5 stikhiy 3 2014 by rucomix.ru

ISSN 2226-3586 Литературно-художественный журнал

ПЯТЬ СТИХИЙ Творчество без излишнего пафоса N3

(13) – 2014

Устав от пресной чепухи, Как в море ухожу в стихи я – Ведь эта пятая стихия Просторней остальных стихий.

Игорь Царёв

Выпуск посвящается памяти уничтоженного украинской артилерией Свято-Благовещенского храма Горловской епархии.

Редакционная коллегия: Иван Волосюк (Донецк), Ирина Кузнецова (Харьков),

Учредитель, шеф-редактор: Ратундалов А.В. Рег.свид. ДЦ 3130-757Р от 6.01.2012 г. Иван Нечипорук (Горловка), Оксана Турченко (Киев).

Корректор: Е.А. Ратундалова. Адрес редакции: Украина, Донецкая обл. г. Горловка-14, ул. Стожка – 138 http://5stihiy.blogspot.com Произведения принимаются только на п/я: 5stih@bk.ru Журнал не является коммерческим проектом. Издание безгонорарное, издаѐтся по принципу самофинансирования. Материалы принимаются после положительного решения редколлегии. Редакция имеет право отказать автору без указания причин и не вступая в переписку. Тираж открытый.

Читайте В НОМЕРЕ: 

Стихия Поэзии



Стихия прозы



Страницы МСПУ



Стихия лдгднд



Вышли в свдт



Ирония слова

Литературная общественность Донбасса надеется на скорейшее наступление мира, что приведѐт к полному восстановлению творческих и дружеских связей, а так же восстановлению баланса разума в головах сограждан. Дорогие друзья! Как ни горько это осознавать, но нынешний номер журнала выходит в свет, к сожалению, не в Донбассе. Редакция, находясь в вынужденной эвакуации, постаралась довести дело до конца, во что бы это ни стало. Мы выпускаем в свет журнал минимальным объѐмом и минимальным тиражом (100 экз.), надеясь на то, что по завершению сложной ситуации в Донецком крае мы допечатаем оставшийся тираж журнала для библиотек. ___________________________________________________________________

Фотокомпозиция на 1 стр. обложки – Анастасии Нечипорук. На 4 странице обложки: работы Виталия Свиридова «Филин» и «Машенька».

ПЯТЬ СТИХИЙ

СТИХИЯ ПОЭЗИИ ОЛЬГА АНДРЕЕВА Журналист, поэт, член Севастопольского городского литературного объединения имени А.Н. Озерова, член Союза журналистов России. Лауреат различных поэтических фестивалей и конкурсов. Родилась в 1972 году в г. Севастополе, там же живѐт и работает. Приглашает всех ценителей чистого поэтического слова на свою страничку на сайте Стихи.ру: http://www.stihi.ru/avtor/olgasevastopol

ЗА САМОВЫВОЗ ОТДАЁТСЯ ПИАНИНО На сайте объявлений, очень длинном, Порою спотыкается мой взгляд – Вот снова: "Отдаѐтся пианино. За самовывоз". Много лет назад Внесли его в тот дом. И оживала В тех стенах музыка. Еѐ волна Баюкала и к звездам поднимала, И снова – пробуждала ото сна! Хрустальные звенели чуть бокалы, В серванте новом, выстроившись в ряд… С улыбкой мама музыке внимала, И что-то напевала с нею в такт… Над клавишами пальчики порхали, Этюды и прелюдии лились… И дети в семьях тех совсем не знали Что перед "перестройкой" родились… На сайте объявлений очень длинном Устало спотыкается вновь взгляд: "Бесплатно. Отдаѐтся пианино". В том доме музыке уже никто не рад…

ПЯТЬ СТИХИЙ

ПОГИБШИМ В БРАТОУБИЙСТВЕННОЙ ВОЙНЕ НА ДОНБАССЕ Какая щедрая земля – черна, жирна! А на донецкие поля пришла весна, Землица-матушка, к тебе б прильнуть! И, словно малышом, припасть на грудь… Какая добрая земля – взошел росток! Зазеленели все поля, живи, Восток! Но братской кровью опоѐн, звериный глаз, И ждет в засаде батальон, и дан приказ… Какая страшная земля! Над ней – огонь, Бумагой рванится броня, мертва ладонь… Недоласкал, недолюбил, отвоевал – уже, А смерть гуляет, правит бал – на рубеже… Но дедов, прадедов завет стучит в висках, Как оберег от новых бед, для сил в руках Кто на Донетчине рождѐн – моя земля, Для всех иных – кто к нам с мечом – здесь смерть твоя! А ДЕВОЧКА ИГРАЕТ С ЛОШАДКОЙ... Весь мир стоит на грани шаткой, И неизменна только Луна. А девочка играет с лошадкой, Безгрешная, как ангел, она… А завтра будет пламя и дым, И кровью будут плакать иконы, Кому-то жребий – пасть молодым, Кому-то – раздавать патроны. Чуть теплится огонь у лампадки, Застывшая вокруг тишина. А девочка играет с лошадкой, Она не знает – завтра война… ПЯТЬ СТИХИЙ

У КАЖДОГО ИЗ НАС СВОЙ ХЕРСОНЕС Павшим героям 35-й береговой батареи на мысе Херсонес, Севастополь – посвящается

На легендарной севастопольской земле, Под синим, звездным куполом небес, Там, где когда-то скиф сидел в седле – Я издали смотрю на Херсонес. И вспоминаю школу, шумный класс, Учитель нас вела сюда гурьбой, Я помню незатейливый рассказ, И море тѐплое, плеснувшее волной. И перетѐртый волнами песок, На нѐм ракушки, мидии искрились, Как вдруг – тревожно мой заныл висок – Под камнем чьи-то кости обнажились. Те кости были, словно снег, белы, Иссушены приморскими ветрами, Омыты светом Солнца и Луны, Дождями, росами, солѐными волнами. Не сохранилось больше ничего, И не было в том месте обелиска, Одно лишь знала – подвигом его Был подвиг комсомольца, коммуниста. Он пал, когда фашистская орда Сомкнула здесь смертельное кольцо, О, сколько их, погибших здесь тогда, Безвестных, героических бойцов! Под синим, звездным куполом небес Восстанут тени их с приказом «Смирно!» У каждого из нас – свой Херсонес. Дай Бог, чтоб был всегда он мирным! ПЯТЬ СТИХИЙ

КРИСТИНА ИВАНОВА 1983 года рождения. Проживает в г. Енакево Донецкой области. Литературные произведения публиковались в украинских и международных литературно-художественных журналах "Склянка часу* ZIETGLAS", "Ренессанс", "Колесо жизни", в альманахах и антологиях. Автор нескольких книг прозы и стихотворений. Сайт: http://kristinadenisenko.io.ua/

ВОЛШЕБНЫЙ СОН Волной волшебства окатила влюбленность Как синее море скалистую твердь, И наша с тобой к приключениям склонность Открыла в мир сказок заветную дверь. Там маки цвели у моста в старый замок, Который не помнил помпезных балов, Звенели ручьи, и бодрящим бальзамом Лилась соловьиная песня без слов. Ты взял меня за руку нежно, как дочку, И выросла лестница из-под камней – До звезд серпантин из хрустальных виточков, Овитых гирляндами мягких огней. И мы по ступеням бежали как дети, Смеялись, вдыхая магический дух, И в райский покой, как в рыбацкие сети, Попали с тобой, виртуальный мой друг. Там белые кони в малиновой роще Паслись, и луна серебрила их шерсть. А ты в мои губы, как в руль дальнобойщик, Впивался, и я забывала про честь. Горячая страсть закружила, и в сене На черном плаще мы теряли контроль. ПЯТЬ СТИХИЙ

Из чаши фантазий до капли последней Испив одержимость и сладкую боль. И белые росы блестели, и пальцы Сжимали запястья и гладили грудь, Любовь вышивая на призрачных пяльцах Единственной нитью, опасной как ртуть. И яд проникал, и багровые реки Кипели, как в чане чугунном вино. Теперь мы едины с тобою навеки, И бьются два сердца теперь как одно! А Я ХОЧУ ТОБОЙ ДЫШАТЬ, МОЯ ЛЮБОВЬ Опутанные сетью ты и я, мой принц, И прост сюжет романа-сказки «Виртуальность», Течет по проводам любовь на семь страниц, И гигабайты писем нам приносят радость. Люблю тебя, как утром кофе с молоком, Как ночью звезды, а зимой метель и святки, Люблю, как летом море, как восход и шторм, Люблю безумно, безнадежно, без оглядки! А я хочу тобой дышать, моя любовь, В одной постели засыпать и просыпаться, Но ты так далеко, что плачет сердце вновь От виртуальных правил порознь оставаться. Но все равно люблю до пламени в груди, Ты огоньком соблазна разжигаешь сердце, И даже километрам жар не остудить, Когда чиста любовь как слезы у младенца. МОЯ МАРКИЗА Над крышами домов зари вишневой спелость… И сладко-кислый сок нас опьянил опять… Случайный поворот — судьбы закономерность, И стрелки на часах вмиг повернули вспять… ПЯТЬ СТИХИЙ

Я губы целовал бесстыдные бесстыдно, Капризы двух сердец разбитых выполнял, Когда алмазы звезд Пегас из-под копыта С подковой золотой на счастье выбивал. Ты мне клялась в любви, божилась, в небо глядя, И я шептал в ответ безумные слова: «Люблю тебя до звезд, и небо пядь за пядью С тобой мы облетим на крыльях волшебства». Моя маркиза, ночь… нежна и сладострастна, И будто в первый раз по Млечному Пути Ступали босиком, и не было прекрасней Фантазией любви написанных картин. ПОЛЕТЕЛИ! Закрываю глаза, и ковер-самолет из восточных легенд меня манит Облететь целый мир от луны до луны, что горит спелой грушей, Чтобы звезды в озерах небесных высот как ромашки смогли одурманить Красотой молчаливой мою зачерствелую грустную душу. Поддаюсь уговорам, и мгла карамелью течет по лиловому морю, И на глади зеркальной кувшинками звезды мерцают эффектно. Я лечу будто птица, и мчатся за мною вишневые сладкие зори, И галактика кажется вкусной с фруктовой начинкой конфеткой. И уже от души отлегло, и грустинка последняя тает на солнце. Под волшебным ковром облака-скакуны рвут финальную ленту. ПЯТЬ СТИХИЙ

И опять загораются звезды в ночи, и на белом коне марафонец Догоняет меня и вручает ромашки из трех элементов! Одурманена я, и ковер-самолет, будто в ванне вода, по спирали Закружился, а принц поднимает с лица шлем стальной – свою маску. «Я люблю тебя» – блещут три слова огнями янтарной космической дали, И ведет незнакомец меня под грушевой луной в царство сказки. ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ Я когда-то не верил в любовь виртуальную И не думал, что время способно внушить На порталах в сети разыскать идеальную Половинку с мечтательным взглядом на жизнь. Незнакомка моя – чужестранка, художница. Я влюбился в нее до бессонных ночей… И теперь будто сумерки, сливки и ножницы Мы единое целое в мире частей. Но, увы, монитор – мостик тонкий над пропастью. Не прижать mademoiselle к богатырской груди, Не испить поцелуи шальные и с гордостью Не пополнить женатых счастливцев ряды. Я страдаю, что быть мы не можем повенчаны, Что не бог, не волшебник – простой инженер, Что в далекой стране родилась эта женщина, И что я не богат, как Билл Гейтс, например. Сколько раз обращался с тоской к хиромантии, Сколько раз я мечтал карты перекроить!.. ПЯТЬ СТИХИЙ

Чтобы город любимой из Верхней Нормандии К берегам Енисея легонько пришить. Обезумел от страсти, любви и фатальности. А недавно онлайн-рандеву отвергал, А теперь я живу виртуальной реальностью, И бушует в крови неуемный пожар. Но боюсь, что сорвусь и ворвусь опрометчиво В ее жизнь не с экрана – с вокзала, с такси… Обниму, а она вдруг заплачет застенчиво, Прошептав на французском смятенно "merci"… И, похоже, с ума я схожу… До чудачества Без нее – иностранки, не мил белый свет. Я устал отношенье менять к обстоятельствам, Я готов изменить обстоятельства все. Но захочет ли райская птичка сибирскими Любоваться рассветами рядом со мной, И останемся ли, если да, столь же близкими После связи француженки с русским Фомой? Я ТЕБЯ ЗАБЕРУ Ты мой ангел, мечта, моя сказка! Через пропасть я мост возведу, Чтоб тебя на руках из Донбасса Отнести в колдовскую страну! Над хрустальными арками звезды Серебром замерцают во тьме, И дорога от жизненной прозы В мир поэзии станет светлей. Я в твой дом постучусь на рассвете С полевыми цветами в руках И читать, как Ромео Джульетте, О любви своей буду в стихах! ПЯТЬ СТИХИЙ

Целовать твои нежные пальцы И запястья застенчивых рук, Восхищаться на щечках румянцем И бояться в глазах утонуть. Ты мой ангел, мечта и богиня Необузданной страсти людской, Грусть кричит по ночам твое имя, Соревнуясь с унылой тоской... Я шлифую хрустальные плиты До мучительной боли в спине… Не король, не волшебник. Без свиты. Не верхом на гнедом скакуне... Но люблю. Но смогу. Но сумею. Что там пропасть длиною в Дунай? – Если я заберу свою фею В королевство с названием РАЙ!

