07 б в емельянов в г томилов н в станкевич как историк и критик немецкой философии конца xviii начал

1 См.: Х а р п е р П . К то у м н о ж а е т зн ан и е — у м н о ж а е т 5ло//Д иал(5гй:' П олем ически е с та ть и о в о зм о ж н ы х п о с л ед ств и ях р а зв и т и я с оврем ен н ой н а у ­ ки. М.: Н а у к а , 1979. С. 258— 264.

2 См., н ап ри м ер: Б о г о м о л о в А. С. А н ти ч н ая ф и л ософ и я. М .: И з д -в о М ГУ , 1985; Ф р ан ц ев Ю . П. У и сток ов рели ги и и сво б о д о м ы сл и я. М .: М ы сль, 1969.

3 См.: Л е н и н В. И. П олн. собр. соч. Т. 18. С. 131, 149. ‘ И л ь е н к о в Э. В. П о н я ти е « аб ст р а к т н о го » («и д еал ьн ого») о б ъ е к т а // П р о б л ем ы д и ал екти ч еск о й логи ки. А л м а -А т а, 1968. С. 64.

5 См.: Б у н г е М. Ф и л ософ и я ф изики. М .: П рогресс, 1975. С. 200.

Н. В. Станкевич как историк и критик немецкой ф илософии конца X VIII — начала XIX века

Б. В. Е м е л ь я н о в (У р а л ь с к и й университет) В. Г. Т о м и л о в ( Т омский университет) Р азв и ти е русской философии в XIX веке мож но сравнить с поисками к о в ра-сам олета, на котором можно было бы у л е ­ теть в страну счастья. Эти поиски были связан ы с происходив­ шими социально-экономическими сдвигами, с развитием к а п и т а ­ л и зм а, постепенным круш ением ф еод альн ы х устоев, кризисом оф ициальной са м о д ерж авн о -п р ав осл ав н ой идеологии, н аш е д ­ шим яркое вы р а ж ен и е у ж е у Р ад и щ ев а. Д ру гу ю особенность этих поисков составл ял о то, что по­ добны е ковры -самолеты в избы тке п ред лагал и сь з а п а д н о -е в ­ ропейскими мы слителями, особенно немецкими. Н екоторы е из них были сн абж ены многообещ аю щ ими надписями: « н а с т а в л е ­ ние к б лаж ен н ой жизни», «истинное знание», «аб сол ю тн ая исти­ на» и т. д. «...Нет ни одной метафизической зад ач и , которая бы не бы ла здесь р азр е ш ен а или д л я реш ения которой не был бы здесь дан по крайней мере ключ»,— писал, например, К а н т о своей «К ритике чистого р азу м а» и д л я убедительности д о ­ б ав л ял : «Что ж е ка сае тся достоверности, то я сам вынес себе следующий приговор: в такого рода исследованиях никоим об ­ разом не мож ет быть позволено что-либо лиш ь предполагать; в них все, что имеет хотя бы м алейш ее сходство с гипотезой, есть запрещ енны й товар, который не м ож ет быть пущен в п ро ­ д а ж у д а ж е по самой дешевой цене, а д олж ен быть и зъ я т тотчас ж е после его о бнаруж ения. Ведь всякое познание, у с т а н а в л и в а е ­ мое a priori, само з ая вл я ет, что оно требует признания своей абсолютной необходимости...» (3, 76— 77). П одобны е надписи имелись и на «ков рах-сам олетах» Фихте, Ш еллинга и Гегеля. И необходимо было проверить, соответст­ вуют ли эти торж ественны е ф ормулы действительности и мож но ли попасть на их «самолете» в упомянутую страну? Н е о бх од и ­ мость этой проверки д и к то в а л ась самой общественной ж и зн ью того времени. Н екоторы е результаты такой работы мы находим у ж е в «П и сьм ах русского путешественника». К а р а м зи н об рати л 62

внимание на слож ность кантовской «м етаф изики» и «н ев р азу ­ мительность» р азгов ор а ее автора. В сочинениях Р а д и щ е в а , хотя имени К ан та вроде бы и н е встречается, но полемика с ним или с близким кругом идей чув­ ствуется и в «Путешествии», и в тр а к т а т е «О человеке, о его смертности и бессмертии» и в других произведениях. И. К ан т писал: «И мею тся некоторые столь участливо настроенны е д у ­ ши, что они и без всякого другого тщ еславного или коры сто­ любивого побудительного мотива н аход ят внутреннее у д о вол ь ­ ствие в том, чтобы р ас п ростран ять вокруг себя радость, и им приятна удовлетворенность других, поскольку она дело и х .р у к . Н о я утверж д аю , что в этом случае всякий такой поступок, к а к бы он ни со об разов ы ва л ся с долгом и к а к бы он ни был п р и я т­ ным, все ж е не имеет никакой истинной нравственной ценности».

(4 ( 1 ), 234). «Истинную нравственную ценность», по мнению К ан та, и злож ен н ом у по крайней мере в его «критиках», имеют л иш ь поступки, которые не только сообразую тся с «долгом», но и исклю чаю т всякое подозрение насчет возмож ного влияния склонностей, чувств, сердобольности и т. д. Т ак ие поступки, го­ ворит Кант, д о л ж н ы основываться «на моральном п р и н у ж д е­ нии..., а не на любви», т ак к а к «патологический» интерес к объекту поступка подры вает «моральный закон» в его корне и наносит непоправимый ущ ерб его «превосходству» (4 ( 1 ), 410). Е щ е более откровенно эту мысль в ы р а зи л «гиперкритик» Фихте: «П ато логи ч еск ая любовь, особая склонность к той или иной личности не яв л яется нравственной; она всего лиш ь естественна и поэтому не д о л ж н а и не м ож ет быть мотивом наш их д ей ст­ вий» '. Д л я человека, д уш а которого «стр адани ям и человечества уязв л ен а стала», м о р а л ь и философия, игнори рую щ ая со стра­ дание, была, конечно, неприемлема. И Р а д и щ е в в л ож и л ее опроверж ение в уста крестицкого д ворянина. «Но не возомните в восторге р ас су д ка,— говорит этот дворянин в поучение своим сы новьям ,— что м ож ете сокрушить корни страстей, что нужно быть совсем бесстрастну. Корень страстей б лаг и основан на наш ей чувствительности самой природою. <...) Они благую в человеке производят тревогу, без нее ж е уснул бы он в безд ей ­ ствии. Совершенно бесстрастный человек есть глупец и истукан нелепый, неспособный ни к благу, ни к злу... Б есстрасти е есть нравствен ная с м е р т ь » 2. И н ап рав л яю щ е й человеколю бивы е склонности м орали «долга» он противопоставляет н р ав ств ен ­ ность, коренящ ую ся в «человеколюбивой твердости души», ос­ новное правило которой состоит не в том, чтобы чуж ды й че­ ловеческом у счастью «долг» д ел ать законом д л я всех, а в том, чтобы д ел ать лю дей счастливыми, быть добродетельны м. Д о б ­ родетель, со п р яж ен н а я с тр уд ам и сердца, р а зу м а и т е л а и с постоянными уп р аж н ен и ям и «в мягкосердии, чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении», явл яется, по мнению 63

