Sara Spitalnic

Сара Шпитальник Четыре жизни: воспоминая С книгой по жизни: биобиблиография

Biblioteca Evreiască – Centru Comunitar „I. Mangher”

Сара Шпитальник ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК БИОБИБЛИОГРАФИЯ

Chişinău, 2015

Ediţie îngrijită: dr. Mariana Harjevschi Coordonator: Аna Baţmanova Biobibliografie: Angela Borş Contribuții: Olga Sivac, Nona Şoroc Redactor bibliografic: Taisia Foiu Coperta: Ludmila Narîșkina Picturile de pe copertă: reproducerea tabloului Viața … de I. Beller (coperta 1); fotografia Casei de rugăciuni Perelmuter-Kligman (coperta 4) Machetare: Valeriu Rusnac

Descrierea CIP a Camerei Naţionale a Cărţii

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

3

Оглавление ВВЕДЕНИЕ ................................................................................................ 5 ЖИЗНЬ ПЕРВАЯ Ветвь отцовская: Молчанские ...................................................................... 6 Ветвь материнская: Орентлихеры ............................................................. 10 Воспитание и окружение............................................................................ 16 Гостеприимный дом Молчанских .............................................................. 18 О, Вена! ........................................................................................................ 20 Садик садику рознь..................................................................................... 21 Первые уроки .............................................................................................. 22 Гимназистка................................................................................................. 24 В ожидании перемен .................................................................................. 25 От лета до лета ............................................................................................ 25 И грянул гром! ............................................................................................. 28 В путь‐дорогу… ............................................................................................ 28 Ишув в центре Кишинева ........................................................................... 30

ЖИЗНЬ ВТОРАЯ Эшелон нас везёт на юго‐восток ................................................................ 36 Вторая эвакуация ............................................................................................. 39 На малой станции … .................................................................................... 48 Последний военный год ............................................................................. 53

ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ Мы в Кишиневе ........................................................................................... 57 Я – студентка ............................................................................................... 59 Пять Флорештских лет ................................................................................ 70 Некоторые итоги третьей жизни ................................................................ 80

ЖИЗНЬ ЧЕТВЁРТАЯ ................................................................................ 82 Невосполнимые потери ............................................................................. 92

ЭССЕ Родственники по материнской линии. Семья Герштейн ....................... 105 Несколько слов о родственниках по линии отца .................................... 114

4

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Вильнеры ................................................................................................... 126 Гольштейны ............................................................................................... 130 Друзья на всю жизнь ................................................................................ 134 Подруга‐сокурсница ...................................................................................... 139 Неразлучные с детства ............................................................................. 140 Фримцисы.................................................................................................. 142 Компания «Набей брюхо» ........................................................................ 146

ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ САРЫ ШПИТАЛЬНИК. ПОСЛЕСЛОВИЕ................... 151 С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК Биобиблиография Argument .................................................................................................... 156 К читателю ................................................................................................. 157 Вехи жизни Repere de viață ............................................................................................... 158 Sara Șpitalnik, intelectuală de marcă a culturii evreiești din Basarabia........................................................................................... 160 Самая знаменитая Сара… ..................................................................... 162 Саре Соломоновне Шпитальник .......................................................... 163 Евреи в Великой Отечественной Войне ............................................... 165 Activitatea bibliografică Библиографическая деятельность .............................................................. 168 S. Șpitalnic – autor și alcătuitor С. Шпитальник – автор и составитель .................................................. 168 S. Șpitalnic – autor de articole С. Шпитальник – автор статей.................................................................. 172 Articole despre Sara Şpitalnic Статьи о Саре Шпитальник ................................................................... 181 Именной указатель ................................................................................... 184

FILE DIN ALBUM ФОТОАЛЬБОМ .................................................................................... 185

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

5

ВВЕДЕНИЕ В начале нового тысячелетия я подготовила к печати неболь‐ шие воспоминания о моём Кишинёвском детстве и сдала его в предполагаемый четвертый выпуск сборника Ветка Иерусалима. Сборник по разным причинам не увидел света, мои записи попали в редакцию Еврейского местечка и с моего согласия были опубли‐ кованы под названием «Жизнь первая» в 2005 г. Начиная с 2012 года я нашла возможность продолжить свои воспоминания, несмотря на старость и болезни. Вдохновила меня на это заведующая отделом редкой книги библиотеки Кишинёвско‐ го медицинского университета, где в далёком 1956 году я начала свою деятельность в качестве библиографа – Нонна Шорок. Прино‐ шу ей свою искреннюю бесконечную благодарность за огромную помощь и за её бескорыстие. Ведь ей приходится разбирать писа‐ нину полуслепой женщины, которая не может сама прочесть то, что она написала. Воспоминания рассказывают о семьях бессарабских евреев, среди которых прошла моя жизнь. Дело в том, что в прошлые вре‐ мена еврейская диаспора была довольно многочисленной и играла определённую роль в жизни и развитии бессарабцев. Теперь эта диаспора становится все малочисленней в результате Холокоста, политических и экономических изменений. Хочется, чтобы было хоть немногое известно о некоторой малой части, принадлежащей молдавской еврейской диаспоре. Заранее признательна будущим возможным читателям этих не претендующих на художественную или историческую ценность записей. Писались они по памяти, я ни‐ когда не вела никаких дневников.

6

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ЖИЗНЬ ПЕРВАЯ Меня так и манит запечатлеть на бумаге свои воспоминания – воспоминания самой обыкновенной женщины, прожившей самую обыкновенную жизнь. Теперь, на закате её, понимаю, что людьми моего поколения родом из Бессарабии прожито, по крайней мере, четыре жизни, каждая – с большой или меньшей долей неприятно‐ стей, горя, но и не без проблесков радостей. Вспоминать приятно потому, что воспоминания приводят к мысленному общению с теми, кого уже давно нет, либо с теми, кто сейчас находится далеко, и общение с ними сводится к перезвани‐ ваниям, нечастым письмам и совсем уж редким встречам. Жизнь первая – это жизнь в Кишинёве: с момента рождения и до эвакуации в начале Второй мировой войны. Моя родословная – полное опровержение ряда предрассуд‐ ков, которые складывались в отношении евреев в течении столе‐ тий. Эти досужие вымыслы прекрасно обыграны Борисом Слуцким в стихотворении «Про евреев». Помните: «Евреи хлеба не сеют, Евреи в лавке торгуют, Евреи раньше лысеют, Евреи больше воруют.» Да и Иосиф Бродский тоже утверждал, что хлеба они не сея‐ ли. Может, в Петербурге и не сеяли, а вот в Бессарабии, да и на Украине, было много еврейских штетлов – земледельческих коло‐ ний.

Ветвь отцовская: Молчанские Мой отец Шлойме (Соломон) Мейерович Молчанский родил‐ ся в 1897 г. в одной из таких колоний – местечке Думбравены Со‐ рокского уезда (ныне Сорокского района). Все жители штетла, за малым исключением, целыми семьями занимались земледелием. Правда, семья отца пшеницу не сеяла – они занимались виногра‐ дарством и табаководством – на продажу, а для своих нужд выра‐ щивали кукурузу.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

7

Подлинной главой семьи была моя бабушка Хая Молчанская (в девичестве – Цукерман). Родилась она недалеко от Думбравен, в такой же земледельческой колонии – Вертюжаны. Своему мужу Меиру бабушка родила семерых сыновей. Чтобы не беременеть чаще, она каждого кормила грудью до трёх лет. Бабушка носила парик, а в редкие поездки в Кишинёв надевала своё единственное нарядное чёрное бархатное платье. У нас в 30‐е годы уже был «аро‐ газ» и, конечно, электричество, и бабушка Хая приговаривала (есте‐ ственно, на идиш): «Женщины, женщины, как живёте вы – и как прожила я. Когда Бог меня призовёт к себе и спросит, чем я зани‐ малась, я отвечу: чистила пудами картошку, пекла лепёшки и хлеб, которые мои восемь мужчин расхватывали до того, как еда попада‐ ла на стол; чинила восемь пар брюк.» Бабушка слегка лукавила, умалчивая о том, что ведала финансами семьи и обязательно ода‐ ривала каждого внука или внучку, когда они образовывали соб‐ ственные семьи. Дед – Меир, был спокойным, очень религиозным, разговари‐ вал мало, как бы оправдывая свою фамилию. У него была белая борода, прокуренные усы, из‐под картуза выглядывали добрые гла‐ за. Одевался он во что‐то наподобие кафтана. Когда дед гостил у нас и мы уже жили в доме Стрымбана1, он большую часть дня про‐ водил в молитвенном доме2 нашего двора, где, как правило, кроме шамеса никого не бывало. В 30‐ые годы в Думбравенах уже оставался только один сын, Хаим, с женой Момцей и младшими детьми Хуной и Перл. При них и жили бабушка Хая и дед Меир. Отец был шестым сыном Хаи и Меира. Его детство и юность овеяны несколькими легендарными происшествиями. Первое было связано с женитьбой его старшего брата Срула. Свадьбу празднова‐ ли зимой: многочисленные родственники приехали на подводах из соседних штетлов – Маркулешт, Вертюжан и др. Мальчишки, и в их числе Шлойме – мой будущий отец – распрягли лошадей и повели 1 2

Дом находился между Часовенным переулком и Екатерининской улицей, сейчас на этом месте находится высотный дом по адресу ул. А. Пушкина 44‐46. Во дворе дома Стрымбана в Часовенном переулке находилась синагога портных.

8

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

их к колодцу на водопой. Шлойме, поскользнувшись, упал в обле‐ деневший колодец. Кто‐то из ребят побежал за взрослыми, другие же остались у колодца, догадавшись, что с упавшим нужно под‐ держивать разговор, чтобы он не уснул и не замерз. С помощью верёвок взрослые вытащили Шлойме, у него оказалась рана на го‐ лове. И как тут не вспомнить опять Слуцкого – «евреи рано лысе‐ ют». У папы уже никогда не было волос на макушке. В штетле ещё долго шли разговоры о чудесном спасении, его приписывали бле‐ стящему знанию подростком Танаха, чем он отличался в хедере. Вторая правдивая история слегка напоминает библейскую ле‐ генду об Иосифе. Все семь братьев работали в поле, труд был нелёгким, но на первых порах все с этим мирились. Шлойме мечтал об образова‐ нии. В одиннадцатилетнем возрасте, к великому неудовольствию братьев, он покинул отцовский дом и отправился «учительство‐ вать» в деревнях, в которых проживало мало еврейских семейств и не было своего меламеда. Преподавал юный учитель Тору и древ‐ нееврейский язык, отлично им усвоенный благодаря думбравен‐ скому раввину Штернбергу. В 1940 году, в первые же месяцы совет‐ ской власти, этот образованный и отличавшийся толерантностью раввин был арестован, так как руководил сионистской фракцией Мизрахи в Думбравенах. Из ссылки раввин Штернберг не вернулся. В деревнях отца содержали родители его учеников, в каждой семье он жил и столовался поочерёдно. Летом он навестил родной дом, уже обладая некоторым имуществом, привёз гостинец – мешок сушёных слив, пару‐другую белья. Через несколько сезонов сбере‐ жения ему позволили поступить в Сорокскую еврейскую гимназию. Жил Шлойме на квартире у владельцев мельницы Керчманов. У ме‐ ня сложилось мнение, что папиной первой любовью была их дочь Мина, впоследствии видный деятель румынской компартии. Без со‐ мнения, она его наделила левыми убеждениями. Другим источни‐ ком, которому мой папа был обязан своим мировоззрением, были думбравенские учителя – супруги Магины. Самуил Абрамович Магин знакомил думбравенскую молодёжь с основами марксизма. Впо‐ следствии г‐н Магин с семьёй жил в Кишинёве, был содиректором ЕКО (Еврейского колонизационного общества), видным сотрудником

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

9

Союза еврейских кооперативов Бессарабии. Забегая вперёд, отмечу, что и в довоенные, и в послевоенные годы наши семьи поддержива‐ ли добрые отношения вплоть до смерти старших Магинов. В 1918 году в Сороки вступили румынские войска. Какие‐то солдаты через несколько дней ворвались в дом Керчманов и обво‐ ровали их. Во время парада мой отец их опознал и обострённое чувство справедливости привело его к румынскому офицеру с жа‐ лобой на грабителей. Виновные были наказаны, но офицер посове‐ товал отцу немедленно покинуть Сороки. Так ученик последнего класса гимназии, не дождавшись аттестата, выехал в Кишинёв. Поначалу в Кишинёве папа перебивался репетиторством. Обучал древнееврейскому языку старших сыновей Магина – Наума, будущего профессора, завкафедрой иностранных языков Кишинёв‐ ского сельхозинститута, и Давида, будущего видного экономиста, а также многих других. В 20‐е годы родительский Думбравенский дом покинули и папины братья – Нахум поселился в Питтсбурге (США), Срул и Велвл – в Аргентине, Лузар – в Сан‐Паулу в Бразилии. Кроме по‐ следнего, братьев преследовали неудачи, они и их семьи бедство‐ вали. После Второй мировой войны нас нашёл через Красный Крест Нахум, выслал нам посылку с одеждой, но вскоре его не стало. Ещё один папин брат, Аврум, побывал в Аргентине, но вскоре вернулся; он был женат на Голде Макагон, и у них было восемь детей. Жили они в Вертюжанах, Аврум занимался извозом. И Аврум, и Голда, и четверо их детей погибли от рук нацистов. Ещё две дочери в 1940 году завербовались на шахты, умерли в 70‐ые годы на Урале. Сей‐ час в Израиле живут сын Аврума и Голды – Фройка (Эфраим), кото‐ рый туда добрался в 1948 году, и дочь Рахиль, которая училась в 30‐ е годы в Кишинёве в профессиональной школе, была членом ком‐ сомольского подполья, перешла контрабандным путём через Днестр в страну своей мечты, так же, как и старший сын папиного брата Хаима – Абрам‐Йосл. Йосл погиб в ГУЛАГе в 1937 году. Рахиль выжила после ГУЛАГа и в 1992 году совершила алию3 с двумя до‐ 3

Алия (буквально «подъём», «восхождение», «возвышение») – репатриация ев‐ реев в Израиль.

10

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

черьми и их семьями. В Катастрофе погиб и дед Меир (бабушки Хаи не стало в 1939 году), и его старший сын Хаим с женой Момцей и дочерью Перл. Сыновья Хаима – Лейб и Хуна погибли на фронте, уцелела в эвакуации только дочь Шифра, которая сейчас живёт в Нью‐Йорке недалеко от любящей дочери Миры и её семьи. После войны папа подсчитал, что всего в Катастрофе погибло 47 его род‐ ственников, жителей Думбравен, Маркулешт и Вертюжан.

Ветвь материнская: Орентлихеры В Кишинёве в 20‐ые годы мой будущий папа часто менял квартиры. Он окончил бухгалтерские курсы, начал неплохо зараба‐ тывать, ведя бухгалтерию в нескольких частных фирмах. Одновре‐ менно он вёл общественную работу – в «Культур‐лиге»4 (где был членом правления), в левых организациях. Как‐то в поисках кварти‐ ры он забрёл в «бейт‐хашхита», резницу, в общественную квартиру, в которой жила моя будущая мама со своей матерью и отчимом и где сдавалась комната. Комната Шлойме не понравилась. Но через какое‐то время он вернулся и всё‐же снял комнату рядом со слу‐ жебным помещением. Кассиром резницы был Нахман Зильберман, отчим моей мамы. Тут пора вновь процитировать Б. Слуцкого: «Евреи люди лихие. Они солдаты плохие, Иван воюет в окопе, Абрам торгует в рабкопе.» Бабушка Хава, урождённая Брик, вышла замуж в 1900 году. Её мужем был приезжий из Староконстантинова Волынской губернии учитель Срул Борухович Орентлихер. Как и многие его современни‐ ки, происходившие из ортодоксальных семей, получив традицион‐ ное религиозное образование, он потянулся к русской культуре и к светским наукам. Постигать эти знания ему приходилось втайне от родителей, прячась на чердаке, при свете свечи. В Кишинёве он

4

Объединение «Культур‐Лига», в документах на русском языке – «Лига еврейской культуры», было создано в январе 1918 г. в г. Киеве. Основателями «Культур‐ Лиги» были еврейские литераторы, писавшие на идиш.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

11

встретил и полюбил красавицу Хаву Брик. Поженившись, они сни‐ мали квартиру в нижней части города, по улице Вознесенской5. Срул давал частные уроки. У четы Орентлихеров родился мальчик, который вскоре скончался, затем ещё один, которого назвали Хаимом. В 1905 году моего дедушку Срула призвали в ар‐ мию и отправили на русско‐японский фронт писарем. Бабушка тогда снова ждала ребёнка. Муж ей наказал, что ес‐ ли родится девочка, чтобы её назвали Бейлой. Когда девочка по‐ явилась на свет, её отца уже не было в живых – он скончался от ран в Харбинском госпитале. Мама родилась 8 марта 1905 года (по новому стилю). Бабуш‐ ка Хава была не просто в отчаянии. У совсем ещё молодой женщи‐ ны пропал голос: знавшие её подруги рассказывали, что она пре‐ красно пела еврейские, русские и украинские песни на пикниках и дружеских встречах. Бабушка, ранее умевшая читать на идиш и рус‐ ском, забыла буквы, поседела. Осталось только умение считать да здравый рассудок. За погибшего мужа бабушка получала пенсию в размере трёх рублей в месяц, подрабатывала чулочницей. При то‐ гдашней дешевизне эти гроши давали возможность оплачивать жи‐ льё и не погибнуть с детьми от голода. Много лет спустя бабушка Хава мне рассказывала, что на рубль она покупала корзину овощей, а за копейку ей относили покупки домой! Мама же вспоминала, что её с братом любимый завтрак состоял из чашки цикориевого слад‐ кого кофе, в который они крошили сухари… Незадолго до первой мировой войны бабушку с детьми при‐ гласили к родителям покойного мужа. Отец моего деда Борух Орентлихер (что означает «верующий, честный») был человеком зажиточным. Много лет спустя мама вспоминала многочисленную родню по отцовской линии. Они были чрезвычайно религиозны, намекали на родство с Баал‐Шем‐Товом. Бабушке с детьми пред‐ ложили остаться у них. Но она, несмотря на свою бедность, отказа‐ лась. Видно, судьба всё же к ней была благосклонна: в годы граж‐ данской войны на Украине вся семья Боруха Орентлихера погибла от рук бандитов.

5

В настоящее время улица Г. Уреке.

12

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Как‐то пару лет назад я слушала телепередачу, в которой ма‐ мы жаловались, что их дети, прежде чем произнести слова «мама» и «папа», бормочут про «колгейт», «бленд‐а‐мед» и тому подоб‐ ное. А вот для меня с самого раннего детства привычными были слова «война» и «погром». «Война» звучала часто из‐за гибели де‐ да и двоюродного маминого брата Арэна в 1914 году, а «погром» – вследствие трагедии, произошедшей в 1905 году в семье бабушки‐ ной сестры Суры‐Фейги. Эта суровая и энергичная женщина, мать шестерых детей, не надеясь на скромную заработную плату своего мужа, стала владелицей молочной фермы. Ей принадлежало не‐ сколько коров, молоком Сура‐Фейга снабжала жителей нижней ча‐ сти города. В дни погрома 1905 года бандиты утопили её коров в тогда ещё полноводной реке Бык, глумясь над несчастной их хозяй‐ кой. Вскоре после этой беды в Одессе при какой‐то эпидемии скон‐ чались две дочери Суры‐Фейги. В холодный зимний день после все‐ го пережитого у неё случилось инфаркт, и она упала на улице. Про‐ хожие к ней не подошли, подумав, что она эпилептичка, и её не стало. После кончины Суры‐Фейги прошло несколько лет. Её муж, кассир резницы на Поповской улице, что напротив богадельни6, Нахман Зильберман, сделал бабушке Хаве предложение. Она, скрепя сердце, согласилась: он был намного старше, тяжело болел. Но дети росли, жизнь дорожала. Дочери Нахмана, то есть ба‐ бушкины племянницы, до поры до времени тоже жили в этой тес‐ ной квартирке. Мама ещё была мала, и она стала любимицей отчи‐ ма. Из тех лет мама вспоминала о необычайном событии. Она беззаботно бегала по улице, но вдруг заметила, что все прохожие ведут себя как‐то странно. Прислушалась и разобрала: «Умер Лев Толстой». Это ей запомнилось на всю жизнь. Толстой был властите‐ лем дум и моего отца, в том же 1910 году он и его лучший друг и родственник Мордхе Лейзерман сочинили письмо писателю, но так и не успели его отправить. В годы Первой мировой войны в Кишинёве было холодно и голодно. Сыпной тиф не щадил никого, особенно стариков и детей.

6

Сейчас ул. В. Александри на пересечении с переулком И.‐ Л. Цирельсона.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

13

Заболел сначала мамин брат Хаим, затем и Бейла. Маму увезли на извозчике в инфекционную больницу к доктору Чорбе. Видно, уже тогда девочка Бейла обладала доброжелательностью и наивно‐ стью, даром привлекать к себе людей. Пребывание в больнице ста‐ ло одним из лучших воспоминаний её нелёгкого детства. После длинных очередей за хлебом, промозглого холода она оказалась в тепле, была окружена медсёстрами. Сестра‐хозяйка брала её за ру‐ ку и водила в кладовую, предлагая на выбор всякие яства – пече‐ нье, варенье, компоты. В эвакуации затерялась фотография тех лет – наголо остриженная девочка с большими выразительными глазами в нелепом ситцевом платье… В 1917 году из дома сбежал мамин брат Хаим. После многих злоключений он оказался в Эрец Исраэль. Там он был шомером (охранником). Однажды власти заставили его стрелять в забастов‐ щиков. После этого Хаим тяжело заболел – он был чувствительным и добрым – и сбежал теперь уже из Палестины. На сей раз он ока‐ зался во Франции, где пытался получить образование. В Париже, став Филиппом Орент, женился на одесситке Фире. У них родился сын Серж. Супруги Орент стали ремесленниками, делали шляпки. В 1937 году мой папа помог бабушке Хаве увидеться с сыном – отпра‐ вил её в Париж по случаю Всемирной выставки. В годы второй ми‐ ровой войны Филипп участвовал во Французском антифашистском Сопротивлении, Фира была депортирована и погибла в Освенциме. Сержа спасли друзья‐французы. Филиппа не стало в 60‐ые годы. Мамины двоюродные сёстры резко отличались от неё, не хо‐ тели учиться. Старшая, Злата, вышла замуж и жила в Резине, у неё было несколько детей, она редко навещала отца. Младшая, Соня (Сося), была удивительно хороша собой, её окружали многочис‐ ленные поклонники. Она знала себе цену, мечтала о богатстве, а поклонники были либо мастеровыми, либо приказчиками в мага‐ зинах. Самым упорным поклонником оказался некто Хаим Гер‐ штейн. Небольшого роста, носатый, он отличался необычайной са‐ моуверенностью, хвастливостью, преклонялся перед зажиточными людьми. Разговаривал очень быстро, зачастую неразборчиво. В своей любви к Соне он проявил необыкновенное упорство и настойчивость. С фронтов первой мировой войны Герштейн писал

14

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

очень часто, поручил своим сёстрам‐портнихам окружить его из‐ бранницу заботой и вниманием. И после войны Соня сдалась. Из помещения при резнице молодые съехали в собственную квартиру на Екатеринскую, № 6, во двор Стрымбана, о котором будет речь ниже. Постепенно к ним пришёл достаток, у них родились сыновья: Шмуэль (Миля) в 1919 году, Эршель (Гриша) в 1921‐м. Наши семьи на долгие годы были тесно связаны, несмотря на разницу в убеж‐ дениях и традициях. На освободившейся площади после замужества дочерей Нахмана продолжала жить бабушка Хава с дочерью Бейлой, учени‐ цей вышеначальной школы Общества приказчиков7, по окончании которой она поступила в гимназию Скоморовской. Маме хорошо давалась русская литература и история. И мно‐ го лет спустя она с теплотой рассказывала о преподавателе еврей‐ ской истории Соломоне Берзоне. Так как он был глуховатым, то ча‐ сто переходил на шёпот. Мама с трепетом цитировала его высказы‐ вания о том, что «евреи были, евреи есть, евреи будут!». В гимназии Бейла подписала одну из письменных работ фа‐ милией отчима – Зильберман, вместо собственной – Орентлихер. Случайность эта грозила отчислением, дело замяли после долгих разъяснений. Бабушка для улучшения семейного бюджета стала сдавать комнату квартирантам. Знаю, что один из них был виолончелистом. Виолончель с тех пор оставалась самым любимым инструментом моей мамы. При всей неказистости общественной квартиры при резнице – земляной пол, низкий потолок, мебель, состоящая из топчана, накрытого простынёй, некрашеного стола и табуреток, – здесь все‐ гда было много молодёжи. Читали вслух еврейских авторов на идиш – Переца, Шолом‐Алейхема, но, увы, и Шомера8, иногда чи‐ 7 8

Здание сохранилось по ул. О. Гога, 4. ШО'МЕР (акроним; Шайкевич Нахум Меир; 1846, местечко Несвиж Минской гу‐ бернии, ныне Беларусь, – 1905, Нью‐Йорк), еврейский писатель, театральный деятель, издатель и драматург. Шомер не работал над отделкой своих произве‐ дений, широко использовал заимствованные сюжеты, пользовался обедненной лексикой; потворствуя невзыскательным вкусам, не чуждался вульгаризмов.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

15

тали и на русском, играли в фанты. Бабушка принимала участие в молодёжных посиделках, приносила нехитрое угощение. Лучшей подругой Бейлы в годы её девичества была Бузя Гладштейн из семьи, сбежавшей от погрома из Белой Церкви. Бузя называла маму Бетей, имя это к ней приросло навсегда, Бейлой она уже числилась только по документам. Бузя с семьёй вскоре пере‐ бралась в Нью‐Йорк. Но дружба их не прервалась, они переписыва‐ лись вплоть до 60‐х годов прошлого века. Вторая мамина закадычная подруга – её троюродная сестра Сарра Портная, в замужестве Шейман. Маму заставляли улаживать Саррины сложные сердечные дела. Родственные связи в период между двумя войнами в нашей семье были очень крепкими. Бабушка любила золовку Инду, жену своего брата Срула Брика. Их единственный выживший сын Шлой‐ ме Брик, актёр еврейской труппы, застрял после 1918 года на левой стороне Днестра. Ни Инда, ни Срул так и не увидели сына до конца жизни. Мы же оказались со Шлойме и его семьёй в годы эвакуации в одном городе – в Бухаре. Срул работал на мельнице Тойвы Мой‐ сеевича Когана, они с женой жили в крохотном домике, принадле‐ жавшем хозяину. Инда славилась трудолюбием, аккуратностью. Знавшие её шутили, что узнают её дом по сверкающим окнам. Ко‐ гда Инда смертельно заболела, бабушка усердно за ней ухаживала. Конец жизни Срула был трагическим: ему ампутировали сначала ноги, а потом и руки. Не знаю, снял ли папа комнату сразу после виолончелиста или после кого‐нибудь другого. Произошло это в 1926 году. По‐ скольку он был из «левых», его часто навещали единомышленники, весьма, по мнению бабушки, эмансипированные женщины, кото‐ рые иногда его ждали часами. К великому их удивлению, Шлойме Молчанский уделял всё больше внимания скромной хорошенькой хозяйской дочери. Она была далека от всякой идеологии, по окон‐ чании гимназии устроилась кассиром в мануфактурный магазин братьев Магидовичей на Александровской9 улице. Мама тоже по‐ любила квартиранта. Он был старше её на восемь лет.

9

В настоящее время бульвар им. Штефана чел Маре.

16

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Мама была романтиком; если ей какое‐то произведение по‐ любилось (а вкус у неё был отменный!), она его неоднократно пе‐ речитывала. Мама почти на память знала тургеневские рассказы, Войну и мир, а в более поздние годы, когда и я уже была взрослой, Сагу о Форсайтах Дж. Голсуорси и многое другое. Мама горячо любила театр. До замужества, так как денег не было, она со своей соседкой Женей Лангерман научилась пробираться в театр за не‐ большую мзду через чёрный ход. Мой будущий отец водил её в театр уже по билетам. Незабываемые были их впечатления о кон‐ церте Шаляпина, о постановках еврейской Виленской труппы. В 1927 году Бетя Орентлихер и Шлойме (Соломон) Молчан‐ ский стали мужем и женой. Бабушка сразу привязалась к зятю, он тоже её глубоко уважал. Следуя своим убеждениям, он пытался от‐ казаться от традиционной хупы, нервничал, похудел, но всё же ба‐ бушке угодил, пошёл на компромисс – хупу поставили на нейтраль‐ ной территории, на даче Шера.

Воспитание и окружение Я появилась на свет в сентябре 1928 года. Роды были очень сложные, они тяжело отразились на мамином здоровье – она почти потеряла зрение, и врачи запретили ей больше рожать. Папа силь‐ но переживал… Первые годы моей жизни прошли по ул. Поповской, в кварти‐ ре при резнице. При занятой бабушке‐кассире и нездоровой маме заботились обо мне бабушкины родственницы – Сура‐Лея, Роза Ра‐ бинович, Либа Зисельс и даже известная подпольщица‐комму‐ нистка Хая Резник. Квартира, при всех своих недостатках, для па‐ пы – скромного функционера подпольной румынской компартии – обладала некоторыми преимуществами. Кому могло прийти в го‐ лову, что в таком месте иногда размножаются листовки либо скры‐ ваются от ареста подпольщики? И всё же не зря мама жила в посто‐ янном страхе – как‐то полиция нагрянула по доносу, искали пря‐ тавшуюся там женщину, но та успела уйти. До меня потом дошли слухи, что это была Анна Паукер, видный деятель румынской ком‐ партии. Увы, переспросить уже давно некого… Когда мне исполнилось два года, папа решил, что из резницы необходимо съехать. В предпраздничные дни и по пятницам к рез‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

17

никам стояли длинные шумные очереди, летом запах крови при‐ влекал мух. По той же Поповской10 улице угол Иринопольской11 стоял роскошный по тем временам одноэтажный дом с садом и двором со служебными помещениями. Дом принадлежал разо‐ рившимся дворянкам‐помещицам Мичи‐Николаевичам. Помещицы предложили моим родителям снять громадную гостиную, разде‐ лённую аркой на две половины. Там мы прожили некоторое время, потом перебрались во флигель во дворе. Кроме сада имелся еще чёрный двор с сараями и т.п. Родители радовались, что их дитя бу‐ дет расти в таких прекрасных условиях. Папе трудно было смириться с тем, что у него не будет боль‐ ше детей, и он решил мне привить мальчишечьи черты характера, в первую очередь смелость: учил не бояться собаки с чёрного двора. Я осмелела и подошла к собаке – и то ли запуталась в цепи, то ли псина таки покусала, но меня нашли почти без сознания, кровь обильно текла из разодранной щеки. Рыдающие мама и её подруга Фрида Вильнер мокрыми полотенцами остановили кровотечение и только тогда вызвали нашего любимого семейного врача д‐ра Ми‐ хаила Шлисселя. Он их действия одобрил, сказав, что если бы они меня повез‐ ли в больницу, на щеку бы наложили швы и шрам был бы куда за‐ метней. Но папа и тогда не угомонился: он настаивал, чтоб я ничего не боялась, в том числе и барской собаки. Дело кончилось тем, что она оборвала папе верхнюю губу, которую пришлось ушить, и шрам остался на всю жизнь. Собаку после этого увезли в село, где было поместье Мичи‐Николаевичей. Через несколько лет помещицы продали и дом, и флигель. Владельцами стали хозяева мануфактурного магазина братья Фле‐ шели. Ещё до этого в доме поселились близкие друзья моих роди‐ телей – Фрида и Шимон Вильнеры. Они безумно любили детей, но сын Шуня (Шулим) у них родился значительно позже, а до того свои нерастраченные родительские чувства они отдавали мне.

10

В перестроечные годы эту часть улицы назвали именем выдающегося раввина И.‐ Л. Цирельсона.

11 Дом сохранился. ул. О. Гога, 14.

18

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Я была весьма привязана и к Вильнерам, и к семье Флеше‐ лей, имевших детей всех возрастов: старшие дочери Нюша и Маня окончили еврейскую женскую профессиональную школу, Женя учи‐ лась в гимназии. Младший сын Боря был старше меня на несколько лет и казался мне очень красивым. Я доверила своей подруге Тове Калихштейн великую тайну: когда придёт время, я обязательно выйду за Борю замуж! В 1940 году семья Флешелей подверглась репрессиям. Оставшиеся в живых после ссылки Женя, Нюша и Боря в 70‐ые годы репатриировались со своими семьями в Израиль. Туда же выехал с женой и детьми лучший друг Бори и моей семьи Сёма Лейдерман. Фрида Вильнер (в девичестве Мейлихзон) была властной, крупной и физически сильной женщиной, а её муж Шимон – невы‐ соким горбуном с красивым мужественным лицом. Он прекрасно пел, его репертуар содержал оперные арии, романсы. Говорили, что Шимон долго добивался руки Фриды, вплоть до того, что пы‐ тался принять яд. Во всяком случае, это была на редкость дружная пара. Я постоянно вертелась среди взрослых и встревала в их разго‐ воры. Года в три я обратилась к Шимону: «Я не понимаю, вы маль‐ чик или дядя? Вы ведь маленький…» Услышав эту тираду, мама обомлела, но у Вильнеров моя детская непосредственность вызва‐ ла дружный хохот. Я завидовала ребятам, у которых были сёстры и братья, но эгоистично пользовалась тем, что меня как единственное чадо баловали. Читать по‐русски я научилась в три года. Как ни странно, посо‐ бием мне послужили номера газеты Известия, каким‐то образом добытые папой. Я спрашивала, какая это буква, и научилась склады‐ вать слова. Запоминала названия стран и городов, фамилии разных деятелей и рано, невпопад, вмешивалась в дискуссии взрослых.

Гостеприимный дом Молчанских Дискуссии велись в нашем доме часто. Папины левые убеж‐ дения не мешали его дружбе с «правыми». Где бы мы ни жили до войны, у нас всегда бывали гости. Многие из них являлись сиони‐ стами, приходили и видные деятели ЕКО – С. А. Магин, М. М. Ша‐ ранд, Ф. И. Зисман.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

19

С другой стороны, мои родители встречались с подпольщи‐ ками‐коммунистами – А. Ойриг, Хаей Резник; хорошо помню проф‐ союзного лидера Лёву Гудиса с доброй улыбкой и сиплым голосом. Родители дружили семьями с братом еврейского писателя Мойше Альтмана – Липой. Во время визитов в Кишинёв к нам заходил ев‐ рейский поэт и замечательный театральный деятель Яков Штерн‐ берг – настоящий бухарестский денди, весьма импозантный, но при этом доступный и доброжелательный. Близкими друзьями нашей семьи были Гольдштейны – красавица‐певунья Нюта и её муж типо‐ граф Залман. С ними и с семьёй Фримцис – выходцами из Згурицы акушеркой Басей и бухгалтером Абрамом, добрые отношения со‐ хранились до самой смерти, так же как и с доктором Иосифом Брегманом. Ходить с папой по довоенному Кишинёву было интересно, но нелегко. Имея многочисленных знакомых во всех слоях общества, он часто останавливался, чтобы поздороваться с кем‐либо и пере‐ кинуться парой слов: то с рабочим Б. Каменецким, то с аристокра‐ тичным Вронским (имя я забыла), то с адвокатами И. Гольдманом или И. Пагисом и др. Родственники и знакомые, приезжавшие из Думбравен, Мар‐ кулешт и других штетлов, не пользовались гостиницами. Они ноче‐ вали у нас либо у бабушки Хавы. Через её комнату при резнице прошли папины племянники, дети Хаима Молчанского: Абрам‐ Йосл; Лейб (погиб на фронте) даже пожил там некоторое время с женой Нехамой; Шифра – она и замуж вышла, живя у бабушки. Шифра настолько полюбила бабушку Хаву, что впоследствии в её честь назвала именем Ева свою внучку, хотя Хава ей и не приходи‐ лась родственницей. Овдовевшая в годы войны Шифра в настоящее время живёт с дочерью и внуками в Нью‐Йорке. Рахиль – дочь дру‐ гого папиного брата, Аврума, тоже жила несколько лет у бабушки. Несколько месяцев пролежал у нас больной Мордке Лейзерман, лучший друг папы. Вместе с ним находилась и его жена Хана, уха‐ живавшая за ним. Кишинёвские врачи не смогли диагностировать болезнь Мордке – спасла его операция, сделанная в Яссах. Папина работа в подполье заключалась в сборе денег для оказания помощи политзаключенным и их семьям, т.е. он был чле‐

20

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ном МОПРа (Международной организации помощи революционе‐ рам). Среди тех, кто давал щедрые пожертвования, был виднейший деятель еврейских организаций, председатель «фондейшн» Исаак Абрамович Мильштейн. В 1940 году, в первые месяцы советской власти в Бессарабии, Мильштейна арестовали. Мой отец остро пе‐ реживал эту несправедливость и, будучи человеком честным и принципиальным, обратился в НКВД с доказательствами того, что Мильштейн давал взносы на МОПР. Чиновник заявил моему отцу следующее: «Молодой человек, скажите спасибо, что сами не аре‐ стованы.» Ясно, как повлиял этот ответ на моих родителей. И. А. Мильштейн погиб в застенках НКВД, его семье удалось перебраться в Эрец‐Исраэль. Эта история имеет продолжение. Прошли десятилетия. В 2000 году я, сотрудница Еврейской библиотеки им. И. Мангера, разгово‐ рилась с посетителями – иностранцами. Оказалось, что среди них сын И. А. Мильштейна – Григорий, художник из Парижа, и его жена‐ француженка. Когда я назвала свою девичью фамилию, выясни‐ лось, что Григорий знал о неудачном демарше моего отца. Через какое‐то время он мне прислал альбом с репродукциями своих кар‐ тин.

О, Вена! Постоянным бедствием нашей семьи оставалось мамино зрение. Она лечилась у замечательного офтальмолога Фани Моисе‐ евны Чегорской, которая вскоре стала маминым другом. Фаня Мои‐ сеевна была стройной, красивой, доброй женщиной и прекрасным специалистом. Личная жизнь у неё не удалась, она жила с семьёй брата и фактически содержала их долгие годы. По совету Чегор‐ ской, после неудачного лечения в клинике Тумаркина мы должны были поехать на консультацию в Вену. Папа делал всё возможное и невозможное и добыл в долг какую‐то значительную сумму для поездки. В те дни в доме звучали незнакомые слова, например «чёрный рынок»: (там он менял леи на австрийские марки), визы и т.д. Осенью 1933 года мы оказались в Вене, в гостинице, принад‐ лежавшей г‐ну Барону. В ресторане при гостинице соблюдали каш‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

21

рут. На завтрак подавали крошечные булочки «земелех» и кусочки масла особой формы, а также кофе. Первая половина дня уходила на посещения врачей. Они подтвердили правильность проводимого Ф. Чегорской лечения, тем более что хорошо её знали – она там ча‐ сто стажировалась. Во второй половине дня мы знакомились с го‐ родом, посещали музеи, парки. До сих пор помню дворец Франца‐ Иосифа, впечатление от роскошной кровати Марии‐Терезы! Каким‐ то чудом сохранилась фотография: мы в толпе посетителей дворца. А вот поход в Пратер, развлекательный центр Вены, привёл меня в ужас. По вечерам родители ходили в театр; в опере они слушали самого Яна Кипуру, я же оставалась в холодном неуютном номере одна. Мне запомнились памятники, площади, соборы, даже вкус печёных каштанов и кокосовых орехов. Позже мы узнали о судьбе г‐на Барона: после аншлюса Ав‐ стрии он выбросился с балкона собственного дома, чтобы избежать депортации.

Садик садику рознь Я прошла через два детских сада. Некоторое время посещала частное заведение Елены Григорьевны Левиной. Воспитательная работа велась на русском языке; занятия проводила сама хозяйка, а развлекал нас г‐н Грабек, чех по национальности, человек талант‐ ливый и весёлый. В 1940 году он работал во Дворце пионеров (в бывшем здании Митрополии, на месте которой сейчас наш «Белый дом12»). Летом Елена Григорьевна снимала для своих воспитанни‐ ков дачу за городом. Меня тоже туда отправили, но я так тяжело переносила разлуку с родителями, что через несколько дней меня пришлось оттуда увезти. Дома я бросилась к маме с криками и сле‐ зами, обещала быть послушной, лишь бы никуда больше не отсы‐ лали… Следующий мой детский сад – «Явне». Он считался сионист‐ ским заведением. Воспитательниц («фребеличек») мы называли «дода» («тетя» на иврите): дода Брун и дода Мина. Из занятий ивритом запомнилось только слово «сус» (конь). Зато я там успеш‐ 12

Дом правительства на площади Великого национального собрания.

22

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

но дирижировала шумовым оркестром. На выпускном концерте в театре «Экспресс» моё дирижирование обернулось трагикомиче‐ ским эпизодом. Все мы, оркестранты, были одеты в полукарна‐ вальные костюмы из папье‐маше. Мой наряд, который держался на булавках, вдруг распался, и я осталась в весьма непрезентабельном виде… В целом, посещение «Явне» было одним из лучших воспоми‐ наний детства. Там я подружилась на всю жизнь с Товой Клихштейн (Немировской), в настоящее время жительницей Лос‐Анджелеса, и с Сарой Розенфельд (Дорфман), в будущем заведующей поликли‐ никой № 6.

Первые уроки Мне исполнилось шесть лет, когда родители отвели меня в начальную румынскую школу для девочек по ул. Харлампиевской угол Армянской13. Языка я не знала, и моя первая учительница, оча‐ ровательная, умная и образованная Елена Богос, вызвала по этому поводу родителей. Мама её уговорила не отсылать меня домой – время, мол, покажет. Действительно, я вскоре усвоила язык и в конце первого класса даже была чем‐то отмечена за успехи. Этим я полностью обязана прекрасному педагогу Е. Богос, которая меня вела до окончания начальной школы. За эти четыре года наша семья трижды меняла квартиры. В первый класс я ещё ходила с улицы Поповской. Продолжались дет‐ ские игры «в индейцев» в роскошном саду с друзьями Товой, Фи‐ мой Гольдштейном, Борей Флешелем, Сёмой Лейдерманом. Отец Сёмы, Володя, владелец небольшой бакалейной лавки на Ирино‐ польской, был папиным земляком. Он считал себя неудачником, обречённым на непрестижный труд. Жена его, Фаня, тяжело боле‐ ла. Из Лейдерманов в годы Холокоста спасся только Сёма… Любимым моим занятием с раннего детства было чтение. И ничего удивительного в этом нет. Папа – активист «Культур‐лиги», а мама обращалась с героями любимых произведений как с добры‐ ми знакомыми. «Будь как Татьяна, а не как Ольга!» – советовала 13

Дом М.К. Зоти; до 1940 года в нем находилась начальная румынская школа. Дом не пострадал в годы войны, современный адрес – ул. Александру чел Бун, 38.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

23

она мне, совсем ещё крохе. Но не только с сестер Лариных следо‐ вало брать пример – ещё с Наташи Ростовой, с героинь Лидии Чар‐ ской! Посещение библиотек являлось для меня праздником – я бы‐ ла читательницей двух библиотек: Общества приказчиков и дру‐ гой – небольшой, в верхней части города. Читала книги Л. Чарской, В. Желиховской, графини де Сегюр; любимым же, чуть ли не с тре‐ тьего класса, стал Жюль Верн. Недолго мы прожили на улице Остаповской14 в доме учите‐ лей румынской начальной школы супругов Мурзак. Окна нашей спальни выходили во двор церкви Св. Георгия. Г‐жа Мурзак расска‐ зывала, как при погромах 1903 и 1905 годов её родители прятали евреев, проживавших поблизости. У Мурзаков были сыновья‐ гимназисты. Один из них как‐то поделился с нами своим горем: в тот день у него скончались дядя и голубь. Мы часто потом повторя‐ ли эту фразу, когда пытались выразить своё отношение к событиям, несоизмеримым по значению. Шли годы, и угроза фашизма нарастала. Предчувствуя, что для евреев наступают тяжёлые времена, на семейном совете реши‐ ли: жить необходимо рядом с близкими. Представился случай – продавалась квартира на втором этаже по Екатерининской № 6, прямо над нашими родственниками Герштейнами. Четыре комна‐ ты, две из которых были светлыми, с окнами, выходящими во двор, и две – тёмные, с окнами в потолке «hимлфенцтер». Квартиру об‐ ставили; в одной из тёмных комнат поместили купленный по де‐ шёвке рояль (См. «Ишув в центре Кишинёва» – Е.М.). Целых четыре года, т.е. ещё со времени, когда мы жили у Мурзаков, родители пы‐ тались меня приобщить, как это полагалось девочке из приличной еврейской семьи, к игре на фортепиано. Желания у меня особого не было, да и с преподавательницей мне не очень повезло – Аня была женой нашего родственника Зисельса и часто пропускала занятия. В начале 1940‐го рояль, к моему удовольствию, был продан. Как я об этом сейчас жалею!

14

В настоящее время ул. Авраама Янку.

24

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Гимназистка В августе 1938 года мне предстояло сдавать вступительные экзамены в гимназию. Женских гимназий было не слишком много, да и выбор для евреек был невелик: частные гимназии «Кармен Сильва» и с французским уклоном – «Жанна Д’Арк». Престижной считалось (и этому соответствовала высокая плата за обучение) гимназия «Принчипеса Дадиани». Наш выбор пал на «Реджину Ма‐ рию». Одновременно со мной сдавали вступительные экзамены моя давнишняя подруга Това Калихштейн, Злата (Лота) Берихман – будущий композитор Злата Ткач. Мне удалось получить проходной балл. В этой гимназии процентная норма для евреек была вполне терпимой – 25 %. При наборе в два параллельных первых класса «А» и «Б» оказалось 25 евреек. К осени выяснилось, что мы вместо реальной зачислены в коммерческую гимназию. Сейчас с улыбкой вспоминаю, как это огорчило маму: её бес‐ покоила моя будущая профессия. В годы войны мы поняли, что ни‐ когда нельзя заранее переживать о последствиях неожиданных пе‐ ремен. Учиться было интересно. В коммерческой гимназии уделя‐ лось большое внимание современным языкам, а латынь и грече‐ ский не изучались. При преподавании географии и естественных наук подчёркивалось практическое применение приобретённых знаний; вводились элементы бухгалтерии, домоводства и т. д. С уважением вспоминаю преподавательницу коммерческих дисци‐ плин г‐жу Штирбу, географии – Гагауз, домоводство вела супруга известного политического деятеля г‐жа Халиппа15. Любовь к худо‐ жественной литературе, привитая мне мамой, сказалась на моих сочинениях на вольную тему по румынской литературе. Моё сочи‐ нение о Пасхе преподаватель Вирджиния Гибу оценила на «10», несмотря на орфографические ошибки, и зачитывала его в других классах. Дело в том, что я опустила религиозный аспект праздника, так как не могла себе позволить описать христианскую Пасху, но не захотела останавливаться и на еврейской; в результате получилось 15

Элеонора Чиркэу‐Халиппа, супруга Пантелеймона «Пан» Халиппа, молдавского и румынского политического и общественного деятеля, журналиста, историка‐ краеведа, ведущего идеолога объединения Бессарабии с Румынией.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

25

сочинение о Весне. Первый класс я окончила со второй премией, первая досталась румынке Рае Шмигельской и еврейке Рае Шварц. Премию составляла присланная из Бухареста библиотечка из не‐ скольких румынских книг назидательного содержания из «Fundațiile regale» («Королевского фонда»). Второй класс, который пришёлся на 1939/1940 учебный год, был несколько менее успешным, но в целом, несмотря на политическую обстановку тех лет, преподава‐ тельницы были объективными и справедливыми. Уроки религии проводил священник Ципордей, и никто не возражал против присутствия неправославных. К нам же приходили раввины, они в отдельном помещении знакомили нас с основами иудаизма и, главным образом, обучали молитвам. Запомнила их фамилии – рав Эпельбойм и рав Ямпольский. К единственной като‐ личке приходил ксёндз.

В ожидании перемен Двор, в котором мы жили в 1937‐1941 годах, я описала в ста‐ тье под названием «Ишув в центре Кишинёва». Он был проход‐ ным – между ул. Екатерининской и Часовенным переулком. Сейчас вместо него возвышается блочный дом по улице Пушкина № 44‐46. Главная же его особенность заключалась в том, что он был сплошь заселён евреями. Зимой и весной 1940 года многих мужчин из нашего двора румынские власти призвали на военную переподготовку (concentra‐ re). Это насторожило людей, плохие предчувствия переполняли нас, рождая страх перед неизвестностью. Однажды разнёсся слух, что кто‐то из наших мобилизованных погиб на учениях. Увы, слух под‐ твердился, убитого привезли. Мы с мамой следили за происходя‐ щим из окна. Громадный, по моим понятиям, двор был заполнен людьми, в большинстве своём в тёмных головных уборах и одежде. Ужасное дыхание войны так и витало в воздухе.

