Igor Kravtsov. Memories. Art. Biography by 4art

В работах Игоря Кравцова ощутимо его отношение не только к искусству, но и к жизни. Героев его композиций отличает особая пристальность взгляда, сосредоточенность, самоуглубленность. Их преследует, не дает покоя память о том, что было, о неимоверных испытаниях, выпавших на долю наших отцов и матерей, о не вернувшихся с кровавых полей мальчишках. Он связан с ними неразрывно: связан единой почвой, корневой родовой судьбой. Отсюда автопортретная перенапряженность интонации, одухотворенная документальность метафор, пластический язык, не допускающий никакой приблизительности. В пространстве холста слышится голос художника, понимавшего творчество как серьезное, ответственное дело, достойно прошедшего свой жизненный путь. Владимир Леняшин

во с п о м и н а н и я / т во р ч ес т во / б иог раф и я

игорь кравцов

безмолвный свет

путь художника

Светлана Ершова

Жизненный путь одного человека ничтожно краток перед лицом вечно обновляющейся жизни. Все его личные открытия и достижения несоизмеримы с ее колоссальным масштабом. Однако человеческая жизнь не бессмысленна, потому что после нее остаются наследие и память. Со временем лица, поступки и судьбы ушедших людей запечатлеваются в нашей памяти все более цельными. Отпадает мелкое и второстепенное, кристаллизуется главное, вырабатываются мнения, уточняются оценки, приходит осознание значения их жизни. Но когда мы говорим о людях знакомых, а порой и духовно близких, удаленность во времени отбирает у нас чувство присутствия, сопричастности, обрывает какую-то только нам самим ведомую связь, стирает знакомые очертания. И вот уже вместо высокой, красивой, порывистой фигуры Игоря Михайловича Кравцова перед нами фрагментарно, словно пунктиром, проступает его творческая и человеческая биография. Юность в Оренбурге, мечта поехать в Ленинград в институт имени И.Е.Репина, упорное поступление в течение нескольких лет, обучение у прекрасных мастеров, первым среди которых, конечно же, следует назвать Андрея Андреевича Мыльникова, блестящая защита, творческая мастерская, преподавание, многочисленные ученики.

Сорок шесть лет напряженной жизни, мучительного художнического труда, постоянной творческой неудовлетворенности, неиссякаемого поиска и сосредоточенного стремления к выражению волновавших его тем, огромное количество работ, мгновенно расходящихся по всему миру сразу после завершения, и три десятка картин, оставшихся в мастерской после его неожиданной смерти. Но даже эти немногие холсты, представленные на посмертной выставке, убедительно демонстрировали, что Игорь Кравцов — художник со своим обостренно-тревожным видением мира, своим изобразительным языком, своими, глубоко личными темами в искусстве.

Жизнь и смерть на просторах вечной земли — одна из основных тем его творчества. Уже в дипломной картине «Оплакивание» художник создает образ неутихающей боли, квинтэссенцию потери. Невыносимо тяжелая ноша этой боли заключена и в глухой черноте погребального покрывала, и в трагически заломленных руках старух, и в настойчиво скрытых от зрителя лицах героев. И особенно в том, с какой бесконечной надеждой склоняется над павшим центральная героиня, словно не веря в неизбежность произошедшего. Все это, вместе со строгостью колорита и подчеркнутой сдержанностью выразительных средств, придает работе мощное трагическое звучание, поднимая отдельную сцену до вневременного уровня. И, словно усиливая это прочтение, над всем в картине спокойно, тихо и умиротворяюще расстилается бескрайняя земля. Она здесь вечный источник всего сущего и, одновременно, вечный его курган. Земля представлена как бесконечное, не имеющее предела пространство. Такое планетарное видение позволяет рассмотреть многочисленные морщины на ее лице. Она не слишком тепла и мягка, даже напротив, в картине акцентированы ее пустынность, жесткость трав, заостренность оврагов. Суровая природа и суровые люди созвучны друг другу, скупые, порой нарочно огрубленные детали подчеркивают непреходящие отношения человека и мира. Земля здесь отнюдь не рай, а мощная первобытная сила, которая неизбежно пребывает рядом с человеком. Она и сама испещрена словно ладонь, на которой жизнь оставила свои резкие следы. Оттого такое большое значение приобретают для художника лица и руки его персонажей. Живопись в этой работе программно не цветная, не яркая, а «земляная», охристо-коричневая, словно земля сама говорит со зрителем. Этот сдержанный колорит, как и особые отношения между героями и миром, в котором они существуют, станут характерными для большинства работ последипломного периода («Портрет отца», «Старик с собакой», «Степь», «Тишина»). В них разрабатывается мотив пребывания человека в мире, то особое состояние, когда герои картин словно прислушиваются к низкому, негромкому голосу земли, пытаясь его расслышать, чтобы быть к ней ближе. После недолгих поисков и экспериментов с формой, вызв анных необходимостью очертить границы собственных творческих возможностей и интересов, примериться к различным изобразительным языкам, художник вполне осознанно приходит к манере, намеченной им еще в дипломной работе. С тех пор строгий рисунок, чеканная форма, сдержанный, порой почти монохромный колорит, лаконичная выразительность, острота композиционного построения и глубокая содержательность станут отличительными чертами большинства его работ.

Эти же качества творческой манеры можно наблюдать и в многочисленных портретах. В этом жанре Кравцов работал очень активно, создавал портреты родных людей, друзей и знакомых, стремясь в каждом из них передать внутреннюю значительность, человеческую красоту и природную силу. Не важно, кого именно он изображает — молодую женщину, ребенка или искореженного жизнью старика, главное — подчеркнуть ценность их жизни. Именно в портретах Кравцов начинает работать с ярким цветом, стараясь с его помощью не только обновить палитру, но и создать открыто декоративные праздничные холсты («Портрет дочери», «Анжела», «Портрет С.Н.Репина»). Художник отдает предпочтение портрету-картине, в которой с помощью формальных средств — выбора формата, позы модели, ее жестов и оригинального колористического решения холста — трактует образ. Уплощенность, декоративность, подчеркнутая яркость цвета в портретах столь же необходима, как и неожиданное порой построение перспективы. Можно сказать, что для художника, в целом, характерны два возможных подхода к колористическому решению: или почти монохромное, или намеренно звучное. При этом картины «о жизни» — цветные, интенсивные по звучанию, а картины «о вечном» — монохромны, оттого обобщены и лишены указаний на конкретное время и место действия. Здесь этот прием, позволяет придать образу особую выразительность и глубину. Подчеркнутую суровость подобных работ неверно было бы трактовать как мрачность. Кравцов был художником, любившим жизнь и умевшим ею любов аться — столько любовно-внимательных деталей в его портретах.

Отдельное место в творчестве мастера занимают картины метафорического плана, такие как «Разговор», «Память», «Знамение». В них Кравцов заявляет о себе как художник, способный не только достоверно изображать натуру, но и метафорически ее переосмысливать, многократно обогащая значениями. В этих немного странных, а порой и мистических холстах художник создает мир, герои которого непостижимым образом оказываются созвучны миру реальному. Здесь обычные старухи превращаются в сивилл, вещуний, пророчиц, которым становятся доступны тайны бытия, законы мироздания, принципы взаимоотношений. И через этих героинь мы можем вести диалог с нашей памятью, нашим прошлым и будущим. Словно стремясь усилить эту нерасторжимую связь, в некоторые картины стремительно врывается природа, шумно заявляя о себе ветром, дождем или листопадом.

В 2005 году на весенней выставке в Академии художеств, приуроченной к 60-летнему юбилею Победы, Кравцов показывает картину «Последний салют» и с тех пор словно обретает свою новую тему. Это не просто воспоминания о войне, которой ему не дано было знать. Это постоянный молчаливый разговор с тем уходящим поколением, значительность дел и судеб которого, столь близких и важных для художника, поколение сегодняшнее признает лишь номинально. Это попытка обратиться к молодежи не догматически, не назидательно, а предложить им самим занять место молодых героев его картин. Это размышление об уникальности и невосполнимости каждой отдельно взятой быстротекущей жизни, в которой может и не быть шанса повзрослеть, полюбить, сохранить юношескую дружбу. Художник словно ощущает свою личную ответственность перед старшим поколением за их войну и их испытания. Неоднократно возвращаясь к теме — «Последний салют», «Ожидание», «Старый окоп», «Оплакивание», «Память» — Кравцов ищет все более точное, на его взгляд, выражение первоначальной идеи. Такая неуспокоенность, глубокое личностное переживание каждой работы приводит к тому, что многие герои холстов оказываются автопортретны. Отличает их не столько внешнее сходство, сколько внутренняя созвучность автору. Картины Игоря Кравцова выделяются несомненной многомерностью художественного образа, мощной выразительностью, глубиной и оригинальностью творческого мышления. Они немногословно, без сантиментов и трогательных деталей, но с сильным чувством говорят о вечных темах: любви, судьбе, памяти. Кравцов один из немногих современных художников, для которого естественно было мыслить в категориях картины. Он не стремился нравиться всем, но каждый раз с волнением ожидал, как примут его новую работу. Он мог бесконечно переделывать начатый холст, слой за слоем скоблить, насыщать краской, снова переписывать, неоднократно прямо в холсте менять уже готовый замысел, что говорит о высокой мере творческой ответственности. Его популярность и авторитет среди студентов были огромны. Строгий и требовательный педагог, не позволяющий халтурить и отлынивать, вместе с тем фанатично преданный своим ученикам, неутомимый в совместном с ними поиске, щедрый на идеи и решения, беспокойный и настойчивый, Игорь Михайлович был дорог очень многим. Образовавшуюся после его ухода пустоту теперь заполняют его картины, поддерживая между нашими мирами тонкую нить.

в пространстве истории Руслан Бахтияров

Солдат, 2010 холст, масло, 200 x 100 Правая часть триптиха «Первый снег» фрагмент

Если попытаться кратко сформулировать главную, сущностную черту творчества Игоря Кравцова, в первую очередь необходимо будет отметить его внутреннюю цельность, повышенную чуткость к судьбе человека в тревожном, динамичном мире, в пространстве истории, убежденность и последовательность в отстаивании и утверждении художественных и нравственных ценностей. Как представляется, этот мастер не мыслил свой путь в искусстве вне постулата, сформулированного замечательным художником и педагогом Е.Е.Моисеенко: «В искусстве ценно все то, что рождено личным опытом. Конечно, не обойтись без опыта других, преемственности, но этот же опыт учит: то ценно, что рождено сердцем и кровью, жаром собственной души от неодолимой потребности сказать нечто важное». В наши дни, когда серьезное, взыскательное отношение к призванию художника все чаще объявляется едва ли не анахронизмом, давно призванным уступить место концепции творчества как непринужденной раскованной игры, лишенной этических критериев, этот завет представляется особенно значимым и ценным. Возможно, в таком подходе выразилась глубинная связь поисков художника с нравственной программой «сурового стиля». Избегая прямых параллелей, следует все же отметить те черты, которые сближают его эстетическую программу с обретениями ведущих представителей этого значительного явления в отечественной живописи рубежа 1950–60-х годов. Это, прежде всего, искренний гражданственный пафос, серьезность и масштаб затронутых проблем, осмысление которых осуществлялось в монументальной форме, где образ, как правило, был взят «крупным планом» и приближен ко зрителю в композиционном и эмоциональном отношении. Столь же важную функцию в работах Кравцова выполняет сознательное «замедление» или остановка движения, когда в событии акцентируется и приоткрывается не бытовая, жанровая, а бытийная, сущностная его сторона. Отсюда же – ставшее узнаваемой приметой многих классических произведений «сурового стиля» сознательное самоограничение в выборе выразительных средств, монохромность палитры, отказ от второстепенных деталей в пользу емкости и эмоциональной действенности образа.

Внимание Кравцова неизменно было обращено к извечным категориям бытия, связанным с трагическими, «пограничными» его состояниями. Они, как известно, особенно отчетливо выступают на переломных этапах пути человечества, сопряженных с войнами и драматическими поворотами истории. Однако значительная историческая эпоха неизменно соизмеряется у Кравцова с масштабом человеческих судеб, когда глубоко личностное измерение обретает переживание утраты близкого человека или осмысление цены и значения Победы. Такой подход в полной мере проявился уже в дипломной работе «Оплакивание». Духовная слитность группы участников скорбного действа словно возвращает нас к великому и вечному первоисточнику представленной сцены – мотиву «Пьеты». Мотив этот, прочно укорененный в евангельской иконографии, привлекал художников на протяжении не одного столетия, и часто становился под их кистью созвучным современности с ее трагическими конфликтами, сложными размышлениями и надеждами. В произведении Кравцова доминирует жесткая и суховатая логика повторяющихся друг в друге геометрических объемов и фигур, рифмующихся также с очертаниями холмистого ландшафта. За счет этого приема статичный мотив наполняется сложным внутренним движением – то вздымающимся, энергичным, то ниспадающим. В результате в картине материализуется сама атмосфера трагедии, которую готовы разделить с людьми и пустынный холмистый ландшафт, и сама скупая цветовая гамма. Не случайно в другом варианте «Оплакивания», написанном двенадцать лет спустя, художник еще больше акцентирует ощущение скованности движения скорбной процессии, которое, кажется, будет продолжаться вечно, охватывая разные времена и пространства. Оно обращено и в прошлое, и в грядущее, где само построение композиции по горизонтали, напоминающее фриз, позволяет обозначить сюжетную сторону избранного мотива. При этом ритмическое чередование фигур не акцентирует, но, напротив, замедляет и останавливает это движение. Мощным и трагическим аккордом звучит контраст белизны одежд человека и черного покрывала, в очертаниях которого повторяется в перевернутом виде силуэт холма. Неслучайно эта белизна становится своего рода лейтмотивом образного решения картины, возникая в окружающем ландшафте и повторяясь запоминающимся рефреном в одеяниях отдельных фигур. Так возникает впечатляющая метафора земли, готовой принять в себя еще одну жизнь, и, в то же время, будто осознавшей свою опустошенность без покинувшего ее человека. Мрак ночного неба и оттеняется, и подчеркивается участками охристого, темно-красного и насыщенного синего, что усиливает ощущение одиночества, безмерности горя, которое разделяет пустынный пейзаж с его поистине планетарным масштабом. Казалось бы, полотна Игоря Кравцова, обращенные к теме Великой Отечественной войны, более конкретны с точки зрения обстоятельств «времени и места» запечатленного события. Однако и здесь история способна обернуться сложной метафорой, не предполагающей своего однозначного истолкования. Главной задачей становится создание многомерного образа, где традиционные координаты пространства становятся изменчивыми, непроясненными.