Р ад и щ ев а, «вершиной деяний человеческих». Т а к что, «если бы зак о н или государь, или бы к а к а я -л и б о на зем ле власть п о д в и зал а тебя на н еп равду и наруш ение добродетели, п ре­ будь в оной неколебим. Н е бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ни д а ж е самой смерти. П ребудь не­ зы блем в д уш е твоей, к а к камень среди бунтующих, но немощ ­ ных валов. Ярость мучителей твоих разд р о б и тс я о твердь твою... Убойся за р а н е е именовать б л а гор азум и ем слабость в деяниях, сего первого добродетели в р а г а » 3 . М о р ал ь «Критики чистого р азу м а » т о ж е требует силы и твердости, однако, отри цая чувство сострад ан ия и ч еловеколю ­ бия и за м ы к а я с ь в «холодном долге» (Г егел ь), она не только о к азы в ается какой-то ж есткой и негуманной, но и д ел ает эту силу и твердость во многом мнимой, т а к к а к л и ш ает ее корней и уповает на иллюзию. Это понимал и сам Кант. Это п о ни м а­ ние привело его, в конце концов, если не к отречению, то, по крайней мере, к сильной переоценке своих взглядов. Значение критики Р а д и щ е в ы м «критической» м орали К а н т а состояло, т а к и м образом , еще и в том, что она к а к бы о п ред ел и ла и п р ед ­ с к а з а л а собственную эволю цию К ан та. Если сравнить к а н то в ­ скую «М етаф изи ку нравов» (1797) с поучениями крестицкого д воряни н а, то нельзя не зам етить их сходство. Е д в а ли не первым русским сочинением, специально п осв я­ щенным кантовской «К ритике чистого р азум а» , явились « П и сь ­ мо о критической философии» (1805) А. С. Л уб ки н а. О днако он огр ан и чи вал ся лиш ь разб ор ом кантовского учения о про­ странстве и времени, критикой его субъекти ви зм а и вы я вл ен и ­ ем некоторых алогизмов. У частвовали в испытании «Критического» «ковра-сам олета» и некоторые представители оф ициального п рав о сл ав и я. Так, в 1815 г. в Х арькове б ы л а опубл и ко ван а диссертаци я И. Гриневича « Р асс у ж д ен и е вступительное об изучении философии и об истинной природе оной», в которой н ем ало внимания было у д е­ лено и К анту. Автор кри ти ков ал агностицизм кантовского уче­ ния об антиномиях, оценивал его к а к «коренное зло кантовской философии», отмечал неудовлетворительность его сведения ц е ­ ли семьи к «порож дению потомства» и писал, что во время чтения «Критики чистого р азу м а » он чувствовал себя к а к бы «п адаю щ и м » с небес в пропасть ада в коем лиш ь смятение, р азд ор и у ж а с владычествую т». Ощ ущ ение, конечно, н езав и д ­ ное. И тем не менее Гриневич считает «Критику» К а н т а «вве­ дением в истинную философию», способным доставить человека в стр ану счастья. Б олее популярно К ан т и зл о ж и л основную мы сль своей «Критики чистого р азу м а » в сочинении « Р ел иги я в пределах только разум а». Оно стало в н ач ал е 30-х годов предметом д и с­ сертации на соискание степени д октора богословия еще одного русского «христианского философа», а именно профессора К и ­ 64

евской духовной ак ад ем и и протоиерея И. М. С кворцова. Д и с ­ сертац ия имеет н азван ие «Критическое обозрение К антовой религии в пред ел ах одного р азу м а». Ее со д ерж ан ие говорит о том, что это «обозрение» было то ж е м алокритическим , д а ж е менее критическим, чем сочинение Гриневича. Н есм отря на все обвинения К а н т а в «односторонности», несмотря на все к о л е­ б ан ия в вопросе о квал и ф и к ац и и кантовской р е л и г и и 4, д и с сер ­ тан т все ж е склон ялся к мнению, что ка н т о в ск ая «Р ел иги я в пред ел ах только р азу м а» не противоречит христианству и м о­ ж е т и сп ользоваться в качестве «философского богословия», и з ­ л аг аю щ ег о «истины эти, столь известные из откровения» лишь другим и словами, в богословском обучении «д ля окон ч ател ь­ ного усоверш енствования кандидатов». «Н ов ей ш ая философия, н ач ин ая с Д е к а р т а ,— писал Н и ц ­ ше,— с оверш ает покушение на основной постулат христианской доктрины. Н ов ей ш ая философия, к а к п ознавательно-теорети че­ ский скептицизм, явно или скрытно о к а зы в ае т ся а н т и х р и ­ с т и а н с к о й , хотя ск а ж е м это д л я людей, о б л а д а ю щ и х более тонким слухом — ее ни в коем случае нельзя н азы в а ть анти­ рел и г и о з н о й » 5. Ницше, конечно, преувеличивал ан ти хри сти ан ­ скую направленность «новейшей философии». О д н ако прим ени­ тельно к кантовской «Религии в п ределах только р азу м а » его суж дение нельзя не признать верным. Д и с сер та ц и я И. М. С к в о р ­ цова говорит об отсутствии у него «более тонкого слуха». Н еодн ократно встречается имя К анта, в основном в ирони­ ческом смысле, у А. С. П уш кина, сы гравш его в просвещении России столь важ н у ю роль. Так, в стихотворении «П ирую щ ие студенты» К ан т отнесен к числу «холодных мудрецов», а его сочинения п ред ставл яю тся к а к символ чего-то скучного и т я ­ гостного. В «Евгении Онегине» имя К а н т а ассоциируется у а в ­ тор а с «туманной Германией», а его поклонником выступает ром анти к Ленский. О три ц ател ьны е оценки «немецкой м е та ф и ­ зики» встречаю тся и в письмах П уш кина. Так, в ответ на у п ­ реки Д ел ьв и га, подозревавш его, что П уш кин попал под влияние ув л екав ш ихся немецкой философией «лю бомудров», последний писал: «Ты пеняешь мне за М осковский Вестник и за немецкую метафизику. Бог видит, к а к я н ен ав и ж у и п р ези раю ее ...» 6 И если сравнить нравственны е идеи произведений П уш ки на с м оралью «холодного мудреца», то нетрудно найти и п о д т в е р ж ­ дение этому признанию. Пуш кинский призыв «милости к п а д ­ шим» и к «милосердию» был не менее противоп оказан м о р а л ь ­ ному аскетизму К ан та, чем этика Р ад и щ ев а. К стати, в черно­ вом вари ан те « П а м ятн и к а» он и с в я зы в ал ся с именем послед­ него: 7 И д ол го б у д у тем л ю безен я н арод у, Ч то зв у ки новы е д л я песен я обрел, Ч то в сл е д Р а д и щ е в у в о ссл ав и л я сво б о д у И м и л осерд и е воспел.

