Александр васильев это там

Page 1

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ ЭТО ТАМ… - Нет, я обманул тебя, ты слышишь, я не смогу тебя разлюбить. Это так больно, так тяжело, но я счастлив. Я люблю тебя. Ты слышишь?... слышишь?...слышишь?... - Я слышу. И знаю. Потому как я не смогу тебя полюбить. Но почему, почему я тебя не люблю? -Может, когда-нибудь для нас будет другое время. Я там буду молиться за тебя, а ты думай обо мне во всех временах... Голоса прозвучали в эфире межгалактических пространств и смолкли. В ответ - лишь холодный свет звезд и глубокая тишина. И все же... Пробудился эфир. Чуть слышно, еле уловимо, где-то с окраин Вселенной

донесся

звук

свирели

невероятно

нежной

и

красивой,

незатейливой мелодии. Солнышко давно уже взошло, но все еще рассветом пахло. После легкого дождя капельки скатывались с листьев, падали на землю. Над речкой, на высоком бугорке сидел пастушок и играл на своей свирели. Рядом лежал лохматый пес, время от времени глубоко вздыхая, и девочка чуть слышно улыбалась, перебегала от кустика к кустику, ладошки подставляла под падающие капли, громко спрашивая у пастушка: -Что за голоса там были? А что такое время? Где рождается и как та тонкая энергия, из которой ткутся покрова?.. -

Это там...- Пастушок вздохнул, вдаль посмотрел, поднес свирель к

губам, но голос девочки его остановил. -

А " это там" - это где?

-

Ты гуляй, и скоро все увидишь...

-1-


Глава 1 Он шел пустынными улицами своего родного села, неторопливой, твердой, покачивающейся походкой моряка. Утренний дурманящий воздух был наполнен весенними ароматами цветущих деревьев, трав, вперемешку с запахами свежего навоза и парного молока. Легкое похмелье придавало сладкой туманности и беззаботности гражданской жизни уволившегося в запас моряка Сергея Захаровича Тараненко. Еще издали он увидел человека, стоявшего посреди центрального перекрестка дорог, почти у самой колхозной конторы. Человек время от времени размахивал длинными руками, то резко разворачивался на месте, то отдавал честь непонятно кому, то грозился кулаком" Так это ж Федя-дурачок, - улыбнулся Сергей и прибавил шаг,- ты смотри: жив. Молодчина". - Дядя Федор, на посту стоишь? - Это ты. Серега? Да вот, стою. - Здравствуй, дядя Федор. Может, отдохнешь маленько? - Здравствуй, Серега. Сейчас, пропущу вот эту колонну... Ну, куда, куда лезешь? - Засуетился с серьезным видом дядя Федор, словно и впрямь на пустынный перекресток съехались десятки машин. Сергей легко и светло смеялся, глядя на высохшую длинную фигуру дяди Федора, Но, когда тот поворачивался к нему, он подавлял смех и принимал серьезное выражение лица. - А ты сдай назад. Проезжайте, товарищи, проезжайте. Хух... Ну, вот и разъехались”. Пойдем, Серега, присядем вон под вербой... -

Пойдем. Нелегко тебе, дядя Федор.

-

Да пропадут они без меня. Того и гляди аварию устроят.

-

Ты давно из интерната сбежал?

-Да вот как потемнело, так и приехал. Работы здесь, понимаешь, много, а там, в интернате, чего? Бьют да ругают, бьют да ругают,

да спать

заставляют, а я спать, как ты знаешь, не люблю. Слышь, Серега, а ты где был? Я тебя давно не видел. -2-


- Служил на флоте. Дядя Федор призадумался, почесал затылок, пошарил по спине и многозначительно заключил: - Значит, тоже в интернате побывал. - Пусть будет и так. Ну, а здесь тебе хорошо живется? Не обижают? - Нет. Нет- нет. Живу в основном на ферме. Иногда у тетки, но я не люблю у нее. Она меня купает. А зачем купаться, если мне снова идти на работу? - И правда, дядя Федор, не хорошо это. Ладно. Пойду-ка я. Мне еще в контору к председателю нужно. Бывай здоров. - До свидания, Серега. А я еще посижу. Сергей поднялся, стряхнул штаны, и хотел было идти, но костлявая тяжелая рука дяди Федора ухватила его за кисть. - Серега. - Почему-то тихо позвал он, привлекая его к себе. - Тебе чего, дядя Федор? - Серега, а церковь - то нашу взорвут. Хи-хи... - Кто это тебе сказал? - Она мне сказала.- И дядя Федор, хихикая, но печальными глазами посмотрел на заброшенную церковь. - Кто - " она"? Церковь, что ли? - Ну да. - А что еще она тебе сказала? -Как только ее взорвут - и я умру. Хи-хи... - Да ерунда все это. Твоей больной голове померещилось. Никто ее взрывать не будет. - Взорвут, Сережа, вот увидишь. Я никому этого не говорил... Восемь человек взрывать будут. И ты с ними. - Это уж ты слишком. С какой стати я буду взрывать церковь? Ох, и дурной же ты, дядя Федор. Совсем твоя голова перестала работать.

-3-


- Взорвете вы церковь, взорвете. Скажу даже когда: как только клен первые листья сбросит. В Четверг. Ровно в полдень церковь исчезнет, хи-хи. Самое интересное, что в это время я умру. - Ох, и нагородил ты, дядя Федор. Иди-ка ты лучше на свой пост. Смотри, сколько машин собралось. - И впрямь, побежал я, Сережа. Кто это его надоумил? А может, и впрямь надумали церковь взрывать? Надо расспросить в конторе". В конторе встретили Сергея радушно. Каждый спешил подать ему руку, поздороваться. - Здорово, Сергей! - Здравствуйте. - Пришел, значит? - Так точно. -

Во едрить твою в корень вроде и не ты. Вырос - то как. Ну-ну,

молодец, проходи в кабинет. - Парторг колхоза Виталий Кузьмич открыл дверь кабинета председателя и прямо втащил за руку туда засмущавшегося молодца, громко объявив сидящим там председателю и главбуху: -

Смотри, Владимир Иванович, кто к нам пришел. Председатель

приподнялся из-за стола, протянул руку. -

Здорово, моряк. Здравствуйте, Владимир Иванович. Здравствуйте, Тамара

Тимофеевна. -

Домой, значит, на совсем?

-

Так точно.

-

Отчего же не в форме?

-

Да неудобно... И по гражданке соскучился.

-

Ну, ничего. Только на митинг девятого мая в форме приходи.

Обязательно в форме. - Приду, Владимир Иванович. -4-


- Что ж, трактор тебе дадим. На работу когда думаешь выходить? - Да после праздников. Отдохнуть хочется. - Хорошо, отдыхай. - Я чего пришел: хочу на партийный учет стать. - Серега, туды твою, ты что - в партию вступил? - Так точно. -Так чего же ты молчишь? Вот здорово! Владимир Иванович, а мы думали- гадали, кого бы нам комсоргом назначить. Зойка - то наша того ну, в декрет, значит, уходит: не сегодня- завтра родить должна. Так вот Серегу ... А что: по всем правилам комсорг. Пойдешь, Серега, комсоргом? - Не знаю. Если комсомольцы окажут доверие... -Ты мне, Серега, это брось. Мы тебе оказываем доверие. И назначаем... -Подожди, Виталий Кузьмич, чего расшумелся? Правильно он говорит. На общем собрании выдвинем его кандидатуру и проголосуем. Все по закону. А теперь простите, нам с Тамарой Тимофеевной надо решить некоторые вопросы. Иди, Виталий Кузьмич, ставь нашего моряка на партучет, а позже поговорим. Ну, будь здоров, моряк. Если чего надо заходи. В кабинете парторга было уже полно народа, когда он вместе с Серегой вошел туда. Здесь собралась вся контора: бухгалтера, учетчики, секретарши, агрономы, завфермы, бригадиры... Оказывается, вот-вот должно начаться заседание правления колхоза. И пошло-поехало: рукопожатия, поздравления, расспросы, шутки, прибаутки... Голова пошла кругом. Приятно, хорошо! Но вот вошел председатель, и все ушли. Немного посидев с парторгом, Сергей собрался было идти, но вспомнив, спросил: - Виталий Кузьмич, не думаете ли вы взрывать церковь? - Да вроде нет. А кто тебе сказал? - Никто. Просто по дороге домой видел в каком-то городе, как взрывали.

-5-


- Нет, мы не будем взрывать. Кому она мешает? Пусть стоит. По крайней мере, указаний не было. А придет директива - тогда ... К едрене фене. Это мы - запросто. Давай, отдыхай, моряк. Будь здоров. - До свидания. "Значит, дядя Федя-дурачок все же выдумал это", Заметил Сергей, выходя из конторы, и посмотрел в ту сторону, где был перекресток: вокруг - безлюдье. Уже к вечеру того же дня все позабылось, да и когда вспоминать? Всю жизнь бы так: гуляй себе, живи в охотку, безрассудно и легко. Но не тут - то было. Уж так устроен человек. Придет время и, однажды спохватившись сквозь похмелье счастья, вдруг вспомнит: зачем все это? Посмотрит вокруг тишина, пустота. Серый быт и домашние заботы, словно муравейник, который бы лучше и не трогать... но необходимо помочь?! А может быть, все не так? Нет, именно так, именно там все и было, в том месте и в то время... Газон председателя колхоза остановился у дома Сергея Тараненко, где он, председатель, не так давно поздравлял молодых с законным браком. Не выходя из машины, кивком руки подозвал молодого хозяина. - Ну что, Серега? Медовый месяц кончился, погулял, отдохнул, пора и честь знать. Да это я так, для начала. Короче: принимай дела, комсорг. На той неделе, в пятницу, будет расширенное заседание правления колхоза и парткома: доложишь по всей форме полную обстановку комсомольской организации. Так что давай, действуй, ознакомляйся, может, какие предложения возникнут. До встречи, моряк, будь здоров. И засуетился, закрутился, забегал человек, как всегда в такие минуты бывает. Полон энергии, стремлений, мечтаний создать, построить, обновить. Чтоб было не так, чтоб было лучше. Лучше? Но как? Ах, некогда сейчас об этом. Там, дальше разберемся. Расширенное заседание правления колхоза и парткома проходило в стареньком сельском клубе, так как приглашенных было много, и в колхозной конторе все не поместились бы. Обычно такие собрания проходили в школьном спортзале (в холод или непогоду), но в -6-


летний зной лучшего места для собрания не было, как в затемненном зале сельского клуба. Сергей сидел, удивляясь многочисленности приглашенных: неужто для того только, чтобы его, Сергея, послушать? Даже из района приехали. -Итак, товарищи, прежде чем перейти к главному вопросу, послушаем, что скажет наш новый комсорг. Иди, Серега, сюда, не стесняйся. -По правде сказать, я немного того... теряюсь. Начну, пожалуй, с главного. Все вы, товарищи, знаете, как комсомольцам нашего села плохо живется.- Сергей сделал паузу, в зале нависла тишина, в которой улавливалось безразличие к его выступлению. - А все из-за чего? Да некуда молодежи нашей вечером деваться. Короче, так: я... то есть мы предлагаем, чтобы правление колхоза и сельский совет подумали над тем, как построить новый клуб, стадион со спортзалом, хотя бы небольшим, и - главное приобрести для клуба электрорадиоаппаратуру и прочее, а для спортзала соответствующий инвентарь. Я не стану подробно перечислять: все изложено в докладной записке от имени комсомольской организации... -Серега, о каком клубе ты толкуешь? Да вы и в этот не шибко ходите. Пять- десять человек соберется раз в неделю - вот и все. -Правильно! ДА и то для того только, чтобы бутылку раздавить. Вот видишь? Деньги вложи, новый клуб построй - и пусть стоит себе? А для кого? -А спортзал вам зачем? В школе ведь есть. Новый, хороший. Какой вам еще надо? -И о каком стадионе говоришь? Ваших хлопцев и в одну футбольную команду не насобирается. - Все это так. И все же мы настаиваем, чтобы хоть в отношении строительства клуба были приняты хоть какие-нибудь меры. Мы же в свою очередь обещаем помогать рабочей силой, а когда клуб построится - поднять культурную жизнь села. - Эх, Серега, ничего из этого не выйдет. -7-


- Ну, почему же не выйдет? - Поднялся из-за стола председатель сельсовета. - Все правильно говорит комсорг… Мы, сельский совет, поддерживаем комсомольцев. Думаю, что и правление колхоза, и партком поступят так же. Парторг сидел в недоумении, выпучив глаза, никак не мог сообразить: что-то было непривычное в ведении собрания. Обычно он наперед знал все: о чем будет идти речь и какую линию ему вести. А сегодня рано утром позвонили по телефону, что на собрании будут представители райисполкома. Зачем - никто ничего не знал. Парторг еще раз посмотрел на председателя. Тот с виду был спокоен, лишь время от времени потирал свою вспотевшую крупную шею. - Так вот, товарищи, теперь главный вопрос . Слово - представителю райисполкома, заведующему отделом пропаганды товарищу Ефимчук . А ты, Серега, садись. -

Товарищи,

постараюсь

быть

немногословным.

Поступило

предложение по поводу вашей церкви. - По залу пронесся облегченный шумок. - Так вот, мы получили постановление: все старые здания церквей или отреставрировать, или ... взорвать. На каждую церковь , в том числе и на вашу, получена определенная сумма. Но вопрос об ее израсходовании предлагается рассматривать на местах общим собранием. То есть все зависит от вас самих, куда вы вложите деньги: на реставрацию, или на ликвидацию. Сумма эта ведь не маленькая. В свою

очередь

хочу

заметить,

что

церковь

ваша

исторической

и

архитектурной ценности не имеет. Потребности в стройматериалах у вас велики, судя по выступлению комсорга, - взгляды направились в сторону Сергея, - поэтому, я думаю, вы правильно примете решение по предложению товарища. Вот, пожалуй, у меня и все. Выбор - за вами. Решайте. Странная, неестественная какая- то нависла тишина в зале, словно играли, играли понарошку, а оказалось, что убили всерьез. Первым поднялся председатель сельсовета. -8-


- Я думаю, товарищи, что мы все единогласно примем решение. Ведь все мы прекрасно понимаем,, как нам нужен кирпич: и клуб построить, и стадион... И дорогу проложить бы хоть на одной улице, ведь всем известно, что творится на наших дорогах весной и осенью. - Да о чем ты, Степаныч, толкуешь?- Вдруг оживился парторг. - Здесь и разговора не может быть: взорвем ее, туды т... Постановление есть, деньги тоже - и наше решение, как говорится, всеобще одобрено. Сергей больше ничего не мог понять. Отчего начался шум? В ушах звучал голос дяди Феди-дурачка: " А церковь-то вашу взорвут, хи-хи, и ты взрывать будешь, хи-хи. А я умру”... В зале действительно стоял непонятный шум. Голоса смешались, никто никого не слышал. Но главное - и это заметил товарищ Ефимчук - никто ничего не оспаривал. Каждый делился мыслью, куда использовать кирпич, куда - мрамор на иконостасе. Или: как лучше взрывать... Хотя бы кто-нибудь обмолвился словом о реставрации. Ведь не может же так быть. Должен же кто-нибудь противоречить. Более того: каждый из присутствующих в этом зале, не осознавая, где- то в глубине души надеялся, ждал,

что кто-нибудь

скажет: "А зачем? – Или: - Может, отреставрируем?" - И потому, когда Сергей в задумчивости тихо произнес: " А зачем? Ведь она такая красивая", этот тихий вопрос среди такого гула

все услышали и - одновременно

смолкли. - Я не понял, Серега, как же ты так можешь? - Накинулся совсем осмелевший парторг. - Ты же - партийный, ты - комсорг! Да ты сам предложил клуб строить! Из какого, извини за выражение, хрена ты будешь его строить? - Да я ведь ничего не сказал. Просто сам про себя размышлял. - Действительно, чего ты на него набросился? Товарищ Тараненко хорошо оценивает обстановку, тем более он - партийный и к тому же комсорг. Сельский совет в первую очередь располагает на помощь молодежи

-9-


в подготовке взрывных работ. Ты, Тараненко, организуй человек пять взрослых парней... Да мне тебя учить не надо. Поможешь ведь нам? -Угу. Было там еще что-то, на том собрании, но что именно - никто не понял, а ведь было что-то важное. Сергей после собрания направился домой, но вскоре очутился на территории церкви и не удивился, когда увидел дядю Федю - дурачка, сидевшего на большом обломке мрамора. Он не видел Сергея, который влез вовнутрь сквозь взломанную в одном из окон решетку (двери везде были заколочены). Дурачок был занят, очевидно, игрой: он то чертил небольшой палочкой по запыленной поверхности, то жестикулировал, словно разгонял только ему видимые образы. Сергей прошелся неспеша вдоль стен, постом по винтовой лестнице поднялся на колокольню, сел на валявшееся бревно и стал рассматривать окрестности с высоты. Нет, он не был расстроен, в нем абсолютно не было ни тоски, ни грусти. Единственная мысль сверлила голову:

откуда, откуда этот местный дурачок мог знать задолго то, что

сегодня должно произойти, происходит?.. Служба на флоте не привила Сергею

суеверия:

сказывалось

великолепное

воспитание

военно-

политической подготовки советского времени. Ни во что не верил Сергей, и вот надо же - кто бы мог подумать ... Все было четко и ясно до этой встречи с наивным, безобидным дурачком. " Наверное, дурачку просто приснилось. Последнее время много о снах говорят. Это чистое совпадение, а что же еще?" Сергей снова спустился вниз. Дурачок был все там же, только теперь он строил пирамидку из камушков и щепок. Он время от времени улыбался, заглядывая вовнутрь, тихонечко хихикая. Сергей решил не тревожить больного старика. Хотя какой он старик - ему-то, дяде Федору, и пятидесяти еще нет. Рассказывают, что в сорок втором его мать пряталась здесь вместе с малышом, то есть с ним - пятилетним Феденькой, да выследил ее местный полицай и прямо на глазах у мальчика, здесь же, изнасиловал, поиздевался и убил. Вот тогда и стал он, Федя, дурачком... Не выдержала его маленькая - 10 -


головушка. Бывший моряк снова вздохнул, глядя на дурачка, и направился к окну со взломанной решеткой. Только успел взяться за торчащие железные прутья, как услышал голос дяди Феди - дурачка, обращавшегося явно к нему, Сергею. - Обрати внимание на маленькую деталь: вам ведь дали выбор взорвать или отреставрировать. Вы выбрали первое - оно легче и не противоречит закону времени. - Ну, а если бы мы выбрали второе? - Сергею непонятно почему захотелось возразить, словно он искал защиту, но от чего? - У закона времени нет слова " если". - Ты противоречишь сам себе. Как может быть выбор без " если"? - Видишь ручеек? Маленькие песчинки, водоворотики крохотные - это атмосфера, или как там еще... творчество, или ...Там рождается новое время. - Ничего не понимаю. Дядя Федя, что ты несешь? - Это не я - церковь рассказывает. Прислушайся. Слышишь? " Обрати внимание на маленькую деталь... У них был выбор: взорвать, или отреставрировать. Они выбрали первое - оно легче, оно не противоречит закону времени. - Но если бы они выбрали второе? - У закона времени нет слова " если", не существует. Время - оно и называется временем, потому что имеет течение, направляемое создаваемой атмосферой. Атмосфера же создается

определенной

духовностью

-

это

есть

то

маленькое,

незначительное, что имеет название " выбор". Каждый несет свой крест, свое предначертание в потоке времени. Но встречаются те, кто замедляет свой ход - не многие пытаются остановиться, и уж совсем ничтожно малое число сворачивает с направления потока времени, или даже пытаются поплыть вспять... Ты наблюдал, конечно, как ручеек течет, а в нем песчинки все плывут, плывут... Тут

же

поток

Вдруг останавливается какая- то соринка, зацепившись. воды

надавит,

а

она

стоит.

Но

присмотревшись

повнимательней, заметишь, как образуется за ней маленький водоворот, который увлекает за собой другие соринки. А дальше - кто вырвется, а кто - 11 -


останется, зацепившись за почву измененную. Вскорости так много нарастет там соринок, образуя естественную преграду, - и ручеек сворачивает слегка в другое направление. Времени поток уходит, а те соринки останавливают свой бег. - Ну и что? Какой же прок в том, что изменилось направление потока времени? - Видишь ли... Тот водоворотик и называется атмосферой, творчеством. - Но причем здесь время? Ручеек ведь течет все дальше? Какая разница, как время протекает - изгибаясь или прямолинейно, - все равно исход один. - Да как сказать... - Ничего я не слышу, дядя Федор. Галки лишь кричат да голуби воркуют. Это в твоей больной башке кто-то, может, и говорит. - А ручеек течет... - Ну, и пусть себе течет. Ты лучше скажи, как ты узнал, что мы церковь взрывать будем? - Не знаю, хи-хи, не помню. О, меня мама зовет. А в той горе, знаешь, кто живет? Хи-хи. Пойдем покажу. - Да ну тебя. Будь здоров, дядя Федор. - Мама, мама, я уже иду!.. Сергей жил нормальной жизнью простого, молодого колхозника. В ней нет места для размышлений, да еще летом, когда дел невпроворот что дома, что на колхозном поле. Единственная отрада - вечером немного расслабиться за стаканчиком водки под свежие помидорчики с тушеным гусем. " Нет, это просто совпадение. Приснилось дурачку, что его церковь взорвут, а тут и постановление вышло. Где- то я читал о телепатии... Наверное, когда принимали решение сверху, естественно, кто- то думал - вот биотоки разлетелись и некоторым людям во снах явились. Так что: все очень просто. Через недельку взорвем церковь-то. Уж и подрывников ищут. А за нами задержки не будет. Через недельку, дядя Федор, все будет кончено, а не так, как ты говорил: "... Как только клен первые листья сбросит”... Все это чушь успокаивал себя в полудреме захмелевший от сытого ужина Сергей.

- 12 -


Пролетела неделька, да и вторая заканчивалась. В конторе и в сельсовете словно позабыли о церкви. Комсорга это насторожило. Как-то невзначай спросил у парторга, но тот отмахнулся, мол, взорвать всегда успеем: сейчас, сам видишь, некогда. А когда пришел последний месяц лета, затаилась в душе Сергея тревога. Он ежедневно расспрашивал то председателя колхоза, то парторга, почему, мол, тянут с вопросом о церкви. Последовало множество объяснений. Начало сентября. Сергею по странным внутренним причинам не хотелось, чтобы совпали сроки с предсказаниями дурачка. Теперь он упорно доказывал всем, что, мол, торопиться со взрывом нечего, надо, мол, с работами управиться. Соглашались вроде, да и позабыли как будто. Но! Приехал все тот же человек из района и привез взрывника. Собрание было коротким и жестким. И тогда Серега засмеялся, но так никто и не понял, почему. Совсем невмоготу было парню. Никому ничего не объясняя, он целыми днями мотался с отбойным молотком и всех торопил в работе: может, хоть во времени не будет совпадения. Ему как- то заметили: " Не понять тебя, Серега. То ты суетился, почему тянем; то убеждал повременить; теперь вот опять торопишь. Что с тобой?" - Но ничего комсорг не говорит, лишь молча выслушает и все. Что сказать он мог? Все работы по подготовке взрыва завершились.

Взрыв был назначен

на девять утра. Обычный

сельский

пейзаж.

Село

просыпается

рано.

По

громкоговорителю прозвучал гимн, затем: " Доброе утро, товарищи, сегодня в... тое сентября четверг" Село полностью вошло в свой будничный ритм. Мычание коров, визг свиней, крики петухов, брязганье пустых ведер, звонкие голоса женщин, стук топора, собачий лай, кряканье, гиканье, кудахтанье - все это соединилось в один общий шум пробуждения. И в этот день, как и много лет назад, репродуктор объявлял: " .... На зарядку становись... Шагом марш" На ферме в это время гудела дойка, а в конторе собирались на наряд. Когда же по селу разносились позывные " Пионерской - 13 -


зорьки" - с колхозных станов выезжали трактора, машины... В конторе приступали к работе учетчики, бухгалтера, секретари... Детишки шли в школу. Все в этот день было, как обычно: непоколебимо, устойчиво. А впрочем дальнейший распорядок дня был нарушен. В селе - большое событие. Не каждый день церковь взрывают. Уже к восьми утра площадь наполнилась жителями. Собрались и стар, и млад. Не прощаться пришли, а поглазеть, посудачить. " Эй, диду Мыхайлэ, як вы гадаетэ: зразу рвонуть, чы по частях?" - " А хто його знае, побачымо”. К девяти часам утра в конторе засуетились, забеспокоились. Председатель колхоза Владимир Иванович, словно колобок, катался по своему кабинету, корил себя: " И кто меня заставил назначить взрыв на девять?" Оказывается, все начальство сбежалось с жалобами и укорами, дескать, весь народ, даже дети возле церкви. Надо, мол, скорее завершать это мероприятие, потому как нежелательны сбои в учебе и работе. Владимир Иванович и рад бы покончить с этим делом - ведь все готово, только до сих пор не приехала машина с мастером - взрывником, который несет всю ответственность за взрыв. - Да не переживайте вы так, Владимир Иваныч,- начал было успокаивать доселе тихо сидевший, с загадочной улыбкой комсорг, - все равно раньше двенадцати не состоится. Председатель в недоумении застыл посреди кабинета. Казалось, его еще больше раздуло. Вбежавшая в это время секретарша застала его в том же положении: с открытым ртом и выпученными глазами. - Взрывники приехали! - Произнесла торжественно она. Все вынеслись на улицу. У Сергея опять появилась маленькая надежда. Он, словно игрок, видевший свой проигрыш, все же надеялся на чудо. Вот и динамит заложили, и кабель подключили, а на часах только десять. Все притихли в ожидании. Но что такое? Не сработало. Взрывники поднялись, пошли проверять. Сергей почувствовал, как нервный смешок рассыпался дрожью в груди. И вдруг: " А где же дядя Федор? Неужто он - 14 -


там?"- он побежал вслед за взрывниками. Услышав сзади: " Стоять! Назад!"Сергей

почувствовал,

как

сильная

рука

откуда-то

выскочившего

милиционера схватила его. - Стоять! Назад - тебе сказали, туды твою. - Там человек! - Какой еще человек? Мы все проверили: никого там нет. - У нас здесь есть местный дурачок - он постоянно в церкви прячется. Подошедший милиционер спокойно сказал: - Мы все проверили, товарищи, там никого нет. Когда же воротились подрывники, то обнаружилось, что основной шнур был разорван. - А ты, парень, нервы побереги, - добавили они, - мы еще раз все проверили: там никого нет. - Который час? - Непонятно почему спросил Сергей. - Без двадцати двенадцать... Ну , что, давай? В этот самый миг донеслось: " Кленовый лист кружится, смотри... " Дядя Федор, все такой же худой и длинный, стоял на колокольне, хихикая и радуясь своему безумству. - Да чтоб тебе... Откуда он взялся? Странно, но не было ни проклятий, ни ругани, ни даже шума. Все взоры были обращены туда. И все вдруг осознали, пусть на мгновение, но как- то одновременно, что уходит ЧТО - ТО навсегда. - Сержант, немедленно уведите его оттуда! Взрыв был профессиональный, мощный. Ровно в двенадцать. Народ стал расходиться по рабочим местам. В колхозный автобус сели все, кто стоял в оцеплении; на грузовую машину - кто участвовал в подготовительных работах. Взрывников повез сам председатель колхоза. Приехали в столовую, где по этому поводу готовилось застолье. Слегка захмелевший Владимир Иванович подошел к Сергею, взял за локоть, увлекая в сторону, спросил: - Серега, как ты угадал точное время взрыва? - Не знаю, просто наугад ляпнул. - 15 -


- Брешешь, ты, сукин сын, я же знаю, что брешешь. Мистика какаято... Ну, не хочешь говорить - не надо. - Да нет здесь мистики, просто так вырвалось. - Ну что ж, тогда все в порядке. " Действительно, все в порядке, все прямо - таки превосходно! Вот сейчас напьюсь и пойду-ка я домой спать". На следующий день (уж этого никак не ожидал Сергей) к его двору приехал колхозный автобус, полон народа. Дверь отворилась, и вышел на удивление веселый парторг. - Быстро одевайся. - Сергей только управился по хозяйству и собрался помыться. - Бери свою Галю и поехали с нами. - Куда? - На природу. Опохмелимся, шашлычков поедим. Короче, отдыхать будем. - Ага, я сейчас. - Увидев жену: - Галя, Галь, переодевайся скорей. Только под вечер, когда изрядно загруженную братию автобус развозил по домам, парторг вспомнил о главном, что хотел сказать комсоргу. - Слышь, Серега, чуть не забыл. Тебе ведь завтра в область ехать, на кон - кон-фе-ренцию. Понимаешь? -

Угу,

-

кивнул

отяжелевшей

головой

Сергей,

-

ка-а-кую

конхверенцию? - Откуда я знаю? - Мощно икнул парторг.- Завтра к восьми прийдешь в контору и прочитаешь вызов. Командировку получишь... только не забудь. Галь, напомни ему. Командировка оказалась как нельзя кстати. За три дня все улеглось в душе, все позабылось.

Мрачный туман в голове рассеялся. Все пережитое

казалось не таким загадочным и тяжелым. Теперь, по возвращению домой, Сергей смотрел как бы со стороны на все и всех, и на свои поступки. При въезде в село отметил, что как- то пустынно стало, вроде чего не хватает. Невольно посмотрел вдаль, где еще недавно стояла такая громадная - 16 -


церковь... " Ах, сентиментальности все это. Завтра же за дело надо браться, а не мозги сушить" Утром следующего дня Сергей вывесил красочное объявление в центре села: " Комсомольское собрание состоится”...

Энергичный и наиграно

деловой зашел в контору колхоза, отчитался за командировку и пошел в клуб. Ему хотелось по- особому подготовить зал для общего собрания. На крыльце, у двери клуба сидел дядя Федор. Сергей хотел было повернуть обратно или незаметно спрятаться, но было уже поздно: тот его увидел. Деловой комсорг, лишь шаг замедлив, направился к нему. " Чего это я как будто испугался?" Подходя, он принял серьезный вид. - А, дядя Федор, здорово! Как поживаешь? - Я вот тебя, Серега, жду. -Меня? А чего это ты не регулируешь движение машин? - Да ты не суетись, Сергей. - После этих слов у бравого моряка заерзало что-то под горлом. Перед ним был уже не хихикающий дурачок, а уставший не по годам старик. - Отыграл я свое. - Как - отыграл? Ты же жив, и все позади. - Нет, Сережа, я уже умер. Как только взрыв прозвучал... Это тело мое еще двигается, а я уже там... Мне негде больше жить. У каждого человека есть свое место на земле. Церковь была моим островком. Теперь его нет. - Постой, дядя Федя, давай зайдем в клуб. - Нет, не надо. Посиди лучше здесь со мной. Я хочу тебе кое - что рассказать. Да ты не бойся, садись. - Ну, ты даешь, дядя Федя. Согласись, что все это странно. Не по себе мне. Ведь ты же дурачок. И вдруг... так рассуждаешь, что не каждому умнику под силу. - Я уже многое позабыл и, наверное, не смогу словами все объяснить. Но у тебя впереди ведь целая жизнь. Как-нибудь ты сам во всем разберешься. В то утро, в четверг, значит, когда вы все бегали и суетились, я в церкви был, и она мне многое рассказала. - 17 -


- Но где ты был? Ведь все проверили. - Там внутри была ниша - небольшое пространство между стенами - о ней никто не знал. Это не столь важно. Так вот, когда вы суетились, мы за вами наблюдали. Я слышал голос церкви. Она говорила: " Наивные вы, люди, и все же это хорошо. Посмотри: сейчас они считают, что все от них зависит. На самом деле вы, живущие каждый в своем времени, всего лишь исполнители реально существующих событий, но, исполняя, вы тем самым закладываете зерно на завтра. Какое и кому? - такие пустяки я тебе говорить не стану. Ты сам додумаешь в следующий раз, когда прийдешь на землю снова... Как бы они ни старались, а умрем мы ровно в полдень. Таков закон. Его предвидеть можно, но предотвратить нельзя, по крайней мере сегодня, реально существующему человеку. Наконец, очень важное. Вы - люди. Каждый из вас имеет свое " я". А мы - творения ваши. Мы всего лишь те водоворотики во времени... Помнишь, я говорила как-то? Вы бесконечны, хотите этого или нет. Мы - материя плюс время и ваша духовность - мы так же бесконечны. Различие лишь в том, в какой форме и времени духовность ваша проявится". Вот и все. По правде говоря, все, что я тебе рассказал, сам не понимаю. Только теперь это не важно. Прощай, я ухожу. Дядя Федор поднялся и медленно пошел. - Дядя Федор, - тот остановился, - ты куда? - Не зная, что сказать, спросил Сергей. Старик лишь вполоборота голову к нему повернул, и Сергей увидел, что смотрит он мимо него. Так и ушел, ничего не сказав. К концу недели дядю Федора схоронили, на десятый день после взрыва. Странно... Но время быстро стирает из памяти многие события, особенно если этого хотеть. Кирпичи на развалинах потихонечку растащили. На одной из улиц успели кое-как устлать дорогу щебнем. Строить клуб так и не осмелились; о стадионе и разговора не было. Все пронеслось, позабылось... Лишь в новогоднюю ночь на банкете, устроенном в спортивном зале школы, захмелевший Сергей попытался произнести тост, но не смог сформулировать - 18 -


свою мысль. Его уста произнесли традиционное: " С новым 1981 годом, товарищи!" Глава 2 В это же время в центре города, в одной из квартир, накануне новогодней ночи шла подготовка к празднику. Хозяин квартиры Юрий Альбертович, молодой журналист, пригласил друзей - всего пять человек (остальные разъехались, кто куда) - попрощаться, поскольку ему предстоит переезд в Москву и - кто знает - удастся ли когда-нибудь встретиться. Но об этом никого не предупредил. " Давайте встретим

новый год в лучших

традициях далеких студенческих лет". Родителей Юра попросил уехать к дяде по маме, который несколько старше самого Юрия. Отец с матерью согласились - и шикарная четырехкомнатная

квартира

на

трое

суток

была

предоставлена

в

распоряжение уже не молодых, но все еще неженатых друзей. Первым примчался Валерий Евгеньевич, старший среди друзей, очень подвижный весельчак и заводила - он-то как раз и свел их однажды в единое целое, что называлось " Студенческим театром". Сразу же был расписан по минутам сценарий. Валерий сообщил, что Рая придет вместе со своим женихом, а Антон приведет двух девушек - студенток, чем сильно заинтересовал Юру. Как ни старался он казаться равнодушным, Валера заметил его нетерпение. Его выдавала привычка поправлять то и дело очки. Эту привычку легкого волнения Юры Валера заметил еще в студенческие годы. - Ну, вот, теперь все. встретил

Заставляете волноваться, друзья. - Радостно

хозяин.- Девчонки, проходите. Эта комната - в вашем

распоряжении... А ты - здесь. - Он указал на вешалку в прихожей, где висело несколько мужских пальто. - Так, ребята, поторопитесь, скоро одиннадцать. -Гоги, постой, на вот сумки, выставляй все. - Ну, ты даешь, как ты такую тяжесть тащил?!

- 19 -


- Кто там, Гоги? - Из кухни выбежал оживленный, раскрасневшийся Валера. - Антон! Привет! - Здорово! - Ну, ты хитер. Мы здесь, так сказать, вкалываем, а ты шляешься где попало. - Ничего, и тебе работенка найдется. - Поддержал разговор Юрий. Проходи. - Антон, привет! - Наиграно деловито бросил Петро. - Привет. - В такт ему ответил Антон, соображая, какую работу ему подкинет братия. - Антон, ты умеешь чистить селедку? Умеешь или нет, а придется. Займись. Петруха, картошка варится? - Да, уже скоро вскипит. - Когда будет готова, не забудь позвать меня. Открой консервы. Я побежал сервировать стол. Гога, Вовка, у вас все готово? После получасовой всеобщей суеты веселый тенор Валеры объявил: - Все, ребята, полдвенадцатого. Быстро все за стол. - Постучал в комнату к девушкам. - Девчонки, хватит издеваться над природой - юность и без макияжа прекрасна. Шучу. Приглашаем вас в зал. Надо поторопиться проводить старый год, а потом уж... Маэстро, музыку! Встречаем дам, господа! Телевизор доносил звуки вальса до выходивших под аплодисменты мужчин засмущавшихся девушек. - Ой, ребята, как здорово! - Минуточку внимания! Теперь, когда все собрались, разрешите мне... Нет, не так...- Все заулыбались, и исчезла неприятная напряженность.- Ну, вот, теперь другое дело. Как приятно говорить, когда все вокруг улыбаются. Гоги, убери пока громкость. - Как прикажешь...

- 20 -


- Друзья, я как работник культуры взял на себя смелость руководить нашим праздником, а потому вечер, посвященный встрече нового года предлагаю считать открытым. Маэстро, гимн играть не нужно, вставать тоже не надо.- Все весело захлопали.- Благодарю, благодарю, быстренько наполняем наши рюмашки. Кавалеры, ухаживаем за дамами. Как - то само - собой получилось, что хозяин квартиры сидел во главе стола. У другого торца длинного стола сидел Антон. С одной стороны две пары - Вовка и Петро с девушками, а Валера в окружении тоже девушек - с другой стороны стола. Валере нравилось такое общество, и он красивым движением быстро наполнил бокалы вином, себе же налил водочки. Пока остальные выясняли, кто что будет пить, Валера поднял рюмку, продолжая в том же настроении: - Прежде чем встретить новый год, необходимо провести старый. Внимание! Я предлагаю... - Валерий, вам положить салатик? - Нет- нет, как можно?! К водочке, пожалуйста, селедочки. Благодарю. Так вот, предлагаю тост. Выпьем за прошедший год; за то, что было, за время, в котором каждый из нас что- то оставил. В этот прекрасный миг, как в той песне поется, "... между прошлым и будущим”... мы все вместе вспомним свои дела, события, и с этой рюмочкой проводим их уже в историю. За прошедший год! - Он с ироничным всхлипом вздохнул и выпил. Дружно застучали вилки,

ложки...

Удовлетворенное жужжание

голосов... - Мне, пожалуйста, салатик. - А вам? - Будьте добры, икорки. - Мне положите селедочки. Извините, а это никак соус? Какая прелесть! - А мне - балычок.

- 21 -


- Дамы и господа, - постучал вилочкой по фужеру улыбчивый ведущий Валерий, - остаются считанные минутки до боя курантов, поэтому прошу наполнить свои рюмки и приготовить бокалы под шампанское.- Он выждал несколько минут, при этом не забывая ухаживать за сидящими возле него дамами.- Прежде чем предложить следующий тост, давайте сыграем в игру знакомств. Прошу каждого встать и представиться, хотя мы уже знакомы, но все же... пару фраз о себе. Начнем давайте с хозяина этой квартиры. Он нас всех собрал - ему и слово. Гоги, давай! - Меня зовут Георгий... Гога - это меня так родители зовут и друзья, хотя по паспорту я - Юрий. С детства больше всего люблю новый год... Елку... Журналист. Вот, пожалуй, все. - Следующий. Нет- нет, сначала ребята, потом девушки. - Володя. С детства помню футбол. Стал почему- то врачом. - Петр. Петр Петрович... - Петь, да ты попроще. - Да это я так. У меня в детстве был мотоцикл... - ...И ты на нем ездил... - Нет, просто помню: отец меня катал... Сейчас - учитель, директор школы. Все. - Я - Антон. В детстве у меня была военная фуражка, с дырявым козырьком; я ее очень любил. Вот, пожалуй, новый год для меня тоже радость с детства. - Антон, чего сел? - Как " чего "? Все. Ах, да: простой преподаватель пе-да-го-ги-ки. - Я, ваш покорный слуга, как вам известно, режиссер, но, заметьте, народного театра - Валерий. Что это вы все о детстве, да о детстве, а вот я вам расскажу... Впрочем, это потом. Теперь - слово девушкам. - Рая. Учительница. - Жанна. Студентка. - Оля. Работаю в райкоме комсомола. - 22 -


- Таня. Студентка. - И так, давайте выпьем за наше знакомство и за нашу прекрасную встречу! Ура! Все дружно поддержали Валерия, и вот теперь- то началось настоящее застолье.

В обращениях незаметно перешли на " ты ".

напряженность и стеснение. Общество оживилось.