От лета до лета 28 июня 1940 года Кишинёв становится советским городом. Я в восторге прикалываю красную звёздочку к лучшей своей мелане‐

26

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

зовой блузке. Жизнь отличается новизной, неожиданностями, ка‐ жущимся весельем. Впервые сталкиваюсь с двойными стандарта‐ ми. Воспитанная отцом в идеалах равенства и братства, в школе я легко прониклась советской идеологией на уровне моего наивного детского сознания. Лето 1940 года было необычным; город навод‐ нили новые люди – главным образом чиновники из СССР и бежен‐ цы из Румынии. Местных жителей начали уплотнять. У нас некото‐ рое время жили супруги‐москвичи: Марина Звонок, полька‐ аристократка, прошедшая через Соловки16, и её муж‐еврей Макс Семёнович Шацов. Они, правда, вскоре получили квартиру. Потом у нас поселялись по очереди беженцы из Бухареста и Клужа. Резни‐ цу, как принадлежащую еврейской общине, закрыли, и бабушка Хава тоже переехала к нам. Гимназия была преобразована в среднюю русскую школу. Из‐ за разницы между прежней программой и советской нас как бы оставили на второй год: мы превратились в шестиклассниц. Из прежних учителей остались: Штирбу (арифметика), Гагауз (геогра‐ фия и ботаника), Бугаева (французский язык). Физику преподавала прибывшая из Украины Александра Андреева, русский язык – мест‐ ная женщина‐адвокат Каплан. Обожала я учителя истории Петра Даниловича Калину, молодого человека на костылях. Он образно преподносил события из древней истории; большое внимание уде‐ лялось восстаниям Спартака и даже Бар‐Кохбы. После войны гово‐ рили, что Пётр Данилович геройски погиб в тылу у фашистов. Для детей 1940 год ознаменовался значительным событием: в здании Митрополии открылся Дворец пионеров. Приезжали ак‐ тёры, ораторы, писатели, среди них – Ицик Фефер. На базе профес‐ сиональной женской школы была создана еврейская средняя шко‐ ла. Несколько месяцев просуществовал Еврейский театр, с великой Сиди Таль; в нём сотрудничали театральный деятель и поэт Я. Штернберг, поэт М. Сакциер, молодой писатель Ихил Шрайбман. Приезжие из Румынии обучали нас новым шумным играм. Вообще детям было весело, а вот взрослые всё больше мрачнели.

16

Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) — крупнейший исправительно‐тру‐ довой лагерь 1920‐х годов. Он находился на территории Соловецких островов.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

27

Они с ужасом перечисляли знакомых, которых арестовали как сио‐ нистов, буржуев и др. Папа работал по специальности в Главлесосбыте. «Совет‐ ские» служащие привезли с собой канцелярские счёты. Однажды сотрудникам заблагорассудилось заключить пари: папа будет счи‐ тать в уме, а кто‐то из других бухгалтеров – на счётах. Папа, к все‐ общему удивлению, вышел победителем! Он заметно изменился после истории с Мильштейном, из весёлого оптимиста превратился в угрюмого скептика. Всё же иногда его компанейская, немного озорная натура брала верх – и он шутил, рассказывал байки моим подругам Тове и Бусе, у которых не было отцов. Осенью 1940 года мы пережили два землетрясения. От про‐ изошедшего после празднования Октября, под утро, пострадала наша школа, были разрушения и у нас дома – частично развалилась одна из стен в прихожей. Несколько недель мы проучились в дру‐ гой школе – в здании бывшей гимназии «Михай Эминеску»17. Класс наш был дружным, костяк составляли бывшие соученицы по гимна‐ зии. Хотя школа уже не считалась женской, мальчик у нас был толь‐ ко один – из беженцев из Румынии. Он держался скромно и неза‐ метно среди бойких и шумных девчонок. Среди новеньких оказа‐ лись две приятные девочки из Румынии – Мэри Перперо и Софи Розенфельд. Подобно другим моим соученицам, они погибли в гет‐ то –так же, как и Мира Бубис, Сара Шилькруд, Ада Шнайдерман. О судьбе многих других мне ничего не известно. Я лежу в своей белоснежной постели, утомлённая после ве‐ сёлого субботнего дня – мы целой ватагой играли в «Король, ко‐ роль, подавай солдат!», в привезённую из Румынии игру „Cavalerul refuzat” в Соборном парке. Вечером кто‐то из соседей рассказывал с большим удовлетворением, что недавно вернулся из Бендер, где слушал лекцию о том, что войны не будет. А мальчишки в парке но‐ сились с криками: «Внимание, внимание, на нас спешит Германия!» Не хочется думать ни о чём таком. Но в доме давно неспокойно, старшие волнуются, вестей из Франции нет, да и быть не может – 17

Здание находилось на ул. Садовой (А. Матеевич), 10 между улицами Бендерская (Тигина) и Болгарская. В советское время – школа № 3.

28

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Париж давно оккупирован немцами. Через много лет мы узнали, что мой дядя Филипп воевал с немцами, состоя в Маки18.

И грянул гром! И тут перед рассветом 22 июня 1941 года просыпаемся от не‐ вероятного гула – это немецкие самолёты бомбят Кишинёв. У меня начинается страшный зуд, как будто лежу на муравейнике. Во дво‐ ре переполох. Все стоят группками, грустные, озабоченные. Утром выясняется – война. Слушаем по радио выступление Молотова. Взрослые ребята спешат в военкомат, единодушно просятся на фронт. Их пока отправляют по домам, приказывают ждать повестки. Со стороны Екатерининской один из подвалов переоборудован в бомбоубежище, мы туда стаскиваем тёплые вещи – в подвале сы‐ ровато и прохладно. Я в бомбоубежище спокойно читаю Овод Э. Войнич. Все уверены, что война эта ненадолго: в Германии вспыхнет революция… Уж о том, что немцы окажутся на противопо‐ ложном берегу Днестра, и речи быть не может. Вскоре эта уверен‐ ность улетучивается, людьми овладевает паника. Приезжие из СССР спешат выехать. Кое‐кто из юношей полу‐ чает повестки. Мобилизованы Миля Герштейн, его друг Дусик (Да‐ вид) Коганов. Эршеля (Гришу) Герштейна, который в сороковом го‐ ду в свои 19 лет женился на прехорошенькой Асе Имас, пока не призывают, будто «там» известно, что ей вот‐вот рожать. Он попал на фронт лишь в 1943 году.

В путь‐дорогу… Мы спешно собираем какое‐то барахло в узлы. У меня свой узелок – отбираю из альбомов фотографии (к великому счастью, часть из них сохранилась), туда же прячу только недавно приобре‐ тённые Краткий курс истории ВКП(б)19 и Конституцию (Основной закон) СССР! Так их и сохранила до возвращения в родной город, 18

19

Маки́ — часть Движения Сопротивления во Франции нацистским оккупацион‐ ным войскам во время Второй мировой войны, представлявшая собой по пре‐ имуществу вооружённые группы партизан, действовавших в сельской местности. ВКП(б), или Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) — официаль‐ ное название КПСС с 1925 по 1952 годы.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

29

наивная дурочка: боялась, что эти ценные издания достанутся вра‐ гу. Вместе со многими другими наша семья собирается покинуть город, пешком пробраться к Днестру в Вадул‐луй‐Водэ. Почти весь последний день перед уходом я провела в обним‐ ку со своей подругой Бусей (Табусей) Коган. Её бабушка и дедушка по фамилии Заг (Саг) твёрдо решили не покидать свою уютную квартиру во дворе Казанских по Часовенному переулку: они‐де по‐ лучили письмо из Румынии, в котором сообщалось, что с новыми соседями, то бишь с немцами, можно жить в полном согласии. Ста‐ рики уговорили дочь Полю вместе с внучкой Бусей остаться. Вся их семья погибла в Кишинёвском гетто. И вот шагаем мы с тяжёлым грузом по улицам родного горо‐ да к окраине. Папе удаётся меня пристроить в экипаж, в котором в том же направлении едет его добрая знакомая по подполью – По‐ лина Торбан‐Богуславская. Так получилось, что в запруженном людьми посёлке я осталась одна. Вскоре набрела на друзей нашей семьи – Вильнеров. Они – Фрида, Шимон, маленький Шуня, их дол‐ гожданный сын, мать Фриды – остановились на обочине дороги. Шуня, как и его родители, был очень привязан ко мне, называл сво‐ ей первой подругой. Однако чувствовалось, что при данных обстоя‐ тельствах они мне не рады, я ведь могла разминуться со своими. К счастью, ещё дотемна родители добрались до нашего «табора». Ужинать не пришлось; переночевали, сидя на узлах. Утром мама за небольшую кучку стручков фасоли отдала золотое колечко: совет‐ ские деньги уже потеряли свою ценность. К полудню выяснилось, что для перехода через Днестр необ‐ ходимо предъявить специальные пропуска. Так как ни у кого их не было, поступил приказ вернуться в Кишинёв. Откуда у нас взялись силы – не знаю, но мы вернулись пешком. Герштейны оказались более предусмотрительными: они уехали поездом. Во дворе, в по‐ кинутых квартирах, уже орудовали мародёры. Папа выстоял огром‐ ную очередь за пропусками, которые никогда у нас больше не спрашивали. Он узнал, что к станции Ревака подаются теплушки для эвакуации желающих. На следующий день, 12 июля 1941 года, мы туда пешком и подались. Папино учреждение эвакуировали в Ти‐ располь, и мы стремились туда попасть. Действительно, папа там

30

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

нашёл своё начальство, получил расчёт; ему было сказано, чтобы дальнейшую свою судьбу и судьбу семьи он решал самостоятельно. Предстояла эвакуация на Северный Кавказ, жизнь в Узбекистане и многое другое. Но это уже другая, вторая жизнь.

Ишув в центре Кишинева Двор был проходным и прямоугольным. Он связывал Екате‐ ринскую (ныне Пушкина № 44‐46) улицу с Часовенным (с 1944 года – Зеркальным) переулком. К Екатерининской вел узкий проход, устланный досками, которые постепенно, с годами, стали расшаты‐ ваться и гнить. Сам двор на Екатерининской № 6 был с трех сторон застроен домами в два этажа; четвертая сторона – это выход к Часовенному переулку и несколько деревяных сараев с парой чахлых акаций пе‐ ред ними. Проход находился под квартирами второго этажа. Этот двор (он назывался «дом Стрымбана», и в нем числилось 26 квартир) был заселен сплошь еврейскими семьями. При входе, со стороны Часовенного, стоял неказистый молитвенный дом, при‐ мыкавший к нашей квартире. Не помню, чтобы в нем обитал кто‐то, кроме шамеса (служки). Жители двора предпочитали молиться в более престижных синагогах. Я же туда заходила в редкие приезды дедушки Меира из Думбровен: за пределы двора он никуда не уходил, поэтому найти его, чтобы позвать к обеду, можно было только там. Под нами жили Герштейны – тетя Соня с мужем Хаимом и их сыновья Миля и Эршель, учившиеся в гимназии «М. Эминеску». По этой же стороне, на первом этаже, располагалась мастерская Хаима. Там, на привезённом из Франции оборудовании, он с тремя‐ четырьмя девушками‐подмастерьями делал коробки для обуви. Клиентами Хаима были владельцы обувных магазинов Лапшук, Тарновский и др. Работали с картоном всего двух цветов – белым и коричневым. С девушками я дружила. Старшая, Броха, командова‐ ла остальными. Младшая, Хая – черноглазая кудрявая красавица с правильными чертами лица, происходила из очень бедной семьи и, к несчастью, болела туберкулёзом, в те годы почти неизлечимым; её не стало перед 1940 годом. Я очень любила заходить в мастер‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

31

скую: из белых и коричневых полосок, оставшихся после обрезки, в свободное время плела коврики… Сейчас старшие Герштейны по‐ коятся на Кишиневском еврейском кладбище, Шмуэль (Миля) – на «Дойне», Эршель – на еврейском кладбище в Риге, а внуки и пра‐ внуки уехали в Израиль и Австралию. Над мастерской снимали квартиру друзья моих родителей – бездетная семья Марьяновских. Саша Марьяновский, высокий кра‐ савец, веселый и жизнерадостный, прекрасно пел, но не умел зара‐ батывать на жизнь. Он то уезжал в Буковец (подвизался там в кон‐ торе местного водочного завода), то возвращался. Его жена, Лиза, тоже красавица, с двумя‐тремя мастерицами занималась художе‐ ственной ручной вышивкой. С одной из вышивальщиц, Раей (в за‐ мужестве Спектор), я встречалась уже будучи замужем, в конце 50‐ых, затем мы дважды были у нее в гостях в Хадере. Лиза и Саша в начале войны решили никуда не уезжать, и оба погибли. Под Марьяновскими жили супруги Авербух. Они были актё‐ рами‐любителями на еврейской сцене, а чем зарабатывали на жизнь – я не помню. С ними соседствовала семья Работник. Её гла‐ ва, громадный краснолицый полный мужчина (впоследствии он у меня ассоциировался с Гаргантюа), всегда носивший соломенную шляпу, кажется, делал матрацы. Из соседей, которые жили над проходом на Екатерининскую, запомнились семьи Вайнбергов и Олькисов. В первой из них в до‐ военные годы часто случались перебранки, но после войны все де‐ ти получили образование, остепенились. Сестры Олькис отличались почти патологической любовью к чистоте и порядку. Две из них по‐ сле войны жили на Киевской20, близ физиолечебницы, в полупод‐ вальном помещении в глубине двора. Их жилье можно было сразу распознать по особо блестящим окнам… Квартиры на первом этаже, по другую сторону прохода, име‐ ли парадные входы со стороны Екатерининской и выходы во двор. Одна из них принадлежала многочисленной семье Ясовичей и Тро‐ стинецких. У Абрама Тростинецкого и его жены было трое детей – две дочери и сын. С Изей мы подружились в подвале, который слу‐ 20

В настоящее время ул. 31 Августа 1989.

32

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

жил в начале войны бомбоубежищем. Мы оба обладали способно‐ стью читать при любых обстоятельствах и в любой обстановке, даже во время воздушных налетов. Настоящая же дружба с ним, уже Исааком Абрамовичем Тростинецким, журналистом и издатель‐ ским работником, и с его женой Марией Григорьевной (Мэмой) у нас с мужем началась в годы перестройки и еврейского возрожде‐ ния. Мы стали близкими друзьями, вместе проводили семейные праздники, ежедневно перезванивались, встречались на мероприя‐ тиях, проводимых еврейской общиной, посещали друг друга в слу‐ чае болезни – вплоть до их отъезда к сыну в США в 2004 году. Но и теперь общаемся – по электронной почте и по телефону. Их отъезд стал для меня тяжелым ударом, тем более что это произошло вско‐ ре после смерти моего мужа. Сёстры Изи оказались в Израиле, там не стало его матери и старшей сестры. В противоположной от нас и Герштейнов стороне владели квартирами несколько поколений семьи Литвак. Нельзя забыть и семью Фурман. Пожилая мадам Фурман славилась своей неряшли‐ востью. Она имела привычку в теплое время года во дворе чистить рыбу, разделывать кур либо гусей. Ее мало смущали роящиеся над ней мухи и собиравшиеся рядом кошки и собаки… О Фурманах мне известно, что один из внуков, наш земляк Лёня, теперь живет в Из‐ раиле. Подробностей о семьях Арбитманов и Табакманов не помню. А вот в квартире с застекленной верандой жили одно время Орн‐ штейны. Их дочь Бригитта впоследствии стала доктором наук и же‐ ной известного молдавского физика – академика Виктора Коварско‐ го. После них в этой квартире жили Рубины. Худощавый дядя Миша Рубин был приветливым и жизнерадостным человеком, в противо‐ положность своей жене Розе, обладательнице мрачного и завист‐ ливого характера. Но когда Роза (урожденная Вильнер) пребывала в хорошем настроении, она пела почти мужским голосом романсы и даже оперные арии. Их сын Лёня наружностью напоминал мать, а характером – отца. Дядя Миша, вернувшись с фронта, решил со‐ брать под одной крышей близких людей, оказавшихся после войны бездомными. Он получил ордер на 4‐комнатную квартиру по улице

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

33

Ивановской21. Среди облагодетельствованных им оказались и мы, Молчанские, а также наши друзья Вильнеры (Шимон Вильнер до‐ водился Розе братом). Эта попытка потерпела неудачу. «Коммуна» вскоре распалась, продержавшись менее года. Сейчас Миша Рубин, как и другие жители «дома Стрымбана» – Гернштейны, Ш. Молчан‐ ский, А. Тростинецкий, Табакманы и многие другие – покоится на еврейском кладбище на Скулянке. В 70‐е годы Лёня Рубин с мате‐ рью, женой и дочерью совершили алию, но, к сожалению, и он, и его мать Роза скончались в дороге… Так случилось, что в «стрымбановском» дворе дети были ли‐ бо намного старше меня, либо гораздо младше. Поэтому меня тя‐ нуло к выходу в Часовенный переулок: там, по правую сторону дво‐ ра, жила моя ровесница Иля (Рахиля) Лейбович, а по левую, в квар‐ тирах, принадлежащих Казанским, – целая орава девочек и маль‐ чиков из благополучных еврейских семей. Одну из квартир «с па‐ радным входом» занимала зажиточная семья Заг (Саг) – бабушка, дедушка, их дочь Поля и внучка Буся (Туба). В ней строго соблюда‐ лись еврейские традиции. Мать Буси, очаровательная Поля, была в разводе. Бусю мы все любили; она, как и я, училась в гимназии «Реджина Мария», только на класс ниже, мой папа, обожавший де‐ тей, рассказывал ей и другой моей подружке, Тове (тоже безотцов‐ щине), занимательные истории. В начале войны Бусина семья ре‐ шила остаться в Кишиневе – и все погибли… Во дворе Казанских с нами разделяли «интеллектуальные» детские игры – лото, «Капитал» и другие – мальчики‐подростки Бу‐ ма Мандель и внук Казанских Дуче (Давид Лейзерович). Зимой и весной 1940 года многих мужчин из нашего двора румынские власти призвали на военную переподготовку (concentra‐ re). Настроение жителей было мрачным, плохие предчувствия пе‐ реполняли их страхом перед неизвестностью. Однажды разнеслась весть, что кто‐то из «наших» мобилизованных погиб на учениях. Слух подтвердился. Убитого привезли. Я следила за происходящим из окна. Громадный, по моим понятиям, двор был заполнен людь‐ ми, в большинстве – в черных головных уборах, черной одежде. Ужасное дыхание войны заполнило души всех присутствующих.

21

Сегодня ул. Иоанн Ботезаторул.

34

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

А между тем наступило лето 1940 года. С приходом советской власти во «двор Стрымбана» влились новые жильцы, резко отли‐ чавшиеся друг от друга, но, по иронии судьбы, тоже евреи. С одной стороны – беженцы из Румынии, иногда элегантно одетые, разго‐ варивающие между собой на румынском или венгерском. С дру‐ гой – «советские», говорящие на русском и идише. Многие из «со‐ ветских» прибыли с назначениями на руководящие посты. Я запом‐ нила семью Крутир из Тирасполя. Поначалу они «уплотнили» Гер‐ штейнов, позже оказали им огромную услугу, сумев своими сове‐ тами уберечь эту семью от репрессий. Крутиры вернулись в Киши‐ нев после войны, но уже без сыновей, которые погибли на фронте. Нас «уплотнили» беженцами. Некоторое время в комнате без окон (у нас в двух комнатах и кухне вместо обычных окон были пробиты в потолке – «химел‐фенстер»), жила пара из Бухареста – Бекка и Натан. Они ждали ребенка и вскоре съехали в более при‐ способленную для такого случая квартиру. Увы, после войны мы узнали, что Натан погиб, а ребенок скончался в эвакуации. После них к нам поселили беженцев из Клужа, говорящих в основном на венгерском и не знавших ни слова на идише. Потеряла обществен‐ ную квартиру и моя бабушка Хава, работавшая кассиром в резни‐ це, – это чисто еврейское заведение летом сорокового года закры‐ ли. Она тоже стала жить с нами. Сороковой год для нас, детей и подростков, был полон пере‐ менами и новшествами. Нас привлекали в кружки, в дворовые ме‐ роприятия типа субботников. Октябрьские праздники встречали коллективно, что‐то декламировали, пели «Катюшу» и даже «Ин‐ тернационал». Ночью с 9 на 10 ноября все жители двора пережили земле‐ трясение. Одна из стен нашей передней разрушилась, а папа обяза‐ тельно хотел меня обуть, и куски кирпича валились на него… Полу‐ одетые, мы вышли во двор, было жутко, холодно, и все же потря‐ сающе интересно – такое событие! Сплошные преобразования ждали нас в школе. Гимназия ста‐ ла обычной советской школой, обучение велось на русском. Взрос‐ лые с ужасом перечисляли арестованных знакомых – «буржуев» и «сионистов». А в школе мальчишки, не вдаваясь в суть происходя‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

35

щего, самозабвенно пели: «Внимание, внимание, на нас спешит Германия!». Увы, так оно и было. Большинство жителей «дома Стрымба‐ на» эвакуировалось, но кто‐то, как Марьяновские, погиб в Транс‐ нистрии, кто‐то – на фронте. Когда выжившие вернулись в Кишинёв, дома уже не было – только большая пустая площадка. Но для нас на всю жизнь, даже спустя десятилетия, под словом «дом» подра‐ зумевался этот уничтоженный войной ишув… Е.М. – 2005. – № 20

36

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ЖИЗНЬ ВТОРАЯ Эшелон нас везёт на юго‐восток Мы находимся в сверхзаселённой теплушке – в вагоне, пред‐ назначенном для перевозки скота. Она оборудована нарами. Мне удалось взлезть на нары, я могу даже растянуться и переворачи‐ ваться. На полу подо мной могут сидеть и лежать мои родители и бабушка Хава. В теплушке всегда шумно. Куда нас везут, мы не зна‐ ем. Мы все евреи‐бессарабцы, мы только год тому назад стали со‐ ветскими гражданами. Географии СССР не знает никто, никто нам не объяснял, каков пункт нашего назначения. Эшелон останавлива‐ ется либо на полустанках, либо среди полей. Все должны прыгать из вагона, чтобы на остановках успеть набрать воды, иногда даже кипятку, а, главное – справлять нужду… Однажды эшелон остано‐ вился в совершенно пустынном месте. Я быстро управилась в поле, родители и бабушка остались на земле, когда неожиданно поезд двинулся. На ходу им было не впрыгнуть в высокую теплушку. Я уехала одна с нашими скромными пожитками. Слёз у меня не было. Раздались споры, куда следует сдать девчонку. Кто‐то сочувствовал, большинство возмущалось. Я думала о том, какого моей семье, за‐ стрявшей без одежды, денег… К счастью, вскоре там же остановил‐ ся другой эшелон, и вся тройка нас догнала через несколько часов. Только тогда дошёл до меня весь ужас случившегося… Дни сменялись днями, мы всё ехали, ехали… Мы не голодали. На узловых станциях нам, эвакуированным, раздавали хлеб целыми буханками и мясо. На вокзалах в огромных котлах варились только что зарезанные коровы или овцы из тех, которых угоняли с оккупи‐ рованных территорий. Конечно, кормёжки эти были не слишком часты. Хуже было с мытьём, на остановках мы не успевали умыться, и мы завшивели. Разговоры в эшелоне не прекращались. Подробно перечис‐ ляли всё, что пришлось покинуть, тревожились о будущем, делали политические прогнозы. Большинство эвакуированных свято вери‐ ли в победу Красной Армии, невзирая на то, что нам было известно об успешном продвижении немецко‐фашистской армии. Изредка

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

37

нам удавалось купить газеты с тревожными сводками Совин‐ формбюро. В пути мы видели эшелоны, направляющиеся на фронт, виде‐ ли поезда, разбомблённые немецкими бомбардировщиками. Наш эшелон ни разу не подвергся ни обстрелу, ни бомбёжке. Но в памя‐ ти ещё живы были бомбёжки Кишинёва и Тирасполя. Дело в том, что из родного города мы пешком дошли до станции Ревака, и там нас погрузили в эшелон… В Тирасполе уже находилось учреждение, в котором работал папа, там он должен был получить причитающуюся ему зарплату и присоединиться к коллективу. Зарплату он получил, а в остальном ему было сказано ехать с семьей дальше самостоятельно. Нам предстояло провести ночь в Тирасполе, городе, уже готовящемся к возможной оккупа‐ ции. Нам предоставили ночлег в квартире на днях эвакуированных учителей. Нас поразило убожество их жилья и их вещи. У нас учите‐ ля были не только уважаемыми людьми, но и материально обеспе‐ ченными. Мы всё еще не избавились полностью от воспоминаний о другой жизни. На Тираспольской вокзальной площади скопилась огромная толпа людей штатских и военных. Эшелоны брались штурмом, в небе шныряли многочисленные юнкерсы. Стоявший рядом военный сказал, что сейчас всё превратится в сплошное кро‐ вавое месиво. Мама побледнела и прижала меня к себе. К счастью, мы вскоре попали в ту теплушку, о которой речь шла выше. Немцы приближались к Ростову‐на‐Дону. Куда же нас везут? Через несколько дней мы прибыли в пункт назначения. Нас с по‐ житками высадили из вагонов в селе Новомихайловском Молотов‐ ского района (ныне Орджоникидзевского края Ставропольской об‐ ласти). Встреча была торжественной – с речами и опять же с разда‐ чей хлеба и мяса. Затем нас поселили в дом местных казаков‐ колхозников. И по сей день себя казню за то, что забыла их фами‐ лию. Помню, что дочь их звали Любой, её брат был на фронте. Ро‐ дители были добрыми и отзывчивыми людьми. Хозяйка привела нас в отдельную комнату – вариант “Casa mare”; по утрам давала нам по кружке парного молочка. Позже угостила огромными – с полтарелки – варениками с творогом. Мне наказала сбегать в ого‐ род и набрать в лукошко помидоры. Они оказались маленькими, но

38

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

спелыми, совсем как те, что называются сейчас «чери». И так про‐ должалось ежедневно, причём хозяйка приговаривала: «Я накорм‐ лю вас здесь, а моего сыночка, может, там кто‐нибудь накормит». Наши бывшие попутчики не скрывали, что завидуют нам. Напротив дома через дорогу была изба‐читальня, и я прово‐ дила там долгие часы. Даже помню, что там я прочла Серебряные коньки и ещё что‐то. Родители же были очень недовольны: работы не было – несмотря на войну, в станице ещё было достаточно рабо‐ чих рук для колхозных дел. Роль приживальцев нас тяготила, и мы вскоре перебрались в райцентр, к радости одной большой семьи из Теленешт, которые переехали к нашим хозяевам. Увы, там же эта семья погибла, когда в станицу вошли немцы. Об этом нам стало известно уже после войны. В райцентре мы не задержались. Нас направили в совхоз «Штурм», расположенный на границе между Орджоникидзевским и Краснодарским краем. Там нам выделили крошечную, выбелен‐ ную комнатку. Бабушка и папа работали на току, орудовали лопа‐ тами, сгребая зерно для отправки на элеватор. Для слабовидящей мамы работы не нашлось. В совхозе мы отметили моё тринадцати‐ летие. Я очень изменилась, перестала быть капризной, но остава‐ лась романтико‐интеллигентной мечтательницей. В сентябре я по‐ шла в школу. В совхозе была семилетка. Душой её был ещё доста‐ точно молодой человек, у него что‐то случилось с руками, и поэто‐ му он не был мобилизован. Нам в седьмом классе он преподавал химию и немецкий. Я в 6‐ом классе кишиневской гимназии учила французский, и теперь папа мне помог понять правила чтения на немецком языке, а с лексикой проблем не было, ведь идиш у меня был на слуху, хотя я на нём не говорила. Недаром не возникал у меня языковой барьер при общении с думбравенской и вертюжан‐ ской роднёй. В теплушке с этим было покончено. Я обратилась к бабушке с просьбой говорить со мной только на идише, заявив, что коль нас преследуют как евреев, я хочу владеть своим языком. И хоть папа и бабушка посмеивались над моим произношением, я к приезду в Штурм уже свободно изъяснялась на идише и догнала в изучении немецкого языка своих новых соучеников. Среди них вы‐ делялся белобрысый и большеглазый мальчик небольшого роста

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

39

по фамилии Репин, который буквально на лету усваивал все пред‐ меты. А большой красивый переросток, эвакуированный из Дне‐ пропетровска, при опросе только нервно вздрагивал и не усваивал ни один предмет. Я же не уступала ни в чём Репину... В свободное от школы и выполнения домашних заданий время мы с мамой мно‐ го беседовали и… пели. Обе безголосые, мы пели на слух недавно усвоенные советские песни, заглядывая в маленький песенник из захваченных мною из дому. Я уже упоминала в главе «Жизнь пер‐ вая» о трёх книгах и нескольких фотографиях, вывезенных мною в небольшом узелке. Однако налаженная было жизнь в Штурме продлилась со‐ всем недолго. Фашисты и их приспешники продолжали наступать, и наши доморощенные стратеги понимали, что они рвутся на Север‐ ный Кавказ. Не для того мы покинули родные края и дом, чтобы попасть к ним в лапы. К сожалению, со многими так и произошло. Опять же, наши стратеги считали, что ни в коем случае советское командование и Красная армия не отдадут врагу нефтеносное по‐ бережье Каспийского моря, т.е. район Баку. И мы опять тронулись в путь.

Вторая эвакуация Папе было за сорок и он был военнообязанный. Зная, что наступит момент, когда и его мобилизуют, он стремился отвести своих трёх женщин в безопасное стабильное место. Ему казалось, что это – Баку. Наскребли деньги на билеты, и вот мы на станции Расшисватка ставим свой чемодан в чехле под скамейку, остальные пару мешочков под головы… Когда пришло время посадки в насто‐ ящий пассажирский поезд, чемодана с лучшими нашими вещами не оказалось. Так мы и поехали, молча и в каком‐то оцепенении. Ехали нормально до Дербента. Выяснилось, что дальше без специ‐ альных пропусков никого не пускают. Поезд перевели на другой путь и нас высадили в Махачкале. Здесь выяснилось, что всех эва‐ куированных направляют на набережную Каспийского моря. Там следовало приобрести билеты на пароход Махачкала – Красно‐ водск. Шли дни за днями. На всём длиннющем пляже пароходов ждут сотни семей, эвакуированных из Молдовы, Украины, Ставро‐

40

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

поля и т.д. Ночи уже прохладные, все жгут костры, на них варят что‐ то вроде супа либо каши. Билеты уже распроданы на несколько рейсов. После долгих мытарств папе удалось купить один билет на четверых! Люди расспрашивают друг друга о местах исхода, ищут земляков. В один прекрасный день мы встретили здесь Шмуэля Зи‐ сельса, сына бабушкиной двоюродной сестры Либы. Он как бесса‐ рабец в начале войны был демобилизован из советской армии, как и тысячи других земляков. Но у него прекрасное качество – умеет устраиваться с комфортом. Он снял комнату в центре Махачкалы и там ждал возможности выехать в Красноводск. Шмуэль взял меня к себе на одну ночь. Я приняла ванну и выспалась в чистой постели. Почему‐то он взял меня, а не бабушку… Шмуэль расспрашивает о своей семье, мы ничего утешительного сообщить не можем. Ведь его супруга нам сказала, что никуда не собирается, так как её роди‐ тели и сёстры решили оставаться на месте. Её отец, музыкант, счи‐ тал, что немцы настолько культурны, что ничего худого им не сде‐ лают. Шмуэль уже об этом слышал и от других Кишинёвцев, но в глубине души не переставал надеяться, что его жена Аня, их ма‐ ленький сын, его мать и тётя Роза всё же покинули Кишинёв. Увы, уже в конце войны мы узнали об их гибели. Однажды у нашего костра, вокруг которого мы сидели и, в полном смысле, ждали у моря погоды и парохода, появился знако‐ мый с детства Сёма Лейдерман в сопровождении Мони Авербуха. Сёма нам рассказал о своих блужданиях по стране, которые нача‐ лись с Тирасполя, где его лечили после укуса бешеной собаки (в Кишинёве уже не было необходимой в таких случаях вакцины). Он понимал, что отец его уехать из дома не мог, так как его мать была парализована. Бабушка же беседовала с Моней, который, оказыва‐ ется, был нашей далёкой роднёй. С этими людьми впоследствии, спустя два десятилетия, меня многое связало… И настал день, когда прибыл пароход. Никто почти не сошёл с него – все стремились только на восток. К трапу выстроилась длин‐ нющая очередь. У нас был только один билет. Папа, держа его, обошёл очередь на посадку, чтобы как‐то пристроить рядом с счастливыми обладателями билетов меня и бабушку. Две семьи согласились. Маму он поставил перед собой. И через несколько ча‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

41

сов наша семья воссоединилась на верхней палубе парохода. Как при выезде из Кишинёва никого не интересовали пропуска, добы‐ тые под бомбёжкой папой, так никто не спрашивал и билетов при посадке на пароход. Пароход тронулся, мы были в отличном настроении, но счастье длилось недолго. Оказывается, я и бабушка страдали от морской болезни, а погода была штормовая. Мы мучи‐ лись, нас мутило, ни таблеток, ни лимонов, конечно, у нас не было. Да и вообще еды, кроме селёдки без хлеба, у нас не было. Плава‐ ние длилось несколько тяжелых дней. Маме пришлось срезать мои косы и кинуть их в воду. Красноводск нас встретил солнцем и теми же группами людей вдоль берега. Только ждали уже не пароходов, а поездов… Здесь мы страдали уже от жары, пыли, отсутствия пить‐ евой воды и продуктов. Вода, которую нужно было доставать с большими трудностями, оказалась опреснённой морской водой, пили её с отвращением, но ничего иного не оставалось. Длились эти муки несколько дней; мы снова в теплушке, на этот раз без нар, сидели на остатках своей поклажи. В теплушке оказалась с нами семья адвоката Калера из Кишинёва с двумя сыновьями, которые держались высокомерно. Адвокат посоветовал нам ехать в Ферга‐ ну, о которой он якобы слышал много хорошего. Для этого мы со‐ шли на станции Урсатьевской, где под открытым небом провели ночь. Утром мы увидели, что в одном из наших мешков зияет дыра. Воры вытащили из двух пар обуви, мужской и женской, по одной туфле, осталось две – обе на правую ногу! Фергана показалась нам очень большим городом, найти жи‐ льё было непросто. Город был промышленным, население разно‐ язычным, он кишел вновь прибывшими из западных частей страны. Какой‐то старик за большую сумму принял нас на ночлег. Уже был вечер, он привёл нас в какое‐то помещение и быстро удалился. Ко‐ гда мы очухались, увидели, что находимся в комнате с двумя теля‐ тами. Они приняли нас достаточно благосклонно. Утром возобно‐ вились поиски жилья. Нам посоветовали пойти в промзону, там действительно мы нашли опрятную пустую комнату. Население Ферганы состояло из представителей множества национальностей. Эвакуированные – евреи, украинцы, немного‐ численные белорусы и русские отличались от местных жителей.

42

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Мы, выходцы из Бессарабии, советские граждане с весьма малым стажем, мало понимали в различных этносах, населяющих город. О существовании некоторых из них ничего не знали даже образован‐ ные приезжие. Так, оказалось, что наши новые квартирные хозяева мордва – мокши. С удивлением мы услышали, что хозяйка обраща‐ ется к своим дочерям на непонятном языке. Не сразу мы обратили внимание, что по‐русски они говорят как‐то по‐особому, что у них узкие глаза и выдающиеся скулы. В субботу они ходили в баню, а потом, сидя в проходной комнате за столом, искали друг у друга вшей в косах, при этом дом содержался в чистоте. Мы выяснили, что хозяева православные и в нашей комнате была икона. Хозяин недавно отбыл на фронт. Хозяйка была строгой, требовательной, всегда сердилась и часто ворчала. Устроиться на работу было почти невозможно. Отчаявшись, папа пошёл на местный хлопкозавод грузчиком. Уставал с непри‐ вычки, его беспокоила грыжа. Бабушка пыталась продать какие‐то тряпки на местном толчке. Зима для здешних мест выдалась непри‐ вычная, с морозами и снегом. И хоть у нас после всех краж сохра‐ нились тёплые вещи, бабушка мёрзла. Какая‐то шпана её обозвала на улице жидовкой, она очень переживала и всё повторяла на идиш «Адус эйст варэмэ лэндэр?» (Это называется тёплые края?). Между тем сработала устная еврейская почта: мы узнали, что наша родня Герштейны живут недалеко от нас в Бухаре. Папа, всё ещё мечтавший о надёжном месте для своих женщин, уволился с завода и отправился в разведку в Бухару. В его отсутствие, несмотря на то, что уже наступила тёплая среднеазиатская весна, мама заболела воспалением лёгких. Дом не отапливался, и в нём было холодно. Хозяйка заставляла маму вы‐ ходить по нужде во двор, где был туалет‐будка. Маме стало ещё хуже. Папа в Бухаре задерживался. Однажды мы с бабушкой зачем‐ то ходили по незнакомой улице, кого‐то разыскивая. Мы не обра‐ тили внимание на надпись, извещавшую о наличии во дворе злой собаки, и шагнули за ворота. Собака укусила меня за левую ногу, кровь тут же хлынула. Так мы и отправились домой не солоно хле‐ бавши. Мама, к тому времени уже выздоровевшая, обработала и перевязала ногу, но рана не заживала. В центре города был Мос‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

43

ковский медицинский институт, принимавший больных. Осмотрев мою гноившуюся уже несколько недель рану, московский хирург сказал, что учитывая здешний тяжёлый климат, рана не заживёт, часть ноги – голень придётся ампутировать. Я тут же отказалась: потерять ногу не на фронте, нет – уж лучше умереть, как сказал врач, от заражения крови. По дороге к дому мы встретили знакомую медсестру из эва‐ куированных, мама с ней поделилась нашим горем. Женщина по‐ советовала снять повязку, больше ногу не перевязывать и поливать рану перекисью водорода. О, чудо! Рана затянулась через несколь‐ ко дней. Как‐то бабушка со мной отправилась на толчок в надежде продать какую‐то вещь. Ничего не продавалось, толчок был полон в основном такими же, как мы, «продавцами». Вдруг я попала в муж‐ ские объятия – то был папа. Узнав от мамы, где мы, он не захотел ждать, пока мы вернёмся, и отправился за нами. Толпа эвакуиро‐ ванных нас окружила, утирая слёзы: люди думали, что это случай‐ ная встреча членов семьи – встреча, на которую надеялись все. Наша жизнь в Фергане пришла к концу. Позже, когда мы её вспоминали, мы с мамой припомнили только один приятный слу‐ чай: мы с ней в кромешной тьме спешим домой в зимнюю ночь, тишину неожиданно нарушает песня, исполняемая каким‐то воен‐ ным верхом на лошади: «Вдоль по улице метелица метёт Вслед за нею моя милая идёт! Ты постой, постой, красавица моя! Дозволь наглядеться, радость, на тебя!» И вот уже мы в Бухаре, в настоящем среднеазиатском городе, с полным набором исторических памятников о Халифате. Жили Герштейны в Ковровом переулке, недалеко от малой башни смер‐ ти. Рассказывали, что с башни сбрасывали чем‐то нарушивших ша‐ риат женщин. Более высокая башня смерти служила для этой же цели, только уже для мужчин. Как большинство всех старых поме‐ щений, наше новое пристанище состояло из двух двориков – один для мужчин, второй – для женщин. Поскольку мужчин уже не оста‐ лось, первый дворик, состоящий из двухэтажных флигельков, сда‐

44

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

вался в наём. В женском дворике я ни разу не была, туда мама от‐ правлялась с квартплатой раз в месяц. Нас поселили на втором эта‐ же над Герштейнами. Наша кибитка (так местные жители называли комнаты) была побелена, пол был выложен квадратными камен‐ ными плитами. На одной из стен были причудливые полочки. На таких в узбекских и таджикских домах расставлялись пиалы, мед‐ ные кувшины и прочая утварь. На более широких полках было сло‐ жено много стёганных ватных одеял. У нас же полки были пустыми. Топили в холодную погоду нечто вроде плиты. Топливо, чаще всего хворост, развозили жители соседних кишлаков. На той же плоской крыше, на которой стояла наша кибитка, позже поселилась семья Хаит из Белой Церкви (Украина) – две сестры и муж одной из них. Во дворе ещё жила семья из Риги по фамилии Гумплер – муж, жена и дети, девочка Эйша и пятилетний мальчик Иона. Он запомнился навсегда тем, что постоянно просил «Иона вил брот мит кейз» (Иона хочет хлеб с сыром). Сыр или скорей творог здесь был полу‐ жидким и назывался «чекида». Постепенно до меня дошло, что местные узбеки говорят на двух языках – узбекском, тюрского про‐ исхождения, и таджикском, в котором много из фарси (персидско‐ го). В Бухаре общались больше на таджикском, в соседних кишла‐ ках – на узбекском. В нашем дворе ещё одна кибитка снималась двумя татарками. Они были чрезвычайно приветливыми, вежли‐ выми, работали воспитательницами в детском саду. Герштейны в Ковровом переулке жили вдвоём. Их младший сын Гриша жил с женой Асей и крошкой Ривой с родителями Аси. Рива, которую уже в детстве стали называть Ивой или Иветой, по‐ явилась на свет в пути из Кишинёва в Краснодарский край, где про‐ шли первые месяцы эвакуации Герштейнов и Имасов. В доме по‐ следних был целый колхоз, с ними ещё жила незамужняя младшая сестра Аси – Ада. Ада работала в столовой при бухарском рынке официанткой. В годы войны это была самая желанная должность. Мадам Имас была медсестрой, её супруг был человеком без опре‐ делённых занятий – как в Кишинёве, так и в Бухаре. О старшем сыне Шмуэле (в обиходе Миле) Герштейны в мо‐ мент нашего приезда ещё ничего не знали. В Бухаре старший Гер‐ штейн, Хаим, заделался переплётчиком. Для переплетения доку‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

45

ментов в разных областных учреждениях ему выдавали муку для клея. Он экономил её и приносил немного домой, что спасало его самого и тётю Соню от голода. Мы старались попасть в столовую при базаре в смену Ады Имас. Там можно было поесть суп из редь‐ ки (!) за небольшую плату. Ада заботилась, чтобы наши порции супа были погуще. Вообще мы питались овощами, например, репой, напоминавшей кочерыжки капусты. Из круп иногда покупали чече‐ вицу, чаще джугару. Деликатесом считались кунжутное и хлопковое масло, и еще каймак – это была пена после кипячения молока, ко‐ торая продавалась в маленьких пиалушках. Однажды у мамы слу‐ чился голодный обморок, когда она была на рынке с Соней. Та ку‐ пила зелёный лук и дала маме пожевать листочки. Это произошло уже тогда, когда папа был на трудовом фронте. Летом 1942 года он участвовал в строительстве Фархатского канала. Он вернулся в Бу‐ хару похудевший, усталый. В какой‐то день он ушел в город. В его отсутствие была проверка паспортов. Хотя милиционер не задавал никаких вопросов, мама заявила: «Мой муж не дезертир». Мили‐ ционер удивился, он не собирался искать отца. С тех пор маму дол‐ го дразнили фразой что «её муж не дезертир». Осенью 1943 года в больнице скончалась бабушка от дизен‐ терии и диабета. Её, кроме семьи и старших Герштейнов, провожа‐ ли в последний путь ещё и супруги Соломон (Шлойме) Израйлевич и Фрида Бенционовна Брик. В том году, перед смертью бабушки, папа снова был на тру‐ довом фронте, но уже в Челябинской области в городе Кропачёве. Он укладывал шпалы на путях; продавал свою пайку хлеба, взамен покупал картофель и разницу в деньгах присылал нам. Ещё до нашего приезда в Бухару тётя Соня узнала в случайно проходившем человеке своего двоюродного брата Шлойме, того самого актёра еврейской трупы, оказавшегося на советской стороне Днестра в годы гражданской войны в России. Двадцать лет его ро‐ дители – бабушкин брат Сруль (Израиль) с женой Индой ничего о нём не знали… Они, Герштейны, а потом и мы, начали встречаться с этой артистической семьёй. Соломон узнал о том, как много хоро‐ шего было сделано бабушкой и моим отцом для его родителей. Не знаю, каким образом Соломону, его жене, дочери Инне и ещё од‐

46

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ной его дочери от первого брака жилось лучше, чем нам, но это было так. Фрида Бенционовна была томной, ухоженной женщиной, умудрявшейся сохранять свой имидж в условиях эвакуации. До войны Брики жили в Днепропетровске, где Соломон служил уже не актёром, а занимал руководящие административные должности в еврейском театре. Инна была младше меня на год, была капризной и высокомерной, и отношения лично у меня с ней не сложились. Однако и после войны связь с ними не прекращалась. Бабушку похоронили на еврейском кладбище, основанном бухарскими евреями. Оно было явно перенаселённым – ежедневно умирали от голода и истощения, от дизентерии, тифов и других ин‐ фекционных болезней десятки местных и эвакуированных людей. Когда через пару месяцев мы наскребли немного денег, чтобы по‐ менять табличку на могиле на какой‐то скромный памятник, мы уже не нашли бабушкину могилу: на том месте были новые захоро‐ нения. В 1942‐1943 учебном году я посещала бухарскую семилетку им. Карла Маркса, училась на сплошные пятёрки. Класс был друж‐ ным, интернациональным. Ни с кем из моих одноклассников я не завела большой дружбы, за исключением двух киевлянок – двой‐ няшек Оли и Поли Киржнер. Оля была отличницей, Поля еле тяну‐ лась на тройки. На большой перемене нам выдавали по крохотному пирожку с горохом, который мы проглатывали тут же! Остаток дня я проводила в библиотеке. Она располагалась в бывшей медресе и носила имя великого средневекового учёного Ибн Сина (Авиценны). Книг на дом уже почти не выдавали, приез‐ жие платили незначительный взнос и, зачастую, книги не возвра‐ щали, но фонд читального зала был богатейшим. В громадном зале было всегда прохладно, что для Бухары весьма важно. Читателей было очень мало. Я там прочла уйму книг из русской и зарубежной классики, начиная от Майн Рида и кончая Алексеем Толстым. Я за‐ бывала в этой тишине и просторе о голоде, неустроенности. Мама после того голодного обморока чувствовала себя снос‐ но. Я тоже нечасто хворала. Один раз заболела часоткой, когда мы всем классом находились в кишлаке на уборке хлопка. Просто нас поселили в бывшей конюшне, и я подхватила лошадиную хворь.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

47

Другой раз я заболела желтухой. Перепуганная мама меня показала Кишинёвскому врачу, работавшему на станции Каган близ Бухары. Он знал, что с лекарствами туго, и посоветовал есть морковь и дру‐ гие овощи. Молодой организм взял верх, я быстро победила бо‐ лезнь Боткина. Наша соседка мадам Хаит предложила маме работу в учре‐ ждении, где она работала завскладом. Чем занимались остальные служащие в этом учреждении, я не знала. Маме поручили им всем готовить обед, выдавали ей ежедневно только белую муку. Мама делала из неё суп‐затеруху и лапшу на второе. Ингредиенты – толь‐ ко мука, вода и соль. В тех условиях это сходило. Едоками была ин‐ теллигентная публика из ссыльных и эвакуированных, они ели и похваливали. Нам оставалась большая кастрюля лапши, я приходи‐ ла маме помочь: то месила тесто, то резала лапшу. С фронта после ранения приехал брат госпожи Гумплер‐ Роберт. Он был признан инвалидом войны. Парнем он был чрезвы‐ чайно красивым, точёное смуглое лицо, карие глаза, удивительная улыбка. Откровенно говоря, я была очарована. Но чары действова‐ ли недолго – насколько он был красив, настолько же – глуп и неве‐ жествен. Маминой карьере поварихи вскоре наступил конец. Совер‐ шенно неожиданно приехал папа в десятидневный отпуск, после которого он поступал в распоряжение бухарского военкомата. Папе пришлось поделиться с нами неприятной историей, которая с ним приключилась в Кропачеве. После того, как его перевели на другую работу – он был назначен дежурным телефонистом, – он расстался с укладкой шпал и сделал это без особого сожаления. Но однажды, в сильную грозу, во время получения каких‐то распоряжений по телефону, его ударила молния. Папа потерял сознание, очнулся в госпитале. Поэтому врачебная комиссия решила ему дать отпуск с последующим назначением в Бухару. В поезде по пути домой папа услышал разговор на древнеев‐ рейском языке, которым он хорошо владел (в те времена так назы‐ вался иврит). Он подошел к говорившим, которые оказались эваку‐ ированными из Литвы. Глава семьи Борис Капор был терапевтом, его жена Мина – зубным врачом, а дочь Суламифь (Саля) оказалась

48

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

моложе меня на несколько месяцев. Папа меня познакомил с Ка‐ порами, я полюбила Салю, которая была на редкость живой девоч‐ кой, к тому же большой выдумщицей. Она прекрасно играла на пи‐ анино и продолжала учиться музыке в местной музыкальной шко‐ ле. На момент знакомства она окончила шестой класс. Мы крепко подружились за несколько недель, пока папа получал своё новое назначение. Ему надлежало выехать за 40 км от Бухары для заведо‐ вания сенозаготовительным пунктом для армии. Можно было взять с собой и семью.

