ФРЭНСИС ХАРДИНГ
ОСТРОВ ЧАЕК
КАРТА ОСТРОВА ЧАЕК
Моей сестре Софи, заядлой путешественнице, той, что спасала жизни, пока все наслаждались красотами окружающих пейзажей. Софи, которая в качестве сувениров привозила из поездок не фотографии или дурацкие шляпки, а тропические болезни и переломы
ПРОЛОГ
С
тоял ясный безоблачный день, дул переменчивый ветер — отличная погода для полета. Реглан Скейн покинул тело, оставив его лежать в кровати — дыхание сделалось едва заметным, как зыбь на море, — и воспарил. С собой он взял только слух и зрение. Какой смысл брать чувства, которые позволят ощутить холод сапфирового неба и головокружение от быстрого взлета? Как и у всех Скитальцев, они с рождения держались в теле свободно, будто крючок на леске удилища. Реглан мог отпустить их в полет, а потом вернуть и при этом помнить те места, в которых побывал разумом. Почти все Скитальцы умели освобождаться от чувств, оставляя их за пределами тела, как за пределами раковины на стебельках-щупальцах остаются глаза улиток. Способный Скиталец встанет где‑нибудь в траве и кожей чувствует, как она щекочет ему колени, а сам пробует на вкус персик у тебя в руке, подслушивает разговоры в соседней деревне, ловит носом ароматы стряпни в ближайшем городке и при этом умудряется заглядывать в глубины моря миль за десять от берега, где пятнистые барракуды снуют меж обломков затонувшего корабля. 7
Пролог 8
Однако эти причуды совершенно не занимали Реглана Скейна. Завтра его телу предстоял трудный и, возможно, опасный путь, и поэтому накануне он решил осмотреть дорогу. Скейн с облегчением наблюдал за тем, как уносится вниз земля и все становится крошечным и уже не таким сложным. Или не таким опасным. В это же время в воздухе над одиноким Островом Чаек наверняка носились десятки других разумов. Свободных разумов, спешащих по делам острова, помогающих ему жить. Они искали разбойников в джунглях, пропавших детей на склонах, акул в море, читали далекие объявления и послания для торговцев. Прямо сейчас рядом мог парить разум другого Скитальца, но Скейн бы его не заметил — как и другой разум не заметил бы его. Он свернул к горному кряжу, вытянувшемся вдоль западного побережья: несколько вершин выглядывало из‑за барашков облаков. Одна из них возвышалась над остальными и была чуть бледнее цветом. Это Скорбелла — белый вулкан, красивый, чистый и обманчивый, как снег. Скейн облетел его по широкой дуге, поворачивая ближе к ее супругу, Повелителю Облаков — высочайшему из расположенных в центре пиков. Его усеянная кратерами голова скрывалась за шапкой облаков. Тихий, окруженный жарким маревом Повелитель все же был вулканом с капризным характером. Над склонами в дрожащем воздухе, словно огромные хлопья, кружили орлы. Нередко их несчастными жертвами становились младенцы — птицам ничего не стоило схватить их и унести в мощных лапах. Так продолжалось из года в год. Но до поселений, раскинувшихся ниже, им дела не было. Орлам казалось, что это огромные и ленивые животные, покрытые сланцевой чешуей и оперением из пальмовых
Фрэнсис Хардинг
листьев. Раскисшие дороги были их жилами, а бронзовые колокола на белых башнях гудели медленным, равнодушным сердцебиением. На мгновение Скейн пожалел, что знает всю правду об этих городах. Каждый из них — улей, кишащий злобными и кусачими двуногими тварями, исполненный интриг, злобы и коварства. Страх предательства снова обжег его ум. «Мы поговорим с этими людьми, — объявил Совет Скитальцев. — Мы слишком могущественны, от нас им так просто не отмахнуться. Все можно уладить миром». Скейн в это не верил. Пройдет еще три дня, и он узнает, так ли беспочвенны его опасения. Пролетая над дорогой, по которой ему предстояло ехать следующие несколько дней, Скейн тщательно осмотрел ее. Пусть он и отправился в путь тайно и спешно, нельзя исключать вероятность того, что новость о его прибытии полетит вперед и в засаде могут подстерегать