Исчезли

Дружные переливы

смеха, активность разговоров - все это наполнило квартиру праздничной атмосферой. Гоги добавил громкость телевизора - и с первыми ударами курантов захлопали пробки бутылок шампанского. Посыпались дружные возгласы под звон наполненных бокалов. " С новым годом, С новым 1981 годом, друзья! Ура-а-а!" - "Гирлянды на елке зажгите!" - "Какая прелесть". - "Я предлагаю пить и веселиться до утра". - "Кому вино? Кому шампанского? " - "Нет, водочка и только водочка. " - " Есть коньяк. Кто будет коньяк?" - " Я ... Я.... Я”... - " Как хорошо - словно в сказке! " - " Маэстро, музыку! Побольше музыки! " - " Тихо... " Голоса смолкли. Шум и смех завис в воздухе, словно растерялся, куда ему лететь. Все замерли и обратили взоры на лоснящегося, круглого, как луна, Валерия. В этой тишине Валера шепотом вдруг произнес: - Господа, бал!.. Посмотрите на наших дам: прелестнее я не видел. Они очень ждут, когда же мы наш бал начнем. Всех приглашаем в танцевальный зал. Маэстро, вальс! Гоги, у нас есть вальс? - Валера, обижаешь. Все - как ты сказал. Валера обладал особым даром увлечь в праздник. Уже после тура вальса он завел компанию своими играми, конкурсами, плясками, хороводами... Все кружились, смеялись, удивлялись, восхищались... Ночь неслась - как мгновение... Бурное веселье перешло в конце концов в лирическое настроение. Приглушили музыку, кое-где погас свет. Кого - то привлек экран телевизора, кто- то уединился, кто - то продолжал кружиться в вальсе... Антон сидел на диване вобнимку с Татьяной в маленькой комнате и пытался совладать с головокружением. Всякий раз, когда он наклонялся - 23 -


поцеловать такую же обессиленную, как и он, Татьяну, все предметы, в том числе и диван, плыли вверх. Это неприятное ощущение не предвещало ничего хорошего. После нескольких подобных попыток Антон в смутном сознании понял, что необходимо выйти на воздух. Весь вспотевший от перегрузки организма, Антон все же сосредоточился, с трудом поднялся и отяжелевшей походкой направился к двери. В это время дверь отворилась, яркий свет ударил в глаза, и он смутно поймал: -Пардо-он... - Мне надо выйти на улицу. - Антон, тебе плохо? -Угу. - Пойдем, я тебя в лоджию провожу. - Юра быстро нашел в прихожей белый просторный тулуп и легко набросил на плечи вошедшему Антону. Взял его за руку и, как ребенка, повел к двери лоджии. Дверь открылась - и в лицо пахнул свежий морозный воздух. Юра усадил Антона на заснеженное плетеное кресло, поправил тулуп. - Посиди так. Я тебе горячего кофейку организую. - Гоша, если можно, сигареты и спички прихвати заодно. - Хорошо. Не прошло и пяти минут, как Гоша вернулся с чашечкой кофе и сигаретами. Быстро все поставил на журнальный заснеженный столик перед Антоном, справился о состоянии и ушел. После нескольких глотков горячего питья Антон физически почувствовал, как силы снова возвращаются, неприятный туман расходится. Он закурил. Стало хорошо, спокойно, тихо. Сладкие мысли увлекли его куда- то... Девятнадцатый век. Вот он барин, дворянин. За спиной - славный героический путь. Впереди - заснеженная Россия... Он за нее в ответе. Петр танцевал с Олей в полутемной комнате. Дверь была открыта. Он увидел, как мимо промелькнул опьяневший Антон, как Гоги одел его и вывел. Криво усмехнувшись, Петр подхватил свою напарницу и весело - 24 -


закружил, неотрывно наблюдая в открытую дверь, что происходит в прихожей. Вот Гоги вернулся, пошел в кухню, оттуда с чашкой и сигаретами снова пошел в лоджию, а возвратившись, Гоги присоединился, как и ожидал Петр, к компании за столом. " Теперь и мне можно - никто не заметит". - Оленька, пойди в зал посиди, а я схожу в ванную: мне что - то плохо. - Хорошо, только не долго. - Да я быстро, слегка ополоснусь и приду.- Он проводил Олю в зал. - А вот и мы. Что там по телевизору? - Садитесь к столу. - Да- да, я сейчас. - Петр усадил Олю за стол, а сам, стараясь быть незамеченным, тихо скользнул в комнату, где лежала на диване Таня. Тихо подходя к дивану, Петро дрожащими руками на ходу расстегнул свои штаны и так же быстрыми умелыми движениям поднял платьице полуспящей уставшей девушки, снял с нее трусики и ... ловко овладел ее телом. Татьяна, ничего не соображая, лишь инстинктивно помогая партнеру, вдруг озабоченно выронила: - Что ты делаешь? Не надо. Ну, зачем? Господи, да что же это такое? Очень скоро мужик заскрежетал зубами, крякнул, как животное, отвалился, но тут же спрыгнул с дивана, быстро одел штаны и заправил рубашку. - Какая же ты мразь? Зачем ты это сделал, гад ты такой?! - Помолчи. Куда подымаешься? - Пойду смою твой вонючий пот. - Лежи. Сейчас я выйду, потом иди, куда хочешь. Будешь молчать тебе же лучше. - Иди, подонок. Как только таких земля держит! А ты ничего... Пошел вон! Может быть, все и было бы не замечено, как этого хотелось Петру, но, надо же, в это самое время смешному толстячку Валере вздумалось выпить шампанского. - 25 -


- Эх, ребята, давайте-ка выпьем шампанского да с холодильничка. Начнем, так сказать, второй раунд. А потом водочки, водочки... - Он поднялся и направился в кухню. - Я сейчас ... - В это время Валера услышал, как из кабинета кто- то выскользнул, и быстро пошел -нет, нырнул - в зал. -" Петро”.- Достал бутылку шампанского, закрыл холодильник, обернулся и увидел, как мимо открытой двери прошла, всхлипывая , Татьяна и направилась в ванную. - " Вот подонок! Нехорошо все это". - Толстячок взял еще одну бутылку, громко захлопнул дверцу холодильника и пошел в зал, где, как ни в чем не бывало, сидел за столом вместе с остальными Петро и рассказывал анекдот. - Петро, ну, ты молодец... под… Вдруг зазвучала трель звонка входной двери. Все невольно вздрогнули. Гоги вскочил со стула и побежал открывать. - И кого в такую рань нам бог послал?.. Ура! К нам гости! Ребята, зажгите свет! Шампанского! Все выбежали в прихожую. Дружелюбно обступили пришедших, помогая снять верхнюю одежду и, не давая им опомниться, с шутками прибаутками, подхватив их под руку, ввели в зал. Из-под елки им навстречу шагнул улыбающийся Валера. В руках он держал поднос, на котором стояли два бокала с шампанским. - Какую радость, какое счастье вы нам принесли в новогоднюю ночь! Да будет ваша жизнь долгой - долгой, счастье - бесконечным, любовь нетленной! Вот ваши бокалы. Милости просим к столу. - Спасибо, спасибо. Гоги, вижу, весело у вас тут. С новым годом! Желаем всего того же и вам. Жаль, не умеем так красиво выразить свои пожелания, как вы. Гости выпили шампанское под аплодисменты. Валера сразу же представился и увлек пришедших в сторонку, а остальные быстренько и

- 26 -


незаметно привели в порядок стол. Когда все в ожидании сидели за столом, Валера громко представлял гостей. - Разрешите представить: Виктор Константинович и его жена Надежда Дмитриевна. Прошу любить и жаловать. Ребята, подхватив ведущего, в такт его настроению, протрубили губами тушь. Девчонки захлопали. Когда перешла волна смеха, Валерий продолжал: - Как и полагается, - он обратился к гостям, - представляю вам нашу публику... Надя достала из сумочки сигареты, закурила, сохраняя улыбку на лице и участие. " Нет, не то , не то. Неужели предчувствие меня обмануло? Господи, что со мной? Чувствую, что он где - то здесь, но где? Этот? Этот? Этот?.. Какая нелепость. Милые, слащавые мордашки. Но нет же, нет, нет. Значит обманулась". А когда Валера представил вошедшую, посвежевшую Татьяну, Надежда спросила: - И это все? Да вроде все. "Значит, обманулась. Еще немного - и я завизжу, разрыдаюсь. Как выдержать такое напряжение? Надо выпить". Она наклонилась к мужу, шепнула, сохраняя улыбку и любопытство глаз. - Виктор, налей мне коньяк. Антон сидел в заснеженной лоджии, охваченный разыгравшейся фантазией. Сквозь кружащиеся мысли он ясно вдруг почувствовал, а потом услышал приятный, тихий голос. Затем вдруг в пространстве ее образ проявился. Всего одно мгновенье, одно мгновенье это длилось - а хорошо, красиво, словно в сказке. Он знал, предчувствовал, что сейчас встанет, войдет и в зале увидит ЕЕ… " Но этого не может быть. Однако... Господа офицеры”... С шумом отворилась и закрылась дверь балкона, и в зал вошел Антон. В затаенной тишине лишь лепет прожужжал. - Антон? А мы чуть было не забыли о тебе. - 27 -


- Забыть, Валерик, нельзя того, что придет ЗАВТРА, забывают только прошлое. Господа, но не сон ли это? - Антон находу широким красивым движением сбросил тулуп на диван. Высокий, костлявый, длинноволосый, до безобразия некрасивый, но чертовски обаятельный в этот момент подходил он к застывшей с рюмкой в руке Надежде. - Гоги, но ведь так не бывает. Я только что видел там, сквозь снег этот образ. Девушка, я даже знаю... Господа, я хочу вас всех поздравить по русскому обычаю. Разрешите, я вас всех расцелую. Я...Я... Вас зовут Надеждой, - Антон на глазах изумленной публики взял рюмку из рук приподнявшейся Надежды, спокойно поставил ее, привлек к себе вдруг, такую нежную и слабую Наденьку, обнял и тихо- тихо чуть коснулся губ. Еще секунда... Глубокий вздох. Запах тела незнакомки заполнил все до глубины. Потом все также спокойно усадил ее на стул и быстро молча всех обошел, поцеловал, но губ ничьих не коснулся, что заметила только лишь она.- Валерик, дружище, ану-ка мне бокал побольше шампанского. Эх, господа офицеры... Давайте выпьем стоя за завтрашний день. Ура, друзья мои! "Ура! Ура! Ура!" Георгий,

зная

нрав

своего

дядьки,

интуитивно

чувствовал

надвигающийся скандал. Он шепнул на ухо Валере: " Уведи Антона с девушками, а я Виктора и Надьку постараюсь отвлечь”. - "Понял, будет сделано”. - Но к приятному удивлению Георгия Виктор вел себя, будто ничего не заметил. Немного посидев, родственник с женой, сославшись на усталость, собрались уходить. - Славная компания, Гоги, у тебя собралась. Ну, гуляйте, веселитесь, а мы уж по-стариковски будем уходить. - Вить, да брось ты, какие вы старики? Вы же ровесники... Почти... Гуляйте, еще рано. - Гоги, у вас здесь все холостяки. Понятное дело. А мы - семейные. Свои нравы, свои понятия. Правильно, Надюша? - 28 -


- Да, Виктор, пора домой. Ты вызвал машину? Здорово у тебя, Георг. Но нам, правда, пора уходить... Ты приходи завтра к нам. - Обязательно. Так же как встречали, так и провожали ночных гостей - веселой гурьбой. Только у самой двери, пока Надя прощалась с веселой и, казалось бы, дружной компанией, хотя среди них так и не появилось желаемое лицо, Виктор тихо сказал племяннику: - А этот блондин - смелый парень. Как, ты говоришь, его зовут? Антон? - Да, Антон. Ты, Вить, не подумай ничего плохого - он классный парень. Выпил маленько... С кем не бывает? - Я ничего и не думаю, просто к слову... Еще раз - с новым годом! Будь здоров, племяш. Матери привет! - Угу. Когда Георгий вошел в кухню, то увидел, что культработник переусердствовал: за кухонным столом сидели Антон и Валера, прилично опьяневшие, и пытались доказать друг другу непонятно что. Новогодняя ночь заканчивалась, веселье угасало, шум и звуки музыки стихали. Каждый пристроился, где смог: кто- на диване, кто - на кушетке, кто- на кровати, кто - в кресле... Все уснули, создавая общую гамму молодого сладкого сна. Антон проснулся. Открыл глаза, пытаясь понять, где он и что с ним. В небольшой комнате было светло, уютно. Он поднялся, сел на диване, где, очевидно,

проспал весь остаток ночи. В голове появилась боль, сердце

усиленно застучало. Стало пробуждаться сознание. Очень быстро Антон восстановил в памяти все по порядку с самого начала. Но двух событий постигнуть так и не смог. Он отчетливо помнил, как они с Валерой пили на кухне водку с томатным соком, а как он очутился здесь на диване - никак не мог вспомнить. И вдруг ее лицо, ее глаза, ее чуть дрожащие губы. Она приехала оттуда, из метели. Она была! Он вспомнил, нет он знает, он даже чувствует ее запах, - 29 -


она была, но почему была, она же здесь! Антон отворил двери, попутно заправляя рубашку и застегивая штаны. Обойдя все комнаты, со всеми поздоровавшись, Антон убедился, что ее нигде нет. Хотел было у Гоги расспросить, но о ком? А если это сон? - " Пойду - ка я да освежусь под душем " Когда вышел из ванной, все уже собрались в зале, чтобы сесть за праздничный стол. Картина знакомая, С единственным изменением: ребята безучастно сидели на диване, в креслах в ожидании, а девушки накрывали стол. Гоги курил трубку. Весь его вид выражал удовлетворенность насытившегося хищника. Затуманенные глаза и легкая улыбка говорили о хорошем настроении. Он плавал, словно во сне, в сладких воспоминаниях прошедшей ночи. Жанна, такая тихая и скромная, в постели оказалась довольно сексуальной девушкой. Отдавая всю себя и ничего не требуя взамен, она приворожила Гоги. Проснувшись после мимолетного сна, он понял, что влюбился, и вот сейчас, сидя в кресле, он думал о том, как лучше огласить о помолвке. Петро и Вовка скучно и рассеянно зевали, сидя на диване. Валера, казалось, был свежее всех: все в том же хорошем расположении духа, с шуточками, он руководил девушками, советуя, что и куда лучше поставить. Антон так и остался стоять, прислонившись к дверной коробке. Но вот девушки, окончив свои хлопоты, оживленно сели за стол, и Валерий провозгласил: - Ребята, нас девушки просят присоединиться к ним. Короче, за стол. Гоги, твой тост. Георгий поднялся, взял наполненную рюмку, медленно обвел взглядом всех присутствующих, призадумался. Ему в этот момент хотелось многое сказать: как он счастлив и как он всех любит. Но ведь так просто это не выскажешь. Какие слова подобрать? Он встряхнул головой, поправил очки и спокойно, с улыбкой произнес: - 30 -


- Друзья мои, вот мы и в новом году. Хочется пожелать вам всеговсего... Но буду краток. Будьте добрыми и счастливыми. - Спасибо, Гоги. Второй тост хотел произнести Валера. Он встал, поднял свою рюмку, но не успел произнести и слова - поднялся Вовка и как- то громко, даже развязно заявил: - А я хочу выпить за то, чтобы была у нас с Раей квартира, хотя бы как эта; машина и полный достаток в доме. Давайте выпьем за материальные блага, ведь как ни крути, а это - все же главное. Антон заметил, как Георгия словно обидели. Его улыбающееся лицо изменилось и застыло в растерянности. Валера крякнул, медленно присел на стул. Зато Петро словно проснулся - весь оживился и стал чокаться со всеми своей рюмкой. - Молодец, Вовчик, - повторял он, - ну, ты молодец. Давайте выпьем, за это надо выпить. - Это так скучно. - Безразличным тоном заметил Антон и, не дожидаясь, покуда к его рюмке дотянется Петро, выпил. Петро на секунду замер, но передумав, лишь махнул рукой и залпом осушил свою рюмаху. Глядя со стороны, никто ни на кого не обращал внимания, каждый был занят своей тарелкой. " И так, возникла атмосфера недоумения",- отметил про себя Валерий. Георгий оценил эмоциональный всплеск по- своему: " Агрессивность есть плод похмелья. - Он поправил еще раз очки и принялся тщательно пережевывать кусок гусятины. - Ничего, еще две - три рюмки - и наступит веселье" Но Петру хотелось разжечь эту, как ему казалось, интересную тему. Не дожевав, с полным ртом вызывающе обратился к Антону: - К чему этот твой сарказм? - Он взял бокал вина, отпил глоток, потом набрал его полон рот, бесцеремонно громко пополоскал зубы и глотнул. Откинулся на спинку стула. - Так что тебе, Антон, скучно. Вовчик толковый

- 31 -


тост предложил. Я его вполне поддерживаю. - Антон смотрел мимо Петра, молчал.- Главное ведь что?.. - ... Это - хорошо пожрать. - Попытался перевести на шутку Вовка. Никто не улыбнулся, кроме Петра. Он заторопился. - Нет, ну, правда, ребята главное, чтобы был достаток, а потом уж и духовность. Вот ты, Антон, согласись, какое удовольствие на голодный желудок слушать музыку, например? А вот поел - тогда пожалуйста. - Чего вы к Антону пристали? - Прервал Валера. - Не надо вообще об этом говорить. Ведь мы собрались не для того, чтобы кому-то что-то доказывать. Чуть сбежались - и давай: о политике да о барахле. Антон прав: скучно все это. Есть интересные темы. - Кому скучно, а кому - нет. - Смело вступилась за своего жениха Рая.Мы с Вовой считаем: сейчас настало время, когда надо как можно больше ухватить. Мы, например... - Рая, да полно тебе. - Чего " Рая"? Я все правильно говорю. Хватит, насытились идейной демагогией. Кто поумнее - уже успели прибарахлиться, и все у них есть. Но ничего, и мы успеем. Мы с Вовой уже обменяли паспорта и взяли путевочки в Польшу. Отсюда повезем разную чепуху, особенно, говорят, там электротовары ценятся. Оттуда же фирму привезем. Несколько раз смотаемся - смотри - и машина появится. - А дальше что? - А дальше, Валерик, квартирку купим, поженимся. Заживем - как все. - И все? - Нечего, Валерик, улыбаться. Ты думаешь, отчего жена от тебя ушла? - Ну, допустим, не она ушла, а я. И потом: ведь это никому не интересно. - Вот так всегда, - административным голосом заговорила, до этого все время молчавшая, Оля, - когда вы, мужики, не способны нас обеспечить, быстренько

уходите.

-

После

длительной - 32 -

затяжки

выпуская

дым,


продолжила: - Нет, изменилось наше поколение. Попривыкли вы, чтобы мы, женщины, все на себе тащили. Сами же вы способны разве что на то, чтобы поесть, выпить, пофилософствовать... - Ребята, да что с вами? - Попытался остановить неприятный разговор Георгий. - Оля, Рая, Петро, да вы ли это? Давайте вспомним, как лет пять тому назад, еще студентами будучи, мы всем театром новый год встречали, прямо на сцене актового зала института. Представляете, девушки, - он обратился к притихшим Жанне и Тане, - ведь мы все занимались в студенческом театре у Валеры. Как и сейчас, он и тогда театром руководил. Эх, здорово тогда было. - Молодые были, дурные. - Скептически перебила Рая. - Да и время некуда было девать. - Я лично - из-за Антона, - поддержала подругу Оля, - он ведь всех затягивал в театр. Кому же не хотелось получить зачет за "просто так" ? Неужели ты думаешь, что кому-то нужна твоя, извини за грубость, дрянная педагогика? Я вот работаю в селе третий год директором школы, так у меня вся педагогика исчисляется в так называемом материальном достатке. - Не понял. Объясни. - А чего тут объяснять? Хочешь, чтобы твой ребенок был отличник волоки мне чего-нибудь… У нас в селе все просто, без этих ваших высокоидейных условностей. - Откуда у тебя это, Петро? - Жизнь такова, Валера. Хочешь жить - умей вертеться. Антон все так же спокойно и рассудительно спросил: Почему ты такой сегодня развязный? - А ты, Антоша, скромный?! Забыл, как приставал к замужней женщине сегодня ночью, как лез к ней целоваться? Скажи спасибо, что муж у нее тю... прошу прощения, скромный. Я бы на его месте...

- 33 -


- Ты бы помолчал, Петро. - Не выдержав, крикнул Валера и посмотрел на съежившуюся Таню. Потом чуть слышно добавил: - Ну, ты и скотина, Петро. - Что ты сказал? - Так, ребята, надо прекратить эту дискуссию, - подскочил со стула Георгий, - быстренько налетайте. Давайте выпьем. - Все, хватит. - Поддержал Володя, разливая по рюмкам водку. Давайте выпьем. Не туда наш разговор пошел. Я предлагаю выпить за хозяина дома. За тебя, Гога! Антон уже ничего не слышал. Он снова увидел перед собою те же глаза, те же губы, снова ощутил запах ее волос и тела" Значит, это не сон? Значит, она и вправду здесь была? Да- да, ее же зовут Надя, Надежда... Расспрошу у Гоги”. Неприятный скандал все же не прекратился. Как только вышли из-за стола, в прихожей, в прихожей Петро и Валера сцепились, как два петуха, но вмешался спортивного телосложения Володя и разнял. Петро и Вовка тут же быстро собрались, оделись и ушли со своими подругами. После ругани и шума настала тишина. Включили легкую музыку, но никто не танцевал - каждый углубился в свои раздумия. Таня вздохнула. - Если бы знать, что зло всегда наказуемо, может быть, и не было бы тогда зла? - Никто не ответил. Вскоре две подруги Таня и Жанна тоже ушли, а ребята сели играть в покер. Так и просидели весь остаток дня и только далеко за полночь, уставшие от чрезмерно выпитой водки, разошлись по комнатам, легли спать. Наутро следующего дня друзья распрощались (каждый знал, что теперь надолго) и разошлись. Гоги остался один. Ему вспомнилась фраза: " забыть можно прошлое - будущее забыть нельзя" Глава 3 Валера вздрогнул и проснулся, прервав жуткий сон. Тяжело вздохнул, посмотрел по сторонам, пытаясь сосредоточиться. Немного успокоившись, он потянулся, зевнул, продолжая лежать, заложив руки за голову, начал - 34 -


вспоминать. Сон не предвещал ничего хорошего. Хотя Валерий ни во что не верил, все же перелистывал литературу о предсказаниях, гороскопы, сонники и прочее. В этот раз сновидение предвещало не то плохую погоду, не то неприятности или болезнь, а где - то он читал, что даже... смерть. Приподнялся, посмотрел в окно: небо было серым, чуть заметно моросил дождик. " Значит, к плохой погоде?" Валерий еще раз потянулся, спрыгнул с кровати, пошел на кухню, закурил, поставил чайник на плиту и закрылся в ванной. Из ванной Валерий вышел свежим, бодрым, посмотрел на часы на стене, заторопился. На кухне засвистел чайник. Быстро одевшись, на ходу выпил кофе, уложил бумаги в старенький потертый портфель, лихорадочно перебирая в памяти, ничего ли не забыл, проверил, все ли выключено, и. насвистывая, выбежал на улицу, захлопнув дверь. Первые капли дождя напомнили, что он забыл зонтик, но возвращаться не захотел. Перебежками направился к остановке такси, время от времени оглядываясь, не едет ли свободная машина. Не прошло и пяти минут, как показался зеленый огонек. Валерий поднял руку - взвизгнули тормоза. - Шеф, в Сад доедем? - Садись. Сад - небольшой поселочек на краю города. Там снимал квартиру Антон. Валерий ехал проведать друга, так как давно не виделись, а заодно передать пригласительный на выпускной вечер. " Интересно, чем он сейчас занимается?" Два месяца пролетело после их последней встречи. В апреле Валерий со скандалом ушел из института и стал работать в театре юного зрителя вторым режиссером. Туда давно переманивал его директор театра главный режиссер Рудольф Абрамович. Скандал в институте - из-за Антона. Еще в январе началась непонятная травля Антона и, как бы мимоходом перекинулась на Валеру и его театр: то репертуар не подходит... Потом стали преследовать настырные слухи, мол, это не театр, а рассадник разврата... Поначалу Валерий хотел было разобраться, отчего такая активность против них с Антоном. Выяснилось - маленький пустячок: Антону предъявлялось - 35 -


обвинение в распространении порнографии. По этому поводу пришла повестка: явиться в соответствующие органы. Не было слов выразить негодование. С открытым ртом, одурманенный, он так и ушел оттуда, не проронив ни слова. А через некоторое время в ректорат потупил неофициальный звонок. Просто так себе звоночек, как бы попутно, мол мы из органов: на сегодняшний день замечено среди молодежи много пошлости, а у вас работают молодые сотрудники, кстати , неженатые, в частности... и т. д., и т. п. Выяснив некоторые подробности, Валерий открыто выступил на заседании ректората со всей пылкостью данных ему от бога ораторских способностей. После этого все утихло, но ненадолго. Кому- то захотелось собрать порочащий материал. Понятное дело, был бы повод, а уж сожрать друг друга мы умеем, а когда сожрем - начинаем думать: зачем? - теперь вот пусто стало. На небольшом пятачке в центре поселочка машина резко остановилась. Валера рассчитался с водителем и помчался к дому, где жил Антон. Открыл незапертую дверь, вошел, снял туфли. В это время из кухни выглянул сам хозяин. - Валера, здорово! Каким ветром? - Здоров, Антоха! Ты что ж это пропал! Не приходишь, не звонишь, уединился, понимаешь, как волк. - Проходи. - Ну, рассказывай. - Проходи, завтракать будем. - Антон скрылся на кухне, а Валера вошел в кабинет. Там стоял мягкий уголок да еще письменный стол. В кабинете был полнейший беспорядок. Книги, журналы, тетради и отдельные листики с записями - все валялось кое - как и кое- где: на диване, на полу, на столе... Здесь же стояла старая настольная лампа, довоенная громоздкая военная машинка, карандаши, ручки, фломастеры, полная пепельница окурков. Валерий присел на стул, полистал открытые книги. " Рерих, шамбала... Чего он увлекся этим? Странно. Никогда за ним раньше этого не замечал" - 36 -


- Антон, ты что, йогой решил заняться? - Иди сюда. - Позвал он друга. - У меня коньячок есть. Выпьем по маленькой? - Предложил, когда Валерий вошел в кухню. - Нет, старик, не могу. У меня в двенадцать репетиция. - Тогда садись, позавтракаем. Ты - кофе или чай? - Пожалуй, чайку. - У меня отличный " Цейлонский " есть. - Так что это ты, старик, - решил йогой заняться? - Повторил вопрос Валерий, когда сели и принялись за жареную колбасу с яичницей, запивая ароматным чаем. - Да нет, просто интересуюсь. - Тибет, шамбала... Все это интересно. Но ты скажи, почему ты затворился и нигде не показываешься? - Понимаешь, Валера... В общем - взял отпуск для подготовки к вступительным экзаменам. В аспирантуру. - Что - дали направление? -Да. - Ты смотри - во дают! На стационар? - Нет, заочно. - Куда? В Киев? В Харьков? - В Харьков. - Ну, молодец. - Вот, сижу и готовлюсь. - Насколько мне известно, ты кандминимум давно сдал? -Угу. - Ничего, теперь поступишь и защитишься. Все будет класс. А Я - то думаю, куда ты запропастился. Слушай, старик. Чуть было о главном не забыл. Нас с тобой приглашают на выпускной. Так что завтра пойдем в ресторан. Кажется, " Кристалл". Вот тебе пригласительный.- Прочитал глазами. - Ну, да, " Кристалл". - 37 -


- Ух ты, завтра первое июня - я и забыл... А кто приглашает? - Девчонки. Ко мне в театр ходили, с балетной группы, Воронцова и Седых, помнишь? - Ха! Это Лариска и Ирка? Здрасьте, чего ж не помню. Разве они уже закончили? Ты смотри, как время быстро бежит. Вроде вчера на первом курсе были и - на тебе! - уже выпускницы. - Да, летит время. Тебе ведь скоро, если не ошибаюсь, тридцать три стукнет. Возраст, что называется, Иисуса Христа - и до сих пор один. Пора бы и о женитьбе подумать. Небось, девчат сюда немало бегает... - Не без этого, но жениться рановато. Наверное, не пришла еще та, которая... Слушай, а тебе-то, тебе ведь тридцать шесть. Скорее тебе надо подумать. - Ну, нет, я уже был женат. Хватит. Сыт по горло. Хотя... Я шучу. Валерий призадумался, потом тихо добавил: - Всякое может быть... - И резко сменил тему.- Я сейчас в ТЮЗе”. Маленький принц" ставлю. Классный спектакль будет. Работается легко, быстро. Актеры хорошие. - Я люблю творчество Экзюпери, и давно хотел попросить поставить " Маленького принца", да как - то потом позабылось. Когда премьера? - Не знаю. Как получится: может, в июле, а может, в августе. Ну, мне пора. Спасибо за угощение. Завтра в ресторане встретимся - поговорим... Я ... тоже когда- то интересовался работами Рериха, как-нибудь расскажу. Да, кстати, ходят слухи, будто посланники Тибета предупреждали о взрыве Чернобыльской, а наши не обратили никакого внимания. И вообще, эти предсказания... - Валер, я завтра не смогу в ресторан прийти. Почему? - Не смогу. Я забыл, что завтра первое ... Короче, не смогу. Поздравь девчонок от меня и пожелай им всего - всего. - Они так надеются. Что ж, тогда пока. Надеюсь, скоро увидимся. - Конечно. Приезжай ко мне в Понедельник, выходной ведь у тебя. Или я к тебе приеду. - 38 -


- В Понедельник, так в Понедельник. Я приеду к тебе. - Отлично, тогда и коньячок разопьем. - Обязательно. Ну, пока. - До свидания! Глава 4 В большом банкетном зале собрались выпускники и приглашенные преподаватели. Торжество, как и полагается, началось с короткого выступления декана факультета, затем - проректора... Все поздравления, напутствия заканчивались провозглашением тостов. Бывшие студенты были как - то особенно красивы. Такая красота бывает разве что в день свадьбы. Валерий любил ходить в рестораны, с компанией или сам. Чаще всего он прилично напивался, а иногда весь вечер просидит за чашечкой кофе, наслаждаясь атмосферой беззаботности, музыкой. Он чувствовал себя совершенно раскрепощено, но старался быть незаметным, садился у края общего стола. Ему было грустно в этот радостный вечер. Никто этого не подозревал. Он ни с кем не делился о своей безответной любви. Это случилось четыре года назад. Валерий только - только развелся с женой. Пришел как-то в танцевальный коллектив, спросил, не хочет ли кто из первокурсников прийти в балетную группу театра. Она отозвалась самой первой, а за ней еще несколько девушек и ребят... Что ж он тогда ставил? Нет, не вспомнить... И вот тогда она стала частицей его жизни. Он наслаждался ее присутствием, ее голосом, и было пусто в его людном театре, когда она отсутствовала по каким - либо причинам. Ира привязалась к режиссеру, как к старшему брату. С ним было легко и спокойно. Весь студенческий театр она считала своей семьей и тайком благодарила бога, что Он предоставил ей такую радость в студенческом времени. Позднее она почувствовала и поняла, что Валерий любит ее, но, как ни старалась, не могла найти ответного чувства в себе. Очень осторожно и бережно Ирина постоянно наталкивала на эту мысль своего руководителя. Он понимал. В этом году Ирина заколебалась: а не выйти ли за него. Замуж? А вдруг она - 39 -


будет с ним счастлива и сможет однажды полюбить? Но эти колебания длились недолго. Сделали перерыв. Все вышли в общий зал ресторана. Для выпускников объявили вальс. Ира сразу же пригласила своего любимого руководителя. Ее молодость и красота пошатнули Валеру. Она нежно положила руку на его плечо - и пара легко закружила под звуки музыки. Несмотря на тучную фигуру, режиссер танцевал легко, профессионально. Все время так называемого перерыва они танцевали вдвоем. Молчали. Лишь один раз, в медленном танце, она прижалась к нему. - Валера,- прошептала, - ты меня слышишь? - У Валеры екнуло и защемило возле сердца. За все четыре года знакомства она ни разу не назвала его на "ты", хотя, собственно, в коллективе принято было такое обращение. Не надо так грустить. Пожалуйста. Мне больно, и я заплачу. Валерик, дорогой, я хочу сегодня быть веселой. Помоги, а? - Хорошо, я попробую.- Он почувствовал близость ее тела, трепет дыхания и обжигающую нежность губ. Все понял сразу: она согласна ... ради его большой любви. Но что будет дальше? Она его ведь не полюбит. " Нет, уж лучше им расстаться" - Ирка, что я слышу! Ты перешла на "ты", ха- хаха! - Ой, а теперь вы немножечко смешной, но мне снова грустно. - Тогда пойдем, выпьем "на брудершафт". - Пошли. Но как раз в этот момент все общество направилось в банкетный зал так и не получилось хотя бы в шутку поцеловаться. В самом начале вечера в затемненном уголке общего зала за столом сидело пятеро: две женщины и трое мужчин. Заметно тщательно за ними ухаживали официанты, и, кроме них, никто не осмеливался подходить, а может, их просто охраняли? Когда заиграл ансамбль, а из банкетных залов вышла счастливая молодежь, одна из женщин мимолетно окинула танцующих и вдруг увидела - 40 -


знакомое лицо. Глаза ее просияли в эту минуту и, незаметно для всей своей компании,

она

теперь

внимательно

следила

за

тучной

фигурой

культработника. Вспомнила даже его имя. В голове у нее происходила какаято очень тяжелая работа... Это была Надежда. - Валерик, но мы сегодня обязательно выпьем " на брудершафт ". - Угу. Иди, садись. - Видите, видите, какой вы. - Ирочка, ты же людей задерживаешь. Мы обязательно с тобой выпьем. Все еще впереди. - Смотрите же, и здесь втихаря без меня не напивайтесь. Чтобы как- то отвлечься, Валерий занял свои мысли воспоминаниями из далекого детства. Там было хорошо. Ему сегодня так захотелось туда. Там его любили. Там было, было... Поймал себя на мысли. Так было всегда: в особо тяжелые минуты своей жизни он углублялся в воспоминания о детстве. " Я должен поступить как джентльмен". Он долго-долго посмотрел на свою любовь, прощаясь. Веселая, беззаботная, она входила в жизнь, словно голубовато - свежий нескончаемый простор. Ну, куда ему?.. " Все, не надо громких слов, помпезных звуков. Расстанемся молча. Прощай и будь счастлива" Валерий незаметно поднялся, вышел в общий зал и медленно пошел к выходу. У самой лестницы, которая вела на первый этаж, он почувствовал взгляд на себе. " Ирка" Обернулся, но ее не было. Вздохнул и быстро побежал вниз. На улице по-прежнему моросил дождик. Валерий раскрыл зонтик. Свежий ветерок остудил разгоряченное тело. " А что если сейчас поехать к Антону да напиться с ним до чертиков? Но ведь уже поздно. Да и не поможет... Завтра - спектакль. Пойду домой. Может, к родителям зайти? " Рядом с ним резко взвизгнула тормозами машина, открылась задняя дверца и женский красивый голос (он где - то его слышал) потребовал: -Валерий, быстро садитесь в машину. Он не раздумывая и от неожиданности просто влетел на заднее сидение. - 41 -


- Поехали, - приказал все тот же женский голос, - скорей! В лучах мелькавших фонарей Валерий разглядел сидящую рядом. - Надя? - Вы удивлены? - Да как- то, знаете... Здравствуйте. - Здравствуйте, Валерий. У меня к вам есть дело. Посидим молча, а потом...- Она оглянулась и посмотрела в заднее стекло. Резким движением достала из сумочки деньги. - Послушайте, любезный, вот вам пятьдесят рублей... - Водитель молча, не оглядываясь, поднял руку, взял деньги.- Нас преследует машина. Оторвитесь от нее, а если убедитесь, что все в порядке, отвезите нас в район центрального универмага, только со стороны рынка. - Как прикажете. Машина резко набрала скорость, чуть сбавляя на поворотах. Надя молча закурила. Валерий улыбнулся: " Это мне нравится". Через четверть часа машина замедлила ход. Для надежности вильнули еще в один переулок. Остановились. Немного выждав, подъехали к указанному адресу. - Здесь, пожалуйста. Такси остановилось. Надя открыла дверцу, торопливо поблагодарила, потянула за руку Валерия. - Пойдемте скорее. - Они пошли вдоль улицы, свернули налево в проходной двор, вышли на параллельную улицу, еще немного прошли и остановились прямо перед новенькой черной " Волгой". Надя уверенно обошла машину, достала из сумочки ключи, открыла переднюю дверь, села, потом открыла перед Валерой дверцу. - Садитесь, Валера. Они поехали. " Однако”... - Снова улыбнулся он. Надя спросила, теперь уже спокойным голосом: - Скажите, вы знаете, где живет ваш друг Антон? - Конечно, знаю. Вот совпадение. Я-то как раз собирался к нему поехать. Надо же... - Куда ехать? - 42 -


- Он в Садах живет. - Прекрасно. Поедем, - пожалуй, через аэропорт по окружной дороге. - Надя, но как вы меня узнали? - Я вас в ресторане увидела и ждала, пока вы уйдете. Но я подумала, что вы с той девочкой будете, с которой Вы все время танцевали. - Да это бывшая моя студентка. - Я так и поняла. Красивая. Вы правильно поступили. Валерий снова вспомнил Иру. Надя посмотрела на него в зеркало и не стала мешать. Немного раньше в ресторане к столу в затемненном уголке быстро подошел здоровенный, коротко остриженный молодец. Негромким голосом доложил: - Виктор, ваша жена уехала. - Проследи. Если домой, никого не трогай. А если упустишь - найди. А его... - Понял. - Твоя Надюша всегда такая? - Иногда бывает. Так на чем мы остановились? Проделав по пустынной извивающейся дороге скоростной бег,

"

Волга" взлетела на центральный пятачок и замерла. - Теперь куда? - Ух, ты! Уже приехали?! Вон к тому дому,- Валерий показал рукой в ветровое стекло двухэтажный дом чуть вправо за деревьями.- Его окна чегото темны. Может, спит, а может, дома нет.- Он не знал, что Антон, сразу после ухода друга, уехал к родителям, которые жили в ста километрах от города, в райцентре. - Все же давайте подъедем. Вы пойдете и позвоните. Может, он спит? - Конечно, Надюша. Поезжайте вон по той дороге - она прямо к его дому ведет.

- 43 -


Валерий звонил, стучал в дверь, но тщетно. Возвратившись в машину, уныло произнес: - Я так и знал. Наверное, куда - то уехал. - Может, гуляет и скоро прийдет? Он ведь не знает о вашем визите? - Нет, он сейчас не гуляет. В аспирантуру готовится, так что всегда дома сидит. Уехал он. - Куда? - Не знаю, Может, к родителям, может, в Харьков. Мы с ним договаривались в понедельник встретиться. - Значит, уехал. Жаль. Ну, ничего, теперь я по крайней мере знаю, где его искать. Я вам очень благодарна за это, Валерик. Вы, надеюсь, понимаете, как он мне нужен? Хотите закурить? - Спасибо. Я очень редко курю. А вот Антон... - Поехали тогда обратно. Вы где живете? Я вас домой отвезу. - В самом центре, возле милиции. Надя посмотрела на часы. Немного подумала, прикидывая варианты, и, похоже, про себя произнесла: " Ничего, теперь можно". Но не доезжая до скверика, за которым находилось здание милиции и где - то там дом Валерия, она все же с предостережением остановилась, тихим голосом сказала: - Вы, Валерий, выходите здесь. Не хочу, чтобы кто увидел вас. Не обижайтесь. Так надо. - Ничего, здесь близко, я добегу. До свидания. - Прощайте, Валерий, еще раз вам спасибо. На всякий случай, поберегите себя. - О чем вы? - Вы много пьете. - А... Да это пустяки. Прощайте. Только " Волга" тронулась с места, как навстречу пронеслась машина. Надя интуитивно почувствовала, что это люди ее мужа. " Может, они не

- 44 -


заметили его?" В это время Валерий входил в сквер. Надя нажала на газ, и машина молниеносно понеслась по прямой. Прийдя домой, Валерий вспомнил, как Гоги однажды обмолвился: " Мой дядька - страшный человек, темная личность. Его даже мой отец остерегается" Валерий тогда, раздеваясь, весело рассмеялся: " Вот так дела. Как в детективном романе. Но это же интересно. " Эх, Надюша. Вот это женщина. И жутко, и приятно. Антона надо предостеречь. Как бы не вляпался он. Постой! А неприятности в институте... наверняка не обошлись без участия Виктора. Ну и г...но же он”. Антон приехал домой в Понедельник утром. Открыл дверь, и на полу обнаружил записку. Валерика сбила машина в воскресенье. - Прочитал он. - Сейчас он в больнице в тяжелом состоянии. Антоша, приезжайте как можно скорее. Тамара Николаевна" В больнице медсестра быстро отыскала номер палаты, где лежит друг Антона, дала халат и разрешила пройти к больному. Антон не помнил такого случая, чтобы пропускали в палату, а тут даже предложили, хотя и время не для посетителей. Это обстоятельство слегка взволновало. Подходя к указанной палате, Антон ощутил, как застучало внутри, поползло по позвоночнику вверх и остановилось звонким жужжанием на затылке. Двери во всех палатах были открыты. Он вошел в одну из них и сразу же увидел Тамару Николаевну, сидящую у кровати возле окна. Антон ожидал самого худшего, но когда его друг приподнял забинтованную голову, радостно улыбнулся, - у Антона отлегло от сердца. - Антон! Приехал. Проходи сюда. - Здравствуйте всем. - Обратился он ко всем в палате. - Здравствуйте, Тамара Николаевна. Здоров, Валера... - Здоров, здоров. Значит, приехал? А я вот, видишь, лежу. - Он криво усмехнулся, потом снова приподнялся на локтях, указывая на подвешенную ногу в гипсе.- Вот видишь - за ногу привязали. - Не надо подыматься, Валерик, лежи. - 45 -


- Да ты не волнуйся, мама, у меня-то ведь все нормально. Если бы не нога... - Ну, а ты все же ляг, ляг, Валерик. Антон, садись вот сюда. - Она указала еще на один стул, стоявший с другой стороны кровати. - Тамара Николаевна, вот клубника, черешни... Как бы их помыть? - Хорошо. Я сейчас. - Ну, старик, как это тебя угораздило! - Да никак. Засмотрелся, наверное, на кого- то - вот и влетел. - Валерий сделал знак пальцем, чтобы друг наклонился, и шепотом добавил: - Сейчас мама уйдет, тогда и поговорим. - Угу. - Понятливо кивнул Антон и, выпрямившись, громко начал рассказывать, как он съездил домой, что все живы и здоровы (ему привет передают); как ходил на рыбалку с отцом и весь промок, и прочее. Тамара Николаевна принесла помытые ягоды и приказала сыну кушать. Она поставила миску на тумбочку, встала. - Я, пожалуй, пойду. Понимаю, вам поговорить надо. Прийду вечером, Валерик. Может, чего принести? - Нет, мама, не надо ничего. - Ладно уж, я сама знаю. Антон, проводите меня немного. Когда они вышли в коридор, Тамара Николаевна тихо, торопливо заговорила: - Врачи мне сказали, что все нормально, вот только боятся за травму головы. Настаивают на немедленной операции. А он отказывается. Может, ты его убедишь? А может, и не надо операции? Поговори еще с ним, с врачами - и решите, как лучше. Я уж не знаю, как лучше... - Я поговорю, Тамара Николаевна. До свидания. - Хорошо, что ты пришел. Мне немного легче. Старшего сына вызвала, но он приедет только завтра. Пойду я. До свидания. Как только Антон вернулся в палату и подошел к другу, тот сразу оживился, быстро затараторил: - 46 -


- Чего тебе мама наговорила? Молчи - сам знаю. Небось, об операции? Пустяки! Я и так все знаю, еще до этого... В тот день, когда к тебе приезжал... - Антон удивился. Молча смотрел на друга. Он был все такой же. Вот только повязка на голове. Она никак ему не идет. Валера достал из-под подушки свернутый лист бумаги. - На вот, возьми. Я здесь кое- что написал. Потом прочтешь. Не потеряй. - Нет- нет, не потеряю.- Заверил Антон и спрятал записку в боковом кармане пиджака. Валерий снова жестами руки показал, чтобы друг пересел на стул у окна и наклонился к нему. Сам же развернулся, как мог, спиной к лежащим больным. Тихим голосом все так же торопливо начал рассказывать. - Ты понимаешь, сон в тот день видел. Я скоро уйду. - Перестань, Валера, никуда ты не уйдешь. Мало ли мы в детстве по голове получали? - Не перебивай. Пусть будет по-твоему. Как- то потом почитаешь, что я написал, и тогда... Так вот, главное то, что я видел Надю. Помнишь? Новогодняя ночь у Гоги... Он, кстати женился на Жанке - я разве тебе не говорил? - Нет. - Недавно письмо прислал. У них там все класс... Так вот, мы с Надей к тебе ездили. В субботу ночью. Тебя дома не было, а я не знал. Надюша очень тебя хочет видеть. Теперь она знает, где ты живешь. Скоро приедет. Жди. - Как? Надя? Сама меня разыскивает? - Что, не ожидал, старик? Сам не понимаю, как ты можешь нравиться женщинам. Господи, длинный, худой, зубы черные - срамота! - Откуда ты взял, что я ей нравлюсь? Может, она по делу какому? - Старик, обижаешь. По какому делу!.. Хотя, может, и по делу. Но она влюбилась в тебя - это точно. Тебе повезло, старик. Ох, и женщина! Но! Я тебя для этого и ждал, чтобы предостеречь. Как бы это тебе... Короче, такие, как она, принадлежат, как у нас говорят, к привилегированным. Дело в том, что ее муж слишком хреновый тип, темная личность и, по-видимому, очень - 47 -


жестокий человек. Ты же знаешь: случайностей не бывает. Это я маме и всем остальным рассказывал: случайно, мол, засмотрелся, а из-за поворота выскочила машина. Тебя предупреждаю: будь осторожен! Дело вот в чем. Когда я утром вышел из дому, то сразу же заприметил " волжанку" - она невдалеке стояла. Какой - то мрачностью от нее веяло. Не придав этому значения, я заторопился в театр. И вдруг, переходя улицу, я услышал, увидел, как она неслась на меня. Все это произошло мгновенно. Но я увидел их: как они смотрели через лобовое стекло; как они вылавливали (очевидно, я заметался по дороге), чтобы не промахнуться. И в момент столкновения - их радостные лица. Это жутко, Антон. Каждый несет свой крест. Один рождается, чтобы создавать жизнь, а другой - для разрушения. Убийца рожден убийцей... Но мне кажется, что у них тоже есть выбор, просто им тогда трудно живется, и в итоге они погибают. Куда проще покориться судьбе и выполнить свое предначертание... Так вот, по всей вероятности, они засекли нас, когда мы с Надей к тебе ездили. Проследили за мной, где живу. Посчитали меня ее любовником, и, как видишь, разделались. Ну, да черт с ними. Все равно: то, что должно произойти, уже произошло, а мы всего лишь наблюдатели. Выше голову, старик. Ты уж совсем помрачнел. - И, совсем повеселевший, словно снял с себя тяжелый груз, Валерий, громко смеясь, закончил. - Господи, ну почему тебя так женщины любят! А мне вот не повезло. Ничего, когда - то и меня полюбят. - Валера, пойду я, наверное, поговорю с врачами. - Не надо. Я сам. Сегодня же лягу на операционный стол, а может, завтра прооперируют. - Господи, все бы обошлось. - Посмотрим. Это уж от нас никак не зависит. Друзья еще долго говорили о разных пустяках, стараясь отвлечься от предстоящего, но каждый подсознательно уже знал, и, молча, понимая друг друга, прощались. - Ты в этом году на море едешь? - 48 -


- Нет. Скорее всего, что нет. - Куда! У тебя же экзамены. - Да не только экзамены. Хочу подзаработать на шабашках. Родителям надо помочь. - Это хорошо. Да, слышь, ты перечитай " Маленького принца". Особенно концовку, ну, где он прощается с пилотом. Мне очень нравится этот эпизод. Мы как раз репетируем его. - Прочитаю... Да, ты не рассказал, как посидели в ресторане. Здорово было? - Ничего. Хорошо. Нормально. Я ж люблю рестораны. Вот чего мне будет не хватать, так это ресторанов... Вспомнил! Ты если когда увидишь Ирину Седых, передай привет от меня. Она уже уехала... Наверное. Хотя где ты ее увидишь? Вошла группа врачей и медсестер. Разговор друзей был прерван. Они попрощались... И Антон уехал домой. На следующий день в больнице ему сообщили, что Валера умер во время операции, не приходя в сознание. Похоронили Валеру тихо и скромно. Людей было мало, поскольку с института он ушел, а в театре был еще новичком. Но все же главный режиссер и несколько актеров присутствовали. Попрощалась с ним и бывшая жена. Антон, чем мог, помог в организации похорон, но старался не смотреть на покойника - жутко боялся. После поминок ушел домой пешком. Проходя мимо старой церкви, которая открылась после длительного ремонта, зашел помолиться за упокой души. Но молиться он не умел. Однако, ему захотелось, чтобы хоть кто- то помолился за его друга - за Валеру. Заканчивалась служба, и Антон решился подойти к батюшке. - Батюшка, простите, можно вас попросить? - Я слушаю, сын мой. - Умер мой друг. Помолитесь за него. - Хорошо. Как его звали? - Валера. Валерий. - 49 -


В это время подошла старушка, вероятно, слышавшая разговор. Она тихонечко сказала: - Пока отец Игорь будет молиться за упокой, вы купите несколько свечей и поставьте вон там, у поминального стола. Глава 5 Надя, высокая смуглая брюнетка с карими глазами, с ее повадками, говором и легкостью походки, была похожа на цыганку. Но ее припухшие светлые губы и задумчивые раскосые глаза говорили скорее об азиатском происхождении. Волей судьбы она родилась в семье высокопоставленных чиновников. Родители родом отсюда, но она родилась и выросла в Москве. Там и замуж вышла, еле успев окончить институт международных отношений. Муж - из тех же департаментов, где работал отец. После свадьбы его перевели в один из областных центров на Украину, где он и возглавил отдел... Вскоре Надя стала замечать, что муж, помимо службы, занимается темными делами. Она хотела было вникнуть, подробней узнать, чем занимается ее супруг, но ее жестко предупредили, после чего она поняла, что лучше ничего не знать и держаться подальше. Странное явление: иногда можно предвидеть будущее, но нельзя его предотвратить. Все, что должно произойти, обязательно произойдет. Неужели нет никакой возможности что-либо изменить? Нарисуем модель предвидения. Допустим, есть замкнутое пространство (в свободном пространстве все растекается к угасанию), и есть определенная масса. Пускай в одной из точек происходит физическое действие (вспышка, взрыв, рождение и т. д. - то, что всколыхнуло массу). Так вот, по всей видимости, одновременно с физическим явлением происходит рождение точной сферы, т.е. замкнутой оболочки, в которой и живет физическое действие. Покуда растекаются волны, рожденные физическим действием, до тех пор и длится физическая жизнь. В одно мгновение волна достигает той стены, которую мы называем замкнутой оболочкой, ударяется о нее и течет обратно к затуханию. Очень - 50 -


многие люди, да, пожалуй, каждый человек хоть раз в жизни улавливает, чаще во сне или в стрессовом состоянии, ту обратную волну информации и, таким образом, могут предсказывать события будущего. Но, предсказав, все равно отодвинуть конечную точку не дано никому. В истории наблюдается такая деталь: чем больше людей пытается предотвратить события, тем сложнее и запутаннее проистекает финал, и все же он приходит точно по времени, лишь порождает ужас оставшимся в живых. Возникают вопросы: кто и как рождает оболочку сферы; из чего эта оболочка состоит, если масса однородная; исчезает ли эта оболочка после затухания физического действия? Иногда,

замечено,

оболочка

рождается

раньше,

чем

реально

физическое действие, или одновременно, но никак не позже какого бы то ни было творчества. Ведь были же в истории явления, когда еще ничего не было создано, а человек уже видел определенную оболочку сферы, и только через некоторое время он, приходя в реально физический мир, созревал и создавал то, для чего уже существовала эта сфера" Антон углубился в размышления. Послышался звонок. Потом опять. " Кто бы это?" Он побежал, открыл дверь и не поверил глазам своим. Перед ним стояла... Надя. Слегка улыбнувшись остолбеневшему виду Антона, спросила: - Мы так и будем здесь стоять? - Боже мой, Надя! Да как же это?.. Проходи. - Ну, здравствуй. - Сказала она, когда Антон закрыл дверь. - Здравствуй... Надя... Не может быть... Я... - Я знаю. Немножко успокойся. Я тоже... Еще немного - и я сойду с ума... У нас мало времени. - Надя... Надя... - Ну, пожалуйста... А то я не выдержу и ... останусь здесь, а мне надо увезти тебя. Я покажу , где мы с тобой будем видеться, и там многое расскажу. Поехали. Такси нас ждет. - 51 -


- Надя... Прямо сейчас? - Да. Пойдем. В машине ничего не говори. Так надо. Обещай мне. -Да. Через полчаса машина остановилась у обочины возле небольшого леса. Договорившись с водителем, чтобы он подождал, Надя повела Антона по лесной тропинке. Через несколько минут они вышли к поросшим лозой развалинам на берегу небольшой речушки. - Вот это место. Запомни его хорошенько. - Где мы? - Когда- то здесь стоял охотничий домик дворянского имения. Само же имение было вон там, в селе, - Надя показала рукой вдаль, где еле виднелись крыши, - за тем селом есть громадный одинокий дуб. В следующую нашу встречу мы пойдем к нему, и он тебе многое расскажет. А потом... сюда прийдем. - Как красиво здесь, Надя. А может... - Не сейчас. Нам надо торопиться. Ты должен все понять. - Я понимаю. - Встретимся здесь ровно через неделю. И будем столько, сколько наших сил хватит. А теперь побежали обратно. Но Антон решил поехать раньше. Он взял палатку, спальники, продукты, вино; сел на велосипед и поехал к развалинам дворянского гнезда. Дорогу запомнил хорошо, поэтому добрался быстро, без труда. Ему захотелось до приезда Нади самому походить по окрестностям, все посмотреть, представить, как это все выглядело в прошлом. Разбил палатку среди кустов сиреневой аллеи, чтоб неприметной она была. Переночевал, а с утра пошел к загадочному дубу. Так захотелось притронуться к нему руками, может, он и вправду заговорит. Красота-то какая! Громадный дуб, а вокруг - тишина. Антон подошел, потрогал корявый ствол, сел под ним в траву и закурил. Реальность стала расползаться, как дым. - 52 -


Музыка где - то звучала, потом как будто ветер засвистел, но вскоре стих. Раздался птицы плач. И голоса слышны... Глава 6 - Эй, слышишь, старый, никак человеческий ребенок плачет? - Причудилось тебе. Какой ребенок? Ведь ночь глухая. Спи. - Ну и что, что ночь глухая, - маленькие дети и по ночам плачут, так всегда бывает. - Тихо, подожди, не шуми. И впрямь как будто бы ребенок плачет. Ну откуда ему здесь взяться? Да это же мой брат филин в вишняке развлекается. - А ведь правда. Это, кажется, он. Значит, снова где- то человек уйдет, покинет свое тело... - Ладно тебе, спи. Утром поговорим. Холодное осеннее утро не принесло в давно покинутый хутор никаких изменений. Вот уж много лет день приходит, чтобы смениться ночью, лето зиму сменит, а потом опять наступит осень. Хутор омывался с трех сторон маленькой речушкой, а с четвертой раскинулось поле. На другом берегу реки простиралось село, большое, но невзрачное, с серыми коробками, которым название - дома. Через хутор пролегала одна главная и единственная улица, по обе стороны которой сохранилось с десяток полуразваленых, осевших хат. Некоторые дворы заросли кустарниками, крапивой и сорняком, и лишь насаждения акации, берез, орешника говорили о некогда существовавших здесь усадьбах. Улица начиналась у реки. Узкий перешеек речушки перетягивала трухлая, развалившаяся кладка (а ведь когда- то был мост). По центру

улицы,

чудом

уцелевший,

стоял дуб,

громадный,

развесистый. Он могуче возвышался над хутором и был единственным свидетелем жизни в этом заброшенном уголке земли. Заканчивалась улица густыми зарослями вишняка, что соединяли ее с кладбищем, таким же заброшенным, как хутор.

