Археология и история цент азии в трудах французских ученых (том 2 / 2014) by სტუდია ,,რაკურსი" / Studio ,,RAKURS"

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых Том II

Самарканд — 2014

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых. Том II. — Самарканд: МИЦАИ, 2014. — 192 с.

Руководители проекта: Ш. Мустафаев, А.-П. Франкфор

Научный редактор и ответственный за выпуск: А.-П. Франкфор

Перевод на русский язык: М. Филанович Настоящая книга издается в рамках научного проекта Международного Института Центрально азиатских исследований и представляет собой сборник статей французских исследователей по археологии и истории Центральной Азии. Вопросы, затронутые в работах, охватывают широкие хронологические рамки с IX тысячелетия до н.э. до XIII века н.э. — эпоху неолита, бронзового и железного веков, эллинистический, кушанский, тюркский и исламский периоды. Темы статей посвящены обширному кругу вопросов древней и средневековой истории региона и написаны на основе богатых материалов археологических раскопок, а также исследований письменных источников, антропологии, предметов художественной культуры в различных странах Центральной Азии. Издание предназначено для специалистов, а также широкого круга читателей, интересующихся историей, археологией и культурой Центральной Азии.

Авторы несут ответственность за выбор и предоставление фактов и мнений, содержащихся в этом издании и не выражающих идеи ЮНЕСКО. Обозначения и материалы, предоставленные в книге, не заключают в себе мнения ЮНЕСКО относительно легального статуса какойлибо страны, территории, города или зоны влияния, границ.

ISBN 978-9943-357-11-2 (МИЦАИ)

На обложке: Изображение Будды, настенная роспись Карадонга, III в. н.э. (Фото китайско-французской экспедиции в долине Керии, Синьцзянь-Уйгурский автономный район, Китай).

СОДЕРЖАНИЕ

Б. Лионе �� 4 От Ай-Ханум до Коктепе. Вопросы абсолютной хронологии эллинистической керамики Средней Азии К. Рапэн �� 18 Антимах I Теос и Эра «Явана» по греко-бактрийским пергаментам Асангорна и Амфиполиса П. Лериш ��40 Медальон (эмблема) из Термеза Ф. Грене �� 57 Новые данные к локализации пяти «ябгу» юечжей. Политический фон маршрута купцов Мая Тициана К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70 «Aристократическая» гробница кочевников на городище Коктепе близ Самарканда Э. де ла Вессьер ��117 Хунны и сюнну Э. де ла Вессьер �� 134 Дяди и братья: каганы Ашина и тюркский словарь родства К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис �� 141 Долина Керии и ее состояние на всех этапах развития: археология, характер заселения и архаичная окружающая среда старых дельт на юге Такламакана (Синьцзянь, Китай). К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис ��151 Джумбулак Кум-укрепленный город К.Дебэн-Франкфор, Т.Фурне, Ж.Сюир, А.Корне �� 170 Самые ранние буддийские святилища Синьцзяня. Опыт реконструкции архитектуры и декора К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь ��181 Оазис на Шелковом пути. Архитектура и повседневная жизнь

Б. Лионе

От Ай-Ханум до Коктепе. Вопросы абсолютной хронологии эллинистической керамики Средней Азии Считается, что проблемы абсолютной хронологии почти разрешены, во всяком случае, для исторических периодов. Предполагается, что письменные источники, такие как надписи и монеты, найденные почти на всех городищах этих эпох, дают достаточную информацию для корректного датирования археологических слоев. На самом деле все гораздо сложнее, поскольку, чаще всего, ученые стремятся получить точные даты. В том, что касается Средней Азии, тексты не очень многочисленны и обычно лаконичны, наука о палеографии неточна, а находки монет также встречаются нечасто. И более того, монеты очень редко связаны с точным местом нахождения, да и в этом случае они дают только terminus antequem non, их атрибуция с каким-либо правителем остается объектом споров, а наши абсолютные датировки колеблются. Хронологические определения, в большинстве, относительны и основаны на датировках предшествующих или последующих уровней, которые, в свою очередь, оказываются не очень точно датированы. Только некоторые из них в очень редких случаях, когда информация поступает извне, например обнаруживается импорт или подражания ему, позволяют надежнее определить датировки. Эллинистический период Средней Азии, в ходе которого появились монеты и настоящее денежное обращение, не является исключением, и дискуссии о датировке слоев того или иного городища не всегда разрешимы. Я хотела бы в этой статье взять как пример три таких случая 1 и сравнить существующие на настоящий момент данные в свете новой информации. Это могло бы также привнести некоторые дополнительные элементы касательно их абсолютной датировки. Возьмем, с одной стороны, Ай-Ханум – обширный эллинистический город, расположенный у слияния Амударьи и Кокчи в Северо-Восточном Афганистане, регионе, обычно рассматриваемом как часть Бактрианы, а, с другой стороны, – Афрасиаб – древний Самарканд, столицу Согдианы, и, наконец, Коктепе – городище, также расположенное в Согдиане, несколько севернее на правом берегу Зарафшана, но менее известное, так как оно раскопано относительно недавно. Три городища были объектами, или еще являются таковыми, раскопок французских или франкоузбекских миссий 2, а я исследовала их керамический материал 3. Ай-Ханум. Прежние данные и гипотезы. Даты греческого обживания Ай-Ханум никогда не рассматривались как твердо установленные. Фактически они много раз менялись. Только одна дата – разрушение города, долго помещаемая около 130 г. до н. э. или еще позднее 4, уверенно была изменена в 1978 году. Она очень Lyonnet, 2001 Под руководством последовательно П. Бернара; П. Бернара и Ф. Грене; Ф. Грене; К. Рапэна и М. Исамиддинова. 3 По Ай-Ханум в сотрудничестве с Ж.-К. Гарденом. 4 Bernard, 1967; 1969; 1971; 1973, p. 104. 1

Б. Лионе

точно определена, благодаря комплексу монет, найденных на городище (самые поздние – это монеты Евкратида) 5, а также открытию, сделанному в последний год раскопок в сокровищнице, а именно – надписи чернилами на керамическом сосуде, содержащей дату – 24 г. 6. Какая это эра не упомянуто. Но археологи отнесли ее к Евкратиду 7, потому что он был последним правителем, который здесь царствовал. На сегодняшний день можно рассматривать как установленную окончательную дату разрушения города где-то около 145 года до н. э. 8. Дата основания города на территории, ранее не обжитой 9, по-прежнему остается предпологаемой было ли это при Александре, как позволяет это предположить , его стратегическое расположения 10 или, скорее, при первых Селевкидах 11, на что намекает палеография одной надписи, найденной в Герооне Кинеаса? 12. Невозможность твердо определить постоянно довлеет над датами, предложенными для керамики, найденной на разных стратиграфических уровнях. Они колеблются в такт действующим гипотезам, но всегда считалось, что они спорны и могут изменяться в связи с получением новой информации 13. Исследования, связывающие керамику со стратиграфией, выявленной на раскопах в городе, значительно обогатились только в 1978 году, когда было решено, что можно выделить восемь последовательных хронологических этапов (или периодов), основываясь на анализе материалов трех главных раскопов, а именно, Героона Кинеаса, храма с реданами и дома в жилом юго-западном квартале города 14. На основе их типохронологического исследования выделены: Период I – самый древний, зафиксирован лишь на одном памятнике, то есть на части насыпи, образовавшейся при реконструкции Героона Кинеаса. Центральное расположение этого памятника позволяет предположить, что этот персонаж был очень значимым и мог быть даже основателем города. Следует отметить, что нет данных, позволяющих решить на протяжении короткого или длительного времени сложился материал из этой насыпи (всего 2000 черепков, половина из которых представлена венчиками и донцами) . Периоды II и III соответствовали самым глубоким уровням (7 и 6) храма с реданами. Периоды IV – VIII соответствовали уровням 5 – 1 этого храма и уровням 5 – 1 дома. Каждый из этих периодов свидетельствовал об инновациях в керамике, значение которой и по количеству, и по важности для хронологии было очень разным. Не существует никакого признака, позволяющего узнать длительность каждого из этих восьми периодов. Произвольно было решено определить их протяженность равным отрезком времени 15. Число их, тем не менее, позволяет предположить, что город существовал относительно долго. Bernard, 1985, p. 97 Bernard, 1985, p. 99-102; Rapin, 1992, p. 114. 7 Евкратид I (171–145 гг. до н. э.). 8 Bernard, 1985, p. 102. Никакие аргументы не могут быть выдвинуты в поддержку предложенной недавно Ж. Лернером позиции [Lerner, 2003–2004; 2005] по омоложению даты. 9 В противовес тому, что написано Ж. Лернером [Lerner, op. cit.] , см. по этому вопросу: Lyonnet, 2001, сноска 12. Признано только обживание, датированное концом эпохи бронзы, выявленное на Бала Хисаре (шурф, упомянутый у П. Бернара [Bernard, 1969]. 10 Bernard, 1973, p. 105-107; 1978, p. 13-15. 11 Bernard, 1967; 1973; 1982. 12 Robert, 1973. Эта надпись не связана с местом находки, но считается, что она происходила из ранних слоев этого памятника. 13 Gardin, 1971; Gardin, Lyonnet, 1976; Lyonnet, 1997, p. 98; 2001. 14 Gardin, 1985; Lyonnet, 2001. В работе Б. Лионе [Lyonnet, 2001] можно найти таблицу для эпохи, где выявлены абсолютные датировки, соответствующие принятым тогда датам. 15 Gardin, 1971; Gardin, Lyonnet, 1976. 5

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Начиная с периода I, большая часть характерных форм керамики города продолжала существовать и в последующие периоды. По мере того, как понемногу появлялись инновации в ходе двух следующих периодов (I – III), мы будем сопоставлять их в этой статье с первым. Особенность этого первого этапа (периода I – III) в том, что в нем представлено некоторое количество аналогий с материалом предшествующего «ахеменидского» периода, как он определен в Средней Азии для этого времени. Это видно по фактуре: вся керамика этих периодов имела беловатый или светлый оттенок. Эффект белого на красном обязан своим происхождением способу размещения сосудов в печах, очень распространенному в Средней Азии в догреческий период. Это касается многих форм, которые либо продолжали формы, известные ранее, такие как хумы с плоским венчиком или кубки, либо их можно было сравнить с ахеменидскими типами, известными на Иранском плато 16 или в Средней Азии 17. Однако наличие «рыбных блюд» и чаш с загнутым внутрь венчиком – двух типично греческих форм, так же как и наличие нескольких сосудов с красным ангобом, очень явно показывало, что реконструкция наиболее раннего памятника города осуществлялась на насыпи, уже абсолютно точно содержащей эллинистический материал 18. Отметим, однако, что керамика этого комплекса имела довольно грубоватый облик, а декор на ней встречается очень редко. Промежуточные периоды (IV – V) свидетельствовали о значительном изменении, связанном с внедрением тонкой столовой керамики из хорошо отмученного теста с черно-серым ангобом, иногда со штампованными пальметтами в декоре, и амфор на кольцевом поддоне. Именно на протяжении этих двух этапов появляются чаши с отлитым в форме и налепным декором (так называемые мегарские чаши), как и чаши с такими же налепными мотивами на дне изнутри (пергамские чаши) 19. Финальный период (VII – VIII) соответствовал одновременно последнему периоду греческого обживания при Евкратиде и этапу позднего обживания, который наступил непосредственно за ним. Ничто не позволяет продлить этап постгреческого обживания на слишком долгое время. Так, если полы тогда были значительно подняты, это произошло, главным образом, по причине общего разрушения города и выборке всех возможных материалов новыми насельниками. Но керамический материал остался и не поддается дифференциации, и черепки этих двух уровней часто соединяются в одну вазу, что свидетельствует о точном разрушении, которое происходило в эту эпоху. С одной стороны, здесь видно продолжение внедрения новых греческих элементов, таких как налепной декор – обычно это женские головки – на верхней части ручек кувшинов и амфор, или ойнахойи с узким горлом и сжатым с двух сторон сливом, а также чаши того же типа, что мегарские, но несущие очень упрощенный налепной декор 20. С другой стороны, также наблюдается присутствие нескольких редких сосудов, рассматриваемых как посуда завоевателей 21. До недавнего времени у нас не было фактов, чтобы определить абсолютную дату этих периодов. Так, хотя в Ай-Ханум найдено большое количество монет, очень немногие из них связаны

Cattenat, Gardin, 1977, fig. 6 a-f в сериях о2-s4 и о2s5. Lyonnet, 1997, fig. 31, 6. P. 94 в серии о2d4/1. 18 Lyonnet, 1997, p. 148; 2001. 19 По этому вопросу см.: типо-хронологическая таблица, разработанная в 1978 г. и опубликованная [Lyonnet 2001, fig. 1: 144-146]; в отличие от того, что указано у Ж. Лернера [Lerner, 2003–2004] и использовано в сносках 15 и 27, также в сноске 24 о проблеме, которую создает стратиграфическое залегание самого древнего фрагмента мегарской чаши, найденного в Ай-Ханум. 20 Элемент декора составлен из двух противостоящих друг другу отростков, насаженных на двух желобках вдоль борта, быть может, имитирующих приближенно палицу Геракла. 21 Lyonnet, 1991; 1997, p. 157-172. 16 17

Б. Лионе

со своим слоем. На храме с реданами одна монета Диодота 22, выбитая после 250 г. до н. э., найдена в контексте, который можно отнести либо к периоду IV, либо к периоду V, тогда как в доме юго-западного квартала одна монета Евтидема 23 происходила из слоя 3 (период V или VI). В этом доме, однако, гипсовые отливки, которые могли датироваться концом III в. до н. э., извлечены из ямы, датированной еще более ранним этапом 24. В целом, некоторые из найденных на городище монет могли принадлежать предселевкидским эмиссиям, но большинство относится к чекану Антиоха I 25. Это привело меня к предположению, что заметная греческая новация в периоде IV соотносилась с этим правителем и его преемником Антиохом II 26. Это оставляет открытым вопрос о возможности отнесения периода I ко времени Селевка I 27 или его предшественников учитывая гипотеза о времени Кинеаса и стратегическом значении расположения города. Во время поездки в Грецию и Малую Азию для сравнительного исследования, которая имела место в 1980 году, Ж.К. Гарден как раз выдвинул последние гипотезы, касающиеся даты появления мегарских чаш в Афинах. По его мнению, уровни, на которых они были найдены в Ай-Ханум, не могут датироваться ранее середины III в., видимо, 230 г. до н. э. 28 Но он также считал, что их появление в Бактрии не могло быть много позже этой даты, отметив высокую скорость, с которой инновации и мода распространялись от Средиземноморья до Средней Азии 29. Новые данные и гипотезы С тех пор появилась публикация об эллинистической керамике афинской агоры 30. Ее анализ, проведенный недавно по случаю вышедшей окончательной публикации работ о жилище Ай-Ханум, дает нам теперь некоторые ключи 31, которые позволяют вновь обратиться к нашим первоначальным предложениям 32. Он показывает, что все пять этапов этого дома вписываются в период более короткий, чем предполагалось: дом в юго-западном квартале обживался не более пятидесяти лет. Первый уровень его постройки относится к началу II века до н. э., а уровень разрушения примерно к 145 г. до н. э. Строительство этого дома с уверенностью может быть связано не со временем правления Антиоха I, но с моментом возвращения средиземноморских новаций, которые стали результатом нового завоевания Средней Азии Антиохом III, помещаеДиодот I (246–238), Диодот II (238–223). Евтидем I (223–195). 24 Bernard, 1971. Эта яма была отнесена тогда к четвертому этапу обживания дома, но отныне рассматривается как входящая в пятый этап [Lecuyot, sous presse]. 25 Bernard, 1985, p. 7. 26 Lyonnet, 1997, p. 148. 27 Селевк I (310–280). 28 Gardin, 1985, вновь использованное в Gardin, 1990 с расширенной датировкой «второй половиной III в. до н. э.» [Lyonnet 1997: 127], что будет сравнено с выводом С. Ротрофф [Rotroff, 1982: 6], которая указывает, что мегарские чаши появились в Афинах внезапно в начале последней четверти III в. до н. э., возможно, на базе прототипов из Александрии, изготовленных из драгоценных металлов [: 7]; она уточняет [p. 10], что чаши из афинской агоры, которые являются первыми известными, как в Греции, так и в Малой Азии, изготовлены между 240 и 220 годами; наконец, она выдвигает гипотезу [p. 13], что эта внезапно появившаяся продукция была сделана по случаю какого-то особого события, как например, праздника в честь Птолемея III в 224/223 г. до н. э. Это привело меня к тому, чтобы напомнить о том сомнении в одном из последних исследований, которое касалось реального появления этого типа сосудов в Ай-Ханум, начиная с периода IV [Lyonnet, 2001, ссылка 24]. 29 Gardin, 1985; 1990. Вопреки тому, как это понял Ж. Лернер [Lerner, 2003–2004; 2005]. 30 Rotroff, 1997. 31 Речь не идет только о датировке мегарских чаш. 32 Lyonnet, в печати. 22 23

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

мого примерно в 209–207 гг. до н. э. 33. Исследования керамики из храма с реданами еще не возобновлено, но, вероятно, сравнения, которые могут быть проведены с афинским материалом, покажут также, что уровень 5, в котором появилась серо-черная керамика, должен быть датирован этим временем. Возможно ли, исходя из этого факта, отнести основание Ай-Ханум только ко времени Антиоха I, а не к эпохе Селевка I и даже Александра? Мы не располагаем для конца IV начала III в. до н. э. какими-то точками сопоставления с какими либо внешними аналогиями и следует вновь довольствоваться аргументами, которые, вероятно, могут быть оспорены, когда появятся новые открытия. С одной стороны, ничто не указывает на то, что длительность обживания в периоды от 1 до 3 должна быть обязательно короткой, как и в периоды от 4 до 8, но, с другой стороны, учитывая, что между основанием города и его внушительным возрождением после нового завоевания Антиоха III не было обнаружено никакого крупного изменения или перерыва, можно сделать вывод, что город не стал объектом какого-то особого внимания после его основания. Если поместить основание города в период Антиоха I, это сократило бы длительность этого несколько «темного» этапа, соответствовавшего второму и третьему периодам керамической периодизации, и позволило бы датировать их временем отделения Диодота. Обилие монет Антиоха I по сравнению с монетами Диодота допускает такую гипотезу 34.Кроме того, если исходить из дат материала с афинской агоры, можно констатировать, что часть керамических типов, которые характерны для периода I в Ай-Ханум, должны быть там датированы концом IV – началом III в. до н. э. 35 и, скорее, отнесены ко времени Селевкидов. Тем не менее, останемся осторожными в этом выводе, поскольку мы уже видели, что некоторые из тех же самых типов могут тоже принадлежать ахеменидской эпохи. В итоге, эти разнообразные признаки, которые мы приводим, не всегда являются доказательствами и заставляют нас предложить гипотезу, что первый период керамической периодизации города 36 не будет современен ни эпохе завоеваний Александра, ни времени царствования Селевка I, но, скорее, времени правления его сына Антиоха I, без определения более точной даты 37. Исходя из результатов раскопок, можно предположить, что город имел тогда, главным образом, военную и административную функции. Это, однако, не позволяет полностью отбросить греческое присутствие на городище Ай-Ханум в более раннее время, в особенности на цитадели верхнего города. Там остатки массивных строений из необычного для греческого периода формата кирпича, но хорошо известного для ахеменидского времени 38, содержащие в кладке черепки, преимущественно того же ахеменидского Это согласуется с заключениями, предложенными Ж. Лернером [Lerner, 2003–2004; 2005]. Монеты Диодота (не различая отца или сына) найдены в гораздо меньшем количестве, чем монеты Антиоха I и Евтидема [Bernard, 1985: 7-9]. 35 Речь идет о сериях o2-s3, o2-s4, o2-s5 и o2-tl хронологической таблицы 1978 г., опубликованной Б. Лионе [Lyonnet, 2001], которые можно сравнить с приведенными С. Ротрофф [Rotroff 1997, р. 165. (1045–1049)]. Однако очень близкие варианты, продолжаются вплоть до начала I в. до н. э. [Rotroff 1997, р. 165. (735–773)], что не дает никакой уверенности в том, что касается абсолютной датировки. 36 Возможно, что период использования этой керамики, найденной в насыпи, перекрывающей первоначальную гробницу Кинеаса, соответствует периоду, когда этот персонаж был еще жив, но у нас нет этому доказательств. 37 Можно также отнести к периоду, когда Антиох I царствовал совместно с отцом между 293 и 280 г. до н. э. 38 Кирпичи эллинистического периода – квадратные, в то время как в предыдущий период они были прямоугольными. Однако есть большое количество вариантов внутри этой общей схемы. 33

Б. Лионе

типа, но уже с некоторыми греческим формами, лежат на слоях еще более древнего обживания 39. Исходя из пересмотра даты керамики первого периода, этот предшествующий период может быть датирован временем после Александра 40, однако, речь может идти, безусловно, только о присутствии небольшого военного гарнизона. В дальнейшем мы к этому вернемся. Афрасиаб. Прежние данные и гипотезы В отличие от Ай-Ханум городище Афрасиаб стабильно обживалось в течение многих веков вплоть до монгольского завоевания. Нижние уровни достигнуты только в глубоких шурфах, где остатки архитектуры очень незначительны. Сведения об этих периодах, в основном, дает изучение оборонительных стен. Греческое обживание древнего Самарканда выявлено русскими и советскими коллегами уже очень давно (период Афрасиаб II). Оно следует за другим древним периодом (Афрасиаб I), датированным на базе сравнения керамического материала с керамикой Бактрианы и Маргианы «ахеменидским периодом» 41, восходящим, возможно, еще ко времени, предшествующему завоеванию Кира 42. Датировки, предложенные для материала Афрасиаб II нашими коллегами в конце 60-х годов ХХ века, располагаются между III и I вв. до н. э. 43 или в середине 70-х годов периодом между концом IV и II в. до н. э. 44. С начала 80-х годов С. К. Кабанов 45, однако, отнес этот материал к периоду более короткому, то есть только к III в., так как выделенные в западной зоне города 46 два керамических комплекса, промежуточные между Афрасиаб I и II, он, скорее, их связывал с периодом Афрасиаб I, назвав впоследствии Афрасиб IА и IБ 47. Отдельные формы в этом материале близки некоторым типам керамики периода I Ай-Ханум 48, но настоящие греческие типы, как «рыбные блюда» или чаши с загнутыми внутрь бортиками, там не обнаружены. Предложения С.К. Кабанова по датировке основаны на стратиграфическом расположении материала внутри одного и того же раскопа и на его типологии. При отсутствии сопровождающих материал архитектурных остатков, они не могут считаться достаточно достоверными и поэтому остаются проблематичными. Исследование эллинистической керамики, происходящей из работ франко-узбекской экспедиции, проводившихся исключительно на верхнем городе, позволило выявить два этапа гречеLerishe, 1986. P.18, 21-22. По отношению к эпохе, которую П. Бернар рассматривал как возможную для основания города при непосредственном преемнике Александра, эти первоначальные строения были с некоторой долей вероятности датированы предгреческим периодом. Напомним, однако, что в 2 км от АйХанум вдоль по Амударье существует внушительных размеров город, окруженный укреплениями – Кухна кала, датированный I тысячелетием до н. э., включая и ахеменидский период [Garden, 1998. fig. 3. 1, fig. 3. 4]. Это делает маловероятным существование на столь близком расстоянии другого укрепленного ахеменидского пункта. См. также замечания в следующей сноске. 40 Ни один из раскопов, заложенных в Ай-Ханум, не дал черепков чисто «ахеменидских» и общая коллекция этих фрагментов никогда не была достаточно значительной для того, чтобы предполагать начало обживания городища с этого времени. 41 То есть датированный VI–IV вв. до н. э. 42 Тереножкин, 1950; 1972. VII–IV вв. до н. э. 43 Немцева, 1969; Кабанов, 1969. 44 Шишкина, 1974; 1975. 45 Кабанов, 1981. 46 Квадрат 25, согласно разбивке на квадраты, принятой в это время, и материал из него, опубликованых Ю. Ф. Буряковым [Буряков, 1974. с. 54]. 47 Он их датировал последовательно V–IV и IV в. до н. э. 48 В особенности см. у [Кабанов, 1981, период IA, рис. 13, 4, 5, 6, 8, 13; период IБ рис. 17, 5-12, 14, 16-20 и рис. 18, 5, 6, 8-10, 13, 16, 17]. 39

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ского обживания, разделенных перерывом 49, что к тому же подтверждается изучением последовательно сменяющихся периодов строительства крепостных стен 50. Основываясь на гипотезах, выдвинутых для дат Ай-Ханум, я предложила тогда с осторожностью отнести первое предселевкидское или селевкидское обживание (Афрасиаб IIА) и последующий перерыв ко времени между правлением Антиоха I и Евкратида, а очень краткий период нового обживания - ко времени царствования последнего (Афрасиаб IIБ). Один из главных выявленных моментов – сходство между материалом древнеэллинистического уровня античного Самарканда (Афрасиаб IIА) и уровнем Героона в Ай-Ханум (период I). В керамике Самарканда также отмечены элементы полностью греческие, такие как «рыбные блюда» и чаши с загнутым внутрь венчиком, но отсутствие вариантов и очень примитивный характер этого материала позволяет думать, что речь идет о посуде греческого военного контингента, а не греческой колонии. Архитектура единственного, не связанного с обороной здания, раскопанного экспедицией на сегодняшний день 51, кажется, также способствует выдвижению этой гипотезы. Кратеры, какова бы не была их форма, зафиксированные, однако, с изначального этапа Ай-Ханум, здесь были особенно редки, и тем более не был обнаружен никакой декор, за исключением отдельных случаев находок красноангобированной лощеной посуды. Единообразие материала позволяет предположить к тому же, что этап Афрасиаб IIА был непродолжительным. Никакие инновации, отмеченные в переходных уровнях Ай-Ханум, не замечены в этом материале 52. Особенно очевидно это в том, что касается средиземноморской «волны» новаций периодов 4 и 5. Таким образом, серо-черная керамика и пальметты, так же как и амфоры, и мегарские чаши, там абсолютно отсутствовали 53. Тем не менее, в слоях позднее периода Афрасиаб IIА отмечено присутствие мегарских чаш с очень упрощенным декором и ойнахой, как и обилие посуды с красным и коричневым ангобом. Эта констатация привела меня к признанию этих уровней (Афрасиаб IIБ) синхронными периодам 7-8 Ай-Ханум. Весь комплекс этих наблюдений позволил заключить, что в отличие от Ай-Ханум Согдиана должна была познать период независимости от греческой власти некоторое время спустя после появления первого эллинистического материала. Последующее внедрение эллинистических новаций, синхронных концу существования Ай-Ханум, могло бы быть объяснено новым завоеванием региона при Евкратиде. Новые данные и предложения, которые можно извлечь из исследования материалов Ай-Ханум, позволяют выверить и уточнить датировки, которые я тогда предложила, однако оставляют место для новых вопросов. Новые данные и гипотезы Новые предлагаемые даты для периода I керамической типологии Ай-Ханум ко времени царствования Антиоха I помогают также отнести период Афрасиаб IIА ко времени этого правителя. Учитывая краткость существования отмеченного материала, можно допустить, что упомянутый перерыв в греческом обживании начался после правления Антиоха I и его сына, то есть, вероятLyonnet, 2001. Rapin, Isamiddinov, 1994. 51 Речь идет о зернохранилище, содержащем большое количество зерен ячменя и проса [Grenet, 2004]. 52 Эти наблюдения распространяются на весь ансамбль городища. 53 Укажем, однако, что С.К. Кабановым [Кабанов, 1981] упомянуты два или три серо-черных лощеных фрагмента в материале выделенного им периода IБ.

Б. Лионе

но, тогда, когда уже выделилось Греко-бактрийское царство. Новые данные ничего не меняют в том, что касается нового обживания при Евкратиде. Это предложение относительно поздней даты, как для Ай-Ханум, так и для Афрасиаб IIА, однако, не означает, что на Афрасиабе не имело места более раннее греческое обживание, ведь письменные источники ярко свидетельствуют о присутствии Александра и его войск в городе Мараканда (Arrien IV. 5. 2-3, 6. 3-4 и др.). Этот этап впоследствии необязательно должен был отразиться в изменениях, которые можно отметить по керамическому материалу, в изменении формата кирпичей, по сравнению с тем, что превалировал в предыдущем периоде 54. Очень возможно, и даже вероятно, что часть материала Афрасиаб I, обычно относимого только к «ахеменидскому» периоду, можно было бы датировать началом греческого периода (начиная с завоевания Александра до царствования Селевка I включительно). Это следует и из упомянутых выше предложений по датировкам С. К. Кабанова. На цитадели материал, найденный непосредственно на различных археологических раскопах, которые мы заложили, не позволяет на современном уровне исследований достаточно удовлетворительно выявить этот этап. Однако другие открытия, только что сделанные в предместьях Самарканда, подчеркнули эту возможность: это обнаружение поселения керамистов на Саратепа 2, датированного его исследователем периодом от Афрасиаб IБ до Афрасиаб II 55. На этом городище были открыты 20 гончарных печей трех различных типов конструкций в сопровождении более 80 ям. Выявленный материал не единообразен и варьирует для разных печей и ям. Как мне кажется, его можно распределить на более длительное время (периоды I, IA, IБ, II), чем предложено автором. Но самая большая часть материала, тем не менее, отличается от обычного «ахеменидского», хотя специфические греческие формы в нем еще не присутствуют. Посмотрим, соответствуют ли этим новым предложениям по датировке керамики новые нумизматические находки. В Согдиане находки монет встречаются гораздо реже, чем в Бактриане и большей частью происходят из подпольных раскопок в пред- и постсоветское время, что не позволяет, к сожалению, узнать их стратиграфический контекст, так же как и сопутствующий керамический материал. С давних пор количество эллинистических монет, с уверенностью найденных на самом городище Афрасиаб, остается исключительно скромным. В недавнем исследовании А. И. Наймарка 56 упомянуты только четыре: – дихалк Селевка I, найденный случайно; – тетрадрахма Антиоха I, купленная в Ургуте, которая, возможно, происходила с Афрасиаба 57; – халк, отнесенный разными нумизматами к Антиоху I или Антиоху II, или даже к Диодоту, происходящий из раскопок в восточной зоне Афрасиаба (утерян); – медная монета Евтидема I, найденная на современном афрасиабском кладбище 58. К ним добавляется обол Евкратида и одно из подражаний ему, но, согласно автору, ничто не гарантирует, что они происходили с Афрасиаба. Г. В. Шишкина [Shishkina, 1994] указывала на наличие крупных прямоугольных кирпичей со знаками, близкими греческим буквам, в кладках второй городской стены, отнесенной к периоду Ахеменидов. См. также: Lyonnet, 2007. 55 Иваницкий, 1992. 56 Наймарк, 2005. 57 Его происхождение, однако, недостоверно: монета могла быть привезена из Таджикистана [личное сообщение А. Атаходжаева]. 58 А. Атаходжаев считает, что эта монета никогда не существовала, и речь может идти об ошибке атрибуции. 54

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Кроме того, ведущееся сейчас изучение монет, найденных во время последних советских раскопок, не проанализированных до настоящего времени, выявило также наличие халка Диодота, происходящего из шурфа под мечетью [личное сообщение А. Атаходжаева]. Однако в последние два года количество этих монет внезапно увеличилось почти на 30 новых находок (большинство из которых – медь), якобы найденных на городище, но выявленных методами, несовместимыми с обычной археологической методикой. Они происходят из отвалов раскопок, как ранних, так и недавних 59. Однако мы не можем проконтролировать и подтвердить, действительно ли они происходят оттуда. Предварительное исследование нескольких из этих монет недавно опубликовано 60. Автор публикации выделяет: предселевкидскую монету царя Софитеса, монету Селевка I, пять подражаний драхмам Антиоха I. Среди 26 эллинистических монет 61, отмеченных среди этих новых находок А. Атаходжаевым,17 отнесены ко времени между царствованием Александра и Антиоха I, в то время как 5 – представляют собой тот случай, когда в определении нет единодушия (Антиох II или Диодот), еще одна, возможно, Диодота I, а 3 – вероятно, принадлежат чекану Антиоха III. Кроме этих находок, как считают происходящих с самого городища древнего Самарканда, можно упомянуть находку одной драхмы Селевка I в Сазагане недалеко от долины Зарафшана 62 ; одну тетрадрахму Антиоха I в Джаме; халка или дихалка Антиоха I в Джизаке; памятную тетрадрахму Антимаха I из Пенджикента и одну тетрадрахму Деметрия II, найденную в Кургантепа. Еще дальше в Кашкадарье, близ ущелья, прямо ведущего в Самарканд, найдено очень большое количество драхм, тетрадрахм и оболов Евкратида (китабский клад) 63. Эти находки убедительно подтверждают вывод, что власть греков не была достаточно прочной, начиная с периода, следующего за временем правления Антиоха I или его сына, поскольку для того времени в Согдиане находят, с одной стороны, многочисленные подражания монетам этого правителя 64, а с другой стороны, – очень ограниченное количество подлинных монет греко-бактрийских царей. В том, что касается Евкратида, находки не удостоверяют точно отвоевание им Согдианы, но очень короткая продолжительность этого эпизода, подтвержденная незавершенностью строительства новой оборонительной стены, которую тогда реконструировали 65, могла бы это объяснить. Довольно значительное число монет правителей, предшествовавших Антиоху I, напротив, может указывать на соответственный период обживания, который должен себя продемонстрировать в керамическом материале, выявить который нам еще предстоит. Коктепе Городище находится в 30 км к северу от Афрасиаба на правом берегу Зарафшана. Его обживание началось задолго до зарождения жизни на Афрасиабе, с конца эпохи бронзы или с начала железного века (период КТ I) 66. Как считают его исследователи, городище должно было обживаться без перерыва до начала эллинистического периода (КТ III) и впоследствии использоваАтаходжаев, в печати. Атаходжаев, 2005. 61 То есть, исключая подражания Антиоху I. 62 Abdullaev, Francechini et all., 2004. 63 Наймарк, 2005. 64 Эти подражания монетам Антиоха I, конечно, растягиваются на очень долгий период. 65 Rapin, Isamiddinov, 1994. 66 На Афрасиабе также есть несколько фрагментов лепной расписной керамики (период KT I), но нет ничего, что указывало бы на такое же значительное обживание, как на Коктепе. 59

Б. Лионе

лось лишь эпизодически. Уточним, что там еще совсем не найдено никаких монет, и изучение этапов архитектурного строительства идет, порождая различные интерпретации исследователей. Здесь не место сравнивать данные и гипотезы – прежние и новые. Раскопщики выделили эллинистическое обживание, главным образом, по появлению кирпича квадратного формата, как на оборонительной стене c внутренней галереей, так и на цитадели и в некоторых других строениях типа военного лагеря с бараками 67. Основываясь на собственном анализе материала, они полагали, что керамика, сопутствующая периоду КТ III, соответствовала периоду Афрасиаб II 68. Однако керамический материал, происходящий из этих бараков, всегда рассматривают как материал «ахеменидского типа» 69. Наконец, также считается, что эллинистическая керамика происходит из верхнего слоя городища, но она не связана с выявляемой здесь специфической архитектурой 70. Эти несовпадения ставят вопрос о точной датировке керамического материала из слоев последнего наиболее важного обживания городища. Исследование керамики, которое я провела без связи со стратиграфическими данными, показывает, что чисто эллинистические черты – незначительны и проявляются лишь в единственном фрагменте кратера, одном «рыбном блюде» и еще одной красноангобированной тарелке с внутренним краем бортика, подчеркнутым валиком, в то время, как на местной форме кубков отмечается четкое возрастание декора типа красного ангоба и лощения 71. Внутри этого материала единственно хорошо выделены открытые формы, всегда имеющие светлый цвет и плоские донца: речь идет в основном о чашах с прямым бортом 72 и горизонтальными или приподнятым уплощенным венчиком 73. Мы уже видели, что эти формы, хотя и продолжаются в эллинистическом периоде, но тогда сосуды, обычно покрытые красным или черным ангобом, с одной стороны, сравнимы с некоторыми сериями из Героона Ай-Ханум, а с другой стороны, также с теми, что уже известны для ахеменидского периода. На Афрасиабе они хорошо представлены на финальном этапе периода I (IА и IБ), как это выявил С. К. Кабанов 74. Надо отметить, что часто очень импозантный диаметр многих из них также является чертой, сближающей их с «коллективными» сосудами ахеменидского периода. Кроме того, несколько найденных сосудов – лепные от руки в местной технике, даже если они тщательно отделаны, заглаженные или лощеные, имеют розовый цвет. Использование этой фактуры было характерно для Согдианы, вероятно, еще до

67 Исамиддинов, 2002. С. 139-142. По мнению автора, оборонительная стена с галереей может быть датирована временем после завоевания Александра. 68 Исамиддинов, Рапэн и др., 2001; Исамиддинов, 2002. С. 101. 69 Rapin, 2007. 70 Исамиддинов, 2002. С. 140. 71 Эта информация была сразу же опубликована М. Исамиддиновым, но с одной ошибкой, которую я позволю себе подчеркнуть здесь, так как она провоцирует полную путаницу в общей типохронологии и, вероятно, также в хронологической интерпретации городища. Он смещает различия, которые я сделала между двумя периодами Афрасиаб IIА и IIБ на основе появления ойнахой и упрощенного типа мегарских чаш во втором периоде (IIБ) и периодом наличия или отсутствия греческих форм на Коктепе. Исходя из этого факта он как бы образует новый этап Афрасиаб IIа, где нет еще ни «рыбных блюд», ни чаш с вогнутым венчиком, которые появляются только в период Афрасиаб IIб [Исамиддинов, 2002. с. 141-142 и рис. 168 II и III]. Если действительно на Афрасиабе есть греческий этап без «рыбных блюд» и чаш с вогнутым внутрь венчиком, речь может идти о периоде Афрасиаб IБ, выявленном Кабановым, как указано выше. 72 См., например: Исамиддинов, 2002. рис. 113, 8, 9, 18-20. 73 См., например: Исамиддинов, 2002. рис. 113, 6, 15-17. 74 В отношении чаш с прямым венчиком см.: Кабанов, 1981, период IA, рис. 13, 5, 6 и период IБ, рис. 17, 5, 6, рис. 18, 8-10. В отношении чаш с отогнутым горизонтально или поднятым венчиком см., там же, период IБ, рис. 17, 7-12.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Ахеменидов и продолжалось впоследствии некоторое время 75. Закрытые формы, которые характеризуют финальный период Коктепе, обнаруживаются в большом количестве в комплексе Афрасиаб IIА, а также в комплексе этапов I, IА и IБ по С. К. Кабанову. Весь комплекс этих данных, как я считаю, очень точно позволяет помещать это последнее значительное обживание Коктепе в переходный этап между периодами Афрасиаб I и II. Заключение Констатация довольно поздней абсолютной даты (конец III – начало II в. до н. э). появления в Средней Азии серо-черной керамики, мотивов штампованных пальметт и эллинистического отлитого и налепного декора привела нас к пересмотру даты основания Ай-Ханум. В отсутствие неопровержимых доказательств некоторое число признаков позволяет отнести его ко времени царствования Антиоха I. Эти признаки происходят не только из открытий, сделанных на городище Ай-Ханум, но и на городищах Афрасиаб и Коктепе. Оказалось возможным выявить переходный период, так как в него входят комплексы, обычно относимые к ахеменидскому и эллинестическому периоду. Хотя этот факт очень важен для относительной хронологии, возникает проблема абсолютной хронологии. Так, в Средней Азии идентификация собственно «ахеменидской» керамики – всегда неразрешимый вопрос, и атрибуция, и даты этого материала всегда рассматриваются с большим вниманием 76. Естественно, в ходе этого переходного периода имели место глубокие изменения, что видно хотя бы из того, что тогда появляется ингумация как форма погребального обряда 77, явление, которое полностью исчезло в Средней Азии с середины II тысячелетия до н. э. и которым можно быть обязанным только приходу греков. Если принять во внимание приведенную здесь синхронизацию между керамикой Героона Ай-Ханум и Афрасиаба IIА с керамикой времени царствования Антиоха I, то переходный материал, который этому предшествует, может датироваться эпохой завоевания Александра. Это послужило бы подкрепляющим доводом для Л. Сверчкова, когда он предлагает датировать этой же самой эпохой возведение крепости Курганзол (период I), считая ее одной из шести, построенных Александром во время его возвращения в Согдиану в 328 г. до н. э., упомянутых Квинтом Курцием 78. Но в настоящее время невозможно точно узнать, когда этот переходный материал начал распространяться. И можно поставить вопрос о дате внедрения в Среднюю Азию форм, известных на Иранском плато: появились ли они в ходе нового натиска на восточные сатрапии при Дарии III или только с приходом греков? Библиография Атаходжаев А.Х. Раннеантичные монеты с городища Афрасиаб (новые находки) // Материалы по античной культуре Узбекистана. Самарканд, 2005. С. 33-36. Буряков Ю.Ф. Некоторые материалы к исторической топографии шахристана Самарканда // Афрасиаб. Вып. 3. /под ред. Я.Г. Гулямова. Ташкент, 1974. С. 52-62. Lyonnet, 2007; и в печати 2. Lyonnet, 1997. Р. 104-105, 118-119; Francfort, 2005. 77 [Иваницкий 1992], о захоронениях в двух керамических печах на Саратепа 2, из которых одна сопровождалась следами недавнего горения, указывающими, что некоторые из печей еще продолжали функционировать. Материал, к сожалению не иллюстрирован. 78 Sverchkov, 2008. Керамический материал периода I Курганзола сравним с материалом этапа IБ Афрасиаба. 75

Б. Лионе

Иваницкий И.Д. Саратепа 2 – поселение керамистов середины I тысячелетия до н. э.под Самаркандом // История материальной культуры Узбекистана (ИМКУ). Вып. 26.Ташкент, 1992 С. 22-41. Исамиддинов М. Истоки городской культуры Самаркандского Согда. Ташкент, 2002. Исамиддинов М., Рапэн К., Грене Ф. Раскопки на городище Коктепа // Археологические исследования в Узбекистане –2000 год. Самарканд, 2001. С. 79-86. Кабанов С.К. Изучение стратиграфии городища Афрасиаб // Советская археология. № 1. 1969. С. 183-198. Кабанов С.К. Освоение западных районов города на ранних этапах его жизни // К исторической топографии древнего и средневекового Самарканда / под. ред. Ю.Ф. Бурякова. Ташкент, 1981. С.23-59. Наймарк А.И. Находки греческих монет в Согдиане // Нумизматика и эпиграфика. Вып. 17. Ташкент, 2005. С. 116-138. Немцева Н.Б. Стратиграфия южной окраины городища Афрасиаб // Афрасиаб. Вып. 1 / под ред. Я. Г. Гулямова. Ташкент, 1969. С. 153-205. Шишкина Г.В. Керамика конца IV–II вв. до н. э. // Афрасиаб. Вып. 2/ подред. Я.Г. Гулямова. Ташкент, 1974. С. 28-51. Шишкина Г.В. Эллинистическая керамика Афрасиаба // Советская археология. № 2. 1975. С. 60-78. Тереножкин А.И. Согд и Чач // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Вып. 33. 1950. С. 153-169. Тереножкин А.И. Вопросы периодизации и хронологии древнейшего Самарканда // Советская археология. № 3. С. 90-99, 1972.

Abdullaev, K., Franceschini, F,. Raimkulov, A. The Tetradrachm of Seleucos I from Sazagan Région of Uzbekistan, Cirele oflimer Asian Art: 10-13. 2004. Arrien. Anabasis Alexandrie traduction de E. Iliff Robson, Harvard University Press. Bernard P. Deuxième campagne de fouilles d’Aï Khanoum’, Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres: 306-324.1967. Bernard P. Quatrième campagne de fouilles à Aï Khanoum, Comptes rendus de l Académie des Inscriptions et Belles-Lettres: 1969. 313-355. Bernard P. La campagne de fouilles de 1970 à Aï Khanoum’, Comptes rendus de /Académie des Inscriptions et Belles-Lettres: 385-452. 1971. Bernard P. Campagne de fouilles à Aï Khanoum (Afghanistan)’, Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres 605-632. 1972. Bernard P. Le nom de la ville grecque du tepe Aï Khanoum’ in P. Bernard et H.-P. Francfort Etudes de géographie historique sur la plaine d’Aï Khanoum (Afghanistan), 3-15 et 67-75. Paris, 1978. Bernard P. Alexandre et Aï Khanoum’ Journal des Savants, Avril-Juin. 125-138. 1982. Bernard P. Fouilles d’Aï Khanoum IV. Les monnaies hors trésors. Questions d’histoire grécobactrienne. Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 28. Paris, 1985. Bernard, P., avec le concours de R. Desparmet, J.-C. Gardin, P. Gouin, A. de Lapparent, M. Le Berre, G. Le Rider, L. Robert, R. Stucki Fouilles d’Aï Khanoum 1 (campagnes 1965, 1966. 1967, 1968), 2 vol., Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 21. Paris, 1981. 15

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Cattenat A. - Gardin J.-C. Diffusion comparée de quelques genres de poterie caractéristiques de l’époque achéménide sur le Plateau iranien et en Asie centrale’, in J. Deshayes (éd.) Le Plateau iranien et I Asie centrale des origines à la conquête islamique: 225-248. Paris, 1977. Francfort H.-P. Asie centrale’, in P. Briant et R. Boucharlat (dir.) L’archéologie de l’empire achéménide: nouvelles recherches, Persika 6: 313-352. Paris, 2005. Gardin J.-C. Céramique’,in P. Bernard ‘La campagne de fouilles 1970 à Aï Khanoum’, Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres : 447-452. 1971. Gardin J.-C. Les céramiques’ in P. Bernard (éd.), Fouilles d’Aï Khanoum I (campagnes 1965. 1966, 1967, 1968), 2 vol., Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 21, 121-188 et pi. 113-143. Paris, 1973. Gardin J.-C. Les relations entre la Méditerranée et la Bactriane dans l’antiquité, d’après des données céramologiques inédites’, in J.-L. Huot, M. Yon et Y. Calvet (eds.) De l’Indus aux Balkans, Recueil à la mémoire de J. Deshayes, 447-460. Paris, 1985. Gardin J.-C. La céramique hellénistique en Asie centrale. Problèmes d’interprétation’, Akten des XIII. Internationalen Kongresses fur Klassische Archâologie, Berlin 1988, 187-193. 1990. Prospections archéologiques en Bactriane orientale (1974-1978), sous la direction de J.-C. Gardin, vol. 3, Description des sites et notes de synthèse. Paris, 1998. Gardin, J.-C. - Lyonnet, B. La céramique’ in P. Bernard et al. Fouilles d’Aï Khanoum : campagne de 1974, Bulletin de l’Ecole Française cl ‘Extrême-Orient 63: 45-51. 1976. Grenet, F. Maracanda / Samarkand, une métropole pré-mongole. Sources écrites et archéologie’, Annales. Histoire, Sciences sociales, sept.-déc. 2004: 1043-1067. 2004. Lecuyot G. Sous presse Fouilles d’Aï Khanoum. L ‘habitat. Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan. Paris. Leriche, P. Fouilles d’Aï Khanoum V. Les remparts et les monuments associés, Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 29. Paris, 1986. Lerner J. Correcting the Early History of Ày Kânom’, Archâologische Mitteilungen aus Iran und Turan 35-36: 373-410. 2003. Lerner J. Greek Ceramic Period IV of Aï Khanoum // Центральная Азия. Источники, история, культура. Материалы международной научной конференции, посвященной 80-летию д.и.н. Е. А. Давидович и д.и.н., академика Б.А. Литвинского. Москва, 2005. С. 464-476. Lyonnet B. Les nomades et la chute du royaume gréco-bactrien: quelques nouveaux indices en provenance de l’Asie centrale orientale. Vers l’identification des Tokhares-Yueh-chi ?’, in P. Bernard et F. Grenet (eds.) Histoire et cultes de l’Asie centrale pré-islamique. Sources écrites et documents archéologiques, 153-161 et pi. LXI-LXIII. Paris, 1991. Lyonnet B. Prospections archéologiques en Bactriane orientale (1974-1978), sous la direction de J.-C. Gardin, vol. 2., Céramique et peuplement, du Chalcolithique à la conquête arabe. Paris, 1997. Lyonnet B. Les Grecs, les Nomades et l’indépendance de la Sogdiane, d’après l’occupation comparée d’Aï Khanoum et de Marakanda au cours des derniers siècles avant notre ère’, Bulletin of the Asia Institute 12, 1998: 141-159. 2001. Lyonnet B. Sogdiane, Chach et Ferghana à la fin de l’Age du Bronze et à l’Age du Fer. Questions autour de la céramique’, in D.A. Alimova et Sh.R. Pidaev (eds.) The Rôle of Margilan City in the History of World Civilization, 67-7]. Tashkent-Margilon, 2007.

Б. Лионе

Lyonnet B. La céramique de la Maison du quartier sud-ouest d’Aï Khanoum’, in G. Lecuyot Fouilles d’Aï Khanoum IX. L’habitat. Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan, t.34, Paris, 179-191, fig. 81-122, pl. XLIV-LI. Lyonnet B. La Bactriane et la Sogdiane, ou deux histoires singulières et complémentaires’ (en russe). in: 2200 th Annversary of Tashkent the capital of Uzbekistan// 85-89. Tashkent, 2009. Rapin C. Fouilles d’Aï Khanoum VIII. La trésorerie du palais hellénistique d’Aï Khanoum. L’apogée et la chute du royaume grec de Bactriane. Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 33. Paris, 1992. Rapin C. Nomads and the Shaping of Central Asia: from the Early Iron Age to the Kushan Period, Proceedings ofthe British Academy 133, 29-72. London, 2007. Rapin C. – Isamiddinov M. Fortifications hellénistiques de Samarcande (Samarkand-Afrasiab). Topoi 4/2: 547-565. 1994. Robert L. Les inscriptions, in P. Bernard Fouilles d’Aï Khanoum I (campagnes 1965, 1966, 1967, 1968), Mémoires de la Délégation Archéologique Française en Afghanistan 21: 207-237. Paris, 1973 Rotroff S. Hellenistic Pottery. Athenian and imported moldmade bowls. The Athenian Agora, vol. XXII. The American School of Classical Studies at Athens. Princeton, 1982. Rotroff S. Hellenistic Pottery. Athenian and imported wheelmade table ware and related material. The Athenian Agora, vol. XXIX. The American School of Classical Studies at Athens. Princeton, 1997. Shishkina G.V. Ancient Samarkand: Capital of Soghd, Bulletin of the Asia Institute 8: 81-99. 1994. Sverchkov L. The Kurganzol Fortress (on the History of Central Asia in the Hellenistic Era), Ancient Civilizations from Scythia to Siberia 14: 123-191. 2008.

К. Рапэн

АНТИМАХ I ТЕОС И ЭРА «ЯВАНА» ПО ГРЕКО-БАКТРИЙСКИМ ПЕРГАМЕНТАМ АСАНГОРНА И АМФИПОЛИСА 1 Хронология правителей, царствовавших в Средней Азии и Индии в эллинистическую и кушанскую эпохи, долгое время являлась камнем преткновения для нумизматов и эпиграфистов. Имеющуюся информацию, однако, значительным образом расширили две новые публикации. Первая книга, под названием «Da Alessandro a Menandro: il regno greco di Bactriana», основанная на материалах докторской диссертации Омара Колору, посвящена истории греко-бактрийского царства и его отношениям с индийской составляющей восточного эллинизма. Будучи синтезом историографических данных от античности до современности, эта работа дает также детальное исследование состояния вопроса и наполнена содержательными размышлениями геополитического порядка. Вторая публикация, о выходе которой мне сообщил Франц Грене, является исследованием так называемой греческой эры «Явана» 2. Отталкиваясь от достигнутых в последние годы результатов в определении даты Канишки и опираясь на открытие рабатакской надписи 3 , ее авторы, Гарри Фальк и Крис Беннетт, предлагают очень убедительную гипотезу в отношении даты эры «Азеса», создавая таким образом обоснованную точку отсчета для определения греческой эры «Явана», засвидетельствованной индийскими и кушанскими источниками. Следуя за изысканиями Джо Крибба и Элизабет Эррингтон, Г. Фальк и К. Беннетт подчеркивают, что эра Канишки, начало которой сейчас датируется 127/128 годами н. э., вне всякого сомнения не случайно совпадает с 301 годом эры «Явана» (т.е. с первым годом четвертого столетия этой эры), выражая тем самым преемственность и тесное родство кушанского календаря с македонским. Эта эра «Явана» («эллинская») могла бы начинаться с 175/174 года до н. э. На основе нового прочтения индийских надписей и анализа разнообразных календарей, бытовавших в Гандхаре и других регионах «дальнего востока» эллинизированного мира, простирающегося вплоть до Индии, эти два автора отстаивают гипотезу, согласно которой эра «Азеса» должна была быть учреждена в 48/47 году до н. э. Основываясь на реликварии Рухуны, который позволяет высчитать отклонение в 128 лет между эрой «Азеса» и эрой «Явана» 4, они подтягивают дату этой последней к 175/174 году до н. э., получая при этом тот же результат, что и при расчете, основанном на дате Канишки. Что же до эры «Азеса», то она предумышлено была датирована таким образом, что стала совпадать с первым годом третьего века аршакидской эры. 1 Это исследование, посвященное Полю Бернару (Rapin, 2010), является результатом размышлений, вызванных публикацией пергамента Амфиполиса и дискуссиями с Ж. Ружемоном и Ф. Грене во время подготовки Ж. Ружемоном тома, посвященного греческим надписям из Средней Азии в «Corpus Inscriptionum Iranicarum» (Rougemont, 2012). При подготовке настоящей публикации оригинальная версия текста была немного изменена. Автор выражает благодарность Маргарите Филанович за перевод текста на русский язык, а также Светлане Горшениной за его корректировку. 2 Falk, Bennett, 2009. 3 Sims-Williams, 2004. 4 Salomon, 2005.

К. Рапэн

Авторы обеих публикаций, от которых отталкивается настоящее исследование, расходятся во взглядах на дату эры «Явана», но, как будет показано далее, в настоящее время думается, что только датировка Г. Фалька и К. Беннетта может считаться приемлемой. Вместе с тем, учитывая взаимодополняющий характер этих двух публикаций, они составляют на сегодняшний день серьезную базу для последующих размышлений о геополитическом контексте на «дальнем востоке» эллинизированного мира на заре этой плохо известной эры (см. рис. 1 с хронологической схемой, используемой в настоящей статье, и рис. 3 с картой Средней Азии в эллинистическую эпоху). В данной работе будет показано, как благодаря этим новым данным стало возможным атрибутировать эту эру с временем правления Антимаха I Теоса и с какими событиями представляется возможным связать начало этой эры. Греко-бактрийские пергаменты Эта «греческая» эра, начавшаяся в 175/174 году до н. э., может заинтересовать историков и нумизматов Средней Азии, которые все еще ощущают недостаток в точках отсчета для абсолютной датировки правления царей эллинистической эпохи (см., например, обзор гипотез в Coloru, 2009, p. 187-193, автор которого со своей стороны предлагает соотносить эру «Явана» со временем завоевания Деметрием I Индии и датировать ее 186/185 годом до н. э.) 5. Датировка правления греко-бактрийских и индо-греческих правителей основывается, главным образом, на классификации монет по типам, монограммам и происхождению (раскопки, клады, неизвестного происхождения), а также на привлечении внешней информации, будь то параллели с другими датированными монетными комплексами и археологическими данными, или в связи с событиями, которые стали известны благодаря редким литературным и эпиграфическим греко-римским, иранским, индийским и китайским источникам (см., в частности, синтез Bopearachchi, 1991). Среди первых хронологических данных, которые были получены из греко-бактрийской эпиграфики, в первую очередь привлекает внимание надпись на сосуде из царской сокровищницы Ай Ханум, датированная 24 годом. Этот исключительно важный документ – последний, который был получен при раскопках городища Ай-Ханум. Его вслед за П. Бернаром предпочитают связывать с одним из годов царствования Евкратида I, последнего из греко-бактрийских суверенов, правившего в восточной Бактрии из Ай-Ханум/Евкратидий 6. Царствование Евкратида начинается в ту же эпоху, что и царствование Митридата I, но скорее всего не в один и тот же год. Традиционно принятой датой в отношении пришествия к власти Митридата I является 171 до н.э. Последние по времени исследования, о публикации которых меня любезно проинформировал Поль Бернар, но которые я, к сожелению, не имею возможности процитировать здесь из-за недостатка места, предлагают переместить это событие в 165 год. Как мы увидем позже, с учетом этих последних исследований мы сегодня уже не можем принять абсолютный синхронизм между временем царствования этих двух правителей, так как Евкратид начал править на несколько лет ранее 165 года. Если же мы примем в качестве гипотезы 171 год как начало царствования Евкратида, то тогда упоминаемая выше надпись из Ай-Ханум должна бы была соответствовать 147 году. Сопоставление с другими надписями, происходящими из раскопок того же здания, поO. Бопераччи также колеблется в определении датировки эры «Явана», предложив первоначально соотнести ее с началом царствования Агафокла, но впоследствии приняв дату 186/185 годов до н. э.: см. хронологическую таблицу в Bopearachchi, 2007, р. 50, а также Bopearachchi, 2008а. 6 Bernard, 1985, p. 97-105; Rougemont, 2012, р. 117-120. 5

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

зволяет датировать запустение города, а значит и конец царствования Евкратида I 144 годом до н. э. 7 (возможно также допустить датировку на один или два года позднее; см. ниже). Однако среди случайных находок пергаментов, которые с 1990-х годов поступают с территории Северного Афганистана, есть два документа на греческом языке. Они дают новые хронологические указатели на царствование греко-бактрийских правителей, приходящееся, возможно на период приблизительно с начала эры «Явана». Исходя из места находки этих пергаментов, которое, вероятно, располагалось на северном склоне Гиндукуша, можно предположить, что эти документы соотносятся исключительно с этим регионом и повествуют о действиях местной администрации, подчинявшейся Бактрам. – Самый ранний в редакционном плане пергамент был опубликован в 2007 году Вилли Клариссом и Дороти-Джоан Томпсон. Несмотря на плохую сохранность и сложности интерпретации, этот документ можно расценивать как договор, в котором фигурировали скифы, бышие вероятно наемниками (Rougemont, 2012, nº 93). В его содержании ясно выделены два факта: место создания документа – неизвестный греко-бактрийский город, который носил название Амфиполис,и дата его создания – 30 год, указанная вместе с именем некого царя Антимаха. – Другой документ был одновременно опубликован в 1994 году с одной стороны, Джоном Р. Ри, Р.С. Сениором, Адрианом С. Холлисом, с другой – Полем Бернаром и Клодом Рапэном (с последующим, более углубленным, его анализом 8) (рис. 2). В этом случае, речь идет, видимо, о квитанции, составленной после уплаты налога в каком-то городе, поименованном Асангорна (Rougemont, 2012, nº 92). Упоминание разных чиновников и магистратов, которые были задействованы в этой финансовой операции, превращает этог пергамент в один из самых важных документов для реконструкции административной структуры греко-бактрийского царства. Квитанция так же содержит дату – месяц Олойос 4-го года – и имена трех царей, которые представлены здесь как соправители: Антимах Теос, Евмен и Антимах. За именем последнего персонажа в начале второй строчки следует слово, частично стертое, которое я предлагаю читать как «его сын» (tou huiou autou). Это прочтение представляется предпочтительнее чтению tôn huiôn autou – «его сыновья», которое было предложено Дж.Р. Ри, Р.С. Сениором и А.С. Холлисом. Подобная интерпретация позволяет предположить, что Евмен являлся братом Антимаха Теоса и что второй Антимах, соответственно сын Евмена, был племянником Антимаха Теоса. В рассматриваемых публикациях правильно идентифицированы два из трех правителей, упомянутых в этих пергаментах. Антимах документа из Амфиполиса датирован 30 годом и Антимах Теос документа из Асангорна датирован 4 годом, что позволяет утверждать, что в обоих случаях речь идет о Антимахе I, преемнике Евтидема II в Бактрии в соответствии с монетными данными. Второй Антимах из пергамента из Асангорна должен был бы быть Антимахом II, который, если принять во внимание ареал распространения монет его чекана, должен был царствовать позднее на юге Гиндукуша.

Это запустение обычно относят к 145 году до н. э., a для даты надписи из Ай-Ханум, упоминающей чиновника Стратона, придерживаются традиционно 148 года (Rapin, 1992, p. 114). Однако, если соотнести год 24-й надписи из Ай-Ханум с годом 147-м, то запустение города будет тогда соответствовать 144-му году. Принимая эту последнюю датировку, известная череда чиновников сокровищницы Ай-Ханум приобретает следующий вид: Зенон в 149 г., Тимодем в 148 г., Стратон в 147 г., Филискос в 146 г. и Никератос в 145 г. Несмотря на то, что эти даты остаются не безупречны, смерть Евкратида скорее всего следует отнести именно к 144 году до н. э. 8 в Rapin, 1996. 7

К. Рапэн

Евмен, второй из трех правителей, упомянутых в пергаменте из Асангорна, по другим источникам не известен. Годы же 30-й и 4-й проблематичны, потому что первый из них соответствует определенной эре, а второй принадлежит иной хронологической системе, которая дебютирует с началом совместного правления трех суверенов, которое в свою очередь не совпадает, как мы увидим дальше, с годом инаугурации царствования отдельного суверена. Евкратид I Пересматривая указанную документацию в свете эры «Явана» 175/174 года, идентифицированной Г. Фальком и К. Беннеттом, я вновь обратился к некоторым событиям, которые разворачивались на севере Гиндукуша в 180-170 годах до н. э. Эта гипотетическая эра связана с общей тенденцией в развитии событий, которые повлияли на действия греко-бактрийцев в первой половине II в. до н. э., в частности, повторяющиеся попытки экспансии в сторону Индии, которые контрастируют с синхронными серьезными усилиями по укреплению защиты северных границ царства от кочевых народов. В археологическом плане, исследования эллинистической Бактрии проводились, главным образом, на основе данных полученных на городище Ай-Ханум. В плане же полноты исторической документации, не считая нумизматических исследований, лучше всего изученным представляется последний период жизни этого города, связанный со временем правления Евкратида I. Как показали раскопки и особенно находки в царской сокровищнице, город на Ай-Ханум занимал важное место в жизни этого царя. Об этом свидетельствует не только наименование в его честь, Евкратидия 9, но и возведение города в статус одной из столиц. Вне сомнений, именно в этом городе, как предположил П. Бернар, Евкратид I мог впервые получить свой царский титул. Во всяком случае, особые связи его семьи с этим городом подчеркивает и наличие здесь царского мавзолея, расположенного к северу от его дворца. Литературный источник, дающий наиболее выразительную информацию о царствовании Евкратида I, состоит из описания, заимствованного Юстином (XLI, 6) у Помпея Трога. Из него следует, что этот царь взошел на трон в то же время, что и Митридат I у парфян (см. выше). В его правление бактрийцы победоносно сражались с согдийцами, арахотами, дрангами, арианами и индийцами, вплоть до того момента, когда, исчерпав свои силы, они были разбиты парфянами. Восхваляя военные таланты Евкратида I, Юстин излагает историю завоевания Индии, особенно отмечая один героический эпизод, когда этот царь с тремя сотнями солдат мужественно выдерживал в течение четырех месяцев осаду шестидесяти тысяч воинов некоего Деметрия, «царя индийцев». По возвращении из Индии, Евкратид I был убит одним из своих сыновей, которого до этого он сделал своим соправителем. Исследования античной топонимики, проведенные в последние годы, показали, что Дарья-и Пяндж, которая омывает стены Ай-Ханум, вероятно, носила в античное время название Ох (здесь речь идет именно о Охе, а не об Оксе; верхним Оксом был Вахш). Из этого факта следует, что город на Ай-Ханум никогда не назывался Александрия Оксиана, а это название, скорее всего, будет правильнее соотносить теперь с Термезом или с каким-нибудь другим городищем поблизости его (Grenet, Rapin, 2001; Rapin, 2005). Наименование Евкратидия, вероятно, заменило местное название этого города, которое определяется ныне как Оскобара. Оно было реконструировано по топониму «Остобара», упомянутому Птолемеем, и топониму «Скобару», указанному в карте Пойтингера (Rapin, 2005). Это соответствие двух топонимов основывается, кроме других доводов, на сведениях Птолемея, который располагает Евкратидию на реке Даргойдос (вероятно Кокча), а Остобару на Охе (Дарья-и Пяндж, а не Окс-Аму-Дарья или его верхнее течение Вахш), на двух реках, которые как раз сливаются около городища Ай-Ханум. Мало вероятно, что Евкратидия может быть идентифицирована в каком-то другом месте Бактрии. 9

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Если последние годы его правления, отмеченные индийскими походами, можно относительно легко привязать к находкам в Ай-Ханум, начало его царствования остается весьма туманным. Одна из главных причин этого заключается в сложностях идентификации предшественника Евкратида I в Бактрии. На сегодняшний день уже установлено четкое различие между Деметрием II и Деметрием I, сыном Евтидема. Согласно Осмунду Бопераччи, Деметрий II мог быть законным царем до Евкратида I, а редкость находок его монет позволяет предположить, что царствовал он очень недолго. Более того, представляется возможным также иденцифицировать его как «царя индийцев», который осаждал Евкратида I. Этот эпизод осады вполне мог разворачиваться в Ай-Ханум, где Евкратид I попытался взять власть, воспользовавшись отсутствием своего соперника, который находился в какой-то момент в Индии 10 . Эта гипотеза предполагает наличие двух важных геополитических факторов: с одной стороны, Деметрий II вполне мог бы предпринять походы из Бактрии в Индию (чего, однако, вероятнее всего не было сделано, как это будет показано дальше); с другой стороны, к 171 году до н. э. Бактрия в политическом отношении уже была разделена надвое (западная часть оказалась под властью Антимаха I, а восточная – под властью Деметрия II). Походы в Индию Гипотеза о Деметрии II, который был бы одновременно и греко-бактрийским и индийским правителем, требует дать краткий обзор контекста греко-бактрийских вторжений, предпринятых в южном направлении во II в. до н. э.. В эти события были вовлечены следующие правители: – Деметрий I: первый этап экспансии в Индию был инициирован Деметрием I в 190-х или 180-х годах до н. э. Неизвестно был ли этот поход спровоцирован тем, что Маурьи в 187 г. до н. э. практически полностью потеряли свою власть на южной границе Бактрии под ударами армии Пушиамитры – основателя династии Сунга –, или же он был предпринят раньше по личной инициативе самого Деметрия I. В монетном чекане этого царя это событие отражено появлением его изображения в шлеме с головой слона. Экспансия Деметрия I на юг получила подтверждена в античной топонимике. Первоначально она зафиксирована в названии города Деметриаса, основанного им в близлежащей Арахосии на небольшом расстоянии от Кандагара (т.е. в «Белой Индии»), о чем упоминает Исидор Харакский в своем итинерарии «Парфянские стоянки». Второе свидетельство обнаруживает себя в Пенджабе, на примере повторно основанного города Сагала (соврем. Сиалкот), который был поименован Евтидемия (Птолемей, География) в память об Евтидеме I, основателе династии. Маловероятно, однако, что участники этого похода достигли бассейна Ганга за Паталипутрой, так как определение имени Деметрия в надписи Хатхи гумфа – единственное сообщение на этот счет, которым мы располагаем – представляется очень сомнительным. Добавим, что данные относительно этого самого Деметрия, содержащиеся в надписи, открытой в восточной Бактрии, в Кулябе на правом берегу Дария-и Пяндж, вероятнее всего, предшествует походу в Индию 11. Эта кулябская надпись, сообщающая о Евтидеме (I) и его сыне Деметрии (будущем царе Деметрии I) должна скорее всего датироваться годами, непосредственно следующими за осадой Бактр Антиохом III Bopeаrachchi, 1991, p. 65-66; Rapin, 1992, p. 282. Эта надпись, сначала опубликованная П. Бернаром и Ж. Ружмоном в Journal des Savants, 2004, p. 333-356, затем была включена в сопровождении детальных комментариев и последних исследований в Rougemont, 2012, n° 151, р. 255-258. 10 11

К. Рапэн

(208-206 гг. до н. э.), поскольку в ней Деметрий еще не упомянается как царь. Исходя из этого факта, как считает П. Бернар, можно думать, что победы, на которые намекает эпитет этого последнего – «прославленный победитель» – относятся, скорее, к сражениям против Антиоха III во время осады Бактр, а не к событиям завоевания Индии 12. – Евкратид I: последний этап экспансии греко-бактрийцев в Индию представлен походом, имевшим место в царствование Евкратида I (см. недавний анализ: O. Coloru, 2009, p. 209-230). Как это показывает параллель с информацией датированного монетного чекана Тимарха, мятежного сатрапа Мидии 13, Евкратид I приступил к походам на юг Гиндукуша начиная с 162 года до н. э., спровоцировав таким образом длительный период враждебности по отношению к Менандру, только что вступившему на трон после Антимаха II. С момента этого первого похода на юг от Гиндукуша, в ходе которого Менандр на какое-то время был оттеснен далее на восток, Евкратид I начинает воспроизводить на реверсах своих монет изображение Диоскуров с лошадьми и титул «basileus megas», что в монетных легендах могло бы намекать на индийский титул «махараджа» или «великий царь». Несколькими годами позже (от 155-150 годов до падения Евкратида) эта первая интервенция трансформируется в серию военных походов, о которых свидетельствуют и текст Юстина, и военная добыча Евкратида I, остатки которой в большом количестве были найдены в царской сокровищнице Ай-Ханум 14. Именно к этому времени можно отнести военные экспедиции «Явана» на восток вплоть до бассейна Ганга и Паталипутры, о которых свидетельствуют индийские источники (см. сведения греческих источников: Страбон, XV, 1.27). – Деметрий, индийский царь: между этими двумя крупными этапами греко-бактрийской экспансии индийские территории греческих владений находились под непрерывным эллинским господством, персонифицированным сначала властью Панталеона и Агафокла, а затем их преемником, Аполлодотом I, который оставил после себя самый обильный чекан индо-греческих монет. Интервенция на север и на юг от Гиндукуша Деметрия II – законного царя в Бактрии и в то же время «царя индийцев» – с трудом вписывается в этот контекст. Хотя рассказ Юстина и представляет из себя сокращенную биографию Евкратида I, тем не менее из его текста, как думается, следует, что осада индийским царем Евкратида I непосредственно предшествовала индийскому походу и, в частности, периоду напряженности последних лет соперничества с Менандром. Можно предположить, что при сокращении более детального текста биографии в новом повествовании произошла путаница нескольких омонимов, таких как Деметрий I завоеватель Индии, вероятный Деметрий II, побежденный Евкратидом, Деметрий III, известный по своему значительно более позднему монетному чекану, или же, что нельзя также полностью исключить, некого индийского правителя, выступающего под тем же именем, который завлек Евкратида I в западню во время его последних походов за Гиндукуш против Менандра 15. Как предлагает О. Колору, «Деметрий, индийский царь» мог также воплощать того же Деметрия II начала царствования Евкратида I, который вновь появился на геополитическом горизонте после нескольких лет изгнания, проведенных на юге Гиндукуша, но уже в новом статусе 16. В этом случае, однако, странным представляется то, что историки не упоминают того факта, что Евкратид I и этот пра12 О. Колору (Coloru, 2009, p. 188-189) предположил, что завоевание Индии Деметрием могло начаться до конца царствования Евтидема. Однако для того, чтобы обсуждать исторический контекст кулябской надписи, не хватает данных. 13 Holt, 1992, p. 221; Bopеаrachchi, Grenet, 1996, p. 223-224, n. 12. 14 Rapin, 1992. 15 Rеa, Senior, Hollis, 1999; Coloru, 2009, p. 225-227. 16 Coloru, 2009, p. 226.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

витель уже раньше встречались. И, наконец, нельзя также исключить и возможные огрехи при составлении резюме из первичных источников, в ходе которого имя одного из этих Деметриев могло ошибочно появиться в тексте вместо имени Антимаха II или Менандра. Пример такого механизма случайной замены можно видеть у Страбона (XI, 9.2), где вместо Диодота назван Евтидем при перекрестном описании двух знаменитых эпизодов, касающихся бактрийской независимости: первый эпизод посвящен восстанию в Бактрии в середине III в. до н. э., а второй связан с сопротивлением Антиоху III между 208 и 206 годами 17. Каким бы ни было окончательное решение, думается, что предпочтительнее было бы отделять Деметрия индийского от Деметрия II, определенного по своему монетному чекану как царь, правивший, скорее всего, ранее Евкратида I. Отказ от подобного синхронизма привел А. Холлиса (в Rea, Senior, Hollis, 1999) к радикальному сомнению в самом существовании Деметрия II как предшественника Евкратида I, а также к определению всего монетного чекана этого царя более поздним неопределенным временем. Несмотря на то, что ни одна из его монет не была найдена в Ай-Ханум 18, присутствие этого Деметрия II в Бактрии перед падением царства не может быть исключено из обсуждения. Последующая в данной статье дискуссия будет касаться именно соперничества, которое, как представляется согласно источникам, разыгрывалось между Деметрием II и Евменом (пергамент из Асангорна), двумя персонажами, которые логичным образом не просто вписываются в цепь изучаемых событий. Хронология периода между Деметрием I и Менандром Период в двадцать лет, длившийся с 180-х до 160-х годов до н. э. – между Деметрием I, который единолично царствовал на севере и на юге от Гиндукуша, и антагонистической парой Евкратид I и Менандр, как представляется был переполнен событиями. Об этом свидетельствует увеличение числа правителей, царствование которых отражено в разнообразных монетных чеканах, зафиксированных на греко-бактрийской и индо-греческой территориях 19. Принимая как базовую выстроенную О. Бопераччи иерархию правителей, включая и царствование Деметрия II как предшественника Евкратида I, я попытаюсь уточнить здесь хронологические рамки событий, исходя из перекрестного прочтения информации пергаментов Амфиполиса и Асангорна. Антимах I Поскольку 30-й год, указанный в пергаменте Амфиполиса, скорее всего, не обозначает год царствования Антимаха I, В. Кларисс и Д. Дж. Томпсон предлагают видеть в нем указание на евтидемидскую эру, начало которой может быть определено 206 годом, когда Антиох III согласился подтвердить царский титул Евтидема I в Бактрии (Полибий XI, 34). Пергамент предположительно датируется 176/175 г. до н. э. (Rougemont, 2012, n° 93; см. также F. Grenet, C. Rapin в этой же публикации) или скорее 177/176 г. до н. э., если учесть продолжительность административного года; по крайней мере, именно с этой даты мы предлагаем фиксировать начало царствования Антимаха I.

