Хранители Наследия by Aurora Nobilis

Хранители наследия Элен Каррер д’Анкосс Граф Сергей Алексеевич Капнист Князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский Князь Александр Александрович Трубецкой Князь Дмитрий Михайлович Шаховской Граф Петр Петрович Шереметев Князь Александр Андреевич Кочубей

auror a expertum москва — париж 2012

Хранители наследия клубные беседы

auror a expertum москва — париж 2012

Под редакцией А. А. Н о в и к о в а - Л а н с к о г о

Хранители наследия: клубные беседы / Под ред. А. А. Новикова-Ланского. — Москва — Париж: Aurora Expertum, 2012. В книге представлены беседы председателя правления клуба Aurora Expertum Андрея Маруденко и московского писателя Андрея Новикова-Ланского с потомками русских аристократических фамилий. Главные обсуждаемые темы — природа аристократизма, жизнь русского дворянства, прошлое и будущее России.

Содержание

• Предисловие

Элен Каррер д’Анкосс

Граф Сергей Алексеевич Капнист

Князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский

Князь Александр Александрович Трубецкой

115

Князь Дмитрий Михайлович Шаховской

145

Граф Петр Петрович Шереметев

175

Князь Александр Андреевич Кочубей

215

Предисловие

После того, как в апреле 2012 года в резиденции российского посла в Париже с успехом прошла выставка «Хранители наследия. Уникальные судьбы в портретах», организованная клубом Aurora Expertum, мы с руководителем клуба Андреем Маруденко решили более близко познакомиться с героями той выставки — носителями самых громких дворянских фамилий России, потомками русских эмигрантов первой волны. Нами двигало искреннее желание вглядеться в этот казавшийся парадоксальным образ русского дворянства эпохи цифровых коммуникаций. Мы понимали, что в то время как постепенно складывается новая российская элита, формируются новое элитарное сознание и нормы жизнеустройства, совсем рядом находятся живые представители традиционной элиты, но-

храните ли наследия

сители определенного нравственного кодекса, стиля, вкуса — хранители исторического наследия. Главным образом, встречи проходили в Париже — как правило, в домашней обстановке. Хотя, например, Петра Петровича Шереметева нам довелось навестить в Парижской консерватории имени С. В. Рахманинова, в том ректорском кабинете, где не один год работал сам Сергей Васильевич. С очаровательной Элен Каррер д’Анкосс, также имеющей русские корни, мы общались во дворце Французской академии в окружении рыцарских шпаг, старинных портретов и фолиантов. А с Никитой Дмитриевичем Лобановым-Ростовским мы беседовали у него дома в Лондоне — разумеется, за пятичасовым чаем, хотя и ранним. Конечно, прежде всего, мы расспрашивали наших собеседников о них самих: об истории их рода, о том, как складывалась их жизнь, об их увлечениях и предпочтениях, о том, как они понимают аристократизм. При этом крайне любопытно было говорить и о совсем бытовых вещах: о вкусе в одежде и обустройстве дома, о любимых блюдах и распорядке дня. Затрагивали болезненную, но важную тему жизни русских в изгнании. Интересовались их мнением по поводу современной культуры и искусства. Говорили о прошлом и будущем России, ее месте в глобальном мире. Многие вопросы неизбежно повторялись, но ведь важно, что не повторялись ответы: все же, это люди разных стилей, темпераментов, убеждений. И очевидно, что с истори-

п р е д и с л о в и е

ком Дмитрием Михайловичем Шаховским мы больше говорили об истории дворянства, а с крупнейшим коллекционером князем Лобановым-Ростовским — о живописи. И, тем не менее, есть что-то, что всех их объединяет. Прежде всего, это любовь к России, трепетное отношение к русской культуре и русскому языку. Объединяет их убежденность в европейском пути России и осознание особой миссии, которая есть у России перед европейской цивилизацией. При том, что они уже не молоды, мы не могли не чувствовать их устремленности в будущее, активной творческой энергии, готовности лично что-то делать для России. Собственно, это не только готовность, но и реальные дела: граф Шереметев открывает в России школы искусств и кадетские корпуса, князь Лобанов-Ростовский передает произведения из своей коллекции, князь Трубецкой занимается развитием российско-французских деловых и культурных связей — каждый из них делает для России куда больше, чем Россия делает для них. «Определяющим качеством аристократа является щедрость», — когда-то сформулировал я в своем романе «Аристократ». Теперь для меня это не абстрактная формула, а живые люди, с их невероятной душевной щедростью, которая в их среде — не исключение и не благодетель, а простая норма, обыденность, повседневность. Хочется надеяться, что хотя бы часть их внутренней красоты осталась и в текстах наших бесед.

храните ли наследия

В этих текстах мы старались сохранить обаятельное своеобразие живой речи наших собеседников, а сами беседы расположили по алфавитному принципу. Отдельно хочу поблагодарить Александра Кочубея, представителя более молодого поколения русского дворянства, за его художественное эссе, которое мы помещаем в этой книге вместо послесловия. А также выразить глубокую признательность Геннадию Юрьевичу Кагановичу за его большой вклад и живое участие в подготовке этого издания. Андрей Новиков-Ланской

Элен Каррер д’Анкосс

•

Элен Каррер д’Анкосс, урождённая Зурабишвили, родилась в 1929 году в Париже. Историк, политолог, специалист по истории России. Автор нашумевшей книги «Расколовшаяся империя» (1978), в которой был сделан прогноз распада СССР. С 1994 года — депутат Европарламента. С 1999 года — пожизненный секретарь Французской академии. Великий офицер ордена Почётного легиона (2008) Командор ордена Почётного легиона (2004) Офицер ордена Почётного легиона (1999) Командор ордена литературы и искусства (Франция) Командор ордена Леопольда (Бельгия) Командор национального ордена Южного креста (Бразилия) Кавалер Ордена Почета (Российская Федерация)

Мой первый вопрос — о вас. Не могли бы вы рассказать о своем происхождении? У вас ведь есть русские корни? Да, у меня корни, я скажу, всяческие, кроме французских. Это интересно, из меня вышла настоящая француженка. Франция — страна, которая способна все очень хорошо переварить. Моя мать была полурусская-полунемка, ее русские предки сыграли большую роль в истории. Я этим горжусь. Орловы посадили на престол Екатерину Великую. Один из ее предков — граф Панин — играл большую роль при Александре II, его подпись стоит под законом о раскрепощении: он был против раскрепощения крестьян, и Александр II, который был очень умный человек, понял, что его подпись обязательно нужна, это успокаивало всех тех, кто не хотел раскрепощения крестьян. Он был тонкий политик, Александр II. Два моих предка, граф Панин и граф Пален были среди четырех человек, которые убили Павла I. Так что, как вы видите, есть те, кто

храните ли наследия

играл большую роль у престола, и те, кто переорганизовал престол. Это все-таки интересно. Это моя русская семья. Отец моей матери был немец из старой аристократической семьи, его дедушка был князь. Внучка моего прапрадедушки Мария была королевой Румынии и, кстати, была поэтом. А с русской стороны у меня есть и Комаровский, который был близким другом Пушкина. Так что эта смесь политики и литературы объясняет, может быть, почему я интересуюсь Россией. Мой отец был грузин, хотя он только на три четверти был грузином, у него одна бабушка русская — это объясняет, почему я интересуюсь национальным вопросом. Мне никогда не говорили, что она русская, у грузин это не принято. Отец — из старой грузинской семьи, его дед Нико Николадзе был великим писателем и одним из проповедников не то чтобы грузинского национализма, но какой-то грузинской идентичности в смысле культуры. У моих немцев были и польские предки, и шведские предки, и какие-то итальянские. Так что, видите, это очень разнообразные корни. Тем не менее, ваши родители родились в России? Моя мать родилась не в России. Когда ее мать вышла замуж за немца, они себе задали вопрос —

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

это было до войны 1914 года — где могут жить цивилизованные люди. И ответ был — во Флоренции. Так что моя мать родилась во Флоренции, она даже была итальянка по паспорту до того, как она встретила моего отца. И отец как грузин учился в Германии после конца независимости Грузии, после 1921 года. Потом он приехал во Францию, там они поженились и были то, что называется, апатридами с нансеновскими паспортами. Так что это, может быть, объясняет, почему у меня такой открытый подход к национальному вопросу. А вы ведь родились уже во Франции? Да, но я не жила в среде эмигрантов. Потому что мои родители соврешенно не любили эмигрантские движения. Кроме церкви, никуда не ходили. Я жила с нормальными французами. Но русский язык всегда был с вами? Меня научили русскому языку до французского. Когда я родилась, мои родители решили, что нужно, чтоб первый язык, который я слышала, был русский, и, когда мне было четыре с половиной года, меня просто послали к французам далеко от Парижа: у них никто не говорил

храните ли наследия

по-русски, а я ни слова по-французски. И сразу я стала двуязычная. Это были друзья моих родителей, но мне были абсолютно не знакомы. У меня никаких не было проблем, ни психологических, никаких, я вписалась в их жизнь очень счастливо, у меня очень счастливые воспоминания этого времени. В 1946 году Сталин объявил, что он эмигрантов приглашает вернуться в Советский Союз, и моя мать оказалась перед тяжелым выбором. Мой отец умер, она была одна, у нее было двое детей. Это были тяжелые времена. Когда отец был жив, она не работала. А у эмигрантов все-таки была тяжелая материальная жизнь. Она никогда не думала о Советском Союзе, это совсем ее не интересовало, мои родители не любили ни коммунизм, ни Советский Союз. Моя мать даже никогда не была в России. И вот явился какой-то человек из советского посольства. Вы знаете, они ходили по семьям эмигрантов, приглашая их приехать. Этот человек явился к нам и говорит моей матери: «Вам очень трудно воспитывать ваших детей». Это правда — она работала, но мало зарабатывала. «В Советском Союзе мы будем опекать их полностью. Так что приезжайте в Советский Союз с ними, они будут учиться, ваша дочь закончит среднюю школу, университет». Это был большой соблазн всетаки, решение всех вопросов.

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Да, многие ведь вернулись: Цветаева, Куприн, Алексей Толстой. Моя мать не думала ни минуты. Мы жили на первом этаже, она открыла дверь и сказала: «Убирайтесь, чтоб я вас никогда не видела». Он ее пробовал убеждать снизу лестницы, я помню это, говорил: «Вы не понимаете, что вы просто погибните так, вы им не можете ничего дать, а в Советском Союзе все вам будет». Вокруг нас были люди, которые брали советские паспорта. Она же сказала: «Никогда, это против моих убеждений. Тут, во Франции, эмигранты получили убежище, мои дети будут французы. В Советский Союз — никогда». В то время мы не знали, как развернется жизнь людей, которые уехали. И потом, первый раз, когда я была в Советском Союзе, я была, помню, в Алма-Ате. Меня министерство иностранных дел послало, была какая-то научная встреча советская, а я была молодая студентка, начинала писать диссертацию. И на меня кинулся какой-то молодой парень при выходе из театра в Алма-Ате, и говорит: «Вы знаете, я сын эмигрантов, мои родители меня сюда вернули. Вы не можете представить, какой это кошмар». В одну минуту мне все рассказал, потом его оттащили. Я всю свою жизнь уважала мою мать, которая погубила себя, у нее было здоро-

храните ли наследия

вье очень слабое. Но это был человек, который был способен не быть соблазненным. Все-таки она была очень культурной женщиной, говорила на пяти языках. Я считаю, что она меня спасла, я благодарю ее каждый день, каждый день молюсь Богу, благодарю ее за то, что она не вернулась в Советский Союз. Я уверена, что никак не перенесла бы этого. С тех пор, когда я была в Советском Союзе, всегда встречала каких-то молодых людей, которые прошли через этот период и этот выбор. И я думала: «Боже мой, это могла бы быть моя молодость!» Хотя у меня молодость была безденежная очень, пока я не закончила учебу, было очень трудно. Но я никогда не думала, что мог бы быть другой выбор. Я пытаюсь понять, что должны были чувствовать люди, выросшие у себя дома, в роскоши и потом потерявшие практически все — родной дом, родную среду, не говоря уже о роскоши и богатстве? Ведь титулованные дворяне после жизни в усадьбах вынуждены были идти работать таксистами. Мой отец тоже. Мой отец был доктор философских наук, а потом стал таксистом. Моя мать, после того, как отец умер, и когда она вышвырнула советского чиновника, она работала у людей уборщицей.

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

И ведь они не чувствовали в этом ничего унизительного. То есть настоящий аристократ не теряет кого-то внутреннего стержня, внутреннего достоинства, даже если он теряет роскошь, деньги, положение? Я вам скажу. Я знала эту эмиграцию, эмиграцию первого поколения, потому что это были мои дедушки, мои тетушки. Я видела советскую эмиграцию пятидесятых годов и советскую эмиграцию семидесятых годов. И я никогда не видела такой достойной эмиграции, как первая. Я очень уважаю людей, которые выехали из Советского Союза, но все-таки советское воспитание — другое. Когда они приезжали, они считали, что им нужно помочь, нужно то, нужно се. Самые лучшие люди, самые приличные, но все-таки они считали, что раз они эмигрировали, то их нужно поддерживать. Первая эмиграция ни о чем не просила. Конечно, она была во многом из аристократической среды. Мы жили очень близко к семье графов Ламсдорфов. Моя тетушка Ламсдорф, она была урожденная Хвостова, а ее брат был министр при Николае II, — они были из старой русской аристократии, богатые, у них все было. Они жили потом здесь очень бедно, в темной маленькой квартирке. Я помню, когда мне было двадцать лет, я приходила к ней, она выши-

храните ли наследия

вала ночью, как многие женщины из аристократии умели, у них были золотые руки. Она вышивала для Шанель, для других, белье для богатых американок. И я говорила: «Тетя Наташа, всетаки, может быть, я могла бы у вас что-то устроить в этой квартире?» — а там были только какие-то ящики и диванчики. Она мне говорила: «Слушай, моя дорогая, у нас мебель была подписана Жако, что ж ты хочешь, чтоб я какую-нибудь гадость поставила? У нас было, теперь нету, и кончено». Меня так и воспитывала моя мать, которая была из старой аристократической семьи, мне родители говорили: «Правда, у нас все было. Теперь нет, и очень хорошо. В конце концов, это нас научило, что жизнь может быть трудная». И так меня воспитали. Как был устроен ваш быт тогда? Мы жили в маленькой квартирке, был один стул, все жили на диванах, и какой-то стол переставляли перед диванами. Жили в доме, где было много эмигрантов. Я помню, что, например, ножей не было, потому что мясо не ели. Ели то, что называлось «битки», но битки из того мяса, которое дают кошкам теперь. Был один нож, чтобы резать хлеб. Но всегда были гости, и люди бегали с третьего этажа к другим русским на

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

второй этаж, говорили: «Одолжите стул, одолжите два ножа, одолжите три стакана». И было страшно весело, у меня воспоминания этих трудных времен очень веселые. Эти люди никогда ни у кого ничего не просили — люди, у которых все когда-то было. Это просто сознание своего достоинства. Они приехали и были благодарны за то, что их приняли в страну. Никогда я не слышала, чтобы кто-то сказал, что могут нам помочь. Какие-то добрые швейцарцы помогали, увозили детей летом иногда в Швейцарию, но никакое государство, никто ничего не давал. И люди в эмиграции не считали, что чтото нужно дать. Это все-таки было и воспитание, и чувство своего достоинства, чувство, что нужно просто вести себя нормально. И притом я никогда не слышала ни от кого: «Мы были богаты, у нас отобрали». Никогда не говорили: «Мы когда-то должны отобрать обратно». Никогда никому ни пришла такая идея в голову. Когда Борис Николаевич Ельцин, которого я очень уважала, меня раз спросил, он уже был президентом: «Слушайте, я знаю, что у вашей семьи были большие имения, что вы желаете, чтобы я вам отдал?» Я ему сказала: «Ничего не отдавайте, ради Бога». В общем, это поколение воспитало своих детей в идее, что так было суждено и, в конце концов, это урок жизни.

храните ли наследия

Вы упомянули, что в вас пересекается сразу несколько аристократических линий, несколько разных даже кровей аристократических. То есть и российская, и немецкая… И немецкая, и русская, и польская. Теперешний президент Комаровский, который из старой аристократической семьи, — у нас какие-то общие предки. Вот интересно, русское дворянство отличается от европейской аристократии? Нет, оно было совсем европейское. Они по всей Европе разъезжали, не было никакой разницы. Разница появилась с двадцатых годов, когда по-настоящему европейская аристократия начала приглашать к себе милых таксистов. Может быть, если они бежали бы к каким-то людям, которых они знали до этого, те помогли бы. Но эта эмиграция ничего ни у кого не спросила, решила, что нужно взять себя в руки и работать. ожно ли сказать, что французская аристокраМ тия первой половины века несколько отторгала тех аристократов, даже титулованных, которые приехали после революции?

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Нет, она их не отторгала, просто они не побежали к ней. Все-таки не так легко, когда вы приезжаете в страну, когда у вас ничего уже нет, когда люди поселяются, где могут, ищут работу. Времени не было пойти к богатым старым друзьям. Это тоже проистекает из того, чем была революция 1917-го года. Это был разрыв. Французская революция — не такой разрыв, французская аристократия начала поселяться в России, в других аристократических странах. А тут всетаки мир уже был не такой аристократический в 1920-м году, и идея, что революция — это начало совсем нового мира, который все изменит, была очень сильна. Так что, я думаю, времени ни у кого не было уже встречаться, устраивать какие-то новые приемы. Нет, аристократия, люди эмиграции приехали с идеей, что они должны как-то построить свою жизнь, ничего ни у кого не спрашивать. Вы упомянули, что время было уже не аристократическое. Но сейчас оно, видимо, и подавно не аристократическое. Сейчас вы чувствуете какой-то элемент старого дворянского сознания в нынешних людях или этого не осталось вообще? Я скажу, что это время прошло. Даже в 1920-м году уже в западных странах буржуазия заняла ме-

храните ли наследия

сто старой аристократии. Старая аристократия — это уже был какой-то пережиток, по правде говоря. Теперь посмотрите на королевские семьи, где все разводятся, Бог знает, кто туда входит. То, на чем держалось аристократическое общество, пропало до 1920-х годов. Все-таки мир изменился в середине XIX века, в начале XX века это уже не тот же самый мир. Это, может быть, помогло русской эмиграции, которая поняла, что она уже в другом мире. Она больше поняла, чем французская или английская аристократия — вокруг них все казалось спокойно. А русские поняли, что мир изменился и что, в конце концов, нужно к этому приспосабливаться. А есть ли принципиальное отличие новой буржуазной элиты от старой аристократии? Может быть, другой взгляд на мир? Я не скажу, что другой взгляд на мир. Просто у них не такая длинная история, в конце концов, это видно. Другие ценности? Большая французская буржуазия пробует спасать какой-то образ жизни, какие-то ценности. В конце концов, мы живем в таком мире, где

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

все это немножко пропадает. Аристократическое самосознание — это цивилизованный мир, он утонул, и остаются люди, которые представляют какие-то пережитки, очень симпатичные. Я очень люблю, это мой мир, это мое общество, в котором я живу. Но у меня впечатление иногда, что мы представляем собой каких-то динозавров. А какой это мир? Чем он отличается от того, что сейчас? Что изменилось? Ну, во-первых, считаю, что воспитание — вот это уже не делается. Я своих собственных внуков учу, что, когда вы входите куда-то, вы должны сказать: «Бонжур, месье, бонжур, мадам». И, во-первых, нужно постучаться. Когда кто-то входит сюда, я встаю всегда. И в России, и в других странах никто не встает… То есть вы входите, и кто-то не встает? Не встает, когда входите. Не встает, чтоб вас проводить. Когда это было в Советском Союзе, я думала — понятно, Советский Союз. Но и во Франции, например. Франция — старая, воспитанная страна. Но смотрите, какие модели на телевидении: это люди небритые, непричесанные — это во всем мире так. Что-то изменилось.

храните ли наследия

Смотрите на литературу, которая сейчас выходит. Вам с утра до вечера рассказывают свои несчастья, что у них болит... Эмиграция не плакала, не жаловалась — и это люди, которые все потеряли, которые жили очень трудно, в одной или в двух комнатах. А когда случился этот перелом в сознании и поведении? Я думаю, война 1914-го года — это переломный период. До войны 1914-го года какие-то традиции переходили не только через поколения — через века. Уверена, что все-таки существует какая-то идеальная модель, образец, который дан сверху. Если вы это скажете, вам ответят: вы совсем с ума сошли, что это за идиотизм! Можно делать все, что желаешь. Что хорошо, что плохо — никто не знает. Образцов нет, и идея, что традиции могут идти через несколько веков — какие-то традиции воспитания, отношения с другими — никого не интересует. Вот пример — та история, которая в Москве была с этими девицами, которые в Храме Христа Спасителя начали петь глупую песню. Я их не посадила бы в тюрьму, я их заставила бы мыть пол целый месяц в храме. Но меня что шокирует? — их не воспитали, им не сказали, что такие вещи не

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

делаются. Можно показывать себя дураком на площади, если хочешь, но не в храме, не в синагоге, не в каких-то таких местах. И не в Белом доме, и не в Кремле. Это просто вещи, которые люди всегда знали, а теперь не знают. Весь мир на это смотрит и говорит: «Нехорошо, что их посадили в тюрьму». Я уверена, это глупо, что их посадили в тюрьму, не нужно было. Но весь мир мог бы сказать: такие вещи не делаются. А когда вы говорите, что такие вещи не делаются, вам отвечают: «А кто сказало, что такие вещи не делаются? Почему? Все можно делать». Вот вы говорите о воспитании, но ведь воспитывается еще и вкус. Что для вас воспитанный вкус у человека? Его сразу видно. Я вам скажу, кто был воспитан нормально, у которого и вкус нормальный, и поведение нормальное, и отношения с другими. Потому что это все вместе идет, как вы себя ведете с другими, не только в манерах, а глубоко: или вы ведете себя уважительно, или вы себя ведете, как хотите, ни с кем не считаясь. Это база всех отношений социальных. Вот после 1968-го года во Франции, старой воспитанной стране, люди вдруг начали обращаться на «ты». Почему так? Все-таки в языках, где существует «ты» и «вы»,

храните ли наследия

такое богатство языка позволяет строить разные типы отношений. А речь эмигрантов отличалась от речи людей в Советском Союзе, даже культурных, образованных? По-моему, да. Потому что, когда я была в Советском Союзе, я приходила к человеку, который был ответственным за мою командировку, он говорил: «Ах, как вы странно говорите. Так эмигранты говорят». На что я отвечала спокойно: «Это так говорили в приличном обществе Петербурга». А теперь это меняется. Я не говорю, что я хорошо говорю по-русски, но, конечно, я говорю, как говорили приличные эмигранты. Каждый раз — а я все-таки три-четыре раза в год бываю в России — когда я благодарю милиционеров на границе, мне говорят: «Пожалуйста, поговорите еще немножко. Так приятно вас слышать». Так что именно есть что-то, что пробудилось в России. Конечно, я встречаю больше людей в Академии наук, чем в лавочке, но всетаки я гуляю по улицам, говорю с людьми. Скажите, а интеллигенция и дворянство в эмиграции слились как-то, или это были разные группы и разные типы?

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Абсолютно разные. И милые казаки, которые были совсем не той же среды. Но, правда, по личному опыту я никогда не жила в этой эмигрантской среде, не была ни в каких кружках. Я себе отдаю отчет, что были, конечно, люди, которые собирались на какой-то идеологической базе. Было какое-то общество, русское общество, не совсем сплоченное, но все-таки существовало. Просто интересно, сами психотипы интеллигента и аристократа — это разные люди? И те, и другие воспитаны, и те, и другие культурные, но что-то их различало? Все-таки Пушкин был и аристократ, и интеллигент. Были такого типа интеллигенты. Сливались те, которые представляли какую-то социальную общность. Была левая интеллигенция, которая жила своей собственной жизнью, она была более заинтересована политическими вопросами. Я скажу больше, старая аристократия ничего не понимала в политике. Как говорила одна чудная женщина, подруга моей матери, графиня Граббе: «Вы знаете, до революции слово «социалисты» мы даже не умели правильно произносить». Это показывает, что пока все это приготавливалось, верхушка общества даже слово «социалисты» не знала.

храните ли наследия

А что вы можете сказать о дамах дворянского происхождения? Их стиль, манера поведения, манера общения с мужчинами, манера одеваться, вести себя — насколько это отличается от того, что мы видим сегодня среди культурных образованных женщин? Вы знаете, во-первых, я была ребенком, так что я не так хорошо помню. Во-вторых, у них не было денег, не забывайте это. Я помню Ирину Романову, это княгиня Юсупова. Юсупов был из богатейшей семьи, но потом в Париже они жили довольно скромно. Ирина делала маленькие куколки из железа и шерсти, чтоб подрабатывать как-то. Моя мать с ней очень дружила. Часть этих женщин в тридцатые годы, насколько я помню, были красавицы, очень элегантные, они начинали работать моделями, но потом это поколение прошло. Это интересно — как, живя бедно, они сохраняли стиль, осанку, благородство. Это такая порода, конечно. Я помню, Ирина Романова — это было что-то удивительное, и Лиза Граббе — что-то удивительное. Моя старая тетушка, княгиня Мещерская, которая построила старческий дом, даже когда она была уже очень старая, — тоже что-то удивительное.