Оплакивание, 1993 холст, масло, 147 x 273 Дипломная работа

Такова, например, картина «Тишина. Солдат», где непроницаемая чернота мрака, окружающего фигуру солдата, может восприниматься и темнотой ночи, в таинство которой словно вслушивается юноша, и метафорой небытия, готовой в любой момент поглотить еще одну жизнь. Оттого в замыкающих картину справа и слева уплотнениях землистой материи, обрамляющих, объемлющих фигуру солдата, можно увидеть и высокую изгородь, и края глубокого окопа или же братской могилы, уготовившей себе очередную жертву. Такое ощущение зыбкости границы между чувственной реальностью жизни и бездонной глубиной небытия как бы уточняется, становится драматически заостренным в картинах «Старый окоп» и «Последний салют». В первой из них фигура ветерана дана резким абрисом на фоне глубокой черноты траншеи, которая, опять же, трактуется не столько реальным объектом, сколько «наплывом памяти», пробужденным посещением места былых кровопролитных сражений. Стоит обратить внимание на то, как написаны здесь награды – их блеск, кажется, погашен, скрыт патиной времени или тонким слоем пепла. В пространстве картины воспоминанию под силу сблизить события и судьбы «живых и мертвых», разделенные многими десятилетиями. И в то же время, образ одного из миллионов участников Великой Отечественной – это и размышление о судьбе человека, которого судьба уберегла в военное лихолетье, – однако и она не в силах предотвратить неизбежное… Оттого столь значимым предстает здесь, и, в еще большей мере, в картине «Последний салют» мотив памяти, мысленного возвращения к пережитому, где ведут безмолвный диалог ветераны, собравшиеся помянуть ушедшего товарища, и те, кто навсегда остался на полях сражений. Однако фигуры в правой части картины могут восприниматься и как возникающее в памяти ветеранов воспоминание о молодости, опаленной огнем войны. Неслучайно эта группа вызывает ассоциации со скульптурной композицией, призванной напоминать о значительном историческом событии, но, в еще большей степени, – о судьбах тех, кто отдал свою жизнь на полях сражений. Для самого художника правая половина холста обозначает также пространство Вечности, в которую переходит (в буквальном смысле слова!) – и уходит навсегда один из ветеранов, память о котором озарена всполохами последнего салюта...

Примечательно, что в ряде работ Кравцова тема войны раскрывается именно через определенную ассоциацию или воспоминание, пробужденное вроде бы привычной жизненной ситуацией или природным явлением. Именно так происходит, например, в триптихе под названием «Первый снег», где значительность замысла предполагает сразу несколько векторов, вариантов его развития. Снежинки, упавшие на лицо, и ставшее укрытием от них покрывало, наброшенное на голову, заставляют двух пожилых людей перенестись в годы своей юности – таково первое впечатление, возникающее при знакомстве с триптихом. В картине, представляющей его правую часть, остановившийся взгляд солдата, кажется, обращен к иному, внежизненному измерению, к вечности. Она здесь буквально объемлет человека, воспринимаясь и его хранителем, но также и безличной величиной, источающей холод, отталкивающей своей стерильной белизной. В соотнесенности с этой работой иное эмоциональное прочтение получает картина «Ожидание», где белизна фаты возникает острой ассоциацией-параллелью с белизной снега. Кажется, девушка и солдат вспомнили друг о друге в одно и то же время, когда земля начинает одеваться белым покрывалом. Показательно, что в другом варианте «Ожидания» художник, отказавшись от изображения фаты, представляет свою героиню уже не в интерьере, но у калитки, под первыми снежинками, намеченными маленькими белыми точками... И от этого ясней становится содержание центральной картины, где первый снег вдруг пробудил у каждого из пожилых людей какие-то сокровенные воспоминания, связанные с порой молодости. Уплотненность пространства, лишенного глубины и утверждающего плоскость холста, чеканная выразительность рисунка, отграничивающего фигуру от фона и тем самым зрительно противопоставляющего эти две содержательные величины, заставляют героев Игоря Кравцова делать выбор в пользу вечного пути как поиска себя и своего места в мире. С другой стороны, художника интересует как раз ситуация остановки на этом пути, позволяющей осмыслить пройденное, ставшее достоянием истории, но все еще определяющее «порядок дел» в настоящем. Оттого даже в изображении сюжетов, не имеющих трагической окраски, возникает ощущение самоуглубленности, погружения в собственные размышления, напряженного вслушивания в себя, где есть отзвук былых жизненных драм либо их предощущение. Неслучайно столь тревожно звучит сопоставление фигуры, обращенной спиной ко зрителю, и созерцающего стремительное движение поезда, бег которого предстает метафорой стремительного течения жизни («Тишина»). Безбрежное открытое пространство в этом случае побуждает к сопротивлению и преодолению, к необходимости мужественного выбора, способного изменять равномерное течение жизни. Этим можно объяснить часто встречающийся в работах мастера мотив жесткой, колючей, неприютной земли, которая не предполагает ощущения устроенности, укорененности, обретения «своего места». Особое значение в данном случае обретает напряженность, семантическая нагруженность цезуры. В самом деле, порой пауза между фигурами становится озвученной, пронизанной мощной энергией, которая рождена не каким-либо выраженным действием, но, скорее, ситуацией вынужденной или добровольной изоляции от окружающего мира, формирующей вокруг человека то, что можно назвать пространством воспоминания, мысли или переживания. → Старый окоп, 2010 холст, масло, 175,5 x 111,5 фрагмент

В этом плане образ степи может восприниматься и как среда, готовая приютить человека, разделить с ним его тревоги и переживания. Отметим, что для художника такое ее восприятие во многом было обусловлено обстоятельствами личной биографии – годы детства и юношества, проведенные в Оренбуржье с его безлесными просторами, предопределили и пристальный интерес к мотиву степи, и, в какой-то мере, характер ее трактовки. В этом плане яснее становится смысл таких работ, как «Вовка. Мальчик с собакой», «В степи» или «Осень», где Человек и Степь существуют и дополняют друг друга как два экзистенциальных начала. Нередко сосредоточенность героев картины на своих эмоциях или размышлениях, погруженность в воспоминания раскрывается через прием силуэтного обобщения формы. Лицо, руки или вся фигура включаются в четкую конструктивную структуру энергичных и плавных дугообразных линий, горизонталей и вертикалей. Они образуют свою структуру, отличную от закономерностей визуально воспринимаемого мира. Именно так создается волнующий контраст между реальным и условным, детализированным и предельно обобщенным. Вполне закономерно, что в ряде полотен Кравцова одежда не подчеркивает пластику фигуры и не повинуется естественному движению, но образует подобие футляра, прочной оболочки, напоминающей одеяния персонажей евангельских сюжетов, запечатленных на фресках Средневековья и итальянского проторенессанса. Этот прием позволяет трактовать фигуру как целостный объем, обладающий выраженной мощной архитектоникой. Это объем весомый, подчеркнуто материальный, и в то же время – бестелесный.

Из детства, 1988 холст, масло, 65 x 75

Трепет жизни будто скрывается под непроницаемым покровом одеяния, позволяющего защититься от осенних заморозков, а вместе с ними – и от житейских невзгод («Разговор»). Однако, что еще важнее, такая трактовка акцентирует знаковую природу образа, порою способствуя раскрытию сакральной сущности представленного события. Наиболее убедительным примером здесь служит картина «Знамение», где получил «неканоническое» развитие замысел, найденный Кравцовым в графическом листе с изображением Распятия. В завершенном живописном произведении оставлена лишь группа женщин, показанная в рисунке возле подножия креста. Общность эмоционального состояния показана через повторяемость силуэтов, движений рук и обобщенных очертаний лиц, а точнее, ликов, преображенных холодным ярким светом. Особенно пронзительно «звучит» здесь жест матери, сомкнувшей руки вокруг ребенка и ограждающей его от страшного зрелища. Тем самым акцентируется, насыщается особым нравственным смыслом та знаковая выразительность чистой геометрической формы, которую мы уже отмечали в «Оплакивании» и которая вновь, в несколько ином эмоциональном ключе, возникает в картине «Память. Женщина, собирающая красные ягоды» и в портретах, выполненных художником в разные годы. Принятая художником концепция портретного жанра обретает завершенное пластическое воплощение в конструктивности сопоставления графически четкого объема фигуры с нейтральным фоном, как в большинстве мужских портретов, или в декоративном ансамбле звучных, чистых локальных цветов и круглящихся линий. Однако силуэт, зрительно обобщающий форму, или плоскостная трактовка, снимающая момент ее объемности, осязаемости, выполняют не только декоративную, но и содержательную функцию. Иногда узор одежды («Портрет С.Н.Репина») или же сама ее необычная конструкция («Портрет китайского мальчика») создают эффектный аккомпанемент к главному содержанию портрета – лицу человека и его рукам. Важна здесь и роль фона, который может выступать неким авторским комментарием к акцентированной черте внешнего или духовного облика модели (например, в «Анжеле» такую роль выполняет нарядный полосатый коврик, на котором пластически ясным плоскостным силуэтом выступает фигура девушки).

Иногда автора, кажется, увлекает задача создания впечатляющего орнамента, собранного из вполне конкретных, узнаваемых предметов. Это могут быть дрова в поленнице, заполняющей пространство за фигурой («Портрет Жени Егорова»), или опавшая листва, создающая красочное обрамление для фигуры девочки на качелях, размеренный ход которых остановился на мгновение – и навсегда («Сентябрь»). Это ощущение «остановленного мгновения», как бы утвержденное движением таксы, положившей передние лапки на сиденье качелей, созвучно настроению девочки, той несколько мечтательной задумчивости и серьезности, которая всегда сопутствует новому этапу в жизни подростка, уже «прозревающего» заботы и переживания взрослой жизни. Эта же тема получает продолжение в другом портрете дочери художника («Оля»), выполненном в 2009 году. Есть что-то тревожное в острых, обозначенных прямыми линиями очертаниях деталей костюма, и в самом конфликтном сопоставлении летнего гардероба и колючей графичности пейзажа, словно покрывшегося инеем и тонкой пеленой снега.

Мотив взаимопроникновения фигуры и фона, который обозначается в отдельных портретах художника и выполняет в них, прежде всего, декоративноконструктивную функцию, находит этическое обоснование в картине «Тишина. Отец и сын». Фигура отца, кажется, принадлежит в равной степени земному миру и миру иному, который буквально на наших глазах вбирает в себя этот образ, еще остающийся «здесь», рядом с сыном, но уже осознающий себя в другом жизненном и пространственном измерении. Однако в таком приеме, заставляющем вспомнить полотна военной серии, нет желания поразить зрителя необычностью внешне эффектного, почти сюрреалистического образного хода в рамках традиционной концепции реалистической картины. Напротив, за счет высочайшего мастерства в организации цветового решения и тонкого чувства пластической формы, здесь создается образ, отмеченный проникновенной душевной интонацией и подлинной жизненной правдой. Это – правда ощущения и постижения жизни в самых сложных ее перипетиях, в осмыслении (а отчасти и преодолении) которых столь важная роль принадлежит искусству.

→ Оплакивание, 1993 холст, масло, 147 x 273 фрагмент

Последний салют, 2005 холст, масло, 200 x 175

С другой стороны, в «Тишине» мы вновь встречаем обращение к столь значимой для Игоря Кравцова теме невидимой, но при этом неизбывной границы между жизнью и смертью. Впрочем, теперь эта тема уже не связана с конкретной исторической эпохой и обращена к самой сущности понятия Человека и человеческого. Так, портрет отца, написанный еще в годы творческого самоопределения, отмечен удивительной проникновенностью в раскрытии темы одиночества, осознания сложности жизненного пути – уже пройденного и еще отмеренного человеку. Метафорой двух отрезков этого пути предстает пейзажное пространство, отталкивающее своей пустынностью, отчужденностью. Такой прием, в котором, как верно отмечает В.А.Леняшин, заметно влияние выразительных приемов кинематографа, требует от зрителя высокой меры сопереживания, соучастия судьбе героя картины, в какой-то мере помогающего соотнести ее с собственной судьбой...