5 З а к . 1212

65

Вот, п о ж ал у й и все, что было сделано предш ественникам и и соврем енниками С тан кеви ча по части упомянутой проверки. И если учесть, что Р а д и щ е в находился под запретом , что П у ш ­ кин был известен д а л е к о не весь, то не будет, очевидно, боль­ шой ош ибки ск азать, что С танкевичу приш лось начинать почти сн ачала. Н епосредствен ная причина о б ращ ени я Н. В. С тан кеви ча к немецкой философии бы ла т а же, что и у его предш ественни­ к о в — р азо ч ар о в ан и е в оф и ци альн о-п равославной идеологии (сомнение в стары х ш атки х верован иях) и, к а к следствие его, открытость вопроса «что д елать?». В одном из своих ю нош е­ ских стихотворений С танкевич писал: С в ерш и л ось все: исчезли ослепления, С в я ты х н а д е ж д р аст о п т ан ы цветы , В д у ш е в зв и л с я огонь р а зу в ер е н и я И ум ер тв и л лю би м ы е мечты!!

С так им настроением сел он на студенческую скам ью М о ск о в ­ ского университета и, у сл ы ш ав от профессоров, что он мож ет найти р азреш ен и е своим сомнениям в немецкой философии, пе­ рестал писать стихи и засел за Ш ел л ин го ву «Систему т р а н с ­ цендентального идеал и зм а». Она стоила С танкевичу нем алы х трудов. П риходилось часто дви гаться наощупь, п роби раться через густые заро сл и софизмов и противоречий. Он читал у Ш ел л и н га, что реш аю щ ую роль в человеческой истории играет некое «Я», что оно ведет борьбу с «не-Я», что резул ьтатом этой борьбы я в л яе т ся эгоизм и атом изаци я, которые, в свою оче­ редь, сами себя ведут к о бразован ию т а к назы ваем ого « ц арства разум а» , или «мирового государства»... В ывод этих штудий, к а к и след о вал о о ж и дать, о к а з а л с я не очень утеш ительным. Ш ел л и н г не о п р ав д а л обещ анны х о ж и ­ даний. «...Или я худо понимаю Ш ел л и н га,— п исал Станкевич Я- М. Н еверову у ж е 19 сентября 1834 г.,— или мысли его о человеке оскорбительны! П о л а г а я , что н атурал ьн о е влечение одного человека (эгоизм) ограничивает свободу другого, он говорит, что прогрессивность в истории есть улучш ение об щ е­ ственных отношений (за к о н о в), т. е. улучш ение средств про­ тиводействовать эгоизму, у р авн овеш и вани е эгоизмов через д е й ­ ствие и противодействие. Он исклю чает из истории науки и искусства и д опускает только по степени их влияния... на п р а в ­ л е н и я » 8. С этой оценкой трудно не согласиться. П р е д о с т ав л я я главную роль в человеческой истории потустороннему «духу, тв ор ящ е м у здесь через всех», Ш еллинг вы нуж ден был вопреки собственным зая в л е н и я м о свободе воли ограничить человека ролью марионетки этого «духа» и п ревратить в сознательного или бессознательного «лицедея, повторяю щ его им (т. е. «д у ­ хом».— Б. Е., В. Т.) созданный текст. И подобные «мысли о человеке» были в общем-то не новы. И Гоббс, и К ант, и Фихте считали «н ед обро ж ел ател ьн у ю общ ительность» основой « сам о ­ 63

го лучш его общественного устройства». Т а к что С танкевич н а ­ щ у п ал у Ш ел л и н га одну из важ н ей ш и х идей б у рж уазн ой ф и ло­ софии. Он д а л ей отрицательную оценку и, чтобы получше в ней р азо б р ать ся , об р ати л ся к кантовской «К ритике чистого р а з у м а » и сидел н ад ней прим ерно с ноября 1835 по м арт 1836 г. Чтобы лучш е п редставить трудности, с которыми пришлось столкнуться С танкевичу при изучении «книги сухой, темной, противоречащ ей всем привычным понятиям и притом слишком обширной» (К а н т ), необходимо на ней несколько остановиться. Тем более, что в л и т ер ату р е споры по этому п редмету п ро д о л ­ ж а ю т с я и поныне, хотя ключ д л я расш и ф р овк и подобных иерог­ лиф о в был д а н еще Г е г е л е ^ , н азы вавш и м ф и лософ а сыном своего времени, а философию — современной ей эпохой, постиг­ нутой в мышлении. Эпоха ж е К а н т а бы ла более всего д а л е к а от гармонии и единства. Н апротив, она отл и чал ась глубокими п ротиворечиями и ан тагон и зм ам и, д у ал и з м о м и «расколотостью ж изн и и сознания» (Г егель). О на п о т р яса л а д ви ж ен и ем н а р о ­ дов, револю циями и войнами. Ее героями были Робеспьер и Наполеон... И ф илософия не м огла не отр ази ть эту диалектику: скептицизм или колебание м е ж д у п ротивополож ны ми м и ро в оз­ зренческими ценностными ориентациями и «абсолю тное р а в н о ­ д уш и е ко всякой истине» (Ф ихте), к а к следствие колебан и я, становится хар актерн ой ее чертой. К ол еб лю щ и й ся ш експиров­ ский Г ам л е т яв л яе тся во многом верным ее портретом. Н е со­ всем чуж ды его умонастроений были Ф. Бэкон и Т. Гоббс. К лассическим скептиком был Д а в и д Юм. Во Франции скепти­ цизм наш ел особенно яркое вы р а ж ен и е у М елье, Бейля, В о л ь ­ тера и Д идро. П л ем ян н и к Р а м о такой ж е скептик, к а к и Г а м ­ л е т 9. Н е чуж ды этого настроения были Л ам е тр и , Г ел ь­ веций и Гольбах. В Г ермании скептиками были т а к н а ­ з ы ваем ы е «романтики» Ф. Ш легель, Л . Тик, Э. Г оф м ан и д р .10 Н е ч уж д скептицизма был и К ант. Его «К рити ка чистого р а з у ­ ма» противоречила не только «всем привычным понятиям», но иногда и себе самой. С одной стороны, в ней у твер ж д ал о сь , например, что так н азы ваем ое «онтологическое (картези ан ское) д о к аза тел ь ств о бытия высшей сущности из понятий» увеличивает наш е знание не более, чем купец, увеличиваю щ ий свой ка п и тал простым приписы ванием нулей к своей кассовой наличности, а с д р у ­ г о й — она са м а п р ед став л яе т не что иное к а к попытку такого « д оказател ьств а», только в отличие от д екартовской лиш ь более усложненную . С одной стороны, в ней у тв ер ж д ае тся, что эта с а м а я вы сш ая сущность «есть н е п о зн а в а ем а я «вещ ь в себе», к ото рая м ож ет быть лиш ь предметом слепой веры, а с д р у ­ г о й — п р ед лагается наш ему вниманию т аб л и ц а категорий и по­ нятий, д о л ж н а я сл уж и ть средством познания и «сущности», и ее отношений к миру «явлений» и играть роль ком паса и карты 5:

