Екатерина Медичи Часть-2

Леони Фрида

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ ЕКАТЕРИНА М ЕД И ЧИ

Итальянская волчица

УДК 94(44)(092) ББК 63.3(4Фра)-8 Ф88 Leonie Frieda CATHERINE DE MEDICI Перевод c английского А. Суворовой

Печатается c разрешения издательства Weidenfeld and Nicolson Ltd. и литературного агентства Synopsis. Оригинал-макет подготовлен издательством «Северо-Запад» ( Санкт-Петербург)

Фрида, Л. Ф88 Екатерина Медичи / Леони Фрида; пер. с англ. А. Суво­ ровой. — М.: ACT: Астрель, 2012. — 574, [2] с.: 24 л. ил.

ISBN 978-5-17-074264-6 (ООО «Изд-во АСТ»)(С.: Ист.библ.(84)-3) ISBN 978-5-271-39592-5 (ООО «Изд-во Астрель») Компьютерньїй дизайн 3.3. Кунтьіш ISBN 978-5-17-038212-5 ( (ООО «Изд-во АСТ»)(С.: Биографии) ISBN 978-5-271-39591-8 (ООО «Изд-во Астрель») Серийное оформление А. Кудрявцева ХудожникА. Ганчурин Компьютерньїй дизайн В. Воронина Екатерина Медичи. Одна из самьіх ярких женщин в мировой истории. Непревзойденньїй мастер политической интриги. Гениальньїй дипломат, виртуозно владевший искусством «закулисной борьбьі». Она УМЕЛА НЕНАВИДЕТЬ и ЖДАТЬ. Она ПОБЕДИЛА в многолетней войне с прекрасной фавориткой своего супруга Дианой де Пуатье, играючи отстранила от власти юную невестку Марию Стюарт и стала негласной правительницей Франции, вершившей судьбу страньї от имени ТРЕХ своих венценосньїх сьіновей. Но — єсть ли вина Екатериньї Медичи в кровавой резне Варфоломеевской ночи? Причастна ли она к жестоким убийствам французских аристократовгугенотов? Вот лишь немногие из вопросов, на которьіе дает ответ зта книга...

ISBN 978-985-16-2033-9 (ООО «Харвест») (С.: Биографии) ISBN 978-985-18-0611-5 (ООО «Харвест») (С.: Ист. библ. (84)-3)

УДК 94(44)(092) ББК 63.3(4Фра)-8

© Leonie Frieda, 2003 © Перевод. А. Суворова, 2006 © Издание на русском язьіке AST Publishers, 2011

Леони Фрида

ИЗДАТЕЛЬСТВО

Астрель МОСКВА

НАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 6. НЕПРОСТОЕ ПАРТНЕРСТВО Отсюда слезьі мои и моя боль 1559-1560

Внезапная смерть короля Франции Генриха II означала наступление нового порядка. Со скорбной сдержанностью, за которой пряталась непоколебимая решимость играть ведущую роль в правящей клике Гизов, Екатерина, несмотря на трагическую потерю, не позволила отделить себя от старшего сина, нового короля Франциска II. Многие фаворитьі старого режима готовились к потере прежнего статуса, но семье Гизов, стоявшей так близко к трону ее сьіна, Екатерина обеспечила прочное положение. А уж какое влияние она сможет оказьівать, чтобьі защитить сьіна и его королевство, — зто ей еще предстояло узнать. Так Гизьі добились желаемого, не пролив ни капли крови, и 11 июля 1559 года родственники юного короля переехали в Дувр. Заняв лучшие апартаментьі, представители нового режима не стали терять времени, празднуя свою ошеломляющую победу. Герцог Гиз занял комнатьі Дианьї де Пуатье, а его брат, кардинал,— комнатьі Монморанси. Екатерина покрьіла стеньї и польї в покоях черньїм шелком. Не позволяя проникать дневному свету, она день и ночь жгла две свечи, лишь немного рассеивавшие мрак. Одетая в черное, лишь с маленьким бельїм воротничком, оттеняющим тра­ урний цвет, Екатерина, казалось, полностью погрузилась в

180

Леони Фрида

своє горе. Такой ее описьівали многие очевидцьі. Напряжение последних десяти дней и бесконечньїй поток иностранньіх представителей, явившихся вьіразить соболезнование и почтение, совсем измотали ее. Многие признавались, что сами не могли удержаться от слез при виде безутешной Екатериньї. Новая королева часто стояла за спиной свекрови, чтобьі помочь на бесконечньїх аудиенциях. Одетая в лилейно-белое свадебное платье (традиционньїй цвет королевского траура), Мария отвечала на вопросьі от лица Екатериньї, благодарила визитеров за соболезнование и, где только возможно, вставляла благодарственньїе слова в адрес дядюшек за их заботу и помощь новому королю у руля держави. Наследие Генриха, оставленное детям и вдове, таило в себе угрозу, ибо теперь, кроме бьілой славьі имени Валуа, им не на что бьіло опираться. Средневековьіх монархов оценивали в соответствии с моральним авторитетом, которнм они обладали, и количеством вассалов, которьш они могли управлять. Отталкиваясь от зтой системи ценностей, нельзя било представить худшего начала для Франциска II. Отец его унаследовал трон в зрелом возрасте, обладая личньіми качествами, необходимнми для успешного правлення. Он обращался за советом и к Монморанси, и к Гизам, но не позволял себя контролировать ни одной из сторон. Его смерть превратила их соперничество в неистовую борьбу за власть. Недавняя война Генриха оставила Францию погрязшей в долгах. Сейчас залогом будущего процветания стала необходимость строжайшей зкономии. Такие жертви могли бить сделани, лишь исходя из крайней преданности но­ вому королю. Из Италии обратно во Францию стекались войска, рассерженнне невнплатой жалованья, разьяреннне подписанньш миром при Като-Камбрези. Им предстояло обеспечить людскими ресурсами грядущие войньї за религию. Прежняя основа их преданности государству— любовь к Генриху — умерла вместе с ним. Тем временем то, что государство полагало протестантской ересью, бурно развивалось. Жесткая политика Генри­ ха, основанная на репрессиях сторонников новой верьі, уже

Єкатерина Медичи

181

не могла проводиться при новом режиме. С международной ареньї также приходили тревожньїе вести — на юге Испания восстанавливала сильї под рукой Филиппа II, а за ЛаМаншем новая королева Англии Єлизавета І обьединяла свою страну. Однако главной проблемой для Франции — более серьезной, чем зкономические, дипломатические или религиозньїе неурядицьі — стало неистовое соперничество и ожесточенная грьізня между партиями, собравшимися вокруг Монморанси и Гизов. Если в прежние годьі Генрих находил точку опорьі между зтими непримиримьіми врагами, обеспечивая равновесие, то теперь возникла реальная угроза, что монарх может всецело подпасть под влияние одной из группировок. Их племянница стала королевой Франции, и Гизьі праздновали победу. Монморанси прибьіл в Дувр днем позже. Он предложил услуги (свои и всего клана) королю, которьій отклонил их в нервозной речи, безусловно, составленной дядюшками. Франциск поблагодарил коннетабля за долгую службу и добавил: «Мьі весьма желаем почтить твой преклонньїй возраст, которьій более не позволяет тебе вьіносить тяготи и трудности службьі». Обмен любезностями закончился, государственньїе печати бьіли отданьї. Монморанси, так ловко обставленньїй врагами, отправился к Екатерине— попро­ щаться. Он коротко вьісказал своє мнение об опасностях, которьіе угрожают ей и ее семье в руках Гизов, королевамать растрогалась и, плача, обещала, что сделает все возможное для сохранения его собственности и прерогатив. Коннетабль никогда не любил королеву, она же всегда ревновала его к власти, которую старик имел над ее мужем. Єкатерина не простила ему подстрекательства к разводу в годьі ее бесплодия, не простила и Като-Камбрезийского мира, но знала, что ей может понадобиться служба старого патриота, и решила остаться с ним в добрьіх отношениях. Пусть пока он побудет в сторонке, готовьій прийти к ней на помощь, когда потребуется. Монморанси оставался коннетаблем Франции, хотя те­ перь зто бьіло просто почетное звание, не подкрепленное никакими особьіми правами, ибо Гизьі взяли под контроль

182

Леони Фрида

и правительство, и армию. Екатерина скрьівала истинньїе чувства относительно коннетабля, играя роль посредника между враждующими сторонами. В обмен за звание Ве­ ликого магистра38, которое передали Франсуа де Гизу, она назначила старшего сьіна коннетабля, Франсуа де Монморанси, маршалом Франции. Подтверждая, что их сотрудничество остается в силе, она писала коннетаблю: «...удостоверяю скорое получение вашим сьіном звання марша­ ла». Племянники— Колиньи, адмирал Франции, Франсуа д ’Андело, генерал-полковник инфантерии, и кардинал Одз де Шатильон, — сохранили свои позиции. Екатерина также гарантировала, что за ним сохраняется должность губерна­ тора в Лангедоке. Зту обширную территорию на юге Фран­ ции, управление которой бьіло, по сути, наследственньїм в семье Монморанси, еще никому не удавалось вьірвать из их рук. Благодаря диплом ати Екатериньї старьш воин оставил Париж миролюбиво, «с такими почестями, что королевский поезд бьіл малостью в сравнении с ним». Один потенциальньій источник раздора бьіл ликвидирован, по крайней мере на время. Бедьі следовало ожидать и от первого принца крови, Антуана де Бурбона, которьш в силу своего статуса должен бьіл возглавить регентский совет. Екатерине и Гизам уда­ лось обезвредить Бурбона при помощи умиротворяющих посланий и заверений; сьіграла роль также собственная лень зтого человека. Несмотря на то что уехавший коннетабль и родной брат Антуана, Луи Конде, побуждали его как можно скореє добраться до Парижа, чтобьі занять причитающееся ему по праву место, Бурбон, находившийся в момент внезапной смерти Генриха на юго-западе Франции, в Гиени, не торопился в Париж. Гизьі пообещали ему теплую встречу и важную роль в правительстве, но к тому времени, когда он наконец добрался до столицьі, ему достались одни обьедки. Король, которьш, по обьічаю, должен бьіл встречать 38 Зто звание (в оригинале — Grand Master) упоминается в тексте без пояснення, что оно означает и к чему относится. Вероятно, речь идет об одном из королевских рьіцарских орденов. — Прим, перев.

Єкатерина Медичи

183

приезжего родича на дороге, отправился на охоту, а в СенЖермене, где двор готовился к приему Бурбона, для него не оставили свободньїх комнат. И Єкатерина, и Гизьі боялись его как фигурьі, которая может стать щитом части знати, еще не нашедшей себе места при новом режиме. Еще в 1558 году Бурбон бьіл, как уже упоминалось, участником протестантского шествия на Пре-о-Клерк; он и своих вассалов привел к протестантизму. Многие теперь считали его вождем реформатов, и не без оснований, несмотря на то что его брат бьіл кардиналом. Семья Бурбонов, пусть и вторая по старшинству во Франции после Валуа, ньіне страдала от последствий изменьї коннетабля де Бурбона королю в начале правлення Франциска І. Неумение Антуана де Бурбона поладить с фаворитами Генриха приводило того в ярость, и он обращался с родичем без должного уважения, зачастую попросту его игнорируя. Главньїм интересом Бурбона в жизни бьіло восстановление маленького королевства Наваррского, половину которого в начале 1500-х годов отобрали испанцьі. Недалекий и ленивьій, он заметно оживлялся при малейшем намеке на возврат зтих потерянньїх территорий, являвшихся приданьім его женьї, кузини Генриха — Жанньї д ’Альбрз. Иначе говоря, зто бьіл никудьішний лидер, окруженньїй дурними советчиками. Более того, он не умел принимать решения, особенно верньїе. Прибив в Сен-Жермен, он немедленно попал под железную пяту Гизов, не оставивших ему времени набраться сил. Єкатерина и Гизьі просто-напросто обезвредили его. Их публично демонстрируемое презрение и то, что Бурбон, будучи принцем крови, безропотно смирился с таким отношением, — все зто заставило сторонников отвернуться от него. Єкатерина, наблюдавшая, как Бурбон терпит оскорбления, комментировала зто таким образом: «Он унизил себя до обязанностей горничной». Єму предложили место в совете, по сути, фиктивное, поскольку там численно доминировали Гизьі и примкну вшиє к ним обе королеви и младшие сьшовья Єкатерини. Все вместе они удостоверились, что Бурбон даже голоса подать не смеет. Когда позднее

184

Леони Фрида

Екатерина предложила ему сопровождать ее дочь Елизавету в Испанию, к королю Филиппу, Бурбон ухватился за предложение, ибо увидел в зтом возможность начать с Испанией переговорьі о Наварре. Однако, согласившись столь долго отсутствовать при дворе, Бурбон сам себя устранил как возможного претендента на власть. Еще одно лицо более не представляло угрозьі: бьівшая фаворитка. Как только любовник умер, Диана де Пуатье, зная, что ее правленню пришел конец, немедленно вернула все драгоценности королевской семьи Екатерине и новому королю. В характерной для нее сугубо деловой манере она сопроводила возвращенное инвентарной описью. Опасаясь за свою жизнь, она также послала письмо, где просила про­ щення за любьіе ошибки и дурньїе поступки, которьіе могла совершить против королеви, предлагая на словах королевематери свою жизнь и службу. Екатерина, памятуя изречение Франциска І о том, что мстительность — удел слабих королей, а великодушне — признак сили, не била заинтересована в преследовании Дианьї. Но именно она стоит за письмом, отправленньш Диане ее сином Франциском. По свидетельству венецианского дипломата Джованни Микеле, записанному 12 июля 1559 года, «король послал сообщить мадам де Валантенуа, что, в силу ее дурного влияния на короля, его отца, она заслуживает сурового наказания, но своей королевской милостью он не желает беспокоить ее более». Королева-мать утешалась изгнанием со двора Дианьї, не сделав исключения и для ее дочери, Франсуазн де Ла Марк, герцогини Бульонской. Екатерина не смогла вклю­ чить в зтот список вторую дочь Дианьї — та била замужем за младшим братом Франсуа Гиза, ньіне герцогом д ’Омалем. Так что предусмотрительность Дианьї в отношении вьідачи дочери замуж в семью Гизов принесла свои плоди. Зто также означало, что сказочнне богатства и приобретения, принадлежавшие Диане де Пуатье, оставались более или менее нетронутьши, ибо Гизьі знали, что половину Дианиного добра (через Луизу д ’Омаль) они прихватят по­ сле ее смерти.

Екатерина Медичи

185

Но одно из владений фаворитки бьіло давней мечтой королевьі-матери, а именно замок Шенонсо. Диана, прибегнув к неблаговидньїм уловкам и пользуясь подцержкой короля Генриха, вьїкупила зто владение у королевского дома. Екатерина же ньіне увидела простейший способ вернуть его, предложив Диане собственньїй замок в Шомоне в обмен на менее ценньій, но более красивьш — в Шенонсо. Диана находилась не в том положений, чтобьі отказьіваться. Она истратила много денег и времени, расширяя и укращая Шенонсо. Теперь Екатерина принялась делать его еще краше. Она тратила немальїе деньги на садьі, водопадьі, заповедники для редких животньїх, загоньї для зкзотических птиц, посадку тутових деревьев для шелкопрядов. Она многое добавила и к самому зданию, стоящему на берегу реки Шер, через которую Диана провела мост. Екатерина решила уничтожить всякую память о сопернице, усилив великолепие замка, — в частности, по ее распоряжению бьіли сооруженьї длинньїе двухзтажньїе галерей на мосту. Изящньїй дворец стоит и по сей день, и волньї реки Шер плещутся внизу, под его залами. Диана удалилась в другое своє имение— Аго, откуда почти не вьіезжала, трудясь, как пчела, в расчете, что семья унаследует изрядное состояние после ее смерти, которая и случилась в 1566 году. Учитьівая, сколько средств из королевской казни Диана пустила на превращение Анз в шедевр архитектурьі, ей, можно сказать, повезло, что его не отобрали, подобно Шенонсо. Флорентийский дворянин, путешествовавший по тем местам в конце 1550-х годов, писал, что «золотой дворец Нерона и то, наверное, стоил меньше и не бьіл так прекрасен». Позднее Екатерина наняла многих мастеров, которьіх раньте нанимали Диана и Генрих для строительства Анз, чтобьі воплотить собственньїе проекти. А вот от лизоблюдов Дианьї, мучивших ее в периодьі регентства, она избавилась полностью. После смерти Генриха Екатерина никогда более не встречалась с Дианой и ее кликой.

Сводя счетьі с бьівшей фавориткой, королева-мать, несомненно, получала некоторое удовольствие, однако у нее

186

Леони Фрида

бьшо слишком много насущньїх забот, чтобьі лелеять мстительньїе чувства к увядшей прелестнице. Нового короля вряд ли можно бьіло назвать сильньїм. Он проявлял к Екатерине искреннее уважение и сьіновнюю любовь, но сам нуждался в защите от чрезмерного влияния Гизов и молодой жени, перед которой преклонялся. Он вьїказьівал мало интереса к управленню страной и большую часть времени проводил на охоте либо же в других спортивньїх развлечениях, которьім его слабое здоровье столь явно не соответствовало. Вообще, здоровье его бьіло предметом постоянньїх тревог. Короля часто преследовал упадок сил и приступьі головокружения, из носа у него вечно текло, бедняга тяжело дьшіал из-за перенесенньїх в детстве респираторньїх инфекций. К тому же — и зто бьшо куда важнеє для Марии и Гизов— Франциск, по-видимому, страдал определенньїм изьяном: его яички в период полового созревания не опу­ стились, и позтому он вряд ли мог стать отцом (а может бьіть, и вообще не бьш способен к половой жизни). Несмотря на очевидньїе физические недостатки, Франциск с детства привьік вести себя так, что никто не усомнился бьі в его происхождении. Пожалуй, как раз зти изьяньї заставля­ ли его питаться вести себя с большим достоинством, правда, полупалось так, что он вьіглядел помпезним, и только. Он питал слабость к внешнему показному блеску и одевался в роскошнне костюми, что, впрочем, нисколько не скрнвало его жалкий вид. Слабость тела раздражала и виводила его из себя, заставляя впадать в ярость, доходящую до припадков. Крайнє застенчивнй во всем, что не касалось охоти, он, ка­ залось, бьш только рад переложить на чьи-нибудь плечи тяго­ ти правлення. Большой официальннй совет лишь единождьі собирался в полном составе в 1560 шду; реальной властью обладали Гизьі и Екатерина, устраивавшие тайние встречи в покоях короля. Франсуа Гиз взял на себя ответственность за все военнне дела, а его брат, кардинал Лотарингский, занимался внутренними и внешними связями. Похорони Генриха II проходили с 11 по 13 августа 1559 года. Король бьш погребен рядом со своими предшественниками в Сен-Дени, где всего двенадцать лет назад

Екатерина Медичи

187

короновалась Екатерина. Юньїй король, одетьій в черньїй бархат, короновался в Реймсе 18 сентября. Сьірая ненастная погода бьіла гармоничньїм фоном для зтой церемонии, весьма скромной, ввиду недавней трагической кончиньї Генриха. Мария, уже коронованная королева Шотландии, не могла пройти зту процедуру дваждьі, однако ее претензии на английскую корону бьіли замеченьї послом Трокмортоном, сообщавшим, что французьі «демонстрировали гербьі Англии, Франции и Шотландии, вьіставленньїе над воротами». Зтот провокационньїй жест бьіл тут же отмечен английской королевой. Притязания Марии на трон Англии основьівались на том, что вопрос о законности женитьбьі Генриха VIII на Анне Болейн так и не бьіл решен до конца, а значит, законность прав Елизаветьі в глазах католической церкви оставалась сомнительной. Если Елизавета рождена вне брака, значит, она не может править, таким образом, трон должен перейти к Марии. Франциск удостоверился, что его мать снабжена всем необходимьім, и 15 августа 1559 года издал указ, повелевающий сделать жилище Екатериньї «наиболее богатьім и пьішньїм, какое только возможно для вдовствующей ко­ ролеви». Он положил ей Г О Д И Ч Н Ь ІЙ пенсион В 70 Т Ь ІС Я Ч ливров и, среди прочей собственности, передал ей замки Виллер-Котрз и Монсо, а также герцогство Алансонское. Кроме того, король даровал матери право на половину всех платежей за утверждение должностей, феодов и привилегий с начала нового правлення. Подчеркивая важность Екатери­ ньї, все официальньїе акти юного короля открьівались сло­ вами: «К удовольствию королеви, моей госпожи-матери, а также, прислушиваясь к ее мнению, я повелеваю...» Мария комментировала в своем письме к матери в Шотландию: «Пожалуй, если бьі король, ее сьін, не бьіл столь покорен ее воле, она бьі вскоре умерла, что явилось бьі ужасньїм несчастьем для зтой бедной страньї и для всех нас». Для того чтобьі никто не забьіл об ее тяжелой утрате, королева-мать вибрала новий девиз, заменив прежнюю радугу. Отньїне ее змблемой станет сломанное копье со словами: «Lacrymae hinc, hinc dolor» («отсюда— слезьі мои и моя боль»). До

188

Леони Фрида

конца жизни она отказьівалась заниматься делами по пятницам — в день несчастного случая с Генрихом. Екатерина оказьівала новой королеве почет и уважение. Она передала Марин драгоценности Короньї, присовокупив к ним те, что принадлежали лично ей. С невесткой она бьіла безукоризненно вежлива, никогда не обращалась к ней иначе, нежели с добротой. Говорят, Мария в разговорах с людьми любила подчеркнуть, что происхождение свекрови куда ниже ее собственного, она всего лишь дочь купца. Если Екатерина и сльшіала подобньїе замечания, она предпочитала не обращать на них внимания. Но и не забьівала. Кроме всего прочего, королева-мать вьіглядела куда более царственной в своих строгих черньїх нарядах, подчеркивающих вдовье достоинство. Много говорилось о соперничестве между двумя женщинами, по крайней мере, о ревности со стороньї Екатериньї. Фантастические истории о том, как она питалась удалить Марию — например, о попьітке королевьі-матери отравить собственного сьіна, чтобьі избавиться от невестки, — не бо­ лее чем романтические видумки. Пока Екатерине удавалось сдерживать давление Марии на юного короля, она всегда била доброжелательна по отношению к юной королеве — по меньшей мере, при жизни сина. В Блуа, в первую зиму после смерти Генриха, обеих королев часто видели вместе, иногда они слушали проповедь в общей столовой зале или в часовне. Они также принимали вдвоем различннх посетителей, вместе отднхали, когда Франциск уезжал на охоту. Похоже, именно от свекрови Мария переняла любовь к интригам, хотя ее последующая карьера показала, что таланта в зтой сфере ей развить не удалось. Материнские чувства Екатериньї тоже играли не последнюю роль в отношениях с невесткой: покуда син бнл счастлив с женой, королевамать горячо пеклась о благополучии Марии. Вннужденная принимать активное участие в делах государства, королева-мать по-прежнему оплакивала свою потерю. Она добросовестно отвечала на бесчисленнне письма иностранннх монархов, виражавших соболезнования в связи с трагической гибелью ее мужа. В письме к Елизавете І

Екатерина Медичи

189

Английской Екатерина назьівает ее «Вьісочайшей и сиятельнейшей государьіней, нашим добрьім другом, сестрой и кузиной, королевой Англии». Благодаря Елизавету за «мудрьіе и добрьіе слова утешения», она пишет: «Утрата... короля... бьіла столь недавней и столь ужасной, принесла столько боли, сожаления и отчаяния, что один лишь Господь, дав­ ший нам зто испьітание, может дать сильї перенести его». Всего месяц спустя после смерти Генриха один посетитель так описьівал горе Екатериньї: «Королева иссушена слезами настолько, что зто вьізьівает слезьі у всех нас». Мария писала матери в Шотландию: «Она так переживала и столь­ ко страдала во время болезни прежнего короля, что, боюсь, как бьі зто не довело ее до серьезной болезни». Вскоре после того, как бьіло написано зто письмо, по­ явились слухи, которьіе впоследствии переросли в легенду о связи Екатериньї с оккультизмом. Традиция утверждает, будто бьі во время последнего приезда в Шомон перед передачей его Диане де Пуатье, королева-мать пожелала узнать судьбу сьіновей и всей династии. Призвав Козимо Руджери, астролога и специалиста по черной магии, она попросила его применить своє искусство предсказания будущего. По свидетельству маршала де Реца, сьіна Екатериньї Гонди, ближайшей подруги королевьі-матери, Руджери установил в дальней комнате замка зеркало. Подобно волшебному зеркальцу из сказки, оно превратилось в зкран, на котором по очереди проявились лица всех сьіновей Екатериньї, кроме Зркюля. Руджери сказал Екатерине: сколько раз каждое лицо промелькнет на зкране, столько лет его обладателю предстоит править. Первьім появился король Франциск: его лицо, едва различимое, мелькнуло в зеркале лишь один раз. За ним последовал младший брат, Карл-Максимилиан (впо­ следствии Карл IX), появившийся в зеркале четьірнадцать раз, его сменил Здуард-Александр (позднее Генрих III), чей призрачньїй лик проявился в зеркале пятнадцать раз. После Здуарда-Александра проявилось и тут же исчезло изображение герцога де Гиза, а за ним явился сьін Антуана де Бурбона Генрих, принц Наваррьі. Он действительно становился законньїм наследником трона, если роду Валуа

190

Леони Фрида

будет суждено пресечься. Его образ мелькнул двадцять два раза. Екатерина, которая, после точного предсказания часа гибели Генриха, вряд ли сомневалась в способностях астрологов, не могла бьіть не поражена таким прогнозом. Существует множество различньїх мнений о Екатерине и зпизоде с зеркалом, но насколько они справедливн, вряд ли можно судить. Когда Диана вступила во владение замком, то обнаружила множество оккультньїх предметов, включая начертанньїе на полу пентакли и другие зловещие указания на то, что королева-мать упражнялась в искусстве черной магии. Бьівшая фаворитка, и раньше не любившая Шомон, никогда туда больше не возвращалась. С первьіх дней правлення старшего сьіна Екатерина муд­ ро позволила всем политическим проблемам лечь на плечи братьев Гизов, оставив за собой драматический образ потрясенной горем женщиньї с детьми-сиротами— матери для всего королевства. Она знала, что в стране, раздираемой кризисами после гибели Генриха, строгие мерьі, необходимьіе, чтобьі справиться с хаосом, сделают Гизов непопуляр­ ними. Не желая в глазах окружающих бьіть причастной к их методам и взглядам, Екатерина держалась в стороне, и всем оставалось только гадать: какова же ее истинная позиция. Даже если Гизьі добьются успеха, они оттолкнут от себя определенньїе слои общества— ввиду своих ради­ кальних религиозннх взглядов, неудержимого честолюбия и растущего количества врагов. Екатерине казалось, что Гизам успеха не видать. Если би Генрих продолжал править, наиболее насущними проблемами для него стали би финансовий кризис королевской казни и религиозная рефор­ ма, угрожающая расколоть Францию. Останься он в живих, присутствие сильного монарха оказало би сдерживающее влияние на враждующие группировки дворян и сохранило би основи социальной иерархии нетронутнми. С его кончиной, однако, исчезла окруженная мистическим ореолом фигура сильного короля, помазанного на царство, под чьей властной рукой разрешаются все противоречия. Екатерина могла только наблюдать, как кардинал Лотарингский борется за укрепление расшатанной зкономики

Єкатерина Медичи

191

Франции. К началу правлення Франциска II государственньій долг составлял 40 миллионов ливров, в основном из-за войньї в Италии и Северной Франции. Королевское содержание, составляемое налогами, упало до 10 тисяч ливров в год. Хуже всего, что большую часть долга требовалось виплатить немедленно. Гизьі, начавшие новое правление с пишних даров многочисленньш вассалам и виплати собственних долгов, что не осталось незамеченним и не могло не сказаться на их репутации, теперь должни били найти вьіход. Кардинал решил вместо увеличения налогов резко сократить расходн, что и сделал в весьма жесткой форме. Королевские проценти с кредитов били сильно урезанн, пенсии — заморожени, магистрати и другие служби пере­ стали получать жалованье. Французские солдати, многие из которнх еще возвращались из Италии, били демобилизовани без виплати жалованья. У них били весьма существеннне причини почувствовать, что их предали политиканьї, отдавшие врагу завоеваннне территории. Зти потерявшие иллюзии люди ньіне били особо восприимчивн к идеям восстания. Впоследствии они вольются в ряди тех, кто будет убивать друг друга во время религиозннх войн. Режим не терпел критики; любьіе протести вьізьівали немедленние карательние мери. Кардинал Лотарингский, до той пори привнісший лишь к миру церковной, «шелковой» дипломатии, вскоре заявит: «Я знаю, что меня ненавидят». Обострялось религиозное противостояние, в то время как режим ужесточал мери против протестантов. Считается, что Екатерина обладала умеренннми взглядами в отношении религии; на нее сильно влияли воззрения невестки, Маргаритн, новой герцогини Савойской, а также других приближенннх, симпатизировавших протестантам, но не являвшихся активними участниками Реформации. Мно­ гие поддерживали мягкую линию в отношении еретиков. Королева-мать получала жалоби и просьби о помощи от главннх деятелей протестантизма. Она сказала протестантскому пастору Франсуа Морелю, что постарается умерить преследование реформатов в обмен на обещание «не созьівать собраний, жить скрнтно и без скандалов». Однако

192

Леони Фрида

она бьша не в состоянии спасти Анн дю Бурга, приговоренного к смерти перед кончиной Генриха. Дю Бург произнес пламенную речь в свою защиту, которая, как он знал, не могла изменить его участи, но позволяла вьіставить учение Кальвина в вьігодном свете и придать ему самому ореол мученика. 23 декабря 1559 года его повесили, а затем сожгли на Гревской площади. Морель необдуманно прислал Екатерине гневное письмо, где говорилось: «Бог не оставит подобной несправедливосте безнаказанной... и, раз Бог уже наказал последнего короля, понятно, что теперь Его карающая длань коснется королеви и ее детей». Не стоило питаться таким способом добиться поддержки от Екатериньі! Подобньїе вьіпадьі она воспринимала как вероломньїе оскорбления. Кроме того, она всегда подчеркивала, что ее предложение помочь визвано лишь желанием избежать кровопролития и никак не связано «с истинностью или ложностью их доктрини». Г и зьі продолжали сурово преследовать протестантов, что, как полатала Екатерина, не могло не разжечь пламени. Даже кардинал, зачинщик нових драконовских законов против еретиков, заявил Трокмортону: «Никто не и с п ь і т ь і вает такой ненависте к крайним мерам, как я». Несмотря на невозможность спасти Анн дю Бурга или облегчить участь реформатов, Екатерина поддерживала контакт с явними кальвинистами через своих друзей— умеренньїх протестантов. Правда, на тот момент ее руки оставались связанньїми. Хотя Екатерина не могла оказьівать поддержку открьіто, крайние кальвинистьі получали помощь и защиту от других влиятельньїх лиц. Антуан де Бурбон бьіл, несомненно, жалким типом, однако его брат Луи Конде являлся вдохновенной личностью, привлекавшей внимание. Конде разочаровался в брате и, движимьій личньїми амбициями, фамильной гордостью, религиозньїми убеждениями и бедностью — ведь он бьіл вторим сином в семье — обнаружил, что новая религия предоставляет ему отличное поле для деятельности. Главное, от чего страдал Конде, бьіло то, что, будучи потенциальньїм лидером оппозиции, он не обладал той легитимностью, которая бьша у его брат — пер-

Екатерина Медичи

193

вого принца крови, имевшего право претендовать на звание главьі регентского совета. Французское военное вмешательство против Англии в Шотландии обеспечило еще большую непопулярность Гизов. Когда Франциск стал королем Франции, он уже бьіл ко­ ролем Шотландии, благодаря женитьбе на Марии Стюарт, и вместе с женой претендовал на английский трон. К ярости королевьі Елизаветьі І царственная чета, подчеркивая свои притязания, ввібрала для себя герб, обьединяющий змблемьі Шотландии, Франции и Англии. В сентябре 1550 года Мария де Гиз, регентша Шотландии, столкнулась с восстаниями в своей стране, вьізванньїми религиозной распрей и политической нестабильностью. Елизавета сделала все, что могла, дабьі поддержать восстания на севере. Марию спас­ ло от катастрофи лишь прибьітие французских войск. Вся зта ситуация получила название «войньї змблем» с намеком на стремление Марии и Франциска присвоить себе англий­ ский герб. Екатерина, чьи намерения в отношении Шотлан­ дии бьіли прямо противоположньї намерениям Гизов, спра­ ведливо боялась, что французи пресьітятся заграничньїми авантюрами, позтому предпочитала вернуть войска домой. Зта кампания, по мнению королевьі-матери, представляла угрозу интересам Франции. Тем временем здоровье Франциска продолжало вьізьівать серьезньїе опасения. К осени 1559 года тяжельїе приступи головокружения стали учащаться. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он питался отогнать слабость, резко взмахивая руками и ногами. Кожа его покрилась фурункулами, лицо же, распухшее еще сильнеє, чем прежде, било все в прищах и наривах. Хотя он заметно подрос со дня, когда стал королем, казалось, сили покидают его. В попнтках хоть как-то справиться со слабостью он весь отдался охоте. И, в конце концов, слег с гнойннм наривом в ухе. Мучительная боль времнами доводила его до помешательства. Екатерина призвала лекарей, которне посоветовали ей отправить коро­ ля в долину Луари, где в мирной обстановке он сможет по­ правиться. Она решила на зиму и весну забрать его в Блуа. Королева Мария тоже не отличалась крепким здоровьем, 7 Л. Фрида

194

Леони Фрида

ее мучили головокружения. Периодически с ней случалась дурнота. Неудивительно, что семейство Гизов бьіло весьма озадачено будущим династии Валуа-Гизов, ибо перспекти­ ва рождения здорового младенца— в особенности из-за деформации «секретних органов» Франциска— казалась маловероятной. В начале осени 1559 года Мария ошибочно приняла очередньїе приступи дурнотн за беременность. Она оптимистично облачилась в широкое платье— традиционное одеяние женщин, ждущих ребенка, но бистро сняла его, когда поняла, что беременность оказалась фантомной. Чахлость королевской чети не могла оставаться тайной. Кроме явних признаков телесной немощи, против них работало также типичное для XVI века отсутствие приватности: все процесси совершались на виду, и слухи об интимннх про­ блемах широко циркулировали при дворе. Чем вьіше била ступенька на социальной лестнице, которую занимало то или иное лицо, тем меньше оно могло рассчитнвать на уединение. Монарх почти никогда не оставался один. Совершенно нормальним спиталось совершать злементарнне акти гигиенн в присутствии слуг и привилегированннх придворних. Слугам часто платили за подгляднвание за царственньши господами; о состоянии постельного белья и других интимннх моментах сообщалось послам или при­ дворним, готовим платить за зту секретную информацию. Помимо беспокойства о хвором сине, Екатерину мучила разлука с дочерьми, Елизаветой и Клаудией (Клод), а так­ же с невесткой Маргаритой, герцогиней Савойской, ибо все троє вишли замуж и покинули двор. Клаудия, герцогиня Лотарингская, уехала из Франции первой. Во время прав­ лення Генриха II ее муж, Карл III Лотарингский, воспитнвался при французском дворе, где его держали в качестве гаранта лояльносте старшего герцога. Брак Карла и Клод оказался счастливьш и, так как их владения находились у восточной границн между Францией и Империей, пара часто наносила визитьі Екатерине, впоследствии привозя к ней внуков. Екатерина, в свою очередь, часто ездила в Лотарингию, где прошли немногие из счастливнх моментов

Екатерина Медичи

195

ее нелегкой жизни. Герцог Карл бьіл добрьім, внимательньім и очень любил свою тещу.

18 ноября 1559 года Маргарита Савойская с тяжестью на сердце покинула Блуа. Екатерине бьіло грустно провожать сестру мужа. Ей будет не хватать не только близкой дружби, но и разумньїх советов Маргаритьі. Она немало утешала Екатерину после смерти Генриха, много говорила о протестантах, настаивала на милосердий и понимании в отношении их верьі. Маргарита, видимо, оказьівала немалое влияние на религиозную политику Екатериньї через Мишеля де Л ’Опиталя, образованного юриста и туманиста. Подобно Екатерине, он твердо верил: урегулирование отношений между государством и реформаторами религии возможно только мирньїм путем. Став канцлером в має 1560 года, Л ’Опиталь помогал королеве-матери вьіработать отношение к протестантам в дни грядущих религиозньїх волнений. В тот же день, когда Маргарита Савойская отправилась в Ниццу к мужу, Екатерина со свитой покинули Блуа, чтобьі сопровождать принцессу Елизавету до серединьї пути к ее мужу, Филиппу II. Екатерина всячески оттягивала отьезд дочери, затевая великие приготовления и медля со сборами, но наконец 18 ноября 1559 года королевский кортеж и последний обоз с вещами Елизаветьі вьіехали из Блуа. Неделю спустя они достигли Шательро, где королева-мать и младшие дети провели мучительньїе часьі прощання с сестрой, тринадцатилетней королевой Испании. Рьідания Ека­ териньї бьіли столь душераздирающими, что даже самьіе жестокосердьіе зрители не могли остаться равнодушньїми. Но вот последние «прости» бьіли сказаньї, и Елизавета, то­ ненькая, темноглазая, еще не достигшая брачного возраста, но не по годам рассудительная, в полном самообладании и без всякого волнения отправилась на встречу с мужем, дваждьі вдовцом, на двадцать лет старше ее. Екатерина поддерживала с Елизаветой самую знергичную переписку. Зти письма, полньїе советов, инструкций и придворних сплетен, дают некоторое представление о том, что творилось в уме и на сердце королевьі-матери. Неспособная виразить свою привязанность физически, она, как могла, делала зто

196

Леони Фрида

в письмах. Многие из них, написанньїе ее собственньїм, почти неразборчивьім, почерком, подньї слухов и новостей. Письменньїй французский Екатериньї оставался очень пло­ хим, она писала, как сльшіала, часто совершенно непра­ вильно, но зато в письмах сохранялся зффект живой речи королеви. Встретившись со своей невестой ЗО января 1560 года уже на территории Испании, в Гвадалахаре, Филипп заявил, что «абсолютно счастлив». Елизавета вскоре написала матери, что, получив такого мужа, считает себя счастливейшей девушкой в мире. Несмотря на то, что юная дама могла радоваться теплому приему и доброте супруга, труд­ но себе представить, чтоби Филипп мог визвать в невесте столь бурний знтузиазм. Суровий, сухой и педантичний, испанский король полагал своей главной задачей спасти мир от ереси. Для него не могла пройти незамеченной ни одна мельчайшая деталь. Спустя несколько лет Екатерина, вся жизнь которой била мучительннм сочетанием материнских и династических проблем, сделалась для Филиппа непостижимой загадкой и камнем преткновения. Однако какое-то время— отчасти благодаря заслугам Елизаветн Испанской— отношения между двумя странами отличались небнвалой теплотой. Филипп также сдержал слово, данное умирающему Генриху II, взять Францию под свою защиту. Испанский король бнл поражен, видя соседнее государство, наводненное єретиками, которие могли отравить и его королевство, и зто сократило период сердечних отношений между странами. В феврале 1516 года слухи о заговоре против Гизов и их режима начали просачиваться из Парижа в Блуа. Нараставшее количество протестантов и других враждебннх администрации лиц обратились к Луи Конде, прося возглавить движение против Гизов. Они хотели захватать братьев, предать их суду и «освободить» короля, при зтом присягнув ему на верность. Двадцатидевятилетний Конде, ставший протестантом через жену, Злеонору дю Руа, бнл низкорослнм, но знергичннм человеком, у него хватало и храбрости, и сили духа. Не имея возможности напрямую возгла-

Екатерина Медичи

197

вить восстание, принц, подготовив все детали, доверился мелкому дворянину из Перигора, сеньеру де Ла Реноди. Ла Реноди, прежде клиент Гизов с сомнительньїм пронільїм, вьінужден бьіл отправиться в Женеву, где принял кальвинизм. Кальвин лично не имел с ним дел, но ему оказьівал поддержку Теодор де Без, старший из помощников Кальвина. После встречи 1 февраля 1560 года в Нанте, близ порта Гюг (Hugues), заговорщики согласовали свои цели, состоявшие в захвате Гизов и обращении с просьбой к королю, с тем, чтобьі он разобрался с продажностью духовенства. После зтого они полатали возможньїм исправить все прочие несообразности в королевстве, установив регентство Бурбонов. Ла Реноди разослал 500 агентов для сбора наемников, но так, чтобьі имя организаторов держалось в се­ крете. В армию заговорщиков потянулись иностранньїе сол­ дати; обратились также за помощью к королеве Елизавете Английской. По одним источникам, королева дала какую-то сумму денег, по другим — обещала только моральную под­ держку, но в любом случае толку бьшо немного. Встречи заговорщиков в Гюге дали начало названию «huguenot» (в русском написаний— «гугенот»), которьім в дальнейшем обозначали французских протестантов. Они договорились начать восстание 10 марта, хотя впоследствии перенесли зту дату на 16-е. К несчастью заговорщиков, слухи о восстании бистро распространились и зффект неожиданности не сработал. Шпионов и провокаторов в те дни развелось столько, что почти невозможно бьіло сохранить такие вещи в тайне, какие бьі мери предосторожности ни предпринимались. Коекакие сведения просочились за предельї круга гугенотов и бистро распространились. Английские католики, просльїшав о заговоре, предупредили кардинала Лотарингского, один из германских князей рассказал о готовящемся восста­ нии архиепископу Аррасскому. В довершение всего сам Ла Реноди не смог удержаться и трезвонил на каждом шагу о своей роли в заговоре и о неизбежном падении его врагов. Он сообщил одному парижскому адвокату, сочувствовавшему гугенотам, у которого гостил, все подробности плана

198

Леони Фрида

до последней детали. Тот, боясь, как бьі его не обвинили в измене, передал информацию кардиналу. Убежденньїй в том, что за заговором стоит Елизавета Английская, раздосадованная участием Франции в шотландских делах, Франсуа де Гиз начал готовить операцию по подавлению восстания. Екатерина писала герцогине де Гиз: «Нас предостерегают отовсюду, вести идут в Блуа... король, мой сьін, очень зтим обеспокоен и приказал всем зтим людям возвращаться по домам». Она продолжала соблюдать политику невмешательства, но Франсуа де Гиз вьінашивал другие планьї. Город Блуа бьіло нетрудно взять штурмом, позтому 21 февраля 1560 года герцог распорядился, чтобьі король и двор незамедлительно переехали в соседний замок, в Амбуазе. Про­ никнуть за стени зтой солидной средневековой твердьіни заговорщикам било не так-то легко. Екатерина спорила с Гизами, считая, что восстание вряд ли является английскими происками, но скореє всего, подогревается врагами режима в самой Франции. При поддержке Колиньи, побьівавшего в плену и потому хорошо знающего обстановку, королева-мать настаивала на смягчении жестоких мер против протестантов, что могло би предотвратить восстание. Потрясенннй готовящимся бунтом и ростом непопулярности режима, Франсуа де Гиз утратил обнчное хладнокровие. Прячась за стенами крепости, он отправлял отрядьі на поиски заговорщиков. Екатерина тем временем продолжала добиваться написання декларации для умиро­ творення гугенотов. Настоятельнне попитки королевн-матери привели к изданию Амбуазского здикта, обещавшего амнистию за все прошлне религиозние преступления тем, кто откажется участвовать в ньшешнем восстании. Однако свободу вероисповедания здикт не обьявлял. Впрочем, в течение нескольких дней били освобождени некоторне узники, арестованнне из-за их религиозннх убеждений. Зти мери Екатеринн позволили протестантам надеяться, что она станет обращаться с ними мягче, нежели лотарингские братья. Однако никто из них не смог изменить обстоятельства: отрядн иностранннх наемников уже били наготове, собираясь захватить замок.

Екатерина Медичи

199

В крепости ненадолго настало спокойствие. Придворная жизнь текла, как обьічно, но между людьми то и дело пробегал шепоток. Между тем Ла Реноди, все еще уверенньїй в успехе своего мероприятия, бьіл занят расстановкой войск у городка Амбуаза. Королевская семья и главньїе придворньіе ждали первого удара, надеясь, что их войска первьіми обнаружат неприятеля. В напряженной обстановке, среди многих ложньїх тревог, просочился слух от иностранного информатора, что во главе восстания стоит некий «вьіскородньїй принц». Гадая, кто бьі зто мог бьіть, Екатерина назначила только что прибьівшего Конде, чьи симпатин к протестантам ни для кого не бьіли тайной, главой королевских телохранителей. Зто заставило бьі принца оставать­ ся в замке при короле. Как ни почетно бьіло зто звание, оно, по сути, означало наложение домашнего ареста, ибо отлучиться Конде уже никуда не мог. Однако он сохранял видимость полного спокойствия.

6 марта в лесу близ Амбуаза бьіла захвачена группа из пятнадцати человек. Они явно испьітали облегчение, буду­ чи пойманньїми, ибо участие в заговоре их сильно смущало. Один из офицеров гвардии пришел, королеве-матери и признался, что должен бьіл участвовать в восстании — ему поручалось запереть на замок покои короля и разлучить его с Гизами. Кое-где находили другие разрозненньїе группьі; вияснялось, что зто простьіе люди, которьім хотелось лишь потворить с королем напрямую о новой религии. Наконец в ночь с 15 на 16 марта бьіли пойманьї главньїе лидерьі вос­ стания. С ам о т Ла Реноди обнаружили в лесу 19 марта. Он бьіл застрелен вьістрелом из аркебузи. Просльшіав о про­ вале мероприятия, многочисленнне отрядьі повернули на­ зад, а те, что все-таки дошли, били с легкостью рассеянн. Местнне жители и посланние Гизами войска не только по­ давили любьіе проявлення мятежа, но и поймали всех мятежников — одних убивали на месте, других отдавали под суд. Торжествующий герцог желал наказать заговорщиков так, дабьі зто стало уроком для всех в королевстве. Рядових мятежников завязнвали в мешки и топили в Луаре либо вешали на високих местах — так, чтобьі всем в городе било

200

Леони Фрида

видно. Зубчатьіе стеньї и башни оказались очень удобньїми в качестве виселицн, и на протяжении десяти дней гроздья разлагающихся тел служили небьівальїм украшением замка. Фактьі не подтверждают распространенного мнения о кровожадности Екатериньї: известно, что она питалась спасти хотя би одного офицера, но Гизьі не обращали на нее внимания. Даже Анна д ’Зсте, жена Франсуа де Гиза, пришла к королеве-матери и с плачем жаловалась на «жестокость и бесчеловечность» возмездия. Финалом стала казнь руководителей заговора. На просторном дворе замка Амбуаз били воздвигнутн трибуни для зрителей. Их заполнили придворние и внсокопоставленньїе гости. Король, его мать и младший брат, Карл-Максимилиан, десяти лет от роду, сидя рядншком, наблюдали за тем, как пятьдесят два дворянина лишились голов на плахе. Вместе с королевской семьей сидел и Конде. Об его участии в заговоре ничего не било известно, и теперь он бесстрастно наблюдал, как люди храбро шли на смерть, за­ метав только: «...если французи знают, как поднимать восстание, они знают также, как умирать». Рассказивают, что приговореннне пели псалми, ожидая очереди на плаху, и звук их пения все слабел по мере того, как увеличивалось число отрубленних шлов в корзине. Франсуа де Гиз, верхом на лошади, красовался возле зшафота, наблюдая за гибелью изменников. Екатерина, застившая в напряжений, не шевелясь, взирала на кровавое зрелище, и каждьій, кто пнтался отвернуться и не смотреть, натнкался на свирепнй взгляд королевн-матери. По ее мнению, зта жестокая расправа не являлась окончательним решением религиозннх раздоров, но била необходимим наказанием за измену, тем более что монархом являлся ее син. Несмотря на то что мятежники заверяли всех в своей преданности королю, они все равно подвергали риску его и королевство. Позтому лично для ко­ ролеви кровопролитне било попросту неизбежньш ритуа­ лом. И еще Екатерина желала понять, что двигало людьми, заставляя рисковать жизнью и троном ее сина. Как только закончились казни, она приступила к расследованию. Вияснилось, что существовало два типа гу-

Екатерина Медичи

201

генотов: те, кто действительно следовал новой религии, и те, кто не желал подчиняться противозаконному режиму Гизов. Последние умиротворились бьі, если бьі ненавистньіх братьев и их прихвостней заменил совет, возглавляемьій Бурбонами— принцами крови. Екатерина предпочла бьі лично побеседовать с такими протестантами, но, по понятньїм причинам, получила лишь письменньїе ответьі. В королевстве разгорелась пропагандистская война, и Ека­ терина оказалась под прицелом наряду с Гизами. По Франции разгуливали памфлетьі, где ее називали шлюхой, наградившей сьіна проказой (многие думали, что Франциск болен проказой). По стране прокатались волньї глумления над церковними законами, особенно в Дофинз, Гиени и Провансе. Больше всего беспокойства вьізьівал тот факт, что протестанти обьединялись и все лучше вооружались. Заговор в Амбуазе и последовавшие за ним репрессии ста­ ли пропагандистским оружием для гугенотов, обращавшихся за помощью к иностранньш князьям-протестантам. Зти собнтия укрепили силу противников режима, привлекая на их сторону новообращенннх гугенотов, зачастую из числа знати, представители которой могли подготовить и организовать регулярную армию. Даже собственную инициативу Екатеринн, Роморантенский здикт от мая 1560 года, повелевающий, чтобьі лишь церковнне суди рассматривали религиознне судебнне дела, не удалось ни ратифицировать, ни воплотить. Согласно здикту, церковь лишалась права виносить смертние приговорн, а в целом зтот акт бьш направлен на то, чтобьі обойти стороной суровие религиознне закони Генриха II. Колиньи, племянник коннетабля, произведя опрос от лица королевн-матери, пришел к виводу, что единственним спо­ собом спасти королевство от хаоса является созьів большого совета. С согласия Екатеринн он бьш созван 21 августа 1560 года в Фонтенбло. Одновременно она настояла на заключении мира с Англией и прекращении активного вмешательства в дела Шотландии, ибо королевству не под силу било держать войска и тратить деньги на боевьіе действия на севере. Французские и английские войска били вьіве-

202

Леони Фрида

деньї из Шотландии, но Мария и Франциск не оставили своих притязаний на трон Елизаветьі и герб не изменили. Франциск, под влиянием Марии и ее дядюшек, отказался ратифицировать Здинбургский мирньїй договор, но основ­ ная цель бьіла Екатериной достигнута: мир с Англией и прекращение оттока людей и средств в Шотландию. Она радовалась и тому, что на поддержание амбиций семейства Гизов более не расходуются средства французской казньї. Марии в зти месяцьі пришлось несладко; мало того, что Франция прекратила оказьівать поддержку шотландскому королевству, но еще и ее любимая матушка, Мария де Гиз, умерла от водянки 11 июня 1560 года после долгой болезни. Джон Нокс, ликуя по поводу смерти королевн-регентши, писал: «...ее живот и ноги отвратительно распухли, и так продолжалось, пока Бог не свершил над нею свой при­ твор». Еще раньше он писал, будто корона на голове ко­ ролеви «вьіглядела... как седло на бодливой корове». Вести о смерти матери подкосили Марию. Королева, страдая «то от одной бедьі, то от другой», получала утешение у Екатериньї, знающей по своєму опиту, что такое тяжелая утрата. Хотя зто не мешало ей теперь, когда шотландской пробле­ ми более не существовало, вплотную заниматься грядущей встречей в Фонтенбло, направляя всю свою знергию на сохранение мира во Франции. К несчастью, два важних участника совета— Антуан де Бурбон и его брат Луи Конде — бойкотировали встречу в Фонтенбло. Конде, избежавший обвинения в Амбуазском затворе, теперь, когда бнл учинен обьіск в е т владениях и бумагах, обеспокоился насчет собственной безопасности и переехал на юг, поближе к брату и подальше от Гизов. Екатерина к зтому времени уже пользовалась поддержкой Мишеля де Л ’Опиталя, ставшего канцлером в має 1560 года, стремление которого к мирному разрешению проблеми подкреплялось девизом: «Un Roi, une Loi, une Foi» («Один король, один закон, одна вера»). Он полагал, что двум религиям во Франции мирно не ужиться, но решительно противостоял насильственньш репрессивннм мерам, от которнх ожесточение и сила гугенотов лишь росли. Его мнение на­

Єкатерина Медичи

203

ходило сочувствие у Екатериньї. Стремясь вьісвободиться из железньїх тисков Гизов, но не желая полностью пори­ вать с ними, королева должна бьіла отньїне действовать весьма осторожно. Екатерина хотела иметь их у себя под каблуком, чтобьі самой располагать большей свободой для управлення делами сьіна, ибо в зтом видела главное своє назначение. Если она слишком сильно подорвет авторитет лотарингцев, они и вовсе устранятся, но их воєнная сила и возможности слишком велики, чтобьі позволить им перейти в оппозицию. Замена Гизов Бурбонами означала хаос, не говоря уже о том, что происхождение принцев крови мог­ ло серьезно угрожать правам ее детей на трон. Екатерина считала возвращение Монморанси еще менее приемлемой мерой. Она не только не любила его лично, но и опасалась его влияния. На открьітии совета в Фонтенбло 21 августа 1560 года королева-мать призвала советников следовать политике, которая поможет королю — «сохранить скипетр, его подданньїм — избавиться от страданий, недовольньїм — удовлетвориться, если зто возможно». Затем к кафедре вьішел новий канцлер и произнес пространную речь о бедствиях Франции и возможних путях спасения. Наконец братьев Гизов пригласили виступить с отчетом о своих делах. По­ сле зтого открьіли дискуссию, чтобьі могли висказаться другие участники совета. Колиньи представил две петиции, одну— королеве-матери, вторую— королю, в которнх просил позволить протестантам мирно исповедовать свою веру, пока не состоится заседание генерального со­ вета с окончательним решением по религиозньш вопросам. Документ обращался к Екатерине с просьбой стать новой Зсфирью и вести Божий народ от притеснения к процветанию. Гизьі с презрением отвергли петицию, заявив, что она не подкреплена подписями. Колиньи возразил, что мог би легко собрать 10 тисяч подписей, на что герцог заявил: «Колиньи придется одну из зтих подписей сделать кровью, ибо сам он скореє всего возглавит зти десять тисяч». Слово взял Жан де Монлюк, сторонник королевн-матери. Он внразил взглядн Екатериньї, когда спросил, как

204

Леони Фрида

можно оправдать жестокость, с коей обрушились на реформатов, испьітьівающих «страх перед Господом и почтение к королю». Он продолжил, предположив, что при более мягких мерах страна скореє бьі успокоилась и не нужньї бьіли бьі радикальньїе переменьї в правительстве. После нескольких дней жарких прений решили созвать Генеральньїе штатьі в Фонтенбло 10 декабря 1560 года, а вслед за ними, через месяц — Собор духовенства, дабьі решить проблемьі религии во Франции и французской церкви. Папу Пия IV встревожила идея такого собора вне его контроля: он боялся, как бьі зто не стало шагом к созданию схизматической «галльской церкви». В целом членьї совета просили Екатерину о снисхождении в отношении реформатов. Они надеялись, что смогут получить разрешение свободно исповедовать свою веру, по крайней мере не подвергаясь гонениям. Совет в Фонтенбло мож­ но рассматривать как политическую победу Екатериньї: ее позиции укрепились, что свидетельствовало о политической зрелости королевьі. Однако бьіли и такие, кто смотрел на зто заседание без особьіх надежд, все еще предполагая, что справиться с Гизами можно лишь путем активного действия, поставив Бурбонов во главе совета. Отсутствие некоторьіх лиц ясно дало понять: существуют люди, рассматривающие правление Гизов как незаконное. Параллельно с заседанием совета в Фонтенбло Антуан де Бурбон собрал встречу в Нераке, где велись разговорьі, подогревающие определенньїе настроения среди поддерживавших его дворян. Монморанси, как спиталось, поддерживал Бурбона, хотя сам бьіл чрезвьічайно осторожен, избегая обвинения в измене. В ноябре 1560 года приготовления гугенотов к воєнному противостоянию уже шли полньїм ходом, и Екатерина вьінуждена бьіла признать, что на оппозиционную партию не произвели ни малейшего влияния принятьіе решения о переменах и последующих встречах. Они верили: только воєнная сила поможет им избавиться от чужеземньїх принцев и освободить законного короля Франции от назойливого влияния ненасьітньїх Ги­ зов. Беда разразилась поздней осенью 1560 года, когда вой-

Екатерина Медичи

205

ска гугенотов атаковали главньїе города на юге и юго-западе Франции. Екатерина обратилась за помощью к Филиппу Испанскому и герцогу Савойскому. Гражданская война ка­ залась неизбежной. В тщетной попьітке добиться расположения Бурбона, королева-мать послала ему от лица короля приказ присоединиться ко двору в Орлеане. Ему бьіло велено привезти с собой брата, Конде, дабьі последний мог обьяснить свою деятельность, особенно в отношении организации незаконной армии. Екатерина распорядилась, чтобьі отправленньїй к братьям Бурбонам посланец тонко намекнул им: о военньїх приготовлениях рассказал сам коннетабль. Фактически зто бьіло ложью, но возьімело действие, разрушив доверие между Бурбонами и «коннетаблистами». Зто также поста­ вило принца перед необходимостью вьібора. Занервничав, он рассудил: лучше не поднимать сейчас войска, а отправиться с братом ко двору. Как только пара появилась в Ор­ леане, Конде немедленно арестовали. Арест принца крови бьіл рискованньїм мероприятием, и Екатерина, конечно же, не желала видеть Конде приговоренньїм к смерти. Ей также бьіло известно, что Гизьі, игнорируя право Конде на суд вьісшей знати, желали видеть своего заклятого врага перед особьім трибуналом, дабьі поскорее избавиться от злополучного принца, что заставило бьі его последователей перейти к открьітому мятежу. Смерть Конде, таким образом, похоронила бьі все надеждьі на мирное урегулирование враждьі. Заседание суда открьілось 13 ноября 1560 года, а 26-го Конде уже бьіл обвинен и приговорен к казни, которая назначалась на 10 декабря. Двоє поддерживавших Екатерину членов трибунал а, Л ’Опиталь и дю Мортье, отказались поставить свои подписи под до­ кументом, тем самьім откладьівая казнь, но ненадолго. Как раз когда собьітия зашли в тупик, король тяжело заболел. Уже 9 ноября с ним случился припадок и он потерял сознание, а спустя неделю — после охотьі в особенно холодньїй день — он снова слег с жалобой на боль в левом ухе. На следующий день, однако, Франциск посетил торжественную службу в соборе Сент-Зньян в Орлеане, где,

206

Леони Фрида

согласно обьічаю, прикасался к золотушним. Бедньїй мальчик и сам-то вьіглядел настолько больньїм, что недужньїм бьіло попросту невозможно поверить в его «исцеляющую» силу. Скореє всего они, наоборот, боялись заразиться еще сильнеє. Слухи о заболевании короля проказой только усиливались, когда видели пятна на его коже и синюшно-багровьій цвет лица. Во время вечерни того же дня с ним снова случился обморок, второй за последние два дня. После осмотра врачи обнаружили свищ в его левом ухе, которьій вьізьівал чудовищную боль. Они бьіли бессильньї облегчить муки короля, лицо его побагровело, нарьівьі проступили еще ярче. Тело отказьівалось служить Франциску; зловонное дьіхание свидетельствовало о внутреннем разложении. Екатерина и Гизьі находились при юном страдальце, закрьів остальньїм доступ к нему. Некоторое время его состояние удавалось держать в тайне. Вдобавок ко всему участники Генеральньїх штатов, созьіваемьіх 10 декабря— в тот же день, на которьій назначили казнь Конде, — уже начали прибьівать в Фонтенбло, готовясь к открьітой сессии. Их нужно бьіло любой ценой держать в неведении относительно болезни короля. А тем временем больное ухо распухло, начался сепсис. Зловонньїе вьіделения из раньї лишь раздражали и без того болезненную кожу. Юноша лежал в агонии, доктора предупредили королеву-мать— необходимо готовиться к худшему. Она всегда знала, что сьш ее слаб: и врачи, и предсказатели пророчили ему смерть в молодом возрасте (Нострадамус утверждал, что старший сьін Екатериньї не достигнет восемнадцати лет). И теперь королевамать беспомощно смотрела на то, как страдает Франциск, утративший даже дар речи. Она писала невестке Маргарите, герцогине Савойской: «Я не знаю, как начать письмо к вам, когда подумаю об ужасной беде и несчастье, которое Господь соблаговолил ниспослать нам, после столь многих прежних лишений и несчастий, вида, как ужасно страдает от чудовшцной боли ко­ роль и мой сьін. Я все же надеюсь, что Отец наш небесньїй избавит меня от отой муки и оставит его со мной... Ничто не спасет зто королевство, если Господь не пожелает зтого.»

Екатерина Медичи

207

Встревоженньїе взглядьі Гизов и их сторонников не мог­ ли долее укриваться от остальннх, начали разноситься слу­ хи, что король опасно болен. Сторонники Конде вздохнули в надежде на то, что в случае кончини короля их лидера, возможно, помилуют. Екатерина, между тем, должна била продумать, как поступать, если Франциск не вьіживет. Так как Карлу-Максимилиану исполнилось всего десять лет, его обьявят малолетним и назначат регента до достижения им пятнадцатилетнего возраста. Генеральньїе штати, скореє всего, захотят поставить регентом Бурбона, при зтом у Екатериньї останется еще меньше власти, нежели при Гизах. Она знала, что действовать нужно бистро, дабьі предотвратить голосование. И тут Екатерина продемонстрировала свои способности к политическому манипулированию. Как только королю стало чуть легче (абсцесе прорвалея, причем гной хльїнул через рот и ноздри), королева-мать решила еделать неожиданннй ход. Она визвала брата Конде, Антуана де Бурбона, к себе. Там, в присутствии Гизов, Екатерина с горечью обвинила его в подготовке восстания и распекала за изменническое поведение. Боясь бить приговоренннм к смерти, подобно брату, Бурбон совершенно потерял голову и, отчаянно защищаясь, пообещал, в знак доброй воли, передать своє право регентства королеве-матери. Она заставила его подписать документ, подтверждающий зто, и взамен пообещала еделать его королевским наместником, когда Карл взойдет на трон. Гизьі — ннне боявшиеся за собственную безопасность, ибо расправились с Конде без надлежащего суда, — били подкуплени Екатериной, которая заста­ вила умирающего короля подтвердить, что якобьі зто он, а вовсе не Гизьі, велел арестовать Конде и приговорить к смерти. Екатерина затем попросила Гизов и Бурбона обнять друг друга в знак примирення. Зтот ничего не значивший жест послужил символом «примирення» врагов и увенчал ее триумф. Взаимно уничтожив две враждебние ей партии, Екатерина вьішла победительницей. Небольшое улучшение здоровья Франциска оказалось ложньїм, и Екатерина, проводившая неусипно дни и ночи

208

Леони Фрида

у его постели вместе с Марией, отвлекаясь, лишь когда того требовала политика, вновь вернулась к ложу тяжелобольного. Отвратительньїе снадобья почти не помотали, только продлевая страдания несчастного мальчика. Популярное лекарство, ревень, не смогло остановить распространение абсцесса на мозг короля, в то время как во всех церквях Орлеана молились о его вьіздоровлении. Пробьів на тро­ не лишь шестнадцать месяцев, 5 декабря 1560 года король Франции Франциск II испустил последний вздох, и душа его покинула изможденное тело. Екатерина незамедлительно взяла все управление хозяйством в свои руки. На следующий день после смерти Франциска она забрала у его вдовьі все драгоценности, принадлежащие французской королевской фамилии, оста­ вив несчастную, рьідающую от горя девушку в затянутьіх черньїм покоях. Никто не мог сказать, что Екатерина не страдала от потери сьіна, но в то время от нее требовалась вьісочайшая сосредоточенность, чтобьі сохранить собственное положение и положение нового короля, десятилетнего мальчика. Потребовав закрить доступ во дворец, королева-мать собрала частньїй совет, на котором обьявила коро­ лем Франции Карла-Максимилиана, которьій отньїне носил имя Карла IX. Она открьіла заседание словами: «Богу бьіло угодно забрать моего старшего сьіна, но я не позволю себе предаться отчаянию; я склоняюсь перед Его божественной волей и намерена отньїне помогать и служить королю, мо­ єму второму сьіну, в меру своих жалких сил». После чего ясно обьявила о намерении править вместо сьіна, пока он не достигнет нужного возраста: «Таким образом, я решила держать его подле себя и править государством, как должна поступать всякая преданная мать. Принимая на себя зту обязанность, я желаю, чтобьі вся адресованная ему корреспонденция в первую голову направлялась ко мне. Я буду вскрьівать ее в вашем присутствии, а в особенности в присутствии короля Наваррьі, которьій займет первое место в совете как ближайший родич короля... такова моя воля. Если любой из вас желает говорить, пусть сделает зто». Антуан де Бурбон, король Наваррьі, дал согласие, осталь-

Екатерина Медичи

209

ньіе также формально согласились, что и бьіло нужно королеве-матери. В день смерти Франциска герцог де Гиз и его люди, проводившие все ночи, дежуря у королевского ложа, явились вьіразить свою преданность королеве-матери и ее сьіну. Среди присутствующих бьіли королева Мария, другие королевские дети, кардинал Лотарингский, Антуан де Бурбон и несколько фаворитов двора. Для Гизов и Бурбона представился удобньїй случай обвинить во всех прошльїх ошибках скончавшегося короля, расчистив себе путь на будущее. Королева-мать слушала их речи, в которьіх они обвиняли себя в промахах и ошибках, но ссьілались на приказьі короля Франциска. Как только герцог замолкал, Екатерина медленно кивала и отвечала тихим, скорбньїм голосом: «Все верно, все верно, все, сделанное вами, бьіло сделано по распоряжению моего сьіна». Затем за самобичевание взялся Бурбон, уверяя, что хотел лишь блага для страньї. Кардинал также пообещал действовать в защиту интересов королевьі-матери и ее сьіна, нового короля. Все главньїе действующие лица зтого спектакля повели себя точь-в-точь по тому сценарию, которьш Екатерина подготовила для них всего за несколь­ ко дней до случившегося. Трудно себе представить, какое удовлетворение испьітьівала королева-мать, получая заверения в преданности и скромньїе обещания верно служить от двух партий, которьіе столь долго не только смотрели на нее сверху вниз, но и вообще игнорировали. Она знала: все их покаянне — пустой звук, но ей бьіл необходим хотя бьі временньїй союз с ними для укрепления своей власти. Время поджимало, ибо Генеральньїе штатьі, еще не знавшие, что Бурбон передал право регентства Екатерине, должньї бьіли собираться, и королева-мать назначила на 21 декабря частньїй совет. Нейтрализовав как Гизов, так и Бурбона, она обьявила себя правительницей королевства со всеми полномочиями монарха. Подобно тому, как поступи­ ли Гизьі после смерти Генриха, она поставила народ перед фактом. В стране, где за семнадцать месяцев сменился третий монарх, Екатерина, царственная королева-мать в траурном одеянии, представляв собой нечто неизменное, вносила

Леони Фрида

210

утешение в души народа. Наконец, в возрасте сорока одно­ го года, она очутилась на самом пике настоящей власти и могущества. Опасность, грозившая Франции, не уменьшилась, но теперь она сможет справляться с нею сама.

ГЛАВА 7. ПРАВИТЕЛЬНИЦА ФРАНЦИИ «Я такова, какова я єсть, чтобьі защитить ваших братьев и их королевство» 1560-1562

В результате целого ряда «династических несчастий» и ловко использованньїх обстоятельств итальянка Екатерина Медичи, сорока одного года от роду, вдовствующая коро­ лева Франции, стала и де юре, и де-факто правительницей государства. Ее главньїм желанием бьіло вернуть славньїе дни Франциска І и Генриха II. А для зтого требовалось обьединить обьятое смутой королевство. Екатерина занялась созданием национальньїх символов власти, отражавших ее новое положение. Для нее, «Правительницьі Франции» изготовили огромную печать как для нового монарха. Изображение на ней бьіло тщательно про­ думано: королева величественно стояла, держа скипетр в правой руке, а левую поднимала в указующем жесте. На голове ее — корона с отчетливо видимой вдовьей вуалью. Надпись по краю печати гласила: «Екатерина, милостью Божьей королева Франции, мать короля». Формулировка «мать короля» предполагала иной, более високий статус, нежели звание королевьі-матери или регентши, какие бьівали в прежние времена. Екатерина начала творить свой уникальньїй образ, и могущество ее намного превьішало возможности регента. По сути, она стала абсолютним мо­ нархом Франции. Хотя Мишель де Л ’Опиталь исполнял обязанности кан­ цлера при Екатерине уже в первьіе дни правлення Кар-

Екатерина Медичи

211

ла IX, он бьіл официально назначен на зту должность только в марте 1561 года. Зтот образованньїй человек с обширньїми знаннями в области права помогал Екатерине развивать многие из ее идей, озарявших ее под действием неких глубинньїх инстинктов, внутреннего чутья. Ее предварительньїе решения, базирующиеся на здравом смьісле, требовали злегантного оформлення. Королева-мать обладала способностью разбираться в ситуации, а Л ’Опиталь переводил монаршую волю в необходимую для политического аппарата форму. Он также помогал королеве-матери составлять распорядок дня. С помощью Л ’Опиталя ее речи приобретали такую точность и весомость, которьіе поража­ ли и восхищали слушателей. Екатерина заплатила Бурбону за сговорчивость, сделав его, как и обещала, наместником короля, а также освободив его брата Конде 8 марта 1561 года. Но, когда Бурбон заявил на одном из первьіх заседаний частого совета, что в случае, если королева-мать заболеет, он заменит ее на посту, Екате­ рина немедленно пресекла его поползновения: «Брат мой, я могу сказать только одно: никогда я не буду столь больна, чтобьі уклониться от службьі королю, моєму сьіну. Я бьі по­ просила вас отказаться от вашего предложения. Случай, которьій вьі предусматриваете, никогда не наступит». Возможно, она боялась и того, как бьі «флорентийский недуг»— так условно називали отравление ядом— не скосил ее самое, если она оставит для Бурбона зту лазейку. Теперь Екатери­ на сама вскрьівала все поступающие депеши, прежде чем их подавали королю, которьій никогда ничеш не подписнвал, пока его матушка не прочтет и не одобрит документа, а любое распоряжение Карла всегда сопровождалось пись­ мом от королеви. Председательствуя на королевском совете, Екатерина принимала все политические решения, внешние и внутренние, она распоряжалась наградами и бенефициями, как подобает монарху. Карлу бьіло всего десять, до его совершеннолетия оставалось еще четьіре года, так что в плани королевн-матери входило править долш. Екатерина, несмотря на невзрачную внешность, с первого взгляда видававшую в ней особу незнатного проис-

212

Леони Фрида

хождения, все же умудрялась сохранять необходимое в ее положений достоинство. Лицо ее отяжелело, большой нос и глаза навьїкат стали еще заметнее. Светло-каштановьіе волосьі почти полностью скрьівала вуаль, а оливковая кожа отличалась гладкостью. Талия ее раздалась, ноги же оставались хорошей формьі, а руки по-прежнему поражали красотой. Она могла очаровьівать злегантньїми манерами, но, воодушевившись или погрузившись в дела, отставляла в сторону женственность и царственность, становясь грубовато-знергичной. «За едой или на ходу она всегда говорит о делах с теми или другими господами», — замечал венецианский посол. «Она отнюдь не ограничивается одной политикой, но думает о других вещах, столь многочисленньїх, что я не знаю, как ей удается сохранять интерес к тако­ му множеству дел и материй». Екатерина любила бьістро ходить, разговаривая со своими министрами. Отличалась королева еще и жадностью к еде. «Ее аппетит просто непомерен, она уже весьма дородная дама», — пишет посол. Несварение желудка из-за переедания часто мучило Екатерину, хотя в остальном ее здоровье бьіло отменньїм. Царственная и серьезная, когда отого требовала ситуация, Екатерина обладала великолепньїм чувством юмора и порой первая заходилась от хохота. Она обожала комедии и клоунов, но при виде чего-либо сентиментального не могла одержать слез. Королева продолжала увлекаться охотой. «Она любит упражняться, много ходит и ездит вер­ хом, весьма активна, охотится с королем, своим сьіном, с редкой отвагой углубляясь в заросли, преследуя дичь». Зта женщина сильних страстей и крайних противоречий сумела сочетать в себе гремучую смесь знергичной итальянской матроньї и гордой, величественной французской королеви. В первьіе дни после смерти Франциска Екатерина напи­ сала дочери, королеве Елизавете Испанской. Глубина кризиса, в котором очутилась Франция, приоткрьівается зтом письме: «Мадам, дочь моя, гонец передаст вам много новостей, кой я сейчас опускаю, дабьі письмо не полупилось длинньїм. Все, что скажу я — вам не стоит беспокоиться; пребьівайте

Єкатерина Медичи

213

в уверенности, что я справлюсь с собой и все преодолею, так что у Господа и всего мира будут основания одобрить мои действия, ибо моя главная цель — славить Господа во всем и сохранять авторитет, не для себя, но для королевства и процветания ваших братьев, столь любимьіх мною, ибо они происходят из того же источника, что и вьі». Затем она пишет о своем прежнем несчастье, о ньінешних страхах и изоляции: «Дочь моя возлюбленная, вверьтесь Господу, ибо вам доводилось видеть меня столь же счастливой, как и вьі теперь, не знающей иного горя, кроме того, что я не бьша любима так, как мне хотелось бьі, королем и вашим отцом. Он оказьівал мне почести большие, чем я заслуживала, но я любила его столь сильно, что вечно пребьівала в страхе, как вам известно, и вот Господь забрал его от меня, а за­ тем, не удовольствовавшись зтим, взял и вашего брата (вьі знаєте, как я его любила), оставив с тремя мальїми детьми на руках, с разделенньїм королевством, где нет ни єдино­ го человека, не одержимого собственньїми страстями, кому я могла бьі доверять. Посему, милая моя дочь, памятуя о моем примере, не позволяйте себе, как бьі сильно ни любил вас супрут, какими бьі почестями и удовольствиями вьі ни наслаждались ньіне, забьівать о Господе, ибо он может и благословить вас, и подвергнуть тем же испьітаниям, что и меня, а я бьі скореє умерла, нежели пожелала бьі вам зтого, ибо, боюсь, вряд ли вам под силу те тяготьі, которьіе я виносила и виношу по сей день, несомненно, только с Господней помощью». Письмо являет собой исключительннй образец искренности Екатерини, раскрнвшей своє сердце перед юной дочерью. До сих пор спорят, доказнвает ли оно, что Екатерина не желала той власти, которую получила. В любом случае она, разумеется, ревностно защищала зту власть от любой угрозьі и со временем все более рьяно охраняла своє положение, хотя мотиви такого поведения — во всяком слу­ чае поначалу— диктовались необходимостью. Как отметила сама Екатерина, на кого еще могла она рассчитнвать в грандиозном деле управлення Францией? Не потому ли

214

Леони Фрида

Екатерина так желала теперь стать заметной, что слишком долго пробьіла в тени? Родилась она в богатой семье, при­ викла к роскоши, усвоила аристократические привьічки. Она считала, что слава, связанная с ее положением,— ее неотьемлемое право; однако теперь настало время не расточать средства, а урезать себя во всем. И, чтобьі задать нужньїй тон, она начала с сокращения королевского бюджета. Финансовьій кризис неотступно терзал Францию. Позтому Екатерина нуждалась в том, чтобьі Генеральньїе штати одобрили ее предложения и поддержали в отчаянной попитки собрать деньги. Несмотря на смерть Франциска II, заседание решили все-таки провести, и Екатерина мобилизовала все свои сили. Гиз бнл наготове с небольшой армией; Бурбон оставался послушньш; в провинции, как и в иностранние держави, били отправлени письма, обьявляющие о нових полномочиях Екатеринн и подчиненной роли Бурбона. Прибнтие коннетабля с четнрьмя сотнями вооруженних людей подтверждало, что он него можно ждать проблем, особенно сейчас, когда Екатерина заявила, что Гиз остается командующим армией. Но Монморанси хорошо понимал: при такой смене режим, он и его семья будут иметь больше шансов на процветание, нежели при Франциске II и клике Гизов. Устраивать сейчас волнения било бесполезно, стоило дождаться, пока не будет утверждена новая расстановка сил. Таким образом, Екатерине уда­ лось обьединить свой фронт, хотя би поверхностно, перед самим сознвом Генеральних штатов. Исторически назначение Генеральних штатов состояло в «представлений жалоб королю и сборе денег», но собирались они редко и нерегулярно39. Королеве-матери важно било представить группировки Гизов, Бурбона и Монмо­ ранси лояльними и умиротворенньши— какой би невероятной ни казалась зта картина. Сидя на церемонии открьітия вместе с Екатериной и детьми, все они, каким би 39 Характерно, что в правление Франциска І Генеральньїе штати вообще не собирались ни разу.

Екатерина Медичи

215

странньїм ни вьіглядело их содружество, укрепляли образ правительницьі Франции, власть которой весьма сильна. Таким образом, наиболее беспокойньїм представителям намекнули: Екатерина может снова приблизить к себе самьіх могущественньїх дворян. В своей речи, обращенной к депу­ татам, Л ’Опиталь ясно дал понять, что королева-мать считает все решения относительно того, кому занимать трон, окончательньїми и не желает ворошить прошлое. Для депутатов стало ударом, когда они поняли, что их собрали не для дискуссий на вьісоком уровне, но для вьїколачивания денег. Если войньї и щедрьіе дари Генриха истощили наследство короля Франциска II, то краткое правление последнего оставило Екатерину с пустой казной. Даже обьічньїй способ добьівания денег путем продажи должностей — по сути, узаконенная коррупция — до такой степени изжил себя, что не мог помочь делу. Из крестьян нещадно вьіжимали деньги еще во время войн Генриха II, что сделало их попросту нищими, и теперь штатьі должньї бьіли изобрести какой-нибудь новьій способ пополнить каз­ ну. Зто вьізвало к жизни фантомную идею сотрудничества между штатами и королевской властью, ибо теперь, когда монархия бьіла не в силах финансировать правительство, она утратила и независимость. Канцлер должен бьіл попро­ сить Штатьі помочь в вьїкупе заложенньїх драгоценностей, должностей и обьічньїх источников королевского дохода, которьіе в данньїй момент пришли в упадок. Из трех сословий, составлявших Генеральньїе пггатьі (знать, духо­ венство, простолюдини) наибольшую тревогу испьггьівало духовенство, ибо их богатств еще по-настоящему никго не касался. Зто сословие бьшо подходящим обьектом для грабежа. В результате канцлер попросил Генеральньїе штати увеличить фонди и придумать такие ходи, которне позво­ лили би королевской фамилии стать независимой от тех же штатові Как только цветистнй покров язика законов бьш сорван, остались гольіе факти: предложения отличались крайней дерзостью. Так как ни одно из сословий, представленннх на заседании Генеральних штатов, не видвинуло предложений,

216

Леони Фрида

JT Опитань представил на их рассмотрение собственную идею. Он захлюпалась в том, чтобьі поднять талью (единственньїй прямой налог, бремя которого целиком ложилось на плечи крестьянства, так как знать и духовенство освобождались от него) на ближайшие шесть лет. Таким образом, духовенство может викупить ренти и доходи, которие король заставші их продать. Единственное предложение со сторони Штатов оказалось немислимим: пусть королевская казна урежет свои расходн. Екатерина усердно сокращала количество слуг и должностей, уменьшала пенсиони и жалованья, после чего с триумфом обьявила об зкономии в 2 -3 миллиона ливров. Вместо того чтобьі поздравить королеву-мать с достижениями, депутати сухо заметали: если подобная зкономия могла бить совершена столь легко, нельзя ли ужаться еще сильнеє? Один современник писал об усилиях Екатеринн: «Величайшее из сокращений— строжайшая зкономия, которую двор наложил сам на себя». .Л’Опиталь получил инструкции от королевн-матери отослать депутатов с тем, чтоби в має они вернулись с ответом. Хотя финансовнй вопрос остался нерешенним, Екатерина и Л ’Опиталь поздравили друг дру­ га с удачним завершением проводимой ими реформи судопроизводства. Они питались смягчить ужасное обращение с подозреваемьши, имевшее место в органах суда. В связи с зтим било издано постановление, согласно которому члени магистратов отньїне становились виборними, кроме того, разрабативались документи, позволяющие защищать крестьянство от произвола знати и духовенства. Била принята єдиная система мер и весов, отмененн налоги на перевозку товаров из одной части Франции в другую. Еще одно знаменательное решение предписивало Генеральним штатам собираться не реже, чем раз в пять лет. Что касается религии, канцлер провозгласил, что для него невозможно примириться с наличием во французском королевстве людей разной верьі, ибо, согласно его доктрине, должньї бить «один король, один закон, одна вера». Он добавил: «Давайте не будем поспешно изобретать новшества. Подумайте как следует... если человеку будет дозволе­

Екатерина Медичи

217

но принимать новую религию, как он захочет, не случится ли так, что религий в стране разведется столько же, сколько семей, сколько владетельньїх вельмож? Вьі можете сказать: ваша религия лучше, я стану защищать свою, так кому же за чьей религией следовать: вам за моей или мне за вашей?» Несмотря на всю ортодоксальность речи Л ’Опиталя, в ней отчетливо проявилось намерение Екатериньї отказаться, в отличие от Гизов, от жестоких гонений на протестантов. «Нож ничего не может поделать с духом человеческим, он только приводит к потере и души, и тела, — заявил он. — Мягкость позволит добиться большего, нежели напор». Он говорил, что необходим созьів генеральной ассамблеи цер­ ковного Собора, чтобьі вскрьіть корни религиозньїх неурядиц, и дал понять всем, что в ближайшем будущем такая ассамблея состоится. И вновь протестанти неверно истолковали жест поддержки от королевьі-матери. Они стали вести себя еще более дерзко, открьіто исповедуя новую религию, и уси­ лили опасения католиков акциями, наносившими ущерб имуществу церкви. Гугеноти разбивали статуй святих, вьікиднвали на улицу иконьї и совершали прочие кощунства. Зто не могло не беспокоить Екатерину. Стремясь понять приверженцев новой религии и достичь согласия с наиболее умеренньїми из них, а также стараясь предотвратить оскорбление католической церкви, королева признавала, что сами по себе верования ее не особенно заботили. Она лишь желала найти способ разобраться с теми явленнями, которне разделили ее народ на непримиримо враждующие партии. Екатерина осталась би вне религиозной борьби, если би зто помогло сохранить корону на голове ее сина и единство королевства. Ее умеренность била пропорциональна пониманию политической целесообразности, не бо­ лее того. К несчастью, ее противники как будто закривали глаза на зтот факт. Затем королеве пришлось столкнуться с кратковременной, но серьезной опасностью, когда Антуан де Бурбон, подстрекаемнй сподвижниками из Генеральних штатов, сделал жалкую попнтку вернуть себе столь бездарно утра-

218

Леони Фрида

ченное регентство. Вначале он потребовал удалить от двора Франсуа де Гиза. Екатерина в гневе велела ему обьясниться. Монморанси и его племянники обьявили, что удалятся вместе с Бурбоном, если она не прогонит Гиза, чего коро­ лева делать вовсе не собиралась, по крайней мере пока он являлся главнокомандующим армией. Екатерина вьізвала коннетабля к королю. Мальчуган, по подсказке матери, попросил коннетабля остаться при дворе. Преданность монархии бьіла в старом служаке столь велика, что он отказался уезжать. Бурбон вьінужден бьш удалиться один, как всегда утратив вьідержку. Отказавшись от всех притязаний на регентство, он официально получил звание королевского наместника Франции. Конде бьш полностью прощен, и ему пообещали «все, что составляет честь принца крови», включая кресло на королевском совете. Теперь никто не мог одолеть Екатерину. Когда Штатьі собрались, Екатери­ на бьіла утверждена в должности «Правительницьі», хотя денег так и не собрала. Несмотря на все политические достижения королеви, казна по-прежнему зияла пустотой. Екатерина сумела пережить заседание Генеральних штатов, но все же понимала: единство королевства гарантировано сдерживанием в узде самих влиятельних представителей знати. Из Фонтенбло, куда она и двор переехали на Пасху, она пишет полное недомолвок письмо в Испанию, своєму послу: «Принимая во внимание, как трудно устроить зтот фарс со многими участниками, дабьі никто не внглядел злодеем, как много людских умов движимн разнообразнейшими страстями, переполняющими мир, можно опасаться чего угодно, поскольку столь резкая и внезапная перемена, боюсь, будет принята не сразу и не всеми, и в первую очередь не теми, кто удерживал здесь в последнее время главенствующие позиции...» Она продолжает рассказ о том, как ловко избавилась от Антуана де Бурбона: «Позиция, которую занимает король Наваррский [Бурбон], ниже моей, он в моем распоряжении, а ведь я ничего не сделала для него или для других принцев крови... кроме как по принуждению или по необходимости. И все же я одержала над ним верх, избавилась от него и

Екатерина Медичи

219

сделала с ним то, что мне бьіло по душе». Но могла ли Ека­ терина рассчитьівать на человека, которьій, как заметил один наблюдатель, «достаточно фриволен, чтобьі носить кольца на пальцах и серьги, словно женщина, несмотря на возраст и седьіе волосьі? Далее тот же автор добавляет: «По всем важньім вопросам он следует совету своих лизоблюдов и ветреньіх персон... и я могу заверить, что в отношении религии он не вьїказьівает ни твердости, ни мудрости». Монморанси, хотя и торжествовал, вида, как его враги лишаются власти, оставался не менее убежденньїм католи­ ком, чем они, и боялся, как бьі Екатерининьї послаблення новой религии не привели к полной свободе вероисповедания. Не находил он утешения и в Роморантенском здикте (зарегистрированном 28 января 1561 года), которьій Екате­ рина питалась протащить весь предьідущий год и которьш бьіл призван смягчить ситуацию с протестантами. По его условиям, «узники совести» освобождались и, кроме остав­ шихся в живьіх вождей восстаний, даже приговоренньїе к смерти участники Амбуазского заговора получили проще­ нне. Зто не понравилось зятю Екатериньї, Филиппу Испанскому, которьій еще раньше, в январе, так наставлял своего змиссара: «Относительно религиозньїх вопросов: вьі должньї го­ ворить с королевой Екатериной очень четко и откровенно, заклиная ее соблюдать величайшую осторожность и бдительность; она не должна допустить, чтобьі новшества, кой возникли в ее королевстве, развивались далее. Также она не должна поощрять ни в коей мере и не допускать к себе тех, кто не так тверд в вере, как подобает». Екатерина отвечала, используя аргументи, которне, как она знала, успокоят встревоженного Филиппа: «Что касается религии, примерн, которне ми наблюдаем несколько лет, научили нас тому, что зло, столь долго существующее, невозможно исцелить одним лекарством <...> нужньї разнообразнне средства. Уже двадцать или тридцать лет ми питаємся <...> вирвать заразу с корнем, но понимаем, что насилие только помогает ей расти и множиться, так как изза сурових наказаний, распространенних в нашем королев-

220

Леонн Фрида

стве, бесчисленное множество бедняков укрепляются в зтой вере... ибо доказано, что лишения лишь закаляют их». Она добавляет бесхитростно: «Принцьі крови, равно как и дру­ геє вельможи и советники, дали мне совет — принимать во внимание время, в которое мьі живем, когда нам приходится мириться со многими вещами, коих прежде не стали бьі вьіносить, и в связи с зтим следовать курсом терпимости в зтом вопросе... зто может уберечь нас от бед, от которьіх мьі только сейчас начинаем оправляться». Она попросила своего посла в Испании, Себастьена де Л ’Обеспина, обьяснить все зто королю «так, чтобьі он не составил худшего мнения о моих действиях, покуда сам не рассмотрит их тщательнейшим образом, ибо ему следует понимать: ситуация здесь разнится от ситуации в Испании». Филипп, неспособньій постичь, что такое полумерьі, не умеющий действовать осторожно, когда дело касалось других (в отношении испанских интересов он превращался в прагматика)40, бьіл глубоко обеспокоен. Он считал, что Екатерина не в состоянии разобраться в религиозньїх моментах так методично и при необходимости жестко, как он. В то время как умеренная политика Екатериньї в отно­ шении религии начала приносить плодьі, между бьівшими врагами бьіл заключен опасньїй союз. Монморанси и Гизьі собрались вместе с маршалом де Сент-Андре, и 7 апреля 1561 года сформировали так назьіваемьій Триумвират. Их заявленной целью бьіло сохранение католической верьі во Франции и безжалостная священная борьба с протестантским миром всей остальной Европьі, так как, с их точки зрения, зто бьшо необходимо для безопасности страньї. Более чем вероятно, у них бьіла и скрьітая цель: сместить Екатерину с ее позиции единовластного правителя. Они полу­ пили поддержку не только Филиппа Испанского, но также папства и Империи. Триумвираторьі хотели добиться поддержки Антуана де Бурбона, с его вяльїм протестантизмом, перетащив принца на свою сторону. В свою очередь, Екате40 В течение 12 лет Филипп противодействовал отлучению Елизаветьі І от церкви, потому что зто бьіло ему В Ь І Г О Д Н О .

Екатернна Медичи

221

рина также бьіла озабочена зтой задачей. Она даже предложила Филиппу отдать испанскую часть Наваррьі Бурбону, правда, Филипп вовсе не собирался зтого делать. Принц Бурбон, человек с птичьими мозгами, которого в течение всей его жизни игнорировали, чувствовал себя на вьісоте благодаря тому вниманию, которое оказьівали ему теперь могущественнейшие деятели Франции и других стран. Как прежде гугенотьі вьізьівали волнения и бедьі в королевстве, отньїне участники Триумвирата начали свою разрушительную деятельность, в открьітую нападая на протестантов. После Пасхи, во время которой герцог Гиз и Сент-Андре пригласили на обед Монморанси, — отпраздновать инаугурацию своєю Триумвирата, — все троє покинули двор без разрешения и обьявили, что не намереньї возвращаться. Екатерина посьілала возмущенньїе письма дочери в Испанию. Разве они не украли у нее мужа? Разве они не настроили сьіна против нее? Несмотря на зти преступления, королева писала: «Я не стану причинять им вреда, но и не собираюсь смешивать их бедьі со своими, зная, что они сами себе назначили цель и оставили бьі меня за бортом, как обьічно поступали, если им бьіло <...> вьігодно, ибо ничто иное не трогает их сердца». С еще большей горечью она описьівала, в каком дурном свете членьї Триумвирата вьіставляют ее перед Филиппом «и всей страной в целом <...> как будго я — не добрая христианка, чтобьі всякий мог подозревать меня, чтобьі заставить меня доверять только им, обьявляя всех прочих моими врагами... Я обнаружила, напротив, что меня ненавидят за блаюволение к ним <...> Так что, милая дочь моя, не позволяйте вашему супругу королю верить в зту неправду. Я не имела в виду менять свою жизнь или свою религию или еще что-нибудь. Я такова, какова єсть, чтобьі защищать ваших братьев и их королевство». Несмотря на зти заявления, Екатерина понимала: без поддержки Гизов или коннетабля ей несдобровать. Разьяренная тем, что триумвираторьі при поддержке Филиппа ведут агитацию против нее, Екатерина решила привязать испанского короля к семье Валуа еще крепче. Она уже обвиняла Гизов в том, что они вьізьівали беспорядки своим насилием и отказом следовать ее политике мило-

222

Леони Фрида

сердия. Немудрено, что, просльїшав о сговоре Филиппа с Гизами насчет брака между Марией, королевой Шотландской, и сьіном и наследником Филиппа, доном Карлосом, она пришла в еще большее неистовство. Внимание, оказьіваемое испанским послом, Шантоннз, облаченной в траур королеве Шотландской, бьіло замечено всеми. Трокмортон сообщал Елизавете Английской: «Дом Гизов использует все способьі, чтобьі уладить брак между испанским принцем и королевой Шотландской». Екатерина, которую об зтих переговорах официально не уведомляли, сохраняла видимое расположение к невестке, но при зтом послала шифрованное письмо Елиза­ вете в Испанию, дабьі та использовала все влияние, чтобьі предотвратить союз между «господином» (кодовое имя для Марии) и доном Карлосом. Мария, прежде воплощавшая надеждьі Гизов во Франции, теперь, как подсказьівало разьігравшееся воображение Екатериньї, угрожала ее собственной дочери. Если Мария станет женой испанского инфанта, а Филипп умрет молодьім, то Елизавета будет страдать от такой же несчастной доли, как и сама Екатерина— коро­ лева Шотландии станет притеснять ее. Зтот союз мог угрожать и самой Екатерине — в случае, если он осуществится, Гизьі получат мощную подцержку Испании. Такой расклад мог повредить будущему сьіновей Екатериньї, а также всей Франции. Однако Филипп, отягощенньїй международньїми затруднениями— ибо Елизавета Английская хотела зтого брака не более, чем Екатерина, — решил не развивать тему, и к апрелю 1561 года она сама собой сопша на нет. Перспектива достойного брака для детей всегда в ь і з ь і вала у Екатериньї прилив знергии, ради зтого она не жалела сил. Она немедленно приняла собственное решение, предложив Марго, свою младшую дочь, в женьї испанскому принцу дону Карлосу вместо королеви Шотландской. Дон Карлос, низкоросльїй, тщедушньїй зпилептик, весивший меньше шести стоунов41, горбун с кривими плечами. Он 41 Стоун — старинная английская мера веса, равная 6,34 кг. — Прим. ред.

Екатерина Медичи

223

получил серьезное повреждение мозга, ударившись головой о каменную лестницу в погоне за служанкой, которую любил хлестать плетью. Зто падение едва не стоило ему жизни. Придворньїе доістора оперировали принца, чтобьі спасти ему жизнь, и проделали отверстие в черепе, дабьі снизить давление на мозг. Операция, казалось бьі, имела успех. Вдобавок Филипп положил в кровать сьіну ссохшиеся мощи благочестивого монаха-францисканца, настаивая, что именно «дух святости», а не доктора спас жизнь сьіна. Хотя физически дон Карлос почти оправился, инцидент отразился на его психике, отчего он, порой, бьівал одержим садизмом и манией убийства. Ему не давали возможности убивать людей, и он получал облегчение, живьем зажаривая кроликов и мучая лошадей, наслаждаясь их криками. Так что в мужья он вряд ли годился, если не считать огромнейшего наследства его отца. К счастью для Марго, Филипп, уже имевший «удовольствие» получить Екатерину в качестве собственной тещи, не стал поддерживать ее план стать тещей и его сумасшедшему сьіну. Одновременно до Екатериньї дошли другие слухи. Дядюшки Марии вели переговорьі с императором Фердинандом Австрийским, желая устроить брак между нею и сьіном императора, зрцгерцогом Карлом. Королевамать немедленно написала своєму послу в Вену: «Король желает, чтобьі вьі использовали все ваше искусство, дабьі обнаружить, что бьіло сказано и сделано в отношении брака между королевой Шотландии, моей дочерью, и принцем Карлом. Используйте все возможности вьіяснить истинное положение дел». Екатерина повелела своєму дипломату держаться в курсе всех новостей и писать ей шифрованньїе письма, чтобьі она могла разбираться в ситуации и «бьіть начеку, как должно, а зто поможет мне найти нужное средство, если возникнет необходимость». Екатерина с нетерпением стремилась избавиться от привлекательной, но приносящей большие неудобства молодой женщиньї, которая, став еще одной вдовствующей короле­ вой, в политическом смьісле являлась для Франции такой же обузой, как и в финансовом. В соответствии с брачньїм

224

Леони Фрида

контрактом, Мария имела право вьібирать: остаться во Франции или вернуться в Шотландию. Она владела достаточньїм количеством собственности во Франции, чтобьі поддерживать необходимьій стиль жизни и будучи вдовой короля, могла рассчитьівать на вьісокое положение. Екатерину же присутствие при дворе юной, прекрасной женщиньї, вновь оказавшейся в статусе невестьі, сильно раздражало, она предпочла бьі обойтись и без шотландской королеви. Мария, чей официальньїй период траура истек в марте, и сама отважилась уехать на родину. Как ее там встретят, никто не мог заранее предположить. Она совершила прощальное турне, обьехав родственников в ожидании отьезда. Недомогание не позволило ей присутствовать на коронации деверя, а 14 августа она покинула Францию, где бьіла так счастлива в юности. Говорили, что, упльївая вдаль от французских берегов, она шептала пророческие слова: «Прощай, Франция, прощай, Франция, моя любимая Франция, не думаю, что увижу тебя вновь». Коронация Карла IX состоялась 15 мая 1561 года в Рейм­ се без особой роскоши — нуждьі зкономии заставляли всех затянуть пояса, так что собьітие прошло почти незамеченньім. Фактически если бьі папа римский не настоял на присутствии герцога де Гиза и его товарищей по Триумвирату на церемонии, опасаясь, как бьі юньїй король не попал под влияние протестантов, то, возможно, они бьі и вовсе держа­ лись в стороне. Их присутствие лишь доказало преданность трону как таковому — вне зависимости от занимающего его лица. Несмотря на то что Екатерина спросила коннетабля, может ли ее любимий син, Здуард-Александр, или Месьє («Monsieur»), как називали младшего брата короля, — возглавить процессию пзров, а Монморанси отказал ей в зтом, Екатерина все равно поставила второго сина рядом с коро­ лем. Именно Месьє сам держал корону над головой братца, а кардинал Лотарингский, не заботясь о том, что перед ним маленькие дети, произнес жестокие слова, напомнив Карлу и всем присутствующим сторонникам протестантизма, что «всякий, кто советует королю сменить религию, как будто сам срнвает корону с его голови».

