bg287-tbilisi

11021

BG.RU 4 640008 090014

Сайт bg.ru обновился. Все, что вы хотели знать о Москве QR-код — зарегистрированный товарный знак Denso Wave Incorporated. Для перехода на bg.ru по QR-коду скачайте программу-сканер на свой смартфон и отсканируйте изображение

№21 (287) 30.11.11

журнал распространяется в кафе, ресторанах, клубах, магазинах и кинотеатрах города

Т Б И Л И С И

სიყვარულს, მშობლებს, შოთას და დათოს და ტკბილ მოგონებებს *

* п е р е в о д

н а

с т р а н и ц е

3

№21 (287) 30.11.11 4 письмо редактора

24 город

Чача бум чача

Спаси и сохрани

«Все большие города счастливы по-разному»

---------

Ранним утром вместе с поваром ресторана «Старый Тбилиси» БГ отправился на Дезертирский рынок

28 недвижимость

48 театр

---------

«Не воробей что делает, а пингвин что делает в этом дворе. Ты мне скажи!» БГ подслушал и записал разговоры жителей Тбилиси

--------12 мнения

Пока все дома

«До 1924 года в этом же доме жила семья прапрадедушки». История пяти тбилисских домов

--------40 бани

Я свободен

Ресторатор, галеристка, полицейский, режиссер, ректор и другие персонажи рассказали, как живется в Грузии эпохи Саакашвили

---------

Мочалкин блюз

«Мы делаем святое дело — люди приходят грязные, а уходят как ангелы с крыльями». Городские терщики — о своей профессии

---------

22 университет

Пока молодой

«Когда мы с другом были в Швеции, взяли с собой ткемали и везде его добавляли, чтоб грузинский вкус был». Студенты — о кухне, тостах, танцах и других традициях

Вот вам закуска

Архитектор Ладо Вардосанидзе — о том, как устроен Тбилиси и зачем уродовать центр

6 истории

Грузинский разговорный

46 еда

42 портрет

Все о твоей матери «Чтобы убедиться в популярности Котэ, достаточно пройти с ним по улице — кажется, его знает полгорода»

---------

Все в наших руках

64 регби

Поле чудес

«На уме у меня последние четыре года только регби, хотя до этого я занимался водным поло». Тбилисская юношеская сборная по регби — о самой популярной грузинской игре

---------

Режиссер Гела Канделаки, основатель театра теней «Будругана-Гагра» и исполнитель одной из ролей в фильме «Жил певчий дрозд», — о своей жизни

Это мясо Ревизия тбилисских хинкали

54 религия

Объявления

---------

Новый свет

66 рестораны

--------68

Религиозная жизнь Тбилиси — монастыри и праздники

«Продам осла в Зугдиди. Кахетинский. Ему еще 4 лет нету. 500 лари, но могу 100 лари скинуть»

60 телевидение

70 вещь

---------

Меня узнайте вы, маэстро

Один день из жизни главного оппозиционного канала Грузии

---------

---------

Джотто. Недорого «Жизнь у итальянского Джотто была такая же тяжелая, как у меня»

---------

---------

---------

текст на обложке:

სიყვარულს, მშობლებს, შოთას და დათოს და ტკბილ მოგონებებს «за любовь, за родителей, за Шоту и Дато, за хорошие воспоминания»

Главный редактор

Филипп Дзядко Арт-директор

Юрий Остроменцкий Ответственный секретарь

Дарья Иванова Заместители главного редактора

Екатерина Кронгауз, Алексей Мунипов Редакторы

Ирина Калитеевская, Елена Краевская, Анна Красильщик Дизайнер Анна Фролова Фоторедактор Антон Курцев Продюсеры Манана Арабули, Алевтина Елсукова, Надежда Косян Ассистент редакции

Маруся Горина Принт-менеджер

Анастасия Пьянникова По настоятельной просьбе генерального директора БГ, опирающегося на статью 27 Закона о СМИ, сообщаем отчество главного редактора: Викторович

над номером работали: Владимир Афонский, Шота Дабрундашвили, Александр Багратион-Давиташвили, Давид Бродский, Дмитрий Даниленко, Дарья Жданова, Георгий Кервалишвили, Дали Куправа, Наталья Лебедева, Ева Машанова, Юстина Мельникевич, Полина Миронова, Иван Пустовалов, Павел Самохвалов, Екатерина Сваровская, Леван Сихарулидзе, Нана Тотибадзе, Екатерина Церетели

БГ благодарит S7 Airlines за организацию авиаперелета редакции в Тбилиси

Учредитель и издатель ООО «Большой город» Генеральный директор Нелли Алексанян Директор по рекламе Мария Шабанова sales@bg.ru, shabanova@bg.ru Менеджер по спецпроектам Елена Бродач Менеджер по дистрибуции Мария Тертычная distribution@bg.ru Офис-менеджер Ульяна Русяева Адрес Москва, Берсеневский пер., 2, корп. 1 Телефон/факс (495) 744 29 83 / (499) 230 77 71 По вопросам размещения рекламы на сайте bg.ru bg.ru@bg.ru По вопросам размещения рекламы в рубрике «Поесть и выпить в городе» обращайтесь в РА «Добрый дизайн». Тел. (495) 641 64 76 reklama@reklama-dd.ru Журнал распространяется в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Новосибирске, Ростове-на-Дону, Самаре Препресс ООО «Компания Афиша» Цветокорректор Александр Каштанов Старший верстальщик Евгений Грабовников Старший корректор Юлия Алексеева Рекламный дизайнер Дмитрий Самсонов Отпечатано в типографии Oy ScanWeb Ab, Korjalankatu, 27, 45100, Kouvola, Finland

Общий тираж 120 000 экземпляров Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ФС 77–45103 от 19 мая 2011 г. выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) Все фотографии с сайта flickr.com опубликованы согласно лицензии Creative Commons или с разрешения авторов. Перепечатка материалов журнала «Большой город» невозможна без письменного разрешения редакции. При цитировании ссылка на журнал «Большой город» обязательна. Редакция не несет ответственности за достоверность информации, опубликованной в рекламных объявлениях. Мнение авторов может не совпадать с точкой зрения редакции В наборе использованы спроектированные специально для БГ шрифты BigCity Antiqua Александрa Тарбеева и BigCity Grotesque Ильи Рудермана, а также шрифт ITC Bookman

письмо

Чача чача ჭაჭაбум ბუმ ჭაჭა Что все это значит текст: Филипп Дзядко

В этом письме я должен объяснить, какого черта весь номер БГ посвящен не Москве, а Тбилиси. Почему в один ноябрьский по-московски радостный день вся редакция журнала, включая девятимесячного Льва, села на самолет в 13.05 и на шесть дней перестала подходить к телефону, сообщать о достижениях «Единой России», преследованиях таджиков и геев и качестве горячих коктейлей. Мы придумали такую историю: с той или иной периодичностью высаживаться в разных больших городах и описывать, что в них происходит. Так, будто в этих городах БГ выходил всегда. «Большой город. Токио». «Большой город. Нью-Йорк». «Большой город. Нижний Уренгой». Но проснулись мы в Тбилиси. Вооруженные специфической оптикой — набором приемов БГ, в течение недели мы пытались понять, как устроен, о чем говорит и чем живет совсем другой город. Найти городских героев, послушать разговоры за столом, вычислить места силы, понять, где главные болевые точки, поймать и передать «здесь и сейчас» — но на этот раз не московское, а тбилисское. Город, который кажется заранее знакомым: ты видел это в кино, здесь говорят на твоем языке, здесь многие вышли из той же советской школьной формы. И при этом он чужой — вот уже кто-то не знает русского языка, вот за ритуальными фразами тостов скрывается какаято история, в которую тебя никто не впустит. Здесь каждый второй встречный оказывается городским героем, хотя ты не всегда сможешь объяснить, почему это так и даже чем именно он занимается. Если за столом соберутся три грузина, у них будет пять мнений о сегодняшнем дне,

а разговор будет идти о раннем Ван Гоге, позднем Саакашвили и правильном количестве соли в хинкали. Кажется, местом силы здесь может оказаться любое пространство, где собирается больше одного человека, — и серные бани, и цветочный рынок, и двухсотлетний дом потомственных князей становятся важнейшей точкой на карте. Все передвижения случайны, все встречи происходят сами собой, все меняется в течение часа. Все большие города несчастливы одинаково, все большие города счастливы по-разному. В Тбилиси не стоят в пробке дольше часа, здесь не убито чувство истории, хотя слышны отбойные молотки и идет ремонт Старого города — и этот ремонт не такой, каким хотели бы его

рай, для живущего — город, который быстро меняется. И за всем этим — исторический фон, значение которого становится понятно, когда узнаешь, что только что происходило в этом городе. О том, что каких-то пятнадцать лет назад во всем Тбилиси не было электричества, газа и воды, проспект Руставели был местом перестрелок, а на улицах жгли автомобильные шины, чтобы согреться. Это была утопическая идея — привезти 15 друзей в любимый город, выпить с ними чачи и сделать за неделю номер. В журнальный рубрикатор вы завернете мцвади, на диктофон запишете песню, которую поют за соседним столом, вместо встречи про будущее урбанистики купите билет в Театр Габриадзе. Редколлегия

Какие-то слова можно понять и услышать, только если они сказаны с акцентом видеть профессиональные реставраторы. Здесь полиция не берет взятки. Здесь сложно найти работу. Здесь все состоит из маленьких заведений — магазинов, галерей, лавочек, хинкальных. Здесь плохо с медициной — по-прежнему не хватает самого простого оборудования. Здесь лучший в мире фастфуд. Тут в сто раз проще открыть свой бизнес, чем в Москве, — количество необходимых согласований просто смехотворно. Но олигархов и крупных бизнесменов, по слухам, могут в любой момент раскулачить и отобрать не только бизнес, но и свободу… Люди, чьи мнения собраны в этом номере, часто противоречат друг другу, но тем самым более точный портрет времени создают. Для приехавшего сюда на три дня — здесь

быстро превратится в многодневную дегустацию таких «вредных» киндзмараули и телиани. Все вместе станет одним длинным тостом — за любовь, за ушедших, за родителей, за детей, за друзей, за друзей друзей, за друзей друзей друзей, за хорошие воспоминания. И уже сложно будет отделить, где заканчивается восторг захмелевшего путешественника и где начинается настоящий город, в котором ни одна дверь не похожа на другую. Дни, проведенные в Тбилиси, складываются в фрагменты каких-то неснятых грузинских же фильмов: материала много, материал хороший — но немонтажный. И главным становится естественность всего происходящего, настоящий,

освобожденный смысл окружающего пейзажа. И то ли это свойство какой-то специальной провинциальности, то ли чистоты, но здесь слова значат то, что они значат, и признания за столом в любви к друзьям не кажутся данью условности и глупостью. Впрочем, возможно, это наслаждение новым открытием простых вещей — всего лишь обычный выдох захмелевшего командировочного, удивление москвича, несущего в себе постоянное сомнение, всезнание, стеснение от громких фраз и усталость. Какие-то слова, наверное, можно понять и услышать, только если они сказаны с акцентом. Тост, чтобы он перестал быть формальностью, видимо, нужно произнести с грамматической ошибкой. И если бы это был тост, то я бы сказал: да, это была утопическая идея — неделю пожить жизнью другого города и попытаться описать состав его воздуха. И если во всей этой истории и есть мораль, она сводится к восхищению этим воздухом. И еще я бы сказал, что здесь часто ловишь себя на простой мысли: как изза горстки каких-то невнятных людей, чиновников в дорогих костюмах, с серыми лицами, с глазами селедки жители целой страны должны нарушать закон, чтобы приехать в Россию. Я бы сказал: надо сделать так, чтобы грузинам было так же просто приезжать в Россию, как нам в Грузию: от того, что они будут сюда ездить, больше выиграет Россия, чем Грузия. И еще, чтобы хоть как-то исправить положение, я бы сказал: мне стыдно и неловко, что дружеское застолье начинается с заверений, что политики пидорасы, и главное — что два народа любят друг друга и плевать хотели на войны. Одним словом, за любовь. И еще — спасибо.

Бесо, Отар и Георгий, певчие храма Вознесения, исполняют гурийскую песню. Около десятка песен в их исполнении можно услышать на bg.ru

4

истории

Грузинский разговорный სასაუბრო ქართული

Разговоры в Тбилиси гораздо больше рассказывают о жизни города, чем любые газеты и журналы. Целую неделю БГ подслушивал речи таксистов, ходил в гости, сидел в кафе и записывал, о чем говорят местные жители иллюстрации: Нана Тотибадзе

Режиссер Резо Габриадзе сам построил башню рядом с Театром кукол. Два раза в день на балкон выходит ангел и бьет в колокол

6

«Ну Грузия же нять и музыне Европа, да? ку, и все Тот дурак, кто остальное. считает, что Пригласили Европа. И вот всех звезд мы рвемся, петь, Нани рвемся в эту Брегвадзе, Европу, мы например. теперь такие Это была европейцы, идея превайме! А то, зидента, что я груправительзин, — это ства. Сшикто теперь ли сверхдобудет помрогие, гронить? Мы же моздкие все свои кори нефункУ олигарха Иванишвили есть целое стадо зебр. Когда одна из них циональные ни на бегу костюмы — померла, рабочие, чтобы его не расстраивать, взяли в Кахетии растеряем! такие, что осла и покрасили Я не знаю, в них невозя от этого можно танпорядка уже цевать. Ну и вообще, смотреть невозможно. устал. Европейский порядок, я все понимаю, Конечно, есть люди, которым этот спектакль да, коррупции — нет, взяткам — нет, то-друочень нравится. Но среди моих знакомых гое. Но где-то уже надо остановиться, да? я таких не встречала». Не может быть в Грузии слишком много порядка, это уже не Грузия будет, а черт знает что! Не могу я не пересечь двойную сплошную! «Патаркацишвили был такой человек, как бы Не мо-гу! Я уже не грузин буду тогда! Я торопэто сказать… Однажды купил он Дворец бралюсь, мой отец торопился, дед мой торопилкосочетаний — огромный дом, похожий на ся — как-то выжили, а? Никто не умер? Дед фаллос с яичками по бокам, отремонтировал его и начал там жить. Начинал с работы в Логомой родился в Кахетии, я туда езжу каждый ВАЗе: покрышки продавал там, запчасти, тудагод, дом там наш стоит в селе. Как это село

«Хочешь знать, кто такой Иванишвили? Зорро он, вот кто! До последнего времени никто, ни один человек его не видел, только недавно он свое лицо открыл» ты в Европу запихнешь, что оно там делать будет? Дерево там, гранат. Горы. Европа! Ха-ха. Сейчас хочу тост про это сказать». «Хочешь знать, кто такой Иванишвили? Зорро он, вот кто! До последнего времени никто, ни один человек его не видел, только недавно он свое лицо открыл. Пару месяцев назад появились его портреты — когда он объявил, что будет баллотироваться в президенты. Ну и дальше все пошло как обычно — лишили гражданства его сразу. Даже патриарх против был, говорил, нехорошо это. Тут одно время ходили активисты, собирали подписи, чтобы гражданство ему вернули. Подписать-то что — многие готовы были. Я, может, тоже подписал бы. А вот как узнали, что там номер своего ID писать надо, сразу стали отказываться. В общем, подписывать никто не хочет, зато поговорить — все только о нем и говорят. Вот и мы говорим. А куда деваться?» «Я не знаю, зачем они так «Кето и Котэ» изуродовали. Был отличный фильм старый, 1948 года, все его помнят. Хорошая любовная история. И мюзикл еще был. А они из него решили сделать спектакль — и сделали не пойми что. Почему-то вдруг решили поме-

сюда. Когда он вернулся в Грузию, то купил все, что ему было дорого. Разграбленный завод тканей, где он в детстве работал, цирк. Еще он любил одну парикмахершу и купил ей в Тбилиси ресторан, куда они постоянно в советское время ездили шампанское пить. Сейчас кто так сделает?» «В Кахетии очень много осликов. А у Иванишвили была зебра, мальчик, и решил он зебру эту женить. В общем, нашли в Кахетии ослика: пришли в одну семью, взяли и повезли к зебре. Все хорошо, зебра счастлива, Иванишвили счастлив. Ослика отправляют обратно, а заодно в знак благодарности оставляют хорошие деньги и машину еще вдобавок подарили, «ниву» новую. И вот глава семьи сидит, выпивает и про себя говорит: «У меня дочка незамужняя. Как ей повторить судьбу моего ослика?»

«Тбилиси — город маленький. И все тут видят, что улицы постоянно переименовывают. Жил такойто — значит, нужно в честь него назвать. Потом узнали, что кто-то новый там жил известный, — опять название меняют. А еще такое Улицы в Тбилиси то и дело переименовывают: сначала они назывались было: сначав честь большевиков, потом — в честь меньшевиков ла все улицы были

«Да все там есть, в этом списке. Просто все. Вообще, Иванишвили мудро сделал, конечно. Сначала просто молча давал всем деньги. Пожилым актерам, художникам, профессорам, режиссерам — ну всем, кто нуждался. Типа пенсии. Много лет он это делал, никому ничего не рассказывал. И они не рассказывали. А теперь, когда у него проблемы начались, этот список в газетах опубликовал. Там больше тысячи человек. И говорят, что это только вершина айсберга. Но проблема в том, что, рассказав об этом списке, он нарушил договор: условия такие были, что ни одна сторона не имела права разглашать эту историю».

в честь большевиков, а как рухнула советская власть, в честь меньшевиков попереназывали». «Вы слышали, наверное, про наш фуникулер. В городе жуткая трагедия случилась — еще двадцать лет назад. Порвалась канатная дорога между парком аттракционов Мтацминда, который на горе, и одной из главных улиц — проспектом Руставели. Много людей погибло, и дети тоже. Недавно все решили восстановить, заказали новые вагончики, привезли, но правительству они не понравились. Так что фуникулер по-прежнему не работает».

«Сейчас люди меньше о политике говорят. Слишком много разных мнений. Весь город обсуждает пингвинятник Иванишвили и безвременно Друзья щадят друг друга и пытаются погибшего пингвина, который съел воробья «Хотите с кем-то поговорить о полине говорить на острые темы, чтобы тике? Тогда лучше сначала выньте не портить отношения. Тем более из телефона батарейку, а потом уже «В Батуми перед премьерой «Кето и Котэ» все поняли, что разговоры эти ничего говорите. Тут всех прослушивают». быстро-быстро отгрохали новый оперный не меняют, только обижают всех. Я вот сегодня одно скажу, а завтра прочту что-то и пойму, театр — абсолютная эклектика. К старому «Тут мне историю тоже рассказали смешную. зданию зачем-то приделали какую-то странчто я была неправа во всем. А послезавтра еще Закупили знакомые стадо гусей, гусят маленьную приставку, и все это покрыли сверху что-нибудь. Поэтому лучше молчать просто». ких — двести штук. Огромные деньги потратили. Растили их, растили, осенью выросли такие стеклом. Ну ладно некрасиво, но это ж и неправильно для оперы: там элементарной акууже большие гуси. И вдруг встал один из этих «Иванишвили, вообще-то, живет в своем родстики нет. Ровно через неделю там был погусей, подонок такой, закрякал и полетел, а все ном селе и не высовывается. Он там такой топ. Начался дождь, и оказалось, что весь остальные за ним следом. Оказалось, им подреремонт сделал, все отстроил, и больницу зать крылья забыли. Так весь бизнес улетел». потолок течет. Муж моей дочери — альпиновую — получше, чем в Тбилиси. Так вот, нист, и его часто зовут на разные высотные говорят, что там, в селе этом, ящик стоит — работы. Он поехал в Батуми спасать крышу «Знаешь, как говорят у нас про политику? и туда кто хочет может кинуть бумажку с поОна как базар: желаниями. А посначала Бендутом Иванишвили кидзе говорил, посылает специальных людей, что все продаети они ездят по ся, а теперь ИваГрузии и желания нишвили — что исполняют». все покупается».

«Дети во дворе играют в разгоны демонстраций: одни говорят, мы оппозиция, другие в полицейских играют — и друг друга дубинками лупят»

«Если о бизнесе говорить, то я знаю одну женщину, Анна Микеладзе ее зовут. Она собрала по всей Грузии рецепты разных грузинских сыров. Всего 300 рецептов, хотя все думали, что их десяток. Потом она написала об этом на известном грузинском форуме и нашла себе партнеров — грузинку и мужа ее, богатого немца. Он дал денег, и они вместе сделали ферму, теперь делают там сыры. А в Тбилиси у них магазин свой». «Иванишвили так говорит: буду я президентом — на год отменю все коммунальные платежи. Никто платить не будет!»

«Знаешь, во что дети в Тбилиси во дворе играли, да? В разгоны демонстраций: одни говорят, мы оппозиция, другие в полицейских играют — и друг друга дубинками лупят!» «Теперь все путаются, как куда в городе звонить. Это потому что номера у телефонов поменяли недавно: раньше звонили через восьмерку, а теперь через пятерку. А все почему? Да потому что у партии Саакашвили номер пять».

8

«У Иванишвили не только зебра есть, а еще и пингвинятник. Детям его нравятся пингвины — вот он построил для них. Говорят, недавно один пингвин разозлился на воробья за то, что тот ел его, пингвина, еду, и проглотил самого воробья. И помер, бедный. Иванишвили как увидел это, прибежал во двор и как давай орать на рабочего: так и так, твою мать, что воробей в моем дворе делает? А тот понял, что его уволят уже по-любому, и вопит в ответ: не воробей что делает, а пингвин что делает в этом дворе, ты мне скажи!»

и просто еле остался жив. Зашел в туалет, а буквально через три минуты от стены отвалился огромный кусок». «Конечно, многие боятся говорить, а что вас удивляет? Тут буквально на днях мою коллегу, режиссера телеканала «Имеди» Манану Берикашвили, уволили без объяснения причин. Ну то есть причины-то всем были понятны: это на следующий день случилось после того, как она в эфире телеканала «Маэстро» сказала, что поддерживает появление Иванишвили в политике». «В Тбилиси недавно приехала куча индусов, чуть ли не десять тысяч, и почти все они почему-то идут в здравоохранение. И якобы в медицинском институте половина студентов из Индии. Я, правда, считаю, все это выдумки: может, и правда учится парочка, а наши, как всегда, раздули до тысяч».

«Мне кажется, Саакашвили проиграл в Тбилиси, но не в остальной Грузии. У людей, которые живут в деревне, в горах, меньше информации, чем у тех, кто в Тбилиси, и нет дефицита культурного общения с Россией. Конечно, они Мишу по-прежнему поддерживают». «Где-то в конце октября в Грузии появляется очень много пьяных индюков. Причем ходят они компаниями: меньше десяти индюков в одной компании не бывает. Наедаются отходами от чачи, валяются на земле и кричат как ненормальные». «Мы как итальянцы — народ бурный, южный, поэтому страсти кипят. Кому-то современная Грузия очень нравится, кому-то очень не нравится. Что-то, конечно, делается, дороги он (Саакашвили. — БГ) строит, но очень много безобразий вокруг. Его архитектура абсолютно непонятная, тут даже слово «архитектура» трудно употребить. Самое ценное в стране, в культуре, в городе — какие-то самобытные раритеты. Если мы все это уничтожим, будет неинтересно в эту страну приезжать. Зачем нам быть похожими на Токио или Нью-Йорк? У этого города свой кайф». «Про зебру Иванишвили еще такое рассказывают: у него стадо зебр этих, и как-то одна подохла. Но работники боялись, что хозяин расстроится: он все время выходит на балкон и зебр своих пересчитывает. Так что взяли ослика и покрасили его в зебру».

Говорят, в Тбилиси приехали тысячи индусов, чтобы учиться на врачей. Этому, правда, никто не верит

«Вы были в Театре Габриадзе? Там на площади, у башни, которую построил Резо, каждый день в 12.00 и в 19.00 собирается толпа — дети приходят посмотреть на ангела. Он в это время появляется и звонит в колокол, куклы тоже выходят. В это

время туда приходят иностранцы и нищие на костылях. Нищие попрошайничают, а как только толпа расходится, костыли под мышку берут и дальше по своим делам идут». «К нам часто приезжают гости из Москвы, так что мы в курсе многих дел. И по телефону многое обсуждаем. Но, к сожалению, в Москву ездить в гости невозможно. Для этого нужно иметь там ближайших родственников: отца или мать, сына или дочь. У меня внук живет в Москве, и я не могу к нему поехать. Есть способ нелегально получать российскую визу, и за это берут большие взятки — тут, в Тбилиси, в российском представительстве. Очень странные грузины свободно выезжают в Россию, а остальным это безумно трудно». «Я первое скажу: и Путина, и Саакашвили я маму рот е…ал. Кому они нужны? Что они значат? Что, народу хорошо от них? Там у них плохо, и у нас тоже плохо. Что, народ виноват? Или кто виноват? Убери Путина, убери Мишу — что, народы не будут дружить как раньше? Мы же ж ну братья. Нас связывает столько! Просто про грузин в России думают не то. Не за тех принимают. Думают, вот на рынке кто сидит, — это грузины. Это торгаши! Грузины все здесь. А там кто? Там на рынках сидят азерботы! Не надо путать. Они по торговле, да. Армяне — они ремесленники, сапожники там. Руками делают. А грузины — они по искусству! Живопись там, песни. Танцы. Вот мы страна маленькая,

«В Москву в гости ездить невозможно. Для этого нужно иметь там отца или мать, сына или дочь. У меня внук в Москве, и я не могу к нему поехать» Россия — большая, а у нас столько же культуры, сколько в России, — это как? А вот так! Кто первый в Ла Скала пел, знаешь? Соткилава пел. А примеров таких — тысяча и еще тысяча!»