ПЯТЬ СТИХИЙ

ВЛАДИМИР КАРЛОВ Родился в 1952 году в г. Дзержинске, где и проживает по настоящее время. Образование – средне-техническое. Тридцать семь лет отдал шахте, почти все из них отработал на основных профессиях. Поэзией увлекается с юности. Стихотворения начал писать после службы в рядах Советской Армии. Публиковался в газетах «Голос Донбасса» (Луганск) и «Дзержинский шахтер», в литературном журнале «Пять стихий», в коллективном сборнике «Рыцари слова».

*** Могу сгореть, но не сгораю Свечою трепетной в ночи, Хожу по лезвию, по краю, Кричу, но слышу – замолчи. Мне обожгли, сломали крылья И яко наг, и яко благ Земных дорог глотаю пыль я, Влача вериги на ногах. Но я в мечтах взлечу Икаром, Но побоюсь, взлетев упасть, Геенны огненной мне даром Грозит разверзшаяся пасть. Давно похищенной Европы, Явившись в образе быка, Я вновь в волнах омою стопы, Проникнув к ней через века. И не беда, что могут крылья Задуть горящую свечу, Но не глотаю больше пыль я, Ведь я лечу, лечу, лечу! *** Твои глаза, как два колодца, Бездонной манят синевой, В лучах безжалостного солнца, А я усталый путник твой. Тугими, жаркими клубами ПЯТЬ СТИХИЙ

Мне разрывает ветер грудь, Я пересохшими губами Ловлю живительную суть. И знойным днѐм, и знойной ночью Любви, добра и красоты, Неиссякаемый источник Одна лишь ты, лишь только ты. И в штормовом житейском море Ты, как маяк, в моей судьбе, Я, как челнок с волнами споря, И день, и ночь стремлюсь к тебе. *** Я тебе благодарен, не скрою, За подарок такой дорогой, Той далѐкой, весенней порою Стал я сразу какой-то другой. Вдруг шальные туманы опали, Глаз и мыслей полѐт стал смелей, И умытые росами дали Стали ближе и взгляду милей. Закружила меня, затопила Эта светлая, чистая новь, Имя скромное сердцу так мило, Первый раз я поверил в любовь. В эти губы, припухшие в ласках, И чарующий свет из-под век, Так, наверное, только лишь в сказках Счастлив был на земле человек. Лета синь отцвела, потускнела, Отшумев, пролилась через край, Но любовь в угольки не истлела, В сердце бьѐтся и пенится май. Пусть листвы гроздья падают с веток, Ты в открытые двери войдѐшь И улыбкой, как лучиком света, Мне ушедшее лето вернѐшь. ПЯТЬ СТИХИЙ

*** Несутся все, как очумелые, Прут, как с гранатами на танк, Такие наглые и смелые, И норовят пойти «Ва-банк». И я, локтями и коленками Толкаюсь тоже, как могу, Болит мой лоб от встреч со стенками, Не пожелаю и врагу. Я прилагаю все старания, Чтоб не попасть нигде впросак, Сообразить бы мне заранее Какой я всѐ-таки простак. Напрасно честь берѐг я смолоду, Гордился тяжестью труда, Чтоб умереть в итоге с голоду, Идя дорогой в никуда. Плетусь у жизни я в кильватере За «отпущения козла», Пошлю я всѐ к какой-то матери И матерясь, напьюсь со зла. *** Не пришлось, не слюбилось, Сохранить не смогли. И скажи мне на милость: Да и стоило ли? Переплавлены муки В наваждения снов, Не заломлены руки, Нет прощания слов. В эпилоге раздора, Устремленная вдаль, Равнодушного взора Леденящая сталь. ПЯТЬ СТИХИЙ

*** Пришел июнь, в горниле лета Расплавил неба синеву, И травы, в мареве прогретом, Цветут и тянутся к нему. Цветут, дышать – не надышаться, В благоуханный тот настой Хочу упасть и наслаждаться Их первозданной красотой. Забыть мгновений скоротечность, Увидеть, как над головой Стремится жаворонок в вечность И тает в дымке голубой. Как в золотой купели неба, Бескрайний бороздя покров, Пропахнув грозами и хлебом, Плывут корветы облаков. Хочу шагами мир измерить, По ветру стелется пыльца, И страстно хочется мне верить, Что нет у вечности конца.

ПЯТЬ СТИХИЙ

РУСЛАН КОВАЛЬЧУК Родился в 1987 году в Донецке. Пишет стихи, прозу, публицистику. Учился на факультете философии и религиоведения в ДонГУИиИИ. Публиковался в сборниках и журналах Украины и России.

*** Солнце тонет за высокой горой. Свечерело в Донецке. Тухнут звезды и дымится туман Резво, по-молодецки. Врет кукушка, как шумит ветер Вой, Одолев свою похоть. А над домом показалась война С замирающим вздохом... СИБИРСКАЯ ТОСКА Луна, как желтый медведь. Под ней - грустящий закат. И больно о прошлом жалеть, И тягостно не возвращаться назад. В холодном воздухе снег Несмелым блеском летит. Последний четверг Закончился - тих, ядовит. Глаза съедает Иртыш. Закрыть? Хотел, да никак. Сердечко, ну что ты дрожишь Под лай философии жадных собак? Шакалы белой тайги Влюбленным песни поют. Послушай! Беги, Не веря им, - тих и безлют. ПЯТЬ СТИХИЙ

БЕГСТВО ОТ РЕАЛЬНОСТИ В СНЫ Есть параллельный мир, где отдыхают души От сокрушительных мучений жития. Там птицы песни нам поют и нежно кружат, Там колыбельная − как чаша для питья. Обнявши пальцами дрожащие тела, Ласкают их своей русалочьей любовью Наяды бледные, пропитанные кровью. Но страха нет, и мы едим из их тепла. Там на каменьях книга мудрости открыта, Боль одинокая напоена и сыта; И с гор над озером летит бандуры плач. Но этот мир столь краток, что с рассветом тлеет. Реальность режет сердце, а душа немеет, И всѐ сильней еѐ становится палач. РАССВЕТ (ОСЕННИЕ ЗАМОРОЗКИ) Рассветы мѐртвые восстали Над сырью дремлющей земли. Авось, сегодня я застану, Как солнце выглянет вдали. В туманах пахнет белый иней, Который лѐг на хлад травы. А небосвод-то тѐмно-синий,− Хоть целый век туда гляди! И ветер мчится, бьѐтся в окна: То засмеѐтся, то застонет... Эх, упоительна краса Взирать природы пробужденье. Когда ж ещѐ, как не сейчас, Восходит в душу наслажденье?

ПЯТЬ СТИХИЙ

ИВАН НЕЧИПОРУК Родился и живѐт в городе Горловка. Член Правления Межрегионального союза писателей Украины, смотритель литобъединения авторов Донбасса «Стражи весны». Лауреат нескольких поэтических фестивалей (Донбасс, Крым). Авторский интернет-портал: http://avtografika.blogspot.com

АЛЕКСАНДРИЯ В тенистом раю, среди жаркого лета Укрыться от боли, от груза обид. Здесь льѐтся вода изумрудного цвета, И струны лучей дарят музыку света, И всѐ это тайны Вселенной хранит. И август плывѐт, ни о чѐм не жалея, И кажется мир не таким уж плохим. Здесь Пушкин когда-то бродил по аллеям, Строку стихотворную тайно лелея. Я верю, что здесь зарождались стихи! И в этом эдеме, с источником звонким, Легко стать частицей житья-бытия. Здесь смотришь на время глазами ребѐнка, И соснам молитвы читаешь негромко, С надеждой вернуться в родные края. НАД РОСЬЮ Вербы тоскуют над водами в тихом укоре. В кручах прибрежных увидеть стремлюсь Святогорье – Как же похож этой речки поток на Донец! Но не хватает мне ветра в беззвучном просторе, Мне не хватает биенья донбасских сердец… Край мой родной, я душою с тобой непрестанно Там, где твои терриконы – наследье титанов, Вместе с курганами тайны столетий хранят, Там, где вся степь стала чѐрною огненной раной, Там, где твои города превращаются в ад. ПЯТЬ СТИХИЙ

*** Народ застыл в немыслимой фрустрации, Не понимая, что пришла беда. Страна войну назвала операцией, Уничтожая наши города. Историю кровавыми чернилами Переписать – неблагодарный труд. И кажется враждебной и постылою Страна, в которой только лгут и лгут. Когда Донбасс стал камнем преткновения, И потекла кровавая вода, Нас убивали. Без стыда, зазрения, Уничтожая наши города. ПАДЕНИЕ ИЛИОНА Пал гордый город Илион. Ахейцы празднуют победу, А смерть ещѐ идѐт по следу, И страх сквозит со всех сторон. Троянцы, заплатив сполна, В руинах ищут всепрощенья, Там мѐртвые блуждают тени, Которые плодит война. Бои, наверно, позади. Но отчего жива тревога, И пахнет порохом дорога, И бьѐтся ненависть в груди? *** Какая может быть весна? Она прошла – я не успел заметить! Глобальной глыбой поднялась война, Сирены воют и рыдают дети, И каждой ночью людям не до сна. ПЯТЬ СТИХИЙ

Черѐмухи и абрикос цветенье, А рядом юность напрочь сожжена. И капают печальные мгновенья, И грязной бездны достигают дна. Какая может быть весна? В СЕГОДНЯ В этом Сегодня тревожно и страшно, Но убежать от него невозможно. Купол небесный багровым окрашен, День весь пропитан иудовой ложью. Боже, опять восстаѐт брат на брата! Льѐтся кровавая речка-Эпоха, Жуткая за легкомыслие плата. Скверно в Сегодня – и тошно, и плохо. Мир – это просто красивое слово И недоступное нынче понятье. Воют кликуши в столицах, и снова Режут друг друга безумные братья. *** Моей дочери Анастасии

Мы опускаемся к рассвету По старой пыльной мостовой, Туда, где новый месяц лета Плывѐт над ялтинской волной, Где солнце раскалѐнной сливой Над Поликуровским холмом Уходит в сторону залива, И рассыпается теплом, Где утра маятник запущен, И светом ослеплѐн маяк… Клюют вороны хлеб насущный На голой гальке бытия. ПЯТЬ СТИХИЙ

