BACK IN USSR – Ilinsky by Simon Simon

BACK IN USSR

или По Волнам Нашей Памяти Владимир Ильинский (Bobjor) & Co

S ID E G R E E N

СОДЕРЖАНИЕ: Вместо предисловия …….…………………………………………………………………………….……………..4 Глава 1

Я открываю для себя BEATLES……….……………………………………...…..7

Рассказ 1

Тогда это был Процесс!……………………………………………………………….10

Глава 2

Я еду в Англию…………..……………………………………………………………….…11

Глава 3

Первые диски и первый магнитофон……….………………………………13

Рассказ 2

Я застал еще «рок на костях»…………………………………………….…16

Рассказ 3

Как это было в Эстонии……………………………………………………………17

Глава 4

Я вступаю в Комсомол и поступаю в институт……………18

Глава 5

Я начинаю коллекционировать диски.……………………….…………20

Рассказ 4

Команда молодости нашей……..…………………….………………………..40

Рассказ 5

Начиналось с малого………………………………………………………………….41

Рассказ 6

«Триппер» не переводится………………………………………………………...42

Глава 6

Тетрадки, вражьи голоса и увлечение пересъемкой……………43

Рассказ 7

Время незабвенное…………………………………………………………………………52

Рассказ 8

Почему мы так любили диски?………………………………………………53

Глава 7

Я расширяю свой музыкальный кругозор.……………………………54

Глава 8

Дискоболы..…………………………………………………………………………………….64

Рассказ 9

Поначалу о дисках я мог только мечтать……………………..…68

Глава 9

Московские хиппи………………………………………………………………………..70

Глава 10

Распределение, или я начинаю взрослую жизнь...………………..71

Рассказ 10

Мое грандиозное открытие……………………………………………………….77

Глава 11

Нет жизни без дисков………………………………………………………………….78

Рассказ 11

Песня остается прежней!………….………………………………………………92

Глава 12

Мой Топ-Фифти………………………………………………………..………………..94

Глава 13

Жарр и недолгое увлечение металлом………………….………………..97

Глава 14

Начинается эпоха компактов……………………………………………..100

Глава 15

Радио…………………………………………………………………………………………….104

Глава 16

Ночные эфиры……………………………………………………………………………..109

Глава 17

Коммерсанта из меня не получилось……………..………………..112

Глава 18

Бутлеги………………………………………………………………………………………..114

Глава 19

Битловский эфир и «Братья по оружию»………………………..118

Глава 20

Концерт Ринго…………………………………………………………………………..123

Глава 21

Новые винилы и новые друзья…………………………………………………..126

Глава 22

Красная и Дворцовая площади……………………………………………..128

Глава 23

Хенсли, Андерсон и Гиллан…………………………………...………………..130

Рассказ 12

Звонок от Акваланга………………………………………………………………..135

Рассказ 13

Иногда они возвращаются……………………………………………………...137

Глава 24

Возвращение на круги своя……………………………………………………..138

Рассказ 14

Есть такое место……………….…………………………………………………….140

Благодарность ………………………………………………………………………………………………………..152

В М Е СТ О ПРЕ Д И СЛО В И Я

Не так давно смотрел в кино «Стиляг» и поразился. Как все похоже на то, что происходило со мной, только лет на десять позже, в бытность уже хиппи. Сперва стригли стиляжьи коки и гоняли за ботинки на «манной каше», яркие пиджаки и брюкидудочки, а потом - за длинные волосы, голубые офицерские шинели, которые носили исключительно расстегнутыми, и расклешенные брюки. Сначала преследовали за джаз, а в мое время - за Битлов. «Тех, кто слушает Пинк Флойд, гнать поганою метлой» или «Сегодня носит Адидас, а завтра родину продаст» – эти шутливые народные двустишья отражали, как это ни смешно, позицию государства по отношению к тем, кто не то чтобы шел против линии партии, а просто невольно выделялся (одеждой ли, прической или музыкальными пристрастиями) из общей массы людей, приученных жить в духе всеобщего «одобрямса». Тех, кто слушал Битлз, зачастую называли чуть ли не предателями родины. Порой эти же слова можно услышать и сегодня. Странно. Почему-то никому не придет в голову обвинять в предательстве человека, всю жизнь исследующего творчество Шекспира или неореализм в итальянском кинематографе, живопись французских импрессионистов или творчество австрийских гениев Моцарта и Штрауса. Знаю, что есть люди упертые, которые и слышать ничего не хотят: мол, живешь в России – слушай русскую музыку. Эта книга, конечно, не для них. Она вызовет у них лишь очередной приступ ненависти, которую рождает все, что не укладывается в шаблоны. Зато она придется по вкусу тем, кто, как и я, пронес свою любовь к некогда «запретной» музыке через всю жизнь. Их гораздо больше, чем может поначалу показаться. Просто многие из них устали от работы, быта, бесчисленных проблем и самой жизни с ее бешеным ритмом настолько, что им некогда вспомнить собственную молодость. 4

Но стоит только зазвучать «Шизгаре» или «Ши лавз ю», и люди полностью меняются, у них загораются глаза, и воспоминания возвращаются. Пусть на час, пусть на десять минут, но они снова становятся молодыми и светятся от счастья, вспоминая, как интересно жить им было когда-то. Эта книга также придется по вкусу тем, кто, родившись много позже, даже не представляет себе, как непонятные запреты лишали моих сверстников возможности слушать музыку Битлз и покупать их пластинки в магазинах. Прошли годы, следом за джазом признали сперва Элвиса, а потом и Битлов, и вот уже сам президент принимает в Кремле Пола Маккартни, а следующий не стесняется признаться, что любит «Дип Пёрпл» и даже собирает виниловые пластинки тех самых некогда запретных групп. И никто уже не вспоминает о гонениях, унизительных публичных стрижках и отменах концертов отечественных музыкантов, пытавшихся играть рок у нас. Все меняется. Не меняется только восприятие музыки «Битлз», не меняется отношение к ним, хотя самой группы нет уже почти сорок лет. Чем так уж хороши «Битлз»? Очень непростой вопрос. Почему нам вообще что-то нравится, а что-то не нравится? Это касается и фильмов, и телевизионных передач, всего, даже людей. Видимо, это дело вкуса. Мне Битлы нравятся тем, что они непредсказуемы, разнообразны, обладают чувством меры и исключительным вкусом. Возможно, на каком-то этапе им повезло, но без везения в музыке, в кино, в спорте никуда. Наверное, они оказались в нужном месте в нужное время. Но это опять-таки их заслуга. Нужно быть готовым к встрече с удачей, если она поворачивается к тебе лицом, нужно ждать ее, терпеть и ждать, работая и веря в свою звезду. Как много талантливых музыкантов опускали руки после одной-двух неудач. У Битлов тоже не все сразу получилось. Им отказала компания Декка, потом еще целый ряд компаний. В пору было сдаться - не сдались, а использовали предоставленное им время, чтобы продолжать расти - как музыканты, как авторы. Хорошая группа, как и хорошая команда в спорте, складывается из сильных личностей, каждая из которых дополняет другие. У Битлов именно так. Они все разные: Пол - мелодист, мультиинструменталист, душа и настоящий мотор группы, Джон - мозг и совесть коллектива, человек амбициозный, резкий и беспрестанно ищущий новые пути и способы самовыражения, Джордж - духовное начало группы, и, наконец, Ринго - ее человеческая основа. Четыре разных голоса, четыре разных характера и четыре разных подхода к музыке в сумме дали миру феномен под названием «Битлз». Начав с того, что принято называть «биг-битом» или «мерсисайдским саундом», Битлы потом показали, насколько разной может быть рок-музыка. Они были одинаково хороши в рок-н-роллах и балладах, в блюзовых и хард-роковых вещах, в стилизациях под фокстроты 30-х годов, они писали песни в ритме вальса и танго, они сочиняли музыку в стиле «кабаре», они записывали авангардные композиции, временами предвосхищая возникновение новых направлений рока. И если б все дело было только в их музыке. Битлы оказали необычайное влияние на другие группы, на других музыкантов. Не в том смысле, что кто-то стал копировать их звучание (хотя и такие тоже были). Ливерпульская четверка словно указала всем дорогу - не бойтесь экспериментировать и идти своим путем. К черту стандарты и клише! Будьте свободнее, ищите в музыке своё. Сколько будущих звезд рока вообще взяли в руки гитару просто потому, что однажды 5

услышали «Битлз». Не случайно музыканты самых разных направлений, даже панки и металлисты, не стесняются признаваться им в любви. Вот, для примера, лишь несколько имен из самых разных направлений музыки - Оззи Осборн, Фил Коллинз, Майк Портной, братья Галлахеры. Наверное, можно найти куда более сильных инструменталистов, чем Битлы, но ведь музыка - это не только исполнительское мастерство. Чисто, технично и быстро сегодня сыграть могут многие, а вот играть нестандартно, с душой, «волшебно», превращая обычную песню в музыкальное чудо, - мало кто может. Недаром говорят, что большинство играет ноты, и лишь немногие - паузы между этими нотами. Битлы к тому же необычайно щедры. Они никогда не скупятся на идеи, находки, в том числе и технические, позволяющие добиться абсолютно нового звучания. Практически каждая их песня - целая россыпь мелких музыкальных «фишек», которых другой группе с лихвой бы хватило на несколько альбомов. Но больше всего Битлы всегда поражали меня своей непредсказуемостью, я никогда не мог предвидеть, чего от них ожидать. Все их альбомы не похожи один на другой. За какие-то три года они прошли колоссальный путь от первого, простенького, хоть и талантливого, «Please Please Me» до потрясающего психоделического шедевра «Revolver». А ведь потом были «Сержант», «Белый альбом» и «Abbey Road», без которых вообще трудно представить себе рокмузыку. У каждого битломана есть свой любимый диск, а вот нелюбимого, который бы раздражал, не нравился, не бывает, потому что все они разные, и каждый по-своему хорош. У них вообще нет проходных альбомов. И «Yellow Submarine» с оркестровой музыкой из мультфильма - это маленький шедевр. Виниловые альбомы «Битлз» Даже в последние два года, когда взаимоотношения внутри «Битлз» были напряженными, Джон, Пол, Джордж и Ринго еще раз продемонстрировали свой высочайший уровень, записав в таком состоянии ТАКИЕ пластинки. Помните, чем заканчивается их последний, по сути, альбом «Abbey Road»? - «… and in the end the love you take is equal to the love you make» - в конце концов, ты получаешь столько любви, сколько даришь ее сам. Жизнь лишь подтверждает правильность этих слов. 6

Г Л АВ А 1

Я О ТК РЫ ВА Ю ДЛЯ СЕБЯ B E ATLE S

Наверное, не у меня первого все началось с BEATLES. Под словом «все» я имею в виду даже не просто увлечение музыкой, а всю взрослую жизнь. Впервые я услышал их в самом конце 1965-го года. Более точной даты, как ни старался, вспомнить не смог. Был я в то время вполне советским школьником. Слушал Миансарову, Бржевскую, Магомаева, Хиля, Зыкину - словом, всех, кого предлагало телевидение, и мне нравилось. Дома у нас всегда было много пластинок. Я любил слушать юмористические миниатюры Мироновой и Менакера, Тарапуньки и Штепселя и, конечно, Райкина. Мама очень любила Георга Отса, и я почти наизусть знал его знаменитую арию из «Мистера Икса»: Снова туда, где морей огней Снова туда, с тоскою своей, Светит прожектор, фанфары гремят, Публика ждет, будь смелей акробат... Как видите, помню даже сейчас, ведь столько раз это слушано - переслушано... Помню по Голубым огонькам и Гнатюка, который глубоким басом пел: Вьюга смешала землю с небом, Темное небо с белым снегом, Шел я сквозь вьюгу, шел сквозь небо, Чтобы тебя отыскать на земле... И нравилось! Многое нравилось. И «Хотят ли русские войны», и «Пусть всегда будет солнце». И сейчас многое из того времени нравится - может, это чисто ностальгические чувства...

Просто в один прекрасный момент все в моей жизни переменилось. Меня вдруг увлекла совершенно другая музыка. Мама привезла из какой-то заграничной поездки сорокопятку BEATLES (точнее, как я узнал со временем, миньон). На нем было четыре песни: «Drive My Car», «Michelle», «Run For Your Life» и «Girl». Я уже, конечно, не раз слышал, что BEATLES - это плохо, что они - орудие империализма, что они могут испортить советскую молодежь. Газеты по их поводу только язвили, публиковали какие-то карикатуры, мерзкие заметочки, подписанные иногда вполне уважаемыми людьми - одну из них, помню, подписал Никита Богословский. Потом, много лет спустя, он оправдывался, говорил, что его попросили, что он сам никогда до этого BEATLES не слышал… Но сейчас не об этом. Мама - женщина мудрая видимо, решила, что лучше все-таки самому раз послушать, чем сто раз прочитать чьи-то мнения, которые, как казалось даже мне, школьнику, были явно «Michelle» – моя первая тенденциозны. сорокопятка BEATLES Короче говоря, поставил я эту пластинку на проигрыватель. Аппарат у нас был самый простой «Концертный», с корундовой иглой, которая, как я узнал много позже, нещадно портила пластинки. Но кто тогда знал, что есть на свете алмазные иглы, есть противовесы, регулирующие нагрузку иглы на пластинку, и прочее, и прочее. Все это пришло в мою жизнь позже, а в тот момент пришло главное музыка BEATLES. Первых двадцати секунд хватило для того, чтобы я понял: без этого я не смогу больше жить. Закончилась первая песня, потом вторая. Я перевернул пластинку и послушал еще две. Потом снова поставил первую сторону. Потом снова вторую, и опять первую. Я слушал и испытывал нечто неведанное доселе. Это было настолько мое! Я вглядывался в незнакомые лица, смотревшие на меня с обложки. Какими разными они были, но какими симпатичными, а главное, простыми. Не было в них ничего вызывающего, дерзкого, неестественного и тем более звездного. Разве могут эти ребята разлагать кого-то, думал я, разве могут они сделать меня или таких, как я, хуже? Разве можно их музыку назвать плохой? Может, я чего-то не понимаю? Или я не такой, как все? Скоро я вырос, и мне стало понятно, что сами BEATLES здесь были абсолютно ни при чем. Все дело в идеологии... Тогда вообще нехорошо было быть несоветским, то есть носить джинсы (ударение понимающие люди ставили на последний слог), за которые фарцовщики просили неимоверные деньги, отращивать длинные волосы, которые почему-то считались вызовом обществу и вызывали гнев со стороны властей и, что самое страшное, милиции. Сегодня в это трудно поверить, но тогда прямо на улице среди бела дня тебя могли остановить только за то, что у тебя слишком длинные волосы, или за то, что у тебя 8

расклешенные брюки. Клеш, кстати, дружинники могли срезать бритвой прямо на месте - без суда и следствия. Причем делалось это с каким-то садистским удовольствием, под всеобщий смех. Не до смеху было только потерпевшему. Тогда мало кто не пробовал хоть немного расставить брючину. Помню, мама расставила мне мои школьные брюки, а снизу я попросил обшить их молнией, чтобы они лучше лежали, чтобы молния, как груз, тянула их вниз, к ботинкам. Кто-то пошел дальше и вшивал цветные клинья - ярко красного цвета, а то и вставлял в эти клинья лампочки, которые вечером светились от спрятанной в заднем кармане батарейки. Но клеша (именно так было принято произносить это слово тогда) вошли в моду в самом конце 60-х - начале 70-х, а до того модным было носить дудочки. В одной из первых советских сатирических комедий над этим вдоволь поиздевались. Фильм назывался «Иностранцы», и иностранцами у себя дома были наши ребята - стиляги. Их, конечно, сделали абсолютными кретинами, что полностью соответствовало замыслу авторов: гоняешься за всем иностранным - значит, сам иностранец. Такие, мол, здесь не нужны. Парни из фильма носили модные шмотки, дудочки надевали лежа на спине, чуть ли не натирая ноги мылом - иначе их было не натянуть, и слушали всякие буги-вуги и рок-н-роллы - музыку, чуждую советскому человеку. А главного героя, который, будучи на самом деле правильным советским журналистом, выдавал себя за иностранца, который разоблачил стиляг и прописал их в газете, играл, насколько я помню, будущий Фокс из «Места встречи изменить нельзя». Джинсы... Как много значит это слово для людей моего поколения. Не всех, конечно, а для тех, кто их носил. Я лично делал это не из пижонства. Просто в джинсах было удобно, их можно было не гладить - выстирал и надел снова, как только высохли. Правда, после стирки они несколько садились, поэтому, если джинсы были маловаты, сушили их на себе - иначе в них можно было потом и не влезть. Отличить настоящие джинсы от ненастоящих - индийских, советских и прочих - было так же легко, как отличить Битлов от советских ВИА. Вообще все «левые» джинсы вызывали у обладателей фирмЫ лишь ухмылку. Я их, например, так ни разу и не надел, хотя поначалу мама, купившая мне пару в Детском Мире, никак не могла взять в толк, зачем нужно платить в сто раз больше и носить гораздо более жесткие и легко протирающиеся штаны. Потом, правда, и она поняла, что к чему. Нефирменные даже сшиты были как-то не так и выглядели, скорее, спецодеждой, безразмерной и неудобной. Но мы отвлеклись. Вернемся все-таки к музыке. Ну не нравилась она тогдашней власти! Самое смешное, как рассказывал мне отец, точно так же к нам «не пущали» джаз. Потом он стал чем-то вроде классики и перестал быть опасным. Настал черед рок-н-ролла. Его, несмотря на запреты и полное отсутствие в магазинах, на радио и телевидении, слушали все. Я тогда был еще слишком мал и рок-нролл прошел мимо меня, а вот ко времени очередного запрета - Битлов - я уже подрос. Считается, что битломания началась в 1964-м, я же начал их слушать годом позже. Битлами я заболел. Я понятия не имел, сколько у них пластинок, как давно они играют, как их зовут - узнать все это было просто негде. О том, чтобы достать новую пластинку, и говорить не приходилось.

* * * 9

Участник форума www.beatles.ru

ТОГДА ЭТО БЫЛ ПРОЦЕСС! Игорь Потешин (ИГОРЬ), Краснодар, 1955 года рождения В начале 60-х годов мы жили в Таганроге, и не знаю уж почему, но мне кажется, что тогда это (после столиц, разумеется) был довольно продвинутый в западно-музыкальном смысле город. Помню, приходят к моему брату ребята ещё старше него, лет так по 18-19, волосатые, в клешах (год, наверное, 1966-ой), с такими словами: «Говорят, у тебя мафон хороший. Надо бы переписать две бобины Битлов - мне из Москвы прислали». И тут я влезаю с репликой: «И нам копию!». На том и порешили. Вот тут-то и началось. Тогда процесс перезаписи – это был Процесс! Не то что сейчас цифру бесчувственную копировать… Кроме двух бобин Битлов у ребят оказались ROLLING STONES, MONKEES, ANIMALS, KINKS. Ну и скажите, как можно было после этого слушать: «Солнце льётся прямо с крыш / У киоска ты стоишь» или «Хмуриться не надо, Лада»??? Да просто невозможно было слушать такое. Нет, я не спорю, были в советской эстраде и образцы достойные, но после того материала, который я почерпнул и продолжал черпать, меня к советской эстраде пряником нельзя было заманить. * * *

Г Л АВ А 2

Я ЕДУ В А Н Г ЛИ Ю И вдруг судьба предоставила мне фантастическую возможность. Мне повезло, как, наверное, никому... Едва перейдя в восьмой класс, я вместе с родителями поехал в составе туристической группы в Англию на Чемпионат мира по футболу. Дело было летом 1966 года. Это сейчас поездки болельщиков на крупные соревнования дело привычное. Тогда нас только начинали пускать за железный занавес. Узнав, что такая поездка планируется, отец подал в Интурист заявку на трех человек - себя, маму и меня. - Нет! - сказали ему. - Детей в такие поездки не берут. - Почему? – не понимал отец. – Я же плачу за него, как за взрослого. Кроме того, в школе он учит английский, и ему будет полезно послушать английскую речь. Или действительно есть какие-то ограничения? Тогда покажите мне их. Понятно, что показать отцу ничего не показали, но настаивали на своем. Тогда он написал письмо прямо Громыко, и, как это ни удивительно, довольно быстро ему пришел ответ: «Никаких ограничений на поездки детей не существует». С этим письмом отец снова пошел в Интурист и показал его тамошним начальникам. Те снова стали мяться, юлить. Тогда отец поставил вопрос ребром: - Есть разъяснение от Министра иностранных дел. Запретов не существует, а раз это не запрещено, значит нужно оформлять. И я поехал в Англию. Я был единственным ребенком на борту самолета. Впервые в жизни я расписался в денежной ведомости, впервые в жизни получил на руки деньги, и это были фунты стерлинги. На каждого тогда полагалось целых пять фунтов. Мы летели в одном самолете с тогдашней чемпионкой мира по шахматам Наной Гаприндашвили, несколькими знакомыми мне по телевизионным футбольным трансляциям людьми из Федерации футбола, а, главное, с женами наших футболистов Славы Метревели и Галимзяна Хусаинова. Перелет был долгим, через Амстердам, поэтому, когда автобус привез нас в Лондон на Пикадилли, я уже спал, и по-настоящему с Англией познакомился только утром на следующий день. Стриженая английская трава (англичане говорят, что добиться такого густого и ровного покрытия очень просто, нужно только в течение ста лет подстригать ее каждый день), светоотражающая разметка на дорогах, огромный рекламный щит Кока-Колы на Пикадилли – вот что произвело на меня самое сильное впечатление в первый день. 11

Помню, как многие мужчины, едва выйдя из автобуса, кинулись к газетной палатке. Там в огромных количествах были разложены журналы с голыми девицами на обложках. Я тоже подошел, но мне было не до девиц – рядом лежали журналы, на обложках которых красовались Пеле, Гарринча, Эйсебио и даже Лев Яшин. Помню, именно там я потратил свои первые шиллинги, считать которые я так и не научился. На той же Пикадилли был знаменитый музыкальный магазин «Тауэр Рекордз», зайдя в который, я остолбенел: отовсюду на меня смотрели мои кумиры - с обложек пластинок, с плакатов. Я так и стоял с открытым ртом. Боже мой! - думал я. - Ведь все это можно здесь купить... А рядом в витрине спортивного магазина красовались бутсы Адидас с факсимильной подписью самого Пеле на язычке. Модель так и называлась - «Бутсы Пеле» (с настоящими, ввинчивавшимися в подошву шипами). Таких бутс у меня, конечно же, не было. Мне предстояло сделать тяжелейший выбор - купить пластинку Битлов, «бутсы Пеле» или много-много журналов и сувениров на футбольную тему. И в первый и последний раз в жизни я предал своих Битлов, выбрав последнее. Я выбрал Львенка Вилли на присоске, кучу значков, наклеек, журналов, буклетов, вымпелов и программок. Каким же трудным был этот выбор. Так хотелось стать обладателем долгоиграющей пластинки Битлов... Правда, через полгода мама привезла мне из очередной гастрольной поездки и бутсы (пусть не «Пеле», но тоже фирмы «Адидас»), и еще одну сорокопятку Битлов с песнями «Strawberry Fields Forever» и «Penny Lane». Да, о футболе. Наша сборная тогда в первый и в последний раз получила бронзу за четвертое место, и мы с родителями побывали на полуфинале Англия - Португалия и финале Англия - ФРГ, в том самом, где Тофик Бахрамов помог засчитать незабитый гол Хёрста. Даже с трибуны я четко видел, что мяч ударился о линию ворот и не пересек ее. А в полуфинале парой дней раньше я неистово болел за своего любимого Эйсебио, и он даже забил, но одного гола для победы оказалось слишком мало. Не судьба, видно, ему была затмить славу Пеле. И все равно для меня именно он - футболист номер один, просто шанс показать себя на чемпионате мира у него был один, а у Пеле со сборной Бразилии их было несравнимо больше. После финального матча мы шли к автобусу, а на улицах, украшенных английскими флагами, уже продавались газеты с отчетом и фотографиями основного времени матча. Наш «Советский спорт» тогда, даже на следующий день, давал только результаты матчей чемпионата СССР. А тут прошел какой-то час-полтора, и вот вам, пожалуйста: читайте, смотрите... Поговорить в Лондоне по-английски мне, по сути, не довелось - я робел, стеснялся, хотя отец всем нашим «одногруппникам» представлял меня не иначе, как «мой личный энтерпретор». Вижу все, как сейчас - Лондон, Биг Бен, Пикадилли, Вестминстерское Аббатство, бобби в касках с ремешками под нижней губой (почти как у Старшинова), солдаты в медвежьих шапках, Темза, смена караула у Букингемского дворца. Как приятно вспоминать все это. Но есть все-таки одна вещь, вспоминать которую неприятно - я предал тогда своих любимых Битлов. 12

Г Л АВ А 3

ПЕ РВ Ы Е Д И СК И И ПЕ РВ Ы Й М А Г Н И Т О ФО Н

Теперь из каждой заграничной поездки родители привозили мне новую пластинку. Наконец, дошел черед и до пластинок долгоиграющих, или дисков, как их тогда называли. И первым моим диском стал альбом «A Collection Of Beatles Oldies». Чуть позже появился у меня и «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band». Представьте, что я почувствовал, когда на меня, знавшего всего шесть песен BEATLES, свалилось еще целых шестнадцать! А за ними еще тринадцать! Особенное впечатление произвела на меня музыка «Сержанта» - такого богатства мелодий, аранжировок, юмора, звуковых эффектов и авторских находок мне еще никогда слышать не доводилось. Я целыми днями напевал про себя песни с этого диска. Они звучали у меня в голове по дороге в школу и из школы, на перемене и, признаюсь, даже на уроках. Первое, что я делал, возвращаясь домой, - ставил на проигрыватель «Сержанта». И только потом, послушав хотя бы одну сторону, шел обедать. Альбом «A Collection Я не знаю, что чувствуют сейчас молодые ребята, Of Beatles Oldies» когда им в руки попадает пластинка, настоящая фирменная пластинка. Может быть, вообще ничего не чувствуют, просто ставят на вертушку и слушают. (Если есть, конечно, на чем слушать - хорошую «вертушку», по-моему, сегодня днем с огнем не найти - их повыкидывали с приходом компакт-дисков. В последнее время, правда, вновь появившийся спрос на винил приводит к тому, что они снова стали появляться кое-где в магазинах.) Для меня же в то время каждая пластинка была настоящим 13

сокровищем. От нее даже запах какой-то особый исходил - манящий и слегка дурманящий. А как было приятно достать винил из внутреннего конверта, повернуть его так, чтобы свет заиграл радугой на его поверхности... Насмотревшись вдоволь на диск, я с множеством предосторожностей ставил его на «вертушку», протирал лоскутом специальной ткани, снимавшей пыль и статическое напряжение (на пластинках того времени эта ткань рекламировалась на обороте конверта), запускал «вертушку» и усаживался на диван с конвертом в руках. Конечно, весь конверт уже был изучен вдоль и поперек, но все равно каждый раз я будто заново читал все на нем написанное - от названий песен и имен авторов до технических характеристик и загадочной надписи о качестве используемой аппаратуры: «... if in doubt - consult your dealer» (если у вас есть сомнения, обратитесь к вашему дилеру). Кто такой дилер? Где его искать и чем он может мне помочь? Ответов на эти вопросы я тогда не мог получить и, что такое дилер, узнал лет, наверное, через 20. Рассматривать же конверт было чем-то вроде особого ритуала. Заканчивалась одна песня, следующая еще не успевала начаться, а я уже мысленно слышал первые ее ноты. Весь диск полностью был у меня в голове, и я мысленно мог прослушивать оттуда любой трек. Разбуди меня среди ночи, и я бы не задумываясь сказал, с какой песни начинается любая пластинка, какая завершает ее первую сторону, какая начинает вторую и какой диск заканчивается. Тем временем у меня завелся новый проигрыватель. Старый был выброшен на помойку и уступил место прибалтийской радиоле «Сакта» как я узнал потом, также аппарату третьего класса, которая до первой стереосистемы «Симфония» (снабженной почему-то тоже не лучшей иглой) совсем неплохо мне послужила. К тому же родители передали мне в пользование магнитофон «Филипс» - небольшой переносной аппарат, на который ставить можно было лишь 180метровые бобины. 250 метров на него уже не помещались. Магнитофон был монофоническим, но зато четырехдорожечным, и это давало возможность на каждую сторону записывать дважды. Важно было только не забывать переключать дорожки. Для этого на панели сверху была специальная кнопка с цифрами: 1-2 и 3-4. Но до первой битловской записи на магнитофон прошло еще немало времени. Сначала на нем слушались ужасного качества записи Ножкина, Радиола «Сакта» Высоцкого, Галича и многих других. Когда-то я знал слова всех этих песен наизусть. Сегодня уже плохо помню, но отдельные строчки все же всплывают в памяти: 14

... Вот, к примеру, захочется выпить вам, А вам выпить нигде не дают, Все стыдят и грозят вытрезвителем, Да в нетрезвую душу плюют. А на кладбище все спокойненько От общественности вдалеке. Все культурненько, все пристойненько, И закусочка на бугорке... Писал я тогда все через микрофон, поэтому о качестве говорить не приходилось. Писать BEATLES вообще было невозможно - их записей и тем более пластинок не было ни у кого из знакомых. В школе почти никто музыкой не увлекался. В моем классе, кроме меня, только трое знали, что такое BEATLES. У одного из них, Леши Бусурина, была даже настоящая сорокопятка, а двое других, Юрик Черный и Дима Федотов, пытались сколотить свою собственную группу - достали где-то гитары и даже заказали в ателье одинаковые пиджаки а-ля BEATLES, без воротников. Помню, я дико им завидовал, но до того, как мама свела меня в ателье, и к выпускному вечеру мне сшили вельветовый костюм (пиджак без воротника, с блестящими пуговицами - мама выпросила их у театрального костюмера, - с двумя разрезами сзади), прошло два года. Завуч школы, носившая юбку и пиджак классического кроя, смотрела на меня на выпускном вечере с ужасом и была, видимо, в душе чрезвычайно довольна, что такие, как я, больше не будут учиться в ее школе. Еще до выпускного она как-то встретилась нам на пути, когда мы с одноклассникамимузыкантами тащили в актовый зал барабаны и что-то вроде усилителя. Помню, она остолбенела, а потом выдавила из себя: «Ильинский, ну от тебя-то я этого никак не ожидала...» Чего этого?! От неожиданности я даже не нашелся, что ей ответить. Что, собственно, странного было в моем поведении? Я же не бил стекла и не разрисовывал стены, не дрался во дворе и не обижал маленьких... Тем, кому сегодня 15-16, вряд ли могут себе представить, что пиджак без воротника или гитара в руке могли вызвать такую реакцию. Их обладатели переставали быть в глазах школьной администрации советскими людьми.

* * *

Участник форума www.beatles.ru

Я ЗАСТАЛ ЕЩЕ «РОК НА КОСТЯХ» Андрей Глуховцев (yellow submarine), Москва, 1949 года рождения Из курьезных случаев вспоминается такое. Году в 1964-м магнитофонные записи западной музыки для школьников были еще малодоступны (несмотря на то, что я учился в элитной английской спецшколе - правда, эта «элитность» была совсем иная, чем сейчас, никаких джинсов или украшений, никаких родительских автомобилей, подвозивших ребят в школу, никаких денег на рестораны, никаких каникул на Ямайке), и приходилось исхитряться, кто как может. Я застал еще «рок на костях», то есть самодельные фонограммы, записанные на рентгеновских снимках. И вот, чтобы для переписи не бегать друг к другу с магнитофонами, мы с приятелем решили попробовать это сделать на «современном техническом уровне» - по телефону. Нет, не так, как вы подумали, то есть не через микрофон, а напрямую, по проводам. Разбирали телефонные трубки, присоединяли к ним провода от магнитофона или проигрывателя и, сверив часы, в нужный момент нажимали кто на «воспроизведение», кто на «запись». Получалось лучше, чем через микрофон, но все равно с тресками и шорохами, поэтому скоро от этого «новшества» сами отказались. * * * 16

Участник форума www.beatles.ru

КАК ЭТО БЫЛО В ЭСТОНИИ Владимир Цубин (papan), Тарту, 1950 года рождения Сам я активно начал интересоваться западной (тогда ещё поп- или бит-) музыкой с 1964 года, как только перешел в восьмой класс. Естественно, первыми были BEATLES. Хотя, в общем-то, поначалу было всё равно, кто исполняет, важна была сама музыка. И многие песни приписывались Битлам, например, «Хипи-хипи шейк». Магнитофоны тогда только начинали входить в нашу жизнь, а у меня ещё года полтора его не было. В то время мы активно слушали радио: Хельсинки, Голос Америки и BBC, или многое другое на коротких волнах, хотя глушилки работали на совесть. Оттуда потом и записывали песни на магнитофон. И переписывали друг у друга. Магнитофоны были довольно тяжёлые, но это нас никогда не останавливало. Доступ к пластинкам появился позже, году в 1967-м. Но качественной аппаратуры для проигрывания их тогда у нас не было, и мы крутили новые винилы на обычных радиолах с корундовыми тупыми иглами. Жуть! Тогда же началась гитарная лихорадка: все, кто имел хоть малейшие способности, а то и совсем без них, начали играть на гитарах. Причём сразу на электрических. Их делали или из куска дерева, или ставили на акустику примерно за 5 руб. самодельные звукосниматели из катушек телефонных трубок. Гитары сперва были семиструнные, с русским строем. Так было проще начинать: сразу готовые аккорды. Но довольно скоро поснимали одну струну и стали переучиваться на испанский строй. Первую группу собрали в начале 10-го класса, в 1966-м. Инструменты все самодельные. Только у меня мини-акустика со звукоснимателем из телефонных катушек. У остальных гитары из досок и поленьев. Ударник бил по картонной коробке. Репетировали на дому, по очереди. Втыкались в радиоприёмники. Не пели - не было микрофонов. Я что-то выучивал на одной струне из гитарной классики типа VENTURES. Что играли остальные – неизвестно, наверное, что хотели. Но каждый старался играть громче всех. В Эстонии был очень мощный канал поступления западных пластинок. Дело в том, что в результате Второй мировой войны десятки тысяч эстонцев оказались на западе. Таким образом, многие местные имели родственников за границей: от США и Австралии до Швеции и Германии. Кроме того, было большое количество финнов-ингерманландцев, имевших родственников в Финляндии. Они ездили друг к другу в гости и обменивались посылками. Моим первым серьёзным винилом стал югославский T.REX, который я купил в 1975 году, в достаточно зрелом возрасте (25 лет), будучи уже отцом и мужем, а также инженеромконструктором на п/я. Но всё-таки оригинальные винилы были слишком большой роскошью. Покупал их довольно редко, чаще - диски соц. стран. 17

Г Л АВ А 4

Я В СТ УПА Ю В К О М СО М О Л И ПО СТ УПА Ю В И Н СТ И Т УТ Зная, что поступать мне в ИНЯЗ, куда помимо аттестата зрелости требовался еще и комсомольский значок, а также рекомендация райкома комсомола, я где-то в апреле-начале мая написал заявление о приеме в комсомол и вскоре был принят. Теперь надо было получить рекомендацию райкома комсомола, и я по наивности, отправляясь туда, надел подаренный мне мамой единственный свой приличный пиджак. Он был синего цвета, на подкладке из шотландки, и вместо комсомольского значка на нем красовался самодельный баттон «POP MUSIC». Мама сказала, что нужно надеть не школьную форму, а что-то приличное, я и надел. Едва началось бюро райкома, как кто-то из «правильных» сразу же обратил внимание всех остальных на мой непотребный внешний вид. И началось! Я понял: не видать мне никакой рекомендации, как собственных ушей, но кто-то самый главный, видя, что я буквально оглушен случившимся, вдруг сказал: «Ребята, ну что вы накинулись на парня, он же просто хотел надеть что-то получше по случаю прихода в Райком, ведь правда?» Я закивал головой, всем своим видом подтверждая, что все так и есть, а он продолжил: «Давайте лучше поговорим с ним по существу, спросим у него, готов ли он представлять комсомольскую организацию нашего района в институте». Все послушно закивали головами, а он, обращаясь ко мне, спросил: «Скажите: кто является Генеральным Секретарем ЦК КПСС?». Ну, этого не знать было невозможно, и я выпалил: «Брежнев!». Мой спаситель с уточняющей интонацией скорректировал ответ: «Товарищ Брежнев… Леонид…», и я мгновенно добавил: «…Ильич!», после чего он тоном, не терпящим возражений, сказал: «Есть предложение дать парню рекомендацию». Никто почему-то не возражал, все дружно забыли, что еще минуту назад я не соответствовал внешнему виду, а также внутреннему содержанию комсомольца и поступать в идеологический институт просто не имел права. Дело было сделано. Эта рекомендация означала возможность поступать в ИНЯЗ. Теперь дело было за малым - окончить школу. Меня ждали выпускные экзамены, которые я мучительно сдавал вместо того, чтобы готовиться к другим - вступительным в институт. Приходилось зубрить физику, геометрию, химию и формулы приведения из алгебры, хотя ясно было, что все это мне в жизни никогда не понадобится.

Наконец эти никому не нужные, вымученные с помощью шпаргалок, нервов и понимания со стороны учителей школьные экзамены были позади. У меня оставался месяц для подготовки к вступительным экзаменам, но, вымотавшись, полностью сосредоточиться на истории, русском, литературе и английском я уже не мог. К заключительному экзамену по истории я начал готовиться дня за три до самого экзамена. Но разве можно было за это время успеть повторить всю школьную программу - от древней Руси до нашего времени? Я ограничился новейшей историей и чуть не поплатился за это. Вытащив билет, я понял, что понятия не имею, кто такие первопроходцы и что поступление в институт повисло на волоске. Помню, ассистент, молодой парень, что-то активно подсказывал мне одними губами, но я ничего не мог понять. Спасло меня то, что в аудиторию кто-то вошел и принимавший экзамен преподаватель отвлекся, а когда через минуту он снова повернулся к нам и спросил: «Так на чем мы остановились?» ассистент быстро сказал: «С первым вопросом мы закончили, можем переходить ко второму...» Ну а второй и третий я знал: сначала декабристы (кто ж об этом не скажет хоть нескольких слов), потом съезд партии (какой, уже конечно не помню, но эта тематика тогда даже у школьников от зубов отскакивала). В общем, я поступил. С долей везения, но поступил. Не знаю, как выдержали мои вступительные экзамены родители, но, думаю, поволновались они изрядно, хоть виду и не подавали. Они вообще никогда на меня не давили, считали, что у меня своя голова на плечах, что я сам прекрасно все понимаю. Родители всегда поддерживали меня во всех моих увлечениях. Футбол - значит футбол, и мама шила мне спартаковскую форму - майку с номером 11 на спине (под ним играл мой любимый Галимзян Хусаинов), белые трусы, а потом привезла мне настоящие бутсы «Адидас». Хоккей - значит хоккей, и мама помогала мне сооружать из футбольных щитков нагрудник, наколенники и подлокотники, а также раковину (без нее на лед лучше вообще не выходить), а отец через Николая Николаевича Озерова, своего друга, выбил для меня первые перчатки, или, как их тогда называли, краги. Он же помогал мне в спортивных магазинах покупать клюшки высшего класса на тот момент - ЭФСИ. Ими играла сборная СССР, лучшие советские команды и я, простой школьник… Музыка - значит музыка, и вместо штанов и рубашек мама привозила мне из поездок диски. Хотя нет, она привозила и штаны, точнее джинсы, но и диски, лишая, видимо, саму себя чего-то ей нужного. Я в спартаковской хоккейной форме 19

Г Л АВ А 5

Я НАЧИНАЮ К О ЛЛЕ К Ц И О Н И РО В А Т Ь Д И СК И Родители не только заложили основу моей коллекции дисков, но и, бывало, слушали их вместе со мной. Иногда я предлагал им после прослушивания назвать, скажем, три самые понравившиеся песни, потом суммировал баллы и определял любимую песню нашей семьи. Не уверен, что многие могут похвастаться участием родителей в своих увлечениях, особенно в увлечении рок-музыкой. И не забывайте - рок-музыка тогда, если и не запрещалась, то во всяком случае уж никак не одобрялась.

