Сусіди. Живі історії Криму by Foundations for Freedom

ПРОЕКТ Міжнародна громадська організація "Основи свободи" КРУ "Етнографічний музей"

⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩

СУСІДИ Живі історії Криму ⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩⬩ Історії життя мешканців Криму, зібрані в межах проекту "Україна активна: жива історія поколінь"

Сімферополь ⬩ 2013

УДК 930.2:303.621.32+94(477.75)

Заохочуємо до поширення книги. Повне або часткове копіювання, публікація, передрук чи наступне поширення матеріалів книги можливе за умови посилання на першоджерело.

Погляди людей, викладені у цій книзі, відображають лише їхню точку зору і необов’язково збігаються з офіційними позиціями МГО "Основи свободи" та КРУ "Етнографічний музей". Ми не несемо відповідальності за правдивість інформації, поданої під час інтерв’ю.

Збірку створено на основі життєвих історій, зібраних командою волонтерів проекту "Україна активна: жива історія поколінь", який є частиною програми "Україна активна: загоєння минулого", що реалізується МГО "Основи свободи", а також проекту "Новий подих культури: спадщина, наповнена життям мистецтва" за фінансової підтримки Європейського Союзу.

Сусіди. Живі історії Криму / Упор. Є. Корольова, під ред. та вступ. сл. С. Громенка. – Сімферополь, 2013. – 219 стор. У книзі "Сусіди. Живі історії Криму" подано 39 інтерв’ю, зібраних під час літньої виїзної програми, організованої в межах проекту "Україна активна: жива історія поколінь", серед мешканців понад 10 різних населених пунктів Криму. Інтерв’ю взято у представників понад 20 етносів, представлених у Криму. Кожне інтерв’ю – це окрема історія особистості, подана крізь призму історичних подій ХХ ст. із супровідними коментарями. Тексти історій подано мовою оригіналу зі збереженням регіональних та індивідуальних особливостей мовлення. Винятком є історія Різи Амірова, яку було перекладено на російську мову з кримськотатарської. Для істориків, етнографів, краєзнавців, ентузіастів національно-культурних товариств та всіх небайдужих до минулого Криму.

ЗМІСТ ВСТУП …………………………………………………………………………………………

Різа АМІРОВ ………………………………………………………………………………….. Клара (Галина) БАКШИ ……………………………………………………………………... Ніна БАКШИ ……………………………………………………………………………..…… Арон БАЛАКАЙ ………………………………………………………………………….…... Микола БАЛАШОВ …………………………………………………………………………... Віктор БАРРАС ……………………………………………………………………………….. Алі БЕКІРОВ ……………………………………………………………………………..…… Василь БОБОК ………………………………………………………………………………... Лідія БИКОВА ………………………………………………………………………………... Фріда ГЕРЕНШТЕЙН ………………………………………………………………………... Алла ГІРІНА …………………………………………………………………………….…….. Тетяна ГОЛОВКО …………………………………………………………………………….. Азат ГРИГОРЯН ……………………………………………………………………………… Марія ДУЧЕВА ………………………………………………………………………………. Людмила ЖДАНОВА ………………………………………………………………………… Василь ЗАКОН ………………………………………………………………………………... Ірина ЗЕКОВА ………………………………………………………………………………… Марія ЗОЛОТАРЬОВА ………………………………………………………………………. Іван КАЛЬКО ………………………………………………………………………………… Валентина КІРІБЕЄВА ………………………………………………………………………. Поліна КІМАЛОВА ………………………………………………………………………….. Валентина КОМІССАРОВА ………………………………………………………………… Олександр КРИВА-АПАЗІДІ ………………………………………………………………… Людмила КУБІК ……………………………………………………………………………… Клавдія КУЧЕРУК ……………………………………………………………………………. Тетяна МАЙСТРЕНКО ………………………………………………………………………. Юзефа МИШКІВСЬКА ………………………………………………………………………. Світлана МОРОЗОВА ………………………………………………………………………... Мері НІКОЛЬСЬКА ………………………………………………………………………….. Тетяна ПОТАПОВА ………………………………………………………………………….. Раїса ПЧЕЛЬНІКОВА ………………………………………………………………………. Ольга РУДЕНКО ……………………………………………………………………………… Іванна РЯБОЙ ………………………………………………………………………………… Віра СИНКОВА ………………………………………………………………………………. Галина СКОЛЯРИНО ………………………………………………………………………… Аделіна ХАБНЕР …………………………………………………………………………….. Микола ЧЕБОТАРУ ……………………………………………………………………….….. Ігор ШАЙТАН ………………………………………………………………………………... Климентій ЯНДУШКІН ………………………………………………………………………

7 12 16 21 25 31 37 42 46 51 55 61 66 73 78 80 85 93 98 103 109 112 116 123 129 136 140 145 147 154 161 169 178 183 191 196 201 209 214

Пам’ять кожної людини є унікальною, вона сповнена почуттів, переживань, відображає сприйняття та ставлення до світу, до подій минувшини.

ВСТУП Нині усна історія, а точніше дослідження усних історій, переживає друге народження. Але якщо західна історіографія вже давно зарахувала цей підхід до загальновизнаного переліку методик, то на пострадянському просторі, зокрема і в Україні, науковці подекуди з недовірою ставляться до усної історії, та й загалом, вона не має належного поширення. Книга, яку ви тримаєте в руках, хоча й не є першою у своїй категорії, але, сподіваємось, стане однією з перших успішних спроб окреслити усну історію Кримського півострова ХХ століття. Що ж таке усна історія? У найширшому розумінні – це будь-які перекази про минуле, що їх ми чуємо від очевидців. З цієї точки зору усна історія народилася найпершою з-поміж усіх інших "історій". На свідченнях самовидців будували свої історичні праці "батько історії" Геродот та "батько історіографії" Фукідід, усні оповіді записувалися до середньовічних літописів, спогади мандрівників бували чи не єдиним джерелом дослідження віддалених країн. В цілому, усні перекази за своєю суттю майже не відрізняються від мемуарів та епістолярію, органічно доповнюючи т.зв. джерела особового походження. Але позитивізм ХІХ та першої половини ХХ ст. змістив акценти історичних досліджень зі спогадів очевидців на документи, проголосив першість офіційних даних перед щоденниками, затаврував мемуари як "суб’єктивні" та "малодостовірні" джерела. Вельми показовим з цього приводу є твердження від 1940 р. радянського джерелознавця Сергія Нікітіна, що твори мандрівників цікаві лише "в якості способу визначити значущість тієї чи іншої подорожі як джерела, а усе [інше в них] значення не має. Історика цікавить не форма сама по собі, а зміст" 1. Лише після Другої Світової війни, після небаченого раніше масштабу залучення людей до "творення історії", а також після розповсюдження портативних диктофонів, цікавість до спогадів ветеранів найбільшої війни в історії перейшла спочатку в практичну, а потім – і в академічну площину, призвівши не так до "відродження", як до "другого народження" усної історії. Щодо України, то її становище на полі вивчення усних історій виглядає невизначеним: з одного боку усноісторичні дослідження у нас лише розпочалися, тож вітчизняні вчені майже не мають ані достатнього досвіду, ані тривалих результатів своєї роботи, яку можна було б адекватно оцінити; з іншого – не потрібно проходити увесь той шлях, що його подолала західна наука, варто лише скористатися найліпшими зразками; крім того, краєзнавчий рух, розвинений в Україні, також сприяє впровадженню усної історії у повсякденну працю істориків. У цьому вступі немає потреби розглядати усю українську історіографію усних історій за останні 20 років, варто лише вказати на деякі підсумкові праці із цього питання. Отже, теорію узагальнено у праці "Метод усної історії та усноісторичні дослідження в Україні" 2, історію питання розглянуто в статті "Усна історія в пострадянських дослідницьких практиках (на прикладі сучасних Білорусі, Росії та України)" 3. За приклад найбільш ґрунтовного опрацювання джерел може правити багатотомна "Усна історія Степової України", яка вже в

Никитин С. А. Источниковедение истории СССР: в 2 т. / С. А. Никитин. – М.: Наука, 1940. – Т. 2: XIХ век (до нач. 90-х гг.). – 226 с., с. 84–85. 2**

Грінченко Г. та ін. Усна історія в пострадянських дослідницьких практиках (на прикладі сучасних Білорусі, Росії та України) / Г. Грінченко, І. Реброва, І. Романова // УІЖ. – 2012. – № 4. – С. 172–187. 3***

Пастушенко Т. Метод усної історії та усно історичні дослідження в Україні / Т. Пастушенко // Історія України. – 2010. – № 17/18. – С. 10–15.

минулому році нараховувала 10 томів4. Подана вище література є найновішою, вона надрукована після 2010 р., у ній можна знайти і детальну бібліографію. Книга, що ви її тримаєте перед собою, жодним чином не претендує на огляд всієї усної історії Криму, ба навіть більше – на вступ до такого огляду. Але зібрані під однією обкладинкою історії, – це "не просто сухі автобіографічні оповіді, а емоційно забарвлені, пережиті ще раз життя. Знайшли своє висвітлення в історіях людей основні події XX ст: голод, війна, радянська буденність, перебудова, незалежність – і все це крізь призму життя окремої людини, крізь призму суб’єкта історії". Читач не знайде тут єдиної точки зору на ту чи іншу подію, єдиного підходу до її оцінки, натомість зможе зробити власні висновки. "Живі історії Криму" є дітищем проекту, організаторам якого радше йшлося про те, аби дати приклад, поштовх молодим кримським інтелектуалам усіх національностей для продовження цієї роботи надалі – із залученням значно ширшої джерельної бази та нових волонтерів. Маємо сподівання, що майбутні науковці, активісти національно-культурних товариств та просто небайдужі кримчани, ознайомившись із результатами нашої праці, так само, як і ми, відкриють для себе важливість та цікавість усної історії. С.В. Громенко, кандидат історичних наук, лауреат Міжнародної премії ім. Є. Ґєдройця

4****

Усна історія Степової України / Ред. кол. тому: А. Бойко (гол. ред.), В. Мільчев (заст. гол. ред.), Т. Молдавська (наук. ред.), С. Білівненко (відп. секр.) та ін ; НАН України. Інститут української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського, Український інститут національної пам’яті, Інститут історії України; Інститут усної історії Запорізького національного університету; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького ; Східний інститут українознавства ім. Ковальських – Запорізька філія. – Запоріжжя : АА Тандем, 2012. – Т. 10. – 536 с.

Різа АМІРОВ Вдома у пана Різи с. Андрусове, Сімферопольський район, 14 червня 2013 р.

Різа Аміров народився 1930-го року у Первомайському районі. Його тата репресували, а родину депортували, відтак пан Різа не зміг отримати освіти. Проте батько навчив сина читати Коран. Дуже добре пам’ятає, як відбувалась депортація. В Узбекистані його сім’я три місяці жила у карантинній зоні, де було дуже важко знайти поїсти, де люди вмирали, а місцеві мешканці дивились з острахом на приїжджих. Після повернення до Криму пан Різа відбудовує мечеть, хоча й каже, що не має фаху: "У мене немає спеціальності. У мене – талант!" Україна активна – УА Різа Аміров – РА РА: Мы жили в Первомайском районе, откуда началась депортация. Я родился в 1930 году. Покойный отец 1879 года рождения. В 1904 он заканчивает школу "Зынджырлы медресе" 5 (для парней). В медресе проработал 16 лет учителем. В 1926 году "Зынджырлы медресе" закрыли. Потом начались репрессии, учителей как духовные семьи начали раскулачивать. В течение нескольких лет было три волны выселения на Урал. Поэтому я очень бедно рос, семья наша мучилась, т.к. отца выслали в очень далекое село… За одну неделю до депортации в село пришли 15-20 солдат. Мы ничего не знали! Эти солдаты живут у нас в деревне, в семьях. Вечером 16 мая всех мужчин возраста 16-17 лет взяли в клуб на собрание, и этих мужчин не вернули домой. Остались женщины, старики, дети. А 17 мая солдаты окружили наше село. Утром рано, еще темно было, сильно постучали в двери. "Подождите, подождите, одеться же надо", – сказала мама. Они ворвались в дверь: двое солдат и один офицер. Очень хорошо помню. Такой в серой папахе, офицер на часы смотрит: "10 минут вам! Выходите из дома!". Ничего не дали взять с собой. Меня закинули на машину. Тогда были эти английские машины "Студебекер". Вот на эти машины погрузили. Село было – небольшое, заполнили 5 машин. В каждой машине приблизительно по 10 или 15 семей. Вот так и вывезли… В 10 километрах от нашего села было еврейское село, там был пустой колодец, в который немцы завалили всех этих евреев. Это наш народ знает, видели это. Наша машина – колонна из 5 машин, подъехали туда и вдруг остановились. Тяжело это говорить, женщины и дети расплакались – паника. Значит, нас тоже будут бросать в этот колодец... Нет, тронулись… Видимо, какая-то машина сломалась, друг друга ждали. Отдельно ехать нельзя, колонной надо идти. Вот так вот довезли до Воинки. Туда, не на вокзал, а где степь начинается. Вдоль железной дороги столько народу! Ждали до самого вечера! Эшелон подходит – загрузили, отправили. Новый пустой эшелон подходит – "скотовозные" вагоны – загрузили, отправили. Это жутко было. Тут есть один очень важный момент, какую хитрость проявило государства, чтобы нас уничтожить! Как выехали из Крыма, в вагонах начали заболевать дети и взрослые. Заболевшего человека оставляли прямо по дороге, обещая, что отправят к нам позже. Никого-никого не отправили. Каждый вагон, с которого высаживали больных, определяли в карантин. Оказывается, столько вагонов набралось – карантинных. Через 23 дня пути 5

Перший (і останній) мусульманський вищий навчальний заклад біля Бахчисарая.

приехали в Ташкент. В каждом райцентре, во всех кишлаках были школы, которые пустовали, во время войны же никто не учился. В эти школы помещали людей из карантинных вагонов. А других по кишлакам развозили, по всему Узбекистану. Не знаю, сколько всего людей было в этих вагонах, но таким образом, вроде бы проявляя гуманность, оставляли их там, якобы для лечения в этих пустующих школах. Так их там держали. За 3 месяца все, что могли взять из дома, распродали, все закончилось, ничего не осталось. Потом только нас начали развозить по кишлакам. Через 10-15 дней целыми семьями начали умирать люди, совершенно голодные – ничего нет. Тем временем, в кишлаках проводили агитацию: "Они людьми питаются". Узбеки, увидев нас, даже наших детей, убегали от нас, не то, чтобы помогать в чем-то. Вот так вот половина народа нашего тогда умерло. Этот ужас только видеть нужно, чтобы понять. Представить это невозможно! Потом узбеки успокоились, по-другому начали на нас смотреть. Уже через 2-3 года наш народ начал поднимать культуру Узбекистана. РА: Я 1930 года, сестра 1927, а брат 1925 года. В Узбекистане в 1950 году я пошел сразу в 7-ой класс, в вечернюю школу. Месяц-два, хорошо справлялся с уроками, но просуществовала эта вечерняя школа всего 3 месяца. Ребята, девчата перестали ходить, и я один остался. Не знаю, жива ли, здорова Марья Михайловна... Молодая девушка, окончила институт, тогда еще училась сама. Она у нас учителем была. Но однажды, она заходит, я вечером пришел: "Ну что делать будем, я из-за вас одного не могу приходить. – Ладно, я понял вас". Так и закрыли этот 7-ой класс. Потом в 1963 году в Самарканде в 8-ой класс пошел, тоже вечерний, там тоже волокита получилась, и я уехал в Сухуми на Кавказ. Когда у меня спрашивают: "На кого учились? Ваша специальность? – У меня специальности нет! – говорю я. – У меня талант". Я тебе расскажу это, про слово "кырым" – означает строй 6. Солхат, знаете да, это Старый Крым? Первый хан Хаджи Гирей родом оттуда 7. Его дети (около 5-ти сыновей у него было), все были наследными принцами. По закону "Къалгъа" после смерти хана становились ханами8. Поэтому, без ссор не обходилось. Недавно там поставили памятный камень. Момент такой есть, пословица одна. Не загадка, а поговорка есть одна: "Истамбулда бир къуш къозлагъан, ат башиндан балабан" ("В Стамбуле птичка яйцо снесла, как лошади голова – так велика она" – кр.-татарськ.). Вот серьезно, как ты понимаешь? УА: Дословно… РА: Никак! Я заговорил тебя, запутал. Поэтому и сказал тебе, что это не загадка. В Стамбуле птичка яйцо снесла. Ну и что, тысячами же сносят эти яички. А я тебе говорю, что большое, как голова лошади! Разве птичка больше, чем голова лошади? Голова вон какая, а птичка вот такая. "Больше конской головы", я сказал тебе... Такие вот вещи никак не могу растолковать… Еще такое есть: "Арыкъ деве яндан оле, саба якъын, акъшам ольды" ("Худой верблюд умирает от жары, только-только утро, вечером умер" – кр.-татарськ.). Ну вот так. Как понимаешь? Худенький верблюд умирает от жары. Я расскажу тебе. Худого верблюда маслом Насправді означає "рів". Хаджи Гірей народився у Тракаї, Литва. 8 Калга – другий титул після хана, калгою необов’язково ставали діти правителя. 6 7

нагрузили, продавать идут. Он шел-шел, упал и умер. Но почти что утром – вечером умер. А "утро" – это ж деревня такая есть! Деревня называется "Утро"! Вот это ж надо придумать! Находить надо это, понимать надо это! Вот такие вещи есть, вот такие интересные мысли, понимаешь. Иногда такое появляется, сам от удивления теряюсь. Подожди-ка, откуда это? Почему мне дети "къартбаба" говорят. "Риза-къартбаба, Риза-къартбаба, Риза-къартбаба"… Я их просил, чтоб они меня называли Риза-къартбаба. Почему? Тоже объяснение есть. Если "Риза-агъа" будут говорить, то я какой-то, скажем, среднего возраста мужчина, это как комплимент, я этого стесняюсь… ...Все меня называют Риза къартбаба, я даю напутствие, могу на любую тему говорить с разных сторон. Я так много знаю стихов, чтобы все рассказать, нужно каждый день два часа сидеть записывать. Возвращаясь к истории, про ханские времена. Здесь в Первомайском районе есть один легкий подъем, там гладкая-гладкая земля, примерно 5 километров шириной и километров 10-12 длиной есть большое поле, со всего Крыма воинов собирались там, там их вооружали. Со стороны Керчи, России (это тоже была территория ханства), также присоединялись воины, собиралось около 40-50 тысяч и отправлялись в путь к Ор-Къапы 9. В Ор-Къапы приезжали воины с Днепропетровска, Херсона, Мелитополя, все 70-80 тысяч воинов10 собирались в одном месте и оттуда уже брали путь – на войну. В те времена была одна тетрадь, я так рассказываю, как будто я это все видел. Вот из этой тетради вышла одна песня, вы, конечно, ее слышали в современное время: "Запряг черного коня в путь, взял с собой четыре горсти в дорогу, прощайте мои родственники, оставайся с миром моя земля, не знаю, вернусь ли я с опасного пути, с войны". Слова этой песни доказывают, что это еще с тех военных времен. Вот такая история, каких у меня еще очень много. …Как-то пришел ко мне парень и говорит: "Риза-къартбаба, скажите мне какие названия трав и растений на крымскотатарском вы знаете". Я ему говорю: "Возьми записывай, их нужно видеть, фотографировать, а я тебе потом точно скажу что за трава. Это все нужно показывать". Он не понимал, про что я говорю. Вот это я тебе показываю, как воду добывали, находили воду на глубине 100 м в степи, запрягали лошадь, которая кругами ходила, сначала в одну сторону, потом в другую. И с помощью этого троса раскапывали колодец диаметром 3 метра (такой должен быть настоящий колодец), ведрами. Один ныряет, второй достает ведро, быстро можно раскопать такой колодец. Я обязательно хочу показать это народу, планирую воссоздать макет этого оборудования для музея. Незначительные детали нужно сделать, токарю заказать. УА: Расскажите что-то из своего детства, как вы росли, что было в вашем селе? РА: Росли так же, как и другие дети, играли друг с другом, игрушек не было. Я в 7 лет читал Коран. Меня отец втихаря учил чтению Корана и предупреждал: "Если ты выйдешь и расскажешь детям, я тебе язык отрежу". Если бы мы жили здесь постоянно, родители детям, особенно сыновьям, наследие оставляли бы. Лично мне от отца осталось вот такое наследие – я читаю Коран11. Перекоп. У звичайних походах кримська армія не перевищувала 30-40 тис. чол. 11 Тобто арабською (в оригіналі). 9

…У Аллаха одного прошу, чтобы все, что я собрал, осталось детям, внукам и все это можно было бы им показать, рассказать. Больше мне ничего не нужно, вот этот дом, я полностью сам построил, рядом живет сын, недалеко дочь с семьей. В свои 83 года я чувствую себя бодро, это къысмет12 . УА: У вас от отца Коран остался? АР: Нет, ничего не осталось, у нас в доме были артиллеристы – комсомольцы, они не только Коран забрали, но и все старые книги, которые лежали рядом с ним. Погрузили всё в телегу, увезли из деревни и сожгли. Ничего не осталось. Но папа выкопал яму и туда спрятал несколько книг и Коран. Эти книги я увидел уже в Узбекистане, когда попали в кишлак. У меня 3 брата на войне погибли, друг за другом, а мать и отца предателями называли. Их парализовало от переживаний. Когда мне было 15 лет, мы с братом взяли ветки дерева и сделали носилки для покойников. Носили трупы за метров 100-150, а их за ночь шакалы наполовину съедали. Это в нас убило чувство жалости – когда такое постоянно видишь, в душе умирают все чувства. Поэтому я говорю, что понять это все можно, только увидев своими глазами. УА: Отец вам какие наставления давал? РА: Официальных никаких, отец был очень разносторонне образованным, талантливым человеком, вечерами к нам приходили люди из деревни, 5-6 человек, я тогда был еще ребенком, но подходил к ним, садился рядом, слушал все эти разговоры. Про то, как живут люди, чем отличаются от других. В то время были люди, которые учились и не учились, которые видели репрессии и не видели. Не дай Бог такое увидеть! Такой был строй у советского государства: чем бедней народ, тем легче им управлять. От тебя требовалось только, чтобы ты работал при мизерной зарплате и рот не открывал. Я это всё видел, поэтому и говорю. УА: Чувствовалась ли у вас в семье набожность, вера? РА: Конечно, мы сейчас, слава Аллаху стали глубже всё это понимать. В этой деревне первый имам13 – я, но сейчас в нашей мечети грязь, раздор и воровство. В мечети садакъа (милостыня – кр.-татарськ.), пожертвования бывают, а мы выбрали духовный совет в составе 11 человек, есть председатель, хотя он себе мог сам взять эти деньги, наверное. Я приехал в эту деревню только в 1997 году, здесь жил один хороший человек, он созвал джемаат (общину – кр.-татарськ.) и предложил всем построить Джами (мечеть – кр.-татарськ.). Был еще один местный меджлис, мы так же общиной выбрали казначея. Я толком не знал, кто в нашей общине есть кто, над строительством мечети лично я проработал 1,5 года. Но я был вынужден оставить эту работу. УА: В одном из интервью вы говорили, что ваш отец родом из Гёзлева... РА: Не совсем Гёзлев (Евпатория)14, недалеко оттуда есть деревни – Карджав (Чкалово), Булгак (Ильинка), отец был из Карджава. Мой отец познакомился с одной девушкой, дочкой бея, и создал семью. В нашей семье было 11 детей, двое умерли очень рано в детстве 12

Доля у фаталістичному сенсі, кр.-татарськ. Голова мусульманської громади, духовний керівник, людина, яка керує молитвою в мечеті. 14 Гезльов (Kezlev) – історична назва міста Євпаторія кримсько-татарською. Тут і далі по тексту подано історичні назви сіл та містечок (в дужках сучасні назви рос.). 13

(старшие), я был самый младший. Когда я родился, моему отцу был 51 год. Аллах так распорядился. Но я хочу сказать, что во всем надеяться на Аллаха нельзя: мол, он нам это дал. Он нам дал наши головы! УА: А в деревне в которой вы жили, жили ли люди других национальностей: русские, украинцы? РА: Конечно! В нашей деревне все русские говорили на крымскотатарском, была у нас одна энге (жена брата или дяди – кр.-татарськ.), Юлия Федотовна. Она без "бисмиллях"15 даже кофе не начинала пить, она приняла ислам, у нее было два сына Иса и Энвер. Когда я приехал в Крым, я разыскал их, брат мой, конечно, пропал без вести на войне, а его жена Юля узнала меня сразу. Я ее спрашиваю про детей, а она мне говорит, что у них детей не было. Сейчас я понимаю, почему она не сказала: во время депортации она осталась в Крыму и скрывала, что ее дети от крымского татарина. Она этих детей сдала в детдом, как я понял, а после войны этот детдом расформировали. Так она потеряла своих детей. Каких только ситуаций не бывает в жизни... УА: Во время войны деревню вашу бомбили? РА: Нет, в наше село не попало. 1,5-2 км от нас была лесополоса, вот там, я лично считал, 57 невзорванных бомб было. 4 штуки, правда, взорвались, – от них большие кратеры остались. Мечети в деревне к тому времени уже не было, ее разрушили, минарет тоже, мы детьми сидели, оплакивали. Были очень глубоко верующие люди в деревне, они не выдержали, все друг за другом поумирали во время войны. Такое очень тяжело выдержать… УА: Спасибо большое, перед дорогой расскажите нам пожалуйста про "Къысмет". РА: Къысмет дегендир, йинер сени, кокке чикъсан да акъ ибетте йинер сени. ("То что является твоим предопределением, хоть ты в небеса поднимешься, но оно тебя победит" – кр.-татарськ.).

* Текст перекладено з кримсько-татарської на російську.

"В ім’я Аллаха, Милостивого, Милосердного" (кр.-татарськ.).

Клара (Галина) БАКШИ Вдома у пані Бакши, м. Сімферополь, АР Крим, Україна 4 липня 2013 р.

Клара Михайлівна Бакши народилася 1927-го року у Білогорську, зараз мешкає у Сімферополі. Батько пані Клари був кримчаком, а мама – єврейкою. Під час війни Клара Михайлівна пережила евакуацію, голод, дивом вибралась з окупованого Севастополя. Майбутній чоловік Клари Михайлівни під час війни потрапив у полон, а після повернення зазнав репресій з боку радянської влади. Має двох доньок. Україна активна – УА Клара (Галина) БАКШИ – КБ Тетяна ФРОЛОВА, донька Клари БАКШИ – ТФ КБ: Я родилась в 1927 году в городе Карасубазаре, ныне Белогорск. Семья наша состояла из мамы-еврейки и папы – у него мама была крымчачка, а папа был еврей. Мой дедушка играл на музыкальных инструментах. В Белогорске он считался знаменитый тамада. Он вел свадьбы, проводил разные празднества. В Карасубазаре мы жили очень долго. Папа почти все время работал в МВД. Читал очень много. Я не знаю почему, но он попал в Могилев-Подольск. Там жила моя мама. Во время погромов маме сломали руку, и всю жизнь мама держала руку только в одном положении. Папа женился на маме, и у них родилась моя старшая сестра. У меня было две сестры, нас трое, я самая младшая. Потом они переехали в Севастополь. И все мамины родственники переехали за ними туда. Мы с ними жили там на одной улице. В Севастополе родилась вторая сестра – Софья Михайловна. Я родилась в Белогорске, но потом до начала войны мы жили в Севастополе. Папа работал в институте Сеченова. Это тот, который сейчас в Ялте, а до войны он был в Севастополе 16. Папа работал там экскурсоводом. В то время сестре было 16, другой 18, а мне – 14. Сестра ему помогала. 22 июня началась война. В первый день разбомбили мою школу в Севастополе. Ее только построили, новая школа была. А до войны для нас было очень сложно где-нибудь в детский лагерь устроиться. И я была в лагере во время войны. Мне очень там понравилось. А когда я приехала из лагеря, мы начали собираться в эвакуацию. Нас посадили на танкер "Дербент". Мы вышли под дымовой завесой и перебрались до Кавказа. А там уже перебрались на "теплушки"17, которые возили нас по всему Советскому Союзу. В общем, добрались до Казахстана… Мы ничего не могли взять с собой. В чем были, в том и поехали. Мы и так жили не очень богато. Выбрались всей семьей. Даже две семьи: папин брат и папа. Папу не взяли на фронт, он уже был в летах и по здоровью. Привезли нас в "захолустный" поселочек Красный Сулим в Казахстане. Отец знал крымчакский и татарский язык. И казахский очень похож [на него]. Папа благодаря этому Нині НДІ ім. І.М. Сеченова. Мається на увазі утеплений вагон, створений на основі закритого товарного вагона. Такими вагонами перевозились люди та тварини. 16 17

нашел общий язык с местными. Жили в землянке. Было место только на полу всем лечь спать. Я там заболела малярией. Это были страшные мучения. Папа переписывался с институтом Сеченова и узнал, что его перевели в Казахстане в село Боровое, только на самом севере. Это курортное село. Очень красивое место. Леса шикарные. Это я уже помню хорошо, потому что я уже была взрослая. Там мы со средней сестрой заканчивали школу. Переехали мы в Боровое, а там курортное место – домов нет! Люди, которые приезжали летом, жили в помещении, у которого потолок отходил от стены. Была очень холодная зима, и топить было нечем. Папа работал на лесозаготовках. Поломал ногу. И мы со средней сестрой (мне 15, ей 17 лет) ходили ночью, пилили деревья и тащили на дачу. Я помню один случай, из-за которого всю жизнь меня мучают угрызения совести. Мы вечерами участвовали в самодеятельности и уходили, чтобы не хотелось есть. А кушать все время хотелось, но есть было нечего. Мама ходила по поселку, чтобы что-то выменять. А они уже столько наменяли, что им не было в этом необходимости. Говорили: "Нам ничего не надо". И как-то вечером мы собрались уйти из дома, чтобы не хотелось кушать. И мама говорит: "Ну что ж вы уходите каждый вечер? Посидите дома, куда вас все тянет?" У меня до сих пор в глазах то, что я сделала тогда. Я залезла на кровать и говорю: "Вот накорми меня досыта, и я никуда не пойду". Как сейчас помню и до сих пор ношу в себе, что я так огорчила маму. УА: А как вы назад вернулись? КБ: Папа ушел из института Сеченова и поступил в город Щучинск. Рядом, 50 километров от города Щучинска, было село. И папа ушел и поступил на работу в лагерь, где немцев "содержали". И я переехала к папе. Так получилось, что семья разбилась. Две сестры с мамой остались там на какое-то время, до лета. А потом папа нанял квартиру, и все переехали в Щучинск. Я как раз закончила семилетку, и надо было куда-то поступать. А там был педагогический, лесной и горно-металлургический техникумы. В педагогический я не могла никак поступить, у меня с русским языком были нелады. УА: А на каком языке вы разговаривали тогда? КБ: На русском. У меня просто грамотности не было, хромало правописание. В лесном мне тоже делать было нечего. И я поступила в горно-металлургический техникум, но закончила другой – Керченский металлургический 18. Я проучилась там три года, а потом нас взяли в Крым. Папа работал в МВД. Две сестры работали в "цензуре" тоже там же. И их не отпускали. Папа решил потихонечку всю семью переслать. Папа посадил меня в "теплушку" с институтом Сеченова, переезжающим в Крым. Там были его знакомые. Двое: муж и жена, которые сопровождали этот вагон. И я целый месяц ехала из Казахстана сюда. Интересно, что 9 мая мы встретили в дороге, в Украине уже. УА: А в Крыму у вас кто-то из родственников оставался? КБ: В Севастополе жила папина сестра. Они приехали сюда раньше нас. Сестры мои двоюродные замуж повыходили. И я у них приютилась. Через время смогли приехать мама и папа с двумя сестрами. И все поселились в той квартире, где жила я. А потом уже папе дали квартиру. 18

Керченський гірничо-металургійний технікум, нині – Керченський політехнічний коледж.

УА: А вы себя к какой культуре больше причисляете: к еврейской или крымчакской? КБ: У меня лично не определено. Но у меня муж – Яков Шамельевич – был крымчаком. У него и папа, и мама были керченские крымчаки. Когда я уже училась в Керчи, то ему отсюда передали известие, что в техникуме есть такая красавица. И он меня нашел. Я ему понравилась, и мы поженились, я еще не закончила даже техникум. УА: Сколько вы с мужем прожили? КБ: С 48-го года и всю жизнь, пока он не умер. После него у меня никого не было. Я очень свободолюбивый человек. Я люблю принадлежать себе и дочери. ТФ: Вот эта история как раз показатель национальной особенности крымчаков. В большинстве случаев знакомились через родителей. По рекомендации. История знакомства родителей – это история, связанная как раз с этническими, национальными особенностями. И то, как папа был галантен и мужественен – это тоже одна из особенностей. Бережное отношение к женщине в папе – это проявление как общемужского, так и национального. Он маму всю свою жизнь любил так! КБ: Жили мы хорошо. Материально были обеспечены. Яша был сапожником. У них было 8 человек детей, а он был старший сын, и он вынужден был кормить семью. Его отец был на Финском фронте, и у него повредило руку. Отец был тоже сапожник. И Яшу из школы забрали, но он учился в вечерней. Потом поступил в Феодосийский педагогический институт. И он работал, кормил семью, учился и ездил в Феодосию на сессии. Короче говоря, трудолюбивый, гордый, независимый. Хороший человек. Умный. Вот он так глянет на человека и видит, что этот человек из себя представляет. И он был на втором курсе института, как началась война. И забрали его в 51 армию. Она стояла на Перекопе. И когда немцы подошли к Перекопу, все начальство бросило солдат. А он [мой муж] был ранен чуть выше сердца. И он не мог уйти никуда. Его забрали в плен. У крымчаков вера еврейская, а язык татарский. И благодаря тому, что он знал язык, его поместили к татарам. И там был один керченский татарин, который выдал Яшу. Говорит полицейскому: "Это не татарин, это еврей". А до этого Яша одному полицейскому не то сапоги починил, не то шинель отдал свою. И этот полицейский прогнал этого татарина и не стал его слушать. А Яша не мог по-татарски молиться, он не знал как и что. Он только по-еврейски мог молиться. А другой татарин говорит: "Яков, делай, как я, молись, как я". А когда кончилась война, здесь его репрессировать начали за то, что он был в плену и его не расстреляли. За то, что он крымчак… УА: И долго это продолжалось? КБ: Да, очень долго. Давали ему трехмесячный паспорт. Можете себе представить, мы уже были женаты, а ему очень долго не давали постоянного паспорта. Родилась у нас старшая дочечка Светочка, а потом за ней родилась Татьяна. Сразу мы жили на квартирах, потом собрали денежку и купили свое жилье на Малофонтанной улице. В 10 лет Света заболевает сахарным диабетом. Яша заболевает болезнью Паркинсона. Яша в больнице – я в больнице. Света в больнице – я в больнице. И так до смерти Яшиной. Умер он в 1990-м году. А Светочка его пережила на три года. У нее есть дочь Леночка. Она сейчас живет в Израиле. У меня там три правнука. Старшему Колечке – 26 лет, Аленочке 24 года, а младшей, Светочке – 14 лет. 14

36 лет жизни – уколы, кормление вовремя, больница. Все на мою долю. Страшно. Света была учительница. Играла на баяне, у нее был прекрасный слух. Она вышла замуж за Васю, он не знал,, что она больная. Вася ее так полюбил. Я помню, я наклонилась к Васе и говорю: "Ты знаешь, что ты должен будешь быть и папой, и мамой, и врачом при Светочке". Он говорит: "Я знаю, но я ее возьму". И прожили они 25 лет до смерти Светочки. ТФ: Папа умер потому, что осколок времен войны застрял у него. У него на спине было пятнышко. Он думал – навылет, он не знал, что он ранен. У него началось воспаление легких, и когда делали снимок, обнаружили, что там остался осколок. Этот осколок стал двигаться и стал причиной болезни. И когда ему сделали операцию, от которой он никак не должен был умереть, он умер от отека легких. Это как раз тот трагический случай, когда война забрала жизнь через много лет. Что папа, что сестра – личности! Всю жизнь болеть диабетом и быть настолько светлым человеком. Она ни одного дня не жила как больной человек. Вокруг всегда народ, вокруг всегда восхищенные поклонники. УА: Что давало вам силы заботиться о муже, заботиться о дочери? КБ: Бог за мое долготерпение вознаградил меня радостью в жизни. Мне сейчас 86 лет, и я самая счастливая женщина. УА: А кто у вас в семье разговаривал на крымчакском языке? КБ: Яша. Он языку не учил ни меня, ни детей. Это очень плохо. Мы знаем только русский язык. Я и сама хотела бы. Но это уже не осуществимо… ТФ: Дед, мамин папа, был очень патриотичным. Он назвал маму в честь Клары Цеткин 19. Но ввиду того, что вся семья была не настолько политически грамотной, имя поменялось. Мамина бабушка, она подошла и сказала "Галеню". И с тех пор ни один нормальный человек маму Кларой не называл [сміються]. Кларой ее называют только в том момент, когда читают документы.