враги. Искать места, где можно было бы устроить ловушку, на этом побережье всех побережий — задачка непростая. Здесь буквально все кричало о скрытой опасности. В бухте под водой таились рифы, и выдавали их только пенистые волны. Сам горный склон напоминал лабиринт. Веками природа подтачивала и вымывала мягкий известняк, превращая его в скопление острых камней, пещер и гребней. Склон тянулся вдоль всего западного побережья, благодаря чему Обманный Берег и получил свое имя. Те, кто обитал здесь, звались хитроплетами. Эти люди были совсем не просты: у них имелись свои потайные лазейки, повороты, извивы и спящие львы, что притворялись камнями. Изгои, они худо-бедно жили в лачугах окраинных
9
Пролог
городков или в пыльных рыбацких деревушках вроде той, что показалась впереди, — угнездившейся между скалой и берегом в неприметной каменистой бухточке. Скейн прибыл на место и нашел деревню Плетеных Зверей. Это оказалось поселение хитроплетов. Скейн понял это с первого взгляда, хотя и парил слишком высоко, чтобы разглядеть тюрбаны бабушек, браслеты из акульих зубов на ногах юношей, самоцветы и металл, украшающие зубы у всех жителей. Он сразу догадался обо всем по скрытному положению поселения, по скоплению маленьких каноэ у кромки воды, принадлежавших ловцам жемчуга. Скейн спускался до тех пор, пока двуногие точки на берегу не обрели привычные очертания человеческих фигур. Его взгляд остановился на двух девочках, одна из них поддерживала другую. Та, что повыше, была одета в белую тунику, и Скейн сразу догадался, кто она. Арилоу. Арилоу — единственная из Плетеных Зверей, чье имя он знал, а никого больше ему знать и не требовалось. Она одна из всех жителей была важна, и, наверное, благодаря ей деревня до сих пор выживала. Скейн задержался еще ненадолго, разглядывая девочку, и снова взмыл вверх, готовый вернуться в тело. * * * Наверное, имя есть и у той девочки, которая вела Арилоу под руку. Оно должно звучать, как оседающий пепел, быть незаметным. Да и сама девочка казалась такой безликой, что Скейн не обратил на нее внимание. Не обратили бы и вы. Даже если бы встретили, то сразу же позабыли бы.
ГЛАВА 1
АРИЛОУ
Ч
айки неистовствовали на берегу, когда с вершины посыпались камни. Вместе с волной каменной осыпи вниз мчалась раскрасневшаяся от бега
Эйвен. Ни один сельчанин не решился бы срезать дорогу, спускаясь прямо со склона, даже смелая и ловкая Эйвен, — если только дело было не срочное. Несколько человек бросили веревки и сети, но улыбки с их лиц не исчезли. Они практически всегда улыбались. Практически всегда. — Инспектор! — крикнула Эйвен, отдышавшись и восстановив равновесие. — Инспектор Скитальцев идет сюда, проверять Арилоу! Люди переглянулись, и вот уже от хижины к хижине полетели известия. Эйвен тем временем побежала дальше, к основанию скалы, оставляя следы в рыхлом песке. Поднявшись по веревочной лестнице, она отодвинула плетеную камышовую занавеску и вошла в пещеру. Традиция и предания хитроплетов гласили, что пещеры — священные места. Это опасные устья, ведущие в мир мертвых, богов и раскаленных добела, медленно бьющихся горных сердец. Если тебя сочтут 11
Арилоу 12
недостойным — тут же схватят зубами-сталактитами. Семья Эйвен заслужила право жить в пещерах, но лишь благодаря Арилоу. Через несколько мгновений Эйвен уже взволнованно беседовала с матерью. Настоящий военный совет, однако, глядя на их улыбки, поверить в это было трудно. — Что он намерен с ней делать? — Напряженный взгляд мамы Говри пылал яростным огнем, однако ее рот все еще был изогнут кривой улыбкой. Пухлая нижняя губа говорила об упрямстве и душевном тепле. — Как инспектор экзаменует Скитальцев? — Говорят, он хочет оценить ее, все записать. Проверить, как она умеет управлять своими способностями. — Улыбка на губах Эйвен напоминала ножевой надрез. За годы охоты за жемчугом кораллы оставили на ее лбу шрамы, чем‑то походившие на следы птичьих лапок. — Надо