Марианна СОЛОМКО | ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ... by Поезија суштине

Ч Ч и

... тих

2014

1984

, . .и.

– . . :«

», «

», « .

, .а XXX

2009

», » …» (2013). -

–

. -

(2013). », « : «а -

…» –

и и

ISBN 978-5-4380-0063-1

. ., 2014 .

I. Ч

–

Иней в стерне, седина в колосках, Тяжесть, сугубая синь. Нити серебряные в волосах На голове Руси. Лёт однодневок на утренний лёд, Лютиков лютневый звон. Мудрость не в крону, а в посох уйдёт – На широту сторон. Клён-передвижник, в огне-ноябре Солнечный свет неси! Нить золотая горит в серебре На голове Руси.

В меха одетая зима, Разрисовала стёкла окон, Виват, морозное барокко, И вдохновенья Колыма! Скрипят алмазные резцы, По окнам сумеречным стонут – Олени, млечные песцы И диких звёзд полярный омут. Вот – спины гладкие белух, Морские перлы, перья, ягель, И перехватывает дух От перекрестья белых магий.

Мамины синие очи Дни проглядели, ночи – Где сыновья, где дочери, Помнят ли дом свой отчий? Маки, гвоздики, тюльпаны, Красные-красные канны... Так расцветают рано Раны, душевные раны. След затерялся росный, В инее мамины косы... Но расцветают поздно Розы, раскаянья розы.

Страна берёзовых скелетов, Страна задумчивых ключей, Ты зарастаешь бересклетом, Но не становишься горчей. Страна забытого наследья, Страна не помнящих родства, Ты сквозь дремучее медведье Бредёшь под куполом вдовства. Страна кромешных революций, Осоловевших палачей, Зачем ты поишь чаем с блюдца Тех, кто зовут тебя ничьей? Воскресни, от корней – до почек, Чтоб в сердце русском во сто крат Очнулся аленький цветочек И русской правды Коловрат!

Глаз голубая тайга, Крыл полонённая тундра, Гор снеговые бега В прядях речных перламутра. Русь – утомлённое поле, В коле она и в расколе, То ли синица, то ли Серый журавль боли. Под корабельным стругом Град просветлённый – Китеж, К маковке якорь – другом, К правде – ещё ближе. Бродники, смерды, изгои – Биты они и в разбое, Бродит в крови рассоле – Хлеб с осетриной воли.

Плач площадной, посконный – Зверь лютует зловонный, – Стены стоят и стоны, В зле и в золе – иконы. Колокол – звены, звоны, Слушай набат исконный, Пленный ли, пеший ли, конный – Вспять разогни поклоны! В небе не сыщешь хлеба, В небе найдёшь свободу, Русское небо – лепо – Даст и огонь, и воду. Русь, не печалься, коль я – Русский с мечтой сокольей – Встанут к колам колья, Вздрогнут земли комья!

и х

и и

Я слышу птиц в картинах Шишкина, Ручьи в шедеврах Васнецова, Искусство дарят нам всевышнее – Их души – перлы образцовые. Я слышу гам грачей Саврасова И смех охотников Перова... Нам мастера сказали красками – То, перед чем бессильно слово.

Неизвестные люди России, Позабытые люди Руси, Схоронило вас полюшко синее, Воскресила небесная синь. Вас молва замолчала людская, В отголоски ушли голоса, Но не поздно в беспамятстве каяться, Если горькая в горле слеза. Поднимаются, крепнут проростки Родовой коренной головы Золотыми дубами-берёзками Сквозь столетий крутые валы. Утолщатся, где зыбко и тонко, Вырастая до звёзд и полей... Будут предки гордиться потомками, Если станут потомки смелей.

Ты ушла, и осталась кровать Без твоей золотой головы… Простыни обездоленный тать... Пустота в этих складках, увы. Говорили до зла темноты, Сокровенье деля не одно. Разговор тяжелее воды Погружался на памяти дно. Про усталость, которая ест Человека живьём изнутри, Про скорлупный душевный асбест И бессмысленный будничный ритм. Про сутулость, согбенность и ствол Белой яблони в белом саду, Где сто лет человеческий вол На себе переносит беду.

Листопад золотистых волос, Половина из них – седина. Так из тёмных и светлых полос Составляется жизни стена. А за нею – начало конца, Корневища, кладбищенский крах… Твоего я не вижу лица, Отзовись, не наращивай страх! Незаконченный наш разговор, Словно птичий разрушенный клин – Выше самых спасительных гор, Глубже всех современных былин. Ты ушла, и осталась кровать – Без твоей золотой головы. С нею мне в тишине вековать Одиночеством белой совы.

Весь беломорский бестиарий – Что Академия Художеств. Люминесцентных ламинарий На берег выбросило множество. Медуз медитативна братия, Морские жёлуди колышутся, И мидий цепкие объятия Удерживают моря книжицу. Услышишь вечную гармонию, Не исчерпавшую движение, Как в Беломорской Филармонии Глубинной раковины пение.

Б Белое Белое море, за рухами рухи, Высмотри даль – воздымаются гряды-белухи, Грудь распрями, напусти в свои лёгкие, арий, Воздуха царство и йодистый дух ламинарий. Вспыхнула шапка восхода на солнечном море, Чайка – усталой ладьёй на солёной агоре. Тёмных овалов бока, норовистых, коварных обводов, Рвёт берегов тетива сухожилья полярных народов. Бешено льдами стучаться, бросаться стареющим волком, Прутьев расшатанных толстых не выгрызть волокон. Свет не проходит в тот интеллигибельный кокон, Нет ни свободы, ни окон, ни Бога, ни ока. В келье глухой, полуночной – бунтующим торсом – Согнут извечным и непреходящим вопросом. В клетке столетней живёшь под чужим кривотолком, Волоком дни, звуки – войлоком, вой – неумóлком. Сколько доносов, не пустят доносов торосы! Россы – вы тросы стальные, родные Великие Россы. Скоро зима вас остудит шедеврами Росси. Бледным сугробом лодейное сердце заносит.

Скалится суша по-волчьи на заячий остров, Росстань, дорога, где росы, к забытым погостам, Белым крестом промелькнёшь, притупившимся ростром, На перекрёстке рассыплешься, словно игральные кости. Станешь киклопом труда, молчаливее рыбы Пуще крота из-под гнёта выпрастывать глыбы, Втулишься в нишу в истрёпанной горькой одежде, Вежды твои – что скелетный исландский валежник. И перехватит всю плоть меж двумя валунами, А на язык – будь положен ещё один камень, В нутренном мраке горы эхом скажется – «аминь», Вскроется новый родник за тебя на седом Валааме. Судьбы – кривые карельские сучья берёзы, Белы-белёсы, а вглянешься – чернополосы, Чаячьих крыльев белее, бакланьих беринговых шеек, В свежих зарубках бока – что от крючьев корявых ищеек. Люди, полярные власти, сложили ненастные главы, Головы в главы сложили и в скудные песни, Каждому камню здесь почести служат и славы – Снасти рыбацкие, звёзд раскалённые перстни.