Діячка німецького та міжнародного робітничого руху (1857-1933). На пропозицію Клари Цеткін на II Міжнародній конференції жінок-соціалісток у Копенгагені вирішили щороку у березні відзначати Міжнародний жіночий день — день солідарності жінок у боротьбі за повні політичні, економічні і соціальні права.

Ніна БАКШИ Музей кримчаків, м. Сімферополь, АР Крим 4 червня 2013 р.

Ніна Юріївна Бакши – представник етносу кримчаків Криму. Народилась у 1947 р. Під час війни німці безжально розстрілювали кримчаків, вважаючи їх євреями. Відразу після народження її батька заарештували та відправили до Магадану на 8 років. Ніна Юріївна не була одружена, дітей не має. Все своє життя присвятила молодшому братові. Через свою національність в радянські часи не змогла відразу поступити вчитися. Довго не могла знайти роботи. Щоби вижити, пані Ніна мала працювати за двох. Зараз Ніна Юріївна намагається зберігати культуру та традиції свого народу. Співає рідною мовою, грає на кількох музичних інструментах. Працює в Музеї кримчаків Сімферополя. Ніна Бакши – НБ Україна активна – УА НБ: Я родилась после войны, в 1947 году. Маме было очень тяжело решиться на этот шаг, и, тем не менее, они с отцом решили, что у них будет ребенок. Семья моя – чисто крымчакская. Мой отец, Юрий, приходился маме Кате дядей. У нас допускались такие браки. Бабушка тоже выходила замуж за двоюродного брата и фамилию Гурджи не меняла. Два родных брата дали согласие своим детям потому, что эти дети очень любили друг друга. Эвакуацию она провела в Узбекистане, в Кушрабадском районе. Была учетчицей при Уполнаркомзапе20. Узбеки должны были отдавать весь скот, всю шерсть, все для фронта. И вот она учитывала все это. После войны, оставшаяся в живых сестра матери моего отца, Кларапай сказала отцу: "Ты, Юрий, сын моей родной сестры Симхапай, которую расстреляли. Надо помочь Кате, надо своих выручать. Бери ее в жены". Приехали они сюда [в Симферополь – Прим. ред.] и заняли квартиру – она еще не была занята никем: ни переселенцами, ни офицерами. Поселились на ул. Училищной №12 кв.3, откуда увели на расстрел близких родственников моего папы: его мать, отца, трех родных сестер, его первую жену и дочь, которой было четыре года. Крымчаков собрали в пункт сбора на Студенческой улице, там сейчас мемориальная доска. Три дня не давали ни кушать, ни пить. Оттуда вывезли и расстреляли на 10-м километре Феодосийского шоссе, тогда оно называлось Зуйское шоссе. Сейчас 11 декабря решили сделать "Днем Памяти". В эти дни основная масса крымчакского народы была истреблена 21. Были и другие дни, когда уничтожали, но эту дату взяли за основу. …Моя прабабушка, бабушка мамы, привезла маму сюда к Юрию, и они поженились. Расписались, когда уже я родилась. Тогда главным было, чтобы крымчаки снова собрались. Они решили быть всем вместе. Вскоре, в 47-м году, отца посадили в тюрьму на 8 лет. Он отсидел 7 лет в Магадане. Вернулся, но мама уже была замужем за родным братом его первой жены Клары – его другом 20

Уповноважений наркомату заготівель. Масові розстріли кримчаків здійснювались восени-зимою 1941 р.

Яковом. Оказывается, папа сидел без права переписки. Мама и Яков думали, что он не пишет, потому что умер… И мама вышла замуж за Якова. Прошло почти восемь лет. Через три недели у них должен был родиться мальчик, мой братик. И тут появляется мой отец. Все-таки мама осталась с Яковом. Конечно, это был большой стресс для нее. Она болела после этого очень сильно. На психике отразилось, на нервной системе. Но все равно, хозяйство вела. Занималась со мной, потом с братом – чтобы мы успешно учились в школе. Она закончила "родительский факультет", и воспитывала нас правильно. НБ: Когда поступала в Симферополе в институт, мою фамилию там дважды подчеркнули. В приемном секретариате была девушка, знакомая моя. Она сказала мне: "Тебя подчеркнули как татарку и еврейку. Так что учти, что на исторический факультет ты принята не будешь". Так и произошло... Мне задали дополнительный вопрос: назовите поименно и по фамилиям артистов театра [которые играли роль] Петра I. Я знала, что у актеров были клички, но побоялась это сказать. Потому что меня бы лишили комсомольского билета. За то, что русские крепостные – артисты, как собаки и кошки не имели своих фамилий, а имели клички. И я не решилась ответить на этот вопрос. Я поняла, что это подвох и провокация. Меня не приняли. Мне поставили "тройку", даже не "четверку"! И с этими документами я пошла поступать в Ялтинское педагогическое училище. Там сдала все на "пятерки". И попала на заочное отделение, педагог по специальности, воспитатель детского сада. Замуж я не выходила. Мама очень сильно болела, и мне нужно было быть все время с братом. Он на 8 лет младше меня, и нужно было уделять ему внимание. Он для меня был всем. Свою жизнь я посвятила брату. Ну, и работе. Все время боялась ее потерять. После того, как меня не приняли в институт, я всегда ждала, что из-за национальности могут и уволить. Поэтому работала за всех: и утренники организовывала и оформляла своими рисунками праздничный зал, задерживаясь. Я не 6 часов работала, а 10-12 часов. Сначала год работала нянечкой в детском саду на ул.Беспалова, потом в 73-ем детском садике. Потом работала в детском саду эфиро-масличного завода. Садик был "одногрупповый" – все возрасты с 3-7 лет. Туда ходили дети начальства – директорат, лаборатория. И они были очень довольны мной. Потом стали говорить, что садик снесут. А мы уже рядом на Московском кольце квартиру получили. Мне пришлось уйти в детский сад табачно-ферментационного завода. Там я проработала семь лет. Потом стало болеть сердце, и я оттуда ушла. Устроилась в "Облсельхозтехнику" инженером. Потом "Облсельхозтехнику" стали упразднять, и меня очень быстро приняли на работу в связь – на телефонную станцию, тоже рядом с домом. На АТС-22 я была монтером технического учета. За всю техническую документацию отвечала. УА: А как сложилась жизнь брата? НБ: Брат был водителем дежурной машины на "Фотоне". Когда уже началась перестройка и "Фотон" задыхался без запчастей, Леонида посылали в другие республики: и в Латвию, и в Россию, и в Азербайджан – брать лампы, диоды, комплектующие, запчасти по договорам на заводах. Брата уважали, ценили, но все равно потом пришлось закрыть завод "Фотон". И тогда он пошел работать на аптечную фирму "Форма" водителем. Присмотрелись к нему, и он стал диспетчером. Потом поручили ему открывать новые аптеки. Занимался организацией ремонта аптек, постройкой новых аптек очень серьезно. Фирма его очень ценила. До 17

последнего своего дня он работал на фирме. А потом инсульт – полтора дня и смерть. На фирме "Форма" его до сих пор помнят, говорят о нем с любовью и уважением. Его сын не оставляет меня без внимания. Ежедневно со мной бывает. И даже мой брат ему завещал: "Никогда тетю Нину не оставляй, потому что она тебя любит так же, как и меня". УА: Сейчас вы работаете в музее? НБ: Да, я стояла у истоков организации этого музея. В 1997 году мы с Виктором Михайловичем Ломброзо сделали первую выставку экспонатов еще в том здании, где сейчас офис и актовый зал общества крымчаков. А здесь был магазин, но он не приносил никакого дохода обществу. На его площади сделали два зала. Постепенно мы оснащали музей экспонатами. УА: А на каком языке вы общаетесь, и какие языки знаете? НБ: Свой родной язык знаю хорошо, но не общаюсь на нем, потому что не с кем. Да я и знаю его очень слабо. Я составила русско-крымчакский словарь. Крымчакско-русский был, а русско-крымчакского не было. Конечно, по миллиону раз произносила эти слова, чтобы не сделать ошибки. Это была работа не одного года, а пяти лет. Потом сестра печатала, а я проверяла: не делает ли она ошибок, и исправляла их. Язык я знаю, но в предложениях стесняюсь говорить: боюсь, что неправильно составлю предложение. УА: А вообще, есть крымчаки, которые общаются на родном языке? НБ: Очень мало таких крымчаков. Старики почти все умерли. Остался Давид Ильич, но он болеет и устает, и я с ним никогда не общалась на родном языке, только на русском. Сейчас только в двух словах позволяю себе общение с ним. 92й год человеку. "Как живете? Как здоровье? Как дела?" УА: А какая вера у крымчаков? НБ: Иудейское вероисповедание, а сначала они были язычниками. Бога своего они называют Танъры, Алла, Адонай22. Но всё по Торе – все праздники. Кстати в Карасубазаре "косапчи" был отец моей бабушки, маминой мамы, – Бохоракай. Крымчаки выбирали его "косапчи". Только ему доверяли зарезать барана, домашнюю птицу. Он делал это по всем религиозным правилам со специальной молитвой. Похоронен он в г.Симферополе на кладбище Абдал. Он и его дочь, моя бабушка Бася были похоронены на кладбище по ул. Широкой. Но кладбище это закрыли и мы с братом Леонидом перехоронили их на Абдале. УА: Расскажите, как вам жилось в Крыму в послевоенное время? Что изменилось после ухода советской власти? НБ: Мне сейчас легче живется морально, чем при советской власти. Не хочу об этом много говорить. Тяжело было. На работу меня не брали долго. Я когда обходила детские сады – хотели, а принесу паспорт – нет, мы уже взяли. Думали, что еврейка. Так мы по вере исповедания иудеи. Никто не хотел изучать досконально наше происхождение. У евреев и крымчаков и одежда, и кухня отличаются. И язык у нас не еврейский. 22

Тенгрі (Вічне Небо, тюрк.) — назва Бога у тюркських народів, Всевишній, відповідає поняттю Бога у християн, Аллаха у мусульман і китайському поняттю Неба.

УА: Это было отношение государственной структуры, а в народе? НБ: Негласно. Говорили, что у нас все равны, но у нас не было равенства. Я это на себе испытала, на своей шкуре. Никогда не говорила об этом никому. Никогда не спорила ни с кем, потому что это было бесполезно. УА: Думаете, ситуация будет исправляться в лучшую сторону? НБ: Да она уже исправилась. Нас признали как крымчаков. Мы гордимся своей культурой. УА: Что вам в жизни помогало и давало силы? НБ: Дружба крымчаков, национальное единение. Они помогали во всем. Не брали на работу – идешь к крымчакам: и накормят, и добрым словом поддержат. Они учили: "Молчи и терпи". Держалась благодаря поддержке своего народа. "Вся моя жизнь связана с музыкой!" НБ: Я была солисткой ансамбля еврейской песни. Прекрасно пою. Пела 20 песен на иврите, 20 песен на идише. И 20 песен еврейской тематики на русском языке. Во дворце пионров, а потом музыкальной школе занималась игрой на баяне. Будучи уже взрослой, игре на фортепиано в вечерней музыкальной школе училась. Так что вся жизнь моя была связана с музыкой. Крымчакскую песню я тоже пою. Вот "Каиль" (это "гвоздика"). Слова такие [співає]: Гвоздика ты моя, что ж ты на меня так сердишься. Если бы я знал, так не полюбил бы тебя. Гвоздика, когда вянет – желтеет, потом багровеет и высыхает. Но, я договорился с твоим отцом – все равно будешь моя, Не сердись, не обижайся, улыбнись. УА: А сколько сейчас крымчаков осталось? НБ: А кто знает? Здесь, наверное, человек 150-160. УА: Идет ассимиляция? НБ: Очень. УА: Уже нет традиции родственных браков? НБ: Традиции мы соблюдаем. И молодежь хочет придерживаться. Но замуж выходят за того, кого любят [сміється]. И вот племянник мой говорит: я крымчак. Мама у него русская, а он говорит: я – крымчак. УА: Каким вы видите будущее Украины и Крыма в целом? НБ: Я дружу с еврейской общиной, дружу с чехами, азербайджанцами, корейцами, татарами. Здесь разные народы живут, но ни один не может похвастаться, что он спокоен за будущее своих детей. Потому что нет ни одной фабрики, ни одного завода. Ни одного такого предприятия, которое бы изготавливало собственную продукцию. Мы полностью зависим от пришлых. 19

Это не пенсия, которую платят, – это смех. На нее невозможно купить лекарства, которые мне сейчас необходимы, на нее невозможно купить продукты. Еще говорят, что будут прибавлять за газ, за отопление. Это издевательство над людьми. Весь народ в шоковом состоянии. Я хочу, чтобы были замечательные фабрики, заводы. Чтобы они работали современнейшем оборудовании. И тогда здесь будет и туризм, и все будет отлично.

на

УА: Что бы вы пожелали молодежи, будущим поколениям? НБ: Я хочу, чтобы поколение, которое растет, умело ценить культуру. Духовное богатство – это больше, чем богатство от пищи. Если будет духовная чистота, и человек будет духовно насыщен, то у него будет все. Я хочу, чтобы верили в Бога. Я и сама верю в высшие силы. И я надеюсь, что Бог воздаст каждому по достоинству. Пусть о нас не забудут. Мы оставляем вам нашу историю. Пусть живет в памяти людей этот народ. Само слово "Крым" все-таки от крымчаков. Потому что крымчаки убирали гласный звук в слове Кырым – получался Крым. Может быть крымчак – это оставшийся скиф? Как знать? Но я привыкла считать себя сестрой иудейского народа, крымчачкой. Я с этим народом разделила всю горечь судьбы и познала радость признания как человека, равного другим людям. В трудную годину они поддержали меня морально и материально. Очень полюбила азербайджанку – Арифу Мухтарову, которая перевела на азербайджанский язык все мои стихи из книги "Феникс". Особенно хорошо переведены ею стихи о крымчаках.

Арон БАЛАКАЙ На подвір’ї караїмської кенаси у Сімферополі м. Сімферополь, АР Крим, 3 липня 2013 р.

Арон Якович Балакай народився 1932-го року в родині караїмів. Дитинство Арона Яковича проходило у Євпаторії, доки не закінчилась Друга світова війна. Він був двічі одружений, від другого шлюбу має сина. Відчуває себе караїмом. Намагається зберегти культуру та традиції свого народу. В його родині завжди розмовляли рідною караїмською мовою, але зараз Арон Якович її забув і розмовляє російською. Арон Балакай – АБ Україна активна – УА АБ: Я являюсь потомственным караимом. Родился в 1932 году в Евпатории, потом переехали в Симферополь, отец построил дом на улице Красноармейской, там и проживали. В 1938 году отца забрали на Финскую войну, оттуда демобилизовался. Когда началась Отечественная война, отца забрали в первый же день. Из Евпатории приехал дедушка, мать и троих детей – меня, брата, и сестру старшую – увез в Евпаторию. Всю войну мы пробыли там. Дедушка – ФАРУНДА Яков Аронович – был казначеем кенассы 23 в Евпатории. Все мое детство прошло в Евпатории, пока отец не демобилизовался в 1945 году. С друзьями-товарищами во все заброшенные дачи лазили, кенассу посещали. Дедушка мой был столяр-краснодеревщик, а я был у него подручным, помогал ему во всем. У дедушки еще был сын, его тоже забрали в армию во время войны, он пропал без вести. А у мамы была сестра: во время войны, когда немецкие самолеты пролетели, у нее разрыв сердца случился, и она умерла. УА: Что вы помните из периода оккупации? АБ: В школу ходил, больше ничего не помню из развлечений . Во дворе у нас румыны стояли: телеги большие, лошади, угощали детей монпансье разными. УА: А папа Ваш чем занимался? АБ: Специальность у него "парикмахер". На углу Самокиша и Кирова была парикмахерская от ОРСа24. Помню, возле этой парикмахерской, как один татарин, герой Советского Союза, пришел после войны, и мало того, что у него не осталось семьи – была выслана, так еще и ему сказали в течение 24 часов покинуть Крым. Это было началом депортации татар из Крыма. УА: А до того, как татар депортировали, какие отношения с ними были, как общались? АБ: Нормально, вражды не было. Во время войны, когда евреев и крымчаков расстреливали, немцы сказали, что и караимов будут расстреливать. Все родство собралось, пошли в школу спрятаться (дедушка был завхозом в школе). А там казармы немецкие были, они увидели большую группу людей, и мы побоялись, что нас всех расстреляют тут же, вернулись домой и дедушка нас всех повез к одному татарину-портному. Он всех нас принял, покормил и уложил спать. А утром, когда все успокоилось, и никто никого не собирался расстреливать, 23 24

Кенаса – молитовний будинок караїмів. Відділ робочого постачання (від "Отдел рабочего снабжения", рос.).

караимский староста пошел в Гестапо и доказал, что мы никакого отношения к евреям не имеем, и нас оставили в покое. А когда советские войска освободили Крым, этого старосту взяли в комендатуру, и он месяц просидел у них в подвале. Вот так. Да мы имели бесплатное образование и медицину, какая она была, это другой вопрос. Много было хорошего и отрицательного. Об этом можно много говорить. УА: А как объясняли местному населению депортацию крымских татар? АБ: Как ненадежные элементы. УА: Были какие-то попытки защитить людей, вмешаться в процесс? АБ: Нет, не было. Это ж советская власть была… и решали они за всех. УА: С войны Ваш отец когда вернулся? АБ: В 45-ом году, а в 46-ом у меня два брата-близнеца родились. УА: А вы школу закончили в Евпатории или в Симферополе? АБ: В Симферополе. Отец приехал за нами в 46-ом году, квартиру на Красноармейской освободили, сделали ремонт. Отец потом всю жизнь проработал парикмахером. Я закончил 7 классов и пошел в ФЗО25. Напротив Центрального рынка были Симферопольские авторемонтные мастерские, я там работал слесарем, а после перешел работать наладчиком швейного оборудования в артель "детодежды". Мне тогда 14 лет было. В 51-ом году меня призвали в армию, служил я на Балтике, в морской пехоте – Краснознаменная отдельная Киркенесская Ордена Ленина и Ушакова бригада. В городе Балтийск в/ч 56193. УА: Как служба прошла? АБ: Хорошо, никакой "дедовщины" не было абсолютно. У нас в батальоне были татары казанские и башкирские, балтийцы, русские. УА: А сколько лет служили? АБ: 4 года, 14 ноября я призвался, и 14 ноября демобилизовался. Я хочу подчеркнуть, что латыши, эстонцы и литовцы очень организованные и спортивные ребята были. По Балтике наш батальон занимал І-е место по достижениям, спорту, художественной самодеятельности. У нас был в войсковой части такой Тишкус ОСВАЛЬД – очень талантливый парень, боксер, и консерваторию закончил. Организовал хор у нас, я и сейчас помню, как хор исполнял "Амурские волны". Исключительно! Я сейчас вот смотрю московские парады, морскую пехоту показывают, обмундирование, конечно, совсем современное – совсем не то, когда мы в порт Пиллау26приехали. Одна разруха была, мы сначала жили в деревянных казармах, а потом уже построили каменные пятиэтажки. УА: Но здесь, наверное, тоже была разруха? АБ: Севастополь был полностью развален, а Симферополь не очень, Евпатория также не очень пострадала. 25 26

Фабрично-заводське навчання (від "фабрично-заводское" обучение, рос.). Нині Балтійськ Калінінградської області РФ.

УА: Чем занимались, когда вернулись из армии? АБ: Пошел работать. На Краснознаменной была "Артель им. П. Осипенко" – чемоданы делали, я поступил туда слесарем, а после перешел на фабрику "Ильич", был наладчиком обувного производства. УА: И долго проработали там? АБ: Лет 10 проработал, после переквалифицировался на звукозапись. На пенсию я ушел после 48 лет стажа, но и потом еще работал электриком и слесарем в "Крыминдтрикотаж". УА: А как ваша личная жизнь сложилась? АБ: После армии женился, от первого брака детей не было. Со второй женой по убеждениям не сошлись, но связь держим, вражды нет. От второго брака родился сын, Дмитрий. УА: Вы женились на русской? АБ: Да, на Валентине Андреевне, девичья фамилия Полякова Она всю жизнь проработала на телеграфе телефонисткой в г. Саки. УА: Внуки есть у Вас? Правнуки? АБ: У сына сын родился, ему уже 7 лет, он живет в Израиле, в городе Иллат. Сын мой был в Канаде, сейчас он здесь, собирается обратно в Канаду и хочет забрать семью к себе. УА: А вы сейчас в Евпатории живете? АБ: Нет. Я уезжал в Израиль, прожил там шесть, но больше не смог, вернулся. Израиль – это райский уголок, но чтобы там жить, там надо родиться. В Крыму купил квартиру в поселке Школьное, живу там уже 9 лет. Неплохое место, чистый воздух, магазины, все есть. УА: Вы всегда чувствовали себя караимом? АБ: Да, у нас дедушки, прадедушки, бабушки, прабабушки – все караимы. УА: А вы на караимском языке дома говорили? АБ: В семье у нас общались только на караимском языке, но со временем я уже позабыл. Сейчас не общаюсь. УА: А блюда в семье национальные готовили? АБ: Да. Хамур-дама – пельмени с бульоном. На праздники разную выпечку бабушка делала, в армию мне прислали посылку, мелкие такие пирожочки, с изюмом, с орехом, с другими начинками разными. И сейчас мы печем "пурим" – пирожочки. Я сам пытаюсь сделать, но не получается. Чебуреки, караимские пирожки делаем, кубэтэ. УА: После того, как Украина получила независимость, что-то изменилось? Это событие отразилось на вашей жизни? АБ: Конечно! Все в запрете, не хотят нас признавать, не хотят отдавать это здание – тридцать лет эксплуатировали, до чего довели, и еще не хотят отдавать! Кто теперь будет делать такой колоссальный ремонт, караимы такими средствами не располагают. 23

УА: Какую бы вы хотели видеть Украину через пять лет, десять? АБ: Справедливой. Ко всем нациям, ко всем жителям Украины. Я прочитал газету, я не знал, что была такая газета – "Крымскую правду" со статьей, которая вышла 23 мая, говорят, внештатного журналиста пригласили на Чуфут-Кале, на праздник, он все это посмотрел в своем ракурсе, написал статью большую. Я когда прочитал, я возмутился. Я написал статью в "Крымскую правду", попросил редакцию, чтобы он извинился за свое незнанием. Вышла небольшая статья, правда, не как я написал, с подзаголовком "Караимы – гордая нация"... Стремиться к справедливости, к счастью, а не к вранью.

Микола БАЛАШОВ Асоціація національно-культурних товариств Севастополя, м. Севастополь 19 липня 2013 р.

Микола Миколайович Балашов – представник мордовської спільноти Криму. Народився 1952-го року у с.Кішали Атюр’євського району (Республіка Мордовія, Росія). Одружений, виховує двох синів. Пан Микола є організатором мордовського культурного товариства у Севастополі вже кілька років поспіль. У сімдесятих після одруження переїжджає до Криму, де працював у колгоспі Червоногвардійського району. Потім вступає до Одеської школи міліції, після закінчення навчання її спрямували на службу у Севастополь, де мешкає і досі. Сім’я пана Миколи підтримує тісні зв’язки з батьківщиною, дотримується традицій. Вдома спілкуються рідною мовою, готують страви національної кухні. Україна активна – УА Микола Балашов – МБ МБ: Встретил красивую девушку. Женились. Анастасия Ивановна приехала в село Кишалы по направлению, после окончания медицинского училища. У моей молодой жены была подруга – здесь в Крыму. Она и говорит: "Поехали в Крым!". Приехали. Естественно, нас встретили. Мордва – гостеприимный народ, встречают, как своих. Определили, "угол" дали: "Вот, пока устраивайтесь, ищите, куда устроиться. УА: А где именно в Крыму? МБ: Они жили в селе Восход, Красногвардейского района. Это раньше был колхоз-миллионер. Приехал я к председателю колхоза, он говорит: "Я вас с удовольствием возьму, но для вашей жены нету по специальности работы. Я ж ее дояркой не могу взять. А у нас больницы нет". Я в колхоз "Россия", а потом рядом "Дружба народов". Туда пошли – то же самое. И вот так вот несколько колхозов обошли, и в итоге нашли колхоз "XXI съезда КПСС", село Марьяновка, это тоже Красногвардейский район, где и мне, и ей работу предложили. УА: И в Марьяновке вам жилье какое-то дали? МБ: Да нет, с самого начала там тоже своеобразный казус случился. Дело в том, что, когда мы приехали, там говорят: "Ну, в течение года, может, двух, дадим. А сейчас..." – говорит, "вы ж с Мордовии, мы вам рекомендуем, к земляку обратиться". Я говорю: "Не понял". Он говорит: "Да, есть такой", называет. Мы, естественно, встретились. И когда я изложил суть просьбы, он говорит: "Да сколько надо, столько и живите. У нас вон с дедом уголок есть. У нас хата большая. Пока дадут – поживите". Я пошел работать шофером, машину дали. Жена устроилась в фельдшерский пункт. Собственно говоря, вроде как жизнь стала налаживаться. И тут мне секретарь партийной организации, очень хороший человек был, говорит: "Николай, вот ты, вроде как, пишешь нормально. У меня есть должность секретаря комсомольской организации, но она у нас выборная. Она числится в колхозе как освобожденная должность, но поскольку женщина, которая на ней числится, работает бригадиром виноградарей, ей некогда комсомольской работой заниматься. Вот, давай ты будешь заниматься комсомольской работой, плюс еще инструктором по спорту. "Ты каким владеешь спортом?" Я говорю: "Да я когда-то борьбой занимался". "О, у нас комсомольцев как раз будешь подключать к этому делу". Я, 25

естественно, согласился. Чтобы комсомольские взносы собирать, мне приходилось по отделениям бегать и на своих двух ногах собирать. Поработал, секцию открыл по вольной борьбе. Всё нормально, люди пришли. Но, честно говоря, посмотрел – нет, говорю, это не моя стезя. И я пришел, говорю: "Знаете, давайте лучше обратно шофером, а потом посмотрю, определюсь. Это что-то не по мне". Я опять шофером пошел, а потом хотел поступать в Харьковский юридический институт. Собираюсь, готовлюсь уже, в библиотеку хожу в свободное время. А там работал человек, который когда-то в пожарной части служил. Он говорит: "Николай, тебе я не рекомендую туда поступать. Туда поступают школьники, а ты конкурс не пройдешь, они только что окончили школу, а ты когда закончил?" А куда тогда? Он говорит: "Есть Одесская школа милиции, там два экзамена". Историю сдавали и сочинение. И я поехал в Одессу и поступил. Жену отправил я обратно к своим родителям в Мордовию, и она два года работала в фельдшерско-акушерском пункте, который у нас, – в селе Кишалы. А я учился в Одессе. А после окончания у нас было направление в Севастополь. Я здесь практику проходил. Мы сюда приехали, естественно, тоже жилья нет. Но хорошо, друзья помогли, нашли. Одну комнату в пятикомнатной квартире – 8,9 кв. метра – сдали нам. Вот на такой площади я пять лет работал, служил в розыске. И только после этого дали здесь уже квартиру. А как квартиру я получил – это тоже целая эпопея. Когда меня поставили "на очередь", я был сто двадцать девятый. Прошло пять лет – я стал сто двадцать четвертым. То есть на пять человек сдвинулась очередь. Я посчитал, когда мне дадут квартиру, я буду уже на пенсии. Я взял и написал письмо на имя генерального секретаря Брежнева, что я молодой выпускник, мне ничего не предлагают. Но от имени жены, естественно. Потому что, если рыпаешься, ты можешь уже завтра в розыске не служить. Дней через пять-шесть в Симферополь приехал представитель отдела кадров и говорит: "Вы тут написали генеральному секретарю. – Не писал, не знаю. – Да вот жена писала". Я говорю: "Это ж ее проблемы, я ж не могу запретить". Он говорит: "Вы пишите, что вам не давали квартиру". Я говорю: "А оно так и есть, мне общежитие даже не предлагали". Он говорит: "Ну, тогда подождите в коридоре". Через пять минут: "Заходи. Ты третий на очереди, тогда получите в этом году. Вы довольны? Мы ответим Генеральному секретарю. – Нет проблем, но только если не дадите, она и в ООН напишет, это такое дело". Ну, так в течение года и дали. Как говорят, скромность не всегда украшает человека. УА: А супруга ваша где работала, когда вы в Севастополь переехали? МБ: Она сразу устроилась в детскую поликлинику. Тут у нас более-менее с работой в Севастополе… Я во многих городах был. В Одессе учился, в Киеве был. Мне Севастополь как-то более родной. Хоть и в Москве, в Ленинграде я жил. Да, красиво все, но это не то. МБ: Не знаю, у кого как, а у мордвы так: вот если кто-то просто приезжает или в таком месте очутится, которое более-менее нормальное, естественно, что он у своих земляков останавливаться будет. И так вот близких у меня, родных братьев-сестер и двоюродных племянников очень много, естественно, по линии жены тоже. Приезжают, им нравится, они остаются. Работу находили, замуж выходили, женились, получали квартиры, работали. У нас и дом назывался, наша квартира, в которой мы живем, "космодром Байконур". То есть сюда приезжают – и отсюда стартуют. По три, по четыре приезжают иногда гости. Так вот принято. Нельзя же отказать. Вот я так их устраивал. Я всегда земляков искал. Вот попадутся 26

мне – я, естественно, более пристальное им уделял внимание. У нас так принято: если ты помог однажды человеку, он это не забывает никогда. И так всегда, думаю, будет. У меня была цель – земляков побольше находить. УА: Отец ваш, чем с матерью занимались там, в Мордовии? МБ: Я вообще-то без отца рос. А мать у меня всю жизнь колхозницей была. Потом она работала на кирпичном заводе, до самой пенсии. Тяжелый труд! И зарабатывала копейки. Она и сейчас там живет, я сюда только на пару месяцев летом ее забираю. Конечно, здесь намного лучше. УА: Когда в розыск пришли работать, не скучали по сельской жизни? МБ: Я когда учился в школе милиции, почувствовал оторванность от сельской жизни и резкий контраст. Даже форму когда первый раз одеваешь, думаешь, на тебя тут весь мир смотрит… Да, конечно, тянуло к родным местам. Я как-то привык, в своем коллективе, со своими друзьями. Я всегда, всю жизнь мечтал иметь высшее образование и работать не руками. Голова вроде как "варила" неплохо, в школе учился. И я вот от оперуполномоченного дослужился до начальника розыска, потом замначальника райотдела был, здесь служил. Как говорят, не достиг полковничьих погон. Так вот, скажем, средний я, старший офицер, майором ушел с должности. Так, немножко не повезло, такая жизнь. УА: И с высшей партийной школой как-то тоже не сложилось. МБ: Ну да, видите, это тоже не моя стезя была. УА: А дома у вас родственники, мама по-мордовски разговаривали? МБ: Естественно. У мордвы как принято: если Кишалы – мордовское село, "мокшанское" 27, значит, все говорят по-мордовски. Но когда приезжает гость, который русский, допустим, там уже все начинают говорить по-русски, потому что нельзя обижать гостя, чтобы он не думал, что про него что-то такое говорят. У меня и дети, собственно говорят. УА: Вы когда еще в селе жили, много было традиций мордовских? Какие-то обряды, венчания, свадьбы? МБ: Конечно. Взять даже простой свадебный обряд. У нас свадьба состоит из разных этапов, то есть свадьбу раньше гуляли целую неделю. И вот даже когда я уже женился, почти что так все было, как тогда, раньше. Но немножко по-другому. У нас национальный напиток – брага, "боза" называется. Это напиток безалкогольный, но если в течение нескольких дней находится в емкости, уже градус начинает появляться. УА: А из чего делают? МБ: Ржаной солод, как вот пиво делается, практически одинаково, только туда не кидают сахара. Сахар только кидается, когда обжигаются сахарные куски, для того, чтоб цвет дать, более черный, потому что брага должна быть такая черная, пенистая. У нее там плотность где-то тридцать-сорок процентов. Пьешь – ты уже кушать не хочешь. И она особенно хороша с блинами мордовскими. УА: А блины мордовские отличаются? 27

Тобто фіно-волзьке. Mокша, мокшани – тубільне фіно-волзьке населення Середньої Волги.

МБ: Конечно, отличаются. В каждом районе блины пекут по-своему. Помню, у моей тети блины были очень толстые – почти с палец толщиной, пористы и цвет желтый. Когда кушаешь – один или два, уже еле-еле осиливаешь. А есть блины, которые подают тонкие, блинчики такие. Мы, кстати, каждый год ездим туда на Троицу – так принято, что в день Троицы со всех концов бывшего Советского Союза приезжают родственники, поминают своих близких. Это, по-моему, везде так, и чуваши так делают. И я считаю, что это правильно. Память о родителях – это не родителям нужно, это детям и будущим поколениям. УА: Еще были какие-то национальные блюда, которые с детства помните, которые больше не пробовали нигде? МБ: Когда я женился, и первый раз попал в село Молчаново Ельниковского района, где моя жена жила, там попробовал блюдо, которое называется "салма". У нас в селе такое не делалось. Если вкратце, то это суп, но как с галушками. Там ингредиентов очень много, поэтому я не могу сказать, из чего это делается. Еще "селянка" есть – национальное мордовское блюдо. Это когда свинью закололи и из внутренних органов – сердца, печени, селезенки, кусочков мяса – суп делается. Довольно вкусный суп, свежий тем более. Но это я не пробовал. Украинская кухня, конечно, богаче, чем наша. Везде свои особенности. УА: Вы когда с женой сюда переселились, сохранили национальные традиции? Может быть, ваше мордовское сообщество отмечает какие-то мордовские праздники? МБ: Да, мы эти традиции сохранили. Но дело в том, что, может быть, не каждый день делаем наши национальные блюда. А когда собирается наше общество, и мы проводим мероприятия, то обязательно готовим. Моя жена всегда блины готовит. У нее по-своему получается, вкусно. К сожалению, брагу не получается делать, потому что это долго возиться, два-три дня надо. Да и ингредиентов таких не достанешь. Это очень трудоемкий процесс, поэтому она не делает. Кстати, у нас вот, помню, холодец почему-то делался всегда из головы. Свинью закалывали где-то в ноябре, головы, ноги оставляли, и это на холодец шло. Туда чеснока кидали много. УА: Когда вы переселились в Красногвардейский район, кроме вас какие еще национальности сюда приехали? МБ: Так там со всего бывшего Советского Союза. Практически все эти села были переселенческие. Люди разные были – и чуваши, и татары, и кого только не было. Но все поддерживали отношения. Не разделяли – этот такой национальности, а этот – такой. Нормально всегда было. Самое главное – хороший человек. Это зависело не от национальности. УА: То есть села были смешанные, компактного проживания не было? МБ: Нет, там и украинцы, белорусы, русские, татары, армяне, кого только не было. Со всех концов Советского Союза были. Интернациональные практически села были. Может, так даже лучше было. Друг у друга перенимали что-то, это ж было хорошо. Никаких распрей не было. Мне это нравилось.

