Глава 5

5. Они сражались за Родину (22 июня 1941 года – 8 мая 1945 года) Да, сделали все, что могли мы. Кто мог, сколько мог и как мог. И были мы солнцем палимы, И шли мы по сотням дорог. Да, каждый был ранен, контужен, А каждый четвертый убит. И лично Отечеству нужен, И лично не будет забыт. Борис Слуцкий

«Всю войну, во всей ее огромности, нельзя было даже вообразить себе до конца», - сказано у Константина Симонова в «Живых и мертвых». Так считал человек, прошедший войну с первого до последнего дня. Чем дальше война удаляется в прошлое, тем больше мы узнаем и будем продолжать узнавать о ней. И с каждым новым фактом мы неизбежнее приходим к пониманию, что эта ее огромность продолжает увеличиваться, приобретая масштабы, перед которыми бессильно воображение обыкновенного человека, родившегося в мирное время.

39 миллионов граждан Советского Союза сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Безвозвратные потери Красной Армии с 1941 по 1945 год составили 11 миллионов 944 тысячи человек, включая 6171 жителя Ордынского района. Всего Советский Союз потерял 26 миллионов 600 тысяч граждан, включая 17 миллионов 400 тысяч гражданского населения. Запомнить эти цифры просто, представить их масштаб невозможно. Если правы философы, утверждающие, что каждый человек – микрокосмос, вселенная в миниатюре, то единственное сравнение, которое приходит на ум при попытке осмысления масштабов Великой Отечественной войны, можно сформулировать так – Апокалипсис двадцатого века именно тогда и состоялся. Во всяком случае, для Советского Союза, а, значит, и для России. Любые войны, даже самые кровопролитные и жестокие, рано или поздно уходят в прошлое и, став фактом всемирной истории, как правило, уже не вызывают у потомков глубоких эмоций. Но 1418 дней и ночей Великой Отечественной войны до сих пор остаются где-то рядом с нами. Иногда у автора этой книги возникает странное ощущение. Ему кажется, что война до сих пор не закончилась, а просто переместилась в другое пространственно-временное измерение, где до сих пор продолжает бушевать, беззвучно и страшно, как на черно-белых кадрах военной кинохроники. И это измерение находится где-то совсем рядом с нашим временем, соприкасаясь с ним. Иначе откуда бы взялись те горестные весточки с ее призрачных фронтов, которые до сих пор продолжают долетать до нас с вами, принося известия о тех, кого война некогда забрала с собой, оставив, в

2

лучшем случае, несколько выцветших фотографий да пожелтевшую «похоронку» с едва различимым тестом… В 1972 году в лесу у деревни Мясной Бор Новгородской области житель Ленинграда Александр Нечаев во время охоты нашел в старой траншее, почти сравнявшейся с землей, самодельный портсигар, на крышке которого были вырезаны инициалы Ж. Ф. В. Внутри портсигара удалось разобрать выцарапанную чем-то острым надпись «Память об Отечественной войне.

1942 год». Охотнику сразу бросился в глаза полустершийся адрес владельца портсигара: «Новосибирская область, Ордынский район, Усть-Луковский сельсовет». И ниже, уже совсем мелко, читалось – «1897 г.р.» Понимая значение находки, Нечаев переслал портсигар вместе со своим письмом в Усть-Луковку. И тогда выяснилось, что портсигар принадлежал местному жителю Федору Васильевичу Жидкину. В четвертом томе областной Книги Памяти, вышедшем в 1995 году, о нем сказано: «Жидкин Федор Васильевич, рядовой. Род. в 1897 году в с. УстьЛуковка Ордынского р-на Новосибирской обл. Призван Ордынским РВК 28 января 1942. Пропал без вести в июне 1942» (1). В Усть-Луковке в то время проживала его вдова, Серафима Селиверстовна Жидкина. Можно себе представить, что она испытала, получив спустя тридцать лет последнюю весточку от любимого человека. Самодельный, потускневший от времени портсигар – вот все, что осталось от трудолюбивого и авторитетного человека, который славился тем, что, имея всего четыре класса образования, мог безукоризненно провести в колхозе любую ревизию, даром что работал всего лишь сапожником. В отца пошел и сын Алексей, отличный тракторист, погибший на фронте в 1943 году… В 1977 году в Белоруссии, в городе Чаусы, при рытье котлована, экскаваторщик Анатолий Гусев на метровой глубине обнаружил останки неизвестного советского солдата. Из вещей погибшего лучше всего сохранился бумажник, в котором обнаружилась прядь детских волос, полуистлевшие обрывки документов и медаль, по номеру которой Министерство обороны СССР установило, что принадлежала она Николаю Тарасовичу Расчекаеву, призванному Ордынским райвоенкоматом из села Чингисы Ордынского района Новосибирской области. Так сын Николая Расчекаева, чью прядь волос унес с собой на фронт отец, узнал, где он принял свой последний бой (2). Во второй главе этой хроники читатели познакомились с секретарем Ордынского райкома комсомола Сергеем Михайловичем Исаковым. С 1938 года он связал свою судьбу с Красной Армией, став политработником. Известно, что спустя год его избрали секретарем партийного бюро 400-го артиллерийского полка 133-й отдельной сибирской дивизии. В июне 1941 года политрук Исаев воевал со своими артиллеристами

3

на Смоленщине, в августе – в Калининской области, в октябре и ноябре – на ближних подступах к Москве. Время стояло тяжелейшее, наша армия отступала в кровопролитных боях под натиском превосходящих сил противника, а вот что писал в своих письмах жене, Е. П. Исаковой, ее муж в промежутках между боями. «… Только 16 сентября, в один день от нас, артиллеристов, фашисты не досчитались 400 человек. Они нашли себе могилу на нашей земле. Замечательные у нас люди, с этими людьми не страшен никакой враг. Бьем отборные войска СС!» В другом письме, датированном ноябрем 1941 года, С.М. Исаков пишет: «Если бы ты знала, сколько сейчас приходится принимать в партию. Ведь каждый горит желанием уйти в бой коммунистом» (3). В 1978 году в Новосибирске вышел сборник воспоминаний «Под гвардейскими знаменами», в котором, в частности, подробно рассказано только об одном бое политрука Исакова, состоявшемся 26 ноября 1941 года на московской земле. Рассказ этот написан по воспоминаниям немногих уцелевших участников, поэтому он заслуживает того, чтобы включить его в наше повествование. …На батарею лейтенанта Исая Мансурова ринулось до батальона танков. Комбат вскинул бинокль, прошелся по развернутому строю фашистских машин, скомандовал: «Приготовиться!» Подошел секретарь партбюро артполка Сергей Исаков. Мансуров напряженно улыбнулся: - Пять танков встречал, десять встречал… Но двадцать – впервые! Много их, товарищ политрук…

- Ничего, лейтенант, - ответил Исаков. – Люди у нас – орлы! И обратился к бойцам: - Верно, ребята? Бойцы промолчали. Видно, было им все же не по себе. Тогда политрук негромко, но внятно произнес: - Верю, товарищи: страшновато. Но отходить нельзя. Некуда отходить, столица рядом…

- Прямой наводкой… бронебойными! – скомандовал Мансуров. Лязгнули орудийные замки. Прогремели первые выстрелы. Вспыхнули почти одновременно три танка. Другие, прячась за ними, повели огонь с мест. У орудия разорвался снаряд. Наводчик упал на станину. Оттащив погибшего в сторону, политрук Исаков скомандовал: - Наводчиком буду я. Давай бронебойный! Вращая маховик подъемного механизма, Исаков привычно подвел перекрестье прицела под корпус танка и резко нажал на спуск. Танк остановился, подставив борт.

- Есть! – крикнул Исаков. – Добьем гада! Из-за подбитого танка повела огонь другая машина. Взрывы оглушили Исакова. Стиснув зубы, он прижался к панораме, с трудом отыскал

4

движущийся на него танк, преодолел сопротивление поворотного механизма и со злостью нажал на спуск: - На, получай!.. Еще снаряд! Живо! Поглощенный боем, Исаков не видел, что в орудийном расчете осталось всего два человека – он и заряжающий Абросимов. Исаков видел лишь поле боя, на котором застыли в дыму одиннадцать вражеских танков… …На участке лейтенанта Исая Мансурова враг не прошел! Но дорогой ценой досталась артиллеристам победа: тридцать семь воинов пали смертью героев. Погиб комбат Мансуров, комсорг Антипин, выбыл из строя раненый политрук Исаков (4). Едва успев оправиться от ранения, С. М. Исаков участвует в контрнаступлении Красной Армии под Москвой, затем получает назначение на Крымский фронт. Последнее письмо от него жена и дети получили в мае 1942 года. В нем Сергей Исаков сообщал, что временно исполняет обязанности военного комиссара резерва командного и политического состава Крымского фронта и что собирается вернуться на передовую. И все. Больше письма не приходили. Тридцать лет Евстолия Петровна Исакова ничего не знала о судьбе мужа. На многочисленные запросы из Министерства обороны СССР приходил один и тот же ответ – «Пропал без вести на Крымском фронте».

- Как это пропал без вести, - повторял брат Сергея Михайловича. – Сережа не мог пропасть просто так, не такой это был человек. Он обязательно должен был оставить о себе какой-то след! След обнаружился на тридцать первом году. …Трагедия Крымского фронта 1942 года подробно описана в военной и исторической литературе. Сегодня многое известно о судьбах его солдат и офицеров, оставленных прикрывать наше отступление через Керченский пролив, отрезанных от основных сил и вынужденных отступить в Аджимушкайские катакомбы. С 16 мая по 31 октября 1942 года, находясь в полном окружении, сражались защитники Аджимушкая в кромешной темноте подземных лабиринтов. Сражались, пока не погибли почти полностью – все 12 или 15 тысяч человек, точную численность установить невозможно. Оборона Аджимушкая, этой подземной Брестской крепости, по праву считается одной из наиболее страшных и непередаваемо героических страниц Великой Отечественной войны. Только после освобождения Крыма трагедия Аджимушкайских катакомб стала известна в СССР. Уже в 1944 году, по горячим следам, были найдены документы подземного гарнизона, включая и дневники погибших защитников. В дневнике младшего лейтенанта Александру Трофименко, на одной из его страниц, вдруг промелькнула фамилия комиссара штаба обороны Аджимушкая – Исаков. Как жаль, что начало именно этой страницы не сохранилось! В дневнике Трофименко комиссар Исаков упомянут коротко, зато до чего же выразительно! Впрочем, судите сами.

5

Итак, май 1942 года, самое начало обороны катакомб, когда их защитники твердо верили, что помощь к ним непременно придет: «…На душе было весело. Значит, скоро выйдем на волю. Вот так большевики! Да, с такими не жалко и умереть. Исаков ударил меня слегка по плечу: «Ну, чего же молчишь, дьявол?» «Думаю, товарищ комиссар. Сейчас пойду в батальон, хочу просить комиссара, чтобы провести в своей роте партийно-комсомольское собрание. Поставлю вопрос – либо жить, либо что - либо ». «Рано, тов. Трофименков, умирать». Я улыбнулся: «Я же этого не сказал и не скажу». «А, между прочим, это неплохо. Идите» (5). Несколько строк, но в них Исаков во весь рост. Веселый, несгибаемый, умеющий в тяжелейших условиях вселить в бойцов главное – веру в победу, в будущее: «Рано умирать». Словом, настоящий комиссар. Уже в 60-е годы, после публикаций знаменитого советского писателяпоисковика С. С. Смирнова о героях Аджимушкая, отыскались оставшиеся в живых защитники подземной крепости, которые вспомнили, что звали комиссара Исакова Сергеем Михайловичем, а родом он был откуда-то из-под Новосибирска. Вот так все и сошлось, теперь уже окончательно. Не только словом вел за собой политрук Сергей Исаков, но и своими поступками. Под Москвой, встав к орудию, дрался с танками. Не изменил он себе и в Крыму, в условиях полного окружения и последовавшей за ней блокады каменоломен. Именно таким предстает наш земляк в воспоминаниях участника обороны Аджимушкая С. С. Шайдурова. «Я хорошо помню старшего политрука С. М. Исакова, политрука, - писал он в 1975 году. – Он играл большую роль в жизни и боевой деятельности подземного гарнизона. В больших Аджимушкайских катакомбах была сформирована часть под командованием полковника Ягунова. Комиссаром штаба обороны был назначен С. М. Исаков. Рядом с большими катакомбами были расположены малые, в которых, по нашим данным, должны были находиться остатки наших войск. Нужно было установить с ними связь, подчинить их штабу гарнизона. Для установления связи пошел Исаков, взяв меня с собой. Дойти до малых катакомб было непросто, так как весь район находился под сильным огнем. Но, благодаря опыту и находчивости Исакова, нам удалось установить связь и благополучно вернуться обратно. Оборона Аджимушкая – это тяжелая, упорная борьба с немцами, требовавшая твердости духа, стойкости, героизма. Катакомбы совершенно не были подготовлены к длительной осаде: не было запасов питания, воды, плохо было с оружием, боеприпасами и медикаментами. Фашисты начали применять против защитников отравляющие газы. Одна за другой следовали газовые атаки, которые продолжались все лето 1942 года. Враг засыпал выходы из катакомб, взрывал своды, обрушивал их на защитников.

6

В таких условиях жили и сражались защитники катакомб. Многими из боевых вылазок руководил Сергей Михайлович. Он умел поддержать у бойцов и командиров веру в свои силы и победу». Еще одно свидетельство защитника Аджимушкая политрука А. Лодыгина: «Я помню две большие вылазки, в которых участвовал Исаков. Один раз наш отряд, численностью до 2-х тысяч человек, завязал сильный бой и оттеснил немцев к развалинам завода Войкова. Фашисты бросили против нас танки, авиацию и снова загнали нас в катакомбы. Вторая вылазка была сделана с целью захвата продовольствия и боеприпасов на Аджимушкай. Хотя большой удачи не было, но немцев перепугали насмерть. Старший политрук Исаков пользовался среди нас авторитетом. Это был подвижный, энергичный, жизнерадостный, смелый человек» (6). Вторая вылазка из катакомб оказалась для С. М. Исакова роковой. Точнее, не сама вылазка, а ее последствия. Когда в штаб обороны принесли захваченные боеприпасы, во время их осмотра случайно взорвалась одна из гранат. Погиб командующий подземный гарнизоном полковник П. М. Ягунов, а С. М. Исаков получил тяжелое ранение в ногу. «Началась гангрена, - вспоминал С. С. Шайдуров, - спасти могла только срочная операция. Мы видели, как мужественно, с какой удивительной стойкостью перенес Сергей Михайлович невероятную ту операцию – ампутацию ноги в условиях подземелья, без всяких средств обезболивания, когда кость отделили столярной ножовкой. Первое время после операции казалось, что могучий организм С. М. Исакова выдержал и дело идет на поправку. Он начал уже вставать с госпитальной койки, передвигаться с помощью костыля. Но голод, отсутствие лекарств, постоянная сырость подземелья все же убили этого прекрасного человека» (7). В 1974 году Е. П. Исакова вместе с детьми и внуками посетила Аджимушкайские катакомбы, побывала на воинском кладбище Керчи, где покоится прах защитников подземной твердыни. А в 1975 году, по ходатайству однополчан С.М. Исакова, одна из улиц села Петровского, в котором он работал до войны заместителем директора совхоза № 212, стала называться его именем. Так вернулась из небытия память о бесстрашном комиссаре Аджимушкая, нашем замечательном земляке Сергее Михайловиче Исакове. Еще один, не менее драматичный случай, вероятно, не имеющей прецедента для Новосибирской области и, возможно, всей Западной Сибири. Он до сих пор памятен многим ордынцам и, особенно, жителям села Кирза. В мае 1999 года поисковый отряд Военно-космической академии имени Можайского из Санкт-Петербурга вел раскопки на так называемом Невском пятачке, одном из наиболее гибельных плацдармов Великой Отечественной войны, с территории которого наши войска долго и безуспешно пытались прорвать кольцо блокады вокруг Ленинграда.

7

16 мая курсант академии Игорь Шляхов обнаружил останки погибшего воина, его гвардейский знак и медаль «За отвагу» № 190721. После запроса в Центральный архив Министерства обороны РФ, в котором до сих пор хранятся личные дела всех участников Великой Отечественной, поисковики получили ответ, что этой медалью 2 апреля 1943 года был награжден заместитель командира роты 30-го моторизированного стрелковопулеметного батальона 30-й гвардейской отдельной танковой бригады гвардии старший лейтенант Григорий Терентьевич Зубаровский, уроженец села Кирза Кирзинского сельсовета Ордынского района Новосибирской области, погибший 22 июля 1943 года под Ленинградом. Что можно узнать о человеке, погибшем 56 лет назад, если в Кирзе и во всем районе не проживало ни одного человека с такой фамилией? Оказывается, многое. Во всяком случае, главное. …Передо мной личное дело гвардии старшего лейтенанта Г. Т. Зубаровского за номером 516865 из Центрального архива Минобороны Российской Федерации. На обложке штамп: «Хранить постоянно». Благодаря этому штампу дело и сохранилось до наших дней. В нем всего двенадцать листов, под стать короткой фронтовой жизни Григория Зубаровского, успевшего провоевать на Ленинградском фронте один год и один месяц. При просмотре документов сразу бросается в глаза странное повторение числа 22: родился 22 января 1922 года, погиб 22 июля 1943 года. Получается, что Зубаровский погиб на 22-м году жизни, совсем молодым. Автобиография, написанная им собственноручно 20 ноября 1942 года. Четкий, твердый подчерк: «Родился в семье крестьянина-бедняка. Отец до революции занимался сельским хозяйством, после революции тоже. Отец умер в 1936 году. Я закончил Кирзинскую НСШ в 1937 году. После учился в школе ФЗУ завода № 179, г. Новосибирск». Из анкеты по учету кадров следует, что Григорий Зубаровский окончил 8 классов. Как уже известно читателям, в довоенное время это считалось весьма приличным образованием. А вот дальше он учиться не стал. Почему? Из той же анкеты явствует, что в семье Зубаровских осталось трое детей, из которых четырнадцатилетний Григорий остался фактическим кормильцем всей семьи. Поэтому оканчивать среднюю школу он не стал, а поступил в фабрично-заводское училище при заводе № 179 (ныне – завод «Сибсельмаш» - Авт.). С 1938 по 1939 год он работает на заводе токарем, в 1939–1941 годах продолжает трудиться по той же специальности в токарной мастерской Новосибирского маслопрома. И, надо думать, материально поддерживает мать и братьев в Кирзе. В армию Григория Зубаровского призвал Центральный райвоенкомат города Новосибирска 25 июля 1941 года. С неполным средним образованием, как правило, направляли в военные училища. Зубаровский попадает в Омское пехотное, которое заканчивает по ускоренной программе в январе 1942 года. Далее, судя по документам, следует служба в 282-м и 78-м запасных полках,

8

где лейтенант Зубаровский, как он пишет в автобиографии, «работает сначала заместителем командира, а потом командиром роты». Работает, т.е. обучает призывников, готовит их к будущим боям и готовится к ним сам. В июне 1942 года служба в тылу заканчивается, Зубаровский попадает на Ленинградский фронт, где получает назначение в 30-й гвардейский корпус, а именно, в 30-й мотострелково-пулеметный батальон. «Зубаровский в период боевых действий батальона с 13 по 15 января 1943 года командовал 3-м стрелковым и 4-м пулеметными взводами, - сказано в его наградном листе, согласно которому он представлен к известной нам медали «За отвагу». – 14 января (19)43 года у деревни Беляевская по своей инициативе поднял взвод в атаку и, идя с левого фланга противника, нанес ему удар, вследствие чего были заняты 3 дзота. Здесь же Зубаровский был ранен в руку и с 15.1. по 9.3. (19)43 года находился на излечении в госпитале и сейчас вернулся обратно в батальон». Двухдневный бой, полтора месяца в госпитале, медаль, которую Григорий Зубаровский получает в апреле 1943 года за январские бои. Вскоре после этого ему присваивают звание старшего лейтенанта. Второй наградной лист датирован 31 июля 1943 года, следовательно, он заполнен уже после гибели Г. Т. Зубаровского. Как известно, посмертно награждали тех, кто совершил на войне что-то особенное, запомнившееся, потому отмеченное более высокой, чем обычно, правительственной наградой. Из этого наградного листа мы и можем узнать подробности последнего боя и последнего подвига гвардии старшего лейтенанта Григория Терентьевича Зубаровского.

«22.7.1943 г. в районе отметки 22.0 (ныне – деревня Арбузово Ленинградской области – Авт.) в бою с немецкими оккупантами Зубаровский проявил храбрость и геройство. На его участке появился танк «тигр». Справа и слева наступали вражеские автоматчики. Тов. Зубаровский решил лично уничтожить танк, вооружился противотанковыми гранатами и пошел в обход. По пути, встретившись с вражескими автоматчиками, вступил в бой, где уничтожил свыше 20 фашистов. Затем ворвался в блиндаж, где в рукопашном бою уничтожил еще 5 фашистов. Приближаясь к танку, экипаж немецкого танка заметил тов. Зубаровского, и, прямой наводкой из пушки, тов. Зубаровский был убит. Личный состав его роты уничтожил свыше 40-50 немцев и занял участок, который был дан по боевому приказу. Достоин правительственной награды – ордена «Отечественная война» 1 степени. Командир батальона гвардии капитан Чеботарев». Добавим к приведенному документу одну деталь, сообщенную автору хроники курсантом Игорем Шляховым, дополняющую уже сложившийся у читателей образ бесстрашного командира роты. Когда поисковики сняли верхний слой грунта с останков, они обнажили головы – кости пальцев погибшего продолжали сжимать рукоятку заржавленной финки. Зубаровский погиб в самый разгар схватки, не выпустив из рук оружия.

9

…В последний путь отважного кирзинца провожали всем миром. Авиакомпания «Сибирь» доставила гроб с останками из Ленинграда в Новосибирск. Расходы, связанные с погребением, взяла на себя администрация Новосибирской области. Поминальный обед организовало АО «Кирзинское». Из Новосибирска на бронетранспортере, в сопровождении почетного караула, останки Г. Т. Зубаровского доставили в Кирзу, где 9 октября 1988 года их предали родной земле со всеми воинскими почестями, включая троекратный залп и исполнение отмененного в то время гимна Советского Союза. Гимном Российской Федерации в 1988 году официально считалась «Патриотическая песнь» Глинки, но музыканты духового оркестра Ордынского районного дома культуры по собственной инициативе исполнили гимн СССР, чтобы было все как положено. В день похорон дул жуткий ветер пополам со снегом и, тем не менее, в последний путь Григория Терентьевича Зубаровского вышло проводить все село, от школьников до ветеранов Великой Отечественной войны. Если читателю доведется проезжать мимо Кирзы, пусть он найдет время и посетит могилу единственного сибиряка вернувшегося домой с войны, спустя 55 лет после ее окончания. Похоронен гвардии старший лейтенант рядом с матерью, Анной Егоровной Зубаровской, пережившей всех своих детей и ушедшей из жизни на восемьдесят восьмом году, так и не дождавшись домой старшего сына, в гибель которого она не верила вплоть до своего последнего дня. На белом мраморном обелиске высечены слова, которые не встретишь больше ни на одном памятнике павшим за Родину: «Мама, я вернулся» (8). Подобные примеры можно приводить еще долго. Только в августе 2004 года прояснилась судьба пропавших без вести трех жителей нашего района – Алексея Ивановича Шестерикова из Чингисов, Михаила Федоровича Щетинина из Петровского и Семена Абакумовича Южакова из Ерестной. Оказывается, все они попали в плен к финам, где и умерли, а, говоря прямо, были замучены в 1942 году. До этого времени, если исходить из данных, помещенных в 13 томе областной Книги Памяти, о судьбе А. И. Шестерикова не было известно вообще ничего, так как он в ней не упомянут. А такой человек жил, воевал и принял смерть за Родину. О М. Ф. Щетинине Книга Памяти сообщает, что он пропал без вести в апреле 1942 года. Наиболее достоверные данные содержатся в ней на С. А. Южакова – «погиб в плену 7 ноября 1941 года», но не сказано, где именно. Теперь мы знаем это (9). Знаем мы и о том, что Морозов Дмитрий Иванович, рядовой, родившийся в 1900 году в селе Елбань и призванный Ордынским РВК из села Спирина 4 сентября 1941 года, не погиб под Брянском в этом же году, как сказано в Книге Памяти, а попал в плен к фашистам и был ими замучен, о чем сообщила газета «Вечерний Новосибирск» в ноябре 2004 года (10).

10

Ни одни печальные известия приходят до сих пор с фронтов той великой войны. Ее призрачные штабы до сих пор продолжают вести летопись русского мужества и награждать своих бойцов и командиров боевыми наградами уже несуществующего Советского Союза за бои и сражения, отгремевшие более шестидесяти лет назад. И эти награды, преодолевая время, продолжают находить и находят наших земляков. В 1968 году в Ордынском районном доме культуры районный военный комиссар Н. Е. Романовский, участник Великой Отечественной войны и замечательный человек, вручил орден Отечественной войны 2 степени бывшему командиру батареи легендарных «сорокапяток» Борису Павловичу Бортникову. Бывший военный связист Сергей Афанасьевич Фомин получил орден Красной звезды, а фронтовой разведчик Илья Артемьевич Анкудинов удостоился медали «За отвагу». В 1972 году сразу три медали – «За победу над Германией», «ХХ лет победы в Великой Отечественной войне» и «50 лет Вооруженных сил ССР» вручили жительнице села Красный Яр Марии Ивановне Абакумовой, фронтовой медсестре. В этом же году орден Красной звезды получил бывший снайпер и разведчик, обладателя пяти боевых наград, включая медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», житель Ордынского Семен Григорьевич Можаев. В 1985 году «Красная звезда» нашла жителя деревни Сушиха Якова Нестеровича Морозова. «Я сначала воевал танкистом, Днепр форсировал уже пехотинцем, а позже снова танкистом воевал, - вспоминал Яков Нестерович в 1988 году. – Отступая, немцы все увозили из своих складов. Мы получили задание: остановить и уничтожить колонну немецких машин. А у нас всего два танка. Но задание получено, его надо выполнять. В том бою мы подбили три танка, подожгли несколько машин с грузом и сохранили мост, по которому наши войска пошли на запад, продолжая наступление. Войска, а с ними и штабы, быстро передвигались вперед, и награды многих не могли найти. К тому же после этого боя меня ранило. Снайпер целился в висок, а попал щеку. Пуля была на излете, вошла в щеку, выбила десять зубов и во рту остановилась. Я ее выплюнул вместе с зубами. После этого ранения я целую неделю не мог есть и долго пролежал в госпитале» (11). Спустя полвека после окончания войны орден Красной звезды занял положенное место на парадном пиджаке бывшего танкиста, рядом с орденом «Знак почета», заработанным Яковом Нестеровичем за тридцать лет работы механизатором в совхозе «Луковский». В 1986 году две боевые награды одновременно получил житель села Устюжанина Петр Иванович Вьюгин – орден Отечественной войны 1 степени и достаточно редкую среди ордынцев медаль «Партизану Великой Отечественной войны» 1 степени. В 1988 году орден Красной звезды вручили Николаю Михайловичу Маслову. Награда нашла героя ровно 44 года спустя.

11

В 1998 году «Красную звезду» вручили жителю Верх-Ирмени Григорию Давыдовичу Калужских. Спустя 52 года получил вторую медаль «За отвагу» житель Ордынского Иван Васильевич Игнатов. К награде представляли восемнадцатилетнего связиста, а получил ее пенсионер, успевший к тому времени пятнадцать лет прослужить в милиции, поработать председателем исполкома Ордынского поселкового совета, управляющим отделением и заместителем директора совхоза. В год 60-летия Победы медаль «За отвагу» вручили жителю Усть-Луковки Алексею Николаевичу Шайдурову, а Андрей Александрович Сысун из Петровского впервые приколол к своему пиджаку медаль «За боевые заслуги». А сколько пуль и осколков извлекли врачи из солдат великой войны за послевоенные годы! Летом 1943 года на Курской дуге осколок снаряда угодил в грудь Михаилу Федоровичу Алексееву, пехотинцу 11-й гвардейской бригады, державшей оборону в районе Белгорода. Удалить его из легкого военные врачи не решились, либо не посчитали нужным. Для фронта парень из села ВерхАлеус уже не годился, а вот для работы на одном из ленинградских заводов подошел вполне. Работали на этом военном предприятии моряки. Алексеева зачислили в 1-й Балтийский экипаж, и пришлось пехотинцу сменить гимнастерку на тельняшку. Плавать новоявленному краснофлотцу не пришлось, его определили работать молотобойцем – ковать механическим молотом машинные валы для тральщиков. И он ковал, пока прямо с рабочего места его не отводили в госпиталь отлежаться из-за проклятого осколка. Так повторялось несколько раз, пока однажды Михаил Алексеев не свалился замертво. Очнулся уже в госпитале, после операции. Произошло это в 1947 году. У других участников войны подобные процедуры растянулись надолго. Только через 34 года перестал мучить учителя Верх–Чикской средней школы Петра Ивановича Коробова осколок, полученный им в бою с немецкими танками на Курской дуге. Из жителя села Красный Яр Михаила ЕФИМОВИЧ Алюнина, тяжело раненого при штурме Риги в 1944 году, горсть осколков вырезали военные врачи тогда же. Последний – спустя почти сорок лет, когда проклятое фашистское железо вдруг начало «кувыркаться» в теле, свалив ветерана на больничную койку. И вплоть до операции снились ему, как рассказывал потом сам Михаил ЕФИМОВИЧ, военные сны потрясающей яркости и силы, вкоторых его опять и опять ранило. И когда он просыпался от боли, то несколько секунд не мог сообразить – кончилась война или нет? Не отпускает война, не отпускает… И тех, кто на ней воевал и погиб, и их близких.

12

Разве может забыть войну жительница Ордынского В. Ф. Тянтова, тетя которой, Ангелина Самошина была казнена фашистами вместе с другими героями легендарной «Молодой гвардии»? Ее пионерский галстук до сих пор хранится в музее «Молодой гвардии» в городе Краснодоне (12). Не отпускает война до сих пор тех ордынцев, для кого грозные слова песни «Вставай, страна огромная!...» как звук боевой трубы, как память вечная, страшная и святая. Наша с тобой память, уважаемые читатели. И потому нам с вами пора. Пора на войну. Вслед за нашими земляками. Начиналась война для каждого из них одинаково – с вручения повестки Ордынского районного военного комиссариата. Его здание сохранилось, перенесенное из зоны затопления полвека назад. Сегодня в нем находится администрация районного поселка. Кстати, не мешало бы установить на нем подобающую мемориальную доску. Первыми повестки получали те, кто подал заявление или просто выразил желание пойти добровольцем. Впрочем, те, кто такого желания не выражали, получали повестки одновременно с первыми. Исключение составляли кадровые механизаторы, трактористы и комбайнеры, получавшие так называемую «бронь», т. е. не подлежащие мобилизации в связи с необходимостью кормить армию. Позже, начиная с конца 1941 года, когда они подготовят замену из вчерашних мальчишек и девчонок, «бронь» с них станут постепенно снимать и примерно девяносто процентов призовут. Большинство добровольцев состояло из коммунистов и комсомольцев. Последние буквально рвались на фронт. Вспоминает Борис Павлович Бортников, районный поселок Ордынское: «На следующий день после объявления войны мы собрались всем классом и решили, что пойдем на фронт. Но направили нас на сенокос. Осенью собирали урожай. Лишь в октябре начались занятия в десятом классе. А в конце месяца в класс пришли военком и секретарь райкома комсомола. Сказали, что необходимы добровольцы для военных училищ. И все двенадцать парнишек и девчонок добровольно пошли в армию» (13). Произошло это в 1941 году в Красноозерке. Из этих добровольцев с войны вернулись двое, один без руки, другой, Б. П. Бортников, без ноги. Остальные погибли. Иван Михайлович Сульжин из Ордынского трижды подавал заявление в военкомат, требуя немедленно отправить его на фронт: «Мы все тогда стремились в армию. Очень уж боялись, что на нашу долю войны не хватит. Кто же думал, что она продлится четыре года… Мы ведь считали, что вообще будем воевать на чужой территории».

13

Дважды настырному комсомольцу, не достигшему призывного возраста, отказывали. На третий раз призвали (14). Анна Григорьевна Чупина (Клюшова), уроженка села Верх-Алеус, в начале войны ставшая санитаркой одного из новосибирских госпиталей, семь раз (!) подавала заявление в Центральный райвоенкомат города Новосибирска, требуя направить в действующую армию. И семь раз подряд ей отказывали. Восьмое заявление Аня Клюшова принесла в военкомат лично и заявила, что не уйдет из него без повестки. А если повестку ей сейчас же не выдадут, будет жаловаться самому Сталину. Военкому ничего не оставалось, как лично выписать повестку разгневанной комсомолке. …В первом же бою санинструктор Клюшова вынесла с поля боя двенадцать раненых бойцов. Пятеро умерли у нее на руках, семерых она спасла. Когда осенью 1942 года она вытаскивала с поля боя своего сорок шестого бойца, ее тяжело ранило и контузило. Затем – госпиталь, орден Боевого Красного Знамени, возвращение в свою воинскую часть. Второе тяжелое ранение, едва не стоившее жизни. Только благодаря счастливой случайности, которая случается и на войне, ее обнаружили после боя в сугробе, красном от крови. Без сознания, обмороженную, умирающую. Примершие к ногам сапоги в госпитале стянули вместе с кожей, но Аня даже не очнулась. Длительное лечение в тылу закончилось медкомиссией, признавшей Клюшову негодной к военной службе. Проездные документы до Новосибирска она изорвала и отправилась обратно на фронт на свой страх и риск. Как она ухитрилась всеми правдами и неправдами добраться до своего батальона, заслуживает отдельного рассказа. Скажем только, что Анна Григорьевна прошла с ним от Орла до Кенигсберга, где и закончила войну, получив еще два ранения и семь боевых наград (15). Чтобы попасть на фронт, комсомолка Татьяна Жинкова из Красного Яра прибавила себе год. Она, конечно, знала, не могла не знать, что с фронта может не вернуться. Но пошла на войну добровольно. И погибла, защищая Родину. Николай Денисович Сидоренко из Ордынского оказался в армии в самом начале войны. С семью классами образования ему открывалась прямая дорога в Томское артиллерийское училище. «Но ехать в Томск я не хотел, - рассказывал ветеран Сталинграда автору этих строк в 1993 году. – Пока выучусь, думал, война как раз закончится, так что и живого немца не увидишь. Отец у меня в русско-японскую войну воевал под Мукденом и Порт-Артур защищал, георгиевский кавалер был. Брат, опять же, офицер. А я что, хуже их? Написал я рапорт, чтобы отправили меня на фронт. Вызывают к политруку. «Ты что тут ершишься? Это армия. Как тебе скажут, так и будет. Понял? Раз понял – кругом марш!». Вот и весь разговор. Ладно, я выждал, когда политрук выйдет из кабинета и снова к нему. «Разрешите обратиться! Прошу все-таки направить меня на фронт».

