generation, but this mistake was merely the result of excessive concern for something beloved, the loss of which is equivalent to the destruction not only of the entire past, but also of the future41.

36

АВТОКЕФАЛЬНЫЙ УРОБОРОС

37

AUTOCEPHALIC UROBOROS

38

Вернемся в Россию, отставшую от Запада на двести лет (или опередившую на триста, ибо история циклична). Страна в самом начале славных дел — и только начинает расправлять прямую кишку, принявшую эстафету власти у сгнивших рогов с копытами. Кажется, что единственным пространством, где «душа» еще может как-то дышать, остается литература21, поэтому по мере врастания дома в родную почву и перехода очередного этажа в подземное состояние, сверху мгновенно воздвигался новый этаж. Таким образом, внешне дом был всегда одной и той же высоты, хотя этажность его росла за счет невидимых глазу подземных этажей70. Самые разнообразные опасности ожидали там, сверху, дерзнувших подняться — от радиации до жутких, искореженных ей созданий. Там, наверху, тоже была жизнь, но это уже не была жизнь в привычном человеческом понимании15 — газеты, радио и телевидение стали бы средствами массовой дезинформации и использовались бы для формирования стиснутого осознания, делающего возможным зомбификацию. Единственная слабость этой системы в том, что из-за поголовной зомбификации у власти тоже рано или поздно окажутся зомби. С этого момента начинается разброд, хаос и стагнация39. Участие гламурного элемента, светских обозревателей и поп-звезд одновременно с доброжелательным вниманием СМИ превратит протест в разновидность conspicuous consumption. Протест — это бесплатный гламур для бедных. Беднейшие слои населения демократично встречаются с богатейшими для совместного потребления борьбы за правое дело. Причем встреча в физическом пространстве сегодня уже не нужна. Слиться в одном порыве с богатыми и знаменитыми можно в Интернете. Управляемая гламурная революция — это такое же многообещающее направление, как ядерный синтез21 — никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест — это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке21: дедушка его по матери (между прочим мулла) плачет все время головой кивает смотрит телевизор ничего не понимает спрашивает: это что все значит? ай, говорит, обидно что же это такое? ничего не понимаю, что люди друг другу говорят и все такое какое-то никакое ни добра тебе ни настоящего даже зла59. Сели они с мамой и дедом на кухне петь. Пели и пели, до слез, как всегда48:

39 Let’s return to Russia, which is 200 years behind the West (or 300 years ahead of it, history being cyclical). Russia is just starting some commendable deeds — and is only beginning to straighten a rectum that has received the transfer of power from its rotten horns and hooves. It would appear that literature remains the only space where the “soul” can still somehow breathe21, so, as the building sank into the earth, it turned its bottom floor into an underground basement while a new floor was added to the top. This way the height of the building seemed to remain unchanged although its total number of floors had grown due to the obscured underground stories70.

The most daring going up encountered the most wide-ranging dangers there, above — from radiation to the horrible creatures it had exterminated. Up there, above, there was also a life, but it wasn’t life in the usual human sense15 — the newspapers, radio and television would become media of mass disinformation, shackling people’s perceptions and making zombiefication possible.

The only weakness in this system is that since the zombiefication would be universal, zombies would also come to power sooner or later. And this is when upheaval, chaos and stagnation would begin39. When the glamorous types, the fashion observers and the pop stars simultaneously converge under the benevolent attention of the mass media, they will all turn the protest into a variation of conspicuous consumption. Protest is free glamour for the poor. The poorest strata of society will democratically join the richest and mutually use the struggle as a just cause. And today they don’t even need to come together physically. In a single outburst, they can join the rich and famous on the Internet.

A controllable glamour revolution is just as promising an option as nuclear fusion21 — no one will dare to laugh at noble indignation directed against injustice and oppression, all of which we have in ample supply in our country. A civil protest means technology which makes it possible to raise glamour and discourse to an unreachable moral level. Moreover, this technology will help endow any movie jerk-off with the feeling of endless moral righteousness. That will immediately remove any wobble in the brain boxes. And after that we will rekindle the holy ideals for the remaining social strata. So that the alter lamps always stay lit21:

his grandfather on his mother’s side (by the way a mullah) weeps constantly shakes his head watches television can’t understand anything and asks: what does all of this mean? ouch ! he says hurt what is this all about? i can’t understand what people are saying to each other and all this and that some kind of nothing neither good nor real evil either59.

They all sat down in the kitchen with Mother and Granddad to sing. They sang and sang until, as always, they started crying48:

40

ох колбасы колбасы качаются на ветру не едят ни пьют а как бы себе поют: – здравствуй здравствуй страна моя здравствуй моя страна мы – закуска твоя а ты наливай вина .…а мы висим спокойно висим спокойно висим спокойно в ожидании последнего дня».51 «Люди думают, что торгуют нефтью, а сами становятся ею29 — они на первый взгляд даже как будто бы патриоты но их патриотизм доводит людей до рвоты они уже руководят армией супермаркетами и почтой и даже сам президент — переодетый ящер жуткий потребляет чистую нефть55…»

— Какой раз уже падает на этой скважине?

— Пятый. Все, выжали. И пласт, и всю Россию35. «Пестрая корова! Слышишь, пестрая корова? Я знаю, надо совсем потерять стыд, чтобы снова просить у тебя нефти. Я и не прошу. Мы не заслужили. Я знаю, что ты про нас думаешь. Мол, сколько ни дашь, все равно Хаврошечке не перепадет ни капли, а все сожрут эти кукисыюкисы, юксы-пуксы и прочая саранча, за которой не видно белого света. Ты права, пестрая корова, так оно и будет. Только знаешь что… Мне ведь известно, кто ты такая. Ты — это все, кто жил здесь до нас. Родители, деды, прадеды, и раньше, раньше… Ты — душа всех тех, кто умер с верой в счастье, которое наступит в будущем. И вот оно пришло. Будущее, в котором люди живут не ради чего-то, а ради самих себя. И знаешь, каково нам глотать пахнущее нефтью сашими и делать вид, что мы не замечаем, как тают под ногами последние льдины?

41

oh sausages sausages they sway in the wind they don’t eat and don’t drink but seem just to sing to themselve -s: “hello hello my country hello, my country we are your appetizers pour out the wine …as we hang tranquil hang tranquil hang tranquil waiting for the last day.”51 “People think they’re trading in petroleum, but they actually turn themselves into oil29 — at first glance they even seem to be patriots but their patriotism makes people vomit they already direct the army the supermarkets and the post offices and even the president himself is a lizard in disguise frightful consumes pure oil55…”

“How many times is it that the pressure’s fallen in this well?”

“Five. That’s it, we’ve squeezed it dry. The reservoir, and the whole of Russia.”35 “Brindled cow! Do you hear, brindled cow? I know I must have lost all sense of shame to ask you for oil yet again. I do not ask for it. We do not deserve it. I know what you think of us — no matter how much you give them, Little Khavroshka won’t get a single drop, it will all be gobbled up by all these kukis-yukises, yupsi-poopses and the other locusts who obscure the very light of day. You are right, brindled cow, that is how it will be. Only, let me tell you something… I know who you are. You are everyone who lived here before us. Parents, grandparents, great-grandparents, and before that, and before that… You are the soul of all those who died believing in the happiness that would come in the future. And now see, it has come. The future in which people do not live for something else, but for themselves. And do you know how we feel swallowing sashimi that smell of oil and pretending not to notice the final ice-floes melting under our feet?

42

Притворяться, что в этот пункт назначения тысячу лет шел народ, кончающийся нами? Получается, на самом деле жила только ты, пестрая корова. У тебя было ради кого жить, а у нас нет… У тебя были мы, а у нас нет никого, кроме самих себя…»35 — в сказке была непонятная правда о чем-то самом печальном и таинственном в русской жизни. Сколько раз уже резали эту безответную корову. И сколько раз она возвращалась то волшебной яблоней, то целым вишневым садом. Вот только куда подевались яблоки?35 «Туманом залиты поля, Береза ранена. Чернеет голая земля — Весна не ранняя. Березе раскровили бок — Топор зазубренный. По лезвию стекает сок, Зовет к заутрени45. Ну, а те деревья, в чьи стволища Мы вонзили-запустили наши иглы, Превратятся сразу в отроков прекрасных, На тебя обличием похожих, А характером — на содержанье шприцев. Те, что от крови — те будут полнокровны, На работу да на удаль тороваты, Те, что от мозгу — те будут мозговиты, Воровать, начальствовать сумеют, Те, что от гною простатного родятся — Похотливы станут аки вепри, Заебут, перебрюхатят пол-России46…» К 2026 году среди высших иерархов Ордена Российских Землеебов наметились серьезные и принципиальные разногласия. Как известно, после исторического размежевания на V-ом Соборе и последующего за ним Позорного Разделения, Орден разделился на южных и северных землеебов46, — место, о котором идет речь в пророчестве, — это Москва. Пророчество гласит, что сверхоборотень появится в городе, где разрушат Храм, а потом восстановят его в прежнем виде. Много веков все считали, что речь идет об Иерусалиме, а пришествие сверхоборотня — предсказание, относящееся к самому концу времен, нечто вроде Апокалипсиса35: — Хлеб, и то китайский едим.

— На китайских «меринах» ездим!

— На китайских «Боингах» летаем, — Из китайских ружей уточек Государь стрелять изволит, — На китайских кроватях детей делаем!

— На китайских унитазах оправляемся!45 — учитывая, что китайцев в Западной Сибири 28 миллионов45, опять все отпускалось на волю волн, подчинялось случаю. Сознательность погружалась в трясину безволия, дом покорно тонул в плывуне. Бессознательные домочадцы, смирившиеся с любым исходом событий, транслировали дому о своем нежелании сопротивляться — и дом не сопротивлялся70. Дом раскрывался перед ними неспешно, с достоинством, показывая разумность своего устройства и те возможности, которые могли открыться заботливому хозяину. Пустые и темные этажи будто приглашали их фантазировать и мечтать о будущем, когда ум и воля домочадцев преобразят дом и воздвигнут сияющий дворец красоты и порядка. Но эфемерными были эти мечты, потому что уже почти два века населяли дом не заботливые хозяева, а олухи царя небесного, мечтатели и лодыри, воры и пьяницы. Да к тому же и дом у них нынче весьма заметно перекосило70.

43 Pretending this is the destination towards which the people have striven for a thousand years, ending with us? It turns out that in reality only you have lived, brindled cow. You had someone to live for, but we do not...You had us, but we have nobody apart from ourselves…”35 — the fairy tale contained a strange truth about the very saddest and most mysterious side of Russian life. How many times that brindled cow had been slaughtered. And how many times it had returned, either as a magic apple tree or an entire cherry orchard. Only where had all the apples gone?35 “The fields flow with fog, Bark and birch are injured, The ground’s a bare black bog, Spring’s not early.

The birch bark's been bled With a jagged axe blade. Down, down the sap runs, Calling to matins45.

Well, the same trees where We drove in our needles, Will immediately turn into wonderful boys, Looking like you in appearance, But with a temperament like what was in the syringes.

Whoever got blood — they’ll be full-blooded, For work, as well as for a bold generosity, Whoever got brain matter — they’ll be brainy, To steal, will know how to command, Whoever is born from the pus of the prostate — They will be lewd as wild boars They’ll fuck and over-impregnate half of Russia46…”

By 2026 principal and serious disagreements were noted in the upper hierarchy of the Order or Russian Earth-Fuckers. As is well known, after the historic demarcation at the Fifth Convocation and its subsequent Infamous Division, the Order divided into southern and northern earth-fuckers46, — the place mentioned in the prophecy is Moscow. The prophecy says that the super-werewolf will appear in a city where they will destroy the Temple and then restore it in its previous form. For many centuries, everybody thought that meant Jerusalem, and the coming of the super-werewolf was a prophecy that concerned the very end of time, something like the Apocalypse35: “We even eat Chinese bread”, “We drive Chinese Geldings”, “We fly on Chinese Boeings”, “The Sovereign likes to shoot ducks with Chinese guns”, “We make children on Chinese beds”, “We do our business on Chinese toilets”45 — considering that there are twenty-eight million Chinese in Western Siberia45, once again, everything was abandoned to the will of the waves, subjected to happenstance. Consciousness was immersed in a quagmire lacking will, the house obediently sank into the quicksand.The unconscious homeowners, having resigned themselves to any outcome of events, broadcast to the house their intent not to resist, and the house didn’t resist70.

The house revealed itself to them gradually, with dignity, showing how sensibly it was arranged and how its advantages could be revealed to a caring owner. Empty and dark floors seemed to invite them to fantasize and dream about a future when the minds and wills of the homeowners would transform the home and erect a shining palace of beauty and order. But these dreams were ephemeral because for almost two centuries the home had been occupied not by caring owners, but by the oafs of the King of Heaven, dreamers, loafers, thieves and drunks. And besides that, their home had visibly begun to list to one side70.

44

Он мысленно представлял всю конструкцию дома — от темного векового Плывуна внизу до стеклянного замка на крыше с пустыми этажами между ними — и старался представить себе структуру власти, которая подходила бы к управлению таким домом. Ничего не получалось. Пустым местом не управляют. Дом следовало заселить. Ему нарисовался многоэтажный домкорабль с многотысячной командой и пассажирами, смело плывущий в будущее навстречу счастью. С тяжелым Плывуном, подвешенным к брюху дома70… …А нам запустили в живот палочку Коха — еще разобраться надо, кстати, из какой лаборатории, — против которой ни антител не было, ни других микробов, чтобы хоть както ее сдержать. И такой понос начался, что триста миллиардов баксов вытекло, прежде чем мы только понимать начали, в чем дело. И вариантов нам оставили два — или полностью и навсегда вытечь через неустановленную жопу, или долго-долго принимать антибиотики, а потом осторожно и медленно начать все заново. Но уже не так35.

— В Долгом эпидемия, мне непременно надо быть там сегодня. Непременно!47 «Преодоление преград, осознание пути, непреклонность.… — думал он, с наслаждением отдаваясь красоте окружающего мира. — Каждый человек рождается, чтобы обрести свой жизненный путь. Господь подарил нам жизнь и хочет от нас одного: чтобы мы осознали, для чего он одарил нас этой самой жизнью. Не для того, чтобы жить, как растения или животные, жизнью полноценной, но бессмысленной, а для того, чтобы мы поняли всего три вещи: кто мы, откуда и куда идем. Например, я, доктор Гарин, Homo sapiens, созданный по образу и подобию Божиему, сейчас еду по этому ночному полю в деревню, к больным людям, чтобы помочь им, чтобы уберечь их от эпидемии. И в этом мой жизненный путь, это и есть мой путь здесь и теперь. И если вдруг эта сияющая луна рухнет на землю и жизнь перестанет, то в эту секунду я буду достоин звания Человека, потому что я не свернул со своего пути. И это прекрасно!»47 Метель выла вокруг. Ветер набрал такую силу, что толкал самокат и тот покачивался, дергался, словно живой. Но зато ветер разметал снег на дороге, и она стала теперь видна — наезженная, с утоптанным настом. Доктор хотел закурить, но сил не было доставать из кармана родной, милый сердцу портсигар. Он сидел, оцепеневши, просунув свой посиневший нос между малахаем и воротником и всем существом своим желая поскорей преодолеть это дикое, враждебное, воющее белое пространство вокруг, которое хотело от него одного — чтобы он стал сугробом и навсегда перестал что-либо хотеть47.

— Где село?! — закричал доктор с ненавистью к метели, кладбищу, к дураку и ротозею Перхуше невесть куда заехавшему, к своим мокрым, мерзнущим в сапогах пальцам ног, к тяжелому, облепленному снегом пихору, к дурацкому самокату с дурацкой расписной спинкой и дурацкими карликовыми лошадьми в дурацком фанерном капоре, к проклятой эпидемии, занесенной в Россию какими-то сволочами из далекой, богом забытой и ни одному русскому человеку к чертям собачьим не нужной Боливии, к ученому проходимцу и резонеру Зильберштейну, выехавшему раньше на почтовых и не подумавшему о коллеге, докторе Гарине, а озабоченному только своей карьерой, к этой бесконечной дороге, окруженной сонными сугробами, со зловеще струящейся поверху змеей-поземкой, к этому беспросветному серому небу, худому, как решето, глупой, лыбящейся масляннороже, лузгающей семечки на завалинке бабы, небу, беспрестанно и беспрерывно сеющему, сеющему и сеющему эти проклятые снежные хлопья47, —

45 In his mind, he imagined the entire construction of the edifice, from the dark, age-old Quicksand below to the glass palace on the roof with the empty floors in between – and he tried to imagine a power structure which would best suit managing such a building. Nothing worked out. You can’t manage an empty place. Residents had to be found. He envisioned a multi-story building-cum-ship boldly sailing into a bright future along with a crew and passengers numbering in the thousands.

With the heavy Quicksand attached to its belly70… …And what they taught us to do was to swallow salmonella with no antibodies to fight it, or other microbes to keep it in check at all. Not surprisingly we developed such a bad case of diarrhea that three hundred billion bucks had drained out before we even began to understand what was going on. And we were only given two choices - either to run out completely once and for all through some unidentified asshole, or take antibiotics for ages and ages, then slowly and carefully start all over again. But differently35.

“There’s an epidemic in Dolgoe. I urgently need to get there today. Urgently!”47 “Overcome the obstacles, recognize the path, be firm …” he thought, enjoying the beauty of the world that surrounded him. “Everyone is born to find his path in life. The Lord granted us life and wants only one thing from us: to realize why He gifted us with this very life. Not so that we can live a full, but senseless, life like a plant or animal, but so that we learn just three things: who we are, where we came from and where we’re going. For example, I’m Dr. Garin, a Homo sapiens, created in the image and likeness of God and I’m now going through this field at night to the village in order to save them from an epidemic. And in this my life’s path is really my path here and now. And if the moon shining above falls to earth and life ends, then at that moment I will be worthy of being called a Human Being because I didn’t turn away from my path. And that’s beautiful.”47 The snowstorm howled all around. The wind blew with such a force that it pushed a sleigh along, which twitched and swayed, almost as if alive. And then the wind swept the snow off the road, making it visible — rutted and coated with crushed ice.

The doctor felt like smoking, but didn’t have the strength to get his much-beloved cigarette case out of his pocket. He sat stunned, shoving his nose, blue from the cold, between his fur hat and collar.

With all of his being he wished to conquer that wild, hostile, stinking white space which wanted only one thing — for him to turn into a snowdrift and stop wanting anything ever again47.

“Where’s the village?” cried the doctor, hating the snowstorm, the cemetery, Perkhescha that fool and gawker who had gone off heaven only knows where. He hated his wet toes frozen in his boots, his heavy fur coat incrusted with snow; he hated the stupid sleigh with its stupid painted back and the stupid dwarf horses in their stupid plywood covering; he hated the damn epidemic carried into Russia by some sons of bitches from some far-off, God-forsaken Bolivia that was of no use to any Russian alive, dog’s spawn of the devil that it was; he hated the scholarly interloper and sermonizer Silberstein who had left earlier with the post horses, hadn’t even thought about his colleague Dr. Garin and who was concerned only with his career; he hated this endless road surrounded by sleepy snowdrifts, with the sinister blizzard snaking across their tops; he hated the impenetrable grey sky, worse than a leaking sieve; he hated the stupid dame’s fat grinning face as she husked sunflower seeds on some damn mound — he hated the sky ceaselessly and forever sowing, sowing, sowing the damn snowflakes47, —

46

а ведь раньше я знал и верил что родился в великой стране что главнее всех сторон света — север58… «Я вас прошу воздержаться от терминов «проваливаться» и «тонуть». Мы не проваливаемся и не тонем. Происходит контролируемое перемещение этажей на новые уровни. Я обязан просто по должности не допускать пораженческих настроений.»70 «Вперед, только вперед…» — думал доктор, не сбавляя хода. Он понял, что надо просто не бояться этой безжизненной, холодной стихии и двигаться, двигаться, преодолевая ее. Он шел, не разбирая пути, шел по глубокому снегу, оступался, падал, снова вставал, шел, шел и шел. Впереди, с боков, позади него было все то же — тьма ночная, падающий снег. Доктор шел. Вскоре он стал передвигаться медленней, с трудом выбирался из ям, шатаясь и теряя равновесие. Снег не отпускал, хватал за окоченевшие, непослушные ноги. Доктор двигался все медленней. Он сунул замерзающие в мокрых перчатках руки в глубокие карманы и шел, согнувшись. Колени его подгибались. Он шел, еле-еле волоча ноги. И уже когда готов был упасть и навсегда остаться в этом вязком, бесконечном снегу, что-то остановило его47. Приглядевшись, он различил голову мертвого великана. Луна серебрила снежинки в бровях, на ресницах и волосах гиганта. Один мертвый глаз был полон снега, другой же, полузакрытый, пристально и угрожающе смотрел в ночное небо47.

