Дмитрий Борко "1991 1993"

Page 1

Дмитрий Борко

1991 1993 Редактор-составитель Анна Борко


УДК 77/82-94 ББК 85.1 Б82

Нумерованный экземпляр:

Борко Д. Б82 1991, 1993 : фотоальбом / Дмитрий Борко. – М. : «Захаров», 2013. – 192 с. ISBN 978-5-8159-1206-9 аннотация

© Борко Д., 2013 © «Захаров», 2013


Предисловие Все мои попытки объективно описать то время и события заканчивались неудачей. В памяти упорно всплывали только сделанные тогда фотоснимки. Но они и так лежат передо мной, за исключением тех, что я безответственно разбазарил по всему свету. Кроме них остались лишь ощущения, но они — мои личные, какая тут историчность?! И тогда я решил рассказать о себе. Ведь всё, что было и о чем рассуждал бы педантичный историк, происходило и со мной. К тому же я всё это снимал. До сих пор мне иногда кажется, что Советский Союз обрушил именно я. Когда весной 85-го оставил, наконец, тщетные попытки построить стандартную судьбу советского инженера и ушел в вольные фотографы. Сразу вслед за этим умер последний из дряхлых советских генсеков — Черненко, и главой страны стал Горбачев. Но еще несколько лет я не понимал, что приближаются новые времена. Я не могу сказать, плохо мы жили до того или хорошо. Потому что иной жизни мы просто не знали. Всё было привычно и казалось вечным и неизменным. И именно это чувство абсолютной замороженности времени больше всего приводило в депрессию. Где-то там, вдали,

несся вскачь технический прогресс, пели «Битлз» и «Пинк Флойд», вскипали революции и устраивали путчи генералы — у нас было мороженое по вечной цене 19 копеек и ежегодно обновляемая мерзкая зеленая краска на стенах казенных подъездов. Поворот, выбранный мною тогда, был чреват. Ведь такой работы не значилось даже в сводном реестре профессий, а в советских реестрах значилось всё, что было можно, остальное не предполагалось. Для начала, чтобы не сесть в тюрьму за тунеядство, нужно было числиться где-то на службе или вступить в творческий союз. Но Союза фотографов в СССР не было, поэтому я устроился техническим фотолаборантом и неспешно занялся за казенный счет художественной фотографией. Говорили, что Горбачев пытается начинать какие-то реформы, но на моей жизни это никак не сказывалось. Напротив, не явно, но планомерно жить становилось всё труднее. В Москве это было еще не так заметно. Но наша приятельница из Пскова, профессор главного тамошнего института, всё чаще наведывалась в столицу — в «командировки», увозя отсюда два чемодана продуктов и снабжая едой не только свою семью, но 3


и всю свою кафедру. Потихоньку кризис охватывал и Москву. И тогда, в 87-м, Горбачев объявил гласность. Тут-то всё и началось, во всяком случае для меня началась эпоха перестроечной прессы. Друг затащил меня в созданную им газету «Советский цирк». Это было типичное перестроечное издание. Будучи по статусу отраслевой многотиражкой, мы прикрывались нескольким страницами цирковой тематики. Но дальше шло всё то, о чем еще недавно говорили только на кухнях: история, политика, сталинские лагеря и нелепости социалистической экономики. Мы пачками печатали запрещенных многими десятилетиями писателей, а название особенно импозантно смотрелось над моими обложечными снимками мрачноватых реалий советской жизни. Возникшая через три года «Независька» делала всё это уже с полным правом и была полноценной профессиональной газетой с неплохим бюджетом. Проначалу я любил снимать портреты. Но вскоре начались митинги. Сперва Демсоюз Новодворской и анархисты пытались собираться на Пушкинской, их разгоняли и сажали на 15 суток. Но в 89-м Горбачев объявил выборы в Верховный Совет по новым правилам. Право выдвигать кандидатов получила не только КПСС, но и всевозможные общественные организации — творческие союзы и всякие объединения. Официальных партий, кроме КПСС, тогда еще просто не было. Попытки манипулировать выдвижением кандидатов вызвали волну протестов, продолжившихся и после открытия Съезда народных депутатов, — люди требовали реформ. 4

К отведенной поначалу для митингов площадке в далеких Лужниках топали пешком десятки тысяч людей. Постепенно митинги и шествия отвоевывали Москву, и в 90-м гигантские демонстрации катились уже по Садовому и Тверской, заканчиваясь митингами на Манежной площади. В них участвовали сотни тысяч. Требовали перемен и отмены 6-й статьи Конституции, закрепляющей за КПСС исключительное право управлять страной. Однажды Горбачев, пытаясь припугнуть разошедшихся горожан, запретил митинговать в центре столицы и ввел в Москву войска. Но, казалось, никто этого не заметил. И к вечеру все улицы были заполнены протестующими. Власти не решились применить силу, и всё закончилось мирно. Государство из последних сил пыталось как-то оживить рассыпающуюся экономику, сочиняя самые немыслимые формы жизни. Некоторые мои приятели работали в кооперативах. В основном — собирали компьютеры. Или пытались что-то производить на базе государственных научных институтов. Даже стали зарабатывать получше меня. Я никак не мог понять, как это всё работает. Ведь кооперативы могли существовать только под крышами госучреждений. И всё по-прежнему принадлежало государству. В те годы я иногда подряжался снимать для журнала «Сельская новь» — этакого «Огонька» для деревни. Заработки были грошовые, зато оплачивались командировочные расходы — дорога и жилье. А в соответствии с традиционной