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Но высокомерия в этой породе не было? Взгляда сверху вниз, ощущение себя выше остальных? Нет, не было. Эти люди, которые себя не считали выше других, они до какой-то степени были образцы для людей, которые были ниже. Это поднимало всю эмиграцию. А теперь это все-таки не так, образцов больше нет. Образцы — это люди, у которых есть деньги, которые могут с какимто размахом жить. А те люди были совсем нормальные, у них были очень такие человеческие отношения с другими. Это то, чему меня учили: «У нас все было, мы свалились, и в этом какая-то справедливость Господня». То есть не было обиды на судьбу, на Бога, что так случилось? Эта эмиграция была морально исключительная. Я могу это оставить как самую главную из моих идей: морально эти люди были абсолютно исключительные, они сумели пережить свое несчастье совсем спокойно. И не считали, что это Бог их испытывает специально. Тут есть какаято гордость, потому что, в конце концов, он им показал, что все люди. Первые могут быть последними, и последние могут быть первыми. Это евангельский подход к вопросу, они, все-таки,

храните ли наследия

были все по-христиански воспитаны, это очень важно. И церковь была важна для них? Она очень была важна. Были всякие приходы, были приходы Московской патриархии, куда, например, моя семья не шла. Когда покойный патриарх Алексий, которого я очень любила, награждал меня в Патриархии, я маленькую речь произнесла: «Я вам честно скажу, что я никогда не шла в ваши приходы, потому что меня воспитали в идее, что все-таки к большевикам в церковь не идут». Бедный патриарх Алексий на меня посмотрел и сказал: «Ну, я же не большевик!» Я бы хотел задать вам вопрос о ваших предпочтениях. Что вы любите в искусстве, какие у вас увлечения? Я скажу, что я все-таки очень счастливый человек. Мне повезло в жизни. Хотя у меня было трудное начало, но, может быть, именно оно меня чему-то научило. Во-первых, мне было дано делать то, что меня интересовало. Я интересовалась историей. Мне была дано делать то, что я никогда не считала работой, а про-

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Французская академия

сто удовольствием в жизни. И притом я живу в среде, которая очень привилегированна с точки зрения культуры. Я очень люблю музеи, очень люблю оперу и могу всюду свободно ходить. Я хожу на выставки просто с человеком, который устроил выставку. Я была членом Совета администрации Лувра шесть лет, поэтому я могу ходить в Лувр, когда мне хочется. Так что я просто перехожу Сену, у меня карточка, я вхожу и иду смотреть те картины, которые меня интересуют. У меня, может быть, очень классические вкусы, больше я люблю то, что находится в Лувре. Я считаю, что умывальник, который стоит в музее, это не особенно

храните ли наследия

большое искусство. Но у меня нет и снобизма. Я хожу в оперу, когда меня приглашает директор оперы. Я могу пойти и сама, но это очень удобно. Я очень люблю эту жизнь, это правда. И, в конце концов, в Париже и всюду, куда я езжу, есть интересные вещи. Последние дни я читала лекции в Базеле и в Берне, в Швейцарии. Там была громадная выставка Татлина. Я кинулась и провела три часа с Татлиным, которого столько лет в Советском Союзе не показывали. Еще там была выставка Дега последних десяти лет. Так что, вы видите, я много работаю, но мне повезло, что это именно та жизнь, которую я люблю. Скажите, а русское искусство сейчас воспринимается всерьез в Европе, во Франции, скажем? Оно значимо? Конечно. Татлин — разве это не русский человек? Сейчас был год России во Франции и Франции в России. Была выставка в посольстве, будет выставка французской интеллигенции и русской интеллигенции. Это я все смотрю. А вы замечаете некоторое подозрительное отношение к России вообще, такую легкую русофобию в Европе?

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Это остатки от советского периода все-таки. Это можно понять, потому что в советский период был, с одной стороны, советский soft power, были коммунистическая партия и прогрессистская интеллигенция, которая восхваляла все, что было советское, и которая представляла все, что было левое, коммунистическое как будущее всего мира. Интеллигенту трудно было быть не левым во всей Европе до восьмидесятых годов, до Солженицына. С другой стороны, боялись этой страны. Что-то осталось, почему-то люди не понимают, какое чудо представляет собой этот поворот от коммунизма в новую Россию, которая все-таки, в конце концов, освободилась от коммунизма сама без всякой помощи и без кровопролития, что все-таки очень удивительно. Когда в 2003-м году начались эти цветные революции в Украине и в Грузии, люди начали ждать, когда будет цветная революция в России. Я всюду объясняла, я говорю, слушайте, это они сделали в 1990-м году. Разница, что русские сделали это без всякой помощи. Но я думаю, это не русофобия, это просто какое-то непонимание. И есть один человек, который несет какую-то ответственность в этом непонимании. Это вас удивит, это — Кюстин. Маркиз де Кюстин?

храните ли наследия

Он написал о России в 1839 году. Очень давно. Никто его не читает, но не в этом дело. Он проповедовал, что русские — какие-то странные люди. То есть он задал модель восприятия России во Франции? Я вам скажу, что кюстинская идеология еще действует. С другой стороны, французы с удовольствием бегают на все выставки, где что-то русское. Когда играют русские пьесы, люди ждут, ищут места. На улице вас спрашивают: «Вы мне не продадите билет, я вам заплачу в три-четыре раза больше». И русская литература значима по-прежнему? Еще как. Это все-таки с девятнадцатого века: и читают, и уважают. В то же время Кюстин — изумительный писатель, который все-таки мало видел Россию. Меня всегда удивляло, что люди, когда читали и восхищались, не заметили в его книге, что в кибитке, в которой он разъезжал, он затягивал занавески, чтобы его никто не видел. Как же вы видите страну, если у вас окно завешено? С другой стороны, именно большие писатели, как Мериме, все пропагандировали русскую литературу. Нет, русская литература очень ува-

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

жается и не только литература девятнадцатого века. Конечно, все знают Толстого, хотя меньше, чем в России знают французских авторов, потому что вообще меньше читают. Хотя была старая традиция чтения во Франции. С другой стороны, и Пастернак, и Солженицын есть в воспитании французов и западных людей вообще. Для вас Солженицын — большая фигура? Громадная фигура. Никто его не посмеет критиковать. Все-таки это он изменил взгляд на будущее: во-первых, на Советский Союз, а потом на будущее России. Вы были знакомы с Александром Исаевичем? Я его раз видела в церкви и все. Мы только поздоровались, и он был все-таки человек, в котором было такое напряжение, он был окружен массой людей. Наталью Дмитриевну я знаю. Как вы думаете, что мешает России занять то место в западном сознании, которого она до стойна? Я вам скажу, она имеет свое место, но не совсем правильное. Просто потому что она была Совет-

храните ли наследия

ским Союзом семьдесят пять лет. Это очень долго. Она Россия только двадцать лет. А историю люди мало знают. Вы не можете ничего с этим сделать. Они мало знают французскую историю, а вы хотите, чтобы они знали русскую историю? Но Россия занимает большое место, и есть в сознании французов, что без России ничего не будет в Европе. А вообще Россию считают европейской страной? Конечно! Конечно, никто ее не принимает за азиатскую. Кроме Кюстина. Нет, нет, люди не только считают, что это европейская страна. Самый простой человек на улице никогда вам не скажет, что это Азия, он вам скажет, что у нее очень много всего, что она богата газом, нефтью. Но он ее не поставит никуда, кроме как в Европу. И всетаки я скажу: европейский вопрос сейчас трудный, люди не знают, что думать о будущем Европы. Это не так легко, когда поднимается Китай и другие страны. Все-таки есть в сознании, что без России Европа будет очень слабая. Это чувство довольно глубоко в народе. Я рад, что это есть в сознании, потому что когда в Европе смотришь телевизор, переключаешь программы, России совсем не видно. Вот в России все время видишь какие-то другие страны.

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Я вам скажу, что это вопрос телевидения, помоему. Во-первых, телевидение разрезает сознание на маленькие кусочки, это убивает память: люди увидели что-то полчаса тому назад и уже не помнят. Вам показывают только драмы людей: вот какая-то певица покончила жизнь самоубийством, потому что ее любовник ее покинул. Телевидение не показывает внешней политики других стран, абсолютно нет. А я интересуюсь внешней политикой и, к счастью, не люблю телевидение, это мне скучно. Но я все-таки пробую в новостях найти что-то. Вообще, в мировой политике у России значительное место по-прежнему? Конечно. Это не такое пугающее место, как у Советского Союза, но настоящее место, это явно. И оно растет. Я хотела бы, чтобы русские это поняли, потому что нужно, чтобы они работали над этим. Место России растет, именно европейцы начинают понимать, что мир изменился совсем. Это очень, я скажу, слабое еще сознание, что, в конце концов, Европа — не центр мира. Люди, воспитанные в Европе — даже география так воспитала людей — думают, что это — центр мира и образец всему миру. Сейчас люди начинают осознавать, что центр мира передвинулся куда-

храните ли наследия

то в Азию, что это китайцы, индийцы — в конце концов, там все будет решаться. И поэтому начинают понимать, что маленькая Европа без России не сможет. И я думаю, что нужно, чтобы это сознание и в России выросло, что все-таки ее чувствуют как страну, которая очень нужна. Да, потому что сейчас какое-то очень странное самосознание. С одной стороны, ощущение какого-то ресентимента: мы были мировым центром, а сейчас вроде бы никто, возникает комплекс неполноценности. А с другой стороны, все-таки еще держится внутреннее чувство своей важности, чувство того, что должны что-то для мира сделать. Я думаю, место России Путин восстановил. Можно его любить или не любить, это другой вопрос, но все-таки за десять лет, которые прошли, он до какой-то степени дал понять миру, что существует страна, которая называется Россия. То, что сделал Ельцин, — нужно было. Он все расшатал, конечно, вышел хаос, который всех испугал. Как и могучий Советский Союз, Россия в хаосе тоже испугала. Но мое личное чувство, это то, что нужно было сделать. Он мне сказал: «Знаете, я — советский аппаратчик, меня воспитывали так, я знаю, что нужно поставить Россию на ноги, но нужно, во-первых, отделать-

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

ся от коммунизма, вот меня к этому не воспитали. Я делаю, как могу, я пробую изо всех сил, но, конечно, меня этому не научили». Он очень откровенные говорил вещи и делал все, что мог, это правда. Но Путину, я уверена, история воздаст: все-таки после Ельцина мир смотрел на Россию, как на неимоверную чудовищную страну, которой больше нет. Теперь она существует, весь мир знает, что Россия вернулась. Так что могут ее любить, не любить, могут любить или не любить Путина, но все-таки ему нужно отдать должное. А теперь время пришло как-то вернуться в Европу. И тут, я вам скажу, я его уважаю за сближение с Польшей, потому что это — дорога в Европу. Даже если трудные отношения с Польшей, она поможет России вернуться в Европу. И поляки это знают. Согласитесь, в международных отношениях важнейшая вещь — качество национальных элит. Вы много общались с современной российской элитой, в том числе политической. На ваш взгляд, с ней все в порядке? Интеллектуальная элита — о ней нечего говорить, она как всегда в России очень хорошая. Это характерно для России. Политическая элита — это другая проблема. Во-первых, она в переходном периоде. Люди, которые сейчас приходят во

храните ли наследия

власть, — а вы не можете прийти во власть ни в восемь лет, ни в восемнадцать — они все-таки родились в Советском Союзе, были воспитаны в Советском Союзе. Поколение, которое приходит следом, уже не будет совсем советское, оно поменяет со дня на день политическую элиту. Политическая элита, которая у власти, очень хорошо адаптирована. Но им трудно, есть старая русская традиция политических элит, которые между собой ссорятся всегда. И даже большевистские элиты во время Ленина — он все время кого-то выкидывал из партии. Есть эта традиция и в либеральной элите. Слабость этой либеральной элиты в том, что она еще не умеет собираться вместе, это какая-то детская болезнь у них. Она совсем молодая, но очень качественная. Это меня с одной стороны поражает, с другой стороны огорчает. Я им говорю: «Все-таки, господа, вы теперь в состоянии пойти во власть, так что нужно, чтоб вы научились бы собираться вместе, забыли бы то, что вас разделяет». Им нужно, конечно, учиться политической жизни. Это не их вина, их никто не учил этому — нормальной политической жизни. Эти люди интеллектуально удивительные, я скажу, зрелые и умные, они большие умницы все. Они и зрелые, честные, приличные люди, но они еще не знают того, что называется политическая жизнь. Они считают,

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

что можно жить, как дети в школьном дворе. Но это ничего, еще немножко времени нужно. Так что элиты есть, у них просто опыта еще нет достаточного. Да, в Англии, скажем, элита веками вырастала. Фактически, не было разрывов серьезных, есть преемственность, есть система клубов, которая вырабатывает решения и так далее. В России как-то все иначе. Но это идет все-таки. Я видела людей вокруг Медведева, которые были вокруг него в Ярославле всюду. Конечно, есть моменты, когда все это немножко удивительно, но это потому что им нужно время, чтобы адаптироваться. Я смотрю на эти местные выборы, которые сейчас произошли. Это явно же какая-то новая элита поднимается, именно потому что общество понимает, что то, что делается на местах, тоже важно, что не нужно только смотреть на одного человека. Нужно смотреть на людей, которые могут играть важную роль на местах. Появляются политические кадры нового типа, и они явно будут играть свою роль. Они себя уже прилично ведут? Скажем, в парламенте они выглядят так же, как старые европейские элиты?

храните ли наследия

Если вы говорите о парламенте, внешне эти люди совсем прилично себя ведут, но есть вопрос коррупции. Ясно, что коррупция во всех обществах существует, но не с таким размахом. Меня поражает, когда в России о ком-то говорят в приличном обществе, что он будет выбираться в Думу: «А сколько он заплатил за это?» Это как раз разговор о качестве старых и новых элит. Невозможно представить себе, чтобы ваши деды и прадеды покупали места в парламенте. Слушайте, почти век прошел, что же вы хотели? Я вам скажу, что думала бы английская королева Виктория, если бы она посмотрела на королевскую семью сегодня. Кроме королевы, которая приличный человек, вся эта семья ни на что королевское уже не похожа, каждый делает, что хочет. Так что это не только в России, понимаете. И королева смотрит на это с ужасом, и испанский король смотрит с ужасом на испанскую королевскую семью, где все перемешивается. Так что, я думаю, нужно осознавать, что мир изменился, и это может быть неприятно. Вам комфортнее было бы в девятнадцатом веке жить, чем сейчас?

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Если я могла бы выбрать, я предпочла бы восемнадцатый век. Потому что он был самый цивилизованный. И во Франции, и в России? Всюду. Вы имеете в виду эпоху Просвещения? Конечно. Моя дорогая Екатерина Великая. Звуки будущего развала можно было услышать уже и тогда, но все-таки это был период очень цивилизованный. Уже в середине девятнадцатого века начался развал и, в конце концов, Первая мировая война абсолютно упразднила тот мир. Из этого периода то, что остается — такие пережитки, элегантные люди. Но нельзя идти назад. Хотя до сих пор живы и Бурбоны, и Габсбурги, самые разные свергнутые династии. И они балы до сих пор устраивают. Конечно. Но все-таки никакого влияния больше нету. У меня нет иллюзий. Два дня тому назад я была на очень симпатичном вечере, в театре дали пьесу, ее один мой друг написал. Потом он устроил вечер — было, наверное, триста или че-

храните ли наследия

тыреста человек. Чудный благородный вечер, но когда я вернулась домой, я подумала, что это было похоже на какой-то зоопарк — мы люди из прошлого. Мы живем в теперешнем мире и все-таки что-то делаем, но никакого веса не имеем. На нас смотрят очень симпатично, но мир идет своей дорогой в другую сторону, в сторону каких-то тяжелых отношений. Во-первых, вся европейская цивилизация американизировалась, а теперь она будет под влиянием и Китая, и других. У китайцев очень старая цивилизация, но их старая цивилизация меняется и с коммунизмом, и с американизмом, и с деньгами. Это совсем не цивилизованный Китай, который мы когда-то изучали. Когда чиновники любого уровня обязаны были наизусть учить китайскую поэзию и сдавать экза мены. Это может быть печально, но, в конце концов, нужно жить. Я — большой оптимист. Я не играю, я так вижу так мир. Я сознаю, что можно было бы иметь мир поприятнее, но ничего не поделаешь. И в этом вы проявляете, конечно, воспитание и наследие ваших родителей, которые именно так и поступали.

э л е н к а р р е р д ’а н к о с с

Я думаю, что и воспитание. Абсолютно. В этом я уверена. Я именно их могу благодарить. У меня жизнь сейчас очень приятная. Я небогатый человек. Наш президент не любит богатых людей, и это мое счастье. Но я живу в этом дворце, потому что это здесь моя работа. Людовик XIV сказал, что человек, стоящий во главе Академии, должен жить в Академии. Благодаря Людовику XIV я живу в этом дворце напротив Лувра. Академия — это моя жизнь, и это меня очень устраивает в жизни. Но эта приятная жизнь в какой-то момент может сломаться. Я очень хорошо знаю, меня в этом воспитали, я говорю моим детям: «Когда я была ребенком, у нас было двадцать четыре квадратных метра на четырех человек — по советским критериям это много, но по французским — очень мало. Может быть, мне придется жить где-нибудь на чердаке однажды, и я знаю, что это может произойти. Жизнь может этого потребовать, и нужно будет с этим согласиться». Позвольте один личный вопрос напоследок. В своем возрасте вы прекрасно выглядите. Как вам удается сохранять свою красоту, внутреннюю и внешнюю? Сохранять — это вы очень мило говорите. Красота уходит, я вам скажу, ни к чему иметь ил-

храните ли наследия

люзии. Но нужно любить жизнь. Когда ложусь, я думаю все хорошее, перечисляю все, что хорошее произошло. Бывают дни, когда не так много хорошего, но все-таки. Я встаю утром и думаю: «Спасибо, что новый день. А дальше посмотрим».

Граф

Сергей Алексеевич Капнист

•

Родился в Париже. Получил экономическое и финансовое образование, работал в промышленности и в банковской сфере, был атташе по экономическим и торговым вопросам в Посольстве Франции в Москве. Член правления различных корпораций во Франции, России и Африке. Член Координационного совета Российских соотечественников во Франции. Президент Русского Красного Креста (С. O.). Представитель Российского института стратегических исследований (РИСИ) во Франции. Член президиумов Российского Дворянского Собрания (UNR-РДС) и «Санкт-Петербургского общества» в Париже.

Сергей Алексеевич, не могли бы вы рассказать о своем роде? Хорошо известен в России Василий Васильевич Капнист — поэт, драматург, публицист конца восемнадцатого века. Это род ведь не вполне русского происхождения? Греческого. Род Капнистов пускает свои корни на острове Закинф в теперешней Греции, и, в общем-то, первый Капнист приехал в Россию при Петре Великом, когда в Россию созывали разных специалистов. Он был военный моряк, и ему, вероятно, просто надоело, что между турками, греками и местными республиками — Венецианской и другими — все время была вражда. В общем, вот так часть рода очутилась в России. Благодаря своим победам над турками Капнист получил в Венеции титул, который потом был подтвержден Сенатом в России. То есть изначально это венецианский графский титул?

храните ли наследия

Да, венецианский. Как сложилась ваша жизнь во Франции? В общем-то, мой отец приехал из России после революции со своими родителями. Он был единственный сын, как и я. Жизнь в эмиграции была все-таки непростая. Мой дед, которого я, увы, не знал — он умер в возрасте, кажется, сорока пяти лет — был правой рукой Родзянко, председателя Думы. Есть рассказы о его разговорах с Пуришкевичем, об атмосфере тех времен, связанных с Распутиным. Мой отец встретил мою мать в Париже. Она была дочкой морского офицера, тоже эмигрировавшего в Париж из России через Индокитай, где она родилась. На их счастье мой прадед был настоятелем тогда посольской церкви в Париже, Собора Александра Невского. Так что когда мой дед с моей маленькой матерью, которой было, кажется, два года приехали в Париж, то они приехали прямо к отцу священнику и жили с ним до 1938 года. Это та часть истории, которую я знаю и о которой я много слыхал. Эта связь с Кафедральным собором Александра Невского у нас в семье очень сильна. Тут крестили, венчали и отпевали многих членов семьи. Это очень близкое отношение с Церковью до сих пор играет большую роль. Тут, конечно, и связь

граф сергей а лексеевич капнист

в плане воспитания: и четверговая школа, и молодежные организации. Я, например, был «витязь». Многое связано с Церковью, где люди встречались после богослужении. Все это важная часть моего детства.

Писатель Василий Капнист Капнист.

Как раз хотел вас об этом спросить. Очевидно, вы человек двух культур: и русской, и французской. Вы себя сейчас чувствуете русским человеком или французом? Вы знаете, вы правильно определили, что это двойная культура. В моем воспитании родители всегда старались придерживаться хорошего франко-русского равновесия, чтобы всегда и повсюду я хорошо себя чувствовал. Кстати, это не всегда легко. Я помню, когда я поступил во французскую школу, то вообще не говорил по-французски. То есть русский язык у вас был первый? Первый. Я с возрастом ощутил, что, конечно, говорить по-русски — это огромное богатство.

храните ли наследия

Когда я шел в русскую приходскую школу по четвергам, в этот момент по телевидению шли детские передачи, о которых, конечно, на следующий день в французской школе ученики разговаривали, обменивались мнениями. А я, поскольку их не видел, то и не участвовал в этих разговорах и до какого-то момента я чувствовал, что в чемто важном не участвую. А потом мне стало понятно, что важнее говорить на родном языке, чем смотреть какие-то телевизионные передачи. И если до того, может быть, у меня начинал складываться комплекс неполноценности, то однажды все вдруг стало наоборот. Я подумал: «Вот, ребята, а вы-то по-русски не говорите!» Это был момент, который я хорошо помню. Я был рад, что говорю по-русски, и стал гордиться своим русским происхождением. Но со стороны французов никакого пренебрежения — что не свой, не француз? Вы знаете, в общей сложности нет. То, что я чувствовал, и даже чувствую до сих пор, — что для других я не совсем, как все. Но я это сразу перевел на плюс. У меня очень хорошие знакомые французы, и в разговорах, в подходе к жизни они, вероятно, ожидают от меня чего-то другого, оригинального, непривычного. Я говорил, что

граф сергей а лексеевич капнист

не всегда легко, потому что в душе и в сердце надо как-то устроить уравновешенное сочетание этих двух культур. Иногда думаешь: «В общем, было бы легче быть с какой-то одной стороны». Но хочется именно найти самый высший потенциал этого сочетания. Но я думаю, что все-таки доминантное чувство — русское. Мой хороший друг Александр Александрович Трубецкой всегда правильно напоминает слова своего отца: «Есть родина и есть отечество». Родина — это страна, где ты родился. Моя родина — это Франция, но мое отечество — это Россия. Интересно, возникает ли столкновение, парадокс, когда вы чувствуете, что как русский, вы должен реагировать так, а как француз, реагируете иначе. Когда я был в школе, в университете, я понял, что у меня, вероятно, склад ума не французский, не картезианский, а гораздо более русский. Почему мне так кажется? Потому что я всегда с большим трудом писал французские сочинения. Французский подход был очень четкий: тезис, антитезис, синтез. А у меня не так выходило, я в голове и в душе ощущал совсем иначе. И получал плохие отметки. В конце концов, мне это надоело, я решил переработать самого себя, писать таким образом,

храните ли наследия

как от меня требуют. И тогда у меня все пошло нормально. Но, видите, это уже пример такой разницы, которую трудно определить. Вот другой великий пример, который меня окончательно убедил в том, что есть большая разница. Как-то у одного очень хорошего французского журналиста и специалиста по литературе было интервью с Солженицыным. Он спросил его: «Как вы пишете свои книги?» И Солженицын объяснял: «Понимаете, у меня огромное количество материала. Если все слить, книга выходит размером в тысячи и тысячи страниц. Я постепенно и с большим трудом это сокращаю, думаю, что сохранить, что можно снять и так далее, и, в конце концов, все это складывается в нормальную книгу». Он очень переживал, что это все надо как-то сжимать. И я почувствовал, что этот подход Солженицына совсем не похож на западный подход, который следует принципу «тезис, антитезис, синтез». Они пишут оглавления, а потом их заполняют текстом. А тут процесс выходит совсем наоборот: огромное количество материала, и из этого нужно выжать самый важный смысл. А если говорить о национальном характере французов и русских, где возникают самые большие противоречия? В чем французы совсем отличаются от русских, и как вы для себя это решаете?