Я и мои родители 20

Говорил ли я им спасибо? Наверное, да - за каждую конкретную привезенную пластинку, а вот за поддержку моего увлечения, за понимание того, насколько все это для меня важно, - вряд ли. Но ведь такие вещи начинаешь ценить гораздо позже, никак не в восемнадцать, и даже не в двадцать лет...Еще когда я был школьником, мне казалось, что, открыв для себя BEATLES, я стал гораздо взрослее многих своих сверстников. Да, я не бегал за девочками, не курил за школой дешевые сигареты, зато я 16 знал, что такое настоящая страсть - страсть к музыке BEATLES. Все мои одноклассники, по крайней мере, мальчишки, понимали, что уговорить меня покурить не удастся - меня после первой же попытки сильно тошнило, да и делать это просто за компанию с другими не хотелось. Я как-то быстро понял, что, если ты хочешь казаться взрослым, значит на самом деле ты еще ребенок, так что сразу после уроков я не шел болтаться где-то вокруг школы в поисках приключений, а сразу мчался домой, ведь дома меня ждали BEATLES. Оторвать от битловских пластинок меня можно было только футболом (к слову сказать, играли чуть ли не каждый день) или разговорами о тех же BEATLES. Мне казалось, я много знаю о них. Еще бы, я знал их имена, мог по памяти назвать несколько их песен и даже дисков, у меня были слова некоторых песен. Я переписывал их в тетрадочку из таких же тетрадок. Среди них были песни, которых я тогда еще ни разу не слышал, и я, глядя на слова, пытался угадать, как они могли бы звучать. Самое интересное, что, услышав впервые «And I Love Her», я по Оторвать от битловских первым аккордам понял, что это именно она - так, мне пластинок меня можно казалось, музыка подходила к словам, которые я знал наизусть, было только футболом… еще ни разу не прослушав саму песню. В этих же тетрадках были и слова «Michelle». Помните, пару раз Пол поет фразу по-французски. Мог ли я тогда предполагать, что правила французской фонетики абсолютно не похожи на английские? Поэтому читал слова «sont les mots qui vont tres bien ensemble» примерно так: «сонт лес мотс, куи вонт трес бьен ансамбль» - и думал, что они записаны с явной ошибкой. Пол пел чтото совсем не похожее на то, что получалось у меня. Поступив в ИНЯЗ, я получил от родителей подарок - ту самую вожделенную «Симфонию», на которой впоследствии было сделано так много музыкальных открытий. Впервые я мог слушать пластинки в режиме стерео и слышать неведомые до того инструменты, подпевки, звуковые эффекты и прочее.

Та самая вожделенная «Симфония 003» Само же поступление ознаменовалось вхождением в абсолютно иную, взрослую жизнь. Оказалось, в институте таких, как я, было много. Чуть ли не каждый день у кого-то в руках мелькали диски. И уже через каких-то пару недель я впервые принес домой чужой диск, который нужно было переписать за вечер и вернуть на следующий день. Кто-то из новых институтских друзей сказал мне, что через микрофон пишут только идиоты, что делать это надо через провода. Какие провода? Где их брать? В общем, тот диск я переписал снова через микрофон, заперевшись в своей комнате и предупредив маму, бабушку и отца, чтобы они ближайшие сорок минут не шумели и говорили только шепотом. Зато уже следующий диск я писал, как настоящий «дискобол» (именно так все мы, меломаны, называли друг друга), через провода, которые маме сделал в театре кто-то из понимающих в этом людей. Эффект превзошел все мои ожидания: качество записи было сумасшедшим, не уступавшим звучанию самого диска! Дальше пошло-поехало. Круг знакомств рос, количество бобин увеличивалось, и скоро мамины запасы пленки, купленные за границей вместе с «Филипсом», закончились. Дома была еще старая пленка «Тип 2», оставшаяся со времен магнитофона «Днепр», этакой бандуры килограммов под пятьдесят. Отец, купивший его когда-то для работы над ролями, давно не притрагивался к этому монстру. Вполне возможно, он уже и не работал, а вот пленки было много, но, когда я достал ее из шкафа, она стала крошиться и ломаться прямо в руках. Кто-то из институтских друзей снова объяснил мне, что все нормальные «дискоболы» пишут только на «Тип 10», а еще лучше покупать ГДРовскую «OrWo», которую время от времени выбрасывают в продажу в Петровском Пассаже или ГУМе. Так я стал постоянным покупателем ГДРовской продукции. Сложность состояла в том, что часто в продаже были только 250-метровые бобины, а 180-метровых не было. Приходилось ездить и искать, ездить и искать... А появление каждой новой бобины с западной пленкой радовало необычайно. Дело было даже не в ее качестве, а в том, что она была вдвое тоньше ГДРовской и на бобине в 180 метров на самом деле 22

умещалось 360 метров пленки, то есть в два раза больше. А это означало, что и записать на эту пленку можно было в два раза больше музыки. Кстати, из-за нестандартной длины одной стороны пленки у меня всегда возникала проблема: как сделать так, чтобы окончание диска не переносить на другую сторону. На бобине в 250 метров одной стороны для диска вполне хватало, а у меня, как правило, диск на одну сторону не умещался. Я пробовал укорачивать паузы между песнями, но выигрывались от этого лишь считанные секунды. Друзья советовали выбрасывать неинтересные песни, но мне это казалось кощунством. Как можно выбросить то, что кто-то записал именно в таком виде!? Нет, я не выбрасывал даже самые скучные песни и всегда спорил на эту тему со своим институтским приятелем Витей Антоновым, который любил выстраивать на пленке любой диск в какой-то своей, одному ему понятной последовательности. Сперва шли его самые любимые песни, потом просто хорошие и, наконец, похуже - те, что в принципе он мог бы и не слушать, если у него не было времени или настроения. Поскольку я часто бывал у него дома, то и слышал впервые в жизни многое на его магнитофоне, и уже потом, через несколько лет, я понимал, что с его подачи мне въелся в память неправильный порядок песен на многих дисках. Впрочем, это было единственным нашим разногласием, потому что музыку мы с ним любили примерно одну и ту же и старались не пропускать ни одного диска. Наш принцип был следующим: лучше не верить чужим мнениям и даже самый неинтересный диск послушать самим, а еще лучше записать и еще раз послушать, и только потом решить, что сделано это было зря. Витя был старостой нашей группы, и благодаря его покровительству я несколько раз благополучно прогуливал занятия, когда мне нужно было срочно ехать за каким-то диском через всю Москву. В то время каждый диск был для меня настолько важен и нужен, что вероятность упустить его, не поехав за ним, приводила меня в ужас. Как-то поехали мы вместе с одногруппником Володей Елбаевым, к черту, как мне тогда казалось, на рога - куда-то в Сетунь, рядом с кольцевой дорогой. Там жил наш общий знакомый. У него был сборник новых, никому не известных тогда групп. Вообще-то я не люблю и никогда не любил компилятивные диски - ни сборники разных исполнителей, ни сборники типа «The Best Of…» или «Greatest Hits» какого-то конкретного исполнителя. На такие диски почему-то никогда не попадали мои любимые вещи, зато нелюбимых всегда было сколько угодно. Но этот сборник остался у меня в памяти до сих пор. Отправляясь в путь, мы рассчитывали прогулять всего одну пару, а прогуляли целых две (ехали на метро от Парка Культуры до Киевской, а оттуда на автобусе почти до кольцевой, плюс искали нужный дом еще минут тридцать), опоздав, ко всему прочему, и еще на одну, а такое 23

опоздание в те годы было более чем серьезным - за восемь пар в месяц могли вызвать в деканат и предупредить об отчислении за прогулы. Зато диск оказался потрясающе интересным, я ничего подобного больше, наверное, не встречал. Назывался он «Nice Enough To Eat», то есть «Попробуйте на вкус» или что-то в этом роде. Почти все исполнители с этого сборника потом стали либо моими любимцами (например, JETHRO TULL, SPOOKY TOOTH, FREE и KING CRIMSON), либо, как минимум, вызвали интерес (NICK DRAKE, FAIRPORT CONVENTION, TRAFFIC, QUINTESSENCE, MOTT THE HOOPLE, BLODWYN PIG и др.). Как видите, эти названия остались у меня в памяти на всю жизнь.

Представить себе нечто подобное сегодня почти невозможно. Не знаю, ради какого диска я мог бы сейчас куда-то помчаться, а тогда ради каждого диска я готов был бог знает на что. В рамках закона, конечно. Мама даже смеялась надо мной, считая, что я все измеряю стоимостью дисков. Например, я мог сказать: «Новые ботинки? Нет, мам, на эти деньги можно купить полтора диска...» или «Этот диск стоит примерно пять поездок на такси до дачи»… Диски мне снились, я постоянно думал о том, что хотел бы купить - этот список сидел у меня в голове, и я мог в любой момент, хоть ночью, перечислить весь список наизусть. Диски стали настоящим наваждением, не отпускавшим меня ни днем, ни ночью. Однажды мне приснился такой сон: я сажусь на свой любимый диван и слышу треск ломающихся подо мной пластинок. Я вскакиваю и вижу, что весь диван буквально завален осколками дисков. От ужаса рубашка прилипает к моей спине, я судорожно начинаю хватать эти осколки, прикладывать их один к другому, и мне удается даже сложить из них сперва один диск, а потом другой, третий… Тогда я беру клей и начинаю склеивать эти осколки. Гора осколков постепенно тает, и вот все диски склеены: мне удалось подобрать, как в мозаике, все обломки. Они подошли друг к другу так плотно, что даже щели не заметны. Я ставлю один из дисков на проигрыватель, чтобы проверить, не будет ли игла скакать на местах склеек, опускаю иглу и... о ужас!... я понимаю, что склеил фрагменты абсолютно разных дисков! Я пытаюсь их снова разъединить, но не тут-то было - клей схватил их мертвой хваткой… И в этот момент я проснулся в холодном поту... На самом-то деле сломать диск последнего поколения было непросто. Они прекрасно гнулись и пружинили. Ну, наверное, при желании, сломать их было можно (по крайней мере, испортить точно), но раздавить так, как это случилось во сне, было нельзя. Вот старые пластинки, на 78 оборотов, от неосторожного резкого удара кололись почти как стекло. Какие разные диски попадали тогда в руки - от абсолютно идеальных, которые сперва называли «нулёвыми» или «идеальными» (например, «этот диск у меня «нулёвый» или «в полнейшем идеале»), а чуть позже стали называть «брендóвыми», до абсолютно заезженных, исцарапанных, в переклеенных скотчем обложках. Кстати, плохие обложки меня всегда выводили из себя. Не знаю, с какой целью, но многие почему-то сразу, едва купив диск, обклеивали все ребра конверта скотчем, причем нашим отечественным, который уже через год слезал слоем какого-то мерзкого полиэтилена, оставляя на самом конверте грязно-черный след, к которому липла пыль, грязь, а заодно и пальцы. Зачем это делалось, понять было невозможно. Увидев такой «обработанный» конверт, я, как правило, даже не рассматривал вероятность покупки этого диска или, в крайнем случае, тщательно отдирал дома скотч, отмывал оставшийся клей и приводил конверт в порядок, хотя подлинным реставраторским мастерством так и не овладел. А ведь были в этом деле настоящие специалисты. После их работы нельзя было и предположить, что держишь в руках отреставрированный конверт. В ход шли клей, фломастеры, гуашь и бог знает что еще. Сами же диски иногда бывали настолько испорчены, что слушать их было невозможно. Едва игла опускалась на пластинку, из динамика неслись звуки, напоминавшие шуршание сена или осенних листьев под ногами. Через этот устойчивый фон с трудом пробивалась записанная на диске музыка. 25

Таким, например, был мой первый «Beggars Banquet» ROLLING STONES. Диск был даже не черный, а слегка белесый - настолько его затерли и заиграли. Почему-то особенно сильно он шипел в паузах между вещами. Видимо оттого, что именно в эти места сотни раз опускалась не слишком качественная игла. (Помню, я выменял его на дешевые джинсы, которые были мне безнадежно малы. Их нового хозяина не смущал непонятный финский лэйбл «James», его интересовало только, будут ли они сильно линять при стирке, быстро приобретая модную белесость. Думаю, джинсы вряд ли линяли так, как ему хотелось, а ставший моим диск звучал вовсе не так хорошо, как мне бы хотелось. Но обмен состоялся, и больше на эту тему мы не разговаривали. Прости меня, Юра Слезкин, если я нарушил тогда твои космические планы превращения в крутого мэна в линялых джинсах. Кстати, Юра носил тогда самые длинные волосы в нашей компании. Мне, во всяком случае, такой шевелюры никак не удавалось отрастить: офицеры с военной кафедры могли запросто отправить в парикмахерскую через дорогу от нашего института (она и сегодня там, на том самом месте), выдав при этом рубль на стрижку, поэтому приходилось придерживаться удобоваримой длины.) Попадались диски, неимоверно щелкавшие на больших белых царапинах. Как их исправить - над этим думали многие. В ход шли швейные иглы, которыми при большом увеличении, через лупу, пытались отогнуть пластмассовый заусенец, мешавший игле проходить по отведенному ей руслу. Иногда получалось, иногда нет, чаще диск вообще приходил в негодность. Дважды мне попадался диск, на котором игла застревала так, что момент заедания не ощущался вовсе. Так, на первом моем диске MAMAS & PAPAS немецкой фирмы «Hör Zu» я терпеливо слушал барабанную сбивку на песне «Twist And Shout», наверное, минуты три, прежде чем понял, что игла попросту застряла и воспроизводит одно и то же место. Через несколько лет такая же история повторилась с диском Пола Маккартни (PAUL McCARTNEY) «London Town». Игла застревала опять-таки на барабанах в песне «Morse Moose And The Grey Goose», и снова это происходило столь естественно, не нарушая рисунка ударных, что я не сразу догадался, что это не виртуозное соло барабанщика, а лишь эффект застрявшей иглы. Натереть диск растительным маслом или протереть одеколоном перед продажей считалось почти нормальным. Поэтому иногда, едва достав диск из конверта и уловив запах парфюмерии, можно было смело сказать: диск не свежий и основательно чем-то протерт. Пара моих дисков потом лет пять благоухали каким-то дешевым одеколоном. Запах выветривался постепенно и сохранялся необычайно долго. Неприятен был даже не сам запах парфюмерии, а то, что он вытеснял столь дорогой мне настоящий запах настоящего диска. Его ведь нельзя было спутать ни с чем другим. Вообще чем только не протирали тогда диски. Я видел и безнадежно испорченные экземпляры, протертые по незнанию ацетоном или растворителем для краски. А виновато во всем было желание сделать свой диск идеальным на вид. Иметь дома идеальные диски, словно только что из магазина, было престижно. Протирали их часто и растительным маслом. Внешне такой диск смотрелся отлично - на нем играла радуга, он блестел, но после прослушивания на игле оставался комок коричневатой липкой массы. Это игла удаляла излишки масла из канавок. Иногда окончательно устранить последствия подобных «протирок» удавалось лишь через пять-шесть прослушиваний. 26

А чего стоили записи «на костях», то есть на рентгеновских снимках. Уж не знаю, что туда могло вместиться - дельцы, обычно, держали эти «носители» в рукавах пальто и умело извлекали их на свет при необходимости. Я ни разу не купил ни одной подобной записи. А вот у Витьки Антонова такая пластинка была, и я как-то уговорил его отрезать песню, которая мне очень нравилась (по-моему, это была какая-то польская группа). Он при прослушивании нажал пальцем на звукосниматель, и игла просто разрезала пластинку по кругу между песнями. Ему осталась вторая, с сердцевиной самого диска, а мне досталось кольцо с первой песней, которую я, как ни пытался, так никогда и не смог прослушать. Чего я только ни делал: приклеивал кольцо скотчем к резиновому диску на вертушке, клал на края какие-то грузики... Все было тщетно. Вообще все «дискоманы» и «дискоболы» были как дети. Всем без исключения, например, безумно нравились Пластинка «на костях» цветные винилы - белые, оранжевые, синие и красные диски. Желтого цвета я тогда, пожалуй, не встречал ни разу, и даже не знаю, существовали ли такие диски, а остальные цвета попадались. Смотрелись они, нужно признать, здорово. Одна беда - царапины на цветном виниле, как и на пикчер-дисках, которые стали появляться, наверное, лет на десять позже, были почти незаметны, поэтому покупать такие диски было опасно. Доверять можно было разве что хорошо знакомым и проверенным людям. Сам я всегда чрезвычайно бережно относился к дискам: никогда не брал их пальцами за край - уже тогда я понимал, что к жирным следам от пальцев будет липнуть пыль и это причинит вред игровой поверхности, поэтому, чтобы извлечь диск из конверта, я наклонял его так, чтобы под собственным весом из него выехал внутренний конверт вместе с диском, затем тем же методом извлекал из внутреннего конверта сам диск, который упирался ребром мне в ладонь, а второй ладонью я ловил другое ребро, потом переворачивал его в поисках нужной стороны, так же зажав между ладонями, и аккуратно ставил на проигрыватель. За все время, пользуясь этой методой, я ни разу не поцарапал диски, а вид пластинок, валяющихся в куче без конвертов где-нибудь на столе, а то и на диване, всегда приводил меня в ужас. Мне хотелось взять их, протереть и разложить по конвертам. Мне кажется, одно это много говорит о хозяине: настоящий меломан, «дискобол» или коллекционер (как ни называй) так обращаться с дисками не может. Значит он - всего лишь пользователь, без души, без жалости и настоящей заинтересованности. Я, например, старался вложить в каждый внутренний пакет еще и специальный, закругленный под диск, мягкий полиэтиленовый пакетик. Найти их было непросто, поэтому фирменные внутренние конверты с полиэтиленовыми вставками ценились на вес золота. 27

Раз уж я упомянул о проверенных людях, скажу, что все пластиночники, встречавшиеся на толкучках, конечно же, были людьми разными. Кто-то, как я, например, преследовал одну единственную цель: достать, то есть купить или выменять, новый, интересующий его диск, а кто-то пытался на этом увлечении других нажиться, а то и вовсе «кинуть», выдавая «левые» диски за фирменные, накручивая хотя бы пятерку на каждом обмене, убеждая, что у него диск «нулёвый» и «фирменный», а у тебя - так себе и «всего лишь французский». Пластиночные «жучки», прекрасно знавшие, где и как можно скупить что- то по дешевке, потом продавали все втридорога, а при обмене норовили получить денежную «добивку» даже тогда, когда она явно не требовалась. Это не те малоприятные «авторитеты», о ком я только что говорил - те все-таки интересовались музыкой или делали вид, что интересуются. «Жучкам» же было все равно, чем торговать - картошкой, орденами или дисками. Как правило, они видны сразу - это определенный тип людей, одеты они специфически - обязательные тренировочные штаны и ветровки, вечно «ищущее» выражение лица. (Они и сегодня существуют, достаточно заглянуть на московскую Горбушку и понаблюдать за толпой обменщиков.) С ними я старался никогда не иметь никаких дел. Эти люди мне неприятны. Они не гнушаются ничем и при возможности могут легко «кинуть» неопытного дискомана подсунуть ему запиленную пластинку, отполированную тем же подсолнечным маслом и блестящую от этого на солнце, как новая. А то и вообще предложат пластинку кого-то из наших эстрадных исполнителей с приклеенным фирменным «яблоком». Многие по неопытности попадались на эти уловки. Меня бог миловал - на диски с переклеенными яблоками или «лейблами», как говорили тогда продвинутые дискоманы, я, к счастью, ни разу не купился. А у знакомых такие случаи бывали. Я же как-то быстро научился их вычислять. Чаще всего их выдавала манера рекламировать свой товар - излишне уверенная и безапелляционная. Они знали все обо всем, и это сразу настораживало. К тому же у них были какие-то особые интонации, и ударения в названиях групп они ставили неправильные. Они говорили примерно так: «Парень! Ченть надо? Есть большой выбор: последние «роллинстонс», «бич-бойс… есть Битлзы». Уже этого мне было достаточно, чтобы сказать в ответ: «Нет-нет, ничего не интересует…». Особенно раздражало двойное множественное число в их интерпретации названия моей любимой группы - «Битлзы». Меня эта публика всегда возмущала своей наглостью и невежеством. Ничего не понимая в музыке, они могли просто «убить» настоящего дискомана одной фразой: «С тобой и разговаривать нечего, ты вот предлагаешь в обмен какую-то фигню за нулёвый диск. Да таких, как твой, нужно штуки три...» Причем, как правило, одному такому псевдоспециалистунахалу тут же начинали подпевать еще два-три из его окружения. Оно и понятно: потом, через какое-то время им будет подпевать этот «специалист». Собственно в кавычки я взял это слово напрасно. Они были действительно специалистами - по стремлению сперва раздавить человека, доказать ему, что он ничего не понимает в этом деле, а потом и урвать с него при обмене хотя бы рублей пять-десять, а то и вовсе раздеть, убедив, что делают для него величайшее благо. Одно было хорошо - со временем ты начинал вычислять этих людей в толпе. Но самое смешное, что именно их милиция никогда не трогала, а настоящих меломанов «заметала» при первом удобном случае. Впрочем, это легко объяснимо. Человек увлеченный, по-своему сдвинутый, никогда не даст отпора. 28

Он растеряется, и после этого с ним можно делать все, что угодно - пригрозить тем, что напишут «телегу» на работу, а то и вообще посадят, после чего он уже готов отдать свой бесценный диск просто за то, чтобы его отпустили на волю. А «специалисты» прекрасно понимали, что наказывать их не за что, «не пойман - не вор». В этом смысле мало, что изменилось в нашей жизни. Жуликам и сегодня живется лучше честных людей. У них все схвачено, за все заплачено, как пелось в одной из песен моей молодости. Настоящих пластиночников вообще всегда почему-то не любили. Тех, кто живет не как все, всегда не любят. Их считали спекулянтами, продавшимися западу. Конечно, среди людей, толкавшихся у музыкальных магазинов, таких было немало, но разве можно поставить в один ряд барыгу, готового удавиться за пятерку, но не уступить ненужный ему диск человеку, для которого он - свет в окошке, и того, кто живет впроголодь и тратит всю свою зарплату на любимую музыку? Для последнего весь смысл жизни заключается в том, чтобы пойти на толкучку и найти что-нибудь для души. Он, если и продает, так только то, что ему не понравилось, не подошло, да и то зачастую дешевле, чем покупал сам. Коллекционер ведь понимает, что ненужный ему диск либо поскрипывает, либо не интересен сам по себе, и совесть не позволяет ему просить больше, чем диск того стоит. Когда коллекционер покупает, стоимость, как правило, не имеет для него значения, и этим бессовестно пользуются «толкачи» - те, кто толкают ему втридорога нужные пластинки. Увы, именно настоящие коллекционеры всегда остаются в пролете. Я давно заметил, что «толкач», понимая, кто перед ним, мгновенно заламывает коллекционеру непомерно высокую цену. Скажем, для толпы его диск стоит (мы говорим о тех временах) сорок рублей, а для того, кто ищет именно эту пластинку - в полтора раза больше. Мне же, наоборот, всегда хотелось сделать скидку тому, кто осознанно ищет именно этот диск, то есть родственной душе. У толкачей все наоборот. Но вернемся к технической стороне дела, ведь без этого мое увлечение музыкой так бы и стояло на месте. Я научился включать магнитофон через радиолу. Звук получался гораздо более сильным, что, видимо, приводило соседей этажом выше в ужас. Никто, правда, в потолок нам не стучал и в дверь квартиры не звонил, но громкость моя вряд ли соседей устраивала. Между прочим, с тех самых пор я очень и очень редко слушаю музыку на той громкости, на которой бы мне этого хотелось, а с увеличением громкости увеличивается и качество. При тихом прослушивании многие нюансы просто теряются. Большая громкость в этом смысле сродни прослушиванию в наушниках: тебе слышны какие-то ранее недоступные тарелочки, колокольчики, подпевки. Так что большая громкость - это не хулиганство, а стремление воспринять в полном объеме любимую музыку. Поэтому, папы и мамы, пожалуйста, постарайтесь понять ваших детей и хотя бы изредка не заставляйте их уменьшать громкость до минимума. На даче в этом смысле было много легче. Я выносил магнитофон на терраску, где жила радиола, открывал настежь окна и включал громкость на полную. Стекла дрожали, но звук получался классным. Он был почти осязаем. Все-таки громкость - это великая вещь. Кстати, именно летом на даче и происходили главные для меня филофонические действа - мы с приятелями вместе прослушивали диски. Тот, кто никогда не делал этого в компании, много потерял. Конечно, компания не должна 29

состоять из случайных людей, которым все равно, что слушать - главное пивка попить. Я неожиданно для себя понял, что вместе слушать гораздо интереснее, особенно, если это уже хорошо знакомый диск. Каждый слышит что-то свое, каждый обращает внимание на какую-то особенную лишь для него мелочь, - а все вместе почти заново открывают альбом. Эта атмосфера общности, единения вокруг любимой музыки дорогого стоит. Это - одно из самых моих ярких воспоминаний того времени. А утро на даче обычно начиналось так: Я просыпался под звуки «Penny Lane». Это мама ставила мою любимую песню. Обычно я спал на открытой веранде второго этажа, и звуки, несущиеся с терраски этажом ниже, мгновенно пробуждали меня. Начать день с любимой музыки, с любимой песни - что может быть прекраснее! Я спускался вниз и, едва проглотив чай с бутербродом, на полную громкость заводил SLADE или что-нибудь еще. Звук разлетался по всей округе, и это было своеобразным сигналом общего сбора. Ребята с соседских участков, а все мы были одногодками, подтягивались ко мне. Нижняя терраска в летнее время служила нам штабом, и главным нашим занятием было прослушивание дисков.

Конечно, были у нас и другие занятия - мы гоняли в футбол, причем до одурения, ходили на озеро купаться, играли в пуговичный футбол, но музыка все-таки была главным объединяющим всех нас моментом.

Что же касается технических проблем, то, несмотря на некоторые сдвиги, полностью они не разрешились. Выяснилось, что мои провода не дают возможности писать с магнитофона на магнитофон. У всех были разные аппараты: от «Грюндика» и «Сони» - до «Ноты» или «Дайны», и входы и выходы у них тоже были разные. Это сейчас можно прийти в магазин или на аудиорынок и сразу подобрать нужный провод, купить переходник или необходимый разъем и т.д. А в то время выход типа «тюльпан» означал полную невозможность писать с этого аппарата, по крайней мере, для тех, кто сам не паял и не собирал в мыльнице радио - из деталей, продававшихся на улице Горького в магазине «Пионер». Поэтому время от времени я пасовал перед техническими трудностями. В результате срывалась перезапись редчайших и интереснейших дисков. Попытки вновь писать через микрофон были обречены. Потом все эти пленки все равно шли в помойку: слушать их было невозможно. 31

Как молоды мы были… Витька Гусев и Гоша Мосешвили в те самые славные и незабываемые внуковские времена. Каждое лето у нас возникали проблемы, против кого играть в футбол. Когда в наличии четыре‐пять человек, разделиться на две команды сложновато. А бывало и того меньше – двое или трое. И тогда Витька придумал играть в «команды». Один становился в ворота, а двое других, преодолевая сопротивление воображаемых защитников, атаковали, били по воротам или навешивали мяч с фланга друг другу. И при этом один из нас комментировал этот «матч», называя фамилии вполне реальных игроков тех лет. С близкого расстояния не били – только с лета или головой, так что и результаты были вполне настоящие. Как видите, лучшим из нас в смысле комментария стал Гусев. Хотя он и как футболист был хорош – когда нам все‐таки удавалось разбиться на две команды хотя бы человека по четыре в каждой, именно от него исходила наибольшая опасность для моей команды (мы всегда играли друг против друга) – казалось, ты уже прошел всех, и до ворот каких‐то полметра, как откуда ни возьмись возникала его длинная нога, и мяч улетал всего лишь на угловой. Витька и в хоккее был великолепен – такого бесстрашного вратаря нужно еще поискать. Кто играл в хоккей, где выше колена бросать можно, поймет меня: в тебя с трех‐четырех метров кидают камнями, а ты должен их отбивать и ловить. Эх, тряхнуть бы как‐нибудь стариной!

На снимке слева направо: Гоша, я, Витька, отец, Виталик и Яша ‐ почти вся наша футбольная дружина. Сейчас, вспоминая те годы, я поражаюсь, как отец находил время поучаствовать в наших забавах – играть с нами в хоккей, пуговичный футбол, теннис (хотя правильнее сказать: мы играли с ним, потому что в теннисе он мог дать фору каждому из нас).

В футбольных баталиях отец участвовал крайне редко. Без очков он плохо видел, а играть в очках не рисковал. Но однажды мы с ним сошлись в борьбе за мяч не на шутку. Дело было во время съемок картины «Встречи с Игорем Ильинским»: отец играет в теннис с Николаем Озеровым, потом Озеров берет у него блиц‐интервью, потом отец замечает, что я с друзьями гоняю неподалеку мяч, сует свою ракетку растерянному Озерову, подключается к нашей игре, обводит меня, бьет, мяч влетает в ворота, а забор за воротами от этого удара с грохотом падает. Забор подпилили и должны были в нужный момент дернуть его за веревочку. С этим у киношников проблем не было. Единственной их проблемой стал я – я тогда только‐только окончил седьмой класс и все воспринимал слишком серьезно. Всякий раз я падал отцу в ноги и выбивал мяч, ему никак не удавалось меня обыграть. Так запороли дублей пять или шесть, и режиссер сказал: «Ну ладно, мы как‐нибудь все смонтируем, не будем больше тратить пленку». Но тут отец взмолился: «Давайте еще один, последний дубль! А ты, Володя, представь, что я – Хусаинов, и я должен тебя пройти и забить гол». Я расстарался на славу, плюхнулся на попу со всего маху, а отец, наконец, обведя меня, ударил. Забор рухнул. В кино этот эпизод длится секунд десять, снимали же эту сцену, наверное, полдня. Зато потом мы сыграли в футбол с самим Озеровым. Ну и удар был у него. Вот кому заборы ломать, и подпиливать ничего не нужно. Я стоял в воротах и пару мячей вытащил, заслужив от Озерова похвалу: «Давай, Володя, готовься: после Маслаченко «Спартак» только на тебя рассчитывает». Но главное, отец мог часами говорить с нами о музыке, точнее слушать ее вместе с нами, а потом выслушивать наше о ней мнение. Ему было интересно, как мы воспринимаем эту новую для него музыку. Сам он в ней не ориентировался, но не припоминаю случая, чтобы он сказал: «Сделайте потише» или: «Это невозможно слушать». Мне вообще всегда нравилось общаться со взрослыми. Дома, в Москве, я часто присутствовал при взрослых разговорах – закрытых тем не существовало, поэтому присутствие отца при нашем с друзьями общении меня всегда необычайно радовало. Отец мог и незло над кем‐то пошутить, и смешную историю рассказать, и просто спросить, что и почему нам нравится. Вообще обсуждать только что услышанное мне всегда было чрезвычайно интересно. Отчасти мы с Гошей и наш эховский эфир строили на этом.

Я с отцом и Львом Яшиным где‐то под стадионом «Динамо». Много лет спустя, когда я, будучи журналистом Агентства печати Новости, брал у Яшина интервью для журнала, издаваемого АПН в Бразилии, я показал ему эту фотографию. «Ой! Подарите!» – попросил он неожиданно для меня. Я оторопел и стал вспоминать, есть ли у меня еще один экземпляр этой фотографии, а он, видимо, решив, что мне жалко, предложил: «Давайте меняться!», и подписал мне свой снимок на память. Так мы поменялись с Яшиным фотографиями. А вообще нельзя не сказать, что более открытого и незвездного человека такой величины и такой известности встретишь нечасто.

Я очень любил поговорить с отцом о футболе, о музыке. Был у меня альбом, куда я наклеивал вырезанные из газет и журналов фотографии любимых футболистов. И точно такой же – с фотографиями Битлов. Их, правда, было много меньше. Зато как дорога была каждая из них. Именно этот альбом я и показываю отцу на этом фото, а заодно и просвещаю его. ‐ Это Пол Маккартни. ‐ говорю я, ‐ Вот этот, который слева. Это он поет твою любимую «And I Love Her»«. ‐ Как переводится? ‐ спрашивает отец. ‐ И я ее люблю, ‐ отвечаю я, делая логическое ударение на слово «люблю». Отец молчит какое‐то время, а потом улыбается и предлагает свой вариант – с ударением на слово «я». Вскоре я тоже предложил ему свою версию концовки для басни «Ларчик», которую он читал со сцены. Она, если помните, заканчивается словами «А ларчик просто открывался», и отец всегда выделял слово «просто». ‐ Неверно, ‐ сказал я. ‐ Нужно ударять слово «открывался». ‐ Надо обязательно попробовать твой вариант, ‐ оживился отец. И попробовал на своем ближайшем концерте.

Я со своим любимым футболистом тех лет Евгением Ловчевым. Середина 70‐х. «Спартак» еще не вылетел из высшей лиги, но дела его идут ни шатко, ни валко. На встрече ветеранов и действующих футболистов команды с артистами «Малого театра». Футбол и хоккей долгое время были для меня едва ли не важнее пластинок и музыки вообще. Поэтому встретиться с небожителями – Яшиным или Старшиновым, сфотографироваться с ними, получить автограф – было для меня примерно то же, что сегодня пообщаться с Полом Маккартни. Я общался и с Константином Бесковым, которого и сейчас считаю лучшим тренером советского футбола. Потрясающее у него было чутье на таланты. Брал никому не известных ребят из второй лиги, и у него они попадали в национальную сборную. Скольких он открыл и в «Торпедо», и в «Динамо», и в «Спартаке»! А сегодня и порадоваться не за кого. Не футбол, а сплошные страдания…

Я с Николаем Петровичем Старостиным на спартаковской базе в Тарасовке. «Спартак» – такая же, как и BEATLES, любовь на всю жизнь. Почему «Спартак»? Может быть потому, что за «Спартак» болел отец. Футбол и музыка, долгие годы были моими главными увлечениями. Впрочем, почему были? Они и сейчас являются таковыми. И разве мог я думать в те далекие «внуковские» года, что после окончания института я буду работать в АПН и иметь возможность писать о «Спартаке», ездить в Тарасовку и общаться там с самим Бесковым, а также Черенковым, Гавриловым, Родионовым и, конечно, Николаем Петровичем Старостиным ‐ легендарным человеком, душой и совестью «Спартака». Кстати сказать, у кого‐то из футболистов после тренировки в кассетнике играли Битлы. Я слышал.

Гоша Мосешвили. Обратите внимание – на цепочке у Гоши самодельная медаль из альбома «Sgt. Pepperʹs Lonely Hearts Club Band». Ведь не пожалел человек вкладку к фирменному диску разрезать…

КОМАНДА МОЛОДОСТИ НАШЕЙ Виктор Гусев, Москва, 1955 года рождения Когда «оторванный», как сказали бы сейчас, одноклассник на переменке залихватски спел «О-ба-лило», еще до Леннона с Маккартни познакомив меня с «Can’t Buy Me Love», я уже был готов понять и полюбить этих неведомых «жуков-ударников». И совсем скоро дрожащей рукой впервые влюбленного мальчишки вписал в послание ей: «Love you forever and forever… - и далее по тексту умопомрачительно лиричной «I Will». «Жуки-ударники» - это из первой советский публикации о «Битлз», которую я прочитал где-то в середине 60-х, то есть десятилетним мальчишкой. Публикации удивительно не злой, даже с попыткой разобраться в заковыристой английской игре слов, точнее, букв. Все последующие статьи почему-то ставили своей целью наполнить мое сердце ненавистью к четырем парням из Ливерпуля, которые в принципе не сделали мне ничего плохого. Ненависть умерла, не родившись, а вот интерес уже в полный голос кричал из своей колыбельки. То есть, пропаганда в очередной раз «добилась своего» наоборот. «Команда молодости нашей» - это о них. И весьма пафосное продолжение известной строчки о том, что без этой команды «нам не жить» - ведь тоже правда. На последней странице блистательной книги иллюстраций к песням «Битлз» под редакцией Алана Олдриджа 1972 года выпуска – удивительный рисунок. Джон, Пол, Джордж и Ринго изображены художником примерно в том возрасте, в котором двое (к сожалению, лишь двое) из них находятся сейчас. Помню, у меня, молодого и тогда еще достаточно беззаботного человека этот рисунок вызвал улыбку. Сколько же времени должно пройти, чтобы они стали такими? Оказалось, совсем немного. Но и его еще нужно было прожить. И выжить. * * * 40

НАЧИНАЛОСЬ С МАЛОГО Отчасти мой возраст, а, главное - особенности железного информационного занавеса, определили то, что с «Битлз» я знакомился с некоторой задержкой. Их первым диском для меня стал далеко не первый - «Oldies but Goldies». Не номерной, так и не вышедший на компакте (за исключением пиратских вариантов), он был датирован 1967 годом и являл собой сборник хитов с пластинок 63-го – 66-го, которыми уже несколько лет восхищался весь цивилизованный мир и более продвинутые, чем я, любители музыки в СССР. Стоит ли говорить, что самой пластинки у меня не было. Да и откуда ей было быть? Это сейчас я с трепетом держу в руках французское переиздание 1978 года, обладателем которого стал со временем. А тот «Oldies» привез с заграничных гастролей моему другу детства Володе его отец блистательный актер Малого театра и большого кино Игорь Ильинский. Именно Игорь Владимирович положил начало коллекции, которая скоро получила у нас, Володиных приятелей звонкое название «Кладовая солнца», а затем выросла в едва ли не лучшее из известных мне собраний рок-дисков в России. Перезапись сборника, как всегда, была произведена в очередь с соседскими мальчишками на веранде дачи Ильинских в подмосковном поселке Внуково. На чужой пленочный магнитофон. Собственного у меня не было, а Окуджаву и Визбора мы с родителями слушали на громоздком стационарном «Днипро». Когда мама с папой в дополнение к монстру украинского производства купили лично мне переносную (всего-то 13 кг) прибалтийскую «Дайну», это выглядело как - для более поздних времен - приобретение второго автомобиля в семью. То есть непозволительной роскошью. Тем временем друзья обзавелись легенькими магнитофонными приставками «Нота». Но не успел я позавидовать их современному виду и портативности, как на горизонте обелиском оптимального качества замаячил магнитофон «Юпитер». Нет, не просто магнитофон - стерео! И теперь уже он был пределом несбыточных мечтаний… Жена до сих пор смеется над моим трепетным, почти религиозным отношением к аудиоаппаратуре. Я лишь улыбаюсь в ответ, иногда наивно пытаясь поразить Олю спектром возможностей современных усилителей и колонок. Магнитофон «Дайна» И не позволяю выбросить хранящуюся на чердаке допотопную, разваливающуюся на части и давно уже не работающую «Дайну». Мою «Дайну». 41

«ТРИППЕР» НЕ ПЕРЕВОДИТСЯ Виктор Гусев, Москва, 1955 года рождения Пленку, естественно, экономили. После записи пластинки на одну сторону 90-минутной катушки оставалось немного места, и обычной практикой было «добить» диск чем-то подходящим по стилю. Классический вариант – «сингл», «сорокопятка» той же группы. Между прочим, так мы, мальчишки второй половины прошлого века предвосхитили эру «бонусов» на современных компактах. Обложка того Володиного диска, как и все другие, была перефотографирована весьма примитивным аппаратом и наклеена на коробку с магнитофонной лентой «Тип 6». Чуть позже лучший диск года в моем личном рейтинге был удостоен главного приза – перезаписи уже на «Тип 10», пленку наивысшего качества для тогдашней отечественной индустрии. В ответ на просьбу помочь с переводом замысловатых названий битловских песен, вроде «Day Tripper» молодая преподавательница языка моей английской спецшколы для начала покраснела. Сказав, что «триппер» в данном случае не переводится. А затем, взяв себя в руки, решительно указала мне на …ошибку компании, выпустившей диск. «На правильном английском, - безапелляционно заявила она, - должно быть «олдест бат то есть, абсолютная голдест», превосходная степень – «старейшие, но самые золотые». Я удивился такому детскому ляпу весьма уважаемой фирмы «Apple», но, как правильный ученик, поверил своей учительнице. И до сих пор ломаю голову: что же не устроило прилежную выпускницу инъяза в милом битловском «oldies» («старенькие»)? В черно-белом варианте перефотографированной обложки Джордж и Ринго были на одно лицо, а Пол не похож на самого себя. Ближе всех к оригиналу оказался Джон. Потому что сидел спиной к камере. 42

Г Л АВ А 6

Т Е Т Р А Д К И , В Р А ЖЬ И Г О ЛО СА И УВ ЛЕ Ч Е Н И Е П Е Р Е С ЪЕ М К О Й Писал я диски, как вы уже знаете, только целиком - альбомами. Даже если диск мне не очень нравился, все равно я хранил эту запись - для информации и количества записанных альбомов. У нас с приятелями шло своеобразное соревнование - кто больше дисков перепишет. Правда, не дать переписать другу новый диск у нас не было принято. Подобное жлобство не поощрялось. Основные «накопления» делались зимой, поэтому летом накопленные каждым из нас записи пополняли коллекции друзей. Все писали друг у друга, и случаев укрывательства какого-нибудь раритета я не припомню. Наоборот, дать людям послушать (и переписать) что-то принципиально новое было высшим шиком. Из ненужного, но записанного и хранившегося на пленке, у меня было диска три Тома Джонса, которого я не очень любил, но стереть найденные с таким трудом и записанные диски просто рука не поднималась. Я заносил в тетрадочку названия всех песен, а также их продолжительность, имена авторов и, конечно, состав самой группы, если он был на диске. У меня до сих пор сохранились две такие тетрадки, и еще две - только с составами групп. Книг по музыке в те годы не было, не было и энциклопедий и справочников, поэтому подробные тетрадки были, чуть ли не единственным способом хоть как-то зафиксировать то, что удавалось разузнать о любимой музыке. Кстати, и сегодня эти тетрадки нет-нет, да выручают. В них хранятся некоторые данные, которых нет ни в одной серьезной западной энциклопедии. Мне всегда казалось, что все эти тетрадки - проявление детства, поэтому я всегда стеснялся показывать их друзьям. Каково же было мое изумление, когда лет двадцать спустя, выяснилось, что почти у каждого из них сохранились точно такие же тетрадки, исписанные еще совсем детским почерком, с яркими, написанными цветным фломастером названиями дисков. Эти тетрадки сегодня - не только источник информации, но и возможность снова заглянуть в детство, вспомнить, кого и когда мы слушали, кого и в каких количествах записывали. Отдельную тетрадку я вел по BEATLES. Туда я старательно копировал то, как на обложке диска было написано его название (много позже я узнал, что это называется «лого»), старался делать это максимально точно, то есть максимально приближенно к оригиналу, а потом, как маленький, 43

раскрашивал эти названия цветными фломастерами. Особенно долго пришлось повозиться с «Сержантом» и «Мэджикалом».