Coloru, 2009, p. 163. Как мне сообщил О. Бопераччи, монета из Ай-Ханум, отнесенная П. Бернаром к первым годам царствования этого царя (1985, р. 64-65; данные воспроизведены в Rapin, 1996, p. 465-466), на самом деле имеет монограмму Деметрия I. 19 Bopeаrachchi, 1991; Coloru, 2009. 17

К. Рапэн

Эта предлагаемая мной дата 177/176 г. до н. э., даже при условии, что она не должна быть слишком отдалена от даты прихода к власти этого царя в силу того, что рассматриваемый текст был среди первых документов, опубликованных администрацией Антимаха I, входит, как кажется на первый взгляд, в противоречие с датировкой пергамента Асангорна. Год 4-й, упомянутый во втором пергаменте, относится к иному календарю, связанному с тем же Антимахом I, который в этом случае определен как носитель титула «Теос». Наличие этого титула подтолкнуло А. Холлиса с подачи МакДоуэла 20к предположению параллелизма Антимаха I с Антиохом IV Теосом (175-164 г. до н. э.), который был первым эллинистическим правителем принявшим этот титул, ранее традиционно прилагавшийся только к умершим царям. Этот синхронизм –вступление на трон и принятие титула «Теос» Антиохом – позволил зафиксировать 175/174 год до н. э. как дату прихода к власти Антимаха, принявшего тогда же этот титул по примеру Антиоха 21. В этом случае дата «год 4-й», упомянутая в пергаменте Асангорна, должна будет соответствовать 171 году (поздние даты, такие как 166 год 22 или 157/156 год 23, не могут быть приняты). Расхождение в один или два года между датами, содержащимися в этих двух документах и по всей вероятности точными, – т. е. датой 177/176 гг. из пергамента Амфиполиса и датой 175/174 гг. из документа Асангорна, определяющей начало новой хронологической системы, – не может, на мой взгляд, быть понято, если не принять во внимание тот факт, что Антимах I изменил летописную систему во время своего царствования. Как видно из последнего пергамента, он мог принять титул «Теос» несколько позднее, в момент установления совместного правления (таким же образом Антимах II примет титул «Никифор» во второй период своего царствования: см. дальше). Дата 175/174 г. до н. э., как кажется, является поворотной в царствовании Антимаха I, когда он не только принял исключительный титул «Теос», но, введя со своей стороны разделение власти 24, привлек семью своего брата Евмена к управлению в Бактрии (на севере Гиндукуша). Появление этого совместного правления повлекло за собой изменение летописной системы в греко-бактрийской хронологии, перешедшей с отсчета по евтидемдской эре к некоей новой эре, ведущей начало от личностей правителей 25. Эта трансформация в структуре власти произошла, быть может, под влиянием «моды», введенной Антиохом IV; вместе с тем, ее можно также связать с необходимостью перегруппировки сил в напряженной геополитической обстановке на «дальнем востоке» греческого мира.

Rea, Senior, Hollis, 1999, р. 247. О дате 174 г. до н. э. см.: Rea, Senior, Hollis, 1999, р. 278. 22 Исходя из другой гипотезы, по которой утверждение совместного правления могло стать результатом реакции на приход к власти Евкратида, первоначально я предложил поменять дату как минимум на 166 год (Rougemоnt, 2012). 23 Й. Якобссон (Jakobsson, 2009) относит этот пергамент ко времени царствования Антимаха II и датирует его 157/156 годом до н. э., исходя из предполагаемой индо-греческой эры, начинающей свой отсчет от 186/185 года (идея, уже отброшенная в Clarysse, Thompson, 1997, p. 276, в пользу даты 156/155 года). По месту находки этого документа к северу от Гиндукуша он связывается с греко-бактрийской администрацией и не может быть отнесен к Антимаху II, который царствовал независимым образом только на территории к югу от этого горного хребта. 24 Совместное правление не обязывает каждого участника чеканить свою собственную монету параллельно с другими со-правителями. Таким образом, становится понятным, почему Евмен и второй Антимах не оставили в Бактрии монетного чекана при жизни Антимаха I Теоса (Rea, Senior, Hollis, 1994, p. 276). 25 См.: Сlaryssе, Thompson, 2007, р. 276; Coloru, 2009, р. 198. 20 21

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Несколько раньше, в 177/176 гг. до н. э. 26, Антимах I наследовал Евтидему II в политическом контексте, детали которого трудно восстановить, но в котором, как представляется, разрыв в политической системе не наблюдался. Это видно из факта, что евтидемидская эра всегда оставалась в практике летосчисления (это одно из главных исторических сведений, содержащихся в пергаменте Амфиполиса, в котором упомянут год 30-й). Из этого факта можно сделать вывод: несмотря на то, что обстоятельства смерти Евтидема остаются не ясными, переход власти был осуществлен не насильственным образом. В то время как находки монет Евтидема II были сконцентрированы большей частью в восточной Бактрии, власть Антимаха I (до введения совместного правления) прежде всего укрепилась в городе Бактры 27. В это время власти в Бактрии были заинтересованы в укреплении отношений со своими соседями скифами, как об этом свидетельствует пергамент Амфиполиса; другими словами, они были озабочены решением проблемы северных границ, беспокоившей греко-бактрийцев всегда со времен Евтидема I и даже раньше 28. Антимах I Теос, Агафокл Дикайос и чеканы памятных монет В то же время на юге Гиндукуша Агафокл после того, как он сам и его брат Панталеон оба наследовали Деметрию I, приблизительно в 180-е годы, все еще находился на вершине своего могущества 29. Политика этих двух братьев идет в кильватере общей политики Евтидемидов: пока Евтидем II был жив, Агафокл и Панталеон старались поддерживать тесные связи с этим царем севера Гиндукуша. Эту политику, как кажется, подтверждает и близкое стилистическое родство монетных портретов Евтидема II и двух индо-греческих царей, а также медноникелевый состав сплава, использованный в монетах в период античности только ими и встреченный в принадлежавших им трех монетных чеканах 30.

Редкость находок монет Антимаха, выбитых без титула «Теос», позволяет предположить, что он до наступления 175 года не очень долго находился у власти. Предположение о том, что он мог начать царствовать несколько раньше прихода к власти Антиоха IV, позволяет отделить по времени царствование молодого Евтидема II от правления Деметрия II, его предполагаемого младшего брата, представленного однако на своих монетных портретах более пожелым человеком. 27 Coloru, 2009, р. 196. 28 Можно напомнить, что после запустения Самарканда в III в. до н. э. именно греко-бактрийцы, чтобы защититься от кочевников надвигавшихся с севера, построили стену с железными воротами около Дербента. Ворота находились в главном проходе, пересекающим Гиссарский хребет по дороге из Термеза в Самарканд (Rapin, 2007, p. 46-47; Rapin, 2013). Соседство со скифами и их присутствие в Ай Ханум также обнаружено задолго до падения этого города. 29 Как считает О. Колору, Панталеон мог царствовать до Агафокла, что может дать основание отказаться от гипотезы, согласно которой эти два царя, предположительно братья, выпускали конкурирующие монетные эмиссии, предназначенные для одного и того же населения. Порядок монетных серий, однако, побуждает О. Бопераччи относить их к двум суверенам, параллельно царствовавшим в течение нескольких лет; затем Панталеон исчез раньше, чем Агафокл. 30 Происхождение этого сплава традиционно относят к обмену с Китаем. Эти данные согласуются с информацией Страбона (XI, 11.2) о завоевателях Индии Менандре и «Деметрии, сыне Евтидема», то есть Деметрии I; согласно ей греческая империя должна была простираться до серов и фринов. Дата начала обменных связей с Китаем неопределенна, тем более, что остается неизвестным, какие коридоры движения были задействованы (согдийская дорога из Самарканда в Фергану, бактрийский путь из Ай Ханум к комедам/долине Каратегина при Евкратиде I, или же более восточный путь из Гильгита). Ф. Видеманн связывает появление этого металла с взятием Таксилы, где могли бы быть найдены его запасы, привезенные из Южного Китая морским путем (Widemann, 2009, р. 75-100); эти предположения должны быть проанализированы более детально. О. Бопераччи склоняется к признанию афганского происхождения металла. Единственно, чем можно пока ограничиться в рамках этой статьи, так это подчеркнуть уверенность, что все три царя действовали в одно время, что устанавливается благодаря наличию этого общего элемента в составе монет. 26

К. Рапэн

Дата 175/174 г. до н. э., отмечающая начало совместного правления Антимаха, является также и четкой датой разрыва в истории Средней Азии, когда, судя по всему, здесь вырисовывается новое геополитическое равновесие в ущерб Евтидемидам. В тот момент, когда Антимах I отказывается от летоисчисления, основанного на евтидемидской эре, в пользу новой хронологической системы, основанной на совместном правлении царей, появляются знаменитые выпуски памятных монет, причем одновременно по одну и другую сторону Гиндукуша: у Антимаха (который тогда и принял титул «Теос»), и у Агафокла (который принял титул «Дикайос»). Хотя А. Холлис отрицает этот тезис, последующая идея представляется продуктивной: согласно О. Бопераччи 31, эти эмиссии знаменуют начало конкуренции двух правителей, каждый из которых отстаивает свое право на власть и ее законность, представляя себя как потомков предыдущих суверенов. Мы не знаем, кому из них принадлежит инициатива в монетной дуэли. Никто из этих царей, кажется, не являлся прямым потомком Евтидемидов, но их политическая или военная роль, возможно связанная с матримониальными альянсами, позволила им практически легитимно прийти к власти при Деметрии I 32 или Евтидеме II. Принимая титул «Теос» по примеру Антиоха IV, Антимах как бы связывает себя с Селевкидами. Но намекая на Диодота I и Евтидема I в своем монетном чекане, он прежде всего вспоминает героев бактрийских восстаний, создателей предыдущих эр и непосредственных основателей греко-бактрийского царства. Со своей стороны, Агафокл не остается без ответа и начинает символически «поднимать себе цену» эмиссиями, посвященными Александру Великому, Антиоху II, Диодоту I, Диодоту II, Евтидему I, Деметрию I и Панталеону. Причисляя себя к генеалогии почти всех правителей, задействованных в истории греческого «дальнего востока», он, таким образом, резервирует за собой почетное место в истории завоевания Индии (Александр, Деметрий I и Панталеон) 33. Этот эпизод, который произошел, вероятно, незадолго до падения Агафокла, возможно еще в первый год совместного правления Антимаха Теоса, мог иметь целью, мы это увидим, подчинение восточной Бактрии, проектируемое с двух сторон согласно различным программам. Начиная с Евтидема II, этот регион был намного теснее связан с несколько обособленным индо-греческим компонентом империи, а не с первоначальной греко-бактрийской колыбелью, подразумевающей подчинение управлению из Бактр. Агафокл, хотя был как и Панталеон первым эллинским правителем, чеканившим индианизированные монеты для населения юга Гиндукуша, стремился не потерять свое влияние в Бактрии, стараясь сохранить аттический эталон в своих монетных чеканах. Разделенная Бактрия Учреждая совместное правление, Антимах, испытывая на себе селевкидское влияние, вероятно, намеревался разместить свои военные силы за городом Бактры, чтобы лучше контролировать Бактрию. Подобная политика была возможна только при условии что город Бактры больше не был единственным центром греко-бактрийской власти. Bopearachchi, 1991, р. 61, см. также Coloru, 2009, p. 200-202. На этот счет есть предположение, что Панталеон и Агафокл могли быть вначале военачальниками Деметрия I во время его завоевательных походов в Индию. 33 По мнению О. Колору (Coloru, 2009, p. 203) отсутствие Евтидема II в этом перечне не случайно и заставляет предположить, что Агафокл и Панталеон сразу же в момент восхождения на трон не признали Евтидема законным царем. Как бы то ни было, согласно генеологии, восходящей к Александру, Панталеон и за ним Агафокл напрямую наследовали Деметрию I; они не были потомками их современника Евтидема II. 31

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

И действительно, в географическом плане, царство к северу от Гиндукуша было расчленено по меньшей мере на три различных по своим природно-географическим характеристикам региона: 1. Западная Бактрия с центром в городе Бактры. 2. Восточная Бактрия, точно в центре которой находился Ай-Ханум и которая включала бактрийские территории обширного бассейна Дарья-и Пянджа / Оха к востоку от вертикальной линии, идущей по левому берегу Вахша / верхнего Окса и правому берегу реки Кундуз. 3. «Южная Согдиана» на правом берегу Окса между Термезом и «Железными воротами», включающая в себя «Оксиану», простирающуюся вдоль Ширабад-дарьи, и «Паретаку», лежащую по верхней Сурхан-дарье, и отделенную от равнины Бактр не только Оксом, но также трудно проходимой пустынной полосой 34. Бактрия, будучи по своему природно-географическому характеру страной оазисов, разделенных степными зонами, дробилась на части, которые центральные власти могли контролировать только отправив на места многочисленных локальных губернаторов 35. Расчленение бассейна Окса и Пянджа на два или три больших территориальных подраздела, истоки которого можно отнести еще ко времени Антиоха III и Евтидема I, позволяло предупредить раздробление региона на более мелкие подразделения. Таким образом, понимание введенного Антимахом совместного правления в 175/174 гг. до н. э. невозможно без принятия во внимание этого специфического контекста. Придя к власти, Антимах I располагается, как думается, именно в Бактрах. Если эти рассуждения верны, Антимах I, вероятно, должен был начать с того, чтобы укрепить свою власть на западе и на севере. Затем, как показывают некоторые монетные выпуски со слоном, но еще без титула «Теос», он начал проявлять интерес к территориям восточной Бактрии и к югу от Гиндукуша. Агафокл, как это видно из присутствия его монет в кладах на территории к северу от Гиндукуша, в том числе на Ай-Ханум, а также из стилистических параллелей его чекана, напротив, укрепился в Восточной Бактрии с момента исчезновения Деметрия I, завязав прочные отношения с Евтидемом II. Именно в этом регионе Евтидем II учредил свое правление вслед за своим отцом Деметрием I (который сам, вероятно, также начинал править в этом месте в качестве соправителя Евтидема I). В этом контексте можно объяснить, каким образом Антимах I оказался в прямой конфронтации с Агафоклом. Все время контролируя индийский мир с момента кончины Деметрия I, этот последний сумел поддержить свою относительную власть над восточной Бактрией после смерти Евтидема II главным образом потому, что держал под контролем основную дорогу, связывавшую оба склона Гиндукуша.

34 Территория Согдианы за «Железными Воротами» к концу III в. до н. э. оказалась, как представляется, вне контроля греческой власти. Принять безоговорочно свидетельство Юстина о том, что она была вновь захвачена Евкратидом I, проблематично, так как мы не располагаем необходимыми сведениями, позволяющими точную датировку последней большой программы реконструкции оборонительных стен Самарканда. См. гипотезу, согласно которой грекo-бактрийцы не смогли более реконструировать свою власть в Самарканде во II в. до н.э.: Atakhodzhaev, 2013; Рапэн, Хасанов, 2013. 35 Эта гипотеза в отношении эллинистической эпохи вытекает из анализа перечня сатрапов и правителей ахеменидского времени, которые противостояли Александру во время его завоевательной кампании в Бактрии и Согде в 329 г. до н. э.: Rapin, 2013, p. 75, fig. 15.

К. Рапэн

Как показывает изучение монет, результат конфликта обернулся в пользу Антимаха, в то же время в индийском мире монетный чекан Агафокла очень быстро уступил место чекану Аполлодота. Деметрий II Обстоятельства исчезновения с политической сцены Агафокла не отражены ни в одном источнике и это отсутствие информации делает возможным появление лишь весьма слабых гипотез, объясняющих последствия установления совместного правления. Трудно сказать, в каких точно событиях в регионе могли принимать участие Евмен и его сын Антимах (II) после исчезновения Агафокла 36, тем более, что в сложившемся географическом разделе восточная Бактрия скорее всего не контролировалась по-настоящему Антимахом I Теосом. На самом деле, как думается, династия Евтидемидов еще не умерла в этом регионе: монеты, циркулирующие в восточной Бактрии, включают эмиссии Деметрия II, имя которого можно связать с потомками Евтидема, но для которого, однако, довольно трудно найти определенное место в этом геополитическом контексте. Сравнение монетных портретов Евтидема II и Деметрия II, сильно отличающихся один от другого, порождает сомнение о наличии вероятных семейных связей между этими двумя царями. Анализируя возраст на монетных портретах Евтидема II, можно прийти к заключению, что он пришел к власти очень молодым. Соответственно, он мог родиться в начале II века и быть старшим сыном Деметрия I. Поскольку Евтидем I не мог иметь двух сыновей с одинаковыми именами, то Деметрий II, как показывает его имя, мог оказаться в генеалогии в качестве второго сына Деметрия I и младшего брата Евтидема II 37. Однако, если принять, что Деметрий II является гипотетическим братом Евтидема II, то почему он изображен на своих монетах персонажем более пожилого возраста? Возможное объяснение в том, что он не наследовал непосредственно своему брату и что его царствование началось несколькими годами позже, в рамках царствования Антимаха I. Черты его лица на монетных портретах близки чертам первых портретов Евкратида I, из чего видно, что чекан Деметрия II не должен был быть намного раньше прихода к власти этого царя. Деметрий II, возможно, был первым сувереном, которого Евкратид должен был опрокинуть при захвате власти в восточной Бактрии. Город же на Ай-Ханум, вероятно, не был опорой власти Деметрия II: ни одной монеты этого царя там не было найдено и предположительно город не подчинялся ему на всем протяжении правления. Вместе с тем, нельзя исключить кандидатуры других городов, которые могли бы претендовать на статус столицы Деметрия II в восточной Бактрии. Например, Кундуз/Аорн, который контролировал одновременно важную трассу на участке из Бактр в Таксилу и вход в бассейн Дарья-и Пяндж, представлявший собой восточную Бактрию; именно отсюда происходит также и знаменитый монетный клад. Как видно из монетного чекана Деметрия II, его стиль был отличным от чекана Евтидема II в той же мере, что и от чекана Агафокла. Вместе с тем, при анализе двух последних чеканов, чувствуется сильное воздействие чекана Агафокла на Евтидема II. Согласно мнения О. Колору, этот Евмен, как кажется, не мог быть задействован в событиях, связанных с Восточной Бактрией, он должен был закончить свое существование во время другого эпизода – захвата власти Евкратидом, возможно, в то же время, что и Антимах I Теос. Во время совместного правления ему могла быть отведена обязанность контролировать южную часть Согда на правом берегу Окса, часто подвергавшуюся набегам кочевников со стороны прохода «Железных Ворот». 37 Coloru, 2009, p. 208. 36

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

разрыв по отношению к его предшественникам в восточной Бактрии может быть понят только при условии, что Деметрий II был преднамеренно отдален от власти Агафоклом после смерти Евтидема II. Когда Деметрий II, наконец, начал царствовать, Агафокл, весьма вероятно, уже сошел со сцены. Вместе с тем, после принятия гипотезы об уже погибшем в момент начала цартвования Деметрия II Агафокле остается объяснить, каким образом Деметрию при взятии власти в восточной Бактрии удалось избежать ответного удара Антимаха I Теоса. Согласно гипотезе О. Колору, в данный момент Агафокл и Антимах I сражались друг против друга на юге Гиндукуша, результатом чего было убийство Агафокла своим соперником. В подобном контексте отсутствия в восточной Бактрии этих двух царей, сражающихся на юге Гиндукуша, в северном регионе Средней Азии могла образоваться достаточно большая по времени лакуна во власти, вполне достаточная для того, чтобы Деметрий II смог заставить признать себя как нового суверена 38. Если его царствование было современным совместному правлению Антимаха, отсутствие имени «Деметрий» в перечне правителей пергамента Асангорна наглядно показывает, что никакие семейные узы не связывали его с Антимахом I и что он должен был царствовать независимо. Эра «Явана» и альянс Антимаха I Теоса с Аполлодотом I Как мы видели, год 175/174 отмечен противостоянием двух крупных политических антагонистических программ и победой Антимаха I Теоса. Если контекст ухода со сцены Агафокла таков, как его реконструирует О. Колору, тогда можно понять какими были обстоятельства, позволившие Антимаху I Теосу провозгласить себя в тот же год царем сразу на севере и юге от Гиндукуша. Начиная с 174 года новый царь, которому посчастливилось царствовать в течение длительного времени, кажется, начинает господствовать над экономической жизнью на юге Гиндукуша, где он распространит один из самых обильных монетных чеканов в индо-греческом мире. Этим царем был Апполодот I. Установленное родство между этим монетным чеканом и эмиссией Антимаха I Теоса, возможно, отражает тесное сотрудничество между двумя правителями 39. Нельзя исключить предположение, что связь между этими двумя персонажами могла завязаться во время встречи, произошедшей на юге Гиндукуша в рамках событий, повлекших конец Агафокла. Территории, собранные под властью Антимаха I Теоса и Аполлодота I, были достаточно обширны, чтобы к этому значимому соглашению между царями можно было отнести успех создания прочной эры «Явана». Единственные, кто мог бы противиться успеху этой эры, были правители восточной Бактрии – Евтидемиды. Как представитель этой династии Деметрий II скорее всего не признал эту эру в момент, когда он, наконец, взял власть в 174 году; у его преемника Евкратида I, как это видно из его враждебности по отношению ко всем его современникам, также не было никаких причин пристраиваться к линии царей, чье правление определялось предшествующей эрой, т.е. эрой Евтидемидов, или совсем новой эрой, введенной его соперником Антимахом I Теосом.

38 Захоронение монетных кладов, в которых наиболее поздними оказываются монеты Агафокла, видимо, можно отнести ко времени его прихода к власти. 39 Bopearachchi, 1991

К. Рапэн

Таким образом, 24-й год, содержащийся в надписи из Ай-Ханум, имеет все шансы принадлежать к летописной системе, начинающейся около 171 года - года восхождения на престол Евкратида 40 (или, как максимум, один или два года позже). Евкратид I и переход от Антимаха I Теоса к Антимаху II Дата вступления в игру Евкратида I предположительно совпадает с датировкой пергамента из Асангорна (171 г. до н.э.) или же определяется незначительно более поздним временем. Неизвестно, был ли еще жив Деметрий II в момент прихода к власти Евкратида I, но вполне вероятно, что этот последний с самого начала своего правления обосновался в восточной Бактрии и, в частности, в Ай-Ханум (см. выше). Как полагают нумизматы, Антимах I Теос скорее всего сумел продержаться еще некоторое время в Бактрах, до окончательного устранения Евкратидом I; однако эта отсрочка не должна была быть слишком долгой. Она закончилась, как полагал О. Бопераччи, около 165 года до н. э., с чем сложно согласиться; скорее всего она не могла длиться много позднее 168 года до н. э. По крайней мере, именно к этому переходному периоду можно отнести тайник документов бактрийских архивов Антимаха I 41. С этой даты Антимах II официально начинает свою карьеру царя, что ознаменовалось чеканом его монет, находки которых распространены главным образом к югу от Гиндукуша 42. Евмен – его отец, который был жив еще в 171 году, когда участвовал в совместном правлении, к этому времени уже исчез, вероятно, в перипетиях, последовавших за приходом к власти Евкратида I. Как предположил А. Холлис, вполне вероятно, что со смертью Антимаха I Теоса Антимах II воспользовался убежищем на юге Гиндукуша, благодаря расположению к нему Аполлодота I, который еще раньше установил связи с Антимахом I Теосом. Во всяком случае, монетный чекан Антимаха II в этом регионе непосредственно наследует монетной эмиссии Аполлодота I 43. Титул «Никифор» Антимах II получил во время своего царствования за одну или несколько побед, возможно, над Евкратидом I, о походах которого на юг Гиндукуша сообщает Юстин. Поскольку в начале своего царствования Менандр воспринял без изменений последние типы драхм своего предшественника, включая монограммы 44, он представляется прямым преемником Антимаха II. Обстоятельства, приведшие к исчезновению этого последнего, не известны. Кажется, что Аполлодот I не взял власть в регионе то ли потому, что тогда уже сошел со сцены, то ли потому, что сосредоточил свои усилия на северо-восточной Индии.

По гипотезе, которую я считаю мало вероятной, так как она ссылается на эру, начинающуюся от 175/174 года, дата этой надписи из Ай-Ханум соответствовала бы 151 году, а смерть Евкратида – 148 году. 41 Даже если допустить их различное происхождение (Rougemont, 2012, n° 93, р. 193-194), а также считать, что они не исходят из одного и того же государственного хранилища, нельзя не подчеркнуть тот факт, что по удивительной случайности два документа этой администрации, лучше всего сохранившиеся, касаются оба одного и того же правителя (как предлагает П. Бернар, эти документы, вероятно, были спрятаны в хранилищах под скалой, что объясняет их очень хорошую сохранность). Сокрытие архивов в защищенных убежищах, вероятно, повторялось постоянно в разные эпохи и при разных обстоятельствах, но сегодня сложно догадаться, какие причины вынуждали захоранивать различные категории документов в период от ахеменидской эпохи до кушанского времени, документов, часть из которых была открыта в последние годы на территории северного Афганистана. 42 По этой гипотезе не должно быть больше временного разрыва между царствованиями двух Антимахов, как это предлагал первоначально О. Бопераччи (см. Rapin, 1996, p. 465). 43 Bopearachchi, 1991. 44 Bopearachchi, 1991. 40

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Если Антимах II не умер естественной смертью, то можно предположить, что он был устранен Менандром 45 или исчез во время военных действий против самого Евкратида, так как желал вернуть себе Бактрию, которую у него отобрали со смертью дяди Антимаха I Теоса. Дата Менандра Если очередность наследования власти этими царями установлена, то вопрос о длительности их царствования остается еще открытым. Главной точкой отсчета абсолютной хронологии этого периода зафиксирован год 162-й, когда Евкратид I принимает титул «Басилеус Мегас» и выпускает в Беграме свой знаменитый золотой двойной декастатер с изображением Диоскуров с конями (см. выше). Менандр, тогда только что наследовавший в своем регионе Антимаху II, в этот момент был оттеснен в сторону Индии. Первая часть его царствования после взятия контроля над Беграмом приходится на время до 162 года, а его начало, по мнению О. Бопераччи, можно отнести примерно к 165 году 46, хотя можно вполне предложить и 164 год. Между приходом к власти Евкратида I и взятием им Беграма около 162 года образуется интервал, который должен был быть достаточным для развертывания трех следующих временных эпизодов: -довольно краткий период, когда Антимах I мог сохранять власть в западной Бактрии после появления Евкратида I; -продолжительность царствования Антимаха II Никифора; -первые этапы царствования Менандра над Паропамисадами до его отстранения Евкратидом I. Длительность каждого из эпизодов может быть зафиксирована плюс-минус произвольно, но желательно было бы дотянуть до 168 года до н. э. по крайней мере дату окончательного падения Антимаха I, традиционно определяемую 166 годом 47, или же 165, чтобы таким образом можно было продлить царствование Антимаха II Никифора пропорционально объему выпущенной им монетной продукции. Заключение Греческая эра Антимаха I Теоса, согласно которой датирован пергамент из Асангорна, представляется, без сомнения, той эрой, что позднее будет известна как эра «Явана». Если принять реальность существования греческой эры от 175/174 года, установленной Г. Фальком и К. Беннеттом, единственно сопоставимые с этой датой события, кажется должны соответствовать началу совместного царствования Антимаха I Теоса и с выбработкой этим последним при участии Аполлодота I общей программы действий. Как подчеркивает О. Колору, введение греческой эры могло быть основано только на концепте политического единства. И, по-существу, геополитиче-

Как мне подсказал Ф. Грене, если царица Агафоклея была супругой Менандра, она могла быть дочерью Агафокла или по крайней мере относиться к его семье, что сделало бы возможной семейную связь Агафокла и Менандра и позволило бы предположить, что Менандр сам был причастен к исчезновению Антимаха II и реставрации Агафоклидов у власти. Многие авторы, однако, рассматривают царствование «царицы Агафоклии» как более позднее (что делает этот аргумент бесполезным), но О. Бопераччи придерживается в этом более ранней датировки на основании изучения монетных надчеканов (Bopearachchi, 2008в). 46 А. Холлис (Rea, Senior, Hollis, 1994, p. 279) не придает того же значения дате 162 года на монетах с Диоскурами, что приводит его к выводу о возможности сохранить традиционную дату начала царствования Менандра – 155 год до н. э. 47 Rea, Senior, Hollis, 1994, p. 278. 45

К. Рапэн

ский контекст периода анализируемых здесь годов – это контекст, наполненный радикальными изменениями в организации греческой власти на территории как к северу, так и к югу от Гиндукуша. Тогда как в начале, около 177 года, Антимах I наследует в манере скорее всего традиционной Евтидему II (что определяется по данным пергамента Амфиполиса), то в 175 году уже можно видеть настоящую дуэль между памятными монетными эмиссиями, в ходе которой Антимах I, ставший «Теосом», и Агафокл, приобретший титул «Дикайоса», ищут, каждый со своей стороны, наилучший путь к легитимизации своей власти, пытаясь вписатся в линию царского наследования (эта дата подтверждена пергаментом Асангорна). Эта дуэль, вызванная стремлением двух царей подчинить своей власти восточную Бактрию, закончилась исчезновением Агафокла. Вскоре после этого Антимах I Теос, по-видимому, договорился с Аполлодотом о том, что он получает доступ к власти с тем, чтобы поддерживать общие интересы, касающиеся всего пространства от Бактрии до Индии. Таким образом, становится понятно, почему Аполлодот I позже, возможно, добровольно оставил место на юге Гиндукуша для Антимаха II после исчезновения Антимаха I Теоса. В тот момент, когда где-то в Индии Антимах I Теос договаривается с Аполлодотом I, Деметрий II, который был удален от власти Агафоклом, берет контроль над восточной Бактрией. Это не исключает того факта, что монеты Антимаха также циркулируют в этом регионе, но не очевидно, что вплоть до Евкратида регион был административно привязан к остальной империи. Другие точки отсчета, которые были предложены для обоснования греческой эры, касаются точных событий, но не связанных со всем комплексом греко-бактрийских и индо-греческих территорий и не вписывающихся в программу того же масштаба, как проект Антимаха I Теоса и Аполлодота I: – дата 186/185 года до н. э., отстаиваемая по причине ее случайного совпадения со временем военного похода Деметрия I, представляется слишком ранней. Она связана с военным походом, ограниченным только одной составляющей частью империи – Индией, и нет оснований считать, что в Бактрии, где Деметрий I наследовал своему отцу Евтидему I, был какой-то оправданный перерыв в управлении. Тем более, что написанный десять лет спустя в 176 г. до н. э. пергамент из Амфиполиса свидетельствует о том, что в западной Бактрии евтидемидская эра не была прервана в 186/185 году. – дату, связанную с Деметрием II, также невозможно принять, так как если предположить, что этот царь получил власть в тот же год, что и Аполлодот I, он не мог иметь отношение ни к Антимаху I, ни к Агафоклу. Он не должен также быть тем, кого Юстин называет «индийским царем», и ввиду этого быть связанным тем или иным способом с территорией к югу от Гиндукуша. – дата, связанная с началом царствования Агафокла, была бы также слишком ранней. Конечно, как и Антимах I, Агафокл мог бы предпочесть сменить систему летоисчисления во время своего царствования в 175/174 году по случаю выпуска своих памятных монетных эмиссий. Захват им власти в восточной Бактрии и одновременно господство над индийским миром могли бы интерпретироваться как его политическая воля объединить империю. В том же смысле можно объяснить влияние его монетного чекана на эмиссии Евтидема II. Напротив, падение Агафокла ощущается в монетном чекане Деметрия II: разрыв не только с Евтидемом II, но также с югом, тем более, что этот Деметрий не может больше рассматриваться как «завоеватель Индии», упомянутый Юстином как «индийский царь». Из-за своей ранней смерти Агафокл, конечно, не мог организовать всеобщий порядок на греческом «дальнем востоке». Несмотря на выразительный характер, его памятные монетные эмиссии, которые должны были прославлять его личность, 33

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

не достаточны, чтобы, ссылаясь только на них, можно было приписать этому царю установление эры, существовавшей продолжительное время. Можно также напомнить, что приравнивание индианизированных монетных эмиссий Панталеона и Агафокла к аттическому эталону не соответствовало на том этапе уровню развития индийской экономики юга Гиндукуша. Вместе с тем, в среде, где начинал господствовать буддизм, эти два царя чеканили монеты, на которых впервые в человеческом обличии представлены индуистские божества (даже, если это были изображения статуй) 48. В идеологическом плане подобная религиозная политика, наверно, не была оптимальной отправной точкой для того, чтобы укорениться надолго на индийских территориях, в отличие от той, что отражена в монетном чекане Аполлодота I, приспособленном к индийской (буддийской) специфике. Если попытаться оправдать перерыв, который объяснит создание эры «Явана» в первый год совместного правления, введенного Антимахом I Теосом, надо будет предположить, что Агафокл исчез с политической сцены в ближайшие месяцы, которые последовали за выпуском памятных монет. В этом контексте понятно, почему эра «Явана», которая предшествует отстранению Евтидемидов после Деметрия II, не может быть отнесена ни к представителю этой династии, ни к Агафоклу и его окружению. – Как и их предшественники, правители, царствовавшие после Антимаха I, не представляются теми политическими и военными деятелями, кто удовлетворял бы требованиям, предъявляемым к условиям утверждения стабильной эры. В этом контексте на дату восшествия на престол Евкратида I также нельзя ссылаться, так как хорошо датированное царствование Антимаха I Теоса началось до прихода к власти Евкратида I. Год 171-й, традиционно предлагавшийся для начала правления этого последнего, не должен быть «удревнен», даже, напротив, может быть немного «омоложен». Хотя этот правитель чеканил монеты, пригодные для хождения на территории к северу и югу от Гиндукуша, ему никогда не удавалось договориться об альянсах, которые могли бы в геополитическом плане объединить все эллинизованные территории региона. Менандр сумел в течение всего времени сохранить значительную долю власти, что позволило ему оправдать свое возвращение на авансцену политики после исчезновения Евкратида I. В этих условиях, а именно в рамках совместной политики Антимаха I Теоса и Аполодота I, после «дуэли» выпусков памятных монет можно допустить совпадение первого года совместного правления Антимаха I Теоса с годом создания греческой эры «Явана», т.е. 175/174 годом до н. э. Именно благодаря своему прочному положению в более близкой по отношению к Индии Бактрии, Деметрий I удалось получить у древних авторов признание своих заслуг как завоевателя Индии. Но сохранение на протяжении трех столетий на краю эллинизованного мира эры Антимаха I Теоса, несмотря на краткость правления этого царя, без сомнения, во многом обязано репутации очень мало известного Аполлодота I, роль которого в истории индо-греческого мира, как кажется, недооценена. Библиография Рапэн К., Хасанов М. Сакральная архитектура в Центральной Азии с ахеменидского периода по эллинистическую эпоху: между локальными традициями и культурным трансфером//

Rapin, 1995

К. Рапэн

Культурный трансфер на перекрестках Центральной Азии: до, во время и после Великого шелкового пути. Париж - Самарканд, 2013. С. 42-58. Аtakhodzhaev A. “Données numismatiques pour l’histoire politique de la Sogdiane IVème – IIème siècles avant notre ère”, Revue Numismatique, 56, в печати. 2013. Bernard, P. Fouilles d’Aï Khanoum IV. Les monnaies hors trésors. Questions d’histoire grécobactrienne (Mémoires de la Délégation archéologique française en Afghanistan, 28), Paris. 1985. Bernard, P., G.-J. Pinault, G. Rougemont “Deux nouvelles inscriptions grecques de l’Asie Centrale”, Journal des Savants, 2004, p. 227-356. Bernard, P., C. Rapin “Un parchemin gréco-bactrien d’une collection privée”, Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 1994, p. 261-294. Bopearachchi, O. Monnaies gréco-bactriennes et indo-grecques. Catalogue raisonné. Paris: Bibliothèque Nationale. 1991 Bopearachchi, O. “Some observations on the chronology of the early Kushans”, in Des Indo-Grecs aux Sassanides: données pour l’histoire et la géographie historique, Res Orientales, XVII, 2007, p. 41-53. Bopearachchi, O. “Les premiers souverains kouchans: chronologie et iconographie monétaire”, Journal des Savants, 2008a, p. 3-56. Bopearachchi, O. “L’apport des surfrappes à la reconstitution de l’histoire des Indo-Grecs”, Revue Numismatique, 164, 2008b, p. 245-268. Bopearachchi, O., M.-F. Boussac (eds.) Afghanistan ancien carrefour entre l’est et l’ouest (Indicopleustoi, 3), Turnhout: Brepols. 2005 Bopearachchi, O., F. Grenet “Une monnaie en or d’Abdagases II”, Studia Iranica 25/2, 1996, p. 219-231. Clarysse, W., D.J. Thompson “Two Greek Texts on Skin from Hellenistic Bactria”, Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik 159, 2007, p. 273-279. Coloru, O. Da Alessandro a Menandro: il regno greco di Battriana (Studi ellenistici, 21), Pisa, Roma. 2009. Falk, H., C. Bennett “Macedonian Intercalary Months and the Era of Azes”, Acta Orientalia 70, 2009, p. 197–216. Grenet, F., C. Rapin “Alexander, Aï Khanum, Termez: Remarks on the Spring Campaign of 328”, in O. Bopearachchi, C.A. Bromberg et F. Grenet (eds), Alexander’s Legacy in the East, Studies in Honor of Paul Bernard, Bulletin of the Asia Institute, vol. 12, [1998], 2001, p. 79-89. Holt, F. L. C.R. de O. Bopearachchi. Monnaies gréco-bactriennes et indo-grecques: catalogue raisonné. Paris: Bibliothèque Nationale, 1991, in American Journal of Numismatics, American Numismatic Society, 1992, p. 215-222. Jakobsson, J. “Who founded the Indo-Greek era of 186/185 B.C.E.?”, Classical Quarterly, 59, 2009, p. 505-510. Rapin, C. Fouilles d’Aï Khanoum VIII. La trésorerie du palais hellénistique d’Aï Khanoum. L’apogée et la chute du royaume grec de Bactriane (Mémoires de la Délégation archéologique française en Afghanistan, 33), Paris. 1992 Rapin, C. “Indo-Greeks and Vishnuism: on an Indian object from the sanctuary of the Oxus and two temples in Taxila”, dans In the Land of the Gryphons. Papers on Central Asian archaeology in antiquity, ed. A. Invernizzi, Turin, 1995, p. 275-291. Rapin, C. “Nouvelles observations sur le parchemin gréco-bactrien d’Asangorna”, Topoi 6, 1996, p. 458-469. 35

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Rapin, C. “L’Afghanistan et l’Asie centrale dans la géographie mythique des historiens d’Alexandre et dans la toponymie des géographes gréco-romains. Notes sur la route d’Herat à Begram”, in Bopearachchi, Boussac, 2005, p. 143-172. Rapin, C. “Nomads and the shaping of Central Asia: from the Early Iron Age to the Kushan Period”, in After Alexander: Central Asia before Islam (Proceedings of the British Academy, 133), J. Cribb / G. Herrmann (ed.), Oxford, 2007, p. 29-72. Rapin C. “L’ère Yavana d’après les parchemins gréco-bactriens d’Asangorna et d’Amphipolis”, in The Traditions of East and West in the antique cultures of Central Asia. Papers in honor of Paul Bernard (Tradicii Vostoka i Zapada v antichnoj kul’ture srednej Azii. Sbornik statej v chest’ Polja Bernara), ed. Kazim Abdullaev, Tashkent: Noshirlik yog’dusi, 2010, p. 234-252. Rapin C. “On the way to Roxane: the route of Alexander the Great in Bactria and Sogdiana (328-327 BC)”, in G. Lindström, S. Hansen, A. Wieczorek, M. Tellenbach (Hrsg.), Zwischen Ost und West – neue Forschungen zum antiken Zentralasien, Archäologie in Iran und Turan 14, 2013 p. 43-82. Rea, J.R., R.C. Senior, A.S. Hollis “A Tax Receipt from Hellenistic Bactria”, ZPE 104, 1994, p. 261-280. Rougemont G. Inscriptions grecques d’Iran et d’Asie centrale, Corpus Inscriptionum Iranicarum II.1, London. 2012. Salomon, R. “The Indo-Greek era of 186/5 in a Buddhist Reliquary Inscription”, in Bopearachchi, Boussac, 2005, p. 359-401. Sims-Williams, N. “The Bactrian Inscription of Rabatak: A New Reading”, Bulletin of the Asia Institute 18, 2004, p. 53–68. Widemann, F. Les successeurs d’Alexandre en Asie centrale et leur héritage culturel, Paris. 2009.

К. Рапэн

Рис. 1. Геохронологическая схема греко-бактрийских правителей.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 2. Пергамент Асангорн.

К. Рапэн

Рис. 3. Карта Средней Азии в эллинистическую эпоху.

П. Лериш

МЕДАЛЬОН (ЭМБЛЕМА) ИЗ ТЕРМЕЗА* В ходе сезона раскопок 2011 года Бактрийской франко-узбекской археологической экспедицией 1 на городище Старого Термеза среди остатков мастерской, датированной I или II вв. н.э., было обнаружено несколько статуэток кушанского типа и одна терракота эллинистического облика. Эти находки присоединяются к гипсовому медальону также эллинистического стиля, обнаруженному двумя годами ранее в том же контексте. Все эти предметы образуют весьма специфический комплекс, изучение которого значительно дополняет наши знания о художественной жизни Термеза в Бактрии античной эпохи, о перемещении серебряных изделий и греческих предметов драгоценной чеканки, о передаче иконографических моделей в эллинистическом и римском мире и распространении их на Восток. Исследование, которое я здесь предлагаю, посвящено медальону и месту его находки в Термезе, столь отдаленному от греческого мира. Древний Термез исследовался различными сменявшими друг друга экспедициями, начиная с 1926 г. В 1983 г. в двух шурфах на цитадели был обнаружен слой с греко-бактрийской керамикой. Именно поэтому «МАФУз Бактрия» предприняла в 1993 г. при поддержке Академии наук Республики Узбекистан и Института археологии Узбекистана поиски следов города, который, как считали некоторые, был основан Александром Македонским 2.

*Выражаю благодарность З. Халикову – археологу и преподавателю Термезского Государственного университета за передачу этого медальона мне для публикации. Благодарю также С. Де Понбриан за ее действенную помощь, А. Лериша – за воспроизведение образов медальона и Ж.П. Дармона – за его обширную эрудицию. Моя признательность также – Ж. Фюсману и Ф. Кёйрелю, которые согласились прочитать эту рукопись. 1 МАFOUZ de Bactriane – Бактрийская франко-узбекская археологическая экспедиция. В дальнейшем МАФУз – Бактрия (прим. – перев.). Бактрийская Франко-Узбекская археологическая экспедиция основана в 1993 году под руководством П. Лериша, директора исследований CNRS (Национального Центра научных исследований Франции) и Т. Аннаева – преподавателя Термезского университета, затем Ш. Пидаева – старшего научного сотрудника Института археологии АН РУз, а впоследствии директора Института археологии, а ныне директора Института искусствознания Узбекистана. С 2012 года с узбекской стороны экспедицией вновь руководит Т. Аннаев. 2 Город Термез был одним из крупнейших урбанистических центров Бактрии-Тохаристана в древности и средневековье. Вместе со своими предместьями он занимал площадь в пять сотен гектаров к тому времени, когда его население было полностью вырезано монголами Чингис-хана в 1220 году. Впоследствии Термез переместился дальше на восток и за исключением реконструкции мавзолея Хакима ат-Термези (знатокабогослова IX века, автора Хадисов, гробница которого остается объектом процветающего паломничества уже десятки лет) в Темуридскую эпоху, а также временного обживания его цитадели в XVII веке, место древнего Термеза остается практически пустынным вплоть до наших дней. Исследования МАФУз Бактрия подтвердили наличие на берегу Амударьи остатков небольшой селевкидской, а затем греко-бактрийской крепости, которой наследовала мощная кушанская цитадель. Впоследствии в 300 м к северо-западу от цитадели вдоль реки раскопками был открыт «монументальный комплекс», включающий культовое здание эллинистического происхождения и кушанский дворец, тогда как к северу от этого комплекса на холме Чингиз-тепе были выявлены остатки мощного укрепленного урбанистического пункта начала кушанской эпохи-двух храмов. Далее к востоку объектом тщательных раскопок стала зона исламского города. О предыдущих работах см.: Leriche, Pidaev, Termez sur Oxus, 2008.

П. Лериш

Рис. 1. Фрагмент карты городища Старый Термез с указанием места находки медальона (черный квадрат). Гипсовый медальон и несколько терракот происходят из раскопа, заложенного на севере цитадели между городской стеной исламского периода и мавзолеем Хакима ат-Термези(рис. 1) 3. В 2009 г. во время реконструкции монументальных ворот в комплексе этого мавзолея была обнаружена кладка из сырцовых кирпичей и Ш. Пидаев добился проведения там небольших срочных раскопок, которые осуществил З. Халиков. Их результаты подтвердили наличие стен античной эпохи, которым сопутствовала керамика типа кушанскои эпохи (в том числе кубок на ножке); здесь же найдены три фрагмента гипсового медальона с рельефным изображением. В 2011 г. этот раскоп был продолжен по линии «МАФУз Бактрия» и в выявленной ремесленной постройке обнаружены керамическая статуэтка греческого типа и несколько терракотовых фигурок, выполненных в стиле кушанского искусства 4. После расчистки и склейки кусков медальон оказался почти полным, так как его центральная часть была практически не повреждена, не хватало лишь нескольких фрагментов бордюра. Тогда стало возможным определить, что медальон круглой формы и на нем изображена сцена борьбы трех персонажей, тема и стилистическая трактовка которой типичны для эллинистического искусства. Он резко отличается от терракотовых плакеток, украшенных барельефными сценами, которые часто находят в контексте кушанской эпохи.

Об открытиях сезона 2011 года: Pontbriand, Leriche P., «Un bâtiment» в печати. Этим раскопом руководила С. Де Понбриан – докторант Университета «Париж 1» с помощью А. Бертрана – докторанта ЕРНЕ. Планы выполнены Р. Шверднером – топографом-археологом (Страсбург). 3

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 2. Медальон из Термеза. Вид спереди.

Рис. 3. Медальон из Термеза. Прорисовка А. Лериша.

Такой предмет, очень редкий в Средней Азии вообще, до того в Северной Бактрии не обнаруживался. Исключительный характер этого медальона, сюжет изображения и качество иконографии заслуживают специального рассмотрения. Описание медальона В своем теперешнем состоянии медальон имеет размеры 20 х 18 см, его толщина от 2 до 4 см по диаметру (рис. 2 и 3). По состоянию краев фрагмента и расположению рельефного сюжета внутри можно считать, что изображение занимало поверхность диаметром 19,5 см, что дает нам предположительно диаметр самого диска около 22–23 см. Тыльная сторона предмета оставлена необработанной, так как при изготовлении медальона предполагалось, что он будет смотреться только с одной лицевой стороны. На форме, в которой был отлит рельеф, имелось несколько трещинок, отпечатавшихся в виде двух очень тонких, еле заметных гипсовых валиков на поверхности и фигурах медальона 5. Несмотря на сильно поврежденные края, центральная группа, в общем, сохранилась хорошо, за исключением верхней части одной из фигур справа, пострадавшей, вероятно, из-за долгого пребывания предмета в земле. Несмотря на некоторую размытость очертаний фигур, как следствие долгого нахождения гипса во влажной среде, расшифровка содержания сцены, изображенной на этом медальоне не представляет особой трудности. Композиция, передающая сцену битвы, атлетическая нагота трех персонажей, трактовка положений тел – все, несомненно, указывает на греческое искусство. В центре композиции молодой человек борется с двумя противниками: слева – с крылатым и гигантом-змееного зрелого возраста, наклоняясь к нему, справа – с человеком, сильно отклонившимся вправ так, что обраОдин из валиков пересекает изображение от верха до низа, а другой, перпендикулярный первому, делит пополам левую часть. Третья трещинка, вероятно, проходившая в верхней части формы, на что указывает наличие одного валика, более тонкого, чем первые два, но несомненная, задевает лицо и центральную фигуру медальона. 5

П. Лериш

зуется классическая композиция в форме буквы «V». Густая трава между камнями указывает на то, что сцена разыгрывается на открытом воздухе, возможно на горе. Центральный персонаж протягивает левую руку, вероятно, чтобы схватить за волосы противника справа, и заносит правую руку с дубинкой (или бичом, от которого видны только части ремня?), которую держит за головой. Стоя на каменистой почве, он опирается на левую ногу, а согнутой правой ногой наступил на правую щиколотку борца справа. На левой руке он несет шкуру животного 6 (больше похожую на шкуру волка, чем льва), а между ней и плечом различается ремень или ременная ручка щита, свисающего у него за спиной. Левая же его рука ниже локтя утрачена. Наличие дубинки-палицы, бича и шкуры животного более всего склоняет к тому, чтобы отождествить этот персонаж с юным Гераклом 7. Персонаж в левой части сцены, помещенный ниже, чем предыдущий, отождествить совсем нетрудно: это мощный гигант, бородатый с длинными волосами, лицом, показанным в профиль, который как бы появляется из земли, его ноги слегка расставлены. Его правая рука кажется согнутой позади торса, видна только ее плечевая часть, предплечье и кисть разрушены. От правого бедра видна только верхняя часть. Зато четко различимо его левое бедро, которое выходит из туловища змеи, извивающиеся кольца которой заполняют пространство между ногами главных действующих лиц, а голова показана так, что видны зубы, вцепившиеся в икру правой ноги главного борца. Также ясно различима левая поднятая рука гиганта с большим пальцем, держащая предмет, похожий на дубинку, предназначенную для того, чтобы оттолкнуть сверху правую руку первого персонажа и помешать ему воспользоваться его оружием. Над его левым плечом частично видно начало левого крыла, которым он пытается обхватить своего противника, а конец этого крыла появляется над левой рукой центрального персонажа. Вытянутая вертикально масса тел этих двух главных участников битвы противопоставлена третьему персонажу с человеческим телом, который показан сильно отклоненным вправо (от зрителя). Его ноги сохранились, но, как можно видеть, верх фигуры оказался на поврежденной части медальона. Правой вытянутой ногой он опирается на левое колено змеенога, в то время как левая – согнута в колене под ним. Из очертания верхней части тела, которая еще видна как фон, можно понять, что правая рука этого борца была поднята, видимо, в жесте защиты от удара, который готовится нанести его противник. Трактовка этой сцены характерна для классического греческого или эллинистического искусства: показ агонистических сюжетов мифологии, полных драматизма, а также реализма, высокое качество объемность композиции, легкость форм и движений, мастерство передачи анатомии тела, пропорций, ракурсов, выразительность исполнения лица змеенога. Это воспроизведение в гипсе творения талантливого скульптора неотвязно напоминает шедевры греческих ваятелей классической эпохи или, что еще очевиднее, сцену гигантомахии алтаря Зевса в Пергаме. Напомним, что этот медальон найден в глубинных слоях городища Старого Термеза I или II вв. н.э. Если вспомнить, что греческое царство в Бактрии исчезло во второй половине II в. до н.э., что между Средней Азией и средиземноморским миром располагалось Парфянское царство и что мы находимся в границах кушанской империи, то присутствие здесь этого предмета не является простой случайностью и вызывает множество вопросов.

6 Трудно интерпретировать подобие пальметты, которая видна между ног центрального борющегося персонажа. Может быть, это правая лапа от шкуры животного. 7 У Ж.П. Дармона тождество с Гераклом не вызывает никакого сомнения.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Мы попытаемся далее проанализировать эти вопросы, начиная с поисков параллелей этому медальону, и раскрыть природу и назначение этого предмета, а также истоки его иконографии. Мы надеемся таким путем обнаружить причину, по которой этот предмет оказался в Термезе, оценить роль этого города в античную эпоху и выяснить его место между средиземноморским миром и Средней Азией. Гипсовые медальоны на Древнем Востоке Перечень Параллели, которые нас интересуют можно найти для среднеазиатского региона в Афганистане – в Беграме (Александрия Кавказская), где между 1937 и 1940 годами Рис. 4. Беграм. Медальон Одиссея. По J. была обнаружена серия более чем из пяти- Hackin, Recherches archéologiques, 1939. десяти муляжей того же типа предметов. Позже при раскопках города на Ай-Ханум в Бактрии были найдены четыре медальона этого же типа. Термезская находка – первая в этом ряду, полученная в Северной Бактрии, на юге Узбекистана. Другие рельефы происходят из Египта. Беграм В 100 километрах к северу от Кабула в Беграме в забутованой комнате дворца местного династа был открыт комплекс из пятидесяти четырех гипсовых «emblemata». Это произошло в 1937 году при раскопках DAFA (Французская археологическая экспедиция в Афганистане – перев.) под руководством Ж. Акэна. Предметы очень быстро были опубликованы 8, потом после новых находок, которые последовали в 1939–40 годах, их заново опубликовали в 1954 г. за подписью Ж. Акэна, тогда уже покойного, и нескольких его сотрудников (рис. 4) 9. Термезский медальон абсолютно схож с предметами из Беграма, хотя последние более мелких размеров. Из сорока восьми круглых экземпляров (один из которых овальный) из Беграма, только два сравнимы по диаметру с термезским 10, при том десять других медальонов в форме щита (типа «ecu»*) имеют уменьшенные размеры (менее 10 см в стороне). Кроме этого отличия можно предположить, что все они одной природы. Сюжеты изображений на беграмских объектах самые разнообразные, но поразительно, что все они относятся к иконографическому репертуару греко-римского мира. Ж. Акэн предположил, что эти медальоны происходили из мастер-

Hackin, 1939. Hackin, 1954, p. 110-146. Эти медальоны выставлены в Кабульском музее. См.: Tissot, Catalogue, p. 294–303. Некоторые из них были переданы в музей Гиме, см.: Cambon, Jarrige, 2006, p. 214–215 et 236–239. 10 № 111=223 см, № 125=22,5 см. Размер медальона из Термеза от 22 до 23 см. * «ecu» – щит четырехугольный или треугольной формы – прим. перев. 8

П. Лериш

ской торевта, где служили иконографическими моделями для изготовления «oscilla» (круглых или овальных) или сосудов (медальоны в форме «ecu») на заказ. Ай-Ханум С городища Ай-Ханум в Бактрии происходят четыре предмета из гипса, которые напоминают круглые медальоны из Беграма, и теперь термезский. Один из них, найденный в святилище главного храма города, был опубликован А.П. Франкфором 11. Это – маленький штуковый диск 7,7 см в диаметре, поверхность которого полностью покрыта радиально расходящимися чешуйками с центральными прожилками. Из центра диска выступает выполненная в горельефе голова в крылатом шлеме, видно также ожерелье со змеями, обвившимися вокруг шеи, в чем А.П. Франкфор видит «крылатый горгонейон» 12. Тот же автор указывает, что три других медальона из гипса или штука происходят из большого дома, раскопанного Ф. Гуином в южной части городища на Ай-Ханум 13. К сожалению, по прошествии сорока лет эти предметы еще не опубликованы. Однако они заслуживают быть упомянутыми здесь, так как стратиграфия их залегания позволяет точно отнести их ко времени до запустения города, которое, как теперь считается, произошло после середины II в. до н.э. Таким образом, мы имели в Ай-Ханум самые ранние из известных примеров изделий этого типа и доказательство того, что их производство, без сомнения, существовало с конца III в. до н.э., т.е. после разграбления Сицилии, но задолго до тех же событий в Греции. Добавим в тот же ряд находку в Ай-Ханум формы из обожженной глины для изготовления бюста облаченной в одежды женщины, без сомнения богини или богатой дамы. Сама модель, отлитая в форме, не была найдена. Как свидетельство моды на отливку в форме, вероятно, можно добавить предметы из позолоченного серебра, изготовленные в технике металлопластики, примером чего служит знаменитая «пластина эпифании Кибелы», происходящая из главного храма города Ай-Ханум 14. Эта серебряная пластина 25 см в диаметре, которая должна была фиксироваться на деревянной основе, согласно П. Бернару, вероятно, предназначалась для использования в качестве «oscilla», крепившихся на стенах храмов. Египетская коллекция из Мит-Рахинет Гипсовые или штуковые слепки из Беграма, как бы удивительны они ни были, не являются первыми найденными медальонами этого типа. Этот тип предметов известен с 1907 года, со времени обнаружения на рынке в Египте партии из семидесяти экземпляров так называемых «рельефов из Мит-Рахинет» (Мемфиса). Этот комплекс, главным образом, состоял из слепков в слабом рельефе, но включал и несколько горельефных образов. Представленный на них репертуар изображений еще полностью греческий.

Francfort, 1984. p. 35–37. Bernard, 1970. 13 Francfort, 1984. p. 37. 14 Пластина найдена в 1969. Bernard, 1970 ; Francfort, 1984, p. 93-104. 11

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Коллекция «рельефов из Мит-Рахинет» была немедленно куплена музеем Хильдесхаима, которым и была опубликована 15 (рис. 5). Публикация вызвала замечания М.И. Ростовцева 16, но они не слишком продвинули вперед их изучение. Рельефы из гипса, соседствующие с предметами древней торевтики, происходящие с антикварного рынка, находятся еще в нескольких музеях (Мюнхен, Бостон и др.). Публикация рельефов из Беграма пробудила интерес к этому типу изделий и побудила Г. Рихтера напомнить о существовании коллекции «рельефов из Мит-Рахинет» в большой статье, где был проведен синтез сведений по этому вопросу. Статья еще и сегодня может рассматриваться как справочник в этой области 17, и я опираюсь на нее в строках, которые последуют ниже.

Рис. 5. Хильдештайм. Медальон Геракла. По G. Richter G. «Ancient Plaster Casts of Greek Metalware», AJA 62-4, 1958

Мода на рельефы из гипса в греко-римском мире В начале статьи Г. Рихтер сделал одно важное замечание: «Плиний, Тит Ливий и Цицерон описывают огромную массу произведений металлопластики из серебра, золота и бронзы, принесенных в Италию победоносными римскими полководцами после завоевания ими Греции, Малой Азии и Сицилии» 18. Эти трофеи пробудили вкус к серебряным и золотым изделиям, в римском обществе появилась все возрастающая потребность, которую иллюстрируют клады Боскореаля, Хильдесхайма и Бернейя. Спрос на них в эллинистическую эпоху вызвал, в свою очередь, стремление к копированию. Автор статьи привел перечень изделий из серебра, а также других драгоценных металлических предметов, на которых были оттиснуты рельефы: ручки зеркал, медальоны в центре чаш («emblemata», о которых говорит Цицерон), ручки кувшинов, детали шлемов, предметы конской сбруи, монеты и браслеты, внешняя поверхность чаш и т.д. Некоторые несут заметные следы заклепок, при помощи которых были скреплены металлические части оригинала, другие сохраняют дефектные места копируемых объектов, бывших в длительном использовании. Все это показывает, что мы имеем дело с оттисками с готовых предметов. Изготовление муляжей Г. Рихтер указывает (р. 375) на присутствие в коллекции «рельефов из Мит-Рахинет» форм для изготовления гипсовых медальонов того же типа,что и сами рельефы. Он упоминает также о находке в конце XIX в. в Херсонесе нескольких терракотовых форм, сделанной в раскопках Rubensohn, 1911. Rostovtzeff, 1941, p. 374 sq. 17 G. Richter, «Ancient Plaster Casts «, 1958, p. 369–377. 18 Pline (33.148), Tite Live (27.16.7) et Cicéron (Verrines, 24, passim) 15

П. Лериш

древнего дома, который использовался как мастерская. Тридцать восемь из них были в очень хорошем состоянии 19. Современные муляжи, выполненные в этих древних формах, поразительным образом были похожи на подлинные рельефы из коллекции 20. Г. Рихтер сделал вывод, что дом был крупным центром изготовления муляжей, как об этом свидетельствует наличие в небольшой пристройке печи для обжига форм. Техника изготовления муляжей была простой: достаточно было взять глиняный слепок с оригинала, обжечь его, а затем залить в образовавшуюся форму гипс 21. Эти муляжи из гипса могли служить как образцы для клиентуры и/или рабочей моделью для художников. Прежде всего, они, бесспорно, предназначались для изготовления металлических копий предметов торевтики, с оригиналов которых и были сняты. Гипсовые изделия из Мемфиса, Беграма и других мест дают ценное свидетельство о методах работы художников в эллинистическую и римскую эпохи. В результате, их заказчики, будучи страстными коллекционерами, желавшими во что бы то ни стало обладать «греческими древностями», получали большое число предметов, что позволяло им удовлетворить эти запросы. Что касается скульптур, то гипсовые слепки использовались для воспроизводства древних творений, либо непосредственно с оригинала, либо с новых композиций. Это доказано постоянным воспроизведением точек (puntelli) на незаконченных статуях и фактом, приведенным Лукианом (Zeus Tragotos, 33), что каждый день изготовлялись копии статуи Гермеса, стоявшей на агоре Афин, а также важным открытием в Бэ гипсовых форм с греческих скульптур. Они были найдены в том месте, где со всей очевидностью находилась мастерская скульптора. Датировки В отношении датировок этой широко распространенной практики копирования драгоценных предметов из металла Г. Рихтер (с. 371) считает, что это явление относится к эпохе начала Римской империи. Однако точную дату изготовления этих копий определить трудно, если отталкиваться от самих предметов, так как они очень часто воспроизводили более древние творения греческих мастеров, выполненные в разных стилях, но, главным образом, они эллинистического времени, как, например, формы из Мемфиса. Датировка оригиналов менее ясна. Для рельефов из Мит-Рахинет (Мемфис) Рубенсон предлагает дату IV–III вв. до н.э. Однако Г. Рихтер считает, что это предложение неприемлемо и цитирует А. Андриани 22, который настаивает на I в. н.э., рассматривая эту коллекцию как александрийскую по происхождению.