На малой станции … Папа принял сенозаготовительный пункт. Там оказались две лошади и подвода. Через несколько дней он приехал за нами. Сно‐ ва я оставила школу, мы попрощались с жителями двора в Ковро‐ вом переулке. Так получилось, что хоть мы и выехали днём, а ока‐ зались в пути в темноте. Лошадей распрягли, чтобы накормить. Насытившись, та лошадь, что была резвее, убежала. Мы с мамой были в ужасе. Темень, никого по близости нет, мы где‐то в поле. Папа запряг вторую лошадь и решительно заявил: «Поехали». Мы добрались до сенопункта к часу ночи. И, о радость! Лошадь, кото‐ рая сбежала, была на месте и спокойно жевала сено. Вторая тут же к ней присоединилась. Первую ночь мы провели в конторе сенопункта. Это была большая комната с деревянным полом. Мебель состояла из старого конторского стола, на нём – весы – две металлические тарелки. Со‐ седняя комната принадлежала Заготзерну. Там хозяйничал пожи‐ лой татарин с русской гражданской женой. Наш сенопункт находил‐ ся на станции Якатут Свердловского района Бухарской области. Представьте себе станцию, где всего десяток‐другой домов, где пассажирский поезд Ташкент‐Ашхабад останавливается всего на одну минуту. За железнодорожным полотном начинается пустыня. Зато по другую сторону вокруг домов, в которых обитают железно‐ дорожные служащие, много зелени, огороды, плодовые деревья, даже цветы. Главное событие дня – минутная остановка поезда. Тогда на перрон высыпает всё население Якатута. Очень редко останавливается воинский эшелон, идущий на фронт, или санитар‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

49

ный поезд с ранеными. Газеты сюда не доходят. В библиотеке си‐ дит эвакуированная из какого‐то украинского местечка еврейка, усвоившая узбекский язык, девушка, предложившая мне прочесть «ликиру» Лермонтова. На таком же уровне несколько моих сверст‐ ниц, никогда никуда не выезжавших. Райцентр Свердловск нахо‐ дился в 18 км. Я зачислена на пустовавшую должность счетовода. Моя подпись заверена районным банком, и я верхом на нашей доброй кобыле еду за деньгами ранним утром, пока ещё прохлад‐ но. Ездить верхом меня научил папа, благо нашлось на сенопункте приличное седло, да и кобыла не подлежала мобилизации – слиш‐ ком старая. Якатут – целая веха в моей жизни. Я по большей части предо‐ ставлена самой себе. В папиных брюках, в вышитой молдавской сорочке вместо блузки, я занималась прессовкой сена, когда было что прессовать. Сено должны поставлять ежедневно, но там не то‐ ропятся с его поставкой. Переговорами с председателями колхозов занят папа, мама хозяйничает по дому. Мы уже не живём в конто‐ ре, занимаем крохотную комнатку на самом сенопункте. Там чисто, вещей у нас мало. В основном мы там ночуем, остальное время мы на воздухе, начиная с весны. Иногда вдвоём, иногда втроём прес‐ совали сено. Со мной работали две немолодые узбечки из соседних кишлаков. Может, они и молодые, ведь они рано стареют. Я овла‐ дела немногим количеством слов, необходимых для общения, ко мне обращаются и пресовальщицы, и сторожа, которых у нас трое. Они удивительно разные, хотя все трое одного возраста. Карим – добродушный, с ласковыми глазами, услужливый и приятный в об‐ ращении, я часто беседую с ним «за жизнь». Зульпан – мрачный и неразговорчивый бородач, а Берды – злющий и всегда сердитый. Итак, я закладываю в машину сено, образуются тюки, которые следует завязывать верёвками. За тюками приезжают военные. Мне очень интересно – они представители разных национально‐ стей. Иногда они ждут тюки несколько дней, пока привозят сено и пока его прессуют. Вот грузин от скуки обучает меня грузинскому алфавиту, рассказывает о родине… Приезжает целая рота вечером, ими командует высокий стройный сержант. Киргиз читает им свои

50

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

стихи. Я слушаю, понимая отдельные слова. На второй вечер поэт мне объясняется в любви. Я убегаю, я очень перепугана. В Свердловске как‐то меня замучила жажда. Я рискнула, со‐ шла с лошади и постучала в калитку дома в кишлаке. Вышла узбеч‐ ка, я попросила воды. Она вынесла мне большую гроздь прекрасно‐ го винограда «дамские пальчики». Об узбеках мы были отличного мнения. На них обрушилась такая лавина эвакуированных, а ведь там была привозная пшеница и рожь, картофель был малодоступным. Основная масса узбеков не владела русским языком и была безграмотной. Преступлений про‐ тив эвакуированных было немного, если учесть, сколько разного люда сюда пожаловало. В один прекрасный день всю нашу семью председатель сосед‐ него колхоза пригласил к себе в гости. Отказаться было бы невежли‐ во. Председатель колхоза Ниязов жил недалеко от Якатута. Дворик был весь обвит виноградом. Во дворе играли дети. Среди них была девочка в зелёном бархатном платье с уймой косичек и в богатой тюбитейке. Она оказалась младшей женой хозяина. Нас посадили на низенькие стульчики, угощали кишмишем и сладостями, чаем. Пода‐ вала измождённая старшая жена председателя. Наконец, мы выяс‐ нили цель приглашения. Мне было предложено ждать приезда сына хозяина после окончании войны. Нам показали фотографию «жени‐ ха» – широколицего парня, лицо со следами от пендинской язвы. Мы поблагодарили за честь и удалились. Потом мы много шутили на эту тему – мы знали, что Советская армия наступает, и вероятность воз‐ вращения «жениха» домой не за горами. А ещё вскоре после приезда в Якатут на октябрьские празд‐ ники мы вместе с директором Заготзерна и его женой Валей отме‐ тили освобождение Киева. Мама и Валя сочинили праздничное ме‐ ню, мы пели советские песни и произносили тосты. Да, год в Якатуте отличался от остальных эвакуационных лет. Я расцвела, и на меня начали обращать внимание: я любила в су‐ мерки бродить вдоль арыков и собирать в тишине конский щавель. Однажды нам подарили овцу, и когда я её доила, то покой и ра‐ дость наполняли меня. Она была такой милой, такой ручной! Я очень любила гладить лошадей; но однажды одна из них меня не

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

51

поняла, видно, я помешала ей жевать сено, и она ударила меня ко‐ пытом в живот. На настроение влияли и добрые вести с фронтов второй ми‐ ровой войны. Когда мы жили в Ковровом переулке, мы встречались с одной рижанкой, которая посещала Гумплеров. Фрау Якобсон, так звали эту образованную, интеллигентную даму, отличал неисчерпа‐ емый оптимизм. У неё были отёкшие ноги, обутые в корейские ма‐ терчатые тапочки, которые составляли резкий контраст с рижским спортивным платьем, аккуратной причёской и красивой сумочкой. Она постоянно повторяла одни и те же слова об открытии запад‐ ными державами второго фронта: вот откроется второй фронт, американцы и англичане доведут нас до победы. Вот оно сбылось! Мы даже в нашей глуши узнали о высадке союзных войск, об их наступлении, о битве при Ардене. И это тоже вселяло надежду на скорое возвращение в родные места. Я по своей природе была влюбчивой. В шесть лет я была влюблена в сына хозяина нашей квартиры – Борю. В гимназии слу‐ шала уроки православия, так как мне импонировал преподаватель‐ священник. В шестом классе я полюбила не столько историю, сколь преподавателя – Петра Даниловича, приехавшего из Москвы. В Бу‐ харе я проработала один месяц медстатистиком в больнице, где Гриша Герштейн был главным бухгалтером. Моё место работы бы‐ ло в ординаторской, где собирался после обхода весь коллектив. Я подружилась со стариком врачом Ниренбергом из Оргеева, а влюблена была в медбрата, бежавшего из Варшавы Тадеуша (Тади‐ ка) Скотницкого. Безусловно, он очаровал не только меня. Сопер‐ ником Тадика был ни кто иной, как мой покровитель Гриша, к тому времени отец семейства… Женский персонал больницы делился на поклонниц Тадика и Гришы. О том, что были не только поклонницы, но и любовницы, я тогда не подозревала. Была наивной в вопросах взаимоотношения полов до глубокой глупости. Не ведала ни о чём, ведь в фильмах и книгах того времени не было откровенных сцен, которыми они отличаются в наши дни. Если я вспомнила о моей первой в жизни службе, не могу промолчать и о первой служебной ошибке. В мои обязанности вхо‐ дило собирать из всех отделений и палат сведения о наличии сво‐

52

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

бодных мест, т. е. о числе умерших, что меня огорчало до слёз. Кроме того, в начале каждого месяца я составляла списки сотруд‐ ников и их иждивенцев для получения продуктовых карточек. Од‐ нажды одной карточки я не досчиталась. Спас меня Гриша, он нашёл мою ошибку и всё обошлось. Уволилась я из больницы в свя‐ зи с нашим отъездом в Якатут. В последнее лето пребывания в Якатуте, когда я, наконец, усекла, откуда берутся дети, я стала упрекать маму за то, что не она меня просветлила. За мной начал ухаживать молодой еврей, бе‐ жавший из Катовице (Польша). Он был мобилизован на трудовой фронт и работал в лесхозе в нескольких километрах от нашего се‐ нопункта. Родители не мешали моим «свиданиям» с Яшей. Но ока‐ залось, что моя влюбчивость не распространялась на реальность, я была равнодушна к Яше, выслушивала его рассказы о доме, роди‐ телях, о которых он ничего не знал. Мы даже иногда целовались, но я оставалась безучастной. Как‐то Гриша приехал к нам попрощаться, он получил повест‐ ку из военкомата. Он был очень самоуверенным. Узнав, что я соби‐ раюсь поехать верхом в рыбное хозяйство на реке Зеравшан, чтобы было чем потчевать гостя, он тоже сел на вторую лошадь – и через секунду оказался на земле! Сколько себя помню, главная моя страсть – чтение. Я читала в бомбоубежище, читала на набережной в Махачкале, в поездах, чи‐ тальных залах. В Якатуте у меня было всего две книги (кроме пе‐ сенника). Сена нам привозили всё меньше и меньше. Наступил день, когда надобность в сенопункте на станции Якатут отпала. Папу ото‐ звали в Бухару и демобилизовали. Мы тоже вернулись в Бухару. Этот год запомнился своей необычностью. Я повзрослела, стала смелой, более открытой. Узнав о том, что Вильнеры находятся недалеко от нас на станции Зиадин, я поехала к ним сама. Я мало общалась со свертницами, разве что когда мы все собирались по‐ слушать пластинки с записями Козловского, раннего Утёсова с обя‐ зательной «Риоритой» и «Парком Чаир». Ещё помню, как заготови‐ тель сухофруктов – молодой узбек – угощал подростков изюмом и урюком. Разве в голодные годы такое забудется? Нет, Якатут остал‐ ся навсегда.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

53

Последний военный год В Бухаре мы опять заехали к Герштейнам. Они уже жили в двух смежных кибитках на улице Бехтерева близ больницы, где работал Гриша. Одну занимали Гриша с Асей и дочкой Ривой, другую – тётя Соня и дядя Хаим. Гриша отбыл на фронт с остальным новым контин‐ гентом мобилизованных. Боль разлуки немного успокоила радость: нашёлся старший сын Герштейнов Миля. Вскоре он приехал в Бухару. Нас поселили в свободную кибитку в том же дворе. Хозяином был недавно осиротевший, психически неуравновешенный юноша, бу‐ харский еврей Моше. Он нигде не работал, сидел на корточках во дворе, разговаривал сам с собой на таджикском языке, жил на взы‐ маемую квартплату и на скромные подачки едой. Миля изменился, у него были обморожены руки и уши. Он рассказал, что когда летом 1941 бессарабцев демобилизовали из советской армии, ему пришлось долго скитаться по стране, подра‐ батывая на разных производствах и у разных хозяев. Затем его взя‐ ла в примаки какая‐то женщина старше Мили на несколько лет, владелица домика и коровы. Родня его связь с женщиной не одоб‐ рила. От Гриши в первое время приходили бодрые письма – тре‐ угольники, потом был перерыв в несколько месяцев. Ася плакала, тётя Соня грустила, тосковала, мы и Имасы тоже волновались. Толь‐ ко отец Гриши, Хаим, всё твердил, что на войне бывают такие об‐ стоятельства, когда не пишется. Ему это хорошо известно как участ‐ нику первой мировой войны. И это оказалось правдой. Письма ста‐ ли приходить регулярно. Гриша даже сообщил, что стал переводчи‐ ком с румынского и немецкого. От него можно было ожидать и та‐ кого – он умудрялся переводить с малознакомого языка. Папа устроился на работу по специальности, а я пошла в восьмой класс школы им. Фрунзе, чтобы быть в одном классе с Салей. Я относи‐ лась к ней с восторгом, всё в ней мне казалось удивительным и прекрасным. Я её даже ревновала к некой Нюре Карпухиной, до‐ вольно заурядной нашей соученице. Класс был сильным. Его костяк состоял из девочек, эвакуированных из Москвы, Киева, других го‐ родов Украины, были и местные девочки из благополучных семей. Школа была женской, но так как восьмые – десятые мужские клас‐

54

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

сы во всём городе пустовали, у нас в классе был один единствен‐ ный мальчик. Я училась не хуже других. В первые месяцы у меня были проблемы с математичкой, очень толковой и строгой препо‐ давательницей из числа ссыльных. Оказалось, что меня подвёл мой румянец. Учительница любила для заработка давать частные уроки плохо успевающим детям из зажиточных семей. Узнав правду о нашем материальном положении, она сменила гнев на милость и прекратила свои придирки. Интересно и весело проводила уроки русской литературы немолодая еврейка, эвакуированная из Украины. Навсегда запом‐ нилось, как мы учили, например, Горе от ума. Она распределила роли между нами, и на уроке мы декламировали каждый свою роль. В классе у нас была соученица Долидзе, некоторые называли её Рихтер по фамилии отца – немца. Оказалось, что Рихтер был в начале войны выслан из Бухары и девочка перешла на фамилию мамы. Ещё помню прехорошенькую москвичку Гурылеву и эвакуи‐ рованную с Украины Чудновскую. Она при опросе так терялась, что ей разрешили отвечать письменно по всем предметам. С одной со‐ ученицей по фамилии Флаксман мы оказались впоследствии сту‐ дентками одного и того же Черновицкого университета. Были в том 1944 году и замечательные события. В один и тот же день были освобождены Кишинёв Советской армией и Париж – армией де Голя. У нас же снова очередная неприятность – папу ко‐ мандировали в Хиву Каракалпакской автономной области по делам службы. Он вернулся совсем больным: заболел тропической маля‐ рией. Долго лечился хинином, однако приступы часто повторялись. У меня свободного времени было немного. Проводила я его с Салей. Ходила на её репетиции в музыкальную школу. Мы завели знакомства с учениками польской школы. Среди них большинство были подростки, которых еврейские родители заставили уехать из оккупированной Польши, чтобы спасти их жизнь. Припоминаю, как осенью 1944 г. мы с Салей в день Симхат Тора ходили по городу, посещая по очереди молитвенные дома (синагог не было). Мы с удивлением и интересом отмечали, как по‐ разному танцуют со свитком Торы разные евреи – российские, польские, бухарские. Приходили мы друг к другу и в дом. Мать Са‐ ли Мина пела какие‐то старые русские шансоны. Запомнился мне

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

55

припев к одному из них: «Если Вас, мадам, любили,/ А потом Вас разлюбили,/ Бросьте горевать, не стоит страдать,/ Разве лучше, ес‐ ли б вас щадили?». Я снова стала несколько иной. Якатутская вольница ушла, я стала серьёзнее, задумчивее. Снова стала завсегдатаем читального зала библиотеки им. Авиценны. Когда меня навестил Яша, не знала, о чём с ним говорить. Больше его никогда не видела. И настал так‐называемый день «С сединою на висках и со слезами на глазах». Собирались вместе незнакомые люди, плакали и с радостью целовались и обнимались. 9 мая Саля и я направились в Польскую школу и вместе с знакомыми ребятами пели любимые советские песни и даже польский гимн и «еще польска не сгинела». Похоже, в домах никто не мог усидеть, все направлялись в центр, туда, где возвышались известные во всём мире бухарские купола. Недалеко от куполов была аптека, в которой фармацевтами были три красавицы: узбечка, кореянка и бухарская еврейка. Последний раз мы там выпили единственный нам доступный особый сироп. В конце 1944 г., после получения вызова из освобождённых от фашистской оккупации городов и сёл, эвакуированные начали возвращаться домой. Получили соответствующий вызов Соня и Ха‐ им Герштейны. Им его выслал их знакомый по сороковому году Крутир, занимавший высокую должность в освобождённом Киши‐ нёве. Крутиры потеряли на фронте обоих своих сыновей… У нас же получилась задержка и из‐за отсутствия вызова, и из‐ за болезни отца. Вызов, подписанный заведующим отделением Республиканской больницы д‐ром Иосифом Григорьевичем Брег‐ маном, был нами получен лишь в начале лета 1945 года. Начались новые мытарства – поиски билетов на Кишинёв. К счастью, знако‐ мые из Прибалтики предложили нам за небольшую плату места в их вагоне, в котором мы могли добраться до Саратова. Мы попро‐ щались с семьёй Капор. Саля написала мне адрес их сохранившего‐ ся дома в Каунасе. Так мы и расстались с Бухарой. И несмотря на то, что мы потеряли там бабушку, натерпелись разного горя, Бухара осталась с нами навсегда. С прибалтами мы ехали несколько дней. Оказалось, что мы опять в оборудованной нарами теплушке и с удобным входом в

56

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

неё. Без особых приключений мы добрались до Саратова, в кото‐ ром нам предстояла пересадка. Мы отдали свои вещи в камеру хранения, приобрели на основании вызова билеты для следования в Кишинёв, купили на чёрном рынке пышную буханку белого осо‐ бой выпечки саратовского хлеба. У нас оставалось до поезда не‐ сколько часов. Мы знали, что Абрам Фримцис, наш верный друг, находится в Саратове на трудовом фронте при местном автозаводе. С трудом нам удалось его найти. Мы провели несколько приятных часов с ним и узнали, что при Республиканской больнице22 в Киши‐ нёве нас ждёт его жена, Бася, занимавшая там небольшую комнату. Какая радость, нам есть куда приехать, ведь мы уже знали, что «ишув» на Екатерининской улице полностью уничтожен. Чего мы не знали, так это о том, что наши дорожные мытарства ещё впереди. Нам предстояло ещё несколько пересадок в разрушенных вокзалах. Часть пути мы проделали в тамбуре одного из вагонов, сидя на сво‐ их вещах. В июле 1945 года мы оказались, наконец, в Кишинёве. Мы наняли телегу (кэруцэ), которая нас привезла в Республикан‐ скую больницу.

22

В настоящее время Республиканская клиническая больница травматологии и ортопедии. Первый лечебный корпус начал строиться в 1816 году и был введен в эксплуатацию 26 декабря 1817 года. Рассчитан он был на 60 коек и предназна‐ чался для лечения пациентов с венерическими заболеваниями, туберкулезом, а также для нуждающихся в хирургическом лечении, и, кроме того, от 5 до 10 коек были предусмотрены для беременных женщин и рожениц.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

57

ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ Мы в Кишиневе «Кэруцэ» нас везла через весь город, который мы видели сквозь слёзы. Ещё бы не плакать – сплошные развалины, местами уже расчищенные, можно видеть пустыри и руины, руины, руины... Вот и больница, вход и со стороны Госпитальной23, и со сто‐ роны проспекта Ленина24. Комната Баси и комната семьи Брегман – на территории кожно‐венерологического отделения, которым за‐ ведует Иосиф Григорьевич. Бася нас встречает со слезами, но быст‐ ро берёт себя в руки. Увидев наш багаж, радуется, что у нас хоть что‐то есть, у неё ведь после фронтового госпиталя вообще ничего нет, кроме военной шинели. Но тут же наступает разочарование, кроме двух‐трёх хороших вещей наш багаж состоит из нескольких чугунков и мешков, набитых хлопком, служащих матрацами. Бася нас накормила, снова плачет, рассказывает о гибели родителей и сестёр. Мы уже в курсе, ведь мы повидались с Абрамом. Некоторое время мы живём у Баси. Пользуясь нашим пребы‐ ванием, она съездила в Згурицу и Ямполь, привезла оттуда сироту – восьмилетнюю внучку сестры отца Баси – Гелу. Нам надо искать ка‐ кое‐то другое жильё. Через некоторое время нас увозит к себе наш бывший сосед по «ишуву» Миша Рубин. Как демобилизованный фронтовик, он получил ордер на отдельный дом и был полон же‐ ланием помочь знакомым. М. Рубин планировал образовать в полученном им доме не‐ что вроде коммуны. Нам, по его мнению, предстояло разделить жильё с его семьёй, т.е. с его женой Розой и взрослым сыном Лё‐ ней, а также с семьёй брата Розы – Шимоном Вильнером, его же‐ ной Фридой и их сынишкой Шуней. Увы, из этой благородной идеи ничего не вышло. Первыми из эвакуации вернулись Роза с Лёней. Роза по‐прежнему была неуравновешенной, как и до войны, скупо‐ ватой и истеричной. Она сохранила всё увезённое с собой барахло 23 24

В настоящее время ул. Тома Чорбэ. Современный бульвар им. Штефана чел Маре.

58

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

из довоенной жизни, вплоть до бельевых прищепок. Когда приеха‐ ли Вильнеры, они в первую очередь нашу семью переселили в про‐ ходную комнату, затем Фрида Вильнер затеяла войну с Розой, в ко‐ торой моя мама выступала в роли арбитра, что ей не удавалось из‐ за непримеримости сторон. Мужчины дамскую войну не поддер‐ живали, Лёня работал электриком, остальные трое работали в раз‐ ных учреждениях бухгалтерами. В сентябре я поступила учиться на рабфак при пединституте, чтобы за один учебный год пройти курс за девятый и десятый класс. Учиться предстояло в помещении бывшей мужской гимназии им. А. Руссо25. Вблизи на ул. Пушкина угол Лёвской26 в хорошей простор‐ ной квартире жили папины бывшие сослуживцы и довоенные квар‐ тиранты супруги Марина Звонок и Макс Кацев с пятилетним сыном Зориком. Так как Кацев разъезжал постоянно по командировкам, а Марина работала машинисткой неполный день, она предложила мне жить у неё. Мама устроилась завхозом в физлечебницу, чтобы поменьше находиться в так называемом «доме». Собирались мы вместе только в воскресенье. Я попала в русскую группу рабфака. Состав учеников был пёстрым и по возрасту, и по уровню подготовки, и по национально‐ сти. В классе было всего 3 парня, девушки были и из Кишинёва, и из сёл, и даже из Рыбницы. Преподавательский состав был замеча‐ тельным – несколько выпускников Бугурусланского пединститута27, готовившего кадры для Молдовы, и несколько вузовских препода‐ вателей. Выделялись: преподаватель физики Фаерштейн, француз‐ ского языка – Елизавета Трахтенберг, химии – Нирка, географии – кандидат наук Давид Мирский. Без ложной скромности должна отметить, что я была одной из лучших рабфаковцев. Я получила аттестат зрелости, в котором была всего одна четвёрка, сиротливо выглядевшая среди всех пятё‐ 25

В настоящее время – корпус №1 МолдГУ на углу ул. А. Пушкина и М. Когэлнича‐ ну. Здание бывшего реального училища, в межвоенный период в нем распола‐ галась мужская гимназия им. А. Руссо.

26 Современные ул. А. Пушкина и А. Щусева.

27 В настоящее время – Оренбургский государственный педагогический универси‐ тет, Бугурусланский филиал федерального государственного бюджетного обра‐ зовательного учреждения высшего профессионального образования (Россия).

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

59

рок. Лучше меня был разве что инвалид Ваня Крук из украинского села с Левобережья, в будущем ставший известным украинским профессором‐филологом. Дружила я, главным образом, с Фаней Ешановой и с Дорой Бронштейн из молдавской группы. Любимым моим предметом был французский язык, но я с удовольствием слушала увлекательные лекции по химии преподавателя Нирки, который рисовал блестящее будущее человечества на фоне разви‐ тия атомной энергии. Увлекательными были и уроки географии Д. Мирского, который прерывал свои объяснения замечаниями типа: «Седых неравнодушен к Молчанской», (чего я, правда, не знала!). Однажды у меня после занятий очень высоко поднялась тем‐ пература. Это была реакция на вакцинацию. Марина забила трево‐ гу, ведь Зорик был ещё мал и мог заразиться от меня. Она разыска‐ ла маму на работе. Мама побежала к знакомому врачу и уговорила меня осмотреть. Он успокоил и её, и Марину, сказав, что через два дня всё будет в порядке. Но этот случай заставил родителей поду‐ мать о необходимости радикальных перемен в нашей жизни.

Я – студентка Жизнь в «коммуне» Рубина на Ивановской превратилась в пытку, в особенности для мамы. Узнав, что Фримцисы покидают Кишинёв, папа тоже решился перебраться в Черновцы. Этот город, сохранивший австро‐венгерский облик, почти полностью уцелел во время II‐й мировой воны. Разрушен был только еврейский темпл (главная синагога) в центре города и несколько домов на окраинах. В городе пустовало много квартир – часть местного населения по‐ кинула его вместе с немецкими войсками. Масса людей, уцелевших в гетто Транснистрии и в эвакуации, не пожелала вернуться в бесса‐ рабские и украинские местечки и занимала пустующие квартиры в Черновцах. Среди них были Бася и Абрам Фримцисы, в том же дво‐ ре поселились семьи брата, матери и сестёр Абрама, до войны проживавших в Згурице. Когда Фримцисы прочно обосновались в Черновцах, папа остановился у них. На месте оказалось, что все не так просто: можно было стать только поднанимателем уже захва‐ ченных другими людьми жилых площадей. После продолжитель‐ ных поисков папиных денег оказалось достаточно только для съёма

60

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

шикарной проходной комнаты в центре города. Комната была раз‐ делена глубокой аркой на две неравные части. Проходной она бы‐ ла для хозяйской семьи только в кухню и туалет с ванной, к кото‐ рым вела дорожка между двумя тяжёлыми занавесками. В боль‐ шей части комнаты было трёхстворчатое огромное окно, выходя‐ щее в чистый, уютный двор. Эту часть комнаты отдали мне. Там бы‐ ла кушетка, маленький столик, стулья и этажерка, в родительской половине двухстворчатое окно выходило на пустырь, где находи‐ лась армянская церковь, превращённая в склад. Для родителей друзья‐земляки отца по Думбравенам принесли «мебель» – кро‐ вать, шкаф и стол со стульями. Там можно было жить! Папа устроился бухгалтером в школу для умственно‐отсталых детей. Я подала документы на отделение французского языка фи‐ лологического факультета Черновицкого государственного универ‐ ситета и была зачислена без сдачи вступительных экзаменов. Оста‐ валось перевезти маму. Папа отпросился с работы, чтобы поехать за ней в Кишинев. Из‐за путаницы с телеграммой мама выехала с ве‐ щами самостоятельно. В какой‐то день, выйдя из дому, я увидела гружёную телегу, на которой сидела совершенно растерянная ма‐ ма. Телега явно не намерена была остановливаться по нужному адресу. Я их остановила, сняла маму с телеги, выгрузила с помощью возницы нехитрый багаж. Воссоединение семьи произошло лишь через несколько дней. До начала занятий в университете остава‐ лись считанные дни. Я знала, что мне предстоит учиться и общаться с определён‐ ными людьми целых пять лет. Публика действительно собралась очень разная и по возрасту, и по уровню знаний. Прежде всего вы‐ делялась группа бессарабцев: дело в том, что мы все учили фран‐ цузский язык в гимназиях и в школах. Совершенно не знали фран‐ цузского языка приезжие из украинских сёл и городов. С другой стороны, бессарабцы не владели украинским, но все говорили на румынском языке и, за исключением двух‐трёх человек, знали идиш. Были среди нас и демобилизованные фронтовики, и бывшие узники гетто. Вот такая пёстрая компания сокурсников. Через не‐ сколько дней, в зависимости от знания французского, нас поделили на две группы – сильную и слабую. В сильной группе оказались

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

61

фронтовики: Саша Гройсман из Рышкан и Фома (Эфраим) Рубин‐ штейн из Хотина; Беба Мейлихзон и Нюся Койфман из Бричан, по‐ терявшие в гетто родителей; Нюся Ланда, Ася (Эстер) Дралюк и Ру‐ бин Удлер, выжившие в гетто. В эвакуации из сильной группы были: замужняя дама из Рышкан Бетя Лапидис – Перцовская, бельчанин Изя Розенфельд, будущая молдавская поэтесса Ирина Ставская и я, Кишинёвка Сарра Молчанская. Из местных украинцев в сильную группу попали Стелла Фивчук и самый старший студент Иван Гонча‐ ров. Недолго с нами проучилась Кишинёвка Мельвина Лазэр. На второй курс к нам перевелась с заочного отделения Мара Крутян‐ ская, на третий курс перевёлся к нам Кишинёвец Анатолий Коган, будущий журналист, публицист и автор исторических романов. Что касается преподавателей, то тут контрасты были тоже значительными. Всемирную историю литературы читал профессор Гуля. На его лекции приходили жители города, настолько были они интересны. После его смерти эстафету подхватила его супруга Ольга Петровна. Она вела интереснейший курс зарубежной литературы. На старших курсах её сменил сосланный за космополитизм киевля‐ нин профессор Гордон. На его занятиях присутствовали члены фа‐ культетского партбюро, иногда лекции даже записывали на дикто‐ фон. Нам передавалось тревожное состояние Гордона. После его отъезда зарубежную литературу вели малоопытные, ничем не при‐ метные преподаватели. Французский язык нам преподавали вы‐ пускница Сорбонны г‐жа Златоустова и венгерская еврейка г‐жа Ка‐ лош, которая пользовалась занятиями с нами для улучшения своих знаний русского языка, рассказывала о своих детях. Её сын впо‐ следствии стал известным композитором Шандором Калошем, ав‐ тором музыки для анимационного кино. Французскую лексиколо‐ гию нам преподавала старая дева, которую мы не уважали по мо‐ лодости и глупости, местная еврейка Нусбаум; не уважали мы и преподавательницу фонетики г‐жу Линецкую. Открыто мы высмеи‐ вали преподавателя языкознания, а также старого профессора рус‐ ской литературы Фатова, зато любили уроки русского языка его су‐ пруги Николаевой. Страх на нас нагонял преподаватель основ марк‐ сизма‐ленинизма Гуськов, человек в строгой серой шинели, не знавший, что такое улыбка. Зато шутками и прибаутками вёл свои

62

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

занятия по украинскому языку и литературе Колесник. Как звали преподавательницу латыни, я не запомнила, мы её называли дамой с косами, не посещали её занятия и открыто издевались при сдаче зачёта. Факультатива по итальянскому языку вскоре не стало – пре‐ подаватель был почему‐то арестован. Недолго мы изучали и испан‐ ский язык, который преподавал Штадлер. Романскую филологию нам читал доцент Лисицкий, участник Гражданской войны в Испа‐ нии. Его мы уважали, даже любили. Особенно запомнившимся событием нашей студенческой жизни стала работа агитаторами накануне выборов. В условиях Черновцов начала 50‐х годов это была далеко не безопасная кам‐ пания. Из‐за каких‐то бандеровских агитационных листовок боль‐ шую группу наших старшекурсников арестовали. Это были местные ухоженные аккуратные девушки, которые неожиданно исчезли из аудиторий. Наша группа вела себя очень осторожно, мы знали о существовании доносчиков, однако порой и мы теряли бдитель‐ ность. Когда возникло Государство Израиль, мы почти открыто ра‐ довались этому событию. Толя Коган на пианино в коридоре рези‐ денции играл Израильский гимн и «Эвейну шолом‐алейхем». На волне неожиданного энтузиазма мы даже решили, что станем доб‐ ровольцами в войне за независимость Израиля. Но вскоре мы по‐ няли, что надо быть очень осторожными, поменьше откровенни‐ чать, разве что только друг с другом. На первом курсе я подружилась Ирой Ставской. Ира после первого курса переехала в Кишинёв, начала публиковать стихи на молдавском языке, вышла замуж за несостоявшегося композитора. Я навещала эту оригинальную пару, когда приезжала в Кишинёв в дни зимних или летних каникул. Последний мой визит был в день, когда я дала согласие Моисею Шпитальнику, что буду его женой. Мы прихватили бутылку шампанского, торт и направились по ново‐ му адресу к Ире. На дворе был январь. В чердачной крохотной ком‐ натке, где проживали Ира, русская красавица с внешностью Юноны, и небольшого роста ленинградец еврей Игорь Менделеев, нас по‐ разила неубранная месяцами густая чёрная паутина, свисающая с потолка. Супруги нас приняли очень тепло, Игорь поразил предска‐ заниями.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

63

На первом же курсе ко мне часто приходила Ася Дралюк. Она вскоре стала близким другом не только моим, но и моей мамы. Ася до войны окончила полностью весь курс бричанской гимназии, сдала бакалауреат. Её мать умерла задолго до войны. Отец, остав‐ шись с пятью детьми‐подростками на руках, сошелся с ещё неста‐ рой женщиной, которая родила ему ещё троих детей. Даже в гетто пожилой шапочник сумел прокормить своё многочисленное друж‐ ное семейство. Ася была самой красивой и самой образованной в семье. Мы с Асей вместе готовились к занятиям по языку, зубрили новые слова и идиомы. Бывая в Кишинёве, я познакомилась с её сёстрами и братьями. Старшая сестра была давно замужем, у неё были две дочери и сын. Она очень переживала то, что Ася долго не выходила замуж. Ася упорно отказывала любящему её заочнику истфака Хаиму, сочиняла разные причины для отказов. Он же оста‐ вался её верным другом все пять лет учёбы в университете. Нака‐ нуне Первого мая 1951 года Хаим был занят подготовкой лозунгов для украшения школы, в которой работал учителем. В дверь посту‐ чали знакомые селяне, сказали, что хотят послушать последние из‐ вестия по радио. Ничего не подозревавший Хаим их впустил, они его избили, связали и выбросили в близлежащий овраг. Хаим был сильным физически человеком, он выжил и попал в Черновицкую больницу. Узнав о несчастьи, Ася и мы все тяжело переживали слу‐ чившееся. Помню, как Ася рыдала, мама её поила валерьянкой. Асе и мне надо было сдавать зачёты. Она навестила Хаима в больнице, и он ей вдруг сказал: «Когда меня выпишут из больницы, я тебе отомщу за многочисленные отказы, женюсь на первой встречной». Хаим сдержал свое слово, а Ася еще долго не могла успокоиться. Хаим не побоялся обратиться в милицию, его мучителей арестова‐ ли, сотоялся суд и их отправили на много лет куда следовало. Про‐ шло много лет, и только в начале нового тысячелетия, находясь в Израиле, Ася получила предсмертное письмо от Хаима Критсфель‐ да о том, что он всю жизнь был несчастен в браке, продолжал её всегда любить и жалел о своём опрометчивом поступке. Ася же вышла замуж спустя много лет. С мужем у неё всякое бывало, но она всегда ему была предана. У неё хорошие любящие два сына, любимые внучки и внуки. В Кишинёве она преподавала француз‐

64

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ский язык в вечерней школе. Ася и Аркадий часто устраивали се‐ мейные праздники, на которых едва размещалась их многочислен‐ ная родня. Из «посторонних» на этих торжествах бывали только Молчанские. Старший Асин брат был редактором молдавских газет в Ки‐ шинёве. Его жена преподавала молдавский язык. Их дочь Зоя была пианисткой. Второй брат Мотл (Матвей) был женат на умной и кра‐ сивой дальней родственнице Дралюков, она преподавала англий‐ ский, писала стихи. У них было три дочери, хорошенькие и спокой‐ ные. Одна из сестёр Аси работала библиотекарем в редакции од‐ ной из молдавских газет. Её муж был большим знатоком идиша, он умер довольно рано, оставив двух сыновей – подростков. Женаты‐ ми и с детьми были и сводные братья Аси. И только её младшая сводная сестра Соня долго не выходила замуж. Ещё на первом курсе меня принялась опекать наша замужняя сокурсница Бетя Перцовская. Она вышла замуж сразу по окончании гимназии. Родом была из Рышкан, дружила с дочерью наших дру‐ зей Идой Лейзерман. Её забавлял сам факт, что я настолько моло‐ же. Она жила в хорошо обставленной квартире, подкармливала своих многочисленных поклонников. Как позже выяснилось, её су‐ пруг был совладельцем подпольного ткацкого предприятия, сам был мастером‐ткачом. В 50‐е годы его арестовали, Бетя добралась в Москве до самого Шверника28 и добилась его освобождения. Её Шулим затем успешно много лет скрывался от правосудия. Бетя бо‐ ролась сама с собой, воспитывала маленькую дочку, пыталась со‐ хранить привязанность к Шулиму и неодолимую глубокую страсть, которая возникла у неё к нашему соученику Рубину Удлеру. Рубин, ухоженный и красивый молодой человек, был круглым отлични‐ ком, отличался значительными победами над девушками разных курсов и факультетов. Существовал даже фотоальбом «Я и девушки Черновицкого университета». Он по‐настоящему полюбил Бетю и её дочурку, она же его доводила до исступления своей непоследо‐

28

Никола́й Миха́йлович Шве́рник — советский политический деятель, Председа‐ тель Президиума Верховного Совета СССР в последние годы правления Стали‐ на.Член ВЦИК и Президиума ЦИК СССР, депутат Верховного Совета СССР.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

65

вательностью. Кончилось тем, что карьеризм и целеустремлённость Рубина привели к разрыву между влюблёнными. Когда мы были на каникулах, на старших курсах доцент Ли‐ сицкий нам предложил участвовать в лингвистической экспедиции в удивительное село Волока Черновицкой области, где сохранился нетронутый цивилизацией правильный молдавский румынский язык. Согласились сопровождать Лисицкого три девушки и три пар‐ ня: Мара Крутянская, Ася Дралюк и я, Рубин Удлер, Толя Коган и студент Украинского отделения Захарчук. Каждый из нас отвечал за отдельную тему – мне достались местные названия животных. Местные жители одевались в традиционные вышитые домотканые одежды характерного национального покроя, обуты были в лапти – «опинки». Они отнеслись к нам с недоверием, но мы, хоть и с тру‐ дом, добились их расположения. Покупать продукты там было не‐ где, однажды мы с трудом раздобыли петуха и зажарили его на ко‐ стре. Несмотря на трудности, мы все же довели свои темы до ума, не подозревая, что этот эпизод из студенческой практики станет целью жизни для Удлера. Рубин всерьёз увлекся молдавской диа‐ лектологией, женился на очень толковой и такой же целеустрем‐ лённой молодой родственнице, и стал членкором Молдавской Академии Наук. Наступило время выбирать тему для написания дипломной работы. Я обратилась к выпускнице нашего филфака, занимавшейся библиографией. Она мне помогла с выбором литературы. Тема бы‐ ла публицистическая, связанная с изданиями о второй мировой войне. Я поблагодарила библиографа, сказав, что у неё удивитель‐ но интересная должность и профессия. Было это сказано от чистого сердца, но не без зависти. Не знала я ещё тогда, что библиогра‐ фия – моё будущее. Ещё после второго курса со мной случились некоторые сер‐ дечные дела. Моя подружка из слабой группы, хорошенькая и сен‐ тиментальная Майка Введенская предложила мне сходить в мест‐ ком университета и добиться путёвки в молодёжный лагерь. Я по‐ слушалась и действительно получила путёвку в Выженку на тот же срок, что и Майя. Несмотря на то, что у меня было единственное

66

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

приличное летнее платье и не было купальника, несмотря на то, что я была очень неуверенной в себе, у меня вдруг появились ухажёры. В Черновцах с двумя из них я вскоре разделалась, зато по‐ дружилась с перешедшим на второй курс будущим математиком Аркадием. Он начал заходить к нам домой и ужасно не понравился маме. Я же наградила Аркадия всеми добродетелями и проводила с ним вечера напролет. Иногда к нам присоединялась моя зака‐ дычная подруга Мара. Аркадию хотелось, чтобы мы посещали теат‐ ры и парки сами, и он шутил, что Мара – это Хмара. Я обижалась, 6‐ го сентября мне «стукнуло» двадцать лет. Мои родители регулярно отмечали мой день рожденья, на этот раз мама особенно постара‐ лась, я пригласила почти всю сильную группу, Аркадия, пришли Фримцисы, моя двоюродная сестра Шифра с дочерью Мирой, за‐ шли наши хозяева. Аркадий очень смущался и был неловок. Я его впервые чмокнула в щёку, он буквально ожил. Конечно, ни о какой близости не могло быть и речи, мы в те годы были иначе воспита‐ ны, но целоваться и строить какие‐то планы мы уже могли себе позволить. Однажды я почувствовала себя плохо. Чуткий Аркадий на сле‐ дующий день принёс мне талон к врачу в поликлинику. Через неко‐ торое время я узнала, что у Аркадия врождённый порок сердца, и вскоре он попал в больницу с обострением гемофилии. Случилось так, что в одно из воскресений в Черновцах было массовое отравле‐ ние людей. Все больницы и даже роддом были заполнены. Выясни‐ ли, что причиной массового отравления было мороженое, изготов‐ ленное из скоропортящихся утиных яиц. Отравился и мой папа, по‐ евший мороженого на стадионе. Я в ужасе вспомнила, что отнесла мороженое из кондитерской Аркадию в больницу, а он ведь так ослабел! Оказалось, что в кондитерской другое мороженое. Выписавшийся из больницы Аркадий с нетерпением ждал мо‐ их визитов. Приходила я нечасто, иногда встречалась с его мамой, воспитательницей в детдоме. У нее дома был семейный фотоальбом одной из воспитанниц, еврейской девочки‐сиротки, родом из Атак, мама Аркадия ждала удобного момента для её удочерения и часто просматривала фотографии. Это альбом сыграл удивительную роль. Однажды в одном из посетителей детского дома мать Аркадия узна‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

67

ла отца девочки, показала ему альбом, и он добился возвращения дочери. Мать Аркадия и обрадовалась, и расстроилась. Свой гнев она обрушила на меня. Обвинила меня в том, что я, мол, возбуждаю её сына, из‐за меня он болеет, все было бы ничего, но при этом она надавала мне пощёчин. Я была возмущена и огорчена, ничего не рассказала Аркадию, поделилась только с Марой. Решила больше Аркадия не навещать. Когда он в очередной раз попал в больницу, я попыталась его увидеть, но бдительная мамаша не допустила меня к сыну, заставила его написать мне оскорбительную записку. Я за‐ мкнулась в себе, усердно занималась, ни с кем, кроме Мары и Аси, не общалась вне занятий. Окольными путями узнала, что мать и сын покинули Черновцы и поселились в Бердичеве. Примерно через год я получила от Аркадия письмо, полное сожалений, недоумения и признаний в любви. На этом, к радости моих родителей, закончился мой неудачный, почти трагический роман. И на зимних, и на летних каникулах я обычно уезжала в Ки‐ шинёв, посещала всех знакомых, как бы набиралась сил. Последнее лето перед пятым курсом я попросила папу, чтобы он мне помог устроиться воспитательницей в детдоме, где он работал бухгалте‐ ром. Детский дом для дошкольников располагался в бывшей бар‐ ской усадьбе на берегу Сирета в сотне километрах от Черновцов. Мне работалось очень хорошо: я привязалась к моим воспитанни‐ кам, в основном осиротевшим в войну и после неё, и с удоволь‐ ствием откликалась на то, что они нас, воспитателей называют «мамой». В особенности не отходил от меня красивый, хорошо сложенный и неглупый мальчик Ваня. Если бы я знала что‐нибудь о моём будущем, я бы ещё тогда его усыновила… С Марой и Асей мы много говорили о том, что нам предстоит преподавать в селе, жить в одиночестве, месить осенью и весной грязь. Ничего хорошего в будущем мы не ждали и очень по этому поводу расстраивались. На Новый 1951 год я получила поздравле‐ ние от незнакомого молодого человека. В письмо была вложена крохотная коробочка, в ней куколка величиной с полпальца. Моло‐ дой человек явно писал под диктовку Марины Звонок, у которой он снимал квартиру. Она настолько привязалась за несколько лет к своему покладистому и всегда готовому прийти на помощь студен‐

68

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ту‐квартиранту, что решила ему помочь познакомиться с хорошей еврейской девушкой. Так как я с папой всё равно собиралась на зимние каникулы в Кишинёве, мы решили навестить и Марину, и Зорика, а заодно и студента‐квартиранта. Мойсей Шпитальник перешёл к Марине на квартиру из об‐ щежития сельхозинститута, где он учился на плодвинфаке29. Когда его отец Григорий Шпитальник посетил общежитие, он понял, что сыну там далеко не комфортно среди бывших фронтовиков, из ко‐ торых немало любителей спиртного и женщин… Так как он был зна‐ ком с Максом Семёновичем и Мариной, он быстро договорился с ними об аренде и в дальнейшем хорошо снабжал сына продуктами и ссужал его деньгами. В свою очередь Мойсей умел готовить, охотно забирал Зорика из детского садика, сам себе стирал, часто ездил в свою родную Рыбницу. На меня он произвёл неплохое впе‐ чатление, меня уже успела «обработать» Марина, а вот папе Мой‐ сей не слишком понравился, да и вообще принц, достойный руки и сердца его дочери, вряд ли уже родился! На пятый день знакомства я сказала Мойсею (для меня уже Мусе), что после распределения в деревню возьму с собой непре‐ менно радиоприёмник. Муся со значением посмотрел на меня и произнёс: «А у меня он уже есть!» Так было сделано мне предложе‐ ние руки и сердца. Мы отправили телеграмму в Черновцы, в которой просили благословения родителей. Мама потом рассказывала, как она рыдала над этим текстом. Мы вдвоём съездили на такси в Рыб‐ ницу. Я познакомилась с Мусиным отцом, мачехой, сестрой и её му‐ жем. Аня внешне очень была похожа на Мусю, но была плаксой, по‐ чти истеричкой, всегда чем‐то недовольной, хотя работящей и быст‐ рой. С её мужем, Семёном Вапняром, я, как и Муся, подружилась в момент знакомства. Нам со всей Рыбницы носили одинаковые торты «лэйкех», смазанные яйцом и обложенные вишнёвым вареньем. От разных представителей семейства я выслушивала трагические исто‐ рии из недавнего прошлого, почти все они прошли через гетто в Транснистрии. Только мой жених хранил молчание. С подробностя‐ ми пребывания его семьи в гетто города Балта он поделился со мной лишь после двадцати лет совместной жизни. Тогда же, в Рыбнице, 29

Факультет плодоводства и виноделия.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

69

меня потрясла история о детях, погибших в оккупированной румы‐ нами и немцами Одессе. О гибели своих детей и мужа рассказала жена Мусиного отца, которая была в каком‐то неблизком родстве со Шпитальниками. Она же, эта тётя Хаюня, меня удивила своей удиви‐ тельной жадностью к жизненным благам, к приобретению вещей, которые как‐то не увязывались с её недавними потерями. Через несколько дней я вернулась в Черновцы, окунулась в привычную студенческую жизнь. В феврале Мойсей написал, что приедет к нам, ему хотелось познакомиться с мамой. В своей теле‐ грамме он не указал номер вагона. Встречать его я собралась с Ма‐ рой, на её вопрос о том, как она его узнаёт, я ответила, что я и сама его мало помню, но узнать его очень легко, потому что он худющий и длинноносый! Привели мы его с Марой домой. Он тут же покорил мою маму, обратившись к ней: «Здравствуй, мама!». Так и обратил‐ ся к ней на «ты», был с ней чрезвычайно нежным и внимательным! Ему надлежало вернуться в Кишинёв через несколько дней, потому что сельхозинститут выпускал своих студентов ранней весной, что‐ бы они успели к началу ранних полевых работ. Чтобы обеспечить мне свободный диплом, Муся торопил меня с регистрацией нашего брака. Он уговорил дочь наших квартирных хозяев пойти с нами в ЗАГС и за небольшую взятку добился досроч‐ ной регистрации. Это случилось 24 февраля 1951 года. Тем же вече‐ ром к нам пришёл с поздравлениями весь состав «сильной группы» и две мои подруги с геологического факультета. Бетя Перцовская по поручению сокурсников вручила нам деревянную вазу из Хохломы, на которой было выгравировано: «Кубок за скорость». Ваза сохрани‐ лась по сей день. Муся уехал, сдал государственный экзамен, полу‐ чил назначение в земельный отдел Флорештского района Молдовы. «Настоящую свадьбу» было решено сыграть первого мая, когда все будут свободны. Приехали Мусины отец, мачеха, сестра с мужем, двоюродная сестра с мужем из Флорешт, другая – из Бельц, Мусин сосед – холостяк из Рыбницы. С нашей стороны были приглашены мои две двоюродные сёстры Шифра и Рахель с детьми, мамин род‐ ственник Шмуэль Зисельс с женой, Ада Имас, семья Фримцис и мои сокурсники. Пригласили молодого гармониста, хозяева нам разре‐ шили пользоваться их комнатами. Муся и моя мама приготовили ба‐

70

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

клаву30, маину31, фаршированную рыбу, многочисленные закуски. Муся умудрился даже испечь хлеб и вообще поразил своими кули‐ нарными способностями наших хозяев и Фримцисов. В последний момент чуть ли не пришлось свадьбу отменить – у тёти Хаюни слу‐ чился приступ почечнокаменной болезни. Врач скорой помощи нас успокоил и приступил к апробации расставленных на столах яств, приговаривая: «Вот этого больной нельзя есть, и вот этого тоже». Так он и обошёл все столы. В конце концов, всё утряслось, свадьба про‐ шла весело и благополучно. В память об этом событии осталось не‐ сколько не совсем удачных фотографий. На следующий день, прихватив много еды, молодежь пошла на природу в Шиллер‐парк.