граф сергей а лексеевич капнист

Наверное, такие моменты есть. Но поскольку это моменты, осложняющие жизнь, я стараюсь их избегать. Я думаю, что избежать — это самый, действительно, естественный путь, потому что если я буду задавать себе такие вопросы, то вообще не найду ответа, и буду сильно просто переживать, что есть такие внутренние противоречия и что я никак не могу их избежать. C’est la vie! Ведь есть некоторые стереотипы: что, например, французы — это люди, любящие жизнь, люди улыбающиеся, легкие, веселые, может быть, немножко поверхностные, которые любят женщин, любят праздник, моду, красоту и так далее. А про Россию что говорят иностранцы? Что в Россию приезжаешь, а там мрачные, темные, подозрительные лица, как будто с утра до вечера читают Достоевского. Это стереотип? Я думаю, что все-таки это стереотипы, и это, вероятно, зависит от исторического периода. То, что вы говорите, я думаю, соответствует советскому времени России. Я помню, когда я приезжал в советское время, работал торговым атташе в посольстве Франции, жил в Москве, действительно, были более-менее грустные и мрачные лица. Но сейчас этого больше нет. Знакомые, которые сно-

храните ли наследия

ва приезжают, например, в Петербург, удивлены: «Какой замечательный радостный город, какая красота, какие живые люди, какие красивые женщины!» А они были в советское время, и то, что их поражало — это серость города, серость населения, серость настроения людей. В общей сложности я думаю, что, конечно, французы гораздо больше все анализируют. Русские больше реагируют по душе. Я даже вижу это в деловых отношениях. Во Франции чересчур считаются со всеми юридическими, налоговыми процедурами, все это надо очень четко соблюдать. В России соблюдают, только если это обязательно нужно и полезно для дела. А во французском административном подходе часто соблюдают правила просто потому, что они существуют. Мне кажется, что и те, и другие неправы: во Франции, вероятно, перебарщивают, а в России недостаточно обращают внимания на эти вопросы. Но при всех этих различиях вы чувствуете, что и русская культура, и французская культура,французская и русская жизнь, в общем, имеют какую-то одну основу? Все-таки и то, и другое — европейская культура. Это безусловно. Россия и Франция — исторически христианские страны. Развитие обеих куль-

граф сергей а лексеевич капнист

тур очень близкое. Я думаю, что когда Россия выбрала православие, она выбрала долгосрочное европейское направление своего развития. Даже страшнейший период революции не смог это стереть. Что касается Европы, у нас все впереди. А у России есть какая-то особая миссия или функция в Европе? То есть, наделена ли русская культура какой-то особой задачей? Я в этом убежден. Я думаю, что именно недостатки современной Европы, то, что сейчас происходит, юридически теперешний строй — недоделан, недостроен. А почему? А потому что Европа забыла свою историю, свои христианские корни. Я убежден, что без русского участия и даже русской инициативы в создании евроконтинентального пространства мы никогда не достигнем общего благополучия. Тут с нашей стороны, я имею в виду Россию, обязательно нужна подготовительная работа. Она также очень важна для Европы, как и для России. Мы связаны, друг без друга мы не сможем развиваться и процветать. Расскажу один случай. Когда-то мэр Петербурга Анатолий Александрович Собчак принимал немецкого канцлера Коля, и тот заговорил на следующую тему: «Не считаете ли вы, что надо както подумать и сблизить наши страны с помощью

храните ли наследия

какой-то общей идеи?» А тут так вышло, что переводил этот разговор между Колем и Собчаком один сотрудник администрации мэрии. Вы уже поняли о ком идет речь, это был Владимир Владимирович Путин, который тогда это «намотал себе на ус» и недавно об этом снова заговорил, подчеркивая всю важность этой идеи. А каковы эти европейские ценности или европейские принципы, которые составляют ту духовную основу Европы, которую нужно сохранять, развивать, оберегать от воздействия, с одной стороны, Америки, с другой стороны, Китая, с третьей стороны, исламского мира? В чем вообще сущность Европы, на ваш взгляд? Мне кажется, что, во-первых, это огромное территориальное пространство, в котором есть очень разные этнологические группы, которые надо уметь соединить. Именно в России до какой-то степени исторически умели успешно справляться с такими проблемами. Известно, что в этом смысле в России еще со времен старой дипломатии и до сих пор сохранилось глубокое знание того, как надо действовать и работать, например, с исламом, как вести дела. Потом, естественно, культура Европы — я думаю, это культура всего мира. Если говорить о более

граф сергей а лексеевич капнист

экономическом и деловом подходе, то население России и Европы сейчас не особенно эффективно сотрудничает, чтобы быть противовесом Китаю, Индии и Америке. Я думаю, если объединить евроконтинентальное пространство — не будем говорить, на каких основах и принципах, это политический вопрос — то получится огромное население, и это, в основном, все-таки христиане, которые имеют за собой высокую культуру, которая уже давно всех обогащает. Так что это очень хорошее сочетание, которое имеет только позитивные виды. Естественно, сейчас об этом говорить трудно, потому что нет инициатив, чтобы разработать такую идею. Вероятно, тут надо, чтобы была создана ось Москва-Берлин-Париж. По-моему, это самая главная ось. Если бы Москва, Берлин, Париж готовы были разработать такую идею и предложить схему, чтобы потом эти государства приняли соответствующие решения по этому вопросу, то это было бы огромным европейским импульсом для всех. То, что я сейчас наблюдаю во Франции и в Европе — это отсутствие перспектив, особенно для молодежи. В России какие-то перспективы ощущаются, но их надо разрабатывать. Их трудно пока точно определить и явно трудно эффективно организовать. Не надо ожидать, что результат появится сразу, это глубокая работа.

храните ли наследия

Надо подготавливать почву и идею евроконтинентализма, надо потом ее объяснять и, как говорят, пиарить. Очевидно, есть силы в Европе, которые видят возможную пользу от такого геополитического союза с Россией. Но надо признать, что существует недоверие по отношению к России еще со времен Советского Союза. Оно ведь по-прежнему сильно, и это, действительно, требует какого-то внутреннего преодоления. На мой взгляд, если собрать какую-то рабочую группу и пару лет проработать, то можно будет создать солидную базу, с которой уже можно действовать. И мне кажется, что надо торопиться. В этой идее, естественно, понятна позиция англо-саксонского мира. Точнее, ясно, что этот евроконтинентализм противоречит интересам Америки и Англии. Кстати, это и доказывает, что для нас это правильное направление. С этим надо им по-хорошему смириться. В любом случае, мы должны действовать. Что, на ваш взгляд, мешает восстановлению доверия к России на Западе, преодолению страха перед ней? Что продолжает портить ее имидж в глазах европейцев?

граф сергей а лексеевич капнист

Все говорят о коррупции, о русской мафии и так далее... Это правда, но есть, на мой взгляд, еще очень важный вопрос, связанный с каким-то возвращением к восхвалению Сталина как благородного и очень полезного человека для России. Если такая идея будет продолжать распространяться, то будет очень трудно как-то позитивно двигаться. У меня пока складывается мысль, что в самом верхнем слое русского общества, который в общей сложности понял, кто был Сталин, какая-то часть старается оправдать его. Это абсолютно неприемлемо. Говорят, благодаря ему выиграли Вторую Мировую войну, но я все-таки хочу напомнить, что были русские советские генералы, адмиралы и маршалы. Кроме того, были русские солдаты, которые погибли в огромном количестве, и благодаря им всем история так повернулась. Но, во всяком случае, мне кажется, что самое страшное — это то, что этот человек устроил огромный геноцид в России, что русский генофонд фактически был истреблен, и что, вероятно, немало сложностей, которые появились в русском обществе, связаны именно с этим. Так что защищать человека, который истребил свой собственный народ, недопустимо. Иногда его сравнивают с Гитлером, но Гитлер своих не убивал. Для меня это ужасно грустно и непонятно. Я далеко не сторонник того, чтобы счи-

храните ли наследия

тать, что Сталина надо вообще из истории стереть как ужасное недоразумение, которое надо забыть. Нет, наоборот — не давать забыть. Надо, чтобы это помнили, он, вероятно, сумел хитро скоординировать все силы армии и всего общества. Вероятно, благодаря этому страна, а не он, выиграла войну. Но, тем не менее, это абсолютно не стирает все ужасы, которые произошли. Россия может процветать и без идеи, что все, что происходит положительное теперь, связано с успехом общей политики Сталина. А что вы думаете о современной роли дворянства? Может быть, как раз, дворянство — это один из тех институтов, который каким-то образом вписывается в ваше видение евроконтинентальной программы? Я вам скажу, что это можно толковать по-разному. Безусловно то, что в советское время истребили и дворянскую идею, и самих дворян. Но это история, и тут уже ничего не поделаешь. Тем не менее, в России сейчас существует большое количество дворян, некоторые этого даже и не знают, а старорусское дворянское общество сохранилось за границей. Точнее, во Франции ассоциация «Union de la Noblesse Russe», которая признана мировым дворянским сообществом

граф сергей а лексеевич капнист

под названием CILANE. Это очень серьезное, важное европейское общество, в котором находятся все европейские дворянские ассоциации. Наше старорусское дворянское объединение — учредитель и активный член CILANE. Благодаря этому последнее собрание управляющего комитета CILANE состоялось в Санкт-Петербурге в сентябре этого года. Мне кажется, что это очень важно, что хоть косвенно Россия в нем присутствует. Хотя CILANE пока не признает Россию, потому что еще нет единого дворянского объединения, соблюдающего общие правила. Мы стараемся защитить права России через наше дворянское общество. Мне кажется, что для России было бы очень важно все-таки в какойто момент примкнуть к CILANE, потому что это значит, что страну признают в этом сообществе. Мне кажется, что для имиджа России это был бы важный шаг. Будь ты дворянин или нет, тут дело ни в этом, а в престиже страны. Россия как великая страна, где дворянство существует, должна участвовать со всеми другими большими странами. В этих дворянских обществах состоят очень важные люди: в бельгийском, нидерландском, германском, английском, испанском... Там дворяне на самом высшем уровне и правительства, и бизнеса. Я убежден, что в России надо было бы серьезно обсудить этот вопрос. Еще раз

храните ли наследия

повторяю, там дело не только в самом дворянстве, а в пользе, которую это принесет России. У меня даже было бы предложение, чтобы именно наше общество, которое защищает российское дворянство и которое, я надеюсь, будет участвовать в его возрождении в России, могло бы устроить свою штаб-квартиру в Петербурге, например, в особняке Английской наб., дом 50. Это было бы очень полезно. А что вы ответите оппонентам, которых наверняка будет много, когда они скажут, что дворянство — это позапрошлый век. Насколько живо, вообще, это самосознание, эти институции, эти люди? Насколько это, вообще, еще есть и во Франции, и в Европе вообще? Вы знаете, я думаю, что человек, вообще, слаб, и каждый человек ищет хребет, стержень, на который можно ему опереться. И, в общем, это помогает самоопределению в жизни. Можно всегда рассчитывать на себя, и, вероятно, так и нужно делать, потому что каждый ответственен за себя. Но я должен сказать, что в некоторых моментах вспоминать о своих предках полезно, и это укрепляет. Я не говорю, что это решает все вопросы, но для меня это какой-то дополнительный источник силы. Мне нужны такие источники силы!

граф сергей а лексеевич капнист

Ваши предки дают вам силу? Это какое-то вдохновление. Мне кажется, что, в любом случае, тут также дело не в дворянстве, но кое-что знать о своем происхождении очень полезно, потому что это дает вам корни, благодаря которым вы можете стать на ноги и чувствовать себя сильнее. Можно и без этого, но, вероятно, сложнее. А что для вас значит быть дворянином по происхождению? Это значит, что перед обществом у меня гораздо больше обязанностей, чем прав. Чувствуется какая-то другая ответственность. Это, может быть, звучит немножко идеалистически, но, во всяком случае, что касается меня, я знаю, что именно это мне тоже придает какую-то силу: надо думать о других, иметь понятие об общественной жизни, надо считаться не только со своими личными взглядами и интересами, придерживаться принципов, даже если это нелегко. Надо задумываться о том, что ты можешь принести русскому обществу, а не только о том, что ты можешь от него получить. О каких именно принципах вы говорите?

храните ли наследия

Я думаю, что главное — честность. Я вот в России стараюсь понять вопрос коррупции. Говорят, что суммы коррупции соответствуют годовому бюджету. Никакая нормальная страна такого не выдержала бы. Какие богатства в стране, чтобы такое себе позволить! Кстати, недавно мне попалась книга одного очень хорошего французского специалиста, где показано, что эта коррупция — продолжение коррупции в Советском Союзе, и до этого тоже было к чему придраться. Все это создает очень нехороший имидж на Западе, порой люди с большой опаской идут на деловые отношения. Маленький личный пример. Когда я делал ремонт в своей квартире в Петербурге, я тут играл на французской струнке. Когда там надо было оформлять разные документы, была большая канитель, и я решил, что вот этот ремонт будет стоить то, что назначено. И все. А на, так скажем, «посторонние» расходы, которые мне были непонятны, я вообще не буду обращать внимания. Мне что-то говорили, и я понимал, о чем идет речь, но делал вид, что я француз и не понимаю, за что я должен еще платить. Проходил месяц, два, я не торопился. И в итоге провели все дела без единой копейки взятки. Но, вероятно, если бы я начал входить в эти комбинации, с меня стрясли бы немалые деньги.

граф сергей а лексеевич капнист

Дом Капнистов в Санкт-Петербурге

Коль скоро заговорили о деньгах, на ваш взгляд, насколько деньги существенны для дворянина? И отличается ли его отношение от буржуазного? Вероятно, отличается. В дворянских семьях бывают такие свадьбы дворян с буржуазией, потому что дворянин обеднел, а у буржуйки были средства. В России были, конечно, большие дворянские семьи, которые жили на очень высоком уровне. Были также и дворяне не такие уж богатые: вот в нашей семье крепостных как таковых было немного. Складывалось по-разному. Огромные средства многие дворяне вкладывали во всякие благотворительные дела. Я не знаю,

храните ли наследия

насколько это можно сравнить с теперешними временами. Многие крупные российские капиталисты тоже вкладывают немало денег, строят церкви, госпитали. И я, кстати, удивлен, потому что никаких особенных льгот при этом они не получают. Есть какое-то равновесие прибыли и благотворительности, но опять-таки это не особо проходит через административные процедуры. И здесь я чувствую в себе свою французскую сторону, мне кажется, что всем было бы выгодно, если что-то жертвуешь, и у тебя с налогов что-нибудь спишется. Сейчас этого, как я понимаю, нет. Хотя я сказал, что Россия — мое отечество, я, тем не менее, не всегда понимаю российские денежные отношения. Для меня в этой сфере еще много чего остается непонятным. При том, что вы — профессиональный банкир, занимавший крупные посты в крупных банках? Да, эти огромные денежные потоки совсем особые и мало чего общего имеют с западными банковскими процедурами. Банковскую работу я прекратил. Сейчас я только являюсь членом советов директоров разных банков и могу распоряжаться своим временем более по своему желанию и по своим интересам.

граф сергей а лексеевич капнист

И каковы ваши желания и интересы? Сейчас я много работаю над развитием организации старого русского «Красного Креста». Это старый русский «Красный Крест», который существовал до революции и присутствовал во Франции в Первую Мировую войну, сопровождая русский экспедиционный корпус и оказывал медицинские услуги. После этого вспыхнула революция, и вся генеральная дирекция старого русского Креста после разных приключений оказалась в изгнании, эмигрировала в Париж. И тут они продолжили деятельность, стали оказывать помощь десяткам, сотням тысяч бедных русских эмигрантов, которые разъехались по всему белому свету. Этот старый русский «Красный Крест» имел двадцать пять представительств в мире: в Аргентине, Финляндии, в большом количестве стран, где были и госпитали, старческие дома, диспансеры, где были врачи, дантисты, медсестры. Этот «Красный Крест» получал средства от нескольких международных заведений, которые занимались именно беженцами, не только русскими. Надо было распорядиться этими деньгами как можно лучше именно в пользу русских беженцев. Этот русский «Красный Крест» сохранился до сих пор, у нас несколько учреждений во Франции. Я буквально полто-

храните ли наследия

ра года назад стал президентом старого русского «Красного Креста», и мы сейчас решили провести совсем новую стратегию. Когда я был просто член Совета, то понимал, что этот «Красный Крест» вот-вот исчезнет. А он все-таки за собой имеет огромную историю, немаленькие активы, и у нас долг свидетельствования всего этого. Мы сейчас раздумываем, как можно было бы снова объединить усилия в рамках отношений с Россией. У нас есть разные идеи и проекты. Один из них очень интересный, он касается возможности через долгосрочную аренду получать семейные усадьбы и, используя наш опыт западной организации старческих домов, участвовать в развитии сети таких учреждений, в которых, нам кажется, Россия могла бы нуждаться. Это очень интересная и благородная идея, с одной стороны, но выглядит она тоже как работа, честно говоря, а не как отдых. Может быть, вы расскажете, как вы отдыхаете, как проводите досуг, свободное время? Вот вы подчеркиваете один недостаток, наверное, моего характера — что я как-то впиваюсь в то дело, которым занимаюсь. Не знаю, устаю ли я от этого или, наоборот, это меня как-то оздоровляет, но я должен просто чувствовать фи-

граф сергей а лексеевич капнист

зическую усталость, чтобы остановиться. Тем не менее, то, чем я занимаюсь на отдыхе, раз или два в неделю посещаю фитнес-клуб. И потом — это охота. Я обожаю на природе гулять, дышать свежим воздухом и, в крайнем случае, выстрелить, но это необязательно. Также и рыбная ловля — это тоже приятное времяпровождение и, действительно, отдых, потому что ты целиком отключаешься от всего. Это такое чувство, будто ты на несколько часов или дней отошел от всего. Какое-то время я любил путешествовать. Я путешествовал по работе и путешествовал для удовольствия. Это показалось мне утомительным, в конце концов. Так что я решил путешествовать поменьше. Когда я был чиновником в банке, там обязательств было гораздо больше, но теперь я могу располагать временем. И мне это очень приятно, потому что легче все воспринимается, когда ты сам выбираешь, что делать. Сейчас в «Красном Кресте» работа очень интересная, хотя немножко тяжелая. Позволите задать вам совсем бытовые вопросы? Скажем, какие у вас предпочтения в кулинарии, какую еду вы любите? Знаете, это интересно, потому что к еде у меня сейчас происходит изменение подхода. С воз-

храните ли наследия

растом, я думаю, не надо слишком нагружаться. Вообще не надо, но в каком-то возрасте это становится обязательным. Я теперь стараюсь больше придерживаться качества, чем количества, скажем так. Я думаю, что это хороший подход во всех смыслах. Я и пил нормально, скажем так, даже иногда выпивал хорошо, но теперь я чувствую, что у меня такого желания больше нет. Хотя бокал хорошего вина иногда приятно выпить. И что для вас хорошее вино? Хорошее вино — то, которое возбуждает какието чувства и от которого возникает ощущение какой-то момента благодати. Это особый вкус вина, запах, это чувство, когда вы его глотаете, и оно медленно проходит через ваше горло, и вы ощущаете, как затрагиваются всякие физические и интеллектуальные центры, в этом есть какоето полное удовлетворение. А как вы выбираете вино? Я больше люблю красное вино. Иногда хожу в специальные винные магазины и разговариваю с людьми. У меня два таких магазина, я их знаю. Мы разговариваем, и я спрашиваю: «Что у вас появилось? Сегодня мы будем есть такое-то блю-

граф сергей а лексеевич капнист

до, что вы посоветуете?». И у нас происходит такой диалог, они мне что-то советуют. Я не большой знаток, я, скажем так, действую по своему вкусу, по своему ощущению. Я не считаю себя интеллектуалом, поэтому я не интеллектуально реагирую, а по вкусу, по душе, по сердцу. А какие у вас предпочтения в одежде? Вы больше любите что-то классическое, что-то дорогое или более демократичное? Как у вас складывается? Я вам скажу честно: что касается одежды, я считаю, что дело не в цене одежды. Важно не то, сколько стоит костюм. Важно выбрать его, как нужно. Это одежда, красивая на вид, которая долго остается модной. Я ненавижу одежду, в которой вы через шесть месяцев выглядите, как какое-то непонятное существо, ни к селу, ни к городу, не соответствуете своему вкусу. Поэтому для меня классика — это важно. Я люблю иногда вынуть пару штанов или какой-то пиджак, надеть его и не чувствовать, что он старомодный, немодный или что-то в этом роде. Это, я думаю, правильнее для мужчин, потому что для женщин это, вероятно, труднее. Естественно, то, что я вам говорю, соответствует, скорее, классике. Другая идея на эту тему — это цвет. Если это не вечернее какое-то событие, я счи-

храните ли наследия

таю, что надо одеваться элегантно и весело. Давайте бросим эти мрачные черные рубашки, темные костюмы и черный галстуки. Для меня это угнетение какое-то, когда видишь по всему миру всех этих чиновников. Они все одеты одинаково, просто стереотип какой-то. Это грустно и мрачно. Я даже думаю, что это влияет на психику людей. Я когда-то думал, что в России, большой развитой стране, надо создать какую-то линию одежды, которая была бы веселой, которая сочетала бы в себе что-то английское, что-то итальянское, но на русский лад. Я вижу, что в России есть очень талантливые и способные кутюрье и модельеры. Подражать кому-то совсем не обязательно, надо самому что-то делать. Так что для меня, скажем, важны классика и красочность. Классика и красочность — эти элементы вашего вкуса относятся также и к искусству? Я думаю, что эклектичность нужна. Как я уже говорил, я не считаю себя большим интеллектуалом, совсем напротив. Я не люблю слишком тяжелые темы, когда после книги, фильма, пьесы всю ночь думаешь о смысле жизни. Я люблю просто впитывать в себя любые темы. Это могут быть современные и исторические темы, как в литературе, так и в фильмах и театрах. Я боль-

граф сергей а лексеевич капнист

ше стараюсь разговаривать с людьми, чтобы иметь другие мнения, советы, чтобы было бы легче выбирать, а не самому искать бестолково. Но, безусловно, этому надо уделять какое-то время, и я вероятно недостаточно времени уделяю таким развлечениям.

Князь

Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский

•

Родился в Софии в 1935 году. Выпускник Оксфордского и Колумбийского университетов. Многие годы провел в геологических экспедициях в Африке, Аляске и Южной Америке. Занимал ведущие позиции в международных финансовых корпорациях. Один из крупнейших специалистов и собирателей русского театрального искусства первой трети ХХ века, чья коллекция считается наиболее значительным частным собранием русского театрально-декоративного искусства. Орден «Золотая муза» (Болгария) Орден Дружбы (Россия) Автор книг: Справочник российских театральных художников «Кто есть кто и где?» (1967) «Русские художники и театр» (1969) «Финансирование торговли» (1980) «Банковское дело» (1982) «Воспоминания — записки коллекционера» (2003) «Эпоха. Судьба. Коллекция» (2010) «Шедевры русской театральной живописи» (2012), 1-й том

Никита Дмитриевич, вы родились и выросли вне России? В какой мере вы себя ощущаете русским человеком? Отвечая на этот вопрос, очень легко оказаться банальным. Россия — больше чем страна. Это состояние духа, мироощущение, особое видение. Мой дед Иван Николаевич Лобанов-Ростовский, — русский и глубоко верующий православный человек, очень помог мне найти самого себя. Дед самым деликатным образом, почти неслышно, напоминал мне, что я по рождению Рюрикович и, таким образом, у меня особая связь с Россией. Он учил меня, что без прошлого нет настоящего. И это в значительной степени сформировало меня как человека. Низкий поклон ему. Еще одна причина моего отношения к России — русское искусство, которому я отдал часть своей жизни. А что для вас осознание себя частью такого знатного рода — бремя, привилегия?

храните ли наследия

Бременем я никогда это не чувствовал. Привилегию я начал осознавать из отношения ко мне других людей. Некоторые достойные потомки пролетариата часто очень резко к этому относились. Обычно интеллигенция, знающая историю, более снисходительна. А иногда — я очень часто замечал и в Советском Союзе, да и сегодня, что люди просто приглашают меня, как генерала на свадьбу. И у них в дневнике потом записано: «Встретился с князем!» — и на этом отношения заканчиваются. Так что отношение разное. Вы не обижаетесь, когда к вам относятся, как к свадебному генералу? Нет, потому что я понимаю, это так всегда было на Руси. Приглашали на свадьбу свадебного генерала. Даже в международной деловой обстановке так бывает. Вот пример. «De Beers» — одна из ведущих компаний мира. Кто были у них на ведущих позициях в Русском отделе? Светлейший князь Васильчиков и ваш покорный слуга. А ведь столько специалистов, из которых они могли бы выбрать сотрудников. Так что в моем случае титул мне помог в общественном деловом контексте. Почему меня не задевали во времена Советского Союза? Были слухи, что это из-за того, что я — «титулованный американский гражданин».

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Так что в сознании тогдашних советских людей считалось, что раз, мол, титулованный — может, не стоит его пока арестовывать. Другие говорили, что у меня была «крыша» наверху. Когда вы выходите на такой публичный уровень, когда становитесь лицом какой-то компании в силу своего происхождения или профессиональных качеств, вы же чувствуете, наверное, какуюто ответственность? Вы ведь же не можете чувствовать себя совсем свободным? Да, я чувствую ответственность. У меня, наверное, выработался какой-то моральный кодекс и чувство ответственности. Будучи неверующим человеком, я это делаю не из морали как страховки попадания в рай. Психика человека формируется в ранние годы, и вся та несправедливость, которую я в детстве пережил, эти ужасы в тюрьме мне дали закал какой-то безответственной храбрости. И как вы можете заметить, на публичных выступлениях любого уровня я открыто говорю то, что мне кажется правдивым и полезным. Впрочем, многие считают это пагубным и вредным для меня самого. Вы говорите, что часто общаетесь в России с представителями большого капитала. Чувству-

храните ли наследия

ете ли вы разницу между этой крупной буржуазией и аристократией? Ведь и у них тоже есть деньги, они тоже культурны и воспитаны. Наверняка, есть разница. Прежде всего, вкус. Пример. Меня пригласил на обед человек в свой огромный дом в центре Москвы. Там все очень чинно: картины, антиквариат, молодые лакеи. Все замечательно. Но вкуса нет. Абсолютная безвкусица. И в чем вы увидели безвкусицу? Например, ступеньки у входа в дом сделаны из мрамора. Но они должны быть гранитные! Потому что мрамор — мягкий камень, он легко истирается. Когда вы его моете средством, содержащим кислоту, он растворяется. И он дешевле, чем гранит, так что видно, что хозяин или поскупился, или не знал. Или, например, в том же доме есть замечательная коллекция картин, — но они плохо обрамлены! Кстати, это один из самых типичных критериев отсутствия вкуса у людей, собирающих картины в России. Рамы новые, красочные, тяжелые: они не подходят к картинам. Каждая картина требует своего обрамления, как нельзя, например, на любую женщину надеть «Givenchy». Каждой женщине подхо-

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Дом Лобанова-Ростовского в Санкт-Петербурге

дит стиль того или иного модельера-портного. Вот «Ferragamo» делает очень узкие ботинки для женщин, которые непригодны российским женщинам, но они пригодны американкам и англичанкам. Вот такие маленькие детали отражают вкус. Ваша нынешняя супруга происходит, ведь, из английской аристократической семьи? Джун — потомок лорда Сиднея, основателя одноименных городов в Австралии и Канаде. Так вот, есть ли какая-то существенная разница между российской аристократией, пусть даже в изгнании, и европейской?