ВИТАЛИЙ СВИРИДОВ Член Межрегионального союза писателей Украины, лауреат литературной премии им. Б.Л. Горбатова. Родился в 1947г. в г. Брянске (Россия). Художник – оформитель. Живѐт и работает в Украине, в г. Алчевске Луганской обл. Литературные пристрастия: поэзия, проза, литературная и художественная критика, публицистика, эссе. Работы публикуются в литературном Альманахе Межрегионального союза писателей Украины и Конгресса литераторов Украины «Свой вариант», в литературнохудожественном журнале «Пять стихий». Автор книги «О поэзии и не только». Соавтор 12 литературно-поэтических сборников, лауреат нескольких поэтических фестивалей и литературных конкурсов. Член поэтического клуба «Зори коксохима». Осуществлѐнные публикации в интернете: http://www.stihi.ru/avtor/vitaldmis http://mspu.orq.ua/

Я НЕ ХОЧУ ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ... О нашей жизни не хочу судить... Живѐм мы в стороне, А не в стране, Где "с каждым днѐм Всѐ радостнее жить", И где "не одолеют нас извне..." А на дворе ненастная погода. Дожди, который день Не прекращают лить... Какая жизнь у нашего народа,Я не хочу об этом говорить! Выкрасил октябрь Божественные своды; Падает листва под ноги, Золотясь,.. И девственное золото природы Мы каблуками втаптываем в грязь. ПЯТЬ СТИХИЙ

Дороги нет обратно, И не надо... Как говорится - некуда спешить. Мы терпим и живѐм Не для парада... Осталось головы на плаху положить! А мысли И преступны, и рискованны,.. И как ни странно - некого винить; И все мы будто сталкеры В геаномальной зоне... Я не хочу об этом говорить! Проходит всѐ,- иначе не бывает, И доля у отцов и матерей Когда-то, наконец, свободной станет От прихотей слепых поводырей; И что - то в нас Когда-нибудь проснѐтся, Чтобы наш путь во мраке озарить... Ведь в каждом что-то есть от Бога И от солнца... Я не хочу об этом говорить! Выкрасил октябрь Божественные своды... Падает листва под ноги, золотясь... И девственное золото природы Мы каблуками втаптываем в грязь! ПРОРОЧЕСКОЕ... Вдали от храмов И монастырей, Из пропасти Рутины повседневной Плывут "армады" ПЯТЬ СТИХИЙ

Мыльных пузырей, Преображаясь в пыль На сквозняках Вселенной. Раздут Технократический Прогресс В безудержно надменном эпатаже, Как будто Весь Его духовный недовес Вдруг Стал предметом Купли и продажи. Похоже, Старый Мир Сошел с ума Гораздо ранее Пророческого срока... Но вертится Земля: Предгрозовая мгла Не перекроет Зарево Востока! ДВЕ СИЛЫ « С момента своего рождения на Земле, человек находится в состоянии войны. » Дж. Бруно Энергия Жизни… Энергия Смерти… Две силы ПЯТЬ СТИХИЙ

Скрестились В земной Круговерти. Две крестные силы; Две чаши весов... Фатально Сансары Скрипит колесо… И жизнь От рожденья До преображенья Для непосвященного, Как наважденье; Как штемпель Почтовый На чистом конверте: Энергия Жизни… Энергия Смерти!

ПЯТЬ СТИХИЙ

НАУГАД ВЕРХНЕЛОСЁВСКИЙ Соколов Владимир Павлович – 1988 г. рождения, г. Красноярск. Публиковался в альманахе «Новый Енисейский литератор». Принимал участие в фестивалях «Новая весна», занимал призовые места. Интернет ресурс: http//vk.com/club4297208 НЕОЖИДАННО ЗИМНЕЕ Это снег - неохотно, лениво спускается вниз, Собираясь, наверное по интересам, в сугробы. И машины уже не пытаются ехать - сдались, Неподвижными пробками гулко гудят на дорогах. Это снег виноват - неожиданно взял и пошѐл Специально, наверно, смеѐтся он что ли над нами? Ведь, казалось бы, вот, только-только октябрь прошѐл... Кто мог знать, что зима уже не за горами? Кто же знал, что вот-вот- и в наш город войдут холода? Кто же мог предсказать гололѐд и сосульки на крышах? Ну, а если кто знал... Отчего же молчал он тогда? Или гунькал чего-то, но тихо - никто и не слышал.... Что же из этого следует? Только смотреть, Как за окнами вьюжит, шумит и бушует природа. И попутно даѐт нам возможность кого-то согреть. И сидеть у окна. И пить чай. И ругать погоду. ЧАРЛИ БРАУН Такие дела, Чарли Браун, такие дела. Феникс устал, но это уже рефлекс – воскресать. Феникс устал, но это инстинкт – становиться золой. Это судьба, Чарли Браун, это твоѐ. ЦВЕТОВОД Где-то, не так далеко, Не так уж давно, жил цветовод. ПЯТЬ СТИХИЙ

Сажать цветы ему было легко, Они расцветали под новый год. Вился язык без костей, За словом в карман нечего лазить. Он любил петь про сладость морей, И про полные фруктов вазы. Он играл по утрам на флейте, А по ночам придумывал сказки Про то, как гуляло письмо в конверте, Про то, как зверята рисуют в раскрасках, Ветер был вкусным, как бабушкин борщ, Солнышко тѐплым, как мамины руки Лаской манила звѐздная ночь, И проходили мимо сутки. Он говорил: "Вот вам песня о том, Как всѐ лучшее сочиняется" Он приглашал всех к себе в дом... Пусть собираются. Он говорил: "Вот вам песня о том, Как всѐ загаданное сбывается" Он приглашал всех в свой дом... Да что уж там, Пусть собираются. (ВЛЮБИТЬСЯ В) ВЕТЕР Сумел бы кто-нибудь из вас влюбиться в ветер? Вот так: фатально, безнадѐжно и сконфуженно. И если ветра нет, кричать сквозь слѐзы "где ты?» И материться. Стоп… Вот этого не нужно. И ветру позволять срывать с себя одежды, Кидать цветы и танцевать с ним до упада, Или терять последние клочки надежды ПЯТЬ СТИХИЙ

На взаимность. Стоп… Вот этого не надо. И ревновать к любым нечаянным прохожим, И обещать сорвать для ветра с неба солнце, И позволять мурашкам пробегать по коже От мыслей о финале. Стоп… Вдруг обойдѐтся? АВТОБУС (УШЁЛ) Словно засыпанный жгучим перцем, Словно завален банальными фразами, Сделал вид, что заметил пулю под сердцем, Хотя все, кто стреляли, явно промазали. Так надушусь перед смертью, да и лягу в могилу На планете, чьим символом является глобус. Ибо я всѐ понял - жизнь несправедлива: От меня ушѐл автобус! От того я грущу словно рыба в тарелке, И с фатальной тоской наблюдаю за вилкой Тут дорога одна - как водится, welcome! Не сбивают с толку никакие развилки. Отчего я не сокол - не покидаю Планету, чьим символом является глобус? И сплетням о рае не доверяю: От меня ушѐл автобус! Возможно, моѐ наблюдение ложное, Но я остро чувствую всей своей кожею, Что все пути, так отчѐтливо схожие, Всѐ-таки разные и не похожие. Это не значит что кто-то ошибся, И что есть виновные на этом глобусе, Просто я полез в небо, упал и ушибся. Да и что говорить - тяжело без автобуса. ПЯТЬ СТИХИЙ

Он притворялся мягкой машиной, Я понимал, что это неправда. Ах, как ему к фарам шли эти шины, Как он смущался под пристальным взглядом... Где ты гуляешь, где ты блуждаешь, По планете, чьим символом является глобус... С кем ты теперь своѐ время теряешь, Мой хороший, родной, мой любимый автобус... ШАМАН Радуйтесь! Ибо отныне никто не откроет закрытые двери, И не закроет открытые, и не нарушит Эпоху Баланса. Вой о любви, мой нелепый шаман, не беда что тебе не поверят, Ной об упущенном и посвящай Богу эти распутные танцы. Всѐ, что отныне приснится тебе, уже снилось кому-то другому Сломанным старым игрушкам и вскрытым, сугубо на публику, венам. Ветер в твоей голове разметает опилки, заменит соломой. Радуйся! Ибо отныне с тобой навеки весь холод вселенной. А я окажусь напрямую на дне, я миную рутину падения. И сочиню новый танец для тех, чья улыбка подобна оскалу. Мы, мой нелепый шаман, улыбнѐмся всей жизни с особенным рвением, Много увидим и Бога простим за его склонность к мрачным финалам. Всякий шаман обречѐн на бед-трип, в том суть неизреченного дао. После, когда горы скатятся с плеч, мир вокруг расцветѐт буйным цветом. Мы, взявшись за руки, станем одним и просто пойдѐм, погуляем. Много увидим, и Бога простим за его склонность к странным ответам.

ПЯТЬ СТИХИЙ

СТИХИЯ ПРОЗЫ ПОЛИНА УСОВА Студентка Донецкого национального медицинского университета. Пишет новеллы, статьи. Публиковалась в журнале «Пять стихий», в интернет-издании «Полемика».

ПОД СОЛНЦЕМ ЙОРКА Под солнцем Йорка рождаются короли. Белые розы на латах, обагрѐнные кровью мечи. Щитом к щиту они сражались, чтобы добыть корону старшему брату. Тогда они и не думали, что для каждого из них эта корона станет началом конца. Корона манила, звала к себе. Еѐ золотые блики сводили Джорджа с ума, как блуждающие огоньки на болоте сводят с ума заплутавшего путника. Он был вторым после брата-короля, он был ближе всех к трону, но власть, как вода, всѐ время ускользала сквозь пальцы. Он видел себя королѐм, он уже почти стал им, но… До дна испил герцог Кларенс последний подарок брата – бочку сладкой мальвазии, навсегда уснул хмельным сном. Эдуард всю жизнь провѐл в боях, чтобы доказать, что достоин носить эту корону и называться королѐм. Он видел предательства, он видел смерть тех, кто был ему дорог. Он проливал кровь за трон, стараясь забыть об ушедших друзьях. Корона стоила того, чтобы умереть за неѐ. Но не смог нарадоваться мирной жизни король Эдуард IV, не увидел, как вырос и возмужал его принцнаследник – умер бесславно в своей постели, до срока сражѐнный лихорадкой. Герцог Глостер никогда не рвался к трону, как старшие братья. Он преданно сражался с именем короля на устах, но никогда не просил короны для себя. И всѐ же Ричард сам вынул корону из рук племянника-принца и водрузил себе на голову. Он тоже готов был умереть за корону, как Эдуард, но никогда не думал, что так и случится. Упал, сражѐнный Ричард III, скатилась корона с головы последнего Йорка к ногам Тюдора. Угасли судьбы сотен людей, предания подѐрнулись вековой пылью, и солнце Йорка давно уже не рождает тех, кто отдал бы жизнь за корону, как отдали они. Три брата. Три солнца Йорка. Три неудачливых короля.

