Leonid Tishkov LOOK HOMEWARD by Leonid Tishkov

Управление культуры Администрации города Екатеринбурга Екатеринбургский музей изобразительных искусств

ВЗГЛЯНИ НА ДОМ СВОЙ Издание к персональной выставке Леонида Тишкова 26 февраля – 3 мая 2015

Екатеринбург 2015

7 О художнике Леониде Тишкове ходят легенды. Его, возможно очень справедливо, называют «новым Бажовым». Тишков создает невероятные миры, окутанные мистическими историями и населенные фантастическими существами, среди которых хорошо нам знакомые Даблоиды, Стомаки, Чурки, Живущие в хоботе и другие персонажи, по воле художника оказавшиеся в пространстве нового современного мифа. Урал – не просто родина художника, но и главный элемент, конструирующий вселенную Тишкова, остов, на который проецируется вымышленная географии неожиданных миров. «Само место предлагало мне сделаться мифографом. Надо было только слушать и смотреть, потом уснуть и не проснуться», – говорит сам художник. Вот гора Кукан, возвышающаяся над небольшим городком Нижние Серги, расположенным в самой глубине Урала, – в ней живет Великая Душа Стомака; весь хребет уральских гор, согласно картографии Тишкова, населен Водолазами, Даблоидами, Чурками, обитающими каждый в своем ареале. Кроме того, эти существа органично проникают в мир рядовых уральцев – героев художника, соседствуют там с колхозниками и обитателями деревни, встречаются им на пути, отвлекают от житейских хлопот. Сюрреалистическая природа сна вплетается в реальность уральского ландшафта, размеренного и архаичного деревенского быта.

Ирина Кудрявцева. Гений места

Леонид Тишков производит впечатление неутомимого фантазера, проницательного романтика, внимательного к мелочам рассказчика, прислушивающегося к своим эмоциям и переживаниям. Тишков – художник, искусство которого во многом рождается благодаря чуткости автора к своей собственной истории пребывания на земле. Устойчивость и особую убедительность его работам придает автобиографический след. Говоря о себе со зрителем, со всем миром, Тишкову удается говорить о каждом, делая свою частную историю/судьбу универсальной метафорой жизни, которая при всем при этом сохраняет незабываемую индивидуальность. Откровенный, душевный рассказ о переживаниях, событиях, родных и любимых людях, неотделимых от самого тела и духа художника явлениях превращает произведения Тишкова в поэму о человеке, изрядно сдобренную множеством зачаровывающих неуловимых подробностей.

9 С. 4–5. Огороды зимой. Нижние Серги С. 6. Гора Кукан и Больничная гора, как две доли печени. Нижние Серги

Рожденный из печени Урала. 2003 Бумага, карандаш

Вымышленные образы и герои, помимо литературного и живописно-графического воплощения, проявляются в материалах и техниках, свойственных народному фольклорному искусству: вязании, вышивке, шитье. Пестрый коврик, связанный крючком из разодранных на лоскутки старых одежд домочадцев, – неизменный атрибут любого уральского дома. Такими вязаными половиками «укутано» пространство воспоминаний художника. Медитативный процесс создания коврика поэтизируется Тишковым, художнику удается рассмотреть в незатейливом ремесле важный ритуал овеществления памяти. Одежда, принадлежащая когда-то человеку, навсегда оставляет на себе его след, несет отпечаток времени. Разрезанная и сплетенная с другими отрезками ткани, она продолжает хранить фрагмент истории. Коврик, сотканный из историй, памяти тела самых близких людей, служит долгие годы, остается рядом. Рукотворный, хрупкий строй многих работ Тишкова продиктован самим материалом, из ткани созданы «Протодаблоиды», «Небесные водолазы», «Клубки моей памяти» и другие произведения. Определяющая весь творческий путь художника тема конструирования и сохранения памяти находит свое воплощение, пожалуй, в каждом художественном высказывании автора. В его романтическом стремлении создать «музей» памяти, всеобъемлющий, трепетно хранящий воспоминания о каждом, проявляется очарование «Философией общего дела». Под этим условным названием кроется корпус идей русского мыслителя Николая Федорова, раскрывающих предельно фантастические и смелые для рубежа XIX–XX вв. представления об объединении человечества, воскрешении всех когда-либо живших предков и их всеобщем братстве, восстановлении родовых связей и преодолении забвения. У Тишкова стремление к подобному «воскрешению» проявляется через овеществление, материализацию в объектах искусства памяти – «зашитая» в предмет, она приобретает визуальный проявленный образ. Таковы – «Вязаник», «Чехол для моей души», «Моя матка», «Отцемать» и многие прочие работы. Ранний этап в творчестве Тишкова вписывается в традицию концептуалистского искусства второй половины ХХ века. Свойственная этой практике описательность,

Ирина Кудрявцева. Гений места

11 а также ирония, замаскированная под серьезность и сухость, метафоризация опыта проникают и в художественные проекты бывшего врача и карикатуриста Тишкова. К примеру, псевдодокументальные, оснащенные наукоемкой лексикой листы отчета Лаборатории необиологических структур (Laboratory of Neobiological Structures), изучавшей устройство существ – продаблоидов, впечатляют своей подробностью и слаженностью. Отстраненная концептуальность со временем постепенно ослабевает, на смену ей приходит душевность, все больше проектов Тишкова начинают произрастать из заинтересованности художника темами личной памяти и семьи. Его искусство, стремясь быть человечнее, забывает о серьезности и сухости концептуализма, но не порывает с его интеллектуальной традицией.

Лист из книги «Анатомические акварели». 1995 Бумага, акварель

Истории Леонида Тишкова эмоциональны, витиеваты, но в то же время рассказаны просто, легко и от этого свежо. Они нуждаются в таком же эмоциональном, как и автор, зрителе, не скрывающем свои слабости и желание мечтать, обладающем чувствительностью к иронии и языку, будь он литературный или визуальный. Тишков повторяет: «Мой путь – путь поэта и рассказчика, которому все равно, какими материалами рассказать историю». Универсальность художника помогает ему использовать любые средства и форматы высказывания, когда живопись, графика, книга, рассказ, фотография, видео, объект, перформанс – все подчиняется главной цели автора – рассказать историю. Помимо того, что Тишков является создателем своих миров и многочисленных мифов, сам он охотно становится героем рассказанных историй. «Частная Луна» уже много лет является спутницей художника в его путешествиях. Арктика, Сибирь, Новая Зеландия, Америка, Тайвань, Япония, Европа и, наконец, родные уральские места – самые разные закоулки планеты примеряют роль декораций для того, чтобы рассказать историю дружбы человека и Луны. Все эпизоды этого непростого и долгого путешествия задокументированы в серии фотографий «Путешествие Частной Луны».

Ирина Кудрявцева. Гений места

13 Выставка для любого художника всегда является фиксацией определенного фрагмента жизни, в случае с Леонидом Тишковым это приобретает особое значение. «Взгляни на дом свой» – первая за последние 20 лет персональная выставка Леонида Тишкова в Екатеринбурге. Предыдущая – «Существа» – состоялась в 1995 году в Екатеринбургском музее изобразительных искусств, с тех пор работы художника успели объездить весь мир. «Возвращение домой», на родной Урал становится важным этапным событием в выставочной истории произведений, созданных на протяжении нескольких десятилетий, объединенных автобиографическим контекстом, темой памяти, связанных с местом малой Родины. Творческий процесс, выстроенный у Тишкова во многом как процесс фиксации воспоминания и исследования своих корней, приводит художника вновь на Урал.

Лист из книги «Анатомические акварели». 1995 Бумага, акварель Сублимированные объекты. 2008 Найденные вещи Кат. № 26

Ирина Кудрявцева. Гений места

Леонид ТИШКОВ ВЗГЛЯНИ НА ДОМ СВОЙ

17 С. 14–15 Вид на Нижние Серги с горы Кукан

Мы уходим из дома, возвращаясь Домой. В этом доме все было как тогда, но все иначе, – все освещено светом вечности, светом всепрощания. В этом мире вечных возвратов в любом явлении настоящего есть прошлое и будущее, есть то самое вечное. Все здесь, на окраине вечности, становится символом, множится соответствиями, как кристалл в маточном растворе, в душевном растворе, обрастает материалом пережитого, становясь волшебным существом, высказывая сокровенное о бессознательных событиях души на языке объектов внешнего мира. Так художник вытягивает и сучит нитку из бесформенного облака бытия, наверчивает ее на веретено воображения, создавая мифологический мир. Я возвращаюсь Домой, стены которого – прозрачны, потолок пронзен звездами, внутри же все – безбытно, даже свято для возвращенца: кровать, заправленная светом, небесные лыжи, шкаф – дом существ, на столе спит хлеб, на полу – соляные тени братьев. Когда я смотрю на соль, я вспоминаю свое детство, бесконечную зиму, снег, долгие лыжные прогулки в лесу. Когда я смотрю на сахар, я не вспоминаю ничего. Возле кровати – тот самый напольный коврик, связанный матерью из старой одежды, он стал плацентой, детским местом, откуда пришла жизнь в мое невразумительное тело, скомканное из шерстяных ниток.