Моя битловская тетрадка Кстати, в этой тетрадке зафиксирована непонятная мне до сих пор вещь: название одной из песен написано не совсем так, как к этому привыкли все мы: «Everybody’s Got Something To Hide Except For Me And My Monkey». Необычно слово «For»- его нет и не было потом ни на виниле, ни на компакт-дисках, а повидал я разных изданий «Белого альбома» немало. Что это было? Я точно помню, что списал все без ошибки, и диск был самый что ни на есть настоящий... Загадка! Когда я узнал, какие диски BEATLES вообще существуют в природе, и понял, сколько времени мне понадобится для того, чтобы теми же темпами, что и раньше, собрать все, пришла страшная весть: они распались. У меня было такое ощущение, что вся жизнь на этом закончилась. Как!? Вот это, мое, то, без чего я жить не могу, больше не существует?! Значит я уже никогда их не увижу и не услышу живьем!? Меня спасло то, что к этому 44

моменту я нашел и послушал еще не все их пластинки. Иначе было бы, думаю, совсем хреново. В течение ближайшего года с помощью родителей и моих сотоварищей я все недостающие диски раздобыл. Причем не просто переписал, а приобрел на виниле! Тот, кто сам этого не испытал, вряд ли меня поймет - искать и, наконец, найти... Волнения, зачастую пустые надежды, многочисленные разочарования, и вдруг твои поиски заканчиваются победой и тебе все-таки удается найти пластинку, которую ты так долго и почти безнадежно искал. Что может быть прекраснее! Если бы мне тогда предложили: вот тебе сразу все пластинки, которые ты ищешь, не знаю, как бы я поступил. Соблазн взять все и сразу, конечно, всегда существует, но что может быть интереснее, чем искать и найти, и получить при этом такой прилив адреналина... Нет, ради этого можно и отказаться от супер-приза «все и сразу». Сегодняшние меломаны этого, наверное, не поймут. Можно прийти в магазин или на рынок и купить сразу почти все, что нужно. Были б, как говорится, деньги. А тогда каждый диск давался с боем, с трудом. Обещанные тебе диски продавали по дороге на встречу с тобой случайным людям, давшим на каких-то пять рублей больше, их оставляли по пьяни в метро, теряли, забывали у друзей, которые всего за один день умудрялись превратить идеальную пластинку в никому не нужный хлам. Диски оставляли таксисту под гарантию оплаты проезда и шли домой за деньгами, а, когда возвращались, таксиста, смекнувшего, что диск стоит раз в десять больше того, что ему должны вынести, уже и след простывал. Заметьте, все это происходило не просто с какими-то дисками, а с теми самыми, которые позарез нужны именно тебе, которые ты ждал и считал дни до их приобретения. Ради каждого из этих дисков приходилось ехать чуть ли не через весь город, иногда поздно вечером, рисковать, если и не свободой, то местом в институте или на работе, толкаясь около музыкальных магазинов, где каждый, казалось, только и думал о том, как тебя обмануть и сделать так, чтобы в случае чего в милицию попал ты, а не он сам. И тем не менее, все, кто был болен музыкой и дисками, жили именно так, ведь это была настоящая страсть! Такие счастливые ощущения рождала каждая найденная мной пластинка, кроме самой последней. Ею стал заключительный альбом BEATLES «Let It Be», единственный пришедший ко мне, как и было нужно, после всех предыдущих. До этого я находил их в чудовищной, извращенной последовательности - сперва, например, я знакомился с «Белым альбомом», а потом с «Please Please Me». Так вот, этот счастливый момент обладания самым последним альбомом омрачался тем, что теперь искать было нечего. Сольных дисков BEATLES еще не было. По крайней мере, до Москвы они не дошли, а о существовании бутлегов (неофициальных изданий, о которых разговор еще впереди) я тогда понятия не имел. Кстати, сам «Let It Be» был бразильского производства и моно! Моно-версий этого диска в Европе и Америке не существовало, поэтому в Бразилии сделали нечто вроде псевдо-моно. Обычно выходили псевдо-стерео диски, сделанные на базе монофонических пленок, а тут - нечто прямо противоположное. Если бы я знал тогда, что в руках у меня раритет! Так нет же! Тогда я был страшно расстроен, что это не стерео… Не могу не сказать здесь, что первым моим сольником стал первый, безымянный альбом Маккартни. Мама привезла мне его из поездки в Финляндию вместе с диском Адамо. Оба они уже были у меня в записи, но иметь свой, настоящий винил - это же совсем другое дело! Помню, как я разыграл 45

дачных приятелей, показав им лицевую сторону Маккартни и сказав, что это малоизвестная группа «Вишневые косточки» (на обложке, если помните, фотография рассыпанных ягод). «Это так, сказал я, - особого интереса не представляет, но, если хотите, посмотрите, конечно…» Помню, как Витька Гусев взял в руки диск (остальные смотрели из-за его спины, ожидая своей очереди) и разочарованно скривил губы… но как изменилось выражение его лица, когда он перевернул диск и увидел фотографию Пола с младенцем за пазухой. Все были в восторге - вот он, настоящий диск Пола Маккартни! Никто ведь в то время понятия не имел, как диск оформлен. Информации не было никакой. Да, отсутствие информации тогда было главной проблемой. Помню, каким счастьем стало приобретение первой книги о BEATLES. По-моему, книга называлась «Beatles: Music, Sex, Drugs and Religion». Из нее я узнал столько всего, что лишь разговоров на эти темы хватило на пару летних каникул. Пугали несколько темы sex и drugs. Тогда ведь мы ничегошеньки не знали ни о том, ни о другом: в Советском Союзе не было ни секса, ни наркотиков. Зато обилие информации о личной жизни и музыке с лихвой компенсировало не слишком приятные темы. Потом появилась книга Хантера Дэвиса «Авторизованная биография BEATLES». Это теперь я понимаю, что многое в ней упрощено, притянуто за уши, все острые и конфликтные моменты завуалированы или смягчены, а в то время я верил каждой строчке, каждому слову. Раз так написано, значит так все и было. Особенно разочаровывают сегодня два момента - история о смене ударника (именно так - ударник, а не барабанщик говорили тогда!) и история о том, как Брайан Эпстайн узнал о существовании группы. И то, и другое объяснимо. В первом случае всем очень хотелось сгладить неприятный момент ухода Пита Беста, поэтому на нем Дэвис вообще особенно не останавливался (на самом деле, до сих пор истинная причина не известна, и версий этого увольнения кумира ливерпульских девушек существует великое множество), а описал лишь вкратце, как Эпстайн объявил Бесту о том, что «ребята хотят видеть на его месте Ринго». Второй момент, конечно, был очень эффектен. Помните, по версии Дэвиса, ставшей классической, в музыкальный магазин Эпстайна зашел молодой человек и поинтересовался, нет ли у него сорокопятки BEATLES. Эпстайн был настолько заинтригован тем, что существует запись ливерпульской группы, о которой он ничего не знает, что сразу же стал наводить справки и вскоре пришел в «Каверн» на выступление Битлов. На самом деле, если исследовать многие факты и воспоминания, получится, что он узнал об их существовании намного раньше. Эти книги довольно долгое время были единственными источниками фактологической стороны моего увлечения BEATLES. Новые, более глубокие, более точные, пришли много позже. Думаю, всевозможные истории, ходившие в народе, можно объяснить тоже нехваткой информации. Самой главной был слух о том, что BEATLES, якобы, выступали в СССР - то ли прямо на взлетном поле аэропорта Внуково, то ли в Кремлевском Дворце Съездов, где они давали закрытый концерт для членов Политбюро. Интересно, что никто не утверждал, что сам присутствовал на этом концерте, но у каждого, кто принимался рассказывать эту нелепицу, был друг, у которого, в свою очередь, тоже был друг, лучший друг которого лично был там и все видел. Назывались даже исполненные на этом концерте песни, а также приводились какие-то слова, сказанные Битлами со 46

сцены. Ну а когда вышла песня «Back In The USSR» («Снова в СССР»), слухи эти получили новое подтверждение. Почему-то все делали вид, что не знают (а может быть, и не знали действительно), что эта песня Пола была лишь пародией на хит Чака Берри (Chuck Berry) «Back In The USA». Подобных слухов было великое множество. Кто-то уверял, что все участники группы - родные братья-сироты, кто-то рассказывал невероятные истории о том, что BEATLES - не музыканты, а своего рода марионетки, лишь открывающие рот под чужие записи. Сегодня, наверное, это и представить невозможно: как это может быть, чтобы не было музыкальных газет и журналов, чтобы по радио нельзя было послушать любимую музыку. А в то время единственным источником информации для нас была газета английских коммунистов «Morning Star», которая свободно продавалась, и в ней время от времени можно было найти заметочку о BEATLES, а еще реже - их фотографию. С этой газетой, как вы понимаете, я дружил еще со школы, мы время от времени на уроках читали и переводили статьи из этой «настоящей», как говорила наша англичанка, английской газеты. Для всей группы покупалось примерно десять экземпляров, и их раздавали на уроке - иногда по одной на парту, иногда по газете каждому. И вот раскрываю я как-то очередной номер и вижу: Битлы! Статья о «Белом альбоме» и фотография. Урок на этом для меня закончился. Я сразу понял, что вернуть эту газету я не смогу. Я готов был выкупить ее, но вряд ли англичанка могла прельститься моими деньгами. Поэтому я сразу решил стащить свой экземпляр. И, красный как рак, я тут же позорно стал запрятывать его в портфель, а англичанке сказал, что мне газеты не досталось. Видела она мой позор или нет, не знаю, но сам я помню о нем по сей день, и единственное, что хоть как-то обеляет меня, это страсть, перед которой, правда по иным поводам, не устоял не только я один, но и гораздо более достойные мужи. Что же касается западных журналов, они в то время были вообще огромной редкостью, и если кто-то из знакомых привозил журнал с фотографиями BEATLES, то он шел по кругу. Его зачитывали чуть не до дыр, а все фотографии переснимались с помощью «колец». Весь секрет здесь кроется в том, что минимальное фокусное расстояние у обычного фотоаппарата - один метр. Переснимая с такого расстояния маленький снимок из журнала, невозможно рассчитывать на качественную большую фотографию. Результатом трудов становилась малюсенькая фотка, где ничего нельзя было разобрать даже с лупой. 47

Кольца, о которых мне рассказал кто-то из знакомых, изменяли это фокусное расстояние и давали возможность переснимать даже самые маленькие фотографии с расстояния в 20-30 сантиметров, приближая их таким образом и давая возможность заполнить ими весь кадр. У меня тогда был «Зенит Е», аппарат по тем временам хороший, но сделанный для экспорта, поэтому, когда я купил в магазине на Петровке кольца, выяснилось, что диаметр их резьбы не соответствует диаметру резьбы фотоаппарата. Найти кольца с нужной, подходящей резьбой оказалось невозможно. Я объездил несколько магазинов, и везде мне говорили: «Нет, для «Зенита Е» ничего нет. У него нестандартная резьба. Даже не знаем, куда вам обратиться...» Пришлось с чьей-то помощью выйти на человека, который взялся выточить для моих колец переходное кольцо необходимого диаметра. Заказ был выполнен, но пока все это тянулось, в продаже все-таки появились фабричные кольца нужного диаметра, так что я лишь понапрасну выбросил деньги - на старые кольца и на переходное кольцо. Искусством пересъемки я овладел довольно быстро. В общем-то, дело это нехитрое. Главное - чтобы переснимаемая фотография не бликовала от подсветки да чтоб руки не дрожали. Со вторым было проще - я приобрел простенький штатив, который крепил к спинке стула, а журнал расстилал на полу. А вот со светом приходилось помучаться - это в студии есть подсветка, контр-свет и так далее, в домашних же условиях очень трудно добиться отсутствия бликов на переснимаемой фотографии. Но сложнее всего было справляться с проявкой пленки и печатью. Заметьте, посоветоваться было не с кем и до всего приходилось доходить своей головой, идя методом проб и ошибок. Я проводил часы в ванной комнате, заложив щель под дверью одеялом или курткой, и проявлял, фиксировал пленки, а затем печатал, печатал и печатал, экспериментируя с фотобумагой, проявителями, пленкой до бесконечности. Иногда один небольшой кадр из журнала распечатывал в трех-четырех разных размерах - от совсем небольшого, один-в-один, до максимально возможного. Резкость при сильном увеличении, конечно, терялась, но зато вместо малюсенького кадра в журнале у меня получалась почти портретная фотография. Самое интересное, что и сегодня некоторые фотки, убранные, правда, куда-то в самые дальние ящики, поражают своим качеством. Как я сейчас понимаю, главным в этом увлечении фотографией, закончившемся, кстати, достаточно скоро, была возможность сделать самому, без чьей-то посторонней помощи, снимки своих любимцев. Если их нельзя было достать или купить – значит, их нужно было сделать своими руками! Вообще в то время журналы с фотографиями Битлов котировались необычайно высоко. Их почти ни у кого не было. Долгое время лучшей моей фотографией был черно-белый, вырезанный из журнала «Англия» снимок, где Битлы с гитарами сняты во время концерта. Это была моя первая качественная фотография BEATLES. Журнал «Англия», к сожалению, был небольшого формата, поэтому фото было разрезано почти пополам, так как переходило с одной страницы на другую. Пришлось немного подретушировать место склейки. Оно все равно заметно, но разве это так принципиально? Наконец у меня была фотография любимцев не из газеты. К тому же они были засняты во время выступления с инструментами. Я смотрел на этот снимок и представлял, что я на их концерте. 48

Фотография BEATLES из журнала «Англия» Все остальные были газетными, бледными, на глазах выцветающими. Юра Слезкин, ныне прекрасно поживающий где-то в Америке, тот самый, с которым мы, как я уже рассказывал, не слишком удачно поменяли диск на джинсы, принес как- то целый цветной журнал с Битлами. Боже! Как мне хотелось иметь хоть пару снимков оттуда! Но журнал менялся лишь целиком. Я предлагал взамен даже (о, безумие!) настоящую пластинку «With The Beatles», правда, без обложки (обложку мне почему-то было отдавать жалко!), но он был непреклонен - только с обложкой. Обмен не состоялся, а уже через год я сам напечатал себе в сто раз больше фотографий, и пусть они были не цветными, а черно-белыми, зато напечатал их я сам, и это делало их вдвойне для меня ценными. Мне потом даже предлагали поставить этот процесс на поток и заработать, но я решил, что зарабатывать на своей любви пошло, если не отвратительно, и отверг предложение. Должен сказать, что меня захватывал сам процесс. Да и результат труда был виден уже через несколько часов.

Я переснимал фото из журнала, быстро проявлял, закреплял и промывал пленку, смотрел, получились ли кадры, сушил ее и тем же вечером начинал печатать, вытесняя из ванной всех домашних. Иногда на пленку уходила пару часов, а иногда дело растягивалось на многие часы. Времени я никогда не жалел. Бедные мои родители! Наверное, им было не слишком удобно, но они видели: их сын все делает сам, и этот плюс, видимо, перекрывал все неудобства и минусы процесса. Сегодня приятно время от времени смотреть на эти снимки, но повторить все, что я тогда делал, боюсь уже не смогу - навык потерян. Хотя, говорят, руки обладают способностью вспоминать, было бы желание… Кстати, увлечение Битлами помогло мне освоить и другое дело - паять я научился вполне сносно. Я узнал, что такое канифоль, узнал, где можно купить олово, разобрался с проводами - где «земля», где левый и правый каналы, разузнал, где можно доставать разные типы штекеров и сам припаивал их весьма прилично. Так мне постепенно стали доступны все виды магнитофонных и «вертушечных» входов и выходов. Ну а когда я заменил перетершийся шнур от наушников, купленных в «Березке» на сертификаты моего друга, то сам себя зауважал. Не думаю, что я когданибудь взял бы в руки паяльник, если бы не мое увлечение музыкой. Кстати, далеко не все из моих друзей тех лет знали, с какой стороны нужно брать паяльник. Но у каждого свои увлечения. Многие из них, например, слушали тогда то, что официально называли «вражьими голосами». У нас дома, в центре Москвы, ничего не было слышно. Все глушили. В эфире стоял сплошной треск. Можно было разве что понять, кто говорит - мужчина или женщина, поэтому «вражьи голоса» слушали летом на даче. Политика меня не интересовала, я и так уже прекрасно понимал, что к чему в этом мире, зато с помощью своей «Сакты» мог слушать и Голос Америки, и BBC. Особенно мне нравилась передача «Топ Твенти», в которой ведущий говорил так быстро, что я частенько не успевал понять, кого он объявляет. Именно там я впервые услышал «Hey Jude», которую много лет спустя кто-то из гениев перевода окрестил «Эй, иуды». Впрочем (я отвлекаюсь от темы) подобные перлы встречаются сплошь и рядом и сегодня. Возьмите книжку об английском клубе «Челси». На одной из страниц (это всего лишь один пример, коих в ней содержится великое множество) написано: «В составе «Манчестера» лучшими в этой встрече были Шоалес и Невалес…» Что за Шоалес? Что за Невалес? Я не поленился и посмотрел оригинал. Знаете, что там написано? Шоалес оказался Скоулзом, а Невалес - братьями Невиллами. 50

Но вернемся к «вражьим голосам». Отец слушал все лето главы из только что вышедшей на Западе книги Светланы Алилуевой, а я ждал своей очереди. Передача заканчивалась, и радио оказывалось в полном моем распоряжении. Слушал в первую очередь «Топ Твенти» и, конечно же, Севу Новгородцева. Он казался мне недосягаемой высотой, заснеженной вершиной, пришельцем из космоса, небожителем. Слушать его было интересно, он рассказывал о концертах и записях пластинок так, будто сам присутствовал при этом. Сева был для меня светом в окошке. Каждое его слово о любимых музыкантах воспринималось как манна небесная. Это была та необходимая информация, которой так не хватало нам всем. Но вот прошли годы, и я вдруг понял, что Сева был совсем не тем, кем мне представлялся. Нет, я вовсе не разочаровался в нем. Он - потрясающий рассказчик, он знает потрясающе много и так заражает своим энтузиазмом, что слушать его можно часами. Я уважаю его за то, что он нашел в себе мужество уехать в никуда, за то, что там сумел очень многого добиться. Но теперь он для меня кто угодно, только не специалист в области рока. Все очень просто. Мне в руки попала книга о LED Сева Новгородцев ZEPPELIN. Я стал читать и понял: именно ее, главу за главой, пересказывал Сева в собственном сериале. Но это не беда. Без информации из книг, Интернета не обойдется никто. Для меня хуже то, что у Севы нет собственного мнения о той или иной группе, я так и не могу понять, кто ему нравится, а кто - нет. Он - сторонний наблюдатель, своего рода комментатор, а мне интересно его личное мнение. Много позже я дважды разговаривал с ним в эфире «Эха Москвы», и Сева, пришедший в рокпрограмму, не сказал о роке ни единого слова. Он говорил о чем угодно, только не о музыке. Тут уж исчезли окончательно все сомнения. Он просто работал на BBC, работал честно, талантливо, используя весь свой опыт и все свои знания, но он не жил этой темой. Она ему не интересна, и он давно выбросил из головы все, что с ней связано. Я не ставлю это ему в вину, просто в последнее время я смотрю на него совершенно иными глазами. А тогда многие свои музыкальные открытия я сделал именно благодаря Севе и нашей простенькой Сакте. Я открывал новые имена и новые группы, которые с возобновлением учебы в институте начинал искать. И находил!

* * * 51

Участник форума www.beatles.ru

ВРЕМЯ НЕЗАБВЕННОЕ Владимир Александров (Pataphisist), Москва, 1960 года рождения Я начал собирать Битлз году в 1970-м. Время незабвенное: слушал я их где-то у кого-то чаще всего в момент записи. Ни проигрывателя, ни магнитофона у меня тогда не было. А записывалось все с винила по 3 руб. за перезапись на 270метровую катушку. На 9-ой скорости на одну сторону умещался обычный диск (помню я злился на «Abbey Road» и «Белый альбом» за то, что они не помещались). К тому же коробки были небольшими, и я их хранил в старом холодильнике (вроде Саратова), стоявшем в прихожей. К счастью, он не работал, но, когда мама однажды решила заглянуть в него, оттуда посыпались мои драгоценные катушки. Году к 1973-му у меня были уже все номерные альбомы Битлз, за исключением «For Sale». Его я достал только году в 1977-м, а до этого с тоской перечитывал названия песен (каталоги мы все передирали друг у друга). Слова вроде «Kansas City» приводили в бешенный восторг. Потом где-то в 1974-м мне от старшего брата обломилась раздолбанная «Дайна» без верхней панели. Но это было уже сокровище: я слушал ее даже ночью, включая на минимальную громкость, припав ухом к динамику. Помню, меня тогда совершенно сразили «Trilogy» E.L.P. - фортепианные аккорды в начале «Endless Enigma» сбивали с катушек круче, чем удар кувалды. Была еще здоровенная «Комета», которую мой отец иногда приносил из школы, где он тогда работал. Та орала бесподобно: я заставлял бабушку 1905 года рождения слушать Битлз на полную громкость, и она даже прониклась к песне «Baby It’s You» и часто просила ее поставить - «ту, про шалаву». Потом я приноровился. Пластинки можно было брать напрокат на сутки за 10 руб., записать их троим знакомым по трояку и в результате получить собственную запись всего за рубль. А если желавших получить музыку было больше трех, тогда вообще можно было немедля брать напрокат новую пластинку. Но лафа скоро кончилась. Сначала я разбил третий LED ZEPPELIN, съезжая с горки (выплачивал я за него с полгода всеми правдами и неправдами, а услышал впервые лет через 10), а потом меня кинули сразу на 3 диска: «With The Beatles», «Oldies But Goldies» и, кажется, TASTE. Та сумма была вообще заоблачной, а мне было тогда 13 лет. Я распродал все свои марки, не помню еще что. Мне дважды давали по лицу. Но вспоминается почему-то обо всем этом с удовольствием. 52

Участник форума www.beatles.ru

ПОЧЕМУ МЫ ТАК ЛЮБИЛИ ДИСКИ? Андрей Песков (Willie), Москва, 1961 года рождения Почему мы так любили диски? Я тут, ребята, читал мемуары немецкого военного хирурга и вот там какая мысль: когда тебя окружает монотонное одноцветное пространство, это угнетает психику - глаз требует красок. Турецкие офицеры в Первую мировую в ранцах носили с собой разноцветные плитки и раскладывали мозаику в пустыне на привалах. То же самое делали немецкие солдаты во Вторую мировую. Наверное, так же было с нами - асфальт и серые хрущовки вокруг, секса нет, народ одет в кто что достал. Агрессии тоже было очень много. Только портвейн (Кавказ, Молдавский, Иверия и т.п.) доступен, ну и кому-нибудь фэйс начистить после портвейна - вот весь выбор развлечений. И тут вдруг разноцветная мозаика в виде дисков. Конечно, от ее раскладывания нас мало, что могло отвлечь. В институте я приобрел свой первый диск - BEE GEES «Spirits Having Flown» португальского производства за 30 руб. Потом был куплен Billy Joel «52-nd Street» - родной за 50 руб. Затем POLICE «Synchronicity» - родной за 50 руб. Потом еще мне прислали знакомые из ЧССР чешский диск MAHAVISHNU ORCHESTRA «Apocalypse». Благодаря всем чейнджам с этими пластинками, за период с 1975 по 1981 гг., через мои руки прошло 379 дисков, из них 14 индийских, а 57 соцстрановских. Остальные 308 дисков были из Англии, Японии, Германии, Франции, США, Австралии, Португалии, Голландии, Италии, Испании, Греции, Чили, Австрии, Швеции, Канады и Сингапура. Ну а к 1984 году как-то само собой все заглохло - видимо, закончилась славная эра 60-70 -х. Аккорд 001 мой стал потихоньку накрываться (постоянно летели транзисторы одного канала), Нота-303, как старый зверь, стала потихоньку умирать - сначала индикатор записи полетел, затем записывать перестала. Все друзья - кто женился, кто поступил в институт, кто запил - музыкой занимались, но не так фанатично, как в молодые годы, от случая к случаю. Собрал я все свои диски, добавил к ним еще кое-какие, и поехал к дядьке в Казахстан продавать. 53

Г Л АВ А 7

Я РА СШИ РЯЮ СВ О Й М УЗ Ы К А ЛЬ Н Ы Й К Р УГ О З О Р Первыми стали DOORS. Я приобрел их сборник «13». Я послушал его и был загипнотизирован как голосом Джима Моррисона (Jim Morrison), так и звучанием группы. С тех самых пор я - поклонник DOORS на все времена. Это потрясающая музыка, которая затягивает и не отпускает тех, кто с ней познакомился. Такое ощущение, что это сродни шаманству. А какая гитара у Робби Кригера (Robbie Krieger)! Какие клавишные у Рэя Манзарека (Ray Manzarek)!

THE DOORS 54

Все так просто, и в то же время все так сложно, а главное, исполнено глубокого смысла. Это не бессмысленные песенки о любви, а настоящая музыка, положенная на настоящие стихи. Потом были ROLLING STONES, которых я понял не сразу, а только со второй попытки - ранние (1963 - 1964 годов) мне не понравились, ритм-энд-блюз я по наивности вообще не воспринимал, считая, что настоящая музыка - это только Биг-Бит, а вот диск «Aftermath» c песнями «Mother’s Little Helper» и «Lady Jane» пришелся очень даже по душе. Там есть и красивые лирические вещи в духе Битлов, и, как я понял позднее, психоделические. С тех самых пор Роллинги (в то время все называли их только так) тоже вошли в мою жизнь. Мне всегда у них больше всего нравились нестандартные вещи, которым, как я узнал позже, мы, да и сами Роллинги тоже, обязаны Брайану Джонсу (Brian Jones), главному музыканту группы. Его умение научиться играть за несколько дней на новом музыкальном инструменте, начиная от саксофона и заканчивая ситаром, а также способность украсить и без того красивую мелодию неожиданными звуками и инструментами превратила многие вещи группы второй половины 60-х годов в шедевры. Увы, после его смерти ROLLING STONES продержались на высоте, как мне кажется, максимум до двойника «Exile On Main St.», хотя и потом у них, конечно, были отдельные удачи. Но в целом мои Роллинги это ROLLING STONES времен Брайана Джонса.

THE ROLLING STONES

Потом было много чего, и в первую очередь группа MANFRED MANN, знакомство с которой началось для меня с песенки «Ha Ha! Said The Clown». Как это ни странно, но с годами я лишь убедился в том, что именно этот одноименный проект - лучший в биографии Манна. Конечно, и у EARTH BAND есть просто сумасшедшие альбомы: «Watch», «Nightingales & Bombers», «Roaring Silence», - но из общего числа это не так уж и много, а у MANFRED MANN все было просто супер! ANIMALS и MONKEES вошли в мою жизнь почти одновременно. Впервые пленки с их записями я увидел у Саши Небольсина, моего приятеля, с которым мы вместе готовились поступать в институт.

THE MONKEES Увидев на его полке бобины с этими надписями на корешках, я по наивности решил, что кто-то у него дома интересуется жизнью животных. Я тогда еще понятия не имел, что существуют такие группы. Я был уверен, что это звуки природы или что-то в таком духе. Не удивительно, что Саша просто обалдел, когда я отказался взять их послушать. Видимо, счел меня законченным и упертым битломаном, а я просто, боясь осрамиться, не посмел спросить, музыка это или звуки джунглей. Сам Саша, кстати, здорово играл на фоно, и с легкостью переходил с Шопена (которого он в шутку называл не иначе как Шóпен) на Битлов, чем приводил меня в состояние бурного восторга. А я в младших классах, как последний дурак, отказался заниматься музыкой. У нас дома было пианино, и мама очень хотела, чтобы я учился играть на нем, если не в музыкальной школе, то хотя бы с частным преподавателем. Но я 56

решил, что пианино - удел девчонок. Настоящие мужчины играют в футбол, дерутся после уроков, а не бренчат по клавишам. Как бы мне пригодились теперь самые минимальные знания о гармонии, нотах и тональностях… По большому счету, в студенческие годы было еще не поздно начать заниматься музыкой, но мне казалось это неудобным - такой большой, а снова начинает учиться… Глупо! Глупо до не возможности. Все или почти все вокруг пробовали бренчать на гитарах. Я пару раз взял в руки гитару друга, но, поняв, что извлекаю чудовищные звуки, даже весьма отдаленно не напоминающие любимую мной музыку, бросил это занятие, казавшееся мне неким кощунством по отношению к своим идолам. Терпения бы побольше… Но, что сделано… точнее не сделано, то не сделано… Что же касается MONKEES, то они понравились мне с первого знакомства. Я, конечно, никогда не ставил их в один ряд со своими любимцами, но то, что у них было свое собственное лицо, мне казалось очевидным, как и то, что за время существования они записали достаточное количество запоминающихся мелодий. Удивительная у этой группы была судьба: начинали они, как марионетки, но довольно быстро показали, что могли бы обходиться и без кукольников-продюсеров, но подписанный по молодости лет и неопытности контракт так и не позволил им стать полностью независимыми. KINKS понравились мне тоже с первого захода и ничуть не растеряли своей привлекательности за все прошедшие годы.

THE KINKS 57

Даже напротив, они неизменно поднимались и продолжают подниматься в моем личном хит-параде пристрастий. Умные, ироничные и нестандартные тексты, узнаваемое звучание - разве этого мало? Чем больше слушаю братьев Дэвисов, тем больше и больше нравится мне их музыка. Фантастика! Даже самые неудачные, как казалось когда-то, альбомы сегодня слушаются на ура. HERMAN’S HERMITS или «Отшельники Германа», как называли их все, у кого неважно с английским, были тоже одними из моих любимцев. С годами интерес к ним несколько упал, но лучшие их вещи дорогого стоят. CREEDENCE CLEARWATER REVIVAL сразу поразили своей энергетикой и вокалом Джона Фогерти (John Fogerty). А их альбом «Cosmo’s Factory» - диск на все времена. Кстати, по наивности, в то время мы все считали, что это - «Космическая фабрика», а не «Фабрика Козмо» - так звали барабанщика группы Дага Клиффорда (Doug Clifford). Жаль, что играли CREEDENCE так недолго. Сольные диски обоих братьев все-таки очень уступают альбомам самой группы. Они, кстати, тоже, как и MONKEES, пострадали от излишней доверчивости боссам шоу-бизнеса.

CREEDENCE CLEARWATER REVIVAL SIMON & GARFUNKEL по логике вещей никак не должны были стать моими героями. Я всегда не очень любил фолк, но перед ними, как говорят, снимаю шляпу. Их музыка - это удивительное открытие, а знаменитый диск «Bridge Over Troubled Water», за исключением излишне помпезной заглавной песни, 58

всегда нравился мне на все сто. Когда-то, чтобы записать его, я поехал за ним через всю Москву в самый час пик и очень волновался на обратном пути, что диск раздавят. Обошлось. А сам диск остался в сердце на всю жизнь. Все остальные были для меня лишь подтверждением их класса. Знакомство с THE WHO я начал с их ранних синглов, и поначалу они мне тоже весьма приглянулись. Понравился и альбом «Who Sell Out». Там было несколько замечательных песен, одна из которых, «Silas Stingy», как мне кажется, продолжала лучшие традиции BEATLES. Немного смущал вокал Роджера Долтри (Roger Daltrey): мне никогда не нравились подобные голоса - излишне высокие и какие-то «немужские». Поздние альбомы, правда, меня скорее разочаровали, чем обрадовали. Как и у Роллингов, со временем они что-то очень важное потеряли. Дальше - больше. Я расширял вместе с жизненным и свой музыкальный кругозор и открыл DEEP PURPLE и SHOCKING BLUE. Они пришли ко мне в один день, и с тех пор для меня их что-то объединяет. Названия - и то похожие: «темно-фиолетовые» и «ярко-синие». Первые вообще какое-то время были одной из моих самых любимых групп, я обожал и Ритчи Блэкмора (Ritchie Blackmore), и Иана Гиллана (Ian Gillan), интересовался всеми проектами, связанными с этой группой. Все это, конечно, было потом, а тогда я впервые услышал «Deep Purple In Rock», а чуть позже и самые мои любимые диски «Fireball» и «Machine Head».

DEEP PURPLE 59

SHOCKING BLUE навсегда стали моей любимой голландской группой и на долгое время единственной командой с приемлемым для меня женским вокалом, который я в принципе в роке не люблю. А фотографии Мариски с необычайно смелым декольте волновали, наверное, не только меня, но и многих моих сверстников. Думаю, она была для советских меломанов своеобразным секс-символом того времени. Наконец, познакомился я и с LED ZEPPELIN, CREAM, PROCOL HARUM, JETHRO TULL, SLADE. «Цеппелины» - это самое яркое воспоминание. Знакомство с ними началось со второго альбома, который с тех самых пор так и остался для меня любимым. Я был совершенно потрясен вокалом Планта (Robert Plant), гитарой Пейджа (Jimmy Page), оформлением альбома, особенно его центральным разворотом, а также мощью группы, их потрясающим звучанием, сыгранностью и работой барабанщика Джона Бонэма (John Bonham) - моего любимого ударника в роке.

CREAM тоже понравились сразу. Я начал с «Disraeli Gears», лучшей, как мне кажется, работы группы. Потом, послушав их дебютную работу «Fresh Cream», я чуть ли не впервые задумался о роли продюсера в музыке. Думаю, роль Феликса Паппаларди (Felix Pappalardi) в успехе группы и создании ее знаменитого саунда ничуть не меньше, чем роль самих музыкантов. До сих пор не могу понять, почему 60

CREAM никогда не называют среди основоположников тяжелой музыки. По-моему, они заслуживают этого больше, чем многие признанные классики этого жанра. PROCOL HARUM поразили меня даже не своим дебютным безымянным альбомом, а следующим «Shine On Brightly», который до сих пор нравится мне едва ли не больше всех остальных. Ни до, ни после мне не доводилось слышать такого мощного, немного грубоватого, вокала, как у Брукера (Gary Brooker), таких «монументальных» клавишных, как у Фишера (Mathew Fisher), как и читать такие философские тексты, как у Рейда (Keith Reid). Очень люблю также диски «Home» и «Exotic Birds And Fruit». А чего стоят сольники Робина Трауэра (Robin Trower), который, как я понимаю, чувствовал себя не слишком уютно в ориентированной на клавиши группе, но раскрылся как фантастический блюзовый гитарист, начав работать сольно.

PROCOL HARUM JETHRO TULL пришли в мою жизнь с альбомом «Thick As A Brick». Он и по сей день самый мой любимый диск этой группы. Здесь все потрясает - одна композиция на всю пластинку (лишь рамки винила заставили музыкантов разбить ее на две части), волшебный голос Иана Андерсона (Ian Anderson) и его же волшебная флейта, которая временами просто сводит с ума, непредсказуемая смена ритма, чередующиеся лирические и необычайно взрывные куски, умные тексты и, наконец, сама обложка (ничего подобного с тех пор так и не встречал) - выдуманная от начала до конца газета. 61

Особняком стоит рок-опера Эндрю Уэббера (Andrew Lloyd Webber) и Тима Райса (Tim Rice) «Jesus Christ Superstar». Когда впервые слушал ее, не мог оторваться. Меня трясло, а на глаза наворачивались слезы. Помню, и отец, расслышав какую-то мелодию из своей комнаты, пришел узнать, что это такое. Я объяснил, и мы вместе с ним прослушали оба диска от начала до конца. Могу смело сказать, что именно «Иисус Христос» стал его любимым альбомом моей коллекции. С тех пор, кто бы ни приходил к нам в гости, отец всегда предлагал послушать «Христа». А я, глядя в буклет со словами, переводил, и так вскоре поднаторел в этом, что мог «синхронить» почти не глядя в буклет - знал почти все наизусть. Да-а-а... Пластинка, что называется, на все времена. А ведь когда-то и она считалась крамольной, ведь жили-то мы в стране победившего социализма, где церковь была отделена от государства. А тут, вопервых, рок-музыка, во-вторых, Иисус Христос - главный герой… Нужно ли это подрастающему поколению?

SLADE тоже по сей день остаются моими любимцами. Сам не могу объяснить, чем они меня берут. Все вроде бы просто, нет сложных гитарных соло, нет особых аранжировок, но зато какой голос Хоулдера (Noddy Holder), какой драйв, какая энергетика... В чем-то эта группа, так и не ставшая в мире самой-самой, превосходит гораздо более известные команды.

SLADE Вот с кем у меня не сложилось, так это с рок-н-роллерами. Я слышал, конечно, многих из них еще в школе - и Чабби Чеккера (Chubby Checker), и Элвиса (Elvis Presley), и Била Хэйли (Bill Haley), и Карла Перкинса (Carl Perkins), и Литтл Ричарда (Little Richard). Даже сам напевал всем известную строчку, звучавшую как «Была б баба Люда, она б дала...» Слышал, нравилось, но потом, с приходом BEATLES, все это отошло на второй план и очень надолго. Собственно по-настоящему я познакомился с пионерами рок-н-ролла, наверное, когда мне было уже под сорок. А это такой колоссальный пласт музыки, такие яркие исполнители... Очень вещи Чака Берри (Chuck Berry) мне нравятся. Просто очень! Нравится и то, как исполняет свои рок-н-роллы Литтл Ричард. Его визгливый голос просто создан для этого жанра.

Элвис когда-то поразил, потом разочаровал, но со временем снова приворожил. Удивительный голос, удивительная манера петь и общаться с публикой. Хотя все-таки мне всегда хотелось слушать в его исполнении именно рок-н-ролл, а не госпелы, зачастую слащавые баллады и песни в духе кантри. Говоря о своих новых музыкальных открытиях, я, может быть, слегка забегаю вперед, но эти первые небитловские пластинки помогали хотя бы отчасти скрасить ощущение пустоты после такой невосполнимой утраты, как BEATLES.