ПЯТЬ СТИХИЙ

ОДНОЙ КРОВИ Ставят свечки тени моих деяний, Не молитв достойных, а покаяний. У святых от гнева темнеют лица: "Как посмел ты, грешник, сюда явиться?! Сатаною жил, Сатаною сдохнешь Вот потеха, если хоть Pater вспомнишь!" Канцлер Ги – Чезаре Борджиа

Белый конь гонфалоньера шарахнулся в сторону от окруживших герцога мужчин. Наездник ласково потрепал животное по массивной шее и спрыгнул наземь. - Кто вы и что вам нужно? Его спутники расступились и Чезаре, наконец, увидел брата. Лунный свет делал лицо Хуана неестественно бледным. Вокруг не было ни души, лишь птица тоскливо вскрикивала на другом берегу Тибра. - Брат… Внимательный взгляд Хуана впился в его лицо. Чезаре прочитал в его глазах сомнение. Недоверие. Целое множество вопросов, на которые у него был лишь один ответ. Кровь бешено стучала в висках, и священник нащупал кинжал под плащом. - Что тебе нужно, Цезарь? – непривычное обращение резануло слух. Хуан отступил на шаг и споткнулся о камень. - Прославленный воин вроде тебя не должен спотыкаться, брат, - он сделал шаг к нему. Его спутники остались недвижимыми. - Ты пьян, Чезаре? – каталонская речь ласкала слух, и Чезаре едва не передумал. Но мелькнувший в глазах брата вызов распалил ярость Чезаре с новой силой. – Тебе лучше отправиться домой и хорошенько выспаться, пока ты чего-нибудь не натворил. - Твои услуги больше не нужны Его Святейшеству, брат. Пора тебе отправиться на покой. Он бросился к Хуану и едва заметным движением вогнал кинжал в живот брата по самую рукоять. Тѐплая кровь хлынула ему на пальцы, и Чезаре почувствовал, что пьянеет. Он вынул клинок из податливой плоти и ударил ещѐ. Потом снова и снова. Пальцы герцога Гандийского, мѐртвой хваткой вцепившиеся в его плечо, стали разжиматься и обмякать. - Брат… - прохрипел Хуан. На губах его вздувались и опадали алые пузыри. – Отец тебя не простит… ПЯТЬ СТИХИЙ

Новый удар вырвал из горла гонфалоньера лишь сдавленный хрип. А Чезаре не чувствовал ничего, глядя на умирающего от его руки брата. Словно не было никогда мальчишки, с которым он играл в детстве, не было юноши, которого порой приходилось вытаскивать из неприятностей. Между его пальцами лилась кровь чужого человека. Соперника. Врага. И плевать, что в его собственных венах текла точь-в-точь такая же кровь. Тишину римской ночи нарушил последний хриплый вздох Хуана Борджиа, и Чезаре при помощи одного из своих спутников сбросил тело брата в Тибр. В лунном свете на поверхности воды расползалось тѐмное пятно крови. Крови Борджиа. *** - Лукреция! Девушка подняла на него заплаканные глаза, и он увидел в них ненависть. - Лукреция, я скучал по тебе… Чезаре сделал шаг к сестре, но та вскочила, взметнув чѐрные атласные юбки, и, выставив вперѐд руку, заслонила собой колыбель. - Убийца! – по щекам девушки струились слѐзы, голос срывался. – Это ты убил Альфонсо! Прочь от меня! Прочь! - Лукреция, дитя, что ты? Я желал тебе лишь добра, а Альфонсо…он был мне братом, - он облизнул губы, подходя ближе. Глаза Лукреции лихорадочно сверкали, и Чезаре окинул взглядом комнату, убеждаясь, что сестра не сможет причинить вред себе или ребѐнку. Или ему. Девушка расхохоталась, рука еѐ повисла безвольно. - Брат! Как будто бы это могло тебя остановить… - Что ты говоришь? Он заметил, как бледные пальцы сжались в кулак, и выставил перед собой руки, защищаясь. - Это же ты убил Хуана! Ты! – она оторвалась от колыбели и шагнула к нему, толкнув Чезаре в грудь. – Ты можешь говорить что угодно, и твои прихлебатели могут подпевать тебе, но я-то знаю… И отец знает, и мать тоже… Ты – убийца! Ты – Каин, вот ты кто! Кровь твоего брата на тебе, и кровь Альфонсо, и все знают об этом! Чезаре схватил сестру за руки и притянул к себе. Его руки обвили еѐ плечи, не давая сбежать или отстраниться. Лукреция всхлипывала и билась в его стальных объятиях, но, в конце концов, обмякла. - Моя маленькая сестрѐнка… Глупая моя сестрѐнка, - шептал он ей на ухо. – Ты веришь не тем людям. Я всегда делал всѐ для нашей семьи, только для неѐ. ПЯТЬ СТИХИЙ

- Кровь Борджиа на твоих руках, брат, кровь Борджиа… - Кровь Борджиа течѐт в твоих венах и в моих. Лукреция повернула голову и заглянула ему в глаза. Холодная улыбка на бескровном лице резанула больнее всякого кинжала. - Эта кровь текла и в венах Хуана. Ты пролил его кровь, Чезаре, и ты будешь проклят… Он разжал руки и оттолкнул еѐ от себя. Сердце глухо било о рѐбра, его бросало то в холод, то в жар. - Не верь мне. Как знаешь, мне всѐ равно. - Ты будешь проклят, Чезаре! – крикнула она ему, застигнув у дверей. Чезаре закрыл двери и прислонился к холодной каменной стене. Горе Лукреции велико, и потом она пожалеет о своих словах. Но у него есть дела поважнее, чем расстраиваться из-за болтовни глупой девчонки. В их жилах текла одна кровь, но они уже давно не были семьѐй. А, может быть, и вовсе никогда ею не были. НЕ ПРОЩАЙ Женщина исподлобья взглянула на проходящего мимо узника. Он, конечно, не знал еѐ, но она-то его узнала – никто не мог так преподносить себя, как Чезаре Борджиа. Даже в тюрьме. Мария сцепила зубы, подавив желание накричать на мужчину или отхлестать его по щекам. Она преодолела такой путь и приехала в Вильянуэва-дель-Грао лишь с одной целью: убедиться, что убийца еѐ мужа всѐ-таки понѐс наказание. Странная у неѐ всѐ-таки была семейная жизнь. Мария Энрикес и по сей день не могла сказать наверняка, любил ли еѐ Хуан. Из Италии даже до замужества до Марии доходили слухи о еѐ наречѐнном, как о неисправимом повесе, распутнике и невозможном гордеце. Как о Борджиа. Но с ней он всегда был учтив, приятен в общении, добр к ней и их сыну. Он обращался с ней, как с драгоценной вещью, как с кузиной короля – а значит, почти принцессой. Но любил ли? А вот она влюбилась в него без памяти, и, когда пришла весть о гибели Хуана, чуть не сошла с ума от горя. Но всѐ равно не поверила ни единому слову из официального скорбного послания от Папы, которое принесли в Гандию облачѐнные в траур гонцы. Слухи твердили иное: в смерти Хуана был виновен Чезаре Борджиа, заполучивший пост покойного брата. Она должна была отомстить за того, кого любила. Мысли о мести изводили еѐ долгими ночами, планы один за одним строились и рушились в еѐ голове. Скольких послов она подкупила, чтобы убедиться в правдивости римских слухов? Сколько шпионов Их Католических Величеств искали доказательства ПЯТЬ СТИХИЙ

вины Чезаре? Сколько молитв о справедливости вознесла она Богородице? Сколько писем, оправдывающих Чезаре, написал своей невестке Папа Александр? Без счѐта. И всякий раз, когда Чезаре Борджиа, бывший вторым человеком после Папы Римского во всѐм христианском мире, ускользал из рук испанского правосудия, Мария готова была отказаться от своих планов и смириться с поражением. Но ей всѐ же удалось расстроить помолвку сына Папы и Карлотты Арагонской и тем самым вбить первый клин между Чезаре и итальянскими государями: они так и не смогли простить его, переметнувшегося к французскому королю. Теперь же настал час еѐ истинного триумфа. Глядя из-под вуали в лицо своего давнего врага, теперь поверженного, Мария впервые за много лет почувствовала спокойствие. Вполне возможно, что дома еѐ уже ждѐт послание, в котором Чезаре нижайше просит замолвить за него словечко перед Изабеллой и Фердинандом. Она просто бросит его в огонь. Бросив последний взгляд на закрывшуюся за арестантом тяжѐлую дверь, женщина быстрым шагом покинула крепость. В городе колокола звонили к мессе, наполняя воздух необыкновенной красоты музыкой. Мария вознесла взор к золочѐному кресту на куполе церкви и перекрестилась, беззвучно шепча молитву. «…et dimitte nobis debita nostra,sicut et nos dimittimus debitoribus nostris…»1. Бог, возможно, и простит братоубийцу. Но она прощать не собиралась. ЛЮБОВЬ, КОТОРОЙ НЕТ Она всего лишь девчонка. Одинокая, напуганная, беспомощная. И видит в нѐм всего лишь друга отца, человека, который пообещал защитить еѐ. Впрочем, нет. В еѐ взгляде, в еѐ улыбке, когда она видит его, теперь проскальзывает что-то кокетливое. Будто бы она флиртует с ним. Чаще прикасается. Когда плачет – ниже склоняет к его плечу блестящее от слѐз личико. Доверяет. Ценит. Любит? Еѐ чувство рвѐтся наружу сквозь тщательно вбитые в прекрасную головку догмы о чести, благоразумии, благопристойности. Сквозь давно укрепившееся осознание того, что принцесса – почти что кукла. Без мыслей, без чувств, без эмоций. Но ведь она уже не принцесса. Теперь ей можно любить. 1

и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (лат.). «Отче наш»

ПЯТЬ СТИХИЙ

А он… А что он? Сам не заметил, как влюбился в дочь лучшего друга. А когда друг – король, добра от такого безрассудства не жди. Того и гляди, голова с плеч покатится. Только ему теперь почти всѐ равно. *** Генрих смеѐтся, глядя на задумчивое лицо друга. Уж не влюбился ли Сатффолк? Герцог только молча качает головой и тут же спешит откланяться. Монарх понимающе улыбается – где-то ждѐт Чарльза прекрасная женщина. Эта женщина и вправду прекрасна. Она целует его губы, гладит обветренную кожу щѐк, до синяков стискивает в своих хрупких объятиях. Эта женщина – дочь его лучшего друга. Только ему плевать. *** По дворцу начинают ползти слухи. Насмешливыми взглядами теперь провожают принцессу Марию фрейлины еѐ ненавистной мачехи. А он закрывает глаза и видит, как мечом заставляет придворных змей прекратить своѐ докучливое шипение. Открывает глаза – и мило кланяется каждой даме, целует ручки, заглядывает в глаза. Чарльз Бринтон – придворный сердцеед, но никто не должен догадаться, что его сердце принадлежит Марии Тюдор. Однако сплетни доходят до короля, и Генрих смеѐтся уже не так весело, и хмурится, силясь понять, что творится в душах лучшего друга и дочки, но они оба невозмутимы. Слишком неестественно невозмутимы. *** Она не даѐт прикоснуться к себе, сбивчиво что-то объясняет ему. Он не слышит и половины, но одно ему совершенно ясно: им вместе больше не быть. Ни сейчас, ни когда-либо впредь. Мария слишком дорожит остатками своей репутации, а ему грозит плаха: Генрих с трудом простил другу сестру, а дочь не простит вовсе. Он отворачивается и сдержанно кивает. Слово принцессы – закон. По еѐ щекам катится слезинка, но девушка поспешно стирает еѐ рукавом платья. В глазах пустота, взгляд твѐрд и суров. Разве была любовь? Нет, только нелепые слухи да сплетни. Он вновь кивает и кланяется на прощание. Смотрит вслед уходящей принцессе. Военная выправка берѐт своѐ, и герцог неподвижно стоит, пока силуэт девушки не скроется из виду. Теперь можно закрыть глаза и устало сползти по стене на пол…. …но он только усмехается, понимая, что она никогда не забудет его. Как и он никогда не забудет эту любовь. Любовь, которой нет.

ПЯТЬ СТИХИЙ

ВИТАЛИЙ СВИРИДОВ БРАТ «…души простых смертных на первом этапе поселяются на планете №7, которая является невидимым Эхом Земли… Через 20 лет, пройдя некую школу, душа умершего переходит в иные миры для своего дальнейшего усовершенствования…» Н. Варсегов («Летающая Лела») Брат смотрел прямо на меня и широко улыбался. Утренние зарницы вспыхивали на его лице, и свежий ветер овевал его волосы. Мы стояли одни посреди городской улицы. Серые тени каменных громад расползались вокруг и таяли в тонких вибрациях небесного света и тишины. Брат совсем не изменился за эти годы… — Однако, — подумал я, — как давно мы не виделись! Он молча опустил глаза в знак согласия, и я услышал его голос внутри себя, такой родной, близкий, и такой далѐкий голос брата: — Да, повторил он вслед за мной, как давно мы не виделись! Наши мысли переплелись, перепутались: с непостижимой скоростью обгоняя друг друга, замельтешили воспоминания. Нередко бывает так: встретишь нежданно-негаданно друга, что прибыл издалека, и в первый момент общения не находишь ничего более уместного и содержательного, нежели молчание. Встреча не слов — чувств; когда «один крик журавля лучше, чем тысяча чириканий воробья»… Феерический калейдоскоп завертелся в мозгу цветными и чѐрно-белыми слайдами, знакомыми и уже забытыми лицами, событиями, детскими радостями и огорчениями… Упоительность от встречи была недолгой. Внезапно брат нахмурился, и глаза его с выражением суровой озабоченности покосились вверх. Машинально я сделал то же самое. Над нами, на высоте не более пятидесяти метров, бесшумно и призрачно, покачиваясь из стороны в сторону, зависал циклопических размеров летательный аппарат. Внешняя лѐгкость в движении этого технологического монстра, по своей конфигурации близкого к форме глубоководного ската без хвоста, завораживала и казалась сновиденческой. В такт иллюминации бортовых огней, вдоль матовой серо-зелѐной поверхности уплощѐнного корпуса нервно пробегали ярко-фиолетовые змейки электрических разрядов. Хорошо были видны детали: заклѐпки, швы, выпуклости и вмятины, деформированные овалы десантных и грузовых люков. И на всѐм этом как печать — огромный, в ПЯТЬ СТИХИЙ

три четверти видимой поверхности, опознавательный знак чѐрного цвета, чемто похожий на иероглифическую четвѐрку: «и фан чжи фу» — «счастье для одной стороны»… Страха не было. Было лишь ощущение беспомощности перед неистребимостью звериного реликтового начала, бескомпромиссно-злого, всем духом своим источаемого из самой глубины нутра бескрылой летающей рептилии, созданной по законам конкуренции, уничтожения и смерти. Высоко в небе, словно белый голубь, загнанный в прозрачный холодный коридор, метался маленький юркий самолѐтик, очень похожий на земной истребитель конца второй мировой войны. — Скоро начнут, — наконец-то услышал я голос брата, — начнут бомбить… Мне пора! И добавил уже спокойнее: — «Пора на перехват…» — Как?! — удивился я. — И ты этим давно занимаешься?.. — Да, — просто ответил он, — давно… Ты помнишь, как незадолго до призыва в Армию мне пришлось две недели учиться на курсах ДОСААФ при аэродроме в Тарасовке? Тогда я сделал несколько прыжков с парашютом… Там, в дальнейшем, это не пригодилось, а здесь пошло в зачѐт. Ты запомни: в жизни ничего нет лишнего, и ничто не проходит бесследно. — Неужели и у вас ведутся войны?! — с грустью вырвалось у меня. — Неужели и здесь не научились жить в мире и согласии?.. — Нет!.. — сказал он, — не научились. Мне трудно тебе это объяснить, но главная причина всех кровавых конфликтов не на Земле и не на нашей планете... и даже не во Вселенной… Главная причина, — он ткнул себя пальцем в висок, — вот здесь! И вот здесь, — добавил он и мягко прижал свою ладонь к моему сердцу. — А теперь прощай! Он опять широко улыбнулся своей замечательной лоэнгриновской улыбкой и уже в отдалении махнул мне рукой. Я смотрел ему вслед, судорожно пытаясь проглотить ком в горле… Сердце моѐ гулко стучало: «Из этого полѐта он уже не вернѐтся!» В этот миг на Земле прошло ровно двадцать лет со дня безвременной гибели моего брата. КАММА Густые багрово-фиолетовые тени западных холмов ещѐ не успели слиться воедино, а Ризо уже свершил суд по суровому Закону своих предков.

ПЯТЬ СТИХИЙ

Ненавистная плоть врага лежала у его ног, но не было радости в глазах утомлѐнного воина. Холодная сырая мгла лениво выползала из ущелья на небольшое ровное плато, на краю которого стоял Ризо, и медленно пожирала и скудную жѐсткую траву, и сухой редкий кустарник вокруг, и мрачные безжизненные уходящие, вверх скалы. Тут же неподалѐку, у неглубокой ниши, высеченной в скале, догорал костѐр. Рядом сидела старуха. Ризо подумал о ней прежде, чем увидел еѐ. – Вот, кто мне нужен! Однако как она появилась здесь?!.. Сопротивляясь неприятной тяжести в ногах, старый охотник, затаив дыхание, приблизился к сидящей на земле… Над тлеющими головешками веток сухостоя воздух ещѐ не остыл. Старуха сидела молча, неподвижно, в полудрѐме закрыв глаза. –А-а, это ты, Ризо?.. – вдруг глухо и бесстрастно прозвучало из-под нечесаной пряди еѐ волос. Старуха приоткрыла один глаз, и, не поднимая головы, едва заметным движением руки бросила на тлеющие угли сухую корявую ветку. Подобно пороху вспыхнула та, озарив Ризо ярким голубым светом. Будто студеный самганский вихрь промчался по спине храброго горца. Ноги сами подкосились, и Ризо, мягко опустившись на колени, застыл в каком-то суеверном почтении к неведомой и властной силе, исходившей то ли от костра, то ли от старухи. Прерывая затянувшееся тягостное молчание, дрожащим от волнения голосом Ризо наконец-то заговорил: – Ты умна и прозорлива, Лико! Ты видишь вещи такими, как они есть на самом деле, а не такими, какими они кажутся многим из нас. Скажи, зачем этот человек – Ризо кивнул в сторону убитого – лишил жизни другого человека?.. Зачем увлѐк на тропу вендетты родных и близких своих?.. Разве мало крови видело это небо?! – Я скажу, Ризо… Услышишь ли ты слова мои?!.. Много лет тому назад, воо-н у той скалы, мужчина надругался над женщиной и обезглавил еѐ. Этого не случилось бы, если бы старый Мэй не убил Большую Медведицу. А Большая Медведица не осиротила бы детей своих, если бы волк Рэя не загрыз собаку Гиви… И собака Гиви не издохла бы, когда бы гигантский полоз не разорил гнездо Царя пернатых… Всѐ это также верно, Ризо, как и то, что ровно через двести лет на этом самом месте холодный булат чужеземца пронзит сердце Дикого Угура, и предсмертный крик его проклятьем долетит до ушей тех, кто вырубил священные леса у подножья Высоких гор, задолго до того, как появилось Чѐрное ущелье в этих местах. – Странные вещи говоришь ты, Лико… Мой ум отказывается принимать слова твои! Этому ущелью уже тысячи лет!.. А кто такой Дикий Угур – мы и не слыхивали... Какое это имеет значение для тех, кто сегодня ходит по этой земле?! ПЯТЬ СТИХИЙ

– Твой вопрос, Ризо, много легче, чем ответ на него. Но как раз именно это и доказывает, что жизнь – штука вечная… – тихо произнесла Лико и хрипло засмеялась, вглядываясь в рубиновое перемигивание раскалѐнных угольков выгорающего костра… *Камма (карма) – на языке древнеиндийской народности Пали – «Камма» – это волевое действие, фактор, который определяет специфическую форму перерождения; она же определяет число испытаний, что человек проходит в течение всей жизни.

И ПУТЬ НАШ ЕДИН... (Рассказ) Господи! Аки свечи сгораем мы, и озаряем свод поднебесный на пути твоѐм неисповедимом… — Галка, Галка, что-то теперь будет!.. Твои родители проклянут нас. Разве дано им понять, что ты и я — одно целое, одно родное?! Ну и что же, что тебе нет ещѐ и шестнадцати?! И я не старик, и погоны у меня только лейтенантские. Зато впереди у нас с тобой целая жизнь, и мы… — Помнишь, как у Киплинга: «Мы с тобой одной крови, — ты и я…»?! — И путь у нас один, — всхлипнула Галка. — И путь наш един… — пропел чистый высокий голос… Голос был столь чудным и явственным, что Галка встрепенулась, и открыла глаза. Да нет же, не голос это, — отголосок, эхо еѐ собственного, утомлѐнного тревогами рассудка. Галка снова закрыла глаза, и уткнулась носом в тѐплую Алѐшкину грудь. Через неделю авиаполк, где служил Алексей, перебазировался под Вологду. У Галки началась новая жизнь, полная бессонных ночей и тягостных ожиданий, — жизнь жены военного лѐтчика. Иногда ей казалось, что ещѐ немного — и она сойдѐт с ума от дурных предчувствий и одиночества, особенно, когда у Алексея начинался очередной «бешеный» график полѐтных дней. Тогда Галка доставала из картонного футляра заигранную до невозможности виниловую пластинку с песнями Визбора ставила еѐ аккуратно на прыгающий диск старенького проигрывателя и развлекала себя любимой песней про Серѐгу Санина: То взлѐт, то посадка, то снег, то дожди, Сырая палатка, и почты не жди… Идѐт молчаливо в распадок рассвет. Уходишь — счастливо! Приходишь — привет!.. ПЯТЬ СТИХИЙ

Галка, Галка, что-то ещѐ будет!.. Это «что-то» обрушилось внезапно: от удара об землю, взрывом, переломило фюзеляж боевой машины, в которой летел Алексей, и горящие останки еѐ разметало вдоль почерневшей от копоти взлѐтной полосы. Никто не смог объяснить Галке, что произошло в воздухе. Ясно было одно: времени на катапультирование у Алексея уже не было. От Алѐшки остался лишь большой палец правой руки, в кожаной перчатке, приваренной к ручке штурвала… В одну ночь повзрослела Галка на целую вечность. И самая главная, значительная часть еѐ жизни теперь была похожа на сон. «И путь наш един…» — часто слышалось ей из того сна… — Оказывается – не един, оказывается – порознь! Самолѐты она уже не могла видеть, а равно и слышать их протяжный истошно-торжествующий рѐв, на высоких регистрах переходящий в разбойный пронзительный свист. Галка навсегда уехала из Вологды. Скорее всего, покаявшись, она вернулась бы к отцу с матерью, да вот только какая-то неуѐмная, неизъяснимая сила влекла еѐ в дальнюю сторону — к двоюродной тѐтке по материнской линии. Наверное, шумный, пыльный городишко не лучшее место на Земле, чтобы начинать свою жизнь заново. Но «не властны мы в самих себе», и, как-то обустроившись на новом месте, незаметно для самой себя, — прожила Галка ещѐ десять беспокойных лет. Много это или мало? Пятилетний сын Алѐшка, наверное, сказал бы, что много. В чѐм-то он похож на Алексея, хотя, конечно же, совсем не Алексей. Это и понятно, — сын от второго — неудачного — брака. Не баловала судьба Галку все эти годы. Чем только не приходилось заниматься ей, чтобы выжить, и кем она только не работала!.. Однажды кто-то посоветовал ей пойти учиться на курсы машинистов мостовых кранов в металлургическом производстве. Дело новое интересное привлекло сразу, да и зарплату обещали немалую. Для бывшей школьной отличницы полтора учебных месяца — не срок! Запомнился первый день практики в кожаном кресле машиниста. Когда Галка, осторожно манипулируя рукоятками управления под пристальным вниманием опытной крановщицы, стронула с места многотонный стальной механизм, — еѐ вдруг залихорадило и бросило в жар!.. Новые ощущения неожиданно извлекли из памяти полузабытый эпизод юности. Вспомнилось, как когда-то Алексей тайком провѐл свою будущую невесту в учебный класс центра подготовки лѐтного состава. Внутри учебного тренажѐра, настроенного на имитацию боевого полѐта истребителя, всѐ было ПЯТЬ СТИХИЙ