Знамение, 2008 бумага, уголь, 62 х 70 эскиз

Важно отметить, что в ряде портретов находят свое преломление размышления автора, определившие замысел многих его тематических работ. Быть может, в этом и заключена важнейшая миссия подлинного, серьезного искусства – напоминать человеку о том, что преодоление трагизма человеческого бытия возможно через обозначение его узловых моментов и болевых точек. И здесь мы понимаем, насколько прочна связь героев тематических и портретных произведений, где привычное разграничение жанров, существующих в изобразительном искусстве, как бы снимается значительностью поставленных проблем. Иначе говоря, конкретное, индивидуальное неизменно ощущает свою причастность к общезначимым категориям бытия, а самые философские, обобщающие творения художника отмечены полнотой чувства и мысли, подлинной жизненной убедительностью. При этом символика в его работах не является привнесенной извне. Она в значительной степени определяется великолепной режиссурой композиционного строя картины, где важнейшая роль принадлежит взаимоотношению фигур друг с другом и с окружающим пространством, наконец, с обобщением и заострением натурного материала. В творчестве Игоря Кравцова можно выделить «сквозные» темы, которые находили осмысление и воплощение параллельно в разных тематических пластах, в мотивах, не имеющих четкой временной и событийной привязки, и в образах конкретных людей – родных и знакомых художника. Во многом показателен пример его работы над портретами ветеранов – жителей Пушкинских гор, когда учебное задание, выполнявшееся вместе с молодыми художниками в процессе студенческой практики, привело мастера к постановке новых, более масштабных образных задач. В этом случае натурный материал, конкретные жизненные наблюдения заострялись, переводились в иную систему пространственно-временных координат. Сам принцип использования, «испытания» ранее найденного композиционного решения, характера трактовки фона и композиционного строя в новых самостоятельных произведениях выступает с этой точки зрения как естественное стремление испытать возможности уже обретенного выразительного образа в ином жанровом и содержательном регистре.

Уже в своей дипломной картине Кравцов поставил перед собой высокую образную планку, которая и впоследствии заставляла его крайне взыскательно (а порой неоправданно и необъяснимо, с точки зрения коллег и критиков) оценивать созданное, что не раз проявлялось в фактическом уничтожении уже готового произведения... Для него просто не существовало «проходных» картин, в периодическом появлении которых иные художники и специалисты видят неизбежную сторону творческой работы. Каждое его произведение – веское подтверждение истинной современности реалистической традиции, позволяющей воплотить глубоко личностное восприятие мира и человека с его чувствами, надеждами и переживаниями в концентрированной форме, лаконичной и эмоционально действенной, позволяющей создать предельно емкий образ-символ. Хочется верить, что созданное или только намеченное для себя мастером за краткий срок, отмеренный ему судьбой, станет верным ориентиром также для его учеников и тех, кому еще только предстоит сказать свое слово в искусстве.

воспоминания

Игоря Кравцова всегда отличало от других особое чувство композиции. Что бы он ни писал, картины или портреты, они были очень хорошо пластически организованы и выполнены на высоком профессиональном уровне. Андрей Мыльников

Талант, доброта и обаяние были заметны у Игоря Кравцова давно, когда он еще учился у папы, в мастерской монументальной живописи. Но именно в последние годы нас связывала близкая дружба. Игорь написал много замечательных картин. Его работы отличались серьезностью в выборе тем и решений, драматизмом, вниманием к деталям. Это был хороший художник и настоящий друг. Вера Мыльникова

С профессором А. А. Мыльниковым.

В. А. Мыльникова, Ван Чжун, И. М Кравцов, Сунь Тао. Ханжоу. Китай.

Пушкинские горы. С В. А. Акцыновым.

С Игорем нас связывало очень многое. Мы вместе преподавали в Академии художеств, и я часто встречал его бегущим то к дипломникам, то в мастерскую к студентам. Игорь был человеком неравнодушным, добрым, щедрым и отзывчивым. Очень любил животных, и это тоже нас объединяло. Летом мы жили в одной деревне. Вместе мы вели практику в Пушкинских горах, вместе строили, сажали деревья, стреляли из арбалетов и просто, сидя на крыльце, смотрели на звездное небо. У нас рождались разные невероятные идеи. Всеволод Акцинов

просто игорь Сергей Репин

Игорь Михайлович Кравцов… для меня просто Игорь. Он учился у меня на первом курсе в мастерской на Литейном дворе. На потолке, в нише большого окна мастерской, осталась его фамилия, как и фамилии его сокурсников и, естественно, руководителя, крупно написанные цветными буквами маслом. Заметил это как-то Евсей Евсеевич Моисеенко на обходе, и, с возмущением, не злобным, но во всеуслышание, стал ругаться — «ну, знаешь, ты тут популярен». А я на эту нишу как-то и внимания до того не обращал. А потом Игорь учился в мастерской у Андрея Андреевича Мыльникова, где я начал преподавать, а потом — потом, много позже, я принял мастерскую от А.А.Мыльникова и пригласил Игоря помогать мне создавать новую мастерскую, продолжая традиции нашего учителя. Игорь уже тогда преподавал на втором курсе в должности доцента. Все очень коротко и просто. Игорь был разный. Простой и нежный, и злой, и сдержанный, и учтивый, и иногда неоправданно откровенный, когда от него этого и не требовалось. И с людьми у него не всегда было гладко. Но, как очень талантливый человек, другим он быть не мог. Не прощал бездарность. Прямоват был. Ему тоже талант не прощали. Талант — это ведь не норма, а Божий дар. И темы, над которыми он упорно работал, теперь казались несовременными, и способ их воплощения кому-то казался слишком условным, а кому-то устаревшим. И даже размеры картин.

Портрет Репина С. Н., 2010 холст, масло, 90 x 80 фрагмент

Но все складывалось как-то удачно. И картины его, казалось бы, сейчас «несвоевременные», по случаю современной эпохи «демократии и либерализма», оказывается, требовались зрителю и покупались, но, к сожалению, не в России, а уезжали в Китай и размещались в музеях этой огромной страны. Созвучность исторических и человеческих проблем, жизнь наших современников так же интересна людям в Китае, как и в России. А еще умение изображать, умение построить картину, ясность пластического решения и талант, который оставался на холстах от первой мысли и до мучительного окончания картины. Здесь Игорь к себе был абсолютно беспощаден, вплоть до того, что мог уничтожить перед выставкой почти готовую, но не удовлетворяющую его картину.

К сожалению, многое оценивается тогда, когда восполнить это уже невозможно, и ряд картин, начатых Игорем Кравцовым, остались неоконченными или почти «стертыми». А случайных вещей он не затевал, не разменивался на мелкие сопутствующие опусы. Эта принципиальность была особенностью его художнического труда. Однажды выбранная им линия творчества касается рассуждений о добре и зле, жизни и смерти, и своеобразно сплетается с памятью о Великой Отечественной войне, жизнью современного мира, войнами наших дней, неутихающими войнами его героев с собственными воспоминаниями, с внезапными трагедиями современности. Много было начато, рождались новые темы с абсолютно иными коллизиями, и мне кажется, что начиналось рождение нового художника, оценивающего иные стороны нашей жизни. Не могу сказать, что картины эти становились радостнее, нет, они пока просто стали касаться другого слоя людей, иных событий. И люди эти живут все в нашем же обществе, живут рядом с нами, живут нелегко. Не посвящал Игорь свои работы успешным бизнесменам, выходцам из особой сытой жизни и глянцевых журналов. Его герои добывают себе хлеб насущный нелегким трудом. Но у них есть внутренний стержень, а в случае войны они исполняют свой долг, как подобает Человеку, и способны «отдать свою жизнь за други своя», не сомневаясь в содеянном. Внешне неэффектные, иногда совсем скупые холсты Игоря Кравцова полны внутренней динамики, глубины и правды, достигаемой точностью психологизма характеров героев его картин. Кажущаяся статичность фигур исполнена точности жестов и отобранности деталей. Композиция холстов, ясность выстроенности сложной фактуры наделяет их современным звучанием и напряженностью. А та форма реализма, которой оперирует автор, всегда стремится к совершенству и исходит из выстраданности изображаемой сути, а не из разговора «по поводу». У Игоря был особый и редкий дар остро видеть жизнь, а потом так же остро воспроизводить ее по памяти, не пропуская деталей. Я это заметил у него еще в студенческих композициях, когда он мог через точно увиденную в жизни фигуру девочки, обхватившей за юбку свою мать и глядящую на нас, решить главное эмоциональное начало всего холста. Пронзительность чувства этой фигурки, ее необходимость, были неоспоримы и выстраивали все смысловые и психологические проблемы работы. Того же самого он добивался и в композициях своих студентов, щедро даря свои собственные наблюдения, не понимал, когда это не воспринималось ими. В обращении со своими подопечными Игорь Михайлович был достаточно строг и не терпел расхлябанности. Но всегда очень радовался успехам ребят. В Академию Игорь ходил почти каждый день к началу занятий, а потом работал сам в своей мастерской — говорил, что это для тонуса. Неудовлетворенность собственным творчеством, и в то же время ответственность за преподавание, иногда приводила его к мысли об уходе из института. Это происходит у многих педагогов. Все кажется, что все что-то не успеваешь, а жизнь стремительно бежит. → С Репиным С.Н. Пушкинские горы, летняя практика, 1987

Многое начинало меняться и в жизни Игоря. Он приобрел участок земли в благодатном Святогорском крае, построил просторный дом с мастерской, купил машину. Все сделал очень быстро. И во все были вложены собственные силы. И начинало казаться, что вот теперь-то все и начинается. Закончила институт дочь Оля. Можно немного остановиться и… В Академии художеств состоялась посмертная преждевременная выставка, не подготовленная художником специально, а составленная из оставшихся работ. Выставка очень сильная, говорящая об огромном творческом потенциале Игоря Михайловича Кравцова. Небольшой пронзительный почти монохромный портрет отца, к счастью, теперь находится в Русском музее.

Мастерская монументальной живописи СПб ГАИЖСА им. И.Е.Репина. С Репиным С. Н., Чувиным А. В.

Мастерская монументальной живописи. А.А. Мыльников, А.Л. Соколов, С.Н. Репин со студентами

Становление большого художника — это непрерывный путь творческих исканий, проб и ошибок, взлетов и падений. Подчас он затягивается на десятилетия, так и не выявив истинного лица художника. А иногда природа нам дарит счастливые моменты радости от сопричастности мощному развитию истинного таланта. Игорь Кравцов — яркая иллюстрация второго пути в искусстве. За несколько лет из обаятельного мальчишки из Оренбурга он вырос в прекрасного студента, громко заявившего о себе дипломной работой «Оплакивание». Далее — в обожаемого всеми студентами педагога живописи и композиции, в серьезного современного художника со своим лицом, твердой позицией в искусстве. Несмотря на короткий жизненный путь, в искусстве он оставил большой след. У него продолжают учиться студенты, он остается актуален, так как истинное иск усство — вне времени. Юрий Калюта

Каждое лето мы с Игорем руководили практикой в Пушкинских горах. Он с первого взгляда произвел на меня неизгладимое впечатление: высокий, стройный, очень подвижный, с острым выразительным взглядом. Мы ставили вместе постановки и вместе проводили просмотры. Игорь всегда делал точные замечания, говорил со студентами, не заигрывая с ними, жестко и конкретно указывая на неудачно выполненные места в работе. И тем не менее, студенты его любили и уважали его мнение. Со старшими был вежлив и всегда о коллегах отзывался очень корректно. Игорь очень мало говорил о себе, ко мне он всегда обращался на «Вы», хотя я не раз просил его перейти на «ты». Для меня он был закрыт, может быть, из-за разницы в возрасте. Но, обладая чувством юмора, рассказывал смешные истории из жизненных наблюдений, живо рассказывал свежие анекдоты и заразительно смеялся со всеми вместе. Я пытался увлечь его рыбалкой. Так и не удалось сделать его рыбаком. Но когда мы возвращались с рыбалки, он искренне восхищался нашим уловом. В его творчестве, как в зеркале, отражался он сам, его сложный характер. Я чувствовал удивительную затаенность, загадочную глубину в его картинах. Он был на пороге своих таинственных открытий. И до сих пор смотрит на нас из глубины своих работ. Чем ближе мы чувствуем глубину его художественного взгляда, тем ближе он к нам. 39

Клим Ли

воспоминание — род встречи «От Бога был дан ему этот удел…»

Кравцова Альбина

Воспоминание – род встречи. Эта книга об Игоре сложилась усилиями людей, которых память побудила еще раз вспомнить Игоря и поделиться своими воспоминаниями. Как получается, что рождается художник? Рождается остро и тонко чувствующий человек, ранимый и, кажется, вопреки жизненным обстоятельствам, которые не помогали, понимает ясно свое предназначение. И ничем, кроме промысла Божьего, не объясняется особое стечение событий и характеров, встреч и случая, которое сделало человека именно таким.

Детство Игоря — мир простых радостей неизбалованного маленького человека. С друзьями, собаками и щенками во дворе городского дома. За забором — тепловозоремонтный завод, куда лазали почти каждый день устраивать мальчишеские шалости и драки, прыганье с крыш в снег, «войнушки». Воспоминания детские были у Игоря необычные, интересные. Он иногда «лунатил» в детстве и видел сны удивительные, между реальностью и чемто для ребенка несвойственным. Он всегда, и в детстве, и позже, отличался интуицией «до мурашек» точной. Иногда это было смешным, иногда страннным и непонятным, но потом оказывалось — точным. Все в детстве — художники. Но в четыре-пять лет детки рисовали человечков-огуречков, а Игорь в детском садике нарисовал, по просьбе воспитателей, и, к их удивлению, очень похоже, всем известный профиль с монеты в рубль. Рисование всегда было для него любимым занятием и, одновременно, мечтой желанной, но немного неуместной, так как маме, работающей операционной медсестрой, тяжело было одной растить двух сыновей. И с удивительной обязательностью маленький мальчишка ехал сам на другой конец города в художественную школу. Приезжал за час, с нетерпением ждал занятий и от избытка чувств наводил порядок: расставлял в рядок стулья, мольберты-раскладушки, поливал цветы в горшках, стараясь не быть застигнутым за этим занятием. И учителя помнили, хотя прошло более 30 лет, как он много и легко рисовал и писал, эскизировал и компоновал, что при детской непоседливости особенно трудно.