всем рассказать. Жители деревни переживали за Арилоу, ведь она была их гордостью и отрадой, их госпожой Скиталицей. Скитальцы рождались только на Острове Чаек, да и то довольно редко. По пальцам можно было пересчитать тех, кто пришел из других земель, зато каждый в почете. Однако среди хитроплетов их почти не осталось. Двести лет назад во время великой войны многие хитроплетыСкитальцы погибли. Вот уже полвека в племени Арилоу такие вообще не рождались. За молодыми Скитальцами закрепилась дурная слава: увлеченные далекими землями, они прекращали заботиться о своих телах, а подчас просто забывали о них. Никто не тревожился, когда замечал, что ребенок не усваивает знания или не обращает внимания на свое окружение, — ведь это было верным признаком
Фрэнсис Хардинг
появления нового Скитальца, пока еще не привыкшего возвращать разум в тело. Когда в деревне родилась девочка, у которой про явились все признаки необученного Скитальца, судьба поселения в одночасье изменилась. Отныне жизнь обитателей деревни перестала зависеть от количества выловленного жемчуга или числа проданных украшений из ракушек. Соседний городок неохотно снабжал их едой на зиму, потому как было решено, что когда их собственная госпожа Скиталица отойдет от дел, ее место займет Арилоу. Теперь в деревню прибывали те, кто желал взглянуть на девочку: они щедро платили за еду и жилье, равно как и за сувениры — на память о визите к единственной Скиталице-хитроплету. Арилоу превратилась в знаменитую диковинку наподобие двухголового теленка или белоснежного ягуара. Если среди селян и был кто‑то, кто сомневался, стоит ли ею гордиться, то посторонние никак не могли этого знать, ведь на людях все без исключения хитроплеты говорили о девочке с неиссякаемым обожанием. Сейчас Арилоу нужно было отыскать и приготовить к приходу гостей. Надеть лучший наряд. Вычесать колючки из волос, а лицо напудрить мелом со специями. О том, сколько в запасе оставалось времени, никто не знал. * * * Ближе к вечеру в люльку на вершине горы осторожно забрались двое мужчин, и шестеро юношей хитроплетов внизу принялись вращать ворот, опуская их. Инспектором оказался тот, что был выше ростом. Многие Скитальцы учились жить в родном теле, но некоторые так поздно осознавали собственную оболочку из
13
Арилоу 14
плоти, что уже никогда не чувствовали себя в ней уютно. Перспектива сбивала их с толку, им не нравилось, что впереди маячит прозрачный кончик носа, что не получается видеть все тело целиком и его нельзя направлять силой мысли. Такие Скитальцы нередко зависали вовне — чуть позади или сбоку, отслеживая себя и управляя жестами. Правда, держались они словно деревянные, и этот человек исключением не был. Его седые волосы были собраны в косичку, а выбившиеся пряди томились под зеленой треуголкой. Глаза цвета ореха — обычное дело для человека его происхождения. Островитяне по большей части были смешанных кровей: больше двухсот лет назад на Остров Чаек приплыли поселенцы Всадники, и за это время, конечно, успели смешаться с местными племенами. Пришлая кровь преобладала, особенно в жилах зажиточных горожан, как, собственно, и этого человека. Необычным казалось то, что его глаза слегка косили влево и то, что он не моргал и не смотрел, куда идет. В общем, это и был тот самый «инспектор Скитальцев». Его низкорослый и более молодой спутник тоже напоминал Скитальца, правда, совершенно в другом смысле. В отличие от инспектора он непрерывно дергался: то за шляпу схватится, то за поручень; всякий раз, когда люльку потряхивало, он переминался с ноги на ногу, его шатало из стороны в сторону. В кожаном конверте у него под мышкой шелестели бумаги. У юноши был круглый, выступающий вперед подбородок, в оттенке кожи про сматривалась свойственная всем Всадникам бледность, а светлые карие глаза пристально следили с опасной высоты за проплывающей внизу землей и причудливым узором обращенных к небу лиц.