всамделишним: приборная доска, ручка штурвала, кресло пилота, остеклѐнный фонарь кабины… Обзорное пространство имитировалось на широком экране монитора проплывающими мимо облаками, вращающейся линией горизонта, наземными и воздушными целями… — «Голова должна вертеться на все 360 градусов, — с улыбкой назидал будущий ас — осмотрительность должна быть очень высокой!»… — В горизонтальном полѐте капот самолѐта всѐ время должен быть направлен в горизонт… — «капот-горизонт… капот-горизонт»… Всѐ это вспомнилось Галке так предметно и отчѐтливо, что заныло сердце! Ей почудилось, что сидит она в «спарке», в кабине истребителя. — Это он… рядом!.. Она почти физически ощутила горячее Алѐшкино дыхание… Вот сейчас взревѐт двигатель, и машина, содрогаясь и захлѐбываясь на форсаже, круто пойдѐт вверх, преодолевая земное притяжение… Вот он уже тянет ручку штурвала на себя…Господи, да что же это?!.. Неподвластная сила вдавила Галку в кресло…Омерзительно липкий пот мгновенно пропитал фланелевую рубашку под рабочим комбинезоном… Фу-ты, напасть какая!.. — Что это ты так разволновалась?! Для первого раза неплохо! — будто бы из-под земли услышала Галка рядом сидящую крановщицу Веру Петровну, — будет толк! Только остановку крана производи плавно, без рывков… А в общем — молодец! Сегодня для Галки всѐ это в прошлом. И сама она уже давно не Галка, а Галина Витальевна. И сидит она на месте Веры Петровны, и к ней, случается, присылают на практику таких же точно, как и она была когда-то, — «зелѐных стажѐров». Настроение с утра убийственно приподнятое. Мартеновский цех как всегда переполнен огнѐм, дымом, лязгом и грохотом… Человеческие голоса и крики тонут здесь, как тонут все посторонние звуки в шуме Ниагарского водопада. Есть что-то общее между этим дьявольски могучим шумовым резонатором рукотворного пекла, и шумом, излучаемым гигантской акустической пружиной над взлѐтно-посадочной полосой аэродрома. Особенно в периоды уплотнѐнного графика полѐтных дней. Прежде эта мысль никогда не появлялась в Галкиной голове. Она возникла именно сейчас, вслед за странной, непостижимой для ума вибрацией, обволакивающей всѐ еѐ тело, всѐ еѐ существо... Будто нарыв под туго стянутой косынкой неприятно пульсировал затылок. Внизу, на эстакаде, шлаковоз "прижался" к печи. Из пробитой лѐтки по глиняному жѐлобу течѐт шлак в тут же подставленную утробу многопудовой шлаковни. Клубы багрового дыма и пыли устремляются вверх и расползаются по цеху. Знакомый с юности привкус неотвратимой беды уловила Галка на пересохших губах. Преодолевая тошноту и слабость, она пыталась понять, что ПЯТЬ СТИХИЙ

произошло. Она не осознавала ещѐ, что именно произошло, но что-то было уже не так, как надо… Сверху, через лобовое стекло кабины, раздутая в боках шлаковня напоминала огнедышащее жерло вулкана с кипящим бульканьем магмы. Но Галке виделось иное… она видела залитый кровью глаз дикого зверя: огненный, немигающий зрачок вперился прямо ей в душу. Безотчѐтный ужас сдавил грудь. Кабина стала невыносимо тесной! Галка не сопротивлялась нарастающему нервному напряжению. Напротив — она подчинилась ему, и всѐ происходящее вокруг замедлилось в своѐм движении… Время в сознании Галки остановилось... Зрительно остановилась и струя воды, аварийно хлынувшая широким потоком вниз из разорванного трубопровода: из системы охлаждения, с высоты верхнего коллектора, — прямо в чашу с расплавленным шлаком. Освобождѐнная энергия мгновенно испарившейся водяной массы в виде взрыва застыла в воздухе. Ударная волна, причудливо изгибаясь своим упругим фронтом, медленно и хищно сокрушала на своѐм пути препятствия. Она двигалась в сторону кабины мостового крана… Прямо к Галке приближалось раскалѐнное облако огненной мелочи из шлака, ржавчины, копоти и перегретого водяного пара... Все привычные человеческие ощущения раздроблѐнной реальности объединились в одно общее, универсальное ощущение времени и пространства. На миг Галка ощутила себя эфирно распылѐнной, рассредоточенной во всѐм многообразии форм, связей и событий окружающего еѐ мира. Она сама была этим миром до мельчайших его подробностей!.. Послешоковая невесомость не казалась сверхъестественной. Было несколько холоднее обычного, но не было зябкости. Новые границы бытийности постепенно закрепились в сознании, и Галка начала приходить в себя… Мир, кажется, почти не изменился: на эстакаде суетились люди, всѐ вокруг было переполнено движением, звуками, запахами. Вдоль взлѐтнопосадочной полосы — здесь и там — догорали обломки МиГа. Было много пожарных машин и машин скорой помощи; и главное, что увидела Галка перед собой, — это яркие, сияющие, счастливые глаза Алексея… Откуда-то издалека слышалась знакомая характерная мелодия: То взлѐт, то посадка, то снег, то дожди, Сырая палатка, и почты не жди… Идет молчаливо в распадок рассвет. Уходишь — счастливо! Приходишь — привет!..

ПЯТЬ СТИХИЙ

СТРАНИЦЫ МСПУ НАТАЛЬЯ РОМАНОВА Преподаватель кафедры мировой литературы Луганского национального университета им. Тараса Шевченко. Член Межрегионального союза писателей Украины. Редактор отдела драматургии литературнохудожественного альманаха «Крылья». Член православного литобъединения «Свете Тихий» и международного клуба православных литераторов «Омилия».

*** У меня на руке - почерневшая дробь из черники. Не растѐт на лугах эта страшная спелая дробь. Вот опять Петербург дал ночлег перехожей калике, И Луганку мою заменила холодная топь... Как трамваи, дома уходили и прятались в дыме. Их съедал этот дым, как последнюю пищу иуд. Я оттуда ушла, ведь на площади Горького ныне Только травы и свечи. И свечи, как травы, растут... КИЕВ, ЛИКУЙ! Какой палач обезглавил тебя, мой город? Крылья расправил и прилетел голод… Вишню взорвал, сливу взорвал, грушу. Киев, оставь! Слышишь, оставь душу. Какая мать родила желторотых нищих? Их Каин поил, и Каин вскормил пищей. Их пушки детьми, живыми детьми стреляли. Столица, ликуй! Свободных людей распяли. Какое окно откроет теперь мой город? Под стоны ветров поѐт по ночам холод. Ревѐт самолѐт, стирается грань с адом, По улицам бьѐт каштановый лѐд с градом... ПЯТЬ СТИХИЙ

*** Вадиму Негатурову Перед домом – очередь людей. С них слетают маски, словно птицы; Автоматный гул очередей К нам в Луганск сегодня возвратится… Вместо граней жизненных – гранит. С чѐрной вестью смолкли поэтессы… Надо мной со свечкою летит Наш поэт. Он – мученик Одессы. Всѐ идѐт, вылазит из ларца Саранча в костюмах жѐлто-синих… Нет на мне тернового венца, На глазах – седых ресничек иней. Толпы душ, отпавших от Творца, В ад ведут широкие дороги. Встал Иуда в маске без лица, – Заправляет шествием убогих. Раскололся каменный заслон Над моей Отчизною родною: Кто идѐт к Святыне на поклон, Кто немецкой грезит ветчиною… Хайль страна! Над трупами – салют. Все ползут на Праздник всесожженья. Пусть поют, но пусть со страхом ждут Майский день Святого Воскресенья.

ПЯТЬ СТИХИЙ

СТИХИЯ ЛЕГЕНД АЛЕВТИНА ЕВСЮКОВА Член Межрегионального союза писателей и Конгресса литераторов Украины, лауреат и победитель фестивалей: "Чеховская осень", "Пристань менестрелей", "Русское слово", "Славянские традиции", "Ялос". Автор книги "Сказания и легенды о древнем Крыме".

БОЖЕДАРА (ЛЕГЕНДА О КЛЕНОВОМ РАЕ) Слышали ли вы о термоисточниках в Крыму? Один из этих источников находится на окраине села Клѐновка (Симферопольский район). К каким чудесам отнести происхождение образования этого источника, – быть может, и расскажут учѐные-гидрологи. Но вот, что рассказано об этом в легенде. И, наверное, это не менее любопытная история, превратившаяся в легенду. Невозможно сказать, когда появилась эта легенда, и, тем более, невозможно сказать, как давно происходили события, ставшие легендой. В очень давние времена проживали в этих местах гордые и смелые люди. Как их называли – россами или руссами? Возможно, среди них были и эллины? Также пока неизвестно – откуда произошли эти люди. Но об одном можно сказать с уверенностью, что их привлекли плодородные земли в окружении бескрайних лесов и тѐплые благоприятные короткие зимы. Чем же занимались в ту пору люди, населяющие этот край? О, они умели многое, занимаясь виноградарством, садоводством, растениеводством! Имели они и плантации роз, и пасеки, и тутовые рощи для разведения шелкопряда. Да и домашний скот был подспорьем в их хозяйстве, хотя в лесах в изобилии водилась всякая дичь. Жители этого края вели мирный образ жизни и любили эту землю, щедро вознаграждавшую их за труды. В одном из многочисленных родов, в семье Даниила и Любимиры было трое сыновей, а позднее родилась дочь. Даниил, едва взглянув на неѐ, увидел необыкновенные глаза и тут же дал своей дочери имя – Божедара. Девочка росла нежной и кроткой. Не сразу поняли родители, что их Божедара родилась незрячей. Ей приходилось познавать мир через обострѐнный слух и через прикосновения ко всему, что еѐ окружало. И хотя еѐ осторожные и ласковые прикосновения вызывали у родителей приятные ощущения, сообщаемые еѐ любовью и привязанностью к ним, но душа их была в смятении, приносящем страдания и боль за их ребѐнка. А между тем Божедара, окружѐнная заботой и любовью родителей и родных, росла, хорошела, как распускающийся бутон розы на утренней заре. Еѐ нежный голос ласкал их слух, словно журчание ручейка. Дочь, ощущая смятение родителей, всегда старалась быть весѐлой. А они, глядя на неѐ, никак не могли смириться с тем, что еѐ прекрасные глаза ПЯТЬ СТИХИЙ

не могут видеть ни их самих, ни неба, ни солнца, ни всего того, что окружает девочку. Но вот однажды, когда Божедаре исполнилось пятнадцать лет, она вдруг неожиданно обратилась к родителям со странным для них вопросом: – А вы умеете видеть будущее? Очень удивились они. – Скажи, Божедара, почему ты задала нам такой вопрос? – О, я видела такой чудесный сон! В нѐм всѐ переливалось разноцветными красками. Это было необыкновенно красиво, как в сказках, которые вы мне рассказывали. – Божедара, как же ты могла видеть краски, хотя бы и во сне? Расскажи нам. – А я давно их вижу. Я вижу их внутри себя. Вижу я и вас, и братьев, и дедушек, и бабушек, и даже солнце. Переглянулись удивлѐнные родители от неожиданной для них новости, но ничего не смоги сказать в ответ. Наступили празднества, посвящѐнные разгару солнцестояния. И вдруг, едва солнце спряталось за горизонт, жители неожиданно заметили необыкновенное явление. На горизонте постепенно начала разгораться разноцветная феерия. Становясь всѐ ярче и ярче, лучеобразный занавес, сверкая разноцветным излучением, поразил жителей края. Яркая пульсация красок постепенно бледнела, словно растворяясь в купели, невидимой человеческому глазу. Но, не успев раствориться совсем, разноцветные иглы пульсирующих штор, вновь проявляясь и оживая сполохами свечения, снова достигали апогея свечения. Но всякий раз, достигнув полной яркости, пульсирующие шторы начинали бледнеть, чтобы затем снова, постепенно разгораясь, вспыхнуть всеми красками. Жители окрестностей поняли, что происходит это явление волею высших сил, и, вероятно, не случайно. Это явление – несомненно, знак, посылаемый им. Но какой – они не могли знать. Не вдруг исчезло это явление, приковавшее к себе не только их сосредоточенное внимание, но и их ступни к земле, а самому телу сообщало состояние, наряду с тяжестью, лѐгкости и невесомости. В душе их царили мир и покой, и зачарованность, и счастливость, ещѐ не осознанная ими. Так же внезапно, как и появилось это чудное явление, оно исчезло. Трудно было осознать случившееся, и люди, полные недоумения, не спешили высказать свои предположения. Что-то их останавливало, и они решили подождать – что же будет дальше. И первое, что случилось на глазах у всех жителей – это внезапное прозрение Божедары. Ошеломлѐнная свечением небосвода, которое она прежде увидела во сне, девушка не могла произнести даже слова. Лишь горячие слѐзы струились из глаз от внезапного потрясения, пережитого ею – она видит! Видит! Наконец Божедара, придя в себя, воскликнула: ПЯТЬ СТИХИЙ

