Aleksandr Roytburd Imaginarium by Dymchuk Gallery

23.05-23.06 2013

Имаджинариум доктора Ройтбурда

Новая выставка Александра Ройтбурда в киевской Dymchuk Gallery называется ”Имаджинариум”. Перед нами вполне узнаваемый Ройтбурд с ”фирменной” мастихинной фактурой и привычной нарративностью, не впадающий ни в тавтологическую барочность (как в проекте ”Le Roi Soleil”), ни в лингвистическую эхолалию ”каляк-маляк” (как в ”Ройтбурд’е VS Караваджо” или “Страстях по С(Z)урбарану). В добротной, неторопливой живописной манере художник обстоятельно повествует о странном и невозможном. ”Имаджинариум” – торжество тотального коллажирования. Двадцать лет назад критик Владимир Левашов писал о методе Ройтбурда: ”Художник с легкостью компилирует тексты, того и гляди, начнет создавать собратьев незабвенному Франкенштейну. Силы, ответственные за организацию его художественных миров, действуют средством сдвига, умножения и комбинации. Принципом и результатом их действия оказывается коллаж. Ныне уже невозможно мыслить его только одной из многих техник, утилизированных искусством нашего века. Мало-помалу он выделяется из традиционной системы композиции, дорастая до господствующего эстетического принципа. Уже пуантилизм был протоформой коллажа, затем кубисты раскрыли все богатство его формальных возможностей, в сюрреализме он оказался важным составляющим эстетической стратегии, поп-арт наложил коллажную сетку на весь окружающий мир. В эпоху постмодернизма с его помощью смогли стереть границу между историей и настоящим, и тогда коллаж стал вырисовываться в качестве основного способа устроения культурного текста. Сегодня, в эпоху без названия, когда культурные фикции

создают не менее жизнеспособные комплексы

ками, абсурд с галлюцинацией, китч с фантомами

реальностей, нежели возникающие при помощи

подсознания, а из каждого стыка предательски

новейших технологий, границы между иллюзия-

торчат уши удивительной компьютерной програм-

ми и реальностью стали совершенно неразли-

мы “фотошоп“, значительно облегчившей художни-

чимым<…> Новая реальность, строящая себя

кам их нелегкий труд…

за пределами времен, есть не что иное, как

Ройтбурд генерирует ”новое небо и новую землю”

сюр-реальность, она живет, как перманентно

из случайных фрагментов, словно patchwork из

действующий коллаж. Она также и не нечто

лоскутков*. Как из хаотичных мазков ройтбурдов-

иное, как тигель непрекращающихся трансму-

ского мастихина рождается иллюзия объекта, так

таций, она – только условное место, где формы

из произвольно состыкованных объектов возника-

подвергнуты самым причудливым реинкарнаци-

ет эклектичное целое. Сам художник называет это

оннам капризам”.

”игрой в сюрреалистический конструктор “Лего”.

Здесь можно вспомнить, что один из проектов Жан Батист Симеон Шарден. Обезьяна-художник (около 1740)

Ройтбурда-куратора в 90-х назывался ”Кабинет доктора Франкенштейна” – как бы в подтвержде-

восходит к тотемным животным и далее – к древ-

”Имаджинариум” уже самим своим названием

неегипетским богам, античным чудовищам и сред-

отсылает нас в ”кабинет” другого доктора – док-

невековым химерам. Изрядно десакрализованные

тора Парнаса из фильма Терри Гиллиама, с его

в искусстве Нового времени – от шарденовского

передвижным шоу иллюзий. ”Это он, доктор Пар-

”Художника-обезьяны” до сюрреалистических

нас. Древний, как само время. Ему больше тысячи

персонажей Макса Эрнста – “в эпоху технической

лет. Он раширит ваше сознание, даст вам шанс.

воспроизводимости” они окончательно вытеснены

Позвольте доктору поиграть с воображением, разчар для тех, кто смотрит иначе”.

для художника мотив – фантастические существа, люди с головами птиц и зверей. Их генеалогия

ние левашовского прогноза. Но ройтбурдовский

двинуть горизонты”. Ведь ”этот мир полон магии и

В последних работах Ройтбурда появляется новый

в сферу профанного – от гламурно-рекламного Фрагмент древнеегипетского саркофага. Роспись по дереву. VIII-VII вв. до н. є.

“креатива” до сетевых “фотожаб” и аватарок в “Фейсбуке”. Пытаться проследить генеалогию

У Терри Гиллиама доктор Парнас заключает сдел-

ройтбурдовских персонажей бесполезно - ти-

ку с дьяволом. Доктор Ройтбурд заключил сделку

ражированность придала (или возвратила) им

с поисковой системой Google, неисчерпаемой, как

анонимность. Спиритический сеанс Ассура, Амана

борхесовская Вавилонская Библиотека, “в кото-

и Эсфири редуцирует рембрандтовщину-латуров-

рой случайные тома в беспрерывном пасьянсе

щину до трендового “Постим котиков!”☺…

превращаются в другие, смешивая и отрицая все,

Весь этот бестиарий безропотно позирует нам

что утверждалось, как обезумевшее божество”.

на фоне живописных задников вперемежку с вин-

Его Имаджинариум строится на сопоставлении несопоставимого и сочетании несочетаемого. Свалка культуры, блошиный рынок дискурсов и визуальных фетишей. В “операционной Ройтбурда” (©М.Рашковецкий) фэнтези микшируется с реальностью, треш с классикой, раритеты с фей-

* Притча о лоскутном одеяле: Некий хасид постился однажды от субботы до субботы. Накануне субботы он почувствовал такую сильную жажду, что едва не умер. Пошел он к колодцу и уже хотел напиться, но подумал, что, не желая потерпеть немного до наступления субботы, губит весь недельный пост. Переборов себя, он не стал пить и отошел от колодца. И тут охватило его чувство гордости за то, что он устоял перед таким искушением. Но, обдумав всё, затем решил: “Лучше пойду и напьюсь, чем дам гордости завладеть моим сердцем”. И пошел к колодцу. Но как только зачерпнул воды, жажда прошла. С наступлением субботы он пошел в дом учителя. Как только он переступил порог, равви крикнул ему: “Лоскутное одеяло!”

тажным вентилятором ВЭ-1 производства Харь-

гордости за молодую республику, отстоявшую

ковского Электромеханического и турбогенера-

свое существование в огне гражданской войны и

торного завода им. тов. Сталина И.В., английской

приступившую к мирному труду? Проницательный

фаянсовой тарелкой “ACROPOLIS”, автомобилем

зритель, конечно же, догадается, “что автор хотел

“ЗиС-101, ”выпущенным 1-м государственным

сказать этим своим произведением”: поезд –

автомобильным заводом имени И. В. Сталина

“Хюндай”, поезд и дама – Анна Каренина, фрукт –

в 1935 году, китайской статуэткой обезьянки,

яблоко, часть лица – нос, русский поэт – Пушкин,

карабкающейся на дерево, столовыми приборами с костяными ручками, планетой Сатурн, мчащим-

Борис Яковлев.Транспорт налаживается (1923). Рембрандт Харменс ван Рейн. Ассур, Аман и Эсфирь(1660).

дуб — дерево, олень – животное, курица – не птица, Украина – наше отечество, смерть неизбежна.

ся на нас паровозом со все тем же навязчивым

Какой такой приказ, кем и кому дан, какая сто-

тотемным именем “Иосиф Сталин”, циклопиче-

рона другая по отношению к западу? Какие реки

ским сердцем в “венчике из роз”, – и являет нам

называются вавилонскими, кто потерял девствен-

чередующиеся фигуры экзистенциального отчая-

ность, куда отплыла царица Савская? Кто виноват,

ния, безмятежной созерцательности, вульгарного

что делать, как нам реорганизовать рабкрин,

стриптиза, смиренной молитвы, инфернального

в чем счастье регентства, в чем смысл жизни,

эроса, перверсивных БДСМ-практик и мистиче-

и есть ли она вообще на Марсе? Художник лу-

ской самопогруженности. Мизансцены на холстах

кавит, художник умышленно затемняет там, где

Ройтбурда откровенно постановочны, простран-

Клод Лоррен. Отплытие царицы Савской(1648).

ство не метафизическое, как у сюрреалистов,

хотелось бы прояснить. Существует предание об одном хасидском учи-

и не психоделическое, как у протагонистов ”новой

теле, который вдруг, прервав свою проповедь,

лейпцигской школы”, но театральное, сцениче-

сказал внемлющим ему: “Братья мои, внимательно

ское, замкнутое и плотное.

слушайте мои слова, даже если вы в них ничего

Доктор Парнас самонадеянно заключил с Дьяво-

не поймете. Потому что настанет день, и придет

лом пари, утверждая, что воображение способно

Мессия, и тоже будет говорить вам слова, и вы

преобразить и наполнить смыслом человеческую

опять ничего не поймете. Так уж лучше привыкай-

жизнь. Кто победил в этом споре? “Как награда -

те к этому”.

то, что я желал больше всего – вечная жизнь или вечная мука. Он меня провел – дал мне выиграть.

“Эсфирь закончила рассказ и воцарилось глубокое, тягостное молчание”**.

Он знал, времена изменятся, и однажды мои повествования устареют…“ Ройтбурд пытается избежать этой ловушки. “Не смысл пришел я принести, но бессмыслицу“.

Поль Гоген. Потеря девственности (1891).

Александр Ройтбурд (о себе в третьем лице) Киев, апрель 2013

Экспонаты Имаджинариума упакованы в секонд-хенд “взятых напрокат” названий. Это тоже уловка художника. Какой там “Транспорт налаживается”? Какая там еще картина Бориса Николаевича Яковлева 1923 года, дерево, масло, 100x140 см? Какой еще, нах, АХРР и идея социалистического переустройства советской земли,

**(из анонимного сетевого реферата “Рембрандт Харменс ван Рейн”, сайт “Зачетка.ру”, скачиваний всего - 258, последний раз - 24.10.2010; раздел – изобразительное искусство, ключевые слова: рембрандт, художник, человек, год, картина, портрет, жизнь, рука, глубокий, входящий, искусство, лицо, один, зритель, ученый. Рейтинг ★★★★ http://www.zachetka.ru/referat/preview.aspx?docid=3925&page=11).