Властные снасти гортань захлестнули претуго, Иго с Востока и Запада, с Севера, с Юга. Нет ни друзей, ни врагов, отчуждения вьюга Хлещет, наотмашь стегает верёвочный угорь. Оцепененье, плененье, полвека молчанье, В склепе камланье, в канале, канаве, капкане... Даст ли зажить на распорки поставленной ране Злая земля, где этап за этапом в закланье? В карцере падалью пахнет и будущей линией света, Бывшей когда-то случайным чудес отраженьем И светляков безвозмездным, чуть тёплым свеченьем, Стены землёю обуты и в плесень одеты. Что же так страдно, темно человеческим душам? – Слышать бы им! А приходится слушать и слушать Шорох жуков-землекопов и писк землероек, Свет этим тварям по вышнему замыслу горек. Если внутри у тебя распрямляется пламень, Словно бобовых растений, семян огуречных – Знай, что росток твоей жизни, не вечной Толщу пробьёт и разрушит острожество ставен!

Больничный блок, свеченье белое, В нём пациенты – корабелами – Как нибелунги угловатые, С лейтмыслями иссиня-ватными. Смывает за борт их десятками То, от чего не спасться прятками. А лейттела звучат неистово – Надправославно-атеистово. Лежит один – глаза стеклярусом – Под белым полоногим парусом. Брюзжит аппаратура Карлсоном, А он молчит холодным палтусом. Другой – как-будто скат искрящийся, В плотинах глаз его слезящихся Свернулась боль глобальным ящером И требует – изыди к пращурам!

Спешат медсёстры и валькирии, И облегчённые порфирами К разверзнувшим врата могиловы, К парящим, словно спирт этиловый. И в тишине той обезболенной, Последним словом не промолвленной, Уйдёт, в ладонях не согретая, Душа, ничейно не воспетая. Склонится верба золотистая, Склонится ива тонколистая Над молчаливыми-речистыми, Над теми, кто был атеистами. Склонится верба тонкостанная, Склонится ива осиянная Над невозвратными-желанными, Над теми, кто был православными.

Гуляла вольница метели, Свистели шашки, Не шапки – головы летели Хмельны и шатки. Метель казала волчью пасть Междоусобицам, Наказывала: коли пасть, Так чтобы в снег лицом. Мела, чернее сатаны, Метлой опричнины: Сначала были сочтены, А после – вычтены. Дымилась, жгла, калила снег Кровь революций, За тех, кто, охраняя свет, Уже не бьют в цель. Секла по-красному, по-белому, Рубила вольница. Не разберёшь – кого за дело, а Кого за боль в сердцах.

Глухих дерев голосованье И голостволье. Последних сил изподневолье. Колесованье. Где деревень голодоморье – Там доля вдовья. Стоит у Волги изголовья Слеза Поморья.

Бабушка слышит, как внучка Мамочкой дочку кличет, Просится к ней на ручки, К солнцу направив личико. Три поколения женщин В радующем моменте – Мудрая, Милая, Меньшая – Больше всего на свете.

Ветер печалит слезу в паутине, Словно качает дитя в колыбели. Плотно сомкнулись осины и ели, Куст бузины говорит – не пройти мне. Я наклонюсь и прислушаюсь к почве И по слегка приподнявшейся хвое Грузди узнаю... Местечко глухое, Но неспроста мне открылись груздочки. В пне замерцали чудные гнилушки, След потянулся глубокий, лосиный. Красная шляпа – привет, подосиновик! И золотые тарелки-свинушки! Любы мне каждые крона и корень, Рыжик здесь – царь, боровые – бояре. Сказку нашепчут о злом Кудеяре Или бывальщину о мухоморе. Хвать шерстяные волнушечьи диски – Чтоб не скучали – в корзину, к опятам. Можно пойти иногда на попятный, Если ты – гений тишайшего сыска!

Быта горбатый кит Цедит планктон людишек, Весь временной излишек В свой заключил лимит. Кит, словно остров Крит, Морю ломает спину, Яростней Санторина, Потом и пеплом крыт. Быта горбатый кит Больше всемирной суши, Тёмным фонтаном глушит, Схлопывает плавники. Сядь, если смел и быстр, На бытобойное судно, Не повторяй тех судеб, Что проглотились в быт.

Ирэне Сергеевой

На утренней заре с балкона, Кормила белых голубей, И становились голубей Глаза и кромка небосклона... Простая, светлая икона, Тебе, родимой, исполать! Перед годами – непреклонна, Но на себя взвалила кладь – Несовершеннолетье мира, Его заслуженный недуг… Так пусть прольётся счастья миро На благодать тревожных рук.

Александру Пушкину

Среди белых роковых деревьев, На стеклянном поле ледяном Ты стоял в шатре из зимних перьев, Был бесцветным губ твоих излом. Ты упал, казалось, беспричинно В бело-голубые руки мхов, А с сорочки сыпались рубины Каплями разнизанных стихов. Среди белых роковых деревьев, На пустынном поле, как перрон, Не шаги – скрипели снежно перья, Провожая лучшее перо.

Николаю Рубцову

Ты отплакал свои стихи, Ты их отговорил. Потому ли они тихи, Как раскаянья крыл? Засыпали их злы пески, А стихи брали вверх. Далеки они и близки, Как рука и в лазури стерх.

А мне смотрел в глаза Есенин Ржаной, пшеничный, колосковый, Его хранительною сенью Мой тихий голос был раскован. А мне смотрел в глаза Есенин, С портрета, вышитого гладью, – Пусть распахнут дорогу сени, И выйдет путь тернист, но ладен!

Геометрическое небо В сетях обмякших проводов. Лепнина туч висит нелепо Над оголённостью голов. Домов осаленные вепри, Глухого транспорта засов, А ты – в своём квадратном метре, Как в затянувшемся лассо. Не льётся музыкой за ворот Дождливо-ветренный ноктюрн, Твой голос – что осипший город – Неласков, сумрачен и дурн...

Человек проступал на портрете, Словно глаз глазированный третий, Словно путник в путине дорог, Человек позабыл про мыслете, Не об осени думал – о лете, И гуашь остывала, и грог. А в пружинистой рёберной клети, О полярной зиме, не о лете, Метушилась тревожно сова – Гулко ухнула, и на мольберте Человек в злодеянии смерти Так себя и не... ...дорисовал.

...А крошки сыпались на крылья Бездомным серым голубям – Захлопотала эскадрилья, Хвалу воркуя отрубям. Шуршал на крыльях бисер манны И недоеденных хлебов, А рядом тихим дельтапланом Парила детская любовь.

Попросить прощенья и простить, Окрылять очнувшиеся строфы, Не слагая, жизни стих нести До своей назначенной Голгофы. Как бы ни был страден этот путь К солнечной вершине от подножья – Богу – Богово, поэту – Божье... Зижди, не оглядывайся, будь!

«Что бы ни случилось – это жизнь», – Мне однажды бабушка сказала. – Словно осень искры выкресала, Примолвляла: «Полно, не тужи». «Что бы ни случилось – это жизнь, – Мне сказала бабушка однажды, – Днём неутоляющимся, каждым, Что бы ни случилось – дорожи».

