RusPioner #33 by Russian Pioner

№9(33) декабрь 2012 – январь 2013

orlova

Мне было не совестно сдать этот номер.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Андрей Колесников

Клятва главного редактора стр. 4 первая четверть Урок уроков. Ретросовесть. Сергей Урсуляк об ампутации совести стр. 14 Урок правды. Лучше бы я туда не ехала. Софико Шеварднадзе о встрече с Башаром Асадом и разбомбленном сознании стр. 18 Урок чтения. Ледяная пробка. Андрей Бильжо про ледяные пробки стр. 22 Урок этики. Рычи, Кабул! Екатерина Истомина про новозеландских хоббитов и русских сауронов стр. 26 Урок информатики. Настоящий со случайными. Проститутка Кэт о том, что Интернет — это лучше, чем поезд стр. 30 Урок рисования. Не да Винчи. Илья Шаньгин про автопортрет Павла Разгуляева стр. 32 вторая четверть Пионер-герой. Детектив Pocahontas. Отставной следователь и разведенная жена стр. 38 Следопыт. Моцарт, Сальери и ай да

Пушкин, сукин сын. Наш корреспондент выяснил, отравил ли Сальери Моцарта стр. 44

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

третья четверть Диктант. Попсовесть. В тему номера стр. 58 Урок обществоведения. Группы крови. Совесть корпоративного масштаба стр. 60 Дневник наблюдений. Бремя

колокольчиков. Корреспондент «РП» под песню

Александра Башлачева стр. 66

Урок поэзии. Нет совести печальнее

на свете, чем совесть, что скрывается в поэте… Стихи Андрея Орлова (Орлуши)

стр. 76 Сочинение. Огонь и Холод. Рассказ Натальи Якушиной стр. 80 Комикс. Андрей Бильжо. Совесть не спит! стр. 89 четвертая четверть Урок мужества. На букву «Д». Обозреватель «РП» болеет стр. 94 Урок географии. Три косячка и кексик. Фотодиректор «РП» ищет угол зрения стр. 98 Рассказ продолжается. Афанасий Мамедов. Когда огонь держит воду стр. 104 Фотоувеличитель. Котэ и Кисо стр. 111

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

группа продленного дня Правофланговый. Совестеграмма. Марк Гарбер про невозможность снять совестеграмму стр. 128 Отличник. Только и всего. Андрей Макаревич о том, что все очень просто стр. 130 Пионервожатый. Бессовестное. Виктор Ерофеев про вчерашние надежды и женскую честь стр. 132 Знаменосец. Йом Кипур. Бени Брискин про то, зачем нужен Судный день стр. 136 Звеньевой. Тимур и его команда. Тигран Кеосаян про одного штымпа и Мать Терезу стр. 138 Звеньевая. Как не надо. Анна Николаева про совесть прозрачного цвета стр. 140 Горнист. Невезучая. Вита Буйвид про недосягаемость «Сэнди» стр. 142 Внеклассное чтение. Молодые польские

женщины на фоне старой войны.

Отрывок из романа Владимира Чурова стр. 146

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов стр. 159

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

русский пионер №1(13). февраль–март 2010

Урок уроков. Ретросовесть. Сергей Урсуляк об ампутации совести. Урок правды. Лучше бы я туда не ехала. Софико Шеварднадзе о встрече с Башаром Асадом и разбомбленном сознании. Урок чтения. Ледяная пробка. Андрей Бильжо про ледяные пробки. Урок этики. Рычи, Кабул! Екатерина Истомина про новозеландских хоббитов и русских сауронов. Урок информатики. Настоящий со случайными. Проститутка Кэт о том, что Интернет — это лучше, чем поезд. Урок рисования. Не да Винчи. Илья Шаньгин про автопортрет Павла Разгуляева.

orlova

текст: сергей урсуляк рисунок: маша сумнина

Режиссер «Ликвидации» и «Жизни и судьбы» Сергей Урсуляк рассказывает о таких удивительных движениях своей души и совести, что не было никаких сомнений: читатели нового номера «РП» в самом его начале должны прочитать именно его колонку. Из одной только этой колонки можно понять, какая же страшная мука эта совесть. И муза тоже.

Последние пару месяцев я только и делаю, что говорю и говорю без остановки. Мне уже казалось, что я высказался на все темы, но я ошибался. На тему совести мне еще никто не предлагал порассуждать. Совесть — величина постоянная, но ее можно искусственно уменьшать за счет возможности договориться с собой. Это, пожалуй, самая страшная проблема совести. Человек может за ее спиной сам с собой договориться и уменьшить ее количество — иными словами, уболтать. Но размер ее в организме остается постоянным — в этом я абсолютно уверен. Совесть присуща любому существу. У меня, например, очень совестливая собака. Она, когда ворует еду со стола, очень стыдится и боится смотреть в глаза. Не потому, что за это будет наказание, а потому, что в ней есть чувство совести, в ней есть душа. Это очень связанные вещи. У собаки есть душа, а у души есть совесть. Это какая-то функция, железа, которую мы не можем ощутить в себе, потрогать и определить, где она находится, но она существует. Экологией нашей жизни мы можем ее задавить, можно ее, наверно, и вырезать. Проблема сегодняшней жизни

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

в том, что огромное количество людей живут с ампутированной совестью. А поскольку не этот орган дает возможность жить, ты так же ходишь, ешь, даже, может, лучше ешь… Я уверен абсолютно, что в самый неподходящий момент (я это проверял на себе), казалось бы, ты совсем уже потерял совесть, а она в тебе просыпается. А ты оказываешься совершенно не готов к встрече с ней. Меня часто заедает совесть. Причем в отношениях со всеми — с родителями, детьми, женщинами, родственниками. То ли я так чудовищно живу, но меня совесть мучает очень часто. У меня такая ретросовесть — как фильмы ретро, так и совесть. Вдруг неожиданно вспоминаются какие-то слова или поступки. Это не глобальные вещи — я не писал ни на кого донос. Но я думаю, угрызения совести от написанного доноса и от сказанного грубого слова одинаково мучительны. И не сказать, чтобы у меня в семье сложные взаимоотношения, но тем не менее ты не можешь сказать людям, которые тебе дороги, о том, что они тебе дороги. Огромное количество бессовестных поступков совершено — начиная от невнимания к родным, точнее, поверхностного

ощущения родных, учителей, близких, детей, внуков, которые как-то незаметно появляются, пока я на съемках. Я уж не говорю про обманутых жен. Все это весело, пока ты находишься в этом деле, а потом начинаешь думать, куда тебя с таким багажом пустят. Какое-то время назад я перестал врать. В какой-то момент я понял, что меня это отягощает, точнее, не меня, а мою совесть. Я не стал абсолютно честным человеком, я просто поменял немножко форму — могу не сказать правды. Но я не буду говорить ложь: в интересах дела или чтобы не обижать человека. С возрастом растут живот и совесть. Вот такая закономерность… Есть ли абсолютно бессовестные герои? Уверен, что нет. Вот, например, Штехель из «Ликвидации», даже не такой харизматичный, как Чекан из того же фильма. Но он доказывает зрителям, что способен испытывать человеческие чувства. Когда он разговаривает с Академиком о том, тяжело ли ему было убить своего племянника, Штехель отвечает, что уже давно ничего не чувствует. Но я ему тоже даю возможность показать, что у него есть душа и совесть. Он закрывает фуражкой лицо, перекошенное от боли, после чего продолжает копать могилу для убитой Академиком Тони Царько. Я человек не злой. Я, может быть, не очень добрый. К героям своим я отношусь хорошо, даже к самым плохим. Я не люблю снимать про тех, кого я не люблю. Когда работал над «Жизнью и судьбой», приходилось часто думать о совести на войне. Мне трудно сказать, какая совесть на войне и отличается ли она от совести в мирное время. Если бы я хоть одну войну прошел, хотя бы чеченскую, афганскую, я бы, наверно, мог говорить об этом всерьез. Я лишь снимал о совести на войне. Совесть мирного времени на войне чуть по-другому выглядит. Другая какая-то совесть. Совесть уступает место другим вещам. Там, где речь идет о жизни и смерти, о выживании, совесть в нашем интеллигентском, мирном понимании уходит на второй план. Очень многие вещи на войне перестают быть стыдными. Если у тебя обостренное чувство совести, справедливости, очень сложно руководить людьми, посылать их в атаку. Многие вещи, обиходные, естественные, на войне видоизменяются. И превращаются в некую другую вещь — в высшую справедливость, высшую совесть.

Это чисто теоретическое построение человека, не бравшего в руки винтовку. Я не знаю, надо ли быть совестливым человеком, чтобы снять «Жизнь и судьбу». Хотя я бы не проецировал личность художника, человека пишущего, играющего, снимающего, на его работы. Актер может быть дебилом и сыграть гениального благороднейшего человека. Можно быть разным человеком в жизни и написать великий роман, который даст понимание и путь миллионам людей. То же самое и в кино: режиссеры разные люди и режиссура — профессия, которая не располагает к тому, чтобы быть хорошим человеком. Ты заглушаешь совесть, когда надо заставить сотни людей делать одно дело, и так делать, как это нужно тебе. Хотя иногда, конечно, оторопь берет. Когда я приезжаю на площадку и вижу, как там на огромном пространстве ковыряется человек шестьсот: одни что-то роют, другие что-то ставят, третьи тянут какието кабели, часть одевается, часть раздевается, часть мажут чем-то лицо, часть просто по команде опускаются в грязь и как морские котики начинают там плавать, пытаясь достоверно испачкать одежду. Ты понимаешь, что ты, конечно, черт знает чем занимаешься. Почему эти люди, оттого что им приснилось, что ты режиссер, начинают это делать? Хочется их остановить, напоить горячим чаем и отправить домой. Очень часто у меня возникает мечта: я еду на площадку, и в этот момент объявляют штормовое предупреждение, при котором никто не должен никуда ехать и ничего снимать. Это у меня каждодневная мечта. Я приезжаю, а что-то сломалось, но не так, чтобы насовсем, а так, чтобы сегодня домой поехать и не снимать. А все потому, что это какоето нечеловеческое напряжение, ты должен своей энергией заразить хотя бы часть самого ближнего окружения, чтобы они это понесли дальше. Когда ты видишь эти бескрайние просторы России, на которых ты снимаешь никому не нужный роман-эпопею, очень тяжко. И вот тут просыпается совесть. Ты понимаешь, что ты должен, ты обещал, ты обязан. Это такая совесть, переходящая в долг, или, другими словами, профессиональная совесть. Она утрачивается у одних с годами, у других с деньгами, у третьих с обстоятельствами. Я не могу остановить съемку, сказать «снято», если на самом деле «не снято». Это еще одна грань со-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

вести, очень важная. В кино — определяющая результат. Я когда был студентом, мне один педагог сказал: «Результат может быть любым, может получиться или нет, ты должен делать так, чтобы тебе не в чем было себя упрекнуть». Я это запомнил. Я не могу сказать, что я так всегда делаю, но я стараюсь. Русские мастеровые ставили свой значок на вещах, сделанных ими, как знак своей профессиональной совести. Ну, вы понимаете… Ответственность за результат — это одна грань профессиональной совести, но есть еще и другая, более личная. Вот, например, инженер Штрум из «Жизни и судьбы» остановил работу, пока ему не вернули его младших научных сотрудников. Я вот тоже людей не сдаю. И если кто-то мне скажет уволить ассистента, который мне на самом деле нужен, я не уволю. Но опять же, у меня есть возможность не сдавать своих людей. Я не знаю, как было бы, если бы мне сказали: либо ты его увольняешь, либо мы тебя увольняем. У меня не было такой ситуации. Я могу напридумывать, что я бы сказал: «Будьте вы прокляты, я ухожу». Это очень легко сказать. Я стараюсь не осуждать людей, которые что-то подписывают, кого-то поддерживают, где-то выступают. Потому что я хорошо понимаю, что очень легко не выступать и не поддерживать, пока тебе не предложили выступить и поддержать. А я себя несколько раз проверял и внутренне понимал, что я не выдерживаю, ломаюсь — легко, я бы сказал, на удивление легко. До смешного. Я не имею отношения к Кремлю, к тем, с кем общается Колесников. Я туда не вхож, меня не знают. Не стремлюсь, как я считаю, не хотел бы… Раннее утро… «Ликвидация» вышла на экраны, ажиотаж, я первый парень на деревне. У меня отключен телефон, я смотрю — пятнадцать неотвеченных вызовов с одного и того же номера. Я этот номер набираю и слышу: «Здравствуйте! Вы позвонили в администрацию президента России. Пожалуйста, назовите себя и сообщите…». И я понимаю, что у меня было пятнадцать звонков из администрации президента и меня вызывают в Кремль. И я не завтракамши, что вообще невозможно, не выпимши кофе, не выкурив первую сигарету, иду в гардероб смотреть, в чем я пойду в Кремль. Кто-то звонит, я кричу в трубку: «Слушай, иди к чертовой матери, не занимай телефон, вдруг перезвонят из Кремля». Это абсолютно

чистый эксперимент. У меня еще не включены никакие рецепторы, я делаю это на чистом инстинкте. Раздается звонок, и я, с трудом выбирая тональность, в которой лучше ответить, говорю: «Алло, алло, алло…». — Серег, слушай, это самое, я тебе че звонил… Этот голос не может быть из администрации президента, это какой-то знакомый голос. Выясняется, что это артист, у него, гада, автоответчик с голосом президента. И он пятнадцать раз звонил непонятно зачем. А я уже приготовил костюм, носки, обувь. С чего я проявил такую расторопность, с какого перепугу я вдруг решил, что меня ждут в Кремле, и почему я с такой готовностью и радостью стал этого ждать? Потом проснулась совесть, и мне было стыдно. Но тест на это я уже не прошел. История повторилась, когда я снимал кино и в этот день мне было 50 лет. И звонки, звонки, звонки… прям на площадку. Это так раздражает, дико мешает. Звонят из Союза, с вахты: — Сергей Владимирович, здрасте, это Мариванна из Союза кинематографистов. Тут на ваше имя от Медведева телеграмма пришла с поздравлением.

И я понимаю, что Армен Николаевич Медведев, бывший министр кинематографии, нынешний председатель гильдии продюсеров, поздравил меня с днем рождения. — Спасибо большое! Оставьте на вахте, я заберу. Потом звонит моя жена, говорит, что от Медведева телеграмма пришла. — Я знаю уже, знаю я! Мешаешь! Съемки! Тут опять звонок: — Здрасте, это РИА Новости (и голос такой неприятный). Вот президент поздравил вас с юбилеем… Я понимаю, что этот противный голос — это голос моего друга Миши Ширвиндта, который пытается меня разыграть. — Как вы отнеслись к этому поздравлению? Я что-то сказал невразумительное: президентов много — я один, одним словом, хрень какую-то сказал и понимаю, как я здорово отбрил Мишу. Повесил трубку, опять звонок от жены. — Слушай, мне звонят по поводу президента. — Какого еще президента? — еще больше раздражаюсь я. — Ну телеграмма, я же тебе говорила, от Медведева. И мне все звонят и просят, чтобы ты прокомментировал.

И я начинаю понимать, что телеграмма пришла от президента Медведева и что звонили все-таки из РИА Новостей. И что я, по сути, послал президента России. И я начинаю судорожно искать последний вызов. — Алле, это РИА Новости? Это Урсуляк Сергей. Вы мне сейчас не звонили случайно по поводу телеграммы? — Звонили. — А вы уже пустили мой ответ идиотский на ленту по поводу благодарности президенту? — Нет еще. Вы знаете, вы так странно ответили, что мы тут решаем, как нам быть с вашим ответом. — Вычеркните все, что я сказал до этого, и напишите: очень тронут вниманием ко мне… Я вот такой весь из себя, казалось бы, независимый… Вот с чего вдруг? Вот тебе и совесть, вот тебе и мужество, вот тебе и независимость. Ломается на раз. Когда я вижу уважаемых людей, которые с подобострастием заглядывают в глаза своим начальникам, я удивляюсь им, но понимаю, что, поставь меня на их место, может, совесть была бы где-то в одном месте, а глазоньки поганые смотрели бы не туда, куда надо.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

orlova

текст: софико шеварднадзе

Телеведущая Софико Шеварднадзе, вернувшись из командировки в воюющую Сирию, некоторое время не могла подступиться к колонке про свою встречу с президентом этой страны Башаром Асадом: просто не было сил. Потом она нашла их — кажется, только из уважения к читателям «РП». Колонка о том, что жалость есть неумолимый признак совести.

К полуночи надо было ехать в аэропорт. Мой мозг фиксировал странные детали. Почти все вызывало у меня необычное умиление или сожаление. По «Культуре» показывали вечер Райкина, где тот читал стихи Самойлова, и у меня с грустью промелькнуло: «Так он же гений! Почему я это раньше не понимала?!» Закрывая чемодан, я посмотрела на старое пианино, и мне вдруг стало искренне обидно, что уже четыре года я никак его не настрою. Ехала я в Сирию брать интервью у Башара Асада. Никто меня, естественно, не заставлял этого делать, и все члены семьи как раз отчаянно пытались меня отговорить от этой затеи. «Кем бы он ни был и что бы он тебе ни сказал, ни один человек не стоит того, чтобы рисковать жизнью, а тем более диктатор!» — изводились мои близкие. Решение было абсолютно самовольное и мне самой не очень понятное. Честно, было совестно идти на такой серьезный шаг, до конца не понимая, почему именно я это делаю. Ехала ли я туда из-за журналистского долга или за острыми ощущениями? Была ли это попытка доказать кому-то что-то, в том числе и самой себе? А зачем туда вообще ехать, если ты знаешь, что человек, к которому

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ты едешь, будет тебе впаривать свою унылую пропаганду? Стоит ли это все того? — Нам лучше дождаться рассвета, буквально минут двадцать, и потом поедем! — это первое, что сказал нам Мазен, когда мы приземлились в аэропорте Дамаска. Нас было шестеро: я, Герман (редактор моей программы), Мазен (наш продюсер, но родом из Дамаска) и три оператора-звуковика. Нас встретили две машины из администрации президента. Когда мы двинулись в сторону Дамаска, Мазен спокойно сказал: «Мы сейчас едем по той опасной дороге, где ночью боевики часто стреляют и взрывают проезжие машины». Несмотря на это и на то, что мы не спали всю ночь, страх «непонятного» где-то утаился. Сумбурные переживания, которые я испытывала до отлета, тоже не беспокоили меня. «Ноябрьское солнце в Дамаске светит ярче, чем в Москве. Вот зеленые деревья. И машины едут себе, как в любом другом городе», — думала я про себя, опять же замечая детали, на которые обычно после бессонной ночи я точно не стала бы обращать внимание. Гостиница «Шератон» в центре города напоминала комедию положений семидесятых: большие люстры в стиле ар-деко из массивного

золотистого металла, бежевый мрамор, старомодно одетые улыбчивые люди и пухлые доб рые официанты в клетчатых рубашках. Было 9 утра, и у нас было два часа, чтобы отдохнуть до встречи с пресс-секретарем Башара Асада. Мой номер оказался громадным. Горничная с красивым, но сильно накрашенным лицом зашла следом за мной. Она провела указательным пальцем по столу, посмотрела на него, весело что-то сказала мне по-арабски и вышла из номера. Я аккуратно посмотрела по сторонам: как бы не разбудить зверя. Неужели ребята-операторы из военного пула были правы, когда смеялись надо мной? Я не пошла с ними есть пельмени в центре Дамаска и сказала, что никуда из номера не собираюсь выходить. Я приоткрыла окно. Город был забит машинами, во дворе стояла высокая пальма и был виден лазурный бассейн. Чувствовала я себя почти глупой за то, что насмотрелась и начиталась, видимо, слишком много ненужного. Я была готова развалиться на кровати, и тут прогремел взрыв. Первым рефлексом было побыстрее закрыть окно. Подбежав, я посмотрела на улицу — картинка не поменялась: пробки, пальма, бассейн. Вдруг последовал еще один взрыв. И еще один. Выскочила в холл, там люди ходят как ни в чем не бывало. Портье Уссиф любезно спрашивает: «May I help you, Miss?» Звоню Герману, тот тоже в легком недоумении. Наконец Мазен нам говорит, что не надо бояться. Бомбят пригороды Дамаска. Только Дамаск город маленький, и пригороды видны из окон нашего отеля. На наш вопрос, кого бомбят, он ответил: «Сирийская армия бомбит повстанцев в ответ на теракты». Пока он нам это рассказывал в гостиничном холле, звук снарядов не умолкал. Удивительное ощущение, когда впервые и с таким напором слышишь, как взрываются бомбы. Это не страх и не волнение. Ты чувствуешь, как организм сам по себе перестраивается на свой, особый режим и постепенно перестает подчиняться сигналам мозга. Тебя накрывает необъятная волна мобилизации, и все твои сенсоры заточены на пятьсот вольт, чтобы реагировать даже на моль в раздевалке. Я зашла в ванную, чтобы хоть как-то освежиться до встречи в администрации. Вдруг прогремел еще один взрыв, в этот раз вырубился свет и затряслись окна. Я спус тилась вниз и нашла Германа, который разговаривал с официантом. «Мне все равно, будет

Асад или нет. Главное, чтобы прекратилось это. Я работаю, просто хочу прокормить семью», — говорил тот очень спокойно, умеренно. По телевизору показывали, как в ста метрах от нашего отеля взорвалось здание. «Странно, что он так открыто про это размышляет. Пару лет назад было невозможно поговорить с людьми про власть. Видимо, уже нечего терять», — сказал Герман. В этот момент за нами приехала машина, и мы двинулись в администрацию Асада. Пресс-секретарь президента — энергичная, решительная девушка лет тридцати пяти. Бывшая звезда телеканала «Аль-Джазира», Луна считает, что радикальный ислам овладевает СМИ, в том числе и «Аль-Джазирой», поэтому она ушла оттуда и начала работать в администрации Асада. Комната Луны была маленькой, но уютной. Мы обменялись любезностями и сели за кофейный стол. «Теперь нам надо обсудить контракт», — сказала она строго и достала несколько экземпляров. Будь то другой день, мы бы возмутились. Но на фоне того, с чем мы столкнулись в день приезда, контракт казался забавной деталью в хорошем сюрреалистическом кино. Луна его придумала после интервью Асада каналу ABC, где ей показалось, что мысли Асада были сильно искажены. Из длинного контракта нас сильно взволновали два пункта. Первый: все материалы должны монтироваться в Сирии в присутствии Луны. Второй: все вопросы должны быть согласованы. После долгих переговоров мы выбили контракт на 26 минут интервью, которое ровно таким хронометражом и без монтажа прошло бы в нашем эфире. Через пару часов она нас отпустила. Мы вышли и, как после сложного зачета, вздохнули. Вернувшись в гостиницу, мы поняли, что целые сутки ничего не ели. Зашли в ресторан и заказали все, что было в меню. Через несколько минут прогремел еще один взрыв. Мы молча ели и смотрели, как дымится часть города на фоне заката. К нам подошел официант и любезно предложил рассчитать нас: «Простите меня ради Бога, но я живу в опасном районе. Мне нужно попасть домой, пока полностью не стемнело». Мазен сидел грустный: «Сложно смириться, что это происходит в моем городе». Он немного еще посидел и потом простился с нами до утра. К ночи атаки с обеих сторон возросли, и были слышны бесперебойные разрывы снарядов. Я достала беруши и упорно пыталась заснуть. Это было бесполезно. Во время полной

мобилизации организм готов тратить свои силы только на то, чтобы по движению воздуха понять, откуда может идти опасность. Невероятный прилив энергии, состояние абсолютной концентрации, но при этом полная недееспособность. Я посмотрела на свое ошалевшее лицо в зеркале и подумала: «Почему люди романтизируют войну? Одно дело Марта Геллхорн, у нее начинался сумасшедший роман с Хемингуэем, хотя странно, что люди в такие моменты вообще могут думать о сексе! Ну а как же все остальные, не влюбленные в Хемингуэя? Как они забывают о постоянной тревоге в животе?» В итоге я спустилась в бар выпить виски. Герман тоже спустился — составить мне компанию. Мы пытались обсудить вопросы к интервью, но ничего не получилось. Мы почти не говорили. Просто сидели, медленно пили наши 50 грамм и слушали, как звук взрывов перемешивается с разговором болтливых официантов и телевизором. Герман — человек крайне спокойный и живет по принципу «мягкое сильнее твердого». Он в какой-то момент посмотрел на меня и сказал: «С каждым новым взрывом умирает человек». В этот момент в холле появилась молодая невеста в длинном белом платье. За ней шел жених. Вслед за ними из банкетного зала вышли несколько веселых гостей. Она обернулась к нему и улыбнулась. Он взял ее за руку. Видно было, что они счастливы. На второе утро все встретились на завтраке. Шведский стол был почти пустым. Там лежали пара яблок и груша. Одно яйцо всмятку. Куски хлеба, явно не утреннего и даже не вчерашнего, и инжирное варенье. В принципе, достойный завтрак. Но в одном из лучших отелей Дамаска, да еще и в стране, которая славится обилием еды, это производило удручающее впечатление. К нам подошел еще один улыбчивый официант. Они все без исключения были искренне милыми, с чувством собственного достоинства, и вообще очень были похожи на людей из прошлого. «Мисс! Завтра у нас уже будет нормальный завтрак, обещали свежие поставки!» Он как будто извинялся за жизненные обстоятельства, которые не выбирал. Пришел Мазен, и мы признались друг другу, что не спали ночью. «Я ночевал у родителей. Они живут прямо под той горой, где идут бои. Мне было так стыдно и страшно осознать, что это сирийцы убивают сирийцев», — сказал он и хлебнул кофе по-бедуински.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

К этому моменту я решила, что глупо сидеть в отеле и думать, что там со мной ничего не произойдет. Я спросила Мазена, не пойдет ли он со мной в город. Он с удовольствием согласился. Дамаск — очень живой город с бурлящей жизнью снаружи и за каждой щелью. Я забыла про тревогу в животе. В старой части города вовсе приходит осознание, что это наша общая родина. Мы много гуляли по рынку. Я выбирала себе абайю. Пестрые цвета, специи и запах бергамота очень точно гармонировали с голосом муллы, призывавшего на молитву. Ровно в два улицы вдруг наводнились маленькими мальчиками в голубых рубашках. Это были ученики начальных классов. Они шумели. Смеялись. Бегали от учителей. Охотно общались со мной на своем языке и с удовольствием позировали. Все были глазастые, беспечные и безумно красивые. У Мазена зазвонил мобильный, и у него поменялся цвет лица. Ему звонил отец и сказал, что в соседнем районе, где живет его сестра с ребенком, произошел очередной взрыв. Выяснилось, что с ней все в порядке. В результате теракта умерли двенадцать учеников начальных классов. Настал день интервью. День был очень солнечный. Мы приехали в недавно отреставрированный президентский дворец. Маленький, красивый, в самом центре города — был построен еще при Османской империи. С балкона второго этажа рукой можно было достать белье соседей на веревке. Луна суетливо ходила, давала всем наставления, напоминала нам о правилах игры. Огромное количество техников докручивали последние детали. В ожидании Асада я сидела одна в маленькой комнате с желтым диваном. «Наш президент очень хороший», — вдруг сказал мне мужчина из соседней комнаты. «Да! — подхватил другой. — И еще он очень честный и скромный!» Я кивнула головой и улыбнулась. Я была странно спокойна и старалась не растратить это. Смот рела в одну точку в пространстве и дышала глубоко и ровно. В этом состоянии я поняла, что спустя три дня эта поездка для меня перестала быть про интервью с Асадом. Отсюда и странное спокойствие, видимо. У меня было ощущение, что я была частью чего-то большего и интервью было лишь крохотной частицей всего этого. Все зашевелились. Приехал Асад. Меня позвали к нему в кабинет за 15 минут до начала интервью. Ко мне навстречу пошел худой,

очень высокий мужчина с согнутой спиной. Он любезно улыбнулся и пожал мне руку. Мы сели друг против друга, и он меня расспросил про себя, про мои впечатления о Дамаске. — Господин президент, вам страшно? — Нет, очень спокойно, — без пафоса отве тил он. — Почему вы не уходите? — Вы понимаете, я никогда не хотел быть президентом. Само президентство для меня как не значило ничего, так и не значит. Я молодой еще. Люблю жизнь, жену, семью. Мог бы запросто уехать и жить в свое удовольствие. Но есть принципы и обязательства, от которых я не могу уйти. И тут я поняла, что передо мной сидит человек, у которого как не было изначально выбора, так и сейчас нету. Грустно смотреть на человека, чья личная трагедия обернулась трагедией всего народа. Само интервью прошло в бешеном ритме. Видимо, Асаду передалось мое состояние, и местами он отвечал быстрее, чем я спрашивала. Зверская мобилизация последних дней свое дело сделала. Мы записали ровно 26 минут и успели задать почти все вопросы. Сейчас уже, спустя две недели, я не помню, что он мне отвечал во время интервью. Но помимо нашего разговора до записи мне еще запомнился фрагмент нашей беседы в саду после интервью. — Вы верите в Бога, господин президент? — Я не верующий. Я верю в науку. Хотя считаю, что не обязательно быть верующим для того, чтобы быть высоконравственным человеком. После того как Асад уехал, я вышла на балкон и, пока все собирались, смотрела на шумный город. Вдалеке раздавались теперь уже привычные взрывы. Меня осенило, что все, что со мной произошло в Дамаске, включая это интервью, было проверкой того, насколько я доверяю Богу. На следующий день мы уезжали. Я суетливо собиралась, когда постучали в дверь и женщина с высоким голосом механически сказала: «Housekeeping!» Я открыла и увидела ту красивую горничную с сильно накрашенным лицом. «I am leaving today!» — пыталась я ей объяснить, и ее глаза с зелеными тенями заблестели от слез. Она мне опять сказала что-то по-арабски, а я почему-то ее перекрестила на прощание. Я спустилась в лобби сделать

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

чекаут и очень хотела отблагодарить портье Уссифа, который мне помог в первый день. «Вы знаете, его уже второй день как нет на работе! Мы не знаем, что с ним случилось», — получила я ответ от молодого консьержа. Мы наконец-то ехали по той «опасной» дороге обратно в аэропорт, и я пыталась переосмыслить эти четыре дня. Было ощущение, что меня сперва загнали на край обрыва, но вместо того, чтобы упасть в пропасть, по инерции взрыва, я протолкнулась сквозь свой неотесанный, одномерный мир. И вдруг увидела сразу несколько измерений, о существовании которых я ранее не подозревала. Война — это вообще история одного человека. Почему-то кажется, что, столкнись ты с ней, вопросы могут быть только к другим. Но на деле оказывается, что вопросы возникают скорее к себе, к своей совести, к прожитой жизни, к своим мечтам. Это твоя история, которая заставляет тебя видеть весь мир, а не его час тицу во всей красе и со всем уродством. Ведь сосуществование жизни и смерти, которое так очевидно на войне, окружает нас везде, на каждом шагу. Просто мы часто предпочитаем этого не замечать. В самолете перед нами села женщина с тремя детьми. Пока ее грудной ребенок спал, она поинтересовалась, что мы снимали. «О-о-о! Да вы Алеппо не видели! Дамаск — это рай по сравнению с Алеппо. Там день и ночь бомбят. Уничтожили все. Ничего не осталось. Я сама русская, муж сириец. Он заставил нас уехать, а сам остался. Боится, что отберут то, что осталось. Вот и караулит, а нас отправил в Краснодар». Ее десятилетняя дочка смотрела на нас с лю бопытством. — Как тебя зовут? — Ясмин, — ответила мне неимоверной красоты девочка с беспорочным лицом. — А ты не боялась в Алеппо? — А! Первый раз, когда был взрыв, я испугалась. Даже плакала. А потом привыкла, — весело ответила Ясмин и отломала мне кусочек своего расплавленного «Киндера». Потом она улыбнулась, посмотрев мне прямо в лицо, и отвернулась. Я тоже повернулась к окну и закрыла глаза. Мне было до тряски жалко людей, которых я оставляла за собой. Хотя я понимала, что жалость в этом случае — неумолимый признак совести. Я наконец-то засыпала и думала: лучше бы я туда не ехала.

orlova

текст: андрей бильжо рисунок: анна всесвятская

Художник и писатель Андрей Бильжо начал свою колонку про совесть за здравие, а закончил за упокой, причем, конечно, в прямом смысле слова. Читатель насладится признаками жизни, которая, кажется, уже ушла от нас, а также беспроигрышными характеристиками дизайнерских гробов.

На субботу и воскресенье, как правило, я уезжаю за город. На дачу. Скорее, это даже не дача в обычном понимании, а так называемый загородный дом. В 15 километрах от Москвы. Назовем это место так, как его называет мой внук Егор, — «Веселый городок». На субботу и воскресенье я привожу туда свою 89-летнюю маму, которая в Москве живет недалеко от меня. Одна. Своего уже упомянутого внука. Туда же приезжают, когда не заняты, мой сын с женой и с моим старшим внуком. Собственно говоря, ради того, чтобы собирать всю семью за общим столом, я и купил этот загородный дом в «Веселом городке» в конце 90-х. Вот такая романтическая идея меня посетила. И эгоистическая одновременно — всех видеть сразу, но раз в неделю. Насмотреться, типа, на всех до такой степени, чтобы… через шесть дней захотелось всех увидеть вновь. Не всегда обходится, конечно, как в нормальной семье, без разборок, — все-таки четыре поколения вместе под одной крышей, — но проходит время, и все, слава богу, снова собираются за одним столом. Этот загородный дом отбирает у меня кучу времени, довольно много денег и массу нервов, но

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

желание всех видеть вновь все-таки покрывает все расходы. Увидеть и расстаться. Чтобы потом опять увидеть. Впрочем, это отдельная тема… С «Веселым городком» мы как-то постепенно срослись. По субботам внук Егор ходит здесь в секцию борьбы. Забавно, что в этой секции все дети чуть-чуть «ботаники». Два толстяка; один застенчивый; один маленький и хилый, но вундеркинд; один косолапый и двое кавказской наружности. Родители отдали в эту секцию своих сыновей, чтобы сыновья смогли за себя постоять. Мотив лежит на поверхности. Это примета времени. У меня мотив был тот же. Собственно, я не об этом. Это тоже отдельная тема. Я о загородном доме. Купил я его уже в готовом виде. У Кости Сапрыкина. Не хотелось влезать в строительство. Хотелось все сразу. Маме было под 80… Ну и т.д. Дом самого Кости Сапрыкина был рядом, раза в два больше моего. Этот, который стал моим, Костя построил на продажу. Когда сделка состоялась, мы шли от банка, где произошла передача денег, вместе. Костя Сапрыкин, отец двоих детей, которым он уделял много времени, мягкий, часто бывавший в Италии, правильный, вдруг нам с женой

ВДОХ НОВЕ НИЕ В этой вдохновенной композиции передана вся сущность джаза. Движение и гармония слились воедино, отдавая дань музыкантам и их искусству. Фарфор ручной работы из мастерских Lladró, Валенсия - Испания.

Джаз трио 35 x 15 cм Лимитированная серия

Бутики Lladró: Москва, Петровский пассаж, Петровка, 10, т.(495)6218767; ГУМ, Красная площадь, 3, т.(495)6203075; ТЦ «Сфера», Новый Арбат, 36/3, т.(495)6907756; Cмоленский пассаж, Cмоленская пл., 3, т.(495)6440256; Екатеринбург, ТЦ «Architector», ул. Малышева, 8 , т.(343)2613941 ; Владимир, ул. Б. Московская, д.19А В Москве изделия Lladró представлены: «Дом Фарфора», т.(499)1376023; «Жукоffка-Plaza», т.(495)6351967; Салон «Fidji» т.(495)6439733; «Трио Интерьер», т.(495)9519388. В России изделия Lladró представлены: Волгоград, «Клеопатра», т.(8442)334350; Воронеж, «Аристократ», т.(4732)519596; Екатеринбург, «Сад грез», т.(3432)613941; Иваново, «Романс», т.(4932)304340; Иркутск, «Золотое Время», т.(3952)201377; Казань, «Boutique les cadeaux» , т (843)72394618; Кемерово, «Стерх», т.(3842)753727; Краснодар, «Декор Буржуа», т.(861)2134807; Красноярск, «Париж», т.(391)2125087; Нижний Новгород, ТЦ «Италлюкс», т.(831)4344552; Новокузнецк, «Стерх», т.(3843)464865; Новосибирск, «Il grande », т.(383)2271870; Омск, «Фэт Этикет», т.(3812)212423; Оренбург «Da Vinci» т.(3532)764116; Пермь, «Эталон» т.(3422)181741; Пятигорск, ТЦ Palazzo т.(8793)319772; Ростов-на-Дону, «Прованс», т.(863)2808794; Самара, «Le Cadeaux», т.(846)3370317; Санкт-Петербург, «Roses», т.(812)3736985, «Roses Grand-Palas», т.(812)4932977; «Lege Artis» т.(812)7177320; « A u rora » т.(812) 23323452; Сочи, «VIP-подарки», т.(8622)649046; Ставрополь, ТД «Анастасия», т.(8652)263705; Тольятти «Гламур» т.(8482)507222; Томск, «Стерх», т.(3822)550111; Тула, «Эго-Арт», т.(4872)325514; Тюмень, «Кураж», т.(3452)399086; Уфа, «Дизайн-Интерьер», т.(3472)722232; Чебоксары, «Александр», т.(8352)625536; Челябинск, «Амфора», т.(351)2661602; Ярославль «Лагуна» т.(4852)732533, информация по телефону (495)645 80 86 www.lladro.ru

говорит: «Андрей, а ничего, если мой товар пока полежит на первом этаже уже вашего дома? Я не успел его вывезти…» — «Ничего, — говорю я, — пусть товар полежит. Мы заезжать в дом сразу не собираемся. Потом я хочу там кое-что переделать…» И тут моя тихая жена тихо спрашивает: «Простите, Костя, а что это за товар у вас лежит в уже нашем доме? Очень любопытно…» — «Гробы… Это гробы, — просто так, не прекращая движения, отвечает Костя. — Между прочим, отличные гробы. Дизайнерские, комфортные, итальянские. Лучшие в нашей стране. Если что, вы имейте в виду. Своим я делаю большие скидки. Вот Ворошилова знаете? Ну… “Что? Где? Когда?”. — И дальше с гордостью: — В моем гробу хоронили!» И от Кости после этих слов повеяло каким-то ледяным холодом. Это, между прочим, ни о чем не говорит: кто-то же должен продавать качественные, дизайнерские, комфортные итальянские гробы? Правда, моя жена тут как-то побледнела и похолодела. Стала меня за локоть куда-то тянуть. Что-то на ухо шептать. А потом вдруг решительно попросила Костю «товар» поскорее все-таки из нашего дома убрать. Как-то ей не по себе стало. А хотелось, чтобы было как-то по себе. Костя ответил, что понимает, что есть люди суеверные, и все сделает. В смысле, уберет из нашего дома свои итальянские гробы. Потом мы еще не раз общались с Костей по-соседски. Рядом с Костей всегда находился

огромный человек со сломанным верхним правым резцом. И это тоже совсем ни о чем не говорит. Тем более что и у меня, и у моего сына тоже сломан верхний правый резец. Мне его сломал Саша Чекалин, когда мне было 8 лет. Бутылкой из-под советского (другого не было) шампанского. Чекалин бутылкой размахивал перед тем, как бутылку сдать, а я улыбался, радуясь будущему мороженому, купленному на вырученные деньги. Моему сыну в том же возрасте, что и мне, врезали по зубам клюшкой. Он улыбался, радуясь забитой шайбе. Как сломали зуб «большому», я не знаю. Однажды стоим мы втроем: я, Сапрыкин и «большой». Я и говорю: надо бы территорию вокруг благоустроить. Сапрыкин меня в этом очень поддерживал. Он же часто бывал в благоустроенной Италии по гробовому бизнесу. Я говорю им, что есть плохие люди, которые выбрасывают пакеты с мусором из машины. А «большой» улыбается, показывая гордо свой сломанный зуб, и говорит: «А ты номера машин запоминай. Мы этих людей потом в асфальт закатаем…» Сказал и засмеялся каким-то ледяным смехом. Я было тоже засмеялся. Но очень коротко. Я быстро понял, что «большой» сказал это серьезно. Костю Сапрыкина убили в его офисе на одном из его подмосковных строительных рынков. Расстреляли в упор. Днем. В обеденный перерыв.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Хоронили Костю в его гробу. Дизайнерском, удобном, итальянском. Потом мне сказали, что, оказывается, у Кости Сапрыкина был еще свой морг, макаронная фаб рика и маленький водочный заводик. В общем, все необходимое. И что он и все его друзья — борцы. Впрочем, и это ни о чем не говорит. Может быть, в детстве он был «ботаник». Дом Сапрыкина вскоре опустел. Прекратились послебанные фейерверки. Какое-то время еще появлялась его жена с «большим» на джипе. А потом и они исчезли. Теперь бегают по участку только две огромные собаки и живет смотритель в маленькой пристройке. Вспомнил я все это потому, что давно в моем доме не собиралась вся моя семья за обеденным столом. Четыре ее поколения. А не собиралась она по причине образовавшейся после Нового года ледяной пробки в трубе и отсутствия, как следствие, в доме воды. А тут ледяная пробка растаяла, и вся семья в эти выходные опять собралась за столом. И дом ожил. А в пустом доме Кости Сапрыкина, на который я часто смотрю в окно, ледяная пробка, похоже, уже навсегда. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь напишет трактат «История новой России в ее загородных домах». Будьте здоровы и держите себя в руках. И пусть у вас никогда не будет ледяных пробок.

orlova

текст: екатерина истомина рисунок: анна каулина

В колонке обозревателя «Ъ» Екатерины Истоминой идиллические, экообразцовые ландшафты Новой Зеландии, до мельчайшей сотки знакомые каждому обитателю Земли по эпосу «Властелин колец», снова становятся ареной для битвы культур, цивилизаций — и, разумеется, благодаря российским сауронам. Открытые джипы, сконфуженные хоббиты, и если ставить оценку колонке — твердые 18+.