Пять Флорештских лет Успешно прошли защита дипломов и сдача государственных выпускных экзаменов. К моменту распределения на работу уже по‐ чти весь курс имел пару. Из сильной группы незамужних девушек оставалось только двое – Мара и Ася, неженатым ещё был и Рубин. Наша неразлучная подружка из «слабых» Майя Введенская позна‐ комилась в поезде с советским офицером и отправилась к нему в Калининградскую область. Военным был и муж Стеллы Фивчук. В своё время нас поразил внезапностью брак Нюси Ланды с Фомой Рубинштейном. Это произошло на третьем курсе и объявлено было нам первого апреля. Почти одновременно со мной за двух друзей, выпускников строительного техникума, вышли замуж закадычные подруги Беба Мейлихзон и Нюся Койфман. Первая уехала со своим мужем в Алма‐Ату. Он там выучился на архитектора и занял высо‐ кий пост, вторая попала с мужем в Махачкалу и не давала о себе знать. Узнав о моём Флорештском будущем, меня как‐то остановил профессор Гончаров, который никогда не вел частных бесед со сту‐ дентами. Он вдруг сказал: «Что же ты натворила, Джоконда!» Я да‐ же растерялась от неожиданности.

30

Пахлава (или баклава) — популярное кондитерское изделие из слоёного теста с орехами в сиропе, широко распространённое в кухнях восточных народов.

31 Этот рулет принадлежит к праздничным блюдам еврейской кухни. Его обычно подают в качестве горячей закуски или гарнира к основному блюду.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

71

Во время госэкзаменов Ася все еще была расстроена из‐за недостойного поведения Хаима, и ей было не до консультаций. Моя мама продолжала поить её валерьянкой и все пыталась успо‐ коить. На консультации по зарубежной литературе объявили, что на экзамене будет один вопрос из китайской классики и наспех рас‐ сказали о Лу Сине и Дин Лин. Я перед самым экзаменом пересказа‐ ла все услышанное о них на консультации Асе. Мы сдавали экзамен одновременно, и ей как раз попался вопрос по китайской литерату‐ ре. Она всё перепутала, и получилось, что Дин Лин – мужчина, а Лу Синь – женщина, и приписала творчество одного другому. Приём‐ ная комиссия ничего не заметила, они тоже не очень хорошо раз‐ бирались в китайской классике! Мой супруг ещё весной выехал во Флорешты, поселился там у своих родственников Любы и Сени, которых я знала с нашей свадь‐ бы. В Черновцах все были так заняты делами ближайшего будуще‐ го, что решили не устраивать выпускной вечер. Вместо вечера я от‐ правилась на несколько дней во Флорешты. В СССР в то время ки‐ пели страсти по борьбе с так называемым космополитизмом. В ва‐ гоне я невольно услышала разоблачения коварства космполитов, то бишь – евреев. Разговаривали двое, один из них был молодой во‐ енный. Со скуки он потом обратился ко мне, назвав меня красави‐ цей, спросил, куда я еду. Я ответила, что я никакая не красавица, а просто еврейка, которая едет навестить своего молодого мужа – еврейского агронома! Военный стал оправдываться, перечислять своих евреев учителей… Я отмахнулась от этих людей и молча дое‐ хала до станции Флорешты. Лично я редко подвергалась антисе‐ митским нападкам, но когда случалось выслушивать нелепые об‐ винения, всегда тяжело переживала. Во Флорештах на меня сразу обратили внимание какие‐то женщины. Одна из них без обидняков мне заявила, что мой муж – дистрофик. Да, Мойсей был очень ху‐ дым первое время после свадьбы. Вскоре, не без проблем – пришлось несколько раз обращать‐ ся к декану и даже ректору – я получила открепление в университе‐ те. Собраться во Флорешты было несложно. Квартира, которую Му‐ ся оплатил на год вперёд, располагалась в самом центре города, но была далеко не самой удобной. В узкую комнату заходили прямо с

72

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

улицы через ветхую дверь. В комнате стоял топчан, а окно выходи‐ ло на шумный рынок. Затем следовала кухонька, там окна не было вовсе, но была большая плита. «Третья» комнатка тоже была без окна, это была спальня, там поместилась кровать и двухстворчатый платяной шкаф, привезённый Мусей из Рыбницы. Муся работал в земотделе, и в его ведении были 2‐3 бли‐ жайщих села. Приходил поздно, очень уставал, так как отдавал себя полностью работе. Мне дали ставку в старших классах средней молдавской школы в селе Флорешты, расположенном за глубоким оврагом, отделяющим село Флорешты от города Флорешты. Кроме уроков французского языка, я ещё боролась с неграмотностью, бы‐ ла агитатором и секретарём комсомольской организации учителей, вела классное руководство. Проверка тетрадей, подготовка к уро‐ кам в разных классах общественная работа… Для души я участвова‐ ла в читательских конференциях в районной неплохой библиотеке. На домашние дела времени совсем не оставалось, и Муся мне нашёл помощницу, тётю Лену. Ещё в Черновцах я заболела язвен‐ ной болезнью и была на строгой диете, но тётя Лена с этим не счи‐ талась, она варила наваристые превкусные мясные борщи, жарила котлеты. Она охотно делилась новостями о своих молодых хозяевах с каждым встречным. Но у меня благодаря ей появилась возмож‐ ность заняться переводами с русского на молдавский, что было очень выгодно в материальном отношении. Преподавательский коллектив в флорештской школе был весьма сильным. Математику вёл Лев Абрамович Шойхетман, не‐ молодой учитель, выпускник Бухарестского университета. Физику преподавал весьма одарённый художник, чертёжник и декоратор, уроженец Флорешт – Карауш; молдавский язык – выпускники Ки‐ шинёвского пединститута Мокряк и Андон; химию – Рива Миро‐ новна Хамилис, историю – Елена Васильевна Отян, географию – Ирина Ивановна Кизил, русский язык и литературу – Евгения Яко‐ влевна Шапиро, биологию – Клара Самойловна Шварцман. Елена Васильевна Отян была всеобщей любимицей и учителей, и учени‐ ков. Рива Мироновна Хамилис отличалась высоким профессиона‐ лизмом, требовательностью, принципиальностью. Все дружно не любили директора и добились его ухода. Все последующие дирек‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

73

тора были гораздо «человечнее», хорошо понимали преподавате‐ лей и учащихся. Семенцула сменил Ткачук, Ткачука – флорештский уроженец – Лешану. Когда по своей дурости я осталась почти без часов французского языка, уступив свои классы преподавательнице английского Фримс Вишкауцан, Лешану, который одновременно был и директором школы, и главным редактором районной фло‐ рештской газеты, оформил меня переводчиком в редакцию. Кол‐ лектив дружно отмечал и выпускные вечера, и советские праздни‐ ки, посещал эти мероприятия и Моисей. Несмотря на то, что мне никто не сказал ни одного плохого слова как преподавателю, несмотря на явную любовь учеников и их родителей, я не считала себя хорошим учителем и готова была при переезде в Кишинёв устроиться на другую работу. Мусины родственники, Люба и Сеня с детьми, переехали в Резину. Но и до этого у нас сложились не слишком дружественные отношения. Вскоре после моего приезда мы отдолжили у них пять‐ сот дореформенных рублей до первой зарплаты. Когда они спроси‐ ли тётю Лену, не знает ли она, когда мы намерены деньги вернуть, мы поспешили ликвидировать долг. Вскоре уже Сеня попросил нас об одолжении. Он попросил разрешения спрятать у нас два чемо‐ дана с чем‐то. Мы спрятали чемоданы под кровать и забыли об этом. Мои родители, в особенности мама, часто нас навещали. Они к тому времени расстались с Черновцами, жили в Кишинёве у дру‐ зей и скучали по нам. Когда они в очередной раз приехали нас навестить, папа наткнулся на чужие чемоданы и стал расспраши‐ вать нас о содержимом. Мы пожали плечами, тогда папа открыл их. В одном было 300 тысяч рублей, во втором много каракулевых шкурок. Через несколько дней Сеня чемоданы забрал – отпала опасность обыска на складе, которым он заведовал. Мы же, взяв‐ шись за руки, плясали на месте и поклялись не брать больше нико‐ гда в долг, если речь не пойдёт о хлебе насущном или о лекарствах. Насколько мне известно, клятву мы сдержали и при жизни Муси, и после его смерти. Во Флорештах у нас сложилась чудесная женская компания. В нашем «девичнике» были две мои подруги – Рива Мироновна Ха‐ милис и преподавательница молдавского языка в русской школе

74

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Корина Григорьевна Визенталь. В феврале, когда исполнился год со дня регистрации нашего брака, мы решили отпраздновать это со‐ бытие. Гостивший тогда у нас отец Муси назвал безумием праздник в таком доме, в каком мы живём. Но праздник прошёл на славу, даже он согласился с этим. Этот день мы отмечали еще целых пять‐ десят два раза, когда лучше, когда хуже, но неизменно! Вечеринки во Флорештах устраивались часто и по любому по‐ воду, просто люди радовались, что остались живы после страшной войны. Помню, мы устроили вечеренку в складчину у одной мест‐ ной учительницы. Её мать принимала в ней активное участие и за‐ явила, что у неё в доме сейчас веселятся «сливки» местного обще‐ ства. Случилось так, что неожиданно возникла ссора, публика нача‐ ла расходиться. Тогда женщина заявила: «Сливки прокисли». Во Флорештах мы пережили «дело врачей», смерть Сталина. Почти одновременно с ним не стало и Мусиного отца. Летом 1956 года я заболела. Муся был занят в соседней де‐ ревне, а я лежала без еды и лекарств и думала, что в Кишинёве тос‐ куют мои родители, а я валяюсь в своей комнате никому не нужная, видно, пришла пора расстаться с Флорештами, им и так отдали 5 лет жизни. Я явно преувеличивала наши флорештские неурядицы. У ме‐ ня на счету были удачно проведённые вечера на французском язы‐ ке в школе. У нас часто гостили родственники и друзья. Чаще всех посещали нас родители, приезжала Марина Звонюк. Мы познако‐ мили Лёву (Бейби) Лейзермана с Марой, и они поженились. Когда у меня бывала хандра, я ездила к Лейзерманам в Бельцы, часто бы‐ вала в Кишинёве, иногда в Рыбнице. В кинозале у нас были свои места, нам их держали до самого начала показа. Последние 4 года мы жили в селе Флорешты, в хорошей просторной комнате с вене‐ цианскими окнами, тёплой и уютной. Мама могла теперь гостить у меня по целому месяцу. Когда она жаловалась на грязь (она одна‐ жды потеряла туфлю, пройдясь по флорештскому парку!), я ей го‐ ворила, что мы рано или поздно отсюда уедем, но люди здесь бу‐ дут жить всегда… У нас часто гостил и Шимон Вильнер из Кишинёва, и моя родственница Соня из Черновиц, оттуда же приезжала Бася Фримцис, я всегда была рада шурину Сёме из Рыбницы. В Фалештах

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

75

мы дружили уже не только с Ривой, Кориной и врачом Олей, но и с Юрой Карликовским и его женой Сузанной, с Фирой (Юра и Фира работали со мной в редакции), с Кигелями и Шварцманами. В ре‐ дакции я публиковала какие‐то материалы и раз в неделю была выпускающим газеты, работая допоздна. За мной всегда приходил Муся, его даже нарисовали в стенгазете: ноги свисают с короткого топчана, на которои он дремлет, пока я занята делом! Да, расста‐ ваться с редакцией, где всегда кипит жизнь, нелегко… Я вспоминала имена своих любимчиков, их было немало среди старшеклассников. Я знала хорошо их домашние условия, все ребята помогали родителям – ухаживали за животными, работали в поле. У них совсем не оставалось времени для чтения книг, я на уроках старалась урывать время, чтобы успеть пересказывать своим ученикам содержание моих любимых книг. Они отвечали мне бла‐ годарной тишиной, изредка о чём‐то переспрашивали, восхища‐ лись. Международный день 8 марта был тогда рабочим днём, дети подарили мне живого воробушка. В другой раз холодной зимой чей‐то отец отвёз меня на санях, запряженных двумя лошадьми, домой в мою уютную комнату. Когда Муся приехал, мне уже было лучше, но и он согласился, что пора что‐то менять и пообещал после окончания уборки зерно‐ вых уволиться из земотдела. Итак, решение принято. Рыбничане настаивали на нашем пе‐ реезде в Рыбницу, где пустовала часть отцовского дома. Мусина мачеха через несколько месяцев после похорон мужа вышла замуж за зажиточного старика на Житомировщине и уехала туда. В об‐ ширном доме с двором оставались только Мусина сестра с мужем Семёном. Я же уговорила мужа попытаться устроиться в Кишинёве, в Рыбнице мне пришлось бы преподавать немецкий, которого я почти не знала, да и Мусе хотелось жить в городе, где он провел студенческие годы. Муж разрешил мне во время летних каникул вместе с мамой съездить подлечиться в Трускавец. Пару лет тому назад, сразу после смерти Сталина, я побывала в Железноводске и мне очень помогло лечение. Я заехала за мамой в Кишинёв, затем мы на автобусе по‐ ехали с ней в Черновцы, посетили мать Мары, Фримцисов, моих

76

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

двоюродных сестёр Шифру и Рахель. Все три девочки – Мира, Соня и Муза ещё не были замужем, хотя все уже позаканчивали техни‐ кумы. Через два дня мы «дикарями» отбыли в Трускавец. Сначала сняли комнату, день‐другой столовались у хозяйки, что было очень накладно, затем перешли на собственные хлеба: завтраки и ужины готовили себе сами, а обедали в ресторане, где обслуживали ста‐ рые польские кельнеры. Они разносили целые пирамиды полных тарелок, буквально жонглируя ими. Мы с мамой истово пили трускавецкую воду. В свободное время я встречалась с выпускни‐ ками разных лет Черновицкого университета. Все были устроены, мне же предстояла новая жизнь, и я часто грустила, даже плакала. Мама плохо переносила дождливую трускавецкую погоду, и мы покинули курорт раньше запланированного срока. Во Флорештах мы распрощались со знакомыми, освободили квартиру, вернули ключи в домоуправление. Вещей набралось не‐ мало, пришлось нанять для переезда в Кишинёв грузовую машину. По дороге мы подобрали интеллигентного одинокого пассажира. Им оказался известный скульптор Наум Эпельбаум, который мне пред‐ ложил место в лекционном бюро, но я так и не воспользовалась его предложением. Поселились мы у Розенблитов, у них жили мои ро‐ дители в большой проходной комнате. Там и мы застряли ещё на два долгих года. Муся согласился временно поработать в подсобном хо‐ зяйстве, где выращивали корма для крупного рогатого скота. Я же тщетно обходила районные отделы народного образования, мне везде задано отвечали, что свободных мест нет. На нервной почве у меня участились приступы тошноты. После отделов народного обра‐ зования я обошла все редакции и издательства – безрезультатно. Дело было в том, что евреев без знакомства либо без взяток на рабо‐ ту не брали. Ближе к сентябрю знакомые, работавшие в Кишинёв‐ ском мединституте, мне сказали, что в институтской библиотеке ну‐ жен человек, знающий иностранные языки. Меня неохотно приняли в дирекции библиотеки. Во второй раз я пришла туда с отцом. Как ему это удалось, я предпочла не знать, но директриса приняла у ме‐ ня заявление на должность библиотекаря. Я не запомнила точно да‐ ту, где‐то в 20‐х числах августа 1956 года я приступила к работе. Кол‐ лектив был разношёрстный. Я с первого дня привязалась к пожилой

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

77

женщине, Надежде Николаевне Ситаро. Она была хорошо образова‐ на, интеллигентна и доброжелательна. Под ее руководством я с удо‐ вольствием выполняла любую работу. Помню, первым делом мне поручили подобрать какие‐то журналы по порядку номеров. Затем я занялась своим прямым делом: работала с фондом редких книг – коллекцией немецкого врача Рихарда Коха. Мне также была поруче‐ на работа с журналами по медицине на иностранных языках. Уже в октябре ко мне стали обращаться научные работники с просьбой пе‐ ревести им какие‐то французские статьи, потом и английские, и немецкие. Как ни странно, но мне любые переводы давались легко, пригодились и те скудные знания, которые мы приобрели как буду‐ щие медсёстры на военной кафедре университета. Я увлеклась ме‐ дицинскими терминами. Когда в библиотеке освободилась долж‐ ность заведующей научно‐библиографическим отделом, ректор остановил свой выбор на мне. Так сбылись мои полные зависти сло‐ ва к нашему библиографу из Черновицкого университета, высказан‐ ные мною несколько лет тому назад. Большая часть жизни связана с работой в этой библиотеке мединститута – тридцать четыре года. Я пережила пятерых заведу‐ ющих библиотекой: четырех женщин и одного мужчину; несколько всплесков возмущения библиотечных работников, вызванных не‐ правильными назначениями на определённые должности. В основ‐ ном же мне прекрасно работалось, никто не подавлял мою инициа‐ тиву, не возражал против новых методов работы, почерпнутых из литературы по библиотековедению и библиографии на курсах, конференциях и семинарах. Конечно, я не могла бы сравниться с директором библиотеки Бельцкого пединститута Фаиной Аркадь‐ евной Тлехуч, внедрившей много инноваций в организацию биб‐ лиотечной деятельности. Но начиная с 60‐х годов я много печата‐ лась в периодике, выпускала библиографии, освещающие деятель‐ ность медицинского персонала разных эпох, сдала кандидатский минимум, написала диссертацию, но так и не защитила ни в Киши‐ нёве, ни в Москве. Я даже не слишком огорчилась по этому поводу. В семье старались не касаться другой темы – отсутствия де‐ тей. Мы с мужем компенсировали это горе любимой работой и по возможности путешествиями. Мы принадлежали к категории бес‐

78

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

партийных граждан, которых не пускали в капиталистические стра‐ ны. Не разрешили нам поездку ни в Югославию, ни в Индию, хотя мы благополучно прошли все инстанции и собрали все необходи‐ мые документы. Мне разрешение наш ректор Василий Христофо‐ рович Анестиади подписал буквально на ходу, к удивлению многих высокопоставленных профессоров, но, увы, и это не помогло. Спа‐ сибо и за те поездки, которые состоялись. Кроме отдыха на Кавказ‐ ских минеральных водах, в Трускавце и Моршине, я провела месяц в Поляне Ужгородской области. Мы побывали в трёх республиках Закавказья, из Батуми вернулись на пароходе в Одессу. Два раза я ездила по Волге из Москвы в Астрахань, однажды с приятельницей, другой раз с мужем. Мы несколько раз были в Ленинграде и в Москве, старались объездить все пригороды. Путешествовали с мужем по Прибалтике. В Литве были не только в Вильнюсе, но и в Каунасе, Паланге. Мы разыскивали мою бухарскую подругу Салю, ведь была между нами договорённость встретиться через 10 лет после войны! Правда, встреча произошла почти через 20 лет. Мы искали её в родном Каунасе, но квартиры по имеющемуся у меня адресу не существовало. Случайно, проходя мимо Каунасской сина‐ гоги, мы решили навести там справки. О, удача! Рэбэцин нам сказа‐ ла, что мужа Сали, музыканта, брата знаменитого дирижёра Альги‐ са Журайтиса, уже нет в живых, что у неё есть сын Балис, который играет на всех инструментах. Мы, оказывается, в Вильнюсе не раз проходили мимо консерватории, где Саля преподавала, и мимо филармонии, где она выступала. Нашли мы Салю, к её большому удивлению, в крошечной чердачной комнатке в Паланге, где она отдыхала у своих учениц. Мы вместе поужинали и весь следующий день мы с Салей без конца болтали «за жизнь», посетили Музей янтаря, а вечер снова провели в ресторане, в час ночи мы укатили на автобусе в Ригу. Там мы оказались в те дни, когда американцы высадились на Луне, смотрели репортажи по телевизору. Жили мы у третьей жены Гриши, Сабины. Мы не хотели встречаться с Гришей, но он нас навестил, гулял с нами по Юрмале и центру Риги. Глубокое впечатление на нас оказали пушкинские места, ожившие страницы Евгения Онегина, Капитанской дочки, река Со‐ роть; в Святогорском монастыре мы увидели келью Пимена, копию

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

79

которой видели в Большом театре в опере Борис Годунов, куда нам удалось попасть. В дни поездки по Армении я испытала впервые в жизни со‐ стояние гётевского Фауста – мне захотелось остановить прекрасное мгновение. Мойсей в поездках преображался, он сбрасывал груз обязанностей и трудов, от души веселился. В Дилижане, когда мы вечером танцевали после прекрасного дня, проведённого с группой москвичей в лесу, я подумала про себя, как всё хорошо, вот бы ещё знать, что сейчас у родителей. У нас в Кишинёвской квартире на Боюканах всё ещё не было телефона. В этот момент прервалась му‐ зыка, и глуховатый голос радиста объявил: «гражданка Шпиталь‐ ник, вам привет из Кишинёва, родители передают, что у них всё в порядке». Вот оно и состоялось, то самое прекрасное мгновение. Через несколько лет название «Дилижан» замелькало в печати наряду с другими названиями городов Армении, разрушенных вследствие землетрясения. Между тем в библиотеке мединститута продолжались войны коллектива с дирекцией. Заведующие через два‐три года сменяли друг друга после очередных проверок, сплетен, толков и пересудов. После ушедшей далеко не добровольно на пенсию заведующей, которая меня приняла на работу, несколько лет заведовала биб‐ лиотекой выпускница Московского библиотечного института, вос‐ питанница детского дома из Сороки. Она гордилась тем, что была первой молдаванкой, получившей специальное высшее образова‐ ние, часто об этом упоминала, вызывая насмешки. Её сменила моя помощница библиограф Трофимова Лидия Ивановна, которую мы все считали скромной и коллегиальной. Но власть испортила и её, она окружила себя группой из нескольких женщин, вместе они начали посещать рестораны и другие злачные заведения. Меня она за глаза обозвала жидовкой, от которой не мешало бы избавиться, и сослала мой отдел с громадным предметным каталогом и специ‐ альным фондом на Малую Малину – в новое здание рядом с Рес‐ публиканской медицинской библиотекой, рассчитывая, что я не выдержу испытания и добровольно уйду. Но профессорско‐ преподавательский состав опротестовал перевод библиографов и через несколько лет нас вернули из ссылки в главный корпус. Ведь

80

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

именно библиографы помогали в научной работе диссертантам‐ соискателям научных степеней, студентам‐кружковцам, вели ин‐ формационную работу в студенческих группах. Помню такой случай. Ко мне обратилась доцент‐инфекцио‐ нист, она рассказала, что у неё возникла проблема с установлением диагноза у сложного больного. Я как раз накануне прочла статью в английском научном журнале, в которой описывался подобный случай, поделилась информацией с доктором и высказала свое предположение о возможном диагнозе. Моя догадка случайно подтвердилась. Такие совпадения случались ешё не раз! Мне даже советовали поступить в наш институт и стать врачом. Как бы то ни было, я любила свою работу. В конце концов, Лидию Трофимову перевели на другую должность. Некоторое время заведовала биб‐ лиотекой очень хорошая женщина Таисия Александровна Легась, участница II‐й мировой войны. Мы всем коллективом ей помогали, так как она не привыкла быть начальницей. Затем её сменил хоро‐ ший профессионал с большим стажем. При нём я вышла на пенсию. Последние год‐два я не работала в полную силу, мама сломала шейку бедра и была прикована к постели. Я перешла работать на полставки, помогала маме, как могла. Она очень страдала от посто‐ янных болей и различных осложнений.

Некоторые итоги третьей жизни Моя третья жизнь охватывает большой период от окончания второй мировой войны до распада Советского Союза. Чего только не было в эти годы: голод в Молдове, борьба с космополитизмом, дело врачей, холодная война, возникновение Государства Израиль и война за независимость, война в Корее, на Кавказе, в Афгани‐ стане, всплеск терроризма. С другой стороны, мы жили всё лучше, работали, путешествовали, у нас появилось постоянное жильё, мы отмечали семейные торжества, разные праздники, обсуждали с друзьями и близкими по духу людьми всё, что происходило в мире, уже понимая, как мало нам известно. На годы третьей жизни выпали и счастливые минуты, – например, удачные публикации, интересные поездки и встречи, – и очень печальные.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

81

Мамина смерть совпала с последними днями существования СССР, с отъездом близких людей, с большими переменами в жизни всей страны и в нашей духовной жизни. На похороны мамы прие‐ хала почти вся семья Музы, за исключением самой Рахели и её зятя, которые тогда гостили в Израиле. Успели вернуться из США Това с мужем, из Израиля Циля и Володя, Рита с Моней. Все они ездили в разведку, их мечты о репатриации уже были осуществимы, но ещё мучили колебания, страх перед неизведанным, сомнения, стоит ли менять привычный образ жизни. Перемены наступали вначале не очень резко. Всё большее значение начали придавать национальности, языку, имуществен‐ ному положению. Взять хотя бы нашу улочку: мы привыкли празд‐ новать и скорбить вместе – молдаване, русские, евреи, грузины, навещать и помогать друг другу в трудную минуту. В конце 80‐х по‐ менялись взаимоотношения между соседями, на работе между со‐ трудниками. Наступали новые времена…

82

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ЖИЗНЬ ЧЕТВЁРТАЯ Когда все наши ближайшие друзья и черновицкие родичи решили выехать в Израиль, мы с мужем тоже подумали об отъезде. Оставшись не у дел, Мойсей был очень расстроен тем, что делалось в совхозе, где он проработал последние двадцать лет. Всё имуще‐ ство было растаскано. Фермы были разобраны по камушкам. Ком‐ байны, машины и другую технику растащили по домам. Отдельные люди завладели всем совхозным добром. Нам достался без малого почти гектар земли, но обрабатывать его мы были не в состоянии и Мойсей отдал его буквально даром. Жить стновилось все сложнее, не было средств к существованию. Мы получили вызов в Израиль и занялись упаковкой вещей, главным образом книг и коллекции ку‐ кол. Дом никак не продавался, было очень много неприемлимых предложений. Пока всё это делалось, мы принимали участие в воз‐ рождении еврейской жизни, в собраниях в доме на Пушкина № 24. Ходили на собрания бывших узников гетто. Я ушла из библиотеки мединститута, рассказав своему директору г‐ну Дубине, что соби‐ раемся выехать в Израиль. Однажды, когда Муся ненадолго ушёл из дома, подъехала машина, из неё вышла цыганка необъятной толщины и вошла в дом. Она посмотрела комнаты и заявила, что у неё большая семья, и наш вариант её не устраивает. В этот момент Муся вернулся и увидел меня с этой женщиной, он побледнел и потерял дар речи. Я же спокойно закончила разговор и попрощалась с ней. А вечером к нам стали заходить соседи с просьбой не продавать наше жильё цыганам! Мы едва их успокоили. Через некоторое время визы были получены. Муся занялся очередью на отправку багажа. Как‐то мы присутствовали на похо‐ ронах одной хорошей старушки, дальней родственницы моего му‐ жа. После церемонии, в нарушение еврейских канонов, мы прошли к маме, которая в одиночестве отдыхала на кладбище Дойна, дале‐ ко от могилы отца, похороненного на Еврейском кладбище. Я, ко‐ торая не проронила ни слезинки на похоронах, рыдая, упала на мамину могилу и истерически кричала, что не хочу её оставлять, не хочу уезжать из Кишинёва и ещё что‐то в том же духе. Удивлённый

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

83

и поражённый Мойсей поднял меня, сказав, что никакого отъезда не будет. Он сдержал слово, отдал нашу очередь на багаж какому‐ то парню, распаковал книги и расставил их в прежнем порядке, я то же самое сделала с куклами. Некоторое время я перебивалась частными уроками; учени‐ ками были взрослые люди, собиравшиеся ехать в США. Мойсей пошёл работать в частную фирму. Обещали, что он там будет зани‐ маться виноделием, на деле же он превратился в снабженца. Зар‐ плату ему выдавали просроченными соками… Мы получали газету «Наш голос»32. Однажды там я прочла объявление о том, что в Еврейскую библиотеку им. И. Мангера тре‐ буется человек, владеющий румынским и идишем. Я тут же сказала мужу, что я именно тот человек. Он ничуть не сомневался насчёт румынского языка, но считал, что идиш мой чисто бытовой. Но я ведь умела читать, не зря мы с Мойсеем посещали курсы иврита! В библиотеке меня приняли несколько настороженно, там скучали по моей предшественнице, уехавшей в Израиль. Но после знакомства с директором Муниципальной библиотеки г‐жой Лиди‐ ей Куликовской всё наладилось, и я стала заведовать библиографи‐ ческим отделом. По инициативе Лидии Куликовской появился и мой справоч‐ ник на румынском языке о евреях Молдовы, позже он был переве‐ ден на русский язык, отредактирован и дополнен. Это была очень интересная работа! Мне удалось привлечь к ней большое количе‐ ство людей. Своими данными со мной поделились работавшие в то время в отделе иудаики при Академии наук Молдовы Изяслав Ле‐ вит, Клара Жигня, Мойсей Лемстер, Зиновий Столяр. Я работала в архивах госуниверситета, сельхозинститута, мединститута, полите‐ ха, пединститута им. Крянгэ в Кишинёве, им. А. Руссо в Бельцах. Со‐ трудничала с творческими союзами архитекторов, писателей, ком‐ позиторов, журналистов. Беседовала и вела записи с отдельными людьми, представителями разных профессий. Никто не отказывал 32

Газета «Наш голос» издавалась Обществом еврейской культуры РМ в девяно‐ стые годы.

84

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

мне, помогали многословно и охотно. Бывали случаи, когда сегодня со мной беседовали, а на завтра оказывалось, что семья уже отбы‐ ла в Израиль, в Австралию или в США… Первое издание справочника на румынском языке получило вторую премию Национальной библиотеки. Его презентацию я спланировала несколько необычно. Я написала сценарий, по кото‐ рому автор сидит и дремлет за рабочим столом, а разные персона‐ жи в стихотворной форме автора, то есть меня, упрекают в том, что я в своём справочнике не упомянула каких‐то очень важных и доро‐ гих их сердцу людей. После этого скетча уже выступали с критикой специалисты – профессор Мадан, гл. библиограф академик Шпак и другие. Затем по традиции последовало обильное застолье, и тут уж мой Моисей постарался вовсю… Над русской редакцией справочника я тоже немало потруди‐ лась, и в этом мне помогали все сотрудники библиотеки, но осо‐ бенно – моя соседка и приятельница Эмма Шер, которая перед отъездом в Германию работала в библиотеке. На этот раз обошлось без презентации. Справочник разошёлся по всему свету за очень короткий срок. Основная моя работа заключалась в описании и классифика‐ ции книг на идиш. В коридоре лежала гора таких книг из личных библиотек, подаренных уезжавшими. Часть книг на идиш, издан‐ ных в Израиле, Польше, Румынии, США и ЮАР, прибыли в ящиках, присланных при содействии Джойнта33. Ещё я составляла календа‐ ри юбилейных дат и дней памяти знаменитых, выдающихся евреев из разных стран всех времён. Коллектив еврейской библиотеки был многонациональный, отмечали еврейские праздники и дни рождения. Мой муж работал в частной фирме недалеко от библиотеки, он никогда не пропускал заседания Идиш‐центра под руководством еврейского писателя Ихила Шрайбмана. На этих заседаниях (я была членом правления центра) почти постоянно присутствовали: кандидат филологических наук Ефим Левит, д‐р исторических наук Яков Копанский, который всегда приходил с супругой и шёпотом переводил ей очередные 33

Американский еврейский объединённый распределительный комитет — круп‐ нейшая еврейская благотворительная организация, созданная в 1914 году.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

85

эссе Шрайбмана. Обязательно присутствовал обладатель красиво‐ го, сочного, громкого голоса, застенчивый до самоуничижения Вла‐ димир Талпаларь. Иногда пожилой, уважаемый отец многочислен‐ ного семейства Зицельберг произносил подобающую случаю мо‐ литву. Марина, супруга Шрайбмана, угощала присутствующих пи‐ рожками или малаем собственного приготовления. Завсегдатаями Идиш‐центра были библиотекарь Фаина Ахинблит с супругом Да‐ видом, музыковед Серго Бенгельсдорф, певец Ефим Чёрный, хоро‐ вой дирижёр Богдановский, несколько городских дам, плохо вла‐ деющих идиш и многие другие. Но время шло, и посетитили клуба разъехались кто куда, многие отошли в мир иной – не стало ни Ле‐ вита, ни Талпаларя, ни моего мужа, ни Шрайбмана… Такая же участь постигла и другой клуб при библиотеке – клуб пенсионеров, которым руководила Фаина Ахинблит, а после её отъезда в Соединенные Штаты – Рита Монастырская. Я часто высту‐ пала с лекциями в этом клубе, знакомя присутствующих с творче‐ ством писателей – лауреатов Нобелевских премий еврейского про‐ исхождения, выдающихся писателей на идиш, русском, англий‐ ском, иврите. После того, как не стало старосты «Клуба пенсионе‐ ров» мастера слова г‐жи Холоденко (её насмерть сбила маршрутка) и клуб практически закрылся, такие лекции‐беседы я продолжала вести в библиотеке, еврейских школах, Хэсэде «Иегуда»34 до 82 лет… До работы в библиотеке им. Мангера я не предполагала, что стану телезвездой. На молдавском государственном телевизион‐ ном канале несколько лет существовала программа, которая назы‐ валась «На еврейской улице». Её создал и до отъезда в США вел писатель и журналист Михаил Хазин. Передача шла на идиш, не помню точно, с чем я там выступала, но приглашали меня часто. После Хазина перадачу «На еврейской улице» долго вел поэт Мои‐ сей Лемстер. С ним я тоже сотрудничала. После отъезда Полины Барочиной еврейская телепередача перестала существовать. Сейчас библиотекарей на телевидение приглашают лишь в особых случаях.

34

"Хэсэд Иегуда" – Кишиневская благотворительная еврейская организации, осно‐ ванная в начале девяностых годов 20 века.

86

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Я ещё попадала на TV, выступая по поводу расправы над еврейски‐ ми писателями в 1952 году, комментируя разные даты еврейского календаря. Последний раз я выступала по поводу двадцатилетия еврейской библиотеки. Что касается радиопередачи на идиш, то стаж у меня был огромный. Вплоть до 2013 года, т.е. до отъезда в Израиль Серго Бенгельсдорфа, который меня привлекал к выступлениям практи‐ чески ежемесячно. Даже когда я уже почти потеряла зрение, я ещё выступила по памяти несколько раз с рассказами о еврейских ме‐ стечках Бессарабии в творчестве Д. Сельцера и Айзика Рабоя. Чи‐ тать я не могу с 2012 года – не вижу… Большую помощь библиотека им. И. Мангера оказывает бывшим жителям Бессарабии или их потомкам в поиске информа‐ ции об их предках. В странах Европы и Америки очень модно со‐ ставлять генеалогические древа, писать историю семей, обращаясь к их прошлому. Из Бессарабии в XIX и XX веках выехало много евре‐ ев, которых в другие страны гнали погромы, безработица, порой мечта об обогащении или желание получить образование. Их более или менее благополучные и зажиточные потомки приезжают на родину предков, ищут следы прошлой жизни – дома, могилы, до‐ кументы. Многие из них стали нашими друзьями. Приезжает и мно‐ го представителей международных еврейских организаций. Например, парижанка Брижит Глуба – сотрудник службы помощи бывшим узникам гетто французского общественного фонда – после нашей встречи в Кишинёве во время её официального визита года‐ ми переписывалась со мной. Бывшая Кишинёвка Фаина Гроссман – человек мира – она живет в нескольких странах: Франции, Герма‐ нии, Израиле, посещала меня и Ольгу Сивак при любом приезде в Кишинёв. Несколько дней я была гидом супружеской пары из Бу‐ энос‐Айреса. Он был потомком евреев из Кишинёва и прекрасно говорил на идиш, она же происходила из аргентинской глубинки, говорила только на испанском языке. Мы очень подружились с этой семьёй. Я тогда дома и в библиотеке отмечала своё семидесятиле‐ тие. В читальном зале мой супруг устроил пир для еврейской обще‐ ственности. Аргентинцы потом мне писали, что делились впечатле‐ ниями об этом вечере со всеми своими земляками. Их поразили

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

87

писатели Шрайбман и Лемстер, певец Фима Чёрный, и… стол, при‐ готовленный Моисеем Шпитальником. Я постоянно публиковалась в выходящих на русском языке еврейских газетах Наш голос, Истоки жизни35, позже в Еврейском местечке36. В публикациях старалась знакомить читателей с био‐ графией и творчеством еврейских писателей, увы, мало известных бывшим советским гражданам. Своими успехами я во многом обязана доброму отношению ко мне Анне Яковлевны Бацмановой, заведующей библиотекой. Она была и остается генератором идей, которые претворяют в жизнь все сотрудники. Хорошие отношения у меня сложились с Ольгой Владимировной Сивак, с Фаиной Ахинблит. Впрочем, я ра‐ ботала в отдельном кабинете и мало вникала в некоторые кон‐ фликтные ситуации, которые нередко случаются в женских коллек‐ тивах. Пока разных еврейских организаций было не очень много, они почти все помещались в библиотеке – и ассоциация бывших узников гетто и концлагерей, и благотворительные организаци, и объединение еврейских женщин, и другие. Библиотеку часто посе‐ щали представители Джойнта, коллеги из других городов СНГ. В Израиле на различных курсах повышения квалификации побывали и мои коллеги – Анна Яковлевна Бацманова, Фаина Ахинблит, Ольга Сивак, Инна Свободина, Галя Финкель. Мне очень хотелось побы‐ вать в Израиле, увидеть страну, навестить родственников и многих своих друзей. Но из‐за возраста я не могла ни посещать курсы, ни ездить по командировкам. Всё же в 1995 году мне довелось съездить в Ленинград, то бишь в Санкт‐Петербург. Нас поселили в каком‐то еврейском соци‐ альном центре, где проходили семинарские занятия, в которых мы с удовольствием участвовали. Кормили нас кошерной едой, в ос‐ новном рыбой и выпечкой, водили в Мариинский театр на балет «Сильфида». Вскоре после этой интересной поездки меня ещё при‐ 35 36

Газета "Истоки жизни" издавалась в Кишиневе синагогой ХАБАД в конце 20 – начале 21 вв. В настоящее время выходит в электронном варианте. Газета «Еврейское местечко» издается Еврейским новостным порталом Молдо‐ вы DORLEDOR.INFO с 2003 г.

88

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

гласили в автобусную поездку по Румынии. Моисей волновался, как я перенесу такое путешествие, и был очень недоволен, хотя отсут‐ ствовала я всего несколько дней. Поездка была очень интересной. Мы побывали в еврейских общинах в Яссах, Бухаресте и Брашове, увидели красивые города и прекрасную природу, познакомились с интересными людьми. Не менее интересными были и сами участ‐ ники этого тура из Молдовы. Возглавлял делегацию представитель Джойнта в Молдове – Игаль Котлер, который уделял большое вни‐ мание библиотеке. Его любила вся еврейская община Молдовы. В этой поездке я выступала в роли знатока истории Румынии, при‐ шлось вспомнить сведения, почерпнутые еще в детстве в гимназии. Отличилась я ещё одним смешным конфузом: на ужине в бухарест‐ ском ресторане я съела всё мороженое для «кафе‐гласе», предна‐ значенное для группы из нескольких человек! По возвращении в Кишинёв мне долго припоминали эту «хохму»! В Бухаресте мы по‐ сетили прекрасный местный дом для престарелых евреев. Всё там было замечательно, но у меня остался тяжёлый осадок, и я ужасно не хотела бы оказаться в таком положении… В 1996 сбылась моя мечта о поездке в Израиль. Мы продали удачно коллекцию пластинок Шедевры мировой классической му‐ зыки и нам хватило денег на билеты. Остановились мы в Бат‐Яме у Мары и Лёвы Лейзерманов. От них мы совершали рейды по горо‐ дам и весям этой маленькой, но такой удивительной страны. Всё было интересно, Мойсей охал и восхищался буквально всем. Мы навещали своих родственников – почти все они жили в Ашдоде – и были буквально нарасхват. В отдельном доме жила Рахель с семьёй Сони, т.е. Сонин муж Сеня и сын Игорь с женой и двумя детьми. На другом конце города в удивительно красивой современной кварти‐ ре жила Муза с мужем, младшей дочерью Анджелой и её мужем Фимой. Галя, старшая дочь Музы, жила отдельно, работала фарма‐ цевтом. Неплохо был устроен и её муж Рома, и их замечательные дети. В том же Ашдоде с нетерпением нас ждали в гости Бася Фримцис с семьёй Геллы, Ася Местер‐Дралюк с мужем, семья Изи Московача, мужа покойной Иды Лейзерман. В Хайфе особый приём нас ждал у Нюси и Фомы Рубинштейнов, моих сокурсников по уни‐ верситету. Они нас задержали на несколько дней, возили по горо‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

89

дам, показывали достопримечательности – гроты на границе с Ли‐ ваном, храм Бааха, деревню художников, Акко. Они же купили нам билеты на экскурсию по городам Севера и на озеро Кенерет. В Хадере мы гостили у Цили и Володи Раппопорт, были у Спекторов. Затем был приём всех набей‐брюховцев, он состоялся в квартире Ады и Иосифа Бирманов. Там мы повидали Зину с Юзиком Бернштейном, который к тому времени уже был весьма преуспе‐ вающим израильтянином, виделись с его золовкой. Мы также не‐ сколько раз были у Симы Лейзерман, вдовы Сёмы. Навестили в Тель‐Авиве моего двоюродного брата Фройку и его жену Риву (я их знала по Черновцам, куда они приезжали к Рахели). Конечно, были мы и на экскурсии в Яд‐Ва‐Шеме. На Мёртвое море и в крепость Мосада нас возил Моня Розенблит с семьёй. И всё это – и Цфат, и ночной Тель‐Авив, который нам показала моя хорошая знакомая Люба Бурд, и многое другое Мойсей прошел на распухших ногах. Так проявились у него первые признаки болезни. Оставшееся от походов и визитов время он проводил лёжа на ку‐ шетке в доме Мары с поднятыми высоко ногами. Когда мы верну‐ лись в Кишинёв, у него всё прошло и он вернулся на работу в фир‐ му, где трудился добросовестно, как всегда. В 90‐е годы прошлого века начала активно работать органи‐ зация бывших узников гетто. Я уже писала, что её руководство дол‐ гое время располагалось в еврейской библиотеке. Мы обратились в Одесский архив и получили справки о том, что Мойсей был узником балтского гетто. Через несколько месяцев мы стали участниками немецкой государственной программы по возмещению морально‐ го и физического ущерба бывшим узникам гетто и концлагерей. Нам стали поступать деньги из Германии. Тратили мы их мало, мы оба работали, а продуктами нам помогал недавно организованный Хэсед «Иегуда». Я по воскресениям рассказывала в клубе и в днев‐ ном центре при Хеседе, в Джойнте и в Клубе пенсионеров о еврей‐ ских писателях, о деле врачей и многое другое. В 1999 году Мойсею, как бывшему узнику, предложили бес‐ платную поездку на пароходе в Израиль. Я очень хотела ехать, уже очень многие узники воспльзовались такой возможностью и побы‐ вали в Израиле. Мойсей же заупрямился. В конце концов я его уго‐

90

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ворила. Наши соседи Надя и Фима обещали следить за домом и кормить нашу собаку Бианку. В Одессу мы поехали на такси вместе с Бельформами, которым тоже предстояла эта поездка. На пароходе нам пришлось заплатить небольшие деньги, чтобы каждая семья имела отдельную каюту (я вообще приобрела билет за свой счёт). Поездка на пароходе длилась четыре дня. Мой‐ сей был в восторге, он при всех на коленях благодарил меня за то, что я его уговорила ехать. Получился настоящий круиз, хотя сойти на берег можно было только в Хайфе. Там нас и встретил Муня Цадиков из набей‐брюховцев. В своё время мы принимали его вме‐ сте Симоной в Кишиневе, и теперь в знак благодарности он уделил нам максимум внимания в Моцкине близ Хайфы. Вторая поездка не была уже такой насыщенной, сколь пер‐ вая. Когда Мойсей сошел на израильский берег, у него опять рас‐ пухли ноги. В Хайфе не оказалось Рубинштейнов, они уехали в Эл‐ лат, в итоге мы виделись лишь мельком. Мы приурочили эту вторую поездку к пребыванию в Израиле Товы, моей подруги детства. Она жила в Лос‐Анджелесе с 1989 го‐ да, там не стало её мужа, и вообще её жизнь в Америке не сложи‐ лась. Встретились мы с Товой в Иерусалиме, провели вместе всего несколько часов. Жили мы снова в Бат‐Яме у Мары с Лёвой, побывали в Ашдо‐ де. Навестили нас родственники из других городов. Встреча с набей‐брюховцами была менее удачной, общее настроение испор‐ тила на этот раз Сима Лейдерман. В Хайоре нас вновь пригласил в ресторан Юзик Бернштейн. Хорошо нас приняла и уделила много внимания жена Шуни Вильнера – Лара. Еще в первую поездку она нас возила в Сафари, у неё мы встречались с другими знакомыми. Уезжали мы на этот раз с тяжёлым сердцем, перед отъездом мы опять оказались у Муни и Симоны, они должны были нас пове‐ сти к причалу. За день до отъезда Муне сообщили, что его сына нашли мёртвым дома. Понятно, в каком состоянии мы покинули их гостеприимный дом. Да и поездка на пароходе была унылой. Во‐ первых, штормило, и у меня разыгралась морская болезнь, во‐ вторых, пароход был почти пустым, было всё скучно и грустно. В Одессу мы прибыли, когда уже темнело, добрались на вокзал, сели

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

91

в поезд. Добрались домой ночью. Нас встретила Бианка, она вся дрожала и, хотя следов пребывания в доме кого‐либо не было, всё было в полном порядке. Хэсед периодически устраивал интересные прогулки для сво‐ их подопечных. Мы с мужем старались принимать в них участие. Нас возили в Вадул‐луй‐Водэ, где всю нашу компанию катали по Днестру на пароходе. Мы побывали в санатории «Кодры» с боль‐ шой группой подопечных Хэседа. Наша комната была рядом с ком‐ натой Шрайбманов. Эти дни мы провели прекрасно, тем более, что пребывание там совпало с днём рождения Моисея. В магазине ни‐ чего не было, мы с трудом достали продукты у местных крестьянок. В нашей комнате собрались Шрайбманы, группа бельчан, ещё одна интеллигентная дама по имени Зоя. Провели чудесные несколько часов. Чувство единения с людьми очень согревало меня в те дни. Надолго запомнилась и совместная прогулка, организованная аме‐ риканкой, прикреплённой к нам Джойнтом. С удовольствием вспоминаю семидесятипятилетие Моисея в июле 1995 года. В тот день в клубе госуниверситета проходило ме‐ роприятие, организованное еврейской общиной, где я ставила книжную выставку. Среди гостей был Дов Ной, израильский про‐ фессор, специалист по еврейскому фольклору. Его подвели ко мне знакомиться, и оказалось, что ему поручили передать мне привет мои бывшие сокурсники, живущие в Хайфе. Я спросила профессора, соблюдает ли он кашрут. Узнав, что нет, я осмелилась пригласить его посетить нас вечером и поручила нашему другу Тростянецкому привести Дова к нам. Вечер получился на славу. Свои новеллы пе‐ ресказал Ихил Шрайбман, Дов Ной рассказал хасидские притчи. И это всё на фоне шедевров кулинарного искусства моего Мойсея! Не знаю, как для остальных присутствующих – Шрайбманов, Тростя‐ нецких, Фаины Ахинблит и Давида Сироты, но для нас вечер был незабываемым. Вскоре после встречи нового тысячелетия (а встречали мы его в кругу соседей у Эммы Шер с Надей и Фимой Штрахманами, Дари‐ ко и Резо) я упала у себя в спальне. Врачи уложили меня в постель на четыре месяца. Моисей уже хворал, у него развивалась водянка, опухали ноги. Пришлось прибегнуть к помощи патронажной служ‐

92

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

бы Хеседа. Ко мне прикрепили женщину лет сорока, у которой мать была еврейкой, а отец – кореец. Она была ласковой, имела сыно‐ вей, но была в полном подчинении у деспотичной матери. У неё был друг, который её сопровождал к нам, помогал ей при уборке. Моисей с трудом терпел их присутствие, но нуждался в их помощи. Моисей меня кормил, ухаживал, как мог. Той же зимой произошла страшная трагедия – в собственной машине от инфаркта скончался Фима Штрахман. Четыре месяца длились бесконечно. В конце кон‐ цов Надя затеяла меня вести на рентген без Мойсея. Участвовала в этой акции вся улица. Меня несли на стуле до машины, причём вы‐ брали самую подходящую. Ура, рентген показал, что уже можно учиться ходить! Все четыре месяца я продолжала работать в полулежачем положении. Подготовила к изданию брошюру, посвящённую шести еврейским писателям, расстрелянным по надуманным причинам 12 августа 1952 года: Давиду Бергельсону, Давиду Гофштейну, Льву Квитко, Перецу Маркишу, Ициху Феферу, Шмуэлю Персову. В этой работе я написала то, что было уже известно по целому ряду моно‐ графий, по недавно открытым архивным документам. Ихил Шрайбман устроил мне скандал за общеизвестное утверждение о том, что Ицих Фефер был стукачём, хоть и пострадавшим наравне с другими. Наша дружба из‐за этого фактически распалась. И хотя он участвовал в похоронах Моисея и произнес о нём прекрасную речь, а позже дал другой моей работе – Бессарабский стиль – высокую оценку на её презентации, его жена Марина продолжала меня уко‐ рять без всякого основания.

