ПРИРОДА ЭКОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕК
ерегах ОЛГИ
НА ПУТИ ОСКУДЕНИЯ? Когда сходят снега — раны на волжской земле предстают зримее и страшнее. Еще несколько лет назад плес между Городцом и Чебоксарами смотрелся волжским: луговое заречье, осокориные рощи, крепкие уступы гор. Все это могло быть национальным парком, л а н д ш а ф т н ы м парком Волги. Последний «непреобразованный» отрезок великой реки! Ее добрый взгляд, прощальный взгляд! Сотворив над землею зло, можно ныне ж д а т ь от природы лишь возмездия. Гляньте с откоса: надругательство над Волгой творится прямо на г л а з а х жителей подтопляемого города, якобы им во благо. Д а , настроение у волгарей — на точке кипения. И, словно чувствуя это, «преобразователи» и на самой плотине ГЭС, и в обреченных лугах охвачены яростным напором, словно спешат, стремясь нанести Волге как можно больше невосполнимых увечий. Последний клин классических лугов возле Бора рвут ножи бульдозеров. И все — по живому, по живому, по теплому телу земли-кормилицы, по нашей истории, культуре, по нашим судьбам. Волга — одна, нельзя не помнить об этом! И в диалоге двух сторон — народа и ведомств — пора услышать мнение юристов. Новый Верховный Совет должен принять новые законодательные акты об ответственности за гибель сельхозугодий. ...Я перелистываю страницы книги двадцатилетней давности. Сухой, деловой текст. Реестр названий. А я читаю его с любовью. То вспоминаю что-то, то наплывает острая нестихающая боль. «Горьковская область. Админи3
стпативно-территориальное деление». Год издания 1966-й. Смотришь на столбцы названий сел и деревень, ощущая порою, что перед тобой у ж е и поминальные строки. Перечень не только живых, но и мертвых. Имена усопших лесных селений, где четверть века назад, в полуденный час, я, сбросив с плеч рюкзак, пил студеную колодезную воду, где вел долгие з а к а т н ы е беседы со стариками о житье-бытье. Заколоченные избы, заросший погост, нехоженые тропки. «Красная книга» русского крестьянства. Книга наших утрат... Имена поселений возле Волги... Одни еще живут, другие доживают. Нервы человека, ш а т к а я ненадежность грядущей судьбы — они не измерягся ни в рублях, ни в тоннах. Это, как говорят теперь, эмоции! Почитай, больше тридцати лет люди здесь сидели «на чемоданах»! Грядущее Чебоксарское море то возникало в облике порубщиков прибрежных дубрав, то вдруг «творческая идея» затихала, а потом вновь врывалась жутко, вероломно, сокрушая в «санитарных целях» кладбища предков наших. Это ожидание «моря» витало как некий призрак малого апокалипсиса нижегородской земли, грозя тысячам людей неминуемым Страшным судом. П р а в д а , этот суд вершился не по Божьей воле, а по министерскому разумению. ...Подтопленные берега Волги, утратившие свое русло. Здесь не сходит запах тлена, запах гнили стоячей воды в залитых умирающих лесах. Что впереди — жизнь или «житие»? Волжские селенья всегда были устоями традиций, исторической памятью, кладезем талантов. Д а в н я я истина: Репины приходят из Чугуева. То, что не удалось сотворить золотоордынскнм баскакам, сотворили мы, запутавшись в поисках скорой земной благодати! Оскудели керженские и ветлужские леса. Ушли названия селений. Теперь прочтешь о них у В. Г. Короленко, перелистывая очерки «В пустынных местах». Он был здесь в 1892 году. «Пустынные места» быстро оживили, освоили, переосвоили и — опять запустенье. Когда человеческая деятельность принимает неразум4
ные д а в я щ и е масштабы — гибнет безвозвратно наша земля, история и сам русский язык. Уходят из речи под переплеты словарей извечные волжские слова — «бичевник», «побочень», «межень», « ст |) с же н ь», « воложка ». Зачем они во владениях «морского царя», вернее «цари водохранилища»? Волгарь — это тип человека, складывавшийся веками. Тип, наделенный чертами своей особой психологии, бытового у к л а д а , исторической судьбы, со своим пониманием красоты, с обостренным чувством патриотизма, с вечной тягой к раздольному простору великой реки. Волгарь — это тип интернациональный: он и русский, и чуваш, и мариец, и татарин. Изуродовать исторический л а н д ш а ф т можно за пять лет, затянув на живой воде жгут плотины. Великие реки рождают великие нации. Смерть реки уродует нравы и губит народы. Тип волгаря, его нравственные черты формировались столетия, преодолевая войны, стихийные бедствия, межнациональные конфликты. Тип волгаря в ы п л а в л я л с я в горниле восстаний Разина и Пугачева, где шли рядом башкирские всадники и российские пахари, марийские звероловы и чувашские косари. В тридцатые годы рухнули и колокольни Нижнего Новгорода, и мусульманские минареты Казани. Природа и культура народов неразрывно связаны. Исторический волжский л а н д ш а ф т сохранился разве что на фотографиях М. П. Дмитриева. Но оставалась еще сама Волга! И в сорок пятом, когда солдаты возвращались домой, русский из Васильсурска, мариец из Козьмодемьянска, свернув на родные проселки от старого казанского тракта, ожидали — вот один поворот, еще один — и откроется то, что зовется отчизною, истоком судьбы твоей — Волга, отороченная зеленью лугов и колоннадами осокориных рощ. Поначалу мы шумно кичились планами преобразований, писали об этом стихи, нам грезилась неведомая, обещанная холодным разумом Б о л ь ш а я Волга. Мы, материалисты, словно напрочь забыли мысль Ф. Энгельса о том, что, преобразуя природу, мы на первых порах получаем те результаты, на которые рассчитывали, «но на вторую и третью очередь совсем другие, непредвидимые последствия...». ...Ныне все реже поют волжские старинные песни. 5