Персона грата
«Книги в планшете – не достижение» Появление Сергея Юрьевича Юрского на «Славянском базаре в Витебске» придало фестивалю интеллектуальный акцент, разбавив насыщенную музыкальную программу увлекательной театральной встречей, прошедшей под знаком Шагала.
Вы самый знаменитый чтец в России и на всем пространстве СНГ, ваша программа включает зарубежную и русскую классику. Скажите, может ли сегодня чтец гастролировать по стране, собирая полные залы, как в 60-е, когда поэты и чтецы собирали стадионы? Или современный читатель максимум, что может, – это скачать книгу из Интернета? 56
Railway Outlook
Как вы относитесь к цензуре? – Я ее обожаю, я и сам цензор самого себя.
А к критике? – В молодые годы критика обращала на меня активное внимание. Мое поколение ходило в театр и кино в очень живое время – это была оттепель, послесталинское время. Тогда мы все были в поле зрения. После моего переезда из Питера в Москву 37 лет назад отношения с критикой стали исчезать, по-моему, потому, что сама критика стала исчезать. Критике совсем не интересен театр, ей интересен главный редактор. Вместе с цензурой исчезла и редактура - некий знаток, который отличит и оценит уровни: высший от среднего, «так себе» от недопустимого. Критик должен быть свободен. Что касается меня, то я никогда ничего не заказывал. Написав 18 книг, я не получил ни одной рецензии. Какие различия вы могли бы отметить, сравнивая актерскую и режиссерскую работу в России и на Западе? – Мне случилось быть актером, я работал в Париже и Брюсселе. Дважды ставил спектакль в Японии. Это абсолютно другой мир. Я работал с замечательными актерами-японцами, у них есть одна национальная особенность – они хотят узнавать чужое, мгновенно включаются в поставленную задачу, но они не хотят в этом жить. Один раз мы играли советскую пьесу, другой раз – пьесу драматурга Уильяма Гибсона. Это поразительно: будучи талантливыми в японском искусстве, они с интересом и уважением отнеслись к другому искусству, включив
Текст: Виктория Поспелова, фото: Артемий Яковлев
Сергей Юрьевич, опишите, пожалуйста, ваши впечатления от фестиваля «Славянский базар в Витебске»? – Я рассматриваю этот фестиваль не только как сценическое, но и как городское действо, претендующее на широкий отклик по всему миру. В моей памяти отчетливо сохранился марш оркестров разных стран, который проходил в рамках фестиваля лет 10 назад. Я стоял в толпе многочисленных зрителей. На мой взгляд, это роскошный жанр – надо доехать, одеться, маршировать, отбивая ноги о камни нового города. Сложный жанр, но завораживающий. В этот раз я погрузился в тему Шагала, он словно витает надо мною. Я посетил его дом на Покровской, 11. Это не памятник, а настоящее театральное представление, наполненное атмосферой пристойной бедности.
– Я продолжаю эту деятельность, но из-за возраста сократил ее объемы. Словом, держать в одиночку большой зал – очень сложное дело. Этот жанр является традиционным для России. В других странах это искусство применимо в меньшей степени, так как больше создано для ценителей такой формы выражения или почитателей конкретного артиста. В нашей же стране оно носило масштабный характер. Я с концертами объехал всю страну и везде наблюдал огромный спрос на этот вид искусства. Такой интерес я связываю с одним замечательным явлением, которое называется «цензура». Наличие цензуры делает людей жадными до художественных произведений. Они хотят знать: а что за пределами того, что разрешено и рекомендовано. А вдруг будет произнесено свежее слово? Артист, который мог передать это слово, преобразив его и оживив, был ценным человеком. Начитанные книги, на мой взгляд, созданы для пробок, чтобы в их компании время летело незаметно, чтобы шофер не уснул. Это культурное явление, но не достижение. Просто зачитанный текст, даже очень хорошим голосом, вообще не имеет никакой связи с тем, что раньше называлось искусством одинокого артиста на сцене, искусством артиста-чтеца. Сейчас оно почти исчезло.