II.

Жизненный миг человеческий, Счастьем ли, горем отмечен, Сколько поёшь – не певчий, Сколько живёшь – не вечен, Хворью-бедой укорочен, Белой тоской удлинённый, Строчкой неровной застроченный, Коленонепреклонённый.

А могилка-то оплыла, Словно свечка – истаяла. Сгрызла жизнь все удила – Бабушка баяла. А земелька-то просела, Словно родственнички на скамью. «Как я ландыши полью» – Внучка пела, пела. Интересно-то, – могилка чья? Никому не интересно. Паутина-то – паучья, Мухи в ней смолкает песня. А сиделка-то – не нужна – Вон, соловушка поёт. Так какого тогда рожна? Всё. Землёю полон рот.

Красненькое кладбище, Серые кресты. Вечное пристанище Не для суеты. Там, где с хрустом падают Оземь тополя, – Взранена оградами Жирная земля. Два на два положено – Столько отвели. Может, праха больше здесь, Чем сырой земли. Скошен крест-надгробие Под глухим углом – Журавля подобие, Жизни перелом.

Ночь расшита звёздами Молодого месяца. Кончилась берёзами Жизненная лестница, По весне – серёжками, Медью – в ноябре. Камень на дорожке, Надпись: «... но я бренн...» Но я бренн в ноябре, Но я бренн, Но я бременем вечности сыт, Я – в пространстве Невидимый крен, И оно – без меня состоит.

Шли по большой дороге Три убелённых старца, Мудрость несли их ноги, Правду, кристальней кварца. Ухнул вечерний филин, Месяц поник двурого. Старцы в дорожной силе – У моего порога. Много они молчали, Сидя в углу червонном, Дивный покой лучали В доме моём исконном. Первый, заросший мохом, Вынул стручок гороха: Шесть бы детей – неплохо, С ними живи – не охай.

Слово второго старца, Он протянул мне пяльцы: Всё, что ни вышьют пальцы – То и начнёт сбываться. Третий отдал свой посох И указал на космос: Времени нет на роздых, Встань и не ведай сносу!

В человеческой матрёшке В самой маленькой – Темноты кромешной крошки. Цветом аленьким, Свечкой теплится душа – Тает воск, поди... Ты, в руках её держа, – Прости, Господи.

Как будто всё в последний путь Её с печалью обряжало: Листвы измученная муть, Полыни горькой опахало И пряжа спутанная трав, Клубки ежей полудремотных, Худые, сиплые ветра – Воронки роз бесповоротных, Труха, паучьи кружева.... Всё – то, что жолкло и тощало, – В последний путь её прощало, За тяжесть летнего греха.

их

ит та

Когда приходит Таусень И за плечо твоё берётся, Ты замолкаешь. Тает день На дне бездонного колодца, И тень находит на плетень, На дом, на вешнюю сирень... Когда приходит Таусень – Трава темнеет Одолень. Когда приходит Таусень, И в головах не видно солнца, Нахлынывает смерти лень И пресекает жизни кольца,

–

И ты стоишь, как чёрен-пень, Какой сразил тебя кистень? Когда приходит Таусень – Трава темнеет Одолень. Когда приходит Таусень, Твои глаза – не богомольцы, Их отпевают набекрень Колокола и колокольцы. На тела твоего шагрень Ложится гробовая звень, На травы упадает тень, Когда приходит Таусень.

Закатилось солнышко В сныть, сыру траву. Опочил соловушка Пёрышком к перу. Схоронён под яблоней, Крестик – из дровец. Не избегнул яда дней, Счастия певец.

А он на кладбище лежит, Где время медлит, не спешит, Над ним осина не дрожит, Ветла не горбится вдовой… Он – зарастающий травой Старинный камень гробовой.

Вербы жёлтые, зелёные и белые Над прудом танцуют светляками. Пляшут сосны огненными белками Под косматыми и злыми облаками. Просяным дождём покрыта поросль, Тёплые лучи крадутся лисами, Почки ярко вспыхивают листьями, Клеем тополиным пахнут волосы.

«Я думал, что все бессмертно. И пел песни. Теперь я знаю, что все кончится. И песня умолкла». В. Розанов. «Опавшие листья». Короб первый.

Опавших листьев короба – Живых, сугробных, говорящих. Так не молчала бы резьба На окнах, в даль вперёдсмотрящих… Темнела, трескалась кора И все болящие изломы – О том, что высится гора Копной гноящейся соломы, Вот – камень выслабленный ниц Лежит, лишённый места в почве, Вот – гнёзда, – пустотой глазниц Не певчи, немощны, немочны. И обмелела глубина, И высь низринулась в низину, И не дождались семена Дождя, ударившего в спину.

Дождались листьев короба – Зимы сугробной и безмолвной, Когда рассыпалась изба И высохли людские волны. И разорились письмена... А в обезглавленном заглавье Иная выросла страна Чертополохом на безтравье. А в гнёздах вылупились псы. А на святых местах – пустые... И без зазрения слезы Закрепостились крепостные. Опавших листьев короба, Нет, не во гроб легли вы, – краше, Вы – не подвластные гробам В борьбе за будущего марши.

Взойдут другие семена, До часа ждущие в подполье, И будет влага им дана, И отомрёт червей юдолье. Восстанут редкие сорта Из глубины, живящей корни, Как от вселенского костра Над ними свет взольётся горний – Не будут падать в короба Воскресших листьев плащаницы, А будут, докоснувшись лба, Питать непомнящие лица.

Без людей погасли звуки В тёмной комнате планеты, Не спасли от мрака руки. Без людей остались боги, Храмы, мусор и монеты, Не спасли от мрака ноги. Жизней чадные лампады, Век ваш короток и кроток, Бренность держит вас за локоть И проводит до ограды.

Не встретить Рыбам Скорпиона, Весам не вычислить Стрельца, Мешает пояс Ориона В рогах созвездия Тельца. А на Земле так много муки – Знакомства, встречи… Из газет Друг другу люди тянут руки, Но горек счастья бересклет. …А белый свет зодиакальный, Лия торжественный елей, Созвучил судьбы так печально, Как верил в Солнце Галилей.

а и т

а Би

их

Другой бы давно поседел, А он, словно дух – наяву. Магистр кладбищенских дел Архивную пишет главу О быте заглубленных тел, Чьё время скрошилось, как мел. Отцвёл золотой зверобой На приисках с тьмой-темнотой… Лежат на квадратах кладбищ Останки покрышек и днищ, И мил человек, и не мил – На стрёме и в дрёме могил. В объятьях предсклепной травы Друзья ли, враги – всё равны, Когда по красне-по весне Росы засверкает пенсне, И солнце с приставкою «без» Им шлёт не в слезах sms.

Равненье, избыточность гряд… Но будь ты холоп или князь – В земную зароешься грязь, Лишь бросится свора лопат. Тенета Танатоса ждут: Назад закорчёвывать – в грунт. Магистр кладбищенских тем – Всего, что бывает затем, Отнянчив содружества тел, Себя схоронить не успел. И глуше не выдумать кут, Спасибо за отдых, sehr gut.