Екатерина Медичи

225

Мальчик плакал, изнемогая под весом короньї. Он представлял собой жалкое зрелище— физическое воплощение вьіродившейся и слабой монархии. Бьіла сльїшна и открьітая критика в адрес Екатериньї. Герцог Гиз громко обвинял ее, будто она «цедит воду из двух источников», проявляя терпимость к реформаторам. Герцог и его сподвижники по Триумвирату, Монморанси и Сент-Андре, представляли серьезную угрозу для Екатериньї, ибо они контролировали французскую армию. Создав свой тайньїй союз, заговорщики относились к королеве-матери с явной враждебностью. Но все вьіпадьі в ее адрес не могли сбить Екатерину с курса. Она по-прежнему верила: религиозная терпимость поможет Франции— и старалась не обращать внимания на угрозьі могущественньїх подданньїх своего сьіна. Немедленно после коронации Екатерина попиталась перетянуть коннетабля и Гизов на сторону короля. Нанеся визит кардиналу в Реймсе, она обьявила коннетаблю, что проведет ночь у него в Шантильи, добавив с горечью, но не без насмешки, что, останься она подольше, он, наверное, «вьішвьірнет ее за дверь». Потом она настояла, чтобьі Франсуа де Гиз прибьіл в Париж возглавить процессию в праздник Тела Господня, чтобьі «защитить честь Господа». Другой возможности привлечь его не бьіло, и королева отлично зто знала. Он отвечал: «Раз дело касается чести Господа, я буду, и, случись что-либо, если мне придется погибнуть, лучше зтой смерти и желать нельзя». Он возглавил про­ цессию, пройдя вместе с королем и Бурбоном по улицам Парижа, заполненньїм радостньїм людом. Париж, наиболее католический из французских городов, бьіл, таким образом, представлен єдиним фронтом. Королева-мать опять сумела залакировать зияющие рани противоречий, чтобьі все вьіглядело благопристойно. Екатерина знала, что Филипп подцерживает триумвираторов, а потом случилось неслнханное: посол Испании Шантоннз позволил себе угрожать королеве! Он заявил, что в наказание за ее снисхождение к протестантам Ека­ терина будет сослана в Шенонсо. Изнскивая возможность встретиться с зятем, Екатерина писала своєму послу в Ис8 Л. Фрида

226

Леони Фрида

пании: «...зтой встречи я жажду более всего на свете, ради плодов, которьіе она принесет». Она хотела показать миру, «что зтот католический государь берет моего сьіна под защиту и покровительство». Несмотря на попьітки заручить­ ся поддержкой Филиппа, Екатерина весьма либерально относилась к чтению ее детьми протестантской литературьі. Говорят, что ее сьін, Здуард-Александр, перестал ходить к мессе, а однаждьі вздумал петь протестантские псалмьі своей сестре Марго, вьіхватив из ее рук молитвенник. Зто вряд ли соответствовало принципам строгого католического воспитания, которое можно бьіло продемонстрировать Филиппу. Слухи утверждали, будто Здуард-Александр вьїказьівал признаки принадлежности к гугенотам и даже назьівал себя «маленьким гугенотом». Насмехаясь над зображеннями святьіх (ему бьіло всего девять лет!), он однаждьі отбил нос у статуй святого Павла, а также заставлял сестру Марго «сменить религию и кидал ее часослов в камин». Однаждьі, когда Екатерина давала аудиенцию папскому нунцию, король, его кузен Генрих Наваррский и компания друзей, одетьіх кардиналами, єпископами и аббатами, ворвались в покои королевьі-матери верхом на ослах. То, что Екате­ рина громко расхохоталась, вряд ли осталось незамеченньім, хотя она и питалась извиниться за детскую глупость. В ужасе нунций доложил обо всем, вернувшись в Рим. Марго вспоминает, что после коронации ее брата, двор бьіл «заражен ересью». В своих воспоминаниях она утверждает, что Екатерина в конце концов очнулась и стала поддерживать в детях католическую веру и запрещать им чи­ тать протестантскую литературу, наставляя их «в святой, истинной и древней религии, в которой сама никогда не поколебалась». Свобода воспитания, предоставленная королевским детям, бьіла неверно истолкована кальвинистами в Женеве, надеждьі которьіх на смену религии королевской семьей все росли. Теодор де Без, ближайший помощник Кальвина, писал своєму руководителю: «Зта королева, наша королева, лучше относится к нам, чем когда-либо. Если бьі Господу бьіло угодно позволить нам найти способ тайно написать

Екатерина Медичи

227

вам о трех ее снновьях, о которьіх мне многое известно из надежньїх источников! Они так развитьі для своего возраста, что на лучшее и надеяться нельзя». Екатерина никогда не рассматривала детские заигрьівания своих сьіновей с протестантами иначе, чем юношеское любопьітство. Ей и в голову не приходило, что кто-то из ее детей может сменить веру. Королева, однако, начала понимать: необходимо сохранять внешнюю строгость, иначе не избежать обвинений в ереси. Угроза, исходящая от различньїх лиц и группировок, так и кружила над ней и королевскими детьми. Проводя за бумагами долгие часьі, посьілая гонцов по всей Франции, Екатерина являла собой образец мужества и вьіносливости в дни, когда все вокруг бьіло пропитано духом мятежа и враждебности. «Как мать, она держит короля близ себя, спит в его покоях, но никому другому зтого не позволяет, и не оставляет его никогда», — писал венецианский посол. Религиозньїе волнения в королевстве не утихали. Попьітки Екатериньї примирить противников не принесли результатов, разве что визвали нарекания с той и другой сто­ рони: протестанти требовали все больших послаблений, а католики— ужесточения борьбьі с ересью. Бнл созван Совет пзров, в которнй входили принци крови, все пала­ ти парламента и королевский совет (под «парламентом» во Франции XVI века понимали «либо полньїй судебний комплекс, включавший Парижский парламент и шесть провинциальних судов в Руане, Бордо, Тулузе, Зксе, Гренобле и Дижоне <...> либо только Парижский парламент как таковой», причем последний воспринимался как «суверенний суд целого мира, относительно которого провинциальнне парламенти являлись филиалами»). Совет продолжался две недели. В итоге било запрещено проводить любьіе собрания и ассамблеи, что означало полньїй запрет публичной протестантской деятельности. Екатерина и ее канцлер проигнорировали зти постановления и продолжали держаться середини. ЗО июля бнл провозглашен здикт, обещавший амнистию всем, кто бнл арестован за религиозньїе убеждения со дня

228

Леони Фрида

смерти Генриха II, если те пообещают впредь вести «мир­ ную жизнь католиков». Еще одна полумера. Ожидая церков­ ного Собора, назначенного Генеральними штатами через месяц, Екатерина бьіла настроєна куда как оптимистично. Для нее Господь Всемогущий всегда являлся защитником, а не мстителем. Она не бьша религиозной фанатичкой, если дело не касалось ее сьіновей и их монарших прав. Католическая месса устраивала Екатерину, приносила ей успокоение, хотя не хуже действовали и отгоняющие нечисто­ го талисманьї. На свою беду королеве никак не удавалось понять, что камнем преткновения являются не пустяковьіе доктринальньїе различия между христианами двух фракций, но полньїй отказ реформатов от двух фундаменталь­ них догматов, лежавших в основе католичества: таинства причастия и авторитета папьі. Папа Пий IV вьіражал крайнюю озабоченность конференцией в Пуасси, назначенной на конец августа; она мог­ ла, как минимум, подорвать его авторитет, а кроме того, включение в состав участников французских протестантов означало, по сути, их формальное признание. Тогда стали созьівать Трентский Собор — генеральную ассамблею католической церкви, изначально созданную для борьбьі с Реформацией и поддержки контр-реформации. Папа дал по­ нять, что зто и только зто официальное мероприятие может служить местом для дискуссий о церкви. Екатерина, боясь, что собор в Тренте пройдет слишком поздно, чтобьі при­ нести ей пользу, назначила другие датьі. Некоторьіе историки считают, что инициатива по созьіву конференции принадлежала не королеве, поскольку официально зто предложение бьіло вьідвинуто Генеральними штатами, однако именно Екатерина направила всю свою неисчерпаемую знергию на обеспечение встречи в Пуасси. Папа, неспособньїй помешать зтой встрече, послал туда кар­ динала Феррарского в качестве своего специального легата. Его инструкции бьіли ясньї: как можно строже урезать повестку дня и предупредить дальнейшие уступки протестан­ там. Тем временем Екатерина дала понять, что на встрече будут приветствоваться все, кто пожелает вьісказаться.

Екатерина Медичи

229

Незадолго до конференции, 27 августа, собрались Генеральньїе штатьі. Встреча, назначенная на май, бьіла отложена из-за коронации. Результатом зтой встречи стал успешньій сбор денег для покрьітия долгов короля. Большинство вложений поступило от церкви, которая, боясь, как бьі не потребовали больше, предложила полтора миллиона ливров на шесть лет, «для поддержания королевских владений и на компенсацию отчужденньїх непрямих налогов». Еще 7,5 миллионов ливров будет заплачено для погашення долгов короля. Зта финансовая помощь стала для королеви большим подспорьем. Одна проблема решена, можно пере­ ходить к следующей. Теодор де Без, которого пригласили представлять кальвинистов на конференции в Пуасси, 23 августа прибьіл в Сен-Жермен, где Екатерина приветствовала его в апарта­ ментах Антуана де Бурбона. Предполагалось, что Без, образованннй дворянин, отличающийся умеренностью среди кальвинистов, не спровоцирует никаких конфликтов. Образованннй, с философским складом ума, он понимал, как важно привести разумнне доводи в защиту новой верьі. И хотя Без бнл безгранично предан своей миссии, проявлять фанатизм в Пуасси он не собирался. С кардиналом Лотарингским, также присутствовавшим на встрече, они недолго и учтиво побеседовали о сущности причастия. Кардинал спросил Беза, как тот понимает слова: «Сие єсть тело моє». Без отвечал: он придерживается мнения о реальном, но непостижимом присутствии. Затем кардинал спросил, верит ли его оппонент, что «ми приобщаемся непосредственно и материально к телу и крови Иисусовой». И получил от Беза осторожннй, но грамотний ответ: «Верю в зто духовно и согласно своєму вероисповеданию». Встреча завершилась теплими приветствиями; кардинал воскликнул: «Я бьш весьма счастлив увидеться с вами, услншать вас, заклинаю вас именем Господа встретиться со мной, и ви обнаружите: я не так злобен, как любят меня изображать». Торжествующее замечание Екатеринн, что реформати «придерживаются того же мнения на зто, что и ви», как вияснилось в последующие дни, оказалось преждевременннм.

230

Леони Фрида

Коллоквиум в Пуасси — как его назвали — открьілся в трапезной доминиканского монастьіря неподалеку от Пари­ жа. На возвьшіении вместе с Екатериной и ее детьми сидели принцьі крови и весь королевский совет. Вдоль каждой из сторон длинного помещения устроились прелатьі, докто­ ра теологии, кардинали и священники, собиравшиеся принимать участие в дебатах и слушать дискуссии. Герцог Гиз привел под стражей кучку протестантских представителей и поместил их за низенький барьер, словно ограждая от них остальньїх присутствующих. Зто бьіло и бестактно, и политически некорректно. Без открьіл заседание великолепной речью, сумев тронуть сердца всех слушателей. Завороженньїе его красноречием, присутствующие не заметали, как он перешел к вопросам причастия. И тут он произнес фатальньїе слова о гостин42: «Его тело так же отличается от хлеба и вина, как небеса— от земли». Вначале все в ужасе замолчали, а потом разразились ревом: «Богохуль­ ство! Скандал!» Кардинал де Турнон взбежал на возвьішение к королеве-матери, крича: «Как вьі можете терпеть зто ужасное богохульство в присутствии ваших детей, столь юньїх?!» Екатерина же отвечала: она и ее сьіновья «живут и умрут католиками». Генерал иезуитов, Диего Ланьес, предупредил королеву-мать, что королевство ждет гибель, если она не изгонит еретиков. После вьіступления Беза надеждьі Екатериньї на мирное решение вопроса рухнули. Спустя еще несколько дней, которьіе только усугубили раздор и усилили ненависть, 13 октября 1561 года коллоквиум в Пуасси закрьілся. Несмотря на удар, полученньїй в Пуасси, Екатерина продолжала оказьівать милость протестантам. Вероятно, здесь играл роль не только политический прагматизм Екатериньї, но и то, как вожди гугенотов вели себя по отношению к ко­ ролеве. Триумвираторьі и Испания преследовали Екатерину, угрожали ей, а протестантские лидерьі и дворяне относились к королеве-матери с величайшим уважением, назьівая 42 Гостия — причастие у католиков, пресньїй хлеб, символизирующий Тело Христово. — Прим. ред.

Екатерина Медичи

231 ее «наша королева», постоянно вьїказьівая преданность ко­ ролю, монархии и самой Екатерине. Их мудрая политика обращения к ней как к своей руководительнице и защитнице, прославление ее рассудительности и дальновидности существенно упрочила их позиции. В обьічае католических лидеров бьіло подолгу отсутствовать, находясь в своих поместьях, а если они и удостаивали двор своим посещением, то часто держались с Екатериной недопустимо грубо. В отсутствие воєнного героя Гиза и других кумиров па­ рижан на сцену вьішли блестящие вожди гугенотов, такие, как харизматический адмирал Гаспар де Колиньи, публично лишенньїй наследства собственньїм дядей Монморанси за смену вероисповедания, его брат д ’Андело и принц Луи Конде из дома Бурбонов. Многие считали их неотразимьіми, а де Без, несмотря на все произошедшее, удостоился милостивого приглашения остаться при дворе. Екатерина позволила ему устраивать моления для все возрастающего числа протестантов-новообращенньїх, среди которьіх вказа­ лись многие знатньїе господа и дамьі французского двора. И снова Гизьі удалились в знак протеста. При зтом они решили похитить любимого сьіна Екатериньї, ЗдуардаАлександра. Членьї семейства Гизов то и дело питались соблазнить мальчика идеей поездки в гости к сестре Клод, герцогине Лотарингской, или к тетке, герцогине Савойской. Принц вьіслушал зти предложения и немедленно отправился к матери. Он рассказал ей, что герцог де Немур, бивший одно время другом Екатериньї, а теперь перекинувшийся к Гизам, приходил в его опочивальню и требовал ответить: «Какой вьі религии? Вьі гугенот? Да или нет?» Испуганньїй мальчуган отвечал: «Я той же религии, что и моя мать». Немур настаивал на том, что мальчика, как потенциального наследника, для его же блага необходимо отправить прочь из Франции, в Лотарингию или Савойю, ибо Конде и Бур­ бон строят заговор и хотят захватать трон. Напоследок Не­ мур предупредил принца: «Лучше будет, если вьі ничего не скажете об зтом вашей матери, если же спросят вас, о чем мьі говорили, отвечайте, что я развлекал вас комедиями». В зто же время Екатерина узнала, что и старший сьін гер­

232

Леони Фрида

цога Гиза, Анри, пьітался привлечь на свою сторону Здуарда-Александра, говоря: «Вьі будете так счастливьі. У вас будет много больше свободьі. <...> Даже представить себе не можете, сколь много удовольствий будет у нас с вами». Анри де Гиз сообщил мальчику, что его заберут в полночь, что ему нужно будет через окно вьібраться прямо в карету. И пока кто-либо обнаружит его отсутствие, Здуард-Александр будет уже в Лотарингии. Прямая угроза детям, исходившая от Гизов, глубоко по­ трясла Екатерину. Здуард-Александр, второй сьін королеви, бьіл ее любимцем. Красивий и обладавший для своего возраста високим ростом, Здуард-Александр, казалось, унаследовал скореє итальянские чертьі, нежели французские. Его больше увлекало чтение, живопись, занятия разного рода искусствами, чем поєдинки и верховая езда, что било не характерно для Валуа. Современники отмечали изящньїе, длинньїе пальцьі Здуарда-Александра, его миловидное лицо и хорошо сложенную фигуру. Матери он бьіл дороже всех. Екатерина решила притвориться, будто давно знает об зтом заговоре, хотя Гизьі и отрицали своє участие. Короле­ ва бьіла поражена, когда посол Шантоннз явился говорить с ней от лица короля Испании, которьій вовсе не бьіл участником плана похищения. Посол передач предложение коро­ ля Филиппа: бьіло бьі разумно забрать детей и доставить их в надежное место, ибо королевство вот-вот может постичь беда. Екатерина не замедлила ответить: если ей придется расставаться с сьіновьями ради их же безопасности, то она предпочтет отправить их к королю Испании, нежели в дру­ геє место. Затем Екатерина попиталась арестовать Немура, но он ускользнул в Савойю, прислав гонца с письмом, в котором говорилось, что затея с похищением принца бьіла не более чем фантазией. Руководствуясь государственньїми зображеннями, Екатерина решила положить конец зтой истории, и 9 июня 1562 года де Немур вернулся ко двору. Но верная своим привьічкам, Екатерина не забила зтого происшествия. В течение поздней осени 1561 года на юго-западе Франции росло движение гугенотов. Их отрядьі убивали монахов,

Єкатерина Медичи

233

грабили церкви. В отместку парижские католики разгоняли гугенотские собрания. Для того чтобьі остановить зти беспорядки, протестантам запретили проводить моления внутри городских стен и велели полностью отказаться от них по воскресеньям и в дни католических праздников. Де Без писал Кальвину, что у него єсть тайное разрешение, в котором протестантам предписьівается собираться в безопасньїх местах и ждать здикта, которьш «даст нам больше прав и более безопасньїе условия». Єкатерина предпринимала последние тщетньїе попьітки обьединить две верьі. Удерживая французских церковников от посещения Трентского Собора, она героически боролась, ища вьіхода из сложившейся ситуации. Она продолжала грезить примирением враждующих, но зто бьіло химерой. В зтом случае прагматизм и отсутствие воображения сослужили королеве плохую службу, и она, в ослеплении, не поняла, с какой страстностью люди могут отстаивать свои духовньїе идеальї и веру. Последняя попьітка Екатериньї направить собьітия по мирному пути нашла отражение в январском здикте. Л ’Опиталь вьіступил с речью перед собравшимися для обсуждения здикта, где дал понять, что действует заодно с королевойматерью. Подчеркнув, что задача ассамблеи — не решать, чья вера лучше, но найти способ восстановить равновесие в государстве, он заявил: можно бьіть гражданином, не бу­ дучи христианином, и даже будучи отлученньїм от церкви. Дебатьі и последующее голосование состоялись 15 января 1562 года. Здикт признал и легализовал протестантскую религию во Франции, которая прежде бьша вне закона. Дав протестантам хоть зто минимальное признание, Єкатерина отньїне разрешала им спитаться гражданами, пусть и второго сорта. Отсюда вьітекало, что они могут исповедовать свою религию, но только за городскими стенами. Закрьівая совет проникновенной речью, в которой она обьяснила свои чаяння и надеждьі, королева заверила всех, что «она и ее дети и королевский совет желают жить в католической вере и бьіть послушньїми Риму». Католиков здикт привел в ярость, парламент отказался ратифицировать его. Даже Єлизавета писала из Испании: мол, лучше пусть мать одно­

234

Леони Фрида

значно признает католичество, примкнет к католикам и получит поддержку от Испании — либо же к протестантам, и в зтом случае получит врага в лице Испании. Наконец Екатерина послала своих делегатов на Трентский Собор и заявила, что здикт следует считать временной мерой до за­ вершення Собора. Антуан де Бурбон, которьій, со своей всегдашней непоследовательностью, на протяжении последних месяцев посещал и мессьі, и протестантские службьі, наконец отказался от новой религии и примкнул к триумвираторам. Испанцьі и другие католические сильї обещали ему призрачньїй трон, обширньїе владения и даже руку Марии Стюарт. Зти льстивьіе речи не имели под собой никаких оснований, но они превратили тупоголового увальня в поборника католицизма, и он решительно отверг недавний здикт и заявил о своем намерении «жить в тесной дружбе с Гизами». Его жена, Жанна Д ’Альбрз, королева Наваррская, хотя и давно симпатизировала протестантам, сама лишь недавно приняла новую веру. Она пришла в отчаяние от того, что муж, страстно любимьій ею, так ее публично унизил. Когда Екатерина попросила ее убедить собратьев по религии вести себя сдержаннее, королева На­ варрская — сьін которой Генрих, в ту пору восьмилетний, должен бьш унаследовать трон от собственньїх сьіновей Екатериньї, если у тех не будет потомства— отвечала: «Мадам, будь у меня, кроме сьіна, все королевства мира, я и тогда скореє бросила бьі их на дно морское, чем отреклась бьі от спасения». Кальвин пришел в ярость, наблюдая поведение Бурбона: «Зтот негодяй погубил себя окончательно и намерен погубить всех и вся». В то время как католики и протестантьі продолжали накалять обстановку, здикт ничем не помогал, лишь раздражал тех и других. Луи Конде бьістро занял место брата-перебежчика, став официальньїм лидером гугенотов. Екатерина все же сумела убедить парламент принять здикт, хотя большинство католиков требовали его отменьї. Решив, что настал момент продемонстрировать чистоту рук и намерений, Екатерина попиталась заставить крити-

Екатерина Медичи

235

ков замолчать, показав себя убежденной католичкой. До зтого момента надежда, что она перейдет в их веру, жила в сердцах многих протестантов. Хотя Екатерина неосторожно создала впечатление, что готова прислушаться к новому ученню, она наивно полагала, что сумеет остаться вне подозрений. Ведь у нее и в мьіслях не бьшо изменить свою веру — такую, какой она бьіла для нее: смесью суеверия, привьічки и всепоглощающей любви к католическим ритуалам. Когда Шантоннз критиковал королеву-мать за всеядность (имея в виду пищу духовную), которую она дозволяла королю и его братьям, и за свободомьіслие в вопросах религии, Екатерина не удержалась и сьязвила: «Зто не вас касается, но меня одной». Королева-мать добавила, что она лучше знает: послу солгали относительно ее действий, и, если она обнаружит, кто распространяет неправду, то «заставит их понять, как неумно вьіражать столь мало почтения своей королеве». Тем не менее шаткость позиции Екатериньї— которую она сама подрьівала наивной неоднозначностью поведения— заставила ее написать примирительное письмо Филиппу. Ее обьяснения бьіли все те же: «время, в которое мьі живем» не позволяет действовать так, как в идеале хотелось бьі. С зтой порьі Екатерина ста­ ла неукоснительно ходить с детьми к мессе, участвовала в каждой религиозной процессии и соблюдала все церковньїе правила. Более того, она велела своим дамам вести себя безупречно относительно религии, пригрозив в противном случае изгнать их со двора. Племянники коннетабля, Колиньи и д ’Андело, оставили Фонтенбло 22 февраля после жестокой ссорьі с дядей Монморанси, которьш сожалел, что «зря вознес их так вьісоко». Начало 1562 года герцог Гиз проводил в семейньїх владениях на территории Шампани; в воскресенье, 1 марта, он вьіехал с вооруженньїм зскортом послушать мессу. Проезжая по улицам городка Васси, принадлежащего его племяннице Марии Стюарт, он усльшіал пение, доносящееся из сарая близ городской стеньї. Там шла протестантская служ­ ба и, поскольку зто происходило в пределах города, налицо бьшо нарушение нового здикта. Герцог посетил мессу

236

Леони Фрида

в церкви неподалеку от отого сарая. К его вящему неудовольствию, голоса поющих псалмьі отчетливо доносились сквозь церковньїе стеньї. Кто спровоцировал побоище, непонятно — согласно официальной версии герцога, ото бьіл «достойний сожаления инцидент» — но завязалась жестокая схватка между гугенотами и людьми Гиза, в результа­ те которой семьдесят четьіре протестанта погибли и более сотни бьіли тяжело раненьї. Среди пострадавших оказались женщиньї и дети. Сам Гиз получил рану в лицо. Некоторьіе из его людей также бьіли раненьї. Инцидент стал печально известен под названием «Резня в Васси» и немедленно превратился в искру, из которой разгорелось пламя французских религиозньїх войн.

ГЛАВА 8. ПЕРВАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ВОЙНА «Моя храбрость не меньше вашей» 1562-1564

Вести о резне в Васси разнеслись по всему королевству зхом, тем более сильним, что католики провозгласили ее «своей великой победой». Франсуа, герцог Гиз, искусно минуя вооруженние группьі гугенотов, вьісланньїе на расправу с ним, отправился в Париж во главе отряда в три тьісячи человек. Близ города его встретил коннетабль, и они с триумфом вьехали в столицу. На улицах Гиза чествовали как героя. Многие люди, включая влиятельного прево купеческой гильдии, предложили герцогу помощь в борьбе с гугенотами. Гиз тактично ответил: мол, пусть зти дела решают королева-мать и Антуан де Бурбон — королевский наместник, а он будет рад служить им честно, так, как они сочтут нужньїм. Когда герцог прибьіл в Париж, Конде бнл уже в городе с двумя тисячами вооруженннх гугенотов. Находившаяся в Сен-Жермене Екатерина, услншав о резне в Васси, попиталась остановить открнтое военное

Екатерина Медичи

237

противостояние в столице. Она направила брату Конде, кар­ диналу де Бурбону, губернатору Парижа, приказ: убедить и Гиза, и Конде немедленно покинуть город, забрав всех солдат с собой. Гиз, понимая, что ему ничего не грозит, не двинулся с места, но Конде испугался за свою жизнь и покинул Париж 23 марта 1562 года. На протяжении второй половиньї марта королева-мать послала ему четьіре письма, где взволнованно умоляла не вредить ей и миру во Франции. В одном из них говорилось: «Столь многое ньіне причиняет мне боль, что, если бьі не надежда на Господа и уверенность, что вьі поможете мне сохранить королевство и будете служить королю, моєму сьіну, я бьі чувствовала себя еще хуже. Надеюсь, что мьі справимся со всем зтим с вашей помощью и добрьім советом». Даже в лучшие Бремена своей жизни Конде предпочитал не повдаваться льстивьім словам Екатериньї; теперь принц решил, что для него на­ стало время действовать и бороться за свои права. Ее приз ь і в ь і угодили в пустоту.

Екатерина и двор находились в Фонтенбло, и 26 марта Гиз прибьіл туда с тьісячей всадников. Опасаясь, что гуге­ ноти возьмут в заложники королевскую семью, он явился, чтобьі сопроводить их в Париж, где они будут в безопасности. Екатерина отказалась било, но когда герцог стал расписьівать, в какой опасности находится король и другие ее дети, королева, скрепя сердце, сдалась и оставила замок на следующий же день. Екатерина понимала слишком хоро­ шо: взяв под опеку короля, католическая группировка, возглавляемая Гизом, де факто будет дикговать закони. Конде, еще раньше обьединивший сили с Колиньи и его людьми, 2 апреля взял Орлеан, где они водрузили гугенотский штандарт. Спустя несколько дней пал и Руан — горожане восстали, повдержав гугенотов. Зто било ударом по гордости Гиза, ибо город находился в самом сердце его фамильних нормавдских владений. А 8 апреля Конде издал манифест, где били провозглашенн цели гугенотов. Заявив о своей преданности королю и королевской семье, они утверждали,

238

Леони Фрида

что желают лишь освободить тех от влияния Гизов, которьіх обвинили в преступлении против закона. Они также просили, чтобьі их недавно отвоеванная свобода вероисповедания бьіла юридически гарантирована. Екатерина, упорно не желавшая разорвать сношения с Конде, 9 июня отправилась в Тури, где встретилась с вож­ дем мятежников. Дружески-обезоруживающе, она поцеловала его в губьі, как бьіло принято среди членов королевской семьи. Каждого из участников встречи сопровождал зскорт, состоящий из сотни человек. Гвардейцьі Екатериньї, в королевском пурпуре, контрастировали людьми Конде, одетьіми в белое, подобно своєму вождю — зтот цвет бьіл принят в гугенотской армии. Екатерина, пораженная их ви ­ бором, ибо бельїй традиционно считался траурним, а также цветом бедности и простоти, спросила Конде: «Мсьє, почему ваши люди одетьі, как мельники?» Он отвечал: «Чтобьі показать, мадам, что они могут побить ваших ослов». В то время как зти двоє беседовали, их охрана ожидала снаружи, и один из гугенотов написал впоследствии: «В свите королеви я увидел с десяток старих друзей, каждьій бнл дорог мне, как брат; и они спросили разрешения у своего офицера поговорить с нами. Вскоре два отдельннх строя в красном и в белом смешались, и, когда пришло время опять разделиться, у многих били слезьі на глазах». Несмотря на все попнтки, Екатерина не добилась от беседьі с Конде большего, чем обещание новой встречи. Она произошла спустя несколько недель, где королева встрети­ лась и с другими вождями гугенотов. Пока велись зти бессмьісленньїе переговори и Екатерина питалась удержаться на почти невозможной позиции «над схваткой», обе сто­ рони искали помощи за рубежом. Гугеноти обратились в Женеву, к германским протестантским князьям и королеве Елизавете Английской. Изначально Елизавета предлагала себя в роли посредника между сторонами, но, так как ситуация во Франции накалялась, ей захотелось вмешаться в зто дело. Поскольку Мария занимала шотландский трон, Елизавета не желала больше видеть, как Гизьі доминируют во Франции. Делегати от Конде прибили в Англию, и

Екатерина Медичи

239

20 сентября 1562 года подписали договор в Хзмптон-Корте. В обмен на Гавр, которьій впоследствии предполагалось заменить на Кале (что, собственно и составляло интерес королевьі), она послала шесть тьісяч человек, которьіе немедленно приступили к ремонту укреплений в Гавре. Екатерина и членьї католического триумвирата тем временем сами обратились за помощью. В первую очередь дворяне Франции бьіли обложеньї тяжельїм налогом: нужно бьіло собрать 300 тьісяч зкю. Филипп Испанский, возликовав, что Франция, наконец, обьявила полную и открьітую войну гугенотам, послал Гизу 10 тьісяч пехотинцев и З тьісячи кавалеристов. Екатерина получила деньги также от папьі римского, правителей Флоренции и Венеции. Швейцарские наемники и прочие иностранньїе войска бьіли нанятьі для пополнения хорошо организованной королевской армии. Начало противостояния, ньіне назьіваемого «Первой религиозной войной», можно охаракгеризовать как период особо ожесточенньїх бесчинств на местах, совершаемьіх обеими сторонами, сводящими старьіе счетьі. В Сансе гугенотьі перерезали горло монахам местного монастьіря; в Туре утопили две сотни протестантов, в Анжере герцог Монпансьє обезглавил тех восставших, которьіх сумел за­ хватать. Ярость нетерпимьіх сторонников старой и новой религий разжигала еще более глубокую ненависть. Из урньї в Сен-Дени украли и сожгли сердце Франциска II. Бьіли оскверненьї и другие королевские могильї. Резня и смертоубийства на юге Франции оставляли цельїе областе разоренньіми. В Гиени протестантьі поначалу имели значительньїй успех, но затем Блез де Монлюк, один из прославленньїх сподвижников Генриха II, одержал там внушительную победу, хотя почти весь Лангедок еще оставался в руках гугенотов. Королевские войска захватали Пуатье и Бурж, после чего двинулись дальше в Нормандию, собираясь вернуть Руан, оборону которого вел Габризль Монтгомери, молодой дво­ рянин, чьим копьем бьіл сражен Генрих II. Екатерина изгнала Монтгомери, хотя сам Генрих снял с него всю вину и на смертном ложе не раз повторял, что желает, чтобьі юно-

240

Леони Фрида

шу не преследовали и не наказьівали. Зто не подействовало на королеву-мать. Она спитала, что Монтгомери следовало наказать. Ей он казался виновником чуть ли не всех бед в королевстве, ибо, останься Генрих в живьіх, во Франции не случилось бьі подобньїх беспорядков. Пьілая ненавистью к человеку, которьій «убил» ее мужа, она решила «свершить акт правосудия». Хотя Екатерине не бьіла свойственна та мстительность, которую ей впоследствии приписьівали, но в зтом случае она действительно желала вендеттьі.

В середине октября, во время обстрела Руана, королева-мать прибьіла в форт Сент-Катрин, расположенньїй на холме над городом, чтобьі вьіяснить, как продвигаются войска ее сьіна. Она привезла с собой короля, дабьі вселить уверенность в сердца воинов, но держала его в укрьітии. Вьіслушивая военньїх зкспертов, излагавших свою стратегию, она вьіглядела скореє как король-полководец, а не сорокатрехлетняя женщина-королева. Оживленная, вникающая во все, она переходила от бастиона к бастиону, глядя, как орудия палят по мятежникам. И Гиз, и Монморанси уговаривали ее не ввіходить открьіто на бастионьї, но она смеялась над их страхами, повторяв: «Моя храбрость так же велика, как и ваша». Они же не преувеличивали риска, которому она подвергалась. Когда Антуан де Бурбон, сто­ явший на одной из передових позиций, ощутив потребность справить нужду, отошел в кустьі — чуть поодаль от своих людей — он тут же получил ранение в левое плечо из аркебузьі. Г и з , обнаруживший Бурбона распростертьім на земле, поднял его и велел отнести к хирургам. На первьій взгляд рана не казалась смертельной, но, несмотря на мучительньїе попьітки врачей, пулю так и не обнаружили. Амбруаз Парз, которьій в своє время пользовал Генриха II на его смертном ложе, обеспокоился. Впоследствии он писал: «Г-н де ла Рош-сюр-Йон, особенно любивший короля Наваррского, отозвал меня в сторонку и спросил, не смер­ тельна ли рана. Я отвечал, что так оно и єсть... Он спросил других [хирургов]... и они ответили, что очень надеются:

Єкатерина Медичи

241

король, их господин, поправится, и ото доставило принцу большую радость». Єкатерина прибьіла к ложу Бурбона, взяв с собой Гиза и кардинала де Бурбона, брата Антуана. Лекари и хирурги уверяли их, что больной поправится. Один Амбруаз Парз бьіл настроен пессимистически и позднее писал: «Я не собирался изменять своє мнение до тех пор, пока не увижу признаки настоящего вьіздоровления». Пока лекари совещались, к радости католиков, Руан бьіл взят. Раненьїй Бурбон попросил, чтобьі его внесли в город через брешь в воротах Сент-Илер, позтому стену его комнатьі сломали, и победоносньїе воиньї внесли его в город. Вскоре виясни­ лось, что диагноз Парз оказался верньїм: рана воспалилась, началась гангрена. Хирург вспоминал, как страдал Бурбон: «Бьіло необходимо вскрьіть рану на руке, из которой шел запах столь отвратительньїй, что многие люди, не в силах виносить зловоние, били вьінужденьї оставить комнату». К несчастью, гной випустить не удалось, пациент бредил, лихорадка все усиливалась. Он попросил, чтобьі его увезли из Руана, где воздух отличался спертостью, и прокатили по Сене на галере. Конец его приближался, и Бурбон перед лицом смерти вел себя столь же нерешительно, как и в жизни. И католики, и протестанти, желая духовного спасения внсокородного господина, оспаривали друг у друга его душу. 9 ноября он исповедался католическому священнику, но на следующий день, придя в сознание, обьявил: «Я желаю жить и умереть как лютеранин». В ночь на 17 ноября, спустя месяц после ранения, смерть — единственное, в чем Бурбон мог бить уверен, — пришла за ним. Его последние слова били обращенн к итальянскому камердинеру, которого он очень любил. Схватив его за бороду, Бурбон прошептал: «Служи моєму сину хорошо, и пусть он как должно служит королю». Кончина Антуана сделала его восьмилетнего сина Генриха первьім принцем крови и наследником трона Франции после снновей Екатеринн. К отому времени Генрих покинул двор, чтобьі присоединиться к своей матери, Жанне д ’Альбрз, королеве Наваррской, где под ее фанатичним влиянием

242

Леони Фрида

он воспитьівался убежденньїм кальвинистом. Хотя его отец, Антуан де Бурбон, иногда и причинял Екатерине некоторое беспокойство, серьезньїм противником она его, конечно же, не считала. А вот сьін его Генрих, повзрослев, стал опасной угрозой трону Валуа. Дерзкий и знергичньїй, он совершал хитроумньїе провокации, избегая ловушек. Как тут бьіло не тревожиться королеве-матери, если пророчества предсказателей открьіли ей — зтот мальчишка будет править Францией после ее сьіновей! С тех пор Генрих Наваррский стал самьім страшньїм из кошмаров Екатериньї. Одной из радостей, кой предвкушала Екатерина при взя­ тий Руана, не суждено бьіло сбьіться. Габризль Монтгомери с горсткой людей сбежал на корабле до того, как город пал. В порьіве мщения четьіре тьісячи мятежников бьіли зарубленьї солдатами короля, хотя Гиз пьітался остановить бойню и сохранить жизнь знатньїм пленникам ради вьїкупа. Однако теперь королеву-мать занимали более насущньїе проблемьі. Несмотря на то что сейчас ее партия владела ситуацией, основная угроза еще не бьіла устранена: Конде со своим войском покинул Орлеан и направился к Парижу. Гиз, планировавший захватать Гавр, оставил зту затею и вьідвинул армию в направлений столицьі, дабьі не пустить туда гугенотов. Гиз вьіиграл состязание, и Конде повернул навстречу английским войскам в Нормандию, планируя соединиться с ними, пока не начнутся главньїе собьітия. Армия Монморанси отрезала ему путь на север, вьіиграв битву при Дре 19 декабря 1562 года. Начало зтого сражения, первого из серьезньїх столкновений в той войне, описал Франсуа де ла Ну, гугенот и воин: «Каждьш из нас думал про себя, что идущие сейчас против него лю ди— его родственники, друзья, товарищи, и через мгновение нам предстоит убивать друг друга. Зта мьісль наполняла нас ужасом, но мьі хранили мужество». Яростная атака кавалерии во главе с Колиньи едва не при­ несла им победу, но у Гиза бьшо больше людей, он сумел сохранить часть войск в резерве и в результате вьіиграл. Сент-Андре, один из членов Триумвирата и закадьічньїй друг Генриха II, бьіл убит, а Монморанси снова попал в

Екатерина Медичи

243

плен, как, впрочем, и Конде. Теперь Гизу приходилось не­ сти ответственность за всю королевскую армию, ибо он единственньїй из триумвираторов остался «на коне». Колиньи тем временем принял на себя командование силами гугенотов. Екатерина рассматривала победу при Дре как шанс начать мирньїе переговорьі, но общественное мнение бьіло настроєно против нее, и Гиз отправился осаждать Орлеан. Вечером 18 февраля 1563 года герцог де Гиз, проверив, как ведется осада, дал распоряжения насчет диспозиции войск под Орлеаном и отправился в свой лагерь, когда уже стемнело. Впереди него шли, по обьічаю, двоє: молодой человек по имени Польтро де Мере и один из пажей гер­ цога. Польтро бьіл юношей двадцати одного года от роду, «низеньким, с желтой кожей». Позже вьіяснилось, что Ла Реноди, зачинщик Амбуазского восстания, состоял с ним в дальнем родстве. Де Мере, изначально — шпион гугенотов, бьіл превращен Гизом в контр-шпиона. Теперь же, как го­ ворили, он получил от своего прежнего господина, адмирала де Колиньи, приказ убить Франсуа де Гиза. В тот вечер он заметил, что герцог не надел свою обьічную кольчугу. Пройдя пост караульного, будущий убийца сделал несколько шагов в сторону, спрятался за кустами и вьіждал, пока герцог проедет мимо него на лошади. Гиз не мог видеть нападавшего, когда тот вьіскочил из зарослей и вьістрелил из аркебузьі ему в спину. Герцог, раненьїй, упал наземь. Как только начались поиски виновного, Польтро де Мере умчался из лагеря на бьістром скакуне. Известие об зтом настигло Екатерину в Блуа. Ее реакция, помимо естественного шока, составляла сложную смесь отчаяния из-за потери «самого способного и стоящего министра, какого [ее сьін] когда-либо имел» и радости от освобождения из-под ига герцога. Зная, что смерть Гиза сводит шансьі на настоящий, долгосрочньїй мир почти к нулю, королева-мать решила, что преступление стоит основательно расследовать, чтобьі виновньїй понес поучительное наказание. Искренне возмущенная тем, что Гиз бьіл сражен столь трусливо, исподтишка, она писала Анне д ’Зсте, жене герцо­ га: «Хотя меня уверяют, что рана не столь опасна, я все рав-

244

Леони Фрида

но потрясена и не знаю, как бьіть. Но я желаю употребить все свои сильї и вдасть, дабьі отомстить за зто преступление, и, я уверена, Господь простит все, что я сделаю в связи с зтим». Екатерина поспешно покинула Блуа и отправилась в лагерь герцога, где проводила время у его ложа. Польтро де Мере тем временем схвалиш и вернули в лагерь. Одного взгляда на полумертвого от страха убийцу хватало, чтобьі понять: покушение бьіло произведено не расчетливьім шпионом, а глупцом, то ли вьіполнявшим приказьі других, то ли пожелавшим таким образом оставить свой след в истории. Юноша, неспособньїй вьіражаться членораздельно, бьістро признался, что действовал по приказу Колиньи, предложившего ему сотню зкю за убийство герцога. Екатерина писала невестке, Маргарите Савойской, что Колиньи и де Без «убедили его: если он вьіполнит их план, тут же отправится на небеса... он также сказал мне, что имел приказ наблюдать за мной и моими детьми, что адмирал питает ко мне безграничную ненависть, так что я должна беречься. Вот так, сударьіня, зтот добрьій человек (Колиньи), утверждающий, будто действует исключительно в интересах религии, пьітается расправиться со всеми нами. Я чую, что на протяжении зтой войньї он действительно попьітается убить моих детей и уничтожить моих лучших людей». Допрошенньїй королевой-матерью, Польтро позже начал противоречить сам себе и отрицать собственньїе обвинения в адрес Колиньи. Тем не менее адмирал, чьи строгие нравьі, пожалуй, стяжали ему большую славу, чем отчаянная храбрость и боевьіе победьі, оказался замаран зтим обвинением, в истинности которого Гизьі не сомневались. Екатерину вместе с тем беспокоило не то, что Колиньи теряет безупречную репутацию, а то, что назрела насущная необходимость примирення влиятельньїх семейств Франции любой ценой. На данньїй момент обстоятельства как нельзя лучше устраивала королеву-мать— запятнанньїм и скомпрометированньїм Колиньи будет легче манипулировать. Ободряющие прогнози хирургов, как и в большинстве подобньїх случаев, оказались слишком оптимистичньїми,

Екатерина Медичи

245

и Франсуа де Гиз, герой войньї, гений воинского искусства и харизматический лидер католиков, умер 24 февраля 1563 года. Государство устроило ему поистине королевские похороньї; 19 марта кортеж, состоявший из двадцати двух городских глашатаев, звонивших в колокола, влиятельньїх горожан с горящими факелами в руках, представителей церкви и знати прошел через весь Париж. Процессию сопровождало большое количество городской стражи, вооруженной до зубов. Тьісячи скорбящих вьістроились на улицах. Убийство Франсуа де Гиза положило начало кровавой вендетте между его семьей и родом Колиньи— Шатильонами, которая достигнет кульминации девять лет спустя, когда погибнут де­ сятки тьісяч человек. Колиньи издалека отвечал на обвинения честно и откровенно, вопреки обьїкновениям того времени, но зто лишь повредило ему: оправдання адмирала легко бьіло превратить в доказательство виньї. Признаваясь, что сльїшал о нескольких заговорах против Гиза и членов его семьи еще до резни в Васси, Колиньи утверждал, что предупредил герцога через герцогиню де Гиз, но после резни счел гер­ цога с семейством врагами короля и королевства. В тоже время бьіло раскрьіто несколько заговоров злоумьішляющих против него и Конде, инспирированньїх герцогом. Следовательно, в условиях воєнного времени, когда два человека являются врагами, он не считал себя обязанньїм предупреждать герцога об угрозе его жизни. Утверждая, что сам он никогда не разрабатьівал планов убийства гер­ цога, Колиньи признал, что Польтро де Мере действительно бьіл им нанят в качестве шпиона. Зтот де Мере бьіл последним человеком, кому он, Колиньи, мог бьі доверить столь деликатное задание, как убийство вождя оппозиции, хотя во время последней их встречи де Мере и заявлял, что легко мог бьі зто сделать. В завершение своих обьяснений Колиньи умолял, чтобьі Польтро оставили в живьіх, дабьі он дал показання на суде, ведь только он мог снять подозрения с Колиньи. Так как не в интересах Екатериньї бьшо доводить расследование до суда, Польтро де Мере бьіл бьістренько осужден

246

Леони Фрида

и четвертован в присутствии большого скопления народа на Гревской площади в Париже 18 марта. Люди, пьілающие гневом в связи с кончиной воєнного героя, отрьівали куски от тела Польтро и таскали их по улицам Парижа. Истинньїе обстоятельства зтого весьма запутанного дела, которьіе вряд ли могли напрямую указьівать на Колиньи, умерли вместе с ним. Колиньи в своем письме, где, по мнению Екатериньї, он вьїказал «безрассудную откровенность», заключает: «Несмотря на полную невиновность, я рассматриваю смерть герцога как величайшее благо, могущее приключиться с королевством, церковью Господа и в особенности с нашим домом». Долгие и запутанньїе отношения Екатериньї с Гизами не могли не бросить тень подозрения и на нее тоже. Говорили, будто она делилась тревогами со своим доверенньїм лицом, маршалом де Таванном: «Гизьі сами хотели стать королями, но я остановила их при осаде Орлеана». Она также будто бьі заявила Конде: «Смерть Гиза освободила меня из тюрьмьі, так же как я освободила вас, принц, ибо как вьі бьіли пленником герцога, так и я не чувствовала себя свободной под гнетом Гизов, довлевшим надо мной и королем». Венецианский посол записал вьісказьівание королевьі-матери: «Если бьі г-н де Гиз ушел из жизни раньше, достичь мира оказалось бьі куда проще». Пожалуй, можно сказать с большой долей уверенности, что Екатерина бьіла непричастна к смерти герцога де Гиза, но случайность сьіграла ей на руку, устранив со сценьї человека, наиболее непримиримого к гу­ генотам. Теперь главенство над католической партией естественньїм образом перешло к ней, в то время как Колиньи и Конде, также волею случая, стали вождями партии гугенотов. Она понимала: большинство ее подданньїх — ис­ тинньїе католики, позтому необходимо искать возможности для мирного соглашения, дабьі предотвратить дальнейший раскол страньї на религиозной почве. Двоє пленников, Конде и Монморанси, вьіступили в качестве представителей от своих партий на предварительньіх переговорах, и в результате 19 марта 1563 года бьіл принят Амбуазский здикт. Его условия отражали ширящее-

Екатерина Медичи

247

ся распространение протестантизма среди дворянства, и уступки знатньїм приверженцам новой религии бьіли куда серьезнее, чем их худородньїм единоверцам. Свобода вероисповедания даровалась всем гугенотам, однако места проведення служб и обьем дарованньїх прав устанавливались в пользу знати. Проще говоря, дворяне имели право совершать службьі в своих владениях где угодно, а для всех стоящих на более низких ступеньках социальной лестницьі зто право ограничивалось стенами их жилищ. В Париж и его пригородьі гугенотов не допускали, хотя во всех горо­ дах, которьіе бьіли в их руках еще до 7 марта, проводить службьі дозволялось. Ни сами партии, ни народ в особьій восторг от здикта не пришли, и, поскольку принцип «виноват стрелочник» бьіл популярен задолго до возникновения железньїх дорог, многие горожане швьіряли грязью в глашатаев, в обязанности которьіх входило чтение документов на улицах. В добавление ко всему Кальвин из своего «женевского далека» обьявил Конде «негодяем, которьій, в своей суєтносте, предал Господа». Следующей целью Екатериньї стало возвращение Гав­ ра. Зто помогло бьі оппозиционньїм партиям обьединиться против англичан. Королева Елизавета получила от Конде и Колиньи послание, в котором они просили ее сдать город. Она заявила: город бьіл дан ей как компенсация за потерю Кале, позтому она намерена удерживать Гавр «вопреки всей Франции». Екатерина призвала католические и гугенотские войска вьіступить единьїм фронтом под королевскими знаменами и изгнать чужестранцев с французской земли. Обьединенньїе общим делом, Монморанси и Конде осадили Гавр и, к яросте Елизаветьі, сумели изгнать англи­ чан 23 июля 1563 года. Победа далась легко, поскольку вой­ ска Елизаветьі бьіли деморализованьї не столько пушечньїм огнем, сколько вспьіхнувшей в городе зпидемией чумьі. Понятно, что Елизавета с тех пор никогда не относилась к гугенотам иначе, нежели с горечью, считая их предателями. После того как Екатерина арестовала сзра Николаса Трокмортона, английского посла, за его общение с гугенотами, французская и английская королева наконец заключний

248

Леони Фрида

мирньїй договор при Труа (в апреле 1564 года), которьій официально признавал французское владьічество над Кале в обмен на 120 тьісяч крон. Несмотря на Амбуазский мир, ни одна из французских враждующих сторон не разоружалась. Неустрашимая Екатерина провозгласила мир при дворе, надеясь, что зто поможет распространить процесе во вне. Конде примирился с королевой-матерью в Париже, когда она и король нанесли ему визит в день праздника Тела Христова. Когда они по­ явились на публике вместе, народ, казалось, никак на зто не отреагировал. Однако на следующий день толпа напала на карету принцессьі Конде по дороге в Венсен, и один из ее людей, гугенот по имени Куп, бьіл убит в стьічке. Конде немедленно обвинил семью Гизов в попьітке отомстить, но Екатерина успокоила принца и попьіталась умиротворить виднейших представителей знати при дворе. Для зтого королева-мать решила прибегнуть к тем методам, что бьіли в своє время на вооружении у ее обожаемого свекра, Франциска І. Ему принадлежит афоризм: «Две вещи жизненно важньї для француза: любовь к своєму королю и мирная жизнь; развлекайте их и поддерживайте в них физическую активность». Екатерина пришло в голову, что двор пора занять пьшіньіми развлечениями, балами, маскарадами и разньїми увлекательньїми забавами, которьіе привлекут вельмож, как гугенотов, так и католиков. Она полагала, что зти развлечения смогут отвлечь знатньїх сеньоров от убийств и заговоров против нее и ее сьіна. Ради зтого королева-мать с легкостью отказалась от строгого зтикета, которьіе прежде ставила во главу угла, и решила использовать прелести своих вьісокородньїх фрейлин себе на пользу. Зти юньїе красавицьі составили ее «летучий зскадрон» числом от восьмидесята до трехсот (согласно разньїм источниками в разное время). Екатерина настаивала, чтобьі они одевались, «подобно бо­ гиням», в шелка и парчу. Брантом, возможно, преувеличивая их добродетельность, описьівает зтих дам как «очень красивьіх и очень вежливьіх девиц, с которьіми всякий день можно бьіло приятно побеседовать в прихожей королевьі».

Екатерина Медичи

249

Далее он утверждает, что дамьі зти обеспечивали лишь самое невинньїе и чистьіе забавьі для господ, любой же, «кто нарушал зти правила, рисковал бьіть изгнанньїм». Жанна д ’Альбрз, королева Наваррская, шокированная распущенностью нравов, царящей при дворе, более откровенно описьівает положение вещей: «Не кавалери здесь приглашают дам, но дамьі приглашают кавалеров». Екате­ рина, похоже, заботилась только о том, чтобьі ее «летучий зскадрон» соблюдал благопристойность на публике. При личньїх встречах ее нимфьі бьіли вольньї заходить как угод­ но далеко, «лишь бьі хватило благоразумия, ловкости и находчивости, чтобьі не раздуло живот». Одна из таких дам, Изабелла де Лимей, фрейлина королевьі-матери, вступила в страстную любовную связь с самим Конде. Непривьічньій к рафинированному образу жизни и соблазнам двора, принц-воин полностью подпал под ее чарьі. Королеву-мать порадовало то, что Конде под влиянием Изабелльї перестал посещать протестантские службьі. Спустя некоторое время неосторожная прелестница забеременела и в положенньїй срок принесла младенца. Она отослала ребенка к Конде в корзинке; но Екатерина, бьістро обнаружившая правду, придя в ярость, заточила Изабеллу в монастьірь до тех пор, пока та не обретет вновь здравьій смьісл и не вернет себе расположение королеви. С тех пор захватьівающие зрелища, пьішньїе празднества и обольстительно привлекательньїе дамьі из летучего зскадрона стали неотьемлемьім атрибутом правлення Екатериньї. Слава ее блестящего двора разошлась далеко. Брантом назьівал его «истинньїм раєм на земле». Королевамать, всегда в черном, составляла резкий, но воистину величественньїй контраст с пьішньїми, пестрьіми красками ее окружения. Она умело использовала свой «зрельїй шарм», вьіработанньїй за многие годьі обучения принципам власти. Екатерина могла бьіть остроумной и обаятельной, даже самьіе строгие критики при дворе порой впадали в восторг, очарованньїе ее повадками. Но стоило им решить, что они поняли суть ее личности, как она вновь от них ускользала, и королева-мать оставалась загадочной— еще более зага-

250

Леони Фрида

дочной, чем прежде. Один современник отмечал «человечность» королевьі-матери, «добрую волю» и «терпение при встречах с людьми, какого бьі они ни бьіли происхождения». Он восхищался «неутомимьім постоянством, с коим она внимает людям, вьіслушивает их речи и обращается с ними с такой учтивостью, что большего и желать нельзя». Несмотря на все ее старання, жалобьі со стороньї католиков и гугенотов сипались на королеву дождем, и она бьіла вьінуждена дни напролет вьіслушивать противников, обвинявших друг друга в несоблюдении условий Амбуазского мира. На любую такую жалобу Екатерина реагировала невозмутимо, тактично улаживая все спорьі. Ее так измучили постоянньїе нападки Колиньи, что, в конце концов, она написала ему следущее: если протестанти будут продолжать будоражить общество и нарушать закон, она примет решительнне мери, «невзирая на личности, религии и другие материн, за исключением мира в королевстве». Екатерина-арбитр била неукротима в своих стараннях посеять мир, но благодарностей не слншала. Жажда крови, зтот неизбежннй плод гражданской войн, рассеивалась повсюду, заказние убийства стали повсеместньш явлением, их прозвали «месть по-итальянски». Наконец осознав, что без жестких мер не обойтись, королева-мать сделала решительний и безрассудно храбрнй шаг. Она решила обьявить тринадцатилетнего Карла совершеннолетним. Несмотря на то что по закону совершеннолетие для королей наступало в четнрнадцать лет, как постановил некогда Карл V Французский, Екатерина сочла необходимнм обьявить мальчика достигшим отого момента на год рань­ т е . Она знала, что преданность монарху всегда вьіше, нежели регентше. Она хотел сиграть на традиционних для дворянства чувствах верности и подчинения королю, хотя би он даже и не вьішел еще из детского возраста. Тогда будет легче сделать следующие шаги к восстановлению порядка. Сама Екатерина собиралась править и дальше, но такое изменение статуса Карла, по сути косметическое, могло приблизить желанний мир. И вот, 17 августа 1563 года, на большой церемонии в парламенте города Руана— париж-

Екатерина Медичи

251

ский парламент бьіл отвергнут, ибо, раскусив уловку Екатериньї, его членьї пришли в неистовство, — Карл бьіл обьявлен совершеннолетним. Несмотря на возражения парижского парламента, Екатерина настояла на таком решении, отвечая, что и прежде бьівали изменения в традиционной цифре возраста совершеннолетия, «когда ситуация в королевстве требовала зтого». На церемонии присутствовали Монморанси, принцьі крови, членьї королевского совета, многие влиятельньїе дворяне и маршальї Франции. И брат Франсуа де Гиза, кар­ динал Лотарингский, и брат Колиньи, кардинал де Шатильон, тоже явились на церемонию. Несмотря на глубокую ненависть между двумя семействами, они старались дер­ жаться вместе — ради короля. Мальчик, високий для сво­ єю возраста, но физически слабий, болезненннй, серьезно заявил, что больше не потерпит «неповиновения, которое до сих пор било мне виказано». Екатерина официально передала управление Францией в руки Карла. Внслушав все положеннне слова, король сошел с помоста и уселся на трон. Когда королева-мать приблизилась к королю, он поднялся ей навстречу и сделал жест, ни у кого не оста­ вивший сомнения в том, кто будет истинньш правителем Франции: Екатерина присела в глубоком реверансе перед ним как перед своим повелителем, но мальчик подарил матери снновний поцелуй и, сняв бархатную шляпу, провозгласил, что дает ей «власть командовать», и подтвердил, что она «будет продолжать управлять и распоряжаться столько же, сколько прежде». Вельможи один за другим подходили принести вассальную присягу, целуя руку ко­ роля и низко кланяясь. В наставлений, составленном для сина, королева-мать отметила четьіре пункта, которне считала наиболее существенньши для успешного правлення. Король должен бить предводителем, центральной фигурой всего происходящего при дворе. Ключ к гармонии и удержанню руки на пуль­ се состоит в «восстановлении истинной функции двора». Он должен стать средоточием всей французской жизни, где все будет вращаться вокруг фигурн короля. Екатерина под-

252

Леони Фрида

черкнула важность повседневной жизни, за которой король сам должен следить. Здесь приоритет отдается публичньїм собьітиям и делам, «ожидания» дворян должньї удовлетворяться. Она также особьім образом подчеркнула, что продажность придворних служащих должна искореняться б и ­ стро и тщательно. Служащие часто оставляют неотложнне дела без внимания неделями и даже месяцами, отчего создается впечатление, будто королю ни до кого нет дела. Она настаивала, чтобьі Карл лично бнл доступен для каждого, кто придет с жалобами: «Позаботьтесь о том, чтобьі гово­ рить с ними, когда би они ни появились в ваших покоях. Я видела, как зто происходило в дни вашего деда и вашего отца, и, когда просители заканчивали говорить о делах, их поощряли перейти к разговору о семьях и личньїх заботах». Екатерина советовала сину бить в курсе всех вопросов, связанннх с протекцией тем или иньїм дворянам. Если он будет пристально следить за всем, что касается освобождающихся должностей, вакансий и всего, что можно даровать, то сможет контролировать не только двор, но и провинции, искореняя лихоимство, вредящее монархии, и одновременно завоевнвая преданность подданннх. Здесь она рассказнвает, что Людовик XII повсюду возил с собой список вакантних должностей, а Франциск І платил ключевнм деятелям провинций за то, что те снабжали его сведениями об исполнении должностньїх обязанностей. Провинциальнне гарнизонн, важность которьіх Франциск постоянно подчеркивал, служили не только для защитн территории, но также для того, чтобн «местньїе магнати могли развеяться в зтих рнцарских заведеннях, избавляясь от излишков «боевого духа» без вредних последствий для государства. Мать также указнвает Карлу на важность «заботи о купцах и городской буржуазии». Зто политическое завещание не касается многих существенннх сторон, на которне необходимо обратить внимание мудрому правите­ лю, таких, например, как финансовне советьі или военнне дела, но считается, что оригинал документа состоял из двух частей, из которнх сохранилась лишь одна.

Екатерина Медичи

253

Екатерина разумно связьівала ратификацию Амбуазского мирного договора с обьявлением совершеннолетия короля. Зто весьма расстроило ультра-католическую партию, которая никак не могла унять свой пьіл. Почти сразу же после совершеннолетия Карл столкнулся с требованиями клана Гизов о суде над убийцей герцога. Пьітаясь добиться своего, они устроили драматический вьіход при дворе, одетьіе в глубокий траур. В январе 1564 года король, с необьічной для подростка прозорливостью, сделал официальное заявление о том, что дело будет отложено на три года в интересах мира. В настоящее же время ни одна из партий не должна заниматься личной местью. По всей вероятности, автор зтого мудрого решения — Екатерина, однако она вьїказьівала благоговение перед зрелостью сьіна, назьівая его «новим Соломоном» и говоря: «...король, мой син, по своей воле и без чьего-либо давлення издал декрет, столь благотворний, что весь совет заявил: сам Господь глаголет его устами». Хотя, конечно же, ничего не изменилось, и нападения сторон друг на друга продолжались. Одни из самих храбрнх и преданннх офицеров Екатеринн, капитан Шори, бьіл убит толпой гугенотов в Париже, но королева-мать решила не преследовать убийц из страха расшевелить осиное гнездо. Есть сведения, что на саму Екатерину тоже делались покушения, и уж точно били две попнтки убить д ’Андело, брата Колиньи, причем следьі вели к герцогу д ’Омалю, брату покойного герцога де Гиза. Д ’Андело удалось чудом ускользнуть от убийц. Как ни надеялась Екатерина, что Карл с годами сумеет визвать большее повиновение, но его анемичнне черти лица, тщедушное тело и уродливое родимое пятно между носом и верхней губой не придавали королю и доли того величия, коим отличались его отец и дед. Позже юноша отрастит уси, которне скроют родимое пятно, но все равно останется известен под прозвищем «король-сопляк». Венецианский посол Джованни Мичель описнвал мальчика более снисходительно: «восхитительний ребенок, с прекрас­ ними глазами, грациозньши движениями, хотя и некрепкого сложения. Он предпочитает физические упражнения, непо-

254

Леони Фрида

сшіьньїе для его здоровья, и страдает от одьішки». Екатерина предпринимала отчаянньїе попьітки сделать из Карла настоящего короля, уж она-то отлично разбиралась, за счет чего достигается величне. Хотя исходньїй материал вряд ли обнадеживал, тем не менее Екатерина двигалась к цели весьма решительно. Карл «ел и пил весьма скупо». В мире позднего Ренессанса идеальньїм считался тип мужчиньї физически сильного, жадного до жизненньїх удовольствий, обладающего неистощимьім аппетитом по части вьіпивки, едьі и прекрасного пола. На зтом фоне умеренность Карла могла рассматриваться как черта, недостойная настоящего мужчиньї. Он вьїказьівал мало интереса к балам, придвор­ ним развлечениям и женщинам, хотя в боевьіх искусствах зарекомендовал себя с лучшей сторони. И, конечно же, как истинний Валу а, обожал любьіе види охоти. Подобно своєму умершему брату, Франциску II, Карл мог до самозабвения отдаться безумной погоне за зверем. Несмотря на хрупкость и слабое здоровье, он не щадил себя. Очевидцн отмечали, что порой он начинал задихать­ ся, а с годами приступи проходили все тяжелее, отчего несчастннй юноша приходил в бешенство, граничащее с безумием. Порой ярость Карла бьівала столь сильной, что придворнне боялись за свою жизнь. В дальнейшем хвори и недуги, постоянно преследующие короля, доведут его до настоящего умопомешательства, но и в тринадцатилетнем возрасте, еще оставаясь добрим и великодушним мальчиком, он страдал порой от неудержимнх гневних вспншек. Карл обожал преследовать зверя, но также вьїказьівал не совсем нормальний интерес к убийству дичи, которое возбуждало его и притягивало. Порой он своими руками свежевал окровавленную добьічу. Зти жутковатне склонности сочетались в юном короле с позтическим даром — под настроение он писал действительно прекраснне стихи. А еще Карл любил музику и отлично играл на рожке. Екатерина, желая привить детям любовь к искусству, присущую их деду Франциску І и предкам по линии Медичи, учила их живописи, рисунку, стихосложению и резьбе по дереву. Юний король вьїказьівал недюжинннй талант в

Екатерина Медичи

255

зтих областях. Два его произведения бьіли адресованьї Пьеру де Ронсару, великому французскому позту, и бьіли опубликованьї в книге избранньїх произведений последнего43. Екатерина озаботилась дать детям образование, достойное королей, под наблюдением самьіх ученьїх людей своего времени. Жак Амио, известньїй переводчик Плутарха, следил за интеллектуальньїм развитием детей. Среди прочих предметов, они изучали латьінь, греческий, историю и бегло го­ ворили по-итальянски. Карл вьїказьівал глубокое сьіновнее почтение и привязанность к матери, несмотря на то что она явно предпочитала младшего сьіна, Здуарда-Александра, и между братьями возникло соперничество и ревность. Тринадцатилетний Здуард-Александр носил титул гер­ цога Орлеанского как старший из братьев короля, но в истории он больше известен под именем герцога Анжуйского до того, как унаследовал трон44. Так как впоследствии (во время конфирмации) он сменил своє имя и стал зваться Генрихом, то и я буду назьівать его «Генрихом, герцогом Анжуйским». Он бьіл бледньїм, хрупким, но весьма живьім ребенком и, как многие из рода Валуа, большим любите­ лем шуток-розьігрьішей. Нельзя сказать, что ему не хва­ тало храбрости; хотя традиционную семейную страсть к охоте он не унаследовал, зато любил фехтование и достиг 43 Пьер де Ронсар (1524-1585) служил при дворе и сопровождал Марию де Гиз в Шотландию, где пробьіл при ней три года. Его перу принадлежат не только стихи, но также политические трактатьі о первьіх религиозньїх войнах и Варфоломеевской ночи. Однако память о нем сохранилась в первую очередь потому, что он способствовал внедрению в поззию разговорного французского язьїка вместо классических литературньїх образцов. При жизни он пользовался большим успехом и славой, ему воздавали почести Франциск І, Генрих II и Карл IX. Однако вскоре после его смерти вновь наступи­ ло господство классицизма, Ронсар бьіл осмеян и забьіт, и только в зпоху романтизма, в XIX веке, его открьіли заново. С тех пор и до нашего времени стихи его вновь пользуются вьісоким признанием.

44 Герцогство Анжуйское бьіло даровано Здуарду-Александру его братом Карлом в 1564 году.

256

Леони Фрида

в нем значительньїх успехов. Однако повьішенньїй интерес мальчика к нарядам, богатьім тканям и украшениям, к комнатньїм собачкам и игрушкам вьізьівал у старших некоторое беспокойство. Злегантннй и обладающий не по годам развитьім вкусом, он бьіл помешан на красоте, и зто его качество лишь усиливалось с возрастом. Сьін Екатериньї унаследовал его от Медичи так же, как и изящньїе руки с тонкими пальцами, безукоризненньїе манерьі и способность покорить своим обаянием любого, кого только пожелает. Генрих бьіл красив, хорошо сложен, но гнойник между правьім глазом и носом портил его миловидное лицо. Вероятно, зтот гнойник бьіл ранним проявлением туберкулеза, одного из смертельньїх недугов, которьіми Екатерина наградила сьіновей. Марго, темноволосая, хорошенькая, вьісокая для своих лет, бьіла прилежньїм и мильїм ребенком. Она радовала всех цветущим здоровьем и недюжинньїм, П Ь ІТ Л И В Ь ІМ умом. Любила учиться и получила прекрасное образование, включая знание латьіни. Марго обожала верховую езду и еще в детстве поражала всех мастерским исполнением танцев на балах, которьіе бьіли непременньїм, почти ритуальньїм компонентом придворной жизни. Танцьі в то время служи­ ли не просто забавой или поводом для флирта: некоторьіе знергичньїе па и прьіжки являлись своеобразньїм способом проверить запас жизненньїх сил партнерши, ее физический потенциал в качестве будущей су пру ги и матери. Однако Екатерина любила свою дочь меньше других детей; каза­ лось, ее раздражало, что Марго обладает завидньїм здоро­ вьем, как будто в ущерб своим братьям. Младший, Зркюль, может смело називаться поскребьішем рода Валуа. Он родился красивим и славним ребенком, но в возрасте восьми лет жестокая оспа чудовищно изуродовала его. «Его лицо все изрьіто оспинами, нос раздут и деформирован, глаза налити кровью, — из приятного и красивого мальчика он превратился в жутчайшего из живущих людей». Как будто отого било недостаточно, его ноги и спина искривились, цвет лица стал землистим, и ростом бедняга Зркюль лишь немного превосходил придворних карликов. Частенько он,

Екатерина Медичи

257 словно слабоумньїй, застьівал с открьітьім ртом и отсутствующим вьіражением в глазах. После болезни весельїй и жизнерадостньїй мальчик стал раздражительньш, теперь его имя Зркюль, что означает Геркулес, звучало с особенно горькой иронией. К счастью, он тоже изменил своє имя, подобно брату, и теперь стал зваться Франсуа, в честь умершего брата и деда (позтому я далее стану звать его Франсуа, герцог Алансонский). Зтот сьін Екатериньї вьірос коварньїм интриганом и постоянно вьізьівал тревогу у матери. Марго с раннего детства стала защитницей братца, что еще больше раздражало Екатерину. Королевские дети бьіли окруженьї роскошью— Екате­ рину преследовало ностальгическое желание вернуть дни блестящего двора Франциска І. Каково бьі ни бьіло состояние казньї, антураж для королевьі и ее детей должен бьіл оставаться на вьісочайшем уровне. Кроме того, французские монархи издавна считали невозможньїм зкономить, когда речь шла о церемониях, где членьї королевского дома должньї бьіли являть себя подданньїм. Екатерина, расточительная по натуре, постоянно боролась за то, чтобьі обеспечить должньїй уровень роскоши. Во время правлення Франциска І численность придворного штата (всех уровней) составляла около 10 тьісяч человек— лишь двадцать пять французских городов в то время могли похвастать таким населением; при Екатерине зто число не уменьшилось. В штат входили служащие шестидесяти рангов — от разносчиков хлеба, бондарей, мойщиков плевательниц, до церемониймейстеров, граверов, капелланов и библиотекарей. Сохранились и многие средневековьіе должности, на практике уже ненужньїе, но существовавшие по традиции. Екатерина наслаждалась церемониями и сохраняла старинньіе придворньїе обьічаи, сколь бьі устаревшими или дорошстоящими они ни бьіли. Королеве-матери и ее детям постоянно требовались легионьї слуг. В качестве короля Карл вел раздельное хозяйство с королевой-матерью, в ее же распоряжении бьіли сотни лю­ дей — и дворян, и простих слуг, а если считать все ко­ ролевские резиденции страньї, зто число дойдет до тисяч.

9 Л. Фрида

258

Леони Фрида

Носильщики, камердинери, обьічньїе и ливрейньїе лакей, швейцарские гвардейцьі спитались служащими более ви ­ сокого ранга. Королеве служила целая армия секретарей, раздавателей милостьіни, лекарей, гувернанток и домашних учителей для детей. Одни только кухни, в тогдашних условиях, требовали огромного количества персонала, дабьі накормить толпьі живущих при дворе людей. Здесь, как и везде в королевской жизни, существовала система градаций: короля кормила особая кухня (cuisine de bouche), всех прочих — обьічная (cuisine commun). Поставщики для ко­ ролевской кухни бьіли занятьі день и ночь, добьівая провизию для прокормления тисяч людей. Поставки делились на три разряда: paneterie, echansonnerie, fruit (хлебобулочнне изделия, вино и фрукти). Одной из основних причин, отчего двор вннужден бнл переезжать с места на место, порой через один-два месяца, била нехватка продуктов в данной местности. Другой важнейшей причиной являлась санитария. После некоторого срока пребнвания двора на одном месте, особенно в летнее время, нечистоти скапливались в ямах, вонь становилась ужасающей, соответственно риск заболеваний бистро возрастал. Двор переезжал еще и в поисках нових охотничьих угодий. Когда король оставлял одну резиденцию и отправлялся в другую, большинство мебели и драпировок перевозили за ним следом в обозе. Позади оставался полупустой замок. Екатерина никогда не скупилась на своих любимих лошадей, а уж теперь, когда она сама контролировала казну, ей било не удержаться от постройки нових конюшен и закупки породистих скакунов. Утверждали, будто, растолстев, она стала причиной безвременной гибели нескольких лошадей, заставляя их бежать бистро с таким грузом. Дабьі потрафить взьіскательньш вкусам королеви-матери, требовался огромний кортеж. Большое количество обьездчиков, грумов и конюхов находились на жалованье лично у короле­ ви. У нее бнл собственннй конньїй завод, и она пристально наблюдала за разведением молодняка. Любой, кто дарил королеве-матери красивого жеребца или чистокровную ко­ билу, мог бить уверен в ее благосклонности. Она любила

Екатерина Меднчи

259

животньїх, особенно собак и птиц, хотя в ее зверинце бьіло немало и зкзотических зверей. Кроме львов, которьіх она держала в Амбуазе, бьіли еще и медведи, которьіх королева весьма любила; их держали в намордниках и с кольцами в носу. В той стране чудес, которую создала для себя Екатери­ на, медведи составляли часть ее зскорта во время поездок. Вальяжньїе звери, под присмотром поводьірей, послушно трусили рядом с носилками королевьі-матери. Екатерина обожала карликов. Их у нее имелась целая труппа, для которой бьіло устроено отдельное хозяйство. Карликам прислуживали свои ливрейньїе лакей, аптекари, прачки, зкономки, гувернерьі и так далее. Королева-мать отлично одевала своих карликов, они носили меха и парчу. Среди любимцев числились: Катерина Садовница, Мавр, Турок, М альті Марвиль и Огюст-Римлянин, носивший шпагу и кинжал. Бьіл даже карлик-монах. У Екатериньї бьіли два любимца-шута, оба поляки, прозванньїе Большой Полячище и Маленький Полячок. Все они получали от королевьі-матери карманньїе деньги; она даже устроили двум своим любимцам свадьбьі с соблюдением в миниатюре всех положенньїх пьішньїх церемоний. Катерина Са­ довница бьіла наилюбимейшей карлицей ее величества, она сопровождала королеву почти повсюду. Бьіли у Екатериньї и другие, особьіе спутники: длиннохвостая обезьянка, согласно поверью, приносившая удачу, и зеленьїй попутай, доживший до тридцатилетнего возраста. После провозглашения короля совершеннолетним Ека­ терина задумала воплотить в жизнь потрясающий проект. В случае удачи его смело можно бьіло бьі назвать мастерским ходом королеви. Она обьявила, что возьмет юного ко­ роля в длительное турне по стране, дабьі представить его народу. Так Екатерина надеялась воскресить мистическую связь между королем и его подданньїми. Зто турне должно бьіло донести роскошь и величне монархии и в крупньїе города, и в самьіе глухне уголки королевства. Франциск І в своє время показал ей, что значит для простого обива­ теля Франции встретиться с королем. Когда он вез своих снновей-заложников из Испании, то проделал с ними три-

Леони Фрида

260

умфальное турне, чтобьі отблагодарить людей за помощь в сборе огромного вьїкупа. Невестой Екатерина наблюдала, как король и его двор путешествовали на север из Марсе­ ля в Париж, и понимала, сколь важен зтот политический жест. В путь по дорогам Франции должньї бьіли отправиться тьісячи человек; тут требовалась подготовка не менее серьезная, чем, для крупной военной кампании. Королева собиралась взять с собой весь правительственньїй штат, ибо тогда считалось, что столица Франции там, где находится король. Приведя мир вокруг в движение, Екатерина надеялась не только улучшить отношение народа к Карлу, но и исцелить глубокие раньї, оставленньїе гражданской войной. Зто грандиозное турне, сроком в двадцать восемь месяцев, будет чередой странствий, церемоний, банкетов и представ­ лений и наконец-то, как надеялась Екатерина, принесет во Францию мир, обеспеченньїй любовью и преданностью к королю. Он же сможет лучше узнать свою державу, нежели любой из французских монархов до него. Королева-мать имела и другой политический резон: она надеялась встретиться на франко-испанской границе с зятем, Филиппом II. Екатерина бьіла уверена, что, свидевшись с ним лицом к лицу, она сможет пустить в ход своє обаяние, чтобьі способствовать безопасности и процветанию Франции.

ГЛАВА 9. ГРАНДИОЗНОЕ ТУРНЕ «Вьі сделались сущей испанкой, донь моя!»

1564-1566

Екатерина передала коннетаблю все полномочия для подготовки королевского поезда, которьій должен бьш по­ кинуть Париж и отправиться в Фонтенбло 24 января. Возвращение планировалось не ранее мая 1566 года, почти спустя два с половиной года. Несколько тисяч придворних

Екатерина Медичи

261

и их слуг составляли гигантский королевский кортеж. Среди участников поездки бьіли, разумеется, членьї королевского совета, ибо в пути может понадобиться заниматься государственньїми делами, и посльї иностранньїх держав. Екатерина надеялась, что последние сумеют отрапортовать своим хозяевам, какой пьішностью отличается ее поезд, тем самьім опровергнув подозрения, будто французская казна находится на грани банкротства. Королевская семья путешествовала вместе с обьічной свитой, дамами и кава­ лерами, включая «летучий зскадрон» фрейлин Екатериньї, а также с гувернерами, священниками, пятью докторами, пятью управляющими кухней, пятью виночерпиями, пова­ рами, музьїкантами, носильщиками, грумами, загонщиками дичи для охотьі и девятью любимьіми карликами, которьіе, разумеется, располагали собственньїми миниатюрньїми ка­ ретами. Число лошадей и мулов, требуемое для перевозки людей и багажа— в особенности, обитьіх золоченими гвоздями сундуков королевской семьи, — бьіло поистине феноме­ нальним. На них везли все, начиная с мебели и кухонной утвари до праздничннх нарядов, маскарадних костюмов и масок для задуманних празднеств. Переносние триумфальнне арки, которие можно будет с легкостью возводить по мере надобности, тоже били уложенн в багаж — как и королевские баржи, на случай, если потребуется путешествовать по воде. Зто бнл целий город на колесах. Екате­ рина прихватила с собой такие разнообразнне предмети, как шелковне простнни, серебряние лоханки для умива­ ння, золотне блюда для банкетов, свой письменний стол, реєстри, бумаги, деньги, шляпки, своих музнкантов, играющих лютнях и лирах. В плохую погоду или же при возникшей необходимости она предпочитала путешествовать в конном паланкине или в громадной карете, запряженной шестеркой лошадей, в которой можно било прямо на ходу решать государственние дела. Сиденья били обити зеленим бархатом, на них лежали зеленне же подушки. Дети часто сидели в карете вместе с матерью, ибо размерами зта карета скореє напоминала небольшую комнату.

262

Леони Фрида

К несчастью, в зтом транспортном средстве пассажиров часто весьма сильно укачивало, что никому не придавало величия, позтому, когда погода и дела позволяли, королевамать, при которой находилось тесть ее лучших лошадей, охотно ехала верхом, как и большинство дворян. При любой возможности королевская семья перебиралась на баржу и пльїла по реке. Для защитьі при них находилось четьіре ротьі gens d’armes (полевой стражи), рота легкой кавалерии и отряд французских гвардейцев под командованием Филиппо Строцци, троюродного брата королевьі-матери. Двор сделал короткую остановку близ Венсена — в СенМоре, маленьком замке, которьій Екатерина планировала перестроить после возвращения. Затем двинулись в Фонтенбло, где бьіло решено провести Великий пост. Когда двор еще находился в Сен-Море, с Тридентского Собора45, которьій наконец-то завершился, вернулся кардинал Лотарингский. После восемнадцати лет судорожньїх раздумий о реформе католической церкви Собор все-таки отреагировал на движение Реформации, внеся в церковньїй уклад кардинальньїе изменения, ньіне известньїе под названием Контрреформации. Кардинал привез с собой Тридентинские декретьі — постановлена Тридентского Собора, принятьіе по настоянию папьі. Собор прояснил раз и навсегда невозможность сосуществования католицизма с протестан­ тизмом, сделав раскол христианства окончательньїм. Как только Екатерина усльїшала зто от кардинала Лотарингского, то сразу поняла — давление со стороньї ревностньїх католиков будет расти. Возможно, позтому кардиналу бьіл оказан весьма прохладньїй прием.

31 января общество вьіехало в Фонтенбло, где Екатерина повелела каждому из наиболее влиятельньїх дворян устроить прием или бал. И коннетабль, и кардинал де Бурбон давали ужиньї в своих апартаментах, а сама Екатерина в честь Масленичного воскресенья устроила банкет на сьі45 Тридентский Собор — один из самьіх значительньїх Всеобщих Соборов в истории католической церкви, начал работу в 1545 г. и за­ вершился в 1563 г.

Єкатерина Медичи

263

роварне Фонтенбло — на лугу, что находился в нескольких милях от дворца. Придворньїе по отому случаю оделись пастухами и пастушками. Зто мероприятие стало прооб­ разом вечеров, которьіе спустя два века будет устраивать Мария-Антуанетта в Малом Трианоне. Все единодушно признали затею королеви удачной— знатньїе господа испьітали большое удовольствие, проведя день в пасторальной простоте, несмотря на февральский холод. Позже, вечером, гости смотрели в большом бальном зале комедию, затем бьіл устроен бал, на котором триста красавиц, одетьіх в золото и серебро, показали специально подготовленное танцевальное действо. Генрих Анжуйский давал банкет на следующий день, после чего между двенадцатью юними рицарями устроили шуточную баталию. Когда ступил черед так назнваемого «Mardi Gras»46, участники карнавала вистроили заколдованннй замок, в котором черга держали в плену шестернх девушек, охраняемнх карликом и великаном. Появились освободители под предводительством четвернх маршалов Франции. Шесть отрядов кавалеров явились спасать дам-пленниц. При звуке колокола Конде вьівел защитников на штурм замка, началась грандиозная баталия, и нимфьі, едва прикрьітьіе одеждой, били спасени галантними рицарями. Королевские дети также приняли участие в празднестве, разиграв пасторальний спектакль по сценарию Ронсара. Как только закончились праздничние дни, кардинал Лотарингский, решив захватать контроль над королевским советом, попнтался добиться одобрения постановлений Тридентского Собора. По существу, Тридентинские декре­ ти угрожали правам французской монархии, считавшейся вьіше церкви. При подцержке Єкатерини канцлер Л ’Опиталь решительно противостоял зтим декретам, визвав ярость кардинала, которнй обвинил его в тайном гугенотстве. Из дошедшцх до нас документов ясно, что рьяние 46 Жирньїй вторник (<фр.) — последний день перед католическим Великим постом, которьій начинается в среду, именуемую Пепельной средой. — Прим. ред.

264

Леони Фрнда

усилия ввести в жизнь Амбуазский здикт бьіли инициированьї королевой-матерью, тщательно преследовавшей каждмй случай его нарушения. Без ее поддержки Л ’Опиталь не смог бьі ничего сделать, ибо представители обеих группировок попросту проигнорировали бьі канцлера. Екатерину глубоко огорчали попьітки папства навязать собственньїе правила игрьі в делах, которьіе, по ее убеждению, бьіли исключительно делами царствующих особ. Ее возмущение усилилось, когда Жанна д ’Альбрз, королева Наваррская, получила приказ явиться в Рим по обвинению в ереси. Придя в ярость из-за того, что Пий IV осмелился угрожать суверенной правительнице, земли которой нахо­ дились к тому же на территории, прилегающей к Франции, Екатерина отвечала, что папа не вправе вмешиваться в жизнь иностранньїх государей или лишать их владений. Подобньїе идеи бьіли ненавистньї королеве-матери, для ко­ торой права монархии бьіли, по сути, религией. Екатерина яростно защищала королеву Наваррскую, и Пий IV решил оставить все как єсть. «Я целиком вверяю себя под крьіло вашей могущественной протекции, — с благодарностью писала Жанна. — Я буду следовать за вами и стану целовать ваши ноги — охотнее, чем ноги Папьі». Королевский поезд двинулся в дальнейший путь 13 марта 1564 года. Прибьів вечером 14 марта в Сане, где два года назад развернулась ужасная резня протестантов, двор еделал первую остановку. Через два дня после прибьітия Карл заметил свиноматку с вьіводком новорожденньїх поросят. Он взял одного погладить, свинья бросилась на него, и тогда разьяренньїй Карл жестоко убил ее. Зтот малоприятньїй зпизод наблюдал Клод Атон, клирик-летописец французского двора, и отметил его как проявление маниакальньїх вспьішек гнева, присущих королю. Двор прибьіл в Труа 23 марта, и горожане встретили их одетьіе дикарями и сатирами, верхом на козлах, ослах и «єдинорогах». Зто бьш намек на французекое освоение Америки, где незадолго до того бьіли основаньї колонии (во Флориде и Бразилии). Действительно, адмирал де Колиньи послал туда недавно три зкепедиции. Во время пребьіва-

Е катери на Медичи

265

ния в Труа Карл прикасался к ступням золотушних и омьіл ноги тринадцати ребятишкам из бедняков. Потом прислуживал им за обедом — так поступал его отец в Фонтенбло, и он ребенком видел зто. Екатерина тем временем сделала то же самое в отношении тринадцати женщин-нищенок. Пасха отмечалась с обьічньїм благочестием и набожностью, а протестанти справляли Пасху в четьірех лигах от города. Гугеноти предприняли несколько демонстраций, но столкновений не произошло, и большую часть из двадцати дней, в течение которнх двор находился в Труа, королева и придворние проводили в пирах, парадах и других развлечениях. Здесь бьш подписан мир с Елизаветой Английской относительно Кале и Гавра. В том, что королева-мать в и ­ брала именно зтот город для процедури подписания, скрьівался тонкий намек, ибо именно здесь сто сорок лет назад Франция заключила позорннй договор, капитулировав пе­ ред Англией в Столетней войне. Сзр Николас Трокмотрон бьш специально освобожден для подписания договора от имени Елизаветн, Екатерина же в тот день била особенно обаятельна и милостива. Из Труа королева-мать отправила письмо Колиньи, подтверждающее внедрение Амбуазского здикта. Она писала: «Одна из главннх причин, почему ко­ роль, мой господин и син, предпринял своє турне— зто стремление показать совершенно ясно его намерения отно­ сительно отого дела, дабьі ни у кого не возникло желания нарушить его (здикт)».

В начале мая в городе Бар-ле-Дюк состоялось семейное празднество, которого Екатерина давно с нетерпением жда­ ла: крещение своєю первого внука Генриха, отпрнска ее дочери Клод и зятя Карла, герцога и герцогини Лотарингских. Королева-мать, Карл и Филипп II стали крестньши младенца. Екатерина била счастлива вновь увидеться с дочерью и, конечно же, рада тому, какое имя дали внуку. В каждом городе или городке, где останавливался королевский поезд, король и его мать принимали жалоби от местного люда, стараясь осуществить воплощение здикта в жизнь. Король

266

Леони Фрида

сурово разговаривал с теми, кто пьітался нарушать уста­ новлення, и угрожал суровими мерами непокорньїм. Затем кортеж двинулся на югу, в Дижон, где губернатором служил преданньїй и благородний слуга Екатерини, Гаспар де Со, сеньор де Таванн. Для развлечения двора здесь било устроено представление, где в отличии от прочих не било ни нимф, ни фавнов, ни сладостних виршей, восхваляющих короля. Вместо привьічннх развлечений Таванн затеял потешную баталию со взятием крепости. Когда зрители примолкли в ожидании начала, внезапно, с оглушительним грохотом, випалили четнре огромние пушки и в прямом смисле слова разнесли потешную крепость на куски, сотрясая вокруг землю. Екатерину, бесстрашно пережившую бомбардировку Руана, от зтого артиллерийского привета излишне рьяного губернатора проняла дрожь. Но затем последовала более спокойная часть путешествия— неспешннй речной путь на барже до Макона. Перед торжественним вьездом короля в Макон, которнй состоялся 3 июня, гугеноти, подданнне королеви Наваррской, осипали оскорбленйями и насмешками процессию Тела Христова, проходившую по городу. Екатерина велела, чтобьі процессию провели снова, что било сделано 8 июня. На сей раз гугеноти сняли шляпи и стояли, с уважением взирая на праздничнне ряди католиков, висипавших на улица. Испанский посол с удовлетворением наблюдал за тем, как осадили местннх еретиков. Дабн впредь избежать подобного рода неприятностей, 24 июня в Лионе король издал декрет, которнй гласил, что на время путешествия его королевского величества протестантские служби в стране временно приостанавливаются, за исключением крестин и свадеб. Лион бнл исключительно важним космополитическим городом, где проживало множество богатих коммерсантов и влиятельннх иностранцев. Множество немцев и итальянцев нашли здесь свой дом. Находясь близко к Женеве, город попал под протестантское влияние еще со времен Первой религиозной войньї, хотя изгнанние прежде като­ лики возвратились в родние жилища. Монморанси принял

Екатерина Медичи

267

мерьі предосторожности, введя в Лион солдат и расставив на ключевьіх постах, чтобьі контролировать артиллерию и фортьі во время пребьівания здесь королевской семьи. Игнорируя слухи о том, что протестантьі собираются восстать и убить короля, 13 июня Карл вьехал в город. Екатерина плакала, не скрьівая слез, встретив свою люби­ мую невестку, Маргариту Савойскую, которая вместе с му­ жем, Зммануилом-Филибертом, присоединилась ко двору. Герцог оправдал своє прозвище Железная Башка, когда с назойливьім и докучньїм упорством принялся требовать у королевьі-матери возвращения двух цитаделей, Пинероло и Савильяно, отданньїх итальянцам много лет назад. Екатери­ на в ответ наградила родственника почетньїм званием капитан а— командира французской ротьі, хотя он явно желал большего. Альфонсо д ’Зсте, герцог Феррарский, наряду с другими, прибьіл заплатить дань уважения юному королю и разведать, чем бьі он мог поживиться при царственньїх особах. Просители всех сословий также не преминули хльїнуть к подножию кочевого французского трона. Местньїе власти решили продемонстрировать воцарение религиозной гармонии и подготовили символическую детскую процессию, обошедшую весь город. Дети шли по­ парно, протестант с католиком рука об руку. Иностранцьі также постарались принять участие в праздновании в честь прибьітия Карла. Они облачились в национальньїе костюмьі традиционньїх цветов. Флорентийцьі — в красном, женевцьі — в черном бархате, германцьі — в черном шелку. Когда они шли процессией, все обратили внимание, что ко­ роль, одетьій в зеленьїй наряд с бельїм плюмажем на шляпе, вьіглядит слишком печальньїм и серьезньїм для своего возраста. Рядом с ним сидел его брат, Генрих Анжуйский, как всегда, одетьій с иголочки. Он производил сногсшибательное впечатление в своем в алом камзоле, расшитом серебром. Лион украсили триумфальньїми арками и колоннами, имитирующими античньїе образцьі, с хвалебними виршами в честь короля. Екатерина с удовлетворением заметала, что столь ненавистньїе ей монограммьі «Г» и «Д »— в честь

268

Леони Фрида

Генриха и Дианьї — исчезли, сменившись гербами Медичи и Франции. Во время пребьівания в городе королева-мать посетила лавки зкзотических товаров, тканей и прочих соблазнительньїх вещей, но ее развлечения бьіли прерваньї внезапно разразившейся зпидемией чумьі. Страх перед болезнью заставил двор стремительно сняться с места, и не напрасно. За несколько дней чума унесла двадцать тьісяч лионцев. Во время краткой остановки в местечке Кремье, к востоку от Лиона, по пути в Руссильон, где двор принимал у себя кардинал де Турнон, Екатерина послала озорную записку Монморанси, сообщив, что в расписании поездки произошли большие изменения и она, мол, отбьівает в Бар­ селону. Зто визвало у старика настоящую панику, пока он не обнаружил, что зто всего лишь шутка. Екатерина писала своєму послу в Испании, чтобьі пересказал зту историю дочери, королеве, «дабьі та могла посмеяться». Именно здесь Л ’Опиталь издал здйкт, направленньїй на ограничение растущей независимости французских городов. На будущее предписьівалось представлять два списка кандидатов на муниципальньїе пости. Зти списки должньї доводиться до сведения короля, которьій станет вибирать из них кандида­ тов сам. Зто бнл важний шаг, обеспечивающий королевский контроль над провинциальннми городами, где власть монарха била почти утрачена и все союзи и партии формировались самостоятельно. Кроме того, в Кремье Жанна д ’Альбрз попросила позволения вернуться в свои владения в Беарне, расположденнне на испанской границе, и забрать с собой сина. Ека­ терина решительно отказала королеве Наваррской. Вместо отого она даровала ей 150 тисяч ливров и отослала ее в Вандом. Что же касается Анри, обожаемого сина Жанни, Екатерина заявила, что оставит его при себе. Она хотела держать мальчика в качестве заложника, дабьі противостоять фанатичним планам гугенотки Жанни. Та успела стать столь ярой сторонницей новой верьі, что син, хотя и любил мать, но вздохнул с облегчением, когда его оставили при «бродячем» дворе, где било занятно, как в цирке. Он

Екатерина Медичи

269

бьіл не прочь оказаться подальше от нудньїх проповедей, среди товарищей по играм. В последние недели лета ка­ раван побьівал в Романе, Балансе, Монтелимаре, Оранже и Авиньоне. Поезд бьіл столь длинньїм, что зачастую, когда авангард прибьівал к следующему месту расположения, арьергард еще только вьіезжал из прежнего. К вящей тревоге Екатериньї, король подхватил простуду, которая перешла в бронхит. Его слабьіе легкие бьіли постоянньїм предметом переживаний, но тепльїе южньїе ветра и сухой климат ускорили вьіздоровление. Вскоре после зтого королева-мать нанесла визит Нострадамусу в местечке Салон в Провансе. Зтой встречи она, вероятно, и желала, и боялась. Королева-мать всегда пи­ тала бесконечное уважение к предсказаниям астрологов и мистиков. Однако перед тем, как королевская процессия прибьіла в Салон-де-Кро, там случилась вспьішка чумьі, и большинство жителей бежало. Екатерина тем не менее не привикла менять свои плани — она и не подумала обойти город стороной или отменить визит к предсказателю. Позтому Карл повелел населенню Салон-де-Кро вернуться и устроить своєму королю достойную встречу, а иначе их ждет наказание. Местние жители, видимо, боялись королевского гнева больше, чем чуми, потому что они исполнили приказание. Их ожидало незабнваемое зрелище. Ко­ ролевская семья прибила в середине дня 17 октября. Карл «восседал на африканском скакуне с упряжью из черного бархата, богато украшенной золотом. Сам он бил в плаще из тирийского пурпура, расшитом серебряньши лентами. В одном ухе у него бил аметист, в другом — сапфир». Решено било, что королева-мать встретится с Нострадамусом без помпи и фанфар, и он сам согласился «покинуть своє жилище и встретить ее величество вдали от низменной толпьі». Страдавший подагрой, старик все-таки дошел пешком до замка, чтобьі встретиться с королем и королевой-матерью. Опираясь на трость, с бархатной шляпой в руке, он предстал перед королевской компанией. Поприветствовав короля должньш образом на латини, пророк приступил к долгому разговору, во время которого возвестил, что Карл

270

Леони Фрида

не умрет раньше коннетабля. Зто вряд ли сильно обнадеживало, ибо Монморанси бьіло уже за семьдесят. Екатерина дала Нострадамусу 200 зкю и сделала его королевским советником и королевским лекарем. Зто бьіла вторая их встреча; первая имела место в Блуа в 1560 году, где Екатерина попросила Нострадамуса начертить гороскоп Генриха Анжуйского, из коего явствовало, что тот когда-нибудь станет королем Франции. Зто пророчество весьма порадовало королеву-мать. Менее радостньім собьітием стал интерес Нострадамуса к юному пажу из свитьі французского короля. Мальчика окликнули, но он, испуганньїй, умчался прочь. Зтим пажом бьіл А нри— он же Генрих Наваррский. Нострадамус настаивал на необходимости увидеться с ним. На следующее утро мальчик заметил, что слуги медлят подать ему рубашку. Впоследствии он рассказьівал, что его пробрала дрожь — не от холода, а от ожидания: он решил, что его хотят вьісечь за некий про­ ступок. В действительности же слуги тянули время, чтобьі Нострадамус, вошедший в спальню, мог осмотреть тело ребенка, особенно его родимьіе пятна. В те времена такой способ предсказания судьбьі бьіл распространен наряду с хиромантией. Старик, уверенньїй, что Генрих (бьівший в тот момент лишь шестьім в очереди на трон) однаждьі станет королем Франции, прямо заявил окружившим Наваррского слугам: «Вьі будете служить — королю Франции и Наваррьі!». В Зкс-ан-Провансе король обьявил вьіговор парламен­ ту за отказ ратифицировать Амбуазский здикт. Он заменил провинившихся чиновников парижскими парламентариями и сместил членов местного магистрата. А потом путешественники прибьіли в южньїе земли своего королевства, которьіе показались детям Екатериньї настоящим раєм. Впервьіе за всю свою жизнь они наслаждались солнечньїм сиянием и красотами Средиземного моря. Зкзотические плодьі, аромати лавандьі, тимьяна и моря завораживали их. В зтой удивительной, чарующей стране росли апельсиновьіе деревья, привезенньїе из Китая через Португалию совсем недавно, в 1548 году, и совсем уж не-

Екатерина Медичи

271

виданньїе пальмьі, также родом из-за моря. Екатерине же здешний ландшафт и климат напомнили родину, королева бьіла счастлива, наблюдая, как ее отпрьіски радуются всему вокруг. В Бриньоле местньїе девушки в традиционньїх провансальских костюмах приветствовали короля, исполнив местньїе танцьі вольта и мартингал. Их простодуш­ ний восторг и ликование порадовали королеву-мать и ее детей более, нежели все триумфальньїе арки и латинские декламации, которьіми их потчевали до сих пор. Екатерина сочла визит сюда настолько успешньїм, что решила приобрести большой участок земли близ Йера и засадить парк апельсиновими деревьями. В День Всех Святих королевская партия разбила лагерь у моря. Какие воспоминания мог пробудить морской берег в королеве-матери, впервне за тридцать лет увидевшей те места, где она прогуливалась, будучи четнрнадцатилетней невестой? В Тулоне Карл и его брат вишли в море на галерах, предоставленннх Рене Лотарингским, маркизом д ’Зльбеф.

6 ноября народ Марселя оказал королевской семье са­ мий теплий прием из всех, которне ей оказнвали ранее. Даже испанский посол, убежденний роялист и католик, бнл поражен вассальной преданностью горожан. Король со своими близкими посетил праздничную благодарственную службу. Его товариш по играм, Генрих Наваррский, принадлежа к другой конфессии, не мог войти в церковь и терпеливо ждал окончания служби у дверей. Карл дразнил Генриха: отчего, мол, он боится войти, но, не сумев заставить друга переступить через порог, схватил его шляпу и забросил внутрь. Его внходка произвела желаемнй зффект, и Наваррский заскочил внутрь, пнтаясь подобрать шляпу. Предполагалось также устроить морскую вилазку с пикником в замке Иф. Но, взглянув на неспокойное море, Екатерина переменила план, и развлечения устроили в уединенной бухте. Здесь Карлу вздумалось провести импровизированное морское сражение. Большое количество при­ дворних, включая его самого, изображали турок, прочие же — христиан. Зто заставило испанского посла написать

272

Леони Фрида

пьілкий донос своєму властелину. «Как мог король Франции играть роль неверного?» — возмущался благородньїй идальго и немедленно отправил письмо королю Филиппу в Мадрид. Следующая остановка бьіла сделана в Арле; здесь за­ держались почти на месяц — река Рона разлилась, и пере­ правиться бьіло невозможно. Наконец 7 декабря кортеж отправился в Монпелье, где провели Рождество. Теперь они находились в самом сердце владений Монморанси, где гу­ бернатором бьіл второй (и самьій способньїй) сьін коннетабля, Монморанси-Дамвиль, которьій безжалостно отбирал у протестантов захваченньїе ими церкви и возрождал на своих землях католичество. Насколько Прованс бьіл тепльїм и радушним, настолько Лангедок, с его значительньїм числом протестантов, оказал королевской семье прохладньїй и временами, даже оскорбительньїй прием. Екатерина обнаружила, что здесь бистро разрастались католические лиги, создавая множество серьезних проблем. Лиги образовьівались незаконнч :л) м^скир•: зались под • пдом купеческих союз з и тому подобньїх организаций. Зти сообщества обьединяли людей разньїх сословий, включая знать, и местньїе власти даже и не питались бороться с ними, опасаясь спровоцировать беспорядки. Королева-мать знала, что так назьіваемьіе «лиги» представляют собой противозаконние братства, не желающие поддерживать королевскую власть и неустанно стремящиеся к собственннм целям. Вдобавок ко всему вскоре после Рождества Екатерина получила известия о собнтиях в Париже, заставивших ее встревожиться. Маршал Франсуа де Монморанси, старший син коннетабля, поссорился с кардиналом Лотарингским изза того, что тот вошел в город с большим воєнним зскортом. Зто запрещалось законом, и маршалу Монморанси, как губернатору Парижа, пришлось использовать собственннх людей для изоляции солдат кардинала. Услншав об зтом, семья Гизов послала брату подкрепление, а Колиньи, в свою очередь, поставил под ружье 500 солдат, готовясь встретить гизовцев. В конце концов, люди Колиньи мирно покинули Париж, но било ясно: новую вспишку гражданской войньї

Екатерина Медичи

273

удалось предотвратить с трудом. Чванливое и самодовольное поведение маршала Монморанси раздражало всех, кого зто происшествие коснулось, а его бравада и злоупотребление властью во время отсутствия короля могли вообще до­ вести до бедьі. Тревожньїе вести о том, что Конде укрепляет гарнизоньї в Пикардии, также доставили королеве-матери немало беспокойства, но, к удивлению испанского посла, она отказалась предпринять какие-либо мерьі, кроме пись­ менних вьіговоров провинившимся и требования держать ее в курсе дальнейшего развития дел. Поскольку двор находился в постоянном движении, менялся и состав придворних: некоторне из наиболее влиятельних вельмож временно уезжали, чтобн навестить свои поместья и присмотреть за собственньши делами, а затем, по мере возможности, вновь присоединялись к королевскому каравану. Позтому вичислить среди них предполагаемнх смутьянов било затруднительно. С зтими тревожними собнтиями резко контрастировали трогательнне проявлення любви и преданности королю, которне в изобилии встречались во всех уголках и зем­ лях. Однажди, вскоре после Рождества, при проезде через деревушку под названием Люкат, какая-то старушка, «лет восьмидесята или больше», узнала, в полном изумлении, что великолепннй кортеж, проезжающий мимо нее, сопровождает короля. Она испросила позволения приблизиться, Карл разрешил, и она, упав на колени и воздев руки, произнесла на местном диалекте слова, которне били переведеньї на французский: «О тот, кого я так счастлива видеть сегодня, кого никогда не чаяла увидеть, мой король, мой син; молю, поцелуй меня, ибо невозможно представить, что я когда-либо увижу тебя снова». Получив поцелуй ко­ роля, старушка-крестьянка, позабнв недавний испуг, наблюдала, как отбивает поезд, с искренней преданностью и непоколебимой любовью к монарху. Именно такие встречи Екатерина особенно ценила, потому что, в отличие от дво­ рян и горожан, для простих сельских тружеников встреча с монархом представлялась таким же чудом, как второе пришествие Христа.