67

д л я к о ра б л я , севшего на мель скептицизма. И з «К ритики п р а к ­ тического р азу м а » мы у зн аем еще и ж е л а те л ь н ы е д л я «высшей сущности» м ораль и об р аз поведения. И так и х противоречий в стречается у К ан та, к сож алению , немало. Но «критический» К ан т не был Ю мом, и его л итературны й д войник был не Г ам л ет и не племянник Р ам о, а скорее гетевский Ф а у с т 11. Н е д а р о м К а н т а сравн и вал и с С ократом : его о т­ ношение к Ю м у весьма похоже на отношение С о к р ата к софистам -скептикам . И сам К ан т прямо писал о том, что он видит свою з а д а ч у в снятии к о р а б л я «метафизики» с «мели скепти­ цизма», куд а он был п о саж ен Ю мом, и в приведении его в не­ который порт. И, начав скептицизмом, он кончил неосократизмом по крайней мере в своих «критических» сочинениях. Отсюда и необы чайная слож ность его «Критики чистого р азум а». Путь, которы м автор вел читател я к своему «категорическому импе­ ративу», о к а з а л с я весьма зап утан н ы м и извилистым. Но п р а к ­ т и к а — критерий теории и «вели кая р азо б л ач и т е л ьн и ц а о б м а ­ нов и сам ообольщ ений» (Ч ерн ы ш евски й ). Чтобы оценить к а ч е ­ ство тех или иных отвлеченных рассуж дений, достаточно узнать, к какой м орали они тяготеют. Выше мы у ж е видели, какие м о ральн ы е выводы сд ел ал К ан т из своей «Критики». Они з а ­ с та вл я ю т усомниться в правильности ее первой посылки, той самой, к ото рая п р ед лагается и о которой говорится в конце «Критики». Сегодня, когда имеется огромная л и т ер ату р а о К ан те и к о ­ гда известна п оследую щ ая история его идей, представить и по­ нять все это не т а к у ж трудно. Совсем другим было полож ение С танкевича: «Гордый д ворец мысли» (Энгельс) был на замке, и ему приш лось вр ы ваться в него, по крайней мере у нас, почти первым, без всякого руководства и п о лагаясь л иш ь на собст­ венное чутье и интуицию. К тому ж е этика К а н т а ему была в это время почти не известна. И тем не менее дош едш ие до нас в ы сказы в ан и я С тан кеви ча о впечатлении, произведенном на него «Критикой чистого р азу м а», ещ е р аз п од тв ер ж д а ю т то, н асколько чувствительным и верным историко-философским б а ­ рометром он был. «Ну, что твой К ан т? — пишет он Баку ни н у (7 ноября 1835 г), которого то ж е увлек своими з ан я ти я м и .— Я боюсь, что ты у ж е в д о сад е бросил его в угол и уверил себя, что нем ецкая ф илософия — вздор. Чуть-чуть было не случилось этого со мною. С н а ч а л а все шло т а к ясно, просто; потом, ка к п одался я к категори ям — за в а р и л а с ь каш а! К ако е мучитель­ ное положение! Читаеш ь, перечитываешь, л ом аеш ь голову — нет! Нейдет!» Е м у ж е 15 ноября: «М оя головн ая боль чащ е в о звр а щ ае тся , и я худо сплю; сухие ф ормулы , непонятные днем, оставленны е с досадою , п р ед ставл яю тся мне в бреду, и при малейш ей тяж ести в голове я буду бросать К а н т а к черту, и н а ­ ч е — расстрою себя навсегда... Н е оставляй, рад и бога, исто­ рии. Без нее знание будет слиш ком сухо и мертво <...) Ч итай 68

К ан та, да не зачитывайся! Особенно брось читать его по в е­ черам». И через десять дней С танкевич пишет Бакунину, что «вывод категорий у него (т. е. у К ан та.— Б. Е., В. Т.) темен». И 15 д е к а б р я 1835 г. ему же: « Н а к а ж д о е его полож ение у м е­ ня ты сяча во зр аж ени й в зап асе; я д у м а л об нем столько, что голову ломило, но посредством своего мы ш ления не доходил до его результатов... А К ан т нужен, к а к введение к новым си­ стемам <...) «Чтоб быть христианином в наш е время, надобно быть с н ач ал а философом»,— с к а з а л Боттен, и это совершенно справедливо». Наконец, Я- Н еверову 16 м а р та 1836 г.: «Хочет­ ся ее (т. е. «К ритику чистого р а з у м а » .— Б. Е., В. Т.) поскорей окончить, чтобы зан и м ать ся чем-нибудь более отрадным. Эту ступень надо перейти» 12. К а к видим, за н я т и я были не очень легкими и не очень в е­ селыми. Н о они были нужны. Эту ступень надо было пройти. И, рискуя головой и о п асаясь «расстроить себя навсегда», С танкевич снова и снова спускается в л аб и р и н т «гордого д в о р ­ ца мысли», куда не р еш ал ся загл я н уть д а ж е великий Г е т е 13, и п ы тается узнать, не опасны ли они, ку д а ведут и нет ли в них М и н отавр а. Н е л ь зя не видеть в его в ы с к азы в ан и я х и не­ которого портрета кантовской «Критики», к отор ая со б р а л а в себе все противоречия этики и в ы р а зи л а их в предельно а б ­ страктном и смутном виде. Н е м ал о в о зр аж ен и й вы звали у С тан кеви ча и этические в ы ­ воды кантовской «Критики», когда он познаком и лся с ними по фихтеанскому « Н азначен и ю человека». Фихте н аписал это сочинение у ж е после появления кантовской «М етаф изики н р а ­ вов», к отор ая сви детел ьствовала если не о полном отречении, то по крайней мере об отходе К ан та от со к р ати зм а «критиче­ ских» сочинений и зн а м е н о в а л а новый э т а п в разви тии его в зглядов. Фихте о к а з а л с я в дан ном случае последовательнее своего учителя и ответил К ан ту «Нравоучением, согласно п р ин ­ ц ипам наукоучения (1898), в котором вы ставил против к а н то в ­ ской «М етаф изики нравов» м ораль «Критики чистого р азум а», п ридав ей ещ е более реш ительный вид. « Н азн ачен и е человека» (1800) было попыткой п опуляризации «Н равоучения». Т а к что не следует искать в нем чего-то слиш ком уж нового по с р а в ­ нению с «критикам и» К ан та: новизна не выходила, собственно, з а рам ки некоторых терминов и способа излож ения. Фихте и з­ л а г а л то ж е самое, но проще и откровеннее. П ри этом «вы сш ая сущность» К ан та п рев р ати л ась под пером Фихте во «властного мирового духа» (m a c h tig e r W e ltg e is t), а его «категорический императив» был понят в смысле добровольного подчинения этом у «духу». И на основании сказанного нетрудно п р ед ста­ вить реакц ию С танкевича. Е щ е 4 ноября 1835 г. он п редосте­ р егал Б ак ун и н а, зар а зи в ш е го ся и проповедовавш его тогда у ж е м ораль К ан та-Ф и хте, что в его р ассу ж д ен и ях «неверна п ервая п осы лка» и что он соверш енно ошибочно выступает против 69