храните ли наследия

Да. И она в деталях. В общем, аристократия более-менее чувствует себя свободно, вне зависимости от страны. Но есть немецкая аристократия, более замкнутая. Как вы знаете, до объединения Германии было двадцать пять княжеств. И каждый правящий князь был медиатизирован: это значило, что если есть брак между этим княжеством и каким-то другим, то не нарушается генетическая линия. И из-за этого России приходилось обычно выбирать немецких принцесс — из-за их обилия. Ведь было множество независимых княжеств. Эти медиатизованные семьи сегодня в Германии чувствуют себя выше других. Например, один из Бисмарков, который женился на русской, не вхож, скажем, в семью Ангальт. Они здороваются, но не объединяются. Между прочим, Лобановы-Ростовские были медиатизованные князья, которые правили в Ростове. И одним из проявлений статуса состоял в том, что когда Лобанов-Ростовский въезжал в Ростов, должны были бить колокола, патриарх выходил его встречать и так далее. Когда один из Лобановых-Ростовских воспользовался этим правом во время одной из своих командировок по делам императора, императору об этом сообщили. Когда он пришел к императору с докладом о поездке, тот ему не подал руку. И этот Лобанов-Ростовский понял, что места для него

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

в России нет, и навсегда уехал во Францию. Императору не понравилось, что его суверенность самодержца кем-то оспаривалась. Tакие вот тонкости. Вы говорите, немецкие аристократы закрыты, а как насчет английских? Английские аристократы абсолютно открыты. То есть, как только вы более-менее имеете те же навыки и возможности, то особенных затруднений к знакомству нет. Так что это самая открытая, мне кажется, в Европе аристократия. В Германии сегодня титулы употребляются официально, несмотря на то, что в Германии монархия закончилась уже после Первой мировой войны. Старые аристократии Франции, Италии, Испании — там все это живо еще как-то сегодня? Да. Во Франции в особенности. Как вы знаете, французы — те, которые хотят быть в паспорте прописаны как аристократы, платят за это налог. Французская аристократия, кстати, тоже довольно закрыта. Итальянская довольно открытая. Испания как монархия величает свою аристократию, и редко бывают смешанные браки.

храните ли наследия

В Шведском королевстве все тоже непросто? В Швеции все совершенно формально и закрыто. Маленькая страна — может быть, из-за этого? Но там вообще социальная формальность, самая строгая в Европе. Возвращаясь к разговору о вкусе, в каких европейских культурах вкус в наибольшей степени изощрен, тонок, на ваш взгляд? И как он проявляется, скажем, в одежде? Мне кажется, что в Англии вкус наиболее ощутим. В мужской моде каждый англичанин известного класса носит крой одежды, который не присущ Европе. Английский пиджак плотно прилегает к телу. Европейский пиджак слегка заужен, американский пиджак просто висит. Во всем мире один человек на десять тысяч шьет себе костюмы в Лондоне и платит за них иногда десятки тысяч долларов. Так что это касается минимального количества людей. А во Франции первенствует вкус в дамской одежде. В Италии — определенный вкус в мужской и дамской одежде, который в Англии не воспринимается элегантными мужчинами. Значит ли это, что хороший крой возможен, только если делается на заказ в ателье?

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Конечно, нет. Есть магазины для женщин и мужчин, которые продают костюмы с английским кроем. Но многим россиянам они кажутся неудобными. А вот, например, ботинки мне шьют на заказ в Аргентине, потому что я считаю, что в Лондоне их делают недостаточно хорошо. У аргентинского сапожника еще колодки моего деда. И, может, причина, почему я заказываю у него, это то, что у меня неправильная нога, как и у моего деда и моего дяди. У меня нога стоит иначе, чем у других. В Англии самым лучшим сапожником считается «John Lobb». Но я считаю, что их качество не на высоте, потому что, в общем, сейчас очень редко можно найти кожу, дубленную танином и выдержанную семь лет в бочке, что занимает три месяца. А насколько аристократизм передается посредством языка, речи? В Англии это настолько ощутимо, что это для некоторых это болезненно слышать. Потому что английская аристократия говорит на чистом языке, который резко отличается от остального. Вы сразу слышите эту разницу? Сразу же и издалека. И на этом построен мюзикл по пьесе Бернарда Шоу «My Fair Lady».

храните ли наследия

Но ведь у Бернарда Шоу события происходят сто лет назад? Сегодня это продолжается. Вот вы слышали, как моя жена говорит? Да и вы, как ни странно, говорите на английском языке высшего сословия, что просто поразительно. А в России же нет такого понятия — русская дворянская речь? Есть, но она осталась только за границей, где вы ее услышите. В Париже, у пожилых людей остается чистая русская речь. В России она почти не существует, кроме как у актеров. И только у старшего поколения. Я обратил внимание на то, что профессора Московской консерватории хорошо говорят. Как ни странно, именно музыканты сохранили какую-то очень старую московскую норму. Может быть потому, что у них хороший слух, и они могут все еще различать хорошую речь. А есть ли что–то похожее в Европе — когда элита говорит на своем собственном языке?

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Во Франции реформы Наполеона в области образования привели к унификации французского языка, за исключением региональных диалектов. В Англии же были всегда частные школы, куда ходили те, кто имел привилегии, и еще школы для остальных. Потому все по-прежнему: в районных школах говорят на таком ужасном языке, что часто невозможно понять суть речи. Скажите, а в Соединенных Штатах есть какаято своя старая аристократия? Конечно. Южные штаты продолжают быть южанами, а не yankees. И это очень ощутимо. Продолжают существовать большие имения с охотами и патриархальным образом жизни. И хотя нет титулов, все помнят, кто приехал в Америку на корабле «Mayflower». В России вы известны, прежде всего, как крупнейший коллекционер русского театрального искусства. Что было для вас самое важное в коллекционировании? Удовольствие. Несомненно, удовольствие. Это личностная мотивация, но те принципы, по которым вы что-то отбирали, — те же самые? Нравится — не нравится?

храните ли наследия

Принципы менялись. Сначала это было то, что было по карману. И мы так много пропустили изза отсутствия денег. Когда я в 1950—1960-х годах приходил к Ларионовой, театральные работы ее мужа продавались по два доллара. Большие работы маслом были по триста. Я не мог их купить. Но нужно было четко выбрать, что из этих работ по два доллара нужно прикупить, чтобы потом часть продать в Нью-Йорке и снова вернуться в Париж для дополнительных покупок. Если бы вас спросили, какие советы — самые главные, ключевые — вы дадите начинающему коллекционеру? Универсальных рецептов для коллекционирования не бывает, но можно воспользоваться советом Петра Апраксина, работавшего в Музее современного искусства в Нью-Йорке в 1964 г. Он советовал: приглядитесь к десяти-пятнадцати художникам, чьи произведения вам нравятся и доступны по цене. Когда картины одного из них станут вам не по карману, переключайтесь на другого. И так лет двадцать. Затем хоть одного-двух из ваших художников назовут гением. Тогда выбросите все остальное, оставив себе произведения гения. Еще лучше — не выбрасывать, а припрятать — вдруг еще через двадцать лет кто-то из

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

них тоже попадет в гении. Подтверждение подхода Апраксина я недавно прочитал в лондонской газете «Ай», хозяином которой является Александр Лебедев, бывший резидент КГБ в Лондоне. Сын русско-еврейского эмигранта Герберт Вогел скончался в 2012 г. в возрасте восьмидесяти девяти лет. Всю свою профессиональную жизнь он провел сортировщиком почты на почтамтах Манхэттена в ночную смену, а его супруга Дороти работала библиотекарем в Бруклине. В 1962 году Вогелы посетили Национальную галерею, а также и другие музеи в Вашингтоне. Непосредственное соприкосновение с живописью оставило на них сильное и неизгладимое впечатление. Вернувшись в Нью-Йорк, они стали постепенно покупать живопись у художников, которых они встречали, и чьи работы им были по карману. Они тратили только часть зарплаты, а затем часть пенсии. За тридцать лет им удалось приобрести пять тысяч работ, включая произведения маслом, графику и современные произведения, которые пока еще не имеют определенного названия. Они покупали только у художников, с ними торговались, а также покупали в рассрочку. У Вогелов были три основных критерия для приобретения: вещь должна была быть недорогой, размером и весом, позволяющим перевоз на метро, и чтобы могла вместиться в их односпальную квартиру.

храните ли наследия

В 1992-м году они подарили свое собрание, которое тогда оценивалось в десятки миллионов долларов, Национальной галерее в Вашингтоне из-за того, что вход в нее бесплатный. В 2008-м году вы продали большую часть вашей коллекции благотворительному фонду «Константиновский». Что заставило вас расстаться с ней? Отсутствие альтернативы. Во-первых, показ нашего собрания в доперестроечные времена, и та реакция, которую мы получили в Советском Союзе и в России, нам показала, насколько более чувствительна российская публика к тому, что мы показали. Может быть, это было потому, что массу художников посетители видели в первый раз. И даже академик Лихачев был очень поражен тем, что увидел, о чем он мне написал. Желание было непременно вернуть это в Россию. Вышло так, что покупатель собрания не отвечал надеждам и желаниям бывшей супруги Нины. Поэтому значительная часть нашего собрания осталась у нее. Я не знаю, что она собирается с ним делать. Но я предполагаю, что, пока она жива, она с ним не расстанется. А у вас был Малевич в собрании?

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Да. Как Вы знаете, еще в 1970-м году я бывал у его сестры на хуторе под Киевом. Вообще, в абстрактной живописи вы кого выделяете? Кто для вас важен? Малевич — несомненный новатор, и тот факт, что он сейчас продается за восемьдесят миллионов долларов (у меня позавчера было письменное предложение купить одну из его работ маслом), это подтверждает. Но из российских новаторов Ларионов, несомненно, дал толчок всему остальному новаторству. Он мне привлекателен как живописец, и интеллектуально я понимаю, что он дал толчок развитию модернизма. А американские знаменитые абстракционисты — Ротко, Поллок? Но все это наши люди, русские евреи, за которых теперь платят десятки миллионов долларов. Их творения мне не по вкусу. Вы их лично не знали? Нет. У нас были общие друзья в Нью-Йорке, и мы могли бы с ними встречаться. Но я этого

храните ли наследия

избегал, ибо у меня явно были предрассудки в те времена, социальные и эстетические. Вы лично знали многих крупнейших творцов. Кто-нибудь производил такое впечатление, что вот общаешься и понимаешь — гений. Без сомнения, Сальвадор Дали. Он был настолько странен, настолько непредсказуем. И, несмотря на его странности, я осознавал, что он — гений. Может быть, если бы я лично знал Матисса, у меня такое же было бы впечатление. К сожалению, я не мог наладить близкие дружеские связи с Дали. Гала была препятствием. Мне не нравился ее любовник, французский мальчик, который несет на картине крест, когда выходит из моря. Тогда у меня были какие-то предрассудки. Я считал, что это неприлично. Все это меня тогда немножко отталкивало. И Гала знала, что мне это не нравится, поэтому как-то у нас не сложились дружеские отношения. Кто вам более интересен — Дали или Пикассо? Я ценю Дали больше, потому что у него больше работ, где заметен талант рисовальщика. Пикассо, конечно, более гениален, но у него много вещей, которые для меня настолько сильны,

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

что отталкивают. То есть я предпочел бы жить с поздним Дали, чем с поздним Пикассо. Но я предпочел бы жить с ранним Пикассо розового периода, чем с ранним Дали. В итоге, конечно, я предпочел бы жить с картиной Матисса, чем с Дали или Пикассо. А вы собирали западную живопись? Никогда, и постоянно себя отговаривал от этого. Потому что тогда деньги были бы отняты от приобретения русской живописи. Многих русских художников вы вернули из не бытия. По крайней мере, в первый раз показал в России Челищева, который был совершенно неизвестен. Сейчас же о нем пишут множество книг. Постепенно все они придут на свое место и будут воскрешены. Вы полагаете, что гениальное искусство, не замеченное современниками, обязательно будет признано рано или поздно? Да, есть такой пример. Был обычный местечковый немецкий художник, который написал

храните ли наследия

ряд картин, и они были выкуплены одним богатым человеком. Цены на него были как на любого другого современного художника. Пришел какой-то искусствовед из аукционного дома, увидел его произведения и поставил одну картину на аукцион. Она выручила шестнадцать миллионов долларов! Значит, можно быть местечковым человеком, незамеченным, живя в какой-то деревне в Германии и вдруг попасть в аукционный каталог «Сотбис» — и тут же более пяти тысяч каталогов рассылается коллекционерам и музеям во всем мире. И, таким образом, живописец становится доступным множеству коллекционеров, способных его оценить. То есть не только пиар все делает, не только медийное продвижение? Иногда талант просто виден. Конечно, пиар — ключ нынешнего рынка живо писи. Есть точка зрения, что современное визуальное искусство держится только на маркетинговых технологиях. И что на самом деле оно на спаде. Это часть современности. Сегодня в визуальное искусство входят инсталляции. Вот электриче-

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

ская лампочка на стене, и ее созерцают, и пишут трактаты о ней. Беда в том, что через сто лет ее не будет. И многие из сегодня известных художников будут забыты. Вы это современное искусство не отрицаете? Я не могу его отрицать. Оно есть. И российские имена там есть. Кабаков стал знаменитостью. А в СССР он бедствовал. Я его навещал, когда он бедствовал, жил на чердаке и зарабатывал иллюстрацией детских книг. У вас, в целом, оптимистичный взгляд на развитие мирового искусства? Мировое искусство будет развиваться независимо от нас. А у русского искусства есть будущее какое-то, на ваш взгляд? Определенно, но оно циклическое. Нации не могут быть ведущими в искусстве постоянно. Россия богата талантами, и не только в живописи, но и в музыке, и в танце. Например, Мариинский театр Гергиева, Большой театр. Певцы: Владимир Маторин — мировой бас. И многие другие.

храните ли наследия

Возвращаясь к идее вкуса — само слово «вкус» связано с едой. Вообще, это важно, как человек ест, что он ест? Я абсолютно в этом убежден, и пример этому — барон Фальц-Фейн. Эдуард Александрович перестал нормально кушать лет сорок тому назад. Он кушает орешки, немножко борща, фруктовые напитки. Но заполнять себя пищей он перестал давно, также как и бывший мэр Москвы Лужков. И сейчас он не только выжил в свои сто лет, он сохранил ум, который присущ человеку в пятьдесят лет. Так что, несомненно, — то, что мы поглощаем, нас сводит в гроб. И английская кухня, кажется, не слишком замечательна. Или это предубеждение? Слава Богу, Англия настолько сейчас заполнена иностранцами, что английская кухня осталась в пабах, где я вообще никогда не бываю. Но есть все больше и больше ресторанов разных наций, где можно очень прилично покушать. Разборчивость в вине — тоже ведь проявление вкуса? Я никогда не пил и не курил, но первая супругафранцуженка меня убедила, что я должен разби-

100

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

раться в винах, и она оплатила семестр винных уроков в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Я ходил два раза в неделю на лекции с дегустацией. И сегодня я могу выпить стакан вина и, по крайней мере, минут пять высказывать свои впечатления об этом вине. Я продолжаю не пить. Но, по крайней мере, если где-то на обеде меня спросят, что я думаю о вине, я могу сознательно выразить свое мнение. Сигары курю немного, и также могу по кубинским сигарам определить регион и качество. А как проявляется вкус в отношениях с женщи нами? Я вряд ли мог бы сочетаться браком с кем-нибудь, не имеющим общие навыки, общий образ жизни, общие эстетические взгляды, сколько бы ни был привлекателен интимный аспект. Для меня он второстепенный. Другой вопрос. Деньги — насколько для человека с элитарным сознанием существенен этот момент? Насколько незазорно человеку аристократического происхождения заниматься деньгами, накапливать их, вообще думать о них? В Англии это было очень ощутимо. Было просто неприлично аристократу заниматься, ска-

101

храните ли наследия

жем, деньгами и коммерцией. Сейчас это исчезло. Но бедному аристократу не так уж трудно прожить, потому что его всегда будут принимать среди аристократов из-за общего образа жизни, манеры одеваться, разговора, менталитета. И в Англии для этого не требуется денег. Во Франции также. Пример. У графа Парижского, претендента на трон Франции, было несколько дочерей. Одна из них была в Нью-Йорке. Я ее пригласил провести вместе время, она согласилась. У меня было тогда двадцать пять центов на этот день. Маленькая кружка пива в ирландском баре в 1958-м году стоила пять центов. Мы выпили по маленькой кружке пива; затем возник вопрос, как вернуться, потому что метро стоило десять центов. Я вам это говорю в подтверждение того, что с членом королевского дома я встречался при полном отсутствии денег. Будучи нуждающимся студентом, я встречался с королевской семьей, и с принцессой Маргарет, общался и с герцогом и герцогиней Кентской, бывал у них на уикендах. А образ жизни королевской семьи отличается от просто аристократической жизни? Нет, навыки те же самые. В Англии, в отличие от континентальной аристократии, аристократы были очень мощные и строили дворцы в своих

102

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

имениях, которые были больше, чем Букингемский, как, например, Бленам, дворец герцогов Марлборо. Многие из них вообще в Лондон никогда не приезжали, считали, что это — ужасное грязное место. Если вы ездите по стране, вы видите эти огромные дворцы-усадьбы. Английские аристократы часто чувствуют себя выше, чем Виндзоры, считают их немцами. Связей с ними не хотят иметь! Глядя на молодое поколение этой семьи, на то, как ведут себя принц Уильям, принц Гарри, вы чувствуете их преемственность с предками? Это другое поколение. Они совершенно иначе общаются. Они очень правильно живут своим временем. Вообще, почему Великобритания — настолько стабильная монархия? Столько мощных монархий распалось, а Англия держится и только крепнет? Все дело в постоянных компромиссах. Но в такой плюралистической стране, как Соединенное Королевство, политики понимали, что нужен какой-то символ, объединяющий четыре составляющие нации. Без этого все распадется. Потому и не бунтуют против королевской семьи.

103

храните ли наследия

Но вообще монархия изжила себя? Нет, я думаю, что она необходима Великобритании, из-за состава их нации. Символика их должна оберегать. А вообще в мире, в России, скажем? Я считаю, что вообще в мире она очень уместна, потому что она уменьшает коррупцию и является объединяющим звеном в многонациональной стране. Хочу задать вопрос об интеллигенции. Интеллигент и аристократ — это совсем разные социальные типы? Это абсолютно разные сословия. Когда я был в Оксфорде, интеллигенты, то есть студенты, которые усердно учились, даже имели свои мантии. Сразу видно было, что это ученый. То есть ученый не может принадлежать к высшему обществу? Очень редко, ибо у каждого из этих сословий свой менталитет. Интеллигент весь день учится, а аристократу это не полагается.

104

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

А аристократ не учится? Отдыхает? Стыдно учиться. Он пьет, занимается спортом, охотой, верховой ездой. Учиться было неприлично. И потому сэр Исайя Берлин мне дал очень хороший совет: если вы хотите что-то сделать в жизни, нужно прятаться и тайком учиться. Потеряешь много друзей из-за этого, но учеба этого стоит. И английским аристократам нельзя показывать свой ум, эрудицию? Нельзя, это неприлично. В отличие от французов, которые, сразу же вам доказывают, насколько они умны. Но в Англии это плохой вкус. Если разговор где-то заостряется, то англичанин предпочитает отойти и не позволить себе выиграть в споре, чтобы не поставить оппонента в неудобное положение. А во Франции постоянно ругань. Очень разные менталитеты. Понятно, почему возникает выражение upperclass twit, то есть такой нелепый дурачок из высшего общества. Да. И, как вы знаете, они сейчас руководят правительством, — т.е. члены оксфордского клуба «Bullingdon». Наверное, я — единственный из

105

храните ли наследия

членов, который никогда не был на ужине «Буллингдона», потому что я не пью. А в этом клубе пьют и, к сожалению, когда ужин кончается, разоряют зал, в котором происходил ужин. Клубная культура — это ведь тоже такой очень английский феномен. В России же нет клубов как таковых, даже среди богатых. Да. Во время моих командировок в Россию я был в Москве в некоторых из них, но они не выжили. А насколько эти клубы, на ваш взгляд, связаны с масонскими обществами? Они пересекаются? Никак не знаю, потому что я этим вопросом не интересовался. Но вчера я получил письмо от моего внучатого племянника, который мне говорит, что в Лондоне обнаружили русские масонские документы, фартуки и прочее. Пригласили меня пойти туда и посмотреть на них. Но я никого не знаю, кто занимается российским масонством, кто мог бы выяснить, почему русские масонские документы и утварь очутились в английской масонской ложе. Известно, что английские клубы влияют на политику. Многие решения вырабатываются в клубе, а не на заседании правительства.

106

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Да, клубы достаточно обширные. Вы можете туда пойти, сесть подальше от других и поговорить, будучи уверенным, что вас не подслушают. И эти клубы действительно закрыты? То есть просто со стороны не войдешь? Абсолютно невозможно. В «White’s» нет никакой возможности войти, сколько бы вы ни были богаты и знамениты. Это самый элитный клуб, самый эксклюзивный. Я из него ушел, потому что там начали подавать чай в пакетах. К тому же, там украли мое кашемировое черное пальто. Но я-то туда ходил главным образом из-за парикмахера, так было удобно. Сейчас парикмахер приходит ко мне домой. И это мужские клубы, то есть женщин туда не пускают? Не пускают. Правда, в «White’s» нынешняя королева была однажды на свой юбилей. И в основном там люди в возрасте? Нет, есть люди, которым около двадцати пяти лет. Но это снова общие интересы. В «White’s» — это охота, игра в карты и рыбная ловля. В Англии по-прежнему много помещиков с огромны-

107

храните ли наследия

ми поместьями, и у них охота и рыбная ловля — основные занятия. А насколько эти клубы и вообще этот круг принимает новых богатых, нуворишей? Очень часто не принимают. У нас есть хороший друг, у него был в Лондоне банк. Он много занимается благотворительностью. Но его в «White’s» очень долго не принимали. Eго приняли в прошлом году после сорока лет ожидания. А какие привилегии это дает, членство в этом клубе? Просто это красивый и удобный особняк в центре города, где можно встретиться с друзьями, вкусно откушать и отдохнуть. Членство в нем говорит о том, что ты — часть элиты. Есть ли плата за членство в клубе? Да. Но плата очень незначительная. Так что это не вопрос денег. Такой социальный капитал, которого в России почти нет. В России по сути все покупается, продается, а здесь есть вещи, которые нельзя купить.

108

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

Князь Лобанов-Ростовский с супругой Джун

Нельзя. Например, нельзя купить место в парламенте. Вам доводилось замечать нелюбовь к России и русским? Откуда она берется?

109

храните ли наследия

Она разная в разных странах. В Англии она очевидна, потому что каждый день вы читаете о каких-нибудь негативных аспектах в судах Лондона наших так называемых финансово одаренных соотечественников. А, скажем, к полякам отношение положительное, потому что нет к ним внимания прессы. Хотя каждую неделю в Лондон приезжает польский военный самолет и грузит осужденных поляков. В Англии вообще русских эмигрантов было немного, до недавнего времени. В основном, они были во Франции, потому что во Франции был уникальный аспект конституции, но узаконенный: каждый человек имел право войти на территорию Франции и пробыть там пять дней. И за эти пять дней он должен был указать, почему власти должны ему разрешить остаться во Франции. Если он этого не доказывает, его выпихивают через другую границу, не через ту, через которую он пришел. И потому такое огромное количество русских очутились во Франции после 1917-го года. В Англию же нельзя было приехать. Нужно было иметь или свой капитал, или получить sponsorship — термин, который, может быть, сейчас в России тоже уже употребляется. Кто-то должен был гарантировать ваше проживание своими деньгами. И потому так мало русских очутилось здесь после революции 1917-го года.

110

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

А чувствуете ли вы какое-то особое отношение к себе, когда люди узнают, то вы русский? Я постоянно чувствую негативное отношение, поэтому я так болею за Россию. И потому так стараюсь как-то повлиять на общественность, сделать что-нибудь благоприятное, за что можно было бы не стыдиться. Но вообще, есть какой-то интерес к России в Англии? Есть огромный интерес к русской культуре — русской литературе, музыке. Я все время проповедую, что Россия должна была бы заниматься культурной пропагандой, тратить большие деньги, возить балет, делать чудные выставки повсюду. И я проповедую это уже сорок лет, но, к сожалению, мало кто этим интересуется в России. Англичане вообще чувствительны к культуре? Очень. Позвольте обратиться к более общим и сущностным вопросам. На ваш взгляд, какая коренная проблема русской общественной жизни сейчас? Мо-

111

храните ли наследия

жет быть, есть что-то фундаментальное, без чего нельзя ремонтировать все остальное? Есть абсолютное отсутствие связи между российским населением и правительством, то есть государством. Население живет как функция тех законов, которые проводит правительство, которые, я думаю, социально сегодня вредны, потому что в России, как и в Англии, состоятельные люди геометрически богатеют, а средние люди арифметически остаются более-менее на том же уровне. И получается огромная дифференциация социальных классов. По той или иной причине российское население сегодня политически аморфно и не несет социальной ответственности. Диссиденты, которые периодически появляются на сцене, настолько атипичны для России, что их сажают. Если то, что произошло в Храме Христа Спасителя в Москве, произошло бы здесь в Англии, то написали бы в газете, и на этом бы дело закончилось. Россия же — страна, которая идет определенно к узаконенному усилению автократии. И это один из примеров, который ей приносит много вреда за границей. Но, видимо, правительство России не интересуется и не осознает важности своих отношений с зарубежными странами.

112

к н язь ник и та д м и т р ие ви ч ло ба н о в -р о сто в ск ий

В целом, чувствуете ли вы, что у России есть какая-то особая миссия в мире? Или это одна из многих стран, которая развивается, как и все? По своему географическому расположению Россия могла бы иметь очень значительную миссию. Беда в том, что по своему существу российское правительство — это люди с авторитарным менталитетом. Грубо говоря, коммунистическим. И потому российское правительство поддерживает близкие отношения со странами СНГ и на них делает ставку последние десять лет. Россия потратила много средств на поддержание этих отношений и продолжает их тратить. Это огромные финансовые расходы. Продолжает продавать, скажем, Белоруссии нефть и газ с огромными скидками. Я предполагаю, что Россия хочет оградиться буферными зонами, но и политически, и экономически это полный провал. Потому что ни одна из этих стран реально недружелюбна к России. Если эта политика в России будет продолжаться, то ее связующая роль между Европой и Азией будет не то что незначительна, а перестанет существовать. России необходимо забыть об СНГ и налаживать связи с Евросоюзом, с которым она имеет самый большой оборот по коммерции. Тут есть тоже очень большой недостаток: Россия ничего не производит. Вы где-нибудь видели за ру-

113

храните ли наследия

бежом в продаже русские компьютеры, русские машины или русские самолеты? Русские военные самолеты покупаются только развивающимися странами, а пассажирские — Ираном и Кубой, из-за бойкота. Из ведущей страны по технологиям Россия превратилась в страну, чей коммерческий оборот меньше, чем у Голландии. Даже если бы Россия решила сегодня производить компьютеры и прочее, она не могла бы завоевать рынки. Нельзя вдруг решить и войти в рынок. Россия импортирует пятьдесят процентов своего питания, Москва — семьдесят пять. А ведь в свое время русские купцы, торговавшие зерном и сельскохозяйственными продуктами, имели в Англии дома с золотыми кнопками на дверях. Правители России сегодня зациклены самоутверждением во власти и перекачиванием денег в свои карманы. Человеческий капитал не используется, потому что человек сегодня является потребителем, а не производителем. Масса людей чем-то занимается, но это непроизводительно. Не в первый раз Россия в таком тупике. Но, конечно, она выживет. Она — феноменально богатая страна.