19 Отчеты Императорской археологической комиссии. СПб., 1882–88, С. CCXVI и сл. Мы сами обнаружили в Европос-Дура терракотовую форму парфянского времени (I в.?). По всей видимости, она была изготовлена по глиняному слепку, снятому с лица металлической статуэтки Афродиты, См.: F.Queyrel “Le moule” (в печати). 20 «.. modern plaster casts were taken from the ancient molds and they strikingly resemble the ancient plasters we have been considering.» 21 (p. 376) : «First a clay (or plaster) impression was taken from the decoration on the metal object, then the clay mold was fired in an oven, and lastly the plaster was poured into the mold.» 22 Adriani, 1955. p. 133.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

В отношении муляжей из Беграма Курц 23 полагает, что это копии более ранних вещей, ставших объектом репертуара римского времени: «они датируются I в. н.э. или может быть несколько раньше, но точно не позднее». Г. Рихтер соглашается с мнением Курца: большинство мотивов перенесены с других объектов римской эпохи: драгоценных вещей из металлов, металлических сосудов, живописи, керамики, светильников, саркофагов, погребальных алтарей, канделябров и т.д. Однако все они не римские изделия, эти копии воспроизводят скорее оригиналы, которые впоследствии сделались репертуаром для мастеров римской эпохи 24. Комментарии Ремесленники брали серебряные изделия, которые по случаю попадали им в руки и использовали их для того, чтобы снять с них муляжи и хранить, таким образом, как модели для воспроизведения в будущем или для изготовления оттисков, по которым отливали копии драгоценных металлических предметов. Это не были формы или тиражированные копии из гипса или штука, которые циркулировали везде, но сами предметы из серебра. Без сомнения, такой пример техники металлопластики мы имеем в Ай-Ханум; это – оттиск в необожженной глине бюста молодой женщины с шиньоном и легким покрывалом на голове, найденный при раскопках святилища главного храма 25. Тот же самый процесс применялся для получения форм, позволяющих изготовлять некоторые части статуэток или даже статуй и того, что называлось погречески «skhemata». Это – копия в гипсе погрудного женского изображения с шиньоном, опять же найденная в Ай-Ханум в святилище главного храма 26. Так же в Термезе был сделан глиняный оттиск декора с серебряного предмета западного происхождения, в этой форме, должно быть, был отлит в гипсе наш медальон. Копировался серебряный предмет, возможно, позолоченный. Снятие слепка требует большой осторожности, чтобы копия не склеивалась с формой, применяется смазка; может быть, присутствие в смазке формы мелких ниточек и стало причиной того, что очертания тела гиганта на нашем медальоне слегка размыты. Наличие этого медальона может означать, что в античном Термезе существовала мастерская, активно изготовлявшая произведения искусства и копии с предметов торевтики. Интересно отметить, что в здании, где этот медальон был найден, обнаружены многочисленные признаки ремесленной деятельности, в особенности, печь с аркадой для обжига керамики и печь стеклодела, а также серия терракотовых фигурок или статуэток, которые могли быть изготовленными там же. Схема абсолютно сходна с той, что зафиксирована в Херсонесе. К несчастью, в отличие от Беграма, где медальоны, изделия из слоновой кости и стекла оказались сложенными в замурованном помещении дворца, материал термезской мастерской стал, без сомнения, жертвой расхищения, а недавно также пострадал от работы современной техники. Предметы, найденные там, были разбросаны, кроме нескольких статуэток и нашего медальона, который не был похищен лишь потому, что был уже испорчен, и поэтому выброшен в выгребную яму. Hackin, 1954, p. 145. Датировка беграмского клада была подтверждена исследованиями Вайтехуза и Пирацолли. Whitehouse, 2001, Pirazzoli-t’Serstevens, 2001. 25 Francfort, 1984, p. 45, n° 20 et pl. XVII. 26 Francfort, 1984, p. 37 et pl. XVI-18. 23

П. Лериш

Иконографическая модель медальона Чтобы попытаться определить хронологию изготовления этого медальона из гипса, нам надо выяснить дату создания модели, с которой он был скопирован, что также дает terminus post quem. Пергамская гигантомахия Сцена борьбы троих на нашем медальоне, в которой принимает участие териоморфный гигант и два персонажа в человеческом облике, при первом же взгляде напоминает сражение богов Олимпа и гигантов, исходом которого будет окончательное утверждение греческого пантеона. Эта тема гигантомахии, взятая из Одиссеи, который сделал участие в битве Геракла необходимым для победы богов, на чьей стороне должен был выступать один смертный воспроизведена псевдо-Аполлодором и Павсанием 27. В греческой иконографии тема гигантомахии встречается часто от архаической до классической эпохи 28, она имела реальный успех в эллинистический период и в Римской империи. Самое знаменитое изображение гигантомахии это, бесспорно, то, что украшало огромный алтарь Зевса в Пергаме 29. Этот монументальный фриз, выполненный в горельефе, над которым работали многочисленные скульпторы из Пергама, Афин и, быть может, из Траллеса и Родоса, прославлял победу Атталидов над Галатами через триумф олимпийских богов над хтоническими гигантами 30. Величайшее творение эллинистического ваяния – этот фриз поражает воображение своим объемом и сверхсовершенным качеством исполнения; он передал «нарастающий вихрь страстей, чтобы лучше выразить острую жестокость конфликта, который потряс вселенную, до окончательного триумфа богов» 31. Многие элементы нашего медальона очень напоминают этот фриз. Это, прежде всего, иконография, включающая изображение богов в человеческом облике и чудовищных гигантов, бородатых и длинноволосых, имеющих крылья птиц и змеевидные ноги. Это – также композиция с передачей динамики движения и жесткого противостояния. Не находит ли положение персонажа с правой стороны нашего медальона поразительного соответствия с расположением нескольких гигантов на пергамском фризе, где доминируют Фобос на севере и Афина на востоке или Тритон на северо-западном анте. Это, наконец, качество исполнения, талант скульптора, который знал, как передать смысл композиции, обладал знанием анатомии и придал замечательную точность и живость этой сложной сцене. Можно вообразить, что автор нашего медальона искал возможность воспроизвести сцену сражения Геракла рядом с Зевсом в пергамской гигантомахии на восточном фризе алтаря. К сожалению, на этом фризе в том виде, каким он до нас дошел, Геракл отсутствует. Это, конечно, удивительно, учитывая, какую большую роль сыграл Геракл в победе богов. Кроме того, Геракл был божеством–покровителем пергамцев и отцом Телефа, мифического предка атталидской династии. Он должен был занимать важное место на фризе. На самом алPseudo Apollodore, Bibliothèque, I, 34-38, VI 1-2 ; Vian, 1951, p 186-222 ; Vian-Moore, 1988, p. 191. Эта тема широко представлена в архаическую и классическую эпохи от изображения на фронтоне храма Артемиды на Корфу и храмах Сицилии вплоть до V–V вв. до н.э. в Дельфах, Аргосе или в Аттике (метопы Парфенона, где фигурирует сцена с тремя персонажами, в числе которых Геракл. Vian-Moore, 1988. p. 201. fig. 11). 29 Le grand autel de Pergame: Kähler, Der grosse Fries, 1948; Kunze, Kästner, 1985, p. 32–61 ; Vian-Moore, 1988; Из недавних: Queyrel, 2005, Massa-Pairault, 2007. 30 Queyrel, 2005. 31 Lévêque, 1964, p. 469. 27

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

таре расположение фигур богов или гигантов определено метками на лепнине, обрамлявшей фриз. Эти метки указывают на присутствие на фризе Геракла. Он был изображен на восточной части алтаря между Афиной и Зевсом на севере и Эросом и Герой на юге 32. К несчастью, его местоположению в композиции соответствует полностью разрушенный участок этого фриза. Отсутствие фигуры Геракла – это результат негативного случая 33. Из этого естественно появляется гипотеза: не мог ли термезский медальон быть копией, на которой воспроизводилась сцена, ныне утраченная на пергамском фризе? Если это было так, тогда мы могли бы предложить дату изготовления серебряного предмета, снятая форма с которого послужила для выполнения нашего медальона. Вероятно, также можно было бы дать окончательный ответ на различные попытки, восстановить утраченную сцену на основе различных изображений сражения Геракла на малых объектах искусства 34. К сожалению, это соблазнительное предположение вызывает множество возражений: первое – согласно Келера, научного издателя пергамского алтаря, а за ним и Виан-Моора, что повторено Кейрелем, Геракл сражался не своей палицей, а луком, и убивал гигантов, противостоявших Зевсу и Афине, издалека 35. Напротив, Ф.Х. Масса-Пэрол считает, что Геракл боролся с Алкионом, которого оторвал от его матери-Геи и тем самым лишил бессмертия 36. Но и в этом случае было лишь два действующих лица, а не три, как на нашем медальоне 37. Второе – указывает на тот факт, что лакуна на предполагаемом месте размещения Геракла на большом алтаре, согласно Келеру, является пространством, недостаточным для отображения той важной роли, которую сыграл Геракл в победе богов, но автор старался его приспособить. Еще меньше это пространство подходит для троих участников. Эти возражения представляют серьезные препятствия для нашей попытки объяснения. К сожалению, расположение других составляющих композиции также ставит реальные проблемы. Это, прежде всего, трактовка змей, которые на большом пергамском алтаре все покрыты явственно заметной чешуей, тогда как на медальоне спина змей гладкая, а живот кольчатый, полукольца можно видеть вплоть до места под бедрами змеенога. Далее: шкура животного, которую мы приняли за львиную, но она ближе к шкуре волка или лисицы. И, наконец, трактовка тел, действующих лиц на нашем медальоне, менее эмфатична, мускулатура не столь рельефна, крыло змеенога не так тщательно проработано. Надо принять очевидное: наш медальон не является копией того куска, который утрачен в пергамской гигантомахии 38. 32 Со времени окончательного размещения алтаря в Пергамон Музеум в Берлине в 1930 г. публиковались несколько его планов с показом мест размещения фигур основных участников битвы. О плане памятника и рисунке фигур см., Vian-Moore, 1988. Они воспроизведены затем у Queyrel, 2005, fig. 18 et 19, p. 38–39. Таблица выгравированных меток и таблица с вариантами их отождествления с фигурами предложены начиная с Queyrel, 2005, p. 52 et p. 76–78. 33 Открывший большой алтарь С. Химан, сообщает, что он увидел крупный фрагмент рельефа с фигурой стоящего божества, но через день этот рельеф был обтесан для изготовления лесничной ступени. Цит. по Queyrel, 2005 p. 32. 34 Kähler, 1948, p. 42-43; и повторено Massa-Pairault, 2007 p. 108–111. 35 Одним из этих гигантов был Алкион, которого Афина схватила за волосы, но у ее ног Гея – мать Алкиона выходит из земли и пытается заступиться за своего сына. Queyrel, 2005, p. 55. 36 Massa-Pairault, 2007, p. 110. 37 Присутствие третьего бойца на нашем медальоне – змеенога или человекоподобного, можно было бы объяснить здесь желанием создателя этой вещи уравновесить композицию, вписав ее в круг, а не в прямоугольник. 38 Эта точка зрения решительно отвергнута Ж.П. Дармоном, для которого Пергамский алтарь играет роль архетипа.

П. Лериш

Вдохновить исполнителей медальона могли другие памятники монументальной скульптуры, так как в греческом мире и римской империи изображения гигантомахии встречаются очень часто 39 . Можно задаться вопросом, не было ли исполнение нашего медальона вдохновлено еще каким-то изображением гигантомахии. Другая гигантомахия Поскольку наша «emblemata» так близка по стилю пергамской гигантомахии, может быть следует поискать другой медальон, вдохновленный этим памятником и ставший моделью для нашего. В своей статье в LIMC Виан-Моор приводит памятники, которые отвечают этим признакам 40: метопы храма Афины в Иллионе (22), кессоны храма Афины в Приене (26), западный фриз Гекатейона Лагины (28), фриз храма Зевса Солимеуса в Термессосе (29) фрагментированный фриз из станицы Таманской (30) на Черном море. Совсем недавно были опубликованы фрагменты фризов, происходящие из других памятников Анатолии эллинистической или римской эпохи: из Нимфея Афродизиаса (II в.) 41, из Силахтараги (северный квартал Стамбула) 42 и еще один из театра в Перже. Опубликованы также изображения гигантомахии, открытые в Триполитании (храм рода Севериана в Лептис Магна), в Испании (Вальдеторрес) и даже в Швейцарии (фанум Луззонна в Види) 43. К сожалению, ни один из перечисленных памятников не отвечает нашим критериям, так как все эти скульптурные фризы слишком далеки по качеству от эллинистической скульптуры. Их композиции более схематичны, изобилуют иконографическими шаблонами, формы часто выполнены стальным зубилом. Там можно встретить и типичные работы мраморщиков – изготовителей саркофагов II в. н.э. и позже. Черты союза между средиземноморским миром и Бактрией надо искать отнюдь не на эллинистическом или парфянском Ближнем Востоке, поскольку эта тема там полностью отсутствует. Изображение же змеенога можно найти только в Пальмире, где он изваян на софите устоя храма Бела 44. Ничто не противоречит и предположению, что наш медальон мог быть копией какого-то памятника, больше не существующего. Среда, насыщенная монументальной скульптурой и живописью, в которой жили греки и римляне, была намного богаче и сложнее, чем мы ее сегодня представляем. Многочисленные произведения искусства, в большинстве утраченные, были частью ментального и образного мира греческих художников. И еще существуют другие возможные варианты: разного типа изделия из драгоценных металлов входили в концептуальный репертуар торевтов и скульпторов, изготовлявших драгоценные сосуды, и может быть модель для нашего медальона не следует искать среди крупных памятников эллинистической скульптуры. Создание наVian-Moore, 1988, p. 197–236. Vian-Moore, 1988, p. 206–209. 41 Два фрагмента в стамбульском музее. 42 Chaisemartin, Orgen E., Silahtaraga, 1984. 43 Linant de Bellefonds, 2009 ; Abetel, 2007. 44 Seyrig, 1934. Это маловероятно еще и потому, что в тематике вообще не видно ничего от гигантомахии. Трактовка изображения змеенога абсолютно иная и потому что динамизм, достоверность в деталях изображений, нагота персонажей медальона абсолютно чужды тенденции фронтальности и иерархизма того, что называют «парфянским искусством». Об этой особенности см.: Rostovtzeff, 1925; Schlumberges, 1969. 39

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

шего медальона могли инспирировать и другие виды художественных изделий. Я хочу поговорить о серебряных предметах, указанных выше, в собраниях, подобных кладу Боскореаля или Берней-Бертувиля, а также хранящихся в различных музеях после того, как они были куплены на рынках 45. Круглые композиции В своей публикации об изображениях гигантомахии 46 Ф. Виан приводит большое число сюжетов с противостоянием богов и гигантов, нанесенных на разные основы: серебряные вазы, металлические предметы, стеклянные изделия и т.д. Некоторые из них украшают круглые по форме предметы: медальоны «emblemata», нанесенные на фляги или сосуды, фалары или тыльную сторону зеркал, все виды художественных изделий из серебра, широко распространенных в эллинистическое и римское время 47. Среди муляжей из кладов Мит-Рахинет и Беграма отмечается большое число этих предметов круглой формы, что указывает на копирование оттисков с объектов такой же формы: фаларов, «emblemata» и спинок зеркал. Среди этих круглых предметов можно найти много примеров серебряных вещей с сюжетами, близкими нашему медальону: – изображение битвы между божеством, расположенным справа и змееногом слева на обеих сторонах фляги и на двух фаларах из Мюнхена 48. – противостояние божества, расположенного слева и змеенога справа на накладке из Вилла Джулия, медальоне из Неаполя и фаларе из Мюнхена 49. Складывается впечатление, что в каждом из этих случаев речь может идти о снятии копий с подлинников скульпторов и торевтов, а не о перенесении сюжетов существующих монументальных творений. Может быть, то же самое произошло в случае с термезским медальоном, в отношении которого разумно считать, что его форма была слепком, снятым с декора обратной стороны зеркала. Сцена, представленная на нашем медальоне, очень близка рельефному декору спинок двух греческих зеркал, выставленных в музее мелких художественных предметов Бостона и датированных примерно 375 г. до н.э. Эти спинки зеркал, атрибутированные как изделия коринфской мастерской, воспроизводят божество (Диониса или Артемиду?), стоящее слева и размахивающее над головой оружием, готовое поразить им гиганта человеческого облика, сильно наклонившегося вправо. Композиция очень похожа на представленную на нашем медальоне, при том, что крылатый змееног в ней отсутствует, но место для возможного размещения его фигуры оставлено. По всей видимости, это та же структурная схема, которая вдохновила на создание предмета торевтики, с которого был снят термезский медальон. Для украшения ценных предметов круглой формы темами сражения божества с гигантом мастера использовали устоявшиеся схемы, которые можно найти во всей иконографии греческого, а затем и римского мира. Они приспосабливали эти композиции к форме основы и, конечно, сообразовывались со вкусами клиентуЖ.П. Дармон «не верит в независимость торевтов или каких-то других мастеров от влияния иконографических типов, которыми являются крупные классические и эллинистические творения»…. «Но верно и то, что каждый мастер свободен в выборе при изготовлении своей «копии». 46 Vian, Répertoire, 1951. 47 См. Daremberg et Saglio, DAGR,1877-1919 s. v. «Speculum»: Среди этих предметов: … «оттиск, снятый с круглого зеркала с декоративной рамкой и вставкой из стекла и металла, хорошо известного римского типа». 48 Vian, 1951, Fig. n° 441 a et b, 434, 4034. 49 Vian, 1951, Fig. n° 429, 442, 433. 45

П. Лериш

ры, у них не было необходимости искать вдохновения в монументальных изображениях. Скорее чем копия с особого и знаменитого памятника, наша гигантомахия могла быть просто подлинным творением греческого торевта, создававшего для каждого выполненного им предмета особую композицию. Сюжет варьировал, но считается, что он всегда имел значение, ясное для обладателя изделия. На зеркалах из Бостона, как и на фляге из Мюнхена, божественный персонаж, облаченный в одежду, доминирует над своей обнаженной жертвой, отброшенной в сторону, прежде чем быть сраженной. Этим божеством может быть Афина, побеждающая Палласа, или Энселада, либо Дионис, замахивающийся своим тирсом, чтобы поразить гиганта Еврита в битве. Однако на нашем медальоне центральный персонаж обнажен, так же как гиганты и люди, тогда как все боги в гигантомахии и в указанных выше примерах одеты. Вот мы и вернулись к Гераклу. Однако, как мы видели, некоторые признаки могли бы помешать отождествлению этого сражающегося персонажа с Гераклом: так, сцена не соответствует описанию в источниках, которые говорят нам, что Геракл в гигантомахии поражал противников стрелами; далее, юный возраст персонажа, который не очень мускулист и в руках его скорее бич, чем палица, а шкура более похожа на лисью или волчью, чем на львиную. Ни один эпизод и ни одна сцена мифологии не отвечают подобному набору элементов. Дата же зеркал из Бостона, чуть более ранняя, чем начало эллинистической эпохи, как кажется, прекрасно отвечает трактовке нашей сцены сражения. Эта сцена, как мы видели, менее театральна, менее жестока, а также менее демонстративна, и, главное, изображение тел в ней проработано не так четко, как на пергамском фризе, к которому мы прежде всего обратились. Поэтому более подходящей представляется дата раньше конца III в. до н.э. Вполне возможно, что серебряный предмет, который послужил моделью для нашего медальона, был изготовлен, как и зеркала из Бостона, в начале эллинистической эпохи, едва ли не раньше Александра Великого. Он был привезен в Бактрию после того, как некоторые время уже использовался (поверхность была изрядно потерта, поскольку видно как двойная трещинка пересекала изображение). Именно в самом Термезе во время до или сразу после падения грекобактрийского царства (трудно сказать точно) был выполнен глиняный слепок с этого предмета и в полученной форме отлит из гипса наш медальон. Заключение Интерпретация находок из Беграма и Термеза и сравнение их с предметами, происходящими из Ай-Ханум, позволяют сделать некоторые интересные параллели и выводы: – В Беграме гипсовые медальоны соседствуют с изделиями из стекла, происходящими из Александрии, с индийскими вещами из слоновой кости, лакированными предметами эпохи Хань и греко-римскими бронзами. Все указывает на то, что этот город был одним из крупных перекрестков на путях товарного обмена между Западом, Средней Азией, индийским миром и Китаем. – Значение находки медальона из Термеза более ограничено, поскольку ничто не напоминает Индию, Китай или Рим, все здесь греческое или бактрийское. В то же время, она показывает, что и в первых веках н.э. в этом городе продолжал существовать вкус к эллинизму, в городе, который по настоящему стал развиваться лишь после ухода греков из Бактрии. Наличие в Термезе раскопанной мастерской показывает, что в первые века н.э. здесь производили качественные статуэтки в новом кушанском стиле, сохраняя при этом память о греческом, более утонченном

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

а Рис. 6А. Статуэтка греческого типа из Термеза. © MAFOuzBactriane. Рис. 6Б. Статуэтка кушанского типа из Термеза. © MAFOuzBactriane.

искусстве. Могли изготовлять также терракоты раннего стиля, как статуэтка эллинистического типа, вероятно произведенная на месте (рис.6). – Наличие в Ай-Ханум продукции того же типа доказывает, что даже перед разгромом и запустением этого города во второй половине II в. до н.э. изготовление копий в гипсе уже был распространен в греческой Бактрии. И это позволяет вернуться к явлению, описанному Г. Рихтером, т.е. возврат в будущем к коллекционированию гипсовых изделий эллинистического типа, который он относил к римской эпохе, а также восстановить вероятность датировок Рубенсона. Уже известно, что в Термезе существовала оригинальная школа греко-буддийской скульптуры, плодотворно развивавшаяся с I в. н.э. 50 С некоторых пор стали появляться свидетельства существования изделий, испытавших более раннее влияние ахеменидского искусства 51. Находка медальона открыла наличие здесь чисто греческих моделей, известных либо с эллинистического периода, как в Ай-Ханум, или вероятно, с кушанской и римской эпохи как, в Беграме. Дополнительное доказательство жизнестойкости художественной продукции в античном Термезе выявляется не только через творения скульпторов, но и подтверждается раскопками самой мастерской, где они изготовлялись.

Leriche, 2011. Leriche, Pidaev, 2008; Leriche, Pidaev, 2002. О декоративной скульптуре из Термеза готовится диссертация М.О. Перу. 50 51

П. Лериш

Термезский медальон, вместе с находками подобных оттисков в Ай-Ханум, отражает интенсивные торговые и культурные связи, установившиеся между Средиземноморьем и Средней Азией, начиная с момента формирования селевкидской империи вплоть до конца существования Греко-Бактрийского царства. Они также демонстрируют всю глубину проникновения греческого искусства в Средней Азии. Это явствует не только из подлинников художественных творений, но также из установившейся практики снятия муляжей, первые экземпляры которых в Бактриане мы теперь имеем для времени более раннего, чем примеры, описанные авторами конца римской республики и начала империи. В заключение своей работы Г. Рихтер говорит о роли, которую сыграл Pax Romana в установлении обменов произведениями искусства внутри Римской империи и распространении их за ее пределами 52. Теперь видно, что эту роль в отношении Востока ранее выполняла империя Селевкидов. Но если логично предполагать наличие таких импортных предметов в Ай-Ханум и Термезе, т.е. в Бактрии эпохи присутствия греков, можно поставить вопрос о восприятии изображений типа фигур нашего медальона в среде горожан Беграма и Термеза в кушанскую эпоху. Может быть, стоит тогда говорить о сохранении, по крайней мере в некотором слое общества, вкуса к греческому искусству и в постгреческой Средней Азии? Он поддерживался импортом предметов такого типа, т.е. привозных образцов, которые участвовали, скорее своей иконографией, чем заключенным в них смыслом, в формировании явления, которое принято называть «кушанским искусством». Тогда, имея такие находки, мы могли бы сказать, что присутствуем при процессе сложения того, что, начиная с Д. Шлюмберже, называется «искусством эллинизированного Востока», базой которого было использование орнаментальных мотивов или графических схем, унаследованных от предшествующего периода, но смысл которых был затушеван или вообще утрачен. Библиография Abetel E. La gigantomachie de Lousonna-Vidy. Lausanne, 2007. Adriani A. Le scoperte di Begram e l’arte alessandrina. Archeologia Classica, 7, 1955, P. 125–138. Babelon E. Le trésor d’argenterie de Berthouville près de Bernay (Eure). Paris, 1916. Baratte F. Le trésor d’orfèvrerie romaine de Boscoreale. Paris, 1986. Bernard P. Campagne de fouille 1969 à Aï Khanoum en Afghanistan. CRAI 1970. P. 300–349. Cambon P., Jarrige J. -F. Afghanistan, les trésors retrouvés. Paris, 2006. Daremberg Ch. , Saglio E. DAGR, 1877-1919 s. v. «Speculum», P. 1422–1430. Francfort H.-P. Le sanctuaire du temple à niches indentées, 2. Les trouvailles. MDAFA XXVII. Paris, 1984. Grimal P. Dictionnaire de la Mythologie grecque et romaine. Paris, 1951. Hackin J., Hackin J.-R. Recherches archéologiques à Begram (chantier n° 2, 1937), MDAFA IX. Paris, 1939. Hackin J., Hackin J.-R., Carl J., Hamelin P. Etudes comparatives par Auboyer J., Elisséeff V., Kurz O., Stern Ph. Nouvelles recherches archéologiques à Begram ancienne Kâpîcî (1939-1940), MDAFA XI. Paris, 1954.

Wheeler M. Rome, 1955. 55

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Kähler H. Der grosse Fries von Pergamon. Untersuchungen zur Kunstgeschichte ung Geschichte Pergamons Berlin, 1948. Kunze M. Kästner V. Der Altar von Pergamon. Berlin, 1985. P. 32–61. Leriche P., Pidaev Ch. Termez sur Oxus. Cité-capitale d’Asie Centrale. Paris, 2008. Leriche P., Pidaev Ch., Genequand D. Sculptures d’époque kouchane à Termez. Journal Asiatique 290–2, 2002. P. 403–409. Leriche P. Le chapiteau tétracéphale de l’Ancienne Termez. Mesopotamia XIV, 2011. P. 321–334. Lévêque P. L’aventure grecque. Paris, 1964. Linant de Bellefonds P. Aphrodisias IV. The Mythological Reliefs from the Agora Gate. Mayence, 2009. Massa-Pairault F.-H. La Gigantomachie de Pergame ou l’image du monde. Paris 2007. Pirazzoli-t’Serstevens M. Les laques chinois de Begram. Un réexamen de leur identification et de leur datation. Topoi 11/1, 2001. P. 473–484. Pontbriand S. de, Leriche P. Un bâtiment d’artisanat kouchan à l’Ancienne Termez, Hommages B. Litvinskij, Moscou 2012. (sous presse) Queyrel Fr. L’autel de Pergame. Images et pouvoir en Grèce d’Asie. Paris, 2005. Queyrel Fr. Le moule à statuette du secteur des maisons romaines à Europos-Doura, E-D V 1 (sous presse) Richter G. Ancient Plaster Casts of Greek Metalware, AJA 62-4, 1958. P. 369–377. Ridgway S. B. Hellenistic Sculpture III. The Styles of ca 100-31 BC. Madison, 2002. Rostovtzeff M. I. Dura and the Problem of Parthian Art. YCS V, New Haven, 1935. P. 157–304. Rostovtzeff M. I. SEHHW. Oxford 1941. Rubensohn O. Hellenistisches Silbergerät in antiken Gipsabgüssen. Hildesheim, 1911. Schlumberger D. L’Orient hellénisé. Paris 1969. Seyrig H. Bas-reliefs monumentaux du temple de Bêl à Palmyre, Syria 15–2, 1934. P. 155–186 Tissot F. Catalogue of the National Museum of Afghanistan 1931-1985. Paris, 2006. Vian F. Répertoire des gigantomachies figurées dans l’art grec et romain. Paris, 1951. Vian F. La guerre des géants. Le mythe avant l’époque hellénistique. Paris, 1952. Vian F. Moore M. B.Gigantes, LIMC IV, 1988. P. 191–270. Wheeler M. Rome Beyond the Imperial Frontiers. New York, 1955. Whitehouse D. Begram : The Glass. Topoi 11/1, 2001. P. 437–449.

Ф. Грене

НОВЫЕ ДАННЫЕ К ЛОКАЛИЗАЦИИ ПЯТИ «ЯБГУ» ЮЕЧЖЕЙ. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФОН МАРШРУТА КУПЦОВ МАЯ ТИЦИАНА «Отсюда (от Антиохии Маргианы) тот же путь ведет на восток к Бактрам, откуда дорога поворачивает на север к подъему в горную страну Комедов, затем, пересекая эти горы, сворачивает на юг и ведет вплоть до ущелья, которое открывается в долину». Таков, следуя Птолемею (1.1.7) 1, маршрут, который в конце I в. н.э. избирали купцы – агенты сирийского предпринимателя Мая Тициана, для того, чтобы достичь «Каменной Башни» и затем спуститься с гор на земли, контролируемые Китаем. В недавно опубликованных исследованиях Клод Рапэн и Поль Бернар привели новые аргументы, подтвердив мнение, которое отстаивал еще в свое время фон Рихтгоффен, о том, что эту часть маршрута надо помещать там, где это позволяет сделать средневековая топонимика, т.е. по реке Вахш, пересекавшей в своем верхнем течении горы Комедов (греч. Kômèdoi, иранск. Kumēdh (Кумед) 2. Их исследования дают возможность кратко представить мое видение вопроса (ожидая, что я сам или другие смогут вернуться к нему более детально), который, мне кажется, напрямую связан с поднятой темой, т.е. локализацией пяти ябгу юечжей (xihou – в китайской транскрипции). Речь идет о вождях номадов, обосновавшихся в Бактрии (в пограничных с ней районах) до того, как один из них – Куджула Кадфиз (ок. 30–80 гг. н.э.) – «ябгу Гуйшуан (Кушан)» силой объединил эти группы и создал одноименную империю. О ябгу Бактрии из китайских источников сообщают следующие исторические хроники: завершенная в конце I в. н.э. Хань шу (История старших Хань), зарегистрировавшая для «Западного края» лишь события, произошедшие до 23 г. н.э., а также Хоу Хань шу (История младших Хань), законченная в 445 г. и регистрировавшая события на западе вплоть до 125 г. По сравнению с Хань шу она содержит вариантные сведения, к чему можно добавить разного рода более поздние заметки эрудитов, использовавших и Вейшу (оконченную в 554 г.); эти заметки определенно направлены на то, чтобы скорректировать текст Хань шу. Тексты, переведенные и детально прокомментированные, опубликованы в многочисленных сборниках и могут использоваться исследователем, который не является специалистомсинологом. Два из этих сборников можно назвать фундаментальными для нашей темы: – A.F.P. Hulsewé et M.A.N. Loewe, China in Central Asia – The early stage: 125 BC — AD 23. An annotated translation of chapters 61 and 96 of the History of the Former Han Dynasty, Leiden, 1979; – и недавно вышедшая очень точная и критическая статья Ф. Тьерри (F. Thierry, Yuezhi et Kouchans. Pièges et dangers des sources chinoises (Юечжи и кушаны. Ловушки и опасности китайских источников), в публикации O. Bopearachchi et M.-F. Boussac, Afghanistan, ancien carrefour entre l’Est et l’Ouest (Древний Афганистан – перекресток между Востоком и Западом), Brepols, Turnhout, 2005, pp. 421-539. 1 2

Пер. на фр. Coedès, 1910, p. 33.- Cite Russian translation. Rapin, 1998 [2001], pp. 201-225, особенно p. 218; Bernard, 2005 [2007], p. 929-969. 57

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Каким же может быть сегодня интерес, особенно исследователя-несинолога, вновь обратиться к вопросам уже столь разработанным? Я вижу две основные причины. Во-первых, мне кажется, что не в достаточной степени, как следовало бы, привлечены данные древнеиранской топонимики по интересующей нас зоне. И хотя нельзя претендовать на полное и окончательное решение вопроса, тем не менее, следует признать, что из них можно извлечь некоторые сведения. Во-вторых, есть недавние китайские публикации, не дошедшие до Ф. Тьерри, которые знакомят нас с административными документами, написанными на деревянных палочках, найденных археологами на одной из почтовых станций близ Дуньхуана 3 . В них упомянуты послы от двух уже известных ябгу, ставшие участниками официальных приемов в 43 и 37 годах до н.э. Это приводит к переоценке отношений, которые ябгу поддерживали, как с царством «Больших Юечжей» (Да юечжи), так и с Китаем. Я приступаю к последовательному рассмотрению нескольких пунктов. Река Гуй и северные границы Бактрии Река Гуй 嬀 (древнекит.– kwia*, kwi*) 4 не упомянута ни в Хань шу, ни в Хоу Хань шу, но в Ши цзи Сыма Цяня, где сообщается, между прочим, о миссии Чжан Цяня – первого китайского посланника, посетившего Бактрию в 128–127 гг. до н.э. эта река показана как южный предел расселения недавно пришедших сюда «Больших Юечжей», тогда еще кочевников. «Царская орда (стан)» была расположена к северу от этой реки (что можно понять либо как «на ее северном берегу», либо как «севернее ее») 5 . За ней к югу простирается страна Дахья, соответствующая как минимум части Бактрии, подчинявшейся ему, но еще им не занятой. В тексте не сказано, но и не исключено, что зона, практически занятая юечжами, также принадлежала Дахья. Что сказано определенно, так то, что Дайюан (без сомнения, Фергана) граничит на западе с территорией собственно юечжей, а на юго-западе с Дахья. Эти формулировки ставят перед современными интерпретаторами ряд проблем. Река Гуй всегда отождествлялась с Оксом: это отождествление неоспоримо, начиная со среднего течения этой реки, где в нее впадают два притока – Вахш и Кундуз, так как ниже по течению, согласно сведениям Ши цзи, Гуй показана как граница Парфянской империи (Аньси). Но если выше от этого пункта продолжать отождествлять древний Окс с современной Амударьей, южная граница Ферганы оказывается далеко на севере (200 км как минимум с западной оконечностью Алайского горного массива в промежуточном пространстве). В реальности отождествление реки Гуй в этом верхнем секторе ставит двойную проблему-географического и лингвистического характера. Для самой реки существуют два возможных варианта отождествления. Первый – Дарья-и Пяндж, как в настоящее время называется верхнее течение Амударьи. Но Клод Рапэн и я постарались показать после Ж. Маркварта, В. Бартольда

См. в конце. Для облегчения прочтения нефилологами я упростил диакритические знаки в реконструкциях с древнекитайского и не даю всего перечня вариантов. Китайские письменные знаки были вставлены в текст Этьеном де ля Вессьером, которому я выражаю свою благодарность. Все «научные» транскрипции (по Карлгрэну и Е. Пуллейблэнку) можно найти у Хульсеве и Лоеве (о том, что нас касается см.: ссылки от 278 до 296. E. Pulleyblank, 1991, не дает значительных вариантов и в принципе термин «Early Middle Chinese» стоит использовать лишь начиная с V–VI вв. н. э. Что касается абсолютно научного характера этих нюансов реконструкции, Ф. Тьерри относится осторожнее, предпочитая использовать современные кантонские и вьетнамские формы, которые в итоге дают довольно сходные результаты 5 Об этом см. Thierry, op. cit, p. 457-459. 3

Ф. Грене

и И. Стеблин-Каменского 6, что некогда его рассматривали как «Ox» (древнеиранс. – Wahw (Вахви), т.е. его приток со своим собственным названием. Второй вариант – отождествление с Вахшем, который сегодня является мощным правым притоком Амударьи, но который самим своим названием всегда напоминал о настоящем названии Окса в древности (Wahšu (Вахшу). С точки зрения фонетики *kwia, *kwi очень хорошо отвечает и тому, и другому из этих двух названий, сокращенных за счет первого слога *Wa, снабженного гортанной огласовкой 7. С точки зрения географии отождествление верхнего течения Гуй с Вахшем делает возможным существование общей границы между Дайюань (Фергана) и Дахья в зоне Каратегина (Комеды Птолемея, упомянутые в начале текста, которых мы скоро обнаружим), откуда перевалы Терека (на востоке) и Анзоба (на западе) обеспечивают связь с южной Ферганой. Из этого видно, что Гуй соответствует административной границе между Бактрией и Согдианой, которую Птолемей помещал на Оксе (Вахш). Зона, где, следуя Ши цзи, юечжи обрели свои первые пастбища – это приграничная зона Бактрианы греков; в принципе она соответствует юго-восточным пределам Согдианы между Вахшем и, по всей вероятности, горной излучиной Хисар – Байсун – Кугитанг. Город Ланьши (Яньши) В хронике Ши цзи «главный город / столица» царства Дахья именуется Ланьши 藍市 (древнекитайс. *lâm-dieg). Он не был занят юечжами и в военном отношении был слабым (как и вся Дахья), но обладал богатым базаром. Эта форма названия принята в Хоу Хань шу. В Хань шу использована другая графема – Чяньши 監氏, которая, как предполагается, должна соответствовать почти точно древнему произношению (*lam-dieg); город отныне назван «местопребыванием власти» (zhi). Это не говорит о том, что правитель юечжей пребывал именно там, но в описываемый период, т.е. между миссией Чжан Цяня в 128–127 гг. до н.э. и 23 г. н.э. (на чем кончается информация), юечжи занимают уже всю Дахью. Их владение простирается на юг вплоть до границ Джибин (индо-скифских царств Гандхары – Кашмира). Естественно, почти всегда Ланьши–Чяньши отождествляется с Бактрами. Только один Е. Пулейблэнк 8 поднимает проблему этой идентификации, задаваясь вопросом – можно ли найти хоть один элемент китайской транскрипции, который бы соответствовал какому-нибудь элементу иранского названия Бактр (Балха), в то время как первый слог китайского названия отлично соответствовал бы хульму – нынешнему Ташкургану. Этот город господствует над предгорным оазисом, который на востоке наследовал городу Бактры. С недавнего времени мы знаем, по арамейским документам из Бактр, что ульм носил это название, по крайней мере, с конца ахеменидского периода 9. Тогда можно было бы предложить гипотезу, что город Бактры потерял свое значение после падения греческой власти и его торговые функции перешли к хульму, городу более близкому к месту пребывания юечжийского правителя в долинах к северу

Grеnet, Rapin, 1998 [2001], p. 79-89, и особенно, p. 80-81, сноски 8-18 (с предшествующей библиографией). См.: Tremblay, 2004, p. 117, который хочет видеть в *kwia, *kwi второй слог *Wahw. В китайской транскрипции обычно первый слог подразумевается, в то время как в иранской (данный случай) он имеет ударную позицию. 8 Pulleyblank, 1963, p. 122. 9 Shaked, 2003, p. 1517-1535. 6

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

от Окса и более удаленному от западной, в то время нестабильной границы Бактрии 10. Это вероятное перемещение происходило в несколько приемов и на протяжении последних веков его истории 11. Недавние раскопки DAFA (Французская археологическая экспедиция в Афганистане – прим. переводчика) в Бактрах выявили картину запустения одного огромного общественного сооружения греческой эпохи, вероятнее всего, храма 12. Исходя из нашей гипотезы, возрождение города должно было бы быть предпринятым лишь с I в. н.э. и уже по указанию первых кушанских царей. Однако оазис хульма еще слишком мало известен, а возведение его главного города в ранг столичного в предшествующий период могли бы подтвердить данные археологии. Локализация пяти ябгу. Они не упомянуты в Ши цзи (которая называет лишь «царя Больших Юечжей»), но в Хань шу, где они перечислены с указанием расстояния между ними, отсчитываемого и возрастающего от двух последовательных реперов, которые представляли собой «ворота Янг» и «место пребывания наместника Западного края»), в то время расположенного близ будущего Карашара. Я же сейчас даю восстановленные произношения названий «резиденций правителей» (определенных в текстах как «города», но, возможно речь идет только о крепостях), которые являются основой для поиска локализации этих резиденций: 1- ябгу Сюми 休密, столица которого в «городе» Хемо 和墨, (древнекитайск. – *g’wâ-mek, yuâmek); 2- ябгу Шуанми 雙靡, столица которого в «городе» того же названия (sûng-mia, shâng-mjie); 3- ябгу Гуйшуан 貴霜 (Кушан), столица которого в «городе» Хучао 護澡 (*g’wâg-tsog, *hwaxtsau); 4- ябгу Сидун 肸頓 , столица которого в «городе» Бомао 薄茅 (*bâk-môg); 5- ябгу Гаофу 高附 , столица которого в «городе» того же названия (*kâu-b’iu, *kauh-bôh). Единственный показательный вариант, который дает Хоу Хань шу, это замена названия Гаофу на Думи 都密 (*tah-mlît) для обозначения места пребывания пятого ябгу. При рассмотрении вопроса об их локализации надо сразу обратить внимание на разные факты:

В 129–128 гг., в то же самое время, когда Чжан Цянь пребывал в Бактрии, «скифы» опустошили «границы парфян» и убили их царя Фраата II (Justin, пролог книги 42). В 124–123 гг. «тохары» (которых, я, как и другие исследователи, отождествляю с юечжами) осуществляли набег и убили царя Артабана I (Юстин, 42.2.2). Несколько позднее народ сакарауков оказался между этими двумя господствующими группировками (Лукян, Макробиои 15). В 78–77 гг. они навязывают своего кандидата на аршакидский трон, вероятно еще до того момента, когда парфяне начинают свои походы вглубь Бактрии, о чем свидетельствует распространение монет Фраата IV (32–2 гг. до н. э.). Я пользуюсь случаем, чтобы напомнить, что нет никаких данных, которые позволили бы идентифицировать асиан, которые, согласно Юстину, стали вдруг «царями тохар» (пролог книги 42), как клан Кушан, захвативших власть над юечжами (см.: Bivar, 1983, p. 193). Трог Помпей закончил свой труд, сокращенный Юстином, позднее – в конце принципата Августа (14 г. н. э.), или в самом начале царствования Тиберия. Единственное упоминание о парфянах у него – это взятие в заложники в Рим сыновей Фраата IV в 10 г. н. э. Объединение ябгу и появление Кушан – это слишком позднее и слишком восточное развитие событий, для того, чтобы он мог о них знать. Гегемонию асиан можно скорее отождествить с приходом аристократической элиты, которую археологи, но не все, называют «протоаланами» и которая проявляется в следующем веке в княжеских гробницах Тилля-тепа и Коктепа (последнее состояние вопроса см.: Rapin et collab., 2001, p. 33-92. особенно p. 87-91). 11 См.: P. Centlivres, M. Centlivres-Demont, «Un bazar d’Asie centrale: forme et organisation du bazar de Tâshqurhân (Afghanistan)» («Среднеазиатский базар: форма и организация базара в Ташкургане (Афганистан)»), Wiesbaden, 1972. 12 Bernard, Besenval, Marquis. 10

Ф. Грене

– связь между местом обитания ябгу и Дахья: в Хань шу перечень пяти ябгу дан в повествовании о Дахья (гл. XCVI); он предшествует повествованию о «Больших Юечжах» (гл. XCVIа), где собраны самые главные сведения о Дахья (место пребывания правительства в Чяньши, экономика региона, экспансия юечжей до границ индо-скифских царств). В Хоу Хань шу, разделение на пять ябгу, наоборот, точно определено как одновременное с завоеванием Дахья. – расстояния: о них есть цифровые указания в Хань шу, но нет ничего в Хоу Хань шу; Вейшу, а затем заметки, претендующие основываться на первоисточниках, предложили коррекцию цифровых показателей Хань шу. Как бы их не представлять, ясно одно, что второй ябгу более удален от Карашара, чем первый (разница в расстоянии порядка 112–360 км, согласно указанию источников). Но различия в расстоянии между тремя последними ябгу очень слабые (от 9 до 40 км), что может указывать либо на то, что они распределены почти равномерно на дуге круга (но откуда начинать?), либо, что они образовывались последовательно на линии маршрута восток / запад один за другим (на это указывает Вейшу) 13. На основе этих данных сложились две противоположные интерпретационные системы. К. Маркварт, основываясь на идентификации, предложенной в более поздних китайских источниках (VI–VII вв.), восстановил картину, охватывавшую страны к северу от Гандхары, в целом развернутую с севера на юг (Вахан, Читрал, Пянджшир, Кабул) 14. Однако представляется ясным, что китайские интерпретаторы в итоге спроектировали на политическую ситуацию, существовавшую в период около начала новой эры, реалии V в., а именно: завоевание кидаритами, а затем и эфталитами территории, начиная от Бактрии 15. Указанное понимание ситуации не мешает, однако, этой системе интерпретации и сегодня оказывать влияние на научные представления. Так, Ф. Тьерри охотно увидел бы первый ареал распространения ябгу «в относительно сокращенной зоне между долиной Мургаба (до Восточного Памира) и регионом Гаофу», который он старается поместить в Каписе на произвольно взятом расстоянии от Кабула (завоевания второго этапа) 16. Е. Пулейблэнк, как мне кажется, ближе подходит к реальности, понимая, что «the five yahghus seem to have formed an arc long the north side of Tokharestan from the valley of Wakhan in the east to Dumi (Termez)... and Balkh in the West» 17. Хотя, уступая ученой традиции и приняв отождествление Гаофи - Кабул, которое нарушает всю связность его схемы, он осуществил два важных прорыва, идентифицировав два иранских топонима. Место проживания ягбу Гуйшуан – (т.е. Кушан) Хучао (*g’wâg-tsog, *hwax-tsau), это Вахшу ил Вахшаб. Резиденция пятого ябгу согласно Хоу Хань шу – Думи (*tah-mlit) – это Термез (его бактрийская форма Тармид) 18. Ф. Тьерри обходит молчанием первое отождествление. Это не совсем верно, так как оно неопровержимо с точки зрения фонетики и подтверждается данными нумизматики, которых еще не было в распоряжении Е. Пулейблэнка. Основная зона концентрации монет Герая – самых древних, на которых появляется имя «Кушан» в сопровождении греческого титула tyrannountos, ко-

Hulsewé, Luewe, op. cit., сноска 297 (сравнительная таблица); Thierry, op. cit., p. 464.É Eranšahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenac’i, Berlin, 1901, p. 242-248 ; Chavannes, 1907, p. 191-193 n. 3 и след. 15 Об этих завоеваниях см.: Grenet, в N. Sims-Williams (издат.), 2002. p. 203-224 16 Thierry, op. cit. p. 464, 471. 17 Pulleyblank, op. cit., особенно, p. 222-223. 18 др.-иранск <*tara-mati - «имеющий брод», форма женского рода параллельная форме мужского рода или нейтральной tara-mant, зафиксированная для той же местности в Эпитоме Меца (4: pervenit ad oppidum Tarmantidem); в связи с этим необходимо справить мою ссылку 4 в публикации Rapin, Baud,Grenet, Rakhmanov, 2005–2006. p. 83-105. 13

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

торый лучше всего перевести как ябгу (на этом этапе Кушан еще не šāh (шах) = basileus), соответствует долине нижнего течения Вахша и долине Кафирнигана, расположенной непосредственно к западу 19. Ставка этого ябгу, очевидно, связана с рекой Вахш. Если это – город или крепость, то можно подумать об Оксиане – городе, упомянутом Птолемеем на северном берегу Окса, который почти точно соответствует укрепленному городу с эллинистическим храмом внутри на городище, известном в настоящее время как Тахт-и Сангин 20. В отличие от храма город археологически очень мало изучался, еще меньше было опубликованно. Но мы знаем, что он существовал и в эпоху Кушан, так же как и сам храм (где среди вотивных находок были обнаруженны костяные пластины с изображением юечжей на охоте 21). Вторая идентификация второстепенна – она появляется лишь в Хоу Хань шу и критически рассмотрена Ф. Тьерри 22, учитывая как мало доверия он в общем оказывал этому источнику (однако это – единственный источник, корректно предлагающий в китайской транскрипции имя Куджулы Кадфиза …). Согласно Ф. Тьерри, в исторической хронике Хоу Хань шу изначальный топоним Гаофу заменен довольно произвольно названием Дами. Это объясняется тем, что автор хроники Фан Ие знал, что Гаофу эпохи Хань шу (по Ф. Тьерри это – Каписа) не соответствовал больше этому названию эпохи Хоу Хань шу (верхняя долина реки Кабул, т.е. Западная Гандхара 23). С этим можно согласиться, так как этот последний регион Кабура Птолемея, оставшись почти одноименным с прежним Гаофу (*kâu-b’iu, *kauh-bôh), создавал бы, таким образом, путаницу. Каписа могла быть завоевана Куджулой Кадфизом во время более раннее, т.е. раньше относительно устранения четырех других ябгу им же. Оттуда, где он размещался, для ябгу у Кушан было удобнее всего распространить свое влияние на восточную Бактрию, продвинувшись по дороге на Панджшир 24. В отношении локализации изначального Гаофу и замены его названием Термез существует более простое объяснение. В арабских источниках упомянут тот же регион под названием Куфтан. Это гористая местность Кугитанга («Оксийские горы» Птолемея) с бассейном Шерабаддарьи и, без сомнения, также с районом нижнего течения Сурхандарьи 25; *kâu-b’iu, *kauh-bôh – должно отвечать древнеиранской передаче названия *kaufa – «горы, страна холмов» 26, форма которой Куфтан – среднеиранская с удвоенным суффиксом (множественное число в согдийском – t, суффикс названия местности – an). Древний Термез – это место обильных находок, вероятно, даже место чеканки бронзовых монет – подражаний монетам Гелиокла – последнего греческого царя, владевшего Бактрами (эти эмиссии хронологически размещаются между падением власти греков и распространением ку-

См.: Staviskij, 1986, p. I35-137, 258-259, карта, рис. 12. Grenet, Rapin. op. cit., p. 85. 21 Камалиддинов, 1996, с. 19-2002 (на сегодняшний день это лучший критический подбор источников). Автор считает, что город Вахш, упомянутый в арабских источниках еще соответствовал городу Тахт-и Сангин, тогда как обычно его идентифицируют с пунктом, расположенным севернее у современного Кургантюбе. Раскопки Тахт-и Сангина пока еще не дали материалов, отвечающих на этот вопрос. Подбор топонимов, но менее детальный у В.В. Бартольда. См.: Barthold, 1968, p. 66-76. 22 Thierry, op. cit., p. 466-469. 23 Там же, p. 469-472. 24 Первый завоевательный поход в этом направлении мог иметь место уже при Герае, обильный серебряный чекан которого, как кажется, указывает на то, что он контролировал рудники Панджшира. 25 Камалиддинов, 1996, с. 127-129. Он не признает чтение «Гуфтан», принятое со времени В.В. Бартольда. 26 О других формах, исходящих от *kaufa см.: Лурье, 2004, с. 84, 123 (неизданная диссертация доступна в Интернете www. orienlalstudies.ru/pers/z_lurje.html). 19

Ф. Грене

шанского монетного чекана в конце I в. н.э.). Городская стена так называемого «шахристана I» Термеза относится к циклу строительства, которое осуществлялось в предкушанский период 27. Обладая этими исходными данными в отношении третьего и пятого ябгу, мы можем попытаться локализовать в том же регионе место пребывания трех оставшихся. Античная и раннесредневековая топонимика обладает, на мой взгляд, четкими указаниями, хотя не всегда бесспорными, которые заслуживают, тем не менее, быть рассмотренными. Указанные расстояния позволяют искать первого ябгу почти у самого начала Китайской дороги. Название «резиденция правительства» – Хемо (*g’wâ-mek, yuâ-mek). Если учесть, что конечная согласная в китайской транскрипции- часто самая заменяемая, можно было бы в качестве гипотезы сблизить его с регионом Комедов (греч. Komedoi, арабо-персид. Kumedh), т.е. с Каратегином, верховьями Вахша. В начале VI в. регион будет известен как царство с названием транскрибируемым в Liang Zhigongtu («Лиань Цигонту») как Хумидан. Во всяком случае, там вероятнее всего надо искать резиденцию первого ябгу, зная, что эта долина должна была быть главным коридором, по которому пришли юечжи в своем переходе от Ферганы до Бактрии. Археологические исследования в этом секторе очень незначительны, их результаты не дают возможности выявить укрепленное поселение I в. до н.э. Но ниже по течению от Каратегина, близ Дангара открыт некрополь Ксиров, одно из мест, где найден археологический материал, который можно связать с первым этапом продвижения юечжей 28. Он мог использоваться кочевниками, бывшими в зависимости скорее от первого ябгу, чем и от третьего – ябгу Кушан, резидировавшего в низовьях Вахша. Название резиденции второго ябгу Шуанми (sûng-mia, shâng-mjie) заставляет вспомнить царство Шумана китайских и арабо-персидских раннесредневековых источников, столицей которого был город того же названия. Его обычно локализуют в Хисаре несколько западнее Душанбе. Он расположен в долине между средним Кафирниганом и верховьями Сурхандарьи 29. В определенные периоды своей истории Шуман расширялся в этом направлении (до верховьев Сурхандарьи) до оазиса Чаганиана, и если так было и в предкушанское и кушанское время, то он должен был поглотить два крупных городских поселения на Халчаяне и Дальверзинтепа. На первом был раскопан архитектурный памятник с рельефными фризами (павильон, святилище?), вероятно, возведенный в честь объединителя юечжей Куджулы Кадфиза. В этой же зоне известно много могильников кочевников (Хисар, Туп-хона, Пахтаабад) 30. Имея в виду все сказанное выше, ставку четвертого ябгу следует искать между нижним Вахшем (владение третьего ябгу) и нижней Сурхандарьей (т.е. территории, куда простирается владение пятого). География диктует лишь следующий выбор: это – долина среднего и нижнего течения Кафирнигана, зажатая между двумя невысокими горными хребтами Бабатагом и Актау. В предкушанскую эпоху здесь существовало значительное укрепленное поселение Кей-Кобад-Шах (и возможно уже и второе – Кала-и-Мир). Напротив, на правом берегу Кафирнигана в Бишкентской долине, которая врезается в Бабатаг, отмечено большое скопление могильников номадов 31. Название ставки четвертого ябгу Бомао (*bâk-môg) никак не отражено в средневековой топониРахманов Ш.А. Средневековая фортификация в Северном Тохаристане. Кан. дис. Самарканд, 1989. Lyonnet, 1997, p. 160, 165-166. 29 Камалиддинов, цит. раб., с. 149-156. 30 Литвинский, Седов, 1984. 31 Staviskij, op. cit., p. 76-81, карта, рис. 6; Mандельштам, I966; Его же, 1975; Lyonnet, op. cit., см.: указатель для всех этих городищ и памятников, упомянутых в предыдущем абзаце (особенно в отношении коррекции датировок, предложенных археологами). 27

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

мике региона. Однако оно напоминает топоним Бубакена (лат. Bubacenen – прямо транскрибировано с греческого в винительном падеже) 32, регион, в котором Александр приказал подавить восстание Полиперхону во время последних военных операций весны 327 г. до н.э. Это произошло сразу же после женитьбы царя на Роксане, перед окончательным уходом из страны на юг в Индию (Квинт Курций, 8.5.). Это сопоставление позволяет предположить, что Бубакена находилась не в предгорной зоне Сурхандарьи на прямой дороге между Паретакой (регион, который простирается от «Железных ворот» в Дербенте до оазиса Чаганиана) и переправой через Окс у Термеза. Надо учесть, что в это время неоднократно пройденный армией Александра стратегически важный маршрут должен был быть уже под строгим контролем македонцев. Поэтому Бубакена должен пролегать по параллельной долине, в данном случае по Кафирнигану 33. Из всех топонимов региона, среди которых я предлагаю поискать названия резиденций пяти ябгу, *Bubak / *Bumak (Бубак / Бумак) – единственный не оставивший никаких следов в топонимике в последующие после античности периоды. Можно было бы связать этот факт с появлением топонима Кобадиан (Kāwadyān), обозначавшего одновременно и регион низовий Кафирнигана и его столицу (точно не локализованную), зафиксированного с начала VI в. в Liang Zhigangtu (в транскрипции Hebatan (Хебатан) 34. Заимствованный из персидских патриотических легенд, он не мог бы появиться ранее сасанидского завоевания III в. н.э. Итак, мы получили следующую довольно скоординированную картину с нанесенной сетью относительных расстояний, указанных в исторической хронике Хань шу и компилятивных заметках, начиная от Вейшу: второй ябгу находился по направлению к Хисару, он относительно удален от первого, который находился в Комедах, в направлении Гарма? Места пребывания трех остальных (низовья Вахша, низовья Кафирнигана, Термез) располагаются с востока на запад по радиусам почти одинаковой протяженности, идущим от ставки второго ябгу. Каждое из территориальных объединений обладало в изобилии летними и зимними пастбищами и вносило свой вклад в поддержание громадного войска конных лучников юечжей (от 100 000 до 200 000 воинов, согласно хронике Ши цзи; 100 000 – по Хань шу). Ставки власти пяти ябгу располагались к северу и северо-западу от Окса (Вахша), что, конечно, с самого начала их правления не исключало организации далеких походов и сезонных захватнических набегов 35. Это очень хорошо соот-

Замена «m» на «b» объясняется ассимиляцией или пропуском межгубных звуков (в иранской форме или в китайской транскрипции) Это, конечно, «agrum Beionem» Эпитомы Меца (32), упомянутый в период между свадьбой с Роксаной и уходом на юг (hiс rebus gestis Alexander in agrum Beionem profectus est, castra practerit et Oxurum flumen transit (по изданию: P.H. Thomas, Inсerti auctoris Epitoma Rerum Gestarum Alexandri Magni, Teubner, Leipzig, 196). Клод Рапэн мне подсказал, что Beionem мог появиться из-за ошибки переписчика при транскрипции с греческого [BOY]BAK[INI] или даже внутри рукописного передачи Вульгаты Александра. В отношении локализации «Скалы Хориена» в Паретаке, следуя Арриану (4.21.1), и где, согласно Эпитомы (28), возможно, и произошла свадьба Александра и Роксаны (Chorienes ... сum Alexandrum hospitio apud se accepisset). См. выше сноску 18: Rapin, Baud, Grenet, Rahmanov, 2005-2006, с. 83-105 (отождествление с городищем Кызкурган в 70 км к северо-востоку от Железных ворот). 33 Ртвеладзе, 2002, с. 23. Автор принимает локализации, частично совпадающие с моими, но в более широком охвате (Паретака соответствует всему предгорному району к западу от Сурхандарьи, Бубакена включает Кафирниган, а также все долины низовий рек Восточной Бактрии). 34 Enoki, I984, p. 75-138 (где находится упомянутое посольство царства Комедов, Хумидан). В VII в. топоним Kawādyān транскрибирован как Jiuyuedejian или Judejian (Chavannes, 1903, p. 201, 279, 291). Эти ранние китайские свидетельства не отмечены ни В.В. Бартольдом (op. cit, p. 71), ни Ш.С. Камалиддиновым (цит. раб., с. 205). 35 Поход в пределы царства Аршакидов в 129–128 гг. до н. э. (см. выше сноску 10); о материалах, предположительно относящихся к ранним юечжам в Ай-Ханум и Аскалоне в долине низовий реки Кундуз (Lyonnet, op. cit., p. 159, 165-I68). 32

Ф. Грене

носится с первоначальной локализацией юечжей («к северу от реки Ги») по Ши цзи. Как мы уже упомянули, их внедрение и отношение к территории Дахья по-разному освещается в Хань шу и в Хоу Хань шу. В первой хронике расположение пяти ябгу дано в преамбуле к заметке о Дахья, во второй – считается, что они уже разделили Дахья. Соотношение этих двух версий и связь их с картографией, которую я предлагаю, может рассматриваться в различной манере: а) Дахья в Ши цзи и в Хань шу занимает территорию, превосходящую административные границы Бактрии греков. Она представлена в своих природных пределах между Гиндукушем, Памиром и излучиной Хисар – Байсун – Кугитанг. Первоначальное вторжение юечжей коснулось только части Бактрии, наибольшая же часть страны к югу от Окса некоторое время продолжала существовать, не будучи занятой ими. Эту точку зрения отстаивает Ф. Тьерри 36, который, к тому же, не очень доверяет фактам в реконструкции Хоу Хань шу. б) Однако, если эти факты учитываются, можно было бы продвинуться вперед, предположив, что размещение орд пяти ябгу на северной территории (или на землях Дахья, или в пограничной зоне) не исключает последующего раздела других территорий, разумеется, пастбищ, когда районы к югу от Окса постепенно были заняты. Понять подобную ситуацию позволяет хорошо документированный пример, взятый из истории кочевнических государств: со смертью Чингизхана самые главные степы (орду) его трех старших сыновей (Джучи, Джагатая и Угэдэя) соседствовали на территории в несколько сотен километров между Таласом, верховьями Иртыша и Имиля, что не мешало им расширять свои владения, соответственно, по всей степи вплоть до Украины, на оба Туркестана и Западную Монголию. Пять ябгу, Большие Юечжи и Китайский двор Народы, подчиненные пяти ябгу, или даже эти пять правителей, были ли они все юечжами? Этот вопрос не столь парадоксальный, как может показаться, так как их этническая принадлежность не ясна. О ней нет указаний ни в Хань шу, ни в Хоу Хань шу. Б. Лионе справедливо подчеркивает факт разнообразия керамического материала и ориентации погребений, которые наблюдаются на разных могильниках номадов в рассматриваемой зоне, а часто и внутри одного и того же кладбища 37. Со своей стороны Ф. Тьерри показывает, что термин, употребленный в Хань шу для обозначения связи ябгу с Большими Юечжами – «шу» 屬 означает, скорее всего, «быть подчиненным», «быть зависимым», не «входить в состав», «быть частью» (теоретически иное значения для этого слова возможно, но в данном случае практически исключается фразеологическими параллелями) 38. Соответственно он рассматривает пять ябгу, скорее как «различные перемешанные в ходе истории группы номадов-юечжей, номадов-сэ (сака) и другие племена, ираноязычных мигрантов, остатки греческого населения, бактрийских автохтонов, оттесненных в верховья долины и др.». Проблема в том, что их локализация, как я попытался ее воссоздать, очень хорошо соответствует первоначальному расселению юечжей, отраженному в Ши цзи. И эти долины ни в коей мере не являются зонами оттесненного населения. Они представляют из себя коридоры переселения между Китаем, Ферганой, с одной стороны, и Заоксийской Бактрией – с другой. Один из

Thierry, op. cit., p. 454-457. Lyonnet, op. cit., p. 165-166. 38 Thierry, op. cit., p. 472-475. 36 37

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

новых китайских документов Дуньхуана, на которые я обратил внимание в начале этой статьи 39, четко называет «Ванруо, посла xihou Шуангми из Даюечжи 將大月氏雙靡翖侯使者萬若(документ 43 г. до н.э.), что, кажется, явственно указывает на принадлежность, а не на простую субординацию (конечно, остается открытым вопрос о том, можно ли считать орды, которые были в подчинении ябгу, состоящими исключительно из юечжей). Другой документ (37 г. до н.э.) говорит об «эскорте / сопровождении xihou Сюми Да Юечжей 大月氏休密翖侯 (упоминание посла должно было быть в лакуне тексте). Из того же собрания документов два, которые издатели предполагают соответственно датировать между 87–49 и 84–73 гг. до н.э. или позднее, упоминают «царя Да Юечжей 大月氏王». Тогда можно было бы предположить, что над ябгу всегда была царская власть юечжей (как это было во время миграций); может быть, вращающаяся вокруг династийных ветвей и не связанная с одним только конкретным уделом, может быть пребывающая вне их территорий в Чяньши (Хульм?), как подсказывает Хань шу. Именно эту власть захватит Куджула Кадфиз, возвращая ей истинную сущность, благодаря устранению четырех ябгу – конкурентов. Возможно и другое объяснение, а именно: царская власть юечжей исчезла между 80–50-ми годами (хронологическая вилка двух документов, упоминающих посланника царя) и 43 годом (дата первого документа, упоминающего посла одного ябгу), что придало бы больше вероятности следующему выражению «немного более ста лет», приведенному в Хоу Хань шу для обозначения временного отрезка от разделения территорий между пятью ябгу до объединения их Куджулой Кадфизом 40. В новых документах есть и еще сведения, позволяющие, например, узнать, что в предыдущем столетии Китай принимал послов от ябгу, по крайней мере от двух из них, а именно, от Сюми и Шуанми, на дорожной станции по пути в Китай. Несколько десятилетий спустя после сосредоточения власти Кушан в одних руках, агенты Мая Тициана в свою очередь воспользовались этой дорогой, переправившись через Окс. Путешествуя вверх по Сурхандарье, Кафирнигану или Вахшу, затем направляясь к Комедам, они должны были пересечь территории, которые удерживались ябгу, и следовали бы к Дуньхуану (Троана Птолемея) маршрутом, который с давних времен проложили послы ябгу. Как на более северных дорогах первые согдийские купцы искали защиты у посольств, которыми обменивались Китай и полукочевое государство Кангюй 41, так и сирийские купцы и их бактрийские компаньоны присоединялись непосредственно к свите дипломатов.

The Institute of Archaeology of Gansu Province, «Excavation of а Наn Dynasty site at Xuanquan near Dunhuang in Gansu»: «A general account of inscribed slips of the Han Dynasty from Xuanquan at Dunhuang»; «Translations of the inscriptions on slips from Xuanquan at Dunhuang», Wenwu, 2000:5, pp. 4-45 (по-китайски, с резюме на английском двух первых статей: Zhang Defang, «On some documents of Central Asia in the inscribed slips from Xuanquan», в Rong Xinjiang. Li Xiaocong (изд.), History of Relationship between China and foreign countries. New sources and new problems, Beijing, 2004, pp. 147-129 (по-китайски), документы приведенные на стр. 137, 136, 132. Я обязан знакомству с этими документами Эцуко Кагеяма, которой я искренне благодарен за этот ценный вклад. 40 Лаконичная фраза Юстина (пролог к книге, 42) «reges Tocharorum Asiani interitusque Saraucarum», не означает ли она временной потери царской власти юечжами из-за господства асиан (алан)? 41 См.: de la Vaissière, 2004, p. 27-34 (англ. изд-е: Sogdian traders. A History, Leiden – Boston, 2005, p. 25-32)/ Послы Кангюя также упомянуты в новых документах из Дуньхуана. 39

Ф. Грене

Карта

Предложения к ареалу расположения пяти ябгу. Жирным шрифтом обозначены: названия в китайской транскрипции; в римской; древние иранские названия (вероятно в греческой транскрипции). Карта нарисована Франсуа Ори (IMR, 8546 CNRS).

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Библиография Камалиддинов Ш.С. Историческая география Южного Согда и Тохаристана по арабоязычным источникам IX-начала XIII в. Ташкент, 1996. Лурье И.П. Историко-лингвистический анализ согдийской топонимии. СПб., 2004. (неизданная диссертация депонирована в Интернете www. orienlalstudies.ru/pers/ z_lurje.html). Рахманов Ш.А. Средневековая фортификация в Северном Тохаристане. Канд. дисс. Ташкент. Литвинский Б.А., Седов А. Культы и ритуалы Кушанской Бактрии. М., 1984. Mандельштам A.M. Кочевники на пути в Индию. М.–Л., I966; Mандельштам A.M. Памятники кочевников кушанского времени в Северной Бактрии. Л, 1975; Ртвеладзе Э.В. Алексанр Македонский в Бактрии и Согдиане. Ташкент, 2002. Barthold W. Turkestan down in the Mongol invasion, 2nd ed. London, 1968. Bernard P. De l’Euphrate à la Chine avec la caravane de Maès Titianos (c. 100 ap. n.è.). Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-lettres, 2005 [2007]. Bernard P., Besenval R., Marquis Ph. В кн.: Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-lettres, 2006 (seance du 23 juin). Bivar A.D.H. Cambridge History of Iran. 3/1, Cambridge, 1983. Enoki K. The Liang chih-kung-t’u. Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko, 42, 1984. Eranšahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenac’i, Berlin, 1901. Chavannes É. Les pays d’occident d’apres lè Heou Han chou, T’oung Pao, 8, 1907. Chavannes É. Documents sur les Tou-kiue (Turcs) occidentaux, Paris, 1903. Coedès G. Пер. на фр. Textex d’auteurs grecs et latins relatifs à l’Extrême-Orient. Paris, 1910. Centlivres P.,Centlivres-Demont M. Un bazar d’Asie centrale: forme et organisation du bazar de Tâshqurhân (Afghanistan) .Wiesbaden, 1972. Grеnet F., Rapin С. Alexander. Aï Khanum, Termez: remarks on the spring campaign of 328. Bulletin of the Asia Institute, 12, 1998 [2001]. Grenet F. Regional interaction in Central Asia and North-west India in the Kidarite and Hephtalite periods, в N. Sims-Williams (издат.), Indo-Iranian languages and peoples (Proceedings of the British Academy, 116), Oxford, 2002. Lyonnet B. Prospections archéologiques en Bactriane orientale (1974–I978), vol. 2: Céramique et peuplement du Chalcolithique à la conquête arabe, Paris, 1997. Pulleyblank E. The consonantal system of Old Chinese, Asia Major, 9, 1963. Pulleyblank E. Lexicon of reconstructed prononciation in Early Middle Chinese. Late Middle Chinese, and Early Mandarin, Vancouver, 1991. Rapin C. L‘incompréhensible Asie centrale de la carte de Plolemée. Propositions pour un décodage. Bulletin of the Asia Institute, 12. 1998 [2001]. Rapin C. et collab. La tombe d’une princesse nomade à Koktepe près de Samarkand, CRAI, 2001. Rapin С., Baud A. , Grenet F., Rakhmanov Sh.A. Les recherches sur la région des Portes de Fer de Sogdiane: bref état des questions en 2005 .История материальной культуры Узбекистана. Вып. 35. 2005–2006.

Ф. Грене

Shaked Sh. De Khulmi à Nikhšapaya: les données des nouveaux documents araméens de Bactres sur la toponymie de la région (IV e. siècle av. n. è.), Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-lettres (CRAI), 2003. Staviskij В. Ja. La Bactriane sous les Kushans (Бактрия при Кушанах), Paris 1986. Thierry F. Yuezhi et Kouchans. Pièges et dangers des sources chinoises. В кн.: O. Bopearachchi et M.-F. Boussac, Afghanistan, ancien carrefour entre l’Est et l’Ouest. Brepols, Turnhout, 2005. Tremblay X. La toponymie de la Sogdiane et le traitement de *χθ et *fθ en iranien, Studia Iranica, 33, 2004. Vaissière É. de la. Histoire des marchands sogdiens, 2e ed., Paris, 2004. (англ. изд-е: Sogdian traders. A history, Leiden – Boston, 2005, pp. 25-32).