«жизни чувства». Чтение Фихте подтвердило его подозрения: оно произвело «сумбур в голове» и повергло Станкевича, по его словам, в так ое «болезненное состояние нерешительности, соверш енного сомнения», в р езул ь тате которого «все утеш и ­ тельные мысли ж и зн и — подвиг, искусство, знание, лю бовь — все тер ял о значение», и будущ ее стал о п р ед став л ять ся «в к а ­ ком-то холодном, неприязненном с в е т е » 14 И спустя месяц он писал Б акунину: « Т яж к о е повиновение долгу, н алож ен н ом у извне, есть б ла го р о д н ая ош ибка; б лагородн ая, ибо здесь исполнена часть наш его назначения, отречение от своего спо­ койствия, от эгоизм а, п р и б л и ж аю щ его нас к животности; ош и б ка — ибо это отречение не со п ро во ж д ается внутренними единством бытия, гармониею, к отор ая за п еч атл ев а ет всякое совершенство, всякое дело божье. С ам оо тв ерж ен и е любви, с а ­ моотверж ение по внутреннем у голосу души, самоотверж ение, которым питается и раду ется чистое с е р д ц е ,— вот ж и зн ь р ел и ­ гиозная, ибо в ней есть любовь! <...) Все наш е достоинство — в приближ ении к этой ж изни, в очищении, в возвы ш ении себя до этой любви...» 15 Н етрудно зам етить, что С танкевич у т в е р ж д а е т в качестве нравственности к а к р аз то, что К ан т и Фихте столь р еш и тель­ но отрицали. В их этике его оттал к и в ае т бессердечность и су­ ровый ригоризм, исклю чаю щ ий чувство со стр ад ан и я и любви, котором у С танкевич п р и д ав ал вслед за Р ад и щ ев ы м и П у ш к и ­ ным осн овополагаю щ ее значение. Е щ е в статье «Моя м е т а ­ физика», написанной до зн аком ств а с немецкими философам и, он писал: «Любовь!.. Д л я меня с этим словом р а з г а д а н а тайна жизни. Ж и зн ь есть л ю б о в ь » 16. З н ак ом ств о с о три цательны м учением К ан та, Фихте и Ш еллин га лиш ь укрепило его мнение. Теперь он ещ е более убеж ден, что «счастье, достойное чел ове­ ка, мож ет быть одно — сам о заб в ен ие д л я других; н а г р а д а за это одна — н а с л а ж д е н и е этим с а м о з а б в е н и е м » 17. В этом, по мнению С танкевича, зак л ю ч ае т ся и основная мысль хр и сти ан ­ ства к а к «учения о любви». Н е случайно и Бакунину, у в л ек ­ ш емуся сократической м оралью К а н т а — Фихте, он напом инал: «Тот, кто проповедовал любовь, — п роповедовал все; ибо она зар од ы ш всякого зн ан ия и всякой деятельности. <...) О на д о л ­ ж н а быть источником подвига, к а к религия. Н о до этого состоя­ ния надобно в о з в ы с и т ь с я » 18. П одобны е у твер ж д ен и я встр еч а­ ются и в письмах Белинского. В контексте бакунинского у в л е ­ чения они прямо у к а зы в а л и на то, что философия, п рен ебре­ га ю щ а я «ж и зн ью чувства», подрубает тем самы м корень ис­ тинного зн ан ия и полезной деятельности 19. У ж е на основании этого мож но сд елать вывод, что вы ш е­ упомянутый «огонь р азу верени я» о к а з а л с я см ертельны м лиш ь д л я всего слабого, наносного и мечтательного. Н равственн ы е уб еж д ен и я С тан кеви ча не только в ы д е р ж а л и очистительное испытание, но и еще более укрепились и к а к бы зак ал и л и сь 70

на «огне» сомнений. И нетрудно п редставить значение такого человека в эпоху круш ения м оральн ы х ценностей, всеобщего р а зб р о д а и распростран ен ия скептицизма: такой человек подо­ бен спасительному острову во в рем я ко рабл ек руш ен и я, и к не­ му тян утся все и збегаю щ ие гибели. И это хорош о п о к аза л И. С. Тургенев в «Рудине», где С танкевич и зо б р а ж ен под и м е­ нем П окорского к а к один из гл авны х и самый п р и в л е к а т е л ь ­ ный герой. Х арактерно, что подобный тезис п ротивоп оставлял К ан ту с его антитезисом и Фейербах, подвергавш ий сократизм К ан та, Фихте и Г егеля не менее резкой критике. Особенно это к а с а ­ ется его «М ыслей о смерти и бессмертии» (1830), «К критике гегелевской философии» (1839), «Сущности христианства» (1841), « Д о б а в л ен и я к Против д у а л и з м а души и тел а» (1846), «О моих М ы сл ях о смерти и бессмертии» (1848). Р а з б р о с а н ­ ные в них в о зр а ж е н и я весьма близки к аналогичны м з а м е ч а ­ ниям С тан кеви ча и Белинского. Ф ейербах т о ж е считает, что долг, абстрагиро ван н ы й от чувств и склонностей, есть слово, лиш енное всякого смысла. З а всяким долгом следует искать какую -нибудь склонность, за всякой м оралью — то или иное влечение. Д о л г добродетели п ред по л агает сущ ествование « в л е­ чения к добродетели». К антовское утверж д ен и е об антагонизме м е ж д у «долгом» и «склонностью» есть неправильное в ы р а ж е ­ ние противоречия м е ж д у различны м и влечениями и в ы р а ж а ю ­ щ ими их м оралям и. Ф илософия, п р е зи р а ю щ а я влечения и ч ув­ ства человека, яв л яется не только ошибочной, но и вредной (G r u n d v e rd e rb lic h e ), т а к ка к отрицание чувства, по мнению Ф ейербаха, есть источник всякого сум асш ествия и злобы, и бо­ лезни в человеческой жизни». «Д обродетель», п редпи сы ваем ая такой философией, яв л яе т ся ф альш и вой и лж ивой: отрицая чувства, она вносит внутреннюю дисгармонию , создает неес­ тественное н ап ряж ен и е и д е л а е т человека «мрачным, недоволь­ ным, мерзким, буйным, трусливым, скупым, завистливы м, ко ­ варным, злобным». «Только добродетель, не противор еч ащ ая человеческому счастью, добродетель, ...которая суть естествен­ ное дитя любви, есть истинная д о б р о д е т е л ь » 20. Это совпадение д и а гн оза и почти полное единомыслие о т­ носительно средств лечения тем более зам ечательно, что С т а н ­ кевичу, когда он ш туди ровал и писал о К ан те и Фихте, у п о м я­ нутые работы Ф ей ерб ах а не были известны. Последний, возможно, о к а з а л некоторое влияние на него позже, при изуче­ нии Гегеля. З н а я о Гегеле лиш ь понаслыш ке, Санкевич п оначалу д у ­ мал, что найдет в нем сою зн и ка. В 1835 г. он пер<евел с французского и н ап еч атал в «Телескопе» статью правогегельянца В ильм а «Опыт о философии Гегеля», в которой последняя п р ед став л ял ас ь к а к некое новое и злож ен и е христианского вер о­ учения. Н е л ь зя ск азать , что такое понимание Гегеля было 71