Князь

Александр Александрович Трубецкой

•

Родился в 1947 году в Париже. Получил образование в области коммерции. Исполнительный президент ассоциации «Франко-российский диалог». Член совета директоров ОАО «Связьинвест». Председатель Общества памяти Императорской Гвардии.

Александр Александрович, когда в России хотят привести пример аристократической фамилии, слово «Трубецкой» появляется в сознании в первую очередь. По сути это один из символов русского дворянства. Но для вас это не символ, это просто ваша фамилия. Вот как вы себя чувствуете Трубецким? Что это для вас: бремя, ответственность, радость, привилегия? То, что я принадлежу роду Трубецких по отцовской линии и Голицыным по материнской, вот эти две знатные фамилии, — это связано с вашим словом «ответственность». Я всегда в своем воспитании это чувство ответственности получал от родителей. И это то, что я передаю моим детям — каждый человек отвечает за свою порядочность, репутацию, а тут нам еще приходится отвечать за репутацию, созданную с поколениями. И родители всегда говорили, что каждый из нас должен вновь заслужить то имя, которое мы носим. Ответственность за свой род, за репутацию, за то историческое имя, которое мы

117

храните ли наследия

должны каждый раз вновь заслуживать и, главное, не осквернять. А вам ваше имя помогало в жизни или никак? Во Франции знают эту фамилию? Во Франции иногда, но очень редко. Это, в общем, не помогало. То есть никаких особых привилегий в Париже нет? Нет, никаких. Иногда в таких редких случаях, кто-то меня спрашивает: Трубецкой? Это ведь у Толстого есть в «Войне и мире»? Но у Толстого — Друбецкой. Друбецкой, да. Но не все в этих тонкостях разбираются. Нет, я никогда особенно не пользовался этим. Вы считаете неправильным, когда люди выставляют на передний план свой титул, свою фамилию? Или это нормально? Я считаю, что наша фамилия и так достаточно на первом плане, не надо ничего выставлять. Выставляется главное всего порядочность или непоря-

118

князь александр александрович трубецкой

дочность. Люди вас судят по этим критериям. Согласен. Ведь ваша фамилия известна не только историкам, но и историкам философии. Потому что так получилось, что аж три знаменитых фиФилософ лософа русского релиЕвгений Трубецкой гиозного возрождения носили эту фамилию. То есть Сергей Николаевич, Евгений Николаевич, Николай Сергеевич — все Трубецкие. Вы же с ними как-то связаны? Конечно! Евгений Николаевич — это мой родной дед. Он же был, насколько я помню, учеником Владимира Соловьева? Они все были под влиянием Соловьева, дружили с ним и спорили. Вся эта плеяда русских философов конца XIX — начала XX века, они встречались, спорили между собой и плодили очень интересные труды. И еще добавлю, что у меня сейчас на рабочем столе лежит книга Ивана Ильина,

119

храните ли наследия

а Ильин сдавал докторскую диссертацию моему деду. Узнал я это случайно, когда было перезахоронение Ильина и Деникина. Их перевезли в Россию в Донской монастырь. Я сопровождал, был в самолете, который вез два эти гроба, и думал: «Ильин сдавал свою докторскую диссертацию моему деду, а мой отец служил в армии Деникина». Вот такое было интересное совпадение. Вы же застали, наверное, тех философов или мыслителей, которые жили здесь и позже, после войны? Например, Вейдле, Карташев. Не могу сказать, что успел тогда оценить Вейдле, потому что я был еще слишком молод, чтобы понимать все, что можно было получить интересного от таких людей, как Вейдле. Карташева я фактически помню в лицо, а, может быть, просто по фотографиям, в детстве мне его показывали, но это все, что я могу сказать о нем. Более близкие у меня были отношения с такими важными лицами православной церкви, как митрополит Антоний Блум или отец Александр Шмеман. Отец Александр всегда, когда меня видел, шутя, говорил: «Это — мой первый клиент». А все заключалось в том, что когда он только стал священником, первым он крестил меня. Так что я у

120

князь александр александрович трубецкой

него был первым клиентом. И еще, конечно, все мое детство было связано с другим очень крупным богословом — отцом Киприаном Керном. Это был настоятель нашей маленькой церквушки. Нельзя не вспомнить и отца Алексея Князева. Если говорить об интеллектуальной жизни в эмиграции, были ведь мыслители-западники, как тот же Вейдле, кстати. А ваш дядя, Николай Сергеевич Трубецкой, участник Пражского и затем Венского лингвистического кружка, основатель структурализма и, заодно, евразийства, он был, очевидно, славянофилом? В целом, этот вопрос в эмиграции уже меньше кого-то интересовал. Вот это разделение между западниками и славянофилами уже потеряло полный смысл. А евразийцев были единицы, которых, в общем, эмиграция не понимала или не интересовалась ими. Поэтому их движение у нас не имело никакой перспективы. Возвращаясь к Праге, еще вспоминается путь моего отца. В Праге был образован филиал Московского университета при Пражском университете, где отец смог завершить свое юридическое образование, прерванное в 1914 году. В общем, Московский университет в своей старой, традиционной форме не переставал существовать.

121

храните ли наследия

А второе поколение первой волны русской эмиграции отличается от первого поколения, от тех людей, которые еще успели пожить до революции? Или это уже совсем другие люди? Конечно, те, которые первые уехали, создали, в общем, репутацию духовности, интеллигентности русской эмиграции. Они много творили, созидали, можно так сказать, в области издания журналов, издательств, открывали музыкальные школы и литературные кружки. Существовал Общевоинский союз, в которое входили полковые объединения, существовало так называемое Гвардейское объединение, которое объединяло гвардейские полки, оно продолжает свое существование уже как Общество потомков офицеров Императорской Гвардии. Я сейчас даже являюсь президентом этой ассоциации. Первые эмигранты или вернее беженцы, конечно, очень много сделали, и на них держалась вся интеллектуальная жизнь России за рубежом. Не только интеллектуальная, но и техническая. Смотрите, сколько инженеров: Сикорский и многие другие внесли свой огромный вклад, который, конечно, очень был бы полезен в России, но оказался полезен в тех странах, где они жили. И тем самым они создавали совсем иную репутацию русского мира, пока были живы. Уже следующее поколение

122

князь александр александрович трубецкой

за редким исключением уже не сделало столько, сколько сделали наши отцы. Мы — хранители памяти о них, но, конечно, мы уже частично интегрировались в западную жизнь. Но всё же я в состоянии говорить с вами по-русски, потому что я получил воспитание от них на русском языке. Это для вас родной язык? Вам не нужно внутренне переводить с французского, когда вы говорите? Нет-нет, когда я пошел во французский детский сад, я ни слова не говорил по-французски. Даже был один маленький детский анекдот — может быть, единственное, что я вспоминаю из периода детского сада как какую-то сильную обиду. Учительница говорит: «Нарисуйте monsieur avec un cravate», по-французски «cravate» — это «галстук». Конечно, я был единственный, кто нарисовал человека в кровати. И мне за это немножко влетело. Но есть семьи, в которых пошла уже полная интеграция. Уже третье поколение не говорит по-русски, мало что знает о России. Правда, и наоборот, существуют следующие поколения, которых вдруг тянет к России и изучению утраченного в семье языка. Но в вашей семье воспитание было только на русском языке?

123

храните ли наследия

Это была позиция родителей, отец всегда говорил о богатстве русского языка. Он говорил: «Мы должны уважать страну, которая нас приняла. Ты в ней родился. И твоя родина — Франция, но отечество — Россия». Вот на этом двойном понятии я воспитывался и передал это своим детям. Насколько в вашей семье соблюдался старый русский быт? Ваш отец, видимо, еще застал настоящий дореволюционный уклад? Мой отец был офицером Императорской Гвардии, потом участвовал в одной из попыток спасения царской семьи, потом воевал в Добровольческой армии. Он эвакуировался с Врангелем. И потом русская эмиграция была без средств, без денег, надо было как-то выживать. Кто-то становился ночным сторожем, кто-то из инженеров работал на конвейере на заводе. Многие другие стали таксистами, в том числе и мой отец. Потому что никакие русские дипломы не признавались, и после Первой мировой войны Франция принимала иммигрантов как рабочую силу. И все же русский дореволюционный уклад, русская культура, русская духовность всегда являлись основанием нашей семейной жизни.

124

князь александр александрович трубецкой

Что объединяло, помогало выжить в той ситуации? Конечно, сильно объединяла русская православная вера, сразу образовались приходы. А вокруг приходов складывались маленькие православные общины и для детей приходские школы. Например, я хожу в церковь, которая находится в пригороде Парижа. И эта церковь была первой, которую построила русская эмиграция, в 1923 году. Ее построил князь Григорий Николаевич Трубецкой, младший из трех братьев, о которых мы говорили. И она была построена, в принципе, как временная, но стоит до сих пор, и в ней идут службы. Скоро мы отметим ее девяностолетие. Было много журналов: «Русская мысль», «Русское слово», военные журналы, был такой еженедельник «Возрождение», очень интеллектуальный, философско-политический журнал. Потом военные кружки, полковые объединения, Гвардейское объединение, Общество моряков, Казачья организация, ассоциации летчиков, юристов, инженеров и так далее. Все военные организации были созданы еще при Генерале Врангеле, для того чтобы сохранить контакт с офицерством — на тот случай, если вдруг появится возможность вновь совершить переворот или возобновить боевые действия для того, чтобы бороться с большевизмом.

125

храните ли наследия

А надежда, что можно будет вернуться, была до последнего? Некоторое время — да. Было даже и основание — смотрите Тамбовское восстание. А потом эти ассоциации стали просто неким таким органом связи между бывшими офицерами. Кроме того, создавались музыкальные кружки, открылась Русская консерватория в Париже. Шло преподавание русского языка — или при приходских школах, или в Русской гимназии, или в кадетском корпусе. В общем, очень много было создано. А были какие-то общие праздники, общие встречи, когда все объединялись? Пасха, Рождество, все христианские праздники — это вокруг церкви. На Рождество, кроме церковного обряда, традиционно была елка в каждой семье. На Пасху разговение, куличи — это естественно. Многие праздновали два новых года, новый и старый. Правда, в моей семье меньше, у нас мало отмечали «новый» новый год, а старый новый год — это всегда был предлог семейной встречи, помимо рождественской. А школы и организации молодежи всегда готовили спектакли на которых мы выступали. Стави-

126

князь александр александрович трубецкой

ли маленькие пьесы, музыкальные выступления. Все это способствовало общению между взрослыми и воспитанию молодых. Вы упомянули офицерство. Офицерская честь и дворянская честь — это разные вещи? Ведь офицеры обычно были дворянами? Нет-нет. Возьмите Деникина, он не был дворянином. Он — внук крепостного. Многие дворяне служили офицерами в армии, чаще в гвардии, но большинство армейских офицеров не были дворянами. Гвардия — это исключение, потому что статус Императорской Гвардии требовал достаточного состояния: гвардейский офицер должен был содержать свою лошадь, своего денщика, свои кители, форму — парадную, полупарадную, полевую, иметь возможность организовать приемы на высоком уровне и так далее. Мне рассказывал отец, что он попал в Императорскую Гвардию, когда началась Первая мировая война. Он в 1915м году закончил ускоренные курсы Николаевского кавалерийского училища. Это когда потребовалось пополнение офицерства после первых поражений начала 1914-го года, были организованы ускоренные курсы офицеров. Мой отец в это время учился в Московском университете, хотел быть юристом. Вовсе не готовился быть военным,

127

храните ли наследия

но сразу бросил факультет и пошел на эти ускоренные курсы. И в начале 1915-го года он уже молодым офицером был на фронте. Получив хорошую отметку, которая называлась «гвардейский балл», он был зачислен в Лейб-гвардии Конногренадерский полк. Он потом говорил: «Я бы остался военным после войны, если бы не произошла революция, но уже в гвардии не служил просто из материальных соображений». Вашему отцу довелось увидеть императора? Он его видел в начале 1915-го года в Петергофе, когда бы произведен в офицеры. Это было в присутствии императора. А потом он его не застал, когда участвовал в одной из тайных попыток спасения царской семьи. Они добрались до Тобольска и только на месте узнали, что Царскую семью из Тобольска перевезли в Екатеринбург, и тогда весь план действий сорвался. Вы сказали, что в эмиграции приходилось идти работать таксистом. Это не было для титулованного дворянина унизительным? А деваться некуда было. Князья, графы, генералы и вообще образованные люди приехали ни с чем, а должны были и себя, и семью кормить. И ино-

128

князь александр александрович трубецкой

гда даже считалось, что быть таксистом — это лучше, чем работать на каком-то заводе на конвейере. Потому что, пока ты сидишь в своей машине, ты сам себе хозяин. Так что ничего унизительного не было. У них была двойная жизнь. Днем они, в общем, по должности принадлежали пролетариату, а вечером они друг друга принимали, ходили в литературные кружки, на офицерские собрания, встречались в обществе, принимали участие в приходских собраниях и так далее. Наша семья жила небогато, в трехкомнатной квартире без лифта, ванны и горячей воды. Родители многим жертвовали, чтобы мы дети не чувствовали нужды. Кстати, что касается состояния, наша семья и до эмиграции была не очень богатая. Мой дед был философом, преподавал в университете, сперва в Ярославле в так называемом Демидовском лицее. Трубецкие не были столь же богаты, как, например, Юсуповы или Шереметевы. В дворянстве были совершенно разные уровни состоятельности, а в так называемой купеческой среде были люди намного богаче, чем дворяне. Мой дед приобрел небольшое имение под Калугой — Бегичево. Со стороны матери — из семьи Голицыных — одно из наших имений находилось в Петрово-Дальнем под Москвой. И там до сих пор стоит усадьба. Я иногда мимо проезжаю, останавливаюсь.

129

храните ли наследия

Испытываете какие-то чувства? Да, мать рассказывала, она там была в детстве. Перед домом стоит огромный дуб. Никто не знает, что этот дуб был посажен в день рождения моего деда. Если посмотреть на этот особняк, он выглядит не лучше, чем многие строящиеся теперь особняки на Николиной горе у новых богатых русских людей. Скорее, даже скромнее. На ваш взгляд, каковы элементы той дисциплины, которая тогда была, внутренней гигиены душевной, психологической, которой нам сейчас не хватает, что нужно в себе воспитывать? И моего отца, и всех людей, которых я помню с детства, объединял один девиз, который написан на ордене Андрея Первозванного: «За веру и верность» (Андреевский крест и звезда объединяли не только моряков, но и гвардию). Верность — тому строю, которому ты дал присягу, и веру — эта вера может быть христианской, может быть вера для других конфессий, потому что в этой армии были и другие веры: мусульмане, католики, буддисты. Так что «За веру» — это понималось очень широко и не только в религиозном отношении. Это может быть еще вера

130

князь александр александрович трубецкой

в Россию, то есть уже не конфессиональный подход, а более мирской и патриотический. Я сейчас пытаюсь вспомнить, на вашем гербе есть девиз? Нет, на нашем гербе нет. Трубецкие же вообще Гедиминовичи? Да, род происходит от литовского Князя Гедимина, у нас на гербе гедиминовский всадник и орел польский, потому что тогда Литва охватывала часть Польши. В общем, Большая Литва когда то доходила где-то до Чернигова. И Чернобыль был бы в Литве, представьте себе те времена. А Трубецкие получили фамилию от города Трубчевск, Брянская земля. И Голицыны тоже Гедиминовичи. Да-да-да, и поэтому находим и в голицынском гербе общие знаки. А Рюриковичи есть у вас в роду? Моя бабушка Трубецкая была рожденная княжна Щербатова, а Щербатовы — Рюриковичи.

131

храните ли наследия

Так что тоже недалеко. Есть предание о том, что сам Гедимин происходит от Рюрика, но легенда это или правда — вот спорный для историков вопрос! Вы упомянули, что деньги, роскошь не были для дворян чем-то определяющим. А что их действительно отличает от других людей? Наверное, там какой-то свой взгляд на жизнь, принципы, которых нет у других? Может быть, более сильные обязательства в порядочности. Как я уже сказал, мы несем такие фамилии, которые обязывают нас в некотором поведении. Ну, это тоже, может быть, неправильно. Каждый человек обязан быть достойным. Добавлю только, что дворянство чаще всего служило родине из поколения в поколение. В чем, как вам кажется, принципиальное отличие новой российской элиты от старой, дворянской? И есть ли у них шанс когда-либо превратиться во что-то похожее? Нет, я даже не думаю, что это нужно. Россия не должна быть Россией XVIII века или XIX века. Россия должна быть теперь Россией XXI века. Я бы единственно рекомендовал бы — как преемствен-

132

князь александр александрович трубецкой

ность — вот этот девиз «За веру и верность». Новая элита должна служить России и русскому народу и главное — быть духовным примером для него. Насколько вы видите перспективу монархии в мире, вообще самого монархического принципа? Возможен ли он в России снова? Во-первых, если говорить вообще о монархии, всегда, когда произносится слово «монархия», первый рефлекс — это устарелая система. А вовсе не так. Вот, сколько монархий в Европе: Голландия, Англия, Швеция, Испания и Норвегия, не говоря о нескольких княжествах. И, в конце концов, неплохо эти монархические страны живут. Конечно, монархия уже не та абсолютная самодержавная монархия, которая была раньше. Но конституционная монархия дает какую-то гарантию продолжительности строя, дает постоянность системы, а это, может, самое главное для любой страны. Поэтому я, конечно, уважаю идею монархизма и являюсь, в принципе, сторонником. Но надо, чтобы произошло народное призвание и признание. Идти по пути монархии — это не эксперимент, который через несколько лет можно остановить. Надо согласиться с тем, что монархия будет длиться целый период при какой-нибудь династии. В этой

133

храните ли наследия

династии могут быть хорошие, замечательные монархи, могут быть и слабые. Но сохраняется какая-то линия, которая дает стабильность. А готова ли Россия к этому сегодня? Вот, готова ли Россия к народному призванию, я не уверен. Попробуем проанализировать эксперимент, который прошел у болгар. Они в какой-то момент решили вернуться к идее монархизма через такой промежуточный этап: пригласили наследника Сакс-Кобург-Готского Симеона быть премьер-министром, и все это провалилось, потому что он не сумел поднять болгар на желаемый уровень в наивно ожидаемый короткий срок. Мандат закончился, и на следующих выборах его выгнали. Это был неправильный подход, который на примере Болгарии отдаляет возможность восстановления настоящей монархии. Это не подход с точки зрения постоянной линии, стабильности, а попытка завладеть властью через существующую конституционную систему страны. Значит, страна не была готова к идее монархизма, не было того призвания. А что вы думаете о месте современной России в мире — на уровне политики, экономики, культуры? Это вообще важный игрок сейчас?

134

князь александр александрович трубецкой

Важнейший. Но Россия — игрок, которого плохо понимают в западном мире. Может, это проблема самой России, что она недостаточно о себе рассказывает, что ее плохо понимают? У нас на Западе, конечно, есть такая коренная русофобия, которая всегда существовала, и я скажу, что Россия мало что делает, чтобы это поправить, не понимая западное восприятие ее. Во Франции она тоже есть? Возьмите любую газету, каждый день можете прочитать какую-нибудь пакость насчет России. Россию очень любят здесь, как только приезжает Мариинский или Большой театры, или пианист какой-нибудь. Тогда тут грохот аплодисментов. Или какая-нибудь выставка. Вот на прошлой неделе в этом помещении — Ассоциации Франкороссийский Диалог — в которой мы ведем беседу, была выставка, посвященная «Войне и миру» Толстого. Эта же выставка уехала в город Реймс, и будет показана в муниципальном музее. Мы так отмечали юбилей 1812-го года. И это все хорошо. Но как только начинают говорить о самой России, чуть ли не самыми последними сло-

135

храните ли наследия

вами ее называют. Что вообще на Россию рассчитывать нельзя, такая она отсталая, что Россия не способна производить что-либо кроме сырья. И поэтому у России никакого будущего нет. И лучше быть атлантистом, чем европейцем в такой Европе, где есть Россия. А я стараюсь поддрживать идею не атлантизма, а континентализма, то есть взгляда Европы не на Америку, а на Россию. А Россия — европейская страна? Безусловно. Она имеет, конечно, свою особую позицию. На Западе есть тенденция считать Россию восточной страной. А на Востоке есть тенденция считать Россию западной страной. А что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы изменить это восприятие России за рубежом? Может быть, есть какие-то простые рецепты? Если взять рецепты, есть очень простые именно рецепты, какими работают, например, американские СМИ. Они много вкладывают средств в имидж Запада и, главное, Америки, в пиар. В России это недостаточно делается. Я думаю, Россия — это все-таки достаточно богатая страна, чтобы вложить те необходимые средства,

136

князь александр александрович трубецкой

чтобы сделать настоящий русофильский пиар. Вот это такой очень легкий способ, но полезный, который можно было бы использовать. Смотрите, я всегда даю как пример: чтобы разрушить Советский Союз, американцы вложили большие средства, чтобы создать на Западе «горбиманию». Цель была — поднять Горбачева как человека, через которого идет разрушение той системы, той империи. А почему не взять такие же средства, чтобы сделать, в данном случае, «путиноманию» на существующий момент? Вместо критики, путиномания, так же, как и пиар следующих лидеров России может стать рычагом создания уважаемой и привлекательной для всего мира страны. А вы видите в современной российской элите конструктивных людей, которые действительно хотят что-то с этим делать? Есть ли вообще эти люди? Есть, безусловно, есть. Я все-таки всю жизнь работал в промышленности, очень много работал еще с Советским Союзом, работал много с Академией наук, с Газпромом, с гражданской авиацией. Сейчас я нахожусь в совете директоров «Связьинвеста». Так что в настоящее время я связан с элитой русского телекома. И есть

137

храните ли наследия

замечательные люди, которые знают, о чем говорят, знают, что надо делать, и на них лежит будущее страны. Надо всегда и на все смотреть с оптимизмом. Россия — не обреченная страна, у нее есть будущее. Вот за последние десять лет она в 4-5 раз сократила свою задолженность. Это все-таки показатель, о котором никто и никогда не говорит, а на Западе никто и не знает. Когда рассказываешь это здесь, они открывают глаза. Вот хотя бы на этом можно пиар сделать. У меня большая надежда на молодежь. Мне приходится с ней встречаться. Она на порядок выше по интелекту по сравнению с западной. Она и построит Россию, причем быстрее, чем нам кажется. Позвольте задать несколько вопросов лично о вас. Расскажите о вашей собственной семье. Моя жена имеет корни из России и Грузии, такая полугрузинская-полурусская семья. А со стороны российской они принадлежали одной богатой бакинской семье нефтяников еще начала XX века. В общем, все потеряли, ничего не осталось. Жена родилась на юге Франции, я родился в Париже. У нас четверо детей. Старшему уже тридцать три, он закончил франко-американский институт, имеет МВА по маркетингу и работает в этой области. Дочь у меня сейчас рабо-

138

князь александр александрович трубецкой

тает в крупнейшей страховой компании. Но ее главное увлечение — конный спорт, она профессиональная наездница и даже неоднократно ездила в Россию давать консультации по французской верховой школе. Второй сын у меня получил магистра на обще-юридическом факультете в Париже и решил продолжить свое учение в России, и только что закончил магистратуру международного права в МГИМО. После чего он вообще решил, что хочет остаться и жить в России, и скоро женится, причем в Москве. А младший сын сейчас находится в бизнес-школе в Париже, но тоже хочет связать свою жизнь с Россией. Кстати, некоторые Трубецкие и Голицыны никогда не уезжали. У нас родственная связь и с Голицыными, и с Трубецкими оставалась. Не прошло ста лет после революции, а семья уже физически возвращается к своим корням в свою историческую родину. Какие у вас увлечения, как проводите досуг? Я много читаю, интересуюсь историей. Может быть, именно из-за прошлого моего отца меня особенно интересует военная история России. А сейчас в самый раз, видите, вокруг юбилея 1812-го года вышло полно книг, я их все читаю одну за другой. И, во-вторых, я очень люблю

139

храните ли наследия

музыку. А к музыке я подошел совсем особым путем через русскую народную музыку. В том числе, когда-то — сейчас уже хуже — неплохо играл на балалайке. У меня очень хороший инструмент, который сделан известным мастером в России, концертный инструмент. Я в молодости участвовал в народных ансамблях, ездил на гастроли по Франции, Испании, Бельгии, Голландии. Народная музыка сближала нас в эмиграции с Россией, здесь было много народных ансамблей, и даже был балетный ансамбль. И вот, например, балалайка была очень распространена. И если взять процент играющих на балалайке в Москве и в Париже по сравнению с общим количеством русских, живущих в этих двух городах, то подавляющий процент балалаечников находится здесь в Париже. Музыку вообще люблю больше всего классическую, постоянно слушаю в машине, хожу на концерты. Что вам нравится в изобразительном искусстве? Тоже классическое. Современное я не очень понимаю, люблю больше живопись, а к скульптуре отношусь более безразлично, несмотря на то, что был известный скульптор П. Трубецкой. А как вы обычно отдыхаете?