В доме художника в Нижних Сергах

Отец и мать, теперь – Отцемать, смотрят на меня из глубины валенок, а вот я – сам, устремленный вверх не небесный еще водолаз, выстроенный всеми, кто когда-то жил и живет со мной на окраине Вечности.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Став Вязаником, выхожу, как из леса, из личного пространства и возвышаю свою личную судьбу до всечеловеческой судьбы, становясь нитяным уральским Големом, принимая архетипическую форму.

С. 20. В саду Металлургов Фотография из семейного архива художника

И вот ты уже говоришь тысячами голосов, подымая изображаемое из мира единократного и преходящего в сферу вечного. Стоя перед сонмом вещей, перед миром, наполненным свидетельствами бытия человека, я беру то, что ближе всего моему сердцу.

С. 21. Чемодан с вещами, найденный на обочине дороги

Не коллекция, а каждодневный сбор и сохранение вещей, поиск воскрешения через овеществленную память. Через ветхие одежды просвечивают звезды, сквозь прорехи пробираются луны. Вечность оборачивается лоскутиком ткани, пуговкой, пожелтевшей фотографией, деревянными веретенами. Не на них ли сучили и отмеряли нитки строгие Парки, богини судьбы? Меня интересуют вещи, у которых была жизнь. И жизнь сейчасная внутри их. Вещи собираются вокруг меня и начинают свой хоровод. Проявить скрытое, отворив дверцу для внутреннего света, создать метафору, соединив отдаленные смыслы. И если это удается, то получается художественная работа. Так через сбор вещей мы воскрешаем ушедших, делаем память зримой и, если повезет, вечной. О вечной жизни мечтает человек собирающий, художник же всегда живет на краю вечности, вытаскивая за руку вещи, некогда упавшие в ее темную пропасть. И каждый раз есть опасность потерять равновесие и рухнуть вниз вместе с висящим на волоске.

Сублимированные объекты. 2008 Найденные вещи Кат. № 26

Так воссоздаются образы из частиц утраченных жизней, собираются молекулы тленных материй, состоящих из атомов правды и любви. Чем больше стоптан коврик, чем дольше ткань сохраняла тепло человека, тем явственней льется свет из дырявого платья. И вместе с ним возвращается душа, чтобы поселиться в произведении, созданном ежечасной работой переживания. Художник всегда собиратель и охранитель ненужного, выброшенного обществом на обочину, он берет этот хлам, обрамляя его своим воображением, превращая его в драгоценность. И все возвращается в дом, который становится постепенно музеем. И этот музей живет – пока жив сам человек, сохраняющий внутри себя память как драгоценную вещь, одиноко стоящий в пустой комнате, наполненной только гулом вечности. Потом человек выходит из дома, как из вечности, в Вечность.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

С. 22. Инсталляция «Домашний труд» на выставке в галерее Крокин. 2008 С. 23. Фрагмент экспозиции выставки «В поисках чудесного» в ММСИ. 2010

25 Мать художника

Первая работа, которую я сделал с круглым ковриком, называлась «Детское место». Переплетения тканых лент, скрученных жгутами, казались мне сосудами плаценты, которая соединяет посредством пуповины мать и дитя. Еще одно название – «послед» – совсем убедило меня в правильности ассоциации круглого коврика с плацентой или детским местом. Коврик, встречающий и провожающий гостя у дверей

Домашний труд

Круглые коврики, многоцветные, связанные крючком из разорванной одежды, обычно раскидывались по деревянному полу крытого двора наряду с «дорожками». Более новые, яркие раскладывались внутри дома, у входной двери, на стульях, на диване, в подножьях кресла и у кровати, чтобы ступать на них босыми ногами. Деревянные доски, крашенные «суриком», коричневой масляной краской, были прохладны, а зимой холодны до дрожи. Без таких ковриков можно было совсем застудить ноги, так было холодно в наших домах. Темным зимним утром меня будила мать, которая уже давно была на ногах, ей на работу в пятую школу, что на другом берегу пруда. Я старался одеться прямо под одеялом, а уж потом вставал и шел умываться. Коврики, как пестрые теплые островки под ногами, не давали замерзнуть ногам.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Александр Иванович Тишков Фотография из семейного архива художника Раиса Александровна Тишкова Фотография из семейного архива художника

С. 26. Детское место. 1994 Ткань, вязание, шитье Кат. № 14 С. 27. Лист из книги «Анатомические акварели». 1995 Бумага, акварель

Отцемать. 2007 Ткань, дерево, фотографии Кат. № 16 Домашний атомный взрыв. 1997 Ткань, вязание Кат. № 15

дома, лежащий у порога, и есть такой «послед». В объекте мягкая, шитая, украшенная бисером и золотой нитью пуповина соединялась с телом новорожденного. Сам плод или ребенок, сделанный из нитей скомканной шерсти, лежит на ночной рубашке моей матери. Достаточно прикоснуться к нему, и разрушится форма, и нет уже того подобия, что напоминает нам жизнь – так она беззащитна и хрупка. Одно неловкое движение – и нет человека… В 1997 году был сделан другой объект. Я соединил два коврика вместе, а мать связала по моему рисунку продолговатую трубу с расширением внизу. Получился объект «Домашний атомный взрыв», посвященный сорокалетию взрыва на химкомбинате «Маяк» в закрытом городе «Челябинск-40» в сентябре 1957 года. Взорвался котлован для радиоактивных отходов от производства атомных бомб. Сила взрыва была такова, что над комбинатом образовалось гигантское радиоактивное облако, мерцающее красным цветом, которое накрыло площадь более трехсот километров по направлению ветра. Огромное пространство Челябинской, Тюменской и Свердловской областей было заражено радиацией! В местных газетах писали, что это редкое явление – всего лишь

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

полярное сияние! И никто из жителей тех мест не был предупрежден, все жили и работали как обычно: ходили в лес, собирали ягоды и грибы, как раз было время опят и груздей. Отец приносил из леса по два ведра еловых груздей – бело-желтых, влажных, с нежной опушкой вокруг шляпки. Засаливали в кадушке, клали сверху метелки укропа, смородиновый лист, накрывали деревянной крышкой, а сверху камень – гнет. Как раз поспела картошка, морковь, капуста. Никто не предупредил нас о возможной опасности. Все домашние несли на своих ногах радиоактивную пыль – и вся она оставалась на ковриках, что лежали при входе домой. Мне тогда было четыре года, и я был ближе всего к зараженной земле, к тем коврикам, на которых оседала эта ядовитая пыль. Вязаник – это была третья и последняя работа, которую мы сделали вместе с моей матерью Раисой Александровной Тишковой. Рядом с ней всегда висит старая фотография из семейного альбома. На ней я в центре, маленький и слабый, окруженный своей родней, полной жизни и силы, веселья и счастья. Это свадьба моего двоюродного брата Бориса в 1959 году в городке Полевской Свердловской области. Сейчас многих, кто там, на фотографии, уже

нет на земле, а их одежду раздали родственникам. Когда же она совсем обветшает, ее рвут на ленты – и вяжут коврики. Каждый коврик в домах на Урале хранит память об ушедших людях, как лазерный диск, на котором записаны их голоса и лица. И вот я попросил маму, когда ей было 85 лет, чтобы она связала из одежды нашей родни костюм. Если ты надеваешь его, он охраняет тебя, окружает и обнимает, как вся моя родня на этой старой фотографии. Я назвал костюм Вязаником. Теперь это новое существо, созданное двумя главными составляющими моего искусства: феноменами времени и места. Вязаник хранит тепло людей моей деревни, овеществляя память. Ветхий покров семьи изорван на «махорики», ленты, сшитые в бесконечные клубочки, подобные клубку, за которым следует герой русских сказок. Народное уральское ремесло вязания коврика мы превратили в магический ритуал возвращения духов предков, переплетение душ в спираль вечности, в солярный знак, в кокон памяти, и получилось новое мифическое существо – вязаный человек, вставший в ряд древних мифических типов, таких как домовой и банник. Примеривая на себя Вязаник, одеваясь в одежду нескольких

С. 32. На семейном празднике. 1959 Фотография из семейного архива художника С. 33. Леонид Тишков в костюме Вязаника С. 34–35. Вязаник. 2002 Фрагмент из видео Кат. № 90 С. 36. Фрагмент экспозиции выставки «В поисках чудесного» в ММСИ. 2010 С. 37. Вязаник. 2002 Ткань, вязание Кат. № 12

Мать художника Раиса Александровна Тишкова с Вязаником

поколений, ты становишься безымянным, безличным существом, обретаешь бессмертие.