«В восьмидесятые, когда я была студенткой, в районе около Анчисхати существовали мастерские, где люди шили грузинские костюмы, вышивали, керамикой занимались. Сейчас все это ушло, только рестораны сплошные кругом. И главное — одинаковые, даже меню не меняется, не говоря уже о ценах». «Я люблю ходить в тбилисские общие бани — просто наблюдать, как кто живет. Тут какихто старушек видишь, которые приходят зубы почистить или помыться. Дико и больно, что у них нет возможности сделать это дома. У многих нет горячей воды. В Тбилиси в какой-то момент в старых домах отключили центральное отопление, и у кого-то появился генератор, а у кого-то нет. И до сих пор дома не отапливаются. Все сами себе устанавливают отопительные приборы». «Многие люди живут только на пенсию, что абсолютно нереально: им на хлеб денег не хватает. Пенсия — 105 лари (около 1960 рублей. — БГ), а тем, у кого кто-то из родителей расстрелян, добавляют еще десять лари (180 р. — БГ)». «Последнее время ощущение такое, что просто вот вся деревня понаехала в Тбилиси. Раньше я с работы возвращалась домой пешком, и это было так весело и так интересно: масса знакомых. Сейчас я иду по улицам — и лица абсолютно незнакомые. Знакомого встретишь, только если очень повезет». «Есть такая история еще. Как-то олигарх своему близкому родственнику дает миллион и говорит: «Давай начинай сейчас бизнес

и раскручивайся». А тот: «Какой бизнес, слушай? Я бизнес начал и закончил, миллион уже есть».

просто не пережили, другие вышли, но статус свой потеряли. А те немногие, кто и выжил, и статус сохранил, были высланы за границу. Сейчас никого не осталось».

«Не думайте, что у меня ностальгия по Советскому Союзу, но тогда Грузия хорошо жила, намного лучше. И не было нищих у нас. И жили весело».

«Не знаю, как где, но в медицине коррупции точно нет. Человека укладывают в больницу, потом пробивают его по базе данных, и компьютер говорит: «Это неимущий человек, за него платит государство» или «Этот человек застрахован» и так далее. А в конце лечения ему выдают распечатку, на которой все написано: зарплата санитарки, врача, реаниматолога, администрации, стоимость медикаментов — все. Если он сам должен что-то заплатить, он идет в кассу и платит — но это редкость большая. У всех страховки есть».

«Власти в последнее время пытаются реставрировать город, но очень его уродуют. Нет вкуса у них, что ли. Они за дикое бабло заказывают каким-то итальянским архитекторам мосты эти, еще какие-то вещи. Чудовищно это. Можете отъехать куда-нибудь — и облагораживайте себе там спальные Долгое время в городе не было электричества, а вместе с ним тепла районы. А в старый центр, единственное, что от города осталось после войи света. Отсюда ностальгия по керосиновым лампам ны, зачем всаживать что-то, понимаешь? Это вообще был уникальный город, но после революции все взорвали. Там, А все равно вот это время, когда не было вогде Метехи сейчас, в стенах был средневековый «Хорошую историю мне про Иванишвили ды, света, тепла, я с нежностью вспоминаю. замок царский, целый дворец напротив бань. рассказали. Есть у него очень близкий родСтранная ностальгия, да? Вот у нас была улица, на улице горели костры из шин, и туда все Метехи даже видно не было. Но все это уничтоственник. Дом у него хороший, живет нориз домов выходили греться. Потому что дожили. И мосты взорвали. Ладно, осталось чтомально, но ездит почему-то на «ниве» пома было, как в погребе, холодно. И не важно, то — крохи какие-то. Так они и это своим пластоянно. Один раз его спрашивают: «Ты так министр ты, шминистр, есть у тебя деньги, стиком говенным портят. Это реальное зло. живешь богато — почему ты ездишь на этой нет, — электричества и тепла ни у кого не быИли вот они сделали — все боятся говорить, «ниве»?». «Слушай, — говорит, — не могу ло. И какое-то такое единение было… Глупое а я скажу — собор этот, Троицы. Там сверху уже: на каждый Новый год он мне дарит чувство. Оно уже не повторится. И слава богу. купол — ну прямо как хинкали. Абсолютно «ниву» новую. Мы росли вместе, и я ему Но все равно — там все как-то просто было. вне пропорций, а сзади это яйцо саакашвилив детстве говорил, что «нива» — очень хороКакая-то общая волна, одна на всех. А потом евское всадили. Я против. А мост — что мост… шая машина и я ее люблю. Не могу продать — появился ге-не-ра-тор! И все разделились Есть надежда, что, когда уйдет Саакашвили, это же подарок». Теперь так и ездит на этой на тех, у кого есть генератор, и на тех, у кого его просто разберут и перенесут в другое «ниве», мучается». место». «Про патриар«У нас есть ха мне один каналы, абчеловек такое солютно опсказал: он обладает настоящим позиционно даром исцеленастроенные, ния. Выбирает туда приходят людей в толпе, люди, которые вытягивает их, все что хочешь и те рыдать наговорят. За это, конечно, не сядешь в тюрьму, но проблемы нет. То есть сначала были керосинки. Турецчинают, а все болезни у них сразу проходят. могут потом возникнуть. Слышали историю кие, маленькие. Потом турецкие, но побольше. Причем это мне рассказал не то что какой-то Роберта Стуруа? Он был художественным Пузатые такие. Если у тебя квартира большая — набожный человек, а такой богатейший мачо, это раньше, до войны (грузино-абхазской. — руководителем Театра Руставели на протявесь в пластических операциях. Он правда жении очень многих лет, и два месяца назад БГ) было круто. А с керосинкой ты сидишь, как очень такой… Как Дед Мороз. А вот окружение за какие-то политические высказывания его дурак, посреди своей громадной гостиной и ни у него, говорят, чудовищное. Визири жуткие». сняли с поста. Все газеты загудели. Место его черта протопить не можешь. И вся семья тоже «Я слышал одну историю, даже драму. После занять пока еще никто не согласился». сидит, рядом, как у костра. Но так у всех было. перестройки, когда началась кооперация, А вот ге-не-ра-тор! Это да. Это значит, у соседа одноклассник моего отца продал дом и ин«Позвонил мне мой товарищ — он отслеживаесть свет, а у тебя нет. При этом он тарахтит, вестировал все деньги в племенных свиней. ет все финансовые истории. Говорит: знаешь, и ты терпишь — а какого хрена? Ну и тут, Привез их, кажется, из Англии или из Гермакакой правительство сделало подарок всем конечно, все снова и переругались. И так нии. Один самец, остальные самки. Потом грузинам? Я хочу дом купить, а они сделали и ругаются до сих пор, их маму». купил землю в экологически чистом месте, сайт, там готовые проекты — все дома сделасделал большую выгородку, поселил там свины, отстроены, со всеми коммуникациями. «Когда Саакашвили пришел к власти, он реВся архитектура готова плюс все согласования ней и начал ждать потомства. Ну свиньи срашил избавиться от воров в законе. Их тогда есть, кликаешь, вбиваешь свою фамилию — зу начали полнеть, животики расти. Но случиловили и требовали признания, что они не и дом твой. Тебе надо только купить землю, лось следующее: рожать они начали маленьворы в законе. По понятиям воры сделать этого ких, черных, с маленькими клыками поросят. и все твое. Это они так привлекают людей, не могли, поэтому их сажали в тюрьму без всячтоб покупали земли вокруг Тбилиси. Чтоб ких улик. Условия там были ужасные: воры ста- А для скотоводчества это гибель, потому что племенную свинью нельзя скрещивать строительство шло». ли давить друг друга, они же все лидеры, начане с племенной: после одного раза портится лась борьба. Бой без правил. Одни всего этого род. Оказалось, все дело в кабанах. «Есть какой-то сдвиг, конечно. Дороги, Если рассказывать с точки зрения свет… Раньше мы без света сидели. кабана, то вот что случилось. Идет он Отопление у каждого свое. А раньпо лесу, выходит на опушку и видит: ше годами у нас стояли керосинки, блондинка, 400 килограммов, белая, они и грели, и готовили тоже на них. пахнет вкусно. А между ними забор Я училась в Австрии, потом приехала в три метра высотой. Короче, кабаны в Тбилиси и оказалась тут в темноте, эти просто летали через этот забор — без горячей воды, без газа. Холодная всех свиней попортили». вода тоже то шла, то нет. Поэтому у нас был запас воды, и сейчас он тоже всегда существует в доме».

«Не важно, министр ты, шминистр, есть у тебя деньги, нет, — электричества и тепла ни у кого не было. Какое-то единение было. А потом появился ге-не-ра-тор!»

10

«В России вот, я знаю, 1990-е называют лихими. А у нас девяностые я даже не знаю как назвать. Потерянными, что ли. Я закончил школу в 1992-м, у меня из всего класса в Грузии осталось человека три. Остальные — либо сторчались, либо уехали, либо погибли на войне. Во Франции кое-кто, в Вене.

Один человек после перестройки решил разводить племенных свиней. Но бизнес прогорел после того, как те породнились с местными кабанами

мнения

Я свободен თავისუფალი ვარ

Про реформы в Грузии говорят все: кто-то считает их экономическим чудом, кто-то — профанацией. БГ поговорил со сторонниками и противниками изменений и узнал, как им теперь живется записали: Елена Краевская, Анна Красильщик, Алексей Мунипов фотографии: Павел Самохвалов, Александр Багратион-Давиташвили

12

Русико Оат, владелица галереи современного искусства: «Раньше у нас с мужем был совместный бизнес — New Art Café, популярное в Тбилиси место. Мы сделали его уже после «революции роз», после реформ, и нам никто не мешал. Прибыли, правда, едва хватало на покрытие всех затрат, но мы ни разу не давали никому на лапу, хотя раньше это было в порядке вещей. Потом мы с мужем разошлись, кафе осталось ему, а я открыла свою галерею, в которой представляю молодых грузинских художников. Картины продаются, но нельзя сказать, что на искусство в Грузии очень большой спрос. Средний класс пока не настолько богат, чтобы вкладывать в искусство, а для души позволить себе картину могут вообще единицы, поэтому основной покупатель — иностранцы. Надо понимать, что в Грузии живет 4,5 миллиона человек — это слишком маленькая страна для серьезного арт-рынка. Хотя в последние 2–3 года начался очень интересный процесс: сюда едут работать все больше западных художников. Тут гораздо дешевле и проще сделать любой проект, производство которого на Западе стоит невероятно дорого. Очень многие приезжают на «Артистериум», международный фестиваль в Тбилиси, потому что участие в нем бесплатное. Таким образом они делают здесь себе портфолио, которое потом показывают на Западе. Галереи современного искусства стали массово появляться в Тбилиси в 1990-е годы, но сейчас знаковых мест осталось 9–10. Дело в том, что большинство из них арендовали помещения в государствен-

«Президента в Грузии больше не любят, его выбирают демократическим путем»

Русико Оат, владелица галереи современного искусства, кафе и хостела на горе Мтацминда, под крепостью Нарикала

ных зданиях — музеях и библиотеках, так было дешевле. А с 2004 года началась реорганизация государственной собственности, и естественно, из государственных учреждений всех прогнали, многие после этого больше не открылись. Я тогда снимала помещение в детской библиотеке, и мне тоже не продлили контракт. Причем мой муж в 2000 году продал квартиру, чтобы отремонтировать то здание. Но мы не в обиде: это абсолютно правильный закон, хотя и болезненный. В итоге я взяла кредит и купила помещение в Старом городе, в котором у меня теперь галерея, кафе и квартира, где я живу. К сожалению, бюджета на искусство у Министерства культуры и мэрии Тбилиси ни на что не хватает. А то, что есть, тратится иногда на странные вещи. Например, Саакашвили построил в центре города стеклянный мост Мира, который выглядит как агрессивный имплантат и абсолютно не укладывается в городскую концепцию. Мне не нравится материал, из которого он сделан, доминанты крупных серых труб в сочетании с зеленоватым стеклом. В общем, странная вышла статья расходов бюджета. Во время революции я ходила на митинги, а после ни разу не была. Сейчас бессмысленно устраивать демонстрации и кричать: «Миша, уйди, уйди», потому что плевать всем уже, кто будет президентом. Никто не испытывает сентиментальных чувств к Саакашвили, премьер-министру или кому-то еще из политиков. Их оценивают с точки зрения эффективности управления страной. Президента в Грузии больше не любят, его выбирают демократическим путем».

13

Гиги Тевзадзе, ректор Университета им. Ильи Чавчавадзе, один из авторов реформы образования в Грузии 14

Кетеван Габиани, топ-менеджер, построила первый в Тбилиси торговый центр

Гиги Тевзадзе, ректор Университета им. Ильи Чавчавадзе: «Я возглавил университет в 2006 году, а до этого был профессором и разрабатывал в Министерстве образования программу реформы, которая не закончилась до сих пор. Мы попытались объединить науку и образование в одну систему. Для этого мы присоединили все научные институты к университетам, а Академия наук осталась своего рода клубом известных и заслуженных ученых. В нашем университете мы сменили преподавательский состав на 99%. Прежним преподавателям предложили выплачивать в качестве пенсии те же зарплаты, которые у них были, или принять участие в конкурсе на общих условиях. Но конкурс был довольно жесткий, потому что на него приходили молодые люди, у которых раньше не было возможности работать в системе Академии наук или университетах, но которые были вполне хорошими научными сотрудниками в некоммерческих организациях. В итоге у нас получился довольно сильный по сравнению с регионами состав. И мы первый университет в Грузии по научной работе. Профессоров у нас всего двести, остальные — научные работники, почасовики или те, кто по контракту работают. Доценты получают 1 100 лари (около 20 700 рублей. — БГ), а профессора — 1 300–1 700 лари (24 500–32 000 рублей. — БГ), это базовая ежемесячная зарплата. У лучших профессоров доходит до 3 000 лари (56 500 рублей. — БГ), если у них есть гранты из-за рубежа или из Фонда Руставели. А вот у студентов стипендий, к сожалению, нет. Разве что за учебу лучших иногда платит государство, компании или банки. К сожалению, наш пример не может быть универсальным для всех вузов, пото-

му что в Грузии живет не более 500 человек, которые всерьез занимаются наукой — имеют публикации в зарубежных научных изданиях, получают гранты, проводят исследования. И если во всех университетах проводить такие конкурсы, как наш, то результат будет очень плохой. В Грузии очень много религиозных студентов, некоторые входят даже в экстремистские религиозные группы, хотя их очень мало. Года полтора назад эти религиозные экстремисты требовали открыть в нашем университете молельню, а когда я отказал, стали требовать моей отставки. Потом случилась эта ис-

Кетеван Габиани, топ-менеджер ТЦ «Кидобани»: «В 1998 году у меня появилась идея построить торговый центр возле Дезертирского рынка. Это были времена Шеварднадзе, полный бардак. Люди тогда торговали на улице под целлофановыми пакетами, в грязи и холоде, поэтому торговый центр был в общем нужной и выгодной вещью. Я нашла компаньонов, владельцев земли, и построила первый ТЦ в Тбилиси. Когда после реформ пошли проверки собственности, выяснилось, что земля, на которой стоит наш ТЦ, была куплена моими компаньонами нелегально. Но они отказались платить штраф, а когда к ним пришли из прокуратуры, они заявили: «А нам плевать». Двоих посадили. Это просто разница в мышлении: многие до последнего не могли понять, что теперь надо жить по-другому — по закону. Западным инвесторам все равно, кто стоит во главе Грузии — Саакашвили или кто-то другой, главное, чтобы была стабильность. Вот на днях миллионер Иванишвили изъявил намерение пойти в политику и пообещал, что через пять лет Грузия станет более успешной и демократической страной, чем вся Европа. При этом ни слова не сказал, как именно он собирается это сделать. А ведь он очень популярная личность в Грузии. Вот подобные истории сильно пугают инвесторов — например, мои западные партнеры притормозили сейчас сделку из-за этого. То же самое с демонстрациями оппозиции — такой же инвестиционный подрыв, как война с Россией. Та часть населения, которая недовольна переменами, — это бывшие советские функционеры, они всячески пытаются все испортить. Когда была война и вокруг Грузии стояли танки, я была

«В Грузии живет не более 500 человек, которые всерьез занимаются наукой» тория из-за книги Эрекле Деисадзе, которая, если дословно перевести, называется «Тайная х…ня» — это игра слов: по-грузински «х…ня» будет «сироба», а «вечеря» — «сероба». Ее продажа в университетском книжном стала поводом для небольшой демонстрации, которая переросла потом в огромную манифестацию. При этом студентов среди протестующих было человек шесть. В основном — представители Союза православных родителей и молодые профессора. Закончилось все тем, что в университете проходило обсуждение конфликта, транслировавшееся одной из независимых телекомпаний, во время которого ворвались эти «православные родители» и устроили дебош. Потом был суд, после него все затихло».

Заза Русадзе, кинорежиссер, снял в Грузии свой первый полнометражный фильм

в гостях и услышала, как одна дама подняла тост за возвращение танков. Я клянусь! «Наконец-то, — говорит, — все вернется на круги своя». Я стояла и думала: как у вас язык может повернуться? Я тут всю жизнь прожила, родила двоих детей, в 1992 году война шла на Руставели, стрельба трассирующими пулями — за ночь трех-четырех человек вывозили убитыми. В домах не было газа и света. Не понимаю, как можно хотеть туда вернуться! Мы с друзьями и партнерами организовали коалицию «За свободную Грузию», в которую входит более 100 некоммерческих организаций. В нынешнем правительстве работают мои ровесники — 35–45 лет, им нужна общественная поддержка. Потому что маргиналы, которые жаждут танков, например, говорят: «Мы — общество Грузии». Простите, почему вы говорите, что вы общество? Почему не часть общества? И мы решили создать коалицию, чтобы какой-то другой голос тоже был слышен. При этом мы не политики, не правозащитники, у каждого свое дело, просто время от времени собираемся, пишем концепции, и иногда у нас бывают встречи с государственными министрами, где мы делимся с ними 16 своими соображениями».

Заза Русадзе, режиссер: «Две недели назад я закончил съемки своего первого художественного фильма. Картина называется «Складка в моем одеяле». Сейчас мы его монтируем, правда, денег на монтаж пока нет. Действие фильма происходит в Грузии, но в таком условном будущем времени. Мы не хотели конкретизировать ни вре-

После распада СССР вся кинематографическая инфраструктура в Грузии рухнула, никакой возможности снимать кино и близко не было. Не было ничего, начиная с осветительных приборов. Ну, в 90-е здесь вообще война была. Сейчас все начинает меняться. Грузинский национальный киноцентр (это как в России Федеральное агентство кинемато-

«На всю Грузию сейчас шесть, ну, может, восемь кинотеатров. Ситуация тяжелая, конечно» мя, ни пространство. Не хотелось никакой политики. Просто молодой парень приезжает после учебы за рубежом на родину, присматривается к переменам, которые происходят в стране, вот и все. Он немного автобиографичный, конечно. Мне самому было 18 лет, когда я уехал из Грузии. Жил в Германии, учился в киношколе. И вернулся уже с конкретной целью — снять дебютную картину здесь, на грузинском языке. Купил себе советскую «ниву» и начал писать сценарий.

графии) берет на себя финансирование. Но с одним условием — чтобы картина могла заинтересовать иностранного зрителя. Такая у нас культурная политика: госсубсидии — только на то, что имеет шанс пересечь границы нашей маленькой страны. Мне, конечно, помогло, что я жил в Европе, у меня был сопродюсер, который работал с Ларсом фон Триером и с Сокуровым, я получил грант от Роттердамского кинофестиваля. Все эти факторы сыграли огромную роль. На всю Грузию у нас сейчас шесть, ну, может, восемь кинотеатров. А в со-

ветские времена было 84 экрана, в год продавалось примерно пять миллионов билетов. Ситуация тяжелая, конечно, но она меняется. Например, в этом году Грузия присоединилась к одному из важнейших и больших кинофондов — «Евримаж». Появляются новые режиссеры. Другое дело, что вот это требование о конвертируемости кино… Какое кино может пересечь границы? Конечно, немного публицистическое, про то, какая у нас жизнь в Грузии. Вот это на Западе интересно! К искусству это, я думаю, отношения не имеет. Пару лет назад несколько бизнесменов начали вкладываться в кино. По сути, они пытались стать независимыми продюсерами, работать с независимыми режиссерами. Но кончилось все разговорами про экономию, про то, что надо снимать на цифру, не за 35 дней, а за 15 и так далее. Я думаю, что я тоже независимый грузинский режиссер, несмотря на то что меня финансирует государство, — все-таки никто в мою работу не вмешивается. Я, честно говоря, даже был удивлен, что мне дали денег — я снимаю не пропагандистскую картину, моя Грузия немного похожа на Советский Союз, потому что мы снимаем в зданиях 1950-х годов. При желании в ней даже можно

рассмотреть критику системы. Атмосфера там немного сюрреалистическая. Много чучел. Фильм так и начинается — герой несет чучело чайки. Бюджет небольшой — около 215 000 евро. Но и это хорошие деньги для начинающего режиссера. На Роттердамском фестивале 2010 года в конкурсе был фильм Левана Когуашвили «Дни улиц», вне конкурса — «Суса»

по одной картине, и шансов снять чтото еще у них немного. Это новую волну и убивает: этой профессией нужно заниматься каждый день. Есть, конечно, и другой формат грузинского кино: двенадцать рекламных агентств посидели вместе, выпили вина или водки с ред-буллом, рассказали друг другу смешные истории и на следующий день пошли снимать — вкладывают сами деньги, ищут спонсо-

«Говорить о новой грузинской волне еще рано, потому что возможностей снимать мало» Русудана Пирвели, еще какой-то грузинский документальный фильм, я тогда тоже искал деньги на свой проект. Директор Роттердамского фестиваля даже начал говорить о новой грузинской волне. Но мне кажется, говорить об этом еще рано — потому что возможностей снимать кино в Грузии пока что мало. Российская новая волна — Хлебников, Дима Мамулия, Попогребский — тоже, может быть, малочисленна, но они снимают, у них есть аудитория. А молодые грузинские режиссеры пока сняли всего

ров на продакт-плейсмент и так далее. Мне не очень интересна эта пластмассовая безвкусица, которая забывается через две недели. Но она окупается и даже приносит какую-то прибыль. Бороться с этой моделью кинопроизводства невозможно. В год в Грузии снимается около десяти картин — те, которые полностью или частично финансируются Министерством культуры. Это более-менее приличное кино. Для такой маленькой страны, как Грузия, я думаю, это нормально.

Леван Чологаури, капитан полиции, пришел в патруль в начале реформ 2004 года

Были времена, когда здесь и одну картину в год не могли снять. Те 84 кинотеатра, которые были тут в советские времена, есть до сих пор, просто не работают. Часть кинотеатров уже продана, а часть пока на балансе киностудии «Грузия-фильм». Так что теоретически любой может стать дистрибьютором — захотеть, чтобы в его маленьком городе, в Цхалтубо или Кутаиси, был кинотеатр, найти финансирование в том же «Евримаже». Но пока ничего никуда не двигается. Русского рынка для грузинского кино уже тоже не существует. Кому нужна маленькая картина из Грузии? В какой российский или даже восточноевропейский прокат она попадет? Ну разве что получит приз какого-нибудь фестиваля, да и то. «Грузияфильм», кстати, до сих пор существует, там есть и лаборатория, которую они купили, но к ним никто не идет. Я тоже пленку проявлял в Мюнхене, а не в Тбилиси. Вроде как у них огромные планы, но, думаю, быстро там ничего не будет. Продюсировать свой фильм я решил сам. В Грузии есть продюсеры, но после немецкой киношколы мне с ними сотрудничать как-то… У меня в голове все более логично устроено. По крайней мере никого, кроме себя, я винить не смогу. Я очень рад переменам, которые переживает сейчас Грузия. Мое детство пришлось на девяностые, в центре Тбилиси, на Руставели, шла война, электричества не было. Я очень хорошо помню, как отправлял свою заявку в киношколу. Составил ее, ходил с дискетой и не мог найти место, где одновременно были бы компьютер, принтер и электричество. Вот так. Вот это девяностые. А сейчас, конечно, все по-другому. По крайней мере мы не мерзнем и есть свет. Я хорошо помню 2003 год, «революцию роз». Я был в Амстердаме, писал сценарий. Мы смотрели телевизор с моими друзьями, Би-би-си показывала демонстрации. Все мои друзья были в страшной 18 эйфории. И я тоже, потому что все пере-

мены, которые происходят в Грузии, они всегда выглядят одинаково — либо одним махом все хорошо, либо нет. Хотя понятно, что за один день ничего измениться не может. И перемены, которые сейчас идут, — они не слишком продуманные. Взять, например, образование. В советское время все-таки была система. Были люди, владеющие профессией. В постсоветское время этих людей начали радикально прессовать — вы, мол, красная интеллигенция, коммунисты. Вроде как мы, новое поколение, выучились на Западе и знаем, как надо — а вы кто? В результате поколение отцов просто перестало разговаривать с поколением сыновей. А профессионалов больше не осталось. Вот мы снимали на пленку — никто из молодых людей на площадке не может банально пленку зарядить в магазин. Слава богу, нашелся человек по имени Сули-

Леван Чологаури, капитан полиции, патрульный инспектор: «Я работаю в полиции с 2004 года. До этого я был менеджером в казино. И когда узнал, что идет реформа полиции, пошел к ним на собеседование. Мне там говорят: «Зачем тебе в полицию? У тебя зарплата хорошая, у тебя все есть». И тогда я им сказал: «Можно я отвечу на русском? Служить бы рад, да прислуживаться тошно». Вам знакома эта фраза, да? Мне надоело прислуживаться той фирме. Я хотел служить. На благо отечества. Так я прошел собеседование и курс переподготовки. Курс был не из легких. Тогда набирали с улиц, и все желающие, которые имели образование, могли попробовать поступить в полицию. Желающих было тогда очень много, собеседование прошли не все. Было довольно-таки сложно. Полиция не пионерский лагерь, да? Обучение длилось два месяца,

«У нас нет никакой статистики — кто сколько должен посадить или штрафов выписать» ко, который на киностудии много лет проработал. Мне, честно говоря, кажется, что советская ментальность так быстро никуда уйти не может — мы это видим не только в Грузии, но и в России, и в других постсоветских государствах. Все равно получается чуть приукрашенная советская модель — цветная и с лампочками. Поэтому с переменами нужно быть осторожней. Многое получается, с полицией точно получилось. Мне стало удобнее жить в своем городе, я больше не боюсь ходить по улицам. Но я боюсь того, что вот опять все может перевернуться и измениться».