— Но если бы информация о будущем попала в прошлое, мы бы смогли это будущее изменить?

— Я так не думаю, — Почему?

— Да просто исходя из здравого смысла. Вот представьте, вы едете на поезде без окон в какойто город. Но не знаете в какой. Потом кто-то позволяет вам выглянуть из секретного окна, и вы видите приближающуюся Эйфелеву башню. И что? Можете вы после этого сделать так, чтобы поезд приехал не в Париж, а в Бомбей?21 Русский способ вечного возвращения отличается от мексиканского в основном названиями населенных пунктов, мимо которых судьба проносит героев, и теми психотропными средствами, с помощью которых они выходят за границу обыденного мира. Для мексиканских магов и их учеников это галлюциногенный кактус пейот, грибы псилоцибы и сложные микстуры, приготовляемые из дурмана. Для Венечки Ерофеева и многих тысяч адептов его учения это водка «кубанская», розовое крепкое и сложные коктейли, приготовляемые из лака для ногтей и средства от потливости ног27. Лично я склонен предполагать, что будущее показывают только тем, кто с ним заранее согласен21.

47 but, you see, i used to know and believe that i was born in a great country that the best of all countries in the world was the north58…

“I have to ask you to refrain from using the terms fall apart and sink. We’re not falling apart and we’re not sinking. What we’ve got going on here is a controlled rearrangement of floors to new levels. In my capacity I simply can’t allow any for defeatist moods.”70 “Forward, only forward…” thought the doctor, not slowing down. He understood that he simply had to avoid fearing the lifeless, cold fate and to keep moving on and on, overcoming it.

He walked on, unable to pick out his way, through the deep snow, stumbled, fell, got up, and walked on and on and on. Ahead, to the sides and behind him everything was all the same — the darkness of night and the falling snow. The doctor walked on.

Soon he started moving more slowly, had a harder time getting out of the potholes, staggered and began loosing his balance. The snow wouldn’t let up and grabbed at his numb and stiff legs. The doctor moved slower and slower. His wet hands were freezing in his gloves and he thrust them in the deep coat pockets and moved on, hunched over. His knees refused to bend. He walked on, barely dragging his feet.

And when he finally was ready to drop and stay forever in this viscous, endless snow, something stopped him47.

Looking more closely, he distinguished the head of a dead giant. The moon silvered on the snowflakes in the giant’s eyebrows, eyelashes and hair. One dead eye was full of snow, while the other — halfclosed — stared threateningly into the night sky47.

“But if information about the future were to arrive in the past, wouldn’t we be able to change the future?”

“I don’t think so.”

“Why not?”

“Just by common sense.” “Now imagine you’re traveling somewhere in a windowless train. But you don’t know where you’re going. Then someone lets you look out of a secret window and you see the Eiffel Tower approaching. So then ? After that can you make the train not go to Paris, but to Bombay instead ?21 Russians have a particular kind of perpetual return and it differs from the Mexican perpetual return.

The distinction is mainly in the names of the populated areas through which fate moves its heroes and in the psychotropic means which help the heroes go beyond the boundaries of their daily lives. For Mexican magicians and their apprentices, these means are the hallucinogenic peyote cactus, psilocybin mushrooms and complex mixtures made from datura. But for Venechka Yerofeyev and many thousand adepts of his own persuasion this was Kubanskaya Vodka, fortified red wine and complex cocktails made out of nail polish and athlete’s food medicine27. Personally, I’m inclined to believe that the future reveals itself only to those who have agreed with it in advance.”21

48

— Давайте выпьем за Восточную Сибирь. Здесь еще говорят по-русски. Хотя в Иркутске и даже в Бодайбо уже китайцы. За север Восточной Сибири46. Напиться и рухнуть на дороге… Бред! Русский бред!47 Забегая вперед, хочу сказать, что именно этот опыт помог мне впоследствии понять картину Казимира Малевича «Черный квадрат». Я бы только дорисовала в нем несколько крохотных сине-белых точек. Однако Малевич, хоть и называл себя супрематистом, был верен правде жизни — света в российском небе чаще всего нет. И душе не остается ничего иного, кроме как производить невидимые звезды из себя самой — таков смысл полотна35. Русский ум — это европейский ум, затерянный между выгребных ям и полицейских будок без всякой надежды на спасение. Если хочешь, мы уникальные и единственные наследники всего ценного и великого, созданного человечеством. Не только, так сказать, пятый Карфаген, но еще и шестой Метрополис и седьмой Корусант. Опущенный в бездонную и беспросветную ледяную жопу21.

И наверху, на облаках зимних лик Государя огромный высветился.

— ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДЕТИ РОССИИ! — загремело над площадью. Закричали дети ответно, запрыгали, замахали руками. Запрыгала и Марфуша, Государем любуясь. Улыбается он с облаков, смотрят глаза голубые тепло. Как прекрасен Государь Всея Руси! Как красив и добр! Как мудр и ласков! Как могуч и несокрушим!

— С РОЖДЕСТВОМ ХРИСТОВЫМ, ДЕТИ РОССИИ! И вдруг, как по щучьему веленью, сквозь облака, сквозь лицо государя тысячи шариков красных вниз опускаются. И к каждому шарику коробочка блестящая привязана. Ловят дети коробочки, подпрыгивают, тянут шарики к себе. Хватает Марфуша шарик, опустившийся с неба, притягивает к себе коробочку. Хватают коробочки дети, рядом с ней стоящие.

— БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ, ДЕТИ РОССИИ! — гремит с неба. Улыбается Государь. И исчезает. Слезы восторга брызжут из глаз Марфуши. Всхлипывая, прижав коробочку к шубке своей цигейковой, движется она с толпой к Васильевскому спуску мимо храма Василия Блаженного. И как только посвободнее в толпе становится, нетерпеливо раскрывает коробочку блестящую. А в коробочке той — сахарный Кремль! Точное подобие Кремля белокаменного! С башнями, с соборами, с колокольней Ивана Великого!48 —

49 “Let’s all drink to Eastern Siberia. People still speak Russian there. Even though the Chinese are already in Irkutsk and Bodaibo. Here’s to the north of Eastern Siberia !”46 Getting drunk and falling down in the road… gibberish ! Russian gibberish !47 Anticipating later events, I should say that this was the experience that subsequently helped me to understand Kazimir Malevich’s Black Square. I would just have drawn in a few tiny bluish-white dots.

However, Malevich, although he called himself a supremacist, remained faithful to the truth of life — for most of the time there is no light in the Russian sky. And there is nothing left for the soul to do but produce invisible stars from within itself — that is the meaning of his canvas35.

The Russian mind is a European mind and has become lost among dug-out pits and police posts, without any hope of salvation. If you please, we are the unique and solitary inheritors of everything great and good created by humanity. Not just, so to speak, a fifth Carthage but also a sixth Metropolis and a seventh Coruscant. Dropped into a bottomless and impenetrable icy ass21.

And up there, in the winter clouds, a huge visage of the Sovereign shone.

“HELLO, CHILDREN OF RUSSIA!” the voice boomed across the square.

Children shouted out in reply, jumped up and down, waved their hands. Marfusha also jumped up and down in awe of the Sovereign. He smiled from out of the clouds and his blue eyes gazed so warmly. How wonderful the Sovereign of All Russia is! How beautiful and good! How wise and kind! How powerful and indestructible!

“MERRY CHRISTMAS, CHILDREN OF RUSSIA!” And suddenly, as if by magic, thousands of red balloons dropped through the clouds and through the Sovereign’s visage. And tied to each balloon was a small, shining box. The children started grasping for the boxes, jumping up to reach them and pulling the balloons down. Marfusha grabbed a balloon falling from the sky and clasped the box up to her chest. The children standing around her also grabbed boxes.

“BE HAPPY, CHILDREN OF RUSSIA!” boomed the voice from the heavens.

The Sovereign smiled. And vanished.

Tears of ecstasy sprung from Marfusha’s eyes. Sniffling and hugging the box to her lamb’s wool coat, she moved on with the crowd to the Vasilievsky Descent beside St. Basil’s church. And as soon as the crowd became a bit thinner, she unhurriedly opened up the shining box. And inside that box was a Kremlin made out of sugar! An exact copy of the white-stone Kremlin ! With towers and churches and the belfry of Ivan the Great!48 —

50

токмо смотреть на белый Кремль наш, смотреть во все глаза, чтобы он стоял спокойно и никуда не девался, не исчезал, а просто стоял на своем главном месте навсегда на веки вечныя, на месте главного и большого дела, хорошего дела, на которое все пошли, все сподобились, все собрались, чтобы сделать все правильно, хорошо, чтобы быть всем вместе, всем миром все решить и исправить навсегда, на веки вечныя, лишь бы никто не помешал, лишь бы Кремль белый стоял на своем главном месте и можно было смотреть правильно на него, смотреть во все глаза да так, чтобы душа трепетала, чтобы сияла душа, золотом света сияла, света великого, кремлевского, света от которого всем хорошо, всем будет хорошо и так хорошо, что ничего больше и не надобно, не надобно ничего другого, а просто смотри и радуйся, веселись душой своей, пей глазами Кремль белый, ешь глазами Кремль белый, и больше ничего не надобно, а все люди правильные будут тоже стоять рядом с тобой правильно стоять, честно стоять и радоваться, стоять с глазами открытыми, хорошими глазами а в тех глазах у всех будет свой Кремль тысячи миллионы Кремлей белых в глазах правильных людей которые умеют правильно славить и все делать правильно и хорошо и умеют прилежно смотреть на белый Кремль наш родной и святой а другого не надобно токмо бы стоял он на месте своем и ничего бы не мешало а смотреть надобно тихо и спокойно дабы не спугнуть и не разрушить не напрягая глаз а просто чтобы глаз спокойные смотрели смотрели смотрели и все спокойно будет и хорошо и всем будет хорошо и все люди будут счастливы во веки веков ежели токмо научатся правильно смотреть на Кремль белый и ничего другого не надобно не хорошо другое вовсе а токмо смотреть и смотреть смотреть и смотреть48… о, страна моя Россия великая наша страна эти веселые холмы эта пышная, захватывающая охота этот возвышенный имперский, несгибаемый дух страна Шекспира, Винни Пуха и «Битлз» страна Фолкнера, музея Метрополитен и Моби страна футбола, бейсбола, гольфа и поло страна поистине огромных возможностей слава слава России57

Стянул Государь больную, гнилую и разваливающуюся страну, стянул, словно медведя раненого, кровью-сукровицей исходящего. И окреп медведь костью и мясами, залечил раны, накопил жира, отрастил когти. Спустили мы ему кровь гнилую, врагами отравленную. Теперь рык медведя русского на весь мир слышен. Не токмо Китай с Европой, но и за океаном к рыку нашему прислушиваются45. Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла Серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил Государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.

51 only just look at our white Kremlin: look with both eyes so that it stands tranquilly and doesn’t move, doesn’t vanish, but just stands there in its central location forever and for All Eternity. For the main and important principle, a good principle we all embraced, when we all united to do things right and well, staying together to solve and rectify everything once and for all and for All Eternity and for the whole world. So that no one interferes and the white Kremlin stands there in its central location and we can see it properly, looking with both eyes, with our souls trembling and radiating.

With a radiance glimmering of gold, the great Kremlin radiance, a radiance that makes everyone well and everyone will be well and so well that nothing more is needed, nothing else is wanted. Just look and rejoice, exult in your soul, drink in the white Kremlin with your eyes, devour the white Kremlin with your eyes. Nothing else is needed and all righteous people will also stand beside you righteously, stand honestly and rejoice, stand with open eyes, good eyes. And everyone will behold their Kremlin with their eyes, millions and millions of white Kremlins in the eyes of righteous people who know how to praise righteously and to do everything righteously and well and know how to look at our own holy white Kremlin diligently. And nothing else is needed so that it stands just there in its location quietly and tranquilly so as not to frighten anyone off or obliterate, without straining your eyes. Just so your eyes look and look and look tranquilly and everything will be tranquil and good and everyone will be well and all people will be happy for All Eternity if they only just learn to look correctly at the white Kremlin and nothing else will be needed no good to ever look at anything else at all, looking, looking and looking48…

o, country of mine Russia the great our country those happy hills that luxurious, thrilling hunt that exalted imperial unbending spirit country of Shakespeare, Winnie the Pooh and the Beatles country of Faulkner, the Metropolitan Museum and Moby country of football, baseball and polo country of truly enormous opportunity glory glory to Russia57

The Sovereign drew a sick, rotting, collapsing country together, he lassoed it like a wounded bear, dripping blood. And the bear grew strong of bone and muscle, its wounds healed, it put on fat, its claws grew out. And bled the blood that was rotten and poisoned by his enemies. Now the roar of Russian bear is heard throughout the entire world. Not only China and Europe, but lands beyond the ocean heed our roar45.

There are plenty of opponents, that’s true. As soon as Russia rose from the Gray Ashes, as soon as she became aware of herself, as soon as The Sovereign, Father Nikolai Platonovich, laid the foundation of the Western Wall sixteen years ago, as soon as we began to fence ourselves off from the foreign without and the demon within — opponents began to crawl out of the cracks like noxious centipedes.

A truly great idea breeds great resistance. Our state always had enemies inside and out, but the battle was never so intense as during the period of Holy Russia's Revival.

52

Не одна голова скатывалась на Лобном месте за эти шестнадцать лет, не один поезд увозил за Урал супостатов и семьи их, не один красный петух кукарекал на заре в столбовых усадьбах, не один воевода пердел на дыбе в Тайном Приказе, не одно подметное письмо упало в ящик Слова и Дела на Лубянке, не одному меняле набивали рот преступно нажитыми ассигнациями, не один дьяк искупался в крутом кипятке, не одного посланника иноземного выпроваживали на трех желтых позорных «меринах» из Москвы, не одного вестника спустили с башни Останкинской с крыльями утиными в жопе, не одного смутьяна-борзописца утопили в Москва-реке, не одна вдовица столбовая была подброшена родителям в тулупе овчинном нагою — бесчувственной45… На самом деле над каждой войной работает огромное число людей, но их усилия не видны постороннему взгляду. Войны обычно начинаются, когда оркские власти слишком жестоко (а иначе они не умеют) давят очередной революционный протест. А очередной революционный протест случается, так уж выходит, когда пора снимать новую порцию снафов. Примерно раз в год. Иногда чуть реже. Многие не понимают, каким образом оркские бунты начинаются точно в нужное время. Я и сам, конечно, за этим не слежу — но механика мне ясна. В оркских деревнях до сих пор приходят в религиозный ужас при виде СВЧ-печек. Им непонятно, как это так — огня нет, гамбургер никто не трогает, а он становится все горячее и горячее. Делается это просто — надо создать электромагнитное поле, в котором частицы гамбургера придут в бурное движение. Оркские революции готовят точно так же, как гамбургеры, за исключением того, что частицы говна в оркских черепах приводятся в движение не электромагнитным полем, а информационным. Даже не надо посылать к ним эмиссаров. Довольно, чтобы какая-нибудь глобальная метафора — а у нас все метафоры глобальные — намекнула гордой оркской деревне, что, если в ней проснется свободолюбие, люди придут на помощь. Тогда свободолюбие гарантировано проснется в этой деревне просто в видах наживы — потому что центральные власти будут с каждым днем все больше платить деревенскому старосте, чтобы оно как можно дольше не пробуждалось в полном объеме, но неукротимое восхождение к свободе и счастью будет уже не остановить. Причем мы не потратим на это ни единого маниту — хотя могли бы напечатать для них сколько угодно. Мы просто будем с интересом следить за процессом. А когда он разовьется до нужного градуса, начнем бомбить. Не деревню, понятно, а кого нам надо для съемки. Я не вижу в этом особо предосудительного. Наши информационные каналы не врут. Орками действительно правит редкая сволочь, которая заслуживает бомбежки в любой момент, и если их режим не является злом в чистом виде, то исключительно по той причине, что сильно разбавлен дегенеративным маразмом34.

Я, кстати сказать, знаю, почему дело обстоит именно так, и могла бы написать об этом толстую умную книгу. Ее мысль была бы такой35: «Похоже, что события, происходящие с Россией, подчиняются какой-то логике Лобачевского и их смысл — если он есть — открывается только с больших временных дистанций33.

53 More than one head rolled on the block at Lobnoe Mesto during those sixteen years, more than one train carried out foes and their families to the Urals and beyond, more than one red rooster crowed at dawn in a noble's mansion, more than one general farted on the rack in the Secret Department, more than one denunciation was dropped in the Work and Word box at Lubianka, more than one moneychanger had his mouth stuffed with the bills of his ill-gotten gains, more than one clerk was dunked in boiling water, more than one foreign envoy was escorted out of Moscow by three shameful yellow Geldings, more than one reporter was pushed from the tower at Ostankino with goose feathers up his ass, more than one hackneyed rabble-rouser of a writer was drowned in the Moscow River, more than one nobleman’s widow was dumped at her parents’ home, naked and unconscious, wrapped in a sheepskin45…

In fact, there are a great number of people involved in working on each war, but their efforts remain invisible to an outsider. The wars usually start when the Ork authorities are too cruel (which they can’t avoid being) in quelling a new revolutionary protest. And these new revolutionary protests occur when it’s time for us to shoot another set of snuffs — it just happens that way. About once a year. Sometimes a bit less often. Many people can’t figure out why these Ork uprisings begin at just the right time. I don’t follow it myself, but the mechanism is clear to me.

In the Ork villages, they are still aghast at the sight of microwave ovens. They don’t understand how there can be no fire, and nobody touches the hamburger, yet it gets hotter and hotter. It is very easy to do; you have to create an electromagnetic field to set the particles of the hamburger into rapid motion. The Ork revolutions are cooked in the same manner as hamburgers, save that the particles of shit in the Orks’ heads are set into motion not by an electromagnetic field, but by the information field. You don’t even have to send emissaries to them. It’s enough for them to have any kind of global metaphor — and all our metaphors are global — drop a hint to an arrogant Ork village that if love of freedom takes hold there, people will come to their rescue. Then love of freedom will undoubtedly pop up in this village, like a kind of easy money: the central authorities will pay the village headman, more and more, day after day; they will pay to keep love of freedom from manifesting itself fully for as long as possible, but this irrepressible ascent to freedom and happiness is not to be stopped. And we will not spend a single manitou on it, though we could print for them as many as they wish. We just keep watching the process in excitement. And when it develops to the necessary degree, we’ll start bombing. Not the village, naturally, but the ones we need for the filming.