Не известные очень широкой общественности олигархи A, B и C (A и B сидели на трубе) находились в пределах Южного острова Новой Зеландии уже с неделю. За это время A, B и C довелось увидеть довольно многое: зеленые норы хоббитов, светлейшие долины эльфов, скалозубые убежища орков и прочие любопытные игрушки из популярного туристического пакета класса luxury. A, B и C (о приключениях троицы автору стало известно от попутчика на рейсе Окленд—Куинстаун; собеседник не знал, что его собеседница — из России) появлялись на охоте. A, B и C брали на жесткий прицел полевых мышей, крутых козлов и тупых черепах, согласно заведомо полученной охотничьей лицензии. A, B и C неоднократно бросались с головой в омут люксовой рыбалки: на них клевали краб и щука, форель и лосось, а также модные в прошлом сезоне крапчатые жабы. A, B и C посещали также элитные вулканы и национальные заповедники: они дышали озоном свежих папоротников, перелесьем древних хвощей и желчью знаменитой тасманской лианы. — С русскими вообще здесь нам сложно. Богатые русские люди живут в прекрасных

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

лоджах, очень дорого пьют, много путешествуют на самолетах и вертолетах, но потом что-то с ними внезапно случается. Мой друг из Сиднея, бывавший в китайском Харбине, говорил, что с русскими происходит тоска. Скука. Недовольство жизнью, — делился сокровенными наблюдениями попутчик. — Ведь у вас же у Германии такого нет? Как там у вас говорят — Ordnung uber alles? — Русские и правда диковинный народ. Впрочем, у нас, в Германии, русских очень любят. Что-то нас, немцев, и их притягивает, связывает. Какие-то особенные отношения. Впрочем, в Европе русские не тоскуют. Вот в Латинской Америке — да. Вешаются! — Один русский шесть суток удил здесь рыбу. И всю привозил в отель, сваливал на reception. Строго велел всю рыбу жарить и кормить весь персонал! Но у нас пойманную рыбу обязательно выпускают обратно в озеро. Ведь рыбалка для нас — это не добыча еды, это чистый спорт! — стонал мой собеседник. — Русские бессознательно кровожадны и всегда щедры, как маленькие дети. Русские люди безразмерно плаксивы, — гово рила я.

Далее мой агент перешел на чрезвычайно потный шепот и рассказал мне об эротическом блокбастере, которого еще не видывал тот далекий край хоббитов и орков. A, B и C устали от навязанной эксклюзивным туристическим пакетом чистоты человеческих помыслов. Они вспомнили, что для них, для A, B и C, в этом самом плоском из миров нет ничего невозможного. Даже в ультратонком мире Новой Зеландии. И A, B и C что есть своих олигархических сил дернули рычаг человеческой невесомости на себя. Или это не мы, господа лицеисты, брали когда-то штурмом дворец Амина? Рычи, Кабул! Примерно через двое суток в международном аэропорту Окленда приземлился Boeing-747 с шумным отрядом украинских красавиц на борту. Среди украинок была даже молодая негритянка и трое просто беременных дам — словом, девушки на любой вкус. У «Дамы с камелиями» разом завяли все цветы на подоконнике. — Мы, конечно, красивых девушек расселили по отдельным номерам, прописали им здоровое питание и всевозможные оздоровительные процедуры вроде сауны. Но состоятельные русские мужчины почему-то потребовали

джипы и охоту, — интриговал мой агент. — Идея родилась спонтанно, на рассвете. — И что же в этом удивительного? Россия — это бескрайние леса, снега и поля, по которым друг за другом то и дело бегают звери и люди. Иногда первые и вторые меняются местами. — Да, но какие удивительные требования у русских были к автомобилям! У автомобилей не должно было быть крыши! — все так же смело напрашивался мой агент. — Русские — это очень лихой и отчаянный народ, — скромно заметила я, понимая, что толковать про наше понятие «крыша» в данном случае будет столь же непростительно, как объяснять туземному бедняжке смысл «Пролегоменов» Канта. С русской «крышей», пожалуй, даже посложнее будет. Затея A, B и C была проста: охоту они решили сочетать с оральным сексом. Так, искрометно потея, объяснил мой собеседник. — В тот момент, когда состоятельный русский стрелок, стоя ногами на заднем сиденье, целился в козла и уже собирался его убить, его девушка должна была там, внизу, в салоне машины… Она спускала ему штаны и даже трусы… Ну, и вы меня, кажется, понимаете?.. — Мой лихорадочный собеседник

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

рассказывал такие жизненные вещи, что вся сказочная одиссея новозеландского режиссера Питера Джексона по произведениям профессора Толкина казалась мне самым правдивым в мире репортажем CNN о зверствах в Боснии и Герцеговине. — Русские всегда ценили и ценят самые необыкновенные ощущения и оригинальные экзистенциальные позиции. Это позволяет им на краткий миг не думать о своей легендарной тоске. В том, что вы говорите, нет ничего необычного. Вот и у нас, в Баварии, русские успешно занимаются сексом прямо на снегу, в Альпийских горах. Их не берет ни мороз, ни наша полиция, — утешала я совсем несчастного туристического агента. Этот бородатый человек напоминал мне одного героя Германа Гессе, посетившего на беду Магический театр. Какие-то мистические границы, некие невероятные пределы, неопределенные зеркальные горизонты открыли ему самые простые русские люди. — Да, но ведь секс — это же дело сугубо семейное, — окончательно полез на идеологическую стенку агент. Вот ведь святые. Диковатые островитяне. Нетронутые аборигены. Им до Парижа — 23 часа в воздухе. И еще час — до Булонского леса. — Вне сомнений, дорогой Робб, — подчеркнула я, — секс бывает только по пятницам, когда дети уже сделали уроки по математике и покормили в клетках своих пушистых хомяков. — Но откуда вы знаете про хомяков?! — Крошечные грызуны дивным балетным хороводом возникли в голове моего собеседника. — Хомяк, он и в Африке хомяк, Робб. — Наш самолет уже заходил на посадку в Куинстауне, главном горнолыжном курорте Новой Зеландии. Дорогое, черт подери, место. Вечером того же дня я ужинала в одной семейной компании: достойная чета семейных новозеландцев собиралась в Гонконг. Муж по имени Джордж, выпив, тихонько отвел меня к камину. — И как там, в Гонконге, с маленькими азиатскими женщинами? Я полагаю, что все ЭТО по-настоящему дешево? — сильно потея, краснея, хмелея, дурнея, спросил он. Эх, никогда не видать вам, семейные хомяки, настоящей русской тоски — при таком-то дешевом раскладе. Рычи, одинокий Кабул.

константин саломатин

текст: проститутка кэт

Тут все просто: о новейших технологиях с позиции первой древнейшей. И получается, что о вечном: о любви, семье, простатите. И еще, разумеется, о совести. Где любовь, там и совесть. Главный альтернативный блогер Проститутка Кэт выводит на чистую воду своих виртуальных клиентов.

Когда-то давно, когда еще не было Интернета, у каждого из нас была одна жизнь. Вот есть ты такой, и все. И даже если твоя жизнь была двойной — ну, скажем, ходил ты от жены к любовнице, а после любовницы к жене, — то личность-то у тебя все равно была одна. Впрочем, конечно, всегда были люди, у которых этих личностей было по две. Или даже по три. Но таких мы в расчет брать не будем. Там все понятно: стены в кафеле, гречневая каша, специальные доктора. А теперь нормально, когда у тебя в одной жизни сразу две личности и никаких докторов рядом. Потому что теперь две личности — это не болезнь. Это Интернет. Интернет позволил нам, вернее, даже заставил нас раздвоиться. Многие поняли, что они могут быть и другими. Некоторые стали лучше, добрее и красивее. Некоторые — совсем наоборот. Еще бы: как упустить возможность хоть где-то выпустить наружу своего маленького демона? И стать наконец такими, какими всегда мечтали быть: яркими, злыми, циничными, сильными. Легко быть всесильным, когда тебя никто не видит. И злым быть легко. И неприятным —

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

тоже. Потому что это вроде как и не ты совсем. А ты — вот, сидишь в своем кресле, перед своим монитором и четко уверен, что в реальной жизни мухи не обидишь никогда. Но то ли дело по ту сторону экрана. Там живешь другой ты. Там уже нет никаких сдерживающих факторов; и вроде как совсем нет критериев, которым надо соответствовать, как в жизни, перед реальными людьми. И вот когда ты это понимаешь, ты расслабляешься и становишься настоящим. Таким, каким бы ты был, если б тебя не сдерживало общепринятое, человеческое. Совесть, что ли? И вот ты, который в реальной жизни, перед реальными людьми, интеллектуал, обложенный тысячей книг, вежливый и галантный, во всем приятный человек, начинаешь в Интернете, тщательно выверяя слова из своего огромного запаса, тонко издеваться над какой-нибудь пятнадцатилетней глупой девчонкой. Интернет стерпит тебя и такого. Интернет — он вообще как поезд. Едешь со случайными людьми и всегда готов раскрыться так, как никогда бы не раскрылся перед

теми, с кем потом еще придется встретиться. Интернет весь состоит из случайных попутчиков, которым ты сам разрешаешь узнать о тебе чуть больше, чем тем, кто идет рядом с тобой в жизни. Со случайными людьми ты настоящий. Впрочем, нет, в этом плане Интернет даже лучше поезда. Потому что когда перед тобой, на плацкартной полке, глаза в глаза, сидит реальный человек, ты все равно фильтруешь то, что о себе рассказываешь. События — не фильтруешь. А мотивы... Мотивы — это твое совсем личное. У меня есть блог в ЖЖ. И там у меня рубрика «Курилка». Каждый день мне приходят десятки писем от совершенно разных людей. От людей, готовых раскрыть передо мной, почти как перед психологом, свои проблемы, поделиться переживаниями, спросить, как быть. Наверное, людям просто нужен еще один взгляд со стороны, как от попутчика в поезде. Истории разные, совсем разные, а вопрос в конце всегда один. Разными словами, но один и тот же: где выход? Где тот самый правильный, нужный выход в счастье, которого все так ждут? Я когда-то прочитала, что выход там же, где и вход. И я спрашиваю у них: «А где был для вас этот вход?» И они начинают писать мне о том, как все началось. Кто-то сразу вспоминает с самого начала, вплоть до того, в каком роддоме он родился и какие милые усики были у санитарки в родильном отделении, кто-то пишет, как в пятом классе впервые влюбился, а кто-то — как его обижали в детстве родители. Возможно, для психолога или для психиатра и нужен весь этот анамнез, а мне... а я теряюсь. Теряюсь, когда понимаю, что каждый написал по пять тысяч знаков, теряюсь, когда читаю о жизнях всех этих людей с самого начала и до сегодняшнего момента. Но именно эти тысячи знаков помогают даже мне, не психологу, глубже увидеть проблему. Это просто. Для этого и психологом не надо быть. Просто есть что-то такое, общечеловеческое, что примеряешь невольно к каждой истории. Как-то мне написал один старичок… ну как старичок — мужчина, 63 года. И вот он написал, что любимая жена собралась от него уходить, ибо у него начались серьезные нелады с потенцией, да и простатит замучил. И мне, знаете, так жалко его стало: человек уже в возрасте, небось, полжизни с этой жен-

щиной прошел рука об руку, и в горе и в радости, а она — ненасытная самка — уходит от него. А потом я стала читать дальше. И вот этот дедуля не знает, что делать, потому что искренне боится остаться один. Но не о стакане воды волнуется дедуля, а о том, что теперь с проблемами, с эректильной дисфункцией, он уже не найдет себе новую жену, молодую и красивую. Вот о чем заботится мужчина, жена которого хочет уйти. А дальше он так невзначай, на пять листов, накатал мне про свою жизнь, в подробностях. Начал со школы и с того, как девчонок за косички дергал. Потом армия, гарнизон, любимая девушка, которая случайно забеременела. А куда ему ребенка, в восемнадцать-то лет? Сбежал он, в общем. И адреса не оставил, где искать. Иногда жалел: девка-то была хорошая, только уж больно несговорчивая. Между ним и ребенком выбрала ребенка. А потом он влюбился в другую. Красивая была, кровь с молоком. Женился. Родила она ему двоих. Жили счастливо, но изменял, конечно. Кто ж упустит шансы, если они есть? Потом и вовсе постоянную любовницу завел. Чуть моложе жены. А она, любовница, возьми да и роди ему дочку. Так и ходил на две семьи. Пока вдруг не выдалась ему возможность перебраться в большой город, на другой конец страны. Что он сделал? Жену с детьми с собой взял? Нет, он уехал один. Жене ведь там некомфортно будет. И детям тоже. Он так решил. Ну, по крайней мере, вслух произнес именно это. А на самом деле — ну куда ему с собой свой самовар? Любовницу, впрочем, он тоже брать не собирался. А что дочь растет — так иди еще знай, от кого этот ребенок. Да и кто вообще хотел эту дочь? Первое время денег жене пересылал, на детей, а потом нечего стало — новая жена появилась. С кем не бывает? И с ней, с новой, все так хорошо было! И их общие дети уже взрослые, серьезные люди, дочь и сын, хорошо зарабатывают, живут отдельно. А жена... а жена второй раз замуж вышла, потому что он пять лет назад ее расхо тел и нашел другую, моложе, сочнее. А она, та, которая моложе, вдруг уходить собралась. А он другую уже не найдет. И я вот дочитала его письмо до конца, и первая мысль, что у меня возникла, это: «Дядя,

а тебя совесть не мучает? Ну так вот, понастоящему? По-человечески чисто? Ты хоть знаешь, где сейчас твоя первая жена с двумя детьми? Как они? А дочь твоя внебрачная — как? А судьбой той девушки ты не интересовался, той, которая забеременела от тебя, восемнадцатилетнего?» И мне так противно стало. И что я ему отвечу на вопрос: что делать, как новую жену найти? Да я вообще всеми руками за то, чтобы не нашел. Не нужно такому новой жены. Не то что жены — стакана воды не нужно. Он всех бросал. Даже собственные дети ему были не нужны. Бросал и не вспоминал. Плевать он хотел на то, что когда-то любил, что прожили вместе какоето время. Жил как жилось. А тут внезапно старость. Нежданчик, правда? И эректильная дисфункция. И я вот задумалась: а те, кто его сейчас окружает, — соседи, коллеги, приятели, может, — они, наверное, ему сочувствуют. Он, конечно, рассказывает им про то, как остался один. Они, должно быть, качают головами и жалеют бедного, старого и одинокого. Наверное, думают, что кто ж ему теперь стакан воды... Они не знают, как на самом деле. А я знаю. Потому что Интернет. И тут, в безликом пространстве, дедуля этот даже непроизвольно, подсознательно позволил себе рассказать все так, как есть на самом деле. С мотивами своих поступков. Вряд ли он озвучил бы их попутчику в поезде. Уж сильно они, мотивы всей его жизни, неприглядны. Наверное, стыдно было бы смотреть живому человеку в глаза и рассказывать не просто о том, что с тобой происходило, а о том, что ты на самом деле думал об этом. И сдерживало бы его то самое, общечелове ческое. Так-то. Одна жизнь. Две личности. Интернет полон случайных попутчиков, которым часто раскрываешься чуть больше, чем тем, кто рядом с тобой в реальности. А потому иди, ищи свои посты и письма незнакомым и читай. Читай, как про другого. Что бы ты, живой, реальный, сказал тому, себе другому, виртуальному? Вот то, что ты сам себе скажешь, и будет то самое общепринятое и общечеловеческое, что, наверное, в каждом должно быть. Наверное, совесть.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

дина щедринская

текст: илья шаньгин картина: павел разгуляев

Можно увидеть картины художника Разгуляева в экспозициях Государственного Русского музея и Российского фонда культуры. Можно увидеть самого художника Разгуляева на его персональных выставках в стране и мире. Нельзя увидеть, как художник Разгуляев рисует: творчество — процесс потаенный, невидимый. А вот колумнист «РП» Илья Шаньгин не только становится свидетелем создания автопортрета, но и выводит художника на разговор. По существу.

Ни с чем не сравнимый хлебный запах свежевысохшего бетона. Раздвигая руками молодые ивовые ветви, мы спускаемся по ступеням вниз, в мастерскую. Бесконечное белое пространство подсвечено бойницами окон под самым потолком. Лист картона прочно приколот к планшету. На полу пластмассовые банки с водой. На импровизированных стеллажах разноцветный бардак. — Никому и никогда не рассказывай, где мы. Я всегда крашу один. Но для тебя сделаю исключение. Он почти готов, мой автопортрет. Ты хотел говорить об искусстве. — Улыбка Джоконды? — Ты видел ее хоть раз? Просто лицо. — А Теофиль Готье? — парирую я. — «Джоконда! Это слово немедленно вызывает в памяти сфинкса красоты, который так загадочно улыбается с картины Леонардо... Опасно попасть под обаяние этого призрака...» — Хочешь серьезно? Открывай Интернет. Через пару минут на дисплее валяющегося на полу ноутбука появляется слабо мерцающий мировой шедевр. — Смотри. Поясной портрет. Классическая композиция. Треугольник. Тяжелое основание,

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

легкий верх. Блестяще проработаны складки на рукавах, хотя меня немного смущает правый, соотношение кистей рук и левая сторона платья. Шаль на плече мягка и органична, сплавлена с окружением. Прекрасны локоны на коже. Немного не нравится тень и ее правая скула. Лицо изумительно, безошибочно настолько, что меня это не трогает. Пейзаж? Похож на крашеный задник. Я бы написал по-другому. Крышка ноутбука закрывается, и я внимательно слежу за кончиком кисти. Ты в кроссовках бежишь ночью по снегу через лес. Она прокляла тебя. Мороз минус тридцать. Надо остановиться. Краска течет как время. Еще можно исправить. Но она скоро застынет. Ты отошел покурить. Я иду на твое место. За штурвалом самолета без прав. Стой, ты уже проиграл. Но надо лететь. Он всего лишь набросок. Живой. Нельзя пережить собственное дитя. Пришли, окружили, встали молча. Художник? Рисуй нас. Давай, браток, угля на-гора, не с…ы. Не обидим. Мы бежим по дну пропасти, в которую упали. Мы размазаны по ее стене. Но мы не коснулись дна. Белое не может обжечь. Черное тоже.

Подвал наполняется водой. Она застывает, превращаясь в стекло. Из-за него внимательно и печально следит за нами Джоконда. Палитра со звоном разбивается об пол, и разлетающиеся осколки, круша все на своем пути, превращаются в сверхновые полотна. — Несколько лет назад в Лувре девушка бросила керамическую кружку в известный портрет. Спасло пуленепробиваемое стекло. Оказалось, россиянке отказали в получении французского гражданства. Ты бы хотел добиться такой славы, чтобы твои картины были за броней? — Если так жестко, да. — Твои полотна подделывали? — Возможно. — Когда украли «Джоконду», подозревали Пабло Пикассо и Гийома Аполлинера, вызывали их на допрос. А твои картины? — Было, но я не да Винчи, не путай. Картон стремительно покрывается черным акрилом, образуя в центре незакрашенное пятно. — Любимый материал? — Однажды родители подарили мне этюдник. Обошлось без акварели. Очаровала гуашь. Акрил появился позже. — А масло? — Жидкое стекло, так же как карандаш — серебро, акрил — пластиковая бутылка, а акварель — влажная бумага. Гуашь, к сожалению, нестойкая, и больно смотреть, как что-то выстраданное со временем пропадает. Я люблю серии. Город. Собаки, голуби и асфальт. Безумно красивые объекты. В общей композиции неожиданно возникает пластический элемент, который наиболее интересен и запоминается. Например, ракурс собачьей ноги и повернутой к ней морды или взмах крыла наглого голубя. Плюс поток света, как-то косо падающий солнечный луч и отбрасываемая этой собачьей ногой тень. — Ты строишь свой город, используя асфальт как графическую составляющую, каркас, основу, нанося затем цвет? — У Пикассо есть одна работа. Если не ошибаюсь, портрет сына в костюме Арлекина. Замечательно написанная фигура на нетронутом белом холсте. Отличный пример правильного решения композиции. — Из стихов Пикассо: «Картины — это рыболовные сети С пронзенным сердцем, Это сияющие пузыри, Схваченные за горло глазами

Под ударом хлещущего хлыста, Бьющего крыльями Вокруг квадрата своего желания». Когда я пишу стихи, сначала слышится звук, ритм, иногда касаешься листа, заранее не зная слов. — Давай без лирики. Картина сама диктует. Все не так просто. Живопись — это повторяющиеся по многу часов в день, год из года жесты. Плюс еще ноги ходят. Это тяжелая физическая работа. Легче разгружать кирпичи. Со временем

костенеешь, врастаешь в решетку, выходишь в тираж. Периодически приходится ломать себя о колено. — Говорят, в какой-то момент мастер тай-чи достигает высшей степени совершенства и неожиданно осознает себя полным нулем. Тогда он меняет имя и начинает сначала. — Если надо меняться, ты переобуваешься, меняешь почву под ногами, технику. Говоришь себе: я должен сделать этот пейзаж белилами и аппликацией из цветной бумаги. Тем, к чему

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

душа не лежит. Через «не хочу». Это помогает вернуться в структуру. Меня вообще интересуют сложные структуры. Светлое пятно в центре автопортрета покрывается причудливыми узорами простого карандаша. — Это что-то из гештальт-психологии? — Не надо все воспринимать буквально. Оранжевое пятно на сером фоне тоже может быть такой же сложной структурой. Скорее, это мое. Попробую объяснить. Вот стоят две чашки на черном столе. Ты можешь их нарисовать как два имеющих конкретную форму пятна. (Рисует на листке бумаги.) Ты можешь добавить к ним тень, как темное на темном. Получается уже три градации. Светлое, общее темное и локализованная тень, совсем темная. Если оторваться от предмета, ты можешь найти тень на чашке. Плюс падающая тень, которая не существовала бы, не будь второго объекта. Здесь и здесь. Теперь ты можешь это воспринимать не как два предмета, а как некую сумму теней, которые существуют как следствие падения света и существования общего темного. В этом случае эти две условные чашки будут результатом взаимодействия падающего света и теней, отбрасываемых самими собой, и существования темной поверхности. Можно привести в пример позднего Джорджо Моранди. Он писал маленькие натюрморты. Предметы для них делал сам из гипса. Например, спичечный коробок, сковородка, кружка. Это интеллектуальная игра. — А сюжет? — Я не могу думать чистой абстракцией. Мне нужно обязательно привязаться к реальному. — «Мона Лиза» — это фотошоп, слои? — Фотошоп ближе к лессировочной живописи. У Леонардо сфумато. Он первый начал писать атмосферу, воздух, дымку. Например, у заднего плана более размытые контуры, он заведомо голубее — так воспринимает глаз. — У Леонардо сфумато, у Страдивари свой лак. Это алхимия, секреты мастеров? У тебя есть свои? — Нет никаких секретов. Это все сказки. По сравнению со Средневековьем перед тобой открыто все. — Границы со временем разрушились, но появились другие. Как ты относишься к таможенному декларированию произведений искусства? — С отвращением. Разрешения на вывоз, очереди, печати, фотокопии, названия, размеры…

Еще совсем недавно ставили штамп: «Художественной ценности не представляет». — У картины должна быть цена? — Рынка у нас нет. Желание заработать денег давит на кисточку. Мы и так живем на культурном пепелище. — Сколько стоит «Мона Лиза»? — Спроси дирекцию Лувра. — Французский король Франциск I купил ее за 4000 золотых флоринов, около 220 тысяч долларов. К середине прошлого века страховая стоимость «Джоконды» составляла 100 миллионов долларов. — Ноу коммент. — Картина должна быть в раме? — Мне она всегда мешает. Когда попадаю в музей, надо минут двадцать походить по залу, чтобы к ней привыкнуть. Пугает наша буржуазность без берегов. Очень показательны багетные мастерские. Все забито безумным, бессмысленным золотом. У нас логоцентричная страна. Насквозь литературная. В первую очередь ценится сюжет. Живопись — не история, раскрашенная красками. Говоря о ней, будут цепляться за привычные мифы и сыпать бессмысленными словами: космичность, духовность, хреноподобие... Все та же хрустальная горка в благополучной советской семье. Но прошло время, комод из ценных пород дерева подорожал. И слоники теперь не фарфоровые, а платиновые, с бриллиантовыми глазками от Сваровски. Когда наконец поймут, что Фаберже не художник, а придворный ювелир? — Если бы «Джоконду» писал ты, то это была бы твоя любимая игра теней? — Да, человеческое тело как сумма окружений теней, объемов. — И красок? — Тень всегда цветная. — У Бальзака есть рассказ «Неведомый шедевр». Молодой художник Пуссен встретил некоего Френхофера, он будто бы владел какими-то секретами мастерства и никому не показывал свою картину. Когда же удалось взглянуть на полотно, Пуссен увидел только хаос непонятных мазков и остаток ноги модели в углу картины. Это был неизбежный переход к абстракции? — Почему неизбежный? Не хуже и не лучше других. Живопись вообще жестока и цинична. Твои благородные стремления ей не интересны. Важен результат. — Есть еще гоголевский «Портрет».

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

— Вот это наша душа, реальность, характер, блеск в глазах… — Психологизм, мифология? — А при чем тут живопись? Возьми тех же передвижников. Мы вырастаем с данностью, что Илья Ефимович Репин и Василий Иванович Суриков — классики. На самом деле хорошие живописцы второго ряда. Как сравнивать Репина с Делакруа? Выше всех Делакруа ставил Пуссена и Рубенса. Делакруа породил Сезанна, а тот — кубистов. Потом появились центры «актуального» искусства, кураторы, и этим все закончилось. Последний белый подтек закрашен черным. Автопортрет готов. Мы гонимся за надвигающейся тенью оранжевой электрички, перепрыгивая через лужу разлитой кем-то фиолетовой краски. В спешке я роняю белые листки со своими заготовками к разговору, и холодный ветер безжалостно тащит и рвет их о серый асфальт платформы. Теперь не прочтешь. Поздно. Черные двери захлопываются. К сожалению, я почти дословно помню текст: Проклятие интернет-поисковиков. Российская рок-группа MONOЛИЗА, багетные мастерские «Джоконда». В банкетном зале ресторана «Джоконда» можно отведать цельного осетра, фаршированного муссом из лосося, с декорациями из свежих овощей. Бисквит «Джоконда» содержит довольно мало сахара. В гостинице «Джоконда» есть банкомат, возможно проживание животных в номере. Средняя цена столовой свеклы «Монализа» — $942,00 за 1 000 000 семян. В набор для вышивки крестом по мотивам Леонардо да Винчи «Мона Лиза» входят цветная схема, канва, 19 цветов мулине и игла. Американские ученые, тщательно изучив загадочную улыбку Джоконды при помощи новой компьютерной программы, выяснили, что улыбка содержит «83% счастья, 9% пренебрежения, 6% страха и 2% злости». На территории заброшенного женского монастыря Санта-Урсула во Флоренции группой археологов были обнаружены останки, предположительно принадлежавшие Лизе Герардини — модели, вдохновившей Леонардо да Винчи. Остается лишь немного подождать, пока ученики Герасимова расставят все точки над i.

Пионер-герой. Детектив Pocahontas. Отставной следователь и разведенная жена. Следопыт. Моцарт, Сальери и ай да Пушкин,

сукин сын. Наш корреспондент выяснил, отравил ли Сальери Моцарта.

«Детективное агентство!» — мурлычет в трубку детектив Шумякина. Клиенты звонят. Денежки шуршат. Разыскать пропавшего должника? Нет проблем. Выявить промышленного шпиона? Пожалуйста. Проверить главбуха на «полиграфе»? Проще простого. Обращайтесь.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: дмитрий филимонов фото: сергей мелихов

Очерк Дмитрия Филимонова восстанавливает справедливость. В галерее пионеров-героев «РП» кого только не было — а вот следователя убойного отдела не было. По мнению системы — следователь бывший. По мнению «РП» — самый что ни на есть действующий.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Джек

сидел в продавленном кресле, положив ноги на стол. По не мытому оконному стеклу ползала муха. Джек нашарил под мышкой «Глок» девятого калибра и прицелился в муху. В этот момент зазвонил телефон. «Детективное агентство!» — рявк нул Джек в трубку. Катерина Шумякина запрыгнула в свой «Хаммер Н3» и глянула в зеркало заднего вида. Просто так. Потому что все девушки, севши за руль, смотрятся в зеркало заднего вида. А потом достают краски. Но это не про Катерину Шумякину. Не нужны ей краски покамест. И без того хороша. Вместо красок у нее в сумочке «Хорхе» девятого калибра. Да, нравится ей «Хорхе» девятого калибра. И «Хаммер Н3» нравится. Короче, красавица за рулем бронеавтомобиля, во-от такой пистолет в сумочке — и тут звонит телефон. Вернее, один из телефонов. «Детективное агентство!» — мурлычет в трубку детектив Шумякина. Клиенты звонят. Денежки шуршат. Разыскать пропавшего должника? Нет проблем. Выявить промышленного шпиона? Пожалуйста. Проверить главбуха на «полиграфе»? Проще простого. Обращайтесь. Разыщет, выявит, проверит, пробьет по базе. А с изменами — это не к ней. Изменами не занимается. В грязном белье не хочет копаться. У нее измены — вот уже где. Она прежде в органах служила. В убойном отделе. Спец по насильникам и педофилам. Блуд, мерзость, садизм. Надоело. В общем, смотрит она в зеркало заднего вида — и что она там видит? Ей девятнадцать лет. И вот она идет в милицию — писать заявление. У нее документы пропали. Ладно бы паспорт, а то еще удостоверение помощника депутата Московской городской думы. Документ строгой отчетности. Чтобы стать помощником депутата, она конкурс огромный выиграла. Триста человек на место! И вот потеряла. Но если признаться, что потеряла, — ее ждет страшная кара. Наверное. И поэтому она идет в метро, в линейный отдел, писать заявление, что документы украли. Пишет. А вокруг опера молоденькие, симпатичные, глазами так и стреляют. А за старшего у них — пожилой мент, седой такой, на папу ее похожий — прям

вылитый отец. Вот она заявление написала и говорит: — Возьмите. — Давайте. — А меня возьмете? Служить. — Давайте! — смеется похожий на папу старшой. — Только зачем это вам, деточка, надо? Она ему про Глеба Жеглова, про Володю Шарапова, что с детства мечтала. — Пишите заявление, — улыбается, — только не мне, а в отдел кадров. И отсылает ее наверх — в управление, в кадры. А сам-то знает, что девочка под землю к нему не вернется. Обломается, когда отправят ее дальше, на военноврачебную комиссию. Это ж месяц по докторам бегать, анализы сдавать, потом стажировка, учебка... Но она вернулась. Домашним объявила, что идет работать в милицию. Мать только руками всплеснула. Старший брат велел сдать ключи от квартиры. Чтоб из дому не могла выйти. Под домашний арест — на неделю. Чтобы подумала в одиночестве. Надо же — променять работу в Мосгордуме на милицию! Да еще под землей! Она кричала, топала ногами, пытаясь убедить родственников. И только отец сказал: «Не надо шуметь. Пусть идет». И вот она в метро щипачей ловит, которые у граждан документы воруют. Сидит себе в вагоне девчоночка, по гражданке одетая, и наблюдает. Опа! Юноша к тетеньке льнет и тихонько в ее сумочку лезет. Катерина с напарниками его — хвать! Спокойно, граждане! Мы, работники МУРа, только что на ваших глазах задержали известного рецидивиста-карманника Сапры кина по кличке Кирпич! Значит, свидетелей и потерпевшую прошу пройти с нами в от деление милиции! Это здесь неподалеку, не бес покойтесь! И на следующей остановке без шума и крика, чтоб не волновать граждан, выводят юношу с тетенькой из вагона. Протокол составлять. Такая работа ей нравилась. Потому что полезность свою ощущала. Более, чем в Московской городской думе. Ну, сейчас для обострения ощущения собственной полезности детектив Шумякина собачий приют финансирует.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Нищим подает. Не всем, правда. Профессиональным нищим — шиш. У нее же глаз наметанный. Вон бабушка у входа в метро. Руку протянула, сама стесняется. Не профессионалка, ясно. Катерина ей тысячу рублей. Бабушка в радостном смятении — ой! Бери, бабушка, детектив Шумякина еще заработает. У нее нынче зарплата — как за полгода в ментовке. Вот «Хаммер ) Н3» купила. Сидит, смотрится в зеркало заднего вида — и что она там видит? Убойный отдел. Насильники, педофилы, детские трупы в канализационных колодцах. Все битцевские маньяки — ее. Катерина Шумякина — знатный специалист. Коллеги за советом обращаются. Вот звонит следователь «с района». Так, мол, и так, поймали педофила, только, сдается, не педофил он, оговорили его. Приезжайте, а? Знатный следователь Шумякина едет «на район» читать дело. Четыре часа читает, и сдается ей то же самое: подозреваемый вовсе не педофил, а жертва оговора. Суть дела. Мамаша с дочкой и своим армянским другом едут отдыхать в Египет. Вернувшись, мамаша пишет заявление в милицию о том, что армянский друг, будучи на отдыхе, изнасиловал ее малолетнюю дочку. И малолетняя дочка в присутствии психолога рассказывает следователю под протокол, как дядя Армен ее насиловал. Во всех подробностях рассказывает. Во всех отвратительных подробностях. И добавляет, что дядя Армен все это с ней проделывал не только в Египте, в их общем номере, пока мама мылась в душе, но раньше, в Москве, в его собственной квартире, много-много раз. И как он делал ей больно, рассказывает, и как однажды укусила дядю Армена за то самое, чем он причинял ей боль, и было много крови, и дядя Армен кричал, что уроет ее, и ее маму, и ее бабушку, а потом залил укушенное зеленкой. А чтоб не кусалась больше, заклеил ей рот скотчем, предварительно напихав в рот какашек. Извращенец! Мразь! Ублюдок! Понятно, что после таких показаний дядю Армена немедленно взяли. И закрыли в СИЗО. А девочку отправили на экспертизу. И что показало обследование? Она оказалась девственницей. Никаких следов насилия.

Дядю Армена тоже обследовали врачи. Следов укуса не обнаружено. Следователь Шумякина, войдя в дело, решила всех троих прогнать через «полиграф». — Мы проверим вас на детекторе лжи, — сказала она Армену. — Да! — вскочил тот. — Пойдемте! Реакция подруги его была иной. — А зачем? — спросила она. «Полиграф» показал, что подозреваемый не врет, давая показания. Подруга же сильно волнуется и потеет. А что жертва? Девочка не прошла «полиграф» вовсе — мама не дала. Чтоб не травмировать дитя лишний раз. Понятно, это же шок, драма, душевный рубец на всю жизнь. Впрочем, когда дитя давало показания на дядю Армена, она улыбалась. Вот вам и шок, и рубец. Шумякиной бы самой с девочкой поговорить, уж она бы раскрутила, дозналась, у нее же второе образование — психолог. Но мама не дала снова. Ну и ладно. И так все ясно. Из протоколов допросов, из показаний свидетелей сложилась картинка-пазл. Жили-были мама с дочкой — на окраине Москвы в большом панельном доме. Мама работала на кладбище. Бухгалтером. Если бы это было престижное центральное кладбище, ну, скажем, Новодевичье или Ваганьковское, то мамина зарплата, вероятно, была бы солидной. А тут — пригородный погост. Покойников много — денег мало. Чтобы заткнуть дыры в семейном бюджете, мама водилась с мужчинами. Не то чтобы она была молода и красива. Скорее, потаскана и побита жизнью. Но мужчины в возрасте, которым уже не светят молодые и красивые, на маму клевали. И вели ее сперва в ресторан, а потом еще куда-то. Мама требовала от мужчин серьезных отношений. Чтоб не на раз, а надолго. Участковый милиционер Мамедов с мамой дружил долго. А дядя Армен — еще дольше. Мама говорит — целых пятнадцать лет. А вот предприниматель Козлов почти совсем не дружил. Он этого «не на раз, а надолго» испугался и пропал. А дяде Армену пропасть было некуда, у него рядом квартира. И на проспекте Нахимовском — фотомастерская. Ну, там,

фото на документы, ксерокопии, визитки. Вроде как предприниматель тоже. Хотя это громко сказано. У них с мамой одно время все хорошо получалось, а потом перестало. Наверно, дядя Армен старым стал. Тогда он сказал маме: давай просто дружить. И мама сказала: давай. И дядя Армен ей просто так деньги давал. Но мало. Мама считала, что он жмот. А ему на самом деле надо было своих кормить тоже. У него дома — два великовозрастных сына и больная сестра его бывшей жены, которая, сестра то есть, из дома не выходит. Потому что у нее астма. Но, видимо, мама была права — у дяди Армена денежки в загашнике водились. И однажды, когда в Москве была метель, он предложил маме с дочкой отправиться вместе с ним к солнцу. В Шарм-эль-Шейх. Там было тепло и можно было купаться в море. А еще там было много русских, ведь Шарм-эль-Шейх, как известно, русский курорт. Там девочка познакомилась с русским мальчиком. А мама — с его папой. И дядя Армен застукал их вместе. Он страшно расстроился

...Надо же — променять работу в Мосгордуме на милицию! Да еще под землей! Она кричала, топала ногами, пытаясь убедить родственников. И только отец сказал: «Не надо шуметь. Пусть идет»...

и кричал, что их отношения с мамой закончены. А мама кричала, что между нею и папой мальчика ничего не было, а если б и было, так он, дядя Армен, ей не муж вовсе, поэтому нечего сцены закатывать. Потом они не разговаривали, а когда вернулись в Москву, дядя Армен вытащил из багажника такси мамин чемодан и сказал: все, прощай навсегда! Через два дня мама пошла в милицию и написала заявление, что дядя Армен — педофил. Ну вот, а потом у мамы появился предприниматель Козлов. Он повел маму в ресторан. Там мама пила шампанское, потому что она очень любит шампанское. Она сказала Козлову, что ей нужны серьезные отношения, а не на раз. Потом она еще выпила шампанского и добавила, что все мужчины, которые бросали ее, дорого платили за это. С такими она поступает жестко. Предпринимателю Козлову эти слова не понравились, и он решил отвезти маму домой. От греха подальше. Когда они ехали в такси по Нахимовскому проспекту, мама показала на вывеску «Фотостудия». И сказала, что студия принадлежит человеку, который ее бросил. И теперь у него большие проб лемы. Он дорого заплатит за это, а может, даже сядет в тюрьму. Спустя некоторое время Козлову надо было сделать копии каких-то документов, и он зашел в эту фотостудию. И там познакомился с дядей Арменом. И разговорился. И возблагодарил Господа, который уберег его от серьезных отношений с той женщиной. Собрав пазл, следователь Шумякина дело закрыла. За отсутствием признаков преступления. За это дело она получила благодарность и премию в 3500 руб лей. А в газете «Петровка, 38» появилась большая статья с ее фото «Установить истину». Собственно, это было бы ничем не примечательное дело в череде прочих. Если бы не дальнейшие события. Жизнь шла своим ходом. Насильники, расчлененка, трупы в канализационных колодцах. И тут — звонок из прокуратуры. В связи с объявленной кампанией по борьбе с педофилами старое, закрытое дело изъято из архива, ее вызывают в прокуратуру в качестве свидетеля. Антипедофильская кампания. Новый прокурор. Новое рассле-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

дование. К делу приобщаются показания новых свидетелей. В том числе ясновидящей, которая не сразу, но распознала-таки черное нутро подозреваемого. И было следствие. И был скорый суд. Шумякина схлестнулась с прокуроршей, защищая Армена, и та пообещала неприятностей на службе. В коридоре суда ясновидящая тоже обещала неприятностей, кричала, что Бог накажет ее — за то, что педофила защищает. Шумякина взяла ясновидящую за пуговицу и внятно произнесла: «За то. Что ты. Оговариваешь. Невинного. Тварь. Ты. Сдохнешь. Через месяц». Так получилось, что через месяц ясновидящая умерла. А дядя Армен уже ехал по этапу в Мордовию. На десять лет. А на службе, как обещала прокурорша, случились проблемы. Шла на повышение, но место вдруг оказалось занято. Она поняла, что перешла дорогу системе, и если не подстроится под систему, та сжует ее и выплюнет. И она ушла. Две недели безвылазно просидела дома, пребывая в думах: кому я нужна на гражданке с клеймом мента? И отправилась получать лицензию частного детектива.