Портрет дочери, 2008 холст, масло, 180 x 125 фрагмент

А дальше учеба в художественном училище — время, когда в нашей жизни появились учителя, определившие многое, и где мы в 15 лет познакомились с Игорем и уже не расставались. Наши учителя в тот момент были для нас самыми правильными учителями. Просто повезло! Рисунок, живопись, композицию вел у нас Бояркин Николай Афанасьевич, выпускник Академии, мастерской Е.Е. Моисеенко. У него был великолепный высокий вкус и верные для нас ориентиры. Именно он заложил правильные и, главное, системные знания, в обоснованности и точности которых никогда не возникало сомнений и в дальнейшем. Он внушил нам буквально благоговейное отношение к Академии. А еще он был очень эмоциональным человеком, неравнодушным. И одобрение, и недовольство нами он выражал очень живо и артистично. Учиться у Бояркина нам было интересно, он «заводил» на работу и дружил с нами.

Лекции по истории искусств читал Найданов Геннадий Александрович, тоже выпускник Академии, человек очень увлеченный. Читал так точно и интересно, особенно историю русского искусства, что мы с Игорем, когда позже приехали в Ленинград поступать в Академию, «натаскивали» абитуриентов-искусствоведов, заполняя прорехи в их знаниях. Какое счастливое и безмятежное это было время! Допоздна работали в мастерской, кое-что получалось. Ходили на наброски в старый город, бегали по букинистическим магазинам и в складчину покупали книги, разговаривали обо всем на свете. Игорь рисовал очень смешные и остроумные шаржи о нашей студенческой жизни. Мы росли и взрослели вместе, у нас было как будто совместное кровообращение. Нам многое было интересно. Все были такими разными, но мы говорили на одном языке, мы были единомышленниками. Мы не думали одинаково, но мы думали об одном. Тогда возникали настоящие дружеские и большие человеческие привязанности. И мы испытывали совершенно щенячью радость, а иногда и настоящий восторг от своих открытий в профессии и в жизни. Дипломной работой Игоря в училище был эскиз к картине «Меновой двор» – многофигурная, сложносочиненная композиция с достоверными деталями и костюмами. Игорь понимал ценность и точность детали, поэтому коллекционировал материал по времени и персонажам. Так сложилось, что Игорь поступил в институт им. И. Е. Репина не сразу, жизнь будто проверяла его на прочность. Но из этих неудач он сложил свою победу. Потому что не пал духом, работал азартно, накопил большой профессиональный и жизненный багаж. Работал на ВОХРе. Там работало много ребят, поступающих в Академию. Не служа в армии, все-таки побыл почти солдатом. Когда, стоя на посту посреди леса, есть возможность подумать о многом под ночным зимним небом, подержать в руках боевое оружие, разобрать, почистить, собрать его. На посту удавалось даже читать книжки, писать стихи, заниматься любимым делом — эскизировать. Тогда же появилась привычка смотреть книги, делая для себя «конспект» из рисунков, схем, деталей, с зарисовками персонажей и пояснениями. Мы пользовались долго этими рисунками. По истории оружия, по истории костюма, по немецкой средневековой скульптуре, по анатомии лошади были такие «конспекты». Гораздо позже появились у нас такие книги. Эта привычка возникла тогда и сохранилась навсегда. Умение внимательно и точно собирать материал, подмечать именно характерную деталь, позволяли ему делать композиционные эскизы с настроением, очень острые. Игорь не допускал скучных и банальных способов воплощения мысли. Поступив в Академию, работал как «голодный», много писал, особенно композиций. А когда по рисунку задание «Череп в 3-х поворотах» сделал на шести планшетах, и его все еще что-то не устраивало, я даже забеспокоилась. Жизнь тогда была очень плотная, было много интересного общения. Мы учились, воспитывали нашу маленькую дочь Олю и собаку Нику, несколько лет Игорь был председателем студсовета. Мы участвовали в выставках, зарабатывали, как и все тогда студенты, устраивая на Невском проспекте выставки-продажи, но никогда не опускались до китча, а скорее демонстрировали результаты своих творческих поисков. Тогда, на волне интереса к происходящему в России, был бешеный интерес и к современной живописи. Мы ходили в музеи, копировали, подражали, писали холсты, впечатленные и советской живописью 20-х годов, и постимпрессионизмом.

Мы чувствовали себя свободными, и терять это ощущение не хотелось. Игорь писал постоянно и много, делал много эскизов. Он любил «почирикать»-поэскизировать везде — на лекциях, и когда гулял с Олей, и когда ночью не спалось, и на листочках перекидного календаря. Рисунки складок, персонажей, делал наброски даже с телевизионного экрана и из фильмов, чтобы запомнить характерный поворот, деталь. Ворох бумаги изрисовывал, ворох и выкидывал, оставляя несколько листков с ценной для себя мыслью. К выбору темы для диплома Игорь подошел не случайно, очень осмысленно. Ведь есть понятия вневременные, вечные, есть темы из категории не быта, а бытия. Поэтому — «Оплакивание». Игорь и потом неоднократно возвращался к этой теме, потому что не отпускало, находился новый контекст. Игорь сделал много подготовительной работы, холстов и написал два больших холста «Скорбь» и «Оплакивание», «каждым из которых мог бы защититься блестяще». Так сказал Андрей Андреевич Мыльников, учитель и художник, к которому Игорь относился с безграничным уважением и большой человеческой теплотой. За дипломную работу «Оплакивание» был награжден Серебряной медалью Академии Художеств. Картина находится в Научно-исследовательском музее Российской Академии Художеств. Немного позже, работая в творческой мастерской А.А.Мыльникова, Игорь стал преподавать на 2 курсе рисунок, а потом живопись и композицию. Чувствовал он себя скорее старшим товарищем, а не учителем. Помня, как ему нужен был совет, когда сам он поступал в Академию, не отказывал никому, если к нему обращались за помощью и его студенты, будучи уже на старших курсах, по привычке приходя к нему на второй, и студенты из других групп, и поступающие.

И позже, работая в мастерской монументальной живописи под руководством Репина С.Н., он с полной отдачей участвовал в жизни мастерской. Он был неравнодушным, щедрым педагогом, доступным, иногда сознательно сокращая дистанцию между учеником и учителем. На летней практике учил ребят делать лук, запускал змея самодельного, с удовольствием мог подурачиться вместе со всеми. Некоторые его ученики становились его друзьями, потому что он воспитывал единомышленников. Но вместе с тем всегда был очень требователен. Мог делиться замыслами, помогать, приносить книги, фотографии, лишь бы увлечь, и сам увлекался. Удивлялся, если видел, что люди работают без интереса. Зачем тогда? Не любил, когда ему показывали работу безразличную, схоластику без мысли, без чувств. Только туподушие и малоумие могли раздражать. Тогда он мог быть жестким. В общем, он не мог быть только равнодушным. Сам всегда оставаясь человеком с живой душой, с обостренным чувством справедливости, не забывающим понятие «совесть», Игорь и художником был честным, с острым, очень личностным взглядом на жизнь и творчество, с интересом к людям, творчески неуспокоенным и очень требовательным к себе человеком. Я замечала, что рядом с ним неловко было хвалиться, каждый невольно взвешивал слова, зная его характер. И каждая из его картин — это картина, которую он не мог не написать, и должен был написать. Кто-то должен быть солдатом, кто-то строит дома, а кто-то должен писать картины не только для украшения нашей жизни, а для душевной работы. И своими человеческими поступками Игорь доказывал свое право писать картины, которые оставляют след в душе, а не воздействуют на рефлексы. И когда одна несвобода сменилась другой несвободой, Игорь писал картины, руководствуясь не конъюнктурой, а только собственным внутренним посылом. Для него всегда был важен эмоциональный духовный порыв. И сейчас, когда собственные святыни стали не нужны и звучат слова, что какие-то «понятия устарели», какие-то темы «несвоевременны» и искусство управляется арт-рынком, тот факт, что Игорь писал свои картины — неконъюнктурные, «несвоевременные», доказывает, на мой взгляд, его абсолютную внутреннюю свободу заявить свое мнение, свой взгляд на происходящее. Свобода — это право на выбор. Не только делать то, что ты хочешь, но и право не делать того, чего не хочешь. И чтобы сделать этот выбор нужно иметь достаточно сил и мужества, потому что приспособиться к тотальному скептицизму проще, легче, безответственнее. И человек должен быть «свободным для чего-то», а не «свободным от…».

Игорь свою свободу направил к человеку, который ему интересен, к вечной теме жизни во всех ее проявлениях. Картины его немногословны, сдержанны, иногда даже скуповаты по средствам художественного воплощения, но по эмоциональному воздействию — пронзительны. Ему абсолютно удалось сохранить свою индивидуальность в потоке бурной художественной жизни. И на мой взгляд, в картинах Игоря присутствует и имеет особую ценность та «духовная компонента», которая делает разницу между просто высоким профессиональным уровнем и произведением искусства. Без этой составляющей картина не может стать художественным произведением. Наша земная жизнь — это, конечно же, не рай и не ад. Это уроки, которые мы должны пройти, чтобы стать чуточку лучше. Насколько это возможно. Мне думается, Игорь очень постарался реализовать тот замысел, который имел Создатель, давший ему жизнь.

...главным всегда оставался человек Он был как бы человек без кожи, комок нервов. Именно таким людям, тонко и остро чувствующим, сложно жить, и они рано уходят от нас. Так неожиданно, на взлёте творчества, прервалась жизнь Игоря. Жизнь прервалась, но осталась семья, помнящая, любящая. Остались картины, которые живут своею жизнью и излучают ту энергию, те мысли, те переживания, те размышления, которые вложил в них Игорь. Вложил в них самого себя, всего без остатка, наверное поэтому так мало прожил. Картины Игоря сильные, искренние, страстные. Он глубоко проникается темой, которую изображает, входит в неё. Изображая близких ему людей, он как бы сам присутствует в своих персонажах. Его герои по внутреннему состоянию немного похожи на автора. Картины Игоря всегда интересны по форме, остры по композиции. Большое значение он уделяет технике исполнения, продумывая фактуру, метод нанесения мазков: где-то краски лежат жидко, где-то он набирает фактуру, где-то тонко растягивает цвет и тон. Но форма, как бы много не уделял ей внимания Игорь, никогда не затмевает содержание, которое всегда остаётся главным. В сознание зрителя в первую очередь врезается главная идея картины, то, ради чего она пишется. Мы сразу проникаемся мыслями, настроениями, переживаниями людей, изображённых на картине. Герои его картин, как правило, люди сильные, внутренне красивые, с каким-то напряжением, как бы натянутой внутри струной. На выставках мы безошибочно узнаём картины Кравцова. В цвете работы Игоря обычно сдержанные, монохромные. Но благодаря различным фактурам, тональным градациям, умелой расстановке акцентов, картины кажутся цветными и наполненными. Игорь был мастер композиции. Он виртуозно, всегда остро компоновал. Был наполнен неиссякаемым количеством композиционных идей, которыми он бескорыстно делился со своими студентами. Я работал с Игорем Кравцовым около десяти лет в одной мастерской второго курса живописного факультета института им. Репина, где он вёл живопись и композицию, а я —рисунок. Я всегда с большим интересом наблюдал, какие острые постановки он ставил. Множество драпировок выстраивалось в сложную динамичную композицию. Каждая занимала нужное место, казалось, нельзя ни прибавить, ни убавить. Всё было продумано, всё уравновешено. Но при всей отточенности окружения, где продуман был каждый сантиметр, главным всегда оставался человек. И работы ребят нашей мастерской всегда отличало внимание к характеристике человека, а в лучших работах было передано душевное, образное состояние модели. А какие великолепные натюрморты он ставил! Где, опять же, было продумано всё настолько точно, что студенту достаточно было только верно понять и перенести на холст уже выстроенную, отточенную композицию натюрморта. И результаты всегда были высокие. Казалось бы, при обычной цветовой сдержанности и немногословности, внимание зрителя приковывалось композиционной отточенностью и сделанностью нужных деталей, которые и несли смысловую нагрузку работы.

Никита Цицин

Преподавал Игорь с отдачей, щедро делясь и передавая накопленные им самим знания. И студенты любили и ценили его. Приходили советоваться с ним по композиции уже будучи на старших курсах. Вспоминаю случай после весеннего обхода, когда студенты первого курса должны переходить на второй. Ребята одной из мастерских первого курса написали записку и прикрепили её на дверях мастерской, которой руководил Кравцов: «Игорь Михайлович, возьмите нас к себе». А это дорогого стоит. Последние годы мне довелось с Игорем Кравцовым вести летнюю практику первого курса живописного факультета в Пушкинских горах. Здесь, помимо организации учебного процесса и непосредственно преподавания, много сил и времени приходилось уделять организационной работе, общению с руководством музея, с администрацией посёлка, да и просто с местными жителями. Игорь всегда чётко, даже немного по-военному договаривался обо всём, выполнял все поставленные задачи, строго относился к себе и так же строго требовал выполнения от других. Он первый откликнулся на просьбу администрации Пушкинских гор — создать картинную галерею портретов ветеранов Великой Отечественной войны жителей Пушкинских гор. Сам первый написал портрет одного из ветеранов и настроил студентов, которые также, вдохновившись примером Игоря Михайловича, стали писать портреты. Особенно хочется сказать об отношении Игоря к ветеранам. Он с большим уважением, удивительно трогательно, с трепетом и любовью относился к людям, прошедшим тяжёлый путь, людям, на чью долю выпала жизнь, полная испытаний, тем самым показывая пример студентам.