лиш ено всяких оснований. Учение на теологическом ф а к у л ь т е ­ те, конечно, н е осталось без последствий. Д ру го е дело, ч то христианский элем ент никогда не был у Гегеля главны м и д о ­ п ускался лиш ь через наруш ение известного логического зак о н а непротиворечия. О ш ибка п равогегельян цев состояла, к а к р аз в том, что они приняли этот второстепенный д л я Гегеля элемент за главный. И С танкевич с н а ч а л а поверил им и н аш ел у вильмовского Гегеля «несколько лю бимы х мыслей». Но это з а б л у ж ­ дение п р о д о л ж а л о сь недолго. Стоило ему п о бл и ж е п о зн а к о ­ миться с первоисточником, к а к от его п равогегельянской веры не осталось и следа. У ж е в июне 1836 г. С танкевич просил Т. И. Грановского, находивш егося в это время в Берлине, написать о «всех ч у д а ­ ках, от которых мы ж д ем себе душевного возрож дения», и д о б а в л я л , что пора «отбросить эту робкую уступчивость, эту ученическую скромность» и «стать лицом к лицу с теми об о ль­ стителями душ и, которы е тайною, отрадною н адеж дой под­ д е р ж и в а ю т ж и зн ь ее, и п отребовать от них вразум и тельн ого о т в е т а » 21. В ноябре того ж е года, прочитав р а зд е л о Гегеле в рейнгольдовской «Истории философии», он пишет Бакунину: «Гегель ды ш ит на меня х о л о д о м » 22. П римерно в это ж е время С танкевич становится о б л а д а тел ем 13-томного собрания сочи­ нений Гегеля (т. е. большей частью первого и здания не только сочинений, но и некоторых курсов лекций Г ег ел я ), которое еще не было полностью закончено. И, не удовлетворивш ись с а м о ­ стоятельны м изучением, осенью 1837 г. Станкевич отп равился в Германию , где гегелевская философия, по словам Ф. Энгельса, у ж е н а ч а л а в это время соверш ать свое « три ум ф альн ое шест­ вие» и з а р а ж а л а д а ж е своих противников. Д е л о в том, что в силу выш еупомянутой противоречивости возродители и проповедники н еосократизм а в Г ермании были и своими собственными критиками. С ам ок р и ти ка и м ела место у К ан та, Фихте, Гегеля и Ш еллинга. И х мировоззренческие по­ зиции отнюдь не были однозначными. К р ити ка н еосократи зм а и мела место в произведениях Ш и л л ер а и Гете, Ш о п ен гауэр а и Ф ей ербаха, Г ер д ера и Генриха Гейне. Трудно ск азать , читал ли С танкевич здесь, например, «Мир к а к волю и п р е д с та в л е ­ ние» Ш опенгауэра. Имени этого философ а не встречается в сохранивш ихся письмах. О д н ако имена позднего Ш ел л и н га и раннего Ф ей ерб аха встречаю тся. С гетевским «Ф аустом» он был, судя по всему, зн аком и раньше. Трудно поверить в его незнание и гейневской «К истории религии и философии в Г ер ­ мании», выш едш ей в 1835 г. на ф ран ц узском и немецком я з ы ­ ках. И эти зн аком ства, конечно, не могли не повлиять на его восприятие «достоинства Е го ра Ф едоровича Гегелева». У ж е в о кт я б р е 1837 г. С танкевич писал из Б е р л и н а о «м ы ­ т ар с тв а х д иалекти ки » и «скучных равнинах» философии», о «негативности», л е ж а щ е й « м еж д у м ладенческим раем первого 72

человека и торж ественны м примирением последующих», и т. д..