274

Леони Фрида

В Каркассоне, где во время недавних религиозньїх столкновений, разьігрьівались самьіе жуткие сценьї жестокости, двор задержали сильньїе снегопадьі. Дети играли в снежки, а королева изучала информацию о местном палаче, наводившем страх на всю округу. Сжигая заживо пятерьіх лю­ дей, он вьірезал у одного печень и сьел на глазах у умирающих жертв, после чего отпилил конечносте у другого, еще живого осужденного. Во время семинедельного пребьівания двора в Тулузе с 1 февраля по 18 марта два принца, Генрих Анжуйский и его младший брат Алансон, прошли конфирмацию. Так как во время долгого турне их образование продолжалось, а в Тулузе они задержались надолго, принцу и его приятелю, Анри де Клермону, отвели отдельную комнату для занятий в том доме, где они квартировали. Однаждьі им довелось насладиться уроком, которьій явно не входил в учебньїй план Екатериньї. Просторньїе старинньїе покои в том доме бьіли разделеньї временньїми перегородками на меньшие комнатьі, так что у каждого члена семьи бьіла возможность уединиться. Однако звуков зти перегородки не удерживали. И вот, засльїшав шум в соседней комнате, двоє учеников вскочили на ноги и прильнули к отверстию в стене. Клермон рассказьівал об увиденном Брантому: «...[там бьіли] две здоровенньїе женщиньї с задранньїми юбками и спущенннми панталонами, одна лежала на другой... они терлись друг о друга, тесно прижимаясь, их движения и позьі бьіли помужски сильньїми и очень непристойньїми. Длилось зто времяпрепровождение около часа, после чего они так разгорячились и устали, что лежали с красними лицами, покрьітьіе потом, хотя бьшо очень холодно, и не могли более продолжать, прежде чем не отдохнут». Клермон добавил, что зтот гротескний зротический спектакль регулярно повторялся на протяжении всего пре­ бьівания двора в Каркассоне, и они с принцем Анжуйским вволю позабавились, наблюдая за ними. Пока юнцьі предавались зтой примитивной инициации, Екатерина начала приготовления к более чем зкстравагантной (даже по ее меркам) встрече с дочерью Елизаветой Ис-

Екатерина Медичи

275

панской, назначенной на июнь 1565 года. Екатерина заняла более 700 тьісяч зкю, в основном из банка Гонди, желая произвести незабьіваемое впечатление на испанцев. В качестве компенсации она решила сзкономить, сократив пенсионьі невезучего герцога Феррарского и графа Палатинского на Рейне. Покупая драгоценности, шелка и другие подарки дочери и ее свите, Екатерина вибрала испанское платье и для себя самой. Почти тесть лет королева-мать просила о встрече с Филиппом, и тесть лет он избегал ее. Он полагал, что Екатерина, которую величал Мадам Гадюкой, действует л и т ь из соображений политической в ь і г о д ь і . Стремясь как-то защититься от настойчивости тещи, Филипп предпочитал прятаться. Ее полумерьі и неспособность жить в соответствии с жесткими религиозньїми принципами край­ нє возмущали его. Подобную репутацию Екатерина вполне заслужила за свои уклончивьіе речи и неопределенньїе декларации. Филипп решил, таким образом, оставаться в тени, дабьі не бьіть обманутьім ее обещаниями, писаньїми на воде, и расчетливьім шармом. Он мог бьі согласиться с вьісказьіванием одного англичанина о Екатерине: «У нее слишком много ума для женщиньї и слишком мало честности — для королеви». Другой современник говорил о ней: «Она лжет, даже говоря правду». Амбуазский здикт внушил отвращение Филиппу, и через некоторое время после начала турне он сообщил Екатери­ не: поскольку обьічай не велит сюзерену покидать границьі своего государства даже для встречи с другими монархами, то и с ней встречаться он не будет. Однако Филипп позволил своей жене сьездить в Байонн, которая представлялась удобньїм местом для встречи на границе. Соответственно зтому собьітию придавался статус простой семейной встре­ чи. Просльїшав, что Филипп отказался видеть ее, Екатерина бьіла весьма расстроена, но, когда вияснилось, что с дочерью она все-таки увидится, так разволновалась, что сперва рассмеялась, а потом, забив о всякой сдержанности, расплакалась. К 1 апреля двор добрался до Бордо, столици Гиени.

12 апреля Карл устроил заседание суда, на котором канцлер

276

Леони Фрида

Л ’Опиталь сурово обратился к местньїм магистратам, порицая невьіполнение Амбуазского указа. «Все зти возмутительньїе вьіходки проистекают из неуважения к королю и его указам, — заявил он, — которьіх вьі никогда не боитесь и не повинуетесь ничему, кроме как вашему собственному удовольствию». Какое би нарушение здикта ни обнаруживал Карл, он тут же приказьівал, чтобьі закон незамедлительно приводили в исполнение. З мая двор покинул Бордо. Караван устремился в Байонн навстречу Елизавете, и для Екатериньї зто собьітие должно бьіло стать кульминацией всего путешествия. Королева неутомимо хлопотала, готовясь к приему испанцев, как вдруг, 8 мая, будучи в Мон-Марсане, она усльїшала, будто Филипп решил вообще не пускать Елизавету на свидание с матерью. Он бьіл крайнє раздосадован тем, что Екатерина приняла змиссаров турецкого султана, а также узнал от своих шпионов, что французьі посьілают зкспедицию во Фло­ риду, которая уже готовится в Дьеппе. Испанцьі ревностно оберегали свои завоевания в Новом Свете и негодовали, когда другие нации питались закрепиться на тех землях, которьіе они усердно грабили сами. Если у Екатериньї еще оставались надеждьі на то, что Филипп захочет явится сам, теперь они развеялись, хотя дочь все-таки получила разрешение увидеться с матерью. К несчастью для Екатериньї, Филипп решил послать в качестве своего личного представителя сурового и надменного герцога Альбу, которьій, как он надеялся, сумеет поставить Екатерину на место. Три недели спустя, ЗО мая, пока двор оставался в Даксе, Ека­ терина инкогнито отправилась в Байонн. Ей требовалось подготовиться к приезду дочери, назначенному на 14 июня. Тем временем Генрих Анжуйский отправился в Испанию: там, в Витории, он должен бьіл встретиться с сестрой и сопроводить ее далее. Под палящим солнцем, на плавучем понтоне посередине реки Бидассоа двадцатилетняя Елизавета Испанская радостно обняла своего брата-короля, которьій бьіл пятью годами младше ее. Жара стояла настолько невьіносимая, что шестеро солдат упали замертво, неся на солнцепеке ка­

Екатерина Меднчи

277

раул в полном обмундированим. Прибьів на французскую сторону реки, видевшую столько волнующих встреч за последние пятьдесят лет, Елизавета отправилась дальше вер­ хом, с многочисленньїм зскортом, состоявшим из знатнейших вельмож Франции, всех без исключения — католиков. Филипп настрого предупредил жену, чтобьі не вступала ни в какие контакти с єретиками, и доводи Екатериньї, говорившей, что, мол, зто обидит Конде с его сторонниками и вьізовет ненужньїе подозрения, — не тронули испанского короля. Таким образом, в отсутствие Конде и иньїх гугенотов, способньїх оказать дурное влияние на молодую женщину, которого так боялся ее фанатичний супруг, королева Испании, урожденная француженка, вьехала в Сен-Жан-деЛюз. Екатерина находилась здесь уже в течение двух часов, сгорая от нетерпения. Мать с дочерью расцеловались и заплакали, встретившись после долгой разлуки, потом Елизавета бистро обернулась к Марго и Франсуа, младшим сестре и брату. Они не виделись шесть лет — Марго уже исполнилось двенадцать, а Франсуа десять. В тот вечер, во время семейного ужина, две королеви заспорили, кому занимать почетное место, каждая желая уступить его другой. Вииграла Екатерина, настояв, чтобьі зардевшаяся Елизавета не забивала своего более високого положе­ ння королеви Испанской. Королева-мать виглядела ужасно растроганной, ибо снова видела дочь рядом с собой.

15 июня Елизавета совершила торжественний вьезд в Байонн. Город бил украшен горящими факелами, и Елизавета ехала на сером коне, подаренном ей Карлом. Украшенная драгоценностями сбруя стоила 400 тисяч дукатов и била подарком от Филиппа. Вскоре Екатерина нашла, что Елизавета сильно изменилась с того момента, когда она еще девочкой покинула страну в 1559 году. Ее дочь теперь более походила на испанку, чем на француженку, переняв манери и обичаи, принятьіе на ее новой родине. В разговорах она вторила словам любимого мужа, а годи общения с человеком, значительно старше ее по возрасту, которнй наконец-то обрел в браке истинное счастье, привели ее неоформившийся еще ум в

278

Леони Фрида

полное соответствие со взглядами супруга. Позтому после первьіх радостньїх обьятий и проявлений нежности Елизавета стала сдержанной и отстраненной. Хотя мать и дочь питались вернуть простое, искреннее общение бьільїх дней, полупалось зто плохо. Елизавета буквально превратилась в глас Филиппа. После долгих и безуспешньїх попьіток обьяснить, что в ее идеях єсть здравьій смисл, мать воскликнула: «Так, значит, твой муж подозревает меня? Знаешь ли тьі, что его подозрения ведут прямиком к войне?» Елизаве­ та же отвечала: «Что заставляет вас предполагать, мадам, что король подозревает Ваше величество?» Королева-мать холодно произнесла: «Какой же испанкой тьі стала, дочь моя». В добавление к тому, что передали Елизавета и Альба, Филипп позаботился сменить посла во Франции, Шантоннз, на герцога Франсиско де Алава. Король надеялся, что, убрав Шантоннз, общение которого с королевой-матерью нельзя бьіло назвать сердечним — со всеми его попреками, завуалированньши угрозами и поддержкой Триумвирата, — он сможет при помощи нового человека привести Екатерину прямиком в католический лагерь. Одной из причин, по которьш королева-мать желала встретиться с дочерью и зятем, било устройство брачннх союзов между линиями Валуа и Габсбургов. Альба, не при­ внісший вести дела с женщинами, особенно с теми, которне пускают в ход всевозможнне уловки, лишь би обвести собеседника вокруг пальца, чувствовал себя весьма неуютно. Екатерина не жалела лести и щедрих посулов, обрабатнвая герцога. Но ее наивная вера в силу династических со­ юзов и какое-то буржуазное стремление удачно пристроить младших детей били совершенно чуждьі суровому испанцу. Слава богу, почти с первьіх же минут беседьі Екатерина оставила в покое старую идею союза между Марго и доном Карлосом. Зато последовало новое предложение — женить Генриха Анжуйского на Хуане, вдовствующей королеве Португалии и сестре Филиппа. Тот факт, что Хуана вдвоє старше Генриха, а дон Карлос — садист-убийца (которого вскоре заточат в келье — и его отец собственноручно стоически заколотит двери), нисколько не волновал Екатерину.

Екатерина Медичи

279

Находясь в непривьічной роли и будучи вьінужден погружаться в хитросплетення матримониальной политикой, Альба вел себя как неотесанньїй солдафон. В ходе дискуссии герцог пьітался вернуться к делам, которьіе беспокоили его господина в Мадриде. Он заявил, что политика терпимости, проводимая Екатериной, должна смениться более решительньїми и суровьіми мерами, и зто, без сомнения, разрубит узел религиозньїх проблем раз и навсегда. Казни, изгнания, пьітки, отмена Амбуазского здикта — все зто приветствовалось королем-фанатиком. Его миссия бьіла направлена на пресечение всякого инакомьіслия, а не на мирное урегулирование. Вскоре именно герцогу Альбе предстояло попьітаться провести зти мерьі в жизнь в качестве наместника Филиппа в Нидерландах, но, несмотря на свою последовательную жестокость, он достиг ничуть не больших результатов, чем сама Екатерина у себя в стране. В своих речах Альба также прозрачно намекнул — если королева-мать не может ©ста­ новить распространение протестантизма в королевстве своего сьіна, Филипп в состоянии сам разделаться с єретиками, процветающими столь близко от его границ. Екатерина, не терпевшая ультиматумов и угроз, оставалась царственно невозмутимой. Она весьма искусно разьясняла ему при­ чини и преимущества своей политики мирних инициатив, но зти аргументи не достигали сознания твердолобого герцога. Виведенний из себя бистрим умом Екатерини и бурним потоком ее вкрадчивнх речей, герцог ретировался, совершенно вьімотанннй. Королева-мать с необоснованннм оптимизмом надеялась, что феерические развлечения, подготовленнне ею, смогут смягчить гостей, и тогда беседа будет продолжена. Среди обменов дарами, балов, турниров и потешньїх баталий зрелище («spectacle»), устроенное Екатериной на реке Бидассоа, считается знаменитейшим из всех ее зфемерннх творений искусства. После пикника на берегу, участники которого били наряжени пастухами и пастушками, Карл взошел на борт баржи, замаскированной под плавучую крепость. Когда остальние гости заняли места на своих бо-

280

Леони Фрида

гато разукрашенньїх баржах, откуда ни возьмись, вьіпльш гигантский искусно изготовленньїй «кит», которьій бьіл атакован «рьібаками». Тут же к ним устремилась громадная рукотворная черепаха, на которой стояли, трубя, шесть тритонов. Два морских бога, Нептун и Арион, вспльїли на поверхность: их везли колесницьі, запряженньїе морскими коньками и дельфинами. В заключение зтого зкстравагантного представлення три русалки запели обворожительннми голосами, прославляя Францию и Испанию. Так Екатерина положила начало зпохе фантастических спектаклей, которьіми прославились царившие после нее французские монархи. Один из зрителей писал: «Иностранцам всех наций пришлось тогда признать, что в зтих вещ ах— пара­ дах, бравадах, прославленнях и комплиментах — Франция превзошла всех, и даже самое себя». Екатерина верила, что зтими сказочньїми проявленнями роскоши, мощи и единства ее двора она наконец сможет убедить испанцев, что Франция далека от разрухи и бедствий. Более того, она надеялась, что поездка принесет мир и стабильность стране, которая стала родной для нее. Истинньїй исход оказался совершенно иньїм: испанцев не впечатлила демонстрация французской роскоши, наоборот, они стали еще более недоверчивьіми в отношении Мадам Гадюки, чем в начале встречи. Их простая и даже поношенная одежда вьізьівала насмешки французских при­ дворних, хотя зто свидетельствовало не столько об отчаянном положений испанской казни, сколько о своеобразном благородном аскетизме испанских сеньоров. Несмотря на обилие разговоров, королева-мать ничего не пообещала насчет борьбьі с єретиками и не приняла Тридентинских декретов. Она по-прежнему намеревалась придерживаться Амбуазского здикта (известного как «здикт умиротворе­ ння»). Для испанцев встреча с королевой Франции оказалась абсолютно бессмнсленной. 2 июля 1565 года Екатери­ на и ее дети в слезах прощались с Елизаветой. Больше они с ней никогда не виделись. Для королевн-матери и ее семьи встреча означала, по меньшей мере, радость свидания с Елизаветой. Кроме того,

Екатерина Медичи

281

хотя договоренности между двумя державами не последовало, но обе они бьіли не в состоянии начать войну, а по­ тому добрососедские отношения сохранялись и открьітого столкновения удалось избежать. Однако кое-что королевамать упустила из виду: не допустив гугенотов на встречу с испанцами и проводя долгие часьі в доверительньїх беседах с Альбой, которого боялись и ненавидели все протестантьі Европьі, она дала гугенотам основание считать, что между ней и Альбой бьіл заключен пакт об их ликвидации. Многие годьі зти слухи очерняли королеву-мать, особенно после Варфоломеевской ночи, когда гугенотьі указьівали на встре­ чу в Байонн как на дату и место соглашения, хладнокровно предписьівающего их истребление. Политика терпимости и умиротворення, проводимая Екатериной, таким образом, ни к чему не приводила, ибо ни католики, ни протестантьі ей более не доверяли. Что же до предложенньїх браков между Габсбургами и Валуа, зти идеи не получили со стороньї испанцев ни малейшей поддержки. Марго, в любом случае, бьістро бьі овдовела, вийди она замуж за безумного дона Карлоса, ибо он умер спустя три года, уже совершенно помешанньш. У него развилась болезненная любовь к своей доброй мачехе Елизавете, сестре Маргаритьі, потом он начал вьібалтьівать государственньїе тайньї направо и налево, потом попьітался улизнуть в Германию. Филипп перехватил его, снова заточил, а спустя полгода, в июле 1568 шда, наследник умер. Ходили слухи, будто Филипп сам убил его, но зто не более чем романтический вьімьісел. Самое реальное обьяснение состоит в том, что инфант умер от пневмонии в результате своей зксцентричной привьічки спать гольїм на огромной гльїбе льда, чтобьі уберечься от летней жарьі. Теперь, когда главная цель путешествия бьіла достигнута, поезд устремился к дому, хотя путь туда бьіл и неблизок. Екатерина встретилась с Жанной д ’Альбрз, которой разрешили вьіехать из Вандома, чтобьі приветствовать партию в Нераке (столице герцогства Альбрз). Здесь Екатерина по­ казала, как плохо она понимает приверженность людей к вере, потребовав, чтобьі Жанна оставила протестантизм и

282

Леони Фрида

приняла католичество. Жанна воспользовалась зтой возможностью, чтобьі представить своего сьіна Генриха вождям гугенотов, и он провел много времени с дядюшкой Конде. Оставив сьіна королевьі Наваррской с матерью с условием, что вскоре они обязуются присоединиться ко двору в Блуа, процессия отправилась дальше. Проезд через западную Францию оказался нелегким, ибо король и его семья нередко подвергались насмешкам и даже преследованиям со стороньї рассерженньїх гугенотов. Блез де Монлюк вьізвал дополнительно большой отряд солдат для сопровождения королевской семьи через враждебную территорию. В Жарнаке, неподалеку от города Коньяк, 21 августа Екатерина получила огромное удовольствие, встретившись с Ги Шабо де Жарнаком, человеком, когда-то вьіигравшим дузль против Ла Шатеньерз, протеже Дианьї де Пуатье и Генриха III. К ноябрю двор уже бьіл в Анжере, откуда королевская семья попльїла по Луаре, останавливаясь в Туре, Шенонсо и Блуа. 21 декабря 1565 года они достигли Мулена, сердца владений Бурбонов, и остановились в замке, прежде принадлежавшем изменнику-коннетаблю де Бурбо­ ну. В завершение грандиозной программьі судебньїх и административньїх реформ бьіла собрана ассамблея государственньїх деятелей. Среди собравшихся бьіли племянники Монморанси и большинство членов семейства Гизов. Оба клана не встречались больше года. После того, как Карл официально признал Колиньи не виновньїм в убийстве гер­ цога, Екатерина, по своєму обьїкновению, предписала двум вождям, кардиналу Лотарингскому и адмиралу Колиньи, примириться и даже приказала поцеловать друг друга. Что они оба и сделали, правда, никто не может утверждать, насколько искренним бьіл зтот поцелуй. Незадолго до официального открьітия ассамблеи, 6 января 1566 года, из Флориди пришли вести об изуверском насилии, чинимом испанскими войсками в Новом Свете. Испанцьі вьірезали большую часть французских колонистов, которьіе бьіли в основном протестантами. Французи достигли зтой территории первнми и обьявили ее своей именем короля, но не учли, что взбешенний Филипп зая-

Єкатерина Медичи

283

вил: близ испанских территорий не бьівать колониям єре­ тикові Он вьіслал 26 тьісяч солдат, напавших на шесть сотен мирньїх поселенцев и четьіре ротьі французских солдат. Большинству поселенцев, мужчинам, женщинам и детям перерезали горло. Лишь горстке удалось спастись. Усльїшав страшньїе новости, «ее величество рьічала от ярости, подобно львице» по словам испанского посла Алавьі. Она заявила, что испанцьі — более дикий народ, чем даже неверньїе турки. Но сверх того королева-мать ничего не могла поделать. Слишком слабая, чтобьі требовать от Филиппа репараций, она ограничилась тем, что воздвигла мраморньїе колонньї с именами жертв в Форте Колин ьи— единственном сохранившемся французском лагере во Флориде. Мишель де Л ’Опиталь открьіл ассамблею и в своей блестящей речи обрисовал ее цели. Французская судебная система требовала упорядочения и большего контроля со стороньї монарха. Существующая ньіне неразбериха в сфере юрисдикции, противоречивость законов, злоупотребления властью и коррупция, связанньїе не только с религиозньіми конфликтами, но и со многими другими факторами, должньї бьіть искорененьї, — сказал он. Восемьдесят шесть пунктов, составлявших Муленский устав, стали вершиной мастерства Л ’Опиталя. Зтот документ вьішел в феврале 1566 года. Согласно его статьям реформи в правительстве и суде должньї бьіли вернуть королю законную власть и авторитет. Увьі, вновь разразившиеся гражданские войньї не позволили довести до конца внедрение зтих законов, но историки соглашаются с тем, что Муленский устав послужил «отправной точкой для будущих попьіток реформировать правительство Франции». Наконец 1 мая 1566 года король и его многочисленньіе спутники возвратились в Париж после 829 дней путешествия, из которьіх лишь четверть прошла в пути, а три четверта— в замках, дворцах, аббатствах, больших и малих городах, деревнях и открьітьіх лагерях на берегу моря. Сказочньїй вояж, задуманньїй Екатериной как вели­ чавая попьітка внести согласие и гармонню в разоренное

284

Леони Фрида

войной королевство ее сьіна, составил по протяженности около трех тьісяч миль, с переходом через горьі, реки и иссушенньїе равниньї юга. Они встречали на пути снегопадьі, наводнення, чуму и убийственную жару. Зта не ведающая страха, непостижимая женщина показала своєму сьіну на­ род, а народу — короля. Теперь, по возвращении в столицу, у нее бьіли основания ликовать, ибо она верила: отньїне воцарится долгий мир. Она не учла одного: неистовьіе страсти по религии еще не улеглись в душах людей.

ГЛАВА 10. УЖЕ НЕ МИРОТВОРИЦА «Величайшее в мире зло» 1566-1570

Летом 1566 года резкая вспьішка насилия в испанских Нидерландах— позднее названная «иконоборческой ярью »— вьізвала сильнейшее напряжение и недоверие между гугенотами и католиками Франции. Подьем освободительного движения в Нидерландах начался с протеста знати против жестоких новьіх запретов, наложенньїх на местное население регентшей Маргаритой Пармской, единокровной сестрой Филиппа II. Вскоре на борьбу поднялись фламандские кальвинистьі, против которьіх Филипп решил принять крайние мерьі. Религиозньїе и гражданские волнения в такой близости от французской границьі вказа­ лись той язвой, которую Екатерина не могла не замечать. Испанцьі бьіли крайнє непопулярньї во Франции из-за резни во Флориде, и королева-мать устроила в Париже траур­ ную процессию вдов тех, кто погиб в далекой колонии. Зто произошло в начале лета 1566 года, и еще больше разожгло в народе ярость против испанцев. Екатерина не могла удержаться, видя, как терпит поражение жестокая и бескомпромиссная политика Филиппа в Нидерландах. Она писала ему язвительно: «Берите пример

Екатерина Медичи

285

с нас, ибо мьі успешно демонстрируем, как следует управ­ лять страной». Затем, ошибочно посчитав, что теперь испанцьі будут настроеньї более миролюбиво, она написала своєму послу в Испанию: «Я весьма довольна, ибо теперь они аплодируют нам и одобряют то, что прежде в нас по­ ридали». Зто «поздравление самой себе» оказалось явно преждевременньїм. Филипп бьістро решил отправить в Нидерландьі армию — специально для усиления репрессий и гонений на фламандских протестантов. Французские придворньїе кальвинистьі пока что пользовались милостями Екатериньї и Карла. Король вьірос настоящим поклонником Гаспара де Колиньи, ставшего настав­ ником и другом Карла, каким его дядя Монморанси бьіл для Генриха II, а принц Конде бьістро пошел в гору. Гизьі временно ретировались, не В С О С Т О Я Н И И В Ь ІН О С И Т Ь В О З В Ь І шения свих бьівших врагов. Особенно сильно зта семейка сердилась на брата Колиньи, кардинала де Шатильона, ньіне протестанта, к тому же женатого человека, которьій продолжал пользоваться громадньїми доходами с церков­ них бенефиций. Лишь король мог аннулировать их, но Ека­ терина удерживала его от каких-либо шагов в отношении Шатильона и многих других новообращенньїх прелатов, продолжающих получать немальїе доходи от католической церкви. Королева не желала провоцировать гугенотов, пока во Франции сохранялся мир, пусть даже такой непрочньїй. И ее, видимо, не волновало, что даже умереннне католики испьітивают гнев. Гугеноти, естественно, не преминули воспользоваться моментом кажущейся королевской милости и начали лоббировать интереси своих голландских собратьев по религии, зов которих о помощи становился все настойчивее. Колиньи, предлагавший воєнную помощь со сторони гуге­ нотов, доказивал, что изгнание испанцев из соседних Нидерландов вполне согласуется с интересами Франции. Он даже предполагал, что Карлу захочется присоединить зти территории к Франции. Екатерина бистро положила конец зтим рассуждениям. Последнее, чего би ей хотелось — ви ­ звать гнев Филиппа, кроме того, ей требовалась подцержка

286

Леони Фрида

императора в новом матримониальном проекте: необходимо бьіло женить Карла на одной из дочерей императора Максимилиана Габсбурга. Она ошибочно полатала, что Филипп почувствует к ней благодарность за противодействие Колиньи и, в свою очередь, поддержит ее проект. Связь между династиями стала крепче, когда до Парижа дошли вести о том, что после нескольких вьїкидьішей Елизавета, наконец-то, благополучно разрешилась от бремени 12 августа 1567 года. Она родила дочь и Екатерина, таким образом, стала бабкой инфантьі Испании. Осмелев благодаря наладившимся отношениям с коро­ лем, Колиньи и его сторонники продолжали тем временем агитировать и подбивать Карла к военньїм действиям в Нидерландах. Карл, с подачи своей матери, закрьіл тему, вьісказав адмиралу суровьій упрек и подьітожив: он желает сохранить добрьіе отношения со своим зятем Филиппом. Он еще не знал, что вскоре его намерения подвергнутся жестокому испьітанию. Уверенньїй, что французьі не станут помотать фламандским повстанцам, Филипп заявил, что намерен оставить Испанию и во главе большой армии отправиться в Нидерландьі. Спустя несколько недель его посол, герцог Алава, попросил аудиенции у Карла и королевьі-матери. Он сообщил, что его господин собирается вьісадиться с войском во Фрежюсе, на юге Франции. Отсюда Филипп планировал пройти через восточную Францию на север, во Фландрию. Екатерина, пораженная самой идеей разрешить почти двадцати тисячам испанских солдат пересечь всю Францию, категорически отказалась. Относительное спокойствие в стране бьіло ненадежньїм, и она сама зто понимала; присутствие же на французской земле огромного количества испанских войск «разожжет в королевстве пламя». Последовавшее затем предложение французам присоединиться к испанской кампании, дабьі расправиться с соседями-еретиками, также встретило резкий отпор. Та­ ким образом, Филиппу пришлось найти иной, хотя и менее удобньїй, маршрут для своих войск — через Савойю, Милан и Лотарингию.

Екатерииа Медичи

287

Испанская армия твердьім шагом двинулась на Фландрию, хотя Филипп решил не вести войска самостоятельно, поставив во главе войск герцога Альбу, сменившего Маргариту на посту регента Нидерландов. Герцог разрешил подвергать протестантов репрессиям и, если нужно, безжалостно расправляться с восставшими. Сосредоточение военньїх сил испанцев на северньїх границах представляло серьезную угрозу для Франции, позтому Екатерина и Карл, встревожившись, решили немедленно проверить защиту своих северньїх рубежей. В качестве дополнительньїх мер предосторожности Карл нанял шесть тьісяч швейцарских наемников, а также поднял на ноги гарнизоньї в Пьемонте, Шампани и Трех Епископатах47. Филипп нашел зти мерьі крайнє оскорбительньїми для себя. Алава вьіразил протест королеве-матери — «Королю нет нуждьі в такой армии». Екатерина, зная репутацию испанских солдат как безжалостньїх убийц, чувствовала себя не менее оскорбленной, усльїшав о планах зятя. Она велела французскому послу в Мадриде прояснить ситуацию, задав риторический вопрос: «Разумно ли нам, среди разгула насилия, проявляющегося повсюду, отдаваться на произвол всякого, кто желает нам навредить?» Характерно, что в то же самое время, дабьі уверить Филиппа в своей доброй воле, она послала запас зерна на пропитание его армии. У Екатериньї бьіли резоньї опасаться иностранной агрессии. Максимилиан, император Священной Римский империи, мог воспользоваться краткой передьішкой в своей войне против турок и напасть на ослабленную Францию. Английская королева Елизавета І только что прислала Томаса Норриса чрезвьічайньїм посланцем ко французскому двору с требованием возвратить Кале. Екатерина помогла Карлу составить бескомпромиссньїй ответ: «Так как королева сама нарушила мир, захватив Гавр, ей следует отдать Кале Франции и радоваться тем границам своего государства, коими она располагает». К лету 1567 года гугенотьі окончательно уверились, что между испанцами и Екатериной существует тайньїй 47 Тул, Мец и Верден.

288

Леони Фрида

сговор — использовать нанятьіе войска против них. Положение обострилось, когда Карл не стал распускать своих наемников, хотя угроза вторжения миновала, ибо Альба с армией уже прибьіл в Нидерландьі. Сообщалось о случаях нападений протестантов на католиков в провинциях. Вожди гугенотов при дворе ощутили холодок, когда милости Екатериньї стали сходить на нет, и королева начала намекать на то, что готова пойти на жесткие мерьі для усмирения разгула реформатов. В Памьере, близ Тулузьі, протестантьі проявили звериную жестокость, поубивав местньїх монахов и изгнав из родньїх мест горожан-католиков. Королева-мать вьісказалась в адрес гугенотов: «...ведут себя хуже, чем тур­ ки». Еще больше устрашали протестантов просачивающиеся из Нидерландов сообщения о жестокости Альбьі-усмирителя. Он учредил судилище, впоследствии названное Кровавьім трибуналом, предусматривавшее убийство сотен повстанцев и мирньїх кальвинистов. В поместье ХзтфилдХаус (где Елизавета І в 1558 году узнала о том, что трон А. ии ; зстался ей), сохре і їлись гравюрьі, ізображающие зти ледеьящие душу массовьіе казни. Арест двоих предводителей восставшего дворянства, графов Згмонта и Горна, казненньїх в июне 1568 года, доказал — для Альбьі и его режима не существует привилегированньїх сословий. Немудрено, что казнь знатньїх дворян еще сильнеє напугала предводителей гугенотов к югу от границьі. Какая судьба ждет их самих? Они снова вьіразили протест против присутствия в стране швейцарских наемников, заявляя: в зтом случае они никак не могут гарантировать мира со своей стороньї. Екатерина пообещала Конде, что лично будет следить за соблюдением условий Амбуазского здикта и наказьівать любого, кто попьітается поставить себя вьіше закона. Но, к несчастью, о наемниках она не сказала ничего. Не удовлетворенньїй зтим, Колиньи потребовал обьяснений от своего дяди. Коннетабль отвечал так: «Король заплатил им; он желает видеть, на что пошли его деньги». Зтот простой ответ бьіл правдивьім, как вияснилось, когда Екатерина устроила воєнний смотр для развлечения сина.

Екатерина Медичи

289 Двор находился в Монсо, к юго-западу от Парижа, и швейцарцьі продефилировали там на параде. Протестантьі же решили, что зто делается специально, дабьі усьіпить их бдительность. Поползли слухи, будто Екатерина проводи­ ла в Монсо тайную встречу, отдав приказ арестовать гугенотских вождей, а значит, их жизни угрожала непосредственная опасность. Началась паника. Не вьідержав напора противоречивьіх слухов, протестанти стали вооружаться и готовиться к войне. Их план бьіл прості вначале захва­ тать Екатерину, Карла, герцога Анжуйского и кардинала Лотарингского, возглавившего гизовскую группировку по­ сле смерте старшего брата. Затем взять несколько крупних городов, превратив их в гугенотские крепости, и поднять войска, чтобьі «разорвать швейцарцев на куски». Неподалеку от резиденции короля, в замке Валлери, принадлежавшем Конде, вожди гугенотов тщательно разрабатьівали свой план. Он уже бнл готов, а Екатерина, распорядившись не трогать никого из них, наслаждалась отднхом в Монсо и прекрасной погодой ранней осени, благодушно считая, что все идет отлично. Но уже 18 сентября она получила известия о том, что гугеноти готовятся воевать. Люди Екатерини обнаружили около полутора тисяч солдат близ Шатильона. Королева послала Артюса де Косеє, одного из своих офицеров, проверить правильность сообщений, и на­ писала Форкево, французекому послу в Мадрид, следующее: «Ми отделались л и т ь небольшим испугом, и теперь все прошло». Решив остаться в своем любимом Монсо охотиться и отдихать, хотя замок бнл слабо защищен от нападения, случись таковое, она уверяла королевского наместника в Дофинз: «...пока все мирно, спасибо Господу». Екатерина все еще видавала желаемое за действительность, протестанти завертали подготовку к войне. Прибило новое предостережение от испанцев из Брюсселя о готовящемся нападении, но и его Екатерина оставила без вийма­ ння, решив, что ее просто пугают. Коннетабль, веривший, что его сеть разведки все еще работает исправно, усьіпил ее беспокойство, заявив: «...даже сотня всадников не может собраться вместе, чтобн я не заметил зтого». К несчастью, 10 Л. Фрида

290

Леоии Фрида

дни, когда самовосхваление Монморанси имело под собой появу, давно миновали. Сечас же он не нашел ничего лучшего, как заявить, что «распространение тревожньїх слухов будет караться смертной казнью». А вскоре у зтих слухов появилось подтверждение: множество солдат бьіло собрано в местечке Розз-ан-Бри. Екатерина не могла больше игнорировать страшную правду; ее мечта о мире на французских землях рассеялась как дьім.

26 сентября 1567 года двор переехал в хорошо укрепленньій и относительно безопасньш городок Мо, неподалеку от Парижа. Королева-мать немедленно послала за швейцарцами, расквартированньїми в Шато-Тьерри. Тем временем пришли новости: Перони, Мелен и другие города атакованьі гугенотами. Стало еще хуже, когда войска восставших хльїнули на дороги, ведущие к Мо. Неспособная понять, что сподвигло гугенотов взяться за оружие, Екатерина за­ явила: она «потрясена» и «не видит причин» тому, что сама она назвала «постьідньїм предприятием». Позже оно получит название «Сюрприз в Мо». В три часа утра 27 сентября швейцарские войска прибьіли туда, где находилась королева. Воспользовавшись советами Гизов, Екатерина решила виступить на Париж, не рискуя подвергнуться осаде в Мо, хотя Л ’Опиталь и коннетабль бьіли против. В центре квадрата, образованного рядами солдат, среди «леса швейцарских пик», королевамать с детьми, родственниками и наиболее влиятельньїми вельможами, двинулась к столице. Кавалерия мятежников несколько раз с налету атаковала процессию, но швейцарцьі успешно отбивали нападения. Наконец решили, что ко­ роль, Екатерина и ее дети двинутся спешно вперед в легких каретах с небольшим отрядом охраньї. В четьіре часа утра они прибили в Париж, а остальнне догнали их позднее. Не очень привлекательное зрелище представляли собой вельможи, когда они — испуганнне, изможденние, запьіленнне (многие проделали весь путь пешком) — появились на улицах столицн. Во время зтого стремительного броска Ека­ терина смотрела, как Карл плачет от ярости, обещая, что с зтого дня «никому не позволит снова напугать его и кля-

Екатерина Медичи

291

нется преследовать мятежников повсюду, в их домах и по­ стелях. Он собирался сделать закон обязательньїм для всех, будь то низшие или вьісшие». Разочарованньїе успешньїм побегом королевского семейства, гугенотьі остановились близ Парижа в Сен-Дени и го­ товились осаждать город. Они перекрьіли пути снабжения продовольствием по Сене. Желая вьшграть время, чтобьі разобраться в обстановке и обдумать, как поступать даль­ ше, Екатерина послала Л ’Опиталя к Конде. Ей нужно бьіло вьіяснить цели восставших. Принц, получив предложение полной амнистии, если распустит и разоружит своих людей, презрительно заявил: зтого недостаточно. Представив себя вождем угнетенного народа, он потребовал: пусть король первьім распустит свои армии и полностью разоружится. Конде настаивал на полном претворении в жизнь Амбуазского здикта, немедленном созьіве Генеральних штатов и повсеместном снижении налогов. Французи, заявил он, страдают от жадности иностранцев и «итальянцев», а ведь в королевстве даже нет войньї. Зто последнее утверждение звучало недвусмисленньїм випадом в адрес Екатерини, намекавшим на дорогостоящую роскошь ее двора, займи у итальянских банкиров и пр. На королевском совете Екатерина, как сообщают, внезапно изменила отношение к своєму всегдашнему наставнику, Мишелю де Л ’Опиталю, предлагавшему мери по примире­ нню сторон, сердито заявив: «Зто из-за вас и ваших советов ми до такого докатились!» Когда парижане начали ощущать на себе последствия блокади, не оставалось другого пути, кроме как расправиться с подльши предателями, поведение которнх она окрестила «величайшим злом в мире». Король собирал армию, а его мать послала воззвания к «кузену» Козимо, герцогу Флорентийскому, а также к Филиппу Испанскому и Папе Пию V о помощи. Теперь, когда от ее упорной, ни на чем не основанной верьі в существование крепкого мира остались одни осколки, Екатерине — просвещенной примирительнице — раз и навсегда пришел конец. В письме в Испанию она жаловалась: «Ви можете пред­ ставить, с каким огорчением я вижу, как королевство воз-

292

Леони Фрида

вращается к бедам и невзгодам, как я ни старалась их избежать». Переговорьі между двумя сторонами все велись, а парижане между тем страдали от голода. 7 октября 1567 года, согласно древней традиции, в Сен-Дени бьіл отправлен ге­ рольд короля, потребовавший, чтобьі Колиньи, д ’Андело и Конде разоружились и сдались. Троє вождей гугенотов отвечали, что не нарушали клятвьі королю и хотят только одного — вьітащить страну из ньінешних бед. Однако время для разговоров закончилось. 10 ноября семидесятичетьірехлетний коннетабль вьіехал из Парижа во главе королевской армии в 16 тьісяч человек. Карл предпринял отчаянную попьітку возглавить войска самостоятельно, но Монморанси остановил его. Взявшись за поводья королевской лошади, он произнес: «Сир, негоже вашему величеству так рисковать своей особой. Вьі слишком нам дороги, и потребуется не менее 10 тьісяч всадников, дабьі сопровождать вас». Огорченньїй Карл повернул назад, и в три часа дня близ ворот Сен-Дени разьігралась битва. Храбрая кавалерия во главе с самим Конде едва не вьіиграла сражение, но королевские войска все же потеснили ее, и к ночи гугенотская армия покинула поле битвьі. В зтом бою коннетабль получил смертельное ранение: он вьідержал несколько ударов по голове и лицу, но вьістрел из аркебузьі в спину поверг его. Его внесли в город, и, промучившись еще два дня, доблестньїй старик умер. Зто случилось 12 ноября. Екатерина и Карл организовали по­ хорони с такими почестями, каких удостаивался не всякий монарх. Монморанси нашел успокоение в Сен-Дени, близ могили Генриха II — короля, которого любил и которому служил верой и правдой. Потеряв коннетабля, Екатерина, глухая к доводам разума и советам близких, обьявила: ее обожаемьій сьін, Генрих Анжуйский будет королевским наместником и командующим армией. Всего шестнадцати лет от роду, избалованньій, окруженньїй ежечасньїм вниманием королевьі-матери и ее женщин, ведущий изнеженную жизнь, дабьі уберечь здоровье (у него даже комнатьі специально подогревались), всячески опекаемьій, герцог Анжуйский вряд ли мог пре-

Екатерина Медичи

293

тендовать на роль настоящего полководца, которого уважали бьі подчиненньїе. То же самое можно бьіло сказать о людях, которьіх Екатерина подобрала в качестве его помощников и советников. Герцог де Немур (недавно женившийся на вдо­ ве герцога де Гиза), герцог де Монпансьє, чье ревностное католичество бьіло обратно пропорционально его военньїм навьїкам, и Артюс де Косеє, королевский секретарь по финансам. Судя по плачевному состоянию казньї, ожидать от него стратегических и военньїх талантов не приходилось. Хуже того, отношения между Косеє и Монпансьє можно бьіло описать как крайнє неприязненньїе. Назначения Екатериньї на зти постьі отражали скореє политические нуждьі, нежели военньїе. Решать военньїе вопросьі комитетом всегда дело рискованное, но, когда комитет состоит из неумех, возглавляемьіх изнеженньїм подростком, риск становитея почти смертельним. Конде ушел на восток и обьединил сильї с большим отрядом германских рейтаров (наемников, присланньїх германскими князьями-протестантами), пришедшими к нему на помощь. Незадолго до Рождества 1567 года Екатерина визвала Алаву и пригласила прогуляться в садах Тюильри, где возводилея новий дворец. Екатерина обьясняла воєн­ ную некомпетентность сина его юностью, но Алава отвечал ей без обиняков: зачем винить юньїе годи сина, когда все его командующие— идиотн: Косеє— ничтожество, Немур слишком занят своей любовью, ему не до войньї, а Монпансьє — просто дурак. Алава настоятельно советовал, чтобн королева-мать назначила командующим Таванна, талантливого и преданнош ей воина, никогда не увиливающего от исполнения своих обязанностей. В январе 1568 года Екатерина отправилась в штаб-квартиру герцога Анжуйского в Шалон-сюр-Марн. Беспорядок, царящий в лагере, бнл очевидним— если би не распри между двумя стар­ шими офицерами, затеявшими личную ссору, вместо того чтобн вести войска, можно било би избежать соединения германских рейтаров с гугенотами. Руководители армии вообще били не в состоянии принять єдиний план действий, королева вннуждена била признать, что ее син со своими

294

Леони Фрида

командирами запутался в безнадежном хаосе. Тогда она по­ ставила Таванна во главе авангарда армии, и бьіло решено продвигаться к Труа, чтобьі удержать гугенотов от захвата территорий в сердце Франции. Визит Екатериньї имел тайную цель: она надеялась встретиться с Шатильоном, которьій представлял мятежников, и попитаться достичь компромисса, которьій мог бьі положить конец войне. Она вернулась в Париж 15 января 1568 года, а два дня спустя Шатильон, снабженньїй секретной охранной грамотой, явился в Венсенский замок рядом со столицей. Но все равно каким-то образом просочились слухи, что Екатерина ведет переговори с гугенотами. Парижане, ощущавшие стесненность в средствах, ибо им пришлось оплачивать жалованье наемникам, и страдавшие от последствий блокади, били потрясенн тем, что королева пускается на какие-то непонятнне уловки, вместо того чтоби стереть врага с лица земли. Ведь и от горожан, и от Филиппа II Карл получил деньги на продолжение войньї! Однаждн вечером, прогуливаясь с Карлом по улице СенДени, королева-мать подняла голову, собираясь что-то ска­ зать сину, и тут раздался сердитий голос из возбужденной толпьі: «Сир! Не верьте ей! Она никогда не говорит прав­ ди!» Затем последовала драка, королевские гвардейци избили крикунов. Екатерина, однако, под покровом ночи продолжала переговори с Шатильоном и его помощниками. Но ее попнтки ничем не увенчались, и война продолжалась. Несмотря на очень холодную зиму 1567-1568 годов, гугеноти и германские рейтари неплохо продвигались вперед, достигнув Оксерра, а потом двинулись брать Бос. Видя впечатляющие успехи протестантов, герцог Анжуйский бнл вннужден отозвать войска в Ножан-сюр-Сен, и Париж снова остался беззащитним перед врагом. Карл, уже давно недовольнмй командованием своего брата и его некомпетентностью, обьявил, что сам поведет королевскую армию к победе, но Екатерина не позволила сину подвергать себя опасности. В конце февраля Конде удалось до­ стичь Шартра и осадить город, но здесь его войска увязли из-за отсутствия денег и продовольствия. Во время войньї

Єкатерина Медичи

295

обе стороньї нещадно грабилн деревни, разоряя земли и оставляя крестьян без куска хлеба. Теперь же у людей и вовсе не осталось средств к существованию. Конде послал королю срочньїй призвів начать переговори, получил ответ, результатом чего стало подписание мира при Лонжюмо 22-23 марта 1568 года. Как обьічно, мирний договор немедленно стал непопулярен среди той и другой сторон. Король согласился за­ платить германским рейтарам, чтоби вивести их прочь с французской земли, Амбуазский здикт бил восстановлен без изменений, гугеноти же обязнвались вернуть те города, которне захватали за время короткой и хаотичной Второй религиозной войньї. Опасность, которой пренебрег Конде, но которая беспокоила Колиньи, состояла в том, что Карл оставил армию в прежнем состоянии, позтому протестанти могли бить атакованн в любое время. В течение нескольких месяцев, последовавших за подписанием отого договора, конфликтн и стнчки продолжались, так что некоторне на­ ходили зтот период еще хуже короткой войньї. Протестанти отказались освободить захваченнне ими города; они убива­ ли священников, жгли церкви, разрушали религиозние ста­ туй и оскверняли реликвии. Католики немедленно начали убивать протестантов. Обе стороньї проявляли подлинно варварскую жестокость — в одной из стьічек разьяренньши протестантами бил захвачен священник, которого «иссекли ножом», после чего связали, а его рани стали поливать уксусом и посипать солью. Умирал он восемь дней. Случаи насилия все учащались, и стало ясно, что мир, о котором говорилось в Лонжюмо, существует лишь на бумаге. Один протестантский историк полагает, что гугенотов за период после Второй гражданской войньї погибло больше, чем в обеих войнах вместе взятих. К концу апреля 1568 года, когда Екатерина созвала королевский совет, она уже и сама не знала, как поступать. 28 апреля она тяжело заболела. У нее начался жар, сильнейшие головине боли, рвота и ломота в правой стороне тела. К 10 мая, когда у нее пошла кровь носом и ртом, совет начал обсуждать, что необходимо будет предпринять в случае смерти королеви.

296

Леони Фрида

Без руководства матери Карл полностью растерялся. Кар­ динал Лотарингский настаивал на беспощадном подавле­ ний гугенотов, и по форме бьіл прав. Л ’Опиталь предлагал совещаться дальше, и тоже бьіл по-своему прав. Когда все уже казалось потерянньїм, лихорадка у Екатериньї прошла. Правда, болезнь возвращалась по вечерам — слабость, сильная потливость (простьіни меняли до пяти раз за ночь) — но ей удалось кое-что сделать уже в первьій день. К 24 мая она уже сидела в постели, вовсю диктуя письма, и одно отправила Колиньи — по поводу кражи денег, которьіми собирались платить рейтарам. Все успели заметать, насколько безволен и растерян король в отсутствие матери, и можно бьіло вообразить, во что зто вьільется в случае ее К О Н Ч И Н Ь І.

За подписанием договора в Лонжюмо последовала вспьішка политических убийств. Один из историков замечает по зтому поводу: «Франция переняла итальянскую моду на убийства, и обьічай зтот так распространился, что стали нанимать убийц, чтобьі перерезать кому-то горло так же запросто, как нанять каменщика или плотника. И уже считалось удивительньїм, если за несколько дней не совершалось ни одного преступления подобного рода, а ведь прежде человек за всю жизнь и десяти раз не сталкивался с убийствами. Между тем мьі знаєм, что по древним обьічаям Франции, соблюдаемьім с большим рвением, нежели чтолибо другое, полаталось нападать на врага открьіто, ни в кое случае не брать его безоружньїм и не пользоваться иньїми преимуществами перед ним; врага всегда предупреждали, давая возможность подготовиться, а нападать вдвоем на одного считалось бесчестньїм. Зато итальянцьі , как я сльїшал, в такого рода делах большие мастера.» В таких вещах зачастую обвиняли королеву из рода Медичи, которая будто бьі привезла зти итальянские обьічай с собой. Зто бьіло несправедливо, но можно понять и людей, доверявших подобньїм слухам. На их глазах страна ввер­ галась в пучину хаоса, и то, что началось как религиозная борьба, постепенно превратилось в повсеместную анархию и вседозволенность.

Екатерина Медичи

297

Екатерина получила от Колиньи суровое письмо: «Я бьі напомнил вашему величеству о том, о чем раньше говаривал порою: религиозньїе убеждения нельзя ни вьіжечь ог­ нем, ни вьірубить мечом, и для людей большая честь — отдать жизнь во имя Господа». Екатерина, не тронутая его словами, отвечала: «Король желает, чтобьі справедливость восторжествовала по отношению ко всем его подданньїм, без исключения... Я верю, что его воля произведет больший зффект, если оружие не будет оставаться в руках тех, кто думает, будто может ему не подчиняться и сопротивляться». Как раз когда они обменивались письмами, Конде с большой армией отправился в Пикардию и, говорят, поклялся при зтом: «Доколе кардинал Лотарингский остается при дворе, миру не бьівать. Я захвачу его, и его облачение покраснеет от его собственной крови». Мрачная, напряженная атмосфера означала, что ни Екатерина, ни Карл никуда не могли отправиться без мощного зскорта. Давая аудиенцию венецианскому послу, Джованни Корреро, королева прошептала: «Кто знает... даже в зтой комнате могут бьіть люди, которьім нравится видеть смерть, которьіе убили бьі нас собственньїми руками. Но Господь не позволит, ибо наша миссия— зто и Его миссия, как и всего христианского мира». И она добавила, наклонившись к уху Корреро: согласно предсказаниям астрологов, фортуна меняется каждьіе семь лет, и, так как ее несчастья начались семь лет на­ зад, она верит, что теперь судьба повернется к ней лицом. Через несколько недель после отого разговора французские протестантские войска, возглавляемьіе де Коквилем, пересекли границьі Пикардии и направились во Фландрию, чтобьі соединиться с голландскими собратьями по религии. Екатерина отправила маршала де Косеє перехватить мятежников. Коквиль бьіл спешно казнен, и голову его прислали в Париж, где водрузили на пику. Голландским участникам повстанческой армии повезло ненамного больше, французи доставили их в качестве пленников к Альбе — от него они могли ожидать лишь мучительньїх пьіток и казни. Екате­ рина бьіла настроєна весьма кровожадно, что ранее бьіло для нее нехарактерно. О дальнейшей судьбе захваченньїх

298

Леони Фрида

мятежников-французов королева заявила: «Я думаю, некоторьіх из них нужно наказать, казнив, других же сослать на галерьі». Просльїшав о том, что в июне бьіли публично преданьї казни графьі Згмонт и Горн (последний бьіл кузе­ ном Колиньи), Екатерина заметала испанскому послу, что находит зто решение «богоугодньїм» и надеется, что сама сумеет последовать его примеру во Франции в отношении главарей гугенотов. 29 июля 1568 года Екатерина приказала Таванну и его людям захватать Конде. Она желала заполучить «cette tete si chere» («зту денную голову»). Однако ее действия бьіли предупрежденьї. К Конде и Колиньи попала ее записка, гласившая: «Дичь уже в ловушке, королева велит начинать охоту». Принц и адмирал, захватав семьи и сподвижников, в срочном порядке вьіехали из Нуайе, чтобьі укриться в крепости Ла-Рошель на юго-западном побережье Франции. Пока они ехали через всю страну в зту гавань, число присоединившихся к ним гугенотских семей росло, и вскоре зтот поход получил название «новое бегство богоизбранного народа из Египта». Адмирал послал проникновенное письмо королеве-матери и королю на зту тему, делая упор на то, что беззащитньїе, невооруженньїе люди, двинувшиеся в путь к безопасной Га­ вани, вряд ли могут спитаться мятежниками. В начале 1567 года Жанна д ’Альбрз покинула Францию и вместе с сьіном, Генрихом Наваррским, отправилась в княжество Беарнское без разрешения Екатериньї, которая назвала ее в результате «бесстьіднейшая в мире женщина». Таким образом, королева Наваррская поставила себя вне закона. 24 сентября Жанна и пятнадцатилетний Генрих встретились с со своими единоверцами, и четьіре дня спустя предводители гугенотского движения вьехали в Ла-Рошель, сопровождаемьіе множеством последователей. Жанна привела с собой пополнение и немедленно распорядилась строить укрепления, готовясь к нападению королевских войск. Она послала Екатерине сообщение, где писа­ ла: «...мною движет стремление служить моєму Господу и истинной вере, моєму королю, желание соблюдать здикт умиротворення». В зтих же строках Жанна напомнила Ека-

Єкатерина Медичн

299

терине о «праве крови», согласно которому Бурбоньї наследовали Валуа. В то время как зкономическая ситуация во Франции ухудшалась, ненависть, порожденная гражданскими войнами, усиливалась, и количество гугенотов росло. Знергичная работа организации Кальвина, чьи агентьі успешно вербовали новообращенньїх, приносила свои плодьі. Гугенотьі знергично печатали литературу, распространяя слово Реформации по всей стране, а люди всех сословий им жадно внимали. Догматьі доктриньї Кальвина к зтому моменту пе­ реметались с противоречивьіми политическими программами официальньїх властей, всеобщая тревога подкреплялась боязнью того, что французские ультра-католические сильї обьединятся с испанцами. А соседние Нидерландьі сейчас являли всей Европе печальний образец того, как испанцьі умеют расправляться с инакомьіслящими. Просльїшав новости о бегстве гугенотских вождей и их сравнении с «народом Моисея, спасшимся от тирании фараона», Екатерина пришла в ярость от такой библейской параллели. Королева заявила, что теперь единственной ее целью является «стереть гугенотов с лица земли, уничтожить, истребить, пока они... не сделали что-нибудь похуже». С начала августа она бьша обьята мучительной тревогой — королевство на ее глазах стремительно скатьівалось к анархии и, кроме того, ухудшалось здоровье коро­ ля. Отправившись под защитой более чем десятитьісячного войска в Мадридский замок в Булонском лесу, Екатерина наблюдала, как слабел ее сьін, терзаемьій лихорадкой. Она не могла знать тогда, что у него открьілась последняя стадия туберкулеза и приступи болезни будут становиться все чаще и все тяжелее. Ухаживая за ним, Екатерина получила вести, что папа Пий V учредил специальньїй налог с французского духовенства в помощь грядущей войне. Зто спровоцировало окончательньїй раскол между ней и ее умеренньім во взглядах канцлером, давним помощником и даже наставником. Теперь он очутился на совете почти в полной изоляции и бьіл окончательно дискредитирован. Когда 19 сентября 1568 года он отказался поставить печать на

300

Леони Фрида

приказах, основанньїх на папской булле, повелевающей отчуждать церковную собственность для подготовки к войне, кардинал Лотарингский утратил обьічное хладнокровие, и его пришлось держать, чтобьі он не набросился на Л ’Опиталя. Несколько дней спустя канцлер покинул совет, сославшись на почтенньїй возраст, и отправился в своє поместье, сдав предварительно печати всех служб. К середине августа 1568 года король начал медленно поправляться. Худой и изможденньїй, он присутствовал на заседаниях совета. Тут сама Екатерина слегла с тяжельїм желудочньїм расстройством. На протяжении всей своей жизни она страдала от таких приступов, которьіе, вероятнее всего, бьши вьізьіваньї обьїкновенньїм обжорством. Однаждьі она едва не погибла, поглотив чрезвьічайно много «сіЬгео», одного из излюбленньїх ею флорентийских к у т а ­ ний — с ь і т н о й смеси куриньїх «пупочков», гузок, требухи и петушиньїх гребешков. Как только Екатерина и ее сьін вьіздоровели, королевская семья покинула Мадридский за­ мок, отправившись в любимейшую резиденцию Екатериньї, Сен-Mop, неподалеку от Парижа. Атмосфера там стояла уньїлая, ибо совет готовился к войне. Герцог Анжуйский «бил копьітом», собираясь вести армию к победе. Карл, ревновавший брата, ибо сам желал возглавить армию, наигрьівал траурньїе мелодии на рожке, останавливаясь лишь затем, чтобьі сплюнуть кровавую мокроту. Екатерина тем временем разрабатьівала собственньїй проект относительно гугенотов— Сен-Морскую декларацию. Здикт полностью запрещал все, что позволялось Амбуазским договором, и обьявлял любую религию, кроме католицизма, вне закона. Королева-мать не знала, куда деваться от беспокойства, когда Карл слег снова. Ему периодически делали кровопускание— процедуру, весьма популярную в то время как средство от всех недугов и, что удивительно, зачастую довольно зффективную. В данном случае кровопускание оказьівало лишь пагубное действие, особенно в отсутствии ан­ тисептики. На месте надреза развился огромньїй гнойник, и у Карла опять поднялась температура. Доктора боялись, что он не вьіживет. В ужасе перед возможной ампутацией

Екатерина Медичи

ЗОЇ

руки, юньїй король вьізвал мать и брата к себе в Сен-Мор. По всему Парижу служили мессьі, народ молился о вьіздоровлении монарха. Вопреки прогнозам медиков, король вскоре поправился и даже смог возглавить процессию, по традиции обходящую всю столицу перед началом военньїх зкспедиций, увенчалась успехом. Завершилась она в СенДени, где король символически поручил свою корону и скипетр Божественной защите. Герцог Анжуйский, снова обьявленньїй королевским наместником, отбьіл в Зтамп, где к нему вскоре присоединилась Екатерина. Утихомирив горячие спорьі по поводу назначения командиров, она вернулась в Париж, где занялась сбором продовольствия для армии. Зта работа бьіла уже знакома Екатерине и напомнила ей прошлое— она часто вьіполняла обязанности генерал-квартирмейстера для вооруженньїх сил мужа. Правда, тогда французьі сражались с внешним врагом, а теперь — друг с другом. Ни одна де­ таль не ускользала от зоркого глаза королевьі-матери, хотя ее сильно отвлекали личньїе заботьі. Ее дочь Елизавета снова ждала младенца и, несмотря на срок беременности всего четьіре с половиной месяца, набрала огромньїй вес.

18 октября 1568 года Екатерина писала Филиппу, умоляя, чтобьі Елизавета принимала «не более 2 трапез в день, а между ними — только хлеб». Она еще не знала, что, когда зто письмо писалось, ее дочери уже две недели как не бьіло в живьіх. Екатерина только успела отправить зти наставления с курьером из Парижа в Мадрид, как оттуда прибьіл друшй гонец, принесший мрачную весть о кончине Елизаветьі. Она умерла в полдень 3 октября в результате преждевременньїх родов. Едва сформировавшаяся новорожденная девочка умерла сразу же, а Елизавета— спустя несколько часов. В типичном для того времени вьісокопарном бюллетене о кончине утверждалось, что королева умерла «как подобает истинной христианке <...> одетая в облачение францисканок, последовав на небеса вслед за ребенком, которого носила, полупившим святое крещение». Новости первьіми достигли кардиналов Лотарингского и Бурбона,

302

Леони Фрида

которьіе решили подождать утра (курьер прибьіл вечером), прежде чем сообщить о гибели Елизаветьі королю и его матери. Когда же они донесли печальньїе известия до Карла, он немедленно отправился к Екатерине, дабьі само­ му уведомить ее, не дожидаясь, пока она усльїшит зто от придворньїх, — ведь новости при дворе распространяются очень бьістро. Те, кто видел потрясение королевьі-матери, нашел зто зрелище душераздирающим. Лицо ее застьіло, словно маска; не вьімолвив ни слова, она оставила своих советников и помощников и уединилась в личной часовне. Парадоксально, но они с Елизаветой стали близки л и ть после отьезда дочери в Испанию. Екатерина часто писа­ ла молодой королеве, делясь с ней радостями и горестями. Вообще говоря, у Екатериньї отсутствовал дар близости с детьми, пока они не уезжали далеко, и лишь тогда она позволяла себе раскрьіть душу и излить затаенную любовь. Ко всеобщему удивлению, спустя несколько часов, короле­ ва вновь появилась перед советом, спокойная и сдержанная, заявив, что, несмотря на жестокую потерю, готова заниматься священньїм делом подготовки войньї против гугенотов. Далее она еще сильнеє поразила совет, обьявив: если враг сочтет, что смерть Елизаветьі ослабит связи между Францией и Испанией, то будет горько разочарован. «Король Филипп, конечно же, снова женится. У меня лишь одно желание — чтобьі моя дочь Маргарита заняла место сестрьі». Екатерина подавила отчаяние из-за смерти Елизаветьі, ибо долг перед умершим мужем, детьми и Францией всегда ставила превьіше собственньїх чувств. Без всякого сомнения, она долго горевала об утрате любимой дочери, с которой бьіла так близка, пусть только в письмах, но отказала себе в праве на открьітьій взрьів чувств ради более вьісокой цели — будущего всей династии Валуа. Зта женщина теряла самообладание крайнє редко. Филипп любил Елизавету и бьіл безутешен, потеряв ее. Однако, освободившись от семейной связи с Екатериной, он не намеревался вновь восстанавливать ее и ясно дал понять, что брак с Марго даже не будет обсуждаться. Он презирал Екатерину за ее сношения с єретиками, назьівал

Екатерина Медичи

303

французское правительство гнездом соглашателей и считал королеву-мать ответственной за все. Единственное, чего он хотел— предаться горю в одиночестве, не желая ничего сльшіать о союзе со свояченицей. Вскоре после зтого возникли разговорьі о женитьбе Филиппа на старшей дочери императора Священной Римской империи, Анне. Одновременно испанцьі предложили, чтобьі Карл женился на младшей дочери императора, Елизавете, а Марго вьішла бьі за короля Португалии. Пораженная, Екатерина писала Форкево, своєму послу в Мадриде, что лишь брак между Марго и Филиппом поможет сохранить крепкий союз между Испанией и Францией. Кардинал де Гиз бьіл тогда в Мадриде, вьіражая соболезнования безутешному Филиппу. Екатерине с трудом удалось сдержать собственнические порьівьі относительно брачньїх планов и понять, сколь бестактньїм бьіло ее поведение. В конце послання она просила Форкево сжечь письмо сразу же по прочтении— обьічньїй для нее способ сохранения тайньї и безопасности. Поминальную службу по испанской королеве провели 24 октября. Карл нарушил традицию, по которой монархи не присутствуют на подобньїх церемониях, и стоял, одетьій в фиолетовое, рядом с матерью, укрьітой обьічной черной вуалью. Боль королевьі-матери и печаль короля бьіли очевидньї и тронули всех. Но позволить себе горевать бьіло слишком большой роскошью в тот час, когда будущее католицизма во Франции, да и самого дома Валуа бьіли поставленьї на карту. Екатерина собрала деньги из всех возможньїх источников, и сама, как бьівало и прежде, щедро пожертвовала на общие цели. Она даже зал ожила драгоценности, оставленньїе ей незаконнорожденньїм «братом», давно убитьім Алессандро. Козимо Медичи, герцог Флорентийский, страстно желая вернуть себе зти сокровища, торговался из-за их ценьї. Окруженная феодальньїми сеньорами, думавшими только о себе и своих интересах, с армией, которой руководил ее сьін, семнадцатилетний желторотьій юнец, при короле, слишком слабом, чтобьі править долго, Екатерина — и зто неудивительно — почувствовала себя изнуренной.

304

Леони Фрида

Суровая зима приостановила любьіе военньїе мероприятия. Одно сражение, уже запланированное, пришлось отложить, ибо гололед не давал кавалерии передвигаться и менять позиции. Ожидание принесло разговорьі о мире, и настроение на совете изменилось в сторону компромиссов. Но на зтот раз Екатерина жестоко подавляла все возможньіе рассуждения такого рода. Теперь победа должна бьіть окончательной. Алава, приехавший в Сен-Mop на аудиенцию, застал королеву в слезах и почти без сил. Она только что вернулась с заседания совета, продлившегося дольше обьічного, из-за зтого ей пришлось пропустить мессу, чего почти никогда не случалось. «Еще бьі мне не вьіглядеть усталой, ведь я несу на своих плечах всю тяжесть правле­ ння, — сказала она послу. — Вьі удивитесь, если узнаєте, что сейчас произошло. Я не знаю, кому теперь можно доверять. Те, кого я считала полностью преданньїми королю, моєму сьіну, повернулись ко мне спиной и вьісказьівают противоположньїе желания... Я возмущена поведением членов совета; все они требу ют мира». В другой момент, снова поддавшись жалости к себе, королева-мать рассуждала о том, как повезло Елизавете Английской: «...все подданньїе королевства исповедуют одну с ней религию; во Франции же все иначе». Елизавета бьіла бьі польщена, окажись вьісказьівания Екатериньї верньїми, но в Англии многие волнения бьіли еще впереди, ведь старой религии придерживалась значительная часть населення. Так или иначе, зти вьісказьівания свидетельствуют о том, как бьіло тяжело Екатерине в зти дни. Королева продолжала работу и даже заплатила протестантскому принцу Оранскому, которьій привел большое войско в помощь гугенотам, чтобьі он покинул страну. Зто вьізвало яростньїй протест со стороньї испанского посла, хотя необходимого зффекта удалось добиться: большое число вражеских солдат покинули королевство. В Жуанвилле, фамильном гнезде Гизов, Екатерина нашла время для личньїх дел и попросила вдовствующую герцогиню Лотарингскую начать переговори с императором, дабьі устроить брак между Карлом и его дочерью Анной. Она надеялась

Екатерина Медичи

305

полупить ответ от императора Максимилиана, находясь в Меде, где проверяла ведение работ по фортификации, посещала цитадель и обходила бастионьї. В числе прочих мероприятий по подготовке она посетила госпиталь — а зто всегда бьіло делом опасньїм — и вскоре после зтого слегла с лихорадкой и болью по всей правой стороне тела. Пока Екатерина лежала в беспамятстве, герцог Анжуйский готовился провести первьій бой в своей жизни. В ночь перед зтим Екатерина забьілась в полусне-полубреду. Испугавшись, что мать умирает, Марго, Карл, Франсуа, гер­ цог и герцогиня Лотарингские собрались вокруг ее кровати. Марго писала в своих мемуарах: «Она вскрикнула, не просьіпаясь, как будто видела сражение при Жарнаке: „Смотрите, они бегут! Мой сьін— победитель. Ах! Боже мой! Поднимите моего сьіна, он на земле! Смотрите, смотрите ж е — принц Конде мертв!“ На следующую ночь король, уже уснувший, бьіл разбужен новостью: при Жарнаке одер­ жана победа! Он пошел к матери в одной ночной рубашке, накинув халат на плечи, и разбудил Екатерину, рассказав ей о битве. Все вьішло так, как она и видела во сне. Королевамать не могла одержать радости: герцог Анжуйский, ее лю­ бимий сьін, оказался победителем и защитником королевства. В церквях Меца пели «Те Deum», звонили колокола, а королева-мать начала медленно, но верно вьіздоравливать. Сражение при Жарнаке, близ города Коньяк, стало знаменательньїм не только потому, что королевские войска одержали победу. В зтом бою погиб пламенньїй вождь гугенотов, принц Луи Конде. Армия, номинально возглавляемая герцогом Анжуйским, де факто шла в бой под командованием преданного Екатерине маршала де Таванна. После того, как противник наконец сумел заставить Колиньи и его людей вступить в бой, 13 марта 1569 года, Конде, накануне ночью поранивший ногу, получил просьбу виступить на помощь Колиньи. По свидетельству наблюдавшего его ги­ бель офицера и ученого, гугенота Агриппи д ’Обинье, Кон­ де неловко садился на коня и сломал поврежденную ногу, да так, что кость пронзила ткани и вьішла над краєм сапога. Несмотря на зто, он вскричал: «Ради Господа встретиться

306

Леони Фрида

с опасностью— благословенне!» И добавил: «Храбрьіе и доблестньїе французи, вот момент, коего мьі все ждали!» Затем он пустил коня в галоп, возглавив доблестную, но бесполезную атаку конницьі. Колиньи уже отменил просьбу о помощи, но новости не дошли до Конде в срок. Когда лошадь под ним убили, принц не сумел вьісвободиться из стремян: помешали доспехи и сломанная нога. Он оставил все попьітки и поднял забрало, и солдати, которьш он сдался, по имени д ’Аржан и Сен-Жан, узнали его. Д ’Аржан сражался с Конде в Ангулеме, и принц спас его жизнь. Сен-Жан тоже знал его в лицо. Они посоветовали ему опустить забрало, дабьі его не узнали другие, и зто спасло би ему жизнь. Но приблизившиеся гвардейцн герцога Анжуйского, во главе с капитаном Монтескье, остановились возле принца с криком: «Бей! Бей!» Конде повернулся к ним со словами: «Вам не спасти меня, д ’Аржан». В зто мгновение Монтескье вьістрелил в Конде со спини, пуля попала в шею и вншла через правий глаз. Герцог Анжуйский с ликованием встретил известие о смерти принца и своего родича. Его люди водрузили тело Конде на мула и провезли по округе, распевая с воплями и гиканьем: «Тот, кто месси избегал, на спину к ослу попал!» Во Бремена Генриха II такие внходки били би немнслимьі. Предндущее поколение очень високо ценило древние традиции рицарства. Каким резким контрастом виглядело поведение юного принца по сравнению с тем, когда совсем недавно Франсуа, герцог де Гиз, захватав Конде в плен по­ сле битви при Дре, пригласил его пожить в своем доме и они вместе обедали. Теперь же, когда герцога Анжуйского спросили, как поступить с толпой прочих пленников, он небрежно бросил: «Прикончите их!» Зто задание он поручил швейцарским наемникам. Такое поведение на поле боя говорит о том, что привнчная учтивость и рьщарские тради­ ции сменились жаждой мести в результате вопиющих актов насилия по отношению друг к другу во время религиозних войн. Ньіне считается общепризнанним, что именно гражданские конфликтн— религиознне или классовне— по-

Єкатерина Медичи

307

рождают более всего жестокостей, и французские войньї являются в зтом смьісле весьма показательньїми. Герцог Анжуйский нанес краткий визит своей семье и гордо обьявил Карлу о своей победе, на что тот лишь бросил на брата полньїй злобной ревности взгляд. Генрих обьіграл название города Mo (Маих), где Конде пьітался за­ хватать королевскую семью в плен, заявив брату: «Монсеньор, вьі вьіиграли битву. Принц Конде мертв. Я сам видел его тело. Увьі, бедняга причинил нам столько бед (tant de maux)!» Адмирал де Колиньи, которьій, будучи истинньїм вож­ дем и стратегом гугенотов, прежде стоял за спиной Конде, самого активного из деятелей движения, придававшего ему законность в силу своей принадлежности к королевскому роду, теперь остался в одиночестве. Ему пришлось в оди­ ночку возглавить партию, столкнувшись лицом к лицу с проблемами воєнними, политическими и идеологическими. Адмирал стал опекуном двух оставшихся без отцов принцев-гугенотов: Генриха Наваррского, шестнадцатилетнего первого принца крови, и пятнадцатилетнего сьіна Кон­ де, тоже носившего имя Генрих. Жанна д ’Альбрз вивела мальчиков к построившимся гугенотским войскам, и сол­ дати дружно приветствовали принцев как своих законних вождей, за чьей спиной стоял мудрий, храбрнй и морально стойкий Гаспар де Колиньи. Католики знали, что именно о н — их настоящий враг. Незапятнанньїй ни єдиним слу­ хом, не ведающий жадности и прочих пороков, он бьш од­ ним их тех лидеров, кого почитают как святих, и именно так относились к нему гугеноти. Во время краткого визита ко двору Генрих Анжуйский постарался улестить Марго, самую младшую дочь Екатерини, которая лишь за год до того переселилась туда вместе с младшим братом Франсуа, покинув королевскую детскую в Амбуазе. За зтот год Марго сблизилась с королем, и он преклонялся перед ней. Она умела усмирять припадки его ярости, и вскоре стала для него и другом, и наперсницей: одинокий король нашел в сестре родственную душу, с которой мог делиться секретами. По контрасту, Екатерина

308

Леони Фрида

едва замечала Марго, ее как будто раздражали крепкое здоровье, красота и живой нрав дочери; мать обращалась к ней лишь затем, чтобьі отдать повеление или прочесть нотацию. В своих мемуарах принцесса вспоминает, что начинала дрожать от страха, когда мать вьізьівала ее к себе. Герцог Анжуйский решил, что должен воспользоваться помощью Марго, все еще невинной и доверчивой, для того чтобьі сохранить за собой командование армией — корольто поговаривал, что хочет сам возглавить войска. Он хотел, чтобьі сестра держала его в курсе всех основньїх новостей, пока он будет находиться с войсками на полях сражений. Марго бьіла в восторге от того, что сиятельньїй брат вьібрал ее своим доверенньїм лицом и назьівал любимой сестренкой. Их близость могла теперь пойти обойм на пользу. «Зто помогало нам в детстве, — говорил ей Генрих Анжуйский, — но мьі больше не дети». И добавлял: «Я знаю, никто другой не подходит мне так, как тьі, тьі для меня словно моє второе „я“. У тебя єсть все необходимьіе качества: рассудительность, ум и верность». Он настаивал, чтобьі она присутствовала как можно чаще при «lever» и «coucher»48 их царственной матери и старалась следовать за ней на прогулках, ведь в зти часьі зачастую принимались самьіе важньїе решения. Анжуйский признался: он скореє примет «мучительную смерть», нежели согласится оста­ вить командование армией, и обещал, что Марго сумеет снискать одобрение матери, если поддержит его в зтом. Он просил сестру: «Забудь свою робость и обращайся к матери с полньїм доверием <...> Для тебя будет большой радостью и честью бьіть любимой матерью. Зто хорошо для тебя, и именно тебе, первой после Господа, буду я обязан сво48 «Подьем» и «отход ко сну» (фр.) — принятьіе при французском дворе церемонии, сопровождающие вставание с постели и укладьівание спать царственньїх особ. Изначально зто бьіли чисто бьітовьіе процедури умьівания, одевания и т. п. при помощи слуг. Бьіть допущенним к лицезрению зтих процедур спиталось весьма почетньїм, в непринужденной обстановке можно бьіло уладить многие дела. — Прим, перев.

Екатерина Медичи

309

ей удачей». Он также прельстил Марго тем, что Екатерина станет иначе обращаться с дочерью, если та последует инструкциям Анжуйского. Вскоре после отого Екатерина спрашивала Марго, о чем с ней говорил Анжуйский. «Твой брат рассказал мне о вашем разговоре, он больше не считает тебя ребенком. Для меня бьіло бьі большим удовольствием говорить с тобой так же, как с ним. Положись на меня, не бойся свободно разговаривать со своей матерью, я сама желаю зтого». Позже Марго вспоминала: «Такое обращение бьіло ново для меня, ибо до того я жила бесцельно, не думая ни о чем, кроме танцев и охоти... Я бьіла еще слишком мала для каких-либо амбиций и вьіросла в таком страхе перед матерью, что не только не могла непринужденно говорить с ней, но обмира­ ла, едва та взглянет на меня, думая, что сделала что-то, в и ­ звавшеє ее недовольство». Теперь девочка-подросток пере­ живала «счастье столь огромное, что все прежние радости казались мелкими и не стоящими внимания по сравнению с зтой». Так несчастная принцесса вступила в мир придвор­ них и политических интриг; вскоре она почувствовала вкус к зтой игре и проявила в ней не меньший талант, чем ее бившая невестка, Мария Стюарт.

7 апреля 1569 года испанский посол получил аудиенцию у все еще не встававшей с постели королевн-матери. Разговор, произошедший между ними, подготовил почву для последующей репутации Екатерини как «Черной короле­ в и » — хладнокровной отравительницн и убийцн. Посол сообщил королеве-матери: ему кажется, пришло время для «1а sonoria». Зто виражение означает «похоронний звон», и в зтом контексте оно, видимо, относилось к главарям мятежников: Колиньи, его брату д ’Андело и предводителю дворян-протестантов, Франсуа III де Ларошфуко. Есть сведения, что Екатерина сказала, что об зтом она думала еще семь лет назад, когда неурядицн только напинались. Королева добавила: не проходит и ночи, когда би она ни пожалела, что не приняла зтих решительних мер в то вре­ мя. Правда, за три дня до разговора она уже назначила цену за голови Колиньи, д ’Андело и Ларошфуко — живих

310

Леони Фрида

или мертвьіх: за первого — 50 тьісяч зюо, за второго — 20 тьісяч, за третьего — ЗО тьісяч. Зта цена могла соблазнить любого убийцу. Ровно через месяц, 7 мая 1569 года, в Сзнте умирает д ’Андело, скореє всего от яда, ибо Колиньи и Ларошфуко в то же время серьезно заболели. Колиньи бьіл так болен, что все заговорили о его скорой смерти. Он не мог ходить, и его носили на носилках, порождая в народе самьіе черньіе слухи. Когда Екатерина усльшіала об зтом, то написала Форкево: «Мьі весьма возрадовались, узнав о смерти д ’Ан­ дело <...> Надеюсь, Господь обойдется и с остальньїми так, как они зтого заслуживают». Кардинал де Шатильон, брат Колиньи, бежал в Англию, откуда писал пфальцграфу Фридриху III, что королева-мать взяла на себя роль мстителя, которая должна принадлежать л и ть Всемогущему. Он обвинил Екатерину в отравлении своего брата, д ’Андело, говоря, что зто доказано не только вскрьітием> но и признанием некоего юного флорентийца, которьій хвалился тем, что сумел заставить адмирала и его брата вьіпить из одной чаши. Шатильон добавил, что итальянец даже потребовал у короля наградьі за свою доблесть. Ходили также слухи об отравленном яблоке, которое королева-мать якобьі когда-то, еще в начале религиозньїх неурядиц, послала Конде. Когда яблоко доставили от известного в народе парфюмера королевьі, мзтра Рене, хирургу принца, Ле Кро, случилось при зтом присутствовать. Движимьій подозрениями, он взял яблоко и поднес к носу, вдьіхая запах. Его ноздри сейчас же покраснели, их начало жечь. Отрезав кусочек плода, он смешал его с кормом для собаки, и как только животное попробовало его, то немедленно издохло. Неизвестно, правдива ли зта история, но несомненно, что начиная с того времени Екатерина стала прибегать к подобньїм страшньїм методам, желая избавиться от своих врагов. Алава сообщал в Испанию, что в январе к Екатерине пробился итальянский маг, подвизавшийся в притоне чернокнижников и шарлатанов под названием «Долина Скорби», находящемся на набережной Дубильщиков в Париже.

Екатерииа Медичи

311

Он пообещал избавить королеву от ее заклятьіх врагов, и та решила взять его на службу. Он намеревался наложить смертельньїе заклятая на Конде, Колиньи, д ’Андело, которьіе и должньї бьіли убить их. Из Страсбурга прибьіл мастер по металлу, чтобьі изготовить три бронзовьіх изображения жертв. Все троє бьіли изображеньї в полньїй рост, стоящими с поднятьіми головами. У каждого— очень длинньїе волосьі, стоящие дьібом. Сложньїй набор рукояток позволял двигать конечностями фигур и открьівать их грудньїе клетки и черепа. Каждьій день, запираясь в своей жуткой мастерской, итальянец составлял гороскопьі для жертв и в соответствии с ними поворачивал рукоятки. Разумеется, после смерти Конде и д ’Андело кому-то вроде бьі привиделись на их телах странньїе отметиньї, никоим образом не обьясняемьіе непосредственной причиной гибели. Что касается д ’Андело, решили, что яд растравил старьіе раньї. Метки же на теле Конде всех привели в недоумение. Но, какие бьі сверхьестественньїе сильї ни призьівал колдун, их мощь оказалась не беспредельной. Колиньи, казалось, бьіл неуязвим и продолжал будоражить королевство. К июлю, после жалоб со сторони королевьі-матери, итальянец обьяснил невозможность убить адмирала тем, что звезда его стоит слишком високо и оказнвает слишком сильное бла­ готворнеє воздействие; чтобьі добиться-де в зтих условиях желаемого зффекта, потребовалось би не менее семнадцати таких фигур... В августе Филипп получил от Алавьі доклад о новом покушении на жизнь Колиньи. Он, Алава, встретил немца, недавно покинувшего лагерь Колиньи; тот похвалялся, будто отлично знает ежедневний распорядок адмирала, а по­ том заговорил о намерении убить его. Когда Алава передал зто королю и его матери, те умоляли его заставить немца хранить молчание и предложили спокойно дождаться доб­ рих вестей. Сзр Генри Норрис, английский посол, также писал о немце по фамилии Хайц, которому заплатили за отравление адмирала. Спустя несколько недель французские протестанти арестовали человека по имени Доминик Д ’Альб. Путешествуя с пропуском от Анжуйского, он при

312

Леони Фрида

зтом величал себя слугой Колиньи, но при обьіске у него обнаружили среди одеждьі порошок, оказавшийся ядом. Д ’Альба судили и повесили 20 сентября 1569 года. Так что сомневаться в попьітках Екатериньї избавиться от Колиньи любьіми способами не приходилось. Правда, успеха зти попьітки не имели. Герцог Анжуйский и военньїй совет отчаянно нуждались в присутствии Екатериньї. Гугенотьі полупали поддержку от различньїх германских протестантских князей и их армий. Герцог Баварский, герцог Цвайбрюкен и фламандский принц Людвиг Нассау противостояли королевской армии, состоящей из французских католиков, швейцарских наемников, валлонов49, финансируемьіх Испанией, итальянцев из Рима и Тосканьї и солдат под предводительством маркграфа Баденского и графа Зрнста Мансфельта. К осени сильї обеих сторон по численности почти сравнялись, но войска короля имели небольшой перевес. Несмотря на зто, они чувствовали, что победа при Жарнаке не принес­ ла желаемьіх плодов, и сердились, что из-за грубьіх промахов командующих Карла гугеноти смогли обьединиться с войсками иностранньїх князей. Один из протестантских военачальников, дородньїй весельчак герцог Цвайбрюкен, умер, не успев увидеть, как его войска встретятся с союзниками-единоверцами. Маршал де Таванн иносказательно заявил, будто зта беда приключилась с герцогом от того, что тот хлебнул «вина Авалона» — отравленного деревенским лекарем и обнаруженного людьми герцога. Однако более вероятно, что герцог умер просто от пьянства. Екатерина, всегда готовая видеть во всем руку Господа, радовалась смерти врага и писала королю: «Видите, син мой, как Господь помогает вам — более, чем кому-либо другому, убивая ваших врагов, так что вам даже не приходится на­ носить им удар». В течение лета 1569 года Екатерина вьіезжала на линию противостояния, наблюдала за мелкими стьічками, проверяла готовность войск, помогала в наборе 49 Валлоньї — народ в Бельгии, говорящий на валлонском диалекте французского язьїка.

Єкатерина Медичи

313

пополнения, укрепляя силу духа и решимость своих бесталанньїх командиров. В июле 1569 года король издал здикт о конфискации земель и собственности гугенотов, а 13 сентября Колиньи бьіл заочно приговорен к смерти за «оскорбление величия». Казнь должна бьіла состояться на Гревской площади, как только его наконец схватят. Лишенньїй почестей, титулов и владений, адмирал понес большие потери оттого, что его добро и поместья бьіли захваченьї и проданьї. Однако толпе пока пришлось довольствоваться повешением изображающего его чучела. Вождь гугенотов бьіл упорен, осторожен и не давал себя ни поймать, ни убить. Гугенотьі, которьім положительно везло в то лето, решили, вопреки изначальному плану Колиньи, осадить Пуатье, что и начали 14 июля. Но герцог Анжуйский, применив разумную тактику диверсий, сумел снять осаду 5 сентября. Несмотря на юньїй возраст, он бьістро обучался воинскому искусству. З октября 1569 года, по совету Таванна, герцог Анжуй­ ский вовлек неприятеля в сражение близ Монконтура, к северо-западу от Пуатье. Гугенотьі бьіли в бельїх камзолах с желто-черньїми повязками на рукавах в память о герцоге Цвайбрюкене. Люди короля нашили на одежду традиционньїе бельїе крестьі рьіцарей-крестоносцев и повязали на предплечья королевские лентьі алого цвета. Перед сражением Таванн поднялся на возвьішение, откуда мог видеть диспозицию вражеской армии. Он бьіл настолько удовлетворен увиденньїм, что, вернувшись, сообщил герцогу Анжуйскому: «Монсеньор, с Божьей помощью, мьі их победим. Если сегодня мьі не одержим победу, я никогда более не возьму в руки оружия. Вперед же! Во имя Господа!» Примерно в три часа пополудни Монпансьє получил приказ атаковать. Швейцарцьі, по обьічаю, поцеловали землю, когда фанфарьі дали сигнал к наступлению. Гугенотская армия отозвалась пением псалмов. Сражение на­ чалось; Таванн ловко обошел Колиньи с фланга и заставил его изменить расположение войск. Несмотря на отчаянную кавалерийскую атаку, гугенотьі не смогли прорвать линию противника, и адмирал, тяжело раненьїй в лицо, передал

314

Леони Фрида

командование Людвигу Нассау. Тот снова бросил вперед конницу гугенотов, предприняв отчаянную попьітку про­ биться сквозь королевские войска. Посреди сражения гер­ цог Анжуйский упал с лошади; его телохранители, во главе с Франсуа де Карнавале, окружили его, пока он снова взбирался на коня. Наконец неприятельских всадников вьітеснили с поля. В тумане бьіли сльшіньї крики солдат-гугенотов, моливших о пощаде, заверявших, что они — «добрьіе папистьі», но им все равно перерезали горло. Считают, что в ту ночь погибло около пятнадцати тисяч французских протестантов. Но старьіе счетьі бьши сведеньї еще не до конца. Колиньи, у которого оставалась еще немалая армия — кавалерия почти вся уцелела, хотя большая часть пехотьі и бьіла потеряна, — отступил, оставив за собою ряд крепостей, прикрьівавших подступьі к Ла-Рошель. Первой бьша Сен-Жан-д’Анжели, на юго-востоке от цитадели гугенотов. Колиньи продолжал пробираться дальше к югу, чтобьі восстановить сильї после пораження и набрать свежее пополнение, с которьім он надеялся вскоре вернуться. Таванн бьіл настроен преследовать Колиньио и истребить всех гугено­ тов, но прибьітие короля, желавшего разделить воєнную славу с братом, означало смену тактики. Карл настаивал, чтобьі крепости бьіли захваченьї. Таким образом, хотя шла уже вторая зима воєнних д є й с т в и й , надеждьі на скорое завершение боев не оставалось. Вскоре после битвьі при Монконтуре, 9 октября, близкий друг и старший капитан армии Колиньи, по имени сеньор де Муи, бьіл убит вьістрелом в спину. Убийцей бьіл Шарль де Лувье, сеньор де Моревер. Зтот молодой дворя­ нин, которому изначально покровительствовало семейство Гизов, добрался до вьісшего круга гугенотов, представив себя жертвой бьівшего покровителя. Внедрению Моревера способствовало теплое отношение к юноше сеньора де Муи, которьій когда-то бьіл его наставником. Целью Моревера бьіло убийство адмирала, но, не дождавшись такой возможности, он убил вместо него де Муи. Добравшись до королевского лагеря, Моревер гордо заявил о содеянном,

Екатерина Медичи

315

но большинство дворян отнеслись к нему с величайшим презрением, ибо считали бесчестньїм вистрелить в спину бьівшему наставнику; зато герцог Анжуйский милостиво принял его. Король распорядился, чтобьі убийца получил «достойное вознаграждение», и ему вручили не что иное, как цепь ордена Святого Михайла. Позднее Моревер вошел в историю под именем «королевского убийцьі». Осада Сен-Жан-д’Анжели бьіла долгой и утомительной. Королевские финансьі оказались в плачевном состоянии, моральньїй дух войска падал. По контрасту, гугенотьі казались воодушевленньїми, несмотря на поражение при Монконтуре. По своєму обьїкновению, Екатерина начала разговорьі о мире, пока шла осада. Беспорядки в королевском лагере росли, застарелая вражда между королем и его братом грозила вьійти из-под контроля, а Екатерине приходилось еще бороться с ревностью между Монлюком и Монморанси-Дамвиллем, двумя командирами, которьіе бьіли родом с юга. Измученная, она писала своєму послу в Мадрид: «Пожалуйста, обьясните королю, моєму доброму сьіну, что только безотлагательная необходимость заставила нас встать на путь умиротворення вместо пути сильї». Зта новость поразила Филиппа, и он вновь принялся чинить Екатерине всевозможньїе препятствия. Жанна д ’Альбрз также бьіла горячей сторонницей мирньіх переговоров, но к предложениям противной стороньї отнеслась с недоверием и опаской. Она писала: «Мир, слепленньїй из снега зтой зимьі, растает с наступлением летней жарьі, стоит ли стараться ради такого?» Она отклонила предложения Екатериньї о перемирии, в котором та говорила о свободе совести, настаивая на полной свободе вероисповедания как основной части любого соглашения. Она взьівала к королеве-матери: «Помня о чувствах вашего величества, которьіе я некогда имела честь близко узнать, ньіне я с трудом могу поверить в то, что вьі действительно желаете довести нас до крайности или вовсе лишить какой-либо религии <...> Мьі исполненьї решимости скореє умереть, все вместе, нежели отказаться от нашего Господа, коего не можем достойно подцержать, пока нам не разре-

316

Леони Фрида

шат поклоняться ему открьіто, без чего мьі не можем жить, так же как человек не может жить без мяса и питья». Во время переговоров в апреле 1570 года между зя­ тем Колиньи, Шарлем де Телиньи, и королевским советом Карл пришел в ярость от новьіх требований протестантов. С кинжалом в одной руке, стиснув другую в кулак, он бросился на ошеломленного змиссара, которого спасло лишь то, что окружающие сумели силой удержать короля. Коли­ ньи, между тем продолжая военньїе действия, продвигался к Парижу. Екатерина почувствовала, что пора защищаться, когда Жанна д ’Альбрз обвинила «злокозненного» кардина­ ла Лотарингского в саботаже мирньїх перспектив. У коро­ леви Наваррской бьіли основания для подобньїх вьісказьіваний, поскольку гугенотьі схватили шпионов кардинала, у которьіх бьши найденьї доказательства того, что их хозяин нанял трех убийц расправиться с Генрихом Наваррским, а также с племянниками Конде и Колиньи. Представля­ в с я маловероятньїм, чтобьі кардинал предпринял такие шаги без согласия Екатериньї. Жанна, однако, воздержалась от открьітого обвинения королевьі-матери в участии в заговоре. Сделать еще один шаг к миру — и дальше от союза с Испанией— заставші Екатерину Филипп Испанский, женившись на императорской дочери Анне, которую королева-мать прочила в женьї Карлу. Мало того, Филипп употребил своє влияние на соседей-португальцев, чтобьі не дать их молодому королю, дону Себастьяну, жениться на Марго. Замужество Марш знергично обсуждалось в ходе мир­ ньїх перешворов, но в качестве жениха рассматривались теперь не пирренейские владики. Красавице Марш предложили в мужья Генриха Наваррскош, принца из дома Бурбонов. Зто обьединило бьі старшую и младшую ветви королевской семьи и стало бьі настоящим маяком надеждьі на будущий мир в королевстве. Разве в бьільїе Бремена брак Елизаветьі Йоркской и Генриха Тюдора не положил конец английским войнам Алой и Белой Розьі? Бить может, то же самое произойдет и во Франции? Кроме тош, у зтого союза бьіло еще и другеє привлекательное качество: если

Екатерина Медичи

317

Генрих Бурбон и унаследует трон Франции, кровь династий Валуа и Медичи сохранится в потомстве Марго и останется у власти. У кардинала Лотарингского бьіли, впрочем, иньїе, довольно далекие от реальносте планьї. Он пьітался протолкнуть идею брака между Марго и своим юньїм племянником Анри, герцогом де Гизом, а также лелеял совершенно уж несбьіточньїе надеждьі на брак между своей племянницей Марией, королевой Шотландии, и сьіновьями Екатериньї— Карлом или его братом, герцогом Анжуйским. Ввиду того, что Мария бежала в Англию в 1568 году, а там попала в плен, зтот план ему пришлось отложить, но на союз между молодьім герцогом Гизом и Марго кардинал возлагал большие надеждьі. Почвой, на которой зти матримониальньїе планьї расцвели пьішньїм цветом, бьіла очевидная влюбленность семнадцатилетней Марго в Анри де Гиза. Пара флиртовала и посьілала друг другу нежньїе записочки. К несчастью для влюбленньїх их письма попали в чужие руки. Генрих Анжуйский, каким-то кошачьим чутьем пронюхавший о растущей близости между парочкой, получил донесение об их переписке. Он почувствовал, что его предали, раз доверительньїе отношения с Марго оказались скомпрометированньїми его же приятелем и соперником Гизом. Он так недавно сделал ее своим доверенньїм лицом при дворе, а она... Обида бьіла ужасной. Он, не задумьіваясь сообщил новость — возможно, с тщательно продуманньіми язвительньїми дополнениями — брату-королю, которьій, как он знал, бьіл чрезвьічайно привязан к Марго. Как радостно писал об зтом в Мадрид Алава: 25 июня в пять часов утра Карл появился в комнате матери в одной ночной рубашке, в яросте крича, что у сестрьі — тайньїй роман. Некоторьіе источники утверждали, будто Анри де Гиза едва не поймали в постели принцессьі и спасло его лишь стремительное бегство через окно, но сие маловероятно, ибо развращение девственной сестрьі короля могло рассматриваться как акт государственной изменьї, и Гиз вряд ли стал бьі рисковать ради девушки головой при всем своем честолюбии.

318

Леони Фрида

Ярость Екатериньї не знала границ, и она немедленно вьізвала Марго к себе в комнату вместе с гувернанткой. Когда перепуганная девушка вошла туда, где находились мать и король, они вдвоем набросились на нее и начали щипать, избивать и трепать, вьірьівая клочья волос. Отчаянно пьітаясь защититься, Марго отбивалась, и ее ночная рубашка бьіла изодрана в клочья. Наконец, когда ярость их поутихла, Карл и Екатерина оставили избитую девушку в одиночестве, оглушенную и в синяках. Карл вьіслал приказ своєму брату-бастарду д ’Ангулему схватить Гиза и убить его. Екатерина, поняв, что нельзя допустить чтобьі Мар­ го предстала перед свидетелями в таком состоянии, дала дочери новую сорочку и провела больше часа, расчесьівая ей волосьі и маскируя гримом следьі синяков. Гиз получил предупреждение и сумел спастись, немедленно сообщив о своей помолвке с Катрин де Клев, недавно овдовевшей принцессой Порсиенской. Зта семейная драма зхом отозвалась в сфере политики. Мечтьі Екатериньї о том, чтобьі Марго и сьіновья сделали партии, соответствующие их династическому статусу и положенню, бьши важнейшей причиной ее стремления к миру. Семья Гизов, опозоренная тем, что едва не погубила репутацию королевской дочери, благоразумно скрьілась в свои владения. Отсутствие при дворе хищника-кардинала благоприятствовало веденню мирньїх переговоров. 29 июля Колиньи приблизил зту перспективу, написав Екатерине: «Если ваше величество соизволит припомнить все мои действия с самого начала нашего знакомства и до ньінешнего дня, вьі признаєте, что я совсем не таков, каким меня расписьівают. Молю вас, мадам, поверить, что у вас нет более преданного слуги, чем я бьіл и хотел бьі оставаться и далее». Екатерина послала Колиньи приглашение прибьіть ко двору, которое он отклонил. Спустя несколько дней, 5 августа, королевский совет собирался триждьі, и третья встреча закончилась к одиннадцати часам ночи. Екатерина без устали трудилась, пьітаясь найти решение, приемлемое для всех. Результатом стал Сен-Жерменский мирньїй договор от 8 августа 1570 года. Главньїе его

Екатерина Медичи

319

условия повторяли Амбуазский здикт 1563 года: свобода совести и свобода вероисповедания с ограничениями по месту проведення служб. Ла-Рошель, Коньяк, Мотобан и Ла-Шарите бьіли обозначеньї как «places de surete», т. е. «надежньїе убежища» для гугенотов. Движимое и недвижимое имущество, захваченное в ходе войньї, должно бьіло бьіть возвращено. Не допускалось никакой дискриминации в отношении гугенотов в университетах, школах и госпиталях, куда они должньї бьіли получать равньш с католиками доступ. И снова обе стороньї встретили долгожданньїй договор без знтузиазма. Католики ворчали, что отдали больше, чем следует, протестантьі считали, что им недодали законное. Карл со всей серьезностью приказал советникам поклясться в верности договору, и Екатерина писала: «Я рада, что мой сьін стал достаточно взросльїм, чтобьі видеть: теперь ему повинуются куда больше, чем в пропілом, — хотя и не преминула добавить: — Я буду помотать ему советами и всеми своими силами; буду помотать внедрять условия, которьіе он признал необходимьіми, ибо всегда желала ви­ деть королевство таким, каким оно бьіло при предьідущих королях». Королева-мать подчеркивает своє стремление продолжать удерживать поводья власти, несмотря на то, что Карл становится более зрельїм, и ей хотелось бьі, чтобьі он мог сам принимать решения. Несмотря на физическую слабость и приступьі нездоровья, ее сьін начинал обретать уверенность в себе как человек и как король. Сен-Жерменский договор долгое время бьіл предметом споров. Трудно сказать, насколько Екатерина сама верила в действенность мирньїх инициатив. Из ее поведения со времени «Сюрприза в Мо» ясно вьітекает, что она бьіла готова на все, лишь бьі избавиться от врагов, пользуясь и закон­ ним «королевским правом вершить казнь», и сомнительньїми услугами черной магии. После трех гражданских войн, все более тяжельїх и мучительньїх, королева поняла: две религии не могут сосуществовать во Франции. И ее попьітки умиротворення не вьізьівают доверия ни среди католиков, ни среди протестантов.

Леони Фрида

320

Война принесла во Францию разруху, и перемирие бьіло обусловлено скореє полньїм истощением обеих сторон, а не победой одной из них. Вероятно, Екатерина, флорентийка до мозга костей, понимала, что зтот мир, пусть временньїй, даст ей время определить политику на будущее. Держа зто в уме, она сумела надеть привьічную маску умиротворення, размьішляя над тем, как залечить раньї королевства и взять под контроль дом Валуа. Екатерина всегда рассматривала время как союзника. И Сен-Жерменский договор подтвердил ее правоту.

ГЛАВА 11. ЗАМУЖЕСТВО МАРГО «Я предпочла бьі видеть его гугенотом, чем позволять ему так рисковать жизнью».

1570-1572

Как только бьіл подписан Сен-Жерменский договор, королева-мать смогла предаться своєму излюбленному занятию — устраивать брачньїе союзьі детей. Филипп бьіл недоволен «капитуляцией» в Сен-Жермене, вьізвавшей его едкое замечание: «...король и королева закончат тем, что потеряют все, но я, по крайней мере, буду утешен тем, что всегда старался помочь им добрьім советом». Но он уже не стоял на пути брачного союза между Карлом и младшей дочерью императора, Елизаветой. Филипп немедленно благословил прежде подорванную им же идею брака между Марго и португальским королем Себастьяном, всячески содействуя продолжению переговоров. Но юньїй король Португалии, воспитанньїй у юбки своей властной бабки, интересовался чтением святого Фомьі Аквинского гораздо больше, чем женитьбой. Его книгу он обьічно носил притороченной к поясу, обернутому вокруг талии. Високий, стройньїй, белокурьій, король нигде не появлялся без двух своих постоянньїх спутников, монахов-теа-

Екатерина Медичи

321

тинцев, которьіе тщательно заботились о целомудрии своего подопечного. Если кто-то пьітался приблизиться к нему, король убегал и прятался вместе со своими наперсниками до тех пор, пока гость не уходил. К негодованию Екатериньі, зтот полумонах заявил, что его не впечатляет борьба с ересью во Франции и он предпочитает подождать и посмотреть, как сложатся дела, прежде чем строить матримониальньїе планьї. Филипп надеялся, что союзьі с Португалией и Габсбургами помогут удержать беспокойную Екатерину и ее вьіводок в рамках ультра-католического лагеря. Неудивительно, что протестантов зти планьї заставили задуматься о том же, и они поспешили вьісказать свои предложения. Брак между Генрихом Наваррским и Марго начал рассматривался уже на предварительньїх зтапах недавних переговоров. Некоторьіе историки полагают, что о нем говорилось уже в тексте договора, в одной из секретньїх статей. Сейчас решалось будущее Марго, но зто не мешало ей очаровьівать кавалеров при дворе своими весельїм нравом и юной красотой, привлекая не только герцога де Гиза, но и — невольно, как она потом утверждала, — собственньїх братьев. Блестящее и весьма соблазнительное брачное предложение бьіло сделано и герцогу Анжуйскому. Кардинал де Шатильон, старейший член фамилии Бурбонов, и видам де Шартр50, известньїй протестант, покинули Францию и жили при английском дворе. Они добились того, что ко­ ролева Елизавета охотно начала обсуждать возможность вступления в брак с любимьім сьіном Екатериньї. Екате­ рина резко пресекала любьіе намеки на разницу в возрасте — Елизавете бьіло тридцать семь, Генриху Анжуйскому девятнадцать, — а также обсуждение щекотливого вопроса о вероисповедании. Брак с еретичкой (если та — королева Англии) не представлялся препятствием для материнского тщеславия. Королева-мать предвкушала замечательньїе воз50 Видам— один из старинньїх феодальньїх титулов, обозначающий светского сеньора, которому даровано право пользоваться доходом с церковньїх земель, что-то вроде светского «заместителя» єпископа. — Прим, перев.

11 Л. Фрида

322

Леони Фрида

можности, которьіе открьівались перед ней, но тут сьін гру­ бо оборвал мечтьі родительницьі. Неожиданно «вспомнив» о своих вьісоких моральньїх устоях, он заявил, что находит совершенно невозможньїм для себя взять в женьї незаконнорожденную єретичку, неважно, королева она или нет, не говоря уж о том, сколько у нее поклонников. Отношения Елизаветьі с графом Лестером порождали бесконечньїе сальньїе шуточки при французском дворе, и Генрих Анжуйский ясно дал понять: он не намерен жениться на «putain publique» («публичной шлюхе»). Он ссьілался также на то, что леди Кобзм, одна из фрейлин королевьі, изящно именовала «разностью возрастов». Просльшіав, что Елизавета хромает из-за варикозного расширения вен, он с издевкой назвал ее «колченогой каргой». Подобньїе оскорбительньїе замечания бьістро дошли до английской королеви, которая, разозлившись, в присутствии французского посла нарочно всякий раз устраивала танцьі до упаду, демонстрируя собственную ловкость и неутомимость. Несмотря на то что Елизавета не собиралась заходить дальше дипломатических переговоров, она, чтобьі повер­ гнуть Испанию в пучину беспокойства, недвусмьісленно дала понять, что решила покончить со своим «застарельїм девством». Позтому королева учинила ритуальний обмен портретами, письмами и цельїй год вела переговори с змиссарами Анжуйского. Карл, которому до смерти хотелось отправить братца в Англию, решил пошатнуть его самоуверенность, упомянув о громадном пенсионе, которнм тайно снабжала братца церковь: «Ти говоришь о вероисповедании, но на самом деле имеется другой мотив — огромная сумма денег. Они-то и заставляют тебя оставаться здесь в качестве ярого защитника католичества. Позволь сказать вот что: церковь во Франции не должна иметь других защитников, кроме меня самого <...> что же касается всех, кто впутался в зти интриги, я, если понадобится, охотно укорочу кое-кого из них на голову!» Карл не мог смириться с тем, что на поле брани его брат завоевал репутацию героя и защитника католицизма, тогда как на его долю випадало лишь подписание непопулярних мирних договоров.