140

князь александр александрович трубецкой

Последние десять лет регулярно провожу лето на Карибских островах. Несколько причин. Первая — там всегда погода хорошая; второе — там гораздо меньше людей, чем на нашей Ривьере во Франции, где трудно добраться от пляжа до воды, так много людей. Третья причина — это способ немножко удалиться от всего. Просто когда здесь отдыхаешь рядом, всегда могут вызвать на мероприятие, на работу или просто в гости, а когда далеко — подумают, прежде чем вызывать. И мое там увлечение — это парусный спорт. Да, по нескольку часов в день им занимаюсь. Я с детства увлекался морем, плавал на парусных яхтах и даже участвовал в регатах. Позже увлекся спортивным пилотажем на маленьких самолетах. Я слышал, вы — охотник? Да, это моё хобби. У меня дома всегда были собаки, сейчас только одна осталась. А было время, когда шесть собак было в доме. Легавые в основном: курцхаары, сеттеры, спаниели. Я в основном хожу на куропатку, на фазанов, бекаса. Вот на прошлой неделе ходил на охоту на более крупную дичь. Недавно был приглашен на охоту на оленя. Ну, там я подстрелил не оленя, а кабана.

141

храните ли наследия

Доводилось ли охотиться в России? В России мне приходилось быть два раза на охоте. Один раз где-то около Твери мы на утку охотились, была очень интересная охота. А в другой раз на Дону — именно на кабана. Так что там было только два эксперимента. Вот друзья пригласили на охоту зимой опять же в Тверскую область. Вероятно, поеду. В России в целом вас принимают хорошо? Безусловно, да. О русском гостеприимстве и говорить не надо. А в Советском Союзе как вас принимали? Вначале ездил в Советский Союз еще в семидесятые годы и наблюдал эволюцию. В самую первую поездку, как приезжаешь в аэропорт, в гостиницу «Интурист» и так далее, чувствуешь, с одной стороны, любопытство, с другой стороны, осторожность. Потом, уже ближе к 1980му году эта осторожность постепенно исчезает, и появляются такие скромные вопросы: «Вы из тех?» Когда уже начинается перестройка, тут уже совсем другое явление. Тут надо было себя вести осторожно, потому что каж-

142

князь александр александрович трубецкой

дый хотел где-то показать: «У меня и бабушка из тех, но была репрессирована и скрывалась». Появлялось много фальши, каждый хотел присвоить себе в знакомые бывшего князя и так далее. Могу рассказать анекдот. Как-то один чудак хотел удивить меня, сказав, что он принадлежит «к древнему роду князей Серебряных». Я ему припомнил роман Алексея Толстого, сказав, что тогда я — потомок Ивана Кольца, и он, сконфузившись, отошел от меня. Это время прошло, и сейчас у меня простые, хорошие и нормальные отношения. Я вам рассказывал, что я в совете директоров компании «Связьинвест». Это интересно. Получается, что иногда Россия призывает потомков старой России участвовать хоть даже скромно в развитии страны. И для меня это очень ответственно, чтобы показать свое лицо перед теми, кто оказал мне доверие и пригласил на этот пост. Также я имею честь заниматься ассоциацией «Франко-российский диалог», а это, значит, что совмещаю работу с идейной задачей — сближения деловых и культурных отношений Франции и России. Так что это для меня очень важно и ответственно. Конечно же, для России важны такие проводники, как вы.

143

храните ли наследия

Естественно, нас много таких. Мы получили двойную культуру: русскую и западную. Мы, может быть, лучше можем помочь русским понимать здешний менталитет, а французам — менталитет России. Вот в этом есть некоторый смысл.

Князь

Дмитрий Михайлович Шаховской

•

Родился в Париже в 1934 году. Получил образование в Сорбонне. Доктор историко-филологических наук. Профессор истории Русской Церкви и русской философии Свято-Сергиевского богословского института в Париже. Профессор университета Верхней Бретани (г. Ренн). Председатель Родословной Комиссии и Вице-председатель Союза Русских Дворян. Автор-составитель многотомного издания «Российское общество и дворянство».

В беседе также участвует супруга Дмитрия Михайловича — Тамара Георгиевна Шаховская, урожденная Тхоржевская.

Дмитрий Михайлович, вы — известный исследователь русской генеалогии. Можно ли сказать, что этот интерес возник из желания получше узнать собственную генеалогию? Дмитрий Михайлович. Знать свои корни — это

интересно и важно. Важно для самого человека, но важно и по отношению к следующему поколению. Потому что интерес к прошлому — это подход к настоящему, осознание настоящего. А когда у человека есть потомство, это, конечно, размышления о будущем и о следующем поколении. Нельзя говорить о людях «с генеалогией» или «без генеалогии». Некоторые люди имеют возможность ее знать, но каждый имеет возможность ее узнать — до определенного предела, конечно, потому что все это связано с источниками. Теперь появились и другие возможности

147

храните ли наследия

исследовать свои корни — например, ДНК. Исследование ДНК показывает этническое происхождение. И я думаю, что тут ДНК может развеять целый ряд легенд. Генеалогия же открывает очень широкое поприще не только для узнавания своей линии, но и того, как эта линия вписана в историю страны. Мне кажется, что это имеет большое значение. Когда вы впервые почувствовали интерес к своему происхождению? Д. М. Я бы сказал, что первое ощущение своей

генеалогии необязательно идет из детства, скажем. Это зависит не столько от того, что вам говорится в семье, как вас воспитывают, сколько от того, как вас воспринимает окружение. И когда я начинаю себя вспоминать, я себя помню именно в русской парижской среде, где каждый учитывает ваше происхождение. Где важно, что вы представляете в его окружении, а не в вашем собственном. Иначе говоря, вам очень быстро напоминают о вашем происхождении. Когда я родился, мой отец состоял в кружке офицеров лейб-гвардии Преображенского полка, и один офицер подарил мне герб Шаховских. Я узнал об этом позже, конечно. Это был очень трогательный, очень милый подарок. И когда этот пода-

148

князь дмитрий михайлович шаховской

рок попал мне в руки, я начал о нем размышлять, и с этого момента все стало представляться чутьчуть иначе. В вашей семье было принято изучать историю князей Шаховских? Д. М. Мой отец интересовался, в основном, исто-

рией, но историей нашего рода он интересовался сравнительно мало. Больше интересовался мой дядя, Владимир Иванович, который также был родным дядей моей жены. Он старался привести в порядок родословную Шаховских. Будучи студентом, я ему помогал. Это заставило нас вернуться очень далеко, к самым истокам. Мы обратили внимание на предка, о котором сравнительно мало говорилось в семье, — это святой князь Смоленский и Ярославский Федор Ростиславович Черный, от которого происходят сейчас все ярославские Рюриковичи. На гербе Шаховских размещены гербы Ярославля, Смоленска, Киева? Д. М. Да. Это вызывает какое-то чувство ответ-

ственности, и порой это очень непросто. На меня сильно повлиял, конечно, не только дядя, но и мой отец, он тоже интересовался историей.

149

храните ли наследия

Я с малого детства интересовался больше историей, чем литературой, и вышло так, что я еще не получил среднее образование, как меня пригласили в русскую четверговую школу Антонины Михайловны Осоргиной преподавать русскую историю. Ученики были чуть старше меня. Моя жизнь сложилась так, что я был в Сорбонне, там получил образование, там выдержал конкурс на преподавателя, потом писал докторскую диссертацию. И почти сразу после того, как я выдержал этот конкурс, то есть год спустя, я начал преподавать в университете. И я столкнулся уже совершенно с другой, французской средой, которая интересовалась Россией и была настроена совершенно иначе. Я, по существу, интересовался интеллигенцией, но все-таки придерживался консервативных взглядов, тогда как они в это время увлекались Советским Союзом. Можно сказать, что они были или коммунистами, или даже почти большевиками. И в данном случае надо было им представлять русскую историю не в кривом зеркале. Любопытно, как вы преподавали историю сословий России. В советских школах учили о том, что дворяне — правящий класс до революции — были жесточайшими эксплуататорами крестьянства. Действительно ли это были такие угнетатели, крепостники?

150

князь дмитрий михайлович шаховской

Д. М. Надо все-таки рассуждать более-менее

с азов. Возьмем общество, как оно себе представляется в самый тяжелый момент, это, скажем, конец шестнадцатого — начало семнадцатого веков. В этот момент дворянство целиком служит государству и несет очень тяжелую службу. Потому что все войны, в основном, ложатся на спины именно служилого сословия. В более-менее привилегированном положении находится крестьянство: оно работает на землях этого дворянства, которые либо принадлежат дворянству, — это вотчины, либо не принадлежат, а только они их имеют пожизненно, — это поместья. И они могут переходить из одного в другое, имеют право переходить в Юрьев день к любому помещику. И происходит то, что называется прикреплением крестьян к земле. Что это такое? Это просто фискальная мера, чтобы проще было рассчитывать на определенные силы в сложный момент. И это постепенно превращается, если вы хотите, в более тяжелую службу. Но не такую уж тяжелую, как это представляют. Потому что в конце семнадцатого века некоторые дворяне просят, чтобы их записали в крестьянскую среду. Что это означает? Что просто они не выносят службы. И что в принципе быть вольным крестьянином, однодворцем, им гораздо проще. Они выходят из сословия. Войны конца семнадцатого —

151

храните ли наследия

начала восемнадцатого века требуют огромных усилий, и тогда положение крестьянства становится тяжелее. Но положение дворян не легче. Если дворянин уходит со службы, у него отнимается все. В конечном итоге дворянство в первой половине восемнадцатого века все-таки имеет все большее значение, и Петр III освобождает дворянство от службы. Что происходит? Некоторые дворяне действительно могут не служить. Но большинство не может не служить, потому что тогда не на что будет жить. Очень интересно прочитать биографию Державина, написанную Ходасевичем. Вы видите, что Державин годами остается солдатом, потому что у него недостаточно средств, чтобы нести службу офицера. Да, это совершенно непривычный взгляд на дворянскую ситуацию. Д. М. И не забудьте, что начиная с Петра Вели-

кого дворянская среда была не закрытой, а открытой средой. Конечно, нужна какая-то база, но в принципе каждый гражданин мог стать дворянином. Если он продвигается в социуме, хочет он или не хочет, он все равно становится дворянином. Вы достигаете определенной должности, и вы — дворянин. Начиная с Петра Великого это было с первого офицерского чина. И если

152

князь дмитрий михайлович шаховской

вы берете статистики, которые велись в России не так уж плохо, вам показывают постоянный рост именно дворянского сословия. Этой системы в Европе не было нигде. Если вы читаете внимательно русскую литературу XIX века, конечно, крепостничество отлично обличено. Но вам не говорят, какая часть крестьянства жила благополучно и счастливо при этом же крепостничестве. Возьмите, например, скажем, «Семейную хронику» или «Детские годы Багрова-внука» Аксакова, у вас получится совсем иная картина. И между этими обеими картинами, скажем, между «Записками охотника» и «Семейной хроникой» есть целый ряд реалий, которые от нас ускользают. Но, конечно, советское общество обращало больше внимания на темные стороны из-за своих левых социалистических идей, и люди считали своим долгом их подчеркивать. А в чем специфика русского дворянского сознания? Русское дворянство, будучи европейским, повидимому, чем-то от него отличается? Д. М. Есть документ, который позволяет вообра-

зить мироощущение русского человека по отношению к Европе. Это письма Фонвизина из Франции графу Панину. Он пишет о том, что его поражает. И это — отношение к религии, какое-

153

храните ли наследия

то отсутствие духовности. Я не буду подробно комментировать эти письма, проще всего их прочитать. Все написано очень простым языком. Эта книга позволяет понять психологию высшего слоя русского дворянства по отношению к французскому обществу. А дворянство и деньги как-то были соотнесены? Скажем, можно ли было купить дворянство? Д. М. В принципе, нет. Но если он купец строил,

например, школы, он за свои труды получал орден, а орден ему давал дворянство. По закону о дворянстве Екатерины II, дворянство было разбито на шесть категорий. Первая категория — это те, кто получает дворянство по желанию монарха. Вторая категория — это те, которые получают за военные заслуги: дослужились до определенного чина и становятся дворянами. Потом ценз повышается: сначала они получают личное дворянство, а потом — потомственное, в зависимости от чина. Сначала дворянство давал чин офицера, потом, если не ошибаюсь, чин капитана, потом, в конечном итоге, чин полковника. Вот эти главные три этапа. Одно время, кажется, был еще чин майора. Был такой наплыв, что планку приходилось повышать. Но личное дворянство всегда оставалось за человеком, как только он

154

князь дмитрий михайлович шаховской

получал офицерский чин. Третья категория — это гражданская служба, то есть, чиновничество, включая университеты. Не забудьте, что в начале XIX века, когда Белинский записался в университет, этот факт давал ему дворянство. Получение дворянства предполагает создание г ерба? Д. М. Не обязательно. Общий гербовник Рос-

сийской империи — это двадцать книг. Есть дипломные гербы — они частично перенесены в гербовник, но это тоже приблизительно двадцать книг. И в каждой книге по полтораста гербов. Так что это только часть дворянства. Дворянин имел право на герб, но за это надо было платить. И это стоило сравнительно дорого, поэтому не каждый обращался. Кроме этого, некоторые брали себе герб или использовали герб, не зарегистрировав его. Такое тоже существовало. Я понимаю, что дворянство — сложно устроенный, многосоставный слой. Это были разные люди, судя по всему. С разным сознанием. Д. М. В принципе, да. Возьмите, например, чело-

века, который по происхождению не дворянин. Это барон Шафиров, из еврейского рода Шапиро, первый представитель своего поколения. Что

155

храните ли наследия

происходит в следующем поколении? Его дочки выходят замуж за первых представителей российского дворянства. Там князья Трубецкие, князья Долгоруковы, все — высшего уровня. Положение Шафирова было исключительным, а даже для высшего дворянства карьера имела большое значение. Есть и финансовые соображения. Но в принципе, заслуги Шафирова были очевидны, и по всей вероятности в то время это не было неравным браком. Потом возьмите карьеру Ганнибала, предка Пушкина. Но тут важно, что человек, который крещен, уже русский и воспринимается совсем по-другому. Возьмите всех этих купцов, которые вышли в дворяне, то есть выходили в дворяне в течение восемнадцатого-девятнадцатого веков, их очень много. Был, скажем, известный адмирал Макаров — он был сын крепостного. А существовал ли какой-то существенный разрыв между титулованным дворянством и обычным, нетитулованным? Д. М. Это, в принципе, одна среда. Но психоло-

гически есть, конечно, какая-то разница. Среди титулованных были те, которые получали титулы, и те, которые имели свой природный титул. Например, у Рюриковичей разные фамилии, но

156

князь дмитрий михайлович шаховской

они все восходят по своей генеалогии, к человеку, который имел титул князя. В истории это называется династией. Это те, которые принадлежали к династическим родам. И их, в принципе, не так уж много. Есть Рюриковичи, есть Гедиминовичи, которые появляются гораздо позже: это конец тринадцатого века, в основном четырнадцатый век. И также некоторые татарские владетельные князья или князья другого восточного происхождения. Что происходит после революции? Люди с титулами, привыкшие к роскошному образу жизни, вдруг оказываются в тяжелейших обстоятельствах, в чужой среде. Что, на ваш взгляд, позволило выжить и сохранить себя, свое достоинство? Д. М. Можно по-разному ответить на этот во-

прос. Можно сказать, что те, кто очутились здесь, считали, что они здесь временно. И верили в возрождение России. Это их держало вместе, сплачивало и воспитывало. Были и такие, которые потеряли всякую надежду. Но у них оставалось чувство своей среды, редко кто совершенно не общался со своей средой. Беднота объединяла всех. Есть легенда, что эмигранты выехали с какими-то богатствами. Нет, большинство очу-

157

храните ли наследия

тилось в полной нищете. Вы никогда не спрашивали у человека, какая у него работа или чем он занимается. Это было даже неприлично. О некоторых было известно, чем они занимаются. Человека воспринимали в той ауре, которая соответствовала его положению в начале века. Но следует все-таки учитывать, что это было время, когда жизнь русской эмиграции была более сплоченной. Были общие культурные мероприятия, которые объединяли всех, все слои русской эмиграции за рубежом, то есть и интеллигенцию, и военных. Ставились спектакли. Я помню, как на последний, может быть, праздник русской культуры, ставили отрывки из известной оперы Глинки «Жизнь за царя». Когда эмигрантский хор пел «Славься, славься, наш русский царь», это воспринималось почти как гимн, все вставали. Я этого больше не видел. И до сих пор, когда я слышу именно вот «Славься, славься!», меня пружинит. Когда слышишь «Боже, царя храни!» или «Коль славен наш» невольно что-то чувствуешь в спине, и как-то тянет встать по стойке смирно. Я пытаюсь понять, что заставляло людей, прежде далеких от тяжелого физического труда, выдержать эту новую действительность? Какойто же стержень должен быть?

158

князь дмитрий михайлович шаховской

Князь Дмитрий Михайлович Шаховской с супругой Д. М. Тут ответ очень простой: он жить хочет

или не хочет? Если он хочет жить, он работает.

И чувство стыда не возникало, оттого что приходится заниматься недостойной работой? Тамара Георгиевна. Это было неважно. Важ-

но, что вы — такой-то человек, из такого-то ро-

159

храните ли наследия

да, с такими-то принципами. Эти люди не считали, что работа — ниже их достоинства. Главным было то, что вечером после завода вы идете домой, встречаете ваших знакомых, и там все знают, кто вы. Когда я начал работать в университете, там был один француз, который немного знал русских. Он говорил: «Я все-таки вас не понимаю. Вы ничего не требуете, вы исполняете свою работу и, в общем, вы не жалуетесь на вашу судьбу». Тогда как он был скорее левых взглядов, бастовал, требовал, был недовольным, считал себя ущемленным и так далее. И вот это ему было совершенно непонятно. И что если человек имеет хлеб насущный, то в принципе, у него есть самое главное. Перед бедностью и общим несчастьем все оказались равны. Д. М. Равенство есть, пока есть определенное об-

разование. Но когда этого образования недостаточно, тут возникают трудности. Потому что качество образования создает определенное неравенство. Но в принципе, если к этому подойти философски, равенство вообще не является критерием. Критерием является как раз неравенство. Потому что, хотим мы или не хотим, мы, может быть, равны перед богом, но в этом мире один

160

князь дмитрий михайлович шаховской

всегда выше, другой ниже, третий сильнее, четвертый слабее. Один более умный, другой менее умный, и так далее. Где оно, равенство? Многие прошли через военное воспитание, где равенства нет в принципе. Через молодежные организации оно каким-то образом коснулось и нашего поколения. Вы наверняка видите более молодые поколения, детей русских эмигрантов первой волны. Что остается в них от старого дворянства, а что совершенно новое? Д. М. Все зависит от воспитания, от знания языка,

от среды. Как-то все разбросаны сейчас. У многих потеря надежды, конечно. Есть люди, которые помнят Россию до 1917-го года, и есть те, которые ее не помнят. Это вот настоящая грань. Потому что если человек родился, скажем, в 1917-м или 1920-м году, он формально принадлежит, скажем, к первому поколению эмигрантов, но по сути дела нет, потому что он воспитывался не в России и не помнит Россию. Была ли интеграция русской элиты, уехавшей после революции, в европейскую элиту? Д. М. Единицы. Очень мало.

161

храните ли наследия

А второе, третье поколение? Д. М. Больше. Потом уже происходят смешан-

ные браки. Да, но не обязательно в элите. Потом, смотря какая элита. Во Франции же есть аристократия? Д. М. Есть, но как раз было очень мало браков.

Тут играло роль католичество, конечно. Именно разница в вероисповедании сыграла огромную роль. Русская среда была очень открытой, но иностранная среда, по существу, скорее закрыта. Единицы общались, но это не носило постоянного характера. Были такие, которые целиком в это окунулись и оттуда не выходили, но я думаю, что их сравнительно мало. Т. Г. И надо тоже добавить, что у многих не было никаких потомков. Потом они часто были в плохом состоянии здоровья. Это тоже многое объясняет. То есть, после трех лет войны плюс два или три года еще Гражданской войны, мужчины просто очень устали. Они умирали раньше, чем сейчас, и даже раньше, чем тогда умирали другие. Психологически было очень сложно создать семью. Для многих это было почти немыслимо.

162

князь дмитрий михайлович шаховской

Д. М. Потом, было много пожилых людей, кото-

рые были не в состоянии работать. Но они всетаки влияли на следующее поколение. А вот этого старшего поколения первой эмиграции уже нет. И их влияние тоже исчезло.

Т. Г. И это тоже трудно. Мы еще не совсем поте-

ряли надежду, энтузиазм, веру. Мой муж часто говорит, что самое важное, что было и чего сейчас не хватает, — это вера в Россию. Но эту веру трудно передать. Д. М. Мне кажется, что есть положительный мо-

мент: президент и премьер-министр совершенно четко заклеймили сталинизм и этот период. Заклеймить — это совершенно правильно. Не то, что не надо знать, что было. Необходимо знать, чтобы это не повторилось, но на каждом шагу напоминать названиями улиц, памятников и так далее. Я знаю, что вы участвуете в международном дворянском движении, в организации под названием CILANE. Д. М. Это — официальное объединение дворян

Европы. Я — один из членов-учредителей этого движения. Это было около пятидесяти лет

163

храните ли наследия

назад. Тогда были дворянские союзы, и именно я записал Союз русских дворян в эту организацию, потому что я был лично приглашен. Союз русских дворян — самый старый союз в Европе, он с 1925-го года. Еще никаких не было союзов. Первой целью было ведение родословных книг. И, с другой стороны, фиксирование генеалогической памяти, что тогда казалось необходимым. Союз дворян продолжает свое существование именно потому, что он принимает людей, проверяет их происхождение, устраивает конференции, встречи, где говорится о тех темах, которые могут их интересовать. Между прочим, мы приглашаем на такие конференции не только дворян. Но когда мы работаем, это исключительно члены Союза дворян. И я как председатель родословной комиссии замечаю, что у нас есть две категории лиц. Есть люди уже очень пожилые, которые хотят зафиксировать свой статус, свою принадлежность к определенному кругу. Другие, видя, что следующее поколение уже не говорит по-русски, хотят установить какую-то связь, и, во всяком случае, сохранить какую-то память, на настоящей исторической почве. То есть это, конечно, не высокомерие, а поиск своей идентичности или сохранение своей идентичности. Они стараются сохранить память того, что было.

164

князь дмитрий михайлович шаховской

Какие страны входят в CILANE? Д. М. В основном, это Бельгия, Германия, Фран-

ция, Италия, Португалия, Швеция, Голландия, Венгрия, частично Англия, немножко Финляндия.

То есть и действующие монархии представлены — Бельгия, Великобритания, Швеция? Д. М. Да, но есть исключения. Например, есть

представители Испании, но она не входит понастоящему, потому что у них разные организации, которые никак не могут создать единую структуру, которая бы предоставляла всех сразу. Ведь и в России эта же проблема. У нас тоже разные конкурирующие организации? Д. М. Сейчас они нашли форму участия России.

В последний раз мы пригласили представителей из Петербурга и Москвы: они — члены своих организаций, но могут принять участие через нашу организацию. Потому что принцип CILANE таков, что признается одна национальная организация. Возникают самые разные сложные вопросы. Например, когда какая-нибудь прибалтийская страна хочет участвовать. А, вы меня извините, каким образом она мо-

165

храните ли наследия

жет определить свое дворянство исторически и юридически? Практически никак. Либо она принадлежит к немецким матрикулам. И все равно они должны быть зафиксированы Императорским российским сенатом. Или вот есть представители каких-нибудь польских семей, но пока еще Польши нет в нашей европейской организации. Потому что Польша тоже не может создать свою организацию на общепризнанных критериях, то есть чисто исторических. Дворянство должно восходить к определенному акту, который дает это дворянство. А в некоторых случаях это невозможно проследить. Такой пример. В начале девятнадцатого века киевский губернатор, если не ошибаюсь, Бибиков, приказал провести проверку дворянского происхождения шляхтичей. Я работал в киевском архиве и видел целые груды материалов: за год — только три-четыре признания. Они ничего не могли доказать. Но не забудьте, что если вы берете в процентном отношении, в России дворянство — это один с чем-то процент населения, а в Польше — десять процентов. Кроме этого, архив Царства Польского, который позволил бы немножко это упорядочить, сгорел во время войны. Он был в Варшаве с двадцатых по сороковые годы, а потом сгорел. Это сложный научный вопрос.

166

князь дмитрий михайлович шаховской

А какова ваша экспертная точка зрения на вопрос о первенстве в теперешней семье Романовых? Кто сейчас легитимный наследник престола? Д. М. Вы, конечно, знаете, что после отречения

Николая II великий князь Михаил Александрович сказал, что решение этого вопроса принадлежит Учредительному собранию. Учредительного собрания не было. Может быть, оно когдато будет, но решать что-либо при настоящем положении вещей трудно. Все-таки Романовы были избраны Земским собором. То есть избирательный принцип тут каким-то образом исторически можно противопоставить принципу прямой наследственности. А если сам Михаил Александрович поставил таким образом этот вопрос, тогда, если мы признаем его как наследника престола, в принципе, мы должны этому повиноваться. Потом могут быть всякие другие рассуждения, споры и так далее. Т. Г. Надо сказать, что, к сожалению, ни один кан-

дидат не подходит по всем условиям: или нет никакого потомства, или это плод морганатического брака и так далее. Ни у кого нет полного права.