- 53 -


В селе когда-то был большой помещичий дом. От него вверх по речке тянулся сад, который упирался в охотничье угодье. Там находился охотничий домик. А теперь от помещичьего дома нет и следа, сад давно вырублен, и охотничьего дома нет. Лишь аллеи сохранились. Что же так долго удерживало красоту, и что все это погубило? - Эй, старик, проснулся, аль спишь еще? - Проснулся. - Что ж глаза закрыты? - Да проснулся я давно, а тело дремлет все еще. Много налетался я вчера, устал маленько. Наверное, и впрямь состарился уже. Ведь как бывало раньше? Чуть солнышко проснется - а я уже в полете, лишь изредка на землю опускался. День сгорал, а мне все еще летать хотелось. Торопил ночь, чтоб скорей прошла, почти не спал, все больше охватить, понять стремился. С негодованием думал я над тем, зачем, кому нужна она, ночь, почему прерывают мне полеты? А теперь... Ну, все равно я не старый - я взрослый ворон. Теперь летаю мало, больше сижу. Осмыслить, понять хочу, что я увидел в длительных полетах. - Ну что же, думай, думай. Да, старик, ты бы слетал к своему приятелю в вишняк. Спроси, чего он плакал этой ночью? Хотя - не надо. Я уже знаю. Вон шепчутся те старые березы. Печаль. Опять печаль. - Ты меня стариком называешь, а мне и сотни лет- то не минуло. А ты наверняка век третий доживаешь? Помню, я, когда родился в том ольховнике, что был внизу, за болотом, тогда ты был уже старше всех. Про тебя шептались, величали. Ты красив тогда был. Да не в этом дело. Я хочу тебя спросить, так как умом своим понять не в силах, куда девается листва, деревья исчезают? Исчезли ольховники и молода дубрава, исчез и яблоневый сад. Ты помнишь, какой был сад? Но это ведь еще не все. Дома исчезли, хаты, а вместо них?.. - Эх, ворон, да ты и впрямь старик. Не все так грустно, как ты рисуешь. Время ведь у каждого свое. Время - жить, и время - умирать, чтоб снова - 54 -


появиться. Запомни хорошенько. Вся прелесть в том, что время быстротечно. День угаснет - ночь настанет. Но не успеешь ты поспать, как снова утро озарится. - Что ты мне о времени толкуешь? Я тебя спросил о том, кто виноват, что исчезает... - Я понял. Не спеши. Все расскажу. С чего начать бы? Вот, пожалуй, с тех времен, как были люди здесь. Ты помнишь? Ведь, ты застал их. - Да, конечно, помню. Они ведь мало жили. Почему- то в один год все вымерли, а оставшиеся в живых перешли в село за речку. - Нет, они здесь жили долго. Я помню даже, как они меня здесь посадили, и, как только я пророс, они меня ласкали, лелеяли, обогревали. Ох, это было так давно. Но я начну рассказ вон с той избушки, от меня третьей направо. Я был тогда уже столетним дубом. Примерно, в такое же время года, как сейчас, уж птицы гнезда покидали (я это помню точно), родилась в избушке девочка, и нарекли ее Надеждой. Родители по- своему несчастны были, хотя среди людей другое мнение ходило, но мне дано видеть не то, что сверху, а что внутри у каждого и даже более - я слышу поступь времени назавтра, поэтому, сегодня наблюдаю лишь за тем, о чем вчера узнал... Так о чем же я? Родители Надежды... Их люди поженили против воли. Отца в молодости разлучили с любимой, а мать была еще так молода душой и телом, что понятия не имела о любви, о поцелуях. Так и стояла под венцом, как загнанный волчонок, всего боясь. Что ж, несозревший плод сорвать - он, не созрев, и увянет. Вот и жили долго лишь вдвоем. Покорны были друг другу, не ругались никогда, но и любовь ни разу их не посетила. И дочка родилась вроде невзначай, нечаянно, случайно. Но как бы там ни было, а все же она внесла тепло в их холодную избушку. Наденька росла обласкана и обогрета и, знаешь, очень рано научилась говорить. - Да что ты! В своем ли ты уме? Разве люди умеют говорить? - Эх, Ворон, Ворон, черная твоя душа. Ты думаешь, что только мы с тобою умеем говорить, а все вокруг молчит иль извергает грохот звуков? - 55 -


Нет, друг мой, Ворон, у каждого есть свой язык, и все общаются на своем языке. А если надо - все живое может говорить нашим языком. - А люди? Ведь это самый бестолковый вид здесь, на земле, самый страшный, самый коварный. - Не надо, Ворон. Ведь ты же совсем не знаешь людей. В своих полетах ты только черное все видишь, да и то сейчас. Но что вчера здесь было - не помнишь. Что ж будет завтра - не знаешь ты. Ведь не зря так долго думаешь над происходящим. Когда закончу я рассказ, ты поймешь, что люди выше нас с тобою. Это нечто между богом и землей. - Земля - понятно, но что такое бог? - Слушай, давай все по порядку. Вначале разберемся, что такое человек. На чем же я остановился?.. Наденька училась говорить. Лишь только - только стала на ноги, подошла ко мне, и я услышал: " Ты кто?" - " Я - дерево. Я - дуб" - " А я кто?" - " Ты – человек”. - " Ты откуда?" - " Я - из прошлого" - " А я откуда?" - " Ты - из будущего" - " Значит, ты вернешься в прошлое, а я - в будущее?" - " Выходит, что так" - " Ты будешь со мною дружить?" - " Очень хотел бы" - Эй, эй, да чтоб не пересохли твои ветки! Чего ты мне наплел здесь никак я не пойму. Чтоб маленький ребенок желторотый так рассуждать мог, что даже мне понять не в силах сразу! - Да, Ворон, милый мой дружище, уста младенца изрекают иногда такое, что потом всю жизнь прожить надо, чтоб понять ту истину простую. Вот с этого знакомства и начался путь жизненный Надежды. " Время быстротечно" - помнишь это изречение? - особенно, когда... В то время средь людей бушевали страсти, рушились понятия постоянства, наступали перемены, несшие неведение. В такую смуту детство Нади пролетело как одна минута, как миг радушного пространства, которым насладиться не успел, но остаются в памяти воспоминания. Десяти лет она уже помогала взрослым по хозяйству. О, она так рано развилась: еще двенадцати ей не было, а ни одной вечеринки, что возле меня случались, не пропустит. А когда парубки с - 56 -


девчатами разойдутся, долго еще сидит и плачет. " Надюшка, ты чего горюешь?" - " Ну, когда я вырасту? Когда меня начнут замечать? Вон Ольга на два года старше меня, а со Степаном уже целуется. А Манька - с тремя переспала, хоть отроду всего шестнадцать ей. Между прочим, тайну тебе я открою сейчас. Не расскажешь никому?" - " Слово чести" - " Так вот, пятого дня я взрослой стала”. - " То есть как? В чем выражается у вас эта " взрослость"?"- " Ну, понимаешь, утром встала я, побежала по хозяйству, смотрю, а по ногам кровь побежала. Испугалась. Сразу - к маме. А она только улыбнулась и прошептала на ухо: " Это ничего. Ты стала девушкой" Обидно. Дуб, милый, я взрослая, а меня никто из парубков не поцеловал... Можно на ветках твоих я покачаюсь?" Эх, Ворон, ты себе не представляешь: ничто в мире не может с тем прикосновением сравниться, когда тело девушки, нежное, теплое, чуть влажное, трепетно касается тебя. II часть Глава 7 Время к осени клонилось. Днем сухая, жаркая погода, но с заходом солнца потянуло солодом, и к утру неопавшая листва и трава на лугах покрылась изморозью. На небольшом майдане среди улицы, возле ветвистого векового дуба, с наступлением темноты, когда на хуторе все утихло, собралась малочисленная молодежь посидеть на колодках. Девчата иногда песню заводили, даже танцевали, но это редко было, все больше посидят, семечками поплюют, погигикают да и разойдутся: кто по парам, а кто – в одиночку. По праздникам, особенно на святки, веселье было куда звонче. Жгли костры. С запахом дыма разносились запахи сивухи, пирожков, картошки, мяса; музыка была, и были игры; и прыгали, и кувыркались, и до самого утра не утихали песни, пляски, смех. Наденька не пропускала ни одного такого праздника, ни одного вечера. Ведь на колодках молодежь гуляла почти у самой ее хаты. Но вот беда: она всегда была одна. Сверстников на хуторе всего трое было, и жили они далеко: один - в начале улицы, а два других, чуть поменьше, - у самого кладбища, где заканчивалась - 57 -


улица. Правда, этим летом изредка приходили они, и тогда Наденька верховодила себе в удовольствие над ними. Соберутся, бывало, четверо гдето в сторонке (на колодки молодежь детей к себе не подпускала), сядут на травке под тыном – и давай рассказывать друг другу про того, про эту и про ту. Улица на хуторе была для Наденьки первой радостью, жизнью, миром. Ведь она в свои двенадцать лет один лишь раз в город на ярмарку волами ездила, два-три раза побывала в селе за речкой, во дворе пана, - и все. Наденька - любознательный ребенок. От ее взгляда ничто не могло ускользнуть. Кто кого ущипнул, кто с кем перемигнулся, кто кого поцеловал, чья рука под чей корсет или плахту попала, кто был пьян, кто подрался, чья корова иль коза в чужом огороде хозяйничала, у кого курицу хорь съел, у кого овца пропала – словом, все-все знала Наденька, все подмечали ее глаза. А однажды увидела такое (это было месяц тому), от чего всю ночь потом не спала. К полудню дело было. Несла она обед отцу и матери. Лишь крайнюю копну успела миновать, что под дубравою была, услышала вдруг шуршание позади и стон, и дыхание с присвистом. Оглянулась – и присела: Манька, голая совсем, и Васька в одной рубахе. У Наденьки в глазах все потемнело. Затаив дыхание, она тихо и быстро убежала. А ночью все себя корила: "Эх, надо было спрятаться да посмотреть получше, чем дело кончится" Вот с того момента девушку словно подменили. Что-то там внутри проснулось у нее и не давало покоя ни по ночам, ни днем. Вот и сегодня посиделки быстро расстроились. Погарцевав и похихикав немного, все разошлись, не спев даже песни. И осталась Наденька одна у дуба: наплакавшись, прислонившись к стволу дерева, пошепталась с ним о сокровенном. Залезла на ветки, чтоб покачаться и помечтать, глядя на крупные звезды в осеннем прозрачном небе. " Как много звезд, как мир велик, как много на земле людей, а я одна... О, кто-то там по улице идет. Интересно, кто бы это мог быть? Сюда направляется. Ой, мамочки,- бежать, пока не поздно. Нет, поздно, он совсем рядом... Так это ж дядька Николай. Смотри совсем пьяный. Упал. Что делать?" Наденька быстро слезла с дерева, наклонилась над раскинувшимся у - 58 -


самого дуба дядькой Николаем (Николай Захарович был единственным кузнецом не только на хуторе, но и в селе, куда частенько приглашал его пан для мелкого ремонта). - Дядьку Микола, вставайте, ну, дядьку! “Спит. Что ж делать? Он же замерзнет здесь до утра. Пойти позвать отца? Сколько крику будет, когда узнает, что гуляю до сих пор. Попробовать тащить? Но он такой здоровый, что я и шага не сделаю. И подымать надо" Кое-как уговорами, толчками, щипая, закрывая нос и рот, сумела Наденька растормошить верзилу-дядьку и, когда, шатаясь, поднялся молча он на ноги, потащила за рукав до его двора. Благо, что рядом, по-соседству. Вот и калитка отворилась. Ну, еще немного, скорей до хаты. Нет, силы покидают. " Мабуть, до хаты он не дойдет. Вот рядом клуня, а там сено. Туда его скорей. На сене он хорошо проспится и не замерзнет" Надя одной рукой быстро отворила дверь в сарае, другой за руку держала дядьку Миколу, вошла, стараясь тянуть, чтоб уложить пьяного на сено, но тот уперся, словно столб. "Ну, дяденька, еще шаг один, ну”... – И он из последних сил ввалился в клуню и рухнул прямо на сено. Девочка не успела увернуться, как упала вместе с ним. "Ну и бугай. Чуть не задавил меня, на руку навалился. Ой, что это? Господи! Ой, мама",- Наденька хотела высвободить руку из-под дядьки Николая, и вдруг почувствовала через полотно штанов то, от чего ей сделалось жарко и перехватило дыхание. Немного отдышавшись, Haдeнька высвободилась наконец, перескочила через дядьку Николая, перевернула его на спину, забросила с трудом его ноги на сено, вышла, плотно прикрыв дверь сарая, и медленно направилась домой, поправляя на себе одежду и отряхивая сено. "А что если он замерзнет? – Подумала Наденька, остановившись у самой калитки. – Да нет, не замерзнет, не так уж и холодно. Однако, надо пойти прикрыть его сеном"

Немного постояла в нерешительности, зачем-то

оглянулась по сторонам, прислушиваясь, и пошла обратно. Не понимая почему, очень тихо отворила дверь сарая и так же тихо, войдя, закрыла ее. - 59 -


Дыхание становилось учащенным, и маленькое девичье сердечко билось все сильнее. Она мгновенно, на ощупь укрыла сеном храпевшего во всю дядька Николая и заметила, что руки ее дрожат, и, вконец запыхавшись, села рядом, ощущая тепло. Долго вслушивалась, не идет ли кто. Но стук сердца не давал покоя. Ей казалось, что он заглушает богатырский храп кузнеца. И тут рука Наденьки, коснувшись пояса штанов, как бы невзначай расстегнула пуговицу, потом, словно спохватившись, попыталась снова застегнуть, но ничего не случилось. Потеребив рубаху, Надя еле слышно выдавила: "Дядьку Микола, чуете?" Но тот ничего не мог слышать и продолжал спать, похрапывая. Убедившись в бесчувственности дядька Миколы, Наденька обеими руками приспустила и без того слабо державшиеся штаны и в порыве почувствовала в своих ладошках упругую, пульсирующую мужскую плоть. "Я только... Все равно он спит, и никто не увидит". Во рту пересохло, учащенное дыхание невозможно уже остановить. Наденьке снова в который раз вспомнилась сцена под копной. В этот момент что-то проснулось в ее груди, неведомое, и увлекло... Приподняв одежды, она инстинктивно своей плотью потянулась к теплу обнаженного мужского тела... Затуманились глаза, слегка закружилась голова. Какое-то непонятное чувство охватило девушку. Скрип дверей пробудил ее и как будто отрезвил, так что она быстро прикрыла тело спящего богатыря и даже сумела застегнуть одну пуговицу, а потом опрометью выскочила из сарая, плотно закрыла дверь, калитку и, переполненная чувств, направилась к своему дому. Обессилено сев на крыльцо родного дома, Наденька застыла, подперев голову руками; попыталась понять, что же это было, что произошло с нею. Хотелось плакать, но не было слез, хотелось кричать, рвать, бесноваться, но не было сил. Безразличие и апатия ко всему и всем застыли в ее детских, но уже

по-взрослому

глядящих

глазах.

Немного

посидев,

Наденька

почувствовала, что замерзает. Вздохнув, поежилась, поднялась и пошла в хату, стараясь не шуметь.

- 60 -


В хате было тепло. В передней в углу под образами висела лампадка, слегка освещавшая комнату своим маленьким мерцающим огоньком. На столе стояла чашка с молоком и тарелка с кашей, все аккуратно было накрыто рушником. За печью на лежанке постанывала во сне бабка, с другой, большой комнаты доносился звук мирного посапывания матери и отца. Наденька, сев на лавку, выпила молоко, хотела попробовать кашу, но услышала, как кто-то из родителей зашевелился. Она быстренько, не раздеваясь, подбежала на цыпочках к печи, легко забралась на нее и сразу же уснула крепким сном, словно провалилась. Легким и сладким был ее сон. А наутро выпал снег. Глава 8 В панский дом (так называли старинное дворянское имение местные крестьяне) первый снег не принес никакой радости. Вот уже месяц как заболел младший сын Константин. Еще в конце сентября он перенес тиф. Его привезли из Петербурга, где он учился в гимназии (там же в кадетском корпусе учился и старший сын Дмитрий), домой в имение, когда врачи разрешили мальчику подыматься с постели. Проходили дни за днями, а силы никак не возобновлялись. Костя был тих, замкнут, молчалив. В эти дни, как никогда, большой, старинный, двухэтажный дом с медной позеленевшею крышей был полон народа, но казался совершенно пустынным - так мало жизненного движения было в нем. Почти рядом с оградой сада начиналась сельская улица. В небольшом, но аккуратном еврейском домике (им-то и начиналась улица), жил старый уездный врач Хона Абрамович с семьей. Регулярно раз в неделю он привозил специалистов для обследования Костика. Но тщетно – все разводили руками и говорили: надо ждать. И вот ранним утром, когда забрезжил рассвет, Хона Абрамович вышел из дому и направился к дворянской усадьбе Беспалиных. Семеня мелкими шажками по первому снегу, он то и дело скользил, останавливался, чему-то улыбался. В доме ему доложили, что мальчик еще спит, а барыня уже на - 61 -


ногах. Он прошел в кабинет, куда через некоторое время подошла хозяйка поместья Ирина Александровна – среднего роста, слегка полноватая женщина,

властная,

с

серьезными

уставшими

глазами.

Быстрыми

движениями прошла она по кабинету, на ходу поприветствовав, села в кресло, приглашая глазами Хону Абрамовича сесть напротив. - Голубушка, Ирина Александровна, – начал с загадочной улыбкой объясняться лекарь,- спросите вы меня: " Хона Абрамович, а чего это ви так рано пришли?" – и я вам отвечу: "Я так переживаю за вашего мальчика, что не спал всю ночь, думая о том, как мне его вылечить" И что ви думаете? Я вспомнил. Ви, конечно, спросите, что я вспомнил. Я отвечу. Мой Мойша, – чтоб я так жил, как он живет, – когда был маленьким мальчиком, примерно как ваш Константин, как-то тоже заболел и представляете – ни температуры, ни кашля – ничего этого не было, но тем не менее мальчик угасал. Я спросил себя: что же происходит? Оказывается, мой Мойша влюбился в одну красавицу, дай ей бог здоровья. Но она уехала. И только, когда он сблизился со своими ровесницами по улице, он выздоровел. Это бывает в их возрасте. Дворянка посмотрела выжидающе на лекаря, пытаясь понять, о чем он говорит. Увидев замешательство в старике, поняв его смущение, спокойно обратила свой взгляд в окно. Там, в начинавшемся рассвете видна была липовая аллея. "О боже, когда же это было?" – Она вдруг вспомнила, нет, не вспомнила – к ней сразу все явилось: и голоса, и лето в том далеком детстве, и деревья молодые, что только-только расцвели. "Ирина Александровна! Ирочка, ты где? – Здесь я, папа, здесь. – Ирочка, доченька моя, ну, что же ты пропала? Еле отыскал... Тебе здесь нравится? – Да, папа. – Вот и хорошо. Поживем здесь годик-другой" В то время Ирочка с отцом жили в С.-Петербурге. Мама ее полгода как умерла. Отец сильно переживал потерю жены и лихорадочно искал выход, как уберечь единственную дочь от нервного потрясения. Вот и случилось так, что он, Александр Иванович, встретил своего товарища по университету, и тот предложил приехать к нему в имение и построить сахарный завод. - 62 -


Александр Иванович с радостью принял предложение и тотчас отправился на Украину, где находилось большое старинное имение его друга – сахаропромышленника. Сам процесс переезда проходил, как в тумане, и вскоре забылся Ириной, а вспомнился лишь сейчас, в кабинете, во время разговора с лекарем. Но не переезд вспомнился ей, а совсем другое. В первые дни приезда в имение Ирочка впервые почувствовала какое-то духовное облегчение, предрасположенность к ней всего окружающего и, пожалуй, впервые сладко заснула в выделенной для нее комнатке, а утром проснулась свежей и бодрой. Улыбка наконец-то украсила ее детское красивое личико. Тихонько она вышла в сад и по первой же (липовой) аллее побежала вниз. Аллея привела ее к большому, чистому пруду, посреди которого на небольшом островке красилась резная беседка. Немного постояв, полюбовавшись видом, Ирочка направилась вправо по берегу, и вдруг услышала голоса мальчишек, а затем увидела открывшийся ей из-за кустов пляж. Оттуда доносились голоса купающихся. В тот момент послышался голос отца. Встрепенувшись, Ирочка побежала ему навстречу. - Ирина Александровна, - снова тихонечко позвал лекарь, заметив, что барыня его не слушает. Она так же спокойно возвратилась в настоящее, но на лице и в глазах остался отблеск воспоминаний. - Простите, Хона Абрамович. Так о чем же мы говорили? Ах, да. - И снова уставшее лицо, в глазах – печаль и безнадежность. - Не печальтесь, голубушка Ирина Александровна, я вам точно говорю: наймите хорошенькую девочку возрастом не старше Костика, горничной или служанкой. Вы увидите, как наш Константин оживет. - Хотелось бы надеяться. А теперь прошу простить меня, Хона Абрамович, но я хочу до завтрака побыть одна. Продолжим разговор за чаем. Но побыть одной ей не удалось. Лишь только ушел Хона Абрамович, в дверь постучался управляющий с неотложными делами, затем с завода инженер зашел... Потом распоряжения по дому...

- 63 -


За завтраком доложили, что лекаря вызвали к тяжело больному. Константин после завтрака, как обычно, был скучным и безразличным ко всему. Поблагодарив, поцеловав мать, он, молча, пошел в свою комнату. Ирина Александровна вздохнула, глядя на

сына, снова вспомнила

предложение еврея-лекаря. Чтобы сосредоточиться в своих мыслях, решила съездить в охотничий домик, находившийся в трех верстах от усадьбы, так как дела и домашние заботы не дадут ей побыть одной. Велела непромедлительно закладывать лошадей. Морозный, чистый, солнечный воздух тотчас ударил в лицо и выдавил слезы. Ирина Александровна вытерла платочком глаза и плотнее укрылась тулупом, который поверх шубы ей набросила услужливая рука кучера. За большими кирпичными воротами кованного узорчатого забора усадьбы дорога вела через раскинувшийся старый сад, с оврагом вдоль леса, тянувшегося до самого охотничьего домика. Окунувшись в сказочную дивь первого зимнего дня,

Ирина

Александровна

облегченно

вздохнула,

почувствовав, как утихает головная боль, и даже какой-то сон скользнул в этот короткий миг дороги. Его прервал лай собак. Вот сиреневая аллея, запорошенная снегом. Как люб и мил ей этот уголок земли. Небольшой двухэтажный домик стоял на пологом склоне, у подножья которого блестела река. С юга, почти вплотную, подходил лес, на запад – раскинулось поле, а по всему склону от холмика лучами разветвлялись пять аллей: две липовые, одна – из акации, а еще две – сиреневые. У самого леса возле дороги стоял домик семьи пасечника, а за речкой, где виднелся огромный сад и виноградники, в таком же небольшом домике жил старый садовник-молдаванин со своей женой – цыганкой. И жил еще неподалеку там, у самого леса, в избушке старик-отшельник, крепкий богатырь, но страшно хмурый, молчаливый человек. Он здесь, пожалуй, старее всех охотничьих угодий. А домику – лет под сто.

- 64 -


Коляска подкатила к парадному крылечку. У самой двери, как обычно, сидела старая цыганка и курила свою трубку. Она здесь топит печи, а летом за порядком наблюдает. За горничную – жена пасечника. Цыганка Рада была женщиной строгой и даже жесткой, но Ирину Александровну любила, как свою дочь, может быть, потому, что та была и впрямь похожа на цыганку – черные волосы, смугловатое лицо. Вот только раскосые, словно азиатские, глаза говорили о другом. - Здравствуй, барыня ты наша! Здравствуй, голубушка! Как живешь-то поживаешь? И не говори – сама все знаю. Но не горюй. Горе твое утешное. Скоро все уладится, да утихнет. А вот лихая година надвигается. Да об этом потом. Проходи скорее в дом, чай, замерзла, едучи. Там и камин я тебе растопила, как ты любишь. - Здравствуй, Рада.- (“Странно, как она угадывает, когда я приеду? А может, она каждый день камин растапливает?”) - Все ли у вас здесь хорошо? Все ли благополучно? - Все хорошо, милая, все хорошо, красавица ты наша. Проходи. В доме было тепло, уютно, светло и тихо. Пахло сосново-смолянистым дымком. Госпожа с помощью цыганки сняла шубу, шаль, поднялась наверх в комнату с камином. - Мне с тобой идти, иль одна побыть ты хочешь? – Спросила Рада, вешая шаль и шубу в шифоньер. - Нет-нет, хочу одна побыть. - Тогда сварю тебе я кофе, а коль нужна буду, – позови. "Какая благость, что этот домик есть с такими дивными аллеями. Интересно, кто их посадил? Наверное, того уж нет в живых... Ну, почему же? А тот старик в лесу? Надо его расспросить, кто это все построил, посадил, создал. Николай рассказывал, да позабылось. Как хорошо! Огонь в камине догорает. Такой же, как и тогда, когда впервые меня привез сюда мой Николай. Двадцать лет уж пролетело. Все помнится. И радостно, и грустно. Вон там шампанское мы пили, вон там мы танцевали, вон там мы - 65 -


целовались, а вот здесь... Интересно, что тогда мне было? Помню вот такой же догорающий огонь... Я ему шептала, он шептал мне, все шептал, шептал... Двадцать лет – как одна минута. Здесь я любила, и меня любили... Здесь я люблю, и меня здесь любят... Здесь буду я любить, и здесь меня полюбят... Девочку для Костика найти, значит, надо. Нехорошо. Знаю, что нехорошо, но делаю. Значит, надо... Актер, друг Николая, там, в имении, на берегу пруда. Что за магическая сила толкнула меня к нему, ведь осознавала, что нельзя. Значит, надо. Огонь совсем уж догорает. Девочку для Кости... Огонь... Почему он горит? Глупо, ох, как глупо. Значит, так надо. Да, так что там за лихая година – Рада что- то говорила. Позвать ее? Да, да, попить кофе, дров подбросить, послушать, что расскажет мне цыганка. Да поеду я на хутор. Помнится мне – девки там красивые. О, кучер наш-то – из хуторских. По дороге расспрошу. - Рада, ты слышишь? - Иду, иду! - Рада, кофе принеси. Да дровишек прихвати: огонь давно уж догорел. - Знаю, милая, знаю, драгоценная. Иду! Несу! Мгновение – и дверь отворилась. Цыганка вошла с кофейником и чашечкой на подносе, а с нею – свежесть, легкость и простор. Быстрыми для ее возраста, ловкими движениями подбросила дрова и кофе налила, и села у огня на шкуру; вынув трубку, прикурила, глядя в глаза барыне и старясь чтото угадать. - Что, мой светик ясный, хочешь быль послушать, иль рассказать, что всех нас ждет? - Расскажи, пожалуй, все, что будет. – И сжалось сердце у Ирины Александровны в ожидании плохого предвестия. Цыганка сразу же заметила – и в ответ улыбнулась старческими глазами. Не спеша достала горящую лучинку из камина, прикурила, промолвила как можно мягче: - Да успокойся, яхонтовая ты моя, все будет хорошо. Красавицу ты в дом привезешь. Сокол твой возвратится. Сын твой поправится, и жить ты будешь - 66 -


в благодати да в радости, кхе-кхе. – Закашлялась старая цыганка, отвернулась, умолкнув. Достала вновь лучину, прикурила трубку. Барыня все выжидающе молчала, но, не выдержав, спросила: - Да что же будет дальше? Не томи, рассказывай. - Дальше что? – Снова трубкой запыхтела. – Внуков жди. - А потом? - Не знаю. Стара стала, вот и не вижу далеко вперед. - Ну... Не хитри. Я ведь чувствую, что ты скрываешь что-то и не хочешь рассказать о том, что знаешь. Сама ведь говорила, что лихая година надвигается. Что это? - А-а... Так это ж не скоро. Нас уж, пожалуй, и не будет. О, слышишь? Стук копыт, и собаки лают. Кто- то едет к нам верхом на лошади. Не за тобою ль? Было слышно, как за окном внизу остановилась лошадь. По ее пофыркиванию легко было определить, что торопился всадник. Хлопнула входная дверь внизу. Раздался звонкий мальчишеский голос. Это был Васька – конюх молодой, разбойничий парень семнадцати годов. - Барыня, вы где? -

Чего тебе,

Вася? –

Сдерживая волнение,

спросила

Ирина

Александровна, выйдя на лестницу. - Барин Мыкола Антонович приехали. - Ну, вот и, слава богу.- Она повернулась, облегченно вздохнула.- Ступай, спасибо, что сказал.- Но заметила, что хлопец топчется и мнет шапку.- Чего еще? - Да барин сказали, чтоб Вы приехали до обиду. - Хорошо. Передай: к обеду буду. Даже раньше. Не выдержав, она обняла старую цыганку, вышедшую вслед за нею, и прослезилась. - Ах, Рада, как хорошо! – Спохватившись, позвала: - Васька! - 67 -


- Шо? - Передай кучеру: пускай запрягает. - Ладно. Ирина Александровна вдруг засуетилась, то вспоминая, то забывая, где она, зачем... То подойдет к камину, то – к окну, потом к двери обратно. Остановилась, вздохнула, собралась с мыслями. - Ну, так я поехала, Рада? - Езжай, голубушка, с богом, поезжай.- Достала шубу, шаль, помогла одеться.- Храни тебя, господи.- И снова запыхтела потухающей трубкой. Кучер Алексей (все называли его Олекса) никак не ожидал, что барыня так быстро будет возвращаться. Слегка нагловатый мужичок с маленькой бородкой, круглыми, узко посаженными глазками, он рассчитывал вдвоем с молдаванином выпить свежего вина, потом сходить проведать пасечника. Попить да всласть поесть... Но не тут-то было: Ваську нечестивый принес. Благо, хоть кружечку выпил и – к лошадям. Не потому, что крутой нрав у его хозяйки, а потому, что знал, где услужить, а где – руки в боки. Только успел лошадей запрячь – а барыня уж на крыльце. Вскочил на козлы, стеганул лошадей кнутом так, что те с места прямо в галоп понеслись, еле остановил у крыльца и с лоснящейся улыбкой подбежал, не выпуская поводьев из рук: - Матушка вы наша, никак домой изволите? Не случилось ли чего? Но барыня, ничего не отвечая, думая о своем и поудобнее усаживаясь, спросила: - Слушай, Алекса, ты ведь из хутора? - Ну, да. Там родился, там и крестился, и женился, и живу... - Постой, я не об этом. Вот туда и поедем мы сейчас. - О господи, какая радость. Так это мигом. Помню, помню, я же вас туда и возил: на Святки это было... - Да, так вот: заметила я тогда, что девок у вас много. - О, что правда, то правда. И девки наши – хоть куда! - 68 -


- Мне нужна горничная. - Так Маньку мою возьмите. Она работящая у нас. - Ну, что ж: Маньку – так Маньку. Сколько ей годков? - Семнадцать к рождеству будет. - О, девка уже на выданье. - Да как случится... - Нет, понимаешь, мне помоложе нужна, лет двенадцати, ну, скажем, четырнадцати. А Маньку завтра ко мне пришли, я к поварам отдам ее учиться. - Да таких у нас нет. Аль еще малы, аль девки хоть... Хотя, чего же нет? А Надька? Ну, да, дочка Захара и Степаниды. Ей двенадцать, а может, и тринадцать будет. - Ну, что ж, давай и к Степаниде. "Не та ли Стеша? Но это было так давно, что уже и былью поросло. Ах, да вот и она со своим Захаром стоят у ворот. Как быстро мы приехали. Алекса что-то говорит им. Куда же она побежала? Наверное, за дочкой в хату. Хатка хоть и маленькая, зато железом крыта. И вообще, здесь хуторяне живут, наверное, неплохо. Захар идет ко мне" - Доброго здоровячка вам. - Здравствуй, Захар. Ну, что? Отпустишь дочку свою к нам в горничные?Помолчав, добавила.- Учить ее буду. Захар по привычке почесал затылок, ухмыльнулся. - Да чего там – хай идэ, якщо сама захоче. А ось и вана. Надю, поклоныся барыни. - Здравствуйте. - Здравствуй, девочка.- ("Пожалуй, подойдет…")- Захар, коль надумаешь, привози ее пораньше завтра. Алекса, трогай. Глава 9 Бабуся Надина вынимала с печи горшки с борщом да кашей. Наденька выставляла миски, ложки, чашки на стол. Готовились к обеду. Как услышала - 69 -


– по улице коляска проехала и становилась у их ворот – кинулась к окну и ахнула: барыня приехала. “Странно, к чему бы это?- размышляла Наденька, припав к окну, боясь что-либо пропустить.- Дядько Алекса подошел к отцу. А вот и мама вышла. Наверное, папку хотят забрать. Но почему барыня сами приехали? Нет, наверное, маму хотят забрать. Все равно приехал бы приказчик. Нет, просто по пути заехали о чем-то договориться. О, мама бежит в хату. Сейчас узнаем, в чем там у них дело" Отворилась входная дверь, и мама почему-то взволнованным голосом сказала просто и тихо: - Надя, иди, тебя барыня хочет видеть. - Зачем? - Ну, иди же, иди. Надя, не одеваясь, так и выбежала раздетой, в одной юбчоночке да кофточке ситцевой, на ходу пытаясь соображать, зачем именно она барыне понадобилась. Подошла к коляске, поздоровалась. "Ох, и запах приятный – голова кругом идет. Откуда у них такое? Вот мне бы”... - Если надумаешь, привози ее завтра пораньше. "Вот странно. Что надумаешь? Кого надумаешь? Куда привозить? Смотри: укатила, не сказав, зачем меня звала. Может, нашу корову отвести куда-то надо?" - Папа, слышь, папа, чего она меня звала? - Иди в хату, Наденька, замерзнешь. В хате поговорим. Отец как будто бы взгрустнул, а Наденьке весело стало. Почему – сама не знaeт. И в хате Наденька долго не могла понять, о ком все же идет речь. Отец настаивал на своем: "Пусть идет, коль сама захочет". А мать возражала: "Да маленькая ведь, пусть погуляет" А когда отец наконец-то обратился к ней, она сразу же все поняла, и появилось то долгожданное чувство радости и страха, когда влечет тебя что-то впереди маячащее. И боязно. - А ты чего молчишь, дочка? Скажи, пойдешь у панский дом жить? - Как жить – насовсем? И к вам нельзя будет ходить? - 70 -


- Да нет, конечно. Будешь домой приходить, когда время у тебя найдется. - Тогда пойду. - Ну, вот и порешили. Бабушка, насыпай борщ – пора обедать. - Господи, Наденька, да что же это такое? – Наконец-то разобравшись, захныкала бабушка. – Куда ж тебе в наймы – ведь такая маленькая. - Какие наймы, бабуся? Ведь папа сказал... - Папа сказал, папа сказал... - Нет, понимаешь, дочка, – утирая слезы и уже успокоившись, пояснила мама, – там ты будешь не только жить, но и помогать по хозяйству. И обучать чему-то будут. Но, если тебе там не понравится, иль обижать тебя там будут, не дай, боже, то сразу же домой беги – пусть других себе ищут. Долго еще велась беседа за обеденным столом. Потом все дружно стали собирать Наденьку. Бабушка и мама наперебой сказывали, как себя вести в панском доме надобно: что можно, а чего нельзя. Разных историй понавспоминали. И так – до самого вечера, непереставая, говорили. У Наденьки все в голове перемешалось. Утомленная, она крепко уснула со счастливой улыбкой. Ее ожидала неизвестность, но девочка знала, чувствовала, что все будет хорошо, красиво, наполнено, бесконечно интересно. Глава 10 Наутро следующего дня Надя с отцом пришли в помещичий дом, как и договаривались, пораньше. Но напрасно. Их в дом не пустили. Какой-то грозный старикашка (то ли сторож, то ли лакей) озлобленно рявкнул: "Не велено. Еще отдыхают!" Наденька испугалась и спряталась за спиной отца. Ей вдруг этот дом стал страшным и неприятным. Девочка прошептала: "Па, не хочу, пошли домой" Захар растерялся, ничего не мог понять: "Та шо таке? Нас барыня просила прийти" Потом повернулся к дочери, присел, обнял ее, вытерев теплой шершавой рукой мокрые от только что выступивших слез глаза. Успокоил ее: "А ну их к бесу! Пишлы, дочка, додому. Не велике цабэ, шоб ше ходить да кланяться" - 71 -


И, расстроенные оба неожиданным поворотом, молча, пошли обратно. У ворот повстречался им лекарь Хона Абрамович. Он по обыкновению своему всегда ранним утром семенил к своим дворянам. Издалека завидев мужика с девочкой, заторопился и громко, слегка картавя, весело спросил: - Что же это за гости такие ранние к нам пожаловали? Захар хотел было пройти мимо, да тотчас узнав дохтура (так на селе врача называли), решил поделиться с ним. - Доброго вам здоровячка, панэ дохтур! - Здравствуйте, люди, добрые. Чьи будете? - Да мы из Чередникивщыны, хуторские, шо за речкою... И рассказал ему Захар о приглашении и о встрече непонятной. В ответ еврей лишь рассмеялся. - Не беда, не беда,- похлопал Захара по плечу и, наклонившись к девочке, спросил,- а тебя как звать? - Надя, – тихонечко промолвила она. - Значит, Наденька... Очень хорошо.- Весело подхватил лекарь, выпрямился, заложил руки за спину и все так же весело разъяснил.- У нас "рано утром" – это часиков в девять. А нынче восьми еще нет. Так что, батенька, вы уж не обессудьте. О приглашении я знаю и очень, скажу вам, очень рад. Сейчас мы пройдем в дом и все уладим. - Да боязно... - Хотел отказаться Захар, но лекарь быстро подхватил его под руку и увлек за собой к парадной двери большого дома. - Ничего, ничего, все будет хорошо.- Сказал, подергав у двери ручку колокольчика. (Захар же стучал в дверь кулаком.) Дверь медленно отворилась, тяжеленная, дубовая, резная. У порога стоял все тот же сердитый старик. Поклонился врачу. - Ты чего же, мил человек, не пускаешь людей в дом? - Так я ж не знал. Думал – бродяги какие. - Погоди, вот барыне пожалуюсь, будет тебе. - Так я ж не знал. - 72 -


Отец и дочка еще долго-долго сидели в какой-то пустой маленькой комнате. Пришла служанка, отвела их на кухню. Там вкусно, сытно накормили, отцу и водочки налили. Потом все та же служанка снова повела их – то по коридорам, то по лестницам. Завела в большую, красивую, светлую комнату. Велела садиться. Как-то сразу вошли барыня, за нею – барин и лекарь. Отец с захмелевшей улыбкою привстал, теребя в руках узелок Наденьки и свою шапку. Надя тотчас соскочила и ухватилась за отцовский тулуп. - Доброе утро, Захар. Значит, привел? - Да ось, як вы просили. - Не бойся, у нас ей будет хорошо. И тебя за дочку не обидим. А теперь иди с богом. Коль что надо будет, приходи, не стесняйся. Захар только и успел присесть да обнять дочурку. Поцеловал, почему-то прослезился и шепнул на ушко: "Ты не бийся, якщо лыхо якэ, зразу тикай додому. Я тэбэ никому не виддам”. Сунул ей в руки узелок, поклонился и хотел было идти, но подошел лекарь, молча отдал Захару узелок: "Не нужно" Взял за руку Наденьку и увел вслед за барынею и барином. Глава 11 Барин – помещик, столбовой дворянин, боевой офицер, полковник Николай Антонович Беспалин – редко бывал в поместье, лишь изредка, несколько раз в году, приезжал отдохнуть после утомительных военных походов, о которых он почти никогда и ни с кем не делился. Но с каждым приездом домой жена замечала то новые морщины, то – седины, то свежий шрам (сколько их на теле он и сам не помнит, а вот она – Ирина Александровна – помнит все до единой его царапинки). К детям, к мальчикам своим, он относился сдержанно сурово, но очень их любил. Они-то в основном и росли возле него в С.-Петербурге и только, когда Костик захворал, отпустил его домой вместе с матерью. В ранней юности Николай Антонович был сильно влюблен в Александру Суханову, дочь его командира генерала Суханова (тогда он только получил - 73 -


офицерские погоны). Любовь была взаимной. Но так вышло, что генерал попал в опалу, ушел в отставку и уехал за границу вместе с дочерью: куда неизвестно. И только через несколько лет Николай – молодой поручик, – будучи с полком в Европе, встретил Сашу. При встрече они больше молчали, все слушали молодого гитариста, одиноко сидевшего на безлюдном скалистом берегу. Она не изменилась: все такая же красивая, молодая, но – замужем... за испанским вельможею. У Саши рос сыночек... С того времени у Николая и юность окончилась, и всякий интерес к гражданской жизни. Вскоре получил письмо от отца. Тот сообщал, что болеет мама, что завод он строит. Звал домой погостить: соскучились по нем. Вернувшись с полком в Россию, он взял отпуск на несколько дней, дабы навестить

родных.

Дома

Николай

встречает

в

имении

скромную,

высокообразованную, совсем еще юную девушку: "Вы кто? – Я - Ира". Через год они поженились, и Николай увез молодую жену в СанктПетербург. Там родился первенец Дмитрий. С годами как-то все само собой определилось. Ирина Александровна оказалась хорошею мамой и хозяйкой. Но ее тянуло в имение, а Николай – то в полк, то в офицерский клуб... Когда имение опустело (отец Ирочки уехал за границу лечиться, а родители Николая умерли), Ирина Александровна безвыездно поселилась на Украине в фамильном имении мужа. Здесь и Костик родился. Николай Антонович обычно приезжал домой со своими друзьями (офицеры, актеры, цыгане), особенно в последнее время. А в этот раз – один. Намеревался побыть дома подольше, до полнейшего выздоровления Константина, чтобы потом забрать его в Питер. И вот, после приезда, наутро следующего дня жена объявляет о своем желании взять юную служанку для Костика. - Что за вздор! - Но Николя! Ведь Константин болен... – Ирина Александровна хотела продолжить, но Николай - 74 -


Антонович только рукой махнул и отвернулся: - Да какая разница? Пусть будет служанка. Константина все равно я скоро увезу. Ирина Александровна спохватилась и поняла, что очень вовремя остановил

ее

муж,

иначе

она

могла

наговорить

много

лишнего.