Невосполнимые потери Моисея не стало в сентябре 2003 года. Последние годы его жизни были очень тяжёлыми. У него бывали ужасные приступы беспамятства, часто он лежал в больницах. Я не работала неделя‐ ми, ночевала в палатах рядом с ним. Коллектив библиотеки во гла‐ ве с Анной Яковлевной относился к нам с сочувствием, помогал во многом и Хэсед «Иегуда». Моисей ещё наготовил своих знаменитых конфет к моему дню рождения, вместе мы ещё отпраздновали моё семидесятипятилетие. Через несколько дней Муся впал в кому.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

93

Мне помогла тогда выжить Дорина Шлаен и мой незабвенный шу‐ рин Семён, бросивший всё и поселившийся у нас на длительное время, а также сиделки, оплаченные Хэседом. Однажды Муся проснулся, у него пробудилось сознание, он расцеловал меня как в былое время и нежно назвал как обычно. Это пробуждение созна‐ ния длилось несколько минут. Через пару дней началась агония… На похоронах присутствовали представители почти всех ев‐ рейских организаций. Церемония прошла в лучших еврейских тра‐ дициях – и ночное отпевание, и кадиш дома и на еврейском клад‐ бище. Были речи, говорил Шабс Ройф, Зиновий Столяр, Ихил Шрайбман и другие. Я поблагодарила всех, нашла в себе силы по‐ благодарить и покойного за прекрасные полвека, пройденные вме‐ сте. С трудом и болью я продолжала жизнь после каждой потери близких, родных людей. После смерти Муси я осталась фактически совершенно одна. Но так же, как и во время похорон бабушки, па‐ пы и мамы, я не проронила ни слезинки. Когда в Бухаре умерла бабушка Хава, я была уверена, что вскоре наступит наш черед. Смерть среди эвакуированных семей была достаточно частым явлением в то время. Голод и истощение, инфекционные и другие болезни буквально косили людей в первые годы войны. В 1970 году в праздничные дни, посвященные столетию со дня рождения Ленина, не стало моего отца, такого как будто креп‐ кого, ловкого, умного, такого преданного друга и замечательного семьянина. Очень тяжело я перенесла его смерть. Он болел очень редким заболеванием – боковым амиотрофическим склерозом. Болел много лет, но самое страшное началось, когда случился па‐ рез37 половины языка. Пища попадала не в желудок, а в лёгкие; это вызывало боли, кашель, кровотечения. Мама очень умело ухажи‐ вала за отцом. Я приводила всех нужных медицинских светил. Во многом нам помогал наш друг, молодой врач‐пульмонолог Володя Езерский, с которым я подружилась, когда он ещё был студентом.

37

Парез – неврологический синдром, ослабление произвольных движений, обу‐ словленное поражением двигательных центров спинного и/или головного мозга.

94

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Мы покупали самые дорогие лекарства, даже заведующая бли‐ жайшей аптекой сочувствовала нам. Последние несколько дней жизни папа провёл в больнице, в отдельной палате, выделенной мне администрацией мединститута. Он был в полном сознании, но в предпоследний день жизни вдруг забыл русский язык и стал свои желания произносить только на идиш. Я не могла отойти от него ни на минуту. Папы не стало под утро. У его смертного одра была вся наша семья, с нами был и Во‐ лодя Езерский. Мы тогда и подумать не могли, что вскоре из‐за несчастной любви этот красивый и успешный молодой человек добровольно расстанется с жизнью. Он покончил с собой в том же году. Единственным моим утешением после смерти отца была мысль о том, что он уже не мучается, и то, что мама может немного отдохнуть. Папу хоронили в канун Первого мая. Речей не было, у нас не было телефона, многих не успели оповестить. На замечание Фриды Вильнер о том, что Шлёма Молчанский заслужил более пышных похорон, Моисей огрызнулся: «Вас похоронят лучше!». Одинна‐ дцать месяцев после смерти отца мы не ходили ни в театр, ни в ки‐ но, ни в гости. В ноябре того же года мы с Моисеем хоронили Во‐ лодю в маленьком селе на Украине, где жила его родня. Мама пережила отца на 19 лет. И хоть она ни в чём не нужда‐ лась, ей было очень нелегко – она так и не смогла смириться с его потерей. Она не жаловалась, как и я, не устраивала сцен. Сорвалась она только один раз на золотой свадьбе Вильнеров. Мы втроем пришли их поздравить, и мама вдруг разрыдалась. С тех пор она упорно отказывалась выходить в свет. Мы с Моисеем старались как‐то влиять на маму, чтобы она ещё участвовала в жизни семьи. Помню один случай. Она вместе с нами была приглашена на свадь‐ бу Мони, сына Розенблитов – тех самых, у кого мы ютились в про‐ ходной комнате вчетвером, добрых наших друзей. Мама упорно отказывалась идти с нами. Тут уже мой муж взял другой тон и бук‐ вально потребовал, чтобы мама переоделась и собиралась безо всякого! Моисей ей заявил: «Вспомни, кто они такие! Как это ты не пойдёшь на свадьбу людей, которые сделали столько добра нашей семье?». На свадьбе было много близких нам людей, мама была в

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

95

центре внимания и провела отличный вечер с друзьями. В другой раз, в свой день рождения, Муся повез нас с мамой в парк Дружба в ресторан. Мама объявила, что это слишком дорогое удоволь‐ ствие. Мы старались всегда быть рядом с мамой. В 1983 году я по‐ лучила в месткоме бесплатную путёвку в санаторий в Конча‐Заспа под Киевом на две персоны. У Муси отпуска не было, и я решила поехать с мамой. Она, как обычно, сопротивлялась, но я была непреклонной, и с трудом, но добилась её согласия поехать! В сана‐ тории маму окружили любовью и заботой, персонал помогал ей; когда я поехала за билетами на обратный путь, нас даже проводили на Киевский вокзал. Всегда и всюду моя мама, скромная и добро‐ желательная, была уважаемой и желанной. Однажды вечером в январе мне захотелось в недобрый час пойти с мамой к её приятельнице, жившей поблизости. Мы отошли всего на квартал от дома, вдруг мама подскользнулась и не могла ступить на ногу. Я позвонила домой, вызвала Моисея, затем «ско‐ рую». Маму отвезли в больницу, сделали снимок и сказали, что у неё перелом шейки бедра и что оперировать при её стенокардии невозможно. После этого мама так уже и не встала. Наши друзья нам помогли оборудовать тахту с нужной аппаратурой, и я практи‐ чески от неё не отходила. Когда мне нужно было отлучиться, мои подруги‐пенсионерки сидели с мамой. Она была интересной рас‐ сказчицей и они её с удовольствием слушали. Несмотря на физические страдания, мама до конца не теряла интереса к жизни, никогда, впрочем, как и отец, и позже мой муж, не говорила об уходе в мир иной. Она, прежде никогда не интере‐ совавшаяся политикой, близко к сердцу приняла всё, связанное с Горбачёвым и перестройкой. За пару дней до кончины попросила меня прочесть в журнале Новый мир статью о дочери Л. Толстого – Александре. Провожать маму в последний путь пожелали многие, маму уважали решительно все, кто её знал. С каменным лицом без слез через несколько лет после смер‐ ти Моисея я провожала в последний путь Сёму Вапняра. Когда я осталась одна, он приезжал ко мне на несколько дней почти еже‐

96

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

месячно до того дня, когда его разбил паралич. Он помогал мне по хозяйству, участвовал в библиотечных мероприятиях. Мы регулярно перезванивались. Однажды он не ответил на звонок, и я заподо‐ зрила неладное. После инсульта он прожил еще несколько лет в доме у родичей, которые за ним ухаживали. Несколько раз я езди‐ ла в Рыбницу навестить его. Когда его не стало, я смогла ещё по‐ ехать на кладбище, куда пришло много людей, чтобы проводить его в последний путь. Вернусь на несколько лет назад к тому времени, когда я вста‐ ла после четырех месяцев лежания с переломом бедра. Моисей меня выходил, помог вернуться в нормальное состояние, учил хо‐ дить. Я прогуливалась с ним, ходила медленно, хромала. Пока в библиотеке была машина с водителем, за мной приезжали и после работы отвозили домой. В Хэсед я тоже ездила на их транспорте, читала лекции. Следующий этап жизни был уже тесно связан с про‐ грессирующей болезнью мужа. После его смерти я полностью посвятила себя работе. Я уже упомянала о книжке Бессарабский стиль, тираж которой был настолько мизерным, что разошёлся ещё на презентации. С по‐ дробными рассказами о еврейских писателях на идиш я выступала в библиотеке, в Хэседе, на радио. Но кроме библиотеки и Хэседа были ещё длинные дни и ночи дома. Одиночество подступало со всех сторон. Ещё в 1996 году уехала в Германию вместе с мужем, д‐ром истории Самсоном Мадиевским моя близкая приятельница Люся (Лучия Соломоновна Авербух). Правда, она умудрялась уделять мне внимание и из своего далёкого Аахена, где была вполне счастлива с мужем, с которым случайно познакомилась у нас в доме во время очередного семейного торжества. Историк Мадиевский оказался востребованным и в Германии, продолжал писать об истории евре‐ ев, как немецких, так и советских. Его книга Другие немцы (о немцах, спасавших евреев в гитлеровские времена) вышла на трёх языках – русском, немецком и английском. Сборник других публи‐ каций, благодаря Люсе, увидел свет уже после его смерти. И по сей день Люся ежегодно приезжает в Кишинёв навестить семью сына, не оставаляя без внимания и мою персону.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

97

В дни, когда мы второй раз были в Израиле, отбыли в США Фаина Ахинблит с мужем и сыном. Они обосновались в Майами. Фаина устроилась по специальности, продолжает работать в биб‐ лиотеке, Давид работает на заводе, Виталик доволен своей студен‐ ческой жизнью. Спасибо им, они меня не забывают, интересуются моими делами, звонят как минимум раз в месяц. Вскоре после смерти Муси уехали в США вслед за своим единственным сыном и Тростянецкие. Изе Тростянецкому очень не хотелось покидать Кишинёв, он, член Союза журналистов, занимал‐ ся издательским делом и был востребован до последнего дня пре‐ бывания в Кишинёве. Он также был завсегдатаем всех еврейских мероприятий. Мы с Мусей были очень близки с этой семьёй, рас‐ ставаться с моим другом детства было тяжело. Теперь приходится довольствоваться редкими разговорами по телефону. Ещё во время работы в библиотеке ко мне стали заходить ученики 22‐ой еврейской школы за помощью в выполнении каких‐ то заданий. Чаще других ко мне обращались две подружки – Поли‐ на Ройтман и Диана Гергус. Полина частенько приходила со своей бабушкой, врачом‐пенсионеркой Раисой Савельевной Ройтман. Мы подружились с ней и начали часто перезваниваться, и даже дру‐ жить домами. Вскоре Полина уехала в Израиль, а бабушка продол‐ жала со мной общаться, делилась новостями о Полине. Диану я знала давно, вернее, я была хорошо знакома с её мамой – Сузанной Гергус. Познакомились мы во время поездки в Бухарест. Сузанна – пианистка и опытный концертмейстер, акком‐ панировала Ефиму Черному. Они вдвоём часто выступали с концер‐ тами на идиш в библиотеке, в которых принимала участие и юная Диана. Она постепенно привязалась ко мне, и после смерти Моисея мы по‐настоящему стали близкими подругами, несмотря на разни‐ цу в возрасте. Люди, мало меня знавшие, были уверены, что Диа‐ на – моя внучка. Мы с ней никогда не отрицали этого. Диана охотно слушала рассказы о разных событиях моей жизни, главным обра‐ зом о студенческих годах, о моих родителях, друзьях. Она же со мной делилась своими юношескими многочисленными проблема‐ ми. Теплые дружеские отношения возникли между Дианой и моим частым гостем из Рыбницы, шурином Сёмой Вапняром. Благодаря

98

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Диане я могла посещать концерты в филармонии, опере, органном зале, мероприятия в КЕДЕМе. Иногда она меня сопровождала и за покупками. Помню случай в магазине готовой одежды. Продавщи‐ ца обратила внимание на необычных покупателей, на то, с какой заботой Диана помогала мне примерять предметы туалета. Про‐ давщица даже прослезилась, столь непривычно добрым показа‐ лось ей отношение «внучки» к «бабушке». Да, благодаря Диане я еще несколько лет подряд меньше страдала от одиночества, имела возможность появляться в публич‐ ных местах. Она приходила ко мне и в праздники, и в будни, иногда со своей подругой‐сокурсницей, убеждённой евангелисткой Анеч‐ кой. Но нет ничего постоянного в этом мире. Обстоятельства сло‐ жились так, что Диана в 2010 году уехала в Израиль, где уже обос‐ новался её отец. Сузанна с сыном Гариком продолжают жить в Ки‐ шинёве, где она, оставаясь гражданкой Молдовы, работает кон‐ цертмейстером в музыкальной школе. Совсем недавно, осенью 2013 года, Дианочка посетила мать и брата, была несколько раз и у меня; она даже предложила мне пе‐ реехать в Израиль во избежание одиночества. Пусть у неё всё сло‐ жится удачно, я буду с удовольствием наблюдать за её успехами до конца моей жизни. Пока у неё всё складывается хорошо – есть лю‐ бимый человек, квартира, работа по специальности. Она муже‐ ственно и настойчиво преодолевает все трудности, связанные с пе‐ ременами бытия. Большую поддержку мне оказывал и оказывает один из посе‐ тителей библиотеки, ставший постепенно близким другом семьи. Он в свое время был сотрудником НИИ, расположенного близ биб‐ лиотеки им. Мангера. Дружба с ним продолжается по сей день. Мои коллеги в шутку называют его моим «поклонником», чего он бы просто не вынес, если бы услышал. Речь идёт об Овсее Семёно‐ виче Шейнберге. Он оказывал мне помощь в сборе материалов для справочника о евреях Молдовы, помогал в решении бытовых про‐ блем после смерти Моисея. Овсей Семёнович всегда обязателен, внимателен и звонит ежедневно. Почему‐то Шейнберг, в недавнем прошлом видный деятель в области строительства, занимавший

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

99

высокие должности, во многом следует моим советам, явно пере‐ оценивая мои познания и способности. Помогала мне во многом моя соседка Надя, рано овдовев‐ шая, самостоятельно поставившая на ноги двоих детей. Надежду я беспокоила по ночам, когда заболевала, когда случалось что‐то из ряда вон выходящее. Так, ей первой из всех знавших меня людей стало известно о том, что ночью 9 января 2013 года ко мне в дом ворвались грабители. С 2010 года я уже была на пенсии, но, несмотря на частые приступы разных хронических возрастных болезней, я время от времени читала лекции для подопечных Хэседа, продолжала посе‐ щать мероприятия, проводимые Инной Бумовной и другими чле‐ нами общины. Последние годы я стремительно стала терять зрение. В 2013 году стало настолько скверно, что я начала переговоры со специа‐ листами об операции. Они посоветовали мне соблюдать опреде‐ ленную диету, чтобы привести в норму некоторые показатели ана‐ лизов. В результате жарким летом этого года мои почки отказались служить, и я попала в больницу, где меня подлечили, но посовето‐ вали от операции по поводу катаракты отказаться. В больнице меня навещали и Анна Яковлевна Бацманова, и Ольга Владимировна Си‐ вак, Надя, Люся, Эмиль, Наташа, новоиспечённая подруга, сотруд‐ ница библиотеки медицинского университета Нонна Шорок. Накануне Нового года я напросилась к Наде на встречу праздника, сказав, что, мол, год был для меня тяжёлым, возможно, потому, что впервые в жизни я его встречала в полном одиноче‐ стве! Надя ответила, что и сама планировала меня пригласить. Встреча прошла весело и приятно. А через несколько дней, после рождества по старому стилю, грянула беда, изменившая мою уже понемногу устоявшуюся жизнь. Десятилетиями мы с Моисеем держали в доме собак. Это бы‐ ли простые дворняжки небольших размеров, возведённые нами в ранг членов семьи. Первая собачка, принесённая нам биологом из АН России Ин‐ ной Шейман, была названа Ишкой. Она была очень ласковой и прожила у нас в доме девять лет. Мы очень хорошо к ней относи‐

100

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

лись, и она нам отвечала тем же. В дни, когда мы собирались поки‐ нуть навсегда Молдову, кто‐то из соседских мальчишек выпустил её со двора, и первый же проезжавший автомобиль сбил нашу собач‐ ку. Мы тяжело, до слез переживали потерю. Как известно, впослед‐ ствии мы решили никуда не уезжать, и кто‐то нам подарил черного крохотного песика, названного тоже Ишкой. Он был ласковым ми‐ лым мальчиком, но с детства страдал какой‐то кожной болезнью. С помощью ветеринаров мы его вылечили, но ненадолго. Несмотря на наши старания, он тяжело заболел и врачи усыпили его. Моисей буквально рыдал, говорил, что потерял внука, долго не мог сми‐ риться со случившимся. Мы дали себе слово больше собак не заво‐ дить. Однако обстоятельства сложились так, что я слова не сдержа‐ ла. Соседка Марья Дмитриевна принесла крохотную беленькую со‐ бачку с чёрными отметинами и слёзно просила не отказываться от подарка. Моисей тоже сдался с первого слова. Мы назвали самочку Бианкой, лелеяли её и холили, регулярно купали. Жила она в столо‐ вой на диване. Когда я смотрела передачи по ТВ, она взбиралась ко мне, удобно устраивалась на коленях и тоже смотрела на экран. Как ни странно, на смерть Моисея Бианка не отреагировала, продолжа‐ ла вести прежний образ жизни. Кавалеров она игнорировала. Если гости приводили своих собак, жутко ревновала, однажды со зло‐ стью укусила прелестного пуделя, сопровождавшего всегда Марину Шрайбман. Когда кто‐нибудь из гостей, будь то женщина или муж‐ чина, уходя, меня обнимал, Бианка готова была её или его разо‐ рвать. Вечерами я обычно выпускала собачку во двор погулять, а через 20‐30 минут впускала её домой, где она сейчас же занимала место на диване, я же либо ужинала, либо включала телевизор. Точно так я поступила и в тот роковой январский вечер 2013 года. Бианочка вернулась с улицы не одна. С ней вошёл мужчина, одетый во всё чёрное. Я было привстала, но он меня с силой заставил сесть на место в кухне, где я собиралась ужинать, и мгновенно натя‐ нул мне на глаза берет, который я постоянно носила. Незнакомец просил меня не бояться, называл бабушкой и приказал продолжать трапезу. Одновременно он приставил к горлу нож, который я как‐то сумела разглядеть: нож был похож на штык. В это время объявился ещё один бандит и, не останавливаясь, направился в комнаты. Пер‐ вый бандит беспристанно говорил. Он сказал, что другие члены бан‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

101

ды находятся во дворе, что они уже много дней за мной наблюдают и им хорошо известно, как сильно меня любил покойный муж, кото‐ рый мне ежегодно дарил бриллианты. Мне редко удавалось что‐то ему отвечать. Помню, что услышав его восточный акцент, я спросила, не чеченец ли он, что его очень удивило. Он начал мне угрожать, требовать, чтобы я ему отдала бриллианты либо указала, где они находятся, постоянно переговаривался с напарником на непонятном языке, потом перепроводил меня в комнату, якобы чтобы я развле‐ калась телевизором. Я держалась неплохо, сказала, что не боюсь смерти. В комнате всё было уже перевёрнуто, все мои книги и бума‐ ги толстым слоем лежали на полу, очевидно, и в спальне тоже уже творилось что‐то невообразимое. Сколько времени это продолжа‐ лось, я не знаю. Затем первый вышел в кухню якобы поговорить по телефону и покурить. Через несколько минут они резко поменяли тактику, стали угрожать мне утюгом, якобы готовясь меня пытать, связали скочем руки, ноги, рот, завязали глаз, и … я сдалась. Я дей‐ ствительно не боялась смерти, но боялась пыток. Они напомнили мне, что все евреи богатые, что мы убили Христа, но, мол, убивать меня они не будут, чтобы не брать грех на душу, что я вот зарабаты‐ вала писаниной, а их дело грабить. Обчистив веранду, где я хранила в коробочке из‐под кофе несколько золотых вещиц, забрав из шка‐ тулки все деньги, оставленные мне мужем, они удалились, не забыв закрыть входную дверь на ключ, унеся его с собой. Убедившись, что их больше нет в доме, я продолжала сидеть обессиленная, вся в ско‐ че, почти без единой мысли. Через какое‐то время я припомнила ко‐ гда‐то увиденный скверный боевик, в котором женщина со связан‐ ными руками, путём долгих усилий, высвободила одну из рук от ве‐ рёвок, и тем спаслась. Я долго высвобождала правую руку и, когда это удалось, сняла повязку с глаз и дотянулась до телефона. Ура, он не был перерезан. Вот уж вторая рука свободна, неважно, что разби‐ ты на ней часики, что обе руки совсем синие. Теперь нужно добрать‐ ся до кухни, там ножи, можно будет освободить и ноги. Пришлось мне, восмидесятипятилетней старухе, прыгать как кенгуру через все бумаги, разбросанную одежду и книги. Я уже могла двигаться почти нормально. Первым делом я позвонила не в полицию, а соседке Наде, говорила кратко, но не сбивчиво. Надя в ужасе пыталась ко

102

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

мне зайти, но дверь закрыта на ключ. Она позвонила Эмилю, у кото‐ рого был дубликат ключа, оставшегося с лета, когда я лежала в боль‐ нице, а он охранял моё жильё. Через какое‐то время он приехал с женой Наташей. Уже была глубокая ночь, когда к нам прибыла большая группа полицейских, меня допрашивали, сняли отпечатки пальцев. Особое внимание уделяли языку, на котором разговарива‐ ли грабители между собой, но я, к сожалению, не могла им в этом помочь. Полицейские и следователи вызвали у меня доверие, они определённо были людьми компетентными, вежливыми. Только к четырём часам утра мы легли спать; как ни странно, я на пару часов задремала. Следующий день был суматошным. Продолжались до‐ просы. Беспокоили телевизионщики. Допрашивали соседей. Не‐ сколько дней прошло в какой‐то эйфории. Я отвечала по телефону многочисленным сочувствующим. Дело было в том, что произошед‐ шее со мной несчатье было освещено каналом “Publica” и в других СМИ. Приблизительно на восьмой день я разнервничалась после од‐ ного из звонков, моя собеседница настырно требовала, чтобы я назвала наводчиков. Потом, как мне казалось, я успокоилась, ведь недаром Эмиль назвал меня в ночь ограбления «Зоей Космодемьян‐ ской», легла спать, задремала, и вдруг проснулась в ужасном удушье. Я снова позвонила Наде со словами «я умираю». Надя вызвала ско‐ рую помощь и позвонила моим родственникам, Наташе и Эмилю. Врач «скорой» каким‐то образом снял удушье, но вместе с Эмилем отвёз меня в больницу, в отделение реанимации. Там я провела не‐ сколько дней под капельницей, прошла весь цикл лечения инфаркта миокарда. Боли не было, только чувство тяжести и отсутствие аппе‐ тита. Потом меня перевели в отделение кардиологии. Навещали ме‐ ня сотрудники библиотеки им. Мангера, знакомые по Хэседу, пред‐ ставители общины, интересовались моим состоянием Серго Бенгель‐ сдорф, Нонна, Наташа и Эмиль. Приставлена была ко мне моя патро‐ нажная Анна Ротарь, которая меня опекала вот уже восьмой год. Я не могла ходить, не хотелось есть. Первый раз поела борщик, прислан‐ ный мне приятельницей Шурой Козловой, который принёс её супруг. Затем по утрам меня стала поить чаем и кормить хлебом с маслом оправившаяся после инфаркта одна очень милая больная, соседка по палате. Наконец один из лечащих врачей сообщил мне, что меня вы‐ писывают домой. Он так меня усиленно уговаривал, словно я возра‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

103

жала. На самом деле мне было всё безразлично. Дома ли, в палате – всё равно жизнь кончена, ничего впереди… Это моё мироощущение пытались перебороть посетители, но меня ничего не отвлекало от чувства безнадёжности. В доме, как всегда в последние годы, не‐ смотря на огромные суммы в платёжках за газ, было холодно. Анна пыталась меня кормить, уговаривала. Первые несколько недель у меня ночевали Наташа и Эмиль, потом только Эмиль. В конце концов они перестали приходить на ночь. Через несколько месяцев я начала самостоятельно ходить к столу на кухню; постепенно вернулся ко мне какой‐то интерес к жизни, удивительно, но меня вдруг задела история с отречением папы Бенедикта и выборы нового понтифика! Я начала есть, почти слепая продолжала писать свои мемуары с большими перерывами, которые я называла моментами творческого кризиса! Так как я не могу прочесть того, что пишу, безотказная Нон‐ на переносит в компьютер мои каракули, затем даёт мне текст, набранный крупным шрифтом. Я совсем не уверена, что кто‐нибудь станет читать подробности жизни ничем не выдающегося персонажа, представительницы ничем не знаменитой семьи и следить за судь‐ бами связанных с ней людей, разбираться в деталях человеческих жизней в определённом времени и пространстве. Но всё же остается надежда, что, может, это хоть кого‐то заинтересует. Мне же эта рабо‐ та помогает вернуться к какому‐то бытию… После ограбления перепуганная собачка Бианка, старая и больная, добровольно покинула своё жилище во внутренних хоро‐ мах и перешла жить в сарай. Часть дня она лежала на ступеньках у парадного входа. Приходила есть, ластилась, но спать уходила в облюбованное место – сарай. Болезнь брала своё. И в том же сен‐ тябре Бианки не стало. Ушло ещё одно живое существо, связываю‐ щее меня с прошлой жизнью. Круг общения постоянно сужается. Первые месяцы после ин‐ фаркта мне звонили люди, с которыми я не общалась десятилетия‐ ми, сочувствующие и просто любопытные. Постепенно количество звонящих сократилось до нескольких проверенных друзей и прия‐ телей, к которым относятся и те, кто уже не может в силу возраста или болезни ходить и ограничивается звонками. Так же, увы, вы‐ нуждена поступать и я. Благодаря Анне мой крошечный дворик ле‐

104

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

том полон цветов, и хоть я их очень плохо вижу, стараюсь посидеть на воздухе в хорошую погоду. Борюсь с безделием, смотрю ТВ, слушаю плейер и звоню по телефону, стараюсь что‐то делать само‐ стоятельно, чаще всего не слишком успешно. Радуюсь, когда ко мне, по старой памяти, обращаются за информацией – несмотря на ухудшение памяти, я ещё во многом в состоянии помочь. Часто получается так, что звонки меня извещают о том, что этот мир покинут ещё кем‐то из друзей или просто знакомых. Я не умею плакать, но вспоминаю этих людей с благодарностью за наши отно‐ шения, встречи, беседы. Вообще, воспоминания сейчас занимают большую часть моего времени и наилучшим образом соответствуют моему душевному состоянию. Я с горечью вспоминаю многочислен‐ ные свои ошибочные высказывания и даже не слишком достойные поступки, которые когда‐то мне казались абсолютно правильными. Но машины времени бывают только в книгах и кино, в жизни испра‐ вить уже ничего невозможно, разве только покаяться… Трудно найти нужные слова, чтобы закончить эти растянув‐ шиеся на довольно значительное количество страниц записи. Могу лишь процитировать пушкинские слова: «Кончаю, страшно пере‐ честь!»

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

105

ЭССЕ Родственники по материнской линии. Семья Герштейн Вплоть до конца 70‐х наша семья была тесно связана с Гер‐ штейнами. Соня Герштейн была, с одной стороны, родной племян‐ ницей бабушки Хавы, дочерью её покойной сестры Суры‐Фейги; с другой стороны, она была бабушкиной падчерицей, так как Хава вышла замуж за овдовевшего мужа Суры‐Фейги, старика Нахмана Зильбермана. К тому времени из многочисленных детей у него оставались трое. Один сын погиб в первую мировую на фронте, не‐ сколько дочерей умерли в Одессе во время какой‐то эпидемии. Кроме Сони у Нахмана была ещё дочь Злата, которую все звали Зи‐ ной. Она вынуждена была выйти замуж за малоимущего портного из Резины по фамилии Эрлих. Вынуждена, так как в молодости с ней произошла какая‐то история, подробности которой мне неиз‐ вестны. Зина стала матерью многочисленного семейства, жила в Резине, редко навещала родных в Кишинёве и умерла в годы II‐ой мировой войны. С пережившими войну членами её семьи мы встретились лишь в 50‐ые годы, они к тому времени были весьма обеспеченными людьми. Сын Нахмана, Тевье Зильберман с семьёй, подолгу не задер‐ живался на одном месте, жил то в Яссах, то в Кишинёве, с род‐ ственниками общался мало. Бабушка Хава фактически не имела личной жизни. Её второй брак был вынужденным. При царизме она получала на детей три рубля пенсии в месяц за погибшего в русско‐японской войне мужа. При румынской власти она была лишена этой пенсии, и никакой компенсации не предвиделось. Нахман, хоть и был немощен и стар, но имел заработок – числился кассиром при резнице, при резнице же он получил от еврейской общины бесплатную квартиру. Бабуш‐ ка Хава за ним ухаживала, лечила, как могла. Она же на деле была кассиром, продавала билеты – «квитки» – за убой птицы шойхетами (резниками). Квартира состояла из двух комнаток на земляном полу и крохотной кухоньки. Несмотря на запах крови, на пух, летящий со

106

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

двора, в доме усилиями бабушки было чисто. В тесноте жили ба‐ бушка Хава, Нахман, моя будущая мама, её брат Хаим и тётя Соня. Последняя доставляла бабушке много хлопот и неприятностей. Со‐ ня была требовательной, капризной сладкоежкой, любила посе‐ щать кондитерские и иногда покидала их, не расплатившись. У Сони была аристократическая наружность, но её окружали молодые парни из бедных семей и она ими вертела как хотела. Мечтала же Соня о богатых претендентах, но таковые всё не появлялись. Наиболее настойчивым и упорным был один из её поклонников – Хаим Гершттейн. Он дарил ей сладости, просил своих сестёр‐ модисток шить ей наряды, прощал ей любые капризы. Когда в годы первой мировой войны его мобилизовали и отправили на фронт, он часто писал, клялся в вечной любви. Конечно, влюбиться в него бы‐ ло сложно. Он был чуть меньше её ростом, косноязычным, говорил очень быстро и часто неразборчиво. И всё же Соня сдалась. После войны Соня вышла замуж и превратилась в мадам Герштейн. Мо‐ лодые сняли квартиру. Сёстры Хаима, благополучно перебравшиеся в Париж, прислали ему оборудование для изготовления картонных коробок для обуви. Дела у Хаима шли хорошо, и вскоре Герштейны приобрели собственную квартиру в «ишуве» на Екатерининской. За гроши в его мастерской трудилось несколько девушек, Соня их ино‐ гда использовала для оказания услуг по дому. Она превратилась в настоящую светскую даму, хорошо одевалась; супруги приобрели красивую мебель, приглашали к себе в дом нужных людей и сами ходили в гости к владельцам модных обувных магазинов. В 1919 году у Герштейнов родился первенец – сын Шмуэль, которого все звали Милей, а через два года – второй сын, Эршалэ (Герш), ставший Гришей. Хоть Миля в детстве и грозился убить младшего брата, они были дружными, но очень разными. Миля был некрасивым, хотя и был похож на Соню, зато Гриша, похожий на отца, был по‐своему красив, у него был чувственный рот, улыбка не сходила с его лица. Гриша был способным, на лету многое схва‐ тывал, умел себя подать, очаровать, говорить убедительно о мало‐ знакомых материях. Он неплохо рисовал, играл на скрипке. Оба брата после начальной школы учились в гимназии им. М. Эминеску. Как‐то Миле подарили фотоаппарат, что стало делом его жизни, хотя особых успехов в фотографическом деле он не добился.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

107

Ни Миля, ни Гриша не дотянули до экзамена на аттестат зрело‐ сти: оба покинули гимназию в старших классах. Однако связь со сво‐ ими бывшими соучениками не теряли. Братья были дружны между собой, но по жизни шли разными дорогами. Ничего не могу сказать о довоенных любовных делах Мили, зато у Гриши эти дела начались очень рано. Он пользовался вниманием девушек с отрочества, очень рано стал дамским угодником. Вначале не брезговал мастерицами, состоявшими на службе у его отца, потом переключился на более интеллигентных девушек. Мы с мамой открыто его осуждали; не‐ смотря на это, Гриша очень любил мою маму, называл её любимой тётей Бетей. В 19 лет он привёл в родительский дом 17‐ти летнюю девушку Асю Имас и объявил, что она будет жить у них и что они уже зарегистрировали свой брак. Соне и Хаиму пришлось смириться, они устроили молодых в одной из комнат, а свой гнев обрушили на стар‐ ших Имасов. Отец Аси зарабатывал на жизнь случайной работой, ча‐ ще вообще нигде не трудился, мать была медсестрой. У Аси была младшая сестра Ада, которая мечтала стать врачом. Когда в 1941 г. в начале войны нам пришлось эвакуироваться, Ася уже была на последнем месяце беременности. Милю мобили‐ зовали в первые же дни войны. Гриша с женой, её родителями, сестрой и старшими Герштейнами уехали из Кишинёва в тот же день, когда мы пытались пешком переправиться через Днестр. Ко‐ роче, когда мы вынуждены были вернуться через сутки домой, их квартира с частью нашего имущества была заколочена досками, а в других домах уже хозяйничали мародёры. С Герштейнами мы встретились летом 1942 года, когда пере‐ ехали в Бухару. Мы тогда узнали, что в августе 1941 года Ася родила девочку, которую назвали Ривой, в обиходе Ивой. Это случилось по дороге в эвакуацию в Краснодарском крае. В Бухаре Хаим Герштейн заделался переплётчиком, он всегда был обеспечен работой по переплету бухгалтерских документов разных учреждений. Его руки кормили всю семью. Ася с Гришей и дочерью жили то с Имасами, то с Герштейнами. Гриша, получив не‐ сколько уроков и указаний у моего папы, объявил себя бухгалтером и работал в местной больнице. К несчастью, у Аси уже начали про‐ являться признаки туберкулёза лёгких. Гриша утешался интрижками

108

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

с женским персоналом больницы. Ива с раннего детства отличалась капризами и непослушанием. Красивые черты её лица часто иска‐ жались от приливов злобы. Конечно, она многого не получала в бу‐ харских условиях. У Аси не было сил бороться с её вспыльчивым и настырным характером, у остальных тоже не хватало терпения бо‐ роться с её выходкам. О судьбе Мили вся семья узнала только в начале 1944 года. Мобилизованный в первые дни войны и демобилизованный почти сразу же, как бессарабец, в конце лета 1941, он долго скитался без крова, без денег, без профессии. Наконец где‐то в Сибири его при‐ грела немолодая русская женщина, окружила вниманием. Она бы‐ ла хозяйкой небольшого домика, имела корову. Миля к ней привя‐ зался, но когда написал о ней родителям, они пришли в ужас. В конце 1943 г. Гришу мобилизовали и отправили в действую‐ щую армию. Когда мы покинули Якатут и вернулись в Бухару, от Гри‐ ши с фронта родные получали легендарные письма‐треугольники. Через несколько месяцев письма перестали приходить. Все запере‐ живали, забеспокоились; один только Хаим бодрился, он утверждал со свойственной ему самоуверенностью, что на войне всякое бывает, что случайности являются порой причиной задержки писем. Он ока‐ зался прав. У Гриши всё сложилось неплохо. Благодаря своей настой‐ чивости и упорству он получил должность переводчика при штабе дивизии. Переводил Гриша с румынского, немецкого и французского языков. Как это ему удавалось, понятия не имею, но, видимо, сме‐ лость и нахальство помогали ему… Незадолго до конца войны Миля приехал в Бухару. Он не мог наглядеться на родителей, на всех нас. У него были обморожены руки, он очень сильно изменился, огорчился, что уже нет в живых бабушки Хавы, которая немало сил вложила в его воспитание, когда он был ребёнком. Соня и Хаим начали его обрабатывать, доказы‐ вать, что вскоре кончится война и он должен будет создать нор‐ мальную еврейскую семью. Какие‐то результаты, наверное, эти раз‐ говоры дали, но пока Миля всё же вернулся к своей спасительнице. Герштейны значительно раньше нас вернулись в освобож‐ дённый от фашистов Кишинёв. Для возвращения нужен был вызов, который им прислал хороший знакомый, чиновник в администра‐ ции Кишинёва – Крутир. Семья Крутир, приехавшая в Молдову из

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

109

Тирасполя, одно время жила у Герштейнов, и глава семейства, за‐ нимавший высокий пост в советской администрации, помог им в 1940 избежать депортации как буржуям, владельцам мастерской. Герштейны, конечно, не нашли наш дом на Екатерининовской, он полностью был разрушен. Какое‐то время они жили у своих друзей Креймеров, затем получили комнатку с общей кухней во дворе по улице Ильинской38. Гриша жил в Черновцах с Имасами. Асина болезнь прогресси‐ ровала, и любвиобильный Гриша сблизился с молодой дамой по имени Рузя. Рузя с матерью и сынишкой выжила в одном из гетто Транснистрии, похоронив там отца и мужа. Когда в конце сороко‐ вых годов Аси не стало, Гриша с дочерью переехали к Рузе. Она бы‐ ла хороша собой, без особых претензий, её мать – ещё крепкая женщина – хорошо выглядела и была вполне респектабельной да‐ мой. Жизнь Рузи из‐за Ивы превратилась в ад. Дети не ладили между собой, в доме не прекращались скандалы. Мать Рузи в кон‐ це концов буквально сбежала из дома, ей удалось выйти замуж за пожилого вдовца. Рузя в отчаянии приходила к нам и жаловалась на несложившуюся судьбу. Мама старалась примирить её с Гришей, но он был на стороне дочери и тоже невзлюбил Рузиного сына. Кончилось тем, что Гриша решил уехать с Ривой в Кишинёв и посе‐ литься у родителей. Рузе же каким‐то образом удалось уехать в Па‐ лестину – такое иногда случалось в конце 40‐х годов. В Кишинёве события разворачивались стремительно. Миля в конце 50‐х женился на Любе Бырлад, которая была на несколько лет старше его. Они поселились в небольшой квартире по Киевской улице. Миля работал фотографом в разных научных учреждениях – то в Академии наук в Ботаническом саду, то в психбольнице в Ко‐ стюженах. Люба вела бухгалтерию управления кладбищами, в сво‐ бодное время занималась гимнастикой. В январе 1951 года у Любы и Мили родилась дочь Яна. Поскольку они оба были уже не очень молоды, они свою Яну слишком баловали. Яна росла в атмосфере вседозволенности. С детства привыкла говорить: «Куя (т.е. курица!)

38

В настоящее время сохранилась лишь часть улицы. Современное название Свя‐ той Илья.

110

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

только для Яны». Когда Миля спохватился, было уже поздно. Яна дерзила всем, передразнивала свою бабушку Соню, деда Хаима, открыто обвиняла их в мещанстве и в скаредности. К нам она отно‐ силась несколько лучше. В свою очередь Гриша подсмеивался над Яной и недолюбливал Любу. Гриша по возвращению в Кишинёв работал бухгалтером то в учреждениях здравоохранения, то в издательствах. У родителей он надолго не задержался. Познакомился с молодой девушкой – ин‐ женером‐гидротехником, бывшей москвичкой Сабиной Клейман. Она приехала в Кишинёв по распределению. Её родители с млад‐ шим братом тоже приехали в Кишинёв и построили себе дом на Вале Дическу. Гриша сделал Сабине предложение и она с удоволь‐ ствием его приняла. Этот брак оказался удачным. Ива полюбила мачеху, хотя той приходилось нелегко со своенравной падчерицей. Родители Сабины были образованнее Герштейнов. Внешне отно‐ шения между семействами складывались благополучно, хотя порой многое в поведении Герштейнов вызывало насмешки. По возвра‐ щению в Кишинёв мы больше сблизились с Гришей и его новой се‐ мьёй, чем с Милей и его родственниками. Соня и Хаим вели привычный образ жизни. У них часто соби‐ рались друзья, чтобы поиграть в покер, мы традиционно отмечали у них еврейские праздники. Как‐то в конце 60‐х Гриша побывал в Риге. Он влюбился в этот город и не успокоился, пока не перевез свою семью в Прибалтику. К тому времени у Сабины и Гриши уже рос сын Лёня, а Ива по‐ взрослела. Лёня был почти ровесником Яны и единственным чело‐ веком, которого она уважала и любила. В Риге Гриша устроился бух‐ галтером при Минздраве. Одно время работал в Юрмале, ему там выделили дачу и он приглашал меня с Мусей к себе. Соня с Хаимом часто гостили в Юрмале. Я первый раз навести‐ ла Сабину и Гришу в 1959 году. Гриша обещал мне путёвку в дом от‐ дыха, но что‐то не получилось и я вынуждена была жить у них какое‐ то время. Сабина работала в Риге, приезжала только ночевать. Из Риги же привозились обеды в судках, но на всех еле хватало. Я там недоедала. На рынке цены были непривычно высокими; кроме уди‐ вительно крупного и сладкого крыжовника я ничего себе не покупа‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

111

ла. Но зато море было тёплым, я ходила туда с маленьким Лёней и мы крепко подружились. На даче у Гриши росли помидоры. Чтобы они быстрее созрели, Гриша в них вспрыскивал по кубику спирта. Я уехала уверенной, что в Гришиной семье всё благополучно. Всё резко изменилось в 60‐е годы. Во время очередного по‐ сещения Юрмалы Соня и Хаим узнали, что у Гриши был роман с де‐ вушкой, якобы подругой Ивы, что у этой Люси родился сын Роберт, которого Сабина согласилась усыновить. Старшие Герштейны по‐ просили меня в августе поехать в Юрмалу и узнать подробности случившегося. Я поехала, но разминулась с Сабиной, которая уехала с Лёней к родителям в Кишинёв. Увы, я удостоверилась, что всё идёт к разводу Гриши с Сабиной. Люся была хороша, что называет‐ ся, с головы до ног. Умная, серьёзная, прехорошенькая русская блондинка невысокого роста с точёной фигуркой (до этого все из‐ вестные мне Гришины женщины обладали красивыми лицами, но плохими фигурами). В августе был день рожденья Ивы. Гриша заказал столик в ре‐ сторане. Он заявил, что окружён тремя красавицами. За столом нас было четверо – Люся, Ива, я и Гриша, который часто целовал каж‐ дую из нас. В Кишинёве домик на Ильинской снесли и Соне с Хаимом предоставили новую квартиру на Рышкановке. Герштейны были в восторге от своей большой, светлой комнаты, от коммунальных удобств. Они готовились к ежегодным торжествам на Хануку, когда отмечали свой общий день рождения. Зимой 1964 г. Соня оказалась в больнице: у неё произошел разрыв аорты, за несколько дней её не стало. Хоронили её по еврейским обычаям. Гриша опаздывал, он прибыл, когда уже темнело, и похороны уже состоялись. Хаим никак не мог привыкнуть к одиночеству и решил объ‐ единиться с Милиной семьёй. Они долго искали подходящий вари‐ ант обмена, остановились на хорошей двухкомнатной квартире близ Мединститута, по Оргеевской. Получилось так, что Хаим ока‐ зался в одной комнате с Яной, он долго терпел Янины выходки, но, в конце концов, нашёл выход из трудной ситуации. Он познакомил‐ ся и сошелся с пожилой женщиной, обладательницей отдельной квартиры. Бездетная вдова была особой жизнерадостной, прекрас‐

112

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

но готовила. Моя мама никогда не простила Хаима. Она ничего ему не говорила, но познакомиться с новоиспечённой роднёй наотрез отказалась. Хаим же был очень доволен своим выбором, он прожил с этой женщиной несколько лет, на 73 году жизни скончался от ин‐ фаркта и был похоронен рядом с Соней. В 70‐ые годы от рака в больших муках скончалась Люба. Яна окончила французское отделение филфака университета. Миле удалось её устроить на работу, где её незаурядная грамотность и великолепное знание французского языка были востребованы. Но характер её с годами не изменился. Она спокойно отнеслась к же‐ нитьбе Мили на двоюродной сестре Сабины, скрипачке, прожива‐ ющей в Москве. Миля уволился, уехал в Москву, но не прижился – его третировал Лёвушка, талантливый сын его второй жены Лии. Миля вернулся в Кишинёв, восстановился на работе, а Лия иногда приезжала на несколько дней. Первый инсульт сразил Милю после очередного приезда Лии. После второго удара Мили не стало. Яна по‐своему любила отца, ухаживала за ним, как умела, но на его смерть почти не отреагировала. У неё были какие‐то друзья, она даже говорила, что сделала аборт, скорее всего, это была бравада. Нас она посещала чаще всего по праздникам, когда знала, что Муся будет её потчевать всякими вкусностями. Узнав, что в Риге Лёня женился, Яна потеряла интерес к рижским родственникам. Одна‐ жды она своими рассуждениями об участниках II‐й мировой войны довела нас с Мусей до исступления, высказалась матерно, и мы расстались, как оказалось, навсегда. Гриша развёлся с Сабиной, женился на Люсе, жил у неё и вос‐ питывал их общего сына Роберта. За какие‐то достижения его пре‐ мировали поездкой в Париж. Там он восстановил связи с тётушками и двоюродными братьями по линии отца. Гриша был совершенно очарован жизнью в Париже. Как‐то, путешествуя по Прибалтике, мы с Мусей остановились у Сабины. Гриша как в ни чём не бывало нас навестил, но с Люсей мы не стали общаться. Сейчас я понимаю, что это была не наша проблема и нам следовало вести себя иначе. В 70‐ые годы с Гришей произошла беда. Перед Пейсахом они с Лёней достали мацу и нёсли её домой. В узком рижском переулке

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

113

грузовая машина прижала Гришу и Лёню к стене. Для Лёни всё за‐ кончилось благополучно, а у Гриши была тяжелейшая травма. Его спасли, он ездил лечиться во Францию, но полностью уже не вос‐ становился. Вот что он писал нам в последнем письме: «70‐е годы оказались роковыми для двух братьев Герштейн». В 90‐е Сабина с престарелым отцом, с Лёней и его семьёй переехали на постоянное место жительства в Израиль. После смерти Гриши мы изредка переписывались и поддер‐ живали отношения с Люсей. От неё и узнали, что Роберт стал наркоманом, Ива вышла замуж за холостяка, который ей показался богатым и щедрым. Он был эстонским евреем, директором феше‐ небельного ресторана в Таллине. У них родился сын Иегуда (Эдик). Ива не была счастлива и, в конце концов, оставила мужа. Её второй муж тоже был старше, но не намного. В молодости он был гонщи‐ ком, потом личным водителем одного из руководителей Эстонии. Ива шила, была востребованным парикмахером. Я была знакома с обоими Ивиными мужьями. Как‐то заехала в Таллин, когда она жи‐ ла с первым мужем. Ива оказалась в отъезде с Эдиком, но её муж принял меня очень хорошо, хотя никогда обо мне не слышал. Он воспользовался случаем, чтобы пожаловаться на свою горькую судьбу – Ива его презирала. Я провела чудесный день в Таллине, у меня была экскурсия по городу, а вечером Ивин муж пригласил ме‐ ня отужинать с ним в его ресторане. Нас встретили восторженными криками: «Ещё одна красавица!» Я ела впервые в жизни копчёного угря и какое‐то замечательное мясное блюдо. Со вторым Ивиным мужем я познакомилась у нас дома. Они остановились у нас в Кишиневе после поездки в Крым. Мы были очарованы их дочкой. В 1990 году Ива с семьёй уехала в Австралию. Я не смогла поехать на проводы, и Ива обиделась, она ни разу нам не написала. Так навсегда ушли из моей жизни поочередно все Герштей‐ ны. Ушли люди, тесно связанные с нами, единственные родствен‐ ники по линии моей мамы.