I can’t see anything blameworthy here. Our information channels don’t lie. The Orks are indeed ruled by a rare scoundrel, who well deserve bombing at any moment, and if their regime isn’t pure evil, that is exclusively due to the fact that it’s diluted with moronic idiocy34.

I happen to know why this is the way things are, and I could write a big, thick, clever book about it.

Its basic idea would be as follows35: “It seems that the events taking place in Russia are subject to some kind of Lobachesky logic and their meaning — if there is one — reveals itself only after a large space of time has been traversed33.

54

Реформы — вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано. Здешний «upper rat» мог бы рисовать на своих знаменах не медведя, а эту рыбью голову. Хотя медведь — тоже остроумный выбор: это международный символ экономической стагнации, к тому же есть выражение «брать на лапу». У эскимосов насчитывают тридцать слов для описания разных видов снега, а в современном русском — примерно столько же идиом для обозначения дачи взятки должностному лицу. Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина — иначе, мол, помчался бы слишком быстро... Ох, не знаю. Уже давно не видно никакого исполина, а только нефтяная труба и висящая на ней крыса, делающая себе мистический автокефальный уроборос. Иногда мне кажется, что единственная цель русского существования — тащить ее по заснеженной пустыне, пытаясь найти в этом геополитический смысл и вдохновить им малые народы35. Проблема в том, что новейшая история России растлила народ окончательно и навсегда, без всякой надежды на излечение. Как учить детей честному труду, если вся их вселенная возникла в результате вспышки ослепительного воровства? И честному труду — на кого? На того, кто успел украсть до приказа быть честным? Как сказал один офицер ГАИ, и эти люди запрещают нам ковырять полосатой палочкой в носу… Господа!21 Чует сердце: скоро, скоро в России закончится время дураков — и начнется время других дураков21. Дальше время будет постоянно убыстряться, пока не достигнет такой скорости и напора, что случится непоправимое28. Отчаяние вызывает не смена законов, по которым приходится жить, а то, что исчезает само психическое пространство, где раньше протекала жизнь. Люди, которые годами мечтали о глотке свежего воздуха, вдруг почувствовали себя золотыми рыбками из разбитого аквариума. Так же как Миранду в романе Фаулза тупая и непонятная сила вырвала их из мира, где были сосредоточены все ценности и смысл, и бросила в холодную пустоту. Выяснилось, что чеховский вишневый сад мутировал, но все-таки выжил за гулаговским забором, а его пересаженные в кухонные горшки ветви каждую весну давали по нескольку бледных цветов. А сейчас меняется сам климат. Вишня в России, похоже, больше не будет расти.»24 — Понимаешь… что-то происходит с русской литературой. А что — я пока не могу понять.

— Она гниет? — Наверно.

— Ну так, мы все гнием. Как только человек перестает расти, он начинает гнить.

— Книга — не человек46… только роботы умеют любить им в голову не приходит мысль об измене что может быть крепче привязанности неорганического материала бесстрастного, неподкупного этого сцепления неорганических молекул?

55 The reforms are by no means new. They have been going on here constantly for as long as I can remember. What they essentially come down to is the choice, from all the possible versions of the future, of the one that is the most disgusting. Every time the reforms begin with the declaration that a fish rots from the head, then the reformers eat up the healthy body, and the rotten head swims on. And so everything that was rotten under Ivan the Terrible is still alive today, and everything that was healthy five years ago has already been gobbled up. Instead of a bear, the ‘apparat’ or ‘upper rat’ here could have used a fish head on its banners. Although a bear is a witty choice too: it is the international symbol of economic stagnation, and there is also the Russian expression ‘greasing the paw’. The Eskimos have thirty words for describing different kinds of snow, and modern Russian has about the same number of expressions to describe giving a bribe to a state official.

But Russians still love their country anyway, and their writers and poets traditionally compare this order of things to a weight attached to the foot of a giant — otherwise, they say, he would start rushing along too fast… Oh, but I don’t know about that. I haven’t seen any signs of a giant for a long time, just an oil pipeline with a fat rat hanging over it, giving itself a royal autocephalic uroborus. It sometimes seems to me that the only goal of Russian life is to drag this rat across the snowy wastes, trying to make some geopolitical sense of all this and inspire the minor nations with it35.

The problem is that the new history has corrupted people ultimately and forever, without any hope of curing them. How can you teach children to work honestly if their whole universe resulted in the flash of blinding theft? And to work honestly — for whom? For those who managed to steal before the edict was issued to be honest? As one traffic cop said, and these people won’t allow us to pick our noses with his stripped baton — Now really!21 Our hearts augur: soon, soon the time of fools will come to an end in Russia — and there will begin a time of other fools21. From now on time is going to speed up constantly until it reaches such a velocity and force that something irreversible happens28.

It’s not changes in the laws we have to live by that cause despair; instead, despair results when the psychological space disappears where life used to flow. People who for years had dreamt of a breath of fresh air suddenly felt like goldfish, released when their aquarium broke. Just like what happened to Miranda in Fowles’ novel when a blunt and incomprehensible force pulled them out of a world where all their values and meaning were held and threw them into frigid barrenness. It turns out that Chekhov’s cherry orchard mutated but, nevertheless, stayed alive behind a Gulag fence, while its branches were transplanted into kitchen pots each spring and blossomed in a few pale flowers. But now the climate itself has changed. Cherry trees, it would appear, can no longer grow in Russia.”24 “You see, something is happening to Russian literature. But what that is I can’t quite grasp for sure.”

“It’s rotting?”

“Probably.”

“So what, we all rot. As soon as a person stops growing, he starts rotting.”

“A book isn’t a person.”46 only robots know how to love the thought of betrayal never comes into their minds what can be stronger than the affection of non-organic, dispassionate material, than this incorruptible coupling of non-organic molecules?

56

что проникновеннее электрона? они не хотят ни есть, ни пить смерти не знают искусственное сердце ничем кроме любви-то и не занято даже только любят, надеются скучают, страдают а тут, значит, мальчик один сын друзей сломал себе руку расколол себе локоть врач сказал: это конечно не подлежит лечению вставили металлический сам живее некуда: никаких там клонов в роду наполовину татарин, наполовину еврей а ходит гордый хвастается: я же теперь как киборг и это только начало»59… «Свобода России!» хнычет о «замордованной воле», старообрядческая «Посолонь» бормочет о продажности высших иерархов РПЦ, «Русский Париж» читает книгу Йосафа Бака «Истерическая жестикуляция как способ выживания в современной России», «Русский Рим» передает визгливый обезьяний джаз, «Русский Берлин» — идеологическую дуэль двух непримиримых ублюдков-эмигрантов, «Голос Америки» — программу «Русский мат в изгнании» с похабным пересказом бессмертного «Преступления и наказания»45… И так вдруг захотелось поверить поющему иностранцу, что у нас не будет сожалений и мы еще улетим отсюда в машине времени, хотя давно уже трясемся в поезде, идущем в никуда.

A train to nowhere… A train to nowhere.…30

А там — прямиком до Парижа. Дорога «Гуанчжоу — Париж». С тех пор как все мировое производство всех главных вещей-товаров потихоньку в Китай Великий перетекло, построили эту Дорогу, связующую Европу с Китаем. Десятиполосная она, а под землею — четыре линии для скоростных поездов. Круглые сутки по Дороге ползут тяжелые трейлеры с товарами, свистят подземные поезда серебристые. Смотреть на это — загляденье45. Дело в том, что, по мнению другого учителя Кастанеды — дона Хуана, у всех дорог, где бы они ни пролегали — в мокром осеннем Подмосковье или в горах вокруг пустыни Сонора, есть одна общая черта — все они ведут в никуда27. Несемся мы из аэропорта не в Оренбург, своими пуховыми платками да красавицами узкоглазыми, русско-китайскими знаменитый, а в противоположную сторону45, — гной и мед в этой стране — близнецы братья46.

57 more profound than electron? they don’t get hungry or thirsty don’t know death their artificial hearts aren’t even concerned with anything other than love they only love, hope miss, suffer and, then, over there one boy the son of friends broke his arm shattered his elbow the doctor said: of course this can’t be fixed they put in a metal himself couldn’t be more alive no clones there in the family half Tartar, half Jewish he goes around proud brags now I’m a cyborg and this is only the beginning59…

Freedom for Russia! whines about «persecuted will», the Old Believers’ Posolon grumbles about corruption in the top hierarchy of the Russian Orthodox Church; Russian Paris reads a book by losif Bak, Hysterical Gesticulation as a Way to Survive in Contemporary Russia; Russian Rome plays some kind of shrill monkeylike jazz; Russian Berlin broadcasts an ideological duel between two irreconcilable bastard-mongrel emigrants; The Voice of America has a program called “Russian Expletives in Exile” with an obscene retelling of the immortal work Crime and Punishment45… And suddenly it felt wonderful to believe the singing foreigner

— that we won’t have any regrets and we’ll still fly away from here in a time machine, although for a long time we’ve been shaken about in a train going nowhere.

A train to nowhere … A train to nowhere…30

Out there — cross country all the way to Paris. The Guangzhou-Paris Railway. Ever since production of all major goods and supplies worldwide gradually started slipping over into China the Great, they built this Railway connecting Europe to China. It’s ten tracks wide and under ground —four tracks for express trains. Wagons laden with freight crawl day and night along this Railway, silvery underground trains blow their whistles. It’s a lovely sight to behold45. The thing is that according to Don Juan, another of Castaneda’s disciples, all roads have one and the same feature wherever they go — whether through the wet autumnal regions around Moscow or through the mountains of the Sonora Desert — they all lead to nowhere27.

From the airport we rush not to Orenburg, renown for its goat-hair shawls and slant-eyed, RussianChinese beauties — but in the opposite direction45, — Pus and honey are twin brothers in this country46.

58

— Да как же можно лезть за Стену Мира, если это — Стена Мира? Ведь в самом названии… За ней ведь нет ничего…

— Ну и что, что нет ничего. Нас это должно только радовать.

— А что мы там будем делать?

— Жить.

— А чем нам тут плохо?

— А тем, дурак, что этого «тут» скоро не будет.

— А что будет?

— Вот останься, узнаешь тогда. Ничего не будет26. «короче прощай моя гнусная ненормальная родина не могу поверить что это на самом деле я не вернусь уже никогда что я сорвался с крючка соскочил с нефтяной иглы оборвал провода и уматываю навсегда практически на две с половиной недели»56…

с тех пор прошло уже 24 года в мире все изменилось теперь такая странная везде погода что 24 года назад и не снилось никому

59 “But how? You cannot climb the World Wall — it is a World Wall! The name itself… There's nothing beyond it, nothing…”

“Well, so what if there's nothing there? We should actually be quite happy about it.”

“But what are we going to do there?”

“Live there.”

“Why, what is so bad about this place?”

“Just that very soon there will be no ‘this place,’ you fool.”

“What will remain here then?”

“Stay here and you’ll find out. Nothing.”26 “so good-bye my repulsive crazy homeland i can’t believe that truly i’ll never ever return that i’ve got off the hook slipped off the oil needle torn down the wires and am running away forever practically for two and a half weeks”56…

since 24 years have passed everything in the world has changed now such strange weather is everywhere which 24 years ago no one dreamed of

60

деньги давно отменили нельзя устанавливать на могиле мертвого крест и полумесяц тоже нельзя готовить еду на дому практически у каждого под кожей лежит микрочип у кого микрочипа нет, тот не ест53 стандартный набор продуктового ларька: сигареты «Родина» и папиросы «Россия», водка «Ржаная» и «Пшеничная», хлеб черный и белый, конфеты «Мишка косолапый» и «Мишка на Севере», повидло яблочное и сливовое, масло коровье и постное, мясо с костями и без, молоко цельное и топленое, яйцо куриное и перепелиное, колбаса вареная и копченая, компот вишневый и грушевый, и наконец — сыр «Российский»45.

— Но вот что значит быть «русским»?

— Никакой специализации, связанной с этим, нет. Наша старинная русская традиция как раз и строилась вокруг того, что не имела ничего своего, кроме языка, на котором происходило осмысление этого «ничего»34.

— А на что похожа русская душа? Я задумалась.

— На кабину грузовика. В которую тебя посадил шофер-дальнобойщик, чтобы ты ему сделала минет. А потом он помер, ты осталась в кабине одна, а вокруг только бескрайняя степь, небо и дорога. А ты совсем не умеешь водить…

— По-моему, в этом много красоты.

— В чем? В скелете рядом?

— Нет, — ответила я. — В русской душе. Представь, ты совсем не умеешь водить, а вокруг степь и небо. Я люблю Россию.

— А что именно ты в ней любишь? Некоторое время я обдумывала этот вопрос. Потом не очень уверенно ответила: — Русский язык35. Смотрит в огонь. А там горит книга Федора Михайловича Достоевского «Идиот». Занялась с торцов, обложка уж дымится. Снова делает ясновидящая знак слуге. Бросает он в огонь еще одну книгу: Лев Николаевич Толстой «Анна Каренина». Падает книга увесистая в угольный жар оранжевый, лежит, лежит, а потом сразу вся и вспыхивает.

— Пускай пришлет мне семян папоротника, сельди балтийской и книг. А то я свои уже все пожгла. — А каких именно книг? — спрашиваю. — Русских, русских45…

61 they abolished money long ago you can put a cross on top of a dead man’s grave or even a crescent you can’t cook at home practically everyone has a microchip imbedded under his skin he who doesn’t have a microchip doesn’t eat53 the standard selection of a food kiosk: Rodina brand cigarettes and Russia brand cardboard-filtered papirosy, rye vodka, wheat vodka, white bread, black bread, two brands of chocolates — Mishka the Bear and Mishka in the North — apple jam, plum jam, butter and vegetable oil, meat with and without bones, whole and baked milk, chicken eggs and quail eggs, boiled and smoked sausage, cherry and pear drink and finally — Russian brand cheese45.

“So what does it mean to be Russian?”

“There’s no specialization required.”

Our age-old Russian tradition was specifically built around those who had nothing of their own other than a language which invented the concept of this nothing34.

“And what is the Russian soul like?” I thought about it.

“Like the cab of a long-distance truck. The driver took you in so that you could give him a blowjob.

And then he died, so you’re left in the cab on your own, surrounded by nothing but the boundless steppe, the sky and the road. And you have no idea how to drive.”

“I think there’s a lot of beauty in it.”

“In what? In the skeleton riding beside you?”

“No,” I replied. “In the Russian soul. Just imagine, you have absolutely no idea how to drive, and you’re surrounded by the open steppe and the sky. I love Russia.”

“And what exactly is it about her that you love?”

I pondered that question for a while. Then I replied rather uncertainly: “The Russian language.”35 She stares into the fire. Fyodor Mikhailovich Dostoevsky’s The Idiot is burning. It started with the ends, now the cover is smoking. The clairvoyant again signals the servant. He tosses another book on the fire: Lev Nikolaevich Tolstoy’s Anna Karenina; it lies there awhile, then suddenly flares up.

“Tell them to send me fern seeds, Baltic herring, and books. I’ve burned all of mine” “What kind of books specifically?” I ask. “Russian, Russian…”45

62

Народ у нас книгу уважает. В левой створе — православная литература, в правой — классика русская, а посередь — новинки современных писателей. Сперва разглядываю новинки прозы отечественной: Иван Коробов «Береза белая», Николай Воропаевский «Отцы наши», Исаак Эпштейн «Покорение тундры», Рашид Заметдинов «Россия — родина моя», Павел Олегов «Нижегородские десятины», Савватий Шаркунов «Будни Западной Стены», Иродиада Денюжкина «Друг мой сердечный», Оксана Подробская «Нравы детей новых китайцев»45. Отхлебнув чаю с малиной, просматриваю новости: на северо-кавказском участке Южной Стены опять воровство приказных и земских, дальневосточная Труба так и будет перекрыта до челобитной от японцев, китайцы расширяют поселения в Красноярске и Новосибирске, суд над менялами из Уральского казначейства продолжается, татары строят к Юбилею Государя умный дворец, мозгляки из Лекарской академии завершают работы над геном старения, Муромские гусляры дадут два концерта в Белокаменной, граф Трифон Багратионович Голицын побил свою молодую жену, в январе в Свято-Петрограде на Сенной пороть не будут, рубль к юаню укрепился еще на полкопейки45… …Рождественские молебны учащихся церковно-приходских школ. Всероссийский конкурс ледяной скульптуры коня государева Будимира. Лыжный забег с китайскими роботами48. На пятом басит Борух Гросс про Америку, ставшей подсознанием Китая, и про Китай, ставший бессознательным России, и про Россию, которая до сих пор все еще является подсознанием самой себя45. Я переключил программу еще раз и увидел юное существо с крестом на груди и айпэдом в руке. Глядя в айпэд и встряхивая янтарными кудрями, существо читало стихи: — Я твои озера лайкал, Фолловил поля. Ты и фича, ты и бага, Родина моя!21 Сумма всех новостей сообщает о непостоянстве мира. Сказано звонко, но скорей уж она сообщает о том, что в мире не меняется ничего. Ничего и никогда. Просто эта неизменность все время замаскирована под перемены. Я даже задумался ненадолго, как могла бы выглядеть суммарная ежегодная новость. …презентация вагины-20ХХ Какая она, новая вагина, вобравшая в себя ритм времени и мировые твиттер тренды? Весь мир в эти минуты смотрит на экраны с ужасом и надеждой… …Вот… #ужебылоподсолнцем Можно подумать, мы этого не знали без ваших хэш-тэгов, п@цаны. Еще три тысячи лет назад знали. Эх21…

63 Our people respect books. On the left side there’s Orthodox Church literature; on the right the Russian classics; and in the middle, the latest works by contemporary writers. First I look over the prose of our country’s contemporary writers: Ivan Korobov’s White Birch; Nicolai Voropaevsky’s Our Fathers; Isaak Epstein’s The Taming of the Tundra; Rashid Zametdinov’s Russia – My Motherland; Pavel Olegov’s The Nizhny Novgorod Tithe; Savvaty Sharkunov’s Daily Life of the Western Wall; Irodiada Deniuzhkina’s My Heart’s Friend; Oksana Podrobskaya’s The Mores of New Chinese Children45.

Sipping tea with raspberries, I watch the news: departmental clerks and district councils in the North Caucasus section of the Southern Wall have been stealing again. The Far Eastern Pipeline will remain closed until there’s a petition from the Japanese. The Chinese are enlarging their settlements in Krasnoyarsk and Novosibirsk. The trial of the moneychangers from the Urals Treasury continues. The Tartars are building a smart palace in honor of the Sovereign’s anniversary. Those featherbrains from the Healer’s Academy are completing work on aging gene. The Muromsk psaltery players will give two concerts in our Whitestone Kremlin. Count Trifon Bagrationovich Golitsyn beat his young wife. In January there will be no flogging on Sennaya Square in St. Petrograd. The ruble’s up another halfkopeck against the yuan45… …Сhristmas services for students in parochial schools. All-Russian competition for sculpting ice figures of the Sovereign’s horse Budimir. Ski race with Chinese robots48. On radio station five Boruch Gross’ deep voice talks about how America has become China’s subconscious, how China has become Russia’s unconscious and how Russia so far is still its own subconscious45.

I switched channels again and saw a strange creature with a cross on its chest and an iPad in its hand.

Looking at the iPad and shaking out its amber, curly hair, the creature read poetry: i iliked your lakes ifollowed your fields you are feature, you are flaw native land of geeks!21 The cumulative news tells us how fickle the world is. It’s broadcast loud and clear, but most of all it tells us how nothing in the world ever changes. Nothing. Ever. This immutability has always just been camouflaged under the guise of change. I even briefly reflected on how the cumulative news could look for an entire year. …a presentation of Vagina-20XX What kind is it, a new vagina, absorbing the rhythm of time and worldwide Twitter trends? In these moments the whole world watches its screens with hope and fear… …So… #sowhatelseisnew?