Смягчившись, попросила: - Пойдем, на девочку посмотришь. Николай, войдя в гостиную, где сидели отец с дочкой, глазам своим не поверил, глядя на Наденьку: "Александра! Боже, как похожа, особенно глаза”... Глава 12 Костик, проснувшись, лежал в своей кроватке. В безразличном ожидании он повернулся на бочок к стене и рассматривал причудливые физиономии, которые рисовала тень на большом ковре. Услышал, как тихонько отворилась дверь, как кто-то вошел и так же тихо закрыл ее за собою. "Наверное, няня, или мама.- Все так же с безразличием продолжал следить за рисунками Костик.- Но почему тихо? Э, да тут кто-то чужой”. Он резко повернул голову и увидел, что у двери стоит девочка, стоит и смотрит на него своими растерявшимися глазенками, и Костику стало непонятно, он тоже растерялся – никак не ожидал ее здесь увидеть. - Ты... Вы зачем пришли?- спросил Костик, пытаясь сообразить, кто же она. - Не знаю,- робко прошелестела пересохшими от волнения губами девочка. Потом, спохватившись, набрала воздуха и залпом выпалила.- Мэнэ сюды прыслалы, щоб я сказала вам, оцэ, як його, ага: доброе утро. А щэ, щоб я з вамы играла и ухажувала. - Ты что – местная? - Да. - Ты умеешь играть на рояле? - А шо цэ такэ? - 75 -


- Теперь понятно. Ты будешь со мною играться? Вот здорово! Как тебя зовут? - Надя. - Надя, отвернись к двери, я оденусь. - Ни, шо вы! Лэжить, паныч, а то на мэнэ будуть крычаты. Вы ж хворый. - Никто на тебя кричать не будет. Отвернись. Но Надя и без того уже отвернулась и прикоснулась пальчиками к большой медной ручке. Костик в это время, вскочив с кровати, одевался и оживленно продолжал: - Я уже не болен. Это взрослые почему-то думают, что я болен. Мне просто грустно было. Теперь нам вдвоем будет весело. Ты и вправду от меня не уйдешь? - Ни, паныч. - Надя, уже можно повернуться. Не называй меня" паныч". - Добрэ. А як? - Что значит" а як"? - Як мени вас называты? - Называй просто Костя. - Добрэ. - Теперь иди сюда. Это пианино. На нем играют. Я тебе сейчас чтонибудь сыграю. Костик сел за пианино и сыграл то, что знал напамять,- простенький вальс и мазурку. Надя по-прежнему стояла у двери, словно завороженная, никак не могла опомниться и сосредоточиться. Подобное она видела и слышала впервые. Костик внезапно перестал играть, закрыл крышку пианино, вскочил со стула, подбежал к Наденьке и взял ее за руку. - Тебе нравится музыка? - Да. - А хочешь, я тебе покажу.- Не давая Наде сказать, потянул ее за собою к столу. – Иди, иди, не бойся. Хочешь, я тебе свои альбомы покажу?- Он - 76 -


усадил Надю на стул, схватил первый попавшийся альбом и быстро начал листать перед нею.- Ах, это не интересно. А хочешь вот этот... Книжку...- Его голос становился все звонче, веселее.- Давай порисуем. А хочешь... Нет, давай я тебя буду обучать русскому языку и грамоте: читать, писать хочешь? - Да.- Слыша звонкий голос мальчишки, и тараща свои глазенки, Наденька сильнее зажигалась искоркой веселья, влекомая напором внимания Костика, захлебывающегося от чувства радости. Дети радостно мотались по комнате: то в прятки играли, то кувыркались, то прыгали с дивана на кровать и наоборот – словом, подружились. Все это продолжалось бы бесконечно долго, но, как и подобает в подобных случаях, появились взрослые. Сначала нянечка открыла дверь и ужаснулась. Потом вошла мама, горничная и отец. Веселью, естественно был положен конец. Но только бы это. Константина наказали. Наденьку отправили на кухню мыть посуду. Ирина Александровна, подогреваемая горничной и служанкой, категорически была настроена отправить девочку домой. Понятное дело, для прислуги дороже привычки, принятый распорядок (с появлением девочки все рухнет и прибавится много хлопот). Дать бы ей тряпку да веник – пусть работает, как они в свое время, а то, видишь ли, за барчонком ухаживать... Что за ним ухаживать? Кроме того, у Ирины Александровны пробудилось странное чувство, которому она удивилась,- чувство ревности. Она, мать, не смогла дать своему ребенку того, что дала эта девчонка, глупышка-крестьянка. Только вот отец Костика и лекарь убеждены были в обратном: девочку нельзя выгонять, более того, необходимо разрешить детям шалить. Произошла хорошая, естественная встреча, а главное, что они подходят друг другу по характеру. Когда нянечка, смягчившись, добавила: "Ведь сколько наряду-то мы ей нашили, кто ж носить его будет?", Ирина Александровна согласилась. - Ну, хорошо, пусть остается. Но ты, Кузьминична, научай ее скромности и уважению, а чтобы ей не так весело было, закрепи за нею уборку своей и комнаты Константина. Да чтоб никаких шалостей! - 77 -


Костик, лежа в кровати, отбывал наказание и был горько расстроен, думая о том, что Надю теперь выгонят, а он снова останется один. Опять будет грустно и скучно. Только мрачные физиономии учителей, да нудные прогулки в сопровождении таких же людей. Костик открыл книгу народных сказок, хотел было читать, но покатились слезы, и он горько заплакал. Потом еще долго всхлипывал и, наконец, уснул. Сквозь сон ему послышалось, как кто-то подошел к кровати. Не веря, но надеясь, резко открыл глаза – так и есть – Надя! Глаза загорелись, собравшийся в груди воздух чуть было не выплеснулся словами радости и восторга. Но Надя приложила к губам пальчик и улыбнулась. - Мэни сказалы, щоб я бильшэ з вамы нэ играла и щоб убрала в ваший комнати. - Вот здорово! - Що – здорово? - Я на все согласен, лишь бы тебя здесь оставили. Я буду тебе помогать убирать и... - Ни, так нэ можна. - Ерунда. И играть мы будем, только тихонько. Знаешь, во что? - Во что?- Спросила Надя, легко применяя русские слова. - Будем играть с тобой в гимназию. Я буду твоим учителем, а ты – учеником. - Добрэ. Только зараз давайте уберем комнату. Как быстро, оказывается, человек усваивает грамоту, если попадает в нужную для этого среду. Глава 13 Странно, но как-то уж слишком быстро в доме привыкли к девочке и даже (что совсем редко бывает) – привязались. Ее легкость, красивый голосок, умение отвлечь своим присутствием в напряженный момент, или задать

странный,

необыкновенный

вопрос,

от

которого

трудно не

улыбнуться, – все притягивало взрослых к ней и пробуждало добрые, нежные - 78 -


чувства. Надя и Костик прониклись друг к другу взаимностью настолько, будто они с рождения вместе. К весне Надя с трудом читала и довольно-таки неплохо писала, хорошо разговаривала (почти без акцента) по-русски. Одновременно и Костя многому научился у Нади. Однажды Ирина Александровна неожиданно для себя увидела сцену: сын моет пол, а девушка сидит за пианино и разучивает гаммы. Вот так дела! Но ничего не сказала. Только дети стали замечать, что в комнатах, как будто все время чисто. После рождества отец Кости срочно уехал в Санкт-Петербург, оставив сына до весны, а приехал только в апреле. Косте необходимо было держать экзамен в гимназии и готовиться в военную школу. "Рано еще ему за юбки держаться”,- как-то невзначай заметил Николай Антонович. Хотя в глубине души был рад дружбе детей и даже подыскивал пансион, чтобы Наденьку пристроить. Три года быстро пролетели. Будто вчера только Наденька пришла в барский дом служанкой. Но судьба по-своему распорядилась. Дети повзрослели, а взрослые – заметно быстро к старости клонились. Пытливый ум девочки впитывал все знания о прекрасном, приобретенные в столице. С каждым летом,

приезжая на

родину,

замечала Надежда

растущую

непреодолимую пропасть, разделявшую людей. В мае 1914 года, когда расцвела сирень, молодые люди приехали в родные места. Все было, как и раньше. Но что же изменилось? Сухая встреча, настораживающая тишина. К вечеру Надя побежала на хутор к родителям. Непреодолимая тоска сдавила грудь, когда услышала она о смерти бабушки. Мать тяжело болела. Отец запил. - Доброго здоровячка, доню. - Здравствуйте, папа. - Бач яка! "Папа"! А “ тато" де подився? Зовсим барынэю стала.

- 79 -


- Ну, чого ты розийшовся, Захарэ! Прыйихала дытына – слава богу! А ты мэрщий повчаты. Иды до мэнэ, доню, дай я тэбэ поцилую. Яка ж ты гарна стала! Надя подошла к сидящей на кровати маме, наклонилась, обняла, поцеловала – и затуманились глаза от слез. На пол присела и голову склонила на мамины колени: щекой прижавшись к ее ладоням, так ясно вдруг увидела далекое то детство. Как хорошо там было: уютно, и тепло, и нежно... Бабуся у печи прядет, отец в углу упряжь шьет, а мама тихим голосом поет. “Какую же песню? Нет, не помню, лишь мелодия слышна сейчас, такая плавная, широкая, с переливами, словно ручеек журчит...” Склонит, бывало, Наденька головку на мамино плечо, сидя на ручках, да так и уснет. Сквозь сон услышит, как отец возьмет в свои объятия, поцелует три раза и уложит спать. А наутро как проснется – светло и чисто в хате, тишина, лишь дрова потрескивают в печи да запах свежеиспеченного хлеба и жареной картошки. - Ну, донько, розкажы, що чуты в Петербурзи.- Прервав воспоминания о детстве, отец хотел как бы обвинить свое дитя в том, что мучило его, скрежетало глубоко в душе. Не мог понять, от слабости своей, почему же жизнь такою скудной стала.- Кажуть, война будэ? - Не знаю, папа. Поки що войну я бачу в хатах вашых, в душах вашых. - Ач яка! Грамотною стала! Та що ты про наши души знаеш? Нэ бийсь, кныжкы чытать та барынэю выхажувать краще, аниж поратыся биля свынэй? - Чого вы, тату, хочэтэ вид мэнэ? - Та ну тэбэ! Пиду до Мыколы. Там про комуны балакають. И только услышала она про дядьку Миколу, как что-то защемило там, внутри, сердце учащенно забилось и глаза сузились в презрении. " Господи, какая глупость! Какая глупость!" Поутру Надя пошла в поместье. Устраивался бал (впрочем, какой бал – бал в столице, а здесь – просто званый обед) в честь Константина Николаевича. Угнетенное настроение не покидало Наденьку до самого вечера. Занятая подготовкой своего платья и одновременно помогая в - 80 -


приготовлениях, украшении зала, парадной лестницы, в сервировке столов и прочего, она то и дело садилась за туалетный столик в своей комнате и смотрела в зеркало, пытаясь понять, почему все так изменилось? Почему люди подавлены и злы? За что, почему так больно ее укоряют доселе близкие односельчане? Утром она видела лица встречающихся ей людей: одни прятали свои лица или отворачивались, дабы не отвечать на поклон; другие осуждающе глядели ей вслед. Как про нее, так ничего, но между собой-то... Какая сила толкает их ненавидеть друг друга, все тех же крестьян? Да что крестьяне? А в Питере что творится?! А в Москве? Господи, что же это? Словно страшная болезнь поразила всех. А может, так всегда было? Может, что-то у нее, у Наденьки, изменилось? Взрослее стала, образованнее? Какникак в Смольном училась, куда с большим трудом удалось ее устроить Николаю Антоновичу как свою приемную дочь. Никто из домочадцев так и не знал, почему он так привязался к девочке, да и мало кто задумывался над этим. Разве что Ирина Александровна, нет-нет, да и обратит внимание... Но вспоминая слова цыганки, утешится тем, что Наденька растет невестой для Костика. И объявлено было всем. Николай Антонович же видел в Наденьке свою Александру. С каждым годом она становилась все ярче похожею на нее. В Питере он иногда даже окликал ее, сам того не замечая: "Александра! Шура",- на что Наденька удивлялась. Но какая-то догадка закралась ей в голову... Почему судьба столь благосклонна к ней? Вечером, когда вот-вот стали собираться гости и зазвучала музыка, в дверь постучались, и вошел Константин. - Надя, ты готова? Боже мой, какая прелесть. - Перестань меня смущать. Дай лучше я на тебя посмотрю.Чувствовалось и по поведению, и по голосу, хоть Надя и старше была на год, но выглядела она моложе Кости.- Повернись. Ну, вот, теперь все хорошо. Вам, Константин Николаевич, сегодня семнадцать. Позвольте, я вас поздравлю.- Надя нежно одной рукой обняла зарумянившееся лицо - 81 -


растерянного именинника и поцеловала его в губы, над которыми пробился слегка заметный пушок. В ответ Константин неумело обхватил Надю за талию и прижался к ее губам своими. Легко увернувшись, Надя с ласковой улыбкой добавила.- Остальное – потом. Вот это возьмите и носите у себя на груди.- Раскрыла ладошку перед ним, и Костик увидел золотой крестик с цепочкой. По-детски наивно и открыто, со слезинкою в глазах, он наклонил голову, взял руку Нади в свои уже мужские руки, поцеловал и крестик, и руку, и одел дорогой подарок на шею.- Да хранит вас бог. А теперь идемте. Появление Наденьки и Константина все встретили с затаенным дыханием. Внезапно прервалась музыка; минутная полнейшая тишина звенела под высоким резным потолком. Все взоры были обращены к ним. В распахнутых белых дверях стояла изумительная, неимоверно счастливая молодость. Захватило, легко качнул ось все вокруг, еще мгновение – и можно улететь. "Маэстро, музыку! Вальс, господа, вальс! Первый вальс – в честь именинника!" Но вдруг запел цыганский хор, величая песней молодую пару... Бал был дан на славу. Давно не видывал подобного дворянский дом. Сколько музыки, огней веселья, смеха, запахов, красок, шампанского! Счастье на мгновение задержалось над поместьем. Но не пройдет, пожалуй, месяца, как оно исчезнет – навсегда, безвозвратно. Веселившийся народ не знал об этом, пока не знал. В полночь после фейерверка Костя шепнул Наде на ухо: - Давай сбежим. Поплывем к острову на лодке. А потом укроемся в беседке. - Давай.- Сразу же согласилась она. С острова хорошо был виден дом со светящимися окнами. Чуть правее от него, там, где начинался сад, ближе к мосту, у самой воды на берегу горели костры, освещавшие силуэты веселящихся людей (на улице для крестьян и прочего окрестного люду были накрыты праздничные столы). Доносившаяся из поместья музыка, народные песни у костров, смех, пляски – все смешалось в отдаленный общий шум. - 82 -


- Я продрогла, Костя,- обними. Да ты и сам весь дрожишь.- Надя высвободила руки, обняла его за шею и крепко поцеловала в губы.- Дорогой мой, ты еще совсем дитя.-

Прижала голову к своей груди.- Ну, что ты

хочешь? Побаловаться? Давай тебе я помогу... И случилось то, что и должно было случиться. Им уже теплее стало. Не стесняясь наготы своей, обнявшись, сидели молча, вдаль глядя, где небо зарделось рассветом. Незаметно как-то общий гул веселья утих. Над прудом где-где колыхался легкий туман. И только соловьи своими песнями да пофыркивание лошадей нарушали спокойствие приближавшегося рассвета. "Странно, а ведь было хорошо, совсем приятно... Но это не то, не то, не то”... - Костя? - Что? Надя хотела спросить о неприличном, но выдержав паузу, спросила о другом: - Тебе нравится рассвет? - Да. Я впервые такой рассвет встречаю. - А я маленькой часто с отцом в ночное ходила, ну, лошадей ночью выпасать. Помню все рассветы до единого. Знаешь, они все разные. Там, в ночном я и на лошадях полюбила кататься. Ты любишь верхом ездить?- Но, не дав ответить Косте, прижав рукой ему рот, после паузы заторопилась еще быстрей.- Мы поедем завтра с тобой на лошадях? Далеко-далеко.- Резко повернулась к нему, глядя прямо в глаза, спросила очень быстро, настойчиво.- Ты меня любишь?- И далее еще быстрее.- Мне страшно, Костик,- страшно. У меня предчувствие: что будет с нами дальше?- И медленно, почти шепотом.- Что будет с нами? А впрочем...- И слезы покатились. - Я люблю тебя, Наденька. Не бойся, не надо плакать. Я люблю тебя и никогда не оставлю. Я люблю.

- 83 -


Но не поэтому она расплакалась. Почему-то она поняла, почувствовала, что надвигается необъяснимо страшное, и она одна, совсем одна, такая маленькая. - Я люблю тебя, Наденька, не бойся ничего, ведь мы вместе.- И снова поцелуи, и снова... Домой воротились, когда все еще спало. Только люди, горничные да повара осторожно, тихо хлопотали по дому. Никто не обратил внимания на них, во всяком случае, так казалось. Устало, но счастливо разошлись по комнатам и тотчас привалились в сон, каждый на своей кровати. За обедом гостей заметно поубавилось. Царила атмосфера усталости и только, когда объявили, что едут ("Господа, господа, все едем на Стовпивщину!") – общество оживилось. Кто верхом поехал, кто – в экипаже. Автомобилей не было в имении, да и ни к чему они здесь, хотя в Питере Николай Антонович имел такую возможность. Константин и Надя быстро переоделись в дорожные костюмы для верховой езды, выбрали себе лучших лошадей и ускакали раньше всех. Мать Ирина Александровна незаметно перекрестила их вслед и облегченно вздохнула: " Слава богу, свершилось". Она-то все знала о прошедшей ночи. Два молодых всадника вскоре, не доезжая до оврага, свернули в сторону с дороги. Они поехали мимо небольшого хутора к отдаленному Белу озеру. На небольшой поляне у пологого берега (озеро находилось в древнем лесу) они остановились, разделись и с возгласами восторга прыгнули в воду. Какая благодать в майскую жару окунуться в прохладу чистой воды. Изрядно накупавшись, вышли на берег и нырнули в высокую сочную траву, вдохнули ее аромат, соединяющийся с ароматом дремучего леса. Тут Надя вскочила и весело закричала, убегая: - Костя! Догоняй! Они долго бегали обнаженные, такие юные, соединившись с этой девственной природой, будто разлившись в ней. Костя, догнав Наденьку, с - 84 -


разбега обнял ее, повалив в траву. Он с жадностью, одолеваемый неудержимой страстью, целовал свою Надюшу, а она легонько уклонялась и шептала: - Может быть, не надо? Давай вечером. Но какой там "вечером"! И... Костя задохнулся, лишь криком прошептал пересохшим ртом: - Боже, как хорошо! Я люблю тебя! Но вот обмякло тело, и он, успокоившись, затих. Надя улыбнулась: "Хорошо. Но почему мало? Господи, о чем я? И все же”... - Костик, Костя, ты слышишь? - Нет. - Костя, как ты думаешь, почему это озеро называется Белым? Он молчал, дремля под впечатлением любви. А Надя продолжала размышлять. “О, я поняла: берега его из белой глины” Она посмотрела на сладко дремлющего юношу, нежно провела рукою по его лицу, пальчиком пытаясь пригладить пушок над верхней губой. Он улыбнулся счастливо и спокойно. Надя вздохнула: "Нет, не то, не то... Но почему? Мне так хорошо с ним, а я еще чего-то жду.- Размышляла, подперев голову рукой и глядя вдаль на противоположный обрывистый берег, белый, словно снег, не растаявший с зимы.- Почему: у меня есть Костя, любящий меня, а я все жду... ЕГО? ОН будет, приедет, я знаю. А вот у Марии (дочь кучера Алексы – Манька), кроме двух маленьких ребятишек, никого нет, и она уже не ждет никого. У ее отца и матери есть все необходимое, чтобы им счастливо жилось. Рядом соседи бедно живут. Есть богатые, невероятно, сказочно богатые, а вокруг целое море бедных, нищих, бездомных, больных. Есть завораживающая красота, созданная человеком, и тут же – грубость, серость, безнравственность. Есть науки, открытия... и целый океан безграмотных” Вдруг Надя увидела, что там, в прошлом, в этом безграмотном народе жила высочайшая культура, а с нею и духовность. “Господи, да что же происходит? Просто мне надо - 85 -


разобраться в себе. Каждый видит то, что он хочет видеть. Один посмотрит на бугорок и видит кучу мусора, другой – цветы, хотя и мусор, и цветы находятся в одном месте. Ах, ладно, хватит" Она потянулась к дремлющему Косте и нежно поцеловала. Он пробудился. - Костя, пора ехать. Солнышко садится. - Еще немного. - Ну, право же, вставай. Небось, нас заждались, искать будут. - Счастье мое, любимая. Ты права. Давай одеваться. А ну, кто быстрее? Раз, два, три - вперед! "Господи, какой же он ребенок еще! А уж военный!"- С печальной улыбкой глядя на прыгающего в одном сапоге Костика, подчеркнула Надя. На Стовпивщину они приехали в час захода солнца. Гулянье, словно обрело второе дыхание, было в разгаре. Здесь было все: и качели, и беседка с оркестром, и лодки, и помост для актеров, и декоративные шалаши в украинском стиле; и прислуга, разодетая и разукрашенная. А посреди большой поляны меж аллей, у самого берега, пылал яркий после заката, веселый костер. Только появилась молодая пара – зазвучала величальная в исполнении цыганского хора, как и в прошлый вечер. И опять гулянье. Кто к шалашам подходил угощаться: ел, пил вино, украинскую горилку; кто качался; кто пел, танцевал... Когда оркестр утихал, актеры комедию представляли. Смех, веселье, шум, гам перекрывались звуком меди духового оркестра. Под утро, изрядно захмелевший, Константин попросил Надю увести его в дом, где сразу же уснул. Надя, уставшая, упала в другой маленькой комнатке на кушетку, приготовленную для нее, и с наслаждением опрокинулась в крепкую дрему. И уж без них с рассветом все утихло, и все разъехались. К обеду следующего дня в охотничьем угодье собрались лишь родные и близкие друзья Беспалиных. Боевой друг Николая Антоновича – полковник Аркадий Артемович Горчаков со своей мамой княгиней Бестужевой, сосед – - 86 -


помещик Вершинин, друг детства сахаропромышленик Харитоненко да лекарь Хона Абрамович. И вот, впервые за много лет, явился древний старик. Все произошло неожиданно, как видение. Просторный навес у главной, липовой, аллеи; под ним накрытый стол стоит. Пора садиться. Вдруг кто-то спросил: "Кто это, господа?" Все обратили взор на подходившего широкой твердой, но уже далеко не молодецкой, походкой громадного старика. И замерли. Старик был прямой, высокого роста, очень худой, высохший, с длинными, редкими, абсолютно седыми волосами, Одет в старомодный костюм коричневого велюра. Внешний вид его ошеломил окружающих. Большие глаза – строгие и неприступные. Затянулась неудобная пауза. Все были изумлены. Первым шагнул ему навстречу с открытой рукой Николай Антонович. Он громко произнес: - Господа, представляю вам: Ростислав Семенович Михайлов, дворянин. - Здравствуйте, господа. Прошу прощения за вторжение.- И старик без малейшего смущения подошел поочередно к дамам.– Ирина Александровна, голубушка, Вашу ручку... Сударыня... - Княгиня Бестужева по маме. - Бестужева...- Он прикрыл глаза. Пульсирующая жилка проявилась на лбу.- Бестужева...- Поцеловал руку княгини, выпрямился, посмотрел глаза в глаза. - Как же, как же, помню. Прошел дальше. - Наденька? Так вот Вы какая?.. Господа, еще раз прошу прощения. Рада меня позвала. Я пришел, но ее еще нет почему-то. Нехорошо, нехорошо.- Что именно он хотел этим сказать, никто не понял. - Признаюсь: слегка удивлены, но очень рады Вам, Ростислав Семенович. Присаживайтесь к нам, прошу Вас. Господа, прошу садиться.- Ирина Александровна заметно громко подозвала человека и спросила, не вернулся ли Алекса, на что тот отрицательно покачал головой. В растерянности глядя на старика, сказала.- Я давно за ней послала. Может быть, еще раз послать? - 87 -


- Нет, нет, не надо. Она меня позвала сюда,- старик смотрел вдаль и говорил, словно видел,- сюда она прийдет. Все уже случилось. Нам остается лишь наблюдать реальную действительность. - Ростислав Семенович, да полно Вам... Но вот лошади заржали от натянутых вожжей, резко остановились, и в тени аллеи появился силуэт Рады. Ну, вот, милая, старая цыганка уже здесь. Но что это? Она, молча, прошла мимо. Ирина Александровна негромко окликнула: - Рада!- Но та не оглянулась и тихо скрылась в изгороди сирени. Все ели, пили, разговаривали, кроме старика. Никто не заметил происходящего: кто прошел, как звали... Но, как хлыстом полоснуло, когда из чащи аллеи появился кучер Алекса и громким шепотом, подойдя к госпоже, скороговоркой объявил: - Цыганки нигде нет. Садовник, такой странный, сказал, что она ушла. - Ты не Раду привез? - Господь помилуй, какую Раду?! – Алекса, глядя на барыню, весь затрясся. Он почувствовал, как у него похолодело в животе. Все, как по команде, замерли. Пауза. Оцепенение. Медленно повернули головы туда, где скрылась цыганка. Алекса несколько раз зыркнул в ту сторону. Но ничего и никого не увидел. Не понимая и не соображая уже, еще больше затрясся... Когда же барыня сказала: “Пойди вон в ту аллею и посмотри, кто там",– у кучера перехватило дыхание, он выпучил глаза и зашептал: "Э-э-э-э, я боюсь", - и попятился обратно. - Успокойтесь, господа,–

спокойным голосом нарушил неприятное

ожидание старик. Держа бокал шампанского, он внимательно рассматривал пузырьки и продолжал далее,– Рада к нам сюда придет, когда обед закончим. Какой там обед, когда странности окутали естественное состояние и – неизвестность впереди. Какой-то жутковатый холодок коснулся спины. Коекак перекусив, повскакивали с мест, направились к террасе: там кофе, коньяк, ликер подали. Разместившись поудобнее, томились в ожидании - 88 -


каждый по-своему: мужчины – с любопытством, женщины чувствовали неладное. Старик был все так же непроницаем. Ожидание затянулось. Начали проскальзывать реплики, догадки, потом все оживленнее. Но вдруг раздался вой собаки. Прислуга вся исчезла. Собака прерывисто завыла. Потом опять. И на поляне появилась... цыганка, медленно направляющаяся к обществу. Все утихли, лишь кто-то прошептал: "Мне страшно. - А мне интересно. - Да полно, помолчите!" - Слушайте все.- Таинственно зазвучал голос женщины. Глядя поверх голов, словно восковыми глазами, Рада продолжила.- Я хочу вам сообщить страшную весть. Надвигается жестокая буря война. Мы все погибнем. Вот эта девочка попытается спасти... Но она одна – этого так мало. Ирина Александровна, ты, голубушка, будешь очень долго жить – в этом и есть твоя беда. Уйду я первой в то далекое поле, лягу в пахнущую траву... Все, больше не могу.- Она села прямо на траву, и юбка, как-то сама собою, разостлалась по кругу; достала из-за пояса свою трубку. Закурила.- Слова забыла... Ну, как? Понравилось вам наше представление? В обществе раздался облегченный вздох и скудные аплодисменты. "Я же говорил – это розыгрыш", " А я думала... "И пошел оживленный разговор. Все стали расходиться, мягко подшучивая друг над другом, – кто к пруду, кто аллеей через мост в направлении к саду, кто в дом, кто на качели. Оставшись вдвоем, цыганка спросила: - Ирина Александровна, понравился тебе наш розыгрыш? 3то все он придумал, Ростислав. - А собаки почему выли? - Это секрет моего мужа, уж постарался. - Ну, что ж, коль так, все неплохо было,- согласилась Ирина Александровна. Рада встала, подошла совсем близко.

- 89 -


- Дай я тебя поцелую.- Она наклонилась к Ирине Александровне, обняла ее, прижалась щекой к ее щеке. Скупая слеза скатилась.- Долго живи... А теперь прощай, ненаглядная ты моя. И ушла, оставив совсем запутавшуюся хозяйку, которая еще долго сидела в размышлениях, покуда ее не окликнули: - Ирина Александровна, не пора ли домой? "Странно, как время быстро пролетело, и солнышко уже за горизонт клонится. А где же Ростислав Семенович, дед лесной? Уж он-то мне расскажет. Но его нигде нет? Ладно, пора домой". - Маман, мы поживем с Наденькой здесь три-четыре дня? - Как знаешь. Но боле не задерживайся. "И все же, представление это было или... Почему она сказала: живи долго? Война, конечно, будет. А остальное?" Всю дорогу одолевали ее ужасные предчувствия, догадки, размышления. Но это только размышления. Глава 14 Ночью Надя проснулась. В комнате было невыносимо душно. Она встала, прошла к окну и открыла фрамугу, немного постояв, вдруг отчетливо услышала глухой неторопливый топот копыт. Надвигалась гроза. В отдаленном свете молнии действительно увидела силуэт непонятного всадника, который приближался с каждым мгновением. Снова вспышка – и всадника можно рассмотреть. Он в длинном плаще на красивом черном коне. Опять вспышка. Надя ужаснулась. "О боже, как страшно" Всадник ехал, уже отдаляясь.

Вдруг

голова,

как

у

заводной

игрушки,

рывкообразно

повернулась, посмотрела на дом, на окна, нет – прямо на нее, в нее. Лица не было видно – сплошное бледно-синее пятно. Вместо глаз – черная пропасть. Но там были глаза – Надя видела их, – и это было невыносимо жутко. Молния вспыхнула и угасла. Все исчезло. Но глаза в черных впадинах все смотрели на нее. Надя захлопнула окно, задернула штору и быстро легла в постель, перекрестившись; укрылась с головой одеялом, но через мгновение

- 90 -


опять раскрылась. Дождик начался. Надя вскоре успокоилась и уснула, не слыша уже, с каким небывалым грохотом пронеслась гроза. Дождик моросил весь следующий день. Он то и дело утихал, вовсе прекращался, снова припускал. Молодому барину устроили рыбалку. Надя же, чтобы скоротать время, взяла большущий зонт и пошла гулять, окрестность изучать, и сразу же, не зная почему, в лес направилась. А вот и домик небольшой. И вспомнилось, что именно сюда хотелось ей прийти. Уж больно загадочен показался ей тот старик. На крылечке постучалась в дверь. Никто не открыл. Вошла в темные маленькие сени. Постучала в другую дверь. Никто не ответил. Открыла дверь и вошла в комнату, по всей вероятности, в кухню или столовую, и тотчас из другой комнаты вышел хозяин. - Ах, это Вы? - Да. Вот гуляла и... - Позвольте зонтик Ваш. Проходите. - Мне, право, неудобно. - Ничего, ничего, я ждал Вас. Да-да, не удивляйтесь. Однако проходите вон туда. Располагайтесь, а я принесу Вам что-нибудь попить. "А он не такой уж страшный, как мне вчера показалось. Комната большая, но уютная. Вот не ожидала: все добротное, со вкусом... Однако, как он мог знать, что я прийду?" А как только старик вошел, спросила: - Как Вы догадались, что я приду? - Видите ли, Надя, когда люди так долго живут, они начинают улавливать и понимать непроизносимое. Да Вы садитесь, располагайтесь по удобнее. Вот крепкий чай из многих трав Вам понравится. Вы хотите спросить, сколько мне лет? не так ли? - Да, сударь. - Вы побледнели? Не стоит так переживать. Все проще, чем вы думаете. Все много проще. В ваши годы и я, наверное, был таким: загадки, таинственность вокруг... Да вы попейте, попейте чайку. Успокойтесь. - 91 -


- Ростислав Семенович, можно вас спросить? - Да. За этим вы сюда пришли. Все спрашивайте. - Кто вы и откуда? Ведь и вправду себя такой таинственностью облекли. - Как бы вам... С чего бы начать? Пожалуй, с двадцать пятого года прошлого века. Да-да. Я уже тогда был резвым юношей, немного старше вас.- У старика голос был сухой, но четкий, ясный. Он говорил то медленно, словно что-то увидя в пространстве, то вдруг быстро-быстро постепенно переходя на фальцет; потом пауза, смешок, а то и вовсе в сон провалится. Но вот мгновение – и снова бодрость. Логическую нить рассказа то потеряет, то опять свяжет; переход – и вот другая тема, но потом окажется, что это лишь лирическое отступление... -

Александра, царя-батюшку, знавал. Войну с

Наполеоном помню, но Бонапарта не видал. Да, вот Рюминых – их-то всех знаю. В Смольном историю еще читают? Ну да, конечно... Но не об этом я хотел. Буду краток, а то о главном позабуду. Да, я дворянин. Имел поместье. За дружбу с декабристами попал в немилость. Вскоре разорился. Служил. И вот лет пятьдесят назад, при покойном батюшке Николая Антоновича приехал сюда, да так и остался – несу свой крест тяжелый, как и все мы, живущие на Земле. И замолчал. И стало тихо-тихо, лишь часы глухо и медленно отсчитывали равномерно мгновенья времени. Ростислав Семенович посмотрел в окно, да так и застыл. В углу что-то зашуршало, огонь лампадки у образов всколыхнулся. Старик промолвил как-то просто, словно вспомнил: - Цыганка-Рада умерла. - Как ... умерла?- У Нади похолодело все внутри.- Когда? Как же это? Ведь вчера... Но нет же... - Умерла сегодня ночью. Оставила свое тело и ушла. Не волнуйтесь, успокойтесь. Не так это страшно – умереть. Порою жить страшнее. Смотрю на мир и все чаще повторяю: "Прости нас, господи, ибо не ведаем, что творим".- Пауза. Смешок. И опять, но очень быстро, почти шепотом, непонятною, чуть заметною улыбкою, промолвил.- Умерла-то она давно, - 92 -


несколько дней, пожалуй. Да с телом расстаться не могла. Позвала она меня третьего дня и говорит: "Помоги мне, Ростик...- (Улыбнулся.) Это она меня так называет.- Помоги рассказать предвидение дурное моим господам" "Очень плохое?"- Спрашиваю. "Ну, да, очень дурное. Такое не говорят человеку в лоб, нельзя"

И я предложил ей сыграть представление с

привидениями. Она сразу же согласилась. "Прекрасно,- говорит,- я ведь и впрямь ухожу. Туда”... " Так быстро?" " Да, дорогой мой, пора" " Когда?" – Спросил ее я. Она оживленно нам: мне и мужу своему Михайле, рассказала, как представление начинать, как нарядиться, как вести себя, а после незаметно исчезнуть, к ней домой явиться и помочь Михайлу проводить ее в последний путь. "Ночью гроза начнется.- Закончила она словами.- Так мне бы до грозы успеть" Поздно вечером мы с ней простились. Михась ее обнял, потом нарядили и усадили на коня – так она хотела: чтоб одной уехать в поле, лечь в траву душистую и тело с нею сроднить. И снова пауза. Надя сидела, боясь шелохнуться, а старик продолжал, не торопясь, сурово. - Когда она умерла, была страшная гроза. Вы слышали грозу? Нет? Вот это миг! Вот это вечность! Вспышка и, представьте, в этом мгновении озарения соединяется будущее с прошлым, прошлое –

с настоящим,

настоящее – с началом, где миг с бесконечностью равны.- Глаза старика расширились, глядя вдаль, голос задрожал и стих. Потом спокойно продолжил, словно это так, между прочим.- После грозы, уже утром, на рассвете, мы с Михасем ее нашли в дальнем поле на бугорке. Там ее и похоронили. Так она хотела. Старик с трудом поднялся и вышел. Надя вспомнила ночного всадника. "Так значит, это была цыганка Рада?" - Да, это была она.- От неожиданного появления Надя вздрогнула, и жутковато стало оттого, что он слышал ее мысли.- Она прощалась с вами. Не удивляйтесь. Я видел вас тоже, когда вы стояли у раскрытого окна. Отведайте вот свеженькой клубнички.- Он поставил перед девушкой - 93 -


большую тарелку, полную клубники.- Теперь о главном. Хочу вам рассказать о том, что вас тревожит. Еще вчера я прочитал в вас так много "почему?". Извечные вопросы: богатство, бедность, счастье... Когда уходит доброта? От куда зло берется?.. А любовь прийдет к вам – я это знаю.- Он посмотрел на Надю, встал, прошелся, открыл часы. Заметил немного раздраженно.- Время торопит. Вам скоро уходить, а я никак... И понял, что невозможно так кратко, в сжатое время передать то, что накопилось за много лет. Ведь девушка сейчас уйдет, и больше не увидит он ее. Последнее желание цыганки: "Ты девушке, что с хутора хозяйка привела, Наде, свои мысли передай. Ей надо это. Я видела ее во сне. Там, дальше, она будет. Больно уж большое... Что именно – не помню. Барыню мою – Ирину Александровну (она совсем одна останется в ту страшную годину) – не покидай. И только когда ее схоронишь (а я вижу: тебе ее тело земле предавать), тогда уж и сам пойдешь на отдых". Закрыл часы. Сел в кресло. Потом снова встал. -

Ну,

почему

Рылеев,

Пестель,

другие

в

последнюю

минуту

остановились?.. Понимаете, Надя, ведь все мы – от бога, и заранее у каждого свой рок, своя судьба. Все мы приходим в это мир с заранее заложенной программой – так предусмотрено природой, так мир устроен... Там, свыше... Надя все это время словно во сне находилась: то интересно, то страшно, то будто бредила, то снова опускалась. И все время, везде этот сухой, взъерошенный старик, его глаза и голос, голос, голос... Она физически ощущала, как в ее голову с болью втискивался этот голос и гам размещался везде, во всех уголках сознания. Он заполнял все ее естество. И было больно. И было тесно. "Ну, когда же я проснусь? Когда?" - ... все, что там предопределено, мы изменить не в силах. Не знаем мы пока законов этих. Но почему не знаем? И все же... Я вам, Надюша, попытаюсь свои мысли изложить. Конечно, сейчас не в состоянии вы их осознать, но там, потом вы их поймете. Глава 15 - 94 -


В такое же время года, когда на Руси все расцветало, набиралось сил, – в семнадцатом

году

все

обнажалось,

бурлило,

распадалось

и

снова

соединялось: в группы, в лагеря, в два полюса, в два континента. Люди были – словно в ожидании банкета, большущей пьянки, дикого разврата. Все цепи – паутина сдерживающих сетей – были сняты. Словно неведомая рука в одночасье сорвала покров какой бы то ни было государственной системы, и все вдруг увидело свет, пространство, безграничную свободу и – охмелело, зашаталось, загудело, соображая, что делать, с чего начать. О, как было бы прекрасно, если бы в такие времена больше человечности, божественной любви и гениев! Но, к сожалению, в этот раз первыми проявились с оскалом безумство и насилие, хамство, хаос, уголовная преступность. Ох, как удобно было им безжалостно топтать, уничтожать и гадить... Но жизнь есть жизнь, и все проходит. И как бы ни было страшно там, и как бы ни было там грустно, все же наравне совсем проросло и нечто божественно прекрасное, совсем мало - один лишь только миг. У небольшого разбомбленного городка, где проходила линия фронта, на обгоревшем полустанке стоял состав из семи пассажирских вагонов, в одном из которых находился полевой штаб командующего дивизией генерала Беспалина. В течении недели городок занимали то русские войска, то – неприятельские. К генералу приехал член Реввоенсовета большевик Дмитрий Суханов. Поначалу он хотел отправить его обратно, но, когда начальник штаба произнес фамилию большевика, что-то вспомнилось ему далекое-далекое, и только ради этих теплых воспоминаний, ради этой фамилии он приказал принять незнакомца, хотя большевиков он ненавидел. Не войну проклинал Беспалин, нет – он военный человек, его долг – воевать во имя родины, отечества. Проклинал же он большевиков за развал государства, за уничтожение великой державы Русской. Хотя и признавал гениальность идей большевиков, но то, что сейчас творится (чуял сердцем, разумом все видел),

- 95 -


какое страшное коварство будет там, дальше, после лестных обещаний, – этого не мог простить. В небольшом кабинете, в одном из вагонов, стояло двое мужчин. Один совершенно седой, бледноватый, с грустными, уставшими глазами, пропитан весь пороховою гарью, как ни странно, был генерал. Он, как и прежде, если нужно, ведет за собою полки. Романтично... Но это было так. Другой стоял напротив: двухметрового роста парень, нет, не парень – такой же мужчина, ибо тоже весь пропитан порохам и дымом; широченный в плечах, худой, загоревший, словно смоль. Он, завидев генерала, улыбнулся простой, наивной, не по возрасту детскою, стеснительной улыбкою. Они стояли друг против друга и молчали, глядя в глаза. И почувствовали оба, что они ведь люди, и вроде нет войны и этих бессмысленных и глупых игр, где отец против сына идет, где брат стреляет в брата, а потом гордятся этим. - Прошу садиться. - Благодарю. - Вы – дворянин? - Да. - Но вы – не русский? Простите, не запомнил вашего имени. - Дмитрий. Я – русский. По маме. Потомственный столбовой дворянин Суханов. Отец испанец. - Испанец... Так вы в Испании бывали? - Я там вырос. - Зачем же вы приехали в Россию? - Простите, господин генерал... Ваше превосходительство, осмелюсь напомнить вам о своей миссии. - Да-да, я вас слушаю. Хотя – позвольте еще... Как звать вашу матушку? - Александра, сударь. - Что? - Звали... Александра Владимировна Суханова. Она умерла перед войной. - 96 -


- Ваше имение в Орловской губернии? - Да, сударь.- Лицо Дмитрия слегка покрылось румянцем.- Но, простите, откуда вам известно? - Значит, умерла... . - Вы знали мою маму? Но ведь она, сколько я себя помню, никогда не приезжала в Россию. - Я дедушку вашего знал. Славный генерал был Владимир Иванович. И завязался длинный, жадный разговор. Ведь кроме их двоих никто на земле так и не знал о несостоявшейся любви. И неспроста ли генерал, сам того не подозревая, в юношу вложил свои воспоминания, зажег надежду в нем. Ведь тот был одержим одной безумной страстью: "Весь мир... разрушим, а потом"...- страстью диктатуры пролетариата, страстью нести свободу человеку. Пакет с приказом Реввоенсовета так и не был открыт, и ни единой фразы не прозвучало о войне, о политике, о дне насущном. Николай Антонович наперед все знал, что в пакете том, и что он, генерал, будет делать. А также знал, что ни единого парламентера и ни единого парламента и ни единого представителя партии большевиков его начальник штаба полковник Горохов не отпускал живым, поэтому перед тем как попрощаться, генерал попросил Дмитрия пройти в небольшую комнату купе для отдыха. Медленно прошелся, позвал адъютанта. - Есаула ко мне. Минуты не прошло – дверь отворилась и преданный казак, не раз проверенный в боях, докладывал: - Ваше превосходительство, по вашему приказанию... - Вижу. Не кричи. Проходи, садись. Послушай. Здесь у меня один паренек, большевик... - Так точно, ваше ...ство. Его уже Горохов дожидается. - Да не кричи ты, есаул. Подумаешь – Горохов...