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

«АРИСТОКРАТИЧЕСКАЯ» ГРОБНИЦА КОЧЕВНИКОВ НА ГОРОДИЩЕ КОКТЕПЕ БЛИЗ САМАРКАНДА* I. Памятник и его исторический контекст С 1989 года франко-узбекская археологическая экспедиция (МАФУз Согдианы / MAFOuz de Sogdiane) 1 проводит исследования Афрасиаба, городища домонгольского Самарканда, и двух дополнительных объектов: греко-согдийской пограничной стены с Железными Воротами у Дербента (между Самаркандом и Термезом) 2 и протоисторического городища Коктепе на правом берегу Зарафшана в 30 км к северу от Самарканда 3. Именно на этом последнем городище, которое изучается с 1996 г. 4, была обнаружена «аристократическая» гробница кочевников, датированная временем около начала н.э., с погребальной камерой, которая оказалась нетронутой, несмотря на две попытки разграбления её еще в древности. * Оригинальная версия этой статьи на французском языке была опубликована в Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres (CRAI), 2001, p. 33-92). Не располагая временем для пересмотра всех данных, авторы предоставили настоящий перевод, выполненный Маргаритой Филанович (Институт истории АН РУз, Ташкент) и Светланой Горшениной (Унив. Лозанны и Манчестера), 2002-2013, который воспроизводит в основном оригинальный текст. Однако, с учетом новых сведений, которые появились в нашем распоряжении за последние двенадцать лет работы, некоторые положения статьи, особенно в части II, были пересмотрены, а так же дополнены рядом библиографических ссылок, не претендующих, однако, на абсолютную полноту. В частности, исправления были внесены по поводу периодизации (периоды «Коктепе I-IX») и интерпретации общего исторического фона, сделанные в соответствии со статьями Rapin, 2007; Atakhodzhaev, 2013; Рапэн, Хасанов, 2013. Мы приносим благодарность Бертиль Лионе, Вероник Шильц, Полю Бернару, Осмунду Бопераччи, Францу Грене, Ги Лекюйо и Этьену де Ля Вэссьеру за их помощь и советы. 1. Под руководством Франца Гренэ (CNRS) с французской стороны и Мухаммаджона Исамиддинова (Институт археологии АН РУз в Самарканде) с узбекской стороны. 2. Городище было исследованно в 1996-1997 гг. Шахимарданом Рахмановым и Клодом Рапэном в сотрудничестве с Муталибом Хасановым; в снятии топографического плана принимал участие Кристиан Мейер. Проблема границы между Бактрией и Согдианой была поднята в недавних исследованиях по исторической географии, предпринятых в связи с походом Александра Великого и генезисом карты Птолемея, где отстаиваются гипотезы, согласно которым Окс и Вахш образовывали административную границу между Бактрией и Согдианой, несмотря на то, что оба берега Окса в культурном плане были едины: Grenet, Rapin, 1998 (2001), p. 79-89; Rapin, 1998 (2001), p. 201-225; библиографию последних публикаций см.: Рапэн, Бо, Гренэ и Рахманов, 2006; Rapin, 2013. «Северная Бактрия» в публикациях советских исследователей и специалистов доисторического периода соответствует с точки зрения античного административного деления юго-восточной Согдиане. Термин «средний Окс» соответствует участку Амударьи между Тахти-Сангином (у слияния Вахша и Дарья-и Панджа) и Келифом (или же здесь Бабашовом). «Верхний Окс» здесь интерпретирован как участок реки Вахш до Тахти-Сангина, в то время как Дарья-и Пяндж, протекающая рядом с Ай-Ханум, соответствует Оху (Ochus) древних авторов. 3. С момента появления этой статьи на французском языке в 2001 г., МАФУз Согдианы предприняла в том же районе исследования на серии курганов в Янги-рабате и Акджар-тепе (раскопки Жюли Валлэ-Раевски, К. Рапэна и Рэн-Мари Берар), на городище Киндикли-тепе расположенном на канале Булунгур (раскопки М. Хасанова и К. Рапэна), на городищах Сангир-тепе (раскопки М. Хасанова и К. Рапэна) и Падаяк-тепе (раскопки М. Хасанова и Жоанны Люилье) рядом с Шахризабсом, на городище Турткуль рядом с Заамином (раскопки Алексея Грицины и Этьена де Ля Вэссьера). Общую историческую реконструкцию см.: Rapin, 2007, а также Рапэн, Исамиддинов, 2008. См. также L’archéologie française en Asie centrale, 2013. 4. Городище исследовалось под руководством М. Исамиддинова и К. Рапэна при участии, помимо других сотрудников, М. Хасанова и А. Грицины. 70

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Рис. 1. Карта Средней Азии. Топонимы пронумерованы в алфавитном порядке: Айртам: 24; Актобе: 36; Акчий-карасу: 46; Александрия оксианская: 23; Александрия Эсхата: 37; Аорн: 21; Аруктау: 27; Бабашов: 14; Бактр: 18; Барат-тепе: 22; Бишкент: 27; Гиссар: 30; Гурмирон: 45; Дальверзин-тепе: 28; Дербент: 13; Дрепса-Драпсака: 20; Джизак: 33; Джун: 43; Дильберджин: 17; Еркурган: 12; Жаман-Тогай: 35; Железные ворота: 13; Исфара: 39; Кайрагач: 38; Карабулак: 40; Каратегин: 32; Караша: 48; Карши: 12; Кенкол: 49; Кизил-тепе: 5; Килиф: 15; Коктепе: 7; Комеды: 32; Ксениппа: 12; Ксиров: 31; Куйумазар: 3; Куль Ата: 44; Кундуз: 21; Кызыл-кыр: 5; Лявандак: 3; Мараканда: 8; Мианкаль: 6; Наутака-Киш-Сангир-тепе: 10; Орлат: 6; Ош: 42; Пайкенд: 2; Самарканд: 8; Сирлибай-тепе: 9; Сурх-котал: 20; Талас: 47; Тахти-сангин: 25; Термез: 23; Тилля-тепе: 16; Тулхар: 26; Уструшана: 33; Ферабр-Фратруа: 1; Халчаян: 29; Хангиз: 41; Ходжент: 37; Шахризябс: 11; Шаушукум: 34; Хулм: 19; Янгиюль: 43.

Городище Коктепе – это лессовое плато трапециевидного плана около 500 м в сторонах, приподнятое почти на 8 м над уровнем долины по правому берегу Зарафшана, поблизости от трассы канала Булунгур. К началу Железного века оно составляло ядро большого укрепленного города, который, как Самарканд и города оазиса Шахрисабза 5 (Кашкадарья), сложился в ходе процесса урбанизации, протекавшего в Средней Азии на базе развития ирригации. После первого периода существования жилищ раннего Железного века («Коктепе I») на плато, как представляется, возводятся только монументальные сооружения. Сначала это обширные ансамбли с дворами в центре («Коктепе II»): один религиозного назначения (рис. 2B), другой, вероятно, дворцового характера (рис. 2C). Затем сооружаются две платформы сплошной кирпичной кладки, которые и сформировали рельеф городища, дошедший до наших дней («Коктепе III»). 5. В период античности в регионе Шахрисабза располагался большой город (Киш, без сомнения Наутака), представленный несколькими отдельными городищами: Падаятак-тепе – цитадель, Узункыр – система укреплений и Сангир-тепе – святилище за пределами городских стен (последний памятник исследуется в настоящее время М. Хасановым и К. Рапэном в рамках научной программы МАФУз Согдианы): Рапэн, Хасанов, 2013.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 2. Схематический план городища Коктепе: A: Поселения раннего железного века (период «Коктепе I»). B: Священная зона («Коктепе II»). C: Дворцовая зона («Коктепе II-III»). D: Западная священная платформа («Коктепе III»). E: Восточная платформа («Кoktepe III»). F: Главные ворота эллинистической стены («Коктепе IV»). G: Поселения эллинистической эпохи («Коктепе IV»). H: Зона кочевнических могил («Коктепе V») и «аристократической» могилы с дромосом («Коктепе VI»). Первый ансамбль в центре плато (рис. 2D) имел вид усеченной пирамиды, обрамленной полукруглыми башнями 6; второй, на юго-восточном углу плато, (рис. 2E и рис. 3) был представлен платформой с двумя ступенями, похожей на зиккурат уменьшенного размера высотой в 10 м и 50 м в стороне. Продолжительность существования этих памятников не может быть точно определена, но многочисленные крупные перестройки позволяют предположить начало их обживания (постоянного или с перерывами) за много веков до прихода Александра Великого. В эллинистическую эпоху (во время так называемой фазы «Коктепе IV», соответствующей фазе «Афрасиаб IIA», которая приходится на время между походом Александра Македонского и первой половиной III в. до н.э.) 7 плато окружалось мощной оборонительной стеной с четырьмя

Остатки этого сооружения были по большей части разрушены в 1970 г. бульдозером. Городище Коктепе было заброшено в селевкидский период, в течении фазы «Афрасиаб IIA». Точное определение даты запустения Согдианы на север от Железных Ворот представляется затруднительным. Вместе с тем, согласно последним исследованиям нумизмата А. Атаходжаева (Atakhodzhaev, 2013) и пересмотру стратиграфии раскопок так называемых «Бухарских Ворот» Афрасиаба, представляется возможным предположить, что городище Афрасиаб-Мараканда пришло в запустение очень рано, к концу селивкидского периода или же на заре греко-бактрийской эпохи (Рапэн, Хасанов, 2013), а не во время царствования Евкратида I в середине II в. до н.э., занявшего престол после кратковременного отсутствия эллинистической власти в регионе, как мы предполагали ранее. См. хронологию на основе анализа керамики: Lyonnet, 2010; она же, 2012. 6.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Рис. 3. План и схематический разрез восточной платформы и «аристократической» могилы с дромосом. воротами, которые сегодня придают Коктепе вид крепости (рис. 2F). Жилища были представлены несколькими домами, которые возможно выполняли функции казарм. Последний архитектурный комплекс на самой высокой платформе представлен выстилкой из квадратных кирпичей эллинистического типа, положенных плашмя и на ребро (рис. 5, слева). Некоторое время, перед окончательным прекращением жизни на городище, здесь функционировали только ремесленные мастерские, не считая некоторого спорадического обживания в средние века. В годы, последующие за прекращением городской деятельности, городище принимает вид, сохранившийся и поныне. Единственные следы обживания, определяемые для периода III-I вв. до н.э., представлены могилами кочевников («Коктепе V»), особенно у подножия и на вершине восточной платформы. Несмотря на то, что эта восточная платформа имеет вид естественного холма, именно здесь располагалась монументальная гробница в форме кургана («Коктепе VI») (рис. 2H). Нельзя также исключить, что на западной платформе, частично разрушенной в наше 73

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

время, располагалась вторая монументальная могила, хотя никаких ее следов во время раскопок обнаружено не было. Начиная со средних веков («Коктепе IX»), ансамбль плато был поделен между жилищами, представленными полу-землянками, кладбищем и фруктовыми садами, которые орошались многочисленными арыками. Древний некрополь и курган (рис. 4) 8 Монументальный погребальный комплекс был выкопан в центре платформы ахеменидского времени тогда, когда она уже утратила свое первоначальное назначение («Коктепе III») 9 (рис. 3). После эллинистической эпохи вершина бугра была расширена и вымощена фрагментами булкообразных кирпичей, происходящих из развалин Рис. 4. 1: Цитадель Коктепе. 2: Вид ахеменидской платформы (рис. 5, наверху); здесь раскопок. 3: Грабительский подкоп кур- же был обустроен некрополь с десятком захоранений («Коктепе V»). Опущенные на глубину около гана и дромоса. 4: Раскопки скелета. 1 м ниже уровня современной дневной поверхности и пробивающие слой булкообразных кирпичей, эти погребения представляют собой ямы в земле, ориентированные в направлении север-юг (рис. 5T [8]). Их незначительная глубина может объясняться недавним выравниванием вершины холма в ходе сельскохозяйственных работ, которое уничтожило все следы оформления поверхности некрополя (насыпи или памятники). За исключением одной ямы, в которой сохранился костяк ребенка, положенный головой на север, все эти захоранения не сохранили костей, что не позволяет восстановить первоначальное положение тел или предложить точную дату погребения. Некоторые ямы по длинной стороне снабжены суфами высотой от 25 до 50 см или двумя симметричными уступами. Особая форма бокового уступа напоминает дно кочевнического погребения с боковой нишей типа «ниши для гроба» или «подбоя», образующих склеп, вход в кото-

Открытие собственно погребения было сделано 17 мая 2000 г., во время третьего сезона раскопок погребального комплекса. В раскопках принимали участие М. Хасанов, К. Рапэн, Людмила Шпенева, А. Грицина, M. Исамиддинов, Надежда Алмазова, Андреа Риштеки-Рион. Расчистка костяка была осуществлена под руководством реставраторов самаркандского Института археологии Жанны Сукасьян и Марины Реутовой. План раскопок: К. Рапэн. Зарисовка предметов: Н. Алмазова. Экспертиза находок была проведена Флоранс Бертэн-Бенгсон, директором Института реставрации археологических и палеометаллургических исследований (IRRAP) в Компьене, во время командировки летом 2000 года, организованной Министерством иностранных дел Франции, в сотрудничестве с Жан-Пьер Моэном, директором центра исследований и реставрации музеев Франции (C2RMF, Музей Лувр). См. первые посвященные открытию статьи: Исамиддинов, Рапэн, Грене, 2001, с. 79-86. 9. Ядро платформы составляла четырехугольная камера больших размеров (одна из ее стенок зафиксирована в разрезе на рис. 6, №9). Это помещение предшествует слоям со следами обживания ремесленниками и на сегодняшний момент, без дополнительных исследований, не может быть определено как погребальная яма. 8.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

рый осуществлялся через вертикальный колодец, сдвинутый к боковой стенке 10. В то же время гробницы с боковыми симметричными уступами соответствует очень хорошо известному типу ям сужающихся ко дну (вертикальный разрез в форме буквы Т) 11. Несмотря на то, что остатки немногочислены, параллели этому некрополю с разнотипными захоронениями возможно обнаружить в других могильникам региона 12. Ни одна из этих ям не была затронута ни при прорытии вертикального спуска к «аристократической» гробнице с дромосом, ни грабительскими лазами. Вероятно, эти более ранние погребения были специально уничтожены при устройстве кургана «аристократической» гробницы 13. Ориентированная по оси север-юг, монументальная гробница принадлежит к типу погребений с дромосом и поперечной Рис. 5. План «аристократической» могилы катакомбой; устройство представляется са- с дромосом: 1: дромос; 2: забутованная дверь мым сложным из всех известных на сегод- склепа; 3: верхняя ступень в форме «П»; 4: няшний день («Коктепе VI»). Её размеры 11 античный грабительский подкоп; 5: могила; х 5,7 м (рис. 5). Нижний уровень находит- 6: западная боковая ниша; 7: восточная бося на глубине около 6,4 м от современной ковая ниша; 8: мощение из необожженного дневной поверхности. Склеп, в который по- кирпича вторичного использования рядом с падали через ход шириной 1,2 м, был вы- погребением с дромосом, которое было перкопан на юг от дромоса (рис. 5, №2). Этот форировано, возможно, более древними мотрапециевидный в плане дромос имел 3,6 гилами. м в длину, при минимальной ширине внутреннего пространства в 2,4 м на юге и максимальной в 3,2 м на севере. Сразу же за входом открываются с одной и с другой стороны две боковые ниши, предназначенные для заупокойных

Аналогии этому типу погребений: Бабашов (вдоль Окса к западу от Келифа), тип III: Мандельштам, 1975, с. 66-67, рис. 34. Бишкентская долина (зона Кафирнигана): Седов, Керзум, 1978, с. 116-130. 11. В одном из погребений Коктепе нижняя поверхность ямы имеет 0,4 х 1,5 м при глубине 0,5 м. В своей расширенной части над уступом яма достигает размеров 0,6 х 1,8 м. Аналогии для этого типа могил: Мандельштам, 1975, с. 92-93, рис. 52: Бабашов, тип II, XIV, 27. 12. О некрополях, где сочетаются разнообразные типы погребений: Мандельштам, 1966; он же, 1975. Айртам: Тургунов, 1973, с. 65. Ориентация может быть критерием при классификации: см. ниже. 13. В северо-восточном углу на стенке дромоса видны границы еще одного погребения. Хотя в ходе раскопок последовательного накопления слоев не отмечалось, представляется, что это погребение было более ранним, чем «аристократическая» гробница с дромосом; видимо оно было прорезано в момент прокладки этой последней. Тот факт, что все ямы были пустыми и что ни одна из них, кажется, не задела монументальную гробницу с дромосом, позволяет выдвинуть гипотезу – даже несмотря на полное отсутствие погребального материала – о том, что предшествующий некрополь был заранее преднамеренно уничтожен перед началом строительства «аристократической» гробницы. 10.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 6. С 1 по 4: Разрез и поверхность западной, северной стены дромоса и забутованный вход в склеп; 9: Границы кладки вокруг ядра ахеменидской платформы. приношений (рис. 5, №6-7) 14. Высота дромоса, которую оказалось невозможно точно измерить из-за обрушения свода, вызванного одной из попыток грабежа, вероятно не превышала 1,5 м. В склепе была погребена женщина аристократического происхождения 15. Погребенная покоилась на спине, параллельно северной стене склепа, головой на восток, руки вытянуты вдоль туловища, правая рука положена на бедро (рис. 5, №5). Тело, как и некоторые погребальные предметы, были положены, вероятно, на простой деревянный настил, очень плохо сохранившийся (доски?) (рис. 7). Пол склепа был устлан камышовой циновкой, на которой отдельно друг от друга были размещены два предмета (№7 и №8). Доступ в склеп осуществлялся с юга через дромос, включавший лестницу, по меньшей мере, из четырех ступеней (метровой высоты каждая), и скат с уклоном в 24° (рис. 6, №1). Боковые стенки дромоса спускаются двумя ярусами высотой 4 м от пола склепа. Образовавшийся уступ шириной около 70 см (рис. 5, №3, рис. 6, №3), имеет П-образные очертания. В нижней части размер дромоса 1,8 х 5,4 м; над уступом – 3,25 х 6,5 м. По-видимому, уступ был достаточно широк для

Высота ниш, определенная по следам, оставленным заступами строителей, составляла, по меньшей мере, 1,1 м от пола. Лезвие инструмента, использованного в западной нише, было шириной 4,4 см, в то время, как инструмент, использованный в восточной нише, измеряется 6,2 см. Работы, таким образом, проводились несколькими – как минимум двумя – рабочими. 15. Согласно предварительному обследованию костяка и состояния зубов, сделанному З.Р. Шодиевым, антропологом самаркандского Института археологии, возраст усопшей может быть определен от 42 до 45 лет. Вместе с тем, экспертиза, проведенная Мишель Гланц, антропологом Университета Колорадо и членом археологической экспедиции Университета Беркли (дир. Санджот Мехендалэ), предлагает фиксировать возраст усопшей 20 годами. Изучение скелета позволило определить признаки деформации крышки черепа, типичной для кочевого общества этой эпохи. 14.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

того, чтобы служители погребального культа могли уместиться на нем во время погребальной церемонии или чтобы помочь спустить тело в гробницу. Проход в склеп закрыт экраном из кирпичей, утолщающимся книзу. Его внешняя поверхность, наклоненная так, чтобы образовался прямой угол с полом ската дромоса (рис. 6, №2), была сверх того покрыта глиняной штукатуркой и камышовой циновкой. Дромос был забутован сразу же после опечатывания склепа. Гробницу пытались разграбить еще в древности, как об этом свидетельствует галерея подкопа (рис. 3) 16 и огромная вертикальная яма, выкопанная грабителями всего в нескольких сантиметрах от погребения (рис. 5, №4 и рис. 6, №4). Обрушение свода склепа, произошедшее во время этого ограбления, сильно повредило тело погребенной, но кости не разрознены; этот факт позволяет считать, что обрушение произошло вскоре после похорон. Погребальный инвентарь Основной погребальный инвентарь происходит из раскопок внутри склепа, где он распределяется по четырём зонам: а) восточная боковая ниша; б) западная боковая ниша; в) собственно захоронение в пределах деревянного настила; г) пол склепа, на котором были разложены различные предметы. а) восточная боковая ниша, как кажется, была отведена под хранилище керамических сосудов, предназначенных для напитков (рис. 5, ниша 7; рис. 12). Четыре сосуда раздавлены обрушившимся сводом во время попытки ограбления через вертикальную яму. Набор состоял из фляги (ассиметричного сосуда, предназначенного для перевозки жидкости, рис. 8, №4), миски с ручками, форма которой происходит от эллинистических кратеров, употреблявшихся для смешения вина (рис. 8, №1). Положены были также два кувшина без ручек (рис. 8, №2 и 3). Перед нишей лежала железная курильница на трех ножках (рис. 5 и 9, №6), происхождение и назначение которой не ясно. По определению Флоранс Бертэн-Бенгсон, чашечка курильницы подвергалась разогреву до температуры более 1000 C° или более. Предмет пострадал от разного рода коррозии, следы которой на поверхности указывают на единовременный приток кислорода, что могло бы произойти во время ограбления гробницы в древности. Но, за отсуствием более точных анализов, нельзя определить время после похорон когда это произошло. б) в противоположной, т.е. западной, нише находился бронзовый котел на ножке в форме усеченного конуса, с двумя ручками (рис. 9, №5) и остатки каких-то продуктов, которые были сварены во время церемонии (рис. 5, ниша 6). Котел лежал в глубине ниши, частично заглубленный в пол. Как явствует из следов подрезки и пайки внизу тулова, сосуд подвергся значительному ремонту, когда его собственная ножка была заменена другой, вероятно взятой с отслужившего предмета. Его содержимое включало кости коровы и теленка, мясо которых было сварено для последней трапезы. Рядом был положен другой кусок говядины, от которого сохранились два позвонка в анатомическом порядке.

Этот подкоп метрового диаметра опущен ниже основания кладки платформы ахеменидской эпохи, непосредственно под которой он разветвляется в трех направлениях. Оказавшись в двух метрах под склепом, грабители, которые, вероятно, думали, что имеют дело с настоящим курганом с искусственной насыпью, не имели никакого шанса найти желанные сокровища. 16.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

в) Могила: находки, сделанные на деревянном погребальном настиле (рис. 5, №25) можно разделить на две категории. Первая представлена остатками одежды и головного убора погребенной; вторая включает в себя предметы непосредственно связанные с погребальным ритуалом, такие, как объекты «обстановки» (подставка под голову и курильница) и личные вещи. Хотя в могиле не было обнаружено никаких украшений, высокий статус погребенной определяется богатством одеяния: длинное платье с рукавами, украшенное маленькими круглыми бляшками по краям (по меньшей мере, 345 штук, что составляло около 3,5 м сплошного шитья). Это позволяет восстановить сам покрой платья (рис. 7, №22). Костюм дополнялся ремнем или поясом, от которого обнаружено три концевых завершения из золота, включающие в себя заклепки со шляпками, инкрустированные бирюзой (рис. 10, №19-21; Рис. 7. План могилы (см. инвентарь на рис. 11). В области соответствующей поясу, Ф. рис. 10; №25: границы настила из дерева) и Бертэн-Бенгсон обнаружила следы плотной реконструкция костюма погребенной. ткани, похожей на шерстяную. Голова погребенной покоилась на серебряном фиале, служившем подголовником (рис. 7, №24) 17. Около головы с двух сторон лежали 60 стеклянных бочонкообразных плосковатых позолоченных бусин, располагаясь двумя отдельными плотными нитями. Кроме того, слева от головы покоились три золотых пластины, каждая из которых была сложена втрое. Их форма, отпечаток на них тонкой ткани типа газа и следы красной краски, как кажется, свидетельствуют о том, что эти пластины были нашиты в виде диадемы на красную полосу или некий головной убор (рис. 10, №16-18: реконструкция). Согласно Ф. Бертэн-Бенгсон, вокруг головы была обернута ткань двух разных типов; одна, сотканная из тонких нитей, другая из более толстых 18. В том же месте были найдены две маленькие заклепки с головками из медного сплава и серебряным стержнем, первоначальное расположение которых не представляется возможным реконструировать. Под правую руку покойной была положена сумочка из вышитой ткани. Её содержимое, обнаруженное в области бедренной кости и правого колена, состояло из фрагмента костяного гребня «сарматского» типа, украшенного протомами лошадей (рис. 7 и 10, №15), а также тяжелого зеркала китайского типа, сделанного из сплава на базе олова (рис. 7 и 10, №14; рис. 11). Ткань, в которую эта роскошная вещь была завернута, очень похожа на одну из тканей, отмеченных у чеЭтот фиал был сломан перед тем, как его поместили под голову. По мнению Ф. Бертэн-Бенгсон, корозия, вызванная веществом, которым возможно была покрыта прическа, позволила сохраниться коже с волосами в месте соприкосновения с металлом. 18. Тип, сделанный из тонких волокон, мог бы соответствовать волосам или остаткам вуали. 17.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

репа, которая согласно Ф. Бертэн-Бенгсон могла быть шелковой, льняной, пеньковой или хлопковой. Около руки и зеркала обнаружены многочисленные кусочки меди, некоторые окрашены в красный цвет, другие сопровождались золотыми скрученными нитями. Однако определить первоначальную форму предмета невозможно (сумка или ремешок?). Вдоль левой ноги были положены железные предметы – два лезвия ножей с кольцевым навершием (рис. 7 и 10, №11 и №12) и шило (№13), а также некий декоративный предмет из белого мрамора, служащий, возможно, для закрепления предметов на ремне (рис. 7 и 10, №10). Около правой ступни находилась вылепленная из глины квадратная курильница красноватого цвета, которая содержала обуглившиеся остатки. г) На камышовой циновке, устилавшей пол склепа, лежали два предмета. Первый, у левого предплечья покойной, представлял из себя серебряный кубок с округлым дном (рис. 5, 7 и 10: №7), точное назначение которого нам неясно (сосуд для напитка или чашечка для румян?). Второй предмет, также расположенный над головой погребенной поблизости от погребального ложа, был глинянной курильницей, прокаленной докрасна (рис. 5, 7 и 10: №8) и предназначенной для того же ритуала, что и две другие курильницы из глины (рис. 10, №9) и из железа (рис. 9, №6). Исследование погребального инвентаря Тип погребения и погребальный инвентарь являются источником информации для реконструкции как местного контекста, который был родным для погребенной, так и культурных и торговых связей с отдаленными регионами. Двадцать характерных находок погребального инвентаря из «аристократической» гробницы можно разбить на три группы. Первая – предметы повседневного использования местного происхождения, как, например, посуда из ниш. Вторая – одежда и украшения, характерные для женского костюма из богатых могил. Третья – личные вещи и предметы погребального назначения: курильницы, ножи, китайское зеркало, стеклянные бусы (вероятно индийского происхождения).

Рис. 8. Керамика из боковой восточной ниши: 1 - миска, h: 22 cм, диам.: 41 cм; 2 - кувшин, h: 22 cм, диам.: до 19 cм; 3 - кувшин, h: 40 cм, диам.: до 34 cм; 4 - фляга, l.: до 44 cм, диам.: 39 cм. 79

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

I. Сосуды из восточной ниши принадлежат к типу местной керамики, судя по высокому качеству их выделки и размерам (диаметром около 40 см у миски и фляги). Эти сосуды изготовлены в мастерских какого-то крупного центра (возможно, Самарканда); типологически они близки сосудам из других курганов долины Зарафшана, таким как кувшины 19 или фляги для перевозки жидкости 20. Как отметила Бертиль Лионе, в «аристократической» могиле на Коктепе, как и в других могильниках правобережья Зарафшана, отсутствуют кубки на ножках, что, возможно, объясняется разновременностью могильников и этого типа керамики 21. Присутствие высококачественной керамики в курганах, расположенных на периферии долин и ороРис. 9. Другие находки из боковых ниш: 5 шаемых земель, неоспоримо свидетельству- бронзовый котел на ножке в форме усеченноет о том, что группы кочевников-скотоводов го конуса из западной боковой ниши, h: 31,2 жили бок о бок с оседлым населением. Несмо- cм, диам.: до 26 cм; 6 - железная курильница тря на наличие в курганах кочевников значи- на трех ножках из восточной боковой ниши, тельного количества оружия, все указывает, h: приб. 30 cм, чашечка: диам.: 11 cм. однако, на мирный характер их сосуществования. Система орошения не была замещена пастбищами, характерными для кочевнического мира. В социально-экономической жизни региона оседлые жители и кочевники составляли две части населения, скорее дополнявшие друг друга, чем противостоявшие. Бронзовый котел, найденный в восточной нише, был ценной посудой повседневного быта. Эта категория предметов, нашедшая отражение у Геродота в его Истории (IV.61), является с VII

Аналогичные формы, например, были открыты на Кизил-тепе: Обельченко, 1992, табл. X.12, 14, 16, 20). См. также некрополи в Янги-рабате и Акджар-тепе (Vallée-Raewsky, 2013). 20. Перечень этих ассиметричных форм в Средней Азии см.: Lyonnet, 1997. Будучи эллинистического происхождения, этот тип сосудов отмечен в могильниках западной степи, но восточнее встречается реже. Для района Самарканда см., например, женское погребение №2 кургана 1 в Орлате: Пугаченкова, 1989, с. 125, рис. 54; с. 138, рис. 64а; с. 141-142; Янги-рабат и Акджар-тепе (см. выше). Для Бухарского оазиса это Кизилтепе [Обельченко, 1992, табл. Х, непронумерованая: 6 (кургун 16), 9 (курган 2), 10 (курган 12)], Лявандак, курган 2 [Обельченко, 1961, с. 97-176, особенно с. 106-109], Миранкуль [Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 40. 35-36]. Для долины Окса см., например, среди могильников Бишкентской долины экземпляры из Тулхара: Мандельштам, 1966, табл. 34. 6 и 9. Для культуры Джеты-Асар (низовья Сырдарьи) см.: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 20. 22-27. В отношении его распространения в степном мире (область Кенкольской культуры, Акиш-Карасу [Кетменьтюбе]): там же, табл. 30.45. См. также David, 1985, р. 201-222, особенно р. 217 и рис. 13-14 (Мечет-сай и КойКрылган-кала). 21. Эта особенность могла бы усилить доказательства гипотезы, согласно которой могилы Орлата, Сирлибайтепе и Коктепе составляют однородный единовременный комплекс (в отношении двух последних городищ см. ниже о родстве медных котлов). Б. Лионе (Lyonnet, 1998 [2001], p. 154) сомневается в отношении теории этнического или хронологического различия между кочевниками по обоим берегам Зарафшана. С другой стороны, гипотеза, основанная на половой принадлежности погребенных, так же проблематична, т.к. эти кубки отсутствуют в мужских погребениях Орлата, но найдены в женских могилах. 19.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Рис. 10. Находки в могиле (та же нумерация, что и для рис. 7). 7 -серебряный кубок с округлым дном, лежавший в 30 см на юг от тела покойной (диам.: 10.2 cм; h.: 4,8 cм); 8 - круглая курильница из сырой глины, прокаленная докрасна, найденная на полу в 70 см на восток от черепа (h: 5,4 cм; диам.: прибл. 7-7,2 cм); 9 - квадратная глиняная курильница, прокаленная докрасна, заключавшая в себе угли (h: 4,8 cм; стороны: прибл. 5,7-6,4 cм); 10 - мраморный шарик; 11 и 12 - железные ножи с круглым навершием (l.: до 17,5 cм); 13 - железное шило (l.: 10 cм); 14 - китайское зеркало с коррозией, на которой отпечаталась ткань, в которую оно было завернуто (диам.: 18.6 cм); 15 - футляр костяного гребня, украшенного протомами, смотрящих в противоположные стороны лошадей; декоративные круги со следами красного пигмента (l.: 9,5 cм); 16-18 - реконструкция повязки, изначально пришитой на ткань полоски из трех золотых листов (согнутых втрое с отпечатками ткани, окрашенной пурпуром; длина реконстриированная: каждый лист прибл. 4,5 x 10-12 cм; 16: прямоугольный лист; 17-18: листы с закругленными концами); 19-21: золотые завершения ремня; шляпки заклепок инкрустированы бирюзой (19 - 1,8 cм x 1,2 cм; реконструированная толщина кожи: 0,2 cм; 20-21 - прибл. 2,2 cм x 1,15 cм; реконструированная толщина кожи: 0,45 cм); 22 - золотой брактеат (диам.: 0,95 cм); 23 - стеклянные бусы бочкообразной уплощенной формы (l.: 1,1 cм); 24 - серебрянный фиал (см. рис. 7), используемый как подголовье, предварительно деформированный в ходе погребения по форме черепа. Внутренняя коррозия, возможно, происходит от бальзамирующего состава; 25 - деревянная подставка (см. рис. 7). Другие находки: скрученная золотая нить (не проиллюстрирована).

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

в. до н.э. одной из характерных принадлежностей мира степей от Сибири до Причерноморья 22. Как видно по следам ремонта, этот котел, до того, как был захоронен, долгое время использовался в семье покойной. Исходя из этого, он не может служить датирующим предметом, т.к. большинство артефактов подобного рода восходят к V-III вв. до н.э. Среди многочисленных известных вариантов выделяют два главных типа: котлы на трех ножках 23 и котлы на усеченно-конической ножке. У котлов второго типа ручки обычно расположены вертикально по отношению к закраине сосуда 24. Относясь по всем признакам к типу сосудов на усеченно-конической ножке, котел с Коктепе, однако, отличается горизонтальным расположением ручек. Неоспоримая и самая интересная параллель ему была открыта на Сирлибай-тепе, городище близком Коктепе геоРис. 11. 1 - Верхняя часть скелета. 2 - Китайское зеркало (после реставра- графически и в культурном отношении. Как можно ции A. Горина) (рис. 10.14). 3 - Золотые судить по подобным находкам с территории Казахбрактеаты (рис. 10.22). 4 - Стеклян- стана 25, эти экземпляры не обязательно могут быть ные бусы (рис. 10.23). 5 - Пластины, местного происхождения. инкрустированные золотом и бирюВ погребениях кочевников заупокойная пища тразой (рис. 10.19-21). диционно состоит из баранины 26. Судя по остаткам пищи в западной нише, гробница с дромосом Коктепе дает тот редкий пример захоронения, где мясо коровы (говядина) использовалось в погребальном ритуале. Использование мяса крупного рогатого скота вместо баранины (или в дополнение О китайском происхождении котлов см.: So, Bunker, 1995, p. 96-97. О котлах скифского мира см.: Lebedynsky, 2001, p. 134-136. 23. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 27.40 и 44 (Семиречье, V-III вв. до н.э.); Бернштам, 1954, с. 280. 24. Этот тип встречается вплоть до Причерноморья: Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, с. 110-111, табл. 46.1-4 (Толстая могила, Келермес, Раскопана могила), с. 182, табл. 78.1-3 и 31-32 (средняя и поздняя сарматская эпоха от Дона до Волги); L’Or des Amazones, 2001, p. 177, №195 (Pestchanyi [Песчаный]); а также Максименко, 1998, рис. 49 и 67.1. Для рубежа н.э. можно привести экземпляр на усеченноконической ножке с квадратными ручками, близкими гуннскому типу из Жаман-Тогай, курган 9, на правом берегу Сырдарьи: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 104, табл. 39.67; Древности Чардары, 1968, с. 181, табл. 1. 25. Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 44-59. Тулово украшено «веревочным» мотивом, имитирующим следующий декор керамических сосудов: Altyn Adam, 1999, р. 126, №102 (культура Тасмола I, VII-VI вв. до н.э.). В отношении образца, также керамического, в «саргатской» культуре Сибири см.: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 128.15. В отношении экземпляра из бронзы с «веревочным» декором (сокровище из Иссыка): там же, табл. 27.45. Тулово без «веревочного» декора: Altyn Adam, 1999, р. 190, №358 (неизвестного происхождения из Семиречья, датированный V-III вв. до н.э.: высота – 46,8 см, диаметр 46,5 см). 26. Другие продукты, например, яйца или рыба, встречаются редко: Обельченко, 1992, с. 125-127. Съестные приношения обычно располагались рядом с ложками и ножами, но отметим, что в гробнице с дромосом из Коктепе ножи были положены возле погребенной на определенном расстоянии от ниши, где находилось говяжье мясо. Некоторые из приносимых в жертву животных, например собаки, не предназначены в пищу погребенного, но иллюстрируют символику животного-охранника или напоминают об охотничьем пристрастии их хозяина (см., например, курган №2 в Орлате). 22.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

к этому приношению) является специфической чертой многих синхронных женских погребений, географически связанных с Самаркандским регионом. В то время как на Коктепе приношение представлено лишь незначительными остатками пищи, в гробнице 2 кургана 1 в Орлате перед входом в склеп погребена целая корова 27. В женском же погребении №2 на Сирлибай-тепе мясная пища ограничена двумя ребрами коровы, положенными перед входом в дромос 28. Присутствие здесь мяса крупного рогатого скота может быть связано с особым статусом погребенных (например, с религиозным). В отличие от барана, бывшего символом кочевнической жизни скотовода и пищей для путешествия в потусторонний мир, крупный рогатый скот был скорее символом оседлой жизни и плодородия. Рис. 12. Керамика из восточной II. Монументальность кургана и богатство оде- ниши склепа (см. рис. 8). яния погребенной в Коктепе показывают, что она занимала важное место в среде кочевнической аристократии. Из украшений было обнаружено только два. Первое представляло из себя нитки стеклянных бус, лежавших по обе стороны от головы (мы не знаем, украшали ли они волосы, или вуаль, закрывавшую лицо). Второе украшение, положенное рядом с головой, было представленно золотыми пластинами, крепившимися на манер диадемы на головной убор красного цвета. Вогнутые по форме бляхи с одеяния, насколько нам известно, представляют единственный в своем роде тип брактеатов, хотя в кочевом мире их формы так же разнообразны как и количество могил. Накладки обычно отштампованы и пробиты по бокам дырочками, чтобы их можно было пришивать в большом числе на одежду (как на женскую, так и на мужскую). Самые близкие по форме аналогии получены из могильника Тилля-тепе (полусферической формы или полусферические с бортиком), а также из погребений в Алитуб (Ростовская область) – там они с выпуклостью в центре 29. Вдоль традиционных степных путей, идущих по обеим сторонам Аральского моря между Сибирью, Семиречьем и Черным морем, отмечено огромное число курганов знати с захоронением женщин, костюм которых отделан вышивкой и золотыми брактеатами всех форм 30. Кочевое население областей Согдианы и Бактрии к югу от зоны их прямого влияния не производит впечатления большой зажиточности. Однако именно здесь, в оазисе Шиберган к западу от Бактр, экспедицией под руководством Виктора Сарианиди был открыт в 1978-1979 гг. исключительно богатый Пугаченкова, 1989, рис. 53, с. 124-125, 127. Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 49 (рис. III.А1). 29. Тилля-тепе: женские погребения 3, №4-6 (Sarianidi, 1985, р. 237); мужское погребение 4, №20 (там же, p. 249); женское погребение 6, №11 (там же, p. 255). Алитуб: Schiltz, in L’Or des Amazones, 2001, p. 165, №172. В отношении разнообразия брактеатов см. также погребение в Кобяково: там же, p. 229. Также Максименко, 1998, рис. 56 (от первых вв. н.э.). 30. В отношении тканей Джетыасарской культуры в низовьях Сырдарьи см.: Елкина, Левина, 1995, с. 31-104. Также Levina, 1994, р. 58-63. В Семиречье см., например: Акишев, 1978. В Причерноморье см. погребение Кобяково: Gougouev, 1994, р. 76-83; Prokhorova, 2001, р. 219-241; Schiltz, 1994, р. 366-375. 27.

28.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

могильник с около 20 000 золотых предметов 31. Несмотря на ограбления, которым подвергалось большинство курганов в древности, находки следов подобной роскоши, модной в свое время, нередки при раскопках, как о том свидетельствует, в частности, обнаружение различных золотых нитей от погребального одеяния в могиле 2 кургана 1 в Орлате, недалеко от самого Коктепе 32. Брактеаты нашивались на одежду по-разному; чисто декоративно или, как на Коктепе, чтобы скрыть плечевые и нарукавные швы на одеянии погребенной 33. IIIа). В погребениях кочевников степной зоны ассортимент и расположение предметов, таких как котлы, некоторые виды оружия, зеркала и другие вещи повседневного пользования, обычно связаны с определенными ритуальными функциями. Дерево, без сомнения, использовалось очень часто, однако оно крайне редко оставляет узнаваемые следы. Таким образом, находки, которые характеризуют исходную, собственную культурную принадлежность погребенной на Коктепе, ограничены лишь несколькими «бедными» предметами из погребения, такими как ножи и курильницы. Ножи, самые обычные из орудий, в том числе и в женских погребениях, особенно с учетом того, что они, как полагают, были предназначены для резания мяса барана, поднесенного усопшему для потустороннего мира. Исключение составляют ножи, положенные у пояса, так как в этом случае они редко сопровождаются костями животных. На экземплярах с Коктепе прямое лезвие оканчивается кольцом. Этот вариант ножа без ручки (или с простым уплощением, служащим ручкой) характерен для степного мира Казахстана и Западной Сибири вплоть до Енисея 34; реже его находят на западе от Волги до Дона 35. Существует также вариант меча и кинжала с лезвием и четко выраженной ручкой. Вероятно, он происходил из западного ареала, но также представлен и в Средней Азии в дельте Амударьи и в Бухарском оазисе 36. В географическом ареале, включающем Коктепе и путь кочевников с севера на юг, этот тип предметов зафиксирован особенно наглядно в Тилля-тепе 37, где он подтверждает «сакское» происхождение погребенных. Крупная бусина из белого камня (мрамор) была обнаружена около двух ножей. Хотя и похожая на пряслице, она, возможно, использовалась как колечко, при помощи которого эти орудия крепились к поясу, как на раннесредневековых темляках 38. 31. Могильник включал семь погребений, из которых одно осталось невскрытым. Среди шести раскопанных захоранений только одно было мужским: Sarianidi, 1985. В отношении самого плана погребений см. также: Сарианиди, 1983; он же, 1989. Также см.: Yatsenko, 2001, р. 73-120 (об отнесении кочевников Тиллятепе к скифской группе, а не к юечжам см. также: Bernard, 1987, р. 758-768). Среди последних публикаций, см.: Francfort, 2011. 32. Пугаченкова, 1989, с. 127. 33. Эти линии нашивок те же, что на швах длинной рубахи женщины из Укока (Алтай, конец V в. до н.э.): Polosmak, 1996, р. 32; реконструкция Шумаковой, р. 33. 34. Среди экземпляров, которые появились с VII-VI вв. до н.э. в ареале тасмолинской культуры, на север от озера Балкаш, можно отметить находки из Бугули, кургана, датированного V-IV вв. до н.э. (Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 53.7), из Пшела на Иртыше (там же, табл. 56.50); из Березова на Оби, II в. до н.э.-I в. н.э. (там же, табл. 70.21). См. также район Тувы (там же, табл. 81) и Енисея (там же, табл. 93 и 94, II в. до н.э.-начало I в. н.э.). 35. Инкрустированный образец в деревянных ножнах из Старой Полтавки (там же, с. 186, табл. 78.26). 36. Западный ареал: Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, табл. 81.21-26 и табл. 110; Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 41.3 (Лявандак) и 46.3 (дельта Амударьи). Из Лявандака происходит также нож с изогнутым лезвием и уплощенной ручкой, заканчивающейся шишечкой (там же, табл. 42.49); в отношении западного региона см. аналогичную находку из Божыгана (Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, табл. 62.11).. 37. Женское погребение №2 из Тилля-тепе: Сарианиди, 1983, рис. 22. 38. Халцедоновый диск этого назначения: Loukiachko, 2001, р. 249, №286.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

В погребальном комплексе Коктепе значительную группу предметов составляют курильницы. Их три, обнаружены соответственно: в восточной нише, на деревянных носилках у ног погребенной, и на полу у головы 39. Железный треножник, который также можно атрибутировать как подставку для светильника, не имеет прямых параллелей, но в «сармато-аланском» мире техника вытяжки железных прутов хорошо известна по другим предметам, таким, как канделябры 40, церемониальные жезлы 41, треножники 42. Две маленькие лепные глиняные коробочки с одним или несколькими отверстиями в стенках предназначены для того, чтобы усиливать горение содержимого и распространять аромат; они принадлежат к классу предметов широко распространенных на всех степных дорогах. Многочисленны их варианты в низовьях Амударьи и в Сарыкамышской зоне 43. Хотя древние формы их зафиксированы в Сибири 44, именно на северо-западном степном пути от Арала до Дона засвидетельствовано наибольшее количество экземпляров с VI в. до н.э., особенно в женских погребениях 45. Фиал под затылком погребенной сильно поврежден и не может быть исследован без предварительной реставрации. Поддержка головы при помощи подставки была, однако, не исключительным явлением 46. IIIб). Среди трех других объектов, сопровождавших покойную (фрагмент гребня, зеркало и набор бус), два последних являются импортом из-за пределов степного мира. Индийское происхождение стеклянных бус может быть подтверждено, хотя и без особой уверенности, несколькими параллелями из находок в Таксиле и Арикамеду, датируемых I в. н.э. 47. Своей позолоченностью эти бусины, вероятно, родственны другим среднеазиатским находкам (особенно вблизи Самарканда) бусин с золотыми вкраплениями (однако иной формы), которые, скорее всего, нашивались на драгоценный убор 48. В кочевом мире изделия индийского проис-

Касательно назначения курильниц см.: Обельченко, 1992, с. 130-133. Для Северного Причерноморья см., например, образец из Краснодара: L’Or des Amazones, 2001, p. 258, №311. В отношении этих предметов у алан см.: Kouznetsov, Lebedynsky, 1997, fig. 7-9. Освещение гробниц встречается чаще, чем предполагают, как это подтверждает определение «жаровен» как светильников: Lebedynsky, 2001, р. 137. 41. Khatchatourova, р. 168-177, особенно, р. 175, №193. (распространение этого типа инструмента ограничено районом Кубани). 42. Лебедевка II-IV вв.: Altyn Adam, 1999, р. 231, fig. 509. 43. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 49, XVIII и табл. 46, XI; Лоховец, Хазанов, 1979, с. 128-129 и 132, табл. VII. 44. Экземпляры, снабженные «розеткой» внутри на дне: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 126. 46 и 57 («саргатская культура»). 45. Smirnov, 1974; Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, с. 174, табл. 69.46, 48 и 49; с. 190191 и 202, табл. 80.36, 38 и 39; Максименко, 1998, рис. 26 (II-III вв.) и рис. 82-83. 46. Голова может покоиться также на камне. См., например: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 132-133 (тасмолинская культура). В повседневной жизни кочевники также использовали жесткие подставки на манер подушек. 47. Бусины того же типа, но ближе к дисковидным, были найдены в Таксиле-Сиркап I в.: тип XIV.D.1.b: Beck, 1941, pl. IX, р. 59, №14 [530], pl. XI. Бусины того же типа и вида, но украшенные по широкой поверхности рельефным орнаментом в виде кружочков, выставлены среди находок из Арикамеду в Музее Гиме. О бусинах с золотым вкраплением в Индии см.: Dikshit, 1952, р. 33-63, особенно р. 57-58. О составе индийских стекол импортированных в степной мир см.: Галибин, 1993, с. 66-71. 48. Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 49, рис. III.1 и с. 50. 39.

40.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

хождения не являлись исключением, как об этом свидетельствует находка женской статуэтки немного более позднего времени в Карабулаке (Фергана) 49. В сумочке, расположенной непосредственно у правой руки погребенной, находились костяной гребень и зеркало, которые являются двумя главными «женскими» предметами 50. Мотив, остававшийся в моде вплоть до раннего средневековья, включал противостоящие головы лошадей (или других животных) и ранее был типичным украшением гребней на всех степных путях. Самую близкую географическую и типологическую параллель дает экземпляр, открытый в Янгиюле (на Джуне, Ташкентский регион) 51, снабженный, как и гребень с Коктепе, вытянутым ушком для ремешка. Эта модель гребня (как гребни с Коктепе и из Янгиюля), составленная иногда из двух деталей, одной с зубьями – собственно гребня, и другой – служившей в качестве защитного футляра –, с IV в. до н.э. была широко распространена в западной части «сарматского» и «сармато-аланского» мира. Декоративная пластина гребня тяготеет обычно к треугольной форме, что особенно заметно на вещах, определяемых как аланские из Паннонии и Галлии периода поздней античности 52. Их распространение широко как во времени, так и в пространстве; это подтверждают многочисленные находки гребней из кости и бронзы, украшенных разного рода изображениями животных, смотрящими в противоположные стороны 53, обнаруженные от Сибири 54 до славянского мира 55. Китайское происхождение и декор зеркала, лежащего справа от погребенной, неоспоримо делают весьма ценным этот предмет из кургана на Коктепе. Зеркала традиционно входят в инвентарь погребений, особенно женских, по всему кочевому миру от Монголии до Черного моря 56, где их находят либо целыми, либо разбитыми в ритуальных целях 57. Китайские изделия составляет лишь ничтожную часть зеркал, но ареал их распространения так же широк. Они представляют из себя группу, орнамент которой позволяет их классифицировать и датировать относительно Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 34, 21; Литвинский, 1978, с. 94-96, табл. 20. О торговле см. также ниже сноску 165. 50. Остатки сумок, расшитых парчовыми нитями, часто встречаются вложенными в руку погребенных женщин вместе с китайскими зеркалами. См. находки в Кобяково (погребение №5) и в Ново-Александровке (к северу от Высотчино: курган 20, погребение №1 в подбое): Entre Asie et Europe: l’or des Sarmates, 1995, p. 106, №128. 51. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 105, табл. 39.15 (вместе с фибулой) (см. также рис. в Zadneprovskiy, 1996, р. 471). См. также: Оболдуева, 1988, с. 157-168, особенно с. 162, рис. 4 (курган 7). О римской фибуле (около II в.) см.: Литвинский, 1967, с. 29-37. 52. Паннония: мужское погребение из Лебени-Магасмарт, район Гийор–Мазон–Сопрон, Венгрия, первая четверть V в.: L’Or des princes barbares, 2000, p. 109, №7.13. В Галии см. погребение девочки в Байёр, коммуна Етриньи (Сона и Луара): там же, p. 128-129, №14.5. 53. Птицы и лошади являются теми противостоящими представителями фауны, которые чаще всего встречаются в находках: могильник Высотчино, район Ростова, III в.: L’Or des Amazones, 2001, p. 260, №318. Cевер Каспия и район Волги: Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, с. 174, табл. 66.51, 55, 63, 66; табл. 69.55-58. Гребень с противостоящими птицами из могильника в Покровке 1: Davis-Kimball, Yablonsky, 1995/96, p. 1-16, особенно р. 13, fig. 2. О символике пар животных см.: Denisov, Grenet, 1981, p. 307314, особенно р. 312-313. 54. Мочинская, 1983, с. 154-160. 55. Находка из Пскова (к югу от Санкт-Петербурга): Седов, 1982, табл. XIX.2. Происходит от иконографии колесницы в Сурье: Толстов, 1948, с. 186. 56. См. типологическое исследование: Левина, Равич, 1995, с. 122-184. О зеркалах в сарматских захоронениях см.: Кузнецова, 1988, с. 52-61. О привозных зеркалах на Среднем Енисее в Сибири: Лубо-Лесниченко, 1975. О религиозной функции этих предметов и общности ритуалов от Ферганы до «сармат» см.: Обельченко, 1992, с. 207-208: Заднепровский, 1997, с. 96-97. По поводу сакральной функции зеркал см.: Schiltz, 1986, р. 273-283. 57. Об обычаях хсюнг-ну (hsiung-nu) см.: L’Asie des steppes, 2000, p. 156. О разбитых зеркалах см. ниже, сноски 60 и 62. 49.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

точно в пределах эпохи Хань, между I в. до н.э. и I в. н.э. 58. Каковы бы ни были мотивы орнамента, крайние даты представляются, в общем, незначительно выходящими за эти хронологические рамки, даже если их захоронения на территории между Сибирью, Средней Азией и Западом варьируют во времени приблизительно от середины I в. до н.э. до середины II в. н.э. Этот исторический период был началом трансазиатского обмена. Однако замечено, что китайские зеркала практически отсутствовали в инвентаре погребений вдоль среднего течения Окса и в Бактрии. Нам известен только один древний экземпляр для Сурхандарьи 59, тогда как (и Поль Бернар это хорошо показал) находки из Тилля-тепе по культурной принадлежности относятся к сакам, а не к юечжам-кушанам. Ареал распространения этих предметов располагается севернее, вдоль Сырдарьи 60 от Ферганы до Арала, и до Семиречья, где как раз в эту эпоху южный перекресток крупных трансазиатских путей и развитие этого обмена между Монголией (Эдзин Гол 61), Сибирью 62, Семиречьем, Уралом 63 и Причерноморьем 64 контролировались не юечжами, сконцентрированными на юге, а народами степи. Орнамент зеркала с Коктепе образован двумя главными мотивами, расположенными концентрически и перемеженными лентами без декора, окантованными заштрихованными полосками; в центре, вокруг выпуклого полукруглого ушка для подвешивания 65, орнамент представлен венком из двенадцати рельефных кружочков, сгруппированных по три внутри каждой из четырех рамочек. Главное поле включает четырежды повторенный мотив со стилизованными в виде S-образной фигуры драконами, птицами и растениями, разделенные четырмя сосочками. Зооморфные и растительные мотивы повторяются в трудно улавливаемых взглядом вариантах. За исключением узора из пересекающихся штрихов и геометрических мотивов, весь рисунок воспроизведен не штампом, но в четыре приёма согласно лекалу 66.

L’Asie des steppes, 2000, p. 156-157. О символике китайских зеркал см.: Anlen, Padiou, 1989. Городище Барат-тепе: Ртвеладзе, 1999, с. 131. См. также: Ртвеладзе, Хакимов, 1973, с. 15, рис. 4 (звездчатый центральный мотив с семью точками). 60. Карабулак в Северной Фергане (пять экземпляров): Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 91, табл. 34.16-20 (19: фрагментарный с мотивом звезды в центре); регион ЛенинабадаХоджента: Марафиев, Москаленко, 1981, с. 73-87 (рис. 6: фрагментарные с мотивом звезды в центре); Кайрагач на западе Ферганы: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 35.32 (зеркало TLV фрагментировано). См. также: Литвинский, 1978, с. 98-105, табл. 23-25 (фрагменты зеркал из Исфары: с. 98-99 и табл. 23). В Семиречье и на Таласе см. могильник Шун-Капка (III-V вв. н.э.): Bajpakov, Smagulov, 1998, р. 27-37, fig. 11.13. Также: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 31.26-27 (Кенкол). В низовьях Сырдарьи см. Алтин-Асар и Кош: Левина, Равич, 1995, с. 133, рис. 16; Levina, 1994, р. 58-63. 61. L’Asie des steppes, 2000, p. 156, №140. 62. Фрагментированные зеркала: Аймырлык, Енисей (Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 199, табл. 81.12); в районе Байкала: Черемуховая падь, зеркало типа TLV (там же, табл. 108.6); Ильмовая падь (там же, табл. 108.8). См. также: Лубо-Лесниченко, 1975. 63. Лебедевка: Moshkova, 1994, р. 84 (зеркало TLV с центральным четырехлепестковым мотивом, II-III вв.): Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, с. 188, табл. 80.48 (центральный мотив в виде звезды). 64. Ростовская область: Entre Asie et Europe: l’or des Sarmates, 1995, p. 92, №117; Виноградный, Ростовская область: L’Or des Amazones, 2001, p. 144-145, №134; Кобяково (зеркало диаметром 18,8 см, хранившееся в футляре из сплетенных волокон луба): там же, p. 231, №248 и Les Dossiers de l’archéologie, 194, 1994, p. 79. См. также Маksimenko, 1998, fig. 67.4. Simonenko (2001, р. 55-57) подчеркивает, что хронологический разрыв между временем изготовления зеркал в Китае и их захоронением приближался к одному веку или более в европейской зоне их распространения; в среднеазиатской зоне этот разрыв был более короким (ссылки там же). 65. Центральная ручка обычно полусферической формы, реже заостренная, как в Карабулаке (Фергана): Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 91, табл. 34.20. 66. Примеры форм древних зеркал: So, Bunker, 1995, №69, p. 147-148. 58. 59.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Несмотря на множество параллелей в декоре зеркал, ни одно из них, как оказалось, не повторяется дважды. Вышедшие из одной мастерской и восходящие к одному типу, три зеркала из Тилля-тепе различаются в деталях, особенно в отношении китайских надписей 67. Отличаются также и их размеры, но можно отметить три формата, в среднем варьирующиеся вокруг диаметров в 8,13 и 20 см и несущие часто один и тот же орнамент. В соответствии с традиционной бронзолитейной технологией существовавшей в Китае, каждое зеркало было задумано и отлито индивидуально в одноразовых формах. Родственную приемственность различных параллельно изготовленных экземпляров трудно восстановить, настолько перемешиваются мотивы орнамента, кочуя от одного зеркала к другому и от одного типа к другому. Заполнение поля вокруг центрального выступа носит символический характер (связанный с календарем или космосом). Очень часто оно включает такие мотивы, как венок из двенадцати круглых элементов, из четырех лепестков, в форме звезды в кольцевом поле или в квадрате, как это видно в зеркалах типа TLV 68. Декор из двенадцати кружочков известен как на экземплярах из состава коллекций 69, так и по археологическим находкам (Тилля-тепе). Одна из самых убедительных параллелей по технике изготовления – это зеркало МА 1094 диаметром 13 см из Музея Гиме. Оно воспроизводит в меньшем масштабе зеркало из Коктепе, сохраняя при этом его пропорции и ту же последовательность декоративных мотивов 70. Мотив стилизованных S-образно изогнутых драконов в сопровождении птиц является одним из самых распространенных в свое время 71. Кроме находки на Коктепе, этот мотив во всех других случаях передан также в виде буквы S, но развернутой в обратную сторону. Этот вариант мотива читается в декоре зеркала МА 1094 из Музея Гиме и заметен на образцах меньших пропорций (коллекция Аплен-Падиу 72 и находка из Карабулака в Фергане 73) или более крупного масштаба (один из фрагментарных экземпляров из Эдзин Гола в Монголии или зеркало принцессы из Кобяково). На этом последнем экземпляре, по всей видимости, очень близком зеркалу из Коктепе (за исключением центрального мотива с четырьмя расходящимися лепестками) главное поле занято двумя парами слегка отличающихся стилизованных драконов. Рисунок головы, гривки и крыльев на спине напоминает мотив рисунка с Коктепе, но в то же время он не дает возможности понять, как выглядели эти драконы, изображения которых здесь очень стилизованы. Эти превращения образов, однако, не дают никакой информации для хронологического определения. Китайские зеркала – это как правило подлинники, за исключением одной бронзовой копии 9,3 см в диаметре, вышедшей из мастерской кочевников и обнаруженной в могильнике Тасмола I (Иртыш в Центральном Казахстане). Это зеркало несет слабо выраженный рельефный орнамент, где центральный мотив с четырьмя сосочками взаимодействует с изображением драконов, 67. Сарианиди, 1985: с. 235, погребение 2, №34, диаметр 17,5 см; с. 245, погр. 3, №70, диаметр 18 см; с. 258, погр. 6, №3, диаметр 17 см. Известны два зеркала той же серии из Ташкентского оазиса: Литвинский, 1978, с. 101, табл. 24.4. (станция Вревская) и табл. 24.1 (Фархадстрой: диаметр 17,5 см; см. так же: Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии, 1985, с. 295). Аналогичный тип см.: Nakano, 1994, р. 127, №34. О средневековых копиях из Сибири см.: Лубо-Лесниченко, 1975, с. 34, №331 и рис. 103. 68. Об этом типе см.: Anlen, Padiou, 1989, p. 230-237; Deydier, 1980, p. 104. 69. Коллекция Анлен и Падиу: мотив драконов здесь заменен четырьмя стилизованными фениксами (Anlen, Padiou, 1989, p. 202-203). О других мифических животных, расположенных между сосочками того же типа см.: там же, р. 208-215. 70. L’Asie des steppes, 2000, p. 156, №143. 71. Мотив, описанный Т. Нокано как «облака и птицы»: Nakano, 1994, p. 135, №38. 72. Anlen, Padiou, 1989, p. 238-239. 73. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, pl. 34.16; Литвинский, 1978, табл. 25.6.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

так же перевернутых по сравнению с образами из Коктепе. Очевидна его параллель с орнаментом китайских зеркал, датированных рубежом I в. до н.э. и I в. н.э., что позволяет отнести его к тому же времени, а не к V-III вв. до н.э., как было предложено ранее 74. Типология погребений По форме и содержанию могильник и «аристократическая» гробница с дромосом на Коктепе напоминают два типа погребений, появившихся в долине Зарафшана в процессе эволюции погребальных обрядов, чьи истоки следует искать в степном поясе культур от Сибири и Монголии до Средней Азии и Причерноморья. Проблематична абсолютная датировка периодов их развития. В погребениях зачастую не хватает характерных признаков для их классификации, как из-за слишком простого их устройства (как у погребений небольших размеров могильника Коктепе), так и потому, что погребальные объекты вообще трудно датировать с точностью (как «аристократическое» погребение с дромосом). Подчас слишком отдаленные по происхождению находки или параллели в плане погребальных и религиозных обычаев приводят к гипотетическим датировкам, растянутым на многие десятилетия или даже столетия. Объекты, несущие этническую информацию, как керамика или вооружение, относятся к разряду ремесленной продукции, которая развивалась традиционно медленно. Наконец, монетные находки дают точные датировки лишь в исключительных случаях, по причине их большой редкости в мире меновой торговли, которая как раз характерна для кочевой степи и Согдианы 75. Метод датировки, основанный на технике строительства, не очень надежен, так как могилы с «подбоем» и могилы с катакомбой от Крыма до Средней Азии появляются в одну и ту же эпоху, на одних и тех же городищах 76. Ориентация расположения тела покойного также дает очень мало для датировки, в силу мобильности кочевников и изменчивости обычаев, как результат этнических перегруппировок. Несмотря на это, Олег Обельченко в своей работе, обобщающей процессы миграций от эпохи железа до раннего средневековья, основываясь на ориентации положения погребенных, предложил хронологическую классификацию захоронений, выделив три периода 77: – VII-III вв. до н.э. – погребения с ориентацией головой на север; – II в. до н.э.-I в. н.э. – с ориентацией головой на юг; – II-VII вв. н.э. с ориентацией головой на север или, в особенности для позднейших периодов, на восток 78. Построенная только на материалах Бухарского оазиса, эта классификация не безупречна, особенно, если привлечь данные, полученные на других некрополях долины Зарафшана. На Сирлибай-тепе могилы, в которых погребенные ориентированы на юг (№1 и №4 с дромосом и погребальной камерой на одной оси) могли бы быть датированными даже III-II вв. до н.э. 79. В Altyn Adam, 1999, p. 195, №380. Монеты, найденные в могилах, служат скорее для определения terminus ante quem non: Lyonnet, 1998 (2001), p. 153. 76. Обельченко, 1992, с. 108. Оба типа уже представлены в Средней Азии в эпоху бронзы: Lyonnet, 1997, р. 79. 77. Обельченко, 1992 с. 62-98, 120-122. 78. В отличие от гипотезы О. Обельченко, ориентация, соответствующая этому периоду, происходит из района средней Сырдарьи и Ташкентского оазиса (культура Каунчи, потом Джунская), откуда исходили общие культурные течения, достигшие долины Зарафшана (см. ниже). 79. Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 47. (рис. II. 1 и 4). 74.

75.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Янги-рабате, Акджар-тепе (эти два комплекса, расскопаные в 2007-2010 гг., датируются согласно Б. Лионе IV-II вв. до н.э.) и Орлате курганы с катакомбами также не имеют стандартизированной ориентации. Первый этап присутствия кочевников на Коктепе: могильник с разрушенными погребениями (так называемая фаза «Коктепе V») Погребения с боковой нишей типа «подбоя», как и в сужающейся яме, кажутся соответствующими первому этапу присутствия кочевников на Коктепе до того, как на их месте появилась «аристократическая» гробница с дромосом. Датировка их неопределена. Они должны были бы быть отнесены к периоду между падением эллинистической власти в Самарканде в III в. до н.э. и I в. до н.э. Возможно также их связать с группами кочевников, которые прибыли в регион в рамках крупных миграционных волн в конце II в. до н.э., в частности, с сакарауками (см. ниже). Тип погребений с боковой нишей был особенно широко распространен, его можно встретить от Сибири до Причерноморья 80, на юге в культурном ареале среднеазиатского региона, который включает среднее течение Окса (особенно к западу от Кафирнигана) и долину Зарафшана. В этой части Средней Азии погребения имеют приблизительно одну ориентацию, вытянуты по оси север-юг. Сами же скелеты могут располагаться головой в разные стороны: для одного и того же периода отмечается положение головой на север, в основном в могильниках вдоль среднего Окса 81, и на юг – в Бухарском оазисе 82. Если принять классификацию, основанную на ориентации погребенных, то несмотря на многочисленные исключения, для всего корпуса известных сейчас погребений представляется возможным выделить две географические зоны их истоков. Первая с ориентацией погребений на север, северо-запад и запад – это «восточный» ареал, который простирается от Сибири до Ташкентского оазиса 83. Вторая, где преобладает южная ориентация – это «западный» ареал, который включает «савраматский» и «сарматский миры» от Дона до дельты Амударьи и до Ферганы и хронологически доходит до первых вв. н.э. (эпохи китайских зеркал) 84. Погребения долины Зарафшана, а с ними и могилы первого некрополя кочевников на Коктепе, скорее всего, можно было бы связать (исходя из южной ориентации) с «западным» ареалом (и с Ферганой).

Начиная от эпохи бронзы в Средней Азии см.: Lyonnet, 1997, р. 79; до IX в. н.э.: Обельченко, 1992, р. 69-72. В могильниках Бабашова (вдоль Окса, на запад от Келифа, на оси Шиберган – Карши) и могильниках Бишкентской долины, у Кафирнигана на правом берегу Окса, преобладающая ориентация погребенных – север-север-запад. 82. Кизил-тепе (курган 6: Обельченко, 1992); Лявандак (он же, 1961, с. 114, рис. 5). 83. Тува: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 80; Арасан (Восточный Казахстан): там же, табл. 55.6; Адждабул II, курган 1 (тасмолинская культура): там же, табл. 51.8; Караша II (Семиречье): там же, табл. 26.35; Куль-Ата (Ташкентский оазис): там же, табл. 38.11-12; (фигурирует также у Заднепровского, 1996, р. 471). 84. «Савроматы» (Нижняя Волга, IV-II вв. до н.э.): Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, табл. 63; «сарматы» (I в. до н.э.-II в. н.э.): там же, табл 73.1 (но преобладающая ориентация становится в большинстве северной во II-IV вв. н.э.: табл. 73.15); на Дону: Maksimenko, 1998, рис. 9-10; Тумек-Кичиджик, курган 49 (Сарыкамыш): Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 46.II: Северозападная Туркмения: там же, табл. 49; Каскасхол (Устюрт, к северо-западу от Арала; древнесарматская эпоха, VII-III вв. до н.э.): Древняя и средневековая культура юго-восточного Устюрта, 1978, с. 153, рис. 52; Карабулак (Фергана): там же, табл. 33.1-2 (дата после новой эры дана на основе многочисленных находок китайских зеркал: табл. 34); низовья Зарафшана: Обельченко, 1961, с. 125-130; он же, с. 120-122. 80. 81.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Кроме этих двух зон отмечено, что к востоку от Кафирнигана в Ксирове в долине Кизилсу представлена группа погребений с западной ориентацией, демонстрирующая различную культурную и, вероятно, этническую принадлежность 85. Представляется, что данные касательные хронологии возможно получить лишь при анализе погребального инвентаря из могил. Так, Б. Лионе подчеркивает, что многие некрополи кочевников в регионе, включающем долину Зарафшана и средний Окс, такие как могильники Бухарского оазиса (Кизил-тепе) и Бабашова 86, или Бишкентской долины, часто относимые к первым вв. н.э., скорее могли появиться в конце II вв. до н.э. 87. Несмотря на различия в ориентации погребений, начиная с этого периода выявляется культурное единство, где общей традицией было присутствие кубков на ножке, которые до того как распространиться на юге Узбекистана и вдоль Окса, в период IV-II вв. до н.э. появляются в Хорезме, где кочевники непосредственно соприкасались с оседлым населением 88. Как отметила Б. Лионе, этот тип сосудов происходит с запада и с третьей четверти II в. до н.э. оказывается во всем географическом ареале, простиравшемся от Зарафшана, включая оба берега Амударьи (Бабашов, Тилля-тепе), до Кафирнигана (от Бишкентской долины до Тулхара и Аруктау), но не распространяясь, за редчайшими исключениями, дальше в восточную Бактрию 89. На городище Афрасиаб появление этой керамики в период определяемый как «Афрасиаб III» соотносится с более поздними слоями в сравнении со слоями разрушения последней эллинистической фортификации (см. ниже новые и весьма противоречивые гипотезы). Согласно Б. Лионе, эта керамика должна была бы быть более точно связана с прибытием сакарауков в Зарафшанскую долину в момент, который может быть зафиксирован 120-ми годами (см. ниже). Вместе с тем, при отсутствии датирующих материалов, захоранения с боковой нишей, очищенные от следов первого некрополя Коктепе (V), могут быть хронологически соотнесены с более широким периодом, идущим с III по I в. до н.э., т.е. до и после прибытия сакарауков, хотя наиболее предпочтительной представляется более поздняя датировка, близкая к датировке аристократического захоранения Коктепе (VI). Несмотря на то, что ситуация в восточной Бактрии сильно отличалась от ситуации в Согдиане, в геополитическом плане она была, однако, относительно сравнима. В отношении же керами85. Денисов, 1981, с. 298-296 (с. 293, рис. 2). См. ниже об этнических отличиях «восточных» (тохары) и «западных» (сакарауки, асии-асианы) кочевников. 86. Некоторые предметы, близкие по происхождению эллинистическим находкам в Ай-Ханум, указывают на более раннюю дату, особенно железный предмет, который скорее больше похож на фрагмент ключа, чем на согнутый гвоздь: Мандельштам, 1975, с. 186, табл. XXXVIII.2. Также как и массивное железное кольцо: там же, с. 189, табл. XLI.8. Сведения о ключах: Rapin, 1992, р. 259-260, рl. 58; o кольцах: там же, р. 132, n. 348, pl. 77. 87. Lyonnet, 1997, р. 166-167; она же, 1998 (2001), р. 153, n. 68. См. также: Скрипкин, 1982, с. 43-56, особенно с. 47. 88. Инвентарь с городищ и датировки у Б. Лионе: Lyonnet, 1997, р. 161-164 (для самых ранних экземпляров: р. 164, n. 270). 89. Там же, c. 164. Находки, сделанные на городище Ай-Ханум, из погребений на Бала-Хисаре, позднее эллинистического обживания города и относятся ко времени сразу же после него (Leriche, 1986, р. 109-111). Эти сосуды сопровождались в погребении железным обоюдоострым кинжалом с железной же ручкой, оканчивавшейся двойным шариком (там же), т.е. того типа, который для этой эпохи находят лишь к западу от Вахша (на Тахти-Сангине и в Тулхаре) и который мог быть местным вариантом оружия, распространенного с давних времен в степном поясе (например, в Сибири между ареалом саргарской культуры и Енисеем): Литвинский, 2001, с. 212, 237, 245, табл. 58 (Тахти-Сангин, тип 3), табл. 61 (Тулхар). Также Мандельштам, 1966, с. 103-110, табл 39-40; Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 41; Древности Таджикистана, 1985, с. 103. Кажется, что эта культура, представленная и этим типом оружия, и сосудами на ножке, никогда не проникала в восточную часть Бактрии (за исключением Ай-Ханум) даже после утверждения власти Кушан, где так же зафиксировано отсутствие монет: Lyonnet, 1997, р. 226 sqq.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ки, в противоположность кубкам на ножке, характерным для кочевников, которые, как кажется, пришли на Зарафшан с территорий лежащих от него на северо-западе (Хорезм), два других типа сосудов, характерных для Ай-Ханум, происходят с востока. Они появились в Ай-Ханум и в некрополях, которые сложились после взятия города к 144 г. до н.э. Это сосуды на трех ножках (Ксиров, Ай-Ханум, Бишкентская долина), а затем бутылкообразные, сформованные ручным способом (Ксиров, Ай-Ханум, долина Кундуза) 90. Эти сосуды, как и западная ориентация погребений в некрополе Ксирова, свидетельствуют о наличии двух первых различных волн кочевников, которые опустошали восточную Бактрию царя Евкратида. Они распространились до восточной оконечности Бактрии, где, как ни парадоксально, сами остались на ограниченной территории в то время, когда культура, характеризующаяся кубками на ножках и пришедшая с запада, в ходе веков распространяет эти сосуды по всему ареалу, простирающемуся от Зарафшана до Кафирнигана по одну и другую сторону гор Байсуна и Гисара. Следы этих двух волн восточных кочевников (одна из которых, последняя, была представлена юечжами), двигавшихся в направлении к Ай-Ханум, позволяет выявить коридор их проникновения, который вел в восточную Бактрию через Каратегин (отождествляемый с долиной Комедов античных источников) к Вахшу и в долину Кизил-Су 91. Гипотеза, согласно которой появление могил с «подбоем» должно было бы быть связано с юечжами, не может быть поддержена по причине географического – китайского – происхождения последних 92. Ничто не позволяет предположить, что юечжи контролировали долину Зарафшана до того, как двинулись на завоевание Бактрии, обогнув, возможно, Гиссарский хребет с северо-запада (например, через Фергану и Уструшану). Второй этап присутствия кочевников: «аристократическая» гробница с дромосом («курган», так называемая фаза «Коктепе VI») Курган, воздвигнутый на Коктепе, по всей вероятности, после нивелировки раннего кочевнического некрополя, относится к типу погребений с поперечной катакомбой. Погребенная ориентирована головой на восток. Исключительный характер этого памятника выражается не только в том, что для него, видимо специально, расчистили вершину холма Коктепе от более ранних погребений, но и потому, что размеры, план и содержание отличают его от таких же соседних сооружений, даже если погребальный обряд, который в нем запечатлен, без сомнения, близок обряду его предшественников. Трудно определить истоки плана могил с катакомбой этой эпохи. Этот тип могилы представлен в двух родственных вариантах. Один – втянутого плана с катакомбой и дромосом, расположенными на одной оси, другой – с катакомбой, в которой погребенный, как на Коктепе, лежит перпендикулярно оси дромоса.