...А с изменами — это не к ней. Изменами не занимается. В грязном белье не хочет копаться. У нее измены — вот уже где. Она прежде в органах служила. В убойном отделе. Спец по насильникам и педофилам. Блуд, мерзость, садизм. Надоело. В общем, смотрит она в зеркало заднего вида — и что она там видит?..

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

А вот теперь сидит в своем «Хаммере Н3» и смотрит в зеркало заднего вида. И что она там видит? За десять без малого лет в ментовке она стала циничной, да. Здорово научилась матом, да. Но за десять без малого лет в ментовке она не разучилась сочувствовать людям. Вот это да! Пока шел суд, она сдружилась с бывшей женой Армена. У той давно уже новая семья, но вместе они пишут кассационные жалобы. Отставной следователь и разведенная жена. Пишут — проигрывают. Пишут — проигрывают. Одну инстанцию за другой. А еще она вывесила материалы дела в Интернет. Ее ник в Интернете — Pocahontas. Когда посох был занесен над головой капитана Смита, принцесса Покахонтас, любимая дочь вождя племени, обняла его го лову руками и склонилась над ним, спасая от смерти. «Это была очаровательная молодая девушка, своим самообладанием, осанкой вы делявшаяся среди всех индейцев, а духом, умом своим превосходившая всех вокруг», — писал капитан Смит в своей книге.

Моцарт и Сальери, гений и злодейство, талант и посредственность, жертва и убийца. Притча почти библейского масштаба.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: николай фохт рисунки: александр ширнин

Раскрытие застарелых исторических тайн, изобличение вековых предрассудков, реабилитация опороченных кумиров — вот вкратце ориентиры следопыта «РП» Николая Фохта. Теперь пришло время раз и навсегда разобраться: а был ли отравлен В.А. Моцарт своим коллегой А. Сальери? Или все-таки это поэтический вымысел А.С. Пушкина? 45

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Господи,

сколько же лет назад это было! Я сидел на скамейке в Бурггартене, в самом центре Вены, и осмысливал вычурный, игрушечный город. И отдыхал: в этой сюрреалистической поездке меня назначили руководителем тургруппы. Конечно, это самое страшное наказание, которое могло быть в 1990 году. Русские женщины, которые должны задавать вопросы каждые три минуты, русские мужчины, которых заграница расплющивает и растирает в пыль сразу после Чопа, — в общем, каторга. Так вот, я сидел в саду, жмурился на непривычно приветливое октябрьское солнце. На другой край лавки присел старик. В хорошем шерстяном песочного цвета пальто, в темно-коричневых перчатках, в черных, как мне показалось — зимних, добротных, на резиновой подошве ботинках. Эта короткая сцена врезалась мне в память навсегда — наверное, теперь уж можно и так сказать. Он сел на самый краешек и заплакал. Его маленькое тело в хорошем пальто ходило ходуном. И на губах старика блуждала улыбка. Он сидел впол оборота от меня, уставившись в землю. Мимо проходили отряды туристов, голуби сбегались к точкам кормежки и взмывали в глубокое небо, как только крошки истощались. В общем, вокруг текла венская жизнь. Старик продолжал плакать и улыбаться. Я вдруг подумал, что болезнь Альцгеймера раздражает только первые минуты — а потом привыкаешь. Нормальный, аккуратный старик, еще подумал я. Вдруг тот повернулся ко мне и неожиданно сильным баритоном произнес: — Ви битте. Я улыбнулся. — Сорри, — повторил старик и отвернулся плакать дальше. Я кивнул ему в спину. Через пять минут поднялся и быстрым шагом отправился к точке сбора группы — мы уезжали на автобусе в Будапешт. Теперь я снова вспомнил этого старика и назначил его своим Сальери. И все время своего короткого и поверхностного расследования представлял того господина — больного и счастливого.

Моцарт и Сальери, гений и злодейство, талант и посредственность, жертва и убийца. Притча почти библейского масштаба. Нам, русским, так сказать, людям, есть чем гордиться: именно Пушкин в «Маленьких трагедиях» гениально оформил еле тлевшую версию про то, что Антонио Сальери сделал перед смертью признание, что отравил Вольфганга Амадея Моцарта. В двадцатом веке Питер Шеффер, опираясь на Пушкина и другого русского гения, Римского-Корсакова (автора соответствующей оперы), написал пьесу «Амадей»; Милош Форман по этой пьесе снял одноименный фильм. Получается, очень талантливые люди продавили совершенно неочевидную версию, что Сальери сгноил Моцарта. Мало у кого сегодня возникают сомнения в правильности этой версии; интеллектуалы, которые в курсе подробностей и нюансов, стоят на парадоксальной для здравомыслящего человека позиции: какая разница — отравил, не отравил — посредственность (Сальери) по-любому должна быть наказана за то, что живет рядом с гением (Моцарт). Таким образом, вопрос-то серьезный, и не один. А именно: 1. Был ли действительно убит Моцарт или он умер своей смертью, согласно официальной версии? 2. Если Моцарт был убит, кто виновен в его смерти? 3. Если Сальери отравил Моцарта, он сделал это из зависти? 4. Были ли у Пушкина Александра Сергеевича доказательства версии, что Сальери отравил Моцарта? Надо ли говорить, что начал я с музыки Антонио Сальери. В первую очередь — опера «Тарар». Он написал ее вместе с Бомарше, в смысле по его либретто. Потом послушал «Маленький реквием», увертюру к «Фальстафу», несколько фортепианных концертов. Сразу скажу: слушал хоть и с симпатией к Сальери (старик в Бурггартене), но с предубеждением, что он писал скучную музыку. «Тарара», который, кстати, упоминается в пушкинской трагедии (Ты для него «Тарара» сочинил, Вещь славную. Там есть один мотив… Я все твержу его, когда я счастлив… Ла-ла-ла-ла…), слушал и смотрел не отрываясь три часа.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

На мой вкус, красивые мелодии, их в опере много. Даже, я бы сказал, композиторская скромность просматривается, точнее, застенчивость: темы едва намечаются, не педалируются отдельные удачные куски — легче придумать новую мелодию, чем бесконечно эксплуатировать найденную интонацию. Внезапно именно на «Тараре» совершил открытие. Еще в прологе первого акта почуял знакомые интонации. А во втором акте, в арии одноименного героя и в последующем номере цыганского (или какого там — персидского?) хора, осенило: так ведь это практически «Марсельеза»! Отклонившись от главной темы, исследовал вопрос. «Тарар» написан в 1787 году, а «Марсельеза» в 1792-м Руже де Лилем, самодеятельным композитором, если честно. Контекст такой: сразу после премьеры «Тарара», можно сказать, растащили на цитаты — он был, как говорят, необыкновенно популярен. За два года дали что-то около 90 постановок оперы — это значит дватри спектакля в неделю. Как я понимаю, по тем временам необыкновенно часто. Мелодии напевали, партитуры раскупали. Когда задумали сочинить гимн для французской армии, которая должна была отправиться на Рейн биться с богемскомадьярской армией, Руже де Лиль вышел на улицу воодушевленный, что-то напевая себе под нос. И на следующее апрельское утро песенка была готова. Я предполагаю, что Руже де Лиль плотно облокотился на Сальери. И если уж украинская колыбельная «Ой ходить сон коло вiкон» признана прототипом гершвинской «Summertime», «Venus» («Шизгара») официально берет начало в «Oh! Sussanna» и даже «We shall overcome» , оказывается, взята из госпела «I’ll overcome someday» (где мелодия очень отдаленно напоминает конечный, современный результат, только слова пересекаются) — уж если принять во внимание эти музыкальные факты, то «Марсельеза» точно вышла из шинели «Тарара». Лично для меня косвенное доказательство и то, что Сальери — первый композитор, который включил «Марсельезу» как цитату в свою оперу «Пальмира, царица персидская». Это

было, между прочим, в 1795 году, французская революция еще была страшилкой для подавляющего числа монархий Европы. Да и тот же «Тарар» — опера революционная во всех отношениях. Там ведь что: в финале воин Тарар выдвигается народом на руководство страной и аллегорически сковывает себя с этим народом цепью. Это, друзья, не что иное, как демократия. А тиран, кстати, кончает жизнь самоубийством — что тоже показательно и символично. Я это к тому, что Сальери, хоть и был придворным музыкантом, практически высокопоставленным чиновником, творчески был раскрепощен и уж точно больше, чем Моцарт, интересовался прогрессивной политикой и даже, как видим, участвовал в процессах… В общем, «Марсельезу» тоже он, Сальери. Об этом вот так прямо еще ни у кого не хватило смелости сказать: так, мол, и так, интонации, предвещающие «Марсельезу», то да се… А ведь цитата в «Пальмире…» — это как раз деликатный намек на авторство: мол, ребята, посмотрите, это же моя песенка — я ее по праву могу использовать. Короче говоря, в ходе расследования сделано нежданное открытие — значит, уже все не зря. Но главное ведь не в этом. Главное, мне показалось, что Антонио Сальери сам по себе очень неплохой и даже самобытный композитор. Мне его мелодии (как и Моцарту, как и Бетховену в свое время) показались хорошими. Я к тому веду, что Сальери не посредственность, у него своя гордость есть. Я решил себя проверить и позвонил Анне. — Ты что? Знаешь, который час? У меня ведь муж, помнишь, учитель математики. — Анна, учительница пения в ясеневской школе, всегда подкупала меня парадоксальностью мышления и особой, музыковедческой логикой. Я посмотрел на часы — 21:00. — Аня, я тебе пару файлов выслал, Сальери — помнишь, я тебе говорил? Может, завтра после уроков встретимся, поговорим? — Хорошо, я в метро послушаю. С некоторых пор все-таки привлекаю к своим расследованиям проверен-

...Масонам не за что было обижаться на Моцарта. Одни считают, что «Волшебная флейта» была пародией, но подавляющее большинство сторонников масонской версии творчества Вольфганга Амадея полагают, что опера — талантливейшая пропаганда идей ложи...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ных людей. Анна для моего дела хорошо подготовлена — Самарское музучилище, теория музыки. Однажды она мне рассказала про свою сокурсницу, которая знала про Моцарта практически все, «больше, чем его биографы, больше, чем вообще кто-нибудь в мире». А я, заметила тогда Анна, и к Сальери отношусь с должным уважением. Вот я и вспомнил, вот и решил привлечь. Мы сидели на Севастопольском в чайхане. После первых глотков молочного улуна Анна пристально посмотрела на меня; взгляд не сулил ничего хорошего. — Что я тебе могу сказать… Скучно. Совершенно нет развития — я про «Тарар». Примитивные музыкальные решения — ну, по сравнению с Моцартом. У Моцарта любая пьеска стоит оперы Сальери. Ты ведь сказал, что «Тарар» его лучшая? — Ну, это не совсем я, так считается. Там говорится — революционная опера… — Не знаю, чего в ней революционного. — Ну, мне нравится мелодизм… — Ну да, может быть, как компози тор-песенник он и был хорош. Насколько знаю, действительно вся Вена напевала Сальери. Но понимаешь, он и Моцарт — это небо и земля. Моцарт — космос, гений. — То есть ты тоже веришь, что Саль ери отравил Моцарта? — Я точно не знаю, как там было, но поверь, Сальери было чему завидовать. — А ничего, что Моцарт сам интриговал против Сальери? Он даже письмо написал, чтобы должность капельмейстера, что ли, получить, не помню точно. Он сообщал, что Сальери не по праву занимает эту должность, потому что плохо разбирается в духовной музыке. А он, Моцарт, хорошо — должность должна быть его. Хотя и не получил он места, но поступок так себе. Или что, гению позволено? — Гению позволено. Гения нельзя судить по законам обычной жизни, по законам обывателя. — С чего это? Ну в музыке — это да, а в нормальной жизни почему? Они, гении, вне закона?

— Моцарт вообще почти алкоголиком был, — как всегда неожиданно сообщила Аня. — Это-то как раз пожалуйста и понятно. Ну а вторая часть «Маленького реквиема», который Сальери сам для себя написал, — разве не чудо? — Красиво, конечно. Но это золотая секвенция — классическая последовательность гармоний. Это вычисляется, понимаешь? У Сальери очень правильная музыка. Правильно? Да. Интересно? Нет. — То есть все-таки Пушкин: музыку алгеброй? — Ну да. Пушкин тоже ведь гений. — Но и сукин сын немного. Он ведь безо всякой проверки, по слуху написал. Насколько я понимаю, по одной заметке в немецкой газете. Повод-то скандальный, «желтый». Если окажется, что Сальери не отравил Моцарта, получится, что Пушкин оклеветал ни в чем не повинного уважаемого композитора. Анна как-то побледнела. — Это же литературное произведение, вымысел. — Но имена реальные: это современники Пушкина, Сальери-то точно. Сам Александр Сергеевич высказался однажды, что, мол, обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено, и не великодушно. Клевета и в поэмах всегда казалась ему «непохвальною». — Это еще доказать надо, что Сальери не отравил. — Анна замкнулась. — Ну а про «Марсельезу»? Ведь правда похоже, что Сальери придумал? — Я пытался помириться. — Может быть, — сухо ответила Анна. Значит, доказать, что Сальери не отравил? То есть для Моцарта и Пушкина, а заодно для Милоша Формана и Питера Шеффера отменим презумпцию невинов ности? Хорошо. Приступим. Для начала разберемся, с чего это решили, что Моцарт был отравлен. Главный аргумент — признание тяжелобольного Антонио Сальери. Сторонники пушкинской версии связывают попытку суицида Сальери с раскаянием старика,

у которого, судя по всему, была болезнь Альцгеймера. Еще, кажется в книжке Игоря Бэлзы упоминается запись исповеди Сальери — мол, признался в страшном грехе (этой записи никто не видел, она нигде больше не фигурирует). Другая часть аргументов — странная смерть Моцарта. Сомневающиеся оспаривают официальный диагноз «острая просовидная лихорадка» — симптомы кажутся скептикам нехарактерными, больше подходящими к отравлению ртутным соединением, сулемой например. Умер, мол, внезапно, тело распухло — что не похоже на просовидную лихорадку. Экстраординарными видятся и похороны Моцарта — прославленного, знаменитого музыканта хоронят в общей могиле, по третьему разряду; никто даже не пришел на сами похороны Амадея. Да, еще есть воспоминание жены Моцарта Констанцы. Амадей незадолго перед смертью, во время работы над загадочным реквиемом (заказ черного человека), сообщил Констанце, что уверен, что его отравили.

...Сальери, хоть и был придворным музыкантом, практически высокопоставленным чиновником, творчески был раскрепощен и уж точно больше, чем Моцарт, интересовался прогрессивной политикой и даже, как видим, участвовал в процессах...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Хорошо, зацепок вроде достаточно. Перейдем к подозреваемым. Ага, Сальери не единственный. И все-таки: 1. Сальери. Мотив — зависть. 2. Ученик Сальери и Моцарта Ксавь ер Зюсмайр (который закончил «Реквием»). Мотив — роман с Констанцей, ликвидация мешающего мужа (по некоторым слухам, один из сыновей Констанцы — от Зюсмайра). 3. Юрист Франц Хюфдемель, так же, как и Моцарт, — масон, друг Моцарта. Мотив — ревность (он узнал, возможно от Констанцы, о романе своей жены Магдалены и Моцарта). После смерти Моцарта Хюфдемель пытался зарезать Магдалену, а потом покончил с собой. 4. Масоны. Мотив — месть. Братство, в которое входил Вольфганг Амадей Моцарт, якобы обиделось на оперу «Волшебная флейта»: некоторые считают, что Моцарт написал пародию на ритуалы и обычаи масонов. 5. Констанца, жена Моцарта. Мотив — деньги Моцарта, любовная связь с Зюсмайром. Начнем с конца. Подозревать Констанцу — бред. Несмотря на то что в последние месяцы Моцарт получил пару неплохих заказов, завещать семье он мог только долги. Желать смерти мужу — рыть самой себе могилу. Ее муж был знаменитостью, никакой Зюсмайр никогда не достиг бы такого положения в свете. Констанца с двумя детьми на руках обязана была быть практичной. Кстати, версия о том, что младший сын Моцарта прижит с Зюсмайром, — банальный и пошлый слух: у Франца Ксавьера обнаружилось наследственное заболевание — дефект ушной раковины, которым страдал и Моцарт; а вот назвали мальчика, который родился за пять месяцев до смерти маэстро, действительно в честь Зюсмайра — они в последнее время были очень дружны с Вольфгангом Амадеем. Таким образом, автоматически отваливается и версия про Зюсмайра. Если Констанца не желала смерти мужа, значит, и Ксавьеру это не надо было — они же не могли действовать каждый сам по себе с одинаковым мотивом. А другого у Зюс-

майра не было: то, что он закончил «Реквием», — акт благородный и бескорыстный, тех, кто знал и знает, что мы слышим «Реквием» в его редакции, — единицы. Хюфдемель — даже не принимая во внимание нарушение хронологии и логики событий (вообще, существует экзотическая версия, что это Констанца рассказала о романе с Магдаленой сразу после смерти Моцарта — чтобы отвести подозрение от Зюсмайра) — человек с таким темпераментом (жену пытался зарезать, сам перерезал себе горло), который вряд ли способен методично, постепенно, маленькими дозами подсыпать яд Моцарту. А после похорон, после достижения цели кардинально сменить поведение и устроить резню в собственном доме? Мне кажется, совершенно нет логики. Масонам не за что было обижаться на Моцарта. Одни считают, что «Волшебная флейта» была пародией, но подавляющее большинство сторонников масонской версии творчества Вольфганга Амадея полагают, что опера — талантливейшая пропаганда идей ложи, остроумный и тонкий product placement масонства. В любом случае, даже если пародия, за это не убивают — в крайнем случае отлучили бы, лишили мандата. Остается Сальери. На мой взгляд, как ни парадоксально, самый слабый кандидат на роль убийцы. Вообще, сразу должен сказать, что практически всю мою работу уже проделал в 1999 году Борис Кушнер, поэт, профессор математики Питтсбургского университета. Он подробно проследил весь творческий и жизненный путь Антонио Сальери. История с отравлением Моцарта — всего лишь эпизод, бессмысленный и беспощадный. А вся жизнь Сальери указывает на то, что ни отравлять Моцарта (версия Пушкина), ни изводить (версия Шеффера) не было никакого резона. Лично для меня очень важным, чуть ли не главным аргументом стали многочисленные свидетельства, что Антонио Сальери был человеком веселым, с хорошим чувством юмора. Существует анекдот: некая дама арендовала квартиру у Сальери, точнее, у его жены — ей принадлежал дом. Но дама ходила к Сальери

...Для начала разберемся, с чего это решили, что Моцарт был отравлен. Главный аргумент — признание тяжелобольного Антонио Сальери. Сторонники пушкинской версии связывают попытку суицида Сальери с раскаянием старика, у которого, судя по всему, была болезнь Альцгеймера...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

и требовала, кажется, снижения платы. Сальери терпеливо разъяснял ей, что он делами не занимается, — но дама упорствовала. Тогда Сальери кивнул: хорошо, изложите свою жалобу на бумаге, а я напишу к ней музыку. Дама впала в ступор и больше не приходила. Человек ироничного склада ума, на мой взгляд, не смог бы убить человека из зависти. Одним из аргументов Пушкина, когда он объяснял, какие есть доказательства, было то, что Сальери освистал «Дон Жуана». Тот, кто мог освистать Моцарта, мог его и убить. С прискорбием придется заметить, что этого не было, мало того, этого не могло быть ни при каких обстоятельствах. Опера не понравилась императору Иосифу II — это да. Но человек положения Сальери не мог освистать произведение коллеги, да и вообще кого-нибудь — не по рангу. Да еще в присутствии короля. Ну да, конечно, их отношения могли быть натянутыми — это были два очень разных музыканта. Я бы даже сказал, жили они в параллельных пространствах, которые изредка совпадали, пересекались. И в этих пересечениях чувство досады скорее могло возникать у Моцарта, чем у Сальери. Моцарта в Сальери раздражало многое: что он занимает денежную должность, что у него нет перебоя с учениками, что он итальянец: немецкая и итальянская опера, например, боролись тогда друг с другом, и итальянская победила. Если бы в начале девяностых что-нибудь случилось с Сальери, картина была бы зеркальной, уверен — первым заподозрили бы именно Моцарта. Теперь об обстоятельствах смерти. Все верно и все ложь. Вот Борис Кушнер называет это анахронизмом — переносом современных представлений на эпоху, где царили иные правила. Я бы назвал это нежеланием знать правду — скучную, без интриги, без пушкинского драматизма и формановской мистики. Утверждение, что Моцарта толком не лечили и не исследовали причины его смерти, — вранье, если что. Лечили его лучшие венские медики, среди которых токсиколог Саллаба — специалист как раз в области ядов, вообще криминальных отравлений. То,

что у него не возникло подозрения, говорит о многом. К тому же, надо заметить, свидетельство о смерти Моцарта было единственным подобным документом в 1791 году — для более чем 600 умерших венцев ничего подобного не предусматривалось. Это о том, что все было сделано наспех. По поводу скромных похорон и общей могилы. Дело в том, что иначе быть не могло. По указанию Иосифа II исходя из доходов семьи не разрешалось тратить на похороны больше определенной суммы — чтобы не разорять семью. В общей могиле — из экономии места на кладбище, тоже закон. Мало того, через определенное время проводились перезахоронения — в те же могилы закапывали следующую группу покойных. На самом погребении никого быть и не могло: гроб с телом покойного оставлялся в часовне или в специальном помещении храма, утром его забирали могильщики… Все по закону, никакой дискриминации или неуважения. Практично, цинично и, если разобраться, гуманно. В общем, если говорить ответственно и беспристрастно, ничего подозрительного ни в смерти, ни в похоронах Моцарта не было — то есть вообще ничего. Ни одной зацепки — если рассматривать фактуру. И, как я понимаю, нет преступления — нет и убийцы. Сальери оправдан. Кстати, никакого признания в убийстве Моцарта тоже не было. Задокументировано как раз признание Сальери перед смертью, что до него дошли слухи о его причастности к смерти Моцарта и это его угнетает. Он ничего подобного не совершал. Дело абсолютно очевидное, разгадка в кармане. Все уточнения, всю фактуру можно найти в открытых источниках. Ее более чем достаточно. И все-таки есть осадочек, неприятный и неизбывный. Придется дать несколько частных определений. Констанца: ни в чем не виновата, но ради денег («Реквием» Моцарта, законченный Зюсмайром, приносил семье доход) нагнетала обстановку вокруг смерти мужа. В частности, поддерживала миф о таинственном заказчике «Реквиема» (хотя настоящий заказчик всегда был известен

и особо не скрывал свое имя — граф Франц фон Вальзегг-Штуппах, музыкантлюбитель, который выкупал авторство у знаменитых музыкантов своего времени. Кстати, это обстоятельство могло как раз угнетать честолюбивого Моцарта. «Реквием» граф заказал на смерть своей жены). Она ради, так сказать, продвижения запустила историю со словами Моцарта об отравлении. Александр Пушкин. Странная это история — отличная маленькая трагедия, опорочившая на несколько веков имя очень достойного человека. Почему вот так, не разбирая дороги, в погоне за сенсацией, совершенно без раскаяния? Наверное, комплекс гения у Александра Сергеевича был намного больше, чем у Моцарта. Реальные имена — возможно, подсознательно — понадобились, чтобы максимально конкретизировать ситуацию, приблизить к современному, к его, пушкинской, жизни. Смертельная зависть ничтожеств — даже высокопоставленных

...Свидетельство о смерти Моцарта было единственным подобным документом в 1791 году — для более чем 600 умерших венцев ничего подобного не предусматривалось...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ничтожеств, даже небездарных ничтожеств; ничтожеств по сравнению с гением. Наверное, ради победы в этой схватке со всем, получается, миром все средства сгодились. Пушкин, кстати, победил — в этом сражении. Шеффер—Форман. Надо сказать, это было болезненное падение мифа. Мифа о гении и злодействе, мифа о замечательном фильме Милоша Формана. Тут следует оговориться, что автор пьесы «Амадеус» Питер Шеффер слукавил, призвав как бы в соавторы Пушкина и РимскогоКорсакова, прикрывшись их именами. Шеффер выдвинул, по существу, свою версию и по-своему растоптал Сальери. У Шеффера Сальери не отравляет Моцарта, он его изводит, сводит с ума — изощ ренно и жестоко. То есть совсем подонок Сальери. Невероятное количество вранья в кино напомнило мне расследование покушения на Ленина Фанни Каплан, в смысле фильм «Ленин в 1918 году». Под концепцию подогнаны практически все ключевые исторические события биографии Моцарта и Сальери. И главное, мне непонятно, почему у Моцарта только один сын вместо двоих. Это почему-то особенно резануло глаз. Кстати, Моцарта похоронили хоть и в общей могиле, но не в мешке, а в гробу — к тому времени было отменено соответствующее распоряжение Иосифа II. Сальери. Сальери был отличным музыкантом. Мне показалось, что я разгадал: он был, скорее, исследователем музыки, педагогом. Педагогом, судя по всему, гениальным. Среди учеников (кроме сына Моцарта) — Лист, Шуберт и даже Бетховен. Благотворительная деятельность и даже определенная художническая смелость — вспомним революционного во многих смыслах «Тарара». Совершенно другой склад художественной натуры: их, Моцарта и Сальери, сравнивать (если почестному) даже и нельзя. Антонио Сальери не был ни бездарностью, ни посредственностью. Просто Вольфганг Амадей Моцарт был гением. Но Антонио Сальери ведь в этом не виноват. Nicht schuldig.

Диктант. Попсовесть. В тему номера. Урок обществоведения. Группы крови. Совесть корпоративного масштаба. Дневник наблюдений. Бремя колокольчиков. Корреспондент «РП» под песню Александра Башлачева. Урок поэзии. Нет совести печальнее на свете, чем совесть, что скрывается в поэте… Стихи Андрея Орлова (Орлуши). Сочинение. Огонь и Холод. Рассказ Натальи Якушиной. Комикс. Андрей Бильжо. Совесть не спит!

александр устинов/фотосоюз

текст: игорь мартынов

В своем зачине к главной теме номера — «Совесть» — Игорь Мартынов прослеживает чудесные метаморфозы, происходящие на наших глазах с этой некогда трепетной и неангажированной категорией. Сколь окрепла и заматерела она — не укроешься.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

По новым

ГОСТам совесть — это то же, что известь в могильниках древних, только внутренне: для дезинфекции, для душечистки, для порядка. Будет каждому выдано сколько положено, по мере — в особых случаях по высшей, чтоб наверняка! Вряд ли из-за недомыслия… скорей не обошлось без козней… так и попала в конституцию Советов гарантия свободы совести, сей атавизм от франкмасонов: «Никто не может быть преследуем за свои убеждения, даже религиозные»… Да только — адью, месье Вольтер! Время не стоит, страна взрослеет, наружно крепнет, газует, форсит — пора и с душами подданных разобраться, подрихтовать заусенцы. И вот верховный управитель, собрав кудесников пера и промокашки, разлепил понятия, сепарировал: свобода, говорит, свободой, «но давайте не забывать про совесть». Как там будет свобода без совести — не наше дело, а вот совесть без свободы — воистину вещь, инстанция, стержень стальной! На что еще индивидуально опереться, если нет, как в Европах, да и не будет гражданского права? Или как у китайцев — Конфуция, на всякий случай? Зачем китайцу совесть, если есть у него «принцип сяо» — «принцип сыновней почтительности». Главное, уважай, почитай тех, кто старше — по возрасту, по социальному ранжиру, — и никаких угрызений! Вот, например, символичная история про жителя Ч. из провинции Чу, который честно сообщил властям о совершенном его отцом преступлении (знаем-знаем, бывало и в наших анналах подобное), но был казнен за неуважение к родителю (правда, и отец казнен был, но по другому же поводу). Есть ли исключения у «принципа сяо»? Есть, и очень преданные, верные: вот если б житель Ч. сообщил, что отец готовит покушение на императора, — стал бы героем, ибо император важнее, уважительней отца. Таким образом, во всяких ракурсах прекрасно конфуцианство и эффективно, как матрица, но только поздно нам уже (или рано еще?) внедрять его — а значит, остается единая совесть. С той же, объединительной функцией. Оттого-то она на подъеме,

на марше, на слуху, особливо с установкой громкого (хотя пока и недостаточного на всю РФ) вещания из храма ХС. Конечно, будет нелегко, канальи-то не дремлют. Конечно, под зычным напором духовности в ответ возможны рецидивы и святотатств, и атеистических вакханалий. Найдутся и такие нигилисты, которые скажут: мол, совесть — не надзиратель, не конвой в светлое будущее, и вообще — у каждого своя, дело личное. А кому-то (инфо только для 18+) и «бессовестный» — похвала, признанье творческих заслуг. Такие бывали в истории — да вот хотя бы битники. В конце сороковых Джек Керуак шел по Таймссквер, а навстречу ему Ханчке из Чикаго, говорит: «Мэн, айм бит». То есть: «Я разбит, я в отрубе, я выпал в осадок...» Да как же это?! Почему разбит, по какому праву!? Кругом Америка в послевоенной эйфории, на позитиве, на энтузиазме. Стабильность, восторг потребления, жилплощадь и авто в кредит… И скромная плата за все — лояльность и послушание. На все про все одна стандартная американская мечта: God bless America! А эти отщепенцы сошли на обочину: не мечтали, играли джаз, мотались по клубам на неверном топливе джанки и кислоты — короче, польза для державы нулевая, а только порча. От этих битников прикурили хиппи — асоциальные, внутренне мутные, типичные дезертиры, они, как пятая колонна, подорвали дух, не дали полностью залить Вьетконг напалмом… Вот что бывает, когда нейроны и синапсы граждан остаются без присмотра, без маркировки, без клейма! С горлопанами и зачинщиками все понятно: сульфозин внутримышечно, плюс мотидендепо — для профилактики. Но если кто-то только молчит и щурится? Если кто-то норовит слинять бочком? А вот тут и вступают носители совести, засучив рукава — на боевое крещение! В этом деле все средства хороши, но особенно — исповедь. Значит, пора, пора повсеместно строить просторные, светлые, лучше — прозрачные, в духе урн, исповедальни. Чтобы все на виду! Чтобы один за всех, но главное, чтоб все — за одного! И только так — если по совести. И даже не мысли иначе.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Наташа Замаева не собирает кровь. У нее нет ни шприцев, ни спецфур с надписью «Служба крови». Забор крови — дело сугубо государственное. У Наташи Замаевой есть только телефон.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: дмитрий филимонов рисунок: ляля ваганова

Здесь и сейчас обозреватель «РП» Дмитрий Филимонов не только представит новое увлечение, повально охватившее сотрудников крупнейших российских компаний, но и перечислит передовиков. Обнадеживающая, но кровавая история.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

В Москве

новая мода — кровь сдавать. Тренд, если вам так понятнее. Звонит Бинбанк: — Алло, возьмите у нас кровь! — Возьмем, — отвечает Наташа Замаева, — через пару недель. Нет, раньше не выйдет. В понедельник «Газпром» сдает, во вторник «Норильский никель», в среду Сбербанк, в четверг «Ренессанс Групп», в пятницу «Полюс Золото». Нет, следующая неделя тоже расписана. «Славнефть», Внешэкономбанк, Объединенная металлургическая компания, Служба судебных приставов, «Лаборатория Касперского». Нет-нет, поменяться никак, поймите, это постоянные клиенты. Наташа Замаева — координатор выездных донорских акций фонда «Подари жизнь». Ну, это фонд актрисы Чулпан Хаматовой. Который опекает детей, больных раком. И Наташа там — главная по крови. — Алло, это издательство «Эксмо», возьмите у нас кровь! — Возьмем, — отвечает Наташа Замаева и звонит на станцию переливания крови. И договаривается. Координирует. И в назначенный день к издательству подъедет спецфура со спецбригадой и надписью на борту «Служба крови». У Наташи с ними договор. Половину крови станция берет себе, половину отдает детским больницам, которые опекает фонд. У Наташи Замаевой постоянных клиентов — штук двести. «Билайн», Ситибанк, Министерство иностранных дел, Capital Group, «Белая Дача», Best Alco, «Ренова», Barclays Bank, оргкомитет «Сочи 2014», Pfizer, «Миэль», «МДМ» и прочие компании, банки, конторы, фирмы и фирмочки. Наташа Замаева не собирает кровь. У нее нет ни шприцев, ни спецфур с надписью «Служба крови». Забор крови — дело сугубо государственное. У Наташи Замаевой есть только телефон. — Алло, это «Мерседес-Бенц Рус», возьмите у нас кровь!

— Нет проблем, — отвечает Наташа Замаева, — через три недели. В очередь, господа, в очередь. Москве нужна кровь. Много крови. Свежей крови. Пара сотен литров крови каждый божий день. Пара баррелей. Ну а в скверный день, когда что-то взрывается, падает, горит, сталкивается, — и того больше. Впрочем, когда взрывается, падает, горит, сталкивается — тогда распечатывают стратегические запасы. Консервированная кровь — это плазма, отделенная от клеток крови. То есть жидкая ее часть. И хранить ее можно долго. Замороженной. Два года. И если где-то случается катастрофа, землетрясение — туда плазму самолетами перебрасывают. Но если у человека большая кровопотеря, тогда плазмой не обойдешься. Тогда цельная кровь нужна. И когда рак — тоже. Потому что химиотерапия вместе с клетками рака убивает клетки крови. Но цельную

...— Возьмем, — отвечает Наташа Замаева, — через пару недель. Нет, раньше не выйдет. В понедельник «Газпром» сдает, во вторник «Норильский никель», в среду Сбербанк, в четверг «Ренессанс Групп», в пятницу «Полюс Золото»...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

кровь невозможно заготовить впрок. Ее нельзя морозить — клетки разрушатся. И хранится она максимум неделю. Вот почему свежая кровь нужна каждый день. Тут власти Москвы цену подняли донорам, которые за деньги тромбоциты сдают. Ну, то есть клетки крови. 5500 рублей. Это почти в десять раз больше, чем в остальной России. У станций переливания крови сразу очереди выстроились. Бомжи, студенты, пенсионеры, безработные. Даже по ночам стоят. Жители окрестных домов тоже стоят, утром по тысяче рублей место в очереди продают. Ажиотаж. Однако у платных доноров кровь не больно-то качественная. Ну, сами понимаете: бомжи, студенты, пенсионеры, безработные. Далеко не все тесты проходят. Это ж два дня не пить, даже пива, и чтоб температура была нормальная, и чтоб с момента нанесения татуировки не меньше года, и чтоб не наркоман, не псих и никаких тебе кожных болезней, гипертонии, гепатита… Не, донором не всякому дано. То ли дело офисные работники! Вот у «Газпрома» здоровая кровь. Высококачественная. У Сбербанка тоже, «ВТБ‑24», «Славнефти», Внешэкономбанка, «Билайна», у Министерства иностранных дел, даже у Best Alco. Отменная кровь. Дорогая. Ноль процентов брака. И при этом — совершенно бесплатно. Потому что сдавать кровь — престижно. А еще это сплачивает коллектив. Повышает самооценку. — Алло, это «Аэрофлот», возьмите у нас кровь! В очередь, господа! Это модно. И почти не хлопотно. Даже из офиса выходить не нужно. Нынче у каждой уважающей себя компании есть менеджер по благотворительности. Они придумывают благотворительные акции. С наибольшей выгодой для компании. Новогодний праздник в детском доме. С вручением компьютеров. Или Восьмое марта в доме престарелых. С вручением компьютеров. Но ведь это нужно компьютеры закупить, автобус заказать, людей

собрать, прессу позвать. Чтобы потом в газете заметка появилась: «Банк N подарил праздник обитателям детского дома/дома престарелых». В общем, целая история. А тут Наташе Замаевой позвонил, прессу свистнул — и все дела. Акция под названием «Спаси ребенка, не выходя из офиса». Впрочем, не все прессу зовут. Далеко не все светиться хотят. «Лаборатория Касперского», например. Наташа Замаева предлагает им сфотографироваться, чтоб потом выставку устроить. «Лучшие доноры Москвы». «Наши маяки». А те не желают. Благотворительность — дело интимное, говорят. Ну и правильно. Скромная добродетель вдвойне сплачивает коллектив. Вдвойне повышает самооценку. — Алло, это «Трансаэро», возьмите у нас кровь! В аэропорту Тюмени самолет совершил жесткую посадку, есть раненые. Сотрудники «Трансаэро» желают сдать кровь и отправить ее спецрейсом в Тюмень. Наташа Замаева порыв оценила, но сказала так: — Подождите. Не надо гонять спецрейс. В Тюмени своя служба крови есть. Но вы все равно сдайте. Для наших детей. Теперь у нее «Трансаэро» постоянный клиент. — Алло, это город Луховицы, возьмите у нас кровь! Женщина звонит. Леной-соседкой представилась. Объясняет: в Москве, в Российской детской клинической больнице, которую опекает фонд «Подари жизнь», лежит девочка. Соседка. Из Луховиц. И ей нужна кровь. И жители города хотят сдать кровь. — Нет проблем, — отвечает Наташа Замаева, — садитесь на электричку, приезжайте, сдавайте. — Вы не поняли, — говорит Ленасоседка, — у нас весь город хочет сдать кровь. Наташа звонит на станцию переливания: можно ли выслать бригаду в Луховицы? На станции подумали, прикинули: нет, говорят, по пробкам да по жаре не довезем до Москвы.

Наташа в Луховицы звонит. — Нет, — говорит, — по пробкам да по жаре не довезем кровь, испортится. — Ха! — говорит Лена-соседка. — Вы думаете, в Луховицах только огурцы растут? У нас авиазавод есть. И Лена-соседка идет на авиазавод, добивается приема у начальства, и ей выдают вертолет. Большой такой транспортный вертолет. Пилоты получают летное задание. Вроде как учебно-тренировочный полет. И взлетают. И берут курс на Моск ву. И приземляются на вертолетной площадке у «Крокус Сити», где их ждет бригада станции переливания крови. А когда прилетают в Луховицы, видят очередь доноров человек в пятьсот. И такого количества доноров бригада обработать не может, поэтому половину отправляют по домам. Двести доз взяли. А больше некуда. Спасибо, граждане Луховиц! У вас не только огурцы. У вас

...Мода не возникает сама по себе. Моду делают модельеры. Еще три года назад Наташе Замаевой никто не звонил. Она сама звонила в офисы разных компаний. Она и ее волонтеры: «Сдайте, пожалуйста, кровь! Это сплачивает коллектив. Это повышает самооценку»...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

сердца добрые. Это им Наташа на прощание так сказала. — Алло, это компания «Пепси», возьмите у нас кровь! В очередь, господа. Мода не возникает сама по себе. Моду делают модельеры. Еще три года назад Наташе Замаевой никто не звонил. Она сама звонила в офисы разных компаний. Она и ее волонтеры: «Сдайте, пожалуйста, кровь! Это сплачивает коллектив. Это повышает самооценку». Они и сейчас звонят в разные фирмы, потому что круг постоянных клиентов расширять надо. Желающих сдать кровь много, а ее все равно не хватает. Особенно в праздники. Ну где взять свежую кровь в новогодние каникулы? И Наташа Замаева звонит в офис «Билайн», что на улице 8 Марта, и просит девушку на ресепшн разослать сотрудникам просьбу по электронной почте. Всем, кто в Москве! Всем, кто может! И все, кто может, — приходят. И сдают кровь. У них же там рядом, через улицу, Гематологический центр. Очень удобно. Вот с Государственной Думой договорились тоже. Приехали на Охотный Ряд. Развернули мобильный пункт сбора крови. Плакаты повесили. «Мы — одной крови». «Спаси ребенка, не выходя из офиса». Ждут. А молодой человек, помощник депутата, поставленный им помогать, говорит: «Все равно никто не придет к вам. Потому что все у нас старые и больные». Сказал так — и пропал. Ему некогда было, он круглый стол с ветеранами готовил еще. А все равно люди пришли. Секретарши, уборщицы, клерки. Человек сто пятьдесят, наверное. Вот только депутаты не пришли. Именно так: ни один депутат Государственной Думы не пришел сдавать кровь. Ну, видимо, в самом деле — больные и старые. Мы — одной крови? — Алло, это банк «Уралсиб», возьмите у нас кровь! — Это компания «Полюс Золото», мы хотим кровь сдать! В очередь, господа, имейте совесть.