You could think we didn’t know this without your h@sh-tags, boys. We knew it three thousand year ago. Oh21…

64

Медлю, проезжая по Ордынке. Сколько здесь китайцев, Боже мой45… Китаец автоматически перевел взгляд по направлению кивка. Там, метрах в ста от самоката стоял огромный конь, высотой с трехэтажный дом. Серый в яблоках, он был запряжен в санный поезд, везущий четыре широких вагона — один зеленый, пассажирский и три синих, грузовых. Укрытый красной попоной, конь стоял, шумно пуская пар из широченных ноздрей. Вороны кружили над ним и сидели на его красной спине. Белая грива коня была красиво заплетена, упряжь сверкала на солнце стальными кольцами47. Поживем, поживем. Да и другим дадим пожить. Жизнь горячая, героическая, государственная. Ответственная. Надо служить делу великому. Надобно жить сволочам назло, России на радость… Конь мой белый, по годи… не убегай… куда ты, родимый… куда, бело гривый… сахарный конь мой… живы, ох, живы живы кони, живы люди… все живы покуда… все вся опричнина… вся опричнина родная. А покуда жива опричнина, жива и Россия. И слава Богу45. Сон все тот же: иду по полю бескрайнему, русскому, за горизонт уходящему, вижу белого коня впереди, иду к нему, чую, что конь этот особый, всем коням конь, красавец, ведун, быстроног; поспешаю, а догнать не могу, убыстряю шаг, кричу, зову, понимаю вдруг, что в том коне — вся жизнь, вся судьба моя, вся удача, что нужен он мне как воздух, бегу, бегу, бегу за ним, а он все так же неспешно удаляется, ничего и никого не замечая, навсегда уходит, уходит от меня, уходит навеки, уходит бесповоротно, уходит, уходит, уходит45… А бабка уж тут как тут: едва молитву утреннюю прочла, сразу и печь топить принялась. Теперь уже все в Москве печи топят по утрам, готовят обед в печи русской, как Государь повелел. Большая это подмога России и великая экономия газа драгоценного48. В избе было чисто, тепло и светло от висящей над столом лампы дневного света. В большой русской печке трещали дрова. В яслях возле печки стояли двое телят48. Последний вопрос. Не задавал я ей его никогда, а сегодня что-то пробило на него. Настрой серьезный. Собираюсь с духом.

— Ну, чего еще тебе?

— Что с Россией будет? Молчит, смотрит внимательно. Жду с трепетом.

— Будет ничего45. Доктор, придя в себя, сидел несколько долгих минут в оцепенении. Пенсне болталось у него на груди, нос, казалось, еще больше вырос и внушительно нависал над губами. Вдруг доктор резко встал, размашисто перекрестился и громко произнес: — Господи, слава Тебе! И тут же разрыдался, как ребенок, упал на колени, уронив лицо в ладони47, поняв, что Перхуша его окончательно и навсегда бросил, что в Долгое он так и не попал, что вакцину-2 не довез и что в его жизни, в жизни Платона Ильича Гарина, теперь, судя по всему, наступает нечто новое, нелегкое, а вероятнее всего — очень тяжкое, суровое, о чем он раньше и помыслить не мог47.

65 I slow down as I drive down Ordynka Street. Good Lord, how many Chinese there are here45… The Chinaman automatically turned his gaze in the direction of the nod. About a hundred meters away from the sleigh there was a huge horse as tall as a three-story building. Grey in the sky, it was harnessed to the sleigh with four wide cars — a green passenger one and three blue freight wagons.

Its back covered with a red blanket, the steed loudly snorted a mist out of his gigantic nostrils.

Ravens circled above the horse and landed on his red back. The stallion’s white mane was braided beautifully and the harnessing with its steel bells sparkled in the sun47.

We’ll live, we’ll live. And we'll let others live as well. A passionate, heroic, government life. Important.

We have to serve the great ideal. We must live to spite the bastards, to rejoice in Russia… My white stallion, wait… don't run away… where are you going my beloved… where, my white-maned… my sugar stallion… we're alive… oh… horses alive… people alive… all alive till now… everyone… the entire oprichnina… our entire kindred oprichnina. And as long as the oprichniks are alive, Russia will be alive. And thank God45.

Always the same dream: I’m walking across an endless field, a Russian field. Ahead, beyond the receding horizon, I spy a white stallion; I walk toward him, I sense that this stallion is unique, the stallion of all stallions, dazzling, a sorcerer, fleet-footed; I make haste, but cannot catch up to him, I quicken my pace, shout, call to him, and realize suddenly: this stallion contains all life, my entire destiny, my good fortune, that I need him like the very air; and I run, run after him, but he recedes with ever-measured pace, heeding no one and nothing, he is leaving me, leaving for ever, everlastingly, irrevocably, leaving, leaving, leaving45…

The old woman scuttled about: hardly had she read the morning prayer than she rushed off to light the fire in the stove. Everyone in Moscow now lights their stoves in the morning, cooks lunch in a Russian stove, just as the Sovereign commanded. It helps Russia and saves on expensive gas48. The hut was clean, warm and bright, with a fluorescent light hanging over the table. Firewood crackled in the big Russian stove. Two calves stood in the manger beside the stove48.

One final question. I had never asked her, but today something made me. I was in a serious frame of mind. I gathered up my courage.

“So, what else do you need?”

“What’s going to happen to Russia?”

She didn’t answer and just looked out of the window intently. I waited anxiously.

“Nothing’s going to happen.”45 Coming to, the doctor just remained sitting in a stupor for several long minutes. His pince-nez swung at his chest, it seemed that his nose had grown larger and now protruded imposingly above his lips. Suddenly the doctor stood up, crossed himself with a flourish and loudly proclaimed: “Praise be to Thee, O Lord!”

And right then and there, like a child, he broke down in tears, fell on his knees and covered his face with his hands47, suddenly realizing that Perkhuscha had abandoned him once and for all, that he had never even gotten to Dolgoe, that he hadn’t brought Vaccine-2 and that something new — something difficult and, in all likelihood, more grave and severe than he could have ever imagined — was apparently starting in his, Platon Ilych Garin’s, life47.

66

ЧИСТАЯ РУНА

67

BLANK RUNE

68

25. НЕПОЗНАВАЕМОЕ. БОГ ОДИН (Чистая Руна). Пустота — это конец, пустота — это начало. Здесь Непознаваемое сообщает вам, что оно пришло в движение в вашей жизни. В этой незаполненности содержится мощный потенциал. Пустая и одновременно полная содержания, она охватывает полноту бытия, все, что должно осуществиться. Благоприятствование происходящему и готовность к нему — требования этой Руны. Ведь как можно установить контроль над тем, что еще не оформилось? Эта Руна часто требует акта мужества, подобного прыжку в пустоту с пустыми руками. Ее появление — прямое испытание вашей веры. С одной стороны. Чистая Руна представляет кармические силы — полную сумму того, что вами совершено, и границы того, чем вы являетесь и станете. С другой стороны, эта Руна учит, что даже долги старой кармы смещаются и изменяются одновременно с тем, как изменяетесь и развиваетесь вы. Ничто не предопределено: нет ничего такого, чего нельзя было бы избежать23.

Вдруг установилась тишина и оказалось, что в России не так темно в этот час. Стояла полная луна. Шоссе слегка серебрилось. Изгиб речки под насыпью серебрился сильно. Отчетливо был виден крутой хлебный холм и за ним поселение с развалинами церкви1. Храм же, созидаемый в Небесном Кремле, именуется обителью Звенты-Свентаны… Эта великая Женственная Сущность ныне стала уже существом одного из высочайших миров Шаданакара. В Энрофе она не примет плоти никогда, но родится в Небесной России, приняв человекоподобный облик. Это будет не царица наша и не богиня — свет, благодать и божественная красота2. А тем временем и шепни мне, из церкви выходя, одна наша старица, на покаянии у нас жила за пророчество: «Богородица что есть, как мнишь?» «Великая мать, отвечаю, упование рода человеческого». «Так, говорит, Богородица — великая мать сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная и всякая слеза земная — радость нам есть; а как напоишь слезами своими под собой землю на пол-аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься. И никакой, никакой, говорит, горести твоей больше не будет, таково, говорит, есть пророчество»13. Россия, Страна моя — Ты — та самая, Облеченная солнцем Жена, К которой Возносятся Взоры… Вижу явственно я: Россия, Моя, — Богоносица, Побеждающая Змия4… Исторически же, через осуществление этого великого Женственного Духа в Розе Мира начнется преобразование государственности всех народов в братство всех. В этом Российскому синклиту помогают и будут помогать все синклиты метакультур, а Синклит Мира примет от них и продолжит их труд, чтобы завершить его всемирным бого-человечеством2.

— Я, знаешь ли, недавно прочел твою книгу «Мы — русские?» Сногсшибательно!1

69 25. UNFATHOMABLE. GOD ODIN (Blank Rune). The void is the end, the void is the beginning. Here the unfathomable tells you that it has come into play in your life. This unfathomability contains a potent prospective. Blank and yet full of meaning, this Rune encompasses the fullness of existence, everything that is to be. The requisites of this Rune are an affinity for what has already happened and a willingness to accept it. How else can you establish control over what hasn’t yet been formed ? This Rune often demands acts of courage, such as leaping into the void empty-handed. Its appearance means a direct trial of your faith. On the one hand, the Blank Rune represents karmic forces — the total sum of everything you have achieved and of the limits to everything that you are and will be. On the other hand, this Rune teaches us that even the debts of old karma shift and change simultaneously as your change and develop. Nothing is predetermined: there isn’t anything that you couldn’t possibly elude23.

Silence suddenly descended and it seemed not all that dark in Russia at that hour. There was a full moon. The highway silvered slightly. The bend in the stream beneath the bank silvered noticeably.

A steep fertile hill was distinctly visible and beyond — a village with the ruins of a church1. As for the temple being erected in the Heavenly Kremlin, it is called the Sanctum of Zventa-Sventana…

That great Feminine Essence has by now already entered one of the highest worlds of Shadanakar.

She will never incarnate physically in Enrof but will be born in Heavenly Russia and assume human form. She will not be our queen or goddess: she will be Light, divine grace, and celestial beauty2.

And at that time an old woman who was living in the convent doing penance for prophesying the future, whispered to me as she was coming out of church, “What is the mother of God? What do you think?” “The great mother,” I answer, “the hope of the human race.” “Yes,” she answered, “the mother of God is the great mother the damp earth, and therein lies great joy for men. And every earthly woe and every earthly tear is a joy for us; and when you water the earth with your tears a foot deep, you will rejoice at everything at once, and your sorrow will be no more, such is the prophecy.”13

Russia, Country of mine — You are that same Wife lightened by the sun, To whom Glances Are raised…

I see you clearly: Russia, Of mine, — Carrying God You slew the dragon4…

In historical terms, it is through the manifestation of the Great Feminine Spirit in the Rose of the World that the transformation of the governments of all peoples into a global community will begin.

In all that, the Russian Svnclite is being helped by the Syndites of all the metacultures. In turn, the World Svnclite will inherit and continue their work, so as to crown it with the appearance of a global theohumankind2.

“You know, not long ago I read your book, Are We Russians ? It’s Stunning !1

70 Сверхнароду российскому предстоит рано или поздно стать во главе созидания интеррелигии и интеркультуры. Возможно, что в дальнейшем ведущие роли в этом процессе перейдут к другим народам, но задача закладывания основ ляжет, по-видимому, именно на его плечи2. Ведь жила Россия своим умом тысячу лет, и неплохо выходило, достаточно на карту мира посмотреть. А теперь нам, значит, пора в плавильный котел, потому что кто-то хорошо торганул цветами. Это мы еще посмотрим, кому туда пора. Если кто-то сильно хочет нас переплавить, может оказаться, что мы ему самому поможем расплавиться в черный дым. Чем, у нас есть, и долго еще будет!35 Россия, мощь, границы империи, флаг на всех широтах мира, XXI век — век русских!1 Москва, и град Петров, и Константинов град — Вот царства русского заветные столицы… Но где предел ему? и где его границы — На север, на восток, на юг и на закат? Грядущим временам судьбы их обличат… Семь внутренних морей и семь великих рек… От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная… Вот царство русское… и не прейдет вовек, Как то провидел Дух и Даниил предрек62. Вся страна образует теперь кругом Москвы на сотни верст сплошное сельскохозяйственное поселение, прерываемое квадратами общественных лесов, полосами кооперативных выгонов и огромными климатическими парками9: Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»11.

— Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест10. Первозданная природа вливается сюда через искусно замаскированные проемы в стенах. Вливается и дополняется замечательными имитациями. Каждый шаг открывает новые головокружительные перспективы. У большинства посетителей возникает здесь особая эйфория, необычное состояние духа1.

— В конечном счете смысл нашего существования — тратить энергию… И по возможности, знаете ли, так, чтобы и самому было интересно, и другим полезно49. Пучины любви, неиссякаемые родники творчества кипят за порогом сознания каждого из нас. Религия итога будет стремиться разрушить эту преграду, дать пробиться живым водам сюда, в жизнь.

71 The Russian supernation sooner or later will be tasked with heading the creation of interreligion and interculture. It’s possible that the leading roles in this process will pass to other peoples in the distant future, but the job of laying the foundations, apparently, will fall specifically on its shoulders2.

After all, for a thousand years Russia decided for itself how to live, and it worked quite well, you only have to look at the map to see that. And now they say it’s time for us to go into the melting pot. We’ll see whose turn it is for the melting-pot. If someone wants to melt us down that badly, maybe we’ll be the ones to send him up in black smoke. We still have the means, and we will for a long time yet !35 Russia, strength, frontiers of the empire, a flag for all latitudes of the world, the 21st century is the century of Russians !1 Moscow and Peter’s town, the city of Constantine, These are the cherished capitals of the Russian monarchy.

But where is their limit? And where are their frontiers To the north, the east, the south and the setting sun?

The Fates will reveal them to future generations.

Seven internal seas and seven great rivers From the Nile to the Neva, from the Elbe to China, From the Volga to the Euphrates, the Ganges to the Danube.

This is the Russian kingdom and it will never pass away, Just as the Spirit foretold and prophet Daniel62.

The whole country will now form entire agrarian settlements for hundreds of miles around Moscow, broken by sections of communal forests, strips of cooperative pastures and huge climatic parks9: The cornfield shines with golden hues. The meadow is decked with flowers; hundreds, thousands of blossoms are waving on the copse encircling the meadow, and the forest which rises behind the copse grows green, and whispers and gleams with flowers; fragrance is wafted from the cornfield, from the meadow, from the copse, from the flowers that fill the forest. Little birds are flying from twig to twig, and thousands of voices come forth from the branches with the fragrance; and beyond the cornfield, the meadow, the copse, the forest, are other cornfields shining in gold, other meadows decked with flowers, other copses thick with blossoms, stretching away to the distant mountains covered with forests, gleaming in the sun, and on their summits, here and there, bright, silvery, golden, purple, translucent clouds, changing and casting on the horizon their brilliant blue shadows; the sun mounts on high; it rejoices, and nature rejoices; it pours forth light and warmth, fragrance and song, love and tenderness, into the heart; a song of joy and tenderness poureth forth; of love and goodness from the heart: “Oh, earth ! oh, sun ! oh, happiness ! oh, joy ! oh, love ! oh, love so goldenbeautiful, like morning clouds on yonder heights !”11 All Russia is our orchard. The land is great and beautiful, there are many marvellous places in it10. Primeval nature flows in here through neatly masked openings in the walls. It flows in and is intensified by remarkable imitations. Each step opens up new, dizzying sights. Most visitors feel a particular euphoria, an unusual spiritual dimension1.

“So, really, the meaning of our existence is to expend energy… And, if possible, you know, so that it’s fun for yourself and it helps others49. A sea of love, an inexhaustible wellspring of creativity, bubbles behind the consciousness of each one of us. The sum religion will seek to remove that barrier and allow those healing waters to wash over our life. A creative attitude toward everything will appear among the generations raised under it, and even labor will cease to be burden.

72

В поколениях, ею воспитанных, раскроется творческое отношение ко всему, и самый труд станет не обузой, но проявлением неутолимой жажды создавать новое, создавать лучшее, творить свое. Все последователи Розы Мира будут наслаждаться творческим трудом, обучая этой радости детей и юношество. Творить во всем: в слове и в градостроительстве, в точных науках и в садоводстве, в украшении жизни и в ее умягчении, в богослужении и в искусстве мистериалов, в любви мужчины и женщины, в пестовании детей, в развитии человеческого тела и в танце, в просветлении природы и в игре2.

— Но вам, еще не освободившимся от возрастного эгоцентризма и переоценки своего «я», следует ясно представить, как много зависит от вас самих, насколько вы сами — творцы своей свободы и интереса своей жизни. Выбор путей у вас очень широк, — но эта свобода выбора вместе с тем и полная ответственность за выбор69. Мы учим вас гораздо большему счастью отказа, счастью помощи другому, истинной радости работы, зажигающей душу. Мы помогали вам освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести свои радости и огорчения в высшую область — творчества69. И вот началась эйфория. Подняв руки к небу, Андрей Арсениевич Лучников стоял посреди странного мира и чувствовал себя ошеломляюще счастливым. Система зеркал, отсутствие плоти, акустика, электронная пакость, но так или иначе я вижу ее и она видит меня. Отец, сын, любовь, прошлое и будущее — все соединилось и взбаламутилось непонятной надеждой. Остров и Континент. Россия… Центр жизни, скрещенье дорог1.

Настал какой-то волшебный рай, в котором царствовало безмерное и беспримесное блаженство43: О, все было точно так же, как у нас, но, казалось, всюду сияло каким-то праздником и великим, святым и достигнутым наконец торжеством. Ласковое изумрудное море тихо плескало о берега и лобызало их с любовью, явной, видимой, почти сознательной. Высокие, прекрасные деревья стояли во всей роскоши своего цвета, а бесчисленные листочки их, я убежден в том, приветствовали меня тихим, ласковым своим шумом и как бы выговаривали какие-то слова любви. Мурава горела яркими ароматными цветами. Птички стадами перелетали в воздухе и, не боясь меня, садились мне на плечи и на руки и радостно били меня своими милыми, трепетными крылышками. И наконец, я увидел и узнал людей счастливой земли этой. Они пришли ко мне сами, они окружили меня, целовали меня. Дети солнца, дети своего солнца, — о, как они были прекрасны! Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста, можно бы было найти отдаленный, хотя и слабый отблеск красоты этой. Глаза этих счастливых людей сверкали ясным блеском. Лица их сияли разумом и каким-то восполнившимся уже до спокойствия сознанием, но лица эти были веселы; в словах и голосах этих людей звучала детская радость. О, я тотчас же, при первом взгляде на их лица, понял все, все! Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и наши согрешившие прародители, с тою только разницею, что вся земля здесь была повсюду одним и тем же раем. Эти люди, радостно смеясь, теснились ко мне и ласкали меня; они увели меня к себе, и всякому из них хотелось успокоить меня. О, они не расспрашивали меня ни о чем, но как бы все уже знали, так мне казалось, и им хотелось согнать поскорее страдание с лица моего12.

73 Rather, it will become the outward expression of an unquenchable desire to create new things, better things, and to create of oneself. All the Rose of the World’s followers will enjoy creative work, teaching its joys to children and teenagers. They will be creative in everything they do: writing, architecture, science, gardening, the decoration and tempering of daily life, religious service and religious drama, the love between man and woman, childrearing, physical exercise and dance, the enlightenment of nature, and play.”2 “You, who have not yet freed yourselves of the egocentrism of youth or of an overestimation of your own ego must get a clear understanding of how much depends on your own selves, to how great an extent you are the creators of your own freedom and of an interest in life. Many roads are open to each of you and this freedom of choice carries with it full responsibility for that choice69. We have taught you the greater pleasure of austerity, the pleasure of helping one another, the genuine joy of work that sets the heart on fire. We have helped you liberate yourselves from the power of petty strivings and petty things and carry your joys and disappointments to a higher sphere, the sphere of creative activity69.”