советской иерархией, приезжающий в провинцию столичный корреспондент котировался там весьма высоко, какое бы издание ни представлял. Поэтому часто меня с помпой принимало само местное начальство — секретари райкомов и председатели колхозов, привыкшие, что «всё решается в Москве». Даже понимая, что столице давно до лампочки их проблемы и не может она уже ничего поделать, они действовали скорее по инерции. Я с удовольствием пользовался этим просто для того, чтобы выбираться иногда в какую-нибудь глушь — подышать воздухом и поглядеть на жизнь. Собравшиеся в журнале прогрессисты пропагандировали новые экономические формы. Государство разрешило брать в аренду землю, и я отправлялся в деревню в поисках успешных фермерских хозяйств. На деле всё выглядело привычно. У одного фермера передохли коровы из-за невозможности купить корма, а колхозный фельдшер (других-то не было) перепутал лекарства во время эпидемии. У другого курятник сожгли завистливые соседи. Провинция выглядела безжизненно. Особенно туго жилось в маленьких городках. На сохранившихся снимках — кучка отталкивающих объедков, одиноко лежащая на витрине городского гастронома с ценником: «Кости пищевые, 26 коп/кг». Кто жил поближе, подвергали набегам столицу. Я снимал «колбасные» и «хлебные» электрички — женщин с набитыми продуктами сумками на перронах московских вокзалов. Возродилось забытое со времен Гражданской слово

«мешочник». Только теперь так называли не мелких тороговцев и спекулянтов, а обычных жителей средней полосы, волокущих из Москвы продукты для всей семьи. Но и московские магазины пустели на глазах. На основные продукты ввели талоны — «карточки москвича». Список этих «основных» продуктов постоянно расширялся. Сыр «давали» по 200 граммов в руки... Помню, моя матушка приспособилась делать некое подобие молодого сыра из молока, которое еще можно было купить. Затем настал черед сигарет… Но всё это было не так важно, потому что вокруг бушевала весна. Удивительно, что рубеж 90-х у меня твердо ассоциируется с весенними ощущениями: холодно, мокро и неуютно, но — кинжальное солнце и просыпающиеся запахи жизни. Я буквально жил не хлебом, а информацией, идеями и предчувствием чего-то очень большого. Смотрел на редких пока видеомагнитофонах у друзей хорошее кино, которое теперь безбоязенно кучей тащили из-за границы. Политика была повсюду. Прямые трансляции Съезда слушали на кухнях и на работе. Я не мог поверить в то, что я — «представитель демократической прессы» и снимаю Сахарова, выступающего с кремлевской трибуны. Душил гнев, когда его затопывали консерваторы, но всё это уже казалось временным. К началу 91-го я оказался в только что созданной «Независимой газете». Название ее было символично: она 5


фотографы, висели на черепичных крышах старинных домов, чтобы снять бескрайнее море людей.

считалась едва ли не первым свободным изданием, хотя и было известно, что покровительствовал нам сам Горбачев. Независимый статус, впрочем, вполне отвечал причудам этого странного времени: цензуры над нами уже не было, но печатались мы в государственной типографии, что оказалось весьма существенным для описываемых далее событий.

К осени Горбачев вроде бы пришел к соглашению с республиками о подписании нового Союзного договора — почти федерации. Жрать было нечего, все говорили, что срочно необходим свободный рынок и прочие реформы. «Ястребы» во власти давили на президента с другой стороны, но это воспринималось как-то не всерьез. Но однажды, когда Горбачев уехал отдыхать в Крым, я услышал по радио «Лебединое озеро». Все знали, что передачи заменяют бесконечной классической музыкой, когда происходит нечто из ряда вон выходящее. Потом читали Указ ГКЧП. Потом произошло то, о чем я попытался рассказать здесь фотографиями. И глядя на людей в те дни, я еще больше поверил в то, что это именно я сокрушил СССР.

К этому времени мы уже знали о Сумгаите, Фергане, Баку и саперных лопатках в Тбилиси. Окраины гудели. Говорили, что Прибалтика отвалится точно, вопрос времени и цены. Она уже начала платить. В январе 91-го я едва успел примчаться на такси в Вильнюс (все поезда и самолеты в тот вечер отменили) и почти успел на штурм советскими солдатами литовского телецентра. Через пару дней хоронить погибших при штурме жителей вышел весь город, а мы, * После августа 91-го некоторое время было отдано победным торжествам. Которые, впрочем, уже в следующие после капитуляции путчистов дни стали отдавать казенщиной и буффонадой. Гораздо больше, чем награждения героев и похороны погибших, меня интересовали те самые перемены, которых мы так ждали и которым теперь, казалось бы, никто не мешал. Ельцин фактически получил мандат на управление страной, да и консерваторов, на которых раньше всё жаловался Горбачев, что они не дают ему проводить реформы, 6

*

* теперь не стало. Я знал, что есть альтернативные программы и конкурирующие команды экономистов. Но полагал, что придумать, что же делать со страной, можно было и раньше, а сейчас не время для споров и конкуренции. Но ничего не происходило, и победная эйфория скоро уступила место бытовым заботам. Есть по-прежнему было нечего. В конце года в зимней заснеженной Алма-Ате я долго сидел в какой-то комнате Дома Правительства вместе с толпой других репортеров. Затем нас


позвали в большой зал, где за круглым столом сидели будущие президенты бывших союзных республик. Мы сделали несколько снимков. Советский Союз прекратил свое существование.