С дачи украли сверчка, Свезли в городскую квартиру, Враждебен он новому миру, Законам замка и крючка. Сверчок был сказителем сада – Тихим, ночным, закадычным, Погибнет в тоске заграничной, Людям – пустяк и досада. Верните обратно сверчка – Перьям зелёным лучка, Флоксам, петуниям, грушам, Грех не берите в душу!

та

и Маме

Здесь когда-то Достоевский Призадумался о «Бесах», Здесь собора арабески Помнят звуки первой мессы. Таллин... Таллинн... Старый город Жив людьми, душою молод. Тишь дворов-опочивален, Башен, улочек, развалин – Это Таллинн! Над собором Олевисте Голубей взвилось монисто, Белое перо – Лепесток почтовой стаи. Ветер-чтец его листает В ритме болеро.

Скачет Ратушная площадь – Необъезженная лошадь, Бравый флюгер – Старый Томас Не теряет нюха компас. Тоньше трепетной осины, Выше горнего орла – Ратушная башня, Глянь-ка вниз бесстрашно! Суп горячий из лосины Пей без ложки, «из горла»! Быстро дождь освежевал Крыши красные, Радуги атласные И морские кружева. Взмокли перья-облака, Поплавки бакланьи, Жизнь как будто бы легка, Сбудутся желанья.

Что же башня Маргарита Не сдержала габарита? Сквозь игольное ушко Смотрит на туристов: Угостите пирожком – Съем и сто, и триста! С милым я хочу обняться: Где мои пятьсот спартанцев? Сто ли вёрст переверстали И до стали устали, Обошли вокруг всех талий Дивных башен и ротонд. Под биение кроталий, Шумен, светел, музыкален – Лишь тогда старинный Таллинн Нам открылся, словно зонт!

ти

а«

и »

В слове «Эстония» слышится стон, Stone – по-английски – камень. Вышел паром на балтийский простор, Боже, храни его, аминь. Белым бутоном он цвёл на волнах. Палубный свет – диадемой... Смех, беззаботность... Только луна Смертной кровила эмблемой. Белый паром – уязвимый цветок С праздничными лепестками, Но в похоронный вплетался венок Злыми морскими узлами. Неба воронка, удар штормовой, Взрывов чернильная сила, Крик пассажиров, испуг горевой, Донное смерти грузило.

Перевернулись ячейки кают, Крен – угрожающий, скорый, Тяжко найти свой последний приют В шахтах глухих коридоров. Струй кислородных рычало зверьё, Свет угасал заглубинный, И вертолётов спасательных рёв С поздней метался повинной. Братья и сёстры, мужья и отцы, Матери, жёны и дети! Ваших имён закалились столбцы На гробовом монументе. Прерваны линии жизней, семей... Память надёжнее стали. С гибелью вашей ещё солоней Волны балтийские стали.

Где-то покоится белый бутон, К стеблю привязан камень. В слове «Эстония» слышится стон С белыми лепестками.

Пышет зелень Кадриорга, Блики солнца, брызги оргий – Водных, струйных, разногласных, Мимолётных, не напрасных. Пара чёрных лебедей – Эбонитовых ладей. Не людская, не земная, Смоляная их любовь – В наклонении голов, В такте крыл и лентах шей – Гордость в общей их душе,

И душа их смоляная Вся исполнена добра, Звоном марта-серебра И ноябрьскою печалью – Трубным зовом в зазеркалье. У людей любовь до гроба, Или чаще – до утра. В лебединой паре – оба – До последнего пера.

Грабы. Вязы. Гробовая вязь. Рвутся связи Не перекрестясь. Ор вороний. Омраченье крон. Роют корни Сбывшемуся схрон.

Липы. Клёны. Свет издалека. Колокольный Холод языка. а и

т т а

Старыми-старыми липами Дом белоснежный обсажен, Встали втроём у калитки мы И не осмелились дальше. Помнит ли всех домочадцев Дом в бриллиантовой дымке И на старинном снимке – Девочку в ситцевом платьице? Вот, состоялись полвека Жизни тревожной, о Боже, Помнит ли дом человека? Снята древесная кожа. Дерево вытеснил пластик – Изверг душевному стержню, Взять бы могущества ластик, Всё возвратить, как прежде.

Куклы, качели и мячик Маленькой-маленькой мамы… Прошлое вспять не обманем мы, Лишь подтвердим настоящее. Тяжко, оглохшие липы, Ткать бытия гобелены! Дальше – лишь взрослые всхлипы Жизни недолговременной. Необъяснимая жалость В каждой простуженной ветке – Стен не погладить шершавость, Окнам не высветлить веки. Спит на фасаде солнце, Но на табличке – кредо – Дом, отрешённый в аренду, – Площадью гулкой сдаётся. Долго молчим, как под пыткой, Дом – белоснежнее брынзы, За затворённой калиткой Корчит эстонскую мызу,

Перекрывается тучами И затворяется липами… Мы покидаем болидами Воспоминания лучшие.

Памяти моряков броненосца «Русалка», заложенного в 1866 г. на Галерном острове в Санкт-Петербурге и затонувшего 7 сентября 1893 г. у берегов Финляндии.

Небо темнее фиалки И штормовой зюйд-вест, Памятник есть «Русалке» – Ангел, держащий крест. Надпись в гранитной силе – Серый холодный стих, – Не забывают в России Мучеников своих. Морок, туманная проседь, Бури двенадцатый вал, Где затонул броненосец, Остановился штурвал? – В щупальцах волн вероломных,

Выше огней маяка… Море вернуло обломки И одного моряка. Было сто семьдесят восемь Недостижимых молитв – Впали в морскую осень, Канули в Финский залив.

Вышли к морю. Море вторит: Волн незыблем мораторий. Скажет море – хватит горя, Хоть сильны у горя горы. Одиночны в море чайки, Одиночны в море камни, И забытые желанья – Как неподнятые чарки.

Виноград тревожно-синий Глаз твоих, и прядка-иней... С ними ветер, море, волны Разговаривают больно, Что прошло уже полвека – Средний возраст человека... Лижет стопы белый холод... Так ли долог жизни провод? Кроткой жизни долог провод, Кратки проводы надолго. Нарастает гулкий топот Ливня, где ни капли Бога. Есть ли повод, если провод Изначально окончаем? – Снова жалит мысли овод, Снова жалят крики чаек.

Жизни провод – в натяженье, В наводнении событий, Оголённый на мгновенье Заискрится в тёмном быте, Вспыхнет радостью усталой И обуглится, оборван. Всё на свете запоздало, Что волной покрылось сорной. Человек уходит в море. По колено входит в горе, Он с собой по пояс в ссоре, В бытовом по плечи соре, С головой уходит в море, – Так уходит в землю корень.

Ночной камзол на пуговицах звёзд, Луна старинной брошью теплится, На Гончих Псов рычит Медведица, А Овен поджимает зябкий хвост. Миры, миры, велик ваш непокой – Галактик исполиновые мельницы, Сбегающее в космос молоко И профиль голубой Земли-келейницы...