Г Л АВ А 8

Д И СК О Б О ЛЫ

Помню, в институте все «дискоболы» первым делом неслись на знаменитую «железку». Так назывался холл на первом этаже ИНЯЗа, где пол был выложен чугунными плитами. Там традиционно собирались все меломаны и там же совершались все, как мы говорили, «ченджи». Диск либо покупался, либо брался просто напрокат - до следующего дня или на несколько часов. Иногда приходилось сматываться с последней пары, чтобы доехать до дома, записать диск и отвезти его тому, у кого взял. Он тоже должен был этот диск переписать и вечером передать его следующему, а уже тот привозил диск утром в институт. Иногда эта цепочка за один день включала трех-четырех человек. Удивительная вещь: своих собственных дисков почти ни у кого не было, а если и было, то по три четыре, не больше (у меня было штук двадцать, и мне все завидовали), тем не менее, диски ходили по Москве тысячами. Откуда они брались? Говорили, что их привозят дипломаты, спортсмены, главным образом футболисты и хоккеисты, а также артисты Большого Театра. На нашей «железке» царили вполне джентльменские правила. Можно было пообещать отдать деньги за диск со следующей стипендии, а сам диск взять прямо сегодня, и тебе верили без колебаний. Стоил диск как раз одну стипендию - 40 рублей, реже - чуть больше. Как-то, курсе на третьем, я купил двойник «Made In Japan» DEEP PURPLE и расплачивался потом два месяца. Единственное, что омрачало нам жизнь - это главный институтский партиец. Он мог появиться в любой момент, и сразу начинались нотации: «Вы сюда зачем пришли - пластинки слушать?! Вы пришли учиться. Вам строить 64

светлое будущее в этой стране, а вы, мало того, что надели ковбойские костюмы (имелись в виду джинсы и джинсовые куртки) и забыли где-то свои комсомольские значки, так вы еще и эту заразу сюда несете!» До конкретных наказаний, по-моему, дело никогда не доходило, но отчислением он успел пригрозить, наверное, каждому. Помню, и меня он как-то «поймал» и, глядя в глаза, спросил: «С какого курса? Как фамилия?» И пока я бормотал что-то, он вдруг увидел мой «баттон» с надписью «My dad can beat up your dad» - «мой папаня может поколотить твоего», который красовался у меня на куртке вместо комсомольского значка. По-моему, очень смешная надпись, напоминавшая о еще совсем недавних школьных спорах: кто сильнее, у кого сильнее брат или знакомый, или знакомый знакомого. Назвав вымышленную фамилию, я едва ноги унес, а слова партийца «что ж это такое - угрожать своим товарищам: мол, мой отец вас всех может избить...» вызывали у меня улыбку до конца дня. Слава богу, еще, что не все в институте были такими непробиваемыми. На следующий день, например, наша «англичанка» очень потешалась. Оказывается, этот случай всерьез обсуждался в деканате. «А вы не знаете, - спросила она, - у кого это из наших такой значок?» «Как у кого? - радостно хором ответила вся группа. - У Ильинского! Вот он, этот значок, посмотрите...» И «англичанка», прочитав надпись, долго смеялась: «Да, не у всех в этом институте хорошо с чувством юмора...» Это был не первый мой баттон. Еще в школе я вырезал из какого-то журнала надпись Pop Music и наклеил ее на значок, хранившийся у меня еще со времен американской выставки в Сокольниках. Получилось здорово, особенно после того, как я отказался от скотча и покрыл надпись сверху маминым бесцветным лаком для ногтей. При тщательном исследовании, конечно, «самопальность» можно было обнаружить, но издалека баттон смотрелся вполне фирменно. Именно с ним я и ходил в райком за рекомендацией. Интересно, что сама надпись на значке тогда не воспринималась так, как сегодня - никакого противопоставления поп-музыки року еще не существовало, и все наши идолы, в том числе BEATLES, ROLLING STONES и пр., считались поп-музыкой. Слово Рок вошло в наш обиход чуть позже - уже во время учебы в институте, когда все стали утверждать, что слушают рок, не слишком при этом, видимо, понимая, чем же рок отличается от поп-музыки. Все-таки интересно, как все меняет в нашей жизни время... А время тогда было непростое. С нашего курса отчислили парня, замеченного комсомольскими вожаками в процессии крестного хода, где они стояли в оцеплении. То есть его не отчислили напрямую его исключили из комсомола, а учиться в нашем институте могли только комсомольцы, ведь он готовил, 65

во-первых, идеологические кадры, а во-вторых, военных переводчиков, которые должны были воспитывать борцов революции в развивающихся странах. Однажды нам недвусмысленно дали понять, что не нужно слушать и уже упомянутую рок-оперу «Иисус Христос Суперзвезда», если мы не хотим неприятностей. Странным это казалось. Дома это было любимой музыкой, а в институте об этом лучше было помалкивать. Помню, сдавая научный атеизм, я разнес вдрызг это произведение, хотя, признаюсь, неприятно было зарабатывать зачет подобным предательством. Вообще родители всех моих приятелей, относясь с пониманием к нашим увлечениям, тем не менее, советовали нам поменьше говорить о дисках по телефону (не знаю, как сейчас, а тогда телефоны прослушивались у кого-то постоянно, а у других время от времени, включаясь на определенные слова в разговоре), поменьше появляться с ними в общественных местах и особенно в институте. Увлечение «вражьей» музыкой не приветствовалось. С одним моим приятелем приключилась комическая история. Увидев, что все советы на него не действуют, его старший брат позвонил ему по телефону, представившись сотрудником КГБ, и сказал, что регулярно слушает его разговоры, после чего посоветовал прекратить это подсудное дело. Мой приятель рассказал мне об этом звонке на следующий же день, чем привел меня в шоковое состояние - у нас дома телефон слушали постоянно, но мы оба не могли вот так просто взять и перестать общаться на интересующие нас темы. Нет, обсуждать новые диски можно было и при личной встрече, но часто требовалось просто договориться о встрече для обмена дисками, которые мы брали для перезаписи. И мы придумали такой ход. Мой друг звонил и спрашивал: «Ну, как, ты прочел Свифта?» (я понимал этот вопрос так: «Ну что, ты переписал «CREEDENCE»?) Я отвечал: «Да, прочел. А ты прочел Дефо?» (что означало, к примеру: «A ты переписал «DOORS»?) Тогда он говорил: «Ну, когда встречаемся, чтобы обменяться книгами?» И мы договаривались о встрече. Но однажды его брат услышал наш «кодированный» разговор и решил, что для «прослушки» такой разговор еще хуже - ведь непонятно, о чем в действительности идет речь, - и он «раскололся». Мы, конечно, смеялись, а он был серьезен и попросил хотя бы не упоминать в разговорах слово «револьвер», а если речь все-таки зайдет об этом диске BEATLES, то мы должны были говорить не «мне нравится «Револьвер»«, а «мне нравится пластинка Битлз «Ривóлвер»«. И смех, и грех, одним словом. Но все это не мешало дискоманам искать новые пластинки и новые записи. А для этого, как правило, нужно было всегда куда-то ехать. Однажды, помню, я поехал со своим переносным магнитофоном к однокурснику, чьи родители были дипломатами и постоянно привозили ему диски. На вынос он эти пластинки не давал, но приглашал приехать и переписать их у него дома. 66

Я приехал вместе с Витей Антоновым. У него была отечественная приставка «Нота», а я притащил свой «Филипс». Подсоединяю провода к «вертушке» хозяина, втыкаю электрический провод в розетку, и... из динамиков моего аппарата слышится треск – точь-вточь как из радио, если попытаться послушать Би Би Си. В чем дело? Крутили мой «Филипс» и так, и сяк все было бесполезно. Потом выяснилось, что неподалеку располагалась как раз одна из московских «глушилок». Это было в районе Кутузовского проспекта, неподалеку от дома №26, где, как говорили, жил тогда сам дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев. Глушилка стояла где-то у набережной Москвы-реки, а мой аппарат, в котором и радио-то никакого не было, почему-то реагировал на эти частоты. Потом, мне, кстати, доводилось «ловить» на нем и какието милицейские переговоры: «Третий, третий, как слышите меня? - Прием...» И все это сопровождалось весьма характерными для радиопереговоров помехами. В общем, тогда переписать пластинку, где BEATLES играли вместе с Тони Шериданом (Tony Sheridan) мне не удалось. Я вернулся домой расстроенным. Еще бы - ехать через пол-Москвы чуть ли не за единственным недостающим диском Битлов, о существовании которого я даже не предполагал еще пару дней назад, и вернуться ни с чем - что могло быть обиднее и несправедливее. А наша отечественная «Нота» все записала без проблем. Слава богу, через несколько дней я все-таки переписал этот диск, правда, уже не с пластинки, а с Витиного магнитофона. Вскоре пришло известие: все Битлы выпустили сольные пластинки. Это было просто спасением. Сначала я услышал первый сольный диск Пола, потом два диска Ринго («Beaucoups Of Blues» и «Sentimental Journey»), потом тройник Джорджа («All Things Must Pass») и только потом Джона. Причем первым его сольником для меня стал «Imagine». Я не считаю первый концертник «Live Peace In Toronto ‘69» - там не было ничего нового, а вторая сторона с вокалом Йоко не раздражала только истинного стоика, коим я, конечно же, не был. Так что знакомство с сольным Джоном я начал именно с «Imagine». И только потом познакомился с «Plastic Ono Band». Ну а потом... потом появились новые альбомы, и года с 1972-го я стал знакомиться с битловскими сольниками в том порядке, в каком они выпускались. Я, наконец, попал в струю, вошел в ритм, которым весь мир битломанов жил с 63-го года. Но, как говорят, лучше поздно, чем никогда! Отдельно надо сказать обо всех дисках «неоконченной музыки». Прошли годы, прежде чем я не только послушал все три подобных альбома Джона («Two Virgins», «Life With The Lions» и «Wedding Album») и ранние работы Джорджа - «Electronic Sound» и «Wonderwall Music», но просто узнал об их существовании. Слухи о существовании таких дисков, конечно же, ходили, но узнать точно, как они называются, и добраться до них было ох как непросто... Так на виниле мне удалось разжиться только «Двумя девственниками». Все остальное пришло уже в эпоху компакт-дисков. 67

Участник форума www.beatles.ru

ПОНАЧАЛУ О ДИСКАХ Я МОГ ТОЛЬКО МЕЧТАТЬ… Baravik, Москва, 1949 года рождения Поначалу о дисках я мог только мечтать - денег катастрофически не хватало. Но за студенческие годы я освоил такое дело, как стройотряды, и заработанные там за лето деньги постепенно превратились в магнитофон и проигрыватель («вертак», как тогда его называли). Характерно, что не только владение дисками позволяло за счет обмена («ченджа») расширять свой дисковый горизонт, но и на аппаратуру тоже несли диски. И если я кому-то писал на своей аппаратуре копию, то, естественно, писал ее и себе. Катушки с этими записями живы у меня то сих пор. А первым купленным диском были «Pictures at an Exhibition» от EMERSON, LAKE & PALMER, на основе музыки М. Мусоргского. Потом была масса обменов, пока нас с приятелем не «обули» какие-то проходимцы, так что он потерял канадское издание «Jesus Christ Superstar», а я - двойной битловский «Белый альбом». Так как время стройотрядов закончилось, то свободных денег уже не оставалось, и я с «ченджем» закончил. На руках у меня оставался «Brain Salad Surgery» тех же E.L.P. Приятель, через которого шел обмен, чувствовал себя виноватым и через несколько лет неожиданно нашел меня, чтобы вернуть долг (немыслимая для сегодняшнего дня честность!). Так я стал обладателем сборника Альбом «Pictures At An Exhibition» BEATLES «1967-1970», а взамен, естественно, отдал свой E.L.P. Тот приятель пропал из от EMERSON, LAKE & PALMER виду, я думаю, что живет он вне пределов СНГ.

Г Л АВ А 9

М О СК О В СК И Е ХИ ППИ

Вспоминая то время, я понимаю, что сама его атмосфера не повторится, конечно, уже никогда. Можно было встретить на улице «детей цветов», каких я видел на обложке альбома «Вудсток» - с широкими повязками вокруг головы, в широченных шляпах, о которых можно было только мечтать, в длинных, до пят, пальто или военных шинелях, которые их заменяли. Самое интересное, что наши советские хиппари вели себя столь же мирно, что и западные. Недаром, видимо, их лозунгом были слова «Make Love Not War» - занимайтесь любовью, а не войной. По-моему, вполне миролюбиво и даже по- христиански. Но власти почему-то не любили их еще больше, чем пластиночников. Видимо, потому, что, резко отличаясь от всех, они позволяли себе это демонстрировать. Иметь длинное пальто - кто об этом тогда не мечтал... Помню, с опозданием лет на пять я достал- таки себе голубую офицерскую шинель - длина подходила просто отлично, в талии было будто сшито на меня, но в плечах надо было перешивать - я, видимо, был более широкоплеч, чем офицер, прежний хозяин шинели. Но где это можно было сделать? Я сунулся в одно место, в другое, везде говорили, что проще сшить новую шинель, чем переделать эту, посоветовали даже купить в военторге отрез, но там продавцы стояли насмерть - без предъявления офицерской книжки ничего не продавали. В общем, так я и остался без шинели. Думаю, она и сейчас лежит где-то у мамы. Зачем мне была нужна шинель? Сейчас я уже и объяснить этого толком не могу. Но тогда, казалось, без нее жизнь - не жизнь. Видимо, это были еще

какие-то детские фантазии, желание поиграть в театр. Думаю, это свойственно почти всем в детстве и юности. Ближе к окончанию института я завел кучу чисто музыкальных знакомств. Я знал только имена этих людей. Где они работали, чем занимались - меня не интересовало. Именно тогда родился мой список, который просуществовал много лет. В нем были только имена и телефоны. Рядом со многими в скобочках было написано, скажем, «Fireball» или URIAH HEEP. Это были подсказки для меня, чтобы легче вспомнить, каким обменом или приобретением какой пластинки я обязан этому человеку. Одних Саш в этом списке было десятка два. Пойди, разберись... А тут смотришь, ага! URIAH HEEP или GUESS WHO, и сразу все понятно, спутать этих Саш уже невозможно. С кем-то я виделся раз в год, а с кем- то - каждую неделю. Список разрастался по мере расширения моих интересов и роста музыкальных запросов, пока вдруг не стал абсолютно ненужным. Но об этом позже. Пока именно он был моим пропуском в мир новых пластинок, новых групп. Потерять его означало бы лишить себя всего. Это как если нынешнего компьютерного фаната лишить доступа в интернет. Интерес или, наоборот, неинтерес к музыке и пластинкам как-то невольно делил всех окружающих тебя людей на своих и чужих. Встретив на улице человека с пачкой дисков под мышкой, можно было быть совершенно уверенным, что, подойдя к нему и заговорив, ты не будешь послан в неопределенном направлении. Часто музыкальные знакомства завязывались именно так, дискоманы чувствовали своих сердцем. А потом с кем-то отношения поддерживались, с кем-то нет, кто-то вообще «отходил от дел», но не припоминаю случая, чтобы кто-то отказался от нового уличного знакомства. С теми, кто не понимал увлечения музыкой, и общаться-то было неинтересно. Отчасти это сохранилось до сих пор. Скажем, человек, заявляющий, что музыка BEATLES - это скучно, что от нее пахнет нафталином, мне неинтересен - мы с ним слишком по-разному смотрим на мир. По-моему, ни до BEATLES, ни после них никто в музыке не был столь искренен и понятен людям самых разных возрастов. И дело здесь даже не в самой музыке - это дело мировоззрений, если угодно. Кстати, именно нам, людям, отгороженным от всего цивилизованного мира железным занавесом, Битлз дали больше, чем кому бы то ни было. Они были свободны, естественны, раскрепощены, от них веяло оптимизмом, а мы все играли в какие-то понятные только нам идеологические игры, возвышая тех, над кем сегодняшние школьники в открытую смеются. Я не буду, конечно, презирать человека только за то, что он не любит Битлз, ведь говорят же: сколько людей - столько и мнений, но такой человек сразу становится мне неблизким, он - из другого лагеря, где все, может быть, хорошо и правильно, но это чуждый мне мир.

* * *

Г Л АВ А 10

РА СПРЕ Д Е ЛЕ Н И Е , И ЛИ Я Н А Ч И Н А Ю В З Р О СЛУЮ ЖИ З Н Ь

Учеба в институте подошла к концу. По распределению я должен был ехать переводчиком в Ирак и надеялся заработать там энное количество сертификатов (причем бесполосых!). Уж не знаю, поймут ли те, кто помоложе, что это вообще такое. А это такие бумажки, которые заменяли запрещенную в СССР валюту и на которые народ отоваривался в специальных магазинах - «Березках». По возвращении я собирался приобрести на них новый кассетный стереомагнитофон, поэтому все мои записи на бобинах представлялись мне уже ненужными, и я решил продать всю имевшуюся у меня пленку и на эти деньги купить как можно больше дисков - они-то не ссохнутся и не осыпятся, пока я буду служить в Ираке. Пленка была продана, диски куплены, но в Ирак я не поехал: новый большой военный начальник в Министерстве обороны решил не призывать нас, а послать вольнонаемными, чтобы сэкономить для страны деньги, которые нужно было выплачивать за погоны. Вольнонаемным ехать я не захотел, предвидя последствия, а все, кто поехал, потом, вернувшись, были призваны снова. В военкомате, куда они явились с легкой душой, им сказали: «Съездили за границу? Сертификатов подзаработали? Прекрасно! А теперь надо родине послужить - на Кушке или в Ашхабаде». Так мои мечты о новом стереомагнитофоне рассыпались в прах. Продолжать что-то писать на старом моно-магнитофоне уже не хотелось, хотя он был в полном порядке - я поменял воспроизводящую головку, а также всякую мелочь, включая пассики, которые почему-то летели 71

постоянно, - но я понимал, что будущего у него нет. К тому же и пленка была уже продана. Так, волею обстоятельств, я на долгое время перешел полностью на винил. А вожделенный кассетный стереомагнитофон появился в моей жизни лет, наверное, через двадцать, когда я уже был женат, и у меня было двое детей. Сейчас он сломан, и чинить его не хочется. Перематывать кассеты, искать нужную песню - зачем? - когда все вокруг давно пишут на CDRы. Это быстрее, проще и качественнее. Ну а тогда я остался с винилом. Теперь обменять любой диск на какой-то другой означало полностью потерять первый, поэтому я почти не менялся, а только покупал - с упорством параноика. Долгие годы я не знал, что значит сходить в кафе, в кино, на футбол или купить себе новые джинсы - все деньги уходили на покупку дисков. Я прекрасно знал, где тусуются московские дискоманы, сколько стоят фирменные «пласты» и сколько - соцстрановские перепечатки, я знал, диски каких стран ценятся на рынке больше, а какие - меньше, знал, что можно обменять, а чего не обменяешь никогда, научился отличать фирму от нефирмы и многое, многое другое. Не раз и не два меня вместе с другими пластиночниками накрывала милиция, и чудо, что на работу не полетели «телеги» о моей неблагонадежности. Дело ограничивалось беседами на «месте преступления» или (пару раз) в ближайшем отделении. Диски не изымались, руки не заламывались, физиономия не портилась. Насколько я знаю, многим не посчастливилось так, как мне. Никогда не мог понять: как это можно среди бела дня забрать человека только за то, что в сумке или в портфеле у него с собой был с десяток западных пластинок? Всех нас называли не иначе, как фарцовщиками или просто фарцой, и ни у кого из милиционеров не находилось ни одного аргумента на простой контрвопрос: «Перепродажа? Нажива? Какая нажива? С чего? Если бы я покупал все эти пластинки в магазине и тут же перепродавал втридорога - тогда понятно, но как можно перепродавать то, чего нет в магазинах?» В общем, мне повезло: дела на меня не завели, но охоту толкаться на Маяковке, на Ленинском, на Цветном бульваре и многих других местах у меня отбили. Я уже тогда понял: презумпция невиновности - это что-то из американских фильмов, где, как правило, в зале суда торжествует справедливость. А здесь, в нашей жизни, с одной стороны, на тебя давит ощущение бесправия перед стоящей на страже интересов социализма милицией, а также парткомом, месткомом и комсомольской организацией, которые бдят и воспитывают, а с другой стороны - ответственность перед родителями, которых нельзя волновать звонками из милиции. В результате тусовки винильщиков мне заменил мой список знакомых дискоманов, который прослужил мне верой и правдой не один год. По перераспределению я оказался в АПН, контрпропагандистской организации, где, как оказалось, тоже были свои дискоманы. Они, правда, в отличие от меня, сменили свои «ковбойские» костюмы на галстуки и цивильные пиджаки, но в музыке разбирались и, получая вполне приличные зарплаты, могли позволить себе покупать не по одной пластинке в месяц, а больше. Ну а самые пробивные еще и выезжали за рубеж. Когда я был студентом, мне казалось, что я находился в максимально благоприятной ситуации для пополнения коллекции: меня окружали мои одногодки, которые жили примерно теми же интересами, что и я. К тому же мы изучали английский язык, на котором пели все интересовавшие нас музыканты. 72

Но оказалось, лучшие времена у меня были впереди. Ближе к середине 70-х годов на отечественном радио появились передачи, в которых звучала рок-музыка, «Запишите на ваши магнитофоны», например. С трудом, но рок-музыка все-таки прорывалась в СССР. Да, весельчаки быстро переименовали эту радиопередачу в «Сотрите с ваших магнитофонов» - слишком много странного там звучало, но по-другому и быть не могло: для того, чтобы исполнить по советскому радио «DOORS» или «BLOOD SWEAT & TEARS», нужно было включить в эту же программу туркменского и болгарского исполнителя, а А.К. Троицкий, писавший, скажем, о «LED ZEPPELIN», понимал, что статья эта может пройти только в случае, если он напишет, что эта группа исполняет «песни протеста», или если он выльет на нее ушат грязи, дав при этом возможность читателям узнать о ней хоть что-то. Сегодня читать публикации тех лет просто смешно, ошибок там куча в каждой строчке, но тогда и это воспринималось, как глоток свежего воздуха. Помню, как на ура раскупались газеты со статьями о западных музыкантах, как все ждали знакомых позывных «Запишите на ваши магнитофоны» и судорожно жали на кнопки «запись». Пара хороших номеров за один эфир была почти гарантирована. Помимо уже названных групп, там я впервые услышал SANTANA и многое другое. Чуть раньше даже телевидение, может быть случайно, но показало все-таки нам из Сопота группу CHRISTIE, ставшую в одночасье любимицей миллионов советских меломанов. С тех самых пор их песня «Yellow River» - можно сказать, гимн целого поколения. Помню, как комментировавшие тогда эту трансляцию из Сопота ведущие заявили что-то вроде: «Да, эти горе-музыканты явно не вписываются в праздник музыки, проходящий в братской Польше». Для кого-то не вписывались, а кто-то, может быть, впервые в жизни увидел, как играет на сцене настоящая рок-группа. Чуть позже в Москве появились и диски CHRISTIE производства польской компании «Pronit». Это был первый соцстрановский диск в моей коллекции. Потом за ним последовали другие диски групп NICE, TREMELOES и GUN (все - польского производства), диски венгерских групп LOCOMOTIV GT, OMEGA и многие-многие другие. Купить последние было гораздо проще, к тому же тогда часто покупали не то, что хотелось, а то, что можно было достать, что было по карману. Стоимость фирменной пластинки, как мне помнится, колебалась тогда в размере от 40 до 60 рублей (при средней зарплате 90-120), а соцстрановские группы стоили в два - два с половиной раза дешевле. К тому же на три таких диска можно было при некотором везении выменять один фирменный. Потом в Москве стали появляться «лицензии» югославского и даже индийского производства. Диски этих стран были вполне приличного качества, да и конверты воспроизводились «один в один», разве что картон был много тоньше и легко гнулся и даже заламывался на углах. Болгарские диски, как и наши, отличались полным отсутствием конвертов, и это сразу делало их какими-то ненастоящими. Привыкшие к фирменным дискам, слушать их не могли, что бы на них ни было записано. Хотя была определенная часть меломанов, которые специализировались именно на таких дисках - они были значительно дешевле. Однако и музыка на этих дисках была, как правило, несерьезная: 73

итальянцы, какие-то второсортные группы и певцы. За все годы увлечения музыкой я купил, наверное, лишь пару болгарских пластинок. Одной из них стала пластинка с полной музыкальной мешаниной. Там было много чего, но я покупал ее ради «Another Day» Пола Маккартни. Эту песню я услышал еще на первой выставке американских аттракционов, которая проводилась в Парке Культуры. За рубль, помоему, ее можно было послушать в автомате для прослушивания сорокопяток. Потом я ее долго искал, ведь на альбомах Пол ее не выпускал. Когда-то я уже покупал ради нее пластинку - помимо оркестров там были вставки из вещей в исполнении Роллингов (самых настоящих!), но «Another Day» там была ненастоящая, ее исполнял оркестр не то Джеймса Ласта, не то Поля Мориа. И вот, наконец, ради нее я купил еще один диск – тот самый болгарский, с кучей хитов разных групп. Слушаю - и не узнаю песни, вроде, то, но в то же время явно не то. Дохожу до Маккартни - не он! Подделка! Перепев, как мы тогда говорили. Смотрю на конверт - ни слова об исполнителях. Названия песен есть, а исполнителей нет. Потом я еще пару раз встречал такие же пластинки. Видимо, болгары тогда специализировались на таких дисках. Исполнители у них были получше, чем у нас, это точно. Но такие диски не грели, а лишь разочаровывали. Кстати, встречались мне и аналогичные вполне западные диски - без имен исполнителей и со странными названиями, вроде «16 Vodka Hits», обложку которых украшали женские ножки или девушки в купальниках. Почему «водка»? Не знаю. Модно, наверное, тогда было все загадочное русское… Но самое странное, что со мной случалось - это брак диска. Однажды я купил двойник ANIMALS, где на одном из дисков на обеих сторонах были записаны одни и те же песни, причем «лэйбл» был, естественно, наклеен правильный. Помню, я переворачивал ее и так, и эдак, и никак не мог понять, как я умудряюсь поставить диск снова уже проигранной стороной. Даже предположить не мог, что такой фабричный брак возможен… Кстати, о браке: как-то мне попался диск с тремя «лэйблами» один на другом, которые снимались, когда диск надевался на шток в центре вертушки. Нижний был, как и полагается, приклеен, а остальные, видимо, просто прилипли к нему. Это, конечно, был далеко не смертельный случай - так, скорее занятный. Вот когда однажды «лэйбл» был приклеен косо и перекрывал игле последние несколько дорожек пластинки - это было гораздо хуже. Но самой большой бедой для дискомана были кривые или выпукло-вогнутые пластинки. На последних одна (вогнутая) сторона играла хорошо, а вторая (выпуклая) не очень: игла соскакивала и для прослушивания таких дисков приходилось выставлять на тонарме больший вес. Двигать противовес туда-сюда мне не нравилось, и от таких дисков я старался всегда избавляться. 74

Еще хуже были кривые диски, когда на каждом обороте игла подскакивала на невидимом глазу бугорке или делала некую кривую, подобно линии, которую оставляет самописец в детекторе лжи, фиксирующий перепады давления испытуемого, а иногда и вовсе соскакивала с бороздки и начинала «ездить» по диску. Существовали разные методики исправления кривых дисков. Кто-то клал их надолго под пресс. Чаще всего этим грузом была просто стопка толстых книг, типа Советской энциклопедии. Но, по-моему, если поначалу и удавалось достичь этим методом каких-то результатов, потом, со временем, диски снова принимали прежнюю форму. Поэтому многие пытались решить проблему гораздо более радикальными методами нагревали диск в духовке или под горячей водой и потом зажимали его между двумя стеклами и нагружали сверху опять-таки стопкой книг. Вся беда была в том, что стекла из книжного шкафа были слишком малы, а стекол большего размера взять было негде - в стране был дефицит всего, в том числе и стекол. В общем, у меня лично из нагревания под горячей водой ничего не выходило, ну а класть диски в духовку я так и не решился. Это только так кажется, что диск твердый. На самом деле тонкий винил вполне податлив. Нет, сломать его как раз сложно, а вот искривить, забыв, скажем, на солнце, вполне можно. Мой близкий друг Артем Петров, с которым мы вместе переслушали море дисков, оставил однажды свой «Let It Be» (подарок на день рождения) на подоконнике. Прошло полдня, на подоконник пришло солнце, и через пару часов диск выгнулся так, что из него, не будь в центре «лэйбла» дырочки, можно было бы есть суп. Приятель, желая исправить ошибку, положил диск на абажур настольной лампы, решив нагреть его и потом зажать между двумя стеклами, которые он специально для этого вынул из окна дачной терраски, но заговорился с друзьями, а, когда спохватился, диск буквально стекал с абажура длинными черными каплями. Потом он, изуродованный до неузнаваемости, долго украшал стену его комнаты. Я был в шоке, а приятель отнесся к происшедшему почти по-философски: ну что ж, бывает... Я всегда трясся над своими пластинками, сдувал с них пыль, протирал всякими протирками, слушал только на хорошей аппаратуре - с тех пор, как узнал, что между корундовой и алмазной иглой большая, если не сказать космическая, разница. Увидев несколько раз, как с дисками обращаются другие, я практически перестал давать свои диски на вынос. Хочешь переписать - приезжай ко мне со своим магнитофоном и переписывай, что душе угодно. Это не было жлобством - мол, мое, и никому не дам, это было заботой о сохранности коллекции. Помню, мне когда-то рассказали хохму о том, как собрать хорошую коллекцию книг: свои собственные никому не давать, а чужие никогда не возвращать. Я этот принцип воплотил в жизнь, в той его части, которая касалась своих собственных. Но это создавало одновременно и большую проблему: не 75

давая на вынос свои диски, я не мог рассчитывать и на чужие. Впрочем, ненужных дисков у меня почти никогда не бывало - я знал, что покупать, и почти не ошибался, а за неимением магнитофона обмены мне были почти ни к чему. Купить же можно было практически все. Даже если хозяин не хотел расставаться со своим диском, его можно было переубедить, назвав определенную, явно завышенную сумму. Как правило, после этого он со своим диском расставался, и почти без сожалений. Наверное, только один раз я так и не смог уговорить хозяина расстаться с пластинкой, точнее с двумя. Как сейчас помню, речь шла о первом сольнике Ковердэйла (David Coverdale) и альбоме группы EPISODE SIX. С чьих-то слов я знал, что такие пластинки есть у кого-то, внешне напоминающего молодого Блэкмора, и искал его и на Горбушке (речь о ней еще впереди), и в каком-то ДК на площади, по-моему, Ильича, где по воскресеньям тоже собирались меломаны, и на Преображенской (тоже в каком-то ДК). И вот, найдя, так и не смог приобрести то, что хотел. Дима Шмырев (коллекционер и огромный любитель всего, что связано с DEEP PURPLE), с которым мы потом стали друзьями, стоял насмерть - только равнозначный обмен. Но дисков, которые интересовали его, у меня просто не было. Потом, через какое-то время, вопрос как-то решился, но тогда я впервые столкнулся с упорством такого же коллекционера, как и я сам. Кстати, если бы не Дима, я не узнал бы и группы ELF, где начинал Ронни Дио (Ronnie James Dio). Это сейчас, в эпоху компакт-дисков, найти альбомы ELF не проблема, а тогда на всю Москву была, может быть, всего пара «эльфовских» винилов. А группа-то просто потрясающая! Частенько мне предлагали записать (или «закатать», как говорили тогда многие) нужный мне диск, но я отказывался к изумлению предлагавших - слушать-то мне было не на чем. Тем не менее я никогда не чувствовал себя обделенным. Еще по прежней, магнитофонной, жизни я знал, что совмещать покупку дисков с записью сложновато - хорошая пленка стоила недешево, а дисков вокруг было просто море. Писать все, что встречается на твоем пути, было бы просто безумием.

* * *

Участник форума www.beatles.ru

МОЕ ГРАНДИОЗНОЕ ОТКРЫТИЕ Николай Тихонов (Lizard), Рига, 1952 года рождения Вчера у меня состоялось «грандиозное» открытие! В 1971- м году, будучи в рядах СА, с ребятами из Латвии организовали группу. В ней были: Юра из Лиепаи – вокал, ритм-гитара. Позже он добился на музыкальном поприще неплохих результатов (вокал-то у него был о-го-го!), но, к сожалению его больше нет среди нас. Сергей из Елгавы – соло-гитара. Крепкий гитарист, потом он играл в хард-роковых группах. Связь с ним утеряна. Александр – ударные. Рижанин, через год после армии эмигрировал из Союза. Была информация, что поселился в США. Ну и я на басе. Создали группу после учебки, т.е. через полгода службы. Репертуар был от «Трёх танкистов» и «Красного командира» - для официальных концертов художественной самодеятельности до «Into The Fire» DEEP PURPLE и «Yellow River» CHRISTIE - для танцулек в подшефном колхозе. На репетиции к нам всегда приходил один дембель – отличный парень (дедовщины тогда у нас не практиковалось) из Таллина. Сам неплохой гитарист, но поигрывавший с нами от случая к случаю. С его подачи мы разучили одну песню с такими словами: «Darling, oh, give me diamond please!». Запомнилась мне эта песня неимоверно сложным басом для того времени. Он мне показал, как его играть, а у меня ушло уже не помню сколько вечеров, чтобы добиться нужной скорости исполнения. Эта партия врезалась в память так, что спустя тридцать лет, когда я снова взял в руки бас-гитару, пальцы достаточно уверенно вспомнили, как она игралась, хотя раза в три медленнее. Надо сказать, что все попытки идентифицировать песню не давали никаких результатов. В конце концов, я пришёл к выводу, что песня эта какая-то доморощенная, и надо снять шляпу перед неизвестным автором басовой партии. И вот вчера, слушая одну онлайновую радиостанцию, я был буквально потрясён полившимися оттуда до боли знакомыми нотами! Эта песня, оказалось, имела совершенно конкретных, и при этом хорошо известных мне авторов, – CANNED HEAT! И называется она «Time Was». Правда, слова у неё совсем другие: «Time was... when we got along». То есть пели на этот мотив, что на душу упадёт! А ято столько времени искал эту Дарлинг с её бриллиантами…

Г Л АВ А 11

Н Е Т ЖИ З Н И Б Е З Д И СК О В

Не знаю, случайно это или нет, но все мои близкие друзья тоже интересовались дисками и музыкой. Это и ныне известный спортивный журналист и комментатор Виктор Гусев, и Гоша Мосешвили, с которым позднее меня сведет уже другая жизнь - радийная. Все мы играли в футбол и слушали музыку, и в первую очередь BEATLES, и, сойдясь именно на этом, остались потом друзьями на всю жизнь. Гоша, помню, первым открыл мне Aдамо. Он учился во французской спецшколе и слушал, естественно, французских шансонье – Беко, Брассанса, Азнавура, а также Адамо и тогда никому у нас не известного Джо Дассена. Через год после знакомства я открыл ему Битлов, а он мне – «своих» французов. Понравились мне тогда только двое – Брассанс (его я и сегодня могу послушать под настроение с удовольствием) и Адамо. Много позже я узнал, что Адамо – бельгиец, хотя по нашему ТВ его подавали как француза. Именно он показался мне самым близким к Битлам. Он был каким-то «нефранцузским», пел не как они все, а иногда даже поанглийски, что меня особенно радовало. Помню до сих пор конец одной из его песен, которая в оригинале называется «Barbue sans barbe» (бородач без бороды). В ней герой рассказывает, как, гуляя с женой, наткнулся на нищего бородача, и жена сказала: «Надо бы пригласить его к нам домой». И, к неудовольствию героя, бородач начинает жить в его доме. А заканчивается песня так (в английской версии): герой возвращается домой, а там… - «Gone was the beard, gone was my wife» (бородача и след простыл, а вместе с ним исчезла и моя жена).

Году в 1971-м я с родителями сходил на концерт Адамо в «Россию». Ажиотаж вокруг концерта тогда был страшный. Благодаря ТВ, его уже знали в Москве. Билеты было не достать. По великому блату отец где-то раздобыл три билетика, и мы увидели Адамо вживую вместе с его «Дельфинами», после чего я окончательно в него влюбился – повесил на стену его плакат и стал искать его пластинки. Насколько же он хорош! Чего стоит его «Tombe la neige»! Просто вторая «Yesterday». Но главное – он был не похож ни на одного исполнителя на французском языке. У всех шансонье не песни, а какие- то драматические повествования, с надрывом и адским темпом (разве что Брассанс никуда не спешит никогда). Весь смысл в текстах, которые я не очень-то понимал. Мне же всегда хотелось прежде всего музыки, битовых ритмов, красивых мелодий а-ля Битлз. У Адамо все это было. Кое-какие записи я сделал, а вот с пластинками было много хуже – лишь пара синглов, да концертник «Адамо в Олимпии». А главное – в Москве тогда купить что-нибудь из его винилов было почти невозможно. И вот курсе на третьем, по-моему, перед первой парой (а был у нас как раз французский) Саша Квасоля (которого все мы звали просто Квас) показывает болгарскую пластинку Адамо – выступление на болгарском фестивале «Золотой Орфей». - Вот, только что купил у нас в универмаге. Денег было только на один диск… Нужно кому-нибудь? Завтра принесу, если еще останется. - Мне надо! Конечно! – закричал я. – А что за универмаг такой? Где? Куда ехать-то? - Не-е-ет, сам не найдешь. Надо со мной ехать. Я покажу. - Так до вечера разберут, небось! - Тогда надо отпрашиваться. И Квас первым подошел к нашей милейшей француженке. Она его отпустила. Потом подошел и я. А меня не отпустили. Я был в ужасе. Какая несправедливость! У него уже есть Адамо, и его отпустили, Болгарская пластинка Адамо а у меня нет, и меня не отпускают… К счастью, Квас вошел в мое положение, и, хотя ему Фестиваль «Золотой Орфей» одному ехать было, в общем-то, незачем, он съездил за 79

пластинкой, и уже к следующей паре я был счастливым обладателем вожделенного диска. Но урок прошел для меня впустую. Я сидел и думал, как сейчас Квас приезжает в свой Первомайский или Медведковский универмаг, а продавщица радостно сообщает ему: «Ваш Адамо уже закончился». Потом ребята сказали, что она спрашивала обо мне: что, мол, такое сегодня с Ильинским – сам не свой, уж не влюбился ли, и, узнав, что дело всего лишь в пластинке Адамо, успокоилась: «Ну, слава богу, тогда все хорошо». А на следующем занятии спросила: «Ну, как Адамо?» Кое-какие расхождения в музыкальных взглядах с Гошей у нас были - мне, например, никогда не нравилась музыка кантри и черный блюз в больших количествах, а ему это нравилось всегда, но это, согласитесь, не повод для серьезных разногласий. Виктор тоже слушает кое-что, не совсем мне понятное, например, Дэвида Боуи (David Bowie) или SPARKS, но в то же время и многое на все сто процентов мое. Чего стоят одни только JETHRO TULL (его, кстати, любимая группа)… О BEATLES я вообще не говорю мы все на них выросли, и это для всех нас святое. Вообще мне на друзей, да и просто на хороших людей, в жизни везло. Какие люди, например, работали со мной в АПН! Вспоминаю с удовольствием, хоть практически и не общаюсь ни с кем из них. Мой начальник Владислав Иванович Похвалин, например, был душевнейшим человеком. А когда узнал, что я «дискоман», даже попросил купить что-нибудь и для него тоже. Он же придумал в редакции и кассу взаимопомощи, основу которой заложили шуточные штрафы за опоздание на работу. Опоздал, например, на пять минут - плати 50 копеек. На час 10 рублей. А потом из этой кассы все в редакции стали брать деньги взаймы и возвращать с процентами. Сумма росла постоянно и довольно быстро, и всех это устраивало. Я тоже частенько брал деньги на покупку очередного диска, а потом отрабатывал их на гонорарах. Вам, наверное, может показаться, что вся моя жизнь была подчинена одной цели - искать и слушать диски, и это почти правда. Во всяком случае, для меня никогда не стоял вопрос выбора: на что потратить деньги, если они есть - понятно, на что - на диски! Строго говоря, я и сейчас не понимаю, откуда они брались, эти деньги. Я не подрабатывал на стороне, не фарцевал, не занимался валютными операциями, не воровал. Если сложить стоимость всех купленных дисков, наверное, машина могла бы получиться... Эх, где все они, мои диски! Но об этой грустной странице мы поговорим позже. Не изменила меня и совсем уже взрослая жизнь. Я женился и через год с небольшим у меня родился сын. Потом родился второй, и отрезок года в два - два с половиной слился для меня в некий спрессованный временной кусок. Он прошел, пролетел, промчался словно месяц. Я спал всюду - в метро, в троллейбусе, 80

даже на работе после обеденного перерыва. Времени не хватало, и все приходилось делать поздно вечером - после двенадцати, а вставать приходилось в шесть. Магазины с их очередями (ничего ведь не было), молочная кухня, ясли, а потом и детский сад, работа, снова магазины... Но диски исправно вставали на полку один за другим. Беда была в том, что слушать их я не успевал. Они лишь копились и копились. «Ничего, догоню еще, послушаю», - думал я, и догонял, слушал, покупал и выменивал новые и новые. А потом поехал за границу. Впервые я там побывал еще, когда учился в школе, а тут поехал самостоятельно. Не скрою, одной из причин было желание посмотреть, как там у них обстоит дело с винилом. А дела там (это была Финляндия) обстояли очень даже неплохо. Таких ощущений я до этого еще не испытывал. Только представьте: перед тобой сотни, а может быть, даже тысячи дисков, и добрую половину ты бы купил сходу, не раздумывая. А денег у тебя всего на пять-шесть дисков. Ну, как тут выбрать?! Наверное, поэтому до сих пор помню, что купил: «At The Speed Of Sound» WINGS, «High And Mighty» URIAH HEEP, «Live At The Star-Club, Hamburg ‘62» BEATLES - не двойник, всем известный, а издание из трех пластинок, трех частей, вышедших отдельно на лэйбле MFP. А с «Live Peace In Toronto ‘69» Леннона произошла просто невероятная история. Еще в Москве, стоило мне решить приобрести его (а заинтересовал он меня далеко не сразу, а после нескольких альбомов, когда я уже вошел во вкус сольного Джона), как он мгновенно исчез, и не появлялся нигде. Поэтому я решил, что уж в Хельсинки я его куплю. Действительно, в одном из магазинов я нашел этот диск. В разделе «John Lennon» их стояло два - один открытый, а другой - запечатанный, и оба - с прилагавшимся к диску календарем Джона и Йоко. Календарь был на пружинках - все, как полагается. Я, естественно, купил запечатанный, приехал домой, точнее туда, где жил во время поездки в Финляндию, распечатал диск, достал и... о ужас! На первой стороне, там, где поет сам Джон, первые дватри трека были испорчены этой самой пружинкой от календаря, которая «протерла» через внутренний конверт игровые дорожки. На часах половина седьмого, магазины там работают только до семи. Что делать? На дворе пятница. Впереди выходные. Обменяют ли мне диск в понедельник? Хватаю диск и в магазин. До него на трамвае ехать минуть двадцать, ну и десять мне остается на то, чтобы обменять диск. Выхожу - трамвая нет. Жду, проходит три минуты, четыре, пять - трамвая нет. Такого в Хельсинки вообще не бывает, чтобы не было трамвая так долго, а тут его нет! Беру такси на последние деньги и лечу в магазин. Приезжаю - без десяти семь. Подхожу к дверям, дергаю - закрыто.