Даже опасности профессии воспринимались как-то приглушенно. Казалось, что ты попал в бесконечное приключенческое кино, а на самом деле с тобой ничего не может случиться.

В январе 92-го грянула долгожданная реформа, навсегда связанная с именем Гайдара. Освобожденные цены в один день взлетели в разы, но в магазинах волшебным образом появились продукты. В первый и последний раз в жизни мне довелось купить 75 граммов сыра (одним куском, ибо о нарезке тогда еще не слышали).

Интересной работы было невпроворот, деньги обесценивались, но зарплата в 500 долларов позволяла почти ни в чем себе не отказывать. К тому же человечество в те годы интересовалось происходящим в России, и все мировые фотоагентства устремились сюда, скупая всё снятое местными фотографами. Тридцать долларов, которые они платили за каждый снимок, делали нас, фотокоров, несказанно богатыми. За пару дней выездных съемок можно было купить тот самый вожделенный магнитофон, на который я когда-то копил целый год. Правда, музыку уже было слушать некогда, а происходившее вокруг стало гораздо интереснее любого кино. Мимо меня с грохотом скорого поезда проносилась сама История.

Все давно говорили о свободном рынке. И он пришел. Москва превратилась в одну сплошную барахолку. Я носился по улицам и снимал этот бесконечный праздник. Продавали и меняли всё: колбасу, хлеб, новые джинсы и старые кофты, стоптанные ботинки и очки, сигареты, спички, магнитофоны, презервативы и лекарства. К вечеру пустеющие улицы напоминали гигантскую мусорную свалку. Настало время «челноков»: через открытые границы хлынул поток частных коммивояжеров. Я снимал в аэропортах и на вокзалах женщин (почему-то женщин было больше — или мне теперь так кажется?), почти не видимых под грудой влекомых ими огромных «товарных» сумок. Мне нравилось жить сегодняшним днем. Я всю жизнь мечтал о разнообразии и теперь поглощал его полными ложками. Будучи неприхотливым по жизни, я никогда не боялся «пропасть».

Мои друзья занимались кто чем. Будущий банкир скупал ваучеры, при помощи которых предполагалось создать «класс собственников» и с которыми никто не знал, что делать. Будущий известный издатель продавал брошюры «Как эмигрировать в Израиль» и «Как законно не платить налоги». Будущий рекламный предприниматель репортерствовал вместе со мной в горячих точках. Горячими точками вспыхнули все окраины бывшего Союза. Я снимал войну в Карабахе, Приднестровье, 7


Таджикистане, Грузии. В России войны не было. Но была Чечня. В Москве расцветал криминальный «чеченский бизнес», а в Грозном я видел закрытые школы, осажденные российские воинские части и нищих руских стариков, переставших получать пенсию. По селам мотались эмиссары Дудаева и убеждали старейшин избрать его президентом. На вечном огне в центре Грозного бойцы будущей чеченской армии кипятили чай. В Москве, впрочем, стрельбы тоже хватало. Оружие из обнищавшей армии разлеталось по дешевке, и разборки на улицах стали привычны. «Отдел происшествий», называемый в обиходе «бандитским», в моей газете «Сегодня» постепенно становился одним из самых важных. Мы с корреспондентом носились в машине с рацией, настроенной на милицейскую волну, часто поспевая на событие раньше милиции. Однажды, услыхав так о стрельбе в ресторане, мы оказались в каком-то бандитском притоне и нашли там десяток свежих трупов среди хрусталя и зеркал. Снимал очереди бабушек в сберкассу. Они пытались получить обещанную компенсацию за сгоревшие вклады, собиравшиеся всю жизнь. Рядом с этими очередями другие москвичи оттягивались в ресторанах и ночных клубах. Помпезные клубы для «новых русских» в малиновых пиджаках меня не особо привлекали. Интереснее было авангардное искусство. Вчерашний андеграунд повылазил из котельных и постепенно 8

переселялся в выставочные залы. Или хотя бы безнаказанно жил в многочисленных заброшенных домах, превратившихся в сквоты художников, а прямые акции проводились в самом центре Москвы. Вскоре вновь пошли съемки митингов. Состав демонстрантов резко сменился. Теперь это были в основном старики или бюджетники, потерявшие работу или оставшиеся с нищенской зарплатой. Демонстранты выходили под красными флагами. Еще недавно казалось, что они навсегда исчезли вместе с Советским Союзом. Демонстрации становились всё более масовыми и жесткими. Новые компартии конкурировали с ельцинским движнием реформаторов. Еще одним конкурентом становились националисты всех мастей. Из Чечни, Закавказья, Средней Азии бежали русские, московские рынки контролировали чеченцы — поводов для оскорбленных чувств хватало. Снимая митинги, я всё чаще слышал вопросы о своей национальности. А я и сам не знал, какая она... В 90-м я снимал казенную первомайскую демонстрацию, на которую впервые вышли «неформалы» — «Мемориал», анархисты и всяк, кто может. Это было шоком и для зрителей, и для Горбачева, сбежавшего даже с кремлевской трибуны. Первомай 1993-го отметился мощной «красной» демонстрацией и первыми серьезными столкновениями с милицией на Ленинском проспекте. Демонстранты штурмовали грузовики, которыми перекрыли путь колонне, и забрасывали ОМОН камнями. Погиб офицер милиции.