Натюрморт с головой лошади, 1988 холст, масло

Думаю, что идея картины «Последний салют» родилась именно в Пушкинских горах. Приезжая сюда каждое лето, мы не досчитывались кого-нибудь из ветеранов. И вот, на Весенней выставке педагогов института им. Репина, проходящей в залах Академии художеств, появляется картина Игоря Кравцова. На ней изображены празднующие День Победы ветераны, а один из них изображён несколько нереально, как бы бестелесно, переходящим в иной мир и примыкающим к молодым солдатам, убитым на той войне. Так реальные жизненные впечатления, переработанные фантазией художника, превращаются в поэму о поколении, о жизни и смерти. Эта картина затрагивает сложные, многогранные чувства. Надо сказать, что картины очень глубокие, с подтекстом. Не просто иллюстрирующие какой-либо эпизод, а заставляющие задуматься над большими, вечными категориями. Хочется также вспомнить серию портретов Игоря. В основном он изображал близких друзей и родных. Среди них — «Сентябрь» — портрет дочери Ольги, качающейся на качелях на фоне опавшей листвы. На мой взгляд, это блистательная работа, которая не просто очень красиво выполнена, но и несёт в себе как точное попадание в характеристику дочери, так и большое обобщение и размышление о жизни девочки-подростка, о её судьбе, о её прошлом, настоящем и будущем. Глядя на картину, я вспоминаю и её родителей, и их жизнь, т. е. картина заставляет посмотреть не только на предмет изображения, но и наводит на многие другие мысли, воспоминания, ощущения. Не это ли и есть высшая задача искусства? Я думаю, что творчество Игоря Кравцова заслуживает серьёзного искусствоведческого исследования, ибо он был не просто великолепный мастер, но и глубокий художник-философ, который за столь небольшой срок, отпущенный ему, сумел сделать многое. Главное — он писал серьёзные картины, говорящие о месте человека на земле, о глубоких чувствах, о памяти и ещё о многом другом. И не случайно Игорь имел, имеет и сейчас множество поклонников и последователей.

Учебные работы. I, IV курс

игорь светился, когда показывал место, где будет строить свой дом Сергей Коваль

Моя первая встреча и заочное знакомство с Игорем произошли, когда мы пришли с работами в мастерскую Ю.М. Непринцева проситься заниматься вольнослушателями. Я увидел работы Игоря и был удивлен, что он такой талантливый, но не учится в Институте.

Мои работы показались мне такими слабыми. Нам тогда всем очень хотелось учиться в самом лучшем институте. Мы наблюдали, старались подражать увиденному. Потом вступительные экзамены в 1985 году, мы с Игорем Кравцовым сдавали их в одной мастерской. И я все время наблюдал, как он это делает. Когда вывесили список зачисленных, я был удивлен, что Игоря там нет. Первое, что я подумал — переп утали. За себя я и не расстроился. В 1985 году сдаем вступительные экзамены и поступаем, учимся в разных группах. Игорь — у Репина Сергея Николаевича, я — у Гервиц Леонида, разделяет наши мастерские на Литейном дворе стена из фанерных щитов. Занимались до поздней ночи, начиналось близкое общение друг с другом. Нам было интересно узнать, кто где учился, посидеть после учебы в нашей мастерской. Смотрели работы, и невольно шло соревнование: чья мастерская лучше. Прекрасное было время! Композиции, сделанные Игорем, меня всегда поражали решением темы, выразительностью. Я для себя стал называть его «Композитор». Уже тогда было видно, что из него получится большой мастер. Он мог на первом курсе делать то, для чего на старших курсах приходится очень много стараться. После распределения по персональным мастерским, после второго курса, мы оба стали учиться в мастерской монументальной живописи Андрея Андреевича Мыльникова. Учеба объединяла всех нас.

Сергей Григорьевич и Григорий Сергеевич Коваль, 1999 холст, масло, 170 x 70 фрагмент

Были лидеры на 3, 4, 5 курсах, и одним из них всегда был Игорь. Его композиции всегда вызывали интерес, он делал много эскизов, вариантов, успевал фрагменты в размер. Меня поражала его эрудиция, он очень много знал о художниках, театре, кино, истории костюма, оружии, многое другое. Когда он все это читал? Хотя я старше Игоря, общаясь с ним, я никогда этого не чувствовал, чаще даже прислушивался к его мнению. Чистота, честность и доброта характера Игоря меня покоряла. Я не ожидал, что он очень стеснительный человек и очень скромный. Часто спрашивал, не обидел ли он человека, переживал об этом, но никогда не показывал этого.

Игорь много рассказывал о своем отце, о городе, где родился, часто в своих эскизах изображал степи. Наверное, это еще больше нас сблизило, потому что в детстве я рос на Дону, а там степи, ковыль, меловые горы и высокое-высокое небо. И когда я увидел эскиз дипломной картины Игоря, меня поразила задумка и изображение природы, которые играют большую роль, подчеркивая драматизм происходящего. Андрей Андреевич Мыльников в разговоре спросил у меня, хочет ли Игорь к нему в творческую мастерскую после защиты диплома. Он очень полюбил Игоря. Игорь стал работать в мастерской в 1993 году. Делал много эскизов, вариант за вариантом на разные темы. А потом написал портрет своего отца. Работу увидел Андрей Андреевич, одобрил, очень похвалил. Просил сберечь ее, не продавать. Тогда было тяжелое время для художников, мы продавали, чтобы выживать. Когда А.А. Мыльников предложил Игорю преподавать рисунок на втором курсе у В.В. Пименова, он согласился, но мне говорил, что ему неловко, что еще молодой, неопытный, что есть педагоги старше и работают дольше. В.В. Пименов Игоря так полюбил, как человека и художника, что стали дружить. Очень часто приглашал к себе домой, в мастерскую. А затем Игорь становится руководителем этой мастерской второго курса, преподает живопись и композицию.

→ Лодки, 1992 холст, масло, 95 x 90

Работа в творческой заканчивалась, и он пишет большой холст о своем детстве. Отец, брат, он с собакой, любимый пейзаж оренбургской степи. Работа в персональной мастерской раскрыла Игоря как педагога. Студенты очень хотели у него учиться и те, которые не попадали в его группу, все равно приходили за советом к нему. Постановки, которые он ставил, композиции — часто это его несделанные работы. Я часто у Игоря спрашивал об этом, а он отшучивался, говорил, что придумает новое. Душа у него была очень щедрая. Постановки ставил интересные, а натюрморты какие! Говорю Игорю: «Ведь это ты сам хотел писать!», а он смеется: «Я себе еще придумаю». Заранее до летней практики в Пушкинских горах начинал думать, как сделать, чтобы студентам лучше работалось. Работа над портретами ветеранов Великой Отечественной войны в Пушкинских горах захватила его так, что он чаще стал сам писать на эту тему картины. Он с очень большим уважением относился к людям, которые прошли войну. Мне очень много об этом говорил, книги даже дарил. Коллеги-художники всегда спрашивали у меня, что пишет Игорь на весеннюю выставку педагогов. Я знал, что он пишет, но иногда удивлялся, как Игорь взял и все переписал. Мой портрет и сына Гриши написал вообще неожиданно. Мы не позировали. У меня в то время был тяжелый период. Пришел Игорь ко мне домой и попросил зайти посмотреть работу, но сильно не ругаться. Я шел и не знал, что буду смотреть, а когда увидел — не смог ничего сказать. Подошел, обнял близкого и родного друга, сказал: «Спасибо». Не знаю, как Игорь почувствовал тогда, что творилось у меня в душе. Та любовь ко мне и к моему сыну дорого стоит. Я ему благодарен буду всю свою жизнь. И дом, который я построил в это время — большая заслуга моего друга. Если бы не он, я бы, может, бросил это дело, но он всегда верил в меня, и это очень помогало.

Натюрморт. Ночь, 1992 холст, масло, 70 x 85

Мы с Игорем часто разговаривали о наших детях и мечтали, чтобы у них все было лучше, чем у нас. Очень любил свою Олю, готов был ей на руках принести весь земной шар. Вся его любовь видна в работах, посвященных доченьке. Он к этому относился даже болезненно, так ее любил. А любовь к животным — это особая Игоря страсть, они во многих его работах присутствуют. Когда умерла такса Ника, очень сильно расстроился, решил не заводить больше собаку. А потом зашел ко мне, показывает фото шпица и говорит: «Мы с Оленькой хотим Альбине на день рождения подарить». Нужно было видеть радость и любовь в глазах. Такой Игорь был во всем. Построил красивый дом в Пушкинских горах. Он так хотел это сделать. Игорь светился, когда показывал место и рассказывал, где будет строить свой дом. Игорь загорелся этой затеей, и мне очень нравилось видеть его занятым этим делом. Столько задумок у него было, только крылья расправил.

С матерью, Л. П. Кравцовой

С Игорем Кравцовым я познакомился ещё в студенческие годы, когда только что поступившие ребята вливаются в ритм бурной студенческой жизни. Днем — учебный процесс, рисунок, живопись, лекции по искусству. Но вечерами, когда студенты собирались в общежитии на 3-ей линии Васильевского острова, начиналась настоящая студенческая жизнь. Каждый праздник, день рождения или просто желание общаться со своими собратьями, носили характер дискуссионного клуба на профессиональные темы академической жизни. За скромным, как правило, столом, среди веселого хохота, студенческих песен и анекдотов, вдруг возникали серьезнейшие профессиональные споры, можно сказать, «битвы». Решался, например, глобальный вопрос: чья мастерская лучшая? Поэтому каждый семестр, заканчивающийся общей выставкой, был поводом вновь собраться вместе и продолжить это вечное «сражение». В этих дискуссиях Игорь был настоящим бойцом за идею, человеком всегда конкретным, убедительным и жестким. Таков был его характер и в жизни, и в живописи. За годы профессионального становления, когда студенческая жизнь осталась позади, институт стал местом работы, а свои убеждения и мастерский уровень он демонстрировал на стенах лучших выставочных залов, у меня сложилось впечатление об Игоре, как о человеке бескомпромиссном и художнике высочайшего уровня. Его последняя посмертная выставка в Академии художеств прозвучала напутс твием коллегам не размениваться на мелочи, делиться со зрителем самым дорогим и близким в своей жизни и, главное, быть профессионалом в своем деле. Андрей Базанов

Игорь Кравцов из тех людей, которые не умеют жить вполсилы. Это проявляется во всем: в отношении к работе, к друзьям, к миру. Они, как сгусток энергии, сгорая, освещают своим светом все вокруг себя. Он своим примером заставлял окружающих жить активнее, требовательнее относиться к себе, ко всему, что происходит в мире. Это добрые, очень надежные и безотказные друзья. Владимир Перхун

Наше знакомство с Игорем Михайловичем состоялось в Пушкинских горах, куда мы, студенты первого курса, приехали на летнюю практику, а он уже в течение ряда лет был основным руководителем этой практики. Он говорил нам: «Не набрасывайтесь сразу на холст. Сначала осмотритесь, почувствуйте место, его настроение, отметьте его характерные особенности, колорит. Подумайте, и только затем приступайте к работе». Затем, уже в стенах Академии, Игорь Михайлович мог увидеть в крошечном эскизе развитие (варианты реализации) предложенной темы. Он ощущал наш творческий потенциал, вселяя уверенность, веру в наши силы и возможности. Если ему была близка тема, он «загорался» ею и с воодушевлением работал над ней вместе с автором. Лариса Логун, Геннадий Яндыганов

Цельный, честный, очень требовательный к своей работе, деликатный в общении, с еле заметной, чуть ироничной улыбкой — таким навсегда останется в моей памяти замечательный художник Игорь Михайлович Кравцов. Трудно писать о человеке, вместе с которым прошли годы учебы в институте, работа в Союзе художников, встречи на выставках, короткие разговоры, от которых становится как-то светлее и теплее на душе. Жизнь Игоря была короткой, но яркой. И то, что он успел сделать за время, отмеренное ему Богом, — по-настоящему высоко. Я преподаю в художественном училище имени Н.К. Рериха, и здесь имя Игоря Кравцова носит культовый характер. Александр Пономарев

Кравцов для меня фамилия настолько же значимая, как и Высоцкий, и Шукшин. Эти русские мастера трудились на благо Родины, и всегда путь их был нелегок и тернист. Неравнодушие, уважение, честность, преданность и жесткая требовательность к своему делу — это то, что станет главными уроками для меня. Истинный художник с горящим сердцем, ориентир, камертон, маяк, величина для меня незыблемая. И для меня этот человек — «герой нашего времени». Как бы громко это ни звучало… Фрол Иванов