14 ап рел я 1838 г. он сообщ ал Грановскому, что от ш ту д и р о­ в ан ия гегелевской «Философии п рава» он «умнее не сделался», и спустя месяц писал ему ж е: «А одно опасение против с у м а ­ сшествия, одно из средств осуществить его — есть, я думаю , история, Тимофей!». И у в л екав ш ем у ся Гегелем В. П. Боткину 25 ян в ар я 1839 г. писал: « Б о ж е меня сохрани советовать то ж е другим: нет! кого влечет это, кто чувствует в себе довольно своей жизни, единства, полноты, чтобы броситься в этот мир скелетов — тот иди смело. Я ж е руководствую сь лекц и ям и Верд е р а и «Энциклопедиею »,— пишу, в ы в о ж у и читаю только коечто в большой «Логике», по указанию . Н у ж н о ли ск азы вать, что я здесь совсем не норма... Я ещ е очень д а л е к до полного д уш евного здоровья, хотя выш ел из прежнего уж асн ого со­ стояния...» 23 Н е исключено, что представление о гегелевской философии к а к «мире скелетов», встречаю щ ееся и у Белинского, было н а ­ веяно С танкевичу фейербаховским и «М ы слями о смерти», где гегелевский герой был н азв ан «спекулятивной или м е та ф и зи ­ ческой основой смерти» и отцом «вечной сверхчувственной смерти». П р а в д а , единственное сохранивш ееся письмо С т а н ­ кевича (Б акун ин у 19-го или 7 мая 1840 г.), в котором идет речь о Фейербахе, больше говорит о его зн ако м стве со статьей «К критике гегелевской философии», нежели с «М ыслями». Впрочем, разн и ц а м еж д у ними была невелика: оба сочинения Ф ей ерб аха стр а д а л и некоторой непоследовательностью . С о д ­ ной стороны, Ф ейербах н аз ы в а л гегелевскую философию «со­ вершеннейшей системой», «непревзойденным образц ом научно­ го художественного разум а», «истинным средством о б разов ан и я и воспитания», а самого Гегеля — «единственным трезвы м м е ж ­ ду пьяными», а с другой — усм ат р и ва л в его учении п о д р а ж ан и е природе, которому не х в атае т «жизни о ригинала» и которое относительное вы д ает за абсолю тное и яв л яе тся в качестве т а ­ кового «абсолю тны м самоотчуж дением разум а». «Формой его (т. е. Гегеля.— Б. Е., В. Т.) созерцания и самого метода,— писал Ф ейербах,— яв л яется не толерантное пространство, а не т е р п я ­ щее сосущ ествования время\ его система не знает координации и сосущ ествования и знает лиш ь с у бо р д и н а ц и ю и ступенчатость (S u k ze ssio n ). При этом последняя ступень р азви тия яв л яе тся всегда тотальностью ( T o t a l i t a t ) , которая вби р ает 'В себя и по­ гл о щ ает другие ступени, но поскольку она сам а выступает о п р е­ д е л е н н ы м п р ех о д я щ и м сущ ествованием и, следовательно, имеет х а р а к те р особенности, то она не мож ет овлад еть другими су ­ щ ествованиями, не высосав из них мозг самостоятельной ж и з ­ ни и не лиш ив их того значения, которое они имеют только в своей полной св о б о д е » 24. В озможно, что эта неп осл ед овател ь­ ность Ф ей ербаха была данью моде и пам яти учителя. Н о со­ вершенно очевидно, что система, треб у ю щ а я д л я д остиж ения 73

резул ьтатов лиш ен ия лю дей свободы и «вы сасы ван ия» из них сам ого «мозга сам остоятельной жизни», не мож ет считаться ни «совершеннейшей», ни «образцом», ни «истинным средством об разов ан и я и воспитания». И эта н еп оследовательность в ф ейербаховских оценках не укр ы л ась от С танкевича: «Хоте­ лось бы,— пишет он Б ак у н и н у в упомянутом письме,— пр и в е­ сти с собою несколько вещей Ф ейербаха. Он силен и могуч, од н а ко этот огонь, эта сила иногда зан осят его слш иком д а ­ леко, т а к что он становится непоследовательны м и уп рекает рецензируемого им п исателя в том, что тот к а к р а з п ы тался опровергнуть. Н е л ь зя не удивиться, к а к глубоко иногда он с х в а ­ тил понятие и к а к в другом месте запу тается. Он глубокий чтитель Г егеля — н азы в а ет его трезвы м м е ж д у пьяны ми,— но требует дальн ей ш его хода. П ри всех его нед остатк ах его весе­ ло читать. В нем есть н ач ал о жизни, которое веселит. В нем есть нечто от старого Ш ел л и н га, но без ф а н т а с т и к и » 25. Н етрудно д о гад ать ся, о каком «нечто от старого Ш ел л ин га» идет речь: Станкевич увидел в фейербаховской критике Гегеля п родолж ени е шеллинговской. Ш еллинг ответил на гегелевское нападение, произведенное на него в «Феноменологии духа» у ж е в своих л екциях по исто­ рии философии в 1827 г., где н а зв а л ее главного героя «всеотрицаю щ им богом, не имею щим будущего», а ее учение — «чисто негативной ф и л о со ф и ей » 26. Станкевич мог узн ать об этой к ри ти ­ ке от И. Киреевского, который сл уш ал Ш ел л и н га в М ю нхене в 1830 г. Подобное понимание гегелевского «духа» было свойст­ венно в какой-то мере и Ш опенгауэру, «Мир к а к воля...», кото­ рого вышел в 1819 г. Н е исключено, что это сочинение о к а за л о влияние и на Ш еллинга. И Ф ейербах в свою очередь н а з в а л ге­ гелевского героя «метафизической основой смерти» человека. Это понимание чувствуется и в его форме гегелевского учения, данной в статье «К критике гегелевской философии». И нельзя опять-таки не подивиться проницательности С танкевича. Ф ей ер­ бах в этой статье действительно местами «путался» и у п рекал Гегеля н ар я д у с прочим и в том, в чем последний не был вино­ вен: например, в гипостазировании понятий, в превращ ении п ре­ д и к а та в субъект и т. п. П р а в д а , позж е Ф ейербах исправил ош ибку и в некоторых посмертно опубликованны х аф о р и зм а х ещ е раз подтвердил, что в нем было «н ач ал о жизни, которое в е­ селит». Он п одправил в них свою ф орм улу Гегеля и зам ети л, что учение последнего яв л яе т ся нетерпимым не только во времени, но и в пространстве, потому что в его основе л еж и т некий религиозный пафос или «сила в оображ ен и я», п р ед ст ав л яю щ ая вещи в превратном виде и в ы сту п аю щ ая в качестве таковой орудием порабощ ения людей. Р а з в и в а я мысль Ш ел л ин га о том, что гегелевская философия исходит из п остулата о противоре­ чии м е ж д у «богом» и миром, Ф ейербах писал, что в со ц и ал ь ­ ном мире Г егеля этому противоречию соответствует антагонизм 74