- 97 -


Есаул посмотрел на генерала и все понял, да и как не понять – ведь с первых дней войны с полковником Беспалиным. - Ты пойми, это не приказ. Просьба у меня к тебе... Сумеешь ли ты препроводить парня в Питер живым и невредимым? Ты пойми: так надо, сынок. - Проведу, Ваше превосходительство. Ни один волосок с головы его не упадет. - Ну что ж, спасибо. У адъютанта возьми пакет. Я подпишу. Сам оставайся там, в Питере. Или лучше уходи за границу, есаул, сюда не возвращайся. - Что вы, ваше превосходительство! Неужели все так плохо? А вы как же? - Ничего. Уж как-нибудь. Ступай, сынок. Прощай.- Вышел в приемную адъютанта и подписал бумаги. - Начальника штаба – ко мне.- Вошел в кабинет, сухо попрощался с Дмитрием.- Доверьтесь есаулу, он проводит вас до Петербурга. Берегите себя. Прощайте. - До свидания, Николай Антонович. Но тот уже отвернулся к карте, висевшей на стене, и Дмитрий, поняв все, резко развернулся и вышел. В декабре, в канун нового года, будучи комиссаром

военной

промышленности, Дмитрий Суханов узнал из коротких донесений о смерти генерала Беспалина. Он погиб в бою ровно через месяц после их встречи. Глава 16 В деревне революция обозначилась приездом сына Хоны Абрамовича – Моисея, небольшого роста, с маленькими круглыми глазками, давно не бритый, Моисей приехал домой к отцу погостить, обрадовать его победой рабочего класса. Изумленный, он никак не ожидал такого холодного безразличия. Хона Абрамович обнял сына, поцеловал, прослезился и отошел в свой кабинет. Моисей ничего не заметил, снял шапку, расстегнул портупею, размотал длинный шарф, снял кожанку и, перед тем как повесить - 98 -


на вешалку, полюбовался ею, погладил, потом снова одел портупею с наганом на гимнастерку, потер руки, посмотрел на себя в зеркало и побежал по комнатам. Мать, Хану Яковлевну, Моисей застал в столовой. - Мама! - Мойша! - Мальчик мой!- Они обнялись.- Обед уже готов. Зови отца. Сейчас кушать будем. Небось, проголодался? Ох, какой же ты худой. Моисей пошел, вдыхая запахи родного дома. Войдя в кабинет отца, он увидел, что тот сидит за письменным столом и что-то пишет. Оглянувшись по сторонам, сел на диван. Отец положил перо в сторону, аккуратно прикрыл чернильницу, еще раз перечертил им написанное, закрыл тетрадь, поднял глаза на сына. Моисей встал, словно хвастаясь формой. - Мойша, зачем ты нацедил игрушку на ремень? - Это не игрушка, папа. Это наган. - Я вижу, что это наган. Но я спрашиваю, зачем ты повесил его на боку? - Ну, как" зачем"? Я же – революционер, большевик. -Что же это такое: все большевики ходят с такими наганами? Ви хотите... Нехорошую игру ви затеяли, сынок. - Ничего ты не понимаешь, папа. - Ну, да, конечно. Я, старый еврей, уже ничего не понимаю. Эти самые твои большевики хотят разрушить и уничтожить все старое и потом создать так называемую новую, счастливую жизнь, забыв о том, сколько крови прольется, в какой страшный хаос, разруху все попадут. И как ты думаешь – кого будут проклинать? - Кого? - Конечно, евреев. Снова евреев! Господи, боже мой, сколько же это будет продолжаться?! - Да почему ты такой мрачный, папа? Ведь это же впервые в мировой истории. Мы создадим прекрасное будущее. Мы... - 99 -


- Да ничего вы не создадите. Вы только разрушите. И сами погибнете. Создавать будут другие, те, кто вас уничтожат! Ты меня спроси, что я читал последнее время, и я тебе отвечу: я перечитывал все о Французской революции. Я не понимаю: в мировой истории мало было гениальных палачей? Дантес, Робеспьер... теперь России понадобились кровавые гении? Кто там у вас - Ленин, Троцкий, Свердлов? Мойша, ты не обратил внимание, почему во всех у них псевдонимы? Господи, ну, почему?.. Ведь позор снова падет на нас. Больше Хона Абрамович не разговаривал со своим сыном. Он запирался в своем кабинете и не выходил в его присутствии, покуда тот не уехал совсем, навсегда. Но это было потом. А сегодня Моисей после обеда пошел погулять по селу, по хуторам, чтобы поговорить с мужиками о сходке. И вот на майдане возле сахарного завода морозным солнечным утром собралось немало люду послушать о революции, о диктатуре пролетариата, о советской власти. Слишком много было непонятных слов, которые проносились в воздухе, но больше всего хотелось знать крестьянину, что будет с землею. Как ее будут наделять и поскольку. Получив удовлетворительный ответ:

"Земля –

крестьянам, Фабрики – рабочим",- народ загудел, засуетился. И загорелись глаза, с надеждой в будущее глядя. Моисей Хонович стоял на ящике, держа в руках древко красного знамени, и старался перекричать толпу. - Товарищи крестьяне,- он то и дело кашлял, но снова продолжал,граждане крестьяне, для начал необходимо создать революционный комитет, выбрать председателя, а затем уж идти и брать власть в свои руки, экспроприировать экспроприаторов... Никто не понял смысл подобных слов. Для всех это означало: пойти к панам, все забрать и разделить поровну. Вот только как быть с панскими домами, заводом, садом и прочим недвижимым имуществом? Здесь же, на майдане, единогласно выбрали председателем Миколу – кузнеца с Чередникивщины. Он – самый здоровенный человек на селе да и к - 100 -


тому же малость грамотный. Ему поручили и подобрать комитетчиков, а уж потом, назавтра, идти к панам. С этим и разошлись по домам. Вечером того же дня в поместье Беспалиных верхом на лошади приехала Надя, в офицерском полушубке и военной одежде. В сумерках все, кто ей встречался, думали, что молодой барин приехали, поскольку о гибели Николая Антоновича было известно всем. В доме, таком громадном, было темно и холодно, лишь на правом крыле первого этажа, где расположены кухня да несколько комнат, теплилась жизнь. С Ириной Александровной, сильно сдавшей за последнее время, жили в доме лишь нянечка, повариха, конюх да сторож, да еще одинокий истопник. По утрам иногда приходила прачка да несколько мужиков помочь по хозяйству, да директор завода, да приказчик. Появление Нади было неожиданны, но радостным и теплым, словно весенняя оттепель посреди морозной зимы. Появилась маленькая надежда на то, что этот кошмар когда-нибудь кончится, и снова возвратится жизнь в этот дом, в это село, в этот уголок земли. Когда наступил вечер, односельчане обратили внимание, что все окна большого панского дома зажглись светом, а дым валил изо всех четырех дымарей. И, не осознавая, каждый почувствовал, что теплее стало на душе в эту морозную, длинную зимнюю ночь. Утром всех разбудил непонятный шум за окнами. Небольшая толпа во главе с верзилой-кузнецом стояла перед домом и что-то требовала. Надя, выглянув в окно, вспомнила вчерашние рассказы лекаря (который сразу же пришел с приездом Нади), директора завода и Ирины Александровны. Быстро оделась и выбежала к людям. Увидев на крыльце появившуюся простоволосую в полушубке Надю, толпа притихла. Но вот, сделав шаг вперед, Дядько Микола крикнул: - Надько, чого стоишь, иды клыч барыню. - Что вам нужно от нее? - Дом хочэмо забраты, а вона хай идэ гэть, покы мы нэ пэрэдумалы.

- 101 -


- Погоди, товарищ Микола,– подошел к кузнецу Моисей,- разрешите, барыня, мне вам сказать... - Та яка вона барыня?! Вона – сука Безпалых! - Та ладно тоби, цыть!"- раздались злые реплики в толпе, больно жаля Надю, но, не подав виду, она только улыбнулась, и от этой улыбки Моисей замямлил, засуетился и забыл, что хотел сказать, но, спохватившись, продолжил: - Как вам, наверное, известно, произошла пролетарская революция, поэтому мы во главе с рабоче-крестьянским комитетом пришли с требованием о передаче народу... - Хватит.- Надя сделала шаг вперед.- Не играйте в эту дьявольскую игру. Ведь пожалеете потом. Ну, растащите вы все, разорите, а потом что? А потом наступит разбирательство, кто больше утащил, а кто не успел. Это – в лучшем случае. Худшее будет, когда придут другие и отберут у вас все. Хотите советской власти? Погодите, придет она, будьте уверены. Хлебнете вы еще. Она уловила в воздухе шепот и возню. - Мыколо, ты що? Цэ ж моя дочка.- А далее угрожающий хрип.- Мыколо! Надя и не заметила, как во время речи подошла почти вплотную к крестьянам, и те полукругом ее обступили. Она неторопливо в молчании повернула голову туда, откуда раздавался хрип. Ее отец держал двумя руками руку кузнеца, в которой сверкало лезвие топора, и собой пытался заслонить свою дочь. Без малейшего страха Надя заметила: - Что, дядьку Миколо, повоевать захотелось? Власть почувствовал? Вот, бабоньки, полюбуйтесь. И вы, Моисей. Что будет с вами в ближайшее время? Народная власть – это хорошо. Да власть – это же целая наука! Стало тихо. Надя развернулась, к дому пошла. У двери остановилась, повернулась снова к собравшимся, громко добавила: - Деток своих пожалейте! Вы ничего уж поделать не сможете. Советская власть придет, обязательно придет. Так хоть не встречайте ее восторженно. - 102 -


Надя вошла в дом, а люди, немного потоптавшись, всею толпой двинулись на завод в центральный цех. Остановили машины и до позднего вечера толковали: что такое советская власть; стоит ли здесь делать революцию и причем тут дети... Кто- то заметил: "Ух и грамотная она, стерва! В Питере обучалась" И многое еще пытались понять, да так и разошлись. Недолго погостили. Моисей уехал на следующий день. Надя денекдругой погостила у отца с матерью. Новогоднюю ночь отпраздновала в имении Беспалиных, а через день уехала догонять свой полк, вернее офицерское формирование, где она служила фельдшером, поскольку закончила в Питере фельдшерско-акушерские курсы. Здесь же в полку служил и молодой поручик Константин Беспалин. В тот тяжелый, прошедший, грозный семнадцатый год Надя все еще жила в Питере на Невском проспекте в квартире Беспалиных. Заканчивала медицинские курсы. Ходила по улицам, выискивала бездомных маленьких детей, пристраивала их в приюты. Подруги по Смольному давно разъехались по фронтам, а она все ждала вестей и от Кости, и от Николая Антоновича. Когда же получила известие о гибели отца Кости, уехала на фронт, успев закончить курсы, в полк к Косте. Так и осталась в санитарном поезде, без устали мотавшегося по всей России. Сидя в маленьком купе в короткие часы отдыха, Надя все чаще мысленно взывает к богу и к нескончаемому разговору с Ростиславом Семеновичем, столетним стариком. “Интересно, жив он или нет?” Полудремля, прикрыв глаза, под монотонный стук колес она частенько видела его: как он придет к ней, сядет в уголочке и смотрит вдаль сквозь длинные седые волосы, беспорядочно свисающие на глаза. “Так что же вы, Наденька, хотите понять? Откуда все человеческие несчастья? Все очень просто. Да-да, не удивляйтесь. Все что происходит, это не случайность, не внезапность и неспроста. Все – закономерно. Замкнутость большого цикла, какого-то определенного круговорота. Сейчас я вам проще расскажу. Видите ли: все, что происходит сегодня перед нашими - 103 -


глазами, - это лишь реальная действительность, процесс, который был вчера. Отсюда вытекает: то, что мы сегодня хотим, сможем увидеть только завтра. Вспомните русскую народную пословицу: что посеешь, то и пожнешь. То есть – зеркальное отображение. Мы так устроены со всеми нашими достоинствами и недостатками: сегодня хотим одно, завтра – другое, но постоянно живем в реальной действительности, заложенной вчера. Вот вам первое противоречие. Библия ведь что гласит: да примите жизнь такой, какая дана вам... Но это еще не так важно. Хотя... Давайте мы подробнее разберемся. Представьте на минуту, - конечно, вам очень трудно с этим согласиться, но все же попробуйте, - что человек приходит в этот мир бесконечно много раз. В мире всему есть определенное число. Человек же всегда приходит только человеком. Но разница состоит в том, что у каждого есть только его время. В зависимости от того, как ты проживешь сегодня не только телом, но и душой, настолько и шагнешь в пространственное время – ближе к точке Абсолюта, что богом называем мы. Сразу охватить и понять – все это очень трудно. Попробуйте осмыслить следующее. Пока каждый в отдельности живет от Бога и для Бога (то есть: крестьянин находит радость в своей работе, помещик думает о людях, и каждый пытается только своим умом и трудом подняться на ступеньку высшее, если ему сознание диктует), то мир и процветание в том обществе царят. А если нетерпимость, зависть пошатнут устои общества – вот тогда и революции и, представьте, даже землетрясения, и прочее. Мне довелось встречать людей, которые идут на смерть легко и просто, словно зная, чувствуя, что смерть их, благо принесет потомкам. И поверьте мне, я много прожил, что они не обманулись. Вы обратите внимание на то, что самоубийцы несут как раз очень много отрицательных явлений” Глава 17 Осенью девятнадцатого года небольшое офицерское формирование белой армии, окруженное в степях, прорывалось к Крыму. Бессмысленные, ничем - 104 -


не оправданные жертвы обеих сторон подавили в людях всякое понятие о человеческом предназначении. Словно в адской машине перемешались серые массы человеческих тел. Вокруг – кромешный ад, грохот и истощенный вой снарядов, трескотня пулеметов и винтовок, дикий вопль, крики, визги, удушливый смрад дыма, гари, крови, гноя. Перевязывая раненых в траншее, Наде вспомнилось одно философское изречение: самый счастливый человек тот, который еще не родился. И тут же (она не удивилась) появился опять старик. Он сидел на бугорке у самого края траншеи, смотрел, как падают замертво ребята и быстро-быстро сказал: "Нетнет, вы не правы, ведь каждый раз, когда вы приходите в этот мир, – это и есть самое большое счастье" И все. Он исчез. Так быстро в этот раз. Надя увидела, как поднялась цепь и пошла в атаку, и снова возвратилась. Вот снова поднялась и залегла. Вдруг отчетливо увидела Константина. В полный рост поднялся, отряхнулся, махнул рукою и пошел. За ним поднялся еще один, еще, еще... И снова вся цепь пошла в атаку. Но Костя остановился, вроде задержался ненадолго, голову к небу поднял, очевидно, посмотрел на приближавшуюся грозу и рухнул. Цепь, как по команде, залегла. Все замерло, все стихло. Минута, две или пять – никто не знает, не помнит. Откуда? Что это? На фоне нависшей черной грозовой тучи среди прижавшихся к земле цепью белогвардейцев – девушка на белом коне, в галифе и белой рубашке, с саблей наперевес пронеслась галопом вдоль линии фронта. Золотистые волосы развеялись по ветру, и крепкий звонкий голос разорвал тишину: - Господа! Что приуныли? Впере-е-ед! ... И ярость, и рукопашный бой, и – противник дрогнул. И вышли из окружения. Недалеко, в тылу красной армии, в одинокий вагончик комдива влетел связной красноармеец. - Товарищ комдив, товарищ комдив, там – баба! - Что, "баба"?- Улыбнулся спокойно комдив. - 105 -


- Товарищ Суханов,- вытаращив репуганные глаза, промолвил, заикаясь, красноармеец,- там не ба-а-ба, а су-ущий дьявол. Наши п-п-позиции дрогнули и-и отс-с-ступили. Белогвардейцы ух-ходят. И поднялся комдив во весь свой двухметровый рост, и грохотом прокатился его могучий голос: - Коня мне! Где-то позади, отозвался трубач – протрубил тревогу. Комдив взлетел на подведенного к нему коня. Конь, пришпоренный крепким седоком, встал на дыбы и с невероятной силою рванул и понесся навстречу приближающейся бело-золотистой точке. Но вот комдив поводья натянул, и словно окаменевший, конь остановился. И опять над степью прокатилось: - Эскадрон! Ни с места! Эскадрон в оцепенении застыл. Командир рванул коня, и тот стрелою понесся над землей. Как невероятно красивы, слившиеся в едином дыхании, всадник и серый конь в яблоках! Степь замерла, вся в ожидании не то грозы, не то... Взбесившееся время вдруг замедлило свой бег:

еще мгновение, еще немного и... Вдруг все

утихло. Все ждало, вот-вот... Два всадника летели навстречу друг другу: девушка на белом коне в белой рубашке, и парень на сером коне в выгоревшей, как степь, серой рубахе. Низко-низко свинцовое грозовое небо. Люди застыли: эскадрон красноармейцев, с одной стороны, и жалкие остатки белогвардейского полка – с другой. А между ними – два человека, две души неслись навстречу друг другу. И что же это может быть, мираж? Время почти совсем остановилось. Нервы до предела напряглись. Еще мгновение и... они соединились. Молния, досель невиданная, рассекла все небо и – о чудо! - так и застыла, не угасая. - Это ты? - Да, я. А это ты? - Конечно, я. Какой ты большой. - А ты божественно красива! - 106 -


- У тебя серые невероятно теплые глаза. - Ты слышишь: гитары звучат. Это Испания играет. О тебе мне моя мама рассказывала: "В России ты ее найдешь, сынок, в России" - У тебя красивый голос, сочный, словно ты только-только ел арбуз, и на губах твоих его осталась влага. - А в твоей улыбке собрана вся нежность человеческой любви. - Мы сейчас умрем? - Да нет, что ты! - Но пули приближаются, они ведь прямо в нас летят. - Я их остановлю. - Как мышцы твои перенапряглись. Вены вот-вот взорвутся. - Такие маленькие и тяжелые, как глыба отвалившейся скалы. - Как звать тебя? - Дмитрий. В Испании – Доменико. А ты - Надежда? - Да, я Надя. - Смотри, вот небо раскололось. Пойдем. - А мы сюда еще вернемся? - Обязательно. Пойдем. Чья-то нервная рука нажала на спусковой механизм, и вылетел снаряд, пропев последнюю песню. Да чей же приказ выполнила затуманившаяся, обездоленная голова, сидящая у прицела орудия? Глава 18 - Эй, ты слышишь? Где-то человеческий детеныш плачет. - Да нет. Это, верно, опять филин кричит. - Нет, на этот раз ребенок – уж я точно знаю. Вот и время прошло. Нам скоро уходить, а они... Но вот ведь в чем закон разума Вселенной: ты снова вороном сюда придешь, я – дубом, но может быть, на другой земле, а может быть, еще раз здесь из желудя я корешки свои расправлю и прорасту на прежнем месте. А люди... Каждый придет в то время, которое заложил в прошлой жизни, и вновь по предначертанной судьбе, заложенной когда-то, - 107 -


пройдет. И так – до бесконечности много-много раз, пока не сознает, что есть что-то высшее, где всполох молнии с бесконечностью равны. Глава 19 Антон проснулся, словно и не спал. Открыл глаза. Все тот же безоблачный июньский день. Над головою – ветки дуба, чуть заметно шевелились листья. Вдали – пейзаж. Никак не различить, где сон, где явь. Как будто только взгляд лишь перевел из прошлого в сегодняшнее время. Еще раз провел рукою по огрубевшему стволу и пошел, ускоряя шаг, к сиреневым аллеям, где стояла его палатка. Сегодня к полудню должна приехать Надя. "А может, она уже приехала?" При этой мысли Антон заторопился и побежал. У развалин никого не было. "Значит, еще рано. Как же я часы забыл? Да разве только часы?” Антон насобирал сухих веток, разжег костер, разложил всю свою провизию (пакеты с продуктами, консервы), достал котелок, набрал чистой родниковой воды, начал готовить обед. Сел в ожидании, пока вода закипит, задумался. "Интересный сон там, у дуба, привиделся. Такой богатый. Однако, вот окончание сна... Нет, чуть пораньше. Ну, конечно, ведь я это уже видел. Это было. Вон на том поле Я это точно помню. Я даже помню, что ветер по-особому свистел в ушах; как щекотало в ладошках... Но не может быть. Так не бывает. Хорошо. Допустим, что та, которая неслась навстречу мне, была похожа на Надю – это еще можно объяснить (во сне видишь

того,

о

ком

думаешь).

Но

чтобы

вот

так,

в

реальной

действительности я узнал то поле, где это все произошло, - нет, конечно, нет. А может, это и не сон?" Вдруг издалека послышался хруст сломанной сухой ветки. Антон напрягся, вслушиваясь в тишину. Вдруг отчетливо услышал приближающиеся неторопливые шаги. Он поднялся, сделал шаг навстречу... На бескрайнем, залитом солнцем поле паслось несколько овечек и коз. Неподалеку, на краю поросшего папоротником, не очень глубокого оврага, сидел лет десяти пастушок, играя на свирели незатейливую мелодию. Рядом лежал очень большой лохматый пес с короткой мордой и висящими - 108 -


длинными ушами. Он положил свою массивную голову на лапы и лениво дремал. Поодаль бегала девочка лет восьми в легком прозрачном ситцевом платьице. Она играла с мотыльком, который время от времени садился на ее пухленькую ладошку, отчего вызывал у девочки радостный и звонкий смех. Но вот впереди у нее в густой высокой траве что- то засияло. Девочка остановилась, потом тихонечко подошла, присела и нежно ручками развила траву, залюбовалась... Надя, выходя из лесу, увидела дым костра и сидящего возле – Его. Она задержала взгляд, он обернулся, сделал шаг навстречу. "Господи, какой же он”... Высокий, худой, в потертых джинсах с широким кожаным ремнем. Рубаха цвета ржавчины из грубого полотна свободно висела на нем, не скрывая его угловатость. Высокий лоб, редкие светлые, как ржаная солома, волосы оттеняли его смуглое, слегка вытянутое лицо с большими, круглыми темно-серыми глазами. Крупный нос и широкий рот подчеркивали общую гармонию мужского портрета. Он не улыбался и не был серьезен. Он шел навстречу ей, переполнен всеми земными чувствами любви. Уронив большую дорожную сумку, она шла в объятия единственного вечно жданного. А ведь могло случиться: прожив во времени одном, так и не встретиться друг с другом. Очень медленно обнялись и пошли, любуясь. Он целовал легонько, не спеша – лоб, волосы, влажные глаза, губы, шею. Она вздрогнула. Резко обхватила голову его и быстро горячо расцеловала. Ноги подкосились. Медленно опустилась, всего целуя; стала на колени, обвила его руками, прижалась, чуть слышно всхлипывая. Вдруг большие сильные руки подняли ее и понесли. - Сумасшедший, тебе же тяжело... Еще немного – и он опустился, не выпуская ее из объятий. - Ты ляг. Я все сама. Нежная трава мягким ковром разостлалась перед ними. Она его раздела, всего целуя, и медленно сама разделась, на него глядя. Обнялись, задыхаясь от прикосновения каждой части тела. - 109 -


Глава 20 Пастушок обратил внимание на то, что девочка притихла. Он оглянулся, поднялся, подошел к ней, присел рядышком и посмотрел в траву. Детское лицо его было очень серьезное, не по годам задумчивые глаза. Он тихо, долго наблюдал. Собака, подняв голову, завидев хозяина, снова уронила ее на лапы. Паренек поднялся. - Это – таинство. Ты их смущаешь. Не надо долго на это смотреть. - Но ведь это так красиво! Рождение тонкой энергии. Он пошел на то место, где лежала собака, сел и снова начал играть. Глава 21 ...Она задыхалась, стонала, судорожно извиваясь. Вдруг тяжелая боль внизу живота внезапно прорвалась, медленно вытекая и освобождая все тело. Стало легко, свободно, спокойно. В этот же миг он, судорожно стиснув ее руками, замер. Она с наслаждением ощущала в своем теле толчки пульсирующей плоти. Состояние безумного блаженства овладело ими. - Я люблю тебя.- Прошептала она, целуя влажное его лицо. - О как я люблю тебя! Ты слышишь, как я тебя люблю?! Надя плакала. Антон целовал ее, не в силах вымолвить ни слова. Потом они долго лежали, продолжали молча наслаждаться, опьяненные сладким туманом любви. - Мне кажется, что на нас кто-то смотрит. - Здесь вокруг никого нет. Я тут уже целые сутки. Все вокруг обошел. Никого нет. - У меня такое чувство, что на нас смотрят не со стороны, а сверху. - Радость моя – это тебе только кажется. - Там наверняка кто-то есть. Прикрой меня собою. Глава 22

- 110 -


Девочка очень осторожно поднялась, вздохнула, пошла к парнишке. Молча села возле него обхватила руками колени, задумчиво посмотрела вдаль. - Они такие маленькие – маленькие и красивые. Как жаль, что они подвластны времени. Пастушок перестал играть. Помолчал, потом объяснил: - Теперь ты поняла, что такое время? Да, они живут. Они маленькие. Они подвластны времени. Но они снова и снова возвращаются в физический мир времени, чтобы соткать свои покрова с тонкой энергии. Но есть и черная энергия. Тебе о ней еще рановато знать. Пастушок снова стал наигрывать свою незатейливую мелодию. Глава 23 Надя и Антон прожили в палатке десять дней. Как одна минута. Как одно мгновение. Разъехались так же, как и приехали, - врозь. Сначала Надя уехала. Антон проводил ее до села, посадил на автобус. Сам укатил на велосипеде. Тщетно он пытался разыскать ее. Или встретить случайно. Хотя бы узнать, где она. Время летело. Надю он больше так и не увидел. Антон закончил аспирантуру. Работал над диссертацией, но тема ему была абсолютно чуждой. Поэтому работа вырисовалась сухой, надуманной, бесплодной. Как-то летом потом он вспоминал: именно в тот день в июне странный пришел конверт. Без подписи. Он догадался. Долго не открывал. Ходил, курил. Потом убрал на кухне все. Достал коньяк. Налил в рюмку. Поставил на стол. Сел. Снова закурил. И распечатал. Очень маленькое письмо. "Антон, счастье мое, прощай. Я теперь знаю, что в следующий раз мы встретимся с тобой навсегда. У тебя дела, дела, дела... Я подожду тебя там. Я тебя обязательно дождусь, любимый" Впервые Антон пожалел, что не умеет пить. "Запить бы сейчас – в самую пору. Но не могу ее осилить – эту проклятую водку" Всегда, если случалось где перебрать лишнего, Антон болел неделю. - 111 -


Сотрудники привыкли к странностям Антона. Но то, что он сделал в этот раз, выходило за рамки всех удивлений. Первым на кафедру принес обалденную новость, как ни странно, молодой преподаватель, который набивался к Антону в друзья. "Как-то один мой приятель сказал мне, что в здании бывшего монастыря, который сейчас на реставрации, но действует, есть оригинальные иконы. Зашел я туда... И что вы думаете? Кого я там встречаю? Не поверите! Нашего дорогого Антона. Господи, весь в краске. Устроился, видите ли, маляром. Нет, ну, я понимаю – на лето... Подзаработать... Но почему в церковь? А после этого – идти читать лекции по педагогике... Что вы на это скажете?" После короткой беседы с завкафедрой Антон уходит из института. По собственному желанию. Когда же закончились реставрационные работы, уезжает из города сначала к родителям, а затем... Глава 24 В тракторной бригаде ремонтировал свой старенький трактор Сергей. Услышал свист, а затем голос председателя. Оглянулся. - Тараненко, ты, что так увлекся? Чего не слышишь? Зову, зову, а ты не обращаешь внимания. -Так ведь мотор работает. Сами понимаете.- Медленно шагая навстречу председателю

колхоза,

вытирая

руки

от

мазута,

доброжелательно

оправдывался Сергей.- Здравствуйте. - Здоров, Серега.- Председатель пожал мускулистую руку комсорга.- Ты скоро в поле выйдешь? - Должен сегодня закончить. Завтра выйду. - Хорошо.- Выждал паузу, глядя на проходившего пьяного колхозника.Вот черт, с утра нализался, никак проспаться не может. Отправить бы его, куда надо, так ребятишек его жалко. - Да здесь, если отправлять всех таких – работать некому будет. - Тото и оно. Вот жизнь... Я к тебе вот что... Значит, сосед у тебя объявился. - 112 -


- Какой сосед? - Поселили мы, значит, в ту пустую хату, что возле вас - самая крайняя... - Я понял. Но кого? - Да интеллигентишка один. К нам в колхоз напросился... И где он взялся на мою голову? - А на роботу кем? - Пойдет пока на кирпичный, а там посмотрим. Может, по наряду на ферму... Или в плотню. - Не понял: вы же говорите – интеллигент? И – по наряду? Может, его в школу или в контору? - Ох, Тараненко, нет у меня работы. Я ему так и сказал. А он – ничего, пойду на кирпичный. - Послушайте, а может, он того... Вы проверил и? - Сам ты того... В институте работал преподавателем. Ушел. Хочу, говорит, вашу церковь отреставрировать, ну, ту, значит, на хуторе. А я ему говорю: "Мы реставрировать не собираемся" А он говорит: "Места у вас тут красивые. Романтика всегда меня манила. Тогда,- говорит,- примите меня в колхоз рядовым" Я вот и подумал: не помешает нам пара рабочих рук. Хотя какой из него рабочий? Короче, взяли. Поселили. Так ты уж, того, помоги там советом, ну, чем сможешь. Он так – парень ничего. Только вот... Одним словом – интеллигент да и только. В общем – принимай соседа. Бывай. Да, можешь сегодня после обеда не приходить. Помоги ему свет подключить. - Хорошо. Когда Сергей пришел домой, мать сразу же: - Сереженька, у нас сосед теперь новый. Парень дужэ гарный. Внимательный такой, культурный, добрый, вот только неловкий какой-то. Ну, ничого, ничого... Мы ему давай трохи поможемо. А то ведь важко ему, ох, важко будет. - Пойду с ним познакомлюсь. - Иди, Сереженька, иди. - 113 -


- А Галя где? - Та корову ж погнала. - А ты того, мать, приготовь чего-нибудь пообедать, я его к нам приглашу. - Хорошо, Сереженька, иди, иди. Хата хоть и была еще целая, добротная, но уж очень запустевшая. Двери открыты настежь. Изнутри потянуло дымом. Сергей в дверях громко постучался, бодро спросил: - Можно войти? С хаты послышалось: - Проходите, проходите, пожалуйста. - Здравствуйте. - Здравствуйте. Проходите, гостем будете. - Так это, значит, вы здесь решили поселиться? - Да вот, приехал... - Мне сказали, что у нас сосед ... А я не поверил. В такой глуши... На краю села... Бездорожье... - Почему? Мне здесь очень нравится. Кругом эти балки, овраги... Лес. Так романтично. - Все это скоро пройдет. Да ладно, об этом потом. Давайте знакомиться. Ваш сосед,- протянул руку,- Тараненко Сергей. Антон пожал его руку. Ответил: - Меня зовут Антон. Будем на " ты". - Согласен. - Давай где-то пристроимся покурить. Хочу вот печь растопить. Настоящая печь... Давно мечтал поспать на горячей печи. - Я б не советовал. Она вся потрескалась. Дымит. Хотя дымоходы прочищены. Ладно, коль затопил, пусть себе горит. Но для начала поможешь мне. Я подключу тебе свет. Ты не встречал здесь лестницу? - Там за сараем есть. - 114 -


- Тогда пошли. Антон держал лестницу, а Сергей быстро, привычно подключил провода. Вошли в хату. Серега вынул из кармана пару лампочек, закрутил. - Ну, вот, свет есть – это главное. Остальное поможем тебе после, когда пообедаем. Пошли? - К вам? Как же? Неудобно. Ты погоди, мы сообразим здесь что-нибудь. - Здесь "соображать" потом будем. Пойдем. Мама моя приглашает. Заодно и с моими познакомишься. - Я с твоей мамой уже знаком. Екатерина Семеновна. Правильно? - Да. - Я у вас воду в колодце брал. - С женою тебя познакомлю, с детьми... Они, правда, в садике пока и в школе. - Сколько у тебя детей? - Пока – двое. Старший уже в первый класс пошел. - А я вот даже не женат. - Это ничего. Если останешься, здесь быстро женим. - Не знаю, не знаю. Вряд ли. - Ладно, поживем-увидим. Семья Тараненко как-то сразу привязалась к новому соседу. Они все вместе помогли ему обустроиться. Сделали небольшой ремонт. Хлопцы вдвоем подлатали крышу, очистили двор от зарослей. Напилили дров. Бабы (так постоянно выражался Сергей) помазали печь, грубу, побелили комнаты, помыли окна, двери, полы. Началась нормальная сельская жизнь Антона. Поначалу ему было все интересно: лес, село, люди, с которыми он быстро сходился, одиночество в своем пустынном доме на самом краю села, и даже невыносимо тяжелый труд на кирпичном заводе не сломал его оптимизм и веру в то, что отреставрирует он все же ту церквушку на хуторе. Сельские жители при появлении странного молодого человека считали его чудаком, никак не могли сообразить, чего это он из города в их болото - 115 -


попал. Потом попривыкли. Все же он был интересен: простой, доверчивый, ну уж слишком доверчив. Так как многих эта черта Антона забавляла, вскоре стали над ним в открытую подшучивать, мягко говоря. Но Антон не обращал внимания. Понимал, что они ведь не со зла, а скорее из-за своей безысходности. Только здесь, в селе, он ясно осознал, какая тяжелая жизнь крестьянина и не только в физическом труде. В перерывах между катаниями тележки с кирпичем, Антон часто вспоминал то прекрасное село в его далеком детстве, когда летом ездил погостить у бабушек. С наступлением холодов оптимизм Антона приугас. Сергей частенько заходил к соседу, как полагается, с бутылочкой; посидеть, поболтать о том, о сем... - Антон, ты знаешь, не так давно, лет семь назад, у нас здесь жил тоже один дурачок. - Антон улыбнулся, и Сергей спохватился.- Прости, я не так хотел сказать... - Я понимаю. - Нет, правда, не обижайся. Ты ведь не такой, как мы. - Ничего, ничего. Так что же? Был у вас дурачок. И что дальше? - Жил у нас дядя Федя – дурачок. Он больной был на голову. Бездомный. Жил, где попало. Правда, здесь тогда тетка его жила... Так вот задолго до того, как мы взорвали церковь,- ты же знаешь: у нас здесь церковь была, большая, красивая, не то, что та, на хуторе, - он точно предсказал день и час, когда мы ее взорвем. Представляешь? Об этом никто не знает – он мне одному сказал. Я вот думаю: как он мог об этом знать, откуда? А еще он мне рассказал... И Сергей подробно, как мог, пересказал то, что говорил в последний раз дядя Федор. Чем дальше он углублялся в свой рассказ, тем серьезней становилось лицо Андрея. "Откуда у этих изможденных рабским трудом и водкой, в забитом селе, такое ясное понимание сложнейших философских концепций? Какие они, однако, интересные, по-своему красивые и добрые

- 116 -


эти люди – крестьяне, мудрые и сильные. И не надо их поучать. Они во всем разберутся сами" - Ты, Серега, сам скоро на все ответишь. Ведь недаром тот ваш дядя именно тебе все рассказал. Помни: случайностей не бывает... Тебе бы поучиться надо. - Куда мне! Уж за тридцать перевалило. Да и семья, детишки... - Это ничего. Поступай на заочное. Если захочешь, помогу. - А что, надо подумать. Только вряд ли. Хотя у меня была мысль учиться. А теперь... - Расскажу тебе один эпизод моих путешествий - любил я и раньше путешествовать. Много ездил, летал, но больше пешком ходил. Вот так: брал рюкзак летом и по незнакомым местам все шел, шел, ориентируясь по карте. Как-то однажды – я уж не помню, где это было – подвернул ногу. Этот день был самым изнурительным: нога болела, не было больше сил двигаться. Но все же мне повезло. Доплелся до развалин древней усадьбы – значит, недалеко есть селение. Ночевать придется здесь. Думаю: пойду, осмотрю этот дом с мезонином. Прекрасный дом когда-то был, большой, красивый, просторный. Здесь протекала жизнь. А потом люди оставили его, и время принялось съедать этот дом. Он медленно умирал, когда-то цветущий. Видно было, что он сопротивлялся времени, не хотел сдаваться, не хотел стареть. Но стал ненужным дом, его покинули и ушли. А он загрустил в полнейшем одиночестве. Время неумолимо, жестоко. Оно уничтожает и сглаживает все, что ненужно. Через несколько лет даже эти развалины исчезнут. Они разрушатся, превращаясь в пепел. И образуется холмик. А ведь это создавали руки человека. Я даже слышу их голоса... Постой, постой: там, в средине дома, и вправду кто-то есть и зовет меня. Пойду я посмотрю, хотя уже темнеет, и ветер вдруг поднялся. Но все же я пойду. Змея преградила мне дорогу. Шипит: "С-ш-ш-ш-ш, не ходи сюда. Я заклинаю. Если ты выйдешь обратно, ты не возвратишься”. А из дома голос слышу: "Милый человек, войди сюда. - 117 -


Освободи меня. Я столько лет страдаю, а выйти не могу, покинуть этот мертвый дом без живого человека. Входи, не бойся их: они всего лишь пугают. Измучилась я. Входи скорее" А змея опять свое: " С-ш-ш-ш, не ходи, ты слышишь! Я заклинаю!" "Прочь, тварь ползучая, иль я убью тебя!" "Как знаешь" Как только я вошел, мне запах гнилой пыли дыханье перекрыл. Я чуть не задохнулся. Везде обломки, пустота, лишь ветер носится с веселым смехом. Во всех углах потревоженные змеи шевелятся. Эхом раздаются звуки криков диких. Кто-то мечется по комнатам, хохоча: "Ха-ха-ха. У-у-у”. И вороны под крышею кричат. Но где же девушка, которая меня звала? Нигде не видно. "Эй-ей-ей! Ты где-де-де? Ты слышишь-ышишь-ышишь? Я пришел-шел-шел”. Где-то с высоты я слышу голос нежный: "Я слышу, друг мой. Благодарю, что ты меня освободил. Я свободна и улетаю. Прощай... Но скоро мы увидимся. Я приду к тебе. До свиданиия-свидания!" И все. И стало тихо. Лишь по комнате метался ветер. Да слышен жалкий скрип заржавевших дверей. Я осторожно двинулся дальше, вглядываясь, чтобы не свалилась на меня сверху змея или бревно. И вдруг – огромные, красивые, уставшие глаза. Нежностью своей ласкают. Я подошел поближе. Портрет, припавший вековой пылью, висел передо мною на стене. Я протянул руки и тот же час одернул: из-за него выползала огромная змея. "Ш-ш-ш, не трогай" А в вышине – все тот же дикий хохот: "Ха-ха-ха!" Какое омерзение вокруг. Но это лицо красивое, нежное; лицо с прекрасными глазами. "Вот это да”...Прошептал чуть слышно. Все сразу изменилось. Огромный, красивый зал, весь залитый светом. Вот граф, а вот графиня. А там вон князь и генерал седой. А там гусары приглашают прекрасных дам... А вот – она, немножечко уставшая от бала и от пригубленного вина. На мгновенье обернулась и застыла, пленя меня глазами. Кругом все танцуют, смеются, говорят, но я не слышу ничего, кроме шума ветра и хохота такого мерзкого, невыносимого, злого. Вдруг зашевелились губы. Все утихло.

- 118 -


Я слышал, как она сказала: "Мой милый, мое дыхание, радость... Ты пришел, а меня уже нет давно. Ты видишь только образ мой, но я уже ушла из мира. Улетела. Не грусти. Ты всегда со мною, и я приду к тебе, приду”... Так и застыла с чуть приоткрытыми губами. Бал окончен, и погасли свечи, а я стою все в темноте. Года прошли, все постарело, все умерли, остался лишь седой старик. Он пел где-то за моей спиной, и песня то утихала, то с новой силою входила в меня. Я оглянулся. У него была гитара. Он медленно поднялся и пошел. Я двинулся за ним, и тот романс, который напевал он, мне душу нежно теребил: " Ямщик, не гони лошадей. Мне некуда больше спешить”... Предметы, как и люди, умеют говорить, лишь надо научиться слышать их. Тогда я вспомнил сон, который приснился мне накануне, ночью. Контакт с иною жизнью, что рядом с нами, здесь же, на одной земле. Это наша память. Она всегда с нами. Мы меняемся, а память остается. Она жива. - Ты так красочно рассказываешь, словно сам там был. Как в романах. Я прямо заслушался. Ты ту девушку потом встречал? - Наверное. – Печально ответил Антон. Вздохнул.- Да-да, конечно, но... - Моя бабка как-то говорила: человек видит и слышит то, что он хочет видеть и слышать. Самое большое наказание грешнику – это то, что ему не дано понять истину. Пусть даже самую маленькую – о его предназначении. Я думаю, Антон, тебе нужно уезжать отсюда. Твое место там, в городе, в институте. - Да, пожалуй, ты прав. Hе смогу я здесь. Долго они еще сидели, говорили, а наутро Антон пошел в контору и настойчиво доказывал о необходимости начать работы по реставрации церкви. Но ему отказали. Он распрощался и вскоре выехал из села. И казалось бы: ну что тут такого? Подумаешь, поселился в селе чудак. Повеселил своею неуклюжестью и своими фантазиями и уехал. Ничего интересного. Но! Никто и не заметил, как появилась совсем незначительная деталь в привычной атмосфере села. Менее чем через год поменялось руководство колхоза, а еще через год был избран новый председатель - 119 -


сельского совета студент-заочник Сергей Тараненко, который настойчиво требовал у правления утвердить в плане колхоза пункт о реставрации маленькой заброшенной церквушки. В лекционном зале стал за кафедру старомодно одетый, с непривычно длинными волосами новый преподаватель. Немного выждал, а когда многочисленная пестрая аудитория студентов утихла, Антон произнес: - Сегодня тема нашей лекции: " Творчество" Глава 25 Дождь прекратился. Из-за тучи, у самого горизонта выглянуло солнце. Она сидела в глубоком кресле против окна, выходящего на запад. Одинокий подсвечник стоял на подоконнике. Его темное очертание проходило как раз через

центр

большого

горящего

Разноцветные

капельки

дождя,

круга,

садившегося

скатывающиеся

с

за

листьев

горизонт. вишни,

мелодичным звоном наполняли уютную тишину. "Сейчас солнышко зайдет, и я зажгу свечу”... - Ты увлеклась эфирным ветром. Не думаешь ли ты?.. - Побудь со мной. - Хорошо. Все это красиво, но... - Тише. Потом поговорим. Я сейчас зажгу свечу, как раз в той точке, где... Но помолчим. Горит свеча. Глава 26 - У тебя есть спички? - Есть. Вот, возьми. Ты где? Я ничего не вижу. - Стой и не двигайся. Сейчас. Я сама.- Катя чиркнула спичкой, прикрывая огонек ладошкой, легко подошла к столику, зажгла свечу на старинном подсвечнике.- Ну, вот, теперь проходи. Немного посидим здесь... Нравится? - Ничего, нормально. Что это у вас? Летняя кухня? - Что-то вроде этого. Вообще-то Серега строит флигель, чтобы здесь летом жить. Вон там еще две комнатки, а там – терраса. Скоро свет сюда проведут. - 120 -


- Класс. Диван есть. Стол. Слушай, Катюша, давай потушим свечу и посидим на диванчике... Я к тому, что твои могут прийти. Увидят, что свет горит, и кто-нибудь придет. - Нет, не бойся, никто не придет. Я тут часто бываю до самого утра почти... Когда к экзаменам готовлюсь. - Ладно, иди ко мне. Катя подсела к сидящему на диване Славику. Он обнял ее за ноги, привлек к себе, легонько повалил на диван и стал целовать. - Не надо, Славик. Подожди немножко,- высвобождаясь, попросила она,лучше расскажи что-нибудь. - Что тебе рассказать? - Не знаю. Ты ведь такой умный. Много знаешь. О, дождик снова начался. Как же ты теперь домой дойдешь? - Да пока мне домой идти, он перестанет. Ты меня еще не гонишь? - Нет. И снова поцелуи, от которых Кате становилось страшно. Она, то уклонялась от них, то легонько освобождалась от все более сильных объятий. Разговор как-то не клеился. Все сводилось к грубой прозе бессвязных слов: не надо... почему?.. зачем?.. а если... Но вот Катя почувствовала трепет где-то в глубине своего тела. Неведомое щемящее тепло расслабило; затуманилось в голове, и уже было не страшно, не было желания сопротивляться. И, словно со стороны, она с улыбкой наблюдала и ждала: что же и как оно будет. Славик расстегнул и снял легкую кофточку, не спеша, умело расстегнул бюстгальтер, высвободил грудь и... целовал, целовал, разжигаясь в страсти. Все так же не спеша, мускулистая рука вела упорно к цели. Вот и юбочка поддалась, и... Вдруг... Что это? Послышалось, наверное. Но снова сквозь непрерывный шум дождя тихий стук в окне раздался. - Кто это? - Не знаю. Пойду, посмотрю. Наверное, Сергей.- Спокойно, продолжая лежать, ответила Катя. - 121 -


- Постой. Славик соскочил и нервно стал одеваться, а Катя хихикнула. Ей было очень смешно наблюдать за суетой Славика. Она никогда еще не видела его таким. "А если и впрямь брат?"- Мысль больно полоснула, и Катя неестественно быстро оделась. Застегивая на ходу кофточку, побежала к двери. Откинула затвор, толкнула дверь. - Се...,- голос запнулся. Глаза округлились от удивления, не то от испуга. Сглотнула, быстро заморгала, посмотрела на побледневшего, борясь с дыханием, стоящего посреди комнаты Славика, тихо закончила, - ...па. На пороге дверного проема появилась фигура абсолютно промокшего человека. С его одежды стекала вода, словно дождь входил в комнату вместе с ним. Он откинул рукой с лица редкие длинные волосы, поздоровался с застенчивой наивной улыбкой. - Здравствуйте. Славик и Катя в недоумении растерянно смотрели на незнакомца. - Мир вашему дому.- Снова неприятная пауза. - Вы уж меня извините. Вот увидел огонек в окошке и зашел к вам. Так сказать, зашел на огонек... Простите... Удивление и растерянность у Славика сразу сменились гневом. Еще бы! Непонятно кто прервал его сладострастие и стал причиной его нехорошего... - Ану проваливай! Лицо незнакомца еще больше расплылось в улыбке, и он, словно маленький, извиняясь, начал проситься. - Но куда? Ведь там дождь идет. Не верите – посмотрите.- Он то и дело стряхивал одною рукой мокрые волосы, а другою пытался расправить прилипшую к телу одежду. - Ты... То есть, вы откуда?- спросила довольно-таки сердито Катя. - Я из лесу. - Я из лесу вышел, был сильный мороз.- Съязвила Катя. - 122 -


- Ха! Некрасов. Только у него – мороз, а у нас сегодня дождь. Девушка, позвольте мне остаться. Вам не помешаю. Я вон там где-нибудь в уголочке посижу... - А я сказал: проваливай! Ты что, непонятливый? - Славик, перестань. - Да ты что, Катя, разная сволочь шляется... - Славик! - Да ты посмотри на его рожу. - Ну, знаешь, хватит. Ведь дождь на дворе. Нельзя же так. - Ах, нельзя? Так я по-другому – просто вышвырну его. - Ну, что ж... Тогда я пойду позову брата. - Ладно. Хорошо, пусть остается. Пусть. А завтра мы посмотрим. Я пошел. - Как знаешь. - Даже так? Ну, Катенька, ты даешь... Ты здесь остаешься?- Раздраженно спросил Славик; вернулся, прошел и сел на диван. Разволновавшись, закинул ногу на ногу, демонстративно нервно стал искать сигареты. Кате больше всего не хотелось, чтобы тут вспыхнул скандал. И вообще, ей уже ничего не хотелось. "И откуда он взялся, этот?" Обмякши, устало она сказала: - Нет, Славик, что ты? Я в дом пойду. Разбужу брата: пусть он с ним разбирается. При упоминании о брате Славик снова вскочил, и Катя увидела, как он заторопился и быстро скрылся за дверью, не попрощавшись. Она ведь знала: оставить Славика с незнакомцем нельзя – уж больно ершистый этот ее кавалер. Он может натворить, бог знает что. А парня жалко. Пусть переночует. Что ж такого? Может, это и к лучшему, что он явился в такой момент... У самой двери она остановилась и через плечо грубовато окликнула:

- 123 -


- Эй, как вас там?- И снова это улыбающееся лицо. Все же он странный какой-то.- Подымите диван, там постель и одеяло. Раздевайтесь скорей да укутывайтесь. - Спасибо. - Да ладно вам. - Спокойной ночи. Но Катя уже не слышала. Она бежала под шорох дождя домой. Утром, когда Катя выскочила, проснувшись, во двор умываться, брат, торопясь на работу, мимоходом остановился. - Доброе утро. Как спалось? - Доброе утро. Ты уже уходишь? - Угу. Слушай, Кать, а кто это во флигеле спит? - Ой, я забыла. Он еще спит? - Вроде, да. Так, кто это? - Не знаю. Он вчера ночью пришел, во время дождя. Не могла же я его прогнать. – Она выжидающе посмотрела на брата. Он молчал, не то вспоминая, не то размышляя над чем-то.- Я пришла из клуба, зажгла свечу, хотела там спать. А он явился, говорит, мол, путешествовал в лесу, увидел огонек и пришел. Уж очень он промокший был и жалкий такой. - Все правильно, пусть поспит. Не буди. Мне кажется, я его знаю. - Знаешь? Кто это? - Но, может быть, ошибаюсь. Не разглядел. Однако, пусть поспит. А когда проснется, покормишь и пришлешь его ко мне в сельсовет. - Хорошо. - Странно, однако, это все... Интересно, к хорошему ли? - Ты о чем? - Да так, ни о чем. Я пошел. По утрам, как обычно, когда все взрослые уходили на работу, домашние заботы (в основном летом) возлагались на Катю и бабушку. Мать, хоть и

- 124 -


была уже на пенсии, еще ходила на ферму. Отца Катенька почти не помнит: ей было шесть лет от роду, когда он погиб. Жена Сергея Галя с утра до обеда работала в конторе колхоза помощником бухгалтера, а вечерами ходила открывать клуб, где собиралась малочисленная молодежь. Дело в том, что ставку завклуба совсем сняли, и официально сельский клуб был закрыт. Галя как бы на общественных началах летними вечерами открывала его, чтобы хоть где-то могла проводить свой досуг молодежь. Первым делом Катя будила своих маленьких племянников Костика и Светочку. Умывала их, одевала и отводила в садик. Потом брала сапу и уходила на огород. Когда Костик и Светочка уже были одеты, Катя повела их в летнюю кухню, чтобы напоить молоком. Бабушку же предупредила, что во флигеле спит молодой человек, чтоб она не испугалась, а когда он проснется, то пусть подождет ее. Возвратившись, Катя обнаружила, что ни бабушки, ни ночного гостя нигде нет. Непонятная растерянность охватила Катю. Но вот она уловила отдаленный звук равномерно стукающего топора. Выбежала за флигель и видит: за огородами в рощице, у самой речушки, сидит бабушка на пне, а у колодца стоит ночной пришелец и рубит дрова. Странно, что даже громадный, лающий Тишка преспокойно разгуливает возле них. "Кто же он такой, этот парень?- Призадумалась, охнув, Катя и стала перебирать в памяти все вчерашние события. Краска жаром обожгла ее лицo при мысли...Господи, а если он стоял под окном и все видел?" Как ошпаренная, вбежала во флигель, посмотрела на окна - везде висели занавески. "Ну, да я же сама их завесила. Какая же я дура!"- Со двора еще раз заглянула во все окна и, убедившись, что и снаружи ничего видать, успокоилась.

"И откуда он

взялся? А если бы он не явился, что было бы со мною? Хотя, какая разница? Ведь Славик меня любит. Нет, это все-таки знак. Хоть и интересно, но надо

- 125 -


быть осторожнее со Славиком. А в сущности, как бог даст... Ты смотри, а он ничего, этот пришелец. Вчера мне таким хмырем показался" С этими мыслями Катя тихонько незаметно подошла к бабушке. Первым учуял ее пес. Поковылял навстречу. Бабушка оглянулась вслед. - Ах, вот вы где! Я уж думаю, куда все запропастились? - Да вот, Катюша, Женя согласился дровишек мне нарубить, а то мне плиту нечем топить. Сереже некогда, а дрова-то кончились. - Доброе утро, Катя.- Остановился и, развернувшись, с такой же наивной улыбкой поздоровался Женя. - Женя? Вас зовут Евгений? А отчество?- Стараясь быть серьезной и строгой, спросила Катя. - Ну, что вы, Катя!- Еще больше засияло улыбкой лицо.- Какое отчество? Просто Женя. - Так вы решили зарядкой заняться? - Да. Знаете – люблю это дело. - По вас не скажешь. - Ну, я тогда пошла, Катюша. Возьму немного дров. - Нет- нет, бабушка, что вы! Я сам принесу. Я... - Кому – бабушка, а кому – Екатерина Семеновна. - Катя, что с тобою? - Ничего.- Резко ответила Катя, с виду сердитая, в упор глядя на Евгения. Но глаза ее выражали еще детскую наивность, доброту и мягкость характера. Евгений, все так же спокойно улыбаясь, пояснил: - Это ничего, Екатерина Семеновна, Катя просто пытается предупредить, чтобы я не вторгался в вашу семью. - Ах, ничего не понимаю. Так ты, Женя, принесешь дрова? - Да-да, обязательно.- Женя, сильным ударом загнав топор в колоду, наклонился собрать дрова. Но Катя подошла вплотную и остановила его. - Оставьте, я сама отнесу, а вы уж рубите, коль взялись, просто Женя. - Катенька, не сердитесь на меня за вчерашнее. Но обстоятельства... - 126 -


- С чего вы взяли, что я на вас сержусь? Мне, знаете, как-то все равно. - Понимаете, это роковая случайность, что я попал к вам именно в тот момент... - В какой такой момент? - Прервала Катя и с замиранием сердца насторожилась. - Ну, наверное, прервал свидание с вашим любимым. Но я не знал, что вы вдвоем. Я ведь никого не видел. Думал, старичок или старушка... Вдруг вы дверь открываете. - Так вы и впрямь не знали, кто здесь живет? - Ну, говорю же вам – чистая случайность. - Ладно. Отнесу дрова, потом поговорим.- Катя проворно набрала охапку дров, легко побежала и догнала бабушку. - Ты чего, внученька, так сердито с пареньком?- Спросила Екатерина Семеновна запыхавшуюся, как будто повеселевшую Катю. - Да так, в шутку. - Я вижу, что в шутку. Было бы всерьез – я бы и не спрашивала. Чужой ведь человек, а ты уж... Хотя вроде и неплохой. Ну, да все равно чужой. Своих-то парней пруд пруди. - Что ты, бабуля, говоришь? - А то, что вижу, то и говорю. Пришел невидаль откуда и уйдет невидаль куда... ты останешься. - Бабушка, да я его знать не знаю. - То-то, что не знаешь... А где это Тихон? Видала? Не было еще такого, чтобы наш пес с чужим человеком подружился. Вон он, смотри, как играется с ним... Смотри, внученька, рановато тебе еще... - Бабулька, я тебя не понимаю. - Ничего, скоро поймешь. Все же он хороший человек, не испорчен. Это меня и радует. Катя быстро собрала на стол. Отварила картошки, поджарила яичницы со свининой, приготовила салат с редиской, луком и укропом. Поставила - 127 -


кувшин молока. Нарезала хлеб. Все накрыла рушником. Побежала звать гостя. Завязался легкий, желаемый разговор. Они незаметно на "ты" перешли – всегда так происходит, когда собеседники стремятся к этому. Катя расспросила, откуда он, кто таков, и Женя много рассказал интересных приключений и вообще обо всем. Но конкретно – кто он и откуда – так и не сказал. Похоже, что Катя и не заметила этого. В свою очередь, Женя расспросил Катю о ее семье, об интересующем его брате Кати Сергее и понял, что Сергей – глава семьи, так как он старше Кати на семнадцать лет. Отец их давно погиб при странных и загадочных обстоятельствах. Сергей воспитывал Катюшу. А еще он – председатель сельсовета. Но вот понять Евгений никак не мог, откуда же Сергей его знает. В своей памяти он так и не нашел знакомого по имени Сергей Тараненко. "Нет, не может быть, чтобы он меня знал" Потом Женя перевел разговор на другую тему и совсем незаметно, мягко спросил: - Катюша, а тот парень вчера... Ну, как его? Славик, кажется... - Славик, Славик... - Он что – твой... - А это тебя не касается. - Прости, если тебе неприятно. Я считаю, что если ты его любишь, то, что же тут такого? Я просто так, к слову... - Он меня любит... И я его... Но Катя запнулась, не зная почему. А Женя и не заметил. Ему бы заметить, как опытному психологу, но он не заметил. Положительный ответ Кати его сбил, ведь он так хотел услышать "нет". Наступила странная тишина. Где-то закричала курица, в речушке всплеснула рыбина, зевнул и потянулся Тишка, поднялся, хвостом завилял. Где-то позади, невдалеке раздался голос бабушки. - Катюша, что же ты гостя голодом моришь? Небось, уж все остыло. Веди Женю завтракать да дров не забудьте прихватить. - 128 -


Когда Женя, поблагодарив за завтрак, ушел, Катя поймала себя на мысли, что вновь и вновь прокручивает в памяти весь разговор с внезапным гостем. Его голос все время звучит у нее внутри. Его движения, гримаса копируются ею неосознанно. Тишка с любопытством наблюдал за хозяйкой, положив голову на лапы, то и дело, переваливая голову с боку на бок. Заметив взгляд собаки, Катя спохватилась. "Да что это я?.. А Славик?"... И вот она, полуприкрыв глаза, вспомнила, как целовалась с ним, как он прикасался к ней, как раздевал... "Как же в первый раз-то? Больно, наверное. Ох, и дура я. О, коровы пришли, а я ничего еще не сделала. Что со мною сегодня?" И тут же со двора услышала голос бабушки. - Катюша, корову привяжи. День пролетел, а ты... Что с тобой? В кабинете председателя сельсовета никого не было. Но вот вошла женщина, спросила, кто таков, а когда Женя назвался, попросила подождать, дескать, председатель его хотел бы видеть, но сам ненадолго уехал. Женя вышел на улицу, медленно направился к памятнику, стоявшему на берегу большого

пруда.

Странный,

необычный

памятник

местная

достопримечательность – заинтересовал его, когда он еще шел к зданию сельсовета. "Довольно интересное сооружение этот памятник мамонту. Оказывается, здесь были мамонты много тысяч лет назад. Потом они все вымерли. К чему это я? Интересно, как было здесь в то время, когда они еще бегали?- Он посмотрел на барельеф, улыбнулся.- Останусь-ка я еще на денек. Как ты думаешь? Надо же познакомиться с Сергеем. Откуда он меня знает?” Подошел к скамеечке, сел в тени вербы, лениво размышляя: “И чего я сюда приперся? Эксперимент мой не удался, дорогой мой друг и учитель Антон. Поплыл я по течению судьбы, и куда меня прибило? Бог весть куда. Скучище. Никакого движения. Все, что могло здесь произойти, уже произошло. Вот когда-то мамонта выловили, и все остыло. Вряд ли в ближайшие сто лет здесь произойдет какое-нибудь событие. Но почему я попал к этой Катеньке? Совсем еще юная. Тем более она влюблена. И парень у нее красавец. Вот с братцем познакомлюсь... Что это у нее за братец, что - 129 -


парень – как его? Славик, кажется, боится? И откуда этот братец знает меня? Не кажется ли тебе, что такая юная, красивая девушка – редкость большая, как вот ты, например, мамонт. Когда-то вы жили много лет, и никто вас не замечал, а теперь даже твой скелет – редкость. О, машина... Господи, какая же унылость здесь! Человек из машины вышел. Так я ж его знаю. Ну, да. Давеча встречался с ним я. Вот это свидание! А если он и есть брат Кати? Тогда останусь здесь надолго. Да, идет ко мне. Вот это случай! Значит, я на правильном пути" - Здравствуйте, - поднявшись, шагнул навстречу Евгений, - вот мы снова встретились. Чудеса, да и только. Вот так случайность, не могу поверить. - 3дравствуйте,- подойдя, пожал руку путешественника Сергей.- Я, знаете ли, в случайности не верю, а здесь не знаю, что и думать. Вас как зовут? - Евгений, просто Женя. - А меня... - Сергей. Я знаю. Вы брат Кати. А отчество? - Обойдемся. Присядем здесь? - Охотно. - Вы знаете, Женя, я, когда увидел вас во флигеле утром, не мог поверить. Не могли же вы меня выследить. Подумал, может Катя, каким образом вас привела. Спросил – она не знает. До сих пор не могу понять. Как вы объясните? - Не знаю. Честное слово – не знаю. Не могу понять. Есть такое слово: интуиция... Оно, мне кажется, здесь уместно. Оба слегка рассмеялись. Сергей закурил. Немного помолчав, спросил: - И все же, как вам удалось меня найти? - Да я и не искал.- Разулыбался Евгений.- Давайте по порядку. После того, как мы с вами расстались, я решил пройтись по этим местам пешком. Ведь вы же мне понарассказывали такие страсти, такие истории. Они меня заинтересовали. Я пошел вдоль реки, вниз по течению. Не знаю, почему, но возле церквушки, которая в двух или в трех километрах отсюда, свернул в - 130 -


ваши леса и бродил по ним до вчерашнего вечера. Хотел пройти по местам великого гетмана, опять-таки под впечатлением ваших рассказов. Вечером поставил наспех палатку... А тут, такой дождь пустился! Палатка потекла. Потом немного утих. Смотрю: вроде огонек вдали блеснул. Пошел на огонек. Постучался. Открыла дверь девушка... Вот так я и попал к вам. - Невероятно. Но в этом что-то есть.- В задумчивости произнес Сергей. Потом предложил. Слушайте, Евгений, давайте на "ты". - Охотно.- Согласился Женя и протянул руку Сергею. - Ты погостишь у меня? - Нет, не могу. - Почему? - Погостить не могу. Но поработать, если есть работенка, могу. - Работу найдем, а поживешь у меня. Вот та церквушка, мимо которой ты проходил, а потом свернул в наш лес,- она реставрируется. Там есть художник. Пойдешь к нему в помощники? - Но... Я рисовать не умею. - Не рисовать, а помогать ему будешь: что-то там месить, лепить, красить и прочее. Он все тебе расскажет и покажет. Толковый парень. Одному ему тяжело. Людей у нас не хватает даже на сельскохозяйственные работы. - Пойду с большим удовольствием. - Я утром тебя буду туда отвозить, а вечером – забирать. - Нет, Сережа, не надо. Я заберу свою палатку и поставлю вблизи где-то, и буду жить. - Зачем же в палатке? Там рядом есть бригада, в бригаде – домик с телефоном, рацией, телевизором. Там наш сторож. С другого хода есть еще две комнаты с кроватями и постелью для приезжих. Там – художник живет. - Вот хорошо. Значит, буду и я. - Обед развозит полевая кухня. Завтрак и ужин я буду привозить тебе. - Спасибо. Меня это очень устраивает.

- 131 -


- Тогда – до вечера. Но сегодня дождись меня у нас дома. А завтра я тебя отвезу. - Ладно. - Вот и хорошо. Вечером поговорим. Евгений пришел в лес, отыскал свою палатку, вытащил все изнутри, поразвесил на ветвях деревьев, чтобы просохло; снял палатку и накинул на кустарник. Спустился к ручейку. Сел на поваленное дерево. Крикнула встревоженная птица. С шумом задевая ветки, улетела. Прокатилась по лесу дробь дятла и растаяла. Издалека донесся звук удара хлыста. Над головой затрещала сорока. У самых ног чуть слышно журчала вода в ручье. Женя подсел поудобнее к стволу дерева, прислонившись спиной. В памяти возникли глаза Катеньки. Он улыбнулся. "Как же я сюда попал?" Мысль полетела в прошлое, отыскивая в памяти точку отсчета. С начала текущего года ему как-то особенно не везло. На работе как молодой и одинокий попал под сокращение. Хотя можно было остаться, но куда пойдут женщины, у которых малые дети, да и с мужьями... Не стал дожидаться: подал заявление. Мотался по разным местам, подрабатывал, где можно. Наконец пристроился в музее реставратором. Хоть невелика зарплата, зато стабильно выплачивали. Другие вообще на рынок пошли торговать. Любимая женщина, с которой он встречался, ушла к другому, хоть и не любила. "У него хоть деньги есть, машина, а ты себя прокормить не можешь" Он долго еще ходил к ней. Считал, что придумала все, и мужика никакого нет у нее. Но однажды он постучался, как обычно, легонько толкнул дверь. Вошел. Из комнаты доносились звуки скрипения дивана. Не сообразил сначала. Прислушался. Прерывистые вздохи, шумное дыхание. Заглянул... И вышел. Больше ее не видел. Нет, как-то однажды на базаре встречал: торговала. Вот и все. Самое страшное произошло в его жизни потом. Ранней весной к нему в гости пришел друг детства. Давно не виделись. Такой подвижный, шустрый малый. Немного старше. Женат уж. Слышал, - 132 -


что живут плохо, но сам никогда об этом не говорил. При встрече всегда живой, веселый. Давний друг. Почему же он пришел? Хотелось как можно лучше угостить. Он любил выпить, хотя пьяным никогда его Женя не видел. Сели, выпили по одной, поговорили о том-сем. Зацепил он тему об аномальных явлениях на земле. - Вот ты скажи мне, Жека, почему умирают города? - Понятия не имею. - Но ты же историк. - Я никогда не думал об этом. - Тогда послушай. Я тебе скажу.- Он приблизился и тихим голосом, словно открывал великую тайну, с легкой загадочной улыбкою продолжил.Я открыл аномальные явления в нашем городе.- Потом отпрянул и громко, быстро заговорил.- Постой, не перебивай. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но дело в том, что я за ними давно наблюдаю, и, ты знаешь, они ведь не исчезают, не уменьшаются, а растут как в объеме, так и в количестве. Я знаю все точки аномальных явлений в нашем городе. Я даже формулу вывел. Сейчас покажу. Он быстрым движением достал из кармана блокнот с ручкой, и долгое время разъяснял расчеты, доказательства языком физика, ведь он – физикэкспериментатор по образованию и по призванию, но больше года как оставил кафедру и пошел на рынок. Жене непонятно все это было, но интересно. С неослабевающей энергией он дальше продолжал, то и дело, подпрыгивая на стуле. - Женя, хоть ты ничего не понял, но ты поверь, что это – формула будущего, я еще ее доработаю. Тебе-то зачем я все рассказываю?..- Пауза.- Я не знаю, как его обнаружить, но знаю его действие на живой организм, знаю, как оно развивается. Вот никак не могу понять, как оно появляется. Эти аномальные дыры в своем развитии могут сожрать весь город. Да что там город! Ты бы покопался в истории. Отчего они появляются? Не из космоса ж прилетают? А здесь рождаются. Наши, родные. Как в прошлом чума, холера, - 133 -


тиф... Теперь раковая опухоль. И вообще, Женя, помни: все, что происходит здесь, рождается только на земле, ничего из космоса к нам не прилетает. Это только мы летаем в космос: туда-обратно, туда-обратно, как вечный маятник. И тоже непонятно, зачем. Наступила пауза. Евгений улыбнулся, не зная, что ответить. Его друг громко хихикнул, загадочно, весело подчеркнул. - Вот видишь – и запел. Он никогда не умел петь, а тут – запел. Некрасиво, но громко, весело. Внезапно погас свет. Евгений поднялся. - Наверное, лампочка перегорела. Сейчас заменю. - Зачем? Ведь не темно. Давай лучше выпьем.- Сам разлил по стопочкам водочку. - Наверное, аномальные дыры рождаются нами? - Да я уже думал над этим. Вот только не пойму, как. Ты все же покопайся в истории. Аномальные дыры, должен тебе сказать, есть и вблизи твоего дома.- Он назвал троллейбусную остановку, да перекресток. Подобные места я стараюсь обходить. Ну, а если прохожу, то очень осторожно. - Хорошо. Я поинтересуюсь. Расскажи о себе. Как же ты живешь? Чем занимаешься? Где работаешь? - Да чем? Ничем. Ничем я не занимаюсь.- Обмякло и уныло, ответил он.На базаре стою. Торгую. - На кафедру не хочешь вернуться? Физик все-таки. Ученый физик. - А жить на что? - Ответил с досадой. Выпили еще по одной. И, словно что-то предчувствуя, Евгений спросил: - Ты домой поедешь или останешься у нас ночевать? Я у Веры Степановны в спальне лягу, а ты здесь – места хватит. - Нет-нет, я домой поеду. - Тогда водочки хватит. Я тебе лучше с собою дам. Мы лучше чаю попьем. - 134 -


- Слушай, Женя, если у тебя есть сало – дaй. На базаре стою, а жрать нечего. - Конечно, дам – есть сало. Попили чайку. Женя проводил своего друга детства. Распрощались. Уходя, он остановился, обернулся, громко, бодро произнес: - Слышь, Женя, ты все же не забудь про аномальные явления. Если мы будем знать, отчего они происходят, мы сможем узнать, почему умирают города. Хотя процесс этот неизбежен... Эх, люблю я стихию.- Сказал и ушел в надвигающиеся сумерки. В библиотеке музея Евгений кое-что нашел интересное и сразу же позвонил к нему домой. Там ответили, что он умер... Евгений остолбенел. Не мог понять ничего и выдавил: - Когда? - Позавчера вечером. Его сбила машина. Значит, тогда, в тот вечер, когда он ушел... Значит, он провел с Евгением последние минуты. "Но почему именно тогда?! Может, он хотел о чем- то предупредить? Но о чем?" Все было как в кошмарном сне. Дни летели за днями. Все складывалось как нельзя хуже. Евгений силился и не мог понять, почему так плохо. Жизнь повергает в какую-то страшную пропасть. На чем сосредоточиться, чтобы хоть как-то уцелеть, выжить. Самое страшное то, что с друзьями творится то же самое. Неделю назад Евгений рыскал в поисках небольшой денежной суммы, но результатов не было. Вдруг он вспомнил о педагоге и друге Антоне Алексеевиче, который читал философию в институте. Евгений знал, что Антон Алексеевич никогда не жил в достатке. Но он имел друзей, коим улыбнулась фортуна, так сказать, в материальном плане. "Только бы он был дома" Ему повезло. Антон открыл дверь и радостно встретил своего любимого студента. Как бы ни складывались в дальнейшем дружеские отношения между студентом и преподавателем (даже общие друзья), все равно барьер студент-преподаватель между ними не исчез. - 135 -


- Господи! Сколько лет, сколько зим! Женя, вы ли это?! Ну, здорово! Проходите. Очень, очень рад. - Здравствуйте, Антон Алексеевич. Да вот, пришел по делу. - О делах потом. Сначала – на кухню. Пойдем. Как я рад. И только после того, как закончили обедать, перешли в комнату, удобно развалившись каждый с чашечкой кофе. Антон, отпил глоток, закурил. - Ну, какие у нас дела? - Понимаете, Антон Алексеевич, не знаю, как сказать... Три месяца как погиб друг мой один. Очень тяжело... Мы... Он – друг детства... Меня постоянно преследует чувство вины. Наверное, я бы смог его спасти, а не сумел. Он погиб. Его машина сбила. В тот вечер мы с ним долго беседовали. А когда он возвращался, случилось... И до того мне не сладко жилось, как многим сейчас. А после трагической потери еще хуже. Не могу сосредоточиться, не могу понять, как преодолеть, избежать, что ли падения дальнейшего: и психологического, и материального, и духовного... Нигде никакой работы. Весь в долгах... С ума можно сойти. Хотел было домой в Россию поехать – в Питер. А там... Вот пришел к вам; может, хоть вы мне посоветуете, чем- то поможете. Антон долго ничего не отвечал. Снова закурил. Глядел на сизоватый сигаретный дым и лихорадочно размышлял. Вот время-то настало. Растерялись мы. Дождик врасплох застал. Подумаешь – дождик. Ведь он скоро пройдет. Пусть даже мы и промокнем. Да, но ведь не каждый-то простуду может перенести. Из сизого сигаретного дыма выплыло лицо старика. Кто это? Ах, да. Тот вечный старик, который был в моем сне когдато. Кого же он мне напоминает? Такой знакомый. Неужели?.. Ну, да, мое лицо. Так значит... Вот мой крест. Вот мое предназначение. И, словно продолжая размышлять вслух, произнес: - У каждого свой крест. Ах, эти декабристы, святые имена: Бестужев, Рылеев, Каховский, Рюмин, Пестель и все остальные. Они... Исус тоже ведь пошел на плаху. Сила у него была великая. Но о чем это я? Простите, Женя.- 136 -


Он встал, прошелся, снова сел.- Сейчас, как никогда, надо двигаться, искать, делать то, что вы умеете делать хорошо. Ни в коем случае нельзя останавливаться. Так не может долго продолжаться. Обязательно что-то изменится. Во-первых, снимите с себя эту ответственность. Не могли вы его спасти, друга своего.- Антон сделал паузу, затянулся еще раз и погасил окурок в пепельнице. Ясно припомнилось, как погиб Валера.- Когда-то давно умер мой друг, молодым, здоровым... Умер нелепо. И тоже его сбила машина. Только преднамеренно. Представьте себе: на его месте должен был оказаться я. Я понимаю, как вам тяжело. Но... Предположим: вы смотрите кино. Перед вами разворачиваются события. Они вас тревожат. Это хорошо. Но вы не можете изменить ход тех событий. Вы только можете встать и уйти, или остановить, если это возможно, то есть выключить. Но вы должны набраться мужества и досмотреть фильм. Все, что происходит сегодня в реальной действительности, мы ведь только наблюдаем, да-да, мы – живые свидетели происходящего, исполнители творений. Все, что мы сегодня видим, произошло уже вчера. Ход событий, происходящих сию минуту, нам, смертным, никак не изменить. Почему к тебе пришел в свои последние минуты друг твой – это очень важно. Очевидно, он хотел о чем-нибудь предупредить. О чем вы говорили? Молча и внимательно выслушав рассказ, Антон долго думал. Принес еще кофе. - Помнишь, я читал вам тему: "Творчество"? Ведь что такое творчество? Ну, да, конечно, пре-обра-зо-ва-ние. Мы все прекрасно знаем один из законов диалектики: переход количественного в качественное. Так вот этот самый "переход", эта тончайшая граница и есть творчество. Эта граница, где происходит великое таинство преобразования, может быть нескончаемо тонка и нескончаемо велика. Я думаю, что ваш друг физик пытался искать ответ на поставленный вопрос именно здесь. А пришел к вам он неспроста. Вы ведь единственный друг детства в этом городе, я так полагаю. Он тоже питерский. Во-вторых, вы, Женя, не заняты точными науками, поэтому - 137 -


позволите себе рассуждать шире, оперируя даже древней мифологией. Так что будем считать, что друг ваш, не подозревая, передал вам эстафету. Казалось бы: такая наивная, простая задачка, а ведь неразрешима. Послушайте, Женя, у меня кое-какие есть соображения по этому поводу. Но сначала вы попробуйте сделать то, что и я когда-то. - Что именно?- Не понимая, спросил Евгений. - Побродите по свету. Когда я был в вашем возрасте, я очень много бродил. Вот так запросто брал рюкзак, палатку и уходил, куда вздумается: на попутках, автобусах, а чаще – пешком. Заеду, бывало, куда-нибудь, а обратный путь одолевал пешком... И еще о кино. Очень важно не просто досмотреть фильм. Важнее то, что вы увидите, как воспримите, что переживете. Именно то, что родится в вашем сознании во время просмотра вашего фильма – те мысли, те чувства, те эмоции – и создаст ваш жизненный путь в следующий раз. Именно наша биоэнергия, рожденная нашим же сознанием, и есть питательная среда для Вселенной, и в тот же час зеркальным отображением возвращается, озаряя наш путь в следующий приход. Но об этом потом... Мы как-то еще поговорим. А сейчас в самый раз вам, Женя, побродить. - Но...- Евгений запнулся. Ему стало вдруг стыдно. - У вас нет денег. Я знаю. Пустяки.- Оживился Антон Алексеевич и молодецки поднялся с кресла.- Найдем деньги. У меня есть несколько приятелей. Очень богатенькие. К счастью, они еще не зачерствели, и иногда дарят мне определенные суммы. Теперь: завтра же пишите заявление на отпуск; берите рюкзак, палатку и прочее, идите на автовокзал. Запомните: только на автобусе путешествуйте. Посмотрите на карту. Подчинитесь своему чувству. Вы попадете туда, где вы будете нужны. Вы попадете туда, где вас будут ждать. Вы сможете там предупредить что- то. Вы сможете там не допустить что-то. Поезжайте, побродите по свету хотя бы с месяц. Когда возвратитесь, тогда и помозгуем мы с вами. На улице, когда оба шли к троллейбусной остановке, Евгений спросил: - 138 -


- Неужели сейчас есть такие богатые, которые могут так вот просто поделиться?.. - Конечно, есть, Женя. Они всегда были у нас на Руси. Вспомните наших великих меценатов. - Это было когда-то, а сейчас... Я недавно встретился с одним приятелем. Он каким-то образом разбогател. Есть своя фирма... Знаете, что он мне сказал? "Богатые и бедные были всегда. А то, что была, якобы, уравниловка в застойные времена, - это преступление. Богатые – есть труженики, и они должны жить лучше, а бедные – это лентяи, они достойны своей бедности и должны голодать". Самое страшное состоит в том, что эта чушь бытует во все времена. - Давайте не будем об этом сейчас, как говорится в Писании, ибо не ведаем, что творим. Я – к тому, что богатым быть совсем не плохо. Но вместе с тем это большая ответственность. Поверьте, много, очень много есть людей богатых, сильных и стоящих на твердой почве... А вот и троллейбус. Поехали... Вот так и уехал, вот так и попал в этот райцентр. Маленький зеленый городишко. До того маленький, что Евгений сразу растерялся. И пяти минут автобус не ехал по поселочку, который разделяла трасса. На автостанции Евгений вышел. Дверь за ним захлопнулась, и автобус укатил дальше, обдав напоследок недоумевающего путника грязью из выхлопной трубы. В этой поездке (а ехал он немало - немного восемь часов) Евгению показалось, что все автостанции на одно лицо: маленькие, пыльные, абсолютно пустынны, и, как эмблема любой автостанции, - пьяный мужик, спящий на лавочке; старуха, роющаяся в мусорнике, и ряд ларьков с торгашами, у которых отрешенные, ничего не говорящие лица. Под палящим знойным солнцем Евгений так и стоял на одном месте, пытаясь сосредоточиться и понять, куда идти. Вдруг голос сзади: - Молодой человек. От неожиданности вздрогнул, оглянулся. - 139 -


- Простите, вы случайно не с киевского автобуса? - Да,- улыбнулся Женя,- с киевского. - Может, у вас билет остался? Не могли бы вы мне дать? Для отчета нужно. - Да, конечно. Пожалуйста.- Лицо Евгения совсем расплылось в улыбке. От коренастого, широкоплечего незнакомца веяло силой, спокойствием, надежностью. Загоревший, с уставшими слегка глазами, простой, чуть заметной улыбкою.- Куда же я его подевал? Вы не очень торопитесь? Я сейчас найду. - Да можете не суетиться, я вовсе не тороплюсь. - Ах, вот и билет. Возьмите. - Я вам очень благодарен. Это удача. Мне очень нужен этот билет и именно сегодняшним числом. Еще раз спасибо. - Не стоит благодарности: я-то ни при чем здесь. Вам просто повезло, и я рад за вас. - Спасибо. - Если вам не трудно, скажите, в какой стороне город? - Как это? - Удивился незнакомец.- Ведь вы его только что проехали. - Так это и есть город? - Ну, да.- Оба разулыбались, каждый по своему соображению.- Если вам в город, то пойдемте: нам по пути. Значит, вы впервые приехали? А к кому, если не секрет? - Ни к кому. Я просто путешествую. Вот в отпуске... Решил побродить по красивым местам. - Это хорошо. У нас здесь, конечно... Но ведь теперь... я понимаю: на машине, или к знакомым, но вот так, пеши, одному... В конце-концов это не безопасно. - Ничего. Уж как-нибудь. Вы мне лучше расскажите о вашем крае. Я ведь историк в некотором роде, и мне все интересно. - 140 -


- Там, у моста, я буду машину ожидать и расскажу, что знаю, из истории наших мест. Они остановились возле моста. Сельский интеллигент (так окрестил незнакомца Евгений) снова закурил, оглядел площадь перед мостом, вглядываясь в каждую машину, потом повернулся, указал вдаль рукою, за мостом. - Вам на ночь лучше остановиться вон в том лесочке, в километре от города, а то здесь... Вас не поймут. Не то время. Вкратце, как обещал, он рассказал про события исторического прошлого, происходившие в этих краях: про Богдана Хмельницкого, про Петра... Про Мазепу и таинственные сокровища. Про оставшиеся развалины былых дворцов и храмов. Про сказочно красивые леса и прочее. Его рассказ был кратким, но обильным. И, уже садясь в машину, он спешил договорить. Газон укатил – они даже не попрощались. Теперь он здесь. Неповторимая случайность. "Значит, я здесь нужен. Не знаю, кому, но нужен. Что ж, поживем-увидим". За ручейком простирался луг среди холмов, с густой, еще не вытолоченой травою. Прямо в ложбинке, в километре от леса начиналось село, улицей в несколько заброшенных, густо поросших садом, дворов. Строения в этих дворах были разобраны, лишь кое-где торчал кусок трухлой стены не то хаты, не то сарая. Неподалеку виднелись также очертания крыши большого жилого кирпичного дома. Отсюда можно разглядеть высокую телеантенну. Где-то там, среди ветвей, и скользнул огонек вчера, поманивший Женю. Небольшое стадо погнали в село. Евгений посмотрел на часы. "Ого, уже восемь. Пора идти". Он быстро упаковал рюкзак, медленно побрел по траве к дому, где жил Сергей. Все же здесь было хорошо, спокойно, красиво. Вспомнился археологический памятник. Попытался представить себе, как они здесь ходили. Рассмеялся. В ответ в лозняке затрещала сорока. Всполошилась стайка мелких птичек и снова опустилась в заросли. Квакнула лягушка, вторая, третья, потом хором умолкли, словно выжидая, мол, - 141 -


извините, ошиблась, – еще рано. Запела птичка: на соловьиную трель похоже... Ветерок донес чудесный запах. Среди смешанных пьянящих запахов луга, ручья этот запах был особенно нежным, сладковатым, тонким; пробуждал какое-то волнение, не то воспоминание далекого то ли времени, то ли в пространстве. Женя оглянулся вокруг. На склоне холма справа стояло одиноко деревце. Он не знал ему названия, но давно обратил внимание, что такие деревья, с виду невзрачные и колючие, летом во время цветения дивно пахнут. В городах обычно сажают их в парках, а здесь оно в диком виде. Женя присмотрелся: оно красивое, и словно сказать что-то пытается. Путешественник вздохнул глубоко и пошел дальше. "Как же здесь хорошо! Словно и нет тех страшных, неразрешимых проблем... Все счастливы. Все трудятся. Нет безработных. И дети не просят кушать: обуты, одеты. И женщины не думают в ужасе, где завтра деньги добыть. А главное – и это точно – здесь нет и никогда не было беды. Потому так легко и свободно. Стоп. Сегодня я почувствовал, идя в сельсовет, в некоторых местах, ближе к центру, тяжесть, мрак какой-то. Идя назад, испытал то же, покуда не вышел на улицу, ведущую к усадьбе Сергея. Может, просто на меня действует разговор моего погибшего друга? Но надо бы изучить это явление". Евгений подходил к дому Сергея и еще издали увидел стоящего у калитки хозяина. А вон и Катя выскочила, крутнулась, подпрыгнув, развела руками, очевидно, брату что-то отвечая, и побежала во двор. Естественно, она успела расспросить Сергея, откуда он знает Женю. Тот вкратце рассказал. Ничего особенного. Но Катюша поймала себя на мысли, что ожидает Женю. "Хм... Нужен он мне... Вот привязался на мою голову. Пора бы уж прийти. А может, заблудился? А может, совсем уехал?" - Сергей, слышь, Серега, а может, он уехал совсем? Как он тебе сказал? - Отстань, некогда... Сказал, что придет. - Ты не сердись... А если он заблудился, или ногу подвернул? Всякое может случиться... Сергей оторопело остановился, посмотрел на Катю, подумал. - 142 -


- Накаркай еще! И вообще, что тебе? Чего ты так волнуешься? А? - Тоже скажешь! Больно надо мне волноваться из-за какого-то бродяги. - Во-первых, не бродяга, а путешественник. Во-вторых, он ученый. - Велика важность. Да какой он ученый! Подумаешь – историк... Ученого нашел. Я вот в этом году тоже в университет поступлю. Окончу – и буду ученой. - Ты поступи сначала.- Сергей медленно направился к калитке выглянуть, не идет ли Женя. Катя последовала за ним. - Повезешь в Харьков – поступлю. - Ну, за мной остановки не будет... А вот и Евгений идет. - Где?- Катя выскочила и увидела знакомую фигуру приближающегося путешественника. - Он тебе нравится? Катя от негодования охнула, подпрыгнула. К Сергею развернулась. - Серега, ты... ты

... нет, не нра-ви-тся...- Развела руками и убежала во

двор, где резвились милые племянники. Сергей шагнул навстречу Евгению. - Где ты так долго пропадал? - Просто гулял. У вас здорово. - Дa, места чудесные. Мы здесь выросли и не замечаем этой красоты. Только когда уезжаешь на время, то чувствуешь, как тянет домой... Проходи, проходи.- Стоя у открытой калитки и пропуская вперед гостя, с улыбкой добавил Сергей и при этом посмотрел на стоящую посреди двора Катю.- Мы тебя заждались. Катя, фыркнув, побежала в летнюю кухню. - Пойдем, наверное, во флигель, там рюкзак поставишь, да будем ужинать. - Проходя мимо кухни тихонько постучал в окно. - Галя, Катюша, накрывайте на стол. Ужинать будем во дворе под кленом.Евгению объяснил:

- 143 -


- В кухне душно, мух полно – дверь не закрывается: то мы, то дети без конца все мотаются. С хаты выскочили Костик и Светочка. - Папа, папа. Сергей и Евгений оглянулись, остановились. - Это – мои. Старший – Костик, ему скоро пять. Света – младшенькая, ей три годика. - Потом детям: - Подойдите, поздоровайтесь с дядей. Костя сразу подошел, деловито протянул руку. - Здрасте. - Здравствуй, Костик. - А что у тебя в торбе? - Это не торба, Костя, это рюкзак. Там всякие походные принадлежности. Но кое-что отыщем и для тебя, и для Светочки. Светочка сразу же забралась к папе на руки и прижалась, пряча личико от смущения. Евгений снял возле флигеля рюкзак и вытянул из бокового карманчика две маленькие шоколадки. Детки, увидя красивые разноцветные обложки с блеском, затаили дыхание от ожидания. Женя чинно вручил сладости, чувствуя, как важна эта деталь для них. Когда накрыли на стол и все разместились, пришла с фермы Екатерина Семеновна, строгая, молчаливая и немножко с холодком, как показалось Евгению (а может, уставшая). - А вот и бабушка. Мать, ужин давно поспел... Знакомьтесь: Екатерина Семеновна, Женя. - Добрый вечер. Да мы знакомы. - Добрый вечер, Екатерина Семеновна. - Ну, что ж,- начал Сергей,- по единой? Я думаю – не помешает. За знакомство.- Предложил хозяин, наливая самогон в граненый маленький стаканчик. - Пей, Женя. Евгений отпил глоток и отставил полvстаканчик.

- 144 -


- Э, нет. Так не годится. У нас принято пить до дна. – Сказал Сергей и вернул стаканчик обратно, подсмеиваясь сквозь молодецкие усы. Лицо гостя перекосилось от крепости такой. Хотел было закусить, но все сидели в ожидании, глядя на него с надеждою... - Чого його боятыся? Пэрэхылыв та й годи. Кращэ спатымэться. - Очень уж крепкий. - Ничего. Внутри крепость убавится. - Не могу... - Взмолился гость. - А чого вы прыходылы?- Засмущала своей иронией баба Катя.Небагацько, а выпыты трэба ликарство. Катя хихикнула. Женя понял сразу, что долго не сможет отказываться, и выпил, лихорадочно закусывая. Все удовлетворенно последовали его примеру. Женя заметил, что все пили из одного стаканчика. "Верно, так принято". Сразу же завязался приятный семейный разговор, в котором Женя улавливал каждое слово, каждый звук, настроение и отношения. Екатерина Семеновна - баба Катя, как ее часто называли тут за столом, - немножко отошла, повеселела. Она то и дело ухаживала за смущающимся гостем. - Берите рыбку, Женя, огурчики вот. Хлеб... Сережа, врежь хлеба, оторвала от разговора сына, - Ежьте, не стесняйтесь. Чем богаты... Жена Сергея, красивая, говорливая женщина, очень подвижная и веселая, как-то быстро вошла в разговор между мужчинами, и уже трудно было определить, кого же слушать, на кого смотреть, ведь оба с таким азартом наперебой тараторили о чем-то интересном и веселом. Но при этом Галя все же не забыла, что ей пора идти в клуб. Извиняясь, она вышла из-за стола, пошла в дом. Одна Катя почти все время молчала, только слушала и наблюдала, иногда встречаясь глазами с Евгением. Галя вошла в кухню в красивом платье, со всеми распрощалась, а Сергея просила встретить, как всегда. Между прочим подошла к Кате, шепнула на ухо несколько слов, среди которых уловил Женя: "Он ждет" – и побежала на работу. Катя

- 145 -


значительно смотрела на гостя, медленно поднялась и горделиво вышла на улицу. Сергею приятно было беседовать с Евгением – Женя чувствовал это. Разговор мог бы еще продолжаться, но Сергей заметил, что Женя хочет спать. - Отдыхай, друг. Завтра поговорим. Оба встали из-за стола. Гость поблагодарил Екатерину Семеновну за сытный ужин, и оба вышли на улицу. Скрипнула калитка. Это Катя. - Рано ты сегодня.- Заметил Сергей. - Ничего не рано. Спать охота.- У порога остановилась.- Спокойной ночи.- И скрылась за дверью. Утром Евгения разбудила бабушка. - Вставай, голубчик, утро уж давно.- Она поставила на стол кувшин с молоком и чашку.- Долго спать любишь. - Я почти никогда не пью. А вчера выпил – вот и спал крепко. Доброе утро, Екатерина Семеновна. - Доброе. Я молочка свеженького принесла тебе. Попей. - Спасибо. - Все разбежались на работу. Сережа сказал, что в сельсовете тебя ждать будет. Катю посылала раза два тебя будить, да, видно, она постеснялась. А куда пошла? Может, на огород...- И бабушка вышла. Евгений встал, быстро оделся, выпил несколько чашек парного молока. Отдышался. Взял рюкзак, вышел. Во дворе снова увидел бабушку. - Ты что же, соколик, уже уходишь? - Да. В сельсовет побегу. - А Катюшу видел? - Нет,- насторожился Женя. - Подождал бы ее. - Хорошо. А зачем?- После паузы спросил он удивленно.

- 146 -


- Ну как же?- Она хотела что-то объяснить, но послышались с улицы быстрые шаги; калитка отворилась и появилась Катя.- А вот и она. Теперь можешь идти. - До свидания, Екатерина Семеновна, и спасибо за все. - До свидания. Иди с богом. - Доброе утро, Евгений.- Поздоровалась так, стоя у калитки, Катя, когда он подошел к ней. - Доброе утро.- Пробормотал, наклонив голову. - Ты уже уходишь? - Да. - А завтрак? - Я напился молока – бабушка... Екатерина Семеновна угостила. - Ну, тогда иди. - Да. Я пошел. - Ты будешь работать в церквушке с художником? Женя остановился. Посмотрел на Катю. "Господи, какая же она все-таки красивая". Он стоял очень близко и поймал запах ее тела, ведь в утренней свежести запахи еще не смешаны. Незаметно глубоко вдохнул. В голове затуманилось. "Откуда же она такая?" Кивнул головой. - Да.

.