но и сейчас каждый год мы проходим переподготовку. Физическая подготовка, умственная — знание административное, криминала, правового кодекса. Проходим курсы английского. Много еще чему учат, что граждане не должны знать. Вот вы когда решите в полицию поступить, тогда вам уже скажут, чего знать. В общем, я прошел курс переподготовки и поступил на службу — патрульную службу города Тбилиси. Мой рабочий день проходит в два этапа. Есть две смены: с утра до вечера — это одна смена. В девять приходим на работу: оружие, инструктаж — как обычно. И заканчиваем где-то в полвосьмого, в восемь часов. А на второй день — ночная смена, с вечера до утра. У каждой машины есть свой квадрат. Внутри этого квадрата патруль ездит по улицам. У нас в городе всего пять боль-

ших районов. В каждом районе где-то до 20–22 машин постоянно находится. Эти машины все время в движении. Нас абсолютно все касается, включая административные и уголовные правонарушения. Мы первые приходим на место происшествия, а потом уже мы решаем, кого вызвать — нужна ли специальная группа криминалистов или мы и наши следователи выясним все сами. Абсолютно все. Мы первые. Ну, скажем, человек может позвонить сегодня в полицию, да? 022. Максимум через три минуты — может, еще и раньше — мы уже находимся на месте. Иногда звонят: вот просто нужна кому-то консультация какая-то, что-то с машиной или ребенок плачет, кушать не хочет. Достаю погремушки и заставляю ребенка кушать. У нас на многих участках стоят видеокамеры. Если не оштрафуем мы, не заметим, то обязательно видеокамеры это заметят. Мне взяток ни разу не давали — после того как полицию переделали, всем сказали, что взятки не предлагать. Часто показывали по телевизору, как какойнибудь гражданин предлагал инспектору патрульной службы взятку, и его за это арестовывали. У нас нет никакой статистики — кто сколько должен посадить правонарушителей или штрафов выписать. Что касается штрафов — выписываем, естественно. Раньше мы выписывали водителям штрафы на специальных двухлистовых бумагах, а сейчас это все вносится в компьютер. И проверка того или иного гражданина происходит через компьютер. Выдается нам специальный маленький принтер, как кассовый аппарат, и с помощью него выписываем водителю штраф. Водитель уже не должен иметь при себе водительское удостоверение — достаточно сказать фамилию, имя, год рождения. Мы уже пробиваем по базе данных. А пешеходов почти не штрафуем, это больше психологическая взбучка — три лари, полтора доллара. Вместе с этим штрафом идет просьба: пожалуйста, не переходите. Вы знаете, есть такая тенденция — грузины все постоянно куда-то спешат, у всех свои дела. Морально устаешь — все время просят: можно не выписывать мне штраф? Ну мы либо словесно предупреждаем, либо выписываем предупредительный бланк — нам не нужно какую-то норму по штрафам выполнять. А система компьютерная — это ноу-хау, все же помогает в этих условиях не делать элементарных орфографических ошибок. Зарплата у меня немаленькая, в пределах 700 долларов. Вполне достаточно, чтобы содержать семью. Еще есть страховой полис — он очень много значит. Медикаменты покупаем почти бесплатно. Медицинское обслуживание, роды и все остальное — тоже благодаря страховому полису, который вот этой компании оплачивает Министерство внутренних дел. Живы и плодимся».

Мераб Пачулия, глава социологического центра Gorbi

Мераб Пачулия, глава социологического центра Gorbi: «Наше правительство хвалится, что мы лучше наших соседей, но для меня, как и для любого нормального человека, который здесь живет, это не показатель. Мы можем быть в чем-то лучше России, Узбекистана или Таджикистана, но мы отстаем даже от Болгарии и Румынии — по занятости, по экономике, не говоря уже о Старой Европе. И я не должен каждый день говорить спасибо Мише за то, что у нас больше нет коррупции и полиция ловит преступников. Это не достижение, а нормальная ситуация. Сегодня главная проблема в Грузии — это безработица, и уже лет пятнадцать как это проблема №1. Мы в прошлом году проводили опрос в восьми соседних странах — спрашивали, что население думает о своей экономической ситуации. Так вот

Да, сегодня платить налоги гораздо дешевле, чем не платить или нанимать людей, чтобы они обходные схемы придумывали. При этом налоги очень понизили: раньше я как бизнесмен платил 56% налогов, сейчас плачу 20%. Это огромная разница, это то же самое, что прежнее ГАИ сравнить с новым патрулем. Но, к сожалению, в стране вообще очень мало людей, которые занимаются бизнесом, поэтому для большинства населения эти налоги не имеют никакого значения. Сегодня очень мало можно найти семей в Грузии, в которых или члена семьи, или соседа, или близкого друга не арестовали за последние семь лет. В 2003 году в тюрьмах сидели 7 или 8 тысяч человек, а сейчас до 30 тысяч. Законы стали очень жесткими даже для тех, кто совершил нетяжкие преступления, — сажают за экономические нарушения и за курение

«В Грузии менее 30% жителей имеют доступ к интернету, 50% никогда не ездили на лифте» грузины оказались на самом последнем месте — даже у киргизов и молдаван ситуация лучше. Дороги поменяли, но заезжаете куданибудь в село — и на дороге стоят коровы, потому что автомобили там не ездят: у людей нет денег, нет работы. Они думают, что надо сперва в инфраструктуру деньги вложить, потому что тогда у крестьянина будут продукты, ему будет легче это до базара довести. Да, но у него продуктов не хватает, чтобы себя прокормить, не то что на продажу. В Грузии менее чем 30% жителей имеют доступ к интернету, 50% никогда не ездили на лифте, во многих селах люди месяцами не видят бумажных денег, а власти хайвеи и мосты стеклянные строят.

марихуаны. И эти люди могли бы что-то делать для грузинской экономики. Самое негативное, что случилось за последние семь лет, — это ухудшение отношений между Россией и Грузией. К сожалению, для нас Россия — это Путин, а для вас Грузия — Саакашвили. И это неправильно. Америку никто с Обамой не ассоциирует и Германию — с Меркель, многие даже не знают, кто она такая. Вот чего действительно не хватает Грузии — опыта, менеджеров и дальновидности».

Саломе Кобахидзе открыла свое первое французское кафе Tartine в 2009 году

Саломе Кобахидзе, владелец французского кафе Tartine: «Я родилась во Франции, но мои родители грузины, и я приезжала сюда каждый год. В 2006 году приехала сюда работать в киноиндустрии и осталась. Два года назад мы с другом открыли первое кафе на улице Абашидзе, а несколько месяцев назад — второе в Мейдане. В Грузии удобно заниматься бизнесом, особенно если сравнивать с Францией, где государство берет огромный процент и очень высокие налоги. Неудобно другое: здесь сложно добиться типичной французской атмосферы и достать нужные продукты. Когда мы начинали, даже багет было невозможно найти. Еще аренда дорогая: в центре $20–40 за кв. м, и с банковскими кредитами в Грузии очень сложно — решение приходится ждать 2–3 месяца. На Западе банк — твой партнер, а тут они боятся, что деньги не смогут вернуть. У меня к политическим реформам французский подход: я не могу все время ругать. Грузины сначала ругали Гамсахурдию, потом Шеварднадзе, теперь про Саакашвили говорят: «Пусть уходит, мы сами что-нибудь придумаем». А я предпочитаю новую Грузию. То, что работы в Грузии совсем нет, — неправда. За последние годы появились туристы, гостиницы, банки, рестораны — это тысячи рабочих мест, у меня в кафе, например, 32 человека работают. Еще многие недовольны высокими коммунальными платежами: привыкли, что все должно давать государство. Вот пенсионерам действительно тяжело — 100 лари (около 1 500 р. — БГ)в месяц, а электричество и газ — дорогие. Как прожить? Но если говорить про бизнес, то им тут 20 очень комфортно заниматься».

Людмила, владелица магазина: «Когда я слышу, что в Грузии теперь все хорошо, а кто не может найти работу — это лодыри, которые жопу не могут оторвать от стула, меня просто трясти от злости начинает. У нас безработица 70 процентов — это что, все эти люди — лодыри? Не смешите меня. Нет работы никакой, люди перебиваются кто чем может. Конечно, десять лет назад было хуже — но простите, десять лет назад у нас не было света, воды и отопления, люди у костров на улицах грелись, по сравне-

Вот, говорят, грузины стали возвращаться из-за границы, потому что тут возможности появились. Не знаю. Я таких не встречала. И возможностей никаких особенных не вижу. А страх вижу. Вот Стуруа, знаете, да? Сняли с поста главного режиссера театра. Это Стуруа! На весь мир знаменитого человека. А за что? За то, что он сказал, что Саакашвили — на самом деле армянин. У него папа был — Саакян, он потом фамилию поменял. И Миша поэтому Грузии и вредит все время, все делает так, чтобы армянам хорошо было. Не скрывает-

«В Тбилиси каждый таксист говорит, что у него два диплома, но у меня и правда их два» нию с этим кто угодно будет героем. Тут вообще такое было… И все боятся. Все, все боятся. И я боюсь. Под диктофон, со своей фамилией я вам ничего такого не расскажу. Потому что ко мне потом придут и просто отберут все. Завтра же придет налоговая, шмалоговая, чтонибудь найдут. Думаете, такого не бывает? Да только так и бывает. У моего отца отобрали бизнес так. Причем кто отобрал? Они и отобрали. Власть. Я это все очень подробно знаю — у нас же страна маленькая, все всех знают. Думаете, зачем они всех воров в законе посадили и выгнали? Чтобы поляну освободить. Теперь они сами вместо этих воров. Мой отец платил за крышу одному министру. Потом этот министр пришел, говорит — отдай полбизнеса, иначе все потеряешь. Ну куда было деваться? Он отдал. А потом они и вторую половину забрали. И все.

ся даже! Ему ихний католикос даже письмо прислал с наградой — мол, спасибо, дорогой. Никто не скрывает ничего! Армяне — они же все время так. У них денег много, они многое могут. Они даже в «Британнику» денег занесли, и там теперь написано, что часть Грузии, наша, исконная, — это на самом деле часть Великой Армении. Ну что тут сделаешь. Хотя это смешно: я видела их храмы XI века — ну это просто сараи отбеленные. А у нас в это время уже такие соборы строили — весь мир восторгался. В общем, не вижу я особенных перемен. За пять лет — ни одного грузинского фильма хорошего не сняли».

Мераб, таксист: «Я знаю, в Тбилиси каждый таксист говорит, что у него два диплома. Но у меня и правда два диплома. Я искусствовед по первому образованию. Но кому нужны были искусствоведы

в 1990-е? Тут на улицах стреляли. Поэтому я еще выучился на минералога. У минералогов хоть какая-то работа была одно время. Но потом и ее не стало. Так что пришлось сесть за руль. Конкуренция тут страшная: все деревенские приехали в Тбилиси. Купили себе самые дешевые разбитые «шестерки», некоторые даже не купили, а напрокат взяли, на время. Сняли какую-нибудь крохотную комнату — и все. Ну потому что в их деревне выжить совсем невозможно стало — работы там нет совсем никакой. Разве что на подножном корму жить, как в Средневековье. Многие так и живут. А в Тбилиси хоть какие-то деньги. Город небольшой, выучить его несложно. Хотя многие так и не выучили. Не знают самых элементарных вещей — где Дом кино, где «Макдоналдс». Это самый центр — это как не знать, где Кремль в Москве. Из-за приезжих город страшно изменился. Это был очень небольшой городок, невозможно было пройти по улице и не встретить знакомого. Потом в Тбилиси во время войны приехали беженцы из Абхазии в громадном количестве. Может, на треть население города увеличилось, может, больше. Это очень тяжело было. Они там такого навидались, таких ужасов, что были в очень подавленном состоянии. Измененном. И на атмосферу города это очень повлияло. Тбилиси уже не тот, это вам любой коренной тбилисец скажет. Ну а сейчас еще и вся деревня в Тбилиси приехала. Сейчас я не чувствую, что это мой город. Он похож на одну большую гостиницу, причем переполненную».

Новый год – время исполнения самых заветных желаний. Новый год – время дарить добро! В Новый год так приятно получать и дарить подарки! Участвуй в акции «Сделай доброе дело»! Помоги своим близким, родным, друзьям, соседям или любому, кто в этом нуждается. Что считается добрым делом? Любой маленький поступок, который сделает жизнь другого светлее и радостнее: подарить зонтик, когда идет дождь, вручить соседскому мальчишке краски и карандаши, старушке — конфет к чаю.

Придумай, помоги и расскажи нам об этом. Отправь историю о своем добром деле с фотографией по адресу:

dobro@bg.ru Авторов самых трогательных и интересных историй ждут призы от «Комус» (гаджеты, ноутбуки, планшеты, телефоны, фототехника), а всех остальных участников — приятные сюрпризы!

Призы и подарки будут вручать Дед Мороз и Снегурочка

20 декабря по адресу: г. Москва, магазин «Комус», В.Красносельская, 34, с 15.00 до 20.00

реклама

университет

Покаახალგაზრდა молодой ვიდრე ხარ

Грузия ассоциируется с бесконечным застольем, непрекращающимися тостами, традиционными танцами, многоголосьем, разговорами о политике и истовой религиозностью. БГ поговорил со студентами Университета им. Ильи Чавчавадзе и выяснил, как относятся к традициям люди нового поколения продюсер: Екатерина Церетели фотографии: Александр Багратион-Давиташвили

Нини Джинчарашвили, 18 лет, политология: «Я хочу начать учить французский, чтобы продолжить учебу во Франции. Хорошее образование, конечно, за границей. Наверное, в Англии и Америке, ну и в Европе. Францию я выбрала, потому что схожу с ума от Парижа. Это тот город, в котором я смогу жить»

Саломе Апциаури, 18 лет, менеджмент: «К застольям я нормально отношусь, уважаю, хотя для людей моего возраста они утомительны. Молодым интереснее говорить на другие темы, чем слушать традиционные тосты, которые они уже тысячу раз слышали. В церковь я хожу, но не очень часто: раз в месяц. Из языков знаю только английский»

Саломе Гочанеишвили, 18 лет, психология: «Я люблю итальянскую кухню — спагетти, пиццу, а наша мне кажется невкусной. Люблю играть на бильярде и смотреть фильмы, особенно лав-стори. Внешняя политика у Саакашвили лучше, чем внутренняя. Он настолько занят тем, чтобы поскорее войти в НАТО, что позабыл, что внутри страны что-то происходит»

Гога Этинашвили, 21 год, психология: «Я очень люблю нашу национальную кухню: хинкали, шашлыки, хачапури. Хочу попробовать еще китайскую еду, но пока к такому эксперименту не готов. Слушаю Radiohead, Coldplay — зависит от настроения. В детстве я бывал в России. После августовской войны к российской политике я отношусь негативно и хочу, чтобы этот 22 конфликт наконец закончился»

Ачо Хачидзе, 21 год, европеистика: «Когда мы с друзьями выпиваем, тосты говорят, но не в традиционной последовательности. Отношусь я к этим нескончаемым тостам скорее отрицательно. В России я не был, но отношение к ней у меня отрицательное. Они не признают ошибок, их внешняя политика — агрессия, завоевания, вымогательство. Хотя, конечно, у меня есть русские друзья»

Софи Ростомашвили, 21 год, бизнес: «Грузинская еда очень тяжелая, большинство национальных блюд — из мяса. Мужчины, которые все время сидят за столом, полнеют. Мой близкий друг очень часто бывает тамадой, где ему приходится вести застолье по этим правилам, а мне скучно. И вообще не люблю я все это. В церковь не хожу: я не верующая. Зато занимаюсь йогой. Моя любимая страна — Америка»

Иосеб Берикашвили, 22 года, археология: «Я люблю грузинскую кухню. Когда мы с другом были в Швеции, взяли с собой 4–5 литров ткемали и везде его добавляли, чтобы грузинский вкус был у всего. И пить люблю. Мне нравится, когда застолье ведет хороший тамада, интересно и умеренно. Развлекаюсь я в основном в экспедициях, а в Тбилиси могу сходить в клуб»

Нино Бобохидзе, 20 лет, туризм: «Клубная жизнь меня не интересует. Хотя здесь многие жалуются, что нет развлечений. Я хожу в театр, люблю кино, читать. В церковь я не хожу. И мне кажется, что многие больше для имиджа туда ходят. Я немного знаю русский, английский — чуть выше среднего. Сейчас еще изучаю французский»

город

Спаси и сохрани გვიხსენი და დაგვიფარე

БГ встретился с архитектором и урбанистом Ладо Вардосанидзе и узнал, как устроен Тбилиси, кто уродует его историческую часть и почему она не попала под охрану ЮНЕСКО интервью: Елена Краевская фотографии: Нана Тотибадзе

— Как урбанистика существовала в советское время?

— В Грузии была совершенно уникальная для Советского Союза ситуация с охраной памятников: Шеварднадзе создал Главное научно-производственное управление по охране и использованию памятников истории, культуры при Совете министров Грузинской ССР. И каждое слово в этом длинном названии имело смысл: «главное управление» означало уровень министерства, «научное» означало право доплачивать за научные степени, «производственное» — что реставрация тоже входила в его компетенцию, «при Совете министров Грузинской ССР» — что оно не имело хозяина в Москве, что было вообще почти исключением. Для сравнения: в Москве был только Научно-методический совет по охране памятников. Так вот, в этом управлении я проработал 12 лет, сначала занимался учетом и паспортизацией памятников, а потом был заместителем начальника управления. В то время в общественном сознании памятником считались только церкви — не гражданские сооружения и не градостроительные комплексы. И мне удалось тогда создать группу по охране урбанистических памятников Грузии.

— И какой была тогда охрана памятников?

— Тогда у Шеварднадзе был такой лозунг: «Ни одного памятника без шефа». Он привязал конкретные памятники к ор24 ганизациям. Например, Тбилисский

университет Джавахишвили отвечал за террасное земледелие в Месхетии, вагоностроительный завод занимался тбилисскими монастырями. А мы тогда занялись охраной Старого города.

— А как так вышло, что в Старом городе в Тбилиси почти нет советской и современной застройки, чего, например, нельзя сказать про Москву?

— Москва — радиально-кольцевой город, поэтому там все происходит в центре — в районе Садового и Бульварного кольца. А у нас центр — проспекты Рус-

— Тбилиси в советский период имел три генеральных плана: 1934 года, 1957 года и 1971 года, с которым мы вошли в независимость. Только в перестройку наконец додумались, что реализовывать генеральный план 25-летней давности абсолютно невозможно, и начали его корректировать, но не закончили. И с началом независимости Грузии началась полная неразбериха: стали приватизировать землю как попало, вплоть до участков набережных, вырубать сады, парки и так далее. И в это время возникла новая сила —

«Тбилиси по своей типологии — линейный город, который всегда развивался вдоль реки Куры» тавели и Агмашенебели (бывший Плеханова). Тбилиси по своей типологии — линейный город, он всегда развивался вдоль реки Куры, и центр всегда следовал за его развитием. То есть в Тбилиси подвижный центр. Поэтому когда в советское время во всех городах началась сталинская застройка, в Тбилиси правительство забыло о Старом городе — ну гниет там, рушится, и бог с ним, и новая архитектура обходила его стороной.

— И как регулировалось развитие Тбилиси?

Саакашвили, который тогда был министром юстиции, потом председателем сакребуло (городской парламент. — БГ) и который на своих знаменах начертал лозунги охраны исторического наследия, «SOS Старый Тбилиси», которые в неизменном виде будут так же адекватны сегодняшней ситуации.

— Вам не нравится новая градостроительная политика?

— У каждой профессии есть своя специфика, можно даже сказать, профзаболевание. Урбанист по определению не может не быть политически левым. Соци-

альный темперамент не нужен архитектору, который проектирует дома и выполняет заказ, но он профессионально необходим тому, кто занимается городом и думает об обществе. Грузия в последние годы живет под девизом «Все продается, кроме совести». И в частности, власти под давлением западных организаций, в первую очередь Мирового банка, форсировали продажу земли, которая проходила безо всякой планировки, как попало. Тогда считалось, главное — продать в частные руки, а там рынок как-нибудь сам все упорядочит. И вот сегодня мы имеем последствия той распродажи.

— А какой документ сейчас регулирует градостроительную политику?

— В 2002 году был проведен конкурс на новую концепцию развития города, и в 2009 году на ее основе правительство утвердило новый генплан землепользования — land use plan. Не general plan и не master plan — а именно land use plan, то есть усеченный формат генерального плана, где акцент делается на фискальных интересах: приватизация и доход. Технологически он сделан на фантастически высоком уровне: в основе — Geographic information system, геоинформационная система, которая сводит воедино все факторы развития города. В частности, в этом проекте превалирует принцип зонирования. Город делится на определенные зоны, которым

назначаются коэффициенты развития. Существует три коэффициента: k1, k2, k3. k1 означает, какую площадь вы можете занять застройкой: если у зоны коэффициент 0,8 — значит, 80% территории можно занять «подошвой» застройки. k2 — это этажность, то есть сумма жилых или офисных помещений по отношению к общей площади зоны. k3 — это коэффициент озеленения, который не может быть меньше 10%. И вот так механически город делится на эти зоны. И теперь главный вопрос, насколько добросовестно эту технологию использовать.

— А как можно неправильно использовать, если все возможные варианты изначально запрограммированы?

— Принцип зонирования — это американская технология, но в Тбилиси, к сожалению, ввели покупку «дополнительного» коэффициента. То есть, если ты богатый человек, ты можешь докупать этажей и площадей или уменьшать зеленую зону сколько угодно. Понятно зачем: при Шеварднадзе каждый дополнительный этаж стоил $1 000, и ты мог их настроить

Но молодость, как говорится, ошибка поправимая.

— Какая сейчас ситуация с охраной памятников?

— Пришло новое правительство, которое стало стирать все, что было сделано раньше, в том числе и приличные вещи. Закон «Об охране культурного наследия» переписали и изъяли из названия слово «об охране» — осталось просто «О культурном наследии». Вроде формальная вещь, но в ней скрыта установка: все начать с нуля, все новое, лучшее. И что получилось: с одной стороны, Старый Тбилиси стал подведомственным не Министерству культуры, как другие города, а городской мэрии, что неплохо: у мэрии денег больше. С другой стороны, «неудобные» здания стали из списка памятников наследия выводить. В первую очередь — памятники советского периода. Самая скандальная история случилась с Институтом марксизма-ленинизма авторства Щусева. Это удивительное здание — развернутая история советской архитектуры: задний фасад выполнен в традициях конструктивизма, он был сделан еще до

«Нужно бороться не с символами, не с памятниками Сталину, а со сталинизмом» сколько угодно, только деньги на стол не забывай класть. А теперь взятки легализовали, и деньги официально идут в казну. Но продажа коэффициентов дискредитирует саму идею зонирования. В Штатах тоже можно докупать коэффициенты, но если на одном участке его купили, то на другом участке тот же коэффициент восполняется — такой принцип сообщающихся сосудов в городе. И самое главное, мы потеряли понятие градостроительной композиции. Теперь кто как хочет, так и строит, потому что мы оперируем понятиями отдельного участка. Ни о какой «развертке» улицы, «застройке» микрорайона речи больше не идет.

— А главный архитектор у Тбилиси есть?

— Больше нет. Теперь есть руководитель архитектурного департамента — или как там теперь это называется. Но там не архитекторы, а менеджеры сидят, что, с одной стороны, хорошо, но с другой стороны, было бы еще лучше, если бы вокруг них собралось сообщество урбанистов, архитекторов и экспертов. Но они молодые и советников редко к себе зовут.