Екатерина Медичи

323

После Жарнака и Монконтура придворньїе позтьі занимались тем, что славили короля как борца с єретиками и современного крестоносца. Он сердито заставлял их умолкнуть, назьівая «толпой лжецов и льстецов <...> Я не сделал ничего, заслуживающего внимания. Приберегите ваши красивьіе слова для моего брата. Он ежедневно будет вдохновлять вашу Музу». В другом случае, как утверждают, он сказал: «Мать любит его так сильно, что отдает ему по­ честе, положенньїе мне. Жаль, что мьі не можем править попеременно, пусть познал бьі и он тяготьі правлення, а мне бьі хоть полгода побьіть на его месте». Враждебность короля по отношению к Анжуйскому росла, угрожая вий­ ти из-под контроля, и Екатерина начинала бояться, как бьі король не причинил вреда своєму родному брату. Несмотря на мольби и «горючие слезьі» королеви, Генрих Анжуйский отказался даже обсуждать брак с Елизаветой. Екатерина, не моргнув глазом, тут же заменила одного жениха другим, предложив английской королеве младшего сина, пятнадцатилетнего рябого горбуна Франсуа, герцога Алансонского. Елизавета, также не моргнув глазом, возобновила все предшествующие браку дипломатические ритуали. Елизавета Австрийская, невеста Карла, прибила в Мезьер, приграничннй городок, прилегающий к владениям ее отца, 25 ноября 1570 года. Жених и его брат, Генрих Ан­ жуйский, еще до зтого приветствовали юную зрцгерцогиню в Седане, куда она прибила в сопровождении германских вельмож. Екатерина, решив устроить великолепную свадьбу, проигнорировала опустошенную войной казну и собрала деньги с церковников, а также учредила в королевстве специальний налог на продажу тканей. Восторженная тол па приветствовала Елизавету при вьезде в Мезьер. Она прибила в позолоченной бело-розовой карете. Народ бнл восхищен белокожей и светловолосой красавицей-принцессой, чья прелесть только подчеркивалась поразительно невинним и наивньш видом. Карл инкогнито пробрался в толпу, наблюдая, как его невеста вьезжает в город. Юная невеста и не подозревала, что у ее будущего супруга уже имеется возлюбленная. В Париже Карл завел себе

324

Леони Фрида

любовницу по имени Мари Туше, дочь буржуа-протестанта фламандского происхождения. Он понял, что любит Мари с их первой встречи в Орлеане в 1569 году, и много месяцев наслаждался тайной любовью. Портрет Мари, написанньїй Клуз, изображает рьіжеватую блондинку с хорошеньким кругльїм личиком. Карл доверил свою тайну Марго и попросил ее зачислить Мари в штат своих служащих. Когда летними вечерами придворньїе предавались развлечениям, телохранители короля, по его сигналу, начинали извлекать звуки из труб и тамбуринов, чтобьі король мог «под шу­ мок» ускользнуть незамеченньїм на встречу с любимой женщиной. Однаждьі он подарил подруге листок бумаги с надписью: «Je charme tout» («Я всех чарую»). Мари спросила, что зто означает, и Марго пояснила: король сделал анаграмму из ее имени (Marie Touchet). Когда двор вернулся в Париж, Екатерина обнаружила зту связь и, разузнав все про Мари, одобрила действия сьіна, поскольку провинциальная простушка не могла влиять на Карла в политическом отношении и не собиралась отдалять его от матери. У любовницьі короля не бьіло ничего общего с Дианой де Пуатье. То влияние, которое она все же оказьівала на коро­ ля, бьіло лишь благотоворньїм, к тому же она родила ему крошку-сьіна, которого назвали в честь отца и потом именовали Карл Меньшой. Он стал самим любимим из внуков Екатериньї и позже получил титул герцога Ангулемского. Карл Меньшой занял заметное место среди потомков Ека­ териньї, вьіделяясь своим долгожительством. Унаследовав крепкое здоровье матери, он дожил до царствования Людовика XIV. Он всегда знал, что его отцом бнл король, но не решался беспокоить Людовика, которнй, хоть и обращался с ним любезно, но считал герцога Ангулемского не более чем антикварним осколком прежней зпохи. Когда Карл впервне получил портрет Елизавети Австрийской, его краткий комментарий бнл таков: «По крайней мере, она не доставит мне головной боли». Теперь же, увидев ее, столь свежей и неиспорченной, он бнл тронут. Привнісший к окружению размалеванннх придворних дам, он желал подольше сохранить ее милую свежесть. Ради

Єкатерина Медичи

325

такого радостного собьітия, как женитьба сьіна, Єкатери­ на сделала знаменательньїй жест: на время отказавшись от давнего обета, сменила обьічное черное одеяние на платье из золотой парчи и кружева, сверкающее бриллиантами и жемчугами. Когда во время венчания невеста приблизилась к Карлу, он бьіл потрясен ее красотой. На ней бьіло платье из серебряной парчи, украшенное жемчугами, пурпурний плащ, расшитьій французскими лилиями, окутьівал плечи, а на голове красовалась корона с изумрудами, рубинами и бриллиантами. Даже наиболее привередливьіе французские знатньїе дамм признали: зта наивная девочка вьіглядела обольстительно. На следующее утро после венчания стало ясно, что невеста, плохо говорившая по-французски, совершенно покорена мужем; с зтого дня она посвятила все свои усилия тому, чтобьі завоевать его любовь и сделать супруга счастливьім. Опасаясь, как бьі свободньїе нравьі двора не шокировали невинность новой королевьі, Єкатерина приложила максимум усилий, чтобм невестка не увидела слишком скоро чего-либо непристойного. Єлизавета бьіла благочестива и добросовестна, в Вене ее воспитьівали в строгих правилах. Она дваждьі в день посещала мессу и проводила много часов за молитвенником. Первое — и, увьі, далеко не последнее — потрясение она испнтала, увидев, как дамьі из Єкатерининого летучего зскадрона с хихиканьем принимают святое причастив после мессм. Карл обнаружил, что прибьітие женьї не будет помешать его привьічному образу жизни. Связь с Мари Туше продолжалась. Стараясь, чтобм жена почувствовала себя при дворе как дома, он мягко и нежно учил ее французским обмчаям и манерам. Он любил обеих своих женщин, а они делили заботн о нем между собой. Генрих Анжуйский, не в силах удержаться от желания подразнить брата и досадить ему, тоже начал обучать Єлизавету нравам французского двора в своем духа: он увивался вокруг нее на глазах у разьяренного короля. Анжуйский недавно завел привьічку носить массивньїе серьги из драгоценньїх камней или огромньїх жемчужин, Карл в ответ велел пятидесяти своим єгерям проколоть

326

Леони Фрида

уши и продеть в них золотьіе кольца. Потом так же внезапно передумал и распорядился снять зти дурацкие украшения. Анжуйский получал удовольствие, дразня Карла, показьівая королю, что он — вьіше его по всем статьям, единственное, чего ему не хватает — зто короньї. Никто из них и предположить не мог, что ему достанется даже не одна, а две короньї... Во время свадебньїх торжеств Екатерина и Карл вели секретньїе переговори с папским нунцием, Фабио Франжипани. Ходили слухи, будто королева-мать уверила нунция, что теплий прием, оказанньїй недавно прибьівшей принцессе Конде, бьіл устроен в качестве приманки, дабьі привлечь ко двору остальньїх гугенотов. Многие верили, что королева стремилась виманить в Париж Колиньи и двоих младших принцев-Бурбонов, Конде и Наваррского, чтобьі схватить их и взять в плен. Архиепископ Санса, Николя де Пеллеве, сказал нунцию, что Сен-Жерменский здикт бьш заключен с одной лишь целью: дать королю и королевематери возможность избавиться от иностранннх солдат, помогающих мятежникам, усипить подозрения протестантов и затем уничтожить их вождей. Он добавил: в среду гуге­ нотов уже внедренн люди, имеющие приказ убить старших офицеров — ядом или клинком. Король уехал на охоту, а Екатерина с невесткой принимали визитьі с поздравлениями иностранннх послов и вельмож. Главной темой для разговоров с визитерами стали плани изгнания из Европьі нехристей-турок и образование союза для ведення священной войньї. Екатерина и Карл противостояли созданию антитурецкой лиги, потому что турки традиционно били союзниками французов, и даже тайно послали султану в дар дюжину охотничьих Соколов, до которнх тот бьш весьма охоч. Готовясь к великолепному вьезду новой королеви в Па­ риж, Екатерина ловко внколачивала деньги из всех возможннх источников. Снова она заложила свои владения, чтобьі достойно обставить предстоящее зрелище. В январе 1571 года, незадолго до церемонии Елизавета заболела бронхитом и слегла, находясь в Мадридском замке в Булонском лесу.

Екатерина Медичи

327

Карл и Екатерина заботливо ухаживали за ней. Отчаявшись развеселить супругу, Карл прислал к ней клоунов и танцоров. Как только она поправилась, король, Елизавета, Марго и Екатерина решили поразвлечься среди простонародной толпьі. Одевшись горожанами, они посетили ярмарку в Сен-Жермене. Карл играл роль кучера, низко надвинув шляпу на лоб. Заметив одного из придворних, ехавшего по улице, он огрел его кнутом. Разьяренньїй, тот обернулся и уже приготовился бьіло ударить обидчика, но Карл снял шляпу, и все присутствующие взревели от хохота. Такие грубьіе шутки король частенько позволял себе, пользуясь своей безнаказанностью. Посетив инкогнито ярмарку, Карл решил на зтом не останавливаться; в следующий раз он раздобьіл одеяние монаха-кармелита и возглавил процессию подобньїм же образом одетьіх друзей. Бдительньїй Алава не преминул доложить Филиппу об ужасающем святотатстве короля, постаравшись посильнеє раздуть зту историю. Пока Карл и его товарищи веселились вовсю, Екатерина питалась виманить Жанну д ’Альбрз и ее сина из Ла-Рошель. В январе она отправила письмо Жанне: «Король желает посодействовать принцу Наваррскому в делах, и ми — и я, и король— с радостью примем его у себя вместе с вами». Ответ Жанньї бнл намного откровеннее: «В большинстве моих крепостей ваш здикт не принес никаких плодов. Лек­ тур, Вильмюр, Памьер... судите сами, как вам повинуются». Так как король Португалии продемонстрировал своє равнодушие к брачному союзу с Марію, Екатерина все чаще мис­ лями возвращалась к возможности обвенчать дочь с Генрихом Наваррским. Родство по крови и тот факт, что будущий зять— номинальннй лидер гугенотов и вчерашний враг, нисколько не волновал Екатерину. Однако для устройства зтого брака ей требовалось заручиться не только поддержкой Жанньї, но и специальннм разрешением папи. Для королеви же Наваррской причини не желать зтого брака били весьма серьезньши. Она не доверяла Екатерине и ее козням; она чувствовала отвращение к нравам двора, где царила Екатерина, и боялась, что зто может испортить ее сина, слишком склонного прислушиваться к зову плоти.

328

Леони Фрида

Как очень преданная последовательница новой религии, она не могла допустить, чтобьі обожаемьш ею Анри попал в сети папистов и переменил веру. Однако, зная по себе, что такое материнское честолюбне, Екатерина понимала: она не ошибется, если сьіграет на мечтах Жанньї. Тем не менее в настоящий момент ни Жанна, ни Генрих явно не собирались приезжать в Париж, и королева-мать, временно забьів о них, всецело предалась подготовке предстоящего торжественного вьезда и коронации Елизаветьі.

6 марта 1571 года Карл совершил торжественньш вьезд в столицу. Поскольку и жених, и невеста вели род от Каролингов, зта тема активно обьігрьівалась. Франсион и Фарамонд, мифические основатели французской и германской наций, всячески прославлялись, их статуй бьіли установленьї повсюду. Екатерина пригласила лучших художников и скульпторов того времени, дабьі усладить зрение народа. Она поручила Пьеру де Ронсару воспеть церемонию в стихах, ученик Приматиччо, Николо дель’Аббате, написал портрет короля и королевьі, а Жермен Пилон, скульптор, изваявший драгоценную мраморную урну для сердца Генриха II, получил заказ на изготовление скульптур, триумфальньїх арок и других необходимьіх декораций для празднества. Екатерина бьіла изображена в виде античной богини, держащей в руках карту Франции, а у ног ее разместились символьї мира — лира, сломанньїй меч и два соединенньїх сердца. Зто бьіло прославление Екатериньї-миротворицьі. Вокруг статуй сосредоточились четьіре других античньїх героини. Одна из них — любимица Екатериньї, Артемизия, жена карийского царя Мавзола51. Легенда о ее преданности и горячей любви к мужу, даже после его смерти, бьіла любимейшей у королевьі-матери, и она часто сравнивала себя с Артемизией. Согласно легенде после кремации Мавзола Артемизия размешала его пепел с вином и вьіпила. Зто 51 Артемизия стала прототипом женщиньї-правительницьі, на котором впоследствии основьівали свою власть Мария Медичи (1610— 1620) и Анна Австрийская (1643-1650).

Екатерина Медичи

329

символизировало ее верность и преданность: тело вдовьі стало могилой для мужа. Она также вьістроила ему усьіпальницу в Галикарнасе, столь величественную, что слово «мавзолей» стало нарицательньїм, а сама усьіпальница вошла в число чудес света. Вьіпив прах короля, Артемизия, ломимо всего, также публично подтвердила своє право на регентство и продолжала править от его имени еще три года в середине четвертого века до нашей зрьі. В 1562 году, вскоре после смерти Франциска II, когда Екатерина фактически стала правительницей Франции, она поручила позту Николя Узлю написать историю Артемизии, а художнику Антуану Карону— проиллюстрировать ее; так бьіла создана апология ее правлення и закреплен прецедент права женщиньї на регентство. Кортеж с Карлом во главе остановился у собора НотрДам, где бьіла исполнена благодарственная оратория, за которой последовал грандиозньїй пир. 11 марта Карл произнес в Парижском парламенте речь, в которой вьіразил особую признательность и почтение к матери. Он сказал слушателям: «После Господа, королева, моя мать— осо­ ба, перед которой я в неоплатном долгу. Ее доброта ко мне и моєму народу, ее неустанньїй труд, знергия и мудрость помогли вести дела в государстве очень успешно, когда я, будучи ребенком, еще не мог сам взять зти дела на себя; даже тяготьі гражданской войньї не причинили королевству вреда». Понятно, что зта дань уважения, как и все прочие детали празднества, бьіла оркестрована лично королевой-матерью; в подтексте речи содержалось утверждение, что мать будет попрежнему ведать государственньїми делами, тактично стоя за спиною сьіна. Несмотря на упоминание короля о том, как его матери удалось сберечь королевство во время гражданских войн, красноречивого отсутствия гугенотских принцев и многих знатньїх особ, которме заперлись в Ла-Рошель, невозможно бьіло не заметить.

25 марта 1571 года Елизавета бьіла коронована в СенДени, там же, где короновалась сама Екатерина более двадцати лет назад. Официальньїй вьезд в Париж состоял-

330

Леони Фрида

ся четьіре дня спустя. В ознаменование франко-германской дружби новая королева прошла через арки, украшенньїе имперскими орлами и французскими лилиями. За несколько недель множество декораций, использованньїх еще для вьезда короля, били переделанн. Изготовили также статую Екатеринн, возлагающую венец из лилий на голову невестки, а одну арку венчала статуя Генриха II под названием «Защитник германских свобод» — имелся в виду его так назьіваемьій «променад к берегам Рейна» в 1552 году. Елизавета, двигаясь сквозь толпу в своем паланкине с пологом из серебристой парчи, очаровивала всех. На ней била мантия, отороченная королевским горностаєм, расшитая лилиями и украшенная драгоценними камнями. Сказочная золотая корона, покритая огромннми жемчужинами, идеально подчеркивала красоту ее роскошннх золотих волос, к вящему восторгу зрителей. Сопровождаемая деверями, герцогами Анжуйским и Алансонским, разодетнми не менее пишно, и огромной свитой, новая королева покорила Париж. В то время как празднества в столице набирали ход, в Ла-Рошель снграли уньїлую свадьбу. Под пение псалмов облаченннй в черное Колиньи взял в жени мадемуазель д ’Антремон. Несмотря на то что у кальвинистов в принци­ пе било не принято устраивать пьішнне приемьі даже по самим радостньш поводам, свадьба адмирала отличалась особенной мрачностью, ибо из Кентербери пришла весть о смерти последнего его брата, оставшегося в живих, кар­ динала Одз де Шатильона. Колиньи глубоко переживал потерю, теперь он остался один из трех братьев семьи Шатильон. Королоева Елизавета Английская, хорошо осведомленная о страшних методах, используемнх ее кузенами с континента, распорядилась на всякий случай арестовать всех слуг покойного и сделать вскрьггие тела. Разговорн об отравлении ядом усилились, когда хирурги вскрнли тело кардинала: «Его печень и легкие сгнили, оболонка желудка била настолько изьедена, что кожа приобрела синюшний оттенок». Через несколько месяцев бьш арестован молодой человек, шпионивший в Ла-Рошель. Перед казнью он признался, что отравил кардинала. Маловероятно, чтобьі

Екатерина Медичи

331

зто бьіло делом рук Екатериньї, ибо Шатильон обеспечивал канал для переговоров между английским двором и французским. Кроме того, убийство брата Колиньи вряд ли способствовало бьі продвижению брака между Марго и Генрихом Наваррским. Более вероятно, что убийство (если оно вообще бьіло) совершил агент иезуитов, с благослове­ ння папьі римского, подосланньїй для расправьі с лидерами протестантов. А может бьіть, убийцу наняли Гизьі, желая отомстить за смерть герцога Франсуа. На некоторое время Карл потерял покой, пьітаясь избавиться от властной гегемонии Екатериньї в политической сфере. Долгое время он не интересовался почти ничем, кроме охотьі, и рад бьіл сбросить на мать бремя управ­ лення страной, а ей только того и надо бьіло. Теперь же для Карла настал момент самому вершить внешнюю политику и завоевать для себя столь желанную воєнную сла­ ву. Многие фламандские протестантьі нашли убежище в Ла-Рошель, скрьіваясь от испанцев; они использовали порт в качестве базьі, откуда нападали на испанские суда. В начале 1571 года принц Вильгельм Оранский, предводитель повстанцев, пьітался организовать вторжение в Нидерландьі из Германии, стремясь освободить свою страну. В то время как Оранский создавал коалицию врагов Испании, его брат Людвиг Нассау оставался в Ла-Рошель, где находился с конца Третьей религиозной войньї. Для планов фламандских принцев бьіло существенно, чтобьі Франция поддерживала их действия против Испании, а Карл рассматривал войну в Нидерландах против Филиппа II как отличную возможность повести французские войска в бой. Екатерина знала об зтом, ибо платила соглядатаям. Сейчас королева искала реальную возможность, которая могла бьі заставить Колиньи и Жанну д ’Альбрз согласиться на брак между Генрихом и Марго. Зтот проект целиком занимал воображение Екатериньї. Рискованная война с испанцами могла стать дорогой платой за зтот союза, но Екатерина надеялась, что ей удастся, лавируя между подводньїми камнями политических хитросплетений, добиться того, чего она желала. Зто может произойти, если ее оценят как союзницу

332

Леони Фрида

фламандських повстанцев, храбро виступившую против могущественного бьівшего зятя. Она понимала, что реальная война с Испанией стала бьі катастрофой, но почему бьі не использовать политические обстоятельства в своих целях? Карл обрел неожиданного союзника в своих голландских инициативах в лице дальнего родича, Козимо Медичи. К ярости императора Максимилиана и Филиппа II в 1569 году папа Пий V сделал Козимо, до недавнего времени герцога Флорентийского, великим герцогом Тосканским. Двоє Габсбургов яростно возражали, считая, что у папьі не бьіло права возвьішать Козимо, ибо Флоренция формально находилась под сюзеренитетом Империи. Так полупилось — к вящей радости Екатериньї, которая в прошлой гражданской войне проклинала родственника — что Козимо стал опасаться нападения со стороньї рассерженньіх Габсбургов52. Ища союзников на случай вооруженного стоклновения, Козимо привлек Карла на свою сторону. Они решили заключить союз между Тосканой и Францией про­ тив Испании. Зто не принесло Екатерине особою утешения, ибо она знала, что у сьіна нет ни воєнного, ни внешнеполитического опьіта. О соблюдении секретности он и не помьішлял, а тонкая дипломатия бьіла для него темньїм лесом. Король с юношеской бравадой, не задумьіваясь об изяществе виражений, писал 11 июня 1571 года послу Ко­ зимо, Петруччи: «Королева, моя мать, немного робеет». В действительности он рассчитьівал поставить мать перед фактом и заставить поддержать его стратегию. Козимо, хо­ рошо понимая, что без влияния Екатериньї Карлом можно вертеть как хочешь, посоветовал ему искать совета у мате52 Желая подчеркнуть, что она— королева Франции и создать между нею и Козимо, которого считала «тупьім деревенщиной», должную дистанцию, Екатерина обьічно писала родичу по-французски и обращалась к нему как к кузену («Mon cousin»), в то время как Елизавета І Английская писала к Козимо по-итальянски и даже придавала итальянизированную форму названию своєю замка в Ричмонде: «Мі castello di Riccamonte».

Єкатерина Медичи

333 ри. Раздосадованннй, Карл продолжал обещать поддержку фламандским протестантам, и в июле 1571 года состоялись две секретньїе встречи с Людвигом Нассау, первая — в Люминьи, вторая — в Фонтенбло. При зтом Нассау прятался в сторожке, боясь бьіть обнаруженньїм. Дискуссии касались, видимо, в том числе и темьі передела Нидерландов — Карл в качестве вознаграждения ожидал расширения французских территорий. Нассау, в свою очередь, заверил короля, что его примут с распростертьіми обьятиями как освободителя от испанцев. Трудно сказать, насколько хорошо бьіла осведомлена Єкатерина об зтих прожектах, но она, видимо, знала достаточно, чтобьі опасаться воинственньїх намерений сьіна. Все, чего она питалась достичь со времени смерти супруга, сосредоточилось в противостоянии любому вооруженному конфликту против иностранной держави, особенно Испании. Ее цели всегда били прости: мир и процветание во Франции, повиновение королю, блестящие, прочнне браки для ее детей и возврат тех дней, когда монархия била сильной, как при ее муже и Франциске І. Она еще готова била поиграть с темой воєнних конфликтов, дабьі ввести в заблуждение соседей, но серьезно ввязнваться в войну Єкатерина не согласилась би ни за что на свете. Как пишет о ней один историк, «ужас королеви-матери перед войной с Испанией и отчаяннне попнтки соблюсти договор при Като-Камбрези били путеводной звездой ее политического курса». Использовать внступление в Нідерландах в каче­ стве приманки, которая заставит гугенотов доверять ей и приблизит брак между Генрихом и Марго — вот зто било во вкусе Єкатерини. В июле 1571 года она писала Козимо, прося вмешаться и обратиться к папе. Она хотела, чтобьі Пий понял: возврат Колиньи ко двору станет важним ша­ гом для укрепления мира во Франции. Зная, что для брака между Марго и Генрихом необходимо разрешение папи, она добавляла, что ей может в зтом деле понадобиться помощь Козимо. Не менее важна для Єкатерини била поддержка Англии, позтому она возобновила разговорн о браке между Анжуйским и Елизаветой, которне, впрочем, вскоре затих­

334

Леони Фрида

ли. Приведи они к какому-нибудь положительному резуль­ тату, возможно, с помощью Елизаветьі Екатерина могла бьі и начать войну в Нидерландах. Алава, узнавший достаточно, чтобьі подозревать неладное, подал официальную жалобу, заявляя, что действия ко­ роля в отношении повстанцев могут привести к войне с Испанией. Карл отвечал: он не позволит себя запугивать во внешнеполитических вопросах, относящихся к важнейшим интересам Франции. Алава пожаловался Екатерине, но она и без того бьіла сердита на посла, мелочньїе докладьі которого о ней, больше похожие на доносьі, из месяца в месяц поступали Филиппу и усугубляли его и без того настороженное отношение к бьівшей теще. После многократньїх приглашений, оставленньїх без ответа, 12 сентября 1571 года Гаспар де Колиньи наконец прибьіл ко двору в Блуа, заручившись охранной грамотой за подписью короля Анжуйского и Екатериньї. Адмирал поддался на обещание обсудить мнопжратньїе случаи нарушения СенЖерменского мирного договора. Наконец-то для Екатериньї забрезжил проблеск надеждьі в отношении замужества Марго. Еще больше надежд внушало ей пребьівание Колиньи при дворе: оно уравновешивало наличие вооруженнош мини-государства в Ла-Рошель, где Жанна, ее сьін и прочие гугенотьі жили по своим законам. Географически они находились на территории Франции, с политической точки зрения— нет. Что же до Карла, то присутствие Колиньи представляло для него возможность сделать шаг к войне в Нидерландах. Ко­ роль не решался на зто, пока между ним и адмиралом не будет достигнуто полного согласия. Колиньи попросили приехать неофициально. Многие из его сторонников в Ла-Рошель умоляли адмирала не ездить, опасаясь угрозьі его жизни, если не со стороньї Екатериньї, то со стороньї Гизов и прочих ультра-католиков. Четко понимая свою ответственность как вождя гугенотов и зная, какой разрушительньїй зффект вьізовет его смерть, Колиньи, однако, считал, что обязательно должен встретиться с королем. Для отого специально бьіл В Ь Ібран город Блуа, именовавшийся «столицей мира», поскольку в Париже бьшо намного опаснее.

Екатерина Медичи

335

Прибивший адмирал нашел Екатерину в постели с лихорадкой, позтому король принимал его в спальне матери. Непринужденность встречи соблюдалась тщательно до малейших деталей. Налюбовавшись, как ее син беседует с Колиньи, Екатерина попросила, чтобьі адмирал подошел и поцеловал ее. Карл при зтом пошутил: «Теперь, когда ви с нами, отец мой, м и вас больше не отпустим». Память о недавней войне и глубокое недоверие друг к другу сказивались в напряженном молчании, говорившем о том, как тяжело восстановить бьілую близость. Екатерина еще немного побеседовала с адмиралом, затем он навестил герцо­ га Анжуйского, также прихворнувшего, которнй встретил адмирала весьма любезно. За пять недель, проведенннх Ко­ линьи в Блуа, Карл, демонстрируя своє расположение, оснпал его дарами и милостями. Адмирал получил 100 тисяч ливров компенсации за личньїе потери в войне и годовой доход в 160 тисяч ливров, зквивалентннй сумме дохода его брата от церковних бенефиций. Все его конфискованнне владения и имущество обещали возвратить. Ему также разрешили повсюду передвигаться с зскортом из пятидесяти дворян— привилегия, обнкновенно положенная лишь принцам. З октября Екатерина получила от Козимо письмо, обьявлявшее, что он решил присоединиться к Священному союзу против турок. Увидев в зтом возможность снискать расположение своих имперских хозяев, Козимо решил не упускать ее. Он также ясно дал понять, что французам нечего рассчитнвать на его подцержку в войне в Нидерландах. Наконец-то возникло как раз такое препятствие задуманному королем предприятию, которого Екатерина давно ждала. За зтим последовала убедительная победа союза над турками в морском сражении при Лепанто, одержанная 7 октября. Нежелание Екатерини бить вовлеченной в конфликт против испанцев теперь имело под собой веское основание, и она бистро отослала инструкции в Мадрид своєму послу Форкево: поздравить Филиппа со священной победой против неверннх. Она уверяла испанского короля, что желает мира между их странами, какими би ни били ее

336

Леони Фрида

недавние поступки, она только прощупьівала почву, дабьі удостовериться, что ее мирньїе инициативьі верно понятьі всеми. Когда Карл усльшіал о победе над турками — а новости достигли Франции л и ть в ноябре — он как раз принимал у себя венецианского посла Контарини. Венеция также вхо­ дила в Священньїй союз против турок, и Карл пришел в лихорадочное возбуждение, узнав, сколько судов мусульманских судов потонуло в ходе сражения. Тогда один из советников напомнил ему, что многие турецкие суда на самом деле взятьі в кредит у Франции, а значит, король ликует по поводу потери собственньїх кораблей и пораження своего союзника в Средиземноморье. Зто отрезвляющее замечание вернуло короля с небес на землю. Чтобьі восполнить потери, в Марселе стали устраивать новьіе верфи, где бьіла начата постройка сотни галер. Сведения о Лепанто, однако, не повлияли на военньїе планьї Карла, атмосфера при дворе оставалась напряженной и зловещей, казалось, подготовка к нападению на Нидерландьі идет бьістрьіми темпами. Опасаясь за свою жизнь, Алава сделался одержимьім манией преследования и окончательно впал в истерику, когда его обвинили в том, что он отправил в Испанию письмо, где якобьі говорилось о том, будто король каждую ночь напивается допьяна, а Екатерина, мол, семь раз рожала детей от бьівшего кардинала де Шатильона, одновременно состоя в связи еще и с кардиналом Лотарингским. Когда Карл направші к послу делегацию с поздравлениями в честь победьі при Лепанто, Алава, уверенньїй, что жизнь его под угрозой и король прислал к нему убийц, решил немедленно покинуть Францию. Сообщалось, что он сбежал в Нидерландьі, «разрядившись, как попутай, с маской на лице». Для беглеца, пьітающегося скрьіться, вьібор костюма казался весьма странньїм! Забавньїй зпизод немало рассмешил Екатерину, страдавшую от приступов ишиаса, лихорадки и катара, и отменно позабавил придворньїх.

20 октября Жаклин д ’Антремон, год назад ставшая женой адмирала де Колиньи, бьіла принята в Блуа королем и королевой-матерью. Они обращались с молодой женщиной

Екатерина Медичи

337

весьма любезно. Такое внимание к супруге понравилось пятидесятилетнему адмиралу. День ото дня Карл все больше попадал под очарование старика, и снова приходили на ум параллели с Генрихом II и его отношением к Монморанси, дяде адмирала. В качестве жеста доброй воли Колиньи сопровождал королеву-мать на мессу, хотя и не снимал шляпьі и отказьівался поклониться гостье. Карл приказал, чтобьі все прониклись уважением к соблюдению условий Сен-Жерменского мира, и даже велел демонтировать Гастинский крест на улице Сен-Дени, символизирующий превосходство католицизма. Ввиду недавно заключенного мира любьіе напоминания о религиозной войне подлежали устранению. Но парижане отказались убрать крест. В конце концов, его снял вооруженньїй отряд на глазах у возмущенной толпьі. При дворе все следовали примеру короля, особенно учитьівая, что опальное семейство Гизов покинуло двор, и многие придворньїе из кожи вон лезли, вьїказьівая своє почтение Колиньи. Но Париж и его пригородьі, населенньіе ревностньїми католиками, отказьівались следовать политике своего монарха, и их неудовольствие, с трудом сдерживаемое, вскоре прорвалось... Елизавета, юная королева-католичка, вьіразила истинньїе чувства народа, благодаря своей наивности и неопьітности в сфере дипломатии. Когда Колиньи по всей форме представили Елизавете, поседевший в боях адмирал поклонился, сделал шаг вперед и, опустившись на одно колено, хотел поцеловать ей руку. Елизавета, для которой Колиньи бьіл воплощением сатаньї, в ужасе шарахнулась от него, боясь, как бьі злобньїй єретик не коснулся ее. Разумеется, над инцидентом долго посмеивались придворньїе, для которьіх умение скрьівать свои ис­ тинньїе чувства бьіло не только естественной привьічкой, но и необходимьім условием вьіживания. Незадолго до окончания визита Колиньи Екатерина пригласила его к себе. Она сказала, что желала бьі дого­ вориться о браке между своей дочерью и Генрихом, но не может зтого сделать в отсутствие Жанньї, отказьівающейся появляться при дворе не только из страха за свою жизнь,

338

Леони Фрида

но и потому, что считает двор нечистим местом. Адмирал ответил, что хорошо понимает чувства Жанньї. На зто Екатерина возразила: «Мьі слишком старьі, вьі и я, чтобьі обманьівать друг друга... У нее меньше оснований для подозрительности, чем у вас, должна же она понимать: король вряд ли хотел бьі видать свою сестру замуж за ее сина, если би собирался причинить ей вред!» Колиньи добивался, чтобьі Екатерина поддержала его плани в зкспедиции против испанцев в Нидерландах, и та обещала зто, если тот, в свою очередь, поддержит ее. Она хотела чтобьі Колиньи стал со­ юзником матримониального проекта «Марго плюс Генрих Наваррский». Трудно сказать, насколько Екатерине удалось убедить адмирала, но, видя своє растущее влияние на коро­ ля, Колиньи надеялся, что его плани в Нидерландах могут осуществиться и без содействия королевн-матери. Снова кто-то пнтался встать между Екатериной и одним из ее детей. И снова зту угрозу било необходимо ликвидировать. Еще до приезда Колиньи в Блуа в сентябре 1571 года Екатерина послала маршала де Косеє с письмом к Жанне, в котором король приглашал их с Генрихом присоединиться ко двору. Прибив в Беарн, Косеє вьіяснил, что разминулея с королевой Наваррской, только что отбнвшей на Тепльїе води (курорт Eaux-Chaudes). Она уже некоторое время хворала и надеялась там восстановить здоровье. Маршал Бирон сменил Косеє и нашел королеву, все еще недомогающей, в Нераке 10 декабря. Он сообщил Екатерине, что многие из советников Жанньї отговаривали ее от брачного союза с династией Валуа. Жанне и самой не нравилась зта идея, но сопротивляться становилось все труднеє. Екате­ рина имела возможность шантажировать ее, ибо обладала некоторьш влиянием на папу, которий мог обьявить Генриха Наваррского незаконнорожденньш. Он бнл сином от второго брака Жанньї, «сомнительного с точки зрения за­ конносте». Как только папа вьінес би такой вердикт, Ген­ рих сейчас же утратил свои позиции первого принца крови и права на трон Франции, которнми он обладал в случае, если енновья Екатерини не оставят наследников мужекого пола. Таким образом, Жанна, пусть неохотно, но поддава-

Екатерина Медичи

339

лась на уговорьі Екатериньї, требуя предварительно решить кое-какие вопросьі. Она хотела, чтобьі Марго полупила в приданое Гиень, а города, принадлежащие Жанне и занятьіе королевскими войсками, бьіли бьі освобожденьї. Согласие на встречу королева Наваррская дала л и т ь при условии, что будет иметь дело один на один с Екатериной. В январе крепость Лектур — одна из тех, которьіе входили в список требований Жанньї, бьіла ей возвращена, и она наконец отправилась на роковое свидание с Екатериной. В то же самое время, когда Жанна готовилась увидеться с королевой-матерью, бьіл раскрьіт заговор, ставивший целью убийство Елизаветьі Английской. Известньїй как «за­ говор Ридольфи», которьій поддерживали Испания и Рим, его целью бьіло возведение на трон Марии, королевьі Шотландии, с герцогом Норфолком в качестве принца-консорта. Зтот дерзкий план едва не увенчался успехом. Екатерина сообщила английскому послу, что Алава нанял двух итальянцев, позтому она срочно отправила письмо короле­ ве, предупреждая ту о серьезной опасности. Карл прежде восхищался бьівшей невесткой и стремился оказьівать ей покровительство, но теперь решил, что своим участием в заговоре она поставила себя вне закона. «Увьі, бедная дурочка никогда не остановится, пока не лишится головьі. Интриги доведут ее до погибели. Но зто ее собственная вина и глупость», — вот все, что сказал король, в то время как положение Марии бьіло отчаянньїм, и его комментарий оказался пророческим. Изобличение заговора заставило Англию держаться ближе к врагам Испании, самьім могущественньїм из которьіх бьіла Франция. Елизавете пришлось понять: хотя Анжуйского не стоило рассматривать в качестве жениха, его младший брат вполне годился для зтой цели. Франсуа, герцог Алансон, мальчик, которого Алава обьічно назьівал «1е petit voyou visceux» («малень­ кий порочньїй мерзавец»), вряд ли мог спитаться приятньїм спутником жизни, и все же переговори возобновились. В ходе их сторони обменялись обещаниями, согласно которьім каждая держава обещала защищать другую, если на одну из них нападет их общий враг.

340

Леони Фрида

Карл всячески продвигал союз с Англией, желая избавиться от младшего братца. Герцог Анжуйский точно так же не переносил Франсуа, да и Екатерина тоже не вьїказьівала младшему сьіну какой-либо привязанности. Одна Марго защищала его перед семьей. Кратковременньїй флирт с Гизом — невинньїй или нет, неважно, — разрушил крепкую дружбу (пожалуй, противоестественно крепкую) между Марго и Анжуйским, которьій ревновал сестру к поклоннику и теперь пьітался ей мстить. Карл также счел себя преданньїм из-за инцидента с Гизом, и Марго не мог­ ла больше полагаться на него. Порой он ласкал сестру, но способен бьіл и ударить, чего она всегда боялась, особенно после побоев, учиненньїх им в ночь, когда раскрьілся ее роман. Оба брата вели себя как оскорбленньїе любовники, обижаясь на Марго, ревнуя к младшему брату, которому она уделяла так много внимания. Посол королевьі Елизаветьі, сзр Томас Смит, прибьіл во Францию в декабре 1571 года. Он рекомендовал госу­ дарине предпочесть герцога Алансонского Анжуйскому в качестве мужа, и писал королеве: «...зтот не настолько упрям и своенравен, не такой усердньїй папист и (если позволено будет мне так виразиться), меньше напоминает мула своей глупостью и ленью, чем его старший брат. Зтот (Франсуа) гораздо более покладистнй и приятннй малий». Да и в отношении «деторождения» Смит считал нужннм предпочесть младшего брата, как «гораздо более к зтому склонного». Последнее замечание завуалировано намекало на странности сексуальной ориентации Анжуйского, хотя в самой идее рождения Елизаветой детей от того или иного принца из дома Валуа присутствовал комический оттенок. Екатерина решила, что лучше не закривать глаза на очевидное и намекнула «невесте» на малий рост сина и его жуткую кожу, но заверила посла: пусть ее семнадцатилетний отпрнск и «невнсок», но у него уже пробивается борода, так что следьі оспьі будут под ней скрнтьі. Смит согласился, что оспиньї мужчину не портят, а насчет невисокого роста привел соответствующий случай из истории: король Пипин Короткий, хоть и доходил своей жене, королеве Берте, лишь

Екатерина Медичи

341

до пояса, стал отцом Карла Великого, первого императора Священной Римской империи. Попьітки посла позолотить пилюлю не слишком впечатлили Елизавету, однако она осознавала, что в свои тридцать восемь она стремительно теряет привлекательность. У нее появились морщиньї и стали вьіпадать волосьі. Несмотря на накладньїе локони и множество других ухищрений, Смит как-то заметил лорду Бергли, одному из главньїх советников королеви: «Спереди-то она кажется весьма пьшіноволосой, но сзади — столь же льісой!» В действительности все замечали, что Елизавета невозвратно утрачивает «свежесть», которой когда-то блистала. Королева согласилась продолжить переговори, и результатом стал договор о защите и коммерческих отношениях, подписанннй в Блуа между Англией и Францией 29 апреля 1572 года. Что же до разговоров о браке, то они так и велись, с переменннм успехом. Ценность Елизаветьі в качестве союзника стала сомнительной, когда французи обнаружили, что она вступила в тайнне переговори также и с герцогом Альбой, всего за месяц до подписания мира в Блуа, с целью восстановления торговли между Англией и испанскими Нидерландами. Торговля зта бьіла прекращена в 1569 году, что дорого обошлось обеим странам. Хотя анпшчане нашли ринок сбнта в Гамбурге, их традиционньїе коммерческие связи с Нидерландами всегда приносили високий доход и били намного удобнее. К 1572 году испанское судоходство жестоко пострадали от атак каперов Вильгельма Оранского. «Морские гезьі» («морская голитьба»), как их обьічно назьгоали, успешно курсировали по Ла-Маншу, захватнвая либо потопляя множество вражеских судов вместе с грузом, после чего приставали в Ла-Рошель и различньїх английских портах. В качестве необходимой предпосьілки для ведення переговоров Елизавета в феврале 1572 года приказала всем кораблям повстанцев покинуть английские порти. Зта акция послужила началом непредвиденной цепи собьггий, которне разожгли и без того уже польїхавшее пламя в Нидерландах и создали у французских протестантов впечатление, что, вмешавшись в зти дела, они смогут раз и навсегда отделаться от испанцев.

342

Леони Фрида

Гезьі вьішли в море, но шторм заставил их бросить якорь в Брилле, в Нидерландах. По стечению обстоятельств, испанский гарнизон только что отбьіл оттуда на подавление восстания в Утрехте, и гезьі— хорошо организованное морское войско — захватали порт, а затем и взяли под кон­ троль всю провинцию Зеландия. Беженцьі из зтой провинции, осевшие в Англии и Ла-Рошель, поспешили воссоединиться с ними, при поддержке П О Д П О Л Ь Н Ь ІХ сил в Англии и в других сочувствующих им странах. ЗО апреля, на следующий день после подписания договора в Блуа, англичане обьявили, что возобновляют торговлю с Фландрией. Елизавета, не желая давать повод для торжества ни Франции, ни Испании, вела собственную стратегическую игру. Ей бьіло необходимо ограничивать свободу действий испанцев в Нидерландах, поддерживать у французов намерение вмешаться и тем самьім не дать Филиппу собрать сильї и вьісадиться на берегах еретической Англии. Ранней весной 1572 года Екатерина развила бурную деятельность, подстегиваемая радостньїм предвкушением, какого она давно уже не испьітьівала. Король Польши, Сигизмунд Август II, отличавшийся слабьім здоровьем, овдовел. Он не собирался жениться снова и не имел законних наследников, а зто означало, что трон Польши через некоторое время опустеет. Утверждают, будто один из любимих карликов Екатерини, поляк Крассовски, сказал хозяйке, что польский король умирает, добавив: «Мадам, вскоре для Валуа освободится еще один трон». Она ухватилась за зту мечту о далекой призрачной короне и решила, что ее обожаемьій снночек Генрих должен будет стать наследником Сигизмунда Августа. Дабн застолбить зто место для сина после смерти короля, она послала Жана де Баланьи — побочного сина ее доверенного лица, єпископа Валанса, Жана де Монлюка — на разведку в Польщу, чтобьі тот сообщил о сложившихся условиях и вьіяснил, кого следует подкупить, обезвредить или соблазнить. У короля Сигизмунда недавно умерла еще и одна из сестер, жена воєводи Трансильвании, вассала турецкого султана, считавшегося союзником французов. Желая сни-

Екатерина Медичи

343

екать расположение Сигизмунда, Екатерина пообещала обворожительную Рене де Рье, девицу Шатонеф (любовницу герцога Анжуйского, которую он только что бросил) в женьї вдовому воеводе горного края. Добивавсь разрешения султана на зтот брак, Карл отправил письмо своєму послу в Константинополь, описьівая бьівшую любовницу брата в восторженньїх зпитетах: «Мадемуазель де Шатонеф — пре­ красная и одаренная девушка, происходящая из дома герцогов Бретонских, а, следовательно, моя родственница». Как себя чувствовала сама Рене, брошенная Анжуйским ради Марии Клевской, сестрьі новой герцогини де Гиз, а затем предлагаемая, словно невольница, неотесанному воеводе из варварских земель, не знает никто. Сделав все возможное, чтобьі привести польский план в действие, Екатерина пере­ ключила внимание на более неотложньїй проект, а именно на брак Марго и Генриха Наваррского. Получив от Екатериньї множество лисем, в которьіх та уверяла Жанну в безопасности приезда ко двору, королева Наваррьі не смогла удержаться и ответила так: «Мадам, вьі говорите, что желаете видеть нас и не хотите причинить нам вреда. Простите мне невольную ульїбку при чтении ваших писем. Вьі стараєтесь смягчить страхи, которьіх я никогда не испьітьівала. Я вовсе не считаю вас, как некоторьіе думают, пожирательницей младенцев». В январе Жанна отправилась ко двору в Блуа. Она ехала три недели в карете, просторной как дом. Горящая поередине печка дава­ ла путешественникам необходимое тепло, а матрасьі и по­ душки помотали переносить ужасную тряску. Неподалеку от конечного пункта, в Туре, ее попросили подождать. Зта остановка, когда до цели бьшо уже рукой подать, бьша ви ­ звана появлением в Блуа легата и племянника папьі Пия V, кардинала Александрини, приехавшего специально с проте­ стом против брака между Марго и Генрихом, которому римская курия усиленно противилась. Первьім делом кардинал навестил португальского короля Себастьяна. Отправив неотступно сопровождавших короля монахов-театинцев в монастьірь в Коимбре, легат загнал Себастьяна своими речами в угол и держал его практически в плену, пока наконец не

344

Леони Фрида

вьіжал из него обещание жениться на Марго. С зтим обещанием в кармане Александрини прибьіл ко французскому двору 7 февраля 1572 года. Надеясь, что Екатерина и Карл будут полньї признательности за хлопотьі о португальском браке, он также присовокупил требование, чтобьі Франция присоединилась к Священному союзу против турок. Кардиналу предстояло разочарование по всем статьям. Чтобьі не заставлять Жанну ждать и не наткнуться на какие-нибудь еще неожиданньїе препятствия задуманному браку, Екатерина пригласила ее в Шенонсо, неподалеку, и там, 15 февраля 1572 года, наконец состоялась их встреча. Бьіли тщательно оговореньї религиозньїе вопросьі, и связанньїе с перспективами совместной жизни — и касающиеся непосредственно церемонии бракосочетания, причем Жанна пользовалась советами протестантских священников, которьіх привезла с собой. Наконец Александрини уехал; его миссия потерпела полньїй провал. Отказавшись на прощание принять ритуальньїе дарьі, он поспешил прочь, всю дорогу погоняя лошадей. Случилось так, что на дороге ему встретилась карета Жанньї д ’Альбрз, приближавшейся к замку. Александрини дипломатично сделал вид, что не узнал в пассажирке еретичку-королеву Наваррскую, что избавило их от натужного обмена приветствиями. Король тепло принял Жанну в Блуа 2 марта 1572 года. Больная и измученная, она, однако, бьіла преисполнена решимости довести переговорьі до конца. Разрьіваясь между религиозной требовательностью и материнскими амбициями, она пьіталась примирить непримиримое. По многим причинам Жанна страшилась развращенного французского двора; не то чтобьі она боялась нападения или флорентийских уловок Екатериньї, — насчет зтого она бьіла настороже, — скореє ей как старшей из французских принцесс и правительнице собственного королевства не хотелось вьіглядеть отсталой или провинциальной. Она подозревала, что может стать обьектом для насмешек в оранжерейном мирке двора. Дочь Маргаритьі Валуа, сестрьі Франциска І, она унаследовала Наварру от отца и вьшіла замуж, по любви, за первого принца крови, Антуана де Бурбона. Их коро-

Екатерина Меднчи

345

левский дом весьма пострадал после изменьї коннетабля де Бурбона в 1523 году. Генрих II во время своего правлення едва замечал их, а ее сластолюбец- и простофиля-муж всю жизнь позволял обводить себя вокруг пальца и задвигать в угол. Жанна же бьіла чрезвьічайно умной и отважной правительницей, прямодушной и морально стойкой, но бьіло что-то жалкое в ее женском тщеславии, в зтой боязни просльїть деревенщиной. С момента прибьітия в Шенонсо письма Жанньї к Генриху полньї тревоги и жалоб. Так, 21 февраля она пишет: «Я заклинаю тебя не покидать Беарна, пока не получишь вестей от меня... очевидно, что [Екатерина] думает: все, сказанное мной — лишь моє мнение, а тьі придерживаешься иного... Когда станешь писать в следующий раз, пожалуйста, изложи в письме все, что говорил мне, и особенно, вьіскажи просьбу о то, что тьі хочешь узнать религиозньїе взглядьі Мадам [Марго], сделай упор на том, что лишь зто и удерживает тебя. Так что, когда я покажу ей [королеве] письмо, она охотнее поверит, что зто твоя воля... Уверяю тебя, я чувствую себя очень неуютно, ибо они сильно напирают, и мне требуется все терпение мира». Первое впечатление Жанньї от Марго бьіло весьма обнадеживающим, она писала Генриху: «Должна тебе сказать, что мадам Маргарита оказала мне всевозможньїе понести и гостеприимство и откровенно призналась, как тьі ей нравишься. Если она еще и примет нашу религию, я смогу сказать, что мьі — счастливейшие люди в мире... Вместе с тем если она останется привержена своей вере, а, говорят, она весьма ей предана, тогда зтот брак разрушит чаяния всех наших друзей и нашу страну... Следовательно, сьін мой, молись Господу сейчас усерднее, чем когда-либо прежде молился!» Десятилетняя сестра Генриха сопровождала их мать ко двору и приписала: «Мсьє, я видела мадам Маргариту, я нашла ее очень красивой и желаю, чтобьі вьі могли увидеть ее... она подарила мне чудесную маленькую собачку, которую я очень люблю». Легендарную красоту Марго описал Брантом, увидевший ее впервьіе в праздничной процессии на Пасху 1572 года,

346

Леони Фрнда

незадолго до замужества: «Так прекрасна она бьіла, что лучше ее не бьівает на свете. Лицо ее красиво, тело соразмерно, к тому же принцесса бьіла безукоризненно одета, и фантастические драгоценности украшали ее одежду. Чудесное лицо отличается сияющей белой кожей, волоси убраньї крупними бельїми жемчужинами, драгоценннми камнями и особенно редкими бриллиантами в форме звезд — одним словом, ее природная красота и блеск ее драгоценностей соперничают с бриллиантами звезд на ночном небе, если можно так виразиться». Даже принимая во внимание обнчную придворную лесть и склонность Брантома к преувеличениям, Марго, без сомнения, являла собой образец настоящей красавицн шестнадцатого столетия, хотя в наши дни ее чертьі не пока­ зались би столь совершенннми. Внсокие скули, белая кожа и полньїе губи — атрибути красоти всех времен, но нос ее бнл не столь тонок, как остальнне чертьі, а круглое лицо грозило с гсщами отвиснуть и украситься полннми щеками и двойним ґюдбородком, как и у матери. Марго держалась царственно, превосходно танцевала и преподносила себя с превеликим достоинством, и даже беглого взгляда на ее портрети достаточно, чтобьі понять: перед нами — соблазнительная и игривая молодая женщина, внделяющаяся не только красотой, но и врожденньш чувством стиля. Она отлично знала, как следует держаться, чтобьі преподнести себя в наилучшем свете. Переговори продолжались, а болезнь Жанньї все чаще вьізьівала изнуряющие приступи кашля; ей все тягостнее била жизнь при дворе, она не на шутку боялась того, что здесь может статься с ее сином. Не слишком ли он провинциален для здешней роскоши? Она писала: «Умоляю тебя, придерживайся трех вещей: развивай в себе изящество, го­ вори смело, особенно если тебя оттесняют в сторону, пом­ ни, что о тебе всегда судят по первому впечатлению». Она даже добавляет кое-что о модах: «Зачесивай волоси, чтобьі они стояли, а не носи их так, как принято в Нераке, я ре­ комендую тебе новейшую моду». Она начинает менее восторженно относиться к Марго: «Что же до красоти мадам

Екатерина Медичи

347

Маргаритьі, я считаю, что фигура у нее отличная, а вот к лицу приложено слишком много искусственньїх усилий, и зто беспокоит меня. Она портит себя, но белила и румяна так же в ходу при здешнем дворе, как и в Испании... Я бьі ни за что не хотела, чтобьі тьі жил здесь. Лучше, же­ нившись, увезти жену подальше от здешних испорченньїх нравов. То, что тут творится, превосходит все, что я могла вообразить. Здесь не мужчиньї пристают к женщинам, а женщиньї — к мужчинам». Жанна продолжает жаловаться: все ее попьітки погово­ рить с Марго не приносят успеха, и единственньїй человек, с которьім она может свободно общаться, зто Екатерина, которая «постоянно понукает» ее. Не лучше и герцог Анжуйский: «Месьє пьітается обращаться со мной, когда мьі не на людях, прибегая к хитрости и насмешкам... Они не понимают, что ничего зтим не добьются, пьітаясь заставить меня принять поспешное решение, вместо того чтобьі действовать логически. Я виражала протест, но королева лишь смеется надо мной <...> Она обращается со мной просто позорно. Можешь себе представить, сколько терпения мне требуется: позавидовала бьі сама сказочная Гризельда... [Марго] пре­ красна, благоразумна и доброжелательна, но она вьіросла в невообразимо порочной, развратной атмосфере, а избежать воздействия здешнего яда еще никому не удавалось...» Жанна и не подозревала, что могла думать сама Марго о предстоящем браке с ее сьіном, несмотря на учтивое обхождение с будущей свекровью. После сладких чар Анри де Гиза и глянцевого придворного флирта, мьісль о браке с Наваррским бьіла ей попросту ненавистна. В глазах Марго ему недоставало утонченности, рассказьівали, будто он редко моется, носит старомодную одежду и от него вечно разит чесноком. Зта комбинация вряд ли могла вскружить голову хорошенькой девушке. От таких ароматов скореє желудок вьівернет. Однако решающим бьіло то, что план разработан матерью и пользуется полной поддержкой старших братьев, которьіе, как всегда, злоупотребляли ее чувствами ради собственньїх замьіслов. Не имея возможности противостоять амбициям венценосньїх родственников, бедная принцесса

348

Леони Фрида

понимала— бежать некуда. Марго бьіла такой же подневольной невестой, как Генрих — подневольньїм женихом. Обе стороньї снова и снова торговались из-за религии. Жанна опасалась — и справедливо — что в стенах ее апартаментов проделаньї отверстия и за ней шпионят. «Не знаю, как смогу видержать зто, — причитала она, — меня рвут на части, втьїкают в меня игльї, вьірьівают ногти». Прошло немало времени, Жанна все не соглашалась уступить в вопросах вероисповедания, и даже ее придворньїе-протестантьі уже приходили в отчаяние от ее упрямства. Внезапно король прекратил дебати и, хотя от папи все еще не било получено разрешения на брак, дал Жанне все, о чем она просила. Он согласился, чтобн во время венчальной мессн вместо Генриха в соборе Нотр-Дам находился заместитель. Однако он настоял, чтобьі Генрих лично прибьіл в Париж на свадьбу с Марго. Наконец 11 апреля 1573 года брачньїй контракт бьіл подписан. Спустя несколько недель Жанна, измученная, отправилась в Вандом на отдьіх. Генриху било велено приехать туда к ней, но он заболел и отложил поездку. К тому времени, когда он внздоровел, его мать, занятая приготовлениями к свадьбе, уже снова отправилась в Париж. Ей нужно било подготовить подарки для будущей невестки и модную одежду для сина. Сцени, которне Жанна Наваррская наблюдала, находясь в Блуа, — поведение развращенного двора, а также самих братьев Марго, — подорвали ее нерви. Пирьі и маскаради предоставляли возможности для любой, мислимой и немнслимой, распущенности. Карл, все еще больше дитя, чем король, например, изображал лошадь — с седлом на спине, с лицом, измазанним саж ей— и скакал на четвереньках. Генрих Анжуйский, украшенннй драгоценностями и благоухающий духами, облачался в изнсканнейшие произведения портновского искусства, больше напоминая даму, чем кавалера. Зти гадкие вещи, казалось, поощрялись Екатериной, которая словно не замечала излишеств сьшовей: зная, что ненависть, разделяющая их, с годами лишь усиливается, она, видимо, считала: пусть лучше чудачат всяк по-своему, чем перережут друг другу глотки.

Екатерина Медичи

349

Когда Жанна отправилась в столицу, болезнь уже вовсю терзала ее, однако, решив, во что бьі то ни стало, сохранять королевское достоинство, она держалась как могла. Свидетели говорят, например, что королева Наваррская надевала на себя в то время жемчугов больше, чем когда-либо в жизни. Поселилась она в доме своего родственника по линии Бурбонов, видама Шартрского. Екатерина, остав­ шаяся в Блуа, поручила графу де Рец (Альберто Гонди) опекать королеву Наваррскую. Пока стоял цветущий май, Жанна питалась храбро игнорировать своє пошатнувшееся здоровье, ожидая приезда сьіна. Но 4 июня ей пришлось лечь в постель, а спустя два дня она переписала завещание. Колиньи, недавно прибивший ко двору, услншал о безнадежном состоянии королеви и 8 июня приехал навестить ее. Здесь он и остался до конца. Вместе с капелланом Жанньі, Мерленом, они молились и читали больной Священное писание, когда сознание ее на время прояснялось. Жанна так и не встретилась с любимим сином — она умерла 9 июня в возрасте всего лишь сорока четнрех лет. Вскрьітие показало, что смерть наступила в результате туберкулеза и абсцесса в правой стороне груди. После резни в печально знаменитую Варфоломеевскую ночь пошли слухи, что Екатерина покончила со злополучной королевой, которая-де била для нее досадной помехой. Горожане передавали друг другу историю о том, будто мзтр Рене, флорентийский парфюмер Екатеринн, получил заказ изготовить для Жанньї пару пропитанннх ядом перчаток. В действительности же Екатерина ничего не вьіигрьівала от смерти королеви Наваррской: цели своей она достигла, контракт бнл подписан, хотя кончина ревностной гугенот­ ки, без сомнения, нанесла удар ее единоверцам. А вот другое собнтие того периода, увн, почти без со­ мнения, било делом рук Екатеринн. Зто убийство молодо­ го кавалера по имени Филибер Ле Вайе, сьер де Линьероль. К 1570 году женственнне привнчки Генриха Анжуйский и отсутствие у него интереса к женщинам вообще (если не считать таких исключений, как его сестра Марго), стали чрезвнчайно беспокоить Екатерину. Она прилатала немало

350

Леони Фрида

усшіий, чтобьі развить в сьіне обьічную мужскую похоть. Королева устраивала особьіе вакханалии, где, как говори­ ли, прислуживали красивьіе нагие девушки. Но реакция ее сьіна на зто не вьіходила за предельї равнодушия, если не сказать, скуки. Вместо зтого герцог окружил себя целой свитой франтоватьіх и миловидних молодих дворян — так назьіваемьіх «миньонов». Они раболепно угождали прин­ цу, он же защищал их и бал овал. Екатерина ненавидела зту шайку красивих юношей и, как только среди них появлялся фаворит, делала все, дабьі избавиться от него. Одним из членов компании бнл Линьероль, тесно связанний с Испанией. Зтот юноша каким-то образом сумел стать необходим герцогу Анжуйскому. Линьероль, однако, отличался от остальннх. Зтот миньон сумел пробудить в своем покровителе чертьі, противоположнне его обнчному зпикурейству и цинизму. Генрих Анжуйский, как ни парадоксально, всегда бнл склонен к религиозному фанатизму, и Линьероль делал все возможное, чтобьі взлелеять зту склонность. Герцог силь­ но привязался к необнчному фавориту, а тот так увлек его фанатичной верой и аскетизмом, что герцог буквально заболел. Истовая молитва, пост, паломничество и самобичевание сменили обнчное распутство, он заметно отдалился от матери. От зтого религиозного усердия хрупкая конституция Анжуйского начала страдать, и один из придворних как-то подслушал, как Екатерина сказала: у ее сина Генриха «лицо стало таким бледньш, что я би предпочла видеть его гугенотом, чем подвергать его жизнь подобной опасности». Любовь Екатеринн к третьему сину била слепой, инстинктивной. Любой, кто, по ее мнению, угрожал его здоровью и жизни, а также отдалял его от матери, рисковал нарваться на крупнне неприятности. Когда Линьероля нашли мерт­ вим в узкой аллее близ Лувра, никто даже не стал искать убийцу. Казалось, все понимали, по чьему приказу заколот зтот набожний миньон. На какое-то время Анжуйский вернулся к обнчному времяпрепровождению, но латентний фанатизм впоследствии развился вновь и причинил ему огромннй вред.

Екатерина Медичи

351

В том же году, 13 мая, бьш избран новьій папа, Григорий XIII, оказавшийся более податливьім и умеренньїм во взглядах, нежели его предшественник. Екатерина уверила Григория, что брак ее дочери с Генрихом Наваррским является единственньїм способом предотвращения войньї с Испанией и сохранения мира во Франции. Она запро­ сила специальное разрешение на брак между Генрихом и Маргаритой, несмотря на разницу вероисповеданий и родство «третьей степени». Екатерина, без сомнения, искренне желала сохранить мирньїе отношения с Филиппом II, которьіе осложнялись отчетливьім стремлением адмирала Колиньи форсировать замьісел воєнного вторжения в Нидерландьі.

17 июля 1572 года гугенотская воєнная зкспедиция из пяти тьісяч солдат во главе с Жаном де Ангесом, сеньором де Жанлис, пересекла границу между Францией и испанскими Нидерландами, где их уже ожидали в засаде близ Монса испанские войска, заранее предупрежденньїе о нападении. Жанлис и Франсуа де Ла Ну, капитан-протестант, шли на вьіручку Людвигу Нассау, которьій незадолго до того, получив подкрепление деньгами и живой силой от Карла, атаковал Монс и Валансьєн. Успех бьістро обернулся поражением, и испанцьі теперь держали Нассау и его людей в осаде, в крепости Монс. В то же время принц Вильгельм Оранский, брат Нассау, планировал начать вторжение из Германии. Слухи о плане Жанлиса витали во французском дворе несколько недель. Утверждают, что оружейники Парижа работали день и ночь, и с серединьї июня город ежедневно покидали группьі вооруженньїх людей, направлявшихся на север. Говорили также, что король лично принимал Жанли­ са в Париже около 23 июня. Карл, однако, сделал вид, будто ни о чем не подозревал, хотя поверить в такое сложно, ибо даже испанцьі бьіли хорошо осведомленьї и успели принять мерьі. Более вероятно, что Жанлис получил тайную помощь от Колиньи, с молчаливого согласия короля. Гугенотьі бьіли разгромленьї, спаслось лишь несколько сотен человек. Одним из вьіживших оказался сам Жанлис, имевший, к несчастью, при себе компрометирующее пись­

352

Леони Фрида

мо от Карла, которьій вдохновлял французских гугенотов помотать повстанцам в Нидерландах. Проникновение на испанскую территорию легко могло бьіть рассмотрено как военное действие со стороньї французов, и Карл поспешно открестился от всего, поздравив Филиппа с удачньїм отражением вражеской атаки. Екатерина, разьяренная тем, что сьін, хотя бьі косвенно, причастен к зтой сомнительной авантюре, потребовала от него публичного осуждения зкспедиции Жанлиса, с непременньїм заявлением от лица Карла, что для него важнеє всего жить в ладу с соседями. Убедившись, что гроза миновала, королева покинула столицу, чтобьі повидаться с дочерью Клод в Шалоне, где та, вьіехав из дома на свадьбу Маргаритьі, вьінуждена бьіла остановиться по болезни. Екатерина не учла одного: вьілазка Жа т и са бьіла лишь «пробой пера», теперь Колиньи намеревался собрать армию, занчительно превосходящую по численности корпус Жанлиса, и возглавить ее; а потому, не успела королева-мать покинуть Париж, адмирал удвоил попьітки «обработать» Карла на предмет обьявления войньї Испании. Вскоре Екатерина получила предупреждение о воинственньїх намерениях Колиньи и поспешила обратно в Па­ риж, успев в ночь на 4 августа предупредить катастрофу. Побелев от ярости, она набросилась на короля: как он мог позволить человеку, которьій однаждьі пьітался похитать его и с которьім он воевал совсем недавно, вовлечь себя в авантюру! Она предупредила сьіна: нельзя допустить разжигания войньї с Испанией, ибо тогда монархия останется на милость протестантам. Колиньи же продолжал изо всех сил убеждать Карла: мол, грешно упускать момент, пусть еще раз пересмотрит свой план и нанесет удар по Нидерландам. Карл очутился меж двух огней — между матерью и наставником. Екатерина даже просила разрешения для себя и Анжуйского удалиться в ее личньїе владения в Оверни — а некоторьіе считают, что даже во Флоренцию, на родину, — чтобьі там провести остаток дней и не видеть, как пойдет прахом ее тяжельїй, неустанний труд во спасе­ нне монархии.

Екатерина Медичи

353

На чрезвьічайньїх заседаниях совета 9-10 августа, все, включая Генриха Анжуйского, герцогов Невера и Мон­ пансьє, маршалов Косеє и Таванна— голосовали за мир, и лишь один голос бьіл против — Колиньи. По окончании голосования он зловеще предостерег ликующую королевумать: «Мадам, если король принял решение не воевать, да упасет его Господь от другой войньї, от коей он отказаться не сможет. Я не способен противостоять вашему величеству, но уверен, что однаждьі вьі пожалеете о своем сегодняшнем решении». Зти слова содержали в себе неприкри­ тую угрозу, но таким образом Колиньи лишь подписал себе смертний приговор.

ГЛАВА 12. РЕЗНЯ «Тогда у бейте юс всех! У бейте их всех!» Август 1572

Теперь Екатерина готовилась предпринять решительние мери, чтобьі защитить трон сина и мир в королевстве. Ре­ зультатом зтого стала Варфоломеевская ночь, навсегда запятнавшая имя Екатеринн Медичи и династию Валуа. Как ни трагично, но никто не помнит неутомимнх попнток ко­ ролеви добиться мира между католиками и протестанта­ ми, зато прочно хранитея память о кровавой августовской резне. После весьма напряженного заседания совета в воскресенье, 10 августа 1572 года, Екатерина собиралась отбьггь в Монсо, где ее дочь Клод внздоравливала после болезни. Карлу показалось, что мать собирается оставить двор, несмотря на победу над Колиньи. Короля, — если верить мемуарам Таванна, записанньїм его сином двадцать лет спустя, — казалось, более тревожили «замисли матери и брата, чем дела гугенотов, ибо его величество хорошо осознавал, какую власть Екатерина и герцог Анжуйский имеют 12 Л. Фрида

354

Леони Фрида

в его королевстве». Тем не менее Карл почтительно целовал руку Екатерине, моля не оставлять его и клянясь, что в будущем всегда станет неукоснительно следовать ее советам. Когда же он обнаружил, что мать действительно покидает Париж, то отказался от едьі и сидел в одиночестве, решая, как бьіть дальше. Карл бросился в Монсо, где продолжал добиваться от королевьі-матери, чтобьі она одумалась и отказалась от «ухода в отставку». Вместе с Анжуйским и доверенньїми лицами королевьі, Таванном и Рецем, они держали совет, на котором, как вспоминает Таванн, «вероломство и опасность, грозящие со сторони гугенотов, преувеличивались и раздувались за счет смеси правдивих сведений и видумок до такой степени, что его величество, еще недавно спитав­ ший гугенотов своими друзьями, теперь воспринял их как врагов». Карл все же медлил, не желая расставаться с мечтами о военной славе и победе над Испанией. Он «силь­ но колебался», но «тесная связь с Колиньи», по-видимому, бьіла теперь разорвана. Люди Екатериньї так мастерски пропитали душу Карла недоверием, сомнениями и ожиданием подвоха со сторони его наставника, что королева мог­ ла бьіть уверена — ее сьін никогда уже не станет смотреть на адмирала прежними глазами. Вся шарада бьіла разиграна с редким искусством, в котором Екатерине не бьіло равньїх. Завладев вниманием старшего из своих оставшихся в живьіх сьіновей, она ма­ стерски разьіграла сцену умиротворення и прощення заблудшего короля. Благодаря методу «кнута и пряника» все закончилось, как и планировала Екатерина. Ей бьшо фор­ мально запрещено покидать королевский совет. «Мать не забила также подвести герцога Анжуйского к венценосному брату и настоять, чтобьі они обнялись». По словам Таванна, именно тогда королева-мать и Анжуйский решили предпринять следующий логический шаг, дабьі уберечься от возможного в будущем «потеплення» отношений между Карлом и Колиньи. Адмирал должен умереть, спитали Екатерина и Генрих, хотя «короля в зти замисли они не посвятили». Намерение Екатериньї избавить Францию от

Екатерина Медичи

355

Колиньи бьіло вьізвано не только жаждой мести могущественному противнику, навлекшему на нее столько горя и способствовавшего расколу нации, а прежде всего стремлением обеспечить национальное благополучне. Подготовка велась споро, но без лихорадочной спешки: торопиться заставляла бурная деятельность Колиньи, из-за которой в любую минуту могла вспьіхнуть война с Испанией. Королева-мать подошла к устранению своего противника с той же бесстрастной практичностью, какую всегда проявляла в государственньїх делах. Смерть Колиньи стала необходимостью, и она готовилась пойти на все, что потребуется для достижения цели. Пока в Монсо разворачивались зти перипетии, Колиньи посетил бракосочетание Анри Конде и Марии Клевской. Во время праздника к нему неоднократно подходили его сторонники, умоляя не возвращаться в Париж, где его жизнь окажется под угрозой. Они заклинали адмирала взяться за оружие. Он отвечал просто, но с тем благородством, которое всегда ему бьіло присуще: «Я бьі скореє согласился, чтобьі парижане виваляли меня в грязи, чем допустил бьі еще одну гражданскую войну на зтой земле». После торжества Колиньи заехал уладить свои дела в поместье в Шатильоне, а потом вернулся в Париж. В столице число предостережений и угроз возросло, но он отмахивался от них, говоря, что «сьіт по горло страхами» и что «ни один человек не смог бьі жить на свете, если бьі стал прислушиваться ко всему, что говорят». И добавил: «Что бьі ни случилось, я прожил достаточно долго». Его место— в Париже, на мерзком бракосочетании Генриха, короля Наваррского, любимого воспитанника адмирала. Достигнув пятидесятилетнего рубежа, Колиньи, воєн­ ний герой, государственннй деятель, вождь гугенотов и доверенное лицо короля, приобрел харизму библейского вождя. Он привел свой «избранний народ» в Ла-Рошель, где правил мини-государством, которое, благодаря каперской добьіче, било финансово независимнм. И адмирал не нуждался ни в чем, кроме расширения своих владений. Он уверовал, что по рождению и заслугам является именно

356

Леони Фрида

тем человеком, которьій должен помотать слабому, нерешительному королю править Францией. Его скромное платье, строгое вьіражение лица и благочестивьіе речи вьізвали к нему любовь, но они же и раздражали многих. Уважаемьій соратниками за то, что он последовательно отказьівался от всего, кроме вьісочайших целей и принципов, Колиньи постепенно забьіл, что в мире могут существовать иньїе пути, кроме его собственного. Он не верил в дискуссии и дебатьі, но упрямо придерживался вьібранного направлення. Им двигала теперь уже не преданность своей религии или стране, но необузданная гординя. Кристальная честность, краеугольньїй камень его репутации, постепенно перерождалась в суетное тщеславие, питавшеє его непомерньїе личньіе амбиции адмирала. Сейчас Колиньи во многом напоминал своих кровньїх врагов, Гизов. Два могущественньїх феодальних семейства равно стремились к власти и превосходству и равно обрекали на гибель сотни людей во имя Господа. Кроме того, и Франсуа де Гиз, и Гаспар де Колиньи являлись вьідающимися воєнними деятелями. Основной разницей между Ко­ линьи и Гизами бьіло то, что представители Лотарингского дома не скрьівали своих властолюбивьіх амбиций. Царственньїй блеск, репутация верньїх рьіцарей католицизма просто делали их более привлекательньїми кандидатами на роль народних вождей. Но и Колиньи, и Гизьі, вьірвавшиеся из уздьі, представляли для Франции равную опасность. Генрих Наваррский похоронил мать в Вандоме 1 июля, а 8 июля уже прибьіл в Париж. Несмотря на смерть Жанньї, свадьба не отменялась. Брак знатнейшего из гугенотов корблевской крови и блистательной католической принцессьі бьіла слишком серьезньїм собьітием, затрагивающим интересьі большого количества людей, так что даже о незначительной задержке и речи бьіть не могло. Кардинал де Бур­ бон и герцог де Монпансьє приветствовали Генриха, когда тот прибьіл в Палззо во главе восьмисот хорошо вооруженньіх всадников, одетьіх в черное, хотя некоторьіе полагают, что число их бьіло вдесятеро меньшим. Но дело не в численности зскорта: впервьіе в жизни король Наваррский

Екатерина Медичи

357

вьіступал как взросльїй человек (а бьіло ему восемнадцать лет), вьішедший из-под неусьіпной опеки матери. В детстве и юности Генрих немало времени провел при дворе Екатериньї, где королева-мать научила его любить итальянскую поззию и привила ему много других качеств, необходимьіх юному принцу зпохи Ренессанса. В особенности он восхищался поззией трубадуров, рьіцарскими романами о приключениях и воєнних подвигах. Вернувшись к матери, не одобрявшей стиль жизни парижского двора, он бьіл вьінужден вести жизнь менее изьісканную, без Дайте и Тассо, зато с чтением малохудожественньїх, но пьілающих верой, писаний Кальвина и де Беза. Прибив ко двору Валуа, где паутина заговоров и интриг опутьівала всех обитателей, юноша, привнісший к простой патриархальной жизни, откровенньїм разговорам и искренним материнским поучениям, почуял, что тут ему придется нелегко. Генрих помнил достаточно о своих детских днях под крилом Екатеринн, но многое изменилось, и теперь ему требовался помощник, чтобьі благополучно пройти сквозь лабиринт. Здесь у него имелся дядя, кардинал де Бурбон, и била невеста, хотя на последнюю он особенно не рассчитнвал. Генрих, конечно, не бнл високим белокурьш Адонисом, как молодой герцог де Гиз, но отличался своеобразной привлекательностью. Ростом он бнл около пяти футов восьми дюймов (~180 см), лоб високий, густьіе темнне волоси, чистая кожа и орлиний н о с— отличительная черта Бурбонов. Привикнув много времени проводить в седле, он отлично развился физически, а характер имел дружелюб­ ний, общительннй, великодушний. Мальчишка-проказник превратился в привлекательного и остроумного мужчину. Генрих обладал особнм обаянием, которое рождалось из сочетания откровенности, мужественности и благородства. Его интеллект не уступал физическому развитию; юний ко­ роль Наваррский не бнл, как считали многие, косноязнчной деревенщиной с Пиренеев. Несмотря на любовь к чесноку и неприязнь к ваннам, он умел шутить и беседовать с окружающими, не теряя достоинства, соответствующего

358

Леони Фрида

его рангу. Обаяние мужчиньї и монарха сочетались в нем с поразительной тонкостью в общении с людьми. Примечательно, что Карл всегда любил Наваррского, не в силах устоять перед его открьітой и жизнерадостной личностью. Генрих воевал, отличался вьіносливостью в путешествиях, знал, что такое товарищество. Для короля он бьш свежим, неиспорченньїм человеком по контрасту с болезненно — манерньїм, лицемерньїм и порочньїм Анжуйским. День свадьбьі приближался, а жара в Париже стано­ вилась просто невьіносимой. По улицам носились клубьі пьіли. Между тем в изнемогающий от зноя город прибьівали люди со всей страньї. Гугенотьі, как правило, останавливались на постоялих дворах и в тавернах. Приезжали и крестьяне из провинций; им очень хотелось поучаствовать в празднествах и поглазеть на грандиозное зрелище бракосочетания их принцессьі с королем Наваррским, но остановиться в столице им бьіло негде. Засуха и плохой урожай в окрестньїх деревнях вигнали из дому бедняков, и они. запрудили дороги, ведущие в Париж, в надежде найти пропитание во время больших свадебньїх пиров. Церкви, монастьіри и другие здания бьіли специально открьітьі для размещения зтого неожиданного напльїва людей, но многие все равно ночевали прямо на улицах. Когда прибили первьіе протестанти, ультракатолический город казался мирним, и зто удивило гугенотов, го­ тових к проявленням ненависти. Один из них писал: «Нам расписьівали всякне ужасьі про население столицьі, но, похоже, сами они предпочитают жить мирно, если только кто-то из високих особ, забивших о верности ради собственньїх амбиций, не воспользуется в своих целях легкой возбудимостью жителей Парижа». Однако примерно в середине месяца появились проповедники, вещавшие со своих кафедр, что зтой свадьбьі бьіть не должно. Исполненньїе ненависти проповеди, направленньїе главньїм образом про­ тив гугенотов и королевской семьи, породили множество безосновательньїх слухов, витавших среди горожан. Страсти нарастали, так как карманники и проститутки риска­ ли вокруг, снимая богатьій урожай, а нищие приставали к

Екатерина Медичи

359

прохожим. Атмосфера на улицах Парижа становилась все более напряженной. А Париж тех дней отличался от ньінешнего— зто бьіл средневековьій город с сетью узких улочек, извивающихся между небольшими площадями или ведущих в тупики. Екатерина вернулась в зтот знойньїй, раздраженннй, беспокойньїй город 15 августа. Почти сразу же на нее обрушился запрос от разьяренного герцога Альбьі, требующего обьяснений, почему три тьісячи солдат-гугенотов расположились близ его границ в Монсе. Снова она оказалась одураченной! Спешное расследование показало, что адмирал продолжал собирать войска, несмотря на решение совета, и в зтот момент уже набрал 12 тьісяч аркебузиров и две тьісячи кавалерии. Ни для кого не бьіло секретом, что огромное количество дворян-гугенотов, прибивших в Париж, после свадьбьі намеревались виступить в Нідерланди. Твердое решение адмирала вести католическо-протестантские сили против Испании должно било, по его расчету, ликвидировать угрозу гражданской войньї во Франции. Король, проведя несколько месяцев в обществе «отцаисповедника», как он називал Колиньи, допускал адми­ рала в свою спальню в любое время дня и ночи, часами просиживал с ним наедине, и уже не мог сопротивляться его влиянию. По правде говоря, Карл, наверное, уже и сам не понимал, чего хочет. Колиньи то говорил с ним на равних — как мужчина с мужчиной, то обращался с ним почтительно — как вассал с королем, и зто составляло утешительннй контраст с тем, как обьічно обращались с Карлом мать и брат. Екатерина все сильнеє боялась, что скоро будет слишком поздно и ее ловушка не сработает. Вдруг Коли­ ньи задумал похитить короля, а ее отправить в изгнание? И придется ей действительно отправиться в свои владения в Оверни... Сегодня невозможно сказать наверняка, как и когда бнл разработан план убийства адмирала Колиньи, но, так как семья Гизов находилась во время бракосочетания в Пари­ же, они обеспечили необходимую Екатерине подцержку и стали соучастниками. Об зтом вспоминал впоследствии

360

Леони Фрида

сам герцог Анжуйский. Заметам, что к его утверждениям следует подходить с осторожностью, хотя многое в них несомненно правдиво. Бьіло зто два года спустя, когда, сидя в Кракове, одинокий, терзаемьій угрьізениями совести, он беседовал с кем-то из своих служащих, то ли с врачом Мироном, то ли с камердинером де Сувом, которьш и записал версию собьітий со слов своего господина. Герцог утверждал: «Угрожающее поведенне короля заставляло нас думать, что адмирал внушил его величеству недоброе, дурное мнение о королеве-матери. Потому мьі с матерью задумались о необходимости избавиться от адмирала и при­ звали на помощь г-жу де Немур. Мьі не опасались открьіть ей свои замьісльї, зная о смертельной ненависти, которую она питала к адмиралу». Есть сообщения, утверждающие, будто Анна д ’Зсте, гер­ цогиня де Немур, присутствовала еще на встрече в Монсо. Там она вступила в заговор против человека, по ее убеждению, виновного в гибели ее незабвенного первого мужа, Франсуа де Гиза, — память о котором жила в сердце герцогини и питала жгучую жажду мести. Герцогиня и королевамать с конца июля проводили много времени вместе, но до собьітий 22-23 августа никто не придавал отому особого значення, поскольку женщиньї давно бьіли дружньї. Когда бьі ни произошла роковая встреча между королевой-матерью и герцогиней, ясно, что, по некоторьім соображениям, в начале августа Екатерина тайно нарушила королевское распоряжение, запрещающее Гизам появляться близ двора. В обмен на зто она заручилась обещанием помощи от старейшей представительницьі рода Гизов и зависимьіх от них людей («клиентов» в древнеримском смьісле слова). Число таких клиентов бьіло значительньїм, и многие из них явились в Париж на свадьбу. Полная секретность бьша жизненно необходимой в век заговоров и слухов о заговорах, и потому из семьи Гизов лишь сама герцогиня, ее бьівший деверь, герцог д ’Омаль и Анри, молодой герцог де Гиз, бьіли посвященьї в план. Самьім заметньїм из отсутствующих в те дни в Париже бьіл кардинал Лотарингский. С момента опальї семьи из-за «романа» между Анри де Ги-

Єкатерина Медичи

361

зом и Марго он решил отправиться в Рим. Неудовлетворенньій итогами гражданской войньї, перед отьездом он жаловался герцогу Альбе на Єкатерину: «Она настолько скрьітна, что, когда говорит одно, думает совсем другое, и цель у нее лишь одна: властвовать, что она и делает. Больше ее ничего не интересует». Умение Екатериньї бьіть скрьітной теперь проходило серьезную проверку. Если бьі план провалился, она и ее семья рисковали бьіть убитьіми, ведь в городе находились тьісячи вооруженньїх гугенотов. Если верить воспоминаниям Анжуйского, когда герцо­ гиня де Немур вошла в заговор, оставалось только найти подходящего убийцу. Первьім кандидатом для королевьі-матери и ее сьіна стал «некий гасконский капитан», которого они затем отвергли как «слишком переменчивого и легкомьісленного для нашей цели». Невероятно, но незадачливому кандидату бьіло сказано, мол, все зто — лишь игра, и говорить тут нечего. Анжуйский и Екатерина, наконец, сошлись нашли того, кого искали. Идеальньїм кандидатом на роль убийцьі стал не кто иной, как Шарль де Лувьер де Моревер, дворянин, убивший лучшего друга Колиньи — де М уи— во время Третьей гражданской войньї и получившего за зто награду короля! Заговорщики знали, что у него достаточно циничного хладнокровия — угрьізения совести из-за того, что он убил своего бьівшего наставника Муи вьістрелом в спину, Моревера отнюдь не терзали. Анжуйский утверждает, что Моревер бьіл «более чем подходящим орудием для наших замьіслов... Следовательно, не теряя времени, его вьізвали и, незамедлительно сообщив ему, что от него хотят, добавили: если он заботится о собственной безопасности, пусть лучше не отказьівается послужить нам». Таким образом, заговорщики во главе с Екатериной намекнули Мореверу, что его жизнь в смертельной опасности, если он случайно попадет в руки Колиньи. После жарких дискуссий они «снова держали совет о том, каким способом вьіполнить задачу, и нашли наилучшим предложение мадам де Немур: она придумала произвести вьістрел из окна дома, где жил Вильмюр— бьівший учитель герцога де Гиза: зто место как нельзя лучше подходило для наших планов».

362

Леони Фрида

Екатерина чрезвьічайно ловко использовала Гизов, как следует все рассчитав. Разумеется, после смерти адмирала гугенотьі станут мстить, однако и король, и его мать останутся вне подозрений. Дом, из которого Моревер станет стрелять, принадлежит Гизам. Герцогиня де Немур и сама жила там какое-то время. Протестанти обвинят Гизов, увидев в убийстве лишь продолжение кровавой враждьі между Шатильонами и Лотарингским домом. Гизьі, в свою очередь, всецело воодушевились при мьісли об окончательном сведении счетов, да еще и под защитой Екатериньї! Таким образом, королева-мать преследовала двойную цель: прежде всего— убить Колиньи, но, если Гизьі падут жертвой мести протестантов, она достигнет еще одного результат, а именно — устранения обоих домов, угрожавших государству постоянньїми попьітками взять под контроль монархию с момента смерти Генриха II. Однако прежде, чем Колиньи погибнет, должна бьіла свершиться свадьба, символ— как зто виделось Екатерине —- религиозного и национального умиротворення, которое воцарится вслед за тем. 16 августа кардинал де Бурбон провел официальную церемонию обручення в Дувре. Сама свадьба должна бьіла состояться через два дня, хотя разрешение папьі еще не прибило. «Благодарить» за зто следовало усердие кардинала Лотарингского, которьій по при­ битий в Рим занимался в основном тем, что кляузничал в Ватикане всякому, кто соглашался послушать, расписьівая Екатерину как женщину опасную и двуличную. Не зная об зтих кознях, королева-мать попросила его встретиться с обьічно сговорчивьім Григорием XIII и походатайствовать. Лотарингский вьісокомерно ответил: он-де в Риме «по су­ губо личньїм делам», так что помочь ничем не может. До появлення кардинала французский посол уже почти договорился о разрешении, но из-за распространившихся толков о коварстве Екатериньї переговори били отложеньї, а потом увенчались отрицательньїм ответом. Кардинал де Бурбон, хотя и жаждавший брака между племянником и Марго, в приступе излишнего благочестия отказался проводить церемонию без разрешения папьі. На-

Єкатерина Медичи

363

конец Єкатерина вьішла из терпения и решила провести Бурбона. Она показала ему поддельную бумагу, якобьі пришедшую от французского посла в Риме, гласившую: разрешение получено, бумаги вскоре прибудут с курьером. Затем велела, чтобьі границьі близ Лиона бьіли закрьітьі до окончания церемонии, дабьі противоположное сообщение из Рима никак не просочилось. Кардинал поддался на уловку и согласился венчать Генриха и Марго. К зтому моменту в городе буквально искрьі сипались от религиозного и политического напряжения. Пришли ве­ сти, что Колиньи сразу же после церемонии уедет, ибо его жена на сносях и может родить в любой момент, а он хотел бьі посетить ее перед зкспедицией в Нидерландьі. Король также ждал первого ребенка от Єлизавети Австрийской, устроившейся в Фонтенбло, в сельской тиши. Карл решил покинуть город, напоминавший пороховую бочку, как мож­ но скореє и распорядился приостановить деятельность всех учреждений до конца праздников, то єсть до воскресенья, 24 августа. А 26 августа двор покинет Париж. Утром 18 августа 1572 года девятнадцатилетняя невеста готовилась к церемонии. Она провела ночь в епископском дворце возле собора Нотр-Дам. Чем ближе становился день свадьбн, тем меньше интереса проявляла к ней Марго. Єка­ терина спросила дочь, еще в апреле, согласна ли та вийти за Генриха Наваррского — то бнл сугубо формальний вопрос, требовавший столь же формального согласия. Марго позже вспоминала об зтом: «У меня не било ни воли, ни вьібора, кроме ее собственннх, и я умоляла ее запомнить, что моя католическая вера крепка». Девушка приходила в ужас при мисли, что надо будет оставить блестящий двор и удалиться жить в Нерак, в дикие земли, в заточение к гугенотам. Зто непосредственное дитя забав, флирта и моди боялось бить похороненной заживо во владениях супруга. Теперь, когда Жанна скончалась, Марго стала немного спокойнее: возможно, ей удастся очаровать сурових подданних мужа и внести веселье в жизнь королевского двора Наварри. Хо­ рошо зная свою мать и боясь ее, Марго не питала иллюзий относительно своего будущего. Случись в дальнейшем ре-

364

Леони Фрнда

лигиозньїе конфликтьі, лагерь ее мужа не станет доверять ей, да и ее собственная семья тоже. Так что придется ей стать изгнанницей, если зтот брак окажется вовсе не той цементирующей силой, как било рассчитано. Как ни слабо Марго била привязана к матери и старшим братьям, все же она боялась оказалась покинутой ими. В понедельник, 18 августа 1572 года, Марго, одетая в сверкающее драгоценностями платье, корону с опушкой из горностая и синюю мантию со шлейфом длиной в тридцать футов, которий несли три принцессьі, стала королевой Наваррской. Она вспоминает, как величественно виглядела в тот день, надев «все драгоценности королевского дома». Сопровождаемая с двух сторон братьями, королем Карлом IX и герцогом Анжуйским, невеста прошла на специально сооруженньїй помост возле собора, где проходила первая часть церемонии. Марго «до последнего молча бо­ ролась: хотя и не сопротивлялась, но и не давала согласия». Когда она появилась на помосте вместе с братьями, Генрих Наваррский поднялся на возвьішение с другой сторони в сопровождении Анри Конде и нескольких вельмож, включая адмирала де Колиньи. По случаю свадьбн и жених, и братья невестн били одетьі в одинаковне одеждьі из па­ левого шелка, расшитне серебром. Анжуйский, не в силах противостоять желанию украсить свой костюм еще пиш ­ неє, добавил себе ток с перьями и тридцатью жемчужинами. Королева-мать снова, как и для свадьбн Карла, сменила черное одеяние — на темно-фиолетовое платье из парчи. Прозвучали фанфари, возвещавшие о п р и б и ти жениха с невесгой и королевской семьи, и все стихло; толпа молча созерцала первую часть бракосочетания. Пара преклонила колени перед кардиналом де Бурбоном. Генрих, в ответ на заданннй ему вопрос, согласен ли он взять в жени Марго, ясно ответил: «Да». Кардинал спросил Марго, согласна ли она взять в мужья Генриха, но принцесса молчала. Тот задал вопрос еще раз, но ответа не последовало. Наконец король, взбешенньїй зтим неуместньїм упрямством, подошел к сестре и резко склонил ее голову, как будто она кивнула, соглашаясь, и вернулся на своє место. Так Марго стала женой Генриха.

Екатерина Медичи

365

Хотя сама Марго всегда отрицала зту версию собьітий, записанную историком Давилой и другими, позже зто стало решающим фактором, позволившим ей добиться аннулирования брака: она не давала своего добровольного согласия! Потом Генрих подвел Марго к герцогу Анжуйскому, которого вьібрали заместителем жениха для церемонии внутри собора, где вся остальная семья прослушала праздничную мессу. Во время мессьі Генрих Наваррский и Колиньи прогуливались по помосту, переговариваясь на виду у толпьі. Когда служба закончилась, Генрих встретил невесту и повел ее, сопровождаемьій всей королевской семьей, в епископский дворец, где начался свадебньїй пир. Юньїй дворянин, будущий историк Жак-Огюст де Ту, вошел в собор как раз когда все ввіходили и наткнулся на адмирала рядом с тем местом, где на стене висели гугенотские знамена, захваченньїе в битвах при Монконтуре и Жарнаке. Адмирал обменялся несколькими фразами с Анри Монморанси-Дамвилем, вто­ рим сином покойного коннетабля. Де Ту вспоминает, что, указав рукою на зти трагические памятки поражений гугенотов, адмирал воскликнул: «Очень скоро их снимут, и другие знамена, более приятние нашему взору, займут их место!» Он, несомненно, намекал на то, что надеется при­ везти испанские знамена с войньї в Нидерландах, видимо, не сомневаясь, что поход вот-вот начнется. Зтот разговор слишали и пересказивали многие. Сальвиати, папский нунций и родственник Екатерини, писал, что адмирал, несмотря на окончательннй отказ совета от войньї, «совсем распоясался и напрашивается на то, что ему дадут по шее. Думаю, долго терпеть его демарши уже не будут». В Купольном зале Дувра бнл дан грандиозний бал, а за ним еще один банкет в епископском дворце. В зале уста­ новили огромние искусственние горн, викрашенние серебряной краской, на них били устроени сиденья для короля и старших принцев. Анри де Гиз и Колиньи оба присутствовали на балу, хотя Гиз, извинившись, попросил у ко­ роля разрешения и отбьіл рано. Колиньи тоже вскорости удалился. Засим последовали четьіре дня пиров, празднеств и великолепних зрелищ. На пятьій день, 22 августа, коро­

366

Леони Фрида

лева-мать запланировала собственное представление. Екатерина решила, что настал отличньїй момент для удара. Атмосфера праздников видалась на удивление доброжелательной, принимая во внимание напряженную обста­ новку накануне свадьбьі. 19 августа герцог Анжуйский дал завтрак и бал, на следующий вечер двор веселился на грандиозном бале-маскараде у короля, где в честь его сестри разьігрьівался «турнир-пантомима». Очевидец пишет: «С одной сторони зала бил показан рай, защищаемнй тремя рицарями — королем и герцогами Анжуйским и Алансонским. С другой сторони — ад с чертями и бесенятами, вьікиднвавшими разние коленца и производившими сильний шум. Над вишеозначенним адом крутилось огромное коле­ со, все увешанное маленькими колокольчиками. Две обла­ сте разделяла река, по ней пльїла ладья Харона, паромщика загробного царства». На Елисейских полях резвились нимфьі, и, когда появился король Наваррский со своими людь­ ми, облаченними в доспехи и гербовне одеждьі, сшитьіе специально для постановки, король и его братья преградили им доступ в рай и отправили их в изрнгающий серу ад, в то время как ангелоподобние нимфьі танцевали балет. Фантастическое действо завершилось шуточной баталией, в которой король и его братья спасали Наваррского и его товарищей из лап Мефистофеля. Главной темой били, таким образом, умиротворение и братство. Для спасения пленников ломались копья — неосознанное напоминание о копье, унесшем жизнь королевского отца. Вечер закончился великолепньш фейерверком, которий получился еще ярче, чем ожидалось, когда на еще неиспользованние ракети попала искра. В сюжете пантомимн, конечно, отразилась текущая политическая ситуация, но вместе с тем аллегорическое представление рая и ада, добра и зла било излюбленной темой при дворах зпохи Ренессанса. Адмирал де Колиньи, поселившийся в отеле де Бетизи, свел посещение свадебних торжеств к минимуму. Он писал жене в ночь с 18 на 19 августа: «Любовь моя... сегодня праздновали свадьбу короля Наварри и сестри ко­ роля Франции. За ней последуют еще три или четьіре дня

Єкатерина Медичи

367

празднеств, маскарадов и баталий. Король уверил меня и обещал, что по окончании всего зтого уделит мне время, чтобьі разобраться с несколькими жалобами на нарушение Здикта по всему королевству. Если бьі я думал только о своем счастье, то предпочел бьі повидаться с тобой, нежели оставаться при зтом дворе, по многим причинам, о которьіх я расскажу тебе. Но необходимо позаботиться о людях, прежде чем заботиться о себе». В постскриптуме он добавляет: «Дай мне знать, как поживает наш мальїш — или мальїшка. Три дня назад у меня бьіли колики, частью кишечньїе, частью почечньїе, но, хва­ ла Господу, зто продолжалось лишь восемь или десять часов, и сегодня все позади, слава Богу. Я обещаю тебе, что не буду слишком много посещать зти праздники и битвьі в течение следующих дней». Известно, что 20 августа король, не осведомленньш о планах матери, сказал Колиньи, что «не доверяет» Гизам, и велел прибьіть в город отряду из 1200 аркебузиров, чтобьі занять ключевьіе позиции. В последний день праздников, 21 августа, на просторном дворе Дувра устроили игру «co­ urse a bagues»53 («скачки с кольцом»), а за н ей — бал до самого рассвета. В тот же день адмирал получил шифрованное послание от женьї одного из своих подчиненньїх, где говорилось, что против «истинной религии» готовится заговор. Другие гугенотьі-офицерьі тоже походили к нему в течение четьірех дней, предупреждая, что затевается «нечто недоброе». Он вьіслушивал зти неопределенньїе предостережения, но, по своєму обьїкновению, пропускал мимо ушей. Некоторьіе гугенотьі, включая его кузена Монморанси, сочли благоразумньїм покинуть город и сделали зто сразу после свадьбьі, но Колиньи остался — заложником своих планов.

53 Игра заключалась в том, что состязающиеся всадники должньї бьіли на всем скаку, держа копье наперевес, либо попасть копьем в кольцо, прикрепленное к стене, либо подцепить какой-то предмет, например платок, продетьій в зто кольцо. Для зтого требовалась большая сноровка и ловкость. — Прим, перев.