14

В декабре 1941 года комсомолец Сидоренко, зачисленный в особый лыжный батальон 232-й стрелковой дивизии, оказался, наконец, на фронте (16). Судьба добровольцев, как правило, заканчивалась трагически. На четвертый день войны, рассказывал автору его дядя, Александр Ильич Чудаков, из Ордынского на фронт ушли 18 комсомольцев. Вернулись только двое – он и бывший сотрудник «Ленинской трибуны» Борис Григорьевич Ходырев. Однако все четыре военных года поток добровольцев на фронт не прекращался. Например, в составе легендарной 22-й сибирской добровольческой дивизии, сформированной осенью 1942 года героически сражались сорок добровольцев из Ордынского района, в частности, комсомольцы Николай Макаров (село Верх-Алеус), Полина Савостина (село Усть-Луковка), Николай Задонский, Маркс Введенский. Николай Вотинцев (село Ордынское). А так же Д. Д. Киселев (село Спирино), М. И. Пашин и Н. С. Пермин (село Верх-Алеус). В. В. Сибирцев, П. К. Заякин, Н. В. Курский, А. И. Курский, А. И. Трубников (село Ордынское) и другие. Все четыре года войны любого, изъявившего желание пойти на фронт добровольцем, призывали обязательно, даже если он еще не достигал призывного возраста. Алексей Николаевич Шайдуров из села Усть-Луковка попал в армию в шестнадцать лет только потому, что буквально осаждал военкомат, требуя немедленной отправки на фронт. Сначала его просто выгоняли, потом выслушали и, в конце концов, 4 августа 1943 года вручили повестку. Шадуров будет воевать в Прибалтике, получит пять ранений и вернется домой восемнадцатилетним солдатом, на груди которого рядом со «Славой» 3 степени будут светиться две самые почетные солдатские медали – «За боевые заслуги» и «За отвагу» (17). Подавляющее большинство из 11 тысяч ордынцев, призванных в годы войны и попавших на фронт, повестки получали обычным путем, чаще всего прямо на рабочем месте. О том, как шла мобилизация в 1941 году, рассказывалось в предыдущей главе. В качестве дополнения приведем воспоминания жителя села Петровского А. А. Кергетова, опубликованные в районной газете несколько лет назад. «В теплый солнечный день 23 июня 1941 года о войне слуху еще не было. Только к вечеру к нам на второе отделение Ордынского совхоза приехали представители из района и с центральной усадьбы. Верховые оповестили всех, мол, срочное собрание. Народ топтался на поляне у конторы, даже дети пришли. И вот объявили: немецкое командование без объявления войны нарушило государственную границу. Уже бомбили Киев, Житомир… Все зашевелились, заговорили. Представитель (района.) дважды вызывал желающих пойти на фронт

15

добровольно. Но желающих не оказалось. Тогда вручили повестки разнорабочему Прохору Стародубцеву и передовому комбайнеру Георгию Четвертакову. Расходились все поникшие, со слезами. На третий день (войны) провожали Стародубцева и Четвертакова. Село наше Приозерское стояло над логом. На другом его конце – возвышенность. С нее видно все село, каждый дом. Здесь и прощались всегда с теми, кто уходил на срочную службу. А с этого дня – на фронт. Подвода тронулась, и многие женщины и дети со слезами и криками долго еще бежали за ней. Никто не расходился, пока подвода не скрылась за таловым кустом через километра полтора от нас. Он и сейчас растет там, тот куст. Хлеб и почту нам доставляли на волах женщины. А вместе с ней и повестки. Мужчины сначала должны были явиться в военкомат на третий день (после получения повестки – Авт.), потом на второй. А после и вовсе стали увозить с поля, только забежит мужик домой, переодеться. Даже с родными не всегда успевал проститься. Бывало, и ночью примчатся с повесткой. А днем у колодца, магазина – бабьи слезы и рыдания» (18). «На войну меня взяли 19 августа, - вспоминал Максим Терентьевич Петров из деревни Средний Алеус. – Как раз рожь мы начали косить. Только начал я, гляжу – бегут. Даже в бане не дали помыться» (19). Когда на фронте дела складывались особенно напряженно, забирали без вручения повесток. Однажды в Верх-Чике прямо на поле приехал трактор с тележкой. В него посадили несколько десятков местных мужиков и увезли в Новосибирск, где их уже ожидал воинский эшелон. До фронта они не доехали – попали под бомбежку, оставшихся в живых взяли в плен прорвавшиеся немцы. Домой после войны вернулся единственный оставшийся в живых. Все остальные погибли в концлагерях. Но напрасно искать их фамилии в областной Книге Памяти – в ней значатся только те, кто получили повестки военкомата. А родные и близкие погибших давно ушли из жизни, так что восстановить фамилии погибших сегодня практически невозможно. Такая попытка была сделана Ордынским райкомом партии в 1985 году, но ничего не получилось… Да что там с работы, в 1942-м году будут забирать старшеклассников прямо с уроков… Со школьной скамьи ушли на войну десятиклассники Верх–Алеусской средней школы Иван Лузганов, Николай Гвоздев и Иван Штрыгин. Вместе с ними ушли на фронт девятиклассник Николай Суворов и директор школы Иван Иванович Самодуров. Домой вернутся Лузганов и Гвоздев, израненные и контуженные. Из десятого класса ушла на фронт и стала связисткой Александра Андреевна Голдырева из Среднего Алеуса. Ей повезло, она вернулась в родную деревню, где стала всеми уважаемой учительницей. Вспоминает житель Ордынского Иван Семенович Третьяков: «В 1939 году мы с Юрой (Ю. И. Яковчук, сын уже известного читателем И. М. Яковчука – Авт.) были в одном отряде пионерского лагеря в Спирине.

16

В 1942-м, в восьмом классе, сидели за одной партой в Ордынской школе, а через полгода проходили курс молодого бойца в Новосибирске. Осенью 1943 года оба получили повестки, вместе уезжали 11 ноября на городской сборный пункт, который располагался за железнодорожным вокзалом. Нас провожали одноклассники, классный руководитель Галина Николаевна Кузьменко, уже потерявшая сына Игоря, родители призывников. Никогда не забуду, как плакали отец и мать Юрия – Иван Макарович и Александра Ивановна. Они успели получить похоронку на старшего сына Альберта и теперь прощались с младшим, последним. Несколько часов назад нам, троим ребятам с молсовхозной фермы № 4 – трактористу Прокопию Епишину, Федору Половникову и мне – уже довелось пережить тяжкие минуты расставания с матерями и сестрами. Особенно непросто было нам с Прокопием. Наши семьи провожали солдат уже в третий раз. Но если мои родные знали, что отец и брат живы, то отец Прокопия пропал без вести. А брат Михаил, лейтенант, тоже выпускник Ордынской школы, пал смертью храбрых. А теперь, возле Ордынского военкомата, снова проводы, прощания и слезы» (20). Автор этих воспоминаний остался жив, Прокопий Епишин тоже. А Юрий Яковчук умер в госпитале от ран. Не зря, выходит, безутешно плакали на проводах его родители. Видимо, что-то предугадали их несчастные сердца… Большая часть призывников направлялись в Бердские военные лагеря, описанные у Виктора Астафьева в «Проклятых и убитых», либо в лагеря в Юрге. Кормили там из рук вон плохо, «гоняли» по 10–12 часов, однако, по отзывам ветеранов, прошедших эти лагеря, воевать толком не учили. По крайней мере, в 1941-м и в 1942-м. Антон Максимович Нестеров из Ордынского получил повестку 23 июня 1941 года, на следующий день оказался в Бердске, 6 октября 1941 года принял свое боевое крещение под Вязьмой. Для сравнения – Ивана Васильевича Игнатова призвали в ноябре 1943 года и тоже отправили на подготовку в Бердск. Но на фронт он попал только в апреле 1944 года. Ровно два месяца 1941 года обучался военным премудростям краснофлотец Николай Кондратьевич Толстиков, угодивший из Верх-Ирмени на край света – на знаменитый остров Русский под Владивостоком, где до сих пор готовят моряков для Тихоокеанского флота. После чего, в составе стрелковой дивизии, сформированной из парней в тельняшках, отбыл под Москву. По ускоренной программе пришлось учиться и тем, кого в приказном порядке направляли в военные училища Сибири. Василия Константиновича Арчакова, посвятившего после войны свою жизнь совхозу «Ордынский», где он проработал до самой пенсии, призвали в разгар битвы за Москву. Арчакова направили в пехотное училище с двухгодичной программой обучения. Уже в июле 1942-го курсантам досрочно присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на фронт.

17

20 августа командир пулеметного взвода младший лейтенант Арчаков принял свой первый бой под городом Сухиничи. И какой бой!.. «В этом бою, - вспоминал В. К. Арчаков в марте 1995 года, - мы не смогли прорвать линию обороны немцев и нас окружили. Командира роты убили, а я получил тяжелое ранение. Вот сейчас рассказываю, а перед глазами стоит, как наяву, все случившееся. Куда не сунься – везде немецкие танки, пехота. Одним словом, оказались мы в кольце вражеских войск. Чуть позднее, видимо, сориентировавшись, наши открыли шквальный огонь по позициям немцев, и те начали отступать. На войне как на войне: все движется, все быстро изменяется. Я, раненый, передвигаться мог только ползком. И вот таким способом дополз до шоссе Москва-Минск. По нему в это время двигалась наша артиллерия. Меня подобрали и отправили в медсанбат, а оттуда в госпиталь. И пробыл я там до 11 марта 1943 года». Всего один бой – и младший лейтенант Арчаков выбыл на полгода (21). Александр Алексеевич Козлов, призванный из села Петровского в ноябре 1941 года, проучился в военном училище до 1 июня 1942 года, получил звание сержанта и стал помощником командира 1-го взвода 1-й роты 758-го полка 88-й стрелковой дивизии, сражавшейся в районе Смоленска. «С командирами взвода нам не везло – не было. Людей постоянно не хватало. Гибли многие. И я, хотя и считался помкомвзвода, так сам и командовал» (22). Уже не раз упоминавшийся на этих страницах Иван Михайлович Сульжин получил направление в Кемеровское пехотное училище, где пробыл всего три месяца вместо шести. За это время ему удалось выстрелить шесть раз: три раза из малокалиберной винтовки (!) и три раза из винтовки обыкновенной. Зато проползти по-пластунски в сорокоградусные морозы Сульжину пришлось, по его собственным подсчетам, «несколько раз вокруг Кемерова» (23). Тех, кто попадал в школы младших командиров, учили еще меньше. Например, Александр Дмитриевич Чучалин, сегодня, увы, единственный участник Великой Отечественной войны на весь Верх-Чик, провел в этой школе в 1942 году полтора месяца, после чего, в звании младшего сержанта оказался в блокадном Ленинграде, добираться до которого ему пришлось пешком по льду Ладожского озера. Строевой подготовке за это время научить можно. Или заставить несколько раз проползти вокруг Кемерова. Воевать – вряд ли. Подготовка солдат к фронту заметно улучшилась только после коренного перелома в ходе войны, по оценкам самих ветеранов, примерно после Курской битвы. Вот тогда учить новобранцев начали всерьез, и не только теоретически, но и практически. Командир пулеметного взвода лейтенант Алексей Иванович Мартьянов окончил пулеметное училище в городе Ленинске-Кузнецке в конце войны,

18

откуда попал в апреле 1945 года на Одер, который ему довелось форсировать в составе 1-го Белорусского фронта. Так вот, Алексей Мартьянов мог запросто «расписаться» на мишени из своего любимого «Максима». Вот что бывает, когда кадры для фронта готовят по полной программе и не жалея патронов. Воевать, а заодно и выживать, ордынцы учились непосредственно на фронте, беря пример с опытных, или, как тогда говорили, старых солдат. Если, конечно, успевали. Многие гибли, еще не попав в действующую армию. Гибли под обстрелами и, особенно, при налетах немецкой авиации. Итак, дорога на фронт, после войны воспетая как «путь-дорожка фронтовая», где, якобы, «не страшна нам бомбежка любая». А на самом деле страшна, ох, как страшна… Мария Яковлевна Лобанова из Ордынского до войны успела закончить медицинское училище в городе Камне-на-Оби, в силу чего оказалась в 1941 году в санитарном батальоне 380-й сибирской стрелковой дивизии. Батальон почти поголовно состоял из девчонок, больше всего озабоченных тем, как управиться с тяжеленными солдатскими ботинками и обмотками. И, конечно, считавших самым важным делом подгонку обмундирования, выданного, как водится, не по размеру. Эшелон шел из Сибири до передовой почти месяц, поэтому девчата не только успели подогнать гимнастерки и юбки по фигуре, но и обзавестись сапожками, которые им пошили галантные ребята из службы обеспечения. Эта ушитая и подогнанная форма, которой совсем по-детски гордились подруги Маши Лобановой, стоила некоторым из них жизни. «В городе Калинине, - вспоминала М. Я. Лобанова в 1993 году, - куда прибыл эшелон, мы сразу же попали под бомбежку. Командир кричит: «Ложись!» А на нас же все новенькое, чистенькое, жалко в грязи пачкать. Мы же совсем молоденькие были, еще не понимали, что такое фронт. Как ложиться? Куда? В грязь? Командир матом на нас! А сверху бомбы сыплются. Многие сразу же погибли, прямо там, в Калинине, так и не добравшись до фронта. Налет кончился, мы давай раненых собирать. Потом убитых хоронили» (24). Вот как вспоминал свой первые дни на фронте Федор Павлович Дружинин, директор Ордынской средней школы № 2, попавший в ноябре 1942 года с батареей «сорокопяток» на Сталинградский фронт в самое пекло: «Мы все необстрелянные, конечно. Идем по балке (оврагу – Авт.) к позициям, и только из нее вышли, тут нас и обстреляли. Пули свистят, мы сразу в снег попадали. А наш провожатый, сержант с передовой, над нами стоит, смеется: «Ну, салаги, вы долго тут лежать собираетесь?» Поднялись мы на гору и тут увидели Сталинград. Все горит, дым над городом, как туча. Темная, серая, куполом поднимается. Самолеты город бомбят, все гудит от взрывов. Зрелище ужасное, особенно для нас, новичков. Пока мы стояли и смотрели, по нам опять стрелять начали, уже сильнее.

19

Я впервые увидел, как пули поднимают фонтанчики земли и снега, совсем рядом, в нескольких сантиметрах от моей головы. А сержант опять смеется: «Так до передовой и ползти будете? Давайте поднимайтесь, и вперед, за мной. А что пули свистят, так вы их не бойтесь. Те, которые свистят, те пули не ваши. Свою пулю услышать не успеешь». Делать нечего. Страшно нам, а встали и пошли. «Кланяемся» пулям, а идем. Последние триста метров все же пришлось ползти, такая стрельба кругом. Залезли в блиндаж, сидим. Пришел командир взвода, младший лейтенант, произвел перекличку, всех распределил. Меня назначил наводчиком, друга моего, Илюшу Абрамова, заряжающим, остальных кого куда. Говорит: «Кончайте в блиндаже отсиживаться, идите, с орудием познакомьтесь, приберите вокруг блиндажа. Война войной, а порядок должен быть». Мы вышли, возимся, а один парень, кавказец, из блиндажа не выходит. Боюсь, говорит. Он, бедняга, словно предчувствовал что. В конце концов, набрался храбрости, вышел. Только вышел – пуля в живот – и готов. Это была первая смерть, которую я увидел на передовой в первый же день. На следующий день – наш первый бой. Идут на нашем направлении двенадцать немецких танков. Нам командуют: «Подпустить поближе, метров на 300-400, бить бронебойными». Подпустили, открыли огонь. И видим, что наши снаряды броню не пробивают, все рикошетом. Ну не берут, сколько не стреляем! Тут сразу у тебя появляется и неуверенность, и беспокойство, и все, что хочешь. Суетимся, конечно, страшно становится, что там говорить. Танк же прет на тебя, а за ним немецкая пехота. Кругом разрывы, а пули бьют по щитку орудия так, что он весь дрожит. А один танк уже прорвался на наши позиции и пехоту давит. Стреляем – мимо, мимо! Ну как заговоренный, гад, что же делать-то? Тут открыла огонь батарея 76-миллиметровых пушек и подожгла его. Еще несколько танков вспыхнули. Один танк так хорошо долбанули, что он завалился набок, от второго выстрела у него башню снесло начисто. Надо думать, боекомплект взорвался. Остальная вражеская бронетехника отступила. Метров сто она от нас не дошла. Командир после боя на нас набросился: «Почему так плохо стреляли?» Я стою, молчу. Видимо, от волнения так получилось. Все же первый бой… Но учились мы на передовой быстро. И командир учил, и те, кто были нас опытнее. Потом были еще бои, и еще. Уже в декабре, ровно через месяц после первого боя, нам, солдатам, вручили медали «За отвагу», офицерам – ордена Красной звезды. Тогда, в 1942-м, награждали редко, и вручать награды приехал сам командир полка или, даже, кто-то из самой дивизии» (25). Когда объявили о начале войны, Алексею Александровичу Попову исполнилось 15 лет. В 16 лет (!) он за 15 дней прошел курс молодого бойца в Юрге, за три месяца прошел курсы радиотелеграфистов в Омске («учили нас по 10-12 часов в сутки»), и в апреле 1943 года уже форсировал под огнем вражеской артиллерии реку Ловать под Старой Руссой.

20

«Бросили нас в наступление, - рассказывал А. А. Попов в 1995 году. – Впереди река Ловать, неширокая, примерно как наша Орда. Конец апреля, кое-где уже нет льда. При форсировании наш отдельный минометный 283-й полк попал под бомбежку. Очень много солдат полегло в том бою. Не дойдя до Старой Руссы пяти километров, наши войска заняли оборону. Ко мне почему-то один солдат как бы в наставники определился. Может, потому, что я такой молоденький был, он решил надо мной шефство взять. Докучаев была его фамилия. Разрывается снаряд. Все попадали, я бегу. Докучаев увидел, что я мимо его пробежал, вскочил, догнал и отругал. Смотри, говорит, когда я падаю, тогда и ты ложись. Теперь в бою я наблюдал за ним. Раз в темноте я нашу батарею не разглядел, а она возьми и ударь по нам. Разрыв, упал, лежу. Докучаев опять ко мне бежит. Второй раз меня отругал. Вот так я принял боевое крещение (26). Василий Сергеевич Крутенков из села Спирина, ушедший на фронт добровольцем в октябре 1941 года, попал в артиллерию. Воевать учился под вражеским огнем, потому что в Кемерове его обучали так: «Только «заряжай» да «разряжай», а стрелять не давали» (27). Алексей Сергеевич Ермолаев из села Новопичугова, успевший накануне войны окончить полный курс пехотного училища в Красноярске, летом 1941 года получил тяжелое ранение на Западном фронте, под Ржевом, и после выхода из госпиталя стал командиром учебного батальона минометчиков. Минометчиков готовили для боев в Сталинграде, но как? Да вот так - в батальоне не было ни одного настоящего миномета. И ему приходилось обучать солдат на деревянных макетах! Да, воевать большинство ордынцев учились в бою. А враг, который противостоял им, поражал воображение, прежде всего тем, что оказался многократно сильнее, чем они представляли. Фашисты превосходили наших технической и огневой мощью, отличной выучкой, богатым боевым опытом. А главное, полной, абсолютной бесчеловечностью, которая просто не укладывалась в мужицких головах. Давайте познакомимся с рассказом одного из солдат 1941 года о том, что пришлось ему испытать и пережить в первые, наиболее трагические дни, недели и месяцы войны. Федора Петровича Терехова из села Вагайцева давно нет с нами, но его воспоминания, записанные автором этой хроники, можно отыскать в подшивке районной газеты за 1993 год. Вот их фрагмент: «Родился я в селе Рогалево в 1917 году. В декабре 40-го пришел с кадровой, отдохнул, а потом поставили меня бригадиром в нашем колхозе «Ленинский путь». Да недолго довелось мне тогда поработать, война началась. Попал я в 166-й запасной полк, который стоял в городе Чернигове. Был я сержантом и возил продукты на фронт. С едой тяжело было, крутился как мог – где чего разбомбят, там и наберешь. Ребят-то кормить все одно надо.

21

Начало войны, сами знаете, какое было… Немец прет, бомбит беспрестанно, а мы отступаем. Наконец, прижали нас к реке Оржице. И пошли на нас ихние танки. Я тут у пушки, так как понимал это дело. Один танк, кажись, мы тогда все же подожгли, но налетел на нас ихний самолет и нас с орудием сбил. Бойцы очухались немного, вылезли из траншеи и стали меня искать – где, мол, наш сержант? А меня землей засыпало, один носок сапога из земли торчит. Откопали меня. Мне тогда так досталось, что потом шесть месяцев не разговаривал, не мог. …Недолго я воевал. Загнали они нас в болото и восемь суток мы в том болоте отбивались. Ребята мои кричат: «Есть хочется!» Раненые помирают, майор наш за это все медсестру материт. А что она, в том болоте, тогда могла? Кончились у нас патроны, тут нас и окружили. Выходите, говорят, а то вас всех побьем. Делать нечего, вышли мы, кто еще живой оставался. И погнали нас. Колонна по четыре человека, сзади и по бокам мотоциклисты. И даже танк у них был. Кто идти не мог, тут же пристреливали» (28). Ф. П. Терехов прошел сквозь ад фашистских лагерей в Кировограде, Кривом Роге, потом в Польше, Германии и Норвегии. В Норвегии, когда он дошел до состояния «кожа да кости», в концлагерь ворвались советские солдаты. Вторым невероятным везением можно считать то, что проверку в контрразведке он прошел настолько безукоризненно, что Федора Терехова подлечили, вновь призвали в армию и оставили служить в оккупированной Германии до 1946 года. В 1942 году ордынцами пришлось нисколько не легче. Враг опять наступал. Позади остался разгром немцев под Москвой, и все теперь знали, что «фрицев бить можно». Но силу и мощь врага солдаты ощущали на себе ежедневно, во всем ее смертельном напоре. Все ветераны, с которыми автору приходилось вести беседы на военные темы, в качестве доказательства фашистского превосходства над нами, неизменно приводили один и тот же пример – засилье вражеской авиации. Илья Васильевич Шафурин, водитель «Катюши»: «Попали мы под Сталинград как раз тогда, когда немец наступал, а мы были в обороне. Тут нам немало досталось, что говорить. Самолетов у немцев было, что воробьев. За одним солдатом, и то, он, холера, гонялся. Сколько тут нашего брата погибло от бомбежки, многие - то и фронт увидеть не успели» (29). Николай Денисович Сидоренко, пехотинец: «Высадились мы севернее Сталинграда. Город с высоты видно, весь в дыму и пожарах. Нам сразу же и досталось. Налетели немецкие самолеты и нас разбомбили. Все кругом горит, мы скорее по балкам да по оврагам. А он, немец, летит вдоль оврага, где мы прячемся, фонарь в кабине откинул и нам, гад, кулаком грозит!» (30) Василий Николаевич Федоров, десантник, участник уличных боев в самом городе: «Нашей авиации мы почти не видели, зато немецкая нас бомбила

22

непрерывно и методично. До этого в истории второй мировой войны не было, скажем, домов, которые бомбила бы целая воздушная армия. А во время боев в Сталинграде это было. Бомбили нас, в основном, днем. Приходят 20-30 самолетов, отбомбятся, а минут через десять или пятнадцать налетает вторая волна, за ней третья. И так весь день. Ежедневно на позиции, которые занимала наша дивизия, приходилось до 300 самолето-вылетов и до 60 танков. Бомбили нас, давили танками, а стреляли со всех сторон. Враг был отборный. В районе Сталинградского тракторного завода, который мы защищали, наступала дивизия СС в черных мундирах, которая верила в Гитлера безоговорочно. Там я, кстати, впервые увидел фашистское знамя: само красное, а посередине свастика» (31). Враг яростен и беспощаден в бою, но как он выглядит вблизи, что вообще за люди, эти немцы? Когда в руки бойцов попадали пленные, взглянуть на них всегда находилось много желающих. Вот впечатления некоторых наших земляков. Иван Иванович Еремеев, сапер: «В 41-м немец шибко злой был. Отступая от Москвы, сжигал, подлюка, все начисто. Займем деревню, а в ней и переночевать негде, от нее одни печные трубы остались. В плен кто попадется, так одного человека двое наших конвоиров ведут» (32). Николай Денисович Сидоренко, пехотинец: «Очень сильный немец под Сталинградом был. Раз сбили зенитчики немецкий самолет, и летчик приземлился у нас. Мы бежим к нему со всех сторон, а он встал вот так гордо, шлем снял и бросил, волосами тряхнул, смотрит на нас дерзко и ни слова не говорит» (33). Федор Павлович Дружинин, артиллерист: «Надо отдать должное: здорово немец тогда (в Сталинграде – Авт.) воевал, ничего не скажешь. И дисциплина у них очень высокая была. Взяли мы однажды в плен человек эдак тридцать вместе с их унтер-офицером. Их в блиндаж загнали, а унтера на допрос. Назад его привели, и только он в блиндаж – все солдаты сразу перед ним вскочили навытяжку. Мы аж поразились: добро бы перед офицером так, а тут уже в плену, и перед каким-то унтером. Это, если понашему, сержант. А вот поди…» (34). Единодушны участники войны и в определении того рубежа, когда сила фашистской армии надломилась. По их мнению, началось все под Сталинградом, а закончилось после Курской дуги. И. И. Еремеев, защищавший Москву и Сталинград, всю жизнь после войны проработавший столяром в совхозе «Кирзинский», так определил признаки этого надлома после Сталинграда: «Один наш солдат с винтовкой идет, а за ним пленных чуть ли не целый батальон. На головы одеяла намотали, кто в чем, никакого вида у них нету. Были мы потом, когда Сталинградское сражение окончилось, на их позициях. Кошки там живой не видели. Хомутов кучи валяются, а ни одной лошади нет. Всех поели подчистую в окружении. Так мы им дали» (35). Дать, конечно, дали.

23

И потом давали еще не раз и не два прикурить фашистам и их союзникам. Но до самого конца войны знаменитая немецкая дисциплина и воинская выучка никуда не делись. И оружия враг не складывал до самых последних дней и даже часов. Пулеметчик-виртуоз Алексей Мартьянов, наверняка запомнившийся читателям, закончил войну на Балтике, на острове Рюген, где окруженный немецкий гарнизон сопротивлялся вплоть до получения радиограммы о безоговорочной капитуляции Германии. И только после этого выкинул белый флаг. Сдаваться в плен, вспоминал Алексей Семенович, они шли колоннами, чеканя шаг, как на параде. Офицеры в парадной форме и при оружии не столько поразили младшего лейтенанта Мартьянова, сколько идеальные чистота и порядок в немецких казармах. Германия лежала в развалинах, над рейхстагом развивалось красное знамя, а здесь – каждая койка застелена, как выразился рассказчик, «по струночке», электростанция работает, водопровод действует. И даже в солдатских уборных царили идеальный порядок и чистота! Ну что ж, вспомним по этому поводу строчку из стихотворения той эпохи: «Да, нам далась победа нелегко. Да, враг был храбр. Тем больше наша слава». Внешний форс немцы выдержали. А уж по части благоустройства сортиров мы с ними равняться вообще не могли, тут нечего и сравнивать. Но войну они все-таки проиграли. А ордынские мужики выиграли. Выиграли вместе со всем советским народом. Каждый день на войне тяжек. И все же воевать значительно легче, когда сознаешь, что наша берет. Наступление военно-технического и боевого превосходства Красной Армии над захватчиками каждый участник войны определяет по своему, но всегда образно и ярко. Борис Павлович Бортников, артиллерист: «Я видел Прохоровскую битву. Танки… Столько их было на поле, что не видно, в какой стрелять. А нашей артиллерии столько было сосредоточено там! И если уж какой-то немецкий танк вырывался из этого ада, на него обрушивался град снарядов. После (мы) пошли в наступление. Фашисты побежали – боялись окружения. Мы едва за ними успевали» (36). Алексей Дмитриевич Чучалин, пехотинец: «Стали мы готовиться к прорыву блокады Ленинграда. Крепко готовились: на отдельных участках на каждом квадратном километре было сосредоточено до 600 наших орудий. И вот настало время прорыва блокадного окружения немцев. Целые сутки шла мощнейшая артиллерийская подготовка. Потом мы свободно шли по разрушенным укреплениям немцев и только добивали разрозненные группировки» (37). Сломать вражескую мощь можно было только еще большей мощью, их выучку – нашей выучкой, умение воевать – еще большим умением.

24

Предельно четко выразил эту мысль Николай Сергеевич Локтюшин (село Филиппово): «Крепкий он, фашист, был, чего уж там. Даже до самого конца. И только силу понимал, больше ничего его не брало». И потому перед каждым жителем Ордынского района, взявшим в руки оружие, вставала, говоря словами Константина Симонова, «…простая и страшная солдатская стезя: идти и убивать немцев до тех пор, пока тебя самого не убьют или не ранят». И они шли по этой стезе. И стояли насмерть, когда ничего другого больше уже не оставалось. И все – таки оставались в живых, если выпадало им это простое солдатское счастье. Познакомимся с одной из страниц Великой Отечественной войны, широко известной благодаря своему символическому значению, о которой неизменно упоминается в любом рассказе об обороне Москвы в 1941 году. Речь пойдет о бое на Бородинском поле, в котором принимала участие 32-я Краснознаменная стрелковая дивизия под командованием полковника В. И. Полосухина. Дивизия прибыла с Дальнего Востока под Москву 11 октября 1941 года, в один из критических моментов Московской битвы, когда наши войска, истекая кровью, стояли до последнего, но не могли остановить продолжающееся немецкое наступление. Дивизии Виктора Полосухина, занявшей боевые позиции на Бородинском поле, противостояли отборные танковые соединения эсэсовцев, имевшие троекратное превосходство в живой силе и технике. Приведу цитату из работы сибирских военных историков, посвященной героическому прошлому Сибирского военного округа, свидетельствующую о том, что фашисты считали бой выигранным еще до его начала: «Гитлеровцы рассчитывали одним ударом сокрушить нашу оборону, а затем по двум шоссейным дорогам двинуться на Москву. Танки шли по автостраде в два ряда. Гитлеровские танкисты были настолько уверены в успехе, что даже башенные люки оставили открытыми» (38). В самом центре Бородинского поля, на том же самом месте, где почти сто тридцать лет назад французские войска встретил огонь батареи Раевского, оборону держал противотанковый дивизион под командованием капитана Н. И. Беляева. Противотанкисты Беляева (так их именовали официально) заняли позиции 15 октября 1941 года. И так вышло, что среди личного состава дивизиона оказалось целое ордынское землячество. Вот список жителей нашего района, которым было суждено встретиться в бою с отборными войсками СС, составленный оставшимися в живых участниками этого беспримерного боя. Список составлен по памяти много лет спустя, поэтому выглядит он следующим образом: Губанов, младший сержант, командир орудия; Журин Степан Кириллович, рядовой, село Вагайцево; Коструба Иван Петрович, рядовой, село Филиппово;

25

Токмаков Андрей Афанасьевич, рядовой, село Филиппово; Челноков, рядовой, село Филиппово; Обухов Николай, рядовой; Сибирцев Сергей Афанасьевич, рядовой; Медведев Алексей, рядовой; Анкудинов Георгий, рядовой, село Ордынское; Четвертаков Иван, рядовой, село Петровское: Лагуткин Александр Петрович, рядовой, село Кирза; Чудинов, рядовой; Тарасов, рядовой; Коротаев, рядовой; Бархатов, младший сержант, командир орудия; Долгов, рядовой; Задонский Федор, рядовой; Комаров Василий, рядовой (39). Все ли перечисленные здесь участники боя действительно являлись жителями Ордынского района, сказать с полной уверенностью нельзя, равно как и опровергнуть это утверждение. Слишком много времени прошло, ни одного свидетеля уже нет в живых. Единственное, что сумел автор этой хроники, так это «расшифровать» некоторых наших земляков, скрытых за фамилиями и воинскими званиями при помощи областной Книги Памяти. И вот что получилось: Токмаков Андрей Афанасьевич, рядовой. Родился в 1921 году в селе Филиппово. Призван Ордынским РВК. 32-я стрелковая дивизия. Погиб 15 октября 1941 года. Похоронен в селе Семеновском Можайского района Московской области (40). Рядовой Челноков оказался Челноковым Григорием Андреевичем, родившимся в селе Филиппово. Призван Ордынским РВК. 32 стрелковая дивизия. Погиб 15 октября 1941 года, похоронен в селе Семеновском Можайского района Московской области (41). О Николае Ивановиче Обухове Книга Памяти сообщает, что он родился в 1920 году в Ордынском, призван Ордынским РВК на службу в армию 5 октября 1940 года, Дата гибели и место захоронения аналогичны предыдущим (42). Рядовой Иван Четвертаков – это Четвертаков Иван Артемьевич, родившийся в 1920 году в селе Петровском и призванный Ордынским РВК 26 сентября 1940 года. По данным Книги Памяти к артиллерии он не имел отношения, так как служил в «4 ОМСБ», что расшифровывается как «отдельный мотострелковый батальон». Следовательно, И. А. Четвертаков встретил в том бою немецкие танки одним из первых, как это бывает всегда с пехотой. Дата гибели и место захоронения аналогичны (43). Рядовой Чудинов, наводчик орудия, значится в областной Книге Памяти как младший сержант Чудинов Михаил Арсентьевич, родившийся в 1919 году в поселке Лебяжьем Ордынского района. Призван Ордынским РВК 26

26

сентября 1940 года, 32-я стрелковая дивизия. Погиб 15 октября 1941 года, похоронен в селе Татарине Можайского района Московской области (44). Командир орудия младший сержант Бархатов – это, оказывается, Бархатов Андрей Владимирович, родившийся в 1920 году в селе Чингисы. Сокращение «34 ГВ. ОИПТДН 29 ГВ. СД.» в Книге Памяти расшифровывается как «34-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион 29-й гвардейской стрелковой дивизии». Получается, что А. В. Бархатов не являлся «полосухинцем», так как служил в другой дивизии. Можно предположить, что либо его орудие стояло на стыке двух воинских частей, либо, отстав каким-то образом от своих, он присоединился к только что прибывшей 32-й дивизии, с которой и принял участие во втором Бородино. Погиб младший сержант Бархатов, как и другие ордынцы, 15 октября 1941 года и похоронен вместе с ними в селе Семеновском Можайского района Московской области (45). И, наконец, рядовой Долгов, это - Долгов Алексей Никифорович,1920 года рождения, уроженцем села Ордынского, призванный в армию Ордынским РВК 25 октября 1940 года. И, между прочим, однополчанином А. В. Бархатова по 34-му дивизиону. Дата гибели и место захоронения Долгова А. Н. аналогичны предыдущим (46). Данные на остальных бойцов, перечисленных в списке, автору отыскать не удалось. На данный момент приходится констатировать, что из восемнадцати известных нам участников боя на Бородинском поле одиннадцать, несомненно, являлись уроженцами Ордынского района, остальные, возможно, их земляками. Бой начался с налета немецкой авиации, следом за которым по дивизиону ударила тяжелая артиллерия. Один из участников много позже вспоминал: «Она била так часто, почти непрерывно, что невозможно было различить на слух взрывы отдельных снарядов. Над полем стоял сплошной воющий гул» (47). Когда дым и гарь рассеялись, и защитники Бородинского поля подняли головы, они увидели надвигающуюся стальную лавину. На их позиции шли сорок танков и бронетранспортеров, за которыми виднелись цепи немецкой пехоты. Подпустив врага на расстояние прямого орудийного выстрела, командир дивизиона капитан Николай Беляев скомандовал: - По фашистским танкам – огонь! Слова командира дивизиона покрыл залп из всех орудий. Вспыхнул первый танк, завертелся на месте, потеряв гусеницу, второй. В клочья разнесло бронетранспортер с вражеской пехотой. На позиции артиллеристов обрушился ответный шквал раскаленного металла, перемешивая с горелой землей орудийные расчеты и прикрывающую их пехоту. Много лет спустя, находясь на заслуженном отдыхе, бессменный бригадир совхоза «Приобский», кавалер трудовых орденов «Октябрьская революция» и «Знак почета», Степан Кириллович Журин так вспоминал подробности той яростной схватки с немецкими танками:

27

«Десятки фашистских танков с пехотой на броне двигались на наши позиции. Мы встретили врага выстрелами в упор. Обстановка на Бородинском поле была очень тяжелой. Немцы ломились сплошной лавиной. Несколько танков прорвались на наши огневые позиции. Смертью героя погиб наш комиссар Иван Васильевич Ломтев. Один за другим выходили из строя орудийные расчеты, падали сраженные бойцыоднополчане. Храбрым воином показал себя Иван Коструба. Он остался один из орудийного расчета. На него прямо ползли немецкие танки. Коструба отстреливался до тех пор, пока немецкий снаряд прямым попаданием не разбил его орудие и не похоронил под его обломками героя. До последнего патрона бил из пулемета Александр Лагуткин, пока не погиб. Очень трудно было устоять. Но мы стояли насмерть, и враг не прошел через наши позиции. Никто не дрогнул, не отступил» (48). Сегодня на Бородинском поле рядом с памятником Кутузову высится гранитный обелиск в честь сибирской дивизии В. И. Полосухина. «На шесть дней, каждый из которых равен вечности, - пишет Карем Раш в книге «Сибиряки против СС», - на шесть суток задержала она фашистов» (49).