Экспозиция выставки «Ткань мифа» в музее Комптон Верней (Великобритания) в 2008 Фрагмент инсталляции «Небесные водолазы». 2004

Правда, обретаешь его на время. Само искусство может пережить человека и вернуть память о нем. Вязаник стал мне посмертным материнским подарком, его путешествие по выставкам не заканчивается по сей день. Когда моя мать оставила земные пределы, я вернулся в ее опустевшую квартиру и обнаружил в авоське множество матерчатых клубочков, которые она загодя накрутила для вязания ковриков. Я забрал их вместе с двумя обтянутыми зеленым плюшем семейными альбомами. Эти клубочки с вставленными в них фотографиями моих ушедших родственников и стали моими «Небесными водолазами», большой инсталляцией. Сейчас они, как в детской сказке, ведут меня по дороге в Тот Самый Дом на небесах, в котором обитает сейчас моя родня, теперь птицы небесные. Бегут клубочки по невидимым дорожкам, взлетают вверх, ласточкиными гнездами лепятся к стенам и потолку новой обители, в самих гнездах спрятались мои близкие, теперь далекие люди-ангелы, смотрят на нас, взыскуя сострадания и любви, подобно всем живым существам этого мира.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Пересматривая шкафы, я обнаружил также в круглой деревянной коробке с хохломской росписью старые пуговицы, которые послужили мне для работы над «Воссозданием образа из частиц утраченной жизни». Именно тогда я решил собрать из них портрет-мозаику моей матери, но после ухода в тот год моей тещи Люси я взял пуговицы, тоже собранные ею за всю жизнь, смешал с материнскими пуговицами и воссоздал из этого богатства образ Богородицы, взяв за пример икону «Великая Панагия или Ярославская Оранта».

С. 40. Фотографии родственников художников из семейного альбома С. 41. Фрагмент инсталляции «Небесные водолазы». 2004

Перебирая пестрые платья, белье, какие-то ветхие одежи матери, штопаные носки и остальные тряпицы, я решил разорвать и разрезать все на «махорики», так называла их она сама, когда рассказывала историю своих ковриков. Так возникла серия фотографий «Платье моей матери» и вязаный объект «Моя матка». Одинокие платья висели в шкафу, молчаливые, на деревянных плечиках. Вот одно из них, черное строгое шерстяное платье учительницы начальных классов. Другое, из крепдешина, цветастое, она надевала на праздники. Что мне делать со всем этим, что осталось после ее ухода. Памятуя о том, как моя мать разрывала на ленты

Воссоздание образа из частиц утраченной жизни. 2008 Холст, пуговицы, клей Кат. №27

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

старую одежду, чтобы вязать коврики, я разрезал ее платье на ленты, на одну бесконечную ленту, скручивая клубок за клубком. Все разрезал, разорвал на «махорики», как говорила она. Так произошла дематериализация одежды, превращение ее в клубочки, в подобие атомов, скрученных из электронов, хранящие внутри ядро материи. «Какая красивая материя, сошью какнибудь из нее платье», – говорила когда-то мать. В слове «дематериализация» слышится и «материя», и «мать». И вот остались только тени платьев на стене, голые плечики на гвозде, память в сердце, печаль и бархатный альбом с фотографиями. И множество пестрых клубков-атомов, из которых теперь строится теперешняя реальность, дом мира, укрепленный памятью и любовью. Разрывание одежды, скручивание клубков, связывание разорванного, соединение сломанного наполнено метафизическим смыслом проникновения духа в материю – сублимацией. Через обжиг вины к белому, второстепенной работе и разрушению остатков, к растворению в дожде чистой материи, соединяя мужское и женское, отчуждаясь от мира, приходим к связыванию двух начал, к простому домашнему труду – вязанию крючком.

Платье матери. 2007 Серия фотографий Кат. №118–128

47 Так и назвал свою выставку – «Домашний труд», которую я сделал в 2007 году в Крокин галерее. На вернисаже ко мне подошел мой незабвенный, ныне покойный друг, коллекционер и куратор Саша Заволокин и рассказал, что когда умерла его мать, он собрал ее одежду и сжег во дворе родного дома в Нижегородской области. У нас на Урале вещи покойного сохранялись, те, что поновее или которым «сносу нет», дарились родственникам и друзьям, пришедшим на поминки. Так валенки матери я отдал тете Нине, пару шерстяных кофт – двоюродной сестре Вере, соседям – пальто, плащ и швейную машинку «Зингер», холодильник «Бирюса» отдал после мой брат Валера двоюродному брату Саше.

Из альбома «Возвращение домой». 2009 Бумага, гелевая ручка, фотография Кат. №71–89 Моя матка. 2007 Ткань, вязание Кат. № 13

А вот платья и белье оставались в своих обителях-шкафах ждать своего часа, чтобы однажды превратиться в объекты искусства. «Моя матка» вязалась мной в полном соответствии с анатомической формой, она получилась шелковой, крепдешиновой, сатиновой, хлопковой, мягкой и яркой. В нее можно было смело спрятаться мальчику 10 – 12 лет, свернуться «калачиком» и уснуть беззаботно и счастливо. Мне же туда не поместиться, а хотелось бы, очень хотелось.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Чехол для моей души

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Говорят испуганные люди: «Душа ушла в пятки». И там притаилась, живет, тихо дышит. Приходит в голову, что если собирать всю жизнь по носку в месяц или два, то можно набрать их для новой художественной работы. Обычно же, когда один носок прохудится, второй, целый, вместе с ним выбрасываешь, не штопаешь первый как раньше. Это когда-то было трудно с носками, сидели женщины, натянув носок на деревянную чурочку, тонкой иголкой стежок за стежком затягивали, как паутинкой трудолюбивый паучок, дырку на пятке, чтобы у испугавшегося мальчика душа не ускользнула, не улетела восвояси. Да ведь еще: каждый носок хранит воспоминание о душе, некогда обитавшей в нем.

Собирая порванные, «отжившие» носки, сохраняю следы, прошедшее, пережитое. Думаю, когда соберется за много лет порядочное число их, разрежу, чтобы связать чехол для души. И буду тихо ждать, когда придет время – душа заберется в него и улетит в космическую даль. А пока она спит там по ночам, когда ты сам спишь на кровати, закрыв глаза, погруженный в сияющий сон. Сплю на кровати, а души мои покинули меня и висят вокруг как тени, прибитые гвоздями к стене. Их я связал из темной «мужской» материи, из сонмища черных маек, сатиновых трусов, коричневых носков, темно-синих «треников» с вытянутыми коленками, мешков для второй обуви с вышитыми буквами «л. тишков 4а». Темное прошлое вытянулось в струнку, завилось пеньковой веревкой, тащит меня назад, а я зацепил его жилу стальным крючком и плету темные коконы прошлых теней. С. 49. Волшебная плацента водолаза. Один вяжет, другой распускает. 2003 Бумага, тушь

Чехол для моей души. 2008 Ткань, вязание Кат. № 18

51 Вязанный коврик матери. Фрагмент

Поэтому я назвал свою новую работу «Клубки памяти». Фотографии из семейного альбома я

Клубки памяти

Память, овеществленная со временем, становится неподъемным грузом для моих слабых плеч. На излете жизни стараешься освободить тело и душу для полета. Как говорил великий русский художник Казимир Малевич: цель нашей жизни – подготовка к небу. Начинаешь понимать опыт моей матери разрывания – разрезания старых одежд, вязание из «махориков» цветных ковриков. Память отпускает тебя, когда вдруг из ясно очерченного предмета, хранящего очертания близкого человека, которого уже нет с тобой, возникают лишь бесконечные ленты и нити. Потом долгое скручивание их в клубки, это как бы сотворение новых атомов, из которых строится после нечто новое, обладающее формой бесконечности: концентрические окружности, закручивающиеся во вселенную. Это уже вязание коврика. И вот лежит на коленях тихий, уютный коврик, в котором растворена, закручена память памяти, тихая, почти прозрачная, легкая, растворенная на элементы. Память памяти почти неуловима, она не держит тебя на земле, с ней легко взлететь, преодолевая земную тяжесть, когда придет время.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

напечатал на батисте, легкой ткани, которую очень любила моя мать, в ее шкафу когда-то висели два ярких батистовых платья. После я взял ножницы и приступил к работе: мои родные, я сам, кто-то, кого я не помню или забыл, стали исчезать, разрезанные, разорванные, разделенные на ленты, чтобы потом свернуться в клубки. Вот висят под потолком все мои уральцы, вниз спускаются дорожки, нити, связующие их с землей, на ней лежат клубки, из которых будут вязаться будущие коврики, вяжутся коврики. Так начинается бесконечная работа, простой домашний труд, чтобы в нашем доме не зябли босые ножки детей.