Персона грата
Suitsupply, 2-й этаж
неведомые мне центры восприятия. Я вспоминаю это с большим восторгом! Кого из молодых российских актеров вы считаете продолжением актерской школы Михаила Чехова, к которой вы принадлежите сами? – Находясь в Витебске, я сказал, что Шагал не был ничьим учеником и не стал ничьим учителем. В какойто мере это произошло и со мной. Я никогда не преподавал, мне не случилось передать школу или получить ее из рук кого-нибудь. Конечно, важнейшую роль в моей жизни сыграл мой учитель и режиссер Георгий Товстоногов, с которым я проработал 20 лет. А также польский режиссер Эрвин Аксер и советский кинорежиссер Михаил Швейцер. Как вы относитесь к утверждению, что театр – искусство грешное? – Я думаю, что сама жизнь наша грешная, а театр отражает эту жизнь. Мне не случалось встречаться с ангельскими созданиями. Это церковное мнение, что жизнь в театре грешная. В определенные времена это мнение полностью отделяло театр от церкви. Постепенно к середине XIX века искусство стало все более секуляризироваться, отходить от того, чтобы служить во всем своем проявлении догматом церкви. Тогда и произошел разрыв нашей православной церкви и культуры. В начале ХХ века были попытки восстановить эту
связь, но не получилось. Я вижу, что сейчас снова делаются попытки соединить церковь, православие и культуру. Под культурой я понимаю сегодняшний способ мышления. Я не могу сказать, что 57 лет служу греху и нарушаю какие-то заповеди. Мое служение для меня столь же свято, как и для человека, регулярно посещающего церковь. Было время, когда в театр приходили, чтобы понять, познать, а не заплатить и ждать, когда тебя удивят. Я застал это время и считаю его великим просветительским делом, которым призван заниматься русский театр. Насколько допустим, на ваш взгляд, новодел в театральном искусстве? – Особенность спектакля «Полеты с ангелом. Шагал» состоит в том, что пьеса Зиновия Сагалова написана стихом. Это стих свободный, не требующий большого напряжения от зрителя, но требующий сосредоточенности от зрителя и актера. Это скрытое музыкальное произведение, в котором оркестр является действующим лицом. Здесь исключено шутливое поведение, подмигивание зрителю или партнеру. Только безупречное, тонкое звучание и блестящая игра актеров. Второй сезон мы приехали играть в Витебск, здесь его и завершаем, поклонившись Шагалу на его родной земле. Шагал – редчайший человек. Будучи изгнанником, оторванным от России, человек при жизни достиг полного признания. Всякий художник сперва не
признан, потому что своим творчеством он привносит в нашу жизнь что-то новое. Только официант приносит то, что ему заказали. Когда искусство превращается в сферу услуг, то официанты, соответственно, приносят те блюда, которые уже заказывались ранее. А искусство приносит только то, что раньше не пробовали. Эта тема мне очень интересна – понять, что в голове у этого гениального человека за запретной чертой и что происходит в его сверхсердце. Эта работа для меня созвучна с образом Сталина в пьесе «Ужин товарища Сталина». В профессии дирижера и в профессии театрального режиссера есть очень много общего. Как вы воспринимаете театральную пьесу – это ваше состояние души? – Вы точно попали в мои ощущения. Для меня важна тайная музыкальность драматического произведения. Когда она слишком выражена, она превращается в частушку или обыкновенный песенный текст. Это тоже искусство, но другое. Ритм – это наше сердце, мигание глаз, дыхание. Ритм – это все. Если высказанное на сцене слово внутри имеет музыкальный строй и подчиняется таким естественным процессам, как дыхание, тогда я это называю «чистый звук», это то, к чему мы должны стремиться.¢ Railway Outlook
57