Просто хочу весны – Медных и бронзовых почек. Сбудутся долгие сны, Ожил в растеньях моторчик! Пусть воробьиновый куст С деревом галкограчиным Дунут в оркестра ус, Скажут весне – с почином!

III.

Зажглись огни в холодном доме И разбрелись по тлу реки, А я во сне, как на пароме, А город – словно белый кит… Дворцы, фасады, равелины, Луны нырнувшая блесна, Сине-зелёные картины, Торосы, ломаные льдины Лазурно-лебезного сна.

Белый норвежский голыш, Правильный и покатый, В тёмном карьере лежишь, Но застучишь стаккато: Вскроется каменный щит, Словно бы из пращи Вылетишь в светлую высь, Белый голыш, явись! Выше голов и крыш Я – на горе седой... Белый норвежский голыш Я забрала с собой.

Рваные кольца древесного спила, – В белом простынном чаду, – Нет, не любили мы, я не любила, Лет прозябая мзду. Пересеклись, – но в неблагоприятье – Кольца горячих тел, Скомканы бытом душевные платья, Цветом поблёк чистотел. Вечной любви потемнели платаны, Брошены нити харизм. Всё это время мы шли по Расстанной – Улице – с именем – Жизнь.

Без рябины, без снегирей Садик зимний стоит заснеженный, Старых горсточку сухарей Ты в кармане нащупал бережно. Под весёлый полозьев свист Детство тешилось краснощёкое, В детстве очень любил ты птиц – Их простые глаза с поволокою. Карамелью хрустящий снег, Разрисованный тонкими ножками... Часто птиц ты кормил во сне Сухарями и хлебными крошками. ...А когда в зрачках фонарей Город спал, мишурой расцвеченный, Со страниц моих букварей Прилетали они, застенчивые.

а а

Море и ночь, и разводка мостов – галактических створок. В дрёме Земля, в цепенении почвенных корок, Море не спит, и, сомкнутые холодом в стаи, Мили морские верстают, верстают, верстают… Млечные все: и планктон, и медузы, и тихие рыбы – В их оболочках дрожит натяжение смысла, Лунный понтон оплывает далёкие звёздные глыбы. Числа редеют – простые большие и малые числа. Бьётся серебряный окунь в уздечке сетей, Тело попало впросак, в строганину неволи. Есть ли сознание в том крестоцветье костей? Натрий и хлор – вот молекулы разума соли. Мелью намелен песок, а на дне – изразцы перламутра В пасмурном иле, да к ним не спускается утро. Спят корабли турмалиновыми лепестками, Ночь всё над их головами разводит руками...

Рифами, рифмами, банками, склянками море арканит, Пеной бакланит, и канет, канет, канет… Канет, рыбацкую шхуну в осаду беря штормовую, Канет в свой дом, где и окна, и двери – открыты, Канет... Плавучую шлюпку, и ботик, и яхту, и... – в глубь черновую. Легче эскадру ему потопить, чем разбитое жизнью корыто. Бой настоящий, морской, с головным адмиралом, Скрытый забралом, фехтует он резче нарвала, Там где был крейсер – кренится трёхпалубный крестик, Ступка осталась, а где же?.. – на дне её пестик. Дно или бéз-дна – покой всё одно – антикварная лавка. Бой проигравшие здесь корабли, их последняя ставка, Знали: цена глубока за беспечность в подводной Валгалле. Гоголем губки теперь и кораллы стоят на штурвале.

Море – оно состоит из течений мгновенных и вечных, Из кораблей, давших течи, коварные, гиблые течи, В жилах кораллов стучит пульс его, осторожный и древний, Не осознать, не распутать тех времени вервий. Море извилисто, гристо и лабиринтно, Хоры проклятий терялись в нём, гласы прощальной молитвы, Выпей солёной пол пинты стакан – и узнаешь все тайны: От одиночных мистерий – бактерий – до таинств чешуйчато-стайных. В штиль затаившись, вдруг вызверится Минотавром, Вечнозелёным венчая суда героическим лавром, И ощетинится вновь, и обрушит собор алебастра: Ростры морейские, своды, колонны, пилястры… И – баста! Море бакланит, арканит, и канет, и канет, и морит, Вечно движенье стихии, что в мире с собою и в ссоре. Моря орган ворошит тонкострунные снасти И обрывает их, как надоевшие страсти.

Вот – Наутилус бежит от стаккато прибоя. Стаи акул размывают глиссандо телами. Будет цунами – на палубе станем, навытяжку станем – И остановим его приближенье – зелёное и голубое. Что есть волна? – это свиток воды с письменами Крапин барашковых, клинописью, оригами Лент изумрудных со стразами крупных песчинок, С переплетеньями струй и узорных соцветий икринок. Море по-своему водит, водой воеводит, Моря кольчуга из моды нейдёт, не выходит... Рыб колыбельная спит в нотоносцах растений. Тень-светотень – пролетели тела нототений... Бравый конёк – то скрипичный он ключ, то басовый, Ключ, стерегущий жемчужниц и мидий засовы. Сколько им плыть? – Километры ли, мили морские? Или французские лье под пикантным анчоусом-крилем? Крылья нужны им – складные летучие крылья, Будучи крилем, поймёшь – сколько футов под килем.

Были заслуги твои велики в прошлогодье забытого мира, Быть горбачом тебе в этом наметили водные боги, Но растранжирил ты пыл и запасы китового жира, Зная: пороги – они не всегда, к сожаленью, родные пороги. Был бы владельцем во льду китобойного судна, Знавшем трезуб, словно мудрости зуб самого Посейдона!.. День твой придёт – меднотрубный, гарпунный и судный, Но по сей день – ты свободен от Армагеддона. В кратер, в расщелину пал батискаф – это скрытная ямка тревоги, Много таких на Луне, но пылятся в космическом логе. А в Марианских берлогах есть серные, жёлтые горы, Газы, как серны, газелями скачут, пушистей ангоры. Горы-желтки и белковая белая суша – Ядерных зим торжество и осенней забросанной лужи Листьями старых газет, отчитавших всё лето деревьев… Послушай! – Голос их тише и глуше, всё глубже, и тоньше, и глуше.

Души заблудшие, где вы живёте: на суше Или вовне, на Луне, на малиновом Марсе? Трудно вам быть без воды – вы всё суше и суше, Так полезайте в скафандры – и в воду скорей погружайтесь! Краб-марсоход пылевые испробовал бури отважно – На батареях – песок, а в клешнях корабельные крепкие путы, Спруты, как братья, плывут на воскресное утро, В утвари, в схроне салата иной раз их встретить так страшно! Уши у рыб есть, продольные чуткие уши, Радиоволн частокол их кукожит всё чаще и чаще, Шумно на дне быть должно от креплёного пунша, В чашах и кубках который кипит веселяще. В устье песочных часов происходит мгновений растрата, Выйдут они из воды, выходили в ушедшем когда-то, В наши глаза заглянут и найдут в них солёную влагу – Мы – как они, но они не причастны к ГУЛагу.