Коврики

53 Тетя Поля во дворе своего дома

Наблюдая ветшание материи, растворение ткани в пустоте, решил для себя превратить коврик матери в подобие памятника, отлить бронзовую копию тех самых ковриков, что оставила она мне в наследство. И вот лежат эти новые коврики на полу, неотличимые от рукодельных «кружков», нарядные и такие домашние, но как пробуешь взять их в руки – вся тяжесть разлуки, печальной памяти, металлический холод вечности пронизывают твое тело, и ты не в состоянии оторвать эти коврики от земли.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Коврики матери. 2010 Бронза, акрил Кат. № 4–7

55 Сарай матери Фотография из архива художника Держится своих корней. 2007 Бумага, шариковая ручка

После смерти отца мать через несколько лет вышла замуж за почтенного пожилого немца Александра Давыдовича, он был вдовцом: его жена Эмма лежала на том же кладбище, где и Александр Иванович, мой отец. Наши могилки ближе к реке, на задах кладбища, на светлой зеленой полянке, окруженной соснами,

Сарайка

После переезда в городок Гагарина у нас появился дровяник или сарайка, так называли деревянные помещения, выстроенные рядком во дворах каменных двухэтажных домов. Наша сарайка была вторая с краю, по номеру нашей квартиры. В ней у нас хранилось много чего, так как переехали мы из одноэтажного деревянного дома, в цивильную квартиру все это барахло не потащишь. Сарайка эта служила нам верой и правдой, отец поставил рядом козлы для пилки дров, проделал дырку для собаки, чтобы наш Тобик мог жить в ней, но он отвязался и сбежал обратно, в переулок Мастеров, и больше не вернулся. В ней стояли велосипед, на котором отец возил картошку в мешках, несколько лыж, лопаты, топор-колун и обычный топор. Там же отец хранил свои вещи для турпоходов: резиновые сапоги, ветровку, палатку в коричневом брезентовом мешке, закопченный чайник.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

а Эмма лежала на краю центральной дорожки, ближе к центру. Там, конечно, не так уютно, как у нас. Мать была очень довольна нашим участком, огороженным голубой металлической оградкой, рядом – участок ее старшего брата, Василия Александровича Тягунова, со столиком, обитым жестью, за ним – Мартьяновы. Там лежали сестра матери Катерина и ее муж Василий. Там же – Николай, мой двоюродный брат, и его сын Сережа, разбившийся молодым на мотоцикле. У них стол был с лавками: на Троицу за ним сиживало до двух десятков гостей, детей кругом бегало без счета, сюда же приходили все Тягуновы, особенно с могилки младшего брата мамы – Вани, и среднего – Шуры, и самого основателя династии Тягуновых – Александра Ивановича Тягунова. Участок их был удобный, недалеко от церкви, но там было сыро и темно, не так весело, как у нас, на зеленой полянке, между сосен и березок. Александр Давыдович, бывший инженер Леспромхоза, сосланный на Урал в годы войны из Казахстана, давно дружил с родителями. Он был немногословный, вежливый, высокий немец, детство его прошло в Поволжье.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

В 30-е его с родителями и братьями сослали в Казахстан, где после многих мытарств он получил профессию строителя, женился, но начавшаяся война разрушила их жизнь, его арестовали и сослали в трудлагерь в Свердловскую область, где определили работать в Леспромхозе. После туда приехала его жена Эмма, они остались там и после войны, так как дома его уже не было, все родственники либо пропали без вести, либо были расстреляны. Так он остался в Нижних Сергах, получил должность главного инженера Леспромхоза, здесь родились его две дочери. Здесь же он и проводил в последний путь свою Эмму. После смерти отца, года через два, Александр Давыдович начал приходить домой к моей матери Раисе с астрами и гвоздиками, оказывая внимание. И всегда приносил с собой торт и шампанское, чем поражал обитателей городка Гагарина. У него были две взрослые дочери, которые давно вышли замуж и разлетелись кто куда: одна – в Волгоград, другая жила в Реже Свердловской области. Через некоторое время он предложил моей матери объединить хозяйства, мы не возражали, дочери Александра Давыдо-

вича тоже. Поменяв свои квартиры на двухкомнатную на улице Розы Люксембург в пятиэтажном панельном доме, мать и Александр Давыдович стали жить вместе. И теперь в маленькой кухоньке встали рядком два холодильника «Бирюса» – они были когда-то куплены ими по записи в местном райпо, в 60-е годы. Очередь на покупку холодильника длилась годами, холодильник был роскошью, зимой мясо и масло хранили в деревянном ящике под окном, а все остальное – в подполе. Отец вырыл его, положил пол, полки, он очень им гордился, когда мы жили в городке Гагарина. Там у нас стояла бочка с квашеной капустой, бочонки с солеными груздями, волнушками, банки с малиновым и рябиновым вареньем. Конечно, картошка хранилась там, капуста, морковь. А холодильник «Бирюса» был куплен родителями где-то в 1966-м или, может, на год позже, так же как и Александром Давыдовичем. Так они и встали, два белых близнеца, рядом с друг с другом, на их общей кухне. Сейчас у меня остался один из них, чей именно, не могу сказать. Но работает он исправно, может, чуть-чуть подрагивает по-стариковски,

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

когда останавливает свой компрессор, но что вы хотите, все-таки полвека стукнуло этому чуду бытовой советской техники, произведенной в Красноярске. Что еще привез из своего нажитого Александр Давыдович? Люстру и торшер с пластиковыми висюльками под хрусталь да пару ковров, ведь обычно ковры вешались у нас на стенку над кроватями, а на пол клались дорожки и круглые коврики. А тут и ковер пришлось положить в спальне на пол в дополнение к двум висящим на беленых стенках. И, конечно, много всяких орудий труда: молотки, пассатижи, пилки и все остальное. Для этого пришлось Александру Давыдовичу построить отдельную сарайку. Немного в стороне от ряда «гагаринских» дровяников возвел он домик на двух бревнах, покрыл его шифером, положил пол, полки сделал. Так как он был инженером-строителем, то сделал его капитально, на века. Внутри в центре стояли зиккуратом три маминых сундука: один огромный, на котором можно было спать, если подстелить телогрейки и тулуп, второй средний, а третий маленький. В них хранились старые одежды, коврики, неподшитые дорожки, в маленьком – инстру-

менты. Рядом стоял ларь с мешочками муки, сахара и крупами. На полках лежали сломанные утюги, чайники, кастрюли, ведра, бидоны и консервные банки с гвоздями. Все, что в доме ломалось, выходило из строя, не выбрасывалось, а приносилось в сарай на вечное хранение. Здесь были стопки журналов «Работница», «Здоровье», «Знание – сила», «Техника – молодежи», «Крокодил» и даже такой редкий журнал, как «Рабоче-крестьянский корреспондент». Стояли коробки с худой обувью, коньки на ботинках, лыжи с палками, санки, части от велосипедов, на гвоздях висели плащ-палатка отца, плащи-болонья, тулуп, ватники, удочки и старый матерчатый зонтик. В одной коробке, переложенные ватой, лежали новогодние игрушки: стеклянные шары, фонарики, плоские картонные фигурки животных, бусы, звезда наконечная, самолетик из стеклянных палочек и бусин, дождь из фольги. Ближе к двери располагались лопаты, грабли, ведра, коса и все, что надобно для огорода. Мать каждый год «садила» картошку, копала, укладывала в мешках в погреб к тете Поле на зиму. Как ни приедешь на каникулы, мать: «Возьми с собой в Москву мешочек картошки, такой рассыпчатой, ароматной, ты там никогда

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

не попробуешь». И, действительно, картошка была хороша. Синеглазка и белуха, белого цвета – так, кажется, мы ее звали. Копать огород, сажать картошку каждую весну – это непременно, как и белить потолок в доме каждый год. Мать так была расстроена, что старость не позволяла ей белить квартиру каждый год. А вот сажать картошку она не прекращала до самой смерти. Ей выделили две грядочки на огороде оставленного дома на улице Титова, куда она ходила часто, ухаживала за кустами картофеля, за морковью и редиской. Укроп там рос, бобы по краям грядки. Прошло время, умер Александр Давыдович, умерла мать, я поменял пустую двухкомнатную квартиру на маленькую «однушку» на той же улице, обставил ее старыми вещами, кое-что отнес в сарай. Он стоял как стоял, немного покосился, напоминая Невьянскую башню. Но дерево было сухим и чистым, внутри уютно и светло от лучей заходящего солнца. Весь сарай от солнца казался красно-коричневым, на темном шифере крыши зеленели комочки мха. Такой мох растет только на уральских камнях, а тут он вырос на моем сарае. Я любил это закатное солнце, в его лучах сияли пылинки, все предметы становились теплее