Lyonnet, 1997, р. 157-172; она же, 1998 (2001). Lyonnet, 1998 (2001). Об отождествлении долины Комедов с Каратегином см. ниже сноску 148. 92. Заднепровский, 1997, с. 26, 77, 101; Гафуров, 1989, т. 1, с. 162 и сл. 90. 91.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Первый вариант, зафиксированный в долине Зарафшана, среди прочих в Лявандаке 93, Сирлибайтепе (погребения 1 и 4) и Кизил-тепе 94 , уже отражает родство с северным обрядом культуры «Каунчи», пришедшим с Сырдарьи 95 и дельты Амударьи, где встречены курильницы «скифосарматского» типа и ножи с кольцом на конце ручки, аналогичные таким же из Коктепе 96. Эти погребения, часто встречающиеся в некрополях вместе с типом могил с «подбоем», могли появиться на Зарафшане уже в III в. до н.э. 97. Второй вариант – поперечная катакомба, зафиксированный на Коктепе, отличается от первого перпендикулярным (дромосу) положением тела. Для этого типа характерно большое разнообразие размеров, формы склепа и дромоса, который подчас имеет вид простой прямоугольной ямы 98. Лучше всего это можно видеть в некрополе Тилля-тепе (современном кургану Коктепе), где часть погребений в простых могилах ориентирована на северо-запад, также как захоронения в Бабашове. В долине Зарафшана тип с поперечной катакомбой представлен на Кизил-тепе 99, в Орлате 100 и на Сирлибай-тепе 101, где одна из могил имеет близкое сходство с планом «аристократического» погребения с дромосом Коктепе, а также Янги-рабата и Акджар-тепе 102, особенно своей общей ориентацией и наличием уступа, обрамляющего всю нижнюю часть дромоса.

93. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 40.30. Курган 4, из которого происходит сосуд на ножке, отнесен О. Обельченко к периоду II-VII вв. (1992, с. 91-92), но эта дата может быть оспорена. Также Заднепровский, 1997, с. 101-102 (повторная публикация статьи, опубликованной в Материалах I международного симпозиума «Бухара и мировая культура», 1, Бухара, 1994). 94. Обельченко, 1992, VI таблица ненумерованная, курган 2 и 19. 95. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 38.9. (Шаушукум). 96. Тузкыр, курган 22 с южной ориентацией скелета: Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 46, с. 120. Курильницы: там же, табл. 46.XI. Нож: там же, табл. 46.IV.4. Тот же тип погребения встречен на Кавказе (но с юго-западной ориентацией): Археология СССР. Степи европейской части СССР, 1989, табл. 108.1 (Чегем). 97. Погребения 1 и 4 на Сирлибай-тепе, датированные III-II вв.: Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 47 (рис. II.1 и 4), с. 54-56, 58-59. Эта дата более ранняя по отношению к дате, предложенной О. Обельченко (1992, с. 62 и след.). Таже схема уже представлена в некоторых погребениях Мечет-Сая, начиная с IV в. до н.э.: курган 2, погр. 4 (Смирнов, 1975); курган 3, погр. 8. (там же, c. 98, рис. 33); курган 8, погр. 5 (под деревянным перекрытием) (там же, c. 131-143; David, 1985, fig. 9-10). Несколько курганов, на которых МАФУз Согдианы проводила раскопки с 2007 по 2010 гг. в Янги-рабате и Акджар-тепе, представлены аналогичными планами и датированы между IV и II вв. до н.э. 98. К могилам с самыми сложными планами следует отнести боковое погребение в кургане Толстая могила, где в которой оборудованы ниши. В одной воспроизведено, как и на Коктепе, нечто вроде кухни с запасом пищи: Schiltz, 1994, fig. 361-36 (р. 432 и след.). 99. Курган 12: Обельченко, 1992, с. 52-54 (датирован периодом II-VII вв. н.э., несмотря на находку подражания греко-бактрийской монете; в погребении также находилась фляга). 100. Пугаченкова, 1989, с. 122-154: курган №1, женское погребение 2, головой на восток (рис. 53). Склеп кургана №2 с мужским захоронением имеет трапециевидный план, близкий плану склепа на Коктепе. Хотя он напоминает гробницы с продольным склепом, эта гробница принадлежит к типу с поперечной погребальной камерой, как об этом свидетельствует положение костяка головой на северо-восток (ориентация второго костяка, женского, обратна, может быть из-за более низкого статуса погребенной) (с. 126-127, рис. 55). Датировка этого кургана может быть также определена I в. н.э., тогда как по критериям О. Обельченко, опирающегося на ориентацию головы погребенного, она должна бы определяться II в. н.э. В других курганах Орлата, погребенные ориентированы головой на юго-запад (№4 и №6, рис. 57-58), или на северо-запад (№9 и №8, рис. 60 и 63), что не позволяет предложить датировку, отталкиваясь от этого принципа. 101. Погребение 2: Ивавницкий, Иневаткина, 1989, с. 49, рис. III.A-B. 102. Курганы, раскопанные нашей экспедицией в 2007-2010 гг. (см. выше, сноски 3 и 19; Vallée-Raewsky, 2013) в Янги-рабате и Акджар-тепе, формируют два типа: первый представляет из себя аналогичную схему погребениям с дромосом с уступами, а второй – погребениям с вертикальной крупной четырех-угольной погребельной камерой. Оба типа согласно Б. Лионе должны были бы датироваться между IV-III вв. до н.э. и II в. до н.э.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Прототип можно найти в погребениях так называемой Кенкольской культуры 103, а также в большом разнообразим размеров и ориентаций, присущих погребениям, рассеянным вдоль всего пути в направлении восток-запад от Ташкентского оазиса и Южноказахстанской степи 104 до Кавказа и Черного моря. Однако самые близкие параллели можно найти в Фергане, где в погребениях при их разных размерах представлен, как и на Коктепе, дромос, вытянутый по меридиану, и восточная ориентация погребенного 105. Типология погребений и датировка их содержимого Параллели, которые мы привели, как кажется, указывают на то, что набор заупокойного инвентаря, представленный находками кургана Коктепе, не связан систематически с определенным типом могил. Хронологический разрыв, который определяется на Коктепе между могилами с «подбоем» и погребениями с катакомбой, сложно спроецировать на другие ситуации. Находки на Коктепе, по своему происхождению тяготеющие к степной зоне, как будто указывают на два исходных ареала: один – восточный – от Сибири до Южного Казахстана; другой – западный – «скифо-сарматский». На рубеже нашей эры ориентация погребений с «подбоем» (на север или на юг) в бактрийскосогдианском ареале как будто предпочтительнее указывает на западное происхождение этой традиции, где господствует южная ориентация погребений (в отличие от примера с некрополем Ксирова – см. выше сноску 12). Западное происхождение типов курильниц и гребня с протомами лошадей из аристократической гробницы (район от Черного моря до Урала) бесспорно. Вместе с янгиюльской находкой (Чач), гребень из Коктепе указывает на прототипы «савроматской» и «сарматской» эпохи. Ножи с кольцом иллюстрируют иную реальность, так как их самые близкие параллели уводят в восточном направлении (см. выше сноску 34). Что касается котлов, то они представлены везде и во всех типах могил, в том числе и на востоке, где они к тому же были керамические. Ритуальное значение зеркал подтверждается во всем «сарматском» культурном ареале (выше сноска 56), а произведенные в Китае образцы были распространены повсюду, от Монголии и Сибири до Причерноморья. Будучи лишь типичными предметами постоянного торгового обмена на пространстве между оконечностями степного мира в начале н.э., они отнюдь не указывают на приход самих кочевников с китайской территории. Эти предметы роскоши следовали по пути, пересекавшем долину Зарафшана с севера на юг до Тилля-тепе, но как мы видели, они очень редко достигали среднего течения Окса на юге Узбекистана и Таджикистана, где некоторое число могильников могло функционировать в то же время, что и некрополи Коктепе 106, Ферганы и Чача.

Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, табл. 30 (Акчий-Карасу, регион КетменьТюбе) и 31 (Кенкол, одновременно или позднее Коктепе, как это подтверждается находкой китайских зеркал). Что касается иллюстрации см. также: Zadneprovskiy, 1996, р. 470. По этой проблематике см.: Bajpakov, Smagulov, 1998, р. 30-33 (по поводу кладбища Шоон-Капка). 104. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, т. 104, табл. 38.1, 2 и 6 (Шаушукум); табл. 38.3 и 5 (Жаман-тогай); табл. 38.7-8 (Актобе). Многие дромосы снабжены характерным уступом, как на Коктепе (табл. 38.1, 4, 5, 6). См. также эти некрополи в Древности Чардары, 1968, с. 174-242. Этот тип катакомб с ориентацией на восток, существует довольно долго, как об этом свидетельствуют находки у станции Вревская (Ташкентский район), датированные VI-VII вв.: Агзамходжаев, 1961, с. 223-235. 105. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 91, табл. 33.3-5 (Кайрагач, №3); табл. 33.6-8 (Гурмирон); с. 92, табл. 33.9 (Хангиз). 106. Ильясов, 1999, с. 50-52. 103.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Расположение и состав вещей в большой гробнице с дромосом Коктепе, по нашему мнению, отражают синтез культурных признаков, указывающих на родство скорее с Ферганой чем с Чачем 107 и с конфедерацией Кангюй (см. ниже). При том, что весь степной мир в целом отличается схожими обычаями 108, состав погребального инвентаря гробницы Коктепе (котел, зеркало, гребень, ножи, курильницы, металлические чеканные изделия, инкрустированные бирюзой), скорее заставляет нас обратиться к району Дона и Волги 109, если не Причерноморья (например Кобяково, см. ниже сноску 114). Социальный статус: гробницы «жриц» Гробница с дромосом Коктепе обладает рядом характерных черт, которые указывают на то, что погребенная занимала особое место в обществе, что можно наблюдать во всем степном мире: на Алтае, в Казахстане 110, в Китайском Туркестане 111, в долине Зарафшана 112, в Тилля-тепе (пять женщин, похороненных вместе с сакским принцем), на юге Урала 113 и в Причерноморье 114. Тщательность, с которой обустраивали гробницу, большой объем грунта, вынутого при рытье склепа и дромоса, требовали длительной работы, что заставляет предположить факт предварительного бальзамирования тела умершей. Тщательная расчистка холма от ранних погребений, имевшая целью изолировать, выделить гробницу, подчеркивает высокое положение умершей. Как и в случае с погребенной женщиной в Укоке, она, возможно, имела отношение к культу. Характер погребального инвентаря, сопровождавшего её в загробный мир, указывает на статус, занимаемый этой женщиной в обществе. Любой из предметов – будь то гребни, зеркала, котлы или курильницы, – имеет символическое значение, связанное или с к погребальным ритуалом, или с религиозными или шаманскими фунциями (знахарка или чародейка) погребенной женщины. Отсутствие украшений при всем остальном богатстве, которое налицо в комплексе Коктепе, вкупе с отсутствием оружия, формирует дополнительный признак принадлежности погребенной одновременно к аристократии и культу. Это погребение резко контрастирует с захоронением аристократки из Кобякова, где многочисленные украшения наряду с предметами мужской Исследователи, однако, единодушны в признании связей между Чачем и могильниками Бухарского оазиса: Алимов, Богомолов, 2000, с. 164-177; Заднепровский, 1997, с. 102, 106 и след. (переиздание статьи, опубликованной в Проблемы истории и культуры сарматов. Тезисы докладов, Волгоград, 1994). Также Филанович, 1999, с. 124-125; Ilyasov, Rusanov, 1997-1998, р. 130-134. 108. В тасмолинской культуре, например, есть аналогии расположению погребального инвентаря (ножи слева от скелета, зеркало справа, алтарики слева у головы, камышовая подстилка, подставка под голову): Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР, 1992, с. 130-140, особенно с. 132-133. О родстве «сарматских» погребений с погребениями на юге Средней Азии: Скрипкин, 1982, с. 47. 109. О «сарматской экспансии» II в. до н.э. см.: Обельченко, 1992, с. 224 и след.; Заднепровский, 1997, с. 106 и след. 110. Женщина из Укока: Polosmak, 1996, 28-35. Гробница жрицы в Бес-оба, VI-IV вв. до н.э.; Altyn Adam, р. 66. О погребении женщины-шаманки из «усуней», открытом под Алма-Aтой (Каргали): Заднепровский, 1997, с. 18; он же, 1996, с. 461 и след. 111. Шокхугу, Курган 7: Заднепровский, 1997, с. 85-86 (переизданная статья из Археологические изыскания, СПб, 1995, №24). 112. Орлат, курган 1, погр. 2: Пугаченкова, 1989, с. 122-125 и 152-153; Сирлибай-тепе, погр. 2: Иваницкий, Иневаткина, 1989, с. 48-51 и 56-57. О богатой находке с Кызылкыра I в 40 км к северо-западу от Бухары, см.: Заднепровский, 1997, с. 104-105. 113. Моchkova, 1994, р. 84-87. 114. «Сарматское» погребение около Песчаной, район Краснодара: Khatchatourova, 2001, р. 168-169. Принцесса из Кобяково (отметим, что при ином инвентаре организация интерьера этого погребения дает близкие аналогии гробнице Коктепе): Gougouev, 1994, р. 78-83; Prokhorova, 2001, р. 219 sqq. 107.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

принадлежности характеризуют погребенную как правительницу-амазонку, предводительницу одного из кланов сарматского племени алан. Религиозные функции, которыми должны были быть облечены некоторые женщины, напротив, лучше выражены находкой церемониального жезла из Песчаной. По своему уровню гробница с дромосом Коктепе напоминает в бактро-согдийском ареале традицию захоронений, богатых драгоценными предметами, таких как могилы в некрополе Тиллятепе или погребение, случайно обнаруженное на дороге из Систана в Западный Афганистан 115. Благодяря своему расположению на Зарафшане, погребения Коктепе, так же как и перечисленные выше его исключительные параллели, оказываются не просто в рамках определенного ареала, пересеченного трансазиатскими путями, а в одном из миграционных коридоров, идущих с севера на юг, по которым осуществлялись контакты между степью и бактрийским центром оседлого мира. Этот коридор соответствует пути, который выбрали саки, направляясь в северозападную Индию; следуя по нему, они пересекли промежуточный регион, которому присвоили название, отражающее их этноним – Систан или Сакастан 116. Это положение отразилось в составе погребального инвентаря, в котором нашла отражение как культура оседлого населения долины Зарафшана, так и культура кочевников степи, следы родства которой прослеживаются на более чем четырех тысячах километров от берегов Енисея в Сибири до Северного Причерноморья 117. К этому субстрату добавляются также предметы китайского или индийского происхождения, а также принадлежащие западному миру, привнесенные по трассам обмена кочевников. II. Обзор миграций кочевников* (К. Рапэн) Долина Зарафшана: хронологическая схема Находка на Коктепе является не только источником информации по истории Зарафшанского оазиса, но также позволяет выдвинуть некоторые новые гипотезы относительно истории Средней Азии в целом в тот тeмный период миграций кочевников, который отделяет падение Самар-

115. Согласно Осмунду Бопераччи, на антикварные рынки Пакистана несколько лет тому назад попали золотые вещи, происходящие из богатого мужского захоранения, которое, по словам коммерсантов, было открыто в районе Герата. 116. Daffinà, 1967; Bernard, 1987, p. 764. 117. Это распространение, кроме прочего, иллюстрировано золотыми украшениями, инкрустированными бирюзой, которые представляют культуру изготовления полихромных украшений, характерных для аристократических могил «сако-сарматского» мира (Тилля-тепе, Кобяково). О распространении этой декоративной техники в направлении Причерноморья: Simonenko, 2001, р. 63 sqq. Об образцах полихромных украшений, отмеченных в составе собранной Евкратидом дани, обнаруженной в Ай-Ханум см.: Rapin, 1992, р. 168-169. * Эта часть текста представляет из себя частично обновленный вариант статьи, опубликованной в 2001 г. в CRAI, в частности, в отношении даты падения эллинистической власти в Самарканде и идентификации тохар и асиан. В отношении первого пункта внесенные изменения базируются на работе нумизмата Анвара Атаходжаева (Atakhodjaev, 2013; см. также Rapin, 2013), который предложил связывать запустение эллинистического Самарканда скорее самое позднее с последней третью III в. до н.э., а не с эпохой Евкратида I. Изменения, связанные со вторым пунктом были внесены в соответствии с исследованием Франца Гренэ и Этьена де Ля Вэссьера (2004), где было показано, отталкиваясь от результатов работ румынских историков и археологов, сообщенных Михаэлой Тимуш, что асии или асианы могут быть идентифицированы как аланы, и что именно асии впоследствии передали свое наименование современным осетам.

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

канда от появления империи Кушан, особенно в царствование Сотера Мегаса (Вима Такту?, ок. 80-105 гг. н.э.), затем в эпоху Канишки 127 / 128 гг. н.э. 118. Раскопки кургана Коктепе, проведенные в 1990-х гг., вкупе с исследованиями в последнее десятилетие городских стен Афрасиаба и стены у Железных Ворот в Дербенте, а также детальное изучение обнаруженной на этих городищах керамики, представляют серию разнохарактерных, но дополняющих друг друга, данных. Их сочетание позволяет предложить следующие гипотезы о перемещении кочевников в регионе Зарафшана и о том, как эти миграции вписывались в местную среду, в присутствии оседлых обитателей оазиса: Этап «а»), с 329-327 гг. до н.э. по начало III в. до н.э.: завоевание Александра и борьба с кочевниками «скифами», дахами и другими, особенно вокруг крупных оазисов и на территориях за Воротами Тамерлана, в сторону Сырдарьи и при входе в Ферганскую долину. Первый эллинистический урбанизированный этап 119 Афрасиаба («Афрасиаб IB-IIA») и Коктепе («Коктепе IV»). Этап «b»). В течение III в. до н.э., присутствие кочевников в долине Зарафшана (см., например, некрополи Янги-рабата и Акджар-тепе, а также захоранения 1 и 4 в Сирлибай-тепе) 120 привело к ослаблению и исчезновению эллинистической власти. Исследования на городище Афрасиаб предоставили два типа данных. С точки зрения архитектуры, заселение города заканчивается короткой, но интенсивной архитектурной эллинистической программой с общей реконструкцией городской стены, оставшейся, однако, не законченной 121. Согласно находкам керамики, городище было запущено в течение нескольких десятилетий между серединой или последней третью III в. и серединой II в., когда появилась новая керамика эллинистического типа (Афрасиаб IIВ), которая, судя по всему, не содержала форм напоминающих кубки на ножках, типичных для периода Афрасиаб III. На настоящем уровне наших исследований мы не можем скоординировать две группы этих данных (архитектурных структур и керамики), хотя 10 лет тому назад уже было предложено их совместить, предполагая, что эти находки соотносимы с последним эллинистическим этапом в Согдиане, совпадающим с захватом власти Евкратидом и установлением его столицы в АйХанум-Евкратидии в восточной Бактрии. В этих работах падение Самарканда предполагалось связывать с моментом смерти Евкратида в 144 г. Согласно данной реконструкции, последняя архитектурная программа датировалась временем Евкратида и признавалось, что этот эпизод – чрезвычайно короткий – не имел возможноBernard, 1987; Lyonnet, 1998 (2001); она же, 1997; она же, 2012. О кушанской хронологии: Sims-Williams, Cribb, 1995/1996, р. 75-142; Sims-Williams, 2004; Falk, Bennett, 2009; Grenet, 2006. О греко-бактрийской хронологии до смерти Евкратида, основанной на последних разработках кушанской проблематики и интерпретации греко-бактрийских пергаментов, обнаруженных у подножия Гиндукуша см.: Rapin, 2010, р. 234252 (этот текст, дополненный и переработанный, см. на русском языке в настоящем сборнике). 119. Под термином «урбанизация» мы подразумеваем городское общество «классического» типа, существующее в городе, управляемом политической властью, организующей строительство официальных сооружений, таких как, в частности, оборонительные стены. Этот термин не обязательно подразумевает необходимость компактного заселения территории (археология показывает, как в некоторые «кочевнические» периоды, когда нет уверенности в том, что Самарканд представлял из себя город, в районе Зарафшана существовали в большом числе пункты, способные выпускать высококачественную керамическую посуду). См. также ниже, сноску 122. 120. О маршруте кочевников из районов Поволжья и Урала с IV-III в. до н.э. см.: Филанович, 1999 (см. выше, сноска 107). 121. О двух этапах строительства оборонительной эллинистической стены Афрасиаба см.: Rapin, Isamiddinov, 1994, р. 547-565 (публикация представляет гипотезу, в настоящее момент временно оставленную, согласно которой последний архитектурный период должен был бы датироваться серединой II в. до н.э.); см. также Lyonnet, 1998 (2001); Lyonnet, 2012. 118.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

сти оказать значительное влияние на течение согдийской истории, с учетом того, что согдийское общество, начиная с III в. до н.э., судя по всему уже находилось под очень сильным влиянием кочевников или местного согдийского населения. Вместе с тем, основываясь на нумизматических данных, Анвар Атаходжаев (Atakhodzhaev, 2013) недавно высказал предположение, согласно которому падение эллинистической власти в Согдиане в долине Зарафшана может быть определено III в. до н.э. Если эта гипотеза правильна, надо в этом случае удревнить последнюю архитектурную эллинистическую программу Афрасиаба. В этом случае, реконструкция фортификации города, а также ее последующее быстрое разрушение, имели место в период более древний, возможно в III в., под властью Диодота или Евтидема I (царствование между 230-200 гг. до н.э.), а не как думалось ранее Евкратида, что означает, что власть более не находилась в руках греко-бактрийцев в момент распространения керамики типа IIВ. Вне зависимости от того, какой будет окончательно зафиксированная дата падения Самарканда, вполне возможно, что именно в последней трети III в. до н.э. разворачивается строительство правителями Бактр стены у Железных Ворот в Дербенте в Гиссарских горах на северо-западной границе Оксианы, описанной Клавдием Птолемеем и простирающейся в глубоком тылу по отношению к Термезу-Антиохии-Тармите (Александрия-Оксиана могла таким образом соответствовать именно этому городу или же одному из наиболее близко расположенных городищ, как например, Кампыр-тепе или Шор-тепе). Строительство этого сооружения военного назначения указывает на то, что западный (Кашкадарья) и северный Согд (на Зарафшане) более не находился под контролем эллинистических правителей (см. выше сноску 2). В исторических источниках кочевники упомянуты в контексте действий Антиоха III против Евтидема в 206 г. до н.э.: в их переговорах говориться об угрозе варваризации Бактрии, нависшей над ней со стороны кочевников (Полибий, XI, 39.5). Этап «с»). Этот период представлен керамикой типа Афрасиаб IIВ, датирующейся Б. Лионе серединой II в. до н.э. Если принять, что город никогда не был под властью Евкратида (см. выше), то тогда можно предположить, что эта керамика должна была бы принадлежать местной популяции, испытавшей на себе эллинистическое влияние. Этап «d») В восточной Бактрии правление Евкратида внезапно обрывается к 144 г. до н.э. разрушением Ай-Ханум и захватом значительной части северных территорий, бывших под эллинистической властью (за исключением города Бактр, который сопротивляется еще некоторое время, вплоть до 130 г., под управлением Гелиокла). Немного позднее, к концу II в. до н.э. долина Зарафшана же находилась под господством сакарауков (или родственного народа), вероятно, еще полузависимого от кочевнической конфедерации Кангюй (см. ниже). На сегодняшний день представляется невозможным сказать с определеностью был ли первый некрополь на Коктепе («Коктепе V») построен в период сакарауков, или же его следует датировать более ранним III в. до н.э., так как, за исключением одного захоранения (еще не изученного), эти погребения скромных размеров, ориентированные в направлении север-юг (но неизвестно, куда головой – на север или на юг), не содержали никаких данных, позволяющих предложить датировки. Что до Афрасиаба, то принимая дату падения Самарканда в III в. до. н.э., отметим, что появление кубков на ножке можно связать с новой кочевнической волной сакарауков II в. до. н.э. («Афрасиаб III»). Следы функционирования легкого ткацкого производства и комплекс полу-подземных жилищ могут быть предварительно соотнесены непосредственно с концом эллинистического присутвия. Строительство пахсовых зданий может быть связано со временем между концом II в. до н.э. 98

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

и первой половиной I в. н.э., когда Самарканд вступает в период нового оживления урбанизации («Афрасиаб III») 122: он может быть связан или с сакарауками (конец II-I вв. до н.э.), либо с их последователями. Подобный феномен возможно также наблюдать и в других частях долины Зарафшана и в Кашка-дарье 123. Этап «е»). На Коктепе можно выделить переходный период, отделяющий первый кочевнический этап от последующего. Подобное предложение основано на факте того, что погребенные в более древних могилах кочевники были выброшены оттуда скорее всего другой группой кочевников, пришедших сюда со второй волной и построивших впоследствии на этом же месте в холме «аристократическую» могилу с дромосом. Этот период, возможно, совпадает с разгромом сакарауков (см. ниже). Этап «f»). На Коктепе аристократическая гробница относится к типу погребений с дромосом и поперечной катакомбой, в которой покойная была ориентирована головой на восток. Сооружение гробницы должно быть отнесено к первым десятилетиям I н.э., как то позволяют предполагать находки китайского зеркала и стеклянных бус, т.е. двух редких, хорошо датируемых артефактов погребального инвентаря («Коктепе VI»). Именно в эту эпоху регион, видимо, переходит под власть кочевников конфедерации Кангюй, соперника Кушан. Этап «g») Восстановление Кушанами стены с Железными Воротами в Дербенте. В историческом плане эта граница окончательно отделяет переходящие к оседлости племена кушан от территории номадов Кангюя. На Афрасиабе, жилища, соответствующие этому периоду, плохо определяемы и возможно имели спорадический непоследовательный характер (см. выше сноску 122). Исторический контекст: три вида источников, три противоречивые гипотезы В центре внимания оказывается вопрос не только о взаимоотношениях между равниной Зарафшана и соседними образованиями кочевников в Бактрии и на Сырдарье, но так же и с более отдаленными перемещениями кочевников, как в сторону востока, по восточным степным путям в направлении Китая и в Сибири, так и в сторону запада, в регионе между Уралом и Причерноморьем, часто определяемым как «скифо-сарматский» ареал, хотя этот термин скорее соотносится с двумя историческими последовательными этапами, чем с четко определенными этносами. Период около рубежа н.э. отмечен в Средней Азии появлением трансазиатских обменов, позднее определенных как «Великий Шелковый путь», и возвышением многих кочевнических народов, а также, в частности, рождением в среде одного из них, а именно народа юечжей, могучей 122. На Афрасиабе этот период урбанизации, по всей видимости краткий, представлен значительными пахсовыми постройками. Одна из них была открыта на раскопе вблизи северной городской стены, заложенном Полем Бернаром (не связанной со слоем жилищ, накопившимся непосредственно после ухода греков). Она находилась между двумя слоями, соответствующими в этой зоне периодам запустения. Другая пахсовая постройка обследована в ходе раскопок под соборной мечетью в центре северного города; она залегает над руинами эллинистического хранилища зерна. Только лишь III-IV вв. н.э. на Афрасиабе стали временем активного возрождения урбанизма (хотя и на весьма ограниченной территории центра), выразившегося в появлении архитектуры из квадратного кирпича («Афрасиаб V»: эта урбанизация отражает экономическую стабильность, установившуюся в регионе и способствующую развитию торговых отношений, включая торговлю на дальние расстояния). Во второй половине IV в. н.э. вторжение хионитов провоцирует новое прерывание традиций, но уже с V в. н.э. можно наблюдать стабильное и длительное возрождение строительства, при котором доминантной техникой становится сочетание пахсы и кирпича («Афрасиаб VI»). Возможно, что цитадель «высокого города» Афрасиаба была возведена в период власти кидаритов. 123. См., например, Пайкенд (Семенов, 1996). Будучи изолированным, случай Еркургана сложно интерпретировать, т.к. археологи не только не могут обозначить момент прерывания традиции на уровне хронологии керамики между периодом эллинизма и поздней античности, но скорее говорят об апогее развития этого города: Сулейманов, 2000.

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

империи Кушан (см. ниже сноску 134). Эта империя оформляется в то же самое время, когда к западу от нее достигают апогея в своем развитии кочевые народы разного происхождения, что видно по богатству таких гробниц, как Тилля-тепе и Коктепе. Отношения между этими державами составляют сейчас главную проблему, возникшую благодаря новым открытиям. Источники, связанные с этим периодом, не могут быть поняты вне контекста нашествия кочевников, которое спровацировало падение Согда и Бактрии во II в. до н.э. Эти источники трех видов: а) китайские как хроники Чжи-ши, Хань-шу и Хоу-хань-шу, которые донесли до нас наименования кангюй, сай и юечжи 124; б) греко-римские как Трог Помпей цитированный Юстином (книга XLI и Прологи XLI et XLII), Страбон (XI, 8.2), Полибий (XI, 39.5) и Птолемей (VI, 14.14), которые упоминают такие народы как сакарауки 125, асианы 126, асии 127 (пасианы 128) и тохары 129; в) археологические, которые представляют материальные свидетельства взятия Самарканда и Ай-Ханум (отделенные, как думается, практически целым столетием) и распространение кочевнических погребений. В бассейне Окса три различных типа керамики, идентифицированные Б. Лионе, показывают присутствие трех различных культурных групп, каждая из которых представляет один из эпизодов завоевания. Совместное прочтение этих источников позволяет реконструировать связь между географическими и этническими подразделениями и восстановить общую панораму, показывающую, в частности, как группы кочевников захватили Трансоксиану и Бактрию, сжимая их прогрессивно в тисках с востока и с запада в 140-120-е гг. до н.э. На западе: завоевание западной и северной Согдианы сакарауками 130 Наиболее подробные тексты о бактро-согдийском регионе между 129/128 и 125 гг. до н.э. происходят из рапорта Чжан Цзяня (Chang-Kien), китайского посла к юечжам. Во время его пребывания у юечжей, последние уже представляли из себя важнейшую державу региона. Именно по отношению к этим кочевникам Чжан Цзянь в своем географическом описании среднеазиатско-

Хроника Чжи-ши [Shi Ji] (составлена около 100 г. до н.э.): см., например, перевод Burton Watson, Records of the Grand Historian, 1993; хроника Хань-шу [Han Shu] (составлена около 80 г. до н.э.): Hulsewé, Loewe, 1979; хроника Хоу-Хань-шу [Hou Han Shu] (составлена около 125 г. н.э.): Chavannes, 1907, p. 149-234. Об этих источниках в связи с торговлей см.: La Vaissière, 2004. См. также: Lyonnet, 1997, p. 157-158. 125. См.: Юстин, Прологи, XLI: «Scythicae gentes, Saraucae et Asiani, Bactra occupavere et Sogdianos», и XLII: «Reges Tocharorum Asiani interitusque Saraucarum». Также, в беспорядке, у Страбона (XI, 8,2): Asioi, [Pasianoi], Tokharoi и Sakaraukai (Stavisky, 1986, chap. IV). 126. См. предыдущую сноску. 127. Страбон, XI, 8,2. 128. Асианы (Asiani) не существуют как таковые в списке Страбона (XI, 8,2), но возможно, что они фигурируют в этом случае как этноним пасианы «{P}asianoi», который может быть неправильной формой, образовавшейся в ходе слияния греческой буквы eta (соответствующая союзу «или», но читаемая так, как будто речь идет о букве pi) и «*Asianoi»; оригинальный написание этого этнонима в источнике Страбона могло быть следующим: «Asioi или Asianoi» (окончание -an- соответствует множественному числу в иранском языке). Отторгнутая в XX в. в работах Daffinà (1967, p. 52-57), эта гипотеза была сформулирована еще в XVIII в. J. F. Vaillant (Arsacidorum Imperium, I, Parisiis, 1728, p. 61), затем L. Du Four de Longuerue (Annales Arsacidarum, Argentorati, 1732, p. 14). Она, без сомнения ошибочно, не была принята различными современными авторами. 129. Юстин, Прологи, XLII; Страбон, XI, 8,2 (см. выше, сноска 125). 130. См. детали: Daffinà, 1967, p. 57-68; Вайнберг, 1999, p. 250-252. 124.

100

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

го ареала позиционирует все другие государства региона, такие как парфянское, которое он располагает на западе, Фергану – на северо-востоке, и Кангюй – на севере. В это время границы между этими образованиями еще очень расплавчаты. Кангюй в описании Чжан Цзяня является конфедерацией кочевников, изначально сконцентрированных в Чаче (район Ташкента) и средней Сырдарьи, и располагающих в момент описания пока еще незначительной территорией. Как позволяет предположить упоминание Чжан Цзянем народа торговцев «между Ферганой и Парфией», равнина Зарафшана вокруг Самарканда (город как таковой им не упоминается) еще, скорее всего, не входила в состав конфедерации Кангюй 131. Лишь позднее эта конфедерация сумеет подчинить своей власти всю Трансоксиану на север от Гиссарского хребта, захватив, в частности, регион пустыни Кызыл-Кум, от низовьев Амударьи до низовьев Сырдарьи, а также, к югу, регионы Кашкадарьи, Зарафшана, Уструшаны и Ташкента 132. Информация, получаемая из западных источников, возможно, более поздняя по сравнению со сведениями, сообщаемыми Чжан Цзянем. Какова бы не была дата падения Самарканда, представляется, что сакарауки 133, один из скифских народов, о котором упоминают Юстин и Страбон, появляются не ранее 120 г. до н.э. 134, т.е. после исчезновения греко-бактрийского царства на севере от Гиндукуша. Таким образом, сакарауки не должны были принадлежать к «торговым народам», о которых повествует несколькими годами ранее китайский путешественник. Их локализация в районе Самарканда хорошо определяется благодаря Географии Птолемея, который размещает этот народ за Окскими горами (т.е. севернее за Железными воротами Дербента и горной грядой Гиссара), ближе к реке Политиметос (Зарафшан) 135. Их пребывание на западе региона также хорошо зафиксировано благодаря упоминанию их нашествия на парфянского правителя Синатрука (Sinatroukes) в 78 или в 77 гг. 136. Только позже этот народ мог распространить свою власть на юг. С точки зрения материальной культуры и вне хронологических параллелей, именно этот народ должен быть соотнесен с доминирующей культурой в регионе по обе стороны Гиссарского хребта. Последняя представлена кубками на ножке, находки которых были сделаны, главным образом, в кочевнических некрополях начиная с равнины Зарафшана вплоть до среднего Окса (регион Кафирнигана, но немного восточнее 137). Молчание Чжан Цзяня в отношении Самарканда, который в качестве города уже не существовал в это время, стало отправной точной для определенного количества противоречивых гипотез по поводу того, какую территорию охватывает термин «юечжи». Shi Ji 123 (trad. de Watson, p. 234): La Vaissière, 2004, p. 27-30. В описании Парфянского царства в эпоху Фраата V (II-IV вв. н.э.), содержащемся в хронике Хань-шу (Han-shu, 96A), южная граница Кангюя пролегает от северной границы Ферганы до северной границы Маргианы. Первое внятное упоминание о Согде датируется хроникой Хоу-Хань-шу (Hou-Han-shu), которая представляет ситуацию в 125 г. н.э.: La Vaissière, 2004. 133. H. W. Bailey (1982, p. 8 et n. 42 [p. 20]) предложил объяснить этот этноним как «царские сака», что должно точно соответствовать народу Sai Wang китайских источников, однако это гипотеза еще не принята единодушно (см. Daffinà, 1967, p. 60). 134. Б. Лионе считает, что сакарауки появились в Согдиане к 120 г. до н.э.; однако, это не исключает, что их нашествие началось ранее, как на то указывает наиболее раняя датировка кубков на ножке более северных регионов (см. выше сноску 88). 135. Птолемей, География, VI, 14.14. В Географии Ороза (43: Janvier, 1982) сакарауки упоминаются согласно реальному положению дел, поблизости от дахов и парфян, но Бактрия занимает неправильное положение на юге Каспия. Побробнее об античных картографических ошибках: Grenet, Rapin, 1998 (2001), p. 80-81; Rapin, 1998 (2001), p. 203-204; Rapin, 2004. Об античной картографии Средней Азии: Пьянков, 1977. 136. Лукьян, Macrobioi, 15: Bernard, 1987, p. 767. 137. См. по этому поводу более детально: Lyonnet, 1997; она же, 2001. 131.

132.

101

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Согласно одной группе ученых, культура кубков на ножке принадлежит юечжам, которые, пройдя сначала через Фергану, возможно продолжили свое движение через весь регион, оккупируя его в течении некоторого времени 138. Для других специалистов, территория юечжей на западе не должна была простираться далее Дербента и изначально они не должны были делить ее со скифами / сакарауками. Для более позднего периода актуальность этой границы по Дербенту сохраняется и при Кушанах, которые дополнительно укрепляют ее против своих соседей кангюй (возможно ли так же предположить, что росписи Халчаяна, изображающие кушан с их поверженными врагами, представляют в образе последних представителей конфедерации Кангюй?) (см. также гипотезы Моде: Mode, 2013). Как о том повествует Юстин («interitusque Saraucarum»), сакарауки исчезли в качестве этнополитико-военного единства к концу I в. до н.э. До этого события, как думается, часть их традиций уже была внедрена в общий культурный фон региона, что подтверждается находками свойственной им керамики в Самарканде и некрополями в оазисах от Бухары до Бабашова, а также на территории, простирающейся выше по Оксу вплоть до Бишкентской долины, где сакарауки перемешиваются с юечжами. Исчезновение их государства происходит в эпоху крупных социально-политических изменений. На протяжении всего I в. до н.э. они подвергались с запада и юга давлению парфян 139, а с севера – со стороны империи Кангюй, которая постепенно захватывала земли по Зарафшану и Кашкадарье. Устоявшаяся граница вырисовывается по Гиссарскому хребту, с одной стороны которого юечжы-кушаны консолидируются и переходят к оседлости, реконструируя в Дербенте древнюю стену, возведенную греками к концу III в. до. н.э., с целью защиты от Кангюя, который, по другую сторону Гиссар, сохраняет свою изначальную кочевническую структуру. Нашествия с востока Если мы обратим внимание на результаты раскопок Ай-Ханум и биографию Евкратида, то первые этапы присутствия кочевников внутри греко-бактрийского царства надо искать скорее в восточной Бактрии. Убийство Евкратида привело к набегам в город различных, следующих друг за другом, групп кочевников, которые спровоцировали резкое прекращение урбанистической программы, переживавшей в это время свой расцвет. Археологически это выражено в слоях разрушения Ай-Ханум, которые сохранили следы двух последовательных волн грабежей, отделенных друг от друга несколькими годами 140. Первая волна разрушений, датируемая около 144 г., сопровождалась забытой на месте посудой первых захватчиков (сосуды на трех ножках 141) и надписью типа рунической на серебрянном

138. Согласно отдельным исследователям, которые опираются на письменные источники, сакарауки входили в конфедерацию юечжей: см. состояние этого вопроса у Б.И. Вайнберг (1999). См. также выше сноску 90. Б. Лионе скорее склоняется к гипотезе, согласно которой Ябгу (Yabghu), зависимые от юечжей, не обязательно были самими юечжами, а могли быть кочевниками другого племени, возможно скифского (Lyonnet, 1991, p. 159, n. 5, с библиографией исследований, поддерживающих эту гипотезу), и соответственно Kuei-shuang также не были обязательно юечжами (Lyonnet, 1997, p. 167). См. также в этом же сборнике новое состояние вопроса в статье Франца Гренэ об Ябгу. 139. В миграционных коридорах сака к Сеистану и северо-западной Индии, Сакастан переходит под контроль парфян (см. маршурут Исидора Харакского). 140. Rapin, 1992, p. 287-294; Lyonnet, 1997, p. 159; она же, 1998 (2001), p. 143. 141. Lyonnet, 1997, p. 160-161.

102

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

слитке 142. Как позволяет предположить схожесть этой надписи с известной надписью из Иссыка 143, эти первые кочевники могли быть скифского происхождения. Помимо этого, присутствие сосудов на трех ножках, известных также в Китае 144, может быть объяснено в рамках гипотезы о том, что эти кочевники принадлежали к группе, связанной со скифами – выходцами из Китайского Туркестана 145. Вообще, гипотезы об этнической принадлежности первых прибывших в Бактрию кочевников варьируются между их определением как сака, изгнанными из Семиречья или из Ферганы 146, или как одной из скифских групп восточного Туркестана, вытесненной со своей территории юечжами, направляющимися на запад 147. Как бы то ни было, согласно свидетельствам китайских источников, эти скифы (или сака) выступают как главные организаторы разрушения Ай-Ханум под наименованием саи (Sai). Вторая волна захватчиков распознаваема благодаря открытию иного типа керамики, представленной бутылко-образными сосудами (см. выше сноску 90). Распространение этих сосудов представляется исключительно региональным. Однако открытие аналогичной посуды на некрополе Ксирова (об этом некрополе см. выше сноску 85) и в долине Кизилсу, позволяет высказать гипотезу, согласно которой эти кочевники, организаторы второго разгрома Ай-Ханум, прибыли сюда по маршруту Комедов, со стороны Ферганы или Китайского Туркестана 148. Эта волна захватчиков может быть соотнесена с китайскими юечжами, которые позднее установят свое владычество как кушаны. Материальное присутствие этой группы в Бактрии подтверждено декоративной пластиной, недавно проанализированной Вероник Шильц (Schiltz, 2003). В отличие от китайских текстов, греко-римские источники игнорируют нашествие в восточную Бактрию, т.к. их хроники для этого региона ограничиваются датой убийства Евкратида (Юстин XLI). Помимо сакарауков, другие из известных этнонимов представлены тохарами и асиями / асианами, которые фигурируют в Прологе XLII Юстина: «Additae his res Scythicae. Reges Tocharorum Asiani interitusque Saraucarum». Как показала Шарлот Баратэн 149, этот отрывок не передает структуры подлинной фразы, которая повествует об историческом эпизоде, связанном с определенной датой и с одной из побед асиан над тохарами до исчезновения сакарауков. Отталкиваясь от ее разорванной формы, эта фраза, скорее, должна быть интерпретирована как перечисление неRapin, 1992, p. 139-142, включающий исследование П. Бернара; Lebedynsky, 2001, p. 217-219. Aкишев, 1978, p. 70-71. 144. Сообщение К. Дебэн-Франкфор (C. Debaine-Francfort) и Б. Лионе (Lyonnet,1997, p. 166). 145. Francfort, 2000, p. 156-158. 146. Скифские корни обитателей Бактрии, появившихся здесь сразу же после греков, как кажется, были впервые зафиксированы Чжан Цзянем: китайский путешественник подчеркивал схожесть их обычаев с ферганцами (Shi-chi, chap. 123.2a, перевод B. Watson, p. 235), которые, согласно Птолемею, были сака. Культурные связи между Ферганой и восточной оконечностью Бактрии (Асгалан рядом с Кундузом, Ксиров, Тулхар) зафиксированы в находках украшений, выполненных согласно единой декоративной концепции: Denisov, Grenet, 1981, p. 307-314, особенно p. 313-314; см. сноску 53. Несмотря на то, что точная датировка этих артефактов требует уточнения, она могла бы быть расположена немного позднее рубежа эр (время некрополя Тилля-тепе?). Кочевники, с которыми эти находки могут быть соотнесены, должны быть определены как более поздние по отношению к первой волне нашествия на восточную Бактрию. 147. То, что касается сака, А.-П. Франкфор (H.-P. Francfort) подчеркнул в частном устном сообщении отсутствие греко-бактрийского влияния на сака Памира (более подробно о хронологии см., например, Литвинский, 1969, р. 17) и изолированность крепостей Вахана (Бабаев, 1973). 148. Долина Комедов, упомянутая Птолемеем, соответствует Каратегину в долине Вахша, который в верхнем течении носит название Кизил-Су. Этот миграционный коридор позволял связать место Каменной башни и Фергану с Бактрией. Об идентификации Каменной башни с Ошем в Фергане см.: Rapin, 1998 (2001), p. 218-219; возражения против этой гипотезы см. Bernard, 2005. 149. Докторская диссертация Восточные провинции парфянской империи (Baratin, 2009). 142. 143.

103

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

зависимых сюжетов – своего рода оглавление – объявляющих их последующее развитие в соответствующих отдельных книгах. Ш. Баратэн предлагает следующий перевод: «была добавлена здесь история скифов, царства тохаров, асианов и поражение сакарауков». Подобное перечисление не подразумевает обязательного взаимодействия между этими тремя народами в рамках одного события. Они появляются, по очереди, лишь в момент, когда входят в контакт с парфянами и с Западом. В этом отрывке первый народ – завоеватель Восточной Бактрии (саи-скифы), как кажется, не фигурирует. Вместе с тем, юечжи, народ пришедший сюда со второй захватнической волной и подчинивший своей власти Бактрию, может быть соотнесен в этом отрывке с «тохарами» 150. Согласно Географии Птолемея, тохары находятся в Бактрии, но как это вытекает из картографической структуры, они могли бы быть связаны с Серикой, возможно с регионом Дунхуана в восточной части Китайского Туркестана, где, как думается, они были косвенно упомянуты в названии города Тогара (Thogara) или народа «тагуры» (Thagouroi). Судя по всему, они были выходцами из еще более восточных регионов, так как, согласно китайским источникам, до выступления хуннов (Hsiung-nu) юечжи-тохары жили в западной части Гансу (Kansu), перед тем как начать политику экспансии по направлению к Монголии. Нашествие юечжей-тохар началось с северных от Окса районов и с восточной Бактрии перед тем как достигнуть Бактр. Как на то указывает вторжение тохар на территорию парфянского царя Артабана I в 124-123 гг. до н.э. (Юстин XLI.2, 5), именно отсюда кочевники возможно в определенный момент пытались распространить свою власть вплоть до западных оконечностей Бактрии 151. Однако, классические источники более ничего не сообщают о последующем развитии событий, возможно потому, что эта часть Бактрии попала под влияние сака, включая сакарауков 152. В плане материальной культуры сакарауки, саи-сака и юечжи-тохары пересекаются на равнине Окса, где представляется невозможным выделение их отдельных ареалов, особенно с учетом многочисленных альянсов, которые впоследствии приведут к разделу территории между ябгу (Yabghu = правитель). Распыление сокровищ Так как саи-сака были первыми кочевниками, немного ранее юечжей-тохаров, которые разграбили город Ай-Ханум, то возможно, что именно они получили под свой контроль наиболее крупное количество греко-бактрийских дорогих металлов и драгоценных камней. Через пятнадцать лет после нашествия этих саей, согласно Чжан Цзяню, базары Лан-ши (Lan-shi) в Та-сия (Ta-hsia) (т.е. в Бактрии) были переполнены активными торговцами. Исходя их этого же текста 150. В первоначальном варианте публикации этой статьи, я ошибочно связал воедино саи с тохарами, и юечжы с асианами, опираясь на гипотетическое родство между этнонимом тохары и именем та-хсиа (Ta-hsia), китайской формой наименования Бактрии. См. гипотезу Enoki, Koshelenko, Haidary, 1994, «The Yüeh-chih», p. 173. Можно также обнаружить этноним тохары в топониме Тохаристан и в наименовании современной афганской провинции Тахар: Lyonnet, 1997, p. 158 (см. ниже). Устаревший синтез древних источников см.: A. Herrmann, sv. «Tocharoi», in RE (Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft) II, 6. Bd., 1937, col. 1632-1641. 151. Как писал Поль Бернар (Bernard, 1987, p. 767), кажется, что юечжи кроме как в Бактрии, нигде более не выступали против парфян. 152. Именно начиная от Бактрии и пройдя через Сеистан / Сакастан, скифский поток достигает северазапада Индии (II-I в. до н.э.): см. золотой головной убор неизвестного происхождения, комментированный Вероник Шильтц (Schiltz, 2003b). Можно также предположить существование пути через сакский Памир и Читрал (см. Литвинский, 1969; Бабаев, 1973).

104

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

можно предположить, что некоторые из них продавали китайскую продукцию, импортированную из Индии, но при отсутствии археологических данных невозможно узнать в какой степени захваченные сокровища эллинистической Бактрии, разрозненные саями, могли быть представлены в рамках этих обменов на юге от Окса. Что касается правого берега, также неизвестно, каково было назначение храма Окса в Тахтисангине и было ли его разграбление связано с теми же саями. Остатки этих сокровищ, кажется, не были распылины далее к западу, т.к. среди некрополей среднего Окса между Кафирниганом и Бабашовым не найдено никаких особых богатств, несмотря на то, что могилы включали в себя артефакты эллинистической эпохи. Значит, можно предположить, что кочевники, захватившие восточную Бактрию, отличались от кочевников, завоевавших ее западные регионы (сконцентрированные вокруг эллинистической Оксианы), и которых можно определить как сакарауки 153. Кочевники, которые обосновались в районе Вахша, кажется были юечжами, третий ябгу (Yabghu) которых, названный «Кушан», был зафиксирован китайскими источниками в 100 км на восток от Термеза, на территории контролируемой позднее Гераосом (Heraos) 154. Значит, саи-сака возможно не смогли задержаться за Амударьей и Вахшом после их прибытия в восточную Бактрию. В начале нашей эры: асии / асианы 155 Ограниченные только Юстином и Страбоном, источники, повествующие об асиях / асианах, остаются проблематичны (см. выше сноску 125). В Прологе XLI Юстина завоевание Бактр (Bactra) и Согда (Sogdiani) связано с тремя этнонимами: «скифы», сакарауки и асианы («Scythicae gentes, Saraucae, Asiani»). Возможно, что «Scythicae gentes» обозначают суммарно «Saraucae и Asiani», если согласиться с тем, что порядок упоминания этих народов соотвествует определенной логики; можно в тоже время говорить о параллелизме, согласно которому «Scythicae gentes» будут «тохары», завоеватели Бактрии, в то время как «Saraucae и Asiani» должны быть соотнесены с завоеванием территории согдийцев 156. В Прологе XLII («Reges Tocharorum Asiani interitusque Saraucarum») порядок представленных сведений мог бы отражать разделение между Бактрией и Согдом с тохарами с одной стороны и с асианами и сакарауками с другой. Источники Птолемея, говорящие о Согде и Бактрии, восходят в большей части к эллинистической эпохе (приблизительно до 130 г. до н.э.) 157. Редкие добавления, происходящие из грекобактрийских владений после этого периода, как упоминание сакарауков и тохар, датируются I в. до н.э. Асы / асианы, возможно, оставались неизвестными Птолемею, предположительно по причине того, что в это время они еще не существовали внутри границ древнего греко-бактрийского царства. Как то подчеркивают Франц Гренэ и Этьен де Ля Вэссьер (2004), отталкиваясь от наблюдений Михаэлы Тимуш, асии или асианы должны быть сближены с асами (наименование которых лежит в основе наименования современных осетов) и аланами. Среднеазиатское происхождение

Lyonnet, 1997. Hulsewé, Loewe, 1979, р. 122-123, n. 296; Grenet, 2006 (см. перевод этой статьи на русский язык в настоящем сборнике). См. также выше Lyonnet, сноска 138. 155. См. Baratin, выше; Grenet, La Vaissière, 2004. 156. В перечислении Страбона (XI, 8, 2) эти народы представлены в ином порядке: «Asioi, [Pasianoi], Tokharoi and Sakaraukai». См. выше сноску 125. 157. Согд за Оксианскими горами (Гиссарский гребет) определен как находящийся на территории скифов, согласно информации, которая отражает ситуацию времени Эфтидема к концу III в. до н.э. 153.

154.

105

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

этих последних на сегодняшний день общепризнано 158. Эта, согласно позиции некоторых ученых, не «племенная» и не «этническая» по характеру группа возможно могла мигрировать к району северного Причерноморья в I в. до н.э., перенося на Запад китайские зеркала 159, аналогичные тем, которые были захоронены в аристократических могилах Тилля-тепе и Коктепе. Многочисленные «аланские» или «сармато-аланские» черты были, в частности, отмечены в погребальном материале принцессы Коктепе (см. выше). Сакарауки и асианы Прологов связаны с западной границей бассейна среднего Окса, прилегающей к территории парфян, и их противостояние должно быть спроецировано на два разных периода истории равнины Зарафшана. Первый период, связанный с сакарауками, может быть зафиксирован между концом II в. до н.э. и годами непосредственно предшествующими наступлению н.э. 160, до вторжения асий / асианов, которые были включены в территорию Кангюя 161. Погребенная из Коктепе: принадлежит ли она кочевникам Кангюя и асиям или «сако-сарматам»? Эти события показывают, что в момент, когда исчезают сакарауки, примерно на грани эр или несколько раньше, ситуация была в полном развитии. В Бактрии ябгу кушан захватил власть в ущерб другим юечжийским кланам. В Согде, к западу от Гиссарских гор, распространяет свою власть Кангюй, и это длится до тех пор, пока здесь не появилась новая группа кочевников. Как и их предшественники, эти последние были «скифского» происхождения и жили, смешиваясь с оседлым земледельческим населением, продолжая, однако, оставаться в культурном отношении связанными с западной степью, которая простирается вплоть до Черного моря. Русские и украинские археологи используют термин «аланская» по отношению к выявленным там, начиная с конца I в. до н.э., проявлениям аристократической сарматской культуры 162. В отношении среднеазиатских степей классические источники не передают такого же уточненного названия для этих кочевников, которые им были, вероятно, известны лишь под их общим названием «скифы» в момент, когда они несколько раз вторгались в земли парфян при Фраате IV в 36 г. н.э. (Юстин, XLII, 5) и при Артабане II (Иосиф Флавий, Иудейские древности, XVIII, 100) 163. Мы не знаем, какого характера были этно-политические отношения между кочевниками Коктепе и саками западной Бактрии, один из вождей которых похоронен в середине I в. н.э. на Тилля-тепе. Как и в большинстве погребальных памятников, точные датирующие признаки на Коктепе отсутствуют: котел и зеркало являлись ценными предметами и могли бережно сохраняться не одним поколением до того, как попали в погребение. Мы не можем, таким обраЯценко, 1993; Kouznetsov, Lebedynsky, 1997, р. 22-24; Simonenko, 2001, р. 53-72; Rapin, Isamiddinov, Khasanov, 2001, р. 58, 60, 88; Lebedynsky, 2002, р. 42-47, 213-219; Schiltz, 2002, р. 872-878; Ilyasov, 2003. 159. См., например, китайское зеркало из Кобяково, похожее на зеркало из Коктепе: L’Or des Amazones, 2001, р. 231. 160. Rapin, Isamiddinov, Khasanov, 2001, р. 85-87. Для более точной даты этого события см.: Grenet, La Vaissière, 2004. 161. Реконструкцию исторического контекста см.: Grenet, La Vaissière, 2004; La Vaissière, 2004, p. 27-42. Torday (1997, р. 308, 360, 387, цитирован в Ilyasov, 2003, р. 297, n. 207) предложил идентифицировать народ асии / асиани с Кангюем, но, возможно, в рамках II в. до н.э. 162. Об экспансии «сармат» на юго-восток, начиная с III в. до н.э. см.: Schiltz, 1994, р. 313 sqq. Экспансия «алан» представляет из себя обратное течение с востока на запад, что согласно А. Симоненко (Simonenko, 2001, р. 65-69) больше связано с аристократическими слоями населения, чем со всем этносом. Об теориях этногенеза алан и их связей со Средней или Восточной Азией: там же, р. 67-69. 163. Bernard, 1987, р. 767. 158.

106

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

зом, восстановить в деталях события, в ходе которых долина Зарафшана попадает под власть Кангюйской конфедерации, в каком статусе данные «саки» участвовали в этих перетрубациях, и каковы были связи между кочевниками Зарафшана и саками Ферганы (а возможно, в какойто степени, и засырдарьинскими скифами), контур которых лишь вырисовывается благодаря сходным погребениям с поперечной катакомбой. Однако, можно утверждать, что богатство некоторых могил, отражающее связи этих кочевников с внешним миром – китайским, индийским или римским – указывает на большое значение, которое занимал в их жизни торговый обмен определенными товарами, несмотря на то, что в Согде не существовало реальной традиции монетного чекана, даже в эллинистическую эпоху. Как показал Поль Бернар, миграционный коридор, открытый для проникновения кочевников в направлении север-юг из степи в оседлую Бактрию, привел часть этих саков в Арахосию и к богатствам Пенджаба, где вскоре будут царствовать индо-скифы и индо-парфяне. На пути к Индии они оставляют свое название области Сакастена (см. выше сноску 116). Экспансия этих кочевников на юг прерывается, вероятно, к середине I в. н.э., когда Кушаны, по всей видимости, обращают их в бегство и окончательно вытесняют из долины среднего Окса (Бактрия на левом берегу и юго-восток Согдианы на правом). Именно эти события могли быть увековечены во дворце Халчаяна, где в скульптурном декоре отражена победа кушанюечжей над саками, облаченными в панцири катафрактариев 164. Вполне возможно, что именно в ознаменование такой же победы был введен во второй половине I в. титул «Сотер Мегас», ознаменовавший начало периода кушанской стабильности по эту сторону Дербентских Железных ворот. Исчезновение этих кочевников из Западной Бактрии приводит к открытию новых торговых путей, что делает возможным предположение путешествия через Бактры в I в. н.э. торговцев Мая Тициана 165. В результате, к востоку от Бактрии дорога Комедов в верховьях Вахша, которая, по-видимому, уже была использована ранее захватчиками Ай-Ханум, соединила оседлую Среднюю Азию с кочевым миром китайского Туркестана. Как показано на карте Птолемея, хозяевами этого восточного коридора связи оставались саки, которые контролировали провоз товаров, начиная от Каменной Башни (см. выше сноску 148), в то время как кушаны, скорее оседлые, концентрируют свои усилия на захвате северной Индии. Однако, чтобы уточнить ход событий и понять в деталях характер отношений между различными группами сако-скифов востока и запада не хватает еще многих хронологических данных. В то время, когда кушаны, восприняв греко-бактрийское искусство, продолжают развивать принципы реализма, как-то иллюстрирует декор дворца в Халчаяне, Кангюй, севернее, развивает стилистически более абстрактное искусство, засвидетельствованное на примере костя164. Пугаченкова, 1971; Bernard, 1987, р. 760-762. Дата Герая, чей портрет фигурирует среди персонажей аристократов Халчаяна, остается проблематичной (о предложениях идентификации с Куджулой Кадфизом, к 30-80 гг. н.э., см.: Sims-Williams, Сribb, 1995/1996). См. также Nehru, 1999/2000, p. 217-239 (по поводу даты середины I в. до н.э., которая предполагает скорее победу юечжей над сакарауками, чем победу кушан над саками). См. также аргументацию в пользу середины I в. н.э.: Грене, 2000, с. 130-135. 165. Можно предположить, что обмен Кушан с Китаем (через посредничество саков) начинается в это время, т.к., например, в более ранний период, когда китайские зеркала были в моде (или просто наличиствовали в торговле), они не достигали кушанской территории; ареал их распространения был ограничен периметром экспансии саков (см. выше сноску 59). Отметим, что понятие «торговли» должно быть ньансировано с учетом того, что в это время еще не существовало настоящей сети долгосрочных обменов. См.: Simonenko, 2001; см. также выше, сноска 64. См. также в качестве последней публикации: Grenet, 2006.

107

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ных пластин из Орлата 166. Скифские воины, изображенные в Орлате и в Халчаяне, одни и те же, но, в первом случае они переданы в восприятии кочевников, создателей сакского искусства 167, а во втором случае – это версия оседлых представителей кушанского искусства. Этот культурный рубеж позволяет понять противостояние степного искусства (где доминируют полихромные ювелирные украшения), выраженного в находках от Тилля-тепе до Кобякова, и искусства Халчаяна, находящегося под эллинистическим воздействием. Редкость находок китайских зеркал и предметов искусства кочевников к югу от Гиссарского хребта и в Центральной Бактрии, датированных периодом на грани эр, показывает, каким образом кушаны, переходящие в это время к оседлости, интегрируются в греко-бактрийский и индийский культурный субстрат, уступая скифским народам на севере, по-прежнему пребывающим в кочевничестве, все связи со степью, которые у них были ранее 168. Параллельно, как в эпоху «дамы» из Коктепе или после победы кушан над их западными соперниками, стена с Железными Воротами в Дербенте начинает реставрироваться на руинах эллинистического периода 169. По одну и другую стороны этой стены вновь противостоят две тенденции: кушаны, перешедшие к оседлости через полтора века после свержения греков, были вынуждены в свою очередь защищаться от своих степных соседей – Кангюя, по-прежнему привязанных к своему кочевническому традиционному образу жизни.

Ilyasov, Rusanov, 1997/98, р. 107-159 (о датировке I-II вв. н.э. и об отнесении саков к Кангюю); Litvinsky, 2001(b), р. 137-166 (датируется скорее III в. н.э.). Сцена сражения между одинаковыми воинами, изображенная на одной из орлатских пластин, вероятно, передает события войны между кланами. Среди возможных соперников можно увидеть государя номадов по имени Гиркод, правившего в то же время на территории между Бухарским оазисом и Оксом в районе переправы у Чарджоу (Фратруа [Phratroua] Птолемея ?: Rapin, 2001, p. 214): ножны кинжала с четырьмя лепестковыми выступами, изображенные на его монетах, дают ближайшую аналогию ножнам кинжалатого же типа, найденным в Тилля-тепе (Bernard, 1987, р. 765; Schiltz in Entre Asie et Europe: l’or des Sarmates, 1995, p. 74, №107). Обнаружение этих связей усиливает гипотезу о единовременности этих находок с находкой из царской гробницы Коктепе. 167. Стиль гравюр на кости, такой как на орлатских пластинах, отличается от стиля резьбы на группе зеркал степного мира, который датируют III в. до н.э., и который, как считают, имеет индийское происхождение (примеры, приведенные Борисом Маршаком в личной беседе): см. зеркало из могилы 5 кургана 8 в Мечетсае (Смирнов, 1975, с. 142, рис. 57; David, 1985, fig. 11). О зеркале того же типа из позолоченной бронзы, происходящего из Большереченской культуры в степи Алтая см.: Уманский, 1992, с. 51-59; он же, 1999, p. 207211; The Altai Culture, 1995, №120, р. 108 (500-200 гг. до н.э.) (сведения сообщены А.-П. Франкфором). Эта декоративная техника особенно ярко выражена в более позднее время на бронзовом сосуде из Гундла в Индии и сосудах, открытых в Таиланде: Rapin, 1992, р. 200-204. 168. Торговые связи материально выражены, например, в находках римских монет в Фергане, когда Китай входит в более тесные контакты с западом (о китайских зеркалах см. сноску 165; о первых свидетельствах наличия согдийских колоний в Китае см.: La Vaissière, 1994). Дороги между Китайским Туркестаном и Индией открываются в то же время. Самые ранние археологически зафиксированные следы присутствия буддизма в Китайском Туркестане представлены открытиями в Карадонге в Керии: Keriya, mémoires d’un fleuve, 2000, р. 82-107. Напротив, нельзя быть уверенным, что индийские названия, упомянутые Птолемеем для этого региона, такие как мифический топоним Уттара-кура (Uttara-kura), переделанный в «Отторокора» (Ottorokora), отражают картографическую реальность Туркестана. См. также, например: Janvier, 1982, р. 109-113. (река Отторогорас [Ottorokoras], упомянутая Оросием, кажется, указывает на бассейн Тарима). 169. Среди монетных находок, сделанных на стене, есть одно подражание чекану Гелиокла и одна монета Сотера Мегаса (Вима Такту?, приблизительно 80-105 гг. н.э.). 166.

108

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Заключение Погребальный инвентарь и план «аристократической» гробницы с дромосом Коктепе представляют собой источник информации, результаты изучения которой выходят за рамки её значения только для этого одного памятника. В совокупности с новыми данными раскопок Афрасиаба-Самарканда и Железных Ворот в Дербенте на пути между Самаркандом и Термезом, это открытие дает основание пересмотреть гипотезы о том пульсирующем соотношении этнических, культурных и экономических компонентов, которое существовало в кочевом мире Средней Азии и его связях с миром оседлым. При рассмотрении погребения «княжны / принцессы» или «жрицы» Коктепе в более широком географическом, историческом и культурном аспекте, представляется возможным наметить направления трансферов культур кочевников, периоды активности которых перемежаются этапами, когда утверждалась власть оседлых эллинистических правителей и Кушан между концом IV в. до н.э. (начиная от походов Александра Великого) и II в. н.э. На сегодняшний день сложно детализировать события этого «темного» периода, когда в Средней Азии кочевническая власть сосуществует с режимами оседлых правителей, по той причине, что очень часто кочевники, скотоводы и оседлые жили рядом друг с другом вокруг и внутри оазисов. Ослабление эллинистической власти происходило скорее всего в два этапа. Первый этап разворачивался в III в. до н.э. и может быть связан с конфронтацией между Евтидемом I и Антиохом III в Бактрии. Второй этап связан с захватом Бактрии кочевниками во второй половине II в. до н.э. Кочевые народы, которые, согласно письменным источникам, захватывают Бактрию во второй половине II в. до н.э., в настоящее время могут быть гораздо лучше идентифицированы. На востоке Ай-Ханум попадает сначала в руки саев-саков (к 144 г.); затем, примерно через пятнадцать лет, вся Бактрия переходит под власть юечжей-тохар. На западе мы не знаем, удалось ли Евкратиду удержаться еще некоторое время в Самарканде (где, в любом случае он пытался воевать против «согдийцев»), однако мы можем утверждать, что в Согдиане, на север от Железных ворот, можно выделить четыре главных этапа присутствия кочевников (кочевники, с которыми сражался Александр; кочевники III-II вв. до н.э., представленные, в частности, на некрополе Янги-Рабат; сакарауки; асии-асианы и Кангюй, в частности, аристократическое погребение на Коктепе). Погребение «дамы» из Коктепе относится к последнему этапу, когда, согласно классическим источникам, под контроль кочевников переходит западная часть Средней Азии. Этих кочевников можно с некоторой уверенностью назвать асиями / асианами, которые могли в это время быть одним из этносов конфедерации Кангюя, упомянутого китайскими источниками, задолго до принятия ими наименования аланов на пути к Западу. Общество, в которое входила погребенная, принадлежит степным дорогам и может быть охарактеризовано тремя признаками: – наличие аристократии, богатство которой, начиная от саков Тилля-тепе до сармато-алан Причерноморья, демонстрируется обладанием драгоценными металлами (золото на костюме, китайское зеркало); – вхождение в него групп племен, обширный ареал распостранения которых отмечен находками гребней, ножей и курильниц, типологически близких найденным на Коктепе; – и, наконец, местным характером, представленным соответственными формами аборигенной керамики.

