300
Виктор Молчанов
и в ряде последующих, так и феноменалистской позиции в «ТФ ». После отделения я от актов мышления можно затем по‑разному его интерпретировать. В ФН Соловьев пишет: «Когда я говорю: я есмь, то под есмь в отличие от я разумею все действительные образы моего бытия — мысли, ощущения, хотения и т. д.» (2, 218). Речь идет о бытии, которое принадлежит определенному человеку; предикат бытия применяется «к известному субъекту». «Эти утверждения: моя мысль есть или мое ощущение есть — значат только: я мыслю, я ощущаю, и вообще мысль есть, ощущение есть значат: некто мыслит, некто ощущает или есть мыслящий, есть ощущающий, и, наконец, бытие есть значит, что есть сущий» (2, 219).29 Риторическая фигура Декарта: «я существую, кто же такой я?» послужила, видимо, для Соловьева основанием для искусственного разделения я и «есмь»; и если есмь — это «образы моего бытия — мысли, ощущения и т. д.», то что же остается на долю я? Между я и его мыслями и ощущениями отношение оригинала и образа. Ясно, что эта точка зрения весьма отличается от декартовской: образы субъекта не могут быть критерием его существования. Cogito — это не образ ego, но его непосредственное самоосуществление. Возможно, что мы опять имеем дело со своеобразным употреблением слов у Соловьева, и «действительные образы» означают акты мысли, чувства и воли. Однако если это и так, то это не отменяет искусственности его построений. Оставим в стороне вопрос о том, является ли вообще отношение между я и есть отношением между субъектом и предикатом. Во всяком случае, это отношение отличается от отношения субъекта и предиката, где субъектом выступает определенный предмет, а предикатом — его 29 Эти рассуждения Соловьева интересно было бы сопоставить с позицией позднего Брентано, которые получили название реизма: «нет мысли, но есть мыслящий».