368

Леони Фрида

21 августа, сгорая от нетерпения получить от Карла санкцию на сбор зкспедиции в Нидерландьі, адмирал, ви­ димо, попросил аудиенции у короля. Карл, после возвращения матери охладевший к проекту, начал избегать Колиньи. Трусливо оттягивая встречу, измученньїй бесконечньїм перетягиванием каната между Колиньи и Екатериной, король отложил все серьезньїе дела, сказав: «Отец мой, молю вас дать мне четьіре или пять дней отдьіха, а после обещаю вам, даю слово короля, что все вопросьі религии будут улаженьї». Адмирал, взбешенньїй напрасной тратой времени, как говорят, пригрозил покинуть Париж, неосмотрительно прибавив, что его внезапньїй отьезд может вьізвать гражданскую войну вместо войньї с иностранньїм противником. Усльїшав такое, герцог Анжуйский начал расставлять воинские постьі в ключевьіх точках вокруг города под благовидньїм предлогом предотвращения стьічек между партиями Гизов, Шатильонов и Монморанси. То, что последовало за зтим, обсуждается и исследуется вот уже более 400 лет. Одно очевидно: Екатерина сьіграла ведущую роль в сплетений цепи собьітий, приведших к кровавейшей сцене французской истории, с которой несравнимо ничто до времен Французской революции. Считают, что поздно ночью, в последний день свадебньіх торжеств, королева-мать собрала совет, включавший Генриха Анжуйского, Гиза, его дядю д ’Омаля, герцога де Немура и маршала де Таванна, и они детально обсудили план действий. Пока заговорщики совещались, дворецкий герцога д ’Омаля, г-н де Шайи, привел убийцу Моревера в дом Вильмюра близ монастьіря Сен-Жермен-л’Оксеруа. Дом находился рядом с дорогой, по которой утром ходил адмирал, когда направлялся на заседания совета в Лувр и возвращался оттуда. Утром в пятницу 22 августа деятельность правительственньїх органов возобновилась, и адмирал Гаспар де Ко­ линьи покинул своє жилище на улице Бетизи — ньіне дом № 144 по улице Риволи — и отправился на заседание со­ вета, которое напиналось в девять часов. Он собирался до­ биться французского воєнного вмешательства во Фландрии,

Екатерина Медичи

369

но, к его разочарованию, в тот день председательствовал герцог Анжуйский, ибо король поздно встал. Анжуйский рано покинул заседание и, когда обсуждение вопросов закончилось, адмирал нашел короля, направляющегося вместе с Телиньи и герцогом де Гизом поиграть в мяч. Карл начал уговаривал Колиньи принять участие в игре, но тот отказался. Они расстались примерно в одиннадцать; Коли­ ньи покинул Дувр и пешком отправился домой, по пути читая какую-то бумагу. Когда он приблизился к дому, где прятался Моревер, у него развязался шнурок на туфле, и адмирал нагнулся завязать его. В зтот момент прогремел вьістрел. Пуля прошла через его левую руку и почти оторвала указательньїй палец на правой. Не нагнись он, рана бьіла бьі смертельной. Поднялся ужасньїй переполох. Удостоверившись, что ад­ мирал ранен не опасно, дворяне его свитьі ворвались в здание, откуда донесся вьістрел. Они нашли дьімящуюся арке­ бузу за решеткой окна, но предполагаемьій убийца скрьілся через заднюю дверь, где, должно бьіть, его ждала лошадь. Двоє офицеров-гугенотов, Серз и Сент-Обен, бросились за ним. Двоє найденньїх в доме слуг бьіли арестованьї. Коли­ ньи, теряя сознание от боли и потрясения, опасаясь новьіх нападений, велел своим людям поскорее отнести его в отель де Бетизи. Екатерина только что приступила к трапезе с герцогом Анжуйским, когда до нее дошли слухи о неудачном покушении на адмирала. Диего де Суньига, испанский посол, в зто время находился рядом и наблюдал совершенно бесстрастное лицо королевьі-матери, когда ей сообщили новость. Едва ли она осознавала, что слова, которьіе про­ шептали ей на ухо, означали возникновение самой опасной ситуации из всех, какие ей довелось переживать. Ни словом не вьідав себя, Екатерина и ее сьін тихо встали из-за стола и удалились в личньїе апартаментьі королевьі. Карл как раз спорил о чем-то с партнером в зале для игрьі в мяч, когда усльїшал о случившемся от двух капитанов-гугенотов, Армана де Пил я и Франсуа де Моньена, которьіх Колиньи немедленно послал к королю. В гневе отшвьірнув ракетку, он вьікрикнул: «Да оставят ли меня когда-

370

Леони Фрида

нибудь в покое? Беда! Снова беда!»— и бросился к себе. Вскоре к нему явились его зять, Генрих Наваррский, Конде и другие предводители гугенотов с требованием вияс­ нить, что произошло. Отправив к Колиньи Амбруаза Паре, знаменитого хирурга, пьітавшегося в 1559 году спасти его отца, король сделал три важних заявления, внражая свою добрую волю. Он пообещал провести тщательное расследование преступления, обьявив, что виновники, кем би они ни били, будут предани суду. Он запретил жителям Парижа брать в руки оружие, а также велел очистить окрестности жилища адмирала от католиков, чтобьі раненого окружали лишь его люди. Герцог де Гиз мудро решил покинуть Дувр и отправиться в особняк, принадлежавший его семейству, пока король бнл занят изданием указов. В комнате Колиньи царил настоящий хаос. По свидетельству надежннх очевидцев, Паре прибьіл достаточно бистро и начал обрабативать рани адмирала. Он триждьі питался отрезать болтающийся палец, причиняя больному мучения, «ибо его ножницн били недостаточно острьі», и, когда ему ото удалось, взялся за рану на руке. Произведя два глубоких разреза, он извлек пулю достаточно легко, избавив пациента от мучительного зондирования. Вокруг ложа Колиньи собрались его люди, ахая и обливаясь слезами. Их вождь, оправдьівая заслуженную славу героя, не только не издал ни стона, но даже находил слова утешения для своих сподвижников. По мере того, как слухи о покушении на адмирала разлетались по Парижу, к его дому отовсюду стекались встревоженние, разьяреннне гугеноти, и вскоре стало затруднительно даже входить и виходить из отеля Бетизи. В тот же день после полудня король нанес В И З И Т В Ь І здоравливающему Колиньи. Королева-мать и герцог Анжуйский сопровождали его, решив не оставаться в тени, с ними били также Генрих Наваррский, Конде, Рец, Таванн и Невер. Все они, кроме короля, Конде и Генриха Наваррского, внслушали немало угроз от сердитой толпьі и на улице, и внутри особняка. Войдя в спальню адмирала и склонившись над постелью жертви, король поклялся отомстить за

Екатерина Медичи

371

зто возмутительное преступление: «Отец мой! Черт по­ бери! Ваша рана причиняет боль и мне. Не нужно мне и спасения души, если не отомщу за зто преступление!» Его гневу, клятвам и слезам усердно вторили королева-мать и братец Анжуйский, с героическим лицемерием пьітаясь превзойти короля в вьіражении решимости найти заказчиков преступления и предать их суду. Горячность Карла вряд ли внушала оптимизм его брату и матери, а их «гнев» вряд ли мог обмануть гугенотов, окруживших постель адмирала, не говоря уж о пострадавшем. Король приказал немедленно начать расследование пре­ ступления, для чего бьіли привлеченьї первьій президент парламента де Ту и советник Кавейнь, друг адмирала. Колиньи упросил короля подойти поближе, желая поговорить с ним наедине, и Карл дал знак Екатерине и брату отойти. Герцог Анжуйский вспоминает: «Мьі, соответственно, отошли от кровати и стояли посреди опочивальни, пока длилось зто личное совещание, породившеє у нас глубокие подозрения и беспокойство. Более того, нас окружало не менее двухсот <...> сторонников адмирала... Лица у всех бьіли печальньї, их жестьі и мимика вьїказьівали крайнєє уньїние. Одни перешептьівались, другие просто проходили мимо нас, пренебрегая знаками внимания и почтения, положенньїми нам по зтикету, словно подозревали в нас причи­ ну ранения адмирала... Королева, моя мать, потом говаривала, что никогда дотоле не находилась в столь критическом положений». Екатерина, боясь, как бьі Колиньи не сообщил королю чего-либо, бросавшего тень на нее или герцога Анжуйского, ловко вклинилась в разговор: мол, адмирал устал и ко­ роль лишь утомляет его. Карл неохотно оторвался от беседьі и предложил доставить адмирала в Дувр для большей безопасности. Колиньи отвечал, что и здесь чувствует себя безопасно под защитой короля. Екатерина и Карл взглянули на покрьітую запекшейся кровью пулю, извлеченную из руки адмирала, при зтом королева-мать, говорят, обьявила: «Как я рада, что ее извлекли, ибо, когда бьіл ранен месьє де Гиз, врачи утверждали: если бьі пулю нашли, то и его

372

Леони Фрида

жизнь бьша бьі спасена». Зти слова не назовешь диплома­ тичними: в тексте какой-нибудь драмьі проводить параллель между двумя покушениями бьіло бьі весьма позтично, но в реальносте упоминание о Франсуа де Гизе в данном месте и в данньїй момент могло вьізвать взрьів негодования. Как только августейшее семейство отбьіло, гугенотьі держали со своим вождем совет, решая, как поступить дальше. Многие хотели немедленно увезти адмирала из Па­ рижа, но Генрих Наваррский, принц Конде и зять адмирала, Телиньи, понимали: зто бьіло бьі тягчайшим оскорблением для короля. Карл ничего не знал о заговоре матери и сумел убедить гугенотское окружение в искренности своих добрьіх чувств. Колиньи согласился остаться в Париже. Затем доверчивьій Телиньи предложил адмиралу переехать в Лувр, но зто бьіло категорически отвергнуто остальньїми не только из соображений безопасности, но и ввиду предостережения медика Паре: адмирала лучше бьіло оставить в покое. Никто из сторонников Колиньи не знал, что в их среду пробрался шпион Екатериньї, Антуан де Бушеванн. Он докладьівал, что, несмотря на горячие призьівьі гугенотов вьівезти Колиньи из Парижа, даже если бьі им пришлось прокладьівать путь мечом, адмирал решил остаться в городе. Королева, однако, понимала, что в любой момент сторонники адмирала могут изменить своє решение. Некоторьіе из вожаков гугентов — видам Шартрский и граф Габризль Монтгомери (нечаянньїй убийца Генриха II) — уже решили переправиться через реку в предместье Сен-Жермен, откуда проще бежать в случае необходимости. Анжуйский позже вспомнит, что в карете, по дороге в Лувр, его мать завела разговор на тему, больше всего ее волновавшую: о чем говорил адмирал с Карлом? Король, сидевший до отого в молчании, вспьілил и рявкнул: Ко­ линьи предупреждал, что на его роль короля постоянно претендуют мать и брат, пьітаясь узурпировать ее. Имеются сведения, что Колиньи, несмотря на рану и плохое физическое состояние, собирался заняться подготовкой Нидерландского проекта и вопросами соблюдения СенЖерменского здикта, о чем он и известил Карла. Что бьі

Єкатерина Медичи

373

ни произошло в карете, король вернулся в Дувр в ярости, оставив Єкатерину и Анжуйского в полной растерянности. В тот же день Карл разослал письма гонцам по всей Европе. В Англию, Ла Мотт-Фенелону, он писал: «Пожалуйста, известите королеву Англии, что я намерен довести дело до конца и вершить справедливий суд. Я также желаю сообщить вам: зто злодеяние проистекает из враждьі между до­ мами Шатильонов и Гизов, и я прикажу им не вовлекать в свои распри моих подданньїх». Для Екатериньї и Анжуйского наступила беспокойная ночь. Герцог позже вспомнит, что «из-за какой-то чепухи, слетевшей с язика адмирала, в которую король, похоже, поверил... нас застали врасплох, и в тот момент ми не мог­ ли найти решения, оставив зто до завтра». Зная, что при расследовании очень скоро всплнвет имя Гизов, Єкатерина прекрасно осознавала: если она прямо сейчас чего-нибудь не предпримет, то Гизьі, спасая себя, разоблачат перед ко­ ролем ее роль в зтом деле. Колиньи не Т О Л Ь К О В Ь ІЖ И Л , но, как показал разговор в карете, обрел еще более сильное влияние на короля, чем прежде. Анжуйский вспоминает, как он пришел в покои матери на рассвете, и застал ее на ногах — она не ложилась. Отчаянно ища решения, они оба понимали настоятельную необходимость «покончить с адмиралом, чего би зто ни стоило. Ибо, раз уловки больше не годятся, придется действовать в открнтую, а для отого необходимо посвятить короля в наши замисли. М и решили пойти к нему в кабинет после обеда...» Днем в субботу, 23 августа, били допрошени двоє слуг, арестованних в доме Вильмюра. Зто привело к аресту Шайи, которнй привел Моревера в зтот дом в ночь перед покушением. Нашли также человека, которнй держал наготове взнузданную лошадь — как вияснилось, с конюшни Гизов. Двоє офицеров, отправившихся на поиски стрелка, проследили его путь вплоть до загородного поместья г-на де Шайи, но там все-таки потеряли его. Однако они удостоверились: убийцей бнл не кто иной, как Моревер, — уже ненавидимнй гугенотами за предательскую расправу с де Муи. Сейчас же вияснилось, что он вдобавок оказался кли-

374

Леони Фрида

ентом Гизов! Решив предупредить гнев короля, Анри де Гиз явился к Карлу в сопровождении своего дяди д ’Омаля и попросил разрешения покинуть город. Король отвечал: «Можете отправляться хоть к дьяволу, коли хотите, — когда мне будет нужно, я сумею отьіскать вас». Герцог для вида вьіехал через ворота Сент-Антуан, а затем тайком вернулся, укрившись в отеле Гизов. Как вождь защитников католицизма он знал, что в Париже ему будет безопаснее, нежели где-то еще. Лавки закривались, население беспокоилось из-за вьізнвающего и угрожающего поведения гугенотов. Парижане не забили голода во время осади 1567 года. Жара, свадебние торжества и скопление народа распаляли долго скрнваемую неприязнь к иноверцам, и зрелище снующих по городу гугенотов, облаченннх в черное, лишь подливало масла в огонь. Почему, спрашивали себя парижане, король окружает себя єретиками? Священники все смелее обличали в проповедях короля, осмеливались задевать они и Екатерину. Атмосфера накалилась до предела. С того момента, как стало известно о нападении на адмирала, многие католики потихоньку вооружались и готовились дать отпор в случае нападения гугенотов. А большинство из них били как раз вооружени для предполагаемой зкспедиции в Нидерландн. К вечеру 23 августа, после встречи в Дувре, прево торговой гильдии и члени магистрата приказали городской страже во главе с их капитанами собраться возле ратуши. Им дали строгие указания не накликать беду; их задачей било лишь помешать грабежам и насилию, если толпа начнет громить все вокруг. Один посланник записал свои предчувствия: «Если только зтот всплеск ярости не уляжется, ми вскоре услишим об ужасних безумствах». Испанский посол информировал Филиппа II: «Надеемся, что негодяй [Колиньи] жив, ибо теперь он станет подозревать короля в покушении на свою жизнь и оставит идею напасть на ваше величество, обратив свои усилия в сторону личной мести. Если же он погибнет, боюсь, здесь найдутся люди, способнне сделать больше, чем позволяет или приказнвает

Екатерина Медичи

375

король». Он продолжает, имея в виду Екатерину: «Она по­ слала мне весть, что не может сейчас разговаривать, ибо боится, что меня увидят входящим во дворец, и не желает даже писать вашему величеству о том, что задумала, ибо письма могут перехватить, но вскоре она будет говорить со мной или же напишет». Рост напряжения на улицах бьіл почти физически ощутим. Накалялись страсти и в самом Дувре. Вспьіхивали ссорьі между гугенотским зскортом, дворянами Конде и Наваррского и гвардейцами короля. Телиньи прибьіл во дворец, чтобьі передать Карлу прошение от Колиньи при­ слать личньїх телохранителей короля для своей охраньї. Анжуйский, присутствовавший при зтом, пообещал отряд из пятидесяти аркебузиров под командой капитана де Коссена, клиента Гизов. Телиньи хорошо знал, что де Коссен бьіл заклятим врагом адмирала, но боялся огорчить коро­ ля, которому, казалось, доставило удовольствие предложение брата, позтому он утвердил его приказом. Движение между Дувром и отелем «де Бетизи» бьшо постоянньїм: Марго приезжала навестить адмирала, которьій, несмотря на слабость, понемногу приходил в себя. Отправив сообщения своим сторонникам в провинции о том, что он жив и чувствует себя сравнительно неплохо, Колиньи разрешил группе встревоженньїх германских студентов войти к нему. Один из них вспоминает, что их герой заговорил с посетителями «любезно и уверял, что ничего не может случиться с ним, кроме как по воле Всемогущего». Король весь день посьілал гонцов — узнать, все ли благополучно с адмиралом и что еще требуется, дабьі улучшить его состояние. Беспокойство гугенотов возросло, когда они заметали, что представители власти обходят постояльїе двори и гостиницьі, внясняя, где остановились протестанти и заполняя какие-то списки. Видимо, зто бьіло лишь мерой предосторожности, но люди адмирала встревожились. Днем 23 августа Екатерина созвала малий круг — маршалов Реца, Таванна, Невера и канцлера Бирага— на чрезвнчайний «воєнний совет» по отчаянному поводу: как бить теперь, когда попнтка покушения провалилась.

376

Леони Фрида

Согласно мемуарам де Таванна, она решила провести заседание в саду Тюильри, где можно бьіло разговаривать, прогуливаясь, и решить, наносить или нет превентивньїй удар по гугенотам. Там их никто не мог подслушать. Как вспоминает Таванн, «покушение на адмирала могло при­ вести к войне, а потому она полатала, что бьіло бьі лучше дать им бой прямо в Париже; остальньїе согласились». Тем самьім они могли довести до конца дело, столь плохо вьіполненное Моревером, но на сей раз жертвой стал бьі не только адмирал, но и другие предводители гугенотов и воє­ начальники, так удобно расположившиеся в доме Колиньи и в ближайших от него кварталах города. Зто одним махом обезглавило бьі движение мятежников и, как они надеялись, предотвратило бьі четвертую гражданскую войну. Все сошлись на том, что подобная возможность вряд ли еще когда повторится. Кроме того, велика бьіла вероятность, что, не напади они первьіми, гугенотьі сами нанесут удар. Брантом вспоминает: даже под стенами сада самой королевьі-матери раздавались голоса гугенотов: «Ми ударим в ответ, мьі будем убивать!» Возле особняков де Гизов и Омалей происходило то же самое, но здесь гугенотьі в доспехах расхаживали взад-вперед, словно патрулируя у стен зтих двух гизовских твер­ динь. Наиболее шокирующее свидетельство того, что ситуация вьіходит из-под контроля, явилось во время ужина у королевьі-матери, которьій она, несмотря на ажиотаж, решила, как всегда, провести публично. Начисто презрев всякое уважение к ее королевскому статусу, барон де Пардайян Сегюр, гугенот из Гаскони, подошел к столу Екатериньї, громко вьікрикнул, что приверженцьі новой религии не успокоятся, пока не свершится правосудне над виновниками покушения на адмирала. Если у Екатериньї еще оста­ вались какие-либо сомнения, то после такой явной угрозьі она поняла: план необходимо срочно привести в действие. В мемуарах, написанньїх спустя много лет после зтих собьітий, Марго подтверждает, что угрозьі Пардайяна «ви­ казали зльїе намерения гугенотов напасть на короля и ее самое [Екатерину] в ту же самую ночь».

Єкатерина Медичи

377

Для того чтобьі действовать открьіто и легально, зару­ чившись подцержкой короля, Екатерине предстояла неприятная задача. Необходимо бьіло проинформировать короля о начал е акции по у смиренню гугенотов. Королева должна бьіла сказать сьіну, что не только Гизьі планировали убийство Колиньи, они с Анжуйский также участвовали в заговоре с самого начала. На роль гонца королева-мать ввібрала Реца, зная, что сьін любил его и доверял ему. Лишь после того, как Рец подготовит почву, она сможет поговорить с Карлом сама. Примерно в девять вечера 23 августа Рец отправился к королю в кабинет, где и поведал, что его мать и брат бьіли замешаньї в нападении на Колиньи. Как вспоминает Марго, он предупредил короля о том, что вся королевская семья ньіне находится в большой опасности. «Гугеноти планируют схватить не только герцога де Гиза, но и королеву-мать, и Вашего брата, — убеждал Карла посильний Екатериньі. — Они также считают, будто король тоже дал согласие на покушение на адмирала. Позтому принято решение в ту же ночь обрушиться на них и прочих по всему королевству». Едва поверив своим ушам, Карл боролся с нахлинувши­ ми чувствами, судорожно соображая, что делать. Хуже всего било осознание полной беспомощности: как ему следует по­ ступать, как защититься? «Екатерина отлично снграла роль, но с особенно тонким мастерством она нанесла последний удар тем, кто дерзнул посягнуть на ее власть», — заметил один из историков, описьівая момент, когда королева-мать в сопровождении Анжуйского, Невера, Таванна и Бирага вошла в комнату Карла, чтоби убедить его в необходимости действовать. Екатерина начала со старих обид в адрес адмирала, особенно с «Сюрприза в Мо» и убийства капитана Шарри, друга и преданного слуги короля, погибшего, как многие считали, по приказу Колиньи. Франсуа, герцог де Гиз, также упоминался в числе многочисленних жертв адмирала-злодея. Мать припомнила долгие годи бедствий в королевстве, наступившие по вине гугенотов. Что же до грядущей войньї с Испанией, то как посмел адмирал зате-

378

Леони Фрида

вать зту авантюру, когда король и его совет отклонили зту инициативу? Бушеванн, их шпион в отеле де Бетизи, привел убийственньїе цифрьі — без сомнения, чтобьі напугать Карла, — огромное количество гугенотских войск находилось в Париже, еще столько же направлялось к городу. Вначале король кричал, что все зто ложь, ведь «адмирал любит меня, как сина. Он никогда не позволит при­ чинить мне вред!» Наконец, увещевания матери и мрачньїе реплики ее сторонников сломили сопротивление Карла. Чувствуя, что лучший друг предал его, он начал прислушиваться к словам Екатериньї, а она развернула перед ним план убийства вождей гугенотов в Париже, начав с адмирала. Принцев крови из дома Бурбонов нужно било оста­ вить в живих и заставить отречься от протестантской вери под страхом смерти. Наконец, слишком молодой, слабий здоровьем и духом король, у которого голова шла кругом, отчаянно воскликнул: «Тогда убейте их всех! Убейте их всех!»— и зтот крик остался в веках главной памятью о Карле IX. Вероятнее всего, он имел в виду тех, кто числился в списке Екатериньї, но никак не всех гугенотов Франции, как стали считать впоследствии. Массовая резня не могла положить конец жгучим религиозним проблемам, а вот убийство избранних личностей лишило би еретиков их вождей. Король подготовил и одобрил список тех, кого надлежало казнить: он желал придать делу статус законности. Кто бнл занесен в список, неизвестно, — его так никогда и не обнаружили, что не удивительно; однако его наличие не подвергается сомнению. С получением монаршего одобрения план должен бнл бить приведен в исполнение немедленно. Били написани и разосланн необходимне распоряжения. Герцог де Гиз получил задание подвести своих людей к отелю «де Бетизи» и убить адмирала. Визвали Ле Шаррона, прево торговой гильдии, и сообщили ему, что войска гугенотов в данньїй момент находятся уже на подходах к городу. Ле Шаррон получил приказ мобилизовать ополчение, закрить все крепостнне ворота и охранять прочие виходи из города. По­ перек Сени виставили баржи, скрепленние цепями, чтобьі

Єкатерина Медичи

379

устранить возможность бегства водньїм путем. Для защитьі домов самих ополченцев к каждому из них бьіл направлен вооруженньїй стражник с белой повязкой на правой руке, они стояли у дверей с зажженньїми факелами. Горожанам-католикам раздали оружие для самозащитьі, а перед ратушей поставили пушки. Собственно убийствами должньі бьіли заняться личньїе телохранители короля и войска Гизов, руководимьіе Гизом, Омалем, Невером, Таванном и Ангулемом, внебрачньїм сьіном Генриха II. Сигналом к началу акции — убийству Колиньи — должен бьш служить звон колокола на Дворце Правосудия в три часа утра. Вьшіло так, что на звоннице Сен-Жерменл ’Оксеруа ударили в колокол минутой раньше, и бойня началась. В мемуарах Таванна описьівается, как непосредственно перед роковьім ударом колокола Екатерина вдруг заколебалась. Вероятнее всего, что опасалась она не угри­ зений совести, а провала операции. То, что Колиньи и другие люди обреченьї на смерть, Екатерину беспокоило мало. Убийство протестантского вождя она считала необходимьім практическим мероприятием, требующим решительности и видержки. Зти качества, отметим, в полной мере проявля­ лись у нее, когда речь шла о защите династии Валуа. Людям Гиза понадобилось всего лишь несколько минут, чтобьі, вьійдя из Дувра, оказаться возле отеля «де Бетизи». Гиз, верньїй известному принципу «хочешь сделать хоро­ шо, делай сам», лично возглавил отряд. Де Коссен, верньїй слуга Гизов, капитан гвардейцев, которне со вчерашнего дня охраняли отель, вошел в дом адмирала и сообщил, что явился гонец от короля, требующий срочно поговорить с ним. Ничего не заподозрив, дворецкий Колиньи спустился отпереть дверь, и де Коссен тут же заколол его кинжалом. Одному из швейцарских гвардейцев, приставленннх к адмиралу Генрихом Наваррским, удалось взбежать наверх. Он сдвинул тяжелнй комод и забаррикадировал дверь спальни адмирала. Услншав шум, искушенний в схватках Ко­ линьи, понял, что зто конец. Он попросил халат, оделся и велел Мерлену, капеллану, молиться вместе с ним. Амбруаз Паре, по случаю находившийся там, обратился к адмиралу

380

Леони Фрида

со словами: «Сударь, Господь призьівает вас к себе, двери взломаньї, и некому нас защитить». Адмирал отвечал: «Долгое время я готовился к смерти; спасайтесь, ибо меня вам уже не спасти. Я вручаю душу свою Господней ми­ лосте». Адмирал бесстрашно ждал своего часа, а Телиньи вьїкарабкался на крьішу в надежде привести помощь, но бьіл застрелен снизу со двора. Амбуаза Паре и других не тронули. Устранив все препятствия, швейцарские гвардейцьі гер­ цога Анжуйского вместе с де Коссеном поднялись по лестнице, но там наткнулись на швейцарских же гвардейцев короля Наваррского. Наемники не стали стрелять друг в друга. Тогда де Коссен велел своим телохранителям, лю­ дям Гиза, вьішибить дверь, и они ворвались в спальню Колиньи со шпагами в руках. Один спросил: «Вьі адмирал?» «Я», — ответил тот и, взглянув на него с отвращением, добавил: «Меня, по крайней мере, должен убить дворянин, а не зтот подонок!». Подонком тот человек и бьіл, потому что, засльїшав зти слова, вонзил старику в грудь шпагу, а потом ударил по голове. Затем тело адмирала вьібросили в окно. Утверждают, что он все еще бьіл жив, ибо попьітался уцепиться пальцами за подоконник, но не смог и упал на плитьі двора, у ног герцога де Гиза и Ангулема. Гиз пригляделся к окровавленному лицу трупа и воскликнул: «Ейбогу, зто он!» Потом удовлетворенно пнул тело, вскочил на коня и отбьіл вместе с Ангулемом. Начались убийства и в Дувре, где поселились многие знатньїе гугенотьі, приехавшие на свадьбу Генриха. Вечером 23 августа Марго находилась в покоях матери вместе со своей сестрой, Клод, герцогиней Лотарингской. Новоиспеченная королева Наваррская обратила внимание на странньїе приготовления, указьівающие на то, что затевается что-то недоброе. В мемуарах Марго пишет: «Что же до меня, то мне никто ничего не обьяснил». Она уже попала в ситуацию, которой так опасалась: не признанная проте­ стантами из окружения ее мужа, она теперь оказалась под подозрением у собственньїх родственников. Нельзя бьіло не замечать перешептьівания и лихорадочную активность во-

Екатерина Медичи

381

круг, однако и клика матери, и приближенньїе мужа держа­ лись с Марго отчужденно. В своих мемуарах она описьівает зту ужасную ночь: «Гугенотьі подозревали меня как католичку, а католи­ ки — как жену короля Наваррского, так что никто ничего не говорил мне до самого начала собьітий. Я присутствовала при отходе ко сну королевьі, моей матери, и сидела на сундуке вместе с сестрой, [герцогиней] Лотарингской, которая бьіла чем-то сильно удручена, но тут мать заметала меня и отправила спать. Я сделала положенньїй реверанс, но тут сестра удержала меня, схватив за рукав, и расплакалась. «Боже мой, сестра, тьі не должна уходить!»— твер­ дила она. Зто очень испугало меня. Заметав зто, мать моя отозвала сестру и резким тоном запретила ей обьяснять мне что-либо. Сестра же сказала, что нельзя отсьілать меня как жертву на заклание и, если что-то обнаружится, зто вьіместят на мне. Мать же отвечала, мол, если Богу угодно, то со мной ничего дурного не приключится, но в любом случае я должна идти, дабьі не вьізвать подозрений. Я видела, как они спорили, хотя не сльшіала всех слов. Она снова сурово велела мне удалиться. Сестра, заливаясь слезами, пожелала мне спокойной ночи, не решаясь больше ничего добавить, и я покинула комнату, пораженная, озадаченная, не зная, чего бояться. Едва добравшись до своей спальни, я начала молиться, прося Господа взять меня под крьіло и защитить от того, чего я и сама не знала». Чем руководствовалась королева-мать, отправляя дочь туда, где в любой момент могла вспьіхнуть резня? Если бьі Екатерина той ночью удержала Марго у себя, то тем самьім она сама дала бьі гугенотам знак о готовящемся заговоре. Потому королева позволила Марго уйти, зная, что вскоре все апартаментьі, занимаемьіе протестантами, превратятся в покойницкую. Зта деталь говорит о яростном стремлении королевьі-матери обеспечить осуществление своего плана. Успех операции она ставила вьіше безопасности дочери. Генрих Наваррский находился в своих покоях, где держал чрезвьічайньїй совет с вельможами на предмет внезапного нападения католиков. Он не мог заснуть и решил рано по-

382

Леони Фрида

утру переговорить с Карпом. Марго вспоминала: «Король, мой супруг, бивший уже в постели, прислал за мною. В его спальне я увидела тридцать или сорок человек гугенотов, совершенно мне еще незнакомьіх, ведь я бьіла замужем всего несколько дней. Всю ночь напролет они говорили о нападении на адмирала, решив идти к королю, как только рассветет, и требовать правосудия». Марго не пришлось отдохнуть в ту ночь, ибо ее муж, будучи не в силах уснуть, поднялся на рассвете и надумал поиграть в мяч, пока король не проснется. Генрих со спутниками не отошел еще десяти шагов от своей опочивальни, как их остановили гвардейцьі, сказав, что зто приказ коро­ ля. Король оказался отрезанньїм от своих дворян, которьіе, к слову сказать, представляли собой злиту протестантской партии. Практически никого из них Генриху бьіло уже не суждено увидеть снова. Вместе с кузеном, принцем Конде, его препроводили в одну из комнат дворца, где и велели оставаться по распоряжению короля — для их же собственной безопасности. Сразу после того, как Генриха упрятали под замок, его товарищей безжалостно перебили. Приближенньїе Генриха стали легкой добьічей, попав в ловушку в самом сердце вражеской цитадели. Нансз, капитан королевской гвардии, привел своих людей, и те приступили к своей чудовищной работе. Большинство гугенотов спали, когда началась кровавая оргия. Людей Генриха вьітаскивали из кроватей и перерезали им горло, прежде чем те успевали схватиться за оружие. Отчаянньїе крики, стоньї, шум драки зхом разносились по коридорам, переходам и лестницам старого двор­ ца, несчастньїе жертвьі, пьітаясь спастись и спрятаться от банд убийц, метались по лабиринту, каким бьіл в то время Дувр после многих перестроек. Нигде не находя убежища, они вьібегали на широкий двор, но там их поджидали королевские лучники, толкавшие людей прямо на алебардьі швейцарских гвардейцев, а те пронзали безоружньїх жертв с привьічной ловкостью профессионалов. Марго едва уснула в постели мужа, когда кто-то начал барабанить в дверь, истошно вопя: «Наварра! Наварра!»

Екатерииа Медичи

383

Старуха-кормилица Марго, решив, что пришел сам Генрих, поспешно отперла дверь, но зто бьіл Леран, один из его кавалеров. Вид раненого поверг Марго в ужас: «Он бьіл ранен шпагой в локоть, плечо разрублено алебардой, его преследовали четверо лучников, ворвавшихся за ним в комнату. Чтобьі спастись, он бросился на мою по­ стель и вцепился в меня, я же скатилась в щель за кроватью, и он свалился тоже, тесно прижавшись ко мне. Я не знала, ни кто бьіл зтот человек, ни чего он хотел от меня, не понимала, его или меня преследуют лучники. Мьі оба кричали от страха, равно испуганньїе. Но наконец, слава Всевьішнему, появился г-н де Нансе, капитан гвардейцев. Увидев меня в таком положений, он, хотя и вьіразил сочувствие, разразился смехом и <...> подарил мне жизнь несчастного, которьш вцепился в меня. Я велела уложить его в моем будуаре, перевязать ему раньї, там он и оставался, пока не поправился. Пока я меняла рубашку, залитую кровью, де Нансе рассказал, что происходит, и уверил меня, что король, мой муж, в покоях у короля, моего брата, и что ему не причинят вреда. Закутав меня в ночной халат, он повел меня к сестре, мадам Лотарингской, куда я дошла ни жива, ни мертва. Стоило мне войти в приємную, дверь которой бьіла распахнута, кавалер по имени Бурс, убегая от гнавшихся за ним лучников, бьіл зарублен алебардой бук­ вально в трех футах от меня. Теряя сознание, я упала на руки де Нансе и <...> как только пришла в себя, вбежала в комнатку, где спала моя сестра». По свидетельству Марго, затем она вступилась за двоих людей из свитьі мужа — камердинера Жана д ’Арманьяка и Жана де Миоссана, первого кавалера при Генрихе Наваррском. Они молили ее спасти их. Марго, в свою очередь, упала на колени перед королем и королевой-матерью, и те неохотно согласились сохранить жизнь зтим двоим. На рассвете праздничного дня святого Варфоломея почти все вожди гугенотов, за небольшим исключением, бьіли убитьі — в Дувре или его окрестностях, и адмирал — од­ ним из первьіх. Цвет французского протестантства, многие опьітньїе воиньї— включая Пардайяна, Пиля и других,

384

Леонн Фрида

снискавших славу на поле боя — бьіли уничтоженьї, равно как и знатнейшие дворяне, такие, как Ларошфуко, убитьій в собственной постели братом королевского шута Шико. К тем несчастньш, кто ночевал в переполненньїх постояльїх дворах или прямо на улицах, тоже не проявили жалости. Легко распознаваемьіе по черно-белой одежде, протестан­ ти, прибьівшие в Париж (а некоторьіе взяли с собой жен и детей, чтобьі полюбовались на королевскую свадьбу), стали жертвой бойни, где уцелели лишь немногие. Разумеется, их имена не бьіли внесеньї в список подлежащих уничтожению, но в угаре резни никто уже не смотрел єретик перед ним или невинная жертва. Для оголтельїх убийц, будь то городская стража, солдатьі или просто преисполненньїе ненависти парижане, они все бьіли исчадиями дьявола — муж­ чини, женщиньї, дети, старики. Беременньїм женщинам вспарьівали животи и вирезали матки. Корзини, полньїе мертвих или умирающих младенцев, сбрасивали в Сену. Большинство жертв раздевали догола, стремясь поживиться одеждой. Почти всем перерезали горло, мужчин увечили и потрошили. Сейчас оторопь берет, когда понимаешь, что испанский посол Суньига ликовал, составляя донесение своєму господину, Филиппу II: «Поверьте, их всех истребляют, раздевают догола, таскают по улицам, грабят дома и не щадят даже детей. Восславим же Господа, вразумившего наконец французских принцев взяться за угодное Ему дело! Да вдохновит Он их сердца продолжать в том же духе!» Большинство из отправленннх в зто время дипломатических рапортов содержали противоречивую и даже ложную информацию, отражая хаос, царивший вокруг. Бойня разрасталась, превращаясь в настоящий кошмар — в крови, в диму било так удобно сводить старне счетьі! Впоследствии вияснилось, что многих парижан— честннх католиков — постигла та же участь, что и протестантов. Отой ночью могли бить смьітьі кровью денежние долги, ибо и кредитори, и должники гибли, как скот под ножом мясника. Стало возможньш ограбить соседа, убить давнего неприятеля, а то и избавиться от надоевшей жени, не рискуя бить

Екатерина Медичи

385

изобличенньїм, посреди всеобщего безумия и кровавой вакханалии. Горели библиотеки; а монахи и священники неутомимо подстегивали кровопролитне. Прошел слух, будто сам Всемогущий послал парижанам специальньїй знак одобрения: якобьі зацвел вьісохший куст боярьішника возле статуй Пресвятой Девьі на кладбище Невинно убиенньїх. Разрешенная властями «зкзекуция» стала утихать к пяти часам утра наступившего воскресенья. Бьіло 24 августа. Чтобьі оценить усердие избранньїх ими исполнителей, ко­ ролю и королеве-матери бьіло достаточно виглянуть во двор своего дворца, заваленньїй грудами изуродованньїх трупов. Около полудня Карл, раздавленньїй известиями о разнузданной бойне на улицах столицьі, отдал приказ немедленно прекратить убийства. Приказ остался невьіполненньїм, антигугенотский террор свирепствовал еще три дня. Большинство порядочньїх горожан сидели по домам, подальше от насилия, запершись на засовьі и закрив наглухо ставни. Улицьі Парижа в те кровавьіе августовские дни 1572 года оказались во власти распоясавшейся черни и подонков. Вскоре нападения на гугенотов начались и в провинции, несмотря на разосланньїй с гонцами еще 24 августа указ короля. Там собьітия Варфоломеевской ночи трактовались как инцидент личной враждьі между домами Шатильонов и Гизов, а местньїм властям предписьівалось держать ситуацию под контролем и не допускать вспьішек насилия. Однако никто не верил зтому обьяснению, и тогда Карл издал новую декларацию, где говорилось: гугеноти измьішляли напасть на короля, но их плани били раскрнти и предупреждени. Согласно зтим документам, необходимо било строго контролировать соблюдение спокойствия и порядка, но в указаниях, поступавших от короля и его советников, не било ни четкости, ни конкретних предложений, и по­ нять их било затруднительно. Непонимание подкреплялось смятением. Во многих регионах попнтки предотвратить побоище запоздали, ибо пламя ненависти давно тлело в стране, и не один провинциальннй город последовал примеру столицн, учинив кровавие оргии. В октябре 1572 года беспорядки достигли и 13 Л. Фрида

386

Леони Фрида

юга Франции, где последние волньї насилия, порожденньїе Варфоломеевской ночью наконец угасли. Кое-кому из вьісокопоставленньїх гугенотов чутье подсказало не оставаться в Париже, а переправиться через реку в предместье Сен-Жермен. Среди них бьіли видам Шартрский, граф Монтгомери и барон де Пардайян, отец человека, угрожавшего Екатерине во время торжественного ужина накануне. Они усльшіали звуки схватки близ Дув­ ра и вначале решили, что зто просто уличньїе беспорядки. Когда же сеньорьі-протестантьі увидели, как стреляют в их товарищей, которьім удалось вибраться из дворца, и теперь било необходимо переправиться через реку, то сразу поняли, в чем дело, и поспешно бежали подальше от города. Около пяти часов утра Гиз и Ангулем бросились за ними в погоню, но перепутали ключи от ворот Бюсси, благодаря чему оставшиеся в живих протестантские вожди получили фору. Проскакав шесть или семь миль, преследователи отказались от погони. Лишь горстка гугенотов сумела спа­ стись, но кажднй затаил в своей душе искру, способную разжечь пламя новой гражданской войньї.

ГЛАВА 13. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЬІ КАРЛА IX «Слишком много зла! Слишком много зла!»

1572-1574

В то время как на улицах Парижа продолжались убийства, королевская семья оставалась в Дувре, обеспокоенная и перепуганная. Почти три дня они и носа не вьісовьівали, опасаясь нападений. Порой волнения на улицах стихали, но затем напинались новьіе вспншки насилия. Если би ктото вздумал напасть на Дувр, то тот стал би легкой добьічей — средневековая крепость, наполовину переделанная во дворец в етиле барокко, не смогла би зффективно обо­ роняться. Потрясеннне охотой за людьми, развернувшейся

Екатерина Медичи

387

в самом дворце и сценами, увиденньїми из окон, членьї королевской семьи оказались странньїм образом отгороженьї от зтой кровавой бани. Екатерине много раз приходилось прилатать неимоверньїе усилия, лавируя в лабиринте политических хитросплетений, но никогда ее воля не бьіла так подавлена, а способность действовать почти парализована, как в зти катастрофические дни. Надругательство над телом Колиньи, первой и самой главной жертвьі ночи святого Варфоломея, красноречиво свидетельствовало о том, какая фанатичная ненависть овладела городом. Труп бьіл кастрирован, тело таскали по улицам, отрезая от него куски и разбрасьівая в толпе, по­ том бросили в Сену. То, что осталось от трупа, виловили из води и повесили за ноги на виселице в Монфоконе, где когда-то, во время последней гражданской войньї, висело его чучело. Согласно свидетельству Агриппьі д ’Обинье и Брантома, отрубленную голову преподнесли Екатерине, которая забальзамировала ее и отправила в Рим, в дар папе54. Лишь спустя несколько дней после окончания резни— и только лишь под покровом темноти — Франсуа де Монморанси послал людей снять останки своего дяди и увез их в Шантильи для христианского погребения. Первнм и единственннм побуждением Екатеринн било не раскаяние о невинно убиенннх, а забота о том, как после такого злодеяния сохранить трон за Карлом. Пока еще не били полученн достоверние сведения, ей оставалось лишь тешить себя догадками. Неспособность короля справиться с делом, задуманннм как законная расправа, имеющая четкие границн, показала, как слаба королевская власть и какой ужасающей свободой действий обладает толпа. Королевематери било понятно, что собнтия, изначально внзванние религиозньїми мотивами, бистро вишли из-под контроля, превратившись в бунт озлобленной черни, которая почти не страшилась возможного наказания. Некоторне историки вообще рассматривали Варфоломеевскую ночь как преддве54 Согласно другим источникам голова Колиньи первоначально предназначалась в подарок герцогу Альбе.

388

Леони Фрида

риє революционньїх собьітий 1789 года. Хотя невозможно точно оценить, сколько народа в стране погибло во время «Сезона Святого Варфоломея», как его назовут впоследствии, большинство зкспертов сходятся на цифрах между двадцатью и тридцатью тисячами человек. Только в Па­ риже расстались с жизнью не менее трех тисяч подданннх Карла. И зто в то время, как в городе било официально зарегистрировано лишь около восьмисот гугенотов. Заметим, правда, что некоторне били слишком бедньї и не попали ни в какие списки, а значит, их количество могло бить еще больше. Но в любом случае получается, что более тьісячи погибших парижан никак не могли принадлежать к числу сторонников новой верьі! Немногие из католиков погибли от рук жертв-протестантов, питавшихся защищаться, но большинство стало жертвой преступлений, порожденних алчностью и разнузданньши инстинктами. Герцог де Гиз бнл потрясен размахом кровавого побоища, когда вернулся в город после погони за Монтгомери и видамом Шартрским. Идейний вождь католиков попитался било унять разгул толпн, но даже он ничего не смог поделать. Гиз, сразу осознав, как будет оценена его роль в зтом деле, решил спасти если уж не душу, то хотя би свою репутацию, защищая протестантов на улице и давая им убежище в отеле Гизов. Он доказивал, что смерть адмирала Колиньи восстановила честь его рода, а он сам намеревался ограничиться истреблением лишь тех, кто бьіл в списке, составленном королем. Понимая, что автори и исполнители Варфоломеевской резни останутся запятнанньіми зтим чудовищньш деянием навсегда, он стал дер­ жаться подальше от короля, тем более что королева-мать уже приписивала ему главную роль в случившемся. Гиз настаивал— Карл должен сделать публичное заявление о том, что истребление еретиков совершалось по воле его монаршей воле. Однако зто противоречило би изначальньш декларациям короля, уверявшим, будто все дело состоит в кровавой вражде между домами Гизов и Шатильонов, а сама резня, мол, началась с подачи преступников и всякого беззаконного сброда.

Екатерина Медичи

389

Во вторник 26 августа, еще до того, как официальньїе власти окончательно овладели ситуацией в городе, Карл устроил специальное заседание суда, где присутствовали его братья и Генрих Наваррский. Там король тщательно перечислил все преступления, совершенньїе Колиньи и его мятежниками против него самого и монархии в течение последних лет. Он также подчеркнул, сколько благодеяний королевская власть оказала гугенотам. И в ответ на всю его доброту, терпение и великодушне, заявил он, — адмирал и его когорта готовили заговор с целью убийства законного правителя и его семьи! Карл добавил, что герцог де Гиз действовал исключительно с его королевского дозволения. Наконец, он сказал: «Я хочу, чтобьі бьіло известно: суровьіе мерьі последних дней бьши принятьі согласно моєму срочному приказу, с целью пресечь готовившийся заговор». Когда короля спросили, желает ли он, чтобьі его слова вошли в записи заседания парламента, он отвечал: «Да, желаю». Парламентарии осьіпали короля благодарностями и слова­ ми восхищения за то, что он защитил свой трон против вероломньїх заговорщиков, но на самом деле они благодарили его за удобную формулировку, защищающую их всех. Франции требовались официальньїе обьяснения, и Карл дал их. Историк Жак-Огюст де Ту, чей отец, президент пар­ ламента бьіл назначен королем главой комиссии по расследованию первого покушения Колиньи, писал: «Бьіло прискорбно видеть людей, которьіх все уважали за благочестие, знання и порядочность <...> возносящими славословия, вопреки своим чувствам <...> — акт, которьій они презирали в глубине души <...> находясь в ложном убеждении, будто настоящие обстоятельства и благо государства требуют от них подобньїх речей». Под конец сессии короля попросили восстановить порядок в городе. Он заявил, что желает зтого более всего на свете. Когда король возвращался в Дувр, один из уцелевших протестантов, надеясь, что его не заметят, присоединился к многочисленной свите короля. Но один из бандитов, затесавшихся в толпу, приметил беднягу и заколол его. «Я молю Бога, чтобьі зтот бьіл последний», — пробормотал Карл, продолжая путь ко дворцу.

390

Леони Фрида

Екатерина вскоре поняла, что настоящими жертвами резни в ночь Святого Варфоломея стали не те, кто расстался с жизнью, а монархия и она сама. Протестантьі, изводившиє ее своим недоверием, несмотря на здиктьі, предоставлявшие им всяческие блага и подтверждавшие их права, погибли, но отньїне ей до конца жизни предстояло бить обьектом их неистребимой ненависти. После 24 августа гугенотьі получили полную возможность поверить в сло­ ва своих проповедников и памфлетистов: Черная Королева беспощадно расправилась со своими врагами. В их глазах королевская свадьба вьіглядела теперь хитроумной ловушкой в духе Макиавелли, подстроенной королевой-матерью, вероятно, еще и при подцержке Испании, для того чтобьі захватить и истребить приверженцев истинной верьі. Собьітия Варфоломеевской ночи лишили тех гугенотов, кто прежде изьявлял преданность трону, возможности и далее придерживаться зтой линии. Раз Карл официально признал себя ответственньїм за убийство их вождей, рядовьіе протестантьі знали, что отньїне они вправе не вьїказьівать ему повиновение. По мере распространения новостей среди дворов Европьі, Екатерина оказалась в центре внимания правителейкатоликов. Когда 7 сентября случившееся стало известно Филиппу II, французский посол сообщал, что на лице ко­ роля распльїлась широкая радостная ульїбка, и, к изумлению присутствующих, Филипп даже пустился в пляс от удовольствия, «что совсем не соответствовало ни обьічаям его, ни нраву». Затем он поспешил в монастьірь Святого Иеронима вознести хвалу Всевьішнему за то, что Он избавил Францию от множества еретиков. Так Екатерина и Карл ненадолго заслужили одобрение из Мадрида. Папа римский усльїшал новости от самого кардинала Лотарингского, которьій постарался как можно сильнеє при зтом подчеркнуть заслуги своей семьи. Бьіла отчеканена особая медаль во славу победьі над протестантами, в Риме пели «Те Деум». Французский посол, укрьівшись под псевдонимом, оперативно обнародовал краткую версию кровавьіх собьітий — указав на короля, как на главного

Єкатерина Меднчи

391

зачинщика мероприятия. Книжка називалась «Стратагема Карла IX». Кардинал Флавио Орсини, новий папский нунций, собирался отбьіть во Францию с хвалебними письмами от папи Григория французскому королю. К несчастью, не успели Карл и Єкатерина насладиться подцержкой сильних мира сего, как до папи и Филиппа дошла истинная причина собнтий: бойня стала результатом вьшлеснувшегося гнева разьяренной толпьі, а убийство Колиньи, хотя и подготовленное Екатериной, било скореє политическим шагом, нежели идеологическим. Следовательно «Сезон Святого Варфоломея» вовсе не являлся крестовнм походом королевн-матери и ее монаршего сина против еретиков, а представлял собой хаотичную цепь собнтий, в основе которой лежало убийство по политическим мотивам. Папа послал гонца перехватить Орсини в пути и велел ему вообще не передавать поздравлений королеве-матери и Карлу. Екатерина, понимая, что не может претендовать на лав­ ри, так ей и не доставшиеся, написала Филиппу следующее: резню она не санкционировала, но иначе ей не удалось би предотвратить заговор гугенотов, которнй ставил своей целью убийство короля и королевской семьи. Поразительно, но она ухитрилась воспользоваться моментом, чтоби протолкнуть новьіе матримониальние плани, полагая, что старшая дочь Филиппа и внучка Єкатерини, Изабелла Клара Зухения, могла би вийти замуж за своего дядю, герцога Анжуйского, даби «укрепить дружбу между двумя королевскими династиями». Филипп, как обнчно, ответил отказом. Тесньїе связи с Екатериной и Францией били ему совсем ни к чему. Даби улестить своего тестя, императора, Карл проинструктировал французского посла в Вене преподнести историю так, будто он бнл принужден действовать, обнаружив гугенотский заговор. Однако Максимилиан II предпочел придерживаться версии о заранее спланированном терроре. Он встал на зту точку зрения по причинам скореє згоистическим, а не продиктованннм любовью к истине. Император мечтал заполучить освободившийся польский

392

Леони Фрида

трон для одного из своих сьшовей, зрцгерцогов Зрнеста или Альберта, обойдя герцога Анжуйского. Король Сигизмунд-Август умер 7 июля 1572 года, и Максимилиан знал, что кандидатура герцога Анжуйского — и любого представителя французского королевского дома — запятнана в глазах польских лютеран, чье мнение бьіло решающим при избрании претендента на трон. Максимилиан, довольньїй тем, как идут дела, даже собрал группу компетентних лю­ дей, чтобьі расследовать, какую роль сьіграл лично Анжуйский и его семья в кровавьіх собьітиях августа 1572 года. Арно дю Ферье, посол Екатериньї в Венеции, прислал откровенньїй до невежливого рассказ о том, как восприняли собьітия в зтом бастионе прагматичного капитализма: «Мадам, не подлежит никаким сомнениям тот факт, что резня, учиненная по всему французскому королевству, по­ губившая не только адмирала и вождей новой религии, но и многих бедньїх и невинних людей, так глубоко тронула и изменила чувства тех, кто питает дружбу к Вашему тро­ ну, хотя все они католики, что их не удовлетворят отньїне никакие оправдання, и все случившееся приписнвается исключительно Вам и герцогу Анжуйскому». В ответе королевн-матери от своего лица и от лица своего сина ми видим, скореє, не раскаяние, а попнтку оправ­ даться: «Ми глубоко сожалеем о том, что в зтих беспорядках множество приверженцев зтой религии било убито ка­ толиками, которне не снесли бесконечннх обид, грабежей, убийств и других бед, долгое время причинявшихся им». Протестантские двори Европьі били потрясени собнтиями Варфоломеевской ночи и отнеслись к ним с нескрнваемьім отвращением. Существует легенда, что, когда Елизавета Английская, после многих проволочек, приняла фран­ цузского посла, она и ее придворнне облачились в траур по погибшим единоверцам. Хотя в дипломатической переписке и нет доказательств, но реакцию королеви, услншавшей о случившемся в Париже во время аудиенции, данной французскому послу Ла Мотт-Фенелону, можно описать как крайнєє негодование. Елизавета опасалась, что Варфоломеевская ночь станет первьім зтапом обширного наступления

Єкатерина Медичи

393

на протестантизм, и ее тревогу разделял руководитель шпионской службьі сзр Френсис Уолсингзм, находившийся в то время в Париже и чудом спасшийся. Ранее много надежд возлагалось на крепнущую дружбу с Францией, но отньїне, как цитирует Уолсингзм, королева решила: «Думаю, спокойнее будет держаться с ними как с врагами, нежели как с друзьями». Ла Мотт-Фенелон не пьітался оправдать собьітия Варфоломеевской ночи, но обьяснил королеве, что его государь обнаружил гугенотский заговор против него самого и его семьи, позтому и предпринял необходимьіе мерьі для защитьі своей страньї и трона. Смерть же такого количества подцанньїх стала чудовищньїм недоразумением. Елизавета почувствовала облегчение, даже если не бьіла полностью убеждена зтими его словами. После их встречи она продолжала принимать защитньїе мерьі против иностранного вторжения, но уже готова бьіла признать, что ее боязнь, как бьі католический лагерь не начал атаку на нее и другие протестантские государства, не имеет оснований. Посол не жалел сил, чтобьі убедить Елизавету: король ничего так сильно не желал бьі, как тесной дружбьі с Англией, и зто бьіло сущей правдой. Прошло всего лишь несколько месяцев, и накал страстей несколько схльїнул. Правда, ощущение того, что Франция является союзником опасньїм и ненадежньїм, не покида­ ло Елизавету, и теперь ей бьіло необходимо любой ценой не дать Франции и Испании обьединиться. Для зтой цели она стала время от времени помотать протестантам в той и другой стране. Такое завуалированное вмешательство отчасти шло вразрез с убеждениями Елизаветьі, однако, так или иначе, английскую королеву считали главной поборницей протестантизма на международной арене. Излюбленная политика Елизаветьі заключалась в том, что она приходила на помощь тогда, когда в какой-либо стране возникал риск полного уничтожения протестантского движения. Да и в зтом случае размер помощи определялся в соответствии с масштабами конкретного инцидента. Елизавете явно не хотелось провоцировать могущественньїе католические стра­ ньї, если дело не касалось Англии напрямую. Однако ника-

394

Леони Фрида

ких длительньїх трений между Елизаветой и французской королевской семьей не возникло, судя по тому, что королева согласилась стать крестной матерью дочери Карла, Изабелльі, родившейся 27 октября 1572 года. Более того, снова возобновились разговорьі о браке Елизаветьі с Алансоном! Германские лютеранские князья и швейцарские кальвинистьі бьіли потрясеньї, когда до них докатились сообщения о собьітиях во Франции. Екатерина поспешно инструктировала своего посла уверить их, что убийство Колиньи и его товарищей бьшо совершено не из религиозньїх соображений, а в результате раскрьітия заговора против короля. Что же до резни, учиненной католиками, она не бьіла спланирована заранее. Германия в течение долгого времени являлась поставщиком солдат для пополнения французских армий, и ее поддержка обеспечивала полезньїй противовес Испании. Утрата партнерских связей с немецкими землями могла повлечь за собой серьезньїе последствия. Подобно Елизавете Английской, протестантские князья боялись массированной атаки католиков, позтому старались заранее защитить свою веру. Зкономические связи помогли восстановлению тесньїх отношений между германскими государствами и Францией. Германские рейтарьі обеспечивали необходимьій источник доходов для своих правителей, которьіе находили французскую поддержку против Габсбургов неоценимой. Даже русский царь Йван IV, полупивший прозвище Грозний, осудил Францию за варварство. Любопьітно, насколько искренним бьіл зтот протест, вьісказанньїй прави­ телем, которьій вошел в историю как организатор жесточайших и кровопролитних репрессий против своих бояр в 1560-х шдах, и лишь за два года до Варфоломеевской ночи разоривший дотла вольний город Новгород. С возрастом нрав Йвана Грозного не смягчился, и в 1581 году он, в припадке ярости, убил своего старшего сина. Неожиданную щепетильность царя, скореє, можно обьяснить тем, что и он также посматривал хищньїм оком на опустевший польский трон. Генрих Наваррский и Конде по сути оставались пленниками и могли ощущать себя в безопасности лишь до тех

Єкатерина Медичи

395

пор, пока зтого требовали политические интересьі Екатериньі и Карла. В своих мемуарах Марго вспоминает: спустя неделю после Варфоломеевской ночи Екатерина и ее советники «осознали, что упустили главную цель и, питая к гугенотам меньшую ненависть, чем к принцам крови, стали раскаиваться, зачем королю, моєму мужу, и принцу Конде позволили остаться в живьіх. И, зная, что, пока король Наваррский мой муж, никто не осмелится напасть на него, они придумали другой план». Екатерина явилась как-то утром в спальню Марго и «заклиная меня говорить только правду, спросила, мужчина ли мой муж, а если нет, то она может устроить мне развод. Я умоляла ее поверить, будто не понимаю, о чем идет речь <...> и, раз уж она вьідала меня замуж, я хотела, чтобьі все так и оставалось, ибо подозревала: если они хотят разлучить меня с ним, то, значит, готовят ему злую участь». Итак, несмотря на всю уязвимость своего положення, оба принца остались живьі. Когда 24 августа их втолкнули в комнату к королю, тот заверил их: «Брат мой и кузен, не бойтесь и не волнуйтесь из-за того, что усльїшите. Я вьізвал вас сюда сугубо ради вашей же безопасности». Оба Генриха отреклись от новой религии и на следующий же день впервьіе посетили мессу. Король Наваррский держался хладнокровно, Конде же, как прежде — его отец, не смог проявить гибкость и притвориться, что готов к сотрудничеству. Вместо зтого он стал угрожать Карлу, говоря, что ему на помощь спешат 500 человек, чтобьі спасти его и отомстить за злодеяния. Карл, охваченньїй яростью, вьіхватил кинжал и замахнулся на Конде. Затем повернулся к Наваррскому со словами: «Что же до вас, докажите свои добрьіе намерения, и я отплачу вам тем же». Возвращение двух принцев в лоно католической Церкви бьіло крайнє важно для Екатериньї. Ведь до зтого момента они по-прежнему могли спитаться законними вождями гугенотов. Спустя месяц после убийства почти всех близких друзей и соратников, 29 сентября, Генрих Наваррский и принц Конде бьіли официально принятьі в лоно римско-католической Церкви. Зто произошло в соборе Нотр-Дам во время

396

Леони Фрида

мессьі в честь ордена св. Михайла, в присутствии всего двора и многих иностранньїх послов. Когда юньїе принцьі склонили голови и осенили себя крестньїм знамением перед огромньїм алтарем, Екатерина, что нехарактерно для нее, утратила царственную сдержанность и разразилась хохотом. Обращаясь к послам, сидевшим рядом с ней, она стала вьісмеивать старанне юньїх принцев вьіглядеть бла­ гочестиво. Зто могло бьіть вспьішкой нервного облегчения после напряженньїх прошедших недель, а может бьіть, и рассчитанной попьіткой привлечь внимание к лицемерию принцев, вьінужденньїх в силу обстоятельств принять веру своих врагов. Воспоминания Генриха придают иной оттенок зтим собьітиям, на фоне которого смешливость Екатериньї вьіглядит преждевременной и неуместной: «Те, кто сопровождал меня в Париж, погибди во время бедствий, даже не покидая своего жилища... Можете ли вьі представить скорбь, охватившую при виде тех, кто прибьіл со мною, ибо я дал им слово чести, не имея других гарантий, кроме слова короля, уверившего меня, что я буду принят, как брат. Страдание моє бьіло столь велико, что, будь я в состоянии вернуть их жизни, отдав свою, я бьі сделал зто, не задумьіваясь. Я видел, как их убивали даже в моей собственной постели, я остался один, лишенньїй друзей». Разумеется, Генрих не вкладьівал в зти свои слова никакой иронии, но, по сути, в доме Валуа «бьіть принятьім как брат» означало, что пора самому заботиться о сохранении собственной жизни. Несмотря на душевньїе терзання, король Наваррский на людях сумел продемонстрировать стойкое хладнокровие. Он сдружился с убийцами его лучших друзей; оставаясь пленником при дворе, он ухитрился стать душой любой компании, и ни разу истинньїе его чувства не просочились наружу. Он принес официальньїе извинения папе римскому З октября 1572 года и, спустя несколько дней, 16 октября, прошел через самую унизительную процедуру, восстановив в своем княжестве Беарн католичество. В отличие от резкого и невоздержанного Конде, Генрих решил вижить,

Екатерина Медичи

397

проявляя гибкость и податливость, так же, как когда-то по­ ступала его флорентийская теща. К концу октября 1572 года «сезон Святого Варфоломея» завершился, хотя историческое зхо только-только напинало звучать. «Варфоломеевская ночь» стала не только нарицательньїм вьіражением для любого кровавого произвола вла­ стей, но и на века очернила репутацию Екатериньї. Испьітав в день св. Варфоломея чувство беспомощности перед лицом собьітий, Екатерина теперь вздохнула с облегчением, ибо королевство вроде бьі снова бьіло усмирено и отношения с иностранньїми государствами восстановленьї. Однако она не понимала, что они бьіли прежними лишь с виду. Ее упорное стремление всегда и во всем соблюдать внешнюю благопристойность теперь опасньїм образом лишало Екатерину способности трезво воспринимать реальность. Необходимо бьіло действовать, чтобьі братоубийственньїй террор не стал оружием врагов, обращенньїм против нее самое. Не сумев собраться с духом и найти вразумительное и достойное обьяснение своим действиям, Екатерина позволила образу Черной Королеви прилепиться к ней и утвердиться на века. Один историк XIX века, Жюль Мишле, даже назьівает ее «Могильньїм червем из итальянской гробницьі». И еще много лет памфлетистьі будут трепать ее имя, искажая факти, собирая пеструю мозаику из того что действительно совершила Екатерина Медичи, и того, что лишь било приписано ей напуганной и возмущенной молвой. В течение царствования Карл IX, из-за своей незрелости, слабого здоровья и малодушия, до такой степени находился под пятой матери, что о нем помнят почти исключительно лишь в связи с Варфоломеевской резней. Юний король остался в истории призрачной фигурой — злодеемжертвой, сином зловещей матери-итальянки. Макиавеллиевский «Государь», посвященннй отцу Екатериньї, Лоренцо II Медичи, бнл известен как «пособие для тиранов», и ходили слухи, будто каждий из детей Екатериньї носил с собой по томику. Зти цветистне легенди виросли из неумения Екатериньї справиться с религиозньш кризисом и

398

Леони Фрида

его последствиями. Гугенотьі верили в то, что расправа с ними бьіла спланирована заранее, еще во время встречи в Байонн между герцогом Альбой и «новой Иезавелью», как ее окрестили памфлетистьі. И якобьі именно там Екатерина и испанский посол хладнокровно договорились об истреблении французских протестантов. Несмотря на то что гугенотьі потеряли почти всех своих лидеров, на арену виступили новьіе люди и начали организовьівать сопротивление. Подстегиваемьіе пасторами, протестанти стали еще злеє и непримиримеє, чем прежде. В южной Франции, в местах сильно развитого движения гугенотов — таких, как Ним, Монтобан, Прива и Сансер — люди запирали ворота на замки, превращая дома в крепости, чтобьі защититься от нападений католиков. Самим строптивнм и неблагополучним бнл порт Ла-Рошель на западном побережье Франции. Горожане, поставившие под ружье около полутора тисяч человек, бросили визов режи­ му, когда, вскоре после ночи Святого Варфоломея, маршал Бирон — умеренний католик, спасший от смерти немало гугенотов — бнл назначен губернатором зтой крепости и прибьіл в Ла-Рошель. Горожане отказались пустить его в город. Ларошельцн запросили помощь у Елизаветн Английской, назнвая ее «своим настоящим монархом навек». Предметом гордости ларошельцев било то, что они превратили город в самую настоящую неприступную тверди­ ню, причем к работающим на постройке горожанам присоединились пятьдесят пасторов, женщини и дети. В ноябре 1572 года Карл и Екатерина столкнулись с необходимостью захватить зтот оплот протестантизма и приказали Бирону начать осаду города. Герцог Анжуйский, вернувшийся к ко­ манд ованию в начале 1573 года, прибьіл туда с более чем странной армией, почти все командири которой враждовали друг с другом. Из-за последствий Варфоломеевской ночи армия Анжуйского теперь состояла из новообращенннх католиков, а среди командования било несколько протестантов — сторонников короля. Герцога сопровождали Генрих Наваррский, Конде и герцог Алансонский, взбешенннй тем, что, будучи

Екатерина Медичи

399

братом короля, не имеет важной военной роли, о чем он и кричал на всех углах. В королевской армии состояло много старших офицеров, зарекомендовавших свою преданность королевскому престолу во время собьітий августа 1572 года. Наиболее вьідающимися среди них бьіли кузеньї Колиньи, сьіновья старого коннетабля: старший, Франсуа, маршал де Монморанси, и его брат Анри де Монморанси-Дамвиль, губернатор Лангедока. Поскольку герцог де Гиз и его дядя д ’Омаль сопровождали герцога Анжуйского, что означало возможность нового возвьішения Гизов, они решили присоединиться к штурмующим Ла-Рошель и привели с собой младших членов семьи, включая Шарля де МонморансиМерю (младшего сьіна коннетабля и зятя маршала Косеє) и Франсуа, виконта де Тюренна (мужа сестрьі Монморанси, Злеонорн). Тюренн и Монморанси-Мерю начали формировать свою группировку, собиравшуюся под крьілом герцога Алансонского. Город же, тем временем, противостоял нападениям и оказьівал стойкое сопротивление, отражая атаки и бомбардировки. Женщиньї, стоя на городских бастионах, под огнем роялистов, швьіряли в солдат камнями. Анжуйскому приходилось не только справляться с женщинами, кидающими камни, и преодолевать фанатичную защиту ларошельцев, но и терпеть непрерьівную грьізню и склоки среди своих командиров на протяжении суровьіх зимних месяцев в полевьіх условиях, а ещ е— думать о том, что вскоре ему предстоит стать королем Польши. Зта перспектива, пусть и отдаленная, теперь перестала манить его. Таванн безжалостно описал будущее королевство Ан­ жуйского как «пустьінное и ничего не стоящее, не такое большое, как говорят, и населенное дикарями». Екатерина же возразила: мол, ясное дело, маршалу «милеє его навозньіе кучи» и продолжала, не останавливаясь ни перед чем, стараться надеть корону на голову обожаемому сьіночку, рисуя перед ним самьіе радужньїе перспективи. «Поляки високо цивилизованни и разумнн, — писала она, — зто доброе, великое королевство, всегда могущее приносить 150 тисяч ливров, с коими ви можете делать, что заблагорассудится». Обьясняя, что не согласилась би разлучиться с

400

Леони Фрида

ним, кроме как для его же блага, она напомнила сьіну: «Я никогда не скрьівала своего горячего желания видеть тебя заслуживающим вьісокой доли и величия, а не держать возле себя... Я не та мать, которая любит своих детей л и ть ради их самих. Я люблю тебя, потому что вижу и желаю видеть твои вьідающиеся заслуги и достижения». Зто последнее замечание бьіло более чем искренним: ни одна мать в истории не старалась так сильно продвигать своих детей, чего бьі им зто ни стоило. Не обращая внимания на растущее разочарование Анжуйского, Екатерина сделала все, что могла, в поддержку Жана де Монлюка, єпископа Валанского, своего специального посла в Польше, дабьі тот продвигал на виборах кан­ дидатуру ее сьіна. Превосходньїй дипломат, Монлюк столкнулся с почти неразрешимой проблемой. Он считал Варфоломеевскую ночь «колоссальной ошибкой» и знал, что роль Анжуйского в организации резни бьіла сильно преувеличена его врагом, зрцгерцогом Габсбургским. Лагерь императора вьіставлял Анжуйского не только фанатикомубийцей, но и изнеженньїм, женственньїм до крайносте, ратуя за более воинственного правителя для Польши. В религиозньїх аспектах поляки проявляли большую терпимосте и снисхождение и не позволили бьі фанатичному монар­ ху, будь то католик или протестант, нарушать религиозное равновесие. К счастью, остальньїе кандидати на польскую корону вообще не проявили большого интереса к Польше, а сами поляки опасались, как би сильние соседи не подмяли их страну под себя. Зто весьма ухудшало перспек­ тиви для императорского сина, Зрнста. Король-Габсбург почти наверняка вовлек би Польщу в войну против турок, не прекращавшуюся Империей. Можно било предсказать с уверенностью, что кандидатуру Йвана Грозного поляки отвергнут, вполне оправданно опасаясь и амбиций царя, и тех способов, коими он их удовлетворял. (Редкостную глупость сотворил би народ, избрав на свою голову монарха, прозванного Грозним!). Протестантскими кандидатами били Альберт-Фредерик, герцог Прусский и син короля Швеции Йохана НІ, девя-

Екатерина Медичи

401

тилетний Сигизмунд. Протестантские избиратели, однако, бьіли в меньшинстве, так что зтим двоим кандидатам надеяться на победу не приходилось. Карл так же жаждал видеть Анжуйского королем Польши, как и Екатерина, хотя и по другой причине. Мьісль о том, что брат отправится в далекую страну, вьізьівала в короле такой приступ братской щедросте, что он просто ослепил поляков блеском прекрасньїх перспектив. Среди сладких обещаний бьіло, в частности, вьіделение средств на строительство польского флота. Карл также обещал, что поможет заключить договор между Польшей и султаном, давнишним другом Франции и традиционньїм врагом поля­ ков. Он посулил помощь и в случае нападения России. До­ ходи от герцогства Анжуйского и других владений принца должньї бьіли пойти для уплатьі польских долгов. Прибьів в Польщу в те дни, когда началась Варфоломеевская бойня, Монлюк провел блестящую кампанию, несмотря на подьем антифранцузской пропагандьі. Сорок тьісяч дворян собрались 5 апреля 1573 года на равнине Камень к югу от Вар­ шави на вьіборьі нового короля. Монлюк использовал все уловки, какие только мог придумать, чтобьі отложить хотя бьі на день свою речь в защиту кандидатури Анжуйского. Например, он прикинулся больньїм и вьіиграл таким об­ разом время, чтобьі успеть ознакомиться с вьісказанньїми в первьій день предложениями имперских послов и подвести под них подкоп. В своей мастерской речи Монлюк описал древность и блеск рода Генриха Анжуйского, упомянул о старинной дружбе между Францией и Польшей, подчеркнул вьідающиеся качества кандидата, остановился на его добродетельности, мудросте и отваге. Французские обещания звонкой монети, военной и дипломатической помощи бьіли расписаньї во всех деталях. В завершение длинной речи Монлюк искусно добавил капельку сентиментальносте, заговорив о семейньїх чувствах, понятньїх каждому. Генрих должен будет покинуть свой дом и семью во Франции, но здесь он обретет новий дом и семью как отец и король для по­ ляков. Оратора приветствовали оглушительньїм всплеском

402

Леони Фрида

знтузиазма. Монлюк позаботился о том, чтобьі его речь бьіла записана, переведена на польский и роздана людям. Для того, чтобьі продвинуться дальше, он должен бьіл пообещать от лица Анжуйского соблюдать «Pacta Conventa» и «Articuli Henriciani» — документа, которьіе определяли круг полномочий короля, защищали привилегии дворян­ ства и гарантировали свободу вероисповедания. В конце длинной избирательной кампании, 11 мая 1573 года, крики «Galium! Galium!» возвестили, что Генрих официально вьібран королем Польши. Генрих узнал зту новость 29 мая, когда находился у стен неприступной Ла-Рошель. К зтому моменту неудачная осада уже стоила Франции смерти двадцати двух тьісяч человек, в том числе и самьіх вьідающихся командиров — маршал де Таванн и герцог д ’Омаль бьіли убита. Утрата Таванна бьіла особенно тяжела для королевьі-матери: зтот человек служил ей долго и преданно. Солдата бунтовали, и Анжуйский понимал: его собственная жизнь под угрозой. Новости из Польши, явившиеся вовремя, как театральний «deus ех machina»55, послужили для французской монархии уважительной причиной, чтобьі договориться со строптивьіми ларошельцами мирньїм путем. Бьіло достигнуто решение, позволившеє обеим сторонам сохранить честь и достоинство. Булонский здикт разрешал гугенотам свободу веро­ исповедания по всему королевству и свободу отправления обрядов в Ла-Рошель, Ниме и Монтобане. Екатерина бьіла вне себя от радости, получив весть об избрании Анжуйского от своего поляка-карлика Крассовски за час до официального подтверждения. Он предстал перед королевой-матерью, отдал ей глубокий поклон и произнес: «Я явился салютовать матери короля Польши!» Она за­ плакала от радости и — вполне справедливо — расценила успех сьіна в отношении польской корони как собственньїй триумф. Карл разделял ликование матери; покупая голоса избирателей польского короля, он почти опустошил казну, но полагал, что ни один зюо не пропал зря. Стремясь по55 «Deus ex machina»— «Бог из машиньї» (лат.).

Єкатерина Медичи

403

скореє отправить новоиспеченного короля в дорогу, он дал брату разрешение на отьезд 1 июня 1573 года и, чтобьі радость бьіла полной, отправил с Генрихом отряд из 4000 гасконцев. Уроженцьі Гаскони, области, где бьіли сильньї гугенотьі, славились как храбрьіе, но строптивьіе солдатьі и являлись для Карла вечньїм бельмом в глазу, поскольку отказьівались признать его авторитет. Поначалу Генрих воспринял новости с ликованием. Пусть Польша— неизвестная и отдаленная страна, зато он стал настоящим королем, и по праву. 17 июня делегация польских дворян прибьіла в Ла-Рошель, дабьі приветствовать нового короля. Спустя девять дней осада бьіла официально снята, тем самьім полякам бьіл продемонстрирован наглядньій и весьма своевременньїй пример того, как французи мирятся с мятежньїми подданньїми-протестантами. День Анжуйского бьіл теперь заполнен до отказа, и Екатерина, как обьічно, вновь взялась за организацию величественньїх приемов и светских раутов, дабьі ее возлюбленное дитя не ударило в грязь лицом.

24 июля Анжуйский торжественно вьехал в Орлеан, по­ сле чего поспешил в Мадридский замок. Здесь, в Булонском лесу, он принял послов иностранньїх государств и официальньїх представителей, явившихся поздравить его, и зто продолжалось еще в течение недели. Испанские, португальские и императорские представители — последние еще не оправились от провала на виборах — не явились, и их отсутствие бьшо заметньїм в зтой веренице благожелателей. Счастье Екатериньї, когда она смотрела на сьіна, бьіло полньїм. Зтот сьін бьіл рожден править. Он принимал дарьі, поздравительньїе речи и подношения от представи­ телей иностранньїх коллег-монархов. Генрих наслаждался фурором, но главное бьшо впереди. Официальное посоль­ ство Польши, состоявшее из двенадцати человек, как католиков, так и протестантов, отправилось засвидетельствовать почтение новому королю. Послов сопровождали 250 дворян — прелатов, сенаторов и других важних магнатов, представлявших польский Сейм. Зти двенадцать польских делегатов привезли с собой не только официальную декла-

404

Леони Фрида

рацию об избрании Генриха, но также и договор, заключенньій Монлюком от его лица, определяющий права нового короля. Избирателям бьіло также обещано, что Генрих женится на сестре последнего короля, Анне Ягеллоне — но сия перспектива столь мало привлекала Анжуйского, что в разгаре празднеств он решил пока не задумьіваться об зтом.

19 августа 1573 года народ Парижа лицезрел редкий и вьідающийся спектакль: польские посланники официально вьезжали в город. Их прибьітие приветствовали оглушительньїм залпом из полутора тьісяч аркебуз, среди встречающих бьіли герцог де Гиз, его братья и другие важньїе персоньї. Пятьдесят польских карет, каждая запряженная семеркой или восьмеркой лошадей, которьіми правили пажи, везли именитьіх гостей. Избалованньїе зрелищами парижане, которьіх бьіло трудно чем-либо удивить, разинув рот, глазели, как невиданньїе чужеземньїе гости ехали к отведенньїм для них квартирам в квартале Гран-Огюстен. Поляки бьіли в традиционньїх костюмах— отороченньїх мехом шапках или украшенньїх каменьями шапочках, в широких сапогах с железньїми шпорами, со сказочньїми турецкими саблями и шпагами, инкрустированньїми драгоценностями; те же драгоценности украшали висевшие за спиной колчаньї со стрелами. Лошади сверкали каменьями не хуже, чем сами владельцьі. Парижане в молчании за­ мерли, провожая поезд непривьічно вьіглядящих, но, без сомнения, величавих людей, длинньїе бородьі которьіх «колихались, как волньї морские», а голови били вибри­ ти до затнлка. Екатерина, Карл и Елизавета принимали зкзотических гостей в Дувре 21 августа. Одетие в долгополие наряди из золотой парчи, поляки, под предводительством єписко­ па Познанского, предстали перед их величествами. Совершенно не похожие на дикарей, которьши Таванн пугал Генриха Анжуйского, посли обладали внсокой культурой и говорили на нескольких язиках, в частности, на латини, итальянском, немецком, а некоторне — и на французском, «так чисто, словно родились на берегах Сени, а не на да­

Екатерина Медичи

405

леких берегах Висльї и Днепра». Карл и Генрих, наверно, тут же пожалели о своей нерадивости в изучении латьіни. Произнеся речь, адресованную Карлу, посльї обратились к Екатерине. Она стояла с величавим, царственньїм видом, и слушала их речь на латьіни. Мадам Гонди, графиня де Рец, ответила им, тоже на латьіни, после чего королева-мать отвела в сторону єпископа Познанского и заговорила с ним по-итальянски. Из всей королевской семьи одна Марго не нуждалась в переводчике, когда, спустя несколько дней, они с Наваррским принимали послов у себя. Она беседовала с ними «оживленно и благожелательно», вьібирая между итальянским, латьінью и французским. Протягивая белую руку для поцелуя делегатам, она произвела на них глубочайшее впечатление. Один из них бьіл так потрясен, что с тех пор назьівал Марго не иначе как «божественная женщина». Многим французам, имевшим репутацию хо­ рошо образованньїх людей, пришлось краснеть и отмалчиваться, когда поляки задавали им вопросьі на латьіни, которую они находили непостижимой. На следующий день, 22 августа, Генрих принимал своих новьіх подданньїх в Дувре. Первьім делом они прошли процессией через Париж, одетьіе еще более вьічурно, нежели при вьезде в город. Двенадцать послов облачились в длинньіе одеждьі из золотой ткани, подбитьіе соболями. Они не могли найти лучшего способа обеспечить себе тепльїй прием у Анжуйского, известного своей страстью к украшениям и богатьім одеждам. Однако теперь они добились обратного: напомнили Генриху, что вскоре ему предстоит оставить родную страну ради зтого странного народа с его странньїми обьічаями. Прежняя радость от избрания, поздравлений от дружественньїх монархов и прочие приятньїе моментьі вступления в царский сан бьіли позади. Отьезд в Польщу приближался. Перед прибьітием послов Генрих принес официальную благодарность Монлюку за его помощь в завоевании для него трона, но слова благодарности звучали неискренне. Де Ту пишет: «Месьє не бьіл рад, хотя и скрьівал истинньіе чувства. Как ни велик бьіл оказанньїй ему почет, он

406

Леони Фрида

воспринимал избрание как изгнание. Его уязвила решимость брата избавиться от него и отправить прочь из сво­ єю королевства. Зтот молодой принц, взращенньїй среди роскошной утонченной жизни при французском дворе, считал себя несправедливо обреченньїм прозябать в далекой Польше». Генрих не мог не заметать радости своей сестрьі Марго и брата, Алансона. Окрьіленньїе перспективой отьезда «любимчика», они уже планировали свою жизнь в его отсутствие. Епископ Познанский подошел поцеловать руку герцогу, обращаясь к нему как к новому монарху. В его речи, адресованной Генриху, бьшо много сказано о Сей­ ме и о подписании королем «Pacta Conventa» и «Articuli Непгісіапі». Генриха насторожил странньїй для французского принца королевской крови дух зтого вьіступления. Оно попахивало той «бесцеремонной прямотой, с которой, как ему говорили, польские магнатьі обращаются со своими монархами». Для Валуа зто бьшо совсем уж непереносимо. Если французьі находили польских послов чрезвьічайно странньїми, интересно бьшо бьі узнать, что думали, в свою очередь, поляки о новоизбранном короле. Богато одетьій, злегантньїй, стройньїй и женственньїй, молодой человек, стоящий перед ними, бьіл надушен, напомажен и нарумянен. Его зачесанньїе назад завитьіе кудри венчал ток с бриллиантами. Крупньїе жемчужиньї и серьги покачивались в мочках ушей при каждом движении, что также вьіглядело необьічно. Сравнивая нового монарха с королями польских кровей, поляки, будучи гораздо крепче и мощнее физически, не могли не заметать его тщедушного телосложения и хрупкости. Все знали, что Генрих страдал изнурительньїми головньїми болями и имел слабьій желудок. Свищ на глазу замаскировать не удавалось, а из-под мьішки всякий раз, когда он поднимал руку, доносился неприятньїй запах от незаживающего абсцесса. Вероятно, при первой встрече и та, и другая сторона бьіли равно пораженьї. Свита Генриха, состоявшая из молодьіх дворян своеобразного вида, также могла заставить послов задуматься.

Єкатерина Медичи

407

Пока Єкатерина и Монлюк занимались серьезньїми делами, ратифицируя «Conventa» и «Articuli», Генрих старался всеми силами показать матери, как он несчастлив. Они вместе оплакивали его скорьій отьезд, но материнские амбиции в отношении любимого сьіна требовали самопожертвования. Ослепленная возлагаемьіми на него надеждами, она, казалось, не замечала новой надвигающейся опасности. Тем временем Карл явно умирал. Когда Генрих впервьіе увидел старшего брата после восьмимесячной осадьі Ла-Рошель, его состояние так потрясло Анжуйского, что тот, как утверждают, пробормотал одному из своих товарищей: «он уже умер». Как предполагаемьій наследник трона, Генрих совершал большую ошибку, покидая страну ради Польши. Хотя Алансон в сговоре с Марго и интриговали против него, бдительность матери служила залогом безопасности. Она никому не позволила бьі узурпировать принадлежащий любимому сьіну трон. В качестве мерьі предосторожности против В О З М О Ж Н Ь ІХ претензий Алансона (а тот уже требовал себе пост королевского наместника, освобождающийся в связи с отьездом старшего брата) Єкатерина позаботилась, чтобьі Карл формально обьявил брата Генриха, короля Польши, своим наследником на заседании совета 22 августа 1573 года. Ото подбодрило Анжуйского, приуньївшего из-за длительньїх пререканий по поводу окончательного текста соглашения между поляками и их новьім королем, которьіе вместо сьіна вела сама Єкатерина и несколько самьіх толковьіх министров Франции, отобранньїх ею лично. Обеспокоенная враждебностью Империи к избранию Генриха, Єкатерина старалась обеспечить безопасность сьіна и его многочисленной свитьі по дороге в Польшу. Держа зто в уме, она завела разговорьі с германскими протестантами по поводу планов нападения на Испанские Нидерландьі. Непосредственно перед отьездом Генриха Єкатерина даже пообещала «заняться делами упомянутьіх Нидерландов в том обьеме, какой покажется желательньїм протестантским князьям». Немало забот причиняли и отношения с послами,

408

Леони Фрида

поскольку Генрих упрямо не желал подписать соглашение, от которого зависело, бьіть ему королем или не бьіть. Один из посланников максимально прояснил ситуацию, резко за­ явив: «Jurabis aut non regnabis!» («Не поклянеться— не будешь править!») Обещание жениться на Анне Ягеллоне, которого Генрих совершенно не желал давать, стало еще одним камнем преткновения. Королевна, согласно традиции, находилась в Кракове, рядом с телом умершего брата, с нетерпением ожидая прибьітия блистательного принца, которьій мог стать ее мужем. Описание ее внешности, присланное Генриху, поклоннику красотьі и совершенства, ужаснуло будущего короля. В черном плаще из грубого сукна — видимо, традиционном для поляков траурном одеянии, она приняла посланника Генриха весьма любезно. Тот сообщал: «Королевна мала ро­ стом, лет ей примерно пятьдесят, если судить по чертам ее светлости». Предполагаемьій почитатель ее прелестей тонко вьівернулся, заявив, что, покуда согласие королевньї еще не получено, вопрос будет оставаться открьітьім. После Долгих отлагательств, 9 сентября 1573 года Генрих наконец поклялся соблюдать статьи «Conventa». Он дал банкет для послов, а на следующий день произошла церемония, в которой Генрих дал слово соблюдать клятвьі и обязательства, Карл же вьіступил гарантом. На следующий день во Дворце Правосудия французская королевская семья, дворяне, сановники и огромная толпа горожан наблюдали, как посльї представляют официальньій документ, обьявляющий Генриха избранньїм королем Польши56. На большом помосте соорудили два огромньїх трона, задрапированньїх тканями, один— с изображением французских лилий, другой — с бельїм орлом Польши. Посльї подходили попарно, потом вошли двоє делегатов с огромньїм серебряньїм ларцом на плечах. Из ларца извлекли декрет, которьій положили перед Карлом. Епископ По56 Хотя о Дворце Правосудия упоминает большинство историков, в письме, направленном Карлом послу в Англии, говорится, что це­ ремония проходила в «большом зале моего дворца, в Дувре».

Екатерина Медичи

409

знанский, соблюдая церемонная, спросил у короля Франции его монаршего разрешения представить декрет его брату. Потом тот же вопрос задали Екатерине, и оба дали согласие. Генрих, преклонивший колени, получил свиток с договором, стоившим стольких усилий, вручение которого сопровождала торжественная речь.

14 сентября Генрих официально вьехал в Париж как ко­ роль Польши. Чтобьі отпраздновать зто собьітие, Екатери­ на решила ввести в строй свой новьій дворец в Тюильри, устроив там бал, превосходящий все увеселения, устроенньїе ранее в честь поляков. Екатерина давно забросила когда-то любимьій замок Турнель, напоминавший ей о скорбньїх днях болезни и смерти мужа, и он постепенно разрушался (ньіне на зтом месте — площадь Вогезов); но в 1563 году она загорелась идеей вьістроить дворец непода­ леку от Дувра, вьіходящий на берег Сеньї. Зто бьіл первьій дворец, которьш она построила исключительно для себя самой, и в нем отразилась ее страсть к искусству архитектурьі. Серьезньїе переделки бьіли проведеньї при ней в Шенонсо, Мойсо и Сен-Мор-де-Фоссе, но Тюильри бьіл полностью ее собственньїм домом, «где она никогда не ощущала себя гостьей королей Франции, но именно они бьіли ее гостя­ ми». Название дворца («Tuileries» — Черепичники) имело весьма прозаичное происхождение: прежде на зтом месте существовали гончарньїе мастерские, производившие черепицу. Возведенньїй по проекту Филибера де л ’Орма, суперинтенданта по делам строительства и любимого архитектора Генриха II, дворец так никогда и не бьіл завершен. После смерти де л ’Орма в 1570 году за дело взялся Жан Бюллан, но через два года работьі на несколько лет прекратились, вероятно, из-за недостатка денег. Паскье вспоминает, что Екатерина получила от одного из предсказателей предупреждение: если хочет прожить долгую жизнь, ей следует «избегать Сен-Жермена», т. е. имени св. Германа, ибо оно пророчит ей смерть. К несчастью, она уже подписала проект строительства дворца Тюильри в приходе монастьіря Сен-Жермен-л’Оксеруа, звон с колокольни ко­ торого послужил началом Варфоломеевской резни. Глубоко

410

Леони Фрида

суеверная, Екатерина, тем не менее, продолжала приезжать в Тюильри. Хотя он никогда не стал ее парижским домом, как намечалось изначально, она любила давать там грандиозньїе пирьі и представлення, часто гуляла в роскошньїх са­ дах Тюильри. Для резиденции же королева вьібрала другое место, подальше от злополучного Сен-Жермена. В 1572 году Екатерина решила, что вьістроит резиденцию близ Дувра, но в пределах городских стен. Она ку­ пила большой участок земли в приходе Сент-Юсташ, где располагались отель Гийяр и монастьірь Кающихся Грешниц (убежище для спасения падших девушек от разврата и уличной жизни). Там же находился отель д ’Альбрз. Вику­ пив зти владения, королева постановила снести все находящиеся на участке здания, кроме часовни Кающихся Грешниц. Она хотела обеспечить место для того, чтобьі разбить большой и красивьій сад вокруг дворца, которьій получил название «Отель де ла Рен» («Отель Королеви»). Для са­ мого своего личного проекта Екатерина наняла архитектора Жана Бюллана. Наиболее заметной деталью зтой застройки стала дорическая колонна в центре двора, видная издалека; в наши дни — единственное, что сохранилось от дворца. Колонна, названная «Колонной гороскопа», украшенная сплетенньїми монограммами «Г» и «Е»— знаками супружеской любви, — била одновременно и памятником Генриху II, и, по-видимому, астрономической обсерваторией. Первое сооружение подобного типа в Париже, она бьіла образцом оригинальности в те дни. На вершине колонньї хва­ тало места для троих человек, чтобьі наблюдать звездное небо сквозь отверстие в металлическом куполе, вокруг ку­ пола, вероятно, имелся балкончик с перилами для безопасности. Для того чтобьі достичь купола, нужно бьіло сперва подняться по широкой лестнице из 147 ступеней, а затем взобраться по стремянке к люку, проделанному в полу пло­ щадки. С зтой площадки можно бьіло не только обозревать небеса, но и передавать световьіе сигнали в Дувр. Панорам­ ний обзор с вершини колонньї услаждал взор и предоставлял возможность издали заметать любую опасность. Когда дворец на улице Сент-Оноре бьіл закончен, Екатерина за-

Екатерина Медичи

411

полнила его книгами, коллекциями произведений искусств, украсила стеньї портретами членов своей семьи и друзей. Хотя Екатерина так и не оставила своих апартаментов в Дувре (и королевской казне приходилось нести расходьі по содержанию двух хозяйств), она все чаще использовала свой новьій дворец в последующие Г О Д Ь І. Рассказьі о ньіне разрушенном «Отеле Королевьі» дают весьма интригующее представление о личности Екатериньї. Хотя во дворце бьіло пять парадньїх залов, прославляющих королеву-мать, она разместила там личньїе коллекции и в последнее десятилетие своей жизни сделала многое для того, чтобьі в доме чувствовалось присутствие женщиньї, а не королеви. Около тридцати пяти портретов королевской семьи, начиная с Франциска І, висели на стенах галерей, соседствуя с портретами семьи Медичи, ее собственньїх предков. Посреди длинной галерей стоял большой стол, вьіложенньїй флорентийской мозаикой, далее следовала комната, украшенная портретами внуков, племянников и племянниц Екатериньї. Огромное изображение ее самой висело над камином главной галерей. Зто пространство предназначалось для официальньїх портретов, вообще же дворец наполняли изображения любимих ею людей, порой вьіполненньїе отнюдь не наилучшими мастерами. Полупа­ лось, что Екатерина жила словно бьі в огромном фотоаль­ боме дорогих и любимих ею людей. Королева-мать бьіла страстной, хотя и не слишком разборчивой коллекционеркой. Семь чучел крокодилов свешивались с потолка ее огромного рабочего кабинета, на полках бьіли разложеньї всевозможньїе образцьі минералов. Вдоль стен стояли шкафьі, заполненньїе различньїми играми: шахматьі, миниатюрньїе бильярдньїе столики и другие игрушки, помогавшие скоротать время в непогоду. Прекрасньїе коллекции фарфора, венецианского стекла и змалей, памятки прошедших дней, соседствовали с доро­ гими сердцу вещами, куклами в разнообразньїх одеяниях и сентиментальними безделушками. На книжних полках вьістроились любимьіе литературньїе произведения, тек­ сти, посвященньїе покойному мужу, фолиантьі по строй-

412

Леони Фрида

тельству, генеалогичесісие древа ее родственников по материнской линии, графов Булонских, книги с описанием игр и прочее. Все зто королева хотела всегда иметь под рукой. Остальная библиотека насчитьівала примерно 4500 томов, включая 776 манускриптов. Среди них бьіли и древние, в том числе даже несколько папирусов, и современньїе. Темьі их столь же разнообразньї, как и все прочие коллекции королевьі-матери, но излюбленньїми для нее стали сочинения по истории, классика античной литературьі, трактатьі по оккультизму, математике, философии, праву и астрономии. В Сен-Мор-де-Фоссе Екатерина собрала еще одну значительную библиотеку, порядка 4000 томов. Зти две коллекции составили впоследствии основу для ньінешней Национальной библиотеки Франции. Бал в Тюильри стал лебединой песней Генриха Анжуйского и шедевром Екатериньї. После банкета стольї убра­ ли, чтобьі дать место для балетного представлення, которое исполнял «летучий зскадрон» королевьі в одеяниях нимф. Между прочим, Екатерину следует считать основательницей ранних форм современного балета и оперьі, которьіе она привезла с собой из Флоренции и широко распространила во Франции. Брантом писал: «Появилась високая, медленно вращавшаяся скала. На вершине ее сидели шестнадцать прекрасньїх нимф, представлявших шестнадцать провинций Франции. Нимфьі читали мелодичньїе стихи, сочиненньїе Ронсаром, во славу короля Польши и деяний Франции. Затем нимфьі спустились со скальї и вручили дарьі вьішеупомянутому королю. Потом они танцевали все вместе. Прелестная соразмерность их движений, жестов, необьічайная красота лиц и фигур вьізьівали восхищение зрителей.» Засим последовало дивное пение кастратов, привезенньіх Екатериной из Италии, под аккомпанемент первого скрипача, которого сльїшали во Франции. Карл писал Ла Мотт-Фенелону в Лондон: «Вчера вечером королева, моя мать, давала банкет в своем дворце, где польские кавалерьі получили достойнейший прием и такое удовольствие, о котором сказали, что никогда прежде не видели ничего подобного... и они бьіли очень счастливьі иметь честь увидеть все

Єкатерина Медичи

413

зто». Поляки действительно бьіли ошеломленьї сказочной красотой французского двора. Они заявили, что его блеск бесподобен. «Жаль, что они не могут сказать то же самое о нашей армии», — заметил один придворний циник. После получения великолепного дара от города Пари­ ж а — позолоченной, украшенной змалями каретьі, запряженной двумя серьіми рисаками, с гербом, изображающим Марса, бога войньї, что символизировало принца как защитника католицизма, оттягивать неизбежннй отьезд ста­ ло больше нельзя. Королевский поезд отправился в Фонтенбло, чтобьі проводить нового короля до первого рубежа в его путешествии. Карл буквально изнемогал из-за чрезмерной медлительности брата. Он даже купил Генриху трон баснословной стоимости: теперь ему хотелось убедиться, что деньги потрачени не зря. К облегчению Єкатерини, имперский сейм во Франкфурте за разумную цену пообещал безопасний проезд для нового короля по землям империи.

10 октября 1573 года кортеж прибьіл в Виллер-Котре, на пути в Лотарингию и к границам Франции. Здесь Екатериной внезапно овладела паника — она решила, что напрасно Генрих не припас с собой подарков и подношений для князей и правителей земель, по которьш будет проезжать. Забрав его с собой, она помчалась в Париж, где махом собрала добрих полмиллиона ливров, также прикупив множество драгоценностей для вручення по дороге. В конце октября королевская семья била вннуждена остановиться на более длительний срок, чем собирались, в Витри-ан-Пертуа, ибо Карл серьезно заболел. Лекари считали, что его одолел недуг наподобие оспьі, хотя более вероятно, что зто била последняя стадия туберкулеза. Страдая от жестокой, изнурительной лихорадки, король весь дрожал, не в силах подняться с постели. Из пор его тела проступал не только пот, но и сукровица. Пока он «лежал, и его рвало кровью», двор терпеливо ждал, потрясенннй состоянием ко­ роля и не зная, что ждет их дальше. Генрих же едва ли мог поверить в свою удачу; смерть брата могла подоспеть как нельзя вовремя, ибо он еще не покинул Францию. Филипп де Шеверни, один из старших советников, также ехавший

414

Леони Фрида

до границьі, писал: «Многие люди желали, чтобьі король Польши закончил здесь своє путешествие, ибо состояние ньінешнего короля бьіло удручающим, проистекая из болезни легких, которая достигла фатального предела». Алансон, наоборот, бьіл крайнє обеспокоен — для него проще бьіло бьі воспользоваться шансом узурпировать корону, если Карл умрет после того, как Генрих доберется до своего далекого королевства. Вид двоих честолюбивьіх братьев, круживших, словно коршуньї, возле его постели, неожиданно придал безнадежно больному королю прилив сил, и он снова попрал мрачньіе прогнози докторов. Карл призвал к себе мать, приподнялся на пропитанной потом и кровью постели и повелел, чтобьі Генрих немедленно отбьіл в Польщу. Екатерина пообещала исполнить его желание, но вначале устроила прощание для братьев. Королева-мать желала разьіграть сце­ ну семейной преданности между сьіновьями. Видимо, она била слепа или не желала замечать фальши и натянутости в их отношениях. 12 ноября 1573 года, пока мать и братья стояли вокруг его ложа, Карл заключил Генриха в братские обьятия. Оба смахнули скупую слезу, попрощались (на заднем плане всплакнул Алансон), и разигранная для матери картина братской любви завершилась. Страсть Екатеринн к идеализации семейних отношений била всепоглощающей. Некоторне зрители, даже самьіе циничнне, глядя на сцену прощання, спрашивали себя: может бить, действительно, братья испьітьівали печаль, когда говорили друг другу последнее «прости»? Королева-мать, Генрих и его огромний поезд поехали дальше, в Лотарингию, где крестили нового внука Екатерини, недавно родившегося у ее дочери Клод и зятя Карла, герцога и герцогини Лотарингских. Екатерина била крестной матерью, а єпископ Познанский — крестним отцом мальїша. Во время краткого пребнвания в Лотарингии Ген­ рих познакомился с Луизой де Водемон, юной племянницой герцога Лотарингского. Луизе било девятнадцать лет, она била светловолосой и прелестной, однако в семье ее не любили, и девушка привикла держаться в тени. Генрих бнл

Єкатерина Медичи

415

необьічайно тронут обликом прекрасной скромницьі, вечно прятавшейся по углам. Существовала еще одна причина, по которой он не смог устоять перед ее чарами: Луиза напомнила Анжуйскому Марию Клевскую, прекрасную жену его смертельного врага, принца Конде. Любовь к принцессе Клевской сразила искушенного Генриха, и весь прошльїй год Мария занимала его ум и сердце. Несмотря на то, что отношения бьіли идеализированньїми и платоническими, они все же захватали Генриха целиком. Теперь все замета­ ли, что новьій король Польши почти не отходил от Луизьі в течение тех нескольких дней, которьіе он провел при дворе сестрьі в Нанси.

29 ноября королевский кортеж прибьіл в Бламон, пограничньїй город между Лотарингией и империей. Испанские шпионьї сообщали, что королева-мать встретилась с Людвигом Нассау и сьіном Яна-Казимира, имперского курфюр­ ста, чьи рейтарьі нанесли Франции такой урон во время последней гражданской войньї. Екатерина уже передала Людвигу 300 тьісяч зюо для помощи в войне с Нідерлан­ дами. Теперь же она пообещала новую помощь. Зти пере­ говори существенно помогли безопасному проезду Генри­ ха в Польщу и устанавливали добрьіе отношения с силами протестантов на случай новьіх бед с гугенотами во Фран­ ции. Екатерина не могла не заметать, что на Алансонского начали поглядьівать как на возможного покровителя протестантского движения, недавно столь жестоко лишенного большинства своих вождей. Его королевский статус мог придать ему необходимую легитимность в глазах многих умеренньїх дворян-католиков, боявшихся фанатичних единоверцев во главе с Гизами. Генрих и его мать со слезами прощались 2 декабря 1573 года. Она сама вибрала людей, которьіе станут его ближайшими советниками и компаньонами в Польше. Среди них бьши герцог де Невер (Луиджи Гонзага из Мантуи), аббат де Ноай и герцог Майеннский (один из Гизов), Ги де Пибрак, Рене де Вилькье, Луи дю Гаст и собственньїй лекарь Генриха, Марк Мирон. Зти люди бьіли его наиболее горячими сторонниками, и Екатерина знала: жизнь сьіна в

416

Леони Фрида

надежньїх руках. Не в силах больше вьіносить душераздирающую сцену прощання, она, как говорят, крикнула сьіну: «Ступай же! Ступай, сьін мой! Тьі не останеться там надолго!» С отими словами он отбьіл в суровьій зимний хо­ лод, дабьі отправиться к своєму трону изгнанника, оставив за спиной женщину, которая поклонялась ему, защищала и оберегала всю жизнь. К тому времени, когда Екатерина вернулась к Карлу, он несколько оправился и радовался передьішке. За время своего короткого отсутствия Екатерина обнаружила, что Алансон нагнетает тревожную обстановку, и голова его набита лишь мьіслями «о войне и смуте». Зтот сьін, наименее любимьій из всех, настоятельно требовал себе пост наместника королевства. Карл, изначально обещавший ему зтот пост, ньіне сам вцепился в зту должность, лишь недавно оставленную Генрихом. Екатерина советовала королю не поддаваться нажиму младшего брата, но 25 января 1574 года король не вьідержал. Зто поставило под угрозу Гизов и их сторонников, которьіе, после отбьітия Генриха Валуа в Польшу вместе с лучшими командирами-католиками, чувствовали себя неуютно. Они даже заявляли, что Франсуа де Монморанси, закадьічньїй друг Алансона, готовит заговор с целью убийства герцога де Гиза. 16 февраля в Дувре Гиз напал на предполагаемого убийцу, г-на де Вантабрена. Монморанси клялся в своей невиновности и непричастности к какомулибо заговору против Гизов, но, хотя обвинения бьіли снятьі, ему пришлось покинуть двор. В то же время Карл взял назад обещание произвести Алансона в наместники. Гизьі, таким образом, достигли своей цели. В утешение Апансону Карл сделал брата главой совета и главнокомандующим, но для герцога зто бьіло плохим компромиссом. Вожделенньїй ключевой пост в армии Карл отдал своєму зятю, герцогу Лотарингскому, кузену Гизов, видимо, потому, что Екатери­ на вьідвинула кандидатуру герцога, зная, что ему можно доверять и он не превьісит своих полномочий, чего не могла сказать о своем младшем сьіне. Юшка Алансонского состояла из Генриха Наваррского, Конде, четверьіх братьев Монморанси и Тюренна. Они по-

Екатерина Медичн

417 лагали, что принц обладает достаточньїм влиянием, чтобьі занять пост наместника. В случае неудачи зти горячие головьі готовились взять в руки оружие и отправиться в Се­ дан, а там, возглавив войско гугенотов, идти походом на Нидерландьі. Алансон надеялся, что уж во Фландрии-то он докажет свою значительность и найдет для себя собственное княжество. Но более всего он надеялся на трон умирающего брата Карла, вот только на пути зтой мечтьі стояла Екатерина. Тогда последьші ее хворого вьіводка надумал добраться до матери и лишить ее власти. Его сторонники наводнили Париж памфлетами, прямо обвинявшими Екатерину в организации Варфоломеевской резни. Ей в вину ставилось и то, что она итальянка, и то, что она женщина. В других памфлетах задавался вопрос: а имеет ли право — согласно салическому закону — Екатерина на регентство в случае смерти Карла, ибо, как считали авторьі, зто право доступно лишь мужчине. Писатель-кальвинист Франсуа Отман служил главньїм «литературньїм террористом» «антиекатерининской» кампании. В своем трактате «Franco Gallia» он рассматривает историю французской монархии, приходя к заключению, что ее теперешний абсолютизм представляет собой существенное отклонение от первоначальньїх форм монархии, когда государь избирался национальной ассамблеей или парла­ ментом. Он заклеймил правление женщин вообще, ссьілаясь на фактьі истории: якобьі самьіми злостньїми тиранами бьіли как раз женщиньї. Аргументи кальвинистских мьіслителей затрагивали созвучньїе струньї не только у гугенотов, но и у некоторьіх представителей вьісшей знати Франции, которьіе устали от религиозного зкстремизма обеих сторон. Они ратовали за умеренньїй путь развития, требующий ре­ форм монархии и общества в целом. Зта группа разочарованньїх дворян и умеренньїх католиков становилась все многочисленнее и вскоре обьединилась, создав новую силу в предстоящей борьбе. Сторонники короля в отместку нанимали собственньїх писателей, и листовки со взаимньїми обличениями сьіпались дождем со всех сторон. Но семена будущих волнений бьіли уже посеяньї. Французский народ 14 Л. Фрида

418

Леони Фрида

начал задаваться вопросом о главньїх политических прин­ ципах, определяющих его жизнь. Здоровье Карла серьезно пошатнулось, он «стал темен лицом и опасен». Венецианский посол писал: «Король никогда не смотрит в лицо, когда к нему обращаются, он сутулится, как делал и его отец, и напрягает плечи. Он завел привьічку опускать голову и суживать глаза, а потом резко поднимать их, словно бьі с усилием, бросая взгляд поверх голови собеседника, либо снова опускать, едва посмотрев на того, с кем говорит. Кроме того, что он сделался угрюм и неразговорчив, он еще, как утверждают, стал мстителен и никогда не прощает обидчиков. Если прежде он просто отличался строгостью, теперь боятся, как бьі она не превратилась в жестокость. С некоторого времени все его мьісли — только о войне, он просто помешан на ней, и матери нелегко успокаивать его. Он желает вести войско сам, буду­ чи нравом храбр и отважен... Именно для зтой цели он истязает себя упражнениями и усилиями всякого рода, дабьі бьіть способньїм видержать... тяготьі войньї». Король цельїми днями охотился и, показьівая на родимое пятно под носом или шрам на плече, любил говорить товарищам по охоте: по зтим меткам его тело смогут отличить, если он падет на поле брани. Спутники короля молили его отгонять столь мрачньїе мьісли, но Карл отвечал: «Так вьі полагаете, мне лучше умереть в постели, а не на войне?» Воєнная слава маячила перед Карлом недостижимьім фантомом. Единственньїми битвами, в которьіх он одерживал победу, бьіли ежедневньїе поєдинки с болезнью, перебранки с матерью и глупьіе козни Алансонского, которьш, будучи не слишком умен, сам опасности не представлял, но мог стать послушньїм орудием в руках более хитроумньїх лиц. Заявив в своє время, что до двадцатипятилетнего возраста он позволит себе «валять дурака», Карл теперь решил взяться за дела государства. Он начал обвинять Екатерину в бедах своего королевства, часто повторяя: «Мадам, вьі, вьі всему виной!» Венецианский посол далее описьівает, как натянутьі стали отношения между матерью и сьіном: «Не­ давно мне сказали: прежде чем он что-либо сделает, матери

Екатерина Медичи

419

приходится повторить триждьі». После одной из гневньїх вспьішек Карла Екатерина пожаловалась своей свите: «Я давно уж имею дело с безумцем, и с зтим ничего не поделаешь!» С конца февраля король почти непрерьівно болел; многие подозревали, что резня в ночь Святого Варфоломея, гибель Колиньи и его сторонников, многие из которьіх бьіли близки Карлу, подорвали его сильї и лишили опорьі. Он однаждьі написал посвящение великому позту Ронсару: «Я дарую лишь смерть, вьі же даруєте бессмертие». Отому молодому королю с трагической судьбой бьіла не суждена мирная кончина. В феврале 1574 года двор пребьівал в Сен-Жермене. Герцог Алансонский и его сообщники решили: настал час форсировать действия по началу кампании в Нидерландах. План конспираторов, разработанньїй Гиацинтом Жозефом де Ла М олем— при­ дворним, которьш стал любовником М арго— состоял в следующем: Алансон и Генрих Наваррский покидают двор, где они жили под строгим наблюдением, движутся на север с армией солдат-гугенотов. Они вьібрали ночь с 23 на 24 февраля, поскольку на нее приходился последний день карнавала: двор будет праздновать, и отсутствие принцев может какое-то время оставаться незамеченньїм. Капитан по имени Шомон-Гитри должен бьіл прийти во дворец и увести принцев. Однако он прибьіл ранее намеченного срока, и зта небольшая заминка повергла безволь­ ного Алансона в состояние паники, в результате чего он отказался действовать, бросился к матери и все вьіболтал. Более того, отряд гугенотских солдат бьіл обнаружен непо­ далеку от Сен-Жермена, и зто послужило для двора сигна­ лом немедленно перебраться в Париж. Повторилась давняя сцена «сюрприза в Мо», когда перепуганньїе придворньїе спасались бегством, а Екатерина с мрачньїм видом сидела в одной карете с невольньїми спутниками — Наваррским и Алансоном. Беднягу Карла, которого мучила лихорадка и сильное легочное кровотечение, тоже пришлось перевезти в Париж. Усльїшав о нежданной беде, он пожаловался: «Не могли уж дождаться моей смерти», а потом снова и снова бормотал во время мучительной поездки: «Слишком мно-

420

Леони Фрида

го зла... Слишком много зла». Зту фразу можно бьіло бьі сделать зпитафией ко всему его веку.