репрессий 1930-х годов, а передний Щусев лепил уже в угоду сталинским художественным установкам. Более того, это здание было примером тотального дизайна: Щусев сделал абсолютно все — от композиции до дверных ручек. Его нужно было исследовать, показывать студентам-архитекторам, а его сносят. Нужно бороться с тоталитаризмом, а не с символами, не с памятниками Сталину, а со сталинизмом.

— В Старом городе тоже сносят здания или докупают «дополнительные» коэффициенты?

— В Старом городе все-таки особая история, там действуют особые нормативные документы. Но в список охраны ЮНЕСКО он так и не внесен. Заявка туда была подана еще в 2000 году при Шеварднадзе, приезжала специальная комиссия, дала «домашнее задание» — мы выполнили институциональную и законодательную части, а вот практику — нет. Недавно приезжал ведущий эксперт по культурному наследию ЮНЕСКО, норвежец, я спросил у него, каковы шансы Тбилиси по включению в этот список. Он ответил, что проживает в гостинице Marriott

Пересечение улиц Леонидзе и Табидзе. Дом-ширма заслоняет вид на гору Давида с проспекта Руставели

Проспект Руставели, 27. Институт марксизма-ленинизма построен архитектором Щусевым одновременно в двух стилях — конструктивизма и сталинского ампира. Недавно здание вывели из списка охраны памятников и начали сносить

на площади Свободы: «Когда я вышел с утра из отеля и увидел этот сундук… Могу вам прямо сказать, вы в этот список в ближайшее время не попадете». «Сундук» — это недостроенное архитектурное произведение последних лет, которое напрочь разрушило композицию центральной площади города: там XIX века дома были, как слоники на бабушкином пианино, один другого чуть меньше. А теперь композицию завершает сундук.

— Что еще важного уничтожено в городе?

— Сейчас «бренд» города — очень популярная тема. Одним из брендов Тбилиси был Центральный рынок. Вот если раньше ко мне приезжали друзья, я их вел на рынок. Я знал, где купить какие помидоры, у кого купить сыр гуда, какой продавец из какого села приехал. Сейчас рынок уничтожен: его ломали под предлогом антисанитарии, а сейчас там открытая местность, где уже перекупщики, а не продавцы стоят в грязи по колено. То есть культура отношения производителя и потребителя без посредников была искусственно выбита из нашей реальности, чтобы мы пошли в супермаркеты и покупали западные продукты. Я думаю, это одна из крупных ошибок, а может, даже сознательная антигородская акция.

— Что может разгрузить город, есть ли вообще такая проблема?

— Саакашвили сейчас пытается рассредоточить функции столицы и перенести 26 парламент и Совет министров в Кутаиси,

Конституционный суд — в Батуми. И подает это как децентрализацию, как поддержку других городов, что неправда. Потому что децентрализация — это когда вы достаете деньги из своего кармана и отдаете другому, а деконцентрация — когда из одного своего кармана перено-

«Теперь должно пройти минимум 20 лет после смерти человека, чтобы назвать в его честь улицу» сите деньги в другой свой карман. Вот у нас второе.

— А деконцентрация не разгрузит Тбилиси?

— Нет, потому что в Тбилиси другая проблема. Как и в других столицах, на центр начинается давление бизнеса, но у Тбилиси до недавнего времени не было территориальных ресурсов для развития центра. Однако урбанисты придумали перенести железнодорожную линию, что освободит примерно 100 га в центре города. Дело в том, что Тбилиси кроме реки Куры — естественной преграды, от которой никуда не деться, пронизывает транзитная железная дорога, которая идет из Абхазии до Еревана и Баку. И в центре есть 7-километровый участок дороги, который не может пересекать транспорт, потому что нет путепровода. И районы фактически отрезаны друг от друга. Идея

до никуда идти и собирать тонну справок. То же самое — с регистрацией фирмы или покупкой и оформлением автомобиля. Все автоматизировано, работает без сбоев, коррупция полностью исключена.

— Реестр — все-таки общегосударственная вещь, а более локальные изменения происходят?

— В муниципальном смысле — грандиозный прорыв в уборке мусора. Работают фантастически ребята: каждое утро к дому приезжает машина, все вывозит. Но тут, например, проблема: муниципалитет увязал оплату вывоза мусора с количеством потребляемой энергии. Абсолютный бред — вот и получили за это иски в суд от республиканцев. Или вот — последнее достижение в области общественного транспорта: электронные информационные табло на остановках, где дается расписание автобуса в реаль-

ном времени. Отличная вещь! Но вот, например, возле моего дома табло установлено за 50 метров от остановки и не перпендикулярно трассе, а параллельно — и для того чтобы что-то разглядеть, нужно подойти к нему очень близко. Соответственно, люди бегают туда-сюда, от остановки до табло. То есть инфраструктура правильно строится, но менеджмент совершенно не владеет философией пространства, не выходит в город, решения принимает у себя в кабинетах и не приглашает урбанистов в качестве экспертов.

— Вас же приглашают?

— Да, я сотрудничаю с городским парламентом по некоторым вопросам. Например, недавно был принят новый городской нормативный акт «О наименованиях географических объектов города Тбилиси», который я разрабатывал. Проблема урбанонимии во всем мире существует, но у нас она еще окрашена в такие траурные тона, потому что события 2008 года принесли много горя и много героических, скажем так, поступков со стороны наших военных. И эти траурные люди, в основном матери, приходят в мэрию и просят: «Вот, мой сын заслужил, чтобы его именем была названа улица» и так далее. Потом у нас конъюнктурные вещи появились — улица Джорджа Буша, например. В общем, мы ввели ограничительный срок: теперь должно пройти минимум 20 лет после смерти человека, чтобы назвать в его честь улицу, площадь, проспект или набережную, исключение — только для президента и мэра. А сейчас работаем еще над нормативным актом по правилам установки памятников и мемориальных досок. Это очень важный момент, потому что тут каждый лепит: скончался отец, и сын обязательно лепит доску на стенку.

— А старые названия улиц восстанавливают?

— Да, восстановление старых названий тоже прописано в новых правилах. Но для Тбилиси еще более важная вещь — старые топонимы. Вот, например, район вокруг метро «Проспект Руставели» называется Земмель. Там жил немец по фамилии Земмель, держал там аптеку. Аптеки давно нет уже, но все до сих пор говорят: «Где живешь?» — «На Земмеле». «Куда идешь?» — «На Земмель». Или на северной стороне Куры, в конце проспекта Плеханова, есть район, который называется Воронцов — в честь князя Воронцова, наместника Николая I в Тифлисе. Там площадь несколько раз меняла название — была площадью Карла Маркса, сейчас — Саарбрюккена, это город-побратим Тбилиси. Но все говорят: «Где живешь?» — «На Воронцове». «Куда едешь?» — «На Воронцова». Вот Тбилиси обладает памятью, не знаю, коллективной памятью города можно это назвать, и ее обязательно нужно восстанавливать, потому что это городская биография. С историей вообще не нужно бороться, ее надо знать и строить будущее.

фотографии: Леван Сихарулидзе

Улица Пушкина, 1. Дом-сундук на площади Свободы разрушил ритмическую композицию домов XIX века, постепенно переходящих от маленького к большому

такая: ампутировать этот участок транзита и пустить его вокруг Тбилисского водохранилища, а земли на образовавшемся свободном участке отдать под развитие CBD (central business district). Тогда эти стеклянные высотки будут появляться не в каких-то глупых местах, как гвозди, а будет происходить концентрированная «манхэттенизация». Главное только, чтобы эту освободившуюся линейную структуру наше правительство, которое ищет любые пути заполнения бюджета, не нарезало, как колбасу, и не стало продавать кому попало.

— Ну для этого же гостендеры придуманы?

— К сожалению, правительство свое же законодательство часто нарушает. Архитектурный градостроительный проект, согласно закону о государственных закупках, — действительно предмет конкурса. Но вот пешеходный мост Мира, например, спроектировали без тендера, так же как и транспортную развязку на площади Героев, и президентский дворец, и Батуми, и многое другое.

— Вообще конкурса не было? А кто решение принимал?

— Нет, решение принимала городская власть по заказу президента Саакашвили. Отсутствие коммуникации, обратной связи я считаю большой ошибкой — ребята зарвались просто. Ты объяви тендер и выставь своего человека — члены жюри и президент всегда тебе подыграют, и победителем выйдет тот, кого ты считаешь нужным. Но сделай реверанс в сторону общества, чтобы местные архитекторы тоже приняли участие в конкурсе.

— А прокуратура не может их привлечь за нарушение закона?

— Какая прокуратура, о чем вы? Вы думаете, Грузия с Россией в этом смысле сильно отличаются? Менталитет же один: византийско-глупо-православный.

— Что хорошего в последние годы было сделано для города помимо land use plan?

— Я хоть и критикую много, но в целом я уверен, что мы — свидетели большого прорыва в Тбилиси. Ну взять, например, единый государственный реестр. За пять минут вы можете получить через интернет любую информацию о вашей недвижимости, можете купить участок земли, зарегистрировать любую сделку и прочее. Буквально: заходите на интерактивную карту Тбилиси, выбираете участок, оформляете куплю-продажу — и не на-

недвижимость

Пока все дома ვიდრე ყველა სახლშია

В Грузии родовой дом — понятие из области повседневного, а не исторического: в Тбилиси запросто можно оказаться в доме, где живет пятое поколение одной семьи, за столом собираются праправнуки тех, кто поставил этот стол на это же место, на стенах висят портреты предков, живших при императоре Александре I, а дети, создавая собственные семьи, не собираются уезжать от родителей и не торопятся выносить на помойку старые комоды и диваны. БГ попросил хозяев пяти домов, в которых с дореволюционных времен не менялись владельцы, рассказать истории своих семей интервью: Ирина Калитеевская, Анна Красильщик фотографии: Павел Самохвалов

Улица Киачели, 20 до м Ман ан ы Г е де ва нишвили

Мать Мананы Гедеванишвили, знаменитая советская актриса Тамара Цицишвили родилась в Одессе, где познакомились ее родители — студент Новороссийского университета и дочь немцев-фабрикантов Этот дом мой дедушка, врач Михаил Гедеванишвили, построил по проекту архитектора Миллера. Дом был задуман трехэтажным, но дедушка построил только два этажа, а потом остановился — видно, не хватало средств. На первом этаже у него была частная больница, одна из первых частных больниц в Грузии. Тогда дедушка носил фамилию Гедевани, чтобы легче было запоминать: он много печатался, часто ездил за границу. Дедушка родился в 1862 году. В конце 1880-х годов он закончил медицинский факультет Московского университета. Он был необычайно трудолюбивым человеком. Он хорошо знал французский, сам выучил английский, немецкий. Один раз его исключили из университета и отправили в ссылку за какое-то политическое дело (он участвовал в студенческих волнениях), и дирекция сама ходатайствовала, чтобы его вернули, потому что он отличался своими способностями и знаниями. И его действительно вернули из ссылки и восстановили в университете. После окончания его уговаривали 28 остаться на кафедре, но он не захотел —

сказал, что должен служить Грузии, и вернулся. После этого он несколько лет проработал уездным врачом в районах Тианети (Грузия) и Зангезур (Армения). Там он открыл бесплатную аптеку, бесплатную приемную, основал библиотеку и любительский театр. Он был профессионалом в трех дисциплинах: рентгенология, невропатология и психиатрия. В Париже дедушка стажировался в знаменитой клинике Сальпетриер Жана Мартена Шарко (учителя Зигмунда Фрейда. — БГ). Вскоре после того как Рентген обнаружил свои лучи, дедушка на собственные деньги купил рентгеновский аппарат и привез его в Тифлис — и стал здесь первым рентгенологом. В Петербурге первый рентгеновский аппарат появился чуть ли

не позже, чем у нас. Кроме того, он на свои деньги открыл физиотерапевтический кабинет. В его больнице работали знаменитые врачи. Лечение было на самом высоком европейском уровне. В течение 25 лет дедушка был директором первой в Грузии психиатрической больницы. До него душевнобольных держали в разных, неспециализированных, клиниках, в маленьких комнатушках; их привязывали, они сидели на цепях в какихто мешках. Он все это отменил, заказал им одежду, открыл мастерские, в которых они могли работать. Помимо трудотерапии им обеспечивалось лечение согласно последнему слову науки того времени. На Рождество он устраивал ярмарку, где продавались их изделия, и деньги отдавал им. Он долго добивался разрешения давать

Дедушка на собственные деньги привез в Тифлис первый рентгеновский аппарат

Оборудование из больницы Михаила Гедеванишвили

пациентам вилки и ножи: говорили, что они друг друга поубивают, но дедушка взял всю ответственность на себя. И никто никого не убил. Он писал научные труды по невропатологии — в частности, обнаружил и описал первый в Грузии случай акромегалии (заболевание, связанное с усиленной выработкой гипофизом гормона роста. — БГ). У него есть работы по психологии — о толпе, о детской психологии и о сексуальности. Две были напечатаны, а третья не сохранилась. За его труды его выбрали действительным членом Императорского кавказского медицинского общества, в котором состояли очень большие ученые. Еще дедушке поручили обустроить санитарное обслуживание Тифлиса. Все, за что он брался, он делал с необыкновенной точностью и с большой ответственностью. Кроме того, он собирал древности — монеты, книги, старые письмена, и отправлял их в Общество распространения грамоты Илье Чавчавадзе (поэт, публицист и общественный деятель, борец

Слева — солярий из физиотерапевтического кабинета Михаила Гедеванишвили, в глубине — стол, принадлежавший поэту и генералу русской армии Григолу Орбелиани

Манана Гедеванишвили в комнате, которая в начале прошлого века была кабинетом ее деда Михаила Гедеванишвили за национальный суверенитет Грузии; в 1987 году был канонизирован Грузинской православной церковью. — БГ). Он всегда выступал в поддержку Ильи, в том числе в печати. Когда Чавчавадзе убили (это случилось в 1907 году; убийство не было раскрыто. — БГ), он на кладбище сказал, что дает грузинской общественности слово издать все его работы. И взялся за это: собрал весь архив, вещи и документы Чавчавадзе — они хранилось у нас, пока бабушка не подарила все это Литературному музею. Дедушка подготовил замечательное издание: художником был Генрих Гриневский (художник, архитектор, исследователь древней грузинской архитектуры, общественный деятель польского происхождения. — БГ), эта книга считается одним из шедевров грузинской полиграфии. Первый том (в который вошли все художественные произведения Чавчавадзе) вышел в 1914 году. Во втором томе должна была быть собрана публицистика, но началась война, и все остановилось. Потом пришли красные. Деньги, на которые дедушка собирался издавать второй том, лежали в банке. И он обра-

тился к правительству с просьбой вернуть ему эти деньги. Но ему ничего не вернули. Ему было тогда всего 62 года, он был еще здоровым человеком, но так из-за этого переживал, что через месяц погиб от сердечного приступа. Моя бабушка, его жена, училась в Сорбонне, а потом работала в Тифлисе преподавателем. Она обратилась к министру народного просвещения Российской империи с просьбой разрешить ей открыть здесь бесплатный грузинский детский сад для детей среднего класса — в Грузии тогда не было ни школ, ни детских садов, в которых преподавание велось бы на грузинском языке. Министр отказал, и она открыла детский сад нелегально — прямо во дворе этого дома. Он проработал целых десять лет, вплоть до революции.

Во дворе раньше был небольшой фонтан со статуями и росли розы

У бабушки с дедушкой было четверо детей, три сына и дочь. Один их сын хорошо рисовал, но заболел сердечной болезнью и умер, когда ему было 20 лет. Потом от туберкулеза умерла дочь, Кето. Второй сын, Шалва Гедеванишвили, стал кинорежиссером. Несколько лет он работал в Париже, на студии Рене Клера, и сам снимался в фильмах. Вернувшись сюда из эмиграции, он вместе с театральным режиссером Таблиашвили снял знаменитый фильм «Кето и Котэ». Там играла и моя мама. Потом он много работал над мультипликационными фильмами и, главное, в конце 1940-х — начале 1950-х годов снял первый в Грузии кукольный фильм («Нико и Сико». — БГ). Младшим сыном был мой папа, Дмитрий Гедеванишвили. У него были матема-

Когда я была студенткой, папа ставил опыты надо мной и моим товарищем

тические способности, и он учился на физмате. Но когда умер его отец, ему пришлось содержать семью. Тогда он бросил университет и перешел в медицинский: днем учился, а ночью работал у себя в больнице санитаром. Закончив, он продолжал там работать, но уже как врач. Году в 1926–1927-м моя мама попала в эту больницу с аппендицитом, познакомилась там с отцом, и у них начался роман. К тому моменту как они поженились, больницу закрыли, а квартиру на втором этаже отобрали, папе остались только три комнаты. Вскоре отец увлекся наукой. Он работал у Ивана Бериташвили, основателя грузинской школы физиологии, в 37 лет стал доктором, в 40 — академиком. Он стал выдающимся ученым, с мировым именем. Он был таким же трудолюбивым, как его отец. По большей части мы видели его в кабинете, за работой. Папа преподавал, был проректором Медицинского университета. Он сделал много открытий. У нас осталась масса его дипломов, патентов и золотых медалей — и с ВДНХ, и с парижской Всемирной 29

В этом доме живет уже пятое поколение одной семьи

В доме огромная библиотека, в том числе большое собрание русской литературы

выставки. Он работал над проблемой рака. Одно из его открытий, связанное с электрическими сигналами головного мозга, оставалось неизвестным за пределами страны, и спустя три года после отца в Англии его повторил лорд Эдгар Эдриан, нобелевский лауреат, президент лондонского Королевского общества. Папа послал ему свою работу, и тот тут же ответил, что полностью признает папино приоритетное право на это открытие. Папа занимался раздельной работой полушарий головного мозга, и когда я была студенткой, ставил опыты надо мной и моим товарищем. В последние годы он одним из первых в Советском Союзе заинтересовался биокибернетикой. Папа был очень занятой человек, но он любил гостей. В праздники или если ктото приезжал у нас всегда было застолье. За столом папа был очень веселым, очень галантным, представителем старого мира и в то же время очень современным человеком. Он всем интересовался, все знал раньше нас, молодежи. Уже будучи профессором, академиком, он стал покупать людям, которые здесь жили, квартиры в других домах — и таким образом вернул эту часть нашего дома. Моя мама, Тамара Цицишвили, родилась в семье богатых феодалов. У них 30

Бюро, стоящее у стены слева, Тамаре Цицишвили подарила на свадьбу ее тетка, немка. Ее муж был партнером знаменитого миллионера и винодела Давида Сараджишвили

была своя руда и замечательные земли в Карталинии, самые плодородные. Они жили в богатом доме, но в один день все потеряли. Мама стала искусствоведом и работала в Метехском музее. Она была увлечена нашими древностями, занималась фресками, объездила всю Грузию, фотографировала, писала научные труды. Однажды, когда ей было лет 27–28, ее вдруг потащили на киностудию на пробу и, несмотря на ее сопротивление, тут же взяли на роль Дарико (главная героиня знаменитого фильма Семена Долидзе «Дарико» 1936 года. — БГ). И на второй день после выхода этого фильма она стала звездой. Это был единственный фильм, который 6 месяцев не сходил с экранов по всему Союзу. У него революционный сюжет, но по жанру фильм такой полуковбойский, мама там скачет на лошади, стреляет… Ей приходили письма со всех концов страны, писали все — заключенные, солдаты, девочки… Параллельно замечательный режиссер Котэ Микабе-

ридзе снял ее в короткометражном фильме «Каджети» — это экранизация одного из эпизодов поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Мама там играла Нестан-Дареджан, главную героиню. Лет двадцать назад мне понадобилась пленка, я пошла на киностудию — а фильм исчез. И так и не нашелся. Мама была жутко популярной. Когда я уже была школьницей, с ней на улицу невозможно было выйти: за нами всегда шла толпа, когда мы поднимались в автобус— все галдели. Она ко мне в школу один-два раза всего приходила, там сразу что-то страшное начиналось. Один раз пришлось ее запереть в магазине и вызвать милицию, потому что такая толпа нахлынула, ее могли просто растерзать. В 1937 году в Москве была декада грузинского искусства. Сталин увидел мамину работу и потребовал, чтобы его с ней познакомили. Он повез ее к себе на дачу, там был совсем небольшой круг, человек десять. А прямо перед декадой в Грузии

Один раз маму пришлось запереть в магазине, потому что толпа могла ее растерзать

арестовали двух очень пожилых певцов, и тут мама сказала Сталину, что это безобразие. Она была очень возмущена, вся дрожала. И так все испугались вокруг! Берия на маму таращил глаза. Когда они вернулись с декады домой, эти певцы уже были на свободе. Они бросились перед мамой на колени. В конце декады Сталин подарил нескольким людям, и в том числе маме, золотые часы с надписью «От ЦК» — они у нас есть. Однажды, где-то в 1940-х годах, в деревне, в доме одного крестьянина, мама нашла картину Пиросмани «Косуля у ручья». Он притащил ее откуда-то и гвоздями прибил к стенке. А мама страшно увлекалась в это время Пиросмани. Она попросила крестьянина продать ей картину — а тот говорит: «Что вы, это же для детей что-то!» Снял со стены и отдал маме. Папа вытащил из карманов все, что у него было, какие-то копейки. Эта картина висела у нас всю жизнь, я с ней росла. А сейчас вот пришлось расстаться — 28 ноября продаем ее на Sotheby’s. Я не могла смотреть, как ее выносят, но иначе не получается — надо внучек обучать. Мы с моим братом оба пошли в медицину. Я неплохо рисовала, мой папа хотел, чтобы я ходила на уроки к Шарлеманю (Иосиф Шарлемань, художник, жив-

Рояль Михаилу Гедеванишвили подарил один из его пациентов, композитор Михаил Ипполитов-Иванов

Дмитрий Гедеванишвили несмотря ни на что сохранил многие вещи своего отца

ший в Грузии с 1918 года. — БГ) — он жил здесь напротив. А я думала, что это все старомодные замашки. Я не считала себя талантливой, ни за кого себя не принимала, ничего не соображала, ничего не хотела. В школе были такие педагоги, что отбили охоту к любым дисциплинам. И я по инерции поступила в Медицинский институт. Потом очень жалела об этом. После окончания осталась там на теоретической кафедре и 35 лет преподавала теоретическую биохимию — я лектор, доцент, профессор. Мой брат (он носит имя деда, Михаила Гедеванишвили), одно время работал хирургом, а потом тоже переключился на науку. Он очень известный, у него работы, связи, проекты, он и сейчас преподает в университете. В этом доме сейчас живет пятое поколение нашей семьи. За этим столом сидели Илья Чавчавадзе, Акакий Церетели (поэт, автор стихотворения «Сулико». — БГ), Важа Пшавела (псевдоним поэта и писателя Луки Разикашвили. — БГ), все знаменитости, каких вы только можете назвать.

Репродукция картины Нико Пиросмани «Косуля у ручья». До недавнего времени здесь был оригинал

Потом тут бывали Ладо Гудиашвили, Давид Какабадзе (знаменитые грузинские художники. — БГ), все поэты, в том числе русские. Часто приезжала Белла Ахмадулина — мы очень дружили, и я ее крестила. Когда она решила выйти замуж за Бориса Мессерера, она мне написала огромную телеграмму: «Манана, ты моя крестная, разрешишь ли ты мне выйти замуж?» — она совершенно серьезно меня спрашивала. Папа и мама ее обожали, она их тоже очень любила. Четвертое поколение — моя дочка. Она архитектор, работает в очень известном проектном бюро. И у нее две девочки, близнецы. Им по двадцать лет. Сейчас они учатся в Париже, одна на международных финансах, а вторая хочет заняться журналистикой. Что будет потом — не знаю, и это меня очень беспокоит. Если не вернутся, я буду ужасно возмущена.

В доме одного крестьянина мама нашла картину Пиросмани

Улица Котетишвили, 7 До м Гу г и К о те т ишвили

Семья Котетишвили потеряла все дважды: в 1937 году, когда имущество семьи было конфисковано, и в 1992 году, когда дом был сожжен дотла

Соседи спасли из пожара стул Александра Казбеги, подаренный Вахтангу Котетишвили сестрой писателя Это был фамильный дом, построенный в 1850 году. Его подарила на свадьбу моей бабушке Нинe (Нюсе) Дилевской ее тетка, княжна Картвелишвили. Наша квартира находилась на втором этаже, к ней прямо с улицы вела большая деревянная лестница. Внизу была доходная часть дома, квартиры там снимали жильцы — они достались бабушке вместе с домом. Позже был надстроен еще один этаж, я художник и там была моя мастерская. Мой дедушка, Вахтанг Котетишвили, сын священника, закончил Психоневрологический университет в Петербурге и университет в Тарту, а потом в Тбилиси поступил в Академию художеств на скульптуру, учился у знаменитого грузинского скульптора Якова Николадзе, ученика Родена. Он очень много чем занимался: был ректором Академии художеств, написал историю скульптуры и антологию грузинской литературы XIX века, был критиком, основал в университете фольклористическое направление, возглавлял Музей искусств, издавал газету «Грузинское слово» — он был очень многогранным человеком. У бабушки с дедушкой было две дочери, Лейла и Манана. В 1935 году родился мой 32 отец, и бабушка умерла при родах.