117 танков и сотни немецких солдат нашли свой конец на старом поле русской славы. Погиб и каждый второй воин 32-й дивизии. В бою 15 октября 1941 погибли все ордынцы, кроме Степана Журина, которому осколком снаряда оторвало правую руку, и Георгия Анкудинова. Раз уж речь зашла об артиллеристах, придется рассказать еще один эпизод, не менее яркий по степени проявленной стойкости. Встретить на фронте земляка, как известно, великое дело. Случалось такое чрезвычайно редко и не забывалось потом никогда. А уж если судьба сведет сразу несколько человек, то, ясное дело, они сделают все возможное и невозможное, чтобы оказаться в одной части. В 1943 году в Москве в одном из запасных полков встретились вышедшие из госпиталей столицы шестеро жителей Ордынского района – братья Иван Николаевич и Дмитрий Николаевич Медведевы, Федор Семенович Соболев, Алексей Федорович Сафронов, Андрей Терентьевич Видишев и Николай Васильевич Рябов. Им удалось добиться, чтобы всех шестерых не только отправили в один артиллерийский дивизион и в одну батарею, но даже в один орудийный расчет. Где им пришлось воевать, за давностью лет установить трудно, но, по прикидкам автора, где-то на Украине. Воевали они грамотно и удачливо. Однажды их расчет подбил танк. Алексей Сафронов и говорит наводчику Ивану Медведеву, вроде бы в шутку: - Ну, Иван, с тебя причитается, получишь теперь медаль «За отвагу». А Иван, человек серьезный и обстоятельный, отвечает ему: - Я не за медали воюю. Мы с тобой уничтожаем фашистов за то, что пришли незваными на нашу землю, и мы обязаны ее освободить.

28

23 октября 1943 года их батарея приняла последний бой. Наши земляки ценой собственных жизней еще раз подтвердили истину, позже многократно подчеркнутую военными историками и публицистами - как истребителям танков, сибирякам нет равных (50). Со второго выстрела они подожгли первый танк, с третьего выстрела второй. Тут батарею засекли, и на нее обрушился железный дождь. Погибли Иван Медведев и Алексей Сафронов. Федор Соболев успел сделать пять выстрелов, подбив третий и четвертый танки, несшиеся прямо на орудие. И упал, получив осколок в сердце. Андрей Видишев сумел выстрелить единственный раз и был убит. У орудия остались Николай Рябов и Дмитрий Медведев, окровавленные, едва держащиеся на ногах. Они подбили пятый танк, и в этот момент батарею накрыло так, что от пушки остался кусок искореженного металла. Когда Николай Рябов пришел в себя, он увидел убитого Дмитрия Медведева, лежащего рядом. Попытался встать и не смог – ноги оказались перебиты осколками. Он успел запомнить перед тем, как погрузиться в черноту беспамятства, пять черных столбов дыма перед их разгромленной позицией. Это горели немецкие танки, которые так не прошли. В госпитале Николаю Рябову ампутировали ноги и руку. А вот пулю из позвоночника врачи извлечь не решились, ни тогда, ни позже. Прямо в госпитале Рябову вручили орден Отечественной войны 2 степени. «Эта наша общая награда, моя и погибших друзей», - сказал Рябов, принимая орден (51). «Я инвалид первой группы, многого лишенный в жизни. И сколько я ни сижу, сколько ни думаю, мысль у меня всего одна: не зря мы воевали. Не зря кровью нашей полита земля от Москвы до Берлина. Не зря мы стояли насмерть под натиском врага. Мы спасли страну от жестоких варваров, спасли народ от неволи, - писал Николай Рябов в ордынской районной газете в 1967 году (52). Автор выбрал из личного архива два рассказа об артиллеристах с одной целью – показать читателям, как добывалась победа нашими земляками, и какой ценой. Даже тогда, когда Красная Армия научилась воевать умело и дерзко, превзойдя боевым мастерством вермахт и вырвав у него стратегическую инициативу, за будущую победу приходилось платить кровью ежедневно. Запомните эту цифру, если вы ее не знаете – каждый день Великой Отечественной войны обошелся Советскому Союзу в 20.000 жизней его защитников… Война уничтожила целые ордынские династии. Правда, среди воевавших встречались любимцы фортуны, которых за всю войну не зацепило даже случайной пулей или шальным осколком на излете, хотя под огнем они находились ничуть не меньше своих однополчан. Автор, например, в свое время был хорошо знаком с Анатолием Максимовичем Нестеровым из Ордынского, получившим повестку на второй день войны,

29

участником обороны Москвы в 1941 году. На фронте бригадир артели сапожников стал рядовым моторизованного понтонно-мостостроительного полка, вместе с которым в 1942 году попал в район Сталинграда. В 1993 году автор записал его воспоминания, фрагмент из которых решил включить в эту хронику: «Днем переправу делать нечего и думать, сразу же разбомбят. Днем мы отдыхали, а, как стемнеет, начинали. Хорошая работа была – каждый знает, что ему делать и за что хвататься. Все рассчитано, и никто никому не мешает. Соединяем понтоны, потом паромами сводим их вместе, ставим на якоря – и переправа готова. Часа за четыре мы все это делали, потом войска по ней шли, куда кому следует. Этим я всю войну и занимался, потому как куда на фронте без переправы? Правильно, никуда. Под Сталинградом нам шибко мешала работать их авиация. Прилетит, гад такой, и начнет давать корректировку. Тут или бомбежка будет, или артобстрел. Бьют, конечно, по нему, но все никак не могут сбить. А тут уже по переправе снаряды посыпались. Ближе летят, ближе… Вот, чувствуешь, сейчас по нам прилетит. Тут снаряд в переправу – и все разбито! Мы сразу в воду, начинаем все разбирать, битые понтоны на берег вытаскивать, дыры в них заваривать. Потому и работали по ночам. Потери все равно были, конечно. Не такие, как в пехоте, но война же, всем достается. Командира нашего батальона убили, а потом и командира взвода. Мне повезло – за всю войну ни разу не ранило, даже не болел ничем» (53). Гвардии ефрейтор Максим Терентьевич Петров из деревни Средний Алеус, зенитчик, прошел войну от Москвы до Берлина. На его глазах погибали целые расчеты, сам он многократно попадал под жесточайшие бомбежки – и ни одной царапины за всю войну! «При бомбежке насадит синяков по всему телу, а вот осколки пролетали как-то мимо, ни разу не ранило» (54). Это, безусловно, исключительные случаи, подтверждающие старую солдатскую истину – на войне все возможно. Другим ордынцам не выпало подобного счастья.

2441 житель Ордынского района погиб в 1941-1945 годах, 629 человек умерли от ран в госпиталях, 3032 человека пропали без вести, 69 человек погибли в плену. Официальная статистика потерь, подсчитанная Ю. А. Кофановой, учительницей Петровской общеобразовательной школы по областной Книге Памяти выглядит следующим образом: Потери Погибли Пропали без вести

1941

1942

1943

1944

1945

Всего:

206 727

670 1267

744 631

557 283

264 124

2441 3032

30

Умерли от ран Погибли в плену Итого:

41 17 991

153 31 2121

181 12 1568

159 9 1008

95 483

629 69 6171

На фронт уходили целыми семьями, не только мужчины, но женщины. И не возвращались – только похоронки шли одна за другой. У учительницы Ордынской средней школы Е. И. Алексеевой на фронт ушли четыре брата и все четверо не вернулись. Василий Иванович погиб в начале войны, Иван Иванович в Сталинграде, Александр Иванович – на Курской дуге, Николай Иванович – при освобождении украинского города Ровно, того самого Ровно, где сегодня закрыт музей героя-разведчика Николая Кузнецова, зато одна из улиц названа имени ублюдка и палача Бандеры. Из четырех братьев Устюжаниных из села Устюжанина погибли трое – Терентий Маркович, Петр Маркович и Яков Маркович, получивший Золотую звезду Героя Советского Союза. Четвертый, Степан Маркович уцелел чудом. Попав в 1943 году в плен, он дважды бежал, дважды его ловили и избивали до полусмерти. Почти умирающего, его освободили из концлагеря американцы. Из пяти братьев Хруповых, ушедших на войну из села Красный Яр, живым вернулся самый младший, Василий Павлович. Иван Павлович, Егор Павлович, Петр Павлович и Николай Павлович погибли. Девять человек из семьи Толстиковых, проживавших в одном селе с Хруповыми, остались в братских могилах от Москвы до Берлина. А еще в этом селе погиб 21 житель, носивший фамилию Скосырский. У Михаила Романовича Зайкова из села Филиппова на фронте погибли трое братьев. Сам Зайков, прошедший войну от начала и до конца, служил связистом и много раз под обстрелом прокладывал и восстанавливал связь. В одном из боев его и еще двоих связистов послали протянуть линию связи на КП дивизии. Из троих до КП добрался раненый Зайков, остальные полегли по дороге. В Верх-Ирмени погибли на фронте четверо братьев Болдаковых, трое братьев Овчинниковых, трое братьев Сучилкиных. Вместе с Афанасием Васильевичем Черновским из Шарапа воевали его дети, Иван и Катерина. Отец закончил войну в Берлине, Иван и Катерина погибли. Степан Алексеевич Попов из села Филиппова в гражданскую войну сражался с белыми на Южном фронте, бил Врангеля, брал Перекоп. В Великую Отечественную защищал Ленинград. Победу он встретил, как и Василий Теркин, «по дороге на Берлин», не дойдя до немецкой столицы сорок километров. А вот его сыновья, Федор Степанович и Николай Степанович, до Победы не дожили. В семье Ивановых из Чингисов насчитывалось пятеро братьев и две сестры. Воевать ушли все, кроме самой младшей. Старший брат погиб в 1941 году под Москвой. Двое вернулись домой израненными, долго болели и умерли.

31

Надежду Иванову тяжело ранило при штурме Бухареста, но она выжила. Таким семьям еще и завидовали… Больше всех повезло семье Дарьи Николаевны Ануреевой из УстьЛуковки. Она проводила на фронт четырех сыновей, Константина, Ивана, Василия и Николая. И все вернулись домой, многократно раненые, но живые. Можно назвать этот случай везением, можно счастьем. Можно просто судьбой. Каждый ордынец, надевший солдатскую шинель, побывал в таких страшных боях, столько раз смотрел смерти в лицо, что сегодня только остается удивляться, как им удалось остаться в живых. Танк Александра Степановича Зайкова из села Верх-Чик немецкие самолеты разбомбили буквально в первые минуты войны. Выбираясь из горящего танка среди рвущихся бомб и пылающей техники, танкист Зайков не знал, останется он живым или его убьют в следующее мгновение. Подумать об этом не было времени, потому что на нем горел комбинезон вместе с сапогами. И не только голенища, даже подметки. Он не только остался в живых, он дошел до рейхстага. Менялись его боевые машины, погибали члены его экипажа, им на смену присылали новых танкистов, а Александр Зайков продолжал воевать, увеличивая свой коллективно-индивидуальный боевой счет, на котором к концу войны числился 21 подбитый немецкий танк, десятки орудий и сотни фашистов, намотанных на гусеницы его «тридцатьчетверок» Яков Нестерович Морозов из деревни Сушиха начал войну в качестве водителя в ноябре 1941 года под Москвой. Однажды, выгрузив на передовой снаряды, он отправился за новой партией и угодил под бомбежку. Машину разнесло на куски, Морозов остался почти невредим – взрывом его выбросило из кабины полуторки, он даже испугаться не успел. Второй раз солдатское счастье улыбнулось Якову Нестеровичу когда в составе пехотного полка пришлось форсировать Днепр. Полк оседлал плацдарм на правом берегу и продержался на нем четверо суток, непрерывно отбивая атаки фашистов. Когда пришел приказ оставить плацдарм и отойти на левый берег, от полка осталось десять человек, считая самого Морозова. Командир полка получил за эту операцию Золотую звезду Героя Советского Союза, Яков Нестерович – медаль «За отвагу». После чего, в составе нового полка, форсировал Днепр еще раз. И снова остался жив. И получил вторую медаль «За отвагу». Трижды раненый и контуженный, он демобилизовался в 1946 году и до самой пенсии работал в совхозе «Луковский». Работал, как воевал, на совесть, за что получил орден «Знак почета». Учитель Ордынской средней школы Родион Афанасьевич Аношкин, лейтенант саперного взвода, 13 марта 1943 года под Курском попал в

32

окружение. Когда из него удалось вырваться, из шестисот человек в живых осталось менее десятка. Каждый год Аношкин в этот день обязательно накрывал стол и поминал погибших товарищей. Он считал, что ему несказанно повезло, хотя пришлось до конца жизни носить корсет – с войны он вернулся с двойным переломом позвоночника. Родион Афанасьевич проработал в школе тридцать лет, пел в хоре, играл в оркестре народных инструментов, играл в любительских спектаклях и неоднократно завоевывал первенство района по шахматам. Трижды немецкие самолеты расстреливали и сжигали автомашины, которые водил по фронтовым дорогам Андрей Сергеевич Еремин. И трижды ему удавалось остаться в живых. Осенью 1944 года его зачислили в танкисты: «С недельку позанимались со мной и все, водитель танка готов». А дальше был бой, в котором экипаж Еремина уничтожил две немецкие пушки, после чего их расстреляли из третьей. «Танк загорелся, стал недвижим. Двое ребят погибли сразу, а мы с радистом-пулеметчиком остались. Только напарник стал вылезать, его скосило автоматной очередью. Что делать? Снаружи убьют и внутри все равно погибать. Стал выбираться. И тут поблизости разорвался снаряд. Это и спасло, потому что меня отбросило взрывной волной, и я потерял сознание» После боя Андрея Еремина подобрали санитары, два месяца пришлось пролежать в госпитале. Он оглох, разучился говорить. Но выздоровел и довоевал, снова шофером. День победы встретил во Франкфурте-на-Майне, угощая водкой американских и английских солдат, и балуясь экзотическим самогоном под названием «виски». Союзники быстро попадали, а Андрей Еремин остался бодр и весел (55). А вот повар Михаил Максимович Анкудинов (не последняя должность на войне, если повар знает свое дело, а Анкудинов его знал!) три года кормил на передовой артиллеристов родного 640-го артполка. Сколько раз накрывала его с товарищами немецкая артиллерия! Три полевые кухни Анкудинова разлетелись вдребезги, а сам он остался цел и невредим, закончив войну в Праге, где ему довелось накормить из четвертой полевой кухни целую толпу ликующих чехов. О чем теперь чехи, перейдя на довольствие в НАТО, вспоминать не любят. В 1993 году автор записал на магнитофон рассказ Василия Николаевича Федорова, бывшего директора совхоза «Луковский», уважаемого человека, уже упомянутого в этой главе. В Сталинграде двадцатилетний Василий Федоров, сержант, помощник командира взвода автоматчиков 204-й воздушно-десантной бригады, участвовал в боях такого накала, в которых за считанные недели гибли полки, таяли дивизии, а армии едва успевали принимать пополнение. Вот всего один фрагмент этого рассказа:

33

«28 сентября 1942 года нас направили защищать город. О нашей дивизии командование отозвалось, как об очень сильной, и, видимо, поэтому нас перебросили в Сталинград на направление главного немецкого удара. Мы заняли оборону в центре города в районе заводов «Баррикады» и Сталинградского тракторного. Вместе с нами воевали и отряды рабочего ополчения этих заводов. Бои шли не переставая. О том, что творилось в Сталинграде, судите по такому факту: за первые две недели боев наш полк потерял 90 процентов своего личного состава. И хотя нам давали пополнение, многие жили лишь до первой атаки. Одна атака – и все… Но мы все дали клятву: «За Волгой для нас земли нет, умрем, но не отступим!» И не отступали. Кто ранен был, но мог еще держаться, из боя не уходил. Да и уйти-то было невозможно. Из десяти лодок и плотов, на которых переправляли через Волгу раненых, одна, много две, добирались до берега. Остальные разбивались и топились. Нашу роту автоматчиков постоянно перебрасывали туда, где труднее. В сорок втором у нас еще автоматов немного было, даже у немцев далеко не все ими были вооружены. И против роты автоматчиков мало кто мог тогда устоять. Мы защищали Стахановский проспект, улицу Устюжанина, «Шестигранник». Это квартал был такой в Сталинграде. Нас трижды выбивали из него, и трижды наша рота брала его обратно ночной атакой. Позиции постоянно менялись, перемешивались, и вот мы угодили в окружение. Заняли мы один дом, а немцы его окружили со всех сторон. Хорошо еще, что в этот момент нам повезло с боеприпасами. Соседям по ошибке кто-то вместо патронов к ручному пулемету притащил десять ящиков автоматных патронов, и они нам их отдали. И гранаты были, «Ф-1», «феньками» их все звали. А вот воды у нас не было. Волга рядом, пятьсот, от силы восемьсот метров до воды – и ничего не сделаешь. Если шел дождь, мы расстилали шинели, выжимали их, и так маленько набирали воды. Так что каждый глоток стоил не знаю даже сколько! …В общем, остался я, в конце концов, один из всего нашего взвода. Меня тогда уже ранило, и три дня я раненый воевал. Последнего своего бойца я послал с донесением, чтобы прислали подкрепление. Дошел ли он до наших, я так сейчас и не знаю. В тот день, 19 октября 1942 года, меня еще раз ранило, а как это произошло, даже не скажу. Не помню я этого момента совершенно. Очнулся я через пару дней в госпитале. Лежу я с другими ранеными на полу, на подстеленных шинелях, рядом девушка в белом халате. Первое, что я сделал, когда пришел в себя, попросил пить. Она повернулась, вышла. Тут у меня в глазах все поплыло, и я опять потерял сознание. Когда очнулся, спрашиваю соседа: «Где мы?» В госпитале, говорит. «В каком госпитале, немецком что ли, в плену?» Я же помню, что я в Сталинграде

34

был. «Наш это госпиталь, - сосед говорит. – Село Заплавное, двенадцать километров от Сталинграда, на той стороне Волги». Как же так, думаю, как я сюда попал? Я до сих пор не знаю, и, видимо, никогда не узнаю, кто меня вытащил тогда из боя, кто и как переправил через Волгу. Кто-то ведь меня спас, но кто, когда? Шинель, вижу, на мне снизу вся обгоревшая, один сапог разодран в клочья, бедро все разбито. Но что со мною произошло, сколько не старался, ничего вспомнить не смог. И до сих пор не могу». В госпитале Василию Федорову вручили медаль «За отвагу». Вторую награду, медаль «За оборону Сталинграда», он получил после выздоровления, находясь в запасном полку. После войны В. Н. Федоров трижды приезжал в Волгоград на встречи с однополчанами. На одной из них ему посчастливилось встретиться со своим бывшим командиром: «Когда рассказал я, кто я да откуда (он меня конечно не узнал), он заплакал, меня обнял. Обнимет, заплачет, снова обнимет», - рассказывал автору В. Н. Федоров (56). Но все это будет потом, «в шесть часов вечера после войны». А пока мы на войне, читатель. И конца – краю этой войне не видно. Александра Михайловича Старченко сегодня помнят немногие ветераны труда Ордынского леспромхоза – его давно нет с нами. В 1942 году краснофлотец Старченко воевал на Ленинградском фронте, в 1943 попал на Черное море. Под Новороссийском стал разведчиком, много раз хаживал за «языками», забрасывал оружие и патроны крымским партизанам, занимался другими, не менее опасными делами. На суше судьба хранила моряка, на море не пощадила. Катер, возвращавшийся с очередного разведрейда, ночью подорвался на мине. Старченко очнулся в госпитале только на третьи сутки. Взрыв он помнил, а больше – ничего. Сам он добраться до берега не мог, это он ясно понимал. Следовательно, кто-то его спас, но кто? Этого он так и не узнал. В разведке он прослужил до 1944 года, пока в Карпатах не накрыло разрывом крупнокалиберного снаряда. После двух лет госпиталей, кавалер двух орденов Отечественной войны вернулся домой. Без ног. Жалел только об одном – так и не смог узнать имени своего спасителя. Старый суворовский принцип: «Сам погибай, а товарища выручай», сработал и спас автоматчика Федорова и разведчика Старченко. Принцип, заложенный в основу боевого братства, называвшегося Советскими Вооруженными силами. Рисковать собой, чтобы спасти другого, считалось правилом и соблюдалось свято. На войне многим ордынцам приходилось ни раз и ни два менять и род войск и воинскую специальность, о чем уже рассказывалось. Ранее упоминавшийся младший лейтенант В. К. Арчаков, начав войну командиром пулеметного взвода, в 1944-м получил вторую звезду на погоны и стал

35

командиром разведроты, подчиненной непосредственно командованию армейского корпуса. Под Оршей 4 марта 1944 года разведчики во главе с Арчаковым перешли линию фронта, чтобы устроить диверсию на железной дороге, а потом вести корректировку огня дальнобойной артиллерии. Диверсию они провернули вполне успешно. Зато при корректировке произошла какая-то трагическая ошибка, и их накрыло нашими же снарядами. Двое оставшихся в живых разведчиков и их командир Арчаков, перебежками выбираясь из под обстрела, выскочили на минное поле… Очнулся Арчаков 25 марта в госпитале без ноги и с двадцатью шестью осколочными ранениями. Вытащил лейтенанта через линию фронта его последний боец, сам истекавший кровью. Капитана Алексея Ермолаева тяжело ранило разрывной пулей у печально знаменитой станции Котлубань на подступах к Сталинграду летом 1942-го, в разгар тяжелейших оборонительных боев. Шестьдесят два года спустя он вспоминал, а автор хроники записывал его рассказ: «Я упал. Прибежала медсестра, начала перевязку делать. Я ей говорю: «Не надо, не суетись, я чувствую, сейчас концы отдам». А она: «Да нет, что вы, товарищ капитан, все нормально. Сейчас я вас перевяжу, а потом мы вас в госпиталь отправим». А какое там «нормально»! Я как парализованный весь. Пуля-то крупнокалиберная, попала в ногу, все, сволочь такая, разворотила, кровища из меня ручьем хлещет. У меня не только ноги, руки обвисли. Ну, никакой силы нет, пальцем шевельнуть не могу. Пробую – нет, не могу. Тут подбежали наши ребята, схватили меня за руки, за ноги, и бегом, под обстрелом, потащили в лог, на нашу огневую позицию. Чувствую я себя хуже некуда и, вроде, уже помаленьку помирать начинаю. Нужно меня в госпиталь доставить, а он далеко. Кругом степь, ровная и гладкая, как тарелка. Вся она простреливается насквозь артиллерией и стрелковым оружием. Ползком тащить – не успеют. Нести под огнем два километра – невозможно, самих перебьют. Тут подходит ко мне мой заместитель, старший лейтенант Вайсман, и говорит: - Мы сейчас посовещались, и шестеро наших бойцов-минометчиков вызвались вытащить вас, товарищ капитан. Они пойдут как можно быстрее, а вас понесут на плащ-палатке. Я им хочу сказать, чтобы не рисковали, все одно помру, да сил уже совершенно нет. И вот они меня взяли и понесли. Вылезли из окопа, встали в полный рост, и быстро, почти бегом, под огнем, понесли. Обстрел был сильный, но они ни разу не останавливались, все бежали. И ведь вынесли они меня! А, самое главное, все целыми остались и невредимыми, даже не ранило никого. Еще мне повезло, что попалась по дороге госпитальная повозка. Положили ребята меня туда, и я успел доехать до госпиталя живым. Вот такие были наши ребята. Я успел напоследок с ними попрощаться и всех расцеловать».

36

В 1944-м в Словакии, под городом Банска-Быстрица, захлебнулась наша атака на немецкие позиции. Многие погибли, раненые, оставшиеся на поле боя, истекали кровью. Их оказалось столько, что пришлось вызывать добровольцев, которым предстояло ползти за ранеными под кинжальный огонь фашистов. Одним из них оказался девятнадцатилетний Павел Митянин из Ордынского. Под минометным обстрелом Митянин вытащил троих. Когда пополз за четвертым, что-то ударило в затылок и обожгло, как огнем. А дальше – темнота. Спасибо каске, иначе не жить бы Митянину. Но это было уже второе ранение в голову, и оно не прошло даром. Солдат стал инвалидом по зрению, получив сначала вторую, потом первую группу инвалидности. А первая группа, это, как вы понимаете, уже предел, это полная потеря зрения. Ранение предопределило всю его дальнейшую жизнь. Прожил ее Павел Афанасьевич при Советской власти предельно скромно, а в эпоху демократических реформ с трудом сводил концы с концами. Даже орден Славы третьей степени за свой подвиг он получил только в 1978 году. Но о своем поступке не сожалел никогда: «Зато троих спас, жаль, четвертого не успел». Боевое братство добром вспоминают многие ветераны Великой Отечественной. Самый яркий пример, на взгляд автора, это - история 4-й батареи 2-го дивизиона 781-го артиллерийского полка, в которой служил Алексей Петрович Титов, замечательный краевед из деревни Усть-Хмелевка, к сожалению, недавно ушедший из жизни. «В этом небольшом подразделении, - вспоминал он, - на момент моего прибытия в марте 1944 года, воевали представители самых разных национальностей. Командир взвода управления старший лейтенант Давыдов, мордвин. Командиры орудий казах Нормугамбетов и украинец Колодяжный, наводчики казах Кобделов и украинец Филь. Связистами были русский Титов, чуваш Степанов, белорус Демченко. Огневики братья Четайкины – коми-пермяки. Разведчиками были украинец Федя Овчар и еврей Паша Кофман. Вооружение батареи составляли 76-миллиметровые орудия. Запомнился тяжелый бой в Литве, уже на выходе к Восточной Пруссии. Нас неожиданно и жестоко контратаковали немецкие танки. Батарея срочно развернулась на опушке леса. Благодаря мужеству и высокой боеготовности, мастерству артиллеристов дивизиона и полка в целом, контратака была отражена, танки подбиты, рассеяны. Наш наводчик, тяжело раненый в руку младший сержант Филь, продолжал вести прицельную стрельбу до конца этого скоротечного боя. Его орудие подбило два вражеских танка. Командир дивизиона майор Асеев за умелое руководство боем и личное мужество получил звание Героя Советского Союза. Приходилось только удивляться дружной спаянности бойцов. В многонациональном коллективе быт и взаимоотношения строились на

37

принципах особенностей каждой нации и народности. На этой почве было много шуток друг над другом. Была, например, в большом ходу бородатая байка о том, как прибывшие в часть новобранцы хотели бы получить службу по своему вкусу: хохлу хочется в полковую школу, еврею – в санчасть, русскому – на пищеблок. Или юморист Колодяжный, рассказывая байки и анекдоты про украинцев, под общий хохот утверждал: «Где побывает хохол, там еврею делать нечего». Нас, сибиряков, почему-то все называли чалдонами. В наш адрес часто звучала такая шутка: «Паря по сено поехал, паря за угол задел». Ну а вятичам вообще не было никакой пощады. Всякие странности (типа как они тащили корову на баню, чтобы она съела там траву), смешные истории из их быта стали притчей во языцех. А однажды на длительном отдыхе во время коллективного обеда пожилой узбек (огневик нашей батареи) обнаружил в своем вещмешке шмат сала. Он деликатно выложил его на стол шутников, зная, чьи это проделки. При этом водитель тягача, молодой узбек Исматулаев, заметил, чтобы в следующий раз кусок сала, да побольше, подбросили ему, он скажет за это «Рахмат!» Характерно, что шутки, прибаутки, анекдоты воспринимались непринужденно, под общий смех. И это всегда служило психологической разрядкой, снимало нервное напряжение» (57). Про нервное напряжение упомянуто не случайно. Война, самая справедливая и священная, настолько тяжела, что привыкнуть к ней даже закаленному и опытному воину невозможно. Разве возможно привыкнуть к смерти своих боевых товарищей, фронтовых друзей? Житель Ордынского Федор Павлович Дружинин в учебном полку подружился с Илюшей Абрамовым, новобранцем из Саратовской области. В сентябре 1942 года сибиряк и саратовец в составе противотанковой батареи оказались в Сталинграде, о чем рассказано выше. В одном из боев Илюша (Федор Павлович неизменно именовал его именно так), рискуя жизнью, спас своего друга. «Однажды на нашем участке прорвался немецкий танк и стал утюжить наши окопы, - вспоминал ветеран Сталинграда пятьдесят лет спустя. – Я оказался как раз в той ячейке, которая попала под танк. Стенка окопа обвалилась, меня придавило землей. От днища танка несло жаром, я стал задыхаться и вот-вот мог потерять сознание. Но и танк не стоял на месте, а постепенно полз вперед, освободив маленькую щель. Свежий воздух позволил мне прийти в себя. С трудом в полузаваленной ячейке я нашел бутылку с горючей смесью и метнул ее вслед уходящему танку. На это сил хватило, а вот освободиться изпод привалившей тело земли, сил уже не было. Помог Илюша. Он приполз ко мне и откопал из земельного плена». Друзья пережили в Сталинграде все, что им выпало на долю. И вот, наконец, настал день наступления на окруженную немецкую группировку – 10 января 1943 года. С утра грянула мощнейшая артподготовка. По

38

окруженной армии Паулюса били из всех орудий и минометов, так что горела краска на стволах, ревели реактивные установки. «Два часа стоял сплошной гул и рев, земля дрожала под ногами, продолжает Ф. П. Дружинин. – Затем буквально все наши пошли в атаку. Шли командиры, штабисты, артиллеристы, обслуга, я уже не говорю о танках и пехоте. Шла и наша батарея. Рядом со мной и Илюшей шел командир нашего полка. И вот здесь случилась беда. Прямо у меня на глазах снарядом – болванкой Илюще Абрамову снесло голову. Я был потрясен» (58). В документальном сборнике «Сражались за Родину сибиряки», изданном в Новосибирске в 1994 году, опубликованы воспоминания В. Я. Гущина, жителя Ордынского, командира артиллерийского взвода, форсировавшего в 1943 году Днепр на плоту вместе с двумя орудиями и их расчетами. Вот что он, в частности, пишет: «Противник непрерывно пускал осветительные ракеты и вел огонь из пулеметов и минометов. Мины рвались вокруг плота, пули сыпались «градом». И вот, когда уже казалось, что нам повезло, одна вражеская мина ударила в угол плота, и одно орудие начало погружаться в воду. Мы с трудом удержали на остатках плота второе орудие и часть боеприпасов. К счастью или к несчастью, но мы уже подплывали к вражескому берегу, и глубина воды становилась небольшой, по пояс. Причалив остатки нашего сооружения к берегу, мы начали выносить раненых и, кому нужно, оказывать первую помощь. Из 22 человек, переправлявшихся со мной, в строю осталось 15. Остальные умерли от потери крови и переохлаждения» (59). Да, орудие спасти проще, нежели человека… Николай Стратонович Шаулин, в 60-е годы прошлого века работавший пилорамщиком на Ордынской мебельной фабрике, прошел последовательно Халхин-Гол, финскую и Великую Отечественную войну. «Воевать на войне можно, - говаривал он. – Привыкнуть к войне нельзя. Как не старайся, все одно не получится». Илья Михайлович Богатырев из Верх-Алеуса так вспоминал о своих первых боях: «По прибытию на линию фронта нас сразу направили в бой. Из Новосибирска было 16 человек, сразу все полегли». Сам Богатырев еще дважды сходил в атаку, после чего выбыл по ранению. После госпиталя он вернулся в строй и воевал до самого конца (60). Как привыкнуть к постоянным смертям вокруг себя? К обстрелам тяжелой артиллерии, бомбежкам, кинжальному пулеметному огню в упор? К безумной ярости рукопашных схваток? В 50-е годы в Ордынском РОВД работал Савелий Афиногенович Дударев, принявший боевое крещение 30 июня 1941 года. Самое большое потрясение он испытал, побывав 14 августа 1941 года в рукопашном бою под Смоленском: «Вспоминаю сейчас, и до сих пор дух

39

захватывает. Это была настоящая драка. Нет, не бой, а именно драка, где никакого оружия кроме ножа и штыка, невозможно было применить» (61). Из рукопашной Дударев вышел шатаясь, весь в крови, своей и чужой. Никаких чувств не испытывал, душа словно умерла. Через неделю получил пулю в плечо и осколок в позвоночник. Полтора месяца войны и инвалидность на всю жизнь. Петр Парфенович Телюков, житель села Верх-Алеус, служил в 318-м отдельном гаубичном артиллерийском полку, входившем в знаменитый грозный резерв Верховного Главнокомандования. Полк бил по фашистам стокилограммовыми снарядами с расстояния до восемнадцати километров. Кажется, при такой службе, шанс угодить в рукопашную исключен. Но когда 10 января 1943 года пехота двинулась громить немцев, окруженных в Сталинграде, Телюков пошел в атаку с «царицей полей», подхваченный общим порывом. «Первый рубеж хорошо взяли, - вспоминал он в 1977 году. – А потом вырвались вперед пехоты и наткнулись на вторую линию обороны. Завязалась рукопашная. Говорят, вот так сойтись – самое страшное. Но я был в такой ярости, что себя не помнил. Вижу, моего друга Фурсова немец подмял. Жму на спусковой крючок автомата – патроны кончились. Дай, думаю, прикладом стукну. Только руку занес, меня кто-то через себя перебросил. Успел выхватить «ТТ» и двумя выстрелами убил бугая. Тут наши подоспели. «Ура!» кричат. Сдались немцы. Вот так в девятнадцать лет я неожиданно принял боевое крещение рукопашной» (62). Иван Михайлович Сульжин провоевал на Курской дуге всего четырнадцать дней. Но каких! За первый день пехотному старшине Сульжину пришлось отбить шестнадцать танковых атак подряд. Шестнадцать! Уже на второй день ему пришлось взять на себя командование взводом, после того, как погиб их лейтенант. За неделю у него сменилось три помкомвзвода – двоих убило, третьему на глазах Сульжина оторвало руки. И трижды за это время ему пришлось поднимать взвод в рукопашную. «Это описать невозможно, - рассказывал Иван Михайлович в 1998 году. – Трудно вылезти из окопа. А потом все забываешь. Мат, рычание, стреляешь, бьешь, душишь… Что-то нечеловеческое. В одной из схваток прострелили мне руку, а я этого даже не заметил. Думаю, что живой остался потому, что в автомате был круглый диск с 72-мя патронами. Там ведь перезаряжать некогда». В конце второй недели Иван Михайлович получил тяжелейшее ранение. Инвалидность второй группы, осколки до сих пор остающиеся в теле… В 1995 году И. М. Сульжина на пристани в Новосибирске окликнут: «Товарищ командир, вы меня узнаете?» Окликнет бывший боец его взвода, который расскажет, что тогда, в июне сорок третьего, его товарищи сочли Ивана Михайловича погибшим. Иван Михайлович узнает, что все его боевые друзья погибли, за исключением этого солдата, который попал в медсанбат вслед за Сульжиным и только потому уцелел (63).