Д. М. Можно сказать, что сейчас нет тех усло-

вий, которые требовались в начале века. Ког-

167

храните ли наследия

да я встречаю Марию Владимировну, я, конечно, говорю «Ваше Высочество». Другой вопрос, имеет ли она право раздавать ордена и титулы Российской Империи? Здесь несоответствие со своим статусом. Николай Романович Романов из Рима — очень милый и интересный человек. Он является самым старшим, но не в генеалогическом плане, а по возрасту. Он потомок по линии Николаевичей. Тогда как все остальные восходят к Александру II. Кроме этого, важно учитывать восхождение по мужской и по женской линии. Эти бесконечные споры ни к чему. Я с большим уважением отношусь ко всем этим лицам, но с государственной точки зрения я не знаю, вообще, какое это имеет отношение к реальности. Кроме того, надо учитывать не только человека, но его потомство, его среду, его образование и так далее. Понимаете, все это очень сложно. Когда человек монархист, это очень прискорбно, но надо смотреть на вещи как они есть. Вы могли бы немного рассказать о себе? Как устроен ваш быт, какие у вас интересы, хобби? Д. М. У меня профессия занимает все время. Пе-

дагогика, будь это в университете или в богословском институте, отнимает много сил, и направлена на то, чтобы люди воспринимали Рос-

168

князь дмитрий михайлович шаховской

сию, как следует. Но у меня есть несколько увлечений. На первом месте это, конечно, книги. У меня слишком много книг. То есть, нет, у меня всегда недостаточно книг, но, что касается помещения, то слишком много. Я люблю старую мебель, немножко разбираюсь в ней. Люблю некоторые прикладные работы. Одно время я занимался лепкой, меня интересуют скульптуры. Строю библиотеку собственными руками, книжные полки. И из какого материала вы их делаете? Д. М. Вы знаете, это зависит, с одной стороны, от

средств, с другой стороны, зависит от того, где добывать материал. Когда никакого материала нет, я считаю, что очень удобны ящики из-под вина. Из них можно выстраивать книжные полки. Скажем, дуб труднее обрабатывать, не имея станка и определенных инструментов. Все зависит от пропорций. Если вы берете ель или похожее дерево, то тут важно, смолистая она или нет, и так далее, это бывает по-разному. Возьмем породу не слишком смолистую. Если у вас полка для книг шире, чем шестьдесят сантиметров, она выгибается. Есть определенные необходимые размеры: толщина полки — два сантиметра, ширина полки — шестьдесят сантиметров. Глу-

169

храните ли наследия

бина — тридцать сантиметров, это максимум, а идеально — двадцать пять. Это для полок. Что касается боковин, то это уже другое дело. Конечно, лучше бы, чтобы они были попрочнее. Т. Г. В дворянской среде, о которой мы говорили,

уметь что-то делать своими руками — это был принцип элегантности.

А какой совет вы дали бы тем, кто начинает коллекционировать антикварную мебель? Д. М. Надо брать только то, что вам нравится. Ни-

когда не надо идти против своего вкуса.

Даже если вещь окажется подделкой? Д. М. Подделка — это когда выдается за насто-

ящее. А если вы просто хотите воссоздать образ, это совсем не подделка, это копия. А копия — это принцип, если хотите, воспитания чувства искусства. Когда человек начинает рисовать, с чего он начинает? Он что-то копирует. То же самое насчет мебели. А когда стараются использовать старые приемы, и, кроме этого, старую древесину, то в таком случае иногда лучше иметь копию, нежели постоянно реставрировать что-то. Потому что все имеет свой срок.

170

князь дмитрий михайлович шаховской

Брать то, что нравится, — может быть, это более общий принцип, применимый и к одежде, и к организации своего быта? Д. М. Хорошо соблюдать определенный стиль: и со-

четание красок, и цветов. Это касается вкуса вообще.

Кстати говоря, у этой эмигрантской среды, о которой мы говорим, у них ведь был какой-то единый стиль? Т. Г. Да. Один очень простой пример. Сейчас

все богатые женщины, и даже мужчины, считают хорошим тоном носить знак производителя. «Dior» или «Versace», например. Вы — как рекламная панель. А еще для моей тети или для меня это было бы стыдно. Никто никогда не думал выставлять это. Тогда «Dior» и другие считали, что это им честь, что у них такие клиентки, а теперь это наоборот: женщина гордится, что она клиентка такого известного бренда. Портной стал важнее заказчика. Т. Г. Да-да-да. То, что вы сами становитесь рекла-

мой для кого-то, — это невыносимо. Я тоже живу с таким принципом. Прежде никто не хотел фальшивые часы или сумки, это был бы самый

171

храните ли наследия

плохой тон. Лучше что-то простое, но настоящее. И обязательно не слишком блестящее. А сейчас это все наоборот. Нам очень просто, потому что эти вещи ужасно дорогие и они нам не нужны. Что вы любите в искусстве? Наверняка, вы хорошо знаете и живопись, и музыку. Д. М. Что касается музыки, я люблю классиче-

скую, в основном. Современную музыку и особенно эстрадную я терпеть не могу, просто терпеть не могу. А Тамара Георгиевна? Т. Г. Я люблю оперу, но мы редко куда ходим. Не

успеваем. Мне повезло, что были замечательные постановки, когда я увлекалась этим. И сейчас мы всегда боимся, что нам будут предлагать какую-то ужасную, грустную, вульгарную штуку, которая не имеет никакой связи ни с музыкой, ни со сценарием. То есть современное искусство вам, в принципе, не очень близко? Д. М. Нет, но я понимаю, что есть некоторые ве-

щи, которые заслуживают внимания.

172

князь дмитрий михайлович шаховской

Т. Г. Я бы сказала, что после пятидесятых годов

уже никакого искусства нет, особенно во Франции.

Д. М. Когда получаешь классическое воспита-

ние, я думаю, это воспитывает чувство гармонии и определенный поиск гармонии. И все, что разрушает гармонию, конечно, как-то не нравится.

Да, ключевое слово здесь — «гармония», мне кажется, потому что современное искусство принципиально дисгармонично. Д. М. Да, и они сами к этому стремятся. А в Рос-

сии, даже если люди не очень хорошо что-то знают, чувствуется, что у них остался какой-то стержень, что-то здоровое, нормальное. И в искусстве, и в литературе, и в области языка, и в области истории. То, что ненормально, отбрасывается. Здесь же это воспринималось бы как отсутствие культуры. Тогда как, в принципе, я лично считаю, что в России это не отсутствие культуры, а элементарное здравоохранение, ведь у культуры есть свои заболевания. И то, что в России не удается устраивать гей-парады — это очень положительная черта. И даже если бы и устроили, то нашлись бы люди, которые с палками пошли бы против них. Не надо забывать, что эти прай-

173

храните ли наследия

ды, выступления — провокация, и это ответ на провокацию. В конечном итоге, хотя формы и грубые, это здоровая реакция, которая входит в определенные нормы. Т. Г. Сейчас во Франции это просто беда. Они хо-

тят даже менять юридические термины, будет уже не отец и мать, а «родитель один» и «родитель два». И, может быть, третий, четвертый. В смысле терминологии это уже страшно. А потом второй захочет быть первым, и что тут будет?

Д. М. Получается, что мы потеряли Россию,

и сейчас потеряем Францию. Процесс идет уже двадцать лет. Это совсем не та страна, которую мы знали.

Т. Г. Мы уважали эту страну, ее культуру, много

приличного в этой стране, а сейчас это все уже разрушено. Это как самоубийство целого народа. То есть уже и неизвестно, какой это народ. Это такой процесс упадка, просто уничтожение. Но есть вера в Россию. Мы сами ничего не ждем, нам ничего не нужно, но мы волнуемся, что Россия может не выздороветь. Если фундамент не чинить, вы дом не сохраните. Мы боимся, что теряется время.

Граф

Петр Петрович Шереметев

•

Родился в 1931 году в Марокко. Архитектор, меценат, общественный деятель. Председатель президиума Международного совета российских соотечественников. Ректор Парижской русской консерватории имени С. В. Рахманинова. Председатель Российского музыкального общества в Париже. Соучредитель Ивановского кадетского корпуса, Ивановского университета образования и имиджа, Президент «Шереметев-центра» в Иванове, Томске и Ярославле. Кавалер ордена Искусств и литературы (Франция) Кавалер Ордена Дружбы (Россия) Лауреат премии имени Людвига Нобеля Золотая звезда ордена «Меценат столетия»

Петр Петрович, род Шереметевых — один из самых значительных в русской истории. А при Романовых ваша семья была известна как чуть ли не самая богатая в России. Что случилось с ней в эмиграции? Шереметевы — одна из двух семей, еще Юсуповы, которые были самыми богатыми, помимо Романовых. Эти три семьи обладали именно теми землями, теми ресурсами, которые были главными в России в те времена. Но грянула революция. Многие были расстреляны, много людей потеряли жизнь в боях или в ссылках, другие были под арестом. Моя семья была под арестом в Москве семь лет. Их отпустили, не расстреляли. И мы смогли уехать. Громадное количество людей очутилось за границей нашей империи, поехало в Европу без средств, в тяжелых условиях и организовало свою жизнь принципиально во Франции. Конечно, не все поехали во Францию, но главные места — это Париж и Ницца.

177

храните ли наследия

А почему во Франции? Потому что уже было много наших родственников, которые посещали Францию, и чувствовали всю красоту этой страны, все гостеприимство. Потом, русские говорили по-французски. Это были интеллигентные люди, которые говорили на нескольких языках. Они употребляли при дворе французский язык. Толстой писал в «Войне и мире» целые страницы на французском языке. Так что ничего странного нет. Но эта диаспора была громадная. Было триста тысяч русских, живущих во Франции, в Париже. Триста тысяч беженцев. Без средств. Одни стали таксистами, другие стали сторожами, третьи вышивали у Шанель. И в вашей семье? Моя бабушка, графиня Голенищева-Кутузова, шила у Шанель шарфы и платья, чтобы заработать какие-то деньги. Вся элита, которая выехала из России, обеднела и должна была жить очень скромно, без средств. Они вдруг стали людьми, которые должны зарабатывать себе на жизнь, а они этого не знали и не умели делать. Начало жизни этой диаспоры было веселым, несмотря ни на что. Группы друзей и родственников начали соз-

178

князь а. а. трубецкой

давать места встреч, устраивали общества. В 1923-м году соз далась консерватория в Париже, которая была тем местом, где все русские собирались. Она была создана потомками как русская консерватория Императорским русским музыкальным обществом ПеБорис Петрович тербурга. Они сумеШереметев ли собраться и старались жить как можно красивее и достойнее — в продолжение того, что было в Петербурге. Это была удивительная часть французского общества, которая увлекалась русскими ресторанами, русской музыкой, русскими балами, вообще творчеством — живописью, романами, поэзией. И ясно, что это им очень помогло вспоминать свою родину в трудной жизни. Защищался русский язык, русская песня, русские хоры, русские оркестры. Это было просто роскошно! Эти люди были одаренными, но жили как беженцы. Там были люди удивительного качества. Это весь цвет России, который попал во Францию и дру-

179

храните ли наследия

гие места мира. Они были удивительными музыкантами, удивительными писателями, удивительными режиссерами, удивительными актерами, удивительными врачами. И были также таксисты, горничные, сторожи. Когда моя бабушка уехала в 1925-м году из России во Францию, она уже потеряла своего мужа, моего деда. И большевики схватили труп моего деда и бросили его в лес. Его никто не нашел, он был съеден волками. Она уехала как жена шведского дипломата с условием: когда выедет за границу, они разведутся, она поедет в свою сторону, а он — в Швецию. Так и произошло. Она очутилась в Париже с шестью своими детьми, двое остались в России по разным причинам. Мой дядя был скрипачом, он имел в Московской филармонии хорошее положение, а старшая тетка вышла замуж за князя Оболенского, которого очень быстро посадили в тюрьму и сослали в Сибирь, где он и скончался. Это была трагическая часть нашей семьи, которая погибла таким образом. А была ли надежда вернуться в Россию? Всегда. Всегда была надежда вернуться в Россию. Они говорили: «Да, мы скоро вернемся». Они не могли понять, что никогда не вернутся. Они этого не признавали и никак не могли с этим

180

граф петр петрович шереметев

смириться. Поэтому разочарование увеличивалось, и вместе с этим увеличивалось какое-то чувство гетто. Во Франции, если у вас есть деньги, все возможно. Когда у вас нет денег — тогда вы можете легко подохнуть. То есть Франция равнодушно приняла русскую диаспору? Сперва нет, потому что она была привлечена титулами, благородными именами. Но когда исчезли последние караты, кольца, жемчуга, браслеты, колье, когда это все исчезло, вся ситуация изменилась. И французы, которые могут быть очень грубы, отнеслись к русским с достаточно большим, я не сказал бы презрением, но с большой осторожностью. Франция никогда не любила иностранцев. Они притворяются, что доброжелательно принимают иностранных беженцев. Но это неправда. Да, они старались для арабов, для африканцев под предлогом, что они придумали права человека. Я сам помню: когда ходил получать право на жительство во Франции, мне говорили, я точно помню: «Становись сзади и жди свою очередь». Еще прибавляли недоброжелательные слова. Конечно, Франция для нас — это теперь место проживания и работы.

181

храните ли наследия

А был какой-то контакт между русской эмигрантской аристократией и французской? Нет. Я думаю, что нет. Мне кажется, что этого не было. Но вот ваша первая жена — французская аристократка. Первая, во всяком случае. Ну, она полурусская тоже, это другое дело. Мари-Эжен — дочь принцессы Мари-Клотильды Наполеон и графа Сергея Алексеевича де Витт. Так что я — потомок Кутузова, а она — потомок Наполеона. А нынешняя ваша супруга — француженка? Моя супруга происходит из одной из самых богатых семей предпринимателей во Франции и Италии. Она выходила замуж за двух миллиардеров. Первого она покинула, потому что он ей все запрещал. К сожалению, он забрал у нее ребенка, и она не могла выезжать из страны проживания — из Португалии. Ей было семнадцать лет. Она очень страдала и, в конце концов, попросила португальское государство помочь ей выехать. Что было сделано. Потом ее жизнь была прекрасной. Она всегда была толковой женщиной, тру-

182

граф петр петрович шереметев

долюбивой умницей. И всю свою жизнь она продолжала интересоваться искусством. Вышла снова замуж за уникального французского богача, она была одной из десяти самых богатых женщин в мире. Этот человек все ей предоставил — дома, дворцы, коллекции Рембрандта, Рафаэля, Кранаха. Все было в ее распоряжении. Конечно, весь жемчуг, все камни самые уникальные. К сожалению, этот человек стал ее притеснять. В том смысле, что он стал ревновать. И он до такой степени ревновал, что больше не позволял ей выходить из дома. Она от этого очень страдала, предупреждала, что не может так жить. Когда условия стали еще жестче, однажды она сказала ему, что уходит. Ушла с одной сумкой, в своей одежде, оставила свои бриллианты, свои дома, свои машины, свои картины, свое имущество, мебель, подарки — все, что получила от него. Ушла бедным человеком. Но она умница, поэтому нашла способ выжить. Так что наши истории похожи. Шереметевы потеряли все из-за революции, а она потеряла все из-за жесткости и ревности своего мужа. Она создала художественную галерею, благодаря которой она просто царствовала в мире старинных картин. Я стал архитектором, очень прилично всегда зарабатывал. В этом смысле мы смогли себя показать на уровне достойных и хороших предпринимателей, скажем так.

183

храните ли наследия

Как получилось, что вы родились в Марокко? Мой отец решил, что после университета, в котором он провел с 1925-го по 1930-й год, он не будет оставаться и поехал в Африку. Он женился, привез свою жену в Марокко, которая тогда была колонией Франции, и они там обосновались. В Марокко тогда была тяжелая жизнь из-за жары и дизентерии. Но страна была удивительно красива, удивительно щедрая для тех людей, которые хотели работать, которые хотели основаться и создавать там что-то. Конечно, отец никогда не был богатым, но он, по крайней мере, принял огромное участие в защите своей семьи. А французы создавали в своих колониях удивительно красивые города, умели строить дороги, дамбы — вообще создавать в голой стране оазис. И так они сделали в Марокко. Там тоже была русская диаспора? В Марокко образовалась огромная группа беженцев из Парижа. Были Апраксины, Трубецкие, Игнатьевы, Глебовы, Шидловские. Они создали замечательное общество, которое, конечно, было очень трудолюбиво, работоспособно. Многие стали богатыми. Для нас это было просто Эльдорадо. Мы занимались разными видами спор-

184

граф петр петрович шереметев

та: верхом ездили, играли в теннис, ходили плавать — мы жили на берегу моря в Рабате. И поэтому мы провели юность просто роскошную. Мы обожаем эту страну, моя сестра продолжает там жить. Я езжу как можно чаще. Мой отец ушел очень молодым, потому что он так тосковал о своей родине, что впал в депрессию, и не мог пережить того, что никогда не попадет больше в Россию. Я вам сказал, что любой русский человек не может бросить свою родину. Это доводит до такого состояния, что человек заболевает, и это не лечится. Так произошло и с моим отцом — он ушел, когда ему было пятьдесят два года. Марокко было наше счастье, наша любовь после разлуки с родиной, после ужасного времени в Москве под арестом, после потери деда. Отец был достаточно крепкий и мудрый, талантливый музыкант, замечательный гитарист, пианист, играл на виолончели. У нас всегда звучала музыка, и всегда у нас собирались люди. Моя мать пела как соловей, пела старые русские романсы, которые ей передал Михаил Львович Толстой, сын Льва Толстого. А Миша Толстой в те же времена жил в Марокко, но не в городе. Он имел маленькое имение около Рабата, и мы туда всегда ездили. Они жили, как настоящие крепостные, можно сказать. И он имел талант гитариста и композитора. Потом у них прои-

185

храните ли наследия

зошли неприятности в денежном смысле, и мой отец пригласил их жить у нас. И они провели десять лет у нас. Все эти люди любили музыку, Михаил Львович и мой отец музицировали каждую неделю. У них собирались люди и пели тоже. Все хотели слушать мою мать и моего отца. Мы даже выступали, пели квартетом. Отец — бас, мать — сопрано, сестра — альт, и я. А какой у вас голос был? Тенор. Сейчас я постарел, конечно, и уже не пою, как двадцать лет тому назад. Но все же знаю много красивых романсов, плюс все сочинения Михаила Львовича, его супруги, Елизаветы Толстой. А тогда была уникальная среда русских, живущих в Марокко, которая показала французам и арабам всю красоту русской аристократии. Это люди были простые, достойные, работящие. У нас в семье двое детей погибло, мой брат-близнец и моя сестра, четвертый ребенок, они погибли от дизентерии, потому что там ничего не было — врачей, госпиталей, все это пришло гораздо позже. Но русские, которые основались в Марокко, создали удивительный образец русского общества. Мои родители, друзья, знакомые, родственники каждый год были на русском балу.

186

граф петр петрович шереметев

Это ваша семья организовывала? Конечно, да. То есть они были среди тех, кто организовывал. Это были люди воспитанные, которые имели радость воссоздать то, что они потеряли. Многое было создано через так называемых де Зобри. Маркиз де Зобри был из семьи французов, которые покинули Францию в 1789 году и обосновались в России. Когда грянула революция, те же де Зобри уехали обратно и купили большой участок земли около Рабата, и, представьте себе, создали село. Там строили и Игнатьевы, и Трубецкие, и сами де Зобри, и другие. Это место называлось Устиновка в память имения де Зобри в России. В этом имении был посажен в песке целый парк берез. Конечно, с 1954 года, когда начались все эти ужасные события, которые привели к самостоятельности Марокко, очень многих французов поколотили и даже убили. Русских не трогали, потому что, во-первых, они все замечательно говорили поарабски. Там были деревянные дачи, очень изящные, окруженные березами. Арабы, когда произошла их революция и они получили самостоятельность, эту усадьбу разорили, все эти дома деревянные сожгли. И срубили весь парк, чтобы была древесина для кухни — они же варят снаружи, на камнях. И все это пропало.

187

храните ли наследия

Вы ведь сказали, что ваша сестра до сих пор там живет? Моя сестра написала о русских, живущих в Марокко, четыре книги, которые относятся ко всем представителям русской диаспоры с двадцатых годов по шестидесятые. И это сорок лет истории удивительного присутствия русских, живущих там. А наши русские были профессорами, были геологами, были строителями, они строили дамбы. Они были математиками, они занимались библиотеками. В Марракеше есть удивительная библиотека, которая называется библиотека Кутубия. И создал эту библиотеку русский, в которой он спас самые драгоценные и старинные арабские книги. Это были воспитанные люди, и вокруг всех этих людей жили представители французского протектората. Они фыркали на нас, потому что хотели всем дирижировать, все держать в руках, а русские были свободными и создавали школы, танцевальные курсы, хоры, рестораны, оркестры. Был барон Штейгер такой, который замечательно играл на гитаре, замечательный был музыкант, большой друг моего отца — он создал настоящий русский хор. А мой отец был регентом нашей церкви, потому что мы построили церковь, настоящую православную церковь на участке земли, который мы сами купили.

188

граф петр петрович шереметев

Эта церковь стоит, и она еще действующая. И в этой церкви я был крещен, моя сестра там венчалась. Все это имело громадный смысл. И религия, и искусство, и все, что необходимо было для жизни русской диаспоры, существовало. Я очень горжусь этим периодом моей жизни, потому что это было страшно красиво, именно красиво. Мой отец был хорошим регентом, хорошим музыкантом. Он создал хор православный, в который приглашал французов петь. А французы не знают даже кириллицу, я не говорю о языке. Так он написал все церковное песнопение французскими буквами под французское произношение. И все эти французы пели наши службы, наши обедни, наши панихиды на православном нормальном, и со смыслом, и с ритмом. Это же благородно! И в этом как раз вся красота этих людей. И вы всегда себя чувствовали только русским? Всегда. Потому что мы получили знание русского языка. Хотя французский язык для вас один из родных, очевидно? Да-да. Конечно. И французский, и арабский, и русский. Знаете, мы учились, как наши предки.

189

храните ли наследия

То есть у моей бабушки и прабабушки было минимум четыре профессора на дому, каждый день говорили на каком-то одном языке. Каждый день мы должны были обедать, ужинать, общаться на одном языке. В вашей семье тоже так было? И в моей семье тоже. То есть и наши предки, и наши бабушки, и деды — они так учились. К нам приходил отец Николай — это был один из священников той церкви, которую мы создали. Когда я говорю «мы», я имею в виду моего отца — он участвовал в создании этой церкви. Отец Николай приходил к нам на дом, чтобы учить нас катехизису. Он нас учил любить читать наших старых писателей, читал нам Лескова и Тургенева еженедельно. И мы учились русскому языку, мы говорили по-русски, как я вам объяснил, по расписанию дней недели. Таким образом, мы научились говорить по-русски, по-французски, по-английски, по-арабски. Эта наука нам дала огромную силу понимать, участвовать и в культурной, и церковной жизни. Такова была традиция, ее невозможно было избежать, но никто и не хотел избегать. А как сложилась ваша жизнь во Франции, когда вы приехали из Марокко в Париж?

190

граф петр петрович шереметев

После бакалавриата я решил стать архитектором. И мои родители делали все, что было в их силах, чтобы обеспечить мне образование во Франции, и послали меня в архитектурную школу Парижа. И я попал уже взрослым юношей в Париж. Мне было достаточно трудно покинуть мой светлый Марокко, мое голубое небо, все, что делало нашу жизнь такой красивой. Да, Париж — не очень солнечный город. Особенно после Марокко. Особенно в 1953-м году, Париж был черным. Когда я попал с моим чемоданом в Париж, я был просто в шоке, потому что я потерял всю красоту, в которой мы жили — среди цветов, в парках, среди наших садов, домов, наших кварталов прекрасных. Потом, конечно, вся обстановка другая: никаких пляжей, никакого моря, никаких лыж, никакого тенниса, никаких лошадей и клубов. И очутиться в Париже, с напряжением учиться в университете и в школе архитектуры — это был очень нелегко. В конце концов, я вышел из архитектурной школы Франции первым и тут же попал в кабинет архитекторов, которые меня взяли помощником. Но я очень-очень тосковал по родине, которую я нашел и потерял. Мне было ясно в те времена, что я никогда не привы-

191

храните ли наследия

кну к Парижу. Но потом, конечно, стал взрослым человеком и понял, что я должен быть благодарным своим родителям, которые наверняка очень трудно жили, чтобы позволить мне учиться во Франции в университете. Это длилось всетаки шесть лет. Но в Париже вы увидели огромный круг других русских людей? Вот. Это было спасение. В 1953-м году люди были уже в возрасте, в те времена уже многие старые эмигранты ушли, но осталось большое количество людей из этого общества, которые почти все были родственники. И понятно, что и церковная жизнь, и клубная жизнь, и музыкальная жизнь, и все, что называется, вечеринки русские и все праздники церковные — все это было страшно радостно. И я познакомился тогда со многими русскими семьями, которые были нашими родственниками или друзьями семьи. И это облегчило мое существование во Франции. И потом я все-таки стал думать все лучше о жизни в Париже. То, что я вышел первым из школы, мне помогло попасть в кабинет архитекторов и выиграть несколько важных конкурсов. Потом я стал самостоятельным, долго работал один, потому что не имел средств,

192

граф петр петрович шереметев

чтобы привлечь в свой кабинет помощников. Я все делал сам — рисовал, встречал людей, договаривался. Я вставал в четыре часа утра каждый день в течение десяти лет. В пять часов утра я уже был на работе и возвращался в восемь часов вечера. И иногда после ужина я возвращался в кабинет. Какой архитектурный стиль вы исповедовали в те годы? Видимо, тогда была мода на Корбюзье? Я был современным архитектором и творил то, что было по вкусу, но всегда старался соблюдать то, что меня удовлетворяло в гармонии моих планов и фасадов. И в этом смысле я преуспел. Но все нужно было делать самому. Есть ли здания в Париже, построенные по вашим проектам? Да, конечно. И я очень много работал в провинции — и в Бордо, в Бурже, в разных местах на западе и севере Франции. Много строил супермаркетов — но небольших размеров, это была моя специализация. Потом гостиницы, госпитали и, конечно, жилые дома. Вся моя карьера состоялась во Франции. И я не хотел уже возвращаться в Марокко, потому что в Марокко было невоз-

193

храните ли наследия

можно самостоятельно работать, нужно было становиться партнером арабского архитектора. А они ничего не делали. Я мог об этом судить на примере мужа моей сестры, который был архитектором в Марокко и по сути работал на арабского партнера, который ничего не понимал ни в архитектуре, ни во вкусе, ни в создании какогото толкового плана. Тем не менее, я всегда приближался к современной архитектуре и использованию современных материалов. Я много работал в Саудовской Аравии по иностранным контрактам. И я искал больше контракты за границей, чем во Франции. Уже несколько лет я работаю в России, но в России быть архитектором — это большая каторга. А когда вы впервые попали в Россию? В 1979-м году. И какие были впечатления? Я мечтал о России. Я мальчиком был воспитан в русской традиции, в традициях церковных, семейных, нравственных. У вас было чувство, что вы когда-нибудь попадете в Россию?