Многие репортеры, снимавшие в самой гуще, заработали переломанные руки и пробитые головы. Мне повезло — отделался разбитым объективом. Ходил и в парламент, там тоже было весело. Большинство депутатов были оппозиционно настроены к Ельцину и блокировали любые действия его правительства. Противостояние в его стенах и на улицах нарастало. Все вновь чего-то ждали. В конце сентября Ельцин знаменитым Указом №1400 распустил парламент. Депутаты не признали ельцинский указ. В тот же вечер у его стен, совсем как в августе 91-го, стали собираться люди. Мне кажется, они решили механически повторить опыт августа, зная, что именно такие действия приводят к успеху. История не повторилась. И если после августа проигравшая сторона оправилась достаточно быстро, то в октябре проиграли все, а не только те, кто встал на сторону парламента. Последствия тех событий я вижу и в сегодняшнем дне.

Именно поэтому я решил издать, наконец, свою книгу, хотя историю этих двух драм в одних декорациях носил в себе двадцать лет. Я многое видел, но именно они оказались самыми важными. Может быть, потому, что события эти происходили в моем городе, «знакомом до слез», исхоженном с детства и всегда казавшимся самым спокойным и родным местом. В него я возвращался из тяжелых командировок, в прогулках по его бульварам и переулкам я находил успокоение и ответы на самые больные вопросы. Но дни вокруг Белого дома взорвали чувство уверенности и покоя. А еще я прочел когда-то о знаменитой римской армии, которой было запрещено на родине входить в столицу. Московские события помогли понять смысл этого закона: танки в городе рано или поздно доводят до беды и оставляют слишком глубокий след в людской памяти.

Дмитрий Борко

9


1991

10


11


12


13


В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР и переходом в соответствии со статьей 127/7 Конституции СССР полномочий Президента Союза ССР к вице-президенту СССР Янаеву Геннадию Ивановичу; в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества; исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик; руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей, заявляем: В соответствии со статьей 127/3 Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года. Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР 18 августа 1991 года 14


15


16


19 августа. По радио читали указ ГКЧП. Казенные слова о болезни Горбачева и чрезвычайном положении казались настолько абсурдными, что мы с женой спросонья рассмеялись. Минут через пять, поняв, что всё всерьез, я схватил сумку с аппаратурой и по­мчался на Мясницкую в редакцию. ...В понедельник у нас выходной, но народ собирается. Никто пока не понимает, чем всё обернется. Введена цензура, запрещено печатать некоторые газеты, скорее всего, нас тоже запретят. Запрещены митинги и вообще — всё. По радио и телевидению — уже одно «Лебединое озеро»... 17


...Город выглядит обыденно, но на Манежной нахожу множество людей, которые всё прибывают. Кучками окружают владельцев транзисторных приемников. Слушают «Свободу» и «Эхо Москвы», которые почему-то еще работают. Сообщают о призыве Ельцина не признавать ГКЧП... ...Со стороны Боровицкой выкатилась колонна бронетехники, которую возглавлял странный агрегат, похожий на гигантский бронированный бульдозер. Совершенно неожиданно для меня люди побежали ей навстречу. Настроение сразу изменилось: если сперва царили неуверенность и подавленность, то с появлением военных люди встряхнулись и начали действовать очень энергично... ...Говорят с солдатами, суют им газеты и какие-то листовки с недавних митингов. Некоторые офицеры сперва реагировали враждебно, но конфликта не произошло, настолько люди миролюбивы и настойчивы... ...Растекаются по Тверской, руками толкают троллейбусы, перегораживая ими улицу. Военная техника, пытаясь проехать к Кремлю, увязает в транспорте и людском море...

18


19


20


21


...Я не помню, во что был одет. Гордость свою — купленный с рук почти новый Nikon F3 — помню. На единственном снимке, запечатлевшем меня, вижу штормовку. Вспоминаю — была такая, темно-зеленая, намокала под длинным мелким дождем, становясь всё тяжелее и тяжелее...

22


23


24


25


26


27


28


29


...В метро говорят о входящих в город войсках. По слухам, танки видели на Ленинградке, Можайке, Рязанке...

30


...Мечусь по городу. Почему-то кажется важным увидеть и пересчитать всю бронетехнику. Белый дом окружен танками, людей мало. Узнаю, что пропустил выступление Ельцина с танка. Снова бегу назад, к центру...

31


32


...На Калининском, как ни в чем не бывало, гуляют, покупают, едят. Кажется, что постоянно пропускаю что-то важное... ...Вдруг со стороны Кремля выкатывается людской вал. Идут к Белому дому. Некоторые прохожие присоединяются к колонне... ...Иду с ними. Пространство вокруг парламента оживает. Все куда-то бегут и что-то делают. Надолго зависаю на Калининском мосту, снимая сверху: черные фигурки катят, тащат, волокут всякую всячину по блестящей от луж набережной — к баррикадам. Кажется, всё главное будет происходить именно здесь. Решил больше не бегать по городу впустую...