Doctor Roitburd’s Imaginarium 8

Alexander Roitburd’s new exhibition at the Dymchuk Gallery in Kyiv is called “Imaginarium.” Before us is a quite recognizable Roitburd with his “trademark” palette-knife texture and habitual narrativity, which neither falls into tautological baroque (like in the project Le Roi Soleil), nor into the linguistic echolalia of children’s scribbles (as in Roitburd Versus Caravaggio or the S(Z) urbaran Passions). In a sure, unhurried, painterly manner, the artist extensively recounts the strange and impossible. “Imaginarium” is a celebration of the total collage. Twenty years ago the critic Vladimir Levashov wrote about Roitburd’s method: “The artist compiles texts with such ease, that he’ll soon begin to create fellow unforgettable Frankensteins. The forces responsible for organizing his artistic worlds operate through shifting, multiplication and combination. The principle and result of these actions is collage. Today it is no longer possible to think of collage as merely one of many techniques utilized by the art of this century. Little by little it standing out from the traditional composition system, growing into the prevailing aesthetic principle. Pointillism was already a prototype of collage, then the Cubists revealed the wealth of its formal possibilities; it was an important component of Surrealism’s aesthetic strategy, and Pop Art laid collage like a web over the entire surrounding world. In the era of postmodernism, it facilitated the erasure of the boundary between history and the present, and then collage emerged as the primary mode of organizing cultural text. Today, in the era without a name, when cultural fictions create

complexes of reality no less viable than those facilitated by the latest technology, the borders between illusion and reality have become completely indistinguishable<...> The new reality, constructed outside the limits of time, is nothing other than sur-reality; it lives like a permanently active collage. It is also nothing but a crucible of unceasing transmutations; it is only a conditional place where forms are subjected to the most bizarre reincarnational caprices.” Here we can recall that one of Roitburd’s projects as a curator in the 1990s was called “Doctor Frankenstein’s Cabinet” - as if to confirm Levashov’s prediction. But the very name of Roitburd’s “Imaginarium” already refers us to the “cabinet” of another doctor - Doctor Parnassus, with his traveling illusion show, from Terry Gilliam’s film. “It is he, Doctor Parnassus. Old as time. More than 1000 years. He will widen your consciousness, give you a chance. Let the doctor play with your imagination, broaden your horizons.” Indeed, “this world is full of magic and spells for those who see differently.” Terry Gilliam’s Doctor Parnassus makes a deal with the devil. Doctor Roitburd makes a deal with the search engine Google, which is inexhaustible, like Borges’s Library of Babel, “whose chance volumes are constantly in danger of changing into others and affirm, negate and confuse everything like a delirious divinity.'' His “Imaginarium” stands on the comparison of the incomparable and the combination of the incompatible. It is a junkyard of culture, a flea market of discourses and visual fetishes. In “Roitburd’s operating room” (©M.Rashkovetsky) fantasy mixes with reality, trash with the clas-

sics, curios with fakes, the absurd with hallucination, kitsch with the phantoms of the subconscious; and at every juncture, the “ears” of the amazing computer program Photoshop, which significantly eases artists’ difficult labor, treacherously protrude... Roitburd generates a “new heaven and new earth” out of random fragments, like a “patchwork” made of scraps(*). Just as the illusion of an object is born from the chaotic strokes of Roitburd’s palette knife, so an eclectic whole arises from the arbitrarily connected objects. The artist calls this “surrealist play with Legos.” A new motif appears in Roitburd’s latest works fantastical creatures, people with the heads of birds and animals. Their genealogy goes back to totem animals and further - to ancient Egyptian gods, monsters of antiquity and medieval chimeras. Considerably desacralized in the art of the Modern Age - from Chardin’s Monkey Painter to Max Ernst’s surrealist characters - “in the age of mechanical reproduction” they are ultimately driven out into the sphere of the profane - from glossy-advertising “creativity” to “doctored photos” on the Internet and Facebook avatars. It’s useless trying to trace the genealogy of Roitburd’s characters - replication made (or turned) them anonymous. The spiritualist seance of Ahasuerus, Haman and Esther reduces the territory of Rembrandt-Latour to trendy “kitty posts.”☺ * Once a Hasid was fasting between Saturdays. On the eve of the Sabbath, he felt such strong thirst that he nearly died. He went to the well and was ready to drink, but he thought that by not wanting to suffer just a little more until Saturday, he would forfeit the entire week’s fast. He overcame his urge, did not drink and left the well. And here he was overtaken by a feeling of pride that he resisted such temptation. But after thinking it all over, he then decided, “I’d better go and drink rather than let pride take hold of my heart.” And he went to the well. But as soon as he drew water, his thirst disappeared. On Saturday he went to his teacher’s home. At the moment he crossed the threshold, the rabbi called out to him, “Patchwork quilt!”

This entire bestiary poses submissively for us against a background of painted backdrops interspersed with a vintage BE-1 fan produced by the Comrade J.V. Stalin Kharkiv Electromechanical and Turbogenerator factory, an English porcelain plate “ACROPOLIS,” the automobile “ZIS-101” released in 1935 by the first state automobile plant, named after J.V. Stalin, a Chinese statue of a monkey climbing a tree, bone-handled cutlery, the planet Saturn hurtling at us in a locomotive with the same obtrusive totemic name “Joseph Stalin,” a cyclopean heart with a “crown of roses” - and it shows us the alternating figures of existential despair, serene contemplation, vulgar striptease, humble prayer, infernal eros, perverse BDSM practices and mystical self-absorption. The mise-en-scenes on Roitburd’s canvases are overtly staged; their space is not metaphysical, as in the Surrealists, nor is it psychedelic, as in the protagonists of the “New Leipzig School,” but it is theatrical, scenic, closed and dense. Doctor Parnassus presumptuously made a wager with the devil, claiming that imagination is capable of transforming human life and filling it with meaning. Who won the bet? “As a prize what I wanted more than anything - was eternal life or eternal suffering. He led me on, letting me win. He knew that times will change and that one day my stories would get old...” Roitburd tries to avoid that trap. “I didn’t come to bring you sense, but nonsense.” The “Imaginarium”’s exhibits are packaged in second-hand “rented” names. This is also the artist’s device. What “Transportation is improving”? What other painting is there by Boris Nikolayevich Yakovlev from 1923, wood, oil, 100x140 cm? What, for heaven’s sake, about the AKhRR [Association of 12

Artists of Revolutionary Russia] and the idea of the socialist reconstruction of the Soviet land, pride in the young republic that defended its existence in the fire of civil war and is proceeding toward peaceful labor? The astute viewer, of course, will guess “what the artist wanted to say with his works”: train - “Hyundai”, train and lady - Anna Karenina, fruit - apple, part of the face - nose, Russian poet - Pushkin, oak - tree, deer - animal, chicken - not a bird, Ukraine - our homeland, death is inevitable. What sort of command, given by whom and to whom, which side is the other in relation to the west? Which rivers are called Babel, who has lost their virginity, to where has the Queen of Sheba sailed? Who is to blame, what is to be done, how to reorganize the Rabkrin [Workers’ and Peasants’ Inspectorate], what are the joys of regency, what is the meaning of life and is there life on Mars? The artist dissembles, the artist knowingly obscures what wants clarification. There is a legend about a Hasidic teacher who once interrupted his sermon and said to those listening, “My brothers, listen attentively to my words even if you don’t understand at all. For the day will come when the Messiah will arrive, and he will also speak to you, and you will also not understand. So you’d better get used to it.” “Esther finished her story and a deep, oppressive silence reigned.”** Alexander Roitburd (about himself in the third person) Kyiv, April 2013

**(from an anonymous Internet term paper “Rembrant Harmenszoon van Rijn,” from www.zachetka.ru, 258 downloads, last download 24.10.2010; category - visual art, keywords: Rembrandt, artist, person, year, painting, portrait, life, hand, deep, entering, art, face, one, viewer, scholar. Rating ★★★★ http://www.zachetka.ru/referat/preview.aspx?docid=3925&page=11)

Иллюстрации Plates

Автопортрет, 2012/13 Selfportrait,2012/13 120х150см

Будда в пустыне, 2012 Buddha in the desert, 2012 150х200см

Встреча Марии и Елизаветы, 2013 The Meeting of Mary and Elizabeth, 2013 150х100см

Ассур, Аман и Эсфирь, 2013 Ahasveros and Haman at the Feast of Esther, 2013 175х200см

Дан приказ, 2012 Command is given, 2012 150х200см

На реках вавилонских, 2012 On the rivers of Babylon, 2012 150х200см

на стр. 34-35 Отплытие царицы Савской, 2013 Departure of the Queen of Sheba, 2013 150х200см

Поклонение святому сердцу, 2013 The worship of the Sacred Heart, 2013 200х300см

Потеря девственности, 2013 Loss of virginity, 2013 175х200см

Счастье регентства, 2013 The Happiness of the Regency, 2013 175х200см

на стр. 42-43 Транспорт налаживается, 2013 The transport is improving, 2013 150х200см

Искусство после Facebook’a

А. Ройтбурд Попытка безумия. Ностальгирующий гул Эн-Софа 1990 A. Roytburd Attempt at madness. The pursuing roaring of Ein-Sof, 1990

апрель 2013 Александр Ройтбурд, Катерина Филюк

Хочется начать с известного высказывания Бойса «everyone is an artist», потому что ты в тексте к выставке говоришь обо всем этом массиве визуального мусора (мэмах, аватарках и прочих изображениях), который создает любой пользователь интернета и с помощью facebook’а мгновенно делает достоянием общественности. Как ты к этому относишься?