Каменный, двухэтажный, трехпрестольный храм стоит здесь с 1790 года. Когда-то на берегу озера находилось село Крохино, но в 60-х годах XX века ради строительства Волго-Балтийского пути его вместе с другими селами и церквями решили затопить...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: александр рохлин фото: наталья львова

Обозреватель «РП» Александр Рохлин отправляется на Белое озеро, долго ждет переправы под клочьями мокрого снега, чтобы разобраться, зачем москвичка Анор Тукаева взялась за восстановление полузатопленной церкви. Рекомендуемый саундтрек к репортажу — песня Александра Башлачева, белозерского уроженца. 67

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Моя

страна умирает. Смертельно раненная и забытая, лежит она у безымянного болотца. По прекрасному ее лицу текут холодные осенние слезы. Некому их утереть, да и незачем. Никто не придет, не вытащит, не спасет. Опустели ее границы. Народ, прозванный «богоносцем», давно живет в кавычках. Время, отведенное ему для любви и подвигов, созидания и раскаяний, заканчивается. Его уже нет… Ясно как день, что этой стране умирать — не привыкать. Она уже много раз играла в пятнашки со смертью, стояла на краю, смотрела в небытие, забывала дышать. И это вселяет робкую надежду. Может, мы еще сумеем?.. Может, мы еще не полностью проигрались? Но нет. Не нашему поколению восставать из пепла, и не нам видеть чудесный рассвет над Москвой-рекой. Каждому свой час. В том рассвете над всей широтой и долготой, глубиной и высью страны возгремят ангельские трубы, заголосят скоморошьи дудки и наступит время колоколов. Нам же — идти зноем и морозами, блуждать, натыкаясь на камни и развалины, ставить кресты вдоль дорог, в беспамятстве воспевать свою вольность — сущую убогость, а встречая совесть, проходить мимо. Наше время — время колокольчиков… В полдень мы стояли на переправе через Шексну, в виду Белого озера. Ветер гнал злющие толстые тучи, из них клочьями валил мокрый снег. Река ходила ходуном. Волны бились о берег, жадно лизали камни и одевали их в ледяные рубашки. Не могло быть и речи о том, чтобы пускаться в плавание. Только безумец мог согласиться прогуляться на лодке до устья и обратно. Цель была близка, желанна и совершенно недостижима. Раз в пять минут мимо переправы проходили баржи. Навигация закрывалась со дня на день. Баржи вытягивались вереницей к северу и скрывались в белой мгле. Каждая из них проходила в ста метрах от острова, куда мы отчаянно хотели попасть.

Наши перевозчики смылись под предлогом непогоды. Ради тысячи рублей никто не хотел рисковать. — Если бы Димина смена, он бы повез! — говорила Анор. — Он парень лихой, даже в гараж заплывает на скорости. На пароме одиноко стыл чей-то автомобиль, а с другого берега доносился вой гудка вперемежку с унылым матом — водителю грузовика не терпелось попасть на наш берег. Но и он терял надежду. Переправщики отсиживались в будке, у теплого телевизора, и ради одной «газели» не собирались вылезать на ветер. — С того берега мы не подъедем, — говорила Анор. — Там убитая полевая дорога, и она упирается в болото. Оставалось стоять на юру, смот реть на остров, глотать мокрый снег и надеяться на чудо… Нас было четверо. И мы думали, что наша история вся там, на крохотном острове у входа в озеро. Мы вели себя как нетерпеливые гости, требующие подать на стол все самое лучшее, и немедля! Мы собирались вписать себя в историю. А она не нами писана. Она по этому берегу утоптана в глубину на двенадцать веков. Шутка ли? Если разобрать и вымести лодочные сараи, переправу, паром и дорогу. Если осушить часть реки и вернуть ей прежнее русло. Если поднять со дна болот деревянные мостовые, дома, кузницы, мастерские. Если вглядеться в толщу времени. Прямо под ногами будет древний город Белозеро. Начало моей страны. Ответ на школьный вопрос: откуда есть пошла Русская земля? Отсюда. Призвали варягов княжить на славянской земле, где все было хорошо и богато, кроме «наряда», то есть суда по княжескому разумению и совести. И пришла варяжская Русь в лице Рюрика в Ладогу, Тревора в Изборск, а Синеуса в… Белозеро. Пускай последних двух и не было в помине. И путаем мы их имена со словами «род» и «дружина». Суть-то неизменна… Началась Русь, и был город, невелик, да непрост. С исключительным внутренним посланием. Из века в век он

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

рос вровень со своими колокольнями, богател, разорялся, погибал от моровой язвы, возникал вновь, строился, украшался, сгорал от иноземной злой руки, возрождался, опять хирел, взрывался своими детьми, затоплялся и уходил в небытие, превращаясь в болотце. Но послание никогда и никуда не исчезало. Оно словно впечаталось в небо, в реку, в землю. Поэтому даже среди лодочных сараев и мусорной пристани, камышей и хилых берез, домика с переправщиками и руин на острове, в пустоте, разорении и забвении не было ничего случайного, пустого, незначащего. Можно было не переживать из-за трусливых лодочников — нас все равно ждали открытия. — Это как землянику собирать, — скажет Анор позже. — С дороги ее не видно, а зайдешь в лес — и утонешь в ягодах. Итак, на переправе нас было четверо, но все мы оказались здесь из-за Анор. Она во всем виновата. Вместо того чтобы пить зеленый чай с домашним мармеладом и вишневым штруделем в кафе «Без забот» на Маросейке, мы стоим здесь и глотаем снег. У нее, видите ли, свидание! На острове у входа в озеро, куда нам уже не добраться, пока Шексну не скует лед. Кто ее ждет на острове? Никто ее там не ждет. Девушка явно не в себе… Хотя и молода и выглядит невозмутимо-неприступнопрекрасно. Конечно, с такими голубыми глазами ей место в «беззаботном» кафе с мармеладом. Но что-то есть в ней и ускользающее сказочное, тонкое, неломкое, звенящее от напряжения — натянутая тетива лука и стрела, точно выбравшая свою цель. И все это сдобрено, настояно и овеяно крепким восточным ароматом. Москвичка Анор Тукаева — обладательница двух высших образований и родословной с татарскими аристократами вплоть до XV века. Татары, как известно, до Белого озера не дошли. Остановились в виду непроходимых лесов и болот и поворотили коней назад. Это по легенде. А в жизни — вот они, стоят у Шексны, как у последнего моря. И ничто их не остановит…

Дальше — все про любовь. То есть прозрачно, очевидно и невероятно грустно. Начинается с кино про затопленные русские города при строительстве Волго-Балта, затем фотолюбительские поездки к Калязинской колокольне, затем вполне рабочие встречи с русским народом в малых городах на почве социологических исследований, затем появляется мысль о том, что порушенные храмы и забытые погосты — это не просто часть русского ландшафта, а нечто большее. И что же? Три года назад она приехала сюда впервые и дошла до острова по льду пешком. Вместе с мужем. На острове их встретили руины храма Рождества Христова. Каменный, двухэ тажный, трехпрестольный храм стоит здесь с 1790 года. Когда-то на берегу озера находилось село Крохино, но в 60-х годах XX века ради строительства Волго-Балтийского пути его вместе с другими селами и церквями решили затопить. Дома разобрали, жителей выселили. Храм не взрывали, иконостас разрубили на части, и иконы еще

долгое время служили крышками для школьных парт в соседнем селе. А храм остался тонуть. Но он не утонул. Анор вернулась домой с легким чувством досады. Через несколько дней она увидела по телевизору сюжет про какие-то английские развалины, весьма ухоженные и облагороженные местными энтузиастами. Это ее задело. И она написала письмо президенту РФ и в несколько профильных министерств, а копию — в ЮНЕСКО. С одним вопросом: а в чем, собственно, дело? Почему и доколе? Она думала протрубить, и все очнутся. Но отовсюду получила отписки. И перед ней открылась пустота. Можно было забыть. Но ее никто не предупредил, не остановил. И она шагнула в нее. Пустота — это пространство русской души, где все болит и сгорает. Не стоит с ним шутить, опасно к нему приближаться. А Белозерье — омут, откуда человеку уже не вынырнуть, если он посмел не испугаться.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

«Душа моя скорбит. Но она все помнит…» С этими словами умирает в белозерском омуте главный герой фильма «Калина красная». Лучшего места для съемок Василий Макарович Шукшин и не смог бы найти. Здесь все про нас. И тогда, и сейчас. Волен Егор Прокудин, а идти некуда. Он плывет по Шексне на «ракете», душа праздника просит, а видит затоп ленный храм в Крохине. Тот стоит еще целехонький, но без крестов на куполах и окон. Всего десять лет прошло… А сейчас в нем только стены, и алтарь погребен под трехэтажным слоем кирпича. Прокудин мается по набережным Белозерска в поисках утешения. Его и сегодня там не найдешь. Тысячелетний город не жив, не мертв, но спит, закрашенный по фасадам особняков и церквей белой краской… Прокудин едет в деревню, пашет землю, словно собственную душу. И плачет на пригорке, возле обезглавленного храма Рождества Богородицы, по окаянной своейнашей жизни, позволившей все родное

отдать, предать, отступить. И здесь же умирает, приняв последний бой… Поле больше не пашут, оно заросло, пригорок с травой бесследно исчез. В храме глухо и муторно, и даже в стенах с зияющими дырами кажется, что тебя замуровали заживо. А короткий и бессмысленный русский суд вершится на той самой переправе, где мы ждем чуда, не умея ходить по воде. И за спиной Петра Байкалова, утопившего убийц, на самом дальнем плане маячит колокольня крохинской церкви. С нее все началось, ею и закончилось. Оттого и называют «Калину…» самым покаянным русским фильмом. «Надо жить… надо умно жить…», — просит и молит Шукшин за кадром. Но как жить умно? Мы не знаем. Мы пророчеств не слышим. Мы не чувствуем беды. Мы на своем поле как подпольщики.

— Ей же больно, — говорит Анор. И это единственное разумное объяснение всего происходящего. Церковь рушится и плачет, как живая. Анор увидела слезы и шагнула ей навстречу. По воде. Ни о каких откровениях веры речь не идет. Это соль истории. Анор не отрицает Бога. Но у нее нет с Ним отношений. А боль крохинской церкви чувствует. И мучается сама, во сне и наяву. Церковь снится ей живой, то сияющей неземным светом, то исчезающей в воде под напором бульдозеров прямо на глазах. — Что это? — спрашиваю я. Анор не знает, догадывается: — …Долг, любовь? Бабушка в детстве водила меня на могилу деда. И рассказывала о том, как он подарил ей обручальное кольцо. Я смутно помню и могилу, и место где-то на обрывистом берегу реки Белой. А ощущение тепла от

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

рассказа про «подаренное колечко» помню явно, и оно со мной. Этим теплом она и спасает Крохино. Как закаленная иголка с суровой ниткой, она идет сквозь десятки канцелярий, кабинетов, контор, ведомств, институтов, фондов; сотни людей, персон, князей, чиновников, коммерсантов, потомков, предков; тысячи разговоров, встреч, официальных писем, отказов, обманов, громких обещаний, откровенной лжи, наговоров и пустых фраз. И не ломается. Звонари по миру слоняются меж сбитых и расколотых колоколов. Крохино никому не нужно. Его ведь нет на земле. С 1963 года оно в спис ке мертвецов. Нет села, нет людей. Что там торчит над водой? Церковь? Но какой в ней смысл!? Она не нужна обывателю, турис ту, атеисту. Она не нужна католику, мусульманину, протестанту. Она не

нужна язычнику: у него есть телевизор. Она не нужна православному архиерею, потому что нет на берегу прихода, нет молящегося народа, нет жаждущих спасения. Она не нужна иностранцу. Сотни тысяч их проплыли мимо Крохина по пути из Москвы в Санкт-Петербург. Эти руины — прекрасный символ безвольной, никудышной России. Она не нужна белозерцу. В городе из семнадцати дореволюционных церквей осталось пять. В двух до сих пор магазины. Действующих — одна. Три года местные смотрят на Анор как на умалишенную. «У москвичей денег куры не клюют, оттого они и маются дурью. Золото под кирпичами ищут…» Она не нужна русскому человеку. Потому что пусто у него на душе. Богоизбранность на фантики разменена. А лошади не кованы. И колеса не мазаны. Седла разворованы. И все узлы давно развязаны. Выходит, она нужна только Анор Рашитовне Тукаевой.

...И «войско» тукаевское растет. Добровольцы второй год ездят восстанавливать крохинскую церковь. Они добираются на поездах из Москвы и СанктПетербурга до Череповца, дальше на автобусе до Белозерска, дальше на такси до переправы, дальше на лодочке. Привозят инструменты, песок, цемент. Вручную разбирают завалы. Сооружают дамбу...

Поэтому свидания продолжаются. И «войско» тукаевское растет. Добровольцы второй год ездят восстанавливать крохинскую церковь. Они добираются на поездах из Москвы и Санкт-Петербурга до Череповца, дальше на автобусе до Белозерска, дальше на такси до переправы, дальше на лодочке. Привозят инструменты, песок, цемент. Вручную разбирают завалы. Сооружают дамбу. Этим летом опоясали храм валом из сцементированных битых кирпичей, мешков с песком и сетки-рабицы. Полтора метра в глубину и метр в высоту. Волны от проходящих барж и кораблей больше не бьют в стены и не подмывают их. Они укрепили колокольню. Начали заделывать проемы в окнах на первом этаже. Они собирают фрагменты лепнины и человеческие останки, которые до сих пор не прекращает выносить на берег вода. Это и есть единственное и главное украшение храма Рождества Христова. Лодочники озолотились. Баржи приветственно гудят. Туристы фотографируют. На проходящих лайнерах включают в динамиках погребальный звон.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Кино, а не жизнь. Как здесь не случаться чудесам? Нам говорили, что не доберемся. Ветер, шторм, снежная мгла. Что стоять и ждать?! Переправу обещали закрыть сегодня с утра для каких-то профилактических работ. Но почему-то не закрыли… Или вернуться в Белозерск и бродить по закрашенным улицам? Вглядываться в пустые глазницы окон купеческих домов… стоять перед закрытыми и нежилыми храмами… озирать с крепостного вала улочки с юбилейным асфальтом… идти по набережной за экскаватором, что заливает жидкой грязью свежеуложенные коммуникации… «Я знаю про ту тишину… там ведь и моя родина», — говорит герой Шукшина и мчится на детской карусели в предрассветный час. Из снежного заряда выныривает «Лебедь» — катер Белозерского речного порта. Каким ветром его сюда занесло?

...Пустота — это пространство русской души, где все болит и сгорает. Не стоит с ним шутить, опасно к нему приближаться. А Белозерье — омут, откуда человеку уже не вынырнуть, если он посмел не испугаться...

Зачем ему понадобилось пришвартоваться к переправе, Бог знает… — Вам опять? — восклицает капитан — молодой парень в лыжной шапочке, вздернутой на затылок. Он прыгает на берег словно чайка. А нам спускают шторм-трап. Я не просил о чуде. Анор просила. И мы идем по Шексне, а под водой лежит целый город. Мы идем, устроившись за кормой черной баржи, навстречу хмурому озеру и туману на сотни миль. И кажется, что рубка катера, вокруг которой холод и снежные сумерки, а внутри тепло и запахи, стекла в слезах и по радио голоса проходящих судов, — самое блаженное место на земле. Раз мы уже здесь, зачем еще что-то, зачем покидать тепло?! Но мы сворачиваем к острову, на котором одни стены, устремленные в небо. — Ты смотри, не порушь мне вал, — просит Анор и морщится от боли, когда катер утыкается носом в рукотворную дамбу. И отчего-то екает и звенит под рубашкой сердце. Птицы кружат над церковью. Эй! Есть кто живой? Есть. Тот, кто всегда есть. Никогда не предает, не оставляет, голоса не возвысит, травы не замнет, обиды не вспомнит, зла не сотворит. А только ждет, ждет, ждет. Что остается живущим во время колокольчиков? Благодарить. Выводи коренных с пристяжкою. Заряжай, поехали! Наплевав на ветер, кутаясь в холод, в плывущем храме мы читали послание из времени колоколов, вечными чернилами выступавшее на его стенах. «Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть. Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. С Тобою нет непоправимого. Ты весь любовь. Спасибо Тебе за… все!» Всем желающим помочь в восстановлении храма Рождества Христова в Крохине: krokhino-cerkov@yandex.ru.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Человечество во все века считало Поэта своей обостренной Совестью. Значит, только Поэт имеет право судить об этой категории, о совести, а значит, о главной теме номера. И Поэт Андрей Орлов (Орлуша) делает это. А человечеству остается только внимать. русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ксения жихарева

текст: андрей орлов (орлуша) рисунки: инга аксенова

В городе,

каком — не знаю, Среди улиц и дворов Проживал и проживает Гражданин Иван Петров. У Петрова всё толково, В жизни есть программа, И при этом у Петрова Совести — ни грамма. В детстве он, когда был крошка, То есть много лет назад, Мог для смеха из окошка Показать прохожим зад. Дядя Петя, участковый, Мальчугана укорял, Говоря, что сын Петровых Просто совесть потерял. Время шло, Петров стремился В жизни обрести успех И при этом научился Врать бессовестно при всех, Мог бессовестно конфету Отобрать у малыша. Стыдно? Совести-то нету! Просто нету ни шиша! — Поимеешь совесть, может? — Говорила мать, сердясь. Совесть в мальчике, похоже, Не селилась отродясь. Он прогуливал английский В январе и в марте, Выцарапывал пиписьки На соседской парте. На соседской — почему? Чтоб досталось не ему, Не Петрову Ване, После на собрании. Кто-то пукнул в классе? На Смирнова Васю Пишет Ванечка донос, Зажимая пальцем нос.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

В общем, наглым — будь здоров! — Рос бессовестный Петров, С виду — паинька, глаза — Прям как божия роса. В восемнадцать что есть сил Он от армии косил, Дав через знакомых Взятку военкому. Пролезал и там и тут — В комсомол и в институт. Кстати, выбрал (не дурак) Самый питерский юрфак! Как-то, к сессии готовясь, Он опять забыл про совесть: Дал профессорше Варлей Девяносто пять рублей. Подло? Неприлично? Но стоит «отлично» У него уже в зачётке По предмету жадной тётки. Как же он её нашёл? Как к ней нагло подошёл? Как сказал ей: «Тётя, Деньги не возьмёте?» Знает всякий прохиндей: У бессовестных людей, У детей и дядей, — Общее во взгляде,

Знать бы всё про них — едва ли Вы б за них голосовали… Про политику — ни-ни, Жизнь теперь сурова: Чуть кого упомяни… Лучше — про Петрова! Наш Петров теперь женатый, Дом купил в державе НАТО, Для утех есть дама, Совести — ни грамма! Поработал в «Логовазе» — Стразы есть на унитазе, Был создателем «Хопра» — Есть икра из осетра, Вёл когда-то госзакупки — И жене, и даме — шубки, Был подрядчиком ГЛОНАССа — Вот вам «мерседес» С-класса, Удивлял весь мир честной Обороной сервисной, Нефть качал и строил ГЭС, Делал саммиты АТЭС, В Химках лес рубил и бабки… Раньше встал — бери все тапки! Но при этом — драма: Совести — ни грамма…

И они и там и тут Все друг дружку узнают По глазам издалека, Как удильщик рыбака. Посмотрел, глядишь — идёт! Тот, который всё возьмёт, Тот, что не смутится И не возмутится, Тот, что без оглядки Принимает взятки, Взглядом светел и лучист, А душонкою — не чист. Вы таких видали, кстати, На предвыборном плакате,

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Может быть, Петрову скоро Ждать звонка от прокурора? Он смеётся: «Брат, прости, Проще — просто занести! Я ж с повинной — только “за”, Но… знакомые глаза, В денежки влюблённые. Эх, золотопогонные!» — Но за это же — статья! Вот найдёт тебя судья! А Петров мне: «Я бы рад, Но судья-то — вороват, Сам носил на блюде я В наше правосудие — Для острастки поорут, После — всё равно берут». Я воскликнул: «Боже правый! Нешто нет на вас управы, Всю страну прожравшие, Совесть потерявшие?!!» Он в ответ: «Вот ты — поэт… Совесть есть, а денег нет… Хорошо тебе, прости, Жить в чести и совести? Смел и беден, как народ, А икры зернистой в рот Ты наваливал когда? Не припомнишь? Вот беда… Ты же, милый друг Орлуша, Совесть ту не будешь кушать, Совесть — что тебе, жена? На хрена она нужна? С ней я занял бы едва ли Место в нужной вертикали. Совесть — это тяжкий груз, Куча мне ненужных уз, Что зовут меня к ответу… Ну а нету — значит, нету, Можно жизни, так сказать, Фиг и жопу показать!» Что сказать вам в завершенье? Собирательный Петров

Был при этом, к сожаленью, И физически здоров, И психически. И даже Был нахален и вальяжен, Пах крутым одеколоном, Нарушал по спецталонам, Был с Медведевым знаком, С виду не был дураком, Любит Мандельштама, А совести — ни грамма! Он не знает (что обидно), Что без совести жить стыдно. Жалко, жалко мне его, Персонажа своего, Но при этом он, друзья, — Как бы ты и как бы я, Вместе — целая страна, Та, что честно жить должна Вместе с прокурорами, Судьями, которыми Мы должны гордиться, Коль придёт судиться, Вместе с офицерами, Милиционерами, Думцами, эсерами, Оппозиционерами, Пьющими, непьющими Радиоведущими, Нищими, артистами, Тележурналистами, Моряками на воде, С постовым ГИБДД, С пацанами из братвы, С мэром города Москвы, С лётчиками в небесах, Со священником в часах, С гей-парадом голубым, С госчиновником любым… А сейчас, дружок, прервись, Подними глазёнки ввысь, Помечтай минуток шесть, Что у всех нас совесть есть…

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: наталья якушина рисунки: олег бородин

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Макошь

спустилась под землю — воцарилось зимнее время. Поле шло за полем. Хозяйка плотно расстелила выбеленные простыни, да так и забыла, забросила. Из-под снежной насыпи торчали палки и сохлые стебли борщевика и репейника, что летом доставляли немало хлопот, а зимой служили украшением. Ветки ивы свисали до самой земли, сплетались меж собой сверкающим кружевом. И только следы людей, собак да заблудившегося зайца нарушали безмятежность полей. Ни шума, ни ветра… Солнце раскраснелось, как щеки вдоволь наплясавшейся девушки, пульсировало светом, будто ее же сердце взволнованное. Верхушки деревьев заблестели золотом, засеребрились, а затем огрубели, уподобились «панской» вязке елочкой, которую только и помнили Огонь да Холод — так кликали на деревне Савельевну и Петровну. Савельевна облокотилась на полусгнившую ограду и залюбовалась. Красота, накопленная веками, повсюду разлита, разбросана. Зябко, мороз лютует — а крестьянину праздник: нет работы, можно вздремнуть лишний час, вдоволь поваляться на печке. В небе показался ястреб. Сначала долго кружил над невысокими крышами, а затем приземлился на купол церкви, на железный крест, и казалось, что даже под ничтожным весом птицы церковь вот-вот накренится набок и превратится в груду красных кирпичей. Церковь отстроили громадную, чтоб возвышалась над всей деревней, и ее далеко видать с холма. Съезжались в чудом сохранившийся храм со всей округи. Новый батюшка Серафим все строгает и режет, бригады одну за другой нанимает, но вид у храма остается прежним — шатким и заброшенным. Прежние хозяева сделали архитектуру с амбициями: с колоннами до потолка, высокими благородными сводами, будто строили богатый графский дом. Со временем одни амбиции и остались от барского племени. Церковь оказалась последней барской причудой, от других осталось и того меньше. Замок стоял неподалеку, зиял проемами, будто голодными ртами, и от стеклянного пола, под которым плескались японские рыбы, сохранились только легенды. Расстреляли их всех в 17-м. А без хозяина — что? Все приходит в сиротство, упадок… Ястреб взмахнул крыльями и так впился взглядом в Савельевну, словно не сомневался: она сейчас в ответ посмотрит. — Вот и ты, солнечный посланник, видать, за мной. Зажилась. А как умрешь, когда Холод отогреть будет некому, — пробормотала Савельевна себе под нос. Ястреб взмыл в небо, сделал пару кругов над головой Савельевны, гипнотизируя, отвечая на вопрос утвердительно, и вернулся, передав весть, обратно к солнечному господину. Ястребы всегда водились в этих местах. Оттого и назвали местную речку Ястребом, а деревню, что за Ястребом, — Заястребье. Про эту гордую птицу думали особенное. Даже если курицу у кого украдет, никто не преследовал — считали хорошим знаком. В чьем доме ястреб жертву принимает — в тот доб ро и счастье приносит.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Савельевна привыкла чутко спать, ведь ночью стучалась Петровна, только ей доверяла. Петровна всегда страдала от холода, даже летом согреться никак не могла. Печку она не топила после одного случая. Петровна жила через дорогу от Савельевны в богатом доме. Самый красивый дом на деревне выстрогал отец своими руками. Порог высокий, будто царский. Крыша из дорогущей меди. Резные наличники кругом. Птицами заморскими ставни изукрасил. На воротах — чудной фонарь с цветными стеклами. На крыше флюгер в виде петуха направление ветра исправно показывает. Жить в такой избе да радоваться. И Петровна, хрупкая сложением, словно царевна жила. Но не выпало ей счастья, не дал Бог детей. Муж жил-жил да и ушел к другой в соседнюю деревню. А Петровна осталась одна, стала сохнуть, совсем измельчала, спина к земле пригнулась. Но такого горя мало, видно, оказалось Петровне, повадилась к ней племянница и стала травить старушку раньше срока. Подлизывалась, угощала чаем особенным да пирогами. Только после этого чая Петровна упала, задев керосинку. Не любила Петровна свет электрический. Стекло разлетелось по дубовому полу, и огонь тут же горазд пол облизывать, подбираясь к ногам Петровны. Заходили повсюду огненные ножи, храбрые, отполированные, один другого острее, длиннее. Их жаркие кончики уже стали пятки колоть и мучительно резать… Но где беда — там и счастье, где зло — там и добро на страже. Савельевна увидела отблески пламени в окошке соседки, выбежала — унюхала дым. Дверь не сразу поддалась, но Савель евна обладала мощью и силой, и гвозди хоть и крепко вбиты, но поддались человеческой воле, осыпались. Оттащила подругу Савельевна скорей на порог, а сама затушила огонь лоскутным одеялом. Хоть и жаль одеяла хорошего, да делать нечего, не пропадать же остальному добру. Пожар разом сник, почуяв руки, которым подвластна любая стихия. Петровна отделалась дешево: ожоги на пятках да дыму наглоталась чуток. Только после этого случая огня остерегалась и все время страдала от холода. — Ой, холодно, холодно! Ой, замерзну совсем! — кричала она, едва кто дверь или окно открывал, да и просто. Перестала петь. Мир остался без радости для Петровны после пожара. Все вокруг несло лишь холод. Племянницу простила, но пускать ее на порог перестала. И доверяла только Савельевне, с тех пор она для Петровны — повелительница огня: лишь ее одну огонь не смел ослушаться, становился покорным. Ночь наступала — Петровна куталась во все шубы и одеяла. А когда совсем невтерпеж становилось, чувствовала, что вот-вот замерзнет и Богу душу отдаст, кидалась через дорогу к Савельевне, стучала и горланила: — Открой, Савельевна! Холодно! Савельевна чуть услышит — бегом открывать. Самовар ставит. Шуршит угольками. Угольки шипят, шкворчат, красными зрачками вспыхивают — недовольны, когда тревожат их тление.

Свет в печке вспыхивает и выхватывает из небытия, из темноты, не богатый, но и не срамной скарб Савельевны: прялку из бревен, резной могучий шкаф, посуду на полках, скамейку и блестящий, пыхтящий на все лады самовар. Ноги Петровны Савельевна упрячет в валенки, крепко перевяжет шерстяными шалями, на голову нахлобучит шапку и повелевает лезть на печь: — А ну, окаянная, полезай на печь! Совсем замучила. И тут же чай с травами поспевает — все в руках Савельевны спорится. — На вот, грейся! Петровна чашку примет и цедит, цедит… — А давай нашу, про птушку за долом, — наглеет Петровна, кто ж ее еще, одинокую, баловать-то будет. — Ишь! Цедит! Спи уже! Хочется петь, сама и пой... А то я и печь топи, и пой. Завтра вставать раненько, курей кормить, а то всех петухов в округе перебудят. А-а-ха-а-а. У-ух. Савельевна раззевается, падает на железную кровать, которая раз скрипнет, — и тут же в сон. А Петровна еще елозит, ворочается, с бока на бок переворачивается… И вот огонь неслышно затихает, деревенская хата покоряется ночи. Тишина сначала тяжелая, натянутая, неродная, а потом и она исчезает. Исчезает все, переносится в мир иной. Небесная мать распустит золотые косы. Где у нее волосы в колтуны сбились, там люди видят звезды. И только к утру поспевает их расчесать — так колтунов за день много нахватается.

...Небесная мать распустит золотые косы. Где у нее волосы в колтуны сбились, там люди видят звезды. И только к утру поспевает их расчесать — так колтунов за день много нахватается... 83

За облаком прячется королевна-луна. Месяц, головной убор диковинный, убранный легкой прозрачной тканью, плывет. Походка у королевны мягкая, ровная… Перебирает ногами, как в хороводе, едва касаясь земли. Трава пригибается, синим шелком стелется — люб ей бережный шаг ночной королевны… Савельевна и Петровна сны глядят светлые, молодые. Про время то, когда леса были гуще, а песни звонче. Река была ширьше, по ней корабли торговые ходили. А парни лихие с коней их, девушек, скидывали. До тех пор только катали, пока песен хватало и голос не хрип. Так и невесту выбирали. Которая громче да дольше всех пела, та и в жены годилась. Так было, пока не пришел красноармеец в деревню и не принес свет электрический и цивилизацию. Весь уклад поменялся, стал непонятным. Крестьяне из поля стали в город идти, там искать правды. А кто остался — приспособился: своя земля всегда накормит, утешит. Все бы хорошо, да тут новая напасть — коттеджи. Без души, без наличников. Расползлись по деревне, как колорадские жуки. Ничего не сажают, скотину не держат, только в саду с утра до ночи околачиваются и думают, как бы еще земли русской прикупить да коттеджей настроить. Да Бог с ними. Земля таковых терпеть не будет. И белые ушли, и красные, и эти уйдут. Земля — госпожа, ей решать. Скоро весна. Скоро Макошь вернется. Природа всякий раз иначе весну возвращает. То зима уходит с ветрами и бурями. То сразу наступает лето, и вишни цветут уже через неделю. Или топит деревню так, что каждый житель хотел бы стать цаплею. Никогда творец сего действа не повторяется. Будто повторение — худшее, что может с ним приключиться. Но Савельевна подозревала, что хитрит Бог. Только он ее на тот свет отправит, самую старую из живущих на этой земле, так сразу и затянет Бог ту же песню заново: год ветра и бури, год скорой весны, год наводнения невиданного. А пока не повторяется, потому как последний, кто помнит, еще живет. Можете не верить, но вот заедьте в деревню какую подальше или даже город, и увидите двойников, таких же людей, как сами, таких, как соседи ваши. И где-то ходит вторая Савельевна, а где-то — вторая Петровна. А вот Танька, прошмондовка такая, чтоб ее. Хитрый Создатель не думал, что человек самолеты да поезда изобретет и начнет летать туда и обратно. Потому и насылает он на самолеты да поезда напасти всякие, не хочет, чтоб кто-то знал его тайну, потому что нет ничего хуже для творца, чем повторение… Чем от бессилия еще раз сочинить то, что уже сочинял и показывал людям. Солнце, батюшка теплокровного, взошло, высоко подняло голову. Савельевна так и стояла, желая вдоволь на все насмотреться. Солнце тыкало в нее лучиками, словно иголками, побуждало проснуться, идти заниматься делами, а она замерла, онемевши, взирала на дали, на лес, который, будто оброненная расческа, стремился в небо острыми зубчиками. Кожа со щек Савельевны сползала, будто ладные оладьи с тарелки, и нависала над шеей лесенкой. Несмотря на дород-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ную фигуру, за последний год похудела сильно Савельевна — болезнь глодала изнутри, но к врачам Савельевна не хаживала. Лекарства никогда в рот не брала, не верила в их силу лечебную. Мало ли какую химию там намешали. А травы свои, с детства по ним бегает. Как заболеет, всегда призывает отца во сне. Тот является, она и спрашивает: «Поживу еще али нет?» Отец говорит, что поживет. «Так зачем лекарства тогда-то?» — так рассуждала Савельевна и жила долго, перевалило за восьмой десяток. Маленькие глазки Савельевны все время слезились и от слез обесцветились, едва-едва голубой цвет просматривался. Но все боялись этих маленьких глаз. Потому как насупит брови Савельевна, сведет морщины на лбу так, словно мечи скрестились, — и быть беде у обидчиков, подожжет, как пить дать. И за это на деревне прозвали Савельевну Огнем. Правда, поджигала Савельевна заборы, бани да сараи для хлама, чтобы человек не пострадал. Но все равно наносила семь ям убытки. И страх на деревню наводила. Кто ее знает: вдруг из ума выживет и до жилища с людьми доберется? Творила дела подобные Савельевна не из любви к пожарам, а чтоб людей учить жизни правильной. Раз соседка Ленка ей бусы показывала, из пластмассы — разноцветные шарики, из Латвии такие возили. Дефицит. Попросила Савельевна соседку и ей такие купить в городе. Уж больно понравились. На что соседка ответила: — Буду я еще специально за бусами вам в город ездить. Сами лошадь снаряжайте да езжайте. Никто никому ничего не должен. И уже вечером забор у соседки пылал. Ленка верещала, уговаривала всех ведра с водой таскать, а ей, наученные, отвечали: — Сама таскай, никто никому ничего не должен. И сгорел забор у соседки. Хорошо, пожарники подоспели, а то огонь уж к дому подбирался. Поджогами Савельевна занялась сразу после тюрьмы. Сидела она за убийство. Мужа забила до смерти, пьяницу. Думала, заступятся за нее в деревне. Дети расскажут, каков папка их. Жить не давал спокойно, все злой да пьяный. И бьет. И однажды Савельевна не вытерпела и отколошматила от души чугунной сковородкой. Муж побоев не перенес и помер, шельма. А Савелье вну в тюрьму упекли как убийцу. Свекровь первая на суде голосила, что посадить надо невестку, а лучше казнить: хорошего мальчика сгубила, жить бы ему и жить, если б ее послушался да не женился на твари этой, Савельевне. И детей злодейка подговорила, чтоб мать не выгораживали. Не принято за бабу заступаться, мужик всегда прав, а баба за то, что руку на него подняла, — преступница. Назначили срок Савельевне — 10 лет. Что-то сломалось в душе, и тюрьма для Савельевны стала, скорее, передышкой, отдушиной. Среди таких же убийц, как она, как-то спокойнее, чем среди неосужденных. Но от душевной поломки стала Савельевна ощущать внутри жар, который требовал и требовал

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

огня, ненасытный, подпитки обиды и злости, разгорался в не уемное пламя, требовал выхода. И стала Савельевна поджигать снаружи, чтоб утихомирить свой жар изнутри. Только Петровна ее не боялась, знала, что не обидит Савельевна того, кто невинен. К калитке дома Савельевны подошел милиционер. — К тебе я, Савельевна. — А почто я тебе, служивый? — Да жалуются на тебя. Заявление вот Шурик написал… Плохи дела, Савельевна. Савельевна впустила милиционера. Смотрит на него, молоденького, складного. И что он у них забыл? Служил бы себе в городе. Ставит самовар, вынимает хлеб, вчера испеченный, варенье, сало… — На, ешь, Алешка. Милиционер Алешка сконфузился, снял фуражку, мнет ее. — Я это… посадить тебя должен, Савельевна. — Ну, раз должен, значит, посадишь. А пока ешь. Аль боишься, что отравлю? Алешка напхал за щеки хлеба, чай из чашки тянет, сложив губы соломинкой, и спрашивает: — Ты почто, Савельевна, Шурика в сарае подожгла? — А того, что пил он там с дружками. Я ему давно говорила: «Не пей, не пей». Дом отремонтируй. Он не послушался, в запой ушел. Жену избил ни за что. Вот кого посади! — Савельевна, в нашей стране нет такого закона, чтоб наказывали за пьянство в своем доме. Посадил бы, да пусть его жена ко мне придет, заявит… — Да разве ж она заявит? Разве про такое она сказать хоть кому-то может? Ее же не поймут. — И все-таки зачем вы, Савельевна, сарай подожгли? Все, завтра из города за вами приедут, я предупредить пришел, чтоб собирались… Или, может, ехать вам есть куда… — Да куда ж мне ехать? Даже если мои дети примут меня, то сдадут на третий же день. Нет в них любви к матери. Виновата, не так воспитывала. — Тогда не знаю… Шурик в больнице, с ожогами 40 процентов тела… Тяжелый ущерб здоровью. Не могу я замять, не в этот раз. Все серьезно. Говорил я вам, как вы тому пьянице: хватит поджигать, хватит… А вы все свое… — Видно, такая судьба у русского человека — коль завелась в душе страсть, ничем ее оттуда не вышибить… Савельевна оставалась спокойной. Она почувствовала, что ушел жар из ее сердца, освободил. Тюрьмы она не боялась, пуганая уже. Она полезла в дубовый шкаф, недолго там копалась и вынула кортик с кожаным поясом. Кортик подписной, переливается, как новехонький. И кожа почти не стерлась, только благородства приобрела с возрастом, дорогая. — На вот, носи. Вдруг преступник тебе попадется, что без силы не сладить с ним. Кортик острый, острее только языки у людей. Папы моего, белого офицера, убили его в Граждан-

...???...

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

скую. Ох, и любил меня папка мой, никто меня так не любил… Носи. Подарок тебе. Или на зверя наткнешься… В наших краях полно зверья всякого. Защитит он тебя, вот увидишь, сослужит тебе службу хорошую. — Да я не могу… На службе я… Скажут, взяточник. — А кто скажет? Я не скажу. Никто и не знает, что кортик мой. — Ладно, спасибо. Завтра приду. Готовьтесь, — понуро произнес Алешка, рассматривая кортик, мальчишка проснулся в нем от холодного сияния лезвия. Челка у Алешки вихрастая, светлая, как у мужа Савельевны в молодости, уши растопыренные, скулы жесткие, а улыбка добрая, как у Буратино. Так его и называли за спиной деревенские — Буратино. «Вот кому-то жених будет надежный, — подумала Савельевна. — Только невест не осталось, те, что в город не ринулись, те ни огород вскопать, ни корову подоить, ни рубашку погладить толком не могут, белорукие». Алешка ушел, и Савельевна двинулась скотину кормить. Кому-то вся скотина достанется? Да хоть кому, лишь бы с голоду не оставили тут подыхать. Со двора церкви доносился ритмичный и неприятный звук от распила. «Никак батюшка Серафим опять стругает для церкви», — решила Савельевна. Савельевна взяла с полки книгу с молитвами, почитай столетнего возраста, не меньше, читанную-перечитанную, и икону, возраст которой старше деревенской церкви, — на ней Христос, младенец, посланный Богом, восседал на своем троне, коленях матери, — и направилась прямиком к батюшке Серафиму. Батюшка, увидев приближающуюся Савельевну, пилить забросил из вежливости, отер пот с узкого лба рукавом полушубка, руки о подол рясы вытер и приготовился святой долг исполнять, потому как работа его — каждого приходящего выслушать. — Ну что, Савельевна, поджигать пришла? Неужто прогневал? Вот, приходится с самого утра работать. Скамейки хочу соорудить, чтоб посидеть где было. Разбудил? — Типун тебе на язык, батюшка, прости, Господи, поджигать тебя не за что… Да и того, сажают меня уже, за Шурика. Все, отподжигалась я. Жар сердца утолила. Бог отпустил. Хочу, чтоб и ты грехи мне отпустил, если не занят. Заплатить мне нечем, но вот икона старая и книга молитв. Вдруг пригодится. — Да что вы, Савельевна. Я и так отпущу. — Нет, возьми, знак сегодня видела, последний день живу. Вот память тебе от меня. — За такой подарок я вам на новой колокольне сыграю. Денег, что вы деревней собрали, как раз на колокольню хватило. И даже на печку осталось, тепло теперь в храме. Пойдемте, посмотрите. — Пойдем, милок. Храм изнутри такой же обшарпанный, как и снаружи. В углу виднелась огромная печка: видно, кто-то дом чей-то ру-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

шил и старую печь за ненужностью продал — больно она громоздкая, устрашающая, полкомнаты занимает. Савельевна потрогала — теплая. Камень толстый, долго будет тепло держать. Но внутри храма все равно торжествовал могильный холод, и Савельевна поежилась. Ничего, привыкну, не такой мороз пережить пришлось. В полутьме виднелся наспех сколоченный иконостас, временный. Батюшка заботливо развесил всюду иконы, кадила… Горели свечи. Щедрый батюшка, на огне и мирте не экономит. Возле входа разместилась корзина с юбками и платками, для новеньких или зевак, что в храм без платков приходят. — Вот здесь я вашу икону повешу. Самое место для нее, в центре. Я все подобрать никак не мог, что повесить сюда. А тут вы, Господь вас прислал, Савельевна. Самая намоленная и должна в центре висеть. Спасибо! Так что у вас за дело? — сказал батюшка Серафим и пригласил присесть на свежеоструганную скамейку. — Да вот, помирать собралась… — Но-но… Не смейте, поживете еще. Только Бог знает… — Только Бог и тот, кому он решил сказать об этом. — Ну ладно… — Так вот, хочу душу облегчить. Грехов у меня немного. Мужа убила. На детей затаила злобу за суд. На соседей. Допустила в душе поселиться злобе. И поджигаю… — Зачем поджигаете? — Да неймется мне. Вот тут болит, горячо. И хочется взяться за спички да и пожар устроить, чтоб все, все в нем сгорело!