109

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Библиография Агзамходжаев Т. Раскопки погребальных курганов близ станции Вревской // ИМКУ. Вып. 2. Ташкент, 1961. С. 223-235. Акишев К.А. Курган Иссык. Искусство саков Казахстана. Москва, 1978. Алимов К.А., Богомолов Г.И. К вопросу об этно-культурных связях кочевников Бухары и Чача // ИМКУ. Вып. 31. Самарканд, 2000. С. 164-177. Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии / под ред. Г.А. Кошеленко. Москва, 1985. Археология СССР. Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время / под ред. А.И. Мелюкова. Москва, 1989. Археология СССР. Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время / под ред. М.Г. Мошковой. Москва, 1992. Бабаев А.Д. Крепости Древнего Вахана. Душанбе, 1973. Бернштам А.Н. По следам древних культур от Волги до Тихого океана. Москва, 1954. Вайнберг Б.И. Этногеография Турана в древности VII в. до н. э.-VIII в. н. э. Москва, 1999. Галибин В.А. Находки индийских стеклянных бус в погребениях Сибири и Средней Азии // Археологические вести. Вып. 2. СПб., 1993. С. 66-71. Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. Т. 1. – Душанбе, 1989. Грене Ф. Новая гипотеза о датировке Халчаяна // ВДИ. 2000. №1. С. 130-135. Денисов Е.П. Работы в Дангарском районе в 1981 г. // Археологические работы в Таджикистане. Вып. 21. – Душанбе, 1981. С. 289-296. Древности Таджикистана. Каталог выставки. Душанбе, 1985. Древняя и средневековая культура юго-восточного Устюрта. Ташкент, 1978. Елкина А.К., Левина Л.М. Одежда, ткани и кожа из джетыасарских могильников // Низовья Сырдарьи в древности. Джетыасарская культура. Вып. 5 Москва, 1995. С. 31-104. Заднепровский Ю.А. Древние номады Центральной Азии (Сборник статей). СПб., 1997. Иваницкий И.Д., Иневаткина О.Н. Раскопки кургана Сирлибайтепа // ИМКУ. Вып. 22. Ташкент, 1989. С. 44-59. Ильясов Дж. Кочевники в Согде: Некоторые спорные вопросы // Научная конференция «Согд в системе культурных связей Центральной Азии». Тезисы докладов. Самарканд, 1999. С. 50-52. Исамиддинов М., Рапэн Кл., Грене Ф. Раскопки на городище Коктепе // Археологические исследования в Узбекистане – 2000 год. Самарканд, 2001. С. 79-86. Кузнецова Т.М. Зеркала в погребальном обряде сарматов // СА. 1988. №4. С. 52-61. Левина Л.М., Равич И.Г. Бронзовые зеркала из Джетыасарских памятников // Низовья Сырдарьи в древности. Вып. V (Джетыасарская культура. Вып. 5). Москва, 1995. С. 122-184. Литвинский Б.А. Джунский могильник. Некоторые аспекты кангюйской проблемы // CА. 1967. №2. С. 29-37. Литвинский Б.А. История и культура восточной части Средней Азии от поздней бронзы до раннего средневековья (в свете раскопок памиро-ферганских могильников). Авторeф. дисс. … докт. истор. наук. M., 1969. Литвинский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы. Могильники Западной Ферганы. Вып. 4. Москва, 1978. 110

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Литвинский Б.А. Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Москва, 2001. Лоховиц В.А., Хазанов А.М. Подбойные и катакомбные погребения могильника Туз-гыр // Кочевники на границах Хорезма (ТХАЭЭ. Т. 11.). Москва, 1979. Лубо-Лесниченко Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины. К вопросу о внешних связях древнего населения Южной Сибири // Культура народов Востока. Материалы и исследования по археологии СССР (МИА). Москва, 1975. Максименко В.Е. Сарматы на Дону (Археология и проблемы этнической истории) // Донские древности. Вып. 6. Азов, 1998. Максимова А.Г., Мерщиев М.С, Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Древности Чардары (археологические исследования в зоне Чардаринского водохранилища). Алма-Ата, 1968. Мандельштам А.М. Кочевники на пути в Индию // Труды Таджикской археологической экспедиции. Т. 5. Москва – Ленинград, 1966. Мандельштам А.М. Памятники кочевников кушанского времени в Северной Бактрии // Труды Таджикской археологической экспедиции. Т. 7. Ленинград, 1975. Марафиев С.Ш., Москаленко Н.А. Архаические находки из Ходжа-и Сох // Археологические работы в Таджикистане. Вып. 21. Душанбе, 1981. С. 73-87. Мочинская В.И. К вопросу о гребнях из северо-западной Сибири / Пластика и рисунки древних культур / Под ред. Р.С. Василевского. Новосибирск, 1983. С. 154-160. Обельченко О.В. Лявандакский могильник // ИМКУ. Вып. 2. Ташкент, 1961. С. 97-176. Обельченко О.В. Культура античного Согда по археологическим данным VII в. до н.э.-VII вв. н.э. Москва, 1992. Оболдуева Т.Г. Курганы на арыке Джун // СА. 1988. №4. С. 157-168. Пугаченкова Г.А. Скульптура Халчаяна. Москва, 1971. Пугаченкова Г.А. Древности Мианкаля. Из работ Узбекистанской искусствоведческой экспедиции. Ташкент, 1989. Пьянков И.В. Средняя Азия в античной географической традиции. Источниковедческий анализ. Москва, 1977. Рапэн К. Эра Яваны по греко-бактрийским пергаментам Асангорна и Амфиполиса // Традиции Востока и Запада в античной культуре Средней Азии. Ташкент, 2010. С. 234-252 (оригинальный французский текст переведен на русский язык и дополнен в настоящем сборнике). Рапэн К., Бо Э., Гренэ Ф., Рахманов Ш.А. Исследования в районе «Железных ворот»: краткое состояние проблемы в 2005 г. // ИМКУ. Вып. 35, 2006. С. 91-101. Рапэн К., Исамиддинов М. Коктепе и процесс урбанизации долины Зерафшана в эпоху железа // Древняя и средневековая урбанизация Евразии и возраст города Шымкент. Материалы международной научно-практической конференции 16 октября 2008 г. Шымкент, 2008. С. 49-57. Рапэн К., Хасанов М. Сакральная архитектура Центральной Азии с ахеменидского периода по эллинистическую эпоху: между локальными традициями и культурным трансфером // Культурный трансфер на перекрестках Центральной Азии: до, во время и после Великого шелкового пути. Париж – Самарканд, 2013. С. 42-58. Ртвеладзе Э.В. Великий Шелковый путь. Энциклопедический справочник. Древность и раннее средневековье. Ташкент, 1999. Ртвеладзе Э.В., Хакимов З.А. Маршрутные исследования памятников Северной Бактрии // Из истории античной культуры Узбекистана / Под ред. Пугаченковой Г.А. Ташкент, 1973. 111

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Сарианиди В.И. Афганистан: сокровища безымянных царей. Москва, 1983. Сарианиди В.И. Храм и некрополь Тиллятепе. Москва, 1989. Седов А.В., Керзум А.П. Pаскопки в Бешкентской долине в 1978 г. // Археологические работы в Таджикистане. Вып. 18. Душанбе, 1978. С. 116-130. Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. (Археология СССР). Москва, 1982. Семенов Г.Л. Согдийская фортификация V-VIII вв. Санк-Петербург, 1996. Скрипкин А.С. Азиатская Сарматия во II-IV вв. (Некоторые проблемы исследования) // СА. 1982. №2. Смирнов К.Ф. Сарматы нижнего Поволжья и междуречья Дона и Волги IV в. до н.э.-II в. н.э. // СА. 1974. №3. Смирнов К.Ф. Сарматы на Илике. Москва, 1975. Сулейманов Р.Х. Древний Нахшаб. Проблемы цивилизации Узбекистана VII в. до н.э.-VI вв. н.э. Ташкент, 2000. Толстов С.П. Древний Хорезм. Опыт историко-археологического исследования. Москва, 1948. Тургунов Б.А. К изучению Айртама // Из истории античной культуры Узбекистана. Ташкент, 1973. Уманский А. Рогозихинские курганы по раскопам барнаульского пединиститута в 1985 году // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла / Под ред. А. П. Уманского. Барнаул, 1992. С. 51–59. Уманский А. К вопросу о семантике зеркала из Рогозихи // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий / Под ред. Ю.Ф. Кирюшина и А.А. Тишкина. Барнаул, 1999. С. 207–211. Филанович М.И. К вопросу о путях движения ранних номадов (Чач и Согд на пути кочевников в Бактрию // Изучение культурного наследия Востока. Санк-Петербург, 1999. С. 124–125. Яценко С.А. Аланская проблема и центральноазиатские элементы в культуре кочевников Сарматии рубежа I–II вв. н.э. // ПАВ. №3. СПб, 1993. С. 60–72. The Altai Culture, Catalogue, Seoul, 1995. Altyn Adam: L’Uomo d’Oro. La cultura delle steppe del Kazakhstan dall’età del bronzo alle grandi migrazioni, ed. Ch. S. Antonini, K. Bajpakov, Roma, 1999. Anlen L., Padiou R. Les miroirs de bronze anciens. Symbolisme et tradition, Paris, 1989. L’archéologie française en Asie centrale. Nouvelles recherches et enjeux culturels, dir. J. Bendezu-Sarmiento, Cahiers d’Asie centrale, 21/22, Paris, 2013. L’Asie des steppes: d’Alexandre à Gengis Khån, Exposition organisée par la Réunion des musées nationaux/Musée national des Arts asiatiques-Guimet et la Fundació «la Caixa», Barcelone, Paris, Barcelone, 2000. Аtakhodzhaev A. Données numismatiques pour l’histoire politique de la Sogdiane IVème-IIème siècles avant notre ère // Revue Numismatique, 56, 2013, в печати. Bailey H.W. The Culture of the Sakas in ancient Iranian Khotan, Delmar, New York, 1982. Bajpakov K.M., Smagulov E.A. Données récentes sur le «problème de Kangju» // Recherches archéologiques au Kazakhstan, dir. K.M. Bajpakov, H.-P. Francfort (Mémoires de la Mission archéologique française en Asie centrale, 10), Paris, 1998.

112

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Baratin Ch. Les villes du sud-ouest de l’Afghanistan: le long de l’itinéraire d’Hérat à Kandahar in Afghanistan. in Ancien carrefour entre l’Est et l’Ouest. Actes du Colloque international organisé par Ch. Landes et O. Bopearachchi au Musée archéologique Henri-Prades-Lattes du 5 au 7 mai 2003, ed. O. Bopearachchi, M.-Fr. Boussac, Bruxelles, 2004, p. 173–186. Baratin Ch. Les provinces orientales de l’empire parthe, Thèse de doctorat, Paris, 2009. Beck H.C. The Beads from Taxila (Archæological Survey of India. Memoirs, 65), Delhi, 1941. Bernard P. Les nomades conquérants de l’empire gréco-bactrien. Réflexions sur leur identité ethnique et culturelle // Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres (CRAI), 1987, p. 758–768. Bernard P. De l’Euphrate à la Chine avec la caravane de Maès Titianos (c. 100 ap. n.è.) // Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres (CRAI), 2005, p. 929-969. Chavannes E. Les pays d’Occident d’après le Heou Han chou, T’oung Pao, 2e série, 8, 1907, p. 149– 234. Daffinà P. L’immigrazione dei Saka nella Drangiana (IsMEO, Reports and Memoirs, 9), Roma, 1967. David T. Les sociétés pastorales du Kazakhstan occidental et leurs rapports avec l’Asie centrale au 1er millénaire avant J. C. // L’archéologie de la Bactriane ancienne. Actes du Colloque franco-soviétique, Dushanbe (U.R.S.S.), 27 octobre-3 novembre 1982, Paris, 1985. Davis-Kimball J., Yablonsky L.T. Excavations of kurgans in the Southern Orenburg District, Russia. Questions concerning the Northern Silk Route, Silk Road Art and Archaeology, 4, 1995/96, p. 1–16. Denisov E.P., Grenet F. Boucles d’oreilles en or à images de coqs découvertes en Bactriane // Studia Iranica, 10, 1981, p. 307-314. Deydier Ch. Les bronzes chinois: le guide du connaisseur, Paris, Fribourg, 1980. Dikshit M.G. Beads from Ahichchhatrâ // Ancient India, 8, 1952, p. 33–63. Enoki K., Koshelenko G.A., Haidary Z. The Yüeh-chih and their migrations // History of Civilizations of Central Asia, II, 1994, p. 171–189. Entre Asie et Europe: l’or des Sarmates. Nomades des steppes dans l’Antiquité, 17 juin–29 octobre 1995, Abbaye de Daoulas. Falk H. The yuga of Sphujiddhvaja and the era of the Kusânas, Silk Road Art and Archæology, 7, 2001, p. 121–136. Francfort H.-P. in Keriya, mémoires d’un fleuve. Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, dir. C. Debaine-Francfort, A. Idriss, Paris, 2000, p. 156–158. Francfort H.-P. Tillya Tépa (Afghanistan). La sépulture d’un roi anonyme de la Bactriane du Ier siècle p.C. // Topoi 17/1, 2011, p. 277-347. Gorshenina S., Rapin C. De Kaboul à Samarcande: les archéologues en Asie centrale, Découvertes Gallimard №411, Paris, 2001. Gougouev V.K. Tombe d’une reine sarmate. Découverte dans le cimetière de Kobiakovo, Les Dossiers de l’archéologie, 194, 1994, p. 76–83. Grenet F. Nouvelles données sur la localisation des cinq yabghus des Yuezhi: L’arrière plan politique de l’itinéraire des marchands de Maès Titianos // Journal Asiatique, 294–2, 2006, p. 325-341. Grenet F., La Vaissière E. de, Annuaire de l’Ecole Pratique des Hautes Etudes, 4e Section, 2003– 2004, 2004. Grenet F., Rapin C. Alexander, Ai Khanum, Termez: Remarks on the Spring Campaign of 328 // O. Bopearachchi, C.A. Bromberg, F. Grenet (ed.), Alexander’s Legacy in the East. Studies in Honor of Paul Bernard, Bulletin of the Asia Institute 12, 1998 (2001), p. 79–89. 113

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Hulsewé A.F.P., Loewe M.A.N. China in Central Asia. The early stage: 125 B.C.-A.D. 23. An annotated translation of chapters 61 and 96 of the history of the former Han Dynasty // Sinica Leidensia 14, Leiden, 1979. Ilyasov J. Covered tail and «flying» tassels // Iranica Antiqua, 38, 2003, p. 260-325. Ilyasov J.Ya., Rusanov D.V. A study on the bone plates from Orlat // Silk Road Art and Archæology, 5, 1997/98, p. 130–134. Janvier Y. La géographie d’Orose, Paris, 1982. Keriya, Mémoires d’un fleuve. Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, dir. C. DebaineFrancfort, A. Idriss, Paris, 2000. Khatchatourova E.A. Une «prêtresse» sarmate près de Pestchanyi (Deuxième moitié du Ier siècle av. J.-C.) // L’Or des Amazones, 2001, p. 168–177. Kouznetsov V., Lebedynsky Ia. Les Alains, cavaliers des steppes, seigneurs du Caucase, Paris, 1997. La Vaissière É. de Histoire des marchands sogdiens, Collège de France, Paris, 2004. Lebedynsky Ia. Les Scythes. La civilisation des steppes (VIIe-IIIe siècles av. J.-C.), Paris, 2001. Lebedynsky Ia. Les Sarmates. Amazones et lanciers cuirassés entre Oural et Danube, VIIe siècle av. J.-C.-VIe siècle apr. J.-C., Paris, 2002. Leriche P. Fouilles d’Aï Khanoum, vol. 5: Les remparts et les monuments associés (Mémoires DAFA 29), Paris, 1986. Levina L.M. La culture de Djety-assar. Fouilles récentes à l’embouchure du Syr-darya // Les Scythes: Guerriers nomades au contact des brillantes civilisations grecque, perse et chinoise, éd. V. Schiltz, Les Dossiers de l’archéologie, 194, juin 1994, p. 58–63. Litvinsky B.A. The Bactrian ivory plate with a hunting scene from the Temple of the Oxus // Silk Road Art and Archæology, 7, 2001(b), p. 137–166. Loukiachko S.I. Un guerrier sarmate près de Vyssotchino // L’Or des Amazones, 2001. Lyonnet B. Les nomades et la chute du royaume gréco-bactrien: quelques nouveaux indices en provenance de l’Asie centrale orientale. Vers l’identification des Tokhares-Yueh-Chi? // Histoire et cultes de l’Asie centrale préislamique. Sources écrites et documents archéologiques, Actes du Colloque international du CNRS (Paris, 22–28 novembre 1988), dir. P. Bernard et F. Grenet, Paris, 1991, p. 153–161. Lyonnet B. Prospections archéologiques en Bactriane orientale (1974–1978), vol. 2: Céramique et peuplement du chalcolithique à la conquête arabe (Mémoires de la Mission archéologique française en Asie centrale, t. 8), Paris, 1997. Lyonnet B. Les Grecs, les Nomades et l’indépendance de la Sogdiane, d’après l’occupation comparée d’Aï Khanoum et de Marakanda au cours des derniers siècles avant notre ère // Bulletin of the Asia Institute, 12, 1998 (2001), p. 141–159. Lyonnet B. D’Aï Khanoum à Koktepe. Questions sur la datation absolue de la céramique hellénistique d’Asie Centrale // Традиции Востока и Запада в античной культуре Средней Азии. Ташкент, 2010, p. 141-153. Lyonnet B. Questions on the date of the Hellenistic pottery from Central Asia (Aï Khanoum, Marakanda and Koktepe) // Ancient Civilizations From Scythia to Siberia, 18, 2012, p. 143-173. Mochkova M.G. Le cimetière sarmate de Lebedevka dans le sud de l’Oural // Les Dossiers de l’archéologie, 194, 1994. Mode M. Die Skulpturenfriese von Chalcajan. Neue Rekonstruktionsversuche zur Kunst der frühen Kuschan in Baktrien // Zwischen Ost und West – neue Forschungen zum antiken Zentralasien, G. Lindström, S. Hansen et alii (Hrsg.), Archäologie in Iran und Turan 14, 2013, p. 205-220. 114

К. Рапэн, М. Исамиддинов, М. Хасанов

Nakano T. Donald H. Graham Jr. Collection. Bronze Mirrors from Ancient China, Hong Kong, 1994. Nehru L. Khalchayan revisited // Silk Road Art and Archæology, 6, 1999/2000, p. 217–239. L’Or des Amazones. Peuples nomades entre Asie et Europe, VIe siècle av. J.-C.-IVe siècle apr. J. C., éd. V. Schiltz, Musée Cernuschi, Paris, 2001. L’Or des princes barbares: Du Caucase à la Gaule Ve siècle après J. C., Musée des Antiquités nationales, château de Saint-Germain-en-Laye, 26 septembre 2000-8 janvier 2001, Reiss-Museum Mannheim, 11 février-4 juin 2001, Paris, 2000. Polosmak N.B. La prêtresse altaïque // Tombes gelées de Sibérie, H.-P. Francfort et A. Sher (éd.), Dossiers de l’archéologie, 212, avril 1996. Prokhorova T.A. Une princesse sarmate à Kobiakovo (Fin du Ier siècle-début du IIe siècle apr. J. C.) // L’Or des Amazones, 2001, p. 219–241. Rapin C. Fouilles d’Aï Khanoum, vol. 8: La trésorerie du palais hellénistique d’Aï Khanoum (Mémoires DAFA 33), Paris, 1992. Rapin C. L’incompréhensible Asie centrale de la carte de Ptolémée. Propositions pour un décodage // O. Bopearachchi, C.A. Bromberg, F. Grenet (ed.), Alexander’s Legacy in the East. Studies in Honor of Paul Bernard, Bulletin of the Asia Institute 12, 1998 (2001), p. 201–225. Rapin C. Nomads and the shaping of Central Asia: from the Early Iron Age to the Kushan period // After Alexander. Central Asia before Islam, ed. J. Cribb & G. Herrmann, Proceedings of the British Academy, 133, Oxford Univ. Press., 2007, p. 29–72. Rapin C. L’ère Yavana d’après les parchemins gréco-bactriens d’Asangorna et d’Amphipolis // Традиции Востока и Запада в античной культуре Средней Азии. Ташкент, 2010, p. 234-252. Rapin C. On the way to Roxane: the route of Alexander the Great in Bactria and Sogdiana (328-327 BC) // Zwischen Ost und West – neue Forschungen zum antiken Zentralasien, G. Lindström, S. Hansen et alii (Hrsg.), Archäologie in Iran und Turan 14, 2013, p. 43-82. Rapin C., Isamiddinov M. Fortifications hellénistiques de Samarcande (Samarkand-Afrasiab) // Topoi, 4/2, 1994, p. 547–565. Rapin C., Isamiddinov M., Khasanov M. La tombe d’une princesse nomade Koktepe près de Samarkand // Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 2001, p. 33-92. Samarcande, cité mythique au coeur de l’Asie, C. Rapin (dir.), Les Dossiers d’Archéologie, №341, sept./oct. 2010, 79 p. Sarianidi V. L’Or de la Bactriane. Fouilles de la nécropole de Tillia-tépé en Afghanistan septentrional, Leningrad, 1985. Schiltz V. Imagerie grecque et magie chinoise: spéculations sur le miroir de Kelermès // Iconographie classique et identités régionales, Paris 26 et 27 mai 1983, éd. L. Kahil et alii, Bulletin de Correspondance Hellénique, Supplément XIV, Athènes, Paris, 1986, p. 273–283. Schiltz V. Les Scythes et les nomades des steppes. VIIIe siècle avant J.-C.–Ier siècle après J.-C., Paris, 1994. Schiltz V. Les Sarmates entre Rome et la Chine. Nouvelles perspectives // Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 2002, p. 845–887. Schiltz V. Plaque ornementale ajourée // O. Bopearachchi, Ch. Landes, Ch. Sachs (ed.), De l’Indus à l’Oxus. Archéologie de l’Asie centrale, Catalogue de l’exposition, Lattes, 2003а, p. 150–151 and 167 (№141). Schiltz V. Éléments d’une coiffure // O. Bopearachchi, Ch. Landes, Ch. Sachs (ed.), De l’Indus à l’Oxus. Archéologie de l’Asie centrale, Catalogue de l’exposition, Lattes, 2003b, p. 152–153 et 168 (№143). 115

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Simonenko A. Chinese and East Asian elements in Sarmatian culture of the North Pontic Region // Silk Road Art and Archaeology, 7, 2001, p. 53–72. Sims-Williams N. The Bactrian Inscription of Rabatak: A New Reading // Bulletin of the Asia Institute 18, 2004, p. 53–68. Sims-Williams N., Cribb J. A new Bactrian inscription of Kanishka the Great // Silk Road Art and Archaeology, 4, 1995/96, p. 75–142. So J.F., Bunker E.C. Traders and Raiders on China’s Northern Frontier, Seattle, London, 1995, p. 96-97. Stavisky B.Ja. La Bactriane sous les Kushans. Problèmes d’histoire et de culture, éd. revue et augm., trad. du russe par P. Bernard, M. Burda et alii, Paris, 1986. Torday L. Mounted Archers: the Beginnings of Central Asian History, Durham, 1997. Vallée-Raewsky J. Résultats préliminaires de la fouille des kourganes de Yangirabat dans la région de Samarkand // L’archéologie française en Asie centrale. Nouvelles recherches et enjeux culturels, dir. J. Bendezu-Sarmiento, Cahiers d’Asie centrale, 21/22, Paris, 2013, p. 399–410. Watson B. (trad.). Records of the Grand Historian: Han Dynasty II, Columbia Univ. Press, 1993). Yatsenko S.A. The costume of the Yuech-Chihs / Kushans and its analogies to the East and to the West // Silk Road Art and Archæology, 7, 2001, p. 73–120. Zadneprovskiy Y.A. The nomads of Northern Central Asia after the invasion of Alexander // History of Civilizations of Central Asia, vol. 2: The development of sedentary and nomadic civilizations: 700 B.C. to A.D. 250, ed. J. Harmatta, Unesco, 1996.

116

Этьен де ла Вессьер

ХУННЫ И СЮННУ I. Хунны , «xwn» и сюнну 1. Мэнчен-Хелфен и рождение научного поля Почти четверть тысячелетия прошло с тех пор, как де Гинь предложил отождествить хуннов с сюнну (匈奴) в своей «Histoire générale des Huns, des Turcs, des Mongols et des autres Tartares Occidentaux» («Всеобщей истории хуннов, тюрок, монгол и других западных татар» (1756-8). Построенная на этой гипотезе солидная историография со временем пополнялась до тех пор, пока пятьдесят лет тому назад О. Мэнчен-Хэлфен не высказал совершенно противоположное мнение и категорически настаивал на отсутствии связи между сюнну и хуннами, на время прекратив дебаты вокруг этой темы. Статьи Мэнчен-Хэлфена лежат в основе почти всей современной историографии. Своими знаниями он послужил и советской археологии, Мэнчен-Хелфен смог сделать из истории европейских гуннов автономную область исследования. Все его статьи направлены к одной цели: выделить гуннский вопрос из извечной проблемы их азиатского происхождения, чтобы анализировать историю хуннов саму по себе. Может быть, это и было нужно: научное поле зачастую строится, разрушая поле предыдущее, и, конечно, проблематика, выдвинутая Мэнчен-Хэлфеном, во всех отношениях была прогрессом. Но, сделав это, он, без сомнения, зашел слишком далеко. Сегодня кажется возможным, располагая новыми среднеазиатскими источниками, не только подтвердить политическую интуицию де Гиня, что хунны провозглашались наследниками старой империи Сюнну, но также с определенной уверенностью показать, что хунны – это частично сюнну. В своей первой статье 1945 года Мэнчен-Хэлфен вернулся к мало известному специалистам гуннской проблемы анализу Ширатори, показавшего, что текст, на который опиралась историография, чтобы продемонстрировать идентичность сюнну и хуннов (Weishu 魏書 102.2270) был вставлен в комментарий, полностью исказивший его смысл. Страна Сут 粟特, называвшаяся ранее Янцай 奄蔡, подчиненная царю сюнну Хюйи 忽倪 была не аланской Согдайей в Крыму, покоренной хуннами, как думал Хирт, но среднеазиатской Согдианой, ошибочно сопоставленной в тексте китайского источника с Янцай, древним названием аланского народа. Сопоставление хуннов с сюнну, таким образом, в письменном источнике видится лишенным всякого обоснования 1. Но в 1948 году иранист В. Хеннинг опубликовал новое прочтение текста письма – второго из собрания «Старых согдийских писем», датированного 313 годом н. э., посланного одним согдийским купцом по имени Нанайвандак по то коридору Гансу – Самарканд. Хеннинг не сомневался, 1 Maenchen-Helfen, 1945, использующий Shiratori, 1928, p. 98 и след. О том же сюжете см.: Enoki, 1955, p. 45 и след. Другие до него показали ошибочность второго вывода, когда он сделан из незначительного эпизода истории сюнну – водворение одного из их правителей в I в. до н. э. в земли к северу от современного Ташкента. Источник свидетельствует о миграции сюнну на запад, а этот эпизод не имел никакого последствия: Daffinà, 1969.

117

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

что грабители «xwn» с севера Китая, описанные в этом тексте под именем, которое невозможно отличить от хуннов западных источников, были сюнну, положившие тогда конец правлению династии Цин. Этот новый документ, где термином «xwn» обозначены сюнну 2, полностью противоречит тезису Мэнчен-Хэлфена. Текст письма является главным аргументом в вопросе, который нас занимает, и надо уточнить цель исследования. Так, нет сомнения, что европейские гунны в IV и V веках действительно назывались именем «хун», так они называли себя сами. Не только все западные свидетельства согласуются в этом, но само имя неизменно повторяется у всех народов, испытавших стремительную хуннскую экспансию, будь они на западе на Балканах или на юге на Кавказе, оно доказывает, что туда проникли, действительно те самые хунны. И это как раз то слово, которое использует согдийский купец. Отсюда можно извлечь два вывода: – либо Нанайвандак использует это слово правильно, чтобы обозначить сюнну, то есть, что «xwn» – передача реального названия этого народa, китайская транскрипция которого – «сюнну», и надо признать, что гунны приняли имя cюнну при обстоятельствах, требующих объяснения; – либо наш купец использует слово иного происхождения, которое надо уточнить, и в этом случае никакая связь с сюнну не может рассматриваться; остается только объяснить причину, по которой европейские гунны и согдийский купец используют одно и то же название. Действительно, Мэнчен-Хэлфен много раз предостерегал против такой аргументации: это было бы разумно только для тех названий, где имеют значение этнографические и археологические реалии. Но представленный в столь радикальной манере его тезис неприемлем. Принятие приведенных не раз контраргументов, это то же самое, как принятие нами вполне очевидной политической связи между римлянами из Лациума и ромеями Константинополя, а Карл Великий, Диоклетиан и Иосиф II, чтобы там ни говорили, являются римскими императорами. Политический аспект наименований ни в коем случае нельзя игнорировать, или тогда надо рассматривать как ничего не значащую в истории существенную долю политических идей. Если ромеи объявляют себя наследниками римлян и могут на это претендовать с точки зрения политической истории, то и гунны могут также объявлять себя наследниками сюнну. Степь также имеет право иметь свои идеи, собственное название и политическую историю, и все, что это сопровождает, и не совсем понятно, почему это не должно быть принято в расчет. Осознавая главный вопрос, поставленный этим согдийским свидетельством, Мэнчен-Хэлфен опубликовал в 1955 году первый ответ: он попытался сравнить свидетельство «старого письма II» с более ранними греко-латинскими текстами, которые также упоминали хуннов или близкие названия, но без всякой связи с настоящими хуннами, для того, чтобы подчеркнуть чисто номинальный характер «testimonium sogdicum» 3. Сопоставление результатов научных анализов по каждому из этих свидетельств показывает, что довод Мэнчен-Хэлфена не на высоте: согласно свидетельству из первых рук, сюнну названы хуннами, и сравнение с чисто книжными свидетельствами, где чтение «хунн» всего лишь случайный плод, не способно по природе своей умалить это тождество. Только объяснение причины, по которой согдийским купцом из Гансу в начале IV века использовано слово «xwn», способно лишь привести к тому, чтобы отбросить вообще связь между сюнну и хуннами.

2 3

Henning, 1948. Maenchen-Helfen, 1955.

118

Этьен де ла Вессьер

Это объяснение дал Х. Бейли: в 1954 году в статье, посвященной «харахуна» индийских источников, он предложил гипотезу, согласно которой согдийское слово «xwn» возвращает к «хиона» – названию враждебного народа, упомянутого в Авесте, «Had the old name of the Hyaona survived among the Sogdians, which they then used of the Hiung-nu? Or was this Sogdian Xwn taken directly from the name of the Hiung-nu ?» 4. В 1959 году Мэнчен-Хэлфен, со своей стороны, взял на вооружение эту идею, продолжая подчеркивать, что главное заключалось не в идентичности названий, но в этнологических параллелях. Гипотеза Бейли не ограничивается идеей, используемой Мэнчен-Хэлфеном. Эта идея – единственная, по-настоящему интересная и для решения вопроса, который нас занимает: цель Бейли заключалась, главным образом, в том, чтобы доказать, хотя бы частично, иранский характер слова «сюнну» – названия, которое извлекалось напрямую из «хиона», но в этом никто за ним не последовал. Мэнчен-Хэлфен впоследствии не интересовался больше «старыми согдийскими письмами», которые даже не упомянуты в его труде «World of the Huns», вышедшим посмертно в 1979 году. До конца следуя своей логике и рассматривая без сомнения то, что, как он считал, было материальной реальностью, он дошел даже до признания возможности неясной фонетической связи между названием «сюнну» и хуннами. 2. «Xwn» «старого письма II» в поздней историографии Спор продолжается, в общем, на базе идей Мэнчен-Хэлфена, и «старое письмо II» продолжает составлять в его рамках проблему. Так, Синор, когда он хочет опровергнуть довод Хеннинга, пишет: «The flaw in this argument is its disregard of the fact that the name Hun has been used consistently as a generic for many barbarian or barbarous peoples — for instance in Byzantine sources in which Hungarians or Ottomans are often called Huns» 5. Такая подача фактов, частью воспроизводящая доводы Мэнчен-Хэлфена 1955 года, базируется на странной подаче исторической концепции: беря поздние примеры из великих переселений народов, Синор не подвергается большому риску быть неправым, так как прекрасно известно, что слово «хунн» стало впоследствии обобщенным понятием. Вся проблема состоит в том, чтобы уточнить, когда это произошло. Для того, чтобы убедить в этом, Синор должен был сослаться на то, что термин «хунн» использовался в обобщенном смысле уже до IV века. Дафинна также столкнулся с текстом старого письма II и воспринял альтернативу, предложенную Бейли: либо «xwn» – это согдийская форма слова «хиона», использованная для обозначения кочевников вообще, либо речь идет о передаче конкретного наименования, а именно, «сюнну». Чтобы отвергнуть второе предположение он напоминает о различиях между реальным произношением двухслоговой китайской формы «сюнну» и тем, как согдийский купец ее услышал – хун. Тогда «xwn» будет лишь формой «сюнну», искаженной диалектными посредниками и соответствие названию «гунны» на западе будет обязано только случайности фонологии 6. Но название «xwn», по этой гипотезе, отнюдь не является транскрипцией китайской местной или какой-то иной формы, но именем, которым сюнну сами себя называли. У согдийцев были прямые контакты с сюнну, абсолютно независимо от китайцев, и они вновь транскрибируют первоначаль-

Bailey, 1954. Sinor, 1990. p. 179. 6 Daffinà, 1994, p. 13.

119

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ное название 7. Это китайское сложное и неопределенное образование, отягощенное фонологией, идущее от смысла поведения, которые китайцы обыгрывают, образовывая термин (по-китайски сюнну 匈奴 «вопящие рабы»). Тогда ясно, что это не имеет никакого значения для транскрипции слова «xwn», если она сама по себе абсолютно независима от китайской. Даффина подчеркивает, что первое предположение – т. е. «xwn» происходит от «хиона» – базируется целиком и полностью на единственном упоминании этого слова в «старом письме II», что сильно снижает его ценность. Синор также отвергает довод Бейли 8. Однако идея Бейли – единственная, позволяющая спасти тезис, доминирующий сегодня в историографии, а именно отсутствие связи между сюнну и хуннами и свидетельством «старого письма II». Если отбросить предположение о чистой случайности, парадоксальность которого признает сам Даффина, то надо признать, что Бейли – единственный, кто связно объясняет, почему Нанайвандак мог ввести в заблуждение. Ведь если Нанайвандак не заставляет нас встать на ложный путь, то европейские гунны применяли название сюнну. 3. Хун, собирательный паниранский термин? В своем более простом выражении, а именно, что согдийское «xwn» происходит от авестийского «хиона», идея Бейли выглядит соблазнительной. Недавно к ней вновь вернулась С. Парлато, и в настоящее время ее работа содержит единственную, тщательно отработанную попытку объяснить, почему термин «xwn» употреблялся согдийцами для обозначения сюнну 9. С. Парлато воспринимает название «хиона», не как имя собственное и название конкретного народа, а скорее как прилагательное, используемое для обобщенного выражения фронта сопротивления внешнего Ирана централизаторским попыткам. Слово имеет литературный эпический смысл и могло быть принесено в степь министрелями из Парфянской империи. В скифо-сарматском мире оно пользовалось чрезвычайным успехом как воплощение понятия враждебных и демонических кочевников. Это не были конкретно хунны, но через степные пространства перемещались под общим собирательным названием ираноязычные кочевники с единой культурой. Этот тезис имеет много сильных сторон: он прекрасно учитывает и слово «xwn», использованное Нанайвандаком, так же как и «xyon» сасанидских источников, индийский термин «Huna» и, особенно, «Xovvoi», употребленный Птолемеем для обозначения племен, кочевавших на Дону за два века до всякого упоминания хуннов. Он, бесспорно, содержит элегантное решение многих проблем, но я, однако, считаю его ошибочным. Сказать о нем в филологическом смысле можно немного, но он никогда и не был рассмотрен подобным образом, Бейли, просто удовлетворился тем, что указал на возможность, ничем не аргументированной связи между хиона и «xwn». Однако кроме «xwn» не известно ни одного согдийского слова, происходящего от очень редких авестийских слов с «hy-», которые могли бы служить отправной точкой для сравнения 10. Априори можно считать, что начальное авестийское «h» исчезает в согдийском, и согдийские производные слова не должны были бы начинаться с 7 Вероятно, можно рассматривать как посредников юечжей или усуней, но это ничего не меняет в отношении независимости от китайской транскрипции. 8 Синор видит потомков сюнну только в хионитах – противниках Сасанидов в IV веке. Аммиан Марцеллин, который хорошо был знаком с хионитами и с хуннами, не отмечает никакой связи между ними. (Sinor, 1990, p. 179). 9 Parlato, 1996. 10 Благодарю Николаса Симс-Вильямса, который любезно согласился прояснить этот пункт.

120

Этьен де ла Вессьер

него. Вместе с тем, авестийское «hi» или «hy» исчезает также внутри слов, но есть исключения, и в случае с начальным «hy» нельзя быть уверенным в его происхождении от Hyaona и на этом основании опровергнуть Бейли. Даже если это было мало вероятно, нельзя с точки зрения филологии полностью исключить, что «xwn» – производное от Hyaona. Если обратиться к согдийской религиозной истории, то также мало на что можно опереться: известные зороастрийские фрагменты на согдийском языке насчитывают всего несколько строк, даже если теперь мы располагаем настенной фреской из раскопок городища Пенджикент, где изображены свитки какого-то крупного священного кодекса, вероятно, Авесты. Их несут в процессии по улицам этого города 11. Невозможно узнать, какую роль мог играть в согдийской религии образ авестийских «хиона». Критические анализ должен быть историчным и коснуться: 1) значения понятия «хиона»: племена хиона – в Авесте действительно враги, но они не играют абсолютно никакой важной роли: зачем тогда избирать их название – это паниранское слово, для обозначения враждебных номадов? Не заняли ли уже их место «турья»? Если допустимо считать, что в Сасанидском Иране стало возможным оживить старый термин «хиона» в форме «хион» для обозначения в пехлевийских источниках хионитов, то надо учесть, что это сделано в условиях развитого зороастризма. Этот религиозный контекст в других местах полностью отсутствует, и особенно, в степи, где ничто не дает повода говорить о зороастризме; 2) способа распространения. Было ли это распространение эпических сказаний без прямого религиозного значения? Однако ничто не подтверждает роли в степи каких-то парфянских сказителей, как и предположения о их влиянии, которое могло бы заставить какое-то племя, обосновавшееся к северу от Балкан, принять дериват (гипотетический) от «хиона» как имя собственное, или видеть распространение этого имени вплоть до Хотана; 3) особенный характер термина. Если термин «хунн» был обобщающим, то как могло случиться, что народы – потомки скифо-сарматских номадов не используют его (где хунны – осетины?), и если термин «хунн» к тому же был иранского происхождения, как могло произойти, что европейские гунны прилагали его как название к самим себе? Этот последний пункт с легкостью преодолела С. Парлато: чтобы избежать противоречий, она делает европейских гуннов ираноязычными скифами, остававшимися в южнорусских степях до того, как их вытеснили оттуда готы. Однако, если и есть что-то единственно ясное в этом вопросе, так только то, что хунны не говорили на иранских языках, что Мэнчен-Хэлфен уже давно показал 12. В противном случае их личные имена объяснялись бы, исходя из иранской лексики,это не совсем так. У них не было никакой причины использовать общий иранский термин и еще меньше повода прилагать его к самим себе. К тому же трудно понять, почему эти предполагаемые иранофоны должны были сами себя называть именем предположительным, обобщенным, с расплывчатым смыслом, которое к тому же имеет слишком негативный оттенок. Уже только этого, на мой взгляд, достаточно, чтобы показать, что гипотеза об обобщающем характере иранского названия не отвечает имеющимся в нашем распоряжении данным и может быть отнесена к числу малоправдоподобных объяснений. Пойдем дальше в рассмотрении предполагаемого обобщенного характера этого слова и начнем с парадокса: название «хунны» носит не только обобщающий характер, в конкретных случаях оно есть в согдийском языке, как и в хотанском. Иначе говоря, последние исследования, 11 12

de la Vaissière, Riboud, 2003. Maenchen-Helfen, 1973, p. 376 и следующие, особенно p. 443. 121

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

казалось бы, подтверждают тезис Бейли и Парлато и лишают силы доводов Даффина: термин «xwn» зафиксирован во многих согдийских текстах. Помимо «старого письма II» можно назвать в хронологическом порядке следующие: – неизвестный фрагмент письма, как и «старое письмо II», происходящий из бассейна Тарима (и, скорее всего, как можно судить по палеографии, того же времени): слово «xwn» содержится в контексте, который невозможно уточнить; – шестнадцатикратное упоминание в ономастике согдийских граффити из Верхнего Инда, точно не датированных, но, как предполагается, относящихся к III–IV векам (по данным грамматики и палеографии и по причине отсутствия тюркских имен – я проанализирую их ниже); – семь документов из собрания, происходящего с горы Муг первой четверти VIII века. В этом последнем собрании слово «xwn» имеет обобщающий смысл: оно или относится к ономастике, или служит для обозначения тюрок, которые для согдийцев были северными и восточными кочевниками 13. Бейли также выделил четыре хотанских текста, где упомянуты «Huna»: по крайней мере, три из них – с этим названием в обобщающем смысле 14. Четвертый – сомнителен, но, кажется, относится по контексту к VII веку, и также является названием в обобщающем смысле. Но все эти упоминания, где термин «хун» имеет бесспорно обобщающий смысл, относятся ко времени позже IV века: для более раннего времени все они были бы бесполезны, поскольку не могут быть связаны с распространением в Центральной Азии и Европе конкретных племен – хуннов. Иначе говоря, чтобы понять, что Нанайвандак вкладывает в слово «сюнну» обобщающий смысл без связи с кем-то реальным из этих номадов, можно привлечь лишь упоминания их, относящиеся ко времени раньше Великих переселений. 4. Упоминания «хуннов» в эпоху до Великих переселений: свидетельство Цзу Фаху Упоминания этого термина, точно датированные временем до Великих переселений, следующие: – у Птолемея в описании европейской Сарматии, где он называет небольшое племя οι, живущее на Дону поблизости от роксоланов; – в двух индийских буддийских текстах, переведенных на китайский язык в конце III и в начале IV века, где «хуна» переведено, как «сюнну»; – «старое письмо II». Упоминание у Птолемея не может служить аргументом: для этого племени абсолютно нигде более не упомянутого, даже если бы оно, как и роксоланы, было подгруппой аланов, можно было бы извлечь название из обобщающего термина, так же как из частого использования названия сюнну в связи с Центральной Азией. Известно, что оттуда и вышли аланы, заимствовав престижное название в попытке возвысить себя, как это часто было в степи 15. Нет причин отрицать всё: самое неожиданное предположение здесь, как и в других случаях, не должно быть исключено, принимая во внимание, что это упоминание исходит из источника, обычно используемого на Западе, но в данном случае непригодного.

Grenet, 1989. Bailey, 1985, p. 25-41. 15 Это явление известно несколько позднее: таковы псевдо-авары. 13

122

Этьен де ла Вессьер

Более интересны упоминания термина в индийских источниках и их переводах на китайский. Татхагатагухья-сутра и Lalitavistara – списки обеих содержат термин «хуна»; в первой в перечне языков, на которых Татхагата проповедуют людям разных стран и рас, а во второй – биографии Будды, в перечне письменностей, которые Будда-ребенок изучает у своего учителя. Эти тексты – ранее IV века, и хотя первый утрачен, существует его тибетская версия, в которой содержатся наставления для Ху-на в пассаже, интересном для нас; вторая же сохранилась. Обе были переведены на китайский Цзу Фаху 竺法護 – монахом родом из Дунхуана, первая в 280 и вторая в 303 году 16. В обоих случаях Цзу Фаху передает «хуна» словом «сюнну». Эти сведения позволяют наметить несколько направлений исследования: 1) Что делает термин «хуна» в буддийских текстах начала нашей эры? 2) Идет ли речь в этих текстах о названии обобщающего характера? 3) Почему Цзу Фаху передал это название как «сюнну»? «Хуна» не входит в индийский словарь, и эти два упоминания термина самые древние из известных. Этот термин позднее появился в надписях для обозначения захватчиков, пришедших с северо-запада, которые обрушились на Индию в V веке, а также упомянут в литературных текстах (Махабхарата). Текст Лавитавистары, как таковой, менее пригоден в качестве источника, так как ее перечень письменностей – настоящая фантасмагория. Оттуда можно лишь почерпнуть, что «хуна» соседствуют с китайцами. Иначе об этом сообщает Татхагатагухия-сутра, хотя первичный текст ее утрачен, все исследователи согласны в том, что тибетские версии исключительно верно следуют оригиналам. Так тибетская версия содержит: «Ka ça (corr. Ça ka) Pa hu pa (corr. Pa hla va) Thogar Yamana Kam po ce Kha ça Huna Rgya-yul Da ra ta…» Следует перечень полуфантастических народов из индийской географии, что позволяет предположить наличие индийского оригинала: «Çaka, Pahlava, Tukhara, Yavana, Kamboja, Khaça, Hūna, Cina, Darada, …». Что касается китайского перевода Татхагатагухия-сутра, то он дает следующий текст: «раса Ши 釋 (Çâkya для Çaka), Анси 安息, Юечжи 月支, Дацин 大秦, Йянфу 劍浮, Раодонг 擾動, Циуси 丘慈, Ютиан 于闐, Шале 沙勒, Шаншан 禪善, Вуци 烏耆, и ранние и поздние царства (регион Турфана), Сюнну 匈奴,Сюанбей 鮮卑, Ву 吳, Шу 蜀, Цин 秦, Мо 麼, Йи 夷, Ди 狄, Талуодуо 他羅多 невежественные дикие и также …» 17. 釋種。安息。月支。大秦。劍浮。擾動。丘慈。于闐。沙勒。禪善。烏耆。前後諸國。匈奴鮮卑。吳蜀秦地。諸麼夷狄。他羅多愚民野人。 Структура индийского перечня абсолютно ясна: начало текста представляет собой панораму чуждых народов в том виде, как индийские редакторы могли их себе представить. Эти народы противопоставлены этносам – воображаемым или происходящим из далекого прошлого, полулегендарным, которые отнесены в конец списка. Не было бы никакой причины помещать «хуна» в начале списка, если бы речь не шла о народе столь же реальном в этническом и географическом смысле, как парфяне, бактрийцы, греки, камбоджи Гиндукуша, хаса Гималев, китайцы и дарды из верховьев Инда. Из всех этих наименований наиболее неопределенным является название «хаса». Это не конкретный этнический указатель, но обозначение полуиндуизированных народов Гималаев в широком смысле. В глазах индийцев термин был приемлем и в географическом,

16 17

Taisho Tripitaka vol. 11, No. 310 大寶積經 , и vol. 3, No. 186 普曜經. Перевод Леви, Lévy, p.289. 123

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

и в культурном плане, какого бы масштаба не был сам этнос. Это название достаточно хорошо отражено в санскритской литературе, как в эпосе, так и в религиозных кодексах или текстах. Итак, «хуна» полностью отсутствуют в ранней литературе, и их наличие в этом перечне не могло бы быть объяснено в рамках деления мира, принятого в индийской литературе. Однако оно хорошо вписывается в этот текст, представляющий картину этнического или географического деления мира, действительно имевшего место в то время. Этот текст довольно точно может быть датирован: он соответствует историческому контексту I века до новой эры или началу новой эры, когда еще до кушанского завоевания Индии соседствовали такие народы, как парфяне, греки и саки. Среди мощных политических сил этого времени наряду с китайцами упомянуты и «хуна». Иначе говоря, даже независимо от китайского перевода «хуна» (в форме «сюнну»), империя Шаньюев – единственно крупная азиатская империя, которой хронологически соответствует упоминание здесь названия, приближенного к «хуна», которое уже является самым вероятным кандидатом для сопоставления, ведь среди языков, на которых Татхагаты поучали людей, есть и язык сюнну, наряду с китайским и греческим. Перевод «хуна» как «сюнну» со всей очевидностью усиливает это утверждение. Это не интерпретация more sinico – неопределенная и обобщающая; все названия в индийских текстах, приобретая смысл в рамках китайского мышления, переданы слово в слово, в переводе или в транскрипции и, вероятно, вполне точно выражены в соответствии с последними требованиями, соответствующими своему времени, то есть контексту 280 года. Только этнонимы, связанные с чисто индийским видением вещей, исключены (хаса) и заменены другими. Итак, поскольку пахлава – это, конечно, парфяне-аршакиды (Анси), тухара – это юечжи, явана – греки (дацин, видимо, Восточно-Римская империя, иными словами, эллинистический мир), а китайцы – это Цин, ничто не дает повода сомневаться, что и «хуна» в этом тексте абсолютно точно «сюнну». Цзу Фаху не рассматривает «хуна» как обобщающее название: он имел возможность добавить «хуна» с народами, перечисленными в полуисторической части перечня, которую он однако, не колеблясь, переделывает, начиная с того места, которое уже не имеет для него никакого смысла, именно так он поступил с народами Мо, Йи и Ди, то есть с северными народами далекой китайской старины, которые как раз и могли бы лучше всего отвечать идее собирательного названия для варваров, которых он добавляет в индийский текст. Он мог так же вольно его транскрибировать, как в случае с названием дардов, или вообще удалить или заменить другими, как в случае с хаса. Он этого не сделал, но в этом тексте, как и в Лалитавистара, передает имя «хуна», как «сюнну». Он даже идет дальше: обновляет термин таким образом, что полностью подтверждает точный политический смысл названия «хуна», какой оно имеет в оригинале текста. Там же присутствуют два китайских названия, которые соответствуют «хуна» в Татхагатагухия-сутре – «сюнну» и «сианбей». В 280 году, таким образом, сианбей занимают то же место, на котором были сюнну во время редакции оригинального текста 18. Это – главные враги, степные кочевники на территории к северу от Китая рядом с сюнну, группировавшимися южнее в Шанси. Иначе говоря, Цзу Фаху присоединяя сианбеев к сюнну, нормальному переводу «хуна» (о чем свидетельствует, напомним это, Лалитавистара того же переводчика) дает политическое толкование термина «хуна»: при этом «сианбей» играют в структурном составе ту же политическую роль, которая раньше была отведена сюнну. К тому же он поступает подобным образом и со следующим названием: Сина 18

См., например: Yü, 1990, p. 149.

124

Этьен де ла Вессьер

передано в виде 吳蜀秦地 «Ву, Шу, земля Цинн». Ву и Шу – это названия двух царств Южного Китая (нижнее течение Янцзы и Сычуань) третьего китайского века, из которых Ву был завоеван точно в 280 г., в то же время Цин, передается, как Сина, но, без сомнения, означает здесь также и Северный Китай. Иными словами, названию «хуна» в обобщающем смысле нечего делать спецефически на севере Китая. В общем, использование термина «хуна» в этих текстах имеет четкий политический смысл – это сюнну, и восходит оно к периоду, когда кочевые хунны были серьезными противниками Китая и государств Средней Азии. Индийские редакторы вполне логично включили их в свои перечни народов, а Цзу Фаху вполне логично заменяет это название названием «сюнну». К личности Цзу Фаху до недавнего времени не проявляли интереса, однако он слишком хорошо известен под именем Дхармаракша, так как речь идет о главном распространителе буддизма в Китае в III веке 19. Несмотря на свое имя Цзу, которое он взял у своего учителя, Цзу Фаху – бактриец из семьи, обосновавшейся в Дунхуане, где прожили уже несколько ее поколений. Он был хорошо известен в среде крупных торговцев, через которых буддизм внедрился в Китай. Он воспринял китайский образ жизни, но оставался тесно связанным со Средней Азией, куда неоднократно возвращался, и «все» языки которой знал. В особенности он поддерживал связи с Гансу и после того, как обосновался в Центральном Китае, регулярно возвращался в Дунхуан. Иными словами, Нанайвандак и Цзу Фаху – оба принадлежали к не очень отличавшимся друг от друга слоям общества, хотя их и разделяет одно поколение, и Цзу Фаху глубже проник в китайскую среду. Оба были ираноязычными эмигрантами, оба могли бы (следуя гипотезе Бейли и Парлато) понимать название «xwn» или «хуна» в собирательном обобщенном смысле: почему бы нет. Цзу Фаху использует его с точностью и применение им этого термина полностью соответствует непосредственной интерпретации testimonium sogdicum. Для них обоих хунны – это сюнну. Все рассуждения на эту тему могли бы быть здесь закрыты: единственная альтернативная гипотеза, касающаяся использования термина «xwn» Нанайвандаком в отношении племен сюнну, находящихся к северу от Китая, не может противостоять анализу данных. Она не принимает в расчет ни название европейских гуннов, ни термин «хуна» индийских текстов и никоим образом не может объяснить распространение идентифицируемых племен. Индийские авторы и Цзу Фаху передают название сюнну через термин «хуна» и в таком контексте, который исключает понимание его в обобщающем смысле. У Нанайвандака была причина называть именем «xwn» сюнну. Хунны, которые продвигаются в Европу начиная с 370 года, сами используют название сюнну, что не лишено смысла, в отличие от того, что писал об этом Мэнчен-Хелфен. При наличии данных, которыми сейчас располагают исследователи, на тех, кто хочет радикальным образом отделить европейских гуннов от сюнну, лежит бремя докозательства. Чтобы идти в этом дальше, следует поинтересоваться данными по Средней Азии. Хунны, появившиеся на Волге в 370 году, принеся с собой старое имперское название, исходящее с Дальнего Востока, действительно приходят с востока: на это указывают все греко-

Zürcher, 1972, p. 65-70. 125

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

латинские источники, а Мэнчен-Хелфен был не прав, чтобы минимизировать этот факт 20. Те, кто поддерживает абсолютное различие между гуннами и сюнну, к тому же избегают объяснения того факта, как стало возможным, что хунны (предположительно с Понта (черноморские) оказываются в Средней Азии. Итак, знания истории Средней Азии сильно изменились со времени Мэнчен-Хелфена и Бейли. Бóльшая часть аргументов из письменных источников или нумизматики, использовавшаяся полтора века тому назад для воссоздания истории хуннов в этом регионе, сегодня не может быть принята. К тому же, наши современные археологические знания являются наилучшими источниками для этого. Я хотел бы представить здесь эти новые данные и предложить некоторые гипотезы. II. Новые данные о хуннах в Средней Азии (IV и V века) 1. Нумизматические материалы Прежде всего, нумизматика. Чтение ΟΙΟΝΟ на эфталитских монетах было призвано подтвердить сведения византийских источников о хуннах в Средней Азии, и являлось одним из наиболее часто приводимых доводов в спорах об иранстве хуннов: ныне от него полностью отказались 21. Термин αλχουυο, читавшийся ранее на монетах конца IV века из Каписы и Гандхары, чеканенных вместе с бывшими в хождении монетами Шапура II, отныне обычно читается как αλχαυυο и связывается с индийской легендой rājālakhāna (то есть rājāalakhāna), проставленной на одной из эмиссий 22. Это не дает больше права связывать его с алхонами и валхонами армянской географии 23. Другое чтение, сегодня оспоренное, это – βαγο κιδαρο на динарах из захороненного при Шапуре III (383–388) клада с Тепе Маранжан близ Кабула. На этих монетах четко читается лишь «κι» в сопровождении многочисленных недифференцированных вариантов буквы «о». Это – единственные факты, на которых строится хронология, хотя все другие источники согласуются в том, чтобы относить хуннов-кидаритов (Οϋννων τών Κιδαρτών) к 420–440 гг., а не к IV веку 24. Что же

Maenchen-Helfen, 1973, p. 444-7: рассуждения Жордане особенно странны. Он помещает хуннов далеко на востоке, рядом с серами, а Мэнчен-Хелфен предположил, что Жордане заимствовал эту локализацию, как и многие другие данные у Кассиодора, который сам взял ее в Перигезе Дениса. Ничто из этого не доказано. Но далее Мэнчен-Хелфен подчеркивает, что ни в какой рукописи Перигезы, нет названия хуннов, что современные издания зависят от исправления издателем Мюллером. Но если название хуннов там не находится, то, как Жордане или Кассиодор смогли его оттуда заимствовать? И, наконец, названия серов и хуннов совсем не соседствуют в тексте Дениса, и Мэнчен-Хелфен предполагает, что Кассиодор сильно сократил перечень восточных народов в этом тексте, и в результате, обязанном случайности, серы и хунны оказались соседями. Но почему Кассиодор поступил таким образом? Другими словами, оказавшись перед текстами, прямо противоречащими его теориям Мэнчен-Хелфен увеличивает количество гипотез ad hoc, лучше сказать, противоречивых. Жордане не был плохо расположен к хуннам говоря о них и его свидетельство подтверждается сведениями текстов, хотя, безусловно, не все они очень ясны, среди которых свидетельство Аммиана Марцеллина (XXXI, 3, 1), помещавшего их далеко на северо-востоке. 21 Alram, 2002, p. 151. 22 Alram, 1996, p. 520-1. 23 Перевод Hewsen, 1992, p. 75. Я, со своей стороны менее уверен в законности этой поправки: если большое число эмиссий несет -a- не исключено, что некоторые из них самые ранние несут также -o-. Можно оказаться перед феноменом фонетического или графического развития написания. Было бы очень удивительно, что сходство названия алхонов, помещенных армянским географом на Сырдарье и названия новой династии αλχαυυο в Гандхаре было бы чистой случайностью, тогда как известно, что определенное количество кочевых народов проходит через горы на юг в этот период. 24 Grenet, 2002, p. 206-7; de la Vaissière, 2002, p. 113-4. 20

126

Этьен де ла Вессьер

касается кидаритов, то теперь всегда читают на некоторых монетах из Самарканда «κγδρ», что свидетельствует о том, что их империя включала Согдиану 25. Эти три отмеченных изменения этнического и хронологического порядка приводят к важным выводам: отказавшись от прочтения OIONO и читая αλχαυυο больше нельзя сказать, каким образом различались сами завоеватели, которые опустошали Среднюю Азию. На монетах нет больше названия хуннов. Более того, тексты Аммиана Марцелина о хионитах и Фавста Византийского о событиях 370-х годов становятся нашими единственными источниками о происходящем в IV веке. 2. Материалы археологии Сейчас появились два комплекса археологических материалов, которые могут обновить наши представления по интересующему вопросу. У Мэнчен-Хэлфена было время частично познакомиться с первым, но второй – тесно связанный с советскими работами в Средней Азии, хронология которого зависит от даты Канишки, был принят в расчет только недавно. В опубликованном посмертно в 1973 году труде Мэнчен-Хэлфена, он признает (после того, как долгое время отрицал), что гуннские котлы ведут свое происхождение от котлов сюнну. Более того, места находок этих объектов, расположенные близ источников и рек, сходны и в Верхней Азии, и в Венгрии, что отражает континуитет и ритуальный, и культурный, а не только в области материальной культуры 26. В своем незаконченном труде Мэнчен-Хэлфен не извлек из этого никаких выводов. С тех пор знания об этих котлах продолжали накапливаться. Стало известно не только то, что хуннские котлы в Паннонии происходят от котлов сюнну, но и то, что прослеживается их типологическое развитие от простых форм из Ордоса до сложных европейских. Теперь четко выявлены пути, которые бесспорно можно рассматривать, как пути миграций по соображениям наличия культурного континуитета 27. Один из них – самый крайний северный – пересекает юго-восточную Сибирь и ведет на запад, вплоть до екатеринбургского прохода на Урале. На его трассе между монгольской степью и венгерской Пуштой концентрируются основные находки котлов сюнну. Однако я не уверен, что, следуя типологическим подходам, нужно рассматривать связи между группами сюнну, которые появляются на Верхней Каме и около устья р. Урала и хуннами, которые вторгаются на Запад, как прямые и непосредственные. Существует много типов котлов, принадлежавших сюнну, достаточно четко различающихся по форме ушек. Котлы, найденные вдоль северного пути вплоть до верховьев Камы, принадлежат к очень своеобразному типу, который никогда не находят в Венгрии. И наоборот, котлы найденные вдоль второго пути, более южного, очень точно соответствуют находкам из гуннского мира. Их меньше, но от Урумчи и Алтая до Средней Азии и Волги и, наконец, до Венгрии они отмечают трассу того, что, как кажется, является историческим путем определенной миграции. Движение по нему подтверждается комплексами имеющихся материалов. Другой комплекс материалов касается оседлой части Средней Азии. Здесь исключительно важны результаты работ советских исследователей в Узбекистане, Таджикистане, как и работы в Афганистане. Общая хронология городищ Средней Азии базируется на сериях монет, выпущенных кушанскими царями и возобновленных в чеканах кушано-сасанидских правителей и в

Zeimal’, 1983, p. 251. Maenchen-Helfen, 1973 27 Erdy, 1994. 25

127

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

варварских подражаниях. Хронология кушанской империи долгое время оставалась спорной: так, советская школа 28 занимала в этом вопросе крайнюю позицию, определяя начало правления Канишки 371 годом, тогда как теперь, на основе достигнутого всеобщего консенсуса, оно определяется 127–128 годами. Хронология городищ была пересмотрена, и выявлена довольно четкая картина различий в развитии территорий к северу и югу от Амударьи, Согда и Бактрии. В Согдиане, как и в Бактрии в IV веке, отмечаются глубокие изменения в составе населения 29, упадок городов, слои пожаров на городищах и запустение некоторых ирригационных систем. Севернее вдоль Сырдарьи ирригационное земледелие также понесло в это время значительный ущерб и, судя по керамике, кажется, что часть населения искала убежища в Согдиане. Это особенно заметно на примере культуры Джеты-Асара в дельте Сырдарьи: население в ее ареале сильно поредело в конце III и в IV веке (много разрушенных поселений, слои пожара). Часть жителей переселяется на Кавказ, в то время как другая часть направляется на юг вплоть до Ферганы 30. Носители каунчинской культуры также оказываются в Согдиане 31. IV век в Хорезме четко отмечен перерывом в развитии культуры. В V веке однако ситуация меняется: тогда как Бактрия продолжает носить стигматы былых сражений, Согдиана вступает в этап очень быстрой реконструкции, как в области городской жизни, так и в сельском хозяйстве, без сомнения, это произошло частично благодаря притоку населения – беженцев из-за Сырдарьи и из Бактрианы. Укрепляется политическая стабильность, так как каналы вновь прорыты и на всем протяжении долины Зарафшана восстанавливаются города 32. В V веке закладываются основы будущего экономического превосходства Согдианы в раннесредневековой Средней Азии 33. В исторической хронике Вейшу (102 2270) отражена этническая принадлежность династии, которая в V веке, по крайней мере на протяжении трех поколений, царствует в Согдиане и покровительствует общему подъему: это – сюнну. 3. Данные письменных источников Как явствует из состава письменных источников, с появлением многочисленных бактрийских документов возникает возможность прояснить, главным образом, данные ономастики. Так, имя Грумбат, хионитского царя – союзника Шапура II, который участвовал в осаде Амиды (Дийярбакир) в 359 году 34, теперь зафиксировано в форме Горамбад γορα βαδο 35 как имя принца царства Роб (на севере Гиндукуша) для 470 года. Дата этого документа более поздняя, чем упоминание Аммианом Марцеллином, не позволяет решить, было ли это имя аутентичным бактрийским (и в этом случае, были бы конечно хиониты), или оно просто вошло в ономастический круг местного нобилитета. Бактрийские документы и печати передают и местную форму названия эфталитов (ηβοδαλο), а также личные имена их царей: Хингила (Khingila εκιγγιλο) и Тарамана (τωροµανο) 36. Еще следовало бы показать различия между ленинградской школой, датирующей эру Канишки с 371 года следуя работам Зеймаля и ташкентской школы, намного более осторожной в датировке, приблизившей дату к той, что принята в настоящее время. 29 В составе населения кочевники, практиковавшие обряд кремации, так же как в Бишкентском могильнике (Седов,1987). 30 Левина, 1996, p. 375. 31 Burjakov, 1990, p. 198-9. См. также: Маршак, Распопова, 1990, p. 181. 32 Семенов, 1989; Grenet, 1996; de la Vaissière, 2002, p. 109-112. 33 de la Vaissière, 2002, p. 102-123. 34 Ammien Marcellin, XIX, 1, 7, trad. 1970, p. 122. 35 Sims-Williams, 1997, 13 doc. 4. 36 Sims-Williams, 2002, p. 233. 28

128

Этьен де ла Вессьер

Бактрийские документы позволяют отказаться от некоторых определений: так гималайская полиандрия, привлеченная Еноки, чтобы атрибутировать горное и памирское происхождение эфталитов, теперь удостоверена в Бактрии, задолго до их прихода; китайские источники, упоминающие этот обычай, смешивают под общим названием эфталитов элиты кочевников и местного населения, которые доминировали в стране. Большое число текстов еще не издано, и можно надеяться, что они предоставят указание на то, какие народы наличествовали в Бактрии в IV в., как это уже выявлено в письменных источниках для последующих периодов. Интерес представляет появление указанного выше имени «xwn» в согдийской ономастике, в граффити, оставленных проходящими караванами в верховьях Инда. Даже если факт его появления не имеет политического значения, вопреки теперь устаревшого прочтения монет, он, тем не менее, подтверждает присутствие хуннов какое-то время между III и V веками и их контакты с согдийцами. В ономастическом корпусе этих граффити имя «xwn» упомянуто 16 раз и находится по количеству на третьем месте. Это примечательное вхождение его в набор согдийских имен свидетельствует о периоде широкого смешения народов, а не о враждебных отношениях 37. Но надо уточнить датировку этих надписей. Одна деталь позволяет считать, что эти граффити с упоминанием «xwn» находятся среди выгравированных в последнюю очередь. Примечательно, что в отличие от других имен имя «xwn» полностью отсутствуют в патронимах (отчествах), имеется 16 имен «xwn» сыновей «Х» и ни одного «Х» сына «xwn»(а). У этих лиц, именуемых «xwn», отцы носят согдийские имена. Среди всех имен эта особенность относится только к имени «xwn», что оставляет довольно мало шансов считать это случайностью 38. По некоторым причинам можно думать, что последние граффити были оставлены в V веке 39. Те, что упоминают имя «xwn», входят в их число, а ведь именно к V веку следует отнести процесс смешения населения. Появление этих надписей независимо от китайских и византийских источников, повествующих о присутствии хуннов в Согдиане, подтверждает их сведения и о динамизме согдийцев в V веке н. э. При кидаритской династии, квалифицированной китайскими источниками как «сюнну» и византийскими источниками как «хунны», создается идеальный контекст для появления имени «xwn» в согдийской ономастике. Я полагаю, что эти «xwn» рождены при кидаритских династах Согдианы, они выгравировывали свои имена на скалах в верховьях Инда до 460 года и до внезапной эфталитской экспансии в Бактрию, регион, который отделяет Согдиану от этих ущелий, перерезающих торговую дорогу. Другие тексты: китайские, армянские, сирийские, индийские и византийские известны уже давно. Однако в предлагавшихся реконструкциях никогда не обращали внимание на тот факт, что китайские источники упоминают в начале V века далеко на северо-западе от Руанруан(ов), то есть вокруг Алтая, «оставшихся там потомков сюнну» (Вэйшу 103. 2290). Нет причин оспаривать Другие собрания документов, позволяющие изучить согдийскую ономастику: документы с горы Муг VIII века, китайские документы из Турфана (VII–VIII веков), очень редко упоминают это имя. 38 Так, приведем лишь несколько примеров, 32 упоминания имени Nnyßntk, 10 из которых в значении «отчества»; также есть 26 Pys’k, из которых 10 патронимов, 12 Сytßntk из которых 3 патронима, 11 ßnt’kk, из них 4 патронима, 10 Prnc, из которых 4 патронима, 10 Snk из которых 3 патронима, 9 Wxwšwßntk, из них 5 патронимов, 8 δwr’k, из которых 3 патронима, 8 m’ymrγc, из которых 5 патронимов, 6 wxwšwδ’ß’’r , из которых 3 патронима, 4 ‘ßy’mnßntk, из них 3 патронима … в общем все имена, содержащиеся более чем в пяти надписях (но также большинство имен, представленных более трех раз) фиксируются в форме патронима, и только имя «xwn» составляет исключение. 39 Факт отсутствия тюркских имен позволяет исключить VI в., время главных сражений тюрок, а присутствие имени и отчества m’ymrιγc , как кажется, исключает IV в., период когда город Маймург еще не достиг своего расцвета, что произошло в V веке. 37

129

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

эту информацию: Вэйшу обычно очень скупо использует термин «сюнну» 40, а эти сюнну – единственные среди перечня соседей Руанруан(ов). Эта информация очень важна: она одна уже опровергает мнение об отсутствии упоминаний о сюнну, пришедших с севера во II веке, и исключает главные аргументы, приводимые против теории миграции хуннов с древней территории обитания сюнну. Они как раз и выжили на севере, вне поля видения китайских источников. Не имеет большого значения, что они не создали империю и что у них было лишь малое число наследников древних сюнну. Важно, что политическая племенная идентичность была сохранена. Другое указание Вэйшу (102.2278-9), хотя и известное раннее, не было оценено по достоинству: эфталиты якобы мигрировали с Алтая ( ) в Среднюю Азию около 360–370-х годов: «Страна Ееда – из Больших Юечжи, говорят также, что они – одна из ветвей Гаоджу. Первоначально пришли из региона к северу от Сэ. Уйдя с Алтая на юг, они обосновались к западу от Хотана, их столица более чем в 200 ли от Окса и в 1100 ли от Шаньяна» Ссылаясь на первоначальный текст Вэйшу, Тонгдьян добавляет к этому, что уход с Алтая имел место за 80–90 лет до царствования Вэньшеньди из династии Поздних Вэй (452–466) 41. 4. Предложения по исторической реконструкции Учитывая данные, приведенные выше, наступило время предложить, конечно, с известной предосторожностью, некоторые исторические реконструкции: речь идет о том, чтобы просто отдать должное как можно большему количеству тех данных, которые приводят только к наиболее правдоподобным выводам. На мой взгляд, группа племен, объединенных одной политической принадлежностью, а именно к хуннам, двигается несколькими волнами между 350 и 360 годами с Алтая, и одни обрушиваются на регионы по Сырдарье, другие – на Волгу. Многочисленные факты указывают, что племена, наводнившие как Европу, так и Среднюю Азию, связаны с последним натиском с Алтая: именно на Восточном Алтае обнаруживается наиболее крупная концентрация развитых форм гуннских котлов и среди них единственный прямой прототип котлов венгерских гуннов; неоспоримо, что именно оттуда пришли эфталиты; именно в этом регионе китайские источники размещают еще остававшихся в начале V века потомков

40 В тексте можно насчитать до сорока эпизодов с участием этого названия, в большинстве они связаны с сюнну юга или встречены в риторических сравнениях с эпохой Хань. Упоминания северных сюнну очень редки, всего три на весь текст. 102 и 103 главы посвящены западным и северным странам, то есть территории в географических рамках древней империи сюнну: одно упоминание приведено выше (103.2290), второе – находится в знаменитом пассаже о завоевании племенами сюнну Согдианы (102.2270), и третье – в описании борьбы царя Бактрианы Jiduoluo (Kidara) с сюнну (102.2277), отражающее, вероятно, борьбу с эфталитами, «белыми хуннами» византийцев. Прокопий Кессрийский прямо говорит об этнической принадлежности эфталитов к хуннам: «At a later time the Persian King Perozes became involved in a war concerning boundaries with the nation of the Ephthalitae Huns, who are called White Huns, gathered an imposing army, and marched against them. The Ephthalitae are of the stock of the Huns in fact as well as in name (Έφθαλϊταιδέ Ούννικόν έν ένοζ είσί τε και όνο άζον ται); however they do not mingle with any of the Huns known to us.» Прокопиус, История войн I, 3, 1-8 trad. Dewing vol. I. p. 13-5. 41 Chap. 193, p. 1040, Yeda Guo.