и от этого ближе сердцу. Вот мамин утюг, а это – мои валенки, это – колесо велосипеда брата Жени. У меня не было велосипеда, я так и не научился ездить на нем до 25 лет. Я рассматривал журналы, разворачивал пожелтевшие газеты, разглаживал поблекшие коврики, перебирал новогодние игрушки. Этот сарай казался мне последним оплотом безвозвратно ушедшей жизни, куском моего детства, музеем прошлого. Возникла мысль разобрать его и вместе со всем содержимым вывезти на какую-нибудь выставку. Я даже начал фотографировать хранимые в нем предметы, обдумывать, как их перевозить. В начале лета 2012 года мне в Москву позвонил мой друг Витя Кривошеев и сказал, что мой сарай исчез. На этом месте, где он стоял, ничего нет, сказал он, – ни досточки, ни кусочка шифера, ни тряпочки, ни худого ведерка. В одночасье его сломали и вывезли куда-то в неизвестном направлении вместе со всем содержимым. Через два дня на этом месте был установлен металлический гараж. Тем летом я приехал в Нижние, и мы узнали, что это гараж местного начальника МЧС, который жил напротив и, видимо, ему очень мешал этот сарай и он попросил местные коммунальные

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

службы, чтобы они «ликвидировали пожароопасную постройку». Они так и сделали. Видимо, все было выброшено на свалку в ближайшем карьере. Искать следы было бессмысленно. Я оставил напрасные поиски виноватого в этой истории, как говорится, завил горе веревочкой. Решил, что это небесные силы и все, что свершилось – свершилось. Осталось только смиренно принять эту потерю, как череду других жизненных потерь, как смерть родителей и друзей детства. Ведь осталась память о них, о том времени, когда весь мир вокруг меня был освещен ярким утренним солнцем, пронизан любовью и новизной. Когда все вещи разговаривали с тобой как родные, приоткрывали свои тайны и предназначения. Это время уже не вернется, но есть другое время, которое здесь и сейчас. И надо жить дальше. И хранить память обо всех, кто жил когда-то, как ты здесь и сейчас. И важное дополнение. В то лето я совершил путешествие в небольшой уральский городок Верхотурье, что стоит по дороге от Нижнего Тагила в Серов на реке Тура. Это был проект, рассказывающий о запустении промышленных

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

предприятий Свердловской области в рамках Индустриальной биеннале современного искусства в Екатеринбурге. Моя цель была рассказать о некогда успешном верхотурском заводе коньков, который закрылся в 90-е годы. Я встречался с бывшими рабочими завода, ходил к ним домой, фотографировал, рассматривал их домашние фотоальбомы. В один день я встретил пожилую женщину, она всю жизнь работала на этом заводе в бухгалтерии. Мы сидели и разговаривали у нее дома. Потом она привела меня в свой сарай. И я увидел сарай моей матери: те же сундуки, правда, не зеленые, а голубые, те же коврики и дорожки, куча ненужных вещей, обуви и одежды, сухой зверобой и мята, мешок с картошкой, лопаты и ведра. Правда, вместо журналов и старых газет она достала из коробки и положила передо мной рукописные тетради с нотами, текстами песен, переписанные синими чернилами. И сверху положила медную трубу. «Это вещи моего мужа, – сказала она. – Он работал вместе со мной на производстве, но его любовью была музыка – еще в армии освоил нотную грамоту и научился играть на трубе и кларнете. Всю жизнь он записывал

музыку и играл в духовом оркестре на нашем коньковом заводе, теперь я не знаю, что мне делать с этими тетрадями». Я открыл первую же тетрадь и услышал вальс «Амурские волны». Он взвился над моей головой под деревянную темно-коричневую крышу сарая, забился среди ведер и ковриков, оттолкнулся от сундука и вырвался в открытую дощатую дверь, за которой росла ярко-зеленая трава. Музыка поднялась выше травы, заборов и самого дома, зазвучала еще громче, оказавшись на воле, а потом рванула куда-то в сторону пустыря, на окраине которого стояла глухой стеной темная тайга. Там и затихла. А мы стояли в пустом сарае и смотрели на все эти вещи, которые окружали нас – вопрошая сочувствия и любви, они взывали к нам, напоминая о своей непреходящей важности для человека и его памяти, а мы не могли им дать то, чего они были достойны. «Простите нас, нам нельзя здесь оставаться, нам нужно уходить за серебристыми волнами амурского вальса», – сказали мы и вышли из сарая, закрыв дверь. Сундук матери Фотография из архива художника

Вид на металлургический завод с горы Кукан в Нижних Сергах

Черный снег

63 Легочный водолаз везет меня на своей телеге из школы домой. 2003 Бумага, тушь

Черный дым поднимался над Больничной и Кабацкой горами. Это разжигали домну. Или мартеновскую печь. В чем в них различие, я не знал. Детей не водили на завод, не пускали в «горячий» цех. «Это опасно, повсюду горит металл, шихта, шлак, грязь и копоть», – говорили взрослые. Днем и ночью шумели печи, грохотало железо, из кирпичной трубы время от времени вырывались клубы дыма, который рассеивался над городком, прудом и горами. Плотный запах сажи стоял в воздухе, такой родной, сладкий запах моего детства. Сейчас, приезжая, я не чувствую его в воздухе, его уже нет, давно не топят доменные печи углем, да и самих этих печей уже нет. Черные деревянные дома на улице Федотова хранят в срубах и досках ворот столетнюю копоть, ту самую, что летела годами из труб завода. Все покрывалось ею: и дома, и дороги, и сами люди. Зимой выходишь на улицу, а снег весь в черной пудре! Если разрежешь лопатой сугроб – будет тебе обгорелый слоеный торт. Весной, когда стаивал снег, вся эта сажа покрывала землю плотным черным ковром, пока дожди не смывали, не уносили ее в пруд. Может быть, поэтому гора Кукан над моей улицей стояла двести лет лысой, покрытая травяной шалью. Тихо рос только один маленький кривоватый еловый

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

65 лесок на склоне, да серые камни-валуны то тут, то там. Мать рассказывала, что она еще девочкой играла с подружками в этом леске. И мы с братьями любили подниматься на Кукан, валяться в сухой теплой траве среди колокольчиков под куполом голубого неба, обрамленного кудрявыми облаками.

Снеговик. 2009 Бронза Кат. № 1 Вид на металлургический завод с горы Кукан в Нижних Сергах зимой

А сейчас, за последние несколько лет, вдруг стал Кукан зарастать елками, рябинками, березками, иргой и боярышником. Теперь зимой в Сергах белым-бело, воздух чист и прозрачен, пахнет морозной хвоей, а я все вспоминаю дым из красной кирпичной трубы, от которого снег становился черным. И тоскую о сладком, родном запахе моего детства, который исчез навсегда.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

67 Леня у елки Фотография из семейного архива художника Лист из книги «Анатомические акварели». 1995 Бумага, акварель

Я тоже приносил в квартиру, как когда-то мой отец, настоящую елку, пахнувшую хвоей, чтобы порадовать своего сына. Но потом, видя, как лежат они поломанные, покалеченные на дворах, в помойных контейнерах; раздавленные на дорогах, а то и хуже – не распроданные, не дождавшиеся гирлянд и игрушек, сваливаются 1 января в кучу на свалке, остановился

Я оставил свою елку в лесу

Перед Новым годом отец отправлялся в лес за елкой. Выбирал не особенно долго, лес был рядом и елок там было видимо-невидимо. Приносил огромную, ровную, пушистую ель, оставлял в общем коридоре нашего 12-квартирного дома. Она там лежала всю ночь, обтаивала и привыкала к теплу, источая елей, – наверное, так называется аромат хвои ели, тающего снега, воздуха леса, запутавшегося в лапах дерева. Я надевал валенки на босу ногу и выходил на нее любоваться. Вдыхал запах оттаявшей хвои. Дома уже стояла открытая коробка с игрушками. Украшать елку будем с братом завтра. А сегодня в темном коридоре, побеленном голубой известкой, она лежала на боку, из отрубленного ствола капала на коричневый дощатый пол смоляная кровь. На моей ладони потом долго оставались ее черные пятна. Они и сейчас видны.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

и перестал ставить живую елку на Новый год. А после старого Нового года начинают горожане избавляться от сухих новогодних елок, отдавших свои души празднику. Видя это, я стал составлять перечень выброшенных елок во дворах и соседних улицах, снимая их на фотоаппарат. Получились простые, как криминальная хроника, кадры, но убедительные в своей безысходности и выразительности. Тем самым объявил urbi et orbi: я свою елку оставил в лесу. И сейчас прошу всех, кто еще ставит срубленную живую елку у себя дома, остановитесь, замените ее на искусственную или выращенную в горшке.