Вод большинство посылает прощальные пассы И закрывает свои театральные кассы. Рыбные виды и классы – потомки триаса, Повремените, ведь мы же одной с вами расы! Раз – и нырнула – в ноздре заплутавший рыбёнок, без шуток! Юркий малёк, он в околицах мозга, он первым узнает! Вся вереница за ним... Опустела вода без малюток, Вот веселится уже в голове вся проворная стая! Череп – аквариум, глаз только хлюпают люки, Дайте скорей плавники, заберите ненужные руки! Скуки не будет на дне и гранита науки! Словом и делом моим управляют морские фелуки!

Не пугай меня Космосом, Ох, не пугай – Вижу я о нём снова сны – Края край. Чёрен Космоса каравай, И не хочешь, а – выбирай Из него и Него. Жаль, недолго раз, И меня он выберет – В мой последний час, Скажет: Спи, усни, Ляг подпочвенно... Вижу в скважину его Я в замочную: Малый угол И звёзд пыльца. Нет здесь матери, Нет отца.

и т

Б и

Цветком увядшим на груди – Старушка в парке. На вид ей: будто – без пяти До смертной арки. Мельчит шагами, не спеша, Былые были Несёт в себе её душа, А муж – в могиле. Глаза – что пурпурный пион… Не тяжко бремя, Что шлёт ей равнодушный клён Дождём на темя. И прежде, чем сойти на дно, Вслед шарклым листьям, В ней сокровенье есть одно – О нём лишь мыслит.

Сказала – да, а чувства – нет, Тогда на свадьбе Ей девятнадцать было лет, Бутоном – платье, Кольцо и льдистая фата, И было поздно Понять – зачем Голгофа та, Коль души – розно. Тысячелистник, бересклет, Чабрец и донник – Такой причудливый букет – А в нём – любовник. Их встречи были так быстры, Что даже время Смелей вязало их персты, Сплетало вены…

Хрупка, непрочна и нежна Людская память, Ужель на то она дана, Чтоб в вечность кануть? Не сохранила тайну ту Травинок стая, И луч, что встретил темноту, Покров смущая. Но вот – передо мной букет – Открылся ларчик, И, хоть цвета свелись на нет – Цветы всё ярче – Бутоны розы vis-a-vis В слезах кукушки Хранят историю любви Одной старушки.

Яблоком ли в саду – Празднична и сладка, Птицей ли в облаках, Колосом упаду. Цветом черёмуховым Дней развевая дым, Да из судьбы платка, Вышитого на беду.

а Брошено тело душой, Что поспешила к Богу, Если была большой – Знает дорогу. Если же – невелика – Знает дорожку, Ждёт её сквозь облака Солнца морошка.

Так хорошо бывает перед смертью, И перед дверью, Сквозь первую, вторую, третью Пройду теперь я. А дальше – света гиблый мрак Во мраке света, И нет дверей, а есть дыра... И я – комета.

Когда придёт мне время умирать – Я наряжусь в малиновое платье, А то, что миру не успела дать я – Возьмёт земля – всему живому мать. Когда придёт мне время закрывать Дыханья дверь на вечности задвижку – Пусть кто-то в этот миг откроет книжку, Где слов моих заглубленная рать. Когда увижу яблоневый сад, А в нём – плодов осеннее наследство, Я оглянусь, чтоб оглянулось детство, И сделаю последний шаг – назад.

Как манул степной, рыскучий, – Тихий вечер подошёл, Фиолетовые тучи Опрокинулись на дол. Меж ветвями вогнездилась Соколиная звезда, Сердце озера забилось Плавниками осетра. То ли вечер, то ли ветер – Вороват и виноват, Что зарезан, словно петел, Этот сказочный закат.

Была спесивой и сварливой Ему женой. В быту – колючим терносливом, В любви – стеной. Пилила, комкала до краха, Скликала тьму. И сшила смертную рубаху Ему. Тебе до собственного гроба Так далеко, Одна сидишь – ничьей зазнобой, Вдовой Клико. И он один – в глухой могиле... Сирень бела.... Ты не промолвишь: жили-были – Жила... Была...

Как птица породы нездешней, Как семя в плену, без воды, – Ты – узница Царской Скворешни, А может, уже и не ты. Двойник, но в твоей оболочке, Лекарствами скрученный в жгут, В белёсой, холщовой сорочке, В которой сознанья не ждут. Есть в кладке старинной, кирпичной, Окно, как большое лицо, В нём доктора зрак-пограничник Твой шаг замыкает в кольцо. И ты, как на дне центрифуги, В горниле горячечных дней Без крыльев, но машешь упруго На вылет тюремных дверей.

* Психиатрическая больница им. И.И. Скворцова-Степанова, учреждённая в Петербурге в 1870 г. наследником, впоследствии императором Александром III, прозванная в народе «Скворешней».

И есть прекословия фуга, И ждущие дом и семья, Но ты не согласна – друг с другом – И с место-пленением «я».

Выйду на травы, на ранние росы... Шмель обронил лепесток абрикоса... Ягоды яркие дремлют на блюде... Шёпот ромашечный: будет – не будет... Сбудется всё: и гроза, и разлука. Выхвачу перья зелёного лука, Дачный салат сотворю из растений... Вот и развеялось облачко тени.

Мы губили вино вдвоём, И шатался наш общий дом. И вело нас оно на дно, Стало розным у нас одно. Мы вино называли вином, А оно оказалось виной.

Разузоренные окна, Коченеющие льды, Леса хрупкие волокна, И домов морские львы... Облаков плывут тюлени, Ветру путают пеньку. Приведёт узор олений К озорному огоньку. А сугробы, как белухи, Шепчут тайное сосне – Где готовятся прорухи И проталины к весне.

Бурый, заброшенный мол Вытянул в море носок. В волнах плывёт богомол, Словно зелёный листок. Мель и рассыпчатый пляж, Брызгами – на абордаж. Маятник сроден волнам, Что замирают у стоп, И черепашьим холмам, И равномерности стоп, Маятник моря оглох – Вечные выдох и вдох. Яшмы зелёной кусок, Водорослей поясок – Вышли на крупный песок. Маятник – тик-ток. Галечный хор взмок, Как корабельный кок.

Сердцу, ладоням, уму Ласков сентябрьский Понт. Медленно солнца хурму Прячет ночной горизонт За Фиолент, Меганом... Всё наполняется сном. Море – сгущает желе, Пенит молвы малахит, Молодо, как божоле, Зелено, словно нефрит. Шероховатость и гладь Вечно ему примирять!

Скорлупный человек, Как холодильный снег. Твой солнечный желток Истёк. На двух канатиках Ты весь – распятье как. А что завещано? – Лишь трещины.

И тихо падал белый снег На руки – разбреденья рек, На корабли – скорлупки век – Преображался человек. Белужил, вьюжил вечный снег Приневье Ладог и Онег... И прекращался человек, Как двадцать первый зимний век.

IV.

Плыли сады Украины... Белыми и лебедиными, Славными плыли фамилиями, Сливами плыли, наливами, Вишнями и Наливайками, Плыли Хмельницкими, Байдами, Гонтами плыли, Нечаями, – Теми, кто жизни не чаяли.