Рыбы, 1993 холст, масло, 90 x 70

Всегда вспоминаю и помню Игоря Михайловича. Особенно, когда приезжаю на Васильевский остров и вижу Академию художеств. Здесь прошли все годы нашего знакомства. Игорь со студенческих лет выделялся своим талантом, своим творческим стилем. Он всегда смущался, когда я называл его Игорем Михайловичем. По натуре и по характеру он был скромным, а по духу и по мастерству, мне кажется, — большая величина, этим он ярко выделялся среди нас. За все годы общения я видел, как он становился художником, именно настоящим художником. Центром тяготения всего его творчества становится всеобъемлющий образ родной земли: Родина, степь, мать, ветераны. Особенно в картинах, написанных в последние годы. Мне кажется, что это единственный современный художник с таким ярким и выразительным почерком и с таким мощным художественным даром. Чаще всего мы встречались у Академии художеств. Вот и сейчас я представляю, как он появится с дружелюбной, характерной улыбкой, поприветствует, расскажет, как обычно, свежий анекдот, что-то обсудим, пойдем с ним по делам. Алексей Герасимов

…Сейчас кусочек холста, закрашенный красками, сплошь и рядом пытаются выдать за великое произведение. У людей, которые этот чистый, девственный холст замазали, испортили, ничего за душой нет. Нет ничего. Когда работа сделана с душой, с чувством, с сердцем — тогда можно говорить о том, что этот объект имеет отношение к искусству. Все остальное — цирк, неправда, вред. Один из признаков настоящего произведения — это образ, символ. В старину образом называли икону. А слово «безобразный» понятно и сегодняшним людям. Без образа — значит «без Бога». Всю жизнь, которую наблюдает, видит художник, он должен осмыслить и сформулировать на единственном своем, но понятном другим, языке. Тогда это имеет право на существование. Имеет право быть! …Игорь — человек, художник, замечательный художник. Он, пожалуй, единственный, кто мог создать серьезную, глубокую, проникновенную станковую картину. Как же жалко, что его время для новых работ остановилось, остановилось на взлете творчества. Я думаю, Господь примет его в небесную братию Великих художников, уже ушедших, но оставшихся навсегда в своих замечательных произведениях, для того, чтобы не прервалась эта тонкая, едва видимая сейчас, ниточка искусства. 61

Алексей Филиппов

Я помню ощущение счастья Мне кажется, что самый важный момент в жизни — когда на небесах накануне твоего рождения тебе подбирают родителей. Твоя дальнейшая жизнь зависит от этого решения, ведь все детство, самую важную и определяющую часть жизни, ты смотришь на мир их глазами. В тебе навсегда останется их отражение. Я всегда смотрела на папиных студентов и радовалась за них: повстречать преподавателя, Человека, который станет переломным моментом в твоей жизни — бесценная редкость. У меня никогда не было такого учителя. Но мне же повезло так, как очень редко везет в жизни. Мне повезло родиться в мире, где важные вещи стоят на своих местах, где по умолчанию есть смысл и правильные ценности. Я с детства видела, как это — быть Настоящим человеком. Семья — моя система координат, мой папа — мое эмоциональное начало, моя личная профессиональная гордость и мой ориентир. Он дал мне самое ценное, что можно дать ребенку и человеку — угол зрения. Я помню моих родителей совсем молодыми, когда им было столько же лет, сколько мне сейчас. Молодость и какая-то невероятная свежесть. Открытые глаза и сердца, все так интересно! Я помню ощущение счастья и щемящей любви. Таким мой папа был во всем, даже когда я уже выросла, а он стал старше, — щемящим и молодым, максималистичным, резким, но всегда очень хорошим. Неспокойное сердце и чувство долга, абстрактное, к жизни, людям, Родине и себе — Настоящими людьми быть очень трудно. Я видела, как ими становятся, и сколько в этом колоссальной душевной работы, нелегких путей, развилок и важных выборов, честности с самим собой, и порой беспощадности. Он не мог по-другому, в этом весь он и его картины, таких, искренних во всем, людей — единицы, я не видела больше таких. Чтобы искали правду, говорили о важном и любили это, по-настоящему, всей душой, чего бы это ни стоило.

С дочерью Ольгой.

Ольга Кравцова

Оля, 1996 холст, масло, 40 x 45

Игорь Михайлович Кравцов. Значительный художник и сильный, принци пиальный человек. Я не могу говорить об этом в прошедшем времени, ведь его творчество и профессиональные советы постоянно напоминают о нем. Я впервые попал к Игорю Михайловичу в мастерскую на Большом проспекте в 1998 году. В то время велась работа над картиной «Портрет Коваля с сыном». Я сразу оказался под обаянием энергетики и творческой силы работ, для меня стали откровением как необычность пластики, так и яркость и глубина образного мышления. В помещении этой небольшой мастерской были развешены большие, масштабные произведения. Но меня поразили и навсегда запомнились эскизы к осуществленным и к еще ненаписанным картинам. Их отличала вдумчивость и четкость, ясность и стильность художественного языка. Эти сравнительно небольшие работы сразу можно было представить большой картиной. Я знал много студентов и тех, кто был вольнослушателем в его мастерской, и никто не мог быть равнодушным к тому, о чем и как говорил Игорь Михайлович. Приходя на занятия, он полностью отдавал себя и щедро делился идеями, дарил студентам замыслы, а часто и решения собственных, неосуществленных работ. Целое поколение художников, воспитанных Петербургской школой, были и остаются под влиянием творчества и наследия Игоря Кравцова. Трудно переоценить его роль в работе института, как когда он был руководителем мастерской второго курса и всегда удивлял своими интересными и высокими результатами на семестровых выставках, так и когда стал работать в мастерской монументальной живописи под руководством С.Н. Репина. Сейчас, когда прошло время, можно уверенно сказать, что это уникальный и самобытный художник, яркий педагог, заменить которого ни в институте, ни в культурном пространстве Петербурга просто некем. Несмотря на трагический, ранний уход из жизни Игоря Михайловича Кравцова, его творчество и память о нем останутся с теми, кто знает и любит Русское искусство. Константин Грачев

Писать об ушедшем человеке трудно. Пафосные слова вряд ли передают то, что было на самом деле. Мы работали вместе с Игорем достаточно долго, и это была не только работа! Это практически жизнь, общение и многие другие моменты. Игорь — сложный человек. Но, наверное, только сложный человек может быть действительно настоящим Художником. Мастеров много, а Художники встречаются не так часто. По-моему, это, все-таки, разные понятия. У Игоря было редкое качество: очень требовательное отношение к тому, что он делал, то есть доведение каждой работы до какой-то пронзительности, до звона. И было еще то главное, что отличает Художника от мастера. Это не то, что изображено на холсте, а то, что стоит за холстом, за изображением, выше. Это дано немногим. Александр Немакин

Мое первое знакомство с Игорем Михайловичем состоялось на пленэре, после первого курса, в Пушкинских Горах. Первые этюды: зеленый холм в цветах, березка… Игорь Михайлович сразу меня остановил: «Подумай о композиции. Что это у тебя все как у всех? Ради чего ты пишешь этот этюд?». Все изменилось вокруг. Тоска этюдов «земля-небо», «небо-земля» отступила. Пушкинские Горы превратились для меня в калейдоскоп сюжетов. Уже обучаясь на втором курсе у Игоря Михайловича, я видела как он всегда ждал от нас большего результата. Никогда в его речи не было снисходительной интонации. Мы очень упорно работали над постановками и композицией. Помню, как стремительно он входил в мастерскую. Внутренне сжимаешься: «Как отнесется к работе? Подойдет? Что скажет?». Когда появлялась интересная идея в эскизах композиции Игорь Михайлович «загорался». Снова и снова я разрабатываю идею, а он все усложняет задачу, добивается законченного решения. Многое было сложно для второго курса, и давалось с большим трудом. Многое не получалось, но Игорь Михайлович всегда ждал от нас большего.

«Красиво написала голову. Ты умеешь это. А драпировки? Это все скучно…». Игорь Михайлович уходит, а я остаюсь в раздумье. Чувство «мне не слабо» взрывает изнутри. Драпировки переписаны, работа выходит на другой уровень. Закончился второй курс. После обхода первым из нашей аудитории выходит А.А. Мыльников за ним Игорь Михайлович. Останавливаются у окна. Андрей Андреевич: «Спасибо, Игорь, хорошая группа. Спасибо». Игорь Михайлович слегка поклонился, глаза сияют. Это была благодарность ученика за теплые слова учителя и радость учителя за успехи своих учеников. Инна Алтунашвили

Картины Игоря Михайловича Кравцова — картины-образы. Образы, которые затрагивают сердце, прикасаются к чему-то сокровенному в душе. Картины-книги! Которые перечитываешь, к которым возвращаешься. И каждый раз открываешь для себя что-то новое, когда чувствуешь и осознаешь то, что трудно было бы передать словами. Это яркий пример любви к своему делу, к своей Земле, к Родине, к родным и близким. Александр Новоселов

Май. В 20 лет каждый месяц — май! Мы в Ленинграде, работаем в ВОХРе, ходим вольнослушателями в Академию. А сегодня помогаем приютившему нас старшему другу. Он уже студент и дворник, и мы готовим город к праздникам. Слава метет улицу у дома на Плеханова, а мы с Игорем прибираем в этом доме черные лестницы… В окошко между этажами лепит солнце. Мы сидим по обе стороны окна, курим. Работа не в тягость, усталости никакой. Мы вполне счастливы, солнечного света и оптимизма — через край. Мы — на подъеме и абсолютно уверены: этот город, самый красивый на свете, станет нам родным. Мы, конечно, поступим в Академию, естественно, напишем гениальные картины. Мы пробьемся! А пока — май 84-го.

Евгений Шараборин

Сегодня в изобразительном искусстве содержание, темы многих работ изменились: от былых стремлений к общечеловеческим ценностям и познанию природы Человеческого силы направляются на утверждение приоритета личной свободы и выражения собственной значимости. Это, кажется, стало модным и даже основным направлением современного искусства. Как удар от рынка: мир изобразительного искусства наполнился пошлым запахом продажности, заигрывания с конъюнктурой. Родившийся через 19 лет после войны, И.М.Кравцов столкнулся, в равной мере, с жизненным и рыночным «давлением», прожив и в постсоветские годы, и в период российских реформ. Но, выбирая свой честный путь в искусстве, он своей жизнью и кистью доказывает, что у молодых художников есть чувство социальной ответственности, врожденное, почти интуитивное понятие нравственности. Его картины на военные темы («Последний салют», «Старый окоп», «Взвод») – это работа по переосмыслению войны, представляющая собой глубокий пласт размышлений о войне, о героизме, о павших.

И.М.Кравцов с особенным уважением относился к культурным традициям, говоря с сожалением о постепенной утрате культурного национального многообразия в сегодняшнем мире. На одной из лекций в Центральной академии художеств студент спросил его: «Американское искусство идет во главе современных мировых тенденций, а как Вы относитесь к современному американскому искусству?». Он ответил напрямик: «Если Вы спросите, как я отношусь к китайскому искусству, я отвечу, что у Вашей культуры 5000-летние традиции, у нашей российской культуры 1000-летние традиции. Почему мы должны использовать именно американскую культуру в качестве своего культурного стандарта?». Очень хорошо, что есть люди, которые могут уверенно и смело высказываться. Такая уверенность в своей культуре не заслуживает ли наших размышлений? Е Нань, Сунь Тао

За окном был промозглый ноябрь. Он принес ужасную весть. И в голове зазвучали строчки А.Ахматовой: «Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король...» Нет, он с нами. В наших сердцах. И сложно сказать сколько их. Художник и педагог. От Бога. 11.30 — начинается живопись — и мы уже перед мольбертами, со свежей краской на палитре... Игорь Михайлович никогда не опаздывает, а зайти в мастерскую после него — преступление. И не то чтобы боимся — уважаем, очень. Открывается дверь и врывается Он, а вместе с ним вихрь энергии, созидающей, она как электричество пробегает по нашим рукам. И мы пишем еще активнее. Композиция, свет, фактура — вот главные понятия, которым он учит и сам мастерски пользуется. А вот Игорь Михайлович ставит натюрморт, это происходит не сразу. Сначала появляются интересные предметы: старая рыболовная сеть, стеклянный шар-поплавок, гармонь... И вот день за днем появляется натюрморт. Он выверяет каждый сантиметр, чтобы композиция зазвучала как симфония. А завершает все волшебный свет, как будто сошедший с полотен Вермеера. А всего-то закрыли часть окна, как створку ставни. Пушгоры. Беседка. Мы по очереди раскладываем этюды и зарисовки, Игорь Михайлович показывает, как торцом бумаги можно сделать траву... Конец второго курса, впереди практика в Крыму. Ребята с жаром спорят о распределении по творческим мастерским. Игорь Михайлович, прищурясь, улыбается: — Не о том они думают, после моря на загорелых плечах у девчонок так красиво переливаются капельки... Грошева Наталья, Семенов Василий

Войдя в мастерскую, по обыкновению включаю «Эхо». Не то чтобы я являюсь поклонником этой радиостанции, просто слушаю почему-то весь этот бред. Бойкая журналистка тоном, не терпящим возражений, говорит о войне (Великой Отечест венной). «...Трупами закидали», — безапелляционно излагает она материал. И каждое ее слово болью отдается в сердце. «Красная армия трусливо сдавала город за городом, солдаты миллионами шли в плен», — бойко строчит она. В отчаянии звоню Кравцову. — Слышал? — спрашиваю его. — Да слышал... В Академии на выставке стою перед холстом Игоря «Взвод». На нем солдатики, опаленные и уставшие, сжимая ремни винтовок, стоят и смотрят на нас с немым укором и надеждой. Стоят солдатики, без вести пропавшие, оболганные и забытые, словно взывают защитить их добрую память и завоеванную ими Великую Победу. Хамид Савкуев