Чем меньше мы будем покупать живые деревья, тем меньше их будут рубить браконьеры в наших лесах, а те, кто выращивает на продажу, – пусть оставят их там, где они растут. Какой удивительный и красивый ельник вырастет на этом месте через десять лет! Жителей в Москве уже десять миллионов – сколько же елей загубят предприимчивые торговцы живым товаром? Не один лес падет под хлопушки и хороводы. Искусственная елка, возможно, не так поэтична, без елового аромата и сухих хвоинок на полу, но зато наши дети наверняка смогут увидеть живую елку в лесу, припорошенную снегом, высокую и прекрасную, и протянут ей свои руки, как своему другу и такому же обитателю планеты Земля, как и мы с вами.

Вид на город Нижние Серги с горы Больничной Прощание с новогодней елкой. 1999 Фрагмент из видео Кат. № 93

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Снежный ангел

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

История ангела, поднимающегося на гору моего детства, засыпанную снегом, застывшую от холода. Гора, где я проводил многие часы, играя в снегу, прыгая в снег, надеясь осуществить иллюзию полета. Сюрреалистический сон – бесконечная стена снега, бесконечный путь человека к вершине как невозможное возращение в детство. Снег, растворяющий окружающий мир, снег и холод, замершие крылья, сделанные дома заботливыми женскими руками, украшенные бисером и блестками. Уставший человек, длинный, спящий с открытыми глазами. Лыжи с невысыхающей лужей на полу. Теплый коврик у меня под ногами. Сувенир «Снег в Перми» – пластиковый тяжелый прозрачный шар с елками и домиком внутри, залитый каким-то раствором. Тряхнешь его – и сразу завихрятся в нем белые хлопья снега.

Тогда же были в чести вырезанные изображения ночного заснеженного леса внутри толстого акрилового стекла. Завораживало, как узоры морозных цветов на оконных стеклах. Лед таял от домашнего тепла, тек голубой водой. К подоконнику привязывали банки для стока воды, куда спускали тряпочки, по которым эта вода каплями стекала со стекла. Хрустальная ваза с новогодними огнями. Та самая ваза, которую случайно разбил: решил отмыть зеленый налет от цветов, налил кипятка, она и лопни – отлетел аккуратный кусок хрусталя. Приклеил, поставил на место, очень страдал от содеянного – хрусталь был дорог в те времена, не у каждого был в доме. Эта же ваза была подарена моей матери ее любимой ученицей, теперь она была бесповоротно испорчена. И вместо воды в ней теперь лежат новогодние огоньки, мигают, напоминают о невозвратном празднике.

Снежный ангел. 1998 Кадры из видео Кат. № 92

Деревянные лыжи с кожаными кольцами и лямками для валенок. Валенки должны быть подшиты, с плоскими подошвами, чтобы не соскальзывали с полотнищ лыж. Но все равно под валенками набивался горками снег, приходилось сбивать его острыми концами палок. Далеко не уедешь, да и не надо: катался рядом с домом, у кромки леса. Приходишь с прогулки, ставишь лыжи и палки в коридоре – налипший на дерево снег медленно тает, образуя лужицу вокруг лыж. Валенки ставил на батарею. На теплых черных шерстяных волосках зажигались капельки чистой воды.

73 Лаборатория Необиологических Структур была создана как подразделение Фонда Даблус в начале 1995 года и занимается собиранием, систематизацией и изучением существ, так или иначе предшествующих даблоидам. Это могут быть самые различные группы необиологических структур, как существующие в реальности, так и несуществующие. Иногда это только упоминания или изображения, но всегда их связь с даблоидами, стомаками и другими креатурами Леонида Тишкова очевидна, а их изучение приводит к самым неожиданным результатам. Настоящий труд представляет собой отчет Лаборатории за последние два рабочих года и состоит из описаний Существ, названных мной ПРОТОДАБЛОИДАМИ.

Прорубь. Пруд в Нижних Сергах

С. 74–76 Листы из альбома «Протодаблоиды». 1997 Бумага, тушь, акварель Кат. № 52–71

Протодаблоиды. 1996 Ткань, шитье Кат. № 25

Протодаблоиды

Отчет доктора медицины Тишкова Леонида Александровича об экспедициях 1995–1996 гг. за протодаблоидами в район их обитания.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

79 Анатолий Поперечный С. 77. Перформанс «Протодаблоиды» в TB галерее. 1997 Фрагмент видеодокументации Кат. № 94

Дневник матери. 2011 Кат. № 96

Разбирая вещи матери, перебирая одежду, открывая шкафы, обнаружил маленькую записную книжицу в зеленой ледериновой обложке – дневник, который она вела в 90-е годы. Простота, предельный лаконизм записей заставили меня посмотреть на жизнь как на очень ясное и чистое действие, предельное существование человека во времени. Год за годом, месяц за месяцем, день за днем почти ничто не меняется, но огромный космос вдруг начинает просвечивать сквозь аккуратный почерк моей матери, бывшей учительницы начальных классов. Медленный ток времени проник в меня, когда я дотронулся до этой ветхой бумаги, остановил поток мелочей, и вечность приоткрыла надо мной свое окно. И послышалась мне песня «Домик окнами в сад», которую пела когда-то мне мать, и увидел отчетливо я алые георгины и золотые шары, парящие над моей головой.

Дневник моей матери

Домик окнами в сад, там, где ждет меня мама, Где качала мою по ночам колыбель, Домик окнами в сад заметает упрямо Золотой листопад, голубая метель.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Частная луна

Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я не точен, многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Александр Введенский

С. 82. Луна над прорубью. 2010 Бумага, тушь С. 83. Частная луна в Арктике. 2010 Кат. № 97–117

Частная луна. 2003 Фотография Л. Тишкова и Б. Бендикова Кат. № 97–117

Есть слова Честертона о том, что не бывает частной веры, как не бывает частного солнца или частной луны. Но каждый из нас один на один с бытием, перед светом жизни и тьмой смерти, с приобретениями и потерями, под солнцем и под луной. И это не печальное, а чудесное одиночество. Одиночество такого рода говорит о том, что мы здесь, мы – в центре мира и мы соразмерны солнцу и луне, соразмерны всем небесным телам. «Частная луна» – визуальная поэма, рассказывающая историю человека, который встретился с Луной и остался с ней на всю жизнь. В верхнем мире, на чердаке своего дома, он увидел Луну, упавшую с неба. Когда-то она пряталась от солнца в темном влажном тоннеле, ее пугали проходящие поезда. Теперь она пришла к чело-

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Частная луна во Львове. 2010 Кат. № 97–117

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

веку в его дом. Укутав Луну теплым одеялом, он угощает ее осенними яблоками, пьет с ней чай, а когда она выздоровела, перевозит на лодке через темную реку на высокий берег, где растут лунные сосны. Он спускается в нижний мир, облачившись в одежду своего умершего отца, а потом возвращается оттуда, освещая личной Луной дорогу. Переходя границы миров по узким мосткам, погружаясь в сон, оберегая небесное тело, человек превращается в мифологическое существо, живущее в реальном мире как в волшебной сказке. Каждая фотография – поэтическая история, маленькая поэма, поэтому их сопровождают стихи, написанные мной, когда рисовались эскизы фотографий. Так что получается, что Луна преодолевает наше одиночество во Вселенной, объединяя многих вокруг себя. И если есть частная луна, то есть частная вера у каждого человека. «Частная луна» путешествует со мной уже больше десяти лет, побывав во множестве мест на Земле от Новой Зеландии до Арктики. И это путешествие продолжается.

Визит звезды

В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды... Николай Рубцов

Визит звезды. 2003 Фотография Л. Тишкова и Б. Бендикова

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

Явилась нам звезда неизреченная, отлучена от всех звезд. Как орел бьет крыльями по воздуху, так двигались вокруг звезды ее лучи. Слыша о звезде, не думай, что она была одна из видимых нами: нет, то была божественная и ангельская сила, явившаяся в образе звезды. Может ли человек, всего лишь один из малых сих, прикоснуться к ней, не испытывая трепета? Тело твое и душа состоят из звездного вещества; если мы принимаем звезду, – наш свет разгорается еще ярче, соединяясь с вечным Светом Утренней Звезды. Распавшийся мир, погруженный во мрак, собирается воедино Светом, возводится новый небесный Дом, когда-то разрушенный на Земле.

Упавшая звезда. 2003 Световой объект Кат. № 31

87 И вот, когда все будут музеями, то соберутся собором они и станут вселенским музеем, окна которого будут излучать свет бессмертия. И это наверняка свершится, уже свершается, ибо, как говорил Николай Федоров: «И всякий хочет того или нет несет в себе музей». С. 88–89. Озеро сна. 2010 Световой объект Корзина памяти. 2007

Сублимированные объекты. 2008 Найденные вещи Кат. № 26

Музей будущего

Музей есть не собрание вещей, а собор лиц. Возвращая жизнь умерших через память, общую для всех людей, каждый человек должен быть музеем утраченной когда-то, а теперь восстановленной памяти, тоскующей не о потере вещей, а об утрате лиц. Так что важно не стремление строить будки и хранилища из камня и дерева, куда можно свозить произведения или отжившие свой срок изделия и ветошь, а стремление быть самым памятливым сооружением двуногим, человеком-хранителем лиц, ушедших ввысь.