м е ж д у «государством» и народом. Но у п ом ян утая «сила вооб­ раж ен и я», скр ы вает его и п р ед став л яе т зло к а к благо: «С ила в о о б р а ж ен и я есть сила религии и монархии. П рави тел и могут господствовать н а д лю дьми лиш ь до тех пор, пока н ад ними господствуют в о о бр аж ен и е и ф ан тази я . Н еобходимым и атр и б у ­ т ам и монархии яв л яю тс я роскошь, помпезность, видимость блестящ ей ж изн и н а одной стороне и нуж д а, нищ ета, бедность — на другой. О д н ако силе в оо бр а ж ен и я по вкусу то л ь ­ ко превосходная степень: вели чай ш ем у счастью соответствует только глубочайш ее несчастье, небу — только ад, богу — только д ья во л » 27. Это п родолж ени е ф ей ербаховской критики Гегеля, к со ­ ж алени ю , С танкевичу осталось неизвестным. В ы сокая ее оцен­ к а б ы л а д а н а К. М ар к сом в «Экономическо-философских р у ­ кописях» и «С вятом семействе». Е е влияние чувствуется в статье « К критике гегелевской философии п рав а» и в обширной р у ­ кописи М а р к с а с тем ж е н азванием . Что ж е ка сае т ся С та н к е ­ вича, то на основании сказанного мож но сд елать вывод, что, н ач ав с В ильма, по мере озн аком лени я с первоисточником и его критикой он приш ел к антивильмовской оценке Гегеля, к оценке, н аиболее близкой к фейербаховской. И этот путь для него, судя по всему, т а к ж е был непрост. Н екотор ы е его с у ж д е ­ ния о Гегеле носят следы явной внутренней борьбы, сомнений и колебаний. В одном из писем он, хотя и н азы в а ет Гегеля «шутом», тем н е менее зам ечает, что «этот шут хорошо п они м а­ ет вещи и иногда недурно в ы р а ж а е т с я » 28. В другом — пишет, что у Гегеля «эстетика особенно х о р о ш а » 29. Эта противоречи­ вость оценок о т р а ж а л а , однако, противоречивость самого Гегеля. С танкевич умер, не д ож и в трех лет до своего тр и д ц ат и ­ летия. Это бы ла б ольш ая потеря д л я русской философии. М ногие его планы остались невыполненными. Н е у д ал о сь ему и «излож ить с ж ато со д ерж ан и е этой (гегелевской.— Б. Е., В. Г.) философии». О д н ако главное дело его ж изни не о стано в ­ лено. Д л я учеников и последователей он остал ся ж и вы м и пос­ л е смерти: они сохранили и донесли до нас д а ж е то, что к а з а ­ лось утраченным, т. е. его речи, со д ерж ан ие потерянных писем и т. д. « В згл яд Станкевича..., — писал в этой св я зи Г е р ц е н ,— вырос в ст а т ь я х Белинского в ту новую мощную критику, в то новое воззрен и е на мир, на ж изнь, которое поразило все м ы слящ ее в России и зас тав и л о с у ж а со м отпрянуть от Б е л и н ­ ского всех педантов и д о к т р и н е р о в » 30.

1 F i c h t e I. G. Samt. Werke. Berlin,

1845. Bd. 4. S. 310.

2 Р а д и щ е в A. H . П о л и . собр. соч. В 3 т. М .; Л .: И з д -в о А Н С С С Р , 1938. Т. 1. С. 291.

3 Т ам ж е. С. 293.

4 Д и сс ер т ан т н а зы в а е т К а н т а т о «д еистом », т о « н а ту р а л и с то м » , т о «пол ускеп ти ком ».

5 Н и ц ш е Ф. П олн. собр. соч. В 9 т. М .: Б . м., 1903. Т. 2. С. 75.

75

6 П у ш к и н А. С. П оли. собр. соч. В 17 т. М .: А Н С С С Р , 1958. Т. 8. С. 226.

7 Т ам ж е. Т. 3. С. 477.

8 П е р еп и ска Н иколая В л ад и м и р о в и ч а С тан к е в и ч а . М .: Б . м. 1914. С. 290— 291.

9 См.: Д л у г а ч Т. Б. Ф и л ософ и я п р освещ ен и я и « п ар ад о к сы » Д е н и Д и д р о //В о п р о с ы ф илософ ии . 1984. № 8.

10 См .: С о л о в ь е в А. Э. И сто к и и см ы сл ром ан ти ч еск о й и р о н и и // В опросы ф илософ ии . 1984. № 12.

11 См.: Б е л и н с к и й В. Г. П олн. собр. соч. В 13 т. М .: А Н С С С Р , 1957. Т. 10. С. 310.

12 См.: П е р еп и с к а Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к ев и ч а. С. 580, 587* 589, 594, 598, 350 и др.

13 «В х о д м не н р а в и т с я ,— п и сал Гете о к ан то в с к о й « К р и ти к е» ,— в са^ мы й ж е л аб и р и н т я не р е ш а л ся идти; т о п р е п я т с т в о в а л эт о м у мой п о э т и ­ ческий д а р , то человеческий р а ссу д о к , и ничто не м огл о м не пом очь» (Г ет е И . В. И зб р . ф илос. п р о и зв ед ен и я. М .: Г о сп о л и ти зд а т, 1964. С. 2 1 3 ).

14 П е р еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к ев и ч а. С. 601— 606.

15 Т ам ж е. С. 6 0 9 — 610.

16 С т а н к е в и ч Н . В. П е р еп и с к а его и б и о гр а ф и я, н а п и с а н н а я П . А. Ан^ н енковы м . М .: Б . м. 1857. С. 23.

17 П ер еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к ев и ч а. С. 386.

18 Т ам ж е. С. 592.

19 «Е сли чел овек, п р езр ев ж и зн ь ю с ер д ц а, за х о т е л бы весь о т д ат ь с я и н тересам общ и м ,— он или не и з б е ж а л бы тай н о й тоск и и ч у в с тв а в н у т р е н ­ ней непол н оты и пустоты , или, если не п о ч у в ст в о в а л бы их, т о вн ес бы в м ир вы сокой д е яте л ьн о ст и с у х о е и х о л о д н о е сердц е, при к о то р о м не б ы в а е т у ч ел о в ек а ни вы соки х п ом ы слов, ни п л о д о тв о р н о й д е яте л ьн о ст и » ( Б е л и н с к и й В. Г. П олн. собр. соч. Т. 7. С. 159.)

20 F e u e r b a c h L. G esam . W erke. B e rlin , 1982. Bd. 10. S. 144. 145, 289-292 u. a.

21 П ер еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к ев и ч а. С. 446.

22 Ср.: Г егел ь го во р и т о «хол одн ом дол ге» К а н т а , П уш кин — о « х о л о д ­ ном м удреце».

23 П ер еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к е в и ч а . С. 160, 452, 461, 492.

24 F e u e r b a c h L. G esam . W erke. B e rlin , 1982. Bd. 9. S. 17.

25 П е р еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С т ан к ев и ч а. С. 670.

26 S с h е 11 i n g F. G e sc h ich te d e r n e u e re n P h ilo so p h ie . L e ip z ig , 1966. § 95, 176 u. a.

27 F e u e r b a c h L. S am . W erke. S t u t tg a r t , 1911. Bd. 10. S. 314.

28 П е р еп и ска Н и к о л а я В л ад и м и р о в и ч а С тан к ев и ч а. С. 483.

29 Т ам ж е. С. 492. \ы> Д е р ц е н А. И . С обр. соч. В 30 т. М .: А Н С С С Р , 1958. Т. 9. С. 43.

Р усск ое « ак адем и ческ ое» неокантианство и ф илософ ия всеединства

В. Н. А к у л и н и н ( Л е н и н г р а д с к и й университет) Сравнительны й ан ал и з двух ведущих школ русской идеали-; стической философии конца XIX — н а ч а л а XX в. з а с л у ж и в а е т вним ательного изучения по целому ряд у причин и, п р е ж д е в се­ го, в силу той в аж н ой роли, которую они играли в борьбе миро-' 76