Сейчас вот смотришь – у нас в Севастополе такого нет, но в других селах распри происходят на национальной почве. Глупость, считай. Какая разница, какой человек национальности? Был бы он хороший человек. Эстонец, или мордвин, чуваш, да какая разница! УА: Ходили в гости друг к другу? МБ: Да, конечно. Друг у друга перенимаешь и культуру, и кухню, и одежду смотришь. УА: А праздники какие у вас мордовские? МБ: Православные поминки по умершим когда делают? Три дня, девять, сорок – да? А мы еще двадцать, кроме этого, еще делаем – по-мордовски называется "гужа". На могиле его полотенце или национальную одежду вешают, молитвы читают. Это ж дохристианское еще. Так вот принято. Остались эти традиции. Пасха – это по-христиански, а у нас называется "Очижи". Это наибольший праздник. Очижи – самый большой бог. У нас в селе, например, помню, что ребенок должен был во все новое одет. Начиная от носков и кончая картузом. Баня, стрижка. Вот это такое праздничное настроение. Крестная мать идет и тебе подарок несет. Рубль принесет или яйца. А крестный папа придет, тут у тебя деньга появится? Кино тогда пять копеек стоило. О! Полгода можешь ходить в кино. УА: А у вас в селе была церковь? МБ: Да, у нас до сих пор есть. Хорошая церковь. Раньше ж ведь строили друг от друга на расстоянии 10 километров. Они как-то так построены – треугольниками. УА: Не разрушили при советской власти? МБ: Естественно! Я еще помню, нас заставляли с пола кирпичи брать. Школу строят, а не хватает. Вот оттуда, директору дают добро. Там икон сколько было! Естественно, сейчас опять восстанавливают, приход открыли, а уже не тот блеск. Такие времена были, к сожалению... УА: До вас мордовского общества здесь не было? МБ: Не было, конечно. Организовали это общество 17 ноября 2009 года. Но, вы понимаете, на пустом месте ничего не бывает. Я уже говорил, что с земляками познакомился, родственники сюда приехали. То есть у меня уже исходный материал был, мне не надо было искать. УА: Вы на пенсии были? МБ: Да, но все равно работал. И нас пригласили на Старый Новый год, который организовывает АНКОС – Ассоциация национальных культурных обществ Севастополя. Меня, к сожалению, самого не было, я на работе был, а мои девочки, жена, родственники, они их пригласили. Они посмотрели, говорят: "Слушай, там так хорошо, надо вступать". Я говорю: "Какие проблемы, вступаем". Быстренько мы это общество зарегистрировали. Естественно, мне уже начали помогать. И мы вот с тех пор вроде как влились в этот коллектив. Потом ансамбль организовали. А чтобы ансамбль создать, нужны музыканты и, естественно, национальные костюмы. Исполняем народные мордовские песни, стараемся на дисках записывать. Двадцать песен уже есть в репертуаре. УА: А вы поете? 29

МБ: Да. Я сам и песню сочинил. УА: Расскажите о ваших детях. Чем они занимаются? МБ: Старший, если не ошибаюсь, уже три года на пенсии, майор. Сейчас он в службе безопасности в одном из банков. А младший, он тоже майор. Женатый. Дети есть у них. Так что я уже дважды дедушка. Вот, третьего ожидаем. УА: Сыновья ваши говорят по-мордовски? МБ: Да. Я и внука учу, Никита, внук у меня, в четвертый класс перешел, он у нас на репетиции иногда приходит. Он с нами поет иногда, слова знает, то есть интерес у него есть. Плохо, что мать у него русская, – не придает этому значения. Если б с нами жил, он начал бы общаться, конечно, быстрее, язык бы освоил. УА: А ремесла какие у мордвы? МБ: Например, на родине Эрзи28 знаменитые валенки до сих пор делают. И красивые. Там их делают на очень высоком профессиональном уровне. Продукция идет по всему миру. А другие делают деревянные поделки, начиная от кукол всевозможных, фигур. Они эту продукцию продают, выставки у них проходят. УА: А у вас здесь в обществе никто не занимается ремеслами? МБ: У нас есть ДЕВЯТАЕВ Николай Семенович, он по дереву, художник сам. Но он так – в свободное время делает. А как-то других уже практически нет. Потому что у молодежи это в школе не преподавалось, специальных училищ они не заканчивали, и это все уходит. Я посмотрел национальную одежду, у них там узоры – это обереги… Там целая наука. Это надо знать. И в каждом районе, между прочим, узоры почему-то были практически разные. В нашем районе заходишь в магазин, так продавцы до сих пор в национальной одежде ходят. Они в этом отношении молодцы, не стесняются. Вот раньше многие стеснялись национальности, и на своем языке не разговаривали. А сейчас… Они правильно делают, что сохраняют культуру.

Степан ЕЕрзя (справжнє – Степан Дмитрович Нефьодов, ерз. Нефедовонь Митреень Степук, 1876-1959 рр.) – ерзянський скульптор, один із найвідоміших митців у світі, що працював із деревом. 28

Віктор БАРРАС Вдома у пана Віктора, м. Сімферополь, АР Крим 22 липня 2013 р.

Віктор Георгійович Баррас народився в Сімферополі в жовтні 1957 року. Його батько – француз, мати – українка. Віктор працює в Художньому фонді Спілки художників України. Його французькі прародичі приїхали до Криму на початку XIX сторіччя. Багато років пан Баррас працював на об’єктах в Києві. Також працював у Москві на реставрації Великого театру. Чотири роки займався реставрацією в центрі Парижа – працював над відновленням центру Еліот Санта Норе. В 90-ті займався ювелірним мистецтвом, робив вітражі. Вважає себе щасливим, бо прожив своє життя на землі, де народився, і яка завжди для нього була домівкою. Україна активна – УА Віктор Баррас – ВБ ВБ: Во дворе дома в Симферополе, где я родился, жила большая семья моего отца, сестры моего отца и семья второй сестры. Все говорили на французском языке. В этом дворе жили все близкие и дальние родственники. Приезжали из Мурманска, из Архангельска, из Ростова-на-Дону, из Москвы. Большой двор с виноградной беседкой. Это были самые счастливые годы жизни. Потому что все, что нам дается в детстве, воспринимается как благость Господня. А потом теряем мы эти чувства. Мой отец – француз Жорж Баррас. Его сестра, Генриетта Урбанская, вышла замуж за поляка, известного футболиста симферопольской команды. И еще [была] одна сестра – Матильда Викторовна. Родился я в октябре 1957 года. Отучился в 3-й школе, в которой потом учились все мои дети. И, наверное, уже и внуки будут учиться в этой школе. Поступил в техникум на железнодорожно-строительное отделение. Закончил его и пошел на работу в Художественный фонд Союза художников Украины. Это было в 1975 году. Там я и работаю по сегодняшний день. УА: А как вы после железнодорожного техникума попали в Художественный фонд? ВБ: Я с 14 лет приходил в мастерские, в которых работал мой отец. Эта среда была настолько мне интересна и близка, что отказаться от такого счастья – общения с людьми, занимающимися творчеством, – было невозможно. Естественно, еще учась в техникуме, я пришел работать в Художественный фонд. Причем на одну из интереснейших работ, которые велись в те времена, – в Ливадийском дворце. Рядом с ним восстанавливался санаторий Министерства обороны, примыкающий к нижней Ореанде, к даче Брежнева. Это были объекты государственной важности. После армии я поступил в художественное училище, наше, симферопольское. Это было закономерно. И стал работать со своим учителем, близким уже другом – Анатолием Вольмировичем. После училища я поступил в "Мухинку" в Санкт-Петербурге. Ныне это Академия монументально-декоративного искусства "Школа барона фон Штирлица". Это заведение стало моим вторым домом. 31

Шесть лет, прожитых в Санкт-Петербурге, – с 1986-го по 1991-ый – оставили неизгладимый след в моей жизни. Потому что это были не только годы учебы, но и годы, когда менялся весь мир. Происходила перестройка, менялись ценности. Но, как ни странно, в нашем учебном заведении это никак не влияло ни на обучение, ни на жизнь, ни на отношения. Мы оставались такими же, как и есть, еще больше углубляясь в творчество, в искусство. Появились близкие и надежные друзья, с которыми мы общаемся и поддерживаем отношения. Учителя, которые дали школу не только в понимании композиции, живописи или рисунка. Это еще и люди, которые дали понимание жизни. Окончив институт, я вернулся в Художественный фонд. У меня были уже пожилые родители, и, естественно, я должен был их досматривать до последнего дня. Мой отец прожил 83 года, а моя мама прожила 90 лет. Шесть лет назад я похоронил ее. Смотрел до последних дней. Это жизнь… В 1997 году я вступил в Союз дизайнеров. В 2001 году стал членом Союза художников. Многие годы работал на ответственных объектах в Киеве. А самыми знаменательными были годы, проведенные в Париже. Четыре года я занимался реставрацией центра Элиот Сант-Оноре – "Приют святой честности". Я занимался реставрацией парадных лестниц, входных балконов, витражей, выходящих прямо на Лувр, на набережную Сены. УА: Ваша мама тоже француженка? ВБ: У мамы моей фамилия Чудесенко. Она из казацкого рода. Моя бабушка – Кротько-Наумова. Это казаки, которые после русско-турецкой кампании вернулись в Крым. Мой прадед был сотенным казаком в поселке Альбузлы, ныне Грушевка. Когда он ушел в отставку, работал кузнецом при заставе делал кованные работы для Топловского монастыря. Делал кованые кресты, ворота, входные двери в монастырь. Там и похоронен. УА: По маминой линии у вас все предки местные? ВБ: Местные. Но если так судить, то по папиной линии французы, которые поселились в Крыму, намного раньше приехали – в начале XIX века. Из Санкт-Петербурга приехала моя прапрабабушка с прапрадедушкой. Они жили и работали на Каменном острове у княгини Пружанской в имении, были преподавателями. Мой прапрадед Рено Реймонд создал первую школу для малоимущих детей в городе Ялте. Моя прабабушка, о которой мне всегда хочется вспоминать, – Франслин Баррас (Рено-Раймонд) – родилась в Санкт-Петербурге. Она прожила долгую жизнь в Крыму. Представляла княгиню Пружанскую в дворянском собрании в городе Симферополе. Это все задокументировано в краеведческом музее. Управляла имением княгини Пружанской в Коктебеле, Феодосии. После революции уехала во Францию. Со своей старшей дочерью успела побывать еще и в Канаде. Муж ее старшей дочери – известный русский архитектор Силаков. Потом вернулась в Париж, и умерла там в конце 1939 года. [Показує фото]. Удивительнейшая история произошла с этой фотографией. Я когда-то показал ее одному экстрасенсу, биоэнергетику. Это было в 1995 году. И он мне рассказал, что я через пару месяцев получу весточку с севера Франции: "Вас найдут родственники, и ваша жизнь изменится кардинально". Я не предал значения. Через два месяца родственники из Франции написали письмо. Оно здесь хранится в документах. Прислали массу информации, разыскали меня. Связи с родственниками возобновились. И было очень интересно, приехав 32

во Францию, доставать фотографии, которые я в 7 лет нашел в подвале. Вдруг оказалось, что точно такие же фотографии есть и у них. ВБ: Родственники, которые разыскали меня, были близки не только по духу, но и по профессиям. Аделина Гелен – дизайнер, архитектор одной из крупнейших компаний. Она дала мне рекомендацию для работы в одном из центральных реставрируемых центров Парижа. Это целый квартал прямо напротив Лувра. В течение 4-х лет я проработал в Париже. Это прекрасная школа. Когда оканчиваешь институт, тебе кажется, что ты уже все познал, и нет ничего, что тебя могло бы остановить. Но когда ты сталкиваешься с работами мастеров прошлого, ты понимаешь, что ничего не знаешь. Это была хорошая школа мастерства, хорошая школа искусства. Но в то же время это была хорошая жизненная школа, которая позволила в очередной раз самому себе доказать, что жить человек должен в том месте, на той земле, на которой он родился. И это, наверное, то, что хотелось бы донести каждому. Эти пропорции неба, воды, земли, гор откладываются в нашей памяти. И мы именно в этих пропорциях воспринимаем всю жизнь. Мы много можем говорить о менталитете того или другого народа. Можем принимать это все, можем отрицать. Но мы такие, какие есть. Без всякого пафоса, без всяких надуманностей. Мы есть плоть этой земли. Нам нужно жить на этой земле. И когда люди говорят о национальности, о народности, когда люди помнят свои корни – это очень хорошо. И как мы можем какую-то народность или национальность возносить, превозносить, ставить выше или ставить какой-то ранг, первый или второй, когда в нас смешаны столько корней в каждой семье, в каждом доме. Моя бабушка КОЛОМБ родилась в Марселе, но предки ее из Испании. БАРРАС из Парижа. А француз Рене Реймонд родился в Санкт-Петербурге и приехал сюда. А по маминой линии – Чудесенко, Кротько, Наумовы – украинцы. Это огромные семьи, которые здесь родились и жили. И я воспринимаю этот мир так же широко и открыто, как все мои предки вместе взятые. УА: Вы сказали, у вас была большая семья. Вы все говорили по-французски? ВБ: В основном говорило старшее поколение – тети, бабушка. [Показує фото] Это мой прадед Селестен Коломб. Почему Селестеном его называли? Потому что по-русски Семен. А это его супруга – Тереза. Она прожила 111 лет. Она умерла в 1956 году, перед моим рождением. Ни одного слова не знала по-русски и говорила только на французском языке. Зарабатывала тем, что занималась вышивкой "ришелье". Вышивала белье, одежду. Ее дочь, Эжени, – моя бабушка. Ее все называли бабушка Женя. Она меня воспитывала. Я не знаю человека, который бы меня так любил, как моя бабушка. Она мне прощала все мои шалости, слабости. УА: Я так понимаю, вы, как Пушкин, по-французски научились говорить раньше, чем по-русски? ВБ: Нет. К огромному моему стыду я могу сказать, что французским языком я начал заниматься только в 1995 году, когда меня разыскали французские родственники. Не потому, 33

что это был запрещенный язык. Это был определенный менталитет нашего государства. Я вынужден был изучать французский язык для того, чтобы работать во Франции. [У меня] большая семья, много нужно работать, чтобы заниматься детьми, воспитывать внуков. Французы говорят, что одна жизнь всегда длиннее одной любви. Есть такая пословица. Но это индивидуально, и я не хочу никому эти мысли навязывать. У меня четверо детей, двое внуков. И смысл своей жизни я вижу в том, чтобы рядом со мной близкие родные люди увидели на моем жизненном примере, что можно жить простой человеческой жизнью. Любить хорошее вино. Любить красивых женщин. Самое главное, что красивее женщин, чем у нас, нет ни в одной стране мира. Говорят: француженки особенные. Действительно француженок с детства обучают, как себя правильно преподнести. Как завязать платочек, как подать руку, как бросить взгляд. Они, конечно, удивляют всех. Но красивее и лучше наших женщин никого нет на белом свете. И всегда и во всем существует именно женское начало. Я могу много говорить о своей прабабушке, о бабушке, о маме моей, которая воспитала не только нас, но и всех внуков, племянников. О сестре, о жене, о дочерях. УА: Кто-то еще говорит в вашей семье по-французски, как в вашем детстве? ВБ: К огромному сожалению, этого нет. Моя старшая дочка Людмила работает в Художественном фонде, занимается рекламой. Окончила институт туризма в Киеве. Знает французский язык, неоднократно ездила во Францию. В институте иностранных языков у нее была возможность [уехать]. Но она сделала, как мне кажется, такой же мудрый выбор, как и я. Жить надо на той земле, на которой мы родились. И общение, наш открытый менталитет, открытость нашей души намного ценнее всех тех изысков, которые мы можем получить там. Я долгие годы ездил во Францию и жил у своих родственников. В самом центре Парижа, на авеню Клибэр, соединяющем Эйфелеву башню с Триумфальной аркой. Это самый центр Парижа. И, естественно, все это окружено музеями. Прогуливаясь по Парижу, да и по пути на работу, я очень часто заходил в музеи. Париж – это жемчужина, в которой сохраняют всю информацию о художниках, о литературе, об искусстве. Когда поднимаешься на арку Дефанс в финансовом центре Бобур, то просматривается Триумфальная арка, арка Наполеона, Лувр, все построено в одном ритме, хотя в разных стилях. И увидеть это можно только лишь с одной точки. Это сколько же нужно было желания, любви вложить в эту архитектуру, чтобы такое построить. УА: У вас там появились новые друзья? ВБ: Конечно. У нашей семьи очень много друзей из Франции. В Ницце живут друзья, в Париже. Очень часто к нам в гости [приезжают]. И, конечно, родственники всегда желанны. Вот должны приехать две дочки моего брата Эммануэля. УА: Как изменилась ваша профессиональная деятельность в Художественном фонде в 90-е годы, после вашего возвращения из Питера? Как отразилось разделение Советского Союза на вашей работе? ВБ: В те времена в Художественном фонде работа была заказная. Это были заказы больших проектов. С прекрасными архитекторами – с Митюниным, Дегтяревым – мы делали Дворец Строителей, Дворец Профсоюзов в центре города. Эвакоприемник Артека, 34

исследовательский центр в "Никите"29, санатории, парки… Это были работы огромные, монументальные. После окончания института я вернулся и уже работал самостоятельно в области художественной обработки металла. Ювелирным искусством я занимался долгое время, что мне позволяло выжить в те суровые годы. [Занимался] витражными работами. У нас в Симферополе есть компания "Крымтур". Витражи в ее холле, кованые лестницы – это мои работы. Реставрировал социально-психологический центр. Я занимался реставрацией целого комплекса межрегиональной Торговой Палаты. Архитектором этого здания был КРАСНОВ. Познакомиться с архитектурой великого мастера очень приятно. Сейчас я обычно выполняю частные заказы. Сделал ряд работ в Конча-Заспе в Киеве, на южном берегу Крыма, в Форосе. Работал на реставрации Большого театра. УА: Сейчас вы в основном занимаетесь художественной ковкой? ВБ: В основном занимаюсь архитектурным металлом. Это кованые ограждения балконов, лестниц. Это не только черный металл, но и цветной: медь, бронза. Только что закончил большую бронзовую лестницу. Это действительно интересные объекты. Сейчас идет строительство в центре Гурзуфа. УА: А кроме художественного металла, что-то еще вас увлекает, творчество в каких-то других направлениях? ВБ: Я с огромным удовольствием делаю витражи. С удовольствием делал долгие годы "ювелирку", но по состоянию здоровья мне пришлось [с этим] расстаться. Ибо эти пайки, литье, тяжелые металлы – все отразилось очень грустно на моем здоровье. Поэтому я предпочитаю более простые материалы. Черный металл удивителен. Он практически передает характер человека. Он настолько прочен и эластичен, что его можно оттянуть до нитки. И он оставляет в себе такую прочность, что человек не может ни порвать, ни согнуть, ни сломать. Это целая философия. Вы спрашиваете о любимом занятии. Мы очень часто ходим в походы по Крыму. Именно летом, когда все едут на море, мы идем в походы. С моими друзьями, со старшим сыном. Он, кстати, пошел по моим стопам. Тоже окончил наше Художественное училище. Живет и работает сейчас в Санкт-Петербурге. У него своя мастерская. Женился на дочке моего друга. Вот у них родился сын Филипп. Я сожалею о том, что мой сын не рядом работает. Но в то же время я рад за него, что его желания, его мечты исполняются. Он сам принимает решения. УА: Что такое счастье для вас? ВБ: Наверное, с самого детства я начал задавать себе вопрос: что я делаю на этой земле? Откуда мы пришли, и куда мы уходим? И почему мы здесь сегодня, сейчас? Со временем мы понимаем, что мы ниоткуда не приходим и никуда не уходим. Какими мы появились на свет, такими же мы и уйдем.

Тут "Нікітський ботанічний сад", розташований поблизу Ялти.

Говорят, что слабые люди мстят, сильные люди прощают, а счастливые забывают. Когда ты забываешь обо всех горестях, мелочах и обидах, ты счастливый человек. Потому что все, что ты сделал в этой жизни, ты сделал для себя. Воспитывая детей, ты их воспитываешь для себя. Помогая пожилым старым родителям, ты это делаешь для себя. Помогая друзьям, встречая гостей, ты делаешь это только для себя. Ты не ждешь благодарности, не ждешь, что кто-то когда-то тебя вспомнит, нет. Этого не нужно. Ты счастлив от того, что ты сегодня, сейчас и здесь. А еще можно сказать, что ты счастлив не тогда, когда у тебя все получается, или… праздники, или встречи, нет. Иногда ты счастлив, даже когда у тебя не самые лучшие мгновения жизни. Но у тебя открывается душа, и ты счастлив от этого. УА: Вы считаете себя религиозным человеком? ВБ: Это очень сложный вопрос. Я считаю себя верующим человеком. Но я не могу сказать, что я религиозен, набожен. Но я свято верю, что существует Господь Бог. Что существует Вселенский Разум, который дает на земле людям право жить и быть счастливыми. И я принимаю все вероисповедания, которые есть на земле. А как могло быть иначе, если мой отец – католик, а мама – православная. Как я могу отнести себя к какой-то религии?

Алі БЕКІРОВ Вдома у пана Алі, м. Сімферополь, АР Крим 4 та 29 червня 2013 р.

Алі Муратович Бекіров народився 1945-го року в Узбекистані у місті Чуст. До Криму переїжджає у 1992 р. Довго не міг знайти роботи – працював на будівництві. Алі Муратович – заслужений художник, заслужений працівник культури Узбекистану. Зараз перебуває на пенсії, працює у Кримськотатарському академічному музично-драматичному театрі художником-постановником. Виховує двох синів та доньку. Старший син пішов дорогою батька. Алі Муратович цікавиться історією власного народу, і загалом багато читає, вивчає різноманітну історичну літературу, пише картини, працює з гіпсом та деревом. Добре спілкується рідною кримськотатарською, знає інші мови, має дві вищі освіти. Організовує виставки власних картин. На полотнах зображає історію свого народу. Україна активна – УА Алі Бекіров – АБ Зекіє Бекірова, дружина пана Алі – ЗБ АБ: Меня зовут Али Муратович Бекиров. Я родился в Узбекистане в местах депортации. Мой дед – Копчикчи Бекир. Он родился в 1859 году, умер в 1934 году в возрасте 75-ти лет. Его сын, мой отец, Мурат умер еще там, в Узбекистане, в возрасте 96 лет. Мой отец – фронтовик, всю войну прошел, в составе Прибалтийского фронта. Ордена, медали имел. Мой дядя Осман, старший брат моего отца, во время Великой Отечественной войны он погиб. В Крым отец приехал в конце 1945 года. А в Байдарах ни одного татарина не было. А он не знал об этом. Всех переселили, увезли. Тогда назывались они "высланцами" – "спецпереселенцами". Это слово – "депортированные" – потом придумали, через 45 лет. Не депортированные были, а высланные – спецпереселенцы. А там, в Байдарах был дядя Иван Сирик. Он был другом моего деда. А его сын Сережа был другом моего отца. И он говорит, почему выслали, непонятно. Никаких изменников не было там. И наоборот, эти татарские деревни бомбили наши же советские самолеты. С Севастополя направляли самолеты и бомбили татарские деревни. За что? Там и мужиков-то не было. Всех призвали в армию. Оставались дети. И даже тех, кто только школу закончил, тоже взяли в армию в самом начале войны. На войну было мобилизовано 60 тысяч татар. Восемь человек – герои Советского Союза, один – дважды герой30. Их фамилии забыты. Ни в одном музее не рассказывают, не признают. А Верховный Совет принял декларацию, постановление, в котором признали выселение незаконным и преступным. Целый народ... Ведь целый народ не может быть изгнан со своей родной земли. Этого не имеет права никто делать… Но это преступление было совершено. Ни в какой стране больше этого не происходило. До этого в 1939 году были высланы корейцы из Дальнего Востока. Привезли их в Среднюю Азию. Из Поволжья немцев выслали в Казахстан.

Амет-Хан Султан.

Всех крымских татар в 1944 году выслали отсюда с Крыма, чеченцев выслали. Калмыков выселили полностью. Ингушей, карачайцев. Просто наш народ был более послушным. В 1956 году они сами все приехали назад. А наш народ там обустраивался. Думали, государство опять перевезет. Мы законопослушные были, вот мы и застряли. Были высланы целые народы. Когда мы в Узбекистане жили, моего отца приглашали на 9 мая – День Победы. Тогда мы совсем по-другому жили. А сейчас мы сюда в Крым приехали – тяжело нам. Сколько наших таких фронтовиков есть. Ни один не участвует в парадах. Знаете, как это обидно? Их никто даже не пригласит. УА: А сколько вас детей в семье было? АБ: Пятеро нас. Они после меня все родились. Я старший. У меня родителей нет уже. Все мои братья еще там, в Узбекистане, они не смогли приехать. Сюда я приехал в 1992 году. Приехал и никуда не мог устроиться. И нигде не прописывали, не было жилья. Я как-то жил в вагончике. Там ничего не было, даже света. Зимой в голом таком вагончике я жил. Я даже не ложился – почти сидя спал. А вся семья еще оставалась в Узбекистане. Старший сын учился в институте. С семьей мы в разлуке жили 8 лет. А потом дочка поступила там в Узбекистане в педучилище. А она же без отца. И местные ребятишки, парни, начали к ней приставать. Жена испугалась и привезла ее ко мне. Я ее перевел сюда в педучилище и сам же устроился туда преподавать. Я там преподавал изобразительное искусство и методику преподавания, пока она не закончила училище. Здесь никуда на работу не принимали. Жена моя окончила институт русского языка и литературы в Намангане. Сюда приехали – ее не взяли на работу. Я пошел в Гражданстрой работать бетонщиком-плотником. Хотя имел два высших образования. Я был заслуженным работником культуры, членом Союза художников. Я приехал сюда в расцвете творческих сил, мог работать учителем в школе, но никуда не мог устроиться. Потом пошел на стройку. Проработал 10 лет и получил квартиру, как представитель депортированных. Возраст уже подошел, и я вышел на пенсию. И потом, позже устроился в театре художником-постановщиком. С тех пор я там работаю. УА: А какое у вас образование? АБ: Я окончил живописное отделение, получил художественное образование, также окончил исторический факультет. Высшее. УА: До приезда в Крым вы кем работали? АБ: Я преподавал в педагогическом училище и по совместительству в высших учебных заведениях. Вел начертательную геометрию. Художником творческой квалификации в Наманганской худож.-производственной мастерской. УА: Где находятся ваши картины? АБ: Часть дома, часть в музеях, в частных коллекциях, в Турции, Румынии, Канаде, США, Польше,Узбекистане, Киргизии и т.д.. 38

Когда сын женится и уйдет в свой дом, я хочу его комнату превратить в свою творческую мастерскую. Перенести сюда картины, мольберты. Чтобы на старости лет, никуда не выходя, я мог творить. Старший сын у меня тоже художник. УА: Скажите, вашему старшему сыну сколько лет? АБ: 40 лет. Средняя дочка журналистка. Она вышла замуж и живет в Белогорском районе, преподает. А младшему сыну 32 года. Он окончил факультет менеджмента. Работу мы ему не нашли, не смогли. Куда не пойдешь, везде требуют опыт работы. УА: А были моменты, когда вы пожалели что сюда приехали? АБ: Я когда в общежитии жил, мои картины как-то увидел один знакомый друга. И ему мои работы очень понравились. Его дочь как раз оканчивала 10 класс. А у них так – родители скидываются и покупают картины художников для школы. Родителям тоже эта работа понравилась – красивый вид на Голубой залив. Они собрали деньги и у меня эту картину купили за 3 миллиона купонов31. Я дочке курточку купил, кое-что еще, и на этом эти три миллиона кончились. Директор увидела [картину] и спросила, что это за АБЕК (это автограф мой)? А друг мой и ответил, мол, это наш крымскотатарский художник, член Союза художников Украины, и так далее. Она говорит: "Вы извините, мы берем работы только крымских русских художников. Верните. Эту работу не возьмем!". Он принес картину, оставил. Говорит: "Верните нам деньги". А нам тогда зарплату не давали. Вот в такую ситуацию я попал. УА: А когда с какими мыслями вы ехали в Крым в первый раз? АБ: Тогда был Советский Союз. Мышление у всех было одинаковое. Я ничего хорошего не ожидал. Никто не ожидал. Когда вышло постановление Верховного Совета СССР, мы ожидали, что страна введет предложения государственной комиссии. Там было написано – надо среди населения Крыма вести идеологическую работу, чтобы крымских татар правильно восприняли. Но этого не произошло. А оно должно было быть. Я верил в это. Советский Союз много допустил плохого. Но и хорошая сторона тоже была. Вот вы, молодые, только по рассказам о нем знаете, а мы жили в это время. В Советском Союзе было не настолько уж плохо. Обучение было все бесплатно. Ситуация изменилась не в лучшую сторону. Я закончил институт. Со мной вместе обучались и армяне, и греки, и русские, и узбеки, и украинцы. И я не хуже них. А почему мою работу не захотели взять? А потому что идеологическая обработка среди крымского населения не проводилась. Никакой просветительской работы не было. Если взять вандализм в татарских кладбищах, это просто страшно, что же будет дальше. УА: А с чего у вас началось занятия резьбой по дереву? АБ: Мой отец – сын Копчакчи Бекира. Он делал колеса, умел гнуть дерево. Я тоже это хорошо умею. Они делали и фигурные колеса. 31

Мається на увазі карбованців — перехідна грошова одиниця України у 1992-1996 рр.

УА: А вы хорошо говорите на крымскотатарском языке? АБ: Да. Мои родители очень хорошо его знали. Моя мама любила говорить на крымскотатарском языке, другого языка в семье и не было. Когда мы приехали в Крым, по-крымскотатарски говорили все. Наши дети и внуки уже не хотят говорить. Старики умерли. Мы оказались в такой ситуации, когда всё поменялось. Наши дети историю Украины лучше знают, чем свою. Но вот уже 20 лет строится крымскотатарская школа. Но мы ждем, что в этот школе в конце концов будут учиться мой младшие внуки. Ждем. УА: А сколько лет вашему браку? Как вы познакомились? ЗБ: 40 лет. В 1972 году мы поженились. Али Муратович – творческий человек. Он меня увидел, и я ему понравилась. Сунул мне в руку бумажечку и убежал. Я пришла домой, села. А там ребус. Я начала отгадывать. И все его признания понятны стали, ничего не надо говорить. Очень долго я его хранила. А потом, в связи с переездом, он где-то затерялся. Он учился еще год после нашего знакомства. Я стала получать письма. Он, между прочим, очень хорошо и стихи пишет. И когда стихи читаешь, то в начале каждой строфы из букв получается "З-е-к-и-е". УА: Расскажите о депортации. ЗБ: Когда в 44-м году выселили народ, то учебники все, естественно, переписали, как они себе все это представляли. Что дала советская власть? Она перемешала народы, она уничтожила религию, она уничтожила культуру, она уничтожила все. И насадила всем народам свою искаженную историю. Это был страшный период. А сколько человек погибло, когда мы были в Узбекистане! Сколько там было уничтожено, сколько посадили в тюрьмы – стоило только слово сказать! Мы там выросли. Теперь-то понятно, что мы не были предателями. Народ весь не может быть предателем. Может, единицы и были. Но еще архивы откроются, и правда выплывет наружу. А в Узбекистане тоже было нелегко жить. Потому что постоянно шла пропаганда против этого народа. У нас очень уважительно относятся к старшим. Когда бабушка умывалась перед намазом, мы с братом "ругались", кто первым принесет ей воды для омовения. Она делает намаз, и мы уходим от нее, как от чего-то священного. Даже нельзя дверь открыть, посмотреть. Я не помню, чтобы бабушка или дедушка были с нами строгими. Ни разу не помню, чтобы кто-то нас окрикнул или что-то сказал. У нас такое воспитание и уважение к старшим. Сейчас уже, конечно, не так. Но мы все равно в семье стараемся это сохранить. Когда я приехала в Крым, для меня было диковиной – ребенок сидит, а бабушка стоит. Это же его родная бабушка, почему она портит ребенка? Так не должно быть. Ребенок должен знать, что должен сидеть старый. Вот этот ребенок, когда вырастет и когда бабушка состарится, не будет ее смотреть. Он ее сдаст в дом престарелых. 40

Родители наши никогда не воспитывали нас: делай то, делай это. Не надо было. Нам достаточно было одного взгляда. Чтобы мама пришла с работы, и дома было не убрано или не сварено! Или чтобы я слово сказала отцу! Я не помню, чтобы отец хоть раз меня пальцем тронул или крикнул на меня. У нас с братишками было распределено – они во дворе с баранами, а я – дома. Родители приходят, у нас чисто, порядок. Не садимся за стол. Сначала накроем, отец начнет, и только потом мы кушаем. Мама не убирает со стола. Встали, убрали, посуду помыли. А сейчас скажет: принеси мне воды, бабушка. И она бежит. Не надо делать этого. Ребенок должен с детства уважать старость. Особенно вам будет очень сложно в этой жизни. Многое потеряно. Мы еще держимся за какие-то моральные устои. У нас очень строго с внуками. Если внук зайдет, он обязательно должен поздороваться, прийти дедушку поцеловать, меня поцеловать. Когда он садится за стол, спрашивает разрешения – можно ли? Со стола выйдет – поблагодарит. Уберет, посуду помоет. Уходит, обязательно попрощается, поцелует дедушку и бабушку.

Лідія БИКОВА Вдома у пані Лідії, м. Севастополь 17 липня 2013 р.