Ты помнишь – яблоневый сад, А с ним всю жизнь до крайней точки, Окно, распахнутое ночью, Луны загадочный агат, Смычки бессонные цикад, Виолончель густой прохлады... Для счастья многого не надо, И было счастье наугад. Ты помнишь – шорохи ежей И у калитки их сопенье, Зарянки солнечное пенье, К грибам – дождливое драже. Ты помнишь всё, что не успел, Всех слов и мыслей ароматы И понимаешь – как богато Под небом жаворонком пел.

Светлица дня пришла в упадок, Захлопнул створки мотылёк, В саду зажглись рубины яблок, И вспыхнул месяц-фитилёк. Плоды, как спелые планеты, Срывались со своих орбит И падали в корзину лета, Прощальный делая кульбит. Темна заброшенная штольня, Где груш светятся фонари, Стозвонна сливы колокольня, Струнятся травы-кобзари. А ниже – сиплое дыханье Листов – их немощная глушь Средь сотен тысяч увяданий Не отлетевших к небу душ.

100

Везде печаль простых мелодий, В ранетах кроется сонет, Ноктюрн запрятался в ренклоде, Но не сдержать парад планет. Он ярок, яростен и падок… Горюют, бедствуют плоды, А дух броженья – смел и сладок На все лады и нелады. Как светляки, лишившись силы, Но теплокровные ещё, Лежат опальные светила, Прижавшись вмятинами щёк... И слышат тёплый голос сада, И тянут вместе с ним мотив… А ночи дивная прохлада Вершила свой императив.

101

Возвращается тяжёлый люд В яму, полную отчаянья, Где цветы невзрачные поют С солнцем раннее прощание, Где морщин изрезанность не счесть, Не избыть, не сгладить, только в том боль, Что не страшная, а больше – месть Вызревает мощной гекатомбой. Возвращается тяжёлый люд В яму, полную молчания, Где цветы – из лепестков салют – Голод с холодом венчают. Где причин руины не поднять Из последствий. Только в том свет – Что есть право вечно прозябать В нищете, в мечте, в потомстве.

102

Груша цвела с шипами, Белая, словно милость. Ты ли, родная мама, Сызнова мне приснилась? Я обниму руками Дерево, словно маму, Чтобы оно шипами Не отпускало вечно.

103

Очи и ночь – одиночество. Имя забудется, отчество, И не узнают фамилии, И не припомнят – а были ли? Очи и ночь – одиночество, Тяжко забвенья пророчество, Отщебетавшее иволгами, Выплаканное ивами.

104

Чтоб воскреснуть – сначала умри – Окончательно, ясно, всерьёз, Не на раз, не на два, не на три, – В обертонах классических роз. Гробовщик твой измеривал рост, А могильщики – ямную глубь. Сколько в сердце весну ни голубь – Всё погубит крещенский мороз. Умереть – нелегко и темно, Нужно прежде – всю жизнь пережить, Так, чтоб счастье, как хлеб, не крошить, А несчастье – не будет дано. Говори, чтоб услышанным быть – Окончательно, веско, всерьёз: Чтобы жить – нужно прежде – любить – И отступит крещенский мороз.

105

Отсырели одесские дворики, Отслоились бесстыдно платаны, Шумный дождь разухабистым дворником Белых бабочек аэропланы Распластал. А в асфальтовых трещинах Зажелтела пыльцы позолота, На балконе какая-то женщина – Словно вышедшая из киота. Не отпустит, как Лаокоона, Как варенье из лайма с цукатами, Тот пейзаж дождевой, заоконный И перила барочно-покатые. Засгущаются в сумерках ветреных Фонари леденцово-конфетные, Осветят колею Дерибасовской, Что бесовски дрожащею пляскою

106

В водяной погружает и донный Чай ночной со зрачком белладонны, Где желанье сбывается рыбкой, И блестящий Утёсов с улыбкой. И парят с озорной залихватскостью, Как хорошей погоды предвестницы, Те сандалии на Дерибасовской, Что дошли до Потёмкинской лестницы.

107

Белые яблоки. Снежный Кальвиль. Мир пеленает вьюга. Путь волокнистый. На тысячу миль – Ни одного друга. Сядет на губы холодный мотыль И опалит крылья, Скатится каплей на зимний ковыль И не заметит – был ли? Белым бело, но темнят облака, Словно офорты Гойи, Вьюга, налей-ка ещё молока В гуттусы и ойнохойи. Захолони безмятежностью миль, Сердце чужбиной изгоркло, И затяни, словно песню – бобыль – Сверходиночеству горло.

108

Заката кровь лилась, алея, Загустевала, не спеша, А ты берёзовой аллеей Брела, не зная, что душа Готова к отсоединенью, К отлёту в новый кругозор, И разгорался в средостеньях Рябин рентгеновский костёр.

Ушло веселье из садов. Под снегом сломанные сливы И гроздья сморщенных шаров – Когда-то праздников шумливых. Ушло веселье из садов. Под снегом сломанные сливы, А с ними – кольца тех годов, Когда мы были так счастливы.

109

Сколько б ни жил – согрешил: Чаю не допил с малиною, В тонких застенках души Мучится белая совесть, Жизни прохладная повесть Сдаться в архив не спешит. То, что её сокрушит, Явится тихо с повинною.

110

Море вечерне двустворчато, Мятным приливом разбужено, Тучка сапфировым росчерком Солнца ласкает жемчужину. А в палисаде – петунии, Флоксы лилово-дурманные, Марят чудн ми Сатурнами Бабочки аэропланные. Мечены пенистым кружевом Камни и крабы карминные, Вечер, как в зеркале суженый, Манит в амброзию винную, В дрёму тугую, солёную… Синее видится, белое, Гор диадема зелёная И талисман можжевеловый. Губ утончённых двустишие Выдаст ли тайну гадания? – Слаще плодов лавровишенья Чувство, ещё без названия.

111

т Б Пили разные коктейли, Шеридан, мохито, бейлис – Как-то были в Коктебеле, В Коктебеле как-то были. Восхождения и скаты, Можжевеловые гущи, Волны вольно в три наката И костра зрачок трескучий. Мы в сейсмической бутыли – В косяке медуз и криля Плыли кролем, плыли брасом Над бычками и сибасом*. Это было в Коктебеле… Сладко в крымской колыбели – Синь лаванды, сушь полыни. Нет ни горечи, ни стыни.

–

. seК ЛКss –

112

Трав плетенья. Снова море. Синих гор бока, хребтины, И посланцы-метеоры Из космической корзины. Но пропели дни недели. За буйками наше лето... Это было в Коктебеле, В Коктебеле было это.

113

Закраплены окна геранью, Разбита и склеена чаша, Я вышла на росстань страданий, На проводы листьев опавших, Где солнца малиновый гелий В осиновой кроется сакле, Где осени винное тело В садах иссякает по капле. И нет ни огня, ни сиянья В усопших глазницах палитры – Лишь дерева ветхое знамя И листьев сухие молитвы.