114

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Несколько слов о родственниках по линии отца Вернувшись в родные края из эвакуации, мы столкнулись с общей бедой – постепенно узнавали, как сложилась судьба род‐ ственников и довоенных друзей. Новости были до ужаса неутеши‐ тельными. После Холокоста со стороны папы остались в живых все‐ го две племянницы и две жены племянников с детьми. В Кишинев вернулась из эвакуации дочь старшего брата Шифра с малолетней дочуркой Мирой и жена одного из его сыновей – Нехама, с сыном Эмилем (Миликом), единственным представителем мужского пола с фамилией Молчанский. Шифра вскоре уехала вслед за нами в Черновцы. Её судьба сложилась весьма интересно. Она была доброй, наивной, очень честной, горячо любила дядю Шлойму (моего отца), уважала ба‐ бушку Хаву, приютившую её после отъезда из Думбравен. Живя у бабушки Хавы, для которой она фактически была чужой, Шифра стала подмастерьем у портнихи. Её брат Лейб, тоже в своё время нашедший приют у Хавы, ввёл её в круг своих друзей, главным об‐ разом поставщиков обуви, и один из них, Моня Фортиш, полюбил розовощекую кареглазую наивную провинциалку Шифру. Там же, в резнице у бабушки Хавы, они поселились вдвоем, там у них появи‐ лась их девочка Мира. Война прервала счастье Шифры и Мони. Шифра с трехлетней Мирой бежала из Кишинева вместе с женой брата Нехамой и младенцем Миликом. Они после войны скупо вспоминали о жизни в колхозе в Сталинградской области, где про‐ вели годы эвакуации. Моню как бессарабца сначала мобилизовали, а потом отпустили. Без жены и сестёр он скитался по огромной стране, заболел тифом и умер в одиночестве. Лейб попал на фронт, но погиб не на поле битвы, а скончался от приступа острой сердеч‐ ной недостаточности. В Черновцах Шифра сняла комнату, устроилась швеёй на фаб‐ рику, жила тяжело, но вполне самостоятельно, даже умудрялась ез‐ дить к морю летом. Мира была ученицей начальной школы, когда мы жили в Черновцах. Шифра поддалась на уговоры страховых аген‐ тов и застраховала себя от несчастного случая. Как водится, он не за‐ ставил себя долго ждать: она разжигала утюг на углях и на ней заго‐ релась одежда, у неё были сильные ожоги, она попала в ожоговый

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

115

центр, а Миру мы забрали к себе. Кажется, девочка была в четвёртом классе. Я проверяла её домашние задания. Однажды, когда я прове‐ ряла её сочинение о родном городе, я не смогла удержаться от того, чтобы не прочесть его вслух, и мы с мамой рассмеялись. В тетради был целый набор стандартных фраз из радиопередач, типичных для последних известий. Мира обиделась и порвала своё сочинение, о чём я очень сожалела, ведь сейчас можно было бы вспомнить тот бред, которым пичкали советских школьников. Как бы то ни было, пребывание Миры в нашей семье укрепи‐ ло нашу взаимную привязанность. У Шифры навсегда осталась изуродованной нога. Когда мы уехали из Черновцов, Мира и Шиф‐ ра часто нас навещали в Кишиневе. Шифра обычно приезжала ле‐ том. Она останавливалась у нас на Боюканах, обязательно дарила какую‐нибудь мелочь нам, Нехаме, сёстрам покойного мужа. Мы, в свою очередь, тоже дарили и ей что‐то. Мира приезжала сама на серебряную свадьбу моих родителей в доме у Розенблитов. В сере‐ дине шестидесятых Мира вышла замуж за парня из многочислен‐ ной еврейской семьи. Она окончила техникум лёгкой промышлен‐ ности, а её муж – строительный. На свадьбу, которую сыграли в до‐ ме родителей жениха, мы вылетели всей семьёй. Мама впервые воспользовалась самолетом и, как будто назло, у нас была вынуж‐ денная посадка в Бельцах, оттуда мы ехали в автобусе. Мира всегда была весёлой хохотушкой, но на свадьбе её огорчало то, что одна из сестёр Фимы Фельдмана, её жениха, вела себя неадекватно. Она обратилась ко мне за советом, увидев у бу‐ дущей родственницы явное нарушение психики. Я посоветовала ей воздержаться на первых порах от беременности. Совет оказался тщетным – Мира с небольшими перерывами родила Фиме двух сы‐ новей – Марика и Лёню, – и дочку Евочку. Виделись мы во время наших коротких визитов в Черновцы, когда мы возвращались с карпатских курортов или из Болгарии. Евочка один раз побывала у нас, она унаследовала слух своего деда Мони, который хорошо пел и играл на мандолине и балалайке. В начале семидесятых Мира и Фима, вернее, его родители, получили вызов из США за подписью Киссинджера. Шифра была против отъезда. Она не была на похоронах моего отца, но приехала

116

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

к нам, чтобы посоветоваться по поводу вызова в США. Мама и мы с Мусей ей сказали, что раз Мира настаивает, то надо ехать. В конце концов Мира, которая строила себе воздушные замки, как ни странно, не зря её уговорила. Я поехала их провожать и прощаться. Уже сидя в вагоне, маленькая Ева истерически начала кричать: «Тё‐ тя Сарра, тётя Сарра!». Хорошо, что я была не одна. Я была с Рахе‐ лью и её дочерьми. Меня угнетала мысль о том, что я больше нико‐ гда не увижу моих добрых и преданных Шифру, Миру и Фиму, с ко‐ торым я успела подружиться. Конечно, дальнейшую жизнь Миры и Шифры я знаю лишь по письмам и звонкам, но, во всяком случае, она сложилась хорошо, во многом счастливо. К сожалению, папе не довелось знать о том, что его племяннице улыбнулось счастье в лице вдовца из Польши, владельца магазинчика, портного Моше. Он не только женился на Шифре, но ещё обеспечил жильём Миру с семьёй в Ист‐Бронксе в Нью‐Йорке. Мира и Фима растили детей, дали им образование. Шифра прожила счастливо с Моше, которого не стало в 90 лет. Она же прожила без него ещё несколько лет и скончалась в 93 года, окру‐ женная любовью дочери и заботой сиделок. Фотографии позволяют судить о полном благополучии всей семьи. Сейчас у пенсионеров Миры и Фимы одиннадцать внуков и внучек. У Марика и Марины трое детей, старшие уже студенты. Они живут в собственном двухэтажном особняке в Нью‐Йорке. Ортодок‐ сальный глубоковерующий средний сын Лёня живёт с женой Нэнси в Израиле. У них пятеро детей. У Евы трое детей – две девочки и мальчик. Они живут в Лондоне, где Ева преподает лечебный балет, а её муж Роберт работает детским врачом. Расстояния не мешают семье Миры часто видеться, справлять вместе бар‐мицвы и бат‐ мицвы. Супруги Фельдман часто навещают своих детей и внуков. Мире хватает терпения и внимания и для родственников со сторо‐ ны её отца. Мы с Мирой часто беседуем по телефону, она живо ин‐ тересуется моей жизнью, даёт дельные советы, рассказывает о сво‐ ей семье. Рахель, старшая дочь другого брата моего отца – Аврума, приехала в Кишинёв и поступила во вторую профессиональную ев‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

117

рейскую школу в начале 30‐х. Она родилась в Вертюжанах, в одной из еврейских земледельческих колоний Сорокского уезда, в семье Аврума и Голды Молчанских, у которых, кроме неё, было ещё се‐ меро детей. Поселилась Рахель, как и остальные племянники отца, у бабушки Хавы в доме при резнице. В школе она дружила со своей соученицей Нехамой, которая была влюблена в своего двоюродно‐ го брата Лейба. Случилось так, что Лейб влюбился в худенькую, смуглую, очень строгую Рахель против её воли. Образовался лю‐ бовный треугольник. Рахель упросила моего отца найти людей, которые помогли ей перебраться в «райскую» страну – Советский Союз, в котором уже жил с женой другой перебежчик, её двоюродный брат Абрам‐ Йосл. Он был направлен в колхоз близ Томска, там у него и Иты, тоже девушки из Думбравен, родилась дочь Полина. Подробности о жизни Абрама‐Йосла и Рахели доходили до нас редко и в общих чертах, потом вообще наступили годы неизвестности. И вот, в нача‐ ле 50‐х, в Черновцы к нам неожиданно приехала Рахель с двумя дочками – старшей Соней, о существовании которой нам было из‐ вестно, и пятилетней Музой. Оказалось, что Рахель провела много лет в ГУЛАГе, но к нам она приехала из Вертюжан, где узнала, что летом 1941 года погибли её мать, отец и четверо братьев и сестёр. В Вертюжанах Рахель пробыла недолго, ей довольно быстро удалось продать родительский дом. В Черновцах папа устроил Рахель на должность швеи в дом для умственно‐отсталых детей, где сам тогда вёл бухгалтерию. В её обязанности входило обучение воспитанни‐ ков швейному делу, но ей не хватило терпения заниматься с ними, и вскоре она перешла на работу нянечки в детский сад. Некоторое время Рахель с детьми жила у нас, затем ей уда‐ лось снять квартиру. Соня, проведшая большую часть жизни в дет‐ доме, была спокойной, покорной и доброжелательной девочкой. Учёба ей давалась нелегко, и мы решили, чтобы она после семи классов поступила в тот же техникум, в котором училась Мира. Соня была очень застенчивой и ей нужно было как‐то помочь. К нам ча‐ сто приходил преподаватель этого техникума, приходил под пред‐ логом, что у нас безопасно слушать по радио Голос Европы, а дома у него это чревато неприятностями. Нам всем он был не слишком

118

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

приятен, и мы его прозвали «нудманом». Моя подруга Мара даже сочинила версию, что он тайно влюблён в мою маму и потому ищет предлог, чтобы её повидать! Этот «нудман» и помог Соне поступить в техникум, который она успешно окончила. Мы знали, что на момент ареста мужа у Рахели было двое де‐ тей, девочка и мальчик. Теперь же Рахель нам рассказала, что когда арестовали уже и её, то детей забрали в детский дом и мальчик там умер. В лагере она встретила мужа, там и появилась на свет Муза. По документам обе девочки были «Игнатьевны», но Сонина фами‐ лия была Сован, а Музы – Молчанская. Муза резко отличалась от старшей сестры, была бойкой, острой на язык, мечтательной. Она нам очень полюбилась, в особенности её обожал мой папа. Она тоже привязалась к нам, подружилась со Светой, внучкой наших хозяев. Она иногда подолгу молчала, задумывалась о чем‐то. Гово‐ рила: «Скучь пришёл». У Рахель тоже были особые словечки, например, говядину она как сибирячка называла «скотское мясо». Ели они все трое немного, не привыкли к изобилию еды. Муза окончила тот же техникум легкой промышленности, и все трое – Шифрина Мира, Соня и Муза – работали на трикотажной фабрике. Обе мои кузины и их дочери были на моей свадьбе. Соня да‐ же навестила нас с Мойсеем во Флорештах, удивлялась, что я хо‐ зяйничаю, хвалила мои отбивные и налистники с абрикосовым ва‐ реньем. Все девочки были счастливы в браке. У Сони с Сеней был единственный сын Игорь. Рахель получила после реабилитации ре‐ прессированных право на четырёхкомнатный кооператив, в нём они прожили до отъезда в Израиль. На Музиной свадьбе мне не довелось побывать, но мы часто ездили к ним, а они к нам, когда мы уже жили на Боюканах в собственном доме. Муза и Сюня жили рядом с Рахелью. У Музы и Сюни Клейманов росли две девочки – Галя, названная в честь погибшей бабушки Голды, и Анжела. У де‐ вочек было обеспеченное детство. Но после школы в Черновцах евреям было сложно попасть даже в техникум, и девочкам при‐ шлось учиться далеко от дома. Галя окончила фармацевтический техникум в Уфе, а Анджела – педагогический где‐то в российской глубинке. Муж Музы, Сюня, был заботливым мужем и отцом.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

119

Однажды, когда у Музы ещё была только Галя, я поехала в Черновцы с Любой, дочерью моей бывшей преподавательницы французского языка. Там мы пробыли несколько дней. У Яши, род‐ ственника Сюни, возникла идея коллективной поездки в Яремчу. Нам с Любой идея пришлась по вкусу. Поехали мы, Муза с Галей и Яша с умственно отсталой дочкой Ноной. Никогда прежде я не ви‐ дела такого преданного отца, как Яша. Он удивительным образом чутко понимал, как обращаться с больным ребенком. Галя, которая, повзрослев, стала умной и приятной девушкой, тогда была дерзкой и капризной. Яремча оказалась прекрасным местом в Карпатах, но для «дикарей» отдых был омрачён отсутствием еды. В магазинах ничего не было, а на турбазе, где Яша нашел доступ к официантам, подавали нечто невообразимое. После недели полуголодного от‐ дыха мы с Любой уехали во Львов, где прямо в привокзальном ре‐ сторане взяли реванш… Остальные вернулись домой в Черновцы. Папа во время болезни был особенно рад приезду своих племянниц, ждал их с нетерпением. На свадьбе Гали мы не были, но я побывала на свадьбе у Ан‐ желы. Моисею пришлось остаться с мамой, которая уже не вставала. До этого Муза с мужем приезжали на моё шестидесятилетие. Мама по этому случаю сидела за общим столом, было очень весело, пели советские и народные еврейские песни. Муза была в восторге. Через какое‐то время после маминой смерти, на похоронах которой была вся семья Музы (Рахель тогда гостила у брата Фройки в Израиле), мы поехали с Моисеем в Черновцы. Впервые Рахель подробно рассказала о своей жизни после переправы через Днестр. В Тирасполе она сразу после перепраы попала в тюрьму, пока власти не убедились в её подлинных намерениях присоединиться к родственникам. Её отправили в Томск, где она встретила и полюби‐ ла такого же перебежчика, только из Литвы – пекаря белоруса Иг‐ ната Сована. У молодой семьи родилась девочка Соня, и так как Рахель работала, то она отдала дочь в ясли, а затем в садик. В сере‐ дине тридцатых годов в семье родился мальчик, а в 1937 году Игна‐ та арестовали и обвинили во всех смертных грехах. Вскоре вызвали на допрос и Рахель. Она пришла в отдел НКВД с детьми, так как их не на кого было оставить. Ей задавали какие‐то вопросы, потом

120

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

предложили прочесть и подписать протокол, а детей посадить на топчан. Когда она вернулась к топчану, детей там уже не было. Ра‐ хель арестовали и отправили в лагерь, где эта хрупкая, худенькая женщина вынуждена была работать на лесоповале. Так прошли го‐ ды, и однажды Рахель от одной из заключенных, бывшей воспита‐ тельницы детского дома, узнала, что её дети попали туда сразу по‐ сле её ареста, что Соня до сих пор там, а малыш умер. Лишь однажды Рахели повезло. В лагерном лазарете работа‐ ла врач, по национальности еврейка. Молодые женщины подружи‐ лись, и врачу удалось добиться для Рахели должности санитарки. Там и проработала Рахель все десять лет пребывания в лагере, там же появилась на свет Музя. Когда Рахель перевели на поселение в какой‐то сибирский посёлок, она нашла Соню. Девочка прошла в детдоме через большие трудности в годы войны: терпела голод, холод, часто хворала. У неё постоянно болело ухо, она не перено‐ сила поездки в автобусах и поездах. Не совсем легально Рахель с дочерьми покинула посёлок и поехала в Вертюжаны, на родину. Остальное нам уже было известно. Рассказ Рахели нас потряс. А я вспомнила, как рассказала о приезде бывшей лагерницы своим со‐ курсникам, и как я волновалась, узнав о вероятном нахождения среди нас стукача. К счастью, это не подтвердилось. Мы одобрили решение Рахели переехать в Израиль, посе‐ литься вблизи брата Фройки. С ним и его женой Ривой я была зна‐ кома: в 80‐е годы они гостили у Рахели и её семьи и пригласили к себе и меня; мама тогда уже не вставала и Моисей был около неё безотлучно несколько дней. Прощаться с Рахелью я поехала тоже без Моисея, хотя мамы уже не было с нами, я поехала с Эмилем. В доме у Сони и Рахели уже царил беспорядок. Больше всех пострадали книги: их сложили в дальний угол, почему‐то предварительно оборвав обложки. Эмиль из этой кучи извлёк книгу моего авторства и взял её себе. Так мы расстались с Рахелью, Соней и Сеней, с Игорем, его женой Ан‐ желой и их дочечкой Майей. Сонина судьба сложилась трагично. Во время наших поездок в Израиль и в 1996, и 1999 годах она ещё принимала нас у себя, по‐ том тяжело заболела и уже много лет живёт в специальном хоспи‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

121

се. Рахель умерла в 2012 г. в возрасте 97 лет. Вскоре после смерти Рахели не стало и Сени, да и у Игоря пошли разные неприятности. Муза и её муж Сюня продолжают помогать своим детям и внукам, которых у них четверо. Они пару раз гостили у Миры и Фимы в Нью‐ Йорке. Муза и мне из своего далёкого Ашдода нашла возможность помочь в тяжёлую минуту. Муза и Мира, которые были очень дружны в Черновцах, и по сей день поддерживают тесную связь. Ита, жена Абрама‐Йосла, пережила мужа и, хоть не была аре‐ стована, ничем не помогла Рахели. Все силы она отдала воспита‐ нию дочери Полины и борьбе за выживание. С Полиной мы позна‐ комились, когда она и её мать неожиданно навестили нас на Боюканах. Оказалось, что после окончания Томского пединститута Полина добилась назначения в Молдову. Её направили препода‐ вать русский язык и литературу в село Стурзовка. Там же препода‐ вал физику молодой выпускник Кишинёвского университета Соло‐ мон (Саша) Лапушнер. Молодые люди решили создать семью. По‐ лина нас познакомила с мужем. С ним мы подружились сразу, а с ней дело было сложнее. Не понравилась она и родственникам со стороны Соломона (Саши). Так, познакомившись со мной и Моисе‐ ем, мать Саши воскликнула: «Как жаль, что женой моего сына стали не Вы, а ваша родственница!». Полина и Саша через некоторое время поменяли Стурзовку на Кишинёв, а затем уехали в Омск, поближе к Полининой родне. Ита приобрела квартиру в Кишинёве, встречалась и с нами, и с Не‐ хамой, но её характер и суждения, её ярко выраженная скупость делали её чужой. Через несколько лет Полина и Саша вернулись в Кишинёв. Саша устроился на завод Счётмаш, занимал руководящую долж‐ ность, Полина получила ещё одну специальность, стала логопедом. У них росла дочь Ада. Мы ходили в гости друг к другу, но особых родственных отношений с Полиной не было, однако, и никакой не‐ приязни между нами не существовало. Ада окончила университет, вышла замуж за хорошего парня. Свадьбу гуляли в ресторане, на ней присутствовали со стороны невесты Эмиль с женой Майей, Ита и я с Моисеем; со стороны жениха – его родители и сестра. Муж Ады, милейший русский парень, нам полюбился с первого дня.

122

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Когда началась массовая эмиграция из Молдовы, в живых уже не было ни Иты, ни родителей Соломона. Лапушнеры решили ехать в Германию, деньги от продажи двух квартир в Кишиневе вложили в какое‐то дело. Через несколько лет, когда Соломон (Са‐ ша) приехал за дивидентами, его компаньоны заявили, что их об‐ щее дело прогорело. Полина писала редко, но подробно и обстоя‐ тельно. Я после смерти Моисея отвечала скупо. Соломон занимался иногда общественной работой в еврейской общине. Иногда он мне звонил втайне от Полины. Говорили мы и по скайпу, пока у меня был компьютер. Когда в разговор вмешивалась Полина, обязатель‐ но портилось настроение. У Миры отношения с Полиной тоже не сложились, дело дошло до того, что все мы перестали с ней об‐ щаться… Нехама, вдова моего двоюродного брата Лейбла, вернулась в Кишинёв из эвакуации осенью 1944 года. От швейной фабрики, где она работала, ей выделили жильё. Вместе с сыном Эмилем ей доста‐ лась комнатка без окон и без удобств на Центральном рынке. Там помещался только один топчан, столик и еще что‐то. Но ни Нехама, ни Эмиль, который там жил до ухода в армию, не роптали. Нехама изо всех сил старалась прокормить сына и дать ему образование. После рабочего дня и по выходным она брала частные заказы, ходи‐ ла на дом к зажиточным людям – шила нательное и постельное бе‐ льё. Ей хватало средств на летний отпуск у моря или в Трускавце, так как она страдала почечнокаменной болезнью. Работящая, очень честная и принципиальная Нехама часто перечитывала на идиш, ино‐ гда и на русском, одни и те же полюбившиеся ей книги, знала много цитат из любимого ею Горького. Она была гордой, привыкла наде‐ яться только на себя. Но ей часто мешала в жизни страшная обидчи‐ вость. К нам она относилась по‐родственному. Помню свадьбу Нехамы и Лейба. Это было в начале тридца‐ тых годов; хоть я была ещё совсем мала, но я уже побывала на сва‐ дьбах, например, у Нюши Флешель, дочери наших квартирных хо‐ зяев на Поповской улице. Ещё бы не помнить ту свадьбу! Музыкан‐ ты, Нюша и её сёстры и подруги в вечерних туалетах, молодые разодетые мужчины, жених Сеня Эрлих в непривычном для него чёрном костюме! А у Нехамы – длинный стол, накрытый простыня‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

123

ми, скудный ужин, напоминающий субботнюю трапезу, скромные одежды гостей… Поразила мать Нехамы – женщина редкой красоты с роскошными волосами. Она и её муж через некоторое время уехали в Палестину, поэтому я их больше не видела. Нехама и Лейб снимали квартиру недалеко от резницы, у Пе‐ рельмутеров, во дворе по Иринопольской. Хоть оба и работали, но до прихода советской власти не позволяли себе иметь детей. Эмиль у них появился в марте 1941 года, а в июле Нехама и Шифра с деть‐ ми уехали из Кишинёва, не успев с нами попрощаться. Все годы войны мы о них ничего не знали, впрочем, как и о многих других близких людях. Лейб погиб на фронте, а об остальном я уже писала. Эмиль учился хорошо, окончил строительный техникум. Я их навещала, когда приезжала в Кишинёв из Черновцов или Флорешт. Общалась в основном с Нехамой, Эмиль был молчаливым и скрыт‐ ным. Однажды Нехама пришла в ужас, обнаружив на топчане пас‐ порт Эмиля со штампом ЗАГС‐а – он женился без ведома матери за несколько дней до ухода в армию. Нехама глубоко переживала не‐ обдуманную скоропалительную женитьбу сына. Её отношения с родителями невестки не сложились с самого первого дня знаком‐ ства. Наверное, мнение Нехамы повлияло и на моё не слишком доброжелательное отношение к этой семье. И мать Майи, медсест‐ ра, и отец, мастер фабрики «Зориле», постоянно давали понять Не‐ хаме, что их социальное положение гораздо выше. К нам же они относились несколько подобострастно, что тоже не способствовало дружеским взаимоотношениям. Нехама обратилась в военкомат, и ей и её женатому сыну по‐ могли получить государственную квартиру взамен её комнаты, подлежащей сносу. Это послужило ещё большему охлаждению от‐ ношений между семьёй Майи и Нехамой. Как бы то ни было, но после демобилизации благодаря матери Эмиль оказался в нор‐ мальных жилищных условиях. Он окончил политехнический инсти‐ тут, у него и Майи появилось два сына, Лёня и Саша (Шурик). Эмиль чаще приходил к нам со старшим сыном, и мы с мужем иногда хо‐ дили гулять с ними на Комсомольское озеро. Нехама была в очень хороших отношениях с Моисеем. Я так и не знаю, то ли он ей сочувствовал, то ли восхищался её трудолюби‐

124

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ем и мужеством. Эмиль вскоре получил ещё одну квартиру, и путём каких‐то обменных комбинаций у Нехамы появилась отдельная од‐ нокомнатная квартира со всеми удобствами. Когда ещё Эмиль (Милик) был на военной службе, у Нехамы гостил брат из Израиля. Я была после операции, когда Нехама по‐ просила мою маму и Моисея помочь ей в организации приёма в честь гостя. Они, конечно, откликнулись и подготовили стол в луч‐ ших традициях нашей семьи. Брат Нехамы счёл очень удивитель‐ ным, что не такие уж близкие родственники так душевно к ней от‐ носятся. Помогли мы Нехаме приготовить и новоселье в её соб‐ ственной квартире в честь приезда Рахели. У нас очень долго не было телефона. Когда Нехама поломала ногу и оказалась в травма‐ тологии, она попросила санитарку известить нас о том, где она находится, и маме сообщили, что Молчанская госпитализирована и лежит в больнице «Скорой помощи». Оказалось, Милик тогда от‐ дыхал в Карпатах, а сообщить о случившемся невестке Нехама не пожелала, она не сомневалась в том, что мы откликнемся… В 90‐е годы Нехама часто хворала, в конце концов она ослеп‐ ла и уже не могла никуда выйти самостоятельно. Муза оставила нам для неё небольшую сумму денег, мы тоже помогали, чем мог‐ ли. Поскольку Муся работал недалеко от квартиры Нехамы, он по‐ купал продукты и приносил ей всё необходимое. Квартира со вре‐ менем приобрела жалкий вид: Нехама отдала Милику всё вплоть до последней простыни, говоря, что так ей легче при слепоте спать без каких‐либо постельных принадлежностей. Эмиль приходил из‐ редка, помогал ей принимать ванну. Старший сын Эмиля, Лёня, получил высшее техническое об‐ разование в Ленинграде, женился на русской девушке Юлии, прие‐ хал с ней в Кишинёв. Милик восхищался своей невесткой, вскоре у них родился мальчик Костя, затем и девочка Алина. Когда Нехаме исполнилось 80 лет, Майя устроила в честь этого события неболь‐ шое торжество. За праздничным столом сидела полная умиления Нехама, её сын, невестка, Лёня с семьёй, мы с Моисеем. Возможно, от волнения и перевозбуждения через несколько дней у неё слу‐ чился инсульт. Ей повезло, она мучилась недолго. Хоронили её сын, внук, я с мужем и Полина.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

125

В ушах ещё до сих пор звучат слова, которыми Нехама, эта одинокая, добросовестная женщина заканчивала свои высказыва‐ ния, жалобы на обидчиков, собственные порой парадоксальные мнения по разным вопросам: «Бин их нит герехт, Бете?» («Разве я не права, Бетя?»). Спустя некоторое время Лёня с женой Юлей и детьми эми‐ грировали в Австралию. Через несколько лет, находясь по делам в Европе, Леня заехал в Кишинёв на несколько дней. Навестил и нас, пришел с младшим братом, подарил нам игрушечного кенгуру. Вспоминал свои визиты к нам, особенно нажимая на вкусности, ко‐ торыми потчевали детей, скуповато говорил о своей новой жизни. С тех пор больше я с ним не общалась, кое‐что слышала о нем только от Миры. С Эмилем у нас сложились несколько несвойственные нашей семье отношения. Моисей его явно недолюбливал из‐за его отно‐ шения к матери, мне он тоже не стал близок, но я его уважала как единственного оставшегося в Кишинёве родственника. С ним я по‐ ехала прощаться с Рахелью и Соней перед их отъездом в Израиль. Когда Эмилю исполнилось 60, мы пошли его поздравить. Кроме нас гостей не было. Майя с какой‐то непонятной яростью метала на стол скромное угощение. В доме чувствовалось какая‐то недосказанность, нервозность. Всё прояснилось через некоторое время – Милик влюбился в женщину моложе себя на двадцать два года и собрался перейти к ней жить. Зимой 2001 года он нас с ней познакомил. Муся плохо относился к любому адюльтеру. В этих во‐ просах он был совершенным консерватором. Наташа, видимо, это почувствовала и больше при жизни Муси не приходила, не бывал у нас и Эмиль. Вдвоём они пришли попрощаться с ним в первый день после смерти, а на похороны Эмиль пришёл с Майей и младшим сыном. Больше я Майю у себя не видела. Милик жил в Дурлештах с Наташей, с её больной матерью и сыном Мишей. Главной чертой характера Эмиля всегда было отсутствие ка‐ кой‐либо реакции на то, что происходит вокруг него; всегда каза‐ лось, что ни плохое, ни хорошее его не касается. С другой стороны, иногда он удивлял меня тем, что замечал и придавал чрезмерное значение чему‐то, что не вызывало интереса у других. Как правило,

126

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

он молчалив, хотя бывали и приступы разговорчивости, упрям, ни‐ когда не признавая своей вины. Не знаю, что его объединяет с Наташей, но они понимают друг друга, она очень самолюбива, но их препирания не переходят в ссоры. После смерти Моисея они стали чаще приходить ко мне, я тоже изредка стала бывать у них. Наташа большой гурман, любительница готовить вкусные блюда. Написала и усомнилась в справедливости. Все‐таки Милик, как и Наташа, для меня во многом непонятны. Иногда они от души помогали, особенно когда я болела, порой же наносили тяжёлые душевные травмы…

Вильнеры Мне хочется поделиться с потенциальными читателями вос‐ поминаниями о людях старше меня, с которыми была тесно связана жизнь моих родителей как в довоенные годы, так и несколько деся‐ тилетий после войны. Это жители Кишинёва, которых объединяло общее мировоззрение, вера в светлые идеалы и в социалистиче‐ ские идеи. До 1940 года некоторые из них активно пытались внед‐ рить свои идеалы в румынскую действительность, другие просто сочувствовали им. Почти всех разочаровала советская власть, уста‐ новившаяся в крае после 1940 года. Осталось только общее убеж‐ дение в том, что именно Советский Союз был главной страной, по‐ ложившей конец германскому национал‐социализму, страной, спасшей человечество от фашизма. Впрочем, разочарование в иде‐ алах не мешало им честно жить и трудиться в СССР в послевоенные годы. Когда мама по окончании гимназии работала кассиром в ма‐ нуфактурном магазине Магидовичей, она часто наблюдала за не‐ сколько необычной парой посетителей. Она была крупной женщи‐ ной, шагала твёрдо, уверенно, отличалась высоким ростом, её светлые волосы были коротко по‐мужски подстрижены. Он же был небольшого роста, горбатым, но с красивым мужественным лицом, приятным голосом, чёрной шевелюрой, которую иногда прятал под картузом. Однажды женщина заговорила с мамой, они постепенно подружились. Оказалось, что женщину зовут Фридой. Фрида Виль‐ нер, урождённая Мендельсон, работала в каком‐то кооперативе, а

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

127

её муж, Шимон Вильнер, служил в конторе спиртзавода братьев Шор. Особенно расцвела дружба с Вильнерами после маминого замужества. Они стали настолько близки моим родителям, что сня‐ ли освободившуюся комнату у Мичи‐Николаевичей после того, как мы переехали в более просторный флигель в том же дворе. Вильнеры были бездетны и очень страдали из‐за этого. Дело в том, что у Фриды рождались недоношенные дети, которые поги‐ бали через пару дней после появления на свет. Всю свою нерастра‐ ченную любовь к малышам они подарили мне. Я помню себя с ран‐ них лет. Помню, как плачущая Фрида прикладывала мне к лицу мокрые полотенца, когда меня покусала хозяйская собака и я зали‐ валась кровью. Я себе позволяла бестактные вопросы Вильнерам, не понимая, какую боль причиняла Шимону, ведь я тогда была еще слишком мала и ещё не знала, какие страсти бушевали в этом внешне весёлом человечке. На самом деле он был большим по‐ клонником женщин, иногда позволял себе целовать и даже ущип‐ нуть хорошенькую дамочку. Он обладал приятным баритоном и часто пел оперные партии, преимущественно из Римского‐ Корсакова и Мусоргского. Мне было шесть лет, когда Фрида произвела на свет здорово‐ го мальчика. Я к нему сразу привязалась. К сожалению, в раннем детстве у Шулима (Шуни) проявилась неприятная болезнь, так называемая молочная экзема. Розовый, хорошенький ребёнок вдруг покрывался струпьями, борясь с зудом, он их расчёсывал, му‐ чился. Фрида надевала ему носочки на ручки, чтобы он не мог че‐ саться. После ванночек и мазей экзема на некоторое время прохо‐ дила, затем возникала вновь. Как‐то летом мы с мамой, с Фридой и Шуней поехали на курорт в Карпаты, чтобы Шунечку покупать в сернокислых ваннах. В конце концов Шуня выздоровел, перерос свою болезнь. Он меня объявил своей первой подругой, всюду хо‐ дил за мной, а я ведь уже была школьницей, у меня были свои ин‐ тересы, но он увязывался за мной и за моими подружками, клянчил у нас хлеб с «толбасой». Где бы мы ни жили – в одном дворе или нет, всегда каким‐то образом он был рядом. А потом была война, только она и смогла нас разлучить. В эвакуации, узнав, что Вильнеры живут на станции Зиадин довольно

128

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

близко от Якатута, я их навестила. Шуня превратился в худого вес‐ нушчатого подростка, Фрида и Шимон работали, жили скудно. В Зиадине умерла мать Фриды. Я не хотела их обременять, пробыла у них всего пару дней. А после войны мы оказались в одном доме с Вильнерами на ул. Ивановской. Я уже писала о том, что шурин Вильнеров, муж сестры Шимона Розы, пригласил нас разделить с ними жильё – дом, который он получил как демобилизованный фронтовик. Мы туда переехали раньше и жили спокойно с семьёй Миши Рубина. Однако всё наше спокойствие исчезло с приездом Вильне‐ ров. Для начала Фрида распорядилась, чтобы наша семья перешла в проходную комнату. Она посчитала, что это справедливо, так как у них кровное родство с Рубинами! Между Розой и Фридой возобно‐ вилась война, вспыхнувшая ещё в довоенные годы. Арбитром должна была стать моя мама, но справиться с истеричной Розой и самонадеянной Фридой она не сумела. Мужчины работали и не вмешивались в склоку. Вскоре мы переехали в Черновцы – сперва я с папой, затем и мама. Вильнеры даже не проводили маму на вок‐ зал. Когда я из Черновцов на каникулы приезжала в Кишинёв, я останавливалась у Герштейнов, у других знакомых, – только не у Вильнеров. Это им не нравилось, они приходили к Соне и Хаиму, приглашали меня хотя бы пообедать с ними, старались помириться. Примирение произошло тогда, когда мои родители вернулись в Ки‐ шинёв, а мы с мужем приезжали к ним на несколько дней из Фло‐ решт. Вильнеры стали вновь завсегдатаями у нас, где бы мы ни нахо‐ дились – у Розенблитов или в собственном доме на Боюканах. Когда Шуня узнал, что я выхожу замуж, он мне с огорчением заявил, что он рассчитывал мне сделать предложение по окончании среднего спе‐ циального или высшего учебного заведения: он был в десятом клас‐ се, когда я кончала университет. Впоследствии Шуня окончил строи‐ тельный техникум и вскоре женился. Жена его была очень энергич‐ ной, она окончила музыкальную школу и была хорошим преподава‐ телем игры на фортепиано. Клара (её все называли Ларой) отлича‐ лась большим трудолюбием. Шуня – новая семья предпочитала называть его Сашей – такими достоинствами не обладал, что вызы‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

129

вало недовольство Лариных родителей, с которыми молодые жили вместе. Лара и Саша жили весело, у них было много друзей, они не пропускали ни одного концерта в филармонии; часто устраивали ве‐ черинки. У нас сохранился ритуал: мы ходили к ним раз в год на день рождения Шуни – Саши, они – к нам на мой день рождения. Я изред‐ ка встречалась с Ларой, она приходила ко мне в библиотеку, брала книги для сына Изи. Я его любила, он у нас часто бывал в детстве со своей бабушкой Фридой. Как‐то я с младшими Вильнерами отдыхала в Одессе. Они и в Одессе ходили по театрам и ресторанам, оставляя Изю на меня. Я с ним посещала зоопарк, гуляла. Не зря Фрида шути‐ ла, что когда она будет лежать на смертном одре, Шуню придётся искать по театрам или в филармонии. В 70‐ые годы, после нашей с Мусей поездки в Болгарию, мы получили странное письмо. Дома были только я и мама. Прочитав его вслух, мы обе чуть не лишились чувств. У Шимона не иначе что‐ то случилось с головой: он писал, что кровно обижен тем подарком, который мы привезли им из Болгарии, что это дешёвка, пустяк. У мамы начался приступ стенокардии, я ответила письмом, полным недоумения и гнева. Несколько дней мы все были в отвратитель‐ ном настроении, но жизнь продолжалась. Так как мы по‐прежнему не могли добиться установки телефона дома, приблизительно че‐ рез пару месяцев мне на работу позвонила Лара и сказала, что Ши‐ мон скончался в больнице во время операции. Мы с Мусей прово‐ дили его в последний путь. Лара и её отец (матери уже не было в живых) решили уехать в Израиль в том случае, если Изе не удастся поступить в политех. Так оно и произошло. Фрида с болью рассталась со своей крохотной квартиркой на Теобашевской и перебралась жить к Ларе и Шуне. Она вновь зачастила к нам. Она часто говорила, как ей хорошо жи‐ лось с Шимоном, как хорошо было в Филармонии, где она работала администратором. Вскоре все Вильнеры и отец Лары уехали в Из‐ раиль. Они ни разу не дали о себе знать до 1996 года, когда мы встретились в Бат‐Яме.

130

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Гольштейны Моё первое воспоминание об этих друзьях моих родителей относится к ранним тридцатым годам прошлого века. Запомнилась красавица Нюта Гольштейн, выглядывающая из своего окна в доме Перельмутеров на Иринопольской улице (сейчас ул. Октавиана Го‐ ги). Она была очаровательна в своей скромной розовой крепдеши‐ новой блузке и синем сарафане. Да, эта женщина была прелестна, её красота и обаяние не поддались возрасту, даже когда она рас‐ полнела. К красоте добавим ещё милый голосок, она прекрасно пела русские и еврейские песни. У неё были очень красивые роди‐ тели – супруги Серебрянники. Свою дочь они назвали Нехамой, но это оставалось только в официальных бумагах. Нюта умела казаться доброй, на деле же была самовлюбленной и легко прощала себе не слишком благовидные поступки. Зато её муж Залман Гольштейн был мужественным, бесконечно добрым и на редкость порядоч‐ ным человеком. Такими же добрыми были его сёстры. Залман разбирался и в технике, и в политике, всё умел делать в быту. Окончив только начальную еврейскую школу, Залман всю жизнь занимался самообразованием. Он работал наборщиком то в русских, то в еврейских газетах. С удовольствием вспоминал, что когда он был ребёнком, товары в их трактир иногда привозил бес‐ сарабский Робин Гуд, он же известный бандит и будущий красный командир Григорий Котовский. Залман часто повторял рассказ об одном молдаванине Ионе Мындру, который с риском для жизни прятал евреев, распределял их по разным семьям в дни погромов 1903 и 1905 годов. Не все знали о его боевом прошлом. В молодости Залман ак‐ тивно участвовал в забастовках, других политических акциях. При‐ влекался к суду по делу Хаи Лившиц, голодал вместе с ней и други‐ ми товарищами. Он был очень предан своим товарищам по подпо‐ лью, отличался верностью и дружбой со многими людьми. Сохра‐ нил эти товарищеские отношения до глубокой старости. У Нюты и Залмана было двое детей: старший сын Фима был моложе меня на год, мы часто играли вместе. К нам присоединя‐ лись мои подруги Това Калихштейн, Сарра Розенфельд и, конечно же, Шуня Вильнер. Наша компания вместе посещала детский сад

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

131

«Явне», затем после школы все девочки учились в разных классах, но в одной гимназии «Реджина Мария». Я и Това были старше Буси и Сарры. Фима был сильным и здоровым мальчиком. Однажды Фимка продемонстрировал нам, детям из «Явне», свои способно‐ сти: он протянул на некоторое расстояние пустую телегу. Увы, вско‐ ре из силача и здоровяка он превратился в болезненного мальчика. В погоне за сладостями Фимка ходил к Володе в бакалейную лавку и врал, что родители ему поручили купить то сахар, то леденцы, то халву. Вскоре врачи определили, что у него страшный детский са‐ харный диабет. В 1937 году у Гольштейнов родилась дочь, которую назвали Аллой. Внешне она не была похожа на Нюту, но в разговоре обла‐ дала той же обворожительной интонацией, что и мать. Добротой и отношением к окружающим Аллочка походила на отца. До войны наши семьи поддерживали теснейшие дружеские отношения, хотя жили не так уж близко друг от друга. Спустя неко‐ торое время – после того, как мы перебрались в ишув на Екатери‐ нинской, – Гольштейны поселились в освободившейся квартире на Остаповской, а незадолго до прихода Советской власти снимали жилье по Харлампиевский угол Измаильской. Оттуда в начале войны они эвакуировались. На Северном Кавказе в какой‐то станице не стало Фимки, нашего друга детства. Нюта, Залман и Аллочка оставшиеся годы войны провели в Акмо‐ линске. Вернувшись в Кишинёв, им удалось поселиться в своей по‐ кинутой квартире, они там прожили ещё много лет. Отношения между нами возобновились, в особенности тогда, когда после Чер‐ новиц и Флорешт мы вернулись в Кишинёв. Гольштейны были обязательными посетителями всех посиде‐ лок в доме у Розенблитов и у нас на Боюканах. Помню такие случаи – мама попала с приступом стенокардии в весьма отдалённую от нашего дома железнодорожную больницу. Когда я туда ездила по‐ сле работы, то сперва заходила к Нюте, где меня уже ждал судок с горячей едой для мамы. У Гольштейнов долгое время не было средств на покупку телевизора и Нюта часто приходила к нам смот‐ реть любимые передачи, она обожала Зыкину и других певцов и

132

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

певиц. Нюта имела много подруг, поддерживала связь с друзьями родителей. Аллочка окончила 10 классов, поступила на физмат универси‐ тета. Она была очень искренней, дружелюбной; не ограничивалась учёбой, занималась в разных кружках, даже несколько раз прыгала с вышки с парашютом. По окончанию университетского курса по распределению Ал‐ ла попала в Магнитогорск, где отработала положенные три года. Вернувшись в Кишинёв, она некоторое время не находила работы по специальности, даже пару недель поработала со мной в библио‐ графическом отделе библиотеки мединститута. Некоторые из наших общих друзей уже вслух недоумевали, почему Аллочка не выходит замуж. Страстно мечтала о замужестве дочери и Нюта. Ал‐ лочка, наконец, устроилась на работу по специальности и почти сразу мы узнали, что она вышла замуж. По желанию её жениха, а потом и мужа, они не устраивали никаких торжеств. Её мужем стал инженер‐сантехник Ананий Меергус. Молодые сняли себе отдель‐ ную квартиру. Даже далёкий от всяких предрассудков мой отец вы‐ сказал Гольштейнам своё «фэ», мол, как можно скрывать от столь близких друзей такой важный момент из жизни дочери? Но дело было сделано. Первенца Аллочки назвали Женей. Когда он немного подрос и мог уже ходить сам, Нюта приводила его к нам довольно часто. Аллочку и её мужа мы всегда с удовольствием приглашали к себе на семейные торжества. Когда не стало отца Анания, доктора Меер‐ гуса, Аллочка с семьёй поселилась на Рышкановке вместе с его вдо‐ вой. Мать Анания оказалась милейшей женщиной, была до пенсии фармацевтом, хорошей хозяйкой. В конце апреля 1970 умер мой отец. Хоронить пришлось очень быстро, так как на майские праздники были бы большие проблемы. Поэтому известили не всех, надеясь, что дату похорон передадут друг другу. Нюта пощадила свою дочь и не сообщила ей о смерти друга семьи. Я как‐то много дней спустя посетовала на от‐ сутствие Аллочки при прощании с моим папой. Может быть, и сле‐ довало бы промолчать, но я не сдержалась. Нюта очень обиделась и перестала к нам приходить. Залман же время от времени наве‐

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

133

щал маму, не чурался и меня с Мусей. Спустя пару месяцев к нам неожиданно пришел один из общих знакомых и сообщил о смерти Нюты. Мы с мамой тут же поспешили на Харлампиевскую, там за‐ стали Залмана и Аллочку. Вскоре у Аллочки и Анания родился ещё один сын – Геннадий. Залман поселился в квартире Меергусов, он оставался верным своим жизненным принципам. Мы с удовольствием бывали на Рышкановке у Аллочки. Вот уже её сыновья взрослые, оба – с высшим образованием. Пусть у Аллочки не было свадьбы, зато свой шестидесятый юбилей она от‐ праздновала в ресторане, народу было много. Отсутствовала только двоюродная сестра Чака, выросшая вместе с ней. Когда‐то Гольш‐ тейны приютили у себя на Харламповской сестру Залмана с доче‐ рью, так как глава семейства был в заключении – отбывал наказа‐ ние за какую‐то ерунду. Чака окончила университет, вышла замуж и жила с семьёй в Свердловске. В 1986 году Залман отметил своё 90‐летие. Это был послед‐ ний выход в свет моей мамы. Было очень приятно участвовать в этом торжестве в присутствии Аллочки, Анания и обоих внуков. Среди более молодого поколения оказались я с мужем и наши дру‐ зья Това с мужем Сашей. Все остальные приглашённые были почти ровесниками Залмана – его товарищи по бессарабскому бунтар‐ скому прошлому. Аллочка всегда была занята, ведь кроме работы ей надо было заботиться о трёх мужиках, а пока был жив Залман – и обо всех че‐ тырёх, а также и о свекрови. Так сложилось, что мою больную маму навещал только Залман, а уже после его смерти изредка приходила Аллочка. Она же вместе с моей подругой детства Товой оказались у нас в день маминой кончины. Тову с её мужем Сашой я вызвала в первые минуты этого несчастья. Так мне оказалось легче перенести страшную утрату. Как‐то раз, когда мы навещали Меергусов, в дверь постучал крохотный ребёнок удивительно приятной внешности. Кроха ки‐ нулся к Жене, видно, что он часто здесь бывал и привык к нему. Оказалось, что это сын соседки по подъезду. Женя вскоре женился на этой интересной молодой женщине. Мы были на их свадьбе, в центре всеобщего внимания был сыночек Лены – Петя. Молодые

134

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

поселились в квартирке на Харлампиевской. Лена в сложные 90‐е годы зарабатывала то шитьём, то руководила драмкружком при библиотеке им. Мангера, то работала администратором в Джойнте. Вскоре и младший Меергус – Гена – отпраздновал свадьбу с Ната‐ шей Тихомировой, с которой дружил с шестого класса. Гена тоже работал в Джойнте программистом, он славился как специалист высокого класса. Аллочке пришлось покинуть работу по специаль‐ ности, она нашла себе применение в Хеседе «Иегуда» в качестве куратора. Старшие Меергусы и Наташа с Геной покинули Кишинёв на несколько лет позже, чем Лена с Женей. Все они живут в Израи‐ ле. Мы с Аллочкой еще до её отъезда говорили о необходимости написать в «Еврейское местечко» статью о её отце, но нам так и не удалось осуществить задуманного. Я же никогда не забуду верного, искреннего нашего друга, его доброту и участие. Помню, как он в суматохе похорон моего отца сидел рядом с гробом и слёзы текли по его морщинам. Помню, как он помогал нам по хозяйству, когда мама уже не вставала с постели. Муся возвращался поздно с рабо‐ ты, а я разрывалась между работой и домом. Не забыть, как Залман относился к людям, никогда не злословил и не клеветал в чей‐либо адрес.