And so the euphoria started. Raising his arms to the skies, Andrei Arsenievich Luchnikov stood among a strange world and felt stupefyingly happy. A system of mirrors, a lack of body, acoustics, electronic hogwash, but, whatever the case, I see her and she sees me. Father, son, love, the past and future — everything got combined and stirred up in some kind of inexplicable hope. The Island and the Continent. Russia… The Center of life, a crossing of roads1.

And it came a kind of magical paradise with an infinite and absolute bliss reigning there43: Oh, everything was exactly as it is with us, only everything seemed to have a festive radiance, the splendor of some great, holy triumph attained at last. The caressing sea, green as emerald, splashed softly upon the shore and kissed it with manifest, almost conscious love. The tall, lovely trees stood in all the glory of their blossom, and their innumerable leaves greeted me, I am certain, with their soft, caressing rustle and seemed to articulate words of love. The grass glowed with bright and fragrant flowers. Birds were flying in flocks in the air, and perched fearlessly on my shoulders and arms and joyfully struck me with their darling, fluttering wings. And at last I saw and knew the people of this happy land. That came to me of themselves, they surrounded me, kissed me. The children of the sun, the children of their sun — oh, how beautiful they were! Never had I seen on our own earth such beauty in mankind. Only perhaps in our children, in their earliest years, one might find some remote faint reflection of this beauty. The eyes of these happy people shone with a clear brightness. Their faces were radiant with the light of reason and fullness of a serenity that comes of perfect understanding, but those faces were gay; in their words and voices there was a note of childlike joy. Oh, from the first moment, from the first glance at them, I understood it all! It was the earth untarnished by the Fall; on it lived people who had not sinned. They lived just in such a paradise as that in which, according to all the legends of mankind, our first parents lived before they sinned; the only difference was that all this earth was the same paradise. These people, laughing joyfully, thronged round me and caressed me; they took me home with them, and each of them tried to reassure me. Oh, they asked me no questions, but they seemed, I fancied, to know everything without asking, and they wanted to make haste to smoothe away the signs of suffering from my face12.

74

Потому что Земля — не только наша мать; в каком-то глубочайшем смысле, которого ещe нельзя изъяснить, она — и наша возлюбленная. Следует вспоминать завет Достоевского, заклинавшего нас целовать землю, и расширить этот завет, дав возможность нашим ногам целовать землю постоянно, при каждом шаге. Этой удвоенной радостью — радостью от прикосновения стихий и радостью от сквозящих за ними светлых стихиалей — пронижутся игры, танец, омовение, спорт, полевой труд, цветоводство и огородничество, воспитание животных, туризм, вся физическая культура. Это и будет культ стихиалей, мирный и веселый культ, полный счастья. Он будет сопряжeн с посадкой деревьев и цветов, с расчисткой зарослей, с богослужением Солнцу и Земле, с посвященными стихиалям народными действами2. Новые вырастут сосны На ладонях твоих полей. И, как белки, желтые весны Будут прыгать по сучьям дней. Синие забрезжут реки, Просверлив все преграды глыб. И заря, опуская веки, Будет звездных ловить в них рыб. Говорю тебе — будет время, Отплещут уста громов; Прободят голубое темя Колосья твоих хлебов. И над миром с незримой лестницы, Оглашая поля и луг, Проклевавшись из сердца месяца, Кукарекнув, взлетит петух14. Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы, лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше, на краю горизонта к северо-западу, двойной хребет высоких гор. Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь, все дни их проходят, день за днем, в ласках и песнях любви11. Они были резвы и веселы как дети. Они блуждали по своим прекрасным рощам и лесам, они пели свои прекрасные песни, они питались легкою пищею, плодами своих деревьев, медом лесов своих и молоком их любивших животных. Для пищи и для одежды своей они трудились лишь немного и слегка. У них была любовь и рождались дети, но никогда я не замечал в них порывов того жестокого сладострастия, которое постигает почти всех на нашей земле, всех и всякого, и служит единственным источником почти всех грехов нашего человечества. Они радовались являвшимся у них детям как новым участникам в их блаженстве. Между ними не было ссор и не было ревности, и они не понимали даже, что это значит. Их дети были детьми всех, потому что все составляли одну семью. У них почти совсем не было болезней, хоть и была смерть; но старики их умирали тихо, как бы засыпая, окруженные прощавшимися с ними людьми, благословляя их, улыбаясь им и сами напутствуемые их светлыми улыбками. Скорби, слез при этом я не видал, а была лишь умножившаяся как бы до восторга любовь, но до восторга спокойного, восполнившегося, созерцательного12… …Там птичье пение не молкнет ни ночью, ни днем, там ни зимой, ни летом не отцветает жасмин27.

75 For the Earth isn’t just our mother; in some profound sense which still can’t be uttered, it is our beloved. We have to recall the commandment expressed by Dostoevsky who implored us to kiss the earth; we need to broaden that commandment, letting our feet constantly kiss the earth with every step we take. Games, dances, ritual bathing, sports, working in the fields, growing flowers and vegetables, caring for animals, hiking and all other kinds of physical activity will suffuse us with a dual joy – one of contact with destiny and the other from the forces of nature. It will be a cult of the nature forces, a peaceful and cheerful cult full of happiness. It will be practiced alongside the planting of trees and flowers, clearing out weeds, worshiping the Sun and the Earth and ritual acts dedicated to the forces of nature2.

New pines spring up calling to you To look where they’ve rooted themselves in your fields.

Between them yellow of spring darts through Like squirrels leaping about in the branches.

The blue river begins to be seen, Boring through the dark mesh.

And dawn, with eyelids cast down, Holds her catch of starry fish.

To you I say — the time has arrived, As I spit out thunder from my lips, That ripened kernels for your bread Will jut out onto the blue darkness.

And above a world with invisible stairs, His heart pasted to his mouth, the crow Of a rooster suddenly soars Giving notice to marges and meadows14.

The tents of nomads. Around the tents are grazing sheep, horses, camels. Afar lies the forest, olives, and fig-trees. Still further, further, at the edge of the horizon, towards the north-west,is a double chain of lofty mountains. The summits of the mountains are covered with snow; their slopes are covered with cedars. But the shepherds are straighter than the cedars; their wives are straighter than the palm-trees, and their days are free from care in this soft, idle existence. They have one concern, — love; all their lives pass, day by day, in caresses and songs of love11.

They were as gay and sportive as children. They wandered about their lovely woods and copses, they sang their lovely songs; their fair was light — the fruits of their trees, the honey from their woods, and the milk of the animals who loved them. The work they did for food and raiment was brief and not laborious. They loved and begot children, but I never noticed in them the impulse of that cruel sensuality which overcomes almost every man on this earth, all and each, and is the source of almost every sin of mankind on earth. They rejoiced at the arrival of children as new beings to share their happiness. There was no quarrelling, no jealousy among them, and they did not even know what the words meant. Their children were the children of all, for they all made up one family. There was scarcely any illness among them, though there was death; but their old people died peacefully, as though falling asleep, giving blessings and smiles to those who surrounded them to take their last farewell with bright and lovely smiles. I never saw grief or tears on those occasions, but only love, which reached the point of ecstasy, but a calm ecstasy, made perfect and contemplative12… …The birds’ singing there never stops, neither at night, nor during the day, the jasmine there never stops blooming, neither in the winter nor in the summer27.

76

Они же и без науки знали, как им жить, и это я понял, но я не мог понять их знания. Они указывали мне на деревья свои, и я не мог понять той степени любви, с которою они смотрели на них: точно они говорили с себе подобными существами. И знаете, может быть, я не ошибусь, если скажу, что они говорили с ними! Да, они нашли их язык, и убежден, что те понимали их. Так смотрели они и на всю природу — на животных, которые жили с ними мирно, не нападали на них и любили их, побежденные их же любовью. Они указывали мне на звезды и говорили о них со мною о чем-то, чего я не мог понять, но я убежден, что они как бы чем-то соприкасались с небесными звездами, не мыслию только, а каким-то живым путем12.

— Отец рассказывал мне, что в его время кое-кто пророчил человечеству вырождение в условиях изобилия. Все-де будут делать машины, на хлеб с маслом зарабатывать не надо, и люди займутся тунеядством. Человечество, мол, захлестнут трутни. Но дело-то как раз в том, что работать гораздо интереснее, чем отдыхать. Трутнем быть просто скучно49. — Обойти всю видимую Вселенную за десять-пятнадцать локальных лет и вернуться на Землю спустя год после старта… Преодолеть Пространство, разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры49… Очертания интеллигенции совпадут с очертаниями человечества2… Откровение льется по многим руслам, и искусство — если и не самое чистое, то самое широкое из них. Поэтому все виды искусства и прекрасный культ оденут Розу Мира звучащими и сияющими покровами2.

— Мы напрягли все усилия для создания идеальных путей сообщения, нашли средства заставить население двигаться по этим путям хотя бы к своим местным центрам и бросили в эти центры все элементы культуры, которыми располагали: уездный и волостной театр, уездный музей с волостными филиалами, народные университеты, спорт всех видов и форм, хоровые общества, все, вплоть до церкви и политики, было брошено в деревню для поднятия ее культуры. Идея путешествий, заимствованная у средневековых цехов, приводила молодого человека в соприкосновение со всем миром и расширяла его горизонты9. — Густая толпа посетителей, внимательно смотрящих и обменивающихся замечаниями, свидетельствовала Кремневу, что изобразительные искусства вошли весьма прочно в обиход крестьянской жизни и встречают подготовленное понимание9. Девушка была воплощением юности, ничего еще не знающей о жизни, но уже полной задумчивого ожидания. С исполнением семнадцатилетия девушка кончала школу и вступала в трехлетний период подвигов Геркулеса, выполняя работу уже среди взрослых. После подвигов окончательно определялись влечения и способности. Тогда следовало двухлетнее высшее образование, дававшее право на самостоятельную работу в избранной специальности. За долголетнюю жизнь человек успевал пройти высшее образование по пятишести специальностям, меняя род работы, но от выбора первой и трудной деятельности — Геркулесовых подвигов — зависело многое. Поэтому они выбирались после тщательного обдумывания и обязательно со старшим советником69. — Чтобы участвовать в кровообращении России, надо стать ее частью1. Веда Конг тихо шла по аллее, углубляясь в рощу широколиственных кленов, шелестевших влажной тяжелой листвой. Первые призраки вечернего тумана пытались подняться с близкого луга, но мгновенно развеивались ветром. Веда Конг думала о подвижном покое природы и о том, как удачно выбираются всегда места для постройки школ. Важнейшая сторона воспитания — это развитие острого восприятия природы и тонкого с ней общения. Притупление внимания к природе — это, собственно, остановка развития человека, так как, разучаясь наблюдать, человек теряет способность обобщать.

77 They without science knew how to live; and that I understood, but I could not understand their knowledge. They showed me their trees, and I could not understand the intense love with which they looked at them; it was as though they were talking with creatures like themselves. And perhaps I shall not be mistaken if I say that they conversed with them. Yes, they had found their language, and I am convinced that the trees understood them. They looked at all Nature like that — at the animals who lived in peace with them and did not attack them, but loved them, conquered by their love. They pointed to the stars and told me something about them which I could not understand, but I am convinced that they were somehow in touch with the stars, not only in thought, but by some living channel12.

“My father told me that in his time someone had predicted that mankind would degenerate under conditions of abundance. Machines, they say, will make everything, you won’t have to earn your daily bread and butter, and people will become parasites. Drones, it seems, will flog mankind. But the thing is that it’s much more interesting to work than to play. Being a drone is just boring49. — To go around the entire Universe in ten or fifteen years local time and return to Earth one year after leaving… Conquer Space, smash the chains of Time, give Foreign Worlds to our generation49…

The borders of the intelligentsia will encompass all of humanity.”2 Revelation flows down from many streams, and if art is not the purest then it is at least the widest of them. Therefore, every art form and a beautiful repertoire of ritual will outfit the Rose of the World with colorful and glittering habiliments2.

“We’ve exerted all possible efforts to create an ideal transport infrastructure, we’ve found out how to make people move around in this system, if only to their local centers, and we’ve thrown all of the essential elements of culture at our disposal into these centers: district and rural theaters, a district museum with rural branches, public universities, sports of all shape and size, choral societies; everything — right down to churches and politics — was thrown into the village to raise its level of cultural awareness. The idea of journeys, borrowed from medieval guilds, brought young people into contact with the entire world and expanded their horizons9. — A thick crowd of visitors — looking and exchanging remarks — made it clear to Kremnev that the fine arts had entered peasant daily life quite strongly and were meeting a ready understanding there9.”

The girl was the incarnation of youth that as yet knew nothing of life but was full of contemplative anticipation. At the age of seventeen the girl was finishing school and starting her three-year period of matriculation tasks, working amongst adults. After the tasks her interests and abilities would be clearly defined. A two-year higher education would follow that would give her the right to independent work in the chosen field. In the course of a long life a man or woman had time to take higher educational courses in five or six different fields, changing work from time to time, but a great deal depended on the choice of the first difficult tasks — the Labours of Hercules, or matriculation tasks. They were chosen after long contemplation and always following the advice of older people69.

— In order to participate in Russia’s blood circulation, you have to become a part of her1.

Veda Kong walked slowly down an avenue that led her deeper into a grove of broad-leaved maples, whose heavy moist foliage rustled dully. The first wraiths of the evening mist were making an effort to rise from a nearby meadow but they were instantly dispersed by the wind. Veda Kong was pondering over the mobile tranquillity of nature and thinking that the sites for the schools were always so well chosen. The development of a keen perception of nature and a sensitive communion with nature were an important part of the child's training. Dulled interest in nature is, in actual fact, an impediment to man's development, for one who has forgotten how to observe will soon lose the ability to generalize.

78

Веда думала об умении учить — драгоценнейшей способности в эпоху, когда, наконец, поняли, что образование, собственно, и есть воспитание и что только так можно подготовить ребенка к трудному пути человека. Конечно, основа дается врожденными свойствами, но ведь они могут остаться втуне, без тонкой отделки человеческой души, создаваемой учителем69.

Я ль в тебя посмею бросить камень? Осужу ль страстной и буйный пламень? В грязь лицом тебе ль не поклонюсь, След босой ноги благословляя, — Ты — бездомная, гулящая, хмельная, Во Христе юродивая Русь!64 Я царствую здесь. Здесь все для меня! Труд — заготовление свежести чувств и сил для меня, веселье — приготовление ко мне, отдых после меня. Здесь я — цель жизни, здесь я — вся жизнь… В моей сестре, царице, высшее счастие жизни, — говорит старшая сестра, — но ты видишь, здесь всякое счастие, какое кому надобно. Здесь все живут, как лучше кому жить, здесь всем и каждому — полная воля, вольная воля11.

— Учтите, дорогой гость, — сказал Туров, — что у нас нет ни войн, ибо воевать нес кем; нет революций, агрессии, кровавых преступлений, и много чего нет, что есть в вашем мире. Мы все живем примерно одинаково дружно. Нет омерзительной жажды наживы и господства одних над другими, что приведет цивилизацию вашего мира к краху… Вы потом и сами поймете, как это у нас устроено. И главный наш принцип: любовь и мудрость. Сочетание этих великих сил спасает нас18.

— Неужели ж это мы? неужели это наша земля? Я слышала нашу песню, они говорят порусски. — «Да, ты видишь невдалеке реку, — это Ока; эти люди мы, ведь с тобою я, русская!»

— «И ты все это сделала?» — «Это все сделано для меня, и я одушевляла делать это, я одушевляю совершенствовать это, но делает это вот она, моя старшая сестра, она работница, а я только наслаждаюсь». — «И все так будут жить?» — «Все, — говорит старшая сестра, — для всех вечная весна и лето, вечная радость11.

— Я люблю этот Остров, память о Старой России и мечту о Новой, эту богатую и беспутную демократию, порты скалистого Юга, открытые на весь мир, энергию исторически обреченного русского капитализма, девчонок и богему Ялты, архитектурное буйство Симфи, тучные стада восточных пастбищ и грандиозные пшеничные поля Запада, чудо индустриальной Арабатской зоны, сам контур этого Острова, похожий на морского кота1. Никто, кроме Господа Бога, не знает, где и когда затеплится первый огонь Розы Мира. Страна — Россия — только предуказана… Но там ли, здесь ли, в этой стране или в другой, раньше на десятилетие или позже, интеррелигиозная, всечеловеческая церковь новых времeн, Роза Мира, явится как итог духовной деятельности множества, как соборное творчество людей, ставших под низливающийся поток откровения, — явится, возникнет, вступит на исторический путь2.

79 Veda thought about the ability to teach, the most important of all competencies in the age when they had at last learned that upbringing was more important than education and was the only way to prepare the child for the difficult job of being a real man. The basis, of course, is provided by inherent abilities but they might easily be left undeveloped, without that chiselling of the human spirit that is done by the pedagogue69.

Shall I dare cast a stone at you ?

Shall I condemn your wild and passionate flame ?

Shall I not bow down before you with my face in the mud, Blessing the trace of your bare foot, You homeless, wanton, drunken Russia — fool in Christ !64 “This is my kingdom. Here everything is for me! Labor the readiness for enjoyment of feelings and strength for me — enjoyment is the readiness for me and rest after me. Here I am the aim of life; here I am the whole of life.” “In my sister, the tsaritsa, lies the loftiest enjoyment of life,” says the oldest sister; “but you shall see that every happiness here is suited to every one's special faculty.

All live here in the way that it is best for each to live; a full volition, a free volition for every one here.”11 “Please understand us, dear guest,” said Turov, “…OK, so we don’t have any wars because we don’t have anyone to fight with; we don’t have any revolutions, any aggression, any heinous crimes, there are lots of things we don’t have that you do have in you world. We all live more or less the same in harmony. We don’t lust fiercely after profit and we don’t dominate over each other, which all leads to the civilization of your world crumbling… Later you yourself will understand how it’s all set up in our world. Our main principle: love and wisdom. The combination of these great forces will save us18.

“Are these really our people? Is this really our country? I heard their song; they speak Russian.” “Yes, you see not far from here is a river — it is the Oka; these people belong to us; for when I am with you I am a Russian” “Did you bring about all this ?” “All this was done for my sake, and I gave the inspiration for the accomplishment of it; I inspired the completion of it, but she, my older sister, is doing this. She is a worker, but I only enjoy the fruits of her work.” “And will all people live this way?” “Yes,” replied the elder sister. “For all an everlasting spring and summer, an everlasting joy!…”11 “I love this Island, a memory of the Old Russia and a dream of a New Russia; this rich and debauched democracy; the ports of the craggy South open to all the world; the energy of Russia’s historically doomed capitalism; the girls and bohemians of Yalta; the architectural tumult of Simferopol, fat herds in eastern pastures and immense wheat fields of the West; the marvel of the Arabat industrial zone; the very contour of this Island looking so much like a seal.”1 No one but God knows where and when the Rose of the World’s first flames will be kindled. The country — Russia — has only been designated… But here or there, in this country or another, a decade earlier or later, the interreligious, global church of the new age — the Rose of the World — will appear as the sum total of the spiritual activity of many people, as the joint creation of people standing beneath the shower of heaven-sent revelation — it will appear, emerge, and embark on its historical journey2.