194

граф петр петрович шереметев

Нет. Я никогда не думал, что я попаду в Россию, тем более что буду появляться там вот постоянно уже тридцать три года. Мы же были беженцы, мы просто плевались на коммунизм, который был причиной нашей разлуки с родиной. Мы просто хотели их истребить мысленно. Мы ведь погибли из-за большевизма, может быть, и по своей вине. Потому что наши отцы и деды не смогли противостоять этой власти, не были достаточно сильны. Они были замечательными солдатами, но не смогли стать толковыми политиками. Так вот. Меня позвал один друг, который много работал в России тогда и зарабатывал хорошо. Я приехал очень взволнованным, но без желания что-то предпринимать в России. Меня пригласили в NBC Sport на Олимпийские игры, которые должны были проводиться в 1980-м году. Мне предложили очень крупный контракт, чтобы быть тем человеком, который бы встречал всех важных лиц всех стран в Шереметьево. Шереметев встречает вельмож всего мира на своей собственной территории! Можно сказать и так. Потому что эта земля принадлежала моему деду, это 50 тысяч гектаров, на которых впоследствии построили то, что сейчас есть — четыре аэропорта Шереметьево. Значительно позже, когда я появился на юбилее «Аэрофлота», меня выпустил на сце-

195

храните ли наследия

ну хозяин «Аэрофлота» тех времен и представил меня публике служащих «Аэрофлота». Три тысячи человек присутствовали на этом событии. Он сказал: «Я вам хочу представить графа Шереметева. Он сюда приехал не для того, чтобы забирать свои земли…» — и тут я его прерываю и говорю ему: «Господин директор! Да, вы правы, я приехал не забирать свое имущество, но я вас прошу за каждый самолет, который вылетел из Шереметьево или приземлился, два доллара». Тут заорали эти три тысячи служащих и аплодировали как бешеные. Конечно, он смялся, этот директор, и больше ничего не мог сказать. Что вы чувствуете, когда идете по огромному аэропорту, названному вашим именем? От этого всегда сжимается сердце — слышать, что я приезжаю к себе. Так вот, я приехал тогда, получил контракт с NBC Sport. Вдруг Советский Союз завоевал Афганистан, американцы отказываются от игр, NBC Sport — американская фирма — теряет свой контракт, и я тоже. А тогда мне предлагали 250 тысяч франков. Я приехал, значит, первый раз и решил: нет, я не буду жить в этой ужасной стране. Потому что это было ужасно.

196

граф петр петрович шереметев

А что вам не понравилось? Да все. Бедность, грусть, люди ходят по улицам, как мертвые души. Даже смотреть на них было страшно. Русские в Париже выглядели по-другому? Да. Они были совершенно другие. Это другое общество, это еще дворянское общество. Например, рынки в России в те времена — это был один апельсин и одно яблоко, которые можно было купить. Не килограмм — а одно яблоко или один апельсин. И все остальное так же. Наверное, за мной следили, хотя я всегда был свободен. Никогда меня не останавливали на улице городовые. Я ходил свободно, я приезжал свободно. Но это было уже четыре года спустя, когда я вернулся. Тот друг, который меня пригласил, сказал: «Приезжай ко мне в Россию». Он не подозревал, что я потом так привяжусь к этой стране. А что привязало вас? Это все-таки моя Родина, моя история. История Шереметевых совпадает с историей России с древних веков. Я — Рюрикович. Мы создали Россию.

197

храните ли наследия

Вы ведь и с Романовыми в родстве тоже. Не просто с Романовыми в родстве. Мы происходим из одного корня. Боярин Кошка, сподвижник Донского, имел пять сыновей: один дал род Шереметевых, другой дал род Романовых. И эта семья стала все больше и больше принимать участие в жизни страны. Появляется Годунов и умирает, престол пустой. Боярин Шереметев и будущий патриарх Филарет были не только друзья, но и родственники, потому что Шереметев женился на сестре Филарета. Оттуда пошло громадное имущество. Шереметев и Филарет назначают будущего императора. Это было назначение, не собор назначил нашего императора первого — это Шереметев и Филарет. И, конечно, появляется воевода Шереметев Борис Петрович. Он побеждает шведов, освобождает Европу и Россию от Карла XII, становится первым русским графом, первым русским фельдмаршалом, которого награждает его троюродный брат Петр Великий. Становится во главе громадного имущества. Строит повсюду — в Киеве, в России, в Белгороде и так далее. Строит Фонтанный дом в Петербурге. Это имущество растет, растет, растет. И в конце концов, Николай Петрович — внук Бориса Петровича, самый богатый человек в России, самый большой меценат рождает сына.

198

граф петр петрович шереметев

Останкино

Не только рождает сына, а выбирает себе супругу из села Березнино около Ярославля, которая дочь простого кузнеца. Она была простая крепостная. Но не простая. Блестящая певица и актриса — Прасковья Жемчугова. Да. Он ее находит в возрасте двенадцати лет в Березнино, где она водила коров на луг. Из нее делает прекрасную певицу. И плюс она еще выступает на сцене и становится актрисой. Становится одной из самых богатых женщин в мире. Император не соглашается на этот брак. И тянет до последнего. В конце концов, разрешает этот брак. И у них появляется сын, и она умирает че-

199

храните ли наследия

рез три недели от родов. Дмитрий Николаевич еще больше приумножает имущество Шереметевых. Уже построили Останкино, Фонтанный дом, Кусково, Странноприимный дом и так далее. Богатство уже достигло огромных размеров. Дмитрий Николаевич открывает большие школы, приюты, почты. Рождается город ИвановоВознесенск, и появляются фабриканты. Шереметевы участвуют во всем этом, там их имущество было огромных размеров. У вас есть объяснение, почему Шереметевым на протяжении столетий всегда сопутствовал такой вот социальный успех? Они были умные. Но ведь много умных и при этом небогатых и незнаменитых людей? Им также повезло, что они были близки к романовской семье по рождению. К тому же они побеждали во всех сражениях, которые Россия вела с конца семнадцатого века. Они получали способы себя обогащать имениями, разными рынками, разными урожаями. Они умели жениться. Они были родственниками царя, были предпринимателями, были замечательными воеводами.

200

граф петр петрович шереметев

Потом, после Бориса Петровича, занимаются уже только благотворительностью, гуманитарными делами. Не случайно говорили тогда: «Я пришел ужинать на Шереметевский счет». Я не стесняюсь это говорить. Действительно, семья была образованная, культурная, занималась искусством, очень многих выводила в люди. Давала возможность архитекторам, художникам, музыкантам выходить в люди. Дегтярев и Ломакин, Аргуновы — это те люди, которых наша семья вывела в люди. Плюс красота — красота произведений, красота консерваторий, филармоний, концертных залов, оркестров, театральных учреждений — это все было сделано моей семьей. Это были просвещенные люди. Вы когда-нибудь должны прочесть мемуары Николая Петровича. Вы будете в шоке. Все, что он дал в наследие, — это именно благородство во всех смыслах. Я не говорю это легкомысленно. Это так и было. У Шереметевых до революции было 850 тысяч гектаров земли. Города, села, монастыри, церкви. Во всех пространствах, где жили, они строили церкви, монастыри. На все это шли средства, которые приносили их урожаи и производства. Они были людьми, которые не только строили дворцы, но и давали образование. Это — самая блестящая черта Шереметевых! Они всегда свои средства вкладывали в образование. Что

201

храните ли наследия

это за Странноприимный дом, где сейчас больница Склифосовского? Странноприимный дом построен для Прасковьи Ивановны — дом, в котором Шереметевы принимали двести-триста молодых крепостных девушек. Небогатых, которые не имели средств. Каждый год было столькото девочек, барышень из сел, которые принадлежали Шереметеву или из других мест. Он искал талантливых людей, давал образование, например, в Странноприимном доме. Они выходили из этого дома образованными, Шереметевы их венчали с адвокатами, архитекторами, промышленными людьми. И Шереметевы давали каждой девушке приданое. И это длилось со времен Николая Петровича, с начала XIX века. Ясно, что это была исключительная семья. Мы всегда отказывались заниматься политикой, никогда в политику не входили. Ни один из моих дедов, прадедов не участвовал в политике. Им это было не нужно. Они были учеными, создавали замечательные коллекции, библиотеки. Они были историками — Сергей Дмитриевич, мой прадед, был замечательным историком. Когда грянула революция, он был единственным владельцем всего нашего имущества: Фонтанный дом, Кусково, Останкино, Михайловское, Астафьево, Странноприимный дом, усадьба на Воздвиженке. Я не помню всего остального.

202

граф петр петрович шереметев

И ведь все это — огромные дворцы. Да. Но не только дворцы. Это и капелла в Петербурге, и так далее. Они создавали оркестры, театральные залы. Я держал в руках все документы бухгалтерии Странноприимного дома. Это были книги со всеми счетами, на что тратились деньги. И когда мы подошли ко второй половине девятнадцатого века, государь-император поручил Шереметеву, который был самым большим землевладельцем и тысячи крепостных, решить вопрос освобождения крестьян. Это произошло в Останкино. Государь приехал в Останкино подписывать освобождение крестьян в этом дворце, в специальном кабинете, который до сих пор расположен там. Поэтому большевики называли этот дворец дворцом крепостных. Этот указ выходит — и Россия освобождается от этого типа управления народом. Это великое событие. Были другие, которым это не понравилось, и поэтому не очень любили Шереметева, называли его революционером. Да, это была революция. А когда Толстой писал свои последние книги, выступая за освобождение крестьян, он своих крестьян не освобождал, а продолжал жить, как раньше. Вы ведь тоже обладаете общественным темпераментом?

203

храните ли наследия

Когда я вернулся сюда, то стал создавать «Шереметев-Центр», стал соучредителем «Шереметев-Центра» в Иваново, в Томске и так далее. Кадетский корпус Шереметевский, художественная галерея Шереметевская, хор Шереметевский, который ездит по всему миру. Плюс мои обязанности как председателя Союза соотечественников вот уже десять лет. Меня выбрали представителем наших соотечественников, живущих за рубежом. Их все-таки сорок миллионов. Я страшно рад, что я могу участвовать в жизни моей страны и в области культуры, и в области представления того, кем были аристократы. В Париже я уже почти тридцать лет способствую жизни русской консерватории, основанной Рахманиновым и Шаляпиным. Жизнь сложилась достаточно хорошо. Хотя много было измен, много было несчастных поступков со стороны властей, много вставляли палки в колеса. Но много было и радости. Меня принимают как своего человека, я действительно россиянин. В 2011 году я стал «Россиянином года», получил от президента Медведева орден Дружбы, получил орден «Меценаты столетия», получил орден Белого Ангела и много других орденов. Я не могу повесить их все на свой пиджак, потому что стану похож на старого адмирала. Я не всеми признан, это ясно. Например, господином мэром Собяниным. Но

204

граф петр петрович шереметев

я стараюсь быть тем, кто я есть, — простой человеком, настоящий патриот с десятивековой историей за собой. Все, что относится к моей семье, относится и к истории России. Это моя гордость. Я — привилегированный человек и знаю, что Господь Бог меня защищает. Я знаю, что он призывает меня делать как можно больше добра вокруг себя, как можно больше хороших дел, как можно больше принимать участие в жизни этой многострадальной страны. Да, многострадальной. А от чего, на ваш взгляд, страдает России сегодня в первую очередь? Коррупция — большая проблема. Хотя она была и раньше, когда грянула в 1914-м году война против немцев, армия была без оружия, без амуниции и без сапог. Все средства попали в карманы недоброжелательных начальников. Ясно, что армия была недостаточно обеспечена во многом. Что касается теперешней армии, например, я никогда не смогу осуждать армию, потому что я же сам из семьи военных. Но тогда коррупции не было. Я не могу даже себе представить, что во времена Бориса Петровича Шереметева существовала коррупция. Я потомок Кутузова и Суворова — эти люди никогда не могли быть нечестными, непорядочными. К сожале-

205

храните ли наследия

нию, я слыхал много гадостей по поводу наших начальников в Чечне, ужасные вещи, ужасные. Я не могу себе представить, чтобы это было во времена 1912-го года или в 1709-м году. Это люди, которые были преданы своему государству и не думали о своих карманах. Сколько раз президент говорил о коррупции в России и желал ее истребить. Я сам жертва этой коррупции. Не во времена Шереметевых в Останкино или в Кусково, а в теперешние времена — эта коррупция погубила несколько моих предпринимательских дел. Общество, которое я возглавляю, потеряло громадные суммы из-за коррупции, из-за отсутствия честности, отсутствия благородства, мы потеряли огромные средства в наших делах в Москве. И коррупция не может быть устранена, потому что судьи подкуплены. Это беда для всей страны, беда для наших соседей — они не желают продолжать инвестировать. А без инвестиций какой смысл быть частью Европы? Петр Петрович, позвольте спросить вас о ваших вкусах и предпочтениях. Вообще, что такое для вас аристократический вкус? Первое, он основан на образовании, потому что без образования вы не можете развить то, что лежит у вас в глубине сердца и в жилках. Я убеж-

206

граф петр петрович шереметев

ден, что без образования ничего не может произойти, хотя можно сказать, и то, и другое необходимо — образование и жилки. У нас же были крепостные Аргуновы, которые были нашими архитекторами поколениями. Они проектировали, например, Кусково, Фонтанный дом. Аргуновы были нашими архитекторами, и они же писали картины. Я люблю русскую живопись. И как любитель всегда рисовал очень много и писал картины тоже. Несколько образцов у меня остались с тех времен, когда я еще был ребенком. И я помню, я нарисовал одну арабскую вазу, она была просто чудесная. Так вот я влюбился в русский пейзаж. И двадцать пять лет тому назад стал собирать пейзажи. В пятидесятые годы пейзажи не поощрялись, но были некоторые люди, которые писали настоящие картины громадного таланта. У меня эта страсть началась в Иваново-Вознесенске. Кстати, Шереметевы построили этот город триста лет тому назад. Там еще стоит несколько Шереметьевских улиц. Там сохранилась школа молодых художников, которые выучили живопись через наследие Левитана. И именно Левитан передал им этот вкус к красоте. Все эти мальчики имеют громадный талант, некоторые из этих новых художников имели отцов, которые уже писали картины. И один из этих художников — Федоров. Иметь картины Федорова — это просто

207

храните ли наследия

богатство. У меня их двадцать пять, небольших размеров. У меня много картин, которые писались в подвалах, и благодаря судьбе эти картины Федорова сохранились. Теперь есть очень замечательные художники: есть Ермолаев, Климохин, Булдыгин. И все это — Волга, Иваново, Плес, где музей Левитана еще существует, просто уникальный музей. Я окружен красотой. И моя жизнь была посвящена, в сущности, красоте. Это важно, что я вам говорю. Потому что я посвятил свою жизнь музыке, искусству, архитектуре. Вы говорите о современных художниках-пейзажистах, работающих в классической левитановской манере. Но ведь вы не будете отрицать, что то, что сейчас понимается под термином «современное искусство» — это нечто другое: инсталляции, перформансы. Как вы к этому относитесь? Я просто отрицательно отношусь к этому. Я терпеть не могу то, что делается сейчас. Я не люблю modern art, это против моего вкуса. Так же, как я не очень большой поклонник музыки современной, потому что это дребедень, эти звуки сумасшедшие. Меня никто не может сбить в моих убеждениях в смысле искусства. Я — классик. И настоящий классик. Я люблю действительно то, что красиво. А это я получил от моей семьи.

208

граф петр петрович шереметев

И такая позиция, такой вкус распространен в вашей среде? Люди, которые вас окружают, тоже примерно так думают? Да. Я бы сказал, да, безусловно. Но дело в том, что не все имеют мой вкус. Вы говорили, что вас окружают красивые вещи. Видимо, и посуда, и мебель у вас не случайно появляется? Да, я всегда был коллекционером. Собираю красивые образцы французского фарфора восемнадцатого века. И девятнадцатого — потому что девятнадцатый век был очень богат, вообще богат, во всех смыслах. И конец девятнадцатого века — это был период удивительного творчества. Тогда люди творили что-то уникальное. Покупал антикварную мебель. Еще двадцать лет назад я был богат. Я еще коллекционер искусства восемнадцатого и девятнадцатого веков, картин особенных, уникальных. Сейчас можно еще найти рисунки девятнадцатого века. Делакруа, например. Я только что купил очень интересный рисунок современника Делакруа, который показывает лошадей в арабских странах. И я дорожу этим, потому что я люблю арабов и люблю эти страны. Я обожаю ориенталистов, вкус арабско-

209

храните ли наследия

го, восточного. Я всегда увлекался рисунками, и у меня был большой друг, который сам был коллекционером и продавцом, и он мне, в сущности, открыл этот мир рисунка. И я у него купил множество замечательных картин. Некоторые я должен был, к сожалению моему, продать, потому что нужны были средства, но все-таки осталось еще. Вы на аукционах покупаете в основном? Да. На аукционах или у частных людей. В галереях как-то меньше принято покупать? Нет, это просто невозможно. Во-первых, потому что это стоит такие деньги, что это просто недоступно. А есть у вас свои особенные принципы в выборе одежды? Я вам могу сказать, что качество сапог или одежды, галстуков, рубашек — это очень важно для мужчины, который хочет быть элегантным. Когда я закончил мой удивительный огромный проект в Саудовской Аравии, где построил 50 тысяч квадратных метров жилья, я стал страшно богатым. И тогда я купил себе имение на берегу моря, по-

210

граф петр петрович шереметев

Странноприимный дом

купал картины, вещи, мебель, которые до сих пор у меня. Тогда я мог себе позволить поблагодарить красивую барышню камнем или каким-нибудь ожерельем. И это всегда было приятно. У меня был друг, который имел вкус во всем, что касалось хорошей одежды. Он меня всему научил — например, стилям. Стиль костюма, материя, кожа обуви, форма. Он меня буквально научил, как оценивать портного, сапожника. Единственная материя — это из Англии. Единственные сапоги — это те, которые для меня делает сапожник из Румынии. Он мне сшил 30 пар уникальной обуви. Я себе сшил пятнадцать костюмов сорок лет тому назад, и еще их ношу, потому что они не испорчены. У меня их столько, что я их один за другим надеваю. Ну, и, конечно, рубашки можно по-

211

храните ли наследия

купать только в Италии, а галстуки можно покупать в Англии. И в Италии можно найти еще уникальные туалетные воды, которые существуют со времен Екатерины Медичи. А разве не здесь во Франции главные ароматы производятся? Для мужчин никогда, только для дам. Во Флоренции есть особое место, которое я обожаю. Там сотни экземпляров разных мужских туалетных вод. Я вижу у вас красивый перстень. Вы как-то особенно относитесь к драгоценностям? Это я сам его заказал. Это ваш эскиз? Да, это мой эскиз. И я должен сказать, что я его очень люблю, потому что это немножко похоже на перстни наших дедов и прадедов, которые всегда имели перстни «кабюшон». Это такая форма камня, без граней. А вы помогаете своей супруге выбирать драгоценности?

212

граф петр петрович шереметев

Не то слово. Я страшно люблю украшать барышень, особенно свою. Я всегда украшал своих жен, всегда. Я был три раза женат. И нынешняя — она действительно балованная. Я страшно увлекался и увлекаюсь красотой женщин. Для меня всегда приятно знакомиться с новыми представительницами женского пола. Я могу сказать, что я никогда не решался смотреть на женщин, увлекаться женщинами и иметь какойто мужской успех. Тем не менее, да, я украшаю свою супругу замечательными камнями. Мы оба страшно любим аметисты. Мы любим одни и те же вещи: она любит, например, замечательные сервизы девятнадцатого века, любит ковры. И я тоже. Моя супруга также красоту искусства, потому что она — специалист по картинам старых мастеров. Вот вы спрашивали о вкусе. Здесь есть момент вкуса, потому что вы не можете крупный камень, и особенно аметист, поставить в золотую оправу. Когда камень большой, он может быть только в серебре, потому что это отсутствие вкуса — слишком перебарщивать в драгоценностях. Конечно, все эти тетки, которые ходят теперь в Ницце или в Каннах, они себе покупают самые большие и самые золотые вещи. Это не имеет никакого отношения к нам, никакого. Мы не можем так ошибаться в том, что касается вкуса.

213

храните ли наследия

И самый последний вопрос. Можете ли вы определить главную черту аристократизма? Чем настоящий аристократ отличается, например, от буржуа? Я вам скажу. Очень просто. Я встречал мэра, высокопоставленного чиновника русского города недалеко от Петербурга, который приехал ко мне во Францию, чтобы я ему помог найти инструменты для сельскохозяйственных дел. Я это сделал. И этот человек имел смелость мне сказать, в сущности: «Граф, вы, как наши олигархи, вы живете на те средства, которые вы вытащили из России». Можете себе это представить? Какое хамство! Я сказал: «Господин мэр, я вам отвечу следующее: когда произошла война 1914-го года, император Николай II приказал всем аристократам, имеющим имущество в Европе или в других странах, продать свои дома и свои земли и вернуть эти средства в Россию, чтобы помочь армии воевать с немцами. Попросите сегодня любого олигарха, который живет на пяти яхтах продать свои яхты или свои дома или свое имущество, вернуть эти деньги в Россию, чтобы способствовать ее развитию. Вот, господин мэр, разница между аристократом и олигархом».

Князь

Александр Андреевич Кочубей

•

Управляющий директор банка Lombard Odier (Швейцария)

Послесловие

В заброшенной части города стоит дом. Никто не обращает внимания на его архитектурное изящество — как одежда, изящество сорвано с него. За разбитыми стеклами окон, потрескавшимися стенами и полуразрушенным интерьером трудно увидеть былое величие. Вокруг дома стоят его обветшалые собратья, слоняются люди, пьющие пиво. Никому нет дела до того, что когда-то дом принадлежал знатной семье, чье богатство и привилегии были лишь данью их преданному служению своей земле. С трудом можно представить себе атмосферу квартала, в котором это здание жило много лет тому назад. Просто удивительно, что оно сохранилось до наших дней, несмотря на полную разруху вокруг. Жизнь семьи чем-то сродни жизни дома. Со временем здание может утратить былое вели-

217

храните ли наследия

чие, семья может растерять свое богатство. Но и дом, и семья стремятся оставить свой след на земле. Печально сравнивать полуразрушенный дом с судьбой русской аристократической семьи, но как еще передать положение великих русских семей с тысячелетней историей, исчезающих на наших глазах всего за одно поколение? Я убежден, что русские аристократы передают из поколения в поколение чувство собственного достоинства и преданности России. Это заложено в генах. В дореволюционной России мужчину из дворянской семьи ожидала либо служба в гвардии, либо управление своим поместьем. В наши дни их потомки свободны в выборе своей карьеры. Многим потомкам русской аристократии этот выбор дается нелегко. Следовать традиции или выбирать свой путь? Этот вопрос сегодня становиться определяющим для сохранения идентичности великих семей России. Мое детство проходило на фоне последних лет холодной войны. Несмотря на свое мирное завершение, на поле боя остались две противоборствующие политические системы. Мне было совсем непросто сохранять свою русскость вдали от Европы, вырастая в Нью-Йорке в кругу своих американских сверстников. Будучи американцем русского происхождения, я остро чувствовал, что американцы боялись Советов.

218

князь александр андреевич кочубей

Цветник с гербом Кочубеев

Я никогда не забуду желто-черные знаки бомбоубежищ на домах в моем квартале, постоянно напоминающие о том, что может быть, если завтра война. Когда сверстники хотели обидеть меня, они называли меня «комми». Трудно поверить в то, что десятилетние мальчишки понимали сущность коммунизма: просто все русское было для американцев воплощенным адом. Мы старались прятать глубоко внутри нашу этническую принадлежность и прилагали немало усилий для того, чтобы стать настоящими американцами, такими, как все. Но чем старше мы становились, тем сильнее ощущали, как важно сохранить свое культурное наследие.

219

храните ли наследия

Мне трудно вспомнить, когда именно я стал задумываться над тем, кто мы. То, что я рос среди великих семей России, не стало для меня внезапным открытием, я стал осознавать, кто меня окружает, во время учебы в университете. Путешествуя по страницам учебников русской истории и литературы, я находил в них имена тех, кто принадлежал моей семье или садился с ними обедать за один стол. Россия, как я ее представлял подростком, находилась в загадочном мире, отделенном от НьюЙорка, где проходило мое американское детство. Моя Россия находилась в русской православной церкви на 93-й улице, она присутствовала в компании моих русских друзей и родственников, говорящих по-русски и по-французски, живущих в Париже и в Буэнос-Айресе. Кто из моих американских сверстников мог понять, как разбросаны по миру наши семьи? Кто из них мог почувствовать связь со старинными портретами и гравюрами в неоклассических усадьбах? Если бы не рухнула Берлинская стена и Горбачев не распустил бы Советский Союз в 1991 году, этот мир продолжал бы существовать еще многие годы. Но вдруг преграда между двумя мирами начала стремительно таять, и стало все труднее различить, где заканчивается старый мир и начинается новый.

220

князь александр андреевич кочубей

Как представитель третьего поколения русской эмиграции, я надеюсь, что воспоминания, радости и горести русской диаспоры не исчезнут, а станут частью нового русского мира. Это не значит, что дворяне получат обратно свои усадьбы и восстановят свои привилегии — эти дни ушли безвозвратно. То, с каким достоинством мы перенесли все тяготы жизни на чужбине и прошли через сложный двадцатый век, свидетельствуют о том, что не привилегии и богатство дают нам силы жить и служить России. Два мира — один, оставшийся после советской истории, и другой, основанный на жизни русской эмиграции — как два берега реки под названием Россия, пока еще не соединенные между собой. С одной стороны стоит полуразрушенный старый мост, с другой — недостроенный и заброшенный новый. А река все течет.