Лідія Григорівна Бикова народилася 1939-го року у Чувашії. Батько та мати – чуваші. У сім’ї зростало двоє дітей: пані Лідія та її молодший брат Петро. У 1950 р. родина переїжджає до Криму і селиться в Джанкойському районі. Батько працював головою колгоспу. Мати – бригадиром. Пані Лідія закінчила технікум зеленого будівництва у Ялті. Після навчання працює прорабом у "Зелентресті" у Севастополі. Там знайомиться зі своїм майбутнім чоловіком, з яким виховали двох дітей. Має п’ять онучок. Все своє життя бере участь у самодіяльності, співає. Чуваську мову розуміє, проте не спілкується нею. Діти чуваською мовою не володіють. Україна активна – УА Лідія Бикова – ЛБ ЛБ: Меня зовут Лидия Григорьевна Быкова, девичья фамилия – Воробьева. Родилась в 1939 году, в первый день зимы – 1 декабря. Родители мои поженились очень интересно. Папа служил в армии. Тогда в Чувашии был такой обычай – когда они уходили в армию, то им уже находили девушку. И они были уже обручены. И вот он отслужил и пришел в соседнюю деревню к родственникам. А девушка его ждет уже, в этой деревне. Он пришел к тете Оле, повидаться с армии. А был пост Рождественский. И у них была вечеринка. Сейчас у нас девушки танцуют, а тогда этого не было, в Чувашии особенно. Они сидели, рукодельничали. Он увидел мою маму, и они сразу влюбились они друг в друга. Они так прожили жизнь, что на всех свадьбах говорили: живите так, как Воробьевы живут. Такая была примерная семья. Мама во время войны работала председателем колхоза. Все мужики ушли на фронт. Женщины там были еще не все грамотные. А председателю надо быть грамотным. УА: А отец у вас чуваш? ЛБ: Отец – чуваш и мама чувашка. Мама – 1918 года рождения, а папа – 1913-го. Их уже нет в живых. У меня еще брат есть – 1942 года рождения. В 1950 году мы переехали в Крым. Сослуживец моего папы, с которым они вместе воевали, был крымский, с Джанкойского района. Они очень дружили, и он пригласил папу сюда. Папа был грамотным. Учился на юриста, но очень любил землю. И друг это знал. А у него отец был председателем колхоза, и им нужны были такие люди, как мой папа. И папа согласился. УА: А сколько вам было? ЛБ: Мне было 10 лет. Нам сразу дали переселенческий дом. 42

УА: А где дом дали? ЛБ: В Джанкойском районе, в селе Обрывное. Папу сразу поставили управляющим. Он потребовал, чтобы у всех заборы были крашеные, чтобы все сады вырастили. Его очень хвалили, папу моего. Он был такой трудяга. Приехали в село, а там одна улица была. Школы не было. В школу мы ходили в Медведьевку. Я пошла во второй класс. И папа с мамой, чтобы нам легче было учиться, старались с нами разговаривать по-русски. УА: А вы знали русский? ЛБ: Во время войны в нашей деревне было очень много эвакуированных из Москвы. И я научилась разговаривать по-русски. УА: А что еще помните из детства в Крыму? ЛБ: Мы в школу ходили за три километра в Медведевку. У нас было много детей, хоть и только одна улица. Гадюк было много. Это же степной район Крыма. Мы дружили с ними – идем и на них не обращаем внимания. Было очень много мин. Мой брат подорвался. Но живой остался. Его пальто спасло. А папа как раз проверял, как крышу кроют. Пацаны прибежали и кричат: "Дядя Гриша, там Петя подорвался". И он не по лестнице спустился, а прыгнул с крыши. И его [брата] повезли на бричке, тогда машин не было, 23 километра до Джанкоя. И врачи сказали, что вовремя привезли, иначе ему бы ногу ампутировали. У него уже заражение крови пошло. …Мы родителей не видели. Они поднимали колхоз. Раньше как было? Чуть свет, и они ушли. Я сама коров доила. И веяла сепаратором молоко. В общем, хозяйство вела я. Это мне было где-то 10-12 лет. Мама в Чувашии была председателем колхоза, а в Крыму работала в огороднической бригаде, была бригадиром. Еще и я ходила помогать. "Цапаем" помидоры, огурцы, а в бороздках змеи лежат. УА: А в селе кто жил? Только местные или еще начали переселяться? ЛБ: Местные. А потом переселенцы. Папа же переписывался с родственниками, они приехали из Чувашии. Где-то 6 или 7 семей было. Чуваши – очень трудолюбивый народ. Папа их и пригласил для поднятия колхоза. Мы сначала жили в Обрывном, а потом папу переселили в подрастающий колхоз, чтобы он и его поднял. Это село в 9-ти километрах от Джанкоя – Придорожное. До сих пор у нас там есть дом. УА: А вы ощущали перемену климата? ЛБ: Ничего не ощутили. Хотя там совсем другой климат. Дожди, леса кругом. А тут сразу степь. …В Обрывном света не было. Мы уроки делали под керосиновую лампу. Потом уже папа добился, чтобы свет и воду провели. У меня фотография есть – я на коромысле воду несу, деревья поливаю. Папа требовал, чтобы у нас был образцово-показательный участок. 43

Папа первым купил телевизор. И вся деревня приходила к нам смотреть телевизор. Это было уже где-то в 1958 году. Бывало, дети все покатом на полу сидят. А потом скамейки мужики сделали. И урожай был хороший. День урожая отмечали всегда. Очень дружно жили. Улица длинная, каждый выносил свой стол, и ставили все у кого что было. Из Чувашии сюда мы ехали со своим хозяйством. Тут после войны ничего не было. Везли корову, овец, кур. И сено загрузили. В Крыму было голо и пусто. После войны все разгромлено было. Одни рытвины были, где бомбы падали. Потом это все бульдозерами заваливали. УА: Вы семилетку закончили? ЛБ: Да. Моего дедушки сестра, осетинка, в Кремле работала глазным врачом. И папа решил отправить меня в Москву, чтобы я там выучилась. И бабушка тоже хотела, чтобы я была врачом. Пошли мы с ней на ВДНХ 32. А там стоял самолет, я его в первый раз видела. И я говорю бабушке, что я на таком самолете полечу домой. И бабушка дает папе телеграмму – так и так, Лида заартачилась, хочет на самолете прилететь домой. Папа сказал: "Если хочет дитё, тогда ладно". И я прилетела домой. А тут в Севастополь приехала мамина старшая сестра. У нее муж погиб на фронте, и дочка умерла. И она решила с горя приехать сюда… И я тоже приехала сюда. Город же был "закрытый". Запретная зона. Взяли меня рабочей в Зелентрест. Копала землю, сеяла траву, сажала цветы. И вот один раз делали мы портрет Ленина из ковровых цветов. Рабочие сажали, и я среди них. Нос не получается у Ленина. А я ж самая молоденькая, что мне, еще и 20 не было. И я говорю: "Тамара Федоровна, можно я попробую Ленину нос сделать?" И сразу же сделала. Она говорит: "Лидочка, тебе надо учиться, ехать в Харьков". Я отвечаю: "Нет, не поеду. Я училась в сельской школе. А то – Харьков! Опозориться не хочу". Она говорит: "А ты никому не говори, что ты едешь сдавать экзамены. Только мы с тобой знать будем. Даже родителям не говори". Она мне дала денег, и я молча поехала. Жила у маминой сестры. И ей не сказала. Сдала экзамены. Оставила свой адрес, и позже мне пришел вызов, что меня приняли. Я училась в техникуме зеленого строительства. Я очень любила петь. На вечере в авиационном институте я спела песню "Называют меня некрасивою". А раньше ездили из Москвы из программы "Алло, мы ищем таланты". Вот они там, оказывается, были. А я не знала. На следующий день наша группа была дежурная, и я мыла кабинет физики. Я свой кабинет убрала и спустилась подруге помочь. Слышу, кричат: "Воробьева, иди в физкабинет!". Я думаю, Господи, где ж они там что нашли. Я же тщательно убрала. Захожу со шваброй, с ведром. А там сидят пожилая женщина и аккордеонист рядом. Я подошла к аккордеонисту. Он на клавиши стал нажимать, и я все ноты взяла. Они говорят: "Ну вот, мы ее забираем". Я спрашиваю: "Куда меня забирают?" Перепугалась [сміється]. "Мы вас забираем в консерваторию в Москву". Я говорю: "А как же родители? Я без разрешения никуда". Виставка досягнень народного господарства (ВДНХ – від рос. "Выставка достижений народного хозяйства") – виставковий комплекс у Москві, де було представлено досягнення народного господарства СРСР. 32

Дала телеграмму. Папа дал добро. А я не поехала… Закончила техникум. Правда, закончила в Ялте. Мы работали и в Никитском ботаническом саду, и в Алуштинском, и в Алупкинском парке. Рабочая сила "бесплатная". А после окончания техникума в 65-м году меня направили в Севастополь. И я озеленяла город-герой. Мой будущий муж, Юрий Васильевич, был военный. Он заочно учился в Симферопольском сельскохозяйственном институте33. Работал на "Зелентресте". А я уже работала секретарем комсомольской организации. Мы с ним познакомились и потом поженились. Нам председатель райисполкома Балаклавского района на свадьбе ключи от квартиры вручил. Двухкомнатную квартиру дали. Мой муж много лет проработал начальником Зелентреста. УА: А сколько лет у вас трудового стажа? ЛБ: С 60-го года и до сих пор еще работаю. Но уже не на предприятии. "Зелентрест" развалился… УА: И брак у вас 50 лет. Сколько трудового стажа, столько и семейного. ЛБ: Да. Мы с ним очень хорошую жизнь прожили. Вместе 43 года. Два с половиной года назад он умер. У нас двое детей: старший сын и дочь. Дочь – учительница младших классов, а сын – военный. Закончил на отлично Нахимовское училище. Потом поступил в Москве в юридическую академию. И ему дали квартиру в Москве. Он и сейчас там живет. Пять лет был начальником юридической службы флота России. Генерал. УА: Внуков у вас сколько? ЛБ: Пять девочек. УА: Цветник! ЛБ: Так и он говорил! Соберутся у него "коммунальщики" с разных городов, и он им говорит: "Что у вас, "пацаны", вот у меня – цветочная клумба". УА: Вы чувашский язык помните? ЛБ: Понимать – понимаю, а разговаривать мне очень-очень трудно. И родители старались не разговаривать при нас на чувашском. А между собой они, конечно, разговаривали.

Кримський сільськогосподарський інститут ім. Калініна, нині – Південна філія "Кримський агротехнологічний університет" Національного університету біоресурсів та природокористування. 33

Василь БОБОК Вдома у Василя Закона, м. Севастополь 20 липня 2013 р.

Василь Якович Бобок – представник спільноти молдаван. Народився у 1953 р. у Молдові. Одружений, має дітей, онучку. Працює у військовій частині. Єдиний зі своєї великої родини, хто поїхав з рідного села. В Крим приїхав на військову службу та залишився тут назавжди. Діти молдавської мови не знають, а себе вважають росіянами. Проте сам Василь Якович підтримує зв’язок із рідними з Молдови. На його батьківщині досі шанують традиції прабатьків. Україна активна – УА Василь Бобок – ВБ ВБ: Я родился 24 мая 1953 года в селе Ганасены-де-Пэдуре Леовского района, Молдова. УА: А кем были ваши родители? ВБ: Отец, Яков Николаевич, работал на ферме – мама, мама, Ксения Ивановна, была колхозницей. У нас в семье десять детей было. Пять сестер и пять братьев. Я окончил 8 классов в селе Плешены, которое рядом с моим селом. После этого поступил в Тираспольское медучилище. В 1972 году закончил Тираспольское медучилище и был призван на срочную военную службу в Севастополе. После этого уволился через 2 года, учился в Кишиневе на рентген-лаборанта. Потом два года работал рентген-лаборантом в Кантемирской районной больнице. После этого, в 76-ом году, был призван на сверхсрочную службу в качестве мичмана, где продолжил службу в санчасти санинструктором, здесь, в Севастополе. И с 1976 года по сегодняшний день живу в Севастополе. В 1999 году закончил службу и вышел на военную пенсию. Сейчас работаю в этой же части. УА: Расскажите, пожалуйста, о своей семье. ВБ: В 1974 году уволился со срочной службы и расписался с женой. А свадьбу сыграли только в 75-ом. И в 75-ом году в конце декабря у нас родилась дочь Оксана. Она родилась в Кантемире, где мы работали. Жена работала медсестрой. В семьдесят девятом у нас родилась вторая дочь, средняя. И после этого – третья дочка. У нас три дочки были. Средняя погибла в 85-ом. А младшая нам подарила внучку Марину, ей 3 года и 4 месяца. УА: С вами живет? ВБ: Нет. Мы живем на даче здесь, а они живут в Балаклаве, в квартире, которую я получил на службе. Нам дали как многодетной семье. УА: Вы дома разговаривали на молдавском языке? И разговаривают ли сейчас ваши дети? ВБ: К сожалению, мы не разговариваем на молдавском с женой. Мы общались с людьми на русском, и, чтобы не путаться в разговоре, старались разговаривать и дома на русском. Поэтому молдавский наши дети не знают. Cтаршая дочь немножко знает, потому что мы ее 46

отвозили на каникулы в Молдавию на 2 месяца, когда ей было 6 лет. Вот она еще помнит, но разговаривать не может. Уже в 90-е годы, когда развалился Советский Союз, мы пытались научить молдавскому младшую, но она говорила, что не любит этот язык. Хотя сейчас она говорит, что зря она не выучила, сейчас хотела бы знать… Отдельные слова она знает, но вообще-то тяжело ей дается. УА: Дети ощущают себя молдаванами? Или они уже ассимилировались и считают себя русскими, украинцами? ВБ: Больше русскими. УА: А с братьями, сестрами, родителями вы говорили на молдавском? ВБ: Только на молдавском! Я русский язык учил в школе. У нас председатель колхоза был русский, и он по-русски говорил. И я прислушивался к этому языку, мне русский нравился. Но когда поехал поступать в училище в Тирасполе, мне было очень тяжело, потому что там все разговаривали только по-русски. УА: Чем Вам запомнился переезд в Крым? ВБ: Окончательно я переехал в Крым в 76-ом году. Когда я проходил здесь срочную службу, моя жена приезжала ко мне, и ей тоже понравился Севастополь, понравился Фиолент 34. Но здесь место в санчасти было занято. И я уехал, а потом через военкомат пришел вызов, что освободилось место. Я сказал жене, она согласилась, но вместе приехать не получилось, потому что ребенок был маленький. Я приехал один, чтобы обосноваться. А потом забрал их и привез сюда. Вот таким образом я попал в Севастополь. УА: А вы поддерживали связь с родственниками в Молдове? ВБ: Обязательно. Пока родители жили, я каждый год ездил туда в отпуск. Мы с женой связь держали и с братьями-сестрами, и с родителями. Когда родителей не стало, реже начали ездить – раз в два-три года, дети маленькие были. УА: Ваши братья и сестры остались в Молдавии или тоже разъехались? ВБ: Все там, я один уехал. УА: Не было желания переехать туда? ВБ: Нет. Когда служил мичманом, мы давали подписку на пять лет. Пять лет прошло, мы с женой обосновались неплохо, и мы решили дальше здесь жить. А братья, сестры – все в деревне живут, только одна замуж вышла и уехала. Все же там обосновались. Я приезжал в отпуск к ним. УА: А что означает ваша фамилия? ВБ: "Бобок" – это маленький гусенок, который только родился. Это распространенная фамилия. УА: Что вы помните из своего детства?

Тут мис Фіолент.

ВБ: У нас был большой двор. Яблоки запомнились, очень вкусные были. Как говорят – вкус детства. На каникулах мы занимались в трудовом лагере: помогали колхозу убирать урожай, пропалывать. В нашем доме каждый год по молдавскому обычаю ставился на зиму ткацкий станок, и мама с моими сестрами ткали ковры, дорожки на пол. Ткали из старых вещей: рвали их на ленточки, а потом эти ленточки набивали на дорожки. Было очень интересно, как они ковры делали. Мы, маленькие дети, помогали: шерсть наматывали на челнок. Станки ставили только до весны, а весной начинались работы в огородах. У нас были коровы, овцы, куры, гуси, свиньи. Это все была обязанность мальчиков. А сестры помогали маме со станками и готовили кушать. Отец работал на ферме. Если он приходил домой и видел, что кто-то из мальчиков сидит на кухне дома, он нас за это наказывал, ругал. Он говорил, что это место только для девочек. Такая семья у нас была. Поэтому я сейчас готовить не умею, не люблю. …На всю деревню у нас был один чабан. Ему платили за этого. Овец у нас доили, каждый сам доил свою овцу. Овца много не дает – 100-300 грамм. А потом брынзу делали. УА: А что с брынзой делали? Продавали? ВБ: Кушали. Она долго хранилась, потому что ее солили. Бывает, что иногда пересаливали. Но для того, чтоб хранилось дольше, конечно. Если плохо посолишь, она могла портиться. Традиционно у нас дома готовили мамалыгу и брынзу. На Рождество и на Пасху обязательно резали свиней. Мясо резали мелко, жарили, чтобы был жир с мясом. Когда жарили, добавляли яйца. И засаливали тоже, чтоб дольше хранилось. Оно остывало, и вот в этом смальце мясо очень долго хранилось. Каждый раз мама берет из этой бочки деревянной ложкой и на сковородку там, или в кастрюлю. И картошку жарили. УА: А какие овощи выращивали? ВБ: Огород был у нас большой, где-то двадцать пять соток. Рос, в первую очередь, виноград. У каждого дома – чтобы делать вино. А среди винограда были и деревья, сад. Между рядами винограда сажали кукурузу, фасоль – это у нас обязательно. Ну, и овощи сажали – помидоры, перец. Рядом речка была, но мы не поливали огород. Больше надеялись на дождь. А когда дождей не было, естественно, урожай плохой. У нас в основном считалось "по кукурузе". Кукурузу выращивали все, потому что из кукурузы делали муку, мамалыгу, кукурузой кормили птицу, свиней, початками кормили коров и овец. УА: Раз мука была, значит, мельницы какие-то были? ВБ: Да, обязательно. УА: А кроме молдаван, кто еще жил в селах? ВБ: У нас жили цыгане. Говорят, что молдаване – это те же цыгане, но это неправильно. У цыган язык свой. Еще болгары и гагаузы жили. У нас рядом была деревня, там в основном болгары жили. Они и разговаривали на болгарском языке. Хотя и молдавский знали. Мы эти языки не учили – ни болгарский, ни гагаузский, ни цыганский. УА: А у вас в селе была церковь? 48

ВБ: У нас в деревне возле начальной школы была деревянная церковь. Я еще ее застал. Но когда я уже после четвертого класса пошел в Плешенах учиться, эту церковь снесли. А сейчас в деревне уже есть хорошая церковь. Но ее начали строить в восьмидесятые или девяностые годы. УА: Вас родители не крестили? ВБ: Нас крестили в соседней церкви, в селе Филипены. Туда со всех сел собирались. Я там и с женой венчался. Жена у меня вообще из другого района Молдавии – Каларашского. Свадьбу мы играли в моей деревне, а расписывались в ее деревне. И вот тогда "нанаши" – посаженные – стали настаивать, чтобы мы венчались. "Нанашей" мы сами выбираем, и они как наши родители. Нам советовали, кого взять. Надо прийти к ним и договариваться, сказать, что мы хотим, чтобы вы были нашими "нанашами". Старшую дочку мы крестили в Молдавии. Кумовья тоже выбираются по знакомству, среди друзей. УА: А как похоронный обряд проходит в Молдавии? ВБ: В Молдавии гроб с телом держат дома 2 дня. Чтобы все могли прощаться. Люди приходят, цветы кладут и так далее. У нас такой обычай – деньги кладут еще. В гроб. После этого хоронят. Поминают на третий день, на девятый день и на сорок дней. И год. Хоронят "пешком". Если кладбище недалеко. Если далеко – на телеге, бывает и на машинах. У нас на похороны дарят… Знаете, на ветку дерева одевают конфеты, печенье, и одежду какую-то. Я три года тому назад ездил хоронить сестру. Держали ее в доме два дня, как положено. Ночью обязательно должны люди сидеть. По три, по четыре человека сидят возле гроба. И всю ночь люди ходят, что-то там проговаривают. Обычаи такие. Я батюшке говорю: "Нельзя процесс как-то сократить? По отпеванию". Он говорит: "Нет, нельзя". Люди скажут, что там что-то недоговорил. Очень выносливые люди. УА: У вас в семье были народные знахари, народная медицина? ВБ: Народные знахари? Конечно, были! Заговаривали. У меня мама лечила радикулит. Приходит человек с палочкой, она кладет его лицом вниз поперек порога, а сама стоит сбоку и ногу ставит на поясницу. Что говорила – честно, не знаю. Но что-то говорила по-молдавски. Говорит-говорит, становится и переходит на другую сторону. Там опять что-то говорит. И вот так несколько раз туда-сюда. И я только после училища понял, что она так вправляла диски. Человек встает и без палочки уходит. Вот это называлось "народная медицина". Другие женщины и травами лечили, были такие в деревне. УА: После того, как Украина стала независимой, вы ощутили какие-то изменения в Крыму, Севастополе? Распад Союза повлиял ли на вас?

ВБ: Знаете, я служил в российской части. В 90-тые годы было много предложений перейти в украинские части. Но наш командир сказал, что раз мы приняли одну присягу, мы с этой присягой будем служить и дальше. Поэтому я не ощутил этот переход. УА: А сейчас вы работаете?.. ВБ: В российской части. УА: Живя в Севастополе, ощущаете, что живете в Украине? ВБ: Ощущаем, потому что политика украинская. Но по языку – нет…

Фріда ГЕРЕНШТЕЙН Вдома у пані Фріди, м. Севастополь 17 липня 2013 р.

Фріда Георгіївна Геренштейн народилась 1936-го року в селі Средньоверкіно Офіснинського району Куйбишевської області. Чувашка. Тато був військовим, тому сім’я часто переїжджала. Після школи пані Фріда вступає до Ростовського бібліотечного технікуму, закінчує Московський інститут культури. Сорок п’ять років пропрацювала бібліотекарем. Зараз - на пенсії. З чоловіком познайомилась у Новоросійську, одружились у Севастополі. Має доньку та онуку. Дев’ять років тому організувала чуваське товариство, але рідної мови майже не пам’ятає. Україна активна – УА Фріда Геренштейн – ФГ ФГ: Я родилась в селе Средне-Аверкино Похвистневского района Куйбышевской области 35 7 ноября 1936 года. У нас рядом три села было: русское, чувашское, мордавское. Вот я в чувашском родилась. В селе я до 4-х лет разговаривала на чувашском языке. Мама была заведующей детским садом. Когда папа окончил военно-медицинскую академию в декабре 1940 года, мы уехали в военный городок Леонидовка в Пензенской области. Отец не хотел, чтобы чувашский язык мешал нам учиться. И я очень быстро язык забыла. Но родители между собой говорили, а я всегда прислушивалась. В школу я пошла в 1944 году. У нас очень часто были уроки, которые назывались "военное дело". И мы почему-то очень часто ползали по-пластунски. А представьте, это же холодно, снег. Говорили, что нас на фронт готовят. Честно признаться, на фронт не хотелось ехать. У нас клуб был. И мне запомнился документальный фильм. Он мне как-то запал в душу. Деревенька, беленькие домики, цветущие сады. И стоят ребятишки. И потом идет текст, что у детей берут кровь. Уже в 2000 года я нашла газету, в которой очевидец рассказывает о том, как это было. Оказывается, при каждом военном немецком госпитале был вот такой приемник детей, и у них брали кровь. И он подробно рассказывает, как их пинали, как их ногами давили, этих детей. Он один из немногих, оставшихся в живых. Это было где-то у нас в Донецкой области, судя по тексту. Жили мы в военном городке. Все было красивым. Лес, ягоды, фрукты. На прогулки в лес ходили. У каждого из нас в детском саду была торбочка и халатик, а в лесу у нас было убежище, и нас периодически туда отправляли. Еще помню войны – все окна были всегда закрыты наглухо. И всегда проверяли, чтобы не дай Бог, там что-нибудь, где-нибудь не просвечивало. Но к нам немцы не долетели. Отец принимал участие в Финской войне. А в 1943 году его отправили в район Харькова. В 1945 году он служил в знаменитой Малиновке. И мы туда с мамой к нему поехали. Ехали поездом, который назывался "500 веселый". Это товарный вагон. Нары внизу и нары наверху. Мы в Чугуев к отцу приехали. 35

Нині Самарська область, РФ.

Я там училась во втором классе. Там уже учили украинский язык. Школа была рядом с церковью. Огромный стол деревянный, лавки. Доски не было. Учебников для нас было очень мало, была очередность: сегодня с часу до двух у меня учебник, с двух до трех еще у кого-то. И за это время должны были успеть сделать тот урок. На большой перемене каждый день нам давали завтрак. Это были или кусочек хлеба с джемом, или галетное печенье. Потом мы переехали в Донецк, тогда он назывался Сталино. Жили в бараках, которые построили немцы. Немцев я уже видела жалких, просящих. Они без конца показывали фотографии своих семей и детей и просили все время кушать. А слово "дезертир" я помню еще с того времени, как мы в Леонидовке жили. Потому что нас предупреждали: в лес далеко не заходить. Дезертиры. А если шли женщины, то их обязательно сопровождали солдаты. Потом мы переехали в Казахстан. Через всю Россию ехали. Когда мы проезжали мимо своего родного села, мы сошли со всем багажом и прожили там несколько месяцев. А потом приехали в Семипалатинск. Там учили казахский язык. Я его учила пять лет, он мне давался легко. Наверное, родные корни36. Рядом у нас были казахская и русская школы. А еще совсем недалеко была церковь, в ней жили депортированные немцы, каждую семью друг от друга отделяла ширма. В классе было много детдомовских детей. Учились у нас казахи, евреи. Какая-то толерантность была и доброжелательность. На нас никто не тыкал. Уже позже, выйдя замуж за еврея и поменяв свою фамилию Петрова на Геренштейн, я от коллег слышала всякие слова. В 8 классе к нам приехала девочка из Крыма, которая рассказывала нам, что здесь дед Мороз на Новый год стоит в калошах. Мы ее прозвали Крымской Розой. А после школы я поступила в Ростовский библиотечный техникум. Это мы на уборке арбузов в Ростовской области. У нас тогда в группе два мальчика училось. Но они, правда, после ушли. Я окончила Московский институт культуры. Всю жизнь работала, проработала 45 лет библиотекарем в разных библиотеках. И не работаю только с апреля прошлого года. УА: А как вы в Севастополь попали? ФГ: Я работала в Новороссийске и очень любила поэзию. Стихи были моей стихией. И стояло севастопольское судно на ремонте. Нас пригласили провести какое-то мероприятие. Вот я и пришла и читала стихи о любви. Люблю, а может быть, и нет? Любовь имеет тысячу примет… В. Тушнова И там я себе нашла мужа. Свадьба у нас была в Новороссийске. Регистрировались мы 28 мая 1966 года здесь в Севастополе. И нас регистрировала герой Советского Союза Мария Байда. Чуваська та казахська мови відносяться до однієї і тієї же мовної групи – тюркської гілки алтайської мовної сім’ї. 36

УА: А как у вас семейная жизнь сложилась? ФГ: Муж у меня с 1963 года по 1996 год ходил в море на рыболовецких и транспортных судах. Он был механиком. Сейчас мы, естественно, оба на пенсии. У нас дочка. Она окончила Харьковский политехнический институт и работает в техническом университете на кафедре менеджмента. Она инженер. Внуку 22 года. Он учится на экологическом факультете. УА: Может, есть у вас история о каком-нибудь опыте примирения, прощения? ФГ: Есть чисто семейная история. Отец долгое время был на Камчатке. А мы жили в то время в Новороссийске. Потом папа вернулся с "мадам" в Новороссийск. Купил дом. А мы остались без кола и без двора. Мы его долго не прощали. Но потом примирение пришло. Мы поняли, что все равно семья – это есть семья. Папа умер в 1984 году в Новороссийске. А мама здесь в 1999 году. Похоронена в Мекензиевых горах. Брат у меня живет в Новороссийске. Он закончил Новочеркасский политехнический институт, горный факультет, а до этого учился в летном училище в Харькове. Папа в 60-м году попал под сокращение, а Женя [брат] – в 58-м. Но сказал – или небо, или под землей. И проработал 23 года на Памире. Сын у него ходит в море. Внук учится в Новороссийской академии. Зять у нас из шахтерской семьи, донецкой. Работал проходчиком. А сейчас он у нас ходит в море. Старший механик. УА: Муж вас забрал в Севастополь? ФГ: Да. Мы 10 лет ждали "очередь на квартиру". Я жила с родителями, ездила его встречать. Это было очень сложно, потому что корабли приходили в разные порты. УА: И вы ездили к нему по всей стране? ФГ: Практически. То Рига, то Севастополь, то Одесса, то Сухуми. И самое интересное, в Новороссийск он не приходил ни разу за те 9 лет. Но как только получили мы квартиру, судно стало приходить в Новороссийск. УА: А что-нибудь из национальной кухни готовили? ФГ: Я помню, когда мы в 1947 году приехали в деревню, жилось трудно. Но Поволжье всегда голодало. Суп был – картошка, галушки, свекла и чем-то "забелено", даже не сметаной, просто прокисшим молоком. Вот это было утром, вечером и в обед. Так питались все. А когда приходили в гости, то нас угощали. И я никак не могла понять, что это такое. Потом прочитала. Заваривают муку в кипящей воде, делают луночку и туда добавляют немножко масла. Это, оказывается, "нюмер". И суп я помню. Бабушка любила варить его с сахарной свеклой. А я ничего, даже во время войны, не ела подслащенного. А когда мы в 1947 году приехали в Казахстан, это был край изобилия. Там яблоки "апорт". Мяса много. Была сытная жизнь. УА: А мама что-нибудь готовила из национальной еды? 53

ФГ: Мама готовила вареники большие с сырой картошкой. Такой вареник с ладошку. К нам приезжали гости из села. У мамы было 33 племянника. И все ехали, можете представить, к нам в Новороссийск. Они привозили нам картошку, деревенское масло и "пожалу" – это такие лепешки из дрожжевого теста. А так больше ничего не помню. Очень мало была в своем селе. В 1960-м году в последний раз. Но гости к нам ездили часто. Родня у нас многочисленная. УА: А вы себя чувашкой ощущаете? ФГ: Как-то я работала в Ленинградской области. Там начальник отдела кадров был чуваш. Где бы я ни работала, чуваши обязательно были. У мужа в управлении было 7 чувашей. Они только услышат, что жена чувашка, естественно, сразу приходят пообщаться. Муж у меня знает три слова. "Ухмах" – это учитель, "тырыжды" – это с головой не все в порядке и "алмандай" – это когда человек нарядится и собой любуется. Мой муж всегда щеголял этими словами. И все понимали, что жена у него чувашка. В Севастополе я работала в библиотеке в детском отделе, и пришла как-то чувашка записывать свою внучку. Это была первая чувашка здесь, которую я нашла для нашего общества. А потом и все родственники стали усиленно искать. И так постепенно собрали чувашское общество. УА: В каком году у вас общество было организовано? ФГ: 9 лет назад. Поскольку библиотека носила название Дружбы народов, то наша работа была всегда очень тесно связана. Я оказалась первопроходцем в чувашском обществе. Нас 500 человек в городе. Когда моей дочери Алине исполнилось 16 лет, то в графе "национальность" она написала – чувашка. Ее выпроводили. Сказали: "Девочка, иди, подумай. Геренштейн чувашкой быть не может". Она еще два часа подумала, опять зашла. И так она и была в документах: Геренштейн Алина Анатольевна, чувашка. В Чувашию моя мама ее возила один раз зимой. Я, наверное, слов 50 по-чувашски знаю. Очень плохо, что мы не знаем своего языка. Очень плохо. Брат мой вообще по-чувашски не разговаривает. И мы всегда глубоко сожалеем, что мы не знаем своего родного языка. УА: Получается, и детям вы его не передали? ФГ: А что было передавать, если мы его не знали? А в нашем обществе почти все знают язык. Только несколько человек не знают. Другие чаще ездят на родину, поэтому лучше знают свой язык. Конечно, и мы бы очень хотели владеть им.

Алла ГІРІНА Вдома у пані Алли, с. Мазанка, Сімферопольський район, АР Крим 13 червня 2013 р. Алла Яківна Гіріна, росіянка, народилася 1939-го року у селі Мазанка Сімферопольського району. Її батька, який був партизаном, розстріляли нацисти під час війни. Вони з матір’ю у цей час перебували в евакуації на Кубані. Вже пізніше мати розповіла доньці, що місцеві жителі були налаштовані трохи вороже до них. В Криму Алла Яківна працювала у сфері торгівлі. Зараз перебуває на пенсії, працює у центрі соціально-побутової адаптації літніх людей. Очолює Раду ветеранів Великої Вітчизняної війни у Мазанці.

Україна активна – УА Алла Гіріна – АГ Про Мазанку та власний родовід

АГ: А вы знаете, как произошла Мазанка? В 1784 году Екатерина Великая 37, объезжала свои владения, и ей понравился этот замечательный уголок. Она решила поселить здесь 13 крепостных солдат38. Привезли этих солдат сюда. Ну а что – мужики есть мужики! И тогда императрица – процитирую ее слова: "Немедля доставить сюда 13 девок для размножения рода человеческого". Привезли девчонок, а как их делить? Чтобы не было скандала, положили солдаты шапки, чью шапку девчонка выбрала, того женой и стала. Так вот они поженились, построили себе дома – "мазанки". …Как-то один солдат пас овец и нашел иконку – образ Николая Чудотворца. Потом еще два раза находил. Кто их туда подкладывал? Посовещался с людьми, и решили построить церковь Николая Чудотворца. Церковь существует до сих пор, очень красивая, в старинном стиле. …Бабушка моя по маминой линии из Лебедевых, а потом вышла замуж за Максимова. А по линии отца я из Еремеевых. У прабабушки по линии отца было девять дочек, и десятый сын. Дочки повыходили замуж, за своих же – за мазанских. Моя бабушка вышла замуж за Кузьмина, отец мой – Кузьмин. Сельским хозяйством занимались. Когда не было коллективизации, были собственные хозяйства. Дед в Финскую войну 39 погиб, у бабушки восемь душ детей осталось, вот сама вырастила, еще двоих из приюта взяла, потому что нужна была рабочая сила. Потом когда началась война 40, один сын погиб на фронте, второго немцы расстреляли за связь с партизанами, а девчата – кто умер так, кто дожил до старости. АГ: Когда началась война, мой отец был председателем колхоза, и обком партии оставил его для организации партизанских отрядов. Он пробыл в партизанах с 41-го по 43-й – самые трудные годы. Партизаны очень голодали, ели древесную муку, мох, ремни варили. Люди пухли от голода. 22 января 1943 года снарядили группу в одиннадцать человек, чтобы найти продовольствие. Мой отец был командиром группы. Они пошли в Красновку – село в километрах трех отсюда. Когда они в Красновку шли, снегопад был сильный. К одному зашли и говорят: "Нам нужна корова!" Их накормили, обогрели, корову добровольно отдали. Брат его тоже корову и овцу одну отдал. На рассвете стали идти обратно, снег прекратился, Катерина ІІ – імператриця Росії у 1762-1796 рр. 12 відставних солдат Катеринославського та Фанагорійського полків, 28 жовтня 1784 р. 39 Маєтья на увазі Радянсько-фінська війна, або Зимова війна — збройний конфлікт між СРСР і Фінляндією у період від 30 листопада 1939 року до 13 березня 1940 року. 40 Тут Друга світова війна. 37

везде следы. Они зашли в лес, голодные, уставшие, отец был ранен в ногу, дошли до поляны, где была плетеная "хатёнка", раньше она служила овчарам – укрыться от дождя. Две коровы и двух людей отправили на основную базу, а сами остались там, решили передохнуть. А эти братья тут же побежали в немецкую комендатуру, где и заявили, что у них были партизаны, выдали их. Сразу же была организована погоня. Их настигли, окружили, и завязался бой. Но главное, что "наши" услышали, не вышли на помощь. Потом говорили, что боялись обнаружить себя. Каждому дорога своя жизнь. Вот так все они и погибли. Уже после войны татарина одного задержали. Его стали допрашивать, он говорит: "Мы ему кричали: Кузьмин, сдавайся, мы тебя вылечим, подарим жизнь, а он еще застрелил нашего офицера". Но он предпочел смерть, чем предательство, чем плен. А этот человек отдал часы отца, его личные вещи. Вспоминать уже не хочется. Прошло очень много лет. Уже после войны обнаружилось, где они погибли. Когда мы приехали из эвакуации, маму вызвали в военкомат: "Ваш муж погиб там и там, мы там вырыли могилу, похоронили, закончится война – поставим памятник". Дед поехал, посмотрел: там как лежали на земле кости, скелеты, так и лежат. Мама поехала в военкомат: "Как это так! Вы обманули, и что, они у вас не завоевали два метра земли?" Тогда в колхоз отправили приказ – сделать гробы, все кости собрать и похоронить в центре села. Так было принято тогда – уважаемых людей хоронили в центре села. Но сделали только два гроба, мама сама поехала в лес, опознала своего мужа – по пальто, чулкам, ботинкам... Взяла его и рядом лежащего – эти два скелета положили в гробы, привезли и похоронили в центре села. А когда в 50-х годах был указ перенести всех на общее кладбище, их тоже перенесли. Военкомат поставил большой памятник. Председатель колхоза решил еще один памятник поставить, где написаны все девять фамилий. В Зуе мраморный памятник стоит возле больницы, там фамилия отца написана, и в Мазанке. Но что памятники? Памятники – это памятники. Память, конечно. Приятно, что не забыли, но в то же время без отца вырасти – никому не пожелаю. …Когда я уже взрослая была, работала, ко мне пришел сын человека, который предал моего отца. Пришел и просит у меня прощения, а я говорю: "Коля, а ты причем? Мы были дети! Ты-то не заставлял его [предавать]. На кого обижаться – на русского, который предал? Или на татарина, который застрелил? На кого? Это была война." УА: А вы смогли бы простить человека, который предал вашего отца? А.Н.: Того… Я не знаю. Конечно, не могла бы простить, потому что детство досталось очень тяжелое. Очень тяжело было жить. УА: Как вы думаете, почему он предал? Он боялся того, что его тоже могут расстрелять за то, что он не донес? АГ: Ему просто было жалко свою корову. Я понимаю его. У него тоже были дети, которых надо было кормить, а кормилица была кто? – корова! Чисто по-человечески я понимаю и его, но в то же время – быть предателем из-за коровы?! Из-за этого погибло девять человек. АГ: Когда отец ушел в партизаны, мы некоторое время тоже были в лесу, а потом нас эвакуировали на Кубань. Там тоже немцы были, тоже война, но там нас никто не знал. Если бы мы остались здесь, нас бы, конечно, постреляли – отец был коммунист, партийный работник. Документы, конечно, все спалили. Там еще были пять семей "обкомовских" работников. Наши мамы сочинили легенду, что они были доярки, гнали скот, бомбежка 56

началась, скот разбежался, и мы приехали сюда. Так и прожили в станице Гулькевичи до 1944 года. УА: В семье какой-то жили? АГ: Да, кто-то пустил – сарайчик какой-то дали, окна выбиты, холодно, доски наложили и спали на них. Лучше и не вспоминать. Люди там не очень добрые, я бы сказала. УА: А за что вас не любили там? АГ: Не знаю, потому что мы не местные были. Кто мы такие? Но это по рассказу мамы, я не помню – мне два года было всего. Дождь пройдет, вода в колдобинах на дороге остается, отстоится – светлая становится, мама кружкой набирала ее в ведро, вот этой водой и пользовались. УА: Где пропитание брали? АГ: Мама работала грузчицей на элеваторе, что-то зарабатывали. Когда мама уезжала в эвакуацию, она была на 8-ом месяце беременности, мальчик родился, там же и умер. Вообще четверо было нас у мамы, осталась одна я – самая выносливая. …Когда в 1944 году освободили Крым, мы приехали домой: ни кола-ни двора. Приехали на железнодорожный вокзал, мама оставила нас с братом на узлах, а сама пошла в Новосергеевку41, где у нее свекровь жила. Вот мы там жили. Потом приехали сюда, а у бабушки своя семья – дядю немцы расстреляли в карьере, но остались тетка и четверо детей, и мы тоже туда, а там одна комната и коридорчик. Их шесть, и нас трое. У нас был хороший дом, большой. Но наш дом заняли под молочную ферму. Построили бассейн, молоко сепарировали, там коровы, телята. Маме сказали: "Вот мы даем четыре домика, если не выберешь – тогда мы будем освобождать ваш". Но я так поняла, что маме – лишь бы крыша была над головой. Она не смотрела, какой дом – маленький или большой. Выбрала, и стали тут жить. УА: А дядю вашего расстреляли – он партизанил? АГ: Пришли к нему партизаны, он их принял, накормил, обогрел, вещи дал теплые, потому что зима была. А сосед увидел, подслушал все и выдал его. Немцы пришли, вывезли его в карьер и расстреляли. Это тяжело вспоминать. А.Г. Как сложилась жизнь? Обыкновенно, как у всех детей войны. Мы приехали сюда в 44-ом году, в 48-ом пошла в школу. Была активной – пионеркой, комсомолкой, закончила 10 классов, замуж вышла, уехала в Брянск. УА: Замуж вышли за местного? АГ: Нет, за "брянского". УА: А как познакомились? АГ: А он солдат был. Тогда многие у нас выходили замуж за солдат. Уехала в Брянск, а через 7 лет муж погиб в автомобильной катастрофе, и я вернулась сюда с двумя детками. Тяжело было. Один дедушка, когда уходил на пенсию, взял меня за руку и привел в магазин, сказал: "Торгуй!" – "Так я ж не знаю ничего, не умею! Я только школу закончила!" – "Ничего, 41

Нині

– район вул. Бела Куна у Сімферополі. 57

научишься," – говорит. Не знаю, сколько я ему наторговала за три месяца, думаю, что наторговала ему недостачу, но он мне ничего не сказал. А потом передал мне этот маленький магазинчик, и так началась моя карьера. Потом закончила торговое училище, наш председатель райпо42 сказал: "Не поступишь в техникум – будешь уборщицей работать!" А я в то время уже директором предприятия работала, пришлось диплом добывать. Проучилась три года в училище в Зуе. УА: Директором какого предприятия вы были? АГ: Торгового предприятия. Все магазины – и продовольственные, и промтоварные – в Пантелеевке, Мазанке, Красновке, Соловьевке, Опушках, Лесноселье были под моим руководством. Работа интересная была. УА: Долго на одном предприятии проработали? АГ: Долго. За прилавком я стояла мало. Директором была, потом ревизором работала. А потом еще раз замуж вышла. Первый муж погиб, когда мне 27 лет было. Молодая же, нужно, чтобы семья была. И я вышла замуж. Тогда я работала в райпромторге43 в Симферополе, в ревизионном отделе, и нас начали переводить на ночные ревизии: ночью ревизия, чтобы утром магазин был открыт. Муж говорит: "Меня эти твои ночные ревизии не устраивают, так что увольняйся." Уволилась, полгода или год посидела дома, а потом меня пригласили на пасеку помощником пчеловода в наш колхоз в Мазанке. Я пять лет проработала помощником пчеловода, а потом все равно потянуло на свое. Меня взяли на автопредприятие, на склад запчастей, потом перешла на более крупный склад, вот оттуда я и ушла на пенсию в 55 лет. УА: Когда распался СССР, вы это на себе ощутили? АГ: Ощутили, конечно. Пенсию не платили, зарплаты не было. А ведь не принято было говорить: у меня нет денег. Мне даже стыдно было об этом говорить, но если их нет? Пенсию не давали по 5-6 месяцев. Как-то выкручивались. Что-то с огорода продавали. А еще я три года ездила в Керчь, покупала там рыбу и сдавала здесь на рынке. Там покупали по рублю, здесь сдавали по два рубля. Если 30 килограмм привожу, то у меня 30 рублей "навар". А 30 рублей – это большие деньги! Уже могла что-то купить. Вот так выживали. УА: А от второго брака у вас дети были? АГ: Нет. Только от первого двое – Сергей и Михаил. Один сейчас живет и работает в Донском управляющим на теплицах. Теплицы небольшие, но управляющий – звучит! Жена его работает в аптеке провизором. Арендуют теплицу там, выращивают овощи. А второй сын – водитель. В Запорожье работает, вахтенный метод – 15 дней работает, 15 – дома. С женой разошелся, так что нам невеста нужна... УА: А внуки уже есть у вас, правнуки? АГ: У меня три внука и одна внучка. Правнуков вот нет. АГ: Когда ушла на пенсию, посидела дома немножко. Но я активная такая, везде востребована, вот и сейчас пригласили меня на работу сюда – в центр социально-бытовой 42 43

Районне споживче товариство (від "районное потребительское общество", рос.). Районна промислова торгівля.