40

…Вслед за нашими героями нам предстоит пройти той дорогой, которой прошли практически все наши земляки за редчайшими исключениями сначала в медсанбат, потом в госпиталь. В медсанбате оказывали первичную помощь, после чего одни возвращались в свои части, другие, с тяжелыми ранениями эвакуировались в тыл, для дальнейшего лечения в госпиталях. Вот рассказ о том, как это происходило с Ильей Васильевичем Шафуриным, жителем села Кирза, ефрейтором отдельной минометной части 275-го гвардейского артиллерийского полка, под Сталинградом день и ночь подвозившим снаряды для гвардейских минометов, известных читателям как «Катюши»: «Раз приехали мы на станцию Солоча за снарядами. Только начали перегружать их из вагонов в машины, тут их самолеты и налетели. И нам досталось по полной программе. Бомбежка идет, вагоны горят, а мы снаряды таскаем. (Снаряд «Катюши», официально именовавшийся «М-13», весил, к сведению читателей, 140 килограммов. – Авт.) Двоих наших ребят сразу ранило, потом в командира взвода осколком угодило. Два вагона отогнали в сторону, они горят, снаряды давай рваться, часа четыре во все стороны хлестало. Меня тоже осколком хлестануло, да хорошо, что на излете. Воткнулся он мне в спину, я его вытащить хотел, да старшина уперся, не дал. Иди, говорит, в медсанбат. Я пошел, неделю там проболтался, да надоело, и я вместе с товарищами назад на батарею сбежал» (64). Это пример легкого ранения. А вот что происходило, если человек получал ранение средней тяжести или тяжелое. Помните капитана минометчиков Алексея Ермолаева, которого шестеро его бойцов вынесли под огнем противника на плащ-палатке? Продолжим его историю: «Увезли меня в город Камышин, сначала в медсанбат. Заносят меня туда, уже на носилках. Раненых столько, что все лежат на полу, полная комната, негде ступить. Рядом со мной лежит раненый в живот боец. При такой ране у человека возникает страшная жажда, жжет его изнутри. Он просит сестру: «Пить! У меня все горит. Пить, пожалуйста!» А она: «Тебе нельзя, ты сразу умрешь». Я ей говорю: «Дай ему хоть глоточек, раз человек так мучается, ложку-то воды, поди, можно». Надо было ему губы смочить, а она дала сразу полстакана. Он выпил, замолчал. «Хорошо стало», - говорит. И тут же умер. Я целую ночь с мертвым рядом пролежал. Идет налет на Камышин, стены трясутся. Все, кто мог, побежали в подвал, а мы лежим с ним вместе, нам уже ничего не страшно. Перевязали меня, рану обработали, как могли. Потом погрузили в эшелон и повезли в Сибирь. Говорят, мол, в Иркутск. Но я добился, чтобы меня сняли с поезда в Новосибирске, где у меня… Словом, одна знакомая жила. В Новосибирске стали меня лечить. Раненую ногу стянуло, согнуло так, что не могу ее распрямить. Врач говорит: «Ну, милый сынок, придется тебе,

41

наверное, на деревянной ноге ходить. Я тебе ничем помочь не могу, ты уж мне поверь». Я говорю: «Как так? Новосибирск такой город большой, разве здесь специалистов нет? Свяжитесь с кем надо, найдите кого-нибудь. Я еще молодой, я еще воевать хочу. Я не хочу ходить на деревянной ноге!» Прошло какое-то время, врач пришел, говорит: «Ну, сынок, я договорился, как ты просил. Тебя переводят в Харьковский госпиталь, он здесь в эвакуации. Госпиталь этот абсолютно еврейский, поэтому специалисты у них очень сильные. Если кто тебе и может помочь с таким ранением, то только они». Привезли меня в этот госпиталь. Пришла врач, пожилая женщина, посмотрела меня, говорит: «Будешь ходить. Но лечиться придется очень серьезно. Будет больно, но терпи, боец, если хочешь ногу сохранить». Лечили меня так. Кладут на стол и привязывают к нему бинтами. Ногу оставляют свободной, все остальное привязывают – голову, руки, плечи, туловище. Это чтобы я не бился, когда ногу начинают вытягивать и распрямлять. К ноге – двухпудовую гирю, чтобы нога постепенно распрямлялась. Как только нога немного разогнется, ее тут же гипсуют. И вот так раз за разом. Конечно, очень больно было. Я один раз не выдержал и говорю: «Да что ж это такое, товарищ врач? Когда меня ранило, и то такой боли не было!» А мне: «Терпи». И я терпел. Ужасные боли были, но постепенно все нормализовалось. И меня выписали». Многие ордынцы проходили этот путь многократно. Яков Нестерович Морозов из Сушихи за войну был ранен трижды – в руку, в ногу, потом в голову: «Снайпер целился в висок, а попал в щеку. Пуля была на излете, вошла в щеку, выбила десять зубов и во рту остановилась. Я ее выплюнул вместе с зубами. После этого ранения целую неделю не мог есть и долго пролежал в госпитале» (65). Это, уважаемые читатели, еще не худший вариант, если три ранения за всю войну. Лейтенант Алексей Антонович Афонин, командир противотанковой батареи на Курской Дуге, 18 июля 1943 года получил три ранения за один бой, но оставался в строю до тех пор, пока не отбили последнюю танковую атаку. После чего лейтенанта унесли в медсанбат – идти он уже не мог… Алексей Николаевич Шайдуров из Усть-Луковки получил пять ранений, Петр Фирсович Скурихин, последние годы проживавший в Верх-Ирмени – столько же. О Петре Фирсовиче Скурихине следует рассказать отдельно. Этот защитник Ленинграда пережил всю блокаду от начала до конца, четырежды был ранен. И уже после прорыва блокады подорвался на мине. Ранение оказалось тяжелейшим. Скурихина буквально изрешетило осколками, он потерял правую руку, слух, зрение, а на левой руке сохранились лишь три пальца. Муки и переживания, испытанные им на госпитальной койке, запечатлел в своем стихотворении поэт Александр Гевелинг, его товарищ по госпиталю, в

42

1971 году опубликовавший в ленинградском журнале «Аврора» стихотворение, посвященное нашему земляку. Оно так и называется – «Петька Скурихин». Приведу на страницах нашей хроники фрагмент этого стихотворения, в поэтическом плане весьма неровного, зато искреннего (66): Положили парня в середину, Острочеловеческая жаль. Полз на четвереньках и на мину Прямо на три усика нажал. И лежит он тихо, отрешенно Слеп и глух, и без обеих рук. До крови прикушенные стоны. Он молчал, и стыло все вокруг. Мы ему подкладывали «утку». Мы орали в ухо: «Не дури! Если ночью нужно самокрутку Ты ори, пожалуйста, ори». Он курил из наших рук махорку И молчал. На третий день уже Он спросил дежурившего Борьку: «На каком мы, братцы, этаже?» А у Борьки правильные нервы, У него распущена струна. Он соврал спокойненько: «На первом, Я лежу у самого окна. Так что прыгать, парень, бесполезно, Этого я, кстати, не люблю. Ты лежи, не рыпайся, железно, У меня бессонница – не сплю. Петр Фирсович Скурихин выжил и нашел свое место в послевоенной жизни. Вернувшись в феврале 1945 года в родную деревню Еремино, он постепенно освоил слуховой аппарат, овладел рельефно-точечным письмом для слепых, научился печатать на машинке оставшимися пальцами. Работать он, конечно, не мог, зато активнейшим образом участвовал в общественной жизни села и района. Петр Фирсович избирался председателем товарищеского суда, членом партбюро, пятнадцать лет подряд руководил районной организацией Всероссийского общества слепых, часто выступал перед молодежью с воспоминаниями о войне. В Верх-Ирмени его называли сибирским Мересьевым. «Дядя Ваня-разведчик» моего детства, Иван Александрович Акулов, всю жизнь проработавший в Ордынском хлебоприемном предприятии, кавалер многих боевых наград, не раз ходивший в немецкий тыл за «языками», был ранен семь раз и дважды контужен. Артиллерист Василий Сергеевич Крутенков, житель села Спирина, получил девять ранений на своем пути от ледяных полей Подмосковья 1941 года до

43

ликующих предместий Праги весной 1945-го. Привожу его рассказ только об одном из них, полученном летом 1943 года на Курской Дуге. «Недалеко от Прохоровки это было. Меня контузило, осколок в спине. Батарею на другое место переносили. А в яме ящики оставались, полторы тысячи снарядов. Комбат мне: «Сиди, сторожи, раз снаряды таскать не можешь». Уехали они, пушки утащили. Я сижу, жду их. Голодный, пить охота, засуха стояла такая, что землю не удолбишь. И спина донимает. Вроде задремал. Тут как кто ткнул меня в бок – уходи! Оглянулся – никого. Опять задремал – опять ткнули. И тогда не понял. И в третий раз так. Недалеко блиндажи были. И наши, и немецкие, брошенные. Пойду, думаю, может окурок какой офицерский найду, самокрутку скручу. Нашел, закурил. И до сих пор не могу понять, как это случилось. Я даже среагировать не успел. Там, где снаряды лежали – огромная воронка! А если бы я там сидел? Бог ли меня толкал, не знаю… Стою я, рот открыл. В себя пришел, зашагал по тракторному следу к нашим. Рассказал комбату: так, мол, и так. Комбат на дыбы – стрелять-то нечем. Расстреляли бы меня. Да тут танки на нас снова пошли. Беру две бутылки-«зажигалки», лимонку. Пополз, залег в канавке. Смотрю – танк на меня прет. Швырнул ему на капот бутылку – загорелся. Немцы из люка выскакивают. А у меня парабеллум был. Так они и сгорели вместе с танком». Все это Василий Крутенков совершил с осколком в спине. И только после этого его отправили в медсанбат. Не сжег бы танк – запросто могли и расстрелять. «Вот ведь как бывает. Такое оно, солдатское счастье», - философски заканчивает свои воспоминания В. С. Крутенков (67). Вернемся к теме возвращения в строй. Приведем еще два рассказа на эту тему. Первый случай можно считать идеальным с учетом военной обстановки, второй – наоборот. Случай первый. Весна 1943 года, тяжелейшие бои на так называемом Ржевском выступе, где до сих пор находят останки солдат, лежащие в земле в три слоя. Только что под немецкими пулеметами в тысячный раз залегла атака, многие бойцы погибли. Старший сержант А. А. Козлов, помкомвзвода 1-й роты 758-го полка 88-й стрелковой дивизии, успел доползти до воронки от снаряда, где думал отсидеться, а потом податься к своим. И тут его взял на мушку снайпер, не дававший поднять головы. «Тогда-то я и сошелся один на один с немецким снайпером, - вспоминал Александр Александрович полвека спустя. – Засек его первым. Он за сараем сидел, а я в воронке. Но выстрелили вместе, одновременно. Сначала я ничего не почувствовал. Слышу только – защелкало, и… кровь. Пуля разрывная, все лицо мне осколки посекли, глаз зацепило. А его убил или нет – не знаю… Перевязался я кое-как, к своим пополз. 7 марта 1943 года, около шести часов вечера, как сейчас помню. Как раз кухню привезли, а кормить-то

44

некого, почти все на поле боя остались. Один санитар, дрянной мужик, уже около кухни околачивается. Я ему: «Ты что тут делаешь?» Раненых столько, а он… Под руку лопата деревянная попалась, чтобы снег чистить… Словом, на той самой кухне меня в санчасть и отвезли. Изба деревянная, битком ранеными набита. Места не хватило. Часа три я на приступке у печки сидел. Врач пришел, ему ступить негде. Осмотрел всех, а тут самолет из Москвы. На нем-то я в госпиталь и попал. Хорошо приняли, под душем помыли и сразу на операцию. Шесть месяцев провалялся. Просился на фронт – не пустили. Во втором эшелоне оставили, как инвалида. Видеть-то я стал плохо. Принял я автомастерскую, склад, электриком стал. Так до конца войны и работал» (68). Случай второй. Речь в нем пойдет о дальнейшей судьбе И. М. Сульжина, которого мы оставили тяжело раненым на Курской Дуге. …Изрешеченный осколками, Иван Сульжин истекал кровью. Он не мог пошевелиться, не мог позвать кого-либо на помощь – от контузии вся левая сторона тела омертвела. Да и бой продолжался, танки в очередной раз шли на наши позиции. Один из санитаров, сорокалетний штрафник дядя Гриша, оттащив Сульжина в сторону, наскоро перебинтовал и оставил лежать – помощи ждали другие раненые. На счастье мимо проходил наш танк. Танкисты, увидев солдата в кровавых бинтах, пожалели его и отвезли в медсанбат, благо было по дороге. А там Сульжина, представьте себе, какие-то сволочи наотрез отказались принимать! Это, мол, боец из другой дивизии. Спасибо танкистам, которые за малым, не разнесли всю лавочку. Усмирять их выскочил начальник медсанбата, полковник медицинской службы. Разобравшись, и высказав своим подчиненным все, что о них думает, не употребив при этом ни одного приличного слова, полковник распорядился немедленно отправить Сульжина в операционную. Ранение оказалось настолько тяжелым, что после операции Сульжина решили не отправлять в госпиталь, а сразу поместили в палату для умирающих. Это была обыкновенная изба, где прямо на соломе люди отдавали Богу душу. Жара, духота, тошнотворные запахи крови и гниющих ран, стоны, бред, последние хрипы… Сульжин не знал, выживет или нет. Он то проваливался в забытье, то выныривал из него, не удивляясь и не радуясь, что еще жив – настолько ему было плохо. Единственным лучиком света в этом царстве смерти оставалась молоденькая медсестра, которая ухитрялась где-то добывать молоко, которым и поила всех с ложечки. Однажды она не появлялась так долго, что Ивану Михайловичу стало совсем невмоготу. Если я сейчас помру, решил он, то хотя бы глотну напоследок чистого воздуха. И, собрав последние силы, пополз к выходу. Дополз, нашарил косяк, стал подниматься. Поднялся - и тут же свалился, теряя сознание, прямо на руки объявившейся медсестре. Приведя его в чувство, она сказала, плача: - Ваня, ты обязательно будешь жить!

45

И в тот же день добилась, чтобы Сульжина отправили в госпиталь, находившийся в Курске, где он пролежал долгие девять месяцев. И выжил, всем смертям назло (69). При тяжелом ранении человек проходил один госпиталь за другим. Андрей Тимофеевич Кирин, младший лейтенант, командир взвода истребителей танков, в 1943 году был тяжело ранен осколком снаряда в ногу. «Попытался идти, но не мог. Тогда солдаты посадили меня на связанные винтовки и унесли в сарай, - вспоминал он. - Вечером увезли в медсанбат. Там сделали операцию, но осколки не нашли. Лечиться повезли в Москву. При помощи рентгена осколок все-таки был обнаружен. Он оказался в кости. На этот раз его удалили. Рана заживала плохо. Пришлось делать еще одну операцию – чистку. Когда очнулся после наркоза, первая мысль была: «Слава Богу, что ногу не отняли». Лечиться просился в Новосибирск, но увезли в Кокчетав. Госпиталь не отапливается, холодно. Каждому дали по два-три одеяла, чтобы укрыться. Раненый иначе воспринимает окружающее. С каким восторгом мы встречали весну, тепло, первые ручьи!» После выздоровления Кирина отправили в Ташкент, в учебный полк. Там он и встретил победу (70). Комиссованные из армии по инвалидности долечивались уже дома, вроде жителя Елбани Григория Леонтьевича Плотникова. В 1993 году он рассказывал: «Только стали наши их теснить (в Сталинграде – Авт.), только настроение у всех повеселей стало, меня 7 ноября 1942 года, в самый разгар боев, и ранило. Самолеты немецкие нас всю дорогу бомбили и в этот день тоже налетели. Я из кабины тягача выскочить успел, кругом наша техника горит, где тут спрячешься? Сшибло меня с ног и весь коленный сустав и большую берцовую кость раздробило. Тут сразу санитары прибежали, в госпиталь меня. Потом я полгода в городе Чкалове пролежал. Домой приехал с незажившей раной. А в Елбани больницы не было, так ездил в Ордынск на перевязку. Здесь мне и медаль «За оборону Сталинграда» вручили» (71). Советская военная медицина возвращала в строй подавляющее большинство бойцов. О том, как работали военные медики, рассказывает упоминавшаяся выше Мария Яковлевна Лобанова, старшина медицинской службы 380-й стрелковой дивизии, той самой, что первой ворвалась в Орел летом 1943 года. На войне Марии Лобановой довелось работать операционной сестрой полевого передвижного госпиталя. «Шла Курская битва. Но мы ее не видели, мы знали только раненых. Напряжение было страшное. Хирурги неспатые, падали у стола от усталости, мы тоже. Нас, сестер, хоть больше было, мы чаще менялись. В полевых условиях делались все операции, кроме черепных травм. Обезболивающие средства, остальные медикаменты, это все у нас было. Не хватало только крови, поэтому часто приходилось давать свою. Однажды у

46

меня ее взяли для совсем еще юного мальчишки. Врач вливает и говорит: «Держись, боец, будешь такой же румяненький, как наша Маша». А он посмотрел на меня и говорит: «Если поправлюсь, обязательно стану врачом. Может, еще встретимся». И встретились ведь! Меня, как и других бойцов 380-й дивизии, пригласили на 45-летие взятия Орла. И вот какой-то мужчина спрашивает у представителя нашего бывшего госпиталя: «Мне бы хотелось увидеть Машу, которая дала мне кровь, и которой я поклялся стать врачом». «А вот, говорят ему, - эта Маша». Он обнял меня, поцеловал. Это была, конечно, трогательная встреча. На операционном столе лежал мальчишка, а теперь передо мною был такой представительный мужчина, хирург. Потом он пришел ко мне с цветами и шампанским». Свой орден Красной звезды и медаль «За отвагу» Мария Лобанова заработала, спасая жизнь других и рискуя своей. Но, как она любила говорить, судьба, видно, хранила. «Был такой случай. Немцы вдруг прорвались, мы все – бежать в лес. У меня за плечами мешок с инструментами, а в руках бутыль с хлорамином для обработки ран. Мне старшина на бегу: «Ты что несешь?» «Хлорамин», кричу. «Тьфу! Я думал, спирт тащишь. Брось!» Бежим, по нам стреляют. Слышу – что-то вроде в спину стукнуло. А уже потом, когда вытаскивала из мешка инструменты, смотрю – пуля лежит» (72). Доброволец 22-й Сибирской добровольческой дивизии Иван Павлович Макаров, в 70-80-е годы прошлого века активно выступавший перед комсомольцами и молодежью района (районный Совет ветеранов в те годы работал при Ордынском райкоме комсомола), рассказывал в 1968 году: «Ярким примером боевой храбрости при выполнении воинского долга перед Родиной является поступок комсомолки из села Усть-Луковка Полины Савостиной. Она служила санинструктором в 4-й батарее 2-го дивизиона нашего полка. Однажды батарея вела ожесточенный бой, отражая танковую атаку немцев. Больше половины личного состава батареи уже было выведено из строя. Поля Савостина под разрывами вражеских снарядов перевязывала раненых, а в перерывах вела огонь из своего автомата. В неравном бою многие артиллеристы погибли. На огневых позициях в живых оставались командир батареи капитан Жердев и Поля Савостина. Вскоре Жердев был убит. Поля одна вела бой, уничтожая гитлеровцев из автомата. В этом бою она погибла». Ордынский краевед В. С. Грехнев, специально занимавшийся ее биографией, утверждал, что фашисты захватили Савостину на поле боя и распяли ее при помощи штыков. Посмертно Полина Савостина была награждена орденом Красной звезды. Ее именем названа улица в селе Усть-Луковка. Конечно, страшно на войне. Конечно, к ней невозможно привыкнуть. Но жизнь продолжалась и в промежутках между боями и смертью.

47

Бывали случаи, когда на войне люди находили друг друга, чтобы больше не расставаться. Для того, чтобы наши души отдохнули от безмерной тяжести войны, давайте познакомимся с историей фронтовой любви, получившей долгое и счастливое продолжение. Виктор Андреевич Талала ушел из Чингисов на фронт в 1941 году. Воевал последовательно в составе Московского, Воронежского, Юго-Западного, 3-го и 2-го Белорусских фронтов. Гвардии старший сержант бил фашистов под стенами Москвы, форсировал Дон и Днепр, принимал участие в «Сталинграде на Днепре» - знаменитом Корсунь-Шевченковском побоище, брал Бухарест, форсировал Дунай, сражался в тяжелейших боях за Будапешт, одним словом, прошел Европу с оружием в руках. Из этого внушительного послужного списка видно, что Виктор Талала был любимцем военной удачи. А вот личная жизнь у него не сложилась. Сначала умерла жена, оставив десятилетнего сына и четырехлетнюю дочь. Незадолго до начала войны Виктор Талала женился вторично и, уже на фронте узнал, что мачеха бросила детей, решив, видно, что война все спишет. Примерно в это же время в осажденной Одессе десятиклассница Клава Боженок сдавала выпускные экзамены. Сдавала в бомбоубежище, и, как тогда говорили одесситы, на страх врагу. Потом по трудовой мобилизации поехала убирать урожай в одном из окрестных колхозов, потому что защитникам Одессы кроме патронов требовался еще и хлеб. Известно, какая может быть уборка в прифронтовой полосе: сегодня трудишься, а завтра уже воюешь. Клавдия прибилась к одной из воинских частей, сражавшейся на подступах к городу. Стирала бойцам обмундирование, пекла хлеб, потом, уже в качестве военнослужащей, покинула горящий город с уходящими войсками. Война подхватила, закрутила и понесла девушку из Одессы по полям больших и малых сражений, сначала на своей земле, потом на чужой. Санинструктор Боженок воевала в 25-й стрелковой дивизии, в состав которой входила и 26-я отдельная авторота, в которой служил лихой сибиряк Талала. Встретились наши герои зимой 1944 года. Виктор приехал на пекарню за хлебом, а командовала той пекарней Клавдия. Встретились, разговорились. Потом еще раз. И еще… Как в известном кинофильме, они решили встретиться «в шесть часов вечера после войны». И как только подходящий момент, наконец, настал, Виктор помчался из Сибири в Крым, где нашел свою ненаглядную, работающую директором школы. И тут же увез ее в родное село Чингисы. Клавдия Ивановна работала в Чингисской средней школе учительницей, Виктор Андреевич – завхозом. Вместе они вырастили четырех детей. И жили они долго и счастливо. В промежутках между боями шла обыкновенная, хотя и весьма своеобразная, «окопная» жизнь. Существовал немудрящий быт, который, тем не менее, играл в солдатской жизни большую роль.

48

В самом деле: не накорми солдата, не обеспечь его законными «наркомовскими» и табачком, не замени ему разваливающиеся сапоги и рваную гимнастерку – много ли такой солдат навоюет? О подвигах мы говорили, и будем продолжать говорить. А вот на военном быте, пожалуй, сделаем остановку. Или короткий привал, уважаемый читатель. В начале войны жизнь на фронте была невероятна тяжела. Вот несколько мнений ветеранов на сей счет: Федор Аксенович Золотарев (село Усть-Луковка) попал на фронт весной 1942 года: «Мы часто голодные воевали. У немца завсегда баклажечка со спиртным, колбаска. А к нам кухня идет, они ее расколотят. Самолет пролетит – или лошадь убьет, или возчика. Специально так делали, чтобы солдат голодом заморить. По пять дней, бывало, ничего не ели» (73). (Сорок первый год и вспоминать не хочется! И. М. Лапистов из села Филиппова, попав в окружение, двенадцать суток пробирался к своим через леса и болота, не имея в кармане крошки хлеба. Все двенадцать дней он ел траву и коренья. И вышел, сохранив оружие и документы, как и положено настоящему солдату.) Николай Родионович Баруткин (село Кирза): «С 5 августа, как мы прибыли под Сталинград, и вплоть до самой сдачи Паулюса, мы не то что ни разу в бане не были, а даже просто под крышей не ночевали. Не до того было. Зимой приткнешься где-нибудь в окопчике, с горем пополам переночуешь. И все тут. И ведь что удивительно, никто тогда не болел. Никто! С питанием тоже плохо было. Или кухня к нам часто добраться не может, или разбомбили ее. Тут уж ели что попадется. Попали мы раз на неубранное пшеничное поле, так хоть поели. Кое-как нашелушишь, варишь на костерке и ешь. От такой жизни вши у нас завелись и, надо прямо сказать, просто поедом нас ели. Так ребята против них что придумали? Брали порох артиллерийский, он длинный такой, круглый как свечка, набивали в гильзу от снаряда и жгли, пока эта гильза не раскалится. Тогда снимаешь с себя гимнастерку, обворачиваешь ее вокруг гильзы и начинаешь ее катать, вшей выжаривать. Просто трескотня идет, вот их сколько! Помогало это, конечно, но мало. Уже потом, как в Сталинграде отвоевались, привезли нас в город Елец. Там мы десять дней подряд ничего не делали, только ходили в баню. Каждый раз обмундирование выжаривалось, а нижнее белье меняли. И только через десять дней вошь повывелась» (74). Н. Р. Баруткин пробыл в таких условиях примерно полгода. Зато потом хотя бы в бане помылся знатно. Куда меньше повезло, скажем, И. Ф. Толстикову (село Верх-Ирмень), тоже служившему в артиллерии. В 1990 году Илья Федотович вспоминал: «Почти три года я не раздевался, не мылся горячей водой. В помещении не ночевал даже зимой, так как круглые сутки находился в поле или в лесу» (75). Не менее колоритное описание военного быта того времени принадлежит Ивану Николаевичу Еремееву (село Кирза):

49

«Спрашиваете, чем то время запомнилось? Что в 41-м, что в 42-м ни разу мы в тепле не были зимой. В 41-м, отступая от Москвы, немец все кругом пожег. Займем деревню, а в ней и переночевать негде, от нее одни печные трубы остались. И под Сталинградом так же было, там степь кругом, все разбито. Раз, помню, решили (мы) в погребе переночевать. Залезли в него и надышали до того, что все стены в инее, а сами насквозь мокрые. Делать нечего, вылезли. Вот тут и поночуй! Раз помыться решили. Нарезали из снега кирпичи и сложили баню. Внутри, в бачке, воду нагрели. Да где тут вымоешься, как следует! Ноги в таз с водой поставил, голову только намылил – голова замерзла. Голову моешь – ноги на снегу замерзли. Вот такая она, жизнь фронтовая, была» (76). Тяжело в обороне, непросто и в наступлении, когда тылы не поспевают за войсками. Как вспоминал П. П. Телюков (село Верх-Алеус), зимой 1943 года, когда началось наступление наших войск под Сталинградом и на Кавказе, солдатский рацион складывался из 900 граммов хлеба и приварка. Еще полагалось 100 граммов водки и 35 граммов табака. Сам Телюков всю войну пил чай без сахара – менял его на табак (77). Но уже к началу Курской битвы с едой и прочими видами довольствия установился четкий порядок. Дело дошло до того, что среди солдат хорошим тоном считалось издевательски именовать американскую тушенку и консервированные сосиски «вторым фронтом». Конечно, и тогда, и позже, случалось со снабжением всякое, ибо на войне обстановка меняется резко, всего предусмотреть невозможно. «На Украине и в Молдавии, - вспоминал Федор Вавилович Участьев (село Петровское) мы часто жили на «бабушкином аттестате». Что это такое? Это когда вдвоем, втроем заходишь в дом: корми, хозяйка, и все дела» (78). А вот что вспоминает о военном быте на завершающем этапе войны Николай Николаевич Медведев (село Вагайцево): «Нам, молодым ребятам, которых призвали в конце войны, воевать было много легче, конечно, чем тем, кто ее начинал. И техникой мы уже превосходили немцев, и солдатская жизнь уже отладилась. Старые солдаты нам так и говорили – кто в сорок первом не воевал, тот войны не видал. В январе 1945 года я попал под Будапешт, служил радистом. Там шли сильные бои, но со жратвой дело обстояло вполне сносно. Всегда при нас полевая кухня, похлебка, каша, все как положено. Когда наступали, бывало, теряли кухню. Но воевать в Европе много проще, чем у нас в России. У нас или немцы уже все разграбили, либо свой брат раньше тебя успел… А идешь по Австрии, Венгрии или Чехословакии – просто красота, потому что все деревни стоят пустые. Население разбежалось или попряталось. Зайдешь в любой дом и всегда что-нибудь съедобное найдешь, особенно на чердаке. Консервы, кур копченых, а то и целый окорок. Так что, бывало, про полевую кухню уже и думать не хочется… Сапоги, допустим, разорвались или гимнастерка развалилась – старшина менял. Ворчал, на то он и старшина, но менял. Такой у нас однажды смешной

50

случай произошел. Один солдат получил длинную шинель, чуть ли не до земли, и решил ее укоротить. И так он ее здорово укротил, что дальше некуда. Получилось что-то вроде фуфайки, смех и грех! Старшина, конечно, его повоспитывал всяко-разно матерно, но новую шинель выдал. С сапогами - еще проще. Если старшина новые выдавать не хочет, что-то всегда можно раздобыть после боя. Убитым сапоги больше не к чему, а нам еще воевать надо. Переобулся – и шагай. Помыться – это, конечно, да, это проблема. Это на войне не просто. Зимой, помню, мылись так – поставили большую брезентовую палатку, в ней печка из железных бочек, воду нагрели. Попариться нельзя, но мыться очень даже можно. Если, конечно, тебе горячей воды хватит. А летом любой солдат сам помоется, если сумеет хотя бы ведро воды раздобыть. Так что мы особых бытовых неудобств на фронте, можно сказать, уже не застали». …Ну, что, читатель, вы слегка и отдохнули от боев и сражений? Тогда вперед, ибо до Победы еще далеко. Это быт на войне один на всех, как суп из горохового концентрата в полевой кухне. А солдатская судьба у каждого на войне своя. Главное в ней – честно выполнить свой воинский долг до конца. И, если повезет, остаться в живых. Даже если тебе будет суждено сражаться далеко за линией фронта. В «Книге Памяти» Новосибирской области отсутствует имя Василия Яковлевича Кормишина, до войны проживавшего в селе Верх-Чик. А жаль, очень жаль! Этим человеком может гордиться не только его родное село и Ордынский район, а вся Новосибирская область и даже Сибирь. Летом 1942 года где-то под Тулой сапер 425-го саперного батальона Василий Кормишин попал в плен. Не сдался, а попал, угодив в окружение. Это принципиальная разница, особенно в условиях Великой Отечественной войны. И сразу же решил бежать. Договорился с товарищами и, когда их колонну погнали в концлагерь, они напали на конвоиров. Побег не удался, многих тут же расстреляли. Василия Кормишина бросили в тюрьму города Орла, чтобы затем повесить по всем правилам. Тут фашисты здорово просчитались: накануне казни он все-таки сбежал, задушив охранника. Такой это был человек, про которого позже его боевые друзья так и говорили: «Он ничего не боялся, вообще ничего». Более месяца, в одиночку блуждая по лесам и почти умирая от голода, искал Василий партизан, пока в марте 1943 года, не вышел на их засаду. Партизанский экзамен – добыть оружие – выполнил безукоризненно. Пропав на трое суток, объявился со «шмайсером» на груди и запасными магазинами за голенищами новеньких немецких сапог. Так парень из Верх-Чика стал полноправным членом Дмитровского партизанского отряда, входившего в состав 1-й Курской партизанской бригады. Партизаны держали свой фронт в тех местах, где летом 1943 года грянет Курская битва. А пока – налеты на немецкие гарнизоны, засады на дорогах, жестокие бои с карательными отрядами.