Несмотря на то что от старого дома тут остались только стул, несколько работ Вахтанга Котетишвили и несколько старых фотографий, многие говорят, что его дух сохранился

А в 1937 году расстреляли дедушку. Он всегда носил большой черный бант вместо галстука. Его вызвали в НКВД и спросили: «Почему ты носишь черный бант? Это траур по Грузии?» Ему уже было ясно, что обратно его не отпустят, и он сказал: «Я же не буду носить красный бант, как клоун». Ему было 40 лет. Моего отца Вахушти Котетишвили (а потом и нас с братом) воспитала его старшая сестра Лейла. Когда деда забрали, ей было 15 лет. Практически все вещи были конфискованы, и в этот огромный дом вселили других людей, отцу и Лейле оставили две комнаты. В 1960-е жильцы начали получать новую жилплощадь, и нам вернули нашу квартиру. Мой отец был иранистом. Он перевел на грузинский язык практически всю иранскую классическую поэзию, потом стал переводить австрийских, немецких и русских поэтов. Он и сам писал стихи, но опубликовал их только в конце жизни.

В 1978 году был принят закон о том, что единственным государственным языком в союзных республиках остается русский. В Грузии это вызвало много протестов, и 14 апреля прошла большая демонстрация. В результате грузинский язык сохранил свой статус. В первую годовщину этой важной для Грузии даты мой отец с друзьями привез в Тбилиси из деревень поэтов и сказителей и устроил в Филармонии концерт народной поэзии: на сцену вышли старики в своей обычной рабочей одежде и стали читать стихи. В городе многие тогда понятия не имели, что в некоторых горных районах все эти традиции были до сих пор живы. На тот вечер собрались все — ведущие музыканты, литераторы, художники… Они аплодировали стоя, у них текли слезы. После этого отец начал проводить такие концерты по всей Грузии; его вечера передавали по радио и по телевидению. Люди стали посылать ему свои сти-

Дедушка ответил: «Я же не буду носить красный бант, как клоун»

хи — позже он издал несколько сборников. Отец стал известен по всей стране, его очень любили. Мой дедушка был другом отца Гамсахурдии, и мой отец знал Гамсахурдию с детства. При Гамсахурдии улицу, которая при советской власти называлась именем коммуниста Оболадзе, назвали именем моего дедушки. Но отец совершенно не участвовал в политике. Когда зимой 1991–1992 годов на улицах Тбилиси шла война, отец оставался дома: он выбрал комнату, куда не могли попасть пули, и переводил австрийскую и русскую поэзию. Он рассказывал, что по ночам, когда прекращалась стрельба, просыпался от наступавшей тишины. Тем не менее ему пришлось бежать, когда его попытались заставить агитировать за Гамсахурдию по радио (у отца был необычный, очень узнаваемый голос). За ним гнались, чуть ли не стреляли, но поймать не смогли. И сожгли дом. Меня в это время в Тбилиси не было — в ЦДХ вскоре должна была открыться моя выставка, и я уехал на два дня в Москву, договариваться с ее куратором. Из-за войны я застрял и вернулся только через две недели. Война уже закончилась, я подошел к дому — и увидел, что его нет.

Мебель и другие предметы Гуга Котетишвили покупает на Сухом мосту, на барахолках и в антикварных магазинах Тбилиси

С тех пор как дом сгорел, Гуга Котетишвили не занимался живописью. Сначала он шил сумки, потом перешел на мебель и дизайн интерьеров

Это был огромный дом-музей с дедушкиными вещами, тут же была моя мастерская с теми работами, которые я собирался выставлять в ЦДХ. И у меня, и у отца тогда возникло очень странное чувство, что ничего больше нет, что не осталось никакой памяти. И в каком-то смысле мы почувствовали, как будто с нас сняли какие-то обязательства. Это было своего рода чувство свободы. Но через какое-то время мы вдруг узнали, что соседи спасли некоторые картины и скульптуры моего дедушки. А потом выяснилось, что город построит на том же месте дом-музей и мы должны все время быть тут. Нас как бы опять начало привязывать к этому месту. В 1998 году мы переехали в новый дом. Своей архитектурой он совершенно не похож на старый — проект делало какое-то архитектурное бюро, которое особенно нас не спрашивало. Изначально он строился как дом-музей. Тут была огромная лестница, большая зала с балко-

Старый дом Котетишвили сохранился только на фотографиях и картинах

ном сверху. Мы все это перестроили, сделали спальни, чтобы удобнее было жить. Несмотря на то что вся мебель была куплена позже, многие говорят, что дух первого дома тут сохранился. Наверное, это определяют люди, которые здесь живут, а не предметы. Когда погиб мой брат Тато (режиссер, умер в 1997 году. — БГ), мы с его женой Инеке Смитс, голландкой, создали фонд. Мы привозили французов, отправляли студентов в Голландию. Были проекты, связанные с современным танцем. Потом, когда отец умер, одной из задач фонда стала забота о домемузее. Мы хотим, чтобы сюда могли приезжать люди, жить здесь, делать что-то. Можно будет вести отсюда телепередачи — например, о фольклоре, о литературе, показывать грузинское кино. Одну из комнат мы собираемся полностью отвести под музей — там будут картины и скульптуры деда, фотографии моего отца, моего брата. Мы хотим, чтобы этот музей был живым.

За отцом гнались, чуть ли не стреляли, но поймать не смогли. И сожгли дом

Улица Хорава, 22 До м Н и н о А хв лед иа ни

Много лет тут ничего не менялось: стол и стулья стоят на этих местах с тех пор, как семья переехала сюда с верхнего этажа

Маленький стол попал сюда из дома оператора Ломера Ахвледиани

Этот дом построен в 1908 году и стоит в старом районе Вера, который застраивался в конце XIX и начале XX века. Все дома, которые здесь стоят, — начала 1900-х: 1903-го, 1908-го. Наша улица называлась Млетская. Млета — это такая деревня в Казбекском районе, где сейчас район Мтацминда. Не знаю, насколько это соответствует истине, но мои прабабки говорили, что раньше отсюда была видна гора Казбек. Может, поэтому улицы тут назывались именами деревень и мест вокруг Казбека. До 1924 года в этом же доме, но на верхнем этаже жила семья дедушки моей бабушки. Его звали Николозо Авалишвили, он был царским генералом из князей, переводчиком и театральным деятелем. Николозо помогал восстанавливать грузинский театр и спустил на это все свое состояние. Он умер в 1929 году. Сюда, в подвал, нашу семью переселили в 1924-м. А раньше эти помещения использовались как складские. Нам крупно повезло, что выселили именно сюда. И с тех пор семья так тут и живет. У Николозо было восемь детей: шестеро от первого брака и двое от второго. Его первая жена умерла, и он женился на молодой, богатой и красивой женщине, которая 34 вырастила всех восьмерых, хотя была

В подвале раньше были подсобные помещения. Семья Авалишвили переехала туда в 1926 году

на 22 года младше его. Мой прадед Арчил — его старший сын от первого брака. Потом в честь него назвали моего брата. Прадед был биолог, учился в Сорбонне. Когда в советское время он вернулся сюда, ему запретили заниматься своим делом. Он очень долго жил в Имеретии, в городке Чиатура, где добывали марганец, — преподавал и работал в конторе бухгалтером. А его жена, моя прабабка, работала в Обществе распространения грамотности. Она очень много рисовала, выжигала, расписывала керамику, хотя и не училась этому нигде. Их дочь звали Мананой — это моя бабушка, мамина мама. Она была музыкантом и учительницей музыки — и еще работала на винном заводе. Во время войны там могли дать бутылку вина, которую обменивали на что-то съестное. Три сестры Арчила, мои прабабушки, жили в этой комнате. Вообще семья жила

На деревянной тахте, покрытой ковром, всегда ставили гроб — в Тбилиси нет ритуальных домов, и на кладбище едут прямо из квартиры

здесь практически постоянно и еще, видимо, долго будет жить. В 1958 году, когда папа женился на маме, они тоже пришли жить сюда. Потом на короткое время переехали в другое место, в новый район, но затем вернулись. Они жили в дальней комнате, а в главной, проходной, жили три замечательные незамужние прабабушки. Поэтому гости к родителям приходили через окно. А потом им было лень вылезать обратно, и выходили они уже через комнату бабушек. У последней бабушки, когда ее сестры уже умерли, развился склероз. Выражался он в том, что она звала моего папу и говорила: «Знай, я за все заплачу. Ты не трать. Я заплачу за все». Моя мать, Нана Авалишвили, как и бабушка, пианистка. Они обе играли на этом пианино. Сейчас играет мама. А мы с братом меньше —

На этом месте буфет стоит с 1924 года. Его сдвигали один раз, когда красили стены

хотя закончили семилетку. Папа — кинооператор Ломер Ахвледиани. Последнее время он все больше в Москве снимает. И мой брат тоже кинооператор и тоже связан с московским кинематографом. А я — режиссер и кино, и театра. Уже второй год снимаю историю этой комнаты: документальный фильм о том, как через нее прошла вся история страны. Начиная с того, как она была складом. Обстановка здесь почти полностью та же, что была в нашей прежней квартире наверху, в начале 1920-х. Буфет появился даже раньше, в 1902 году. Николай Яковлевич (Николозо) заказал его местным мастерам по чертежу, который он привез из Китая (он вообще много путешествовал). На этом месте буфет стоит с 1924 года. Его сдвигали один раз, в позапрошлом году, когда мы с моим племянником красили стены. Ну может, еще пару раз двигали, чтобы поклеить обои. А в нише этого буфета выросло не одно поколение детей. Туда все забирались и наблюдали за тем, что происходит в комнате. Оттуда начался театр Резо Габриадзе. Он большой друг моих родителей. Резо приходил и говорил: «Вот здесь я сделаю театр». Ему отвечали: «Резо, ты чего? Тут очень мало места». — «Нет, я сделаю кукольный театр».

Дети всех поколений забирались в буфет и наблюдали оттуда за тем, что происходит в комнате

Эти предметы, в том числе дагестанские деревянные блюда, Ломер Ахвледиани привозил из разных поездок

Большинство людей не воспринимало это серьезно. Но он в итоге сделал театр. Конечно, в другом месте, но идея появилась здесь. Когда Театр Руставели впервые поехал на гастроли в Мексику, и папа вместе с ними, он привез Резо первую куклу по имени Алехандра. Это было в семьдесят каком-то году. Стул тоже с 1920-х годов, а стол от моей бабушки по папиной линии. Он появился уже после того, как папа женился. Все, кто ездил куда-то снимать, привозили домой какие-то вещи. Папа, например, долго снимал с Тенгизом Абуладзе в Дагестане. Вот эти деревянные блюда он привез оттуда. В них месили и раскатывали тесто, а потом вешали на стену обратной стороной для красоты. Это превращалось в украшение. Когда в 1964 году папа был в Сванетии, ему рассказали о том, что родился мой брат. Семейная молва гласит, что в этот день они купили

рог и пили из него родниковую воду. Он его тоже привез домой. А здесь висит кусок китайской ширмы из черного дерева, которую в 1902 году купил мой прапрадед. Она была очень большая. Бабушка рассказывала, что ее во время войны по частям меняли на муку. Здесь повсюду висят такие панно типа ковров, которые делает моя мама, когда у нее стресс. Она нервничает и вяжет, вяжет, вяжет. В Тбилиси хоронят прямо из дома — нет ритуальных домов. Николозо хоронили отсюда, и многих других тоже. Гроб всегда стоял на этой деревянной тахте. Я говорю: «Мам, давай выкинем?» — «Нет, говорит. С этой тахты всех здесь хоронили». Но это не страшно. Когда много людей остается ночевать — внуки, правнуки — мы на ней спим.

Ширму в 1902 году купил мой прапрадед. Во время войны ее по частям меняли на муку

Улица Зандукели, 11 д о м Н ан ы То т иб а д зе

Диван, стоящий у стены справа от рояля, и два кресла остались от деда Наны , Антона Тотибадзе

Сейчас на втором этаже хранятся работы Георгия Тотибадзе-старшего, перевезенные из музея и не поместившиеся на стены

Портреты членов семьи, написанные Георгием Тотибадзе-младшим

Кружевные занавески Нана сплела во время войны: «Мы не могли выйти на улицу, потому что стреляли. Я сидела дома и вязала, чтобы отвлечься от этого ужаса» Этот дом был построен в 1903 году, ему 108 лет. Строили его для семей священников. В доме было два этажа и четыре больших квартиры, по пять-шесть комнат. После революции меньшевистское правительство поселило сюда моего деда Антона Тотибадзе. До революции дед был духовником семьи императорского наместника Воронцова-Дашкова, а потом — настоятелем храма Сиони и церкви Кашвети. У него было шестеро детей. Во вторую квартиру поселили главного врача грузинской армии, наверху стал жить член меньшевистского правительства, а в четвертой квартире осталась семья священника, жившая тут с 1903 года. В 1932 году, уже при большевиках, какие-то их боссы начали строить тут для себя третий этаж. В 1936 году работа была закончена, а в 1937 этих боссов арестовали. С тех пор этот дом так и стоит. В 1924 году всех священников арестовывали и расстреливали. Арестовали и мое36

го деда, но через год выпустили, так же как и патриарха (католикоспатриарх Грузии Амвросий был арестован в 1922 году, а освобожден в 1924 году. — БГ). Тетя мне рассказывала, что однажды, когда мой дед готовился к вечерней службе, в церковь вбежал какой-то молодой человек и попросил разрешения спрятаться от погони. Дед его пустил, а через несколько минут в храм вошли полицейские и спросили: «Сюда молодой человек не заходил?» — «Я никого не видел, не знаю, я готовился к службе». Они посмотрели, что никого не видно, и ушли. А на следующий день расклеили фотографии бежавшего из ссылки человека. И внизу было написано: «Сталин». И моя тетка говори-

В двух комнатах на втором этаже была мастерская Георгия Тотибадзе-старшего. Потом тут жили и работали его сыновья

ла, что, видно, Сталин вспомнил, что когда-то дед его спас, и спросил о нем. В это время дед жил уже в другом месте: сюда, в гости к одному жильцу, ходила женщина, работавшая где-то в органах безопасности. Ей тут очень нравилось, и за один день всю семью моего деда с шестью детьми переселили в ее двухкомнатную квартиру, а ее — сюда. Когда началось уплотнение и в этот дом начали селить новых людей, жильцам стали разрешать приводить в проходные комнаты своих знакомых, чтобы было удобнее жить вместе. И тогда мой отец Константин Тотибадзе поселил в квартиру, где жила семья армейского врача, мою мать. Они еще не были женаты, но вместе работали в гимна-

У меня не было фортепиано, поэтому заниматься я ходила по соседям

зии, отец преподавал физику, а мама грузинский язык. В 1924 году они поженились, и он вернулся в этот дом. Потом родилась я. Постепенно вместо одной 13-метровой комнатки у родителей оказалась небольшая двухкомнатная квартира с отдельным входом, перед которым был маленький садик и балкончик. Уже после войны, когда начали строить соседний дом, садик и балкон убрали, а нам вместо этого построили новый вход и разрешили моему брату построить над ним надстройку. Когда я родилась, мама ушла с работы; через три года родился мой брат Георгий. Я училась в музыкальной школе, потом в музыкальном техникуме. У меня не было фортепиано, поэтому заниматься я ходила по соседям — приходила в определенное время и играла. Я хорошо окончила техникум, и директор предложил мне сдавать экзамены в Консерваторию. Но я отказалась, потому что невозможно учиться в Консерватории и ходить за-

Над входом в квартиру брата Наны, Георгию Тотибадзе, разрешили сделать надстройку — получился второй этаж

Сейчас Нана Тотибадзе живет здесь одна

ниматься к знакомым. Кроме того, отец очень хотел, чтобы я стала врачом. Так что я не пошла в Консерваторию, а поступила в медицинский. Работала я сначала в Институте усовершенствования врачей, на отделении патанатомии и судебной медицины, а потом перешла в Институт физиологии имени Бериташвили и проработала там до пенсии. А мой брат стал художником. Когда он закончил школу, учителя, узнав, что он собирается в Академию художеств, ужаснулись — как, он хочет свой прекрасный аттестат тратить на художественное? Он же может куда угодно поступить. Но он закончил Художественную академию и остался там работать. А ректором академии был Аполлон Кутателадзе.

Однажды в Тбилиси приехала его дочь, которая в месте с матерью жила в Москве. Она познакомилась с моим братом и вышла за него замуж. У них родились очаровательные дети — Георгий, Константин и Мария. Наш отец до этого не дожил, он умер в 1964 году. Нана, жена брата, хотела вернуться в Москву, где осталась ее мать, и в конце концов они с братом разошлись, Нана с детьми уехала. А когда мои племянники, Гога и Костя, выросли, они вместе приехали учиться в Тбилисскую академию художеств. Они жили наверху, там же у них была мастерская. Потом они все уехали в Москву. Мама умерла в 1987 году, ей было 97 лет. А мне сейчас пока 86.

Как, он хочет свой прекрасный аттестат тратить на художественное?

non/fiction — нон/фикшн

Проспект Руставели, 54 До м Н и н о К и пшид зе

Стол и комод остались от дедушки Нины Кипшидзе, Шота Чеишвили. Он был хирургом и занимался медицинской кибернетикой

Теперь сюда ходят туристы — в первую очередь чтобы увидеть фасад и лестничную клетку

План дома, сделанный архитектором Корнелием Татищевым в 90-х годах позапрошлого века

Этот дом архитектор Корнелий Татищев (соавтор здания Консерватории и Театра Руставели) построил в 1895–1896 годах по заказу моего прадедушки, князя Василия Габашвили. Прадедушка поселился здесь со своей семьей. У него было восемь детей, но двое умерли очень маленькими, остались четыре мальчика и две девочки. Потом один из старших сыновей женился, и ему построили отдельный дом по соседству. Дочери, Дарья (моя бабушка) и Нина, учились в Институте благородных девиц. Там с ними училась будущая жена Вахтанга Котетишвили Нина Дилевская, они были большие подруги. Бабушка очень хорошо говорила по-русски и пофранцузски. Мой дедушка Николай Кипшидзе князем не был, тем не менее, познакомившись с ним, прабабушка сказала, что он ей очень понравился и что он может пригодиться их семье. И правда, 38 в результате он им очень помог.

На то, чтобы отреставрировать этот дом, ушло девять лет

Слева направо: Даро и Элисо Сулакаури, Нино Кипшидзе, Давид Сулакаури, Лазарэ и Леван Когуашвили и Нона Сулакаури

Раньше здесь жили в основном врачи, а теперь — в основном художники

После революции дом стали уплотнять, и вся семья стала жить на втором этаже, им оставили там четыре комнаты. Возможно, в том, что их не выселили, а оставили дом в их владении, роль сыграло то, что дедушка был очень уважаемым врачом. Бабушка рассказывала, что они сами уничтожили все портреты своих предков, потому что очень боялись, что их найдут. Прадедушки в это время уже не было в живых, и тут остались прабабушка, моя бабушка Дарья с мужем, ее сестра Нина, тоже с мужем, князем Вахтангом Цицишвили, и два брата (один был инженером, второй — экономистом). В одной из комнат

Нино Кипшидзе делает аппликации из ткани

остался жить повар, который до революции готовил для прабабушкиной семьи. Обедали они все вместе, тут всегда было очень весело и многолюдно. Дедушка с бабушкой на несколько лет уезжал в Париж: он работал там в Институте Пастера. Потом они вернулись обратно, и у них родились сыновья, мой отец Нодар (в 1924 году) и мой дядя Гурам. Был период, когда из всей семьи работал один дедушка, он тогда всех содержал — у него была большая практика, он преподавал. В 1950–1960-е годы семья начала постепенно выкупать остальные комнаты и в конце концов вернула себе весь дом.

Мой дедушка князем не был, но прабабушке он очень понравился

Портрет Бубы Чеишвили, матери Нино Кипшидзе

Я родилась в Нью-Йорке, там недолго работал мой отец. Когда мы вернулись обратно в Тбилиси, дедушки уже не было, здесь жили моя бабушка и дядя Гурам. Теперь здесь живет моя семья. Я искусствовед и занимаюсь текстилем — делаю аппликации. Мой муж — художник Давид Сулакаури. У меня две дочери, Даро и Элисо. В начале 1990-х, когда в Тбилиси были постоянные акции протеста и то и дело кто-нибудь объявлял голодовку, дети забирались в спальники и играли, что они голодают. Потом мы уехали в Америку, в Милуоки, и там девочки играли «в Тбилиси» — закрывались в шкафу и сидели там без света. В 1997 году мы вернулись. Сейчас мы все живем здесь: я с мужем, Даро и Элисо с мужем и сыном.

бани

Мочалкин блюз ბლუზი ქისებთან

Тбилиси основан на месте теплых серных источников, и к серным баням квартала Абанотубани горожане до сих пор относятся с благоговейным трепетом. БГ спросил у профессиональных терщиков (они же мекисэ, от груз. «кисэ» — мочалка) — почему они занимаются этим святым делом продюсер: Алевтина Елсукова фотографии: Юстина Мельникевич

40

Йоска Халилов, 33 года, Sulphur Bath: «Я 8 лет в бане работаю, до этого возил товар с Турции спортивный — кроссовки, одежда. Потом не было работы, вот и пошел в бани. Сначала в бане №5 учился, а потом здесь, в Sulphur, стал работать»

Александр Аллахвердов, 56 лет, Royal Bath: «Меня Рашид Мамедов в баню привел, я муж его сестры, до этого я чайханщиком работал. 15 лет уже работаю. За неделю всему научился — массаж, точки. Смотрел просто, как другие работают»

Роман Назарян, 40 лет, Мирзоевская баня и №5: «Я через день то в одной бане, то в другой. Мне Рашид Мамедов посоветовал, мы с ним соседи. Я Лелико Джапаридзе мыл, знаете такого? Он пел в опере в Москве. В 1980-х годах терщики технику утратили. Чтобы ходить по человеку, надо быть не больше 80 кг, надо точки знать. Я боюсь. Сейчас хотят больше спортивные массажи, массаж мышц. До 1990-х в баню 500–700 человек заходило, а после, когда новостройки появились, то человек 50 в день. Мы делаем святое дело — люди приходят грязные, а уходят как ангелы с крыльями»

Рашид Мамедов, 59 лет, баня №5: «Отец мой был терщиком всю жизнь. Он в баню пошел, потому что ничего не умел, писать не умел. У нас вся династия в банях работает. И жены, и прабабушки, и прадедушки. Я в Москве учился в Высшей школе МВД СССР на юриста, на 3-м курсе меня за пьянство выгнали. Я сначала на стройке работал — тяжелая работа, а эта работа легкая — купаешься целый день. Сейчас городские в бане работать не хотят, стыдно»

Рамаз Бабаян, 30 лет, Sulphur Bath: «Мой дед был банщиком, он меня купал, я на него смотрел. Он до 65 лет работал в бане. Я по спине умею ходить. Если терщик этого не умеет делать, он уже не терщик. Ласточку делаю, точечный массаж. Мы работаем с 8 утра до 2 ночи, когда работы нет — чай пью, в нарды играю»

Эльдар Абдулаев, 52 года, баня №5: «Раньше я мелким бизнесом занимался, купипродай. Потом рынок закрыли, а семья большая — 4 детей, 5 внуков. Рашид Мамедов и позвал меня. Работа трудная, потому что потеем. Эта вода серная трубы кушает, что она с человеком делает! Если просвет будет, уйду. Богатым не станешь, но проживаем, нормально зарабатываем. В трудовой книжке у меня «терщик» написано»

Эмзар Гасимов, 44 года, Sulphur Bath: «Отец работал у меня терщиком. А я до этого торговал шмотками, свой ларек был у меня. Он обанкротился потом, я и пошел в бани, 18 лет тут работаю»

Зухра Мамедов, 46 лет, «Джирели»: «22 года работаю в бане. Я вместо отца пришел, как с армии приехал, жену нашел, в баню на работу устроился. Сейчас молодежь не пойдет в баню работать — стесняются. А мне нравится работа, она гигиеничная»

41

портрет

Все о твоей матери

ყველაფერი დედაშენის შესახებ

Котэ Кубанеишвили — 60-летний поэт, переводчик и певец, автор фразы «Чечен вечен» — такая же неотъемлемая часть Тбилиси, как серные бани, Кура и проспект Руставели. Алексей Мунипов провел несколько дней в его компании, чтобы понять, что такое жизнь тбилисского народного поэта

42

фотографии: из личного архива Котэ Кубанеишвили

фотографии: Иван Пустовалов

Котэ Кубанеишвили родился в интеллигентной тбилисской семье: его отец, Теймураз Кубанеишвили, был известнейшим книжным графиком

«Видишь шрам?» — человек в пиджаке показывает почти незаметную ниточку у виска. «Вот сюда мне вогнали нож. По рукоятку. Мне сорок лет тогда было. Оказалось, у нас в голове есть какие-то… пустоты. Вот в эту пустоту нож и вошел. Я даже глаз не потерял. Никто не мог поверить. В общем, как заново родился. И, родившись, понял: теперь я буду писать стихи». В Тбилиси очень быстро привыкаешь к тому, что любой вечер, любой рассказ и любая застольная мизансцена выглядит в точности как эпизод из старого грузинского кино. История про бывшего мажора неопределенных занятий, который стал поэтом, потому что ему в голову воткнули кинжал, выглядит совсем уж завиральным анекдотом — но, как быстро убеждаешься в Грузии, анекдотам тут просто нет места. Габриадзе, Иоселиани и Данелия — это чистые, беспримесные, несколько даже суховатые реалисты. Первое, что поражает в Кубанеишвили, — его мимика. Он словно бы склеен из двух масок, рыдающей и смеющейся, и его улыбка переворачивается вверх ногами с непостижимой скоростью. Это немолодой, вкрадчивый городской пижон — кепка, шарф, ухмылка, и за стол он садится с тихой уверенностью человека, пережившего больше застолий, чем вы можете себе вообразить. В нем удачно сочетаются самовлюбленность и застенчивость. Если есть гитара, он может спеть. «Я не испорчу вам, молодым, вечер, — говорит он на первом же совместном ужине. — Я знаю, когда нужно вовремя уйти». Котэ Кубанеишвили известен в городе как поэт, хотя каждый, говоря о нем, добавляет, что дело не только в стихах. Первым делом мы узнаем о нем три истории. Первая — о том, как он послал в жопу только что назначенного мэра Тбилиси. Вторая — о том, как он в прямом телеэфире послал на х… Эдуарда Шеварднадзе. В третьей истории он прилюдно называет говном классика грузинской литературы Шоту Руставели. Каждая из них окрашена типичным тбилисским колоритом. Мэра — своего старого знакомого — он посылает в жопу на торжественной вечеринке, просто чтобы сбить пафос, а на следующий день приходит под балкон парламента и начинает громко звать на весь проспект. «Он занят, что передать, батоно Котэ?» — спрашивает, выйдя на балкон, начальник

охраны. «Передайте ему: «Е… твою мать!» — кричит Котэ. «Его уже и не зовут никуда, — говорит его друг, художник Гуга Котетишвили. — Потому что он же неуправляемый. Он приходит и говорит: «Шота Руставели — говно. Галактион Табидзе — х…ня». А это наши классики. Ну и Тбилиси сразу взрывается». «Он мне не кажется таким любителем эпатажа, — комментирует поэт Глеб Шульпяков. — Мне даже не кажется, что ему все это нравится. Просто он считает, что должен время от времени встряхивать Грузию. Чтобы она не погружалась в провинциальное болото. Того же Руставели он просто оценивает по гамбургскому счету — рядом с Шекспиром». Шульпяков познакомился с Кубанеишвили в Америке в 2000 году — они оба участвовали в International Writing Program. С тех пор Шульпяков ездит в Грузию ежегодно и даже посвятил Котэ поэму «Тбилисури» («Печальный тамада и пересмешник, он говорил мне о грузинских рифмах, я спрашивал его о местных девках, но шел в постель один и долго слушал, как нам на крышу грецкие орехи, срываясь, падали — и с грохотом катились»). Котэ он считает удивительным персонажем — «невероятно чутким к игре слов, к каламбурам и аллитерациям, на которые так богат грузинский язык. И к грузинской реальности вообще». Чтобы убедиться в популярности Котэ, достаточно пройти с ним по улице — кажется, его знает полгорода. «Я много раз видел, как таксисты отказывались брать с него деньги», — подтверждает режиссер Лео Габриадзе. Он занимается переводами — всего подряд, от Киплинга до Пригова, — и ведет поэтическую колонку в главной тбилисской газете, по смыслу близкую быковской колонке в «Новой». Но популярность ему принесли «котэстрофы», жанр, который он изобрел в 90-е, — короткие двустишия-каламбуры.