...Сквозь щель меж неплотными рамами проник в дом Савельевны ветер, остудил разгоряченное сильное тело, трепетно подхватил ее душу, уставшую цепляться за жизнь, и унес с собой, обратно в щель, будто его и не было, будто не гулял он только что по натопленной хате. Понес Савельевну к Солнцу. Туда, где небесная мать опять распустила волосы и, расчесывая их, напевала... 86

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

— Но Христос нас учил прощать врагам нашим… — Я прощаю. После того как поджог им устрою, все прощаю: и что косо посмотрели, и что слово сказали не то, и что не помогли, и за камень в меня прощаю… — Разве Христос мстил бы? — А мы этого не знаем. Разве вся эта жизнь наша никчемная, безрассудная — не месть его? Разве не насылает на нас Бог то пожары, то наводнения, а теперь еще и техногенную катастрофу? — Все так… Но… — А разве не должны мы людей лучше делать своими делами? Пусть и так, поджигая… Чтоб они по Христу наконец стали жить? — Нет, не думаю. — Сам Христос высоко, на небе. А мы на земле должны по его завету порядок наводить. Разве он не сказал: поделись с нуждающимся? — Сказал. — Вот, сказал, а эта сволочь, Ленка, бус мне пожалела, а Егоровна хлеба не дала, когда я просила. А Сашка — гвоздей. А ведь рука не отвалилась бы, если б отдали… А вот Шурик, разве Бог завещал нам пьянствовать? Нет… И только огонь очис тит их. — Савельевна, я не вижу, что вы собираетесь раскаиваться… — Прости, батюшка, меня, грешную. Раскаяться я пришла, душу облегчить, простить всех, а опять за свое. Отпусти ты грехи мне. Раскаиваюсь. Прошу у Бога прощения. Пусть возьмет мою душу в рай и пристроит меня там как следует. А если меня — в ад, то и ладно, мы с огнем, считай, породнились, пусть поджарит меня там, грешную. — Отпускаю грехи вам, Савельевна. Это не те грехи, за которые Бог изжарит на сковородке. — А у Шурки вот ожоги — 40 процентов тела. Видать, болит ему страшно. — Шурка поправится. Он и из реанимации на третий день сбегал, что ему сделается… Жене его хоть облегчение. Савельевна подошла к иконе Николая Чудотворца, в честь которого церковь назвали, в лицо вгляделась, почерневшее от времени и сажи. Любят на Руси чудо, как ни души, любят и чудят. Зажгла свечку, помолилась и стала вспоминать все лица, кого обидела, кого знала. Вихрастого мужа, кучерявого, молодого — ведь не всегда он был пьяницей, — руки его заботливые, нежные. «Прости меня», — приговаривала. Вспомнила Ленку. Хоть и вредная баба, но зато детей своих голубит, на шаг от себя не отпускает, пасет, как кур, несущих золотые яйца, вот уж мать от природы. Егоровну, Люську из продуктового, детей своих… «Дай им Бог здоровья и счастья побольше, чем моего». Внуков, что летом на недельку приезжали. Ягодинок. Шурика… Он ведь неплохой парень, хоть и дурень. Ничего у него-то не ладится. Ушанка сползает с одного уха — да и все, смех. И такой мелкий уродился, что, кажется, только голову его видать — и сразу валенки. С колхоза его погнали. И без стекол в доме живет кото-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

рый год, выбил в драке, а вставить некому и не за что. А теперь еще ожоги — 40 процентов. Жене его дай очухаться. Ведь только и лежит днями и ночами, в ватник закутавшись, в кладовке, где только и тепло, и боится выйти, потому как муж ватник отнимет и продаст. И Петровну, Петровну не забывай, не протянет она долго без помощи, горемычная… Пока Савельевна молилась, батюшка влез на колокольню, и по деревне разнеслись удары железных языков о колокола. Могучие удары чередовались с легкими, развеселыми. Птичьи трели. Враз деревня превратилась в один сплошной концертный зал, наполненный волшебными звуками, которые исчезали в небе. Бум-бом, бум-бом-рам, рам-рам-бум-бум-там-та-рам… Деревенские выбежали все из домов, кто порадовался за новую колокольню, а кто и поворчал… Батюшка же Серафим не ощущал рук от счастья и зашелся… Незаметно для его глаз Савельевна вышла из церкви и направилась к дому. Забот еще много: хату прибрать, баню натопить. В тот мир уходить надо чистыми. К ночи управилась и легла. Смерть не приходила. Не ужели ястреб, Божий посланник, обманул? И тут, будто обидевшись, жар в сердце вернулся. Стало жечь нестерпимо, обжигая до самого горла, так, что голова ушла, куда-то в сторону съехала, и дышать нечем стало, страшно… Сердце птица клевала до самого дна. И позвать некого, да если б и было кого, то не осмелилась бы смерть пугать. Так должно быть: все умирают… А в это время Петровна проснулась среди ночи от лютого холода и, едва тулуп на себя набросив, ринулась к Савельевне, пока мороз ее в родном доме не прибрал, не сковал ее чресла до недвижимости. — Савельевна, открой! Холодно! Замерзаю, слышишь?! Петровна стучала и в дверь, и в окна… А потом сползла на землю и стала погружаться в сладкий хороший сон. — Холодно… Замерзаю… Завывал ветер, поземка струилась по земле змеей, взметалась к небу, рассеивалась, сбивалась в столб... На лицо Петровны падали снежинки, будто блестки, которыми модницы украшали лицо, и они не таяли, потому как тело Петровны давно уже охладело. Сквозь щель меж неплотными рамами проник в дом Са вельевны ветер, остудил разгоряченное сильное тело, трепетно подхватил ее душу, уставшую цепляться за жизнь, и унес с собой, обратно в щель, будто его и не было, будто не гулял он только что по натопленной хате. Понес Савельевну к Солнцу. Туда, где небесная мать опять распустила волосы и, расчесывая их, напевала: «Не хмелинка в поле вьется, да ой! Парень с девушкой смеется… Ой, ты отколе, девка баская, да ой! Словно травка ты зеленая… Ой, встань-ко, Катенька, проснися, да ой! Ты запой-ка песню новую…» И не стало Огня да Холода. И тут же Бог завел песню по новой…

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Урок мужества. На букву «Д». Обозреватель «РП» болеет. Урок географии. Три косячка и кексик. Фотодиректор «РП» ищет угол зрения. Рассказ продолжается. Афанасий Мамедов. Когда огонь держит воду. Фотоувеличитель. Котэ и Кисо.

борис игнатович/фотосоюз

текст: николай фохт

Уж какие только ситуации не разбирал на своих уроках мужества Николай Фохт! И всякий раз указывал пути выхода, свет в конце тоннеля. Но сегодня речь пойдет о том, перед чем бессильно любое, даже самое натренированное мужество. О беззаветной и нечеловеческой любви. Причем не к человеку, а к команде. И что самое страшное — к команде, которая на букву «Д». русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Знаю,

что достал всех своим «Динамо». Но ведь и «Динамо» достало меня! К тому же что может быть мужественнее, чем 44 года болеть за этот прекрасный клуб? Разумеется, мы говорим о футболе, потому что футбол — главное. С хоккеем там, с волейболом, с русским хоккеем, конечно, а также с лыжными гонками, плаванием, мини-футболом, академической греблей на байдарках и каноэ, ну и, если уж заговорили об этом, со стрельбой из лука, борьбой, особенно самбо, гимнастикой, водным поло все более-менее нормально. Есть еще неприкаянный баскетбол, но это бог с ним — футбол важнее, потому что он для «Динамо» заколдован. В чем фишка? Каждый более-менее вменяемый динамовец помнит, что последний раз «Динамо» выиграло национальное первенство в 1976 году. Но это будет не полной горькой правдой. Потому что честный динамовец всегда признает: то был год двойного чемпионата, весеннего и осеннего. Весенний выиграло — да, «Динамо», а осенний еще кто-то — не хочу даже сейчас лезть в Сеть и смотреть кто. Потому что это травма, одна большая нержавеющая травма. Тем более что, насколько помню, по сумме весны и осени мы тоже не первые. В общем, 1976-й — это какоето недочемпионство. Вот и получается, что последний раз «Динамо» выигрывало в 1963 году — то есть когда я родился. Я так понимаю, чемпионат тогда был нормальным, значит, закончился осенью — я родился в декабре, значит, даже теоретически не мог присутствовать, не мог искупаться в лучах славы любимого клуба. В общем, в будущем году 50 лет без нормального чемпионства — теперь понятно, почему болеть за футбольное «Динамо» — это серьезное мужество; это жертва еще при жизни, это Дантов ад на московской земле, это тлеющая всесезонная депрессия. И каждый день ты встаешь утром с постели, чтобы преодолевать. Динамовский болельщик, так скажу, безвылазно проживает в Сайлент-Хилле — теперь понятно? Но жизнь сложнее и тверже — новые испытания выпали на мою долю.

Кроме того что «Динамо» впало в очередное слабоумие в начале этого сезона (после офигительно хорошей игры осенью прошлого года), в «Динамо» приехали болельщики. Я накануне навещал Шурика в санатории. Мы отлично посидели напротив церкви и очень оптимистично обсудили логистику неполостных операций в Германии — возраст, чего уж. Получалось, что в Германии дешевле, чем тут. И даже более того, Шурик доложил обстановку с недвижимостью в Потсдаме. Если купить там дачу, все вместе, на круг, включая сложную операцию в берлинской клинике, выходило дешевле, чем ездить на дачу даже и по Новой Риге. Ну, разумеется, по дороге на дачу по Новой Риге не всегда попадаешь под нож хирурга, но и в Германии не всегда. А так билет двести долларов туда и обратно, полтора часа лету, полтора до подберлинского аккуратненького домика — соразмерно с пятничным выездом за границу Москвы. В общем, это был хороший разговор. Мы беседовали в паре километров от Новогорской базы московского «Динамо». И вдруг новости, что ночью на базе «Динамо» сначала устроили какойто фейерверк, а потом приехали болелы, обложили матом игроков и пообещали надавать люлей, если увидят в ночном баре или в магазине «Мега» на Ленинградском шоссе. И это меня совершенно возмутило. Да что там — я взорвался эмоционально и потерял самоконтроль. В результате короткого, но яркого помешательства написал открытое письмо в «Динамо» с жесткими требованиями извиниться перед игроками. Почему я это сделал? В смысле, почему возмутился? Дело в том, что есть у меня кармическая привилегия: я встречаю разнообразных футболистов, в том числе из «Динамо», в больших магазинах и торговых центрах. На моем счету: Юрий Жирков в «Крокус Сити», Дмитрий Торбинский во «Временах года», Люк Уилкшир как раз в «Меге», Лео Фернандес, а также на тот момент тренер ЦСКА, но вообще-то гениальный игрок

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Зико в «Метрополисе», Владимир Габулов в «Глобусе Гурмэ»… То есть если игрокам «Динамо» теперь нельзя будет совершать шопинг, где я их смогу повидать? Это же фашизм какой-то. Короче говоря, всю ночь не спал, предвкушал реакцию, предвидел спам с угрозами в Фейсбуке и личной почте — письмо-то получилось открытое, на весь мир. Но все было тихо. И это была подозрительная тишина. Откликнулся только давний приятель, ныне финансовый магнат Паша. Смысл его высказывания был: да ладно, все правильно сделали, что наехали. Да как же правильно, Паша! Болельщики «Динамо» всегда выделялись на общем фоне своим миролюбием, умением посмеяться над неудачами — а тут такое! Я стал срочно звонить в «Динамо». Человек на том конце провода говорил с энергетикой менеджера «МММ» эпохи позднего лета 1994 года. — Вы получили письмо? — Какое письмо? Никакого письма. — Мое открытое письмо. Где я требую извинений перед игроками и смены гэбэшного режима в моем родном клубе. — Нету. — Внимательней посмотрите. — Нету. — Еще внимательней. — Есть. В спаме было. — Это очень плохо. — Да нет, это нормально. — Человек из пресс-службы вдруг неадекватно оживился. — Вы даже не представляете: письма наших партнеров, с которыми мы годами переписываемся, постоянно попадают в спам. — Мне надо с кем-нибудь поговорить. В общем, я договорился о встрече с пресс-секретарем футбольного клуба «Динамо» Константином. Накануне я тяжело засыпал, ворочался. Как будто не на обычную встречу собирался, а на поляну с Кокориным да Кураньи выходить, биться за честь родного клуба. Только Яшин, только «Динамо»! Это был какой-то странный день: обещали снег, а солнце светило и сухо.

Когда вошел в подтрибунные помещения «Арены Химки», краем глаза заметил, что газон идеальный, лучше, чем летом. Константин встретил меня в адидасовском пуховике нараспашку. Он настороженно слушал мою историю. Когда я дошел до знаменитого пейнтбольного обстрела (кто не в курсе, футболистов уже после пресловутой встречи обстреляли на тренировке из пейнтбольных ружей), Константин вставил жестко: это не мы, не болельщики «Динамо». — А кто же, если не болельщики «Динамо»? — Может, вы знаете? — Константин включил агрессивный режим. Я понял, что мне сейчас запросто могут тут оформить явку с повинной и пришить еще и организацию разгрома химкинской администрации. Но отступать было некуда. — Я не знаю, конечно, но к делу это не относится. — А что относится? — Константин уже иронично улыбался. — Чего вы вообще хотите? — Я хочу, чтобы руководители команды извинились перед игроками. — Как вы это видите? Президент клуба заходит в раздевалку и извиняется? — Да, конечно, картина небывалая! То есть организовать встречу с фанатами, на которой футболистам угрожали физической расправой, — это в порядке вещей для президента, а извиниться — немыслимо! Константин вдруг завис и перевел взгляд на монитор, на котором играло «НТВ+» со своим «Футбольным клубом». — А знаете что, если вы такой смелый и умный, давайте вы сами и извинитесь, за всех нас. До разминки десять минут, установка сейчас заканчивается — у вас есть минуты четыре. Адреналин бросился мне в голову, и стало не по себе. Но я глотнул кофе на вынос из ближайшего «Старбакса» и сказал совсем нехарактерное для себя: — Пожалуй. …Я стоял в торце длинной комнаты под монитором, на котором застыла в стоп-кадре схема расстановки на игру. Справа Дан Петреску, слева Константин,

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

напротив — полтора десятка немного затравленных, но в общем-то добрых глаз, среди которых глаза Кевина Кураньи, Люка Уилкшира, Антона Шунина; в самом дальнем углу затаился Андрей Воронин в цивильной одежде — Константин взял с меня слово никому не рассказывать: Воронин приехал поддержать ребят, а заодно провести сепаратные переговоры по возвращению в «Динамо». Сердце бешено колотилось, рот пересох, но я очень громко и уверенно начал: — I have a dream. И мечта моя простая: я хочу, чтобы «Динамо» стало чемпионом. Все идет к тому, что для целого поколения болельщиков это вопрос жизни; это вопрос, увидят ли они еще при жизни победу любимого клуба. Я расскажу вам одну историю. Однажды я пил кофе в «Старбаксе», в «Меге». (Гул пронесся по рядам моих визави.) Слева от меня сидел мальчик, года три ему на вид, он игрался в айпад. И вдруг — не верю ушам — мальчонка запричитал: «Только Яшин, только победа!» Он играл в своего диггера — или во что они там играют — и приговаривал эту знаменитую мантру. Я посмотрел на маму. «Он болеет за “Динамо”, — пояснила она. — И его старший пятилетний брат тоже. И папа. Мы ходим на все игры. Дружим с семьей Люка Уилкшира. Они, Уилкширы, — хорошие люди». Мы разговорились с Кириллом. Ну как разговорились — говорить-то он толком еще не может, только кричалки знает. «Москва без мяса», например. Но этот мальчик, не научившись ни читать, ни писать, уже обрек себя на непростую жизнь. Он болеет за «Динамо». Неужели ему выпадет та же участь, что и нам, старикам? Неужели и он не увидит блеск золота на бело-голубом фоне? Я хотел извиниться перед вами за отморозков, которые угрожали вам, которые подло расстреляли вас из маркеров. Но вспомнив сейчас этого мальчика, но вспомнив, как вы играли с «Краснодаром», я ни фига не стану извиняться. Я, наоборот, хочу сказать: ну сколько же, блин, можно мучить нас, взрослых мужиков, женщин и детей? Ну вы офигели, что ли, совсем, да будьте вы…

P.S. Дня через два после описанных событий меня познакомили с человеком, вхожим в футбольный клуб. Теперь он завозит в Москву зеленый чай из Китая, а раньше вращался в руководстве коммерческой службы. Он за две минуты мне все объяснил. — Что случилось с «Динамо»? Просто генералы правят. Кобелева уволили, потому что он с ними не соглашался. Силкина — потому что соглашался со всем. Они же состав даже диктуют. А история с фанатами… Там все немного не так было: договорились встретиться в конференцзале, поговорить в рабочем режиме — вопросы там, ответы. А фанаты явочным порядком пошли на тренировку, ну и выступили. В клубе все офигели. Но поздно было. А что мог сделать клуб… Единственное, после этого беспредела сняли Каманчу, начальника всех болельщиков, он динамовец. Это все, что можно было легитимно сделать. А, да, еще я вот только сегодня узнал, что президент специально на базу приехал и извинился перед всеми. Верится с трудом, но за что купил… В общем, рыба тухнет с головы, — неожиданно заключил чайный король и живописно отхлебнул бурбона Blanton’s. А письмо-то дошло, выходит. Оле, оле, оле, оле! «Динамо» — чемпион. 97

иван шагин/фотосоюз

В самый неподходящий момент зазвонил телефон. Это была Стефания. — Ау, борец за справедливость, ты просил разбудить тебя в двенадцать — после сегодняшней ночи без меня не проснешься. Я перевернулся на спину. Надо вставать и действительно идти на встречу с Константином. А вдруг он действительно пустит меня в раздевалку и мне придется извиняться? Вспомнив игру в Краснодаре, извиняться расхотелось. Я перезвонил Стефании. — Планы изменились. Буду через час. Я не пошел на встречу. Первый раз в жизни даже не предупредил, что не приду.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

дмитрий воздвиженский

В Амстердаме приютил нас замечательный польский фотограф Збышек. Мы рановато приехали, но он терпеливо поил нас кофе и пытался отговорить от намеченной эскапады. Безуспешно. В 10 утра мы вошли в кофешоп и потребовали меню.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

текст: вита буйвид

Авторы географических очерков «РП», оказавшись даже в таких, казалось бы, изведанных вдоль и поперек местах, как Амстердам, и там умудряются посмотреть на мир под своим углом зрения — как это делает фотодиректор «РП» Вита Буйвид в обстановке рядового амстердамского кофешопа. Главное — найти правильную точку. 99

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Дорогая бабушка! У нас все хорошо. Маму отправили в ссылку в Париж. Но ей там не нравится, и она собирается сбежать в Аризону читать лекции про русскую фотографию. Ты не волнуйся, это всего на две недели. Потом она вернется. Мы к ней поедем встречать Новый год, правда, без Габи. Мама говорит, что ньюфаундлендам можно летать только с Ростроповичем.

Да,

не нравилось мне в Париже. Ноябрь, дождь почти круглосуточно, темно и тоскливо. Почти Петербург, но на десять градусов теплее. А я ведь только перебралась в Москву, ребенка перетащила, собаку-водолаза и молодого мужа. Вдруг появляется Ольга Свиблова, вручает мне грант мэрии Парижа, билет и ключ от мастерской, и отказаться у меня не хватает сил. Нужно было хотя бы ребенка с собой взять. Или собаку в крайнем случае. Не сообразила. С нахлынувшей тоской я боролась стандартными методами: бордо, уроки французского, Лувр, походы в гости. Не помогало. Пришлось зазывать гостей к себе. Вот выпьешь, бывало, стаканчик, а второй без компании не идет, загрус тишь, возьмешь монетки — и к аппарату «минитель*»: гостей приглашать. То ли этот пресловутый французский минитель работал избирательно, то ли настоящее бордо действовало особым образом, но на пригласительную рассылку реагировали самые неожиданные люди, в основном друзья друзей. Очень скоро состояние перешло из тоскливого в невыносимое. Пришлось действительно сбежать на пару недель в солнечную Аризону, где все говорят по-английски, заехать на обратном пути к друзьям в Сан-Франциско и, конечно же, их тоже зазвать в Париж. Таня приехала неожиданно. Точнее, так: меньше всего я ожидала, что приедет Таня. Предположить программу ее недельного визита было сложно: не пьет, не курит, не шопоголик, почти вегетарианка… Ну хоть достопримечательности будет с кем осмотреть. Все сложилось совсем по-другому. Таня оказалась невероятно коммуникабельной. Целыми днями мы встречались с разными людьми — у нее был с собой список. Это были частично знакомые ей люди, чьи-то родственники, знакомые знакомых. В основном бывшие соотечественники, но не какие-то там

москвичи, а весь бывший СССР. Это даже интересным оказалось. Таня ежедневно старательно вычеркивала из своего списка пару фамилий. Вдруг прозвучала фамилия известного попсового певца. Неужели он в Париже живет? Странно. И еще Таня попросила разрешения его в мастерскую позвать. Оказалось, однофамильцы. Максим пришел подготовленный: две бутылки бордо на стол, третья, как потом оказалось, в рюкзаке осталась. Таня тоже подготовилась. Ну и у меня запас был, конечно. Мне было совсем тоскливо сначала. Сидят, вспоминают своих общих знакомых. Но скоро я поняла, что у этих милых, но скромных и скучноватых людей происходит подобие соревнования «У кого жизнь прикольнее». Таня подождала, пока я выпью побольше, подбила рассказывать какую-то историю. Видимо, я была ее главным козырем. Максим слушал с восторгом, Таня сияла. Но бывают не только козыри, но и джокеры. Вдруг прозвучала фраза Максима: «А на выходные в Амстердам, исключительно покурить». Таня не сдавалась. «Супер, только Витку с собой возьмем. Она там жила раньше и все там знает». Я пыталась возразить, что для этого я совершенно не нужна, что это можно в любом кофешопе делать, что меня значительно больше интересует бордо, ну в крайнем случае мерло, главное, только не каберне — на него у меня аллергия. Но они неожиданно объединились и стали на меня давить. И не потому, что машину на троих арендовать дешевле, и не потому, что у меня там друзья, у которых можно остановиться, — просто потому, что со мной очень весело. Я согласилась. Выдвинула только одно условие: никаких культурных программ, музеев и экскурсий. Никуда водить не буду, ничего рассказывать тоже. Курить так курить. В глубине души я понимала, что все равно мне придется стать мисс путеводитель, но от бордо добреют. Согласилась.

Выехали в пятницу днем, но слишком поздно, конечно. Не знаю, повезло нам или нет: арендованные малолитражки уже разобрали, и нам выдали большущий «рено-меган» по цене маленькой машины. За руль меня не пустили — у меня были свежеполученные права. Как я ни доказывала Максиму, что вождению меня учил руководитель группы каскадеров, все безуспешно. Я насупилась и залегла на заднем сиденье. Пробка пятничная парижская из положения лежа мне даже понравилась. Лежу себе, винцо попиваю, смотрю на прекрасную архитектуру под странным углом. Красота! Так и уснула. Просыпаюсь среди ночи, а за рулем какая-то рыжая женщина. Я даже взвизгнула от неожиданности. Оказывается, Максим парик напялил. Во Франции дивные законы: если на штрафной квитанции с фотографией другой человек — владелец штраф не платит. По какому-то закону, охраняющему частную жизнь, нельзя выяснять, кто был за рулем. Так что штраф платить некому. Вот водители маскируются и гоняют потом с существенным превышением скорости. Как только пересекли границу Франции, парик был отброшен за ненадобностью. В Амстердаме приютил нас замечательный польский фотограф Збышек. Мы рановато приехали, но он терпеливо поил нас кофе и пытался отговорить от намеченной эскапады. Безуспешно. В 10 утра мы вошли в кофешоп и потребовали меню. Долго изучали названия, потом попросили официанта посоветовать нам чтонибудь совсем легкое, утреннее. Готовый косяк решили не брать. У них там представления о дозировке специфические, это я как раз еще по временам своей амстердамской резиденции помню. Решили взять пакетик и скручивать самостоятельно. Совет официанта нам не понравился: слово было какое-то агрессивное, еще и цифры странные. Мы взяли другое, с нежным

* Минитель (фр. Minitel) — французская компьютерная информационная система. До появления Интернета он оставался самым популярным в стране телекоммуникационным средством. И после появления Интернета тоже. Продержался до прошлого года, но уже в конце 90-х был страшным анахронизмом.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

100

збигнев кост/фотосоюз

названием. Официант пожал плечами и принес заказ. Свернули. Закурили. Реакции ноль. Свернули еще, побольше. На нас с Максимом слегка подействовало, мы уже хихикали, а вот организм Тани не реагировал никак. Ну еще бы, печень алкоголем не тронута, сосуды полувегетарианские эластичные, клетки мозга и вовсе не задействованы. Таня с некоторой завистью наблюдала за нами и все время интересовалась, что же мы чувствуем. Это слегка раздражало. Максим свернул для подруги жирный такой косячок и проследил, чтобы она правильно вдыхала. Опять не подействовало. Мне это все уже страшно надоело, и я предложила прогуляться вдоль канала. На улице оказалось прохладно, и мы решили покурить еще прямо во время прогулки, чтобы согреться. На Таню упорно не действовало. Мы веселились. Пакетик закончился. Во мне все же проснулся экскурсовод, и я потащила своих спутников в особенный кофешоп. Для меня особенный. В нем мои друзья когдато стену расписали. Давным-давно. И я им

101

...Таня приехала неожиданно. Точнее, так: меньше всего я ожидала, что приедет Таня. Предположить программу ее недельного визита было сложно: не пьет, не курит, не шопоголик, почти вегетарианка… Ну хоть достопримечательности будет с кем осмотреть...

не верила. Но когда приехала в Амстердам в начале девяностых в первую в своей жизни арт-резиденцию, нашла это место. Все оказалось чистой правдой. Роспись была на месте, только местами ее освежили. В кофешопе оказалось многолюдно. Наверняка кто-то вставил это заведение в путеводитель типа «неизвестный Амстердам». Но мы все равно решили остаться. Пытались разобраться в меню. Когда подошел растаманского вида официант, Таня его в американской манере спросила: «Как сегодня спайси кексы? Хорошие? Кстати, что там внутри?» Официант снисходительно посмотрел на нее и ехидно так ответил: «С марихуаной, детка». Таня, видимо, решила, что она в обычном кафе. Взяла себе два кекса и чай. Грибной, конечно. Мы заказали очередной пакетик. И как-то не отследили Танин заказ. Она так бодренько умяла кекс, запила чаем, но вдруг перестала спрашивать, что мы чувствуем, и странным взглядом стала изучать роспись на стене. Тут уж Максим стал интересоваться, что чувствует Таня, но она не отвечала, и тогда он заказал себе такой же кекс и чай. Я ничего заказывать не стала: я же вечно на диете. Максиму заказ долго не несли, и он меланхолично клевал второй кекс, покуривая при этом мои тонкие самокрутки. Его заказ принесли через полчаса примерно, кекс был прямо из печки, горячим. Максим сказал, что так лучше действует. Съел только половину и стал Тане что-то очень быстро рассказывать. Но понять текст я не могла. Это был странный язык какой-то. Никак мы не совпадали. И вот сижу я в кофешопе с двумя очень правильными людьми. Таня молчит и изучает картину, Максим что-то ей с невероятной скоростью говорит. А мне невыносимо скучно от всего этого и очень хочется выпить. На столе осталось пол остывающего кекса и чай. Я даже подумывала все это употребить, чтобы достичь взаимопонимания, но я же ответственная, мне же их еще к Збышеку тащить. Тоже мне развлечение. Я расплатилась, попросила официанта приглядывать за ними и ушла в бар напротив — пить красное вино. Вернулась через сорок минут. Ничего не изменилось. Встреча одноклассников

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

продолжалась в прежнем режиме. Правда, Максим говорил уже медленнее, но смысл речи все равно был скрыт от меня. Я опять ушла прогуляться. Возвращаюсь, а Максим грибной чай пьет. И так рассудительно мне говорит, что нужно бы пойти пообедать. Вот только непонятно, что делать с Таней. Она ведь молчит, но тоже голодная. Тут уж я не на шутку задумалась. Вспомнила, как быть в таких случаях. Заказала им шоколадного молока. Таня пила чокомель через трубочку молча, Максим прямо из бутылки. Но я опять не уследила, и он автоматически доел кекс. Оно и понятно — есть-то хочется. У меня тоже стали появляться смелые идеи: вино смешалось с тонкими самокрутками в удачной пропорции. В основном эти идеи сводились к тому, что гиперответственность — это плохо и нужно думать о себе. И тут оказалось, что Максим тоже молчит и рассматривает роспись. За соседним столом еще три человека смотрели на картину. Причем все эти люди смотрели в одну и ту же точку. Я тоже внимательно посмотрела в эту точку. Там ничего особенного не было. Я снова и снова искала волшебную точку на картине, подходила ближе — ничего. Мне эта работа знакома с ранней юности, но ничего специфического там не было. В голове моей созрел план: на следующий день утром сбежать от своих друзей, позавтракать в этом кофешопе кексом с чаем и посмотреть на картину под «правильным» углом. Что же за секрет в ней такой спрятан? Меня мучила ревность в кристально чистом виде. Вечером я получила нагоняй от Збышека. За Таню. Очень она ему, видать, понравилась. Он считал, что мы над ней издеваемся. Таня еще молчала, но уже реагировала на вопросы, кивала в ответ и вполне сносно перемещалась в пространстве. Правда, до этого мы с быстро пришедшим в себя Максимом еще часов пять прогуливали ее по Амстердаму, заводили погреться в нормальные кафе, кормили горячим супом, поили кофе, но она все равно гуляла не с нами. Збышек хлопотал вокруг нее, как родная мать. И Таня наконец-то заговорила. Быстро-быстро. Но понятно. Буквально за две минуты она рассказала ему все. Самым интересным в этом рас-

сказе было следующее: «На меня ничего не действовало: ни трава, ни кексы, ни чай. А потом я вдруг увидела на стене картину. И она на меня подействовала так, что я потеряла дар речи». Максим подтвердил. Точно, говорит, я сам ее не сразу заметил, а как увидел — наверное, час ее рассматривал. Картина потрясающая. Это сообщение, конечно, изменило мои воскресные планы. Нет в этой картине волшебной точки. Секрет только в том, что входящие по странной причине не сразу ее замечают. Нет мне никакого смысла завтракать кексами, я-то знаю, что картина там есть. В воскресенье Таня все же упросила нас отвести ее в музей. Мне и самой хотелось зайти в свой любимый Стедлик. До него было рукой подать. Збышек живет на окраине знаменитого Фондельпарка. Прошел по диагонали, и ты уже в музее. Как тут отказать? Но мы с Максимом упорно соблюдали договор. Запустили Таню в музей, а сами вернулись в парк покурить. С таким напутствием меня друзья в первый раз в Амстердам отправляли. Выкури, говорят, за нас косячок в Фондельпарке, найди нашу роспись и фотографию пришли. Ну, роспись еще вчера нашли, оставалась первая часть. Традиция. Фондель — это же мекка старых хиппи. Теперь они туда своих внуков с таким напутствием отправляют. Что же будет с Амстердамом, если туристам запретят заходить в кофешопы? Они представляют себе размеры бедствия? Экономика рухнет. Местные жители не смогут находить общий язык с приезжими, и наоборот. В конце концов голландцы одичают от непонимания и избытков травы. Правда, мэр города сказал в интервью в 93-м году, что порядочный гражданин не станет выкуривать больше трех косячков в день. Но что же делать с излишками? В музей я все-таки попала. Максим тоже. Прошло уже два часа, а Таня все еще не выходила. Мы заволновались. Вошли внутрь, разделили зоны поиска. Интересной все-таки была жизнь до мобильных телефонов. Таня опять рассматривала картину. Ну, мы уже знаем, искусство на нее очень сильно действует. Потом опять поехали в центр — Максим хотел покурить еще немного до обеда, чтобы к вечеру

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

быть как огурчик и спокойно сесть за руль. Тоже ответственный. После курения мы все на пару часов расстались. Оказалось, что в последнее воскресенье месяца работают магазины, а наши шопогольные пристрастия не очень совпадали. Я ринулась к бельгийским дизайнерам, но вдруг боковым зрением заметила в вит рине спортивного магазина свою мечту. Роликовые коньки, ретрообразные: колеса не в ряд, а как раньше — два впереди, два сзади. Ботинок черный кожаный, шнуровка высокая. Редкой красоты вещь. Зашла, примерила, прокатилась по магазину, доехала до кассы. Хотела даже в них к Збышеку ехать. Максим отлично довез нас до Парижа. На этот раз всю дорогу на заднем сиденье спала Таня. А я была штурманом. За пару километров до французской границы Максим предупредил, что нужно выбросить все остатки. Местные пограничники знают, зачем в выходные арендуют машины и едут в Амстердам. И во Франции это запрещено законом. Иногда обыскивают на обратном пути. Но у меня и так с собой ничего не было: у меня же другие развлечения, не голландские, а французские. На границе нас никто не проверил, Максим надел парик и газанул. Эта поездка очень нас сдружила. Мы потом еще часто встречались с Максимом в Париже, а Таня даже приезжала ко мне на Гавайи. Только с коньками странная история. Сейчас они украшают интерьер моей мастерской. Ездить в них я боюсь — это коньки для профессиональных фигуристов, они слишком чувствительные, едут от одной мысли и не тормозят. Предлагали мне болт завинтить потуже, но боюсь испортить. Вещь. Если нужно кому — могу отдать в хорошие руки. Размер 39-й. Вот как только я в них по амстердамскому магазину каталась?

P.S. На прошлой неделе позвонил наш главный редактор и сообщил, что амстердамские кофешопы не закроют для туристов. Такое решение принято на самом высоком амстердамском административном уровне. Тоже, видать, сочувствующий.

102

ИМИДЖ-ЛАБОРАТОРИЯ

Дарим красивые волосы!

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

104

текст: афанасий мамедов рисунки: павел пахомов

Это суггестивное, сомнамбулическое повествование открывает темные и светлые стороны магических экспериментов с собственным духом. Но, несмотря на мистическую практику героев, реальность в этом рассказе Афанасия Мамедова, реалиста с острым художническим зрением, просвечивает ярко и ясно. Москва в ночном астральном полете описана с завораживающей, сновидческой реалистичностью. Как, впрочем, и битва главного героя с телесным дворником в материальном подвале вне материального тела… Дежурный по рубрике Владислав Отрошенко

105

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Я был

в долгу перед ним, но я бы встретился с ним, даже если бы не был должником. «Огонь воду держит», — сказали мне мои сопровождающие, верные свидетели мира, и я тут же передал, донес, не расплес кав, их слова до Бея и Анны-Марии (если, конечно, светоносный волновой поток, бивший в меня со всех сторон на всех языках мира, можно было принять за обычную человеческую речь). Ког да многокрылые улетели в одиннадцатые восвояси, я уже ничего не помнил, а начав вспоминать, почувствовал острую суставную боль в вывихнутом плече. — Вспоминай, — брызгал мне в ухо раскаленным призы вом Бей и поощряюще бил передо мною в ладоши, будто я не си дел на икеевском ковре, по-турецки поджав ноги, а залихватски отплясывал где-то на Кубинке свадебный «гоп-стоп». — Вспоминай, вспоминай, — вторила ему розенкрейцер ша Анна-Мария, — иначе провалишься снова и уже не вернешься. Он нервничал, мой духовный наставник, потел и хлопал в ладоши, никогда не видел я его таким взвинченным и потому начал быстро собираться в дорогу — в дорогую сердцу среду на шего обитания, попутно вспоминая себя и свое задание. Вспоминал я почему-то в порядке, обратном рассказу. (Воз можно, такой способ был предложен мне сверху в целях моей же безопасности: поднимался, словно со дна морского, казалось, в голове все сосуды полопаются, но, может быть, такой способ на верху выбрали, чтобы мне легче было избежать двойственности воспоминаний — мы часто вспоминаем не те реальные события, которые имели место быть на нашем празднике жизни, а лишь воспоминания о них.) Но на внутреннем экране, словно на откосе выбеленной стены, картинки все равно наезжали друг на друга. По центру — сгорали, по краям — расплывались. Так что чего уж там, в обратном порядке, как получится… Москва. Последняя неделя лета. Мы с семьей только верну лись с Крита. В коридоре еще не разобранные женой чемоданы и кон трабандой вывезенный пляжный песок вокруг брошенной обуви. Звонок. Снимаю трубку. «Ты?» — «Я». — «Отлично. Помощь твоя нужна. Поможешь?» Я был должником его, но я бы встретился с ним, даже если бы не был должником. Договариваемся о встрече. С Беем я познакомился году в восемьдесят третьем. Меня свел с ним друг, коллега по ХПМ*. Он брал уроки карате у принца Камеруна, учившегося тогда в институте нефти и химии. Принц, видимо, чего-то недодал коллеге. Как-то коллега сказал, что есть удивительный мастер, он дважды переходил Ленкоранскую гра ницу, получил Передачу от какого-то легендарного суфия, может тушить свечу на расстоянии в несколько шагов, пассами пускать рябь в тазике с водой, а еще он недавно вылечил маленькую де вочку, от которой отказались врачи. Так я оказался в подпольной секции карате в одном из пригородов Баку. Вокруг меня были раз * ХПМ — Художественно-Производственные мастерские.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ные люди. Фанатики, манипуляторы, искренне заблуждавшиеся. Мне импонировали те, у кого было здоровое чувство юмора. Юмор помогал нам не впасть в шизофрению и паранойю. Несмотря на наличие каких-то текстов, которые в принципе несли тайное зна ние, отсутствие реальных носителей его приводило к опасным тупикам. Нам нужен был грамотный мастер, настоящий учитель. И мы нашли его в лице Бея. Учил он нас и сны чужие ловить, и в травах разбираться, и контактировать с Реальностью, и — самое главное — думать самостоятельно и разговаривать своим языком. Последний раз я встречался с Беем почти три года назад в Баку. Бей вытянул меня практически с того света. Я тогда совер шил несколько варварских набегов в свое подсознание, не учиты вая того обстоятельства, что последний симптом, с которым ты борешься, есть твоя личность, образ твоего «Я», в результате чего лишил себя начисто тех опор, которые кастанедовский дон Хуан называл «щитами воина». В десять я уже в «Шоколаднице» на Серпуховке. Думал пер вым быть — не получилось. Бей сидел за столиком у окна с розен крейцершей Анной-Марией, которую я не сразу признал. С года ми она потяжелела и стала еще больше походить на мадам Блават скую, словно ожил тот самый «глазастый» портрет, что имеет хож дение по нашей ойкумене. Если учесть, что Бея все принимали за реинкарнацию Гурджиева, можете представить себе состояние человека, еще не выпившего с утра положенную чашку кофе. Анну-Марию в кругах московской и питерской саньясы называли баронессой. Была она польских и немецких кровей. Ее дореволюционный дед когда-то предводительствовал дворян ством Орловской губернии, а баронессой ее величали потому, что по материнской линии происходила она из древнего рода фон Шверинов. Шверины участвовали в Крестовых походах и были посвящены в духометрические тайны тамплиеров. У баронессы с Беем когда-то был многолетний роман со столь частыми перепа дами температур, что метеослужбы Севера и Юга едва поспевали за ними; в какой-то момент дело даже шло к переезду баронессы в Баку, да вот не сложилось: два зрячих человека в одной посте ли — точно не флеш-рояль. Я заказал себе американский кофе и двойную анисовой, хотя с утра предпочитаю не пить спиртного. Едва отхлебнул из чашки, как Бей, не задерживаясь на де талях, начал вводить меня в курс дела, по сути, возить носом по перипетиям чужой, очень чужой для меня жизни. Своих детей у Бея не было, так судьба распорядилась — ей покорны даже дервиши с такой «джокерской» Передачей, — но он души не чаял в племяннице Арзу, она была как поздняя дочь ему, как птичье сердечко, как ветер попутный. Я никогда не видел ее, только слышал о ней от своего учителя. А говорил он о племянни це часто в ту далекую апшеронскую эру, и всегда с каким-то оглу шительным восхищением. Арзу, мол, зрячей родилась, она не просто все видит и слышит, она живет в восьми мирах и, если так дальше пойдет, может и до одиннадцатого дойти. Временами соз давалось впечатление, что Бей собирается готовить ее к Передаче. Уж не знаю, чего она там видела, какую информацию добывала,

106

...Своих детей у Бея не было, так судьба распорядилась — ей покорны даже дервиши с такой «джокерской» Передачей, — но он души не чаял в племяннице Арзу, она была как поздняя дочь ему, как птичье сердечко, как ветер попутный...