Фрэнсис Хардинг
Этот безупречного вида юноша явно прибыл из города. Как и многие островные чиновники, он был одет с иголочки и обут с «колокольчика» — еще один памятный след вторжения Всадников. Много веков назад, на родных равнинах знатные члены коневодческих кланов обозначали свой статус размером шпор. Однако с некоторых пор власть имущие больше не вели войска в бой верхом на коне, а писали законы и ворочали кипами бумаг. Даже мелкие чинуши вместо шпор подвешивали к каблукам колокольчики. «Почетные шпоры» звенели не хуже обычных и к тому же не цеплялись за ковры и подолы дамских платьев. Звали юношу Минхард Прокс, и он уже не первый раз задавался вопросом: нельзя ли подыскать другой официальный пост, менее престижный, чем помощник инспектора Скитальцев, но который не подразумевает поездок по горным тропам в запряженных козлами тележках, спусков со скал в прославленных люльках и общения с хитроплетами? От последнего у Прокса, словно от прикосновения ножа, шевелились волосы на затылке. Снизу на него взирало с полсотни лиц и все они улыбались. «То, что они улыбаются, еще не значит, что ты им нравишься», — напомнил себе Прокс. Улыбки в буквальном смысле сияли, так как почти все хитроплеты украшали свои зубы крохотными пластинками из ракушек, металла или сверкающих самоцветов. Тают ли эти улыбки, сменяясь суровыми минами, когда чужаки покидают деревню? Страшнее, впрочем, оказалось представить, как эти улыбки остаются на лицах, даже когда всякая нужда в них отпадает: сельчане сидят, гуляют, спят и улыбаются, улыбаются, улыбаются…
15
Арилоу 16
В старину, еще до того, как прибыли поселенцы, эта улыбка вызывала уважение. Хитроплеты выступали как миротворцы, послы между племенами и даже говорили от чужого имени с вулканами. Неудивительно, что они единственные вышли встречать Всадников не с копьями, а с улыбками. Хитроплеты помогли поселенцам, снабдив их множеством советов по выживанию на острове. Они предостерегли новичков от строительства города в Скорбной Лощине, в ущелье между Повелителем Облаков и его братом — вулканом Копьеглавом, ибо эти двое соперничали за любовь Скорбеллы и в любой миг могли пробудиться и продолжить борьбу. Однако плодородные земли у реки так и манили. Всадники пренебрегли советом и построили в Скорбной Лощине крупный город. Вскоре стали пропадать горожане. Лишь когда исчез тридцатый — или около того, — все узнали правду: оказалось, людей похищали и убивали улыбчивые хитроплеты. Они поступали так из лучших побуждений. В конце концов весь город мог однажды сгинуть под пятой озлобленных гор. А сделать так, чтобы они и дальше дремали в спокойствии, полагали хитроплеты, можно лишь единственным способом: вылавливать одиноких горожан, прятать их в горных храмах в гуще джунглей… и приносить там в жертву. Когда всплыла правда, разгневанные поселенцы спалили города хитроплетов, разрушили храмы и перебили прорицателей и жрецов. От хитроплетов отвернулись даже соседние племена. Их вытеснили к западной окраине острова — на Обманный Берег, — чтобы там они отныне и выживали, как могли.