«Уют куют». «Кредит вредит». «Пока лечит, покалечит». «Когда я ем, тогда I am». «Главное — «чечен вечен», конечно, — говорит Дмитрий Борисов, познакомившийся с Котэ в 2000-м, когда в «ОГИ» проходил фестиваль грузинского искусства «Артгруз». — И «у каждого кустика своя акустика». Он же еще майки печатал с этими надписями. Я, кстати, буквально вчера ходил в Сандуны в его майке — там, где нарисован Путин и написано «War в законе». Чуть в репу не получил от каких-то крепышей». «Чечен вечен» действительно стал instant classic — майки с этой надписью добирались до Москвы самыми причудливыми путями. В такой майке, например, выступал в 2004 году в «Мио» немецкий техно-деятель Томас Бринкман. Вероятно, именно за эту фразу Кубанеишвили удостоился подобострастной передачи «Кавказский портрет с Аллой Дудаевой», где вынужден был объяснять, что эта фраза значит, — с той же степенью неловкости, с какой обычно объясняют хорошую шутку. Обычно он довольствуется тем, что добавляет к этой фразе еще две: «Не каждый чечен безупречен. Но каждый чечен обеспечен». Русские котэстрофы — это скорее аномалия или удачное стечение обстоятельств: в 2005-м, когда весь Тбилиси был перекрыт к приезду Буша, Котэ запустил в эфир «Миша бушует. Буш мешает». Обычно он сочиняет их на грузинском — и уверяет, что в оригинале они сложнее, точнее и интересней. Их совершенно точно не меньше трехсот — по заказу тбилисской мэрии он в какой-то момент украсил ими все урны города. «Они думали меня этим принизить — вот, мол, где твое место. Но я-то понимаю, что поэзии неважно, где ее прочтут». «Сочиненные им поэтические лозунги и моностихи становятся крылатыми и разносятся по Тбилиси, — подтверждает поэт Шота Иаташвили. — Их знают как рабочие и полицейские, так и элита».

«Мне в голову вогнали нож. По рукоятку. Оказалось, у нас в голове есть какието пустоты. Вот в эту пустоту нож и вошел»

Молодого Котэ друзья называли «авторитетным и немного опасным»; помимо поэзии Котэ увлекался музыкой, а в 1993-м вместе с Ираклием Чарквиани записал альбом «Песни свана»

*** Грузины тоже подвержены ностальгии, но ностальгия эта особенного свойства. Фраза «до войны» всегда обозначает здесь войну грузино-абхазскую, и многие грустят по тому, довоенному Тбилиси — маленькому городу, где все всех знали. Оттуда же родом образ победительного грузина на белой «волге» — зажиточного, с угадываемой склонностью к криминалу и буйным застольям, которым очаровывались и которого пугались советские граждане. Есть и другой род ностальгии — по краткой, странной и эйфорической послевоенной жизни в городе, переполненном беженцами, когда все были равны и все свободны: ни у кого не было работы, ни у кого не было денег и света с отоплением тоже. Эти два мира разрывает черная дыра девяностых, о которых в Грузии вспоминать не любят: слишком много погибших знакомых, слишком много зверства и отчаяния, слишком много — даже по кавказским меркам — хаоса и безнадежности. Фигура Котэ Кубанеишвили уникальна тем, что он нашел себя и в том, и в другом мире — переход, который трудно представить, еще труднее понять. Его рассказы о жизни в советской Грузии — это хроники удачливого жуира, мальчика из хорошей семьи (отец — известный художник-график, дед — комдив), для которого соблазны улицы оказались сильнее соблазнов физматшколы. «Я закончил модную тогда 53-ю школугимназию. Очаровался математикой — языком, на котором говорит природа. В Эйнштейна влюбился, как позже — в Элиота. Тогда физическая школа в Грузии была очень сильная. Ну, Эйнштейна из меня не получилось. Пел, хулиганил — в общем, сел на девять лет». «Сейчас это сложно понять, но тогда воровская жизнь была важной частью городского пейзажа, — говорит Гуга. — Когда случались драки, воры вмешивались, улаживали конфликты. И, конечно, все всех знали — город же маленький. Интеллигенция, воры — все перемешивалось». Иногда сложно представить, насколько сильно, — см. историю знаменитого вора в законе Джабы Иоселиани, который был уважаемым театральным критиком, писал пьесы и защитил докторскую на тему «Комедийные маски грузинского театра», а позже стал правой рукой Шеварднадзе. «Котэ мог к этим делам и не иметь отношения, — добавляет Гуга. — Но какой-то вес у него был, на улицах к нему прислушивались. Ну, 44 и влип».

История про драку с поножовщиной исполняется Котэ на популярный мотив «за что сижу — по совести, не знаю». «Я не очень-то виноват был. Было два стола в ресторане, кто-то кому-то чтото сказал, тост или не тост, — и большая драка началась. Бутылками, шампурами. Один ранен, другой умер. Короче, п…ц. Молодежные дела. Было много людей с обеих сторон, кто в кого пырял — невозможно определить. Человек семь или восемь пошли бы на большие сроки. Ну, я решил, пусть буду я один. Только одного подельника не смог выгородить — все на него показали, что он драку начал». «Зато, — добавляет Коте, — в тюрьме интересный контингент собрался. Тогда Шеварднадзе был министром внутренних дел, начал проводить реформы и поймал пол-Грузии — вот как сейчас эти молодые в правительстве. Инструктор райкома сел, ректор Тбилисского университета сел. В общем, начали страх нагонять — в Грузии же по-другому порядка не добьешься. Непослушный народ. Зато я отсидел семь лет из девяти, и то, чему в тюрьме научился, ни в каком Гарварде или Оксфорде бы не узнал». Выйдя, Котэ переехал в Москву и зажил жизнью предприимчивого богемного бездельника. «Мои бабушки учились в Париже, тусовались с грузинскими футуристами из «Голубых рогов», все это в семье всегда существовало — фотографии, воспоминания. И знакомства тоже. Так что в Москве меня познакомили с Наташей Пастернак (невестка Бориса Пастернака, директор дома-музея поэта. —БГ), с женой Мандельштама — она уже старая была, меня специально водили знакомиться. Я жил у Стасика Нейгауза, к могиле Пастернака туристов водил. С друзьями дедушки меня познакомили. Вася Каменский — сын футуриста Каменского — был другом папы. Гия Данелия, сын его Колька. В квартире Артура Макарова, где Высоцкий часто бывал, я бывал тоже. С Мироновым сдружился». «Чем же, — спрашиваю я, — вы занимались?» Котэ смотрит на меня чуть растерянно: «Я не то что ничем не занимался — я даже не думал, что в принципе когданибудь буду чем-то заниматься. Я общал-

ся. Кастанеду и Кришнамурти в перепечатках читал. Жил тайной жизнью московских кухонь. В Москве тогда очень интересно было. А деньги — ну, приезжали богатые грузины, я у них как-то доставал, подогревал друзей. Пластинки перепродавал, анашу доставал, валюту. Вообще, в моем кругу все хотели одного — удрать из Союза. Тогда как раз Шеварднадзе расстрелял ребят, которые самолет угнать пытались (имеется в виду захват самолета Тбилиси–Ленинград группой грузинской золотой молодежи в 1983 году. — БГ). Можно было через паспорт, через Турцию… В общем, никуда я не уехал. Женился и вернулся в Тбилиси». *** В начале 90-х, когда из головы у него вынули нож (про обстоятельства этой драки Котэ рассказывать не любит), он организовал поэтический «Реактивный клуб» вместе с Ираклием Чарквиани, поэтом, певцом и клавишником группы Taqsi. Сама идея, что Котэ Кубанеишвили начал писать стихи, казалась дикой всем его друзьям — и отчасти ему самому. «У меня был друг, футболист тбилисского «Динамо» Давид Кипиани, он все ржал — что ты книжки собираешь, сейчас сберкнижки надо собирать! Все меня сумасшедшим считали. А я просто понял после реанимации — чудо произошло. Я и раньше пытался что-то писать, но между тем, что мне нравилось, и тем, что у меня получалось, была пропасть. Гора содрогалась — и рожала мышь. Ну и конечно, я стеснялся своего криминального прошлого. А тут я понял, что стесняться нечего, а надо садиться и работать. Того старого Котэ — полумачо, полудебила, который жил по понятиям, — я отодвинул. И начал делать нового». Сама атмосфера «Реактивного клуба» и особенно дружба с Чарквиани, который быстро начал становиться кем-то вроде грузинского Цоя, была близка не столько литературным салонам и мастерским 80-х, сколько «Птючу» — это было молодежное, контркультурное образование, и то, что основал его отсидевший сорокалетний тунеядец, многое говорит и о чутье Котэ, и о его энергичности.

«Ну как они могли его принять, — усмехается Котэ, — если первое, что я им сказал, — «вашу всех маму я е…л?»

Они выпустили поэтический сборник, который Котэ называет «уже культовым», и снабдили его громким манифестом. «Мы хотели разломать старые клише, которые сложились в грузинском языке. Ориентировались больше на Тристана Тцара. И на Маринетти. Их и в России тогда мало кто знал, русских переводов не было. А мы читали на английском, хотели всех опередить». «Этим манифестом мы учреждаем Футуризм, потому что хотим освободить нашу землю от зловонной гангрены профессоров, археологов, краснобаев и антикваров» — так начинался манифест Маринетти. Его тбилисский аналог был более коротким и емким. «Как, — спрашиваю я, — ваш сборник принял грузинский литературный истеблишмент — критики, поэты?» «Ну как они могли его принять, — усмехается Котэ, — если первое, что я им сказал, — «вашу всех маму я е…л»?» *** По крайней мере его любовь к англоязычной поэзии понятна без перевода. Несколько раз за время разговора он по поводу и без повода возвращается к любимым поэтам, перечисляет, какие антологии он недавно купил и кто из американцев жил на Левом берегу перед войной, — видно, что одно перечисление имен (Джуна Барнс! Гертруда Стайн! Сильвия Бич!) доставляет ему почти физическое наслаждение. «Он скупает стихотворные сборники тоннами, — подтверждает Шульпяков. — Особенно ему, по-моему, близки битники». Борисов, вспоминая фестиваль «Артгруз» («это было пятидневное грузинское застолье у нас в «ОГИ», они подняли на уши весь город»), говорит, что «даже из каких-то его полупьяных тостов было понятно, что он очень подкован филологически». В 2005-м Кубанеишвили по собственной инициативе устроил в Тбилиси фестиваль русской поэзии — Пригов, Гандлевский, Иртеньев, Рубинштейн, всего человек двадцать. Рубинштейн, который был тогда в Тбилиси впервые, остался поражен размахом фестиваля, а Котэ запомнил прежде всего как невероятно радушного хозяина. «Он, например, так и не дал никому из нас расплатиться в ресторане — в результате мы от него чуть ли не бегали: он ведь явно человек небогатый». «Я могу ничего не есть, — с гордостью подтверждает Коте, — а гости мои будут есть лучше всех. Это наши модернисты таскают гостей по дешевым забегаловкам. А гость важней, чем отец!» Еще Рубинштейну запомнился прием у Бадри Патаркацишвили: «У меня созда-

Котэ Кубанеишвили в своей тбилисской квартире

лось впечатление, возможно, ошибочное, что Бадри весь этот фестиваль и оплатил». Шульпяков вообще предполагает, что поэтические фестивали с участием русских поэтов — которые для Грузии не редкость — финансирует Россия: «Одной рукой воюем, другой — продвигаем русскую культуру. Но даже если и так — я все равно за». За невозможностью оценить стихи Котэ остается оценивать его застольное пение — и тут уж ошибиться невозможно: это осколок затонувшей цивилизации — так пел бы Алеша Димитриевич, окажись он в Грузии. Его манера кажется смутно знакомой — точно так же пел пожилой грузинский актер Гуджа Бурдули, два альбома которого вышли в середине 2000-х на лейбле «Снегири». «Это тбилисско-кутаисская школа, — поясняет Котэ. — В нашей компании считалось, что если ты два раза спел одну и ту же песню одинаково — ты выбываешь из игры. Надо было все время импровизировать. Это был какой-то бесконечный праздник, парадиз. Свою тогдашнюю

энергию я сейчас включаю за столом процентов на 20 — и все равно уже звезда. При этом в нашей компании всегда было два или три человека, которые играли и пели гораздо, гораздо круче. Все это просто испарилось. Люди пропали, ничего не осталось. Ничего. Можно было бы хотя б на мобильник снять, но вот не было у нас ваших мобильников». И все-таки интересно — хороший поэт Котэ Кубанеишвили или не слишком? «Оценить, конечно, не могу, — говорит Рубинштейн. — Но видел, как его принимает публика — восторженно. Мне он кажется таким тбилисским Есениным, есть в нем что-то богемно-революционное». «Человек повышенного обаяния, но, кажется, немного кавээнщик», — говорит Борисов. «Для него поэзия — это прежде всего возможность незамедлительной реакции. Но стихи его зачастую напоминают остроты, которые мы слышим на соревнованиях команд КВН», — соглашается Иаташвили. «Пожалуй, его можно сравнить с Игорем Иртеньевым. У Котэ вообще-то есть

«Я могу ничего не есть, а гости мои будут есть лучше всех. Гость важней, чем отец!»

и лирическая поэзия, очень глубокая, насколько я могу судить, — говорит Шульпяков. — Но младшее поколение поэтов его хоть и уважает, но недолюбливает. Считает частушечником». «По-моему, это лучший поэт в Грузии», — просто говорит Лео Габриадзе. Когда пустеет очередной стакан, я понимаю, что готов спросить про качество стихов у самого Котэ — а заодно про то, на что же он все-таки живет. Но тот отвечает первым: «Если что — я не мафиози. Никогда не гордился тюремными историями. Вон вокруг сидит полно людей, которые хотели бы стать мафиози. А у меня просто много знакомых. То, что другим достается дорого, мне — почти бесплатно. Посади меня на голый камень — я устрою пир, и гостям моим будет хорошо. Ну, от отца досталось несколько мастерских. Я одну оставил, остальные продал. Бомжом не буду. Коммерческого интереса мне от поэзии — ноль целый х… десятых. Даже если ты заново напишешь «Витязя в тигровой шкуре», сколько ты книг продашь?

500, 700. Ну тысячу. Никому здесь поэзия не нужна. А поэтов полно. Целая страна одних поэтов. Как оценить, кто из них лучше? Ты же знаешь, что оценить поэта можно только после смерти. И что, они будут ждать, пока я сдохну? Да пошли они на х…!»

еда

Вот вам закуска წაიხემსეთ

Одно из важнейших тбилисских мест силы — Дезертирский рынок, главный продуктовый рынок города. Место, где надо покупать горных поросят, молодой имеретинский сыр, тклапи и все, что составляет славу грузинской кухни. БГ провел на «Дезертире» раннее утро в компании Вано Хуцишвили, повара ресторана «Старый Тбилиси» текст: Алексей Мунипов фотографии: Павел Самохвалов

«C утра на рынок умные люди приходят. Повара, их помощники. Надо в полседьмого, в семь прийти. К девяти все хорошее мясо точно разберут. На «Дезертире» специальных мясных рядов нет. Раньше тут было одно здание, а теперь его снесли, и все торгуют кто где»

46

Вывески на рынке продолжают славные традиции Нико Пиросманишвили. Под этой вывеской точат все, что можно наточить

«Такое мясо для всего хорошо: для чакапули, для чанахи, для мцвади — ну и вообще для шашлыков, самых разных. Мясо мы не маринуем. Зачем такое хорошее мясо мариновать?»

«Вот этот человек продает лучшие на рынке специи. Мокрую аджику прямо при тебе делает, а сухая аджика, кондари, сванская соль, уцхо-сунели уже готовые лежат. Они сами травы растят, сами сушат, сами мелют. Специй в грузинской кухне не очень много, не так, как у индусов, например. Вон та штука слева — это как раз электрическая мельница для кукурузной муки. А на заднем плане ее же просеивают вручную, по старинке»

«Тут кукурузная мука из разных мест: из Имеретии, из Гурии, рачинская. Есть мука, которую мелют вручную на настоящих старинных мельницах, а есть — которую на электрических. Сделанную вручную берут лучше. Самая хорошая мука — из Мегрелии: и для мчади, и для гоми идеально подходит»

«Грузинская баранина не пахнет. Армянская, азербайджанская — пахнет. А наш баран — нет. И, кстати, русская баранина, которая в степях пасется, — тоже не пахнет. Мясо на «Дезертире» надо знать, у кого брать. Вот, например, лучшая свинина у нас на рынке — из России. А поросята лучше местные»

«Травы на рынке повара обычно сами не покупают — их нам привозят. Но иногда лучше выбрать самим. С поздней осени и до весны здесь все тепличное, а точнее — домашнее: эти травы, а также и помидоры, и огурцы люди растят дома. Самые вкусные огурцы и помидоры — дигомские. Огурцы у них

«Поросят надо выбирать тех, у кого носы подлинней — это с запада Грузии поросята, самые лучшие. Вообще, самые вкусные грузинские поросята — горные. Не дикие, а те, которых разводят в горах. Они носятся в лесу, спят под орехами, под каштанами, едят все это — и мясо у них отличное получается»

тонкокожие и совсем без семечек. Они и зимой и летом сладкие. Еще у нас появляются «московские» огурцы. «Московские» — это сорт такой, а так-то они из Казбеги. Еще тут рядом ряды с соленостями — там огурцы очень вкусные, и джонджоли, конечно»

«Сыр на у нас рынке двух сортов: сулугуни и имеретинский. Ну тут сложно ошибиться: весь сыр отличный, домашний, из свежего молока. Я у этих женщин всегда покупаю, ни разу еще не подвели. Еще тут продают копченый на костре сулугуни. И гуду — это выдержанный в бараньей шкуре сыр»

«Самая вкусная чурчхела появляется осенью, когда орехи собраны. Бывает чурчхела с грецкими орехами, с фундуком, с арахисом, с каштанами. Та, которая толстая, в связках — это самая свежая, многие ее так не едят, считают, что ей надо отвисеться сначала. Есть имеретинская чурчхела, а моя любимая — кахетинская»

47

театр

Все в наших руках ყველაფერი ჩვენს ხელთაა

ты ищешь деньги, пусть они тренируются руками, тенью учатся передавать свое состояние». И как только я увидел эти тени, я понял, что куклы мне уже не нужны. Понял, что стою перед большим открытием. Тень несет магию, мистику. Так я начал изобретать театр теней — теней рук. Мы нигде не учились, все обнаруживали сами, я шел абсолютно втемную, придумывал движения и систему упражнений. Я назвал этот театр «Будругана». Это переводится как «переезжающий театр, сколоченная из старых досок карета, колымага», которая со скрипом, прач-чиричири, ездит по Грузии вместе с театром. Мне нравится, как звучит это слово — «будругана». Будруганы, будруганы, будруганы.

Режиссер Гела Канделаки, основатель театра теней «БудруганаГагра», — о том, как можно сделать театр, в котором главные герои — руки, о вреде чешского кафеля, о том, как вылечиться Путину, и о своей роли в фильме «Жил певчий дрозд» интервью: Филипп Дзядко, Софья Рожанская фотографии: Павел Самохвалов

В этом театре можно сделать все, эта художественная форма способна на очень многое. Ни драматическим спектаклем, ни балетом, ни оперой вы такого не достигнете, только музыкой или поэзией. В 1991 году мы первый раз сыграли для зрителей — в Париже. После этого начались беспрерывные приглашения. Мы выступали на фестивале в Сан-Франциско, американцы собрали 800 человек. Там был Брэдшоу, очень интересный и известный тогда человек, он занимался куклами. Когда он смотрел наш спектакль, то воскликнул: «Господи! Что я делал 80 лет?! Оказывается, вот что надо было делать!» Так начался этот театр. Тогда нам предложили пятилетний контракт, турне по Северной и Южной Европе, готовы были купить нам лошадей, построить передвижной театр. Но я отказался. Эта история не для того придумывалась, чтобы ходить по Европе как какой-то валютный ансамбль. К 1997-му первая труппа распалась — кто-то стал дантистом, ктото филологом, кто-то математиком… Выступления остались только на видеопленке. Хотя история «Будруганы» начиналась с гражданских позиций, я не принимаю публицистики в искусстве. Когда Майоля спрашивали: «Чем вы встретите очередную годовщину Французской республики?» — он отвечал: «Слеплю скульптуру еще одной обнаженной». Мне это близко — тематическое влияние в искусстве я не перевариваю, меня это всегда коробит. И главное — я не верю работающим так художникам. Начиная с девяти лет я очень много ездил по Грузии, потому что мой отец был документалистом. И тогда я увидел, что настоящая Грузия, которую я люблю, она в заброшенных горных селениях и деревнях. Это все время меня преследовало. И однажды, уже взрослым, я решил что-то сделать для детей из забытых всеми регионов. После того как в 1920-е в Тбилиси вошли русские войска, столица начала терять свое истинное назначение, прекратилось кровообращение между городом и деревней. С 1921 по 1953 год в Грузии были репрессии, снимали все интеллектуальные слои, залезали до самых маленьких деревень. До советизации какая ситуация была? Вот в деревне кого-нибудь интересует образование, он приезжает и свободно 48 поступает в университет. Если у него

Как только я увидел эти тени, я понял, что куклы мне больше не нужны

было желание продолжать заниматься наукой, он оставался, если нет, возвращался к себе в деревню, и вокруг него там образовывался интеллектуальный круг. А когда высадилась советская профессура, то они начали брать взятки за поступление в университет, и бедный человек с периферии уже не мог туда приехать. Постепенно произошел разрыв столицы и регионов. Это большая трагедия, которую советизация принесла моей стране, разными способами уничтожив кровообращение внутри Грузии. И чтобы как-то восполнить это, чтобы в какой-то

маленькой части починить микроклимат, я решил сделать театр кукол, который будет ездить по всей стране.