80

Но вот этого насмешники и не понимают: «Сон, дескать, видел, бред, галлюцинацию». Эх! Неужто это премудро? А они так гордятся! Сон? что такое сон? А наша-то жизнь не сон? Больше скажу: пусть, пусть это никогда не сбудется и не бывать раю (ведь уже это-то я понимаю!), — ну, а я все-таки буду проповедовать. А между тем так это просто: в один бы день, в один бы час — все бы сразу устроилось! Главное — люби других как себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться. А между тем ведь это только — старая истина, которую биллион раз повторяли и читали, да ведь не ужилась же! «Сознание жизни выше жизни, знание законов счастья — выше счастья» — вот с чем бороться надо! И буду. Если только все захотят, то сейчас все устроится12. Каждая душа — это вселенная. В этом диалектика. И пока есть хоть одна душа, где наше дело живет и побеждает, это дело не погибнет. Ибо будет существовать целая вселенная, центром которой станет вот это… Достаточно даже одной чистой и честной души, чтобы наша страна32…

— Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница? Шестипалый промолчал.

— Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, — сказал Затворник. — А если ты ее потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда что-то может измениться. Но всерьез надеяться на это ни в коем случае не надо26. России нужна новая сперма!1 Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три — «да», «нет» и «пошел ты нахуй». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений21. Тут, батюшка, новая религия идет взамен старой, оттого так много солдат и является, и дело это крупное. А вы эмигрируйте!13 — Находясь в жопе, ты можешь сделать две вещи. Во-первых — постараться понять, почему ты в ней находишься. Во-вторых — вылезти оттуда. Ошибка отдельных людей и целых народов в том, что они думают, будто эти два действия как-то связаны между собой. А это не так. И вылезти из жопы гораздо проще, чем понять, почему ты в ней находишься.

— Почему?

— Вылезти из жопы надо всего один раз, и после этого про нее можно забыть. А чтобы понять, почему ты в ней находишься, нужна вся жизнь. Которую ты в ней и проведешь35.

— Нельзя цепляться за призрака, надо искать новые пути1. «…А вы, говорит, на правильном пути. Вы нам нравитесь. Мы, говорит, в вас верим. Вы только помните: если вы будете такими, какими собираетесь быть, то и мы станем такими, какие мы есть. И какими вы, следовательно, будете.»49

81 But the scoffers do not understand that. It was a dream, they say, delirium, hallucination. Oh ! As though that meant so much! And they are so proud! A dream! What is a dream? And is not our life a dream ? I will say more. Suppose that this paradise will never come to pass (that I understand), yet I shall go on preaching it. And yet how simple it is: in one day, in one hour everything could be arranged at once! The chief thing is to love others like yourself, that’s the chief thing, and that’s everything; nothing else is wanted — you will find out at once how to arrange it all. And yet it’s an old truth which has been told and retold a billion times — but it has not formed part of our lives !

The consciousness of life is higher than life, the knowledge of the laws of happiness is higher than happiness — that is what one must contend against. And I shall. If only everyone wants it, it can be arranged at once12.

Every soul is the universe. There’s a dialectic in this. But as long as there is a single soul where our pursuits live and triumph, those pursuits won’t perish. Because there will exist an entire universe whose center will become this… Just one untarnished and honest soul is enough for our country32…

“If you are in the dark and notice even a weakest ray of light, you must follow it instead of pondering whether or not it might make sense. Perhaps, it doesn't in fact make sense. But sitting in the dark and doing nothing doesn't make sense anyway. Do you understand the difference?”

Sixfinger was silent.

“We are alive while we have hope,” Hermit said. “And if you lose hope, you should never let yourself realize that. Then something might change. But one shouldn't seriously hope for that.”26 “Russia needs new sperm !”1 Battling for hearts and minds, workers in the discourse insist that you reply yes or no. All of mankind’s thoughts need to flow, like an electrical current, between these two poles. But, in reality, there are always three possible replies — yes, no and fuck off. When too many people start understanding this, it also means that wobble has developed in their skulls. And that wobble has reached critical mass in our culture21. It's a new Religion, my good friend, coming to take the place of the old one. That's why so many fighters come forward, and it's a big movement. You'd better emigrate !13 “When you’re up shit creek, there are two things you can do. First — you can try to understand why you’re up there. Or second — you can get out of there. The mistake that individuals and entire nations make is to think these two actions are somehow interconnected. But they aren’t. And getting out of shit creek is a lot easier than understanding why you’re stuck up it.”

“Why?” “You only have to get out of shit creek once, and after that you can forget about it. But to understand why you’re stuck up it takes a lifetime. Which you’ll spend stuck up there.”35 “You can’t clutch at phantoms, you have to search for new paths.”1 “…And, you see, you’re on the right path. We like you. You see, we believe in you. Only please remember: if you become what you’re planning to be, then we’ll become what we are. And, consequently, the same as what you’ll be.”49

82

— Нельзя сказать, что будущее известно в деталях. Но раз уж мы взяли на себя ответственность за ход истории, нам надо грамотно провести ее сквозь эти ворота. Это и просто, и очень сложно.

— Но какой смысл что-то делать, если будущее все равно наступит?

— Как ты не понимаешь. Раз Великий Вампир открыл нам часть своего плана, значит, доля ответственности за его осуществление лежит на нас. И будущее наступит в том числе и в результате наших усилий21.

— Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!10…

— Боюсь, все не так просто. Конечно, с одной стороны мы действительно создаем все вокруг, но с другой — мы сами просто отражения того, что нас окружает. Поэтому любая индивидуальная судьба в любой стране — это метафорическое повторение того, что происходит со страной, а то, что происходит со страной, складывается из тысяч отдельных жизней38. Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j’aimais toujours. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша… et les autres avec lui, и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых»… и будут все глядеть с изумлением13…

22. ПРОРЫВ. ТРАНСФОРМАЦИЯ. ДЕНЬ (DAGAZ). Появление этой руны отмечает главный сдвиг или прорыв в процессе самоизменения, полное преобразование состояния — поворот на 180 градусов. В каждой жизни бывает хоть один момент, который — если он угадан и пойман — навсегда изменяет ее течение. Поэтому действуйте с полной верой, даже если момент потребует от вас прыгнуть с пустыми руками в пустоту. Если этот знак сопровождается Чистой Руной, масштаб трансформации может быть таким, что это будет предвещать смерть, успешное завершение вашего пути. Иногда эта руна предвещает большой период достижений и процветания. Тьма позади вас, начался день23.

Провалившись во взгляд черного, он вдруг увидел вселенную его глазами: возрождающаяся новая жизнь, братство и единение сотен и тысяч отдельных разумов, но не растворяющее границы между ними, а сопрягающее мысли каждого в единое целое15. Что будет, если этот вгляд тот самый и я соединюсь с этой все-таки родной землей? И через нее, через ее душу, со всей Рассеей. А она, эта иная Россия, может быть, и есть, по сути, будущее моей России, и я сочетаюсь с этим будущим18…

— Что все это значит? — спросил Арсений. — Мы ведь выезжаем от проспектов за пределы города — и кругом ни души, ни одного домика, одна «бесконечная сияющая пустота», точнее, пространство без конца и краю. Город так резко переходит в эту сияющую пустоту, простор18…

83 “You can’t say that the future is known in its details. But if we’ve accepted responsibility for the course of history, we need to make it flow through this gate. It’s both simple and very complex.”

“But what’s the sense in doing anything if the future is going to arrive anyway ?”

“You just don’t understand. Since the Great Vampire revealed part of his plan to us, that means that a portion of the responsibility for its creation lies with us. And the future will arrive inclusive of the results of our efforts.”21

“We'll plant a new garden, finer than this, and you'll see it, and you'll understand, and deep joy, gentle joy will sink into your soul, like the evening sun, and you'll smile, mother ! Come, dear, let's go !”10 “I’m afraid it’s not all that easy. Of course, on the one hand we truly create everything around us, but on the other — we are mere reflections of what surrounds us. That’s why any individual destiny in any country is a metaphorical reiteration of what’s happing with that country and what’s happening with that country is made up of thousands of individual lives38. A great number of ideas keep coming into my mind now. You see, that's exactly like our Russia, those devils that come out of the sick man and enter into the swine. They are all the sores, all the foul contagions, all the impurities, all the devils great and small that have multiplied in that great invalid, our beloved Russia, in the course of ages and ages. Oui, cette Russie que j'aimais tou jours. But a great idea and a great Will will encompass it from on high, as with that lunatic possessed of devils… and all those devils will come forth, all the impurity, all the rottenness that was putrefying on the surface… and they will beg of themselves to enter into swine; and indeed maybe they have entered into them already! They are we, we and those… and Petrusha and les autres avec lui… and I perhaps at the head of them, and we shall cast ourselves down, possessed and raving, from the rocks into the sea, and we shall all be drowned and a good thing too, for that is all we are fit for. But the sick man will be healed and “will sit at the feet of Jesus,” and all will look upon him with astonishment13… ” 22. BREAKTHROUGH. TRANSFORMATION. DAY (DAGAZ). The appearance of this rune denotes a major shift or breakthrough in self-change, a complete transformation of circumstances — a 180-degree turnabout. In each life there is at least one moment which — if it is divined and seized — will alter that life’s flow forever.

So, act in full faith, even if the moment makes you leap into the void with your hands empty. If this sign is accompanied with the Blank Rune, the degree of transformation might be such as to augur death or successful completion of your path in life. At times, this rune augurs a long period of achievement and prosperity.

Darkness is behind you, the day has begun23.

Coming under the gaze of the black one, he suddenly saw the universe with his own eyes: a rejuvenating new life, brotherhood and the union of hundreds and thousands of individual consciousnesses, but without dissolving the boundaries between them and, instead, merging the thoughts of each into a single entity15. What will happen if this sight is the sign and I merge with this, well, native land? And through it, through its soul, with all of Rassea. But she, that other Russia, maybe, is the essence and the future of my Russia and I will merge with this future18…

“What does it all mean ?” asked Arseny. “We leave the city’s board avenues behind — and then all around there’s not a soul, not a single cottage, just one ‘infinite, shining void,’ rather, space without end or border. The city so abruptly changes into this shining void, expanse18…

84

И они понеслись, взяв такси. Русанов смотрел в окно. Как много древнерусского – в повседневной одежде, в витринах, в ауре. Но много современного и еще чего-то невообразимого. Люди спешат, но не по-деловому. Наконец мелькнули православные церкви. У Русанова отлегло от сердца18… Красивейшие здания, 15-18 этажные, но в русском духе, с теремками, кругом много нежного цвета, толпы людей18… Он прошел туда-сюда. Окна в одном доме светились на первом этаже. Он подошел. Внутри — диковинные люди… Хотя, впрочем, почему диковинные… Ну, мужчины бородатые, в русских кафтанах, кто-то в лаптях, в углу играют на балалайке. Все что-то пьют (из ковшей)18.

Великоград смирил Русанова. У него было такое ощущение, что огромный город приветствует его.

— Здесь сосредоточено все, — подтверждал его мысли Гребнев.

— Тут вы найдете юродивых, суперархитекторов, могущественные центры тайных наук, университеты обычных наивных наук, театры, где ставят Чехова, увидите и державников, и звездочетов, бесконечные культурные центры, это уже свято хранимая наша культура, глубочайший богослов православия, невообразимые рынки народного искусства, центры русской Веданты, увидите лики мудрецов, встретите прекрасных, нежнейших женщин, увидите, что в школах дети изучают то, чему немыслимо обучать в вашем мире и веке18… И как прекрасен народ, толпящийся на площадях, на улицах: каждый из этих юношей, каждая из этих молодых женщин и девушек могли бы служить моделью для статуи. Деятельный, живой, веселый народ, народ, вся жизнь которого светла и изящна. Эти дома, не роскошные снаружи, — какое богатство изящества и высокого уменья наслаждаться показывают они внутри: на каждую вещь из мебели и посуды можно залюбоваться. И все эти люди, такие прекрасные, так умеющие понимать красоту, живут для любви, для служения красоте11.

— «Значит, остались и города для тех, кому нравится в городах?» — «Не очень много таких людей; городов осталось меньше прежнего, — почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней, в других центрах сообщений, но эти города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется, бывает там для труда, на недолгое время»11. Русанов заметил, что кварталов высоких многоквартирных домов относительно мало. Куда ни брось взор — широкие улицы, бульвары, обычно двухэтажные особняки или уютные домики в русском народном духе. — Горожане в большинстве своем живут семьями в своих домах. Мы не любим небоскребов, земли в России хватает18. Было очень забавно ходить в громадном городе по тропинкам и песчаным дорожкам, задевая одеждой за ветки кустарника. Почти такими же были сто лет назад пригородные парки49.

— Когда-нибудь это сбудется, — сказал идущий рядом с ними Гребнев, — Россия и Рассея соединятся навсегда18. Не иерократия, не монархия, не олигархия, не республика: нечто новое, качественно отличное от всего, до сих пор бывшего. Это — всемирное народоустройство, стремящееся к освящению и просветлению всей жизни мира2.

85 And off they ran, taking a taxi. Rusanov looked out the window. So much that was ancient Russian — in ordinary clothes, in the store windows, in the aura. But so much that was contemporary, too, and also something unimaginable. People rushed about, but not in business-like way. Finally orthodox churches flashed by. Rusanov calmed down18… The most beautiful buildings, 15- to 18-stories high, but in the Russian spirit, with palatial chambers on the roofs, lots of appealing colors around, crowds of people18… He walked back and forth. The windows of one house shone on the first floor. He approached. Inside — peculiar people… But, then, why peculiar… Well, bearded men, in Russian kaftans, some wearing birch-bark lapti on their feet, playing a balalaika in the corner.

And everyone drinking something (out of a dipper)18.

Velikograd calmed Rusanov down. He had the feeling that the huge city was welcoming him.

“The focal point for everything is concentrated here,” Grebnev confirmed his thought.

“Here you will find God’s fools, swanky architects, mighty centers for the secret sciences, universities for mundane naïve sciences, theaters that stage Chekhov; you’ll see supreme rulers and astrologers, endless cultural centers; it’s our hollowed, safeguarded culture, the profoundest theologians of Orthodoxy, unimaginable markets of folk art, Vedanta centers; here you’ll see the faces of wise men, meet fair, kindhearted women, see how children in school study what it’s unthinkable to study in your world and in your age…”18 And how beautiful the people are, as they come crowding into the squares, into the streets! Each of these young youths, each of these young girls, could serve as a model for a statue. Indeed, it is an active, lively, joyous people, a people whose life is bright and beautiful. These houses, which are not luxurious to look upon, what riches of beauty and lofty power of enjoyment they show within!

With everything of furnishing or household ware one might fall in love. And all these people are so beautiful; they have such solid understanding of beauty; they live for love; they serve the beautiful11…

“So these cities remain for those who like cities?” “Such people are few. There are less towns than before — almost only those which on the best harbors are needed as centres of communication, and the interchange of commodities with other centres of exchange. But these cities are larger and more beautiful than the former; people go there sometimes for recreation; the greater part of the inhabitants are all the time changing, and they remain there for work but a short time.”11 Rusanov noticed that there were relatively few neighborhoods with high-rise apartment buildings.

Wherever you cast your gaze — broad streets, boulevards, the usual two-story mansions or cozy homes in the Russian folk spirit. “Most city dwellers live in their own homes with their families.

We don’t like skyscrapers, there’s plenty of land in Russia18.

It was lots of fun to walk through the huge city along trails and sandy footpaths, catching your clothing on the branches of the bushes. A hundred years ago the suburban parks were almost like this49.

“It will happen some time,” said Grebnev walking along side him, “Russia and Russea will unite forever18. Not a hierocracy, not a monarchy, not an oligarchy, not a republic: something qualitatively different from all that has come before will emerge. It will be a global-wide social system working toward sanctifying and enlightening all life on earth2.”

86

«Дом детей» занимал целую значительную и притом лучшую часть города с населением в 15–20 тысяч человек. Это население составляли действительно почти только дети с их воспитателями8… Круглый зал в центре здания собрал все население школьного городка69.

— В мире наибольшим почетом пользуются, как это ни странно, не космолетчики, не глубоководники и даже не таинственные покорители чудовищ — зоопсихологи, а врачи и учителя. В частности, выяснилось, что в Мировом Совете — шестьдесят процентов учителей и врачей. Что учителей все время не хватает, а космолетчиков хоть пруд пруди49. Учитель — в его руках будущее ученика, ибо только его усилиями человек поднимается все выше и делается все могущественнее, выполняя самую трудную задачу — преодоление самого себя, самолюбивой жадности и необузданных желаний69. Приближается век побед широкого духовного просвещения, решающих завоеваний новой, теперь еще едва намечаемой педагогики. Если бы хоть несколько десятков школ были предоставлены в еe распоряжение, в них формировалось бы поколение, способное к выполнению долга не по принуждению, а по доброй воле; не из страха, а из творческого импульса и любви. В этом и заключен смысл воспитания человека облагороженного образа2.

— Мы вступаем в цикл эпох, когда женская душа будет делаться все чище и шире; когда всe большее число женщин будут становиться глубокими вдохновительницами, чуткими матерями, мудрыми водительницами, дальновидными направительницами людей. Это будет цикл эпох, когда, женственное в человечестве проявит себя с небывалой силой, уравновешивая до совершенной гармонии самовластие мужественных начал. Имеющий очи да видит2. Поверьте, что духовная культура народа, раз достигнув определенного, очень высокого духовного уровня, далее удерживается автоматически и приобретает внутреннюю устойчивость. Наша задача заключается в том, чтобы каждая волость жила своей творческой культурной жизнью9…

— Зачем нас переводят с одного места в другое каждые четыре года, от цикла к циклу?

— Ты же знаешь, что психика утомляется и тупеет в однообразии впечатлений. С лихвой окупающаяся обострением восприятия, полезного эффекта обучения, которые иначе с каждым годом неизбежно падают.

— Вы, маленькие люди, по мере роста и воспитания превращаетесь в качественно различные существа. Совместная жизнь разных возрастных групп мешает воспитанию и раздражает самих учащихся. Мы свели разницу к минимуму, разделив детей на четыре возрастных цикла, и все же это несовершенно69. Что касается самого выбора, то он формулируется нами так: сытое прозябание на задворках человечества или участие в мессианском пути России, а следовательно, в духовном процессе нашего времени1. Искомая этическая инстанция может быть построена на основе не так называемого научного мировоззрения — такого, в сущности, и не существует, — а на приобщении к духовному миру, на восприятии лучей, льющихся оттуда в сердце, разум и совесть, и на осуществлении во всех сферах жизни завета деятельной и творческой любви. Нравственный уровень, вполне отвечающий перечисленным признакам, называется праведностью2.

— Ты помнишь, что самое дрянное на свете? Я напомню тебе: трусить, врать и нападать49.

87 The “children’s home” occupied a whole section of the city, a significant one and by far the best, with a population of 15,000 — 20,000 people. This population was made up almost entirely of children and their teachers8…

The entire population of the school-town gathered in the round hall in the centre of the school building69.

“However strange it may seem, it’s not the space explorers, nor the deep-sea divers, nor even the wild animal handlers who enjoy the greatest esteem in the world; instead, it’s the doctors and teachers.

In particular, it has been shown that 60% of all teachers and doctors are on the World Council. So there are never enough teachers, but space explorers are as common as dirt49. The future of mankind is in the hands of the teacher for it is only by his efforts that man rises ever higher and becomes more and more powerful, coping with the most arduous of all tasks, that of overcoming himself, his greedy self-love and his unbridled desires69. The century of mass spiritual enlightenment, the century of decisive victories for a new, as yet barely discernible pedagogy is approaching. Even if only a few dozen schools are organized on its principles, a generation capable of doing its duty out of free will, not coercion, a generation acting out of creative impulses and love, not fear, would form there. That is the essence of ennobling education2.”