51

Вспоминает В. В. Баранчиков, боевой товарищ Василия Кормишина: «Его имя гремело среди народных мстителей Орловской и Курской областей под кличкой «Вася-паровоз». Это имя наводило страх и ужас на врага. На личном счету у него было рекордное количество вражеских эшелонов, пущенных под откос во всей 1-й Курской бригаде – более десятка». В отряде профессионал «рельсовой войны» встретил свою любовь – разведчицу Татьяну Суколенову. Они стали вместе ходить на задания. Василий устанавливал мины, Татьяна обеспечивала безопасность. Их чувства дорого обошлись вермахту – влюбленные пустили под откос три эшелона с немецкими танками как раз накануне Курской битвы. Именно такой подарок преподнес своей невесте Василий ко дню их партизанской свадьбы. Вот два эпизода, рисующие нам «Васю-паровоза» (партизанское прозвище Кормишина) в действии. Вспоминает В. В. Баранчиков: «Был такой случай. Получено задание подорвать эшелон на линии железной дороги Орел-Брянск. В группе шесть человек, в том числе и Василий с Таней. Мины поставили на двух путях. Отошли и стали ждать, откуда пойдет поезд. Слышим, идет… Потом послышался оглушительный взрыв. Вражеский эшелон взлетел в воздух. Вскоре со стороны станции Дерюгино выехала дрезина. Кормишин принимает решение – не допустить подмогу. Он скрытно подбирается к полотну, устанавливает мину почти под самым носом у фашистов, открывает огонь и катится вниз по насыпи. Еще мгновение – и дрезина, не успев затормозить, взлетает в воздух. Приближалась 25-я годовщина Великой Октябрьской революции. Василий Яковлевич Кормишин решил торжественно отметить праздник – пустить под откос в этот день очередной фашистский эшелон. В это время гитлеровцы усилили охрану железной дороги и потому были уверены, что совершить диверсию невозможно. Но для партизана Кормишина не существовало преград. Пройдя усиленные кордоны, сняв кинжалом часовых, он все-таки пробрался к железной дороге и в ночь с 6 на 7 ноября 1942 года взорвал эшелон на участке Мало-Архангельск–Глазунка. Было уничтожено более 50 гитлеровцев и множество боевой техники». После соединения курских партизан с частями Красной Армии, В. Я. Кормишин вновь одел шинель и стал бойцом саперного батальона. Воевать ему довелось, к сожалению, недолго. В июне 1943 года он погиб во время Курской битвы, в бою у села Тросна Кромского района Орловской области. В похоронке, пришедшей в село Верх-Чик сообщалось, что похоронили рядового Василия Кормишина «у дороги Курск-Орел в братской могиле».

30 октября 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР В. Я. Кормишин был награжден орденом Боевого Красного Знамени за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами в тылу врага – посмертно… (79)

52

Если рассказывать об участии ордынцев в партизанском движении, то придется вспомнить и уроженца села Филиппова Николая Григорьевича Сидякина, ставшего в 1942 году командиром партизанского отряда имени Чапаева, действовавшего в Белоруссии. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1975 году в Минске, Н. Г. Сидякин сообщает, что партизанить ему пришлось «на Витибщине и Минщине». Командир из него получился опытный, умелый, спуску оккупантам чапаевцы не давали. Особое внимание в отряде обращалось на то, что сегодня именуется контрпропагандой. Когда отряд Николая Сидякина входил в белорусское село на оккупированной территории, он первым делом отдавал приказ устроить для местной молодежи… танцы! «Обычно мы подбирали большую крестьянскую хату, пустовавшую школу, а в летнее время вечера танцев проводили под открытым небом, - пишет Н. Г. Сидякин. - Коммунисты и комсомольцы тщательно готовились к ним: набрасывали тезисы своих выступлений, размножали листовки и сводки Совинформбюро. Мы рассказывали о положении на фронтах, о разгроме немецких войск под Курском, Орлом и Харьковом, о партизанской борьбе в тылу врага. Здесь же создавались новые подпольные группы, которые размножали и распространяли листовки среди населения и доставляли их во вражеские гарнизоны». У партизан имелся радиоприемник, поэтому они обязательно устраивали для местного населения коллективное прослушивание передач московского радио. Выбирался базарный день, когда в крупное село съезжались жители окрестных местечек и хуторов. Партизаны заблаговременно занимали все дороги, выставляли на них свои посты. После чего, вспоминал Н. Г. Сидякин, «группа партизан во главе с комиссаром въезжала на базарную площадь и смешивалась с толпой людей. Радист устанавливал приемник на подмостки, прикреплял дополнительный динамик с усилителем к подставке высотой в три метра, натягивал антенну. Увидев это, люди собирались вокруг телеги, на которой мы возили радио. Радист включал приемник. Над площадью раздавался громкий голос диктора: - Московское время 10 часов. Передаем обзор газеты «Правда. Впечатление это производило ошеломляющее. Над базарной площадью моментально устанавливалась мертвая тишина. Люди слушали голос Москвы со слезами на глазах» (80). Н. Г. Сидякин был награжден орденами Боевого Красного знамени, Красной звезды, пятью медалями. После войны он жил и работал в Белоруссии. Это, если так можно выразиться, вполне обычные партизанское судьбы. Героические, но все же вполне типичные. Случались во время войны и такие истории, которые ныне выглядят уже совершенно легендарно. Известно, что в рядах итальянского Сопротивления сражались 498 советских патриотов, бежавших из фашистского плена к итальянским

53

партизанам. Трое из этих русских гарибальдийцев – жители Ордынского района (81). Это Лаврентий Васильевич Головин, уроженец Усть-Луковки, Федосей Николаевич Коряковцев из Пушкарева и Петр Иванович Ильиных, уроженец Рогалева. Чем не сюжет для приключенческого романа? Хотя, если подумать, не дай Бог никому таких приключений, даже если они и заканчиваются благополучно… Мог ли представить себе девятнадцатилетний кузнец Петр Ильиных, уходя на службу в Красную Армию еще до войны, что возвращаться на ордынскую землю ему придется следующим маршрутом: Италия – Северная Африка – Иран – Азербайджан – Грузия – Новосибирск – село Рогалево? И что ждут его, артиллерийского сержанта, жестокие поединки с немецкими танками под стенами древнего Новгорода в 1941-м, окружение в 1942-м, плен, бесконечная череда немецких концлагерей, голод, издевательства, побои, унижения – и так несколько лет подряд? …Самым страшным оказался лагерь для военнопленных в Эстонии. В той самой маленькой, но гордой демократической Эстонии, где сегодня, ветераны «СС» живут в почете и уважении, а день Победы решили раз и навсегда отменить. Вот такой новый и красивый обычай установили у себя горячие эстонские парни. А складываться он начинал как раз весной 1942 года, на глазах Петра Ильиных. Комендант эстонского лагеря обожал устраивать для военнопленных то, что он именовал спортивными соревнованиями. К перекладине виселицы на веревке подвешивалась корка хлеба. Каждому предлагалось, разбежавшись, подпрыгнуть и вцепиться в эту корку зубами. Если у обессиливших от голода людей на это не хватало сил, их добивали штыками и прикладами прямо на плацу. Те, кто промахивались, должны били ползти по лагерному плацу наперегонки. Приползшего последним расстреливали, предварительно заставив его выкопать могилу. Бывшего кузнеца Бог силой не обидел. До плена Петр Ильиных, выбираясь из окружения, нарвался с товарищами по несчастью в лесу на двух немецких солдат. Обоих пришлось задушить голыми руками, так как патронов не было. Одного прикончил Ильиных, со вторым едва справились шестеро. Но на бурде из картофельных очисток и конских кишок, которую выдавали через день, он, в конце концов, «дошел» настолько, что не смог допрыгнуть до проклятой корки, и, упав на землю, потерял сознание. Голодный обморок оказался столь глубоким, что Ильиных не реагировал ни на удары плетью и прикладами, ни на кованые сапоги эстонских эсэсовцев, топтавших его тело… Если эти подонки еще живы, то на них наверняка молятся сегодня эстонские политики. Как же, бесстрашные борцы с коммунистическим игом! А старушка Европа, вкупе с мировой демократической общественностью, благодушно помалкивает, потому что давно засунула свой язык в одно место.

54

Запомним это, читатель, и расскажем об этом нашим детям и внукам, которым предстоит жить после нас в этом прекрасном толерантном сообществе. Которое, кстати, постоянно и неустанно учит нас, россиян, жить. Облегчив душу, автор продолжает свое повествование. …Сочтя Ильиных покойником, охранники оттащили его к куче трупов, торопясь вернуться к продолжающимся «соревнованиям». Ночью, убедившись, что Петр жив, товарищи, рискуя собой, перенесли его в барак, где нашего героя выходил Александр Скороходов, друг Ильиных. Летом 1943-го военнопленных загнали в вагоны и повезли в Италию. В сентябре этого года Петр Ильиных и его товарищи оказались в Риме, находившимся под немецким контролем. Работали грузчиками, день за днем грузили в эшелоны станки и оборудование, награбленное в Италии продовольствие, предметы искусства. Юг Италии уже контролировали союзники, поэтому Ильиных и его товарищи задумали бежать к партизанам, благо среди итальянских грузчиков объявился партизанский связной, специально посланный для установления связи с советскими военнопленными. Далее события развивались по всем канонам приключенческого жанра. За несколько часов до побега в барак военнопленных ворвались эсэсовцы, предупрежденные провокатором. Тринадцать человек заковали в кандалы и отвезли в тюрьму городка Монтеротондо, расположенного в двадцати пяти километрах от Рима. Приговор оказался таким, какого и следовало ожидать – расстрел. Надеясь выиграть время, осужденные подали прошение о помиловании, тем более что им настойчиво предлагали это сделать. Прошение было рассмотрено немецкими властями и… оставлено без внимания. О чем смертников проинформировали со всей немецкой педантичностью. От расстрела Петра Ильиных и его земляка, Федосея Коряковцева, знакомство с которым состоялось именно тогда, спасло чудо. Роль ангеловхранителей в нем выпала итальянским партизанам, напавшим на тюрьму в ночь накануне казни 25 сентября 1943 года. Итальянская компартия, возглавлявшая партизанское движение, уже давно поставила целью влить советских военнопленных в свои отряды, справедливо полагая, что советский боец по своему боевому опыту и ненависти к фашизму, стоит десятка немецких солдат, не говоря уже об итальянских. К моменту освобождения Ильиных, Коряковцева и их одиннадцати товарищей, в окрестностях Рима действовали три партизанских отряда, в рядах которых воевали советские патриоты. Связником между русскими и итальянцами выступал «товарищ Алессио» (для итальянцев), он же «товарищ Червонный» (для русских), человек сложной и трудной судьбы, эмигрант из России А. Н. Флейшер. Потомок обрусевших датских купцов, он был вывезен из России ребенком своим отцом, офицером армии Врангеля. Перепробовавший за свою эмигрантскую жизнь немало рабочих профессий,

55

Алексей Флейшер вступил в Сопротивление, где стал чем-то вроде специалиста по работе с советскими людьми, оказавшимися в Италии, подобно ордынцам, не по своей воле. Благодаря «Червонному», бежавшие из плена обрели в Риме совершенно уникальное убежище – посольство королевства Тайланд, в котором, после эвакуации дипломатов, он числился сторожем. Вилла «Тай» пользовалась правом дипломатической неприкосновенности, находясь в полном распоряжении итальянских и русских партизан, устроивших в ней нечто среднее между явочной квартирой и перевалочной базой. В декабре 1943 года Алексей Флейшер получил приказ о переброске группы Ильиных из одного партизанского отряда в другой, более крупный, действующий к югу от Рима.

- Добираться придется через Рим. Разбирайте паспорта и, для начала, запомните свои новые имена и фамилии, - инструктировал он новоявленных «итальянцев». Так Петр Ильиных стал Кяри Луиджи ди Петро. На итальянском, разумеется, никто из них не мог связать двух слов. Поэтому решили, что в автобусе все будут молчать, смотреть в окно или дремать и вообще вести себя как можно незаметнее. Не тут-то было! Не успела эта компания, состоявшая, как на побор, из белобрысых и голубоглазых мужиков, проехать и половину пути, как в автобус вошел немецкий патруль и начал проверку документов. Шансов выкрутиться не было никаких, если бы не счастливый случай в облике необъятной сеньоры, которой Ильиных, пятясь от приближающегося патруля, нечаянно наступил на ногу. Последовавший за этим взрыв знойного южного темперамента, сорвал проверку начисто. Итальянка закатила такую сцену, что бедному «Луиджи ди Петро» оставалось только беспомощно жестикулировать, а всем остальным, включая и немцев, от души потешаться над несчастным подкаблучником. Когда Ильиных с товарищами вывалились, все еще не веря своей удаче, из автобуса, немцы проводили их криками, смысл которых ему перевел Флешер, когда они добрались до виллы «Тай»: - Вот они, союзнички, такие навоюют! Он же слово ей сказать боится, итальяшка несчастный! Отдохнув на вилле «Тай» и вооружившись хранившимся там оружием, группа двинулась за город по подземельям римской канализации, затем – по горным и лесным тропам, пока Флейшер не привел их в партизанский отряд, с восторгом встретивший советских бойцов. Начались партизанские будни: разведрейды, засады, нападения на немецкие части, вылазки на дорогах – обстрел автоколонн, закладка мин. Приведем эпизод из книги знаменитого советского писателя-поисковика Сергея Сергеевича Смирнова «Рассказы о неизвестных героях», изданной в Москве в 1964 году, некогда очень популярной в СССР, в котором рассказывается о нашем земляке.

56

«Серьезную диверсию сумела совершить в районе местечка Джендзино группа Коляскина (А. В. Коляскин бежал из плена вместе с Ильиных – Авт.). Это было в декабре 1943 года. Партизанская группа получила задание разведать и взорвать немецкий перевалочный склад боеприпасов и амуниции. Командир группы Коляскин решил сам провести разведку и взял с собой Ильиных, отчаянного и предприимчивого партизана. Они ночью добрались до склада, нашли удобное место на соседней высотке в виноградниках и весь следующий день вели наблюдение. Склад, как оказалось, охраняли всего двое караульных, сменявшихся днем и ночью через два часа. Шагали они вдоль передней стены ограды с автоматичностью механизма. Направляясь с двух противоположных углов навстречу друг другу, они сходились на середине и, сделав поворот кругом, снова расходились. Словом, охрана была не такой многочисленной, как предполагали, и, посоветовавшись, Коляскин и Ильиных решили, что незачем вести сюда весь отряд, они вполне могли справиться вдвоем. Они выждали до ночи и осторожно подползли к углу склада. Как только гитлеровец, дойдя до этого угла, повернулся кругом, Ильиных мгновенно накинул ему сзади на голову свою шинель и заколол кинжалом. Темнота мешала второму часовому видеть своего напарника, а снять фашиста Ильиных сумел совершенно бесшумно. В несколько секунд сибиряк стащил с убитого его шинель, надел на себя, нахлобучил на голову каску и, взяв автомат часового, зашагал так же, как он, навстречу второму гитлеровцу. Тот ничего не заметил и, когда они встретились на середине, сделал привычный поворот кругом. Ильиных тотчас же прыгнул ему на спину, и все произошло так же быстро и бесшумно, как с первым. Охрана была ликвидирована. Здесь, в складе, стояли и бочки с бензином. Черпая его касками, партизаны облили штабеля амуниции, ящики со снарядами и патронами. Коляскин чиркнул спичкой, и оба стремглав бросились бежать в темноту, торопясь подальше уйти от взрыва. А сзади, разгораясь и поднимаясь все выше, плясало пламя пожара. Добежав до придорожного кювета, они ничком упали на землю. И в это время услышали могучий взрыв, почти подбросивший их. Склада больше не существовало» (82). В богатыря из далекой загадочной Сибири просто невозможно было не влюбиться. И в Петра Ильиных отчаянно влюбилась юная партизанка Лютенция, черноглазая красавица, коммунистка и … самая богатая невеста во всей округе! Разумеется, скоро об этой любви знал весь отряд.

- Женись, Луиджи! – с жаром уговаривали Петра итальянские друзья. – Пожалей девчонку, она прямо сохнет по тебе. Опять же, у ее отца самые лучшие виноградники в нашей местности, это ты знаешь? Старику уже недолго осталось, женишься, через год-другой сам станешь хозяином. Отлично заживешь, парень, только не упусти счастье, которое само идет тебе в руки. О Санта Мадонна, хоть ты вразуми этого русского медведя!

57

Ильиных только отмалчивался да краснел, встречаясь взглядом с Лютенцией. Наконец, не выдержав, объяснился как мог, мешая русские слова с итальянскими. Мол, в Сибири у него осталась невеста, которую он горячо любит. Поэтому, как бы это сказать по-вашему… Лютенция все поняла. И на следующий день, закинув автомат на плечо, ушла в другой партизанский отряд. Если бы Петр Иванович мог знать, что после того, как мать получила на него похоронку, невеста вышла замуж за вернувшегося с фронта соседаинвалида, он, возможно, поступил бы иначе. А, может быть, и не поступил. Но все равно, согласись, читатель, есть у этой трогательной истории какойто горький привкус. И дело, конечно, не в виноградниках. Эх, Луиджи, Луиджи, удалая ордынская головушка… Вместе с Ильиных в отряде Алексея Коляскина храбро сражался Федосей Иванович Коряковцев. Его имя итальянцы быстро переделали в Теодоро, хотя сам «Теодоро» по-итальянски объяснялся больше жестами. Много лет спустя он вспоминал, как однажды самонадеянно отправился из партизанского лагеря в ближайшую деревушку за солью. Кто он такой, итальянцы поняли сразу и пришли в восторг. Угостив «советико» вином, они стали допытываться, что ему нужно. «Теодоро» разыграл перед собравшимися импровизированную пантомиму: он старательно складывал пальцы щепотью, изображал, как берет соль из солонки, как солит суп, а потом помешивает его ложкой. Никто ничего не понял. Коряковцев повторял сценку раз за разом. Его все равно не понимали – хоть плачь! Еще раз угостив русского вином, и, заодно, как следует выпив сами, итальянцы устроили яростную дискуссию. Всем было ясно, что пришельцу что-то позарез нужно, но что именно?

- Да соль же, соль! - надрывался Коряковцев. – О мама мия, соль у нас кончилась, нешто непонятно? Выход из положения нашла старенькая итальянская бабуся, которая, взяв Коряковцева за руку, привела в свой дом, где стала последовательно выкладывать на стол все, что имелось из продуктов. Когда очередь дошла до банки с солью, Коряковцев радостно воскликнул: - А я вам о чем толкую! Вот же она, соль! Восторгу крестьян не было предела. Во-первых, они, наконец, все поняли, а во-вторых, до чего же скромный парень этот «советико», не так ли, синьоры? Кроме соли ему, оказывается, ничего не надо. Пока по всей деревне собирали соль, Федосея вновь усадили за стол, принесли еще вина и… Три часа подряд укреплял наш земляк советско-итальянскую дружбу. Но в лагерь Федосей Коряковцев возвратился твердым шагом, с автоматом на груди и мешком соли на плече. А что вы хотите - сибирская закалка, однако!

58

Последний бой партизан с немецкими войсками, уходившими из Италии, в котором приняли участие Петр Ильиных и Федосей Коряковцев, произошел 6 июня 1944 года и оказался самым масштабным. Партизаны устроили засаду на горной дороге, по которой из Монтеротондо должна была пройти немецкая механизированная колонна. В книге С. С. Смирнова «Рассказы о неизвестных героях», события описаны следующим образом: «Партизанские пулеметы неожиданно ударили в упор по большой автоколонне врага. Из трех немецких танков, подоспевших на выручку к своим, два были уничтожены гранатами. Бой закончился полной победой. Больше сотни гитлеровцев было убито, 250 взяты в плен, колонна врага разгромлена, и Монтеротондо освобожден оружием партизан. Над ратушей городка взвилось национальное знамя Италии» (83). Вскоре в городок вошли американские войска. Разобравшись, кто есть кто, американцы, не долго думая, зачислили Ильиных и Коряковцева в одну из своих воинских частей (!), выдали им военную форму и оружие. В освобожденный Рим ордынцы въехали с комфортом – на броне американского танка «Шерман». Здесь они встретились с представителями только что открывшегося советского консульства. Беседовал с ними, как потом вспоминал Ильиных, веселый и обаятельный, как ему и положено, лейтенант контрразведки «Смерш»: - Домой хочется?

- Как из пушки, товарищ лейтенант!

- Доберетесь. Правда, советских войск в Италии нет, поэтому ваша отправка зависит целиком от расторопности союзников. На ордынскую землю наши герои вернулись только в 1946 году. История третьего ордынского «итальянца», Лаврентия Васильевича Головина, во многом похожа на судьбы его товарищей по Сопротивлению. На четвертый день войны тракторист из Усть-Луковки Лаврентий Головин заглушил свой верный «ХТЗ» и прибыл в Ордынский райвоенкомат, а уже в июле 1941-го, как отслуживший в армии еще до войны, Головин оказался на западных рубежах, в огне и хаосе кровопролитных оборонительных боев.

10 сентября под Брянском он попал в окружение, а при попытке выбраться из него, в плен. Дальше – лагеря для военнопленных в Украине, Германии и, наконец, в Италии, куда Лаврентий Головин попал летом 1943 года. К тому времени он уже дважды пытался бежать из плена. Дважды его ловили, травили собаками, избивали до полусмерти. Третий побег, уже в Италии, оказался успешным. Лаврентий Головин вместе с другом и побратимом Анатолием Хомутовым, скитаясь в лесах и виноградниках, сумели выйти на отряд итальянских партизан. Позже в отряде появились еще четверо советских военнопленных – а это уже сила! Получив в руки оружие (Головину достался немецкий пулемет «МГ»), русские очень скоро доказали, что за годы плена воевать не разучились.

59

Итальянский отряд, который возглавлял «товарищ Лоренц», (именно так запомнил его имя Головин), действовал в окрестностях местечка СанСебастьяно. Редкий день обходился без крупных и мелких стычек с фашистами. Встречавшийся в 1971 году с Л. В. Головиным корреспондент ордынской районной газеты А. Я. Опивалов, описал с его слов одну из партизанских операций, в которой довелось участвовать нашему герою. «Однажды отряд был поднят по тревоге и послан в засаду. Партизаны перекрыли дорогу близ Сан-Себастьяно. Стали ждать. Лаврентий Головин лежал за пулеметом. Рядом друзья. Наконец показались вражеские машины. Их было так много, что хвост колонны терялся где-то за поворотом. Дорога шла по долине и была здесь единственной. Когда партизаны открыли огонь, немцы повернули назад и начали отступать. Но тут их встретил свинцовый ураган другого партизанского отряда, пропустившего в начале операции всю колонну мимо засады. Враг оказался в «мешке». Гитлеровцы растерялись и заметались по долине, но повсюду их настигал меткий огонь народных мстителей. В бою было взято в плен более 250 фашистов, много оружия и обмундирования. Около сотни машин уничтожили тогда партизаны» (84). В горах и лесах Италии Головин участвовал во множестве таких боев, в одном из которых он едва не погиб. Вот что рассказал об этом случае в своем письме красным следопытам Ордынской средней школы № 1 имени Героя Советского Союза А. Д. Гаранина его товарищ по отряду Н. Н. Пастухов. «В Италии после войны я побывал три раза по заданию Советского Комитета ветеранов войны. И, конечно же, встречался там с нашими друзьями, бывшими партизанами. Лаврентий должен помнить очень маленькую горную деревушку Дове Суперриоре. Там в свое время базировался наш отряд. Мне посчастливилось еще раз побывать в ней, встретить знакомых крестьян. Они все помнят, встречают со слезами радости. Сидели мы у сарайчика, где была наша кухня – она сохранилась – и вспоминали тот бой, где Лаврентия ранили. Это было в начале 1945 года. Наш отряд в спешном порядке снялся со своей базы и направился по гребню (горы – Авт.) занимать позицию километрах в двух от деревни. Наши помощники-крестьяне сообщили нам, что в Сан-Клементо прибыли каратели. Ждать нам пришлось недолго. Из деревни Сан-Клементо по тропинке гуськом двинулись фашисты. Их было около восьмидесяти, а нас всего двадцать два. Подпустив врага на очень близкое расстояние, мы открыли огонь. Но случилось непредвиденное. С правого фланга, где на вершине гребня стояла маленькая часовенка, неожиданно заговорили два фашистских пулемета. Оказалось, что еще одна группа немцев обошла нас с правой стороны. И мы оказались под перекрестным огнем. Вот в этот момент и был ранен Л. В. Головин. Пуля попала выше колена.

60

Случилось так, что мы трое, Головин, Борис Зинченко и я, скатились вниз с гребня в то время, когда отряд под защитой кустарников отошел вдоль него. Через час начало смеркаться. Мы заметили группу людей, идущих вдоль ручья в нашу сторону. Приняв их за своих, я крикнул им по-итальянски. Но в ответ заработали автоматы, и лишь благодаря темноте нам удалось оторваться от врагов. На следующий день в одной деревушке у надежных людей мы оставили Лаврентия, где ему была оказана помощь. Хотелось бы особо подчеркнуть, что для меня, тогда совсем молодого парня, Лаврентий Головин был образцом мужества советского солдата, настоящего сибиряка. Несмотря на серьезное ранение, он ни разу не застонал» (85). Залечив рану, Головин вернулся в отряд. Там, между прочим, он познакомился и подружился с легендарным партизаном, тоже бывшим военнопленным, Федором Полетаевым, будущим национальным героем Италии. В бою у деревушки Канталупа, они сражались плечом к плечу. Головин остался жив, а Полетаев погиб, прошитый пулеметной очередью. После возвращения домой судьба Л. В. Головина сложилась трагически. Он был репрессирован по стандартному обвинению в измене Родине, а фактически за то, что оказался в плену. На свободу он вышел уже после смерти Сталина. Неласково встретила родная земля и Ильиных с Коряковцевым. Почти двадцать лет они считались среди своих односельчан чем-то вроде изгоев. Даже на торжества, посвященные Победе, их не приглашали. Какие, мол, это герои, раз оказались в плену. И только после выхода книги С. С. Смирнова, отрывки из которой напечатала главная газета СССР «Правда», отношение к ним изменилось.

9 мая 1965 года «Ленинский призыв» опубликовал Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось о награждении Петра Ильиных и Федосея Коряковцева орденами Красной звезды «за побег из плена, мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в партизанском отряде вместе с итальянскими борцами Сопротивления фашизму». Лаврентий Головин получил медаль «За отвагу». Заканчивая рассказ об ордынских гарибальдийцах, скажем, что П. И. Ильиных работал в совхозе «Кирзинский» скотником, Ф. Н. Коряковцев – бригадиром в совхозе «Алеусский», Л. В. Головин – мотористом в совхозе «Приобский». Работали они хорошо, числились в передовиках. Например, Петр Ильиных был признан в 1971 году лучшим животноводом Ордынского района. Их давно нет с нами, но слава героев Италии не забыта. Она осталась на ордынской земле навсегда. От партизанских былей нам самое время перейти к былям армейским. Известно, что главной солдатской медалью в годы Великой Отечественной войны была медаль «За отвагу». (Здесь автору сразу вспоминается

61

замечательный труженик из села Верх-Алеус Александр Федорович Меньшиков, имевших три таких медали, не считая прочих наград.) А главный солдатский орден – это, конечно же, «Слава», имевший три степени, цвета колодки которого повторяют цвета знаменитого Георгиевского креста. Следующий наш рассказ будет об ордынцах, удостоенных за свои подвиги ордена Славы всех трех степеней. Матвей Митрофанович Черных (1913-1968), уроженец села Кирза, ушел на фронт в марте 1942 года. Воевать ему довелось на Северо-Западном, 2-м Прибалтийском и 1-м Белорусском фронтах в качестве артиллерийского разведчика, которые отличаются от других разведчиков тем, что охотятся за огневыми точками противника и «языками», знающими эти точки. В 1981 году краевед из Тулы Михаил Шарапов отыскал бывшего солдата из взвода артиллерийской разведки, которым командовал старшина Черных и, с его слов, записал рассказ об одной из их вылазок в августе 1943 года за «языком». Вот отрывок из этого документа, сохранившего для нас кусочек военных будней Матвея Черных. «…Четыре дня назад старшина Черных побывал в блиндаже высокого начальства, а потом на передней линии наших траншей. Он изучал нейтральную полосу, на большей части которой в бинокль угадывались зеленобокие арбузы.

- Так вот, старшина, наши наблюдатели ночью уловили какие-то шорохи на этом поле. Не ходят ли фрицы, как стемнеет, сюда лакомиться? Вам надо подобраться к окопам противника, посмотреть, послушать. А если повезет, добыть «языка». Нужен он нам сейчас очень. Три ночи подряд ходил старшина Черных со своими хлопцами «на охоту», но пока впустую. На этот раз Матвей Черных взял с собой только что прибывшего с маршевой ротой новичка, Александра Завьялова.

- Сегодня должна быть удача, - произнес перед строем Матвей. На землю спустилась ночь. Загорались и гасли в небе ракеты, колючие строки трассирующих пуль прошивали в разных направлениях темноту. Группа разведчиков стояла наготове, и, когда очередная ракета фашистов догорела, солдаты бегом последовали за своим командиром. До бахчи добрались благополучно. Залегли. Из-за облака показался узкий серп луны, и тогда старшина тихо сказал: - Внимание, ребята, фашисты. Матвей повел своих бойцов на сближение с врагом. Неожиданно оказавшийся перед Завьяловым здоровенный гитлеровец, увидев паренька, выдохнул какое-то ругательство и, выбросив вперед длинные руки, пошел на Александра. Уверен был фашист в своих силах, шел напролом. Рывком, словно боксер, Завьялов уклонился от рук фашиста, рубанув фрица саперной лопаткой чуть выше уха. Немец свалился. Завьялов рванулся к месту схватки и увидел, что два фашиста схватились с Матвеем. Силен был старшина, никак не могли гитлеровцы сбить его с ног. Завьялов, не раздумывая, прыгнул сзади на одного из них, свалил его, завернул до хруста руки, прижал

62

коленом, грудью и, вдавив гитлеровца в шершавую землю бахчи, хрипел: «На, гад, жри досыта!» Второй гитлеровец был в мгновение приколот старшиной. Управившись, Матвей поспешил помочь своим подчиненным – Наседкину, Грачеву, Илюхину. Наседкина гитлеровец схватил за карабин, который был у солдата за спиной. Сгибая нашего воина, гитлеровец подбирался к его горлу. Появление командира быстро решило исход схватки.

- Семь минут произнес Черных. – И без выстрела. Потом подбежал к Завьялову, вместе связали руки пленному.

- Этот будет нашим языком, - пояснил командир. – И тихо добавил: - Молодец! Все правильно». Александр Завьялов, поведавший эту историю, закончил ее выразительной деталью. Перед тем, как покинуть нейтральную полосу, Матвей Черных, как и подобает настоящему старшине, распорядился нагрузить вещмешки разведчиков арбузами – не пропадать же добру (86). Старшину Черных неоднократно награждали – медалью «За отвагу», орденом Отечественной войны 2 степени. Первый орден Славы он получил за разведрейд в тыл врага при форсировании реки Вислы. К нашему счастью, его рассказ о том, как все происходило, записали в 1961 году, и, благодаря журналистам районной газеты, он сохранился: «В лодке нас было четверо. И была темная ночь. С противоположного берега фашисты вслепую простреливали реку. Резиновая лодка, на которой мы плыли, могла в любую минуту пойти ко дну. Четвертым с нами был перевозчик, незнакомый солдат. Он высадил нас в воду и дальше не повез.

- Дальше, - говорит, - добирайтесь самостоятельно. Ну, самостоятельно, так самостоятельно. До берега мы шли вброд, держа над головой оружие и боеприпасы. Берег был высокий, обрывистый. С обрыва бил немецкий пулемет. Передохнув минуту, мы решили брать фашиста. Нам нужен был «язык». Сделали мы это довольно просто. Немец был у пулемета. Мы обошли его с тыла и вместе с пулеметом столкнули под обрыв. Риск был большой, особенно, когда обратно возвращались, но все обошлось благополучно» (87). Новосибирский журналист В. Карлин в своем очерке о М. М. Черных, опубликованном в 1980 году в сборнике «Солдаты переднего края», подробно рассказывает о боях, в которых довелось отличиться отважному уроженцу Кирзы. Очерк написан по воспоминаниям однополчан Матвея Митрофановича, дошедшим вместе со своим старшиной в составе 370-й стрелковой дивизии до Берлина, поэтому он представляет сегодня особый интерес. Итак, еще один бой Матвея Черных где-то в начале 1945 года. «…Командованию дивизии стало известно, что противник создал сильную линию обороны, густо насыщенную огневыми точками. Подступы к ней прикрывались минными полями, проволочными заграждениями. Отделение Черных получило задачу – разведать силы неприятеля на направлении главного удара.

63

До начала атаки оставалось около суток, когда разведчики заняли наблюдательный пункт почти под самым носом врага. Поначалу, осматривая свой сектор наблюдения, Черных ничего не заметил. «Хорошо замаскировались, ничего не скажешь», - подумал он. Стал наблюдать внимательнее. И вот первая удача: на правом фланге в перекрестие бинокля попал станковый пулемет. Черных отметил огневую точку противника на планшете и подумал: «Опасный пулемет. Ударит во фланг атакующим, и многих не досчитается матушка-пехота». Вскоре артиллерист засек еще один станковый пулемет гитлеровцев. Потом в бинокль попали три противотанковых орудия. Не ушли от взора разведчика и проволочные заграждения у первой траншеи. Обо всем этом телефонист через несколько минут передал на командный пункт полка. И вот атака. Наши батарейцы сразу же ударили по пулеметам, обнаруженным Черных.