8 марта двор переехал в Венсенский замок, — крепость, которую в случае чего бьіло легко оборонять. Герцог Алансонский и король Наваррский бьіли допрошеньї на пред­ мет недавних собьітий Екатериной, королем и канцлером Бирагом. Версия Алансона менялась с каждьім разом и изобиловала все новьіми и новими противоречиями, однако ему легко удалось переложить вину на Гизов. Франсуа жаловался, что ему пришлось защищать себя от зтой семейки, котрая стремилась дискредитировать его. Он клялся: план состоял лишь в нападении на Гизов и не должен бьіл причинить вред королю или их матери. Генрих Наваррский держался стойко и никого не скомпрометировал. Бираг, тем временем, убеждал Екатерину и короля считать обоих изменниками и предать казни, но те не решились на столь крайние мерьі. Наказание состояло лишь в требовании при­ нести клятву на верность престолу и в установлений стро­ гого надзора. Однако зти мерьі не предупредили вспьішку мятежа, которьій сподвижники принцев планировали на­ чать одновременно с их бегством. Монтгомери вернулся во Францию из Англии, где скрьівался, и начал вторжение в Нормандию. Двоє пленников бьіли увереньї, что их осудят на смерть, как только раскроется истинньїй размах их замьіслов. Позтому они решили предпринять еще одну попьітку к бегству. На зтот раз они вручили свою судьбу в руки ненадежньїх людей — моряков, наемников, торговцев лошадьми, интриганов вообще и, в особенности, Пьера де Грантри, бьівшего шпиона и самозваного мага, которьій утверждал, будто нашел «философский камень». Организаторами зтого сомнительного побега стали уже упоминаемьій Ла Моль, любовник Марго, и его друг, граф Аннибал де Коконас, любовник герцогини де Невер, закадьічной подруги Марго. Зти два дворянина из шайки Алансонского представляли собой надушенньїх придворних щеголей, заслуживших известность успехами в карточной игре, танцах и любовних интригах, но еще не пробовавших своих сил в подпольной деятельности, требующей

Екатерина Медичи

421

секретносте, вьідержки и умения стратегически мьіслить. Де Торе (брат маршала Франсуа де Монморанси) и Тюренн (их зять) бьіли также связаньї с заговорщиками. Неудивительно, что вскоре Екатерина получила вести о подготовке нового плана бегства королевских узников, и король нанес превентивньїй удар: бьіло арестовано около пятидесяти человек из числа близких соратников Алансона. Франсуа де Монморанси, не участвовавшему в предприятии, опять не повезло: только он вернулся ко двору, как заговор раскрьіли, что не только сильно скомпрометировало его, но и подвергло смертельной опасности. Всего через несколько недель после первой П О П Ь ІТ К И Алансон и Наваррский бьіли вновь арестованьї и допрошеньі королем и королевой-матерью. Наваррский не вьідавал своих соучастников и отказьівался отвечать следователю, адресуясь непосредственно к Екатерине. Он говорил о ее желании разжечь вражду в королевстве слухами о заговорах, дабьі очернить его имя, о «неискренности и вероломстве в отношениях с ним самим». Зто смелое заявление, которое он подготовил вместе с Марго, вероятно, спасло ему жизнь, ибо похоже, что Карл поверил Наваррскому. Когда вьізвали Алансона, того понесло, и в припадке болтливости он, пресмьїкаясь перед матерью и братом, расписал все детали безрассуднош проекта. Ситуация еще усугубилась, когда нашли куклу из воска с короной на голове и с иглами, пронзившими сердце— работу Козимо Руджери, личного некроманта королевьі-матери, специалиста в областе черной магии. Немедленно бьіло вьісказано предположение, что восковая фигурка изображала короля, а игльї бьіли воткнутьі Рудже­ ри для того, чтобьі чародейским способом причинить ему вред. Екатерина остолбенела, когда узнала, что тот, кому она так доверяла, предал ее. Но Руджери уже давно сблизился со сторонниками Алансона и в особенности подружился с Ла Молем. ЗО апреля оба руководителя заговора, Коконас и Ла Моль, бьіли обезглавленьї по обвинению в измене, после чего, как говорили, их забальзамированньїе голови тайно доставили Марго и герцогине де Невер, и они долго оплакивали погибших любовников. Во время допроса Ла Моль

422

Леони Фрида

никого не вьідал и показал себя более стойким, нежели Коконас, в деталях расписавший план обьединения с Конде, Торе, Тюренном и Людвигом Нассау в Седане.

4 мая Карл сделал ход против семьи Монморанси. Ввиду отсутствия Торе и Тюренна он приказал арестовать Франсуа де Монморанси и маршала де Косеє, тестя Мерю — брата Монморанси, и препроводить их в Бастилию. Он также снял с должности губернатора Лангедока отсутствующего младшего брата, Дамвиля. Низложение семьи Монморанси бьіло роковой ошибкой, ибо Дамвиль, оставшийся на свободе, начал поднимать на борьбу многочисленньїх сторонников своей семьи в Лангедоке. Еще хуже для Екатериньї и Карла бьіло то, что под рукой Дамвиля собралось большое войско, и аннулировать его должность вовсе не значило его низложить. Лангедок бьіл преимущественно протестантской провинцией, и Дамвиль вскоре вступил в переговорьі с вождями гугенотов. Подвергнувшись в отсутствие стар­ ших братьев ожесточенньїм гонениям на семью, он вскоре стал настоящим лидером оппозиции. Плодом его переговоров с гугенотами, с которьіми он вскоре подписал перемирие, стал союз между умеренньїми католиками, вроде него самого, и протестантами, недовольньїми резней и дурньїм управлением государством. Зто привело к созданию новой партии, конфликтующей с королевской властью, известной под названием «Политиков» (Politiques). Рядовьіе участники заговора бьіли повешеньї, а Екатерина все еще решала сложную проблему— как бьіть с Руджери. Она не решалась идти ему наперекор, но оставлять его безнаказанньїм тоже бьіло нельзя. Вьіяснилось, что фигурка в короне изображала на самом деле Марго, а не короля. Ла Моль, отчаявшийся заставить королеву Наваррскую полюбить его, попросил Руджери наложить на нее заклятие, и кукла бьіла изштовлена с зтой целью. Злополучньїй итальянец, которош королева-мать боялась и уважала, получил в качестве наказания ссьілку на девять лет на галерьі в Марсель. Зто бьіл жест по спасению лица: он, разумеется, вовсе не служил на гале­ рах, но получил разрешение открьіть астрологическую школу и вскоре бьіл вьізван Екатериной обратно в Париж.

Єкатерина Медичи

423

Конде, в то время находившийся в Пикардии, бежал в Германию и немедленно отрекся от католической верьі. После Варфоломеевской ночи он либо открьіто сопротивлялся нажиму, либо насмехался над властями, в отличие от своего кузена Наваррского, которьій никогда не показьівал своей ненависти или страха, надев непроницаемую маску для того, чтобьі в б і ж и т ь . Екатерина считала Конде обузой и источником многих бед, ибо Анжуйский не на шутку увлекался его женой. Новьій король Польши писал принцессе ежедневно, а иногда и дваждьі в день, и в конце зтих длинньїх восторженньїх писем частенько подписьівал своє имя кровью. Конде, естественно, раздосадованньїй пьілкой страстью новоявленного короля, по свидетельству современников часто устраивал ссорьі по малейшему поводу. Наконец Екатерина вспьілила и потребовала ответа: почему вдруг он сделался таким благочестивьім и набожньїм? Он ответил, что должен молиться за грехи женьї, которая любит другого мужчину. Екатерина взяла принцессу Конде под своє покровительство, и та отньїне проводила много времени в покоях королевьі-матери. Наваррский и Алансон, главньїе действующие лица заговора, все еще опасались за свою жизнь. И снова Бираг за­ клинач короля и королеву-мать вьінести им смертньїй приговор, и снова их пощадили, хотя и держали под сильной охраной в Венсене. С начала мая 1574 года Карл начал стремительно слабеть. К середине месяца состояние его бьіло безнадежно, проблески улучшения становились все реже. Его страдания бьіли ужасньї. В конце мая он уже не мог вставать с постели и лежал, обливаясь потом, задьіхаясь, под пропитанньїми кровью простьінями, которьіе то и дело приходилось менять. Брантом вспоминает, что жена Карла, королева Елизавета, вместе с его старой нянькой, не покидала в те дни спальни своего супруга. Она садилась напротив его постели, чтобьі он мог ее видеть. Они мало разговаривали в те последние дни, но она с любовью смотрела на мужа, а он — на нее. Елизавета «плакала столь тихо, столь потаенно, что зто можно бьіло заметать, лишь когда она украдкой вьітирала глаза».

424

Леони Фрида

29 мая Екатерина пояучила вести о том, что ее смер­ тельний враг, Габриель Монтгомери, человек, чье копье нечаянно убило ее мужа, схвачен в Домфроне после провала его вторжения в Нормандию. Она вбежала в спальню умирающего сьіна, с восторгом восклицая, что убийца отца Карла, наконец, пойман. Карл же едва прошептал: «Мадам, никакие людские страсти меня более не интересуют». Зная, что сьін в любой момент может умереть, Екатерина должна бьіла удостовериться, что сумеет сохранить трон пустим до прибитая отсутствующего короля Польши. Бнл подписан формальний документ о регентстве королевн-матери до возвращения нового короля. Наваррский и Алансон били свидетелями при подписании зтой бумаги и, когда било обьявлено ее содержание, Екатерина приказала подтвердить, что документ составили по запросу короля, хотя зто било и неверно, и неправдоподобно. Ее позиция теперь била под законной защитой, и Ека­ терина осталась с умирающим сином, которому не исполнилось еще и двадцати четнрех лет. Карл страшно исхудал, и она не випускала его окровавленное тело из обьятий, пнтаясь облегчить его муки. Он заранее исповедовался и причастился. На исповеди король «оплакивал свои грехи, которне допускал по слабости, возбудившие Господень гнев против него самого и его народа». В первой половине дня ЗО мая 1574 года случился инцидент, которнй описан в нескольких рассказах о смерти короля; достоверность его, однако, документально ничем не подтверждается. Карл якобьі спросил, где его брат, хотя Алансон уже находился в комнате. Екатерина уверила его, что тот здесь. Но король отвечал: «Нет, мадам, мой брат... король Наварри». Генриха визвали к ложу короля, и король слабо, но нежно обнял его. «Ти теряешь доброго друга, брат мой... Если би я верил всему, что говорили, ти би не остался в живих. Не доверяй...» При зтих словах королева-мать запротестовала: «Как ви можете говорить такое, сир!», на что Карл продолжал: «Я говорю так, мадам, ибо зто правда». Но больше он ничего не обьяснил, только препоручил Наваррскому жену и малютку-дочь.

Екатерина Медичи

425

Сорбен, духовник короля, прибьіл еще раньте, читал Писание и молился вместе с Карлом. В течение дня мать, плача, сидела на сундуке рядом с постелью, и держала его за руку, видя, как он угасает, сльїша лишь его судорожное дьіхание. Незадолго до четьірех часов пополудни Карл попробовал в последний раз заговорить. Обратился к матери со словами: «Прощайте, матушка моя. Зх, матушка...» Зти слова сльїшали все. Затем он погрузился в сон и более не проснулся. Скоро все бьіло кончено. Месяцьі тревожного напряжения, вспьішки мятежа, отчаянньїе старання Екатериньї удержать Карла от совершения роковьіх политических ошибок — все зто уже оказалось позади. Королеве-матери предстояло сделать многое до прибьітия Генриха, короля Польши, но она себе позволила редкую роскошь и ненадолго отдалась на волю своей глубокой и подлинной скорби. Карл бьіл королем с десятилетнего возраста, она руководила своим сьіном, защищала его на протяжении всей жизни. Карл не являлся ее любимцем, но Екатерина бьіла привязана к нему, понимая слабости сьіна. Несмотря на все стремление Карла к самостоятельности, он никогда бьі не смог править страной без матери, и катастрофа в ночь Святого Варфоломея связала их накрепко на века. Екатерина, хранительница легенд Валуа, позже скажет: «После Господа, он никому не доверял так, как мне».

ГЛАВА 14. ГЕНРИХ ТРЕТИЙ, КОРОЛЬ ФРАНЦИИ «Нет в мире страньї, подобной зтому королевству» 1574-1576

Как только Екатерина пришла в себя после смерти Кар­ ла IX, она послала одного из своих доверенньїх офицеров, де Шемро, с письмом к Генриху в Польшу, сообщая тому, что он стал королем Франции. На следующий день следом

426

Леони Фрида

за Шемро отправился еще один курьер, по другому марш­ руту, и с ним — более длинное письмо, где королева вира­ жала глубокую скорбь по поводу кончини своего дитя: «Я молю Всемогущего забрать меня к себе скореє, чтобьі мне не довелось еще раз пережить подобное... Такова била его любовь ко мне в самом конце его жизни, так он не желал оставлять меня и умолял безотлагательно послать за вами! Он просил меня присмотреть за королевством до вашего приезда и наказать пленников, кой, как он знал, принесли нам столько бед. После зтого он обнял меня на прощание и попросил поцеловать его, чем совсем разбил моє сердце». Екатерина описнвала последние часи Карла, когда он пригласил старших советников и телохранителей, велев слушаться королеви-матери и служить новому государю. Подавленная горем, она, видимо, желала забить о неприятньїх вещах или, как часто с нею случалось, видавала желаемое за действительное, когда добавила, будто король говорил о восстановленной преданности ему Алансона и Наваррского. Екатерина утверждала (чему уж и вовсе сложно било поверить), будто Карл вспоминал о доброте брата, «ибо ви всегда любили и повиновались ему, служили ему верой и правдой и никогда не огорчали... его последними словами били: «Зх, матушка!». Единственное моє утешени е— видеть вас, моего сина, в добром здравии, ибо ви нужньї вашему королевству. Если би мне довелось потерять вас, я би предпочла бить погребенной заживо». Коро­ лева заклинает сина возвратиться во Францию кратчайшим маршрутом через империю Габсбургов и Италию. Екатерина советовала проявить величайшую осторожность при расставании Генриха с Польшей. «Что же до вашего отьезда, то не допускайте ни малейшего промедления». Она предупредила, что следует бить начеку относительно попнток северннх подданннх задержать его, и предложила оставить заместителя-француза, чтобьі занимался делами Польши, пока туда не прибудет его младший брат. А если поляки пожелают вибрать правителя сами, то зтот новий король примет дела у французского заместителя. Возможно, когда-нибудь Генрих сумеет послать своего

Екатерина Медичи

427

собственного второго сьіна, чтобьі тот стал польским коро­ лем. Франция заплатила немалую цену за польскую корону, и Екатерина не собиралась так просто отступиться. Она воображала, что поляки будут весьма довольньї ее решением, «ибо они сами сделались бьі королями». В действительности, подданньїе короля-француза не бьіли готовьі потерять своего правителя, которьій принес им престиж и многие блага благодаря связям с могущественной державой континента. Бьіло несомненно, что Генриха не отпустят из страньі без длительньїх и сложньїх переговоров. Последняя часть письма королевьі-матери содержала совет мудрой правительницьі. Она заклинала сьіна проявлять беспристрастность к окружающим его французам. Более всего она предостерегала его от поспешной раздачи постов и должностей, милостей и бенефиций, по крайней мере, до прибьітия во Францию. Лишь здесь он может получить от нее исчерпьівающую информацию о преданности и верной службе и тех, кто оставался дома, и тех, кто бьіл при нем в Польше. Вместе, писала королева, они просмотрят списки соискателей и решат, кто заслуживает новьіх постов, долж­ ностей и наград. Она обещала, что до его прибьітия и сама ничего не станет делать, оставляя вакантними все должности и бенефиции: «Мьі обложим их налогами, ибо не осталось ни зкю на необходимьіе вещи, чтобьі содержать ваше королевство... Покойньїй король, ваш брат, доверял мне и обсуждал со мной все дела, и вам зто тоже не помешает. Я сделаю все, что смогу, дабьі передать вам королевство в целости и мире <...> и доставить вам хоть какую-то радость после всех бед и несчастий. <...> Опит, полученньїй вами за время отсутствия, столь велик, что я уверена: не бьівало еще короля мудреє, чем вьі. Пока же мне остается лишь беспокоиться и беспокоиться, ожидая вас; возвращение ваше, я уверена, принесет мне немало радости и удовольствия, и страдания мои прекратятся. Молю Господа, да будет так, и да увижу я вас снова в добром здравии — и скоро». Теперь королева-мать занялась своего рода «генеральной уборкой», готовясь к возвращению нового короля. Отправив

428

Леони Фрида

сьіну письма и раздобьів, с помощью банкира Джованни Батиста Гонди, 100 тьісяч зкю для Генриха на первое время, Екатерина предприняла мерьі предосторожности, покинув Венсен почти сразу же после смерти Карла. Она переехала в Лувр, где, под ее личньїм надзором, все входьі, кроме одного, бьіли замурованьї. В зто же время королева-мать наспех довела до конца и некоторьіе свои личньїе дела: бьіл казнен мятежник, противник короля Габриель Монтгомери. Его обезглавили и четвертовали. Последовательная травля человека, которьій ненароком убил ее мужа, стала одним из тех немногих дел, которьіе создали Екатерине репутацию мстительной фурии. Король Наваррский и герцог Алансонский бьіли вьінужденьї признать официальную ратификацию постановления о регентстве Екатериньї, обнародованного 3 июня 1574 года. Обеспечив все необходимое для того, чтобьі традиционньїй сорокадневньїй траур и похороньї ее сьіна стали такими же величественньїми, как похороньї Франциска І, Екатерина сосредоточилась на заключении двухмесячного перемирия с ларошельцами и с протестантским вожаком Ла Ну в Пуату — зто обошлось ей в 70 000 ливров. Королева рассчитьівала, что по истечении отого срока Генрих обьявится и сам станет разбираться с мятежньїми єретиками. Франсуа де Монморанси и маршал де Косеє тем временем томились в Бастилии, ожидая решения его величества. Новость о том, что он унаследовал французекий трон, обрушилась на Генриха утром 15 июня. К нему явилея гонец от императора, убедивший охрану у королевских дверей, немедленно пропустить его к королю. После длительньїх препирательств посланнику удалось передать информацию его величеству. Он лишь на час опередил г-на де Шемро, хотя тот установил рекорд скорости, преодолев 800 миль от Парижа до Кракова за шестнадцать дней. В течение последнего месяца жизни брата Генрих получал известия об его отчаянном положений и ухудшении состояния. Ожидая перемен, он, как всегда, не подготовил реального плана действий, и зти вести застали его врасплох. Единственное, что еделал Генрих, так зто попьітку уверить поляков в том,

Єкатерина Медичи

429

что он прижился у них и принимает обьічаи новой страньї. Он больше не скрьівался в своей комнате, сказьіваясь больньім, не вьіглядел мрачньїм и тоскующим. В начале пребьівания в Польше он сумел, избегая контактов со своими подданньїми, вьістроить барьер, защитившись правилами изощренного зтикета, которьім и прикрьівался. Зто только усиливало стремление подцанньїх видеть нового короля, а его еще больше отдаляло, делая царственно-хол одним. Теперь, появляясь перед народом, он бьіл сама живость и обаяние. Он обзавелся польским платьем и даже стал обучаться традиционньїм местньїм танцам. Воздерживаясь от вина, он с знтузиазмом поглощал пиво, хотя, на самом деле, вообще не любил алкоголя. К середине апреля отношения дворян к королю начало теплеть. Главная причина, вьізьівавшая конфронтацию к нему всей страньї, состояла в его упорном нежелании видеться со своей нареченной — сорокавосьмилетней старой девой Анной Ягеллоной. К ее великому разочарованию, нареченному удавалось избегать ее, и они встречались лишь на официальньїх приемах. Зная, что его дни в Польше сочтеньї, он почувствовал, что будет неплохо проявить вежливость к пьілкой даме, дабьі умилостивить своих «захватчиков» (так он рассматривал их). Бьівший герцог Анжуйский заставил их поверить, что из французского принца он превратился в польского короля. Ибо, когда доходило до плав­ ного, Генрих бьіл флорентийцем до кончиков ногтей. Известие о смерти Карла вьізвало великое ожесточение в Кракове. Генрих — спокойньїй и сохраняющий самообладание — обьявил о необходимости в сентябре созвать Сейм и, пока не будет принято решение вопроса о польском троне, во Франции будет править королева-мать. Польские интересьі — превьіше всего, ворковал Генрих. К тому же Франция — в надежньїх руках. Король вьіглядел на удивление уравновешенньїм и, хотя самьіе недоверчивьіе из дворян предпочитали не спускать с него глаз, вскоре стало ясно, что он не уронит своей чести. Однако, прикрившись личиной безмятежности, король и его свита лихорадочно готовились к побегу из опостьілев-

430

Леони Фрида

шей страньї. Они решили: ночь на пятницу 18 июня — идеальньїй момент для «ухода по-английски». За три дня до зтого Помпон де Бельевр, французский посол в Польше, бьіл официально отпущен королем, ибо со смертью Карла IX его служба прекращалась. Но у Бельевра бьіла тайная миссия: вьіехать вперед и подготовить путь к бегству для Генриха, обеспечив ему свежих лошадей на время остановок и ночевок, а также запасьі провизии. 18 июня де Шемро бьіл вьізван к королю, которьій вручил ему письма для Екатериньї, с указанием доставить их как можно скореє. Тот немедленно отбьіл. Все зто делалось перед членами совета, для отвода глаз. Однако Шемро не вернулся во Францию, а получил инструкцию встретить Генриха в маленькой разрушенной часовне, той же ночью, в деревушке в окрестностях Кракова. Он послужит проводником для короля и его собратьев по побегу и доставит их к границе между Польшей и Империей. Внезапно весь план оказался под угрозой разоблачения из-за ротозейства— Рене де Вилькье, дворецкого Генри­ ха, заметали с огромньїм караваном вещей, груженньїх на мулов, совершенно очевидно покидающим Краков. Теперь подозрения поляков подтвердились, и Генрих в ярости набросился на тупоголового Вилькье. И без того рискованньїй побег стал просто опасньїм. В обозе бьіли упакованьї драгоценности, принадлежавшие не только Генриху, но и польской казне. Как бьі дорого он ни ценил зти вещи, жизнь бьіла для него дороже, а он бьі и гроша ломаного за нее не дал, попадись ему на пути толпа разьяренньїх поляков. Поползла молва, что король тайно планировал сбежать, и граф Тенчин, управляющий двором короля, встревоженньій, явился к Генриху, обьявив, что «город и сенат скорбят из-за намерения короля их покинуть». И получил весьма обтекаемьій ответ: «Человек разумньїй, подобньїй вам, лег­ ко поймет: никакого намерения вас покинуть у меня нет. Когда я приму какое-либо решение, мои дворяне узнают о нем, когда я вьіскажу его на совете в их присутствии. Что же до населення, то лучше не противоречить их мечтам! Меня мало волнуют слухи, но волнует моя репутация».

Екатерина Медичи

431

Хотя спокойствие Генриха убедило Тенчина, в тот вечер все только и говорили, что о заговоре короля и побеге. Управляющий явился сообщить Генриху: по распоряжению сената вокруг дворца вьіставлена стража. Если бьі никакого плана не существовало, король вьішел бьі из себя от ярости: ему не доверяют! Сейчас же он остался хладнокровньїм, как всегда, и предложил, чтобьі не только стражи бьіли вьіставленьї, но и сам он «успокоит своих добрьіх подданньїх, отправившись в постель в их присутствии, когда же они усльшіат, что король уснул, то паника, вероятно, уляжется». В тот вечер ужин удался на славу. Король пребьівал в добром расположении духа, блистал остроумием. Наконец он удалился в спальню, оставшись один, как требовал обьічай, Тенчин также прилег в ногах кровати, полог бьіл опущен, и Генрих притворился спящим. Через некоторое время Тенчин вьішел из спальни и обьявил, что его величество действительно уснули. В соседних со спальней Генриха покоях те, кто собирался бежать вместе с ним, завертали приготовления. Как только Генрих рассудил, что наступил безопасньїй момент, он присоединился к сообщникам. Опустошили большой ларец с драгоценностями, прикрепленньїй к кровати короля; Генрих, кроме своих личньіх камней, набил карманьї польскими драгоценностями, включая жемчуга, алмазьі и другие. Зто может пригодить­ ся, если придется пробираться сквозь неприятельскую территорию. К их великой тревоге, обнаружилось, что все окна и двери во дворце запертьі, но, по счастью, нашелся небольшой проход из кухни, оставшийся открьітьім и без охраньї. Несколько раз их чуть бьіло не обнаружили, и все же, применив разньїе уловки, заговорщики ввібрались из дворца и прибьіли в часовню в окрестностях Кракова, где бьіла назначена встреча. Несколько французов из свитьі покинули дворец еще раньше, дав понять страже, что направляются на романтические свидания, но, когда Генрих прибьіл в часовню, ни их, ни Шемро там не бьіло. К счастью, лошади для побега бьіли привязаньї здесь, и, прождав некоторое время, все согласились, что королю не стоит дольше мешкать, ибо его

432

Леони Фрида

отсутствие скоро может бьіть обнаружено. Как только они тронулись в путь, действительно, обьявились некоторьіе из кавалеров, но Вилькье, Пибрак, де Шемро и кое-кто еще так и не появлялись. Без Шемро никто из беглецов не знал маршрута, здешнего язьїка они не знали, но, не смутившись зтими обстоятельствами, вьіехали в темноту. Проблуждав по лесу, кое-как вьібравшись из заболоченной местности, беглецьі сумели добраться до Освенцима около полудня, и здесь, к радости Генриха, обнаружились его любимцьі: Пи­ брак, Вилькье, Келюс и прочие, нетерпеливо поджидавшие их. Де Шемро тоже бьіл с ними. Вияснилось, что, не встретив короля у часовни, они, хотя и с некоторьім затруднением, сумели найти другую дорогу до Освенцима. Тем временем побег короля и кража драгоценностей бьіли обнаруженьї. В Кракове подняли тревогу, и татарская конница, подхлестьіваемая криками: «Держи клятвопреступника!», помчалась в погоню, чтобьі схватить Генриха и доставить к разьяренньїм подданньїм. Многие из зтих самих подданннх решили не терять времени даром и тоже вооружились столь основательними орудиями, как камни, дубинки и копья, и присоединились к солдатам. Когда измученнне беглецн заметали на горизонте преследователей, они пришпорили лошадей и из последних сил пересекли дощатий мостик через Вислу. Так, покинув Польщу, беглецн очутились в Плессе, на территории Силезии. Они разрушили мост, побросав доски в воду, и тем самим спаслись от конницн и огромной толпьі, желавшей вернуть бежавшего монарха. В Плессе Генриха поджидал Бельевр, и, хотя предполагалось, что они путешествуют инкогнито, зто никого не обмануло, особенно учитнвая горя­ чий прием, оказанннй Бельевром своєму королю. Губерна­ тор Плесса настоятельно советовал Генриху уезжать поскорее, ибо не хотел неприятностей с соседями из-за беглого короля. Так что компания весьма бистро скрнлась и вскоре, встретившись с внехавшими им навстречу снновьями императора, Матиасом и Максимилианом, била уже в Вене. Генриха приветствовала восторженная толпа горожан. Максимилиан II и императрица Мария тепло при-

Екатерина Медичи

433

няли беглеца. Бьівший соперник по вьіборам на польский трон теперь олицетворял само гостеприимство для моло­ дого короля, которого — в обьічной для XVI века манере общения между старшим и младшим монархами — назьівал и сьіном, и братом. Совершив лихой побег и поби­ вав на волосок от гибели, Генрих ощущал себя свободньїм человеком, и его не смущало теперь, что в его поступке бьіло мало чести, уж не говоря о величин. Он написал встревоженной матери: «Я ваш сьін, я всегда повиновался вам, и ньіне полон решимости еще больше препоручить себя вам, чем прежде <...> Франция и вьі стоите куда больше Польши. Я всегда останусь вашим преданньїм слугой». В столице империи Генрих нашел деньги, присланньїе матерью для возвращения домой, а также несколько писем от нее. Максимилиан обсуждал с будущим королем Франции различньїе трудности, связанньїе с отношениями между представителями новой религии и католиками. Он советовал гостю по возвращении домой проявлять как мож­ но больше терпения, позволяя обеим религиям мирно сосуществовать. Максимилиан указал, что такой умеренньїй подход всегда гарантировал успех в отношениях между лютеранскими князьями и католическими государями. Император лелеял тайную надежду, что его овдовевшая дочь, королева Елизавета, сможет вьійти замуж за Генриха, но у нового короля имелись свои взглядьі на зти вещи. У него бьіла на уме лишь одна невеста, а именно — Мария Клевская, жена его беглого родственника Конде, но зти чувства он хранил в глубокой тайне. Во время своего пребьівания в столице Империи Ген­ рих оправился от тягот путешествия и пребьівал в отличном здравии, если не считать обьічного свища под глазом и абсцесса под мьішкой. Появление новой болячки на ноге дало повод для беспокойства, особенно когда она упорно отказалась заживать, даже после применения нового революционного метода: больную ногу засовьівали в горло только что заколотого бьїка, но зто потрясающее медицинское новшсство ничего не дало.

434

Леонн Фрида

После не слишком красивого прощання с Польшей, Генрих теперь показал, что может вести себя, как настоящий король, и так очаровал народ в Вене, что многие сокрушались, когда он собрался уезжать. 11 июля 1574 года Генрих прибьіл на земли Венеции, где его встретили подарками — золоченой каретой и зскортом в три тьісячи человек. Ликующие толпьі ввіходили к дороге приветствовать будущего короля Франции. Количество провожающих росло по мере продвижения Генриха от деревни к деревне. Жажда увидеть короля в золотой карете бьіла столь сильна, что в одном из городов сьін сенатора, вьітеснивший какого-то человека с занятого им места, вьінужден бьіл вступить с ним в драку и бьіл заколот кинжалом. Наконец Генрих добрался до берега лагуньї, где его поджидали три роскошно задрапированньїе гондольї, все разного цвета. Генрих вьібрал судно, покрьітое золотой парчой, с гондольєрами, облаченньїми в его родовьіе цвета — желтое с синей отделкой. Отбьів, он обнаружил, что его сопровождает флот из 2000 судов и, в знак особой чести, молодьіе дворяне города вьістроили полумесяцем сорок гондол, украшенньїх черньїм бархатом, и так пльїли, сопровождая гондолу Генриха. После короткого отдьіха он забрался на крьішу гондольї и стоял, на виду у приветствующей его толпьі. До поздней ночи Генрих катался по каналам, жадно расспрашивая о различньїх дворцах и церквях, мимо которьіх проезжал. 18 июля, прослушав мессу, он официально вьехал в город вместе с дожем Мочениго на борту величественнейшего корабля, какой он когда-либо видел в жизни. Подняли пурпурньїй парус с гербом — львом святого Мар­ ка, и 350 гребцов отвезли их на Лидо, где барка бросила якорь. Послушав «Те Deum» в соборе Святого Николая, Генрих поселился в палаццо Фоскари на Большом канале. Девять дней, проведенньїх в зтом городе, бьіли для Ген­ риха, наверно, самьім счастливьім и беззаботньїм периодом жизни. По природе своей больше итальянец, нежели француз, он всецело предался наслаждению новшествами и произведениями искусства, изобильно встречавшимися на каждом шагу. Генрих отправился к восьмидесятисеми-

Екатерина Медичи

435

летнему Тициану и вьісказал ему своє глубокое уважение, он позировал Тинторетто. И, разумеется, не мог удержать­ ся от покупки великолепньїх вещей, которьіми соблазняли его купцьі и ремесленники. К счастью, Екатерина вьіслала сьіну ЗО тьісяч зкю на развлечения в Венеции, и он сам сумел занять 10 тьісяч. Почти все прихваченньїе в Польше сокровища пошли на раздачу подарков и различньїе затра­ ти. Подобно своей матери, Генрих бьіл не только зкстравагантен по натуре, но также и чрезвьічайно щедр, осьіпая бриллиантами и другими драгоценностями — а также деньгами — всех, кто ему угодил. Никогда еще он не бьіл так счастлив и желал возблагодарить судьбу за зтот редкий миг ничем не омраченного счастья. После визита наследника французской короньї многие в Венеции оказались обеспеченньїми до конца жизни. Ежедневно нуждаясь в предметах роскоши, он, например, ухитрился на одни только духи истратить тисячу зкю. Стеклодувьі Мурано работали, устроившись в гондолах возле его дворца на Большом канале, и он с восхищением наблюдал, как они создают для него вещи сказочной красо­ ти. Посетив всех мастеров, которьіми славилась Венеция, вечерами Генрих отправлялся на бальї и банкети, где в ь і з ь і вал всеобщее поклонение. Двадцатидвухлетний король так и сиял, чего раньше с ним не случалось — и никогда более не случится. Поздно вечером герцог Феррарский и герцог де Невер, присоединившиеся к королю в Венеции, виво­ дили его из дворца потайним ходом, чтобьі приобщить и к удовольствиям другого рода, и Генрих возвращался на рассвете, в полном восторге. Он жалел, что мать его не бьівала в Венеции, и говорил: «Если бьі только королева, моя мать, била здесь, чтобьі не я, а она получила свою долю поче­ стей, ведь я всем обязан ей!» Несмотря на столь достойное проявление чувств, он, однако, не удосужился написать ей ни разу из зтого рая на земле.

27 июля, когда отьезд уже нельзя бьіло откладьівать, Ген­ рих попрощался с Венецией, вдохновленньїй искусством, красотой и цивилизованной жизнью, которую встретил здесь. Он вернулся во Францию, полньїй нових и д є й , как

436

Леони Фрида

изменить и облагородить свой двор. Генрих истратил здесь 43 тьісячи зкю и еще на 19 тьісяч сделал долгов, не считая польских сокровищ, которьіе без оглядки раздавал направо и налево. Для Венеции краткое пребьівание короля стало настоящей находкой. Герцог Савойский, по просьбе Екатериньї, прибьіл в Венецию и здесь присоединился к свите ее сьіна. Генрих радостно встретил дядю, и они провели вместе много времени в городе. Герцогство Зммануила-Филиберта нахо­ дилось по пути Генриха к дому, и зтот мудрьій политик, увидев, что молодой король все еще неопьітен в политике, да к тому же пребьівает в зйфории, решил навязать ему собственньїй распорядок действий, дождавшись лишь удобного момента. Маршрут их возвращения во Францию проходил через Падую, Феррару и Мантую. На каждой остановке Генрих получал страстньїе письма от матери, умолявшей его вернуться, ибо политическая ситуация во Франции ухудшалась. Не обращая внимания на призьівьі матери, Генрих еще двенадцать дней провел в Савойє, с дядей и теткой. Вот тогда-то Зммануил-Филиберт и попросил молодого короля вернуть іюследние города Пьемонта, еще удерживаемьіе Францией. Счастливое настроение все еще не оставляло Генриха, и он обьявил, что в знак друж­ би и доброй воли он действительно возвращает Пинероло, Савильяно и Перузу. Строго говоря, зто решение бьіло принято еще по КатоКамбрезийскому договору 1559 года, но жест Генриха сразу же стал непопулярен как среди сопровождавших его при­ дворних, один из которнх, герцог де Невер, бнл губернато­ ром французских территорий в Италии, так и среди французского народа вообще. Именно от таких необдуманних шагов Екатерина и заклинала сина воздерживаться до воз­ вращения, но она сделала хорошую мину при плохой игре и игнорировала возмущение своих советников. Впрочем, в обмен на поддержку территориальних обещаний Генриха Екатерина получила от герцога Савойского четьіре тьісячи солдат, которьши могла располагать в сражениях с повстанцами.

Екатерина Медичи

437

Екатерина вьіехала из Парижа, чтобьі встретить сьіна неподалеку от Лиона. Рядом с ней в карете сидели герцог Алансонский и король Наваррский. Она постоянно держала их при себе, словно нашаливших детей. Покидая Париж, королева-мать тревожилась о многом, но все волнения улетучились, когда — наконец! — 5 сентября она снова заключила в обьятия своего дорогого Генриха. Он же встал на колени и поцеловал матери руку. Оба плакали, вновь воссоединившись. Необьїкновенно воодушевившись с момента пересечения французской границьі, Генрих воскликнул: «Нет в мире страньї, равной зтому королевству!» Поздоро­ вавшись с сьіном, королева повернулась к его брату, Алансону, и к Генриху Наваррскому. Представив двух молодьіх людей королю, она произнесла: «Сир, соблаговолите принять зтих пленников, которьіх я теперь препоручаю вашему величеству. Я уже сообщала вам об их вьіходках и про­ ступках. И теперь вашему величеству решать их судьбу». Генрих протянул руку брату для поцелуя, потом с удовольствием приветствовал Наваррского и обнял обоих. Алан­ сонский, всегда спохватьівавшийся слишком поздно, начал бьіло что-то бубнить старшему брату на ухо в оправдание своей изменьї, но Генрих сказал с ульїбкой: «Да будет так, братья мои; прошлое забьіто. Я освобождаю вас обоих, взамен же прошу лишь вашей любви ко мне и послушания. Если же вьі не в силах любить меня, то хотя бьі из любви к самим себе держитесь подальше от заговоров и интриг, которьіе причиняют вред только вам самим и которьіе не стоят славного имени, унаследованного вами». Зто бьіло честной попьіткой начать правление с дружескими и благо­ родними намерениями. Марго также приблизилась к брату и приветствовала его. В своих мемуарах она вспоминает, как он стоял и пристально смотрел на нее. Он бьіл в курсе ее участия в заговорах брата и мужа. Тем не менее, он обнял сестру и отпустил комплимент по поводу ее красоти. Марго, помнившая о прежних, не вполне братских его обьятиях, пишет: «Ког­ да король прижал меня к себе, я вздрогнула и затряслась С Г О Л О В Ь І до пят, и зти ощущения мне стоило большого

438

Леони Фрида

труда скрьіть». На следующий день произошел торжественньій вьезд короля в Лион, и Екатерина заняла особое место рядом с Генрихом. Он хотел вознаградить мать за суровую борьбу, которую ей пришлось вести, дабьі сохранить его королевство. Позже, в тот же день, новоявленньїй король созвал свой первьій совет. Екатерине бьіло пятьдесят пять лет, когда ее любимое дитя унаследовало трон, которьій она столь ревностно сберегала для своих сьіновей. По понятиям XVI века она уже достигла весьма преклонного возраста. Королева явно страдала избьіточньїм весом, хотя не потребляла спиртно­ го. Ее способность поглощать сьітную пищу в невероятньїх количествах кого угодно приводила в изумление, а пару раз она даже едва не погибла от несварения желудка и вьізванной им интоксикации. Тем не менее, Екатерина оставалась столь же проворной и активной, как и всегда. Она продолжала ездить верхом даже разменяв седьмой десяток, и все еще любила охоту, хотя несколько раз сильно расшиблась, упав с лошади, и по-прежнему отменно стреляла. Ей бьіли присущи и специфические женские интересьі и увлечения. Искусная рукодельница, как замечал Брантом, Екатерина часто проводила послеобеденньїе часьі в кружке своих дам, «увлеченная вьішивкой шелком, в которой ей не бьіло равньіх». Живой и п ь і т л и в ь і й ум Екатериньї требовал пищи, и она легко загоралась новими идеями, изобретениями и новшествами. Когда из Нового Света стали привозить табак, она в 1560 году получила образчик в подарок от Жана Нико, своего посла в Португалии. Ей обьяснили, что зти сухие листья нужно заворачивать в бумагу, туго скручивая, и ку­ рить, и что зто растение якобьі обладает великими целебньіми свойствами. Решив, что курить табак она не станет, Екатерина велела искрошить его в порошок и вскоре обьявила, что он отлично помогает от головной боли. Ее увлечение табаком очень скоро перенял весь двор, а затем и простолюдини, которне назвали табак «herbe de la геіпе» («зелье королеви») или «nicotiane». Именно благодаря Ека­ терине Медичи французи полюбили табак, и получается,

Екатерина Медичи

439

что, несмотря на обьічньїй зпитет «отравительницьі», лишь зтот случай может подтвердить такую репутацию королевьі. Мьі уже упоминали, что еще только прибьів ко французскому двору, юная принцесса ввела в обиход дамское боковое седло, дамские панталони и столовьіе вилки. Ее влияние определило также появление многих других новшеств. Добиваясь усовершенствования женского костюма, Екатерина стремилась к сохранению благопристойности. Она хотела, чтобьі когда ей придется танцевать или спрьігивать с лошади, окружающие не могли видеть ничего, кроме изящной ножки в безукоризненном чулке. Ее панталони шились из различньїх материалов, включая золотую и серебряную парчу, хотя можно себе представить, какой дискомфорт вьізьівало такое белье при носке. Зтот предмет туалета бьіл принят на вооружение француженками, но полностью игнорировался англичанками, которьіе пришли к нему лишь много лет спустя. Екатерина первая при дворе начала пользоваться склад­ ним веером, свисавшим с лентьі, прикрепленной к поясу, и богато украшенньїм. Зта вещь, впоследствии, стала излюбленной в Англии. А еще она внедрила носовьіе платки, и зто новшество придворньїе весьма полюбили, и платок стал неотьемлемьім аксессуаром ренессансного костюма. Впервьіе платки начали делать в Венеции, они спитались пред­ метом роскоши, разрешенньїм только для знати. Екатерина собрала огромную коллекцию декоративних платочков; их полаталось держать за серединку, демонстрируя расшитьіе края. По прямому назначению использовали лишь простьіе кусочки льна, остальньїе же играли чисто декоративную роль. Несмотря на страсть ко всему «новому», в отношении института монархии Екатерина придерживалась атавистического преклонения перед старим. За прошедшие годьі она обрела своеобразное величне, и, несмотря на двойной подбородок и пухлий, с жесткими складками рот, умела обаять слушателей, переходя на доверительньїй тон, но сохраняя непреодолимую дистанцию со всеми, кроме любимого сьіна. Вводя и поощряя новьіе моди, королева-мать почти

440

Леони Фрида

не меняла стиля собственной внешности, делая исключение лишь ради свадеб своих детей. С тех пор, как Екатерина овдовела, она носила просторньїе черньїе платья с широки­ ми откидньши, тоже черньїми рукавами. Черньїй, заостренньій книзу корсаж обтягивал фигуру. Вокруг белого сборчатого воротника поднимался вьісокий черньїй воротничок, и «все бьіло скрьіто черной мантильей». Хотя в целом фигура ее создавала мрачное впечатление, покрой одеждьі, качество тканей и кружева бьіли превосходньї. Платье ее чаще всего шилось из простой шерсти, но иногда украшалось мехом или драгоценностями, если обстоятельства требовали создать торжественньїй зффект. Что же до белья, то здесь Ека­ терина ни в чем себе не отказьівала: под черной шерстью королева носила прекраснейшие сорочки и богато расшитьіе нижние юбки. Таково бьіло ее намерение: стоять особняком среди нарядних, одетьіх в разноцветньїе платья дам и кавалеров — и особенно в правление Генриха III. Один посол, пораженньїй увиденньїм, сообщал о придворних нового ко­ роля, что «никогда не видел никого, похожего на них». В отличие от своей современницн Елизаветн Английской, Екатерина никогда не вищипивала бровей или волос на лбу (високий лоб считался признаком совершенной кра­ соти) и косметикой пользовалась умеренно. Она зкспериментировала, как сейчас сказали би, с «новими продуктами и технологиями», способствуя распространению их среди знатних женщин Европн. Екатерина наносила румяна по­ верх слоя свинцовнх белил, которне должньї били сделать ее лицо как можно более бледннм, изредка пользовалась и тенями для век. Она не применяла мушки из тафти или бархата, столь любимне Елизаветой І, которне приклеивались на лицо, чтобьі отвлечь внимание от нежелательннх подробностей (например, желтнх зубов). Использование такой примитивной косметики, как свинцовне белила и ртутнне притирки, приносило ужасние плоди. Так как м и­ лись тогда редко, то ядовитне средства красоти оставались на лице, лишь подновляясь, пока их не требовалось полностью «освежить», и тогда их смнвали, чтобн затем процесе начинался сначала.

Єкатерина Медичи

441

Єкатерина также активно внедряла духи. (Во Флоренции, в монастьіре Санта-Мария-Новелла, действовало старейшее парфюмерное производство, существующее и до­ нине). Так как личной гигиеньї, как мьі понимаем ее нннче, практически не существовало, телесньїе запахи бьіли порой невьіносимьі. И мужчини, и женщиньї щедро по­ ливались духами, стараясь заглушить дурньїе запахи тела. Ими опрьіскивали даже домашних животньїх. В Грассе, которьій стал крупним центром по изготовлению перчаток, для дублення кожи применяли мочу, а для того, чтобьі отбить вонь, дубильщики использовали духи. Таким обра­ зом, перчатки всегда били надушенн, и даже после того, как в XVIII веке изготовление перчаток в Грассе захирело, индустрия духов по флорентийской модели здесь сохранилась и развилась, превратившись в отрасль современной индустрии. Отсутствие личной гигиеньї и редкая стирка многослойной одеждьі означали также изобилие блох. Таф­ ту использовали еще и потому, что спиталось, будто она отпугивает насекомнх. Волоси у Єкатерини били темними от природи, но временами она их внсветляла, применяя отбеливатели или накладки другого цвета. В XVI веке блондинки спитались идеалом красоти. Франция и Италия изготавливали лучшие в Європе парики, и на открнтнх волосяних аукционах ча­ сто продавались остриженнне волоси монахинь. Портре­ ти Єкатерини показнвают ее с прической, разделяющей волоси пробором посредине, с небольшими завитками на висках, внступающими из-под французского чепца. Позже она носила вдовий капор, почти полностью скрнвавший во­ лоси. Старея, она, очевидно, заменила зти естественнне за­ витки накладками. Мужчини тоже часто носили накладние бороди, хотя в конце XVI века в моду вошли маленькие козлинне бородки. Веком раньше герцог Лотарингский, например, носил накладную бороду длиной до пояса, с которой явился на похорони герцога Бургундского. Способность королевн-матери трудиться без уста­ ли оставалась неизменной, казалось, трудносте, которне встречались ей на пути, лишь подпитнвали ее сили. Она

442

Леони Фрида

могла работать до поздней ночи после официального бан­ кета, давать указания секретарям по поводу нескольких дел одновременно и, если нужно, обходилась немногими часа­ ми сна. Привьїкнув долгое время находиться у руля власти, сейчас она должна бьіла разведать незнакомую территорию: кто знает, до какой степени Генрих потерпит ее вмешательство, взойдя на трон? Екатерина любила Генриха, но и побаивалась его. Генрих обрел власть уже взросльїм, и, хотя отличался гораздо большим умом, чем остальньїе сьіновья Екатериньї, и обладал собственньїми представленнями об управлений государством, мать знала за ним привьічку к праздности, опасную для короля. Другие, более чем зксцентричнне свойства его характера также заботили Екатерину. Непредсказуемость и неудержимость Генриха как в материальном, так и в змоциональном плане попросту внушали опасения. Он защищал и любил своих фаворитов, красавцев-миньонов, относясь к ним с ревностной преданностью, которая еще усилилась, когда он стал государем Франции. Даже его страстную любовь к жене принца Конде нельзя с уверенностью считать гетеросексуальньїм влечением; скореє зто бьіло сродни навязчивому, хотя и платоническому, фетишизму. Екатерина не могла не переживать из-за главного противоречия в характере сьіна: будучи большим любителем удовольствий, он одновременно являлся религиозньїм фа­ натиком, способньїм на самоистязание, для которого ни одна жертва Господу не бьша достаточной. Его любовь к богатьім одеждам привела позднее к тому, что он сам изобретал костюми для жени, как и для себя самого и сво­ их фаворитов. Одержимость драгоценностями и другими предметами роскоши вряд ли били би одобрени его отцом. Что же до морали и манер, то, по меркам XVI века, Генрих II держал двор в черном теле. Его суровий кодекс касался в том числе и одеждн — он создал целий комплекс «законов ограничения», даби обуздать страсть придворних к нарядам и украшениям, хотя зти закони часто игнорировались. Если би он бьіл еще жив, то наверняка старался би почаще отправлять Генриха на охоту или заставлял би

Екатерина Медичи

443

рисковать жизнью в опасньїх физических играх. Однако обьічная для рода Валуа страсть к охоте и рьіцарским турнирам Генриха II не передалась Генриху, он предпочитал сидеть дома, в тепле и комфорте. Однако ему случалось проявлять и другие чертьі характера, например, в истории с побегом из Польши. Как бьі предосудительна ни бьіла вся затея в целом, Генрих проявил недюжинную храбрость во время отчаянного броска до границьі с Империей, и когда свита снова и снова умоляла его повернуть, он гнал вперед, невзирая на опасность впереди и сзади. К несчастью, за время пребьівания в Польше лень и праздность в характере Генриха стали еще заметнее. Венецианский посол Джованни Микиель пишет: «Вся его прежняя рьіцарственность и серьезньїе идеи, о которьіх столько говорилось, исчезли. Он предался полной праздности, чувственньїе удовольствия заменили ему все; он так избегает каких бьі то ни бьіло телесньїх усилий, что все диву даются. Большую часть времени король проводит в кругу дам, весь умащенньїй духами, с завитьіми волосами, украшенньш серьгами и кольцами разного сорта. Суммьі, которьіе он тратит на одни только изьісканньїе злегантньїе рубашки, просто невообразимьі». А вот один английский наблюдатель в письме к сзру Френсису Уолсингзму, государственному секретарю Елизаветьі І, напротив, награждает нового короля всяческими комплиментами. Он описьівает обаяние Генриха и его особьій, хотя и ускользающий шарм, которьш портретистьі, к несчастью, никогда не могли уловить. (Хотя, возможно, такой положительньїй отзьів обьясняется тем, что Генрих все еще воспринимался как кандидат на руку английской королевьі...) Суньига, испанский посол, писал Филиппу 22 сентября 1574 года, что король проводит все вечера за танцами и посещением банкетов. Зная, как подействовать на своего мрачного, всегда одетого в черное, властелина, он отбирал самьіе броские детали: «Последние четьіре дня он [Генрих] носил костюм из фиолетового атласа— панталони до колен, камзол и короткий плащ. Вся одежда покрита рюша­ ми и разрезами, украшенньши пуговицами и лентами бе-

444

Леонн Фрида

лого, красного и фиолетового цветов. Вдобавок, он носит серьги и коралловьіе браслетьі». Посол заканчивает такими словами: «Всем зтим он только показьівает свою истинную суть». Зта ремарка, несомненно, относится к женоподобности короля. На самом деле Суньига находил проблемьі там, где их не бьіло, ибо, в отличие от аскетичньїх испанских придворньїх, французские дворяне XVI века в украшении собственньїх персон не отставали от женщин. Они носили серьги, ожерелья, усьіпанньїе драгоценностями костюмьі, изобретали фантастические фасоньї. Генрих зтим отличался в особой степени, и такое поведение можно расценивать по меньшей мере как склонность к трансвестизму. Генрих довел мужскую моду до гротеска. Камзольї надевали на корсетьі — с планками из лозьі или из китового уса (такие же носили и женщиньї), которьіе причиняли огромньіе мучения и вредили здоровью, сдавливая ребра и грудь так, что стеснялось дьіхание, а, кроме того, натирали кожу до ссадин. Зти настоящие орудия пьітки бьіли запрещеньї в Англии, но только не во Франции при Генрихе III. Часто утверждают, что Екатерина заставляла свой «летучий зскадрон» добиваться шириньї талии не более 13 дюймов. Достижение подобного размера в точности представляется невозможньїм, даже если мьі допустим, что французский дюйм бьіл больше английского. Но в любом случае, стремление к максимально тонкой талии имелось, а для отого не обойтись бьіло без жестких корсетов, которьіе порой «впивались за­ нозами в плоть». Генрих и его придворньїе носили также тяжельїе, подбитьіе ватой рукава. Плащ накидьівался на плечи, и король, для равновесия, ввел в обиход пьішньїе пгганьї с разрезами, в которьіх виднелись вставки ярких оттенков57.

57 Разрезьі вошли в моду после того, как швейцарцьі отразили вторжение армии бургундцев под предводительством Карла Смелого в 1477 году. Захватав неприятеля врасплох в его лагере, швейцарцьі изрезали на полоси их палатки и знамена. Дабьі отпраздновать свою победу, они и подшили зти полоси к одежде. Зто породило стиль с разрезами, позволявший знати сочетать различнме по фактуре и цвету ткани, увеличивая тем самим роскошь костюмов.

Єкатерина Медичи

445

Радуясь воссоединению с сином, Єкатерина на какое-то время закривала глаза на его слабости. Пусть сплетники и злопьіхатели звали его «король с острова Гермафродитов», она знала, что Генрих способен править Францией как настоящий король. Тактично и осторожно Єкатерина вьідвинула ряд предложений по поводу того, с чего ему следует начинать своє правление. Она подьітожила: «Он способен сделать все, что угодно, но ему не хватает воли». Первьім делом она посоветовала ему уменьшить совет, что он и сделал, доведя число участников до восьми. Новьій совет состоял из доверенньїх лиц Єкатерини и, частично, самого Генриха. Ото бьіли Рене де Бираг, Жан де Морвиллье (єпископ Реймский), Себастьен л ’Обеспен (єпи­ скоп Лиможский), Жан де Монлюк (єпископ Валанский), Ги де Пибрак, Поль де Фуа, граф Филипп де Шеверни и Помпон де Бельевр. Те, кто разделил с королем его изгнание в Польше, также получили наградьі. Вилькье и де Рец поделили должность первого кавалера опочивальни и исполняли обязанности по очереди, каждьій по шесть месяцев. Роже де Бельгард стал маршалом Франции, а Мартен Рюзе — государственньїм секретарем. Так что подобранное Єкатериной ядро из проверенньїх и знающих людей сохранилось при новом монархе. Королева-мать посоветовала Генриху самому наблюдать за всеми делами и не оставлять ничего на усмотрение государственньїх секретарей, которьіе питались вести себя так, будто могут решать все и без государя. Генрих постановил, что ни один официальннй документ не будет спитаться действительньш без его личной подписи, и велел показьівать себе всю корреспонденцию. С самого начала стало видно, какую работу он проделнвал — по наброскам деловнх бумаг, исписанньїх его мелким аккуратннм почерком, по краткому росчерку подписи на документах. Распределение обязанностей монарха между помощниками, ставшее отличительной чертой последних правлений, било забито. Теперь во Франции имелся настоящий король. Вознамерившись показать «руку хозяина», как советовала Єкатерина, Генрих отменил ее право вскрнвать диплома-

446

Леони Фрида

тические депеши. Если ее зто и оскорбило, королева-мать скрьіла свои чувства. Ведь она сама дала ему такой совет. Она предложила ему вести себя «как господину, а не как приятелю». Немного раньте Екатерина предупреждала его, что «gens de longue robe» — членьї магистрата и чиновни­ ки — тупьі, утомительньї и многословньї: «Они портят все и пьітаются контролировать всех подряд, считая, что их красноречие и всезнайство делают их мнения единственно допустимьіми, а мьі их считаем несносньїми». Более того, она предложила Генриху брать в помощники воєнних, ибо они всегда говорят то, что думают, и не растекаются мнслью по древу: «У них нет ничего, кроме здравого смьісла, нет лишних знаний и собственньїх мнений, а потому легко принимают то мнение и то направление, какое требуется ко­ ролю». Очевидно, искушенная Екатерина имела в виду то, что воєнними легче манипулировать, к тому же они более преданни, и их намерения легче прочитнваются. Долгий опит научил королеву-мать получать от них то, что требовалось. Профессионали и интеллектуали слишком сложньї. В списке должностннх лиц, поставленних королем на самне главние пости, били слишком заметай своим отсутствием имена представителей знатнейших династий, слу­ живших его отцу и деду: Гизов и Монморанси. Главний совет Екатеринн заключался в важности ве­ дення регулярного расписания, чтобьі общественние дела приходились на утро, а другие — на послеобеденное время. Она побуждала его постоянно бить доступним народу, как его дед, Франциск І. Он должен внслушивать людей, принимать их жалоби или петиции, причем лично. Только таким путем можно создать образ короля как главного действующего лица в стране, лица, от которого исходят все почести, должности и наградн. Он должен скрнвать свои предпочтения в отношении близких друзей и товарищей, воздерживаясь от возвеличивания кого-либо из них. Она, конечно же, извлекла зтот урок из своего опьіта, когда ее муж поступал так в отношении определенной группи лю­ дей, ненамеренно оскорбляя ее. Так что Генрих должен усвоить зти правила и привнчки сейчас же, и только в зтом

Єкатерина Медичи

447

случае его будут уважать и повиноваться ему как королю, а не воспринимать как ребенка. Хотя Генрих согласился с большей частью советов, у него бьіл иной взгляд на то, как должен преподносить себя монарх, и он не отказьівался от приобретенньїх в Польше привьічек, вьізванньїх желанием держаться подальше от назойливой толпьі. Зто не нравилось французам. Но­ вий король, например, не устраивал публичньїх трапез, но всегда ел за низкой балюстрадой, чтобьі никто к нему не приближался. За едой прислуживали не слуги, а его кава­ лери. Король не разрешал людям приближаться к себе без его позволения, а допущеннне должнн били соблюдать строгий ритуал, прежде чем заговорить с его величеством. Обед давали примерно в одиннадцать часов, время ужина определялось более свободно, за ним часто следовал бал или другие увеселения. Во время королевских трапез толпа придворних более не стояла вокруг, заглядивая в рот венценосца. В отличие от своих предшественников, Генрих не хотел жить на людях, считая, что фамильярность — сестра дерзости. Его королевское достоинство оскорбляло присутствие вельмож при утреннем одевании, позтому он повелел никому не входить в королевскую опочивальню, пока не оденется полностью. Такие реформи визвали недовольство при­ дворних, но король отступать не собирался; только когда несколько знатних лиц в знак протеста покинули двор, он согласился кое в чем уступить, и то на время. В 1585 году он велел напечатать брошюру с точними инструкциями по придворному зтикету. Она послужила основой для создания тех фантастически стилизованньїх манер, обнчаев и ритуалов, которне впоследствии регламентировали придворную жизнь в Версале во Бремена Людовика XIV и его потомков. Так Генрих III породил зксцентричную, регламентированную до мельчайших деталей систему существования, которая била устранена лишь с падением королевской власти во Франции. Патриархально-величавнй стиль правлення его деда и отца, с его добродушно-рнцарской атмосферой, бнл забьіт как анахронизм. В Генрихе не било ничего

448

Леони Фрида

добродушного: он бьш слишком утончен и ни на минуту не забьівал, кто он такой. Не прошло и нескольких дней после встречи с Генрихом, как Екатерина осознала, что многие чертьі его характера, давно тревожившие ее, заметно обострились после пребьівания в Польше. Один наблюдатель даже предполагал: «А не случилось ли так, что король проехался не только из Парижа в Краков, но побьівал также в Содоме и Гоморре?» Екатерина заметала, как глубоко Генрих бьіл разочарован, не увидев в Лионе, среди встречающих, женьї принца Конде, принцессьі Марии Клевской. Она бьіла на сносях, и такое путешествие могло стать для нее опасньїм. Сам же Конде между тем не возвращался из Германии, поскольку оставался врагом правящего дома. Мария отреклась от протестантской религии тогда же, когда и ее муж, в 1572 году, со всей искренностью приняв католичество. Без малейшего зазрения совести Генрих серьезно и убежденно рассуждал о грядущей женитьбе на уже замужней женщине, к тому же беременной. Он собирался организовать ее развод как можно скорей, чтобьі они могли соединиться без промедления. Любой час, проведенньій вдали от нее, бьіл для него мучением, как свидетельствовали его ежедневньїе письма, но теперь уже оставалось недолго ждать, пока она наденет корону Франции как его жена и королева. Екатерина хранила молчание. Она не хотела такого для своего сьіна, но что поделаешь, если зто принесет ему счастье, а главное, детей? Франции нужньї законньїе наследники, чтобьі продолжить род Валуа и не допустить Бурбонов на трон. Ходили упорньїе слухи о неспособности короля произвести потомство. Родственник Екатериньї, папский нунций Сальвиати, писал 20 сентября 1574 года кардиналу Галли, что, даже если король и женится, «мьі с большим трудом можем себе представить, чтоб у него появились отпрьіски... лекари и те, кто знает его хорошо, утверждают, что он крайнє слабой конституции и вряд ли проживет долго... Он столь слаб, что, если спит „не один66 две или три ночи, то потом целую неделю не может встать с постели. Ког-

Екатерина Медичи

449

да сльшіно, что королю нездоровится и он два-три дня не встает, можно бьіть уверенньїм, что именно „амур“ случился причиной зтого недомогания». Но не только «амур» заставлял короля болеть: у него, так же, как и у Карла, бьіли слабьіе легкие, и он пил одну лишь воду, ибо, с такой конституцией, не мог виносить и стакана вина. Спустя несколько дней архиепископ Франжипани писал: «Единственньїм стоящим лекарством для зтой страньї может стать лишь настоящий король, которьій не только хочет бьіть королем, но и понимает, чего зто стоит. Тогда все встанет на свои места. Я не вижу зтих качеств в сем юноше, ибо и дух его стремится лишь к праздности и чувственньїм удовольствиям, и тело его слишком слабо и подвержено болезням <...> В двадцать четьіре года он почти не бьівает на воздухе, проводя большую часть времени в постели. Его нужно очень сильно подгонять и вьінуждать действовать». Ко времени своего прибьітия в Лион Генрих провозгласил, имея в виду Дамвиля и других повстанцев Лангедока: «Для меня нет большего желания, чем возвращение ко мне моих подцанньїх и их истинное послушание, которое приведет к доброте и милосердию». Екатерина, уверенная в воинских талантах сьіна — забьів, что все заслуги на поле брани принадлежали ньіне покойному Таванну — начала дебати на совете. Генрих, вместо того чтобьі, в соответствии с предьідущим заявлением, обьявить о всеобщей амнистии, принял линию матери. Хотя она и советовала ему стать «хозяином», но постаралась также внушить, что никому другому он не может доверять без колебаний и лишь ее руководство будет бескорьістньїм. Дамвиль, ньіне предводитель партии «Политиков», воспользовался пребьіванием Генриха в Турине, в гостях у дяди и тетки Савойских, и приехал туда, чтобьі обьясниться по поводу своих действий в последние месяцьі правлення Карла IX. Зто свидетельствовало о чистоте его намерений, о желании прийти к мирному решению в начале нового правлення. Он также толковал о необходимости найти спо­ соби умиротворить реформатов. Если бьі Генрих освободил 15 Л. Фрида

450

Леони Фрнда

двоих «заложников-Монморанси» из Бастилии (старшего брата Дамвиля, Франсуа, и тестя его брата Мерю, маршала де Косеє), а также по-человечески обошелея с самим Дамвилем, позволив ему остаться губернатором Лангедока, тогда двухмесячное перемирие, купленное Екатериной, могло перетечь в долгосрочньїй мир. Но Генрих, подстрекаемьій Екатериной и другими горячими головами из королевского совета, отверг зти мирньїе инициативьі и снова начал гото­ виться к вооруженной борьбе. Как раз в зтот момент на короля обрушилась личная трагедия: в субботу, ЗО октября 1574 года Мария Клевская-Конде умерла от болезни легких. Ходили слухи, будто Конде обрьізгал ядом письмо к жене, дабьі та долго и мучительно умирала, но в действительности молодая женщина много лет страдала от слабости легких. За несколько недель до зтого она, казалось, совершенно благополучно родила дочь, названную Екатериной в честь сестрьі Марии, герцогини де Гиз. Новости о внезапной смерти Марии достигли Лиона 1 ноября. Королева-мать, для которой такой оборот дела бьіл весьма кстати, ибо Мария бьіла умной и знергичной женщиной и могла серьезно повлиять на Генриха, а значит, стать для королевьі-матери обузой, не решалась сказать сьіну об зтом, положив письмо на самое дно пачки корреспонденции. Когда же Генрих все-таки прочел: «Госпожа де Клев... осененная особьім благословением и красотой... покинула зтот мир», — то попросту потерял сознание. Печаль и тоска Генриха бьіли таковьі, что Екатерина на­ чала бояться за жизнь сьіна. Приступи отчаяния, истерики и ридання вконец истощили короля, доведя его до сильнейшей лихорадки и приковав к постели, где он оставался, три дня не принимая ни пищи, ни води. Наконец Вилькье и герцог де Гиз заставили его поесть — по приказу королевьіматери. Когда он, наконец, встал с постели, то облачилея в костюм из черного бархата, расшитьій серебряньїми чере­ пами. Маленькие серебряньїе черепа также украшали его туфли. Предаваясь искреннему горю, Генрих представлял собой трагическую, и все же нелепо-театральную фигуру. Двору било велено облачиться в глубокий траур, хотя мать

Екатерина Медичи

451

и заклинала его не тосковать так сильно, а лучше заняться поиском подходящей невестьі, и как можно скореє. Она решительно изьяла все напоминавшие о его возлюбленной предмети и занялась поиском жени для Генриха. Среди вероятньїх кандидатур королева-мать рассматривала шведскую принцессу, Елизавету Ваза, ибо считала, что лишь королевская дочь может составить достойную партию для ее сина, короля. Женитьба на Елизавете также позволила би Генриху сохранить польскую корону, а для Екатериньї неожиданньїм преимуществом стало то, что принцесса ни слова не знала по-французски. В своем горестном изнеможении Генрих как будто согласился с вибором матери. Французскому послу в Сток­ гольм послали требование раздобнть портрет принцессн, но в зтот момент король неожиданно переменил решение в пользу другого лица. Он тайно решил жениться на Луизе де Водемон, девушке из Лотарингского дома, которую встретил при отьезде в Польщу. Ее поразительное сходство с покойной Марией Клевской и скромное поведение очаровали короля. Зто нелюбимое дитя захудалого князя из семейства Лотарингских, чья мачеха обращалась с ней жестоко, как зто бьівает в сказках, должна била стать его невестой и королевой, но Генрих пока помалкивал. Ураган памфлетов со сторони протестантов и «Политиков», содержащих нападки на Екатерину и ее режим, наво­ днили Францию. Они обрушивались на алчннх итальянских финансистов и священников, на женское правление вообще, на легитимность династии Валуа и права наследования трона. В 1576 году бнл написан наиболее известннй памфлет «Le Discours merveilleux de la vie, actions et deportement de Caterine de Medicis, Royne-Mere» («Превосходное описание жизни, деяний и повадок Катерини Медичи, королевн-матери»). Неизвестннй автор, хорошо осведомленннй о подробностях придворной жизни, ловко смешивал подлиннне факти с видумками, и зта тонкая книжонка визвала шум­ ний успех по всей стране, — памфлет видержал несколько переизданий. В нем королеву-мать обвиняли во всех смерт­ них грехах. Из зтой книжки следовало, что Екатерина не

452

Леони Фрида

только являлась убийцей всех тех людей, чья смерть бьіла ей удобна, и руководила резней в ночь Святого Варфоломея, но еще и развратила сьіновей, чтобьі превратить их в беспомощньїе марионетки и узурпировать их власть. Вся жизнь королеви — убеждался читатель «превосходного описання» — управлялась жадностью, ненавистью и жаждой власти, позтому любое преступление годилось, если позволяло ей оставаться фактическим правителем Франции. Екатерина реагировала на все зто со снисходительньїм любопьітством, ибо приписьіваемое ей бьіло столь нелепо, что она лишь хохотала и велела своим дамам читать пам­ флет вслух. Жаль только, говорила она, «что автор не обратился ко мне за информацией, ибо, по его собственному утверждению, «невозможно достичь глубин лживости флорентийки»... и, получается, он ничего не знал о вещах, о которьіх рассуждал». Кроме того, смеялась она, он упустил еще так много!

13 ноября Дамвиль опубликовал манифест, одерж ав­ ший обещание бороться против злодейского режима и засилья иностранщиньї (то бишь итальянцев), которьіе обескровили страну налогами и намеренно разжигали религиозную рознь. Он потребовал созьіва Генеральних Штатов, терпимости к протестантам, свободи вероисповедания и всеобщего церковного собора для решения религиозннх вопросов. 16 ноября двор оставил Лион и переехал в Авиньон, причем королевская семья путешествовала на хорошо вооруженной барке, окруженной другими судами. В Авиньоне их настигло первое сообщение о воєнних успехах Дамвиля; потом они стали поступать с удручающим однообразием — королевским войскам нечем било похвалиться, кроме хорошей зкипировки и численного преимущества. Екатерина негодовала: она-то рассчитнвала, нанеся массированний удар по мятежникам, привести их за стол переговоров, а дело обернулось новим витком бесконечного круговорота побед и потерь, какими били прежние религиозньїе гражданские войньї. Генрих слишком погрузился в тоску и печаль, чтобьі действовать решительно. Потеря обожаемой Марии ви ­

Екатерина Медичи

453

звала в нем новьій приступ религиозного фанатизма, и его восхитила увиденная в Авиньоне процессия монахов-флагеллантов. Впечатляющее зрелище темних, таинственньїх фигур, безликих под большими капюшонами, с ног до го­ лови облаченньїх в синие, бельїе или черньїе ряси, поющих «Miserere» и хлещущих себя кнутами вьізьівало в Генрихе мистическое, а может, и зротическое возбуждение, и ему захотелось самому возглавить подобную процессию. Зто произошло за неделю до Рождества 1574 года. Екатерина приняла участие в зтом действе, чтобн угодить сину, за нею и весь двор. Молодне придворние хлестали себя, доходя до состояния зкстаза, следуя примеру самого короля. Декабрьская ночь видалась холодной, и процессия, озаренная мерцающими огоньками свечей, двигалась сквозь падающий снег. Кардинал Лотарингский, шедший босиком, сильно простудился, и 26 декабря зтот великий князь церк­ ви, дядя Марии, королеви Шотландии, некогда правивший Францией вместе с братом Франсуа, умер. Кардинал Лотарингский много лет бнл для Екатеринн и наказанием, и подцержкой. Его влияние за последнее десятилетие заметно ослабло, но его внезапная смерть в возрасте сорока девяти лет потрясла ее. Екатерина услншала о смерти кардинала за ужином и, казалось, в первьій момент потеряла дар речи. Она сумела видавить из себя приличествующие случаю слова, но не сразу осознала, что человек, с которнм она то боролась, то примирялась, то полаталась на него, то посматривала с опаской, навсегда ушел из ее жизни. Почти все «могущественнне подданнне», — те, с кем когда-то, при жизни мужа, ей приходилось уживаться, кто долш игнорировал ее — покинули зтот свет. Она пережила почти всех зтих людей, а проблеми, созданние ими, никуда не делись. Еще несколько дней после смерти кардинала королеву-мать тер­ зало беспокойство, а потом, однаждн вечером, за ужином, произошел инцидент, которнй видели многие. Королева как будто увидела перед собой кардинала и вскрикнула, внронив стакан. Много ночей подряд к ней являлись ужаснне сни, и, словно Макбет после явлення призрака Банко, она спала тяжело, все время чувствуя рядом присугствие покойного.

454

Леони Фрида

Генрих, обескураженньїй слабьім продвижением своих войск, послал Дамвилю депешу, где говорилось, что он согласен вьіслушать предложения противника. Когда гром пушек Дамвиля стал сльїшен в окрестностях Авиньона, ко­ роль решил, что не станет больше унижаться и рисковать, находясь столь близко к врагу, и надумал оставить юг королевства. Поразив мать своим заявлением о вьіборе невестьі и заняв 100 тьісяч зкю на предстоящие расходьі, 10 января 1575 года Генрих, вместе со всем двором, покинул Авиньон и направился на север, к Реймсу, где должна бьіла пройти его коронация и свершиться брак. В тот же день, когда король вьіехал из города, Дамвиль провозгласил создание независимого государства из нескольких провинций юга и центральной части Франции. И снова, как уже бьіло с Ла-Рошелью (также сумевшей устоять перед напором королевских войск), Франция раскололась на части. Абсолютньїм правителем стал принц Конде (заключивший договор с Яном-Казимиром об отправке германских войск в помощь Дамвилю). Как принц крови Конде обладал законньїм правом на власть, хотя вся партия надеялась привлечь Алансона в качестве номинального правителя. Двоє секретних гонцов отправились убеждать принца бежать и присоединиться к Дамвилю, но их арестовали и бистро казнили. Екатерина понимала, что, к своєму крайнему сожалению, она не сумеет разубедить Генриха относительно его матримониальньїх планов. Луиза де Водемон не бьіла принцессой, которая могла бьі принести жениху состояние или связи с могущественной династией, но Екатерина скрьіла разочарование и притворилась, будто сама идея изначально принадлежала ей. Она хотела, чтобьі все церемонии поскорее закончились, дабьі отправиться в Париж, где королю придется заняться финансовьіми вопросами, поскольку пустота казни, постоянное пребьівание на грани банкротства являлись главной причиной непрочности его авторитета. По дороге на север все вокруг напоминало о разрушениях, оставленньїх гражданскими войнами и явственно от-

Екатерина Медичи

455

разившихся на лицах крестьян. В Дижоне король бьіл неприятно удивлен, столкнувшись с делегацией из Польши, желавшей знать, как он намерен распорядиться троном, купленньїм для него матерью. Применив цветистое красноречие, Генрих, бьівший, пожалуй, лучшим мастером своего времени по части шарма, умаслил собеседников, убедив их, что, как только он женится и заимеет сьіна, ничто не помешает ему вернуться к возлюбленньїм полякам. Еще раз поверив своєму королю, поляки приняли его вьінужденное отсутствие, убедившись, что их союз с Францией останется неизменньїм58. Путь в Реймс стал еще труднеє, когда вскрьілся заговор, целью которого бьіло нападение на королевский кортеж и похищение Генриха. Зто должно бьіло случиться в Бургундии, где имелось много гугенотских крепостей. Возможно, к отому приложил руку Алансон, но доказательств так и не нашлось. Старшему брату, впрочем, не требовалось дополнительньїх поводов ненавидеть младшего, которьій уже замьшілял узурпировать трон, пока Карл лежал при смерти. Король даже сказал Генриху Наваррскому, что, если он умрет, тот должен захватать трон, лишь бьі Алансону не досталась французская корона. Сама коронация, имевшая место 13 февраля 1575 года, сопровождалась большим числом дурньїх предзнаменований. Когда кардинал де Гиз (Анри, брат герцога де Гиза и племянник недавно почившего кардинала), водрузил древнюю корону Карла Великого на голову короля, тот ощутил дурноту, корона соскользнула и едва не упала наземь. После Генрих жаловался, что корона рассадила ему голову. Бесконечная смена тяжельїх одеяний и пятичасовая церемония дались ему настолько тяжко, что в перерьівах он ложился отдьіхать. Хуже того, прошли слухи, что его величество не сумел исцелить тех больньїх, к коим по обьічаю прикасался. Суеверньїе людей увидели во всем зтом зловещие знаки.

58 Еще до конца зтого года они избрали королем Стефана Батория, князя Трансильванского.

456

Леони Фрида

Потом начались приготовлений к королевской свадьбе, которая должна бьіла состояться два дня спустя после коронации и превратилась в подлинньїй фарс. Генрих бьіл полностью поглощен разработкой свадебного платья для невестьі и других нарядов для последующих празднеств — все их придумал он сам — и даже настоял на том, чтобьі самому сделать ей прическу. Кроткая Луиза терпеливо сто­ яла часами, пока король носился вокруг нее, жеманно прихорашиваясь. Однаждьі, в пориве творчества, он ухитрился пронзить ее нежную кожу иглой, пришивая еще один драгоценньїй камень к наряду невестьі, и она винесла зто без єдиного крика. Он решил, что Луиза должна стать его собственним творением. Она же поклонялась Генриху и наслаждалась тем, как он хлопотал вокруг нее. Луизу де Водемон, нелюбимую дочь могущественного лотарингского семейства, с детства держали в черном теле. Когда один из миньонов Генриха, мсьє Шеверни, прибьіл в Лотарингию просить руки Луизьі от имени короля, и мачеха, разбудив девушку, сделала три реверанса, бедняжка решила, что над ней просто издеваются. Сонная Луиза, с которой доселе обращались, как со служанкой, поняла, что случилось нечто серьезное, лишь когда отец также отвесил ей три поклона. Однако ей пришлось подождать какое-то время, прежде чем сделаться королевой Франции. После того, как Генрих завил ей волоси и уложил каждьій локон, било уже так поздно, что церемония — изначально намеченная на утро — состоялась вечером. Венчал пару кардинал де Бурбон. Екатерине пришлось решать еще одну проблему: у ко­ ролевской чети не било денег на переезд в Париж. Распространились слухи, якобьі «королю нечем заплатить за обед». Она обратилась к парламенту, и сумма денег, достаточная для путешествия короля и его двора в столицу, била собрана. Наконец, после полутора лет отсутствия, Генрих возвращался в Париж. Задача перед ним стояла наисложнейшая: разобраться в хитросплетеннях многолетней коррупции и безответственного злоупотребления властью, навести порядок в делах, предпринять для зтого строжайшие мери в условиях неблагоприятного финансового климата, изнурявшего всю

Єкатерина Медичи

457

Европу в течение 1575 года. В дестабилизации европейской зкономики бьіл отчасти повинен приток огромного количества испанского золота из Америки. Генрих запросил креди­ ти из обьічньїх источников за границей и решил обложить налогами средний класе, ибо крестьян «доили» так долго, что им уже и єсть бьіло нечего, не то что платить королю. Зто принесло 3 миллиона ливров, 50 тьісяч из которьіх Ген­ рих немедленно подарил своєму миньону дю Гасту. Екатерина понуждала Генриха к вьіполнению почти невозможной задачи — вернуть королевство в состояние финансовой стабильности. К несчастью, его недавняя апатия дала себя знать, когда он в полной мере осознал серьезность стоявшей перед ним цели — и предоставил матери решать зту проблему. Вскоре он перестал утруждать себя посещением заседаний совета, вместо зтого предаваясь фривольньїм за­ бавам со своими миньонами. Ничто из зтого не ускользало от внимания парижан, заставляя терять уважение и почтение к своєму королю. На одной из стен близ Дувра появи­ лась надпись: «Генрих де Валуа, король Польши и Франции милостью Божией и своей матери, консьєрж Дувра и парикмахер по случаю для своей женьї». Его зкстравагантность превратилась в акт презрения. Зтим он словно говорил: какая разница, сколько тратить на удовольствия, если страна все равно находится в неразрешимой ситуации? Еще до прибьітия в Париж Екатерина получила вести, что ее возлюбленная дочь Клод, герцогиня Лотарингская, вновь тяжело заболела. Прибьів в столицу, она узнала о смерти Клод. Еще одна невьіносимая потеря... Одной из главньїх радостей королевьі-матери бьшо навещать Клаудию и Карла и их детей — только у них она ощущала подлинное семейное счастье и согласие. Она часто гостила у них в Лотарингии; теперь зтот уголок, где она могла бьіть матерью и бабкой без всяких церемоний, никогда уже не будет прежним. Екатерина слегла с лихорадкой и тяжело переживала своє горе. Тем временем Генрих, ко всеобщему изумлению, вздумал отправиться с друзьями на охоту (никогда не входившую в число его любимих занятий), и беззаботно гарцевал по Венсенскому и Булонскому лесам.

458

Леони Фрида

Он ничем не показьівал, что его задели смерть сестрьі и горе матери; разве что безумства балов и банкетов стали еще сильнеє. Екатерина в очередной раз тайно переносила боль, вьізванную черствостью. Кроме развлечений с товаришами, король бьіл занят борьбой с членами семьи. Он хотел искоренить угрозу, походившую от когда-то дружного кружка Марго, Генриха Наваррского и Алансона, а также подорвать их доверие друг к другу. Когда доходило до козней, тут Генриху не бьіло равньїх. С помощью миньонов, больше всего любив­ ших являться к королю и забивать его голову глупьіми и злобними видумками, он взялся разделять членов семьи, чтобн властвовать над ними. Живя в Польше, Генрих попьітался било восстановить отношения с Марго, но, после его предательства в злополучной истории с Генрихом де Гизом, когда принцесса получила жестокие побои от матери и Карла, Марго поклялась «вовеки не забивать о его [Генриха] подлости». Ее любовь и защита били нужньї Алансону. Не­ любимая матерью, она дорожила привязанностью младшего брата и еґо вниманием и решила «любить и принимать всерьез все, что касается его». После отьезда Генриха в Польщу она сделала интересн Алансона своими собственньіми. К несчастью, попнтка сиграть материнскую роль для неудачного претендента в короли провалилась, и Мар­ го обнаружила, сколь високую цену придется заплатить за поддержку непутевого брата. Вскоре после прибитая в Лион Генрих III заподозрил, что Марго встречается с любовником под предлогом посещения аббатства, неподалеку от дома предполагаемого поклонника. Вскоре Генрих Наваррский предупредил Мар­ го о подозрениях короля, а Генриха уговорил отослать се­ стру. Марго клялась, что ее несправедливо обвинили, но муж, всегда защищавший жену, убедил ее, что сейчас ей лучше всего отправиться к матери и брату. Он посоветовал ей стойко защищаться. Внезапно вспльїло на поверхность, что скандал бнл подстроен одним из королевских миньо­ нов, которого заставили взять свои обвинения обратно. Однако Екатерина отказалась внслушать обьяснения Марго и

Єкатерина Медичи

459

кричала на дочь так громко, что все придворньїе могли зто сльїшать. Даже когда правда вияснилась, Єкатерина все твердила, что «король не мог ошибиться», и обращалась с дочерью весьма холодно. Не извинившись, она заявила, что король пожелал примириться с сестрой. Генрих Наваррский благородно подцерживал жену, пока бушевала вся зта буря; Алансон же подошел к супругам, обнял их и сказал, что им следует держаться всем вместе, несмотря на происки братца Генриха. Затем прошел еще более нелепьій слух, будто Марго по­ пала под дурное влияние одной из своих дам, г-жи де Ториньи, дочери маршала Матиньона, и предалась с нею лесбийской любви. Братец Генрих настоял на том, чтобьі зту женщину отослали прочь, дабьі она не развращала более его сестру. Так Марго утратила одну из близких подруг, ибо у ее мужа не оставалось иного вьібора, как подчиниться воле короля. Фаворит Генриха, Луи дю Гаст, особенно невзлюбил Марго и стал ее главньїм врагом. Брат-король пьітался заставить ее проявить к миньону сердечность и принимать его учтиво, она с негодованием отказьівалась, видя в нем врага и обращаясь с ним насмешливо и презрительно. Зто взбесило дю Гаста, которьій решил отомстить. Он доложил Генриху и Екатерине, что у Марго любовная интрига с известньїм придворним донжуаном, Бюсси д ’Амбуазом, приближенньїм Алансона. Єкатерина, занятая государственньїми делами, к тому времени успела устать от бесконечньїх наветов, дающих Генриху повод заниматься делами, весьма далекими от управлення государством, и на очередную сплетню отказалась реагировать. Король и дю Гаст решили разобраться во всем сами, наняв банду убийц для нападения на молодого кавалера, когда тот покидал ночью Дувр. Несмотря на неожиданность нападения и многочисленность убийц, д ’Амбуаз сумел ускользнуть. Понятно, что после зтого испросил разрешения оставить двор по состоянию здоровья — предлог вполне правдивий в данньїх обстоятельствах. Затем Генрих попнтался стравить Генриха Наваррского и Алансона, спровоцировав между ними раздор из-за

460

Леони Фрида

любовницьі Наваррского, красавицьі Шарлоттьі де Бонн, баронессьі де Сов. Шарлотта входила в число фрейлин летучего зскадрона Екатериньї, и ее поведение служило отличной иллюстрацией к тому, как великолепно зти дамьі помотали осуществлению замьіслов королевьі-матери. Наваррский сумел в б і ж и т ь в чрезвьічайно жестких условиях, прежде всего, благодаря тому, что сохранял способность здраво оценивать ситуацию. Однако когда дело касалось красивьіх женщин, молодой король терял голову. Красавица пленила и Наваррского, и Алансона — естественно, между ними начались трения. Марго вспоминает, что Генрих III, а возможно, и Екатерина, заставили прелестницу дразнить обоих кавалеров. «Она обращалась с ними так, чтобьі они постоянно ревновали друг друга... и при зтом забьівали свои амбиции, обязанности и планьї, думая только об зтой женщине». Двор больше не являлся ареной грандиозньїх политических махинаций; под властью Генриха он превратился в кузницу мелких страстишек, где драмьі разьігрьівались при помощи кинжалов, яда и наушничества. Зто происходило не только между вождями группировок, но и между их слу­ гами. Генрих Наваррский писал другу, Жану де Миоссану, о грозивших ему при дворе опасностях: «Двор — самое страшное место на земле. Мьі уже почти готовьі перерезать друг другу глотки. Мьі носим с собой кинжальї, надеваем кольчужньїе рубашки и часто — кирасьі под плащи... Вся известная тебе шайка желает моей смерти из-за моей дружбьі с Месьє [Алансоном], они запретили моей любовнице разговаривать со мной. Они имеют на нее такое влияние, что она даже не решается взглянуть на меня... они говорят, что убьют меня, а мне и самому хочется первьім броситься на них.» При помощи Шарлоттьі де Сов король заставил Генриха Наваррского подозревать Марго, предупредив, чтобьі На­ варрский не доверял жене, ибо та захочет ему насолить, узнав о его изменах, размах коих наверняка бьіл сильно преувеличен Екатериной и ее сьіном. Им хотелось создать у королеви Наваррской впечатление, что муж ее оставил,

Єкатерина Медичи

461

и спровоцировать ее на какие-нибудь враждебньїе действия против него. Ранее Марго несколько раз спасала жизнь Генриха Наваррского. Совсем недавно она помогла ему подготовить блестящую речь в защиту от обвинений в заговоре. Зто бьіло в последние дни жизни Карла IX. После Варфоломеевской ночи, когда королева-мать собралась бьіло покончить с Генрихом Наваррским, Марго пресекла все попьітки аннулировать свой брак (что развязало бьі руки Екатерине в отношении зятя), сказав матери, что спит с Наваррским и что он — «муж ей в полном смьісле зтого слова». Хотя Марго и вступила в брак неохотно, но в последствии она безусловно бьіла предана Генриху. С помощью своей супруги он изучал все входьі и в ь і х о д ь і Дувра, а также возможности в б і ж и т ь в политическом лабиринте двора. Марго помогла мужу стать настоящим принцем, полностью освоиться при дворе. Она диктовала женские модьі, придумьівала новьіе танцьі, писала стихи, хорошо пела. Все восхищались ее красотой, остроумием и достоинством. После женитьбьі Генрих стал уделять гораздо больше внимания злегантности одеждьі, приобрел изьісканньїе манерьі и проявлял неизменное добродушне и преданность королю, продолжавшему держать его, по сути, в заточений. После смерти любимого и любящего отца Марш, нелю­ бимая матерью, бьістро научилась скрьівать свои чувства. Ее брак с Генрихом Наваррским с первьіх дней бьіл омрачен кровавьіми собьітиями, но затем между ними возникла симпатия и преданная дружба, хотя постоянньїе изменьї мужа весьма удручали жену. Из шрдости она делала вид, что зти интриги беспокоят ее лишь как фактор, подрьівающий здоровье мужа, но к концу 1575 года, по свидетельству самой Марго, брак начал давать трещину под нажимом внешних сил. Несмотря на заверения супруга, что она может обращаться с ним как с братом и сохранять полное к нему доверие, Генрих начал строить планьї втайне от Марш. Она пи­ сала: «Я не могла сдержать свою боль... и перестала спать с королем, моим мужем». Зто стало настоящей трагедией для Марго, и жизнь ее постепенно свернула на ту дорогу, где королеву Наваррскую ожидали позор и несчастье.

462

Леони Фрида

В апреле 1575 года в Париж прибьіла делегация от партии «Политиков», дабьі представить свои требования коро­ лю. Они настаивали на издании декрета о полной свободе вероисповедания, легитимизации городов-убежищ, учреждения судов с представительством обеих религий и наказания всех виновньїх в Варфоломеевской резне. Когда зто прочли королю, он едва сдержал гнев. Обвинив гугенотов в бесстьідстве, он сухо спросил: «Ну, что еще вам нужно?» Екатерина, не менее сьіна пораженная вьіступлением «По­ литиков», прокомментировала, что они держались с такой гордостью, как будто «за ними стоят пятьдесят тьісяч человек, готовьіх к бою, а все вожди, включая адмирала, живьі». Несмотря на крайнєє нежелание, королева-мать не смогла избежать продолжения дискуссий, но вскоре после зтого переговорьі прервались. Периодические наскоки друг на друга то и дело возобновлялись, каждая сторона стремилась победить другую, но ничего решительного не происходило. Стало ясно, что прежнее горячеє стремление Екатериньї заставить Генриха воевать с альянсом гугенотьі-«Политики», а не вести переговорьі, бьіло форменной ошибкой. Ко­ роль мог начать своє правление, заключне мир с Дамвилем, теперь же непрекращающийся конфликт делал обстановку в стране крайнє неустойчивой. Микиель, венецианский по­ сол, описьівает свои наблюдения над обстановкой во Франции, и они не утешительньї: «Повсюду можно видеть руиньї, стада и прочая жив­ носте немногочисленньї <...> поля стоят заброшенньїми, многие крестьяне вьінужденьї оставить свои дома и стать бродягами. За все приходится платить непомерньїе ценьї... люди забьіли о преданности и учтивости, ибо бедность сломила их дух и ожесточила, а иньїе стали злобньїми и кровожадньїми в борьбе партий и кровопролитиях. Духовенство и знать, по ряду причин, также стали жертвой суровьіх обстоятельств, особенно дворяне, совершенно обескровленньіе и в долгах. Те, в ком еще теплится жизнь — зто бур­ жуа, торговим... да еще судьи, советники, казначеи и им подобньїе: они тратят мало, умеют зкономно расходовать

Екатерина Медичи

463

свои ресурсьі и ждут, как бьі ограбить остальньїх... Вера и правосудне пали чрезвьічайно низко... Я должен сказать, что многие вовсе не заботятся о религии, но используют ее в своих целях... Деморализованньїй народ потерял почтение и повиновение королю, которьіе бьіли прежде столь велики, что люди готовьі бьіли отдать ему не только свои жизни и всю собственность, но также и душу и честь... теперь же неподчинение королевским приказам и здиктам стало чемто вроде забавьі». Серьезньїй удар постиг Генриха III и королеву-мать, когда, в ночь на 15 сентября 1575 года, Алансону удалось скрьіться из Парижа, забрав с собой пятнадцать приспешников. В надежде на примиренне сьіновей Екатерина убеждала Алансона никуда не убегать, но всегда обращаться к Генриху, если у него будут жалобьі. Она же, в свою очередь, советовала Генриху позволить брату некоторую свободу передвижения вокруг Парижа. Теперь Генрих обрушился на мать, обвиняя ее в потакании негодному братцу, ускользнувшему у них из-под носа, без сомнения, чтобьі присоединиться к «Политикам». Генрих попьітался собрать сильї, чтобьі вернуть брата, живьім или мертвим, но обнаружил, что офицерьі не желают подчиняться такому приказу в отношении старшего из французских принцев, зная, какое будущее ему уготовано. Примечательно, что Алансон достиг Дре, своего удела, с относительной легкостью. Те старшие дворяне и офицерьі, которие могли би задержать герцога, либо медлили, либо вообще не собирались двигаться с места. Виступить с открьітьім неповиновением воле монарха било опасно, но ситуация в целом характеризует растущую непопулярность Генриха. Из Дре Алансон разослал манифест, которнй повторял три основних пункта из обращения «Политиков». Он требовал созьіва Генеральних штатов, изгнания из Совета иностранцев и религиозного примирення, пока не будет созван всеобщий церковний Собор. Вначале Екатерина попросту отказнвалась поверить, что Алансону хватило ума прове­ сти ее. Обьічно он даже солгать как следует не мог, чтобьі не бить раскритьш. Хотя ловить его било слишком поздно,

464

Леони Фрида

Екатерина поговорила с герцогом де Невером на предмет отправки пятерьіх-шестерьіх человек для похищения сьіна, но в конце концов решила, что справится с Алансоном самостоятельно. В Германии Конде и Ян-Казимир направлялись к Рейну и французским границам с большим протестантским войском, чтобьі обьединиться с Дамвилем. Теперь, когда Алансон оказался на свободе, возрастала вероятность, что он возглавит движение против короля, и ситуация становилась критической. Первая встреча Екатериньї с сином состоялась между Шамбором и Блуа 29-30 сентября. Увидев, как мать вьіходит из каретьі, герцог Алансонский спешился и направился к ней. Он встал перед нею на колени, она же обня­ ла его. Первьій день прошел в слезньїх изьявлениях любви между матерью и сьіном, наконец Екатерина попьіталась упомянуть о делах, которьіе привели ее сюда. Прежде чем переходить к обсуждению своих требований, Алансон настоял на том, чтобьі, в качестве жеста доброй воли, бьіли немедленно освобожденьї Франсуа де Монморанси и маршал де Косеє. 2 октября Генрих неохотно согласился вьіполнить срочньїй приказ Екатериньї и отпустил пленников. Несмотря на то, что Генрих настойчиво просил уступать как можно меньше, королева-мать стремилась достичь компромисса, пусть даже и временного. Она послала Генриху требования младшего сьіна и заклинала его согласиться с ними, хотя в то же время велела вооружаться и готовиться к войне. Анри де Гиз немного смягчил ситуацию, одержав 10 октября победу при Дормане над германскими рейта­ рами, вторгшимися с севера Франции. Во время боя Гиз получил ужасающее ранение в лицо, едва не стоившее ему жизни. Таким образом, он унаследовал отцовское прозвище Ле Балафре — (человек со шрамом) Меченьїй. Победа при Дормане далась дорогой ценой, но теперь у французских католиков появился новьій герой.

21 ноября бьіло подписано шестимесячное перемирие. Одна из статей гласила, что рейтарьі Яна-Казимира получат 50 тьісяч ливров за то, что не пересекут французскую границу. Так как многие статьи договора являлись необяза-

Єкатерина Медичи

465

тельньїми, губернаторьі городов-убежищ, обещанньїх Алансону, попросту отказались сдавать их, позтому напряжение ослабло лишь отчасти, и конфликт мог возобновиться в любой момент. И действительно, 9 января 1576 года рейтарьі вторглись во Францию через Лотарингию, оставив за собой руиньї. Генрих обвинил Єкатерину в том, что перемирие оказалось столь ненадежньїм, но она парировала его упреки, напомнив, как предупреждала о необходимости вооружаться, несмотря на мирньїе переговорьі. Она сказала: «Я могла бьі похвалиться тем, что оказала вам величайшую из услуг, какие возможньї для матери, пекущейся о своих детях, если бьі договор не бьіл нарушен!» Она яростно доказьівала, что не может нести ответственность за губернаторов городов-убежищ, если те не сдают свои полномочия, вопреки условиям перемирия. Королева-мать вернулась в Париж в конце января 1576 года. Она провела цельїх четьіре месяца вдали от обожаемого Генриха, а все ее усилия уладить ситуацию от его лица вьізвали у сьіна лишь недоверие и гнев. Алансон, ища повода порвать отношения с братом, обвинил канцлера Бирага в попьітке отравить его по приказу короля и присоединился к силам «Политиков» в Вильфранше, на юго-востоке Франции. А 3 февраля двадцатидвухлетнему королю Наваррскому — которьш после побега Алансона находился под неусьіпньїм надзором ультра-католических стражей, нанятьіх Екатериной— удалось сбежать из своей золотой клетки во время охотьі. Он впервьіе за четьіре года после женитьбьі добрался до своего королевства. 12 июня он официально отрекся от католичества. Ярость Генриха в связи с побегом Наваррского обрушилась на сестру, которую он теперь сделал узницей. Он также обвинил ее в помощи Алансону при его побеге и (возможно, не без оснований) в организации гибели его обожаемого дю Гаста. Ото произошло несколькими месяцами ранее. Фаворит чем-то заболел и временно оставил двор, перебравшись в собственньїй дом близ Дувра. Считается, что он страдал венерическим заболеванием и, отсиживаясь дома, отдьіхал и лечился. Дю Гаст, столь ненавидимьій

466

Леони Фрида

Маргаритой, как, впрочем, и многими другими, бьш убит в собственной спальне, когда ему подстригали ногти на ногах. Не слишком славная смерть для столь именитого придворного! Убийца, барон де Вито, известньїй дузлянт, скрьівавшийся от правосудия, проник в дом дю Гаста через окно под крьішей, куда забрался по веревочной лестнице, а потом заколол свою жертву. Теперь, когда муж Марго бежал, она полагала, что брат готовится убить ее. Она писала: «Если бьі королева, моя мать, не удерживала его, я думаю, его гнев бьш бьі столь велик, что он допустил би в отношении меня ужасную жестокость». В дверях ее покоев бьіла поставленьї стража, и «никто, даже самьіе близкие люди, не осмеливались на­ нести мне визит из страха пострадать». Марго утверждает, что, в качестве акта мести, Генрих готовил убийство ее бьівшей фрейлиньї, Жилоньї де Ториньи, которую отослал прочь от нее по безосновательному подозрению в лесбийских связях вскоре после своего возвращения из Польши. Бедную женщину виволокли из дома и хотели утопить, но двоє друзей герцога Алансонского, случившиеся неподале­ ку, схватились с убийцами и спасли несчастную. Двор и королевство рассьіпались на куски у Екатериньї на глазах, она умоляла Генриха стремиться к миру любой ценой. Король отправил мать в Сане — общаться с принца­ ми и их делегациями. Екатерина взяла с собой в качестве сопровождающих свой летучий зскадрон и даже прихватила Марго. 6 мая 1576 года бьш заключен мир при Болье, известньїй под названием «Мир Месьє» — ибо Алансон, с детства носивший зто прозвище, вьіжал соглашение из брата и лично для себя получил немало вигод. Шестьдесят три статьи договора явились настоящим триумфом для французеких протестантов, которне теперь уравнялись с католиками. Алансон, помимо прочих важних земель и титулов, получил герцогство Анжуйское (хотя я по-прежнему буду именовать его Алансонским). Колиньи и жертви Варфоломеевской ночи били посмертно реабилитированн, а резня обьявлялась преступлением. Вдовам и сиротам пострадавших в течение шести лет внплачивались пенсии.