адаптации. К нам приходят старушки, старики, мы с ними занимаемся, гимнастику делаем, массажи, чаем поим, песни поем, развлекаем, отвлекаем от всех домашних проблем. Работаем вдвоем с Анной Ивановной. Здесь был сельский совет, но он выселился, потому что дом аварийный. Мы пришли сюда, посмотрели – страшное дело. Взялись: побелили потолки, поклеили обои – все комнаты вдвоем, у людей попросили мебель. Все, что есть – это люди притащили. Обустроились, и нормально, всем нравится, люди довольные. Здесь же действует Совет ветеранов Великой Отечественной войны, председателем которого я являюсь. АГ: Раньше в Мазанке татар не было. А потом мой отец откуда-то привез семь семей татар и всех расселил тут, потому что нужно было заниматься сельским хозяйством. Они табак выращивали. Татары – люди рабочие, они работать могут и любят, и землю любят. Когда Крым еще не был присоединен к Украине, здесь всё было пусто. А работать-то надо! Так что занимались переселением людей из Украины. Приезжали бедняки, ведь там людям тоже тяжело было жить. Мы им помогали. Сюда семей пять приехало. Люди обжились, и сейчас считаются "мазанскими". Сейчас породнились все. Никому не тесно, всем хватает места! УА: А конфликтов нет в селе? АГ: Нет! Мы сейчас живем все очень дружно. Мы уважаем друг друга, уважаем праздники каждого. И нас поздравляют с нашими праздниками, и мы поздравляем с их праздниками. Это же интересно, это культура. И культуру нужно тоже уважать, и любить культуру друг друга. Это ж наше будущее. Мы любим всех. И нас любят. УА: Что в вашей семье готовили чаще всего? Что вкусное помните? АГ: Все было. Сразу очень бедно жили: супчик, галушки, "затирочка". Такое все незажаренное, масла не было. У нас, конечно, традиционно голубцы "мазанские" – махонькие-махонькие такие! Если сейчас люди "с Украины" поприезжали, то они вот такенные делают голубцы, а наши "мазанские" – маленькие голубчики. УА: У вас же картошка "мазанская" славится… АГ: Картошка "мазанская" славится, конечно! Все делаем. Печь любим пироги, хлеб, пирожки жарить, мучное. Плов любим готовить. Раньше мы плов варили просто – курица, лук и рис. Мы его называли "пилав"44. А сейчас уже национальный татарский плов – там уже все у них: и чеснок, и специи, и морковка, и всё-всё-всё. УА: А русская кухня? АГ: У каждого печка была русская, так что паски пекли такие высокие, большущие. УА: Во время войны и после войны люди здесь верующие были? АГ: Верующие. Не фанаты, но верующие. У нас же церковь одна была, так к нам со всех деревень приезжали. Особенно на Пасху – пальцем ткнуть некуда. А сейчас уже в каждом селе пооткрывали свои церквушки. Я не считаю, что это церковь. Квартира там какая-то – отдали ее под церковь, в этом здании и литургию служить не положено. Сейчас уже небольшой приход у нас, но все равно люди ходят. Татарська, турецька, персидська страва, яка зазвичай складається з дрібно нарізаного м'яса, змішаного з рисом. 44

УА: И во время войны церковь не закрывалась? АГ: Не закрывалась. Может только на некоторое время – месяцев 7-8, здесь хранили зерно, а потом все равно открыли. Церковь все время у нас работает. Когда я девчонкой была, все время бегала сюда – мне нравилось, как здесь поют певчие. Я прихожу, рот открою и слушаю с замиранием сердца. А потом ставили кресты – ой, это так интересно было! Поднимали аж туда, значит. Мужики залазили наверх, и на веревках поднимали этот крест, а на этот крест и полотенце, и ткань какую-то, и платки как понавешивают, и все это поднимали, устанавливали крест, а потом платки забирали те люди, которые ставили крест. Я помню, интересно было. Мне было лет 6 или 7, наверное. Меня крестили в шесть лет. Я уже сама выбрала крестного. Отец был коммунист, брата мама украдкой покрестила, чтобы отец даже не знал. УА: Как отмечается Ивана Купала? АГ: Большое гуляние возле Дома культуры. Стоим у ворот, зазываем людей песнями, музыка играет. У нас есть бассейн, наливаем теплой воды, и русалки там плещутся. Через костер прыгаем. Потом "бракосочетание" у нас: выбираете молодого человека, и на час, на два вы – муж и жена. Вам дают "свидетельство о браке", на подводе катают. Интересно! А потом концерт. А вот у нас было 225 лет Мазанке, так это вообще было гуляние большое. Брали костюмы из театра, так что была и Екатерина Великая, и Потемкин, и солдаты. УА: Вы поете где-то регулярно? АГ: Да, вчера у нас была спевка. У нас был большой хор – 12 человек, а сейчас осталось 8 человек всего. УА: А молодые не хотят к вам присоединяться? АГ: Приглашаем, приглашаем, но что-то.. Или стесняются, или я не знаю что. УА: А в церкви почему не поете? АГ: Пела! Мне очень нравилось в церкви петь. Но уже не могу выстоять службу, ноги болят, старая. УА: А какие песни поете? АГ: Русские народные, украинские народные, которые передаются из поколения в поколение. Сейчас песни какие?.. А мы поем напевные. УА: Что бы вы посоветовали или какое наставление дали бы молодежи, будущим поколениям? АГ: Наставление такое – общаться друг с другом, любить друг друга, потому что без любви общения не будет никакого, без уважения друг к другу. Общаться нужно. И конечно, пусть работают, женятся, размножаются, детей побольше рожают… Сейчас, слава Богу, пошли детки! Садик забитый. Мы, старики, очень счастливы! Нужно любить, только любить людей.

Тетяна ГОЛОВКО У приміщенні КРУ "Етнографічний музей", м. Сімферополь, АР Крим 10 червня 2013 р.

Тетяна Головко народилася у Сімферополі 1938-го року. У 1944 році її родину було депортовано. Болгарські традиції родина зберігала лише до виселення з Криму. Але у родині продовжували розмовляти болгарською, тому мову пані Тетяна зберегла. Одружилася з українцем. Має двох дітей. Родина Головків змогла повернутися додому, до Криму, лише у 1997 році. Україна активна – УА Тетяна Головко – ТГ ТГ: Я, Татьяна Марковна Головко, девичья фамилия – Михо, болгарка, родилась в Крыму, в Симферополе в 38-м году, в 44-м году была депортирована и прожила в депортации около 12 лет. УА: А саму депортацию помните? ТГ: Помню, все помню!.. Жили мы в Бор-Чокраке, был такой поселок, пригород Симферополя, это по Севастопольской трассе. Сейчас там улица Тополева, дома, конечно, уже, нет, его развалили, построили там детский комбинат. Родители там жили не очень долго, сперва жили в Сельтерском районе, это теперь Белогорский район. Потом подросли дети. В селе Каясты, не было школ. Они приехали в Бор – Чокрак, построили опять хатку, тогда это просто все было, и жили здесь. Соседи у нас тоже были болгары. Много было болгар у нас на улице, но всех в 44-м году одновременно "отправили"… Очень мало я здесь прожила, всего 6 лет. Мы жили в частном доме. Мы и сосед наш, дедушка. Но какой частный дом – на одну комнатку. Комната, кухня. Из живности корова была. Отец наш за месяц до депортации отдал, думал, вернемся – заберем. В саду росли в основном абрикосы. УА: А огород был? ТГ: Обязательно! Мать занималась этим. Она домохозяйкой была. А папа мой кузнец. Мечтал себе кузницу сделать, но советская власть не позволила [сміється]. Одна сестра у меня всего лишь, еще были дети, которые умирали… Были и мальчики, и девочки, выжили только мы. УА: До войны ваши родители, соседи дружно жили, сплоченно? ТГ: Сплоченно, дружно. Никто не вспоминал, кто татарин, кто болгарин... УА: Говорили, что районы были отдельно – болгарские и татарские… ТГ: Были. Болгары немножко боялись мусульман, потому что они же страдали от мусульман 5 веков. УА: На каком языке говорили? 61

ТГ: Мы все разговаривали по-болгарски. УА: А болгарские традиции в семье были? ТГ: Они сохранились только до тех пор, пока мы здесь жили, а потом в депортации исчезли. В памяти остались, потому что если говоришь по-болгарски, так могут "донести" коменданту…Всем все слышно, всем все понятно, с кем ты говоришь… В 44-м году, я помню, у нас расквартировались КГБ-исты и нам сказали, что будут высылать. Мы были готовы, зашли военные с автоматами. Что говорили, я не помню. Когда нас вывели из дома, только начинало сереть. Вот такое 24 июня 1944 г. Дали 15 минут на сборы, мы вышли с какими-то сумочками, и все, и погрузили, второй раз вернуться в дом не разрешалось. Машина поехала на вокзал, и уже на вокзале нас погрузили в товарный вагон и везли нас 12 суток. Останавливались где-то, костер разведут приготовят, кушать не давали, все свое…. Тогда на восток состав шел за составом. Через трое суток Казахстан, Узбекистан, Урал, Пермская область – туда составы шли. Мы попали на Урал, поехали через Свердловск, начиная оттуда на каждой станции отцеплялись 1-2 вагончика, а состав шел дальше. Нас выгрузили на ст.Лобва Уральская ж/д, там строился гидролизный завод, строили заключенные, нас привезли работать на этом заводе. ТГ: Приходили с завода руководители, говорили, что нужны рабочие, кузнецы, слесари, и папа попал на завод. А если б он не был специалистом, то попал бы на лесоповал, а там очень много людей погибло. Из-за того, что папа кузнец, мы попали на станцию Лобва, на завод. Заключенные строили этот завод. Было местное население, которых еще в 30-е годы выслали… В 45-м году мы все пошли в школу. Учителей не давали, прислали девочек-студенток. Сначала мы еще говорили по-болгарски, а потом перешли на русский, даже дома запрещалось говорить на своем языке. В 47-ом был голод, папа в выходной, вставал рано утром, шел в село за 10 км. Брал саночки, брал что-то на обмен – тряпки какие-то, шел пешком, менял на ведро картошки и возвращался в тот же день. На следующее воскресенье – снова. Для меня до сих пор самое вкусное – это хлеб с молоком. Стали разводить коз, мальчики, которые в школу не ходили, были пастухами, выжить надо было, этим мы и жили. Каждый месяц нужно было идти в комендатуру отмечаться, расписываться. Я еще ребенок была, не расписывалась. А когда на следующий год я окончила 7 классов и поехала в Свердловск учиться в техникум, то мы и там ходили расписываться. Я помню, мужичок сидел, возмущался: "Даже детей, и тех сюда привели". В 56-м году нас, что называется, "освободили" – разрешили свободно передвигаться. А ехать было некуда. В Крым дорога была "закрыта", ехали к родственникам, где можно еще поселиться. А вообще разбросали так, что абсолютно не знали родственников, потому что им нельзя было ехать к нам, а нам – к ним. УА: А переписываться разрешалось? ТГ: Переписывались, но, видно, проверяли все. УА: Когда была депортация, вы были еще ребенком. Вам родители объясняли, почему… 62

ТГ: Мы не спрашивали, если честно… Потому что все были такие, как и мы… Мы просто, наверное, не понимали. Вообще, меня депортация всю жизнь преследовала. Может, даже и сейчас преследует, может, в каких-то списках я записана, мы ж не знаем, что где ведется… Училась я в техникуме – ходила расписываться. Техникум закончила, родители жили еще на Урале, говорили мне: "Ты уже грамотная (все ж были неграмотные), езжай на Украину, где устроишься, туда приедем и мы". Приехала я в Запорожье, там много наших, депортированных. Нашла я их и пошла искать работу. И был такой замкнутый круг – если нет прописки, не берут на работу. Я пришла к начальнику паспортного стола, и он мне говорит: "Езжай в Сибирь, там тебя пропишут". УА: И что вы делали? ТГ: Ничего я не делала, плакала, расстраивалась. Только в Днепропетровской области нашла работу, туда приехали родители, и так мои родители там "остались"… на кладбище. Сейчас мы ездим… УА: На какой завод устроились? ТГ: Училась в горно-керамическом техникуме. Ни на юриста, ни на фармацевта нельзя было выучиться…, а работала на каолин комбинате. УА: А когда вы жили на Урале, вы вспоминали о Крыме? ТГ: Я помню, родители разговаривали, называли фамилии их знакомых тут, в Симферополе: "Помнишь, Вера с Красной горки…". Между собой они говорили только по-болгарски. Жили мы в бараках, бараки эти освободились после того, как куда-то "исчезали" заключенные. Бараки освобождались, полные клопов, и нас туда вселяли. Мы жили в одной комнате, в каждом углу – семья. УА: Со временем ситуация изменилась? ТГ: Со временем бараки освобождались, и в этих бараках нам разрешали поселяться.Каждой семье – комната. УА: А как к вам местное население относилось, о вас же говорили как о "врагах народа"? ТГ: Мы и назывались "враги народа"… Относились нормально, потому что, мне кажется, они все тоже были такие, может, следующее поколение отличалось… …И все-таки мы вернулись в Крым. С 1997-го года я в Крыму. И здесь тоже было сложно получить прописку, прописка только на три месяца… Ну что такое три месяца? Через три месяца опять идти прописываться. УА: Помните из детства какие-нибудь блюда национальной кухни? ТГ: Наша болгарская кухня – это наши пироги, зельники, наши тыквенники, банница, но там тыквы не было, не было и муки. Кубэтэ мы делали, хоть оно и татарским считается, мы думали, что это свое…

УА: Вам запрещали говорить по-болгарски, но вы сохранили язык. Что этому способствовало? ТГ: Мы разговаривали в семье, это самое главное. Я, когда уже была замужем, с мамой разговаривала. Папа первым умер, она жила у меня еще 17 лет. Мы все время разговаривали на болгарском. А сюда я приехала – оказывается, у нас существует крымский диалект, болгарский крымский диалект, особенный. УА: Как вы замуж вышли? ТГ: Что тут особо рассказывать… Вышла замуж я в Днепропетровской области. Где я работала, там и замуж вышла. Я была одна болгарка, вышла замуж за украинца, болгар не было. Вот так и идет ассимиляция, хотим мы этого или нет. И так вот живем с мужем до сих пор… Двое детей, сын экономист, сейчас в дальнем зарубежье работает, дочь эпидемиолог… Бактериолог! В микроскоп смотрит. Внучка у меня есть, Злата, хочет быть певицей, учится в школе. И хочет в консерваторию поехать в Болгарию. Ей уже 14. УА: А детям вы традиции прививали? Болгарский язык они знают? ТГ: Они только понимают, у них нет общения. И внучка тоже… Ходит в воскресную школу, учит, но литературный язык, а наш диалект не учат… УА: А в вашей семье вы сохранили какие-нибудь традиции? ТГ: На Новый год Коляду обязательно печем пирог, с монетами. За общим столом, кому попадется в пироге монета, "касмет". УА: В депортации этого же ничего не было? ТГ: Ничего не было! Нельзя было, все запрещено, да из нечего было готовить. УА: Мама ваша не хотела приехать в Крым? ТГ: Хотела, но… куда? Очень мало нас, болгар, вернулось. А сестра моя не вернулась, ее дети в Днепропетровской области живут, ее уже нет. УА: Что вы помните из 90-х годов, когда Украина появилась как государство? ТГ: Мы так воспряли, так воспряли! Казалось, мы уже можем вернуться по закону – только приезжай. Приехали – а нам говорят: "А вы приглашение получили на то, чтобы приехать в Крым?" А кто мне его пришлет? Ну, и началось. ...Людям, конечно, всем это нравилось изначально. Сколько я знаю болгар, все говорят, что очень хорошо, что вернулись… УА: Что вас мотивировало, давало силы двигаться дальше? ТГ: Жить всегда хотелось. Жить надо хотеть. …Нынешнему поколению надо меньше себе создавать трудностей. Современной техникой, например. Мне кажется, она не нужна. Главное, берегите здоровье. Живите и радуйтесь. Так хорошо, когда живешь на белом свете! Жизнь дается один раз. Поэтому берегите ее, какая бы она не была, с любыми трудностями. 64

УА: Какой бы вы хотели видеть Украину и Крым через 10-20 лет? ТГ: Через 20 лет я ее не увижу. Но хотела бы увидеть цветущим Крым, а Украину – тем более. Там, на Украине – воткни палку и дерево будет! Через 20 лет…Это еще куда нас поведут, конечно. Но надо, чтобы нас повели туда, где мы были бы цветущими. Украина и украинцы заслуживают этого. Мы на территории Украины живем и очень благодарны украинцам, что они принимают нас. Поэтому я считаю, что Украина будет цвести. Думаю, что все исправится. Люди ж когда-то должны понять, найти правильный путь. Правильный путь – только на добро и процветание страны. Мы ее частички, мы хотим сами жить, значит, и страна должна жить.

Азат ГРИГОРЯН У Вірменському товаристві, м. Сімферополь, АР Крим 2 серпня 2013 р.

Азат Артемович Григорян народився 1925-го року в місті Ахалціхе в Грузії. Походить з вірменської родини. Усе життя віддав службі в армії. У 17-річному віці був призваний на фронт. У Криму брав участь у будівництві мосту через Сиваш. Після звільнення півострова від німецьких загарбників воював в Одеській області, Молдові, Румунії, Югославії, Угорщині. Закінчив війну в Австрії. Двічі був поранений. Після війни залишився в армії. Служив у Прибалтиці, Німеччині, Одеській та Миколаївській областях. У травні 1973 року переїжджає до Криму, де стає заступником начальника політвідділу 32-го армійського корпусу. Україна активна – УА Азат Григорян – АГ АГ: Я родился 5 декабря 1925 в Грузии, в городе Ахалцихе, недалеко от Боржоми, рядом с турецкой границей. Мои предки из Эрзерума, который находится на территории Турции. Когда начались русско-турецкие войны, армяне стали "естественными" союзниками России. У них другого выхода не было. Турки – мусульмане, очень негативно относились к армянам и грекам. Когда в 1826 году армяне увидели, что к Эрзеруму приближается русская армия, то во главе со священником Карапетом бежали в Грузию, на берег реки Кура. Там была крепость, по-грузински крепость – это "цихе". Армяне на другой стороне реки стали строить дома, и назвали город Ахалцихе, что означает "новый город", так он и сейчас существует. УА: Кто были ваши предки? АГ: Прадедушка и дедушка Григоряны были строителями. Предки по отцовской линии – это плотники, столяры, каменщики, в общем, рабочий люд. УА: А по материнской линии кто были ваши предки? АГ: У моей бабушки отец был очень богатым человеком. Когда он выдавал дочь замуж, то сказал деду: "Женись на ней, получишь магазин и будешь торговать". Так он и сделал. Женился, родились у них дети, в том числе и моя мама. УА: А у вас большая семья была? Братья, сестры?.. АГ: Под Москвой 30 декабря 1941 года у меня погиб брат, лейтенант Леон Григорян, учился в Алмаатинском пулеметно-стрелковом, был командиром пулеметной роты. Я от второго брака отца, единственный. После смерти моей мамы он женился третий раз. Ему было 54 года, а жена была молодая – 29 лет, она родила ему шестерых детей. А.Г: В 17-летнем возрасте я начал воевать и принимал участие в освобождении Украины, начинал в Ростовской области. УА: То, что случилось с вашим старшим братом, как-то повлияло на вас? 66

АГ: Повлияло. Я очень хотел кончить 10 класс, пойти в училище и отомстить немцам за смерть брата. Но так получилось, что меня призвали. Но через месяц нас в училище собрали по тревоге, выступал генерал: "Враг разбит под Сталинградом. Надо гнать немца из нашей советской земли! 10-15 минут вам на размышление. Кто согласен идти на фронт, 10 шагов вперед!" Мы с друзьями посовещались и пошли на фронт. Интересная фотография у меня есть – 17 мая 1943 года, когда мы были призваны, вот весь "интернационал": армяне, грузины и турки-месхетинцы. А вот на фотографии – первый день присяги в Краснодарском пулеметном минометном училище, которое передислоцировалось в город Ереван, потому что немцы Краснодар заняли, вот нас четверо. УА: Кто-нибудь из них выжил? АГ: Этот погиб – турок-месхетинец, я был пулеметчиком, первым номером, он вторым. Мы еще до войны знали друг друга. Учились вместе: он в турецкой школе, а я в русской. Потом вместе попали в училище, а оттуда – на фронт. 7 сентября, за день до освобождения Донецка, он был тяжело ранен в живот. Я его вытащил. В это время шла санитарная повозка, фельдшер посмотрел и говорит: "Нечего везти, он умирает". Он умер буквально через минуту. Всем взводом хоронили его тут же. Копали саперными лопатами могилу у дороги, похоронили в плащ-палатке. Я нашел дощечку и химическим карандашом написал: "7 сентября 1943 года погиб Таиров Мамет, уроженец Ахалцихского района, село Сухлиси. Родился в 1925 году". …Я прошел пешком весь юг Украины, начиная с Ростовской области, через Луганскую, Донецкую, Запорожскую, Николаевскую, Херсонскую области. Был ранен под Васильевкой в Запорожской области. Потом попал на Сиваш, когда наши были уже у ворот Крыма. Оказался в 12 штурмовой инженерно-саперной бригаде. Мы строили береговой мост на сваях через Сиваш, 2 км 700 м. Впервые в истории войн строили такой длинный мост. Он весь был под водой. Был ноябрь, тяжело было, могли работать по 30 минут, потому что вода – 8-9 градусов. На берегу были сделаны землянки, мы заскакивали туда, раздевались, полчаса сушили обмундирование, потом полусухое надевали и ложились на нары. Следующая партия шла, полтора часа мы спали, а потом опять наша очередь. И так длилось 15-20 дней. Характерная особенность моста – делали так, чтобы массив был ниже уровня воды. Сначала было трудно, потому что ил, и наши опоры уходили, но солдатский народ – умный, всегда что-нибудь придумает. В Херсонской области была узкоколейка (и сейчас, кстати, она там есть), которую разобрали, сваркой сделали квадратные опоры и под низ поставили толстые доски. К концу ноября мост был построен. В 15 километрах немцы установили батареи и обстреливали этот мост, раз в день – в 12 часов, с немецкой точностью. Был интересный случай. Когда мы почти закончили мост, наш командир взвода дал команду его чинить, после очередной бомбежки. Наши вели воздушные бои с немцами, но те все равно доставали. Мы и начали ремонтировать, а немцы впервые нарушили – вместо 12-ти, прилетели в 11 часов, а мы посередине моста. Командир взвода скомандовал: "Ложись!". Мы, недолго думая, кидаемся на своего командира, укладываемся на него и спасаем! "Отбомбились" немцы. Бомбы упали недалеко от нас. Два человека были легко ранены. Из этих ребят уже почти никого не осталось в живых. УА: Вы участвовали в форсировании Сиваша?

АГ: В форсировании Сиваша, потом в наступлении на Крым с плацдарма, когда уже вся 51-я армия перешла через наш мост. А плацдарм – это более ста тысяч человек! А когда мы усилили наш мост, через него проходили танки Т-34. А в трех километрах выше строили дамбу. Это вообще уникально! Тачками тащили, сыпали и делали дамбу. …Наступление было назначено на 30 марта, но 27 марта 1944 года выпал потрясающий снег. Армяне говорят "хеллар март" – сумасшедший март. Наступление отложили. А 8 апреля мы прорвали фронт и пошли. И 13 апреля освободили Симферополь, я был ранен, но в госпиталь не захотел, отвезли в медсанбат на Карла Либкнехта. Потом нас перебросили в Одесскую область. 20 августа наступление – освобождение Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, блокада Будапешта, взятие Будапешта и взятие Вены45. Серьезные бои были у нас за Будапешт. Мы окружили около ста тысяч немцев в Королевском дворце. Немцы старались помочь своим окруженным, мы их сбивали. Послали парламентеров во дворец – двоих с белыми флагами, безоружных. И немецкий командир Королевского дворца [приказал] их расстрелять. Вы не представляете, что творилось в наших сердцах! Как только об этом узнали, началась бомбежка немцев – артиллерийская, "катюши", самолеты. Два дня бомбили. Но стены у дворца толщиной в 2,5-3 метра, мы ничего не могли сделать. А в одну из ночей немцы через канализационные трубы прошли к нам в тыл. И всю ночь – тяжелейшие бои. Практически никто не ушел. Наши всех расстреляли, хотя мы не расстреливали никогда. …Был случай в Донецке. Представьте себе такую картину: идет вся наша рота, слева и справа – горят многоэтажные дома, подожженные немцами. Слышим только топот солдатских сапог и падающие обгоревшие бревна. И вдруг крик наших разведчиков: "Товарищ лейтенант, факельщиков поймали!" Подвели двоих немцев, лет по 18-20, и мы все услышали запах керосина – они поджигали. И он сказал: "Расстрелять!" Больше я не видел, чтоб мы безоружных немцев расстреливали. Они – запросто. Попавшим в плен нашим говорили: "Евреи, коммунисты и командиры, выйти из строя". Те выходили и их тут же расстреливали, без суда и следствия. Мы другой народ, мы милосерднее были. И этому милосердию мы – не русские – учились у славян. АГ: Войну я окончил в Австрии, в Винер-Нойштадте. Это был для нас потрясающий день. Восторг неописуемый! Но это был и трагический день для нас: у нас был молдаванин – он случайно подорвался на немецкой мине. Конец войны, а он подорвался. 9 мая хоронили его. УА: После войны вы остались служить в армии? АГ: После войны нашим частям дали команду обосноваться в Румынии. И нужны были музыканты, а я до войны был музыкантом-трубачом. Собрался оркестр из 15 человек. В Румынии прослужил полгода. А потом вся 12 штурмовая бригада ушла. Когда шли через Молдавию, молдаване думали, что смогут там остановиться – "черта с два"! Кто из Украины тоже думал, что где-нибудь на Украине остановимся – ничего подобного! Пошли дальше. УА: Вы даже не знали, куда?.. АГ: Командиры-то знали, но нам не говорили. Пешком через всю Украину! Кошмар вообще. Я даже сейчас думаю: как я мог так ходить? Я шел и чувствовал, как сильно болит нога. А у меня вся ступня – мозоль, водянка. Ужас! 45

Ці міста було взято у ході одного наступу 20 серпня. Відень пав 13 квітня 1945 р.

Нас расквартировали в Грузии. Сначала в Мцхете, а через год мы приехали в Цхинвале. Уже была не 12 штурмовая инженерно-саперная бригада, а 83 инженерно-саперная бригада, а потом 37-й инженерно-саперный полк. Там я был секретарем комсомольской организации батальона. Когда я приехал сразу после войны, не застал мать. Она умерла. УА: А когда вы домой приехали? АГ: В ноябре 1945-го. Это был второй раз, когда я плакал... Я не знал, что она умерла. УА: Она болела? АГ: Голод был, желудок разболелся. Плохое время было, никто не лечил. …В Цхинвале служил до 1947 года. Пока замполит полка не сказал: "Твоя мать умерла, отец уехал. Дома у тебя нет, поступай учиться". Я выбрал Горьковское танково-артиллерийское училище. И вот мы сидим и пишем вступительный диктант. Но дело в том, что после гибели брата я не хотел учиться. И когда я заканчивал 9 класс, учительница поставила мне "двойку" по русскому языку и литературе. Весь класс пришел просить: "Григорян на фронт уезжает, а вы ему "двойку" поставили!" – "Моя профессиональная гордость не позволяет ученику, знающему на "единицу", поставить "тройку"." Господи, как я обиделся! И вот после этого – вступительный диктант. "Тройку" поставили. Сели писать по математике письменную работу – ничего не сделал. А остальные предметы на "пятерки" сдал. Идет мандатная комиссия, сидит генерал-лейтенант Латышев, во время войны был членом военного совета Пятой танковой армии. Он говорит: "Поступаете в артиллерийское отделение военно-политического училища, а у вас "двойка" по математике! Безобразие! И по "русскому" у вас наверняка… Не может быть!" И тогда я понял, что у меня "тройка." Он говорит: "60 процентов написали на "двойку"! У кого списал?" Я говорю: "Можно откровенно? Налево посмотрел – неграмотно пишут, направо посмотрел – сплошные ошибки. Решил самостоятельно." – Хохот, все смеются. – "А ты хоть спортом занимаешься?" А я здорово играл в футбол – еще в школе. И когда мы были в Румынии, румыны удивлялись, как я хорошо играю. И я сказал, что футболист. Все начали тихонечко смеяться. А Латышев говорит: "Прекратить смех! Курсант Григорян, вы приняты. Завтра в 10 часов я жду вас на стадионе." В 10 часов я пришел. Посмотрели на меня и говорит: "Вот это первая команда – лучшая команда Московского военного округа. Ты будешь играть во второй команде. Посмотрим, какой ты футболист!" Через 20 минут я первой команде забиваю два гола. И два года я был любимцем начальника училища в полном смысле этого слова. …Как-то играли с командой училища Верховного совета РСФСР из Москвы. Среди этих училищ это была лучшая команда. И мне установку дали: надо забить два гола. В итоге мы выиграли со счетом "3:5". Я так устал! Весь отдавался. Мне три дня отпуска дали. Я сижу, а друг мой Давид спрашивает: "Чего ты взгрустнул?" – "Есть нечего. Куда я пойду?.." Он говорит: "Сейчас!" – И мы пошли в столовую, он говорит: "Григоряну три дня дали, он сегодня два гола забил. А есть нечего, поедет к жене, к ребенку." Через 20 минут – пакет. Я взял, поблагодарил и пошел. Пришли домой, жена открывает, а там кусок мяса отварного, сливочное масло, хлеб, селедка, сахар – чего там только не было! Жена стоит – у нее слезы на глазах. Всю войну голодали и вдруг такое!