33


34


35


36


37


38


39


40


41


42


43


44


45


...Ближе к вечеру снова начинается митинг, выступают с балкона. Быстро темнеет, я снимаю снизу сильным телевиком. Боясь, что снимки выйдут нерезкими из-за длинной выдержки, делаю кучу дуб­ лей, пленки пока много... ...Когда-то я любил такие снимки — темные силуэтные, фигуры и лица на которых только угадываются. Теперь я никак не могу справиться с ощущением ирреальности происходящего. Сумерки, блики на мокром асфальте и призрачные фигуры вокруг приобретают дополнительный смысл — такого просто не может быть в моем городе...

46


47


...Непрерывно брожу вокруг Белого дома. Эта территория живет своей жизнью. Пекари-кооператоры подвезли свежий хлеб. Кто-то сует мне бутерброд с вареной колбасой и пластиковый стаканчик чаю. Из динамиков штаба обороны постоянно звучат новости: что происходит в других городах, как реагируют общественные организации, союзные республики, где наблюдают войска в Москве. Сообщения отрывочны, и я не уверен, что достоверны. Иногда говорят о возможности штурма, но время идет, а ничего не происходит. Бесконечное томительное ожидание...

48


49


50


51


52


53


54


...Народ бросился куда-то в темноту, оттуда — лязг гусениц. Началось? Зачем-то разбирают баррикаду, пропуская к зданию танки. Оказывается, прослушал объявление штаба: несколько танков майора Евдокимова переходят на сторону Ельцина. Всеобщее ликование. Танки медленно движутся сквозь толпу к парламенту. Во главе грохочущей колонны — пеший депутат Шелов-Коведяев. Он, как всегда, франтом и при галстуке, только пиджак изрядно промок от бесконечного моросящего дождика... ...Чуть позже сообщают, что к обороне присоединяется рота тульских десантников, и это немного успокаивает; вряд ли ГКЧП отважится устроить в центре Москвы настоящую войну. Около часа ночи отправляюсь спать домой. Утром надо снова сюда — собирают большой митинг...

55


56


57


58


59


60


61


20 августа. Передовые посты стоят на дальних подъездах к Белому дому по всем направлениям. На пересечении Садового кольца и Калининского проспекта — «граница российской власти»... ...Нахожу своего брата Кирилла, Диму Ицковича и еще нескольких друзей. Они записались в отряд, стоящий у самых стен. Заходим выпить чаю к знакомой, живущей поблизости на Смоленской набережной. Ненадолго: у них дисциплина, а у меня — работа, и за всё время пересечься удается лишь пару раз...

62


63


64


65


...Почти постоянно идет дождь. Люди прячутся от него под въездным пандусом высотки московской мэрии (бывшего здания СЭВ) или пытаются влезть втроем под один зонтик... ...Транслируют инструкцию штаба обороны. В случае штурма просят не сопротивляться солдатам, расступаться или ложиться на землю. Не похоже, что все готовы последовать этому совету, хотя не понимаю, как люди смогут противостоять армии... ...Народу к ночи остается всё меньше, слухи о го­то­ вящемся сегодня штурме всё тревожнее. Я пытаюсь рассчитать, откуда снимать, когда начнется. Думаю, как не попасть под первые же пули, чтобы сфотографировать хоть что-то в этой кромешной тьме. Холодно, мокро и одиноко несмотря на людей вокруг...

66


67


68


69


...Зашли с отцом снова к друзьям на набережной согреться чаем — и вдруг выстрелы со стороны Садового, из окна видны трассеры, почему-то поднимающиеся вверх, к небу...

70


...Бежим туда по Калининскому, минуя по пути несколько плотно сцепившихся шеренг. Люди не знают, что происходит там, впереди, и просто ждут, когда на них пойдут танки. Отец, отставая, кричит вслед: «Будь осторожен!..»

71


72


73


...В груде развороченного дымящегося металла не сразу узнаю троллейбусы. Забившийся вглубь тоннеля БТР и кучка солдат вокруг него, рядом — разгоряченная толпа, горящие троллейбусы. Чье-то окровавленное тело поднимают с асфальта и уносят. Идут переговоры. Между людьми и солдатами под мостом расширяется пустое пространство. Все настолько напряжены, что я не решаюсь снимать: вспышка может вновь спровоцировать стрельбу... ...Постепенно узнаю, что погибли трое молодых ребят. Передовые посты добровольцев, приняв едущую по Садовому колонну боевых машин за штурмовой авангард, вступили с ними в схватку. Перегородив проезд троллейбусами, они пытались остановить машины, набрасывая брезент на смотровые щели. Мечущиеся в тоннеле БТР раздавили двоих, третьего застрелил высунувшийся из люка офицер. Часть машин вырвались из тоннеля, но последняя с экипажем оказалась заблокирована под мостом... ...Появляются депутаты и священник Глеб Якунин. Наконец — разрядка: кого-то, кажется, отпустили, остальные солдаты то ли сдаются, то ли соглашаются присоединиться к защитникам. Машины медленно катят к Белому дому, на броне вперемежку с солдатами теснятся недавние нападавшие. У парламента их встречают бурной радостью...

74


75


...Так и не понял, откуда ночью взялись цветы. Еще горел троллейбус, под мостом прятались военные, лужу крови на асфальте уже засыпали букетиками каких-то мелких невзрачных цветов. К утру цветами было покрыто всё вокруг...