Єкатерина Медичи

467

Восемь городов обьявлялись протестантскими убежищами, а рейтарьі обещали за большое вознаграждение покинуть Францию. Наваррский получил права управлення Гиенью и денежньїе суммьі, которьіе бьіли обещаньї ранее. Теперь их вьіплатили с процентами. Дамвиль снова стал губернато­ ром Лангедока, а Ян-Казимир получил в награду большие территории во Франции и ежегодньїе вьіплатьі в 40 тьісяч ливров. Король также согласился созвать Генеральньїе штатьі в течение шести месяцев. Зтот договор означал настоящее унижение для Генриха, но зато позволил ему сохранить трон. Генрих плакал, когда подписьівал договор. С неимоверньіми усилиями он собрал деньги на оплату дорогих статей договора, проклиная и брата, и, еще более, мать. Она вовлекла его в зту разрушительную войну, и теперь она же заставила его подписать документ, которьій, как он считал, обесчестил и его, и Францию. Когда Екатерина вернулась в Париж, сьін внешне казался любезньїм и вежливьім, но в течение цельїх двух месяцев не желал встречаться с ней лично. С зтого момента в их отношениях наступила серьезная перемена: Екатерина стала осторожнее общаться с ко­ ролем и прилатала все усилия, лишь бьі не раздражать его. Славное начало правлення Генриха III, о котором мечтала королева-мать, почило в бозе. И теперь она могла лишь наблюдать, как рушатся ее мечтьі.

ГЛАВА 15. ПРЕДАТЕЛЬСТВО АЛАНСОНА «Он — вся моя жизнь... Без него я не желаю ни жить, ни существовать» 1576-1584

«Мир Месьє» вьізвал смятение среди французских католиков, которьіе немедленно начали образовьівать по всей стране свои лиги. Униженньїе и преданньїе условиями до-

468

Леони Фрида

говора, они не могли больше рассчитьівать, что король защитит их и свою религию. Протестанти доказали, чего можно достичь зффективно построенной организацией политических виступлений, позтому теперь уже католическая Лига решила взять на вооружение тактику врага. Как только кинули клич — не без участия иезуитов — и дворяне, и крестьяне начали обьединяться под знаменами защитников верьі. Екатерина, опасаясь потенциальной угрозьі со сторо­ ни зтой организации, вспомнила давние дни триумвирата Монморанси, Гиза и Сент-Андре, угрожавшего самой монархии. Король, в ярости из-за «зтих злополучннх сборищ», разослал предупреждение официальньш лицам в провинциях, чтобьі те держались подальше от изменников. Оче­ видно, он бнл слишком молод, чтоби помнить триумвират и его борьбу против его матери, ибо с горечью проронил: «Вот уж точно, ни коннетабль, ни принц крови не стали би создавать собственную партию во Франции. Теперь зтому подверженн даже слуги». Заседание Генеральних штатов, в соответствии со статьей договора, било намечено на декабрь 1576 года, и, поскольку Лига продолжала обьединять под своими знамена­ ми представителей всех классов, стало понятно, что они постараются воспользоваться ассамблеей в своих целях, прислав делегатов, преданннх идеалам католицизма. Несмотря на заверения в лояльности, депутати собирались поставить своє повиновение королю в зависимость от его согласия с решениями Генеральних штатов. Увидев, что вся ассамблея будет проходить при доминировании фанатич­ них католиков, гугеноти и «Политики» заранее обьявили предстоящее сборище недействительньш. Естественним главою Лити стал герцог Анри де Гиз, католический паладин, воєнний герой и потомок Карла Великого. Кто лучше него мог би сражаться за спасенне католицизма во Франции, чем зтот доблестний отпрнск Франсуа де Гиза? Король-сибарит доказал, что не в состоянии постоять за веру, позтому народ потянулся к мо­ лодому, привлекательному и харизматическому воину из могущественного рода Гизов. Появились пропагандистские

Екатерина Медичи

469

памфлетьі, утверждающие, что дом Валуа развращен и пришел в упадок, а Гизьі, мужественньїе наследники первого императора Священной Римской империи, должньї занять французский трон. Предполагалось, что герцог де Гиз установит контроль над страной, возьмет в плен короля и накажет герцога Алансонского за потакание мятежникам. Но пока Франсуа де Гиз ограничивался молчаливой поддержкой Лиги — он осторожничал, не слеша открьіто возглавить ее, хотя и с интересом следил, как растет ее сила. Если бьі обстоятельства сложились благоприятно, он вступил бьі в игру и возглавил движение. Единственньїм позитивним результатом пропагандистских призьівов сменить Валуа Гизами бьіло долгожданное и столь необходимое для вьіживания монархии примире­ нне короля с братом. Генриха раздражало назойливое обращение Гизов к памяти Карла Великого, а в тот момент оно таило серьезную угрозу, ибо напоминало народу, как хорошо иметь в стране сильного монарха — роль которого Генрих Валуа сьіграть никак не мог. Когда братья встретились в ноябре 1576 года в Олзнвиле (загородном имении, купленном королем для себя и королеви), все наблюдатели отметили новую вспншку братских чувств между ними, ибо они «обнялись и поцеловались». В качестве особою знака доверия и привязанности король настоял, чтобьі брат спал с ним в одной постели в первую ночь встречи. Поутру его величество «удостоверился, єсть ли все необхо­ димое брату для одевания». Не считая общей ненависти к Гизам, их обьединяли также замисли совместно висту­ пить против католиков в Нидерландах — подразумевалось, что здесь Алансон мог би раздобнть для себя трон. Братья договорились забить все разногласия, и Алансон, недолю думая, покинул союз гугенотов и «Политиков». Позже Ека­ терина и Генрих утверждали, будто целью подписания договора бнл не мир с гугенотами, но возвращение Месьє в лоно семьи, однако тут легко уловить душок оправдання, придуманного «post factum». 2 ноября Екатерина писала, что недавно имела удовольствие видеть синовей, благопо­ лучно забивших обидві и противоречия, и теперь надеется,

470

Леони Фрида

что ничто не помешает им совместно «хранить интересьі престола», а Алансону получить новьій трон в Нидерландах. В начале декабря, ко времени сбора Генеральних штатов Генрих, осознав, что не сумеет одержать Литу, мудро решил сам встать во главе союза. Когда Лита только создавалась в Пикардии, король сердито заявил, что в подобньїх рода ассоциациях нет нуждьі, ибо, как христианнейший король Франции, он сам лучше прочих защитит католическую веру. Своим обращением к Штатам — блестящим образцом ораторского искусства— Генрих увлек и очаровал делегатов. «Plus Catholique que les Catholiques» («Католичнейший из всех католиков»), Генрих согласился с общим мнением: во Франции должно бьіть религиозное единство, вот только зто непременно приведет к новой войне. Он отказался также уступить требованию Штатов, чтобьі король принял результат голосования, каков бьі он ни бьіл, — зто требование полностью подрьівало авторитет королевского волеизьявления. Когда дошло до сбора денег, которьіе требовались для воплощения в жизнь решений Штатов, явно ведущих дело к войне, знтузиазм делегатов заметно угас. Стремясь поднять их настроение, королева-мать решила разрядить обстанов­ ку, ослепив скаредньїх депутатов роскошью. Знаменитьіе итальянские комедиантьі, труппа «Джелози», прибьіли в Блуа (по дороге гугенотьі захватали их в плен и отпустили за вьїкуп) и 24 февраля дали представление. В честь первого появлення итальянцев (за которьіх он уплатил вьїкуп), король дал в ту же ночь бал-маскарад, где явился одетьім в женское платье. Только что провозглашенньїй лидер католической Лиги явился с завитими и напудренньїми волосами, в платье с низким декольте. Ансамбль христианнейшего из королей отличался роскошью парчи, кружев и бриллиантов и дополнялся десятью нитками крупного жемчуга на шее монарха. Хотя Екатерина надеялась избежать войньї, она не­ устанно напоминала Генриху, что он должен бить уверен в собственной готовности сражаться, если возникнет та­

Екатерина Медичи

471

кая необходимость. Денег из делегатов вьіжать не удалось. Тем временем на юге снова начались волнения. В тщетной попьітке отсрочить войну Генрих пригласил короля Наваррского, Конде и Дамвиля обсудить ситуацию со Штатами в Блуа, но они отказались явиться. Екатерина укоряла Генриха за попьітки умилостивить недругов и слезно жаловалась невестке Луизе, что не может больше влиять на сьіна: «Он не одобряет ничего, что бьі я ни делала, похоже, мне не удастся действовать по своей воле». Она назьівала Дамвиля самьім вьідающимся из врагов сьіна: «Именно его я боюсь больше прочих, ибо в нем более всего собрано понимания, опьіта и постоянства... Моє мнение таково: мьі должньї победить его любой ценой. Ибо в нем заключается главньїй секрет нашей победьі или нашего пораження». В то же время Екатерина понимала, что недоверие к воєнним талан­ там Генриха оправданно. Она знала: чтобьі помочь сьіну, необходимо пустить в ход против его врагов тонкие уловки. Вначале она сблизилась с женой Дамвиля, Антуанеттой де ла Марк, ревностной католичкой, потом вьішла на само­ го Дамвиля, которого соблазнила маркизатом Салюццо, в ответ на обещание отойти от альянса с гугенотами и вер­ нуть Лангедок под власть короля. Он принял предложение, и его разрьів с протестантами существенно подорвал их сильї. Началась короткая шестая религиозная война. Главнокомандующим формально считался Алансон, но в действительности войска возглавлял герцог де Невер. Сьін Екатериньї отличился только тем, что 2 мая 1577 года захватил гугенотскую крепость Ла-Шарите на Луаре и ослепленньїй жаждой крови, потребовал вьірезать гугенотское население. Герцогу де Гизу едва удалось предотвратить резню. Жителям Иссуара в Оверни повезло меньше: Гиз отсутствовал, когда 12 июня город сдался королевской армии. Здесь Алансон настоял на убийстве 3000 жителей, снискав себе вечную ненависть среди протестантов. Теперь и его имя бьіло запятнано кровью гугенотов так же, как имена его матери и братьев. Екатерина и король втайне радовались, видя, что, благодаря бессмьісленной вспишке ярости,

472

Леони Фрида

Алансону нет более пути назад к союзникам-гугенотам. Зта дверь закрьілась навсегда. Преступление связало его с семьей Медичи-Валуа. По поводу взятия Ла-Шарите Генрих устроил в честь брата пир в Плесси-ле-Тур. По правде говоря, король, ревнуя Алансона к воєнним успехам, в точности копировал брата Карла, которьій не мог простить ему же самому побед при Жарнаке и Монконтуре. Все пирующие должньї бьіли явиться в зеленом — любимом цвете Екатериньї (по интересному совпадению зтот цвет в те времена ассоциировался с безумием), притом мужчини должньї били одеться женщинами — и наоборот. 9 июня Екатерина давала роскошннй бал в своем замке Шенонсо, трапеза проходила на террасе прекрасного сада, при свете факелов. Король, или «принц Содомский», как его часто заглазно величали, ослеплял всех блеском бриллиантов, изумрудов и жемчугов. Во­ лоси его били присьіпани фиолетовой пудрой и уложенн в роскошную прическу — по контрасту с женой — ее наряд бнл прост, а единственним украшением била природная красота. Королевская семья, включая Марго, сидела за отдельним столом, а прислуживали за обедом сто самих замечательннх красавиц, описанннх Брантомом как «полуобнаженнне, с распущенньши волосами, словно юньїе невестн». Екатери­ на уже давно освоила полезннй трю к— забивать ею же установленние драконовские правила для своих фрейлин, когда зтого требовали обстоятельства. Она якобьі ничего не заметала, когда в конце вечера настал час полного разгула и множество парочек скрилось в окрестном лесу. Стоимость двух пиров вилилась в 260 тисяч ливров. Для Екатериньї ни один зюо не пропал даром, ибо она праздновала новое воссоединение снновей, хотя, при более пристальном рассмотрении, становилось понятно: весь зтот братский дух — не более чем химера. Вскоре после захвата Иссуара король отозвал Алансона от командования армией, передав ее Неверу. Англичане начали помотать гугенотам, Генрих Наваррский продолжал контролировать многие протестантские крепости. Зти обстоятельства, усугубляемне хрониче-

Екатерина Медичи

473

ской нехваткой денег, заставили Генриха Валуа решиться на переговорьі с неприятелем.

17 сентября 1577 года бьіл подписан мир при Бержераке. Так завершилась Шестая религиозная война. Известньій как «Мир Короля», зтот договор до некоторой степени устранил наиболее одиозньїе моментьі предьідущего «Мира Месьє», хотя, как обьічно, и протестантьі, и католики оста­ лись недовольньї. Король не мог больше платить за войну, а гугенотьі, хотя и жестоко потрепанньїе, все еще не вдава­ лись. Бедьі вполне можно бьіло ожидать, особенно на юге. Самий крупний из потенциальних источников конфликтов бнл пресечен путем включення в договор жизненно важной статьи о запрете «всех лиг и конфронтаций». Правда, одно било несомненно: измученннй и легко приходящий в раздражение король должен бнл заручиться помощью неутомимой королевн-матери, дабьі хранить сей мир, непрочннй, как его собственное существование. Стремясь вернуть доверие сина, Екатерина предприняла поездку по злополучним южньїм и юго-западним обла­ стям Франции, землям гугенотов. Зта неугомонная пятидесятидевятилетняя женщина покинула Париж в конце лета 1578 года, прихватив с собой двор в миниатюре (включая избранннх участниц своего летучего зскадрона), готовая устанавливать мир и проливать бальзам на рани, примиряя враждующие группировки и успокаивая встревоженннх людей. Марго также поехала с матерью — им било по пути, поскольку ее муж потребовал у короля вернуть ему жену, и теперь она ехала на юг. Генрих III, желая избавиться от беспокойной сестри, надумал, что она может вказать­ ся полезнее ему, находясь при Генрихе Наваррском. Марго вспоминала, как перед отьездом король цельїми неделями «приходил повидаться со мной каждое утро, изьявлял ко мне братскую любовь и обьяснял, как мне пойдет на пользу счастливая жизнь». Перед Францией стояло множество проблем; большинство из которнх било порождено хаосом религиозннх войн. Имели место и другие неурядицн — жесткое налогообложение, социальнне конфликтн и местньїе распри феодалов.

474

Леони Фрида

Екатерине предстояло провести немало времени, рискуя собой, на территории, по суте, вражеской — принадлежащей гугенотам, которьіх она в частньїх беседах охрестила «хищньіми стервятниками». Останавливаясь в том или ином месте, королева-мать сталкивалась не только с проявленнями открьітой враждебности, но и с злементарньши тяготами и опасностями долгого путешествия по суровому краю. Но ей все бьіло нипочем: чума, бандитьі и скверньїе дороги не лишали ее жизнерадостности. Она не теряла присутствия духа, когда двери комфортабельньїх особняков или замков бесцеремонно захлопьівались перед ее носом. Иногда ей приходилось устраивать походньїй «дом» — полотняний шатер, где она первьім делом виставляла дорогой ее сердцу предмет — портрет короля. Никакие труди не били тяжельї ей во имя обожаемого Генриха, «усладьі глаз моих». Король, в свою очередь, писал герцогине д ’Юзес, сопровождавшей Екатерину, заклиная ее: «Ради Всевншнего, привезите нашу добрую мать назад в добром здравии, ибо наше счастье зависит от зтого». Настроение королевн-матери оставалось приподнятьш, несмотря на враждебность населення и трудносте, с которьши зачастую приходилось сталкиваться. Когда погода била приятной, ее посещали тепльїе воспоминания о детстве в Италии. Она радовалась «цветущим бобам, твердому миндалю и сочньїм вишням», рано созревавшим на юге, и лишь иногда сетовала на подагрические боли и ревматизм, особенно мучительнне в зимнюю стужу. Когда било возможно, королева-мать покидала паланкин или карету и шла пешком либо ехала на муле. Зрелище того, как она восседает на муле, по ее словам, «за­ ставило би короля смеяться». Единственное, что Екатерина тяжело переносила, зто длительная разлука с Генрихом. Она писала герцогине д ’Юзес, которая тем временем уже вернулась ко двору: «Я никогда так надолго не разлучалась с ним со дня его по­ явлення на свет. В Польшу-то он уезжал лишь на восемь месяцев». Но надежда вернуть себе расположение сина стоила зтой жертви. Она делилась с подругой: «Я надеюсь сделать еще больше, дабьі сослужить службу королю и ко-

Єкатерина Медичи

475

ролевству, сейчас и здесь, нежели оставаясь с ним и давая ему... бесконечньїе советьі». Генрих писал одному из своих послов во время ее путешествия: «Королева, моя госпожа и мать, в настоящее время в Провансе, где, я надеюсь, она восстановит мир и единство среди моих подданньїх... Да поселит она в их сердца память и бесконечную признательность за ее благодеяние, которьіе обяжут их присоединиться ко мне и молиться Господу за ее здоровье и благополучне». Духовний подьем и страсть к приключениям не поки­ дали Екатерину на протяжении всей поездки. Переезжая с места на место, она терпеливо вьіслушивала все жалоби и разбирала тяжбьі, — в основном они били связанн с принятием мирного договора и раздорами между влиятельньши лицами на местах, а также их претензиями к королевской власти. Именно благодаря уникальньш личньїм качествам, особому шарму, знтузиазму и изобретательности Екатерине удалось почти во всех случаях не только найти решения поставленньїх перед нею проблем (хотя, как она понимала, зачастую временнне), но и снискать глубокое уважение и признательность среди бивших противников, оценивших ее настойчивость в сохранении мира. Перед тем как оставить Марго с мужем в Нераке, Екатерина посоветовала зятю обратиться за поддержкой к жене и использовать ее для переговоров с королем, если возникнут какие-либо политические трения. Оба противни­ ка стоили друг друга. Генрих Наваррский научился, ради государственних интересов, ничуть не хуже Екатеринн пользоваться всевозможньши уловками, притворством, жонглировать словами. Потребовалось почти четьіре месяца напряженной работьі, чтобьі подписать Неракскую конвенцию, и лишь тогда Екатерина двинулась дальше.

18 мая 1579 года королева-мать писала герцогине д ’Юзес, что получила вести о Марго и Генрихе: «Дочь моя со своим мужем. Вчера я получила от них известия. Они — лучшая пара, чем можно било даже надеяться. Я молю Господа об их счастье, чтобьі оно продолжалось много, много лет, а еще, чтобьі ви дожили до 147 лет, и ми би обедали с вами

476

Леони Фрида

вместе в Тюильри, в шляпках или чепчиках». Она шутила, а между тем следующая остановка в пути грозила ей немалой опасностью. Как и прежде, когда Екатерина расхаживала без страха под обстрелом врага на бастионах Руана во время первой религиозной войньї, так и теперь она вьїказала подлинную отвагу в гугенотской крепости Монпелье. Вступив в город 29 мая 1579 года, королева-мать сохранила полное хладнокровие, проезжая между двумя рядами протестантских аркебузиров, почти касавшихся дулами ее каретьі, ибо солдатьі стояли угрожающе близко. Мужество и бесстрашие снискали ей уважение среди горожан. К тому времени, когда она закончила работу здесь, собираясь в новое путешествие, жители города стали должньїм образом учтивьі и почти послушньї. Королева-мать писала герцогине д ’Юзес: «Я видела всех гугенотов Лангедока; Господь, не оставляющий меня своим попечением, помог мне взять от них все лучшее... да, многие — настоящие «стервятники» и способньі украсть у вас лошадей, но остальньїе— отличньїе собеседники и прекрасно танцуют ,,вольту“». Екатерине еще предстояло посетить неспокойньїе земли Прованса и Дофинз. Она писала: «Меня так беспокоит мьісль о беспорядках в Провансе, что я с трудом сдерживаю гнев... Не знаю, будет ли лучше с народом Дофинз... как всегда, уповаю на Господа.» Решительно разбираясь со скандалами и межпартийной борьбой, по сути скореє социальной, нежели религиозной, она писала: «Я закончила свою работу и, по моєму скромному мнению, заставила многих людей лгать, но добилась невозможного... уже через десять дней я увижусь с самьім дорогим моєму сердцу человеком.» Наконец настало время воссоединиться с королем в Лионе; одного отого ей бьіло достаточно, чтобьі сохранять бодрость духа. Со своей стороньї, согласившись встретиться с матерью, Генрих, которьій всегда избегал лишних усилий, понимал: после знергичньїх трудов Екатериньї он не вправе отказать ей в свидании. Король писал другу: «Мьі должньї уступить и отправиться в Лион, ибо зтого желает добрая женщина, и она настоятельно заклинает меня не от-

Єкатерина Медичи

477

казьіваться... Прощайте, я лежу в постели — ужасно устал, много играл в мяч». «Усталость» Генриха на самом деле оказалась началом болезни: у него образовался абсцесе в ухе, схожий с тем, от которого умер его брат Франциск II. К счастью, фатального исхода удалось избежать. Екатерине не пришлось долго беспокоиться, так как новости дошли до нее, когда сьіну уже стало лучше и он начал поправляться. И все же известие по­ вергло ее в шок. Она писала герцогине д ’Юзес: «В нем — вся моя жизнь, без него я не желала бьі ни жить, ни существовать. Я верю, что Господь ежалитея надо мной, ибо я пере­ несла столько горя, потеряв мужа и детей. Он не пожелает разбить мне сердце, забрав и зто моє дитя. Как подумаю, в какой опасности он находилея, то места себе не нахожу, и благословляю доброго Господа за то, что Он сохранил его для меня, и молю, пусть жизнь его продлитея дольше моей, и пусть, пока я живу, никакого вреда не случится с ним. Поверьте, очень тяжело бьіть вдали от того, кого так сильно любишь, зная, что он болен и поправляетея с трудом». Мольбьі Екатериньї о здравии обожаемого сина бьіли вознагражденьї, когда 9 октября 1579 года они встретились в Орлеане. Затем оба отправились в Париж, где ее ждал тепльїй и оживленньїй прием: все оценили усилия королевьі по сохранению мира и обьединению Франции. Венецианский посол Джироламо Липпоманно, хотя и сомневаясь в окончательном успехе ее миссии, считал Екатерину «бесстрашной властительницей, рожденной, чтобьі укрощать и управлять столь непослушньїй народ, как французьі. Теперь они узнали ее заслуги, ее заботу о единстве и жалеют, что ранее не принимали ее». Пожалуй, многие почувствовали себя в безопасности при виде знакомого лица королевьіматери, ибо король и его брат, вряд ли сосуществовавшие дружно в ее отсутствие, снова оказались вовлеченьї в опасную междоусобицу. Позтому, не успела Екатерина, вернувшись домой, вволю насладиться непривьічной благодарностью народа и заслуженньїм спокойствием, как ей пришлось разбираться с теми фокусами, которьіе вьїкинули ее сьіновья, поддавшись взаимной ненависти.

478

Леони Фрида

Старая вражда между Алансоном и Генрихом разгорелась вновь еще до того, как Екатерина отправилась в долгое путешествие миротворицьі по южной Франции. Ненависть братьев подогревалась, как обьічно, их клиентами и сторонниками. Генрих обвинил Алансона в заговорах и интриганстве, особенно потому, что планьї войньї в Испанских Нидерландах осложняли отношения с Филиппом. Кульминацией всей истории стала фарсовая сцена: король, стремясь получить доказательства готовящегося заговора, нанес брату визит рано утром, потребовав обьіска его комнатьі. Пока открьівали шкафьі и сундуки, а их содержимое вьіваливали на пол, король лично рьілся в постели Алансона. К удовольствию Генриха, братец попьітался схватить и спрятать клочок бумаги. Бумагу тут же отобрали, но обнаружилось, что зто всего-навсего признание в любви от мадам де Сов. Рассвет застал всех участников зтой гротескной и недостойной сценьї — короля, его брата и мать — в ночньїх рубашках и халатах. Екатерина питалась утешить Алансона, но, мудро опасаясь за свою безопасность, через несколько дней он снова сбежал, на сей раз при помощи шелкового шнура спустившись из окна комнатьі Марго. И снова повторилась давняя ситуация: Екатерина от­ правилась возвращать Алансона ко двору, с заверениями от Генриха, что он будет здесь в безопасности. Алансон обещал матери, что не станет нарушать установившегося во Франции мира, и она снова поехала к нему, уговаривая вернуться. Однако вскоре прошли слухи, что он собрал большое войско и хочет отправиться на завоевание Нидерландов. Хотя он не собирался вести вооруженную борьбу против испанцев, в июле 1578 года он повел свою «освободительную армию», а точнеє, толпу оборванцев, на Монс, заявив, что его натура «не приемлет тирании» и что он «желает лишь помочь обездоленньїм». После нескольких месяцев нахождения там войско, не получая платьі, решило разойтись по домам, перед зтим ограбив те самьіе территории, которьіе защищали. Бюсси д ’Амбуаз, бивший любовник Марго и друг Алансона, полностью потерял самообладание по пути домой, и герцог, по своєму обьїкновению,

Екатерина Медичи

479

обвинил его в неудаче предприятия. Екатерине и Генриху пришлось долго и нудно извиняться перед Филиппом Испанским, обьясняя все «молодостью» Алансона. Обеспокоенная пусть мелкими, но убийственньїми С Т Ь ІЧ ками людей Алансона и миньонов Генриха, а также его глупьім походом на юг Нидерландов, Екатерина вознамерилась найти жену своєму бедолаге-сьіну. Весной 1576 года у ко­ ролеви Луизьі, по-видимому, случился вьїкидьші, и надежд на новую беременность почти не осталось. Соответственно, ожидать появлення на свет долгожданного наследника не приходилось. Луиза сильно исхудала и страдала при­ ступами меланхолии, так как не могла подарить дитя обожаемому мужу. Потому поиск невестьі для Алансона бьіл необходим не только для усмирения непоседьі, но и для возможного продолжения династии Валуа. Предлагалось множество принцесс, достигших брачного возраста, включая сестру Генриха Наваррского, Екатерину де Бурбон. Однако самьім интересньїм бьіло предложение, пусть явно неспособной к продолжению рода, но могущественной королевьі Елизаветьі Английской, которая в має 1578 года намекнула, что не прочь бьі продолжить переговорьі о браке с Алансоном. Вдохновляемьіе Екатериной, зти переговорьі, с разрешения Генриха, длились до конца лета. Что же до продолжения рода Валуа, то Генрих и Луиза продолжали уповать на Господа. Они совершили паломничество в Шартр и носили ночньїе рубашки, благословленньїе богородицей для плодовитости, но безуспешно. Лечение, специальньїе ванньї и припарки предписьівались королеве в больших количествах. Екатерина ободряла ее, напоминая, что ей самой пришлось пережить на протяжении без мало­ го десяти лет, пока она произвела на свет дитя. В 1572 году, во время первьіх переговоров о браке между Алансоном и Елизаветой Английской, Екатерина бьіла весьма оптимистично настроєна по поводу возможного потомства зтой парьі. В то время, беседуя с королевой-матерью, английский посол, сзр Томас Смит, коснулся больного места для всех англичан, сказав, что, если только Елизавета сможет родить хотя бьі одного ребенка, тогда «все титульї

480

Леони Фрида

шотландской королевьі... которая ждет не дождется смерти [Елизаветьі] не будут и гроша ломанош стоить». Екатерина же отвечала: «Но почему только один ребенок? Почему не пять или шесть?» Теперь же, спустя семь лет, даже один ребенок казался миражом. В возрасте сорока пяти лет Елизавета могла вступить в брак лишь по политическим з о б ­ раженням, а не ради деторождения. Предприятие Алансона в Нидерландах застало ее врасплох, ей вовсе не ульїбалась перспектива нахождения французских войск, пусть даже и без санкции французского короля, на голландской земле, ибо зто могло насторожить ее «большого врага» — Филиппа. Английские интересьі требовали мира и торговли, и потому Елизавета решила отвлечь Алансона матримониальньїми баснями. Королева Англии, к слову сказать, пребьівала в глубочайшей меланхолии, ибо ее фаворит, граф Лейстер, тайно женился. Она осознавала, что у нее остается последний шанс отьіскать себе мужа, и порою в ее обьічньїх цинических вьісказьіваниях на темьі «ухаживания» проскальзьівали нотьі подлинной горечи. Алансон искал политическую поддержку— и корону. Екатерина убедила его, что он обретет то и другое, если женится на Елизавете. Елизавета богата и влиятельна, и королева-мать знала: если ему удастся заполучить ее в супруги, он прекратит опасньїе и глупьіе попьітки найти себе трон в Нидерландах. Когда ряд затруднений в дискуссиях о браке удалось преодолеть, решили, что герцогу пора встретиться с Елизаветой лично. Екатерина, находившаяся в то время в миротворческом путешествии на юге, даже поговаривала о личной поездке в Англию, чтобьі все уладить. Она написа­ ла герцогине д ’Юзес: «Хотя наш возраст более располагает к отдьіху, нежели к путешествиям, я должна отправляться в Англию». Алансон прибьіл в Англию 17 августа 1579 года, но мать все-таки не поехала с ним, и так Елизавета и Ека­ терина никогда и не встретились. Его визит должен бьіл происходить инкогнито и неофициально, но Елизавета, казалось, совершенно очарованная герцогом, которого назьівала: «моя лягушечка», провела с ним две недели в восхитительном флирте. После его отьез-

Екатерина Медичи

481 да Елизавета, по слухам, заявила, что он не так уродлив, как ей сообщали. Венценосная невеста всеми способами создавала впечатление, что не смогла устоять перед чарами юного поклонника, а двор старательно делал вид, будто и понятия не имеет, кто же зтот таинственньїй воздьіхатель. Когда настала пора герцогу возвращаться во Францию, они «весьма нежно прощались». После женитьбьі Филиппа II на Марии Тюдор большинство англичан бьіли в ужасе при мьісли об иностранном консорте, а французский католический принц представлялся худшим из зол. Правда, некий проповедник обьявил Алансона и его семейку «безнравственной и распутной», добавляя, что «даже если хотя бьі четвертая часть рассказов о ни х— правда», то зта компания достойна преисподней. И королева, мол, совершит непоправимую ошибку, вьійдя замуж за зтого прощельїгу, «по рождению француза, но по сути— паписта, по разговору — атеиста, орудия в руках всех зльїх сил Франции, римского шпиона в Англии, колдуна-чернокнижника... которьій недостоин бьіть даже дворецким ее величества» Вот каково бьіло мнение о сьіновьях Екатериньї Медичи. Вернувшись из длительной поездки по югу, Екатерина обнаружила, как трудно внедрить в жизнь статьи достигнутого ею договора о мире. На Рождество она слеша с жестоким приступом ревматизма и все праздники провела в кровати, вдобавок ее сильно беспокоило состояние Генриха. Король вьіглядел измученньїм, худьім и очень осла­ бленням. В апреле 1580 года гугенотьі неожиданно напали на Монтобан и началось шестимесячное противостояние, позже прозванное «Войной любовников», ибо причиной седьмой религиозной войньї безосновательно считали сексуальньїе скандальї при дворе Генриха Наваррского. Марго завела любовную интригу с протестантом, виконтом де Тюренном, одним из полководцев своего мужа, в то время как сам Генрих Наваррский вступил в связь с известной красоткой по прозвищу «La Belle Fosseuse» («Прекрасная Фоссеза»), (которой позже Марго будет помогать при родах). Такое положение дел в провинциальном Нераке вьізвало горькие и язвительньїе замечания со стороньї Генриха III, 16 Л. Фрида

482

Леони Фрида

а французских придворних немало повеселило. Когда ко­ роль бьіл в духе, он любил посмеяться над чудачествами патриархального и захолустного двора. Генрих знал, куда целиться, когда вьісмеивал сестрицу. Его злегантньїе вьіпадьі д о с т и г л и ушей Марго и ее мужа, хотя предположение, что Наваррский начал из-за зтого войну, кажется просто нелепьім. Намного вероятнее, что вьіступление протестантов обьяснялось многочисленньїми вилазками католиков и общей неудовлетворенностью Неракской конвенцией. Генрих Наваррский извинился перед Марго, написав, что «крайнєє сожалеет» о сложившейся ситуации: «Я должен бьіл принести вам покой и радость, а вместо зтого вьізвал прямо противоположньїе чувства, позволив себе столь неудачно испортить наши отношения». Екатерина писа­ ла зятю о соглашении, которое незадолго до зтого они с таким трудом заключили, и просила его придерживаться установлений, проявляя преданность королю: «Сьін мой, не могу поверить, будто возможно, чтобьі вьі желали разрушения нашему королевству... а также и своєму, если начнется война». Она обращалась к нему как к принцу крови, со словами: «Я не могу поверить, что при столь вьісоком происхождении вьі пожелали бьі стать предводителем отщепенцев, воров и преступников, кой водятся в наших владениях». Если Генрих не сложит оружия, то Господь отвернется от него, — писала Екатерина, добавляя: «И вьі останетесь один, в окружении лишь отщепенцев да тех, кто заслуживает виселицьі за свои преступления <...> Заклинаю вас поверить мне и навести порядок, крайнє необходимьій, дабьі зто несчастное королевство жило в мире <...> Пожалуйста, поверьте мне, и тогда вьі увидите разницу между советом любящей вас матери и тех людей, кто не любит ни самих себя, ни своего господина, а любят только грабеж, разрушение, и в конце концов теряют все.» Марго питалась предупредить советников короля Наваррского об опасностях, которьіе обрушатся на них, если они начнут войну. Екатерина, в свою очередь, писала дочери, предупреждая молодую королеву и прося удержать мужа от поспешньїх действий, чтобьі не дать разразить-

Єкатерина Медичи

483

ся беде. Если би причиной войньї действительно бьіло бьі безнравственное поведение ее дочери, как говорили, то Екатерина вряд ли просила бьі своего зятя вмешаться в ситуацию. Несмотря на все усилия, лидерьі католиков и протестантов оказались бессильньї предотвратить короткую и бессмьісленную войну, приведшую к заключению мира при Фле 26 ноября 1580 года. Договор, «дарующий многие законньїе права гугенотам», хотя и неосуществимьій на практике, можно рассматривать как ратификацию «Мира Короля» от 1577 года, равно как и Неракской конвенции, подписанной Екатериной и Наваррским. Похоже, гражданские войньї становились для Франции смертельно опасной привьічкой. В 1580 году в стране разразились еще и природньїе бедствия. В апреле и без того разоренная земля подверглась Грозному испьітанию: в Кале произошло землетрясение, отголоски которого ощущались даже в Париже. Несколько дней спустя ужасньїе ливни вьізвали в столице наводнение. В тот год Францию охватили три зпидемии. Первая, докатившаяся позже до Италии и Англии, разразилась в феврале, вторая— вспьіхнула в Париже в июне, когда люди стремительно стали падать жертвами тяжелого недуга. Ека­ терина, Генрих, герцог де Гиз и многие другеє влиятельньїе фигурьі при дворе заболели, но всем удалось вьіжить. Симп­ томи, описанньїе историком де Ту, таковьі: вначале хворь «поражала основание позвоночника, вьізьівая тяжесть в то­ лове и слабость в членах, затем напиналась сильная боль в груди. Если пациент не вьіздоравливал на третий-четвертьій день, напиналась лихорадка, приводящая к летальному исходу». Французи назвали зту болезнь «коклюш». Лишь только миновала опасность и «коклюш» отступил, в Па­ риже в свои права вступила чума, как зто бьівало почти ежегодно. Она началась в июле. Но в 1580 году болезнь бушевала с невиданной силой, позтому все, кто мог, покину­ ли город. Екатерина отправилась в Сен-Mop, а король — в Олзнвиль, когда чума ежедневно стала уносить сотни жизней. В Париже, покинутом всеми, кроме бедняков, грабили богатне дома, и даже Лувр подвергся ограблению. От зтих

484

Леони Фрида

природних бедствий и болезней в тот год погибло свьіше 140 тьісяч жителей— много больше, чем пало их от войн и убийств. В 1580 году умер король Португалии Знрике. Его предшественник Себастьян, потенциальньїй жених Марго, погиб в 1578 году в битве за Алказаркивир, сражаясь с мавра­ ми, и трон занял его престарельїй дядя-кардинал, умерший без обьявления наследника. Екатерина немедленно вьідвинула весьма неубедительньїе претензии на трон, ссьілаясь на происхождение по материнской линии от Альфонсо III (умершего в 1279 году) и его супруги, королевьі Матильдьі Булонской. Тем не менее, Генрих III формально поддержал требования матери. В соборе Нотр-Дам оте лужили заупокойную мессу по покойному королю, на которой, впрочем, Генрих отсутствовал, предоставив распоряжаться матери. Филлипп II, чья мать бьіла сестрой кардинала-короля, не только обладал более законньїми правами на трон, но и явно намеревалея ими воспользоваться, обьединив Португалию с Испанией. Вдруг Филипп обнаружил, что его бьівшая теща заняла весьма воинственную позицию, дабьі помешать его замьіслам. Екатерина писала: «Если бьі такое удалось, зто бьіло бьі уж слишком, и я намерена присоединить зто королевство к Франции на оснований моих прав (которьіе не так уж мальї)». Легко представить, сколько ра­ досте и удовлетворения принесло бьі Екатерине обладание Португальским троном, в памяти еще живьі бьіли времена, когда надменньїе французекие дворяне воротили нос от ее купеческого происхождения. Осенью 1580 года, сразу после подписания мира при Фле, Алессандро Фарнезе, герцог Пармский, повел испанские войска осаждать Камбре. Усльшіав зти новости из Нидерландов, герцог Алансонский едва мог дождаться благоприятной возможности ускользнуть и обьявил: он отправляетея на помощь людям, которьіх поклялея защищать. Он даже получил официальньїй титул «Защитника свободьі в Нидерландах против тирании испанцев и их союзников» — совершенно бессмьісленньїй, вменявший ему лишь обязанности, но не суливший никаких прав. Теперь он во-

Екатерина Медичи

485

ображал себя настоящим защитником Нидерландов и на­ чал собирать сили, чтобьі вьіступить на помощь. Екатерина бьіла «весьма обескуражена», опасаясь, как бьі непрочньїй мир во Франции не бьіл нарушен еще одной безумной вьіходкой ее сьіна против могущественньїх испанцев. Она на­ писала Алансону, напоминая ему о его положений и обязательствах: «Хотя тебе досталась честь бьіть братом короля, тем не менее, тьі— его подданньїй и должен полностью повиноваться ему. Пусть зто будет главной твоей заботой во имя блага королевства, доставшегося в наследство от твоих предков.» Как можно бьіло предвидеть, брачньїе переговори с Елизаветой сперва затягивались, а теперь и вовсе резко оборвались. Королева Англии вдруг заговорила о разнице в возрасте между нею и герцогом, о том, что он принадлежит к католической церкви, опасности, коей она подвергается в результате его похода на Нидерландьі. Она предположила, что лучше бьіло бьі заключить менее тесньїй союз с Францией. Посланники, которьіе вели переговори о браке, вер­ нулись домой, а Алансон послал войска освобождать Камбре. Екатерина встретилась с ним в має 1581 года, питаясь остановить сина и предотвратить рискованнне шаги. Он не послушался матери и отправился к своим войскам. В июле Екатерина снова встретилась со своим воинственньш си ­ ном, на сей раз осознав, что он не остановится. И королева начала умолять Генриха отправить помощь брату. Король, хотя и бил взбешен при мисли о возможном нападении Испании на Францию в результате зтой провокации, однако, согласился послать тайную помощь. Елизавета отправила Генриху послание, где говорилось, что в интересах и французов, и англичан следует образовать «конфедерацию... посредством которой можно помешать королю Испании наращивать свою мощь, а также помочь Монсеньору». Но Генрих не позволил заманить себя в ловушку туманних обещаний английской королеви. Он боялся, что в результате ему придется оказаться лицом к лицу с Испанией, а ее величество ускользнет, позтому не стал развивать тему. Но Елизавета не оставляла попиток

486

Леони Фрида

образовать своего рода свободную коалицию с Францией. Алансон тоже решил попросить помощи у Елизаветьі лично, позтому прибьіл в Англию в ноябре 1581 года. Бьіло уже ясно, что брак между ними не осуществится; однако, Елизавета обращалась со «своей лягушечкой» очень нежно. Он даже получил от нее заверения в любви (и около 15 тьісяч фунтов), но на публике королева не делала заявлений о том, что они поженятся. Алансон, которьш и не надеялся повести под венец свою заморскую королеву, а только явился за деньгами, вдруг обнаружил, что все еще верит в то, что Елизавета может стать его невестой. Герцог, однако, не бьіл нужен зтой увядшей государьіне, которая, несмотря на возраст, умело применяла свои женские чари, наедине клянясь ему в любви, а на людях — избегая. Дабьі разжечь чувства в жадном и честолюбивом герцоге, страстно желавшем публичного обьявления об их браке, Елизавета, мастерица устраивать сюрпризьі, организовала настоящее представление. 22 ноября, мило беседуя с Алансоном в галереє Уайтхолла, королева встретила французского посла и обьявила ему в ответ на вопрос о браке: «Можете написать королю, что герцог Алансонский станет моим мужем». Сообщив зто, она привлекла к себе Алансона и поцеловала в губьі, подарив ему одно из своих колец. Затем она повторила зто обьявление своим придвор­ ним . Герцог не верил в собственное счастье — и правильно делал. Пока придворньїе плакали и стонали, Елизавета го­ товила удар. Она заявила: чтобьі не расстраивать подцанньіх еще сильнеє, она не станет помогать ему людьми или деньгами в его предприятии в Нидерландах, но Франция должна гарантировать, что придет на помощь Англии в случае нападения испанцев. Екатерина, воодушевившись бьіло ходом собьітий в Лондоне, «теперь заметно скисла в лице и речах», получив такие невозможньїе условия от женщиньї, столь же хитрой, сколь и она сама. В качестве утешения герцог получил обещание на кре­ дит в 60 тисяч фунтов для своей кампании. Говорят, Ели­ завета танцевала по комнате от удовольствия, найдя способ устраниться от французского брака и не потерять при зтом

Екатерина Медичи

487

лица, а также от того, что «ее лягушечка», от которой она не чаяла избавиться, скоро уедет. Решив, что его купили задешево и бормоча под нос о «ветрености женщин и непостоянстве островитян», Алансон решил сьіграть с королевой в ее же собственную игру и, к ее ужасу, заявил: он-де любит ее слишком сильно и не покинет, а сейчас готов принять брачньїе условия. Усльїшав такое, Елизавета перестала скакать от счастья и в панике бросилась к нему, вопрошая, «уж не собирается ли он угрожать бедной старой женщине в ее стране». Издерганньїй взлетами и падениями последних недель, герцог разрьідался, однако ж, покинуть Англию отказался, пока не уладятся разногласия между ними. В начале февраля они расстались ко взаимному облегчению, хотя прощание в Кентербери вьішло неожиданно трогательньім. Алансон отпльїл во Флашинг и 19 февраля 1582 года официально вступил в Антверпен. В сопровождении Вильгельма Оранского и городского ополчення он обьявил себя герцогом Брабантским. Сделав своей резиденцией дворец Сен-Мишель в Антверпене, сей отпрьіск Валуа, наконец, стал монархом по собственной воле. К лету 1582 года обстановка в Португалии продолжала накаляться. Филипп еще два года назад оккупировал страну, а Екатерина отправила две зкспедиции, пьітаясь вьігнать испанцев из «своего королевства». В июне 1582 года первая из них, финансированная лично Екатериной, ибо Генрих пожелал сохранить дипломатический нейтралитет, бьіла разбита наголову. Руководил ею Филиппо Строцци, кузен Екатериньї, убитьій во время сражения. Захваченньїе французские солдатьі бьіли осужденьї как пиратьі и жестоко казненьї по приказу испанского командующего, безжалостного героя Лепанто, маркиза де Санта-Крус. Испанская жестокость даже Генриха вьінудила кричать об отмщении, и Екатерина получила от него средства на снаряжение второй зкспедиции, сопровождаемой большим количеством кораблей, которьіе одолжила Елизавета Английская. Корабли вьішли в путь месяцем позже. Кампания также окончилась трагедией, и, хотя Санта-Крус заверил ее руководителя, что оставшиеся в живьіх французи могут отправиться домой,

488

Леони Фрида

суда им дали старьіе, дьірявьіе, без провизии, и многие умерли, не достигнув берегов Франции. На том и развеялась мечта Екатериньї обьединить короньї Франции и Португалии. В 1582 году Маргарита, королева Наваррская, верну­ лась ко французскому двору, где снова могла наслаждаться изьісканной жизнью, вдали от скучного Нерака и Генриха Наваррского, всецело поглощенного новой любовницей, красоткой Фоссезой. При дворе Марго продолжала поддерживать Алансона, как только могла, и всячески раздражать короля. Особенно ей понравилось прилюдно дразнить его самьіх близких фаворитов, Жана-Луи де ла Валлета, уже получившего герцогство Зпернон, и барона Анна д ’Арк (коего король, в приступе обожания, сделал своим зятем, женив на сестре супруги, Маргарите де Водмон, в сентябре 1581 года, да еще наградив его герцогством Жуайез). Зти в ь іх о д ц ь і из провинциальньїх мелкопоместньїх семейств очутились на вьісочайших постах государства, но Марго знала, как подцеть их, напомнив о скромном происхождении. Королева Наваррская приводила Генриха в ярость и своим собственньїм поведением, затеяв открьітую интригу с обер-шталмейстером Алансона, молодьім любезником по имени Арле де Шанваллон. В начале августа 1583 года, находясь в Мадридском замке в Булонском лесу, охваченньїй очередньїм приступом религиозного зкстаза король получил известие о том, что его сестра родила внебрачного ребенка. Генрих потребовал, чтобьі Марго немедля оставила Париж и вернулась к мужу. Когда она вьіехала в сопровождении двух фрейлин, он послал отряд лучников задержать карету. Настигнув ка­ рету, они заставили женщин вьійти и обьіскали зкипаж на предмет нахождения там младенца или даже мужчиньї, но безрезультатно. Однако, Марго и двух дам обьіскали и до­ ставили в ближайшее аббатство, где с ними должен бьіл встретиться сам король. Претензии брата на соблюдение морали разьярили Мар­ го (в своих мемуарах она впоследствии обвиняла Генриха и Карла в кровосмесительньїх отношениях с нею), и она в

Єкатерина Медичи

489

гневе викрикнула: «И он указьівает мне, как я должна про­ водить время? Он что, забьіл, что первьій помог мне сту­ пить на зту дорожку?!» Когда королю не удалось заставить фрейлин оклеветать свою королеву, он неохотно отпустил их и позволил следовать своим путем. Шанваллон понял, что связь с Марго угрожает его жизни, и покинул Париж, тем самьім положив конец любовной интриге. Узнав о шумихе, поднятой действиями короля Франции против его женьї, король Наваррский счел зтот случай удобньїм поводом для новой смутьі. Приняв воинственную позу, прикинувшись рассерженньїм, он потребовал доказательств неверности Марго и обьявил: он, дескать, не может принять ее, покуда король сам не заявит публично о невиновности сестрьі. Генрих оказался в затруднительном положений. Не желая злить зятя и нарушать мир в королевстве, король послал мать, до которой сведения о происшествии докатились много позже, дабьі она распутала зтот клубок. Наконец, Наваррский бьіл удовлетворен, и 13 апреля 1584 года пара воссоединилась в Порт-Сен-Мари. Бельевр привез Марго инструкции от матери, советовавшей дочери, как защитить свою репутацию и внушить мужу любовь к себе, на оснований собственного опьіта: «Когда я бьіла молода, мой свекор, король Франции, делал то, что ему нравилось. Моей же обязанностью бьіло повиноваться ему и общаться с теми, кого он находил достойньїми. Когда он умер и сьін, за кем я имела честь бьіть замужем, занял его место, я должна бьіла точно так же повиноваться ему». Королева-мать продолжала: «Но ни тот, ни другой никогда не принуждали меня к поступкам, противньїм моей чести и репутации». Далее Екатерина рассказьівала: будучи вдовой, она порой вьінуждена бьіла иметь дело с людьми «неправедной жизни», которьіх она предпочла бьі отослать прочь, но нуждалась в них для помощи сьіновьям в управлений государством, позтому не могла оскорблять их. Важнеє всего то, что ее добрая репутация позволяла ей иметь дело с кем угодно, в ком она нуждалась, не запятнав своего имени, поскольку «все знали, кто я єсть и как жила всю жизнь». Но

490

Леони Фрида

Марго разительно отличалась от матери. Екатерина любила лишь одного мужчину, Генриха II, и продолжала любить всеми силами своей души. В отличие от нее, Марго никогда по-настоящему не любила своего супруга. Они бьіли добрьіми друзьями и защищали друг друга, пока того требовала ситуация, но его безудержное волокитство, а затем и ее похождения, поначалу служившие компенсацией, но постепенно вошедшие в привьічку, не позволяли им стать по-настоящему близкими друг другу. Она обладала натурой более импульсивной и страстной, нежели хладнокровная и уравновешенная мать. При таком темпераменте не стоило рассчитьівать на успех в областе политических интриг, однако Марго жаждала постоянно находиться в центре собьітий и важньїх дел. Екатерина из-за сильнейшего напряжения во время последних кризисов чувствовала себя на грани истощения, и все-таки не поридала сьіна за его нечистьіе происки в отношении Марго. Она писала Бельевру, мастеру улаживать подобньїе ситуации: «Вьі знаєте его на­ туру, он так честен и искренен, что не может скрьівать своє неудовол ьствие». Торжественно провозгласив себя герцогом Брабантским, Алансон вскоре обнаружил, что жить в Антверпене тяжело. Он постоянно жаловался, что брат не дает ему денег на борьбу с испанцами. Когда же Генрих присьілал средства, Алансону их никогда не хватало. Его люди страдали от недоедания, нехватки жалованья и даже просили подаяние у жителей. Их число сокращалось — они начали дезертировать или умирали. К концу 1582 года он писал: «Все разваливается на части, а хуже всего то, что меня обнадеживали, и теперь отступать слишком поздно... Таким образом, я считаю, лучше бьіло бьі пообещать мне совсем немного и сдержать своє слово, чем обещать много и ничего не при­ слать». 17 января 1583 года, к величайшему негодованию матери и брата и к ужасу других дворов Европьі, Алансон и его люди предприняли попьітку захватать Антверпен — зту акцию впоследствии назвали «Французское бесчинствое». В зтой кровавой вьілазке, наглядно проявившей подлость и низость Алансона, горожане сумели дать достойньїй от-

Єкатерина Медичи

491

пор его голодной и оборванной солдатне. Они перебили и многих из его дворян, в том мисле и тех, кто принадлежал к знатнейшим семьям Франции. В Брюгге и Генте также вспьіхнули мятежи, но бьіли бьістро подавленьї. «Французское бесчинство» поставило Алансона вне закона, как обьічного уголовного преступника. Зта ситуация создала немальїе проблемьі для Екатериньї и Генриха. Алансон попьітался вьїкарабкаться, но, как всегда, требования его бьіли слишком вьісоки для человека, чей могущественньїй брат больше не желал поддерживать его. Бросив открьітьій вьізов сьіну-королю и его фаворитам— Жуайезу с Зперноном, Екатерина все-таки попьгталась послать Алансону кое-какую помощь из собственньїх средств. Но миньоньї, Жуайез и Зпернон, всячески препятствовали тому, чтобьі Алансон получил помощь от короля, а без зтого он не мог чего-либо достичь в Нидерландах. После новьіх неудачньїх попьіток сражения с испанцами, что лишь только усугубило положение и вьізвало новьіе тратьі вкупе с растущим недовольством Генриха III, Алансон, наконец, воссоединился с матерью в Шольне в середине июля 1583 года. Пережитое им за минувшие восемнадцать месяцев подорвало его здоровье, и те, кто видел герцога по возвращении, отмечали, что он стал «слаб и телом, и разумом... едва способен ходить». 22 июля 1583 года Екатерина писала королю о его брате: «Я умоляла его оставить зти предприятия, губительньїе для Франции, и остаться подле меня, дабьі сохранить своє собственное место и жить в мире с соседями». Генрих попросил брата посетить большое собрание «нотаблей», т. е. влиятельньїх лиц, которое он созвал 15 сентября, но Алансон отказался. Екатерина считала, что «на него дурно повлияли люди, убедившие, что, если он пойдет, то вьіслушает много неприятного в свой адрес». Главное, чего хотела королева-мать — ее младший сьін должен удержать Камбре. Он вернулся туда в начале сентября для переговоров с испанцами и голландцами. К ноябрю он вновь приехал во Францию и решил оставаться в Шато-Тьерри, где надеялся собраться с силами под опекой Екатериньї. Она бьіла пора­

492

Леони Фрида

жена, когда усльїшала, что Алансон решил продать Камбре испанцам. Она писала ему о позоре и бесчестье, которьіе в зтом случае он навлечет на страну: «Я умираю от тревоги и унижения, когда думаю об зтом». Екатерину глубоко огорчала скандальная история с Камбре, но, вероятно, она еще не понимала, насколько болен ей младший сьін. Он начал кашлять кровью и никак не мог поправиться. Полагая, что состояние сьіна и политическая ситуация начинают стабилизироваться, Екатерина уехала. Но Алансон вновь взялся за своє, подначиваемьій своей свитой, которая любила петь ему в уши, как несправедлив к нему брат-король. После краткого визита Екатериньї в Шато-Тьерри 31 декабря 1583 года, когда мать питалась помочь Алансону, все еще торговавшемуся из-за Камбре, она обнаружила, что сьін вовсе не намерен слушать ее советов, и возвратилась в Париж. Здесь она слегла — сказьівалось напряжение из-за семейньїх неурядиц. Наконец, 12 февраля 1584 года, Алан­ сон прибьіл повидаться с матерью. Несмотря на то, что она лежала в постели с вьісокой температурой, он уговорил ее вместе навестить брата и поблагодарить за обещания поддержки. Екатерина с радостью пожертвовала здоровьем, л и т ь бьі увидеть, как ее сьіновья обнимутся. Она писала Бельевру, что никогда не испьітьівала такого счастья после смерти су пруга, и плакала от радости. Братья вместе отпраздновали карнавал, во время которого Алансон устроил настоящий дебош, «предаваясь зротическим излишествам со всей силой своего порочного темперамента». Затем больной молодой человек вернулся в Шато-Тьерри, где в течение марта опять сильно болел. Екатерина, приехав навестить его, застала его лежащим в постели, с кровавой рвотой и сильной лихорадкой. Зти симптоми били слишком знакомн королеве-матери. Но она, поверив докторам, что син проживет до преклонних лет, если будет вести размеренную жизнь, приняла краткое улучшение за знак внздоровления и уехала в Сент-Мор. По прибнтии же туда ее встретило известие: Алансон умер 10 июня 1584 года, вскоре после их расставания.

Єкатерина Медичи

493

Несмотря на все бедьі, которьіе учинил ее младший сьін, его неуживчивость в отношении брата и тяжельїй характер, горе матери бьіло неутешно. Зто прослеживается в короткой записке, посланной Бельевру 11 июня: «Зачем я живу так долго? Я обречена видеть преждевременную смерть многих людей, хотя и понимаю: нужно повиноваться Господней воле, ибо ему все принадлежит, и Он дает нам детей на тот срок, какой считает нужньїм». Ее отчаяние бьіло бьі еще более острьім, если бьі она могла предвидеть, как повлияет смерть наследника престола на судьбьі католиков во Франции. Ибо, пока Генрих с Луизой не произвели на свет продолжателя династии Валуа, что бьіло весьма маловероятно, следующим правителем Франции должен бьіл стать єретик, Генрих Бурбон, король Наваррский.

ГЛАВА 16. НАДЕЖДЬІ УМИРАЮТ «Свечение гнили» 1584-1588

Екатерина едва справилась с похоронами младшего сьіна 25 июня 1584 года59, когда вдруг разразилась свистопляска вокруг вопроса о престолонаследии. Католические лиги, запрещенньїе в 1577 году, снова оживились и пришли в действие под предводительством герцога де Гиза, его братьев и других представителей зтого дома. Они стремились предотвратить восшествие на трон Генриха Наваррского и создать Священную Католическую Лигу, которая искоренит протестантизм во Франции и Фландрии. Гиз попросил о поддержке Филиппа Испанского, которьій дал согласие на поддержку ультра-католических сил. Между ними бьіл подписан договор в Жуанвиле в первьіе дни 1585 года.

59 Погребальньїй кортеж герцога Алансонского бьіл великолепен, процессии потребовалось пять часов, чтобьі пройти по Парижу.

494

Леони Фрида

Вместо єретика Генриха Наваррского Священная Католическая Лига в качестве претендента на трон прочила французам его престарелого дядюшку, кардинала де Бур­ бона. Католики произносили демагогические речи, свя­ щенники вещали с кафедр, разражаясь полемическими ти­ радами, призьівая вступать в Литу и обьявить вне закона «гнилой род Валуа». Здоровье Екатериньї все ухудшалось, после смерти Алансона она стремительно постарела, но, несмотря на ревматизм, подагру60, колики и невьіносимую зубную боль, оставалась неутомимой в стремлении не до­ пустить Гизов к наследованию трона и уберечь короля от их доминирования, как в своє время случилось с нею. С момента смерти Алансона Генрих ясно дал понять, что рассматривает зятя в качестве законного наследника, заявив: «Я признаю короля Наваррского своим единственньім наследником... ибо о н — принц благородного происхождения и доброго здравия. Я всегда любил его и знаю, что он любит меня. Он немного резок И В С П Ь ІЛ Ь Ч И В , но в глубине души — человек хороший. Я уверен, что моє расположение обрадует его, и мьі найдем общий язьік». Он же предупреждал Наваррского: «Брат мой, хочу предупредить, что, как бьі я ни сопротивлялся, я не в состоянии предотвратить коварньїе замьісльї герцога де Гиза. Он вооружается. Будьте настороже и не делайте лишних движений... Я же пошлю кавалера... и он изложит вам мои намерения. Ваш добрьій брат, Генрих». По мере появлення безошибочньїх признаков мятежньїх настроєний среди ультра-католиков Генрих, в своем публичном заявлений, обращенном к прево торговой гильдии, поддержал первого принца крови: «Я весьма удовлетворен поведением моего кузена Наваррского... кое-кто пьітается вьіжить его, но я буду заботиться, дабьі у них ничего не вьішло. Я нахожу более чем странньїм, что вообще поднимаются спорьі, кто станет моим наследником, как будто здесь возможньї какие-либо сомнения».

60 Заболевание подагрой бьіло очень распространено в роду Ме­ дини.

Єкатерина Медичи

495

Однако, при всей похвальности, зти добрьіе намерения короля оставались, в сложившихся обстоятельствах, лишь громкими, но пустими речами. Генрих подцерживал Наваррского и надеялся, что сможет обратить того снова в ка­ толицизм (зто бьіло бьі уже пятой сменой религии!). Даже ближайший советник и друг Наваррского, Филипп Дюплесси-Морнз, говаривал ему: «Ваше величество, настало время полюбить Францию». Но Наваррский упорствовал, понимая, что время для сменьї религии еще не пришло, а ему негоже терять подцержку протестантов. Король также не спешил заключать полньїй союз со своим наследником, чтобьі в открьітую защищать его права. Вместе они могли бьі вистоять против угрозьі со сторони Гизов, но зто так­ же означало би коалицию королевской власти с гугенота­ ми. Зта идея отпугивала короля не только с религиозной сторони, хотя он день ото дня становился все большим религиозньш фанатиком: обьединение с протестантами и Наваррским могло разозлить умеренних католиков, которне мечтали разрешить ситуацию мирним путем, но не стали би терпеть торжества гугенотов. По мере роста католических лиг в провинциях, сливавшихся со Священной Католической Лигой, Гизьі получали оружие и солдат от Филиппа, из Нидерландов. Родичи гер­ цога де Гиза, герцоги Зльбеф, Омаль, Меркер и Майенн, разожгли восстания в Нормандии, Бретани, Пикардии и Бургундии и повели войска захвативать ключевне города, включая Бурж, Орлеан и Лион. Ситуация, имевшая место десятилетие назад, повторилась в обратном порядке: теперь протестанти, желая видеть Генриха Наваррского королем Франции, предоставляли подцержку королевской власти, а многие католики превратились в подрнвной злемент, подкапиваясь под правящий дом. К весне 1585 года Генрих де Гиз собрал в Шалоне более 27 тисяч человек. Франция разделилась примерно пополам: север и центр принадлежали Лиге, а юг и запад оставались под контролем протестантов и сторонников короля— поскольку король подцерживал Генриха Наваррского. Генрих ответил на происки Гизов, наняв швейцарцев и обратив-

496

Леони Фрида

шись за помощью к матери. Еще вернувшись из Польши, он понемногу начал смещать Екатерину с ее позиции плав­ ного советника, вьідвигая своих миньонов на важньїе постьі. Двоє фаворитов короля, герцоги Жуайез и д ’Зпернон, полу­ пили вьісокие должности при дворе и оказьівали на короля огромное влияние. Зпернон часто говорил Генриху гадости о королеве-матери, обвиняя ее в старческом маразме и ненадежности. Конечно, Екатерина знала о происках врага и ненавидела его, но бьіла бессильна, ибо сьін полностью подпал под его влияние. В своей флорентийской манере она тянула время, веря, что, рано или поздно, фаворит сам себя изживет. Никто не любил Генриха так, как мать, и она могла ждать удобного случая, чтобьі доказать свою преданность снова и снова. Теперь ее время пришло.

1 апреля 1585 года Екатерина полупила письмо от ко­ роля, дарующего ей полномочия на переговорьі с герцогом де Гизом. Хотя она и чувствовала себя неважно, письмо укрепило ее дух; полное заверений в любви и преданности, оно возродило в ней надежду. Однако она по-прежнему так страдала от боли в груди и воспаления уха, вьізьівавшего лихорадку, что при любом удобном случае дожилась в по­ стель. Ей бьіло тяжело дьішать, мучила зубная боль. Боли в боку не давали двигаться и даже писать, пока она ждала прибьітия герцога в Зперне в Шампани, где они договори­ лись встретиться. Екатерина послала приглашение горячо любимому вдовому зятю, герцогу Лотарингскому, прося его приехать и помочь вести переговорьі о судьбе французского престола. Когда Гиз, наконец, явился на Пасху, 9 апреля 1585 года, то встал на колени перед Екатериной, решившей, что лучше всего приветствовать его с теплотой и радушием, словно любящая бабушка. Зта разумная и такая неожиданная нежность обезоружила герцога, которьій начал слезно жаловаться на бедьі в королевстве, убеждая, что его побуждения бьіли неправильно понятьі. Она успокоила его и предложила снять сапоги и поесть чего-нибудь, после чего они долго разговаривали. Когда позднее в тот же день они снова встретились, Гиз, взяв себя в руки, казалось, бьіл готов бе-

Єкатерина Медичи

497

седовать о чем угодно, кроме главной темьі, не дававшей им обойм покоя. Все попьітки Екатериньї вьітянуть из него требования Лиги заканчивались уклончивостью герцога или ответньїми вопросами о намерениях короля. Шли дни, и Екатерина начала подозревать, что Гиз явился исключительно с целью протянуть время и подготовить нападение на короля или его швейцарских наемников, явив­ шихся во Францию. Она написала Генриху, чтобьі тот готовился к войне, ибо «мир может бьіть достигнут лишь под угрозой применения сильї». 11 апреля Гиз уехал и, встретив на пути своего кузена Лотарингского, пожаловался, как ему грустно оттого, что все так неловко сложилось. Когда герцог Лотарингский приехал и передал зти слова королеве-матери, она фьіркнула и уверенно обьявила зто чепухой. Будь он настроен серьезно на преодоление кризиса во Франции, Гиз не оставил бьі переговорьі в подвешенном состоянии. Несмотря на веру Генриха в дипломатические способности Екатериньї, в данном случае она потерпела провал. Гиз направился в Верден, Екатерина же послала гонца к Генриху Наваррскому с просьбой о встрече. Генрих со своими войсками только что одержал победу над силами Лиги в Бордо и Марселе. Зто заставило Гиза вернуться к королеве-матери и обьявить ей свои условия, но они вка­ зались столь непомерньїми, что даже кардинал де Бурбон, присутствовавший при зтом, писал: «Королева говорит о мире, но наши запросьі так велики, что я не ожидаю их вьіполнения.» Екатерина сопротивлялась, сколь могла долго, коалиции (или, точнеє, капитуляции) Короньї с Лигой, боясь, как бьі король не стал марионеткой Гизов. Она также беспокоилась за его безопасность, особенно после того, как стало известно: войска Лиги недалеко от столицьі и по команде герцога могут предпринять марш-бросок на Париж. Сам Париж, без сомнения, поддерживал Лигу, и Екате­ рина верила, что горожане сами распахнут ворота перед армией. «Берегись, — писала она сьіну, — особенно в отношении своей персоньї, ибо вокруг одна измена, и я умираю от страха». Дабьі упредить риск похищения или убийства,

498

Леони Фрида

король нанял новьій отряд телохранителей, так назьіваемьіх «сорок пять», состоявший их молодьіх дворян, в основном гасконского происхождения, известньїх своими воинскими навьїками и храбростью, которьіе, как Генрих знал, будут полностью ему преданньї. Они также являлись, по совместительству, отрядом убийц, которьіе вьіполнят любой приказ господина без вопросов. Но, несмотря на зто, Генрих чувствовал себя в западне. К началу мая Екатерина пришла к вьіводу, что король должен все же прийти к каким-то соглашениям с Лигой и Гизами. Надеясь, что сумеет избежать вьіполнения условий (как ранее не вьіполнялись договора с протестантами), он легко пошел на подписание мира при Немуре 7 июля 1585 года. В широком смьісле он отменил все прежние здиктьі умиротворення и запрещал протестантизм во Франции. Соответственно, будучи єретиком, Генрих Наваррский лишался права наследования трона, а многие его города передава­ лись Лиге (или преданньїм союзникам Гиза). Когда Генрих Наваррский получил условия договора, по рассказам, усьі его в одну ночь поседели. Теперь ему снова предстояло отстаивать свои права и права собратьев по религии с оружием в руках. Новьій законньїй наследник, кардинал де Бурбон, старьій друг, которого Екатерина любила, осьіпал королеву — мать цветистьіми комплиментами. Он восхищался ее дальновидностью, повторяя, что «без зтой великодушной и великой дамьі королевство развалилось бьі на куски». Воркование прожженного хитреца и общие фразьі ни о чем вьізьівали у Екатериньї головную боль. Но она хранила молчание. Когда, после трех месяцев борьбьі, в результате которой представители Лиги одержали внушительную победу, королева-мать 15 июля вернулась в Париж, народ встречал ее у ворот Сент-Антуан как героиню, спасшую королевство от ереси. Горожане радовались тому, что король отньїне сможет править так, как должно. Однако реальность по­ казала иное. На заседании судебной коллегии 18 июля Екатерина слишала, как ее сьін официально отстранил Генриха На-

Екатерина Медичи

499

варрского от наследования престола. Зто противоречило всему, во что Генрих III верил как король. К тому же ничто в содержании данной им коронационной присяги не давало права лишить власти его законного преемника. Зто противоречило и личньїм чувствам короля. Он ненавидел Анри де Гиза с отрочества, а особенно с тех пор, как тот пьітался соблазнить Марго. Кроме того, у него вьізьівали острую зависть здоровье Гиза, его мужественность, харизма и таланти полководца. С другой стороньї, Генрих Наваррский наследовал трон по закону, к тому же Генрих, как и его брат Карл в своє время, не мог не восхищаться храбрьім и честньїм принцем-воином. Наваррский-кузен не вьізьівал в короле зависти, только симпатию. А Г и з— вьізьівал. Но теперь войска короля обьединились с войсками Лиги, и ему приходилось сражаться бок о бок со злейшим врагом. В сентябре 1585 года папа Сикст V издал буллу об отлучении от церкви Наваррского и Конде, запретив протестантским принцам наследовать французский трон. Генрих Наваррский ответил немедленньїм (и довольно дерзким) обьявлением папьі вне закона, устроив так, чтобьі плакатьі с зтой информацией расклеили повсюду на стенах Рима. Папская булла лишь разожгла возмущение среди французской знати, которая ревниво не желала допускать римского вмешательства в свои внутренние дела. Они решили — зто возмутительно. То, что папа осмелился предписьівать, кому следует и кому не следует носить французскую корону, воспринималось как глубокое оскорбление. Так что Генрих На­ варрский нечаянно получил некоторое преимущество: его теперь воспринимали как своеобразного Давида, осмелившегося бросить вьізов великану Риму-Голиафу. Война трех Генрихов (Валуа, Гиза и Наваррского) должна рассматриваться как сложньїй и очень личньїй конфликт мировоззрений, амбиций между упомянутьіми троими. Вначале стьічки между католиками и протестантами бьіли спорадическими. Король, страдая от ужасной нехватки средств, пообещал Лиге собрать три армии против гугенотов к следующему лету. Герцог де Жуайез отправился

500

Леони Фрида

в Оверни, Зпернон— в Прованс, а маршал Бирон— в Сентонж, каждьій во главе своей армии. В июле 1586 года король вьіехал в Лион, чтобьі не расставаться со своими фаворитами. Еще в марте 1585 года, когда создание Священной Лиги только началось, Марго вьізвала сенсацию, покинув Нерак, очевидно, в знак протеста против последней связи мужа с честолюбивой знатной молодой вдовой по имени Диана д ’Андузн (по прозвищу «Прекрасная Коризанда»). Она обладала не только тем же именем, что и ненавистная соперница Екатериньї, ньіне покойная Диана де Пуатье, но также и холодной злегантностью тезки. Ее изьісканная, ледяная красота и чувство превосходства унижали Марго. Мало того, та задумала изгнать супругу своего любовника и самой стать королевой Наваррской. Зто бьіло уже слишком для принцессьі рода Валуа, которая, желая отомстить, попьіталась при помощи секретаря отравить мужа. Когда попьітка провалилась, она взяла пистолет и вьістрелила в короля, но промахнулась. Король Наваррский разгневался так, что Марго сбежала от греха подальше и обрела при­ станище в собственном городке Ажен. Для своей защитьі она начала собирать войска и, как считают, тайно вступила в сношения с Лигой. Марго обратилась к матери за деньгами. Екатерина откликнулась с сочувствием к дочери; она жаловалась, что Марго «впала в крайнюю нужду» и даже «не имеет денег на пропитание». Вильруа получил приказ доставить Марго деньги. А ведь совсем незадолго до описьіваемьіх собьітий Екатерина назьівала дочь и зятя лучшей парой на земле! Но чувства Екатериньї подверглись жестокому испьітанию, когда она усльїшала, что Марго пишет бьівшему зятю, вдовому герцогу Лотарингскому, прося его взять ее под защиту. Зто воззвание, а также ее сочувствие — если не открьітая поддержка — в отношении Лиги, враждебной ее мужу и брату, поставили Марго на грань краха. Пре­ красная принцесса уже давно мало-помалу растрачивала свою честь на скандальньїе похождения, открьітьіе любовньіе интриги и поддержку авантюрньїх замьіслов покойно-

Екатерина Медичи

501

го брата, но теперь Маргарита Наваррская бьіла полностью скомпрометирована. Муж считал, что ей нельзя более доверять, ибо репутация ее запятнана, того же мнения придерживался и король, ее брат. Взбешенная последней внходкой дочери, Екатерина назьівала ее «бременем, посланньїм мне Господом в наказание за грехи». Вскоре Марго бьіла изгнана из Ажена маршалом Матиньоном, действующим по приказу короля, при поддержке населення, которому успела осточертеть. Она пьіталась строить в городе фортификационньїе сооружения и организовать независимое владение, но недостаток денег и отсутствие такта в обращении с горожанами сделали ее затею напрасной. Тогда она направилась в одно из своих имений, где ее сторонник, Франсуа де Линьерак, наместник Верхней Оверни, предложил ей свою защиту. Зту неприступную крепость, расположенную вьісоко в горах, бьіло нелегко захватать; но жить в ней бьіло еще тяжелее. Жильїе помещения крепости внутри фортификационньїх стен лежали в развалинах. Средневековьій редут сильно отличался от красот Блуа или Фонтенбло, где Марго диктовала моду, танцевала и бьіла звездой двора. Несмотря на то, что дочь впала в немилость, Екатерина предложила ей поселиться в Ибуазе, близ Иссуара, но королева На­ варрская знала: зто предложение означает опеку со сторо­ ни матери и контроль ненавистного братца. Она отклонила предложение, написав Екатерине: «Господь помогает мне, я ни в чем не нуждаюсь, ибо нахожусь в очень хорошем месте, принадлежащем мне, в окружении славних людей.» Она добавила также, что должна защищать себя, «дабьі не попасть в руки тех, кто охотится за моей жизнью, моим добром и моей честью». В течение года, проведенного в глубинке, Марго страстно привязалась к виходцу из захудалого дворянского рода, Жану де Ларту де Галар, сеньору д’Обиак. Как только зтот молодой красавец положил глаз на королеву, то сразу обьявил друзьям, что станет спать с ней, даже если его повесят за зто. Осенью 1586 года, с отвращением услишав о романе Марго с д ’Обиаком, означавшем, что ее дочь отньїне —

502

Леони Фрида

падшая женщина, Екатерина посоветовала Генриху «взять зто гнусное создание» под стражу, пока та «снова не навлекла на нас позор». В данном случае король в подсказках не нуждался: он уже отдал необходимьіе распоряжения относительно сестрьі. 13 октября 1586 года Марго бьіла арестована маркизом де Канильяком, губернатором Верхней Оверни, и увезена сперва в Ибуаз, а затем в укрепленную цитадель, замок Юссон, где ее держали узницей. Некогда Людовик XI очень любил помещать в зтот замок политических узников, и те, кто попадал туда, редко снова видели бельїй свет. Король также приказал, чтобьі в письмах или документах Марго больше не именовали «его возлюбленной или дорогой сестрой». Что же до Обиака, то, как он и предвидел, ему пришлось заплатить жизнью за любовную интригу с блистательной и магнетически притягательной дамой. Хотя Генрих и писал Вильруа, что «королева, моя мать, желает, чтобьі я повесил Обиака [sic] в присутствии отого несчастного создания [Марго] во дворе Юссона», к счастью для королевьі Наваррской, ее пощадили, и ее любовник бьш предан смерти в Згперсе, без стечения зрителей. За тройньїми стенами Юссона, охраняемая швейцарцами и под надзором Канильяка, Марго боялась, что ее тоже убьют. В драматическом прощальном письме к матери она просила виплатить ее «несчастньїм слугам» жалованье, задолженное за несколько лет, а также прислать к ней какуюнибудь благородную даму, чтобьі скрасить ее одиночество в заключении. Она добавляла просьбу: если ее приговорят к смерти, пусть сделают вскрьітие, дабьі восстановить ее честь, опровергнув слухи, будто она носила ребенка от д ’Обиака. Зная семейньїе методи избавления от врагов, она также тайно наняла дегустатора пищи. Но, как зто часто случалось в ее недолгой, но богатой перипетиями жизни, удача снова повернулась к Марго лицом. Канильяк почувствовал себя оскорбленньїм: он не хотел спитаться простим тюремщиком, хоть бьі и королевской сестри. Вскоре после ее прибьітия в Юссон он нанес визит в Лион. Здесь, в начале января 1587 года, он

Екатерина Медичи

503 вступил в Лигу. Отос лав швейцарцев прочь, он отпустил Маргариту. Весьма вероятно, что к зтому делу приложили руки Гизьі — помня, что король Наваррский, хотя и женат, но детей не имеет, они сочли нужньїм освободить его ко­ ролеву. В обмен на свободу Марго отдала Канильяку свои владения в Оверни, а также щедрьій пенсион и другие дарьі. Некоторьіе утверждали, будто она также и соблазнила маркиза, чтобьі умилостивить его. Несмотря на вновь обретенную свободу, следующие четьірнадцать лет Марго оставалась в Оверни, вдали от политических и династических бурь, живя на попечений вдовьі Карла IX, Елизаветьі Австрийской, которая разделила с ней половину вдовьего содержания. Ни мать, ни брата она никогда больше не видела. В течение нескольких месяцев падения и позора Марш Екатерина боролась, пьітаясь устроить встречу глав партий, угрожавших ее сьіну. Вольная, она, тем не менее, предприняла несколько поездок, дабьі встретиться с Наваррским, хотя он считал, что королева-мать уже не способна повлиять на ход собьітий. Несомненно, королева-мать, еще не­ давно всемогущая, почувствовала себя глубоко оскорбленной, поняв, что ее считают второстепенной, малозначимой фигурой в политике. В декабре 1586 шда, встретившись с Генрихом Наваррским в Сен-Брисе близ Коньяка, Екатери­ на пожаловалась, каких тяжких трудов ей стоит попьітка предотвратить войну. Он ответил язвительно: «Зти труд­ носте доставляют вам удовольствие и питают ваши сильї. Будь вьі на отдьіхе, чем бьі вьі тогда занимались?» Именно в Сен-Брисе королева-мать и сделала Наваррскому поразительное предложение. Историю зту передавали много лет спустя и сам Генрих Наваррский, и маршал де Рец, также присутствовавший при встрече, а позже рассказавший об зтом случае Клоду Груару, президенту парламента Нормандии. Говорят, будто Екатерина предложила «покончить» с Марш или же аннулировать брак, дабьі ее зять снова стал свободен и мог иметь детей. Она уже лелеяла мечту, что он захочет же­ ниться на Кристине Лотарингской, ее постоянной спутнице

504

Леони Фрида

и любимой внучке, отчего все три враждующих династии обьединятся через брак. Можно только гадать, какова бьіла реакция Генриха Наваррского на новьіе матримониальньїе измьішления тещи после кровопролития, сопровождавшего его первую свадьбу, которая, кстати, также задумьівалась как способ внести мир в отношения католиков с гугено­ тами! В каких бьі словах Екатерина ни сформулировала свои предложения, она явно не посоветовалась с сьіном, а у него на зтот счет имелась своя четкая позиция. Он писал матери в декабре 1586 года, что королю Наваррскому не следует ожидать, «чтобьі мьі поступили с нею [Марго] жестоко или изгнали ее, дабьі он мог снова жениться. Я бьі хотел, чтобьі она жила в таком месте, где он сможет видеть ее, когда захочет, и попьітается иметь с ней детей. Он не должен собираться жениться заново, пока она жива; если же забудет об зтом и поступит иначе, то поставит под сомнение законность наследования, а я стану его смертель­ ним врагом». Если Екатерина действительно предлагала «избавиться» от дочери, зто лишь доказьівает, что ее стремление достичь цели могло подавить даже сильний материнский инстинкт. С другой сторони, в глазах Екатеринн опозоренная Марго перестала что-либо значить и, вероятно, даже не заслуживала жизни. Ни угрнзения совести, ни сожаления не тер­ зали душу королевн-матери. Снова и снова она доказнвала свою способность сделать все, что потребуется, ради интересов — своих и Генриха. И зто являлось наиболее удивительной чертой личности Екатеринн Медичи. Она ведь уже ставила жизнь Марго под угрозу ради исполнения своего плана в Варфоломеевскую ночь. Тем не менее, трудно поверить, что она могла би уничтожить собственное дитя (пусть и обесчещенное). Не по причине сентиментальносте или любви к дочери, а просто по той причине, что в жи­ лах Марго текла кровь ее давно умершего, но обожаемого мужа. Генрих Наваррский тянул время в бесплодннх разговорах с Екатериной и одновременно ухитрился собрать се-

Екатерина Медичи

505

рьезную армию, в которую вошли лютеранские наемники Яна-Казимира и короля Даний, обьединившиеся, чтобьі противостоять угрозе, исходящей от присутствия испанцев в Нидерландах. Почти сразу же после подписания договора при Немуре Генрих Наваррский и Конде встретились с Дамвилем и возобновили альянс с умеренньїми католика­ ми. План Генриха Наваррского бьіл прост и очевиден: он должен бороться за своє право на французский трон, а в зтом ему могла помочь лишь полная победа над Лигой и Гизами. Он знал, что король чересчур слаб и является за­ ложником ультра-католиков, а потому повлиять на собьітия не в силах. Что же до Генриха III, то утомившись подписанием мира при Немуре и отправив мать заниматься бесполезной дипломатией, он предался обьічньїм фривольньїм развлечениям вперемежку с периодами сурового покаяння, с харак­ терним для него непостоянством. Его последней причудой, которую копировали верньїе миньоньї, стали украшенньїе драгоценностями корзинки с лентами, чтобьі носить их на шее; в корзинки помещали карманньїх собачек. Даже самих умеренннх и верньїх подданннх он шокировал тем, что, исполняя обряд исцеления больннх прикосновением руки, в другой руке он держал такую собачку. Постепенно Генрих привик совершать длительние пешие прогулки из Парижа в Шартрский собор, чтобьі помо­ литься Пресвятой Деве о дарований ему сина или просить Всевншнего об отпущении грехов. В отчаянной мольбе об избавлении звучали все более нездоровне нотки, попахивало некроманией. Он начал носить одежду, вишитую чере­ пами, внстроил зловещую часовню, затянутую черньїм кре­ пом, где поместил кости и черепа, викопаннне на местном кладбище. В желтом пламени толстнх свечей он проводил по пятницам долгие часи в странном состоянии полутранса, полумолитвн, окруженний самими благочестивими мо­ нахами. Екатерина впала в отчаяние, наблюдая за сином. Она боялась и за его здоровье, и за состояние психики. Папа, прослншав о странностях поведения короля, написал его

506

Леони Фрида

величеству, напоминая, что религиозньїе обязанности пра­ вителя накануне решающей битвьі за спасенне истинной верьі во Франции лежат в несколько иной плоскости. Когда отшельник опомнился и собрался сьіграть активную роль, напомнив, что у французов єсть монарх, люди уже в открьітую игнорировали его. Париж, самьій стойкий из бастионов католичества во Франции, создал собственную литу под управлением совета «Шестнадцати», по числу округов Парижа. Для большинства горожан столицьі в Париже бьіл лишь один король— герцог де Гиз. Собьітия еще больше осложнились для Екатериньї, когда ее бьівшая невестка, Мария Стюарт, превратилась в католическую мученицу. В октябре 1586 года в замке Фотерингзй королеву Шотландскую судили и обвинили в измене из-за участия в заговоре Бзбингтона против Елизаветьі І — Ма­ рия верила, что так она обретет английский трон. Несмотря на то, что Елизавету долго мучила необходимость решить судьбу пленницьі и страхи, как бьі в католическом мире не подумали, будто «королева-девственница с радостью про­ лила бьі кровь даже своей близкой родственницьі», все же щадить ее бьіло нельзя, «ибо зто наточило бьі клинок, что вонзится в моє же горло». Екатерина, потрясенная притвором, в ноябре 1586 года отправила в Англию Бельевра умолять о милосердий. Мария же написала Елизавете, благодаря ее за «счастливьіе вести», хотя и намекая: в ином мире королеве Англии придется ответить за свои поступки. Не обращая внимания на готовность Марии «покинуть зтот мир», Бельевр героически сражался за ее жизнь и смог добиться от Елизаветьі отсрочки казни на двенадцать дней. Генрих писал Елизавете Английской, что воспримет казнь Марии как «личное оскорбление», но Елизавета бьіла не робкого десятка. Она отвечала французскому королю: «подобная мера для меня — лишь кратчайший путь покончить с недоразумением». Екатерина не бьіла горячей поклонницей Марии Стюарт и осуждала ту жестокость, которую проявляла ее бьівшая невестка будучи шотландской королевой. В частности, Екатерину привело в бешенство убийство в 1567 году лорда

Єкатерина Медичи

507

Дарнли, зто «ужасное, отвратительное и более чем странное собнтие, произошедшее против воли короля и оскорбляющее его величне». Королева-мать потребовала, чтобьі ее бьівшая невестка продемонстрировала миру свою невиновность, угрожая, что, «если та не исполнит своє обещание отомстить за убийство короля, то они [Валуа] не только сочтут ее обесчещенной, но и станут ее врагами». Спустя почти двадцять лет взглядьі Екатериньї не изменились: она не допускала даже мьісли, что один монарх может казнить другого. Екатерина предвидела, какую реакцию смерть бившей королевьі Франции может вьізвать в семействе Гизов и вообще у французских католиков. В смятении она писала Бельевру: «Я более всего скорблю о том, что вьі уже ничего не смогли сделать для бедной королеви Шотландии. Никогда еще не бьіло так, чтобьі одна королева могла судить дру­ гую, попросившую у нее убежища, как она сделала, когда бежала из Шотландии.» Марию казнили 18 февраля 1587 года. Екатерина узна­ ла об «ужасной смерти бедной королеви шотландцев» из донесення Бельевра, когда возвращалась в Париж после долгой и бесполезной поездки в Пуату. Ее первой реакцией стало глубокое горе и гнев из-за того, что воззвание Генриха осталось без ответа. Прибив в столицу, она еще и встревожилась, обнаружив, как католические священники подогревают в народе возмущение, назнвая смерть Марии религиозньш подвигом, ибо она стала жертвой иностранной королеви-еретички. Поползли слухи, будто разгневанная толпа угрожает Генриху, обвиняя его в том, что якоби он приложил руку к казни Марии. Дабьі чувствовать себя вне опасности, он увеличил штат своих телохранителей и, надеясь успокоить население, велел двору надеть траур. 13 марта в соборе Нотр-Дам оте лужили заупокойную мессу. Жуайез и д ’Зпернон вернулись в Париж в то же самое время, и представители Лиги опасались, что их присутствие «наполнит короля отвагой». Жуайез за время своего отсутствия дискредитировал себя в глазах короля, ибо, по слухам, начал поддерживать Гизов.

508

Леони Фрида

Теперь, когда Мария бьша мертва, Филипп II Испанский решил, что поведет войну с английской королевой, правда, гибкой во взглядах, но все же еретичкой, дабьі на беспокойньїх островах восстановилась єдиная Истинная Вера. Он начал готовиться к грандиозному вторжению. Герцог Пармский, губернатор Испанских Нидерландов, получил инструкции подготовить все необходимое для морских и сухопутньїх сражений. В то же время Филипп требовал, чтобьі Гиз, ньіне его клиент и союзник Испании, решительно двигался к победе над Наваррским и французскими про­ тестантами. Планируя использовать французские портьі на Ла-Манше, чтобьі атаковать англичан, Филипп нуждался в послушной Франции под контролем католиков, прежде чем приступить к своєму «великому предприятию». Войну трех Генрихов пора било разжечь как следует. Уловки, перестрелки и вяльїе баталии с периодическим преимуществом то одной, то другой стороньї, чуть ли не по предварительной договоренности, отличали поначалу зту войну смешанньїх сил и противоестественньїх союзов. Теперь ей предстояло стать настоящей. Оставив Екатерину отвечать за дела в государстве, 12 сентября Генрих покинул столицу во главе армии, держа путь в долину Луарьі, где должен бьіл перехватить рейтаров из Германии, идущих на помощь королю Наваррскому. Королева-мать, сразу помолодевшая, кинулась собирать снаряжение и оружие для войск сьіна. Никогда она не бьша более счастлива, чем в моментьі наивьісшего напряжения всех своих сил, осматривая фортификации и береговьіе оборонительньїе сооружения на случай нападения с моря. Ее неутомимьіе хлопотьі приносили заметньїе результати, несмотря на ограниченность ресурсов.