но вскоре оказалось, что девушка хотела простого тихого счастья и ничего более. «Как все я хочу быть, дядя», — объясняла она ему. Ее тихим счастьем оказался товаровед промышленных товаров, благоухающий одеколоном «Арамис». Арамис был специалистом по ювелирным изделиям. В со ветские годы погрешность его частных экспертиз составляла от ста пятидесяти до двухсот рублей, что у репатриировавшихся гор ских евреев считалось высшим классом. В 90-е, когда перетряхи вались ошалевшие от неожиданного развала империи бакинские торги, они с Арзу в поисках лучшей доли переехали в Москву. На первых порах поддерживало их азербайджанское землячество. Арамис Арамисович открыл три точки в пределах трех вокзалов. Накопил на «однушку». Избежал чудесным образом «черного чет верга». Вошел в долгосрочный шерик (пай) с несколькими уважае мыми людьми из южных широт. Поменял квартиру на трехком натную. Налаживалась постепенно жизнь и в Баку. Часть бизнеса благополучно перелетела на родину Арамиса. Словом, судьба благоволила этому человеку, его «мушкетерская» жизнь шла по восходящей, пока вдруг не грянул кризис 2008 года. И тогда все изменилось, и в семейной жизни тоже. Отношения между Арзу и Арамисом затрещали, надломились. Долги были такие, что после неудачной попытки скрыться от кредиторов Арамис безу держно запил. Но вовсе не это было главным в рассказе Бея. — Дети начали болеть, понимаешь, старшая, младшая… Щитовидка, почки… Да и у Арзу тоже хронь женская полезла… Прокляли их. — Бей назвал улицу и дом, откуда, по его мнению, летела грязь. Сказал, что старый стал в астрале воевать, иначе бы помощи не попросил. Я не испытывал особых симпатий к Арамису, этот тип как бы деловых людей, баксоладников, мне был известен, не деловые они вовсе, так, рыбки-прилипалы, но я сказал, что постараюсь сделать все, что в моих силах, ведь я должник был его, но я бы по мог ему, даже если бы не был должником. Стартовой площадкой выбрали квартиру на Преображен ке. (Насколько я понимаю, это был их с Анной-Марией саньясин ский «Байконур».)

Вскоре Анна-Мария уже вела свой старенький «опель», ми нуя многочасовые московские пробки, давая непреднамеренные огибы. По дороге я как-то коряво поблагодарил Бея за то, что он спас меня, когда я, долетев до матричных слоев, объявил битву тоналю и чуть было не выжег полностью подсознание, образ свое го «Я». Он скривил лицо, вздыбил гренадерские усы. — Моя бабушка в таких случаях говорила: если человеку кажется, что его спас веник в углу, пусть так оно и будет. Я поверил его мудрой бабушке, подозрительно вовремя вынырнувшей из океана беспощадного Хроноса, но почему-то не переставал чувствовать себя его должником. В квартире баронессы ничего не изменилось. По-прежнему негде развернуться. Те же обои и фотографии предков в старин ных овальных рамках на стенах, та же музейная ненадежная мебель, запах затушенных позавчера сигарет, засушенных ле чебных трав, пожилой собаки и заваренного с утра кофе. Я был уверен, что, как прежде, в раковине у баронессы горы немытой посуды, а на стуле рядом с кроватью — шумящее море начатых и так и не дочитанных книг. Оказываясь в этой квартире, меня все время не покидало чувство сомнамбулизма жизни: «Когда мы спим, мы не знаем, что видим сон». Как ни странно, но именно из этой квартиры отпра вился я защищать Белый дом в августе девяносто первого. И что интересно, это не оказалось сном. Выкурив по сигарете и убедившись в том, что мир суще ствует и движется, мы приступили к медитации, сиречь «предпо летной» подготовке: баронесса усадила нас на икеевский ковер, весь в собачьей шерсти, пустила в блюдо с водой флотилию одно разовых свечей из того же мегамагазина, положила на пол чернобелую фотографию Арзу (мы бы и без нее вполне обошлись), после чего наглухо задернула шторы. Воздух встал и начал уплотняться. Я вспомнил темноту и тысячелетнюю сырость подземелья гладиаторов. — Боишься снова потерять импрессу? — прочел мои мыс ли Бей. — Но ведь ты после арены в Эфесе спускался в пещеру Зевса, бродил по лабиринтам Кносского дворца… Ушла она, твоя зараза астральная. — И тут же посерьезнел он: — Ты должен быть предельно внимателен, летишь третьим, отставать нельзя. Серия упражнений для остановки ума по суфийской тра диции, и вот уже построились, точно звено истребителей на взлетке. Только успел прошептать: «Ялла, Мухаммад Али!..» — как пошли разгоняться. В какой-то момент показалось — сейчас плюхнусь на пятую, но тут мелькнуло милое личико стройняшки стюардессы с рейса Ираклион—Москва, и я, следя за лебедины ми повадками ее рук, отвлекся на мгновение, которого было до статочно, чтобы с Божьей милостью «перехитрить» ум, выйти на другую частоту существования. Скорости форсажные. Уши закладывает неумолкающий гул нагуаля. Серебристые пучки света в фиолетовой вате, разрых ленные золотистые кольца летят навстречу и в последнюю мину ту разлетаются в стороны… Где направление? Где край?

107

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Хорошего мнения они обо мне, надо было предупредить их, что я никогда еще не работал в «обойме» с мастерами. Мне тя жело, в особенности когда мы идем на низкой высоте. Рваная пульсация города. Все живут без ремней безопас ности, всем кажется, что вот-вот жизнь наладится, стоит только кончиться дождику, уйти из-под ног асфальту и… Сначала пролетели над Сухаревкой, над автомобилями и людской толчеей в прикиде начала 90-х, снизились, толкнулись в закрытые двери офиса напротив Склифа, проникли вовнутрь. Дремлющий охранник в черной униформе, кожаные диваны и кресла, компьютеры, огромная карта города, в которую вко лоты красные флажки… Здесь когда-то, в незадачливые ельцин ские, находилось Арамисово ООО с какой-то там ограниченной ответственностью. Собрали необходимую для искателей пыльцу и улетели, потеряв к объекту интерес. Потом пошли какие-то пет листые коммуналки на Остоженке: чья-то жена, выходя из кло зета под шум местного водопада, к недовольству Бея, передала через него нетрезвый привет Арамису. Затем — Арбат и еще раз Арбат; днем и вечером — огнистый, сведенный к магической еди нице фонарными столбами, рухнувшим на него дождем и сырым чавканьем прохожих. Через какое-то время выплывает брусчатка Баррикадной, и вот мы уже в пельменной, наполненной детским гомоном, — должно быть, проголодалась после зоопарка детвора. Две восточного вида девочки делятся с матерью впечатлениями от дальневосточного тигра. А Арзу не до тигра, в Арамисе вся, бедняжка. Еще парочка витков, и — Садовое кольцо, снопы искр, соскочившая штанга троллейбуса, митинг возле памятника Мая ковскому в защиту старого времени. Тверская перед самой рево люцией, и окна все немо слезоточат в предчувствии грядущего апокалипсиса… Страх утраты, порожденный желанием иметь, растворяется в луже с желеобразным отражением неона. А почти век спустя ныряем в Палашевскую арку и летим на Патриаршие мимо школы, какой-то стройки, приклеенной к окну горемычной женщины, летим на улицу Остужева. Нас тут все время пресле дует запах корицы: в советские времена неподалеку находилась хлебопекарня при магазине, и один из жильцов дома № 19 с за видной регулярностью тешил себя теплыми булочками ранними утрами, теперь этот господин — руковод крупного агентства не движимости и почетный сибарит Российской Федерации. Имен но здесь готовилась многоходовка, итогом которой стала Арами сова «трешка». Маклер хороший даш-хош с этого дела поимел, но его навар нас не интересует, в этой истории маклерский след об рывается здесь, и потому мы летим на юг столицы. Между Москва-рекой и Поречной тянется долгий, до само го поворота реки, парк. (О, какое же это чудо внезапное — видеть сразу два берега реки, какою широкой становится Москва-река, какою неприрученной.) Над молодыми деревцами, над высоко вольтными вышками стелется едкий дым — то избалованные мэром Лужковым жители района Марьино отмечают шашлыком уходящие августовские деньки. На время души людей избавля ются от каторжного груза забот. Суббота? Воскресенье?

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Но ведь, когда встречались в кафе, был классический по недельник. Куда закатились вторник, среда и четверг, не говоря уже о пятнице? Впрочем, в этих путешествиях время течет эпо хами, под стать реке, у которой нет «другого берега», но всегда оба сразу. В кавказской дымовой завесе я теряю из виду Анну-Марию, а на углу какого-то двадцатиэтажного дома прощаюсь с Беем. — Дальше сам. Вот оно, это место. Давай, парень! Зависаю между гаражами и тремя подъездами: не могу определиться с дальнейшим направлением поисков. Вроде как нужен мне первый подъезд и квартира на пятнадцатом этаже, но почему-то тянет и тянет меня в подвал дома. Для начала все-таки решил «пробить» квартиру на энергетику. Поднимаюсь сразу на трех лифтах. На этой частоте желез ная дверь не помеха, скорее, символ человеческого легкомыслия, при определенной подготовке искатель может воспользоваться ею в качестве «транспортного средства», как пользуются, к при меру, туманом или отражением на воде. Придверные колокольчики колыхнулись слегка, когда я проник в чужое виталище. Из открытой двери одной из комнат бьет юная струя… Младшая уроки делает под музыку. На кухне трудится Арзу. Брюнетка. Невысокого роста, но с высокой талией, которая стянута шерстяным платком. Поясничная чакра пробита. Густая кровь медленно движется в чреслах. Ноги, тяжелые в щиколот ках, налиты свинцом. Все говорит не о любви, но о браке, кото рый вот-вот превратится в поминальное пение. Значит, Арамиса давно тут не было. Меня интересует каждая мелочь в этом доме, включая не избалованную вниманием кошку, клянущуюся в любви полу открытому окну. Собирать информацию в гостиной предпочти тельнее всего, почти все гостиные — «ну-с, читай мою книгу». Фотографии, ваза с увядшими цветами, оплата счетов, разбро санные по комнате вещи — целые страницы ее, а если вдруг на журнальном столике паче чаяния окажется ноутбук или мо бильный телефон…

...Представьте себе безвидного человека, который смотрит на жизнь как на завершенную последовательность физических действий. Этот человек приехал из Центральной Азии, он встает рано утром и метет двор, он отвечает за мусор во дворе так, как если бы отвечал за мусор во всем мире... 108

...???...

109

При одной мысли о телефоне меня бросает в жар, такое чув ство, что я напал-таки на след. Мобильные телефоны — вот что мне сейчас нужно. Старшей дома нет. Телефон Арзу не скажет больше того, что я уже знаю. Нужен телефон младшей дочери. Симка — ничего необычного, подружки-одноклассницы преобладают в списке, должен быть еще один телефон, и в нем другая симка и на карте много фотографий. Так, понятно, тот телефон потерялся, упал в кусты между гаражами возле дома. Мать с дочерью искали его в машине и не нашли. Я тоже не на шел — пока не нашел, — но я близок к цели. Кризис-2008 ударил по Арамису, как по всем, не в кризисе дело, ошибается мой учи тель, а в потерянном девочкой телефоне. Телефон поможет мне точно узнать, откуда течет грязь. Тут прекрасная память у стен и отличная акустика. Представьте себе безвидного человека, который смотрит на жизнь как на завершенную последовательность физических дей ствий. Этот человек приехал из Центральной Азии, он встает рано утром и метет двор, он отвечает за мусор во дворе так, как если бы отвечал за мусор во всем мире. Его взгляд лежит на асфальте и редко когда поднимается выше. А живет он вообще в подвале. Арзу что-то кричит дочери, та не слышит ее в наушниках, но даже если бы и слышала, все равно не ответила бы — нет меж ду ними сейчас взаимопонимания. Я вниз, в подвал, в Центральную Азию… за их взаимопо ниманием. Ощущение такое, какое было на Крите, когда в Кносском лабиринте искал следы Минотавра. Там не нашел, а здесь?.. Я бы остановился перед этой выкрашенной суриком две рью, но я ведь должник Бея. Чуть перемещаю «точку сборки», и тут же начинает рабо тать «второе внимание» к созерцаемым объектам. Лестница в подвал — ступеней семь, не больше, паутина в углу слева. Одна метла, другая, большое мятое ведро, из которо го торчит верхушка веника… Хватаюсь за тяжелую бункерную дверь и, к собственному удивлению, легко отворяю ее. Две ступени вниз, долгий плохо освещенный коридор. Сложенные у стены листы гипсокартона. Справа совсем темно, там только потрескивает электричество. Щитовая? Слева, на белой в ржавых разводах стене, пожарные знаки и пожарный щит с инвентарем. Красное конусное ведро, топор с красной ручкой, лопаты — совковая и штыковая, багор, огнетушитель, ящик для песка. Все новенькое, никем не трону тое. Все на раздачу. Не знаю, почему я выбрал штыковую лопату, а не топор, но с нею мне как-то сразу спокойнее стало. Под ногами куски лино леума и ковролина, напоминающие материки на карте древних мореплавателей. И то и другое явно добыто на мусорке. Еще одна дверь, вся исколотая — видимо, в нее метают ножи со скуки. Тол каю дверь, и дальше налево. Свет в зарешеченных лампах горит еле-еле. Туалет (каплет вода в раковину), напротив вешалка, если забитые в доску гвозди-сотки можно назвать вешалкой. Внизу под

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

нею, на продранном кресле, навалены лоснящиеся вещи. У кресла обувь. Мужская. Размер ее впечатляет — и вправду Минотавр какойто. Холодом обдало, когда увидел себя в зеркале: ну какой из меня, писаки-журналиста, Тесей? Еще одна дверь, и вот я в дворницкой. Тихо блеет радио, рекламируя чудодейственную силу ка ких-то таблеток. Окон вообще нет. Граница суток удерживается памятью о вчерашнем дне. Свет только электрический, видишь все словно через рыбий пузырь. Круглый стол, накрытый клеенкой, две со рвавшиеся с орбиты тонконогие табуретки. Кастрюля, половина арбуза, журналы и газеты времен лампового телевидения, буль варное чтиво живенько смешивает свои жирные краски… Замираю в центре комнаты и сжимаю рукоятку лопаты. Что-то черное, обугленное пошевелилось на раскрытом ди ване с ножками из кирпичей. Прежде чем действовать, необходимо определить, фантом это или нет. Не фантом, но и не человек, скорее — чудище, дичь… У него перерыв, обед, он отбросил метлу и прилег ненадол го с телефоном в руке. Наслаждаясь картинкой на экране, ритмич но заталкивает свою похоть в матрас и издает отвратительные жи вотные звуки. Ступаю едва слышно, но у чудища глаза на затылке. Когда замахиваюсь лопатой, он вскакивает, ловит ее и норовит вырвать из рук. В плече у меня что-то хрустит, но лопату ему я не уступаю. Он отбрасывает меня к стене. Чувствуя, что правая рука уже не подчиняется мне, я берусь за лопату двумя руками и из фронталь ной стойки наношу удар, как пехотинец автоматом в рукопашке. Он отвечает ногой, но я успеваю накрыть этот удар ребром лопа ты. Теперь мы квиты: у меня — рука, у него — нога. Я кружусь вокруг него, методично обрабатываю левой. Вижу оскаленный редкозубый рот, стеклянный глаз памирского барса в полном от сутствии лица. Обманное движение корпусом — и он пропуска ет удар в голову лопатой. Падает. Хочет встать, но я не позволяю ему. Бью и бью по хребтине лопатой, когда плашмя, когда ребром, останавливаюсь только после того, как чудище теряет сознание. У меня немного времени, чтобы осмотреться, пока он вспо минает свои арыки, жадно хватая поднятую дракой пыль крово точащими ноздрями. Залапанный телефон нахожу на кровати. Непослушной правой рукой стараюсь достать карту памяти, на которой более пятисот снимков, с которыми этот тип живет здесь, как хочет, не зная пределов порокам. Только мне удается извлечь из тоненького «самсунга» флеш-карту, как он хватает меня в «замок» и начинает душить. Пока он меня душит, я склоняю по падежам имя своего учителя: «Бей, Бею, Бея…» — и двумя пальцами все той же правой руки сти раю одну за одной все фотографии, всю информацию. Мелькает, проносится сквозь меня чужая жизнь. Фотографий так много на карте, а воздуха уже так мало!.. И помощи не от кого ждать. — Вспоминай! — услышал я призыв Бея, сопровождаемый хлопками.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

...У меня немного времени, чтобы осмотреться, пока он вспоминает свои арыки, жадно хватая поднятую дракой пыль кровоточащими ноздрями. Залапанный телефон нахожу на кровати. Непослушной правой рукой стараюсь достать карту памяти, на которой более пятисот снимков, с которыми этот тип живет здесь, как хочет, не зная пределов порокам...

А что вспоминать? Только подумал, что именно хорошо было бы сейчас вспомнить, как тут же и вспомнил. Бей говорил когда-то мне, когда мы только познакомились: «Ты в этот мир по слан для того, чтобы научиться все делать самому». И тогда я сам, без чьей-либо помощи, наношу дворнику удар локтем в печень, которого он не ожидал. Вырываюсь из «зам ка», хватаю лопату опять же на всякий случай — и к двери. Из одной вышел, в другую вошел. И увидел себя на Преображенке, на икеевском пылесоби рателе в клоках собачьей шерсти. — Вспоминай! — кричит мне Анна-Мария, отгоняя от меня старую мудрую азиатскую овчарку. — Вспоминай! Иначе не вер нешься! Никакой штыковой лопаты в руке не было, хотя я крепко сжимал ее. А вот боль, страшная боль в плече была и воздухом; воздухом таким упоительным, таким чистым я никогда еще не дышал, хотя Бей и Анна-Мария смолили одну за одной. Они укутали меня в плед и дали горячего чаю, после чего отпустили домой. Под мерное укачивание метро я думал о смысле жизни, об изживании пороков, о пещерах, в которых мне довелось по бывать и в которых еще предстоит, но думать о том, что я мог не вернуться, мне как-то не хотелось. А еще было интересно, как те перь потечет жизнь Арамиса и Арзу. У меня ведь не было прямых доказательств того, что жизнь их вернется в прежнее, докризис ное русло. Но я почему-то был уверен, что именно так оно и будет. И оказался прав. Иначе разве послал бы мне Бей столь не ожиданное СМС-сообщение: «Огонь держит воду. А вода оплачивает наши долги!»? И я почувствовал легкую вибрацию в «точке сборки». Я не ответил ему сразу, надо было подумать, разобраться, не принял ли я тамошних вечных свидетелей мира за отражен ных Бея и Анну-Марию. С нами, искателями, такое случается. И довольно часто. Одно знал я точно: буду хранить его СМС для поддержания внутренних сил так долго, как смогу. Но Бей не был бы Беем, если бы сообщение странным образом не исчезло в тот момент, когда я обнаружил его на своем смартфоне.

110

елена житкова, петр смирнов, евгения ремизова

Котэ и Кисо

Надо всегда идти наперекор судьбе. Особенно в нашем, в пионерском деле. Но иногда, перед Новым годом, можно позволить себе слегка ослабить волю. И мы сделали это. Мы пошли на поводу у некоторых участников фотокружка на сайте ruspioner.ru и предложили им прислать то, что всегда найдется у человека, если только у него есть фотоаппарат и кот/кошка. То есть картинки своих котов/кошек. Честно говоря, мы хотели довести «кошачью», чаще всего чрезмерно приторную тему до абсурда. Мы были уверены, что получим от наших фотокошатников китч. Но получили что-то совсем другое. На что никак не рассчитывали. 111

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ольга головко

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

112

анита смирнова

113

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ирина фирсова

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

114

владимир арнаутов ирина фирсова

115

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

наталья булдакова

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

116

наталья булдакова

117

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ирина фирсова

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

118

яна ривкина

119

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

наталья булдакова

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

120

евгения ремизова

121

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

виктор рябов

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

122

леонид решетин

123

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

виктор окнянский

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

124

альберт синицкий

125

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

126

Правофланговый. Совестеграмма. Марк Гарбер про невозможность снять совестеграмму. Отличник. Только и всего. Андрей Макаревич о том, что все очень просто. Пионервожатый. Бессовестное. Виктор Ерофеев про вчерашние надежды и женскую честь. Знаменосец.Йом Кипур. Бени Брискин про то, зачем нужен Судный день. Звеньевой. Тимур и его команда. Тигран Кеосаян про одного штымпа и Мать Терезу. Звеньевая. Как не надо. Анна Николаева про совесть прозрачного цвета. Горнист. Невезучая. Вита Буйвид про недосягаемость «Сэнди».

orlova

Инвестиционный банкир Марк Гарбер свою колонку посвящает совестливому отношению к совести и не настаивает, как некоторые другие авторы «РП», что без нее было бы легче жить. То, на чем настаивает, вы узнаете из его колонки и убедитесь: есть смысл настаивать.

текст: марк гарбер

В детстве я считал, что совесть — понятие сугубо бытовое. Потому что часто слышал от бабушки вопросы о ее наличии и факте потери. Было это связано, главным образом, с невынесенным мусором, задержкой на обед или ужин, невозвратом вовремя с прогулки и так далее. Позднее совесть стала фигурировать и в перечне школьных дел. Особенно явно она была связана с дневником, в котором зачастую были нелицеприятные замечания или отметки. По мере взросления совесть становилась все размытее и абстрактнее. Ссылки на нее не были столь конкретны, как в дни отрочества. Но, видимо, где-то она все же была и, к сожалению, не потерялась. Потому что жить без нее точно проще и легче. Я хорошо помню, как в шестом классе украл из школьной библиотеки книгу. И мне стало стыдно. При этом никто кражи не видел, особенно ее никто не искал, но мне было не по себе. Я тихо отнес книгу

назад. Видимо, это и было знакомство с этой таинственной дамой — совестью. Наверное, это мучительное чувство и отличает человека от нечеловека. Способность испытывать муки совести и сострадать вряд ли присуща животным, хотя кто знает. Когда людей много и они живут в обществах, формирующих, в свою очередь, государство, у них есть разные ветви власти: законодательная, исполнительная, судебная. И они все формально независимы друг от друга. Совесть объединяет все воедино внутри человека и способна выносить себе же приговоры, обеспечивая их же неукоснительное исполнение. Есть одна суфийская притча: «Умирает человек, попадает в рай и видит, что все поступки — и плохие, и хорошие — стали видны окружающим. Походил он немного и пошел к Богу с просьбой — можно ли сделать так, чтобы не было заметно плохих дел в его прошлом. Бог согласился и сделал

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

их невидимыми. Через некоторое время Бог обратился к своему подопечному с вопросом, стало ли лучше. “Нет, — ответил тот, — они не видят, да я помню”». Простить себя тяжело, только если человек совестливый. Понятно, что совесть измерить нельзя, нельзя снять совестеграмму. Хотя, думаю, можно сделать что-то подобное по оконцовке дней. Но тут есть один старый вопрос: «А судьи кто?» Совесть есть производное от этических норм воспитания. То есть если нормы различны или воспитание подкачало, никто никого мучить не будет. И вот здесь мы подходим к самому захватывающему вопросу относительно совести. Эта категория — полностью субъективная. Она работает только в условиях общих ценностных моделей. У каннибала ничто внутри не дрогнет при поедании себе подобного. В той же ситуации воспитанная в иных традициях личность будет

128

илья коробков/фотосоюз

мучиться, даже если ради выживания она пойдет на такой шаг. Мы все разные, но объединены общими морально-этическими нормами, позволяющими сосуществовать и действовать сообразно им. Более того — законы, прописанные государством и обществом, являются по своей сути продолжением этих норм. Десять заповедей, полученных Моисеем, предопределили развитие базовых этических принципов авраамических религий. Но и до этого у греков и римлян существовали свои этические нормы и законы, обеспечивавшие следование им. Однако, преступая эти законы, можно неплохо жить и не мучиться. А можно быть совестливым преступником? Тоже можно — вспомните голубого воришку Альхена у Ильфа и Петрова: воровал и мучился этим. Это уже, видимо, следствие воспитания или, скажем так, внешних факторов. Меня всегда интересовало: что ощущали террористы, бравшие чужие невинные жизни? Наверно, экстаз от собственной важности и следования религиозному учению. Причем сама религия не так важна. В Библии достаточно примеров тотального

129

уничтожения целых городов древними евреями, движимыми любовью к Богу. Крестоносцы, захватившие живший до этого в мире со всеми конфессиями Иерусалим, вырезали всех непохожих на себя, включая христиан — несторианцев и коптов. По свидетельству очевидцев, кровь доходила лошадям по щиколотки в мечети Аль-Акса. Что уж говорить о холокосте или геноциде армян? Большевики упражнялись в массовых казнях, фактически уничтожая свой народ. Ведь это делали люди, у которых теоретически была совесть. Более того, какой-нибудь крестоносец из Нормандии слыл дома весьма совестливым господином, уважающим соседей и справедливым к своим крестьянам. Просто слепая вера в любом виде забивает совесть. Совесть — это один на один. А когда ты часть великого, совесть замолкает. Ты делаешь великое дело. Это уже не ты — это великая и непременно справедливая идея твоей рукой рубит неверных, расстреливает неугодных или подписывает смертные приговоры невинным. Под маской Наполеона можно творить все: «Это не я, это он — Злодей».

Эрих Фромм когда-то написал очень точные слова: «Под религией надо понимать любую систему взглядов, дающую объект поклонения и систему поведения в любой из складывающихся ситуаций». Политический или национальный радикализм — это тоже религии, ослепляющие и делающие из homo sapiens homo politicus — утратившее контроль над реальностью орудие чужой воли. В своей самой крайней форме это доходит до власти толпы — возникает охлократия: толпа обезличивает и снимает ответственность с индивида. Чем громче кричит толпа, тем тише шепчет совесть. В нескольких философских учениях есть сюжет, когда неофит спрашивает старика учителя: «Скажи, в чем суть твоего учения, пока ты стоишь на одной ноге». И учитель отвечает: «Не делай другому того, чего не хочешь сам, и наоборот, делай другому то, что самому было бы приятно». Я неоднократно задумывался над тем, что мудрецы, старцы независимо от религиозной принадлежности, постигнув истину, становятся похожими друг на друга: ритуальность теряет смысл, они становятся альтруистами-нестяжателями, одинаково любящими все вокруг, всепрощающими, по-детски открытыми миру. Наверное, это и есть совесть, которая обнажается и выворачивается наружу.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

orlova

Музыкант Андрей Макаревич старается академически осмыслить понятие «совесть», а в итоге остается Андреем Макаревичем, которого мы так хорошо знаем: «Все очень просто…». За эту простоту, которая лучше любой сложности, мы его так любим.

текст: андрей макаревич

«У тебя совесть есть?!» — очень яркий окрик из детства. Ничего хорошего не предвещающий. Между прочим, слова, которыми мы пользуемся чаще всего, обычно с трудом поддаются расшифровке. Ну-ка, что такое совесть? Как всегда, полез в словари. Первый сюрприз: у Даля в словаре слово «совесть» отсутствует. Вот те на. Такое русское понятие. Казалось бы. В остальных — примерно одинаково: происходит от старославянского, а старославянское — от греческого, означает понятие морального сознания, внутреннюю убежденность в том, что является добром и злом (чепуха, кстати: внутренние убеждения по этому поводу могут быть очень разными), чувство нравственной ответственности за поведение. Отдельная песня — в «Философском словаре», издательство политической литературы, 1981 год. Это надо прослушать

целиком, стоя. «Совесть — этическая категория, выражающая высшую форму способности личности к моральному самоконтролю, сторону ее самосознания. В отличие от мотива (чувство долга), С. включает и самооценку уже совершенных действий на основе понимания человеком своей ответственности перед об-вом. С. обязует человека своими действиями не просто заслужить уважение к себе (не унижать себя), как, скажем, чувство чести и личного достоинства, но полностью отдавать себя служению об-ву, передовому классу, человечеству. С., кроме того, предполагает способность индивида критически относиться равно к своим и чужим мнениям в соответствии с объективными потребностями об-ва, а также ответственность человека не только за собственные действия, но и за все то, что происходит вокруг него. С. — общественно-воспитуемая способность человека. Она определяется мерой

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

его исторического развития, а также его социальной позицией в тех объективных условиях, в к-рые он поставлен. Как активная ответная реакция человека на требования об-ва и его прогрессивного развития С. является не только внутренним двигателем нравственного самосовершенствования личности, но и стимулом ее деятельно-практического отношения к действительности. С. может проявляться как в рациональной форме сознания нравственного значения своих действий, так и в комплексе эмоциональных переживаний (“угрызения С.”). Воспитание в каждом человеке С. — одна из важных сторон формирования коммунистической нравственности». Господи, как мы во всем этом жили? Вот повезло молодым! А по мне, совесть — это присутствие Бога в человеке. Только-то и всего. И она, совесть (как и благородство), заставляет человека поступать вопреки собственной

130

131

юрий рыбчинский/фотосоюз

выгоде — во всяком случае, очень часто. И придумал это не я — я эту мысль вычитал у Толстого, давным-давно, названия работы сейчас так и не вспомнил. Он и само слово расшифровывает соответственно: «-весть» (читай — благая) и «со-» — то, что с тобой. В словарях такого нет. Человек без совести — человек без Бога в душе. Сплошь и рядом. Один американский солдат сказал: «Бог соткан из веры. Больше веры — больше Бога. Нет веры — нет Бога». Все правильно. Только веры настоящей, а не призванной на временную службу государством. Можно сколько угодно кричать о защите чувств верующих, размахивая кадилом, — Бога в нас больше не станет. Боюсь, наоборот. И еще боюсь — им это совершенно не важно. Вот и все. Извините за несколько излишнюю серьезность. А Толстого церковь уже тогда долбала. Может, не так уж все и изменилось?

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

orlova

Из актуальной, точнее — исповедальной (а других в «РП» и не печатают) колонки писателя Виктора Ерофеева читатель узнает не только о том, на что похожа вчерашняя писательская надежда, но и о том, чем, собственно, отличается честь от совести. И это главное.

текст: виктор ерофеев рисунок: варвара полякова

В последнее время я совсем разленился и оскотинился. Ничего не хочется делать. Хочется только жрать и спать. Но от обильной жратвы быстро живот растет — даже шнурки завязывать трудно: голова кружится, уши глохнут. А от сна до трех часов дня глаза становятся красными, маленькими и злыми, как у старого кролика. Надежда выдохлась. Стоит она передо мной, как бутылка вчерашнего недопитого пива. Моча — она и есть моча. На тусовки тоже не тянет — одни и те же мерзкие рожи. Вроде бы еще вчера они казались милыми рожами, улыбались, чокались, хлопали тебя по плечу, а потом эти милые рожи танцевали под очень громкую музыку, так что разговоры сами собой отпадали, — а теперь ходишь среди них, и некому руку подать: настоящие друзья вымерли или отъехали на край света. А кто не умер, тот уже при смерти, а кто не уехал, вещи складывает. Я бы тоже продал квартиру и уехал, но у меня запутанное се-

мейное положение: одних нельзя вывезти, других нельзя убедить уехать. В таких случаях лучше всего заняться развратом или завести живую порнографию — но девки стали слишком глупы и вульгарны, не владеют ни одним языком, включая русский. Ты только подсел к ним, а они уже сумку — в руку: собираются не сбежать, а к тебе домой ехать — нет интриги, никакой состязательности. Можно, конечно, податься в религию, замутить с верой — только нынче это совсем не заманчиво: вокруг засели попы в бронежилетах и стреляют с вышек из расписных, как ложка из Хохломы, пулеметов. Впрочем, я стал скрытным, неразговорчивым, не кричу на каждом шагу, что надежды воняют мочой, и меня еще куда-то приглашают по старой привычке. Зовут, к примеру, балетные люди в Большой театр — на премьеру. Я вызываю старую, как пень, домработницу, она гладит мне

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

белый костюм в полоску, я надеваю, гляжу на себя в зеркало — нет, думаю, на хрен идти! Морда непонятно какая — не то невыспавшаяся, не то переспавшая, не то с бодуна, не то просто бледная и исчерпанная, — но жалко, думаю, домработницу, она обидится, если не пойду. Иду, еду, беспокойно лечу, опаздываю — прилетаю к третьему звонку, раскланиваюсь, сажусь. Вижу: балет идет. Сначала царь бегает по сцене с балериной — жениться, кажется, собрался. Бегает, спотыкается — никакого мастерства. А у балерины дрожащие ноги в ярко-синих колготках смотрят в потолок — это романтизм. Но потом все резко меняется: ее отравили, а царь уже бегает с топором и вешает бояр на каждом углу. Появляются молодцы-опричники — это главные положительные герои. Они яростно танцуют и даже временами поют. Я протискиваюсь через ноги кричащих «браво!» — я, наверно, ошибся временем: меня тянет блевать.

132

Надежда выдохлась. Стоит она передо мной, как бутылка вчерашнего недопитого пива. Моча — она и есть моча.

133

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Не успеваю я отлежаться дома, меня зовут на передачу о Леониде Ильиче Брежневе. Я сначала отнекиваюсь, но потом узнаю, что за мной уже машину прислали; надеваю все тот же костюм в полоску и еду: думаю, история меня развлечет. Меня гримируют так, что я становлюсь желтокоричневым изваянием, сажают в полутемную комнату-одиночку и включают изображение. Оказывается, это телемост. На другом конце — Петербург. Там сидит огромная, во весь экран, ткачиха со сложной прической и звездой Героя Соцтруда, и она начинает мне читать пламенные стихи о дорогом Леониде Ильиче, которые она сто лет назад прочитала лично ему на каком-то собрании высокопоставленных трудящихся. Я хвалю ее, говорю, что даже Дмитрий Александрович Пригов при всей своей гениальности таких бы стихов не написал, и она сияет, но не успеваю я сказать, что сиськи-масиськи Брежнева мне нравятся еще больше ее стихов, как она — а вместе с ней и вся огромная ленинградская аудитория — обдает меня ледяной невской волной — и вот уже стопудовая ткачиха требует, чтобы меня выбросили из России к чертям собачьим. Злой и потный, я иду в иностранное посольство и жалуюсь там на огромные волны нев ской мочи, но меня немедленно дружески хватают за руки, угощают джином с тоником и уговаривают не устраивать никаких революций, потому что русская революция хуже татарина, и зачем вам снова этот кровавый фундаментализм? У меня возникает подозрение, что уже в иностранных посольствах дипломаты заменены на наших ряженых людей, которые втолковывают мне, что педераст тоже хуже татарина, а педофил страшнее незваного гостя, что никаких протестных демонстраций не было, а было так: одних полицейских одели демонстрантами и выдали им куски асфальта и антиправительственные предписания, а другая полиция, деревенская, стала лупить эту переодетую полицию, а переодетая стала лупить деревенскую, чтобы нам всем в конце концов стало лучше жить. А кто этого не понял — тот и есть оппозиция. Я пришел домой, чумной от джина с тоником, лег на кровать, закрылся с головой

одеялом — но не спалось. Я отбросил одеяло — стал читать. Мне недавно одна сестра одного олигарха подарила уникальную книгу. Дело в том, что из всего населения Советского Союза только один человек вел дневник с начала ХХ века вплоть до конца 60-х годов. Из двухсот миллионов человек нашлась такая женщина, жена болееменее известного композитора, который, судя по ее дневникам, был отъявленный е…арь и общественно-политический трус. А она была в юности петербуржской институткой-проституткой, то есть совсем не проституткой, а, напротив, романтической недотрогой. И тут, читая ее дневник, я вдруг понял, почему мы оказались в жопе. В 1900 году она, эта институтка, написала, что ей скучно, что ей невыносимо тоскливо, что у нее ничего нет: ни любви, ни лошадей, ни светских развлечений, — и она попросила русского Бога сделать так, чтобы были у нее всевозможные страсти и испытания. И русский Бог вдруг прислушался к ее словам. Он сказал: «Хорошо, я сделаю, как ты просишь, но ты все, что с тобой случится, описывай в своем дневнике, не рви его ни при каких обстоятельствах». Она получила все: 1918 год, нищету, е…ливого, подлого мужа, дружбу с Алексеем Толстым, который обожал начальников ГПУ и гордился дружбой с ними, а они плясали в его квартире русский танец, смерть от воспаления легких своей 12-летней дочки, агонию всего лучшего в России, расстрелы, желтые от голодухи лица рабочих, бесконечные трупы крестьян, забытые нами всеми первые гражданские пытки-парилки, когда из людей выпаривали (давая есть только селедку, не давая воды и подпуская в камеру пар) золото и драгоценности, равнодушие мужа, который говорил: надо дочь поскорее закопать, потому что она разлагается. А потом: все дворяне — вон из Петербурга! А потом — стучи на всех! И она тоже невольно… А потом поразив ший всех 37-й год, когда расстреливали начальство и люди, парикмахеры и врачи, недоуменно пожимали плечами: откуда у главарей коммунистов оказалось столько шпионов и диверсантов, тогда как у Николая Второго был всего-навсего только один

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

шпион? А вокруг всеобщая поножовщина, драки в трамваях: подержите, голубушка, мою кастрюлю с супом! — оглянулась, нет кастрюли с супом! — трупы и трупы, которые вываливаются из халтурных гробов, очереди, рубили лопатами мертвые руки, чтобы закопать, отсутствие соли, конина, расстрелы, расстрелы, конина, надоевшее всем слово «расстрелы», возвращение в XVII век, а потом ленинградская блокада и ожидание немцев, потому что ничего нет хуже, чем наш коммунизм, а потом — негодное, старое сердце никому не нужной держательницы дневника. А над ней в раю склоняются Радек с Лениным и говорят: хочешь анекдот? «Идут коммунист и хохол, — начинает Радек, — и хохол спрашивает коммуниста: “А верно, что вы хотите сделать революцию везде: и в Германии, и во Франции, и в Италии?” — “Верно!” — говорит коммунист. “Не, того не будет!” — качает хохол головой. “Почему не будет?” — “Жидив не хватит!”» Тут Ленин начинает дико хохотать. А потом говорит: «Не прав ваш хохол… Хватит!» И бедная женщина наконец понимает, что она не зря всю жизнь ненавидела евреев. И ей симпатичен немецкий фашизм. И она, русская дворянка, интеллигентка, удивляется: как это так мы выиграли войну? А еще она недолюбливает Блока. «Блок по дневникам — незрелый человек. На людях демон, он приходил домой и записывал: купил колбасы на 10 коп.». А дальше приговор: «У прежних зрелых людей были понятия о чести, долге, ответственности. Теперь и поколение Блока честь заменило совестью, а долг — настроением». И тут у меня в мутной голове рождается классическая драма: Честь спрашивает Совесть: — А бывает ли честь у женщин? Совесть молчит, задумалась она. Честь мундира — да! Но честь юбки? Лифчика? Комбинации? — Мы, люди, хуже зверей! — кричит держательница дневника. — Les betes humaines! — вспоминает она свой французский. А русский Бог — в ответ: — У женщин? Только совесть!

134

наталья львова

Исполнительный директор Российского еврейского конгресса Бени Брискин относится к понятию «совесть» по-еврейски. Чтобы понять, что это значит, нужно дочитать эту колонку до конца и порадоваться не только за автора, но и за себя: ни с того, можно сказать, ни с сего получили удовольствие от чтения и от человека.