…Присвоили мне звание лейтенанта. На выпускном вечере генерал подходит ко мне и говорит: "Ну что, Григорян, спасибо тебе! Ты был не только замечательным футболистом, ты великолепно закончил училище. Я думаю, из тебя будет хороший политработник." УА: А где вы получили высшее образование? АГ: Когда я был секретарем парткома, начались увольнения. А у меня высшего образования нет. Я пошел в город, в институт, подхожу к проректору по заочному обучению, объясняю ему, он говорит: "На какой факультет хотите? Исторический?" – "Нет", – говорю. – А иностранные языки?" – "Английский, французский". Немецкого у них не было. Оказалось, что есть еще филологический, я согласился, а сам даже и не знал, что такое филологический. Два месяца жена диктовала диктанты, изложения делали. И когда я сдавал экзамены, сочинение написал нормально, за диктант получил четверку. АГ: После училища служил в Прибалтике, там окончил десятый класс, оттуда поехал в Германию. Семь лет прослужил там – сначала в городе Веймар, а потом в городе Рудольштадт. Я неплохо говорил по-немецки: дело в том, что в 5 классе у нас была учительница Анна Густавовна Пфепфер, немка по национальности. И она нам говорила: "Я не буду вас учить глаголам и спряжениям, буду учить вас говорить". И на бытовом уровне я неплохо говорил. Был случай. Замполит полка говорит: "Слышал, что ты неплохо говоришь по-немецки. Ты выступишь перед общественностью города Рудольштадт в связи с годовщиной революции в Баварии. Напиши на русском языке, переводчица переведет, а ты будешь читать". Написал, немка перевела, два дня тренировался, наизусть выучил, пришел к немке. Я когда стал читать, она на меня смотрит: "Oh, mein Gott! Да у вас "тюрингское" произношение! Вы блестяще говорите! Это же чудо какое-то!". Пришли мы..., меня – в Президиум. Говорят по-немецки: "К нам из советской армии пришел капитан Григорян и ему слово!" В зале человек триста сидит. И я вот, на них глядя, говорю: "Liebe Freunde, дорогие друзья!", – и как начал говорить. И когда я закончил, зал стоя аплодировал. Минуты три аплодировали, это было потрясающе! А ведь нам не разрешали с немцами общаться. Вот такая дурость! …Ехали мы как-то на полигон. Решили сделать привал. Остановились, в это время шел "немецкий" детский садик. А я ж по-немецки говорю. "Садитесь", – говорю. Сели с немецкими детьми. И вот тут я задумался, а это 1955 год. Я понял, что мое мнение о немцах изменилось. Они были очень "лояльные" к нам. Не помню случая, чтобы немцы избили или убили кого-нибудь. …После Германии служил замполитом артиллерийского полка в Одесской области. Этот полк был настоящий кошмар! Солдаты пьянствовали. Одесса на расстоянии 150 километров, населенных пунктов нет, ужасная грязь. Мы с командиром полка решили все привести в порядок. Начали с того, что в офицерской столовой разрешили "пить" – чтобы люди не ходили в село к Матвею, которого называли "кровопийцей". Сделали и все прекратилось – вот так стали служить и работать. И это был лучший полк в Одесском военном округе! …Приезжает как-то комиссия во главе с генералом, ночью поднимают нас и на полигон. Стрельба начинается артиллерийская. Офицеры стреляют – "двойки"! Я вижу, "дело керосином" пахнет. Получим "двойку" – командира уволят, меня снимут. Я подхожу к генералу и говорю: "Товарищ генерал! Полк прошел всю войну. Знамя его перебито пулями. И чтобы мы получили "двойку"?! Невозможно! Дайте нам перерыв в 4 часа. Мы проверим все огневые позиции, топографически все выверим". Долго я его уговаривал. Согласился. Я 70

спрашиваю: "А где наш топограф?", – и мне отвечают, что он пьяный лежит дома. По тревоге не поднялся. Я сажусь в машину, приезжаю и жене говорю: "Ведро воды!" Вылил, он подпрыгнул, пришел в себя, я говорю: "Ты знаешь, что тебя судить собираются?" –" За что?" – "Полк по тревоге поднялся, Москва подняла – инспекция. "Двойки идут", привязки нет никакой. Садись в машину немедленно!" Он сразу трезвый стал. Когда приехали, он объехал все огневые позиции, приходит, докладывает, что все нормально. А в это время – знамя уже стоит, построили всех командиров орудий, командиры взводов, весь офицерский состав, наводчики стоят в строю. Оказывается, что нужен еще один человек. Генерал: "Начпрод 46 не должен стрелять, врач не должен стрелять, а где этот языкастый замполит? Ему положено". А я уже знал, что меня позовут, быстренько посмотрел дальность и прочее. Говорю: "Я готов." И через 30 секунд первая команда была, а положено 2 минуты. Генерал говорит: "Молодец! Я думал, что ты только говорить можешь." После этого меня заметили. Командующий округом подарил мне командирские часы. А через два месяца меня вызывает член военного совета и говорит: "Пойдешь начальником политотдела артиллерийской бригады в Запорожье?" – я согласился. Прихожу к командующему, а он говорит: "Что получается: командир бригады – Иванян, а начальник политотдела – Григорян? Не будем создавать армянские бригады. Пойдешь в совершенно новую, сверхсекретную бригаду, которую сейчас создаем. Сейчас получишь направление, приказ будет и все – создавайте вместе с командиром бригады новую зенитно-ракетную бригаду системы "Круг". У американцев ничего подобного не было! Артиллеристом был, сапером, и тут – зенитчик! А это сильно отличается от артиллерии. Я говорю: "Товарищ генерал, я ж артиллерист!" – "Ты – политработник. Будешь артиллеристом-зенитчиком". УА: Где создавали бригаду? АГ: В Первомайском в Николаевской области. Я там восемь лет прослужил, мне уже 46 лет было, и я подумал: неужели я навсегда останусь здесь? И члену военного совета говорю: "Хватит! Отправьте меня куда-нибудь!". Он предложил начальником агитации и пропаганды в Кишиневе, в 14-й армии, должность "вилочная" – полковник-генерал. Я говорю: "Нет, я туда не поеду". – "Ну, тогда Одесское училище." Я согласился. Через два дня звонит: "Нет, туда пришел Герой Советского Союза, твой земляк Авакян, он будет там. Вот в Крыму 32-й армейский корпус, замначальника политотдела корпуса". Я пришел к жене и рассказал. Она говорит: "Крым? Давай поедем в Крым!" – и я согласился. Это был май 1973 года. УА: В каком году вы на пенсию вышли? АГ: В январе 1982 года. В корпусе девять лет прослужил. Я женился я еще в 1948 году в Горьком. УА: Как вашу жену зовут? АГ: Вера Константиновна, урожденная Бовина, из знаменитого волжского села Кадницы Кстовского района. Совершенно случайно на танцах познакомился. Ходил, а потом там новенькая появилась. Волосы черные, что-то кавказское, хотя ничего кавказского ни в лице, ни в глазах. Я подошел, пригласил, потанцевали, познакомились и больше не выпускал ее из своих рук. Там же в 1949 году родилась дочка Тамара. Сейчас она зампредседателя Крымского армянского общества. Заслуженная учительница Крыма, историк. Она окончила 46

Начальник продовольчої служби.

Кишиневский университет, исторический факультет, одновременно стала музееведом. На тот момент, когда мы переезжали в Крым, она уже вышла замуж, родила двоих детей и жила в Одессе. УА: У вас один ребенок? АГ: Двое. Еще сын в Москве. Пошел по моим стопам. УА: В каком году он родился? АГ: 1954. УА: А ваши дети говорят по-армянски? АГ: Дочка понимает, а сын нет. УА: Вы их не учили? АГ: Понимаете, военный человек: утром ухожу, вечером прихожу. УА: А вы какие еще языки знаете? АГ: Немецкий, крымскотатарский немного, грузинский. Все тюркские языки похожи, могу изъясняться на них. УА: А сколько у вас внуков? АГ: Пять внуков, шесть правнуков. УА: Ну, из них, наверное, никто уже не говорит по-армянски?.. АГ: Никто. УА: Почему вас родители отдали в русскую школу? АГ: Дело в том, что отец русскую школу окончил… УА: Дома с папой-мамой вы разговаривали на армянском? АГ: Да. УА: У вас дома готовят блюда армянской кухни? АГ: Конечно! "Кюфта" – фрикадели. УА: Это ваша супруга научилась готовить? АГ: Она очень хорошо готовит. Люблю грузинские блюда, жили же в Грузии – чахохбили и харчо. И всему этому моя жена научилась. Есть специфические травы – базилик, тархун и т.д., много различных трав. УА: Что вы можете пожелать нашим молодым поколениям, живущим в Крыму? АГ: Любите свой народ! Любите свои корни! Сделайте все для того, чтобы украинский народ жил хорошо. 72

Міланія ДУЧЕВА У приміщенні КРУ "Етнографічний музей", м. Сімферополь, АР Крим 16 травня 2013 р.

Міланія Кирилівна Дучева народилась у 1938 р. у селищі Желябівка Нижньогірського району. Під час війни її родина переховувала у льоху єврея, тому їм постійно загрожувала небезпека. В 1944 році усю родину вислали з Криму в Комі-Пермяцький округ, де вони жили у бараках, незважаючи на низьку температуру. Батько, брат і сестра померли від туберкульозу. Навчалася в музичному училищі, після чого працювала у школі в Боровську. Потім переїхала до Дніпропетровської області, де одружилася й народила сина. Тридцять шість років прожила у Білій Церкві. Україна активна – УА Міланія Дучева – МД МД: Я родилась в 1938 году в селе Желябовка Нижнегорского района. Это было болгарское село. У моей бабушки Милании было восемь детей: трое дочерей и пять сыновей, в том числе и мой отец – Кирилл Федорович. Маму мою звали Домна Дмитриевна. У ее родителей было трое детей: два сына и одна дочь – это моя мама. До войны мои родители жили и работали в колхозе. Отец работал механиком и комбайнером, а моя мама – рабочей. У них было четверо детей. До войны мои родители имели большой дом и большое хозяйство, коровы свои были. Собственно, как и все болгары, любили заниматься хозяйством, выращиванием овощей и винограда. За счет того, что мои родители были очень трудолюбивые люди, у нас было всё. Во время оккупации у нас расквартировался главный немец всего Желябовки (так как дом был очень приличный и большой). …Я помню гул самолетов, которые снижались бомбить Сейтлер (так тогда еще назывался Нижнегорск). Как нас это пугало! И мы прятались под стол или под кровать. Сейтлер бомбили часто... После того, как пролетали самолеты, мы, дети, забирались на шелковицу – оттуда было видно, как горит Сейтлер… Яркое пламя после бомбежки. Однажды мой старший брат Федор, ему было около 14 лет, пас коров, когда бомбили городи и село наше тоже. Бомба упала недалеко от него, коровы разбежались, а его подняло на несколько метров вверх и оттуда бросило – он упал.. ...Пришли немцы. Главный немец жил у нас на квартире. А мы в своем подвале [пауза] прятали учителя-еврея. Он говорил, что немцы не узнают, что он еврей, а моя мама говорила, что его как-то узнают. И мы его прятали. И очень хорошо, что у нас жил такой начальник, что никто "лишний" туда не совался. Немец, я вспоминаю, всегда меня просил, чтобы я ему пела и танцевала. Я сейчас думаю, что, наверно, у него были свои дети – такого же возраста, поэтому он просил меня потанцевать, попеть… В благодарность он наливал мне в блюдечко масло подсолнечное [сміється]. Масло подсолнечное… такое ароматное. Это я запомнила. Когда мой отец пришел от партизан, мы его спрятали между матрасами. Но это не помогло... Мы знали, кто донес, потому что обиды были на отца в селе. Он участвовал в коллективизации. А вы знаете, как потом относились к тем, кто раскулачивал! И его забрали. Он попал в вагон, когда ему было 33 года. Туда же, между прочим, угнали моего двоюродного брата, который потом объявился в Австрии. А наш отец с еще одним парнем – они выпрыгнули из вагона. Долго пробирались потом к своим. 73

Расскажу вам лучше о депортации. 18 мая 44-го года депортировали крымских татар и стали поговаривать, что нас тоже будут депортировать. Но никто не верил. Никто. 24-го июня 1944 года, в 4 часа утра резкий стук в дверь. С автоматами зашли трое [плаче] и сказали: "Пятнадцать минут вам на сборы". Даже не успели как следует одеться. Единственное, что помогло – у мамы были кольца на руке. Вот они нас потом спасли – она меняла кольца на молоко меньшему брату. Мы все привыкли к молоку. У нас ведь были коровы. Утром мама всегда делала "мляко" – это по-болгарски такая простокваша или закваска. Было очень вкусно. И, конечно же, мы привыкли хорошо питаться. Мама хотела собрать что-то покушать, но эти "нелюди" забрали всё. И нас быстренько садили на брички и отправляли на станцию Сейтлер. А там нас погрузили в вагоны для скота. Затолкали туда, постелили нам солому и всех в кучу. Хорошо, что мы с мамой хоть попали в один вагон. А вот наши двоюродные попали вообще в другие вагоны. И нас повезли на север Урала, в Коми-Пермяцкий округ, а их – в Таджикистан. Везли очень долго. Понимаете, какая была цель? Цель была только на уничтожение, конечно. Во время остановок мы слышали разговоры. Полицейских спрашивают: "Кого везете?". А они говорят: "Изменников родины". А люди на станциях говорят: "Давайте здесь их кончим, зачем их везти?..." Понимаете?.. Наш дедушка был старенький, мы его не довезли – умер от страха. Трупы выкидывали из вагонов… Довезли только бабушек. Сначала нас везли в вагонах, отцепляли, долго стояли. Мама выбегала из вагона, чтобы поменять кольцо на хлеб, на молоко. Младший брат всё время плакал... И вот мы видим, что она бежит, несет что-то и кричим: "Мама иди – носи ляп". ("Мама идёт – несёт хлеб"). Везли нас очень долго. И привезли нас уже в зиму. Привезли в Коми-Пермяцкий округ, Пермской области, село Ганёво – это самая северная точка. Снег там под три метра. Везли нас на санях. Все обмотанные в тряпки, покрытые инеем. Там же очень рано зима и очень короткое лето. Привезли нас туда и поселили в бараке с военнопленными немцами. Мы пообмораживали руки-ноги, пальцы на ногах. Резкая смена климата, понимаете? Но, Бог нас спас – мы все выжили. А жили в бараках так: каждая семья немножко отделилась, какие-то простыни, кто захватил какие тряпки и так вот друг от друга в бараке и отделилися. Отец нас очень долго искал. Когда он вернулся, ему сказали, что болгар всех депортировали. И он нас нашел! Он был такой мастеровой, что все умел: крышу покрыть, поросенка зарезать. А что отец приносил? Я помню, зарезал он у кого-то кабана, нам эти кишки принес. Мама их очень долго мыла, потом резала и готовила. Немцы, военнопленные, – они знали, что погибнут там… Многие на ночь напивались соли. Делали полстакана соли, добавляли воды и выпивали на ночь, а утром уже умирают... Несколько раз волки нападали, брат еле спасся. А летом – медведи. А мы же бегали в лес! Питались, чем найдем: черникой, голубикой, малиной. А там этого добра много. Выращивали только картошку. А потом отца пригласили работать ближе, в село Ганёво, механиком. Я пошла в первый класс в 8 лет в коми-пермяцкую школу, изучала коми-пермяцкий язык. На болгарском мы могли говорить только дома. И хорошо помню, что нас посылали убирать горох, вот там мы объедались. Приходили в школу – опять гороховая каша [сміється]. Колхоз на те времена был очень богатый. А потом меньший брат отца позвал в село Большая 74

Соснова. Оно на Казанском тракте. И там мама работала в школе, отец тогда уже не работал. Он болел и нас кормил старший брат. Он был трактористом и зарабатывал хлеб – самое главное… Мама пекла хлеб, потому что у нас был домик деревянный и печь. Отец в 1951 году умер. Всех депортированных на севере сопровождали разные болезни, потому что резкая перемена климата, конечно, отразилась на людях. Очень много болело ревматизмом, и я в том числе. И отец болел туберкулезом, сестра моя старшая заболела туберкулезом кости, и брат старший заболел туберкулезом легких. Ему тогда 20 лет было, а он болел. За то, что он не пришел отметиться, его на 6 месяцев арестовали. И оттуда он вернулся уже больной. Несколько раз его заставляли по колено в воде работать, а он уже больной был. Вот это его добило... Хоронили мы его очень тяжело. Нельзя было раскопать землю 22 февраля, земля была замерзшая на несколько метров. Два дня делали костры и размораживали землю. Он у нас там один похоронен. Сестра похоронена в Перми. Ее сын – тоже. Бабушка Милания похоронена в Очере. В Большой Соснове я закончила 9-ый класс. Хотя не закончила. 22-ого февраля приехал дядя Прокоша из Керчева, это еще севернее. Когда мы тихонько опускались – Гонёво, потом Большая Соснова, а он в Керчево остался. У них было 2 сына, и он меня забрал с собой, потому что маме одной тяжело – ведь 4 детей. Еще ж родился пятый! Когда папе было 44 года, родился Петри. Последний, самый красивый у нас [сміється]. Сейчас он здесь в Крыму работает. Когда дядя меня забрал, он сказал: "Не будешь заканчивать 9-ый класс, а пойдешь работать". Мне принес небольшой багор, чтоб работать на лесосплаве. А я была худенькая, маленькая такая – 47 килограмм. Но пришли учителя и сказали: "Она так хорошо учится, пусть закончит, осталось 2 месяца проучиться!" И я закончила, правда, ему всё время помогала, работала. А на лесосплав я пошла уже после экзаменов. На лесосплаве меня ловили несколько раз, я падала в воду вместе с багром, потому что багор был тяжелее меня. Заработав первые деньги, я узнала, что недалеко город Боровск. Хороший город, где я могу поступить в вечернюю школу, закончить десятый класс и учиться дальше. Я заработала деньги, получила, положила на стол половину дяде с тетей, а половину взяла и уехала в Боровск. Правда, в Большой Соснове не хотели принимать ни мою сестру, ни меня. Сначала сестра вступала в комсомол и пришла вся в слезах, мама говорит: "Шо случилось, шо случилось? – Меня не приняли в комсомол". Сказали, "врагов народа" не принимают. Сестра это очень переживала, но она все равно вступила. Меня тоже не принимали, но потом я всё равно в комсомол поступила. И вот я пошла в горком комсомола и мне сказали: "Мы тебе дадим работу, будешь на мебельной бумажной фабрике работать". И я была контролером – сортировала фанеру. Фанера очень и очень тяжелая, это большие листы, я должна была их передвинуть, чтобы первый сорт и второй отдельно лежали. И вот после этого я пошла в 10-ый класс в вечернюю школу. А потом поехала поступать в Пермь. А моя сестра еще раньше из Большой Сосновой уехала в Пермь и поступила учиться. И я к ней приехала, где она квартиру снимала. А оказалось, семья вся больная туберкулезом. А они все кушают вместе – большую миску наложили и оттуда кушают. …Я начала свою учительскую деятельность в Боровске. У меня было что-то с лимфатической железой, поставили диагноз – туберкулез лимфатической железы, но Бог 75

миловал, и я вылечилась. Поступала в мединститут. Очень хотела быть врачом. Но на втором экзамене – дизентерия, и я попадаю в больницу. А там как раз взрыв произошел, как у нас Чернобыль, так у них взрыв на Свердловской атомной 47. Город Боровск – это военный город, недалеко от Соликамска. Его строили депортированные немцы, которых в 41 году депортировали. Немец – значит депортация. И вот в Боровске в бараке дали комнатку, и я сразу забрала маму из Большой Сосновы с двумя меньшими братьями. Она приехала, я ее устроила работать в садик. А братья в ФЗО 48 поступили. В Киеве мой брат жил, Дима, и я переехала в Белую Церковь. Вот там я протрудилась 36 лет. А в Орджоникидзе я мужа похоронила. Воспитывала двух детей. УА: Муж болгарин у вас? МД: Нет, и у сестры ж нет. Откуда ж можно было взять болгар? В Белой Церкви я занималась только творческой деятельностью, потому что очень много работала. Кроме школы я очень активно работала, то на одном заводе, то на другом. Все знали, что мне нужно зарабатывать, что у меня двое детей и все приглашали меня работать. …В Белой Церкви у меня была своя программа. Но творческая деятельность моя закончилась, началась моя общественная деятельность. Здесь она совпала с государственной программой "Возвращение и устройство депортированных народов". Я включилась моментально. УА: А какие-то болгарские традиции сохранились в вашей семье? В депортации запрещали родной язык, как я понимаю? МД: Конечно, только в семье можно было говорить. Нас, болгар, раскидали всех. Я помню, пошла в первый класс, а там и немцы, и татары были, греки и болгары. УА: А дома на болгарском говорили? МД: Конечно. Мы привыкли на болгарском языке. Пели песни на болгарском языке. Вот вокально-инструментальный ансамбль, который сейчас у нас, где играют и поют. Мы готовим песню: Простой совсем добрый маг, простой совсем добрый юнак. Имя тому – Никола. Появился в селе добрый юноша. Из 15 тысяч депортированных крымских болгар сейчас только еле-еле 800 семей... УА: Когда вы вернулись в Крым на постоянное место жительства, какие переживания с этим были связаны? МД: Никто не предвидел, что в Крыму у крымских болгар, которые депортированные, будут огромные проблемы и новые испытания. ...Это был, по-моему, 89-й. Я знаю, что мой брат старший приехал в Крым, в Желябовку до того, до меня еще. Подошел к своему дому, а у нас большая роза такая была возле крыльца 47 48

"Киштимська аварія”, 29 вересня 1957 р. Фабрично-заводське навчання.

посаженая. А там живут другие люди… Ничего не умеют растить, кроме картошки. И очень неприветливые. А он захотел воды из своего колодца напиться. Они его отослали… И у него отнялась нога на нервной почве. Он сказал: "Всё, больше я в Желябовку ни ногой". УА: Что вам помогало выжить, что давало силы, чем бы вы могли поделиться с нами, как с молодым поколением? МД: Нас только Бог спас. Самое главное, что я вам могу посоветовать, – это добиваться своего. Иметь какую-то цель, главную цель в жизни, добиваться ее и быть трудолюбивыми. И работать много.

Людмила ЖДАНОВА У Товаристві італійців, м. Керч, АР Крим 8 серпня 2013 р.

Людмила Юріївна Жданова, в дівоцтві Морозова, народилась 1955-го року у місті Атбасар Зеленоградської області (Казахстан). Має трьох синів. Дідусь за материнською лінією був італійцем. У сім’ї після виселення італійців з Криму рідною мовою говорити боялись. Тому пані Людмила італійську намагається вивчити лише зараз. Бере активну участь у діяльності італійського товариства. Україна активна – УА Людмила Жданова – ЛЖ ЛЖ: Меня зовут Мария Юрьевна Жданова. Девичья фамилия Морозова. Родилась я в городе Атбасар Зеленоградской области Казахская ССР, сейчас это Астана. Родилась в семье рабочих. Отец у меня был водитель, а мама работала воспитательницей в школе для глухонемых. Родилась я в 1955 году. В 1982 году я приехала сюда [в Крым – Прим. ред.]. Сейчас на пенсии. У меня трое детей. Муж умер 19 лет тому назад. Живу с двумя сыновьями. Уже два года я на пенсии. Работала всю жизнь бухгалтером. У меня дедушка итальянец, а бабушка русская, из Тамани. А дедушка… говорят, что они были все из Бари49. Но он занимался сельскохозяйственной деятельностью: работал на виноградниках. Потом выращивал помидоры в Салыме. Сейчас, по-моему, [называется] Владиславовка. Папины родители – с Воронежской губернии. А бабушка по папиной линии была с Западной Украины. Дедушка – с Воронежа. УА: А как мама ваша оказалась в Воронежской области? ЛЖ: Бабушка моя была "таманчанка" 50, когда вышла за дедушку. Он керченский моряк, итальянец. И мама прожила до 1942 года здесь, в Керчи. В 1942 дедушку забрали неизвестно куда… УА: Забрали? ЛЖ: …забрали даже в 1941, где-то в конце. А их забрали в 1942 51. И отправили туда через пролив. Маму мою, еще брата и бабушку. Все пошли туда, в Казахстан… Маме тогда десять лет было. Она 1932 года [рождения]. Брат был 1930-го. Вот они попали туда. Сначала в Атбасарский район. Там было такое поселение, где одни казахи жили. Казахи и все эти "переселенцы".

Місто і значний порт в Південній Італії. Тобто з м.Тамань, станиці на Кубані. 51 Депортація кримських італійців відбулась після Керченсько-Феодосійської десантної операції. 49 50

Жили в очень тяжелых условиях. Климат был суровый. Восьмого марта их привезли туда. И вот с 1942 по 1945 они жили там на этих всех стойбищах. Потом в 1945 они перебрались в Атбасар. Жили там по 1981 год. В 1981 году бабушка вернулась сюда. УА: Вы дома разговаривали на итальянском языке? ЛЖ: Нет. Только иногда мама некоторые выражения и слова говорила. Бабушка – нет. УА: А маму, получается, ваш папа научил? ЛЖ: Да. И песни она пела. Так вот она понимала некоторые слова. Стишки рассказывала иногда. Бабушка в связи с тем, что их выслали, вообще не упоминала об этом. УА: Бабушка хотела вернуться в Крым, но сама не крымская? ЛЖ: Бабушка у нас с Кубани. С Тамани. А дедушка пришел домой. Отработал ту отработку, что ему назначили. И в 1950-м году умер. Его наказали за то, что он был такой национальности. И он только в 1946 году приехал к ним, пожил до 1950-го года и умер. Он похоронен там, в Атбасаре в Казахстане, где мы проживали. А в 1982 году мы переехали: бабушка и мама. И я с сестрой. УА: А мама себя считала больше итальянкой или украинкой? ЛЖ: Вы знаете, мы никогда не говорили об этом. Она не говорила, кем она себя считала. Просто это все было так скрыто. Старались не вести эти разговоры дома. Это потом уже, когда старенькая она стала, то что-то рассказывала. А бабушка вообще почти ничего не рассказывала. УА: А что вас подтолкнуло прийти в итальянскую общину? ЛЖ: Просто хотелось узнать, откуда прибыли наши предки, как они прибыли в Крым. Придется теперь изучать язык. Изучаем мы там. Встречаемся, стараемся общаться. УА: У вас муж итальянец? ЛЖ: Нет. И дети все русские. УА: Какое у вас отношение к религии, и к какой конфессии вы себя причисляете? ЛЖ: Я христианка. Меня в детстве крестили.

Василь ЗАКОН Вдома у пана Василя, м. Севастополь 20 липня 2013 р.

Василь Ісайович Закон народився 1957-го року в селі Плешени, Молдова. У рідному селі пан Василь жив до 18 років, поки не призвали до армії. Все дитинство і навіть ув армії Василь мріяв стати моряком. У тій місцевості, де пан Василь народився й виріс, займаються рільництвом та вівчарством, там досі збереглося колективне господарювання. До Криму пан Василь потрапив через велику любов до моря – після військової служби влаштувався працювати у допоміжний флот. Уже зараз Василь Ісайович став більше звертати увагу на традиції молдавського народу, цікавиться культурою. "Ніколи не потрібно втрачати надії, вірити в людину..." – ділиться Василь Ісайович. Україна активна – УА Василь Закон – ВЗ ВЗ: Я, ЗАКОН Василий Исаевич, родился в 1957 году, 11 октября, в Молдавской ССР, село Плешены. Прожил там 18 лет, до армии. Мать у меня (девичья фамилия – Ротару, имя – Акулина Мелентьева) родилась 12 июня 1934 года, тоже в Молдавии в селе Томай. Отец мой Закон Исай Васильевич (ныне покойный) родился 6 августа 1934 года в селе Плешены в Молдавии. Тогда она (Молдавия) была оккупирована румынскими властями 52. УА: Чем занимались в селе, в котором вы жили? ВЗ: Мать у меня была учительницей французского языка. Начинала пионервожатой. Потом окончила Бельцский педагогический институт и преподавала в сельской школе французский язык. Отец мой начинал водителем, 1955-57 год – отслужил в Венгрии. Работал в колхозе, сначала водителем, потом "завгаром"53, потом бригадиром винодельческой бригады. У меня два брата и сестра, братья живут в Молдавии, сестра в Москве. Вышла замуж и там проживает. Мать жива, здорова, живет в Молдавии, сама ведет хозяйство. Ей помогают, конечно, братья, внуки. В основном, конечно, люди занимались земледелием, сельским хозяйством. В той местности, где я родился, до сих пор сохранилось коллективное хозяйство. Между прочим, не плохо у них получается. Даже когда развалился Советский Союз и земли начали раздавать, видно, надоумил их кто-то, что земли раздадут, а как обрабатывать будем, не знали. И вот они создали агрофирму, занимаются земледелием. Овцеводством они занимаются тоже, и почти в каждой семье обязательно есть овцы, коровы. УА: А как вы попали в Крым? ВЗ: В Крым я попал из-за большой любви к морю. Я в детстве мечтал стать моряком. И даже хвастал в школе, что буду моряком, хотя сам не представлял, как это случится. Меня призвали в 18 лет в Советскую Армию. Не попал я сразу на флот, это не от меня зависело, конечно. Отслужил два года в Казахстане, в самой Алма-Ате. Служил в войсках правительственной связи, "кабельщиком" был. Сюда меня привез по моей просьбе мой двоюродный брат Иван Иванович. Он здесь отслужил на флоте, работал тут после службы. 52 53

Територія сучасної Молдови входила до складу Румунії у 1918-1940 та 1941-1944 рр. Завідуючий гаражом.

Таким образом, я в 78 году приехал в Севастополь и устроился на работу во вспомогательный флот. И с тех пор с небольшими перерывами работаю во Вспомогательном флоте. УА: Поделитесь, что такое Вспомогательный флот? ВЗ: Вспомогательный флот – это флот, который обеспечивает корабли. Военные корабли, транспортные. С 1980 года я работаю на рейдовом буксире, который занимается буксировкой кораблей. УА: Вы сохранили национальные традиции, попав в Севастополь, искали ли своих соотечественников? ВЗ: Помните то время, когда анекдоты рассказывали про молдаван? Я никогда на них не обижался. Раз есть анекдоты про народ, значит, этот народ что-то значит. А вот в советское время мы были все равны, из нас пытались сделать "советского человека". Мы не задумывались, кто рядом с нами, если таких вот сильных отличий не было между нами. Я имею в виду внешность, язык. Мы даже не знали, кто есть человек по национальности. Когда я был молодым, сильно не задумывался над культурой, но молдаван искал, конечно. Жизнь сложилась так, что в армии у нас было очень много ребят из Молдавии. Разговаривали мы на родном языке. Так сложилось, что здесь, в Севастополе, очень много молдаван. Хотя по переписи населения 2001 года 800 человек только представили себя молдаванами. На моем пути встречалось очень много молдаван, а в последние годы, когда было создано молдавское общество в 2003 году, еще больше появилось. Сейчас мы начали обращать внимание на молдавскую культуру. В школы нас приглашают, в библиотеки… Выступали, рассказывали о культуре молдавской, песни пели. УА: А как было создано ваше молдавское общество? ВЗ: Есть у нас в городе человек, который очень любит сплачивать людей, историю любит. И он занимается вот этим. Это Валерий Андреевич. Получилось, что он служил с нашими земляками. Это Григорий Константинович – председатель молдавского общества, Николай Федорович и Дмитрий Георгиевич. Они служили вместе, в одной воинской части, и Валерий Андреевич встретился и с ними и говорит: "Ребята, надо нам каким-то образом найти своих земляков и создать Молдавское культурное общество". И эти три человека начали заниматься этим, официально зарегистрировались, и было создано Молдавское общество. А потом уже сплотился костяк общества, уже они искали знакомых. УА: Вы поддерживаете связь с Молдовой? ВЗ: Мы пытались наладить связь с властями в Молдавии. Не только с властями, а с отделами, которые при правительстве, и с молдаванами, которые находятся за границей. Там очень сложная обстановка сейчас, в Молдавии. Не получилось у нас в связи с теми событиями, которые сейчас происходят в Молдавии… А так, конечно, связь поддерживаем. УА: А с другими общинами Украины вы поддерживаете связи? ВЗ: Да, в свое время мы написали заявление, и нас приняли в "Национально-культурную ассоциацию молдаван Украины". УА: Расскажите про свою семейную жизнь. 81

ВЗ: Нас познакомил здесь, в Севастополе, мой двоюродный брат. Моя жена – Марья Васильевна. Познакомились в троллейбусе, на площади Суворова. Как только я приехал сюда в 1978 году, брат нас познакомил. Получилось так, что на всю жизнь… В детстве мне мама говорила, чтобы я учил русский язык, что это потом пригодится. Дело в том, что мать у меня осталась сиротой во время войны. И мать эвакуировали в детский дом. Она была в России в детском доме во время войны. И потом, когда их обратно после войны привезли, ее старшая сестра Мила, приходила к ней в детский дом, рассказывала, как было все. И мать знала русский язык с тех времен. И вот так я изучил русский язык. Окончил школу я в селе у себя. Одни "пятерки" были. Может потому что мать учительница. После 8 классов я поступил в медицинское училище без экзаменов, отучился всего месяц там, потому что это было не мое, и через месяц уехал. Помню, как мать уговаривала, а отец махнул рукой. Так я вернулся обратно, в село, поступил в среднюю школу, отучился. Закончил весной, а в армию я ушел только через год, так что за год я окончил курсы трактористов-машинистов широкого профиля, летом до армии поработал в колхозе немного. А уже когда вернулся из армии, отучился на шофера категории "С". И после этого я уже приехал в Севастополь. …Свадьба с женой у нас была в Молдавии. Познакомились мы в 1978 году осенью. А потом в 79 году, в январе стали вести совместную жизнь, живать вместе. Я в 79 году в первый раз ходил54 в Болгарию, в апреле-мае. В июле мы поехали в Молдавию, по моей просьбе мать написала заявление в сельском совете. И нас расписали 13 июля 1979 года. Свадьбы как таковой у нас не было, потому что не очень у нас было материальное [положение]. Потом поехали уже к законной жене на родину. Она с Брянской области, русская. Приехали к ней, там познакомился с тещей, с тестем, "познакомился" с комарами в Брянской области. Мы в первый же вечер пошли в русскую баню, а на второй день обязательно в лес. У нас в Молдавии нет таких лесов, и мне было очень интересно. Ягод очень много, лес мне, конечно, понравился: там сосны такие... Красота – такого леса я не видел до того. Мы ездили раньше каждый год в отпуск куда-то. В один год мы едем в Россию в отпуск, на следующий год едем в Молдавию. В 82 году ушел в море, работал в Сирии долго, 11 месяцев. Дочка у нас родилась в 80 году, а я ушел в 82 году, конечно, дочке еще не было двух годиков. С 81 года я начал учиться. Сначала окончил курсы на механика маломерных судов, потом в 86 году поступил в Севастопольский приборостроительный институт. Сначала три года учился на вечернем отделении, потом перевелся на заочное отделение, потому что на вечернем отделении не было той специальности, по которой я окончил. В 91 году окончил Приборостроительный институт, параллельно работал. Жили мы на то время в коммунальной квартире, с общей кухней. Сначала была у нас одна комната, потом пришлось "повоевать" за вторую комнату. Все это ложилось на плечи жены, потому что я работал все время. И сейчас продолжаю работать. УА: Какое звание у вас, чин? ВЗ: Звания у меня нет. Сейчас занимаю должность старшего механика рейдового буксира. Начинал работать мотористом, был электриком, сменным механиком, сейчас старший механик. 54

Тобто плавав. Морський термін.

УА: У вас один ребенок в семье? ВЗ: У нас две дочери. К сожалению, старшая дочь умерла. Теперь у нас тоже две дочери: младшая дочь – Марина, а внучка у нас Юлия, и она тоже наша дочь, мы оформили опекунство. Она проживает с нами. Юля принимает очень активное участие во всех мероприятиях нашего общества, ей 15 лет. В прошлом году она месяц отдыхала в Молдавии, в этом году тоже туда рвалась. Молдавский язык она не знает, и младшая дочка тоже не знает. Только отдельные слова. Потому что не приходится нам разговаривать на молдавском языке в семье – жена ведь русская… Сам я свободно говорю на молдавском языке. УА: Вы много путешествовали. Что запомнилось больше всего? ВЗ: Я был в Болгарии. Пришлось поработать в Сирии, в Турции работал полгода, в Прибалтике, в Риге. На дальнем Востоке был. Понравилось то, как дружны между собой арабы, и в Турции тоже. УА: Вы почувствовали возвращение депортированных на родину? ВЗ: При советской власти об этом никто не рассказывал, был запрет на все это. Моя семья не пострадала, хотя я узнал, что молдаване тоже были депортированы. Раньше я не знал, потому что у нас в Молдавии никто не рассказывал. Когда я сюда приехал, уже было перестроечное время, стали узнавать об этом. Я лично узнал во время перестройки. УА: Какие у вас в селе были праздники? ВЗ: Я помню из детства, что обязательно у нас празднуется Рождество, и взрослые и дети участвовали в этом празднике. Мы ходили по домам родственников, соседей, знакомых, колядовали. Потом очень большим считается праздник Старый Новый год. Это с 13 на 14 января. Помню, готовились мы к этому, наряжали козу, делали бугай – это такой народный инструмент, который издает звуки быка. Потом, "Мэрцишор" 55 – это праздник первого марта, делали бутоньерки обязательно, дарили учителям, родителям, родственникам. …В связи с тем, что отец у меня был коммунистом, меня крестили таким образом, чтобы никто не знал. Было время такое. Церкви у нас в селе не было. Церковь была в 15 километров от села. В соседнем селе церковь разрушена была. И мы ходили по развалинам этой церкви. УА: Здесь вы отмечаете молдавские праздники? ВЗ: Старый Новый год, Мэрцишор. Мы участвуем летом в Дне исторического бульвара, он проводится в рамках празднования города в начале июня. Раньше принимали участие в Дне Европы. Обязательно празднуем Масленицу. УА: Ваша масленица отличается от русской? ВЗ: В Молдавии мы не праздновали. Наши родители праздновали в Молдавии "День урожая". Когда заканчивался сбор урожая, выдавали премии заслуженным, устраивали соревнования всякие, концерты были. Еще праздник вина. УА: С принятием Украины независимости ощутили вы какие-то изменения?

МерцішоЕр (рум. Mărţişor, від рум. martie — березень) — традиційне свято зустрічі весни у Молдові та Румунії. Святкується 1 березня. 55

ВЗ: Конечно, многое изменилось в жизни. Сейчас даже если получили образование, очень сложно найти работу. Нет какой-то уверенности в завтрашнем дне. Раньше не было много чего, приходилось привозить обои из Ленинграда или из Одессы. Сейчас все есть, но это, конечно… А сама независимость Украины нужна. Но надо было, как-то не так все разрушать до основания, можно было по-другому. УА: Что вам давало силы бороться с трудностями? ВЗ: Супруга моя во многих вещах помогла, удерживала от многих вещей, которые можно было совершить. Конечно, люди. Обстоятельства бывают разные, но люди, которые рядом, они всегда помогают, в очень многих случаях. УА: Исходя из личного опыта, что бы вы посоветовали молодому поколению? ВЗ: Нужно никогда не терять надежду, верить в человека. Как бы там ни было, все равно найдется человек, который подскажет, поддержит. И нужно думать о ближнем. Без тех, кто рядом, всего вокруг не было бы. И работы, и жизни, и семьи, и детей. Без друзей этого не было бы.