20 октября 1587 года, в битве при Кутра, Генрих Наваррский наголову разбил войска герцога де Жуайеза, которьій погиб в зтом бою. Гиз одержал две победьі над рей­ тарами — в Вимори (26 октября) и Оно (24 ноября), хотя к зтому времени наемники уже отступали, подкупленньїе королем и давшие обещание покинуть территорию Фран­ ции. Гиз в ярости жаловался испанскому послу: «Зпернон

Єкатерина Медичи

509

не только встал между рейтарами и мной, он также дал им денег... да еще тьісячу аркебузиров из собственной гвардии короля, и десять отрядов стрелков, чтобьі прикривать их отступление. Странно, что католическим силам приходится платить єретикам за тот ущерб, которьій они нанесли Франции. Каждьій добрий француз должен почувствовать гнев.» Єкатерина видела вещи в совершенно ином свете и писала маршалу Матиньону, воодушевляя его: «Теперь мьі должньї благодарить Господа за помощь нам в таком деле, ибо зто настоящее чудо, показьівающее, что Он любит ко­ роля и королевство». Когда Генрих 23 декабря вернулся в Париж, чтобьі отпраздновать еще одну бессполезную победу, он посетил мессу, где восславил Господа за помощь католикам. На самом же деле причиной временной приостановки сражений стали только зимние холода, но отнюдь не военньїе достижения. Ситуация оставалась в подвешенном состоянии. У Наваррского все еще бьіл весь юг, а народ стал куда беднее, голоднеє и отчаяннее, нежели чем до начала войньї. К вящему раздражению короля, Гиз бьіл обьявлен героєм за свои победьі в Вимори и Оно. В результате он стал ожидать соответствующего жеста от короля, в особенности же он надеялся получить привилегии покойного гер­ цога де Жуайеза. Вместо зтого Генриху удалось разозлить Гиза и парижан: он не только устроил Жуайезу пьішньїе, почти королевские похорони, но и наградил и без того уже осьшанного милостями Зпернона, отдав ему владения и титули покойного. Сестра Гиза, герцогиня де Монпансьє, известная под прозвищем Фурия Лиги, еще более ревностная католичка, чем ее братья, осудила короля за неблагодарность и стала носить на поясе золотне ножницн. Она обьявила, что они принесут Генриху третью корону; первая била польской, вторая — французской, третья же будет не короной, а тонзурой монаха. В январе-феврале 1588 года сторонники Гизов встречалась в Нанси, чтобьі еще раз обсудить свои позиции и требования. В Париже население становилось все более мрачньш и непокорньш. Д ’Зпернон, уцелевший фаворит

510

Леони Фрида

Генриха, сделался мишенью нападок Гизов и клеветнических памфлетов. Один из них, озаглавленньїй «Великие военньїе подвиги д ’Зпернона», представляй собой, когда его откроешь, пустой лист с единственньїм словом «ничто». Католические демагоги ополчились на него и на короля за незффективность действий на поле битвьі: затратьі денег и люде кой сильї велики, а Генрих Наваррский все еще гуляет на воле. Когда итоги дискуссий Лиги бьіли обьявленьї королю, он решил, что никогда более не допустит подобной наглости, хотя, во избежание столкновений, воздержалея от комментариев. Требования Лиги стали намного жестче по сравнению с первоначальньїм вариантом. От короля ждали гіретворения в жизнь договора при Немуре, сам же он должен бьіл беспрекословно вступить в Лигу. Требовали также публикации постановлений Трентского Собора и введення во Франции святейшей инквизиции. Как следствие, все важньіе должности в государстве у не-членов Лиги отбирались, и большое количество городов передавалось под контроль Лиги. Последнее условие прикривало простое желание католиков захватать для себя побольше крепостей. Владения и собственность протестантов подлежали продаже, а часть вьірученньїх денег пойдет на военньїе нуждьі. Внешняя политика Франции, по сути, расколотой на два государства (протестанти — на юге, католики — на севере и в центре), внглядела весьма курьезно и противоречиво. Будучи связанной оборонительньш союзом с Англией, она — в лице Лиги — помогала Испании готовиться к похо­ ду против английских еретиков. Гизьі, получавшие помощь от герцога Пармского из Нидерландов, захватали Пикардию, но не сумели взять Булонь. Филипп, «милостью коего он [Гиз] жил», нуждалея в портах Ла-Манша и землях вдоль берега для вторжения своего флота и сухопутних частей. А еще ему била нужна абсолютная уверенность, что король не станет помотать Елизавете и каким-либо образом препятствовать его наступлению. Соответственно, било запланировано, что, под воздействием священников Лиги и парижекой смути, короля захватят врасплох. Народное вос-

Єкатерина Медичи

511

стание под руководством Гизов обезвредит монарха, и он лишится возможности активно влиять на собьітия как раз перед тем, как Армада вьісадится и начнет атаку. Єкатерина давно уже похоронила надежду, что Наваррский сделает всем, кроме Гизов, одолжение и вновь примет католичество, и вместо зтого начала прибиваться к Лотарингскому семейству с мьіслями о будущем. Ее связи с зтой династией бьіли очень сильньї. Герцог Лотарингский бьіл ее зятем, и она надеялась счастливо устроить браки для внуков. Талантливая сваха, она добивалась союза между дочерью герцога Лотарингского, Кристиной, и Фернандо Медичи, новьім великим герцогом Тосканским (Козимо І умер в 1574 году, ему наследовал Франческо Медичи, также скончавшийся 9 октября 1587 года). Несмотря на внешнее давление, осложнявшее отношения, Єкатерина сохранила близкую дружбу с герцогиней де Немур, матерью герцога де Гиза, а также ухитрялась тепло общаться с самим герцогом. Она знала его с рождения и в некотором смьісле воспринимала его, со всеми братьями и сестрами, как часть своей семьи. Она проявляла внешнюю сердечность даже к наиболее ревностной участнице Лиги, герцогине де Монпансьє, но как при зтом она воспринимала золотьіе ножницьі, всегда болтавшиеся у той на поясе, трудно даже представить. Однако не оставалось сомнений: главной причиной дружбьі с герцогом и его семьей бьіло желание защитить сьіна. Генрих по-прежнему бьіл единственньїм человеком, действительно значившим для нее все самое важное в жизни. Другой важной причиной для дружбьі королевьі-матери с Лотарингским домом бьіла идея посадить ее внука, наследника герцога Лотарингского, маркиза де Понт-а-Муссон, на французский трон, если Генрих останется бездетньїм, хотя для зтого следовало отказаться от соблюдения салического закона. Она уже не могла надеяться на то, что брак Наваррского с Марго принесет плодьі. И еще одно тесно связало королеву-мать с Гизами: утробная ненависть к презренному миньону д ’Зпернону. Прежде могущественньїй фаворит ньіне жил в страхе, ибо на его жизнь постоянно готовились

512

Леони Фрида

покушения. Он, прежде отталкивавший Екатерину в сторо­ ну, ньіне униженно просил ее об аудиенции. Папский нунций Морозини сообщал в докладе от 15 февраля 1588 года: герцог «упал перед ней на колени, сняв шляпу. Он оставался в таком положеним не меньше часа, а королева не предложила ему подняться или прикрить голо­ ву». Умоляя ее помочь ему примириться с герцогом де Гизом, демонстрируя своє унижение и раболепие, д ’Зпернон пообещал, что в будущем всегда будет полагаться только на нее. На регулярних заседаниях совета, где король и королева-мать сидели вместе за маленьким столиком, а остальньїе члени совета— за длинним столом, чуть поодаль, било заметно, что Екатерина и ее син мало обращаются друг к другу, вообще почти не разговаривают. Он больше не доверял никому, даже ей. В апреле, на одном из заседаний, легкая завеса, прикривающая тлеющую антипатию между Екатериной и Зперноном, била отброшена в сторону, и взаимная ненависть вспнхнула с новой силой. Они переругались, и герцог имел наглость обвинить королеву-мать в том, что она поддерживает Лигу. Екатерина знала, что ее снн-отшельник живет в состоянии развивающейся мании преследования, и малейшей подсказки Зпернона хватило би ему, чтобьі неправиль­ но истолковать мотиви ее дружби с Гизами. Как она сама зто сформулировала, «иногда король ошибочно понимает мои намерения. То ему кажется, будто я хочу всех прими­ рить, то он приписнвает мне любовь к ним, как будто єсть на свете кто-то, кого я люблю больше него, ведь он мне дороже всех, а порой он считает, что я жалкое существо, слишком доброе ко всем». Уж что-что, а последнее обвинение весьма редко вндвигалось в ее адрес! Страдая от возрастннх недомоганий и жуткой зубной боли, Екатерина писала Бельевру 1 апреля 1588 года, что Гизьі не исполняют своих обещаний, прежде всего, не хотят подчиниться королю. А Генрих «желает, чтобьі ему повиновались». Король упомянул о том же, когда писал Вильруа: «Я отчетливо вижу, что если позволить зтим людям делать то, что им нравится, они не просто перестанут бить моими

Екатерина Медичи

513 соратниками, но превратятся в моих же хозяев. Настало, наконец, время вернуть все на свои места.» Далее он продолжал: «с отого момента мьі будем королем, ибо слишком долго являлись слугой». Когда Мо, Мелен и Шато-Тьерри подпали под власть Лиги, король оставался внешне спокойньім, но пророчески изрек: «Боль вьізьівает ярость, если рану слишком часто бередить. Пусть лучше не испьітьівают слишком долго моє терпение». В має Екатерина, все еще страдая подагрой и болезнью легких, прибьіла в Париж. Она провела большую часть времени в постели в «Отеле Королевьі», но отдохнуть ей там не удалось, ибо атмосфера в городе все более пропитьівалась ненавистью к королю и д ’Зпернону. Солдатьі Лиги в больших количествах собирались в городе, готовясь к новой Варфоломеевской ночи. По сигналу своего господина они должньї бьіли восстать и убить всех, кто поддерживал короля, ворваться в Лувр и захватить Генриха Валуа (вначале перерезав горло его миньону). Благодаря доброй службе Никола Пулена, шпиона, работавшего на Генриха, сумевшего внедриться в Лигу, зтот заговор бьіл раскрьіт. Он должен бьіл осуществиться в ночь на 24 апреля. Еще одна попьітка похищения короля бьіла замьішлена сестрой Гиза, герцогиней де Монпансьє. (Сам Гиз не одобрял методов сестрьі, которая создала целую сеть агентов-провокаторов, шпионов и убийц. Зтому сброду не хватало достоинства и благо­ родства, осенявших, как казалось герцогу, его собственньїе действия, в соответствии со святостью принятой им миссии и княжеским титулом.) Король, предупрежденньїй заранее, поднял охрану и дал отпор заговорщикам, которьіе решили дождаться другого удобного случая. Он также велел Зпернону виставить войска вокруг города, чтобьі пресечь любое нападение извне. Парижская Лига решила вьізвать герцога де Гиза из Суассона, чтобьі тот пришел к ним на помощь. Помимо прочего, они опасались повторення Варфоломеевской ночи, поскольку священники твердили: мол, Генрих Наваррский вновь заключил союз с королем и вскоре вьедет в Париж во главе армии. Генрих послал Бельевра к Гизу со стро17 Л. Фрида

514

Леони Фрнда

гим приказом не входить в столицу под угрозой того, что в противном случае «с ним будут обращаться как с преступником и виновником бед и раскола в королевстве». Независмо от Генриха его мать придерживалась другого плана. Имеются серьезньїе подозрения, что Екатерина велела Бельевру передать от нее устное сообщение: пусть герцог как можно скореє войдет в столицу, ибо только он может разрядить обстановку. Гиз получил зто послание 8 мая и к полудню следующего дня уже вьехал в столицу через во­ рота Сен-Мартен, с зскортом из десяти человек. Он прибьіл без обьічньїх церемоний, низко надвинув на глаза шляпу, закутавшись в плащ. Несмотря на зти тщетньїе попьітки соблюсти инкогнито, толпа вскоре узнала своего героя, и многие прибежали коснуться его плаща. Другеє же пали на колени и плакали от радости, умоляя избавить их от злого короля и его негодного ставленника, д ’Зпернона. Гиз и его люди направились прямиком в «Отель Короле­ ви» близ Дувра, где королева-мать лежала в постели. Один из ее карликов, сидя на подоконнике, углядел легко узнаваемую фигуру герцога и закричал, что там, внизу — герцог де Гиз. Королева, решив, что карлик проказничает, чтобьі развеселить ее, велела кому-то шлепнуть его — пусть знает, с чем можно шутить, а с чем нельзя. Однако, прислушавшись к шуму на улице, она поняла, что там действительно герцог де Гиз, и сразу «побледнела и задрожала». Она понимала: будет ли ее сьін занимать трон и дальше, зависит от следующих мгновений. Екатерина тепло приветствовала герцога, произнеся: «Как приятно видеть вас снова, хотя я бьі предпочла, чтобьі обстановка бьіла другая». Гиз обьяснил королеве-матери причини его недавних действий. Между тем король впал в неудержимую ярость: как мог зтот Гиз ослушаться его приказа и явиться в Париж?! Говорят, когда он услншал о присутствии недруга в городе, то обратился к Вильруа со словами: «Нам пора все переиграть. Что, у королей моей династии уже нет будущего?» Повернувшись к Альфонсо д ’Орнано, своєму капитану-корсиканцу, он спросил: «Будь ви на моем месте, как би ви поступили?» Храбрий и пре-

Єкатерина Медичи

515

данньїй корсиканец не долго размьішлял над ответом, он просто сказал: «Сир, для зтого надо уточнить одно слово. Спитаєте ли вьі г-на де Гиза другом или врагом?» Генрих ничего не сказал, но жест вьідал его чувства. Тогда, как утверждают, д ’Орнано произнес: «Так давайте покончим с ним». Несмотря на болезнь, Єкатерина, опасаясь ярости сьіна и окончательного разрьіва — если не чего-то еще худшего — между ними обоими, решила сопроводить Гиза в Лувр, где его ждет король. Она оделась и отправилась туда в паланкине, а Гиз шел пешком с ней рядом. Проходя по узким улицам, они сльшіали, как народ кричал: «Да здравствует Гиз! Да здравствует опора Церкви!» Генрих ждал герцога в покоях королевьі. Гиз низко склонился перед монархом, тот же холодно принял его и спросил: «Почему вьі здесь, кузен?» На зто, после долгой паузьі, герцог отвечал, что явился по указанию королевьі-матери. Єкатерина подтвердила зто, так что у Генриха не осталось повода порицать Гиза— неважно, поверил он в зто или нет. Затем Єкатери­ на продолжила обьяснения: она просила герцога приехать, чтобьі смягчить опасную ситуацию и помочь им обойм обрести согласие. Два дня, 10 и 11 мая, прошли в переговорах между Гизом и королем. Одна из зтих встреч имела место, когда герцог, приехав навестить Єкатерину, застал у нее Генриха. Когда Гиз вошел в спальню королевьі-матери, Генрих увидел его и отвернулся, как будто не заметил. Учтивьій, хотя и осторожньїй тон предьідущих бесед резко изменился. Гиз сел напротив королевьі-матери и, обратившись к Бельевру, пожаловался, сколько о нем говорят дурного. Гиз еще не знал, что Генриху уже бьіло известно о готовящемся против него мятеже. Король, игнорируя старинное право парижан защищаться самостоятельно во времена бедствий, вьізвал войска швейцарцев и верньїх ему солдат, приказав им войти в город в ночь на 11 мая. Увидев марширующих по городу солдат, горожане приш­ ли в ярость. Войска полупили приказ не стрелять, хотя и боялись разьяренного населення, в основном состоявшего

516

Леони Фрида

из буржуа и студентов Сорбонньї. В течение ночи горожане строили баррикадьі из огромньїх бочек, наполненньїх камнями, перегораживая улицьі. Утром 12 мая, усльшіав шум снаружи, герцог, только что вставший и еще не одевшийся, вьіглянул из окна своей спальни во дворце Гизов и осведомился добродушньїм тоном, как будто подшучивая: «И что же такое стряслось?» Народ любил Генриха Гиза за простоту обращения; за ним они готовьі бьіли идти куда угодно. По мере того, как страсти в народе раскалялись, король Генрих послал Бельевра к Гизу с заверением, что солдатьі «не причинят ему зла». Екатерина также рано поутру вьіслала курьера подбодрить герцога. Самолично она прибьіла позднее и стала расписьівать герцогу, как переживает король «из-за всех зтих страстей», уговаривая его восстановить порядок в столице. Горожане швьіряли в солдат камнями; кое-где уже постреливали, несколько солдат погибло. Она боялась, что все зто обернется большими потерями, если Гиз не вмешается. Гиз отвечал довольно резко: не он — виновник отого безумия, и не ему разбираться со всем зтим, ибо он «не полковник и не капитан». Пусть беспорядками займется руководство города. Гиз лично обошел улицьі, безоружньїй, с тросточкой, и беседовал с людьми. Его спокойствие придало уверенности парижанам, и они приветствовали его криками: «Да здравствует Гиз!», «В Реймс! Отведем господина в Реймс!» Гиз благодарил толпу, но в ответ крикнул: «Довольно, го­ спода, зто уж слишком. Кричите— „Да здравствует король!“» Утром 13 мая Генриха осмотрел флорентийский доктор Екатериньї, Кавриани: «Бедньїй король, фактически находящийся на осадном положений, так печалей и подавлен, что напоминает саму смерть. Прошлой ночью все вооружились, и он горько оплакивал свою участь, жалуясь на предательство со всех сторон». Лекарь назвал зто «одним из серьезнейших восстаний и мятежей, о каких когда-либо сльїшали». Всегда владеющая своими змоциями, особенно в напряженньїх ситуациях, королева-мать, которую несли на но­

Екатерина Медичи

517

силках, решила, как обьічно, отправиться на мессу в СенШапель. Сойдя с кресла, она указьівала, как пройти через баррикадьі, словно в них не бьіло ничего необьічного. Ее пропустили, приветствуя с большим уважением, причем очевидцьі отмечали, что королева-мать «демонстрировала спокойное ульїбающееся лицо, как будто ничто ее не удивляло». Решительная женщина, больная и страдающая из-за судьбьі своего сьіна, она все еще сохраняла отвагу и бьіла готова принять любую ситуацию с той же непоколебимой стойкостью, с какой делала зто всю жизнь. Никогда Ека­ терина не казалась более величавой, чем в зто шествие по баррикадам, которьіе жители возвели, чтобьі запереть ее сьіна в Дувре. После мессьі, вернувшись к обеду с ближайшими друзьями, королева тихо и безутешно плакала. На заседании совета в тот день Екатерина заставила сьіна оставаться в Париже, хотя ее голос одиноко звучал в хоре голосов, убеждавших короля уехать. Она настаивала: «Как я вчера поняла из слов месьє де Гиза, он готов увещевать толпу; я вернусь к нему теперь же и смогу убедить его разобраться с бедами». Времени оставалось совсем мало. Новьіе ворота оставались единственньїми открьітьіми воротами в городе, которьіе по случайному стечению обстоятельств солдатьі Лиги не охраняли. Но как долго зто продлится? Гиз поспешил известить губернатора Орлеана: «Я победил швейцарцев, изрубил на куски половину охраньі короля и держу Дувр под полньїм наблюдением, так что знаю обо всех, кто в нем находится. Зта победа столь велика, что память о ней будет жить вечно». Екатерина по­ сле заседания совета бросилась к Гизу и умоляла его унять безумне на улицах. Он же отвечал, что не в состоянии справиться с бунтующей толпой, ибо зто то же самое, что «усмирять разьяренного бьїка». Усльїшав зто, Екатерина повернулась и шепнула что-то секретарю Пинару, сопровождавшему ее. Тот извинился и оставил королеву-мать и Гиза наедине. Пинар отправился сообщить королю, что тот должен по­ кинуть город без промедления, но Генрих и не ждал сигнала матери. Он уже уехал, оставив мать разбираться с дела-

518

Леони Фрида

ми в столице. Толпа уже двигалась к Лувру, желая схватить «братца Генриха», а тот в зто время спокойно прошел по саду Тюильри к конюшням. Он и горсточка его близких друзей без шума забрались на уже оседланньїх коней и проехали через Новьіе ворота, находившиеся рядом со стеной сада. Вначале ехали шагом, а потом пустили коней в галоп, в направлений Рамбулье, где остановились на ночлег, а затем на рассвете 14 мая вьіехали к Шартру. Примерно час спустя после того, как Пинар покинул дворец Гизов, новости о бегстве короля достигли ушей герцога, которьій все еще разговаривал с Екатериной. Он вскричал: «Ах! Мадам, я погиб. Пока ваше величество задерживали меня здесь, король покинул нас, чтобьі навлечь на наши головьі еще большую беду!» Утром 14 мая должен бьіл собраться Парламент. Здесь оставалось еще изрядное количество людей, ненавидевших Лигу и хранивших преданность королю, как бьі слаб он ни бьіл. Зти люди исповедовали веру в то, что король является помазанником Божьим, и потому никто не может узурпировать его права на трон. Гиз настаивал на начале сессии, но Ашиль де Арле, президент, упрекнул его: «Очень прискорбно видеть, как лакей изгоняет господина. Что до меня, то моя душа принадлежит Господу, сердце — королю, а тело — в руках негодяев. Делайте, как вам будет угодно». Гиз в качестве мерьі предосторожности занял несколько стратегически важньїх городов вокруг Парижа, чтобьі не оказаться в блокаде, затем заменил преданньїх королю муниципальньїх чиновников членами Лиги. Герцогу прислали ключи от Бастилии, и Лига немедленно начала забивать ка­ мери своими врагами. Контроль над Арсеналом тоже перешел в их руки. Гиз постарался утихомирить разгоряченную толпу, никто не посмел грабить и громить королевские владения, обстановка на улицах почти нормализовалась. Но без короля Париж не представлял интереса для Гиза: своим бегством Генрих спутал его карти. Как человек чести, Гиз не собирался убивать Генриха исподтишка, но вот взять его под контроль в столице как пленника ради победьі католи-

Екатерина Медичи

519

ческого (а значит, и его собственного) дела рьіцарственная щепетильность ему не мешала. Народ не винил Гиза за побег короля, и зто доказьівает его високую популярность в массах. С двумя королевами, Луизой и Екатериной, обращались хорошо, если не считать того, что, когда королева-мать вьіезжала через городские ворота послушать мессу в церкви капуцинов, ей преградили путь. Взбешенная, она встретилась с герцогом и потребовала вьіпустить ее, в противном же случае, мелодраматически заявила королева, она желает покинуть город, а если ее не пустят, с радостью погибнет при попьітке вьірваться на свободу. Но зто бьіло всего лишь бравадой. Она знала, что сумеет лучше послужить сьіну, если останется в столице, Гиз же постарается не вьіпустить ее, если она продолжит рваться вон из Парижа. В конце концов, дабьі сохранить лицо и своє и королеви, герцог обьяснил инцидент тем, что замок на воротах бьіл сломан. И оказавшись полупленницей, Екатерина сумела держать сьіна в курсе происходящего, находясь в центре собьітий.. Луиза оказалась не менее ценной помощницей, поскольку принадлежала к роду Лотарингских по рождению, да к тому же восхищала парижан своей набожностью, красотой и кротким нравом. В следующем месяце Гиз послал в Шартр к Генриху цельїй ряд делегаций. Они доставили список требований от Лиги, где снова подчеркивались существенньїе моменти договора при Немуре, с рядом дополнений, учитнвающих недавние собнтия и переменн в Париже. Предписнвалось также, чтобьі д ’Зпернона и его брата признали тайньши гугенотами и изгнали. Король принял делегатов из столицн 16 мая. Он сказал, что простит грехи парижанам за их поведение, если они признают свою неправоту и подчинятся богопомазанному монарху. Он не стал спорить относительно д ’Зпер­ нона и его брата и согласился отправить их в Ангумуа. И продолжал: «Народ обременен налогами, и, так как только государство в силах избавить людей от зла, причиненного им самим, ми решили созвать в Блуа Генеральние шта-

520

Леони Фрида

тьі, дабьі, не ущемляя прав и авторитета, принадлежащих королевской власти, можно бьіло свободно разобраться, по обьічаю нации, с бедами и жалобами народа». Но король и Лита продолжали упираться. Екатерина пи­ сала Бельевру в Шартр, где он находился при Генрихе: «Я предпочла бьі отдать половину моего королевства и чин королевскош наместника Гизу, дабьі бьіть признанной им и всем народом, чем сидеть и дрожать, как мьі дрожим сейчас, как бьі с королем не приключилось нечто худшее. Я знаю, для него зто горькая пилюля, но еще горше потерять всю власть и все повиновение». И повторила формулу, служившую ей в пропілом с таким успехом: «Для него же будет лучше, если он придет к соглашению на тех условиях, какие ньіне возможньї, ибо время часто готовит нам повороти, коих нам не дано предугадать, и нас восхищают те люди, кто умеет, поддавшись требованиям времени, предохранить себя от бед». В конце письма вдруг прорьівается отчаяние, обьічно столь тщательно скрьіваемое: «Я читаю вам морали, простите меня, ибо я никогда прежде не бьіла в такой беде, в такой темноте, что не в состоянии разглядеть путь, если только Господь не протянет длань свою, то я не знаю, как бьіть.» В Руане, 5 июля 1588 года, король, наконец, принял требования Лиги, и 21 июля Парламент опубликовал так назьіваемьій Акт Единства. Лига получала официальное признание, хотя Генрих и настаивал на немедленном разрьіве всех заключенньїх ею иностранньїх союзов. Он имел в виду растущую угрозу со сторони Испании, ибо ее Армада дви­ галась от Лиссабона в сторону Англии и уже показалась вблизи французских берегов. Громадная флотилия, впечатляющая демонстрация морской мощи Испании, также явля­ лась символом связи Гизов с Филиппом II. Екатерина, за­ стрявшая в Париже, наводненном агентами Филиппа, всегда боялась нападения испанцев. Она не знала покоя, оставаясь в изоляции, и опасалась, как би промедление Генриха не навлекло удар со сторони ее бнвшего зятя. Акт Единства сделал кардинала де Бурбона наследником Генриха по закону, так что его подцанние теперь будут

Екатерина Медичи

521

следить, дабьі єретик не смог занять трон. Гиз стал королевским наместником, весь Лотарингский дом и их помощники получили богатьіе дарьі. Король согласился вьіслать две армии против Генриха Наваррского с его гугенотами, и обьявил амнистию для всех участников Дня Баррикад. В честь подписания здикта в соборе Нотр-Дам бьіла отслужена особая месса. Ее посетили обе королевьі, кардинали де Бурбон и Вандом. Среди присутствовавших бьіли Гиз и большинство иностранньїх послов. Они готовились послать доклади своим государям об установлений нового порядка. Генрих, однако, оставался вне столицн, и зти торжества ка­ зались ему ужасними и непристойними. Как только пропели «Те Deum», Екатерина и королева Луиза покинули Париж, чтобн встретиться с Генрихом в Майте, недалеко от западной окраини Парижа. Мать умоляла его вернуться в столицу, но он отказался, предпочитая отправиться в Шартр вместе с женой. Екатерина прибила туда несколькими днями позже, а Гиз, желая проявить почтение к королю, которого недавно держал в заложниках, поехал вместе с ней, взяв с собой кардинала де Бурбона. Мятежннй герцог у пал на колени перед Генрихом. Король бережно поднял его и нежно расцеловал в обе щеки. В тот вечер он пригласил Гиза отужинать с ним и отпраздновать недавний акт умиротворення между королем и Лигой. Генриху как будто нравилась атмосфера, в которой веселье и угроза шли рука об руку. Опасность сквозила в каждой шутке, в каждом тосте. Король спросил «своего дорого­ го кузена», за кого им поднять бокали? «Решать вашему величеству», — последовал ответ герцога. «Что ж, тогда вьіпьем за наших дорогих друзей гугенотов», — за чем по­ следовал взрьів хохота, а Гиз поднял бокал с замечанием: «Отлично сказано, сир». Смех еще не успел стихнуть, а Генрих добавил: «И за наших дорогих друзей на баррикадах Парижа». Гизу сравнение не понравилось, но он промолчал. Генриху же зта острая игра щекотала нерви, в отличие от герцога. В разгар триумфа Лиги испанская фортуна дала трещину. В первой декаде августа Армада, краса и гордость Ис-

522

Леони Фрида

пании, бьша разбита отважньїми английскими моряками, которьім поспособствовали шквалистьіе ветра. Самоуверенньїе участники Лиги увидели, как их железньїй союз­ ник сразу ослаб, едва понес потери на море. Поражение Филиппа вселило новую надежду в короля и всех умеренньіх подданньїх Франции, которьіе почувствовали себя в безопасности. Когда Мендоса, испанский посол, явился к Генриху дать отчет о битве, он заявил, что его господин в Мадриде одержал победу. Но проходили день за днем, к французским берегам прибивало обломки разбитьіх судов, чудом вьіжившие галерньїе гребцьі вьібирались на сушу, и даже самьім хитроумньїм дипломатам уже не удавалось скрьіть горькую правду. Филипп разом утратил всю свою мощь. Генрих не смог удержаться и представил Мендосе турецких галерньїх рабов. Формально они находились под его защитой, ибо султан бьіл союзником Франции. Теперь король чувствовал себя спокойно и не спешил следовать настоятельньїм, хотя и вежливьім рекомендациям со стороньї Лиги вер­ нуться в столицу. Он заявил, что у него много обязанностей в Блуа, где, согласно Акту Единства, 15 октября должно бьіло начаться заседание Генеральних штатов. Ему многое нужно бьіло подготовить к ассамблее. Генрих отправился в Блуа 1 сентября, взяв с собой мать, королеву и герцога де Гиза.

8 сентября в Блуа Генрих совершил резкий и весьма неожиданньїй шаг, разогнав всех своих министров. Зто по­ трясло Екатерину так же, как и остальньїх. Он даже ни с кем не проконсультировался, задумьівая такую серьезную акцию. Когда мать завела об зтом речь, он сердито обругал своє окружение. Мендоса докладьівал Филиппу, что Генрих обвинил Шеверни в том, что тот опустошал его карманьї, Бельевра— в гугенотстве, Вильруа обьявил тщеславньїм честолюбцем, Брюлара — ничтожеством, а Пинара — скрягой, готовим продать ради наживи родную мать. Генрих сказал Екатерине, что все они низко пали и повлекли за собой и его падение. Именно она советовала ему держать­ ся по-хозяйски, когда в 1574 году он приехал из Польши,

Єкатерина Меди чи

523

и, незадолго до Баррикад, он говорил Вильруа, что должен бьіть королем, ибо «слишком долго оставался слугой». Какую же горечь теперь ощущала королева-мать, наряду с изгнанньїми ее сьіном людьми, которьіх она сама подбирала и которьіе столь преданно ей служили! Среди уволенньїх бьіли Бельевр, суперинтендант финансов, а также канцлер Шеверни и три государственньїх секретаря, Брюлар, Пинар и Вильруа. Последний получил от короля краткую записку такого содержания: «Вильруа, я удовлетворен вашей службой, отправляйтесь к себе домой и там оставайтесь, пока я не пришлю за вами. Не питай­ тесь найти обьяснения моєму письму, просто повинуйтесь.» Екатерина написала Беллевру: «Беда в том, что я сама учи­ ла короля, любя и почитая свою мать, как велит Господь, не давать ей слишком много власти, дабьі она не могла воспрепятствовать различньїм его свершениям...» Заменившие изгнанньїх министров люди отличались тремя качествами: честностью, тем, что они не бьіли известньї на политическом поприще раньше и тем, что не бьіли ставленниками королевьі-матери. Ее зпоха закончилась. Заседание Генеральних штатов открнлось 16 октября с пншностью и великолепием. Явились придворние дами в лучших нарядах, украшая собой галерей. Зал также бнл особьім образом украшен и подготовлен для важнейшего собрания, где решалось будущее короля, Лити и всей страни. Генрих сидел на троне, справа от него — Екатерина, чуть ниже — Генрих де Гиз, его наместник. Драматизм и напряжение так и витали в воздухе, когда делегати и придворние замерли в ожидании. Король открьіл заседание прекрасной речью, отдавая должное матери, но зто била прощальная речь. Признавая ее заслуги и неустанную службу во благо Франции, он обьявил: можно назвать зту почтенную даму матерью не только короля, но и всего королевства. Он благодарил Екатерину за все, чему она его научила, за попнтки разрешить ситуацию в стране, защиту католической верьі, добавив, что именно от нее он унаследовал истовую набожность, благочестие и желание реформ во Франции. Он спросил: «Разве не пожертвова-

524

Леони Фрида

ла она все своє здоровье на борьбу? Благодаря ее доброму примеру и наставлению я понял, какие бедьі несет с собой правление. Я созвал Генеральньїе штатьі как лучшее лекарство от всех бед, обрушившихся на мою страну, и мать подцержала меня в зтом решении.» Отдав дань Екатерине, он вьісказал свою основную мьісль: «Я — ваш богоданньїй король, и лишь я могу говорить от имени закона». Так как среди собравшихся преобладали членьї Лиги, король заговорил об их главной заботе — борьбе с ересью. Он обещал преследовать ее без устали, но подчеркнул необходимость сбора средств для победьі над Генрихом Наваррским и его армией. Он обещал искоренить коррупцию, поддерживать коммерцию и заняться проверкой налоговой системьі. Призьівал подданньїх обьединяться в борьбе против несправедливости и бедствий, губящих королевство. На протяжении всей его речи королева-мать сидела неподвижно, бледная, с заставшим взглядом, не в силах смириться с отстранением ее от власти. Только когда Генрих начал слабо прикритую атаку на Гизов, Екатерина очнулась от транса. В его голосе гремело вновь обретенное ощущение власти и авторитета: «Некоторьіе знатнейшие дворяне моего королевства формируют лиги и ассоциации, но, желая проявить обьічную доброту, я готов закрить на зто глаза и простить пропише прегрешения.» Гиз, не ожидавший такого дерзкого и ядовитого вьіпада, «изменился в лице и явно возмутился». Герцог и его брат, кардинал, пришли в ярость и потребовали изьять оскорбительние для них намеки из речи короля при публикации. Екатерина умоляла Генриха согласиться, и король пошел им навстречу. Сессия продолжалась несколько недель, но Екатерина била слишком больна, чтобьі присутствовать, и впервне за тридцать лет у нее не било причини заставлять себя подняться. Вместо отого она позволила себе сдаться на милость подагре, непрекращающемуся кашлю и приступам ревматизма. Зато 8 декабря королеве-матери удалось вибраться на церемонию брака своей любимой внучки, Кристинн Лота-

Екатерина Медичи

525

рингской, с Фернандо Медичи, великим герцогом Тосканским, представленного так назьіваемьім «заместителем». Зто бьіл союз, на которьій она надеялась, и он удался, принеся ей последнюю радость за всю ее долгую жизнь61. По­ сле свадебной церемонии в часовне замка Блуа она дала бал в своих апартаментах. Неделей позже, 15 декабря, Ека­ терина слегла. Вернулась болезнь легких, стало трудно дьішать. Доктора хлопотали вокруг нее, но помочь не могли. В те же дни Генрих, борясь с Генеральними Штатами, усльїшал о готовящемся новом заговоре Гизов с целью похитать его и увезти в Париж. Его также предупреждали, что Гиз хочет стать коннетаблем Франции и губернатором Орлеана. Он не мог более обращаться к матери за помощью, а в отравленном злобой сердце все подозрения бистро находили поддержку. Говорили, будто бьі 17 декабря герцогиня де Монпансьє, обедая с братьями, герцогом и кардиналом де Гизом и их домочадцами, подняла тост за старшего брата как нового короля Франции, а еще будто бьі вела разговорьі о том, как употребит свои золотьіе ножницьі в отношении Генриха. Актеру и музиканту Венецианелли случилось присутствовать при зтом; возможно, он сильно преувеличивал, но не замедлил сообщить обо всем королю. По замку ползли то одни слухи, то другие, прямо противоположние. Наконец 19 декабря, с помощью нових советников, Генрих решил, что Гиз, чья позиция била неуязвима для обичних методов, «должен погибнуть от удара кинжалом». И даже назначил дату — 23 декабря. Гиз, располагавший отличной шпионской сетью, получил несколько предупреждений о готовящемся против него заговоре и стал умолять нунция Моризини унять короля.

61 Заключение брака между Кристиной Лотарингской и герцогом Медичи не только способствовало решению многих щекотливих про­ блем относительно прав Екатериньї на часть тосканских владений, но также принесло королеве-матери большое утешение, так как тем самим старшая ветвь ее семьи соединилась с ветвью, происходящей от Джованни Медичи.

526

Леони Фрида

Нунций мало чем мог помочь, разве что посоветовал обратиться к королеве-матери, дабьі та усмирила гнев сьіна. В пропілом ей часто удавалось создать защитньїй барьер между королем и его недругами, как воображаемьіми, так и реальними. Герцог навестил ее, и она обещала, что сделает все, дабьі изменить кровожадньїе намерения сьіна. 20 декабря маршал де Бассомпьер и сеньор де Мзнвиль, оба принадлежавшие к Лиге, стали настаивать, чтобьі Гиз покинул Блуа немедленно, ибо его хотят заманить в смертельную ловушку. Утром 21 декабря придворньїе видели, как король и герцог горячо спорят о чем-то в садах близ замка. Гиз настойчиво просил освободить его от должности наместника. Король счел зто хитрим маневром со сторони Гиза, которнй метил на более високую должность коннетабля. Позже в тот вечер он держал совет, посвященний расправе над соперником. Король мог встречаться с остальньши заговорщиками, не боясь визвать подозрения, ибо в зтот момент шел праздничний бал в честь замужества Кристини Лотарингской, и внимание всего двора било приковано к отому собнтию. На встрече, не желая, чтоби о нем вспоминали «как о Нероне», король, однако, еще раз подчеркнул суть ситуации: если Гиз не умрет, то убьет самого короля или отстранит его от власти. Било решено, что нужно также расправиться и с кардиналом де Гизом, ибо, если его пощадить, он станет слишком сильним центром притяжения для зкстремистов из Лиги. Генрих оправднвался тем, что братья Гизьі виновнн в «оскорблении величества», а зто преступление карается смертью. В возбуждении король обратился к своєму тесному кружку: «Кто убьет зтих злодеев-Гизов ради меня?» Его личньїе «сорок пять» телохранителей из созданного д ’Зперноном отряда не моргнув глазом согласились вьшолнить задание. В ту же ночь до Моризини дошли новьіе слухи, и он отправил собственного капитана охраньї к архиепископу Лионскому Пьеру д ’Зпинаку, прозванному «мозгом Лиги», с которьш ужинал герцог Гиз, дабьі предупредить последнего об опасности.

Екатерина Медичи

527

На следующее утро после мессьі король и герцог, как сообщали очевидцьі, снова препирались, и зто бьшо странно, ибо их обоих пригласили в покои к Екатерине. Генрих бьіл сама щедрость и остроумие, и оба шутили и обменивались сплетнями у кровати королевьі-матери. Они отлично про­ вели время, угощаясь сладостями и болтая, наконец, Екате­ рина попросила обоих обняться, дабьі забьіть о пропілом. Генрих, как говорят, заключил герцога в обьятия и поцеловал. Соперники отбьіли из королевских покоев, вроде бьі, в самом сердечном расположении духа. Зта сцена очень подбодрила Екатерину, хотя, как заметил один историк, слова из пьесьі Расина «Британник» — «Я обнимаю своего врага, ибо так проще задушить его» — как нельзя лучше подходили к ситуации. Перед тем, как расстаться с герцогом в тот вечер, король обьявил, что, поскольку он будет справлять Рождество в отдаленном павильоне парка, ему необходимо закончить там одно неотложное дело. Он повернулся к герцогу со слова­ ми: «Кузен, у нас єсть важньїе и трудньїе задачи, разрешить которьіе следует до конца года. Придите, пожалуйста, зав­ тра рано утром на совет, дабьі мьі могли зтим заняться». И, так как он переезжал в павильон, то попросил герцога (в обязанности которого входило хранение всех ключей в замке), немедленно дать ему ключи, так как фургоньї для перевозки багажа прибудут в четьіре утра. В ту ночь герцогу бьіло еще одно предостережение. Его мать, герцогиня де Немур, сказала сьіну, что сльїшала о королевском заговоре против него: утром его собираются убить. Гиз же, как утверждают, надменно отвечал: «Он не посмеет». За ужином он нашел записку под салфеткой, где его снова предупреждали о покушении на его жизнь. Гиз попросил перо и написал: «Он не посмеет», после чего отложил бумагу в сторону. Фатальная уверенность в том, что Генриху, как обьічно, «не хватит пороху», ослепляла герцо­ га, он не учел, до чего может дойти человек, ощущающий себя загнанной в угол дичью. Гиз повсюду, кроме покоев короля, ходил с зскортом верньїх и надежньїх телохранителей, отчего его ложное чувство неуязвимости только уси-

528

Леони Фрида

ливалось. В ту ночь он получил еще пять записок, но ничего не предпринимал и даже разозлился, когда его хирург сунул зти записки ему в руку, и сказал: «Зтого никогда не случится. Пойдемте спать. Всем вам пора в постель». Он только что вернулся со свидания с прекрасной мадам де Сов и примерно в час ночи пошел к себе в спальню. Ранее, в одиннадцать часов, к себе в покои прошел Генрих и, перед тем как заснуть, попросил слугу, дю Альда, разбудить его в четьіре часа. Ночь он провел беспокойную и проснулся очень бистро — к удивлению королеви — и очень рано. Он не стал одеваться, только накинул халат и в шлепанцах, с зажженной свечой, отправился на встречу с Бельгардом, вожаком компании гасконцев, и его молодцами. К пяти часам убийци из отряда «сорока пяти» били на местах. Пятеро должнн били непосредственно внполнять задание, еще восемь — перекрить герцогу путь к отступлению, а остальние спрятаться вокруг, на случай, если что-то пойдет не так. Прослушав утреннюю мессу, напинавшуюся в шесть часов утра, король вернулся к себе в кабинет. Герцог тоже поднялся рано. Утро било темное, шел сильний дождь. Он оделся и пошел слушать мессу, но обнаружил дверь часовни запертой. Тогда он опустился на колени снаружи, у дверей и помолился, прежде чем идти на совет. Тут к нему приблизился дворянин из Оверни по имени Луи де Фонтанж, заклиная его не ходить на заседание, ибо там его убьют. Герцог терпеливо отвечал: «Но, друг мой, я уже давно излечился от подобних страхов». Он получил не менее девяти предупреждений; в зтих условиях поведение Гиза можно расценивать как самоубийственную гординю. Он улибнулся и пошел навстречу судьбе. Большинство из членов совета уже били на местах, когда прибьіл Гиз, его брат сидел рядом с архиепископом Лионским, все ждали лишь Рюзе де Болье со списком вопросов для обсуждения. Герцог, которнй не успел позавтракать, послал своего слугу, Перикара, за провизией. Чуть позже прибьіл капитан королевской стражи Ларшан с несколькими подчиненньши, якобьі для обсужде-

Екатерина Медичи

529

ния вопроса о жалованье. Герцог признал их требования справедливьіми и, озябнув, подошел к камину погреться. Перикар еще не возвращался с едой; у герцога вдруг пошла носом кровь, он попросил платок. Наконец, в восемь часов, после долгого ожидания, Гизу доставили фруктов из королевской кладовой, а секретарь де Болье прибьіл с повесткой дня. Согласно свидетельству дворцового медика Мирона, ко­ роль все сльшіал, стоя под стеной кабинета. Он как будто боялся, что шестнадцать убийц, которьіх он предупредил, что Гиз «вьісок и силен», не смогут справиться с одним гер­ цогом. При короле находились двоє капелланов, моливших­ ся за короля, прося Всевьішнего простить его за страшное преступление. По условленному сигналу государственньїй секретарь Револь должен бьіл привести Гиза, но король бросил взгляд на Револя и проговорил: «Ради Бога, прия­ тель, вьі так бледньї! Разотрите себе щеки! Разотрите щеки, а не то все испортите, вьізвав подозрения!» Револь, видимо, как-то добился естественного цвета щек, удовлетворившего короля, вошел в зал и попросил Гиза пройти в Старий кабинет; герцог вскочил так стремительно, что даже опрокинул стул. Бросив на стол несколько слив, он воскликнул: «Угощайтесь, господа!» Он прошел к дверям, обернулся и, словно по наитию, сказал: «Прощайте, господа» — небрежно, не предчувствуя никакой бедьі. Вдоль стени приемной внстроились восемь человек из отряда «Сорока пяти», они приветствовали герцога, чтоби не возбудить в нем подозрений, приподнимая правой рукой свои бархатньїе шляпьі; в левой они сжимали кинжалн, спрятаннне в складках плащей. Гиз прошел в коридор, ведущий к Старому кабинету, и восемь убийц проследовали за ним, закрнвая путь к отступлению. Когда Гиз приподнял портьєру, он увидел, что в кабинете, сразу за порогом, стоят убийци. Поняв, что попал в ловушку, он попнтался повернуть обратно, но ему преградили путь те, кто только что снимали шляпьі. Затем «сорок пять» обрушились на него, вонзая в тело кинжалн. Он кричал: «Зй! Друзья мои!» Плащ мешал ему внтащить шпагу,

530

Леони Фрида

он все же сумел сильно ударить двоих по лицу и свалить еще четверьіх на пол. Но, как бьі яростно он ни защищался, спасти свою жизнь ему не удалось, и он пал после героической борьбьі у изножья королевского ложа. Испуская дух, он произнес: «Господа! Господа!»— и, вверяя себя Всевьішнему: «Грешен, Господи! Пощади!» Генрих стоял, глядя на поверженного врага и даже, как говорили, усмехнулся: «Взгляните-ка на зтого короля Парижа. Не так уж он и великі» Затем его величество вошел в зал заседаний вместе с гвардейцами и обьявил, что Гиз мертв, и они должньї повиноваться ему как своєму законному королю. Гвардейцьі уже заперли вьіход из зала. Кардинал де Гиз бьш арестован вместе с теми, кто входил в клику Гизов. В других помещениях замка бьіли взятьі под арест еще восемь родичей Гизов, не считая других руководителей Лиги. Потом Генрих направился в апартаментьі матери, находившиеся зтажом ниже тех, где бьш убит герцог. При Екатерине находился ее итальянский доктор, Кавриани, по совместительству — шпион великого герцога Тосканского. Он впоследствии докладьівал, что король решительньїм шагом вошел в комнату и, расспросив лекаря о состоянии Екатериньї, обратился к ней: «Доброе утро, мадам, вьі уж извините меня, пожалуйста, но герцог де Гиз мертв, и мьі не будем более говорить о нем. Мне пришлось его убить, дабьі предотвратить покушение на меня». И начал с воодушевлением перечислять обидьі и оскорбления, нанесенньїе ему герцогом; казалось, он опьянел от подстроенного им убийства, произошедшего прямо на его глазах. Потом ко­ роль обьявил: он собирается пойти к мессе, поблагодарить Господа за то, что Он не допустил исполнения злодейских замьіслов герцога. «Я хочу бьіть королем, а не пленником или рабом». О реакции Екатериньї сообщалось разное. Кавриани утверждает, что она бьша чересчур больна, чтобьі говорить, но вполне понимала, что происходит. Моризини утверждал, будто королева-мать с трудом произнесла: «Сейчас он не стал королем, но потерял королевство». Но зто маловероят-

Єкатерина Медичи

531

но: едва ли она стала бьі спорить с сьіном, когда кровь уже пролилась. Дело бьіло сделано, и если она вообще что-то сказала, зто могла бьіть только вьіраженная невнятно надежда, что Генрих поступил правильно. Утром в канун Рождества кардинал де Гиз бьіл убит в тюремной камере. Тела двоих принцев-католиков изрубили на куски и сожгли на костре в Блуа. Король не желал, чтобьі у мятежников бьіла могила, куда могли бьі приходить их сторонники и поклоняться памяти погибших мучеников. На Рождество Єкатерина, глубоко удрученная, впавшая в отчаяние из-за безумия сьіна, обратилась к монаху из ордена капуцинов, заклиная его молиться за Генриха: «О, несчастньій, что он натворил!.. Молитесь за него, он нуждается в ваших молитвах. Его ждет крушение, боюсь, он потеряет и тело своє, и душу, и королевство.» Гизьі представляли собой величайшую угрозу дому ее мужа с момента его смерти, но, когда они, наконец, встретили свою судьбу, острая проницательность Екатериньї подсказала ей: зтим поступком дикаря ее сьін подписал приговор также и своей династии.

ГЛАВА 17. ТАК ПОГИБЛА ДИНАСТИЯ ВАЛУА «Что оставалось несчастной женщине...»

1588-1615 В канун Нового Года Єкатерина совершила героическое усилие — она оделась и отправилась в часовню к мессе, а также навестила старого друга, кардинала де Бурбона, сидевшего под домашним арестом в своих апартаментах. Она заверила кардинала, что король не собирается причинять ему вреда, и опасность, мол, ему не грозит. Бурбон жестко отвечал изможденной старой женщине, стоявшей перед ним: «Зто вьі пригласили нас сюда, смотрите, до чего зто нас довело!» Екатерина при зтих гневньїх словах заплакала

532

Леони Фрида

и вьішла, не проронив более ни слова. Затем она упрямо решила, невзирая на запретьі Кавриани, прогуляться, хотя бьіло очень холодно. И ее лихорадка вернулась. К утру 5 января 1589 года королева-мать едва могла дьішать. Великое множество раз Екатерине удавалось, использовав могучие сильї своего организма, преодолевать хвори и недуги, но только не сейчас. Ее кончина бьіла неминуема, «к великому потрясению всех нас», как писал один наблюдатель. Она пожелала составить завещание. К зтому момен­ ту ее голос звучал еле сльїшно, и Генриху пришлось диктовать произносимую шепотом последнюю волю матери. Ни слова не бьіло упомянуто о Марго, хотя она оставалась последней вьіжившей из десяти детей, которьіх Екатерина родила любимому мужу Генриху и Франции. Причастив­ шись, Екатерина Медичи, жена одного короля Франции и мать трех других, умерла в половине второго, в канун Богоявления — в день, которьій французьі прозвали «Днем поклонения волхвов»62. Ей бьіло шестьдесят девять лет. Много лет назад предсказатель предупредил королеву: пусть избегает «Сен-Жермена», в нем таится для нее смер­ тельная угроза. Суеверие Екатериньї могло бьі визвать у нас насмешку; она вьістроила свой «Отель Королеви» по­ дальше от прихода Сен-Жермен-л’Оксеруа, она редко наведьівалась в свой замок Сен-Жермен-ан-Лз, но, по стечению обстоятельств, последнее причастие она получила не от своего личного священника, а от исповедника своего сина. Звали его Жюльен де Сен-Жермен. По обьічаю королей Генрих велел сделать вскрьітие, показавшеє, что непосредственной причиной смерти стал плеврит (в современной терминологии). Тело забальзамировали, хотя сразу не нашлось всех необходимьіх трав и составов, чтобьі сделать зто тщательно. Затем тело Екате­ риньї, облаченное в одеяние французской королеви Анньї Бретонской, поместили в деревянннй гроб, обитьій свинцом с традиционньш изображением покойной на крьішке.

62 6 января, в День Богоявления, празднуется поклонение волх­ вов Младенцу Иисусу.

Екатерина Медичи

533

Поскольку убийство Гизов визвало серьезньїе волнения и многие подозревали, что Екатерина бьіла его соучастницей, парижские лигерьі грозились украсть тело королевн-матери из гроба и, протащив по улицам, сбросить в Сену, если его привезут в Париж. Позтому решили, по крайней мере, пока, не хоронить ее в Сен-Дени рядом с мужем и сьіновьями в прекрасной капелле Валуа, построенной по ее же распоряжению, но оставить в Блуа до наступления более благоприятной политической ситуации. На похоронах, происходивших 4 февраля в церкви Спасителя в Блуа, архиепископ Буржский отдал дань покойной королеве. Он вспоминал о том, как она прибила во Францию будучи прелестной невестой с богатнм приданим, о десяти детях, которих она подарила Генриху II, отметил личную отвагу вдови короля во время войн. Будь то в Руане или в Гавре, она лично инспектировала и ободряла свои армии, бесстрашно расхаживала среди войск врага. В своей речи он просил прихожан «помнить, что они потеряли добродетельнейшую из королев, благороднейшую из представителей своего народа и семьи, благоразумнейшую в управ­ лений, приятнейшую в беседах, добрейшую и учтивейшую для всех, кто в ней нуждался, преданную и милосердную мать, жену, всегда послушную мужу, но, самое главное, преданнейшую Господу и самую милостивую к бедньїм из всех королев, когда-либо правивших Францией!» Хронист Пьер л ’Зстуаль описал Екатерину с несколько меньшим почтением: «Ей бнл семьдесят один год [на самом деле — на два года меньше], и для такой толстой женщиньї она неплохо сохранилась. Ела она от души, усердно угощалась и не боялась работи, хотя ей досталось больше трудов, чем любой другой королеве, за тридцать лет со дня смерти ее су пруга... О ней глубоко скорбели слуги и друзья, но только не ее син, король... Близкие считали, что убий­ ство Гизов ускорило и ее конец. И зто било визвано не ее дружбой с жертвами (которих она любила на флорентийский манер, то єсть извлекала из них пользу), но тем, что она понимала: зто послужит во благо короля Наваррского... Увидеть его на троне она боялась пуще всего на свете».

534

Леони Фрида

Зстуаль добавляет: поскольку парижане бьши убежденьї, что она приложила руку к убийству герцога де Гиза, ее тело не стали доставлять в столицу, «где его вид не понравился бьі горожанам. Но и в Блуа, где ее всегда почитали, где ей поклонялись, как Юноне, с погребением не торопились, а потом обошлись с ней, как с дохлой козой». Последнее замечание, вероятно, указьівает на тот факт, что плохо набальзамированньїй труп королевьі-матери на­ чал ужасно смердеть, и тогда король решил предать его земле на кладбище близ церкви Спасителя, под покровом ночи. И так останкам Екатериньї суждено бьіло пролежать в безвестной могиле еще двадцать один год, пока внебрачная дочь Генриха II, добрая Анна Французская, не перевезет тело в ротонду Валуа в Сен-Дени. Ультракатолики, хотя и потрясенньїе гибелью своего вождя Гиза и его брата-кардинала, наращивали противодействие королю, которьій к лету 1589 года заключил союз с Генрихом Наваррским. Вдовая герцогиня де Гиз с младенцем-сьіном стали идолами парижан, ее даже називали Святая Вдова. Но со смертью герцога движение католиковзкстремистов раскололось и стало хаотичним. Брат Гиза, герцог де Майенн, не обладавший ни харизмой брата, ни его умом или воєнними талантами, тем не менее, грезил о троне. Он и его сестра, герцогиня де Монпансьє, даже захватали принадлежавший Екатерине «Отель Королеви», где ж и л и по-королевски. Франция, стоящая на грани полного развала, стала чрезвьічайно уязвимой для внешних врагов, что не укрилось от внимания Филиппа II и других соседей. Летом 1589 года король и Генрих Наваррский стояли в Сен-Клу, к юго-западу от Парижа, откуда надеялись вновь захватать столицу. В день 31 июля главньїй королевский поверенньїй Жак де Ла Гюсль заметил идущего по дороге к Сен-Клу монаха-доминиканца и остановил его. Когда мона­ ха спросили, что за дело у него близ штаб-квартири короля, он ответил: «Моє имя — Жак Клеман, я йду из Парижа и несу важное известие его величеству». Он предьявил достоверно вьіглядевшее рекомендательное письмо, позтому

Екатерина Медичи

535

его допустили в Сен-Клу, где он стал ждать аудиенции. На самом деле зтот доминиканец бьіл отшельником, подверженньїм бредовьім состояниям; ему почудился звучавший в толове голос, предписьівавший ему, по воле Всемогущего, убить короля. Генрих, всегда охотно принимавший божьих людей, а особенно такого, которьій принес известия от преданньїх ему сторонников в Париже, согласился повидаться с ним в восемь утра на следующий день. В тот вечер Клеман ужинал с де Ла Гюслем и его товаришами. Он оказался общительньїм человеком и, как вспоминали его сотрапезники, резал мясо собственньїм острьім ножом, ведя беседу о последних собьітиях в мятежной столице. На следующее утро Ла Гюсль отвел Клемана на аудиенцию к Генриху. Стражи по непонятной причине забьіли обьіскать убийцу. Ему задали несколько вопросов, и всем показалось, что он, и вправду, принес жизненно важньїе ве­ сти королю. Потому Клемана проводили прямо в кабинет Генриха. Король бьіл еще не полностью одет и сидел на стульчаке; он приветствовал монаха такими словами: «Привет тебе, брат мой! Что нового в Париже?» И, не обращая внимания на протести присутствовавших, король настоял, чтобьі монах подошел к нему поближе. Клеман поцеловал руку королю и подал ему рекомендательное письмо. Генрих, желая усльїшать новости, жестом велел монаху пригнуться к нему и говорить шепотом на ухо. Клеман склонился, как будто доставая корреспонденцию, но вместо зтого вьіхватил из рукава нож и вонзил его по самую рукоятку королю в живот. Генрих вскочил с криком: «Ах! Боже мой! Злодей ранил меня!» Он вьірвал нож из рани и дваждьі ударил Клемана в лицо, в то время как стража набросилась на мо­ наха. Потом тело цареубийцьі вьібросили из окна. Генрих, обливаясь кровью, в одной руке держал нож преступника, а другой пьітался зажать рану, причем из полости вьіваливались кишки. Вначале король почти не чувствовал боли и говорил довольно сильним голосом. Хирурги казались не лишенньши надеждн: они вернули на место внутренности, хотя их па-

536

Леони Фрида

циент потерял сознание от боли. Когда они закончили перевязку, внебрачньїй сьін короля Карла IX, Шарль де Ангулем, молодой человек, коего король очень любил, явился в спальню и, увидев, в каком ужасном положеним его дядя, заплакал. Очнувшись, Генрих погладил юношу по толове и успокоил его такими словами: «Сьін мой, сьін мой! Они пьітались убить меня, но Господь милостив, им зто не уда­ лось. Зто ничего; скоро мне полегчает!» При зтом он сунул палец под повязку и потрогал рану, дабьі убедиться, что внутренности на месте. Один из королевских хирургов, не разделявший оптимизма коллег, отвел шестнадцатилетнего мальчика в сторону и шепнул ему: он считает ранение ко­ роля смертельно опасньїм. В десять утра король, лежа в кровати, распорядился разослать в провинции сообщения о его раненим и надеждах на вьіздоровление. Он жаловался на холод и онемение конечностей, так что М альті Шарль оставался при нем, растирая заледеневшие руки и ноги. Затем у ложа короля отслужили мессу, а потом он продиктовал письмо к ко­ ролеве Луизе, рассказьівая ей о покушении на его жизнь. Король также приказал визвать Генриха Наваррского; прибив и увидев, в каком состоянии король, он уже не сомневался в исходе. Король то погружался в сон, то просьіпался, после полудня у него началась лихорадка, по­ том его вьірвало кровью. Вместе с лихорадкой начались жуткие боли. Понимая, что ему осталось жить не более нескольких часов, король страстно пожелал причаститься, но вначале обратился к собравшимся дворянам. Протянув Генриху Наваррскому руку, он сказал: «Видите, брат мой, как обращаются со мной мой подцанньїе... Берегитесь, не забивайте о безопасности!» И продолжал: «Настало время вам, брат мой, носить корону, которую я с немалими трудами сохранил для вас. Справедливость и принцип законности требуют, чтобьі ви наследовали мне. Но вам придется столкнуться со многими бедами, пока не решите сменить религию.» Король Наваррский, глубоко взволнованний, ничего не отвечал. Затем король потребовал, чтобьі его офицерн и вель-

Екатерина Медичи

537

можи принесли клятву верности человеку, которьій вскоре станет их монархом, обьявив, что его зто зрелище весьма порадует и успокоит. Преклонив колени у ложа короля, они пообещали хранить преданность Генриху Наваррскому. Тот, обливаясь слезами, получил от короля благословенне и удалился вместе с остальньїми. Измученньїй король проспал несколько часов. Проснувшись, он воскликнул: «Моє время пришло!» Исповедовавшись и причастившись, он умер спустя два часа, в четьіре часа утра 2 августа, в результате сквозного ранения кишечника и внутреннего кровотечения. С кончиной любимого сьіна Екатериньї династия Валуа прекратила своє существование. Перед новьім королем, Генрихом Бурбоном, полупив­ шим имя Генриха IV, стояла сложнейшая задача: стать королем не только по названию, но и в действительности. Усльїшав об убийстве Генриха III, ультракатолики провозгласили престарелого кардинала Шарля де Бурбона, дядю Наваррского, королем Карлом X, но его племянник вскоре после зтого захватил кардинала в плен. Еще четьіре с половиной года Генрих боролся против обьединенньїх ультракатолических сил, которьім помотали герцог Савойский, Филипп II и папа. «Я правлю страной в седле и с оружием в руках», — говорил он, призьівая солдат «обьединяться под моим бельїм плюмажем». Париж упорно не сдавался, и Генрих, наконец, решил, что настало время перейти в католичество. 23 июля 1593 года в Сен-Дени произошла важнейшая церемония, на которой присутствовали сотни парижан, пришедших из города, чтобьі лицезреть, как король отринет протестантскую веру. Генрих бьіл одет очень просто, как полаталось кающемуся, в черном платье с узким бельїм воротником, без украшений. Когда он шел в церковь, толпа (по разньїм сведениям, от 10 до ЗО тисяч человек) кричала: «Да здравствует король!» Вечером того же дня, после церемонии, когда король, стоя на холме Монмартр, обозревал город, он, как утверждают, изрек: «Париж стоит Мессьі». После долгих тайньїх переговоров и обещания всеобщей амнистии сорокалетний король, наконец, вьехал в Париж

538

Леони Фрида

на рассвете 22 марта 1594 года. Он вьехал через Новьіе ворота, те самьіе, через которьіе Генрих III бежал после Дня Баррикад, почти тесть лет назад. Сопротивления не бьіло. После благодарственной службьі в соборе Нотр-Дам он проявил недюжинную смелость, когда без охраньї шел по улицам, и толпа приветствовала его. Для горожан стало приятньїм сюрпризом то, что «жуткий людоед» оказался нормальньїм человеком. Дабьі засвидетельствовать свою преданность Генриху, люди повязьівали на руку шарфьі его цветов. Испанские войска, квартировавшие в столице, покидали Париж. Когда они салютовали королю, он, как утверждали, крикнул: «Передавайте привет своєму господину, но никогда больше не возвращайтесь!» Обещанное им милосердне принесло ему уважение и долгожданную любовь парижан, хотя сооруженньїе близ ворот Сент-Антуан виселицьі предупреждали о намерении короля вершить правосудне, отстраивая город заново. Марго дайно уже жила отдельно от мужа к моменту, ког­ да он стал королем. Еще в 1592 году Генрих заговорил об аннулирования их брака; ему отчаянно нужньї бьіли закон­ н еє наследники, посему он должен бьіл освободиться и же­ ниться заново. Марго, все еще жившая в Оверни, вьіторговала для себя отличную финансовую сделку. Она получила солидньїй доход, ее внушительньїе долги бьіли уплаченьї, и, вдобавок, за ней оставался титул «Вашего Величества» и наименование «королева Марго». Развод супругов (полученньїй лишь в 1599 году) основьівался на трех пунктах: Марго вступила в брак помимо своей воли; супруги состояли в кровном родстве (мало того, что они приходились друг другу троюродньїми братом и сестрой, Генрих II бьіл еще и крестньїм отцом жениха, соответственно, они спи­ тались родственниками также в духовном отношении), а кроме того, ни до, ни после бракосочетания Екатерина так и не получила папского разрешения на брак. Предполагаемое бесплодие Марго, — с канонической точки зрения ар­ гумент несколько сомнительньїй — видимо, также помогло ускорить процесе.

Екатерина Медичи

539

После двадцати двух лет отсутствия Марго вернулась в Париж в 1605 году в возрасте пятидесяти одного года. Дочь короля, сестра трех других королей и, пусть лишь номинально, королева Франции, она вернулась туда, где про­ ходила ее триумфальная юность, и застала совсем новьіе политические порядки. Так как она оставалась последней из рода Валуа, к ней относились с почетом и уважением. Но Валуа себя исчерпали: основатель новой династии Бурбонов, ее бьівший муж, правил королевством и в 1600 году женился, хотя и без особою знтузиазма, на Марии Медичи, дочери покойного Франческо І, великого герцога Тосканского и дальнего родственника Марго. Генрих настоял на том, чтобьі вступить в супружеские отношения с двадцативосьмилетней невестой почти сразу же после ее прибьітия в Лион. Маловероятно, чтобьі причиной зтому послужила ее особая красота и привлекательность — на самом деле, Мария бьіла толстой и малосимпатичной— король, по-видимому, желал убедиться, что его супруга способна произвести наследника. Они уже бьіли женатьі через посредника, но Мария пьіталась (и безуспешно) настоять на отсрочке церемонии до благословення папского нунция. Медичи являлись главньїми кредитора­ ми Генриха, и приданое Марии стало основной причиной заключения зтого брака; за глаза он назьівал ее «толстой банкиршей». Новая королева Франции незамедлительно и послушно обеспечила продолжение династии Бурбонов, произведя на свет наследника, которого назвали Людовиком, через год после свадьбьі. Ему предстояло править под именем Людовика XIII. Она принесла мужу еще троих детей, среди них дочь, Генриетту-Марию, будущую су пругу английского короля Карла І. Марго сохраняла дружеские отношения с Генрихом, ко­ торого називала «мой брат, мой друг и мой король». Она понимала, что благополучне новой династии зависит от подцержки последней из оставшихся в живьіх представительницьі династии Валуа, позтому делала все от нее зависящее. Марго поддерживала тесную дружбу с королевой Марией и, будучи сама бездетной, сосредоточилась

540

Леони Фрида

на королевских детях, в особенности, на мальшіе дофине, которьій, после долгих дебатов, как следует обращаться к Марго, звал ее «матушка-дочка». Марго бьіли возвращеньї многие владения, принадлежавшие ей по закону, она же назначила своим наследником дофина, снова символически подчеркивая обьединение двух королевских династий. Наконец-то снова очутившись в Париже, Марго решила, что нуждается в резиденции, которая соответствовала бьі ее положенню. Генрих великодушно даровал ей большую территорию как раз напротив дворца ее матери в Тюильри и, вероятно, из желания подражать матери, а может бьіть, наоборот, желая бросить ей вьізов, Марго вьістроила пре­ красний дворец Августинцев с обширньїм парком и садами на левом берегу Сени63. Сделав левьій берег популярним местом, она заполнила дворец модними музикантами, писателями и философами, привлекавшими к ее салону всех просвещенних людей. С собственним дворцом Екатеринн, «Отелем Короле­ ви», судьба обошлась жестоко. Поскольку ее син погиб спустя всего семь месяцев после нее самой, долги королеви-матери остались невнплаченньїми. Несмотря на бан­ кротство ее поместий, имелись еще большие владения, доставшиеся Екатерине в наследство от матери, однако по закону они подлежали конфискации. Ни к личной резиден­ ции королевн-матери в Париже, ни к Шенонсо, Монсо или Сен-Мор-де-Фоссе, зто правило не относилось. Позтому имущество Екатеринн Медичи било распродано, и хотя зто посмертное унижение прискорбно, зато историки получили богатейшую информацию, ибо содержимое жилищ, принадлежавших женщине, «воплощавшей столь долго ве­ личне Французской Корони», било подробнейшим образом занесено в описи для продажи. Марго часто писала Генриху, вьісказьівая своє мнение о придворних или советниках, несколько раз даже пред63 Зтот дворец давно уже разрушен. Современное здание Фран­ цузской Академии находится как раз на краю площадки, где он когда-то стоял.

Єкатерина Медичи

541

упреждая бьівшего мужа о готовящихся против него заговорах. Королева без земли, ничья жена, последняя из Валуа прожила остаток жизни, ни в чем не зная отказа. Она продолжала менять любовников, теперь уже много моложе себя, проводила время, как хотела. Если книга захватьівала ее, она могла не ложиться спать, чтобьі прочитать ее от кор­ ки до корки. Ела, когда бьіла голодна, а вовсе не в строго определенньїе часьі трапез. Служившая орудием политики матери и братьев, она, наконец, заслужила право жить по собственному усмотрению. Тяготьі, вьіпавшие на ее долю, и годьі изгнания подорвали ее здоровье; она страдала ужасньіми зубньїми болями и могла єсть лишь протертую пищу. Она располнела, стала обладательницей двойного подбородка, внешне очень напоминая свою мать — и чем дальше, тем больше. Постепенно отказьіваясь от великолепньїх нарядов, украшений и косметики, она стала одеваться намного проще. С возрастом духовность Марго углубилась, она жертвовала много денег на благотворительность, одаривала монастьіри и, весьма любимая в народе, прожила остаток своей, прежде бурной, жизни, в покое, умерев в 1615 году. Генрих IV, король с горячим сердцем, бьіл известен своими любовними интригами и военной доблестью, его природное величне не затмевало человеческих черт. Он стал одним из самих популярних монархов во всей французской истории. Он восстановил зкономику страньї с помощью верного советника, герцога Сюлли, централизовал управление страной и укрепил монархию. Религиозние проблеми, разривавшие страну на части в течение соро­ ка лет, били урегулированн Нантским здиктом, принятьш в 1598 году, которнй позволял мирно сосуществовать во Франции католикам и протестантам, во многом повторяя «Мир Короля» от 1577 года. Генрих, сочетая в себе добро­ душне, простоту и величавость, обладал здравим смислом в достаточной мере, чтобьі оставаться доступним своєму народу. Он понимал насущньїе нужди своих подданннх, и зто виразилось в знаменитой фразе о том, что французу необходимо хоть раз в неделю иметь «poule аи pot» («курицу в горшке»). Образовав централизованное правительство и

542

Леони Фрида

перестроив порядки во Франции, основатель династии Бурбонов стал начинателем того периода французской истории, которьій получил название «grande siecle» («великий век»). Зтот король, один из лучших на французском троне, пал жертвой несчастного случая. Жизнь его оборвалась трагически — в має 1610 года он бьіл убит католиком-фанатиком Франсуа Равальяком. Сражаясь за то, чтобьі сохранить трон (пускай лишь для своих сьіновей) и за принцип законности, Екатерина Медичи — иностранка, супруга короля, регент­ ша — обеспечила будущее французской монархии, по крайней мере, до революции 1789 года Время примирило Генриха с его давно умершей тещей. Послушав, как группа придворних обвиняет во всех несчастьях, постигших королевство, покойную королеву-мать, он, как утверждают, сказал: «Что оставалось бедной женщине, с пятью детьми на руках, после смерти мужа, в то время как две семьи во Франции — наша и Гизов — пита­ лись захватить власть? Разве не пришлось Екатерине играть зти чуждие ей роли, дабьі ввести в заблуждение остальннх, защищая своих детей, которне смогли править лишь благодаря мудросте матери? Удивительно, как она вообще справилась с зтим!» Зто послужило зпитафией столь же мудрой, сколь и великодушной.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Смерть Екатериньї повергла Францию в состояние потрясения и растерянности — королева из рода Медичи бьша неотьемлемой составляющей жизни страньї на протяжении последних пятидесяти с лишним лет. Немногие французьі могли вспомнить время, когда ее не бьіло. Вскрьітие по­ казало, что причиной смерти стал плеврит, но в действительности весь организм Екатериньї бьіл изношен. После убийства, совершенного сьіном, она утратила волю к жиз­ ни. Долгое время она понимала, что лишь чудо может спа­ сти династию Валуа, но все равно продолжала бороться изо всех сил, лишь бьі удержать трон за потомками из рода сво­ єю мужа. На зтом пути ей приходилось преодолевать опасности, с которьіми ее сьін столь вольно играл и совершал все новьіе необдуманньїе поступки, отвергая плодьі усилий Екатериньї как матери и как королеви. Внезапная смерть супруга не сломила Екатерину. Коро­ лева носила своє вдовство как знак отличия; как символ того, что она бьша женой и соправительницей Генриха II, несмотря на все обстоятельства, омрачающие ее брак. Их дети, Валуа-Медичи, стали своєю рода миной замедленного действия — и для своей матери, и для Франции. Тридцатилетняя борьба, цель которой заключалась в сохранении французской корони для своих детей, стала религией и идеологией Екатериньї. Слепая преданность сьіновьям, и особенно, Генриху III, бьша ее роковой ошибкой, но она же и обострила главньїй дар Екатериньї — фанатичную решимость, с которой она отстаивала права детей, обретенньїе с рождением. Неспособность признать слабости и ошибки сьіновей до тех пор, пока не станет слишком поздно, не позволяла Екатерине осознать, что судьба играет против нее. Сильнейшее желание воздать должное Франциску І и

544

Леони Фрида

Генриху II за оказанную ей честь — ведь они сделали ее, родившуюся в семье «торговцев Медичи», королевой Франции — двигало ею до последнего вздоха. Когда люди рано уходят из жизни — а в XVI столетии зто случалось сплошь и рядом, — в зтом всегда єсть трагический оттенок, но и тому, кто живет долго, вьіпадает на долю достаточно разочарований и бед. Из десяти детей, подаренньїх Екатериной Франции, ее пережил только один из сьіновей, разбивший сердце матери, и единственная дочь, опозорившая себя. Но оптимизм и знергия Екатериньї превозмогали самьіе темньїе стороньї жизни, окружавшей ее. Королева обладала незаурядной отвагой, о ее коварстве и хитроумии слагали легендьі. В отличие от своей современницьі Елизаветьі, Екатерина не бьіла монархом в непосредственном смьісле слова. Одаренная многими политическими талантами, она страдала отсутствием стратегического мьішления и широти взглядов английской королеви, прирожденной государственной деятельницн. Женственность служила Елизавете серьезннм оружием. Она могла бить хитроумной, но хитроумие являлось лишь частью ее обширного арсенала. В зтом она превосходила Екатерину, к тому же не имела детей, которне могли би спутать ее плани или подчинить рассудок материнским чувствам. Бу­ дучи дочерью Генриха VIII, Елизавета имела лишь одно дитя — Англию. Екатерине же пришлось столкнуться с исключительньіми трудностями, коих королева из рода Тюдоров била лишена. Чего стоили хотя би восемь религиозних войн, из года в год раздиравших Францию на части! Екатерина умерла, когда последняя из зтих войн еще только разгоралась; однако именно зти непримиримне распри заставляли королеву-мать проявлять свои лучшие качества. Войньї и потрясения, сотрясающие государство, не позволяли Ека­ терине наслаждаться роскошью спокойной, распланированной жизни. Единственная попнтка привести в исполнение заранее разработанний план завершилась резней Варфоломеевской ночи. Лучшее, как могла поступать Екатери­ на — зто решать каждую проблему по мере возникновения.

Екатерина Медичи

545

Нередко такие действия служили лишь временной мерой, необходимой для того, чтобьі вьіиграть время, которое, как говаривала сама королева, бьіло ее лучшим союзником. Однако, 24 августа 1572 года, время для Екатериньї и всех Валуа вьішло. Кровавая бойня, разьігравшаяся в ту ночь, более, чем любая другая акция в жизни королеви из рода Медичи, навсегда очернила ее репутацию перед судом истории. То, что замишлялось как сравнительно безболезненная операция по удалению нарьіва в сердце французской политики, обернулось грандиозньїм преступлением против огромного количества подцанньїх— мужчин, женщин и детей, в основном, невинних. Но все-таки, Екатерину нам следовало би судить, учитнвая тогдашнюю обстановку, а не либеральние мерки двадцать первого столетия, когда права человека и религиозная терпимость, о коих в XVI веке и сльїхом не слншали, являются краеугольньши камнями современного общества. Хуже всего то, что Екатерина так и не сумела дать сколько-нибудь убедительного обьяснения собитиям Варфоломеевской ночи, или, хотя би, обосновать ее политическую необходимость так, чтобьі ее поняли би в Европе. Умолчание дополнило преступление. Такая стратегия била нетипична для Екатериньї, обично умевшей дать убедительние обьяснения всему. Елизавета Английская, как утверждают, говорила: «Я би предпочла не открнвать окна в душах людских». Екатери­ на же вела себя так, будто, открив зти окна, она не нашла би там искренней верьі и пламенннх убеждений. Ее попьітки примирить протестантов и католиков затруднялись недостатком воображения. В душе королеви не било места представленню о том, что люди действительно могут умереть за веру и религиозние убеждения. Поразительннй прагматизм и скептицизм заставляли Екатерину принимать практические решения религиозннх вопросов. Ею можно восхищаться за усилия по собранию коллоквиума в Пуасси, которне свидетельствуют о намного более просвещенном подходе к делам верьі, чем сожжение инакомнслящих, однако зти усилия ни к чему не привели. Зато королевамать прекрасно понимала, что религиозная борьба является 18 Я. Фрида

546

Леони Фрида

удобной ареной для удовлетворения политических амбиций знатньїх домов Франции и могущественньїх подданних, коих Генрих II поднял столь вьісоко, что они стали угрожать гибелью его собственной династии. Екатерина вряд ли считала себя последовательницей Реформации, но она несомненно бьша дочерью зпохи Ренессанса. Ее любовь к архитектурному строительству, ви­ димо, вдохновленная захватьівающими дух замками Франциска І, часто оставалась нереализованной из-за нехватки денег в разоренном бесконечньїми гражданскими войнами государстве. Колонна Гороскопа, стоявшая некогда в цен­ тре «Отеля Королевьі»,— почти все, что осталось от ее честолюбивьіх и оригинальньїх проектов, как пронзительное напоминание о непрочности власти. Незаурядньїй художественньїй талант королевьі Медичи оказался, по сути, зфемерньш. Устраиваемьіе ею сказочньїе, небьівальїе по роскоши празднества бьши настоящими произведениями искусства. Великие художники, скульптори, позтьі и писатели играли основную роль в создании потрясающих спектаклей. В них она обьединяла танец, пение, драматическое искусство и множество сложньїх и великолепньїх декораций. Зти представлення бьши сама оригинальность, на них не жалели денег. Они блистали один-единственньїй раз, а потом декорации убирались с глаз подальше и навсегда. Организуя свои официальньїе визитьі с семьей в важнейшие города Франции, Екатерина действовала как умельїй импресарио, проявляла недюжинньїй режиссерский талант. Поставленньїе ею цели вьіполнялись: Екатерина создавала впечатление блеска и слави монархии как для своего народа, так и для иностранних гостей. Она разделяла основной зтический принцип Ренессанса— как би плохи ни бьши дела на самом деле, но захватнвающее дух действо должно свершаться. Она усовершенствовала зтот принцип, возведя его в абсолют, и сама стала его воплощением. Личность Екатеринн представляла собой смесь разительних противоречий: она сражалась за детей, но не умела сблизиться с ними; она не проникалась сутью религиозного чувства, хотя всю жизнь строго и жестко придерживалась

Екатерииа Медичи

547

норм римско-католической церкви, удивляясь, когда кто-то ставки их под сомнение; она бьіла прагматична, но подвержена суеверньїм страхам; величественна, но доступна, и никогда не спускалась с того вьісокого пьедестала, куда привела ее корона. Екатерина привлекала к работе блестящих, храбрьіх лю­ дей, вьізьівая в них несокрушимую преданность. Настоящая транжира, она часто горевала о состоянии казньї, ибо ее щедрость вошла в легендьі. Она могла бьіть женственной и странньїм образом привлекательной, хотя неутомимо работала, ездила верхом, охотилась и смотрела в лицо опасностям получше иного мужчиньї. В век мужского доминирования она не требовала себе форьі, принадлежа к слабому полу. Перефразируя вьісказьівание, относящееся к ее сопернице из рода Тюдоров, можно сказать, что Екате­ рина обладала «сердцем и желудком короля». Она не отступала ни перед принятием трудньїх решений, ни перед их воплощением в жизнь. Подходящей зпитафией для Екатериньї могли бьі послу­ жить слова макиавеллиевского «Государя»: «Чтобьі стать великим правителем, приходится порой преступать человеческие закони.» Как жена, мать, бабка, регентша и королева Франции она бьіла человеком действия, амбиций и страстей — великой правительницей и великой женщиной.

БИБЛИОГРАФИЯ Все книги, кроме оговоренньїх отдельно, изданьї в Париже.

ЄКАТЕРИНА МЕДИЧИ Albert, Eugenic, Vita de Caterina de Medici, Florence, 1838.

Capefigue, M., Catherine de Medicis: Mere des Rois Fran­ cois II, Charles EX et Henri III, 1861.

Cloulas, Ivan, Catherine de Medicis, 1979.

De Castelnau, Jacques, Catherine ф Medicis, 1954.

De Lacombe, Bernard, Catherine de Medicis: Entre Guise et Condi, 1899.

De Meneval, M., Catherine de Medicis 1519—1589, 1880.

De Reumont, A., Catherine de Medicis, 1866.

Heritier, Jean, Catherine de Medicis, 1940.

Knecht, R. J., Catherine de Medici, London, 1998.

Mahoney, Irene, Madame Catherine, London, 1976.

Mariejol, J. H., Catherine de Medicis 1529—1589, 1920.

Neale, J. E., TheAgeofCatherine.de Medici, London, 1943.

Orieux, Jean, Catherine de Medicis ou La Reine Noire, 1986.

Roederer, Ralph, Catherine de Medici and the Lost Revol­ ution, London, 1937.

Екатерина Медичи

549

Romier, Lucien, Le Royaume de Catherine de Medicis: La France a la Vielle des Guerres de Religion, 2 vols, 1922.

Sichel, Edith, Catherine de Medici and the French Reform­ ation, L ondon,1905.

Sichel, Edith, The Later Years of Catherine de Medici, Lon­ don, 1908.

Trollope, T. A., The G irlhood of Catherine de Medici, 1856.

Van Dyke, Paul, Catherine de Medicis, 2 vols, London, 1923.

Waldman, Milton, Biography of a Family: Catherine de Me­ dici and her Children, L ondon,1934.

Watson, Francis, The Life and Times of Catherine de Medici, L ondon,1937.

КНИГИ И СТАТЬИ Acton, Harold, The Last Medici, London, 1958.

Adamson, John, ed., The Princely Courts of Europe 1500— 1750, L ondon,1999.

Aries, Phillippe and Duby, Georges, Histoire de la Vie Prive’e, 1985.

Arnold, Janet, ed., Queen Elizabeth’s Wardrobe Unlock’d, L ondon,1988.

Baillie Cochrane, Dr. A. W. Francis I, 2 vols, London, 1870.

Baldwin Smith, Lacey, The Elizabethan Epic, London 1966.

Baudouin-Matuszek, M. N., ed., Paris et Catherine de Me­ dicis, n. d.

Baumgartner, Frederic J., Henri II: King of France 1547— 1559, London, 1988.

Bayrou, Francois, Henry IV: Le Roi Libre, 1994.

Bely, Lucien, ed., Dictionnaire de I’Ancien Regime, 1996.

Bennassar, Bartolome, Histoire des Espagnols, 1985.

550

Леони Ф рида

Bennassar, Bartolome and Jacquart, Jean, Le XVle Siecle, 1997.

Bertiere, Simone, Les Reines de France au Temps des Valois, 1994.

Bostrum, Antonia, Equestrian Statue of Henri II commissi­ oned by Catherine de Medici 1561—65/6, Burlington Magazine, December 1995.

Bourdeille, Pierre de, Abbe de Brantome, The Lives of G a­ llant Ladies, London, 1965.

Bowen, Maijorie, Mary, Queen of Scots, London, 1971.

Bradley, C. C, Western World Costume, London, 1954 Braudel, Fernand, The Identity of France, vol. 2, London, 1990.

Braudel, Fernand, Out of Italy, 1989.

Briggs, Robin, Early Modem France 1560—1715, Oxford, 1977.

Bullard, Melissa, Filippo Strozzi and the Medici, Cambridge, 1980.

Burman, Edward, The Italian Dynasties, London, 1989.

Cameron, Euan, ed., Early Modem Europe, Oxford, 1999.

Cardini, Franco (introduction), The Medici Women, Flore­ nce, 1993.

Carroll, Stuart, Noble Power during the French Wars of Rel­ igion: The Guise Affinity and the Catholic Cause in Normandy, Cambridge, 1989.

Castelot, Andre, Marie de Medicis: Le Desordres de la Pa­ ssion, 1995.

Castelot, Andre, Catherine: Le Triangle Royal, 1997.

Castelot, Andre, Catherine: Diane, Henri, La Reine Margot, 1993..

Castelot, Andre, Catherine: Diane, Henri, Chastel, Andre, French Art The Renaissance 1430—1162,1995.

Cheetham, Erika, The Final Prophecies of Nostradamus, L ondon,1989.

Cherubini, Giovanni and Fanelli, Giovanni, / / Palazzy Me­ dici Riccardi di Firenzi, Florence, 1990.

Екатерииа Медичи

551

Chevalier, L’Abbe С., Debtes et Cre’anciers de la Rqyne Mere Catherine de Medicis 1589—1606, 1862.

Chevallier, Pierre, Henri HI, Roi Shakespearian, 1985.

Cloulas, Ivan, La Vie Quotidienne dans les Chateaux de la Loire au temps de la Renaissance, 1983.

Cloulas, Ivan, Henri II, 1985.

Cloulas, Ivan, Philip II, 1992.

Cloulas, Ivan, Diane de Poitiers, 1997.

Codacci, L., Caterina de Medici: le ricette di una regina, Lucca, 1995.

Constant, Jean-Marie, La Ligue, 1996.

Cosgrave, Bronwyn, Costumes and Fashion: A Complete History, London, 2000.

Cotton, Sir Robert, A Collection of the Most Memorable Events of the Last Hundred Years, 2 vols., 1612.

Crete, Liliane, Coligny, 1985 Crouzet, Denis, La Nuit de la Saint-Barthelemy: Un Reve Perdu de la Renaissance, 1994.

Darcy, Robert, Le Duel: Le Due de Guise contre L’Amiral de Coligny, Dijon, 1979.

Davis, Natalie Zemon, The Gift in Sixteenth Century Fran­ ce, London,2000.

De la Mar, Jensen, Catherine de Medici and Her Florentine Friends, Sixteenth Century Journal, 9 February 1978.

French Diplomacy and the Wars of Religion, Sixteenth Cen­ tury Journal, 5 February 1974.

De Negroni, Barbara, Intolerances, Catholiqueset Protestants en France 1560—1787, 1996.

Doran, Susan, Elizabeth I, Gender, Power and Politics, His­ tory Today, May 2003.

Dufify, Eamon, Saints and Sinners: A History of the Popes, Yale, 1997.

Dunn, Jane, Elizabeth and Mary, London, 2003.

Elton, G. R., England Under the Tudors, London, 1974.

England, Sylvia Lennie, The Massacre of St. Bartholomew, 1938.

552

Аеони Ф рида

Erlanger, Philippe, St Bartholemew’s Night: The Massacre of Saint Bartholomew 1962.

Ferriere, de la, Hector and Baguenault de Puchesse, eds., Lettres de Catherine de Medicis, 10 vols., 1880—1909.

Fichtner, Paula Stuter, Emperor Maximillian П, London, 2001.

Fierro, Alfred, Histoire et Dictionnaire de Paris, 1996.

Fraser, Antonia, Mary, Queen of Scots, London, 1970.

Freer, Martha Walker, Henry III, King of France and Poland: His Court and Times, 3 vols., London, 1858.

Gabel, Leonie C, Secret Memoirs of a Renaissance Pope: The commentaries of Aeneas Sylvius Piccolomini Pius II, 1788.

Gambino, Luigi, Regno de Francia e papato nella poleniica sul Concilio di Trento (1582—1584), II Pensiero Politko 8 (2), 1975.

Garrisson, Janine, Marguerite de Valois, 1994.

Garrisson, Janine, Henri IV, le Roi et la Paix (1553—1610), 1984.

Tocsin pour un massacre ou la saison des Saint-Barthe’lemy, 1968.

Gheri, G oto, Copialettere, vol. iv, folio 324, ASF Gorsline, D. W., History of Fashion, London, 1953.

Goubert, Pierre, Initiation a I’Histoire de la France, 1984.

Hackett, Francis, Francis I, London, 1934.

Hale, J. R., The Thames and Hudson Dictionary of the Ita­ lian Renaissance, London, 1981.

Hall, Peter, Cities in Civilisation, London, 1998.

Hartnell, Norman, Royal Courts of Fashion, London, 1971.

Hibbert, Christopher, The Rise and Fall of the House of Me­ dici, London, 1974.

Hibbert, Christopher, Florence: The Biography of a City, L ondon,1993.

Hibbert, Christopher, The Rise and Fall of the Medici Bank, History Today, August 1974.

Holt, Mack P., The French Wars of Religion 1562—1629, Cambridge, 1995.

Екатерина Медичн

553

Home, Alistair, Seven Ages of Paris-Portrait of a City, Lon­ don, 2002.

Jenkins, Elizabeth, Elizabeth the Great, London, 1958.

Johnson, Paul, Elizabeth: a study in Power and Intellect, London, 1908.

Johnson, Paul, The Renaissance, London, 2000.

Jouanna, Arlette, Hamon, Philippe, Biloghi, Dominique and Le Thiece G France de la Renaissance, London, 2000.

Kelly, Francis, M. and Schwabe, Randolph, Historical Cos­ tume 1490—1700 London, 1929.

Kent, HRH Princess Michael of, Cupid and the King: Five Royal Paramours, London, 1991.

Kingdon, Robert M., Myths about the St Bartholemew’s Day Massacre 1172-6 Cabridge, Mass., 1988.

Koenigsberger, H. G., Mosse, George L. and Bowler, G. Q., Europe in the Sixteenth Century, London, 1991.

Knecht, R. J., Renaissance Warrior and Patron: The Reign of Francois I, Cambridge, 1994.

Knecht, R. J„ Francis I (1515-1547), 1982.

La Ferriere, Hector de, La Saint-Barthe’lemy Paris, 1895.

Lang, Jack, Francois ler ou le Rive Italien, 1997.

Lebruh, Francois, La Vie Conjugale sous 1’Ancien Regime, 1975.

Letherington, John, ed., Years of Renewal: European History 1410—1600, London, 1988.

LSE, The Letters of Marcilid Ficino, vol. VI, London, 1999.

Machiavelli, Niccolo, The Prince, London, 1975.

Martinez, Lauro, April Blood-Florence and the plot against the Medici, London, 2003.

Melot, Michel, Chateaux of the Loire, Cambridge, 1997.

Mignani, Daniela, The Medicean Villas by Guisto Utens, 1991.

Milne-Tyte, Robert, Armada, Ware, 1998.

Miquel, Pierre, Histoire de la France, 1976.

Montaigne, Michel de, The Complete Essays, London, 1991.

554

Леони Ф рида

Motley, Mark, Becoming a French Aristocrat: The Educati­ on ofthe Court Nobility 1580—1715, Princeton, 1990.

Murray, Linda, The High Renaissance and Mannerism, Lon­ don, 1977.

Murray, Peter and Linda, The Art of the Renaissance, Lon­ don, 1997.

Nogneres, Henri, The Massacre of Saint Bartholomew 1962.

Parker, Geoffrey, The Grand Strategy of Philip II, Yale, 1998.

Pieraccini, Gaetano, La stirpe dei Medici de Cafaggiolo, Florence, 1947.

Rowse, A. L., The Elizabethan Epic: The Life ofthe Society, L ondon,1971.

Salimbeni, Gherardo Bartolini, Chronicles of the Last Acti­ ons of Lorenzo, Urbino, Florence, 1786.

Salmon, J. H., Marie de Medicis as Queen and Regent of France, History Today, May, 1963.

Shannon, Sara, ed., Various Styles of Clothing, James Ford Bell Library, 2001 Simonin, Michel, Charles DC, 1995.

Smith, Lacey Baldwin, The Elizabethan Epic, London, 1966.

Solnon, Jean-Francois, La Cour de France, 1987.

Solnon, Jean-Francois, Henri III: Un De’sir de Majeste, 2001.

Soman, Alfred, ed., The Massacre of St. Batholemeiv: Rea­ ppraisals and Documents 1974.

Somerset, Anne, Elizabeth I, London, 1992.

Starkey, David, Elizabeth: Apprenticeship, London, 2000.

Stephens, J. N., E’lnfanzia Fiorentina di Caterina de Medici regina di Francia (ASI), 1984.

Sutherland, Nicola M., Princes, Politics and Religion, Lon­ don, 1984.

Tenent, Alberto, La Francia, Venecia, e la Sacra Lega, in Benzoni, G., ed., / / Mediterraneo nella seconda metd del’joo alia luce de Lepanto, Florence, 1973.

Voisin, Jean-Louis, ed., Dictiormaire des Personnages Historiques, 1995.

Екатерина Медичи

555

Volkmann, Jean-Charles, Les Genealogies des Rois de Fran­ ce, 1996.

Walsh, Michael, ed., The Papacy, New York, 1997.

Ward, A. W. and Prothero, G. W. and Leathes, S., The Cam­ bridge Modem History, vol. II, The Reformation, vol. Ill, The Wars ofReligion, Cambridge, 1907.

Weir, Alison, Children of England: The Heirs of Henry VIII, L ondon,1997.

Weir, Alison, Elizabeth the Queen, London, 1998.

White, Henry, The Massacre of St. Bartholomew, 1868.

Williams, E. N., The Penguin Dictionary of English and Eu­ ropean History 1485—1789, London, 1980.

Williams, Hugh Noel, Henry II: His Court and Times, Lon­ don, 1910.

Yarwood, Doreen, Costume of the Western World, London, 1980.

Young, Colonel G. F., The Medici, 2 vols., London, 1909.

ПРЕДМЕТНИЙ УКАЗАТЕЛЬ Агриппа д ’Обинье 305, 387 Адриан VI, Адриан Утрехтский 44 Алава, герцог 278, 286, 287, 293, 304, 310, 311, 317, 327, 334, 336, 339 Алансон 323, 330 Алансонский Франсуа, герцог 6, 26 Александрини, кардинал 343, 344 Алессандро Медичи, герцог 7, 43, 55, 75, 81, 120, 133 Альберта, зрцгерцог Австрийский, сьін Максимилиана II 15, 392, Альберт-Фредерик, герцог Прусский 400 Альфонсина Орсини 43 Альфонсо III 484 Альфонсо д ’Зсте, герцог Феррарский 267 Амбруаз Парз 240, 241 Ангулемский, герцог, «Карл Меньший» 71, 324 Аннунциата деле Мурате 49 Антонио Гонди, флорентийский купец 122 Антонио Сориано 53 Антуан де Бурбон 7, 28, 106, 140, 168, 192, 202, 204, 208, 209, 217, 234, 236, 240, 242 Антуанетта де Ла Марк 172, 471 Армада 511, 520, 521 Армеллино, кардинал 49 Аррасский, архиепископ 197 Артемизия, жена карийского царя Мавзола 328, 329 Артюс де Косе 293 Баварский, герцог 312 Баденский, маркграф 312 Барбаросса, пират 80, 110 Бельгард, вожак компании гасконцев 445, 528

Предметний указатель

557

Бельевр, суперинтендант финансов 130, 430, 432, 445, 489, 490, 492, 493, 506, 507, 512, 513, 514, 515, 516, 520, 522, 523 Бенвенуто Челлини 47 Бенедетго Тальикарно 67 Бернардо Ринуччини 48 Берта, королева, жена Пипина Короткого 340 Бираг, канцлер 375, 420, 423, 445, 465 Бирон, маршал 338, 398, 500 Валуа Генрих III, французский король («принц Содомский») 469 Вильруа, государственньїй секретарь 500, 502, 512, 514, 522, 523 Габризль де Грамон, єпископ Тарбский 57 Габризль Монтгомери 9, 239, 242, 372 Генрих II, король Франции 11, 13, 17, 18, 26, 28, 113, 157 Генрих III, герцог Анжуйский 100, 151, 152 Ги Шабо, барон де Жарнак 124, 282 Гонди Джованни Батист, банкир 428 Гонфалоньер (глава Синьории) 36 Горацио Фарнезе 132, 159 Григорий XIII, папа римский 351 д ’Альб Доминик 311 д ’Альбрз Жанна, королева Наваррская 7, 137, 183, 234, 241, 249, 264, 268, 281, 298, 307, 315, 316, 327, 331, 344 д ’Амбуаз Бюсси 459, 478 д ’Андузн Диана, Прекрасная Коризанда 500 д ’Антремон Жаклин, жена Колиньи 336 д ’Арманьяк Жан 383 д ’Омаль, герцог 8, 71, 117, 184, 360, 399, 402 д ’Орнано Альфонсо 514 д ’Зпернон, герцог 496, 507, 510, 511, 512, 513, 514, 519, 526 д ’Зпинак Пьер, архиепископ Лионский 526 д ’Зсте, де Немур, герцогиня 8, 360, 361, 362, 511, 527 д ’Юзес, герцогиня 474, 475, 476, 477, 480

558

Де Де Де Де Де

Предметний указатель

Ангулем Шарль 536 Арле Ашиль 518 Бассомпьер, маршал Франции 526 Бельгард Роже, маршал Франции 445 Бельевр Помпон, французский посол в Польше 130, 430, 445 Де Бушеванн Антуан 372 Де Вито, барон 466 Де Гиз Анри, герцог 232, 317, 347, 360, 365, 374, 464, 468, 499 Де Гиз Генрих, герцог 495, 523 Де Гиз Франсуа 71, 106, 110, 111, 134, 137, 158, 159, 182, 198, 200, 225 Де Клев Катрин, принцесса Порсиенская 318, 450 Де Л ’Опиталь Мишель 9, 210, 283 Де ла Валлета Жан-Луи 488 Де ла Гюсль Жак 534 Де ла Рош-сюр-Йон 240 Де Линьерак Франсуа 501 Де Лувье Шарль, сеньор де Моревер 314 Де Лувьер де Моревер Шарль 361 Де Майенн, герцог 118, 140, 534 Де Миоссан Жан, первьій кавалер при Генрихе Наваррском 383, 460 Де Монлюк Жан, єпископ Валанский 133, 203, 342, 400, 445 Де Монпансьє, герцог 293, 356, 509, 511 Де Моньен Франсуа, капитан-гугенот 369 Де Морвиллье Жан, єпископ Реймский 445 Де Мзнвиль, сеньор 526 Де Невер, герцог, Гонзага Луиджи из Мантуи 415, 435, 436, 464, 471 Де Пардайян Сегюр, барон 376 Де Пеллеве Николя, архиепископ Санса 326 Де Понт-а-Муссон, маркиз 511 Де Пуатье Диана 8, 21, 65, 88, 94, 96, 118, 137, 161, 184, 500 Де Рец, маршал, граф (Альберто Гонди) 189, 349, 445

Предметний указатель

559 Ронсар Пьер 255, 328 Санта-Крус, маркиз 487 Сов, баронесса (Шарлота де Бонн) 460, 478, 528 Суньига Диего, испанский посол 369 Торе, брат маршала Франсуа де Монморанси 421 Ториньи Жилона, дочь маршала Матиньона 459, 466 Де Турнон, кардинал 230, 268 Де Фонтанж Луи 528 Де Шайи, дворецкий герцога д ’Омаля 368, 373 Де Шанваллон Арле 488 Де Шартр видам 321 Де Шеверни Филипп, граф 413, 445 Джованни Медичи (Лев X) 32, 38, 81 Дюплесси-Морнз Филипп 495 Елизавета І Английская, королева (Королева-девственница) 8, 13, 74, 181, 198, 287, 330, 544, 545 Йван IV Грозньш, русский царь 394 Изабелла Клара Зухения, дочь Филиппа II, внучка Екатериньї Медичи 391 Иннокентий VIII 35 Иньиго Зрнандес де Веласко дон, коннетабль Кастилии 66 Йохан III, король Швеции 400 Кавриани, флорентийский доктор 516, 530, 532 Карл І, король Англии 61, 539 Карл IX, король Франции, Карл-Максимилиан 6, 536 Карл V Испанский, император Священной Римской Империи 7, 42, 44 Карло Карафа, кардинал 161 Карон Антуан, художник 329 Като-Камбрези 17, 171, 172, 180, 333 Като-Камбрезийский договор 177, 436 Клариче Строцци 43, 48, 50 Клевская Мария, принцесса, жена принца Конде 433, 450 Клеман Жак 534

Де Де Де Де Де Де

560

Предметний указатель

Климент VII, папа римский 7, 45, 46, 51, 73, 82 Козимо Медичи І, великий герцог Тосканский, герцог Флорентийский 34, 85, 131, 153, 160, 162, 171, 303, 332 Коллоквиум в Пуасси 230 Конде Анри, принц 355, 364 Контарини, венецианский посол 95, 130, 336 Корреро Джованни 297 Косеє, маршал 297, 338, 353, 422, 428, 450, 464 Крассовски 402 л ’Обеспен Себастьен, єпископ Лиможский 445 л ’Опиталь 195, 205, 210, 211, 215, 216, 233, 263, 264, 268, 276, 283, 290, 296 л ’Зстуаль Пьер, хронист 533 Ла Мотт-Фенелон, французекий посол в Англии 373, 392, 393, 412 Ларшан, капитан королевской стражи 528 Ле Вайе Филибер, сьерр де Линьероль 349 Ле Кро 310 Ле Шаррон 378 Лев X, папа римский 39, 42, 45 Лейстер, граф 480 Леонардо да Винчи 35 Леоне Строцци 143, 154 Леран, кавалер 383 Липпоманно Джироламо, венецианский посол 477 Лоренцо (Великолепньїй) Медичи, герцог Урбино 30 Лоренцо Контарини, венецианский посол 95, 130, 336 Лоренцо Строцци, єпископ Безье 120 Лотарингская Клаудия (Клод), герцогиня 194, 457 Лотарингская Кристина 503, 511, 524, 526 Лотарингский Карл, герцог 195 Луи де Брезе, Великий сенешаль Нормандии 88, 89 Луи Конде 140, 182, 192, 196, 202, 231, 234, 305 Лукреция Сальвиати 43, 53 Людвиг Нассау 312, 331 Людовик XI, король Франции 502 Людовик XII 134, 135, 137, 252

Предметами указатель

561

Людовик XIV, король Франции 324, 447 Мавзол, карийский царь 328 Мадлен де ла Тур д ’Овернь ЗО, 33, 40 Мадлен Медичи, герцогиня 31, 41 Майеннский, герцог 415 Макбет 453 Макиавелли 36, 37, 390, 397 Макон 133, 266 Мальїй Трианон 263 Мансфельт Зрнст, граф 312 Марцелл II 161 Матиас, сьін императора 432 Маттео Дандоло 97, 129 Медичи Джованни 32, 38, 81 Медичи Екатерина 10, 11, 14, ЗО, 51, 210, 397, 532, 542 Медичи Лоренцо II 35 Медичи Фернандо, великий герцог Тосканский 511, 525 Медичи Франческо, великий герцог Тосканский 511 Мендоса, испанский посол 522 Мерю 399, 422, 450 Микиель Джованни, венецианский посол 443 Мирон Марк 415 Мишле Жюль, историк 397 Монморанси-Дамвиль Анри 272, 399 Монтгомери Габриапь, граф 239, 242, 372 Наваррский Генрих, король 226, 242, 270, 271, 338, 356, 364, 365, 370, 372, 381, 389, 394, 395, 398, 419, 420, 458, 459, 460, 472, 475, 482, 498, 499, 503, 504, 505, 508, 510, 513, 534 Нассау Людвиг, фламандский принц 312, 331 Невинно убиенньїх, кладбище 383 Николас Трокмотрон 265 Николь де Савиньи 151 Ножан-сюр-Сен 294 Одз, кардинал де Шатильон 81, 116, 182, 330 Олбани, герцог 41, 50, 56, 59, 76 Орсини Флавио, кардинал, папский нунций 391 Отман Франсуа, писатель-кальвинист 417

562

Предметний указатель

Павел III Фарнезе, папа римский 132, 148 Павел IV (Джанпьетро Карафа) 161, 162 Палаццо Медичи 34, 35, 45 Паоло Учелло 34 Паре Амбруаз 379 Пий II папа римский 35 Пий IV 228, 264 Пий V 299, 332 Пилон Жермен, скульптор 328 Пинар, государственньїй секретарь 517, 518, 522, 523 Пипин Короткий, король 340 Плесси-ле-Тур 472 Поджио-а-Кайано 48 Познанский, єпископ 406, 409, 414 Польтро де Мере 243, 244, 245 Равальяк Франсуа 542 Робер IV де Ла Марк, князь Седанский 140, 161 Руджери Козимо 189, 421 Рюзе Мартен, государственньїй секретарь 445 Сен-Жан де Люз 277 Сен-Жан-д’Анжели 314, 315 Сен-Мор-де-Фоссе 407, 412, 540 Сент-Андре, губернатор Лиона 71, 118, 121, 135, 136 Сигизмунд-Август II, король Польши 342, 392 Сикст V, папа римский 499 Сильвестро Альдобрандини 52, Сирадии, пфальцграф 405 Смит Томас, сзр, английский посол 340, 479 Сорбен, духовник короля 425 Строцци Филиппо 74, 262, 487, Стюарт Мария, королева Шотландии 13, 309, 506 Тициан, художник 54, 435 Туше Мари 324, 325 Тюдор Мария 13, 57, 171 Уолсингзм Френсис, сзр 393 Фарнезе Алессандро, герцог Пармский 484 Феррарский, герцог 267, 435 Филибер де Л ’Орм 141

Предметний указатель

563

Филипп II, король Испании, герцог Миланский 18, 24, 181, 195, 260, 262, 351, 384, 390, 481, 484, 520, 534, 537 Филиппа Дучи 93 Филиппино Липпи 35 Филиппо Строцци 74, 262, 487 Фоссеза, любовница Генриха Наварского 481 Франжипани Фабио, папский нунций, архиепископ 326 Франсион, мифический основатель французской нации 328 Франсуа III де Ларошфуко 309 Франсуаза де Ла Марк, герцогиня Бульонской 140 Франциск І Валуа-Ангулем 60 Франциск І, король Франции 30, 60, 252, 259, 446 Франциск II, король Франции 27, 28, 477 Франческо І, великий герцог Тосканский 539 Франческо II Сфорца, герцог Миланский 56, 58 Френсис Уолсингзм, сзр, государственньш секретарь Елизаветьі І 393 Цвайбрюкен, герцог 312 Чезаре Борджиа 37, 137 Шарль де Ланнуа, вице-король Неаполя 65 Шарль де Лувье, сеньор де Моревер 314 Шарль, кардинал Лотарингский 23, 26, 157, 165, 169, 186, 190, 191, 209, 224, 251, 262, 263, 297, 300, 360, 453 Шарри, капитан 377 Шомон-Гитри, капитан 419 Здинбургский мирньїй договор 202 Зммануил-Филиберт, герцог Савойский 19, 164, 436 Знрике, король Португалии 484 Зрколе д ’Зсте, герцог Феррарьі 134 Юлий II 38 Юлий III, папа римский 148, 153, 161 Яков V 96 Ян-Казимир, имперский курфюрст 464, 467

564

ДИНАСТИЯ КОРОЛЕЙ ФРАНЦИИ Людовик IX (Святой) (1214-70)

Роберт де Клермон (6-й сьін) = Беатриса де Бурбон

Филипп III

І

(ветвь Валуа)

ветвь Бурбон-Вандом

і

Карл V (1336-80) Людовик Орлеанский (1336-80)

Карл VI (1368-1422) Карл VII (1403-61) Людовик XI (1423-83)

Карл Орлеанский

Жан Ангулемский (1336-80)

Людовик XII (1462-1523)

Людовик Ангулемский І Карл Ангулемский =Луиза Савойская

Франциск де Бурбон-Вандом

Жанна де Бурбон-Вандом = Жан де ла Тур

І

1

Мадлен = Лорендо II де Медичи (герцог Урбино)

І-------------------------Антуанетта Карл де Бурбон де Бурбон-Вандом герцогиня де Гиз

Людовик І принц де Конде (ум. 1569)

Карл, кардинал де Бурбон «Карл X»

Приложения

Карл VIII (14870-96)

Жан, граф де Вандом

а

Клаудия Французская = Франциск І (1499-1524) (1494-1547)

•о

Маргарита Ангулемская =Генрих д’Альбре, король Наваррский Жанна д’Альбре, королева Наваррская =Антуан де Бурбон

Генрих IV, король Наваррский (1553-16101 -(1 )М аргарита (Марго) (2) Мария Медичи

Карл, граф де Суассон Екатерина

Генрих І принц де Конде (ум. 1569) =(1)Мария Клевская

Люде):ІвикХІІІ Генрих II = (1519-59)

Франциск II (1544-1560) =Мария Стюарт, королева Шотландии

Клаудия (1547-74) Карл, герцог Лотарингский

Луи (1549)

Карл IX (1550-74) =Елизавета Австрийская

Виктория (1556) =Генрих Наваррский

Генрих III (1551-89) = Луиза де Водемон Лотарингская

Франсуа-Зркюль, герцог Алансонский (1555-84)

Жанна (1556)

565

Елизавета Коистина (1545-68) Д “ 6) -Филипп II, = Фердинанд І король Испании

ЕКАТЕРИНА ДЕ МЕДИЧИ (1519-89)

566

династия гизов Рене, герцог Лотарингский (у м .1508)

Антуан, герцог Лотарингский (ум. 1544)

Жан, кардинал Лотарингский (ум. 1550)

Карл, кардинал Лотарингский (ум. 1574)

Франсуа, герцог де Гиз (ум. 1563) =Анна д ’Зсте

Карл, кардинал Лотарингский (ум. 1574) Генрих, герцог де Гиз (ум. 1588) Екатерина Клевская

Людовик, кардинал де Гиз (ум. 1588)

5 детей

Екатерина-Мария =Людовик де Бурбон, герцог де Монпасье

Франсуа, верховньїй приор (ум. 1563) Людовик, кардинал де Гиз (ум. 1578)

Рене, маркиз д’Зльбеф (ум. 566)

Клод, герцог д’Омаль (ум. 1573)

Мария (ум. 560) =Яков V, Шотландский

Карл, герцог д Зльбеф (ум. 1582)

2 сьіна

Мария Стюарт, королева шотландцев С ум . 1587) =Франциск II

Приложения

Карл, герцог де Майенн (ум. 1611)

Клод, герцог де Гиз (ум. 15501 =Антуанетта де Бурбон (ум. і583)

Козимо (1389-1469) “ графиня де Бари Пьеро (1416-69) =Лукреция Торнабуони

Джулианно 1453-78

Лоренцо Великолепньїй (1449-69) =Кларисса Орсини

Клемент VII) 8-1534 Лукреция Джулианно, Пьеро(1416-69) герцог де Немур “ Джакопо Сальвиати =Лукреция Торнабуони Альфонсина Орсини Джованни Графиня (папа ^им^кий^ Лев X) Мадалена Лоренцо II де Медичи (герцог Урбино) 1482-1519 “ Мадлен де Ла Тур Овернская 1502-19

Кларисса = ф Илиппо Строцци . г 1і/

ЕКАТЕРИНА ДЕ МЕДИЧИ (1519-89) =Генрих II, король Франции 1519-59

Пьеро1558 Роберто Лаудомия де Медичи Мадален де Медичи

Алессандро, герцог Флорентийский 1511-37 =Маргарита, незаконная дочь императора Карла V

І Леоне, Лоренцо, цриор Капуанский єпископ Леонский, Безье

Приложения________________________________________ 567

ДИНАСТИЯ МЕДИЧИ

568

Сокращения: М о н ф . - М о н ф с р р а т о (Мантуя) Г.

- Генуя И ст .

- И с т р и я (Венеция) Л . - Л у н и д ж и а н а (феод Импереии) К.

- К р е м а (Венеция) Л ан.

- Л а н г е (феод Империи) Гар.

- Г а р ф а н ь я н а (Лука) С ал.

- С а л ю ц ц о (Франция) К ас.

- К а с т р о (Прама)

Итальянский полуостров во второй половине XVI века

СВЯЩЕННАЯ

РИМСКАЯ

ИМПЕРИЯ

Я о

S ft X

о

Я ■о

І

*л В

о 50

100 100

150

150 миль.

200 км.

Средиземное море

569

О

50

Приложения

570

Франция во второй половине XVI века с

Прнложения

571

572

Приложения

СОДЕРЖАНИЕ

Главньїе действующие л и ц а..............................................................6 О т автора............................................................................................. 10 Пролог...................................................................................................17

ЧА СТЬ П ЕРВАЯ Глава 1.

Сирота из Флоренции....................................................ЗО

Глава 2. Величайший брак в мире.............................................. 59 Глава 3. Бесплодная ж ен а...................

82

Глава 4. Супруга в затмении........................................................ 112 Глава 5. Влияние Екатериньї растет.......................................... 143

Ч А С Т Ь В ТО РА Я Глава 6. Непростое партнерство................................................. 179 Глава 7. Правительница Ф ранции............................................. 210

574

Оглааление

Глава 8. Первая религиозная война............................................ 236 Глава 9. Грандиозное турне........................................................... 260 Глава 10. Уже не миротворица.....................................................284 Глава 11. Замужество М ар го .......................................................320 Глава 12. Р езн я.................................................................................353 Глава 13. Последние годьі Карла I X ........................................ 386 Глава 14. Генрих Третий, король Ф ранции.............................. 425 Глава 15. Предательство Алансона.............................................467 Глава 16. Надеждьі умирают.........................................................493 Глава 17. Так погибла династия В алуа...................................... 531 Заключение.................................................................................. 543 Библиография...............................................................................548 Предметний указатель..............................................................556

■

И С Т О Р И Ч Е С К А Я БИ Б Л И О Т Е К А

■

Екатерина Медичи. Одна из самих ярких женщв миро Непревзойденниймастер политической интриги. Гениальний дипломат,виртуозно владевший ством «закулисной борьби». Она УМЕЛА НЕНАВИДЕТЬ u ЖДАТЬ. Она ПОБЕДИАА в многолетней войне с ной фавориткой своего супруга Дианой де Пуатье, играючи отстранила от власти юную невестку Марию Стюарт и стала негласной цей Франции, вершивиїей судьбу страни от имени ТРЕХ своих венценосних синовей. Но — єсть ли вина Екатерини Медичи в кровавой резне Варфоломеевской ночи? Причастна ли она к жестоким убийствам французских аристократовгугенотов? Вот лииіь немногие из вопросов, на которие дает ответ книга...

І

>