Смотрю часы работы на двери и вижу: по пятницам до 18:30. В понедельник мне диск, конечно, обменяли, но выходные были днями сущей пытки: найти и купить бракованный диск - разве это не обидно?! На другом диске эти пружинки тоже поработали, но, к моему счастью, - на второй стороне, где поет Йоко Оно. Несмотря на брачок (следы были заметно меньше, чем на первом диске), взял диск без тени сомнения - слушать вторую сторону все равно не стал бы никогда... Вернувшись домой, я, с одной стороны, ощущал себя самым счастливым человеком, мне казалось, что я собрал все диски BEATLES и их сольники, а с другой, понял, что с нашими музыкальными магазинами мы отстаем, не знаю, ну лет на двадцать, может, даже больше. И главное, что это отставание исправить невозможно, ведь музыка, которую слушал весь мир, у меня дома почему-то считалась ненужной и вредной. «Что в области винила мы позади планеты всей» - в этом я продолжал постоянно убеждаться, а иллюзии насчет того, что я обладаю всеми записями BEATLES, довольно Альбом «Live Peace In Toronto ‘69» быстро рассеялись - я узнал, что существуют еще всякие редкости: три альбома неоконченной музыки Джона, «Electronic Sound» Джорджа, и... куча всяких бутлегов. Не знаете, что это такое? О-о-о! У вас все впереди. Залезете в этот мир - не выберетесь. Бутлеги - это записи, не выходившие ни на одном официальном издании - ни на виниле, ни на компакт-дисках. Впрочем, о последних тогда в Москве никто и слыхом не слыхивал. Их просто у нас еще не было. А цель у меня снова появилась - послушать, как там Битлы играли на репетициях, на концертах, как они работали над своими песнями. Но эту мечту мне пришлось отложить надолго. Волна бутлегов накрыла меня много позже, и об этом мы с вами еще поговорим, а пока меня ждало крупное разочарование: мир окунулся сперва в диско, а потом и в Панк с Новой волной. Я был в шоке. Все музыкальные издания, вроде «New Musical Express» и «Melody Maker» (достать их было непросто, но при большом желании можно - как и все в нашей стране), которым я доверял, как самому себе, вдруг стали воспевать эту бессмысленную, как мне казалось, музыку. В принципе я и сегодня плохо воспринимаю и Панк, и Новую волну. Считаю, что это музыка тех, кто не способен играть нечто настоящее. Что же касается диско, то сегодня мне эта музыка уже не кажется столь ужасной, как когдато. Не в том смысле, что я могу сегодня ее слушать, а в том смысле, что музыка, казавшаяся мне верхом тупости и идиотизма, оказалась лишь цветочками. Ягодки в виде нынешней попсы, пожалуй, будут пострашней. Этого яда откушал весь мир, в том числе и Англия, которую я боготворил всю свою жизнь. 82

Нет, слушать дискотню, Панк и Новую волну я не мог. Пробовал, думал тогда, что я чего-то не понимаю, читал английские музыкальные газеты и снова слушал то, что они восхваляли, и... снова не понимал. Через меня прошли SEX PISTOLS и CLASH, STRANGLERS и RAMONES, BOOMTOWN RATS и JAM, а чуть позже появившиеся POLICE и какие-то электронщики. Я слушал это и не понимал. Не понимал! К тому же старики, то ли погнавшись за модой, то ли исписавшись, стали выпускать такие диски, что в пору было выбрасывать их сразу на помойку. Ужасное было время. В Москву везли теперь не то, что хотелось слушать мне, а то, что было модным и хорошо продавалось. Выросло новое поколение меломанов, и с их вкусами нужно было считаться. А я продолжал тупо, как говорили многие, слушать своих любимых BEATLES и другие диски из собственной коллекции: DEEP PURPLE (три - четыре их альбома, включая понравившийся с первого раза «Burn» с Ковердэйлом (David Coverdale) и Хьюзом (Glenn Hughes), готов прослушать когда угодно, хоть ночью), SLADE (о которых и говорить не приходится - от голоса Хоулдера у меня всегда мурашки по спине пробегают; думаю, и Джимми Ли (Jimmy Lea) сыграл в группе не последнюю роль - посмотрите, кто написал их лучшие песни). Какое-то время очень даже радовали SWEET. Сначала я услышал их ранние бесхитростные песенки вроде «Funny Funny», «Wig Wam Bam», «Jeanie» и другие. Потом столкнулся с их первой «серьезной» работой - «Sweet Fanny Adams» - и был потрясен тем, как преобразилась эта команда. На глазах простенькая, хотя и очень симпатичная группа превратилась в жесткую хард-роковую, необычайно «заводную» группу. Сейчас, спустя годы, именно этот альбом, пожалуй, греет душу больше других. А тогда мне предложили отгадать, кто это - и я не смог. Позорно назвал всех хард-рокеров, кого мог вспомнить, и, естественно, не отгадал. С каждым годом росли и продолжают расти в моих глазах LED ZEPPELIN. К тем дискам и песням, которые мне нравились раньше, добавились новые. Группа двух-трех любимых альбомов превратилась просто в одну из любимых. Я наконец-то достал и послушал концертник «The Song Remains The Same». Кое-что показалось чуть-чуть затянутым, но местами просто дух захватывало. Как можно играть так живьем!? PROCOL HARUM нравились, как и прежде. Даже их последние на тот момент альбомы «Exotic Birds And Fruit», «Procol’s Ninth», «Grand Hotel», «Something Magic» не разочаровали. TEN YEARS AFTER открылись мне как удивительная группа чуть позже других. Когда-то из всего услышанного меня порадовал только «Cricklewood Green», а со временем понравились и другие альбомы, особенно ранние. Причем с годами слушать эту группу становится все интереснее и интереснее, а Элвин Ли (Alvin Lee) сегодня - один из моих любимых музыкантов. 83

TEN YEARS AFTER JETHRO TULL ничуть не снизили высоко поднятую планку. Мог ли я тогда знать, что Иану Андерсону суждено будет приехать с концертами в Москву, а мне предстоит взять у него интервью в прямом эфире на радио? Вот кто с годами не только не сдает, но, напротив, идет, как мне кажется, по восходящей. Особенно радует, что его сольные альбомы не являются продолжением того, что он делал в JETHRO TULL. Хорошо узнал я и MOODY BLUES. Отличная, ни на кого не похожая группа с удивительным чувством меры и поразительным вкусом. Четверо поют и пишут - какое разнообразие голосов и музыкального материала! Почему-то многие при упоминании этой группы кривят губы, не считая ее достойным представителем Арт-рока. А мне они всегда нравились. По-моему, мелодиям и находкам этих музыкантов, которые одними из первых стали объединять песни, перебрасывая музыкальный мостик из предыдущей мелодии в следующую, можно только позавидовать. Прибавьте сюда и умное использование симфонических оркестровых вставок и использование меллотрона, и все встанет на свои места. Вообще Арт-рок меня всегда смущал некой искусственностью, казался мне музыкой, идущей от головы, а MOODY BLUES такого ощущения не вызывали.

MOODY BLUES Нагнал я и многое из когда-то пропущенного: NAZARETH, GEORDIE, VANILLA FUDGE, CACTUS, ATOMIC ROOSTER, MOVE, STEPPENWOLF. Все это даже не классика для меня. Это та музыка, без которой я сегодня не представляю себе рока. Наконец, BLACK SABBATH, к которым я все-таки никак не могу привыкнуть. Отличные вещи, как мне кажется, чередуются у них с откровенно слабыми. Услышал, наконец, 10CC, EAGLES, ELECTRIC LIGHT ORCHESTRA, SMOKIE, из которых впоследствии главными для меня стали E.L.O. Были и KISS, AEROSMITH и BLUE OYSTER CULT. Они и по сей день входят в круг групп, которые я слушаю, но моими на сто процентов так и не стали. Тогда же я услышал RUSH, но сразу не понял их и не оценил, зато теперь ставлю их выше многих других, гораздо более известных и любимых в нашей стране. Не полюбив поначалу блюз и ритм-энд-блюз, я со временем пришел к тому, что блюзовая основа это едва ли не главная составляющая успеха, поэтому группы FLEETWOOD MAC времен Питера Грина (Peter Green), CHICKEN SHACK Стэна Уэбба (Stan Webb), STONE THE CROWS, FOGHAT и SAVOY BROWN уважаю и люблю. Даже не понимаю сегодня, как это блюз долгое время не грел мое сердце. Очень понравился услышанный где-то афоризм: «Блюз - это когда хорошему человеку плохо, а попса это когда плохому человеку хорошо». Насчет попсы сегодня и говорить не хочется, все-таки надеюсь, что когда-нибудь люди поумнеют и перестанут слушать эти лишенные смысла и души шаманские ритмы. 85

Блюз же действительно самая душевная музыка, однако я все-таки предпочитаю белый блюз, а не музыку черных блюзменов, хотя и понимаю, что без них белого блюза просто не было бы. А вот из всего декаданса проникся разве что музыкой COCKNEY REBEL, группы Стива Харли (Steve Harley). Ни Дэвид Боуи (David Bowie), ни ROXY MUSIC и пр. не оставили в моей душе того волшебного чувства, которое потом позволяет вспоминать когда-то услышанный диск с удовольствием. Нет, это не мое. Очень долго я не мог прочувствовать Джими Хендрикса (Jimi Hendrix), которого мне все советовали. Начинал слушать и снимал диск с вертушки - не нравилось. Перебрал множество альбомов, пока не прослушал «Electric Ladyland» и концертные записи. И, удивительное дело, все изменилось! Правда, голос по-прежнему не слишком нравится, а гитара порой утомляет, но оторваться не могу. Завораживает он меня. Да и голос... Ведь возьми он профессионального вокалиста вроде Долтри, и все бы рухнуло. Просто уверен в этом. Нет, музыку Хендрикса мог петь только он сам. Ну а о гитаре и говорить не приходится. Просто послушайте «Electric Ladyland» - ничего объяснять не нужно. Лучше сыграть не сможет никто и никогда. URIAH HEEP когда-то необычайно захватывали, но спустя годы слушать хочется, пожалуй, лишь три-четыре лучших альбома - «Salisbury», «Look At Yourself», «Magician’s Birthday», «Sweet Freedom». С уходом Байрона (David Byron), а потом и Кена Хенсли (Ken Hensley) в группе все вообще пришло в упадок. А сольники Байрона и Хенсли, при всем уважении к самим музыкантам, не могут идти ни в какое сравнение с лучшими работами «Хипов».

А ведь были еще IRON BUTTERFLY - группа с феноменальным названием и потрясающим саундом, которым «Железная бабочка» в первую очередь обязана Дагу Инглу (Doug Ingle). В отличие от других участников проекта он вообще ушел из музыки сразу после распада группы. Одна написанная им «InA-Gadda-Da-Vida» стоит того, чтобы имя Ингла осталось в истории рока. А его партнеры Ли Дорман (Lee Doorman) и Рино (Rhino) играли потом, и неплохо - вспомним хотя бы группу CAPTAIN BEYOND, где на первых двух дисках пел Род Эванс (Rod Evans), вокалист первого состава DEEP PURPLE. (Кстати, о раннем DEEP PURPLE: поначалу все три ранних альбома казались мне слабенькими. Но со временем я понял, что это была классная группа. Другая, не такая тяжелая и жесткая, как с Гилланом, но классная! Басист того состава Ник Симпер (Nick Simper) в своей первой группе WARHORSE, по-моему, неплохо пытался продолжить эту линию музыки «Перпл».) MOUNTAIN с великими Паппаларди и Уэстом (Leslie West) сначала разочаровали, но опять-таки их концертные альбомы (а их, к счастью, чуть ли не больше, чем студийных) все перевернули. Со временем я просто влюбился в них. Достаточно просто послушать концертные импровизации Уэста.

MOUNTAIN Были FREE с неповторимым Полом Роджерсом (Paul Rodgers). Из всех групп, где он пел, в истории рока, как мне кажется, останутся именно они, а не FIRM, где он записывался с Пейджем, и даже не BAD COMPANY. Его участие в группе QUEEN заслуживает долгого отдельного разговора, он сумел заменить 87

незаменимого Фредди Меркьюри (Freddie Mercury), группа с ним стала звучать более рок-н-ролльно, но при этом перестала быть группой QUEEN. SPOOKY TOOTH с Майком Харрисоном (Mike Harrison), Гари Райтом (Gary Wright) и Лютером Гросвенором (LutherGrosvenor) поразили своим разнообразием. Потом я понял, что все дело в авторстве той или иной песни: Харрисон писал в одной манере, а Райт - в совершенно иной. Убедился я в этом позже, услышав сольники Харрисона и сольники Райта, который ко всему прочему успел поработать и с другим Харрисоном - Джорджем. HUMBLE PIE с Питером Фрэмптоном (Peter Frampton) и Стивом Мэриоттом (Steve Marriott) посвоему тоже были очень хороши. Особенно хорошо звучат их концертные записи. Валлийская группа BUDGIE с очень высоким (как у RUSH) вокалом, который мне в принципе не нравится, тем не менее, как-то меня зацепила, видимо своим драйвом и напором. Первый же услышанный их альбом (а это был «In For The Kill») заставил меня прослушать все их диски, и подавляющее большинство мне нравится.

Две группы: GUESS WHO и BACHMAN-TURNER OVERDRIVE - объединяет участие в их составах Рэнди Бэкмана (Randy Bachman), музыканта яркого и запоминающегося, с грубоватым рок-н-ролльным вокалом. В первом проекте его к тому же прекрасно дополнял Бертон Каммингз (Burton Cummings). Если бы не развод с Бэкманом, причины которого я так и не смог понять, они вообще могли бы достичь заоблачных высот. Увы, без него группе удалось записать лишь один по-настоящему сильный диск - «Share The Land». B.T.O. же, при всей спорности и определенном однообразии, очень даже способны приковать к себе внимание своей неотесанной жесткостью. Вот уж кто «рубит» безо всяких затей, зато от души. GRAND FUNK с Марком Фарнером (Mark Farner) и Доном Брюэром (Don Brewer), может, и не самая любимая моя группа, но представить себе рок без нее я не могу. Любимый альбом - «We’re An American Band». Жаль, что в какой-то момент Фарнер ушел в религию и начал записывать (я прошу прощения) какие-то странные альбомы. Мне кажется, он мог бы и сегодня быть не последним музыкантом.

GRAND FUNK RAILROAD KING CRIMSON, где вместе с Фриппом (Robert Fripp) в разное время играли многие прекрасные музыканты, необычайно понятны и близки мне в вещах с хорошей мелодией и сменой темпа, но скучны в затянутых и атональных композициях, хотя умом я все равно понимаю, что Фрипп - непревзойденный мастер. 89

PINK FLOYD я расслушивал много лет, но, в конечном счете, остановился на трех любимых дисках: «The Dark Side Of The Moon», «Wish You Were Here», «Meddle». Когда-то заслушивался дисками «Atom Heart Mother» и «Umma Gumma», но потом остыл по отношению к ним. Не понимаю, скорее всего, к собственному стыду, ранние диски «Флойда», и уж точно все поздние. А самое главное, пришел к выводу, что это вовсе не группа Роджера Уотерса (Roger Waters), а в не меньшей степени и проект Дэйвида Гилмора (David Gilmour). Мне вообще кажется, что самые сильные группы получаются не когда одному музыканту-лидеру подыгрывает пусть и хороший, но все-таки вспомогательный состав, а когда в одной команде сходятся двое-трое выдающихся музыкантов, каждый из которых делает что-то свое, но в то же время идет на компромиссы, давая раскрываться и другим музыкантам группы.

PINK FLOYD Далеко не все меломаны любят и понимают музыку Фила Линотта (Phil Lynott) из THIN LIZZY, а мне она всегда нравилась, за исключением, может быть, самого последнего и самого жесткого альбома. Неповторимый вокал Линотта и узнаваемое звучание - вот фирменный знак группы, которая после трех первых мягких и романтичных альбомов смогла в корне изменить свой саунд и стать одной из лучших хард-роковых групп. А вот малоизвестный ELF, где начинал Дио, мне очень и очень нравится. С одной стороны, уйдя в RAINBOW к Блэкмору, Дио сделал шаг вперед, но, с другой стороны, потерял что-то свое, «эльфовское». 90

Все три их альбома вполне слушаются и сегодня. Я уж не говорю о том, что ELF дал Блэкмору первый состав его группы, войдя туда практически полностью, кроме гитариста, что вполне понятно. Что же касается самих RAINBOW, то поначалу я упрямо не хотел их слушать, посчитав эту новую группу Блэкмора предательским проектом, не достойным внимания настоящих меломанов. Потребовалось время, чтобы я все-таки познакомился с ним и после первого же знакомства переменил свое мнение. Два стартовых студийных альбома плюс концертник - это же классика рока! Все они, кстати, с вокалом Дио. Я еще ничего не сказал о таких монстрах арт-рока, как GENESIS, YES, GENTLE GIANT, VAN DER GRAAF GENERATOR и других великих группах этого направления, хотя слово «монстр», конечно, подходит скорее для групп жестких, хард-роковых. Не знаю, почему, но они так и не стали «моими». Что-то мешает их музыке проникнуть в мое сердце, хотя умом я, конечно же, понимаю, что без них палитра рока лишилась бы каких-то, возможно, даже ярких красок. Очень удивили в свое время E.L.P. Это было очень необычно. Еще не зная, что попал в точку, я сразу сказал: «По-моему, очень напоминает NICE…» Действительно ведь напоминает, почерк все тот же, просто в E.L.P. партнеры у Эмерсона (Keith Emerson) были посильнее, и музыка была посильнее. Однако потом интерес к ним несколько угас, хотя и сегодня я считаю их альбом «Tarkus» просто гениальным. Нельзя ничего не сказать о QUEEN. В свое время я ими переболел, а сейчас смотрю на них совершенно подругому. Фредди Меркьюри - вокалист от бога, гитара Брайана Мэя (Brian May) не просто узнаваема, она великолепна. Но для меня QUEEN уже давно не рокгруппа. Все, что они делают в стиле рок, на мой взгляд, слишком пафосно, помпезно, претенциозно. Мне в музыке QUEEN больше всего нравятся вещи, стилизованные под кабаре. Тут они просто недосягаемы. Наверняка я забыл о ком-то. Это и немудрено, ведь Альбом «Tarkus» группы E.L.P. столько их было, этих групп, разных и в то же время близких, понятных и почти родных. Разочарований в те годы почти не было, а, если и были, то вспоминать о них сегодня просто не хочется. Самое смешное, что, имея приличный запас винила, я долгое время почти его не слушал - не было исправной вертушки. Одна сменяла другую, но с каждой что-то было не так. У «Аккорда 001», например, после прослушивания половины пластинки срабатывал автостоп. Я отнес аппарат в гарантийный ремонт, где его продержали недели две и ничего не исправили. Пришлось брать бумагу о фабричной неисправности и везти его в пункт приема бракованной аппаратуры. 91

Потом я дважды покупал «Электронику Б101». У первой, как обнаружилось уже дома, диск вращался с каким-то металлическим скрежетом. История с ремонтом и возвратом вновь повторилась, как под копирку. У второй никак не хотели держаться обороты. Смотришь на стробоскоп и видишь: белые риски на тёрнтейбле бегут, скорость явно недостаточна, подкрутишь колесико, добавишь оборотов, а через минуту их уже слишком много. Не то чтобы эта разница в скорости была так уж заметна на слух, дело, скорее, в принципе - я понимал, что слушаю все на неправильной скорости, что с моей вертушкой что-то не так, и это психологически просто убивало. Ее тоже починить не смогли, и я тоже сдал ее на склад - там все от пола до потолка было уставлено этой самой «Электроникой», и я понял: «Электроника Б1-01» пытаться найти хороший аппарат этой системы вряд ли имеет смысл. Я купил с рук какую-то японскую машину, но и она тоже не хотела держать обороты. Наконец через одного из бывших институтских друзей я купил «Сони» с кнопкой «x-tal lock», о которой не раз слышал от разных дискоболов - мол, «если есть такая штука, все ништяк, работает, как часы». Так оно и вышло. Нажимаешь ее, и всё, диск вращается стабильно с нужной скоростью 33 и 1/3. Я наконец-то вздохнул с облегчением. Этот вертак, кстати сказать, служит мне (тьфу-тьфу!) вот уже лет тридцать, не меньше.

* * *

ПЕСНЯ ОСТАЁТСЯ ПРЕЖНЕЙ! Александр Тербов, Норильск В «Комиссионке», как в музее, глазели на «Aкай 737» - цена 8000 руб. завораживала (тогда «Жигули» новой модели - «трёшка» - стоили около 7500 руб.); колонки «Сансуй», с белыми диффузорами…, а вертушка «Дюаль» вообще казалась верхом совершенства, апофеозом технической мысли. Одна фраза «кварцевая стабилизация частоты вращения» повергала в священный трепет. Где теперь те «Акай» и «Дюаль»? Я думаю, что при нынешнем мировом ренессансе винила эти аппараты 92

и сегодня были бы актуальны. Да от этих фирм и следов не осталось, а вот, подишь ты, врезалось… кстати, те «Жигули», семьдесят пятого, все ещё бегают… Тогдашние цены на «фирменные» диски на чёрном рынке сейчас ничего не говорят, но тогда, при цене авиабилета до Красноярска 57 руб., запечатанный диск стоил около 90 руб., а открытый и пару раз крученый – около 70 руб. Со своей первой получки я, лаборант НВИИ, получив 90 руб., купил SLADE «Slауеd» за 70 рубликов. SWEET «Fanny Adams» и «Nobody’s Fools» тех же SLADE звучали летом 1975- 1976 гг. из многих окон студенческих общаг Москвы и Ленинграда… В начале девяностых стараниями небезызвестного Андрея Тропилло, этого первого отечественного «флибустьера», страна была наводнена всевозможной музыкальной продукцией. Сейчас я понимаю, что производил он диски, неведомыми путями дорвавшись до заводских грамзаписывающих мощностей, и резал их, судя по всему, используя в виде источника только-только нарождающийся компакт-дисковый ручеёк, струившийся, набирая обороты, в Москву и Питер из-за границы. Что называется – лови момент! Тропилловские диски шлёпались, я думаю, тысячными тиражами, с надписью (ха-ха!) «Продюсерский центр рок-н-ролльных приходов Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России» в овальчике на «пятаке». Все обложки были русифицированы, зачастую с беззастенчивым искажением авторского замысла художника. Так, в толпу знаменитостей музея мадам Тюссо на обложке Битловского «Сержанта», наглым образом вклинилась бородатая физиономия самого Тропилло… Но, тем не менее, у меня до сих пор хранится Тропилловский винил – тут и Битлы, и «Иисус Христос - Суперстар» (нулёво-неигранный!!!), и, конечно же, Цеппы!!! «Вход через выход» - лебединная песня Цеппов, грустная (таково моё ощущение тогда, ведь я слышал уже о смерти Бонзо) и одинокая, прозвучала для меня в середине восьмидесятых. Всё когда-нибудь, да кончается… Се ля ви… Где–то через годик, другой и закончится виниловая эпоха. Но мы этого не знали, пытались слушать нововолновую фигню, монстроподобный «металл». Всё как-то не то. «Всё не так, ребята!» Шло время, многие мои музыкальные пристрастия претерпели со временем метаморфозы. Что казалось «клёвым» тогда, в детстве, - стало восприниматься пресным и примитивным, и наоборот. Появились новые пристрастия, открылись ранее скрытые и недоступные прежде грани. А вот с Цеппелинами происходит интересная вещь. Их творчество время не исказило, их творчество вне времени, магия какая то… Я знаю чуть ли не наизусть весь их репертуар, но каждый раз, как и прежде, ставя диск на проигрыватель, я чувствую нечто… В этом «нечто» – и память о своих школьных друзьях, и ностальгия по детству, и восторг от прикосновения к тайне, и щемящая жалость к тому, что больше никогда не повторится… В питерском метро, в вагонной пиковой толчее, ухо уловило знакомые риффы. Рядом стоящий парнишка, лет семнадцати, в наушниках и с плеером на поясе, глядя невидящим взглядом сквозь вагонное стекло во тьму и покачивая в такт головой, слушал их «The Song Remains The Same». Песня Остаётся Прежней! 93

Г Л АВ А 12

М О Й Т О П-ФИ ФТ И

Здесь, думаю, самое время назвать пятьдесят самых любимых моих групп, тем более что мои приоритеты не менялись уже лет двадцать. В этом хит-параде только самые-самые любимые группы, поэтому расположить их в порядке убывания с первого по пятидесятое место невозможно. Хотя нет, всетаки первый номер у меня был всегда. Это BEATLES (сюда входят и все сольные проекты участников). Остальные группы я все-таки разбил на второе, третье и четвертое места, но каждое из них занимает от десяти до двадцати групп.

1е место BEATLES 2е место CREEDENCE CLEARWATER REVIVAL DEEP PURPLE DOORS JETHRO TULL KINKS LED ZEPPELIN PROCOL HARUM ROLLING STONES SLADE

3е место ATOMIC ROOSTER BADFINGER CACTUS CREAM DREAM THEATER E.L.O. FREE HENDRIX, JIMI HUMBLE PIE IRON BUTTERFLY KING CRIMSON MOODY BLUES MOVE OSBOURNE, OZZY PINK FLOYD RAINBOW RUSH STONE THE CROWS TEN YEARS AFTER TROWER, ROBIN

4е место ANIMALS BLACK SABBATH BLUE OYSTER CULT BUDGIE CHRISTIE DIRE STRAITS ELF E.L.P. GRAND FUNK GUN HEALEY, JEFF MANFRED MANN MOUNTAIN NAZARETH SENSATIONAL ALEX HARVEY BAND SPOOKY TOOTH STEPPENWOLF SWEET THIN LIZZY VANILLA FUDGE

Г Л АВ А 13

ЖА Р Р И Н Е Д О ЛГ О Е УВ ЛЕ Ч Е Н И Е М Е Т А ЛЛО М

В первой половине 80-х я познакомился с Симоном, с которым, как видите, мы общаемся до сих пор. У каждого из нас были свои музыкальные пристрастия, и взгляды наши то совпадали или совпадали далеко не во всем, но в одном я был уверен: если Симон что-то предлагает, значит это заведомо не может быть полным барахлом. Думаю, и Симон был обо мне того же мнения. А разница во вкусах отчасти облегчала наши с ним обмены. Одним из первых дисков, пришедших ко мне от Симона, стал альбом «Magnetic Fields» Жана-Мишеля Жарра (Jean Michel Jarre). Он так и остался с тех пор для меня самым лучшим альбомом электронной музыки. Но в целом электронщики не трогают мою душу. Мне эта музыка представляется холодной и просчитанной, а не исполненной сердцем. И все-таки постепенно поток дисков стал иссякать, а душа просила чего-то нового, еще неслышанного... И вот на глаза мне попался очередной номер «Melody Maker», где рядом с хит-парадами синглов и альбомов значился новый - хит-парад Симон. Первая половина 80-х. песен с тяжелым звучанием (heavy metal sound). Там были совершенно неизвестные мне тогда имена: Сэмми Хэгар (Sammy Hagar), группа SCORPIONS и кто-то еще. Насчет тяжелого звучания я был в курсе, я уже встречал это словосочетание, да и сам хард-рок мне давно нравился - умный, конечно, а не тот, где орут что-то невнятное и гитары звучат хаотично и невпопад, но чтобы у этого направления был свой собственный чарт популярности - такого я не ожидал. А это, как вы понимаете, было началом эры Хэви метал (heavy metal). И эта музыка меня поначалу 97

захватила. На фоне занудно-извращенного кривляния декаденса, заводного, но абсолютно бессмысленного диско, а также ненавистного мне Панка и Волны она казалась необычайно энергичной, а, главное, сыгранной с душой и невероятной отдачей. Так я стал слушать металл, чем привел многих своих друзей (и в первую очередь Симона) в ужас. «Как ты можешь слушать этот идиотизм!?» - вопрошал он, возводя руки к небу. - «И это ты, человек, всегда слушавший нормальную музыку?!» Я пытался ему что-то объяснять, но в результате мы лишь отдалились на время друг от друга. В оправдание себе должен сказать, что тогда металл совсем не был похож на нынешний: не было набора штампов, солисты пели, а не рычали, форма не преобладала над содержанием - это была музыка, просто сыгранная тяжелее, чем в хард-роке. Я помню, первое, что меня смутило в металлической музыке, - это скоростной металл. Тогда его еще не называли трэшем, это был спидмэтал. Я никак не мог понять, зачем нужно играть так быстро. В чем смысл? Ведь это музыка, а не фрезерный станок… Я прошел через множество металлических проектов: ACCEPT, RUNNING WILD, CELTIC FROST, METALLICA, ANTHRAX, GRAVE DIGGER, BLIND GUARDIAN, HELLOWEEEN, ST.VITUS, MEGADETH, MOTORHEAD, KING DIAMOND, MERCYFUL FATE и многие другие. Пожалуй, британские SAXON, SAMSON, JUDAS PRIEST, IRON MAIDEN так и остались любимыми в этом направлении. Ритчи Блэкмор в своем интервью журналу «Мелоди Мэйкер» назвал именно их в числе групп, с которыми он связывает будущее хард-рока. Лишь DEF LEPPARD (а они тоже были в его перечне) меня разочаровали. Я всегда доверял Блэкмору (не доверяю лишь с тех пор, как он стал музыкантом группы Кэндис Найт), поэтому я решил прислушаться к его мнению и одним из первых в Москве приобрел альбомы этих групп. Однако уже через пару лет металлисты стали меня утомлять. Разве дело, если во главу угла ставится не музыка, а искусственно придуманная форма, когда надо либо петь гроулингом (а по сути рычать), либо играть так быстро, будто ты слушаешь пластинку не на той скорости? Смешно, но однажды я слушал макси-сингл группы RATT на скорости 33 1/3, а надо было слушать на 45-ти оборотах. В результате их вокалист рычал, а не пел высоким, весьма характерным для многих направлений тяжелой музыки голосом, и я лишь под конец пластинки разобрался, что к чему. Разве это нормально, если ты слушаешь диск не на той скорости, и не понимаешь, что это так: все звучит вполне по-металлически. Нет, когда форма довлеет над содержанием, а главное, над здравым смыслом, это не по мне, и я начал спешно (видимо, к большой радости Симона) расставаться с этими дисками, благо спрос на них был, и за каждый альбом можно было получить кого-нибудь из моих любимых старичков. Я возвращался к корням, а многие, наоборот, спешили идти в ногу со временем. Вообще вкусы настолько разнились в начале 80-х, что споры на музыкальные темы были бесконечными. Интересно, что это музыкальное многообразие совпало с образованием в Москве первых клубов филофонистов. И какое-то время власти смотрели на это безобразие довольно спокойно, но настала эпоха Андропова, и все изменилось. Те, кто постарше, не могут не помнить облавы на дневных сеансах в кинотеатрах, рейды по магазинам, где выявлялись трудящиеся, занимающиеся своими 98

личными делами в рабочее время. Если и такое было возможно в стране победившего социализма, то, что тогда говорить о волне преследования винильщиков. Встречаться у магазинов «Мелодия» стало практически невозможно, запихнуть в «воронок» и доставить в отделение могли за просто так. Если у тебя в портфеле или сумке пластинки - «проедемте, гражданин, в отделение». И подойти и открыть сумку или портфель могли совершенно спокойно и не извиняясь. Народ спешно двинулся в леса. Неведомыми способами все как-то узнавали по народному телеграфу, что где-то в Химках или на какой-то станции в 30-ти километрах от Москвы пройдет очередная толкучка, и сотни человек с сумками и пакетами утром в выходной день устремлялись сначала на вокзал, а потом, уже на поездах, - в нужном им направлении, смущая своим джинсовым видом дачников и грибников. Но и там их рано или поздно настигала облава. Диски могли вообще отобрать, взять на прослушивание с целью выявления вредной музыки (никто никогда назад их уже не получал) или вообще побросать на снег или в грязь и растоптать сапогами. Появились и списки запрещенных групп. Их было два - один на вывоз, другой на ввоз. Сперва я только слышал об их существовании, а когда впервые увидел, был поражен многообразием формулировок их вредности. CANNED HEAT были запрещены за «пропаганду гомосексуализма», PINK FLOYD - потому что позволили себе критиковать самогó дорогого Леонида Ильича (помните их знаменитую строчку «Brezhnev took Afghanistan, Begin took Beirut…»? - этого было достаточно, чтобы запретить не конкретно этот диск, а вообще все альбомы группы). KISS были названы фашистами. Наверное, кого-то ввело в заблуждение то, как они писали буквы «с» в своем названии. Они действительно напоминали эсэсовские значки в петлицах, но взято такое написание было из обычного каталога шрифтов, имеющегося у каждого художника - я сам проверял. Список был огромен - названий сорок или даже пятьдесят, и все группы в списке «провинились» перед советскими людьми подобным образом. Ну а список запрещенного к вывозу состоял из тех, кого через каких-то десять лет стали выпускать на пластинках - например, КИНО, НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС, ДДТ, ПРИМУС, - а также из неизвестных мне ОБЕРМАНЕКЕНА, НАУТИЛУСОВ и др. 99

Все филофонистские организации, куда я так и не собрался вступить, закрылись, а меломаны снова ушли в подполье. Хотя в самих магазинах периодически появлялись горы фирменного винила, стоившего по понятиям коллекционеров копейки. Другое дело, что купить их было не просто. Предприимчивые люди скупали все на корню, и если ты не попадал в магазин в первые два часа продажи, то рассчитывать мог максимум на французских шансонье или каких-то никому не известных у нас певиц. Все самое интересное находилось уже в сумках тех, кто у входа в магазин толкал втридорога только что купленные диски. Хорошо еще, что слух о том, какие именно пластинки появлялись в свободной продаже, довольно быстро разлетался по всей Москве, и ты уже знал, что предлагаемый тебе диск не был «привезен из Штатов продавцом лично», а куплен в десяти метрах от места его продажи. Кто и как выбирал диски для подобных массовых закупок, не ясно, но среди этой виниловой кучи барахла попадались и вполне приличные экземпляры. Впрочем, настоящие открытия нового поколения винила я сделал не у магазинов «Мелодия», а на Горбушке, речь о которой впереди.