Фрэнсис Хардинг
Как только люлька коснулась земли, передние ряды встречающих нетерпеливо подались вперед. — Ты нужный посох! Купи посох! — Несколько ребятишек сжимали в руках длинные, вдвое выше их самих, палки. — Гулять-резон! — Привет, господин! — позвала одна из девушек в задних рядах. — Вы обладай женщина, супруга? Дочка? Они люби украшения! Купи подарок она! Гостей обступили со всех сторон. Раскрасневшийся Прокс начал боком протискиваться сквозь руки, протягивающие ему ракушечные серьги, отделанные бисером шкатулки и картинки на пальмовых листьях, какие сжигали «в дар предкам». Щегольски одетый коротышка, он казался тучным и выглядел глупо в толпе невысоких и жилистых хитроплетов. Видя улыбки, слыша напевные призывы что‑нибудь купить, ощущая, как его, здороваясь, хватают за руку, он в то же время слышал, как потрескивают, подобно искрам в сухую жару, нотки отчаяния, и такое же чувство наполняло его самого. Толпа быстро сообразила, что чужаков лучше не задерживать, и слаженно решила проводить их в сердце деревни, к Арилоу, единственной и драгоценной Скиталице. — Сюда! Сюда! — Живая волна, что захлестнула поначалу и чуть не сбила с ног, теперь несла их. Гостей «вели», направляя дружескими хлопками по спинам, подталкивая к пещере. Внутри висели складчатые, похожие на грязные льняные полотна сталактиты. Прокс поднялся по ветхой веревочной лестнице следом за инспектором. Камышовая занавеска отодвинулась в сторону, и сильные руки помогли гостями подняться во мрак, полный голосов и — как думалось Проксу — улыбок.
17
Арилоу
Снаружи девочка махнула рукой, украшенной по всей длине ракушечными браслетами, и поспешила смехом унять разочарование: — Видали их, эти старые грозные лица? Губы женщин оставались смешливо растянутыми, но глаза сурово и озадаченно взирали на камышовую занавеску. Чужаки, похоже, никогда не улыбались. * * * Какое‑то время семья так сильно хлопотала, что Прокс не мог за ними ус ледить. Мать семейства постелила циновки, подала ломтики сушеной рыбы и не забывала без конца наполнять ромом пиалы из кокосовой скорлупы. — Мадам Говри, — произнес инспектор низким терпеливым тоном, — я опасаюсь, что мы более не можем злоупотреблять вашим гостеприимством, если хотим засветло вернуться в Погожий. Стоило хозяйке заикнуться о том, что гости могут заночевать прямо тут или в одной из хижин, как по телу Прокса пробежал холодок недоверия. За ночлег, несомненно, возьмут плату. Не исключено, что хозяева и так заранее договорились задержать гостей, а после содрать долю с того, кто их приютит. — Простите, я вынужден настаивать. — Голос инспектора звучал как неживой, а буква «с» шуршала, словно у него болел язык. Этим он снова выдал себя, показав, что в собственном теле ему неуютно. — Что ж, хорошо, я позову ее. Хатин! Прокс слегка изумился: разве нужную им девочку зовут не Арилоу? Мгновением позже он сообразил, что это еще один член семьи, который и приведет ребенка.