76


77


22 августа. Никак не могу поверить, что всё кончилось так быстро. Постепенно расслабляюсь и замечаю вокруг своих коллег. Хотя они и раньше постоянно были где-то рядом... ...Лаура Ильина снимает уходящих милиционеров из парламентской охраны. Из людей в форме среди защитников парламента я видел в эти дни лишь их да танкистов майора Евдокимова. Сам Евдокимов уже стал общим любимцем и теперь раздает интервью журналистам... ...Кто-то принес на Лубянку только что напечатанный после трех дней запрета номер «Независимой». Я ни разу не появился в редакции за эти дни, только пленки передавал...

78


79


80


81


82


83


84


85


86


...На Лубянской площади — огромный митинг, а с обратной стороны — почти никого. Главный подъезд КГБ обращен в укромный переулок. Впервые смело и открыто снимаю эту дверь. Из нее спокойно, но очень быстро выходят люди, много людей. В руках у них — увесистые сумки и портфели. Грузят коробки в багажник служебной «Волги». Напротив — совсем другие люди, показывают на них пальцем и смеются... ...У здания ЦК КПСС на Старой площади тоже стоит народ. Вход охраняют дружинники из числа защитников Белого дома (для их братства уже родилось название — «Живое кольцо»). Потом несколько человек всё же заходят внутрь и выносят первые попавшиеся документы, найденные на столах. В них — миллионные кредиты «братским компартиям», валютные контракты, регистрации партийных коммерческих фирм. Затем двери опечатывают, чтобы сохранить документы для честного расследования...

87


...Памятник Дзержинскому свергали долго. Сперва, закинув петлю на шею, пытались сдернуть вручную. Сообразив, что это небезопасно, стали пробовать разную технику. В конце концов московская мэрия прислала кран. К ночи, когда Феликса удается наконец снять с пьедестала, я с облегчением собираюсь домой, но замечаю в толпе Ростроповича. Он умудряется одновременно пожимать тянущиеся к нему руки и разливать шампанское в пластиковые стаканчики. Но они кончаются, и мне суют бутылку так — давай из горла! У моей вспышки сели батарейки, пленки осталось — пара кадров, и я долго выжидал момент, чтобы нажать только один раз — наверняка...

88


89


90


91


92


93


94


...На предыдущей странице — мой отец. Ему тогда было пятьдесят два. Знакомые, имевшие связи с «органами», позвонили ему из телефонной будки (чтобы избежать прослушки) и предупредили о намеченном на ночь штурме Белого дома. Он не удерживал меня тем вечером и пошел сам... ...Потом я часто разглядывал лица людей на своих снимках и думал: как же хорошо, что штурм так и не состоялся и все они живы...

95


96


97


1993

98


99


100


9. Заседания Съезда народных депутатов Российской Федерации не созываются. Полномочия народных депутатов Российской Федерации прекращаются. Права граждан, бывших народными депутатами Российской Федерации, в том числе трудовые, гарантируются. Сотрудники аппарата Верховного Совета Российской Федерации и обслуживающий персонал направляются в отпуск до 13 декабря 1993 года с сохранением содержания. 10. Предложить Конституционному Суду Российской Федерации не созывать заседания до начала работы Федерального Собрания Российской Федерации. 14. Министерству внутренних дел Российской Федерации, Министерству безопасности Российской Федерации, Министерству обороны Российской Федерации принимать все необходимые меры по обеспечению государственной и общественной безопасности в Российской Федерации с ежедневным докладом о них Президенту Российской Федерации. Президент Российской Федерации Б.ЕЛЬЦИН 21 сентября 1993 года, 20.00 час. № 1400 101


102


103


104


105


106


...Не помню, почему в 9 вечера 21 сентября в Белом доме оказался именно я. Возможно, просто дежурил в тот день по редакции... ...Сидел на сессии парламента. Кворума нет, но заседали почти круглосуточно. Снимать было скучно, назначение Руцкого президентом выглядело фарсом. Иногда спускался во двор, где люди строили баррикады и митинговали. Постепенно их становилось всё больше, а территорию Белого дома милиция взяла в кольцо...

107


108


109


110


111


112


113


114


...Иногда милицейское оцепление вокруг парламента неожиданно расступается, пропуская демонстрантов. Во главе с депутатами они обходят соседние улицы и возвращаются обратно к Белому дому... ...Со временем попасть туда становится всё сложнее. То не впускают, то не выпускают. Но милиционеров оцепления постоянно сменяют, меняется и их расстановка, из-за чего возникают новые бреши. В них просачиваются сторонники парламентариев. Прессу тоже периодически не пускают, несмотря на аккредитации и удостоверения...

115


116


117


118


119


120


121


122


123


124


125


126


127


128


...К концу сентября из-за блокады возле парламента остаются в основном те, кто фактически поселился здесь и не покидает территорию уже давно... ...До лидеров добраться всё труднее. Вечером на лестнице, в темноте, натыкаюсь на Хасбулатова. В следующее мгновение в меня упираются короткие стволы автоматов его охраны. Еле отпустили. Напротив баррикад стоит БТР с громкоговорителем. Через него агитируют защитников, как на войне...