Друзья на всю жизнь Друзья – подчас дороже родственников. Дружба в нашей семье была самым дорогим и важным элементом нашей жизни. Это был закон для моих родителей и он неукоснительно соблюдался мною с детства и до сих пор. О людях, среди которых прошла большая часть жизни, расскажу так, какими они виделись мне, моим родителям и мужу. О лучшем друге моего отца с детских лет Мордхе Лейзермане я уже упоминала. С той поры, которую я запомнила, он жил в Рышканах недалеко от Бельц. Мордхе возглавлял местное отделение Союза еврейских кооперативов, вёл бухгалтерию этой организации, выдавал ссуды. Он славился своей патологической честностью, столь органичной для его натуры. Был красивым, его речь изобиловала еврейскими хохмами. Мордхе обожал свою красавицу жену Хану (в девичестве Шмуклер). Я

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

135

знала, что у них двое детей. Уже взрослая дочь Ида иногда гостила у нас, а в 1940 году после окончания средней школы жила у нас до получения места в общежитии Сельхозинститута, куда она поступила учиться. За этот недолгий срок в неё влюбились все парни, жившие в «ишуве». Она же с первого курса полюбила будущего председателя колхоза, приезжего из Румынии Изю Московича. Поженились они в эвакуации. Младшего брата Иды зовут Бейби по его детской кличке. Его настоящее имя Лейб (Лев) Маркович. Лично мы впервые встрети‐ лись только в 1951 году в Бельцах, когда он демобилизовался из рядов Советской Армии, хотя знали друг друга по фотографиям. Старшие Лейзерманы часто приезжали по разным причинам в Кишинёв. В тридцатые годы их к нам привела непонятная рыш‐ канским врачам болезнь Мордхе. Его направил в Кишинёв знаме‐ нитый в те годы врач Брейтман – добрый друг семьи Лейзерманов. Мордхе слабел с каждым днём, его мучила лихорадка, боли, но и Кишинёвские врачи, промучив его целых шесть недель, так и не по‐ ставили диагноз. Хана увезла мужа в Яссы и только там определи‐ ли, что огромный эхинококк является причиной его страданий. Операция спасла Мордхе. Хана была максималисткой во всём. Уверовав в правильность коммунистической идеологии, она стала подходить ко всем людям и событиям с партийной точки зрения, возражать ей было беспо‐ лезно. Впрочем, мы ведь встречались не так уж часто. Однажды, в 1940 году, Хана к нам приехала и попросила мою маму показать её хорошему гинекологу. Мама отвела её к знаменитому доктору Кра‐ сильщику, который успокоил Хану, сказав, что её опухоль ни что иное, как будущий ребёнок, который появится в конце мая либо в июне сорок первого. Хана была в ужасе – одна дочь студентка, уже невеста, да и сын подросток – и тут вдруг такое! И действительно, перед самой войной родилась красавица девочка, которую назвали Саррой. С грудной спелёнутой дочкой и пришлось Лейзерманам бежать из Рышкан. К счастью, они все благополучно объединились в эвакуации – родители, Ида, сёстры Ханы. Когда в Бельцах я встретила Лёву, он был улыбчивым краси‐ вым молодым человеком, и я решила познакомить его с моей по‐

136

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

другой и бывшей сокурсницей Марой Крутянской. Я сообщила о своем намерении Мусе, и он с энтузиазмом согласился. Вскоре они оба были приглашены к нам во Флорешты. Мы их познакомили и ушли в привокзальный магазин, чтобы купить что‐нибудь к ужину. Велико было наше смущение по возращении домой: парочка страстно целовалась! Вскоре они сыграли свадьбу в Черновцах. Ма‐ ру приняли преподавателем на кафедру иностранных языков Бель‐ цкого пединститута им. А. Руссо, Лёва преподавал математику в средней школе, заочно учился на физмате Кишинёвского универси‐ тета. Старшие Лейзерманы в пятидесятые и шестидесятые годы жили в Бельцах с маленькой прехорошенькой Саррочкой. С ними жила Ита, сестра Ханы, переехавшая из Биробиджана. В один из моих приездов из Флорешт Хана со мной поделилась своим мнени‐ ем об Ите: «Она не диалектик, она метафизик». Я пересказала эту яркую секвенцию своей флорештской подруге Риве, та долго смея‐ лась. Для Ханы же такие фразы были обычными. Она очень любила писать умные письма, полные цитат из прочитанных книг. Однажды она мне посоветовала быть в жизни не такой, как одна из героинь романа К. Федина Первые радости, что тоже всех позабавило. Впрочем, она, несмотря на эти попытки всё возводить в догму и властность характера, была доброй, щедрой, весьма гостеприим‐ ной. У Мары и Лёвы родилась дочь Доротея, которую всегда все знали как Риту, через несколько лет на свет появился и сын Моисей. Детей мы очень любили и радовались, когда они к нам приезжали в Кишинёв. Мы ещё жили и работали во Флорештах, когда мои родители, не предупредив нас, вернулись в Кишинёв. Дело в том, что мамину жизнь владелица черновицкой квартиры превратила в ад. Ничего в этом удивительного не было, ведь впоследствии Хася окончила свои дни в местной психиатрической больнице. Пожитков у моих родителей было мало, и они, попрощавшись с Шифрой, Мирой, с Фримцисами, Рахелью и её детьми, вернулись в Кишинёв, где их никто не ждал. Случилось нечто неожиданное. Сестра Мордхе Хай‐ ка (Клара) Розенблит предложила моим родителям поселиться в

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

137

одной из комнат их квартиры. Квартира была в центре города на Измаильской, она досталась мужу Хайки Моисею от работы. Квар‐ тира была частью какого‐то барского дома: две тридцатиметровые комнаты с высоченными потолками, такая же большая кухня, кори‐ дор и все удобства. И хоть Молчанским опять досталась проходная комната, до поры до времени это их устраивало. К слову сказать, Розенблиты не возражали и против нашего вселения в эту комнату, когда мы решили расстаться с Флорештами. Образовался постепен‐ но дружный коллектив. Клара работала кассиром в центральном гастрономе и с радостью и даже с гордостью доставляла нам дефи‐ цитные продукты. Пользовались её возможностями и многочис‐ ленные друзья моих родителей. Моисей был гораздо образованней своей красивой жены, был меломаном, посещал филармонию, так как хорошо разбирался в классической музыке. С сыном Моней они оба разговаривали по‐русски, хотя я думаю, что Кларе следовало бы говорить с Моней на идиш: во‐первых, русским она владела очень плохо, во‐вторых, он обучался в русской школе. К сожалению, в послевоенные годы большинство еврейских мам избегали гово‐ рить на идише, чем лишали своих отпрысков возможности владеть этим сочным неповторимо выразительным языком. Лёва, когда приезжал в Кишинёв на экзаменационные сессии, тоже останавливался у тети Клары. Он постоянно ссужал её деньга‐ ми с полного согласия жены. Останавливались у Клары и другие бельчане, родственники и просто знакомые. Для всех бывал и стол и кров. Через нашу комнату несколько раз в день проходили все без стука, и это было единственным неудобством. Помнится, в 1952 году, ещё живя у Розенблинтов, мы отпраздновали серебряную свадьбу моих родителей. Приехали из Бельц не только Мара с Лё‐ вой, но даже Мира из Черновиц. Как ей удалось скопить денег на поездку, не знаю. Ведь мы тогда черновицким родичам ничем по‐ мочь не могли. После этого торжества осталась целая гора электри‐ ческих чайников – почти все гости дарили их. Впору было открыть магазин! Обычай дарить деньги появился гораздо позже. Когда мы с родителями, наконец, заимели собственное жи‐ льё на Боюканах и собирались переезжать, Розенблиты даже рас‐ строились – так дружно и нескучно жилось всем вместе. Муж Клары

138

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

уже хворал, не работал, всё реже выходил из своей комнаты, не играл, как прежде, в покер, не ходил в филармонию и на футбол. Последний раз мы его видели весёлым на свадьбе Мони. Живя на Боюканах в собственной части дома, нам приходи‐ лось оспаривать радость лейзермановских приездов у Клары и её домашних. К счастью, чаще побеждали мы. В особенности было приятно, когда Мара и Лёва оставались у нас на несколько дней. Это случалось в дни наших семейных праздников и в период отпус‐ ков. Иногда приезжали дети Мары и Лёвы, затем и внучка Дина. Они нас считали роднёй, впрочем, так оно и было. Бывали в Бельцах и мы, правда, из‐за занятости мужа не‐ сколько реже. Я у них останавливалась, когда в Бельцком пединсти‐ туте знаменитая Фаина Аркадьевна Тлехуч организовывала конфе‐ ренции или семинары для специалистов. В один из наших визитов я лишний раз убедилась в неорди‐ нарных организаторских способностях моего Моисея. Мара отме‐ чала какой‐то юбилей. Гостей пригласили на пять часов вечера. Мы прибыли в три часа. У Мары ничего не было готово, блюда ещё по кастрюлям, стол не расставлен и не накрыт. Мусику – так домашние звали между собой сына (когда его дразнили, что у него девичье имя, он отвечал, что его дядю из Кишинёва тоже зовут Мусей) – бы‐ ло поручено привезти заказанные пирожки, но оказалось, что они ещё не готовы… Лёва ещё был на работе. Тут‐то мой Муся себя и показал. Все получили чёткие указания. К приходу гостей стол был идеально накрыт, еда расставлена, посадочные места обеспечены. У нас в доме было принято после сборищ использованную посуду оставлять на утро, выспавшись, мы мыли её и вытирали все вместе, беседуя и шутя… Первой умерла Хана. Узнали мы об этом уже после похорон. Очень скоро за ней последовал и Мордхе, ему не хотелось жить без любимой. В 1970 не стало моего отца. Проводили мы в последний путь и Иду. Перед отъездом в Израиль ночевали у нас всем семей‐ ством Мара, Лёва, их дети и внуки. Через какое‐то время мы уже провожали Изю Мошковича с дочерьми, зятьями, внуками; затем Клару с Моней и его семьёй. Но дружба между нашими семьями продолжается, несмотря на расстояния.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

139

Подруга‐сокурсница Дружба с Асей Дралюк завязалась у меня ещё на первом курсе университета. По окончании его Ася год проработала в селе, затем переехала в Кишинёв, где обосновалось всё её многочисленное се‐ мейство после освобождения из гетто и окончания войны. Все они выжили благодаря её отцу, мастеру‐шапочнику. Он и в гетто масте‐ рил «кушмы» из каракуля. Старшая дочь Блима была замужем за железнодорожным служащим. И до, и после войны она жила в Ки‐ шинёве. Второй была Ася (Эстер), до войны она окончила гимназию в родных Бричанах. В гетто она научилась класть печи и плиты. Чтобы избежать встреч с жандармами, специально одевалась в лохмотья. После года работы в селе Ася преподавала французский язык в Кишинёвской вечерней школе. Все её братья и сёстры, а их было семеро, включая двух братьев и одну сестру от второго брака отца, мечтали, чтобы Ася устроила свою личную жизнь. Она поздно вы‐ шла замуж за ровесника, демобилизованного фронтовика Аркадия (Арона) Местра, человека, недоучившегося даже в средней школе из‐за войны. Попытки дать ему образование и какую‐нибудь специ‐ альность не увенчались успехом. Он стал мелким торговцем, арен‐ довал будку с галантерейным товаром на центральном Кишинёв‐ ском рынке, был добрым и покладистым мужчиной, но плоско и пошло шутил и любил доступных женщин. Ася делала вид, что ни‐ чего не знает, хотя и догадывалась о не слишком благовидном по‐ ведении мужа. Тем не менее семью (у Аси и Аркадия было два сы‐ на) он материально обеспечивал. Сёстры Аси – Блима, Ента, Соня, её братья – старший главный редактор молдавской газеты Мойше Дралюк, инженер‐строитель Алик и Вуня с семьями приняли Арка‐ дия как близкого родственника из любви и уважения к Асе. Я уже где‐то говорила, что когда Ася и её семья отмечала многочислен‐ ные семейные торжества, присутствовала только наша семья, не обладая статусом родства, остальные гости Местеров были кров‐ ными родичами. У меня сложились доверительные отношения и с сыновьями Аси – Давидом и Осей (Иосифом), и с их жёнами. Наша дружба продолжалась и после их отъезда в Израиль. Жили они в Ашдоде, мы у них гостили там во время обеих поездок. Аркадия не стало в том же 2003 году, что и Моисея. Ася ещё несколько лет жи‐

140

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

ла сама, не хотела обременять растущую семью второго сына, а Осик с семьёй давно переехал в Канаду. Связь с ней я поддержива‐ ла через Мару из Бат‐Яма. Теперь же, после смерти Мары в январе 2013 года, связь утеряна, но я ежедневно вспоминаю этот дружный жизнерадостный клан, мою Асю, с которой связана большая часть моей и её жизни.

Неразлучные с детства Эту главу я посвящяю двум семьям, с которыми у меня была тесная связь с молодости и до старости. С детского сада «Явне» я дружила с Товой Калихштейн. Дру‐ гом нашей семьи была и её мать, Клара Калихштейн, урождённая Брилль. С ними жил и отец Клары. Его сыновья оказались в разных странах: один был главным дирижёром оперетты в Свердловске (ныне Екатеринбург), другой, убеждённый холостяк, был известным кантором в Лондоне. Клара, выйдя замуж за Калихштейна, уехала с ним в подмандатную Палестину. Через несколько лет они приехали погостить в Кишинёв с двухлетней дочкой Товой («хорошая» на иврите). Муж Клары тяжело заболел и скоропостижно скончался. Клара не решилась вернуться в Палестину и осталась с Товой у отца. Она была молодой, жизнерадостной вдовой, мечтавшей о повтор‐ ном замужестве, но так и не вышла больше замуж. Това пользова‐ лась вниманием противоположного пола буквально с отрочества. Одевалась в присланные из Англии платья, была смелой, звонко смеялась. С ней всегда было интересно, она много читала, неплохо пела. Мы в детстве учились в одной и той же гимназии «Реджина Мария» в параллельных классах. После войны Калихштейны вернулись в Кишинёв, они жили в доме, которым владели брат и сестра покойного отца Товы. От же‐ нихов у неё не было отбоя. Работала она после техникума, спустя рукава, товароведом. Замуж вышла за красавца‐сердцееда Бориса Немировского, который был намного старше её. Он был торговым работником, у неё появилось много знакомых из этой среды. Слу‐ чайно оказалось, что Немировские, т.е. Това с Борисом, Клара и их дети, Элла и Гарик, жили в десяти минутах ходьбы от квартиры Ро‐ зенблитов, куда мы приезжали к моим родителям из Флорешт. Мы

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

141

часто навещали друг друга. Наши отношения не прервались даже тогда, когда мы поселились в собственном доме на Боюканах по адресу Глазунова, 19‐А (ныне Тамара Чебан). Това и Борис жили дружно, хотя оба порой заводили короткие любовные интрижки на стороне. Клара воспитывала внуков, иногда жаловалась на зятя, возможно, без особой причины. В середине шестидесятых Клары не стало. Муся был занят и не смог попрощаться с ней, я была на похоронах с папой. С ним же незадолго до этого мы проводили в последний путь и доктора Брегмана. Борис не намного пережил тёщу. Он скончался после неудач‐ ной операции. Това тяжело переживала потерю, но её дочь, кото‐ рая в тот момент пребывала на последних сроках беременности, пророчески заявила, что не позволит своей маме повторить судьбу Клары. Через год‐другой Това сошлась с каким‐то мужчиной; ради неё он оставил жену и детей. Однажды Това пригласила нас с Му‐ сей на небольшой приём, во время вечеринки у нас с ней произо‐ шла размолвка, которую я сочла шуткой, а Това обиделась и пере‐ стала со мной общаться. Я знала, что она рассталась со своим граж‐ данским мужем и расписалась с давнишним своим почитателем Сашей Гершковичем. Однажды расстроеный Мойсей принёс мне газету, где было напечатано соболезнование Т. Немировской по поводу гибели её сына Гарика. Мы с мамой отказывались верить, но, увы, это была правда. Семнадцатилетний Гарик был с подругой где‐то под Одес‐ сой на море. Девушка начала тонуть. Когда Гарик попытался её спа‐ сти, она в панике схватила его за шею и нечаянно задушила. Това, узнав подробности, попыталась покончить с собой, её спас муж. Това не вынесла бы нового удара судьбы, если бы рядом с ней не было такого замечательного человека, любящего, внимательного, чуткого. После такого горя мы забыли о размолвке. Това не могла находиться дома, где всё напоминало о Гарике, поэтому согласи‐ лась остаться с моей мамой на время нашей поездки по Кавказу. Моя семья полюбила заботливого добродушного Сашу. Това и Саша прожили в полной любви и согласии несколько лет. Вскоре после смерти моей мамы они вслед за Эллой с семьёй уехали в США и поселились в Лос‐Анджелесе.

142

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Саша Гершкович был родом с Юга Бессарабии, в молодости бежал за Днестр в Советскую Молдавию, десять лет провёл в ГУЛА‐ Ге. Его многочисленные братья и сёстры один за другим умерли от рака. Эта беда настигла и его в Лос‐Анджелесе в начале 90‐х годов. Това потеряла мужа; её зять промотал наследство, полученное от её дяди – кантора из Лондона, и вскоре сам умер; внук Боря попал в тюрьму. В результате Това заработала инсульт. Мы с Мусей последний раз встретились с Товой в Иерусалиме в 1999 году. Она ещё была очень хороша собой, несмотря на все обрушившиеся на неё несчастья. У неё даже был друг, который ей помогал. Затем мы продолжали с ней перезваниваться. Не стало Товы в августе 2011 года.

Фримцисы Читая на идиш книгу Д. Сельцера Гешталтн ун портретн фун Сорока (Образы и портреты из Сорок), я наткнулась на упоминание известной и знакомой мне с детства фамилии «Мук». Хуна Мук из Згурицы приходился дядей уроженцу города Сороки американскому еврейскому писателю и общественному деятелю Довиду Сельцеру. Для меня же – это девичья фамилия близкой подруги нашей семьи Баси Хуновны Фримцис. Она была одной из дочерей портного и куль‐ туртрейгера из Згурицы Хуны Мука и женой бухгалтера Абрама Фримциса, тоже уроженца Згурицы. Бася, старшая дочь Муков, окон‐ чила в Бухаресте фельдшерско‐акушерскую школу. Еще будучи сту‐ денткой этого учебного заведения, приобрела известность как знаю‐ щая и добросовестная акушерка и неплохо зарабатывала, принимая на дому роды у состоятельных букурештянок39. Басе были присущи хорошие манеры. После женитьбы Абрам и Бася поселились в Киши‐ нёве, снимали недорогие квартиры. С нами они, вероятно, подружи‐ лись благодаря участию Абрама в общественных организациях левого толка. Супруги были бездетны, охотно играли со мной, часто нас по‐ сещали. Одно время Бася работала акушеркой в молдавском селе, т.е. находилась на государственной службе в Румынии. Абрам тру‐ дился в частных фирмах, где вёл бухгалтерию. В тридцатые годы он 39

Жительницы Бухареста.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

143

получил два года тюрьмы за участие в какой‐то акции левых партий, сути которой я по малолетству не знала. Басю уволили со службы, она перебивалась частными вызовами. Родители предложили Басе по‐ жить у нас в «Ишуве». После выхода на свободу у нас жил и Абрам. Он был уравновешенным, жизнерадостным человеком, но очень мнительным, внимательно относился к своему здоровью, по этому поводу домашние, в том числе и Бася, подтрунивали над ним. Но Аб‐ рам не обижался. Когда он неплохо стал зарабатывать, Фримцисы переехали на съёмную квартиру. Ещё когда они жили у нас, мы по‐ знакомились с Басиным отцом и её сестрой Гелой, ученицей еврей‐ ской профессиональной школы в Кишинёве. Отец Баси был необык‐ новенным человеком – зарабатывая на жизнь ремеслом, он не толь‐ ко содержал жену и дочерей, но и организовал у себя в доме нечто вроде избы‐читальни: выписывал еврейские, русские и румынские газеты и журналы, приобретал книги. В доме собирались родственни‐ ки и друзья, проводились громкие чтения, обсуждали прочитанное, делились новостями. Единственный сын Муков ‐– Меер – был актё‐ ром‐любителем, уехал за рубеж, путешествовал в поисках счастья по разным странам, наконец, обосновался в Париже, женился, занимал‐ ся отцовским портняжным ремеслом. Любой приезжий бессарабец мог рассчитывать на помощь Меера Мука и его жены в Париже. Ком‐ паньоном Меера был его лучший друг румын, тоже портной. Когда началась II‐я мировая война, Басю мобилизовали, она проработала все четыре года в эвакогоспитале. Абрама мобилизо‐ вали на трудовой фронт в Саратове, он вел бухгалтерию Саратов‐ ского автозавода. Возвращаясь из Бухары домой в Кишинёв, мы оказались в Саратове, где у нас была пересадка. Между поездами было много времени – почти целые сутки. Мы с большим трудом разыскали Абрама и получили большой заряд бодрости от встречи с ним. В разрушенном Кишинёве нас приютила Бася, которой выде‐ лили комнатку при Республиканской больнице. Мы застряли у Баси на несколько недель. Вследствии Холокоста в Кишиневе не было ни одной еврейской семьи, которая не понесла бы больших потерь. Басины родители и все сёстры с семьями погибли. Хотя все пере‐ живали о потерях, но жизнь как‐то продолжалась и потихоньку

144

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

начала налаживаться. Бася же была безутешна, ни о чем, кроме ги‐ бели семьи, говорить не могла. Воспользовавшись нашим пребы‐ ванием, она решила побывать в Згурице и выяснить обстоятельства гибели семьи, следы которой вели за Днестр, в Ямполь. Бася побы‐ вала и там и узнала подробности их гибели. Вернулась она в Киши‐ нёв не одна, а с кучерявой, смуглой, очень пугливой и молчаливой девочкой лет семи‐восьми. Девочку звали Гелой, как и одну из по‐ гибших Басиных сестёр. Она приходилась внучкой выжившей во время войны пожилой сестры Басиного отца. Мать Гелы погибла в ямпольском гетто, а отец – на фронте. Двух братьев Гелы усыновили какие‐то львовские родичи. Гела попала в детский дом. Мне было поручено написать Абраму о девочке, которую Бася мечтала удоче‐ рить. Абрам вскоре ответил восторженным письмом, в котором вы‐ ражал радость по поводу предстоящего события, делился радуж‐ ными планами о воспитании дочери. Гела оказалась сложным ребёнком, она дичилась, мечтала о встрече с братьями. Вскоре Абрам демобилизовался. Фримцисам предложили переехать в Черновцы, где они поселились в шикарной трёхкомнатной квартире в центре города; в том же дворе жил брат Абрама с семьёй, отдельно жила мать Абрама с двумя дочерьми – вдовой Ханой и незамужней Мирой. Брат Абрама Нисон был порт‐ ным, хорошими портнихами были его жена и сестра Хана. Когда мы впоследствии жили в Черновцах, Хана шила мне и маме в тех ред‐ ких случаях, когда мы себе могли это позволить. Она же пошила мне крепжоржетовое платье, в котором я отпраздновала свою сва‐ дьбу. С большим трудом осилила Гела среднюю школу. Она не бы‐ ла тупой, она просто жила в каком‐то своём мире. Когда мы жили в Черновцах, я пыталась помочь Геле учиться, но у меня не хватало терпения, чтобы преодолевать её безразличие к знаниям. Успеш‐ нее это получалось у моего папы. Гела даже радовалась, когда он уделял внимание её урокам. Но, в конце концов, супруги Фримцис добились своего. Гелу приняли по блату в медицинский институт, в бухгалтерии которого работал Абрам. Бывало там всякое, её даже временно отстраняли от занятий. Но настойчивость, терпение и си‐ ла воли Абрама, который буквально прошёл с Гелой курс института, закончился победой: Гела стала хорошим врачом‐терапевтом.

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

145

Между тем Бася узнала, что в Париж вернулся её брат, кото‐ рый принимал участие во французском антифашистском движении Сопротивления. Выжила и его семья. Подробности о судьбе Меера Мука можно найти в мемуарах Сельцера. Вскоре после того, как Гела окончила мединститут, скончался Абрам. Бася пыталась выдать дочь замуж в Черновцах, но жених для Гелы, в конце концов, нашёлся в городе Грозном. Это был ин‐ женер Александр Пинчевский, чьи родители были из Думбровен. Молодые поселились в Грозном, где Саша успешно работал по спе‐ циальности. Бася уехала вслед за Гелой, поменяв на Грозный свою прекрасную черновицкую квартиру. Гела работала в медсанчасти крупного завода врачом, родила двух сыновей. Связь с Фримциса‐ ми у нас никогда не прерывалась. В Черновцах мы с ними делили всё хорошее и плохое в нашей жизни. Бася однажды навестила нас, когда в пятидесятые годы мы с мужем жили во Флорештах. Узнав, что у нас не предвидятся дети, она сказала: «Я тебя убью своими руками, если вам вздумается взять на воспитание чужого ребёнка». Она очень удивилась, когда через много лет я ей напомнила об этих словах. К тому времени Гела стала образцовой дочерью и матерью и все проблемы, связанные с ее воспитанием, забылись. Из Грозного Бася приезжала в Кишинёве каждое лето и гости‐ ла у нас почти по месяцу. Приезжала и Гела с детьми, иногда с му‐ жем. В Кишинёве Бася встречалась и со своим парижским братом. Грозный был закрытым городом, иностранцев туда не пускали. В один из приездов Меера в Кишинёв Бася не смогла приехать, толь‐ ко тогда я с ним и познакомилась, привела к нам домой ко взаим‐ ному удовольствию. Однажды Бася сама съездила в Париж, она подробно рассказала нам о своём путешествии. Последний визит Баси в Кишинёв оказался очень неудачным: её замучил приступ ги‐ пертонии. Мы очень боялись потерять её. Я провожала её в аэро‐ порт. Состояние её уже нормализовалось, но мне было неспокойно. Потом наступили сложные времена. Бася писала о войне в Грозном, о страшных изменениях во всем мире. Наступил день, когда Бася и все Пинчевские вылетели в Израиль. Последний раз мы виделись уже тогда, когда гостили на земле обетованной.

146

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Компания «Набей брюхо» Как‐то в воскреснье мы с мужем бесцельно гуляли по центру Кишинёва. Говорили о том, что после привычных малых и больших воскресных посиделок во Флорештах, к которым мы так привыкли, в Кишиневе у нас нет ни приятелей, ни друзей, с кем можно было бы провести выходной день. Неожиданно меня окликнул знакомый голос. Это был Сёма Лейдерман, которого я видела в последний раз осенью сорок первого на пляже в Махачкале. Мы обрадовались друг другу. Он попытался нас познакомить с женой, но, к моему удивлению, она оказалась знакомой мне с детства родственницей семьи наших бывших хозяев с Поповской улицы. Мы рассказали, что недавно вернулись в Кишинёв, что встречаемся только с родственниками и друзьями родителей… Сёма нам объявил, что у них сложилась в ранние послевоенные годы дружная еврейская компания, которая с удовольствием примет нас в свои ряды. Так мы попали в компанию «Набей брюхо», тесная связь с которой прервалась только в девяностые годы. Никто не выбирал Семёна Вольфовича Лейдермана в президенты компании, но, тем не менее, он им был. Весельчак, острослов, настоящая душа общества, его всегда и во всем поддер‐ живала жена Сима, он был неистощим на выдумки, умел организо‐ вать интересное времяпровождение для всех остальных «набей‐ брюховцев». Сёма работал на заводе «Электромашина» экономистом. Он учился заочно в Москве, где у него была какая‐то пассия. По‐видимому, ради неё, будучи очень способным, он растянул учёбу на долгие годы. Сима была портнихой, она до войны училась в замечательной Еврейской профессиональной школе № 1, выпускницы которой обучались профессии одновременно с курсом гимназии. У Лейдерманов был сын Вова, названный в память о бакалейщике Володе, и дочь Бэла, названная в честь покойной ма‐ тери Симы. Последние десятилетия до отъезда в Израиль Сима работала закройщицей в универмаге на ул. Пушкина. Когда ещё не у всех были телефоны, информацию о всех встречах мы узнавали благодаря Симе. Другом детства Сёмы был «набей‐брюховец» Моня Авербух. С ним он оказался в эвакуации, с ним продолжал неизменно

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

147

дружить. Более уравновешенный по сравнению с другом, инженер‐ строитель Моня был с молодых ногтей убеждённым сионистом. Его жена – преподаватель физики Рита Крицман – была более умеренных взглядов. Они, как и мы, были бездетны. Выделялись среди «набей‐брюховцев» супруги Рахель и Леонид Даскалы. Оба провели отрочество и юность в Румынии, по‐ русски говорили с акцентом. Полюбили друг друга в каком‐то молодёжном сионистском лагере и всю жизнь безумно любили друг друга. Рахель была скромным бухгалтером, Лёня был незаурядным специалистом, работал на той же «Элекромашине», что и Сёма, преподавал на бухгалтерских курсах. Оба были очень артистичны. Рахель писала стихи по‐румынски, Лёня – небольшие скетчи, сценки, которые они разыгрывали во время наших частых встреч. У них были сын и дочь. Сын – биофизик, выпускник Ленинградского университета, дочь – художница и архитектор. Оба многого достигли в Израиле. Сионистом был и другой близкий друг Сёмы – Юзик Бернштейн. Он отличался вдумчивым, строгим характером; нельзя было обвинить его в неприветливости, но, скажем так, был несколько суровым, склонным к авторитарным решениям даже по отношению к своей спутнице жизни – преподавателе физики Зинаиде и сыновьям. Бернштейны реже остальных посещали наши посиделки, реже принимали гостей. На той же «Электромашине» работали супруги Раппопорт. Циля – бухгалтером, Володя – на каком‐то рабочем процессе. Оба были участниками войны. Володя до войны жил в Бельцах, был бейтаровцем40. Циля в эвакуации пошла вольнонаёмной в арми, всю войну стирала бельё в прачечных фронтовых госпиталей. Она была неплохо образована также благодаря Еврейской профшколе. По характеру Циля была самой ранимой, самой обидчивой в нашей компании, но очень доброй и услужливой. У неё и Володи были две милейшие дочки. Старшая, Роза, из‐за каких‐то интриг не получила высшего образования, но была хорошей чертёжницей. Младшая, 40

Бейтар или Бетар, (Брит Иосеф Трумпельдор — «Союз имени Иосифа Трумпель‐ дора») — молодёжная сионистская организация.

148

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Мила, окончила консерваторию по классу фортепиано, была не слишком удачно замужем за музыкантом, до отъезда в Израиль работала концертмейстером и воспитывала дочь Марину. Раппопорты были активными «набей‐брюховцами», оба хорошо пели, были очень гостеприимными. Постоянными участниками всех наших встреч были совсем непохожие на других супруги Цадиковы. Они всегда были с нами, хотя, как говорится, не были людьми нашего круга. В пятидесятые – шестидесятые годы они жили в том же дворе по Иринопольской (ныне ул. Октавиана Гоги), где проживали и Сёма с Симой в своей довоенной квартире. У Муни и Поли Цадиковых была большущая столовая без окон со стеклянной дверью, открывающейся в коридор. Там было удобно собираться, когда отмечали Новый год или какой‐либо другой праздник при большом скоплении людей. Муня был не слишком грамотным, но весьма уверенным в себе человеком, строил из себя шута. Не владея никакими языками, после ранения на фронте и демобилизации умудрился преподавать французский в узбекском кишлаке. Работал на электростанции. Говорили, что он купил диплом об окончании техникума. Он всегда пребывал в хорошем настроении, отличался ярковыраженным жизнелюбием. К костяку «набей‐брюховцев» принадлежали братья Спекторы с жёнами. Когда мы стали вхожи в эту компанию, у старшего брата Иосифа и его жены Раи родился сын Феликс. Они были постарше многих из нас. Дело было в том, что Иосиф лишь недавно вышел из заключения, куда попал на несколько лет по милости неизвестного стукача. Раю я знала давно, в «Ищуве» по Екатериновской она была мастерицей‐вышивальщицей у приятельницы моих родителей Лизы Марьяновской. В Кишинёве мы с мужем у этой пары ни разу не бывали. Зато у младшего Спектора – Израиля и его жены – мы бывали часто, как и они у нас. Они даже однажды привели к нам сына Буму с невестой и её родителями. Приветливые, начитанные, гостеприимные – они были отзывчивы и внимательны к окружающим. У Израиля с фронта остался осколок в руке, у него было больное сердце, но он никогда не паниковал. Я любила и Нюсю, хотя всегда была с ней на «Вы».

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

149

«Набей‐брюховцы» чаще всего собирались по воскресеньям, а когда появился второй выходной день, то мы иногда стали собираться и в субботу, устраивали скромные складчины, чаще всего сами готовили лёгкий обед или ужин. Материальное положение почти не обсуждалось. Делились новостями политическими, литературными, обсуждали кинофильмы и театральные постановки. Уделяли большое внимание еврейским проблемам в стране и даже в мире. Не всегда все «набей‐ брюховцы» присутствовали на посиделках. Кворум бывал на Новый Год, в День Победы и на юбилейных семейных торжествах. У нас с мужем, кроме «набей‐брюховцев», были и другие друзья и приятели. Мой муж обожал готовить. Заранее составлял со мной меню, заготавливал продукты. С ростом благосостояния у него выработалась особая программа – 13 закусок, рыбное и мясное блюдо, торт. Самодельные конфеты, фрукты по сезону. Лю‐ бимые напитки – собственноручно изготовленное вино и вишнёвая наливка. Очень редко подавлось покупное вино – «Фетяска», «Ркацетели», «Мускат». Муся не жаловал шампанское, редко подавал коньяк и водку. Его торты, слоёные пирожки, конфеты нравивились всем. Соленья кое‐кто вспоминет по сей день. В нашем доме «набей‐брюховцы» обязательно праздновали мамин и мой дни рожденья, 8‐е марта, еврейские и советские праздники. Иногда посиделки проходили скромно, иногда «с претензией». Почему‐то почти всегда все друзья‐приятели приходили к нам в День Победы. Вероятно, это объяснялось тем, что Моисей имел счастье видеть, как фашисты убегали под ударами советских войск из Балты, где чуть раньше сожгли почти всех узников гетто. Какое было счастье разделять с «набей‐брюховцами» радость от получения квартиры, устройства на хорошую работу и, главное – рождения ребёнка или свадьбы детей. Разделяли и беды – потерю родителей, родных, близких друзей и просто приятелей. Случались и болезни, и увольнения с работы. Помогали кто как мог – знакомства‐ ми, связями, деньгами, а порой помогали доставать дифицитные ве‐ щи, необходимые в хозяйстве. Ведь времена бывали разные.

150

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

Временами к нам примыкали и другие пары, но тесные дружеские отношения с ними не складывались. Случайно попавшие в нашу компанию новые люди вскоре отсеивались по разным причинам. Мы расставались без сожаления и не обсуждали случившееся. В семидесятые «набей‐брюховцы» подались в Израиль. Первыми подали документы в ОВИР Зина и Юзик Бернштейны, их дети, родители, брат Юзика с женой. Юзика очень ценили на работе, начальство ему обещало золотые горы, но он горячо отстаивал право на репатриацию и добился своего. Вторыми были Флешели. Узнав, что их родственники покидают Черновцы, Сима уговорила мужа тоже двинуться в путь. Свою мечту оказаться в еврейском государстве попытались осуществить Рахиль и Лёня Даскалы. Согласился на отъезд и их сын с молодой женой и ребёнком. Но возникло препятствие: не пожелал подписать разрешение на выезд дочери бывший муж Жанны. Даскалы и Адела, сестра Рахили, с мужем Иосифом Бирманом и детьми уехали. Рахиль попросила меня и Моисея присматривать за Жанной и её дочкой Ирочкой. Я обещала изредка бывать у них. Каково же было моё удивление, когда я увидела у Жанны пренеприятного молодого мужчину, который объявил, что он женился на Жанне и собирается выехать с ней в Израиль. Вскоре им это удалось. Оказалось, что чутьё меня не обмануло, парень Жанну бросил буквально по приезду и уехал в Канаду. Не за горами уже были проводы Цадиковых. Их отъезд несколько затянулся – расчётливый Муня старался распродать своё имущество вплоть до мелочей. Но и они уехали. Муня сообщал, что «впечатлений» очень много, что он уже работает в городском хозяйстве Хайфы. Другие писали, что Мунины обязанности состоят в выдаче дворникам веников и прочего инвентаря… До начала девяностых мы продолжали собираться на наши посиделки с Раппопортами и Авербухами. Главной темой было обсуждение писем от наших дорогих «набей‐брюховцев».

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

151

ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ САРЫ ШПИТАЛЬНИК. ПОСЛЕСЛОВИЕ Сару Соломоновну читателям нашей газеты представлять не надо, потому что она не только давно уже воспринимается нами как «визитная карточка» столичной Еврейской библиотеки – куль‐ турного центра им. И. Мангера, но и является автором нескольких книг, в совокупности составляющих своего рода еврейскую энцик‐ лопедию Молдовы. Неотъемлемой частью её, не побоимся этого слова, просветительской миссии стали и лекции (о евреях – деяте‐ лях культуры), с которыми она неустанно выступает перед самыми разными аудиториями, читательские конференции, участие в «Му‐ зыкальном салоне» Зиновия Столяра – с литературоведческими «вкраплениями» в основную тему встреч. А недавно С. Шпитальник предстала перед нами в новой ипо‐ стаси – колоритного и, вместе с тем, тонкого мемуариста, интерес‐ нейшего «бытописателя», под пером которого оживают страницы теперь уже далёкого прошлого – далёкого не столько по времени, сколько по, увы, навсегда ушедшей атмосфере прежнего Кишинёва, которую гениально определил Довид Кнут: … Особенный, еврейско‐русский воздух… Блажен, кто им когда‐либо дышал. Летом прошлого года в «ЕМ» был опубликован рассказ Сары Шпитальник «Ишув в центре Кишинёва» – её дебют в автобиогра‐ фической прозе. Читательский резонанс нас просто поразил! Ока‐ зывается, тоскуют по родине не только люди, покинувшие её физи‐ чески, но и те, для кого она растворилась в неумолимом времени … А в «Ишуве…» каждая строка проникнута ароматом прежнего «ев‐ рейско‐русского» Кишинёва. В неторопливой повествовательности оживает тот город, который ещё не стал «европейской столицей», а был милым и уютным штетлом, где знакомы лица едва ли не каж‐ дого встречного, где куча родственников и друзей, и по праздникам ломаешь голову, как разместить за столом всю мишпаху… Погружа‐ ясь в текст, ощущаешь почти забытые запахи и звуки, и порою ка‐ жется, что написано всё… на идиш, с его непередаваемой напевно‐

152

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

стью, мягким грустноватым юмором и библейской философично‐ стью… Любопытно, что в том же году, осенью, состоялась презента‐ ция книги Сары Соломоновны Бессарабский стиль. Это – очерки о жизни и творчестве наших земляков, писавших или пишущих на идиш: от классиков еврейской литературы Якова Штернберга, Ици‐ ка Мангера, Моише Альтмана, Герца Ривкина, Элиэзера Штейнбар‐ га – до тогда ещё здравствовавшего патриарха национальной сло‐ весности Ихила Шрайбмана и его более молодых «собратьев по цеху» – Моисея Лемстера, Бориса Сандлера… Стало очевидно: «бессарабский стиль» великолепно освоен и самим автором сбор‐ ника. И вот «разведка донесла»: в готовящемся к выходу в свет альманахе Ветка Иерусалима будет опубликована очередная «порция» мемуаров С. Шпитальник – Жизнь первая (не станем вы‐ давать наших редакционных секретов, но добраться до рукописи оказалось делом нелёгким – сам Штирлиц позавидовал бы.) Поче‐ му такое необычное название? Читателю долго гадать не придётся: в первых же строках автор пишет: «Меня так и манит запечатлеть на бумаге свои воспоминания – воспоминания самой обыкновенной женщины, прожившей самую обыкновенную жизнь. Теперь, на за‐ кате её, понимаю, что людьми моего поколения родом из Бессара‐ бии прожито, по крайней мере, четыре жизни, каждая – с большой долей неприятностей, горя, но и не без проблесков радостей… Пер‐ вая – это жизнь в Кишинёве, с момента рождения и до эвакуации в начале Второй мировой войны». Дорогие читатели! Нам удалось уговорить Сару Соломоновну познакомить вас с этой чудной вещью: в самое ближайшее время мы начнём её публиковать на страницах газеты. Но «вторая», «тре‐ тья» и «четвёртая» жизни С. Шпитальник пока ещё только в проек‐ те, а мы люди любопытные – и поэтому решили «пробежать» по страницам биографии своей замечательной современницы уже сейчас. Да и повод нашёлся прекрасный – сплошные юбилеи: толь‐ ко что Еврейская библиотека отметила своё 15‐летие: на выходе 10‐й выпуск календаря памятных дат Евреи в мировой культуре и истории, который ежегодно составляет наша подвижница, уже

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

153

полтора десятка лет возглавляющая информационно‐библиографи‐ ческий отдел: и, наконец, в следующем месяце исполнится полвека её библиотечной деятельности!

– Сара Соломоновна, это с днём рождения заранее не приня‐ то поздравлять, а с «производственной» датой – можно, что мы и делаем! Но к трудовым успехам и достижениям вернёмся чуть поз‐ же, а пока хочу спросить: как вы разграничиваете четыре периода своей жизни? С «первой» – понятно, а остальные три?

– Вторая – это тяжелейшие годы эвакуации, третья – возвра‐ щение на родину, годы учёбы, «взросления», профессионального становления… А четвёртая – это чрезвычайно важный для меня пе‐ риод: обращения к своим корням, к «мамэлошн», к истории и куль‐ туре нашего великого народа, гордости за свою принадлежность к нему, т.е. – обретения истинного национального самосознания. В библиотеке мединститута С. Шпитальник проработала 34 года. Читаю маленькую заметку, опубликованную в тогдашней мно‐ готиражке Медик – к юбилею Сары Соломоновны. Если не обра‐ щать внимания на характерную стилистику «застойных» времён, то весь текст целиком можно было бы перепечатать в полном виде и сегодня, заменив только медицинские реалии на общинно‐ еврейские: «Её знают в лицо и по имени‐отчеству и студенты, и молодые сотрудники, и старшее поколение. …Как можно уместить в коротких строках все 32 года, что отдала она нашему общему дому? Сара Со‐ ломоновна Шпитальник… многое сделала и для преподавателей, и для студентов в обучении и формировании специалистов‐медиков. Помимо ежедневной кропотливой работы С. С. Шпитальник зани‐ мается и научной деятельностью. Её указатели Медицинский ра‐ ботник в художественной литературе, Вклад медиков в Победу, Сражения, выигранные в тылу врага, библиография работ сотруд‐ ников мединститута используются в идейно‐воспитательной рабо‐ те. В жизни и в кругу коллег Сара Соломоновна – доброжелатель‐ ный человек, умеющий со всеми найти общий язык…». А вот ещё одна публикация – совсем свежая, сентябрьская. Причём не в еврейской газете, а в Literatura şi arta, чрезвычайно редко расточающей похвалы «minoritarii». Однако – опубликовали,

154

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

причём с характеристикой (в самом заголовке!), равносильной в данной ситуации, я так полагаю, ордену: Intelectual de marcă al cul‐ turii evreieşti din Basarabia. Я не мастер перевода, поэтому воспро‐ извожу «подстрочный» перевод: «Выдающийся интеллигент еврей‐ ской культуры Бессарабии». Хоть и коряво у меня получилось, но по сути – абсолютно верно. Как и следующие строки: «Человек редкой скромности, эта женщина трудится добросовестно, изучая и извле‐ кая из безвестности имена многих писателей‐евреев, которые ко‐ гда‐то жили и творили в местечках и городках Бессарабии… В Ав‐ стралии… библиотекарей считают национальным достоянием. Это определение подходит и к ней». Ну, кто опровергнет это утвержде‐ ние? Нетрудно догадаться, что писал этот тёплый и благодарный материал отнюдь не Николае Дабижа, а хорошо нам известный юрист и литератор Борис Друцэ, давно интересующийся еврейской культурой, записавший диск еврейских песен, постоянно посещаю‐ щий Еврейскую библиотеку и лекции С. Шпитальник. Три определения, данные Б. Друцэ Саре Соломоновне, хочет‐ ся особо выделить: трудолюбивая, интеллигентная, скромная. Если разобраться, только в таком сочетании (особенно последние два) они и могут существовать. Истинная интеллигентность всегда тиха и скромна. В Саре Шпитальник, как мне иногда кажется, – даже че‐ ресчур. …Когда я спросила Сару Соломоновну о её «внепроизвод‐ ственных» увлечениях, она первым делом опять‐таки назвала… кни‐ ги. Ну, а потом уже вспомнила, как они с мужем любили путеше‐ ствовать: объездили почти весь Союз, включая Прибалтику, Закав‐ казье; побывала в Польше, Болгарии, Израиле. Благодаря этим по‐ ездкам у них образовалась коллекция куколок в национальных ко‐ стюмах: всё началось с единичных сувениров, а потом уже собира‐ ли целенаправленно. Нет, эти почти полторы сотни «полпредов» своих стран и народов (как привезённые из собственных вояжей, так и подаренные) – не раритеты, не антиквариат и не представля‐ ют собой ни материальной, ни музейной ценности, но они дороги своей обладательнице как память о счастливых днях и годах, о род‐ ном незабвенном человеке…

Сара Шпитальник. ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ: ВОСПОМИНАНИЯ

155

Когда стали массово уезжать близкие и друзья – во время второй волны эмиграции, а после третьей и вовсе почти никого из них не осталось, – они с мужем тоже было засобирались (тогда и стали посещать курсы иврита). Но… слишком сильна была привя‐ занность к родным местам, слишком многое пришлось бы здесь оставить, включая могилы родителей… Не решились. Поэтому её «четвёртая жизнь» продолжается там же, где началась «первая». На работе Сара Соломоновна всегда окружена людьми. Ей можно искренне позавидовать: мало кто в этом возрасте так вос‐ требован, как она. Да и дома ей предаваться мыслям об одиноче‐ стве некогда: постоянно звонит телефон, требуют ухода «casa pe pămînt», маленький садик с цветами, десятилетняя «полупороди‐ стая» собачка Бьянка … Когда заговорили на бытовые темы и Сара Соломоновна упомянула про предстоящие цены на газ, я было по‐ советовала ей перебраться в благоустроенную «блочную» квартиру, не требующую ни таких трат, ни забот. «Никогда!» – решительно и даже воинственно, что абсолютно не свойственно ей, отрезала моя собеседница. Действительно, я сморозила глупость: она из тех де‐ ревьев, которые невозможно пересадить на другую почву – зачах‐ нут. Помните, у Поженяна: «Не потому, Что я лучше других деревьев, нет. А просто я другое дерево. Я такое дерево.» Виктория Козловская, Еврейское местечко, 2006, № 37

156

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК Биобиблиография Argument Biobibliografia С книгой по жизни. Сара Шпитальник este al‐ cătuită din trei compartimente: I. Repere de viață – referiri la personalitatea și activitatea Sarei Șpitalnic; II. Activitatea bibliografică – lucrările S. Șpitalnic în calitate de autor de bibliografii și autor de articole în seriale; III. Articole despre Sara Şpitalnic Biobibliografia cuprinde 170 de descrieri bibliografice ale docu‐ mentelor în limbile rusă și română. Practic toate articolele sunt adnota‐ te. Criteriul de aranjare a materialului este strict cronologic. Selectarea materialelor a fost realizată în baza colecțiilor Bibliotecii evreiești „I. Mangher”, a arhivei personale a familiei Șpitalnic; pentru identificarea informaţiei a fost consultată Cronica Presei din RSSM (1960‐1998) și sur‐ se din internet.

Descrierile bibliografice au fost efectuate conform STAS‐ului Des‐ crierea bibliografică a documentelor 7.1 – 2003, prescurtările cuvintelor au fost efectuate conform STAS‐ului SM SR ISO 832:2005 Prescurtările cuvintelor și expresiilor în limbi europene.

Limitele cronologice ale biobibliografiei au cuprins anii 1963‐2014.

Selectarea materialului a fost încheiată în luna iulie 2014. Majoritatea documentelor au fost consultate de visu.

Biobibliografia se încheie cu un index de nume.

Lucrarea este destinată specialiștilor în domeniul bibliografiei și publicului larg.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

157

К читателю Биобиблиография С книгой по жизни. Cара Шпитальник со‐ стоит из трёх разделов: I. Вехи жизни – включает основные даты жизни, высказыва‐ ния деятелей еврейской общины о Саре Шпитальник, стихи, посвя‐ щенные ей.

II. Библиографическая деятельность – работы С. Шпитальник – автора и составителя библиографий и автора статей в периодиче‐ ских изданиях; III. Статьи о Саре Шпитальник. Биобиблиография включает 170 источников на русском и ру мынском языках. В необходимых случаях приводятся краткие анно‐ тации на статьи. Библиографические описания составлены в соот‐ ветствии со стандартом 7.1 – 2003 Библиографическое описание документов. Сокращения слов даны в соответствии с межгосудар‐ ственным стандартом SM SR ISO 832:2005 Сокращения слов и словосочетаний в европейских языках. Большая часть документов была просмотрена de visu. При составлении биобиблиографии были использованы фон‐ ды еврейской библиотеки им. И.Мангера, Cronica Presei din RSSM (1960‐1998), личный архив С.С. Шпитальник, а также интернет ре‐ сурсы. В указатель включены книги и статьи, опубликованные в пе‐ риод 1963–2014 гг. Отбор материалов завершён в июле 2014 года. Биобиблиография снабжена именным указателем. Данная работа предназначена специалистам в области биб‐ лиографии и библиотечного дела, а также широкому кругу читате‐ лей.

158

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

ВЕХИ ЖИЗНИ REPERE DE VIAȚĂ Сара ШПИТАЛЬНИК (Сара Соломоновна Молчанская) роди‐ лась 6 сентября 1928 г. в Кишинёве. Отец Сары, Соломон – люби‐ тель литературы на идиш, говорил о себе: «Я – идишист». Знал он и иврит и даже, какое‐то время, обучал ему детей. Мама Бейла (Бетя) увлекалась классиками русской и зарубежной литературы. Отсюда и любовь к чтению с детства у Сары, которая научилась читать по‐ русски с трёх лет и по‐румынски – с шести. В семье говорили на идиш и русском. В годы войны семья Молчанских жила в Бухаре. Там Сара училась в средней школе и понемногу приобщалась к трудовой де‐ ятельности, работая в качестве счетовода и медстатистика, а сво‐ бодное время проводила в читальном зале городской библиотеки. Прочла всё, что потом пришлось изучать в университете. После войны семья вернулась в Кишинёв, и в 1946 году Сара окончила среднюю школу с серебряной медалью. В том же году поступила в Черновицкий университет и в 1951‐м окончила фран‐ цузское отделение филологического факультета. Вместе с мужем Моисеем Шпитальником, агрономом по профессии, переехала во Флорешты, где в молдавской средней школе, с 1951 по 1956 гг., преподавала иностранные языки. Там же по совместительству работала литературным сотрудником и пере‐ водчиком в районной газете. В 1956 году Сара Соломоновна с мужем вернулась в Кишинёв. В 1959 году окончила двухгодичные библиотечные курсы при Ки‐ шинёвском Государственном Университете. Совершенно случайно узнала, что для работы в библиотеке Кишинёвского медицинского института требуется человек со знанием иностранных языков. Здесь она зарекомендовала себя с лучшей стороны и была зачислена в штат. В этом коллективе она проработала 34 года, 30 из которых возглавляла научно‐библиографический отдел. За годы работы в библиотеке мединститута Сара Соломоновна опубликовала множе‐ ство библиографических изданий, статей по истории медицины, об известных врачах. Участвовала в научных конференциях, читала

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

159

библиографические лекции для преподавателей и студентов. Пере‐ водила медицинские статьи для научных сотрудников. В 1991 году перешла на работу в еврейскую библиотеку им. И.Мангера заведующей справочно–библиографическим отделом. Здесь она была руководителем проект Имена. Сара Соломоновна собирала и обрабатывала материалы о вкладе евреев в науку, куль‐ туру и искусство Молдовы. В рамках этого же проекта она читала лекции в просветительском университете при «Джойнте», в благо‐ творительных центрах, Тёплых домах и т.д. Ежегодно, с 1996 года, составляла календарь памятных дат Евреи в мировой культуре и истории. Неоднократно получала звание «Лучший библиотекарь года», а её труды удостаивались премий «Лучшая библиография года». Сара Соломоновна Шпитальник умерла 19 декабря 2013 года в возрасте 85 лет. Похоронена на Еврейском кладбище г. Кишинёва рядом с мужем.

160

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

SARA ȘPITALNIK, INTELECTUALĂ DE MARCĂ A CULTURII EVREIEȘTI DIN BASARABIA Cuget viu și elegant Distinsei Doamne Sara Șpitalnic, ilustru intelectual al Basarabiei Ca o stea fermecată – a naturii Dorul nostru de vis împlinești, Ești un Arc de Triumf al culturii, Flori duios – înțelepte ne crești!

De la frunză și pînă la floare, De e toamnă, de e vară, oricînd, Vorba ta‐i pentrui noi sărbătoare – Precum mierea‐nțeleptul cuvînt.

Din oraș pîn’ la geana pădurii Pîn’ la lună și stele cerești Rază gîndului și‐a‐nțelepciunii Cuget viu tu în inimi trezești.

Vei rămîne amintirea cea vie Peste ani cu speranțe de vis – Tu ne ești Caravela Culturii Ce de‐a pururi pe noi ne‐a cuprins!

Să‐ți dea Domnul mulți ani de lumină, Înțeleaptă oricînd să ne fii Și din dragoste – cartea divină S‐o aduci la bătrîni și copii!

Mai senini vom păși către viață, Curajos ne‐a fi fiece pas, Glasul tău ne‐a fi dulce povață, Sîntem mîndri de tine noi azi!