В начале 1980-х я собрал небольшую группу студентов — художников, врачей, филологов. После спектаклей они еще должны были заниматься с детьми — поговорить о литературе или еще о чем-нибудь. С этой небольшой труппой мы начали учиться, репетировать и к 1987 году уже могли давать спектакли. Но чтобы сделать куклы, нужны были деньги. Никто бы мне их не дал. И кто-то сказал: «Смотри, пока

История сегодняшней труппы, к сожалению, связана с нашими плохими отношениями с Россией. Это было в конце 90-х, когда из Абхазии стали выгонять грузин целыми семьями, и я решил, что создам абхазскую киностудию. Два года я ездил по Грузии и искал абхазских беженцев, кинематографистов, которые могли бы у меня учиться и работать в анимационной студии. В анимации я придерживаюсь правил не сегодняшней анимации, а той, где все опирается на восприятие психологии человека. Тот же принцип в нашем театре теней. И я предложил этим молодым людям: «Почему бы не поработать в «Будругане», для анимации это хорошая школа, и это даст вам навыки актерского мастерства?» Им это очень понравилось, они сказали, давайте восстановим этот театр. И все началось сначала.

В 1970-м Гела Канделаки сыграл главную роль в фильме Отара Иоселиани «Жил певчий дрозд» — литавриста оперного оркестра Гию Агладзе

Когда стало понятно, что денег на кукол найти не удастся, Канделаки решил создать театр теней и рук. Сейчас изобретенный им новый жанр, технология и система упражнений перенимаются в других странах мира. Все эти новые театры будут называться «Будругана»

Я родился в 1940-м, мое детство — это война. Никакого света не было, ничего. На лампе моя бабушка руками показывала мне собаку. Теперь эта собака играет у меня главную роль. Кинематографу еще долго надо развиваться, чтобы добиться бесплотности, дойти до поэзии или до музыки, ведь кино в своей основе — фотографическая натуральность, настолько, что даже в анимационном фильме какой-нибудь квадрат воспринимается натурально. В нашем театре нет этой материальности. У нас —чистая абстракция, тень, пятно. И за ним стоит живой человек. Тень сама по себе уже победа над натурой, поэтому она дает очень большую условность.

Предмет искусства — это фиксация состояния автора. Если это состояние совпадает с моим, то я начинаю дружить с автором и таким образом избавляюсь от одиночества. И самое главное — этот друг никогда не изменит мне. В этом смысле во время показа моих спектаклей единственное, что меня интересует, есть ли в этом зале люди, которые могут быть моими друзьями. В свое время мне Ван Гог помог так, что я до сегодняшнего дня ему благодарен, что с вами разговариваю. В какой-то момент я увидел в его работах своего друга, это такой друг, перед которым ты преклоняешься, сидишь с ним и разговариваешь: мне больно, да, мне тоже там больно. И мне повезло — я еще не видел аудиторию, где я не нашел бы друзей.

с Запада в Китай, это какое-то сатаническое явление — фетишизация кулинарии, необходимость порадовать желудок. Тот фильм сейчас только набирает силу — против этого маразма.

При советской власти, когда не принимали мои фильмы, то говорили: «Ну поймите, вашу картину в Тамбове мужик не поймет…» Почему-то они считали, что они больше, чем тамбовский мужик. Я еще не видел аудиторию, где мою картину не приняли бы. Разве что в Тамбове: потому что там мои фильмы никогда не показывали.

Я не люблю профессию актера, она не совпадает с моим ритмом. Целый день тратишь на то, чтобы сняться в одном маленьком проходе в троллейбусе, ну с ума можно сойти! А как режиссер ты не замечаешь, как время летит, пока снимаешь этот троллейбус. Но я до сих пор убежден, что каждый режиссер должен пройти актерское мастерство: у тебя появляются навыки обладать своим состоянием.

Я всегда отказывался вступать в комсомол, никогда не был членом партии. Уже после падения Советского Союза я узнал, что был занесен в какую-то там графу: было велено меня не замечать, не давать снимать кино, тебя делали таким живым трупом. А я был достаточно наивным, чтобы не видеть, как они водят меня: когда они понимали, что я дохожу до какого-то критического предела, мне тут же давали какой-то маленький луч, какое-то применение сил. После первых демонстраций, после того как пала наконец советская власть, вдруг оказалось, что мы не готовы быть свободными. Сегодня я могу простить отцовское поколение за их конформизм — тогда середины не было: ты должен был быть героем или конформистом. И не от всех ты имеешь право требовать героизма, потому что мы с вами не знаем, смогли бы мы быть героями. А мое поколение — это противнейшее поколение, это люди, которые продавали свою совесть, чтобы дома иметь чешский кафель. Я вас спрашиваю: а эти люди мечтали о свободе Грузии? Они понимают, что такое свобода? Когда они успели стать рабами чешского кафеля?

История театра «Будругана» связана с грузино-абхазской войной — костяк второй труппы театра составили грузинские беженцы, студенты-кинематографисты

Какой бы совет я дал уезжающему другу? Я бы сказал: возвращайся в Грузию. Странная страна у нас. Несмотря на то что здесь такое большое падение, несмотря на советизацию, несмотря на поклонение комфорту, когда я сравниваю Грузию со странами, в которых все вроде бы в порядке, мне кажется, что здесь рай. Поэтому другу, который уезжает, я бы сказал: возвращайся. Сейчас миллион грузин находится вне Грузии, но никогда прежде грузины не были эмигрантами, потому что они умирали там без своей страны. А сейчас они уходят легко — у них не осталось здесь корней, тех корней больше нет.

У Сулхана Сабы Орбелиани есть басня «Строители деревни». Собака и петух подружились. Петух предложил: «Давай построим деревню». Собака спросила: «А как мы ее построим?» — «Ты будешь лаять, а я кукарекать. И деревня построится». Вот так мы строим сейчас свою республику. Я очень сочувствую России. Сочувствую, потому что у меня такое ощущение, что они себя поедают. Эта вечная идея империи… С кем они борются? Пускай Путин почитает что-нибудь об истории Грузии, об истории России, пускай почитает Южин-Сумбатова, пускай сходит в Георгиевский зал, увидит, сколько грузин сложили голову за Россию. Зайдет — увидит эти фамилии, они все перечислены. Я хотел быть художником и занимался лепкой. Но в 1958 году вдруг решил, что хочу снять три фильма, а потом уже вернусь к скульптуре. Закончил театральный институт и поехал в Москву поступать к Ромму. И хотя я к Ромму так и не попал, его выгнали за известное в ВТО выступление, и учился я на факультете документалистики, Москва мне дала очень многое. Это был конец хрущевской оттепели, безумно интересное время, мне посчастливилось там многое увидеть. Там были очень интересные предложения, но я вдруг почувствовал, что мне надо уезжать, возвращаться. Несмотря на то что режиссер Сергей Герасимов сказал мне тогда: «Не езжай туда, тебе там картину не дадут, сделай у меня на студии молодежное творческое экспериментальное объединение». Я не согласился и уехал, а он оказался прав. Сегодня я автор всего лишь одного полнометражного игрового фильма и одного документального полнометражного фильма. Но я не жалею, потому 50 что там происходило что-то такое, что

В кино мне не интересен человек в своем агрессивном, патологическом или криминальном проявлении — этими вопросами должны заниматься медики или правоохранительные органы. Такие фильмы я не могу смотреть почти физически — так что можете себе представить, на сегодняшний день в каком я плохом состоянии. Я бы с удовольствием снял картину о двух влюбленных, которых не убивают и у которых нет никаких патологий. Не знаю, я считаю, что единственное, о чем стоит снимать кино, что достойно образного мышления, что ценно, — человек и любовь.

Сегодня в «Будругане» работает 12 человек, сейчас они готовят новый спектакль — по басне «Строители деревни». На создание одного спектакля может уйти несколько лет

внутри меня очень сильно разрушало. Несмотря на то что там я слова «нет» не знал, а в Грузии только «нет» и слышал, я считаю, что правильно поступил.

дел, что ему нужен актер, который ходит с каким-то своим внутренним миром, который никак не сыграешь. И увидев, что я и правда был очень нужен, согласился играть.

Я очень сочувствую России. Сочувствую, потому что у меня такое ощущение, что они себя поедают

В 1966-м я вернулся в Тбилиси, и все мои грезы стать режиссером быстро рухнули. Пока я учился в институте, я умудрился снять несколько маленьких картин, которые вызвали большой интерес, но на этом закончилась моя карьера. Потому что потом началось полное несоответствие того, что требовало государство, и того, что хотел я. Но я понял про себя: лучше голодай, с голоду не помрешь, но не надо продавать свою профессию. «Дрозду» я посвятил год своей жизни. Есть сцены, почти незаметные движения, которые до сегодняшнего дня мне нравятся, как я сыграл. Мне часто предлагали роли в кино, и я всегда отказывался. Но когда пришел Иоселиани, я уви-

В смысле отношения к жизни я был немного похож на этого персонажа, на Гию Агладзе, как и он, ради чешского кафеля я душу не продавал. Но по характеру он больше похож на человека из Западной Грузии, он такой более легкий человек. Я и сейчас помню, как я создавал этот образ, с каких знакомых. Какой-то друг вот так размышляет, какой-то друг вот так здоровается с людьми… А в мировоззренческом плане мне кажется, что этот фильм все более и более нужен нам. И чем меркантильнее становится общество, тем нужнее. В этом фильме сейчас больше кислорода, чем было тогда. Сейчас из-за хорошего обеда человек способен вылететь

Как свое подсознание не пачкать деньгами, прекрасно понимали тбилисские сапожники. Мне было 5–6 лет, только война кончилась, отец попросил, чтоб я отнес обувь на починку, там напротив нашего подъезда работал сапожник. И я сказал: «Дядя Георгий, папа просил, чтобы вы сделали обувь, но только сейчас». Он сказал: «Сейчас не могу, а завтра утром сделаю». Я поднялся, папа говорит: «Скажи, что на три рубля больше дам, пусть сейчас сделает». Как только я сапожнику передал, он снял очки. Взял окурок сигареты. Затянулся. И сказал: «Передай своему папе, что за его три рубля я руку себе портить не буду». Затянулся еще раз, положил окурок и деньги вернул. Тогда сапожники знали, что можно, а что нельзя делать, а сейчас люди искусства ходят по красным дорожкам, а этого не знают. До сапожника не дошли еще. Видят в красной дорожке идеал жизни, но это же грязь, которую сметает история. Ничего не остается от этого.

рекламная секция

Поесть и выпить в городе

Где отметить день рождения, куда сходить на бизнес-ланч, на модную вечеринку, какие новые заведения открылись в Москве. Это и многое другое о кулинарных удовольствиях в специальном проекте, посвященном кафе, ресторанам, клубам и барам Москвы

После рабочего дня в Mulata Bar можно пообщаться с друзьями и попробовать коктейли от наших барменов. Советуем попробовать освежающий Secret Punch, сладкий Brazilian Mule, пикантный The 45/47 и, конечно, самый безумный коктейль для тебя и твоих друзей Mulata Gun или нереальный Rum-inclusive! Вечером начинается самое интересное — в Mulata Bar всегда пятница! Местные бармены поразят ваше воображение незабываемым шоу. Атмосфера веселья и непринужденности царит здесь 24 часа в сутки, 7 дней в неделю! Баррикадная, 2/1, стр. 18, (495) 226 09 80 www.mulatabar.ru

Обновленный интерьер кафе Sweet Home

Chili’s — Чили’з, Sweet Home — Свит Хоум, Viet Café — Вьет Кафе, Mulata Bar — Мулата бар, ZenZen — ЗенЗен, Spagetteria — Спагеттерия

Новогодние новинки в Sweet Home

С 15 ноября шеф-повар в Sweet Home Егор Конин предлагает новогоднее меню: салат «Мимоза» с тунцом (329 р.), оливье (329 р.), холодец с горчицей и хреном (279 р.), белые грибы с картофелем в сливках и сметане (499 р.); свиные ребрышки (639 р.). Также в Sweet Home появились новинки: сэндвич «Монте-Кристо» с соусом бешамель, ветчиной и сыром — подается с желе из красной смородины (379 р.); лингвини с морепродуктами в томатном соусе (529 р.); эклеры в ассортименте: ваниль, бейлис, карамель (319 р.); торт «Птичье молоко» (369 р.) и другие. Обновился и интерьер кафе Sweet Home. Теперь здесь еще более уютно и комфортно. Гостей встречают яркой вывеской, живыми цветами и вечерними музыкальными сетами, усаживают на диваны с разноцветными подушками и, конечно, угощают гастрономическими изысками. Идейным вдохновителем всех нововведений стала директор кафе — Ольга Лицова. Благодаря Ольге Sweet Home преобразилось. Над интерьером работали дизайнеры Ирина Козлова и Елена Евтеева. Перед ними стояла задача, не прерывая работы кафе, создать уютную атмосферу, а также максимально функционально использовать пространство. И им это удалось! Ирина Козлова и Елена Евтеева в сфере дизайна интерьера не новички. За плечами у каждой большой опыт в создании различных проектов ресторанов, квартир и домов. В своих проектах они используют абсолютно разные стили и направления, следуя тенденциям. Мясницкая, 14/2, стр. 1, (495) 624 97 50 sweethomecafe.ru

Вечером начинается самое интересное — в Mulata Bar всегда пятница!

реклама

Mulata Bar

52

В Mulata Bar с раннего утра гостей встречают специальным предложением к завтраку — свежевыжатый апельсиновый сок в подарок! Днем посетителей ожидает вкусная домашняя кухня и позитивный музыкальный заряд.

Холодными вечерами в Spagetteria топят камин и ждут всех в гости!

Spagetteria

Всего в двух минутах от метро «Маяковская» расположен ресторан Spagetteria — домашняя итальянская кухня по демократичным ценам. В основе меню лучшие рецепты итальянской пасты и пиццы. А также большой выбор салатов и всевозможных закусок, горячих блюд и, конечно, восхитительных десертов, от которых невозможно отказаться. В ноябре шеф-повар Игаль Горелик (Royal Bar, кафе Roset) предлагает попробовать несколько новых блюд — очень полезный салат с тунцом, шпинатом и щавелем под медово-кунжутным соусом (550 р.); фантастический салат с ростбифом из телятины с репой и зеленой редькой (420 р.); пенне с мясными тефтелями (490 р.); сытную мясную лазанью (450 р.) и еще много всего нового зимнего и вкусного! Днем в будни помимо делового обеда всего за 280 р. действует скидка 30% на все меню. В дни важнейших спортивных мероприятий в Spagetteria проходят ТВ-трансляции в HD-качестве на 120-дюймовых экранах. Каждое воскресенье в ресторане семейные обеды — детская анимация и школа маленького кулинара. Поклонники Spagetteria могут получить скидку в размере 10%, зарегистрировавшись на странице ресторана в сети Facebook. Как обычно, холодными вечерами в Spagetteria топят камин и ждут всех в гости! Благовещенский пер., 10, стр. 2 (495) 699 40 49 spagetteria-rest.ru

--------------------------

ZenZen

Что такое ZenZen? Первая в мире сеть ресторанов-фастфуд здорового питания. Супы, основные блюда, салаты, блюда тапас и десерты, входящие в наше меню, подходят для всех и отличаются огромным разнообразием вкусов. Натуральные и свежие ингредиенты. Один или с друзьями, с коллегами или с семьей откройте для себя незабываемый вкус ZenZen! ТРЦ «Золотой Вавилон» — Ростокино ТЦ «Капитолий Вернадского» (495) 665 17 50 www.zenzen.com --------------------------

«Мадам Буланже» — кусочек Франции в большом мегаполисе Булочная-кондитерская «Мадам Буланже» — кусочек Франции в большом мегаполисе. Здесь можно насладиться отличной французской выпечкой: круассаны, «улитки», разнообразные слойки и множество видов всегда свежего хлеба, разные багеты, хлеб «Сельпо», «Ароматный», «Кутузовский», злаковый с черносливом и грецкими орехами и шедевр наших пекарей — томатный хлеб с сыром дор-блю. Наши хлеба отпечены по традиционным французским и русским рецептам. Также вас всегда ждет теплая атмосфера и хорошее настроение. Помимо этого в нашей булочной большой выбор вкуснейших пирожных, пирогов, различных кишей и сэндвичей, мармелада, который делается из натуральных ингредиентов с добавлением эфирных масел. Различные виды печенья: овсяное с клюквой, бискотти с грецким орехом и белым шоколадом и много чего еще. Мы рады предложить белый и горький шоколад ручной работы с сухофруктами и орехами. Для ценителей кофе мы готовим вкуснейший эспрессо и капучино с элементами латтеарта, а также фильтр-кофе, который мы завариваем из десяти сортов из разных стран. Весь наш кофе можно купить на развес в зернах и тут же намолоть. Двери нашего кафе открыты с 8.00 до 22.00, а с 20.00 и до закрытия действует система скидок на хлеб и слойки. Никитский б-р, 12 (495) 690 19 01, 685 96 95

реклама

«Мадам Буланже»

53

религия

Новый свет ახალი სამყარო

Попасть в выходные в церковь в центре Тбилиси практически невозможно — нет мест. Количество верующих грузин растет быстрее, чем успевают реставрировать и строить храмы. БГ узнал главные новости и истории религиозной жизни Тбилиси текст: Екатерина Кронгауз продюсер: Манана Арабули фотографии: Иван Пустовалов

13 ноября, День поминовения 100 тысяч грузинских мучеников, убиенных хорезмийцами в Тбилиси. Согласно легенде, хорезмшах Джалал ад-Дин в 1226 году напал на Грузию. Тбилисские персы ночью впустили вражеские войска в город. Юношей кастрировали, женщин насиловали, матерей закалывали над трупами детей. Султан велел снять купол Сионского храма, вынести из храма иконы и положить их на середину моста через реку Мтквари (Куру). Грузинам приказали пройти по мосту, переступая через иконы. Тех, кто проходил, оставляли в живых, отказавшимся отрезали головы. Сто тысяч отрубленных голов было брошено в реку Мтквари. Примерно столько же грузин теперь выходит ежегодно на шествие к этому мосту в память о подвиге веры

54

В четырех часах езды от Тбилиси, рядом с турецкой границей, в армянской деревне Пока впервые заночевала святая Нина, покровительница Грузии. 20 лет назад патриарх Илия II купил здесь дом и поселил четырех 20-летних монахинь, чтобы они построили монастырь Святой Нины. Драки с армянскими жителями деревни, борьба с постоянным холодом, отсутствием воды, плохой землей и плохой дорогой закалили монахинь и привели к неожиданному результату. Теперь этот монастырь в горной глуши выглядит едва ли не как «Стрелка» — игуменья Элисабет (Месхишвили) увлекается дизайном, архитектурой, современным искусством и даже ездит на Венецианскую биеннале. Монахини сами делают сыр и ювелирные украшения. Кроме того, в монастыре работает нерелигиозная школа, где армянских детей учат английскому, грузинскому, музыке и компьютерной грамотности. Монахини, впрочем, жалуются на качество интернет-связи. Пять месяцев в году из-за обледенения дороги монастырь полностью отрезан от мира, и интернет — единственное средство связи На фотографии слева: сестра Шушаник работает и на ювелирном, и на сырном производстве, преподает в школе и отвечает за встречу гостей

55

Одна из главных историй, символизирующих восстановление грузинской церкви постсоветского периода, — это история трех студенток биофака — Элисабет, Теодоры и Мариам, ставших настоятельницами трех грузинских монастырей. В Тбилиси любят рассказывать про этих вполне светских девушек, которые и в монастыре не потеряли интереса к внешнему миру. Реальность не совсем соответствует мифу — в действительности их было больше, случилось это не в одночасье и светскую жизнь они не ведут, хотя и являются не совсем обычными подружками-настоятельницами. Попав в конце 1980-х в небольшой кружок православной молодежи, три однокурсницы стали вместе с патриархом Ильей II, возглавляющим грузинскую церковь с 1978 года, восстанавливать церкви и помогать бездомным. Верно одно: сейчас они управляют тремя самыми известными грузинскими монастырями и делают это не без фантазии

56

Ювелирные эмалированные изделия Pokany и двенадцать видов сыров с плесенью (продаются только в монастыре и в тбилисском Marriott) делаются монахинями вручную. Стоит и то и другое довольно дорого

Игуменья Мариам (Микеладзе) — настоятельница монастыря Преображения в Тбилиси — одна из трех легендарных подругмонахинь. Патриарх Илья назначил ее настоятельницей монастыря в 27 лет и тут же поручил подбирать с улиц бездомных детей и стариков. Это случилось в начале 1990-х, когда в Тбилиси не было воды, электричества, газа, люди умирали и пропадали на улицах, а город был заполнен беспризорниками. «Несмотря на бытовые проблемы (мы жили в холоде и голоде), эти дети — самое тяжелое мое воспоминание», — рассказывает игуменья. Сейчас при монастыре открыт хоспис на 6 мест и школа сестер милосердия, где настоятельница учит юных учениц ухаживать за больными

57

Игуменья Теодора (Махвиладзе) — настоятельница монастыря Бодбе в Кахетии, второго по значимости монастыря Грузии. Сюда со всей страны съезжаются известные актеры, режиссеры, архитекторы и писатели. Во время войны с Абхазией Теодора отправилась в Сухуми со своим духовником и пешком возвращалась обратно. Приход в церковь в конце 1980-х для Теодоры связан с «Преступлением и наказанием» — в переживаниях Раскольникова тогда еще биолог Кетеван узнала и свои переживания. Подруги Элисабет, Мариам и Теодора и сейчас дружат, перезваниваются и встречаются

58

Возрождение массовой грузинской веры связывают с деятельностью патриарха Илии II (Гудушаури-Шиолашвили) — его авторитет в народе настолько высок, что одно его высказывание может изменить народные настроения. В последнее время патриарх позволяет себе аккуратные, но явно оппозиционные высказывания. На празднике поминовения 100 тысяч грузинских мучеников патриарх высказался по поводу лишения гражданства бизнесмена Иванишвили — по его мнению, решение это было не совсем правильное

59

телевидение

Меня узнайте вы, маэстро გამიცანით მაესტრო ,

Все грузины, недовольные режимом Саакашвили, непременно смотрят телеканал «Маэстро» — один из двух откровенно оппозиционных грузинских каналов, с утра до вечера проклинающий власть и высмеивающий официозные новости. С самыми лютыми тбилисскими несогласными пообщалась Елена Краевская фотографии: Александр Багратион-Давиташвили

Трехэтажный коттедж за бетонным забором на узкой жилой улице Нуцубидзе в западном Тбилиси — редакция самого оппозиционного телеканала Грузии, при упоминании которого, говорят, у Саакашвили сводит скулы. Если бы не брендированный микроавтобус с передвижной телестанцией, занимающий половину внутреннего дворика с фруктовыми деревьями, и десяток антенн вместо цветочных горшков на балконе — был бы обычный грузинский дом на несколько семей. В коттедж редакция телеканала «Маэстро» переехала в 2010 году, когда музыкально-развлекательный телеканал полностью ушел в общественно-политическую тематику. Когда-то они работали в нормальных телевизионных студиях: в 2001 году «Маэстро» стал первым развлекательным каналом в Грузии, в 2005-м выпустил первое реалити-шоу, во время эфира которого пустели улицы Тбилиси. Тогда канал был выгодным бизнесом, вспоминает коммерческий директор и один из учредителей Леван Чикваидзе, — и реклама шла, и музыканты

платили каналу за раскрутку. Но в 2007-м руководство канала стало менять формат, и с того момента успешный бизнес и удобная жизнь закончились. Мы разговариваем с Леваном Чикваидзе в проходной комнате, где сидят еще четыре человека и через которую все время носятся операторы с аппаратурой. «Отдельный кабинет есть только у генерального директора Бачо Кикабидзе, — оправдывается Чикваидзе, — но в нем еще три человека сидят — бухгалтер, администратор и Мамука Глонти, генеральный продюсер, основатель и тоже один из учредителей канала. Иначе в этом здании не уместиться — тут около ста человек работает». На экране маленьких телевизоров, развешанных по всему дому, транслируют картинку из единственной переделанной под студию комнаты, в которой снимаются все программы: новости, прямые эфиры и две юмористические передачи. Ведущий в голубой рубашке и синем галстуке сидит за столом, и одной рукой пытается положить пляжный шлепанец на 6 кури-

Оператор и монтажер ждут начала эфира вечерних новостей

Студия на «Маэстро» одна на все программы: в ней снимают новости, выходят в прямой эфир и записывают две юмористические программы 60

ных яиц так, чтобы конструкция держалась самостоятельно, а другой рукой держится за ухо, в котором, видимо, режиссер дает ему указания. Когда ему наконец удается поймать равновесие, он со всей дури бьет шлепанцем по яйцам и гордо выходит из кадра. Васико Одишвили, ведущий самой популярной передачи на «Маэстро» «Ковелдгиури абеби» («Ежедневные таблетки»: абеби — «таблетки», амбеби — «новости»), уводит меня разговаривать в гримерку: «На днях в Батуми — по версии Миши (так в Грузии все называют Саакашвили. — БГ), самом современном городе Грузии — установили идиотский

гда сидит дома и круглосуточно смотрит телевизор. «По нашим телеканалам передают такие ужастики — вообще про другую Грузию: мы процветаем, двигаемся вперед, у нас демократия, все очень хорошо. Людей, которые живут в реальной Грузии, там не показывают, — объясняет Васико, — поэтому их «новости» сами по себе довольно смешно выглядят, и сценаристам остается только написать к ним небольшие скетчи, а мне — их сыграть». О том, как на самом деле живется в Грузии, Васико отвечает уже на улице: из гримерной нас выгнали операторы — там должно было начаться «прямое включение для но-

Когда ему наконец удается поймать равновесие, он со всей дури бьет шлепанцем по яйцам монумент стоимостью 160 000 лари (3 000 000 рублей. — БГ): на громадных яйцах лежит громадный шлепанец. Вот я в программе складывал этот монумент в миниатюре, рассуждая, что бы он мог символизировать». — «И к чему пришли?» «Если кратко, это метафора того, как Саакашвили демократично ходит по нашим головам, проводя свои демократичные реформы», — по скорости речи 35-летний Васико, профессиональный актер с подвижной мимикой, не уступает даже Тине Канделаки. «А что, плохие реформы проводит?» — «Есть, безусловно, хорошие вещи: полиция, армия, чиновники взятки действительно не берут — я понимаю, для России и это достижением кажется, но кроме фонтанов и дорог простым людям для жизни еще много чего надо, а в прессе о проблемах ни слова не говорят, только о Мишиных ежедневных достижениях. Получается, что существует две Грузии — телевизионная и реальная, и мы на «Маэстро» пытаемся эти две Грузии объединить».