текст: бени брискин

Садясь за написание этого текста, я довольно долго думал, как его назвать. У меня почти всегда так бывает, когда я хочу что-нибудь сочинить. Вначале обычно нет ни малейшего представления о том, что получится. Я сажусь к компьютеру, придумываю название, пишу первую фразу и затем начинаю вытягивать эту нить. В Википедии можно найти довольно длинную статью по этому вопросу, одной из наиизвестнейших цитат является парадоксальный афоризм Оскара Уайльда о том, что совесть есть официальное название трусости. Выплывает из памяти также изречение Адольфа Гитлера о том, что он пришел в этот мир, чтобы освободить людей от химеры, которая зовется совестью. И все же интересно: чем мы руководствуемся в жизни и почему поступаем так, а не иначе? Что заставляет нас соблюдать какие-то нормы — страх или совесть?

Интересно, что большинство вещей, которые порядочный человек старается в своей жизни не совершать, законом не запрещены или же находятся в некоем «сером пространстве», то есть запрещены как бы, но прописаны законом так, что сработать на устрашение в большинстве случаев не могут. Я обратился за консультацией к раввину. Его ответ был неоднозначен. Он не отослал меня в ближайшую синагогу для изучения заповедей, а сказал, что в древнееврейском слова «совесть» не существовало. В Пятикнижии его, скорее всего, нет. Термин, которым пользуются в современном иврите, — словотворчество последнего столетия. Он сказал мне, что в соответствии с нашими источниками совесть — это некое внутреннее представление человека о том, что такое хорошо и что такое плохо. Оно едино у всех людей, и, прислушиваясь к нему,

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

у нас есть шанс прослыть людьми с совестью. Но как же тогда происходит, что человек отходит от этого внутреннего голоса? А очень просто. Мир и жизнь построены таким образом, что каждый день нас поджидает новый выбор, и не один. Однажды поддавшись соблазну и выбрав неправильно, мы поддаемся ему раз за разом. Наша чувствительность на поступки не по совести уменьшается, и мы легко забываем о собственных неправедных делах. Это, конечно, не отменяет угрызений совести, то есть переживаний и сожалений о том, что было уже сделано неправильно. Кстати говоря, у древних греков в языке слова «совесть» тоже не было. Это говорит о том, что в начале человеческой истории возможных вариантов отступления от существующего внутри нас алгоритма поведения было намного меньше, чем сегодня.

136

Вопрос, которым я задаюсь сейчас, под влиянием необходимости написания этого текста, такой: как может человек, проживший уже довольно длинную часть своей жизни и не один раз поступавший не по совести, прощупать границу первоначального правильного подхода, о котором говорил раввин, и возможно ли это? И еще вопрос: что поставить в порядке предпочтительностей на первое место — то, что не следует делать в соответствии с велениями совести, или, наоборот, то, что необходимо сделать по отношению к другим для того, чтобы чувствовать себя человеком? Является ли действием не по совести невыполнение данного обещания, невозвращение долга, супружеская измена, доносительство и многое-многое другое? Читатель сам может продолжить список. Заметьте, все то, что я упоминаю, уголовно не наказуемо и к категории страха не относится. И еще вопрос. По совести ли поступает человек, который всегда и всем говорит правду и ничего, кроме правды? Как оценить действие избирателя на выборах, который голосует не за того, кто ему близок по духу, а за того, кто принесет минимум вреда, когда изберется, и имеет на это все шансы, в отличие от идеального, но нереального?.. Давайте попробуем оперировать реальными событиями. В израильской школе-интернате появляется группа ребят из бывшего СССР. Они приехали на программу по изучению иврита и подготовке к университету. Классные ребята, умные, интеллигентные, мотивированные, часто большие патриоты Израиля, чем уроженцы страны. Был среди них замечательный парень из Харькова, гордость всей группы. И вот через шесть или семь месяцев учебы, когда надо было решать, принимать гражданство или нет, к израильскому руководителю проекта подошел этот парень и попросил о личной беседе. Надо сказать, что у них были очень доверительные и теплые отношения. В маленькой подсобке здания, где проживала группа, состоялся этот разговор. Вы знаете, сказал студент,

137

что для принятия гражданства нужно представить доказательства еврейства? Конечно, сказал старший товарищ, предвкушая неприятный разговор. Тут следует пояснить, что закон о возвращении в Израиле симметричен мюнхенским законам. То есть те, кого могли бы уничтожить за их еврейские корни, получат в еврейском государстве гражданство, убежище, кров. Беда, что гражданство не обязательно соответствует еврейству. У нашего брата все не как у всех. Евреем в Израиле признается лишь тот, чья мать еврейка. Для способного парня из Украины признание еврейства было важнейшим событием. Что же выяснилось в разговоре в подсобке? Отец — еврей по папе и маме, а мать — только по отцу. Таким образом, еврейство его не будет признано. У родителей есть деньги, и они могут организовать в Украине любые документы. Но это нечестно. Что скажет воспитатель, человек, перед которым юноша преклонялся, какой даст ответ по совести? Читатель, вы угадали… А что с совестью? Есть у вас однозначный ответ? Мне кажется, что я нашел простой и технический способ определения соответствия наших действий тому самому внутреннему императиву, о котором говорил раввин. Знаете, как он называется? Детектор лжи. Мне доводилось проходить проверку на нем не один раз в жизни. Без этого с премьером не поработаешь. Сначала ребята проверяют аппарат. Пишут на доске разные цифры и просят тебя смотреть на них и называть другие. Врать как бы. А потом начинаются вопросы. Отвечая на них, ты плаваешь по волнам своей памяти, вытаскиваешь оттуда события и поступки и оцениваешь их по какой-то неведомой шкале, и все это за доли секунды. Оценка ответов — на мониторе, и если график прыгает, то тебя переспрашивают, увеличивают резолюцию. Так от общего вопроса, свойственно ли вам врать, меня подвели к такой мелкой детали, как командировочные. Это был вопрос об обмане государственных структур и чиновников.

Самописец все прыгал и прыгал. Где еще поступил я не по совести? Вспомнил. Когда я ездил в командировку, то получал деньги на расходы, а сам обедал на казенных мероприятиях, а ужинал на официальных приемах. Таким образом я откладывал свои 60 баксов в день, тогда как должен был доложить о наличии питания за счет принимающей стороны и вернуть деньги государству. Проверяльщики, гады, ржали. Под суд меня не отдали, но я получил маленький пример того, что подсказывала мне совесть. Мелочь, пустячок, а приятно. Наша жизнь и работа постоянно сталкивает нас с вопросами, как поступить по совести. Мне, например, как директору еврейского благотворительного фонда приходится думать об этом ежедневно, и, честно говоря, это полезно. Я, например, пришел к пониманию того, что надо давать деньги на благотворительность, несмотря на то что я не олигарх. По совести — это должен делать каждый. По еврейской традиции считается, что даже нищий должен жертвовать деньги. Желательно одну десятую от собранных им подаяний. Миллионер — тоже. Идеально давать десять процентов от своего дохода, но можно и меньше. Главное — давать, и тогда совесть твоя будет чиста. А что подскажет нам наша совесть в вопросе участия или неучастия в протестном движении в России? Хороший вопрос и как его каждый решит по совести. Я считаю, что для себя я решил его раз и навсегда, став гражданином Израиля. Только там я буду протестовать или поддерживать, чего желаю и другим израильтянам, но не все, ой, не все со мной согласны. А что скажут об этом видные совестеведы? А еще надо уметь преодолевать гордость и неудобства и просить прощения. Это — тоже по совести. У евреев для этого есть даже специальный Судный день. Йом Кипур называется. Так что давайте заглядывать в себя, сверяться с этим таинственным внутренним камертоном, и тогда нам почти не нужен будет страх перед законом, все или почти все будет делаться по совести.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

тая невская

Режиссер Тигран Кеосаян написал про совесть так, что совестно не прочитать эту колонку. Но мы не сомневаемся, что вы сделали бы это и без нашей подсказки — есть авторы, в которых не сомневаемся мы и тем более вы: это уже выяснилось экспериментальным путем.

текст: тигран кеосаян

Когда-то давно, в самом начале «ревущих» девяностых, мой однокашник и приятель Тимур получил бизнес-предложение от одного человека. Человек, вероятно, был не простой, а предложение — очень заманчивое, раз Тимур, к тому времени уже обеспечивавший «крышу» не одной сотне ларьков и разъезжавший на «мерседесе» цвета спелой вишни, ушел в недельный запой, будучи при этом не сильно пьющим человеком. Впрочем, Тимур сам все объяснил, как только пришел в себя. Объяснил, не вдаваясь в подробности, да я и сам понимал, что эти самые подробности мне совершенно ни к чему. — Тут один штымп дело предложил… — неожиданно заговорил Тима. Неожиданно, потому что я его ни о чем не спрашивал. Просто зашел проведать. — Не важно какое. Бабла обещает немерено, да оно и так понятно, что бабла там будет по самые маракасы…

Он поднял голову, и с небритого лица на меня сверкнули два голубых глаза. Не пьяно и как-то растерянно сверкнули. — Но ведь это же беспредел какойто. С этим же как-то потом жить надо будет. Меня же, брат, потом совесть замучает… Мне было страшно даже представить, что за дело предложил моему приятелю тот штымп, если Тимур, человек, обладавший железными бицепсами и нервами, за что и получил в седьмом классе погоняло Коленвал, человек, не понаслышке знавший смысл таких фраз, как «вывезти в лес» и «закатать в асфальт», неожиданно и так пронзительно вспомнил о совести. Тогда мне было 25. С тех пор прошло больше двадцати лет. И я совру, если скажу, что все это время раздумывал над значением слова «совесть» в нашей жизни. А сейчас вот случилась оказия, и пришлось подумать. И неожиданно

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

я обратил внимание на то, что совестью и производными от этого слова мы называем малообъяснимую штуку. Вот, например, что это значит — жить по совести? Воровать, только чтобы хватило тебе и ближайшим родственникам, а больше ни-ни? Или наоборот: зарабатывать только с одной целью — раздать все нуждающимся? Или это значит не убивать, когда очень хочется, и не красть, когда есть возможность? Или вот когда о ком-то говорят: он совестливый человек. Это в наших реалиях что значит? То, что, совершив ежедневную порцию не сильно праведных поступков, он, в отличие от большинства, по ночам искренне переживает наедине со своей подушкой? Стесняется их и густо краснеет? Ходит регулярно в церковь, истово молясь за спасение души? Я думаю, и мысль эта не нова, что совесть — это некая ипостась Бога, который живет в тебе и с которым ты

138

139

Граждане планеты Земля даже выдумали особое звание — «совесть нации». вита буйвид

стараешься сверять свои поступки. И поверьте, это уже большая победа, если в тебе не умерло ощущение, что есть что-то выше и сильнее тебя, с чем нельзя не считаться. Сам факт того, что люди задумываются хотя бы на секунду перед тем, как что-то сделать, спас и спасает наш мир от невообразимого количества бед и катастроф. А вот дальше начинается кариес, как пошутил один кавээнщик. Потому что задумываться надо перманентно и дела свои — уточню: ВСЕ дела и поступки — надо сверять с заветами своего Бога. Понимаете, все. Не большую часть, не львиную долю, а все без исключения. И по причине того, что все мы одинаковые, нереалистичность подобной схемы вы прекрасно понимаете и без меня. Желание найти возможность научить человечество «жить по совести» — это не какая-то особая примета нашего времени. Это тянется с момента возникновения общественных отношений. И нет тут никакого американского, китайского или русского своеобычия. Государства и правительства со времен оных делали все, чтобы их граждане жили по совести. Для этого они выдумывали законы и правила, строили тюрьмы и колонии, но законы чаще всего не работали и не работают, а тюрем постоянно не хватает. Потому что те, кто призван следить и карать, несовершенны не менее всех остальных. Может, даже более — в силу выпавших им возможностей. И получается замкнутый круг, как в борьбе с проституцией: с ней практически все страны воюют, а ее меньше не становится. Граждане планеты Земля даже выдумали особое звание — «совесть нации», которым награждают избранных. Они появляются редко, раз или два в столетие, и все знают их имена: Линкольн, Сахаров, Мать Тереза. В наше время особо ощущается нехватка персон, кои могут претендовать на это самое высокое звание в человеческой иерархии: «совесть нации». Владимир Владимирович, который не Познер, а Путин, очень правильно заметил, что в отсутствие Махатмы Ганди

и поговорить-то стало не с кем. В случае с Владимиром Владимировичем, равно как и в нашем с вами случае, — скорее, послушать. Вот и остается нам ждать в своей каждодневной рутине, наполненной делами и делишками разной степени скверности, когда откроется космический канал и невидимый луч выберет одного или нескольких, что встанут перед миром и скажут: — Знаем как надо. Знаем правду. Умрем за нее… А мы выдохнем с облегчением и с утроенной энергией начнем по мере сил и талантов пакостить, с надеждой огля-

дываясь на избранных, которые заберут все наши низкие помыслы и делишки да и ответят за них в нужный срок в нужном месте, куда нам хода нет и не будет. Потому, может, и нужна совесть, чтобы мы все имели ориентир, такой недостижимый и сверкающий, непогрешимый и совершенный. И пусть это называется «совесть». А приятель мой, однокашник, Тимур, о котором я в самом начале рассказывал, теперь поет в церковном хоре. Где-то на Алтае. Я ведь сказать забыл, что у него голос был звучный и очень приятный тембр. У Тимура…

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

orlova

Анна Николаева не в первый раз нашла в себе мужество обнажиться для читателей «РП». Заслуживают ли этого читатели? Читатели «РП» заслуживают, раз Анна Николаева готова сделать это только для них.

текст: анна николаева

Совесть — это всегда история человека. Неправдоподобная, сентиментальная и обязательно прозрачного цвета. Сама по себе совесть глупая, бедная и беззащитная. Но вслед за совестью всегда бредет жизнь: усталая, потрепанная, но настоящая. Жизнь этого пожилого уже человека — парад бессовестностей. Все вокруг так и говорят: «У него нет совести», пришептывая вслед: «…и сердца». Вот уже много лет он живет одиноко на краю маленькой деревни, наискосок от собственной семьи, соседей и прочей власти. Про него судачат разное: что лечится червями и погаными ягодами, что в молодости был судим, а на воскресный ужин жарит бездомных кошек. Это выдумки, на которые он всего лишь похож. Выглядит он как подернутый льдом ягель. Его не любят за многое. Он не ходит на свадьбы и похороны, не справляется о здоровье прохожих, но самое

главное — он знает, что будет, и когда любопытные спрашивают, без сомнения говорит: «Будет так-то и так-то». И это «такто» обычно невеселое, пустое и скучное, как, впрочем, и все в этой деревне. Он предсказывает разводы, болезни и ссоры. Он никогда не обещает, что все будет хорошо. Для этого, говорит он, есть политики и священники. Поэтому соседям его не остается ничего иного, как просто и от души не любить его. А ему другого и не надо. Я спрашивала его как-то, почему он не любит людей. Такие вопросы его или веселят, или раздражают, но отвечает он на них всегда одинаково. Точнее, не отвечает, а просто говорит: давай-ка я лучше расскажу тебе сказку. Сказка его всегда начинается словами «жила-была девочка». Улыбаясь маленькими змеиными глазками, он плетет свое повествование, медленно проползая сквозь камыши случайностей и совпадений. Но я с само-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

го начала знаю, что сказка эта про меня, про мои глупости, пустые заботливости и наивную философию в христианской оправе. В жизни я слышала очень много его сказок. Сначала они были такие: «Жила-была девочка, и однажды она решила обмануть своего дедушку», «Жила-была девочка, и однажды она нагрубила маме». Потом сказки стали старше: «Жила-была девочка, которая считала, что она во всем права». Или: «Жила-была девочка, которая думала только о себе». Потом сказки были взрослые: «Жила-была девочка, которой иногда было себя очень жалко», «Жила-была девочка, которая во всем разочаровалась»… У его сказок не бывает финала, он всегда оставляет мне право выбора. А когда я спрашиваю, как же мне надо поступать, он отвечает: «Я не знаю, как надо, но я точно знаю, как не надо». «И как же не надо поступать?» — уточняю я. «При-

140

людмила зинченко/фотосоюз

дет время, и я тебе скажу», — отвечает он. Но так до сих пор и не сказал. Я знаю, что в молодости он много болел и читал. Потом женился и потерял все, что насобирал в книжках. Потом ездил по разным городам, работал и много думал. Чем больше думал, тем меньше он делал. А если делал, то не думал вовсе. Так прошла его жизнь. Когда он состарился, к нему в гости приехал мэр (так у них положено) и сказал, что очень хочет вручить ему по случаю выхода на пенсию какую-нибудь награду. Но награду надо вручать за что-то. «А в наших краях никто не припомнит, чтобы вы что-нибудь сделали», — картинно сокрушался мэр. «И слава богу», — ответил он мэру и закрыл за ним дверь. Ему так ничего и не вручили, напрасно он боялся, что снова кто-то постучится. Людей он не жалеет, собакам сочувствует, детей боится. Разговаривать любит

141

Он предсказывает разводы, болезни и ссоры. Он никогда не обещает, что все будет хорошо. Для этого, говорит он, есть политики и священники. зимой, по утрам, когда слишком ветрено и снежно для того, чтобы просто работать на улице. Надо всем смеется, но не голосом, а бровями. Лучше всех хранит секреты, потому что все забывает. Ненавидит советскую власть. Заступается за гонимых. — Почему ты их защищаешь? — спра шиваю. — Ну кто-то же должен. — А если этот человек виноват? — А кто нет? Понимаю, что дальше продолжать разговор не имеет смысла. Запутает, заведет, заговорит так, что сама не рада буду.

Сложно сказать, почему я думаю и пишу о нем. Пожалуй, он единственный, о ком я даже не могу рассказать какую-нибудь историю. Их нет. Как и нет его самого с поступками, чертами характера и линиями судьбы. Он есть как абстракция, важная суть, не имеющая формы и содержания, но чуткая, как полуденный сон. Вся его жизнь, которая мне так хорошо известна, местами даже слишком понятна и человечна во всех ее бытовых подробностях, тем не менее кажется мне чем-то несокрушимо целым и спокойным, тем единственным, что может называться совестью.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

orlova

Каждый по-своему оценивает невезение: вот, например, для фотодиректора «РП» Виты Буйвид самое невыносимое невезение, что не сидела она на берегу Гудзона в зоне А, игнорируя призывы к эвакуации, и не фотографировала крупным планом ураган «Сэнди», как это делала ее ньюйоркская подруга Гуля. А ведь и Вита способна на такое — в чем вполне убеждает ее колонка.

текст: вита буйвид

Вот все думают, что у меня такая интересная, насыщенная событиями жизнь… Некоторые даже завидуют. И зря. Не везет мне. Самые интересные события происходят как раз без моего участия. И завидовать приходится уже мне. Особенно Нью-Йорка это касается. Стоит мне уехать, и сразу что-нибудь происходит важное. Вот несколько лет назад, как только я улетела из Нью-Йорка на Гавайи — случилась транспортная забастовка. Все ходили по Манхэттену пешком, а я сидела на Большом острове и завидовала. А сейчас я страшно завидую своей подруге Гуле. Гуля живет в Нью-Йорке, что само по себе уже повод для зависти. Кроме того, живет она на самом берегу Гудзона, в шикарном районе Battery Park, c видом на статую Свободы. Всего десять дней назад я у нее гостила по пути в пресловутый джекдэниелсовский виски-тур (см. «РП» № 8(32)). Сэнди! Ураган мой дорогой! Ну почему

ты не прилетел раньше??? Вот теперь сидит Гуля в зоне А, не эвакуировалась вопреки просьбам мэра Блумберга и каждые 10 минут вывешивает в Фейсбуке картинки. Наверное, ей потому везет, что она любит фотографировать и просто прирожденный репортажник: за съемку событий 11 сентября Гуля получила приз World Press Photo. Сейчас Гуле даже не выйти — дом заперт, но она умудряется снимать репортаж изнутри. А мне остается только вспоминать всякие истории. Вот самая трогательная. Было это еще в прошлом веке. Году так в 1999-м. Гуля тогда только-только перебралась в Нью-Йорк, училась в ISP и подрабатывала ретушером в AP. A я была в Нью-Йорке проездом из СанктПетербурга в Миннеаполис, где Русский музей устроил выставку современного искусства. На нее-то я и летела. Конечно же, позвонила подруге — договориться о встрече на обратном пути. Но Гуля

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

настаивала на встрече немедленно. Честно говоря, я опасалась: сами понимаете, давно не виделись, а завтра рано в аэропорт. Но Гуля твердо пообещала: «Только один дринк!» Офис AP тогда размещался на 5-й, в Рокфеллер-центре. На первом этаже был бар, куда после работы заходили апэшники на аперитив. Вот туда мы и пошли. Взяли по мартини. И тут началось страшное… В бар стали заходить фотографы. Реальные такие мужики, специалисты по съемкам в горячих точках. Гулю они обожали — она не только хороша собой, но и железобетонный профи. С такой женщиной всегда приятно общаться. И каждый вновь пришедший фотограф норовил нас угостить свежим коктейльчиком. Сколько их было, я уже не помню. Потом мы перебрались в знаменитую «Русскую рюмочную» на 54-й улице, поближе к месту моей ночевки. А ночевала я у своей галеристки, в очень приличном доме под названием

142

гульнара самойлова

Самые интересные события происходят как раз без моего участия. И завидовать приходится уже мне. Особенно Нью-Йорка это касается.

143

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Sutton place, между 56-й и 57-й улицами. В «Русской рюмочной» вместо орешков на барной стойке стояли лоханки с семечками, а пили мы всякие настойки: можжевеловую, хреновуху и даже чесночную. В микродозах, но без закуски. Это было, конечно, методологической ошибкой. Кроме того, вместо того чтобы проветриться и пойти домой пешком, я решила подъехать на автобусе по 57-й улице. Это такой райончик, знаете ли, там в автобусе катаются старушки в шубах с мелкими собачками. И меня туда занесло. На всякий случай я надела диоровские темные очки — подарок подруги — и дышала исключительно носом. Но есть хотелось страшно, и рука автоматически доставала из кармана семечки, которые туда Гуля на прощание насыпала. Я их аккуратно очищала от шелухи пальцами, шелуху складывала в другой карман, но старушка все равно смотрела на меня

чень. Алкогольная интоксикация, конечно же, была. И слишком ранний подъем в таких случаях тоже не идет на пользу. Но в мелочах мне обычно везет, и наш рейс перенесли на два часа. Вот ведь подарок судьбы! И еще талон на питание номиналом в десять баксов выдали. Пассажиры ринулись в ближайшее кафе, и там образовалась очередь. Японцы утверждают, что очередей нужно избегать. Справа был пустынный бар. Ну кто же туда пойдет ранним утром? Я зашла. Поинтересоваться, нельзя ли у них свой талон отоварить. Кофе выпить, например. Оказалось, что очень даже можно. И тут меня осенило! Заказала «Bloody Mary». Бармен лениво поинтересовался: virgin? Я тогда еще не знала, что коктейль «Кровавая Мэри» бывает безалкогольным и по-английски это так называется. Я это была готова принять на свой счет, но подвох был очевиден, и я так аккуратненько проле-

шикарные диоровские копы. Кстати, нас с надзирательницей посадили не рядом, а через проход. Говорю же, что везет мне в мелочах. Справа у окна сидел симпатичный такой мужик, очень общительный. Конечно же, его очень интересовала цель моего визита в Миннеаполис. И я не моргнув глазом сообщила ему, что еду снимать Джесси Вентуру в ванне. Я тогда всех мужиков в ванне снимала, книгу готовила. А Джесси Вентуру, губернатора Миннеаполиса и бывшего рестлера, снять в ванне накануне в баре порекомендовал апэшный фотограф. Мой сосед присвистнул, вызвал стюардессу и потребовал напитков — выпить за мой успех. Так что вроде бы жизнь у меня буйная, в соответствии с фамилией, но все равно не хватает чего-то. Например, этого: Снимай хайрезы! Будем мою статью иллюстрировать! ты что, вышла?

В «Русской рюмочной» вместо орешков на барной стойке стояли лоханки с семечками, а пили мы всякие настойки: можжевеловую, хреновуху и даже чесночную. с возмущением, а собачонка рычала. Лифтер сдержанно хихикал. Но я упорно молчала и не снимала темные очки. Мне еще повезло, что моей галеристки не было дома. Но ее управляющий тоже хихикал. Я зашла на кухню попить водички и обнаружила его с сигаретой под вытяжкой. Ух ты, говорю, сейчас я тоже за сигареткой сбегаю в свою комнату, и мы вместе покурим. А он говорит: вам ведь везде можно курить. К тому же мисс Х не знает, что я курю. Не переживай, говорю, я тебя не сдам. За это я получила бутерброд и аспирин. Утром управляющий заботливо меня разбудил и отправил в аэропорт. Самочувствие было так себе. Конечно, аспирин в превентивных мерах спасает, но он может обмануть только голову, а не пе-

петала: «I am not so sure». Тут до бармена дошло, он заржал, спросил, где я вчера была, и предложил доплатить два бакса и взять два коктейля. Так я и сделала. Но у меня была попутчитца, тоже фотограф из Петербурга. Она присоединилась ко мне перед вылетом. Такая, мягко говоря, чопорная особа. Два стакана с коктейлем в восемь утра возмутили ее до глубины души, и она стала взывать к теме номера — моей совести. Даже сказала, что я позорю страну и ей стыдно лететь со мной в одном самолете. Больше всего ее возмутило то, что я, невинно хлопая глазами, сказала, что второй коктейль для нее. Брезгливо отказалась. А зря. Первый стаканчик пошел мне на пользу, а вот второй вернул меня в исходное состояние. Вчерашнего вечера. Я опять напялила

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

21:50 da, vishla i zashla. Veter ochen silniy! 21:51 блин, а я написала, что ты заперта))) 21:51 ya snimayu na iphone i na canon. 21:51 сейчас перепишу зачем выходила то? 21:52 lyubopitno bilo :-) Nu i posnimat. 21:52 ;) как я тебя понимаю) 21:52 glavnaya dver, kotoraya steklyannaya zaborakadirovana meshkami. shtorm ochen ryadom, cherez 2 chasa budet strashno. Держись, Гуля! Мысленно я с тобой!

144

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

146

текст: владимир чуров рисунки: павел пахомов

Председатель ЦИК Владимир Чуров публикует продолжение найденного им на чердаке одного дома (так он сам написал в прошлом номере «РП») отрывка большого романа. Нам это интересно: во-первых, Владимир Чуров, во-вторых, чердак, в-третьих, роман. Андрей Колесников, главный редактор журнала «Русский пионер»

147

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Продолжение (начало см.: №8(32), 2012)

Бульварный

драматург и писатель, велеречивый, а местами просто малограмотный Леон Григорьевич Гельман, писавший под псевдонимом Лев Жданов, накануне Первой мировой войны опубл иковал три романа-хроники, посвященных семнадцати годам истории Польши от Венского конгресса 1814 года, охранившего настойчивостию Александра I эту страну от нового раздела, до поражения Ноябрьского восстания, очередной Польской войны, осенью 1831 года: «Цесаревич Константин, или В стенах Варшавы», «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша». Следует отметить старательность Жданова в изучении почти всех доступных русских и польских печатных источников, коим и я нынче следую, прибавляя новые, а также извлеченные из архивов и Интернета. Но, будучи сугубо штатским человеком, не очень аккуратным и не педантичным, да еще находясь в плену либеральной политической тенденции, Леон Григорьевич допускает массу неточностей и ошибок. Как всякий демократ, он возвышенно-восторженно пишет о поляках и уничижительно — о русской армии и правительстве с их союзниками в Польше, не скрывая политического значения своих романов для либеральной России, в ту пору в пагубном ослеплении устремившейся к своей гибели в 1917 году. Эпоху очередного польского мятежа Жданов называл самой блестящей и многозначительной «по ее близости к современным настроениям польского общества и всей остальной Европы, с Россией заодно переживающей именно пору увлечения конституционализмом». Чем закончилось такое увлечение, мы теперь хорошо знаем. Жаль, что современные бульварные, в прямом смысле этого слова, то есть «гуляющие по бульварам», литераторы следуют примеру забытого Льва Жданова, увлекая толпу среднеобразованных обывателей завиральными идеями. Немало восторженных страниц последнего в трилогии романа «Сгибла Польша» посвящено Эмилии Плятерувне, как предпочитает называть графиню народный демократ Жданов: «В хмурое и теплое утро в середине марта по дороге, ведущей к Ликсненскому замку от реки, на породистом английском скакуне шагом поднималась стройная, худощавая девушка в длинной темной амазонке и мужском полуцилиндре. На вид ей нельзя было дать больше 19—20 лет. И только задумчивый, даже печальный взгляд больших голубых глаз говорил о ряде прожитых годов, о тяжелых испытаниях, доставшихся на долю графини Эмилии Платер, которой в ноябре этого года исполнится 25 лет. …не сводит маленьких темных глаз с бледного, нежного личика девушки, изредка озаряемого, как лучом, слабой и ласковой улыбкой, при которой слегка раскрываются пухлые розовые губы ее небольшого, тонко очерченного рта, поблескивает два ряда ровных, красивых зубов. …На его глазах из милой девочки развернулась очаровательная девушка с большими, вечно грустными синими глазами и вьющимся каскадом русых, мягких кудрей».

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

На самом деле Эмилия Францевна в 25 лет была не столь уж хороша. Минский музыкант и краезнатец Ярош Малишевский в интернет-газете «Туризм и отдых» (№ 39 от 03.10.2002) приводит слова адъютанта генерала Хлаповского Игнатия Домейко: «...Присоединился к нам довольно большой, хорошо одетый конный отдел повстанцев во главе с Плятер. Ей можно было дать не больше 24 лет. Небольшая ростом, бледная, не красавица, но с округлым, приятным, симпатичным лицом, голубыми глазами, стройного, хоть и не сильного сложения. Была серьезная, скорей суровая, чем простая в обхождении, малоразговорчивая и видом будто требовала к себе надлежащего отношения и приличия. Да никто в лагере не позволил в ее присутствии бросить лишнее слово, шутку или согрешить в вежливом обхождении. На ней был сюртук с красным воротом, а возле шеи кружевной воротничок, что очень ей шло. Небольшой мужской кивер на голове, волосы подрезаны, широкие, до земли шаровары, на поясе кинжал и небольшая сабля, серебряные шпоры на сапожках. Скромная, без всякой неестественной претензии, стройно держалась на коне...» Поляки признают, что два канонических посмертных изображения графини Эмилии — гравюра на стали Карла Майера и литография Стрежинского — весьма приукрашены. В трех томах классической и весьма подробной «Истории польскаго возстания и войны 1830 и 1831 годовъ» Федора Ивановича Смита, переведенных с немецкого Гвардии ШтабсКапитаном Квитницким и изданных в подходящее для того время нового польского мятежа 1863 года, Эмилии Плятер уделено внимание в 7-й главе II тома (о формировании отряда в Дусятах), в 10-й главе того же тома (действия с отрядом графа Кароля Залусского до поражения у Вильны) и в 12-й главе III тома (уход от погони до прусской границы). Состоявший в 1831 году при Главной квартире Русской армии Смит пишет: «Между тем в северной части Вилькомирского уезда, в Оникштах и Дусятах возстание уже вспыхнуло. В первом из этих пунктов во главе мятежа стали Конча, Фердинанд Гротковский и Михаил Лисецкий, которые заняли своими шайками дорогу из Вилькомира в Динабург; в Дусятах же предводителями возстания были Цезарь Платер и его двоюродная сестра Эмилия Платер, приобретшая европейскую знаменитость. Цезарь Платер находился за границею, когда известие о варшавских происшествиях побудило его немедленно возвратиться в Литву. Здесь он тотчас выказал свою преданность делу революции, в тишине делал приготовления, собирал оружие и боевые припасы, и как только был подан сигнал, он тотчас вооружил своих крестьян в Дусятах. Эмилия Платер, в противоположность своему богатому родственнику, не имела никакого состояния и жила только благодеяниями своей тетки, взявшей ее к себе в дом. Обладая пылким характером, она с детства выказывала более склонности к мужским, нежели к женским занятиям, предпочитала быть на охоте, нежели сидеть дома за пяльцами, и гораздо лучше владела саблею и пистолетами, нежели иглою; она даже бра-

148

...В протяженность всего XIX века немцы были большими и вернейшими патриотами Российской империи, чем сами русские. Германской империи еще не было или, в конце века, она только устраивалась, а в России правила династия Романовых, русская душою, но значительною частию немецкая по крови…

ла уроки в военных науках. При этих качествах, при ее фанатической любви к давно прошедшей старине, которая, как все прошедшее, не могла быть возвращена, неудивительно, что Эмилия Платер с горячим энтузиазмом встретила известие о революции и тотчас же принялась, в сообщничестве со своим двоюродным братом, приготовлять возстание в своей стране. Когда настала решительная минута, она в мужском одеянии тайно покинула дом своей тетки и, окруженная несколькими молодыми людьми из соседей, водрузила польское знамя у одной из церквей и призвала к оружию собранных там крестьян. С шайкою, составленною таким образом, Эмилия Платер присоединилась к своему родственнику…» И далее, в примечании: «Сведения, которые можно собрать об этой женщине в Литве, чрезвычайно противоречащи: похвалы или порицания, смотря по личности разсказщика, представляют замечательную противоположность. Эмилия Платер отнюдь не была хороша собою, 20-ти с лишком лет от роду, высокого роста, с темнорыжими волосами, она имела что-то мужское во всей своей фигуре. Безпристрастные люди утверждают, что она не оправдала ожиданий своих соотечественников, выказывала не слишком много храбрости и своим присутствием скорее обременяла, чем приносила пользу, потому что постоянно приходилось заботиться об ея защите. В Литве разсказывают, не знаем в какой степени справедливо, что она была взята однажды в плен, но на запрос в Петербург, что с нею делать? великодушный Государь отвечал “освободить ее, потому что с женщинами не ведут войны”. Она

149

снова присоединилась к мятежникам и вскоре после того умерла при бегстве чрез границу, вследствие претерпенных лишений и истощения сил». …В протяженность всего XIX века немцы были большими и вернейшими патриотами Российской империи, чем сами русские. Германской империи еще не было или, в конце века, она только устраивалась, а в России правила династия Романовых, русская душою, но значительною частию немецкая по крови. Пока Чаадаев, Рылеев, яковлевский бастард Герцен, препротивный «козлоногий» князь Петр Владимирович Долгоруков, князь Петр Андреевич Вяземский (лишь на склоне лет ставший смиренно-консервативным слугою государства и Императора) и другие критиковали и вольнодумствовали, вели «подкопы» и «приступы» под основание нашего государства, Клейнмихели, Ливены, Палены, Берги, Сакены, Смиты, Фридериксы, Адлерберги, Лаксы (сестра моей прапрабабушки, жены генерал-майора Иосифа Ивановича Брежнева Ольги Алексеевны, Наталья Алексеевна Балбекова дочь, была замужем за генерал-майором Антоном Ивановичем Лаксом, начальником Тобольского губернского жандармского управления, после — Томского губернатора, кавалера орденов Святого Станислава 1-й степени и Святой Анны 1-й степени) упорно, с немецкой общеполезной ограниченностью и великим педантизмом служили и трудились, не забывая о положенных орденах и иных справедливых наградах. Иные русские их за то не любили. Бывали среди немцев XIX века, конечно, и Кюхельбекеры, но немцы XX, а тем более XXI века — это совсем другие, гораздо худшие немцы. Добродушнейшему читателю не стоит обвинять автора в немецком шовинизме: во вполне русских его жилах течет всегото одна шестнадцатая часть старой немецкой крови, поскольку еще один прапрадед, губернский секретарь дворянин Константин Сергеевич Ложкин, женился на немке, к старости достигшей замечательного внешнего сходства с Федором Ивановичем Тютчевым, в таких же круглых очочках на строгом лице с поджатыми губами и без каких-либо признаков женственности. Среди очень хороших немцев числю Смита, к трудам которого и далее буду прибегать часто. Федор, или Фридрих, Иванович Смит, или Смитт, или даже Шмитт, родился 9 января 1787 года в хорошо мне знакомой, но тогда совершенно иной, полностью сохранившей облик средневекового немецкого городка, Нарве. Нарва в 1787 году — уездный город Петербургской губернии, а отец Смита — первый нотариус магистрата, ежедневно с большой папкой тисненой кожи под мышкой поднимающийся по двойной лестнице и проходящий под фигурами Справедливости, Мудрости и Умеренности в нарвскую ратушу. Но дядя маленького Смита достиг чина русского генерала и немало способствовал увлечению племянника военной историей вместо скучного богословия и занудной юриспруденции. В 1812 году Федор Смит записался корнетом в 1-й Петербургский волонтерный казачий (на самом деле — легкоконный) полк «Смертоносный» отставного поручика графа Ф.М. де Оливера, затем поступивший под командование полковника А.А. Яхонтова. «Смертоносные»

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ополченцы носили на шапках эмблему «Мертвая голова» — череп над скрещенными костями. С ними Смит дошел до Риги, где заболел и оглох. В 1815 году, состоя в военной полиции, вошел после наполеоновских «100 дней» в Париж и стал директором канцелярии русского коменданта города. Во время войны 1831 года граф Толь велел ему неотлучно находиться при Главной квартире, то есть при самом Толе, и готовить известия о действиях нашей армии для как всегда весьма злобной по отношению к русским зарубежной печати. Сейчас мы бы сказали, что он занимался контрпропагандой. После служил историографом при Главном штабе в Петербурге. Умер в почтенном 78-летнем возрасте, оставив много напечатанных на немецком языке трудов. Среди прочих — переведенный на русский язык в 1868 году «Ключ к разрешению польского вопроса, или Почему Польша не могла и не может существовать как самостоятельное государство». Итак, биография Эмилии Плятер смутна и легендарна. Но вот что вполне достоверно: …Подготовка Ноябрьского восстания велась молодыми офицерами и юнкерами, обученными, на свою беду, Великим Князем Константином. Многие офицеры успели понюхать пороха наполеоновских войн, закончившихся всего 15 лет назад. Помимо двух университетов, Виленского и Варшавского, основные центры подготовки мятежа располагались в военных школах, готовивших кадры для автономной армии Царства Польского, также и в иных, где обучались большие группы поляков. Высшей считалась варшавская Аппликационная школа, в дореволюционной Военной энциклопедии неверно соединенная со школой подпрапорщиков. Она выпускала высокообразованных штабных офицеров, изучивших тактику и стратегию, картографов, инженеров и инженеров-фортификаторов, артиллеристов. Комендантом Аппликационной школы с 1820 года до Ноябрьского восстания был артиллерист полковник Иосиф Лонгин Совинский, потерявший правую ногу при взятии Шевардинского редута. Тогда в чине шефа батальона (французское звание, примерно соответствующее русскому майору) он командовал восемью 6-фунтовыми пушками и четырьмя 24-фунтовыми гаубицами 16-й дивизии 5-го корпуса князя Понятовского. Во время восстания Совинского произведут в бригадные генералы и назначат начальником артиллерии Варшавского гарнизона. При штурме города 25 августа Совинский погибнет на валах редюита Вольского укрепления, рядом с костелом. Заместитель Совинского, его товарищ по походу на Москву, инспектор Аппликационной школы, профессор фортификации, топографии и геодезии подполковник Клементий Иосиф Евгений Колачковский входил в число главных заговорщиков. В феврале 1831 года правительство мятежников назначит его начальником инженеров армии и поручит укрепление Варшавы. В конце войны на короткое время он сменит своего приятеля — в 1812 году капитан Колачковский служит корпусным инженером в 5-м корпусе князя Понятовского, а капитан Прондзинский командует инженерами 17-й дивизии того же корпуса — и тоже одного из главных стратегов мятежа Игнатия Прондзинского на посту генерал-квартирмейстера польской армии.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

...Юным заговорщикам из числа динабургских юнкеров было с кого брать пример. Случайно или по недоразумению русского правительства с 17 октября 1827 года в крепости отбывал наказание долговязый неудачливый поэт и стрелок, в 1818 году промахнувшийся на дуэли с Пушкиным, а 14 декабря 1825 года на Сенатской площади из-за осечки пистолета не попавший в брата Императора, Великого Князя Михаила Павловича, и генерала Воинова, — коллежский асессор Вильгельм Карлович Кюхельбекер, пойманный 19 января 1826 года в Варшаве…