Мысль о том, что каждый может быть художником, появилась задолго до социальных сетей, и даже не Бойс автор этой блестящей мысли, а чуть ли не Карл Маркс и Фридрих Энгельс. И, насколько я помню, нас еще в школе учили тому, что сейчас является модным трендом – марксизму. Тогда это актуальным трендом не считалось, но все его учили и экзамены по нему сдавали. Так вот, он гласил, что при коммунизме не будет художников – люди, которые будут заниматься общественно-полезным трудом, в качестве отдыха будут заниматься искусством. Потому что отдых – это смена деятельности. Поработал физически, потом написал симфонию, потом яму пошел копать. Facebook действительно помог реализоваться этой мечте, но к ней искусство вел весь двадцатый век, когда такое понятие, как талант художника, было чуть ли не табуировано в силу неполиткорректности, ведь это же не демократично: у одного есть, у другого нет. Если говорить о левых, которые выдвинули этот слоган для искусства после второй мировой войны, то здесь они не первопроходцы, потому что был еще и советский опыт пролеткульта. Приходит на память Маяковский, не помню, из какого стихотворения, где Лермонтову противопоставляется «То ли дело наш Степа – забыл, к сожалению, фамилию и отчество… У Степы незнание точек и запятых заменяет инстинктивный массовый разум, потому что батрачка – мамаша их, а папаша – рабочий и крестьянин сразу».

Каково художнику в такой ситуации?

Худоржнику не очень. Художнику всегда не очень...

Раньше ему делегировались эксклюзивные права на создание образа, а сейчас он лишен этого.

Производство имиджа остается основной функцией искусства. Но демиургичность позиции художника сегодня табуирована и девальвирована демократизацией критериев. Существует запрос на идеологически ангажированное искусство со стороны институций и на спрос на дизайн со стороны рынка. По Пелевину – гламур и дискурс. Мы живем в обществе, фундамент которого – средний класс. А этот средний класс задал в искусстве спрос на такие усредненные ценности. Доступное среднему классу должно быть на поверхности. Базовые критерии оценки: позитивненько – это хорошо, депрессивненько – это плохо. С этой точки зрения «Черный квадрат» - плохая картина, потому что черный – слишком депрессивно и совсем не фэншуйно. Шок, трагедия, экзистенциальный ужас, глубинные мистические переживания, безумие, экстремальная физиология, абсурд, лежащий в основе бытия – все это не фэн-шуй. Востребованным оказывается искусство, восприятие которого не требует чрезмерного культурного базиса, создание которого не требует таланта. В нем нет места для магии, для иррационального, для трансцендентного – это лишнее, это отпугивает. Предсказуемое искусство лично мне не интересно.

А. Ройтбурд Улисс, вариант 2010 A. Roytburd Ulysses, version 2010

А. Ройтбурд Наказание Марсия, 2001 A. Roytburd Punishment Marcia, 2001

Могут ли социальные сети, интернет в целом заменить выставочные площадки, галерею, например?

В фильме доктор Парнас заключил пари с дьяволом, и, несмотря на то, что выиграл, сетует, что дьявол провел его потому что «Он знал, времена изменятся, и однажды мои повествования устареют». Современный художник тоже оказался в ситуации, когда его истории устарели, не так ли?

Против сети как инструмента я ничего не имею, наоборот, активно с ним работаю, потому что все работы для этой выставки уже были обкатаны в сети. Но сеть не может заменить галерею. Вывешивая работу в сеть, я даю представление о том, какого рода меседж от меня исходит. При этом мои работы, как правило, собирают в первые несколько дней 200-300 лайков, каментов и репостов, а просмотров значительно больше. То есть, как только работа сделана, ее сразу видят больше людей, чем пришло бы на открытие выставки. Сегодня они видят одну мою работу, через неделю другую, и они не становятся в общий ряд. Вбрасывая работы в сеть, я осознаю, что я попадаю на глобальную помойку визуального мусора – кто-то постит котиков, кто-то дарит кому-то цветы, кто-то пишет какой плохой Янукович. Не случайно одну из этих работ – «Ассур, Аман и Эсфирь» – я вставил в такой трендовый недавно расклад, как «подарю за перепост». Несколько недель в режиме коллективного безумия социальные сети «дарили» все – автомобили “BMW”, квартиры, щеночков, iphone’ы, почки для трансплантации, бойфрендов и все такое прочее, причем самое смешное, что многие это восприняли абсолютно серьезно. У меня набралось около шестисот репостов. Есть еще к чему стремиться!!! На выставке происходит реконструкция изначального контекста, размытого сетевым шумом. Также происходит процесс узнавания и отождествления веб-версии изображения с реальным материальным объектом, у которого есть свой размер, фактура, толщина, энергетика, своя тяжесть или легкость письма. Поэтому это не взаимозаменяемые вещи. Искусность художника – в том, чтобы обмануть дьявола. Был такой художник Пикассо, который Пабло. Все, что он делал первую половину своей жизни – это и была история искусства того времени. А потом вдруг история искусства пошла в своем направлении, а Пикассо пошел в другом направлении. И последние лет 30 своей жизни он ничего в историю искусства не привнес – все, что он делал, было уже его личной историей, оно было актуальным в его личном контексте. Так бывает почти у каждого художника – до какого-то времени, если ему повезет, он генерирует какие-то смыслы, создающие контекст, а потом это становится бессмысленным и, может быть, даже разрушительным для него. А продуктивным становится пребывание внутри собственного контекста и генерация смыслов, порожденных этим контекстом и прочитываемых в нем.

А. Ройтбурд Человек с крестом, 2001 A. Roytburd Man with the cross, 2001

А. Ройтбурд Портрет Дымчука A. Roytburd Portrait of Dymchuk 2008

Выставка называется «Имаджинариум», и судя по аллюзии на фильм Терри Гиллиама, работы на ней представленные – это своеобразная попытка бегства в сферу воображения?

Я всегда работал не столько с объективной реальностью, сколько с тотальной галлюцинацией, не столько с социальным контекстом, сколько с контекстом культуры. Поэтому я никуда не бежал, я остаюсь на своей территории – и там моя родина. Там я жил, жив и буду жить. Как Ленин))))))))

Еще один момент, на который хочется обратить внимание. Все названия работ отсылают зрителя к известным классических произведениям. Почему?

Они никуда не отсылают. Названия взяты напрокат. То есть, мне с детства нравилось, как красиво называются картины: «Любовь земная и небесная», «Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного в 1433 году срывает с князя Василия Косого пояс, принадлежавший некогда Дмитрию Донскому». Мне всегда это очень нравилось. Или вот «Битва при Сан-Романо» – где это Сан-Романо, какая там была битва, кто с кем сражался – все это мне абсолютно не важно. Музыка названия создает некое пространство – ассоциативное, смысловое и акустическое. Именно поэтому мне не важно, что в еще не написанной моей картине «Танкред и Эрминия» мужская и женская фигура не имеют абсолютно никакого отношения ни к Танкреду, ни к Эрминии. Более того, как человек малообразованный, что для нашего времени характерно, честно признаюсь, что поэму Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», персонажами которой являются Танкред и Эрминия, я, кажется, не читал. А, я вспомнил, Эрминия срезала свои волосы, чтобы то ли перевязать раны Танкреда, то ли еще что-то… Но для меня это всегда картина Пуссена. И эту составляющую, акт называния, я у Пуссена беззастенчиво краду – и мне не стыдно. Это не должно иметь никакого отношения к изображенным персонажам, хотя какие-то связи наверняка возможно простроить… Соответственно, «Встреча Марии и Елизаветы» или «Отплытие царицы Савской» имеют такое же отношение к классическим сюжетам, как «Танкред и Эрминия» - к Танкреду и Эрминии.

И это часть игры, в которой художник затемняет там, где нужно «прояснять»?

сознании любое название изначально опустошено. Из тезиса о тотальном характере абсурда исчезла интрига. Это уже банальность. Но в «Марии и Елизавете» или «Ассуре, Амане и Эсфири» даже композиция схожа с классической трактовкой сюжета.

Схожа, но с таким же успехом она могла называться не «Мария и Елизавета», а например, «Калипсо и Каллиопа». Я же хотел бы достигнуть такой степени дзенского просветления, чтобы эту работу назвать «Стог сена в Живерни». Это было бы реальным успехом))))))))

А. Ройтбурд Томление Иакова и Рахили, 1989 A. Roytburd Languor of Jacob and Rachel, 1989

Ну, я очень давно этим занимаюсь. Когда-то с легкой руки Арсена Савадова мы все придумывали очень красивые названия. Он стал называть свои работы «Печаль Клеопатры», «Вавилонский приют». Мои работы на рубеже 80-х – 90-х назывались, например, «Последнее забвение Бытия» или «Попытка безумия. Настигающий гул Эн-Софа»; картины Саши Гнилицкого – «Зов Лаодикии», «Авзония – обитель Рая»… И мне было немного обидно, когда меня в этом упрекнула нынешняя супруга господина Чубайса Дуня Смирнова – она написала, что в этом мы с Савадовым подражаем ее тогдашнему другу Сергею Шутову. Вот Шутову уж точно никто не подражал. Но названия по отношению к содержанию тогда конструировались, по определению Арсена, как «две встречные бессмыслицы» – то, что Соловьев назвал бриколлажностью. Сегодня я ничего не конструирую – в нашем

Art after Facebook

april 2013 Aleksandr Roytburd, Kateryna Filyuk

А. Ройтбурд Без названия, 1990 A. Roytburd Untitled, 1990

I would like to start with the well-known statement by Beuys «everyone is an artist». In the annotation to the exposition you speak about all the array of visual rubbish (memes, avatars and other images) which any user of the Internet creates and which he instantly makes publicly available with the aid of Facebook. How do you feel about that?

The idea that anyone can be an artist appeared long before social networking; this brilliant thought doesn’t even belong to Beuys, but perhaps to Karl Marx and Friedrich Engels. And as far as I remember, we were taught Marxism, which is now considered a fashion trend, in school. At that time it wasn’t considered a fashion trend, but still, we studied it and passed exams on Marxism. So, according to Marxism, there wouldn’t be artists under communism: all the people who would be engaged in socially useful work would make art at leisure. Because leisure is a change of activity. At first one works physically, then wites a symphony, and then goes to dig a hole. Facebook really helped this dream come true, but art was led to that by the entire twentieth century. Such a thing as artistic talent almost became a taboo because it was considered politically incorrect. Indeed, it is not democratic: one has it, while the other does not. Speaking on the leftists who put this slogan forward after World War II, they weren’t pioneers because there had already been the Soviet Proletcult experience. Mayakovsky comes to my mind, I do not remember the poem, but he opposes Lermontov to a guy he calls our Stiopa, who «is another pair of shoes - unfortunately, I forgot his name and his last name... For Stiopa ignorance of stops and commas is compensated with an instinctive mass reason, because a farmhand is his mother, while a worker and a peasant are both his father”.

How does the artist feel in such a situation?

The artist fells so-so. The artist always feels so-so.

Previously, the artist had exclusive rights for image production, but now he is deprived of them.

Image production is the main function of art. But nowadays the position of artist as a demiurge is tabooed and devalued by democratization of the criteria. There is demand for ideologically engaged art among institutions and demand for design on the market. According to Pelevin, it’s glamour and discourse. We live in a society which is grounded upon the middle class. And this middle class defines the demand for such average art values. The things accessible to middle class should be on the surface. The basic criteria for evaluation are such: if something is cheerful, it’s good art; if something is depressive, it’s bad art. From this point of view, Black Square is a bad picture because the color black is too depressing and not “under feng shui”. Shock, tragedy, existential fear, deep mystical experiences, madness, extreme physiology, absurdity underlying life – all this is not “under feng shui”. Such art the perception of which does not require excessive cultural basis and the creation of which doesn’t require talent turns out to be in demand. There is no place for magic, for the irrational, and for the transcendent in it. It’s too much, it scares. Personally I’m not interested in predictable art.

Can social networks and the Internet in general replace exhibition spaces, for example, the gallery?

А. Ройтбурд Возвращение Марка Секста, 2001 A. Roytburd Return of Mark Sextus, 2001

А. Ройтбурд Близнецы, 2011 A. Roytburd Twins, 2011

I’ve got nothing against the Web as a tool; on the contrary, I actively work with it because all the works for this exhibition have been given trial runs online. But Internet can’t substitute the gallery. When I post a work online, I realize what kind of message comes from me. At the same time, during the first few days my works

usually get 200-300 likes, comments and reposts, and much more views. So once the work is done, it is immediately seen by more people than would have come to the exhibition opening. Yet, today they see one of my works, next week they see another one, and they do not perceive them within the general context. When I post my works online, I realize that I find myself in a global visual garbage dump - someone posts cats, someone gives flowers to somebody, while someone writes how bad Yanukovych is. It’s not a coincidence that I presented one of the works from this exhibition, Assur, Haman and Esther, in such a trendy context as «gift for a repost.» For a few weeks users of social networks «gifted» everything: BMW cars, apartments, puppies, iPhones, kidneys for transplantation, boyfriends and stuff in a mode of collective madness; and the most funny thing is that many took it quite seriously. I’ve got about six hundred reposts. There is still something to strive for! The exhibition reconstructs the original context, diffused by the Web noise. It is also a place for recognition of the image and identification of its Web version with the real material object, which has its size, texture, thickness, energy, its heaviness or lightness of brush stroke. Therefore, these things are not interchangeable. In the film, Dr. Parnassus made a bet with the devil and, in spite of having won, complained that the devil took him because «he knew that times change and one day his stories will become out-of-date». Contemporary artists also appeared in a situation when their stories became out of date, didn’t they?

The skill of an artist resides in cheating the devil. There once lived the artist Picasso, Pablo Picasso. All he was doing in the first half of his life became the history of art of that time. And then suddenly the history of art went in one direction, and Picasso went in a different direction. For the last 30 years of his life he hasn’t contributed to the history of art in any way - all he did was his personal history; it was relevant only in his personal context. It happens with almost every artist - up to a certain time, if he’s lucky, he generates some context-creating senses and then it becomes meaningless and perhaps even damaging to him. And staying within his context and generation of meanings brought forth by this context and accessible in it becomes productive.

The exhibition is called Imaginarium. Judging by the allusions to the Terry Gilliam’s film, should the exhibited works be perceived as a kind of attempt to escape into the realm of imagination?

I have always worked not only with objective reality, but with total hallucination; not so much with the social context, as with the context of culture. So I’m not escaping, I’m staying on my own ground. It is my homeland here. I lived here, I live and will live here. As Lenin))))))))

А. Ройтбурд Гимн демонам и героям, 1989 A. Roytburd Anthem to demons and heroes, 1989

А. Ройтбурд Старые девы бредут по зимнему саду в Арле, 2011 A. Roytburd Old maids in a winter garden Arles, 2011

А. Ройтбурд Золотая осень, 2012 A. Roytburd Gold autumn, 2012

Another point worthy of being noted. All the exhibit titles refer to well-known classical art-works. Why?

They refer to nothing. The titles are borrowed. I mean, since childhood I loved beautiful painting titles, such as Heavenly and Earthly Love, Grand Duchess Sophia Vitovtovna at the Wedding of Grand Prince Vasilii Tiomnyi in 1433 Tears the Belt That Once Belonged to Dmitrii Donskoi off Duke Vasilii Kosoi. I always really liked it. Or, say, The Battle of San Romano. Where that San Romano is, what battle was there, who had fought whom, all of this never interested me. The music of the title creates some space, associative, semantic, and acoustic. That’s why I don’t care that in my painting Tancred and Erminia, which is not finished yet, the male and female characters have absolutely nothing to do with neither Tancred, nor Erminia. Moreover, as an uneducated person typical for our time, I must confess that I haven’t probably read Torquato Tasso’s poem Jerusalem Delivered, the characters of which are Tancred and Erminia. Oh, now I remember that Herminia cut off her hair to dress Tancred’s wounds or something... But for me it always was a picture by Poussin. So I shamelessly stole this component, the act of naming from Poussin - and I’m not ashamed of it. It shouldn’t have anything to do with the characters of the picture, although some may still find some connections... Accordingly, The Meeting of Mary and Elizabeth and The Departure of the Queen of Sheba refer to the classic plots in the same way as Tancred and Erminia does to Tancred and Erminia.

“Is it a part of the game, in which the artist obscures what needs to be clarified”?

Well, I’ve been doing this for a long time. Arsen Savadov was the first to come up with beautiful titles, and we all followed him. He started giving his works names, such as The Sadness of Cleopatra or The Babylon Shelter. At the turn of the 80’s and 90’s my works were called, for example, The Last Oblivion of Being or An Attempt of Madness. The Overtaking Buzz of En-Soph; Sasha Gnilitsky’s pictures got the names The Call of Laodicea and Ausonia - the Abode of Paradise... But at that time, the relation between title and contents of a work was constructed, as Arsen stated, as «two types of nonsense, aspiring towards each other»; Solovyov called it bricolage. Today I don’t construct anything – any title is a priori hollow for our minds. The thesis about the overall character of absurd has lost its intrigue. It has become a commonplace.

But even the composition of Mary and Elizabeth or Assur, Haman and Esther resembles the classical interpretation of the plot.

It does, but it could as well be called not Mary and Elizabeth, but, for example, Calypso and Calliope. I would like to reach the point of Zen enlightenment to call this work Haystack at Giverny. It would be a real success))))))))

А. Ройтбурд Десятый вал, 2005 A. Roytburd The tenth shaft, 2005

А. Ройтбурд Любовь земная и небесная, 2012 190х580см A. Roytburd Heavenly Love & Earthly Love, 2012 190x580cm

Я художник с двумя ушами

Александр Ройтбурд:

Александр Ройтбурд— один из самых дорогих украинских художников. Его работы оцениваются в десятки тысяч долларов и выставляются в Третьяковке, МоМА и других мировых музеях и галереях. Одессит, который насквозь пропитан иронией и разочарованием. Находит смысл жизни в живописи, а после продает свое видение за внушительные суммы. Сегодня Ройтбурд – свободный художник, с собственной квартирой-мастерской на Подоле. Общаться с людьми последнее время он не стремится. Перестал пить и открыл для себя социальные сети. Обожает, когда ему там ставят лайки.