война

Последний салют (2-й вариант), 2010 холст, масло, 185 x 200

Кравцову было свойственно врожденное чувство персональной ответственности за память о войне. Жгучее, пронизывающее десятилетия и поколения воспоминание о ней, которое не отпускает и не позволяет молчать. В его картинах две сквозные темы: навсегда ушедшая юность и угасающая старость. А между ними — целая огромная жизнь, ежедневно хранящая ощущения прошлого. Сама война здесь — не отчетливый яркий образ, а неуловимо возникающее видение, навеянное неосторожным звуком, запахом, памятью места. / Светлана Ершова

Последний салют

c. 77

(2-й вариант), 2010

Последний салют (2-й вариант), 2010

холст, масло, 185 x 200

фрагмент

Пейзаж с холмами, 1998 холст, масло, 15 x 45

Старый окоп, 2010 холст, масло, 175,5 x 111,5

Каргала. 1980-й год, 1998 холст, масло, 160 x 200

Каргала — деревня около Оренбурга. Название деревни татарское, а живут на границе Европы и Азии и русские, и татары, и башкиры, и немцы. Человек, волею Божией, лишь часть большого прекрасного мира. Это пейзаж, как будто с высоты птичьего полета, с «портретным» изображением Земли, но без конкретики места. «Планетарный» пейзаж. Образ Земли, как портрет старого человека, прожившего долгую и тяжелую жизнь, как израненное лицо с морщинами и трещинами. На больших холмах — два кладбища по обе стороны дороги: православное и мусульманское, с маленькими холмиками свежих могил. И дома черные, как будто обугленные. Тогда, в 1980 году, еще не закончилась война в Афганистане и там, на чужой земле, погиб друг Игоря. Время неумолимо, оно сотрет эти маленькие холмики — останется большая вечная Земля и бездонное вечное Небо. А все войны, в конечном счете — это противостояние кладбищ. Зная, как складываются исторические события в нашей стране, мне кажется, что в некоторых холстах, со временем, появляется больший смысл, чем тогда, когда они были написаны. / Альбина Кравцова

Взвод, 2010 холст, масло, 192 x 192

Картина начиналась в эскизах как два холста. Назову условно: «Мужчины» и «Женщины». В эскизах («Мужчины») это было похоже на немного сбитый, но строй. Предстояние. Но потом замысел несколько изменился — Игорь заменяет внешнее движение внутренним, психологическим движением. Людей стало меньше, чтобы мысль стала яснее. Появилась пустота, как действующий персонаж. Будто пустота на месте павшего, раньше стоявшего в строю. Фигуры были более цветными, стали почти монохромны. Строгий живописный аскетизм здесь обоснован и уместен. Фигуры образуют общий силуэт, стали почти монолитными, они все — одной природы. Люди, «ставшие землей и травой». Это солдат, сжимающий в руках свое оружие и еще оружие павших товарищей. И тот солдатик, почти ребенок, который очень хочет жить, а от него требуется умереть… Вдруг подумалось, если бы Игорю пришлось жить тогда — он был бы добровольцем, я уверена. / Альбина Кравцова

Тишина. Солдат, 2010 холст, масло, 200 x 110

Тишина. Солдат, 2010 холст, масло, 200 x 110 фрагмент

Момент «внутренней тишины», солдатик обращает к небу свой вопрос. Или молитву? Образ ясный, светлый, он почти бесплотен и земли уже едва касается. Хотя почти полностью в нее погружен. Эта картина о жизни солдата на войне? Или солдат этот уже ведет диалог с Вечностью? Художнику всегда интересна задача проникнуть в строение человеческой души. По моим ощущениям, образ молодого солдатика абсолютно автопортретен — в настроении, в психосостоянии персонажа. Игорь проецирует на героя свое миропонимание, настроение, переживания, свою концепцию человека. Для него важно все окрасить личным мироощущением. / Альбина Кравцова

Триптих «Первый снег» Левая часть «Ожидание» (не окончена) холст, масло, 200 x 110

Центральная часть «Первый снег», 2010 холст, масло, 200 x 200

Правая часть, «Солдат» (не окончена) холст, масло, 200 x 120

Наверняка, знакомое каждому чувство, когда вдруг какой-то запах, вкус, мелодия или чье-то прикосновение, возвращает тебя в детство, или в памяти всплывает ощущение, такое пронзительное и острое, но почти забытое… / Альбина Кравцова

Солдат, 2010 холст, масло, 200 x 120 фрагмент

Ожидание, 2010 холст, масло, 200 x 110 вариант

→ Ожидание, 2010 холст, масло, 200 x 110 фрагмент

c. 96

Первый снег, 2010 холст, масло, 200 x 200 фрагмент

100

Первый снег, 2010 холст, масло, 200 x 200 фрагмент

101

102

Старый окоп. Портрет ветерана, 2010 холст, масло, 120 x 80

103

Старый окоп. Портрет ветерана, 2010 холст, масло, 120 x 80 фрагмент

104

105

Оплакивание (2-й вариант), 2005 холст, масло, 160 x 360

оплакивание Первая картина, которая сконцентрировала все предшествующие размышления и поиски. То, что Игорь решил написать «Оплакивание» — не случайно. Он не стеснялся больших человеческих чувств, не стеснялся говорить на «высокие» темы, рассуждать высокими нравственными категориями и ставить глубокие философские вопросы. Вся история человечества — это нескончаемая череда потрясений, войн, катастроф, человеческих страданий. Осознание всей глубины темы привело к выбору. «Оплакивание» — сюжет почти канонический. В ходе работы замысел вырастает до большего обобщения. Сцена прощания развернута параллельно плоскости холста, в фигурах суровой процессии — сосредоточенность, даже просветленность. Образы почти статичны, они почти «срослись» с родной землей, почти проросли травой. Оттого так пронзительно звучит жест матери, силу отчаяния передают судорожно сжатые в плаче руки. Почти библейские одежды делают ее похожей на Богоматерь. Обычное действие приобретает форму возвышенной трагедии потому, что возникает тема «светлой жертвы». Все слагаемые картины, как к сердцевине, стягиваются к этому образу. Но образ оплакиваемого не конкретен, почти нематериален, а предельно обобщен и даже засвечен до «пронзительного белого». Это смысловой акцент картины. Делая большое количество эскизов, Игорь скрупулезно искал пространственные и смысловые интервалы. Они выдержаны пейзажем, который является не просто фоном для сюжета, а воспринимается как основа, определяет эмоциональную тональность темы. Пейзаж бесконкретен по месту, но с другой стороны, с почти натурным рисунком трав, движением ветра, с «портретом Земли» и черной пустотой неба. Это пейзаж-образ, пейзаж-знак. «Планетарный» пейзаж придает замыслу обобщенное звучание. Этот сознательный уход от названности места и даже времени, позволяет не мельчить идею, более широко прочитать тему, рассуждая категориями не «быта», а «бытия». Игорь отказался от всего лишнего, мешающего целостности. И если в первом варианте есть какие-то привязки ко времени, то в последнем — время абсолютно условно, атрибуты времени отсутствуют. 106

На мой взгляд, Игорь обладал способностью конкретное и частное превращать во всеобщее, а ситуативность — в явление. И он не мог отделить себя от происходящего. Он — соучастник, его персонажи автопортретны по состоянию души, по отношению к идее картины. Он как бы уподобляется своим персонажам, ощущается большое человеческое чувство, связывающее его с героями картины. Несмотря на трагедийный смысл самой сцены прощания, звучащую скорбную ноту, «Оплакивание» — это не аллегория утраты, а образ «светлой» нравственной жертвенности, заставляющей задуматься о безграничной ценности жизни. / Альбина Кравцова

107

108

110

Оплакивание (3-й вариант), 2008 холст, масло, 160 x 360

Через все творчество Игоря Кравцова проходит несколько тем, к которым художник неустанно обращается в разные периоды. Они выражают его отношение к жизни, восприятие мира, передают его чувства и отражают волновавшие художника темы.

→ Оплакивание (3-й вариант), 2008 холст, масло, 160 x 360

Первоначально задуманная как картина на военную тему, «Оплакивание» со временем превратилась в своеобразный реквием по всем погибшим раньше отпущенного срока. Здесь нет конкретных событий и героев. Из поколения в поколение люди приходят на землю, и в каждом поколении повторяется эта судьба. Таков непреложный закон жизни. Размышляя о его неотвратимости, Кравцов создает несколько вариантов этой картины, ставшей пророческой. / Светлана Ершова

фрагмент

148

Степь, 1996 холст, масло, 150 x 400

с. 147

Степь, 1996 холст, масло, 150 x 400 фрагмент

151

152

Вовка. Мальчик с собакой, 1993 холст, масло, 70 x 80

153

Мальчик с луком, 1994 холст, масло, 100,5 x 50,5

154

Тишина. Отец и сын, 2009 холст, масло, 110 x 120

156

157

Тишина. Отец и сын, 2009 холст, масло, 110 x 120

158

Память, 2006 холст, масло, 200 x 100

матери Тема матери — одна из главных для Игоря тем. Так получилось, что, питая огромную любовь и нежность к маме, Игорь не успел написать ее портрет (есть эскизы для «Автопортрета с матерью»). Но почти в каждой изображенной им женщине — его мать. Это свое, пережитое, собирательный образ женщины ждущей, жертвенной, вдохновляющей. Женщины в картинах Игоря не красивы, но прекрасны. Старухи, в суровых обликах которых — просветленность и достоинство. Игорь утверждает величие матери, духовную силу женщины, истинную высокую ее ценность. / Альбина Кравцова

160

161

Память (вариант), 2005 холст, масло, 135,5 x 94

162

Разговор (2-й вариант), 2009 холст, масло, 115 x 100

→ Разговор (1-й вариант), 2007 холст, масло, 108,5 x 92

163

164

Разговор (1-й вариант), 2007 холст, масло, 108,5 x 92 фрагмент

Героини холстов И. Кравцова самые разные женщины — красивые и любопытные, молодые и старые, нежные и суровые, испытавшие страдания и только начинающие жить. Им открыты тайны мира, их любовь преодолевает время и пространство, в них — спасение и сила человеческого рода. Они хранительницы его коллективной памяти и источник возрождения жизни. Они ждут и надеются, и их несокрушимая вера удерживает этот хрупкий мир от гибели. / Светлана Ершова

166

Женщина, собирающая красные ягоды, 2004 холст, масло, 143 x 116

168

169

Женщина, собирающая красные ягоды, 2004 холст, масло, 143 x 116 фрагмент

170

Весна, 2006 холст, масло, 199 x 107

172

Портрет дочери, 1995 холст, масло, 90 x 90

173

На прогулку. Портрет Оли с собакой, 1994 холст, масло, 82,5 x 72,5

174

Сентябрь, 2002 холст, масло, 130 x 105

с. 172

Сентябрь, 2002 холст, масло, 130 x 105 фрагмент

175

176

178

Оля, 2009 холст, масло, 200 x 100

180

181

Портрет дочери, 2008 холст, масло, 180 x 125

182

Портрет Репина С. Н., 2010 холст, масло, 90 x 80

поиск

207

208

209

210

211

Оплакивание, 1993 эскизы

212

← Оплакивание, 1993 эскизы

Оплакивание, 2008 эскиз

213

Из детства, 1993 эскизы

214

← Семья. Бегство. эскиз

215

Пугачев,1994 эскизы

216

217

Поцелуй Иуды, 1995-96 эскизы

218

219

Путешествия Гулливера, 1997 эскизы иллюстраций

220

221

Из рабочего альбома

237

Ветер, 1995 эскиз холст, масло,

238

Солдат. Тишина. вариант

239

← Работа над мозаичными панно в мозаичной мастерской Академии Художеств 241

Эскизы к мозаичным панно для наружного вестибюля станции метрополитена Петроградская, 1994-96

242

243

Эскизы к мозаичным панно для наружного вестибюля станции метрополитена Петроградская. 1994-96 гг.

244

245

246

биография

26.03.1964 1979—1983 1986—1993

1989 1990—1995 1993—1997 1994

247

Родился в г. Оренбурге. Учеба в Оренбургском художественном училище. Учеба в Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина в мастерской монументальной живописи под руководством профессора А.А. Мыльникова. Дипломная работа — картина «Оплакивание», Научно-исследовательский музей Российской академии художеств, С-Пб. «Аукцион искусств Южная ночь». Алупка, Крым. Участник выставок группы «Два начала», участник молодежных выставок в Союзе художников. Работа в творческой мастерской монументальной живописи Российской академии художеств СССР под руководством А.А. Мыльникова. Выставка дипломных работ институтов им. Репина и им. Сурикова. 1990—1993, Москва, Залы Академии художеств. Выставка лучших дипломных работ творческих ВУЗов «В традициях русского реализма». Выставочные залы ЮНЕСКО, Париж, Франция. Выставка в «Форест галерее», Гильфорд, Англия. Выставка в «Кристал-палас», Лондон.