Аппликационная школа занимала комплекс зданий на пересечении улицы Медовой, в дальнем ее конце, с улицей Длугой, в квартале от Арсенала. Ранее там располагался основанный монахом-пиаром Станиславом Конарским шляхетный пансион Collegium Nobilium, замененный в 1809 году истинным повелителем Варшавского герцогства Наполеоном военной Аппликационной школой артиллерии и инженеров, устроенной по образцу открытой семью годами ранее французской школы в Меце. В наполеоновской школе учился Клементий Колачковский, выпущенный капитаном в инженерный корпус. Аппликационная школа артиллерии и инженеров Варшавского герцогства умерла естественной смертию после поражения Буонапартия в России, но возродилась под названием Аппликационной школы в 1820 году в Царстве Польском желанием Цесаревича Константина сделать подчиненную лично ему польскую армию лучшею российской. «Благодарные» учащиеся и преподаватели участвовали во всех заговорах, а в ноябре 1830 года штурмовали Арсенал, используя для того пушки со своего двора. Родственники Эмилии участвовали в сих беспорядках. Простых офицеров пехоты и кавалерии готовила Варшавская школа подпрапорщиков, по-польски — подхорунжих, в Лазенках, в П-образном здании сразу за озером, между мостом с памятником Яну Собескому и дворцом Станислава Августа «На воде». Пехотным отделением начальствовал полковник Олендзский, кавалерийским — подполковник Чарномский. Незадолго до восстания Константин назначил попечителем школы инспектора линейной пехоты бригадного генерала Станислава Трембицкого,

150

прежнего майора 2-го полка польской пехоты в армии Наполеона, кавалера серебряного креста ордена «Virtuti militari», ордена Почетного легиона, царского ордена Св. Станислава 2-й степени, русских орденов Св. Владимира 3-й степени, Св. Анны 2-й степени. К тому времени, согласно Смиту, подпоручик полка гвардейских гренадеров Петр Высоцкий основал и укрепил «из молодых офицеров и воспитанников военных школ союз против правительства». В него вошло около 200 воспитанников Школы подхорунжих, почти весь состав пехотного отделения и часть кавалерийского отделения, включая одного из многочисленных кузенов Эмилии — графа Цезаря Плятера. В кровавую ночь 17 ноября 1831 года подхорунжие вместе со студентами неудачно покушались на жизнь Великого Князя. Несколько позднее рядом с Арсеналом, у колодца на углу Длугой и Белянской, они растерзали верного присяге генерала Трембицкого. Третьим центром военного заговора, самым близким Эмилии Плятер, явилась школа подпрапорщиков в Динабурге, за пределами Царства Польского, в Витебской губернии, как я уже говорил, совсем рядом с имением Плятеров-Зиберков Ликстен, где воспитывалась в чужой семье Эмилия. В открытой в 1828 году инженерной школе обучались подпрапорщики, состоявшие при войсках, строивших крепости, — более 100 юнкеров. Поскольку сам Михаил Плятер-Зиберк был инженером, троих своих сыновей он определил в динабургскую школу подпрапорщиков; двое из них, согласно рапорту Могилевского Гражданского Губернатора Михаила Николаевича Муравьева, писанному в мае 1831 года (опубликован В. Гайдучиком в 2007 году), были активными мятежниками: «Вся шайка сия прибыла 11 числа Апреля в Лужки, куда явились 12 числа бежавши из Дисны [Динабургские] Юнкера Александр Понговский, Люцыян и Фердинанд Плятеры, Рыпинский, Обухович, Иван и Рудольф Клиотты, Боровский, Лавренович, Сологуб и иные (поименованные Юнкера более других занимались образованием бунта и конфедерации…)». Юным заговорщикам из числа динабургских юнкеров было с кого брать пример. Случайно или по недоразумению русского правительства с 17 октября 1827 года в крепости отбывал наказание долговязый неудачливый поэт и стрелок, в 1818 году промахнувшийся на дуэли с Пушкиным, а 14 декабря 1825 года на Сенатской площади из-за осечки пистолета не попавший в брата Императора Великого Князя Михаила Павловича и генерала Воинова, — коллежский асессор Вильгельм Карлович Кюхельбекер, пойманный 19 января 1826 года в Варшаве и до Динабурга пребывавший в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, добротою Великого Князя спасенный от виселицы. Благодаря сердобольности старшего воинского командира, начальника 2-й Пехотной Дивизии генерал-лейтенанта Егора Константиновича Кристофовича (Криштафовича), награжденного орденами Св. Анны 1-й степени, Св. Георгия 4-й степени, Св. Владимира 3-й степени, медалями за 1812 год и взятие Парижа в 1814 году, прусскими орденами Красного орла 2-й степени и Pour Le Merite, и его жены, «доброй генеральши» Филиппины

151

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Францевны, содержание Кюхельбекера в крепости было не строгим. Он получал книги, вел переписку с друзьями и родственниками, находил время для литературных и окололитературных, сиречь, как и сейчас, политических, занятий. К нему допускались посетители. Образовался «динабургский кюхельбекеровский кружок» заговорщиков, постоянными участниками и энтузиастами коего были юнкера Рыпинский и Плятеры-Зиберки, а значит, и их кузина Эмилия Броэль-Плятер. Попахивало там и масонским духом. По распространении Ноябрьского восстания на земли Литвы, опасаясь появления мятежников в окрестностях крепости, власти предусмотрительно вывезли 15 апреля 1831 года государственного преступника Кюхельбекера в Ревель. Юнкеров отправили в Дисну, ближе к Полоцку, но часть из них бежит и поднимает восстание — в основном в имениях своих родителей, о чем мы уже знаем из бумаг Муравьева. О пребывании Кюхельбекера в Динабургской крепости сделал преинтереснейший доклад Игорь Розенфельд в мае 2012 года на XVII Славянских чтениях в Даугавпилсском университете, опустивший, впрочем, масонскую тему. В докладе он приводит свидетельство еще одного участника мятежа, Феликса Вротновского, опубликованное в Париже в 1835 году, о том, что «в эти дни участники “кюхельбекеровского” кружка юнкера Рыпинский и двое Плятеров — Фердинанд и Люциан — тайно встречаются со ставшей вскоре легендарной Эмилией Плятер… В качестве места встречи динабургских юнкеров и Эмилии Плятер Ф. Вротновский называет “некоторое место” в Курляндии. Но где они встречались на самом деле? Недалеко от Динабурга находилось имение Ликсна, где Эмилия провела детство. Встреча, как сообщает Вротновский, имела романтический характер: Эмилию посвящают в рыцари, а молодые подхорунжие обещают взять Динабург». Однако владелец Ликсны, законопослушный старший граф Михаил Плятер-Зиберк, вовсе не хотел из-за забав молодежи лишаться имущества, которое могло быть конфисковано русскими властями. В Ликстене-Ликсне допускались лишь романтические ухаживания с серьезными намерениями — впрочем, бесплодные — за 25-летней Эмилией. Лев Жданов откуда-то переписал для романа «Сгибла Польша» подлинную историю, когда графине предложил руку и сердце сорокашестилетний инженерный генерал-майор Михаил Никитич Клименко 1-й, кавалер орденов Св. Владимира 2-й степени, Св. Анны 1-й степени, Св. Георгия 4-й степени, управлявший работами по строительству Динабургской крепости. Плятер предпочитала генералу его подчиненного, молодого инженера капитана барона Г.К. Дальвица, имевшего на груди всего лишь Анну 3-й степени, зато масона ложи «Петра к Истине», а им обоим — патриотический заговор. Позднее полковник барон Дальвиц получит должность инспектора классов в Николаевском инженерном училище в Инженерном замке, где в ту пору обучался Федор Михайлович Достоевский, и удостоится упоминания в одном из писем Достоевского родным. В романе действуют «генерал Каблуков» и «капитан Дельвиг».

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Поскольку написанная Эмилией Плятер «присяга» сохранилась, мы знаем, что романтическая встреча мятежной молодежи состоялась 25 марта по польскому календарю (13 марта по русскому) на краю еще одного, удаленного от Динабурга и иных крупных городов, имения Плятеров Дусяты — в деревне Антузово. В 1831 году имение относилось к Литовско-Виленской губернии, ее северной части. В современной нам Литве это территория Зарасайского районного самоуправления Утенского уезда, городок Дусетос и деревня Антазаве в 10 верстах к северу от него, примерно посередине между шоссе на Каунас (Ковно) и дорогой на Паневежис (Поневеж). Не поленившись нанести на карту все последующие противозаконные действия с участием Эмилии Броэль-Плятер, я обнаружил в них большое сходство с прыжками и петлянием уходящего от волка или конного охотника зайца. Зайцу все равно, кто за ним гонится, а вот русские генералы, в отличие от полноценных боев с регулярным войском на театре в самом Царстве Польском, свои действия в Литве действительно называли охотой на инсургентов, даже и по соединении с повстанцами 2-й пехотной дивизии генерала Антония Гелгуда отрядов генерала Дезидерия Хлаповского и Генриха Дембинского, образовавших отдельный корпус в Самогитии. После клятвы, или «присяги», данной 13 марта в Антузове, Эмилия и Цезарь Плятеры 17 марта формируют в поместье Дусяты отряд из челяди и шляхтичей-арендаторов численностью в 60 кавалеристов, 280 стрелков и несколько сот косиньеров. Между прочим, в умелых руках боевая коса — почти метровое остро заточенное лезвие, вертикально насаженное на тяжелое древко с помощью специального кольца, — становилась страшным оружием в ближнем бою против пехоты и кавалерии, одновременно колющим и режущим. Остановить косиньеров можно было залповым ружейным огнем построенной в три шеренги хорошо обученной пехоты или артиллерийской картечью. Ксендз охотно благословил мятежников, собравшихся на площади перед костелом в Дусятах под новеньким шелковым амарантовым штандартом с вышитым образом Остробрамской Богоматери. На следующий день, 18 марта, была захвачена почт овая станция Давгели (Даугайляй) на тракте из Динабурга в Вилькомир (Укмерге). 2 апреля далее по тракту у Уцян (Утена) состоялся бой с небольшим русским отрядом, попытавшимся преградить повстанцам путь на Вилькомир. Здесь достигло партизан известие о выходе из Даугавпилса с батальонами 7-го и 8-го егерских полков и 4 орудиями (кругло 1200 человек) командира сводной бригады 4-й пехотной дивизии генерал-майора Федора Карловича Ширмана 1-го, кавалера орденов Св. Георгия 4-й степени, Св. Анны 1-й степени, Св. Владимира 4-й степени с бантом за Бородино, прусского Pour Le Merite. В несказанной гордыне повернули они навстречу колонне генерала и, опередив ее, заняли 4 апреля местечко Езеросы (литовский Зарасай) на самой границе между Литовско-Волынской и Витебской губерниями. Событие сие было вписано ручкой графини Броэль-Плятер в городские летописи, вроде как сейчас оставляют записи в книге почетных посетителей города.

152

Егеря Ширмана довольно быстро освободили Езеросы от мятежников, затем уничтожили очаги восстания в Оникштах (Аникщяй) и Дусятах, сжегши поместья. Дух и сила инсургентов смущены и подорваны были этими решительными действиями, равно как и пришедшим с востока губернии извещением о кровавом наказании жителей Ошмян… Силы русских прибывали. Разрозненные прежде отряды Действующей армии собирались для защиты Вильны. У границ губернии повелением от 25 апреля формировалась новая резервная армия графа Петра Александровича Толстого 1-го, генерала от инфантерии, украшенного за многолетнюю, фактически с 1785 года, службу орденами Андрея Первозванного с алмазами, Св. Владимира 1-й степени, Св. Анны 1-й степени, Св. Александ ра Невского, Св. Георгия 3-й степени, прусскими Красного орла 1-й степени и Черного орла 1-й степени, французским Почетного легиона. Граф Толстой Суворовым отмечен в 1794 году при штурме Пражского предместья Варшавы. В 1807 году направлен послом в Париж, но через год отозван по требованию Наполеона: Буонапартий невзлюбил графа Толстого, а этот Толстой особенно не любил французов, плохо отличая их от поляков. В армию должны были войти 4-й пехотный и 2-й кавалерийский корпуса, а также резервные батальоны и эскадроны Действующей армии в Литве — не считая казаков, 40 000 человек: вдвое больше того, что могли выставить поляки вместе с партизанами.

...Слух об их приближении быстро распространился, и страх обуял недавно торжествовавших мятежников. Народ с боязливым предчувствием бегал по улицам в совершенном смущении; повсюду раздавались вопли женщин и детей; предводители собрались на совещание и решили, дабы избегнуть бури, отступить в лесис тую местность в окрестностях Вишнева. Они отступили, оставив в Ошмянах только арриергард из 600 ч., под начальством Стельницкого; самый же город, увлеченный бунтовщиками, был предоставлен ими собственной судьбе… 153

Но первыми в Вильну прибыли с Кавказской линии 500 казаков Сводно-линейного казачьего полка под начальством отчаянно храброго полковника Петра Семеновича Верзилина. За Кобрин и Городечно в 1812 году, за Люцен, Бауцен и Лейпциг в 1813 году, за Краон, Фершампенуаз и Париж в 1814 году, за Кабарду и Лабинскую экспедицию в 1822 и 1823 годах, за Карс, Эрзерум и Байбурт в 1828 и 1829 годах имел он ордена Святого Владимира 3-й и 4-й степени, Святой Анны 2-й степени с алмазами и 4-й степени, Святого Георгия 4-й степени, золотую саблю «За храбрость». До конца службы получит еще ленты, кресты и звезды высших степеней Анны и Станислава. В Сводном полку преобладали русские, но были осетины, принявшие православие кабардинцы и калмыки — безстрашные бойцы, искусные в воинском ремесле с применением огнестрельного и холодного оружия, закаленные в Кавказских войнах. 1 апреля фактически осажденный в Вильне временный Виленский и Гродненский военный губернатор генерал-лейте нант Матвей Евграфович Храповицкий (ордена Св. Александра Невского, Св. Анны 1-й степени с алмазами, Св. Владимира 2-й степени, Св. Георгия 4-й степени, медали за 1812 год и взятие Парижа в 1814 году, прусские Красного орла 2-й степени, Pour Le Merite, знак отличия Железного Креста («Кульмский крест»), шведский Меча 1-й степени) бросает в бой только что прибывший казачий «спецназ». В ту пору инсургенты захватили Ошмяны, пленив гарнизон из 70 инвалидов и 40 солдат депо Великолуцкого полка. Бывший полковником у Буонапартия граф Карл Пржездецкий провел форменную мобилизацию и образовал правильный военный лагерь из 1300 стрелков, 800 косиньеров и 500 всадников, не считая волонтеров, полностью прервав сообщение Храповицкого с Центральными губерниями. Добыли партизаны и артиллерию — две бронзовые пушки, закопанные на кладбище со времени прежнего восстания. Закапывать «про запас» чугунные и стальные орудия нынешним болотным инсургентам не рекомендую, ибо они, в отличие от бронзовых и медных, весьма подвержены коррозии. Верзилин имел против Ошмян в два с половиной раза меньше людей: 3 сотни линейцев, 500 пехотинцев и 4 орудия. О случившемся деле со слов очевидцев разных сторон Смит пишет: «Слух об их приближении быстро распространился, и страх обуял недавно торжествовавших мятежников. Народ с боязливым предчувствием бегал по улицам в совершенном смущении; повсюду раздавались вопли женщин и детей; предводители собрались на совещание и решили, дабы избегнуть бури, отступить в лесистую местность в окрестностях Вишнева. Они отступили, оставив в Ошмянах только арриергард из 600 ч., под начальством Стельницкого; самый же город, увлеченный бунтовщиками, был предоставлен ими собственной судьбе. Оставленный арриергард также должен был последовать за прочими, но Стельницкий не хотел отступить без битвы и тем навлек безконечное бедствие на Ошмяны. Он вышел в открытое поле навстречу Русским; будучи опрокинут, он защищался в го-

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

родском предместье и в самом городе: по Русским стреляли на улицах, на площадях, из окон домов; многие казаки были убиты. Товарищи их, раздраженные этим, соскочили с коней и с саб лями в руках бросились очищать улицы и штурмовать дома; в пылу боя редко кто получал пощаду. Около 350 человек было убито…» Лев Жданов в романе «Сгибла Польша» для невзыскательного и впечатлительного либерального читателя добавил красок: «Ренегат Верцуллин — со своими черкесами — вырезал в Ошмянах все, что там было живого: стариков, детей, женщин. Черкесы, надругавшись раньше над молодыми, после подвергали их пыткам. С кусками тела вырывали серьги из ушей, вырезывали груди девушкам и молодицам, пробивали черепа гвоздями, выжигали глаза беззащитным рассвирепелые азиаты…» Это не более чем стандартное пропагандистское описание ужасов войны. Иные поляки добавляли к этому неправдивые свидетельства о продаже вернувшимися в Вильну спустя несколько дней казаками колец и серег с частями отрубленных пальцев и ушей. Смит резонно сомневается: наличие протухшей плоти мешало бы продаже. «Черкесов» в отряде Верзилина не было, сам он, в отличие от литератора Жданова, веры не менял, то есть в ренегатах не состоял. В Ошмянах ни одна женщина не была убита, только 5 ранены, и, к великому несчастью, погиб один ребенок. Впрочем, на войне всякое случается. Горцы недаром заслужили репутацию храбрых и жестоких воинов. Любезный читатель еще должен помнить, как обеспокоились грузинские солдаты в августе 2008 года, услышав в эфире переговоры командиров чеченского батальона русской армии. Описывая события 1831 года, гренадерский подпоручик Неелов вскользь упоминает «черкесского офицера Али», очевидно, лейб-гвардии кавказско-горского полуэскадрона, присоединенного к штабу Гвардейского корпуса. Дело было 6 августа при Блонии, незадолго до штурма Варшавы: «Вечером приехал один наш знакомый черкесский офицер Али и привез Полуэктову в подарок завязанную в платке окровавленную голову поляка, рассказывая, что часть авангарда, под командою Берга, напала врасплох на польский авангард, состоящий из двух полков пехоты, при Олтаржеве, охватила их, частию истребила и забрала в плен до последнего человека, и что он своею рукою убил человек до 10-ти. Впоследствии рассказ его подтвердился вполне». Охота на инсургентов становилась жестокой. Главарей расстреливали на месте или вешали после скорого суда, крестьян отпускали по домам «после легкого телесного наказания». Поляки тоже не церемонились. «Едва [капитан] Круковский сделал половину дороги, как на него напала многочисленная шайка инсургентов, ограбила его и как мнимого шпиона избила сабельными ударами и пиками. Ипполит Лобановский, в течение многих лет бывший поверенным в делах богатого дворянина Горского, прискакал на эту сцену во главе многочисленного вооруженного конвоя и, заметив, что в Круковском еще были признаки жизни, приказал повесить несчастную жертву верного исполнения долга на близ стоящем дереве» (Ф. Смит).

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

…Разстроенные дурными вестями, гонимые сильным русским отрядом, Цезарь и Эмилия Плятеры двигались на запад, к Поневежу, рядом с которым в Смильгах (Смильгяй) расположилось самое крупное скопище повстанцев Кароля Залусского числом свыше 7000. Счастливый муж Амелии из рода Огинских и отец, в итоге, восьми детей, бывший русский дипломат в Берне и Берлине имел в родовом гербе белого барашка. Воевал в полном соответствии с характером, вынуждающими жизненными обстоятельствами и изображением на гербе. Еще 6 апреля с трехтысячным отрядом Залусский подступался к Вильне с запада, но был отогнан знакомым нам полковником Верзилиным, выехавшим на рекогносцировку с 300 казаками, двумя ротами Белозерского полка и двумя орудиями. В сентябре убегающими в Пруссию польскими начальниками награжден был Золотым военным крестом, орденом «Virtuti militari» 3-й из 4 учрежденных мятежниками степеней, после чего убыл в английскую эмиграцию. Правительство восставших поляков вернуло на оборотную сторону креста литовский герб «Погонь», заменив им надпись «Rex et Patria». Плятеры присоединяются к Залусскому в Поневеже 18 ап реля и вместе с ним идут к перекрестку дорог в Шадове (Шедува), ведущих в Россиены (Расейняй), Ковно (Каунас), Шавли (Шауляй). 22 апреля у мызы Пржистовяны (Праставоняй) мятежников настигает отряд генерал-лейтенанта Николая Семеновича Сулимы, малороссийского дворянина, награжденного за прежние заслуги орденами Св. Анны 1-й степени с алмазами, Св. Владимира 2-й степени, Св. Георгия 3-й степени, золотой шпагой с алмазами «За храбрость», медалью за 1812 год, прусским Красным орлом 2-й степени. Отряд Сулимы составлен из Ладожского полка в 2 батальона, полубатальона 9-го егерского полка, 2-й бригады 1-й уланской дивизии в 12 эскадронов, 4 легких и 8 конных орудий — всего 1600 пехотинцев и 1700 всадников. Мятежники разбиты. «Предводители Милош, Пушинский и другие пали под штыками Русских; все раненые попались в их руки, а большая часть косиньеров разсеялась или разошлась по домам. Эмилия Платер, которая после неудавшихся стараний занять должность адъютанта у Залусского поступила в Вилькомирский отряд вольных стрелков, в первый раз сражалась здесь в рядах инсургентов [то есть в регулярном строю]; в начале она храбро выдерживала огонь; но под конец, будучи совершенно измучена влиянием сильных впечатлений разного рода, она без чувств упала с лошади и была бы взята в плен, если бы не Михаил Питкевич, который при помощи нескольких стрелков отнес ее на ближайшую мызу» (Ф. Смит). Эмилия вновь поворотила на восток и 5 мая вместе с вилькомирскими стрелками входит в Вилькомир, затем, повинуясь тайным сигналам из Варшавы, они подтягиваются к Вильне, объединяясь в 20 верстах от города у Мейшаголы (Майшягала) с шайкой Константина Парчевского. В это время повстанцы ожидают, во-первых, прибытия в Поланген (Палангу) английского корабля с оружием, который на самом деле привезет всего 5000 ружей только в сентябре и они достанутся русскому правительству; вовторых, перехода на правый берег Немана Гелгуда с Дембинским

154

у Гелгудишек и, отдельно, приближения с юга, через Волковыск, Лиду, Ораны (Варена) Хлаповского; в-третьих — штурма Вильны соединенными силами при поддержке городского населения. 24 мая в Габриэлове, сейчас, кажется, на этом месте Элект ренай, состоялась встреча Эмилии Плятер с генералом Хлаповским. Вилькомирских стрелков с удовольствием зачислили в 1-ю роту 1-го полка литовской пехоты, вскоре переименованного в 25-й полк линейной пехоты Польской армии, поскольку правительство в Варшаве никакой независимой Литвы со своим языком и армией не признавало, а требовало присоединения к Царству Польскому всех восьми в разное время отторгнутых воеводств, наделяя их статусом окрестностей — восточных кресов, хотя само слово появилось двадцатью годами позднее. Сложнее было определить место графине Броэль-Плятер. Генерал Хлаповский вместе с другими польскими офицерами соглашались видеть в ней патриотку, женщину, благосклонностию которой можно при случае и воспользоваться, как это принято было в Варшаве, но никак не солдата и командира. Поэтому галантный Хлаповский, женатый, между прочим, на сестре княгини Лович, то есть бывший в свойстве с Великим Князем Константином, придумал для Эмилии несуществующее звание почетного капитана 1-й роты 25-го полка полковника Кекерницкого, сопроводив патент добрым советом возвратиться в мирный Ликстен. Совет отвергли с негодованием. 7 июня Эмилия Плятер участвовала в проигранном Гелгудом сражении за Вильну — атаке Понарских высот. Расставив часть войск на оборонительной линии западнее Вильны по рекам Вилии и Свенте (Швентойя) от Ковно через Янов (Ионава) до Вилькомира, сам Гелгуд пошел далее к западу, имея целью установить новую операционную линию Поланген — Тельши (Тельшяй) — Куршены (Куршенай) — Шавли (Шауляй). 25-й полк был оставлен на левом фланге оборонительной позиции в Ковно. При приближении русских войск 25-й полк перешел на другой берег Вилии, отгородившись рекою и доверив разборку моста местным евреям, которые при первом пушечном выстреле благоразумно разбежались. Передовым русским отрядом силою в 1900 человек при 6 орудиях командовал поляк генерал-майор Сильвестр Сигизмундович Малиновский (Св. Анна 1-й степени с Императорской короной, Св. Георгий 3-й степени, Св. Владимир 3-й степени, золотая шпага с алмазами «За храбрость», польский (еще) Станислав 2-й степени, прусский Pour Le Merite). Воспользовавшись целым мостом, русские разбили неприятеля на другом берегу и преследовали его 8 верст. «Только небольшой части его удалось спастись, несколько сот человек было убито; большая же часть, около 600, взята в плен, между ними сам Кекерницкий, 3 штаб- и 29 обер-офицеров. Девица Платер, командовавшая ротою 25-го полка, едва не попалась в плен и спаслась только благодаря великодушию одного офицера, который отдал ей свою собственную лошадь» (Ф. Смит). Отступив в Россиены (Расейняй), «девица Платер» 23 июня присутствует при бое с русскими отрядами Деллинсгаузена и Гельфрейга на берегах Дубиссы сначала у Эйраголы (Арегала), затем уже на западном берегу реки, у Плембурга, неподалеку от

155

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

Немана, замка Гелгуда и его Гелгудишек. После очередного поражения отступает с Гелгудом и Хлаповским к Цытовянам (Титувенай). 26 июня вместе с устранившимся от командования Хлаповским наблюдает за безумными атаками на Шавли, умело защищаемые полковником Крюковым всего с пятью запасными батальонами, 125 конными волонтерами-немцами из Риги и 5 орудиями. Гелгуд бросал пехоту частями прямо на пушки и штыки русских батальонов, поставленных на каждую из трех ведущих внутрь города дорог. Мало кто возвращался после очередной атаки. Последовала очередь кавалерии — старому эскадрону 3-го уланского полка и лучшему литовскому эскадрону Нарбута удалось ворваться в центр города — они были окружены и уничтожены. Дисцип лина в войске Гелгуда давно упала, пехота не поддержала атаку кавалерии и уж не хотела идти вперед. Потеряв свыше 4000 человек убитыми, ранеными и пленными, одиннадцатитысячный корпус мятежников потянулся к Куршанам. Русские потеряли 500 человек — пятую часть гарнизона. 27 июня в Куршанах, в 20 с лишком верстах на запад от Шавлей, на военном совете отрешили Гелгуда от начальствования и разделили его корпус на три отряда под командованием Дембинского, Хлаповского и Роланда. Из всех лишь отряд Дембинского сумел возвратиться в Царство и 22 июля вступил в Варшаву. Преследуемый слева, по центру и справа русскими от Плунгян (Плунге), Ворны (Варняй) и Колтынян (Кальтиненай), отряд Хлаповского с оставшимся при нем Гелгудом пересек границу Пруссии 1 июля у Шнаугштена (Шнаукштай), рядом с проходившей вдоль разделительного рва дорогой из Горжды (Гаргждай) в Швекшне, всего в двух с половиной прусских милях от Мемеля (Клайпеды). У Пузыревского в названии этого пункта ошибка — «Шлаугштен», а на русских картах того времени обозначен «Гудаун»; прусская миля в 10 000 шагов приблизительно равна семи с половиной верстам. 3 июля несколько южнее, у Дегуце (Дягучай), окруженный и атакованный русскими, перешел границу Восточной Пруссии и разоружился отряд Роланда. Прусские власти подсчитали, что с Хлаповским перешло 237 офицеров, 2271 нижний чин и 6 орудий, с Роландом — 398 офицеров, 3770 нижних чинов и 19 орудий. «Лошади были хорошо кормлены, а люди обладали достаточными физическими силами, но были деморализованы». Среди перешедших границу не было Эмилии Плятер и ее кузенов. Итак, 1 июля по справедливому юлианскому календарю Хлаповский сложил оружие перед прусскими уланами. В тот же день Антоний Гелгуд был застрелен капитаном 7-го полка Стефаном Скульским, из подхорунжих. Похоронили Гелгуда без особых церемоний у границы на прусской стороне. В самом начале 1923 года литовцы присоединили Мемельский край к своей молодой республике и владели им по 1939 год. После 1945 года, обильно политая кровью советских солдат разных национальностей, земля эта снова отошла к Литве. Могила Гелгуда с простым железным крестом сохранилась на

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

кладбище в деревне Кисиниай неподалеку от Клайпеды. В годы наполеоновских войн не имевший военного образования и подготовки Гелгуд в 20 лет стал полковником сформированного для французов 21-го литовского пехотного полка. При Цесаревиче Константине до 1818 года командовал 3-м полком пеших егерей, был произведен в бригадные генералы, с 1818 года до восстания командовал 1-й бригадой 1-й пехотной дивизии армии Царства. Начальники восставших успели наградить генерала дивизии Гелгуда Кавалерским военным крестом — их версией ордена «Virtuti militari» 2-й степени. Прижизненных изображений Гелгуда пока никому в Польше, Литве и России отыскать не удалось. В наше время литовский художник и многолетний узник сталинских лагерей Антанас Крикштопайтис создал, скорее, полуфантастический акварельный портрет генерала на коне. Руководитель вильнюсского «Института военного наследия» Юриюс Тракшялис любезно нашел для меня репродукцию картины, сделал фотографии замка и могилы генерала Гелгуда. …После совета в Куршанах Эмилия и Цезарь Плятеры с «небольшой кучкой литовских инсургентов» поначалу присоединились к отряду Хлаповского и Гелгуда. Узнав о намерении Хлаповского прекратить ставшую бессмысленной и безнадежной борьбу и уйти в Пруссию, где располагалось имение тестя генерала графа Грудзинского, Плятеры покинули отряд и решили пробираться в Варшаву. На пути, достигнув Сейн, уже в Царстве Польском, Эми-

...Зато у польских девушек армия в мыслях и мечтаниях была всегда. Для них в Войске Польском создали отдельный вспомогательный женский батальон имени Эмилии Плятер. Во 2-й роте автоматчиц батальона имени Плятер служила 18-летняя Анеля Кживонь. В первом же бою у села Ленино в Белоруссии девушка погибла под бомбами, вынося из горящей машины штабные карты и раненых. Посмертно стала Героем Советского Союза и кавалером ордена «Virtuti militari» 5-й степени… 156

лия окончательно обессилела, и ее оставили в усадьбе арендатора Плятеров Игнатия Абломовича Юстянове. Всякий жизненный путь, длинный или короткий, оканчивается по воле Всевышнего могилою. 11 декабря 1831 года графиня Эмилия Броэль-Плятер, перенеся многие, не свойственные женщинам ея века и ея круга испытания и переживания, умерла, сразу зделавшись героинею. Через 75 лет Лев Жданов завершит свой роман патетически: «И вдруг прояснилось лицо умирающей, словно чудное что-то увидала она перед собой. Раскрыла глаза, оглядела всех с ясной, сознательной улыбкой. Повернула голову, будто прислушиваясь к далекому-далекому голосу, и так внятно проговорила: — Воскреснет еще она!.. После этого наступила агония... Тайно похоронили Эмилию Платер, героиню Литвы, на тихом кладбище в Копцеве... Хранит Литва память своей защитницы и поборницы воли и счастья людского — народного». А романтичный Мицкевич, записанный без его воли в «друзья» к Пушкину, без меры возвысит обстоятельства смерти Плятер в стихотворении «Смерть полковника». Не была графиня полковником, не велела робким хозяевам в последний свой час привести ей боевого коня, принести мундир и саблю, не стояли часовые, охраняя ее покой, не было никаких литовских егерей в глухой заваленной снегом сувалкийской деревне по прошествии с лишним трех месяцев после победного парада на Марсовом поле в столице Империи в присутствии всей Императорской и царской Фамилии, аристократии и интеллигенции. «Друг» Пушкин ответил Мицкевичу: «Ступайте ж к нам: вас Русь зовет! Но знайте, прошеные гости! Уж Польша вас не поведет: Через ее шагнете кости!..» …Я потратил немало усилий в поисках на карте места смерти и захоронения Эмилии Броэль-Плятер. Былая граница Литовско-Виленской губернии проходила восточнее современной границы между Польшей и Литвой, через Олиту (Алитус). Сейны и сейчас на территории Польши, а вот городок Лодзее стал литовским Лаздияем, Олита — Алитусом. Последнее пристанище Эмилии расположено в Лаздийском районе Алитусского уезда Литвы. За могилой Плятер старательно ухаживают в Капчияместисе — бывшем еврейском местечке Копцево, что в 30 километрах к югу от Лаздияя. От Капчияместиса до Юстянова (Юстинавас) меньше 10 километров, но уж это последнее — совершенно глухое место, затерянное среди лесов, болот и озер, которого в конце 1831 года даже казачьи разъезды не достигали. Да и зачем? Память графини Эмилии Плятер отмечена во многих польских и литовских городах. В Варшаве особенно длинная и прямая улица ее имени начинается от сквера «Батальона “Гольски”», названного в честь героев батальона Армии Крайовой, сражавшихся во время восстания 1944 года, пересекает Иерусалимские аллеи, проходит мимо подаренного Советским Союзом высотного Двор-

157

ца Культуры и Науки, пересекает улицу Святого Креста и через квартал заканчивается рядом со старинной синагогой Ножиков. В конце — о Гитлере и Сталине. Осенью 1939 года, без особого труда победив Польшу в молниеносной войне, Гитлер последовал примеру Наполеона и Александра I. Из отдельных доставшихся ему частей он сформировал Генерал-губернаторство со столицей в Кракове. Первоначально в него вошли четыре округа: Краковский, Варшавский, Люблинский и Радомский. В 1941 году в ходе войны с СССР немцы присоединили к Генерал-губернаторству Галицию с центром во Львове (Лемберге). Для Генерал-губернаторства в Кракове от имени Эмиссионного в Польше банка печатали деньги. В 1940 и в 1941 годах оккупационные власти выпустили банкноты в 20 и 50 злотых, сходные по оформлению с довоенными билетами Польского банка, но без белого орла, хотя и без свастики. На банкнотах — два варианта хорошо знакомого гравированного портрета Эмилии Плятер работы Карла Майера. Генерал-губернатор Ганс Франк посчитал образ воевавшей против России немки приемлемым и для себя, и для подвластных ему поляков. По другую сторону фронта в феврале 1943 года Сталин принимает решение о формировании новых польских частей — Войска Польского. 14 мая 1943 года в Селецких лагерях под Рязанью, устройством которых в начале 30-х годов для Рязанской пехотной школы занимался мой дед, полковник Владимир Иосифович Брежнев, началось формирование 1-й польской пехотной дивизии. …Накануне 9 мая 2010 года в Москву прилетел генерал армии Войцех Ярузельский. У него нашлось достаточно времени для беседы со мной в моем кабинете в Большом Черкасском переулке. В июле 1943 года Ярузельский сам учился в Рязани, а в Селецких лагерях участвовал в формировании 2-й польской пехотной дивизии. Я подарил ему фотографии лагерей из альбома деда. Среди прочего спросил генерала: «Ухаживали ли вы за русскими девушками? Ходили ли на танцы и в клуб?» Последовал грустный ответ: «Это было голодное время. Мы ходили на поле откапывать из-под снега капустные листья и варили их. Даже в мыслях не было девушек и танцев». Зато у польских девушек армия в мыслях и мечтаниях была всегда. Для них в Войске Польском создали отдельный вспомогательный женский батальон имени Эмилии Плятер. Во 2-й роте автоматчиц батальона имени Плятер служила 18-летняя Анеля Кживонь. В первом же бою у села Ленино в Белоруссии девушка погибла под бомбами, вынося из горящей машины штабные карты и раненых. Посмертно стала Героем Советского Союза и кавалером ордена «Virtuti militari» 5-й степени. Эмилия Плятер в придуманном образе защитницы простого народа от деспотии самодержавия не вызывала возражений у армейских политработников… В нашем роду в семьях, как от начала времен заведено, все мужчины служили, а женщины вели домашнее хозяйство и воспитывали детей. Иные занятия у них были мирными: шитье, медицина, филология и редактирование детских книжек.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

ГДЕ

КУПИТЬ ЖУРНАЛ Москва: • Сеть мини-маркетов на АЗС ВР • Супермаркеты: «Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «Глобус Гурмэ» • Торговые центры: ГУМ, «Крестовский», «Стокманн», «Цветной» • Книжные магазины: «Московский Дом Книги» на Новом Арбате и Ленинском пр-те, ТД «Книги «Москва»», «Республика», «Фаланстер» • Магазины прессы «Наша пресса» в а/п Шереметьево • Галереи: «Люмьер», «ФотоЛофт»

Санкт-Петербург: • Сеть мини-маркетов на АЗС ТНК-ВР • Супермаркеты: «Александровский», «Глобус Гурмэ», «Лэнд», «Окей», «Призма», «Ренлунд», «Супер-Бабилон», «Лента» • Книжные магазины: «Буквоед» • Магазины прессы: «1-я полоса», «Нева-Пресс»

Регионы РФ: Книжные магазины, супермаркеты, магазины и киоски прессы в городах: Барнаул, Волгоград, Горно-Алтайск, Екатеринбург, Казань, Калининград, Кемерово, Красноярск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Пермь, Саратов, Томск, Тюмень А также: Магазины и киоски прессы в Латвии, Эстонии и Казахстане

НА ЭЛЕКТРОННУЮ ВЕРСИЮ www.imobilco.ru — «Аймобилко», крупнейший российский интернет-магазин по продаже лицензионного медиаконтента. www.ruspioner.ru — раздел «Журнальный киоск». http://www.parkreader.ru/ — «Паркридер.Ру», универсальный сервис для чтения газет и журналов. http://www.yourpress.ru — «Ваша пресса», электронные версии газет и журналов. http://ru.zinio.com — Zinio.com, международный цифровой журнальный киоск.

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

158

По совести говоря, завершаем сей номер со смешанным чувством: не слишком ли увлеклись, не перегнули ль в сторону пропаганды стыда и трепетности? Сейчас, когда востребован гранитный камушек в груди, кремень, да и только, — не посеяли ль что-то избыточно мягкое? От мягкости недалеко до пораженчества. Да вот хотя бы почитайте Ганса Дельбрюка, немецкого историка войны, — о, как от него досталось слонам! Эти танкоподобные существа, казалось бы, самой природой созданы для побоищ, и человек тому способствовал: нарочно запус кал их в авангард, чтоб пугать и топтать врага. А что ж слоны?! Ни разу толком не прорвали сомкнутого фронта пехоты! Совсем несильно помяли испанцев и галлов во Второй Пунической, но в битве на Гидаспе, наоборот, разметали собственное войско. Ганс Дельбрюк пеняет слону, что нрав его не агрессивен, сентиментален — он как будто стыдится своих весовых преимуществ… Вот как способна совесть обезоружить даже элефанта! Но люди ведь будут покрепче, да?

orlova

Игорь Мартынов

159

русский пионер №9(33). декабрь 2012 – январь 2013

№9(33). декабрь 2012—январь 2013

выходит с февраля 2008 года Главный редактор Андрей Колесников Шеф-редактор Игорь Мартынов Помощник главного редактора Олег Осипов Специальный корреспондент Николай Фохт Обозреватель Дмитрий Филимонов Корреспондент Александр Рохлин Ответственный секретарь Елена Юрьева Арт-директор Павел Павлик Заместитель арт-директора Варвара Полякова Фотодиректор Вита Буйвид Бильд-редактор Ксения Жихарева Цветоделение Снежанна Сухоцкая Препресс Андрей Коробко Верстка Александр Карманов Корректор Мария Киранова Менеджер по печати Валерий Архипов Ассистент редакции Ольга Дерунова Генеральный директор Глеб Дунаевский Директор по маркетингу Анастасия Прохорова Заместитель генерального директора по рекламе Наталья Кильдишева Заместитель руководителя по рекламе Анна Матвеева Директор по дистрибуции Анна Бочкова Оптово-розничное распространение ЗАО «МДП «МААРТ» Тел. (495) 744-55-12, www.maart.ru, inform@maart.ru Редакция: 119072, Москва, Берсеневская наб., д. 8, стр. 1, телефон +7 (495) 504 17 17 Почтовый адрес: 119072, Москва, а/я 407, ООО «Русский пионер» Электронный адрес: ruspioner@gmail.com Сайт: www.ruspioner.ru Подписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: podpiska@ruspioner.ru Обложка: Аксеновы(е) «Краденая совесть», 2012 Авторы номера: Андрей Бильжо, Бени Брискин, Вита Буйвид, Марк Гарбер, Виктор Ерофеев, Екатерина Истомина, Тигран Кеосаян, Андрей Макаревич, Афанасий Мамедов, Игорь Мартынов, Анна Николаева, Андрей Орлов (Орлуша), Александр Рохлин, Сергей Урсуляк, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Владимир Чуров, Илья Шангин, Софико Шевард надзе, Наталья Якушина Фотографы: Orlova, Ксения Жихарева, Наталья Львова, Сергей Мелихов, Гульнара Самойлова, Дина Щедринская Художники: Инга Аксенова, Олег Бородин, Ляля Ваганова, Анна Всесвятская, Анна Каулина, Павел Пахомов, Варвара Полякова, Маша Сумнина, Александр Ширнин, Иван Языков В оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв» Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 119072, Москва, Берсеневская наб., д. 8, стр. 1 Тираж 50 000 экз. Отпечатано в типографии GRASPO CZ, a.s. Pod Šternberkem 324 763 02, Zlín Цена свободная Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель