Владислав Пеньков
Гимназист Снег падал, оседая, рушась в грязь, И ворожила птица-горожанка, А я стоял, к окошку наклонясь (По городу разгуливал с испанкой Ещё какой-то немец-дифтерит). Язык, как колокол, но медь его немая. Солоноватый вкус глазных орбит Он смаковал, дотошно вспоминая. Ты, уходя, оставила перчатки, Они лежали - крылья пяденицы, Чьё тельце расклевали злые птицы, Слетевшись из распахнутой тетрадки По зоологии. Снег падал, рушась в грязь. Язык метался в колокольне рта.
Кредо Дождя шелкоплетенье, как тенёта, Прорвало ласточки стремительное тело Гибрид аэроплана и пилота, Вместившегося в черепа пределы. И вся она, которая глуха К любым стихам, счастливая летунья, В сыреющем пространстве цвета мха Сойдёт за них, не исчезая втуне.
*** А бабочка - она не то чтоб знать Перед людьми - подобье херувима, Но бабочке, умеющей летать, Заботы Божьего подобья как-то мимо. И я иду, в усах улыбку пряча, Похожа бабочка на ангела ладонь. Метнётся надо мной атласный плащик, Сухое пламя, нежащий огонь.
Готика Сойдя с трамвая, тыча в папиросу Карманным обезбоженным огнём, Вдруг сладкое дыханье страшной прозы Готической - почуешь ясным днём, Свернёшь в проулок, где густые тени, Там за тобой (ослабнут вдруг колени) Увяжется собака с головой, Пылающей глазами. Шуткой плоской Приветствуешь её зловещий вой, Но время потечёт курчавым воском, И вдруг покажется — по гулкой мостовой Гремит чумная чёрная повозка...
М.Б-е. Случится мудрость - ангела укус, И метит лик морщинами и тайной, А рыбка с клинописью на златом боку В воде летает, всё себе летает. Брюхат пророком океанский кит, А дух чреват и временем, и верой, И слышит босоногие шлепки В болотах тростникового Шумера И дробь сухую бегства Авраама По выжженной земле вблизи от рая, А рыбка с клинописью празднично-упрямо В воде играет, всё себе играет.
Североморск По городу С . , в затрапезном пальтишке, В автобусе ехал Рембо, Он спал (укачало), и снились мальчишке Небесные Силы и Бог. А снег за окном - торопливой походкой, И старый автобус гугнив. И скальпеля вроде подводною лодкой Был взрезан свинцовый залив. И я сочинил в ФРГ иностранке: «Всё прах, что не Слово, - и тлен». И сладко дремал за шофёрской баранкой Лобастый водила Верлен.
Памяти Б. П. Дымное дыхание гостиниц, Праздных толп сиреневые звуки, Под мерцаньем звёздочек-латиниц Шум воды на дальнем акведуке. Утомлённых праздниками пьяниц Сами закрываются глаза, Вечер - голубой и нежный заяц Лапкой трогает и силится сказать: «Отчего вы плачете беспечно? Не вернуться из лесов солдатам». Заплетает огородник-вечность Кружево галактики-салата. Всё проходит, всё источник хроник, Представлений, шуток, декламаций.... Утро - розовый и осторожный кролик Краем глаза смотрит из Далмации.
*** Как мирный гражданин, скончался век под перебранку хмурую собак. И яркий свет полуночных кафе Не мог рассеять мёртвый полумрак. И кислою овчиной снег лежал, Где нёс куда-то маленький прохожий Своё лицо, как золотой кинжал; На ангела тщедушного похожий, Он не боялся больше ничего, Ну, разве что собак, готовых драться. Прекрасная эпоха, первый год Косых крестов, образовавших XX.
Кр-у Всё напрасно: «Пиво-Воды», Раки, сумерки свободы, В легких плащиках девчонки То ли девы, то ли нет.... А в метро стоят народы. Нет опасностей погоды Светит всем нейтральный свет. Это просто, очень просто: Едем мы на Н-ский остров, И трясёт вагона тёплый Переполненный барак. Едет пьяный после пьянки Пахнет сыро, как портянки. Едут хилые подростки Над любым чугунный рок. Едет бледный, как в извёстке, Но с каким-то мёртвым лоском, Может быть, в натуре, Блок? Может, в венах бродит мак? Едут двое в макинтошах: «Что у тёщи?» - «Вроде, рак». Вот и вся литература - любопытная натура... «Что ты смотришь косо, дура?» «Что раззявился, дурак?»
*** Если ночь навсегда до рассвета, Если грудь затанцует кашлем Для тебя, певуна-поэта, Остальное уже не страшно: Это, правда, из семидесятых, Где, паршивой шинелькой одет, На фалангах чернильные пятна над коптилкою греет студент. Он заложник собачьего воя... И такая находит тоска, Что как прорубь, куда головою, Эта луночка в ткани носка Ах, напутал! Ах, как же напуган! Как теперь разобраться и жить? И стучится в окошко вьюга. Всё стучится, как Вечный Жид. Ничего и не видно - так бело... Напоследок выхаркнув мак, Закачалось, как маятник, тело, с гулким стуком упал башмак.
*** Поезда покидают гнёзда И роняют в ночи гудки. А у неба разнились звёзды Лимфатические узелки.... ....и ещё стоять на вокзале Под мерцаньем припухших звёзд И глядеть: на Обводном канале В разноцветных разводах мост, Понимая: конец эпохе Суеверной любви-зимы. Мы с тобою сошлись на Блоке, По нему расстаёмся мы, Где рыдает поезд, как гаер, И как некий тревожный код, Раздаются гудки, не пугая Привокзальный сырой народ.
*** Убежал в гастроном мой сосед-инвалид И, попав под машину, ушёл в облака, Там, устало-тверёз и неделю не брит, Дёрнул двести, видать, превратился в плакат И сурово глядит на людей со стены, Пролетарий сегодня, а завтра - солдат, Охраняющий мир от нейтронной войны. Если это не рай, может быть, это - ад?
*** Жара в июле - стервища презлая, Душа болит, как выбитый сустав, Когда тропинку нам переползает, Как гусеница чёрная, состав, Провяленые гулкие вагоны из "средства" превращаются в постой. Июльским помрачением законов И только объясняется то, что, Сверкнув ребром, вовне уходят рельсы, В какую-то галактику иную, Другого - отдалённейшего спейса, Где вижу бабу - пьяную смурную И русскую, крыжовенных торговок Старух эстляндских, нрав чей сух и тих. И как невыпитого воздуха обломок, Я чую глоткою рождающийся стих, И вижу девочку, бегущую с собакой, И прочие предметы бытия О дети алхимического брака! О родственная косточка моя!