Ірина ЗЕКОВА У Музеї фракійських греків, с. Чорнопілля, Білогірський район, АР Крим 12 червня 2013 р.

Ірина Костянтинівна Зекова народилась 1942-го року в с.Чорнопілля Білогірського району у родині фракійських греків. У 1944 році спільноту греків було депортовано і пані Ірину разом з родиною було виселено на Урал. Працювали на заготівлі лісу, на шахті. У 1956 році дозволили повертатись із місць заслання, але не в Крим… Родина переїхала до Генічеська Херсонської області. Лише у 1970 р. родина Зекових повертається назад додому, у Чорнопілля. Пані Ірина працювала у колгоспі до 2000 р., зараз – на пенсії. Ірина Костянтинівна брала участь у відродженні церкви в рідному селі; каже, що вона не просто допомагає церкві, а живе нею. Спільнота фракійських греків для пані Ірини – це її велика родина. Намагається зберігати та передавати грецьку культуру, співає грецькі пісні, готує традиційні грецькі страви. Мріє передати культуру свого народу внукам і правнукам. Україна активна – УА Ірина Зекова – ІЗ ІЗ: Наши предки пришли сюда в 1869 году. 28 октября 1871 года они вынуждены были принять русское подданство. При этом греческие фамилии все стали русские. Они добавили окончание "–ов", "-ова", "-ев", "-ева". И только в Карачоли 56 греки с русскими фамилиями. А в районе Старого Крыма люди остались с теми фамилиями, с которыми они сюда пришли. Я говорю не на греческом языке. Я его из принципа не учу. Я говорю на том языке, на котором говорила моя мать. Я говорю на родном своем языке. Когда "наши" уходили, то село называлось Карачоль, уже потом оно стало Чернополье в 1946-48 году. Мы были очень довольны своей жизнью, если бы не разорили колхозы. У нас в 1928 году была артель "Согласие". Это было добровольно. А в 1930 году уже вышел закон: все в колхоз. Хочешь, не хочешь, надо идти. Вести корову, если есть. Какое-то орудие сельскохозяйственного труда тоже. А кто не ходил, тех высылали. В 1930 году они ограбили церковь. Впервые эта церковь была закрыта в 30-м году. Были забраны деньги золотом, серебром. Деньги старой чеканки. Люди писали в КрымЦИК57, в Совнарком58, Москву и добивались открытия церкви. А в 1931 году было заведено дело о ликвидации церкви в Карачоли. Они там составляли списки, что люди за закрытие церкви. …А потом женщины устроили голодный бунт. Не давали забрать с молотилки зерно. Вплоть до того, что ложились костями на этом току. Окончательно церковь закрыли 2 июня 1932 года. Закрыли ее голова Карачольского сельского совета и учитель, преподающий греческий язык. Страшное время пережили мы. Вот это становление советской власти столько пролило человеческой крови. От революции и до конца всё время волнения были. Оно должно было "разрушиться". Так и получилось, но только у нас такая слабая демократия. Они разрушили, Стара назва с. Чорнопілля, Білогірський район, АР Крим. Кримський Центральний виконавчий комітет ВКП(б). 58 Рада народних комісарів СРСР. 56 57

а новое ничего не сделали. Люди не имеют работы. Сейчас поработают три-четыре месяца на берегу и все. За зиму все съели. А другая семья и не заработала на всю зиму. УА: А свои хозяйства не развиваете? ІЗ: Так этого мало. Напротив меня живут татары. Молодые люди. У них двое деток. У них и коровы есть, и бычки есть. У них огурцы, у них лук, у них ранняя редиска. Дом лопнул, а чинить не за что. Непьющие, хозяйственные. А еле сводят концы с концами. Потому что сейчас живут те, которые "воруют". Сейчас время "бессовестных". УА: Расскажите о своем детстве. ІЗ: Я была у мамы пятым ребенком. Первый ребенок был 1932 года, а я – 1942-го. Мне было 2 года, когда случилась депортация. Моя мама жила со свекровью. Свекор ее умер в 1937 году. А свекровь была на Урале вместе с мамой. Мы попали в очень плохое место. Высылали целыми родами. Вот у моего дедушки с бабушкой было три сына и две дочери, одна из которых умерла еще тут. Остался мальчик, которого воспитывали мой дед и бабушка. Дедушку послали в одно место. Дядю Костю в другое. Маму послали в третье. Всё Пермская область, но места разные. А тогда было так: хочешь пойти в соседнее село, надо было брать бумажку от коменданта. Вы не имели права покинуть это место, где ваш барак. Было очень строго. Мы попали в Пермскую область, в село Лысманово. Это болото, комары. И в деревне всегда была вонь. Воды нельзя было набрать. Далеко надо было идти, где уже проточная вода. Но зато там были мидии. Такие же, как наши, но только речные. Русские не ели их. А мы приехали и ели. Мама их кипятком заливала. Потом жарила. А дети их ели прямо на огне. Там же витамины. Они полезные. Было стойло для лошадей. И длинный барак, в котором всего одна комната с печкой. Первые два года мама и все женщины ходили, побирались. Мы греки любим, чтобы крестик золотой, цепочка. У греков было много золота. И за первые две зимы это все спустили. Стакан муки сыпали на шесть литров воды и варили суп. 3-4 картошки. Только детям поделили по кусочку и все. Очень тяжело жили первое время. Потому что везли и говорили: "враги народа". И местное население пока разглядело, что мы не враги, время шло. И много людей умерло. Когда татар высылали 18 мая, уже греки знали, что и их вышлют. Армян, болгар и греков высылали с 24 по 27 июня. Наше село высылали 27 июня ночью. УА: А вам рассказывали, как это было? ІЗ: Да. У нас это была трагедия. За войну на Белогорске не осталось камня на камне. Больницу бомбили, военкомат бомбили. Были татарская мечеть, еврейская синагога. Православных церкви было 4. Осталась одна православная церковь Николая Чудотворца. А в Чернополье никого не убили, никого не повесили. Ни в одну хату не попала бомба. Настолько тут люди молились! У нас стояли румыны, чехи и немцы. Мы всех кормили. Солдат же не виноват. Ему государство дало ружье. Он на войне. 86

УА: А ваш отец?.. ІЗ: Мой папа был бригадир тракторной бригады МТС59. Моего папу не взяли в армию, потому что оставили его "по броне". И как только немцы взяли Крым, он остался с семьей. В 1946 году умерла моя бабушка, папина мама. Они ее там похоронили. И нас перевели в Пермскую область, Добрянский район, деревня Верхняя Кважево. Там уже пошла в школу. Моя мама возила еду через Каму. Привозили лодкой с другого берега и раздавали людям. Раздавали по спискам только на рабочих. У нас работали папа, мама и брат мой, ему тогда 14 лет было. Папа его взял к себе помощником. Мама моя стала заниматься сушкой чурочек в бане. Целый день топишь баню и сушишь эти чурочки для тракторов, а вечером будут люди купаться. …Я там закончила почти два класса. И умер наш папа… Ушел из жизни в январе 1950 года. Мама осталась на шестом месяце беременности с пятью детьми. Дедушка все время хлопотал, чтобы маму забрать на шахты. На шахте зарплату давали, спецовку давали. Не так издевался комендант. В шахте работало не местное население, а те, кто считался "врагом народа". Много было "власовцев"60. Девчата выходили за них замуж, потому что они были очень хорошие парни. Молодые были, "голодные". Они прямо никогда не ходили. Все время вниз смотрели, искали еду. Карточки на детей не давали. У нас пятеро детей было. 1200 [грамм] хлеба надо было поделить на семью из 8 человек. А были семьи, где было еще больше детей. Поэтому очень много умерло. А уже в 1951 году дедушка нас вытребовал, и мы жили на шахтах. Сестре Вале добавили год, потому что ее не принимали на работу. Она 1937 года, а надо было сделать 16 лет. У нас не было документов. Нам же сказали, что немцы прорвали фронт. И нас высылали, якобы "спасая" от немцев на два-три дня. Не брали ни подушек, ни кастрюлек, ничего не брали. Голые и босые. Оказалось, выслали на 12 лет. Я на Урале окончила 7 классов. Пока заканчивала семилетку, там построили большую среднюю школу. Но я там проучилась совсем мало. Очень далеко это было. Для трех шахт школу построили. А в 1956 году пришло освобождение. Моя мама бы в жизни не уехала с Урала. Но у нее было три брата. Они ее не оставили. И приехали мы сразу в Геническ Херсонской области, потому что Крым не "принимал". Мы для него еще были "с пятном". Мы и сегодня "с пятном"... Мы очень человеколюбивые. Мы верующие люди. Мы православные христиане. Мы в первую очередь мечтали возродить эту церковь. ...Нам не надо море. Нам не надо Симферополь. Мы шли в свою деревню Карачоль. Но кто же нас тут ждал? 10 квадратных метров надо было на человека. В Карачоле даже не было такого дома. Кухню не считали, веранду не считали. Мы приехали: я, мама, муж и двое детей. По 10 с половиной умножьте, где можно найти такой дом? 59 60

Машинно-тракторна станція. Вояки Російської визвольної армії генерала А.Власова, які воювали на боці нацистської Німеччини.

Я и не хотела ехать. Но мне маму было жалко. Там уже и дом муж мой построил. Кирпичный, теплый. Куда ехать, мама? Я цапать не умею, а там колхоз. А мама хотела тут умереть. Говорит: "Я не хочу тут умирать, я хочу умереть на Родине" [плаче]. Вот из-за матери поехала. УА: Вы замуж вышли на Урале? ІЗ: Нет. Мы с Урала ушли в 1956 году. Я окончила 7 классов. Замуж уже вышла в Кировоградской области. Мы в Геническе прожили 2 года. Я там окончила 8-9 класс. Потом мы переехали в Александрию, и там я пошла в 10 класс. У меня очень сильно заболела мама. А я у нее была последней. Та девочка, которая последней родилась, умерла. Мама моя потеряла там, на Урале, мать, свекровь, мужа и трех детей. Вот сейчас женщины иногда пьют, потому что говорят, что страдают. А они были что, из железа сделаны? Она в 37 лет осталась без мужа с кучей хвостов. Она не вышла снова замуж. Александрия – большой город, в котором добывают бурый уголь. Очень плохой там воздух. Постираешь – и белье у тебя бурое. Мы там жили с 1958 по 1970 год. Там я окончила вечернюю школу. Я окончила школу рабочей молодежи. Мы жили на квартире, и я вынуждена была пойти работать. Был такой дядя Костя, очень хороший человек. Он жил с нами еще в бараке, за соседней стеной. Когда мама заболела, мне было 16 лет. Меня никуда не брали. Дядя Костя сказал: "Я ее возьму". Он с сыном был мостовщик. Мы с его дочерью на носилках подносили им камни. Такая была моя первая работа. Потом я пошла учиться. Потом была товароведом. Приехали мы в 1970-м. Я два года работала в городе. А с 1973 по 2000 работала в колхозе. С 1992 по 2000 была председатель профкома. Меня люди выбирали. УА: Что вы еще из детства помните? ІЗ: Я бабушку помню. Она у нас от голода умерла. Когда мама ходила просить милостыню, то бабушка хлебом, который она ей давала, меня кормила. Чтобы я не умерла. А бабушка умерла, потому что от голода у нее начался туберкулез. Я очень хочу, чтобы у вас была другая жизнь… У меня пять внуков. Один внук и четыре внучки. Уже три замужем. Уже у меня два правнучка. Илюша, четыре годика, и Костя, вот недавно родился, месяц ему. Я хочу, чтобы у вас была счастливая жизнь. Чтобы вы имели в доме достаток. Чтобы проснулось наше государство, чтобы подумало о человеке. Не надо о народе, о конкретном человеке. Чтобы каждый конкретный человек имел крышу над головой, имел работу. А раз есть работа, есть на столе хлеб, есть ребенок, ребенок имеет образование. Человек должен идти на работу как на праздник. УА: А какие блюда вы на праздник готовите? ІЗ: На праздник мы не покупаем мясо, мы покупаем живых животных. Мы покупаем быка, которому год или три года. Четные нельзя. Но мы уже много лет быка не покупали. Покупаем барашки. Они дешевле. УА: А почему нельзя четное? 88

ІЗ: Я не знаю. Такая традиция. Я в вопросах веры не переспрашиваю, как сказали, так я и делаю. Мы делаем так, как делали наши мамы и бабушки. Это правильно. А если со стороны кто-то говорит другое, это не правильно. Сейчас покупаем живых барашек. Утром их режут мужчины. Первое блюдо – кромидато (луковый суп). Вода, мясо, лук, репка и черный перец. Варим в больших открытых чанах. Петрушку и укропчик режут отдельно и сыплют в тарелку. Второе – плов. Раньше мы готовили крымский плов. УА: А чем же он отличается? ІЗ: Отличается многим. Самый лучший крымский плов с ягненком и курицей. Морковка никакая не ложится. Только лук. Все на топленном сливочном масле. И тогда пилав, так греки говорят на плов, белый и очень вкусный. Запах совсем другой. А татары, когда приехали из Узбекистана, привезли узбекский плов. Этот год делали кавурма. Это тушеное мясо с луком. …Греки и татары очень дружили. Они доверяли друг другу. Жили до 1944 года мирно. Моя мама татарские песни знала, как греческие. Русский язык знали плохо. В школу не ходили, а сами не хотели учить. У меня осталась тетрадочка мамина, в которой она записывала татарские песни. А русскому языку научились на Урале. Чай, такой как мы сейчас пьем, научились пить на Урале. Тут пили из травы. Тут пили "порка", то есть компот. И очень много кисломолочной продукции употребляли. Держали коз и барашек. Доили коз. Мужчины доили барашек. И делали брынзу. Ее клали в бочки и заливали пахтой. Соль добавляли столько, чтобы яичко плавало. И она год хранилась. УА: Она крепко соленая? ІЗ: Брынзу вымачивали в обрате, ели с домашним хлебом и овощами. И окорок солили. Он целое лето на горище висел. Сначала его солили. Потом вещали на улице, чтобы ветром обдуло. Потом поднимали на горище. Там темно. Никакая муха не летела. Потом залазили, резали кусок и кушали. Свиней тоже держали. На праздник резали теленка и резали свинью. Делали салтисоны, домашнюю колбасу. И мясо солили, делали солонину, а потом вымачивали и варили. Очень вкусно в зеленом борще. Люди кушали пищу полезную и очень хорошую. Домашнюю брынзу потом вымачивали, но не водой, а обратом. Если водой, то оно теряло свои вкусовые качества. Тогда кусочек этой брынзы, огурец, помидор, хлеб домашний, который кушаешь, и кушать хочется. Люди были очень сильные, мало болели. УА: А у вас в церкви здесь поют на службе на греческом? ІЗ: Нет. Церковь наша Московского патриархата 61. У нас маленькая община. Батюшка нас очень любит, и он был бы согласен, чтобы пели на греческом языке, но мы по-гречески не знаем молитв. А там же литургия. Вот у нас недавно в гостях были греки, и мы им пели наши песни. Они довольны, что мы не стали русскими. Хотя я и русская, и украинка, и гречанка. Дело в том, что нас "убивает" смешанный брак. 61

Українська православна церква (Московського патріархату).

УА: А вы с греками понимаете друг друга, когда говорите на фракийском? ІЗ: Да. Я с ними говорю на своем родном языке, и они понимают. У них в 40-ом или 50-ом году была реформа языка. И наш язык – старый для них, но они его понимают. Я 54 года жила с мамой. Мама умерла в 84 года. Мы с ней говорили по-гречески. Ну, как говорили? Мама все говорила мне: "Ну, когда ты уже выйдешь на пенсию, чтобы мы могли рядышком сидеть?". Я работала. Пришла с работы – на кухню, в сарай. Пришла в дом, села на диван и уже сплю. На работе уставала, и дома хозяйство. Три коровы у нас было. Муж поросят продавал. А сейчас не держим. Муж мой умер 6 лет назад, и мы теперь только курочек держим. УА: А муж ваш украинец был? ІЗ: Нет. Он от смешанного брака. У нас смешанные браки с начала 19 века. Уже моя бабушка по папе с 1830 года КЛИНЦОВА. Ее отец был русский. Вот по материной линии у меня все чисто греки. Только моя прабабушка вышла за болгарина МИЧУРИНА. У нас очень сильные женщины. Если батько приводил ей жениха, а она была против, то она выходила и говорила: "Нет". Потому что если девушка выйдет замуж за нелюбимого и будет рожать, это вряд ли будет счастливый ребенок. Он будет нездоровый, и не будет приносить семье радость. Только девушка выбирала. УА: А когда у вас дети родились? ІЗ: У меня Лена в 1962 году родилась. Мне 20 лет было. И мой сын Коля в 1966 году родился. УА: А вы помогаете в церкви? Какую-нибудь свадебную песню знаете? ІЗ: Я не помогаю, я ей живу. Казалось бы, родился, крестился, женился, умер. Казалось бы, выйти замуж это очень ответственный период. А песня у нас не сохранилась... А когда умирает человек, песня сохранилась. Потому что, когда они [переселенцы из Фракии] плыли на паруснике, то сели на него 12 февраля. В Феодосию приплыли 10 апреля. По дороге умирали люди. И как написано в журнале шкипера: "Всего один раз остановились в Бургасе и предали земле тело пожилой женщины". Больше не делали ни одной остановки. Всех, кто умирал, выбрасывали в море. И сохранилась эта песня. [співає грецькою] "Друзья вот песня о матери, у которой было три сына. Ее старший сын вырос, стал янычаром. И их привезли на это место, откуда их брали. Это берег Черного моря. Там немного льда. И он сел, смотрит и узнает это место. И это он поет сам эту песню, как у матери забрали турки сразу трех сыновей, а она бежала за ними и просила оставить ей хоть одного…"62 Образованный человек – это еще не все. Человек должен быть духовным. Даже если он не образованный, но у него вот тут полно, он уже многое не может себе позволить. Он не может не дать. Не может не обогреть. Он не может закрыть дверь, когда человек просит. Можно иметь три образования, но не быть человеком так, как хочет этого Бог. 62

Вільний переклад пісні пані Іриною з грецької.

Так жестоко, как сейчас, никогда не было. А войны-то нет. А вы же видите, какая жестокость. Друг друга не понимают. Мама говорила, что Крым до 1944 года был другой. УА: Вы делаете мастер-классы по кухне. Какие блюда готовите? ІЗ: Мы можем только хрустики делать. Дело в том, что туристы не бывают здесь полдня. Они часа два. А за два часа что можно приготовить? У нас обычно уже готовое тесто. Мы показываем, как они лепятся, и жарим их. УА: А кубэте вы тоже своим блюдом считаете? ІЗ: И с брынзой, и с мясом. С тыквой – "милина". Мы не говорим, что это турецкое. Мы говорим это греческое. А чебуреки? Так, как их сделает гречанка, их никто не сделает. УА: А как вы их делаете? ІЗ: Тесто у каждого свое. Это секрет. Тесто слоенное. УА: Как называется чебурек? ІЗ: "Буретя". Это у нас обрядовое блюдо. С 13 на 14 января в любой греческий дом зайдите, все ужинают "буретя", красное вино и соленья с подвала. А 14-го с утра женщина встает и делает тесто на "василопиту"63. 14 января – праздник "Ай Василь" 64. Ночью еще ходят парни, поздравляют. Всю ночь горит лампадка. Ты не спишь и кровать не расстилаешь. Стол накрытый. Люди придут, будут петь. Одну песню на улице, одну в доме. УА: А, правда, что пирог нарезали, а там копейки? ІЗ: Да. Когда копейка на нож попадет, значит, в следующем году будет в доме, что резать. Первый кусочек идет Василию Великому, второй идет дому. Потом бабушке, дедушке, папе, маме, детям по старшинству, потом гостям, потом хозяйству. УА: Как вы пироги с брынзой называли? ІЗ: "Тыропита". Только брынза и петрушка, без яйца. Тесто тоже без яйца. Соль, вода, мука и топленное сливочное масло для слоения. На этот праздник, обязательно варят курицу, чтобы был бульон. Потому что много пирогов. Первым режут пирог с копейкой, потом с мясом – креатопита. УА: А пироги с помидорами, с овощами делали? ІЗ: Нет. Даже с рыбой не делали, как делают русские. Делали пельмени, вареники делали всякие. С картошкой, с творогом. Делаем слоеные пироги со шпинатом, добавляя брынзу – "спинакопита" по гречески, очень вкусная. Делали ушки с мясом. Их делали с юшкой. Они называются "касибуретя". Это маленькие пельмени с юшкой. Подают их с кислым молоком. Еще делают "салму". Это вот бантики. Тоже тесто очень тонко раскатывают, режут на ромбики и делают из них бантики. Отвариваете их в подсоленной воде. Топите сливочное масло. Не горелое! Поливаете эти бантики маслом и подаете с заквашенным молоком с чесноком. 63 64

Пиріг для Василя (грецьк.) Тобто День Святого Василя.

Очень много мы кушали кукурузы. Делали "пазану". Отваривается кукурузная каша. Жарим лук. Смешиваете с кашей. Выкладываете в сковородку. И ложите ее в духовку. И она так подымается. Едят тоже с кислым молоком сцеженым… Много кушали фасоль. Фасолату греки очень любят кушать. Это такой фасолевый суп с томатом, с морковкой, очень вкусно на первое подают. Сейчас пойду в церковь, и буду молиться за ваше здоровье. Вот, мужчине кажется, что он весь мир завоевал. Это неправда. Без женщины он и в мире, и в семье – половина человека. Сейчас женщину государство просто затоптало. Если будет над обществом женщина, то не будет сирот вообще. Мир будет другим. Он будет с глазами женщины. Ведь это мама, сестра, бабушка.

Марія ЗОЛОТАРЬОВА Хайдельберґ-центр, м. Сімферополь, АР Крим 20 червня 2010 р.

Марія Тихонівна Золотарьова (дівоче прізвище Комліч) народилась 1926-го року на Запорожжі. Предки – серби. Родину розкуркулили, частину сім’ї відправили в Сибір, інші переселились. Перший чоловік матері загинув у громадянській війні. Батько – машиніст, служив у Ялті в царській роті, мати – домогосподарка з 6-ма дітьми. З 1941-го року до кінця війни була остарбайтером табору на півдні Німеччини недалеко від Мюнхена. Покійний чоловік – інвалід війни. Має двох дітей. У 1995 році за невідомих обставин було вбито сина, підполковника міліції. Україна активна – УА Марія Золоторьова – МЗ МЗ: Я родилась в 1926 году, мама моя – украинка, в Большой Белозерке мы родились, это Запорожская область. Предки моего отца – сербы. Фамилия его – Комлич, моя девичья фамилия – Комлич. Мамин первый муж погиб в гражданскую войну. У мамы осталось четверо детей, два раза – близнецы, потом одни близнецы погибли, осталось два сына. У отца, когда он приехал с Ялты, возвратился, было тоже четверо детей от [первой] жены: две дочери и два сына. Жена от туберкулеза умерла, и они сошлись с моей мамой, и нас родили. Маме 29 лет было, когда они сошлись. Отец мой служил в Ялте, в роте Его Величества Николая II. Потом папа в 1917 году, после отречения Николая II от престола, возвратился в деревню Большую Белозерку, и здесь уже жил до 1930 года. В 1929 году было раскулачивание. Все три брата отцовские были зажиточные, и двоих из них выслали в Сибирь, двоих братьев и с семьями со всеми выслали в Сибирь, а мы уехали. Отец погрузил нас всех на лошадей, на бричку, так называли, и мы уехали все в Запорожье. И с 1930 года мы уже проживали в Запорожье. Мне был пятый годочек. Папа работал на Кирпичном заводе машинистом, мама была хозяйкой. В 1935 году я ушла в первый класс. В 41 году где-то в сентябре взорвали ДнепроГЭС и в октябре очень быстро в Запорожье зашли немцы. Кушать было нечего. Огород у нас был, и вот на этом огороде что-то выращивали. Наверное, выручало нас, что недалеко от нас был мясокомбинат, и мама ходила всегда в 3 часа ночи занимала очередь вот там, где всякие косточки, где что-то такое можно было получить, она приносила это все. Потом через некоторое время мы оставили дом в Запорожье и уехали все в Большую Белозерку. В 41 году я помню пешком мы ушли: я, брат и отец. Отец же уже был пожилой человек, его уже в армию не мобилизовали. От Запорожья до Большой Белозерки было 110 км, мы три дня шли пешком, а в Большой Белозерке еще оставался папин дом, где они жили еще до войны. Здесь остался жить его старший сын. Во время войны сын уехал вместе с колхозом. Здесь жила невестка с мальчиком, и мы приехали сюда. И вот здесь я находилась всю войну, и отсюда я была выгнана в Германию в сентябре сорок второго года. Мне было 16 лет [мовчання]. 93

Страшно было. Нас собрали: Запорожская, Николаевская, Херсонская область. В Запорожье формировался эшелон [зітхає]. ...Везли в Германию нас месяц. У меня были очень длинные косы. И мама намазала мне их керосином, мы уже читали в газетах о том, что украинским девочкам в Германии отрезают косы [плаче]. Я всю дорогу, а везли нас месяц целый, всю дорогу вычесывала. Дала она мне гребешок густой, и я всю дорогу утром рано вставала и вычесывала эти косы все время. В каждом вагоне по 25-30 девчат. В вагонах ничего не было, кроме соломы. Приехали мы в Дахау65. Это был пересыльный пункт. Везли нас в концлагерь. Чтобы отправить нас вглубь Германии, нам надо было сделать дезинфекцию. Повели нас переночевать. В столовой самое страшное всегда было – это резать хлеб, он на хлеб вообще не был похож, потому что это было что-то такое страшное. Мало было хлеба. А потом этот суп, а мы же украинцы, мы же привыкли к нашему борщу, к нашим галушкам, а тут брюква, одна вода, отходы от картофеля, и все такое черное, все такое страшное. Мы это ложками хлебали, а оно не шло, мы не могли ничего кушать, а кушать-то хочется! И снова нас повели в бараки. Здесь уже были эти печи, крематории, дымились. Мы уже видели все это, слышали эти запахи. Уже на следующий день привели нас в огромнейший зал. Все девочки раздетые наголо, а девочек до 600 человек. Одна за другой идут – к одному полицейскому и к другому полицейскому. И все мы подходим, поворачиваемся к нему, а все с косами, все девчата – с косами. И он машинками отрезает косы. И здесь уже вот такие горы волос. И уже крик страшный. Страшный крик, страшный плач, страшный шум такой и стыдно, и мы все стоим. Вы представляете себе в то время женщина нагая, пред мужчиной? Это же ужас один, мы же были совершенно иначе воспитаны, и мы не знаем куда деться. И подошла моя очередь, а такие роскошные косы, а такие – до колен косы, и я подошла к нему, повернулась к нему спиной. Боже мой, наверное, пять минут он рыскал, рыскал у меня, рыскал, и толкнул меня в спину, что я полетела туда, а не отрезал косы. Господи, я перекрестилась. У одной меня со всего эшелона остались косы неотрезанные. Я была счастлива, я была рада. Уже в помещении мы оделись все, и повели нас в барак. А со мной, как я сейчас понимаю, наверное, случилось что-то такое на нервной почве – после всего пережитого вдруг у меня начало чесаться все тело. Мы были все удручены, угнетены были все. Никакого смеха, ничего не было. Каждый сидел тихо. Наутро нас повели на завтрак, снова эта же самая брюква. Прошло три или четыре дня, я не знаю, и приехал мужчина какой-то. Полицейский. И отобрали группу девчат, в том числе и меня, и увели. Увели и снова посадили на поезд и увезли. Куда везли, что – ничего мы не знали. Потом уже я узнала, что меня привезли в лагерь Редерлох (Räderloh), это недалеко от Мюнхена – это юг Германии, филиал концерна Круппа. И вот здесь я уже прожила до 45 года, до Победы. Уже будучи в лагере, мы ходили просить хлебушка. Ходили просить по деревням. Но мы не просили "Geben Sie mir... Brot oder Kartoffeln" 66, мы просили: "Kaufen Sie mir, bitte Brot oder Kartoffeln oder"67. И мы показывали эти пфенниги, которые получали там. Но женщины не брали у нас эти пфенниги, не брали у нас это все, а что-то выносили, что-то давали. А я работала на этой фабрике, но не выносила запаха этилового спирта, и теряла сознание. И немец всегда приносил мне кусочек хлебушка утром, потому что я уже истощена была окончательно. И он принесет мне и скажет: "Mari, kom," 68 – и за машину пойдет, чтобы никто Один з великих концентраційних таборів на півдні Німеччини під час Другої світової війни. Дайте нам хліба або картоплі (нім.). 67 Продайте нам, будь ласка, хліба або картоплі (нім.). 68 "Маріє, ходіть сюди” (нім.). 65

не видел нас, мне этот кусочек хлебушка. Как мало надо было нам тогда: лишь хлебушка кусочек – мы были радостны до неба [плаче]. И там я прожила до окончания войны. Война закончилась. Приехали к нам в лагерь русские офицеры. Во Франкфурте-на-Одере формировались эшелоны для отправки в Россию. Нас туда всех свозили, а оттуда уже мы через Польшу ехали домой. Я спешила домой, потому что страшно хотела видеть своего отца. Он был для меня эталоном уважения, преданности. Мне так хотелось поскорее возвратиться к отцу... [плаче] В 1945-ом году к Новому Году я приехала домой. Я приехала уже в разбитую деревню, разграбленную. А где-то к весне я уже уехала. Сестра моя была в Симферополе. Муж у нее был военный, и они жили здесь, и она жила здесь и до войны, и во время войны. И до сегодняшнего дня я никуда уже не уезжала отсюда. Все время здесь. Сейчас мне 85 лет. Слава тебе, Господи, уже столько лет прожито. Столько уже пережито. У меня муж – инвалид войны 1 группы, я прожила с ним 40 лет. Похоронила его в 1992 году. В 1995 году сын – подполковник милиции, – погиб при неизвестных обстоятельствах. Живу сейчас с меньшим сыном. Пенсионерка [плаче]. УА: Когда Вы начали работать в Хайдельберг-центре? МЗ: Во-первых, я не получила никакого образования. Потому что ни в коем случае нельзя было сказать о том, что я была в Германии. Это ни в коем случае нельзя было обнародовать. Ни в коем случае нельзя было об этом сказать. И только в 1991 году в Киеве организовали Крымский Союз бывших узников нацизма. А в 1993 году уже в Симферополе. И я в 1993 году уже зарегистрировалась в Симферополе как бывший малолетний узник нацизма. Я при Доме офицеров закончила курсы машинисток и работала старшей машинисткой, а потом начальником секретного отдела в прокуратуре Крымской области. Несмотря на то, что я была в Германии, я прошла, учитывая, что на меня не было никаких отрицательных доносов. Месяц меня не допускали к работе, потому что ждали справку из Большой Белозерки – там, где меня в Германию брали, и куда я возвратилась после Германии. И вот, наконец, позвонил мне начальник кадров Крымской прокуратуры и сказал, что иди, Мариночка Тихоновна, иди уже, пришла на тебя справка, иди к нам работать. И я с 1959 года по 1983 год работала в прокуратуре Крымской области и даже начальником секретного отдела. А в 1991 году я на пенсию ушла. В 1991 году я стала на учет в Союзе узников, в 2001 году мы получили проект. И вот я была ответственным секретарем Крымского Союза, а потом ответственным секретарем Симферопольского городского отделения. С 2001 года по 2007 год я работала здесь поваром. А потом закончился этот проект. УА: Вы сказали, что когда уже возвращались из Германии, Вы хотели увидеть свою семью, своего отца. Встретили ли Вы их? МЗ: Да, встретила. Отец был жив еще, и я приехала жить в деревню туда же, в Большую Белозерку. В 1946 приехала моя сестра из Симферополя, и я поехала с ней в Симферополь. В 1952 году отец умер на шестьдесят первом году жизни в Запорожье. От рака желудка умер. Брат мой умер от рака мочевого пузыря. Невестка умерла от рака желудка. Я вот так переживаю сейчас за Жанну. Жанна – моя племянница. Она сейчас вот родила ребеночка – 95

девочку в Запорожье. Я просто переживаю, что она вот – в Запорожье. Такой вот страшный город. Там же воздух какой страшный. УА: Вы рассказывали про деятельность в этом центре, а чем еще Вы занимались, где работали? ИЗ: Когда я вернулась на Украину, в 1946 году я выскочила замуж за Золотарева. И сейчас я Золотарева. Но это был такой городской парень, такой… ну, не по душе он мне был. Мы с ним расстались. И я вышла замуж второй раз за другого мужчину. Прожила с ним 40 лет. Без двух, без трех месяцев я прожила с ним 40 лет, и он умер. Я похоронила. Золотарев нигде не разрешал мне работать. Я пошла устраиваться, он пришел, скандал устроил и забрал домой. А с Кулешевым уже я работала на комбинате завмашбюро, поскольку уже закончила тогда курсы машинисток. Потом меня забрали в прокуратуру. В прокуратуре 23 года я проработала – с 1959 года по 1983 год и все, пошла на пенсию. УА: Когда Вы приехали, Вам запретили рассказывать о Германии? МЗ: Да… УА: Все годы Вы в семье даже не могли рассказывать?.. МЗ: Нет, в семье знали, конечно. А больше всего – хочется забыть и никогда в жизни не вспоминать. Никогда. Хочется забыть. И когда думаешь о том, что молодость ведь – ведь не было же молодости. Я получила из пенсионного фонда извещение о том [какая] у меня пенсия… Вот каким образом можно прожить? Каким образом на старости лет можно прожить так? Значит, ни молодости, ни старости. Но я это рассказываю вам только для того, чтобы рассказать просто, чтобы занять вас, а вообще, я – оптимистка. Не надо больше об этом [сміється] Я не унывала. Никогда в жизни. УА: Мария Тихоновна, если бы мы вот Вашими внуками были, что бы Вы хотели нам посоветовать или научить? МЗ: Ой, ну, девочки, вы знаете что? Я бы хотела, чтобы девочка, женщина всегда оставалась женщиной. Вообще – оставаться всегда женщиной и оставаться всегда вот на том высоком положении жены, дочери, женщины. Чтобы вы оставались всегда ими. Это просто – держите имя женщины на высоте. Если это сумеете удержать, значит, будете счастливы. Значит, будет все хорошо. Значит, будет все. УА: Мария Тихоновна, Вы очень много рассказываете о том, что жили в нищете довольно долго. Очень скромно жили, а, скажем, даже по сравнению с Германией, Ваш уровень жизни не дотягивал до человеческих стандартов. Как Вы думаете, почему именно такая жизнь сложилась в Советском Союзе? Была ли это роль партии, к примеру, или как Вы относитесь к этому? МЗ: Я очень часто думаю об этом. Во дворе через дорогу жила женщина. Ее мужа направили в Афганистан. Еще войны не было в Афганистане. И его направили туда работать: трубы проводить. Через время она поехала к нему. Приезжает оттуда – на ней шикарный костюм, шикарный шарф. А я смотрю на нее и думаю: Боже мой, Советский Союз – такое богатство, такая земля! И вдруг там – это богатство, а мы – в войлочных туфлях, в рейтузах. Вы этого не знаете, вы сейчас во французском или немецком белье ходите! 96

Сам образ жизни в России был страшным от начала веков. А потом будто бы – Советский Союз, но мы были настолько истощены, настолько были бедные, а рвались к богатству. Если Америка вышла в сверхдержавы за счет того, что там действительно богатства..., то Советский Союз в сверхдержавы вышел исключительно за счет народа. Потому что все брал с народа. УА: Вам лично это было приятно? Вы для себя чувствовали, что: "Я обделяю себя ради государства, и я нормально живу". МЗ: Мне было приятно, что Советский Союз – сверхдержава. Но мне все-таки обидно было. Все-таки я хотела бы жить лучше. УА: Какой бы Вы хотели видеть нашу страну? МЗ: Я всегда за то, чтобы были богатые люди. Что такое демократия? Демократия – это делай, что ты хочешь, но только не в ущерб другому. Зарабатывай деньги своим трудом. УА: А в храме бываете? МЗ: Сейчас у меня уже просто нету сил. Я не могу выстоять там. А потом я прочла и в Евангелии, и в Библии о том, что, чтобы молиться, вовсе не надо очень много людей. Если хочешь помолиться, в уголочек зайди и тихо, спокойно помолись Господу Богу, попроси у него, что ты находишь нужным. И это быстрее дойдет до Бога, чем в церкви. Церковь сейчас тоже не ахти какая. В Евангелии написано, что церковь будет золотом сиять, а прихожан будет мало. И так оно и есть. А те прихожане, которые приходят, так они не особенно душой. Я прихожу в церковь, наблюдаю за этим: пришел, как-нибудь перекрестился, богачи же приходят теперь, в основном. В церковь забежал, свечку поставил и ушел. Это не моление.. Это никому не нужно. Господь не принимает таких молитв. Там душой надо молиться. А не языком.