129


130


...Я не могу сочувствовать собравшимся здесь людям. Они — чужие, и мне непонятны их цели и представления о справедливости. Но и силовики, мрачно и безмолвно окружившие парламент, вызывают чувство опасности. Два года назад они гораздо охотнее шли на разговоры, теперь же в основном отворачиваются... 131


132


133


...Немногие оставшиеся репортеры радостно бросаются снимать, когда по двору маршируют бойцы РНЕ под наблюдением их лидера Баркашова. В отдельном флигеле бывшего избиркома расположен их штаб и, как говорят, склад оружия... ...Журналисты собираются в пустом темном буфете, за окнами митингуют. Обсуждаем перспективы, которые кажутся всё более безрадостными. В туалет ходим с фонариком, шарахаясь от собственных качающихся по стенам теней...

134


135


136


137


138


На 3 октября намечался большой митинг на Октябрьской площади. Сперва вроде бы до­ говорились, но потом власти объявили о запрете. Я знал, что накануне были столкновения с милицией на Смоленке, и пришел загодя. Людей пытались не пускать, но у памятника Ленину собралась большая толпа и вместо митинга внезапно двинулась по Садовому в сторону Крымского моста.

139


140


141


142


143


144


145


146


...С ходу прорывая один за другим милицейские кордоны, катимся по Садовому в сторону Белого дома. Я задерживаюсь, чтобы снять раненых, потом бегом догоняю быстро уходящую вперед массу. Передо мной падает патрон со слезоточивым газом, отбросив его ногой, бегу дальше... ...На Смоленке идущих пытались остановить пожарными водометами. Воды в них не оказалось, в машины полетели камни. Увидел, как один из демонстрантов протягивает платок водителю, — у того всё лицо порезано осколками разбитого камнем лобового стекла... ...Крепкие омоновцы оказываются в гуще толпы совершенно беззащитными. Но я не видел, чтобы их всерьез били, после того как прорывались сквозь их заслоны... ...На повороте к набережной вижу, наконец, голову колонны, уже подходящую к парламенту. От мэрии раздаются выстрелы, кажется, стреляет милиция. Некоторые демонстранты бросаются на землю, другие — наоборот, бегут вперед. Вдалеке разбегаются милиционеры, и толпа, раскатив в стороны окружающие Белый дом грузовики и поливалки, растекается вокруг здания... ...У мэрии — снова стрельба. С угла вижу одновременно, как подступают нападающие к главному входу, а с задней стороны, выходящей на Калининский, разбив огромные, до земли, окна, убегают через них прятавшиеся в здании милиционеры...

147


148


149


150


151


152


153


154


155


156


...Милиции не видно нигде, повсюду захваченные у солдат грузовики. Кое-кто размахивает арматурой, пару раз мелькнули автоматы. Впервые становится всерьез страшно. Приходит мысль, что пора вывозить семью, но вместо этого, забравшись в одну из машин, еду со всеми в Останкино... ...На Королёва, между прудом и главным корпусом телецентра, — несколько БТР и вооруженные спецназовцы... ...Народ всё прибывает — на грузовиках, автобусах и пешком. Мамаши, выгуливающие у пруда детей, тоже лезут посмотреть. Вместе с другими репортерами заорал на них матом, пытаясь прогнать подальше отсюда, чувствуя, что назревает нехорошее... ...Митингуют у ограды главного корпуса, требуют от телевизионщиков переговоров с начальством для предоставления эфира. Но телецентр будто вымер, даже спецназ спрятался где-то за углом здания...

157


158


159


160


161


162


...Потом зачем-то двинулись к техническому корпусу АСК-3 (расположенному на другой стороне улицы, чуть поодаль) и начали таранить стеклянную стену тяжелым грузовиком... ...Стою в двадцати метрах от входа, чуть правее. Появляется гранатомет, его долго и неумело заряжают. Отвлекся на что-то, вдруг — громкий хлопок, и сразу — страшный грохот, вспышки, свист пуль. Не думая, падаю на землю — камерой об асфальт. Отломанная вспышка летит в сторону. Земля холодная. Снимать нечем...

163


164


...Дождавшись паузы в огне, вскакиваю и бросаюсь прочь. Освещенная площадь перед главным корпусом отрезана огнем. Бегу в другую сторону, в темноту, к жилым домам. Встречаю знакомого журналиста, вместе забегаем в подъезд и звоним в квартиры. Открывают — молодая семья с детьми, всё понимают, дают телефон. Сидим у окна и по телефону ведем репортаж в свои редакции... ...Слишком далеко и темно, чтобы рассмотреть, но отчетливо видны трассеры: стреляют с крыш обоих корпусов телецентра, стоящих напротив друг друга. Светящиеся линии сходятся внизу, на освещенном пятачке. Вряд ли там остались живые, а людей было очень много. Какие-то фигурки иногда мечутся в свете фонарей и исчезают. Чувства атрофированы... ...Отсюда похоже на кино. Внизу оглох от грохота стрельбы, теперь, через стекла, вообще ничего не слышу. На втором этаже АСК-3 медленно разгорается пожар... ...Подъезжает скорая, в нее, кажется, тоже стреляют. Уносится прочь. Подлетает легковушка, если правильно считываю далекое мельтешение фигурок, — забирают раненого... ...Откуда-то появляется бронетранспортер, дает очередь по окнам телецентра. Кто в нем — повстанцы?.. ...Теперь БТР удаляется в сторону ВДНХ, поливая из пулемета темноту парка вокруг. Сидим уже второй час. Думаем, как выбираться отсюда. Хозяева угощают чаем. Телевизор замолк давно. Непонятно, что происходит, непонятно...