Г Л АВ А 14

Н А Ч И Н А Е Т СЯ Э ПО ХА К О М ПА К Т О В

С началом перестройки рухнули все барьеры. Все стало можно, даже то, что никак не могло бы быть возможно. Но в смысле свобод для меломанов и коллекционеров стало, конечно же, легче. В магазинах неожиданно стали продавать диски отечественных групп. Я кинулся их покупать. Прежде всего, было интересно сравнить уровень наших рокеров с мировыми стандартами. Я приобрел ЗООПАРК, КИНО, НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС, МАШИНУ ВРЕМЕНИ, АВИА и много чего еще, но уже через какие-то полгода понял, что слушать все это мне не интересно. Сейчас я вообще пришел к выводу, что отечественного рока не существует. Рок возник не на пустом месте, рок - это соединение самых разных стилей и, в первую очередь, блюза и рок-н-ролла. Ни то, ни другое к нашей почве не имеет никакого отношения. Кто, например, может у нас качественно сыграть рок-н-ролл? О блюзе не говорю вообще. А ведь любая американская, да и 100

английская, группа под конец выступления, как правило, исполняет попурри из блюзовых и рок-нролльных стандартов. У первых эта музыка в крови, вторые на ней выросли, и те, и другие корнями в нее уходят. Для них, особенно американцев, блюз - все равно, что для русского человека частушки. У западных групп все построено на музыке, у нас же - на текстах. У них тексты зачастую вторичны, ты слушаешь, как они играют, слушаешь инструменты, о чем поется - не столь важно. У нас, наоборот, играют, как могут, а могут по большей части скверно, зато тексты интересные - с юмором, часто ироничные, злые. Но представьте на минуту, что вы не понимаете ни слова. Вам интересно слушать? Нет! Наш рок - это только нам интересная его разновидность, некая смесь рока с авторской песней. Это не хорошо и не плохо, это так есть, и это либо принимаешь, либо не принимаешь. Я не принимаю, мне всегда интересна, прежде всего, музыка - как ее исполняют, насколько это оригинально, самобытно и талантливо. В общем - каждому свое. Мой друг Витька Гусев, например, с удовольствием слушает многие наши группы, мне же саунд большинства наших групп представляется просто убогим, это все равно, что ножом по стеклу. Где-то году в 1986-м мне позвонил один из друзей из моего списка и сказал, что вот уже недели две в ДК Горбунова, что находится у станции метро Багратионовская, собираются винильщики и там есть все, что я безуспешно ищу последние лет десять. Он уговаривал меня приехать, говорил, что сам стоял у истоков создания этого нового клуба, и уверял, что никого вязать там не собираются. Недели две я отговаривался, но потом не выдержал, узнал, как туда проехать, и впервые посетил то, что на добрые лет пятнадцать станет местом постоянных сборов сначала винильщиков, а потом и коллекционеров компакт-дисков. Размах поразил мое воображение сразу. Вход стоил поначалу один рубль. Заплатил, получил ДК им. Горбунова талончик, а дальше - ходи, пока ноги ходят, смотри, выбирай, приценивайся. Продавать, правда, не рекомендовалось: первое время бывшие комсомольцы следили за посетителями, как заправские сексоты - незаметно, но внимательно, и я сам один раз чуть не лишился членского билета, который мне выдали через неделю после моего первого посещения: фотография, имя, отчество, фамилия, название: «Клуб филофонистов при ДК Горбунова», печать. Потом все эти строгости прекратились, и с каждым разом народу становилось все больше и больше, и очень скоро о членских билетах уже никто не вспоминал. Выбор дисков был такой, что в пору сравнить его с финским магазином, где я впервые увидел, что такое много дисков... Большинство было в идеальном состоянии - «в нуле», как тогда говорили. Вот 101

типичный диалог покупателя и продавца того времени: - В каком состоянии? - В нулёвом! Сам посмотри, конверт вообще в нуле, а диск, конечно, играли пару раз, но там все, как надо... - А сколько? Ну, за 60 отдам. - А за 50? - Не-е-е. За пятьдесят уже человека три берут. А скоро должен подъехать еще один, он этот диск давно ищет, он и 70 даст. Так что бери, а то уйдет с концами... Такого здесь больше не найдешь. Я бы, конечно, уступил, если бы он не ходовой был... Подумай, в общем. Но с концами этот диск не уходил, и ближе к закрытию его можно было взять за те же 50, но я в эти игры не умел играть, и, если диск действительно был нужен, брал сразу. Мне всегда казалось, что именно за ним охотятся все, кто приехал сейчас в ДК. Меня подводило нетерпение коллекционера. А продавцы скоро запоминали тех, кто особо не торгуется, и в следующий раз могли накинуть еще рублей пять-десять. Слава богу, чаще всего нужные диски были не у одного продавца, а у нескольких. Посетители совершенно явно делились на тех, кто что-то ищет, и тех, кто хочет заработать на продаже или на обмене. Но даже с продавцами можно было поменяться, не говоря уже о тех, кто приезжал что-то найти или поменять. Тогда еще менялись интерес на интерес: тебе, скажем, нужны ROLLING STONES, а мне DOORS, у тебя вторые, а у меня первые. Махнем? И махались безо всяких доплат, к взаимному удовольствию. Куда ушли эти золотые времена бескорыстных обменов?! На Горбушке, как ДК стали именовать довольно скоро, я завел еще несколько замечательных знакомств. Здесь было много людей, таких же сумасшедших, как и я, готовых все свое время и все свои свободные деньги отдать за диск любимой группы. Именно на Горбушке я узнал о сольниках музыкантов из DEEP PURPLE, о множестве доселе неведомых мне групп, игравших прогрессив в самом начале 70-х. Это были необычайно приятные открытия. Неприятности тоже случались, но довольно редко, и, как правило, быстро забывались. Однажды мне предложили диск Джорджа Харрисона (George Harrison) «Bangla Desh», но не тройной, а выборку - так называемые «highlights», без индусов, без Дилана - только Харрисон, Ринго, в общем, основные люди, то, что мне и было нужно. Я купил диск, начал дома слушать. Чувствую - не то! Стал смотреть конверт. Отогнул целлофановый пакет, и... все сразу понял: фотография Джорджа просто наклеена поверх конверта - стильно так, по диагонали, но наклеена, а надпись «George Harrison» хоть и выполнена вполне квалифицированно, но тоже не настоящая. Настоящим было то, что музыку с этого исторического концерта на диске исполняли музыканты какой-то бангладешской группы. Все остальное было добавлено, дописано, дорисовано с единственной целью: сделать из этой, никому не нужной пластинки, вполне продаваемый диск. Естественно, я привез через неделю этот диск назад и вернул продавцу с гневным обвинением в попытке надуть меня. Он оправдывался, говорил, что и сам получил его таким, что понятия ни о чем не имел, потому что у него есть настоящий такой альбом - тройной... И этот он выменял так - для будущих обменов. В общем... С тех пор мы с ним дружим, и мне уже не важно, пытался он надуть меня тогда, или нет. Не буду его называть: вдруг он и вправду не знал тогда, что продавал мне подделку... Мой список дискоманов постепенно терял свою актуальность. Зачем кому-то звонить, с кем-то встречаться, если знаешь, что раз в неделю увидишь всех сразу и в одном месте. Судя по тому, что и мне почти перестали звонить мои «списочные» друзья, они считали точно так же. Список сначала перекочевал из записной книжки куда-то в дальний ящик, а потом и вовсе где-то затерялся. 102

Но больше всего мне нравилась на Горбушке ее атмосфера. Здесь можно было часами не только меняться дисками, но и обмениваться мнениями о том, что ты слышал, видел. Здесь можно было встретить друзей детства и тех, с кем ты менялся последние лет десять, здесь можно было съесть бутерброд с сыром и попить на морозце горячий чай с лимоном, здесь назначали деловые и романтические встречи, здесь все были друг другу братья. Всех посетителей объединял общий интерес к любимой музыке. Так продолжалось несколько лет, пока главными на Горбе не стали торговцы, которых интересовало одно - деньги, которые часто не знали, чем они торгуют, которые знали одно - продай и положи деньги в карман. Примерно в это же время Горбушку стали наводнять неведомые мне компакт-диски. Как-то в течение одного лета трое моих близких друзей, словно сговорившись, съездили в Америку, где, как говорили очевидцы, винила - пруд пруди. Я давал им списки-заказы, а они, возвращаясь, говорили: «Слушай, мы видели там все, что есть в твоих списках, но только на компакт-дисках... Мы не решились купить...» Меня компакт-диски в то время раздражали. Я думал: как можно сравнивать виниловый диск с какой-то маленькой его копией?! Это все равно, что сравнивать хорошее, подарочное издание книги с ее фотокопией: лиц на фотографии не разобрать, а разворот - украшение винилового альбома - вообще чаще всего на компакт-диске оказывался выброшен. Нет, это мне решительно не нравилось, и во всех спорах на тему, что лучше - винил или компакт-диск, я был на стороне винила. Так продолжалось довольно долго. Тем временем на Горбушке образовались уже два-три уголка, где продавали только CD, а я и мои приятели все еще искали только винил. Кто мог предположить, что очень скоро я круто изменю свою точку зрения? А это произошло. Один из моих друзей все-таки привез мне мой первый компакт-диск. Им оказался долгожданный первый, безымянный альбом THIN LIZZY. Шел, по-моему, 1989-й или 1990-й год. Его нужно было на чем-то слушать, в магазинах компакт-проигрыватель было найти непросто, и я заказал его одному АПНовскому приятелю, у которого друг постоянно ездил в Германию и привозил на продажу видаки. Видимо, разница в цене там и здесь была огромной. И на этот раз он привез не видак, а сидюк. Я занял денег, выкупил его, привез домой и полдня разбирался, как его подключить и как заряжать в него мой единственный компакт-диск. Наконец, я нажал PLAY, и обомлел: звук пошел из полнейшей тишины. Ни легких потрескиваний, ни щелчков, характерных для винила, не было. Я буквально месяца два назад привез из Финляндии идеальные, запечатанные английские диски PINK FLOYD и KING CRIMSON, но они безбожно потрескивали. А тут полная тишина... В ближайшие выходные я поехал на Горбушку с твердым намерением купить свои первые московские компакты, и купил дисков десять. Попробую сейчас вспомнить их: «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band» и «Abbey Road» BEATLES, какой-то сборник ROLLING STONES (моего любимого «Aftermath» тогда еще не было - его выпустили позже), «The Dark Side Of The Moon» PINK FLOYD, «Abraxas» SANTANA, 2-й и 4-й альбомы LED ZEPPELIN, «Machine Head» DEEP PURPLE, «Band On The Run» PAUL McCARTNEY и «Imagine» JOHN LENNON. Так началась для меня другая эпоха, эпоха компакт-дисков, хотя еще года полтора винил и компакт-диски мирно уживались у меня на полках. Все изменилось после разговора с… классным руководителем моего старшего сына. 103

Г Л АВ А 15

РА Д И О

Этим классным руководителем был Алексей Венедиктов. В школе, где учились мои дети, сложилась какая-то особенная атмосфера. Там работало много молодых учителей, туда постоянно заходили и часто оставались до вечера выпускники, там происходило много интересного - различные вечера, конкурсы, спортивные состязания, КВНы, и пр., была театральная студия, возглавляемая Сергеем Бунтманом, куда брали абсолютно всех желающих. И во всем этом активно участвовали не только ученики, но и сами учителя, и родители учеников. Да еще и моя жена преподавала в этой школе. Поэтому мы быстро все подружились. Алексею Венедиктову нравилось бывать у нас дома и вовсю воспитывать моих мальчишек, которые воспринимали его с восторгом, как и многие ученики в школе. Вскоре он оказался на только что возникшем радио - на «Эхе Москвы». Сейчас он - главный редактор, а тогда вел лишь часть эфира. Он чуть ли не ежедневно говорил мне: «Ну приходи! Приди и посмотри - ты Алексей Венедиктов такого еще не видел, это новое радио, там нет начальников, каждый говорит то, что думает, и никто никого не контролирует.» Проработав в АПН больше 15 лет, я прекрасно знал, сколько инстанций проходит любая статья, сколько подписей и виз ставится на сопровождающий ее паспорт, а тут - полная свобода. Не выдержав, я, конечно, пришел и увидел, как ведет эфир Сергей Бунтман - легко и непринужденно, умудряясь одновременно говорить о кино, музыке, театре и политике. Он словно 104

жонглировал словами, и делал это очень ловко. Я посмотрел на него, послушал и на вопрос: «Не хочешь ли попробовать?» сказал: «Нет, этого я не смогу делать никогда». Но Венедиктов не унимался: «Сделай тогда хотя бы музыкальную программу - «Эху» нужны люди, разбирающиеся в музыке...» - Как делать? спрашивал я. - Не знаю, - отвечал Венедиктов. - Так как же тогда я могу что-то делать, если никто не знает, как это нужно делать? - недоумевал я. - Вот сделай и узнаешь! - отвечал Венедиктов. И я сделал свою первую в жизни программу на радио. Помню, она называлась «Неметаллический металл» - речь шла о том, что и тяжелые, хард-роковые группы могут играть красивую музыку. Записывали ее на Пятницкой в самой настоящей студии, где я сидел за стеклом по другую сторону от звукорежиссера. Началось все с того, что игла на проигрывателе в студии была такой тупой, что, едва опустившись на пластинку, поехала через всю ее игровую поверхность прямиком к цветному кругляшку в центре диска, а там сработал автостоп. Пошли искать другую иглу, другой проигрыватель, и на это ушло не меньше часа. А я сидел и думал: Боже! А стоит ли вся эта затея с передачей того, что я порчу свои любимые диски. Думал-думал и понял: стоит! Каждый коллекционер (если он настоящий) мечтает о том, чтобы показать свою коллекцию кому- то, рассказать о ней, дать послушать что-то из нее. Что толку сидеть дома и хранить взаперти какую-то картину, не показывая ее никому. Это уже не коллекционирование, а болезнь. В общем, когда иглу все-таки нашли, я уже не сомневался: программу надо делать, а диски… Ну что остается, придется ими жертвовать. К счастью игла оказалась вполне приличной. Начали записываться, и тут выяснилось, что все главные проблемы впереди. Сергей Игнатов, звукорежиссер, с которым мы потом не только записали множество передач, отбивок и самореклам, но и подружились, намучался со мной по полной программе. Я не привык читать что-то вслух и поминутно оговаривался, зажевывал отдельные звуки и целые слоги, запинался, заикался, краснел от стыда, и от этого читал текст еще хуже. Но программа понравилась, и мне дали добро на вторую, вот ее-то я запорол - она не получилась вовсе, и Сергей Корзун, тогда главный редактор «Эха», сказал: «Сделаешь хорошо следующую - будешь делать постоянно». Я сделал программу о рок-опере «Иисус Христос Суперзвезда». Корзуну очень понравилось, слушателям - тоже. Я, конечно, постарался, в передаче были своеобразные эпиграфы из Евангелия, я пересказывал краткое содержание сюжета и сопровождал рассказ музыкальными фрагментами. Во время записи у меня, конечно, снова от волнения Сергей Корзун перехватывало дыхание, сердце готово было выскочить из 105

груди, я задыхался, словно бежал кросс. Когда услышал сам себя по радио (для этого пришлось купить мой первый в жизни приемник), я пришел в ужас: монотонно, невыразительно, ужасная дикция. Список недочетов был огромен, плюс же был один - отличная музыка. Но для Корзуна этот плюс, видимо, перевесил все мои минусы. Он дал мне добро, и раз в две недели я стал готовить 55-минутную музыкальную программу, которая года полтора-два называлась просто: «Музыкальная программа Владимира Ильинского». Вскоре все тот же Венедиктов предложил мне делать коротенькую 15-минутную музыкалку утром в воскресенье. Так состоялся мой первый прямой эфир. Прекрасно помню, что когда я впервые сел перед микрофоном и открыл рот, чтобы что-то сказать, то услышал в наушниках лязг собственных зубов. Меня так трясло от страха и напряжения, что зубы стучали бесконтрольно, будто у меня лихорадка. Большая моя программа все еще выходила в записи, а я пытался бороться со своей зажатостью. Вскоре я стал штатным сотрудником «Эха» (благо в АПН, где я продолжал работать, шло колоссальное сокращение, и я попал под него). Впервые выйти на работу я должен был в понедельник 19-го августа 1991 года, но, приехав утром с дачи в Москву, увидел на дорогах танки, а по ТВ выступали какие-то люди из ГКЧП с трясущимися руками. «Эхо» было вырублено из эфира, и я, решив, что свободе конец, начал готовиться к худшему. Весь вечер слушал на даче «Эхо», которое наладило, вопреки запретам, трансляцию через телефонные линии (а чекисты ломали голову, как оно вещает, ведь все рубильники выключены), слушал и думал: «Что всех нас ждет, победи эти люди?» Чем все закончилось, известно, и годовщину существования «Эха» я встретил со всеми эховцами, а уже 1-го сентября приступил к новой для себя работе. Она была связана с музыкой, и это было для меня главным. Мне добавили немного эфирного времени. Кроме того, я должен был готовить дважды в неделю музыкальную нарезку для вечернего эфира, и Я в студии «Эха Москвы» я сразу понял: работать с виниловыми дисками значит гробить их. Во время прямого эфира ведущий не может сам ставить диски на вертушку, ведь когда заканчивается одна песня и нужно ставить следующую с другого диска, он говорит что-то в микрофон, и делать это приходится звукорежиссеру или тонмейстеру, а это уже чужие, незаинтересованные руки.

106

К тому же найти быстро нужную дорожку не так-то просто, раз в сто сложнее, чем просто нажать на компакт-дисковой декке нужную кнопку. К тому же иглы в проигрывателях, которыми пользуются все, не могут быть в идеальном состоянии, и опасность испортить любимую пластинку необычайно высока. В результате (это страшно даже сказать, а сделать - вообще невозможно) я стал плавно переходить с винила на CD. Были диски, расстаться с которыми было просто невозможно. С ними были связаны определенные воспоминания, как правило, приятные, но… дело превыше всего. Какое-то время винил и CD соседствовали на моих полках, но чем дольше я работал на «Эхе», тем больше компакт-дисков мне требовалось, чтобы разнообразить музыкальный материал, и тем меньше виниловых дисков у меня оставалось. Труднее всего было делать нарезки для эфира. На стационарном магнитофоне на скорости мне нужно было записать 8-10 композиций, разбить их цветными ракордами, которые мне нужно было самому вклеить, и написать на коробке последовательность записанного материала. С записью все обстояло более-менее благополучно, а вот отрезать записанную песню под самое начало и конец и приклеить специальным скотчем ракорд было гораздо сложнее. Когда все было готово, нужный трек, скажем, шестой, легко было отсчитать по выделявшимся на коричневом фоне цветным ракордам: одиндва-три-четыре-пять, и следующий фрагмент пленки был как раз искомым шестым треком. У Игнатова, который показал мне, как все это нужно делать, вся процедура монтажа занимала минуты три - четыре. У меня же на это уходило минут тридцать - сорок, но я учился, постигая еще одну премудрость, необходимую для того, чтобы иметь дело с любимой музыкой, теперь уже на радио. На радио CD можно было по пальцам пересчитать. Кто-то что-то принес из дома, что-то подарили. Дисков поначалу было не больше двадцати - тридцати, и численность их росла необычайно медленно. В общем, компакт-дисков на «Эхе» катастрофически не хватало, и Сергею Корзуну пришла в голову мысль послать меня в Финляндию для приобретения шестисот или семисот дисков на спонсорские деньги. Корзун знал, что я регулярно бываю в Финляндии, где у меня уже появились некоторые связи в тамошних магазинах. Более того, я познакомился там с парнем, у которого была своя фирма по закупкам винила и CD со всего мира, которые он потом пристраивал в музыкальные магазины Хельсинки. Сказано - сделано. Мне дали визу, но пока я доставал билеты, она практически истекла. Короче говоря, я въехал на территорию Финляндии в день, когда мне нужно было отбывать обратно. Финский пограничник, на всякий случай, напомнил, что сегодня же мне надлежит уехать обратно. «Да-да, сказал я, - я так и собираюсь». На самом деле я понятия не имел, удастся ли мне продлить визу в Хельсинки. Понятно было, что на всю операцию мне необходимо как минимум дня три. И это было не последнее мое приключение в этой поездке. Но обо всем по порядку. На фирме меня уже ждали и предложили познакомиться с подборкой дисков, которую они готовы были предложить «Эху». К счастью, денежный вопрос не входил в сферу моей компетенции - деньги были уже перечислены. Мне оставалось отобрать диски и доставить их в Москву. Я рассказал о моих проблемах, и первое, что мы сделали - поехали в какой-то офис, где я долго объяснял, почему я так задержался и для чего мне нужны 107

еще три - четыре дня в Финляндии. В результате, к своему удивлению, я получил визу, и мы отправились подбирать музыку. Дело это было не из простых - я должен был отобрать в равных пропорциях поп и рокисполнителей, блюз, кантри, джаз, хиты 50-х и 40-х годов. Это сейчас ты нажимаешь клавишу компьютера, и тебе выскакивает список уже отобранного, а тогда нужно было каждый диск проверить что называется вручную. За пару дней мы сформировали заказ, и мои финские друзья принялись паковать диски и готовить документацию к отправке. А я получил возможность приобрести что-то и для себя лично. Винила на складе было не много, зато это были настоящие раритеты - «Green Bullfrog», Антология белого британского блюза и т.д. Я был счастлив. Финны, по-моему, тоже. Дело было за малым - привезти три огромные коробки в Москву. Погрузили их в багажный вагон, а мне выдали все необходимые документы - об уплате их стороной финской пошлины, о том, что я диски оплатил и что это собственность радио «Эхо Москвы», а также квитанцию на груз. На границе в мое купе вошел таможенник, который проверил мою сумку, и тут как раз в «уоки-токи» кто-то сообщил ему, что пассажир из этого купе везет в багажном вагоне «три коробки с пластмассовыми коробочками». - Что там у вас? - спросил таможенник. - Компакт-диски, - ответил я. - Столько?! - удивился таможенник. - А что такого? - спросил я. Альбом «Green Bullfrog» - Ммм… Это ваши? Ваши лично диски? Или вы везете их для какой-то компании или магазина? Тут я почему-то сразу понял, что для дела лучше будет сказать «мои», и ответил: - Мои, конечно. Я ж по доллару их купил оптом. А в Москве они по двадцать стоят. А я, видите ли, коллекционер… Таможенник как-то с сомнением посмотрел на меня, и я, чтобы окончательно убедить его, сказал: - Все диски разные, ни один не дублируется. Что ж я на 700 баксов себе музыки не могу купить? Скажите вашему коллеге - пусть он проверит. Но этого уже не требовалось. Штампик в моей квитанции уже стоял. Получается, я ввел в заблуждение нашу родную таможню? А что было делать? Иначе, похоже, «Эху» пришлось бы платить пошлину за груз уже в Москве.

* * * 108

Г Л АВ А 16

Н О Ч Н Ы Е Э ФИ РЫ

Чуть меньше чем через год после моего прихода на радио появились ночные эфиры: до этого «Эхо» вещало шесть часов вечером и четыре часа утром, а днем эфирная студия использовалась для записи программ, джинглов и самореклам. Теперь эфир стал круглосуточным, и Корзуну понадобились ведущие для ночных эфиров. Он предложил мне вести одну ночь. Я, конечно же, согласился. До этого в прямом эфире делал лишь короткие утренние програмы, а тут целых шесть, а поначалу даже семь часов прямого эфира. Я начинал ровно в ноль часов и работал до семи утра. Утренний ведущий приехать своим ходом раньше семи не мог (никаких развозов ни ночью, ни утром еще не было), поэтому последний час был самым сложным. Сил на него уже не оставалось. Самый первый эфир запомнился мне на всю жизнь. Сергей Бунтман почему-то в этот вечер задержался на радио, причем надолго. Потом я понял, что он был готов заменить меня в случае чего. Он даже заглядывал пару раз в студию. В последний раз часа через полтора после начала, чтобы попрощаться. Видимо, он понял, что эфир получается. Хотя боялся и волновался я страшно. Через день меня остановил Корзун и, достав из кармана блокнот, сказал: «Я хотел бы указать тебе на ошибки и некоторые недочеты…» И стал листать в блокноте страницу за страницей. Все это были мои недочеты и промахи. Я похолодел и вжался в пол. Тем не менее, сделав несколько замечаний, он сказал: «А вообщето все хорошо. Было главное - живое общение. Мне самому было интересно. Хочешь - прогляди сам мои записи?» В принципе я и сам знал все свои минусы. Я постарался учесть его замечания и получил окончательное добро сначала на один ночной эфир в неделю, а потом и на два. С тех самых пор я в этом ночном эфире и пребываю вот уже лет семнадцать. Довольно долго винил у меня сосуществовал с компакт-дисками, но с появлением ночного эфира потребность в новых CD возросла в несколько раз. Согласитесь - одно дело записывать программу на пятьдесят с небольшим минут в неделю (тут и десяти дисков в неделю хватит), и совершенно другое, когда тебе для эфира нужно тридцать-сорок дисков на ночь, причем через неделю ни один не должен повторяться. Это было еще одним ударом по обожаемому винилу. Сейчас вспоминаю о своих сомнениях и не могу понять, как целесообразность и профессиональный подход взяли верх над чисто коллекционерским отношением к винилу. 109

Даже после пополнения эховской музыкальной коллекции мне лично дисков все равно не хватало какой смысл делать специальные музыкальные программы из той же музыки, которая звучит на «Эхе» в течение всего дня? Нехватка же дисков никого не трогала, тебе поручено вести музыкальный эфир - ты и выкручивайся, используй винил, кассеты, переписывай что-то на пленку и пускай в эфир со стационарного магнитофона. Нет материала - пользуйся тем, что есть на радио, а большая часть этого материала мне просто не подходила. Постепенно винилов становилось все меньше и меньше, пока в какой-то момент мне не пришла в голову идея сделать новую программу «Виниловая песочница», в которой бы звучала только виниловая музыка, то есть то, что по разным причинам не было переиздано на CD. Почему песочница? Да потому, что стоило поставить ту или иную песню, как виниловый «песочек» - шипения, щелчки, потрескивания мгновенно подтверждали: никакого надувательства, слушаем винил. Какую отбивку (или джингл порадийному) записал мне Сережа Игнатов - «Винильизмы»! Слово объединяет «винил» и мою фамилию. Идея принадлежала, признаюсь, Гоше Мосешвили, непревзойденному мастеру по этой части. Конечно, для каждой программы требовалось перегнать с винила на CDR энное количество песен. Сам я тогда этим еще не занимался, приходилось просить друзей или того же Сережу Игнатова. Он был всегда необычайно занят - на нем была реклама, джинглы, саморекламы для всего радио, но ради дела, а нашу музыку он любил и ценил превыше всего, он готов был прийти раньше, уйти позже, в общем, помогал, и за это ему еще раз огромное спасибо. Потом я работал и с Сашей Цернесом. Какие заставки, отбивки и саморекламы мы с ними делали! Иногда после часа работы получался маленький шедевр, который хотелось слушать и слушать, как самостоятельную песню, как произведение искусства. Чутью наших «звуков» я не устаю поражаться. Бывало, предлагаешь Игнатову что-то придуманное дома: давай сделаем так и так, тут начало из этой песни, потом идут рекламные слова, а под конец вот этот кусочек с барабанами. Он выслушает, прикинет что-то и говорит: «Нет, эти фрагменты не стыкуются по тональности». Как так?! Но точно! Слушаем вместе - не стыкуются! Потом он все равно что-нибудь придумает, причем получится еще лучше, чем я задумывал - можно не сомневаться. Причем долгое время все склейки, переходы и наложения делались не на компьютере, а вручную - на пленке. А для этого нужны просто золотые руки. Вообще «Эхо» тех лет держалось на энтузиазме и, если хотите, фанатизме людей. Зарплата была не ахти какой, но никто не роптал, а делал свое дело. Люди сутками не уходили домой. А Сергей Корзун вообще заменял всех и вся и абсолютно не переносил обращение на «вы» и не приветствовал субординацию, так принятую в большинстве учреждений и организаций. То были неповторимые и, возможно, лучшие мои дни на радио. Главное - это была полнейшая свобода в выборе музыке, ее подаче. Никого не интересовало, что, как и когда я делаю. Я сам себе был автор, ведущий, звукорежиссер, редактор и начальник. И не было ведь ни малейшего желания схалтурить, сделать что-то попроще и побыстрее. Я работал сам на себя - на программу, на ее рейтинг (правда, тогда это понятие было скорее условностью, от рейтинга не зависело ни количество эфирного времени, ни место в эфирной сетке, ни зарплата). Люди пишут письма, звонят - значит, слушают эфир, значит это нужно людям. Эх, «Виниловая песочница» сделала так много хороших дел! Во-первых, кучу музыки дали людям с ее помощью послушать, во-вторых, я гору нового винила пропустил через свои руки - Гари Райта, дуэт 110

SPLINTER, к которому приложил руку сам Джордж Харрисон, редкий первый диск Рэя Манзарека «The Whole Thing Started With Rock’n’Roll Now It’s Out Of Control» (только в 2006 году этот шедевр был, наконец, переиздан на CD), Джеймса Тэйлора (James Taylor), Дэвида Пила (David Peel), Билли Престона (Billy Preston), GOLLIWOGS (альбом предтечи CREEDENCE так до сих пор и не вышел на CD), сольники Тома Фогерти (Tom Fogerty), редчайшую на тот момент пластинку «Ceremony» группы SPOOKY TOOTH и многое-многое другое. А это… это такое удовольствие, доложу я вам! Ведь и музыка хорошая, да и к винилу вновь прикоснуться так приятно было… С этими винилами вообще пришлось повозиться. Я брал их исключительно для работы, поэтому, переписав, вынужден был искать для них нового хозяина. Найти его можно было только на Горбушке, поэтому мне пришлось играть несколько необычную роль продавца. Все со временем пристроил, конечно, но это был как раз Альбом группы GOLLIWOGS тот случай, когда покупаешь в два раза дороже, чем потом продаешь. В общем, как говорят англичане, «monkey business». Но на что ни пойдешь, если речь идет о любимой музыке, любимой работе и, наконец, о любимых дисках. Самое интересное, что в той же Финляндии, куда я минимум раз в два - два с половиной года ездил, винил тоже вышел из моды. О других странах ничего говорить не буду - не видел, не знаю, но в Финляндии во всех музыкальных магазинах, заполненных еще три - четыре года назад на 90% винилом, его стало сначала в десять раз меньше, потом все пластинки свалили в одну огромную кучу, в которой копались меломаны-консерваторы, не признававшие блестящие коробочки с компакт-дисками, и наконец они исчезли вовсе. Все полки, все стеллажи заполняли только CD. Для того чтобы винил снова напомнил о себе, потребовались годы, да и то винил отныне - гордость лишь небольших частных магазинчиков. Собственно только такие магазинчики (они теперь есть и у нас) спасают настоящих коллекционеров и ценителей. Все крупные музыкальные магазины, как у нас, так и на западе являют собой достаточно грустное зрелище, в чем я убедился, побывав в Лондоне году в 1994-м. Хорошо знакомый мне еще по 1966-му году Тауэр рекордз на Пикадилли просто убил меня набором предлагаемых дисков. Ни одной редкости, все то же самое, что можно найти и в Москве, только в три раза дороже. Продавцы, как и у нас, ничего не знают и реально помочь в поисках ничем не могут. Разве что к компьютеру подведут. Но найти там они могут лишь подтверждение того, что их покупатель - не идиот, и что разбирается в музыке много лучше, чем они сами. Истории о некомпетентности продавцов можно рассказывать часами. Они путают Рона Вуда (Ron Wood) и Роя Вуда (Roy Wood), понятия не имеют, что последний 111

играл не только в ELO, но и в MOVE, а уж того, что у него была собственная группа WIZZARD, они вообще слыхом не слыхивали. Зато они, конечно же, прекрасно ориентируются в модной попсе, рэпе и металле. Беда, в общем! В этом мы необычайно похожи на Запад, который мы догоняем исключительно со знаком минус, по крайней мере, во всем, что имеет отношение к музыке и музыкальному бизнесу.

Г Л АВ А 17

К О М М Е РСА Н Т А ИЗ МЕ НЯ Н Е ПО ЛУЧ И ЛО СЬ

В 1988 году Пол Маккартни, как известно, записал альбом «Снова в СССР». Он должен был выйти достаточно ограниченным тиражом только в Советском Союзе. Он и вышел, в двух разных версиях. На первой было одиннадцать песен, на второй - тринадцать. Обложки несколько отличались по оттенкам цвета и расположению деталей оформления - лэйблов и т.д. Задники тоже были разные: у одного издания желтый, у другого белый. Говорят, потом встречалась и третья версия, где была использована обложка из первой, а подбор песен из второй версии. Не удивлюсь, если на самом деле их было и больше, ведь по контракту альбом должен был выпустить один завод, а печаталась пластинка на нескольких. Поговаривают, что Маккартни прознал об обмане и сильно разгневался. Ему, кстати, вообще не везло с «Мелодией». Чуть раньше она выпустила его диск «Band On The Run» без заглавной (!) вещи, которая без зазрения совести была заменена на «Silly Love Songs», не только 112

отличавшуюся стилистически, но и нарушавшую всю концепцию диска. Видимо, редакторов или цензоров смутило само название альбома и его оформление. На обложке в тюремных робах были изображены бегущие из тюрьмы заключенные, которых выхватывал из темноты луч прожектора. В английском названии, правда, крылась игра слов - «band» - это и «музыкальная группа», и «шайка». Но… в общем, как всегда - хотели, как лучше, а получилось… И вот скандал с пластинкой «Снова в СССР». Несмотря на многочисленные тиражи разных заводов найти диск было не так уж и просто. К тому же довольно быстро разнесся слух, что наиболее предприимчивые меломаны покупали по пятнадцать - двадцать пластинок и везли их за границу, где меняли их в тамошних музыкальных магазинах один в один на фирменные диски. Назывались и сумасшедшие суммы, которые западные коллекционеры предлагали за этот диск. А я как раз собирался в очередной раз в Финляндию. Мне удалось купить десять экземпляров версии с тринадцатью песнями, и я взял их с собой в надежде выгодно поменяться. Но, едва войдя в первый же магазин, я увидел этот диск на самом видном месте. История повторилась и во всех других магазинах. Оно и понятно: Финляндия - самая близкая западная страна, и именно туда была заброшена большая партия альбомов Маккартни. Я приехал месяца через три после выхода диска, а надо было через неделю. Но не везти же их обратно! Глупее ничего быть не могло, поэтому в одном из небольших частных магазинчиков я предложил хозяину поменять все десять дисков на три каких-нибудь его пластинки, но по моему выбору. Он согласился, и я выбрал, помнится, «Screaming Lord Sutch And Heavy Friends», «No Introduction Necessary» (его обычно относят к сольникам Джимми Пейджа, но это не так - он лишь принимал участие в записи этого джэма), а также «Windows» Джона Лорда (Jon Lord), который я до этого еще ни разу не слышал. В общем десять пластинок Макки стоили много меньше, чем то, что я получил взамен, но бизнесом это «Screaming Lord Sutch назвать, конечно, нельзя. Ну что поделаешь, And Heavy Friends» коммерческой жилки во мне никогда не было. Если чтонибудь покупал за сто рублей, то продавал потом не иначе как за пятьдесят. В общем, всегда был специалистом по «манки-бизнесу». Впрочем, нисколько не жалею об этом. А попробовать, наверное, стоило, даже нужно было.

* * * 113

Г Л АВ А 18

Б УТ ЛЕ Г И

Первый свой бутлег я услышал еще в институтские годы. Это был концертник BEATLES. Но что такое бутлеги, кто их выпускает, для чего, и сколько их существует, я узнал много позже. Давайте для начала разберемся с терминологией. Это пиратский диск? И да, и нет. То, что мы привыкли называть пиратским диском, строго говоря, называется «каунтерфейтом». По-русски - это так называемая контрафактная продукция, которую, как мы не раз видели по телевизору, давят тракторами где-то на свалках. Это один в один воспроизведенный фирменный диск, но выпущенный нелегально. Пиратский диск - это нечто иное. Это подборка официально выпущенной музыки с новыми обложками и новыми названиями компиляций. К примеру, вы берете альбом с музыкой из кинофильма «Help», но называете его «Beatles Film Music», а в качестве обложки используете

Бутлеги Джона Леннона

любую фотографию группы. Наконец, бутлег. Это альбом никогда не выходившей официально музыки, которая может представлять собой репетиционные или концертные записи, выступления на радио, а также версии 114

известных песен, которые были по тем или иным причинам забракованы самими музыкантами, звукорежиссерами или продюсерами. Конечно, все три вышеназванных вида не приносят денег исполнителям, и в этом смысле все они - пиратские, но, согласитесь, категория «бутлег» выглядит много интереснее и привлекательнее всех остальных пиратских поделок. Сегодня бутлеги - это целая индустрия, начало которой было положено еще в конце 60-х, которая несмотря ни на что продолжает существовать словно в подполье. Бутлегеров ловят, конфискуют их продукцию (не так давно в Англии состоялся суд над человеком, продававшим украденные еще в 1969 году с Эбби Роуд пленки с более чем восемьюдесятью часами музыки BEATLES - речь идет о пленках сессий «Get Back»). Он получил условное наказание, пленки изъяты, но знают ли судьи и полицейские, что весь этот материал регулярно издается на виниле и CD начиная с 1970-го года? Остановить бутлегерство, скорее всего, невозможно. Интерес к рабочим записям всегда был и, думаю, будет. Он грандиозен. Многие коллекционеры уже давно собирают только бутлегерские концертные записи своих любимых музыкантов, а не официально выпущенные - они гораздо лучше передают атмосферу концертов и содержат шероховатости и ляпы, которых вы никогда не встретите в официальных изданиях. А если есть спрос, то всегда будет и предложение. Чтобы вам был понятен размах этого явления, скажу, что одних бутлегов BEATLES существует несколько тысяч, причем их количество увеличивается с каждым годом. Не может быть! - скажете вы, и будете не правы. Ваш покорный слуга держал в руках минимум пару тысяч подобных изданий. Многие плохого качества, многие неважно оформлены, но есть и прекрасные релизы, которые хотели бы иметь в коллекции все истинные меломаны. Просто представьте, что все концерты Джорджа Харрисона (он провел за свою сольную карьеру лишь два турне североамериканское 1974 года и японское 1991 года), а также Пола Маккартни и Ринго Старра записаны и выпущены бутлегерами. А один Маккартни дал более 2000 концертов за свою сольную карьеру, да и Ринго регулярно катается с концертами по Америке и даже заезжает в Бутлеги Пола Маккартни Европу. Был, кстати, и у нас - в Питере и Москве, и эти записи можно найти. Они изданы! А рекордсменами по бутлегам являются LED 115

ZEPPELIN. Количество их концертных записей, как и подборок студийных раритетов, просто не поддается учету. Многие меломаны, узнав, что такое бутлег и с чем его едят, начинают собирать их, предпочитая бутлегерские концертные записи официально выпущенным. Мне лично это более чем понятно. Официальные концертные альбомы, как правило, включают фрагменты нескольких концертов тура, для них отбираются лучшие версии песен, зато эти альбомы теряют очень многое в смысле атмосферы самого концерта. Нет или почти нет реплик музыкантов - их вырезают, потому что они обращены к зрителям конкретных городов. Вы ведь, наверное, согласитесь с тем, что на концерте даже любимая вами музыка звучит как-то по-особенному, вас завораживает атмосфера в зале, а все это на сборных концертных дисках часто отсутствует. Интересны и студийные бутлеги, и вот вам лучшее доказательство того, что это так. Когда вышли три двойника «Антологии BEATLES», многие были потрясены теми версиями известных песен, которые долгие годы лежали на полках EMI. Они услышали их впервые, а кто-то слышал их давным-давно на бутлегах. Конечно же, это были коллекционеры, собирающие бутлеги BEATLES. В общем, это целый мир, узнавать который необычайно интересно и полезно. Где брать эти бутлеги? Вопрос по меньшей мере не серьезный. Да, найти бутлеги непросто, а многим кажется, что и вовсе невозможно, но их слушают, их меняют, покупают и переписывают. Нужно просто захотеть и приложить к этому желанию какие-то усилия. Редкие официально выпущенные диски ведь тоже сложно найти! Коллекционеры в этом смысле Бутлеги Ринго Старра удивительные люди. Они не жалеют времени, денег, сил, и находят все там, где, казалось бы, найти ничего не возможно. Рецепт здесь один - ищите, спрашивайте, заводите знакомства с такими же ненормальными, как и вы сами, и через какое-то время вы будете удивляться тому, что диски, которые нельзя было нигде найти еще год назад, вдруг сами начали плыть к вам в руки…

116

Североамериканское турне Джорджа Харрисона 1974 года прошло, наверное, действительно не блестяще. Он был не в голосе, рискованно выпускал на сцену во время первых концертов Рави Шанкара, музыканта, не слишком близкого американцам, отказался от помощи Джона (видимо в ответ на отказ последнего от участия в концерте для Бангладеш), исполнял преимущественно песни со своих сольных альбомов (в то время как публика жаждала хитов битловских времен). И тем не менее, услышать эти исторические записи всем было бы чрезвычайно интересно. Однако ни при жизни Джорджа, ни после его смерти, ничего по результатам этого турне так и не выпустили. Но коллекционеры не ждут милостей от звукозаписывающих компаний. Все концерты этого турне давно выпущены бутлегерами. Перед вами лишь небольшая часть этих бутлегов.