Леонид Тишков Взгляни на дом свой

91 Много работающий со светом, художник делает видимыми, освещенными только те переживания, за которые не должно быть стыдно. В его мире возможны сомнение, неловкость, смущение, но не застылость души и безразличие к людям. Много работающий с одеждой и вязанием, Леонид Тишков в каждодневно используемых вещах видит образы родовых связей и надвременных смыслов. В его произведениях время не останавливается, утрата не затушевывается, но радость и боль равно составляют прелесть и смысл жизни. Это искусство, апеллирующее к своей модернистской самоценности, придающее жизни смысл рассказыванием о ней поэтических историй. Одновременно – это искусство, воспринимающее историю и повседневность, биографию, язык, персонажность как свои контексты. Книги, живопись, объекты, инсталляции, видеоработы Леонида Тишкова показывались в Екатеринбурге неоднократно: в Екатеринбургском музее изобразительных искусств, Свердловской областной универсальной научной библиотеке им. В.Г. Белинского, Уральском федеральном университете, на фестивале «Арт-Завод» и выставках Уральской индустриальной биеннале современного искусства. Каждый раз для местного куратора и зрителя было важно, что художник родился на Урале, в горнозаводском поселке Нижние Серги: биографический контекст в Екатеринбурге переживается очень остро. Ведра света. 2008 Световой объект Кат. № 29

Существа, ставшие персонажами его произведений, и самим художником, и зрителями естественно мыслятся в рамке бажовских сказов. Недобрые, двусмысленные даблоиды,

Марина Соколовская. Дом, наполненный светом

Леонид Тишков – художник поэтизирующего повседневность, драматического восприятия жизни, художник чудесного, убеждающий, что в холодной, равнодушной к человеку Вселенной его лучшим другом и его желанной ношей может стать даже Луна. В мире Леонида Тишкова воображение возвращает негуманному миру логику и ясность искусства: социальному абсурду противопоставляется любовь, речевым клише, шаблонным оценкам – лирику семейной истории. Жизнь и смерть обретают свое место, а ненависть, корысть, глупость, неразумие вытесняются в зону того, что не стоит помнить.

Марина Соколовская Дом, наполненный светом

стомаки, чурки, живущие в хоботе, водолазы делали видимым отчуждение человека от мира и от самого себя. Так, даблоиды своей формой напоминают существ с картин Хуана Миро середины 1920-х годов, а развернутой мифологией – миф об Урале, созданный сказами Павла Бажова и их интерпретацией, в том числе в массовой культуре. Но важнее иконографии и предыстории процессуальный характер произведений художника. Леонид Тишков создает не столько отдельные объекты, сколько ситуации, действия, будь то процесс анатомирования тела и подсознания или работа с наследием семьи. Бронзовые скульптуры вязаных из полосок ткани ковриков или созданный руками мамы художника костюм Вязаника, сложенный из пуговиц с одежды матери образ Богоматери, или излучающий свет «Чемодан отца» вызывают в памяти образы искусства Джаспера Джонса, Марселя Дюшана, Йозефа Бойса. Речь идет не о цитировании, аллюзиях или оммажах, но об особой чувствительности к миру, в котором художник умеет показывать не неподчиненное злобе дня, рассказывая истории из своей жизни. Сплетение личного и культурного опытов важно в этом противостоянии повседневности как банальности. Метафоризация опыта может быть воспринята как важный урок Леонида Тишкова: в своей жизни, как и художник, ты начинаешь искать то, что связывает тебя с другими людьми, социальной реальностью, самим собой. Скомпрометированные многажды идеи подлинности и автономии вновь утверждают свою власть в повседневной жизни. Образы и интонации Леонида Тишкова менялись с конца 1980-х по нынешнее время. Можно обозначить этот путь как движение от ироничного аналитического рассматривания мира к созданию образа дома, в котором ирония примиряется с приятием. Это искусство, в котором человек не мыслится циничным. Оно бывает сентиментально, трогательно, комично и трагично, жестко и обнадеживающе, но мыслит человека отзывчивым в большей степени, чем отказывающим себе в доверии миру. Хотя в искусстве Леонида Тишкова есть конфликт. Связан он не только с тем, как в образе дома

проявляется образ утраченного рая, вновь и вновь проживаемой трагедии разлуки, смерти и памяти, но и с тем, как легко образы дома, гармонии, уюта подвергаются коррозии социальными практиками. Самодельный, яркий коврик из полосок старой одежды, снеговик из бронзы, «частная Луна», клубочки лент из одежды, ставшие коконами для фотографий родных в инсталляции «Небесные водолазы», и другие произведения культура может превратить в сувениры предновогодних ярмарок. Художник создает мир очень хрупкой памяти: зрителю может быть неловко в него всматриваться, однако художнику образы его памяти уже не принадлежат, а главное – память лишь подменяет дом. Так, рождественская елка мыслится в инсталляции художника жертвой праздника, актуализируя его смысл, но ценно не наблюдение за практикой празднования Нового года и не отказ от практики как эффект искусства, но рождающееся произведением переживание жизни как череды непростых, некомфортных, что-то нарушающих решений. Выход в настоящее твоей смутной жизни. Зрителю на выставке надо всмотреться в тот мир, который принадлежит ему. Каковы границы и ценности его дома? Строишь ли ты его на жажде возмездия или принимаешь ход времени? Разрешаешь ли себе чувствовать, быть неправильным, непрактичным, порой ранимым, но отзывчивым или смотришь на мир с усмешкой все уже понявшего человека, знающего, где свои и чужие? Это ценностный выбор, путь человека к пониманию себя. Но у работы с фобиями и надеждами, иллюзиями и мечтами глубоко социальный смысл. Дом каждого граничит с домом соседа. Каждый человек живет среди множества других. Горе одного отзывается болью в другом. Радость одних становится печалью других, но можно разделить и радость, и печаль, если представить мир как дом без границ на замке, но наполненный светом человеческих жизней.

Марина Соколовская Дом, наполненный светом

95 1. Снеговик. 2009 Бронза. 70×55×55 2. Водолаз 1. 2008 Бронза, электрический провод, лампа, резина. 90×35×55 3. Водолаз 2. 2008 Бронза, электрический провод, лампа, резина. 90×35×55 4-7. Коврики матери. 2010 Бронза, акриловая краска. Диаметр каждой 35 см

Инсталляции

Водолазы. 2008 Бронза Кат. №2–3

Ткань, фотографии. Размеры варьируются 10. Клубки. 2003–2014 Найденная ткань. Размеры варьируются 11. Клубки памяти. 2014 Ткань, фотографии. Размеры варьируются

Объекты 12. Вязаник. 2002 Разорванная одежда семьи художника, вязание крючком, фотография. 200×40 13. Моя матка. 2007 Ткань, вязание. 140×150

16. Отцемать. 2007 Ткань, дерево, фотографии, табуретка. 130×180×80 17. Младенец. 1999 Ткань, платок, санки. 35×16 18. Чехол для моей души. 2008 Старые носки художника, вязание. 150×35 19–22. Тени вокруг меня. 2014 Ткань, вязание, найденные объекты. Размеры варьируются 23. Автопортрет в образе березы. 1976–2002 Ткань, шерсть, гипс. 150×100

8. Небесные водолазы. 2005–2007 Ткань, фотографии. Размеры варьируются

14. Детское место. 1994 Коврик, шитье, шерсть, рубашка. 100×35

24. Дедушка. 1997 Ткань. 250×40×50

9. Мои уральские водолазы.2007–2008

15. Домашний атомный взрыв. 1997 Ткань, вязание. 80×42

25. Протодаблоиды. 1996 Стол с мелкими объектами из ткани. Размеры варьируются

Каталог выставки в Екатеринбургском музее изобразительных искусств

Скульптуры

Каталог выставки в ЕМИИ

26. Сублимированные объекты памяти. 2008 Размеры варьируются 27. Воссоздание образа из частиц утраченной жизни. 2008 Холст, пуговицы из семьи художника, ткань, клей. 140×100

Световые объекты 28. Чемодан отца. 2009 Чемодан, лампы, фотография. 65×43 29. Ведра света. 2008 Металл, коромысло, светодиоды, акриловое стекло, соль 30. Частная луна. 2003 Пластик, лампы, акриловое стекло. 200×100×15

Найденная лодка, дерево, ткань, тюль 31. Звезда. 2003 Металл, светодиоды, сеть. 150×150×15

Графика 32–52. Хрустальный желудок ангела. Книга. 1995 Бумага, тушь. 32×40 52–71. Протодаблоиды. Альбом. 1997 Бумага, акварель, тушь. 17 листов. 40×28 71–89. Возвращение домой. Альбом. 2009 Фотографии, гелевая ручка. 18 листов. 40×28

Видео

Фотография

90. Вязаник. 2002 DV, 6 мин.