Избранные фрагменты из интервью разных лет 56

Что для вас значит ваша работа? Гюстав Курбе как-то сказал: « Художник - это мастеровой, и если он создал картину, которая стоит тысячу франков, то Франция стала богаче на эту тысячу франков». У него очень прозаическое отношение к ремеслу художника, и мне оно намного ближе, чем имидж художника с напущенным флером, внедрившийся в сознание общества. Для меня искусство – это образ жизни. Когда и почему вы решили стать художником? Одним из мотивов для выбора этой профессии была постоянная, каждодневная работа моих родителей. Я смотрел, как они каждое утро ходят на работу, и все время думал, а что бы такого сделать, чтобы не ходить, а работать тогда, когда хочется. В какой-то момент я понял, что нужно становиться художником, и стал им. Одесса, многонациональная и колоритная среда города, в котором вы родились, дала вам что-то как художнику? Конечно, я сформирован этим городом, его стилем взаимоотношений, его архитектурой. Наверное, именно одесская школа живописи сформировала мою колористику на гастрономическом уровне. Вместе с тем мне всегда был чужд его опереточный колорит. Я застал Одессу еще с настоящей интеллигентной средой. Но той Одессы, которая меня сформировала, к сожалению, уже нет. Тем не менее, греет, что там живут очень близкие и дорогие мне люди. Вы помните ваши первые работы? В детском садике рисовали маму, дерево, птичек, травку. В школе — вазочку, кубик, иллюстрации к сказкам. Потом в художественной школе — кувшин, капитель, гипсовые части лица. Все это были мои первые работы. Еще я как-то разрисовал химическим карандашом буфет-горку. Это была моя самая первая художественная работа. Но это уже другая история. У меня есть картина 1983 года, на которой впервые получилась моя живопись. До этого я метался от кубизма и абстракции к живописному замесу, от контрастных цветов к монохромности. И вдруг я случайно написал эту работу и понял, что она моя. Кто из художников вам нравился, когда вы только начинали заниматься живописью? В детстве я еще не знал, кто великий, а кто нет. В пять лет, листая альбом с репродукциями из Эрмитажа, больше всего обращал внимание на те работы, где были голые женщины. Потом критерии изменились и я понял, что в искусстве интересны не только они. Когда мне было двенадцать, мы с папой пошли на Одесский Староконный рынок. Там продавались книги. И там папа мне купил первые книжки о западном современном искусстве, типа «Кризиса безобразия», - все эти хрущевские «абстрактнобор-

ческие» книжки. Одна из них называлась «Из жизни ничто». Написал ее, как сейчас помню, литовский искусствовед Й. Шлижяс. Тогда я впервые узнал об импрессионистах, постимпрессионистах, кубистах, фовистах и т.д. И понял, что чем дальше «из жизни» и больше «в ничто», тем искусство интереснее. Я тогда учился в первом классе художественной школы и сам стал рисовать очень абстрактные картинки. Одну из них назвал “СуПЕРматизм”. Расскажите о ваших истоках, как живописца. Мне очень повезло со средой и учителями. Еще учась в детской художественной школе в Одессе, я стал брать уроки у художника Олега Соколова, слушать его, смотреть альбомы, которые он мне показывал. Соколов оставался единственным связующим звеном между авангардом двадцатых годов и более молодыми художниками. И в мои 14 лет его привели ко мне домой, показали мои работы. Я ожидал увидеть эксцентричного бородатого красавца в берете и шарфе, но передо мной стоял невзрачный маленький человек в потертом пиджаке с орденом Отечественной войны. Соколов сказал, что работы талантливые, но не хватает целостности, и мальчику, мол, необходима школа. Родителей упоминание школы успокоило, а я, так и быть, согласился учиться, зная, что мне это говорит настоящий абстракционист. Соколов был учеником Теофила Фраермана – одного из крупнейших представителей одесского авангарда начала 20 века. Потом, Фраерман уехал во Францию, долго жил в Париже. Вернулся перед войной и работал хранителем музея Западного и Восточного искусства в Одессе. Потом года через два, уже перед самым институтом, я стал брать уроки у Николая Павлюка. Это был чуть ли не единственный доживший до того времени бойчукист. При этом до конца жизни он старался избегать разговоров о Бойчуке. Когда я поступил на художественно-графический факультет Одесского пединститута, мне посчастливилось учиться рисунку у совершенно потрясающего рисовальщика Валерия Гегамяна. Он был человек с большим количеством странностей, но при этом создал потрясающую собственную систему академического рисунка через пластическую традицию ХХ века. Живопись вела у нас Зинаида Борисюк - человек безукоризненного вкуса. Волею судьбы на одном курсе в этом богом забытом заведениии оказалась много талантливых людей. Среди них Василий Рябченко, Сергей Лыков, Виктор Покиданец и многие другие известные сегодня художники. Когда я заканчивал институт, то решил защищаться по кафедре истории искусств, чтоб не писать соцреалистическую дипломную картину. Темой диплома я выбрал творчество Юрия Егорова. Так я познакомился с художником, которого впоследствии назвал богом одесской живописи второй половины ХХ века. Великий колорист, глубокий мыслитель, беском-

промисный, порой чрезмерно пристрастный в своих оценках – он помог мне поверить в себя. Наше общение длилось до самой его смерти в 2008 году. Еще в институте я узнал о том, что в Одессе существует неофициальное искусство. И к концу обучения я уже общался с этими художниками, - это были Валентин Хрущ, Валерий Басанец, Иосиф Островский, Люсьен Дульфан, Виктор Маринюк... Мне на улице показали: вот идет Александр Ануфриев, сказали, что он скоро уедет… Речь идет о представителях советского художественного андеграунда? Одесса была единственным городом, где неофициальное искусство, андеграунд сложился в некую систему. А в Киеве ничего этого не было? В Киеве были отдельные художники, которые не вписывались в систему, но в альтернативную систему это не выросло. Бывает, есть художники, а бывает, есть искусство. Вот в Одессе было искусство. Это как рота идет по мосту, даже маленький взвод, – и мост обрушивается из-за резонанса. В Одессе шестидесятники и семидесятники создали такой резонанс. Создали такую систему бытования, которая позволила им стать неофициальной школой: из-за общности устремлений, компактности города, ну и контактности населения, может быть. Все-таки одесский характер – он более коммуникабельный. Больше, может быть, осталась идущая от старых времен традиция жизни открытыми домами, салонами, чего в Киеве было меньше.. Где-то уже в 1980-е годы появилась новая волна современного искусства в Одессе, и оно уже не догоняло контекст, оно уже было в контексте. Я узнал тех молодых, которые были младше меня, - Сережу Ануфриева, Юрия Лейдермана, Игоря Чацкина Трудно назвать, подобрать определение к тому, что они делали тогда, потому что это было ещё очень сыро… Это были «неформалы», полухипповское искусство, и они сами рассматривали это не как процесс создания некоего артефакта. Для них искусство, по их последующему солидарному определению, было побочным продуктом их системы коммуникаций. Это были знаки и сигналы, посланные друг другу. Это был способ общения. И не важно, все ли оно было прекрасное и качественное - в целом оно уже понимало, в каком мире существует. Шестидесятники все-таки забрасывали своими телами ров и апеллировали в борьбе с официозом и к тому искусству, которое было лет за тридцать до них. А. Ройтбурд Женщина в белой повязке, 1983 A. Roytburd A woman in a white bandage, 1983

Связывал этот шестидесятнический андеграунд и молодых художников Валя Хрущ, с его цыганским образом жизни, с его всегда открытыми дверями, с его… не то чтобы богемностью, но каким-то полу-

бомжовским-полукриминальным образом жизни … Это было полное отрицание социальных стандартов. Например, он ходил в солдатском «х/б» (хлопчатобумажном обмундировании), в портфеле всегда носил гантелю – это у него было вместо зарядки, очень много ругался матом, нигде не работал... Я ему из армии потом привез это «хб», подарил ему , а он мне подарил картинку. Постоянно он курил какой-то контрабандный табак, пил чай, краденый с Одесской чаеразвесочной фабрики. У нас вообще всегда воровали чай с фабрики, и при том, что в Советском союзе даже бодяжный индийский чай был дефицитом и все пили грузинский, “одесский ворованый” – это был настоящий чай! Можете рассказать какие-то одесские истории? У меня сложные отношения с одесским мифом... Поначалу это было таким буфером, чтобы сохранить локальную культуру, отсылавшую в своей рафинированной части к 20-м годам, к неразвившемуся, но имевшему место быть авангарду… Сплачивающий интеллигенцию миф, порожденный хрущевской оттепелью. Я общался с шестидесятниками, которые активно его утверждали, они говорили: ну, вы же понимаете, что этот миф был нами противопоставлен официозу, советизации Одессы. «А мы вот так говорим, а у нас такая специфика, а мы так шутим. Конечно, ‘слава КПСС’, но в принципе, у нас принято шутить». Потом по-своему прогрессивный миф превратился в жуткий тормоз, со стереотипом веселого неунывающего одессита, который всегда шутит, рассказывает анекдоты, говорит на одесском языке... Весь этот КВН одесский… Но у меня есть одесские истории, некоторые уже кочуют по книгам. Например, история о том, как к моему другу художнику пришли знакомые наркоманы, увидели икону “Усекновение главы Иоанна Предтечи”, и один другому сказал: «Ты приколись, как фуцина замочили». Потом я с удивлением нашел эту историю в книге Дмитрия Александровича Пригова «Живите в Москве». А вот история из 90-х. Когда мои картины стали хорошо продаваться, я заимел планы по обустройству собственного быта. Во время разговора с Сеней, столяром одесского оперного театра, я ими поделился. Мол, выкуплю подвал под квартирой и сделаю там мастерскую. Сеня удивился: зачем тебе такая большая мастерская? Ну, я там еще бассейн сделаю. Сеня не унимался: подвал глубокий, все говно весной к верху пойдет. - А я заглушку сделаю. - Так ее ж прорвет, - ответил Сеня. - А я латунную сделаю. - Так ее тоже надо кислотой промывать, говорит он. Я не сдаюсь: - буду промывать. - Не будешь. – Почему это не буду? – А посмотри на себя, ты же не брОешься… Так что я из тех, кто не брОется. Или вот еще такая история. Есть в Одессе такой ры-