- Молодцы, ребята! – радостно воскликнул он, когда первым же снарядом накрыло огневые точки противника. Такая же судьба постигла и противотанковые орудия врага. Пехота, бежавшая в атаку, еще не успела поравняться с наблюдательным пунктом Черных, как он поднял свое отделение. Разведчики первыми ворвались в траншеи неприятеля. Из оказавшегося перед ним ручного пулемета, Черных ударил по отходившим фашистам. На следующий день обстоятельства сложились так, что наша пехота, вместе с которой теперь следовала группа Черных, попала в окружение. Но и здесь не прекратили свою деятельность артиллерийские разведчики. Они обнаружили два пулемета и миномет, сообщили о них по рации на батарею, и вражеские огневые точки были подавлены» (88). А теперь, уважаемые читатели, сравните этот рассказ с тем, что запомнилось из этого боя самому Матвею Митрофановичу и, заодно, оцените его скромность, которая, как известно, родная сестра настоящей славе: «Бой был сильный. Решалась судьба – мы или они. Я вел корректировку боя с сосны, у которой расположился наш наблюдательный пункт. Вокруг меня шипели снаряды, чиркали пули. Я словно чувствовал, что надо уйти отсюда незаметно на другое дерево. Да к тому же впереди стояла еще одна сосна, которая своими ветвями мешала мне наблюдать. Я стал перетаскивать стереотрубу на другую сосну. Едва только я влез, устроился и припал к окулярам, как тяжелый снаряд на трехметровой высоте срезал ствол только что оставленной мною сосны. Весь бой я докладывал командованию о ходе сражения. Потом мы пошли в атаку. За это я был награжден орденом Славы второй степени» (89). Что касается третьей «Славы», то с ней получилась такая история. Командование дивизии решило представить Черных к награждению орденом Ленина за мужество и героизм, проявленный им при форсировании Одера. В наградном листе старшины Черных сказано было буквально следующее: «По ломавшемуся льду Черных форсировал реку Одер и сразу же

64

организовал тщательное наблюдение за действиями противника. По его целеуказанию за первые несколько дней на плацдарме огнем нашей артиллерии уничтожено 10 пулеметных точек, два орудия и два танка» (90). Вышестоящее начальство распорядилось по-своему. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1945 года М. М. Черных был удостоен ордена Славы первой степени. Получил он его уже в Ордынском, после демобилизации. Последние годы М. М. Черных работал в системе Ордынской потребительской кооперации. «Дома у меня два сына, - говорил он корреспонденту районной газеты в 1961 году. – Войны я больше не хочу. Но, если кто-то посмеет напасть на нас, я, не колеблясь, снова возьму оружие в руки». Федор Никитович Неделько родился в 1924 году в деревне Ясная Поляна Москаленского района Омской области. Десятилетку ему пришлось заканчивать уже в Кузбассе, куда перед войной переехали его родители. В августе 1942 года восемнадцатилетний учитель Федор Неделько надел солдатскую шинель. В полковой школе он стал командиром расчета 82-миллиметрового миномета. И вот – Ленинградский фронт, позиции под городом Луга, где сержант в еще необмятой шинели принял боевое крещение. О том, как это случилось, он до сих пор рассказывает, чуть подтрунивая над собой, молодым и необстрелянным. Только командир минометного взвода лейтенант Резников начал знакомить Неделько с его расчетом, как где-то совсем рядом вспыхнула перестрелка. К автоматным очередям присоединились пулеметные, ударили пушки. Лес, в котором происходило дело, заходил ходуном, что нисколько не смутило его однополчан: «Опять фрицам неймется». Никто не стал прятаться в траншею – стрельба шла, рядом, но в стороне. Когда она закончилось, и наступила тишина, обнаружилось, что новичок как сквозь землю провалился. Только что стоял рядом – и нет его. Поглядев под ноги, лейтенант обнаружил пропавшего сержанта, распластавшегося на земле и сконфуженно глядящего снизу на командира. Все сделали вид, что ничего особенного не произошло, а командир заметил, пряча улыбку: - Ничего, Федор, привыкнешь. Мы все так начинали. Вскоре минометный расчет Неделько попал в полосу тяжелейших боев, когда огневую позицию приходилось менять за день много раз, чтобы ускользнуть от огня немецкой артиллерии. Серия выстрелов с одного места – и быстро на запасную позицию. В документальном очерке новосибирских журналистов Д. Блатта и Н. Зыкова о Ф. Н. Неделько, рассказывается об одном из боев под Ленинградом, в котором молодой минометчик показал в полной мере, на что он способен. «…Командование решило провести разведку боем. Нужно было во что бы то ни стало захватить «языка». А для этого разведчикам нужна была

65

поддержка огнем. Командир стрелкового батальона осмотрел позиции минометной роты.

- Ваша задача, - сказал он, - подавить огневые точки противника, которые обнаружат себя. Успех разведчиков во многом зависит от вас. Под прикрытием массированного огня советские разведчики проникли на нейтральную полосу. Но у самой цели вражеский пулемет заставил их залечь. «Сейчас я тебя успокою!» - подумал Неделько, как вдруг неподалеку разорвался снаряд. Горячий осколок впился сержанту в руку, но нужно было как можно скорее подготовить данные для стрельбы, скорее уничтожить огневую точку. И вот уже через проволочные заграждения с грозным воем полетели мины. Пулемет замолк. Гитлеровцы на этот раз быстро засекли миномет и открыли по нему огонь. Прямое попадание. Искореженные ствол и плита – в разные стороны. Смертельно раненый, падает на землю наводчик Исмаил Багаутдинов. Неделько чудом уцелел. Разведчики выполнили задание. Они привели «языка» (91). Из представления сержанта Ф. Н. Неделько к ордену Славы третьей степени: «За время боевых действий полка с 26 по 29 апреля 1944 года показал себя дисциплинированным, энергичным и храбрым командиром. Точной наводкой из своего миномета расчищал путь стрелковым подразделениям, при этом уничтожил 3 минометных и 2 пулеметных точки противника и до 20 солдат и офицеров. Командир 538-го стрелкового полка подполковник Вейда. 2 мая 1944 года». От стен Ленинграда фронтовая дорога привела Неделько сначала в Эстонию, потом в Польшу. Новый, 1945-й год, минометчики встретили в лесах под Вислой, где сосредотачивались войска перед наступлением на Германию. Нет смысла пересказывать ход знаменитой Висло-Одерской операции, окончательно решившей судьбу войны. Бои шли с таким ожесточением, что когда наши солдаты прорвались к Одеру, из минометного расчета в живых остался один Неделько, теперь уже старший сержант. В его представлении к ордену Славы второй степени сказано: «В бою за населенный пункт Одерфельце 3 января 1945 года минометный расчет старшего сержанта Неделько уничтожил две огневые точки противника. При отражении контратаки противника 24 января 1945 года в районе Одерфельца огнем из своего миномета уничтожил до двух десятков немецких солдат. Неоднократные атаки противника Неделько отражал смело и решительно. Когда кончились боеприпасы, Неделько возглавил свой расчет, 21.01.45 г. ринулся на наступающего противника и огнем из личного оружия заставил противника на своем участке отступить. В этом бою Неделько личным примером воодушевил бойцов на отражение контратаки: из личного оружия и гранатами он поражал пехоту противника, истребив при этом 16 гитлеровцев. Неделько мужественный, стойкий, храбрый воин, умелый командир и преданный сын нашей социалистической Родины. За проявленные им в бою

66

мужество, стойкость и храбрость, достоин правительственной награды Ордена Славы второй степени. Командир 538-го стрелкового полка подполковник Хармышев. 7 февраля 1945 г.» Потом были бои на Одере, еще одно ранение, осколком в ногу. Старший сержант даже в медсанбат не пошел: немцы дрались с отчаяньем обреченных, лечиться было некогда. …Немецкий городок пылал сразу со всех сторон. На его улицах стреляли друг в друга в упор и дрались в рукопашную. Вдруг прямо из горящего дома, метрах в ста от позиций минометчиков вынырнула немецкая самоходка. Выстрел – и миномет вдребезги. Второй выстрел. Воздух раскололся на куски, земля перевернулась, и Федор Неделько полетел куда-то в темноту. Придя в себя после контузии и фактически сбежав из медсанбата, Неделько временно попал в пехоту. Ходил за «языками», ползал по нейтралке, высматривал огневые точки. И неожиданно получил приказ возглавить охрану штаба полка, расположившегося на окраине городка Монау. Другой бы почил на лаврах: служба - с передовой не сравнить, да еще сорок солдат в подчинении. Старший сержант Неделько первым делом приказал подчиненным занять круговую оборону, копать траншеи полного профиля, собирать немецкое оружие и боеприпасы. Рядом со штабом проходило шоссе – а вдруг именно по нему окруженные немцы попытаются прорваться к своим? Бойцы, уже успевшие настроиться на отдых, поскучнели, но спорить с командиром, на груди которого сверкали две «Славы», не стали. Тем более, что он первым взял в руки лопату. А окопавшись, хозяйственно пристроил рядом с трофейным пулеметом два фауст-патрона. На всякий случай. …На рассвете их позиции с тыла атаковали цепи немецкой пехоты. Первый натиск удалось отбить. Вторая атака оказалась куда более яростной. Еще минута – и набегающая волна немецких солдат обрушится на наши окопы. Два выстрела из фауст-патрона грянули практически в упор, атакующих буквально разнесло в клочья. И сразу же пулемет Неделько ударил в спины побежавших фашистов. Вскоре они выбросили белый флаг. Когда взошло солнце, Неделько и его бойцы уже пересчитывали пленных и трофейное оружие. Из представления Ф. Н. Неделько к ордену Славы первой степени: «Старший сержант Неделько – лучший командир минометного расчета полка, отважный и стойкий воин. Огнем из своего миномета он уничтожил при форсировании реки Одер, ликвидации оппельской группировки, в боях под населенным пунктом Билац и в обороне под населенным пунктом Монау до ста гитлеровцев. Минометный расчет под его руководством отразил за период боев на территории Польши и Германии до 15 контратак противника и взял в плен 30 гитлеровцев. Командир 538 стрелкового полка полковник Хармышев».

67

9 мая 1945 года Федор Неделько встретил в Чехословакии, где закончился славный боевой путь его 120-й Гатчинской стрелковой Краснознаменной дивизии (92).. Послевоенная судьба Ф. Н. Неделько сложилась на редкость счастливо. До 1946 года он служил в Чехословакии, затем, после возвращения на Родину, поступил в Томский педагогический институт на факультет иностранных языков. После окончания учебы работал военным переводчиком, а в 1965 году вернулся в школу, с которой его разлучила война. В Ордынской средней школе Федор Никитович Неделько пользовался у своих учеников и коллег по работе огромным авторитетом и неподдельным уважением. Невозможно подсчитать количество встреч с молодежью и военно-патриотических мероприятий, в которых он принял участие и продолжает участвовать вплоть до настоящего времени. Неоднократно приходилось ему бывать в Москве в составе делегации СибВО на всесоюзных и всероссийских мероприятиях, посвященных юбилеям Победы – в 1975 и 1996 годах. Федор Никитович Неделько - первый почетный гражданин Ордынского района. В 2004 году постановлением губернатора В. А. Толоконского он удостоен высшей награды Новосибирской области – знака отличия «За заслуги перед Новосибирской областью». Теперь читателям предстоит познакомиться с каждым из десяти ордынцев, удостоенных в годы Великой Отечественной войны звания Героя Советского Союза. Первым из них получил это высокое звание Яков Маркович Устюжанин – 21 апреля 1942 года. Родился Яков Устюжанин в 1918 году в селе Устюжанино. Здесь же окончил 6 классов местной школы, до призыва в ряды РККА в 1939 году работал почтальоном. Закончив курсы младших лейтенантов, в июне 1941 года начал службу в 188-й стрелковой дивизии, которой пришлось в составе 11-й армии воевать с фашистами на Северо-Западном фронте, среди лесов и болот на дальних подступах к Ленинграду. Яков Устюжанин вскоре проявил себя как опытный разведчик, командир взвода 260-й отдельной разведывательной роты, практически ежедневно, точнее, еженощно наносившей свои дерзкие удары по переднему краю противника. Весной 1942 года разведчики младшего лейтенанта Устюжанина действовали в районе древнейшего русского города Старая Русса, в северной части так называемого «рамушевского коридора», упоминающегося ныне практически в любой работе, посвященной обороне Ленинграда. «Коридор» возник следующим образом. Когда Красная Армия перешла в контрнаступление под Москвой в декабре 1941 года, аналогичное наступление предпринял и Северо-Западный фронт. К середине февраля 1942 года его войскам удалось окружить между городами Старая Русса и Демянск

68

до 70 тысяч немецких солдат, но уничтожить «демянский котел» не хватило сил и умения. В апреле, ударами извне и со стороны окруженной группировки, немцы сумели пробить в районе населенного пункта Рамушево брешь и наладить по образовавшемуся «коридору» снабжение своих войск всем необходимым. В этом районе разведвзвод Якова Устюжанина бывал неоднократно, хорошо изучив местные болота и непроходимые топи, минные поля и проволочные заграждения, расположение опорных пунктов обороны и маршруты движения немецких моторизированных патрулей. Попасть в «коридор», тщательно охранявшийся немцами, было далеко непросто. Взять там «языка» и вернуться обратно – многократно сложнее. А «язык», как всегда на фронте, нужен был позарез: в мае 1942 года командование 11-й армии готовилось к очередной попытке наступления на окруженную немецкую группировку. В ночь с 15 на 16 мая 1942 года разведгруппа Якова Устюжанина в составе двенадцати человек на четырех лодках переплыла семикилометровый залив озера Ильмень и высадилась на немецкой территории. По грудь в ледяной воде разведчики три часа пробирались по затопленному лесу, пока не вышли к своей цели, шоссейной дороге на Старую Руссу, по которой немцы перебрасывали боеприпасы и подкрепления. Здесь они затаились в засаде. О дальнейших событиях рассказано в очерке военных журналистов Г. Андреева и И. Вакурова «Устюжанин Яков Маркович», опубликованном в 1967 году. «…Ждать пришлось недолго. Где-то справа затарахтел мотоцикл. Войск на шоссе как раз не было. Устюжанин вышел на обочину шоссе и встал за придорожным кустом. Сидоркин притаился в пяти шагах от командира. Мотоцикл быстро приближался. Один гитлеровец сидел за рулем, другой в коляске. Короткой автоматной очередью Устюжанин ударил по водителю и мотоциклу, стараясь не задеть сидевшего в коляске. Резко вильнув, мотоцикл съехал в кювет и перевернулся. Подоспевшие разведчики вытащили из-под коляски перетрусившего немца, оказавшегося вахмистром из полка «Норд», оттащили искореженный мотоцикл и убитого водителя в чащу и хотели было возвращаться домой, как вдруг увидели быстро приближающуюся колонну противника. Приказав торим разведчикам немедленно уводить пленного в лес и пробираться на берег озера, где были спрятаны лодки, Устюжанин приготовился к бою.

- Подпустим как можно ближе и ударим. Без команды не стрелять, предупредил он. Пропустив голову колонны, Устюжанин встал на правое колено и нажал на спусковой крючок. Тотчас же открыли огонь и остальные разведчики. Колонна разорвалась, фашисты заметались на дороге, падали, ползли в кювет.

69

На шоссе осталось не меньше семидесяти убитых. Оставшиеся в живых пришли в себя и начали отстреливаться. Устюжанин приказал: - Отходи, ребята! Мы с ординарцем еще немножко попугаем фрицев и догоним вас. Гитлеровцы стреляли с трех сторон: от шоссе и с флангов – обходили засаду разведчиков.

- Ты иди, Петя, - приказал Устюжанин ординарцу. – А я еще две-три минуты продержусь. Иди, иди – я приказываю! По лесу свистели пули. Где-то совсем рядом хрустели сучья. Отчетливо слышался звонкий бой автомата Устюжанина. Вдруг автоматная очередь оборвалась» (93). Яков Устюжанин и его ординарец Петр Сидоркин погибли, прикрывая отход разведгруппы. Доставленный разведчиками пленный дал ценные показания. Командир дивизии генерал-майор Клетрин и комиссар дивизии Поляков, представляя младшего лейтенанта Я. М. Устюжанина к награде посмертно, записали в наградном листе: «Действуя во главе разведчиков, Устюжанин отлично выполнил приказ командования, потеряв при этом одного бойца. Сам геройски погиб». Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года младшему лейтенанту Якову Марковичу Устюжанину было присвоено звание Героя Советского Союза. В номере за 22 июля 1942 года газета Северо-Западного фронта «На врага» писала: «Пройдет година кровавой войны. Кровью своей заплатят гитлеровские псы за великое горе, которое они обрушили на наш народ. Мы отстроим разоренные варварами города и села. Снова закипит радостный и счастливый труд в нашей стране. Но новое поколение будет обязано тем, кто кровью отстоял это счастье. Золотом на мраморе будет написано имя Героя Советского Союза – разведчика Якова Устюжанина» (94). Сегодня достаточно прийти в ордынский мемориальный парк героевземляков, чтобы убедиться в правоте этих слов. Самый известный и, если можно так выразиться, самый популярный среди ордынцев Герой Советского Союза – это, безусловно, Алексей Дмитриевич Гаранин, которого считают «своим» сразу два крупнейших населенных пункта района – село Верх-Ирмень и районный поселок Ордынское. Верхирменцы – потому что родился он 28 марта 1921 года на их земле, в деревне Плотниково Верх-Ирменского сельского совета. Ордынцы – потому что старейшая и самая крупная школа района, Ордынская общеобразовательная средняя школа № 1 носит с 1975 года его имя. Тысячи бывших ордынских школьников до сих пор с гордостью называют себя гаранинцами. Наибольшее количество публикаций в районной газете о земляках-героях за последние шестьдесят лет посвящено опять-таки А. Д. Гаранину.

70

Когда читаешь воспоминания его родных и близких, товарищей по военному училищу, однополчан, приходишь к горькой мысли - какие одаренные, яркие и самобытные люди погибли в годы войны… Алексея Дмитриевича Гаранина можно с полным основанием отнести к лучшим представителям этого погибшего поколения. Михаил Гаранин, брат героя, вспоминал о его детстве на встрече с учащимися Ордынской средней школы в 1968 году: «Ему исполнилось всего шесть лет, когда он пошел в первый класс. Учился Алексей хорошо, охотно помогал отстающим товарищам. В нашей квартире постоянно бывали его соклассники, с которыми он занимался по тому или иному предмету. Алексей рано пристрастился к чтению. Читать он мог ночами напролет, особенно перед воскресными днями. Алексей любил музыку и научился играть на струнных инструментах. Он участвовал в школьном струнном оркестре. Потом, когда Алексей жил и работал в Новосибирске, он играл на трубе в духовом оркестре. Одним из любимых занятий Алексея было конструирование. Он собственноручно изготовил фотоаппарат с широкоформатной камерой, делал неплохие снимки. А как-то он загорелся новой идеей – собрать радиоприемник. И собрал. Тогда нам это казалось чудом, мы слушали Москву, Новосибирск» (95). Деревенскому парнишке, влюбленные в технику, открывалась прямая дорога в инженеры, но Алексей Гаранин с детства «заболел» высокой болезнью – небом. …Над Верх-Ирменью кружил самолет. Ребятишки, задрав кверху головы, с любопытством следили за полетом крылатой машины.

- Глядите-ко, садится! – крикнул кто-то. Босоногая ватага наперегонки бросилась за околицу. Первым к самолету подбежал Алеша Гаранин и остановился в нерешительности.

- Не бойся, подходи, - с улыбкой сказал один из пилотов и подсадил его в кабину – Хочешь быть летчиком?

- Как вырасту, буду летать, - ответил серьезно Гаранин. Так определилась цель его жизни, к которой он потом шел целеустремленно и настойчиво. После окончания семи классов Алексей Гаранин становится «фабзайцем», учится в Новосибирске на токаря и одновременно занимается в аэроклубе. Занятия эти он продолжает, работая фрезеровщиком на заводе имени Чкалова. Как лучший из лучших, в 1938 году Гаранин получает направление в Новосибирскую военную авиационную школу. В летописи авиаучилища, замечает один из биографов А. Д. Гаранина, сохранилась такая запись: «Экзамены начались. Класс воздушной навигации заполнили курсанты. Перед каждым на столе лежат карты, линейки, ветрочеты. Первым выполнил письменную работу курсант Гаранин» (96).

71

1940-й год, училище закончено. Девятнадцатилетний младший лейтенант Алексей Гаранин начинает свою службу в полку авиации дальнего действия. Учится заходить на цель и поражать ее днем и ночью. Начало войны застало Гаранина в тылу, где ему предстояло обучать будущих летчиков. Он рвется на фронт, но начальство непреклонно. И тогда младший лейтенант вместе со своими друзьями пишут письмо председателю Государственного Комитета Обороны И. В. Сталину с просьбой об отправке их в действующую армию. В июне 1941 года авторы письма получают назначение: АДД (авиация дальнего действия), 3-я авиационная дивизия, 2 авиаполк. И вот первое боевое задание летом 1941 года. О нем А. Д. Гаранин потом вспоминал так: «Помню, как сейчас, первый свой боевой полет, который я совершил с молодыми летчиками, ныне Героями Советского Союза Молодчим и Соловьевым. Мы бомбардировали мехколонну врага под древним русским городом Новгородом. Перед первым взлетом, по правде скажу, я много переживал и волновался. Враг сильно защищал свои передовые части огнем зенитной артиллерии и зенитных пулеметов, но, несмотря на это, я сделал несколько заходов, чтобы сбросить бомбы точно в цель. Наши воздушные корабли подверглись интенсивному обстрелу зениток. Снаряды рвались в нескольких метрах то впереди, то сзади, то по бокам. Но, умело маневрируя, нам удалось разрушить скопление автомеханизированных войск врага. Задание командования было выполнено. После посадки техники насчитали в моей машине двадцать пять больших пробоин» (97). Добавим к сказанному такую деталь. На обратном пути, по словам нашего героя, весь экипаж его бомбардировщика гордо пел: «Широка страна моя родная!..» (98) Далее последовали полеты в глубокий тыл врага – через занятую фашистами Европу, как тогда говорили, прямо в логово фашистского зверя. Экипаж Гаранина наносит ночные бомбовые удары по Бухаресту, Будапешту, Данцигу, Кенигсбергу, Тильзиту, Штеттину, наконец, самому Берлину. Наносит – и возвращается обратно, прорываясь через огненное кольцо немецких войск ПВО и истребительной авиации. Уже на пятый месяц войны А. Д. Гаранин награждается орденом Ленина, получает звание лейтенанта и становится командиром авиационного звена. Смертельная опасность идет за ним по пятам в каждом полете. «Осенью 1941 года, - рассказывал сам Алексей Гаранин при вручении ему медали «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, - враг рвался к нашей любимой Москве. Мы все горели одним желанием – остановить и разгромить врага, защитить нашу столицу. Днем и ночью, в туман, пургу и дождь приходилось летать на бомбардировку бронированных полчищ врага. Однажды мне дали задание днем разгромить мотоколонну врага и обстрелять ее из пулемета. Задание было трудное. Немцы поливали мою машину огнем. Я маневрировал, уходил от зенитно-артиллерийского огня, скрывался в

72

кромках облаков. Мне пришлось сделать шесть заходов, чтобы выполнить поставленную задачу» (99). Уже в десятом боевом полете его бомбардировщик едва не сбили. Началось все на редкость удачно – ночью Гаранину удалось незаметно подойти к немецкому аэродрому и разбомбить все подчистую. Бомбами оказались уничтожены 150 человек, сгорели 12 вражеских самолетов, 36 самолетов получили повреждения, сгорели 40 автомашин, склады с горючим и боеприпасами, полевая электростанция. Но на обратном пути бомбардировщик попал под мощный обстрел с земли. Разрывы зенитных снарядов взяли самолет в огненное кольцо. Корпус воздушного корабля содрогался от летящих со всех сторон пуль и осколков. Затем последовал тяжелый удар, от которого вышел из строя один из моторов. Самолет сразу же «отяжелел» и начал рыскать из стороны в сторону, с трудом подчиняясь командиру. А до линии фронта оставалось еще 350 километров. До родного аэродрома – еще дальше. «Опытов полета на одном моторе я еще не имел», - рассказывал потом А.Д. Гаранин. – И у моих товарищей его не было. Машина слушалась плохо. Я напрягал все силы, применил все свое мастерство. Мы знали, что должны спасти себя и свою машину, потому что впереди было еще много боевой работы» (100). Они дотянули «на честном слове и на одном крыле», как пелось некогда в популярной песне тех лет. Во время битвы за Москву при заходе на посадку неожиданно заклинило шасси. Почти полчаса Гаранин крутил над аэродромом самые невероятные виражи, бросал самолет из стороны в сторону, пока, наконец, не добился своего – шасси встало на место. За мужество и героизм, проявленные во время битвы за Москву, А. Д. Гаранин получил орден Боевого Красного Знамени. …Тяжкое лето 1942-го, бои на подступах к Сталинграду, его кровавая и героическая оборона. В этот период командиру звена, теперь уже старшему лейтенанту Алексею Гаранину, каждую ночь приходилось делать по два боевых вылета. Сколько всего совершил их экипаж Гаранина, существуют разные версии. В двухтомном энциклопедическом словаре-справочнике «Герои Советского Союза», изданном в Москве в 1987 году, сказано: «К началу октября 1942 года произвел 241 боевой вылет на бомбардировку важных объектов в глубоком тылу врага. 31.12.1942 присвоено звание Героя Советского Союза» (101). Сам А. Д. Гаранин в своей речи при вручении ему медали «Золотая Звезда», подчеркнул: «За период войны я совершил 150 боевых вылетов и сбросил на головы врага около 200 тонн смертоносного груза. Это моя месть за преступления гитлеровских мерзавцев, за их надругательство над мирными жителями, за разрушение наших сел и городов» (102). Согласитесь, что 150 вылетов – это подвиг, который удается совершить далеко не каждому летчику. …Его полк стал гвардейским, сам он получил звезду Героя Советского Союза и звание капитана.

73

В ночь с 27 на 28 июня 1943 года бомбардировщик Алексея Гаранина вылетел на выполнение очередного задания в район железнодорожной станции Орша (ныне – Витебская область Республики Беларусь). Вылетел и не вернулся. Обстоятельства гибели экипажа стали известны много позже. Поведали о них партизаны, после соединения их отряда с наступающими частями Красной Армии. Они рассказали, что в ту июньскую ночь сорок третьего года, их разведчики готовили на станции Орша диверсию, собираясь взорвать склад боеприпасов. И тут в небе над Оршей возник советский самолет, начавший бомбардировку железнодорожного узла, забитого немецкими эшелонами. Огнем с земли самолет удалось подбить, он загорелся, но экипаж, вместо того, чтобы покинуть горящую машину, направил ее на скопление немецких эшелонов с техникой и боеприпасами. Большая часть станции взлетела на воздух, остальное довершил гигантский пожар, почти полностью уничтоживший железнодорожный узел вместе с живой силой и техникой врага. Сегодня именем Героя Советского Союза Алексея Дмитриевича Гаранина названы улицы в Верх-Ирмени и Новосибирске. Его день рождения, 28 марта, торжественно отмечается коллективом Ордынской средней общеобразовательной школы № 1, носящей его имя. Третьим жителем Ордынского района, удостоенным высокого звания Героя Советского Союза стал Гавриил Михайлович Ивлев, родившийся в селе Красный Яр 21 августа 1908 года. Основные сведения, которыми мы о нем располагаем, в свое время сумел отыскать и сохранить ордынский краевед В. С. Грехнев (103). Г. М. Ивлев родился в семье крестьянина-бедняка, в которой было девять детей. Образование получил начальное, до войны работал в селе и в районе грузчиком и плотником. А на войне плотнику дорога известная – в саперы. На фронт Гавриил Ивлев попал в ноябре 1941 года, в тяжелейшее время. Строил землянки и блиндажи, тянул перед окопами «колючку», позже наводил мосты и обеспечивал переправы под бесконечными бомбежками и свирепыми артобстрелами. Сначала отступал и наступал, потом, после Курской битвы, только наступал вместе со своим 696-м отдельным саперным батальоном 60-й стрелковой дивизии, входившей в состав 65-й армии Центрального фронта. Воевал Гавриил Михайлович храбро – когда войска Центрального фронта вышли осенью 1943 года к Днепру, на выцветшей гимнастерке ефрейтора Ивлева кроме двух медалей имелся еще и орден Отечественной войны второй степени. Здесь, на Днепре, в районе деревни Бывальки (Лоевский район, Гомельская область, Республика Беларусь) в ночь на 17 октября 1943 года и совершил он свой главный подвиг. Люди, помнившие Гавриила Михайловича, с которыми автору посчастливилось беседовать в середине 70-х годов прошлого века, неизменно

74

выделяли в его характере главную черту – простоту. И подвиг Гавриил Ивлев совершил очень простой, если сравнить его, скажем, с полетами на Берлин Алексея Гаранина. Процитирую дословно то, что сказано на этот счет в первом томе краткого биографического словаря «Герои Советского Союза»: «При форсировании Днепра в нескольких метрах от вражеских позиций вкопал столб и закрепил на нем канат от парома, что обеспечило быструю переправу артиллерии на захваченный плацдарм» (104). Согласитесь, несколько неожиданно звучит: вкопал столб, закрепил канат и получил за это Звезду Героя Советского Союза. Больно уж просто получается. Просто… Конечно просто, если не представлять во всех подробностях, как происходило форсирование Днепра, между прочим, третьей по своим размерам реки Европы, обладающей крутым западным берегом, во время войны превращенным в эшелонированную линию немецкой обороны. Форсирование Днепра заранее считалось столь сложной и кровопролитной операцией, что 9 сентября 1943 года советское правительство специальным решением заранее пообещало звание Героя Советского Союза тем бойцам и командирам, которые сумеют первыми порваться на его западный берег. Случай в истории Великой Отечественной войны беспрецедентный. При форсировании Днепра применялись всевозможные плавучие средства, которые смогла раздобыть пехота, и имели в своем распоряжении саперы. Отделению, которым командовал Ивлев, была поставлена конкретная задача – обеспечить работу парома, «двигавшегося на канатной основе». Непонятно? Объясняю – это сегодня все паромы самоходные, а тогда речные паромы передвигались либо на веслах, либо по канату. Через реку протягивался канат, и те, кто находились на пароме, чаще всего приводили его в движение простейшим образом – тянули через реку, перехватывая канат руками. Можете полюбоваться на такой канатный паром, когда будете в очередной раз смотреть кинокомедию «Волга-Волга». От Ивлева и его бойцов требовалось под огнем врага пересечь на лодке Днепр, соединив его берега канатом, потом, на западном берегу, занятом фашистами, вкопать у них на виду прочный столб и закрепить на нем канат. Задача, действительно, простая. Только шансов остаться в живых практически нет. Столб для паромной переправы, как вы понимаете, нужен соответствующий. Для того, чтобы его установить, нужно время, минимум минут десять, если работать в бешеном темпе. И пока вы будете его устанавливать, по вам будет вестись непрерывный огонь из винтовок и автоматического оружия, в том числе крупнокалиберного. Не залечь, не переждать стрельбу нельзя. Вот такая у вас боевая задача. Приведу отрывок из документального сборника «Звезды доблести ратной», изданного в Новосибирске в 1979 году. «…Несколько саперов сели в лодку, положили на дно столб, ухватили конец каната и стали грести, приближаясь к тому берегу. Старшим был ефрейтор Ивлев. Он спокойно отдавал

75

распоряжения, и, казалось, совершенно безразлично относился к взрывам мин в реке и тарахтенью пулеметов. Для него это была обычная фронтовая обстановка». С автором приведенных строк можно, конечно, поспорить. При форсировании Днепра творился кромешный ад, люди гибли сотнями, воды Днепра стали красными, особенно у западного берега. Так что «совершенно безразлично» отнестись к этому побоищу, Гавриил Ивлев, конечно, просто не мог. А вот, что он обладал железной выдержкой, сомнений не вызывает. «Чем дальше отплывали, тем тяжелее становилось тянуть намокший канат, сносимый вниз по реке. Тяжелее еще и потому, что некоторые солдаты были ранены, и сил поубавилось. Казалось, вот-вот вместе с канатом по течению понесет и лодку с саперами. Метрах в пяти от берега Ивлев первым соскочил в воду. Перекинул канат через плечо и устремился вперед» (105). Две недели спустя, 30 октября 1943 года указом Президиума Верховного Совета СССР Г. М. Ивлеву было присвоено звание Героя Советского Союза. После войны Гавриил Михайлович Ивлев жил в Красном Яру до 1954 года, по-прежнему плотничал, строил дома, школу, клуб. Когда началось строительство Новосибирской ГЭС, завербовался на стройку, где возглавил одну из строительных бригад. Умер Г. М. Ивлев в Новосибирске 25 июля 1960 года. В который раз уже мы возвращаемся на Центральный фронт, на только что занятый советскими войсками восточный берег Днепра, в район сосредоточения 6-й гвардейской стрелковой дивизии. Это еще один плацдарм, с которого предстоит форсировать реку, и находится он севернее оккупированного фашистами Киева. На нашем календаре 23 сентября 1943 года. Обстановка такова: глухая осенняя ночь, темноту которой разрывают осветительные ракеты, взлетающие с западного, немецкого берега, взять который дивизии на данный момент не удалось. Несколько раз пытался 25-й гвардейский стрелковый полк форсировать Днепр, и каждая такая попытка заканчивалась неудачей. Десанты погибли, расстрелянные еще в воде. Тогда в политотдел полка вызвали самых лучших и опытных пулеметчиков… …Здесь в наш рассказ вклинивается приглушенный разговор у кромки воды, где в зарослях камыша началось какое-то едва слышное движение.