– Силы небесные! Какое чудо вы явили мне! Я видела явление свечения! Но вы явили мне это чудо дважды: во сне и наяву. Вы видите, какие горячие слѐзы струятся из моих глаз? Так пусть же будут такими же горячими струи воды в этом роднике, который я увидела здесь, на этой площади! И пусть эти струи будут нескончаемо обильными, чтобы этот родник смог омыть и согреть уставшее тело всякого человека, живущего ныне и тех людей, кто будет жить в этих краях. И добавила, счастливо вздохнув с улыбкой: – О, силы небесные, явите всем этим людям то внутреннее зрение, которым одарили вы мне во сне. Пусть они видят так же, как вижу я, дабы уметь избегать всех грядущих опасностей и бед. Вскоре после случившегося люди стали замечать, что их внутреннему взору открываются тайны мироздания Земли, звѐзд и Вселенной. Они поняли, что пережитое ими явление побудило их искать ответы на вопросы, возникающие всѐ чаще и чаще. Мир явил им каскад знаний, которые они могли почерпнуть – и откуда!? Они рождались из самых глубин души, будто адаптируя их в жизнь, превращая их – жителей Земли – в адептов Вселенной. И поняли они, что кажется, давно «слышали голоса» природы и, живя в мире между собой, заслужили то, что с ними произошло. Знания, полученные ими волей Творца, позволяли осознать, что не всегда им нужно говорить друг с другом вслух, чтобы понять, что заботит их ближних. Эта способность чувствовать телепатическую связь друг с другом ещѐ теснее объединила людей и заставила принять это, как данное свыше; что необходимо быть осторожными ко всему, с чем соприкасаешься; и что следует нести ответственность не только за поступки и слова, а и за сами мысли и чувства. А главное, люди поняли, что все их неустанные труды возвращаются сторицей, все мечты воплощаются в жизнь, материализуясь в ней. Их стараниями край стал ещѐ прекрасней и благодатней. В самом центре храмовой площади горячий родник изливал свои струи в отведѐнные от него бассейны и трубы, подарив каждому дому тепло и радость. А среди дубов, тополей и ясеней возникли удивительные по красоте деревья, листва которых к осени светилась изнутри ярко-жѐлтыми, нефритовыми, оранжевыми и огненно-алыми россыпями. А ранней весной они зацветали жѐлто-золотистыми соцветиями, богатыми пыльцой, собирая вокруг неисчислимые рои пчѐл. Люди назвали эти деревья клѐнами, а сам этот край – Кленовым раем. Как жаль, что ныне жители этих мест ничего не знают о прошлом своего края. Давно потеряв телепатическую связь между собой, они потеряли стремление облагораживать свои дома, дворы и окрестности. Грустно. Может быть, когда-нибудь, да озарится их сознание вдохновением на творческое созидание, и они захотят превратить Клѐновку в Кленовый рай? ПЯТЬ СТИХИЙ

ВЫШЛИ В СВЕТ «Поэтическая номисма» - под таким названием увидел свет литературный альманах в мае этого года. Как заявлено в аннотации: «Основой этого альманаха являются работы наших современников, в поэтических работах которых употребляются нумизматические образы. Составитель не ставил цель собрать антологию (это могло бы растянуться на долгие годы и многие тома), это простая попытка проиллюстрировать свои наблюдения употребления подобных образов в современной литературной традиции». Представляем работы нескольких соавторов проекта. ТАТЬЯНА БОБРОВСКИХ *** В чужую душу, словно в кошелёк Вы вторглись в поисках своей награды И попросили небывалой платы За то, что кладезь сердца не сберёг. Вы требовали, мелочно считая Купюры лести, медяки похвал И почестей - изысканный металл, В мечтах свой эгоизм обогащая. Души незримой чистая казна Сияла светом неземных сокровищ, Но в мире алчущих слепых чудовищ Любовь, увы, отныне не нужна. НАТАЛИЯ БУГИР *** За копейку продаю, А хотите – подарю Вам свой рай? Что привиделось во сне, Заметает белый снег. Выбирай Хлеба черного кусок ПЯТЬ СТИХИЙ

Да шелковый поясок На суму, Троп нехоженых виток, В пригоршне воды глоток, Слов золу. Ложь медовая сладка, Бьется жилка у виска: Близок край, Взлет паденья предрешен, И последний вздох смешон… ИВАН ВОЛОСЮК *** Хорошо ли это - плохо ли, И умеют ли так поэты: Отчеканиваю строфы я, Как серебряные монеты. Не загадываю загадки я, Не придумываю задачи, Не играю со смыслом в прятки я И его никуда не прячу. А бывает, стоишь над бездною, Позади колосится рожь, Хочешь нужным быть и полезным, Только сам себе не даешь. Все и так запуганы мистикой И не ищут прямых путей, Но стихам не нужна статистика, Так что впредь не возитесь с ней. Что согласные вы и гласные Извлекаете, будто корни? Разве станут стихи прекраснее, И глубиннее, и просторней? Хорошо ли это - плохо ли, Хорошо ли, плохо ли, Отчеканиваю строфы я, Как серебряные рубли. ПЯТЬ СТИХИЙ

ЮРИЙ САХНО МАКУЛАТУРА Машина въехала во двор, в ворота тычась задом. С охрипшим голосом Трезор кружился за оградой. Сарай бревенчатой горой, вбирая воздух клейкий, встречал случайных чехардой с приемщицей-плебейкой. Летел сознательно в утиль Есенин без обложки, лег "Новый мир" ребром на пыль, а Пастернак – к окошку. Поэтов выстраданных ряд потомкам в благодарность пересчитала, как цыплят, курносая бездарность. Рвала их души на куски, потом всех под линейку зажала в ржавые тиски на вес и за копейки. ВЛАДИМИР СПЕКТОР *** Отсверкали весёлые дни, Словно скрылись за тёмною шторой. Мы опять с тобой, осень, одни, И всё те же ведём разговоры. Кто, зачем, и откуда, и как, И опять: «Почему?» – нет ответа. Это юности стёртый пятак Прокатился сквозь позднее лето.

ПЯТЬ СТИХИЙ

ТАТЬЯНА ТАН ЗВЕЗДОПАД Звёздный фартинг сверкнул оловянно, Покатился к «кубышке» земной. Звёздный звон тех монет окаянный Ночь тревожит и гонит покой. Звездопад – мелкий дождик монетный, Блеск и олова, и серебра. От избытка сокровищ несметных Август чистит небес закрома. Звездопад – примитивно гаданье. Разжигая душевный азарт, Покатилась звезда… и желанье Загадаешь – проверишь свой фарт. АЛЕКСЕЙ ЧЕРНЫХ *** Ты ангел мой светлый, чудесный и милый, Хранящий меня от беды и ошибки, Ты счастье моё, что дарует мне силы Одною своей мимолетной улыбкой. Ты небо моё, ты - луна, мои звёзды, Моя ты вселенная, мир бесконечный: С тобою и сложно, с тобою и просто, С тобой так чудесно, уютно, сердечно. Моё ты богатство, златые червонцы, В тебе для меня сплетено мирозданье. Ты радость моя, ты мой воздух, ты - солнце, Ты - всё, что мне нужно для существованья. Ты - всё для меня. И лишь только за это Достойна всех лучших на свете сонетов. ПЯТЬ СТИХИЙ

ГРАЖДАНСКАЯ ПОЭЗИЯ НА ПОРОГЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В течении первого полугодия увидели свет два небольших литературных сборничка: «Тень над страною» и «Линия фронта», которые пытались отобразить политическо-социальную сторону нашего бытия. Представляем некоторых авторов этих проектов.

АЛЛА ДАШКЕЕВА БЕЗВРЕМЕНЬЕ Живем в кредиты в непростое время – Безвременье пульсирует в мозгах. Подкашивает ноги распрей бремя, Вдруг разродившись камнем у виска. «Людей на свете расплодилось много», Флегматик сардонически язвит, Забыли люди заповеди Бога – «Не убивай», - одна из них гласит. Скудеет стол стреноженного братства, Ум воспаленный яствами кипит. «Свобода в стойле» или «Крылья рабства» В меню два блюда, выбирай, пиит! Разбрасываем камни. Время сеять Зерно любви, пришла его пора. Нам пожинать, потомкам Моисея, Прогорклый хлеб вчерашнего добра.

ИРИНА КАРПОВА *** Живая, дышит, всѐ ещѐ живая!.. Кружат, кричат стервятники над нею, А тело рвѐт шакалов хищных стая, А кукловоды ждут куски жирнее. Но стон еѐ не слышат живодѐры, По правилам насилья в диком стане, По евросхеме евросутенѐры Распяли Украину на майдане. ПЯТЬ СТИХИЙ

С «любовью» ей выламывают руки, «Патриотизмом» наполняя речи, И скалятся, и продлевают муки, К уходу подготавливая свечи. С цинизмом над израненной страною Торгуются, - продать бы подороже! И ядовитой брызгают слюною, И спорят, кому Родина дороже. И имя позабыв своѐ, и племя, Меняют спешно лозунги, дорогу… А Украина молится всѐ время, Как мать о неразумных детях Богу. Живая, дышит, всѐ ещѐ живая…

НАСТЯ КЛИМЕНКО ТОБОЮ У час, коли треба бік обрати (коли і брат може стать чужим) - кому на трон, а кому за ґрати, мені дозволено бути жінкою. Мені дозволено Ярославною чекать на пізне твоє повернення, молить, щоб віру тобі надіслав мою Господь, що спокій колись поверне дням. Мені дозволено бути жінкою не йти у бій, а шукати миру кут в своїй оселі, в своїй душі, коли єдиний вихід - чекати вироку.

КОНСТАНТИН КОВАЛЬ ИСКЛЮЧЕННЫЙ ИЗ ПРАВИЛ Исключенье из правила - боль Старых песен в дурном исполненье, Выстрел вверх после окрика "Стой" И двойным под обрез по "мишени". ПЯТЬ СТИХИЙ

Исключенье из правила - йод, Зажививший горячие раны И смешок эскулапа: "Пройдет, Если сваты к утру не нагрянут". Исключенье из правила – сват, Как огурчик в холодном соленье, Выставляться по случаю рад: "Будет свадьба, а с ней новоселье". Исключенье из правил - толпа В политическом пьяном угаре Разбирает леса на дрова И для ведьмы костер разжигает. Исключенье из правила - дым, Оболгавший последнюю осень. Исключенье из правила – мы, Как мишень, как толпа и как особь...

НАТАЛИЯ КОВАЛЬСКАЯ СТОЯЩИМ ПО ОБЕ СТОРОНЫ БАРРИКАД Скажите, вам что, не хватает войны? Три четверти века почти ветераны Никак не залечат ни души, ни раны. Смерть лучших тогда отняла у страны. Плевать: виноваты вот эти иль те. Грушевского – это теперь поле боя?! Там гибнут ребята. Бандиты? Герои? Их больше не будет. На серой плите – Лишь имя и даты рожденья и смерти. Нужна ли война? Призываю – ответьте!