нок — Привоз. Слышали? Так вот, я был свидетелем некого конфликта на Привозе по поводу цены на помидоры. Почему, мол, так дорого, а иди купи там, где дешевле, и так далее. Нормальный разговор, который закончился тем, что спорящие друг другу сказали все, что думают, и послали туда, куда могли. В итоге дама, которая продавала помидоры, говорит своей соседке: «Ну, и как вам это нравится?». А другая отвечает: «Ой, я вас умоляю, шо ви хотите с этого народа, он же Гитлера до самоубийства довел!» Это не придумано Жванецким… Криминальные расклады прошлого века как-то коснулись вас, как коренного одессита? На меня лично «криминальная» романтика сильно не повлияла. С хулиганами дружил, особенно в школе. Некоторые мои одноклассники сделали карьеру в блатном мире, но тогда же, в девяностые, и погибли. Почти все мои одноклассники или на том свете, или эмигрировали. Как считаете, ваше поколение художников, которое застало застой и пережило перестройку… Да, перестройка тогда была веселая... Вы эмигрировали в США, почему вернулись? У меня были шансы войти в ту художественную жизнь, были галереи, с которыми я начал работать, попал на Венецианскую биеннале, какие-то заказы были, делал иллюстрации для New York Times Book Review, Могло сложиться, но это был 2000 год. Сейчас все знают, что нужно отправить резюме, но в 90-е у нас была страна не алгоритмов, а отношений, и я всю жизнь привык жить в этом режиме, перестраиваться было очень сложно. А как человек, выросший в Советском Союзе, я не любил стоять в очереди. Приехал туда и понял, что 7-10 лет в этой очереди придется простоять, а тут я уже свое отстоял и уже «могу обслуживаться». Когда Марат Гельман предложил мне работать в его киевской галерее, я с радостью принял его предложение, потому что проводить в этом стоянии лучшие годы жизни от 40 до 50-ти – это не уважать себя. Как вы оказались на Подоле? Изначально я хотел покупать примерно такую же квартиру – 5-й этаж сталинки «под чердак» - в другом районе Киева. Знакомые стали убеждать, что Подол лучше. В то время я знал этот район лишь до Валов. Позже «накопал» много интересных фактов о другой части Подола, в которой находится мой дом. Улица Щекавицкая, например, была обозначена на городских картах шестисотлетней давности. С тех пор ее название не менялось. Улица Почайнинская расположена на месте реки Почайны, где и был

основан Киев, а не на берегу Днепра, как принято считать. Градообразующая река превратила Подол в центр жизни древнего Киева. Верхний город включал в себя Княжий Град, Печерскую Слободу с Лаврой, но горожане жили здесь. Кроме того, я привык к Одессе, которая была построена как просвещенческий город в конце XVIII века. По плану она состояла из квадратных кварталов по двести метров блок. Потом я жил в Нью-Йорке в Бруклине, который тоже построен по принципу шахматной доски. Я ощущаю дискомфорт в районах со спусками и подъемами, с ветвящимися улицами. Я чувствую себя органично в плоских, «квадратно-гнездовых» пространствах. В этом смысле Подол мне подходит. Здесь все соразмерно человеку. В интерьере вашей квартиры есть элементы лофта: оголенные оригинальные кирпичные стены, медные трубы на поверхности, несущие проводку. Как рождались интерьерные идеи? Результат отличается от изначальной задумки? У меня не было жесткой изначальной задумки. Сначала хотелось все сделать по принципу: как проще. Потом по ходу работ идеи и планы корректировались. Чем больше раскрывалась мне красота старого и обжитого, тем больше менялись мои представления об интерьере. Я решил создать открытое пространство и «законсервировать» в нем какие-то наслоения разных эпох. Например, оставил старую доску от электросчетчика с житейскими надписями на ней и рядом кусок прежних обоев. Я захотел сохранить некоторые элементы из «прошлой жизни». Например, пол. Этой половой доске пятьдесят лет. В ее трещинах и выбоинах есть своя винтажная эстетика. Стол, за которым мы сидим, стоял на кухне предыдущего хозяина. Хотя славную семейную легенду о том, что стол был сделан его дедом, он, кажется, выдумал. Недавно я наткнулся на подобный стол в одесской комиссионке. Давайте перейдем к вопросам искусства, например, к провокации. Что сейчас с ней происходит в отечественной арт-среде? Провокация – необходимый фермент для брожения в современном искусстве. Хотя я это слово не слишком люблю, как и популярное несколько лет назад слово«эпатаж». Но дело в том, что порог уязвимости зрителя, посещающего выставки, значительно повысился. Это если говорить о европейском зрителе. В Украине художнику чаще приходится сталкиваться с другим вариантом реципиента – необразованным и толстокожым, на которого не действует эффект разорвавшейся бомбы, поскольку он даже не понимает, что это бомба. И вообще, первым делом мне нужно спровоцировать себя, а потом уже браться за преодоление сложившихся стереотипов.

Вы вспомнили о стереотипах. Что к ним относится в украинском искусстве? Я вообще не люблю теоретизировать. Мне лень. В институте я прогулял все пары по эстетике. Да и по этике тоже. Ой, наверное, поэтому вы всюду летом ходите в шлепанцах. Я же говорю, ленивый. Бороду ношу, потому что не люблю бриться, художником стал, чтобы по утрам на работу не вставать. Все очень просто. Шлепанцы, шорты и майка – это то, что на мне всегда надето в теплое время года. Панамка, солнцезащитные очки и трусы – лишнее. А на презентации надеваете шлепанцы с камешками Сваровски? Нет, их я надеваю на Житний рынок, чтобы слиться с толпой. Вас долгое время называли классиком украинского постмодерна. Что, на ваш взгляд, следует за постмодерном в современной культуре? У меня лично слово постмодернизм начало вызывать идиосинкразию лет за 10 до того, как меня начали называть его классиком. Хочу открыть страшную тайну – нет ни стиля такого, ни направления в искусстве. Постмодернизм – это диагноз времени, в котором мы живем, так называется воздух, которым мы дышим. Некоторые арт-критики относят большую часть ваших работ к направлению «трансавангард». К какому течению вы сами относите свои произведения. Согласны с критиками? Это направление существовало в конце восьмидесятых годов. Если вы имеете в виду украинский трансавангард, потому что итальянский был все-таки раньше. Мы что-то об этом прочитали и придумали украинский трансавангард, который оказался совсем не похожим на итальянский. Это произошло так же, как в свое время с русским футуризмом. Бурлюк прочел, что есть итальянский футуризм, и решил –пусть будет русский футуризм. Он оказался совсем не похожим на первоисточник. Я себя к течениям не отношу, я работаю. Я отношу свои произведения к стенке, под которой я их складываю, иногда до двери, когда их у меня покупают. Конечно, я рефлексирую, я могу указать составляющие того, что я делаю. Я могу сказать, где тут французская школа живописи, где дадаизм, где неоклассика, где неопоп, где пережитки трансавангардной механики выстраивания сюжета и образа, где тут немецкая классическая философия, где английская политэкономия, где французский утопический социализм, где все источники и составные части. Но брендинг, типа «это кубизм», «это фовизм» – задача критики. У меня другая профессия. Я – художник. 66

Умный художник… Вам это, кстати, не мешает? Кто сказал, что я умный? Иногда я веду себя как полный дебил. Недавно по дороге из Крыма меня развели, как лоха. Я купил на перроне в Джанкое агар-агаровую икру. Мне сказали, что она настоящая, я и поверил. А потом выбросил ее в мусорный бак. Это было очень невкусно. В одном из интервью вы говорили, что еще в восьмидесятые годы почувствовали спрос на свои картины. То есть уже тогда ощутили свою популярность? Я дебютировал в восьмидесятые годы, достаточно активно. Стал ли я популярным — не мне судить… В девяностые годы вполне серьезные художники, занимавшиеся современным искусством, воспринимались, как кучка маргиналов. Нас в упор не видел никто: ни публика, ни коллекционеры, ни чиновники, ни бюрократия художественная. Сейчас, конечно, времена меняются – все-таки, стало очевидно, что это действительно было очень серьезное искусство. К сожалению, этот период абсолютно упущен в музеефикации, не описан в истории. И если историю написать еще можно, хотя от некоторых работ даже фотографий не осталось, то в музеях Украины искусство девяностых полноценно представлено не будет никогда. Вас в последнее время часто критикуют за то, что вы, якобы, создаете свои произведения в угоду современному буржуазному вкусу и так называемому «мейнстриму», мол, все современное искусство превратилось в индустрию зарабатывания денег. Как вы относитесь к таким обвинениям? А какие вкусы называются буржуазными? Во-первых, я горожанин, человек города по складу своего сознания, а горожанин в переводе с французского – буржуа. Во-вторых, на моей памяти в «буржуазное» искусство записывали все – от импрессионистов до концептуалистов и «новых диких». А салонные натюрморты Ломыкина и пейзажи Шишко считались «социалистическими». Кого-кого, а меня редко тянет на непринужденную легкость и декоративность. Мои вещи, как правило, многих «грузят» суггестией, внутренним драматизмом. Наконец, искусство всегда было индустрией зарабатывания денег, как и любая профессия. Конечно, бываю примеры «чистого служения», был Андрей Рублев, для которого это было медитацией и молитвой, были Ван-Гог, Филонов, для которых творчество было, прежде всего, сублимацией специфических черт психического устройства. Но подавляющее большинство успешных художников, от Леонардо и Микеланджело

до Пикассо и Уорхола, всегда зарабатывали хорошие деньги. Современные украинские художники в этом смысле – святые подвижники. Материальная составляющая того, что мы делаем, ничтожна. Все считают деньги в наших карманах. Пусть они идут подальше со своим калькулятором. То, что мы все эти двадцать лет, даже когда на жратву не хватало, при полном отсутствии рынка, при жлобском равнодушии украинского общества, не бросали своей профессии, держали в руках флаг, за одно это всем нам уже надо памятники при жизни поставить, как минимум – раздать ордена. Если художник-авангардист в молодости, как правило, бунтарь и революционер, то каким он должен быть в зрелости? Думаю, прежде всего, он должен оставаться критически настроенным человеком, опровергающим смысловые стереотипы. А вообще, художник никому ничего не должен. Ни родине, ни партии, ни народу, ни буржуазии. У меня сейчас период интровертности и уединения. Мне более не интересно прыгать на баррикады. Можно сказать, это возрастное. Но вот Герхард Рихтер, один из самых дорогих современных художников, в своих интервью заявляет, что художник имеет обязательства. Например, свой долг он видит в постоянной творческой эволюции. Эволюция это естественный процесс для художника. От обезьяны – к человеку, от неандертальца – к питекантропу, от питекантропа – к кроманьонцу – это замечательный процесс. Благодаря ему мы сейчас здесь собрались. Мы говорим о гражданской позиции, а фраза “художник никому ничего не должен” – затерта до дыр. мы уже привыкли, что художники прикрываются этой формулой, как фиговым листочком. Значит, оттирайте, если не нравится. Я живу с сознанием того, что ни перед кем долгов не имею. Даже перед галереей? В деловых отношениях я веду себя порядочно, как приличный человек. Как избиратель я голосую за какую-то партию. Как еврей я хочу, чтобы Израиль дал п..ды Хамасу. А как художник я на все это плевал. Когда я вижу, что молодые художники, даже не нюхавшие советского режима, начинают читать неомарксистов, мне вспоминаются уроки, на которых всякие мудаки учили нас научному коммунизму. Глядя на все это, я радуюсь, что у нашего поколения есть иммунитет против желания служить. А как быть 20-летнему мятущемуся молодому человеку в ситуации, когда творческая интеллигенция никому не должна. На кого смотреть, кому верить?