130

Этьен де ла Вессьер

сюнну; наконец, опустошительные рейды по Средней Азии осуществлялись с севера и с востока: народы, обитавшие по Сырдарье бежали в поисках убежища на юг или на Кавказ 42. Хронология также дает связную картину: распространение в Согдиане керамики, характерной для регионов по Сырдарье, показывает, что в Средней Азии опустошения были повсеместными, а не чередой отдельных эпизодов; начиная с 350 годов Сасаниды противостоят на своих границах вторжению кочевников неиранского происхождения (практикующих в качестве погребального обряда кремацию), которые звались хионитами; за 80–90 лет до 452 года, где-то около 360–370 года, племена, в состав которых входили эфталиты, ушли с Алтая в направлении на юг и в Среднюю Азию; в 370 году или позднее хуннские племена появляются между Волгой и Доном 43. В итоге, принадлежность этих этносов к хуннам не вызывает сомнения, учитывая название, которое они сами носят в Европе и которым они называются в текстах, повествующих о событиях в Средней Азии, что сразу же отвергает возможность считать это название обобщающим, но надо быть точным в смысле этой идентичности. Китайские источники, с одной стороны, позволяют подтвердить, что группы номадов, обитающие поблизости от Средней Азии, продолжают прокламировать себя политическими наследниками северных сюнну, которые были далеко вне поля видимости китайских источников между II и IV веками. С другой стороны, концентрацияв этом регионе находок котлов, принадлежащих сюнну, продолжение их ритуального использования показывают, что это наследие частично сохранилось также и в области религии. Эти номады с Алтая могли быть племенами сюнну, просачивавшимися мелкими рассеянными группами или наоборот вторгавшимися значительными ордами. Принадлежность их к сюнну именно в политическом, и культурном отношении, позволила им объединиться в союз. В степи язык и идентичность по крови не важны. Библиография Левина Л.М. Этнокультурная история Восточного Приаралья. I тысячелетие до н.э. – I тысячелетие н.э. Москва, 1996. 396 с. Седов А.В. Кобадиан на пороге раннего средневековья (Kobadian au seuil du Haut Moyen-Age). Mосква, 1987. 199 с.

Другие реконструкции, основанные на миграции, но признающие разные ее отправные точки, встречают непреодолимые трудности. Советская школа исследователей давно стоит на позиции, что хунны были прямыми потомками сюнну, но сами сюнну с давнего времени мигрировали к Уралу, где они смешивались с местным угорским населением, до того, как двинулись в IV веке на юг (ссылки у Maenchen-Helfen, 1973, p. 447, n. 21; см. также Л.Н. Гумилев. Гунны. М., 1960. Гл. 15). Эта реконструкция избегает проблем, таких, как «обобщающее название», и она могла бы даже объяснить хуннское присутствие в Средней Азии приходом групп хуннов с северо-запада. Но в этих рамках очень трудно: 1) понять, почему венгерские котлы иного типа, чем на Урале и восходят к формам этих сосудов, найденных на Алтае или в Урумчи; 2) объяснить присутствие керамики нижней Сырдарьи на Кавказе, в месте противоположном предполагаемому вторжению; 3) и особенно признать китайские письменные сведения, сообщающие об уходе эфталитов в 360 году с Алтая. Ничто не позволяет поместить отправной пункт движения на полдороге в казахской степи, на Сырдарье или в Семиречье. Вейлуе, как и археология, не позволяeт видеть какое-либо присутствие сюнну в этих зонах в III веке (см. перевод Э. Шаванна Chavannes, 1905). Особо отметим, что миниатюрные котлы сюнну, найденные в раскопках Джеты-Асара, датируются временем до нашей эры: Левина, 1996. С. 188. 43 Напомним, что расстояние не имеет никакого значения: даже передвигаясь только шесть месяцев в году и проходя к западу по 2 км в день, будет необходимо пять лет, чтобы преодолеть расстояние между Алтаем и Волгой. 42

131

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Семенов Г.Л. Согдийский город в раннем средневековье: формирование плана (Villes sogdiennes du Haut Moyen-Âge: formation des plans) / Смирнова Г. Итоги работ археологических экспедиций Государственного Эрмитажа. Ленинград, 1989. С. 128-140. Alram M. «Alchon und Nezak. Zur Geschichte der iranischen Hunnen in Mittelasien»,dans Persia e l’Asia Centrale da Alessandro Magno al X secolo, (Atti dei Conveigni Lincei, 127), Roma, 1996, p. 519-554. Alram M. «A Rare Hunnish Coin Type », Silk Road Art and Archaeology, 8, 2002, p. 149-153. Ammien M. Histoire, divers éd., trad. et comm., Paris : Les Belles Lettres, 1968-1977. Bailey H.W. «Harahuna » dans Asiatica. Festschrift Friedrich Weller. Zum 65. Geburtstag gewidmet, Leipzig, 1954, p. 12-21. Bailey H.W. Indo-Scythian Studies being Khotanese texts, VII, Cambridge University Press, 1985. Burjakov Ju. F. «À propos de l’histoire de la culture de la région de Tashkent au 1er millénaire avant notre ère et au 1er millénaire de notre ère», dans P. Bernard, F. Grenet (éd.), Histoire et cultes de l’Asie centrale préislamique : Sources écrites et documents archéologiques, Paris : CNRS, 1991, p. 197-204 Chavannes É. «Les Pays d’Occident d’après le Wei Lio », T’oung Pao, série II vol VI, 1905, p. 519-571. Daffinà P. «Chih-chih Shan-Yü », Rivista degli Studi Orientali, 1969, XLIV-3, pp. 199-232. Daffinà P. «Stato presente e prospettive della quetione unnica», dans S. Blason Scarel (éd.) Attila. Flagellum Dei ?, Roma, 1994, p. 5-17. Enoki K. «Sogdiana and the Hsiungnu », Central Asiatic Journal, 1, 1955, p. 43-62. Erdy M. «An Overview of the Xiongnu Type Cauldron Finds of Eurasia in Three Media, with Historical Observations», in B. Genito (dir.), Archaeology of the steppes, Napoli, 1994, p. 379-438. Grenet F. «Les ‘Huns’ dans les documents sogdiens du mont Mugh (avec un appendice par N. SimsWilliams)», Études Irano-aryennes offertes à Gilbert Lazard, (Cahier de Studia Iranica, 7), 1989, p. 165-184. Grenet F. «Crise et sortie de crise en Bactriane-Sogdiane aux IVe-Ve s. de n.è. : de l’héritage antique à l’adoption de modèles sassanides », in La Persia e l’Asia Centrale da Alessandro al X secolo, (Atti dei Convegni Lincei, 127), Roma, 1996, p. 367-390. Grenet F. «Regional Interaction in Central Asia and North-West India in the Kidarite and Hephtalite Period », dans N. Sims-Williams (éd.), Indo-Iranian Languages and Peoples, (Proceedings of the British Academy 116), London, 2002, p. 203-224. Henning W.B. «The Date of the Sogdian Ancient Letters», Bulletin of the School of Oriental and African Studies, XII3/4, 1948, p. 601-615. Hewsen R.H. (intr., trad. et comm.), The Geography of Ananias of Širak (AŠXARHAC’OYC’). The Long and the Short Recensions, (Beihefte zum Tübinger Atlas des Vorderen Orients, Reihe B (Geisteswissenschaften), 77), Wiesbaden, 1992, 467 p. la Vaissière E. de, Histoire des marchands sogdiens, (Mémoires de l’IHEC, 32), Paris, 2002. la Vaissière E. de, RIBOUD P. «Les livres des Sogdiens», Studia Iranica, 32-1, 2003, p. 127-136. Lévy S. «Notes chinoises sur l’Inde. V Quelques documents sur le bouddhisme indien dans l’Asie centrale», Bulletin de l’École Française d’Extrême-Orient, V, 1905, pp. 253-305. Maenchen-Helfen O. «Huns and Hsiung-nu», Byzantion, 17 (1944-45), 1945, p. 222-243. Maenchen-Helfen O. «Pseudo-Huns», Central Asiatic Journal, 1, 1955, p. 101-6. Maenchen-Helfen O. «Archaistic Names of the Hiung-nu », Central Asiatic Journal, 6, 1961, pp. 249-261. Maenchen-Helfen O. The World of the Huns. Studies in Their History and Culture,Berkeley, 1973. Parlato S. «Successo euroasiatico dell’etnico ‘Unni’», dans La Persia e l’Asia Centrale da Alessandro al X secolo, (Atti dei Convegni Lincei, 127), Roma, 1996, p. 555-66. 132

Этьен де ла Вессьер

Procope. Histoire des guerres : DEWING H.B. (éd., trad.), The History of the Wars, I, Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1914, 583 p. Shiratori K. «A Study of Su-t’ê, or Sogdiana», Memoirs of the research department of the Toyo Bunko, 2, 1928, p. 81-145 Sims-Williams N. Sogdian and other Iranian Inscriptions of the Upper Indus, I-II, (Corpus Inscriptionum Iranicarum, II/III), London, 1989-1992. Sims-Williams N. New Light on ancient Afghanistan. The Decipherment of Bactrian, London, 1997. Sims-Williams N. « Ancient Afghanistan and its Invaders: Linguistic evidence from the Bactrian documents and inscriptions », dans N. Sims-Williams (éd.) Indo-Iranian Languages and Peoples, (Proceedings of the British Academy, 116, Londres, 2002, p. 225-242. Sinor D. «The Hun Period», dans D. Sinor (éd.), Cambridge History of Early Inner Asia, Cambridge, 1990, p. 177-205. Tongdian, par Du You, Changsha, Yuelu shushe, 1995. Wei Shu, par Wei Shou, Beijing: Zhonghua shuju, 1974. YÜ, Ying-Shih, «The Hsiung-nu», dans D. Sinor (éd.), Cambridge History of Early Inner Asia, Cambridge, 1990, p. 118-149. Zeimal’ E.V. «The Political History of Transoxiana», chapitre 6 de la Cambridge History оf Iran, 3/1 : The Seleucid, Parthian and Sasanian Periods, Cambrige: University Press, 1983, p. 232262 Zürcher E. The Buddhist Conquest of China, (Sinica Leidensia, XI), 2 vol., 2ème éd., Leiden: Brill, 1972, 470 p.

133

Этьен де ла Вессьер

ДЯДИ И БРАТЬЯ: КАГАНЫ АШИНА И ТЮРКСКИЙ СЛОВАРЬ РОДСТВА Cложность древнетюркского словаря родства внесла путаницу в китайские источники. Понятие «äci» – одновременно дядя со стороны отца и старший брат, обычно передавалось разными вариантами названия дяди по отцовской линии. Констатация этого факта позволяет очень просто решить ряд проблемных моментов в политической истории первой тюркской империи. В статье идентифицирован каган Зиебел, союзник Ираклия на Кавказе в 628 году, а также выяснены обстоятельства, предопределившие великий раскол империи на государства западных и восточных тюрок. В понимании системы родства у древних тюрок (VI–VIII вв.) был достигнут значительный прогресс. Факты, хорошо известные этнологам для поздних периодов, были отмечены и отождествлены и для периода раннего средневековья, благодаря анализу словаря родства по надписям тюркской империи. Конечно, слишком ограниченный характер этого корпуса текстов не позволяет проследить систему во всех деталях, но некоторые ее элементы, тем не менее, хорошо установленны. Я ограничусь здесь лучше всего обоснованным и самым главным для политической истории тюркской империи указанием. В этих текстах дяди и старшие братья человека, от лица которого идет речь, не различаются, но сгруппированы вместе под именем «äci», как это было показано полвека тому назад К. Гронбечем 1. Так, в орхонских надписях Капаган – второй каган восстановленной тюркской империи является «äci» Бильгэ – своего дяди, а Бильгэ, в свою очередь, для Кюльтегина его «äci» – его старший брат. Историк может здесь предоставить этнологу некоторые данные из ранних периодов, оставшиеся незамеченными: китайские тексты недалеки от функционального определения группы «äci», когда они уточняют, что «после смерти отца или старшего брата, старшего или младшего брата отца, сын, младший брат и племянники объединяются с их тещами, их тетками и их невестками» 2. Но старшие не могут вольно обращаться с младшими. По отношению к говорящему, и не принимая во внимание моралистские рассуждения китайского повествователя, определенная таким образом группа выстраивает мужских представителей клана в прямую линию. И «äci», и группа определены как собрание мужчин клана, среди которых говорящий должен взять на себя заботу о женщинах в случае смерти этих мужчин. Но рассмотрим понятие «äci» в историческом плане. Это будут династийные и геополитические распри священного клана Ашина первой тюркской империи. Тот факт, что старший брат и дядя могли быть перепутаны, является в итоге главной информацией в рамках системы преемственности по боковой линии, которая иногда доминировала в тюркской империи, когда младший 1 Gronbech 1953. См. также Baștuĝ 1993, 10 в отношении древнетюркского языкаи надписи из Орхона.. Этот факт хорошо известен и проходит через всю историю тюрок.: Gokalp, 1987. 2 Zhoushu 50.910 : 父[兄]伯叔死者，子弟及姪等妻其後母、世叔母及嫂，唯尊者不得下淫 . См. также в политическом плане текст о власти дяди по отцовской линии, которого можно назвать корнем, а племянник всего лишь листья и ветви: Suishu 84.1870.

134

Этьен де ла Вессьер

брат скорее, чем сын, наследовал старшему брату. Поскольку главную информацию для нашего знакомства с тюркской империей содержат китайские источники, она проходит через фильтр их лексики, отражающей абсолютно отличную систему родства. Если наследование типа отец – сын или определение понятия «младший брат» не ставят каких-то особых проблем, будучи хорошо дифференцированными в обоих языках, то как можно понять китайский текст, когда он указывает, что каган был свергнут своим дядей? Ни Э. Шаванн, ни Ли Манн Цай, которые перевели главные китайские тексты, касающиеся тюрок, не смогли интегрировать эти интерпретации в свои реконструкции 3. Какого доверие ко всему комплексу исследований политической истории тюрок, если они базируются на китайских источниках? К счастью, можно констатировать, что интеграция этих открытий в область социальной истории, в классический корпус востоковедения, ничуть не увеличивая существующие сомнения, может предложить для остающихся нерешенными проблем новые и удивительно простые решения. Дядя Зиебел? Можно ли так отождествить тюркского союзника Ираклия в 627–629 годах? Известно, что действия этого императора на Кавказе и в Месопотамии были решающими моментами в истории VII в. и значительно ослабили сасанидскую империю. Своей удачей Ираклий в большой степени обязан союзническим отношениям, которые он завязал с тюрками, из них поколением позже могла родиться империя хазар, вся в целом или какая-то ее часть. Однако об этих тюрках, несмотря на обширную историографию, по-прежнему мало сведений 4. С точки зрения китайцев, политический контекст был следующим: во время первых предварительных контактов Ираклия с тюрками и затем первых натисков (осада Тифлиса в 627 году) над западными тюрками царствовал Ябгу Каган Тонг (統葉護可汗). Он умер и дата его смерти неизвестна, хотя должна быть в промежутке между 11 февраля 628 и 29 января 629 года 5. Ему наследовал его убийца, его дядя Каган Мохе Дуоху Чули Сипи (莫賀咄侯屈利俟毗可汗). Но это право на престол сразу же было оспорено частью элиты, которая заранее видела на престоле сына Тонга – Ябгу Кагана Се (肆葉護可汗). Два соперника географически раздели власть в империи западных тюрок, а затем Се добился, что его соперник был отброшен на Алтай и затем победил его в 630 году 6. Согласно сасанидским и византийскими источникам, император Ираклий встретился в 627 году со своим тюркским союзником у стен Тифлиса. Хроника Феофана Исповедника именует его Зиебел и уточняет, что он был вторым по рангу после кагана и что его сопровождал сын 7. Хроника патриарха Никифора сообщает просто о предводителе тюрок и добавляет, что Ираклий обещал ему руку дочери 8. «История албанцев Кавказа» содержит более детальные сведения: называет предводителя тюрок Жебу Хаканом и уточняет, как и Феофан, что он был вице-королем короля севера и вторым после него в королевстве и что его сопровождал сын Шад. Этот последний определен как племянник короля севера.

Chavannes, 1903, Liu 1958. Информацию можно найти: Bombaci, 1970, который приводит библиографию и предшествующие исследования, в особенности: Dunlop, 1954, 30-31, Артамонов, 1962, 146-7, Marquart 1903, 349, 498. См. также: Dobrovits 2003 о самых последних исследованиях.. 5 См.: Xin Tangshu 217.6134 и Chavannes 1903, 95. 6 Xin Tangshu 215.6057, и Chavannes 1903, 54. 7 Theophanes Confessor, trad. Mango et Scott 1997, 447. 8 Nikephoros trad. Mango 1990, 57. 3

135

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Далее версии расходятся в дате взятия Тифлиса. Если следовать «Истории албанцев Кавказа», то мы узнаем, что и отец, и сын собрали свои силы перед Тифлисом в 628 году и взяли город, а затем отец отправился в обратный путь, оставив Шада осуществлять контроль над Албанией. В 629 году сын получил от своего отца грозный приказ об отступлении 9, в то время как Ираклий отозвал свою дочь, посланную ранее к жениху, о котором Никифор говорит как об уже умершем 10. Обобщенный портрет, который можно нарисовать на основе этих сведений западных источников, относительно ясен: предводитель тюрок, выступивший на стороне Ираклия, является вторым лицом в государстве и братом великого кагана. Он назван Зиебел и также носит титул Ябгу Каган. Как эти данные соотносятся с китайскими текстами? Ясно, что в 627 году верховным каганом западных тюрок был Тонг, в это время больше не было никакой субординационной связи между тюрками –восточными и западными. И только он мог быть каганом в хронике Феофана или королем севера в «Истории албанцев». Но кто же тогда Зиебел – его брат? У Тонга были братья, упомянутые в китайских источниках, но ни один из них не является тем, чье имя или действия могли бы указать на то, что это был Зиебел 11. Однако есть имя одного из членов этой семьи, которое без больших фонетических трудностей может быть сопоставлено с Зиебелом, это – имя его дяди и убийцы. В китайских источниках он именуется Сипи Каган. Сипи произносится в Early Middle Chinese как ʐih-bji, тогда как заглавная Z в имени Зиебел может передаваться как z, ž, š или ǰ 12 . Другие знаки в имени Зиебел и Сипи сближаются очень четко. Тонг передал управление над частью империи с титулом «малый каган» своему дяде китайских источников 13. Итак, Зиебел – это вицекороль византийских источников и его титул точный эквивалент титула «малый каган». У Тонга могло быть одновременно множество малых каганов 14. Но Сипи, однако, единственный малый каган, упомянутый источниками, а собственных сыновей у Тонга не было 15. Один несколько неясный пункт связывает Сипи с западом: когда сын Тонга Си ищет способ его устранить, он называется малым каганом, контролирующим запад. Это тот малый каган, который изгнал Сипи на Алтай, а затем убил его в 630 году. Этот малый коган потом использовал бунт, чтобы опрокинуть Си. Последний аргумент - Сипи стал Ябгу Каганом 16. Это отождествление никогда не предлагалось, потому что в нашей системе родства, как и у китайцев, брат не мог быть дядей. Но в тюркской системе все они «äci». Информатор тюрк сказал своему китайскому корреспонденту, что Сипи – это «äci» Ябгу Кагана Тонга, термин, который по-китайски передан как zhufu 諸父, а затем в западных языках переведен как «дядя», тогда как византийцы, однажды имевшие прямой контакт с представителями тюркской элиты у Тифлиса, корректно перевели его как «брат». Весь груз подспудных семейных моделей родства, разделяющих фамильную группу на последовательные поколения, двояким образом проявился в Movsēs Dasxuranc̣i trad. Dowsett 1961, 83, 87, 88, 106. Nikephoros trad. Mango 1990, 67. 11 Зиебел также идентифицирован с Мохе Шадом, братом Тонга Ябгу, он очень активно контактировал с Китаем (Chavannes, 1903, 55). См.: Bombaci, 1970, 11. 12 Moravcsik, 1958, II-33. 13 Xin Tangshu 215.6057, и Chavannes 1903, 54. 14 Drompp 1991. 15 Его старшим сыном был Шад (Huili, в Taishō v. 50, t. 2053, p. 228), а младшим сыном – Тегин (Xin Tangshu 215.6057; Chavannes 1903, 54.) 16 Вместе с Э. Шаванном (Chavannes 1903, 95 n. 3), против Дромппа (Drompp 1991, 109 n. 19), который не исчерпывает сюжет, справедливо критикуя, однако, Э. Шаванна (Chavannes 1903, 38 n. 5). 9

136

Этьен де ла Вессьер

китайской и западной передаче, где одинаковые названия звучат по своему: это – Сипи, «äci» и «малый каган» Ябгу Кагана Тонга (кит.), и Зиебел, также «äci» и вице-король Ябгу Кагана Тонга (визант.). Говорится об одном и том же персонаже, а Тонго Сипи, вероятно, сбросил, благодаря своему престижу и богатствам, которые дали ему кавказские победы и союзнические отношения (с Византией – перев.) 17. Дядя Кара? Могут быть приведены другие примеры в поддержку этой выдвинутой интерпретации: первый преемник на троне Бумына – единственный, носивший чисто тюркское имя – Кара (по-китайски передано как Keluo (科羅), царствовал недолго, до того, когда в 553 году его сменил Мукан. В то время как Суйшу делает из Кары юного брата (弟) Бумына 18, а из Мукана его младшего сына (木杆), все другие источники называют его сыном (子) (Бумына? – перев.) и добавляют, что Мукан его младший сын. В отношении Мукана можно предположить, что в его долгое царствование основные китайские сведения о тюрках носят компилятивный характер. Кара был либо его старшим братом, либо дядей и в связи с этим снова можно подозревать путаницу вокруг понятия «äci» на этот раз уже в самих китайских источниках, которые реконструировали генеалогию на ложных посылах. Реконструкции истории тюркской империи не следуют свидетельству Суйши, а делают из Кара, Мукана и Татпара сыновей Бумына, не опираясь при этом на истинные определяющие доводы. Я когда-то рассмотрел иное решение, чем признание Кары братом Бумына, а, следовательно, также иначе интерпретировал Мукана и Татпара, предложив следующий весомый аргумент: надписи из Орхона уточняют, что после Бумына и Истеми каганами становились младшие братья, затем сыновья наследовали братьям, что прекрасно соответствовало цепочке очередности Кара – Мукан – Татпар и последующему соперничеству в 581–582 годах между их сыновьями, соответственно Неваром (по-китайски – Erfu 爾伏), Тарпаном (? Daluobian 大邏便) и Умрой (Anluo по-согдийски Umna 庵邏). Но наши знания словаря родства могли бы быть здесь полезны и спасти эту реконструкцию. Так, они показывают, что слабым звеном этих описаний является китайская передача понятия «äci», а не прямой преемственности, переведенной слово в слово следующим образом: пара отец/сын (fu/zi 父/子) соответствует паре kan/urï. Многие источники делают из Кары, как и из Мукана, сыновей Бумына, в то время как нотация в надписях из Орхона сделана на полтора века позднее и, возможно, ошибочна 19. Кроме того, один китайский текст, описывающий преемство одного из потомков Кары, указывает, что, начиная с Мукана, младшие братья наследовали своим старшим братьям, что делает из Кары сына его предшественника, а из Мукана – первого младшего брата, взошедшего на трон 20. Дядя Тарду и дядя Шегуй? Третий пример шире по содержанию и содержит в себе необходимость глубокого пересмотра всего, что известно о геополитике первой тюркской империи, где династийные распри тотчас от-

Собственно кавказские и западные обстоятельства и следствия этого отождествления представлены раньше в Vaissière, 2011. 18 Suishu 84.1864. 19 Отметим также, что они выдвигают на первый план роль Бумына, тогда как в гипотезе о порядке наследования среди братьев никто из каганов первой или второй империи не является его потомком. 20 Beishi 99.3295. 17

137

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Мелким шрифтом приведены имена принцев, не носивших титул Великого кагана). Примечание: под именем Mohe Shad: все Каганы Запада, начиная с 631 г. ражаются на состоянии обширной империи, где многочисленные регионы пастбищ кормят претендента на трон и его племена. Прежде всего, следует отметить, что смысл понятия «äci», как кажется, может быть более широким и обозначать по отношению к говорящему круг мужчин в составе его семьи по отцовской линии, более пожилых, чем он сам (за исключением отца). «atï», кажется, обозначает также состав мужчин его семьи по мужской линии более молодых, чем он сам (за исключением сыновей). Так, словосочетание «äcim atïm», формально ассоциирующееся с дядьями и старшими братьями, с одной стороны, и с племянниками и внуками, – с другой, означает в итоге в надписи из Онгина совокупность мужских родственников со стороны отца (в этой надписи названы 65 человек). Таким образом, в китайских источниках можно выделить два других типа вероятных «дядей». Важным событием политической жизни первой тюркской империи был династийный спор между сыновьями, сменивших друг друга предшествующих каганов, который происходил в 581–583 годах. Он закончился расколом империи. Важно понять легитимность притязаний соперников в этом деле. На востоке сын Кары Невар пришел к власти, в то время как на западе сын Мукана укрылся у могущественного Тарду сына Истеми. В этом контексте хроника Суйшу (84.1864) отмечает, что Тарду был дядей (congfu 從父) нового кагана Невара. Э. Шаванн не смог понять проблему, которую ставит особенность тюркского словаря родства, и отметил, что невозможно в этом тексте толковать понятие «дядя» в точном смысле слова. Тарду действительно двоюродный брат отца Невара и, вероятно, старше него. Кажется, что мы имеем здесь иное проявление распространения семантического понятия «äci», которым китайцы систематически наделяли разные варианты термина «дядя», тогда как оно обобщало в себе и другие категории. Но трудности продолжались, так как после смерти сына Мукана в 588 году ему наследовал каган по имени Нири, который правил пятнадцать лет, но родственная связь которого с предшественником не указана. Ему наследовал его сын Даман, сброшенный с престола в 610 году внуком Тарду, Шегуем. Хроника Таншу уточняет, что Шегуй был дядей по младшей отцовской линии (shufu 叔父) Дамана. Отсюда неизбежно вытекает вывод, что Нири был сыном Тарду. Ветвь династии, которая царствовала тогда уже двадцать два года на Западе, таким образом, была связана с линией от Истеми и с 588 года, или скорее с 583, его потомки утверждаются в качестве соперников восточных каганов. Империя западных тюрок была de facto независимая. Таким образом, история происхождения западно-тюркской империи вот уже на протяжении века реконструируется в историографии, только начиная с этого «дяди». Основываясь на вышепри138

Этьен де ла Вессьер

веденном анализе, можно сомневаться в том, стоит ли брать термин «дядя» в прямом смысле. Исходной информацией здесь должно быть признание факта, что Шегуй был «äci» Дамана. Эту гипотезу полностью подтверждает согдийская надпись из так называемого Монголкур, открытая в 1953 году недалеко от китайско-казахской границы близ города Цзаосу в долине Текеса (43°7’18.56» северной широты, 81°11’27.25» восточной долготы, высота над уровнем моря 1790 м). Она была выгравирована в нижней части статуи, изображавшей знатного тюрка. Надпись определена как согдийская в 1978 году и прочтена впервые иранистом в 1990 году. Она никогда не публиковалась полностью 21. Тем не менее, ключевой пункт отныне получен: в строчках 6 и 7 текст возвещает о восхождении Нири (Ними) Кагана внука Мукана на трон Великого кагана. Шегуй, внук Тарду никогда не был братом Нири, лишь дальним двоюродным братом, принадлежавшим к предшествующему поколению Китайский перевод термина «дядя» (shufu 叔父) в очередной раз показал: он мало что дает для передачи понятия «äci». Надпись из Монголкура позволяет восстановить следующее генеалогическое древо тюркских каганов, которое оказывается более простым в отличие от предложенного Э. Шаванном и Лю Мао Цай: Провозглашение Нири Великим каганом в 595 г. представляет собой попытку потомков Мукана, который был подлинным создателем тюркской империи, отстоять легитимность притязаний на всю империю против потомками Кары, который царствовал лишь очень недолго. Парадоксально, что лучше всего это соперничество подчеркивает один византийский текст: китайцы лишь вскользь упоминают Нири. В письме, отправленном в 595 году императору Византии Маврикию, один анонимный каган, которого теперь можно отождествить с Нири, после того, как напомнил главные этапы тюркской экспансии, описывает победу над каганом-узурпатором, именуемым Турумом, и свои собственные притязания на власть во всей империи. Речь идет об эпизоде соперничества за превосходство Нири и Дулана (имя которого произносилось тогда как Toran), сына Невара. Надпись из Монголкура и письмо, отправленное Маврикию, это два прокламативных документа, исходящих от одного и того же кагана. Они сообщают о том же, что китайские тексты представляют нам как ранний раздел империи между восточными и северными тюрками, как изначальное соревнование за верховенство над всей тюркской империей. В этом отношении поражение представителей линии Мукана в 610 году выглядит как окончательный раскол империи. Но ранее потомки Мукана на протяжении двух поколений и начиная с северном Тяньшаня предложили тюркам единую имперскую модель, очень мало похожую на централизованную империю в монгольской степи и очень мало похожую на империю, которая будучи созданной в Семиречье потомками Истемией, наследовала. Библиография 22 Aртамонов М.И. История хазар. Ленинград, 1962. Baștuĝ Sh. Kök Türük kinship terminology: an Omaha model, Central Asiatic Journal, 37 (1- 2), p. 1-20. 1993.

21 См. : Lin, 2005. См. также историческую интерпретацию, которую извлекает из этой надписи Осава: Ôsawa 2006, и критику Э. де Ла Вессьера (de la Vaissière 2010). 22 Все династийные китайские исторические хроники приведены в пагинации изданий Zhonghua Shuju.

139

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Bombaci A. Qui était Jebu Xak‘an? Turcica, 2, p. 7-24.1970. Chavannes É. Documents sur les Tou-Kiue (Turcs) occidentaux, Saint Pétersbourg. 1903. Drompp M. Supernumerary Sovereigns: Superfluity and Mutability in the Elite Power Structure of the Early Turks (Tu-jue). Dans Rulers from the Steppe: State Formation on the Eurasian Periphery, éd. G. Seaman. Los Angeles, p. 92-115. 1991. Dunlop D.M. The History of the Jewish Khazars. 1954. Huili: Da Ci’en si sanzang fashi zhuan 大慈恩寺三藏法師專, éd. Taishō Tripitaka, v. 50, t. 2053. Gokalp A. Le Dit de l’os et du clan. De l’ordre segmentaire oghouz au village anatolien, L’Homme, 27 (102), p. 80 – 98. 1987. Grønbech K. The Turkish System of Kinship, dans Studia Orientalia Ioanni Pedersen Septuagenario A.D. VII id. nov. anno MCMLIII a Collegis Discipulis Amicis Dicata, Copenhague, p. 124-129. 1953. la Vaissière É. de, Maurice et le Qaghan: à propos de la digression de Théophylacte Simocatta sur les Turcs, Revue des études byzantines, 68, p. 219-224. 2010. la Vaissière É. de, The Western wing of the Turkish army and the origins of the Khazar qaghanate», dans Zuckerman C. (éd.). Constructing the 7th century, (Collège de France-Centre de Recherche d’Histoire et Civilisation de Byzance, Travaux et mémoires 17), à paraître. 2011. Lin Meicun A Survey of the Turkic Cemetery in Little Khonakhai, dans Les Sogdiens en Chine, éd. É. de la Vaissière et É. Trombert, Paris, p. 377-396. 2005. Liu Mau-Tsai. Die chinesischen Nachrichten zur Geschichte der Ost-Türken (Tü-küe), Wiesbaden.1958. Marquart J. Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge, Leipzig. 1903. Moravcsik G. Byzantinoturcica, Budapest. 1958. Movsēs Dasxuranc̣i. The History of the Caucasian Albanians by Movsēs Dasxuranc̣i, trad. C. Dowsett, Londres. 1961. Nikephoros. Nikephoros Patriarch of Constantinople. Short History, éd., trad. et com. C. Mango (Corpus Fontium Historiae Byzantinae, 13), Dumbarton Oaks. 1990. Ôsawa Takashi. Aspect of the relationship between the ancient Turks and the Sogdians – based on a stone statue with Sogdian inscription in Xinjiang, dans Ērān ud Anērān. Studies presented to Boris Il’ič Maršak, éd. M. Compareti, P. Raffetta, G. Scarcia, Venezia, p. 471-504. 2006. Theophanes Confessor. The Chronicle of Theophanes Confessor. Byzantine and Near Eastern History ad 284-813, trad. et com. C. Mango et R. Scott, Oxford. 1997.

140

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

ДОЛИНА КЕРИИ И ЕЕ СОСТОЯНИЕ НА ВСЕХ ЭТАПАХ РАЗВИТИЯ: АРХЕОЛОГИЯ, ХАРАКТЕР ЗАСЕЛЕНИЯ И АРХАИЧНАЯ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА СТАРЫХ ДЕЛЬТ НА ЮГЕ ТАКЛАМАКАНА (СИНЬЦЗЯНЬ, КИТАЙ) Вступление Это сообщение касается вопроса связей между обществом, водой и окружающей средой, сложившихся на протяжении веков в одной долине на юге Синьцзяня (新疆) – долине Керии (可里雅), в самом центре пустыни Такламакан (塔克拉玛干). Оно построено на результатах исследований, проведенных с 1991 года франко-китайской археологической миссией в Синьцзяне под руководством К. Дебэн-Франкфор и А. Идрисса, которые представляют CNRS (Франция) и Институт археологии Синьцзяня (Китай) при поддержке Министерства иностранных дел; им приносим здесь нашу благодарность 1. Синьцзянь, располагаясь на границе Китая со Средней Азией, на протяжении всей своей истории был местом соприкосновения крупных оседлых империй (Китай, Индия, Персия), и его оазисы всегда были местом контактов и этнокультурных смешений. Однако, вплоть до 1980 года история региона, времени предшествующего сложению Шелкового пути, оставалась практиче-

Рис. 1. Карта Синьцзяня. Долина Керии внутри пунктирной линии, зона наших исследований (MAFCX). Библиографию работ миссии см. p. 151, главным образом (3), (4), (5), (6), (10), (15). Обобщающая научная публикация в стадии подготовки. 1

141

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ски неизвестной. Нашей целью было постараться восполнить этот интересующий нас пробел в археологии региона, обладающего большим потенциалом для открытий. Это – регион Керии, археологическая карта которого ограничивалась двумя городищами, датированными началом нашей эры 2. Река Керия берет свое начало в горах Кунлун (昆仑) и течет на север. В конце последнего периода оледенения ее воды пересекали все пространство между горами Кунлун на юге (регион Хотана –河田) и Тяньшанем (天山) на севере (регион Кучи –库车), где они встречались с Таримом (塔里木). С тех пор ее Рис. 2. Картография на основе съемки со воды теряются в пустыне, образуя обширную спутника «Landsat TM» с показом разных дельту, которая прогрессивно передвигалась фаз заселения, зафиксированных в разных с северо-запада на юго-восток, подчиняясь дельтах Керии в начале обследования 2005 тектоническому поднятию почвы в регионе года (Ф. Дебэн. MAFCX). Памира и сокращению дебита 3. Эти разные этапы существования Керии видны на снимках со спутника, где к северо-западу от современной дельты отмечаются следы палеопротоков, причем наиболее древние локализованы западнее. Наши исследования этой долины между 1991 и 2005 годами базировались на гипотезе, в которой за основу были взяты знания о разных формах среды, изученных в Средней Азии: в частности о форме существования древнего земледельческого населения, открытой в пустыне, а вдоль русел внутренних дельт ныне высохших, но которые в протоисторический период снабжали водой возделанные земли, благодаря отводам и сооружению ирригационных каналов. Эту гипотезу оказалось возможным проверить, когда вдоль современного течения реки и на ее ископаемых руслах было выявлено около 600 городищ и пунктов скопления археологического материала. Анализ этих следов обживания позволил нам восстановить процесс заселения дельт Керии, по крайней мере, на протяжении четырех периодов: современного, древнего (эпоха ХаньЦин, начало н.э. – III–IV вв.), протоисторического (по крайней мере, – II, затем – I тыс. до н.э.), эпоха бронзы, затем железный век. В каждом из них оазис или зона заселенности концентрировались вокруг города или главного городка (Дахейян –大河沿, Карадонг – 喀拉墩古城, Джумбулак Кум (Янча Гушенг –圆沙古城) и городище эпохи бронзы (№ 240). Сравнение этих типов обживания друг с другом дает возможность установить характер взаимодействия между человеком, водой и окружающей средой на протяжении долгого времени и определить константы или вариабельность изменений. Мы попытались изучить различные формы обживания территории и освоения земель сначала по месту нахождения археологических городищ, связанных с древней гидрографической сетью теледетекторным методом, затем, исходя из данных археологических раскопок, характеризующих развитие земледелия, другой Первое городище Карадонг (喀拉墩) открыто С. Эденом в 1898 году (9) и обследовалось впоследствии неоднократно сначала А. Стейном, который заложил там несколько шурфов (12-13), затем различными китайскими экспедициями (14) и, наконец, нами. Второе городище – Маджанлик (玛坚勒克) (см. 8). 3 О геоморфологии Керии и оазисов юга Такламакана см., главным образом, (1), (2), (7), (11), (16), (17). 2

142

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

хозяйственной и культурной деятельности у наследовавших друг другу поколений в этих зонах Керии. I. Современная Керия и ее дельта Изучение современной долины дает ключ к пониманию феномена аридизации и связи человек / среда касательно сельского пространства и способов внедрения жилой застройки. Начиная с конца 1980 года паводковые воды больше не достигают дельты. Развитие ирригации в верхнем течении реки сократило сток реки в пустыню, приводя к засыханию прибрежной лесной заросли, существовавшей в низовьях. Среднее течение реки – это зона опустынивания, где чередуются заросшие камышом болота, засоленные земли, барханы, тополь и тамариск, характерные для прибрежных лесистых зарослей. Этот сектор непригоден для земледелия. Жилье там очень редко рассеяно. Только условия дельты благоприятны для более крупных скоплений домов, но там абсолютно не занимаются земледелием. Сооружение большого ирригационного канала, что позволило бы заниматься земледелием, не дает ожидаемого прироста в области агрикультуры из-за нерегулярного дебита и плохого качества воды. В этих условиях главное направление развития хозяйства в долине составляет разведение овец и коз. Исследования, проведенные нашими сотрудниками-архитекторами (Т. Фурне и А. Корне) 4, позволили выявить фундаментальные принципы расположения зон жилья: близость реки и дороги, связывавшей Иютъян (于田) с Дахейяном (大河沿). Сельское пространство, таким образом, структурировано линейными полосами – каждая шириной в 2 км максимум. Прибрежная растительность дает корм скоту, но также материалы для строительства домов. Внедрение жилья в сельскую местность составляет часть активной хозяйственной деятельности. Занятие скотоводством – как основная отрасль экономики – может объяснить тот факт, что за пределами главного города жилища рассеяны на значительном расстоянии. Их скопления отстоят на 2–10 км друг от друга, и каждое объединяет вокруг себя территорию, позволяющую стадам регулярно переходить с одного пастбища на другое. II. Древняя дельта и ее столица Карадонг Первый этап нашего движения назад во времени – Карадонг, городище, открытое в 1898 году 5, не было целью нашего исследования: обжитое в начале эры, оно было для нас «поздним» объектом. Три сезона работ in situ, тем не менее, позволили нам выяснить, как функционировал древний оазис, а обследование прилегающих территорий выявило существование других объектов, свидетельствующих о последовательном заселении этой дельты на протяжении периода II – IV веков н. э. Карадонг – остатки колонии земледельцев, располагавшейся на берегу древнего русла, обязан своим существованием, вероятно, небольшому укреплению, возведенному в его северной части. Будучи местом остановки караванов и контрольного поста на дороге из Кучи, городище может рассматриваться как столица в древней дельте. Остатки зарослей тамариска и тополя между барханами – это следы растительности, существовавшей на палеопротоках Керии. Достигая своими корнями поверхности грунтовых вод, они поднимаются над бугорками, образованными отмершими кустарниками, и чахнут, когда воды не хватает. 4 5

См. (5) p. 34-47. См. (9). 143

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Археологические артефакты, засыпанные песком, рассеяны на полосе длиной около 3 км и шириной 1,7 км. Точные размеры городища неизвестны. Кроме указанного укрепления мы отметили двадцать скоплений руин (разрушенных строений), остатки тридцати построек (фермы, общественные и религиозные сооружения), зоны ремесленной деятельности и 25 пунктов прохождения ирригационных каналов (рис. 3) 6. Среди значительных памятников примечательны остатки двух буддийских святилищ, в которых открыты фрагменты наРис. 3. Карадонг, топографическая съемстенных росписей, относящихся к разряду ка (Ж. Сюи р) и и ррига ционный ка на л самых древних в Китае и в Средней Азии. (MAFCX). Строения с деревянным каркасом, как и современные, были задуманы как небольшие имения, включающие жилища с хозяйственными пристройками, сады, виноградники и возделанные поля. Ситуация, которая перенесена и в настоящее время, соответствует той, что включала оазисы на краю пустыни и в предгорьях, как в Иютьяне, но которую больше не находят ни на среднем течении, ни в дельте Керии. Эксплуатация жителями Карадонга окружающей среды, характеризующаяся шатким равновесием, склоняющимся больше в сторону охоты и скотоводства, чем земледелия, осуществлялась благодаря ирригации. В южной части городища мы засняли следы ирригационной сети, которую можно было проследить на протяжении почти 2 км. На поверхности городища выявляются несколько ее этапов, некоторые из протоков использовались повторно во время последовательных переделок сети. В целом, все эти каналы ориентированы в направлении север–юг. Их размеры: ширина от 50 до 90 см и от 20 до 25 см глубина. Другие каналы сохранились севернее, где мы идентифицировали остатки их участков и резервуар около 30 м в диаметре. Анализ осадочных пород, происходящих из Карадонга, проведенный в «MEB» 7 показывает, что в эпоху функционирования города физическая среда уже была отмечена признаками сильной аридизации. Городище находилось в зоне близкой к границе паводковых вод. Вероятное накопление этих паводковых вод могло повлечь миграции жителей, но половодье доходило до Карадонга и после его запустения. Если условия не благоприятствовали больше постоянному обживанию городища, оставалось достаточно воды и растительности для того, чтобы необитаемые секторы города могли служить пастбищем, пока полностью не превратились в пустыню. III. Протоисторическая дельта Мы смогли достигнуть обширной северо-западной дельты Керии в 41 км далее, чем мы ожидали. Здесь мы получили доказательство, что с очень древних эпох эта дельта поддерживала

См. (5) p. 56-107. По Бригитт Кок (Парижский университет VII, Лаборатория физической географии Центра научных исследований Франции (CNRS), Мёдон) и Лю Венсуо (Институт археологии Синцзяня). 6

144

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Рис. 4. Джумбулак Кум, городская стена и южные ворота. Реконструкция. Т. Фурне (MAFCX). жизнь земледельческого населения, основанную на искусственном орошении. Мы открыли там город Джумбулак Кум – первый пункт, населенный ранее эпохи Хань, и единственное обитаемое поселение известное в Синьцзяне для эпохи – середины I тыс. до н. э. 8 Впоследствие мы попытались лучше определить протяженность оазиса, в котором Джумбулак Кум был столицей, и закончили тем, что обнаружили зону заселенности еще более древнюю. Джумбулак Кум, укрепленный город железного века и его могильники Само городище слабо различимо в океане окружающих его барханов. Однако лучше чем само городище виден полный ансамбль: город десяти гектаров площади и его могильники, бывшие в обводненном окружении и вписывающиеся в обширную зону заселенности. В отличие от Карадонга, Джумбулак Кум – укрепленное поселение, возведение оборонительной стены которого потребовало привлечения значительных средств. Стена – много раз перестроенная, представляет собой массив сооружения от 2 до 4 м высоты и 4–5 м толщины: ее можно проследить на 720 м. Южные ворота города, фланкированные бастионом, включают проход, закрывавшийся деревянной дверью. Только здесь во всем Синьцзяне мы проследили стратиграфию наслоений мощностью более 7 м, сложившихся почти исключительно из органических материалов. Ее изучение дает обширную абсолютно новую информацию о скотоводстве и, особенно, о земледельческой практике в регионе. Исследование костных останков из этой свиты слоев, проведенное С. Лепецем (UMR5197), показало, что такие животные как коза и баран, бык, верблюд, эквиды и собака уже были одомаш8

См. (5) p. 120-225. 145

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

нены. Нашим исследованием подтверждено присутствие быка в стаде на протяжении всего протоисторического периода, что не наблюдается в современной дельте: там бык исчез. Виды растительности, определенные С. Ньютоном (UMR5059) (тополь, тамариск, колючий кустарник, камыш), характерны для прибрежных зарослей и, как кажется, все они широко использовались в хозяйстве. Культурные растения (просо, ячмень и пшеница) представлены исключительно зерновыми, что также отличает протоисторическую дельту от современной. Их культивирование в этой местности, подтвержденное находками остатков урожая и следов его обработки, не могло осуществляться (по крайней мере, для пшеницы) без искусственного орошения. И следы ирригационной сети, выявленные вокруг городища, простираются на многие километры. Эта сеть самая древняя, известная на сегодня в Синьцзяне. Ее присутствие обновляет наши знания о заселенности в I тысячелетии до н. э. региона, который часто рассматривался исключительно под углом зрения пастушеского номадизма. Этот установленный факт позволяет также отвести Синьцзяню подобающее место в процессе развития оседлых земледельческих обществ Средней Азии. Как и в Карадонге, ирригационная сеть здесь основана на мелких каналах (50–150 см шириной). Их этапы позволяют выделить расселившиеся рядом объединения типа кланов, осуществляющих ирригацию значительных зон, без необходимости прибегать к системе государственного регулирования. Мы отметили такие многочисленные этапные участки, распределенные по времени их строительства, перекроенные трассы каналов, отметили следы переделок и накопленные на берегах остатки очистки русел. Кем же были обитатели этого города? Оседлыми земледельцами и скотоводами, ткачами и металлургами. Внутри городских стен были выявлены обширные жилые комплексы, включавшие пристройки для животных и маленькие силосные бункеры из сырцового материала. И снова повсюду присутствуют деревянные детали из тополя, как в домах, так и в погребениях, обнаруженных за стенами города на многочисленных кладбищах. Сначала в 1996 году были обнаружены тридцать погребений. В 2001 году возобновление работ в окрестностях городища привело к новым открытиям, среди которых – комплекс нетронутых могил, содержащих высохшие тела, облаченные в одежды. Погребения были разных типов: грунтовые ямы и гробы, или деревянные покрытия из тополя, или ямы с конструкциями внутри. Покойные в колпаках на голове, в шубах, с рукавицами были одеты в штаны, туники и кавалерийские сапоги среднеазиатского типа. Они были уложены вытянуто на спине с согнутыми и поднятыми коленями. Лица были покрыты накидками красного цвета. Две из этих мумий особенно примечательны. Первая принадлежит пожилой женщине с окрашенным лицом, на лоб надвинута медная диадема, покрывавшая головной убор с железным встроенным навершием, который можно сравнить с убором причесок в Средней Азии. Вторая мумия – мужчины, одетого в штаны с вышитой полоской цветочных розеток, мотивом, унаследованным от ахеменидской традиции. Подобный мотив обнаружен на предметах при раскопках гробниц в слое вечной мерзлоты на Алтае в Пазырыке или совсем недавно А.-П. Франкфором в Береле 9. Эти мумии антропологически относятся к европеоидному типу, они представляют факты первостепенной важности для исследования погребальных обрядов, но также и для изучения истории заселения региона (вопрос индоевропейских миграций, который касается в целом всей Francfort H.P. Samashev Z.S. et al. «Le Kourgane de Berel dans l’Altaї Kazakhstanais» // Arts Asiatiques. tom. 55 (2000). p. 5-20. 9

146

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Рис. 5. Джумбулак Кум, мумия мужчины в вышитых брюках (MAFCX). Евразии) и современного населения. Их исследование и анализ органических материалов, найденных в изобилии на городище, позволили нам предложить ряд исследовательских программ: по головным уборам, прическам, татуировке и особенно раскраске тел или еще по тканям, волокнам и красителям. Первые полученные результаты позволяют выявить сеть нефиксированных ранее путей обменов, начиная от движения других материалов, которые касаются, например, использования волокон или красящих веществ, или движение текстильных объектов, технологий, орнаментальных мотивов между средиземноморским миром и Дальним Востоком. Таким образом, жители были далеки от того, чтобы замыкаться в рамках региона и своего города, столь отличного от главного города современной дельты. Если их серая керамика без росписи характерна только для западного и южного Синьцзяня, то другой археологический материал показывает, что они были в контакте с Китаем, индийским миром и оседлыми обитателями Средней Азии. Об этом свидетельствуют различные импортированные предметы – бусы из стеклянной пасты или сердолика, монеты-каури из бронзы, хлопковые ткани или тонкотканные холсты, окрашенные кошенилью. Другие предметы, на этот раз местного производства, но декор которых выдает связи с искусством степей, сами по себе являются неизвестными ранее вехами, дополняющими карту многовековых связей между Средней Азией и Северной Индией, выявленных А.-П. Франкфором в исследовании петроглифов Средней Азии 10.

Francfort H.-P., Klodzinski D. et al. «Petroglyphes archaiques du Ladakh et du Zanskar» // Arts Asiatiques XLV (1990). p. 5-27. 10

147

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Оазис Джумбулак Кум, его протяженность и прошлая жизнь: эпоха бронзы Территория обживания этой дельты не ограничивалась этим большим городищем. Исследование местности вдоль протоков, расположенных к северо-западу от города, позволило нам составить лучшее представление о пространственной протяженности оазиса и культуре населения в Джамбулак Кум. Там найдены следы обживания и дальше сорока километров от города, несмотря на эрозию и еще более значительную засыпку песком. Первые признаки культурных изменений появились примерно на линии 390 долготы, они проявили себя в появлении красной керамики неизвестного до того типа, вероятно более древней, но трудно датируемой, так как она найдена вне стратиграфического контекста. Далее к северу культурный горизонт, представленный в Джамбулак Кум исчезает и уступает место другому, который можно отнести ко времени финальной бронзы (конец II тысячелетия до н. э.). В целом в Джумбулак Кум взяты на учет 112 городищ и древних пунктов скопления археологического материала, среди них, остатки загонов для скота, соответствующих местам обживания, рассеянным по берегу реки, как вдоль современного водостока, так и главного поселения жилищ с пристройками, окруженного возделанными землями. Следы более значительного городища с постройками (№ 240) были обнаружены в конце 2005 года близ последнего пункта нашего обследования. В настоящее время это следы самого древнего этапа заселения, известного в этом регионе. Они приносят новую информацию для нашей изначальной гипотезы о характере заселения долины в связи с эволюцией окружающей среды. Заключение Представленный общий обзор разнообразных типов освоения дельт Керии от современности до эпохи бронзы позволяет выявить как константы в способе обживания и введении в орбиту хозяйственной деятельности территорий на протяжении периода около 3000 лет, так и вариабельность изменений. Факторы, определяющие сложившуюся преемственность континуитет, доминируют, в силу того, что к этому принуждала среда, которая глобально мало менялась. Какую бы эпоху не рассматривать, расположение городищ – линейное и следует направлению рукавов дельты, та же иерархия внутренней сети, в которой ирригационные каналы связаны с городищами (по схеме – столицы расположены в центре системы, а ординарные городища на окраинах). Какую бы эпоху не рассматривать, среда в которую включаются зоны обитания, не стабильна как на длительный период, так и в масштабе одного года. Жилая структура (её материалы, техника) также слабо развита, как и использование прибрежных лесных зарослей и пастушество. Сохраняется и способ организации земледелия и ирригации: отводы каналов всегда делаются очень просто технически, но это позволяет орошать большие пространства. Что касается уровня развития земледелия, то в этой области проявляются самые значительные изменения: упадок русла и дельт, слабые знания реки повлекли сокращение водных ресурсов, уменьшение размеров оазисов и обеднение биосферы. Состояние современной дельты больше не позволяет культивировать злаки, констатируется сокращение числа видов домашних животных (случай с быком). Прогрессирующий разрыв хрупкого равновесия, который отмечается на протяжении веков, кажется, значительно увеличился за последние 50 лет, вероятно из-за слишком сильного расширения возделываемых земель и ирригации в верховьях реки.

148

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Надо обратиться к современным зонам предгорий и оазисов на краю пустыни, чтобы увидеть ситуацию сравнимую с той, которую мы наблюдаем для античного и протоисторического периода. Общая библиография 1. Coque, Roger, «Géomorphologie et néotectonique en Asie centrale : l’apport d’observations préliminaires dans le bassin du Tarim (Xinjiang) ; Milieux physiques et relation homme/nature en Chine I», Annales de Géographie, 101, 1992, pp. 413-432. 2. Coque, Roger, Gentelle Pierre et Coque-Delhuille Brigitte, «Desertification along the piedmont of the Kunlun chain (Hetian-Yutian sector) and the southern border of the Taklamakan desert (China): Preliminary geomorphological observations”, Revue de Géomorphologie dynamique, 1-1991, pp. 1-27. 3. Debaine-Francfort, Corinne et Francfort, Henri-Paul, «Oasis irriguée et bouddhisme ancien à Karadong: Premiers résultats de l’expédition franco-chinoise de la Keriya (Xinjiang, RPC)», Comptes rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 1993 (nov.-déc.), pp. 929-949. 4. Debaine-Francfort, C., Idriss, A. et Wang Binghua, «Agriculture irriguée et art bouddhique ancien au coeur du Taklamakan (Karadong, Xinjiang, II-IVe siècles). Premiers résultats de l’Expédition franco-chinoise de la Keriya», Arts Asiatiques, XLIX, 1994, pp. 34-52. 5. Debaine-Francfort, C. et Idriss, A. éds., Keriya, mémoires d’un fleuve, Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, Paris: Findakly, 2001. 6. Debaine-Francfort, C. et Idriss, A., «Dans les sables du Taklamakan : oasis perdues de la Keriya», In Ministère des Affaires Etrangères éd., Archéologies, 20 ans de recherches françaises dans le monde, Paris: Maisonneuve & Larose-ADPF-ERC, 2005, pp. 609-612. 7. Gentelle, Pierre, «Une géographie du mouvement : le désert du Taklamakan et ses environs comme modèle», Annales de Géographie, 567, 1992, pp. 553-594. 8. He Dexiu 何德修 et ZHANG Tienan 张铁男, «Yutian xian Majianleke yizhi diaocha jianbao 于田县玛坚勒克遗址调查简报 Rapport préliminaire sur la prospection du site de Majanlik, district de Yutian», Xinjiang Wenwu, 1990/3, pp. 8-13. 9. Hedin, Sven, Scientific Results of a Journey in Central Asia, 1899-1902, Vol. 1: The Tarim River, Stockholm: Bocktryckeri & Norstedt, 1904. 10. Idriss, A. 伊弟利斯. 阿不都热苏勒 et Zhang Yuzhong 张玉忠, «1993 yilai Xinjiang Keliya he liuyu kaogu shulüe 1993 年以来新疆克里雅河流域考古述略Note sur l’archéologie de la vallée de la Keriya au Xinjiang depuis 1993”, Xiyu yanjiu 西域研究, 1997/3, pp. 39-42. 11. Jäkel, Dieter et Zhu Zhenda eds., «Reports on the ‘1986 Sino-German Kunlun-shan Taklimakan Expedition”, Die Erde. Zeitschrift der Gesellschaft für Erdkunde zu Berlin, Berlin, 1991. 12. Stein, Marc Aurel, Ancient Khotan, Oxford: Clarendon Press, 1907. 13. Stein, M.A., Serindia, Oxford: Clarendon Press, 1921. 14. Wu Zhou 吴州 et Huang Xiaojiang 黄小江, «Keliya he xiayou Kaladun yizhi diaocha 克里雅河下游喀拉墩遗址调查 Prospection du site de Karadong sur le cours inférieur de la Keriya», In Xinjiang Keliya he ji Takelamagan kexue tanxian kaocha dui ed. 新疆克里雅河及塔克拉玛干科学探险考察队, Keliya he ji Takelamagan kexue tanyan kaocha baogao克里雅河及塔克拉玛干科学探险考察报告-The Report of Scientific Exploration and Investigation in the Keliya River Valley and the Taklamakan Desert, Zhongguo kexue jishu chubanshe 中国科学技术出版社, Pékin, 1991, pp. 98-116.

149

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

15. Xinjiang wenwu kaogu yanjiusuo 新疆文物考古研究所 Institut d’Archéologie et du Patrimoine du Xinjiang et al., «Xinjiang Keliya he liuyu kaogu diaocha gaishu 新疆克里雅河流域考古调查概述 Prospection archéologique dans la vallée de la Keriya au Xinjiang», Kaogu, 1998/12, pp. 28-37. 16. Yang Xiaoping, «The oases along the Keriya River in the Taklamakan Desert, China, and their evolution since the end of the last glaciation», Environmental Geology (Springer-Verlag GmbH), 41/3-4 (Dec. 2001), pp. 314-320. 17. Zhou X.J. et Zhu F., «The Formation and Evolution of Oases in the Keriya River Valley”, Quaternary Sciences, 3, 1994, pp. 249-255.

150

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

ДЖУМБУЛАК КУМ - УКРЕПЛЕННЫЙ ГОРОД Джумбулак Кум – третье городище, входившее за последнее время в наши маршруты. Здесь нет ничего или почти ничего, кроме песков. Остатки древнего леса, росшего по берегам Керии в эпоху железа, были поглощены ими навсегда. Едва заметные среди барханов следы древнего города полностью соответствуют своему названию – «круглые пески», которое некогда охотники на газелей дали его древним руинам, известным только им, место которых полностью забыто их потомками. Пустыня царствует здесь безраздельно до того места, где по контрасту высохшие стволы деревьев у Карадонга, и конусы тополей или томариска производят эффект буйных зарослей. Однако 2500 лет тому наза д, а может быть и ранее, «на этой земле, ныне жуткой пустыне – процветала роскошная растительность» 1, а обширная дельта простирала здесь свои насыщавшие ее водой рукава. Дельта поддерживала земледельческое население, хозяйство которого основывалось на разработанной системе искусственного орошения, и все это задолго до китайской колонизации бассейна Тарима. В этом бесконечном океане песков как реперная точка появляется на горизонте темный барьер, который издалека воспринимается как некий сигнальный пункт (рис. 1). Он аномален в пейзаже, и, тем не менее, это – линия укреплений, очень сильно разрушенных и частично скрытых под барханами, которую можно понастоящему различить, лишь приблизившись к ней. Это впечатление уже испытал С. Хедэн, когда открыл более позднее городище в Лоуляне: «мертвый город становится различимым, лишь когда подходишь к нему и поднимаешься наверх». И Рис. 1. Линия оборонительных стен, восэта оборонительная стена города, бывшего точная сторона (фото Ж. Васкез).

Hedin, 1904, p. 311. 151

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

белым пятном на карте, расположенного вдали от маршрутов первых исследователей, стала для нас венцом трехгодичных поисков и подтверждением наших рабочих гипотез. В эту минуту, ставшую знаменательной для всего Синьцзяня, протоисторический период истории которого до того был реально известен лишь по погребениям, была открыта абсолютно новая археологическая культура, отраженная в этом городище. Для истории региона оно не было равным по значению этим погребениям, оно превышало всё, что они могли дать; были открыты базовые основы, на которые могли бы опираться будущие исследования, стало возможным поставить вопросы, которые, однако, подчас останутся без ответа. Это была и это еще есть работа для всего отряда специалистов-исследователей, где каждый вел наблюдения в своей области, укладывая свой камешек в общее здание понимания этого поглощенного временем прошлого и его реконструкцию. Понятно, что подход, который мы приняли, был чисто внутридисциплинарный. Наше огромное преимущество заключалось в том, что мы могли проводить долговременные исследования впечатляющей массы высохших органических остатков, остатков в высшей степени хрупких, разрушающихся, но сохраненных, и получить информацию, которую обычно невозможно извлечь из археологических городищ за редким исключением (в Египте, в Перу, на Алтае в гробницах в слое вечной мерзлоты). В отличие от Карадонга, небольшого незащищенного стенами поселения, сконцентрированного вокруг крепости, Джумбулак Кум, как уже сказано, является укрепленным городком, что само по себе ставит вопрос о причинах, которые могли подтолкнуть жителей защитить себя таким образом. Была ли это политическая нестабильность, изменение окружающей среды, реакция на угрозу внешнего нападения, опасность набегов кочевников, грабежей, или просто это сделано в целях наблюдения. Мы отметили только некоторые возможные причины, но главное, что следует констатировать – это монументальный характер всего ансамбля, возведение которого со всей очевидностью потребовало мобилизации значительных средств и материалов. Топографическая съемка городища с его стенами (от 7 до 8 га) произведена в 1996 году Ж. Сюиром (рис. 2). В стене, многократно уничтожавшейся пожаром, имелись двое ворот – на североРис. 2. Топографическая съемка города. Обовостоке и юге. Стена, прослеженная на ронительная стена, едва выступающая из баротрезке длиной в 720 м, лучше всего ханов песка, дает трапециевидный абрис городсохранила свою массивную конструк- ских укреплений (Ж. Сюир). цию в южной части (рис. 3–4). 152

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Рис. 3. Южная городская стена: связки тамариска и сырцовые кирпичи (фото О. Мейер).

Южная стена города (Т. Фурне и О. Мейер) Участок городской стены в 15 метрах на востоке от южных ворот был избран для заложения траншеи, позволяющей получить разрез этого укрепления, сохранившегося на высоту почти в

Тело городской стены и ее разрез (Т. Фурне). См. также рис. 4 на стр. 158.

153

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

2 метра 2. Следует отметить, что эта часть глубоко изъедена эрозией, выветриванием и находится под угрозой полного превращения в руины. Строительство зависело от материалов, которые можно было найти в дельте, лучшим из них был сырцовый кирпич, кладка из которого сопровождалась техникой использования армированной земли (чередование веток, растений и слоев земли). Стена минимальной шириной в 4–5 метров, характеризуется ассиметричным профилем: внешний фас из крупных сырцовых кирпичей (66 х 40 х 11 см), уложенных тычком, удерживает насыпь из армированной земли, склон которой более или менее четко очерчен; со стороны, обращенной внутрь города, он частично подвергся эрозии. Каждый верхний ряд кирпичей, слегка отступая от предыдущего, придает стене уклон в 10–15 градусов. Эти кирпичи изготовлены из осадочного глинозема без добавления отощителя или растительных волокон. Исключительно выветренные и хрупкие, они часто оставляют от себя лишь следы. При их расчистке невозможно выявить перевязку в кладке, так как швы представляют из себя простые слои глинозема в 2–3 см толщиной. Эту структуру стены из кладкой и армированной земли дополняет конструкция из связка стеблей 14–17 см толщиной. Они собраны из ветвей тамариска, положенных горизонтально и через каждые 45–60 см сжатых длинными вертикально поставленными кольями из дерева тополя (7–10 см в диаметре), скрепленными в пары связками ветвей тамариска. Вероятно, эта структура образовывала внутреннюю грань парапета, защищавшего круговую дорожку, обегавшую поверху оборонительную стену.

Предложенная реконструкция южной городской стены (Т. Фурне). 2

Раскоп О. Майера и Цзан Шуана

154

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Реконструкция южной оборонительной стены (Т. Фурне) Лакунарное состояние стены существенно ограничивает возможность реконструкции всего сооружения. Оно, однако, представляет определенную однородность, характерную для всего ансамбля укреплений, и потому структуры, прослеженные в разрезе южной стены, позволяют предложить суммарную реконструкцию. Поверху конструкции из армированной земли, вероятно, пролегала обходная дорожка, защищенная толстым кирпичным парапетом, поддерживавшимся изнутри стеной-контрфорсом из связок тамариска и деревянных шестов из тополя. Снаружи была видна только кирпичная стена высотой около 3 метров, угол наклона которой около 10 градусов в нижней части увеличивается кверху. На других секциях стены можно видеть две структуры из параллельных горизонтальных связок, ограничивавших пространство на ширине от 1,5 до 2 метров. Оно, видимо, было перекрыто и предназначено для отхода. В этом случае надо мысленно восстановить кирпичную кладку на большую высоту, и парапет превратится в стенку. Южные ворота (Т. Фурне и О. Мейер) Юго-восточная городская стена пробита воротами, которые должны были быть главным входом в город, выходившим на дорогу к южным оазисам Такламакана. Ворота расположены на западной оконечности возвышенной гряды, вершина которой служит цоколем для структуры типа бастиона, около него и расположены ворота, а дальше продолжается стена. Впечатляющие кирпичные кладки этого привратного бастиона образуют ансамбль сложный и асиметричный, который слагался, по крайней мере, в три этапа строительства.

Рис. 1. План комплекса ворот. 155

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 2. Часть полотнища ворот, см. также рис. 8, стр 160.

Рис. 3. План места, где сделан разрез.

Сам бастион представляет из себя структуру из армированной земли и сохранился на высоту более 3 метров. Снаружи он ограничен двойной кирпичной облицовкой. Она в свою очередь покрыта рубашкой менее регулярной кирпичной кладки, выведенной на втором этапе. Включая все кладки, бастион оказался шириной более 18 метров. К западу от этого бугра расположен проход в стене в форме коридора длиной в 15 метров. Через 6,5 метров по коридору расположены ворота, открывавшаяся вовнутрь часть сохранилась на высоту 1,5 метров. Наличие столба, расположенного под прямым углом по отношению к этим воротам, может указывать на существование еще одних ворот. Если предположить, что они функционировали в одно время, мы увидели бы наличие тамбурного входа. На последнем этапе существования этих ворот первый пролет входного коридора был перекрыт деревянной конструкцией, поддерживавшей настил, покрытый утрамбованной землей; это перекрытие частично сохранившееся, вероятно, позволяло проложить указанную обходную дорожку над коридором. Реконструкция южных ворот (Т. Фурне) Прекрасно сохранившийся план ворот и присутствие на полу многих элементов деревянной конструкции от верхних частей ворот позволяют предложить их объемную реконструкцию: опираясь на четко прослеживаемый уклон стен, можно экстраполировать их профиль на всю высоту. Один столб, сломанный, но полный, дает нам высоту прохода в пролете коридора, перекрытого предполагаемой обходной дорожкой. К тому же одна из досок полотнища ворот, прекрасно сохранившаяся, позволяет реконструировать и их: ворота состояли из стержня, соединенного с полотнищем из подогнанных друг к другу досок высотой в 2,55 метра, пробитого двумя широкими пазами, позволяющими пропустить две горизонтальные перекладины. Проход шириной 1,65 метра в месте установки ворот далее расширялся внутри коридора под обходной дорожкой, достигая 3,5 до 2,5 м. Зрительно воссоздать внутреннюю грань стены и бастиона намного сложнее. Следует реконструировать склон структуры из армированной земли, которая продолжалась вплоть до первых домов поселения, ныне исчезнувших.

156

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Предложение по реконструкции южных ворот на последней стадии их монументального состояния (Т. Фурне). Способ возведения оборонительной стены Джумбулак Кума сильно отличается от китайской технологии строительства из уплотненной земли; использование сырцового кирпича и размер этих плит, близкий к ахеменидскому модулю, позволяет предположить среднеазиатское влияние (рис. 4). Южные ворота города 3 занимают оконечность бугра, вершина которого (11,6 м) является кульминационной точкой городища (рис. 5). Во всем Синьцзяне только здесь выявлена стратиграфия наслоений мощностью более 7 м, состоящих из спрессованных подстилок для животных и растительных остатков (рис. 6–7). Крытый проход длиной в 15 м и шириной от 2,5 до 3,5 м пересекал оборонительную стену. Он находился под защитой одного бастиона и запирался воротами, от которых мы нашли сбитое из досок полотнище, сохранившееся в приоткрытом состоянии (рис. 8). Как и сама система фортификации, стена многократно перестраивалась. Что составляет проблему хронологии, так это трудности в определении даты возведения укреплений по отношению к стро3

Раскоп О. Мейера и Цзан Шуана. 157

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ительству самого города, который, в отличие от Карадонга, производит впечатление обитаемого долгое время. Можно ли говорить о строительстве нового поселения или продолжении обживания более раннего? Мы увидим далее, что ответить на этот вопрос нелегко. За пределами городских стен располагались кладбища. Здесь и там эрозия обнажила слой ила, принесенного древней Керией. К тому же на многие километры змеились выкопанные в древности трассы ирригационных каналов, теРис. 4. Южная городская стена: деталь ряющиеся из вида в перекрывающих их барханах (рис. 9). Ближайший к городу рукав шири(фото MAFCX). ной в 40 см шел вдоль южной городской стены. «Intra muros» ветер выдул громадный коридор эрозии глубиной по меньшей мере в 6 м, ориентированный в направлении северо-восток – юго-запад. Нарушенную барханами и источенную ветром первичную поверхность часто трудно восстановить. На современной поверхности находятся в перемешанном виде фрагменты деревянных конструкций и растительные остатки, упавшие и рассеянные по площади, лошадиный навоз. Все это устлано костями животных, черепками посуды, обрывками ткани, гранитными зернотерками, точилами из розового песчаника, стеклянными бусами, шлаками от выплавки металла и их фрагментами. Местами встречаются развеянные археологические слои и жилища в виде торчащих над поверхностью «бугорков – межевых знаков». Эрозия и засыпка песком не допускает малейшей попытки оценить плотность обживания городища. Мы нашли здесь деревянные остовы от обширных строений и переборки в них, сделанные из сплетенных пучков камыша и тамариска, то есть способом, который вероятно связан с культурой изготовления текстильных тканей, существовавшей у жителей города. Дома и связанные с ними зоны для животных относятся к двум периодам обживания. В них отмечены следы последовательных перестроек и преобразований, заметные также и в ирригационных каналах, на оборонительных стенах и вероятно также на кладбищах 4. Эрозия, однако, не дает возможности четко выделить эти этапы, и столь же трудно определить точную хронологию периодов обживания, запустения и нового обживания руин. Как в современной долине Керии и в Карадонге дерево, ценный материал для окраин пустыни, использовался многократно, то есть, детали из него сохранялись и переходили из строений одного периода в постройки следующего. В доме F3, например, первоначальной поРис. 5. Южный холм и ворота в момент стройкой была конюшня. Там найден лошадиный навоз и толстые подстилки из камыша, раскопок (фото MAFCX). 4

Раскоп А Тор М. Кастин; А.-П. Франкфор, А. Идрис.