- Ну, давайте, хлопцы, - слышим мы чей-то голос, явно командирский, судя по интонациям. – Верил бы в Бога, перекрестился бы. Вся надежда на вас. Пройдете вы, за вами пройдет разведрота. Закрепится рота – пойдет полк, за полком - дивизия. Комдив приказал докладывать каждые полчаса, как у вас пойдут дела. И не забудьте: наша артиллерия ударит по их берегу, когда вы будете уже у цели. Тогда - только вперед. Все, пошли. Из камышей выплывают два темных пятна и растворяются в ночи. При очередной вспышке ракет нам удается рассмотреть на воде что-то вроде двух кустов, по периметру которых в воде мелькают головы, мгновенно

76

исчезающие под водой. Ракета гаснет, люди выныривают и начинают, толкая перед собой «кусты», выгребать по направлению к западному берегу. Течение подхватывает плывущих, и при вспышке очередной ракете мы их уже не видим. По Днепру в ту ночь сентябрьская волна несет обломки разбитых лодок и плотов, раздувшиеся туши убитых лошадей, тела погибших десантников. На таком фоне у четырнадцати пулеметчиков есть шанс добраться до немецкого берега незамеченными, если, конечно, повезет. «Кусты», за которые они держатся, это два хорошо замаскированных плота, каждый из которых состоит из четырех металлических бочек и нагружен до предела – станковые пулеметы, запас лент и патронов, гранаты, рация, личное оружие, обмундирование. Из продовольствия взяты только сухари, потому что даже если все пойдет, как задумано, на еду времени уже не останется. Рев снаряда и взрыв слева! Потом справа! Слева, но ближе! Неужели заметили? Справа, еще ближе!! Еще!!! Тишина. Темнота. Плеск воды. Тяжелое дыхание плывущих. «Не заметили, наобум палят, - переводит дыхание помощник командира пулеметного взвода, двадцатилетний гвардии старшина Алексей Власов. – Пугают. Пугайте. Мы еще посмотрим, кто первым испугается. Пока со Вторыми Понырями в сравнение не идет». Вторые Поныри старшине Власову запомнились накрепко. Эту маленькую железнодорожную станцию во время Курской битвы его полк штурмовал две недели подряд. Когда ее взяли, от станции мало что осталось, как и от полка. Выбыл из строя и Алексей, две недели не выпускавший из рук пулемета – второе ранение и контузия. «Красную звезду» ему вручили уже в госпитале. Черт, до чего же холодная вода, не сравнить с нашей Обью… Артиллерийский залп с нашего берега, море огня почти рядом, на линии фашистской обороны. Еще и еще. Ответный огонь немецких пушек. Столб воды совсем рядом. Накрыло второй плот! Рев «катюш» и вой реактивных снарядов, проносящихся над головой. От осколков и пуль вода вскипает вокруг рябью. Дно! Семеро оставшихся в живых махом взлетают на крутояр, занимают покинутую немцами полуразрушенную траншею и в бешеном темпе начинают готовиться к бою. В 1958 году Алексей Васильевич Власов о том, что происходило дальше, рассказывал так: «Первую атаку мы отбили, а через час – полтора на нас пошел целый батальон вражеской пехоты. И эту атаку удалось отбить, но тут пошли танки. Пулеметы вышли из строя. Мы взялись за гранаты. Один танк подожгли, затем второй. Гранаты кончились. Тогда мы вызвали на себя огонь нашей артиллерии и «катюш» (106). Из семерых бойцов погиб один, остальные были ранены несколько раз. Тем временем им на помощь переправились разведрота и рота автоматчиков.

77

Ночью через Днепр пошла вся дивизия, воодушевленная подвигом отважной семерки. Алексей в медсанбат не пошел. Наступление развивалось, и ему не хотелось отстать от своих. Через шесть дней, 29 сентября 1943 года, А. В. Власов в числе первых преодолел реку Припять в районе села Плютовище (Чернобыльский район Киевской области), уничтожив две вражеские огневые точки (107). Звание Героя Советского Союза А. В. Власову присвоили 15 января 1944 года. Золотую Звезду он получил в Кремле из рук М. И. Калинина. На следующий день самолет с героями Днепра и Припяти приземлился в родной дивизии – война продолжалась… Власов освобождал Украину, дрался с фашистами в Польше. Там, по его словам, с ним приключилась следующая история: «Отправились мы в разведку со взводом, а немцы отрезали нас от дивизии и загнали в леса. В деревне Забары мы потеряли командира, и шесть недель нам пришлось партизанить. Отряд наш был небольшим и подвижным. За это время пустили под откос два эшелона и расстреляли на дорогах немецких автомашин, уже не помню, сколько. Пленных не брали. Держали связь с дивизией – во взводе своя рация имелась. После очередного наступления наших войск выбрались мы из окружения, но попали в другую часть. И тут нас сразу же арестовали – документов ни у кого не было, какие документы в разведке? А мы, вдобавок, за время рейда обносились до неузнаваемости. Одеты были, кто во что мог: кто в гражданской одежде, кто немецкую форму уже носил. Только оружие сохранили, с каким в разведку уходили. Поэтому нас приняли за дезертиров и пять суток держали под арестом. Только после того, как связались с нашей частью, нам вернули оружие и отпустили. Мы вернулись в свой 52-й гвардейский полк и продолжили воевать» (108). Всю войну Алексей Власов мечтал встретиться с отцом, который воевал с 1942 года на том же самом фронте. Они почти встретились, наступая по направлению к Праге. И здесь, на подступах к чешской столице, Власовастаршего 28 апреля 1945 года сразила пуля. Освобождать Прагу пришлось Власову – младшему… В 1947 году гвардии старшина А. В. Власов демобилизовался и вернулся в родную деревню Пушкарево. Работал, как и до войны, скотником на ферме вместе со своей женой Федосьей Анисимовной, дояркой. К боевым наградами добавил медаль за освоение целинных земель. Выступал с рассказами о войне перед школьниками и молодежью. Умер Алексей Васильевич Власов 4 мая 1967 года. День в день с А. В. Власовым указом Президиума Верховного Совета СССР звания Героя удостоился гвардии капитан, начальник штаба 62-го гвардейского кавалеристского полка 16-й гвардейской кавалерийской дивизии, входившей в состав 7 гвардейского корпуса 11-й армии Центрального фронта Александр Васильевич Красиков.

78

А. В. Красиков родился 28 августа 1907 года в селе Красный Яр. О нем и о его поколении можно сказать, что всему, достигнутому в жизни, Александр Красиков обязан Советской власти. Семья Красиковых слыла беднейшей из бедных – девять человек детей, из них Саша старший. Как не бились Красиковы, из нужды выбраться не могли. Потом умер отец, и пятнадцатилетний мальчик стал главным кормильцем семьи. Батрачил, подряжался на любые заработки. В 1927 году вместе с подросшими братьями работал лесорубом. В 1929 году комсомолец Красиков ушел служить в Красную Армию, с которой связал дальнейшую жизнь и судьбу. Читатели уже знают, что до войны в СССР существовал настоящий культ армии. Среди военных особой любовью народа пользовались летчики и пограничники – вспомним таких народных кумиров того времени, как Валерий Чкалов и Никита Карацупа. Из братьев Красиковых двое стали летчиками, а Александр - пограничником. Служить Красикову довелось на Дальнем Востоке, в 53-м Даурском кавалерийском погранотряде, где крепость советских рубежей постоянно подвергалась атакам извне. Белогвардейцы, осевшие в Китае, диверсанты, агенты иностранных разведок буквально атаковали пограничные наряды, пытаясь проникнуть на нашу территорию. В тридцатые годы вооруженные схватки в дальневосточном пограничье случались постоянно, локальные, яростные и кровопролитные. Тех из читателей, кого заинтересует эта тема, отсылаю к старой книге Сергея Диковского «Патриоты», там эта обстановка показана прекрасно. «Человек крепкой физической закалки, высокой честности и безукоризненной дисциплинированности, Красиков привлек внимание командования, - отмечают биографы нашего земляка, военные журналисты В. Окишев и С. Малаховский. – Его назначили командиром отделения. Когда настало время увольняться в запас, он остался на сверхсрочную службу – помощником начальника заставы. А с сентября 1933 года по декабрь 1935 года уже командовал пограничной заставой» (109). Командовал Красиков грамотно и эффективно. Когда в одну из летних ночей 1935 года на советскую территорию проникла крупная разведывательно-диверсионная группа, состоявшая из бывших семеновцев, весь личный состав погранзаставы во главе со своим командиром бросился в погоню, окружил нарушителей и вступил с ними в бой, который продолжался несколько часов. Ошеломленные натиском пограничников, оставшиеся в живых диверсанты сложили оружие. В 1935-1937 годах А. В. Красиков учится в Харьковской пограничной школе имени Ф. Э. Дзержинского, после чего, уже в звании лейтенанта, возвращается в погранотряд. В первые дни войны лейтенант-пограничник подает рапорт о направлении его в действующую армию. Но попадает на фронт только в 1942 году после окончания ускоренного спецкурса Военной академии имени М. В. Фрунзе. Как опытный кавалерист, он получает назначение в 112-ю Башкирскую кавалерийскую дивизию, начальником штаба 62-го кавалерийского полка.

79

Для тех, кто не представляет, чем занимается на войне начальник штаба полка, поясним, что главное его занятие – планирование военных операций и выполнение намеченного наиболее эффективным образом. «Бывший командир 112-й дивизии, генерал-лейтенант Г.А. Белов в своей книге «Путь мужества и славы», - отмечают биографы А. В. Красикова, отводит несколько страниц гвардии капитану Красикову, начальнику штаба 62-го кавалерийского полка, отмечая его высокое воинское мастерство, отвагу и кавалерийскую удаль. Десятки операций провели конники под его руководством и всегда выходили победителями» (110). Вот одна из них. Осенью 1943 года войска Центрального фронта очищали от фашистских оккупантов левобережную Украину. 19 сентября 62-й полк получил приказ переправиться через реку Снов и взять населенный пункт Клочково. Разработав план наступления, гвардии капитан А. В. Красиков принял на себя командование головным атакующим отрядом, сочтя необходимым лично возглавить наступление. Отряд нашел брод через реку, скрытно переправился и неожиданно для противника атаковал Клочково. Завязался бой. Остальные подразделения полка тем временем переправились без потерь через реку, завершив окружение немецкого гарнизона и ликвидировав его. В энциклопедическом словаре «Герои Советского Союза» про этот бой сказано: «Гвардии капитан Красиков возглавил головной отряд полка, который 19.09.1943 г. разведал брод через реку Снов, с ходу форсировал его и без потерь занял село Клочково (Черниговский район Черниговской области), уничтожив более сотни гитлеровцев, танк, самоходку и 10 пулеметов». Существенная подробность, не правда ли? (111) Еще через день Красиков отличился в бою за укрепленный пункт обороны противника, расположенный на территории бывшего совхоза имени 1-го мая. Наступая, полк попал в так называемый огневой мешок и подвергся неоднократным контратакам фашистов. Начальник штаба сумел не только организовать ответный артиллерийский огонь и отбить противника, в решающую минуту он лично поднял эскадрон. Опорный пункт немцев пал, кавалеристам достались большие трофеи. За сентябрьские сражения 112-я дивизия получила почетное наименование «Черниговская». Среди награжденных орденами и медалями прозвучала фамилия и нашего земляка, получившего орден Боевого Красного знамени. Оставив за спиной освобожденный Чернигов, 62-й полк вечером 26 сентября 1943 года вышел на восточный берег Днепра. Полученный приказ требовал в ночь с 27 на 28 сентября форсировать реку, овладеть населенным пунктом Нивки, обеспечив тем самым плацдарм для переправы всей дивизии. Из представления А. В. Красикова к присвоению ему звания Героя Советского Союза, подписанного командиром 62-го полка, гвардии майором Маркоряном: «Гвардии капитан Красиков тщательно разработал план использования подручных средств, умело организовал и обеспечил форсирование Днепра. Несмотря на сильный артиллерийский и пулеметный

80

огонь противника, подразделения полка под покровом ночи и тумана без потерь форсировали реку и вступили в бой с численно превосходящим противником. Гвардии капитан Красиков личным примером, храбростью и отвагой воодушевлял офицеров и бойцов на боевые подвиги. Противник цепляясь за каждый кустик и канавку, ожесточенно сопротивлялся, но, не выдержав натиска гвардейцев, вынужден был оставить село Нивки и отступить на запад, теряя живую силу и технику» (112). Форсировать Днепр без потерь! Согласимся - начальник штаба 62-го полка знал свое дело наилучшим образом. Получить Золотую звезду Александру Васильевичу было не суждено.

8 декабря 1943 года он погиб в бою у города Речица. Нынче это Гомельская область Республики Беларусь. В городском парке, разбитом на берегу Днепра, стоит памятник, простой и впечатляющий – танк «Т-34», вознесшийся на гранитный пьедестал. Рядом с ним возвышаются двадцать четыре обелиска, под которыми похоронены герои битвы за Днепр. Надпись на одном из них гласит: «Красиков Александр Васильевич, начальник штаба 62-го гвардейского кавполка. Геройски погиб 8.12.1944 года». Одна из улиц города названа его именем. Пятая ордынская Звезда Героя тоже связана с Днепром. Ее история очень напоминает только что рассказанную, с одним существенным отличием – ее герой остался в живых и встретил Победу. «На площади села Верх-Алеус установлен памятник – обелиск партизанам, погибшим в борьбе с колчаковцами. Нередко летом жители села видят здесь пожилого полковника с Золотой Звездой Героя на груди. Он задумчиво сидит возле обелиска, видимо что-то вспоминая, - так начинается очерк новосибирского военного журналиста Сергея Вахрушева, опубликованный в ордынской районной газете «Ленинский призыв» в 1966 году и посвященный уроженцу Верх-Алеуса Николаю Васильевичу Некрасову.

- Кто это? – спрашивают любопытные.

- Сын партизана Некрасова, - отвечает с гордостью седой старик, - каждый год к нам приезжает. А я знал его еще махоньким. «Махоньким» вспоминает себя и полковник, задумчиво глядя на дорогой ему памятник. Вот он, четырехлетний мальчишка, уцепился за юбку матери, провожающей отца в партизанский отряд… А вот он испуганно просыпается среди ночи от негромкого стука. В одну из осенних ночей 1919 года возвратился Василий Тимофеевич, чтобы узнать, есть ли в селе колчаковцы. Тяжело ступая, отец проходит в кухню, о чем-то долго шепчется с матерью. В это время в окрестностях Верх-Алеуса рыскал карательный отряд местного богача Куликова. Кто-то услужливо доложил колчаковскому офицеру, что вернулся от партизан Василий Некрасов. Схватили Василия Тимофеевича ясным осенним утром. Прощаясь с семьей, он высоко поднял сына.

- Не плачь, Николка! Вырастешь – хорошая жизнь будет» (113).

81

Николай Некрасов, как пишет его биограф, после гибели отца испытал огромные трудности и лишения, с детства много работал (114). С 1933 по 1936 годы служил в армии, потом учился, находился на партийной работе. В июне 1941-го Н. В. Некрасов возвращается в ряды Красной Армии, проходит ускоренные курсы политработников в Новосибирском военно-политическом училище. Боевое крещение принимает зимой 1942 года под Старой Русской. Сначала исполняет обязанности политрука стрелковой роты, потом заместителя командира батальона по политчасти. Весной 1943 года капитан Некрасов принял батальон 932-го стрелкового полка 252-й стрелковой дивизии, входившей в состав 58-й армии Степного фронта. С этим батальоном он прошел через огонь Курской битвы, получив орден Боевого Красного знамени. Когда в конце сентября дивизия вышла к Днепру, ее командир, генерал-майор Анисимов, вызвал к себе Некрасова: - Твой батальон, сибиряк, должен открыть путь всей нашей дивизии для наступления на Правобережную Украину, которая ждет освобождения от немецко-фашистских оккупантов.

1 октября 1943 года в районе села Чикаловки (ныне – Кременчугский район Полтавской области Республики Украина) комбат Некрасов отдал приказ: «Лодки на воду!» Комбат шел в первой волне десанта, которой не суждено было достичь правого берега. На десант обрушился огонь такой силы, что те, кто остались живы, повернули обратно. Но штаб батальона, во главе с командиром и горсткой бойцов, всего двенадцать человек, все-таки сумел высадиться, захватить и удержать одну из господствующих высот, обеспечив тем самым будущий успех дивизии, форсировавшей Днепр сутки спустя. Звание Героя Советского Союза Николай Васильевич Некрасов получил 17 мая 1944 года. После войны он остался в армии, жил в Новосибирске, где работал с 1958 года военным комиссаром Кировского района, а с 1961 года председателем областного комитета ДОСААФ. Умер Н. В. Некрасов 16 августа 1968 года. Шестая ордынская звезда героя Советского Союза – это снова Днепр. История этой награды такова. В 1965 году красные следопыты УстьАлеусской школы (так называли школьников, ведущих поисковую работу военно-патриотической направленности) нашли в собственной деревне, среди старых документов уже не существующего сельсовета – вы не поверите! - грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза Михаилу Семеновичу Кириллову. Красные следопыты выяснили, что Михаил Кириллов родился в УстьАлеусе в 1921 году, потом уехал в Новосибирск и больше в родную деревню уже не возвращался. Грамоту Президиума Верховного Совета СССР прислали по месту рождения Кириллова в годы войны, где она и пролежала в сельсовете вплоть до ликвидации последнего. Но за что Михаил Кириллов получил свое высокое звание, никто из его односельчан ничего вспомнить не

82

смог. Да, бывало и такое, всего-то двадцать лет спустя после окончания войны… Выяснить, что же за подвиг совершил Михаил Семенович Кириллов, взялся уже не раз упоминавшийся на страницах этой хроники ордынский краевед Валерий Сергеевич Грехнев. Ему удалось не только отыскать родственников Кириллова, но и его однополчан, и многое узнать об этом замечательном человеке редкого мужества и отваги. В Усть–Алеусе Михаил Кириллов закончил пять классов местной школы и сразу же пошел работать. Перед призывом в армию он трудился грузчиком на речной пристани Новосибирска. В армию Михаила призвали в 1940 году, а вот на фронт он попал сравнительно поздно, 12 июня 1944 года, в разведку 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии, сражавшейся на 2-м Белорусском фронте. Здесь неожиданно выяснилось, что двадцатитрехлетний сержант Кириллов идеально подходит для этого нелегкого и опасного дела, которое далеко не каждому по плечу. Так он стал командиром отделения разведчиков. В семидесятые годы прошлого века В. С. Грехнев разыскал командира батальона А. Г. Филонова, который хорошо помнил своего бывшего разведчика, и записал его воспоминания. …Лето 1944 года. За три дня до начала наступления разведчики Кириллова ушли в немецкий тыл, получив задание установить огневые точки врага, взять «языка» и за сутки до наступления вернуться. Минули двое суток, заканчивались третьи, а разведчики как в воду канули. Когда до начала операции осталось три часа, комбату Александру Филонову позвонил, как выражались на фронте, сосед и сообщил, что в окопе его боевого охранения объявился немецкий офицер, даже с железным крестом, но говорящий по-русски и называющий себя старшиной Кирилловым. В настоящее время этот тип поднял шум до небес и требует немедленно доложить о нем капитану Филонову. Есть у тебя такой? С чем тебя и поздравляю. Наши его скрутить попытались, так он троих обезоружил. Действительно, черт, а не разведчик!.. Кириллова срочно доставили в родной батальон. Он рассказал, что задание его группа выполнила: удачно перейдя линию фронта, разведчики выяснили, что немцы передислоцировали артиллерийские и минометные батареи на новые позиции. Особо ценную информацию удалось вытрясти из немецкого офицера, которого взяли в плен, напав среди бела дня на блиндаж артиллеристов. Отстреливаясь и отбиваясь от погони гранатами, разведчики сумели оторваться, попутно уничтожив линию связи и, взорвав подвернувшийся под горячую руку, мост. Понимая, что русские затаились где-то рядом с передовой, немцы так обложили все подходы к «нейтралке», что о прорыве нечего было и думать. А время неумолимо шло… И тогда Михаил Кириллов решился на неслыханную дерзость. Он переоделся в мундир «языка», карту с данными разведки засунул в голенище сапога и, небрежно помахивая веточкой березы, на глазах у

83

немецких солдат прошел через их позиции. Затем, не обращая на предостерегающие крики, спокойно, не ускоряя шаг, двинулся через нейтральную полосу. Когда немцы поняли, что их провели самым наглым образом, разведчик находился уже в нескольких шагах от наших окопов. «Своим подвигом Кириллов и его группа, - вспоминал А. Г. Филонов в 1972 году, - способствовала успешному разгрому противника и прорыву его обороны с наименьшими потерями для нас. Мы, оставшиеся в живых, должны низко поклониться памяти Кириллова и его подвигу. А могло получиться непоправимое. Мы в течение полутора часов били и бомбили бы по пустому месту, а во время атаки противник расстреливал бы нас. Но этого не случилось и, только, благодаря Кириллову» (115). Потом был Днепр, линия немецких дотов на западном берегу, железобетонных, изрыгающих свинец из крупнокалиберных пулеметов. В документальном сборнике «Звезды доблести ратной», вышедшем в Новосибирске в 1979 году рассказывается, как Михаил Кириллов и пятеро его разведчиков первыми среди однополчан форсировали Днепр «на самых различных подручных средствах, только бы удержаться на воде». Далее живописуется, как «враг встретил смельчаков ружейно-пулеметным огнем. Но поскольку он бил вслепую (? – Авт.), всем удалось высадиться на песок невредимыми». По версии составителей сборника, «Кириллов очутился на берегу первым и сразу открыл из автомата стрельбу по фашистам» (116). Написано красиво, впечатляет. Но жизнь всегда сильнее вымысла, даже вымысла с благими, как вы понимаете, намерениями. На самом деле ничего подобного ни сам Кириллов, ни остальные разведчики, которых, кстати, было не пять, а восемь, не совершали. Не было у них «различных подсобных средств» и автоматов тоже не было. Зато совершили они практически невозможное – захватили плацдарм на правом берегу Днепра в районе деревни Буйничи (Могилевская область, Республика Беларусь), имея на вооружении только ножи и пистолеты и, вдобавок, не сделав ни единого выстрела! Вот что рассказал в свое время В. С. Грехневу комбат А. Г. Филонов, очевидец и непосредственный участник событий: - Командир дивизии по рации приказал любыми средствами переправиться через Днепр, захватить плацдарм и удержать его в течение дня. Переправочных и подручных средств совершенно не было, и я решил вместе с добровольцами, умеющими хорошо плавать, форсировать реку вплавь. Подобралось таких одиннадцать человек, в том числе семь разведчиков Кириллова и он сам. На рассвете 27 июня 1944 года, сняв обмундирование и обувь, мы поплыли с автоматами и ножами. Но на середине реки автоматы утопили – с оружием не переплыли бы, большая ширина реки. Незамеченными переплыв Днепр, мы внезапно захватили железобетонный дот на его берегу, взяли в плен пять фашистов вместе с командиром роты, захватили два пулемета, пять автоматов и фаустпатроны. Потом, не дав фашистам опомниться, разоружили роту противника в количестве

84

семидесяти двух человек и закрыли их в дотах. Был захвачен плацдарм в пятьсот метров. Гитлеровцы скоро опомнились. Со стороны Могилева под прикрытием танка «Тигр» двинулись колонны машин с пехотой. Я приказал пропустить противника на 100-150 метров и открыть огонь из пулеметов. Старшина Кириллов из фаустпатрона должен был подбить танк. На каждого из нас приходилось по два пулемета, несколько автоматов и другого немецкого оружия с большим количеством боеприпасов. Михаил Кириллов подпустил танк на 50-60 метров, выстрелил из фаустпатрона и подбил его. Пехота была расстреляна из пулеметов. Первая атака отбита. Во время передышки мы вместе с Кирилловым забрались в подбитый танк, чтобы осмотреть его, но выбраться назад не успели. Началась новая атака фашистов. Мы развернули башню танка, из его орудия подбили два бронетранспортера, один средний танк и уничтожили несколько автомашин с пехотой. Бой затянулся до самого вечера. Почти раздетые, не имея связи со своими (посланный для связи погиб на середине реки), мы отбили девять атак противника). В этом бою я установил еще одну отличительную черту Кириллова, которую можно сравнить только с большим подвигом. Во время боевых действий на «пятачке», так мы называли плацдарм, я все время видел Кириллова перед собой. Оказывается, Михаил отвлекал прикрывал меня своей грудью как старшего командира (117).

24 марта 1945 года Михаилу Семеновичу Кириллову было присвоено звание Героя Советского Союза. Бесстрашный разведчик прошел Белоруссию, освобождал Польшу, получил тяжелейшее ранение. Последствия этого ранения оказались для нашего земляка роковыми. Энциклопедический словарь «Герои Советского Союза» сообщает: «После войны демобилизован. Награжден орденом Ленина, Славы 3-й степени. Умер в 1950 году» (118).

24 марта 1945 года, одновременно с М. С. Кирилловым звания Героя указом Президиума Верховного Совета СССР получил посмертно Петр Никифорович Шилов, старший сержант, командир отделения артиллерийской разведки 349-го артполка 119-й стрелковой дивизии 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта. Петра Шилова считают своим земляком не только жители Ордынского района, но и Тогучинского. Родился он 16 декабря 1918 года в селе Мало Ирменка, где закончил пять классов местной школы, после чего Шиловы переехали в совхоз «Гутовский» Тогучинского района. Здесь Шилов закончил школу- семилетку, вступил в комсомол, получил направление на учебу в одно из ремесленных училищ Новосибирска. В городе он работал на ТЭЦ-1, в 1939 году получил повестку в армию. С семью классами в артиллерию брали охотно. Вместе с другими «богами войны» артиллеристу

85

Шилову пришлось пройти дорогами войны с июля 1941-го по октябрь 1944го. Первое ранение он получил на четвертый день фронтовой жизни под Нарвой. К осени сорок четвертого старший сержант Шилов имел на гимнастерке три нашивки за ранения, «Славу» 3 степени, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», за спиной - освобожденные земли России, Белоруссии и Латвии. Далее его дорога на Запад проходила через Литву. Артиллерийским разведчиком к тому времени он считался из самых опытных. Работник дивизионной газеты Г. Петрович, встречавшийся с ним на фронте, оставил для нас его портрет: «Стройный, статный, подтянутый. На его открытом лице всегда еле заметная улыбка, словно он только что вспомнил что-то радостное, чуть улыбнулся, и эта улыбка так и застыла. Из под черных вразлет бровей смотрят на меня умные с искринкой глаза» (119). Словом, русский красавец и богатырь. Достаточно взглянуть на его фотографию, чтобы убедиться в этом. Литва встретила 349-й артполк яростным сопротивлением фашистов и тяжелейшими боями. Впрочем, судите сами. Из журнала боевых действий 349-го артиллерийского полка: «9.10.1944. Противник, отходящий в северо-западном направлении, оказал упорное сопротивление в районе станции Векшняй. Часть дивизии вышла на северо-западные окраины станции, овладела траншейной системой противника, где разгорелся ожесточенный бой. Противник оказал исключительное сопротивление, контратакуя наши боевые порядки при поддержке танков и самоходных орудий. Контратаки носили концентрический характер, одновременно с севера, юга и запада. С самого утра артиллеристы ни на минуту не отрывались от орудий. Танки противника с десантом вплотную подошли к нашим боевым порядкам, начали справа и слева обтекать наши флаги. Отдельные вражеские машины стали выходить в тыл наших НП. Командир дивизиона майор Минаев вызвал огонь на себя. Артиллеристы переходили в рукопашную схватку» (120). Из письма Евгения Георгиевича Демьянюка, жителя Киева, бывшего командира взвода, в котором служил Петр Шилов, присланного в 1967 году красным следопытам Ордынской средней школы № 1: «Прошли годы, многое стерлось в памяти, но тот жестокий бой с фашистами на станции Векшняй очень памятный и незабываемый до сего дня. Наша дивизия вела наступательные бои по освобождению Прибалтики. Помню, как сегодня, наш 349-й артполк поддерживал стрелковые полки дивизии. Ранним утром (9 октября 1944 года – Авт.) мы форсировали реку Венту и с боем взяли станцию Векшняй. Однако батареи нашего полка оставались еще на противоположном берегу. Переправились только два стрелковых полка, медсанбат, командование, а также командиры артбатарей и дивизионов. Обстановка примерно на 9 или 10 часов утра сложилась так, что немцы, имея превосходство в танках и самоходных орудиях «Фердинанд», сумели

86

окружить наши части. Целый день шел кровопролитный бой. Наши стрелковые полки, имея в наличии легкую полковую артиллерию, 45миллиметровые пушки, противотанковые ружья и гранаты, отбивали яростные атаки пехоты и танков фашистов. Наш артполк, по корректировке со станции Векшняй, все время наносил чувствительные удары по пехоте и танкам противника. Однако силы были неравные, мы несли потери. Наш командный пункт находился возле железнодорожной будки. По направлению к нам двинулись три танка. Средств к защите, кроме автоматов и гранат, не было. В один миг им навстречу кинулся по траншее Петя со связкой гранат. Одно мгновение – взрыв. Пламя огня и дым навечно похоронили нашего дорогого товарища Петра Никифоровича» (121). И сразу же, как возмездие за смерть героя, на вражеские танки и пехоту обрушился шквал артиллерийского огня, вызванный майором Николаем Минаевым. Двенадцать горящих танков, самоходок и бронетранспортеров остались на поле боя вместе с трупами немецкого десанта. Так отомстили за Петра Шилова однополчане. В журнале боевых действий 349-го артполка запись от 9 октября 1944 года заканчивается словами: «Будучи отрезанной, группа храбрецов сопротивлялась до последнего патрона. В неравном бою смертью храбрых пали: командиры дивизиона Минаев и Гусев, разведчик-артиллерист старший сержант Петр Шилов, с последней гранатой бросившийся под вражеский танк, командиры батарей старший лейтенант Кузин, гвардии капитан Герасимов». Журнал ошибается – капитан П. Л. Герасимов чудом выжил, и именно из его воспоминаний мы знаем сегодня подробности последнего боя Петра Никифоровича Шилова (122). В советское время его имя носили средняя школа № 27 г. Вильнюса, пионерская дружина средней школы № 106 г. Новосибирска и бригада коммунистического труда М. Бабыкина Новосибирской ТЭЦ № 1. Сегодня этого уже нет. И только школа в родном селе героя по-прежнему носит его имя. Чужие могут забыть. Земляки – никогда. По крайней мере, автору хотелось бы надеяться на это. Девятая ордынская звезда Героя Советского Союза связана с форсированием Вислы в январе 1945 года. Награжден этой высокой наградой Николай Иванович Мордакин, родившийся в селе Кирза 12 декабря 1922 года. Здесь он закончил начальную школу, работал в колхозе, потом, в годы войны, по трудовой мобилизации, на судоремонтном заводе в Новосибирске. В армию Н. И. Мордакина призвали в 1942 году. Незадолго до этого семья Мордакиных получила «похоронку» на отца, погибшего под Ленинградом. «Я отправился на фронт, - рассказывал кирзинцам Николай Иванович,

87

побывавший в родном селе в мае 1945 года во время отпуска по ранению, чтобы отомстить за нашу Родину, за своего отца» (123). В качестве стрелка–радиста «тридцатичетверки» рядовой Мордакин участвовал в Сталинградской битве и в сражении на Курской Дуге. Дважды его ранило и контузило. Выйдя в очередной раз из госпиталя, Николай Мордакин оказался в пехоте, став командиром отделения стрелкового полка. В составе 1-го Белорусского фронта его полк освобождал Белоруссию, Прибалтику, Польшу. На польской земле, в районе современного города Новы – Двур – Мазовецки, он и совершил 16 января 1945 года свой главный подвиг. Автору хроники, следовательно, и ее читателям повезло: в пошивке «Ленинской трибуны» за 1945 год, сохранившейся в Новосибирской областной библиотеке, удалось отыскать рассказ самого Н. И. Мордакина о том бое, записанный по горячим следам. Вот что рассказывал Николай Иванович своим односельчанам в том далеком победном мае 45-го: - От Сталинграда до вражеской земли прошли мы нелегкий путь побед. Расскажу вам о наиболее памятном бое при форсировании Вислы, за который мне присвоено звание Героя Советского Союза. На плечах врага небольшая группа наших бойцов вырвалась к берегу реки и устремилась на противоположную сторону. Застать врага врасплох – значит обеспечить половину победы. Нас было мало, всего человек тридцать. (Первоначально группа насчитывала всего 18 человек, позже через Вислу сумели перебраться еще 4 бойца. – Авт.) Но мы решили захватить и удержать плацдарм до прихода подкрепления. Гитлеровцы опомнились и, чтобы не дать нашим подкреплениям переправиться через реку, открыли сильный артиллерийский, затем пулеметный огонь, а потом пошли в атаку. Мы подпустили немцев метров на триста и встретили их дружным огнем из всех видов оружия, которое у нас было. Мы отбили уже четыре атаки. Боеприпасы были на исходе, а фашисты по трупам своих солдат рвались вперед. Тогда я переправился на наш берег, чтобы доставить мины, патроны, гранаты. Под огнем пройти по открытой местности – нелегкое дело. Но цель была достигнута. Мы отбили еще несколько атак и плацдарм не только удержали, но и расширили (124). Звания Героя Советского Союза Николай Иванович Мордакин был удостоен 27 февраля 1945 года. В 1946 году он демобилизовался. Жил в Новосибирске, работал шофером Новосибирского автокомбината № 1. Умер 6 октября 1985 года. Долгое время считалось, что ордынская земля дала Родине в годы Великой Отечественной войны девять Героев Советского Союза. В 1995 году, в канун 50-летия Победы, председатель совета ветеранов войны и труда села Кирзы, М. Б. Ершов, работая над составлением Книги Памяти своего села, неожиданно выяснил, что кроме Н. И. Мордакина Золотую Звезду получил в 1944 году еще один уроженец Кирзы, Василий Михайлович Лыков.