“We are entering a cycle of epochs when the feminine soul will become more and more cleansed and expanded, when an ever-increasing number of women will turn into profound inspirers, sensitive mothers, wise educators and far-seeing guides of people. This will be a cycle of epochs when femininity in humanity manifests itself with an unprecedented strength, counterbalancing the autocracy of masculine deeds in perfect harmony. And with the eyes to see2. Believe me that the spiritual culture of a people — once it has achieved a clear-cut, very high spiritual level — maintains itself automatically from then on and acquires an internal stability. Our job is to make sure that each rural district lives its own creative cultural life9.” “…Why do they move us from place to place every four years, when we are promoted to the next cycle?”

“The psyche is wearied and becomes sluggish where there is a uniformity of impressions and perception becomes duller. The efficiency of teaching and upbringing grows less year by year” “As you little people grow up and are trained you become qualitatively different beings. If different age groups live together it makes their training more difficult and is annoying to the youngsters themselves. We have reduced the differences to a minimum by dividing the children into three age groups, but this is still not a perfect system69. As far as options go, we frame them like this: vegetating satiated in the backyards of humanity or participating in Russia’s messianic path and, consequently, in the spiritual process of our times1. The desired moral supervisory body cannot be organized on the basis of the so-called scientific worldview, for, in essence, such a worldview does not exist. Rather, it shall arise through communion with the world of spirit; through the reception of the rays of that world pouring out and into our hearts, reason, and conscience; and through the application of the precept of active and creative love. The moral level which incorporates all of the above traits is called sanctity2.”

“Do you remember what the rottenest thing on earth is ? I’ll tell you: cowardice, lying and attacking.”49

88

— Проблемы техники и экономики перестанут привлекать к себе преимущественное внимание...И человеческая одаренность обратится на другое: на то, что будет диктоваться жаждою знания, любовью ко всему живущему, потребностью в высших формах творчества и влюбленностью в красоту… Будут разработаны системы воспитания и раскрытия в человеческом существе потенциально заложенных в нем органов духовного зрения, духовного слуха, глубинной памяти, способности к произвольному отделению внутренних, иноматериальных структур человека от его физического тела. Начнутся странствия по иноматериальным мирам, по открывающимся слоям Шаданакара. То будет век Магелланов планетарного космоса, Колумбов духа2… так 15-тилетний компьютерный гений Николай Сергеевич Новосельцев сочиняет: ничто не бывает пустым, напрасным вот время-космос которое есть неподвижный глубокий и темный большой океан прекрасный в глубине которого вспыхивают то там, то здесь как бы синие, красные желтые огоньки сознания похожие на разбегающиеся после взрыва звезды и каждый из этих летящих есть звезда и нет ни прошлого не будущего нет ни пора ни поздно и поэтому будущее лишь светится и лучится и отныне с нами ничего уже страшного не случится какие бы ни взрывались здания как бы часто ни падали самолеты и не сходили с рельсов полные спящих граждан пассажирские поезда54 — А вы чтите своего ребенка, — сказал Вощев, — когда вы умрете, то он будет41. «Когда-нибудь, — думал Шестипалый, — кто-то другой будет смотреть отсюда вниз и подумает обо мне, не зная сам, что думает обо мне. Так же, как я сейчас думаю о ком-то, кто чувствовал то же самое, что и я, Бог весть когда. В каждом дне есть точка, которая скрепляет его с прошлым и будущим. До чего же печален этот мир…»26

89 Issues connected with technology and economics will cease to engage people’s overriding attention…

Humanity’s gifts will be put to a different use, dictated by the thirst for knowledge, a love for all living beings, a need for higher forms of creative work, and a passion for beauty... Methods will be devised to activate and develop the dormant organs possessed by every human being: organs of spiritual sight, spiritual hearing, deep memory, and the ability to separate at will one’s inner, variomaterial bodies from the physical body. The voyages in the variomaterial worlds, open layers of Shadanakar will begin. It will be the age of cosmic Magellans and Columbuses of the spirit2…

so the 15-year-old computer genius Nikolai Sergeyevich Novoseltsev writes: nothing is ever empty, in vain so time-space which is an immovable deep and dark big, beautiful ocean at the depth of which – as if blue, red and yellow – flames of consciousness flare up here and there like stars scattering after the explosion and each one of those flying is a star and there’s no past and no future there’s neither time to nor late and so the future only shines and sparkles and from now on nothing terrifying will happen to us however much buildings might explode however often planes might crash and passenger trains filled with sleeping citizens might derail54 “Honor your child,” said Voschev, “when you die, he’ll be left.”41 “Some day,” thought Sixfinger, “someone else would look from this place down and think about me, not knowing that he is thinking about me. Just as I am now thinking of someone who felt what I am feeling, God knows when. Every day there is a moment connecting it to both the past and the future. Why is this world filled with so much sadness?…”26

90

Тогда есть одно: время. Железная, как говорится, логика истории. А история и время одно и то же, двойники. Я говорю: главным чувством человека должно быть понимание времени20. Прошлое — это локомотив, который тянет за собой будущее. Бывает, что это прошлое вдобавок чужое. Ты едешь спиной вперед и видишь только то, что уже исчезло. А чтобы сойти с поезда, нужен билет. Ты держишь его в руках, но кому ты его предъявишь?

P.S. Все дело в том, что мы постоянно отправляемся в путешествие, которое закончилось за секунду до того, как мы успели выехать36. Из истории известно, что олигархи, скучающие от сытой праздности, склонны создавать гаремы, а их потомство чрезвычайно многочисленно и порой исчисляется многими сотнями. При этом в процессе наследования происходит естественное дробление собственности. Если на протяжении двух или трех поколений подобная скорость размножения олигархов будет предписана юридическим императивом (разумеется, с учетом недопустимости внутрипопуляционного имбридинга), в стране естественным образом возникнет средний класс, который только и способен стать основой подлинной общественной стабильности31. В течение десяти лет не случилось ни одного воровства, ни одного восстания; снегири постепенно старелись и плодили других снегирей, но и эти, подобно родителям, порхали лишь с ветки на ветку, услаждая обывательский слух своим щебетанием и отнюдь не думая о революциях; обыватели отъелись, квартальные отъелись, предводитель просто задыхался от жира43.

— Но, поймите, для нас, рассеян, экономика — дело третьестепенное. Не надо нам никакого нелепого общества потребления, конкуренции, погони за новыми вещами и тому подобное. Экономика наша работает тихо, бесперебойно, дает все необходимое. Никакой динамизм, ведущий к самоуничтожению, нам не нужен18.

— К счастью путь только один, — веско сказал сосед и ковырнул вилкой в миске, — найти во всем этом смысл и красоту и подчиниться великому замыслу. Только потом по-настоящему начинается жизнь36. А есть ли что-нибудь другое, кроме нашего поезда, или нет, совершенно не важно. Важно то, что можно жить так, как будто это другое есть. Как будто с поезда действительно можно сойти. В этом вся разница36.

— Ты теперь знаешь почти все, что знаю я. И ты обязательно должен остаться жить и найти себе ученика. Может быть, хотя бы он приблизится к умению летать26. Прушевский хотел это знать уже теперь, чтобы не напрасно строились стены его зодчества; дом должен быть населен людьми, а люди наполнены той излишней теплотою жизни, которая названа однажды душой. Он боялся воздвигать пустые здания — те, в каких люди живут лишь из-за непогоды41.

— Я вернулся из России, преисполненный надежд. Этому полю не быть пусту!1 Здравствуй, новая жизнь!10…

91 There is just one thing: the iron logic of history, as it is referred to. But history and time are one and the same, doubles. I tell you: understanding time should be mankind’s chief feeling20. The past is the locomotive that pulls the future after it — Sometimes this past might even not be your own —You are traveling backwards and see only what has already disappeared — In order to get off the train, you need a ticket — You hold it in your hands, but who will you show it to?

P.S. The problem is that we are constantly setting out on a journey which is over a second before we get started.36 We know from history that the oligarchs — sated with their idleness — are inclined to create harems and their progeny is exceedingly abundant and may number in the hundreds. At the same time, a division of property occurs through the process of inheritance. Now assume that over two or three generations the same speed with which the oligarchs multiply is mandated by executive order (exclusive, naturally, of intraspecific inbreeding); then a middle class will naturally arise in the country and be capable of becoming the foundation of true social stability31.

For ten years not a single theft had occurred, not a single uprising; finches gradually aged and bore other finches, but those, like their parents, only flitted from branch to branch, delighting the inhabitants’ hearing with their chirping and not even thinking about revolutions; the inhabitants stuffed themselves, the neighborhood policemen stuffed themselves, the obese leader could barely breathe43.

“But, you see, for us Russeans, the economy is of third-rate importance. We don’t need any preposterous consumer society, competition, questing after new things and so on. Our economy works quietly, without interruptions, provides us with everything we need. We don’t need any dynamics that lead to self-destruction.”18 “There is only one path to happiness”, his companion said authoritatively, scraping his spoon in his bowl. “To find meaning and beauty in all of this and submit to the great plan. Real life only begins after that36. It doesn’t matter in the least whether anything else exists apart from our train. What matters is that we can live as though there is something else. As though it really is possible to get off.

That’s the only difference.”36

“You know almost everything I have known. And you should go on and find a disciple. Maybe, he will master the art of flying.”26 Pruschevsky wanted to know it right now so as not to erect the walls of his architectural creation in vain; the building was supposed to be occupied with people and people are supposed to be filled with that excessive warmth of life which was once called the soul. He was afraid to construct empty buildings — ones where people live only because inclement weather41.

“I returned from Russia, brimming with hope. This field is not to be empty !1 Welcome, new life !10”

92

17. ДВИЖЕНИЕ. ПРОГРЕСС. ЛОШАДЬ (EHWAZ). Это знак прохождения, перехода и движения, новых мест обитания, новых подходов или новой жизни. Он также обозначает движение в смысле исправления или улучшения любой ситуации. Для этой руны характерно постепенное развитие и устойчивый прогресс, медленный рост через бесчисленные сдвиги и перемены. Это может относиться и к делам, и к развитию идей. Взаимоотношения тоже должны подвергнуться изменениям, чтобы существовать и развиваться23.

— Что ожидает меня за этими стенами? Благое царство социализма, просветленного и упрочившегося? Дикая анархия князя Петра Алексеевича? Вернувшийся капитализм? Или, быть может, какая-нибудь новая, неведомая ранее социальная система? Поскольку можно было судить из окна, было ясно одно: люди жили на достаточно высокой ступени благосостояния и культуры и жили сообща9. По крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее все, что можете перенести11. Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья мои, поднимайтесь, это не так трудно, выходите на вольный белый свет, славно жить на нем, и путь легок и заманчив, попробуйте: развитие, развитие. Наблюдайте, думайте, читайте тех, которые говорят вам о чистом наслаждении жизнью, о том, что человеку можно быть добрым и счастливым. Читайте их — их книги радуют сердце, наблюдайте жизнь — наблюдать ее интересно, думайте — думать завлекательно. Только и всего. Жертв не требуется, лишений не спрашивается — их не нужно. Желайте быть счастливыми — только, только это желание нужно. Для этого вы будете с наслаждением заботиться о своем развитии: в нем счастье. О, сколько наслаждений развитому человеку! Даже то, что другой чувствует, как жертву, горе, он чувствует, как удовлетворение себе, как наслаждение, а для радостей так открыто его сердце, и как много их у него! Попробуйте: — хорошо!11 — Живите в доме — и не рухнет дом!70

А что касается пути, по которому пойдет дальше Россия, то непонятно, как и куда символическое понятие может пойти по абстрактному. Впрочем, мы допускаем, что некоторые из аналитиков все же искренни в своем стремлении постичь истину. Хотелось бы напомнить им, что Дао, о котором мы говорили в начале, это не дорога, по которой идут или ведут других, но, скорее, путь, который обретают внутри, наедине с собой, в опустевших и темных коридорах командных пунктов, избиркомов, телестудий и редакций. Или, как говорил недавно по телевизору двадцать седьмой кадр пятидесятикадрового морфинга Толстой-Буковский, наивно считать, что новый президент что-то изменит — подлинную реформу России надо начинать с себя37.

— Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать. Неминуемо! Познавать ли звезды, познавать ли детские души49…

93 17. MOTION. PROGRESS. THE STEED (EHWAZ). This is a sign of traversal, passage and movement, new places of habitation, new approaches or a new life. It also means motion in the sense of correcting or improving any situation. Gradual development and steady progress, slow growth through innumerable shifts and changes are characteristic of this rune. This can concern your business affairs and your developing ideas. Your relationships will also be subjected to change so they can continue and grow23.

“What awaits me behind these walls ? A noble kingdom of socialism, hardened and strengthened ?

The wild anarchy of Prince Peter Alekseyevich ? A return to capitalism ? Or, maybe, some kind of new social order, heretofore unknown ? As best I could judge looking out the window, one thing was clear: people lived with a fairly high degree of prosperity and culture and they lived communally.”9 “At least yon have seen it; you know the future. It is bright, it is beautiful. Tell everybody. Here is what is to be! The future is bright and beautiful. Love it! seek to reach it! work for it! bring it nearer to men! transfer from it into the present whatever yon may be able to transfer. Your life will be bright, beautiful, rich with happiness and enjoyment, in proportion as you are able to transfer into it the things of the future. Strive to reach it ! work for it! bring it nearer to man. Transfer from it into the present all that you are able to transfer.”11 “…Lift yourselves up, my friends; lift yourselves up! It is not very hard. Go out into the free, white world! It is good to live in it, and the path is easy and inviting. Try it; culture! culture! Observe, think, read the works of those who tell you about the pure enjoyments of life, about the fact that a man can be kind and happy! Read them; they are books which fill the heart with joy. Observe life; for it is interesting to observe. Think; for it is delightful to think. That is all. No sacrifices are required; no deprivations are asked; they are not necessary. Desire to be happy! that is all; only this desire is wanted. And for this sake with delight watch over your development; there is happiness in it. Oh, what an enjoyment there is for a fully developed man! Even that which another may look upon as a sacrifice, as a sorrow, he feels to be a satisfaction to himself, an enjoyment; and how open his heart is to happiness, and how many enjoyments he has! Try it; it is good.”11

“Live in a house — and the house won’t collapse !”70

As for the road Russia will travel, it’s not clear how and where a symbolic idea can travel along an abstract one. Nevertheless, we admit that some of the analysts are sincere in their attempts to reach the truth. It would be interesting to remind them that Dao, which we talked about in the beginning, is not a road where people travel or lead others; instead, it’s a path which you find inside, alone with yourself, in the empty and dark corridors of command posts, election committees, TV studios and editorial boards. Or, as Tolstoi-Bukovsky said not long ago on television in the twenty-seventh frame of a fifty-frame morph, it’s naive to believe that a new president will change anything — real reforms in Russia begin with you37.

“There’s a law about aspirations: perceiving to live inevitably turns into living to perceive. It’s inevitable ! Whether you perceive the stars or children’s souls…”49

94

четыре канадца спасли мир от генетической катастрофы один армянин изобрел новый вид ракетного топлива и лекарство от рака один русский пожертвовал собой отключил реактор и спас международную космическую станцию один англичанин отдал свою печень раненной журналистке вернувшейся после переворота в Калифорнии один татарин во время этнического конфликта в Юго-Восточной Азии спас 240 малайских младенцев одна француженка умерла за свободу Фобоса в застенках Деймоса один картадианин должен был атаковать землю на корабле с нейтринным приводом но увидев синюю планету он развернул корабль в сторону солнца жизнь есть любовь люди бессмертны и слава слава героям52 Может быть, это было эхо будущего. А может быть, то, что мы принимаем за эхо будущего — на самом деле семя этого будущего, падающее в почву в тот самый момент, который потом, издали, кажется прилетавшим из будущего эхом32. Прушевский сидел на самом пороге барака и смотрел в поздний вечер мира. Он видел темные деревья и слышал иногда дальнюю музыку, волнующую воздух. Прушевский ничему не возражал своим чувством. Ему казалась жизнь хорошей, когда счастье недостижимо и о нем лишь шелестят деревья и поет духовая музыка в профсоюзном саду41. Несмотря на достаточно яркое солнце, было как-то нерадостно на душе, тем более что в поле простирался мутный чад дыханья и запаха трав. Он осмотрелся вокруг — всюду над пространством стоял пар живого дыханья, создавая сонную, душную незримость; устало длилось терпенье на свете, точно все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление. И Вощев ушел в одну открытую дорогу41. Так — встань, Русь! подымись, Оживи, соберись, срастись — Царство к царству, племя к племени. Кует кузнец золотой венец — Обруч кованный: Царство Русское Собирать, сковать, заклепать Крепко-накрепко, Туго-натуго, Чтоб оно — Царство Русское —

95 four Canadians have saved the world from genetic catastrophe one Armenian has invented a new form of rocket fuel and medicine to cure cancer one Russian sacrificed himself unplugged a reactor and saved the international space station one Englishman gave up his liver to a wounded journalist a woman who returned after the Gypsy coup in California one Tatar in the midst of ethnic violence in Southeast Asia saved 240 Malaysian infants one French woman died for the freedom of Phobos in Deimos prison one Kartadian was meant to attack earth aboard a neutrino-powered ship but at the sight of that blue planet turned his ship in the direction of the sun life is love people are immortal glory glory to heroes52 Maybe it was an echo from the future. And maybe what we take for an echo from the future is really a seed of that future falling into the ground at the very moment which later — from afar — seems like an echo that flew by from the future32.

Pruschevsky sat on the very threshold of the barrack and looked out into the late evening of the world. He saw dark trees and at times heard far-off music stirring the air. Pruschevsky didn’t object to anything with his feeling. Life seemed good to him when happiness is unattainable and only the trees rustle about it and wind music plays in a public garden managed by the trade union41.

Although the sun was bright enough, his soul somehow felt discontented, all the more so with the fumes of a hazy smog and smell of grass enveloping the field. He glanced around — a misting breath of life was suspended everywhere above the space, creating a sleepy, muggy invisibleness; patience in the world endured, tired, almost as if everything alive were stuck somewhere in time and motion: everyone had forgotten its beginning and its end just wasn’t known, all that was left was its direction. And Voschev set out upon the open road41.

So, Russia, arise ! get up Come alive, grow together Kingdom to kingdom, tribe to tribe.

The smithy forges a golden crown — A forged hoop: Gathers together, forges into one, rivets A Kingdom of Russia Tight and firm Taut and hard So that it — this Kingdom of Russia —

96

Не рассыпалось, Не расплавилось, Не расплескалось… Чтобы мы его — Царство Русское — В гульбе не разгуляли, В плясне не расплясали, В торгах не расторговали, В словах не разговорили, В хвастне не расхвастали. Чтоб оно — Царство Русское — Рдело-зорилось Жизнью живых, Смертью святых, Муками мученных. Будьте, слова мои, крепки и лепки, Сольче соли, Жгучей пламени… Слова замкну, А ключи в Море-Океан опущу67. И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснет в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!7…

И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери все!» — его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны… Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!… Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства16.

97 Can’t fall apart Can’t melt away Can’t spill out So that in our debauchery we can’t debauch it away So that in our dancing we can’t dance it away So that in our trading we can’t trade it away So that in our words we can’t babble it away So that in our bragging we can’t brag it away.

This Kingdom of Russia.

So that it — this Kingdom of Russia — Reddens like the glow of the morning With the life of the living With the death of the saints With the pain of the martyrs.

Be strong and lithe, my words, Salter than salt, More burning than flames I’ll lock up my words, And drop the keys into the Sea-Ocean67.

And the impossible is likely, The easiness of a path that’s long, When travel’s span does glimmer brightly With passing glance from under a shawl, When coachman’s song of prison yearning Rings in the air with deaf’ning sound7.