117

Г Л АВ А 19

Б И Т ЛО В СК И Й Э ФИ Р И Б Р А Т Ь Я ПО О Р УЖИ Ю

Сейчас кажется странным, что когда-то Битловского Эфира не было, а я почему-то не решался выделить музыку BEATLES в отдельную программу. С Гошей (Георгием Мосешвили) мы делали «Братья по оружию», двухчасовую программу, составлявшую основу одного из ночных эфиров. Гоша был потрясающим партнером, он много лучше меня ориентировался в классической, джазовой, кантри и блюзовой музыке, он вообще, казалось, знал все обо всем. Более того, мы с ним настолько понимали и чувствовали друг друга, что я мог начать фразу, а он закончить. Именно с «Братьями» у меня связаны самые приятные впечатления от радио, именно эта программа помогла мне убедиться в том, что я делаю нужное дело, и что эта программа нужна слушателям. Даже название - это Гошина идея. Почему «Братья по оружию?» Да потому что нас с ним, а, следовательно, и слушателей, объединял интерес к рок-музыке, футболу, о котором невольно часто заходила речь, и многое другое, что было в нашей с ним жизни и жизни тех, кто слушал эту передачу. Она и задумывалась не как сухое изложение биографических событий из истории какой-то группы с вкраплениями музыки, а как диалог со слушателями, неспешный, но заинтересованный, где все - и звонящий в студию, и ведущий - находятся в равных условиях. Задача последнего - лишь дать возможность людям послушать любимую, часто забытую музыку, подтолкнуть их к Георгий Мосешвили разговору, дать возможность высказаться, поспорить. 118

Дело в том, что через пару лет работы на «Эхе» я понял: слушатель часто знает не меньше меня, а иногда и больше, поэтому менторский, безапелляционный тон в эфире неуместен. Со слушателем нужно разговаривать. Делать это в записанной программе невозможно, для этого нужен прямой эфир. С тех самых пор я - ярый сторонник именно прямого эфира, в котором неизбежно возникают запинки, накладки, но все это с лихвой компенсируется живым разговором с теми, кто тебя слушает, ты беседуешь, а не вещаешь о чем-то, пусть и очень интересном. У слушателя возникает ощущение, что он в любой момент может возразить, поспорить, высказаться, и именно поэтому он слушает передачу, ведь мы с ним оба любим эту музыку, мы с ним оба разбираемся в ней, а найти заинтересованного собеседника часто бывает так не просто. Конечно, дозвониться в студию может далеко не каждый. Часто ведению передачи мешают подвыпившие чудаки, которые, услышав в эфире номер прямого телефона, сразу же принимаются звонить, хотя сказать им абсолютно нечего. Одно время повадился звонить многим известный колдун Кулебякин, часто звонили ненормальные и хулиганы, для которых весь смысл звонка сводился к тому, чтобы, оказавшись в прямом эфире, публично выругаться и повесить трубку. Но «Эхо» тем не менее, в отличие от всех остальных FM-радиостанций, никогда не сажало за телефон редактора, который предварительно отслушивал бы звонки, отфильтровывая ненужных слушателей. Попробуйте послушать любую музыкальную станцию, обратите внимание, что, включая телефонный звонок, ведущий говорит со звонящим ни о чем, просит передать его какие-то приветы, а потом предлагает выполнить его музыкальную заявку, и очень часто наивный слушатель проговаривается и просит вместо того, о чем он уже договорился с редактором, поставить что-то другое. А первоначально оговоренный диск уже стоит на CD-плеере, и для того, чтобы заменить его, требуется время, и разговор снова идет ни о чем по второму кругу. У нас на «Эхе» никогда ничего подобного не бывает. Прямой эфир тем и хорош, что в нем может быть все. Мне кажется, лучше сказать, что какую-то музыкальную заявку мы выполнить не можем и пообещать завести эту песню в следующий раз, чем разыгрывать в эфире какие-то дешевые водевили. Но я опять невольно отвлекся, поэтому вернемся к идее о Битловском Эфире. Первым ее озвучил Слава Мищенко, который в то время на «Эхе» отвечал за автомобильную программу - что происходит на дорогах, где и как чинят машины и т.д. Он в душе был битломаном и пару месяцев неизменно предлагал: «Володя, ну подумай, может все-таки сделаем чисто битловскую программу?» Я возражал: «Слава, у нас музыки хватит на три - четыре месяца, а дальше? Что мы будем делать дальше?» Но все-таки программу такую мы сделали. Записали заставку, где голос Леонида Ильича вопрошает: «Ну что дала советскому человеку эта так называемая западная культура? Битлзов? Так это музыка для тех, кто белены объелся…», после чего уверенный голос объявляет уже само название передачи: «Специальная музыкальная программа для тех, кто объелся белены». Имеются в виду, как вы понимаете, те, для кого эта музыка, странная, непонятная и вредная с точки зрения партийных бонз, не пускавших ее в советские радио и телеэфир, представляла чуть ли не смысл жизни. 119

Сперва это была часовая передача, потом она выросла до двух, а затем и до трех часов. Выходит она в эфир уже более пятнадцати лет, и все еще пользуется интересом слушателей. Сначала я вел ее со Славой Мищенко, потом с Гошей (после того, как Слава ушел с «Эха»), а теперь с Мишей Кузищевым. И тем для разговоров хватает! И музыки хватает! Не верите? Давайте бегло подсчитаем: BEATLES записали шестнадцать альбомов (включая два сборника), но существует еще так называемая американская дискография группы, а также концерты в Холливуд Боул и в Стар-Клубе, двойник записей, сделанных на BBC, а также «Rarities» и «Past Masters», вышедшие много позже. Добавьте к ним три двойника «Anthology», сольные работы Джона (порядка десяти только прижизненных альбомов), примерно столько же сольников у Джорджа Харрисона, около двадцати альбомов Ринго и под тридцать - у Пола Маккартни, а также гору дисков других музыкантов, на которых кто-то из Битлов помог записать один - два трека С Михаилом Кузищевым (таких дисков, по самым примерным подсчетам, получается более двухсот), и вы поймете, что музыкального материала хватит не на десять - пятнадцать лет, а при желании и на все сорок. И все это без учета бутлегерской дискографии, которая ведет счет на многие сотни дисков. Но вернемся к эфирам. После ухода Гоши с «Эха» умерли и «Братья по оружию», превратившись в «120 минут классики рока». Продолжать делать программу без одного из ее создателей было бессмысленно. «Классика рока» отчасти продолжает традиции «Братьев», вне зависимости от того, веду я ее один или с кем-нибудь (в последние десять лет - с Мишей Кузищевым, моим партнером по Битловскому Эфиру). Отдельно хочется сказать про Гошу. Его нет с нами уже больше года, а у меня такое ощущение, что он вот-вот позвонит и, как всегда, немного скрипучим голосом скажет: «Здорóво! Ну, как дела? Что нового послушал?» И с восторгом начнет рассказывать о своем новом музыкальном открытии. Он всегда поражал меня широтой своих музыкальных взглядов. Он в равной степени ориентировался в классике, джазе, кантри, роке и любимом блюзе. Он прекрасно знал французский язык, увлекшись Битлами, самостоятельно выучил английский, он великолепно знал поэзию серебряного века и какое-то время вел на «Эхе» передачу на эту тему. Он часами мог читать наизусть стихи любимых поэтов, сам писал стихи, и очень хорошие, он прекрасно переводил что с английского, что с французского, хотя никогда нигде специально не учился этому ремеслу, он был великолепным рассказчиком, способным увлечь собеседника, а впоследствии и радиослушателя, заразив его своей заинтересованностью и своим энтузиазмом. Он был открытым и добрым. Мог пригласить на свой день 120

рождения человека прямо с улицы, если тот ему приглянулся. Не помню, чтобы он злился на кого-то или кого-то обижал. Наоборот бывало. Он был, как про таких людей говорят, не от мира сего. Любовь, стихи и музыка были для него важнее заработка. Он не умел делать деньги и нисколько не страдал по этому поводу. Интересовало же его все. Еще во внуковские годы он начал читать книги о Норвегии. Скажите, ну кто в далекие 60-е интересовался этой страной? А Гоша разузнал даже фамилии футболистов ее национальной сборной. Он был очень образован и начитан. У него на столе рядом со сборниками стихов лежали книги по кино, живописи, литературоведению, он много читал о путешествиях и истории мира. О чисто музыкальных книгах и энциклопедиях я уж и не говорю. Единственное, что его не интересовало – это жвачка из телевизора. Даже не уверен, был ли у него телевизор. Хотя нет, вроде был. Ведь будучи грузином, он болел за тбилисское «Динамо». А где еще можно увидеть матч с их участием? Сколько я помню, Гоша всегда сводил с ума девчонок. Оно и понятно: красавец-грузин с орлиным профилем и пышной вьющейся шевелюрой, который, как никто, мог быть галантным с представительницами прекрасного пола. Он умел и стихи прочесть, и знанием французского щегольнуть, а заодно и о рок-музыке порассуждать. Вы спросите: а какое Гоша имеет отношение к этой книге? Самое непосредственное. Это мой друг с детства, мой товарищ по работе, мы с ним вместе съели не один пуд соли. Это человек, с которым всегда можно было обсудить любую группу, узнать его собственное о ней мнение. Благодаря Гоше я открыл для себя CREEDENCE, а потом VANILLA FUDGE и E.L.P. Если бы не Гоша, то неизвестно, когда бы я услышал «Sentimental Journey» Ринго. При его непосредственном содействии я приобрел свой первый «Белый альбом» Битлов. Даже Юла Бриннера вместе с Алешей Димитриевичем и их альбомом цыганских песен на русском языке я послушал впервые благодаря Гоше и его родителям Тамаре Адриановне и Ираклию Арчиловичу. Сейчас вспоминаю те времена и думаю: где сегодня в людях эта открытость, доброжелательность и любовь к друзьям собственного ребенка!? Когда я звонил Гоше, отвечал не он, а мама или папа. - А-а-а, это Володя? – я чувствовал, что мой звонок им в радость, - сейчас, Володенька… А дальше я слышал в трубку уже обращенные к Гоше слова: - Гоги, иди скорее! Это Володя Ильинский. Помню, как Гоша выменял около магазина «Мелодия» на тогда еще Калининском проспекте диск VANILLA FUDGE «Near The Beginning». Он с гордостью принес его в нашу дачную компанию и был дружно осмеян: «Да ну, Гоша… Какие-то «Ванильные помадки»… Несерьезно…» Как же мы были тогда 121

не правы. Нет, эта группа не стала одной из самых моих любимых, но этот альбом я сейчас считаю одной из лучших пластинок рок-музыки. Однако, чтобы это понять, мне потребовалось лет двадцать, а Гоша оценил ее с первого раза. Примерно то же случилось и с первым, безымянным диском E.L.P. с голубем на обложке. Гоша добыл его где-то и вновь был не понят. Еще бы – в чести у нас тогда были DEEP PURPLE, URIAH HEEP, BLACK SABBATH, LED ZEPPELIN, а тут совсем иная музыка – и по форме, и по самому к ней подходу. Опятьтаки не скажу, что они стали моими любимцами, но, как минимум, три их альбома – тот самый первый, а также «Tarkus» и «Brain Salad Surgery» – это в моем понимании классика жанра, золотой фонд рок-музыки. В этих двух примерах весь Гоша. Меня с первых дней нашего с ним знакомства восхищала его готовность открывать новое в музыке, он не тяготел, как большинство из нас, к каким-то определенным стилям и направлениям, а, напротив, всегда пытался открыть для себя что-то свежее, новое, идя наперекор стандартным представлениям о том, что рокеры никогда не будут слушать кантри или электронику. Он видел здравое зерно во всех направлениях, и этому умению, а скорее, даже желанию я могу только позавидовать. «Братья по оружию» Жизнь, как это часто бывает, то слегка разводила нас, и мы общались только по телефону, то вновь сближала, пока, наконец, через много лет мы не оказались оба на «Эхе Москвы». Тут наши интересы совпали настолько, что на много лет мы с ним стали «братьями по оружию»…

* * *

122

Г Л АВ А 2 0

К О Н ЦЕ РТ РИ Н Г О

Едва узнав, что Ринго Старр (Ringo Starr) приезжает на гастроли в Москву и Питер, я помчался к Венедиктову (к этому моменту он уже был главным редактором «Эха») и, что называется, забил за собой право пойти от радио и на концерт Ринго, и на его пресс-конференцию. Как же все волновались, состоится концерт или нет. Дело в том, что приезд Ринго пришелся как раз на дефолт, когда рубль обвалился, доллар вырос, а люди потеряли все свои сбережения в банках. Состоится он или нет? Не изменится ли цена на уже купленные билеты? Не испугается ли приехать сам Ринго (многие концерты других исполнителей, пришедшиеся на август сентябрь 1998-го года, к слову сказать, действительно не состоялись)? Вопросов было множество, но Ринго приехал, и я с замиранием сердца пошел на его пресс-конференцию. Он вошел в небольшой зал и прошел мимо меня, коснувшись ладонью моей протянутой ладони. Правда, больше в народ он ходить не рискнул. И автографов не давал. Даже журналистам, которых собралось немало (потом мне все же удалось добыть подписанный им компакт-диск). Пресс-конференция началась с того, что кто-то спросил Ринго, знает ли он когото из советских кинорежиссеров (задал его журналист одного из киножурналов), и Ринго был поставлен в тупик. Дальше - больше. Его стали спрашивать о чем-то из истории BEATLES. Но тут он нашелся и сказал, что это была одна из групп, в которых он действительно играл, но это было очень давно, и он ничего не помнит. Ринго Старр и Андрей Луканин 123

И действительно, хоть он и стал знаменитым с BEATLES, но там он играл всего семь лет, после чего около тридцати лет работает самостоятельно, записав за это время чуть ли не два десятка дисков, а его все спрашивают не о нем самом, а о далеком прошлом, от которого он всячески пытается откреститься все последние годы. Тут я понял, что нужно спасать ситуацию, и спросил, что он может сказать о состоянии здоровья Джорджа Харрисона (мир тогда облетела новость о перенесенной им недавно операции на горле), который помог записать ему одну из лучших песен с его последнего альбома. Ринго повеселел и сказал: «Лучше, он много лучше, спасибо», после чего я попросил его передать Джорджу приветы из Москвы, а Ринго, улыбнувшись, ответил: «Передам непременно. И не только Джорджу, но и Полу…» Потом было множество вопросов, из которых стало окончательно ясно, что Ринго не хочет говорить о BEATLES, что он не знает песни «Four Nights In Moscow», которую ему приписывают многие именитые битловеды, что у него нет записей его первой группы RORY STORM AND THE HURRICANES (на следующий день Андрей Луканин, выигравший на одной из радиостанций право поужинать с Ринго, подарит ему этот диск), что он не в курсе своей собственной концертной дискографии и что давать автографы он не собирается. После этого все, кто притащил с собой винил в тайной надежде взять автограф, принялись запихивать приготовленные пластинки обратно в пакеты. Я лично был разочарован этим обстоятельством. Но в целом было интересно, хоть и стыдно за некоторых своих коллег, которые могли бы, отправляясь на пресс-конференцию, покопаться в Интернете и хоть что-то узнать о бывшем барабанщике Битлов. На сам концерт я страшно боялся идти. Боялся разочарования. Все-таки Ринго - не исполнитель, он прекрасно спел несколько песен в BEATLES, записал несколько неплохих альбомов самостоятельно, но все это было в студии, а тут живое выступление… Но, едва начался концерт, как я понял: мои опасения были напрасны. Ринго выскочил на сцену, словно мальчик, спел «It Don’t Come Easy», после чего сказал залу несколько слов по-русски. Дальше концерт пошел на одном дыхании. Зал был неподражаем, как и музыканты. Я вообще Диск с автографом Ринго Старра возьму на себя смелость утверждать, что в Москву приезжал лучший состав ALL-STARR BAND - на басу Джэк Брюс (Jack Bruce), на гитаре - Питер Фрэмптон, на клавишных - Гари Брукер и на барабанах 124

Саймон Кёрк (Simon Kirke). Каждый из них исполнил по две-три песни, как солист, а Ринго в это время не отдыхал где-то за сценой, а честно отрабатывал свой хлеб, сидя за второй ударной установкой, и смотреть, как они стучали в унисон с Кёрком, было огромным удовольствием. Я внаглую записал этот концерт на диктофон, а поскольку я сидел на местах для журналистов, многие из которых и слышали-то Ринго, наверное, впервые, вокруг меня было тихо, и запись получилась прекрасной. Помню, я очень волновался, что кассета закончится на самом важном месте, поэтому при первой возможности, переворачивал ее, а потом заменял новой. Не поместилась только одна вещь в исполнении Брюса. Но самое интересное, что потом я, перенеся запись на CDR, отдал кассеты послушать одному знакомому, известному под ником «sergey ROLLING STONES», а он сделал с них тираж, который я потом неоднократно встречал даже за границей в магазинах для коллекционеров. Может быть, эту запись, которую я делал исключительно себе на память и не собирался тиражировать, слышали и вы. Это легко проверить. Если в том месте, где Ринго говорит по-русски «спассиба-а-а», а потом и «пока!» (в самом начале концерта он просто демонстрирует все слова, которые знает по-русски), вы услышите реплику из зала «not yet» (то есть «еще не пора») - знайте, это мой голос, и это моя запись. Вообще идея Ринго - собрать состав, целиком состоящий из звезд - великолепна. Так хочется почаще видеть великих музыкантов, играющих вместе! Увы, это случается чаще всего лишь по причине ухода из жизни одного из них. А тут столько имен, и все они прекрасно уживаются в одной группе с экс-Битлом Ринго, который не подминает их под себя, а выступает с ними на равных, разве что в афише его имя стоит первым… В тот же вечер у нас на «Эхе» был Битловский Эфир, и ко мне в студию пришло человек десять прямо с концерта. Одним из них стал наш слушатель (и участник нескольких эфиров) Рома, поймавший- таки Ринго около отеля после концерта и подписавший у него два виниловых диска.

125

Г Л АВ А 2 1

Н О В Ы Е В И Н И ЛЫ И Н О В Ы Е Д Р УЗ Ь Я

Нет-нет, и приходилось мне вновь обращаться к проверенному годами винилу. Он был необходим для эфира, да и сам я был не прочь послушать или переписать что-то. Американская дискография была долгое время моей идеей фикс. На компакт-дисках ее начали издавать лишь в 2005 году, а до этого нужно было искать и покупать винил. Спустя тридцать пять лет я вновь нашел выпущенный только в Италии альбом «I Favolosi Beatles». В смысле музыки - ничего особенного, по сути - тот же «With The Beatles», только в иной обложке, но как приятно было снова подержать его в руках, причем на этот раз он не был запилен, как тогда, и был практически в идеальном состоянии. Удалось переписать и несколько редчайших виниловых сорокопяток. На одной из них даже название написано неправильно - BEATTLES. Раритет! Песни все, конечно, хорошо известны, но сделать копии с первых синглов Битлов, на одном из которых их называют BEAT BROTHERS - это же дорогого стоит! Речь, как вы поняли, наверное, идет о первом немецком издании «My Bonnie» с Тони Шериданом. Теперь рядом с этим CDRчиком у меня стоит и копия с первого английского издания этого же сингла, где все уже названо своими именами: раз аккомпанируют ему BEATLES - значит и написано: Тони Шеридан при участии BEATLES. Подобных раритетов можно вспомнить множество. Удалось найти, например, пробный технический тираж сингла «The Long And Winding Road»/»For You Blue» или так и не выпущенный сингл «Leave My Kitten Alone»/»Ob-La-Di, Ob-La-Da» и сделать с них CDR копии. (Необходимость в 126

очередной раз заставила меня преодолеть собственную техническую отсталость и ограниченность и освоить звуковой редактор и перезапись винила на CDR.) Нового с музыкальной точки зрения здесь, конечно, тоже ничего нет, но разве не интересно было их найти..? Поиски американских альбомов и других виниловых редкостей помогли мне познакомиться со множеством интереснейших людей. Это в первую очередь Александр Выборнов, который называет себя Дедом или Дедом Алексом. Сколько же он сделал и для меня лично, и для Битловского Эфира. Еще ни разу, наверное, за свою жизнь я не сталкивался со столь бескорыстным человеком. Собирая Битлов, он собирал их не для себя, а для всех - каждому, даже мало знакомому человеку, он был готов переписать тот или иной компакт или винил, отсканировать и напечатать для них обложки, не требуя взамен абсолютно ничего. Видел, как задержавшихся у него допоздна гостей он отправлял на такси, сам оплачивая машину: «Целее будет», говорил он, имея в виду и самого человека, и те диски, которые тот вез домой. Это и Андрей Луканин, тот самый, который поужинал с Ринго Старром. У него даже фотография есть. Он стоит с Ринго и переводчицей, и в руках у него тот самый диск первой группы Ринго, который он передает ему на вечное хранение. Андрей ни разу, по-моему, не появился в нашем эфире (разве что Александр Выборнов как победитель одного из (Дед Алекс) наших конкурсов), но сделал для него, как и Дед, необычайно много. Наверное, добрая половина редкостей пришла к нам через них обоих. Вообще хорошую музыку любят и ценят только хорошие люди - в этом я постоянно убеждаюсь. Битломаны - удивительный народ. Покупают что-то, ищут по несколько лет, а потом, купив, дают переписать это всем, для кого найденная редкость представляет интерес. Перечислить всех, с кем я познакомился благодаря работе на радио, просто невозможно – этих людей слишком много, да и забудешь кого-нибудь обязательно. Разве что Корвина нужно точно упомянуть. Для меня он и есть Beatles.ru (не хочу, впрочем, никого из его помощников обидеть). Алексей Богаевский (Corvin) 127

Г Л АВ А 2 2

К РА СН А Я И Д ВО РЦО ВА Я ПЛО Щ А Д И

Пол Маккартни всегда был одним из моих любимцев. Он - бесподобный мелодист и к тому же музыкант, всегда делавший главный акцент именно на концертные выступления. Его приезд в Москву для меня был не просто концерт одного из Битлов, но и встреча с прекрасным исполнителем. Признаюсь, я побаивался этого концерта: а вдруг Маккартни уже не тот? Да и место выступления несколько смущало. К счастью, концерт порадовал. Музыканты группы сопровождения подобрались один к одному, при этом они были гораздо более рок-нролльными, чем в предыдущем составе. Немного, как мне показалось, затянутым был акустический сет, поэтому с его окончанием по сути и начался самый настоящий концерт. Маккартни разошелся, разогрелась и публика, а Маккартни, подглядывая в «домашнюю заготовку», охотно общался со зрителями: «Спасибо! Привьет, ребьята!». Каждый из его музыкантов тоже поприветствовал публику - каждый по-своему, но особое впечатление вызвали слова барабанщика Эйба Лабориэла (Abe Laboriel), который, глядя в зал, воскликнул: «Ну что, ви готовы зажига-ать?!», на что вся Красная Площадь буквально выдохнула: «Да!!!», и тогда он продолжил: «… then we continue (то есть «мы продолжим») to zazhigat».

Выступление Пола Маккартни в Москве 128

«Back In The USSR» прозвучала в тот вечер дважды, второй - специально для Путина, изрядно припозднившегося. Макка так и сказал: «Специально for newcommers», то есть «для вновь пришедших». Все это произвело впечатление, и на темнеющем небе, озаренном последними отблесками заходящего солнца, зубцы кремлевской стены смотрелись уже совсем по-другому, не какими-то чуждыми элементами, а вполне вписывающимися в общую картину. Жаль, пресс-конференция, проходившая там же, на Красной Площади, за два часа до начала концерта, превратилась в формальность. Вопросы задавали главным образом тележурналисты, занявшие вместе со своей аппаратурой ключевые места в секторе для журналистов. Зато это компенсировалось возможностью, пусть и издалека, но все-таки понаблюдать за саундчеком, во время которого Маккартни сымпровизировал что-то на тему «Как здорово быть здесь, на Красной Площади». Говорят, в турне этого года он в каждом из городов пел что-то новое, стараясь вложить в ритм и мелодию название города. Как говорится, пустячок, но приятно. Второй концерт Маккартни, состоявшийся чуть больше, чем через год на Дворцовой Площади Санкт-Петербурга, я бы вообще отнес к числу тех, что остаются в памяти на всю жизнь. Опять-таки я колебался, ехать в Питер или нет. Не знаю, чем бы все кончилось, но меня уговорили друзья. Теперь я не только не жалею об этом выборе, но и с ужасом думаю о том, что мог лишить себя этого праздника. Прежде всего, меня поразила атмосфера, царившая в Питере в день концерта. Никаких драк, заварушек, пьянок и беспорядков. Все пришли (или приехали из других городов) на праздник, и портить его никому не хотелось. Портреты Макки, значки, майки, заготовленные по этому случаю Beatles.ru, а также шарфы с символикой BEATLES и самого Макки, массовое распевание знакомых мелодий - в этом празднике время до начала концерта пролетело незаметно. Побывал я с помощью питерских друзей (и в первую очередь Николая Козлова, приютившего меня к тому же на ночь) и у знаменитого Коли Васина, с которым до того лично знаком не был. А ведь я приехал в СанктПетербург лишь в день концерта. Многие сделали это еще накануне или и вовсе за два дня до него и не теряли времени даром. В общем, даже если бы я не побывал на концерте, этот день мне запомнился бы надолго. Ну а сам концерт… Мне удалось добыть билет в так называемую группу поддержки, и я оказался прямо по центру сцены в семи-восьми, максимум десяти метрах от самого Маккартни. Театрализованное шоу, в отличие от московского, произвело впечатление. Видимо, сказался эффект присутствия. А с выходом на сцену самого Маккартни и его музыкантов начался лучший из концертов, которые мне когда-либо доводилось видеть. Конкурировать с ним может разве что выступление JETHRO TULL в Горбушке. На этот раз акустический сет был гораздо короче, а весь концерт гораздо более рок-н-ролльным. Как пролетело время, никто не заметил. «See you next time» (до встречи в следующий раз) - этими словами Маккартни завершил свой второй концерт в России. Сказав то же самое после концерта в Москве, он сдержал слово и приехал еще раз. Будем надеяться, что Сэр Пол сдержит свое слово и на этот раз, тем более что, как говорят у нас на Руси, бог троицу любит. 129

Г Л АВ А 2 3

ХЕ Н СЛИ , А Н Д Е РСО Н И Г И ЛЛА Н

Если бы не работа на радио, вряд ли мне удалось бы когда-нибудь встретиться с этими музыкантами. Нет, поймать их до или после концерта у гостиницы я бы, наверное, смог, а вот взять у них интервью вряд ли. Когда в 2003 году продюсер Александр Чепарухин впервые привез в Москву JETHRO TULL, я был на вершине блаженства. С тех самых пор, как я впервые услышал эту группу (а знакомство с ней началось у меня с альбома «Thick As A Brick»), я мечтал побывать на их концерте. И вот на Горбушке мне, наконец, удалось увидеть все собственными глазами. О самом концерте - чуть позже, а пока о том, как я пообщался с Ианом Андерсоном (Ian Anderson). Мы с Чепарухиным организовали телефонный радио-мост с Англией, и Андерсон дважды минут по сорок отвечал на мои вопросы в прямом эфире «Эха». Собственно связывался с Андерсоном Чепарухин, он же (причем блестяще) переводил Андерсону мои вопросы и затем его ответы. Происходило это за три и за одну неделю до первого концерта в Москве. Андерсон поразил меня открытостью, простотой в общении и готовностью говорить столько, сколько потребуется. Он шутил, балагурил, рассказывал байки из истории группы и из собственной жизни, поведал слушателям «120 минут классики рока» массу интереснейших фактов из истории своей группы, вспомнил, как он виделся с Иан Андерсон Джоном Ленноном на съемках «Рок-н-ролльного цирка», как 130

во время этой записи с ним играл Тони Айомми (Tony Iommi), не попавший затем в титры фильма, рассказал о том, что он любит кошек, и о том, как Мартин Барр (Martin Barre) пришел на прослушивание в JETHRO TULL без усилителя, так что Андерсону пришлось нагибаться практически к самим струнам, чтобы хоть что-то услышать. Главным, по его словам, стало желание Барра играть именно в JETHRO TULL. Кое-что Андерсон, правда, запамятовал. Так, он не сразу припомнил, кто же такой Джетро Талл, давший имя его группе, но потом, с нашей помощью, вспомнил, что последний изобрел не то плуг, не то сеялку, перевернувшую в свое время многое в британском сельском хозяйстве. Не помнил он и историю собственного альбома «Thick As A Brick», но это не имело никакого значения. Оба эфира удались на славу. Когда еще удастся вот так обстоятельно поговорить с самим Андерсоном? Мы его тоже удивили, приготовив для программы найденную на его же официальном сайте концертную запись «Locomotive Breath», где он играет на детской игрушечной дудке, предварительно раздав еще несколько таких же дудок зрителям из зала. Накануне концерта Андерсон дал превосходную пресс-конференцию и провел автограф-сессию, подписал все, что ему поднесли - виниловые пластинки и компактдиски, вот только руку никому не жал - после травмы запястья боится крепких рукопожатий и вместо них готов потереться со всеми желающими локтями… Сам же концерт, особенно его вторая половина, просто потряс. Колоссальная отдача, драйв, мощь исполнения, поразительная сыгранность музыкантов и, конечно, сам Андерсон, который не только спел все, как в лучшие годы, и сыграл на гитаре, флейте и перкуссии, но и дирижировал всем происходящим на сцене. Каждый музыкальный акцент, каждый брейк на барабанах или гитарное соло иллюстрировались, точнее, акцентировались андерсоновскими пассами. Он словно извергал гром из барабанов, делал инструменты громче или тише. Он царил на сцене и в зрительном зале, который следил за каждым его жестом, за каждым поворотом головы. Диск с автографом Андерсона Когда концерт закончился, я купил фирменную «талловскую» майку и надел ее прямо на улице (температура была чуть выше ноля). Это не было дешевым пижонством, я просто почувствовал, что не могу не сделать этого, отдав, таким образом, дань уважения одному из своих любимых музыкантов. С Кеном Хенсли (Ken Hensley) я тоже пообщался в прямом эфире, но на этот раз не по телефону, а прямо в студии. Дело было не в ночном эфире, а в дневном, куда меня вызвали по просьбе дневного ведущего Матвея Ганапольского, понятия не имевшего, кто такой Хенсли и о чем с ним говорить. Тут 131

кто-то и подсказал ему, что я могу помочь в этом деле. Узнав, о чем идет речь, я примчался на «Эхо» минут за тридцать. URIAH HEEP для меня всегда были в первую очередь детищем именно Хенсли, и только потом Мика Бокса (Mick Box), Дэйвида Байрона и остальных. Хенсли был тоже дружелюбен и открыт. Одет был по-рокерски - в кожаную куртку, сшитую из разноцветных кусков кожи - черной, белой и красной, кожаные штаны и ковбойские сапоги. Заметно поседевший, он, тем не менее, прекрасно спел в прямом эфире «Lady In Black». Мы договорились сделать это так: я поставил CD с версией URIAH HEEP, и после первого куплета на припеве начал медленно уводить микшер, выведя одновременно микрофон Хенсли. Он подхватил припев ничуть не хуже Байрона и допел под акустическую гитару песню до конца. Переход от версии с CD к версии «Хенсли live» был практически не заметен. Здорово получилось! Ну и поговорили мы неплохо. Хенсли был явно удивлен тем, что на каком-то московском радио люди в курсе всех его работ в составе GODS, TOE FAT, BLACKFOOT, а также его сольных пластинок и редчайших проектов. «Да, я действительно там сыграл, так прокомментировал Хенсли мой вопрос о WEED и Диск с автографом Кена Хенсли HEAD MACHINE, - хотя моего имени на конвертах этих дисков нет. После эфира Хенсли с удовольствием фотографировался со всеми желающими, особенно с молоденькими девушками, и охотно раздавал автографы. Попросил его подписать CD и я, и он написал: «to Vladimir with thanx» (Владимиру с благодарностью). С ума сойти! Хенсли благодарен мне… Иана Гиллана (Ian Gillan) я запомнил со времен «Jesus Christ Superstar». Тогда я еще не слышал ни его ранних проектов, ни DEEP PURPLE. Потом он стал одним из моих любимых вокалистов, но мог ли я думать, что мне удастся поговорить с ним тет-а-тет? Встретились мы с Гилланом, который приехал в Москву для раскрутки последнего на тот момент альбома DEEP PURPLE, в отеле Балчуг, где останавливаются чуть ли не все западные рок-звезды, приезжающие в Москву. Меня попросили немного подождать - Гиллана интервьюировал 2-й канал телевидения. Я приготовился ждать, сел в коридоре, и вдруг из глубины номера появляется сам Гиллан в бело-розовой рубашке навыпуск, в дорогих джинсах и очень хороших ботинках. «Вы ко мне?» - спрашивает он. Видимо, был предупрежден кем-то из менеджеров. «Да, да, я с радио, с радио «Эхо Москвы», - говорю я, немного робея, и мы на ходу начинаем интервью. Ничего особенного, правда, Гиллан мне не сказал, разве что вновь подчеркнул, что больше ни за что на свете не станет работать с Ритчи Блэкмором, а также выразил уверенность в том, что нынешний 132

состав DEEP PURPLE - лучший, и что группа пишет отличную, как в лучшие годы, живую музыку (речь идет об альбомах «Bananas» и «Rapture Of The Deep»). Я с удивлением узнал, что он сам ни разу не слушал «Jesus Christ Superstar» целиком, а лишь небольшие ее фрагменты во время работы над оперой. Гиллан рассказал, что Тим Райс, автор либретто, давая ему советы, как исполнять партию Христа, говорил: «Будь не богом, а просто человеком». Больше ничего сверхнеожиданного я, наверное, не услышал, разве что Гиллан рассказал, как он любит бродить в одиночестве по лесу или стоять гденибудь над обрывом, обдумывая новые песни. Пообщаться с одним из любимых музыкантов было чертовски приятно. Вообще давно сделал для себя вывод, что все по-настоящему выдающиеся люди никогда не отделяются от журналистов и поклонников непреодолимой стеной. В целом Гиллан мне понравился, но в то же время было ощущение, что говорил я не с рокером, а с видным продюсером, владельцем нескольких домов гденибудь в Ницце. Может быть, он рокер только на сцене, а в жизни совсем другой?

Автограф Иана Гиллана Многие мои друзья посещают чуть ли не все концерты, которые проходят в Москве. Мне это не по душе. Дело в том, что некоторые когда-то любимые мной группы приезжают в Москву на излете карьеры, причем в совершенно иных, часто почти непотребных составах. Что толку смотреть этих «умирающих лебедей»? 133

Скажем SLADE уже раза три приезжали к нам без двух главных музыкантов - Нодди Хоулдера и Джимми Ли (Jimmy Lea), а ведь именно они писали практически весь материал группы и пели. Это были колоритнейшие личности. Нет их - значит, нет и самой группы. Зачем ее смотреть? Не лучше ли послушать концертные винилы или CD их лучшего периода? Видео и DVD группы тоже вполне доступны. Примерно то же можно сказать и о URIAH HEEP, NAZARETH, SWEET, SMOKIE и многих других. Ну а когда в Москву приезжает T.REX, то невольно задаешься вопросом: возможно ли вообще существование этой группы без Марка Болана (Marc Bolan), которого нет в живых уже лет тридцать? Нас держат за дураков? Или это вообще ход, характерный для мира шоу бизнеса? О том, как у нас организуют подобные концерты, хотелось бы сказать особо. Скажем, видишь на улице афишу KING CRIMSON, или ELECTRIC LIGHT ORCHESTRA, или PINK FLOYD, где эти названия написаны аршинными буквами, значит, в уголке надо искать другую надпись, сделанную малюсенькими и почти незаметными буквами: 21st CENTURY SCHIZOID BAND, PART TWO или Roger Waters. Понятно, что на эти имена могут и не пойти, а на названия групп, где эти музыканты играли раньше, народ ломанется, вот в первую очередь их и рекламируют. Честно ли это? Честно ли на афише SLADE давать фотографию их классического, а не нынешнего состава? Или: в Москву приезжает Тони Шеридан. Понятно, что на афише крупно выведено BEATLES, рядом их фотография, и только чуть ниже гораздо более мелким шрифтом написано «Тони Шеридан», откуда ясно, что речь идет всетаки не о ливерпульской четверке, а о человеке, с которым они начинали записываться в 1962-м году в Германии. Хотя… не знаю, найдется ли сейчас хоть один человек, который может поверить, что ему предлагают сходить на концерт самих BEATLES… Одна из таких нечестных афиш

* * * 134

ЗВОНОК ОТ АКВАЛАНГА Виктор Гусев, Москва, 1955 года рождения Составляя списки любимых рок-групп, мы с друзьями всегда выносили BEATLES за скобки. Они были и будут вне спора, вне конкуренции, вне времени. А вот дальше наступал серьезный и естественный разнобой. Ведь на первое после битлов место претендовали десятки достойных. Кто-то активно продвигал DOORS (с этим я почти согласен), кто-то отдавал «серебро» вечным ROLLING STONES, кто-то не понимал, как можно не оценить стонущую гармонию LED ZEPPELIN. Для меня же почетную вторую ступеньку на рок-пьедестале с незапамятных времен занимает потрясающая группа JETHRO TULL. Моим первым диском команды Иана Андерсона – опять же вопреки хронологии - стал великий «Aqualung», прослушанный в наушниках где-то в углу на домашнем сейшене у друга пять (не вру) раз подряд в ущерб танцам с бесшабашными девчонками и портвейну «Три семерки». Хотя, нет, не буду врать – даже ради красного словца. Бутылочку под «Aqualung» в одиночку все же уговорил. Много лет спустя во время командировки в Португалию я попробовал настоящего портвейна и понял, что тот, из студенческих лет был совсем другим напитком. Но об этом в другой раз и в другом месте. Что же касается JETHRO TULL, то вскоре у Ильинского появился концептуальный «Thick As A Brick», а потом на студенческой стажировке в Америке был закуплен свой собственный «Minstrel In The Gallery», надолго ставший любимой пластинкой. Кстати, о любимом. Много лет спустя, лично познакомившись с Андерсоном после его концерта в Лондоне, я встретился с «Аквалангом», как иногда называют самого Иана, в ресторане уже во время московских гастролей и рассказал ему о своих предпочтениях в музыке. Так вот, к моему немалому удивлению выяснилось, что по большинству позиций наши вкусы существенно расходятся.

135

Впрочем, как оказалось, это не разочаровало Андерсона в его русском поклоннике. На записи телевизионной программы в Москве он с присущей ему иронией посвятил футбольному комментатору песню про «Локомотив» (читай: «Locomotive Breath»). А когда поздно ночью на мое 50летие я услышал в телефонной трубке до боли знакомый голос с поздравлениями из Англии, то, признаюсь, пусть не без доли стеба, сказал самому себе в подушку сакраментальное: «жизнь удалась».

Я с Ианом Андерсоном

136

ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ Виктор Гусев, Москва, 1955 года рождения Мысленно окидывая взглядом годы увлечения рок-музыкой, думаешь вот о чем. «Aqualung» вышел в 1971-м – тогда же, когда и четвертый LED ZEPPELIN, а еще ленноновский «Imagine», «Ram» Пола Маккартни, роллинговский «Sticky Fingers», «Who’s Next» WHO и «L.A. Woman» DOORS. На следующий год – «Thick As A Brick», «Ziggy Stardust» Дэвида Боуи (David Bowie), «Machine Head» DEEP PURPLE. А еще купленный мной три года спустя (то есть весьма оперативно по тогдашним меркам) на всю стипендию размером в 40 рублей «Seventh Sojourn» MOODY BLUES и обменянный на джинсы «Fragile» YES. В 1973 году на свет появится флойдовский «The Dark Side Of The Moon», а также «Selling England By The Pound» GENESIS, «Band On The Run» WINGS, «Brain Salad Surgery» ELP… Длинный список. Но и это лишь минимум, лишь то, что вот так с ходу пришло в голову. Череда блистательных дисков в течение каждого года. Подряд. На наших глазах творилась история рока. А мы, мне кажется, и не отдавали себе в этом отчет, считали, что так просто должно быть. И самое главное – что так будет всегда. Да, сегодня мы порой тоже получаем музыкальные подарки. Но - пусть многие со мной не согласятся - все эти подарки уже из прошлого. И приходят они исключительно в виде всяческих ремастированных, дополненных, юбилейных изданий все тех же музыкантов, которых объединили в весьма условную, но, по крайней мере, удобную и понятную категорию «динозавры рока». Дикая радость, когда вдруг, словно весточкой из далекой юности появляется, что-то неимоверным образом пропущенное тобой в те годы (скажем, из-за службы в армии). Но такое, увы, бывает крайне редко. А еще они время от времени приезжают. Постаревшие, кто-то говорит, «обуржуазившиеся» (а ведь это просто годы берут свое), часто одетые в духе прежних времен, еще чаще - потерявшие былой голос. Одни отправляются в клуб, другие - на стадионную площадку, третьи - в сборный концерт к имениннику примерно моего возраста, но слегка другого достатка. Спасибо им. И за это тоже. И Пол был прекрасен на Красной площади. Но серебряный век, вероятно, потому и был назван серебряным, чтобы больше не повториться. * * *

137

Г Л АВ А 2 4

ВО З ВРА Щ Е Н И Е Н А К Р УГ И СВ О Я

Когда вместо двенадцати часов эфира у тебя остается всего три, впору впасть в панику. А это случилось со мной в сентябре 2006 года. Нет смысла сейчас выяснять причины сокращения эфирного времени - их много, и они не были вызваны тем, что эфиры имели плохой рейтинг или перестали нравиться главному редактору. Сокращение музыки стало политикой радиостанции, а всем ночным ведущим, и мне в том числе, пришлось перестраиваться. Канули в небытие такие программы как «Рокмарафон», «Рок-н-ролльная программа», рубрика «Альбом ночи» и многое другое. Разнесенные по разным дням недели «Битловский эфир» и «120 минут классики» теперь приходится чередовать, в три часа их вместе никак не уложить. Музыки теперь уже не требуется так много, и это привело к мысли: не вернуться ли к поиску винилов? Дело в том, что радиостанция в своей музыкальной политике всегда ориентировалась на музыку, интересовавшую не узко направленных меломанов, а широкий круг слушателей. Те, кому по душе были англоязычный рок, джаз или что-то другое, слушали специальные ночные эфиры, которые радиостанция не могла обеспечить музыкальным материалом. Этим занимались сами ведущие покупали нужные им диски, брали их напрокат у знакомых и т.д. Теперь тратиться на новинки в таких количествах уже не требуется, вот и возникла подобная мысль. Хотя, если говорить честно, возникла она давно. Винил всегда вызывал такие приятные ностальгические воспоминания, что от одного вида винилового альбома невольно возникало желание поставить его на полку. Особенно если это был диск из моей «виниловой» юности. А тут такой редкий случай: желания совпадают с возможностями. Уже разведаны виниловые места (оказывается, в Москве они есть и их не так уж и мало), глаза просто разбегаются. И интерес к винилу есть. Его покупают, его ищут. И это радует. Есть у меня и некий план того, какие винилы будут приобретаться в первую очередь. Более того, первые уже куплены. Какие? Конечно те, с которых я когда-то начинал - «A Collection Of Beatles Oldies» и «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band». 138

Снова я смотрю на обложки, не в силах оторваться от фотографий, достаю, рассматриваю, как ребенок, вкладку к «Сержанту» - усы, нашивки, фотографию, бэджик, который когда-то даже носил на шее… Потом засовываю вкладку в недра конверта и снова достаю, чтобы еще раз рассмотреть повнимательнее. Воспоминаний и впечатлений более чем достаточно. Перед глазами возникают приятные картины школьных и институтских лет, вспоминаю, как ко мне пришел этот диск, что этому предшествовало, как я его впервые слушал, как ко мне выстраивалась целая очередь друзей, жаждущих его переписать. Оказывается, все эти воспоминания все еще со мной, только загнаны куда-то глубоко суетой повседневной жизни. Все, видимо, возвращается на круги своя, как и должно было быть. И нужно, видимо, благодарить судьбу за то, что она подбросила нам с моим соавтором Симоном идею написания этой книги. Копаясь в памяти, я получил ни с чем не сравнимое удовольствие, уж не говоря о том, что вновь приобщился к винилу, а винил, что ни говорите, - вещь. Это - как подарочное издание книги, когда значение имеет не только само содержание (оно чрезвычайно важно, конечно же, тоже, слов нет), но и то, как она издана. Не знаю, как в будущем будет обстоять дело с новейшими технологиями - говорят, компакт-диски вот-вот уступят место чему-то новому, с бóльшей информативной вместительностью, и вся дискография BEATLES будет умещаться на диске диаметром пять сантиметров, но мне почему-то кажется, что винил от этого только выиграет. Его покупать и собирать не перестанут, поскольку информация в байтах, мегабайтах и килобайтах - это еще далеко не все, что нужно коллекционеру, да и просто человеку. Мне кажется, винил, как и музыка вообще, будут вечны. И никакие батарейки для этого заменять не надо. Все это нужно нам самим, ведь мы еще не стали бездушными роботами, мы - человеки.