- А можно я буду к вам в rости приходить? - Одна? - С ноткой надежды спросил он. - А если не одна?- Улыбнулась Катя. - Как хочешь. Я пошел? - Так все-таки можно или нет? - Ну, конечно, Катя, приходи. Обязательно приходи. С кем угодно! Пожалуйста! - А ты не кричи. - Прости. Я пошел. До свидания. - До свидания. Я буду к вам приходить одна, Женичка, не волнуйся. - 147 -


- Катя, ну чего мне волноваться?- Очень мягко, с улыбкой оправдывался он.- Мы с тобой не поняли друг друга. Прости. Я тебя всегда буду рад видеть. Правда. - Хватит. Иди, а то мы договоримся, бог знает до чего. Удачи тебе. - Спасибо.- И ушел. Катя села на скамеечку, поджала ноги и, обхватив их руками, задумалась. - Ну, что, Катюша, ушел он?- Спросила бабушка, подошедши к калитке. - Угу. - Никуда он от тебя не денется. - Бабулька, да что ты говоришь? Он даже не нравится мне. - Ну, да, не нравится... Выплачешь немало слез из-за него, да все напрасно. - Напрасно?! - Я к тому, что все равно он тебя увезет. Чует мое сердце. - Оно ошибается, милая моя бабулька. Все это вздор.- Катя встала, обняла бабушку, поцеловала и пошла во двор. Евгений быстро дошел уже знакомой дорогой до сельсовета. Увидел: возле стоит уазик. "Кажись, на таком вчера ездил Сергей". Залез, сел на заднем сидении, примостил рюкзак, захлопнул дверцу и стал дожидаться. "Посижу здесь, подожду. Может, у него посетители, дела, а я буду удивлять народ своим видом. Было же: шел по улице, и бабки крестились". Он начал перебирать в памяти Катины слова. Хлопнула входная дверь сельсовета, и Женя услышал, как, переговариваясь, подходят к уазу два мужика. Голос одного он сразу узнал. Это был Славик. Второго голос – сиплый, грубый. Подойдя к машине сзади, они остановились. - Ну, что? Оприходовал Катьку? - Нет, дядя Миша. Позавчера, понимаешь, во флигеле, я ее почти раздел, как вдруг приперся какой-то бродяга. - Какой еще бродяга? - Черт его знает. - 148 -


- Так ты бы вышвырнул его. - Она не дала. Сказала: Сергея позовет. - Ну, а вчера? - А вчера не захотела со мной идти. Да еще сказала, что бродяга этот – Сергею друг. - Постой, постой... Я вчера видел: один тут шлялся по селу плюгавый, длинный такой, в холщевой рубашке по колено. Чучело огородное. - Да, он. - Ну и что? Он тебе мешает? - Да нет. Он сегодня на работу должен уйти. А завтра она обещала со мною поехать... кататься. - Куда тот идет работать? - Да к художнику в церковь. - И где Серега таких находит?.. Ладно. Но ты-то Катьку того, ги-ги, оприходуешь? - Отпустил бы ты меня, дядь Миша. Надоело все. - Да ты что! Одурел, что ли? Испугался кого? - Никого я не испугался. Я же вам троих уже распечатал. Томочка вам что – уже надоела? Вы же всего три месяца с ней. - Дурак – молчи. Мне Катька не нужна, хотя девка уж больно красивая. Мне ее опозорить надо, чтобы Серегу к рукам прибрать. Он мне во! Где сидит. Совсем распоясался. Сегодня опять в район вызывают. Сейчас поедем. Да ты не боись. Не хошь – не надо. Ты только Катьку ко мне привези. Подпои ее хорошенечко, немного снотворного... Я сам с ней побалуюсь. Пару снимочков – и готово. Оденем. Отвезешь ее. Она проспится и знать ничего не будет. И Серега никуда не денется. - А если узнает? Он ведь такой дурной, что нас из-под земли достанет. - В том-то и дело, что дурной. Мы его вылечим... Я зайду к себе папку взять, и поедем. Как только они разошлись, потрясенный, обалдевший Евгений тихонечко вылез из машины, достал рюкзак, быстро пошел в сельсовет. В кабинете - 149 -


поздоровался с Сергеем и присутсвующими. Сергей подошел, поздоровался, увлек за собою в приемную. - Что с тобой? Чего это ты такой? - Какой? - Непонятный какой- то. - Да нет, все нормально. - Хорошо. Подожди меня вон там, в библиотеке. Я скоро. - Ладно. Не торопись. Библиотека - это маленькая комнатка с двумя столами (для журналов и газет) и тремя стеллажами книг. Евгений снял рюкзак и поставил у двери. Сел возле стола, машинально стал перелистывать журналы, мало-помалу приходя в себя. "Вот это да! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Это ж надо! Ну и Славик! Что ж делать? Рассказать Сергею? Нет, нельзя. Надо подумать. Время есть. Он сказал, что завтра у него свидание с нею. Ну, негодяи, устрою я вам”. Глава 27 - Ты слишком рано зажгла свечу. Солнышко еще не село. - Нет, не рано.- Чуть уловимый, красивый появился звук. Тембр становился все сильнее; заполняя бесконечность, он окутывал и согревал. Словно лебединый пух в зимнюю слякоть. - Чей это голос? - Вот нетерпеливый. Помолчи. Слушай и смотри. Смотри и слушай. Потом поговорим. Глава 28 За окном моросил дождик. Небо было сплошь затянуто серо-свинцовыми облаками. Кое-где падали листья. В комнате было тихо, уютно. Все та же немногочисленная мебель: потертый диван да кресло; по-прежнему красивый, но уж очень старый журнальный столик; возле окна в углу письменный стол. Пара жестких стульев. Телевизор и стеллажи по всей - 150 -


длине глухой стены. Книг не так много, но разбросанные беспорядочно, растрепанные, потертые, вперемешку с записями, папками, журналами. Казалось, они заполняли не только полки, но всю комнату. Слегка пахло пылью, сигаретным дымом, кофеем. Евгений сидел на диване. Антон Андреевич стоял у открытого окна и курил. - Скоро осень. Быстро лето пролетело... Так как же вы наказали их, Женя? - Да никак. Они сами себя и наказали. Я просто скорректировал их действия и открыл занавес, которым они прикрывались. Люди все увидели, а дальше... Дальше неинтересно, все само собою происходило. - Позвольте, Женя, что же вы тогда так рано уехали, не дождавшись ее? Такая любовь... Поверьте мне, вы никогда не сможете ее забыть. Это такая тяжелая ноша, я-то ведь знаю. - Вы правы, но иначе не мог. Когда она с братом уехала, через некоторое время к нам в церковь пришел приятель Вовки-художника. Они давно знакомы. Это он, его – Вовку, привез из Москвы, где сам, оказывается, учится в Бауманском. Вовка там пропадал от наркотиков, а Семену (так зовут товарища)

удалось каким-то образом Вовку вытащить. Он талантливый

художник. Да, так вот этот самый Семен, оказывается, местный парень, хороший, толковый парень, умница (мы с ним быстро подружились), однажды разоткровенничался со мной и рассказал, что с детства влюблен в девушку, и обязательно они поженятся. Рассказал, как росли, как оберегал ее, ухаживал, и она отвечала ему взаимностью. - Ну и что?

.

- Как что? Это как раз и оказалась та девушка, которую я полюбил. Которую...- Он вздохнул. Которую теперь не могу забыть. - Ах, вот оно что... По правде говоря, Евгений, я так и думал. Все нормально. Наверное, так правильно.- Антон подошел и сел в кресло. Отпил кофе.- Как ни парадоксально, я думаю, что так и должно быть. Высшее предназначение человека – самопожертвование. Вот оно... Как это у - 151 -


Свифта... "подняться к небу – вот это работа; подняться к небу – вот это труд”. Вы знаете, Евгений, вот уже много лет все чаще всплывает в моей памяти один удивительный сон... Помимо всего прочего там был интересный старик... Хотя, поговорим об этом в другой раз... А ведь он прав, ваш физик: аномальные точки на земле рождаются нами. Человеком. И, пожалуй, мы с вами очень скоро сумеем понять... Нет, это еще не скоро... Хотите кофе? - С удовольствием. - Я сейчас принесу.- Антон вышел на кухню. Подогревая кофе, громко и как-то весело сообщил. Евгений, вы себе представить не можете: я ведь впервые, месяц назад, изменил своим принципам. - Как же это? - Вы знаете,- он вошел, разлил кофе, сел, улыбаясь, продолжил,- как-то выхожу из университета и вижу: прогуливается мой приятель. Господи, я его лет семь не видел. Здоровый такой мужик. Отличный парень. Глазам своим не поверил. Подхожу ближе – он. Он растерялся, засуетился, как мальчик, даже покраснел. Ну, поздоровались, обнялись. Я его к себе приглашаю, значит, а он отказывается. Ни в какую! Вот ведь как среда меняет людей. У себя дома – словно рыба в воде, а здесь, в городе, видишь, беспомощный. Да, так вот: он привез свою сестренку младшую поступать в университет. Каково! В медицинский! Нет, они совершенно никакого понятия не имеют, что значит нынче поступить в вуз. Мне, не поверишь, как стыдно за высшую школу. Всегда, во все времена в первую очередь ценились знания, а сейчас, Женя, оказывается, на них никто не смотрит. Он, как и я, как и вы, учился в прошлом. Короче, я решил помочь дeвченкe поступить. Она – умница. Пока мы разговаривали с приятелем, она сдала первый экзамен на "отлично". В общем, я пошел к декану, заявил, что она должна учиться... Не так-то просто теперь помочь кому-то... Все готовится заранее... Я ведь этого не знал... О, она учится. Вот вам еще факт. Не находите ли вы в этом интересную, а можно и громче – роковую! – случайность?

- 152 -


Но еще более странная случайность состоит в том, что разговор друзья ведут об одних и тех же людях. Но почему никто из них не упомянул ни имени, ни названий? Значит, так надо. В этом есть своя логика. Оба молчали, думая каждый о своем. - Спасибо вам, Антон Алексеевич.- Он встал с дивана.- Мне пора. Я и так отнял у вас много времени. - Женя, ну что вы такое говорите? Я всегда рад вам. Приходите почаще. Всегда приходите без стеснения. Чем смогу, тем помогу. Время такое - все должны помогать друг другу. - До свидания, Антон Алексеевич. - До свидания. Стойте, Женя. Как же я забыл! Я вам работу нашел. Значит так, пойдете в пятую гимназию: там историк нужен. Я обо всем договорился. Место вам держат. Как устроитесь, сразу приходите в университет, ко мне на кафедру. Подумаем, как вам в аспирантуру поступать. Хватит, знаете ли, мыкаться... Пора вам за науку браться. - Спасибо вам, спасибо за все,- растроганно пробормотал Евгений. - А, пустяки все это. Не стоит благодарности. - Ну, я побежал? - Да, да, идите. - До свидания. - Счастливо! Евгений ушел. Антон долго сидел еще в кресле, глядя в открытое окно. Находясь под впечатлением рассказа Жени, ему припомнились те далекие годы. Он ясно увидел то единственное в мире лицо, глаза, губы... Почувствовал запах ее волос. Штора на окне колыхнулась, словно от сквозняка. Он не слышал, как отворилась дверь, и в квартиру бесшумно вошла красивая женщина с мальчиком лет семи. Они остановились у открытой двери. Она долго с любовью и нежностью смотрела на него. Слеза скатилась по щеке. Вот он встал, подошел к окну, закурил. В помятых джинсах, но в чистой белой выглаженной рубашке с приподнятым - 153 -


воротником и расстегнутыми манжетами. Все такой же, как тогда, в новогоднюю ночь восемьдесят пятого. Другое время, другая эпоха, а все такой. Вот только седой совсем, и неуместные очки на кончике носа... Неисчезающий загар лица. "Это от кофе. О чем он думает сейчас, мой милый философ?" - Мама, это он?- Шепотом спросил малыш. Антон вздрогнул чуть заметно. Медленно повернулся, посмотрел поверх очков. Снял очки, пытаясь что-нибудь понять. Подошел поближе. На виске вздулась вена. Закусил дужку очков. В глазах - полнейшая растерянность и недоумение. - Дверь была открыта. Мы вошли – ты не услышал. - Надя...- Словно сквозь сон позвал кого-то. - Да.- Тихо ответила она, вытерев рукой слезу. - Надя, это ты? Но как?.. - Да, это я. Здравствуй... Вот мы и приехали. Примешь нас? - Здравствуй... Здравствуйте... Проходите, пожалуйста, проходите, садитесь. Я ... сейчас. Он растерянно мотнулся по комнате, пытаясь собрать книги, но они валились из рук. Он снова и снова собирал их на полу и впихивал на полки, но они рассыпались. Надя подошла к нему. Развернула к себе. Залилась слезами. Улыбаясь, промолвила: - Да оставь ты их. Я сама соберу. Мы ведь навсегда... Если не прогонишь.- И В поцелуе все померкло. Но очнувшись, переводя дыхание, Антон обессилено заметил: - А как же мальчик?.. - Ты в нем себя не узнаешь? Ведь это сын твой, Кирилл. Сквозняком потянуло, и громко хлопнула дверь. Большие кабинетные часы отбили пять часов вечера. Антон вздрогнул, огляделся вокруг. В комнате по-прежнему царил беспорядок. Сквозь тучи проглянуло солнышко и озарило холостяцкую квартиру своими лучами. - 154 -


Глава 29 Свеча горела. Мелодия резко оборвалась, затухая. Эхо в пространстве. Диск солнца потемнел, стал меркнуть, судорожно вздрогнул (появилась паутинная сеть) и начал медленно распадаться во все стороны на мелкие кусочки. Кусочки, составляющие единое целое солнечного диска, по мере отдаления друг от друга, расплавлялись, приобретая слизистую массу гнойно-кровавого цвета, набухали, лопались, выплескивая газообразное вещество неприятной желтизны. Но вот тяжелый туман стал быстро рассеиваться. Все исчезло. Но в самом центре, где когда-то был диск солнца, остался маленький хрусталик. От слегка колеблющегося огня свечи он светился,

весело

разливая

свои

разноцветные

лучи.

На

темно-

ультрафиолетовом фоне он был невероятно красив. Снова появился отдаленный теплый звук, все ту же мелодию продолжая. Вокруг хрусталика появилось прозрачное облачко, и в какой-то миг оно набрало формы солнечного диска. Незаметно хрусталик скрылся там, внутри. Все это длилось очень недолго. Снова тоже солнышко вот-вот за горизонт спрячется. Только оно совсем свежее, почти воздушное, ярко розовое с голубизной шелковистого оттенка. Глава 30 Катя сидела у окна большого университетского вестибюля (на втором этаже) в ожидании. Вот и последний зачет сдан. Второй курс полностью окончен. Так быстро. Как будто вчера только сдала вступительные экзамены. Абсолютно не волнуясь, думая о том лишь, как скорее домой помчаться, где ожидает ее он, ее любимый, неповторимый. Но ее тогда не дождался, уехал и где-то бродит. Где? Почему он уехал? Об этом она через время узнала. Не его вина в том. Сама себе слово дала: пока не увидит его, ни с кем не будет даже встречаться. Может, оттого такой редкий успех в учебе. Наконец отворилась дверь аудитории. Вышел последний студент. Через несколько минут вышел Антон Алексеевич. Катя подбежала к нему. Он устало улыбнулся. - 155 -


- Спасибо, Катюша, что вы дождались. Сейчас поедем к нам. Пожалуйста, не отказывайтесь. Я ведь теперь живу не один. Моя сестра Марья с сыном переехали ко мне. Я вас с ними познакомлю. Дмитрий, мой племянник, а ваш ровесник – удивительный художник. Марья изумительно готовит. Но самое главное: я хочу передать подарок вашему брату. Ведь вы же домой собираетесь ехать? - Что ж, едемте. - Вот и прекрасно. Отпразднуем окончание сессии. В троллейбусе Катя снова задумалась о Нем. "Ходит ведь где-то здесь, может быть, даже рядом”. Как-то совсем недавно, кажется, в мае, она выходила из аудитории поточных лекций и увидела его. Мгновение это было. Внутри екнуло. Нет, не испуг, не волнение, не растерянность ничего этого не было. В животе защекотало и странная вибрирующая волна, подымаясь вверх, сдавила горло. Она крикнула: "Женя!" Но голос чуть слышно прозвучал и тут же растворился в шуршании движущейся толпы. Попыталась догнать, но тщетно. Он завернул за угол в прямой переход, в другой корпус. Какие же узкие переходы! Особенно во время перемен. Некоторое время она еще видела такую родную голову с этими длинными взлохмаченными волосами. Он даже оглянулся. "Наверное, мой взгляд почувствовал. Господи, эта улыбка, глаза... Женя!" Еще мгновение – и он исчез. Катя остановилась. Слезы текли по щекам. Слышала, как кто-то спросил: "Что? Неуд?" "Угу”. Улыбнулась в ответ. В доме у Антона Алексеевича их радушно встретили. Племянник подарил ей цветы и поздравил с окончанием второго курса. Сестра Антона Марья Алексеевна высказала множество женских комплиментов. Антон Алексеевич усадил Катю на диван, дал ей фотоальбом, включил магнитофон. Сам извинился, пошел хлопотать на кухню. Легкая мелодия заполнила квартиру. Катенька перевернула очередную страницу альбома. Вдруг... Кто это? На нее смотрели любимые глаза, по-детски наивная улыбка. В центре – Антон Алексеевич. Но Катя видела только дорогое ей, любимое лицо. Она - 156 -


отчетливо, ясно вспомнила до малейшей подробности все минутки, проведенные с ним. Это было ровно два года назад. И даже в этот самый день, вернее, в ночь, он появился. Когда ушел работать к художнику, Серега поручил ей носить продукты туда, на работу. Но даже если бы и не попросил, все равно она бы нашла причину бегать туда. Каждый день Катя пересекала путь в три километра, а под вечер после работы Женя провожал ее домой. Бабушка только вздыхала, но сумку всегда рано утром наполняла продуктами. Сереге было весело. Когда Женя смотрел, Катя купалась в его взгляде; она чувствовала его тепло; она дышала одним с ним воздухом. Она наслаждалась и не могла насладиться его голосом: когда он говорил, весело от души смеялся. Всегда ловила случай хоть как-то, незаметно коснуться его тела. Однажды они поднимались крутой лестницей вверх. Она знала, чувствовала, как он рассматривает ее, стоя внизу. Ей это нравилось, забавляло, щекотало, ведь именно для этого она каждое утро одевала красивые трусики. "Эх, ты, так ни разу меня и не поцеловал. Но теперь ты никуда от меня не денешься. Я тебя найду”. - Катенька, вы чем-то расстроены? Почему глазки влажные? - Антон Алексеевич, кто это.- Она пальцем ткнула в альбом. Антон быстро надел очки, подсел на диван рядом, взглянул. - А, чудесные ребята, мой первый выпуск историков в университете. Когда это было? В девяностом. - Я ведь не обо всех спрашиваю. Вот это?- повторила Катя. - Это? Женя. Евгений Орлов. Мы с ним – большие друзья. - И где же он с-с-сейчас? - Заикаясь, спросила дрожащим от волнения голосом. - Ах! Так во-от оно что?! - Все понял Антон. Немного помолчав, добавил.- Успокойтесь, Катенька, он здесь, в Харькове. Ну, Евгений! Ну, счастливчик! Он ко мне заходил на кафедру. В мае. Я знаю, где он живет. - Правда?

- 157 -


- Ну, да. Вот пообедаем и поедем к нему. Марья, Марья, ты слышишь? Вот дела-то...- Антон вышел на кухню и громко рассказывал сестре.Оказывается, Евгений попал к ним, к Сергею и Кате. Безумно влюбился в нее и уехал. Не хотел, видишь ли, помешать счастью двух влюбленных – там какой-то парень замешан. Все правильно.- Потом, все еще не веря.- Она, Катя, влюблена в нашего Евгения. Рядом, можно сказать, живут в одном городе целых два года, страдают, ждут друг друга и не могут встретиться. Как вам это нравится, господа хорошие? - Катюша, это правда?- Не выдержала от любопытства Марья Алексеевна. - Правда. - Как это трогательно! А как трудно, ох, знаю. Но прекрасно. Давайте обедать да поедем все вместе. На нашей машине. Выше голову, Катюша. А ну-ка, давайте все дружно накрывать стол. - А можно я своим в село позвоню? - Конечно, можно. Обязательно звони. Код знаешь? Катя всего лишь сказала, что нашла того, кого любит. С ним и приедет чтобы не удивлялись. Бывает же такое в жизни! Такой радостный всплеск эмоций. Хозяйка квартиры, где снимал комнату Евгений, растерянно ответила, что он уехал вчера. Куда – не сказал. Сказал только, что если повезет, то женится: надоело, мол, одному. В это время Сергей Тараненко угощал под тем же кленом дорогого гостя Евгения Орлова. Все, казалось, было естественным: и гостеприимство, и добродушие, и интерес, но в слегка уловимых нотках Евгений заметил, что что-то скрывают, недоговаривают. Чтобы с этим покончить, спросил: - А где же Катя? Как она? Где? Чем занимается?- Хотя понял сразу, что дома ее нет. Значит, уехала куда-то, а может... Замуж вышла и в Москве давно? Что ж, нечего тешить себя надеждами – это он понимает, но ехал

- 158 -


сюда, чтобы хоть посмотреть на нее или узнать, где и с кем она. Нельзя больше так жить в неведении. Пусть даже плохое, но должен узнать. Галя, жена Сергея, сказала очень быстро, без стеснения и без подхода: - Катя? Да как? Она ведь учится на медицинском факультете. Вот буквально за час до твоего прихода звонила... Как это тебе сказать... С женихом, говорит, приедет. Да, да, так и сказала: не удивляйтесь, мол, ждите. - Отлично.- Евгений заставил себя улыбнуться. Затуманилась голова, чуть подтошнило, насильно веселым голосом сказал.- Значит, даст бог, и я на свадьбу попаду. Давай, Серега, выпьем. Катя приехала домой в полдень следующего дня, ближе к вечеру. Уставшая, разбитая долгой дорогой, у открытой калитки остановилась, безрадостно оглядев весь двор. Ее встретила первой Галя. - Катюша! Ну, здравствуй! С приездом!- Она бегло бросила взгляд за ворота.- А где же он, жених-то? Ты ведь вчера звонила... - Нет его. Он, наверное, женился уже.- Безразличным тоном ответила Катя. Они обнялись, поцеловались. - Ну, и бог с ним. Не волнуйся. Недавно Семен Дудченко приехал. Закончил институт. Работает. Квартиру в Москве получил, не то купил. Машину имеет. Он ведь за тобою приехал. Прибегал, интересовался. - Ладно тебе, Галя. Мне-то что? - Не дури... - Катька! Вот это да!- Воскликнул брат, вбегая с улицы.- Здравствуй, сестренка! Что не позвонила? Я бы встретил вас. А где он? - Жених, что ли?- Криво улыбнулась Катя. Нет его. Серега, это была шутка. - Какая шутка? Так не шутят. Ты расскажи толком. - Не надо, Сережа. Потом.- Сказала, направляясь в кухню.- И чего это ты меня торопишься замуж отдать? И вообще: захочется замуж – здесь найду себе мужа. Из кухни вышла бабушка. - 159 -


- Правильно, внученька, замуж не напасть, кабы замужем не пропасть. Зачем и впрямь далеко ездить? Сергей только хихикнул. - Бабулька, здравствуй, родная.- Подбежала, поцеловала.- Расскажи, как чувствуешь себя? Я тебе лекарство хорошее привезла. - Да какое у меня здоровье? Вот дождалась вас – и слава богу. - Бабулечка, и ты туда же? Да одна я приехала, одна.- Потом чуть слышно. - Я не знаю, где он. - Зато я знаю. - Эх, бабушка...- Глубоко вздохнула.- А Тишка где же, бабуля? - Заметив, спросила. - Собака-то? - Фартуком вытерла заслезившиеся глаза. - Да где ж ему быть? К нему побежал. Не поняв вначале, к кому побежал Тишка, Катя уловила непонятный, но знакомый, ритмичный стук топора. Там, у них за огородом, кто-то рубит дрова. Все ведь дома, во дворе. "Кто же рубит-то?” Уже даже сердце догадалось, застучало. “Господи, кто же рубит дрова?” Вздрогнула. “ОН!" - Это он.- Чуть слышно утвердительно сказала Катя. Пошатнувшись, направилась к флигелю, ускоряя шаг. - Ой!- Вырвалось из груди, и побежала. Это же смешно. Куда он уйдет? А она все молила, пока бежала, прислушиваясь к стуку топора. "Не уходи, прошу, не уходи!" Но вот он. Стоит спиной и ее не видит. Господи, где взять силы, чтобы не упасть? Села на пенек, ладошкой вытерла все выплаканные слезы. Покачала головой, все еще не веря. Тишка подбежал, лизнул щеку. Работник замахнулся топором и замер. Медленно, боясь ошибиться, повернул голову, из-под руки взглянул. - Катя.- В улыбке расплылось лицо. Он опустил топор, бросил. К ней подошел. Попытался ей сказать: губы лишь открылись. Гримаса: не нашел слов. Тоже сел перед нею в траву. - Женя, как ты мог? Как ты мог вот так два года? - 160 -


- Катя, я люблю тебя. - Если бы я тебя не отыскала,- глаза налились слезами,- я бы сошла с ума. - Катя, я люблю тебя. - А целовать когда-нибудь будешь?- Сквозь слезы требовательно вскрикнула она. Глава 31 Солнышко зашло за горизонт. - Вот и закончился день. Это был наш день. Завтра наступит новый день, и мы будем другими. Звуки мелодии стихали. Она встала. Хотела уходить. Он заметил: - Ты погасишь свечу? - Нет, пускай горит. Они долго стояли и говорили, не произнося вслух ни единого слова. III часть Глава 32 Телефонный звонок прозвучал совсем неожиданно, пробудив дом, в котором много лет не было подобных звуков. Захламленные комнаты стали заполняться пробуждением, а затем суетой домочадцев. Первым подал голос пес. От неожиданности он никак не мог сосредоточиться, поэтому и вырвалось у него не то повизгивание, не то рычание, не то зевание вперемешку с чем-то… На всякий случай вздыбил шерсть, побежал через открытые двери комнаты хозяина в переднюю, откуда раздавался странный звук. Там уже сидел кот. Он сосредоточено смотрел на прерывисто звенящий предмет. Увидав кота, пес успокоился, сел и стал звать хозяина, который появился незамедлительно. Он включил свет, спокойно не второпях направился к телефону: “Странно, ведь он давно отключен. Этого просто не может быть. Но ведь звонит же, звонит… Странно, странно…” - Спокойно, Марк, хватит. Это всего лишь телефон. Ты, правда, никогда его не слышал… - Пес еще раз тявкнул для приличия и улегся, но уши все же держал настороже. Кот спрыгнул из телефонной полки, важно - 161 -


прошелся перед мордой своего друга, подняв высоко хвост, и забрался на потрепанное кресло, очевидно, надолго. Старик, слегка дрожащей, вдруг вспотевшей рукой поднял трубку телефона и уверенным голосом произнес: - Да, я слушаю. - Это я тебя слушаю. Здоров! - Здравствуйте. - Ты что же так долго не подходишь к телефону? - Да я вот… Как-то… - Слушай, ты что – спишь? Я тебя разбудила? - Нет… Нет-нет… Я еще не спал. - Так чего же мямлишь? - Не могу сосредоточится… - Соображай быстрее. - Пытаюсь. - “Пытаюсь…” Мне плохо. Ты слышишь? Мне плохо. - Я слышу. Только не знаю, чем Вам помочь. - Ну, ты негодяй. Что ж ты меня на “Вы” называешь? - Понимаете, я полагаю, Вы ошиблись номером. - Ну и сволочь же ты, Антон, не ожидала от тебя. В телефонной трубке щелкнуло и раздались короткие сигналы “пи-пипи…”. Старик

медленно

положил

трубку,

вздохнул,

вытер

рукавом

вспотевший лоб. Под впечатлением непонятного удара пытаясь на чемнибудь остановить свои мысли, подошел к креслу на котором лениво растянулся во всю длину кот, вслух с улыбкой произнес: - Ну-ка, Маркиз, позволь мне сесть. – Взял кота и сел в кресло, Забросив нога-на-ногу. Кот любил это положение хозяина, и тут же улегся на колено в привычной позе. Пес вяло поднялся, подошел и плюхнулся устало возле ног старика. - 162 -


- Ну, что, друзья мои? Как вам нравится? Чудеса да и только. Вы подумаете: все можно объяснить… Но ведь она назвала мое имя! Хотя… мало ли Антонов на свете? – Молчаливый старик вдруг разговорился. – Конечно же девчонка ошиблась номером. По голосу, совсем юная. Но как она могла понять что с ней разговаривает пожилой человек?! Погоди, как вообще заработал телефон? Во дела… Марк, что ты на это скажешь? – Пес, услыхав свою кличку, завилял хвостом проявив взглядом участие, не подымая при этом морду, удобно покоящуюся на передних лапах. – А ты, Маркиз, что на это скажешь, но кот только немного изменил положение своего тела, дернул кончиком хвоста, и прикрыл глаза. Такая будто отрешенная поза любимца всегда забавляла Антона. – Молчите, эх вы… Старик вздохнул посмотрел еще раз на телефон. – Жаль, что она трубку бросила. Что со мною? Очевидно, старею. Вот и хорошо. – Хотел было встать, но передумал и погладил взволновавшегося кота. – Слушайте! – Кот удобнее

расположился,

а

пес

поднял

морду

и

внимательно

стал

рассматривать хозяина. – Этот звонок – мистика какая-то. Она снова позвонит, вот увидите. А может, и не позвонит. Какая разница? И все же как мог заработать телефон? Вот задача! – Старик начал вспоминать, когда отключили телефон, а заодно (как это бывает), как он появился в доме мамы. Это было совсем недавно (а ведь полтора десятка лет прошло), в тот год, когда привычные социальные устои рушились. Распался Советский Союз. Казалось, совсем ненадолго: покричат, покричат – и снова все восстановится. Но не тут то было. Оказалось – надолго. Вот тогда, в тот злополучный год, позвала мама Антона к себе. Уж больно ослабела она тогда. Дочка пусть живет в городе. – решила, сына растит, может, и замуж еще выйдет. Антоша лучше когда переедет к ней, к маме. В доме у нее еще жила молодая, красивая, но одинокая женщина, медсестра районной больницы. Каждый день когда-то она ездила из города делать уколы, да так и осталась жить у мамы. Своего жилья не было у Светланы (так звали медсестру), она снимала квартиру, на работу ездила рейсовым автобусом, - 163 -


сообщение с городом было хорошее, а главное – недалеко. Женщина быстро привязалась к старушке, даже стала ее мамой называть. О себе Света почти ничего не рассказывала. Как-то лишь упомянула в разговоре, что развелась с мужем и уехала, а родителей давно уж нет. Когда Антон приехал, все как-то само собою уладилось, и они стали жить вместе. Расписались в Загсе. Антон устроился преподавателем в ПТУ, потому даже на работу они ездили вместе. Со временем Антон стал замечать, что село, состоящее из одной улицы в пять километров, начало распадаться, опустошаться. Хотя его это мало волновало. Он купил маленький трактор, старенького “запорожца” и стал все больше увлекаться хозяйством, скорее для удовольствия, чем для прибыли. Все было бы хорошо, да вот умирает мама. Окраина села, почти у самого леса, где они жили, почти совсем опустела. Только недавно, в доме по соседству поселилась молодая семья. Народ потянулся в большой город. А кто помоложе – заграницу, на заработки. Вот и Света года через два после смерти мамы уехала, обещала ненадолго, но так и не приехала. Однажды письмо прислала: “Извини, меня не жди. Я остаюсь в Европе”. К тому времени Антон Андреевич вышел на пенсию… Да, вот тогда отключили телефон, как оказалось, по ошибке, но старик не стал добиваться восстановления связи. “Когда же это было? Да, пожалуй, лет семь пролетело”. Зв все время одиночества приезжала сестра с племянником несколько раз, да Женя с Катенькой раза два, не более. Уж слишком тяжело им жизнь дается. Зато детишки славные у них. - Да-а-а… В задумчивости со вздохом произнес старик – Семь лет пролетело – и телефон опять зазвонил вдруг. К чему бы это – вот бы знать. – Он снова вздохнул и на этот раз поднялся. Кот недовольно прыгнул на пол – и пес тот час поднялся. – Пошел я спать “И все же это неспроста, он зазвонит”. И словно в подтверждение, телефон весело и звонко зазвонил, когда старик направлялся в свой кабинет. Пес смотрел то на телефон, то на - 164 -


хозяина, выжидая его реакцию. Кот повторно взобрался на кресло, давая тем самым понять, что ему все известно наперед. Старик снял трубку. - Я слушаю. - Это снова я. - Я узнал. И более того, - ожидал Вашего звонка. - Послушай, я звоню лишь потому, что хочу понять. Антон, это ты или не ты? - Я, конечно. Антон. Только еще и Андреевич, и естественно, не Ваш знакомый. - А чего же тогда разговариваешь со мною? И вообще – откуда у меня на мобилке твой номер. - Не знаю, не знаю… - А что же ты знаешь? - Послушайте, мой юный друг, красавица, произошло какое-то недоразумение. - Перестань меня называть на “Вы”, хоть ты и старше. Кстати, сколько тебе лет? - Да уж скоро семьдесят… - Ого! И тебя, то есть Вас, зовут Антон и как там, кажется, Андреевич? - Да. - Странно. Но откуда же у меня твой номер? Продиктуй-ка его… - Я не знаю… Я хочу Вам объяснить: произошло какое-то недоразумение. - Какое? - У меня более семи лет молчит телефон. Он отключен. Вдруг… Ваш звонок. Согласитесь – это чудо. - И случайно, что вас зовут Антон, как и моего парня? - Да, да. Это тоже очень интересно. - Слушай, старик, ты к чему это клонишь? - Да ни к чему, мне просто стало интересно. Как Вас зовут? - 165 -


- О, Господи, я так и знала. Старик, тебе мое имя не нужно и вообще – разговор у нас затянулся… - Постойте, не отключайтесь. Поговорите со мной, я Вас очень прошу. – Длительная пауза. - Что ты сказал? – вопрос, прозвучавший шепотом, перерос в требовательный крик. – Повтори! - Поговорите со мной, я Вас очень прошу. - Господи, откуда я это знаю? Подождите, я сейчас, сейчас. Вас зовут Антон. Но откуда знаком мне Ваш голос, голос, голос?.. И эта фраза: “Поговорите со мной… Поговорите со мной… Поговорите …” Так никто не может произнести. - Вам плохо? - Пытаюсь вспомнить - и никак… Голова закружилась. Я перезвоню. – И в телефоне опять “пи-пи-пи…” старик со вздохом медленно положил трубку старого черного телефонного аппарата. Теперь не позвонит. А жаль. – Он погладил кота и посмотрел на пса.Чего жалеть? Нам и так не плохо вот они – искажения мобильной связи. Надо завтра съездить на телефонную станцию да узнать номер своего телефона. А теперь – спать. Антон поднялся с кресла, хотел было идти, но застыл на месте, задумался, глядя на телефонный аппарат. - Х-ха, мистика какая-то. Все же приятно. – Словно убеждаясь, громко добавил: - Нет, не позвонит, - и быстро пошел к себе. За ним поплелся пес. Кот же остался лежать в кресле. Антон Андреевич сел за письменный стол, захлопнул книгу, которую читал до звонка, отодвинул ее. На лице отобразилось недоумение. Такой пустяк, но как он взволновал спокойное, свободное течение его одинокой старческой жизни. “Ну ошиблись номером. Что здесь удивительного?” Взял пульт, включил телевизор. Уселся в глубокое кресло. Бессмысленно

- 166 -


попереключал

каналы.

Убавил

звук.

Полуприкрыл

глаза.

“Это

предзнаменование. Наверное еще песня недопета. Кто-то из великих сказал”. Он снова прошелся по каналам телевизора, после чего выключил его. Вздохнул. “Ну, что же, придется не далее как завтра собираться в дорогу. А теперь – спать”. Глава 33 Он стоял на самой высокой точки раскинувшегося ландшафта чудесного уголка природы на краю пологого обрыва. Внизу протекала речка. За речкой раскинулись лесонасаждения, как лоскутки на равнине полей. У самого горизонта просматривался сквозь серовато-седую мглу город. Она ходила по луговым полям, наслаждаясь живым окружением, размышляя о предстоящем. - Что ты видишь с того бугорка? - Разве ты не заметила, как мало светлых пятен на земле? О кристаллике вокруг? Их так много, но они такие маленькие, словно перетер их кто-то на жерновах. Молчи, молчи, конечно же я знаю… Вот к примеру, справа от тебя, на фоне твоего кристалла – две порошинки соединились – и никаких сияний, смешно и грустно. - Ну, что ты, милый мой, душа моя, сияние моё. Не грусти. Не все так плохо. Все как обычно. Замкнулся очередной круг предначертания Земли. Уж начался последующий путь. Ведь мы не раз за этим наблюдали. А люди?.. Смотри, видишь в том городе?.. Я даже отсюда увидела сияние ее. - Вижу, вижу, я давно увидел. Я ведь знаю ее так же, как и ты. Кажется она нашла его. Но что им предстоит! Голоса их были спокойные, тихие, мелодичные, словно флейта и виолончель перекликались, а разделяло их расстояние в километр, не менее… Но какая прелесть! Ни время, ни пространства не существуют. - Вот именно. Лишь только это чувство “осознания” нас объединяет с ними. И только это говорит о том, что мы ведь … тоже люди. - 167 -


- Скоро дождь начнется. Молнии повторяют свой бесконечный путь. - Так что же – полетели к нему, хоть немного подготовим. - Полетели, моя радость. - Ну вот ты и повеселел. Видишь, вот и нашу неугасимую свечу он зажег. Глава 34 На лугу, поросшем высокой травой, под кустиком, раскинулись обнаженные парень и девушка. Такие молодые и красивые, никак отдышаться не могли. Смеялись но не звонко, а так, тихонечко. И не было полета счастья: он – словно должное получил, она – словно расплачивалась за что-то. - Ой, смотри. Что это вокруг нас? - Не знаю. Вокруг

них

воздух

наполнялся

прозрачными

мерцающими

испаринками и плавно подымался ввысь, распространяясь вокруг. С противоположного берега, с вершины пологого обрыва другое облачко прозрачно дребезжащего пара развернуло свое легкое покрывало, стремясь обнять молодых людей. Вот оба облака соединились и на какое-то мгновенье застыли. В средине этого пространства появилась точка – вихрь, которая в секунду всосала дребезжащий воздух, создав огненно-синий шарик размером с теннисный мячик. Послышался легкий шелест электрического разряда. Описав непонятный зигзаг, шарик исчез. - Это же шаровая молния. Надо сматываться отсюда. – Молодые люди начали быстро одеваться, спотыкаясь находу. Глава 35 Антон Андреевич разделся и лег в постель, оставив включенной лампу на письменном столе. Долго ворочался. “Чувствую, мне сегодня не уснуть. – Проворно встал и оделся. – Ну зачем мне все это? Что за мысли дурацкие лезут в голову? – Суетливо обошел все комнаты, зажег везде свет. Устало опустился в кресло. – Вздор это все, вздор”. - 168 -


- Этого не может быть! – Сознанием определил, что в комнате нет ни кота, ни пса. За долгую одинокую жизнь, как только начинал возмущаться вслух, возле всегда появлялись кот и собака. - Эй, Марк!.. Маркиз, кс-кс-кс… Где вы? – Но не тот, ни другой не пришли на зов. “Во двор выскочили. Наверное, дверь открыта. Надо закрыть. Придут, - тогда и закрою”. А может, это всего лишь галлюцинации? Никакого звонка вовсе и не было? – После паузы просветлев, добавил: - Ну конечно, никакого звонка не было. – Встав, направился в прихожую. - Все это вздор, и ничего такого не может быть, ведь телефон не работает – отключен. – Антон Андреевич для ясности поднял трубку телефона, желая убедиться в своей правоте. Но услышанное “пи-пи-пи” лишь упрочило недоумение Антона. – Да-а… Значит, звонил-таки. И со мною говорила девочка. Значит, это не бред, не галлюцинации. – Поникши, старик поплелся к выходу. Не заметив, что входная дверь закрыта, машинально отворил ее: Марк, Маркиз, кс-кс… Ну где вы там? “а впрочем, пусть гуляют”. – Закрылся и направился к своему любимому письменному столу, Но ходу еще раз взглянув на телефон. – “Все же завтра поеду в университет. Отвезу статью, проведаю сестру, может, успею зайти к Жене и Кате. Как они там поживают? Давно их не видел… Где же статья? Куда я ее положил? Ах, вот она”. – Открыл папку, полистал странички. Вздохнул, поднялся и пересел в кресло. – “Примут ли мою статью? Или посчитают, что у меня старческий маразм? Да, двадцать лет назад, когда я еще был в университете, одно название ее вызвало бы усмешку коллег-профессоров. “Невербальное общение в структурах квантовых полей” Вот и заканчивается круг предначертаний эпохи

материализма,

породившей

в

завершении

материально-

потребительную систему”, - Антон Андреевич вдруг вскочил, сел за письменный стол и зачем-то вычеркнул в названии статьи слово “невербальное”. Чуть погодя, перечеркнул все название и озаглавил статью “Взаимопроникновение разума и квантовых полей в невербальном общении”. В этот же момент, словно электрический разряд все тело пронзил звук - 169 -


телефонного звонка. Подчинен только ему понятной эйфории, Антон вмиг очутился у телефона. - Да, я слушаю. - Это я. - Я рад что Вы позвонили. - Антон Андреевич, Вы уж извините мою несдержанную безобразную выходку, а впрочем… Я волнуюсь… Мне хочется как можно скорее… - Да Вы не волнуйтесь. У нас ведь много времени. Подождите, не перебивайте. Я чувствую… Я знаю… Антон Андреевич, я вам сейчас немного напою. Может, Вы что-то вспомните. А-а-а, а-ааа-ааа… - Из телефонной трубки донеслась странная непонятная мелодия, очевидно, какой-то ариозы. Голос, нежный и тихий, заполнил все пространство, а редкий его тембр показался старику незнакомым, словно завороженный стоял у телефона, не в силах ничего понять. Мысленно спрашивая: “Подскажите, что я должен вспомнить?” - Но вот беда – свет погас, и голос оборвался неожиданно. Холодная тишина, мрак. На ощупь кое-как добрался до кабинета, достал из шкафа подсвечник, зажег свечу и устало рухнул в кресло. “Ах, как жаль. Ну что за совпадение? Такая несовместимость. Печаль на завтра, наверное, обещает быть. Постой, постой… Я, кажется, слышу… Там где-то далеко, в прошлом… Ну да… Я слышал этот голос и эту мелодию”. – Старик закрыл глаза, морщинистое лицо напряглось от нахлынувших воспоминаний. Он слушал песню, слов не разбирая. Она звучала из такого далека, что аж дух перехватило. Вот он маленький. Рядом мама. На косогоре. Трава вокруг высокая, свежая, душистая. И песня… Малышу стало так сладко. Он словно улететь хотел. Открыл глаза - и песня прекратилась. “Чего ты плачешь, красавица? – Тише, мальчик умирает. – Ну что ты! Расскажи, что случилось. Может, я сумею вам помочь. – Мы давно не кушали – нечего было. А теперь вот хлебушек я достала – так его желудочек не принимает. Сегодня у врачей мы с ним были – сказали, чтоб я его не мучила, ему ведь все равно никто не поможет. Накричали вдобавок и - 170 -


сказали, чтобы я дала ребенку спокойно умереть. – Ты не плачь, он у тебя такой красивый. Он не умрет. Погоди, я сейчас приду. – Тишина. Голубое небо – и как будто что-то капает: кап-кап… Но вот опять все тот же красивый голос: - Ты уснула, горемычная. Ну, поспи. А ты, красавец мой, глазоньки открыл. Какая прелесть! Что за диво! Давай сейчас тебя я накормлю сначала. Попей вот это. Теперь это. И кашки поешь. Умничка. Покушал – вот и все теперь будет хорошо, и мамочку свою еще потешишь. – Не уходите. Поговорите со мной, я Вас очень прошу. – Я не уйду. Ты поспи, душа моя, а я тебе спою. – Он закрыл глаза, и зазвучала все та же песня – слов не разобрать,

-

тихая-тихая,

но

сумевшая

заполнить

такое

огромное

пространство. Вспоминая и слушая тишину, старик уснул. Он и не заметил, что надвигалась гроза. Усиливающийся ветер за окном захлопал открытыми форточками. Под закрытой дверью повизгивал пес. И снова внезапная тишина.

Все

застыло.

Где

же

граница

между

сном

и

реальной

действительностью? “Я четко вижу пред собою огненный шар. Наверное, я сплю? Хочу ущипнуть себя – и не могу. Бесформенный шар смотрит на меня. Все же, мне кажется, что это сон. Но я мыслю. Я чувствую взгляд, хотя у этого огненного сгустка нет глаз. Но я чувствую взгляд. Хочу пошевелиться. Не могу. Странно, что совсем не страшно. Даже приятное тепло излучает этот сгусток огня. Он смотрит. Может, это сон? “Нет, ты не спишь. Ты видишь и впитываешь реальную действительность. Тебе – и только тебе. – В короткий промежуток времени – изрядный пучок информации. Ты все постепенно осознаешь. И будешь вспоминать... А пока – закрой глаза: ты услышишь легкий шелест, услышишь мое прикосновение. Когда же глаза откроешь, нас уже не будет. Вот в этом и есть реальная действительность, а не сон. Ну, закрой глаза”. Закрыл… Открыл – и что же? Нет никого. Свет везде горит. “Ах, да, я же не выключил его, когда он внезапно погас”. Антон поднялся с кресла, услышал жалобный визг собаки. Неуверенной походкой подошел к - 171 -


двери, впустил пса. Тот мгновенно улегся под кроватью. Выключив свет в передней, старик остановился у окна, захватываясь всполохами на ночном небе. “Наверное, будет гроза. Надо закрыть форточки”. В кабинете на глаза ему попалась потухшая свеча. Он вспомнил, что когда подымался с кресла, Краем глаза определил, что свеча вот-вот погасла – как будто кто-то погасил. Подошел, потрогал: воск мягкий, теплый. “Да, нехорошо, уснул при зажженной свече. Слава Богу, сквозняк погасил… Теперь – спать. Слишком много наваждений”. Утром Антон Андреевич проснулся довольно бодрым, невзирая на бессонницу. Быстро позавтракав, покормил кота и собаку, упаковал дорожную кожаную сумку, заспешил в дорогу. Но прежде зашел к молодым соседям. Они редко общались, но сложившиеся отношения были надежными, Антон называл их: “Молодые люди, Коля и Даша” - они его: “дед или по имени отчеству. Молодежь иногда присматривала за домом деда, иногда даже делали генеральную уборку. Взамен всегда безотказно пользовались техникой старика – трактором, автомобилем. Молодежь с уважением относилась к молчаливому старику, видя в нем духовную силу. Создавая жизнеутверждающую атмосферу, Антон Андреевич не позволял хамства и слюнтяйства. - Молодые люди, здравствуйте. – поприветствовал суетившихся возле сарая Колю и Дарью. – Я сейчас уезжаю. Очень прошу Вас – присмотрите за домом, ну и за животными моими. - Здравствуйте, Антон Андреевич. Заходите в дом. - Нет-нет, я тороплюсь. - Не беспокойтесь. Мы присмотрим. Вы – надолго? - Не знаю. Может, на недельку, может, дня на три. Как будут принимать… - И продолжил: - Все нужное найдете в холодильнике. - Антон Андреевич, можно в Ваше отсутствие пользоваться техникой?

- 172 -


- О чем речь, Коля. Конечно, пользуйтесь всем, что вам необходимо. Дашенька, если у Вас будет время и желание, сделайте, пожалуйста уборку в доме старика. - Ой, конечно, с радостью. Антон Андреевич, можно спросить? - Да. - Вчера, когда вырубили свет, ну, то есть во всем селе отключили свет, я вышла посмотреть, думала, может, пробки сгорели у нас. Гляжу, а Вы светите таким интересным фонариком – свет разливался по всей комнате. Такого света я не видела. Вы так быстро двигались по дому. Тут – гроза, ливень. Я побежала в дом… Скажите, что это за чудо-фонарь? И мы бы купили такой. Антон Андреевич вспомнил огненный сгусток: “Значит, это не сон”. - Да это, Дашенька, обычный прожектор. Я его подключаю к маленькому авто-аккумулятору. Ничего особенного. - Ну, да, конечно. Стоило об этом спрашивать. Очень красиво было… А о доме не беспокойтесь, Антон Андреевич. И Марк Ваш никуда не денется, и Маркиз будет накормлен. - Тогда все. До свидания. - Счастливой Вам дороги и возвращения. Глава 36 - Александра, Сашенька, ты уже проснулась? - Да, мамочка. – Дверь спальни отворилась и в комнату вошла властная, слегка полноватая, но все еще стройная женщина – мама Сашеньки – Марья Афанасьевна Суханова. Она чуть заметно улыбнулась, глядя на заспанную дочь продолжавшую нежиться в постели. Легкими шагами подошла к окну, одернула занавески. - Вставайте, сударыня, Вас ждут… - …Великие дела. - И дела тоже. Но для начала… Сашенька, Там пришел паренекаспирант из твоей группы, забыла, как его зовут. - 173 -


- Явился, паршивец. - Ты о чем, доченька? - Его мама, зовут Антоном. Вчера мне очень он был нужен. Я его нигде не могла найти. А сегодня вот – пожалуйста! Явился! Мамуля, пойди напои его чаем. Я оденусь и выйду. -Хорошо, моя радость. – Марья Афанасьевна, направилась было к двери. - А где папа? – Остановил ее вопрос дочери. - На работу уехал сегодня рано. Машина приехала за ним, еще и семи не было. - Снова авария. Как только выходные впереди, так у папы работы прибавляется. Была бы работа – а то слесарь-сантехник. - Не слесарь, а бригадир слесарей-сантехников. - Какая разница. - Слава Богу, хоть такая работа есть. Сашенька, одевайся, а я – гостю. Просторная квартира – “хрущевка” словно застыла в своем беге. Цивилизация ушла уже далеко вперед, а здесь задержался дух шестидесятых. Старая потемневшая от времени, теперь уже почти антикварная мебель, вышедшая из моды, но добротная, из натурального дерева, и резного стекла. Изношенные коврики, выцветшие дорожки, кружевные занавески, абажур в спальне Александры – все говорило о застывшем времени шестидесятых, когда здесь было многолюдно. Квартиру получил дед Александры. Сюда вселилась вся его многолюдная семья. В этой квартире родилась и выросла Сашенька. Две тети, сестры папы, давно замужем, разъехались кто куда: одна - в Москву, другая - на Украину. Дедушка умер, когда Александра была еще маленькой, а бабушку похоронили – Сашенька училась в институте. Отец до недавнего времени работал инженером-конструктором на заводе. Но завод закрыли.