114

Замедлялся закат заоконный И рябины сургучная кровь... Не спасёт никакая икона Дом, где перелюбили любовь, Дом, где предали и растоптали Драгоценный терпенья ломоть. И уста не напьются устами, И тела – безнадёжная плоть.

115

Жизнь – это быстрый смерч. Он состоит из прóводов, Он состоит из встреч, Голода поводов, Калейдоскопа дат, Радости, но недолгой... И никогда не отдать Вспять временнóго долга. Жизнь – это дней картечь. Каждый из нас мишенью Встал, чтобы вечно лечь На пораженье.

116

Стоят тяжёлые сады В последних яблоках и грушах, Опали праздничные рюши – Листва на зеркале воды. Немного яблочных румян – И ощутить в безгласной ветке Рукопожатье ноября, И говорить вдвоём о ветре, О неприкаянности душ, О невозможности избытка, И слышать – где-то связка груш Тревожно бьётся о калитку.

117

Музыкальные руки прибоя Бушевали крюшоном и пуншем, Тёмно-синее и голубое Разбивалось о клавиши суши. Превращались вальяжные скалы В голыши, колтуны и овалы, Белоснежные – шли в адмиралы, Сердоликовые – в кардиналы. Сколько круговоротов и сальто, Вольных сил без конца и начала, Чтоб огладились яшмы, базальты, А в агатах порода звучала! Сильный камень – рассказчик историй О чудных, безымянных простейших, Что сновали меж сушей и морем, Залатав эволюции бреши. Сонный камень – тяжёлый и грузный, В нём аорта и горная жила, Он в волнах – бесконечным Прокрустом, Время в нём никуда не спешило.

118

Странный камень – не знавший Сизифа, Долгих краеугольных мучений – Спит в воде, как в спокойной олифе, Весь исполнен янтарных свечений. Синий камень – в кольцо лазуритом И не нужно стараний огранки, В нём мозаик сумбурные ритмы, Как наряд дорогой куртизанки. Слёзный камень – он кварц розоватый, Бледных линий в нём смежились тоны, Наслоенья, красот аксельбанты И рапанов тугие бутоны. Соберу эти камни на блюде, Окроплю музыкальностью пенной, Пусть они, как весомые люди, Распечатают тайны Вселенной.

119

Опустела жизни чарка, Опустилась жизни стопка, Серебрилась в небе чайка Долго, жалобно и тонко, Словно спрашивала – сколько Быть ей жалобой невольной… Но осталась только долька, Закусить которой – больно.

120

Николаю Родионовичу Репнину – главному герою «Романа о Лондоне» Милоша Црнянского

Вскрывая отчужденья склеп, Он не выходит из пике, Он был когда-то налегке, А стал совсем натяжеле. Жизнь прожита. Чего жалеть, Что на чужбине, вдалеке?.. Я протяну ему в руке Из города родного – хлеб.

121

Око. Сокол. Молоко... Соло. Космо. Коло. Колос... У фамилии есть голос – От земли до облаков.

122

Марика, Марья, Клавдия, Устинья, Панас, Кирилл, Григорий, Алексей – В их именах люблю родную синь я И звучность, что не сгинула в век сей. Прапрадеды, прабабки дорогие, – Могли вы знать, что вам благодаря Во мне сроднились Ленинград и Киев – Как руки одного богатыря!

123

Мне по отцовской линии Исстари передалось Буйство садов калиновое, Зори над речкою Рось. По материнской линии Передалась мне грусть, Колокола былинные И золотая Русь.

124

I. Ч

«и « « « « « « Б «Б « « «Б « «Б « « «т «а « « «...а «

......................... 3 , ...» ..................................... 3 ...» ............................................................. 4 ...» ............................................................. 5 ё ...» ............................................... 6 ...» .............................................................. 7 ................................................................... 9 ...» ................................................ 10 .................................................................... 11 ...»............................................ 13 ................................................................................. 14 , ...» .................................... 16 ...» .................................................... 19 ...» ................................................. 20 , ...» ............................................ 21 ...».......................................... 22 ...».............................................................. 23 ...» ............................................... 24 ...» ........................................ 25 ...» ..................................................... 26 ...» .......................................... 27 ...» ......................................................... 28 ...» ........................................ 29 ...» ...................................... 30 ...»...................................... 31 Ч

–

125

« II.

« «а « « « «

« «а « « «Б и

та

« П «П «

–

...» ..................................... 32

....................................................... 33 ...» .......................................... 33 ...» ......................................................... 34 ...» ...................................................... 35 ё ...» ..................................................... 36 ...» .................................................... 37 ё ...».................................................. 39 .......................................................................................... 40 т ........................................................... 41 ...» ........................................................ 43 ...» .................................................... 44 ё , ё ...»....................................... 45 ...» ................................................... 46 ...» .................................................. 49 ....................................................................................... 50 ................................................... 51 ...................................................................................... 53 и и и .............................................................. 54 ...» ............................................ 54 «Э » ........................................ 57 ...» ................................................. 59 . ...» ........................................................................ 60 ............................................................ 61 Ч

126

..................................................................... 63 . ...» ........................................... 64 ё ...» .................................. 67 ...» ............................................................. 68

« « « III.

« «Б « «Б т

« и « «т « « «Б « « « «Б « «и

................................. 69 ...» ....................................... 69 ...» ................................................. 70 ...» ...................................... 71 , ...» .................................................. 72 и а а. П ................ 73 ...» ................................................... 80 .......................................................................... 81 ...» .............................................................. 84 ........................................................................................... 85 ...» .................................. 85 ё ...»...................................... 86 , ...»........................................... 87 ...» .............................................. 88 .................................................................. 89 , ...» ..................................... 91 ё ...» .................................................... 91 ...» ............................................................. 92 , ...» .................................................. 93 ...» .......................................................... 95 ...» .................................................... 96

127

IV.

« «т « « « « « « «Б « « « « « « « « « « « « «

................................................. 97 ...» ........................................................ 97 – ...» ........................................... 98 ...»......................................... 99 ё ...» .............................................. 101 ...»....................................................... 102 – » .................................................... 103 – ...» .................................... 104 ...» ............................................. 105 . ...» ................................... 107 , ...» .................................................. 108 ...» ....................................................... 108 – ...» ........................................... 109 ...»............................................... 110 ............................................................................... 111 ...» ................................................. 113 ...» ............................................. 114 – ...» .............................................. 115 ё ...» ........................................................... 116 ...»................................................ 117 ...» ....................................................... 119 ...» ............................................. 120 ...................................................................................... 121 , , , ...» ................................... 122 ...» ................................................... 123

. .

… », 2014. – 128 .

. 2014. –

ISBN 978-5-4380-0063-1

84 7 1984 ,

, (2013).

…» –

. . . и.

– . . , , …» (2013). XXX -

.а

« .

. .

ё 84 108/16

…

и :

ЦКЫi1КЧЧК@вКЧноб.ЫЮ

Б.,

. .

. . 8. т «

500 ».

192029, , . , . 38. т .: (812) 677-31-19. -ЦКil: ШШШМШЧЭЫКЬЭ@вКЧноб.ЫЮ