* * *

139

Участник форума www.beatles.ru

Е СТ Ь Т А К О Е М Е СТ О Василий Бурьянов (The Word), Барнаул – Минск - Ванкувер, 1958 года рождения

Глава 1. Как мы не выступили на городском смотре-конкурсе ВИА, когда я учился на первом, втором, третьем и четвертом курсах Весь сентябрь студенты иняза – и не только иняза – убирали картошку, так что занятия на первом курсе начались только в октябре, а примерно через неделю нас всех погнали на шинный завод – зарабатывать деньги на новую аппаратуру для факультетского ВИА. Усатый пятикурсник, запихивавший камеры в огромные покрышки рядом со мной, оказался руководителем того самого ансамбля. Звали его Витя Дроздов. Он был вполне профессиональным музыкантом и уже несколько лет по вечерам играл на гитаре в ресторане, а жил на моей же улице, через дом от меня. Ресторанный репертуар Вити меня мало интересовал, и я первым делом стал выяснять, что играет наш факультетский ансамбль из «фирмЫ». – Да мы на английском не поем, – сказал Витя. – Понимаешь, в ресторане я еще могу какую-нибудь «хоп-хей-хоп» спеть, а у нас в инязе никак. – Не разрешают, что ли? – удивился я. – Это ведь иняз, почему же нельзя на английском? – Да нет, не в этом дело… Оказалось, что у Вити оригинальных текстов песен не было, слова с магнитофонных записей он никогда не «снимал», и если в ресторане он просто изображал английские звуки, то в инязе такой номер бы не прошел. Я предложил Вите свои услуги, – у меня и моих друзей-знакомых пластинок с текстами хватало, – а Витя, в свою очередь, предложил мне присоединиться к их ансамблю. Я понимал, что моих умений для этого явно недостаточно, – я тогда знал несколько гитарных аккордов и мог совсем чуть-чуть барабанить, – но Витя меня успокоил: – Главное, чтобы человек был хороший, а остальное приложится. Идея исполнить, наконец, что-то на английском его вдохновляла. Но только на первых порах. Позже я узнал, что факультетское начальство давно лелеяло мечту о триумфальном выступлении нашего ансамбля с 140

несколькими номерами на чистом английском во время ежегодного городского смотра-конкурса ВИА, но Витя, идя по пути наименьшего сопротивления, исполнял со своими ребятами те же «хиты», которые он каждый вечер пел в ресторане – а кого этим можно было удивить? Думаю, что у него не столько с английским были проблемы, сколько со временем – с утра институт, вечером ресторан, а дома неработающая красавица-жена и маленький ребенок… Насколько я понял, тех денег, что Витя зарабатывал в ресторане, его жене всегда было мало, и он еще подрабатывал, – как и где придется, – поэтому на учебу его уже не хватало. Что там говорить о самодеятельности, за которую вообще ничего не платят… Месяца через полтора Витя позвал меня на первую в семестре репетицию. Я захватил с собой что-то вроде джентльменского набора – записи «Beatles», Маккартни, «Led Zeppelin», «Deep Purple» и тексты песен. Все это оказалось ненужным. Кроме нас с Витей пришел только ударник Валера Мерц, вечный академический задолжник с четвертого курса немецкого отделения, взъерошенный, со старомодным чубом и редкими усиками пшеничного цвета, сам родом из немецкого села. Витя недолго поболтал со мной, Валера постучал по барабанам, а потом Витя глянул на часы и сказал, что ему нужно ехать в ресторан. Больше Витя репетиций не назначал – он не сдал сессию, и его отстранили от руководства ансамблем. Витю сменил первокурсник Слава Лапшин. Славик был у нас личностью известной. Родители его жили в Москве, папа был заместителем министра какой-то промышленности, и Славик должен был учиться в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза, но перед самым окончанием английской спецшколы влип в скверную историю, о которой собралась писать «Литературная газета» (и написала – сам читал). У номенклатурного папы не хватило могущества, чтобы замять публикацию, и единственное, что он смог сделать, – это срочно, до появления в школе журналиста «Литературки», отправить сына доучиваться в Сибирь, где жили бабушка и дедушка Славика. Славик был не главным героем нашумевшей истории, а, скорее, свидетелем, и, поскольку в той школе он уже не учился, а папины связи все-таки что-то значили, его имя в газетной публикации не всплыло. Чтобы все потихоньку утряслось и забылось, Славику пришлось побыть в ссылке подольше и после школы поступить в наш местный иняз. Знания у него были приличные, мало того – в инязе работала его родная тетя, так что все прошло как по маслу. Надо сказать, что Славик был популярен в инязе вовсе не как москвич. Веселый и открытый, он легко сходился со всеми, а девочки по нему сохли, потому что он был еще и очень симпатичным. Мало того, Славик закончил в Москве музыкальную школу, отлично играл на фортепиано и уже пару лет был гитаристом и вокалистом одного из полупрофессиональных московских ансамблей – ребята играли на танцах, выступали в клубах и даже один раз победили в каком-то конкурсе, после чего их показали по телевидению. Так случилось, что Славик тоже жил рядом со мной, в соседнем доме, и мы обычно возвращались с занятий вместе. Свое происхождение и образование Славик никогда не выпячивал, в нем не было ни капли высокомерия номенклатурных детей, с которыми мне приходилось сталкиваться, так что мы быстро подружились. Славик любил приходить ко мне и слушать «пласты». В составе своего ВИА он играл исключительно советскую эстраду и другой музыки, в сущности, не знал, а я с удовольствием приобщал его к настоящему року. Когда Славик собрал нас на репетицию, то стало ясно, что у нас нет бас-гитариста и есть я, вообще непонятно что делающий среди ребят, которые, в отличие от меня, неплохо умели играть. 141

– Ничего, – сказал Славик, – пока так порепетируем. Там видно будет. Теперь я уже и не скажу, какую именно песню начали разучивать первой. Может, «Mary Long» «Deep Purple» – Славик ее полюбил, как только впервые услышал у меня «Who Do We Think We Are». Что я хорошо помню, так это как Славик орал на Валеру Мерца – якобы тот все время барабанил не то и не так. Валера огрызался, много курил, а после репетиции сказал, что больше не придет. – Зачем ты к нему придирался? – спросил я у Славика. – У вас басиста не было, а теперь и ударника нет. Не так уж плохо Валера играет. – Играет он, может, и неплохо, но не то, что мне нужно, – улыбаясь, сказал Славик. – И ты на его вид посмотри. Мне человек с такой внешностью на сцене не нужен. Я специально так сделал, чтобы не я его выгнал, а ему самому играть с нами расхотелось. А на барабанах ты будешь стучать. Ну как я мог после этого не согласиться со Славиком насчет внешности Валеры и его неспособности правильно барабанить? Хотя сейчас, когда я немного лучше разбираюсь в музыке, я понимаю, что Валера на самом деле был хорошим барабанщиком, просто играл он в эстрадно-джазовом стиле, как в 50-е годы. Видимо, так его кто-то научил, а изменить манеру игры он не мог или не хотел. Посадить меня за барабаны было не самой лучшей идеей. Я представлял, как нужно играть (учился какое-то время в музыкальной студии дворца культуры неподалеку от нашего дома), но опыт и навыки у меня начисто отсутствовали. Кроме того, я пытался, как мог, воспроизводить рисунок игры западных барабанщиков, а Славик воспитывался совсем на другой музыке. Когда мы репетировали «Star Star» «Rolling Stones», Славик объявил мне, что на большом барабане так не играют. Мы пришли ко мне домой, я включил «Goats Head Soup», Славик послушал Чарли Уоттса и признал, что был неправ. «Но мы так никогда не играли», – сказал он. Как-то раз мы со Славиком возвращались с репетиции и встретили во дворе Витю Дроздова. Тот тоже шел с репетиции – из ресторана. – Ну, как дела, что играете? – спросил он весело, как будто из ансамбля его не прогоняли, и вообще его учеба в инязе на волоске не висела. – Что играем? «D’yer Mak’er» «Led Zeppelin», «Find Yourself A Rainbow» «Slade», «One More Kiss» Маккартни, – начали перечислять мы. – И все с настоящими текстами? По фирмЕ? – прищурившись, сказал он. – Конечно. – «One More Kiss» я тоже люблю петь, особенно по пьянке, – сказал Витя. – А текст? – сказал я. – Хочешь, слова спишу? – А что текст? Там же все на слух понятно. Ты меня за кого держишь-то? – ответил Витя. На том и разошлись. Мы продолжали репетиции без басиста. Что-то у нас получалось, что-то не очень. В «Find Yourself A Rainbow» и «Rocky Raccoon» Славик играл не на гитаре, а на пианино, и он предложил воткнуть в молоточки канцелярские кнопки, чтобы получить звук вроде как у клавесина – его этому кто-то научил, когда он играл со своим ансамблем в Москве. Такое звучание понравилось не только нам, но и отвечавшему за самодеятельность

142

преподавателю, который иногда заглядывал на наши репетиции. Чуть позже я случайно подслушал его разговор с деканом. – Представляете, – говорил он, – Лапшин придумал воткнуть в молоточки пианино обычные кнопки, и оно теперь так здорово звучит! Вообще, ребята молодцы: уже несколько песен разучили, поют только на английском… – Кнопки в пианино? – встрепенулся декан. – Кто разрешил? Немедленно вынуть! Выступить на заветном смотре-конкурсе ВИА в том году нам не удалось, но не из-за козней декана, а прежде всего потому, что у нас не было басиста. Да и ударник, честно говоря, из меня был никудышный. Кроме того, у нас регулярно возникали споры насчет репертуара. Московские друзья присылали Славику аккорды новых советских шлягеров, и он хотел эти песни исполнять, а я был категорически против. Когда первый курс был позади, Славик поехал в «турне» с немецким хором иняза. Этот хор каждое лето гастролировал по селам, прежде всего немецким. (Немцев в наших местах расселяли после их депортации из Поволжья в 1941 году.) Ребята, сами по происхождению почти все немцы, на немецком и пели, а у Славика было что-то вроде сольного номера: пока хор отдыхал, он исполнял под гитару несколько модных песен на русском, а также свою любимую «Mary Long» «Deep Purple». От последней, впрочем, вскоре пришлось отказаться. «Представляешь, – рассказывал Славик, – пацаны на первых рядах начинают заводиться – просто от голоса и гитары. Я даже не ожидал. Кто головой трясет, кто топать начинает. Ну, и хлопают в такт, конечно». Этот эффект заметил не только Славик, но и руководитель хора. Ничего подобного раньше во время выступлений хора не наблюдалось, и Славику было велено «Mary Long» из своего репертуара исключить. От греха подальше. Потом Славик уехал в Москву, а я провел все лето дома с новой двенадцатиструнной гитарой, которую мне привез друг. В то время акустических гитар лучше этой в СССР, наверное, не выпускали. Стоила она дорого, порядка 100 рублей, и продавалась только там, где и делалась, в Ленинграде (впрочем, может, и в Москве тоже – не знаю), и то больше одного дня на прилавке не задерживалась. Гитара была довольно тяжелой, но звучала изумительно – чисто, прозрачно и громко. Играть на этой двенадцатиструнке было сплошным удовольствием, так что я ее целыми днями не выпускал из рук. Начался новый учебный год, и на первом курсе появилось два новых музыканта: гитарист Саша Буньков и ударник Леня Борисов. Саша был способен воспроизвести любое – или почти любое – соло Блэкмора, а Леня технично и, я бы даже сказал, изобретательно играл на барабанах. У обоих, правда, сразу же обнаружились проблемы: Саша выпивал, причем почти каждый день и помногу (как мы позже узнали, это у него было наследственное), а Леня был наркоманом. И Саша, и Леня пропускали занятия, их обсуждали на комсомольских собраниях, и, само собой, они могли не сдать первую же сессию и вылететь из института, не проучившись в нем и года, но для нашего ансамбля это не имело значения, потому что самого ансамбля больше не было. Славик Лапшин, приехав из Москвы, походил пару недель на занятия и исчез, а примерно через месяц стало известно, что он перевелся на второй курс того самого Института иностранных языков имени Мориса Тореза, куда изначально и должен был поступать – отцовские связи сработали. Я в то время уже вполне мог бренчать на ритм-гитаре, Саша Буньков был отличным соло-гитаристом, но у нас по-прежнему не было басиста, а с отъездом Славика не стало человека, который бы мог нас всех объединить. 143

Короче, и в том году, и в следующем, и еще через год на городском смотре ВИА иняз представлен не был. Между тем, наша со Славиком дружба на этом не закончилась. Мы еще несколько лет переписывались и даже встречались, когда я приезжал в Москву. Благодаря Славику у меня появились копии книг с текстами, нотами и аккордами песен «Beatles», и через какое-то время я многие из них уже играл.

Глава 2. Как мы не выступили на городском смотре-конкурсе вокальноинструментальных ансамблей, когда я учился на пятом курсе Пришел пятый и последний год учебы. Буквально через пару дней после начала занятий меня позвал к себе в гости на пиво мой однокурсник Капа – Паша Капустин, который поступил в иняз на год раньше нас, но на втором курсе так усердно валял дурака, что не вылетел только благодаря влиятельной маме, сумевшей оформить ему академический отпуск задним числом. Как это ни странно, урок пошел Капе на пользу: он повторно проучился вместе с нами второй курс и на это раз закончил его без особых проблем, на третьем курсе был одним из лучших, на четвертом женился и стал серьезным мужиком, а на пятом руководство факультета оказало ему особое доверие и поручило собрать ВИА для выступления на городском смотре. Я к тому времени уже почти три года руководил инязовской дискотекой и делами наших музыкантов не интересовался. Капа снял полиэтиленовую крышку с трехлитровой банки разливного «Жигулевского», наполнил стаканы, с треском разодрал рыбу и выдал без всяких предисловий: – Будешь играть с нами. А то мне больше положиться не на кого. – Ты что? Во-первых, я только на акустической гитаре играю, – начал я. – Поставим микрофон. – Во-вторых, как мы будем играть без басиста? – Может, не только без басиста, но и без ударника, – успокоил меня Капа. – Если Леня Борисов летнюю сессию не досдаст, его отчислят. – Ну, вот, видишь, – сказал я. – Ничего, мы с тобой в крайнем случае вдвоем что-нибудь сбацаем, я на электрогитаре, ты на акустической, – ответил Капа. – Главное, Фридланду нужно, чтобы на хорошем английском. Фридланд был новым заведующим кафедрой, и он же курировал художественную самодеятельность. Мне – да и не только мне – Фридланд нравился: молодой и даже, как сейчас бы сказали, либеральный (по вечерам регулярно играл со студентами в баскетбол), он выгодно отличался от большинства наших преподавателей. Особого желания изображать на пару с Капой Саймона и Гарфанкела у меня не было, и я сказал, что еще подумаю. Через пару недель мы проводили для первокурсников традиционное посвящение в студенты. Едва мы закончили, как на сцену вышли два парня из числа только что «посвященных» и объявили, что сейчас в качестве сюрприза для пятикурсников состоится короткий концерт. После этого они вытащили из каморки за сценой нашу аппаратуру и вдвоем исполнили пять или шесть песен. Один из этих ребят играл на бас-гитаре, второй – то на гитаре, то на пианино. Когда бас-гитарист запел «Silly Love Songs» и сыграл один к одному – натурально, 144

«по фирмЕ» – партию баса Маккартни, мы с Капой переглянулись. Наконец-то у нас был полный состав. Можно было приступать к репетициям. Первокурсников звали Коля и Толя. Они были неразлучными друзьями с самого детства, жили по соседству, учились в одном классе, вместе ходили в музыкальную школу и вместе поступили в иняз. Со стороны они казались братьями, тем более, что были примерно одного роста. Играли и пели они очень здорово, и поэтому обоих тут же запрягли в крупномасштабную институтскую самодеятельность, где их ожидал комсомольско-патриотический репертуар. А для нашего выступления на городском конкурсе ВИА я сразу предложил две песни «Beatles»: «There’s A Place» и «Misery». Все шло неплохо, если не считать того, что Саша Буньков приходил на репетиции выпивши или просто пьяным, причем иногда настолько, что играл, упираясь грифом в стену – вероятно, он полагал, будто мы не заметим, как его шатает. Потом стало ясно, что Леня Борисов слишком хорош для «Beatles». Вернее, это он так думал. Я хотел, чтобы Леня не демонстрировал свою технику, а просто играл партию Ринго Старра, но Лене было скучно, и он начинал валять дурака – например, постепенно убыстрял, а потом резко замедлял темп. Кроме того, он вечно опаздывал на репетиции – то минут на пятнадцать, а то и на полчаса. Но других ударников в инязе не было, и нам приходилось все это терпеть. И все-таки дело постепенно шло на лад. «There’s A Place», «Misery» и еще пару песен «Beatles» мы уже играли на ура, – легко и без сбоев, – а потом я добавил к ним «You’re Going To Lose That Girl». Коля и Толя вдвоем подпевали мне в один микрофон, прямо как Пол и Джордж – ну, по крайней мере, так нам хотелось думать. Я с особым удовольствием пропевал «gonna», потому что на занятиях нам все эти вульгарные сокращения – «wanna», «gonna», «gotta» – было запрещено употреблять (так же, как и «you’re», кстати). Басист Коля, поклонник Маккартни, решил спеть «I’ve Just Seen A Face», и для этого он одалживал у меня двенадцатиструнку. Каждый раз после репетиции Коля говорил мне как бы в шутку: – Слушай, продай мне свою гитару, а? – Друзей не продают, – всегда одинаково отвечал я. Хотя в то время в моде была уже совсем другая музыка, мы получали огромное удовольствие, играя песни «Beatles». Леня на барабанах и Коля на басу создавали пульсирующую основу, а остальные добавляли к ней свои партии. Мы не воображали себя «битлами» (да и настоящих поклонников «Beatles» среди нас было только двое – я и Коля), но наша примитивная имитация мерсибита все равно рождала ту особую свинговую энергию, которой в популярных тогда хард-роке и арт-роке уже не было. Нашего репертуара для конкурса было практически достаточно, когда мне пришло в голову добавить еще и medley из классических рок-н-роллов. Что-то подобное делала одна из выступавших у нас гэдээровских групп (может, это были «Puhdys»), и мне тоже захотелось вернуться, так сказать, к корням. Остальным моя идея понравилась, я принес записи десятка рок-н-роллов, из них мы отобрали штук шесть, «сняли», как могли, недостающие тексты и распределили, кто что будет петь. Я решил исполнить «Roll Over Beethoven» и «Everybody’s Trying To Be My Baby». Гитаристу и пианисту Толе поручили «Long Tall Sally», и надо сказать, что она у него здорово получалась – Толя голосил что твой Литтл Ричард или Маккартни. Басист Коля отлично

145

справился с «Kansas City», Капа взял на себя «Shake, Rattle And Roll» и «See You Later Alligator», а соло-гитарист Саша Буньков петь отказался. Почти сразу стало ясно, что «Roll Over Beethoven» в попурри не вписывается, и мы решили исполнить ее после песен «Beatles», а потом – вроде как на бис – сыграть остальные рок-н-роллы. С «Roll Over Beethoven» у меня возникла еще одна проблема: я не мог толком понять, как именно Харрисон произносит имя «Beethoven» (до этого я слышал оригинальную версию Чака Берри и cover «Electric Light Orchestra», но в записи у меня была только версия «Beatles»). В каком-то из моих словарей было два варианта транскрипции, и ни один из них не совпадал с тем, что я слышал. Теперь-то я знаю, что американцы называют Бетховена «Бейтоувен», но тогда я почему-то этого разобрать не мог, и мне пришлось выбрать одно из словарных произношений – чтобы никто из факультетской комиссии, которая должна была нас прослушивать, не смог прицепиться. Рефрен в самом конце Толя пел со мной в терцию, и мне это так нравилось, что аж мурашки по коже иногда пробегали. Мы оговорили последовательность песен в medley и переходы между ними и записали все это на школьной доске, которая стояла в актовом зале у стены. Если «Roll Over Beethoven» мы исполняли полностью, то для medley взяли из каждой песни по паре куплетов с припевом. Немного позднее, когда весь список был уже хорошо освоен, мы решили примерно в середине, не переставая играть, поменяться ненадолго инструментами: Толя брал бас-гитару, Коля садился за пианино, а я – за барабаны. Ничего сложного в этом не было, но смотрелось эффектно. Потом мы разучили еще несколько песен «Beatles» и добавили к medley пару рок-н-роллов. По продолжительности наша программа была уже намного длиннее, чем это допускалось регламентом конкурса, но мы решили, что пока будем играть все это как бы для себя, а потом отберем столько песен, сколько положено. Еще когда мы только начинали репетиции, на них обычно сидели наши подруги и кое-кто из друзей. Затем начали приходить целые компании, и когда в актовом зале стало собираться несколько десятков человек, мы почувствовали, что происходит нечто большее, чем просто подготовка к конкурсу. По городу, особенно среди студентов, пошли разговоры о ребятах, которые играют «битлОв» и рок-н-роллы, и любители старого доброго рока приходили, чтобы нас послушать. Как-то раз я заметил в первом ряду Володю Круглова, ударника из ВИА «Славяне» с филологического факультета. Это был известный в городе ансамбль – особенно после их победы на городском конкурсе за год или два до того. Официальный репертуар у них состоял из песен в стиле «Песняров» или «Ариэля», а на танцах, вечерах и свадьбах они играли советские шлягеры. Когда мы сделали перерыв или, вернее, перекур, Володя подошел ко мне, поздоровался и сказал: – Можно с вами сыграть? Я все эти вещи хорошо знаю, проблем не будет. Сказать по правде, я был удивлен. Во-первых, Володя говорил со мной как с равным, хотя мы с ним практически не были знакомы, и к тому же, он был известным в городе музыкантом, можно сказать, профессионалом, а я в этом смысле был, откровенно говоря, никем. Во-вторых, нашим ансамблем официально руководил Капа, а Володя обращался ко мне, и тогда мне стало понятно, что я постепенно взял все в свои руки и отодвинул Капу, а это было с моей стороны некрасиво. В дальнейшем я попытался как бы уйти в тень, вести себя незаметнее, но от этого ничего уже не изменилось. Впрочем, Капа, вроде бы, на меня не обижался. 146

Леня Борисов не любил по много раз играть одно и то же, поэтому он был только рад уступить место за барабанами Володе. Я сразу же почувствовал разницу между любителем – даже таким техничным, как Леня – и профессионалом. Можно было подумать, что мы сменили не только ударника, но и барабаны, потому что звук у них стал совсем другой. Володя играл ровно, четко и жестко, нанизывая наш звук на свой «бит», как бусы на нитку. Когда мы закончили играть, то впервые за все время услышали из зала аплодисменты. Между тем, пришло время показать нашу программу факультетской комиссии по самодеятельности. Мы побаивались тетки из партбюро, которую прозвали Единорогом за то, что она начинала лекции по страноведению со слов «на гербе Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии изображены два льва». Я уверял всех, что Фридланд нас защитит. У меня к тому времени сложились с ним чуть ли не дружеские отношения: сначала он предложил мне писать под его руководством дипломную работу, а позднее – работать на его кафедре после окончания института. Несколько раз мы с ним говорили по душам, за жизнь. Он, узнав о моих еврейских корнях, рассказал, как тяжело было защитить диссертацию из-за интриг антисемитов, а я поведал ему про своего репрессированного дедушку, отбывшего в лагерях и на поселении больше двадцати лет, и про старшего брата, которого недавно выгнали с работы. А еще я узнал, что родители Фридланда могли бы «отмазать» его от армии, но он пошел служить, так как другого пути в КПСС у него не было. Честно говоря, мне тогда от этого признания стало не по себе, но я решил Фридланда не осуждать – будучи советским человеком, я понимал, что без членства в партии карьеры не сделаешь. Когда мы оказались лицом к лицу с комиссией, то слегка растерялись. К тому времени мы уже привыкли играть перед какой-никакой аудиторией, пусть даже состоящей всего из пары десятков человек, а сейчас в зале сидело трое: Фридланд, Единорог и представитель комитета комсомола – молодая преподавательница, в прошлом году закончившая институт. Поначалу мы чувствовали себя зажатыми, но постепенно разошлись и отыграли всю программу чисто, без сбоев. Сказались все-таки многочисленные репетиции. Правда, Толя неожиданно спел «Long Tall Sally» на октаву ниже. Потом он нам объяснял: «Ну, я это… начальство увидел и как-то... В общем, подумал: мне тут еще почти пять лет учиться, а я орать буду?». Пока мы играли, я внимательно следил за реакцией каждого из сидящих в зале. По выражению лица Фридланда что-то понять было трудно. Единорог, как ни странно, улыбалась и даже, вроде бы, слегка притопывала ногой в такт. Комсомолка насторожилась, услыхав слова «roll over, Beethoven, and tell Tchaikovsky the news», но я был уверен, что она проблем нам создавать не станет – слишком долго и хорошо мы с нею были знакомы. Когда мы закончили, Фридланд встал и объявил: – Нет, это никуда не годится. Тут даже говорить не о чем. Похоже, что для женщин, сидевших рядом с ним, это заявление было таким же неожиданным, как и для нас, но они решили промолчать. – А что вам не нравится? – сказал я. – Всё на английском. – Ну и что? Кому это понятно? Вы могли бы с таким же успехом на китайском петь, все равно ничего не разобрать – сплошной крик. Надо было взять несколько медленных, тихих песен и продемонстрировать красивое английское произношение. Нет, так не пойдет. 147

Мы растерялись. – Так что, звук тише, что ли, сделать? – спросил я, сам не знаю зачем. – При чем тут звук? Репертуар не тот. Что вы тут какой-то рок-концерт устроили? Никому это не нужно, – отрезал Фридланд. – Как это не нужно? – громко возмутился Толя, который за несколько минут до того побоялся прокричать «I’m gonna tell Aunt Mary about Uncle John», как это делали Литтл Ричард и Пол Маккартни. – Это же корни рока. «Битлз», рок-н-ролл. Да я, между прочим, впервые настоящее удовольствие получаю от игры. А то все «БАМ» да «товарищ сердце»… – Вы не забывайте, что прежде всего пришли сюда учиться, а не удовольствие получать от буржуазной музыки, – мгновенно отозвалась Единорог. – Ну, все ясно, – сказал я. – Можно на этом закончить. Я выключил усилители, и мы начали убирать аппаратуру. – Что вам ясно?! – взвился Фридланд. – За кого вы меня принимаете? Вы что, думаете, я ничего в рокмузыке не смыслю? Да я рок-н-ролл танцевал, когда вы под стол пешком ходили! И «Битлз» я слушаю часто! Потому что, если хотите знать, они у меня здесь, вот в этом месте! – выкрикнул Фридланд и стукнул себя по нагрудному карману слева. – Но это дома, а на работе я помню, что у меня в этом самом месте – партбилет, и я должен делать то, что надо, а не то, что хочется! Комсомолка сидела, опустив глаза. Единорог молча смотрела на Фридланда. Может, ей и хотелось что-то добавить, но ее казенные клише вряд ли могли сравниться с его откровениями. – Я вижу, вы по-хорошему не хотите понимать, – сказал Фридланд. – В общем, так: берете несколько нормальных песен – можно без ударных, – разучиваете и через неделю снова нам показываете. – Этого мы делать не будем, – сказал я и потащил со сцены усилитель. Я не посоветовался с остальными, но был уверен, что они со мной согласны. Потом, правда, я сообразил, что подвел Капу, отвечавшего за выступление нашего ансамбля на смотре. Совет Фридланда подготовить что-то без ударных был не случайным. Незадолго до этого разыгрался скандал из-за того, что наш ударник, Леня Борисов, повесил на шею монету – советский рубль (кажется, какогото юбилейного выпуска). «На этой монете герб СССР, – кричала Единорог на комсомольском собрании, устроенном по этому поводу, – а вы в нем дырку просверлили!» Дырка в советском гербе в сочетании с академическими задолженностями и регулярными пропусками занятий, по идее, обеспечивала Лене исключение из комсомола, а затем он должен был вылететь и из института, но почему-то тогда этого не произошло. Уж не знаю, как было на самом деле, – Леня и сам, наверное, не понимал, когда говорил правду, а когда врал, – но он мне признался, что согласился быть стукачом в обмен на покровительство КГБ. Я был склонен Лене верить. Ни для кого в городе не были секретом проблемы, возникшие несколько месяцев назад у него и других наркоманов из его компании. У них нашли и «план», и маковую соломку, и «колеса», а потом ребята стали друг друга закладывать (что интересно, после окончания этой истории все они продолжали общаться, как ни в чем не бывало). Дело обещало быть громким, но большинство подследственных было детьми номенклатуры или начальства помельче (только Леня был среди них белой вороной – отца у него не было, а мать работала преподавательницей), и, в конце 148

концов, все спустили на тормозах. Леня уверял, будто обещал стать доносчиком, только чтобы выкрутиться, а после этого никакой информацией КГБ не снабжал. Как раз в те дни, когда проходили наши последние репетиции, Леня рассказал мне, что у его ангела-хранителя в штатском лопнуло терпение, и он угрожает принять меры. И меры были приняты: примерно через неделю после скандала с прослушиванием нашей программы появился приказ об отчислении Леонида Борисова из-за академической задолженности. Мы еще пару раз собрались, уже без Лени, и поиграли – просто так, для удовольствия. Я вспомнил «Rocky Raccoon», которую мы разучивали на первом курсе, а басист Коля решил изменить своему любимому Маккартни и исполнить песню Леннона «Julia». Естественно, для этого Коле снова приходилось брать у меня гитару. Когда мы отыграли в последний раз, я предложил Коле купить мою двенадцатиструнку. К тому времени такие гитары стоили уже по 120 рублей, поэтому Коля мне столько и предложил. – Хоть заработаешь на своей гитаре, – сказал он. – Давай сто, – сказал я. – На друзьях не зарабатывают.

Глава 3. Что было потом Попробую рассказать о том, что произошло в дальнейшем с героями этой истории. Витю Дроздова, бывшего руководителя нашего ансамбля, не допустили до защиты диплома, выдали ему справку об окончании института и послали работать в какую-то горную деревушку. Жена и ребенок остались в городе. Через несколько месяцев жена подала на развод, а еще через пару месяцев вышла замуж за шведского инженера, который что-то налаживал на одном из местных заводов. Да, как гэбисты ни пасли десяток шведов, временно живших в нашем городе, а все, кто приехали холостыми, вернулись домой женатыми на наших красавицах. Потом Витя все-таки защитил диплом, но, отбыв срок по распределению, опять играл в ресторане. С женой он поддерживал партнерские отношения – она отдавала ему на реализацию вещи, привезенные или полученные ее новым мужем из Швеции. Именно таким образом у меня появилось несколько пластинок, только что выпущенных там, за железным занавесом. Валера Мерц, троечник и вечный академический задолжник, вернулся в свое немецкое село и сразу стал директором школы. Он оказался умелым руководителем, и школа при нем работала как хорошо смазанный механизм. Во второй половине 80-х Валера с семьей уехал в Германию. У него с женой теперь своя консалтинговая фирма – они помогают людям платить налоги. Или уклоняться от них. Дела у фирмы идут не хуже, чем у той сельской школы. Славик Лапшин, будучи студентом Института иностранных языков имени Мориса Тореза, попал летом на практику на автомобильный завод в Тольятти, там мигом подружился с каким-то итальянским инженером, потом вернулся в Москву, а осенью его вызвали в деканат. Рядом с заместителем декана сидел человек, который представился Иваном Петровичем и протянул Славику открытку, написанную тем самым итальянским инженером и отправленную Славику по почте. Славик не пытался выяснить, почему открытка оказалась не в его почтовом ящике, а у человека в штатском, – он был рад, что отделался написанием объяснительной и профилактической беседой. Однако на самом деле последствия были намного серьезнее. Получив дипломы, 149

сокурсники Славика разъехались по Лондонам, Парижам и Нью-Йоркам, а Славика послали военным переводчиком в Эфиопию, которая тогда с кем-то в очередной раз воевала – кажется, с Сомали. Или он был в Сомали, воевавшей с Эфиопией? В общем, он обслуживал наших военных советников в районе боевых действий. К счастью, так продолжалось недолго: советские посольские работники заметили музыкально-развлекательные таланты Славика и перевели его в столицу, где он руководил художественной самодеятельностью посольства и советской колонии, пока не вернулся в Москву. Я видел Славика в последний раз, когда мы с женой были в Москве не то сразу после, не то незадолго до нашего переезда в Минск. На этот раз Славик нас домой не позвал, сославшись на ремонт. Мы посидели недолго в каком-то ресторане на Старом Арбате, выпили шампанского за встречу, поговорили о том, о сем. После этого мы уже не общались. Саша Буньков, закончив институт, по специальности работать не стал, а вел курсы игры на гитаре в какомто дворце культуры и там же подрабатывал на танцах. Через несколько лет он окончательно спился и пропал. Леню Борисова я потом видел только один раз, когда он и пара его друзей явились к моей подруге и просили пустить их на кухню – что-то там себе сварганить. У них с собой был здоровый полиэтиленовый пакет – помоему, с маковой соломкой. Хорошо, что я оказался, как говорится, в нужном месте в нужное время и выгнал их в шею. Потом Леня исчез из города – уехал не то в Ташкент, не то в Алма-Ату. Те, кто его знал, думали, что он там и сгинул навсегда, но вот, лет двадцать спустя, в городе открылось роскошное казино и выяснилось, что его владелец – Леня Борисов. Злые языки, правда, утверждают, что Борисов – всего лишь «зитц-председатель», а на самом деле хозяева казино – какие-то выходцы из Средней Азии. Леня за эти годы почти не изменился, только поседел, но все равно выглядит прекрасно. Как и раньше, на него ни в чем нельзя положиться. Капа, получив диплом иняза, устроился работать метрдотелем в ресторан. Когда я через много лет приехал в свой город, чтобы повидаться с родными и друзьями, то случайно услыхал от кого-то, что самый известный и высокооплачиваемый репетитор по английскому у них там сейчас Павел Капустин. Да, тот самый Капа, мой старый друг, у которого всегда находился для нас столик, даже если ресторан был набит до отказа, и который был готов одолжить трешку, пятерку, а то и десятку, если нам не хватало денег, чтобы расплатиться по счету. Коля и Толя после неудачи с рок-музыкой стали бардами. Как-то я увидел их на городском смотре-конкурсе самодеятельной песни. Оба к тому времени женились, и каждый из них выступал на сцене дуэтом со своей подругой жизни. Слегка покруглевшие, они красиво пели о собачках и ежиках, дожде и кострах. У Коли в руках была двенадцатиструнка, на которой я когда-то играл «Beatles» и рок-н-роллы. Володя Круглов, ударник из «Славян», по пьянке разругался с женой – то ли она на самом деле строила комуто глазки, то ли ему показалось – и выбросился из окна. С девятого этажа. Утром в больнице он пришел в себя, спросил, что с ним произошло, заплакал и через пару минут умер. Фридланд мне мстить не пытался и был искренне удивлен, когда я сказал ему, что не стану работать на его кафедре. Он объяснил мне, что в системе приоритетов карьера должна находиться на порядок выше увлечения рок-музыкой, а я ответил, что дело не в карьере и не в рок-музыке, а в принципах. Он остался моим научным руководителем, и, надо отдать ему должное, палок в колеса не вставлял, так что защита дипломной работы прошла как по маслу. Однако, когда через несколько месяцев мне предложили место в райкоме комсомола, Фридланд сначала устроил взбучку комсомольскому лидеру факультета за то, что тот посмел дать мне 150

положительную характеристику, а потом позвонил в горком комсомола, где я должен был проходить собеседование, и доложил, что у меня был репрессированный дедушка, что я обижен за это на советскую власть, что моего старшего брата выгнали с работы из-за проблем с КГБ, и что я недостоин быть комсомольским работником. Второй секретарь горкома рассказал мне об этом со смехом, однако я думаю, что он наверняка вспомнил звонок Фридланда, когда всего через девять месяцев разразился скандал, закончившийся моим увольнением. Между тем, Фридланд быстро стал деканом факультета, а едва грянула перестройка, как он оказался в ее первых рядах. Может, он даже вышел из КПСС и вернул партбилет. Нет, вряд ли. Скорее, он спрятал заветную книжечку в укромном месте – вдруг еще пригодится? Когда вузам разрешили самостоятельные контакты с иностранными учебными заведениями, Фридланд быстро завязал отношения с каким-то американским университетом, и теперь инязовские преподаватели регулярно отправляются туда на стажировку, американцы приезжают преподавать на нашем факультете, а сам Фридланд проводит в США два-три месяца в году. Один мой минский друг и коллега, который несколько раз бывал в командировках в моем родном инязе, поехал пару лет назад в США и встретил Фридланда в Вашингтоне на Пенсильвания-авеню.

Глава 4. Вместо эпилога А свою программу мы все-таки сыграли, причем целиком – все, что успели отрепетировать. Когда мы заканчивали пятый курс, первокурсники, согласно факультетской традиции, устроили для нас прощальный концерт. На нем мы и решили выступить. Программа концерта никакой комиссией не утверждалась, никто в наши планы не вмешивался, и оставалась только одна проблема: Леню Борисова уже давно отчислили, и у нас снова не было ударника. Тогда я разыскал Володю Круглова и попросил его нам помочь. – Без вопросов, – сказал Володя. Мы вышли на сцену, и я посмотрел в переполненный зал. Из первого ряда мне улыбалась та самая преподавательница, которая была в комиссии от комитета комсомола. Чуть подальше с безразличным видом сидела Единорог. Фридланд и еще несколько преподавателей стояли сбоку, прислонившись к стене, и разговаривали. Конечно, мы начали с «Beatles». И я пел «There’s A Place», и Володя за моей спиной громко и четко, один к одному, выдавал партию Ринго, и большой барабан, казалось, стучал во мне – примерно в том месте, где у Фридланда был партбилет. От автора: имена действующих лиц этой истории изменены, а некоторые факты искажены. * * *

151

Более сорока лет я слушаю музыку, которой заболел еще в школе. И очень многие помогли мне в этом моем увлечении, кто-то больше, кто-то меньше. Поэтому, пользуясь случаем, хочу поблагодарить их. Это прежде всего мои родители - Татьяна Александровна и Игорь Владимирович, мои многочисленные друзья по школе, институту, работе в АПН и на «Эхе», друзья детства Виктор Гусев и Георгий Мосешвили, с которыми мы вместе начинали познавать Битлов и всю остальную музыку. Хочу поблагодарить также всех, с кем на протяжении этих лет я менялся пластинками и компакт-дисками, и, конечно, мою семью – за терпение и понимание того, насколько все это было для меня важно. Нельзя не поблагодарить и BEATLES, открывших для меня целый мир, в котором я продолжаю благополучно пребывать все эти годы. Владимир Ильинский

152