248

С 1994

1995

1996 1996— 2010 1997 1998 1999 2000

Преподает в Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина. С 2006 года преподает в мастерской монументальной живописи под руководством С.Н. Репина. Доцент кафедры живописи и композиции. Награжден серебряной медалью Российской академии художеств за дипломную работу «Оплакивание». Выставка творческих мастерских Академии художеств. Залы Академии художеств, Москва. «Молодежная выставка». Союз Художников, Санкт-Петербург. Стал победителем конкурса грантов для молодых пеподавателей ВУЗов Санкт-Петербурга. Принят в члены Союза художников. Избран в бюро секции живописи. «Осенняя выставка» Академия художеств, Санкт-Петербург. Участник весенних выставок преподавателей Института живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина. Научно-исследовательский музей Российской академии художеств, С-Пб. Стал лауреатом Государственной стипендии президента РФ. Выставка учеников профессора А.А. Мыльникова. Пекин, Китай. Выставка «Арабески истории», Санкт-Петербург. Конкурс эскизов по восстановлению Храма Христа Спасителя, Москва. Выставка преподавателей Академии художеств, Пекин, Китай. Осенняя выставка Союза художников, Санкт-Петербург. Выставка «Cанкт-Петербург—Москва». Союз художников, Санкт-Петербург. «Молодежная выставка». Союз художников, Санкт-Петербург. Весенняя выставка Союза художников, Санкт-Петербург.

2001 2002 2005 2006 2007 2008 2009—2010 13.11.2010

249

Выставка «Санкт-Петербург—Москва», Центральный выставочный зал «Манеж, Москва. Награжден дипломом Союза художников России «За успехи в творчестве и содействии развитию изобразительного искусства России». Выставка петербургских художников. Ханьжоу, Китай. Второй международный биеннале искусств. Пекин, Китай. Выставка петербургских художников. Галерея Русского искусства. Пекин, Китай. Выставка петербургских художников. Ханьжоу, Китай. Награжден дипломом Российской академии художеств за серию картин предыдущих лет. Выставка «Между Европой и Азией. Современная живопись России и Тайваня». Тайпей, Китай. Выставка произведений преподавателей Санкт-Петербургского Государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина. Шеньчжень, Китай. Скончался в Петербурге.

250

Список основных произведений 1993

Шут, 1994

Оплакивание (Дипломная работа) холст, масло, 147 х 273 Скорбь холст, масло, 120 х 150

Мужской портрет (Портрет отца) холст, масло, 64,5 х 75

Музей современного искусства

Государственный Русский музей

г. Пекин (Китай)

Три скорбящие фигуры холст, масло, 96 х 80,5 Белый пейзаж холст, масло, 80,5 х 100 Чёрный пейзаж холст, масло, 90 х 100 Красный пейзаж холст, масло, 90 х 100

Пастух. Старик с собакой холст, масло, 80 х 100 Вовка. Мальчик с собакой холст, масло, 70 х 80 Холмы холст, масло, 90 х 100 Частное собрание. США

Рыбы холст, масло, 90 х 70 Частное собрание. США

Мальчик с птичкой холст, масло, 30 х 20 Частное собрание. Россия

1994 На прогулку. Портрет Оли с собакой холст, масло, 82,5 х 72,5 учебная работа, 1993

Шут холст, масло, 85 х 85 Частное собрание. Англия

Мальчик с луком холст, масло, 100,5 х 50,5 Светлый день холст, масло, 80 х 90 Частное собрание. Англия

Старик холст, масло, 90 х 80 Частное собрание

1995 Портер дочери холст, масло, 90 х 90 Портрет отца холст, масло, 110 х 120

1996 Степь холст, масло, 150 х 400 Частное собрание. Китай

Частное собрание. Китай

Ветер холст, масло, 90 х 100

Детский портрет холст, масло, 100 х 90 Частное собрание

Частное собрание

Натюрморт с подсолнухами холст, масло, 85 х 120

Натюрморт с таксой холст, масло, 85 х 90 Частное собрание

Частное собрание

Натюрморт с корзиной и яйцами холст, масло, 90 х 90 Частное собрание

Натюрморт со старой корзиной. Ёжик холст, масло, 120 х 85 Частное собрание Натюрморт с рогожей. Мышка холст, масло, 75 х 90 Частное собрание Оля холст, масло, 40 х 45 Частное собрание. Китай

251

Натюрморт,

Тишина холст, масло, 125,5 х 175 Частное собрание. Китай

1995

Бегство. Святое семейство холст, масло, 55 х 65 Частное собрание. Россия

Натюрморт, 1995

252

2003 Сумерки холст, масло, 130 х 210 Собаки холст, масло, 95 х 195,5

2004

Бегство. Святое семейство, 1996

Память (Женщина, собирающая красные ягоды) холст, масло, 143 х 116

эскиз

Частное собрание. Китай

1998 Каргала. 1980 год холст, масло, 160 х 200 Hua Mao Art Museum. Китай

Пейзаж с холмами холст, масло, 15 х 45 Частное собрание. Россия

1999 Сергей Григорьевич и Григорий Сергеевич Коваль, 1999 холст, масло, 170 x 70

Портрет художника Шараборина холст, масло, 130 х 140 Анжела холст, масло, 155 х 120 Частное собрание. Китай Гроза холст, масло, 150 х 190 Частное собрание. Китай Портрет жены холст, масло, 100 х 80

2001 Портрет Гришина А. Б. холст, масло, 104,5 х 75 Частное собрание. Россия

2002 Сентябрь холст, масло, 130 х 105 Ночь холст, масло, 180 х 150

Портрет художника Шараборина, 2004

Весна холст, масло, 199 х 107 Частное собрание. Китай Оля холст, масло, 199 х 108 Частное собрание. Китай

Портрет китайского мальчика холст, масло, 77 х 90,5 Колыбельная холст, масло, 104,5 х 122 Портрет

Частное собрание. Китай

А. Б. Гришина

Портрет Го Дон Мэй холст, масло, 113,5 х 82,5

2001

Частное собрание. Китай

Зимняя ночь холст, масло, 90 х 180 Альбина холст, масло, 100 х 60

2005 Память (вариант) холст, масло, 135,5 х 94 Частное собрание. Китай

2007 Возвращение холст, масло, 191 х 191 Частное собрание. Китай

Осень холст, масло, 134 х 130 Разговор холст, масло, 108,5 х 92

Оплакивание холст, масло, 160 х 360 Xue Feng Art Museum, г. Ханжоу. Китай

Последний салют холст, масло, 200 х 175 Xue Feng Art Museum, г. Ханжоу. Китай

2006 Память холст, масло, 200 х 100

Портрет

Частное собрание. Китай

С. М. Осипова эскиз

254

2008 Портрет дочери холст, масло, 180 х 125 Частное собрание. Китай

Портрет отца (вариант) холст, масло, 110 х 120 Частное собрание. Китай

Эскиз к картине «Оплакивание» холст, масло, 60 х 130

Портрет С. Н. Репина эскиз

Оплакивание (вариант) холст, масло, 160 х 360 Музей г. Нинг Бо. Китай

Перед грозой холст, масло, 110 х 170

Мальвы холст, масло, 200 х 100 Частное собрание. Китай

Частное собрание. Китай

2009 Оля (вариант) холст, масло, 200 х 100 Частное собрание. Китай

Тишина. Отец и сын холст, масло, 110 х 120

Разговор (вариант) холст, масло, 115 х 100 Частное собрание. Китай Эскиз к картине «Знамение» холст, масло, 110 х 85 Знамение холст, масло, 180 х 125 Частное собрание. Китай Зимняя ночь холст, масло, 95 х 105 Частное собрание. Китай

Тишина. Отец и сын (вариант) холст, масло, 120 х 120 Частное собрание. Китай

Эскиз к картине «Первый снег» холст, масло, 120 х 120 Частное собрание. Китай

Портрет Шошина М. Не окончено

Старый окоп. Портрет ветерана холст, масло, 120 х 80 Частное собрание. Китай

2010 Последний салют (вариант) холст, масло, 185 х 200 Частное собрание. Китай

Праздник 9 мая холст, масло, 174 х 210

Портрет Репина С. Н. холст, масло, 90 х 80 Ожидание (вариант в красном платье) холст, масло, 200 х 110

Частное собрание. Китай

Портрет Жени Егорова холст, масло, 200 х 110

Взвод холст, масло, 192 х 192

Портрет Саши Егорова холст, масло, 71 х 74

Частное собрание. Китай

Старый окоп холст, масло, 175,5 х 111,5 Первый снег холст, масло, 200 х 200

Женя, Ира и Суббота холст, масло, 200 х 200 Беда холст, масло, 200 х 200

Ожидание холст, масло, 200 х 110 Частное собрание. Китай

Солдат холст, масло, 200 х 120 Тишина. Солдат холст, масло, 200 х 110 Сентябрь (вариант) холст, масло, 130 х 105 Частное собрание. Китай

Белый пейзаж (вариант) холст, масло, 90 х 100 Частное собрание. Китай

Женя, Ира и Суббота, 2010 255

256

Монументальные работы 1994 Мозаичные панно для наружного вестибюля станции метро «Петроградская», 1994-1996 смальта Эскизы оформления вестибюля станции метро «Звенигородская» Роспись ресторана «Сенат-бар», 1994-1996 (коллективная работа)

1996

Фрагмент росписи ресторана Союза Художников.2003 г.

Работы по воссозданию внутреннего убранства Храма Христа Спасителя в Москве (в составе творческого коллектива под руководством А. К. Быстрова): «Христос на престоле». Фрагмент росписи барабана центрального купола по оригиналу И. С. Кошелева (коллективная работа) холст, масло, 200 х 150 «Спас». По эскизу К. П. Брюллова (коллективная работа) холст, масло, 250 х 130

Роспись ресторана «Дворянское гнездо» (коллективная работа)

1997 «Крещение Святого Владимира в Корсуни». Рабочий фрагмент по оригиналу А. Е. Корнеева, 1997 холст, масло, 200 х 300 Эскизы декоративного панно для вестибюля Молодежного театра в Санкт-Петербурге

1999 Роспись ресторана «Аустерия» (коллективная работа)

2003 Роспись ресторана Союза Художников «Арт-буфет» (коллективная работа)

Благодарим за участие в подготовке издания Авторы текстов В. А. Леняшин вице-президент Российской академии художеств, доктор искусствоведения, профессор, заведующий отделом русской живописи XIX-XX веков Государственного Русского музея. С. Ершова кандидат искусствоведения

С. Н. Репин действительный член Российской академии художеств, заслуженный художник РФ, профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина.

Ф. Иванов

Ю. В. Калюта член-корреспондент Российской академии художеств, заслуженный художник РФ, профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина

К. Грачев

А. Герасимов А. Филиппов О. Кравцова

А. Немакин И. Алтунашвили А. Новоселов

Р. Бахтияров кандидат искусствоведения. Государственный Русский музей А. А. Мыльников вице-президент Российской академии художеств, народный художник СССР В. А. Мыльникова действительный член Российской академии художеств, руководитель творческой мастерской Российской академии художеств

257

В. А. Акцынов заслуженный художник РФ, профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина

Ли Клим заслуженный художник РФ, профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина

Е. Шараборин

А. И. Кравцова

Е Нань профессор Центральной Академии искусства г. Пекина

Н. П. Цицин профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина

Сунь Тао профессор Центральной Академии искусства г. Пекина

С. Г. Коваль

Н. Грошева

А. Базанов председатель секции живописи Союза художников СПб, доцент СПГХПА им. А. Л. Штиглица

В. Семенов

В. Перхун доцент СПГХПА им. А. Л. Штиглица Л. Логун Г. Яндыганов А. Пономарев

Х. В. Савкуев член-корреспондент Российской академии художеств, народный художник Кабардино-Балкарской республики, профессор СПб ГАИЖСА им. И. Е. Репина

258

In Igor Kravtsov`s works we can see his relation not just to art but to life. The heroes of his designs are characterized with specific fixity of look, concentration, selfdeepness. They are followed by and their minds are haunted by the memory about what happened, about unbelievable trials that felt on our fathers and mothers, about the boys who had never returned from bloody fields. He is intimately connected with them; he is connected by one ground and root family destiny. Hence it is self portrait overpressure of intonation, inspired actuality of metaphors, plastic language, preventing all proximities. In the space of linen we can hear the voice of the artist, who considered his oeuvre as a serious and responsible business, and who worked his life way deserving. Vladimir Lenyshin, vice president of The Russian Academy of Arts, doctor of study of art, professor and manager of the department of Russian painting of 19-20th centuries of the State Russian Museum.

Igor Kravtsov (26.03.1964-13.11.10) was born in Orenburg. In the year 1998 he graduated from the institute of painting, sculpture and architecture named after Repin (the workshop of monumental painting under command of academician Mylnikov) excellently. From 1993 to 1997 he was working in creative workshop of The Academy of arts of SSSR under the command of academician Andrei Mylnikov. Since 1994 he was teacher in the Institute of painting, sculpture and architecture, he was assistant professor of painting and composition department. He was the member of Commonwealth of artists since 1996. He was the permanent participant of international, republican and All-Russian exhibitions. He was awarded the silver medal of the Russian Academy of Arts and diplomas of the Russian Academy of Arts and of Commonwealth of artists. Igor Kravtsov is an artist with his own outlook. Life and death in the wide of eternal Earth are one of the main items in his oeuvre. The peculiarity in the most of his works is deep psychologism, laconic expression, the sharpness of composition decision, emotional sapidity. The artist successfully worked in different genres such as genre painting, portrait and landscape picture. Igor Kravtsov is an artist who is able to rethink the nature metaphorically, enriching it with many meanings. Bright creative writing, spirituality, the profundity of the thought, elegance of the form shows the remarkability of genius. The paintings of Igor Kravtsov reside in the State Russian Museum, Researchand-development museum of the Russian Academy of Arts, in the museum and private collections in Russia, China, Germany, England, France, the USA and the United Arab Emirates.

259