Идти в Google. Он все знает. Я на себе проверил. Это очень полезная поисковая система. Вы долгое время совмещали художественную практику с кураторством. Почему же на сегодняшний день вы полностью отказались от организационных инициатив? Живописец вытесняет в вас куратора? Все мои кураторские практики основывались на некоем идеализме: художественное сообщество как секта, семья, общее дело, совместный прорыв, раскрепощение сознания, психоделическая и сексуальная революция, даешь прекрасный новый мир! Мои кураторские технологии были построены на принципах liberté-égalité-fraternité для арт-комьюнити. При первом дуновении бабла, даже смешно, насколько скромного, это комьюнити отряхнуло прах бесполезных идеалов со своих ног. Идеалистом я в душе, конечно, остался, но с тех пор стараюсь трезвее относиться к людям. Что в искусстве вы любите? Какие направления вам близки? Кто ваш любимый художник? В плане искусства я полигамен — люблю архаику и классику, Рембрандта и Пикассо, Херста и Чепменов. Мои вкусы со временем меняются. Вот я всегда четко знал, что больше люблю Сезанна, чем Ван Гога. Но несколько лет назад в Метрополитене в Нью-Йорке я увидел большую выставку Ван Гога и понял, что его недооценивал. Я, конечно и раньше знал, Ван Гог — великий мастер, но меня всегда смущал «миф Ван Гога» — жил впроголодь, не продал ни одной работы при жизни, ухо себе отрезал, застрелился, и только потом признали. Миф заслонил от меня живопись. Есть ли у вас своя легенда? Есть. Это легенда о том, что я художник с двумя ушами. Как вы считаете, современный художник должен быть менеджером, чтобы добиться успеха? Кто вы - творец или коммерсант? Конечно, желательно, чтобы художник обладал задатками менеджера. Есть много хороших художников, которые патологически не способы быть собственными менеджерами. Но по-прежнему главным критерием остается искусство. Для меня всегда более интересным будет художник, на работы которого мне хочется смотреть и их переживать, чем хорошо раскрученный посредственный художник с толстым каталогом и высокими ценами. Время все расставит на свои места . К сожалению, я плохой коммерсант. Мне не хватает волчьих инстинктов для того, что бы быть коммерсантом. Слово «творчество» я не люблю, творцами пусть себя называют художники, уже выстроившие себе пьедесталы. Я же спокойно отношусь к собственной

персоне, просто делаю свою работу. Ключевой исторической фигурой для человечества я уже не стану, а так – в историю уже вошел. Является аукционная цена подтверждением качества работы? Рынок, в целом, справедлив. Но я бы не сказал, что существует прямая жесткая зависимость между талантом и рынком. Есть много хороших художников, у которых вообще нет аукционной цены, и есть много плохих, у которых есть хорошая аукционная цена. Не думаю, что аукционная цена – это единственный критерий, но игнорировать его тоже не следует. Я к этому отношусь философски. Как повлиял на вас и на ваше творчество успех на мировых аукционах? На меня повлиял хорошо, жить стало лучше, жить стало веселей. На творчество не повлиял никак. Я всю жизнь старался избегать подобных влияний. Обязательно ли современному художнику для успеха быть медиа-звездой? Не обязательно, можно быть и отшельником. Кто на что учился. Кому что нравится. «Ведущие» украинские художники — кто это, на ваш взгляд? Наверное, я один из этих художников. Есть еще человек десять, которых отношу к первому разряду. Кого-то не назову — могут обидется. Не раздаю мест, не ставлю оценок. Не хочу. На мировом арт-рынке сегодня очень активно заявляет о себе искусство регионов, например, восточноазиатское, индийское, латиноамериканское. На ваш взгляд, имеет ли искусство Украины такой потенциал как региональный тренд, и чем оно конкретно отличается, что в нем такого особенного, что может заинтересовать глобального зрителя? Количественно оно жидковато. Как говорил великий Онух, «всі наші вісім художників»... А качественно – вполне пристойно. Ничего сногсшибательного. Но у нас много действительно неплохой живописи, хотя это не самое модное и трендовое, что есть в современном искусстве. Шансы у него появятся только тогда – как это было с китайским, индийским, итальянским, латиноамериканским искусством – когда у него появится поддержка национального капитала в сочетании с активной государственной культурной политикой. Когда чудесным образом эти две вещи проявятся, сразу с украинским искусством все будет хорошо. Вопрос только в том, произойдет ли это, и, если произойдет, то когда… Мы живем в провинциальной стране… Значит, Ройтбурд – провинциальный художник? Выходит, что так. Я же живу в этой стране. Ну вот, 70

допустим, сидим мы в яранге в чукотском национальном округе, сшиваем шкуры оленей при свете коптилки из ворваньего жира и говорим: «Мы – чукотская страна». А кто-то спрашивает: «А почему вы чукотская страна ? Как с этим бороться?» А никак. Мы живем в чукотской стране, и все, что в ней происходит, тоже чукотское. В Украине, соответственно, украинское. И нечего с этим не поделаешь. Поэтому я обитаю в Фейсбуке. Вот несколько часов назад я разместил там новую картину и ее залайкало 139 человек. На вернисаж приходит 120 человек. Вот тебе и волшебная сила социальных сетей. Какое богословие может быть после Освенцима и какая культурология – после Фейсбука? Высшая сила… Бог вообще существует для вас? Но не антропоморфный. Вряд ли у него есть борода… Конечно, некая высшая сила в моей картине мира присутствует. Я могу принимать этические стороны учений, но не их фольклорно-сказочные стороны и не их институциально-политическую сторону. Особенно это касается, например, современного радикального ислама или политического православия. Фейсбук съедает столько времени, которое можно было бы потратить, скажем, на прогулку по улице. А чего я там не видел: ночь, улица, фонарь, аптека, аптека, улица, «Фуршет»... А в Фейсбуке – умные люди, совсем высоколобые – в ЖЖ. Вот, например, есть одна барышня, которая в разных сетях меня совсем по-разному комментирует. Извращенка? Нет, искусствовед. Почему вы больше не пишете в своем блоге на «Украинской правде»? Мне надоела тупость блоггеров и троллей: где-то на пятом комментарии появляется тема «жыдов», потом какой-то агрессивный русский говорит: «А вы, хохлы, вообще не люди». И какой-то украинец отвечает, что в России не славяне живут. Но в итоге все равно жыды во всем виноваты... В чем смысл? Я хотел какой-то обратной связи, а этого говна я уже наслушался в жизни. Украинская блогосфера – это помойка.. Есть вопросы гораздо более серьезные, чем пещерные разборки. Сегодня человечество превращается в какое-то тупое стадо. Поэтому в свое время я стал мизантропом, и мне все надоело – глупые люди надоели, жрать, бухать, говорить ни о чем надоело. Тем более, что интересных собеседников все меньше. Единственное, что меня развлекает и без чего я чувствую себя плохо – это создание картин. Вот я рисую, и все хорошо – успех. Сразу примиряешься с собой, жизнь перестает быть бессмысленной. Поэтому, когда я долго не работаю, начинаю скучать, тосковать, и мне хочется что-то сделать. 71

Как рождаются картины? Сначала я плююсь, ругаюсь матом, после меня привлекает одна деталь, которую я начинаю развивать на уровне идеи. В какой-то момент могу перечеркнуть первостепенный замысел, ради другой идеи. Но иногда бывает все совершенно иначе. Порой идея приходит сразу, и ты откладываешь все, что раньше казалось очень важным... А когда наносишь на холст краску, под руками рождается что-то живое и начинает жить своей жизнью. Вот на этом моменте у меня с работой начинаются интимные отношения. Что, кроме водки, вы употребляете для стимуляции своего творчества? Водку не любил никогда. Несколько лет увлекался самогоном, потом пришло красное сухое вино. А что, кроме водки, вы имеете в виду? Кроме водки, имею в виду препараты для расширения сознания. Есть ли такие у вас в арсенале? Спасибо. Препаратов в арсенале нет. В свое время попробовал почти все, что вы имеете в виду. Когда работаю, не пью алкоголь и не начинаю работу, если чувствую себя слабым или в плохом настроении. Любите ли вы путешествовать? Где находится ваше “место силы”? Я не очень люблю путешествовать. Последнее время каждое перемещение в пространстве воспринимаю как маленькую катастрофу. Тем не менее, я влюбляюсь в каждый город, в котором чувствуется вкус истории. Я очень люблю Прагу. Просто невозможно не быть очарованным Венецией. Когда мы ночью приехали в Рим, вышли на улицу, свернули за угол в поисках кафе и увидели Колизей, я ощутил состояние близкое к помешательству. Я люблю города, наполненные историей и смыслом: Париж, Лондон, Иерусалим, Флоренция, Берлин, Будапешт, Вена, Барселона. На Гавайях мне было очень скучно. Хотя красиво. Места силы у меня нет, но вместо места силы — до сих пор Одесса. Попадая в Одессу, я чувствую себя Прустом, который съел бисквит… Над чем вы сейчас работаете? У меня лежат, прошедшие внутреннюю цензуру, десятки эскизов. Нужно позвонить в Луцк, когда же они мне подрамники привезут. Задерживают, гады. А еще есть задумки, о которых я вам не расскажу, чтобы не сглазить. Это будет неожиданностью для всех, если все получится. Воросы задавали: Ольга Бирзул, Катя Гриценко, Алексей Гусак, Екатерина Деготь, Любовь Журавлева, Константин Климашенко, Оксана Климончук, Аксинья Курина, Алиса Ложкина, Зина Пидалькина, Анастасия Рахманина, Эмилия Супрун и другие.