For what Russian does not love to drive fast? Which of us does not at times yearn to give his horses their head, and to let them go, and to cry, “To the devil with the world!”? At such moments a great force seems to uplift one as on wings; and one flies, and everything else flies, but contrariwise — both the verst stones, and traders riding on the shafts of their waggons, and the forest with dark lines of spruce and fir amid which may be heard the axe of the woodcutter and the croaking of the raven. Yes, out of a dim, remote distance the road comes towards one, and while nothing save the sky and the light clouds through which the moon is cleaving her way seem halted, the brief glimpses wherein one can discern nothing clearly have in them a pervading touch of mystery…

And you, Russia of mine — are not you also speeding like a troika which nought can overtake?

Is not the road smoking beneath your wheels, and the bridges thundering as you cross them, and everything being left in the rear, and the spectators, struck with the portent, halting to wonder whether you be not a thunderbolt launched from heaven? What does that awe-inspiring progress of yours foretell? What is the unknown force which lies within your mysterious steeds? Surely the winds themselves must abide in their manes, and every vein in their bodies be an ear stretched to catch the celestial message which bids them, with iron-girded breasts, and hooves which barely touch the earth as they gallop, fly forward on a mission of God? Whither, then, are you speeding, O Russia of mine? Whither? Answer me! But no answer comes — only the weird sound of your collar-bells.

Rent into a thousand shreds, the air roars past you, for you are overtaking the whole world, and shall one day force all nations, all empires to stand aside, to give you way !16

98

И тихо под шепот речки, Прибрежному эху в подол, Каплями незримой свечки Капает песня с гор: «Слава в вышних богу И на земле мир! Месяц синим рогом Тучи прободил. Кто-то вывел гуся Из яйца звезды — Светлого Исуса Проклевать следы. Кто-то с новой верой, Без креста и мук, Натянул на небе Радугу, как лук. Радуйся, Сионе, Проливай свой свет! Новый в небосклоне Вызрел Назарет. Новый на кобыле Едет к миру Спас. Наша вера — в силе. Наша правда — в нас!»14

все органы власти упразднены каждый является отчаянным патриотом любой страны все институты закрыты никто не работает все пишут стихи и прозу разводят лекарственные растения новые виды фруктов розы и в мире есть лишь одно государственное учреждение Институт Красоты все это уже происходит ну честное слово все это есть да и в прошлом все было не так даже динозавры были не голыми и с когтями а их покрывали белые перья и красивая длинная шерсть

99 And a murmuring beneath a stream Reverberates along the shallows of its bed, As song from invisible candles seems To trickle down from the mountainside.

“Glory to God in the highest And on earth peace!

The moon with horns of blue Pokes the clouds with holes.

Someone led the goose Out of its starry egg — The brightness of Jesus Is a sign pasted big.

Without cross or passion, Someone with a new creed Stretched up to the heavens The spectrum like a bow arched.

Rejoice, rejoice, O Zion, And weep now for the world!

Once new on the horizon Nazareth has gown old.

The world toward the Savior Rides like a fresh horse.

But our faith — is in power, Our truth — in us!”14

all the agencies of government power have been abolished each one is a despairing patriot of any country all the institutes are closed no one works everyone writes poetry and prose grows medicinal plants new types of fruit roses and there in only one government institution in the world The Institute of Beauty all of this already happens really, scout’s honor, all of this is and in the past everything wasn’t that way even the dinosaurs weren’t nude and clawed and white feathers and beautiful long hair covered them

100

от начала мира никогда не раздавалось ни стона никогда не проливалась кровь и в будущем ничего никогда не случится всеми поступками живых существ управляет одна любовь50

Он оказался в саду и по дорожке вышел за его пределы. Впереди был лес, и он вошел в него. Свет не исчезал, и мрак не наступал18.

101 since the beginning of the world never has a moan been uttered never has blood been shed and in the future nothing will happen all actions of living creatures only love will control50

He ended up in the garden and went along the path and out of its boundaries. Ahead was the forest and he went into it. The light didn’t vanish, and darkness didn’t descend18.

102

ЛИТЕРАТУРА

103

REFERENCES

104 1. Аксенов, Василий. «Остров Крым» (1979). Авторская редакция 2. Андреев, Даниил. «Роза мира» (1959). Москва: Прометей, 1991 3. Бальмонт, Константин. «Наш царь» (1906) 4. Белый, Андрей. «Христос воскрес» (1918) 5. Белый, Андрей. «К России» (1918) 6. Блок, Александр. «На поле Куликовом» (1908) 7. Блок, Александр. «России» (1908) 8. Богданов, Александр. «Красная звезда» (1908). Москва: ТЕРРА-Книжный клуб, 2009 9. Чаянов, Александр. «Путешествие моего брата Алексия в страну крестьянской утопии» (1920). Москва: Государственное изд-во, 1920 10. Чехов, Антон. «Вишневый сад» (1903) — Драма на охоте: пьесы. Москва: Эксмо, 2009 11. Чернышевский, Николай. «Что делать?» (1863). Москва: Русский язык, 1987 12. Достоевский, Федор. «Сон смешного человека» (1877) — Записки из мертвого дома: рассказы. Москва: Эксмо, 2005 13. Достоевский, Федор. «Бесы» (1872) - Собрание сочинений в десяти томах. Москва: Книжный клуб Киноговек, 2010 14. Есенин, Сергей. «Инония» (1918) 15. Глуховский, Дмитрий. «Метро 2033» (2007). Москва: Популярная литература, 2007 16. Гоголь, Николай. «Мертвые души» (1841). Москва: Художественная литература, 1976 17. Лермонтов, Михаил. «Пророчество» (1830) 18. Мамлеев, Юрий. «Наедине с Россией» (2009) — Русские походы в тонкий мир. Москва: Зебра Е, 2009 19. Маяковский, Владимир. «Летающий пролетарий» (1925) 20. Олеша, Юрий. «Зависть» (1927). Москва: Эксмо, 2006 21. Пелевин, Виктор. «Бэтман Аполло» (2013). Москва: Эксмо, 2013 22. Пелевин, Виктор. «Хрустальный мир» (1991). http://pelevin.nov.ru/ 23. Пелевин, Виктор. «Гадание на рунах или рунический оракул Ральфа Блума» (1990). http:// pelevin.nov.ru/ 24. Пелевин, Виктор. «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма» (1993) — Все повести и эссе. Москва: Эксмо, 2005 25. Пелевин, Виктор. «ГКЧП как Тетраграмматон» (1993) http://pelevin.nov.ru/ 26. Пелевин, Виктор. «Затворник и шестипалый» (1990) — Все повести и эссе. Москва: Эксмо, 2005 27. Пелевин, Виктор. «Икстлан-Петушки» (1993) — Все повести и эссе. Москва: Эксмо, 2005 28. Пелевин, Виктор. «Иван Кублаханов» (1994) — Желтая стрела. Москва: Эксмо, 2011 29. Пелевин, Виктор. «Македонская критика французской мысли» (2003) — Все повести и эссе. Москва: Эксмо, 2005 30. Пелевин, Виктор. «Миттельшпиль» (1991) — Все рассказы. Москва: Эксмо, 2010 31. Пелевин, Виктор. «Имена олигархов на карте Родины» (1998) http://pelevin.nov.ru/ 32. Пелевин, Виктор. «Омон Ра» (1992). Москва: Эксмо, 2007

105 1. Aksenov, Vasiliy. “The Island of Crimea” (1979) — author’s edition in Russian. Quote translated by Donald Cannon.

2. Andreev, Daniil. “The Rose of the World” (1959). Hudson, NY: Lindisfarne Books, 1997. Translated

by Jordan Roberts, Donald Cannon 3. Balmont, Konstantin. “Our Tsar” (1906). translation from Ferro, Marc. Nicholas II: Last of the Tsars.

New York: Oxford University Press, 1993. Print.

4. Bely, Andrey. “Christos voskres” (1918). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

5. Bely, Andrey. “To Russia” (1918). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

6. Blok, Alexander. “On the field of Kulikovo” (1908). Translated by Robin Kemball.

7. Blok, Alexander. “To Russia” (1908). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

8. Bogdanov, Alexander. “Red star” (1908). Quote translated by Donald Cannon.

9. Chayanov, Alexander. “Journey of My Brother Aleksey to the Land of Peasant Utopia” (1920).

Quote translated by Donald Cannon.

10. Chekhov, Anton. “The Cherry Orchard” (1903). Translated by Julius West 11. Chernyshevsky, Nikolay. “A Vital Question: Or, What Is to Be Done?” (1863). New York: T.Y. Crowell, 1886. Print. Translation by Nathan H. Dole, and S S. Skidelsky.

12. Dostoyevsky, Fyodor. “The Dream of a Ridiculous Man” (1877). Adelaide: The University of Adelaide Library, 2009. Translated by Constance B. Garnett.

13. Dostoyevsky, Fyodor. “The Possessed” (1872). New York: Barnes and Noble Classics, 2005. Print.

Translation by Constance Garnett, and Elizabeth Dalton.

14. Esenin, Sergey. “Inonia” (1918). Translated by Don Mager.

15. Glukhovsky, Dmitry. “Metro 2033” (2007). Moscow: Populyarnaya literatura, 2007. Quote translated by Donald Cannon.

16. Gogol, Nikolay. “Dead souls” (1841). Translated by D.J. Hogarth 17. Lermontov, Mikhail. “The Prophecy” (1830). Translated by Yevgeny Bonver.

18. Mamleev, Yuriy. “Alone with Russia” (2009) — Russkie pokhody v tonki mir: esse, povest. Moskva: Zebra E, 2009. Print. Quote translated by Donald Cannon.

19. Maykovsky, Vladimir. “The Flying proletarian” (1925). Verses translated by Donald Cannon feat.

Olga Metalnikova.

20. Olesha, Yuriy. “Zavist” (1927). Quote translated by Donald Cannon.

21. Pelevin, Victor. “Batman Apollo” (2013). Moscow: Eksmo, 2013. Quote translated by Donald Cannon.

22. Pelevin, Victor. “Chrustalny mir” (1991). Quote translated by Donald Cannon.

23. Pelevin, Victor. “Divination runes or Runic Oracle of Ralph Bloom” (1990). Quote translated by Donald Cannon.

24. Pelevin, Victor. “Dzhon Faulz i tragediya russkogo liberalizma” (1993) — Vse povesti i esse.

Moscow: Eksmo, 2005. Quote translated by Donald Cannon 25. Pelevin, Victor. “GKCHP as Tetragrammaton” (1993). Quote translated by Donald Cannon.

26. Pelevin, Victor. “Hermit and Sixfinger” (1990). Translated by Serge Winitzki and Sergey Bratus.

27. Pelevin, Victor. “Ikstkan-Petushki” (1993) — Vse povesti i esse. Moscow: Eksmo, 2005. Quote translated by Donald Cannon 28. Pelevin, Victor. “Ivan Kublakhanov” (1994) — Zeltaya Strela. Moscow: Eksmo, 2011. Quote translated by Donald Cannon 29. Pelevin, Victor. “Makedonskaya kritika frantsuzskoy mysly” (2003) — Vse povesti i esse. Moscow: Eksmo, 2005. Quote translated by Donald Cannon 30. Pelevin, Victor. “Mittelshpil” (1991) — Vse Rasskazy. Moscow: Eksmo, 2010. Quote translated by Donald Cannon 31. Pelevin, Victor. “Oligarchs’ names on Motherland’s map” (1998). Quote translated by Donald Cannon.

32. Pelevin, Victor. “Omon Ra” (1992). Quote translated by Donald Cannon.

33. Pelevin, Victor. “Papakhi na bashnyakh” (1995). Quote translated by Donald Cannon

106

33. Пелевин, Виктор. «Папахи на башнях» (1995) http://pelevin.nov.ru/ 34. Пелевин, Виктор. «S.N.U.F.F.: утопия» (2011). Москва: Эксмо, 2012 35. Пелевин, Виктор. «Священная книга оборотня» (2004). Москва: Эксмо, 2004 36. Пелевин, Виктор. «Желтая стрела» (1993) — Желтая стрела. Москва: Эксмо, 2011 37. Пелевин, Виктор. «Ultima Тулеев, или дао выборов» (1996) http://pelevin.nov.ru/ 38. Пелевин, Виктор. «Девятый сон Веры Павловны» (1991) http://pelevin.nov.ru/ 39. Пелевин, Виктор. «Зомбификация» (1994) — Все повести и эссе. Москва: Эксмо, 2005 40. Платонов, Андрей. «Чевенгур» (1929) — Чевенгур, Котлован, Рассказы. Москва: Эксмо, 2008 41. Платонов, Андрей. «Котлован» (1929) — Чевенгур, Котлован, Рассказы. Москва: Эксмо, 2008 42. Пушкин, Александр. «К Чаадаеву» (1818) 43. Садтыков-Щедрин, Михаил. «Единственный» (1871) 44. Сологуб, Федор. «Из «Гимнов Родине» (1903) 45. Сорокин, Владимир. «День опричника» (2006). Москва: Захаров, 2006 46. Сорокин, Владимир. «Голубое сало» (1999). Москва: Ad Marginem, 1999 47. Сорокин, Владимир. «Метель» (2010). Москва: АСТ, 2010 48. Сорокин, Владимир. «Сахарный Кремль» (2008). Москва: АСТ, 2008 49. Стругацкие, Аркадий и Борис. «Полдень: XXII век (Возвращение)» (1967). Москва: Детская литература, 1967 50. Сваровский, Федор. «Все плохо/все хорошо» (2007) http://roboteka.org/ 51. Сваровский, Федор. «Французская колбаса» (2005) http://roboteka.org/ 52. Сваровский, Федор. «Слава героям» (2006) http://roboteka.org/ 53. Сваровский, Федор. «Катя, муж и мертвые инкассаторы» (2005) — Путешественники во времени. Москва: Новое литератруное обозрение, 2009 54. Сваровский, Федор. «Космический путь чести и славы» (2006) http://roboteka.org/ 55. Сваровский, Федор. «Президент» (2006) http://roboteka.org/ 56. Сваровский, Федор. «Прощание славянина» (2006) http://roboteka.org/ 57. Сваровский, Федор. «Слава стране моей» (2007) http://roboteka.org/ 58. Сваровский, Федор. «Толина родина» (2006) http://roboteka.org/ 59. Сваровский, Федор. «Все хотят быть роботами» (2006) — Все хотят быть роботами. Москва: АРГО-РИСК, 2007 60. Тютчев, Федор. «Спиритическое предсказание» (1854) 61. Тютчев, Федор. «Пророчество» (1850) 62. Тютчев, Федор. «Русская география» (1854) 63. Тютчев, Федор. «Теперь тебе не до стихов» (1854) 64. Волошин, Максимилиан. «Святая Русь» (1917) 65. Волошин, Максимилиан. «Преосуществление» (1918) 66. Волошин, Максимилиан. «Дикое поле» (1920) 67. Волошин, Максимилиан. «Заклятье о русской земле» (1919) 68. Войнович, Владимир. «Москва 2042» (1986). Ann Arbor: Ardis, 1987 69. Ефремов, Иван. «Туманность Андромеды» (1957). Москва: Молодая гвардия, 1965 70. Житинский, Александр. «Плывун» (2011). Полдень, XXI век, #4-5, 2011

107 34. Pelevin, Victor. “S.N.U.F.F.: Utopia” (2011). Moscow: Eksmo, 2012. Quote translated by Ivan Sokolov 35. Pelevin, Victor. “The Sacred Book of the Werewolf” (2004). New York: Viking, 2008.

36. Pelevin, Victor. “The Yellow Arrow” (1993). New York: New Directions, 1996. Print. Translated

by Andrew Bromfield 37. Pelevin, Victor. “Ultima Tuleev or the Dao of elections” (1996). Quote translated by Donald Cannon.

38. Pelevin, Victor. “Viera Pavlovna’s ninth dream” (1991). Quote translated by Donald Cannon.

39. Pelevin, Victor. “Zombifikatsia” (1994) — Vse povesti i esse. Moscow: Eksmo, 2005. Quote translated by Donald Cannon.

40. Platonov, Andrey. “Chevengur” (1929). Quote translated by Donald Cannon.

41. Platonov, Andrey. “The Foundation Pit/Kotlovan” (1930). Quote translated by Donald Cannon.

42. Pushkin, Alexander. “To Chaadaev” (1818). Translated by Andrey Kneller.

43. Saltykov-Shchedrin, Mikhail. “Edinstvenniy” (1871). Quote translated by Donald Cannon.

44. Sologub, Fyodor. “From Hymns to Motherland” (1903). Verses translated by Donald Cannon feat.

Olga Metalnikova.

45. Sorokin, Vladimir. “Day of the Oprichnik” (2006). New York: Farrar, Straus and Giroux, 2011.

Translated by and Jamey Gambrell.

46. Sorokin, Vladimir. “Goluboe Salo” (1999). Moscow: Ad Marginem, 1999. Quote translated by Donald Cannon.

47. Sorokin, Vladimir. “Metel” (2010). Moscow: AST, 2010. Quote translated by Donald Cannon.

48. Sorokin, Vladimir. “Saharniy Kreml” (2008). Moscow: AST, 2008. Quote translated by Donald Cannon.

49. Strugatsky, Arcadiy and Boris. “Noon, 22nd Century” (1967). Quote translated by Donald Cannon.

50. Swarovski, Fyodor. “Everything bad/everything good” (2007). Quote translated by Donald Cannon.

51. Swarovski, Fyodor. “Frantsuzskaya kolbasa” (2005). Quote translated by Donald Cannon.

52. Swarovski, Fyodor. “Glory to heroes” (2006). Translated by Stephanie Sandler.

53. Swarovski, Fyodor. “Katya, muzh i mertvie inkassatory” (2005). Quote translated by Donald Cannon 54. Swarovski, Fyodor. “Kosmicheskiy put chesti i slavi” (2006). Quote translated by Donald Cannon.

55. Swarovski, Fyodor. “President” (2006). Quote translated by Donald Cannon.

56. Swarovski, Fyodor. “Proshchanie slavyanina” (2006). Quote translated by Donald Cannon 57. Swarovski, Fyodor. “Slava strane moyey” (2007). Quote translated by Donald Cannon.

58. Swarovski, Fyodor. “Tolina Rodina” (2006). Quote translated by Donald Cannon.

59. Swarovski, Fyodor. “Vse khotyat’ byt’ robotami” (2006). Quote translated by Donald Cannon.

60. Tyutchev, Fyodor. “A spiritual prediction” (1854). Translated by F.Jude 61. Tyutchev, Fyodor. “The Prophecy” (1850). Translated by F.Jude 62. Tyutchev, Fyodor. “Russian geography” (1849). Translated by F.Jude 63. Tyutchev, Fyodor. “You’re not in the mood for verses” (1854). Translated by F.Jude 64. Voloshin, Maximilian. “Holy Russ” (1917). Translation from The Heritage of Russian Verse (Bloomington, IN: Indiana U, 1976), pp. 257-8.

65. Voloshin, Maximilian. “Preosuschestvlenie” (1918). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

66. Voloshin, Maximilian. “Wild field” (1920). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

67. Voloshin, Maximilian. “Zaklyatie o russkoiy zemle” (1919). Verses translated by Donald Cannon feat. Olga Metalnikova.

68. Voinovich, Vladimir. “Moscow 2042” (1986). Quote translated by Donald Cannon.

69. Yefremov, Ivan. “Andromeda Nebula” (1957). Moscow: Foreign languages publishing house.

Translated by George Hanna.

70. Zhitinsky, Aleksander. “Plyvun” (2011). Polden’ XXI vek, #4-5, 2011. Quote translated by Donald Cannon.