18
Фрэнсис Хардинг
Должно быть, служанка или старшая сестра. И правда, из мрака смежной пещеры к ним вышли две девочки. Какое‑то мгновение Прокс пристально смотрел на одну из них: ее лицо было покрыто меловой пудрой, брови окрашены золотой пыльцой, а волосы, в которые вставили синие перышки колибри, напомажены воском. Прокс догадался, что это и есть Арилоу. «Ей больше тринадцати не дашь, — подумал он. — Нас предупредили, что эта Скиталица не обучена и совсем не умеет контролировать способности…» Девочку можно было бы назвать очень красивой, если бы не странная мимика. Ее щеки надувались без видимой на то причины, словно Арилоу катала во рту невидимые вишни. Вторая девочка помогла ей сесть на циновку, и тут же мать провела пальцем по виску Арилоу, возле невидящего серого глаза. — Пиратские глаза, — с гордостью объявила мама Говри. Прокс недоумевал: как можно хвастать пиратами в своей родословной?! Достаточно было взглянуть на рот девочки, и сразу становилось понятно, что она и впрямь гордость деревни: почти каждый зуб украшен идеальным крохотным кружочком лазурита с вытравленной на нем спиралью. У той, что привела ее, лишь несколько передних зубов были украшены матовым кварцем, почти невидимым на фоне эмали. — С вашего разрешения, — гася энтузиазм Говри, произнес инспектор, — мы потолкуем с Арилоу наедине. Инспектор с Проксом остались наедине с девочкой. Если, конечно, не считать младшей спутницы, назна ченной госпоже в помощницы. Когда ее попросили удалиться, она, не двигаясь с места, взглянула на
19
Арилоу 20
гостей, — улыбка дрогнула, но не сошла с лица, — и в конце концов ей все же позволили остаться. — Госпожа Арилоу. — Инспектор опустился перед ней на колени. Теплый ветерок пробрался в пещеру, теребя перышки в волосах Арилоу. Она сидела неподвижно, словно не замечая присутствия инспектора. — Меня зовут Реглан Скейн. Мое тело сейчас сидит перед вами. А вы где? Не спрашивая разрешения, помощница Арилоу взяла ее позолоченную руку в свою — маленькую и смуглую — и зашептала ей на ухо. После небольшой паузы веки Арилоу чуть опустились, прикрывая серые глаза, как внезапно налетевшие тучи, отбрасывающие тень на землю. Помедлив немного, будто раздумывая, она раскрыла рот и заговорила. Но услышанное не было словами! Прокс пораженно напрягал слух, пытаясь разобрать звуки, долетающие из слюнявого рта Арилоу. Их будто смыло в море и обкатало волнами до абсолютной гладкости и бессмыслия. Он поразился не меньше, когда поток звуков сменился внятной речью. — Я исполняю поручение для деревни, мастер Скейн. Сейчас я нахожусь за много миль отсюда и слежу за штормом. Вернуться смогу лишь через несколько часов. Прокс не сразу сообразил, что говорит вовсе не Арилоу. Говорила ее маленькая помощница, и ему стало наконец ясно, отчего она не спешила покидать пещеру. Несмотря на живой разум, языком Арилоу владеть не научилась, на что среди хитроплетов сетовали многие. Должно быть, помощница приходилось ей младшей сестрой, которая за много лет пообвыкла и научилась переводить невнятную речь. Слова из ее уст звучали холодно и властно, и Проксу на секунду почудилось, не
Фрэнсис Хардинг
пробивается ли через кроткого маленького толмача* голос самой Арилоу, ее личность, которая заполняет этот сосуд, словно серебристый поток реки — узкое руслице. — Тогда не станем отзывать вас немедленно. — Скейн учел уверенный тон Арилоу и говорил с ней уже не как с ребенком, а как со взрослой. — Вы видите шторм? Где вы? — Я у Ледяного Мыса, вижу тучи, что набились в волосы Клык-Горы. Мне необходимо задержаться, чтобы удостовериться, но, думаю, буря будет здесь к завтрашней ночи. Ледяной Мыс лежал где‑то в полусотне миль отсюда, с него были видны морские просторы и поднимающийся в небо столб пара, а под ним — сам островок Клык-Гора, очертаниями похожий на осевший пирог. Клык-Гора — один из самых воинственных вулканов, и в окружающих ее смрадных трепещущих джунглях обитали одни только птицы. Дурной нрав горы магнитом притягивал к вершине тучи. «А ведь хотели быстренько проверить девчонку и убраться восвояси», — уныло подумал Прокс. Прогулка по скалам и в сухую погоду была небезопасна, а в дождливую просто пугала: красный камень таял, как шоколад, и стекал, извиваясь, по обрывам. Судя по всему, они надолго застрянут в этой глухомани. — Вы понимаете, что я прибыл оценить ваши способности и все, чему вы научились в школе Скитальцев? — произнес Скейн. — Завтра вы должны быть готовы. — Понимаю. Буду готова. В этот момент в полумраке пещеры мелькнула крупная бархатисто-черная бабочка. Бесцеремонно * Толмач (старин.) — переводчик.