165


166


...Какими-то пустырями выбрался на Дмитровское шоссе, сел в случайный ночной троллейбус. В нем еще несколько человек, видимо, тоже из Останкино. Сидят порознь, смотрят друг на друга недоверчиво... ...Утром сквозь сон слышу отчетливые звуки боя, но проснуться никак не удается: кажется, что это просто снится вчерашняя бойня. Высовываюсь в окно: скорее всего, стреляют у Белого дома. Вновь хватаю сумку, поразившись между делом, насколько хорошо слышен у меня на Лесной звук пулеметов с Пресни... ...На Садовое у американского посольства выносят раненых, дорогу к Белому дому перегораживают солдаты. Бегу к Баррикадной — зайти с другой стороны. У зоопарка мечутся люди, пытаясь укрыться от неизвестно откуда ведущейся стрельбы... ...У высотки — снова раненые, их тащат на чем попало со стороны Белого дома. Встречаю знакомых репортеров, вместе, вопя и размахивая документами, прорываемся сквозь оцепление...

167


168


169


170


171


172


173


174


...Подбираюсь к Белому дому со стороны американского посольства. Дворик за гостиницей «Мир» полон солдат. Пытался общаться с ними — офицеры отгоняют. Большинство — не москвичи и совершенно не ориентируются в городе. «А где этот дом-то, Белый?» — спрашивают. А он — за углом, закрывает полнеба... ...Офицер приказывает стрелять по окнам жилого дома — решил, что там засели снайперы. Я вижу через телеобъектив — какая-то старушка прилипла к окну. Кричу ему об этом: бинокля у него нет. Дальше работаем вместе, он показывает — я смотрю... ...Перед Горбатым мостиком — несколько боевых машин, периодически пускают пулеметную очередь в сторону здания. Стреляют также сзади и, как показалось, со стороны парламента. Несколько пуль щелкают в стену над головой. Прячемся за кирпичным крыльцом с западными телевизионщиками. Они отлично экипированы — бронежилеты, солдатские каски... 175


176


177


178


...Когда стрельба по зданию на время стихала, из окружающих его скверов выносили раненых. Я не видел в этом никакой системы, большинство скорых оставались за кольцом оцепления, но кто-то работал чуть ли не под огнем. Лишь спустя пятнадцать лет узнал о человеке, которого тащили на носилках из мэрии. Неизвестные силовики передали его волонтерам-санитарам, сказали, что выпал из окна. Он был в гражданском и очень плох...

179


180


...С пандуса мэрии удается осмотреться. Всё пространство вокруг Белого дома заполнено людьми. Особенно много зевак со стороны моста и набережной Москвы-реки. Стреляют танки. Если снаряд попадает в окно, доносятся всплески веселых криков. Отсюда похоже на звуки стадиона, когда забивают гол. Иногда толпа шарахается в сторону. Бегут сломя голову, и я не могу понять издалека: спасаются они от реальных пуль или поддаются вспыхивающей коллективной панике... 181


182


183


...На следующий день плацдарм вокруг пустого обгоревшего парламента походит на военный лагерь. Всё спокойно, но в лицах людей что-то странное, никак не могу определить — что. Снимаю следы побоища. В большом доме на Рочдельской увидел черное окно. Квартира выгорела от попадания очереди. Строгая старуха рассказывает о пожаре механическим голосом...

184


185


186


187


...В последующие дни меня пару раз посылали снимать торжественные похороны погибших во время событий милиционеров. Как хоронят гражданских, я не снимал. Об этом вообще почти ничего не было слышно. Только на сороковой день снова пришел к Белому дому. Жизнь вокруг, будто споткнувшись на несколько дней, уже восстановила свой шустрый бег. И трудно было поверить, что свечи и дешевые цветы на этом пятачке адресованы кому-то реальному. Кто был и кого нет, чьи имена написаны коряво на окружающих заборах. ...Через несколько месяцев специально для прессы был устроен показ отремонтированного парламента. Послали вновь меня. Интерьеры стали современнее и богаче. С тех пор в Белом доме я не бывал...

188


189


190


19 августа 1991 года Фотокорреспондент «Независимой газеты» Дмитрий Борко (справа) снимает у Белого дома

Фото Лауры Ильиной

191


ДМИТРИЙ БОРКО 1991 1993 Редактор-составитель Анна Борко Верстка ??? Корректор Виктория Чуткова Обработка фотографий Тимофей Струков Издатель Ирина Евг. Богат Свидетельство о регистрации 77 № 006722212 от 12.10.2004 121069, Москва, Столовый переулок, 4, офис 9 (рядом с Никитскими Воротами, отдельный вход в арке) Тел.: (495) 691-12-17, 697-12-35. Факс: (495) 691-12-17 Наш сайт: www.zakharov.ru E-mail: info@zakharov.ru Адрес в Facebook: http://www.facebook.com/IzdatelstvoZakharov; в Livejournal: http://zakharov-publ.livejournal.com Подписано в печать 12.08.2013. Формат 80х92/16. Бумага мелованная. Усл. печ. л. 16,44. Тираж 700. Заказ № Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленного оригинал-макета в ОАО ИПП «Уральский рабочий» 620990, г. Екатеринбург, ул. Тургенева, д.13. http://www.uralprint.ru email: book@uralprint.ru


Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.