Александр Ройтбурд

Избранные групповые выставки: 2012 2012

Родился в 1961 году в Одессе. 1983 – окончил художественно-графический факультет Одесского педагогического института Член НСХУ с 1989г. Живет и работает в Киеве и в Одессе.

Желтые великаны, Художественный музей. Одесса, Украина. Oбыкновенное чудо, Одесские художники-евреи XIX-XX в.в. Художественный музей. Одесса, Украина. 2012 Двойная игра. Спецпроект Первой Киевской международной биеннале современного искусства ARSENALE 2012. Мыстецкий Арсенал. Киев, Украина. 2012 Миф Украинское барокко, Национальный художественный музей Украины. Киев, Украина. 2011 20 лет присутствия, Институт проблем современного искусства. Киев, Украина. 2011 Независимые, Мыстецкий Арсенал. Киев, Украина. 2010 ЯКЩО. Украинское искусство на переломе. МСИ. Пермь, Россия. 2010 Звездные войны. Арт-центр Александра Коробчинского. Одесса, Украина. 2010 ТОП 10 современных одесских художников, галерея ХудПромо. Одесса. Украина. 2009 Рестарт, Морской Арт-Терминал. Одесса, Украина. 2008 Вloomsdау, галерея Коллекция. Киев, Украина. 2008 Современное украинское искусство, галерея Whitе Вох. Нью-Йорк, США. 2007 Вloomsdау, галерея Коллекция. Киев. Украина. 2007 Gogolfest, Мыстецкий Арсенал. Киев, Украина. 2005 Проверка реальности. Украинский дом. Киев, Украина. 2004 Прощай, оружие, Арсенал. Киев, Украина. 2003 Первая коллекция, ЦДХ, Киев, Украина. 2001 Плато человечества, 49-я Венецианская Биеннале. Венеция, Италия. 2000 Ореn Ends, МоМА. Нью-Йорк, США. 2000+ Модерна галерея. Любляна, Словения. 1999 Future is Now, Музей современного искусства. Загреб, Хорватия. 1998 Академия холода, Художественный музей. Одесса, Украина. 1996 Фантом – Опера, Малая сцена театра Оперы и балета. Одесса, Украина. 1995 Синдром Кандинского, Историко-краеведческий музей. Одесса, Украина. 1995 Кабинет доктора Франкенштейна, Дом ученых. Одесса, Украина. 1995 Configura 2. Эрфурт, Германия. 1994 Свободная зона, Художественный музей, Одесса, Украина. 1993 Ангелы над Украиной, Эдинбург, Великобритания. 1993 Степи Европы, Уяздовский замок. Варшава, Польша. 1991 Новые фигурации, Литературный музей. Одесса, Украина.

Работы находятся в коллекциях: Избранные персональные выставки: 2012 2011 2011 2011 2010 2009 2008 2008 2006 2006 2005 2001 1993 1991

Arthouse. Арт-центр Александра Коробчинского. Одесса, Украина. 14.14.14 (Le Roi Soliel), галерея ХудПромо. Одесса, Украина. Scrabble, галерея М. и Ю. Гельман. Москва, Россия. Страсти по С(Z)урбарану, галерея Коллекция. Киев, Украина. Ройтбурд VS Караваджо, галерея Коллекция. Киев, Украина. Музейный формат. Музей Русского искусства. Киев, Украина. Бал в Фоли-Бержер, галерея NT-Art. Одесса, Украина. Амальгама, галерея Коллекция. Киев, Украина. Мясо, галерея Цех. Киев, Украина. Мужское/Женское начало, галерея L-арт. Киев, Украина. Танго, галерея Карась. Киев, Украина. Распятый Будда, Музей истории Киева. Киев, Украина. Портрет. Дамы. В белом. Галереи 1.О., М.Гельмана, Школа. Москва, Россия. Классики и современники, ЦСИ. Москва, Россия.

МоМА, Нью-Йорк, Государственная Третьяковская галерея, Москва, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Пинчук Арт Центр, Киев, Художественный музей, Одесса и др.

Aleksandr Roytburd

Selected group exhibitions: 2012 2012 2011

Born in Odessa in 1961. Lives and works in Kyiv, Ukraine. Odessa Pedagogical University, department of Fine Arts (1983). Since 1989 – member of National Artist’s Union of Ukraine.

Selected solo exhibitions: 2012 2011 2011 2011 2010 2009 2008 2008 2007 2006 2005 2001 1993 1991

Arthouse. Alexander Korobchinsky art-center. Odessa, Ukraine. 14.14.14 (Le Roi Soliel), Hudpromo gallery. Odessa, Ukraine. Scrabble, M&J Guelman gallery, Moscow, Russia. S(Z)urbaran Passions, Collection gallery. Kyiv, Ukraine. Roitburd VS Caravaggio.Collection Gallery, Kyiv, Ukraine. Museum Size 2Х3,Russian art museum, Kyiv, Ukraine. A Ball at the Folies-Bergere. NT-Art gallery, Оdesa, Ukraine. Amalgama, Collection gallery. Kyiv, Ukraine. The Amalgam Project. Collection Gallery, Kyiv, Ukraine. The Meat, Tseh Gallery. Kyiv, Ukraine. Man/Woman origin, L-ART gallery. Kyiv, Ukraine. The Tango, Karas Gallery. Kyiv, Ukraine. Crucified Buddha. Kyiv histirical museum. Kyiv, Ukraine. Portrait. Ladies. In White. 1.0. gallery, M. Guelman gallry, School gallery, Moscow, Russia. Classics and Contemporaries. Contemporary art centre. Moscow, Russia.

2012 2011 201 2010 2010 2009 2008 2008 2007 2007 2005 2004 2003 2001 2000 2000+ 1999 1998 1996 1995 1995 1995 1994 1993 1993 1991

Yellow giants, The Odessa fine arts museum. Odessa, Ukraine. Ordinary miracle. Odessa Jews artists.The Odessa fine arts museum. Odessa, Ukraine. Double game. ARSENALE 2012 Special Project. Mystetskyi Arsenal. Kyiv, Ukraine. Myth Ukrainian baroque, The national art museum of Ukraine. Kyiv, Ukraine. 20 years of presence. Modern art research institute. Kyiv, Ukraine. Independant. Mystetskyi Arsenal. Kyiv, Ukraine. If. Ukrainian art in transition. Museum of contemporary art. Perm, Russia. Top 10 Odessa’s artists. Hudpromo gallery. Odessa, Ukraine. RESTART, Marine Art – Terminal. Odessa, Ukraine. Bloomsday Contemporary Art Festival, Collection Gallery. Kyiv, Ukraine. Ukrainian Contemporary Art, White Box gallery, New-York, USA. Bloomsday Contemporary Art Festival, Collection Gallery. Kyiv, Ukraine. Gogolfest, Arsenal. Kyiv, Ukraine. The Reality Check, Ukrainian House. Kyiv, Ukraine. A Farewell to Arms, Arsenal. Kyiv, Ukraine. The First Collection, Central House of Artists, Kyiv, Ukraine. The Plateau of Mankind, The 49th Venice Biennale. Venice, Italy. Open Ends, МоМА. New York, USA. Moderna Gallery. Ljubljana, Slovenia. The Future is Now, Museum for Contemporary Art. Zagreb, Croatia. The Academy of Cold, Art Museum. Odesa, Ukraine. The Phantom Opera, Small Scene of Opera and Ballet House. Odessa, Ukraine. The Frankenstein Cabinet, House of Academicians. Odessa, Ukraine. The Kandinsky Syndrome, Museum of local lore and history. Odessa, Ukraine. Configura 2, Ehrfurt, Germany. The Free Zone, Art Museum. Odessa, Ukraine. Angels under Ukraine, Apostolic Church. Edinburg, Great Britain. Steppe of Europe, Ujazdowski Castle. Warsaw, Poland. The New Figurations, Museum of Literature. Odessa, Ukraine. Classics and contemporaries, Center for Contemporary Art, Moscow, Russia etc.

Collections: MoMA, New York, Tretyakov state gallery, Moscow, The Russian museum, St Petersburg, PinchukArtCentre, Kyiv, The Odessa fine arts museum, Odessa.

Издатель: Dymchuk Gallery Дизайн и верстка: Закентий Горобьёв Фото: добавить В. Рябченко, И. Чурсин, Н. Трох, А. Шевчук и др. Редактор: Михаил Рашковецкий Отпечатано в HUSS Киев, ул. Шахтерская, 5 +38 (044)587 98 53 Благодарность: М. Рашковецкому, А. Соловьеву, А. Решетниковой за помощь в работе над текстами. Publisher: Dymchuk Gallery Design Zukentiy Gorobiyov Photo: V. Ryabchenko, I. Chursin, N. Trokh, A. Shevchuk and others. Editor: Mikhail Rashkovetskyi Printed in HUSS Kyiv, 5 Shakhtarska str. +38 (044)587 98 53 Dymchuk Gallery Ул. Ярославская, 21 Киев, 04071 +38 (044) 379 12 70 +38 (044) 379 12 74 info@dymchuk.com www.dymchuk.com