21
Арилоу
и дерзко она уселась на припудренную щеку Арилоу. Девочка даже не вздрогнула, а насекомое расправило у нее под глазом крылья, показав усики того же цвета ляпис-лазури, что и перья в волосах Арилоу. Прокс взирал на это с неожиданным благоговением. Быть может, это знак? Девочка с мраморным лицом и бабочкой на щеке… Прокс повидал много Скитальцев, но в этой девочке, спокойно сидящей, словно оракул, в своей океанской пещере, ощущалось нечто мифическое. Казалось, из всего смешения местных кровей некая божественная длань отобрала самое лучшее и наградила им это дитя, которое и без того выглядело необычно для хитроплетов: ровно столько пиратской крови, чтобы у нее были серые глаза, смуглая кожа, высокие утонченные скулы, которые придавали ей мрачноватый флер непохожести… Даже если бы вся деревня исчезла, а она осталась — мир точно не оскудел бы. — Мы вернемся вскоре после рассвета. Да пребудет с вами удача, и да охранит она вас от тумана. Оставим вас пока одну. Скейн поднялся на ноги, и Прокс последовал его примеру. И пока с его колен длинным прутиком сбивали пыль, он позволил себе еще раз взглянуть на госпожу Скиталицу — она так и смотрела перед собой, словно взглядом охватывала бушующие и грохочущие небеса и море.
ГЛАВА 2
ВЫВЕРНУТЫЕ ЯЗЫКИ
—
О
ставим вас пока одну. — Вежливое обещание от инспектора Скитальцев. А еще ложь, хотя и непреднамеренная. Арилоу одна не останется. Следы маленьких ножек возникали на пыльном полу и тянулись к выходу из пещеры. Ножки, что их оставляли, не были невидимы, однако едва ли оставались заметными. Как и личико, которое сейчас беспокойно выглядывало из‑за занавески и смотрело в сторону берега. Ни серых глаз, ни богатой и причудливой раскраски. Это было плоское личико, самое что ни на есть обыкновенное, скуластое, с широко посаженными карими глазами и носиком, не достойным упоминания. Тревожная морщинка пролегла в уголке губ. Посреди лба виднелся островок морщинок, именуемых тревожной рябью, величиной с отпечаток большого пальца. Девочку звали Хатин. И если имя Арилоу звучало как пение совы, пророческой птицы, то имя Хатин походило на звук, с которым на землю опускается пепел. Она и сама была похожа на пепел: такая неприметная, кроткая, почти невидимая. Но сейчас на ее хрупкие плечики легла ответственность за судьбы всех, кого она знала. 23
Вывернутые языки 24
Бабочка на щеке Арилоу тем временем поползла выше, ощупывая дорогу усиками, и взмахом крылышек потревожила ресницы Арилоу. Та дернула щекой раз, другой, а потом госпожа Скиталица издала гортанный стон, вроде того, с каким на свет появляется теленок. Погруженная в раздумья Хатин испуганно обернулась и посмотрела на сестру с тихим отчаянием, затем подбежала к ней и взмахом руки прогнала бабочку. Неужели эта девочка, которая вяло подергивает щекой и слизывает кончиком языка из уголка губ пудру, обнажая полоску розовой кожи, и есть великая госпожа Арилоу? — О… нет, не делай так. Ну‑ка, замри. — Хатин стерла мел с языка Арилоу. — Ты ведь этого хочешь, да? Желая успокоить сестру, Хатин взяла горшочек меда и смазала им ее губы. Лицо Арилоу вновь сделалось ясным — как и всегда, когда ей удавалось добиться своего. Хатин отползла назад и, подтянув колени к подбородку, стала смотреть большими светлыми глазами на то, как Арилоу облизывает губы. Ровная гладь, — говорили красивые серые глаза Арилоу. Рябь на воде, — рассказывали морщинки на лбу у Хатин. Изо рта Арилоу донеслось довольное мычание и чавканье. Где же голос провидицы, который чуть ли не до слез трогает посетителей? Холодный, ясный и властный голос задыхался в глотке Хатин, ибо в тысячный раз она слушала сестру, пытаясь облечь ее лепет в слова, предложения, придать ему хоть подобие смысла. Не получалось. Холодная, невыразимая правда заключалась в том, что это никогда у нее не выходило. Несмотря на все старания Хатин, язык Арилоу оставался