97–117. Путешествие Частной луны вокруг света. Фотографии, наклеены на капу, ламинирование. 60×80

91. Вязаник II. 2002 DV,6 мин. 92. Снежный ангел. 1998 VHS, 5 мин. 93. Прощание с елкой. 1999 DV, 16 мин. 94. Протодаблоиды. Документация перформанса VHS, 23 мин. 95. Возвращение домой. 2005 DV, 4 мин.

118–128. Платье матери. 2007 Фотографии, наклеены на пенокартон. 60×33 129. Портрет матери на фоне ковра. 2015 Фото на ткани, ковер, 200×150

96. Дневник матери. 2011 DV, 5 мин. Ловля луны в Енисее. Перформанс на биеннале «Вглубь», Красноярский музейный центр. 2011 Кат. № 97–117

99 Леонид Тишков, 49 лет*, родился в небольшом районном городке Нижние Серги Свердловской области. Был третьим и младшим сыном в семье, тем самым младшим, кого в русских сказках обычно величали Иванушка-дурачок. Действительно, сейчас его старший брат – директор института, средний – врач-реаниматолог, сам же он – художник. Недалеко от его городка стоит неприметный деревянный столбик, на котором две стрелки: «Европа» и «Азия». Часто он с друзьями собирал ягоды или грибы неподалеку. Можно было встать в Азии и пописать в Европу, или наоборот. Возможно, это стало причиной раздвоения личности художника.

Леонид Тишков в студии

Деревянный дом, в котором он жил, стоял у подножия горы Кукан на берегу искусственного водоема. Воды он боялся, леса сторонился, как всякий уралец. В шестилетнем возрасте видел водолазов, которые вытаскивали утопленников из пруда. Отсюда его водолазы. Гора Кукан и гора Больничная, по его словам, похожи на две доли печени.

Anamnesis vitae Леонида Тишкова

В моем случае биография конструирует меня как художника. Различные случаи жизни – составная часть формы и содержания моего искусства. Все истории, альбомы, книги, объекты и видео, созданные мной, – фантастическое описание самой жизни, преображенный контент моей биографии. Если доктор отвлечется от моего anamnesis vitae, то вряд ли разберется, зачем и почему появилось то или иное произведение. Допустим, что я пациент и врач одновременно. Предварительный диагноз – мифомания с элементами биографизма, фетишизация биографии, внимание к месту рождения, деталям, событиям жизни, использование повседневной жизни как материала искусства.

101

100

Anamnesis vitae Леонида Тишкова

Его мать была учительницей младших классов. Он часто помогал ей проверять тетради и выполнял «прописи» для учеников. Отец был учителем географии и научил его пользоваться компасом. В детстве был необщителен, сторонился компаний, футбола и других массовых игр. Два его единственных друга детства Леня Бандурин и Сережа Колмаков сошли с ума и умерли в интернатах.

Учеба в медицинском (1970–1978) давалась с трудом. Параллельно рисовал, сочинял стихи, много читал (поэзия, философия). Сейчас читает мало, ссылается на слабость зрения. В 1973-м был в академическом отпуске, лечился в том же институте от нервной астении. В этом же году начинает печатать в прессе свои карикатуры. Прославился на этом поприще, получал международные призы, участвовал в выставках Горкома графиков. После окончания института один год работал врачом-гастроэнтерологом.

Никогда не был в детском саду, отказался жить в пионерлагере, хотя пионером был, в комсомол его приняли даже раньше 14 лет.

С 1979-го по 1982-й служил в редакции Медицинской Энциклопедии научным и художественным редактором. Рисовал научные иллюстрации, редактировал к ним подписи.

Из детства помнит высокий снег, ледяные узоры на окнах, холодный крашеный суриком пол, бесконечно шумящий Завод, пар изо рта, людей в шапках и валенках. Снег часто бывал черным от копоти труб.

С 1982 года нигде не работает. Иллюстрировал книги, в 1985 году по рекомендации Игоря Макаревича был принят в Союз художников. Участвовал в архиве МАНИ.

Много читал Бажова, советскую фантастику, журнал «Знание – сила». Ходил каждую неделю с авоськой в библиотеку.

Политикой не интересовался. В группы не входил, хотя работал в мастерских в Фурманном переулке и на Чистых Прудах.

Явного изобразительного таланта у него не было. Иногда перерисовывал картинки из книг. Учился на «хорошо», имел проблемы с физкультурой. Сразу после школы уехал в Москву. Поступал безуспешно на биофак МГУ, из-за страха попасть в армию поступил учиться в 1-й Медицинский институт им. И.М. Сеченова, ныне – Медицинская академия.

С 1989 года показывает свои работы на выставках. Сочиняет истории, считает себя художником и литератором.

Помнит первые впечатления о Москве: запах цветущих лип и голос Дина Рида из открытых окон огромных домов.

С 1990 года собирает старую одежду своей семьи, вместе со своей матерью изготавливает из нее мягкие, с его слов, объекты, особенно выделяет старые носки. Использует их для производства даблоидов, по его словам, они символизируют ментальный багаж человека.

Anamnesis vitae Леонида Тишкова

102

Anamnesis vitae Леонида Тишкова

Постоянно один-два раза в год посещает места своего детства, поднимается на гору, сидит на вершине. Зимой 1997 года, прицепив к спине матерчатые крылья, пытался прыгать с вершины.

Содержание Anamnesis vitae – анамнез жизни. «Анамнез (от греч.

В 1999 году со своей женой сделал куклу, назвал Никодимом, возит ее по всему миру (Индия, Непал, Япония и др.). Показывал ему свою уральскую гору**.

anamnesis – воспоминание) – совокупность све-

Имеет склонность к анатомическим атласам, учебникам по медицине, анатомическим музеям. Продолжает поддерживать связи с кафедрой анатомии Медицинской академии. Хранит белые халаты. Собирает медицинский инструментарий. Представляет свою память в образе разъятого тела, внутри которого – заснеженный уральский лес.

дений о развитии болезни, условиях жизни, перенесенных заболеваниях и др., собираемых с целью их исполь-

Заявляет: «Если бы я не родился на Урале и не провел свое детство под Горой и у Озера, я бы не знал, что рассказать о мире. Если бы я не был врачом, я бы не стал художником».

зования для диагноза, прогноза, лечения, профилактики». – СЭС, М.,

Считает: мифологизация бытия – основной закон художественного творчества. Почувствовать себя персонажем своей удивительной жизни – значит стать художником здесь и сейчас. Биография – прямой повод для создания произведений. Искренность – главный метод художника, ВСЁ в нашей жизни достойно отклика и волнения души живущего.

«Советская энциклопедия», 1990. * Текст был опубли-

Леонид Тишков Взгляни на дом свой. Цикл эссе . . . . . . . . . . . . . 14 Домашний труд . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25 Чехол для моей души . . . . . . . . . . . . . . . . 48 Клубки памяти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51 Коврики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53 Сарайка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Черный снег . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63 Я оставил свою елку в лесу . . . . . . . . . . . 67 Снежный ангел . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70 Протодаблоиды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 Дневник моей матери . . . . . . . . . . . . . . . 79 Частная луна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81 Визит звезды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85 Музей будущего . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87

кован в 2002 году в «Художественном

Если в темном переулке тебя спросят: «Искусство или жизнь?» – выбери жизнь, отдай искусство. Лучше быть живым человеком, чем мертвым художником. Состояние пациента стабильное. Адекватен, дружелюбен, говорлив. Мысли излагает путано, мышление образное. Нуждается в дополнительных исследованиях и консультации окулиста.

Ирина Кудрявцева Гений места . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7

журнале» № 45.

Марина Соколовская Дом, наполненный светом . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91

** С 2003 года место Никодима заняла

Каталог выставки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 95

«Частная луна», световой объект.

Anamnesis vitae Леонида Тишкова . . . . . . . . . . . 99

Взгляни на дом свой Издание к персональной выставке Леонида Тишкова Екатеринбургский музей изобразительных искусств (ул. Вайнера, 11) 26 февраля – 3 мая 2015 Управление – Никита Корытин Куратор – Ирина Кудрявцева В подготовке выставки принимали участие: Виктор Кривошеев Марина Москвина Тексты: Леонид Тишков Ирина Кудрявцева Марина Соколовская Дизайн – Валерий Семенов Макет – Андрей Попов

Тираж 1000 экз.

Фото-кредиты: Леонид Тишков Борис Бендиков Александр Градобоев Крокин галерея Франк Херфорт

ISBN 978-5-00056-049-5

Обработка изображений: Марина Корнеева

ММСИ – Московский музей современного искусства ГЦСИ – Государственный центр современного искусства