158

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

также как попоны из кошмы (кат. 47). Над этим слоем построен первый дом с очагами, из него нашли кости животных, деревянное орнаментированное пряслице (кат. 104), фрагменты красной ткани и кошмы. Еще выше над всем этим обнаружены остатки большого более позднего дома, руины которого выходят на современную поверхность. Он также снабжен очагами и силосными ямами в виде маленьких цилиндрических ванн с обмазанными глиной стенками (рис. 10). Пятнадцать таких однотипных ям (от 25 Рис. 6. Слои органики и стратиграфия до 40 см в диаметре и глубиной не превыша- западной городской стены с внешней стоющие 80 см) были сгруппированы в южной роны (фото MAFCX). части города (F2) в сопровождении крупных ям (хранилищ?), наполненных соломой, пометом верблюдов и баранов, перемешенным с веревками из растительных волокон и шерсти животных (рис. 11). Их закрывали изготовленными из сырой или обожженной глины крышками в форме больших дисков с бортиками. Скопление кусочков железной окалины вдоль городской стены на северо-западе позволяет считать, что кроме жилищ город должен был иметь свою кузницу. По многочисленным стекольным шлакам, вероятно, происходившим из древних печей, улавливается присутствие одной или нескольких мастерских стеклоделов. Наличие местного ремесленного производства не исключает, как мы это увидим, присутствия привозных вещей. «Intra muros» найдены также человеческие останки: новорожденного, погребенного около дома завернутым в небольшой покров (кат. 76), а также трудно определяемые кости нескольких взрослых. Кем же были жители Джумбулак Кума – вновь пришедшими или старожилами этого района? Попытаемся ответить на этот вопрос. Прежде всего, скажем, что они были земледельцами и скотоводами и вели оседлую жизнь. Вот что позволяет нам изменить видение древнего населения южного Синьцзяня этого времени, слишком часто рассматривавшегося исключительно под углом зрения кочевого пастушества. Задолго до эпохи Рис. 7. Траншея на раскопках (фото О. Хань это население практиковало ирригацию Мейер). и культивировало не только такие злаки, как 159

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

просо и пшеница, засвидетельствованные в Синьцзяне с эпохи бронзы, но также ячмень, который был менее распространен 5. Население прекрасно освоило окружающую город территорию, извлекая из нее все необходимое для хозяйственных нужд и повседневной жизни. Они знали, как наилучшим образом использовать эту среду, «не брезгая никакими средствами». Палеоботаника: агрокультура и окруРис. 8. Южные ворота и проход в го- жающая среда Дельта Керии, занятая Джумбулак Кумом, родской стене, вид изнутри стен (фото – среда нестабильная, она меняется не тольMAFCX). ко на протяжении длительного периода, но и в масштабе одного года, и создает для каждого, кто хотел бы здесь обосноваться, очень стесненные условия. Остатки растительности, обнаруженные in situ, сохранились не в обугленном виде, как на большинстве археологических городищ. Они просто высохли и представлены в большом разнообразии (семена, фрукты, мякина, солома, листья и почки), и подчас столь хорошо защищены, что вопреки эрозии, пыльца и некоторые растения еще видны. Эти остатки, будучи определенными Клэр Ньютон, становятся прекрасными индикаторами, характеризующими окружающую город среду и возделываемые виды растений. Все они – местные без видимого присутствия растений, привезенных из других регионов. Растительность вокруг городища нам знакома благодаря присутствию видов, характерных для тугаев. Это – тюркское слово, используемое в пустынях Азии для обозначения прибрежных зарослей вдоль водных протоков. Эти густые беспорядочные заросли, которые издавна опустынивали берега протоистоРис. 9. Ирригационный канал, южная рической Керии, состоят из тополя (Populus euphratica), облепихи (Hippophae rhamnoides) сеть (глубина 50 см) (фото MAFCX). и ююбы (Eleagnus angustifolia), растущих во

Debaine-Francfort, 1989.

160

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Рис. 10. Яма – хранилище для зерна со стенками из обожжен6ой глины (1) 59; глубина – 24 (фото MAFCX). влажной среде и на песках, а также из колючих кустарников, плоды которых съедобны, из тамариска и травянистых растений. Растения, культивировавшиеся в Джумбулак Куме, не столь разнообразны: это исключительно злаковые. Общее для всех просо (Panicum millaceum) – главная культура – присутствует повсюду и, как кажется, это растение использовалось по-всякому (в пищу людям, как подстилка животным и т. д.). Окультуренный в Китае с эпохи неолита, этот яровой злак с коротким циклом вегетации мирится с интенсивной жарой и может произрастать во время летних наводнений. Голый ячмень (Hordeum vulgare L.) и мягкая пшеница (Triticum aestivum) также присутствуют, но не могут расти без ирригационного полива. Эти злаки появились в Китае с эпохи бронзы, будучи принесенными из Средней Азии. На выращивание их на месте указывает обилие остатков урожая и отбросов при его обработке. Найден также tribolium (жук-долгоносик?) – насекомое, поражающее семена в амбарах. Следует подчеркнуть отсутствие следов других растений, пригодных в пищу человека, овощных и особенно клубневых. Семейство элеагнасовых также достаточно хорошо представлено в постройках, и как топливо, и в продовольствии, но нельзя установить, когда это связано с людьми, а когда с домашними животными. Пшеничный колос (фото MAFCX). 161

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

К. Дебэн-Франкфор Как и в Карадонге, тополь и детали из этого дерева здесь встречены повсюду. Из стволов тополя возводился каркас домов; полувыдолбленные они использовались в воротах и в гробах, из этого дерева делались чаши и подносы, элементы вьючных седел и пряслица (кат. 46, 55, 58, 59, 91, 101-102, 104); его листья служили фуражом для коз и баранов. Дерево – главный материал, которым могли располагать на месте. В этих регионах в данную эпоху, это был общий знаменатель культуры и основной фактор культурного континуитета в ходе времен от протоисторического периода Рис. 11. Венок из сплетенных раститель- до наших дней. Использовались также тамариск, камыш ных стеблей (фото MAFCX). и злаковые. Наряду с работами по дереву в Джумбулак Куме особенно хорошо представлены плетения, например, изготовление корзин. Там найдено больше предметов, изготовленных из растительных волокон сырых и очищенных, которые заплетались в косу (рис. 11), плелись, ткались, вязались, превращались в нити для тканей, иногда даже в бусы или в маленькие орнаментированные детали (кат. 65, 103), их использовали из-за танина и их красящих свойств. Гранит, песчаник и другие минералы, из которых изготовлялись зернотерки и орудия (кат. 41–44), не добывались в ближайшем окружении городища (рис. 12). Присутствие этих материалов в Джумбулак Куме свидетельствует о контактах с зонами предгорий, а также районами Кунлуна на юге и Тяньшанем на севере. Нефритовые гальки, которые служили вышивальщикам (кат. 42), напротив, все происходят из региона Хотана, который, кстати, обязан частью своего названия этому жаду, перевозимому по долине его реки, упомянутой в местных древних документах как «река драгоценного камня» 6. Использование в хозяйственных целях придает этому жаду статус абсолютно отличный от того, что он получил в Китае, где, по меньшей мере, с XIII в. до н.э. 7 он был предметом экспорта и рассматривался как необыкноРис. 12. Зернотерки и терочники в сет- венно ценный, использовать который могла ке (фото MAFCX). только элита.

Bailey 1982. p. 1. O качестве этого жада см. C.L.SS. Yang Hanchang et al. 1986. Предметы, изготовленные из хотанского жада, найдены в одной из царских гробниц Аньяна, в погребении Фу Хао, супруги царя Ву Динга из Шангонгов. 6

162

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

К этим каменным орудиям для размалывания и обработки злаков добавляется широкий ассортимент железных орудий: мотыги, лопаты или топоры, предназначенные для полевых работ и рубки деревьев; большинство из них могли ковать на месте, как ножи и наконечники стрел, находимые на городище и в могилах. Зачастую очень трудно отыскать их целыми, в первоначальном виде, так плохо они сохранились. Возможности экспертизы и анализа в Лаборатории «Valectra d‘EDF», удвоенные талантом реставраторов, позволили получить новую информацию об этих материалах, еще малоизвестных для древнего Синьцзяня, но которые могут иметь огромное значение для уяснения процесса развития металлургии железа в Китае. Другие предметы из свинца или меднистого сплава, возможно, привезены (кат. 107). Это, по-видимому, можно сказать также о фрагменте сосуда из белого сплава, абсолютно необычном предмете, найденном«intra muros» внутри сетки для транспортировки (рис. 13). Его исследование позволило восстановить процесс литья (кат. 112). Жители Джумбулак Кума были также, как уже сказано, скотоводами. Они разводили скот, ездили верхом, забивали (кат. 46-47) и … поедали животных (рис. 14). Коза и баран, верблюд, лошадь, собака и петух – перечень домашних видов довольно длинный 8. Даже бык, животное, отсутствующее в современных оазисах, отмечен в числе скота на городище. Находки подстилок из растительных материалов, непосредственно связанные с жилыми уровнями, показывают, что скотоводство, хотя им занимались за пределами городских стен, отмечается и «intra muros». Исключительное богатство городища в нестойких материалах, конечно, кости, а также рога, отходы их обработки, меха и текстиль показывают, что его обитатели знали, как извлекать и использовать всё лучшее, что могут дать животные для 8

Рис. 13. Фрагменты литого сосуда в переносной сетке (фото MAFCX).

Рис. 14. Отпечаток козьего копытца на ранней террасе (фото MAFCX).

Рис. 15. Фрагмент кожаной одежды со швом и заплатой (фото MAFCX).

Определение С. Лепеца и Хуанг Юнпина 163

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

нужд повседневной жизни: меховые куртки и шубы; плащи, обувь, мешки или чехлы из кожи (рис. 15), мешки и одежда из шерсти и кошмы, веревки, костяные псалии, гравированные бабки или гребни из рога. Виды животных и мясные продукты в Джумбулак Куме (С. Лепец) Растительные остатки и останки животных, обнаруженные на городище Джумбулак Рис. 1. Относительное соотношение глав- Кум, дают возможность рассмотреть вопросы, ных видов домашних животных, представ- еще слабо изученные для этого региона и этой эпохи. Среди этих материалов наиболее мноленных в Джумбулак Кум. гочисленны кости. Почва там пересохшая, и кости на редкость часто сопровождались мясом, шерстью, рогами животных, которым они принадлежали. Их исследование позволяет затронуть вопросы, касающиеся разведения скота, мясного продовольствия и в целом места животного в агропастушеском сельском обществе. Животные, окружавшие жителей поселения, почти все были домашних видов. Охотой здесь занимались лишь отчасти. Среди костных материалов было найдено только несколько костей оленя, косули, кабана, зайца, мелких грызунов, и очень редки случаи находок костей диких птиц. Одних добывали из-за мяса, другие для сырья (шкуры и мех) или ради удовольствия, которое давала охота. Костные остатки, на 99 % относящиеся к домашним видам, указывают на присутствие козы, барана, быка, верблюда, еквидов (лошаРис. 2. Следы надрезов, указывающие ди, мула и осла), собаки и петуха. Все животна поедание: А – первый шейный позвонок ные небольшого размера, близки по своим эквида; B – ребро быка; С – косой срез на морфологическим характеристикам к особям, встречаемым и в наши дни в долине Кекости верблюда. рии. Рост быка составляет чуть больше 1,1 м в холке. Козы ростом около 0,56 м, а бараны еще меньше, их рост около 0,42 м. Собаки ростом в 0,56 м, а эквиды, видимо, осел, имеет высоту в холке 1,1 м. Ясно, что коза занимала главное место в хозяйстве жителей города (каприды в четыре раза многочисленнее баранов). Очень вероятно, что это животное разводили чаще всего на мясо. Очень трудно определить, какую долю в рационе древнего населения занимало мясо по отношению к растительной пище. Можно лишь судить об этом, исходя из пропорционального при164

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

сутствия видов внутри этих двух категорий продовольствия. Если рассуждать, исходя из весовой категории, то верблюд, кажется, был главным животным, затем следовали бык, козы и бараны (рис. 1). Трудно понять с точностью, какое место каждый из них занимал в мясном рационе, так как не все кости одинаково сопротивляются разрушению (собаки и физико-климатические условия на земле и воздухе участвуют в этих утратах). Крупные кости самых больших животных лучше сопротивляются этим факторам. Без сомнения надо выработать средний показатель среди тех, что дают число и вес остатков, которые следует учесть, чтобы иметь представление о потреблении мяса на городище Джумбулак Кум. Частичное исследование возраста забоя капридов, быков и верблюдов указывает, что жертвами были взрослые животные. Разведение животных практиковалось и ради молока и шерсти, но при этом получали и другие Рис. 3. Следы срезов, связанных с испродукты: кости для изготовления разных пользованием животных материалов в предметов, рога и кожу. качестве сырья: А – фаланга верблюда Следы надрезов ножом свидетельствуют (кожа и сухожилие); В – олений рог; C – об обработке этих материалов. Поедание мяса рог быка. животных также устанавливается по следам надрезов ножом на костях быков, коз, баранов, эквидов и верблюдов (рис. 2). Некоторые зарубки указывают на использование их в качестве сырья для обработки. Так, следы внизу костных роговых стержней быка (рис. 3с) или козы указывают на переработку рога. Следы порезов на роге оленя подтверждают использование и этого материала (рис. 3в). Еле заметные следы на фалангах верблюда (рис. 3а) или эквидов являются метками, оставшимися от отделения и использования сухожилий. Трудно установить, каким способом умерщвляли животных, но в общем они удушались, что оставляет лишь мимолетные следы. Напротив, обезглавливание можно уловить по следам, которые остаются на восьмом или первом шейном позвонке. На животных прослеживаются и другие следы: у верблюдов свернута шея, вывих колена, пятки, раздробленные в куски ребра, для лошади встречен вывих задней ноги. Можно заметить и то, какие части туши предпочитались: слабо заметный след на подъязычной кости быка может даже показать, что отделяли язык. Исследование шерсти (А. Келлер и С. Лепец) Пустынный климат Такламакана позволил сохраниться многим видам органических материалов. Остатки текстильных тканей, являются, быть может, тем, что в первую очередь позволяет нам что-то сказать о жителях дельты Керии, особенно там, где найдены также и их скеле165

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ты. Однако, очень ценную информацию дают и другие артефакты. Среди них образцы шерсти, которые присутствуют в комплексе находок из поселения. Они обнаруживались в культурных слоях, и были очень хорошей сохранности, но также лежали на поверхности земли и были значительно разрушены под воздействием солнца и ветра Речь могла идти о фрагментах изделий из тканей или ниток, или о пучках шерсти, оставленных в загонах и на полу. При рассмотрении невооруженным глазом, а также при исследовании оптическим или электронным микроскопом удается определить происхождение этих шерстинок. Дискриминантные признаки и критерии, которые позволяют выяснить специфическое происхождение волокон, составлены на основе изучения: 1) морфологии чешуек кутикулы (т. е. поверхностной пленки шерстинки – см. на рис. 2а, соответствующей чешуйкам шерсти волка и козы), 2) формы сердцевинных клеток центрального канала шерстинки (отмечена разница между «в» (волк) и «в1» (коза), 3) периметра срезов, которые мы получаем также для разных форм в зависимости от видов животных («с» для волка). Эти три критерия, сравниваемые один с другим, позволяют определить классы, семьи, роды, виды, а подчас даже подвиды и чуть ли не породы у домашних млекопитающих. Шерстинки классифицированы по трем четко отличающимся категориям: – первичные ости – это шерстинки самые длинные, толстые, всегда жесткие и ломкие, по этой причине они редко использовались при изготовлении тканей; – вторичные ости, более мелкого размера, они волнистые и всегда со шпателевидным утолщением, четко выраженным на концах волосков. Первичные и вторичные ости являются хорошими определяющими критериями. Речь идет о форме чешуек кутикулы на стволе ости и о форме структуры сердцевины на кончике волоска; – пушистая шерсть, подшерсток или плотный волос, более короткий, очень тонкий, сильно вьющийся, даже буклированный, который чаще всего использовался для изготовления тканей, но его не так легко определить. Первый этап исследования заключается в том, чтобы подготовить волоски (отпечатки, продольные и поперечные срезы). Второй этап – определение, базируется на сравнении с материалом, взятым у современных животных. Определенные по таким принципам типы шерсти позволяют получить представление о видах животных или использовании их шерсти на городище Джумбулак Кум (рис. 1). Шире всего представлена там коза, за ней следует баран, их разводят ради получения шерсти, молока и мяса. Указанные животные составляют основу пастушеского хозяйства в этих регионах, поскольку они выдерживают мало благоприятные Рис. 1. Виды животных, определенные по со- климатические условия (засуха, жара), бранной в Джумбулак Кум шерсти (в расчете на неприхотливы и могут удовлетворяться скудным кормом. Собака – помощник, количество остатков). 166

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

спутник человека, охранник стад, занимает в этом ряду третье место. Дальше следует бык на одном уровне с верблюдом. Оба они замечательно приспособлены к климату и суровым условиям жизни. Человеческие волосы, занимающие по частоте находок, шестую позицию, представлены лучше, чем волосяной покров эквидов. Были найдены также несколько волосков кабана и зайца. Ткачество в Джумбулак Куме было особенно широко распространено, если судить по большому числу находок пряслиц в погребениях, оно было занятием женщин. Нам представилась возможность вывести во Францию партию тканей, обнаруженных на городище и в погребениях. Их смогли исследовать, и они еще раз изучены «по всем швам». Эти находки дают нам массу информации, позволяющей восстановить использованные технические приемы, изучить сами готовые изделия из первичного волокна, оценить уровень развития и тонкость технологии, примененной при изготовлении этих материй. Мы смогли такРис. 2. Сравнение морфологии чешуек же отделить ткани, изготовленные на месте, кожицы сердцевинных клеток центральот привозной продукции. ного канала шерсти козы и волка; попеК способу существования, который основан, речный разрез шерстинки волка (фото А. главным образом, на использовании местных Келлера и Ж. Вуэста) Музей естественной ресурсов, следует присоединить производство истории в Женеве. керамики. Она входит в обширный комплекс культур серой лепной керамики, который, как кажется, был характерен для большей части населения на юге и западе бассейна Тарима в I тысячелетии до н.э. на территории от Кашгара до Мингфенга и вплоть до Кучи на севере, пункта встречи с культурами расписной керамики. Во всех этих культурах можно найти сосуды с округлым дном, такие как чаши с обтекаемыми стенками или кувшины с носиком (кат. 60, 61, 98). Это, однако, не исключает возможности контактов с соседними регионами, особенно с регионом Хеийнга на северной окраине пустыни Такламакан. Парадоксально, что керамика, которая является обычно одним из главных культурных и хронологических маркеров, на археологических городищах здесь менее изменялась во времени, чем в других местах. Одни и те же формы производились очень долго. К тому же деревянная посуда, как кажется, играла не менее значительную роль, чем глиняная. Эта посуда, как и другие предметы обихода местного производства из дерева, фетра или из шерсти, по характеру декора свидетельствует об очень тесных связях с миром степей и его изобразительной модой (кат. 48, 52, 59, 99-105). Эта связь проявляется также в некоторых погребальных обрядах. Это не удивительно. Начиная с исследования, посвященного петроглифам Ладака и Занскара эпохи бронзы и

167

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Кат. 59. Деталь. железа 9, опубликованного в 1992 году, мы знаем, что между степями Центральной Азии (от бассейна Минусинска до Алтая и Тяньшаня) и гималайскими регионами на севере Инда существовали постоянные культурные контакты. Синьцзянь и особенно регионы на юге Такламакана представляют собой промежуточное звено между этими двумя мирами 10, долгое время, однако, остававшееся неизвестным. Объекты Джумбулак Кума ниоткуда не импортированы, но они полностью вписываются в этот обширный степной «koine». Иное происхождение у объектов, которые можно отнести к предметам роскоши: небольшое число тканей (кат. 110) и, в особенности, разнообразные украшения. Бусины из сердолика, украшенные гравировкой, например, свидетельствуют о родственных связях с Северной Индией (кат. 108). Интересно отметить, что большинство этих находок, обнаруженных вообще на территории Синьцзяня, происходит из региона Хотана (а также из Керии), расположенного на пути, по которому проходил этот маршрут. Эти находки на территории, которая касается на широком отрезке границ Синьцзяна от Китая периода «Воюющих царств» до саков Алтая, свидетельствуют о широкой сети контактов как региональных, так и на дальних расстояния. Это относится также к глазчатым бусам из стеклянной пасты, которые могли быть изготовлены в Иране или других местах, например, в районе Черного моря (кат. 109), «каури» из бронзы, напротив, указывают на контакты с Китаем (кат. 111). Максимально используя окружающую среду и материалы, которые находились буквально под руками, жители Джумбулак Кума установили еще до существования Карадонга и «шелковых пу9

Francfort, Klodzinski et Mascle, 1992. Francfort, 2001

168

К. Дебэн-Франкфор, А. Идрис

Кладбище Джумбулак Кум (фото MAFCX). тей» контакты не только с населением соседних оазисов на севере и юге Такламакана, но также с регионами более отдаленными. Не имея, как можно об этом судить, дворцового сооружения, цитадели или места отправления культа, укрепленный городок с населением, скорее сельским, чем городским в полном смысле этого термина, вписывается в промежуточный регион, который, однако, не был ни сельскохозяйственной областью под контролем центральной власти государственного типа, как Китай, ни горной или предгорной областью. Его роль этапа древнего пути на маршруте, пролегавшим в направлении север–юг от Керии, определяет и его место в центре обширной и древней сети связей. Если взглянуть шире, видно, что материалы, извлеченные из погребений Цзанхунлука близ Шаршана, древнего южного оазиса, расположенного на восток от Керии, а также найденные в погребении 41 Баоцидонга около Венсу, северного оазиса, расположенного недалеко от места впадения Керии в Тарим, кажутся в настоящее время самыми близкими аналогиями находкам в Джумбулак Куме 11. Стоим ли мы сегодня перед разными этапами развития одной и той же культуры, распространявшейся по одну и другую сторону пустыни, культуры, для которой Джумбулак Кум пока единственное известное поселение? Вероятно. Ответить на этот вопрос пока трудно, наши исследования еще только начались. Пожелаем же, чтобы в будущем они позволили прояснить моменты, которые остаются еще в тени. Нам не известны предки обитателей Джумбулак Кума, может быть, они нас ждут в местах, расположенных дальше на север, на другом умершем рукаве большой протоисторической дельты Керии.

Bergman, 1939. p. 204-218; Keyom, 1998: Kambery, 1994; Wang Bo et Chang Xien, 1986. 169

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

САМЫЕ РАННИЕ БУДДИЙСКИЕ СВЯТИЛИЩА СИНЬЦЗЯНЯ. ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ АРХИТЕКТУРЫ И ДЕКОРА В Карадонге, кроме его малой крепости, его домов и фруктовых садов нас ждал божественный сюрприз. Это были незамеченные во время нашего первого похода на городище в 1991 году два маленьких буддийских святилища, сразу же определенные как таковые по их квадратному плану и четко выделявшиеся среди жилищ 1. Освобожденные из-под песка в 1993 и 1994 годах, они подтвердили правильность мимолетных открытий Свена Хедина, и Ву Цзоуно с тех пор надолго оказались поглощенными песками. Датированные радиокарбонным методом первой половиной III века, эти святилища одновременно и обветшалые и замечательным образом сохранившиеся, учитывая хрупкость материала, из которого они были построены, встали наряду с объектами из Мирана в ряд самых древних известных на сегодняшний день буддийских памятников Синьдзяня. Их спасение, а затем реконструкция стали потрясающим делом для отряда специалистов, включавшего археолога, топографа, архитектора, реставратора и историка искусства. Два святилища (А и Б), построенные, как и дома, методом возведения остова из дерева и камыша, обмазанного глиной, представляли в момент их обнаружения лишь кучи обломков деревянной конструкции и кусков обвалившихся стен (рис. 1). Следы стен, сохранившихся по крайней мере на уровне фундаментов, а в углах на незначительную высоту (20–90 см), еще однако прекрасно обрисовывали план: центральная квадратная конструкция около 2 м в стороне (целла святилища, окруженная одним (А) или двумя коридорами (Б) шириной в 1,5 м, позволявшими выполнять один из основных ритуалов – круговой обход (рис. 2). План, соответствующий проведению этих ритуалов, абсолютно классический как в святилищах, построенных на юге. Об этом можно судить по более поздним найденным остаткам 2. Куски древнего раскрашенного декора, Рис. 1. Святилище А до раскопок, 1993 украшавшего коридоры, обнаружены сохранившимися на месте в углах (рис. 5, 12). Они год (фото MAFM). Святилище А: раскоп А.П. Франкфора и А. Идриса; святилище Б: раскоп К. Дебэн – Франкфор и Лю Венсуо. Такой план находят на других городищах во всем регионе от Хотана до Ак-Терека, Кум-ариша, Таришлака, Сейелика, Хандалика 1, Пархад Бей-Йилаки XII и II/3 и Нийи V/16, Энтере I или Дандан-Йилика VI, X, XII, II, IV. См. главным образом Groop, 1974, p. 46 – 49, Maillard 1983, p. 136 sq; Stein, 1907, vol. 3, Pl XXXII. Похожие маленькие святилища были также недавно найдены в Нийе (Zhang Tenan и Wang Zonglei, 1998, Niya, 1999, pl. 10, 561.) 1

170

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

найдены и в других местах на полу разбитыми вдребезги. Они лежали на разных уровнях, или верхней стороной с рисунками, или обратной, соответствуя последовательности этапов разрушения, или были частью спаяны, подточены водой при наводнениях, имевших место после запустения зданий: спектакль удручающий, как кораблекрушение, оставивший нам в наследство огромную головоломку – собрать «пуцли» и реконструировать памятник. При близком рассмотрении обнаружилось, что наши памятники были подвержены не только действию времени, на них оставили следы и древние грабители. Самыми разрушительными были штольни, пробившие пол, которые вероятно выкапывали, надеясь отыскать хранилища под фундаментом, реликварии или извлечь остатки золота, которым согласно письменным сведениям, покрывались статуи Будды. Мы нашли лишь тонкие пластинРис. 2. План святилища А после раско- ки драгоценного металла (кат. 31) и несколько бронзовых монет (кат. 19), но золотоискатели пок (Ж. Сюир). бывают там и сейчас. Они возвратились и после нашего визита в 1993 года и разрушили строение. Раскопки святилища А, проведенные в 1993 году под убийственными порывами ветра, несущего песок, были организованы таким образом, чтобы вся возможная информация о памятнике, полученная после работы археологов и других различных специалистов могла прояснить понимание всего комплекса и связать его архитектуру с декором. Были выполнены: план остатков конструкции, сохранившихся на месте, план обрушенных конструкций, план и определение типологии деревянных деталей остова, разбросанных окрест (рис. 6), план упавших фрагмен-

Рис. 3. Святилище Б до раскопок, 1994 год (фото MAFM).

Рис. 4. Фрагменты штукатурки с росписью, упавшие на пол, святилище А (фото MAFM). 171

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

тов разрушенных стен (рис. 7 и рис. 3), съемка фрагментов штукатурки, сохраняющих на обратной стороне отпечатки камыша или дерева постройки (рис. 8). Постоянное присутствие на раскопе архитектора-реставратора, кроме всего прочего, позволило создать хорошие условия для закрепления на месте росписей, а затем их снятия и упаковки, чтобы они смогли без ущерба выдержать переезд сначала на спине верблюда, а затем на грузовике до Урумчи. Впоследствии различная степень сохранРис. 5. Святилище А: росписи, сохранивности двух святилищ (цветные штукатурки в большом числе в святилище А, архитектурные шиеся в юго-западном углу (фото MAFM). остатки, преобладающие в святилище Б) позволила провести перекрестный анализ этих данных, а его результаты стали главным козырем в окончательном воссоздании облика строений. Обращение в сравнительном анализе от одних данных к другим: от иконографии к региональным архитектурным параллелям, от конструкции к мотивам живописи, от результатов раскопок к деревянным деталям и живописи, которое обогатилось результатами исследования живописи как таковой, позволило нам сделать исключительно полную реконструкцию святилища Б. Этот тип святилища со столь древними постройками из нестойких материалов был абсолютно неизвестен. Проделанная работа не была бы возможной без поддержки, оказанной нам Министерством иностранных дел, и помощи мецената EDF, благодаря которым была осуществлена реставрация и монтаж панно с живописью. Святилище А с прилегающим коридором (где не было найдено никаких признаков декора) имеет 8,5 м в пролете стен. Фасад святилища Б (который равен по длине фасаду с Рис. 6. План расположения упавших девнутренним коридором святилища А) имел ревянных конструкций святилища Б (Ж. меньший пролет – только 4 м. Восстанавли- Сюир и Т. Фурне). вается место несохранившихся дверей. Поскольку восточная, южная и западная стены святилища А не имели следов входа, дверь должна была быть в середине северной стены (в этом месте стена не сохранилась). В святилище Б линия нижней части стен прерывалась на месте второй балки пролета восточной стены. Входная дверь 172

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

Рис. 7. План расположения упавших фрагментов росписи святилища Б (Ж. Сюир и Т. Фурне).

Рис. 8. Обратная сторона панно с отпечатками камыша (фото MAFM).

должна была располагаться в этом месте. Ориентация святилищ разная, она, как и расположение зданий, не подчинена в Карадонге никаким каноническим правилам. В святилище А центральная конструкция сохранилась лишь на уровне окладного венца основания, обрисовывающегося в виде квадрата, разделенного надвое центральной балкой. В каждом из четырех его углов гнезда прямоугольного абриса указывали на бывшие здесь вертикальные балки или столбы, которые должны были входить в арматуру квадратной конструкции цоколя. Нижняя часть этого цоколя была украшена лепниной, окрашенной в черный и красный цвета, ее смогли восстановить на высоту сорока сантиметров (рис. 9) также благодаря упавшим фрагментам. Деревянные детали из святилища Б дали нам новые факты для понимания конструкции. Восстанавливая облик центральной структуры из сохранившихся деревянных деталей, мы смогли тотчас протестировать корректность реконструкции в ходе монтажа (рис. 10). Таким способом мы получили квадратный в плане каркас, на который настилался потолок, в углах четыре обтесанных устоя, увенчанных капителями, в центре устой той же высоты, что и угловые, т.е. более 3,5 м. Здесь должна была находиться главная икона святилища, статуя или ступа. Наличие центрального столба соответствует, скорее, предположению о глиняной ступе, которую пробивал этот столб, верхняя часть которого выступала и предназначалась для нанизывания зонтиков, обычно венчавших такие реликварии. Эта часть должна была быть более хрупкой в отличие от того, если бы была статуя, но центральная опора и тогда была бы необходима, чтобы поддерживать, например балдахин. Укрепляющая балка под этим центральным столбом позволяет, во всяком случае, думать,

что он должен был нести какую-то нагрузку. Сохранившаяся на месте структура фасадов святилища Б также даст некоторые исходные факты для реконструкции. Каждая стена разделена, по крайней мере в своей нижней части, на 173

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 9. Рельефная лепнина внизу целлы святилища А (участок с орнаментацией юго-восток – северо-запад) (фото MAFM).

Рис. 10. Восстановленный первоначальный вид центральной структуры святилища Б (фото MAFM).

три пролета около 1,3 м. ширины каждый, они ограничены столбами, пересекающими нижние лежни и покоящимися на основаниях, расположенных точно в углах. Места перевязки окладного венца в углах здания несколько приподняты, что препятствовало деформации деревянного остова (рис. 11). Нанесение на план деревянных деталей, обнаруженных на руинах и вокруг святилища, таких, как рейки «набора Микадо», позволило Ж. Сюиру (топографу) и Т. Фурне (архитектору) углубить исследование. Были выделены сотни деталей деревянного остова и фрагменты с признаками принадлежности к комплексу. Некоторые из них – деформированные, испорченные воздействием солнца или сырости, были удалены. Другие, наоборот, были целыми, и шестьдесят штук вполне можно было интерпретировать. Однако никакие из них не были достаточны для реконструкции фасадов. Для этого нам надо было обратиться к данным исследования декора внутренних стен коридора и архитектонике блоков раствора. Каким же был этот декор? В обоих святилищах он был подчинен одним и тем же принципам построения и организован следующим образом: на плинте декоративная полоса; в нижнем регистре большие изображения Будд, стоящих на цветках лотоса; в верхнем регистре два чередующихся ряда маленьких Будд, сидящих на цветках лотоса. В обоих святилищах, однако, выявлены варианты композиции, иконографии и стиля изображений. Нижний регистр Большие Будды святилища А. Сохранился лишь низ одежды и плаща, а также босые ступни над цветочным фоном, поставленные под прямым углом к цветку лотоса. Окрашенные в розовый цвет ступни, повернутые вправо, чередуются с такими же, окрашенными белым и повернутыми влево (рис. 12). В святилище Б такие же ступни видны хуже, но они отличаются от первых лишь следами красной краски, отделяющей телесный цвет от такого же белого. Но погрудное изображение одного из Будд, сохранившегося во фрагментах, удалось реконструировать (кат. 32). Он окружен широким, лучистым нимбом и с обеих сторон от него расположены сидящие малые Будды. Исходя из архитектурных параметров, можно реконструировать семь фигур на каждой стене, т.е., вероятно, две группы по три малых Будды, которые смотрят на большого Будду, изображенного в центре. 174

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

Верхний регистр Фигуры сидящих Будд верхнего регистра сохранились лучше, в особенности, в святилище А, где они приподняты над белым и черным фоном из листьев и фруктов или почек, дерева пипала, которые непрерывной полоской продолжаются от одной фигуры к другой (кат. 24-27). Монашеское одеяние покрывает оба плеча, а внизу позволяет видеть стопы ног, скрещенных на цветке лотоса, пестики которого показаны маленькими красными кружочками. Следуя канонам, отраженным в индийском искусстве, лицо изображено с легкой улыбкой, одутловатым, с миндалевидными полузакрытыми глазами, мочки ушей сильно оттянуты, а на шее подчеркнуты складки (рис. 13). Отмечен бугорок на черепе «Usnisa», а волосы переданы маленькими сомкнутыми буклями. На розовом теле белые блики подчеркивают шею, глаз и линию носа. У некоторых Будд руки сцеплены как в позе медитации Рис. 11. Структура стенки святилища Б (кат. 27, 29). Другие удерживают левой рукой край одежды. Тогда правая рука, согнутая и (Т. Фурне). прижатая к груди, скрыта одеянием, из выреза ворота которого видна только кисть, переданная в особом жесте (кат. 24-25). В святилище Б кисти рук Будды одинаково переданы скрещенными в жесте медитации. Эта поза здесь преобладает по сравнению со святилищем А; стопы ног не видны, они скрыты одеждой, которая ниспадает буквой «V» между колен (кат. 33); тычинки лотоса нарисованы то черными, то красными. В общем, декор отличается наличием беловатого телесного цвета, особым цветом фона, подчеркнуРис. 12. Ноги большой статуи стоящего тым разделением на отсеки. Будды вписываБудды, сохранившиеся внизу стен в свя- ются в прямоугольные панно, обрамленные ветвистым орнаментом. тилище А (фото MAFM). Кроме этих основных принципов, наблюдаемая регулярность или отличие в декоре каждого святилища, позволили выявить некий ритм в его построении. В святилище Б оно более простое и основано на бинарном чередовании пятен оранжевого и серого фона, расположенных в шахматном порядке, на которых по контрасту выделяется серое или оранжевое одеяние Будды (рис. 15, 18). Лица будд повернуты то вправо, то

175

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

влево, но слишком мало сохранившихся, чтобы можно было говорить о том, следует ли их расположение какому-то порядку. Число вариантов в святилище А более значительно, хотя два чередующихся изображения Будды как будто смотрят всегда в противоположные стороны, у них всегда одинаковый жест. Таким образом, изображение Будд располагаются в трех позициях в соответствие со следующими критериями: – Будды с серым нимбом и в темно красном одеянии. У них нимб с оранжевой окантовкой, красного цвета одежда с черными складками и оранжево-красными отворотами в красных складках (видных на воротнике и манжетах). Рис. 13. Деталь лица Будды 21Б (фото Нижняя одежда белая с черными складками. (MAFCX). Их головы повернуты влево (кат. 24 внизу). – Будды с темно-красными нимбами и в оранжевых одеяниях. У них нимб с серой окантовкой, оранжевое платье с красными складками и серыми отворотами, нижняя одежда красная с черными складками. Они смотрят вправо (кат. 24 вверху, 26). – Будды с оранжевым нимбом и серым платьем. У них нимб с белой окантовкой, серое платье с черными складками и белыми отворотами в черных складках. Нижняя одежда белая с красными складками. Они смотрят влево (кат. 27). Будды в красных платьях (1) и Будды в оранжевых (2), сидят с отрешенным видом, в верхней и нижней частях, но Будда в сером платье (3) появляется лишь в декоре верхних частей. Три типа такого расположения, возможны лишь для каждого панно с чередующимися двумя буддами: красное на оранжевом (1/2), оранжевое на красном (2/1) и серое на оранжевом (3/2). Эти наблюдения позволили понять, почему количество фрагментов, соответствующих изображению будд в оранжевом платье, было вдвое больше чем других. Только несколько фрагментов не вписываются в этот порядок расположения: две маленькие головы, которые могли происходить из нижнего регистра и одна фигура Будды в клетчатой одежде, которая могла помещаться в особом месте, например, в центре стены (кат. 28). Существует неуверенность и в интерпретации нескольких мелких фрагментов декора в виде пересекающихся линий (кат 30). Возможно, эти фрагменты происходят из верхней части постройки. Декоративные мотивы Декоративные элементы, разделяющие регистры, также варьируются в одном и другом святилище. Они таковы: наличие греческого мотива и ломанной ленты между двумя полосками перлов, разделяющих двух сидящих будд в святилище Б (кат. 33, 38) (рис. 14); прямая или волнистая линия, изображенная приемом, зрительно создающим иллюзию рельефа, из святилища А (кат. 24, 25, 27); розетки и полоса перлов над большими Буддами в святилище Б (кат. 32); неопределенный мотив в святилище А; растительный или ветвистый орнамент фриза на плинте в святилище Б; простые красные и белые полосы в святилище А. Что касается эллинистического влияния, то его обнаруживают и в деревянной архитектуре домов, современных святилищам. 176

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

Рис. 14. Мотивы из святилища Б (А. Корне).

Параллельно с исследованием росписей проводился анализ формы и обратной стороны блочков раствора, которые несли негативный отпечаток архитектурной конструкции. Он позволил нам посадить на место некоторые деревянные детали, найденные в перемешанном виде вокруг святилища Б, и проверить, подтвердятся ли строительные приемы, выявленные раньше. Некоторые детали такие, как всегда четкий и прямолинейный абрис боковых обрамлений живописи, происходящей из верхнего регистра обоих святилищ, указывают, например, на то, что панно этого регистра были ограничены по бокам схожими устоями и отступали внутрь от линии стены. В святилище Б панно, которое можно восстановить благодаря крупным фрагментам, полностью сохранившим его ширину – 40 см, могло иметь около 130 см в высоту (рис. 15, 18). Блоки раствора с особым профилем, представляющие собой две вертикальные плоскости с живописью, разделенные наклонной плоскостью, сохранившей негатив горизонтальной деревянной детали с загнутым углом, могли происходить из слоя, скреплявшего нижний регистр (спереди структуры) с верхним. Другие блочки в форме колонок также нашли свое изначальное место – перед дверями (кат. 39). Привлекая и сравнивая выявленные критерии, мы смогли реконструировать высоту двух регистров, составлявших декор в святилище Б (235 см – нижний и 130 см – верхний) и получили точное представление о его параметрах. Перекрытие малого строения, представлявшее из себя потолок из плотно скрепленных досок, положенный на деревянный остов конструкции, в центре покоилось на устоях приподнятого каркаса, а на фасаде на втором и пятом устое верхнего регистра. Над этим потолком сочетание настила или наброса стеблей камыша, перекрытого слоем сырой глины, должно было обеспечить непроницаемость крыши святилища для осадков. После того как принципы строительства были нами установлены, оставалось вернуться к исследованию фрагментов живописи, используя на этот раз всю информацию, полученную из анализа их положения при обрушении. Каждый обнаруженный фрагмент мог соответствовать лишь хорошо 177

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

обозначенному первоначальному месту расположения. На сегодня эта работа практически выполнена (рис. 15, 16, 18). Ряд вопросов еще оставался без ответа, как например, способ перекрытия центральной структуры или характер внешнего оформления святилищ, от которого только в святилище Б сохранились следы плотной розовой штукатурки и слипшиеся кусочки, которые нельзя было отделить от глиняной массы. Может быть, они указывали на то же оформление, которое применялось в интерьере постройки (кат. 40), но сведений о первоначальном их расположении не доставало. Это была, конечно, малость, если учесть состояние, в каком находились святилища, когда были освобождены от песка. Реконструкция самого их объема, как и стиля живописи, украшавшей их, вносит абсолютно новые данные в знакомство с древним буддийским искусством. В унисон с сюжетом медитации Будды декор обоих святилищ поражает строгостью стиля. Повторяемость изображений и отсутствие бодисатвы особо примечательны, если сравнивать их с более поздней иконографией из таких городищ как Кизил на северном пути, где намного больше места уделено повествовательным сценам. Они примечательны также по сравнению с Мираном, городищем на южном пути приблизительно того же времени, что и Карадонг, но его живопись находилась под гораздо большим гандхарским влиянием. Распорядок построения декора в Карадонге, однако, напоминает такой же принцип, отмеченный например, в регионах Хотана, Равака или Ак-Терека, в более поздних святилищах, оформленных большими глиняными статуями стоящего Будды. Возникают ассоциации и с декором почти современных им больших ступ афганской Хадды, цоколи которых украшены фигурами Будд, сидящих в ряд в нишах. Но, что характеризует и, вероятно, составляет особенность живописи Карадонга – это деко-

178

Рис. 15. Опыт реконструкции святилища Б (Т. Фурне).

Рис. 16. Восстановление стоявших конструкций святилища Б (Ж. Сюир).

К. Дебэн-Франкфор, Т. Фурне, Ж. Сюир, А. Корне

Рис. 17. Рельеф из Свата с изображением сцены распределения реликвий на ковре, украшенном полосами с эллинизированными мотивами (Британский музей, ОА 1966. 10–17. Фото БМ). ративный «язык», который еще повсюду не зафиксирован, и не кодифицирован, но который является плодом культурного смешения. Хотя мы не знаем ничего, с чем конкретно можно сравнить эти росписи, видно, что они явным образом демонстрируют различные культурные традиции. К очень индианизированному стилю фигур Будды примешиваются источники влияния, насыщенные эллинизмом. В святилище А они проявляются в драпировке будд, придерживающих одежду так, как поступают с греческим гиматием. Это видно также в передаче движений, где нет ничего канонического, но что можно найти на некоторых скульптурах в Гандхаре и Хадде (см. кат. 24). Однако, именно в декоративных мотивах, меандрах и ветвистом орнаменте святилища Б, в ленте и иллюзорно объемном изображении из святилища А отпечаток этого «пограничного» эллинизма 3 наиболее ощутим, и проявляется не только в заимствовании темы, но также в более утонченной технике изображений и в попытке передачи перспективы, что полностью отсутствует в самом священном образе Будды. Как отметил Д.Шлюмберже в своем прекрасном исследовании о «не среднеземноморских наследниках греческого искусства» 4, на других памятниках Средней Азии в одном и том изображении переплетаются две линии влияния: одна светская и декоративная, наслоенная на другую индийскую и специфично буддийскую, при том, что религиозная сущность Будды ничуть не пострадала от этого культурного взаимодействия. Можно добавить также одно замечание к анализу некоторых рельефов Гандхары, где обнаружены те же эллинизированные мотивы в архитектуре и на тканях 5 (рис. 17). Роль тканей была, вероятно, даже определяющей в передаче Bernard, 1993. Schlumberger, 1960, p. 148. 5 Srinivasan, 1997. Об использовании западных мотивов в декоре буддийских гротов в Китае см. также Rawson, 1984. 3

179

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 18. Восстановление восточной стеРис. 19. Портрет человека и кентавра, ны святилища Б (Т. Фурне). вышивка шерстью (?) (Шанпула (Лоп) (фото IPAX). западных мотивов на Восток, а их значение, как источника заимствований в архитектурном декоре, широко продемонстрировано, например, в Пальмире 6. Легкость транспортировки позволяла перевозить их на большие расстояния в одну и другую сторону (китайские шелка, найденные в средиземноморском бассейне, и пальмирские ткани или греко-бактрийские драпировки, обнаруженные в Синьцзяне и т.д.) 7. Они перевозились вместе с признанными ценностями и мотивами декора двух великих традиций, восточной и западной.

Schmidt-Colinet (изд.) 1995. р. 50 sq; 2000б р. 57-72. См. в особенности Debaine-Francfort, 1993; Pirazzoli-t’Serstevens, 1994, p. 21-22; Schmidt-Colinet, 2000. Два фрагмента ткани из Пальмиры были открыты в погребениях в Синьцзяне в Лоувяне и в Шанпула (Catalogue, 1999, n 22, 197; Loulan, 1992 n 152 p. 55) где также были обнаружены драпировки с изображением Гермеса (Loulan, 1992 n0 395 p. 208). 6

180

К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь

ОАЗИС НА ШЕЛКОВОМ ПУТИ. АРХИТЕКТУРА И ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ Вторая часть нашего маршрута – древняя дельта Керии, Карадонг времени начала нашей эры. Всё вокруг – и поля, и некогда существовавшие плодовые сады, скрыты пустыней. Маленький городок, открытый С. Хэденом, зондированный А. Стейном, который там не задержался (см. стр. 22 и сл.), был долгое время единственным древним городищем, известным в долине Керии, а для нас – уникальным реперным пунктом на безнадежно пустой археологической карте. Как Нийя и восточнее расположенный Лоулян, это городище связано с группой самых древних следов исторического присутствия, открытых в Южном Синьцзяне на южной трассе Шелкового пути. Эти городища, запустение которых, произошедшее задолго до начала правления китайской династии Тан (618–907), датировано концом III – первой половиной IV в. н.э. Этот пункт послужил базой для разработки наших маршрутов. Три года разведок и раскопок (1991, 1993, 1994) позволили нам несколько изменить негативное видение А. Стейна, разочарованного малым количеством исторических следов, которые он там нашел. Теперь был открыт весь комплекс этих следов: и скромные обломки, и выразительные постройки, которые свидетельствуют об исчезнувшей жизни обводненного и достаточно плотно заселенного в древности оазиса, простиравшегося на добрый десяток километров, в центре которого находился Карадонг. Сегодня еще видны отмеченные С. Хэденом остатки, хотя и значительно сократившиеся, небольшого укрепления или каравансарая (рис. 1). Выстроенный из дерева и земли этот архитектурный ансамбль остается, однако, самым обширным и самым массивным в Карадонге (58 х 68 м), даже если двойной ряд комнат, который сто лет назад занимал еще внутреннее пространство строения, полностью разрушился, и если от ворот, зарисованных С. Хэденом, сейчас сохранились лишь толстые деревянные брусья (рис. 2). Оборонительный характер сооружения делает допустимым его функционирование в качестве военного поста. Три дома, отмеченные А. Стейном на его общем плане городища также еще там 1.

Рис. 1. Карадонг. Небольшой форт. 1993 (фото Ж. Сюир.)

Блуждающие барханы Появились также и многочисленные новые следы. Довольно обширные и очень часто малозаметные по причине значительного простран-

1 Дом, раскопанный в 1906 году (Ка 1) соответствует нашему обозначению на плане KRD I. Два других жилища, общий план которых он устанавливает по видимым на поверхности остаткам, соответствуют обозначениям KRD 50 (KA II) и KRD 42 (KA. III). см. рис. 5.

181

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

ства, занятого городищем, эти остатки рассеяны на длинной полосе примерно 6 х 3 км. Но современная топография создает ложное восприятие, которое может у нас сложиться от всего комплекса. Очевидно, что большое число строений скрыто еще под песками, преимущественно в северной части городища, где барханы особенно высоки. Возможно, именно там находился некрополь, относящийся к городищу, следы которого мы тщетно искали. В отличие от более древних, уже давно зафиксированных, некоторые из этих барханов сформировались позднее и постоянно Рис. 2. Деталь ворот форта (фото MAFCX). перемещаются. Такие огромные волны перемещений, наплыв которых то раскрывает, то поглощает, защищает или крадет обломки следов прошлого облика, беспрерывно изменяют его. Блуждающие, также как и водные протоки региона, эти барханы без конца меняют пейзаж. При каждом нашем приезде в Карадонг мы могли, таким образом, добавлять к нашим планам и съемкам новую информацию, тогда как следы других остатков, зафиксированных в предыдущие годы, оказывались под песками. Из-за этого очень трудно очертить границы городища, к тому же сильно развеянные ветрами. Однако, к первому наброску великого исследователя мы смогли добавить 20 строений, большие фермы, общественные и культовые сооружения, около 40 местонахождений материала, соответствующих либо разрушенным жилищам, зонам свалок или мастерских: гончарные печи, обработка кости (рис. 5). Лучше всего сохранившиеся остатки были тщательно изучены: сбор подъемного материала с поверхности, измерения, подготовка для анализов, архитектурные съемки, шурфы и раскопки. Сельское окружение. Небольшие имения, окруженные плодовыми садами Обширная ирригационная сеть, следы которой прослеживаются более чем на 3 км. Они также засняты нами (рис. 4), отмеченные здесь и там стволами мертвых тополей, некогда отенявших берега каналов. Это самая полная в настоящее время сеть, известная для древнего Синьцзяня. Некоторые из ее рукавов, повторно задействованные наряду с древними во время последовательных переделок, распознаются на разновременных участках. Распространение этой сети позволяет к тому же думать, что древний оазис Карадонга должен был быть намного более озелененным, чем оазис Дахеяна в современной дельте Керии, где недавние попытки ввести в строй земли были обречены на провал. Каналы, ориентиРис. 3. Толстые деревянные брусья в оборованные в направлении север / юг и слегка ронительной стене форта (фото MAFCX). 182

К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь

Рис. 4. Ирригационный канал, южный сектор, 1991 (фото MAFCX)

Рис. 5. План городища Карадонг (Ж. Сюир).

приподнятые над прилегающими участками, имеют ширину от 60 до 90 см и глубину от 20 до 25 см. Мы произвели съемку настолько точную, насколько это было возможно. В 1994 году в северной части городища также был отмечен большой круглый резервуар около 30 м в диаметре. Что касается культур, возделываемых в Карадонге, об этом известно очень мало. А. Стейном в форте были найдены остатки проса, риса и овса, которые и при современном состоянии исследований, остаются единственными следами зерновых, обнаруженными на городище, но конечно они не исчерпывали всего разнообразия выращиваемых продуктов. Пшеница и просо были найдены на синхронных ему городищах в Нийе и Лоуляне 2. Крупные ребристые каменные жернова вращательного типа, зафиксированные, начиная с эпохи Хань на других городищах региона и расположенных к востоку от него китайских памятниках, свидетельствуют, однако, о земледельческой деятельности (рис. 6), также как деревянные мотыги и лопаты (кат. 10–11). Также как в Нийе и Лоуляне сельские жилища Карадонга 3 были задуманы, как небольшие имения, окруженные плантациями тополя и возделанными орошаемыми землями. Они включали строения каркасного типа из дерева и самана, различные заграждения из кустарников и пристройки 2 3

Stein, 1907. p. 367; Hou Can, 1988. p. 3, 19. См., главным образом Maillard, 1983, chap II. 183

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

для животных, фруктовые сады, огражденные палисадами, засаженные персиками и виноградом, косточки и зернышки которых найдены, а также тутовыми деревьями, беловатые стволы которых громоздятся повсюду (рис. 7). В силу засушливости климата, позволяющей сохраниться этим хрупким материалам, в других местах, недоступных археологам, мы располагаем исключительными данными по архитектуре, ремеслу, домашнему хозяйству той эпохи. Дерево, оставшееся на открытом воздухе, плохого состояния, скрытое под песками оно прекрасно сохраняется в каркасных конструкциях, намного лучше обработанных, чем в современных домах, что свидетельствует об исключительном плотницком мастерстве и наборе инструментов. В Карадонге (как и в сегодняшнем Дахеяне) Рис. 6. Вращательный ребристый лесные заросли вдоль реки предоставляли дре- жернов (фото MAFCX). весину тополя, используемую в постройках. Как на большинстве древних городищ Южного Синьцзяня одна и та же строительная техника применена в различных типах зданий – сельских, административных или культовых: план здания указывает на его назначение. Ни одно из них не имело фундамента, окладные венцы из толстых горизонтально уложенных балок были достаточны, чтобы придать строению прочность. Стены состояли из деревянных же балок, соединенных штырями, вбитыми в паз, и столбов, чередующихся с круглыми опорами, часто даже с сохранившейся корой. Связки камыша, удерживаемые растительными перевязками, уложенные горизонтально, выполняют скрепляющую роль. Затем на обе поверхности стен наносилась саманная штукатурка, а полы были из простой утрамбованной глины. Обследование различных сохранившихся на городище построек показывает, что некоторые части зданий (пространство между столбами 110 см, двери и т.д.) были построены, следуя квазистандартизированным модулям калиброванных размеров (кат. 1), вероятно, соответствующих древним единицам измерения. Плоские каркасные крыши, перекрытые ветвями или камышом, обмазанными глиной, могут быть восстановлены, исходя из балок, найденных на поверхности, и по наблюдениям в некоторых домах, еще частично сохранившихся, вплоть до крыши (рис. 11, 16). Эта структура та же, что превалирует в современной архитектуре региона. Загоны и пристройки обычно делались, следуя более простому способу строительства с применением неошкуренноРис. 7. Стволы тутовых деревьев у го дерева и с использованием естественных раз- дома 42, 1991 (фото MAFCX). вилок деревьев, для опорных кольев. 184

К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь

Рис. 8. Растительная перевязка (фото MAFCX).

Рис. 9. Структура стен, дом 42 (фото MAFCX).

Рис. 11. Дом 59. План по уровню пола (Ж. Сюир).

Рис. 10. Южная дверь дома 42 в ходе раскопок 1993 (фото MAFCX).

Рис. 12. План дома 42 (Ж. Сюир) 185

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 13. Общий вид дома 42, 1993 (фото Ж. Сюир). Вероятно, эти строения были недолговечны, примечательно лишь состояние сохранности некоторых из них. К тому же кажется, что они очень тщательно поддерживались и регулярно покрывались штукатуркой, а дерево построек вторично использовалось или переносилось из одного строения в другое. Сельский дом и богатые резиденции Дом № 42, часть оснащения которого представлена в экспозиции, был крупной фермой (рис. 13), ранее отмеченной А. Стейном (K III на его плане). Сохранившая свои стены почти на 1,5 м высоты, она – одна из наиболее сохранных на городище. Мы начали ее раскопки в 1993 году, думая, что сможем завершить работы на следующий год. Барханы же, перемещаясь, сделали это невозможным. Занимая площадь около 250 м2 (примерно 16 х 15 м), она включала десяток комнат, распределенных на два блока, разделенных коридором (F 7) (рис. 12). Вероятно, свободное пространство использовалось как склад. Мы нашли там остатки корзин и различные мелкие предметы из дерева (кат. 7 и 8), а также деревянную кровать-скамью (кат. 2), форма которой напоминает современный предмет мебели (рис. 14). Северная часть (F 8 – F 9) наиболее засыпана песком, что не дало нам возможности произвести полные раскопки, казалось, была отведена для кухонной деятельности и хранения запасов. Здесь была найдена большая круглая корчага из дерева (кат. 3) того же типа, что и найденные в других местах на городище. Открытые в южной части дома комнаты для приемов (F 1, F 2, F 4), более крупных размеров и тщательнее выстроенные, были снабжены скамьями и камином из глины (рис. 15), что отмечается также и в современ-

186

К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь

Рис. 14. Дом № 42, кровать-скамья и тарная корчага (фото MAFCX).

Рис. 15. Дом 42: комната приемов с камином и глиняными скамьями (фото MAFCX). ных жилищах (см. стр. 38–39, 45). С западной стороны к дому были пристроены залы, отделявшие большие комнаты, и загоны с кормушкой, предназначенные для животных (F 3, F 5, F 6, F 1). В других домах, вероятно, более богатых, в помещения для приемов входила также квадратная комната, четыре центральных устоя которой должны были поддерживать приподнятую крышу со световым фонарем, позволявшим проникать воздуху и свету, того же типа, которые и сейчас еще можно видеть в прекрасной сохранности в современных домах. Дом № 59 на севере форта по своей форме и особому назначению представляет собой обширное строение в виде параллелепипеда (рис. 16). Учитывая риск его обрушения было бы опасно предпринимать его раскопки, но перемещение бархана между 1991 и 1994 годами позволило нам значительно дополнить съемку его плана. Обнаруженные там нами материалы, и особенно таблички с надписями кхарошти (кат. 21), позволяют предположить, что перед нами административное здание. Остатки дома, расположенного южнее, имеют менее сельский характер, хотя дом, к несчастью, полностью руинирован (№ 41), мы позволили себе представить, что он мог относиться к богатым резиденциям Карадонга (рис. 17, 18). Там на полу вперемешку находят остатки древних панно и резного деревянного декора, напомнившие нам, если хотите, ту важность моделей эллинистического происхождения, которые так хорошо заметны в архитектурном оформлении от Пальмиры до Бактрианы и Гандхары: фрагменты оконных рам, декорированных чешуйчатыми мотивами, основание антаблемента с двойными перекрещивающимися консолями, украшенными копьевидными мотивами, пилястры, большой лепной карниз или фронтон с желобом, заканчивающийся волютой. Все эти детали архитектурного облика находят аналогичные примеры, еще более украшенные, на городищах Нийи и Лоуляна 4 (см. стр. 100, 104). Мотивы их являются отзвуком декора настенных росписей тех небольших буддийских святилищ, которые мы раскопали в Карадонге. Оазис, открытый миру. Находки, обнаруженные в Карадонге, превосходно демонстрируют использование местных ресурсов и материалов в повседневной жизни. Они также отражают значение контактов, установленных с другими регионами через оазисы бассейна Тарима, которые тем или иным образом 4

См., наример: Maillard, 1983, Stein, 1907. Pl. LXVIII 187

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Рис. 16. Аксонометрия дома № 59 (Ж. Сюир).

Рис. 17. Рухнувшие детали деревянного декора, дом 41 (дизайн Ж. Сюир).

188

К. Дебэн-Франкфор, Цонь Юцонь, Хиао Хиаоюнь

Рис. 18. Орнаментированная дверная рама (фото MAFCX). участвовали в крупных обменных процессах (торговля, идеи, религии), чему благоприятствовало прохождение Шелкового пути. В этом смысле жизнь в Карадонге отвечает духу своего времени. Внутри самого региона вместе с большим числом мелких деревянных предметов на городище найдены калебасы (из тыквы), половники или ложки, пробки, «брикеты» для разжигания огня (кат. 7–11), как и фрагменты различных предметов из кошмы и шерстяных тканей, наряду с вещами из хлопка и шелка, импортированными из Индии и Китая, откуда также происходят медные монеты (кат. 19), а также стеклянные бусины из Восточного Средиземноморья. Керамика также свидетельствует о разнообразии своего происхождения. Следует обратиться на Запад, и особенно к Кушанской империи, чтобы найти параллели таким сосудам, как амфоры с плоским дном и двумя ручками или кувшины с ручкой и высокой горловиной, неизвестные в наборе посуды Китая, варианты которых, однако, существуют в Йоткане в Хотанском оазисе. Наряду с грубыми тарелками, вероятно местного производства, находят более тонкой выделки красную керамику с лощением, вероятно, импортированную или изготовленную под влиянием продукции кушанского или более позднего времени. Несмотря на китайский сюзеренитет, хорошо устанавливается культурная принадлежность Карадонга, как и Хотанского царства, к индо-гандхарскому кругу, что подтверждается находкой таблиц с письмом кхарошти (кат. 21). Пути из Индии через Тибет, Верхний Инд и Кашмир функционировали так же, как пути с Запада в Бактриану через Памир. Обширное царство Кушан и царства их преемников способствовали этим обменам, которые шли через предгорные оазисы Кунлуна. Открытие Джамбулак Кума показывает, что они существовали задолго до начала нашей эры. 189

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых

Общая литература Bailey, H. W., 1982, The Culture of the Sakas in Ancient Iranian Khotan, Columbia Lectures on Iranian Studies, vol. 1, New York, Caravan Books. Bergman, F., 1939, Archaeological researches in Sinkiang, vol. VII, 1, Stockholm. Bernard, P. 1993, “Un hellénisme des confins”, Encyclopaedia Universalis, Paris, p. 118 Catalogue, 1999, A Grand View of Xinjiang’s Cultural Relics and Cultural Sites, Urumqi. Debaine-Francfort, C., 1989 Les grandes étapes de la neolithisation en Chine de ca. 9000 a c. 2000 avant J.-C., in O. Aurenche et J. Cauvin eds, Neolithisations, BAR, p. 297-317. Debaine-Francfort, C., 1993, “L’art du Xinjiang : entre la Chine et les Han, l’empire des steppes et l’Orient hellénisé”, in: Le Grand Atlas de l’Art Universalis, Paris, Encyclopaedia Universalis. Francfort, H.-P., 1998, «De l’art des steppes au sud du Taklamakan», Bulletin of the Asia Institute, 12, p. 45-58. Francfort, H.-P., Klodzinski, D., et Mascle, G., 1990, «Pétroglyphes archaïques du Ladakh et du Zanskar», Arts Asiatiques, XLV, p. 5-27. Gropp, Gerd, 1974, Archäologische Funde aus Khotan, Chinesisch-Ostturkestan: die Trinkler-Sammlung im Überseemuseum, Bremen;[wiss. Ergebnisse d. Dt. Zentralasien-Expedition 1927/28, Teil 3], Röver. Kambery, D. 1994, “The Three Thousand Year Old Chärchän Man Preserved at Zaghunluk”, Sino-Platonic papers, 44, p. 1-15. Keyom Kh., 1998, “Qiemo xian Zhaghunluke wu zuo muzang fajue baogao”, Xinjiang Wenwu, 3, p. 2-18. Maillard, Monique, 1983, Grottes et monuments d’Asie centrale: essai sur l’architecture des monuments civils et religieux dans l’Asie centrale sédentaire depuis l’ère chrétienne jusqu’à la conquête musulmane, Jean Maisonneuve Libraire d’Amérique et d’Orient. Niya, 1999, «Zhongri Rizhong gongtong Liya yiji xueshu diaocha baogaoshu, vol. 2. Pirazzoli-t’Serstevens, M., 1994, «Pour une archéologie des échanges. Apports étrangers en Chine transmission, réception, assimilation», Arts Asiatiques, XLIX, p. 21-33. Rawson, Jessica, 1984, Chinese ornament: the lotus and the dragon, Trustees of the British Museum. Schlumberger, D., 1960, «Les descendants non-méditerranéens de l’art grec. I», Syria, 37 (1), p. 131-166. Schmidt-Colinet, Andreas, 1995, Palmyra: Kulturbegegnung im Grenzbereich, vol. 27, Verlag Philipp von Zabern. Schmidt-Colinet, Andreas, Stauffer, Annemarie, et Asʻad, Khālid, 2000, Die Textilien aus Palmyra, vol. 8, Ph. von Zabern. Srinivasan, D. M., 1997, «Gandharan Textiles: A Local Craft with a Western Connection», R. Allchin, B. Allchin, N. Kreitman, E. Errington (eds), Gandharan art in context, Delhi, p. 95-117. Stein, Mark Aurel, 1907, Ancient Khotan: detailed report of archaeological explorations in Chinese Turkestan, 2 vol. Clarendon Press. Wang Bo et Chang Xien, 1986, « Wensu xian Baozidong muqun de diaocha he fajue », Xibjiang Wenwu, 2, p. 1-22. Yang Hanchang et al. 1986. Xinjiang’s Gems and Jades, Xinjiang Peoples’s Publishing House, Urumqi-Hong Kong Zhang Tienan и Wang Zonglei, 1998, nian Niya yizhi 93A35 hao fojiao siyuan fajue jianbao, Xinjiang wenwu, 1998/1, p. 6-10 Hou Can, 1988, Loulan xin chutu mu jianzhi wenshu kaoshi, Xinjiang, Wenwu 1988/2, p. 53-68

190

Список включенных в сборник статей Jarrige, J.-F., 2004, “Le Néolithique des frontières indo-iraniennes: Mehrgarh”, in: Aux marges des grands foyers du Néolithique: Périphéries débitrices ou créatrices, J. Guilaine (Dir.), Paris, Errance, p. 31-62. Brunet, F., 2005, «Pour une nouvelle étude de la culture néolithique de Kel’teminar, Ouzbékistan», Paléorient, p. 87-106. Didier, Aurore et Besenval, 2004, «Peuplement protohistorique du Kech-Makran au 3 e Millénaire av. J.-C.: l’assemblage céramique de la période IIIc sur le site de Miri Qalat», Paléorient, p. 159-177. Francfort, H.-P., 2005, “La civilisation de l’Oxus et les Indo-Iraniens et Indo-Aryens”, in :Aryas, Aryens et Iraniens en Asie Centrale, (Collège de France. Publications de l’Institut de Civilisation Indienne, vol. 72), G. Fussman, J. Kellens, H.-P. Francfort, et X. Tremblay (Dir.), Paris, Diffusion de Boccard, p. 253-328. Lecomte, Olivier, 2007, «Entre Iran et Touran: recherches archéologiques au Turkménistan méridional (20012006)», Comptes rendus des séances de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 151 (1), p. 195-226. Lyonnet, B, 2013, «Recherches récentes sur les céramiques de Sogdiane (de la fin de l’âge du bronze à la conquête arabe): contribution à l’histoire de l’Asie centrale», Cahiers d’Asie Centrale, 21/22, L’archéologie française en Asie centrale. Nouvelles recherches et enjeux socioculturels , J. Bendezu-Sarmiento (Dir.), p. 261-282. Bernard, P., 2009, «La découverte et la fouille du site hellénistique d’Ai Khanoum en Afghanistan: comment elles se sont faites», Parthica, 11, p. 33-56. Besenval, R, .Bernard, P., Jarrige, J.-F., et, 2002, «Carnet de route en images d’un voyage sur les sites archéologiques de la Bactriane afghane (mai 2002)», Comptes rendus des séances de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, (novembre-décembre), p. 1385-1428. Lyonnet, B., 2010, “D’Aï Khanoum à Koktepe. Questions sur la datation absolue de la céramique hellénistique d’Asie centrale”, in: Tradiciivostoka i zapada v antichnojkul’ture Srednej Azii, K. Abdullaev (Dir.), Tachkent, Noshirlikyog’dusi, p. 141-153. Rapin, C., 2010, “L’ère Yavana d’après les parchemins gréco-bactriens d’Asangorna et d’Amphipolis”, in: Tradicii vostoka i zapada v antichnoj kul’ture Srednej Azii, K. Abdullaev (Dir.), Tachkent, Noshirlikyog’dusi, p. 234-252. Leriche, P., 2013, « Le médaillon emblema de Termez», in print. Grenet, F., 2006, «Nouvelles données sur la localisation des cinq yabghusdes Yuezhi. L’arrière-plan politique de l’itinéraire des marchands de Maès Titianos», Journal Asiatique, 294 (2), p. 325-341. Rapin, Cl., Isamiddinov, M. Kh., et Khasanov, M., 2001, «La tombe d’une princesse nomade à Koktepe près de Samarkand», Comptes-rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, (janvier-mars), p. 35-92. La Vaissière, Etienne de, 2005, «Huns et Xiongnu», Central Asiatic Journal, 49 (1), p. 3-26. La Vaissière, Etienne de, 2010, «Oncles et frères: les qaghans Ashinas et le vocabulaire turc de la parenté», Turcica, 42, p. 267-277. Debaine-Francfort, C., et Abduressul, I., 2001, “DjoumboulaqQoum, une cité fortifiée”, in :Keriya, mémoires d’un fleuve. Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, C. Debaine-Francfort et I. Abduressul (Dir.), Paris, Editions Findakly, p. 120-136. Debaine-Francfort, C., Fournet, Th., et Cornet, A., 2001, “Les plus anciens sanctuaires bouddhiques du Xinjiang. Essai de reconstitution d’une architecture et de son décor”, in: Keriya, mémoires d’un fleuve. Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, C. Debaine-Francfort et I. Abduressul (Dir.), Paris, EditionsFindakly, p. 82-91. Debaine-Francfort, C., Yuzhong, Zhang, et Xiao, Xiaoyong, 2001, “Une osais sur la route de la soie”, in: Keriya, mémoires d’un fleuve. Archéologie et civilisation des oasis du Taklamakan, C. Debaine-Francfort et I. Abduressul (Dir.), Paris, EditionsFindakly, p. 56-63.

191

Археология и история Центральной Азии в трудах французских ученых. Том II. — Самарканд: МИЦАИ, 2014. — 192 с.

Технический редактор — Илимнара Османова Дизайнер — Азиз Юлдашев

Подписано в печать 07.04.2014 г. Тираж 500 экз.

ISBN 978-9943-357-11-2 (МИЦАИ)

МИЦАИ: 140129, Самарканд, Университетский бульвар, 19 iicasunesco@gmail.com www.unesco-iicas.org

Отпечатано в типографии Mega Basim: Baha Is Merkezi, Haramidere, Istanbul, Turkey www.mega.com.tr