2009

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

161

Numele ei deja poate fi scris cu litere de aur în cartea din Panteo‐ nul valorificării și cercetărilor istorice ale intelectualilor evrei din trecu‐ tul mult pătimitei Basarabii. Personalitate de modestie rară, această femeie muncește laborios, numele multor evrei – scriitori care au trăit și au activat în tîrgușoarele și orașele Basarabiei unde trăiau cîndva pro‐ nunțate diaspore de evrei. Sarei Solomonovna (căci așa îi zic colegii, prietenii) i se potrivește calificativul de intelectual de marcă. Oriunde a muncut, a semănat semințe de înțelepciune. Generații de discipoli îi sînt recunoscători pentru talentul ei de cercetător și bun cunoscător al lite‐ raturii universale, bibliofil experimentat... Posedă vaste cunoștințe deoarece a citit biblioteci întregi de cărți, mii de file din arhive au fost studiate de ochii ei neobosiți și ageri, ca astăzi valorile să le cunoaștem și noi. Deși exacerat de modestă, această femeie e un adevărat tezaur al culturii noastre, care reprezintă o generație specifică a Basarabiei, ținut ce a trecut prin multe cataclisme sociale în secolul trecut. A învins greu‐ tățile epocii (s‐a născut la 1928 în Chișinău), cunoaște și vorbește fluid româna, rusa, idișul și sanscrita. E deosebită prin capacitatea ei de a preda, de a ajunge la sufletele oamenilor prin prelegerile despre scrii‐ tori, artiști din trecut. A absolvit secția limbii franceze a Facultății de litere a Universității din Cernăuți, apoi cursurile de bibliograf ale Univer‐ sității de Stat din Chiținău (1959). Biografia ei se caracterizează prin fap‐ tul că a educat generații de intelectuali, avînd în palmaresu‐i amintiri tragice și luminoase, precum a fost epoca prin care a trecut. A mai fost și profesoară de franceză la școala medie din Florești. Din 1956 pînă la 1990 a condus secția bibliografico‐științifică a Institutului de Medicină din Chișinău. Din 1991 este șefa Secției bibliografice a Bibliotecii evre‐ iești ”I. Mangher”... Astăzi munca ei neobosită este materializată prin publicarea broșurilor, studiilor despre intelectualii evrei ai Basarabiei, aducînd lumina peste filele umbrite de vreme, pe care regimul stalinist nu a permis să le cunoaștem zeci de ani, care se considerau pierdute în vîltorile vremii... ...M‐am convins că Basarabia totdeauna a avut în trecut mari per‐ sonalități, despre care am putut afla, datorită Sarei Șpitalnik. Prelegeri‐ le, studiile și broșurile ei sclipesc de înțelepciune și frumusețe. Așa pre‐ cum este destinul acestei femei modeste cu suflet mare și frumos, căre‐

162

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

ia îi urăm multă sănătate, vigoare și realizarea a cît mai multor file as‐ cunse după pînza vremii din istoria neamului nostru.

Druță Boris. Sub Steaua lui David, cu Dumnezeu.

Chișinău: Print‐Caro, 2011, p.

285‐287.

САМАЯ ЗНАМЕНИТАЯ САРА… Сегодня [06.09.2008] исполняется 80 лет Саре ШПИТАЛЬНИК, самому знаменитому в общине библиографу Кишиневской Еврей‐ ской библиотеки им. И. Мангера, руководителю научно‐ библиографической программы Имена, составителю календаря‐ справочника Евреи в мировой истории и культуре. Автора книг, методичек, монографий и словарей, координа‐ тора программы Имена, интеллигентную Сару Соломоновну в об‐ щине многие знают не понаслышке, высоко ценят ее просветитель‐ ский пыл. Она настоящая "живая энциклопедия", неутомимый энту‐ зиаст и пропагандист редких библиографических знаний. Сара Шпитальник – одна из первых, кто после полувекового молчания открыто обратился к ранее запретной еврейской теме. Многие культурологические факты, касающиеся истории еврейства республики, "всплыли на поверхность" только благодаря ее неуто‐ мимым изысканиям в архивах и библиотеках. Знаток многих языков, но, прежде всего, – "патриарх идиша", она активно участвовала в создании "Идиш‐центра", привлекшего не только старшее и среднее поколение, но и молодежь "Гилеля". Несмотря на солидный возраст и хрупкое здоровье, Сара Шпитальник – бессменный и "бесплатный" лектор по истории лите‐ ратуры, памятным датам, связанным с еврейской культурой. "Юби‐ лейные чтения" к большим датам крупных величин еврейской ми‐ ровой культуры – от Мотла Сакциера до Исаака Башевиса‐Зингера – это тоже "конек" неутомимого библиографа. Юбиляра поздравил общественный совет общинного дома "КЕДЕМ", многочисленные почитатели, ученые, историки и филоло‐ ги, редакция еженедельника Еврейское местечко, «родной» кол‐ лектив библиотеки им. И. Мангера и многие другие еврейские структуры и организации. Елена Шатохина

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

163

САРЕ СОЛОМОНОВНЕ ШПИТАЛЬНИК Во всех концах

земного шара И с незапамятных времён Звучит, как символ, имя САРА, Как женской мудрости закон. Традиции те продолжает Она, чей нынче юбилей, Шпитальник Сару каждый знает И поздравление ей шлёт. В честь нашей Сары мы сыграем И «фрейлехс» спляшем для неё. Традиционный наш «лэхаим» – Чтоб жизнь искрилась, как вино!

Зиновий СТОЛЯР *** Очаровательная, обаятельная, и при этом, что само по себе редкость, умная женщина. Вы, конечно, не сомневаетесь ни в нашей любви, ни в уважении. И всё же, при всей Вашей скромно‐ сти, позвольте нам хотя бы в юбилейные дни выразить наше вос‐ хищение, облечь его в слова, постараться поверить гармонию чувств алгеброй логики. Мы, безусловно, знаем о Ваших заслугах, о библиографиче‐ ских и культурологических изысканиях в области еврейской жизни нашего края, ценим Ваш просвященческий пыл. Всё это особенно важно, потому что Вы – одна из первых, кто после полувекового умолчания открыто обратился к еврейской теме.

164

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Первопроходцев всегда уважают. А если в трудный путь от‐ правляется хрупкая женщина, сразу же приходит на ум метафора о железном характере. Но разве сильным бывает только суровое железо? Вы доказали всей своей жизнью, что доброта, мягкость, женственность – не менее веские аргументы. И вот уже, когда гово‐ рят о культурной жизни нашей общины, первое имя, которое при‐ ходит на ум, – Ваше. Вы – безусловный авторитет не только в оценке эстетических явлений. Высокий этнический уровень определяет Ваше отношение к людям, ко всем общественным проявлениям. С Вашим мнением считаются, и даже если Вы этого не осознаёте, оно оказывает суще‐ ственное влияние на нравственную атмосферу в общине. Ваш че‐ ловеческий магнетизм притягивает самых разных, но всегда хоро‐ ших людей. Надеюсь на то, что и нас Вы числите среди своих друзей, мы гордимся этой дружбой и присваиваем себе право без смущения говорить Вам правду: «Мы Вас любим, Вами восхищаемся и хотим продлить себе удовольствие общения с Вами ещё на долгие годы. До 120 Вы нам просто обязаны». Здоровья Вам! Душевной и физиче ской активности! Радости творчества и человеческого общения! Генеральный общественный совет КЕДЕМа Руководители и сотрудники всех еврейских организаций КЕДЕМа [поздравление с 80‐летием]

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

165

ЕВРЕИ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ …Сара Соломоновна ШПИТАЛЬНИК – неутомимый библио‐ граф с поистине энциклопедическими знаниями – извлекла из шка‐ фа истории малоизвестные страницы военной летописи. Мало кто знает, например, сколько замечательных евреев‐ хирургов и терапевтов "сражались" в мало приспособленных приф‐ ронтовых госпиталях за жизнь бойцов в годы Великой Отечествен‐ ной войны или, например, сколько военных корреспондентов с не‐ правильной "пятой графой" колесило под обстрелами по разбитым фронтовым дорогам, или чем помогли евреи‐конструкторы делу авиации, командовали ли они войсками, флотилиями? Оказывается, этот список малоизвестных героев необыкно‐ венно обширен – евреи воевали на суше, на море, в горах и в тылу. Дотошный работник библиотеки им. И. Мангера кропотливо собра‐ ла все сведения в цикл лекций, да еще читала их на двух языках – идише и русском. Кто были эти люди, были ли они отмечены наградами или сталинский режим постарался стереть их судьбы, подвиг и имена? Некоторые из них, как военные корреспонденты Василий Гроссман, Илья Эренбург, Давид Ортенберг, носивший по понятным причинам фамилию "Вадимов", или Эммануил Казакевич, хорошо известны, что называется широкому кругу, а другие имена военных, особенно отличившихся в боях, как герой Советского Союза Шапс Машкауцан, живший в Молдавии, или генерал‐полковник коман‐ дующий армии Яков Крейзер, "открывший счет" евреям ‐ Героям Советского Союза, награжденный пятью орденами Ленина, или ге‐ нерал‐полковник, дважды Герой Советского Союза, командир тан‐ ковой дивизии Давид Драгунский, контр‐адмирал тихоокеанского флота Наум Цирульников или знаменитый авиаконструктор Семен Лавочкин, для многих слушателей прозвучали впервые. Елена Шатохина

166

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Кишиневская еврейская библиотека имени Ицика Мангера общинного культурного центра при содействии библиотечного от‐ дела "Джойнта" выпустила календарь памятных дат на 2004 год под названием Евреи Молдавии в мировой культуре и истории. Брошюра в дюжину страниц вместила до 150 имен известных личностей, на долю которых в этом году приходится та или иная круглая дата. По ним практически можно проследить историю об‐ щины в лицах, начиная с конца XIX века до сегодняшних дней. Это юбилеи современников – ученых, музыкантов, спортсме‐ нов, художников, литераторов и великие имена, уже принадлежа‐ щие истории. Среди них такие легендарные личности, как извест‐ ный сионистский деятель, узник ГУЛАГа Залман Розенталь, лидер еврейского общественного движения конца XIX века Яков Коган‐ Беренштейн, историк и философ Михаил Гершензон, чье 135‐летие со дня рождения намерена особо отметить 13 июля городская ев‐ рейская община. Особняком в календаре стоит 28 ноября. Этот день двойной юбилейной даты – 175‐летия со дня рождения и одновременно 110‐летия со дня смерти всемирно известного пианиста, компози‐ тора и дирижера Антона Рубинштейна. Он появился на свет в селе Выхватинец когда‐то Подольской губернии, ныне Рыбницкого рай‐ она Молдавии. Юбилей композитора будет широко отмечаться ев‐ рейской общиной республики. Составитель календаря – научный сотрудник библиотеки им. И. Мангера Сара ШПИТАЛЬНИК. В Ки‐ шиневе ее знают, как подлинного энциклопедиста и дотошного ис‐ следователя. В ежемесячнике Народ Книги в мире Книг, издавае‐ мым еврейским общинным центром Санкт‐Петербурга, Сара Шпи‐ тальник ведет календарь знаменательных дат Евреи в мировой культуре и истории, куда входит и расширенная версия "еврейско‐ го календаря Молдавии". Источник: http://eajc.org

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

167

Сара Соломоновна Шпитальник, Замечательный наш библиограф! Эта книга о близких и дальних, Не судите её очень строго. Я желаю таким «подношеньем», Выражаясь понятием прошлым, Поделиться естественным мненьем Обо всём дорогом и хорошем. С пожеланьем здоровья, успеха, Долгих лет и высоких наград Даме самого мудрого цеха, Пастуху умных строк книжных стад.

1999

Флом Яков. Стихи для вас. К.: Б.и., 2000, р. 123. Не стало Сары Соломоновны Шпитальник, кишиневского библиографа, многолетнего сотрудника Народа Книги в мире книг. Подготовленный ею Календарь памятных дат впервые появился на страницах журнала еще в декабре 1996 года — тогда, в доинтернетную эру, задумать и осуществить подобный проект мог только такой человек, как Сара Соломоновна, — обладающий широчайшей эрудицией и бесконечно преданный своему делу. С тех пор завоевавший популярность у читателей «Календарь» присутствовал во всех без исключения журнальных номерах. Редакция приложит все усилия, чтобы он не исчезал из еврейского книжного обозрения и в дальнейшем. Но горько сознавать, что вести этот раздел теперь придется уже без его основателя. Френкель Александр. In memoriam. Сара Соломоновна Шпитальник (1928‐2013). В: Народ Книги в мире книг. Еврейское книжное обозрение. 2014, № 108, 14‐15.

168

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

ACTIVITATEA BIBLIOGRAFICĂ БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ S. ȘPITALNIC – AUTOR ȘI ALCĂTUITOR С. ШПИТАЛЬНИК – АВТОР И СОСТАВИТЕЛЬ 1963 – 1967

1. Библиографический указатель научных работ Кишинёвского Государственного Медицинского института (1946‐1961) / сост. С.С. Шпитальник и Л.И. Трофимова. – Кишинёв : Картя Молдовеняскэ, 1963. – 298 с.

2. Медицинский работник в художественной литературе: Аннотир. Указ. (1955‐1956) / С.С.Шпитальник. – Кишинёв : Картя молдовеняскэ, 1967. – 229 с.

1970 – 1976

3. В поэзию через огненный редут : Метод. материалы в помощь военно‐патриот. воспитанию медиков / сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : Ред.‐изд. отд. АН МССР, 1970. – 24 с.

4. Арон Зиновьевич Кочергинский (1898‐1971) : Библиогр. / oтв. ред. С.С. Шпитальник. – Кишинёв: Тимпул, 1973. – 16 с.

5. Николай Христофорович Анестиади (1916‐1968) : [библиогр.] / отв. ред. С. Шпитальник. – Кишинёв : Тимпул, 1973. – 14 с.

6. Сражения, выигранные в тылу врага : (Медицинские работники в годы Великой Отечественной войны): Рек. указ. лит. – Кишинёв : Тимпул, 1974. – 23 с.

7. Иван Николаевич Курлов (1894‐ 959) : [библиогр.] / отв. ред. С.С. Шпитальник. – Кишинёв : Тимпул, 1975. – 19 с.

8. Михаил Григорьевич Загарских (1919‐1973) : [библиогр.] / отв. ред. С.С. Шпитальник. – Кишинёв : Тимпул, 1975. – 20 с.

9. Вклад медиков в победу : Рек. указ. лит. (1965 – 1975) / сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : Тимпул, 1976. – 20 с.

10. Медицинский работник в художественной литературе: Аннотир. указ. лит. о выдающихся и рядовых медиках. – Ч. 2, вып. 1. – Кишинёв : Тимпул, 1976. – 33 с.

11. Попушой Е.П. Вклад медиков, борцов с фашизмом, в развитие художественной литературы / Е.П. Попушой; С.С. Шпитальник. // Сов. здравоохранение. – 1976. – № 5. – С. 75 ‐78.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

169

1981 – 1986

12. Писатели – медики : Биобиблиогр. справ. / Кишин. гос. мед. ин‐ т, Науч. б‐ка; авт.‐сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : Тимпул, 1981. – Ч. 1. – 95 с.

13. Вклад медиков в победу: Аннотиров. рек. указ. лит. Вып. 2 : 1975‐1985 / сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [б. и.], 1986. – 104 с.

1992 – 1999

14. Evrei în literatura, arta şi ştiinţa Moldovei : Îndreptar / Bibl. Muni‐ cipală „B.P. Hasdeu”, Bibl. evreiască I. Mangher; alcăt. : S. Șpital‐ nic. – Chișinău : [s. n.], 1994. – 382 p.

15. Яков Борисович Резник: (1902‐1979) / сост. Э.Г. Фомина; ред. С.С. Шпитальник. – Кишинев : Б. и. , 1992. – 31 с. : портр.

16. „Выполняю неоплатный долг перед своим народом...” : Юбилею музыковеда З.Л. Столяра посвящается : биобиблиогр. / Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1994. – 16 с.

17. Музыка глушит печаль... Антон Григорьевич Рубинштейн (1829‐ 1894) : Библиогр. список лит. (Ко дню памяти великого музыканта). – Кишинёв : Б. и., 1994. – 10 с. : ил.

18. Еврейский Кишинев: Путеводитель / Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1995. – 15 с. : ил.

19. Золотая пава. Ицик Мангер (1901‐1969) : Биография. Список произведений литературы о нём в фондах евр. б‐ки им. И. Ман‐ гера / сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1995. – 10 с. : ил.

20. Памятные даты еврейской культуры и истории / Муницип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Ассоциация евр. б‐к СНГ, Евр. б‐ка им. И. Ман‐ гера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпиталь‐ ник. – Кишинёв : [Б. и.], 1997. – 54 с.

21. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : Б. и., 1998. – 130 с.

22. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр.

170

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1999. – 70 с.

23. Еврейская Пушкиниана : [метод.‐библиогр. материал к 200‐ летию поэта] / Муницип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1999. – 30 с.

24. Зиновий Столяр: Биобиблиогр. / Евр. б‐ка – общинный центр им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 1999. – 28 с.

2000

25. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2000. – 63 с.

26. Евреи Молдовы. Деятельность евреев в культуре, науке, экономике Молдовы в ХХ веке : справ. / Муницип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Киши‐ нёв : [Б. и.], 2000. – 311 с.

27. Ихил Шрайбман: Биобиблиогр. / Евр. общин. культур. Центр, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – 2‐е изд., испр. и доп. – Кишинёв : [Б. и.], 2000. – 52 с. : ил.

28. Отдельные страницы еврейской истории в художественной литературе : Библиогр. обзор / сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2000. – 41 с. – Библиогр. : С. 41.

2001

29. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2001. – 66 с.

30. Ефим Левит : Биобиблиогр. / Евр. б‐ка им. И. Мангера ; Евр. об‐ щин. культур. Центр ; авт.‐сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2001. – 38 с. : ил.

31. Ицик Мангер. К 100‐летию со дня рождения : [биобиблиогр.] / Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2001. – 20 с. : ил.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

171

2002–2004

32. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2002. – 106 с.

33. Зовущих слов огни...: Сб. материалов, посвящ. памяти евр. писателей – членов ЕАК, расстрел. 12 авг. 1952 г. / Евр. б‐ка им. И. Мангера ; Евр. общин. культур. Центр ; авт.‐сост. С. Шпиталь‐ ник. – Кишинёв : [Б. и.], 2002. – 52 с. : ил.

34. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2003.

35. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2004. – 56 с.

2005‐2011

36. Бессарабский стиль: Материалы о жизни и творчестве бесса‐ рабцев, писавших на идише / Муницип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв, 2005. – 80 с. : ил.

37. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2005. – 45 с.

38. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2006. – 45 с.

39. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера, Амер. евр. распредел. комитет Джойнт ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2007. – 66 с.

40. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2008.

41. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2009.

172

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

42. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2010.

43. Евреи в мировой культуре и истории. Памятные даты / Муни‐ цип. б‐ка им. Б.П. Хашдеу, Евр. б‐ка им. И. Мангера ; сост. С. Шпитальник. – Кишинёв : [Б. и.], 2011. – 70 с.

S. ȘPITALNIC – AUTOR DE ARTICOLE С. ШПИТАЛЬНИК – АВТОР СТАТЕЙ 1992

44. Наш друг // Наш голос. – 1992. – № 12. – С. 4. К 100-летию со дня рождения писателя К.Г. Паустовского.

45. Приглашаем в Идиш центр // Независимая Молдова. – 1992. – 17 июня. О деятельности «Идиш центра» при еврейской библиотеке.

46. Раз в месяц // Наш голос. – 1992. – № 23. – С. 4. О заседаниях «Идиш центра» при еврейской библиотеке.

1993

47. День поэзии // Наш голос. – 1993. – № 21. – С. 3. В еврейской библиотеке прошёл поэтический вечер ко Дню по‐ эзии.

48. И снова звучал идиш // Наш голос. – 1993. – № 9. – С.2 Об очередном заседании «Идиш центра» в еврейской библи‐ теке.

1994

49. Благородство врача // Наш голос. – 1994. – № 15. – С. 8. О враче Иване Савченко.

50. Зал не пустует // Наш голос. – 1994. – № 11. – С. 3. – (подписано: С. Молчанская). В еврейской библиотеке им. И. Мангера прошёл вечер, посвя‐ щённый еврейскому писателю Давиду Бергельсону.

51. Зарисовка из прошлого // Наш голос. – 1994. – № 11. – С. 2 О резнице на ул. Поповской (в настоящее время ул. Рабби И. Цирельсон), Кишинёв.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

173

52. Ихил Шрайбман читает свои произведения // Наш голос. – 1994. – № 10. – С. 2.

53. Мир еврейской книги // Наш голос. – 1994. – № 3. – С. 1,3. Еврейской библиотеке им. И. Мангера – три года.

54. На проспекте Ренаштерий, 4 // Наш голос. – 1994. – № 14. – С. 3. О заседании правления «Идиш центра» в еврейской библиоте‐ ке им. И. Мангера.

55. Поэзии на идиш прекрасные страницы // Наш голос. – 1994. – № 1. – С. 8. Вечер поэзии в еврейской библиотеке.

56. Творцы духовного богатства // Наш голос. – 1994. – № 17 /18. О бессарабских евреях – сотрудниках Кишинёвских СМИ.

1995

57. Reţea impunătoare de biblioteci // Moldova literară : supl. la ziar. „Moldova Suverană”. – 1995. – 19 iul.

58. Библиотека в Дни еврейской культуры // Наш голос. – 1995. – № 8/9. – С. 2. О еврейской библиотеке им. И. Мангера.

59. Воинский подвиг // Наш голос. – 1995. – № 7. – С. 7. Обзор книг из фондов еврейской библиотеки, посвящённый участию евреев во Второй Мировой войне.

60. «Его имя привлекло…» // Наш голос. – 1995. – № 1. – С. 6. О заседании «Идиш центра», посвящённого художнику Марку Шагалу.

61. Наш маленький юбилей // Наш голос. – 1995. – № 14/15. – С. 5. «Идиш центру» при еврейской библиотеке им. И. Мангера ис‐ полнилось три года.

62. Незабываемые встречи // Наш голос. – 1995. – № 11. – С. 2. Об участии еврейской библиотеки им. И. Мангера в работе международного семинара по идишской культуре и образова‐ нию.

63. Новые программы для еврейских библиотек // Наш голос. – 1995. – № 16. О презентации программ «Рош Ходеш» и «Час рассказа» в ев‐ рейской библиотеке им. И. Мангера.

174

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

64. Разговор шёл о молодых писателях // Наш голос. – 1995. – № 4/5. – С. 5. Об очередном заседании «Идиш центра» при еврейской биб‐ лиотеке.

65. Философ Эмиль Чоран об евреях // Наш голос. – 1995. – № 12/13. – С. 3.

1996

66. Еврейскому театру посвящается // Наш голос. – 1996. – № 11/12. – С. 3. Об очередном заседании «Идиш центра» при еврейской биб‐ лиотеке.

1997

67. Благородный труд библиотекаря // Евреи в духовной жизни Молдовы: стр. истории и современность. – Кишинев, 1997. – С. 124‐130. О библиотекарях – евреях.

68. В преддверии пятилетия Идиш‐центра // Наш голос. – 1997. – № 6/7. – С. 8.

69. Возрождение спектакля (слово зрителя о постановке «А штейн Мейдл») // Наш голос. – 1997. – № 2/3. – С. 5. О драме «А штейн Мейдл» американской писательницы Б. Лейбоу, поставленной на сцене Театра «На улице Роз».

70. Да не оборвётся нить «Мамэ‐лошн» // Наш голос. – 1997. – № 1.

– С. 4. Об очередном заседании «Идиш центра» при еврейской биб‐ лиотеке.

71. Два концерта… // Наш голос. – 1997. – № 6/7. – С. 5. О гастролях И. Кобзона и М. Александровича в Кишинёве.

72. Еврейская книга в библиотеке им. И. Мангера // Народ книги в мире книг: Материалы науч. конф. – Кишинёв, 1997. – С. 23‐26.

73. Путь языка // Наш голос. – 1997. – № 6/7. – С. 5. О книге М. Яновира «Путь иврита – путь народа».

1998

74. Жаркое лето в еврейской библиотеке им. И. Мангера // Наш голос. – 1998. – № 7/8. – С. 6. О мероприятих в летний период.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

175

75. Знаком ли вам Шолом Аш? // Наш голос. – 1998. – № 11/12. – С. 9. Об очередном заседании «Идиш центра», посвящённом ев‐ рейскому писателю Шолому Ашу.

76. Никто не забыт, ничто не забыто: расстрелянная культура воз‐ рождается // Наш голос. – 1998. – № 9/10. Об очередном заседании «Идиш центра», посвящённому па‐ мяти расстрелянных еврейских писателей – членов Еврейско‐ го антифашистского комитета.

77. Три имени // Наш голос. – 1998. – № 3/4. – С. 7. Об очередном заседании «Идиш центра», посвящённому пи‐ сателю И. Шрайбману.

78. Три недели в Израиле // Наш голос. – 1998. – № 1/2. Об очередном заседании «Идиш центра».

1999

79. Веселиться так полезно! // Наш голос. – 1999. – № 9 /10. – С. 10.

10 лет со дня основания «Клуба пенсионеров» в еврейской биб‐ лиотеке им. И. Мангера.

80. Идиш центр в дни конгресса // Наш голос. – 1999. – № 9/10. – С. 8. Об очередном заседании «Идиш‐центра».

81. Наша вечная боль: 12 августа 1952 г. // Наш голос. – 1999. – № 11/12. – С. 3. Вечер памяти расстрелянных писателей – членов Еврейского антифашистского комитета.

82. Трагическая судьба замечательного писателя : К 35‐летию со дня смерти Василия Гроссмана // Наш голос. – 1999. – № 11/12. – С. 3.

83. Ханука в Идиш – центре // Наш голос. – 1999. – № 1/2. Об очередном заседании «Идиш‐центра».

84. A merkvizdiker kultur‐tsentr [Значительный культурный центр] // Yddish Forward. – 1999. – 25 june. – Z. 13. Об еврейской библиотеке им. И. Мангера.

2000

85. Наш земляк Довид Кнут // Наш голос. – 2000. – № 13/14. – С. 4. О еврейском писателе, участнике французского Сопротивле‐ ния.

176

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

86. Она родом из Згурицы // Наш голос. – 2000. – № 13/14 – С. 7. Об очередном заседании «Идиш‐центра», посвящённому ев‐ рейской писательнице Етне Маш.

2001

87. Activitatea bibliografică a bibliotecii evreieşti „I. Mangher”// Maga‐ zin bibliologic. – 2001. – N 1. – P. 67.

88. Вести из идиш‐центра // Наш голос. – 2001. – № 10/11. – С. 4. Об очередном заседании «Идиш‐центра».

89. «За преисполненное страсти искусство повествования…» // Наш голос. – 2001. – № 8/9. – С. 7. О еврейском писателе Ицхаке Башевис Зингере.

90. Моше: Библиогр. обзор в помощь б‐карям // Нисан. – Кишинёв, 2001. – С.10‐18.

91. Принц еврейской поэзии // Наш голос. – 2001. – № 6/7. – С. 9. О 10‐летнем юбилее еврейской библиотеки и 100‐летнем юбилее со дня рождения писателя И. Мангера.

92. Чтобы написать надо писать // Наш голос. – 2001. – № 4/5. – С. 11.

2002

93. Мудрец, оставшийся ребёнком // Наш голос. – 2002. – № 11/12. – С. 9. О заседании «Идиш‐центра», посвящённого еврейскому писа‐ телю Л. Квитко.

94. На службе у богини Гигеи // Наш голос. – 2002. – № 1/2. – С. 5.

100 лет со дня рождения профессора медицины Я.Б. Резника.

95. Он был подлинным классиком // Наш голос. – 2002. – № 5/6. – С. 5. О еврейском писателе Давиде Бергельсоне.

96. Радость и боль выражал он на идише // Наш голос. – 2002. – № 11/12. – С. 8. Об очередном заседании «Идиш центра», посвящённому ев‐ рейскому писателю Давиду Гофштейну.

97. Рассказчик и публицист // Наш голос. – 2002. – № 11/12. – С. 9. Об очередном заседании «Идиш центра», посвящённому ев‐ рейскому писателю Шмуэлю Персову.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

177

98. Сплав таланта и красоты // Наш голос. – 2002. – № 7/8. – С. 11. О еврейском писателе Переце Маркише.

99. Сто незабываемых встреч // Наш голос. – 2002. – № 13/14. – С. 6. О сотом заседании «Идиш центра» при еврейской библиотеке им. И. Мангера.

100. «Я – ладья на бурных волнах» // Наш голос. – 2002. – № 9/10. – С. 7. О еврейском поэте Ицике Фефере.

2003

101. «В ногу с тревожным веком»: К 100‐летию со дня рождения поэта Иосифа Уткина // Наш голос. – 2003. – № 6 /7. – С. 14.

102. Гордость израильской литературы // Наш голос. – 2003. – № 10/11. – С. 8. О Шмуэле Йосеф Агноне лауреате Нобелевской премии в об‐ ласти литературы за 1966 г.

103. Её рыцарские доспехи – прямота и правда: К 125‐летию со дня рождения академика Лины Штерн // Наш голос. – 2003. – № 12/13. – С 7.

104. Лауреаты Нобелевских премий – еврейские женщины // Наш голос. – 2003. – № 4/5. – С. 6.

105. Наследие незаурядного учёного // Наш голос. – 2003. – № 16/17. – С. 9. К 30‐летию со дня смерти засл. врача МССР М.Я. Гехтмана.

106. Писатель, гуманист, борец за память // Наш голос. – 2003. – № 14/15. – С. 9.

75 лет со дня рождения писателя Эли Визеля, лауреата Но‐ белевской премии мира за 1986 г.

107. Приятно услышать смех… : К юбилеям писателей А. Арканова и Ф. Кривина // Наш голос. – 2003. – № 8/9. – С. 12.

108. Трагические события пятидесятилетней давности – «Дело врачей» // Наш голос. – 2003. – № 1/2. – С. 10.

2004

109. Бескомпромиссный борец с фашизмом // Наш голос. – 2004. – № 5/6. – С. 3. Памяти историка И. Рингельблума.

178

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

110. Их помнят школа и ученики / С. Шпитальник, М. Гордин // Ев‐ рейское местечко. – 2004. – № 47. – С. 3. О евреях‐педагогах г. Флорешть.

111. Страничка январского еврейского календаря // Наш голос. – 2004. – № 1/2. – С. 7.

112. Февраль и еврейские писатели // Наш голос. – 2004. – № 3/4 – С. 9. Еврейские писатели родившиеся в феврале.

2005

113. Да живёт в Молдове идиш! // Еврейское местечко. – 2005. – № 46. – С. 11.

114. Еврейские имена в медицине // Еврейское местечко. – 2005. – № 46. – С. 11. Рецензия на книгу Х. Салиты «Еврейские имена в медицине», Тель‐Авив, 2005.

115. Ишув в центре Кишинёва // Еврейское местечко. – 2005. – 27 мая (№ 20). – С. 10. Еврейский Кишинёв 116. Непристойный спор // Еврейское местечко. – 2005. – № 21. – С. 3. О ток‐шоу „Bună seara” (Moldova 1), посвященному Холокосту в Молдове.

117. Свой путь Говарда Фаста // Еврейское местечко. – 2005. – № 27. – С. 9. О еврейском писателе Говарде Фасте.

2006

118. Еврейская библиотека приглашает… // Тиква‐Цион. – 2006. – № 4. – С. 3. О Литературном лектории при еврейской библиотеке им. И. Мангера.

119. Жизнь первая // Еврейское местечко. – 2006. – № 42. – С. 8‐9 ; № 43. – С. 9 ; № 45. – С. 10. Мемуары С . Шпитальник.

2007

120. Его ценил сам Паустовский // Еврейское местечко. – 2007. – № 45. – С. 10. О еврейском писателе Б. Влэстару (Векслер).

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

179

121. Конфеты от доктора Бергмана // Еврейское местечко. – 2007. – № 9. – С.11. О Кишинёвском дерматологе и венерологе И.Г. Брегмане.

122. Подданный двух муз // Еврейское местечко. – 2007. – № 8. – С.10‐11.

100 лет со дня рождения и 20 лет со дня смерти еврейского поэта и театрального деятеля Мотла Сакциера.

123. Свидетельство участника Сопротивления // Еврейское местеч‐ ко. – 2007. – № 21. – С. 8. О еврейском писателе Довиде Кнуте, участнике Сопротив‐ ления в Западной Европе.

124. След нашей памяти // Еврейское местечко. – 2007. – № 29. – С. 13. О семье естествоиспытателя И.М. Красильщика и хирурга М.И. Красильщика.

2008

125. В борьбе с кровавым наветом // Истоки жизни. – 2008. – № 8. – C. 5. Обзор художественной литературы о Кишинёвских погромах 1903, 1905 гг.

126. Герои Сопротивления // Еврейское местечко. – 2008. – № 34. – С. 9. Об еврейском сопротивлении в годы Холокоста.

127. Гимн книге и образованию // Истоки жизни. – 2008. – № 7. – С. 14. Рецензия на книгу Амоса Оза «Повесть о любви и тьме».

128. Навеки с народом // Истоки жизни. – 2008. – № 4. – С. 11. Памяти писателя, этнографа и фольклориста Шломо Ан‐ ского (настоящая фамилия Раппопорт).

129. Одиссея Тани Перпер // Еврейское местечко. – 2008. – № 26. – C. 3. Рецензия на мемуары узницы приднестровского гетто.

130. Певец Бессарабии – еврейский ковбой // Еврейское местечко. – 2008. – № 45. – С. 8‐9. О бессарабском писателе‐идишисте Айзике Рабое.

180

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

131. Чёрные дни // Еврейское местечко. – 2008. – № 29. – C. 8‐9. О расстреле 12 августа 1952 г. членов правления Еврейского антифашистского комитета.

132. Эли Визель – это звучит гордо! // Истоки жизни. – 2008. – № 3. – С. 11.

80 лет Лауреату Нобелевской премии, писателю‐гуманисту, философу, педагогу Эли Визелю.

2009

133. «Внук» о «дедушке» (К 150‐летию со дня рождения Шолом‐ Алейхема) // Еврейское местечко. – 2009. – № 8. – С.11. Проводится параллель между творчеством Шолом‐Алей‐ хема и Ихила Шрайбмана.

2010

134. «Витязи грусти» Бориса Друцэ // Еврейское местечко. – 2010. – № 44. – С. 11. Рецензия на книгу Б. Друцэ «Pandurii tristeții».

135. Женские еврейские имена в медицине Кишинёва // Еврейское местечко. – 2010. – № 8. – С. 10.

136. Записки доктора медицины // Истоки жизни. – 2010. – № 12. – С. 12. О д‐ре медицины Х. Салите.

137. Защитник еврейских ценностей // Истоки жизни. – 2010. – № 11. – С. 14. Об американском еврейском писателе Хаиме Потоке.

138. О книге Бориса Друцэ „Sub steaua lui David, cu Dumnezeu” // Истоки жизни. – 2010. – № 7. – С. 4.

2011

139. Гершензон, сын Гершензона // Истоки жизни. – № 7. – С. 11. Об академике С.М. Гершензоне.

140. Я знала героев этой книги // Еврейское местечко. – 2011. – № 11. – С. 9. О членах семьи Сельцер (с. Згурица, Сорокского р‐на)

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

181

ARTICOLE DESPRE SARA ŞPITALNIC СТАТЬИ О САРЕ ШПИТАЛЬНИК 141. Cimpoi, M. Evreii, stele rătăcitoare // Literatura şi arta. – 1996. – 26 dec.

Despre volumul ”Evreii în literatura, arta și știința Moldovei”, autor S. Șpitalnic.

142. Vaimberg, S. Jewis in Moldavian Literature, Art and Science.

Kishinev, 1994. – 384 p. // Studia Judaica. Nr 6. – Cluj Napoca, 1997. – P. 217‐219.

Despre lucrarea „Evrei în literatura, arta şi ştiinţa Moldovei”, autor S. Șpitalnic.

143. Madan, I. Contribuţie la averea a două neamuri // Magazin biblio‐ logic. – 1999. – Nr 4. – P. 12‐13.

Despre Sara Șpitalnic, bibliograf la Biblioteca ”I. Mangher”.

144. Panoramă a scriitorilor evrei din Basarabia // Cimpoi M. Critice. – Craiova, 2001. – P. 111‐114.

Despre cartea „Бессарабский стиль”, autor S. Șpitalnic.

145. Druţă, B. Sara Şpitalnic, intelectual de marcă al culturii evreieşti din Basarabia // Lit. şi arta. – 2006. – 21 sept. (Nr 38).

Despre cartea „Бессарабский стиль”, autor S. Șpitalnic.

146. Druță, Boris. Sub Steaua lui David, cu Dumnezeu. – Chişinău, 2011.

Din conţ. : Despre Sara Șpitalnic. – P. 285‐287.

147. Гохберг, А. Вклад в интеллектуальный потенциал Молдовы // Независимая Молдова. – 1996. – 3 мая. – С. 7. О презентации справочника «Евреи в литературе, искусстве и науке Молдовы».

148. Клайн, И. Уважение к минувшему // Истоки. – 1996. – № 7. – С. 15. О презентации справочника «Евреи в литературе, искусстве и науке Молдовы» в евр. б‐ке им. И. Мангера.

149 . Столяр, З. Еврейская энциклопедия Молдовы // Наш голос. – 1996. – № 2/3. – С. 6. О справочнике «Евреи в литературе, искусстве и науке Мол‐ довы», составитель С. Шпитальник.

150. Полезное пособие // Наш голос. – 1997. – № 2/3. – С. 3. О справочном пособии «Памятные даты еврейской культуры и истории».

182

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

151. Дашевский, В. Кишинёв еврейский // АиФ Молдова: прил. к газ. «Аргументы и факты». – 1998. – № 10. О путеводителе «Еврейский Кишинёв», составитель С. Шпитальник.

152. Мазлтов, Сарра Соломоновна Шпитальник // Истоки. – 1998. – № 12. К 70‐летнему юбилею С. Шпитальник.

153. Рубинштейн, Э. Весенние мотивы // Наш голос. – 1998. – № 3/4. К 70‐летнему юбилею С. Шпитальник.

154. Тростянецкий, И. У бескорыстия есть имена // Наш голос. – 1998. – № 9 /10. К 70‐летнему юбилею С. Шпитальник.

155. Шойхет, А. За всё в ответе: портрет современницы // Наш го‐ лос. – 1999. – № 15. – С. 4. О Саре Шпитальник.

156. Ройтбург, Е. История одной семьи // Истоки. – 2000. – № 2. – С. 14. О семье Сары Шпитальник.

157. Тростянецкий, И. К особому году // Истоки. – 2000. – № 6. – С 15. О справочнике «Евреи в мировой культуре и истории. Па‐ мятные даты», составитель С. Шпитальник.

158. Кимельфельд, М. Труд, равный подвигу // Наш голос. – 2001. – № 4/5. – С. 3. О справочнике «Евреи Молдовы», составитель С. Шпиталь‐ ник.

159. Степанов, А. Сенная синагога // Истоки. – 2002. – № 11. – С. 11. По материалам брошюры С. Шпитальник «Еврейский Киши‐ нёв».

160. Шпитальник, С. «А интернет иногда врёт!» // Еврейское ме‐ стечко. – 2004. – № 33. – С. 7. Интервью с библиографом б‐ки им. И. Мангера С. Шпиталь‐ ник. Записал : Е. Михай.

161. Дипломы [за программу «Имена»] // Еврейское местечко. – 2005. – № 13. – С. 3.

162. Козловская, В. Четыре жизни Сары Шпитальник // Еврейское местечко. – 2006. – № 37. – С. 10‐11.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

183

163. Бессарабский стиль // Бенгельсдорф Серго. Жизнь в еврейской культуре. – Кишинёв, 2007. – С. 138‐139. О книге С. Шпитальник «Бессарабский стиль».

164. «Идиш центру» – три года // Бенгельсдорф Серго. Жизнь в ев‐ рейской культуре. – Кишинёв, 2007. – С. 106. Об участии С. Шпитальник в работе «Идиш‐центра».

165. Пятнадцать лет в эфире // Бенгельсдорф Серго. Жизнь в ев‐ рейской культуре. – Кишинёв, 2007. – С. 140. Об участии С. Шпитальник в радиопередаче «Идиш лэбн» (Радио Молдова).

166. Сара Соломоновна! // Еврейское местечко. – 2008. – № 30. – С. 10. Поздравление С. Шпитальник с 80‐летием от общественно‐ го Совета КЕДЕМа.

167. Шлаен, Дорина. Секрет её молодости // Истоки жизни. – 2008. – № 1. – C. 12. К 80‐летнему юбилею С. Шпитальник.

168. Семинары для разума и души // Еврейское местечко. – 2009. – № 30. – С. 6. Об участии С. Шпитальник в 3‐й образовательной програм‐ ме «Хеврут в Молдове» 169. Где найти нужные слова? [Электронный ресурс] : Интервью C. Шпитальник. Записала: Зоя Апостол. – Режим доступа : http://www. dorledor.info/article/. – 13.06.2012. Последнее интервью С. Шпитальник.

170. Френкель, Александр. In memoriam. Сара Соломоновна Шпи‐ тальник (1928‐2013) // Народ Книги в мире книг. Еврейское книжное обозрение. – 2014. – № 108. – С. 14‐15.

184

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ Cimpoi M.–141, 144 Cimpoi M. 141, 144 Druță B. 145, 146 Druță B.– 145, 146 Madan I.I. –143 143 Madan Vaimberg S. Vaimberg S.– 142 142 Агнон Ш.

(102) Агнон Ш. –(102) Александрович М.

(71) Александрович М.– (71) Ан‐ский Шломо (129) Ан-ский Шломо–(128) Анестиади Николай – (5) Анестиади НиколайХристофорович Христофорович (5) Апостол Зоя 169 Апостол Зоя– 169 Аркaнов А.

(107) Аркaнов А.–(107) Аш Шолом (75) Аш Шолом–(75) Башевис Зингер – (89) Башевис ЗингерИцхак Ицхак (89) Бенгельсдорф Серго – 163‐165 Бенгельсдорф Серго 163-165 Бергельсон Давид Бергельсон Давид– (50), (50),(95) (95) Брегман Иосиф Григорьевич – (121) Брегман Иосиф Григорьевич (121) Визель Э.

(106), (132) Визель Э.–(106), (132) Влэстару (Векслер) Б. –Б.(120) Влэстару (Векслер) (120) Гершензон С.М.

(139) Гершензон С.М.– (139) Гехтман М.Я.

(105) Гехтман М.Я.– (105) Гордин М. –(110) (110) Гордин Гофштейн Д.

(96) Гофштейн Д.–(96) Гохберг А.

(147) Гохберг А.–(147) Гроссман Василий Гроссман Василий– (82) (82) Дашевский В.

(151) Дашевский В.–151 Друцэ Борис (134, 138) Друцэ Борис–(134), (138) Зингер Ицхак (89) Зингер Ицхак–(89) Загарских Михаил – (8) Загарских МихаилГригорьевич Григорьевич (8) Квитко Лейб (93) Квитко Лейб–(93) Кимельфельд М.

158 Кимельфельд М.– 158 Клайн И.

148 Клайн И.–148 Кнут Довид (85), (123) (122) Кнут Довид–(85), Кобзон И.

(71) Кобзон И. –(71) Козловская В.В.– 162 162 Козловская Кочергинский Арон – (4) Кочергинский АронЗиновьевич Зиновьевич (4) Красильщик И.М.

(124) Красильщик И.М.– (124) Красильщик М.И.

(124) Красильщик М.И.– (124) Кривин Ф.

(107) Кривин Ф. –(107) Курлов Иван – (7) Курлов ИванНиколаевич Николаевич (7) Левит Ефим (30) Левит Ефим– (30) Лейбоу Б.

(69) Лейбоу Б.–(69) Мангер Ицик (19),(31), (31), (91) Мангер Ицик –(19), (91)

Маркиш Перец Перец– (98) Маркиш (98) Маш Маш Етна Етна– (86) Михай (160) Михай Е. Е.–160 Молчанская МолчанскаяС.С.– 50 Моше 89 Моше –90 Оз (127) Оз А. А.–(127) Паустовский (44), 120 ПаустовскийК.Г. К.Г.– (44), 120 Перпер (129) ПерперТаня Таня– (129) Персов – (97) ПерсовШмуэль Шмуэль (97) Попушой – 11 ПопушойЕ.П. Е.П.

11 Поток 139 Поток Хаим Хаим–(137) Пушкин ПушкинА.С. А.С.(23) (23) Рабой 130 РабойАйзик Айзик– (130) Раппопорт Раппопорт––129 см.: Шломо Ан-ский Резник (15), (94) РезникЯ.Б. Я.Б.– (15), (94) Рингельблум РингельблумИ.И.– (109) (109) Ройтбург 156 РойтбургЕ.Е.– 156 Рубинштейн Григорьевич – (17) РубинштейнАнтон Антон Григорьевич (17) Рубинштейн – 153 РубинштейнЭ.Э.

153 Рыбаков – 91 РыбаковА.Н. А.Н.

– 91 Савченко СавченкоИван Иван– (49) (49) Салита – (114), СалитаХ.Х.

(114),(136) (136) Сакциер (122) СакциерМотл Мотл– (122) Сельцер (140) Сельцер–(140) Степанов СтепановА.А.– 99, 99, 159 159 Столяр – (15), СтолярЗ.Л. З.Л.

(16),(24), (24),(149) (149) Тростянецкий 154, 157 ТростянецкийИ.И.– 154, 157 Трофимова – 11 ТрофимоваЛ.И. Л.И. Уткин УткинИосиф Иосиф– (101) (101) Фаст (117) ФастГоврд Говрд– (117) Фефер (100) ФеферИцик Ицик– (100) Фоминa 15 ФоминaЭ.Г. Э.Г.– 15 Френкель – 170 ФренкельАлександр Александр 170 Цирельсон – 51 ЦирельсонИегуда Иегуда 51 Чоран ЧоранЭмиль Эмиль– (65) (65) Шагал (60) ШагалМ. М.–(60) Шлаен ШлаенДорина Дорина– 167 Шойхет 155 ШойхетА. А.–155 Шолом ШоломАлейхем Алейхем– (133) (133) Шрайбман (27), (52), ШрайбманИхил Ихил– (27), (52),(77), (77),134 (133) Штерн (103) ШтернЛина Лина–(103) Яновир (73) ЯновирМ. М.–(73)

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

FILE DIN ALBUM ФОТОАЛЬБОМ

Бабушка Хава и дедушка Сруль Орентлихеры, Кишинёв, 1902

Бабушка Хава с сыном Хаимом (Филиппом), Париж, 1927

185

186

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Бетя и Шлойме Молчанские, Кишинёв, 1927

Бетя, Сара, и Шлойме, Молчанские, 1933

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Лето, 1929

187

188

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография Думбровены, 1937, сидят, бабушка Хая, дедушка Меир Молчанские, их внучка Перель, стоят, младший сын Хаим с женой Момцей, дочерью Шифрой и сыном Хуной

Кишинёв, 1938

Кишинёв, мама гимназистка

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Кишинёв, Соборный парк, 1936

Комната в Ишуве, Кишинёв, 1938

189

190

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

С мамой, дом Стрымбана, на Екатерининской, 6

1958 г. Новоселье на ул. Глазунова

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

191

1975, доска почёта КГМИ

1983 г. Меня поздравляет с 55‐летием. Виталий Дубина (директор библиотеки)

192

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

1987 г. Мойсей (крайний слева) на работе в совхозе Гратиешты

Библиографический обзор КГМИ

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

в униформе библиотеки КГМИ

Кишинёв 1955, в гостях у родителей

193

194

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Коллектив библиотеки КГМИ и зав. кафедрой пат. анатомии В. Х. Анестиади (буду‐ щий ректор), я ‐ в верхнем ряду ‐ вторая слева

Любимый город, 60‐е г., я с Мойсеем

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Май, 1951, наша свадьба

Меня поздравляет дирекция библиотеки, КГМИ с 55‐летием, Виталий Дубина, директор библиотеки

195

196

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Преподавательский коллектив молдавской школы, Флорешть, 1949

Профессор Н. А. Тестемицану, в то время – председатель общественного комитета библиотеки, будущий ректор и министр здравоохранения

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Сокурсники, 1947

Черновцы, 1 мая, 1951 года

197

198

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

У нас дома, Кишинёв, 50‐е гг.

Новогодний маскарад у нас на Боюканах, с группой набей‐брюховцев, 1960

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

С парижскими гостями, ротонда на Комсомольском озере, 1962 г.

Наша серебряная свадьба, 25 февраля, 1976

199

200

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Еврейская библиотека им. И. Мангера, 70‐е годы, слева, направо, Фаина Ахенблит, Галина Финкель, Сарра Шпитальник, Елена Мейергус

Черновицы, 1991 г.

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Выступление на юбилее Шрайбмана, 1993

1995 г, экскурсия по музею

201

202

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Рабочий момент в библиотеке им. И. Мангера

Тростянецкие и Шрайбманы, частые наши гости, конец 90‐х

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Одна из последних фотографий супругов Шпитальник, 1999

Наш друг из Австралии, 2001 г.

203

204

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

Мойсей у памятника расстрелянным евреям в Гратиешском лесу, 2002

в Дурлештах, 2005 г

С КНИГОЙ ПО ЖИЗНИ: САРА ШПИТАЛЬНИК. Биобиблиография

2010 г., библиотека им. И. Мангера

Лето, 2013

205

Tipografia „FOXTROT”. Tiraj: 100 ex.