ВАЛЕНТИНА КОМИНА *** Грубо сценарий слеплено: Роли не все равны. Временем перепроверено, Болью моей страны. ПЯТЬ СТИХИЙ

Чѐрный майдан - позорище Всех предыдущих дней. Люди супротив сборища Партий и их вождей. Против нужды и бедности, Против тиранства тех, Кто присягая верностью, Ложью достиг успех. Нервная дрожь на лицах, Вера - огнѐм в глазах. Жизнь на своих страницах Искореняет страх!

ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛЕНКО *** Когда наступит мир, И поутихнет боль, Падѐт и твой кумир, Мы встретимся с тобой. И я спрошу тогда, Что сделала тебе? На всех одна беда Прошлась вдруг по судьбе. Всѐ будет мрак и тлен, Но только никогда Поднявшихся с колен Не возвратить сюда. И очень жаль, что зло Кипит в твоей душе. Мне крупно повезло Свободна я уже.

АЛЕКСАНДР МОРОЗОВ НА ЮГО-ВОСТОКЕ Украина, как огромный плац, И сегодня, у закрытой школы Едет бронетехника в Донбасс, Слышно, как ревут еѐ моторы. ПЯТЬ СТИХИЙ

Что с тобою сделали, страна? От событий просто в тихом шоке. Началась гражданская война На моѐм родном Юго-Востоке. В Раде выступает Яценюк Ожидает помощь из Европы... Раньше - у межи сажали лук, А сегодня - у межи окопы...

ОЛЬГА РЕВА ПРАГНЕННЯ Долонь стискаючи в кулак, Ми розповсюджуємо смуток, Тому не має бути так, Щоб все вирішував кулак, А тільки розум має бути. Це не лише пусті слова, Це гірко виправданий досвід. Де сила стверджує права, Де злістю сповнені слова, Ніколи не настане розквіт. І я ніколи не піду Шляхом ворожості й насильства, Бо він несе лише біду, А я замріяно іду Шукать розумного суспільства.

АННА СОЛОДКАЯ НЕ НАДО МУДРСТВОВАТЬ ЛУКАВО Не надо мудрствовать лукаво, Законы новые внедрять. Ведь десять Заповедей Божьих, И те не можем исполнять! Умней не скажем, не напишем. Пора бы это и понять. Но отовсюду только слышим: «Вкраїні Слава!», твою м….! ПЯТЬ СТИХИЙ

Какая слава, люд спесивый?! Смрад в воздухе над головой. Многострадальный, древний Киев, Весь в «чумах», как дикарь степной. За чум идут теперь поснідать, Иль по нужде. Зачем скрывать? Всѐ тут, всѐ здесь – извольте видеть, Пятно истории опять. Булыжник взял неандерталец, Добыл его из мостовой. И с множеством щитов и палиц Пустился с воем в ближний бой. Мы в дни народного протеста Не избежали баррикад. Но, как же так? Ведь век прогресса?! Куда мы катимся опять? Круши! Ломай! По морде прессу! Палеолит – ни дать, ни взять! (А западу так интересно С бугра за нами наблюдать.) Подмоги ждем? – То взгляд из чума. Не дай нам, Боже, впереди Им зад лизать тайком угрюмо И есть с протянутой руки. Мы что, калеки иль уроды? Свой дом согласны разорить. Какой-то призрачной свободы В Европе хочется испить? Закон один – и он есть совесть. Когда его исповедать Уйдут и ненависть, и горе, И солнце сможет воссиять. В своем дому кто есть хозяин? Не станут «гости» сор мести. Раскаялся библейский Каин, И хочет Авеля спасти. Противники всегда не вечны. История за все воздаст. ПЯТЬ СТИХИЙ

Так будем, люди, человечны! Примиримся в тяжелый час. И будет – «Слава Украине»! Соборность будет и любовь. Помолимся Отцу и Сыну И с рук своих омоем кровь!

СВЕТЛАНА ШЕМЯКИНА ЄВРОIНТЕГРАНТАМ «Слава Україні» та «героям слава» Тільки-но і чути з «5-го каналу». А хіба то слава? А хіба герої? Україну-Неньку продають в неволю За «доляри», злоти, євро, фунти, марки, А із-за кордону, буцімто ті шавки: «Не у вашій сірій та убогій хаті, Тільки-но в Європі будете багаті, Тільки у Європі будете ви вільні, А за це Вкраїна у неволю піде». Наша хата сіра, знаймо, та убога, Бо забули люди заповіді Бога: Не жадай чужого, не вбивай, не заздри, Ось горить вже Київ від вогню зарази! Продались нацистам від розпуки люди, І крокують маршем знов фашисти люті, Бо сидять у Раді двадцять років поспіль Тії ж самі члени – «обранці народні» Та закони пишуть під себе свідомо (Тактика «обранців» всім давно знайома). Ось чому панує зрада та зневір’я (Наш народ «обранцям» вже давно не вірить), Та не час ділити нам свою країну, Можемо так здати ворогу Вкраїну… Як завжди, на сході піднялося сонце, Освітило зранку шахтаря віконце: Треба підніматись, бо біда в країні, Топче нашу землю знов фашистська сила. ПЯТЬ СТИХИЙ

Євроінтегрантам «Ні!» скажімо разом, Не пройде по нашій по землі зараза, І розберемося ми без них в родині, Та не продамо їм Неньки-України!

ВЛАДИМИР ШЕСТАКОВ ЦОКОТ НА МАЙДАНЕ На трибуне - каждый спец В словесах уверен... В этот год и жеребец Врѐт как сивый мерин! ГЕРОИ ЭТОГО ВРЕМЕНИ Из грязи - в князи! Так бывало, Но в наше время не пристало. Когда вокруг одни скандалы, Идут... из кала в радикалы. ОРАНЖЕВАЯ ТРЯСИНА Трудно не сбиться с пути, Коль в столице пакостно. В одну реку не войти, А в болото - запросто! КОГДА ПАМЯТЬ ОТШИБЛО Бросают теперь обыватели Не только в историю комья... Забыли, похоже, карателей! Бандеровцы быстро напомнят. ПО РАЗНЫЕ СТОРОНЫ МАЙДАНА И кто же прав? Молчит логистика, Чем больше "правд", Тем дальше истина. ОБРАТНАЯ СТОРОНА МАЙДАНА Отчего ж не "помайданить", Если кто-то платит money. ПЯТЬ СТИХИЙ

ИРОНИЯ СЛОВА І. А. ЧЕРНЯЄВ ПРИСКОРЕННЯ ПО-ЧУМАЦЬКИ Не помажеш - не поїдеш. (Народна мудрість) Дід мій був одним з перших мешканців робочого селища Гольма. В ті часи стояло декілька хатин, потопаючих у вишневих садах, та пара бараків, розташованих навколо заводика по випаленню доломіту. А навколо безкрайній степ Дике Поле. Але вже тоді від заводу до Микитівки через живописний степ вела мощена каменем дорога, щоб в негоду бездоріжжя не могло перешкодити доставці доломіту на станцію. Степ в ту пору був малообжитим і напівдиким, тому бруківка, ведуча, крізь густі ароматні трави була майже дивом. Але, не дивлячись на красу безкрайніх полів, коли приходила жарінь, подорож від Гольми до Микитівки ставала нестерпно утомливою. Ні єдиного дерева, ні єдиного кущика, щоб подорожньому в спекотний день передихнути від дурманячої жари, і лише на багато верст безлюдний степ. Зрідка ледача огрядна сіра чапля, мляво махаючи крилами, пролетить над вигорілим степом убік Бахмутки, або грізний господар тутешніх місць, красеньшуліка зависне в ніжно-блакитному беззвучному небі, ні свисту увальнябайбака, ні писку птахів в траві не почуєш, поки гордий володар задумливо парить над степом. Дід мій шість днів в тиждень возив в Микитівку доломіт, а в неділю або займався господарством, або запрягав в обридлий віз двох ластатих волів і тягнувся на привокзальний ринок за провізією. Якось одним недільним липневим ранком дід, вставши до сходу сонця, запряг волів і відправився на ринок. Дорога по ранковому, ще дихаючому нічною прохолодою степу - одне задоволення: у блакитному небі вже співали жайворонки, чутний був писк перепелиного виводка та придуркуватий посвист байбаків, що виглядали з трави, як половецькі кам'яні баби. Трави горіли на сонці перлинами роси, і свіжий вітер благословляв подорожнього ніжною прохолодою. І тому, насолоджуючись чудовим видом уранішнього пейзажу, дід не помітив, як опинився в Микитівці. Того дня на ринку все йшло як завжди. Дід торгувався, лаявся, відпльовувався, але мало-помалу скуповував все, що наказувала дружина. Поклавши мішки і кошики у віз, він рушив в зворотний путь. Час був за полудень, сонце стояло високо, палило нестерпно, діда розморило. Він сидів похнюплено на возу, вяленько підганяючи волів, які, як на гріх, крокували (як здавалося йому) повільніше звичайного, а батіг на цих рябих дідьків не робив належного впливу, і вони розміряним кроком тягнули віз по запорошеній мостовій. ПЯТЬ СТИХИЙ

І тут дід пригадав розмову з одним чумаком, що возив сіль до Микитівки з Торськіх озер, який розповідав, мов, якщо волам помазати під хвостами гірчицею, то вони підуть швидше, сам, мовляв, пробував. І, бажаючи скоріше дістатися до оселі, дід вирішив особисто випробувати метод. Благо, гірчицю він купив на ринку. І, не вдаючись до довгих роздумів, дід виконав цю нескладну процедуру, не жаліючи гірчиці. Воли спершу йшли, як ні в чому не бувало, але хвилин через десять дід відмітив, що крок прискорився. «Ага, - радів він, запрацювало!» - і в думках похвалив себе. Але тут воли ще більш прискорили крок, поступово переходячи в жвавий напівгалоп. Всі спроби зупинити їх виявилися марними. «Будь воно неладне!» - лаявся дід, не встиг прийти до тями, а вже і Гольма показалася. «Стійте, іродові!» - кричав він, але воли мчали. Дідові стало не на жарт страшно. На щастя побачив він кума, що йшов назустріч, і почав дід скидати мішки на ходу. «Куме, виручай! – кричав він, - віднеси харчі Марії, скажи їй: воли сказилися!» Останні слова кум ледве розчув, оскільки віз промайнув через селище і полетів по дикому полю. Кум, почухавши потилицю, став збирати розкиданий товар. А дід по бездорожньому океану ковили мчався на підводі, трясся і підстрибував на купині, кричав на волів, плакав, сміявся, молився угодникам, поминав недобрим словом торського чумака і його матінку, а воли жваво бігли по сивочубих травах, і шлейф сірого пилу тягнувся за возом. Через півгодини такої гонки візок не витримав, спершу лопнула задня вісь, а потім воли, відірвавшись з ярмом від воза, чкурнули дружним галопом, а дід, проклинаючи все на світі, махаючи руками, погнався за ними, плутаючись в травах і обливаючись холодним потом. Волів він зловив в смердючій калюжі в мочаруватому яру,недалеко від Кодеми, де рябі чортяки, блаженно прижмурюючись, приймали ванну. К вечору, знесилений і голодний, дід привів волів додому і завалився спати. Наступного дня, разом з кумом дід підібрав в степу «потерпілий катастрофу» візок. А потім довго ще все селище сміялося, дізнавшись дійсну причину сказу волів. Після цього випадку дід став вдумливішим і консервативнішим. І якщо від когось, коли або, він чув ділові поради, негайно хмурився, і махнувши рукою, говорив: «Та ну вас». Зараз Гольма стала крупним робочим селищем (хоча тепер уже вимираючим), хатина діда вже давно розсипалася, мостова частково заросла, частково зруйнована, нафтобаза перекрила цей шлях. Доломітному заводу ніяк не дадуть ладу: господарі змінюються щорік. Від Гольми тепер йде асфальтована незручна траса, яка виходить на Aртемівське шосе між Микитівкою та Горлівкою - відстань до станції збільшилася. А волів у нас давно не держать. _________________________________________________________________________ Журнал изготовлен «МТ-групп» г. Белая Церковь.

ПЯТЬ СТИХИЙ