- 174 -


Мама – когда-то актриса театра, сейчас ведет курсы, дает частные уроки французского, чтобы хоть как-то поддерживать семейный бюджет и Саша смогла закончить аспирантуру, защититься. Далекие милые “шестидесятники”, при всех своих недостатках вы зарождали новую культуру, колючую, молодую, искристую. В семидесятые вы утвердили понятие материалистической идеологии: человек – царь природы, и только он способен подчинить ее себе. Вы были вечны, величественны, самолюбивы, во всем правы, всезнающие. Где же вы сейчас? Поникли и тихонечко ушли. А жаль, такой был оптимизм. Неужто закончен круг ваших предначертаний. Нет, нет и нет. Вы снова повторитесь, но в другой пространственности, стихи Разума и Материи. - Привет, - войдя в кухню, сухо поприветствовала Александра своего приятеля. - Здр… авствуй, Саша. – Приподнялся Антон. - Ты что так рано? – спросила жестковато, но потом, слегка смягчившись, продолжила, - как только ты нужен, так тебя днем с огнем не сыщешь. Да садись – чего вскочил? - Ну, вы завтракайте, а я пойду. – Засуетилась Марья Афанасьевна. – Мне надо собираться. – Она из кухни направилась в свою комнату. - Саша, ты чего так расстроена? - Ничего себе – “расстроена”. Да вчера я тебя была согласна разорвать. - За что же? - И ты еще спрашиваешь? Затащил меня в постель, добился чего хотел и исчез на целую неделю. - Саша, ну что ты такое говоришь? Да я… да я … - Ладно, Антошка-“чехонте”, проехали. Успокойся. Все нормально. Ты чего приехал? - Я еду в университет. Захотел тебя подвезти. Ты поедешь? - А что ты решил именно сегодня за мною заехать?

- 175 -


- Я… Я хочу тебе сказать... Я теперь буду каждый день за тобою заезжать. - С чего бы это? Неделю не появлялся – теперь явился с предложением. Ты знаешь, сколько всего могло произойти с нами за это время?! – Саша хотела было выпалить, как позавчера руководитель ее диссертации пригласил группу аспирантов в свой загородный дом на шашлыки, и как ее напоили, а потом непонятно каким образом она очутилась в верхней комнате один-на-один с профессором; что он с ней делал – она, естественно, не помнит, но когда очнулась – был вечер, все собирались домой, - она догадалась об ужасном поступке профессора. Ей было гадко и тошно. Вот скотина! Как скудна жизнь! Все превращается в пошлость. Но подумав, Александра ничего этого не сказала, посмотрев в печальные вопрошающие глаза однокурсника-аспиранта, лишь мягко улыбнулась. - Сашенька, ты меня пугаешь, или разыгрываешь? - Да не пугаю я тебя совсем, Антоша-“чехонте”. Мне просто было тоскливо, одиноко, и я хотела тебя видеть. - Могла бы позвонить. - Я потеряла номер твоего телефона, а на мобилке высветился совсем непонятный... - Чей? - Не знаю. Но в этом и есть счастье. - Какое счастье? Ты что-то не договариваешь. - Успокойся, Антошка-картошка, ты еще такой маленький. - А я как посмотрю – ты стала такой взрослой. Наверное, все дело в неизвестном номере телефона? - Вот именно. Я вмиг повзрослела на несколько поколений, позвонив по этому номеру. И ты мне поможешь узнать адрес этого телефона, Добавила кокетливо. - Во дела, у тебя роман по телефону, а я еще должен этому содействовать. - 176 -


- Ну до чего же ты глупый, мой Антошка. – При этих словах парень засуетился, покраснел, снял очки, потом снова одел. – Никакой не роман. А просто владельцем этого номера телефона оказался удивительный человек и, представь себе, тоже Антон… Но только еще и Андреевич. Ему, как потом выяснилось, семьдесят лет. - И что из этого? - В том то и дело, что ничего. Бывают и не такие совпадения. Но ведь не это главное. Я подробней тебе расскажу по дороге в универ. Подожди меня минуточку, - и поедем. Шестидесятники прежде всего спасовали и поникли перед невероятно огромным наплывом активной информации. На смену их равномерному, медлительному, логическому мышлению появилось дискретное объявление природы вещей. Понятное дело, компьютеризация и мобильная связь уплотнили информационное пространство, и люди, в особенности молодое поколение, пользуются блочной системой информации. То есть: получил пучок информации, не нужно ничего доказывать и в чем-то сомневаться. Математик не высчитывает в столбик корень квадратный, он знает, что корень с девяти – тройка. Физик не сомневается в теории относительности и переходит в существующее пятое измерение. Философ свободно оперирует информацией о ментальной теме, Виртуальном мире. Конечно, куда уж тут угнаться логическому мышлению, если даже дети свободно разговаривают о реинкарнации, но вот странность… Творчество. Оно стоит на трех составных, один из которых – фундаментальная действительность или живительная фундаментальность, то есть точка отсчета, на которую опирается та или иная информация или целый блок. Вот в этом случае и возвращаются к логике. В данный момент церковь всерьез обеспокоена проблемами ускорения времени, а Саша и ее парень Антон обеспокоены другим, несясь в “BMW” – как бы не опоздать в аспирантуру на предзащиту.

- 177 -


- Ну вот, Антоша, все в порядке, а ты переживал, что не успеем, безразличным тоном заметила Александра после того, как, запыхавшись, они подбежали к двери завкафедры. Антон постучал и подергал ручку. – Спроси, может, его вообще не будет, и предзащита перенесена на другой день. - Ласкин Вениамин Павлович немного задерживается и просил подождать с натянутой улыбкой ответила на вопрос Антона лаборантка кафедры; когда Антон направился было к выходу, она добавила. - Вся кафедра собралась. Можете пройти в кабинет и готовиться там. - Да нет, спасибо. Я здесь в вестибюле подожду. Мы вдвоем с Сухановой. - Ну как хотите. Не

успев

перекинуться

несколькими

словами,

разместившись

поудобней в креслах, молодые люди увидели завкафедры философии Вениамина Павловича, который важно так проплыл мимо. - А, ребята, вы уже здесь? – Вместо приветствия не поворачивая головы обратился профессор. – Ну-с, пройдемте, будем начинать. У нас не так много времени. – И аспиранты покорно поплелись в кабинет кафедры философии. Сама процедура длилась недолго, хотя слушанье было назначено пяти аспирантам, допущенным к защите кандидатских. Но и эти два часа Саше показались сверхнеудобными и утомительными, а главное – сразу было заметно, что вся эта возня никому не нужна, это всего лишь формальность. По отсутствующим взглядам можно было прочесть все что угодно, но не интерес к работам. Несколько мгновений лишь некоторые присутствующие сосредоточено слушали когда зачитали ее тему: “Взаимное проникновение Разума и квантовых полей в невербальном общении”. А когда Александра стала в тезисном варианте излагать суть своей работы, лица одели прежние маски и повторилось все, как обычно: слушали, постановили… - Ну, Саша, ты молодец. – Откровенно начал расхваливать Антон свою возлюбленную в машине, выруливая из университетской автостоянки. – Сколько раз слушаю твою кандидатскую - и все время восхищаюсь. - 178 -


- Это потому, Антошка, что она написана на реальных событиях. - А Вениамин Павлович как тебя сегодня хвалил! Как восторгался. - Негодяй твой Вениамин Павлович. - Ты чего, Саша? - Да так, просто устала от безысходности. Все одно и то же. Больная скотина этот Вениамин. Господи, когда же мир образумится? - Саша, я ничего не понимаю! Почему ты в плохом настроении, ведь все прошло превосходно. - Вот в том то и дело, что все превосходно. Никто даже не обратил внимания, что в моей работе не хватает реальных фактов, живого материала, живых людей, в конце-концов. - Да не переживай, моя прелесть. Все это мы с тобой… - Вот именно – мы с тобой. Сам сказал. - И еще повторю я для тебя все… - Ну, все не надо. Для начала вот тебе номер телефона – узнай адрес. - Ну как я узнаю? - Ты меня удивляешь, компьютерщик. В конце-концов, у тебя же папа на таком посту. - Хорошо. Я все сделаю. А пока предлагаю заехать в магазин. Наберем всего – да на природу обедать. - Я согласна. Но давай обедать поедем лучше ко мне домой. Я, или мама, приготовим чего-нибудь горяченького. Все же лучше, чем всухомятку. Знаешь, Антоша, Мне само выражение “поехали на природу” отдает чем-то пошлым. Надоело все это. - Сашенька, что в этом плохого? - Да как-то мы опошлили это понимание “природа”. Как поехали на природу, так обязательно пить, жрать и прочее. Нет, не хочу. На природу надо ездить с тем, чтобы наслаждаться ее красотами, говорить с нею, познавать ее.

- 179 -


- Господи, Сашенька, ты сегодня явно не в духе. Хорошо, поехали к тебе, или давай, может, ко мне. - Нет. Я твоих стесняюсь. Надо время, чтобы привыкнуть. - Хорошо, едем к тебе. Во время обеда зазвонил мобильник Антона. - Да, папа. Хорошо, записываю. Спасибо. – Антон спрятал мобильник, внимательно посмотрел на Сашу. – Звонил папа. Этот Антон Андреевич живет на Украине километрах в ста от Харькова. Райцентр я записал. - Вот здорово. Значит, я еду туда. - Как? - Не знаю. В Харьков – поездом. Там моя тетя Света – папина сестра живет. У нее остановлюсь. Ну, а там – автобусами. - Расскажи, Сашенька, только не обижайся, зачем тебе все же нужен этот старик? - Ну, слушай. Помнишь, я тебе несколько раз рассказывала, что меня почти с детских лет преследует четкая память, что я уже жила не так давно, примерно, где-то в этих местах, потому что отчетливо помню некоторые события двадцати-тридцатилетнего моего возраста. Я помню те дома, которые есть и поныне, помню ту атмосферу, голоса. Так вот, однажды, помню, я встретила женщину с ребенком, они были совсем истощенные. Удивительно красивый малыш. Помню его голосок и его просьбу: “Не уходите, поговорите со мной”. Так больше никто не просил меня ни в той, ни в этой жизни. Чем смогла, тем помогла тогда я им. Помню, что он – мальчик – выздоровел, и мама его поправилась. Но как мы расстались – не помню. Его глазенки никак не могли меня отпустить. Я до сих пор их вижу. И вот, представь себе, вчера вечером я, разъяренная, звоню тебе – и вдруг слышу чужой и одновременно знакомый голос. А когда голос произнес те незабываемые слова, у меня закружилась голова – едва я удержалась на ногах. Даже дыхание перехватило. Чувство тревоги меня пронзило раньше, чем разум. Только через время я осознала, боясь поверить в сказку. Ведь - 180 -


память о прошлой жизни я считала, в глубине души, все же фантазии, а здесь… Я сразу же решила найти еще одно подтверждение. Я набрала его еще раз – и напела один свой мотив – кстати, он выводит меня из печального состояния – как вот Он узнал этот мотив. Но связь оборвалась. Раз десять сряду набирала, но безрезультатно. Повреждение, может, на линии что ли… В общем, мне надо его срочно видеть. - Но зачем так срочно? - Да как ты не понимаешь?! Ведь в этом событии так много моментов, которые меня волнуют. Прежде всего – как ученого. - Но ведь мы еще не защитились. - Не смейся, Антончик, - это как раз есть наука. А вдруг ему плохо, ведь он же старенький, а я могу опоздать. Какая-то необычайная сила тянет меня туда. Ведь это все я тебе так – бегло рассказала. Моя диссертация не раскрывает даже и половины той действительности, Которую я знаю и чувствую. - Хорошо, Сашенька, ты меня убедила. Это все действительно нужно для науки. Но я не могу тебя саму отпустить. – Александра вопросительно посмотрела на Антона. – Да, да, я поеду с тобой. И мы поедем не поездом, а моей машиной. - Ты с ума сошел. Это ж далеко. - Да не так уж и далеко. От Тулы до Харькова – километров шестьсотсемьсот. А там – и вовсе пустяк. Не спорь – едем машиной. И быстрей, и удобней. Вот только заедем ко мне домой – я предупрежу маму. Папа, может, что-то подскажет – и в путь. Звони своей тетке – пусть встречает. Глава 37 Приехав в Харьков, Антон Андреевич заторопился, прежде всего, в университет, где он проработал четверть века. И хоть в данный момент ехал в гости, по-прежнему называл вуз “мой родной”. Пятнадцать лет как он оставил кафедру и выехал из города. За это время на половину изменился профессорско-преподавательский состав. Многие из коллег-ровесников - 181 -


выехали – кто в Россию, кто за границу, но остались некоторые коллегиприятели, что работают как прежде, преподают. Конец августа – время отпусков закончилось. Вот потому Антон Андреевич спешил в университет со своей статьей – она очень пригодится как пособие для поточных лекций. В коридорах, аудиториях, залах заканчивался ремонт. Заметны следы обновления. Пахло свежестью. Вокруг – тишина, как в природе – затишье перед бурей. Разыскав своих друзей на кафедре философии, Антон Андреевич передал свою статью-очерк, немного побеседовал и заторопился – хотел разыскать Евгения, и с ним потом вместе поехать в село к Сергею. Кто-то из коллег заметил, что Евгения Александровича видели в приемной ректора, и Антон Андреевич поспешил туда. Войдя в приемную, он увидел несколько человек. Не обращая внимания на незнакомых, как обычно громко поздоровался со всеми сразу. - Здравствуйте, здравствуйте..., - подошел к столу секретаря, здравствуйте. Простите, мне сказали, что здесь был Евгений Александрович. - Да, он здесь был... здравствуйте. Он у ректора. Вы присядьте, Антон Андреевич. - Дубин? Антон Андреевич? – Антон слегка повернул голову и посмотрел на толстого, пыхтевшего, со вспотевшим улыбающимся лицом человека, пытаясь понять, кто это. - Да, это я. С кем имею честь?.. - Ну, Дубин, - вот это да! Ты что же не узнаешь меня? - Нет. - Да это же я – Петя, Петр Тимофеевич. - Петро? - Ну да! Сколько лет пролетело? А я тебя сразу узнал – все такой же сухой, черствый. – Петро бесцеремонно подсел к Антону. Все находившиеся в приемной по инерции сгруппировались у двери кабинета ректора. – Ну, Дубин, давай – рассказывай, где ты, какими судьбами здесь? - 182 -


- Петро, прости, что я тебя не узнал, - как бы спохватившись, извинился Антон и после короткой паузы, сосредоточив память, продолжил. - Петро, как ты, наверное, помнишь, это мой университет, и здесь у меня много друзей. А вот каким образом ты оказался здесь? - Как? ты разве не знаешь? Я здесь работаю. Преподаю. - И что же ты преподаешь? - Я на кафедре украинской литературы, и, между прочим, - профессор. Ах, вот оно что! – Разговор приобрел неприятный оттенок. Вдруг отворилась дверь проректора, и все присутствующие заспешили к нему, даже секретарь оставила свое место. Антон улыбнулся догадке. Посмотрел прямо в глаза знакомому с юности. - Так говоришь, Петро, образование никак не могут уничтожить, так решили изнутри разрушить?.. - Ты о чем это, Дубин? Все обидеть норовишь? Не старайся, не выйдет. Ты посмотри на себя, кто ты? Нищий щеголь. Бомж. Господи, да кто ты такой! Всю жизнь

был нищим дураком. Идеалист несчастный, и на

старость... - Петро, что ты так раскраснелся? тише. Не демонстрируй так ярко свою разрушительность. Ваше время прошло – вот вы и... – Дверь кабинета ректора отворилась, и появился Евгений Александрович Соколов. - Здравствуйте, Антон Андреевич. - Здравствуйте, Женечка. - Как – вы знакомы с Петром Тимофеевичем? Не знал. - Ну, как сказать – в юности учились вместе. - Не слушайте его, Евгений Александрович. Мы с Дубины, то есть Антоном Андреевичем в студенческие годы были друзьями. - Хорошо, пусть будет и так. Женечка, мы с тобой очень торопимся. Всего хорошего, Петро. Прощай. - Ты, Дубин, на меня не обижайся. Будь здоров.

- 183 -


В машине Евгений, внимательно следя за дорогой, рассказал о горепрофессоре, хорошо хоть не с факультета, который возглавлял он, Евгений Соколов. Антон в ответ лишь вздохнул. - Я другого и не ожидал, - погодя повеселевшим голосом заметил. - Ты, Женя, уже прекрасно водишь машину. А как Катюша? Научилась ездить? - Да вот скоро приедем – у нее и спросишь! Вскоре друзья доехали до райцентра. Машина сбавила скорость. Антон рассматривал

домики,

улочки,

дворы,

углубляясь

в

воспоминания

тридцатилетней давности. Здесь, в маленьком районном городке осталось все по-прежнему. Хотя нет, вот за окном проплыл бывший автовокзал; теперь там какие-то разноцветные рекламные вывески с причудливыми названиями. - Послушай, Жень, разве теперь это не автовокзал? - Нет, здесь какие-то фирмы. - А где же... - Автовокзал нынче в центре, в маленькой халупке. - А-а, ну да, понятно. Женя, постой, ведь нам надо было раньше свернуть. Или я ошибся? - Все правильно. Но сначала заедем в больницу, Катю заберем. Она ведь там работает. - Ах, да, да. Как же это я? – Антон понял, что абсолютно ничего не знает ни о семейной жизни Кати и Жени, ни о Сергее и его жене. Господи, а живы ли

они? Антон,

по своей природе всегда интересующийся

происходящими событиями, никогда ни о чем не расспрашивал. “Коль что-то важное – сами расскажут. Если не расскажут – значит и не надо знать.” Когда умерла бабушка Катеньки, а через год – мама Сергея и Кати, они приезжали к Антону и за тем, чтобы поделиться горем, и чтобы найти поддержку. Машина въехала во двор больницы и остановилась у приемного покоя. На пороге стояла Катя, все такая же, как и двадцать лет назад, сияющая красавица. Она легко подбежала навстречу. - 184 -


- Здравствуйте, Антон Андреевич... – Затараторила Катя, обнимая и целуя вышедшего из машины Антона. – Как же давно мы не виделись. - Погоди, Катюша, задушишь. Дай я на тебя посмотрю. Все такая же красивая. - Садитесь в машину, дома будем разговаривать – Сергей там заждался. - Да-да, Антон Андреевич, поехали скорей, а то Сергей уже несколько раз звонил, справлялся о Вас. Встреча друзей была невероятно радостной и очень интересной. Стол накрыли, как

когда-то в саду. Двор, заметил Антон, слегка обновился,

приаккуратился, но по-прежнему навевал то время, когда Антон жил пососедству. Но в этот раз за столом не хватало бабушки и мамы Кати, и даже жена Сергея не вышла ужинать – она болела, совсем спилась за последние годы. Куда только не возил ее Серега – ничто не помогло и никто. Дети Сергея повыросли, выучились да и разъехались. Сын Жени Кати, Иван, целое лето гостил у родителей - три дня как уехал в Питер, где жил с бабушкой, мамой Жени. Скоро начало учебного года, а для Ивана – ответственны десятый класс. За ужином началась оживленная беседа: расспросы, рассказы, суждения,

обсуждения,

-

так

активно,

наперебой,

каждый спешил

высказаться. И так – до самого утра. Никто не заметил, как ночь пролетела. Лишь, когда утром стал накрапывать дождик – спохватились, мол, неплохо было бы поспать, почувствовалась усталость. Женя с Сергеем выпили водочки. Антон же за всю ночь с трудом одолел пятьдесят грамм бальзамчика. Катюша, словно предчувствуя недоброе, еще с вечера заявила: “Я должна быть готова к работе в любое время, особенно перед выходными. Такой удел врача”. Как в воду глядела. Только всех одолел сон, как Антон услышал: - Антон. Ты уже прости – мы не даем тебе поспать, но, видишь ли, такое дело – выручай дружочек.

- 185 -


- О чем разговор? Конечно! Да я уже вроде как выспался. Сколько старику надо – час-другой – и снова на ногах. - Да не скажи! Я ведь тоже пенсионер – а еле на ногах держусь. - Да ладно тебе, Серега. Говори, что мне делать. Тут защебетала Катюша, пока Антон сгонял водой усталость. - Видите ли, Антон Андреевич, моя интуиция меня не подвела. В общем – срочный вызов в больницу. Авария произошла на трассе. Скорая доставила двух молодых людей. Девушка в тяжелейшем состоянии. Я – единственный хирург на весь район. - Так чего же мы стоим? Поехали! - Ой, спасибо, Антон Андреевич. У меня, конечно, права есть, но я боюсь ездить сама, - тараторила красивым звонким голосом Катя, когда машина вырвалась с проселочной дороги на трассу. - Видите, Антон Андреевич, я попыталась разбудить Женю, но он никакой. Я хотела, чтобы он просто сидел рядом. С другой стороны, я медленно еду, а тут такое дело... Каждая минута дорога. Антон посмотрел на Катю и заметил, что она говорила лишь бы скрыть свое волнение. Он тепло улыбнулся - Все будет хорошо, Катенька, все будет хорошо. Десять километром они преодолели за семь-десять минут, и это при том, пришлось ехать через город, да еще в дождь. Антон был приятно удивлен. Уже у знакомого крыльца приемного покоя больницы машина на полной скорости резко затормозила. Визг колес заставил выглянуть возбужденных коллег-сотрудников с приемного покоя; и лишь только Екатерина Захаровна захлопнула дверцу авто, ей на встречу выбежали обеспокоенные врач и медсестра. - Слава Богу, вы быстро добрались, Екатерина Захаровна. Паренек вроде как приходит в себя, а вот девочка... Она в реанимационной, быстрее!

- 186 -


- Похоже у нее внутреннее кровотечение и, скорее всего поврежден шейный позвоночник. Боюсь, что мы ничего не сможем... - Возьмите себя в руки. Не сметь хныкать, Олег Павлович. Наташенька, будете

ассистировать.

Наладьте,

пожалуйста,

связь

с

профессором

Мешковым. Впервые Антон увидел Катеньку в роли

врача-хирурга. Ну что за

прелесть эта Катюша. Всегда мягкая, разговорчивая, женственная, а на работе-то какая! Всё вокруг неё так и вертится. Умничка, не боится брать на себя ответственность, даже если заранее предчувствует безысходность. Ничего, Катенька, у тебя все получится. Антон отъехал немного, припарковал машину и пошел в приемное отделение просто так – коротать время. “А вдруг я чем-нибудь буду полезен. Хотя чем я могу быть полезен? Просто посижу где-нибудь в коридорчике, да подремлю. Ну что за мысли у меня? Здесь все встревожены. Может, человек умирает, а у меня такое равнодушие, никакой тревоги.” Глава 38 - Вы к кому, мужчина? - Здравствуйте. Я ни к кому. Я просто... - Здравствуйте. Мужчина, здесь приемное отделение. Вы кого-то хотите видеть? Вам плохо? - Да нет. Я так зашел... - Слушайте, мужчина, для посетителей – вход с другой стороны. Идите, здесь нельзя находиться. У нас большая беда. - Да-да, я знаю. Разбились парень и девушка. - Знаете – так тем более идите отсюда. - Хорошо, я в машине подожду. - Кого вы ждете? - Екатерину Захаровну. Я привез ее.

- 187 -


- Ах, так это Вы? Извините. Екатерину Захаровну придется долго ждать. На дворе дождь вон какой... Ну, пойдемте, я вас провожу в ординаторскую. Пойдемте. Там можно и чайку попить, и отдохнуть. - С удовольствием. – И только войдя вслед за медсестрой в тускло освещенный длинный коридор, Антон почувствовал физическую тревогу. Неспеша

проходя,

реанимационной

он

явно

читал

таблички

слышен

был

на

каждой

девичий

двери.

голосок.

Возле

Медсестра

остановилась, слегка повернулась к Антону, поднеся палец к губам. - Это здесь. - И на цыпочках поспешила дальше. Оставшись

одним

в

ординаторской,

Антон

почувствовал

возрастающую тревогу. Откуда она? Почему? Больницу он не любил с детства. При упоминании слова “больница” возникаю ассоциации мрака, холода, печали. Разбились молодые люди? Конечно, жаль, что прожорливому дракону, имя которому научно-технический прогресс, очередная дань – молодая пара. Часа два Антон Андреевич провел в ординаторской, пытался дремать, смотреть телевизор, листал какие-то журналы – ничто не помогало успокоить нарастающее волнение. “Нет, больше не могу. Пойду-ка лучше поброжу по коридорам.” Антон вышел из ординаторской, прошелся и, ничего не осознавая, зачем-то сел на кушетку против реанимационной. Глава 39 “Где я? Почему я здесь? Постой, постой, мы ехали. Антон осторожно... А где Антон? Но, кто эти люди? Почему они подходят ко мне? Все в масках? Понятно. это больница. Скажите, где Антон? Они меня не слышат. Не нужно мне ничего делать. У меня все хорошо. Вот я сейчас встану. Ну, пожалуйста, не надо. Господи, как я устала. Делайте, что хотите. Вы слышите, вы видите – там за дверью кто-то прошел. Позовите его. Ну, пожалуйста, позовите его, ведь он уйдет. Почему вы меня не слышите? Или не хотите слышать? Что это за мгла надвигается? Я уже никого не вижу. Холодно. Господи, как холодно. - 188 -


Они думают, что я сплю. Укройте меня. Ну, пожалуйста, укройте меня, мне очень холодно. Они меня не слышат. А я вас слышу. Почему вы не разговариваете? Лишь какие-то неопределенные звуки, вздохи. “Скальпель. Тампон. Зажим.” Что это за звук рвущейся простыни? Что вы там режете? Что это за треск? Ну зачем вы так давите на живот? Это невыносимо больно. Ну хватит, хватит. Я не выдержу. Поговорите со мной. “Скальпель...” У вас что - других слов нет? Господи, как больно. Он снова у двери – я знаю. Позовите его. Меня никто не слышит. Ну и не надо. Я больше не могу! Не выдержу! Никому нет дела. Я не хочу! Не хочу! Не хочу! “Она уходит” Кто уходит? Куда уходит? Оставьте меня! Вы чувствуете, как это больно? Нет? “Разряд” Наконец-то. Свет! Как много света. Люди толпятся у стола. А на столе это, значит, я. Что они делают со мной, с моим телом? Перестаньте мучить его! Видите – я оставила его. Вот он – конец, и совсем не страшно. Со стороны интересно видеть то, что называется жизнью. Прежде всего, вот в чем определенность: у живых существ есть кристаллики, окруженные огненным телом, - словно горящая спичка; а у неживых – просто форма. Вот мое тело – оно просто имеет форму. И как это не могут понять живые?! А я все же была в красивой форме. Может, снова вернуться? Но там так холодно. Все расходятся. Меня оставили. Значит, я умерла. Так мало. Дверь отворилась. И кто это? Огонь. Огонь! Нет, свечение... Теплое...” Глава 40 Дверь операционной отворилась. Антон Андреевич встал с кушетки навстречу выходившему медперсоналу. На него никто не обращал внимания. По поникшим лицам Антон понял, что спасти человека не удалось. Вот еще кто-то ушел, оставив свое тело. Последней вышла Екатерина Захаровна. - Ах, Антон Андреевич. Вы здесь? Это хорошо. Это хорошо. Поддержите меня – устала. - Давай присядем, Катюша. Отдохни.

- 189 -


- Да, да, присядем. Ног не чувствую. Ушла девочка. Не смогли спасти. Ведь я все сделала. Операция прошла успешно. Ей бы жить да жить. Да вот сердечко остановилось. Такая молоденькая, красивая. Глазки добрые-добрые. О чем-то меня просили. Мы заставили было биться сердечко... А она так и не возвратилась. Курить хочется и крепкого кофе... Антон Андреевич пойдемте в ординаторскую. - Я лучше здесь посижу, Катюша. - Хорошо, посидите. Все разошлись. Я кого-то пришлю. Господи, как жаль девочку. Поплакать бы... О чем-то я хотела Вам поведать... Ах, да! Когда она уснула под наркозом, во время операции я услышала, как она шепотом повторяла “поговорите со мной...” А потом очень отчетливо произнесла “Антон Андреевич’. Да-да, Ваше имя... Ее парень, или муж, там в палате лежит – уже очнулся. Ничего серьезного. Да, так вот он – тоже Антон, только Иванович. Они ехали из России, кажется из Тулы... Если хотите – можете посмотреть. Теперь можно... Все равно умер...ушла. Только недолго, чтобы никто не видел. А я выйду, покурю. Глава 41 Антон Андреевич вошел в реанимацию. На операционном столе лежало тело девушки. Свет был включен, только общий. Жужжала и щелкала неотключенная

аппаратура

интенсивной

терапии.

Чуть

слышно,

но

настойчиво звучал беспрерывный сигнал осцелографа, обозначающий остановку сердца. Антон Андреевич сосредоточено рассматривал юное неподвижное тело девушки. Он медленно подошел, всматриваясь в красивое лицо. “Какое удивительное, красивое, золотисто-голубое сияние. Что, или кто, излучает его? В середине этого сгустка чуть уловимые легкие формы живого тела. Это ты – Бог? Или Человек? Все равно. Я хочу окунуться в эту теплую благодать. Чтобы почувствовать, надо вернуться в мое тело. Он взял мою руку. Подожди не разливай тепло. Я тоже хочу. Я сейчас.’

- 190 -


Антон Андреевич взял руку девушки, на свою левую ладонь, а правой накрыл ее, словно пытаясь согреть. Нежно погладил. Влажными стали глаза. “Кто ты, красавица? Проснись, я ведь тебя знаю.” “Господи, как приятно. Тоненькие ручейки живительного тепла неудержимо

стремительно

вытекают

из

его

ладошек

и

медленно

распространяются по всему моему озябшему телу, причудливо щекоча.” Антон Андреевич наклонился и тихонечко поцеловал холодные губы. “О, какая благодать! Еще! Еще!” Антону показалось, что губы чуть заметно дрогнули. - Проснись красавица. Я лучше вместо тебя уйду, а ты живи... – Он снова наклонился и поцеловал, и ясно почувствовал, как губы дрогнули. Затем – глубокий вдох. Девушка легко и свободно вдыхала и выдыхала воздух. Открыла глаза. - Господи, как хорошо. А я хотела было уйти. Да вот вернулась. Голосочек ее был тихий-тихий, почти неслышен из-за ожившего осциллографа, четко отсчитывающего стабильные равномерные удары сердца. – Я тебя знаю. Ты не уходи, поговори со мною. - Хорошо. Я не уйду. Ты только живи. Ты так нужна здесь. И потекла у них беседа, как живительная влага, орошающая пересохшую землю. Звучания их голосов почти не было слышно, лишь еле уловимый шепот шевелившихся губ. Но они слышали друг друга в полную мощь счастливого веселого крика наслаждающихся людей. - Ты – Антон Андреевич. Колючий-колючий. Мне все губы исколол. извини – такой уж есть. - Так это же приятно, дурачок. - А ты, наверное, та, которая мне звонила? - Да, Саша Суханова. ТЫ помнишь меня?.. - Да, помню. - ...Тот далекий тысяча девятьсот сорок пятый год. Голодно, холодно было... Ты такой маленький... Ты был с мамой. Обездолены и голодны... Я - 191 -


тебя сразу узнала. Все, что было у меня – я с вами разделила, и ты скоро поправился. ТЫ всегда любил засыпать, когда я пела. Я помню твою мелодию. В том голодном времени помню косогор, поросший густой травой. Помню твое присутствие. Но тебя ни разу не видел. Потом мне мама о тебе рассказывала. Но твоего образа так и не вспомнил. - Наверное, потому, что ты тогда все время спал. - Может быть... Попытайся увидеть то, что я тебе расскажу. Твоя мелодия, которую ты мне напевала, так ясно освежила память. Не помню год. Конец девятнадцатого века... В имении твоих родителей – новогодний бал. Ты – юная, безумно красивая, как сейчас – пригласила меня на вальс. Я был тогда стеснительный здоровяк-поручик. Нам одновременно вдруг стало понятно, что это Мы – ты и я, я и ты. - Подожди, не спеши. Помню. Мы тогда сбежали на балкон, и ты меня впервые поцеловал. Как сейчас. И я тебе сказала: “Поручик, какой Вы колючий. Вы мне все губы искололи.” - А я ответил: “Извините, Сашенька, такой уж я есть.” - Я рассмеялась: “Так это же приятно, дурачок.” Но постой, Антон... Андреевич. Мы ведь только что эти слова произносили. Как это понять? Что с нами, и где мы? Там? Или здесь? - Ты не думай об этом. Это всего лишь бесконечность. Там мы всегда. А здесь... А помнишь, как мы потом оделись и убежали в парк. - Это я лучше всего помню. Зима тогда выдалась теплой и – многомного снега. Пройдясь по расчищенным дорожкам, я предложила тебе свернуть в сторону. - Помню. Мы сразу же увязли в снегу... - Ты подхватил меня на руки и понес через сугробы и, помню,- мы свалились возле пушистой сосны. Снег – словно перина, и мы на нем – одно целое... И совсем не было холодно. Как сказочно хорошо! Антон... Андреевич, если это бесконечность, - как нам снова туда возвратиться? Я хочу... Я хочу! - 192 -


- Мы обязательно возвратимся в том вечном пламени... Теперь уже скоро. - Ты так говоришь, как будто хочешь уйти? - Нет, я пока не ухожу. Но ты устала. - Что значит “пока”? - Это значит, что в этом временном пространстве мы каждый в своей формации, каждый в своем времени, со своим предназначением; каждый – на своем пути – коридорчика, который необходимо пройти. Ты в самом начале, а я – в конце пути. Но – не грусти. Я уж тебя как-нибудь подожду. И мы снова возродимся вместе. Ты мне веришь, Саша? - Да, конечно, верю, потому что я это знаю. Но как ужасно, когда у меня будет все – лишь только тебя рядом не будет, лишь только дорожка без путника... оставлена тобою... будет напоминать

о том... о нас... что там

впереди. - Саша, Сашенька, Саша Суханова. Я ведь совсем недавно понял: на земле множество брам, приоткрыв которые, можно проникнуть в квантовые пол – туда, где мы есть всегда, туда, где создаются последующие временные пространства. Эти брамы может открыть высоконравственный разум. Ключик к этим вратам – свет нетленный. Имя ему... - Я понял. Но, что это за врата? - Коль ясно видишь путь без путника, то где-то на нем покинуты врата – брама. - Когда мне будет очень трудно – я буду с тобой общаться. - Ты поспи, а я побуду возле тебя. Саша... Сашенька... Глава 42 В коридоре послышались шаги и приглушенные голоса. - Екатерина Захаровна, может, мне сбегать позвать санитара – пусть помогут перенести тело в пустую палату?.. - Да, Наташенька, сделайте все, пожалуйста. Екатерина Захаровна приоткрыла дверь и – что это? - 193 -


- Антон Андреевич, Вы что же – до сих пор здесь? Я же вас просила... - Тш-ш... Тише. Она спит. - Да-да, я понимаю. Антон Ан... ‘Срочно ему успокоительное. Зачем я разрешила заходить сюда? Он же старенький. Наверное, очень мнительный. Хотя все обошлось. Сейчас я его на свежий воздух... Постой... Почему аппаратура до сих пор работает?” Вы ничего не делали? Ни к чему не прикасались? - Да нет. Мы просто говорили. - Давайте выйдем. “Как же – говорили! Бедненький Антон Андреевич... Что это?.. Почему? Осцелограф отбивает сердечные тоны? Нет. Этого не может быть. Этого просто не может быть.” Катерина Захаровна подошла к операционному столу, посмотрела на девушку. - Ведь она жива! - НУ да. Я же тебе говорю, Катюша, что она спит. - Спит – это хорошо. Антон Андреевич, Вы что-нибудь делали? “Скорее мне валерьянки. Но ведь это же... Что бы ни было – слава Богу!.. Как же это произошло?” - Екатерина Захаровна, срочно!.. - Тише, девочка спит. - Я понимаю: спит. Но вас там срочно. Большое начальство из области приехало. То есть как – спит? Кто спит? - Девочка спит. - И... у-у... ах!.. Не может быть! Слава Богу! Счастье-то какое! Слава Богу! - Наташенька, закройте дверь и никого сюда не впускайте. Скажите, я сейчас выйду. - Угу... ни-ни-ни... Никого. Господи, радость-то какая! - Антон Андреевич, пойдите с Наташей, а то еще кто-то увидит. Мне же надо побыть возле девочки. - 194 -


- Ее Сашей зовут. - Ах, да. Александра Суханова. Вы идите, я скоро выйду. Глава 43 Оказывается, Антон – Антон Иванович Рубцов – как только очнулся, сразу же позвонил отцу. Иван Александрович Рубцов, применив всю свою власть руководителя, организовал опытнейших врачей и направил их в районную больницу. Пока Сашенька спала глубоким здоровым сном, ее и Антона на хорошо оборудованной машине скорой помощи, доставили в областной центр, в аэропорт. Оттуда на специальном вертолете – в военный госпиталь. Старенький профессор осмотрел спящую Александру. Удивленно изумился прекрасному состоянию пациентки. Через несколько месяцев, как и было назначено, перед Новым годом состоялась защита диссертации по философии Александры Владимировны Сухановой и Антона Ивановича Рубцова. А еще через пару месяцев, в феврале, они поженились. Казалось бы, все позабылось и осталось в прошлом. Но что-то новое, большое, теплое появилось у Саши. Частенько она останавливалась у старых развалин. подолгу вглядывалась в антиквариат и безошибочно определяла подделку среди картин, старинных икон, потускневших фотографий. Она не задавалась вопросом, почему все это стало ее интересовать. Однажды по весне Александра Владимировна, работая в интернете, от неожиданности ощутила легкое чувство полета. Сначала, как будто промелькнуло знакомое название научной статьи. Она лихорадочно стала щелкать по мышке. Глаза остановились, и она медленно прочитала несколько раз сквозь слезы: “Антон Андреевич Дубин. Взаимное проникновение Разума и квантовых полей в невербальном общении. Харьковский университет”. Чтобы быстрее закончить

экзамены, которые она принимала у

студентов, предложила всей группе сдачу “автоматом”. “Пусть староста

- 195 -


соберет зачетки, заполнит и подаст на подпись.” Потом невероятно длинная, как ей казалось, и долгая дорога домой... И наконец: - Антошка. - Да, моя радость. - Антошка, скажи, кто меня вылечил после аварии, в которую мы с тобой попали. - Успокойся, мое солнышко. Что с тобой произошло? - Со мною – ничего. Ты только скажи, кто меня вылечил? - Ну, нас с тобой привезли в военный госпиталь. Тебя там оперировал и лечил профессор – как его? – кажется, Знаменский. А что? - Ладно, пусть будет так. А где мы попали в аварию? - Ну как – где? Ты же помнишь – на Украине. За Харьковом, в каком-то райцентре... Я уже не помню. - Нет, Антончик, мой милый, дорогой, ты все вспомни, пожалуйста. Это очень важно, потому как я сегодня прочитала в интернете научную статью точно такой же направленности, как и моя диссертация. И, представь себе, даже название совпадает. - И что же это значит? - А это значит, что где-то там, на Украине, живет человек под именем Антон Андреевич Дубин. И еще – прекрасный врач-хирург, который меня оперировал. Я только помню, что это молодая и даже очень красивая женщина. Вот все, что мне снилось в том глубоком сне, и это не сказка... Помоги мне найти хотя бы телефон той женщины, и узнай ее имя. - Зачем? - Для того, чтобы, по крайней мере, ее поблагодарить. - Хорошо, моя радость. Глава 44 В разгар лета посреди двух областей на окраине лесного массива, раскинувшегося среди прочих холмов, на опушке очень старого парка, расположилась дружеская компания. Разговоры, воспоминания, задорный - 196 -


смех – говорили о том, что всех сближало что-то общее... Кто-то любовался необычным уголком природы. Кто-то нашел интерес в особенностях подготовки застолья, кто-то донимал собеседника доводами. Две красивые женщины – одна постарше другой – ударили вглубь давно забытого парка. - Вы знаете, Екатерина Захаровна, ведь я здесь ни разу не была, но знаю, что вон там – кирпичный мост-арка. - Да, действительно, вот и арка, вернее – все, что от нее осталось. Одни развалины. Сашенька, лучше не ходить на этот мост. Я часто здесь с Женей бываю. Знаю, где стоял дом, где были фонтанчики, где были флигеля и подсобные домики. А вот об этом мост и не подозревала. Да мы в этой части парка, кажется, ни разу не гуляли. Антон Андреевич здесь бывал часто. - Вы так и не знаете, где он? - Нет, Сашенька. Мы ездили к нему домой, вернее туда, где он жил. Потом – к его сестре. Говорят, он уехал навсегда. Куда – никто не знает. Все раздал и уехал. Не то в Индию, не то в Египет. Жив ли он? - Конечно, жив. Что вы, Екатерина Захаровна, он непременно жив. Я-то чувствую, я знаю. - Сашенька, после вашего воскрешения – об этом никто кроме нас не знает – я уже ничему не удивляюсь. - Вот сосна. Смотрите, Екатерина Захаровна. Видите, какая мощная и старая? Вот мы туда подойдем, и я обязательно что-нибудь найду. - Господи, Сашенька, нам бы, пожалуй, психиатра сюда, а мне бы еще и валерьяночки. - Все попроще, Екатерина Захаровна. Когда-то эта сосна была молоденькой и маленькой, и наблюдала невероятно красивое и счастливое явление. Я стесняюсь, но когда-нибудь я вам непременно расскажу об этом... Ура! Нашла! Я же говорила, что найду. И нашла. Вот! - Сашенька, вы плачете? - Нет, я счастлива. - 197 -


- Что это за вещица, невероятно красивая? - Пока не знаю. Хорошо-то как! – Две женщины стояли на пологом холме, рассматривая луга. - Сашенька, объясните мне вкратце тему вашей научной диссертации. Вы рассказывали, что и научная статья Антона Андреевича - тоже этому подтверждение. - Да, Екатерина Захаровна. Самое интересное, что и названия у нас одинаковые: “Взаимное проникновение Разума и квантовых полей в невербальном общении”. - Вот это как раз я и хочу понять. - Видите ли: когда разум, манипулируя, оперирует информациями при помощи чувств физических, эмоциональных, ментальных, он выдает так называемую трехлучевую биоэнергию – это основной продукт, которым питается проявленная материя взаимодействует

с

Вселенной. Так вот: один из лучиков

ментально-квантовыми

полями,

а

пробужденное

проявленное поле, через этот же лучик, проникает в разум. Что такое поле? Я не буду повторятся, как дают определение классические физики - Планк, например, - это вы и без меня знаете. Вот простейшее понятие из квантовой механики: представьте себе любой застывший поток, к примеру, электрический, или водопроводный. Когда к нему прикасаешься – он оживает и течет, впитывается именно в потребителя. Включатель, или кран, - это есть брама – врата одной из субстанций квантовых полей. В социальных полях главное не речь, мысль. Разговор – это звуковое голосовое произношение, и всего лишь физическое произношение мыслей, направленное к собеседнику. Говоря языком биофизиков, направленное на органы чувств собеседника, следовательно – на пробуждение в нем волевой структуры, которая включает культурный пласт. Звуковой сигнал очень кратковременный, зачастую ничего незначащий. Он несет ничтожно маленькую холодную информацию, которая не всегда проникает в - 198 -


собеседника

другой

формации,

культуры,

или

другой

научной

направленности. Преподаватель одинаково подает Платона всем студентам, но лишь единицы могут воспринять его в достаточной мере. Звуковой сигнал способен оживить вечно витающую информацию, и она оживает среди единомышленников. А вот рожденная идея – мысль человеческая – бесконечная в пространстве. Вот отсюда и следует: главное – не то, что говорит человек, а то, что он думает. Неживые предметы, вещи, строения, когда-то созданные человеком по замыслу идее, впитали в себя культурные поля. В них застыл духовный мир социальных полей тех, кто хранил эти вещи или жил в данных покинутых строениях (дворцы, усадьбы, избы). Они как раз и есть те материальные брамы прошедших времен. Вот только бы научиться их открывать... - Сашенька, скорее смотрите, вон там... Видите? Два прозрачных облачка. Как красиво. Они словно живые. Глава 45 - Свеча угасла, но путь, оставленный путником, нетленный. Где-то – оброненная брама, приоткрыв которую, проникаешь туда, где рождаются новые, последующие временные пространства; туда, где застывший поток множества

субстанций,

объединенных

определенной

классификацией,

хранит бесконечность. Это – квантовые поля физического вакуума. Оттуда все вытекает, и туда все направленно. И только разум... - Довольно об этом. Ты видишь – они будто заметили нас. Как это символично... Две женщины... - О чем ты? - Все о тебе. - А есть ли Врата, которые нам пока не открыть? - Конечно. Но не в их проявленном материальном мире...

- 199 -


Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.