88

В двухтомнике «Герои Советского Союза» о В. М. Лыкове сказано: «Родился 7 января 1923 года в селе Кирза Ордынского района в семье рабочего. Русский. С 1930 года жил в г. Щегловск (ныне Кемерово). Окончил 8 классов и аэроклуб. В Советской армии с 1940 года. Окончил пермское военное авиационное училище в 1942 году. На фронтах Великой Отечественной войны с февраля 1943 года. Командир авиаэскадрильи 737-го штурмового авиационного полка (266-я штурмовая авиационная дивизия, 1-й штурмовой авиационный корпус, 5-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт). Старший лейтенант Лыков к январю 1944 года совершил 120 боевых вылетов, штурмовку и бомбардировку скоплений войск противника, нанеся ему значительный урон в живой силе и боевой технике. Звание Героя Советского Союза присвоено 1 июля 1944 года. С 1946 года капитан Лыков – в отставке. Живет в Кемерово. Окончил Кемеровский электромеханический техникум в 1952 году. Работает конструктором завода «Кузбассэлектромотор». Награжден орденом Ленина, 2 орденами Боевого Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны 1 и 2 степени, медалями» (125). Из всех ордынских Героев именно В. М. Лыков получил наибольше боевых наград, и каких наград! К сожалению, в районе узнали об этом замечательном человеке, когда самого Василия Михайловича уже не было в живых. Он умер в г. Кемерово в 1987 году. Заканчивая рассказ об ордынцах–Героях Советского Союза, подведем краткие итоги. Рядовых среди них один (Власов А. В.), офицеров четверо (Гаранин А. Д., Устюжанин Я. М., Красиков А. В., Лыков В. М.), остальные – ефрейторы и сержанты. Комсомольцами на момент присвоения им звания Героя являлись двое – Власов А. В. (в 1944 году вступил в ВКП (б)) и Мордакин Н. И. (вступил в ВКП (б) в 1945 году). Остальные уже состояли в рядах партии. Из них Красиков А. В. И Некрасов Н. В. стали коммунистами до войны, прочие вступили на фронте. Это, кстати, к вопросу о вкладе Коммунистической партии в Победу, особенно рядовых коммунистов. Из десяти Героев шестеро встретили Победу, четверо погибли. Далее получается, что самыми героическими селами Ордынского района, в прямом и в переносном смысле слова, показали себя в годы войны Красный Яр (родина Ивлева Г. М. и Красикова А. В.) и Кирза (родина Мордакина Н. И. и Лыкова В. М.). Если вспомнить, что село Кирза еще и родное село полного кавалера ордена Славы М. М. Черных, то первенство, безусловно, остается за Кирзой, чем кирзинцы могут заслуженно гордиться. Региональный анализ статистических данных, касающихся сибиряков– Героев Советского Союза, дает нам дополнительную возможность взглянуть на славное боевое прошлое ордынцев с неожиданной стороны. В канун 60-

89

летия Победы именно такая попытка была предпринята молодым новосибирским историком И. В. Баяндиным. Сведя воедино все данные по Героям Советского Союза из Новосибирской области, он пришел к выводу, что из всех районов нашей области, как сельских, так и городских, ордынцы отличились в этом плане более всех. Из 140 жителей Новосибирской области, награжденных в годы Великой Отечественной войны Золотыми звездами Героев, наибольшее количество получили именно ордынцы. На втором месте Коченевский район, где этого звания были удостоены 9 человек. Далее идут все остальные районы (126). Пора завершать тему фронта. Эта глава хроники получилась самой большой по объему, но автор уверен, что об этом времени гораздо больше напишут другие, которые пройдут следом за ним по горящей тропе военной памяти. Война все еще продолжается, уважаемые читатели. Во всяком случае, в этой главе она так и не закончится. Но война все-таки неумолимо идет к концу. На нашем календаре долгожданный 1945 год, Красная Армия, освободив родную землю, наступает на всех фронтах к ужасу фашистских главарей несостоявшегося «тысячелетнего рейха». Правильно, трепещите гады и их подлые приспешники, ваш конец близок, карающий меч возмездия уже занесен над вашими головами! … Я ничего не имею против современных немцев, но мне нисколько не жаль тех, кто стреляет в 1945 году в советских солдат. И мне, внуку солдата Великой Отечественной, по совести говоря, глубоко безразлично, что с ними случится в дальнейшем. Заслужат они петлю или расстрел у стенки за свои зверства – туда им и дорога. Попадут в сталинские лагеря в качестве военнопленных и лягут в нашу землю где-нибудь в краю вечно зеленого лесоповала – что ж, вы сами выбрали такую судьбу, мы вас к себе не звали. Успеют добежать до будущей западной зоны оккупации – их счастье. Только пусть не думают, что мы забудем про 26 миллионов 600 тысяч советских людей, унесенных войной, включая 17 миллионов 400 тысяч гражданского населения, которых фашисты убили и замучили. Пройдет ни одно послевоенное десятилетие, и мы сможем постепенно начать сотрудничать и дружить с немцами. Президент России В. В. Путин даже произнесет об этом речь в бундестаге на немецком языке, сорвав искренние овации немецких политиков. Расскажи кто об этом солдатам сорок пятого года – сразу скрутили бы и сдали в особый отдел, как шпиона и диверсанта… Будет это, будет и многое другое. Но сначала надо закончить войну, добить фашистскую Германию и ее союзников.

90

«Перебирая наградные документы папы за 1945 год, - пишет в своих воспоминаниях жительница Ордынского Галина Григорьевна Тимошенко, - я попыталась представить, какими напряженными были последние месяцы войны. Вот благодарность Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 16 января за прорыв обороны противника на западном берегу Вислы южнее Варшавы. 29 января – благодарность за переход границы Германии и вторжение в пределы Померании. 4 марта – за прорыв укрепленной обороны немцев восточнее Штатграда, 6 и 7 марта – за взятие восьми (!) городов. И еще множество цветных и черно – белых листочков с портретами вождей мирового пролетариата, на последнем из которых стоит дата – 2 мая 1945 года. В нем сказано: «Лейтенанту Тимошенко Григорию Федоровичу Приказом Верховного Главнокомандующего маршала Советского Союза товарища Сталина за завершение разгрома Берлинской группировки немецких войск, овладение городом Берлин, центром немецкого империализма и агрессии ОБЪЯВЛЕНА БЛАГОДАРНОСТЬ» (127). Безмерно жаль одного – за каждый такой победный день, за каждый его час платить приходилось все той же жестокой ценой – кровью и жизнями. Но другого способа покончить с войной, чтобы вернуться домой, у наших воинов не было. В том числе и у ордынцев. Каждый из них понимал это.

6 сентября 2004 года – 7 июня 2005 года.

91

ЖИВЫЕ ГОЛОСА ИСТОРИИ: от первого лица 1.Письмо с фронта красноармейца Степана Толмочева колхозникам колхоза «Большевик» Плотниковского сельсовета Ирменского района.

1941 г. 18 декабря. От Толмочева Степана Ф. Шлю красноармейский героический привет всем колхозникам и желаю вам на трудовом фронте крепить мощь нашей Красной Армии. Т(оварищи) колхозники колхоза «Большевик», я знаю о том, что колхоз остался в трудном состоянии в связи (отсутствием) рабочих рук мужчин. Но, товарищи колхозницы, женщины, возьмите на себя боевую задачу весеннего сева и выполнение годового плана, как мы все ваши мужья и сыновья сражаемся на поле с врагом и за столицу Москву отдадим жизнь. Только Москвы фашистам не видать, а нам (в) его столице Берлине придется побывать, хребет ему наши сибиряки уже сломали. Т(оварищи) колхозники и колхозницы, я нахожусь на фронтовой линии и выполняю боевое задание полностью и в срок. Вы находитесь далеко от Фронта. Но мы считаем, что вы тоже являетесь как на фронте, (только) трудовом. Привет стахановцам, ударникам, бригадирам и командирам колхоза, специалистам, старичкам и всем подросткам. Желаю Вам закончить год и провести жизнь без потерь в 1942 году. А мы разгромим врага до окончания и прибудем на свои места без потерь. Но, может, и будут потери у некоторых товарищей. Без этого (даже) уборочная не бывает, все же немного колосков теряется. Но (мы) знаем, что потеряемся за Родину, за Ленина и Сталина, и войдем во славу, что товарищи навек дадут своим сынам и дочерям жизнь свободы и воли, но не фашистам на мучения. Я (после) мобилизации сегодня работаю на машине. Наша отечественная машина, не боится ни грязи, ни снега, а идет (так, словно – Авт.) песню поет. Я при себе никого сейчас (из земляков – Авт.) не вижу. А Болдакова Алексея видел. И Николая Кондратенко, и Свистунова Петра. Просьба к правлению колхоза. Напишите, в каком настроении колхозники и полностью колхоз. Все же я вспоминаю (вас) и думаю. Напишите, как закончили полевые работы, была ли помощь от городского народа. Там (у вас) много наехало вокуированных, они тоже должны помочь колхозам.

92

У нас сейчас зима. Но мы тепло одеты и хорошо кушаем, снабжены на зиму тоже очень хорошо. Так что о нас не беспокойтесь. Жить приходится всяко, и в домах, и в землянках, и в окопах. Когда настанут морозы, мы (к) морозам природны. А немец корежится дугой, в морозы его и не видишь, а если видишь, (то только – Авт.) мерзлого. Ну пока, колхозники. Пожелаю вам крепить тыл совместно с нами, находящимися на защите нашего Советского Союза и нашей любимой партии большевиков. С приветом к вам шофер Толмочев. (ГАНО, ф. 51, оп. 1, д.506, л. 25-26) 2.Из письма бывшего сотрудника Ордынской районной газеты Бориса Григорьевича Ходырева с фронта в редакцию Ордынской районной газеты «Ленинская трибуна» …С честью выполнить долг бойца Красной Армии, грудью постоять за любимую Родину – с этой мыслью явился я на призывной пункт и поехал в армию. Сначала попал в военную школу. Всю учебу, каждый свой шаг подчинил одной мысли – хорошо подготовиться к схватке с врагом, оправдать звание комсомольца. К штыковой атаке готовился настоятельно, но ни одной не принял немец, струсил. Только месяц пробыл я в бою, а много узнал о немецкой грабьармии. В боях под Солнечногорском наша небольшая группа разведчиков выбила из села до роты противника. Здесь противник оставил автомашины, танки, мотоциклы, много награбленного у населения имущества и продуктов. Я получил благодарность и занесен в список отличившихся. При отступлении немцы бросают все на своем пути. Да разве могут они выстоять против наших бойцов, одетых в теплые шапки, валенки и шубы! Немцы воюют в пилотках и ботинках, грабят население беспощадно, отбирают все теплые вещи и пытаются спрятать в них свои обовшивленные тела. У шуб отрывают рукава и одевают их на ноги. А вшей у немецких солдат – смотреть противно! В последнем бою меня ранили. Я поправляясь в госпитале. Здесь заботливый, внимательный уход, словно за новорожденным. С немцами еще встречусь и отомщу им за все их злодеяния. Комсомолец Б. Ходырев.

93

Ленинская трибуна., № 7 от 18 января 1942 г.

3. Письмо с фронта лейтенанта Александра Егоровича Якушева в редакцию «Ленинской трибуны» Дорогие колхозники и колхозницы Ордынского района! Здесь, на фронте, мы ежеминутно чувствуем крепость нашего тыла и гордимся им. Ваша забота вдохновляет нас на новые победы над завшивившимися гитлеровскими вояками. Дорогие земляки, если бы вы посмотрели на этих горе-солдат! Одеты они в самую разнообразную одежду: в дамские рейтузы, платки, лисьи воротники. На головы они наматывают даже женские чулки, а одеты в сапоги. Да и это-то «обмундирование» все награблено у мирного населения. Гитлеровские бандиты особенно любят поохотиться за курами, гусями и баранами, выкормленными нашими колхозниками. Был у меня такой случай. Пошли мы с группой бойцов лунной ночью в разведку, чтобы достать «языка». Подошли мы к деревне, подползли к сараю. Слышим, куры кричат. Мы с одним бойцом осторожно подошли к воротам сарая. Ворота открыты, а мерзавец - фашист ловит кур и отрывает им головы. У стены стоит винтовка. Я подкрался к нему – и цап его за ворот! Бандит выронил кур и со страху даже крикнуть не успел, как мы его забрали. «Язык» был доставлен в штаб. Или вот второй случай, из осенних боев (1941 – Авт.) года. Привязали мы барана на длинную веревку, ночью отвели его поближе к немецкой обороне, к самой деревне. Мы за веревку отволокли барана ближе к лесу, и немец идет за ним. Внезапно немец был накрыт плащом и пойман, как рыба на наживку. Ясно, что такая грабь - армия не долго повоюет. Наша героическая Красная Армия бьет немцев и будет бить. Я сам убил 25 немцев и клянусь вам, что пока сердце бьется в моей груди, я буду уничтожать гитлеровских головорезов. А вас, дорогие земляки, призываю образцово подготовиться к весеннему севу и провести его так, как этого требует военная обстановка. Помните, что каждый лишний пуд хлеба – это удар по врагу. Все, что только можно, отдайте на помощь фронту, на разгром врага! С красноармейским приветом лейтенант Якушев Александр Егорович, бывший житель села Спирино.

94

Ленинская трибуна., № 34 от 9 апреля 1942 г.

4. Письмо с фронта Героя Советского Союза Алексея Дмитриевича Гаранина своим родным в г. Новосибирск Здравствуй, милая мама, Миша, Нина, Сережа и маленькая Аля! Сейчас я лежу, отдыхаю, слушаю радио, где рассказывают о нас и о наших героях тыла. В эту минуту думаю об отце, о родном русском народе, героически борющемся за независимость, за свободу. Мама! Сейчас я вспоминаю былые дни мирного времени, когда наша семья жила счастливой жизнью. А сейчас, когда враг напал на нашу любимую Родину, когда встал вопрос – победить или умереть – только ненависть живет в нас. Милая мама, это ненависть к врагу, ненависть за то, что у меня нет сейчас отца, а у маленькой Али папочки. В эту минуту хочется сделать как можно больше ущерба для врага. Ненавидеть – значит убить его. Убить работой, убить пулей, бомбой. Вот что просит наша Родина, вот что просит наш народ. Мама, брат и сестра, я вас не вижу, но моя мысль подсказывает – убей немца. Я люблю Родину, я люблю русский народ и весь народ Советского Союза. Я заверяя всех, заверяю и тебя, мама, что я отомщу за поруганную землю, за надругательство над народом. У меня есть особый счет – смерть моего любимого отца. Ну пока все, до свидания. Крепко целую всех, а особенно много – много маленькую Алю. Леня 16 августа 1942 года. Ленинская трибуна., № 9 от 9 января 1967 г.

5. Письмо с фронта сержанта Г. Ф. Печинева в редакцию «Ленинской трибуны» Тов. Редактор, прошу поместить в вашу газету мое письмо. Во - первых, прошу через вашу газету передать глубокую благодарность моим родителям – Ирине Карповне и Фролу Николаевичу Печиневым за то, что они вырастили нас, шестерых воинов против фашистских разбойников.

95

Дорогие папа и мама! Я был два раза ранен, второй раз тяжело. Но благодаря хорошим специалистам я встал снова в строй. Моя ненависть к проклятому зверью увеличилась во сто крат. Я отомщу сполна гитлеровцам за замученных советских мужчин и женщин, детей и стариков, находящихся в тылу врага. Я уже уничтожил четырех гитлеровцев – трех рядовых и одного обер-лейтенанта. Это число я умножу в несколько раз. Будьте уверены, что мы приложим все силы, не пощадим своей жизни для того, чтобы завоевать победу над врагом. Сержант Г. Ф. Печинев Ленинская трибуна, № 82 от 2 сентября 1942 г.

6. Письмо с фронта комсомольцев части комсомольцам села Филиппова

Н-ской

гвардейской

Дорогие товарищи! Мы, комсомольцы Н-ской гвардейской части, освобождая от немецких мародеров наши села и города, на каждом шагу продвижения вперед на запад, встречаем невиданные ужасы, творимые фашистскими псами: сожженные дотла ранее цветущие русские села, замученные советские люди, опоганенные поля. Вот что оставляют презренные фрицы, убегая от наших ударов. Вместе с нами рука об руку сражается с немецкой бандой ваш земляк, ныне командир взвода гвардии старшина Горшков Алексей Егорович, который с честью, по-гвардейски выполняет свой долг перед Родиной. Наше комсомольское спасибо вам, товарищи комсомольцы филипповцы, за воспитание верного и стойкого сына нашей любимой Родины. Взвод, которым командует тов. Горшков, является лучшим взводом в нашей части. Вся часть и комсомольская организация гордится командиром тов. Горшковым. Так будьте, товарищи филипповцы, такими же, как ваш земляк. Удваивайте, утраивайте ваши силы на колхозных полях. Будьте уверены, что ваш упорный труд на полях будет защищен нами в боях с гитлеровцами. Такое единство героической борьбы Красной Армии и самоотверженного труда наших товарищей в тылу обеспечит успех быстрейшего разгрома немецкой банды. С приветом к вам:

96

Отв(етственный) секретарь бюро ВЛКСМ гвардии политрук М. Костин. Комсомольцы: Мельников, Меденцев, Горшков. Наш адрес: ППС 305, гвардейский ОАТП, бюро ВЛКСМ. Ленинская трибуна, № 99 от 1 октября 1942 г.

7. Письмо с фронта родителям в село Елбань.

красноармейца

Андрея

Балкова

Ордынский район, с. Елбань Добрый день!!! Письмо от известного вашего сына Андрея. Здравствуйте, дорогие родители, тятя и мама. Шлю я вам свой горячий привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни. Еще большой привет шлю я своему дорогому брату Ване. Еще, дорогие родители, я вам сообщаю, что я получил от вас два письма. 10 октября писаны и 27 сент. Мама вы пишите, что сильно соскучились, я охотно вам верю. Я бы, мама, тоже бы не против повидаться с вами, но какова будет моя судьба и жизнь дальше – это неизвестно. Заклятые гитлеровцы нам надоели, как собаки, еще хуже, но ничего, мама, не тоскуйте, жив буду – увидимся с вами. Еще, мама, ты пишешь, что вы картошек накопали много, и хлеб есть. Мама, пропиши, каково тятино здоровье. …Мама, почему ты не прописала, что случилось с сестрой Марусей? Я чувствую, что она, видимо, осталась калекой, без руки или без ноги, я видел сон 20 сентября, что у меня выпали зубы. Я сразу посчитал, что дома не все в порядке, ждал письмо. Вы мне пришлите такое. Мой адрес немного другой: 1773 П.П., часть 97.

13 октября 1942 г. Письма с фронта.1941 – 1945 гг. Сборник документов., Новосибирск, 2005, стр. 93 - 94

8. Письмо с фронта Александра Гребнева своей матери, Анне Николаевне Гребневой в село Нижне-Каменка 4 января 1943 г., четверг. Добрый день. Здравствуй, дорогая мама. Во - первых строках своего письма сообщаю вам, что пока жив и здоров.

97

Пока жив, все думаю, нет такой минуты, чтобы забыл я о доме. Как вспомнишь о доме, хоть плачь. Но слезы не помогут. А потом начинаешь думать – вот черт бы взял Гитлера! Разбить бы его поскорее, и закончилась (бы) война, и приехать (бы) домой. Посмотреть весь свет, как живут люди, что они видели в жизни своей. Но я же еще жизни не видал. Ну да ладно, война надоела всем. А вчера, т. е. 3 января 43 года, (я) прошел с немецким пулеметом под Пушкино, от Ленинграда (это) 30-40 километров. Наши женщины и девушки работают на него (врага – Авт.) на переднем крае, на передовой готовят (для фашистов – Авт.) траншеи, и вы представляете себе, что дальше. Которые не идут, убивают. Мне 16 декабря 42 года исполнилось 20 лет. Прожил столько, а жизни не видел. Саша Личный архив автора, публикуется впервые 9. Письмо ленинградской девушки Николаевне Гребневой в Нижне-Каменку.

Тамары

Анне

Это было 16 апреля 1944 года, понедельник, 3 часа дня. Саша попал под тяжелое ранение, ему оказали помощь и отправили в лазарет. В 8 часов вечера я получила известие, что он уже умер. Тамара Личный архив автора, публикуется впервые.

10. Письмо с фронта майора медицинской службы В. Я. Соболевского родителям красноармейца Альберта Ивановича Яковчука в село Ордынское Глубоко уважаемый Иван Макарович! По Вашей просьбе сообщаю подробности о смерти Вашего сына, сержанта Яковчука Альберта Ивановича. Сообщаю следующее: он поступил в наш госпиталь 8.8.1943 в 19.00 в очень тяжелом состоянии, с осколочным ранением грудной клетки, с повреждением позвоночника и спинного мозга. Были приняты (меры) со стороны лучших хирургов к лечению его. Был окружен со стороны ухаживающего персонала, особенно комсомольцев, теплой заботой и лаской. Всего ему хватало… (текст

98

поврежден) …в сознании, кушал мало и умер 12.8.43 в 11.30. Относительно похорон, где он похоронен, я Вам сообщал официально. Памятник и могила огорожены. Из личных вещей, кроме некоторого обмундирования, (ничего) не было. Возможно, он оставил (их) на поле боя. Он умер как герой за свою любимую Родину. В. Я. Соболевский. 30.10.1943 г. Личный архив автора, публикуется впервые.

11. Последнее письмо Юрия госпиталя, где он умер от ран

Ивановича

Яковчука

из

5 января 1945 года Здравствуй мама, папа и Оля. Я сейчас чувствую себя после новой операции лучше, видно, эта операция удачная. Вытащили пулю, но в связи с этим пришлось сломать несколько ребер. Сейчас температура спала и меня направляют на эвакуацию, дальше в тыл. На этот адрес не пишите. Ждите нового адреса. Как жизнь идет дома, как здоровье? Пишите все. Не отчаивайтесь, что долго не писал. Писать не мог, меня и кормили с ложки. Ничего, выживу. Аппетит хороший появился, хожу понемножку. До свидания. Ваш сын Ю. Яковчук. Личный архив автора, публикуется впервые.

12. Последнее письмо с фронта Героя Советского Союза Александра Васильевича Красикова, написанное им за час до гибели Дорогая сестренка! Идут жестокие бои, пишу в землянке. Все дрожит от взрывов снарядов. Если погибну, прошу тебя об одном – не оставь Бориса, помоги Ире воспитать его верным сыном нашей Родины. Пока все. Противник контратакует. Твой Саша.

8.12.43 г. Ленинский призыв., № 107 от 8 сентября 1965 г.

99

13. Письмо с фронта старшего лейтенанта Цымбала Ф. И. Вялову в село Спирино

Б.

И.

2.3.44 г. Здравствуйте, многоуважаемый Федос Иванович Вялов!!! Я командир Вашего сына, Вялова М. Как командир, сообщаю Вам, что Ваш сын Михаил настоящий защитник нашей любимой Родины. О его подвиге знают не только в своей части, а про его дела пишет газета. Вы, Федосий Иванович, должны гордиться своим сыном, который беспощадно уничтожает немецких оккупантов. В боях с немецкими оккупантами Вялов показал себя как отважный, смелый и знающий свое дело артиллерийский разведчик. В подразделении Вялов стоит на первом счету. То есть он самый дисциплинированный разведчик, который бесприкословно выполняет все приказы командования. Командование учло все подвиги и заслуги Вялова и за отличное выполнение боевых заданий наградило Михаила Вялова медалью «За отвагу». Товарищ Федосий Иванович! Я, как командир, горжусь разведчиком ефрейтором Вяловым. В этом письме посылаю статью из газеты, в которой пишется о Вашем сыне. Товарищ Федосий Иванович, я, как командир батареи, благодарю Вас как отца за хорошее воспитание своего сына в духе преданности нашей Родины, нашей партии. До свидания. С приветом – старший лейтенант Б. И. Цымбал. Ленинский призыв, № 56 от 9 мая 1987 г.

14. Последнее письмо с войны Карпея Егоровича Лыкова, деда автора этой книги, своей жене Дарье Платоновне в село Устюжанино Даша, детки, родня, кумовья, свояки, здравствуйте. Сообчаю, что (остался) живой. Не волнуйтеся, что не моя рука, писал землячок с-под Красноярска, (с которым) лежим в санбате. В Берлине поранило осколками, пулей рот наскрозь, и зубы повыбило. Такое гадство под самый конец. Сообчаю, фашиста закончили. Так что не ревите про меня. Скоро заживет все, к вам приеду, соскучился по вас. Не горюйте, ждите. Всей родне поклон.

100

Карпей.

15 мая 45 г. Личный архив автора.

101

Источники и литература 1. Книга Памяти. 1941 – 1945. Том 4. – Новосибирск, 1985, стр. 498; См. также: Ленинский призыв. - № 94 от 5 августа 1972 г.

2. Ленинский призыв. - № 29 от 10 апреля 1978 г. В Книге Памяти Новосибирской области данные на Н. Т. Расчекаева отсутствуют.

3. Ленинский призыв. - № 54 от 5 мая 1973 г.; № 56 от 9 мая 1973 г.

4. Под гвардейскими знаменами., Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1978, стр. 58 – 59.

5. В катакомбах Аджимушкая. Издание третье, переработанное и дополненное., Издательство «Таврия», Симферополь, 1975, стр. 61.

6. Ленинский призыв. - № 142 от 27 ноября 1975 г.

7. В катакомбах Аджимушкая.., стр. 186. В Книге Памяти Новосибирской области сведения о смерти С. М. Исакова не соответствуют действительности. См.: Книга Памяти. Том 5, Новосибирск, 1995, стр. 236.

8. О Г. Т. Зубаровском см.: Ордынская газета. - № 100 от 10 августа 1998 г; № 126 от 19 октября 1998 г.; Советская Сибирь. - № 194 от 14 декабря 1998 г.; Ведомости Новосибирского областного Совета. - № 34 от 28 августа 1998 г.; № 41 от 16 октября 1998г.; Книга Памяти. Том 5, Новосибирск, 1995, стр.

32.

9. Советская Сибирь. - № 162 от 20 августа 2004 г.; Книга Памяти. Том 13, Новосибирск, 1966, стр. 363, 385.

10.Книга Памяти. Том 8, Новосибирск, 1995, стр. 120; Вечерний Новосибирск. - № 223 от 19 ноября 2004 г.

11. Ордынская газета. - № 85 от 17 июля 1985 г.

12. Музей «Молодая гвардия»., Издательство «Донбасс», Донецк, 1984, стр.

13. Ордынская газета. - № 85 от 17 июля 1985 г.

14. Ордынская газета. - № 75 от 22 июня 1998 г.

15. Ленинский призыв. - № 39 от 28 апреля 1981 г.

16. Ленинский призыв. - № 15 от 3 февраля 1995 г.

17. Ордынская газета. - № 89 от 22 июня 2004 г.

18. Алексей Кергетов. Таловый куст. Ордынская газета. - № 43 от 7 апреля 2000г. В областной Книге Памяти значится Стародубцев Прохор Перфирьевич, рядовой, 1919 года рождения, пропавший без вести в октябре 1942 года. См.: Книга Памяти. Том 11, Новосибирск, 1996, стр. 16.

19. Ордынская газета. - № 55 – 56 от 7 мая 1997 г.

20. Ордынская газета. - № 21 от 22 февраля 2005 г.

21. Ордынская газета. - № 36 от 22 марта 1995 г.

22. Ордынская газета. - № 114 от 22 сентября 1995 г.

23. Ордынская газета. - № 75 от 22 июня 1996 г.

24. Ордынская газета. - № 106 от 3 сентября 1993 г.; № 110 от 11 сентября 1998 г. О М. Я. Лобановой см.: Ю. З. Валит. Алтай – Орел – Мекленбург. Алтайское книжное издательство, Барнаул, 1977, стр. 95. В книге она упомянута под девичьей фамилией Бизюкова.

25. Ленинский призыв. - № 10 от 22 января 1993 г.

102

26. Ордынская газета. - № 34 от 20 марта 1995 г.

27. Ордынская газета. - № 114 от 22 сентября 1995 г.

28. Ленинский призыв. - № 55 от 7 мая 1993 г.

29. Ленинский призыв. - № 10 от 22 января 1993 г.

30. Ленинский призыв. - № 15 от 3 февраля 1993 г.

31. Ленинский призыв. - № 11 от 25 января 1993 г.

32. Ленинский призыв. - № 9 от 20 января 1993 г.

33. Ленинский призыв. - № 15 от 3 февраля 1993 г.

34. Ленинский призыв. - № 10 от 22 января 1993 г.

35. Ленинский призыв. - № 9 от 20 января 1993 г.

36. Ордынская газета. - № 85 от 17 июля 1995 г.

37. Ордынская газета. - № 22 от 20 февраля 1995 г.

38. В пламене и славе. Очерки истории Сибирского военного округа., Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1969, стр. 155.

39. Список составлен по: ленинский призыв. - № 22 от 21 февраля 1976 г.; № 23 от 23 февраля 1979 г.; № 56 от 9 мая 1981 г.

40. Книга Памяти. Том 11, Новосибирск, 1996, стр. 362.

41. Книга Памяти. Том 12, Новосибирск, 1996, стр. 397.

42. Книга Памяти. Том 8, Новосибирск, 1995, стр. 474.

43. Книга Памяти. Том 12, стр. 509.

44. Там же, стр. 556.

45. Книга Памяти. Том 2, Новосибирск, 1995, стр. 111.

46. Книга памяти. Том 4, Новосибирск, 1995, стр. 148.

47 - 48. Ленинский призыв. - № 23 от 23 февраля 1979 г.

49. Карем Раш. Сибиряки против СС. Роман – газета для юношества, 1989, № 9, стр. 67.

50. Там же, стр. 66.

51. Ленинский призыв. - № 43 от 10 апреля 1975 г.; № 23 от 23 февраля 1982 г.

52. Ленинский призыв. - № 27 от 1 марта 1965 г.

53. Ленинский призыв. - № 10 от 22 января 1993 г.

54. Ордынская газета. - № 55 от 7 мая 1993 г.

55. Ордынская газета. - № 12 – 13 от 31 января 2001 г.

56. Ленинский призыв. - № 11 от 25 февраля 1993 г.

57. Ордынская газета. - № 57 от 14 мая 1997 г.

58. Ленинский призыв. - № 5 от 12 января 1993 г.

59. В. Гущин. На плоту через Днепр. Сражались за Родину Сибиряки. Сборник очерков и рассказов о фронтовиках и о войне. – Новосибирское книжное издательство, 1994, стр. 163.

60. Ордынская газета. - № 23 от 21 февраля 1997 г.

61. Ленинский призыв. - № 138 от 3 ноября 1967 г.

62. Ордынская газета. - № 15 от 3 февраля 1997 г.

63. Ордынская газета. - № 75 от 22 июня 1998 г.

64. Ленинский призыв. - № 10 от 22 января 1993 г.

65. Ордынская газета. - № 57 от 14 мая 1997 г.

103

66. Аврора. – 1971, № 5, стр. 22.

67. Ордынская газета. - № 114 от 22 сентября 1995 г.

68. Там же.

69. Ордынская газета. - № 75 от 22 июля 1988 г.

70. Ленинский призыв. - № 9 от 20 сентября 1993 г.

71. Ленинский призыв. - № 9 от 20 января 1993 г.

72. Ордынская газета. - № 110 от 11 сентября 1998 г.

73. Ордынская газета. - № 123 от 7 ноября 2004 г.

74. Ленинский призыв. - № 11 от 25 января 1993 г.

75. Ленинский призыв. - № 40 от 31 марта 1990 г.

76. Ленинский призыв. - № 9 от 20 января 1993 г.

77. Ордынская газета. - № 15 от 3 февраля 1997 г.

78. Ордынская газета. - № 55 от 5 мая 1995 г.

79. В. Баранчиков. Василий – паровоз. Ленинский призыв. - № 122 от 19 декабря 1974 г.

80. Люди Нарочанского края., Издательство «Беларусь», Минск, 1975, стр.

284 – 285.

81. Галени Мауро. Советские партизаны в итальянском движении Сопротивления., Издательство «Прогресс», Москва, 1970, стр. 15.

82. С. С. Смирнов. Рассказы о неизвестных героях., Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», Москва, 1964, стр. 261 – 262.

83. С. С. Смирнов. Рассказы о неизвестных героях, стр. 266. О П. И. Ильиных также см.: Г. Берлов. Одиссея сержанта Ильиных. Сибирские огни, 1970, № 5; Л. Кириллов. Интернациональный долг. Ленинский призыв. - № 23 от 22 февраля 1977 г. О. Ф. Н. Коряковцеве см.: Н. Рукан. Рим – Пушкарево. Ленинский призыв. № 112 от 23 сентября 1963 г.

84. А. Опивалов. Дорогами войны. Ленинский призыв. - № 54 от 8 мая 1971 г.

85. Новосибирский агитатор. 1985, № 5, стр. 30.

86. Ленинский призыв. - № 56 от 9 мая 1981 г.

87. Ленинская трибуна. - № 78 от 21 июня 1961 г.

88. Солдаты переднего края. Рассказы о новосибирцах, полных кавалерах ордена Славы., Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1980, стр. 202 – 203.

89. Ленинская трибуна. - № 73 от 21 июня 1961 г.

90. Солдаты переднего края, стр. 204.

91. Грозная доблесть отцов. Западно – Сибирское книжное издательство, Омское отделение, Омск, 1979, стр. 130.

92. Ордынская газета. - № 65 от 29 мая 1996 г.

93. Герои – сибиряки. Рассказы о подвигах Героев Советского Союза., Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1967, стр. 192 – 195. Под заголовком «Последний бой Якова Устюжанина» очерк опубликован в № 34 «Ленинского призыва» от 23 февраля 1966 г.

94. Герои – сибиряки, стр. 194.

104

95. Ленинский призыв. - № 56 – 57 от 9 мая 1968 г.

96. С. Вахрушев. «Гроза» уходит в ночь. Ленинский призыв. - № 54 от 8 мая 1966 г.

97. Ленинский призыв. - № 42 от 5 апреля 1980 г.

98. Ленинский призыв. - № 9 от 20 января 1967 г.

99. Ленинский призыв. - № 42 от 5 апреля 1980 г.

100. Ленинский призыв. - № 56 – 57 от 9 мая 1967 г.

101. Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь., Военное издательство, Москва, 1987, Том 1, стр. 312.

102. Ленинский призыв. - № 42 от 5 апреля 1980 г.

103. См.: Ленинский призыв. - № 99 от 17 августа 1967 г.

104. Герои Советского Союза. Том 1, стр. 579.

105. Звезды доблести ратной. О Героях Советского Союза – новосибирцах., Западно – Сибирское издательство, Новосибирск, 1979, стр. 135 – 136.

106. Ленинская трибуна. - № 23 от 23 февраля 1958 г.

107. Герои Советского Союза. Том 1, стр. 272. См. также: Звезды доблести ратной, стр. 70 – 71.

108. А. Опивалов. Подвиг продолжается. Ленинский призыв. - № 23 от 21 февраля 1965 г.

109 - 110. Ленинский призыв. - № 56 от 9 мая 1987 г.

111. Герои Советского Союза. Том 1, стр. 771.

112. Г. Андреев, И. Вакуров. Красиков Александр Васильевич. Герои – сибиряки. Рассказы о подвигах Героев Советского Союза. Западно – Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1967, стр. 116.

113. С. Вахрушев. Сын партизана. Ленинский призыв. - № 146 от 8 декабря 1965 г.

114. Звезды доблести ратной, стр. 223.

115. В. С. Грехнев. Два подвига Михаила Кириллова. Ленинский призыв. № 23 от 22 февраля 1972 г.

116. Звезды доблести ратной, стр. 140.

117. Ленинский призыв. - № 23 от 22 февраля 1972 г.

118. Герои Советского Союза. Том 1, стр. 651.

119. Ленинский призыв. - № 23 от 22 февраля 1975 г.

120. В. С. Грехнев. От первого до последнего дня. Ленинский призыв. - № 140 от 3 ноября 1974 г.

121. Ленинский призыв. - № 67 от 3 июня 1967 г.

122. Ленинский призыв. - № 23 от 22 февраля 1975 г.

123 - 124. Ленинская трибуна. - № 18 от 11 мая 1945 г.

125. Ордынская газета. - № 55 – 57 от 7 мая 2005 г.

126. И. В. Баяндин. Сибиряки – Герои Великой Отечественной войны. Статистический анализ. // Тыл – фронту. Материалы международной научной конференции, посвященной 69-летию Великой Победы. 20 – 21 апреля 2005 года, Челябинск. Издательство Челябинского государственного педагогического университета, Челябинск, 2005, стр. 316.

127. Ордынская газета. - № 55 – 57 от 7 мая 2005 г.

105