20-минутная программа Васико по стилистике похожа на «Ежедневное шоу с Джоном Стюартом» на CNN, только предметом сатирической интерпретации становятся реальные новостные сюжеты с других каналов. Для ведущего пишут тексты пять сценаристов, один из них все-

востного выпуска». «Лично для меня проблема №1 — отсутствие свободы слова, — тараторит Васико поставленной интонацией, активно помогая себе жестикуляцией. — Вот мы частное телевидение, нам не дают права вещания на всю Грузию. Нам и кабельную лицензию для вещания в Тбилиси с огромными мучениями дали — тогда, я помню, Грузия даже поднялась на один пункт в международном рейтинге Freedom House. Вот когда нам дадут свою кнопку, тогда я скажу, что живу в демократии». Своей кнопки у «Маэстро» не было, даже когда на нем не звучало ни одной политической фамилии. В 1992 году пятеро выпускников Политехнического института во главе с Мамукой Глонти сделали первую юмористическую программу на постсоветском пространстве. С тех пор канал арендовал эфирные часы на других каналах, а в 2008 году после смены формата Национальная коммуникационная комиссия Грузии вообще запретила ему вещание — изначально лицензия выдавалась развлекательному, а не общественно-политическому СМИ. Только через полтора года под давлением общественности и Евросоюза «Маэстро» опять вышел в эфир, а Саакашвили записал это событие себе в заслуги — так же, как российские

На втором этаже есть комната отдыха, но некоторые сотрудники предпочитают спать на рабочем месте

На телеканале работают около 100 человек, большинство – журналисты моложе 30 лет лидеры, отмахиваясь от западных упреков в цензуре, предъявляют в оправдание «Новую газету» и «Эхо Москвы». Вообще со сменой формата «Маэстро» заработал себе только неприятности. Провайдер периодически отключает его от эфира за неуплату и «по техническим причинам», развивать сеть покрытия в регионах не получается — то ли по политическим, то ли по финансовым обстоятельствам, и в итоге «Маэстро» можно увидеть только в Тбилиси. Передвижную телестанцию, которую подарила каналу оппозиционер Нино Бурджанадзе для полноценных выездных выпусков, несколько месяцев не пускали через грузинско-турецкую границу. А в 2009 году, накануне выхода фильма об убийстве сотрудника одного из грузинских банков Сандро Гиргвлиани, как полагают журналисты, высокопоставленными полицейскими, в здание редакции неизвестный кинул гранату, от которой чудом никто не пострадал. Сейчас, по словам сотрудников, канал третий в рейтинге после федеральных «Рустави-2» и «Имеди», но конвертировать популярность в деньги невозможно все по тем же причинам: «В компании, осмеливающиеся размещать у нас рекламу, потом приходит с угрозами финансовая полиция, после которой они к нам

не возвращаются даже за смешную цену — $60 за минуту». На что телеканал существует, внятно не может объяснить даже коммерческий директор Чикваидзе: «Живем за счет того, что учредители заносят деньги, плюс гранты дают американцы, англичане и французы». Недавно самый богатый грузинский олигарх Бидзина Иванишвили подался в политику и заявил, что готов купить «Маэстро», а через два года вернуть владельцам за 1 лари. Чикваидзе, уклоняясь от подробностей, говорит, что от предложения они отказались: «Какая разница, будет этот канал Саакашвили, Иванишвили или еще чей-то! Кто платит, тот музыку заказывает — мы так не хотим». Учредителей на сегодняшний день 6 человек, четверо из них — руководство телеканала, двое — сторонние акционеры. Причем последние напрямую связаны с политическими силами: дизайнер Мака Асатиани, жена бизнесмена Коте Гогелиа, одного из учредителей оппозиционной Грузинской партии, и певец Гиорги Гачечиладзе, брат Левана Гачечиладзе, одного из бывших лидеров той же партии, в 2007 году баллотировавшегося в президенты. «Тут у нас картина «Отцы демократии в камне» — головы Саакашвили, Бенду-

Второй этаж редакционного коттеджа переоборудован для студии, аппаратной и монтажной 62

Васико Одишвили, ведущий программы «Ежедневные таблетки». За спиной — карикатура на Каху Бендукидзе (слева) и картина «Отцы демократии в камне» (справа)

кидзе, Мерабишвили, Адеишвили (президент, бывший министр экономики, министр внутренних дел, министр юстиции соответственно. — БГ); любимая атрибутика Мерабишвили — шлем с наручниками и плакат «Миша магария!». Песню с таким названием написал для Саакашвили министр природопользования накануне прошлых выборов, даже клип на нее сняли. Смысл песни такой: дождь идет, солнце светит, ветер дует — все равно Миша крутой!» — 38-летняя брюнетка Магда Гахария, продюсер программы «Ежедневные таблетки», с удо-

Но надо видеть картину целиком: свободы слова нет, безработица, тотальный контроль всего — вплоть до прослушки мобильных телефонов, на демонстрациях людей бьют. Откроешь газету, посмотришь в телевизор, включишь утюг — везде этот наш высокий с ножницами», — продолжает Магда Гахария. «С какими ножницами?» — «А вы включите телевизор — там Миша в каждом сюжете с ножницами ходит: ленточки какие-то режет то тут, то там — без него ни одна новая хинкальная открыться не может. В общем, дурдом у нас тут творится».

«Дождь идет, солнце светит, ветер дует — все равно Миша крутой!» вольствием показывает трофеи, развешанные по комнате сценаристов, сочиняющих скетчи для Васико Одишвили. С плакатом «Миша магария!» редакция «Маэстро» 1 апреля вышла к зданию парламента, и Васико, стоя на площади в одном галстуке, выкрикивал лозунги: «В Грузии нет безработицы», «Мы вошли в НАТО, потом вышли и еще раз вошли», «Оппозиция в Грузии единодушна». Вообще, все сотрудники телеканала расстраиваются, что словосочетание «Маэстро» — рупор оппозиции» в Грузии стало устойчивым выражением. Во-первых, говорят, оппозиция уже не та, чтобы с ней было почетно ассоциироваться, во-вторых, если журналисты рассказывают о власти неприятные вещи, это значит, что они хорошо выполняют свою работу. Программу Васико нельзя назвать чистой журналистикой, но она вполне выражает квинтэссенцию позиции телеканала в отношении власти. В ее сюжеты чаще всего попадают «наш высокий» — таким эвфемизмом авторы заменяют имя президента, а также национальная партия и оппозиция, которая «думает, что она оппозиция, а на самом деле работает на партию». Явные заслуги новых реформаторов они не отрицают, но считают, что значение их сильно преувеличено. «Да, в 1990-х не было света, теперь построили электростанции — и у всех есть электричество, да, дороги отремонтировали, и да, полиция взяток не берет.

На самом деле понять, что творится в Грузии, канал «Маэстро» помогает не слишком. Их версия событий — про отсутствие свободы слова, тюрьмы, переполненные диссидентами, беспросветную безработицу и катастрофический идиотизм власти — выглядит настолько же убедительно (или неубедительно), как и официальная версия про мерный ход блистательных реформ. Оппозиционный канал, который так раздражает правительство Саакашвили, в чем-то похож на команду кавээнщиков, сидящих друг у друга на головах в частном доме. Это не Давид, который из последних сил пытается победить властного Голиафа, — это два маленьких Давида, которые щиплют друг друга за бока, ставят подножки и ужасно друг на друга обижаются. И о том, как устроена Грузия, эта картина говорит куда больше, чем любые, самые масштабные разоблачения.

регби

Поле чудес საოცრებათა მინდორი

Странным образом именно регби — чуть ли не самый популярный вид спорта в Грузии: юниорская команда будет выступать на чемпионате Европы в 2012-м, а о спортсменах с прозвищами Домкрат, Русская Школа и Антилопа знает пол-Тбилиси. БГ побывал в академии регби «Шевардени» и поговорил с кандидатами в национальную сборную U-19 о парижских девушках, грузинороссийских отношениях и химических опытах интервью: Дарья Иванова продюсер: Алевтина Елсукова фотография: Александр Багратион-Давиташвили

Верхний ряд, слева направо:

Георгий Хипашвили

Бека Мазмишвили

Торнике Матарадзе

Сандро Илуридзе

Бесо Гоголадзе: «Я умный спортсмен, выступаю за команду университета, в свободное время играю в бильярд. Книги тоже читаю, люблю классику, вот читаю «Рубашку змеи» Григола Робакидзе. Сейчас

Шмаги Донадзе Сандро Папунашвили Бека Горгадзе

я полностью сосредоточен на регби. Это очень мужественная игра. К тому же регби открывает разные возможности, можно посмотреть мир или переехать в Париж. Там отличные клубы. И девчонки красивые. А насчет поступления в институт я пока не думал, но, наверное, если бы не спорт, то

я стал бы алхимиком, проводил бы всякие химические эксперименты. В Москве я был один раз с родителями, это было в 5-м классе, мы приезжали на 3 недели. Мне запомнилась Красная площадь»

Лука Блиадзе Рати Шанидзе

Темур Цискаришвили: «На уме у меня последние четыре года только регби, хотя до этого я и занимался водным поло. Кроме тренировок со сборной мы еще каждый день тренируемся в своих клубах, выходит по восемь тренировок в неделю. Я выступаю за команду «Джикеби»

(«Барсы». — БГ). А самые сложные матчи у нас всегда с командами из Кутаиси, они вечно лезут в драку. В команде меня называют Цискара, это, с одной стороны, пошло от фамилии, но еще и в честь отважного героя сказки «Волшебная свирель». Когда я не играю в регби, я играю в покер. Из кино люблю

«Бригаду». Я несколько лет учился в Одессе, там все преподавали на русском, поэтому «Бригаду» я тоже смотрю по-русски — на грузинском многое теряется» Нижний ряд, слева направо:

Лука Зубашвили: «В России я ни разу не был и по-рус-

ски не говорю. Не могу сказать, что мне хочется поехать в Москву. Лучше уж пусть они приезжают к нам в гости. Наверное, конфликт между Россией и Грузией — это вообще вина третьих лиц, а наши страны на это просто попались. Свободное время я провожу по-разному: много сижу за компом,

в «Одноклассниках», иногда захожу в бар выпить стаканчик мартини — там мой крестный отец работает. Да и девушка у меня есть»

Ираклий Сванидзе Георгий Манджгаладзе Сосо Джапаридзе

Торнике Хурцелава Василий Лобжанидзе Важа Мамулашвили: «Я занимаюсь регби 2 года, очень хочу стать большим спортсменом. Почти все время я занимаюсь регби, это у меня на первом месте. Сейчас такие отношения

между Россией и Грузией, что мы спортсменов из России почти не видим — если бы все было по-другому, можно было бы приезжать друг к другу, обмениваться опытом. В команде у нас хорошие отношения, после трудных побед идем все вместе куда-нибудь отмечать. Нам по закону, конечно,

еще нельзя, но если немного пива, то все-таки можно»

Георгий Кошадзе Ника Бежуашвили Бека Акубардиа

рестораны

Это мясо ეს ხორცია

В Тбилиси любитель хинкали испытывает кратковременный укол счастья: здесь он может выбирать не между хорошими и терпимыми, а между отличными, прекрасными и фантастическими. И только «правильных» хинкали в Тбилиси найти нельзя, потому что в каждом заведении считают, что правильные — только у них. БГ посмотрел, чем они отличаются друг от друга

66

«Элдепо» 0,60 лари Гамбашидзе, 10

«Маспиндзело» 0,60 лари Горгaсали, 7

«Мирзаани» 0,55 лари Узнадзе, 41

«Пасанаури» 0,65 лари Руставели, 37

«Рача» 0,50 лари Лермонтова, 6

«Старый дом» 0,55 лари Санапиро, слева от Сухого моста

«Таглаура» 0,60 лари Санапиро, рядом с мостом Вахушти

«Вельяминов» 0,60 лари Дадиани, 8

«Заходи, дорогой» 0,55 лари Котэ Абхази, 25

«Захар Захарыч» 0,80 лари Санапиро, под Сухим мостом

«Чилика-духан» 0,60 лари Ацкурская, 76

«Вахтангури» 0,60 лари Пагава, 15

фотографии: Антон Курцев, Леван Сихарулидзе

продюсер: Алевтина Елсукова

Geostar — геостар; Egari — егари реклама

Хинкали с зеленью из телятины и свинины

Цыпленок Чкмерули

В

сознании москвича типичная хинкальная выглядит так: маленькое темное помещение и несколько тесно прижавшихся друг к другу грубых деревянных столов. Если зайти в одно из кафе сети «Хинкальная», то в первый момент покажется, что промахнулся дверью — светло, просторно и вообще куда больше похоже на какую-нибудь французскую кондитерскую, чем на грузинский трактир. С одной стороны, непривычно, а с другой — нет ведь такого правила, что хинкали непременно нужно есть в темноте и тесноте. Строго говоря, хинкальными эти заведения назвать и нельзя. Несмотря на то, что именно хинкали, по словам бренд-менеджера сети Котэ Никабадзе, в них заказывают чаще всего, это, скорее, полноценные грузинские рестораны с обширным меню, которое меняется каждые два месяца. Вся еда в «Хинкальной» адаптирована под нежные столичные желудки и человеку, бывавшему в Грузии, может показаться пресноватой — и гурийская капуста тут скорее пикантная, чем острая, и в рулетиках из баклажанов с грецкими орехами чеснока раза в два меньше, чем полагается, и сулугуни лишь едва солоноват. Недостаток остроты, впрочем, компенсируется богатым букетом трав и пряностей.

Кстати, подмосковная зелень тут справедливо считается недостаточно ароматной, поэтому кинзу, рейхан и тархун, так же как и овощи, приходится возить из Тбилиси. Впрочем, даже это не всегда помогает — помидоры, например, и в Грузии зимой в открытом грунте выращивать не получается, так что овощной салат в это время года идеальным назвать не удастся, хотя и видно, что повар выжал из них все, что мог. Надо сказать, что профессиональных поваров в «Хинкальной» не держат — только самоучки, грузинские домохозяйки, которых переманивают из лучших семейных заведений Тбилиси. «У профессионального повара, может быть, больше теоретических знаний, а у них такой опыт, какого нигде не получишь, потому что они всю жизнь готовят эти блюда, а их учила мать, которая тоже всю жизнь их готовила, и училась у своей матери», — говорит Котэ Никабадзе. Собственно хинкали тут делают из телятины, говядины, свинины и баранины. Мясо в рестораны поставляет собственное фермерское хозяйство в Григорьевском районе — пока частично, но в будущем сеть надеется перейти на полное самообеспечение. Официанты всегда готовы прийти на помощь тем, кто хинкали есть не умеет, и показать, как надо

а На Неглинной, 8 495 276 15 00

В Барвихе, 8 495 635 18 15

На Бауманской, 8 499 267 89 22

Пхали ассорти

д

р

На Маяковской, 8 903 728 18 74

е

с

а

На Курской, 8 499 261 48 89

к

а

ф

Каре ягненка

действовать: взять хорошо поперченный хинкаль за пухлый хвостик, перевернуть, аккуратно надкусить тонкое, но упругое тесто (чтобы сохранить правильную консистенцию, его замешивают заново каждые три часа) и втянуть в себя душистый солоноватый бульон с тонким ароматом трав. А потом с удовольствием съесть все остальное. Тут сразу становится понятно, почему если не вся московская грузинская диаспора, то как минимум ее половина — завсегдатаи «Хинкальной». Грузинов не обманешь: есть хорошие хинкали, а есть плохие. Тут — хорошие. Еда — это еще не все, что требуется для настоящего грузинского застолья. Еще нужна музыка. Про караоке-вечеринки в «Хинкальной» на Неглинной знает уже, кажется, каждый, но остальные заведения сети в этом плане тоже не отстают. С конца ноября в хинкальных начнут выступать участники грузинского аналога «Фабрики звезд» — конкурса Geostar, а чуть позже в Москву на три месяца приедет группа Egari — у нас они пока известны только увлеченным ценителям джаза, но в Грузии и в Европе их очень любят. Egari будут выступать в новом заведении сети — но где оно откроется, пока неизвестно. «Пусть будет сюрприз», — говорит Котэ.

е:

На Площади Революции 8 495 628 41 18

На Добрынинской, 8 195 951 70 07

на Арбатской, 8 495 782 59 19

на Трубниковском, 8 495 690 37 41

kafekhinkalnaya.ru

Объявления განცხადებები Если вы хотите сдать квартиру, продать автомобиль, предложить какие-нибудь услуги или написать жалобу, присылайте тексты объявлений в редакцию БГ по адресу obyavleniya_bg@bg.ru. Редакция не несет ответственности за добросовестность авторов объявлений, но оставляет за собой право выбирать те или иные предложения. Все они публикуются исключительно бесплатно. Еще больше объявлений можно найти на сайте www.bg.ru

ВАКАНСИИ

Диктор озвучания Если у вас хороший голос, и если вы хотите, чтобы ваш голос стал известным, — радиокомпания предлагает озвучивать рекламу на радио. Заинтересованные кандидаты, отправляйте нам свои резюме до 10 декабря.

marketing@commersant.ge, +995 (32) 220 19 55

НЕДВИЖИМОСТЬ

Дом в Метехи Двухэтажный дом общей площадью 189 кв. м в Старом Тбилиси, район Метехи. 9 комнат, 2 спальни, 2 балкона, кладовка, ванна, телефон, горячая вода, электричество. Земельный участок 100 кв. м. Вид на город. $140 000

+995 (32) 247 10 20, +995 (790) 91 92 93

ПРОДАМ

Грузинский коньяк Продаю 25 литров грузинского коньяка 35-летней выдержки. Хранился в дубовой бочке. $6 000

+995 (598) 55 59 27

Чучело оленя

Граммофон

Продаю чучело оленя с настенными крепежами. В отличном состоянии! 500 лари

Антиквариат. Граммофон в шкафу. В хорошем рабочем состоянии. 10 000 лари

+995 (597) 36 98 78

Нино, +996 (593) 34 34 59

Кинопостеры

Кахетинский ослик

Кинопостеры. Есть большой выбор — «Грузия-фильм», «Мосфильм», «Азербайджан-фильм» 2–3 штуки осталось. $100 за шт.

Продам осла в Зугдиди. Кахетинский. Ему еще 4 лет нет. 500 лари, но могу 100 лари скинуть.

Каха, +995 (551) 21 08 04

Демури, +995 (551) 96 97 77

ЖАЛОБЫ

Очки кинотеатра «Руставели» В кинотеатре «Руставели» кино показывают в очень плохом качестве, особенно 3D. Очки будто солнечные, темные и мутные. Хорошо, их хотя бы протирают антисептиком перед и после показа — дезинфекция. В общем, когда их снимаешь, оказывается, что в фильме не всегда ночь, а есть и день, и солнце, и цвета совсем другие. Все надо менять — и старые лампы, и очки!

Тамрико Квачадзе

Джипы в городе Очень много джипов в городе — их хозяева думают, что чем дороже машина, тем больше они хозяева города. Они наглеют. Я еду

на такси — они легковые, а джипы меня подпирают. Надо поставить столбики на въезд в центр и не пускать их.

Рамаз Гамиашвили

Дурная реставрация Сейчас очень много домов реставрируют. Вот на Дадиани покрасили каменный дом в голубой цвет. Ну что это такое? Зачем это? Покрыли краской — показуха, делают вид, что они работают, реставрируют. А надо смотреть архивы: как было раньше, так и надо делать.

Иракли Арешидзе

вещь

Джотто. Недорого ჯოტო. იაფად

За Сухим мостом, где находится тбилисский блошиный рынок, есть улица Гогиберидзе. В отличие от антикварной Агмашенебели на ней стоит один-единственный «Салон Антик». Этим летом его открыли муж и жена Гари и Марина, и вещи, которые они там продают, большей частью принесены из их собственного дома. Марина рассказала БГ историю картины армянского Джотто записала: Екатерина Сваровская фотографии: Владимир Афонский

Эта картина мне досталась от папы, Геворка Аветисяна. У него в школе был учитель рисования, которого он очень любил. Учителя тоже звали Геворк. Геворк Григорян. Он, кроме школы, нигде больше не работал — все остальное время рисовал. В Тбилиси у него было прозвище Джотто. Честно говоря, не знаю, почему его так называли, но сам он однажды сказал папе, что у итальянского Джотто была «такая же тяжелая жизнь, как у меня». В юности он поехал в Москву и там учился живописи, потом вернулся в Тбилиси, даже выставлялся, но после войны о нем все забыли, а потом даже исключили из Cоюза художников Грузии. Геворк с женой жили в подвале и очень нуждались, и мой папа, когда вырос, всячески ему помогал. В 1962 году папа организовал их отъезд в Ереван, потом, уже в Ереване, он помогал им обустроиться, после смерти Джотто в 1976 году помогал организовать его музей, а в 1983-м — персональную посмертную выставку в Тбилиси. Папа был очень добрый человек, всегда старался поддерживать других людей, и мне, честно говоря, немножко обидно, что о Джотто вышла в Армении книжка, а о папе там всего две строчки. Геворк и мой папа очень дружили, они с женой часто приходили к нам в гости. Кстати, его жена, Диана Уклеба, была совершенно удивительным человеком. Она была грузинкой, тоже художницей, но после того как встретила Джотто, решила всю жизнь посвятить ему. И только после его смерти снова стала рисовать. Именно она придумала ереванскую мастерскую превратить в музей Геворка. Спустя несколько лет после его смерти она написала портрет моей мамы, правда, мне кажется, что вышло не очень похоже. (Смеется.) После смерти Джотто многие приходили к ней купить его картины, но она не продала ни одной. Манера письма Джотто была очень запоминающаяся — хоть и довольно мрачная. Мне лично кажется, что его ранние работы — это чистый Рембрандт. Позже

он стал все более и более темные картины писать, очень много в синих и зеленых тонах; наверно, сказывались тяжелые условия, в которых он жил. Своим учителем Джотто считал Нико Пиросманишвили, правда его картины совсем не похожи на картины Пиросмани. Сам Геворк, хоть и армянин, родился в 1897 году в Тбилиси. Так что это наш, тбилисский художник. Вообще надо сказать, хотя вы, наверно, и так знаете, что Тбилиси — это во многом армянский город. В XIX веке армян тут вообще было больше, чем грузин, а после 1915 года армяне, которые бежали в Тифлис от турок, очень многое здесь построили. Всего у нас в семье хранилось три картины Джотто. Эта самая маленькая из трех. Первая картина изображала традиционного торговца фруктами на Куре, а на второй был натюрморт с гладиолусами. Мой папа всегда хотел, чтобы у нас был свой магазинчик, поэтому он завещал продать эти картины. Мы так и сделали, и на деньги от этих двух картин открыли салон. А эта, последняя картина, может, и выглядит не очень шикарно, но знатоки в курсе, что это такое. Именно в таком виде Джотто подарил ее папе — холст, наклеенный на оргалит, прямо так. А сзади там дарственная по-армянски. Сейчас мы ее продаем за 5 000 лари (100 000 рублей). По правде говоря, интерес к работам Геворка появился только после распада СССР, году в 1997-м. До этого он никому особо не был нужен. У нас у самих дела пока идут не очень хорошо. Люди мало покупают. Местные все больше только приносят — фарфор, картины, немецкие сервизы… А покупают в основном иностранцы — турки, иранцы. Так что пока большая часть наших доходов идет от реставрации.

Эта картина, может, выглядит и не очень шикарно, но знатоки в курсе, что это такое

Женщина в национальном костюме, 1938 Масло, холст 5 000 лари (100 000 рублей)

70

Магазин «Салон Антик» Марины Ангеловой и Гари Варданяна, Гогиберидзе, 3

Сзади на картине химическим карандашом по-армянски: «35 x 23,5 Женщина в национальном костюме масло, холст 1938 Очень любимому Георгу Аветисяну Геворк Григорян (Giotto) 28/1/1970 Ереван»