Фрэнсис Хардинг
понятен лишь ей самой. Гостям, изумлявшимся мудрости и чистокровности госпожи Скиталицы, и в голову не могло прийти, что ее трепещущий маленький «переводчик» все высокопарные речи берет с потолка. Это был самый большой страх и строжайший секрет деревни. Они избегали малейшего разговора на эту тему. В конце концов в мире, где Скитальцы странствуют, точно ветер, никогда нельзя быть уверенным в том, что тебя не подслушивают или за тобой не подглядывают. И все же сельчане знали: в тринадцать лет прекрасная Арилоу со всевидящими очами цвета моря способностями владеет не лучше, чем умением летать, подобно ветрокрылой чайке. Мучительный проблеск таланта, который она проявила в младенчестве, исчез без следа, как отдается вечному сумраку камень, на миг позаимствовавший у волны ослепительный всплеск. Хатин появилась на свет лишь потому, что кто‑то должен был оберегать Арилоу, приглядывать за ней день и ночь. Теперь же появилась новая обязанность, хотя напрямую никто о ней не говорил. Тысячью неуловимых способов близкие сообщали Хатин: если — если! — Арилоу и правда лишь дурочка, никто не должен об этом знать… и за пределами деревни тоже. Так с малых лет Хатин выучилась языку гостей, говорила на нем бегло и подслушивала их разговоры, ловила скрытые намеки в выражениях лиц. Чужаки приходили полюбоваться на Арилоу из праздного любопытства, и спектакля Хатин им вполне хватало. И только теперь Хатин впервые осознала размах и опасность игры, в которой деревня участвовала вот уже более десяти лет. Нагрянул инспектор, и тонкий ручеек обмана превратился в широкое озеро.
25
Вывернутые языки 26
Деревня нуждалась в Арилоу. Без денег и гостей, которых она привлекала, сельчане давно бы умерли с голоду. Теперь же спасать положение предстояло самой Хатин. А вдобавок скрыть еще один обман. Выскочив из пещеры, она подошла к двум женщинам, моловшим кукурузу в каменных ступках. — Привет тебе, Хатин, — поздоровалась одна из них. — Где твоя госпожа сестра? — Внутри, отдыхает. Ее дух сейчас на мысе, высматривает бурю. Как правило, вопрос о том, где находится Скиталец, подразумевал два ответа. Правда, не это заставило женщин замереть и заинтересованно взглянуть на девочку. — Она говорит, что завтра к вечеру со стороны КлыкГоры придет буря, — осторожно предупредила та. — Упомянула об этом в беседе с инспектором. Женщины переглянулись и отложили каменные пестики. — Да, есть что передать остальным, — сказала вторая. — Обязательно поблагодари свою госпожу сестру, Хатин. Весть о надвигающейся буре они побежали разносить чересчур громким шепотом. Впрочем, так выходило, что новость была совсем о другом. В общении с хитроплетами важно было понимать не то малое, что они сообщали напрямую, а то, что они подразумевали. Хитроплеты всегда тщательно подбирали слова, прекрасно зная, что вулканы понимают речь, и одна неосторожная фраза может их разбудить. С тех пор, как племя оказалось в опале, хитроплеты стали еще больше опасаться, что кто‑нибудь в этом жестоком