Іван КАЛЬКО Вдома у пана Івана, м. Сімферополь, АР Крим 06 серпня 2013 р.

Іван Іванович Калько – українець, родом з Черкащини. Народився у 1942 році в мальовничому селі Язовок. З раннього віку цікавився творчістю. Після закінчення 7-го класу пішов працювати, а після цього служив в армії в 1961-1964 рр. Вищої освіти не отримав, усього навчився сам. Був художником у військових частинах, на заводах та колгоспах. До Криму приїхав разом з другом. Багато років займається різьбярством. Уже не один рік працює над оформленням храмів у Криму. Україна активна – УА Іван Калько – ІК ІК: Я, Калько Иван Иванович, родился в 1942 году, 4 сентября, в Черкасской области, в живописном селе Язовок. Немножко занимался рисованием. Привлекало это меня, да и природа дает тягу к творчеству. Потом в школу пошел (на станции Цветково). И там тоже занимался творчеством: оформлял стенгазеты, делал пособия по зоологии, по ботанике, писал плакаты всевозможные… УА: А кто были ваши родители? ІК: Отца не помню, а мать – рабочая, одно время работала в колхозе, потом на станции. Она и поваром еще работала. Когда работала поваром, было прекрасно. Моим рвениям она способствовала, доставала все, что мне было нужно: карандаши, кисточки, все краски... В пятом классе уже выходил на пленэр – на этюды, и уже немного писал маслом. У нас как раз в селе династия Воробьевых – художники такие – два сына, дочка и сам он, Воробьев. Он печатался тогда в "Огоньке"69. Ну, я поработал с ними немножко, у них я многому научился. УА: Это сколько лет вам было? ІК: Двенадцать лет. УА: А Вы помните что-то из детства, из военных лет? ІК: Да, немножко, смутно-смутно помню… Баба крутится возле печи, и заходит такой… в каске. И положил на подоконник лимонку. Я подошел и ее раз – цап [сміється]. Ну, я помню себя в три года, четыре года. УА: Учились Вы рисовать у Воробьевых? ІК: Я так, несколько дней походил, и мне уже неинтересно было. В седьмом классе писал картины маслом. Написал я на грунтованной стенке "Утро в сосновом бору" Шишкина. Прямо на стенке. Так это ковер был. Дальше – в армии, в танковых частях, был механиком-водителем средних танков. Там я тоже делал все пособия по вождению, по стрельбе. Из ленинской комнаты не выходил. Плакаты, стенды – все на мне было.

Журнал "Огоньок" ("Вогник" у перекладі на укр.) – популярний російський щотижневий ілюстрований журнал, орієнтований на широку читацьку аудиторію. 69

УА: В каком году Вы в армию пошли? ІК: В армию я пошел в 1961 г. Я служил в танковых войсках механиком – водителем средних танков. Там я оформлял пособия по вождению и стрельбе, и конечно Ленинскую комнату. Приходилось работать писарем-чертежником в оперативном отделе. А после армии, когда взяли на переподготовку, оформлял Алею в части, писал маслом плакаты на металле. УА: А ваше образование? ІК: 11 классов только и все. Я сам по себе художник. УА: 11-й класс Вы где заканчивали? ІК: В Кривом Роге, заочно, в части. Учебная часть была в Харьковской области, в городе Чугуев. У меня там была учебка… И там ленинскую комнату оформлял. УА: У Вас дома, когда Вы были маленький, на каком языке говорили? ІК: На украинском, конечно. Когда уже уехал на Донбасс, пошел русский язык, и в армии тоже русский. УА: А с мамой, бабушкой на каком языке? ІК: С ней по-украински. Я вот в геологоразведке работал, там много из западной Украины было, так с ними тоже по-украински. Мне просто легче разговаривать по-русски. УА: А Вам не мешало в работе то, что Вы нигде профессионально не учились рисовать? ІК: Нет, не мешало. Профессиональных документов нигде не требовали. В Кривом Роге в депо я тоже работал художником. В 1970 году я переехал в г. Шпола Черкасской области и устроился художником в межколхозстрой. УА: В какие годы это было? ІК: В 1972 году я переехал в Крым, искал работу и случайно в газете увидел объявление, что требуется художник в украинский театр. Там был конкурс, который я успешно прошел. В театре я работал рекламистом, но во время сдачи спектаклей приходилось и декоратором и бутафором. УА: Сколько Вы проработали в Украинском театре? ІК: Три года. Потом женился и перешел работать в геологоразведку. Тоже художником. УА: А почему решили пойти именно в геологоразведку? ІК: Геологоразведку? Я раньше подрабатывал там и решил полностью туда перейти работать. УА: А как там может работать художник, в геологоразведке? ІК: Там плакаты, стенды и эстампы, я оформлял все эти вывески по технике безопасности. Вот у нас в Песчаном был пансионат, так я там все оформлял: плакаты, вывески, стенды, рекламы. Тогда были еще популярны ярмарки. Делал большие композиции, оформлял крепости какие-нибудь. Интересно. УА: А что вас привлекло в Крыму? 99

ІК: Природа, конечно! Горы… Море не интересовало. Большой Каньон, в общем, очень нравится. Такая природа там... Мангуп-Кале, Чуфут-Кале, Караби-Яйла. ЮБК, начиная от Мисхора и до Алупки. Вот на этом промежутке я обходил все. УА: Как закончился Ваш стаж официальный? ІК: Я просто уволился! У меня уже мастерская своя была на Крылова, 4. Я устроился там. УА: Что Вы рисовали? ІК: Я оформлял уже большие работы, на периферии. Например, колхоз 21 съезда, село Марьяновка Красногвардейского района. Оформляли торговый комплекс, тоже бригадой. А там что? Два банкетных зала – большой и малый, столовая, вестибюль, лестничная клетка – все это металл, дерево, роспись и всевозможные там люстры. Делали люстры из подсобного материала (проволока, крошка оргстекла, цветное стекло и т.д.) УА: Вы тогда уже работали по металлу и по дереву? ІК: И по металлу, и по дереву, и роспись – все в комплексе. УА: Все научились делать сами? ІК: Конечно. Чего ж там учиться, если работаешь с ребятами. Я не люблю копировать. УА: Что пользовалось наибольшим успехом? ІК: Пейзажи, конечно. А натюрморты так, поскольку-постольку. Комбинированные делал – беру копию, а добавляю туда свое. Тогда пошло такое движение кооперативов. Хотелось создать собственный творческий кооператив. Но у меня не получалось. Потому, что это почти спроса не имело. В нескольких школах выполнили художественное оформление, набрал себе художников и с комбината еще были художники, и еще художники-самоучки. А потом пришлось передавать кооператив, мать заболела, лежала недвижимая, парализованная. УА: Вы ее сюда перевезли? ІК: Да. Я купил этот участок. И вот она прожила тут полтора года и слегла. Два инсульта ударило: один, второй – и все. Я выдвинул вместо себя председателем кооператива другого, а сам ушел художником. УА: Существуют сейчас этот кооператив? ІК: Нет Это все в прошлом. Снова я пошел сам по себе. Потом пошли резьба, дизайн. Стал участвовать в выставках. Мы выставлялись на аллее, напротив Дома художника. Там художникам выделили место, и вот мы выставлялись там. УА: В девяностые годы, трудно, наверное, было? ІК: Конечно. Я делал все, что и другие – ездил, привозил, продавал. Хоть и работал художником в Крымгазе, а потом перешел на интерьер в колхозы. А последняя работа – это Комната счастья, в Доме бракосочетаний в Марьяновке. Интерьер там делал. 100

...Познакомился со священниками, делал оформления в храме Петра и Павла, резную церковную утварь: аналои, киоты, подсвечники, жертвенные кружки, жертвенники, подставки всевозможные, ограждения, кокошники и другое. Перегодя выполнил несколько экспозиций (выставка "Орудия казни и пытки средневековья") А также проводил мастер – класс по школам и т.д. УА: А Вы себя считаете верующим человеком? ІК: Конечно. Каждый должен верить, я так считаю. УА: У вас в Цветково была церковь? ІК: Конечно. А вот в Вязовке мы с бабой постоянно ходили. Она функционировала постоянно, все время. Как-то мы были там на родительские дни 70, я встретил священника. Я не думал, что это священник, молодой такой. Я вижу, закрыта церковь, спрашиваю: "А как попасть туда? Мне туда надо", а он говорит: "Хорошо, пошли. Отец Михаил меня зовут". Мы и пошли. Там всё в украинском стиле – рушники, образы одеты. И металл, дерева нет. УА: А кроме собора Петра и Павла, где Вы еще свою работу делали? ІК: В данное время заказчики были в основном в квартирах: мебель, подставки под цветы. В Холмовке иконостас делал, в Бахчисарайском районе. 3х5 – большой! Я за лето, за 3 месяца вырезал 760 дециметров резьбы. Один. УА: А Вы никогда не пробовали иконы писать? ІК: [зітхає] Нет. Портреты я пробовал, а вот иконы нет, даже в реставрации. Мебель реставрировал старинную, шкафы кухонные, старые. УА: Из какого дерева Вы делали этот иконостас в Холмовке? ІК: Ольха. УА: Поделитесь, с каким деревом легче работать? ІК: Ольха, кедр, вишня, а сейчас перешел на клен. Дерево хорошее, оно немножко похоже на ясень, но что-то свое есть. УА: Вы много времени тратите на работу? ІК: Когда я "в ударе", то быстро делаю. В последнее время болят руки. Но все равно, когда є работа, я не чувствую этого. Другие работают с каким-то оборудованием – сын у меня научился немножко, он бормашиной работает. Но бормашиной на резьбу не похоже, не то качество, я так считаю. УА: Скажите, вам мама говорила, откуда у вас способность к рисованию? ІК: Мать у меня способствовала, чтобы ко всему у меня была склонность, всем помогала. Столько было набросков, столько эскизов, столько этюдов. Отчим все сжег. УА: А сейчас Вы в основном занимаетесь деревом, уже не пишете? 70

Тобто поминальні дні, коли поминають рідних померлих.

101

ІК: Пишу. Если понадобится, то я могу и в интерьере что-то сделать. УА: Что бы Вы пожелали молодому поколению? ІК: Простое... Любить и уважать родителей, поменьше заглядываться на "зеленого змия". Больше творчества, больше путешествий. Больше музыкой заниматься и чем-то этнографическим. Но главное – это природа, надо ее беречь.

102

Поліна КІМАЛОВА Вдома у пані Поліни, м. Джанкой, АР Крим 7 серпня 2013 р.

Поліна Аджасанівна Кімалова народилась 1954-го року в Джанкої. Виросла в родині циган-кочівників, кочувала до 16 років. Все своє дитинство провела у таборі і з великою любов’ю згадує ті часи. У 1988 році отримала диплом архітектора в коледжі. Так склалося, що за спеціальністю вона не працювала, проте свій дім з чоловіком побудували за її проектом. Має трьох дітей. За віросповіданням мусульманка. Впродовж усього свого життя має активу громадянську позицію, дуже переймається тим, як живуть роми, захищає їхні права. У лютому 2012 року зареєструвала ромську громаду в Джанкої та очолює її. Україна активна – УА Поліна Аджасанівна – ПА ПА: Я родилась в 1954 году. Мама говорила – в октябре, но некоторые знакомые уверяют, что это было 25 августа. Но в документах стоит 20 октября. Родилась в Крыму, поэтому хорошо знаю татарский, как свой. УА: А как детство ваше проходило? ПА: В шатре. Евпатория, Сарабуз (Гвардейское), Кировский – это были наши кочевые места. Степь. УА: А какие были отношения с местным населением? ПА: Очень хорошие. Я в школу шла – не расчесанная, ногти длинные. Меня учителя расчесывали, ногти обрезали... УА: А много цыганских детей ходило в школу? ПА: Тогда – да. УА: А сейчас меньше? ПА: Сейчас меньше. Хоть и тянут их в школу, но знаний практически нет. Тогда знания были. Я не знаю, почему. Может, другая сознательность была у них, другое восприятие. УА: А вам лучше жилось в Советском Союзе, чем в независимом государстве? ПА: Безусловно, лучше. Я "совдеповский" человек. Лучше, дитё, жилось. Приезжала вот цыганка, зовут ее Зола. Она собирала документы для получения компенсации по цыганскому холокосту71. Но она толком ничего не сделала. В 2005 году я начала писать сама, и цыгане начали получать деньги – по 1450 гривен. Потом я узнала, что в Киеве есть "цыганский президент". Четыре раза в год проходит цыганский конгресс, но я еще не ездила. Кстати, сейчас Зола – вице-президент цыганской ассоциации, но помощи для цыганских женщин я не вижу. По-моему, международная помощь идет, но нам от этого ничего не перепадает. 71

Мається на увазі винищення циган під час Другої світової війни.

103

...Цыганскую общину организовала в 2012 году, в феврале. Почему я ее организовала? Позвонили мне цыгане из Шанхая 72, и сказали: "Приехали детей отбирать". Я говорю: "Как отбирать? – Ну вот так. Женщин много и милиционеры, еще какие-то мужчины". Ну, я конечно, платок в руки – и побежала по снегу в тапочках. По дороге я говорила: "Спрячьте детей!", потому что детей могут увезти за границу. И когда я туда прибежала, народу было очень много. Цыгане — они такие доверчивые! Пусть у них ремесло – гадание, попрошайничество, ну и что? Может это от Бога им дано. Это был опекунский совет, который проверяет, как живут дети, как их кормят. В холодильнике не было творога, и я стала объяснять, что у нас, цыган, много детей, и что если она [мама] купит 1-2 кг творога, то им это на один раз. Но наши дети голодными не остаются! И тогда я решила сделать эту общину, чтобы мы были юридически защищены. И я начала ходить и просить, чтоб детей не трогали. Они условия поставили: если будет печь в доме, в холодильнике еда, стол для каждого, тогда детей отдадут. А там дети были 15-16 лет, уже сознательные, это же не 5 лет ребенку, так они там криком кричали! И я собрала всех, мы построили печь за ночь, купили 2 тонны угля, я принесла 5 ковров, детские кровати, столы, стулья, диваны, обои, все поклеили. Мы там не дом, а дворец сделали. А детей нам не возвращали целый месяц. И мы сидели и ждали. За старших детей я боялась, чтобы их не отправили в Испанию или в Америку, потому что по радио слышала, что "накопление" детей есть в Киеве и, по-моему, в Днепропетровске. Говорили, что дети будут отправлены в Италию и Америку, и я бегом побежала в прокуратуру, побежала в суд, побежала в горисполком, вместе с их папой. Младших оставили в больнице, старших отправили в какой-то детский дом, мы еще не знали толком, и тогда мне вручили решение суда. Уже было решено отобрать детей, а родителей, если они не вернут денежную компенсацию, посадить. Тогда мы начали собирать деньги для этих родителей... Когда я взяла решение суда, тогда пошла и написала опровержение, и соцслужбы каждый день в течение месяца приходили и смотрели, что мы там сделали. УА: Так отвоевали вы детей? ПА: Через месяц нам отдали. Кстати, их старшая выходит замуж, ей 16 лет в этом году. УА: С какого возраста можно замуж отдавать девушку? ПА: С 14-ти. У меня первая невестка в 13 была, вторая в 14. Они маленькие, они привыкают к семье и бывают, как собственные. Вот так. Если невестка в доме, она должна быть тебе, как дочь. Я люблю своих невесток, они мне, как дочери. У нас есть свои законы, свои обычаи. Невестка должна вставать самая первая, если встает поздно – получает пощечину. Ее ругают, она не имеет права долго спать, невестка – это ее призвание. Она должна встать утром рано, первым делом подмести двор, чтоб порог был чистый, второе – сделать кофе, пока родители спят и подать им. Я, например, 2 месяца приносила своей свекрови в постель теплую воду, чтоб она умылась, потом умывался свекор, когда они уже одевались, я подавала кофе, год с ними за столом не ела – нельзя, ела на веранде. Я тогда была студенткой третьего курса, комсомолкой, и они мне сказали: "Тебе надо выйти погадать и принести что-то в дом". Я вышла на вокзал и плакала за киоском, мне было страшно. Взрослые цыганки пожалели, спрашивают: "А что ты плачешь?". Я говорю: "Гадать 72

Народна назва ромського кварталу у Джанкої.

104

не умею". Они говорят: "Ты вот прямо подойди к любому и скажи "Дай закурить". А потом скажи: "Счастье будет и дорога длинною" – это ж на вокзале". Я слезы вытерла, подошла к солдату и говорю: "Закурить можно?". Он говорит: "Можно". Я говорю: "Счастье будет, дорога будет счастливая", – и тут сразу две цыганки обошли меня, говорят: "Она пусть отойдет – она молодая, вот мы тебе дальше скажем". Они дальше сказали, взяли 3 рубля, отдали мне, а тогда на 3 рубля можно было купить много всего, ведь кофе – 45 копеек, хлеб – 20 копеек. Я еще на 3 рубля погадала, на 6 рублей принесла домой полную сумку, и стала ходить каждый день. А если не приносила, "получала" по голове. Когда это надоело, я начала бастовать, ушла к матери, когда через 2 года мы купили участок и построили дом. ...Через 10 лет мне захотелось закончить брошенное отделение промышленного и гражданского строительства. Я пошла в свой техникум, расплакалась там и сказала, что хочу закончить, они мне говорят: "А ты сможешь сдать, Полина? Вот английский надо – перевод и изложение". Я говорю: "Смогу". И я сдала, восстановилась, а для того, чтобы учиться, мне в дом надо было приносить деньги – там трое маленьких детей. А чтобы приносить деньги, мне надо было в Симферополе быть около пяти часов утра, перекупать, перепродавать – это была "спекуляция", а сейчас это называется бизнес. В 1988-ом я закончила техникум. Когда защищала диплом, пригласила мужа, чтоб он посмотрел какая я умная – зря, он в тот же день порвал мой диплом! Я создала организацию с помощью МОМ73. Прочитала о ней в газете, и написала туда, в Женеву, и они прислали финансовую помощь. Очень много молодых малообеспеченных семей: кто металл копает, кто дыню продает, а кто гадает, попрошайничает – кормят семьи свои. Мы дружные, если кто-то не прав – собираемся, разговариваем, но чтобы женщина была председателем цыганской общины – это для них дико. ...Выросла я в кочевой семье, кочевала до 16 лет. Уезжали кочевать в марте, приезжали уже в октябре. Всегда опаздывала в школу на целый месяц, но никто меня за это не ругал. Ставили шатры, там было намного лучше, чем дома. В шатре стелили сено, а сверху ставили еще одну палатку, а там уже и подушки, и перины большие, общая постель получалась: мама, папа, дети — все вместе спали. А перед шатром горел большой костер. Когда мы приезжали в деревню, всегда останавливались на поляне, где деревья и близко вода. Женщины ходили гадать в деревню, а мужчины – по дрова, и мы, дети, с ними. УА: Сколько шатров было, когда табор кочевал? ПА: 5-7 кибиток. В каждой было очень много детей: 8-10. А я была одна у родителей, может, поэтому такая стала. Какая цыганка первой сварила еду, та всех детей и кормила. Детей накормят, по постелям положат, тогда уже мужчин кормили. Все носили свою еду в общий шатер. А утро в шатре – это что-то такое!.. Я вам не могу передать эту красоту: щебет птиц, кузнечики, запах травы, цветов, тишина. А когда выходишь – роса под ногами... Я очень много стихов про кочевую жизнь писала. УА: С мая по октябрь вы именно по Крыму ездили или куда-то дальше выбирались? 73

Міжнародна організація з міграції.

105

ПА: Только по Крыму. Мы – татарские цыгане, у нас мусульманская вера, мы давно в Крыму. Но мы очень разные. Есть азиатские цыгане – "курбеты", они подстраиваются под татар. В 90-тые они приехали вместе с татарами, говорят в основном на татарском, но они не татары. Татары – это целая нация, у них своя письменность, своя литература, своя музыка, а это низшая каста. У нас с ними законы немного отличаются. Я в Германию написала про несколько семей курбетов, которые тоже были высланы, и около десяти семей получили компенсацией. Если я и в дальнейшем буду заниматься материальной помощью для цыган, то буду писать и о курбетских детях. УА: Вы считаете, было бы хорошо, если бы ваша молодежь получала образование? ПА: Безусловно. Есть очень много желающих детей поступить в железнодорожный техникум, но они не пойдут никуда. Сейчас, например, есть четверо или пятеро детей, которые хотели бы поступить, но на бюджет они не поступят… УА: Вы, когда закончили школу, сразу поступили? ПА: Да. Мы кочевали в селе Лобаново, с мамой. Ходили по дворам, мама гадала, а я носила за ней сумку. Когда мама гадала, она говорила что-то по-цыгански, а люди ничего не понимали, и я смеялась из-за этого, и люди говорили: "Вот, ребенок смеется, значит вы обманываете". И она мне говорила: "Я больше тебя не возьму, ты меня предаешь". И я случайно нашла сельхозтехникум возле Евпатории, взяла и написала туда, получила ответ. Я – единственная дочь – рано утром сбежала, у меня в кармане было 7 рублей, и я пошла туда с документами, сдала и тут же поступила, там был большой конкурс – 7 человек на место. Это был 1973 год. Первый курс я проучилась на зоотехника. После этого приехала домой и сказала маме, что поступила и мне надо опять ехать. А потом она приехала со слезами: "Цыгане говорят, что ты не хорошая, раз ты учишься, в брюках ходишь". Я говорю: "Ну, мама, я же хочу учиться". И она говорит: "Поехали домой". И я приехала домой. А на следующий год заново начала сдавать экзамены, но с третьего курса меня, можно сказать, "украли". УА: Муж? ПА: Да [сміється]. Дали за меня калым, я маме говорила: "Верни деньги". А она говорит: "Как, все мамы получают за дочерей деньги, почему ты бесплатно должна идти, так же некрасиво!". Она еще переживала – честная я или не честная, я же все время среди мальчиков была, а у нас девочки не должны быть там, где мальчики, даже если мы на свадьбах, женщины отдельно – мужчины отдельно. На свадьбе в 12 часов ночи девочку уводят, а потом парня, а потом приносят простынь и показывают. И мама за меня взяла 1000 рублей. Я была с бедной семьи, а муж был с богатой. УА: Во сколько лет вы вышли замуж? ПА: В 21. У нас женщины бесправные. Если бы сейчас был мой муж, я бы с вами не говорила, а так я специально сказала, что я в городе. УА: Сейчас вы с ним еще живете? ПА: У нас не имеют права бросать. Нельзя. Есть такие женщины, но эти женщины существуют в нашем обществе отдельно. Они не имеют права со мной сидеть. Я выдержала, 106

я стала матерью, стала бабушкой. Было тяжело, муж и бил, и гонял, я и деньги просила, и гадала, но я его не бросила. Очень тяжелая жизнь у цыганки. УА: А чем мужчины занимаются? ПА: Домашней утварью. УА: Получается, "кормилица" в семье – жена? ПА: Да. В основном женщины. УА: Кем вы вообще работали? ПА: Я, дитё, работала никем. По своему проекту построила дом. Я чертила, а муж мне запрещал. Целый месяц я плакала тихонечко, тогда вот сосед, дедушка, сказал: "Ну, уступи ей, пусть уже будет, как она хочет". Я была сильным человеком. УА: Сколько у вас детей? ПА: Было четверо. Я похоронила старшего сына вместе с женой и внучкой. А моя младшая дочь сейчас в ТНУ учится. УА: Смешанные браки у цыган бывают? Или категорически нельзя выходить за русского? ПА: Сейчас бывают. Раньше было категорически запрещено. Отказывались от детей, не пускали в дом. Потом мальчикам стало можно, а девочкам и сейчас нельзя… УА: Скажите, сколько цыган в Крыму, по Украине? ПА: Больше даже 100 дворов, больше. Я вот общину открыла… У нас своя музыка, свой фольклор, свои танцы, свои стихи… Словарь цыганский есть, я думаю...крымские цыгане найдутся… Может быть и школу сделаем цыганскую...со временем. Словарь же есть и букварь можно сделать. ...Расстреливали наших цыган… Хочу мемориальную доску сделать. Значит в 43-ем году объявили, что через два дня будет сильная бомбежка, тогда все цыгане сели на свои брички и уехали в деревню Абаклы (это деревня по дороге на Воинку, сейчас там есть заправочная станция, деревни нету). И тогда все цыгане семьями уехали туда, остались тут единичные семьи. И вот моя мама, у нее было семеро сестер, и она была беременна, еще на руках 2 годика мальчику было, муж ушел в армию. В тот день бомбежки не было, и она все-таки решила приехать, тут осталось 2 мешка пшеницы, приехать за этой пшеницей. Когда она приехала за пшеницей, началась бомбежка сильная, и она не уехала обратно. Уехала рано утром в 4 утра. За городом встретили ее две газовые машины... И в этих машинах были ее семеро сестер, вместе со всеми детьми, все джанкойские цыгане!.. Была ее мама с ребенком, ему было полтора годика. Когда она вернулась в деревню, ей татарка сказала: "Быстрей уезжай, потому что ваших всех расстреляли и увезли", – и она обошла все дома, и везде собаки расстрелянные, подушки разорванные, никого не осталось, 107

только вот эти коровы и барашки остались. И двое детей, которых она там взяла, племянницу и племянника, остались живы вместе с ней. Мама говорит, что когда уходила с деревни, ее вот этот доброволец вернул обратно в штаб, там была русская переводчица, и она сказала: "Давай я скажу, что ты живешь в Джанкое и хочешь сюда переехать, там бомбежка, и что ты ищешь себе дом здесь, и тебе дадут пропуск комендантского часа на 7 дней". Дали ей пропуск. ...Приехала в Джанкой, к своим цыганам, они испугались ее в дом пустить, потому что каждый в доме был на списке и если один лишний человек появится в комендантский час – расстреляют всю семью, ей так объяснили. Мама выехала за город, пешком поехала и родила за городом девочку. Во время войны. И одна русская женщина ее просто приютила, один дом был в поле единственный... не знаю, что за деревня... дала одежду детскую, напоила чаем, мама у нее жила. Потом уже, когда начали освобождать Джанкой, уже вернулась сюда. Вот так вот. ...И сейчас вот это время, хоть бы поменялось, хоть бы пришло хорошее время, переживаю за маленьких "цыганчат", за маленьких детей. Недавно было заседание круглого стола, и я им сказала: "У меня один вопрос... не забирайте у цыган детей, не давайте им эту помощь, мы их и так прокормим... и хлеб испечем, и попросим, и погадаем, и продадим что-то. Сейчас же это не то, что советское время было – спекуляция, нельзя продать-купить, сейчас же все можно, сейчас рынок, вот иди себе торгуй, зарабатывай и корми своих детей. Я против этого, чтобы детей забирали, я не понимаю эту страну…

108

Валентина КІРІБЕЄВА Вдома у пані Валентини, м. Севастополь 4 липня 2013 р.

Валентина Герасимівна Кірібеєва – представниця болгарської спільноти Криму. Народилася 1937-го року у с. Новоцарицино (нині – с. Садове) у великій родині, де було дев’ятеро дітей. Батьки були інвалідами. Мати, Дар’я Петрівна, була домогосподаркою, а батько, Герасим Іванович, – чоботарем. Рідною мовою в сім’ї практично не спілкувались, тому пані Валентина, її діти та онуки болгарською не розмовляють. У дитячому віці Валентина Герасимівна полишає рідне село. Під час війни родина жила в лісі, а після війни була депортована до Казахстану. Там одружується та переїжджає до Узбекистану, а згодом повертається до Криму. Україна активна – УА Валентина Кірібеєва – ВК ВК: Я родилась 27 марта 1937 года в селе Садовое, которое раньше называлось Новоцарицыно. У родителей было 9 детей. Мама Дарья Петровна домохозяйкой была, а папа Герасим Иванович – сапожник. Он инвалид второй группы, и она тоже инвалид. УА: Что вы помните из детства? ВК: Время тогда такое тяжелое было. Принесут конфет, а нас же много! Так выложат их, и кто сколько может, столько и схватит. Сестра у меня была старшая, Зина. Перед войной ей исполнилось 19 лет, она умерла от "сибирки". За три дня умерла. И тут война. А ее хоронить надо, родители в обмороке! А я была предпоследняя. Когда война началась, отсюда скот весь выгоняли через Керченский перешеек, на мажары74 нас погрузили, не успели ничего взять, на мажары наложили солому, нас туда побросали и поехали, в вагоне для скота. И четыре года мы жили в лесу, в землянках. Конечно, голодали все. А отец у меня был балалайщик. И когда стало совсем голодно, он балалайку продал за булку хлеба и нам в мажару ее бросил. Помню, стоит, и слезы у него на глазах… И вот война кончилась, немцев выгнали, и мы сюда возвращались. Наверное, месяц прожили, и тут болгар стали депортировать. И нас тоже. Отец еще в лесу два раза замерзал. Его спасли, но он заболел воспалением легких. Когда начали выселять болгар, его выслали, а нас, детей, – нет. Но мама, как преданная жена, взяла нас и вместе с ним поехала. Высылали в Казахстан. Послали в Алма-Атинскую область, в Тянь-Шаньских горах мы жили. Привезли нас, и казахи выделили нам какую-то комнатку. И вот мы в этой комнатке все жили. Отец уже сильно больной был. Потом, когда отцу стало уже совсем плохо, его положили в больницу за пятнадцать километров. И мы с мамой ходили к нему пятнадцать километров пешком. Два года он там пролежал и нам сообщили, что он умер. Мой старший брат взял подводу, набросал туда солому, поставил гроб и поехал. А отец, оказывается, живой! Говорит: "Просто хотел посмотреть на своих детишек!" И его привезли домой. А у нас уже люди собрались, и он им говорит: "Приходите через два дня". И через два дня он умирает. А у нас и кушать-то нечего, соседи что-то принесли.

Різновид воза.

109

В это время начали "вербовать" в Караганду. И вот мама, братья Петя и Володя завербовались. И увезли нас в Караганду. Там за сорок километров поселок шахтерский – Новодолинск. В бараке поселили, но иногда в ветер можно попасть в другой барак. УА: Вы говорили, трое детей осталось. А шестеро умерли до окончания войны? ВК: Перед самой войной умерли. А мы, трое остались. Старший брат – 30-го года рождения, потом – 32-го, и я – 37-го. А мама с папой – 1902 года рождения оба. У нас даже документов не было. Когда я жила в Караганде, нужно было получать паспорт. А свидетельства о рождении нет, ничего нет. Я спрашиваю маму: "Когда я родилась?" Она говорит: "Когда помидоры покраснели" [сміється]. В общем, написали 8 марта. Когда сюда приехала и уже на пенсию собралась, опять понадобилось свидетельство о рождении, и я пошла в архив. И вот мне сказали, что 27-ого я родилась. Немножко не угадали [сміється]. Средний брат в Казахстане женился, отделился. Мы со старшим остались. Потом старший женился. И мы с мамой остались. Я работала: и почту разносила по вечерам, и санитарочкой в одно время работала, и в столовой официанткой. А у мамы было пять братьев, и все живые здесь в Крыму. Вот старший дядя Ваня нас нашел. Мы с мамой решили поехать сюда. Она хотела на родину приехать, хоть побыть. А я работала в шахте тогда, там произошла авария, мне дали отпуск на два месяца. Пожили тут, поездили по родным местам, а собрались уезжать – денег нет, закончились. А потом моя сестра двоюродная устроила меня на завод. Я месяц там поработала, на дорогу собрали и уехали опять. И всё, мама больше не приезжала. А у меня уже был старший сын Коля. Четыре годика ему тогда было. И я мужу говорю: "Давай уедем!". Но когда мы сюда приехали в 1956 году, невозможно было прописаться. И мы уехали в Узбекистан, в город Гулистан. Когда у меня уже второй сын родился, через четыре года, мы снова приехали в Симферополь. И пришли на кирпичный завод в Марьино. Директор взял нас – мужа на стройку, меня в бухгалтерию. Нам дали комнатку восемь квадратных метров. Директор такой душевный был. Из-за того, что мы Ташкенте попали под землетрясение, нам выдали землю, и мы сами построили дом. Мы так и живем сейчас там. УА: Валентина Герасимовна, вы в семье на каком языке разговаривали? ВК: Папа перед войной начал нас учить болгарскому языку. Потом война и отец уже больной был. Уже мы, можно сказать, и не разговаривали. Когда в Казахстане жили, я казахский изучала язык. А в Узбекистан переехали – там татары, узбеки. УА: Муж ваш болгарин? ВК: Нет. Русский. КИРИБЕЕВ – это русская фамилия. Похоже вроде как на татарское. Он родился в Казахстане. УА: А к какому народу вы себя причисляете? К болгарам все-таки? ВК: Конечно. Средняя внучка – точно болгарка. Она темненькая. А третья – копия я. И характеры такие одинаковые. УА: Мама готовила что-нибудь болгарское? ВК: Мамалыгу все время кушали. Бедность.. УА: А когда вы жили в Казахстане, там еще болгары жили? 110

ВК: Нет. Когда выслали, там не было болгар. А нас вместе с татарами туда отослали. Как-то я у нас пошла купить лук и разговорилась с женщиной-татаркой, которая его продавала. И спрашиваю: "А вы откуда?" Она говорит: "Ну, вот с поселка такого-то, Чиликский табаксовхоз". Я говорю: "И я оттуда". Она говорит: "У меня там муж родился". Я иду домой, беру фотографию со своими одноклассниками и несу им показать. Оказывается, он сзади меня стоит! А ведь сорок пять лет прошло с тех пор. УА: Отец ваш работал по специальности? ВК: Он сапожник, вот это его специальность. Он инвалид детства. Его дедушка, видно, научил. УА: Бабушка и дедушка были болгарами? ВК: Да. А так вот маму вроде как заставили за отца выйти замуж. УА: Что вам в жизни придавало силы бороться и строить свое счастье? ВК: Упорство, наверное. Если цель себе поставишь – то должен. Мне тяжело было, когда я осталась с детьми. Я постоянно лежала в больнице. Старшего сына забрали в Германию. Служил. А меньший учился в 10-ом классе тогда. А я 21 день пролежу в больнице, прихожу – неделю дома. И снова у меня приступ, и снова меня в больницу. И хозяйство держали – и козу, и поросенка, и курочек. И сын успевал управиться с хозяйством и приготовить что-то. Обычно он жарил картошку. [сміються] Большую чашку картошки нажарит и привезет мне, а потом едет в школу. УА: У вас два сына. А внуков сколько? ВК: Три внучки и один правнук. Четыре годика ему.

111

Валентина КОМІССАРОВА У Хайдельберґ-центрі, м. Сімферополь, АР Крим 25 липня 2013 р.

Валентина Вікторівна Коміссарова народилася 1951-го року в Челябінській області і прожила там 15 років. Батько – родом з Сімферополя, німець за національністю. Мати – росіянка. Рідні з боку батька – кримські німці, які зробили вагомий внесок у розвиток краю. Під час війни сім’я зазнала репресій через німецьку національність. У серпні 1941-го року бабусю було депортовано з Сімферополя. У 1942 році батька мобілізували до трудармії та відправили на вугільні шахти Челябінської області. Двадцять три роки він провів на уральському засланні. У 1965 році батько зміг перевезти сім’ю до Криму. Валентина Вікторівна займається дослідженням історії німців Криму та відтворює власний родовід. Видала дві книги: "Служіння Сімферополю" та "Кримська династія Шлеє". Україна активна – УА Валентина Коміссарова – ВК ВК: Я – представительница сообщества немцев Крыма. Довольно долго я изучала свою родословную и историю немцев в целом, особенно – проблемы депортации и трудармии. Много лет провела в Крымском архиве и Научной библиотеке "Таврика", собрала довольно интересный материал. По результатам издала две свои книги, мои публикации есть в различных СМИ. В этом году этнические немцы многих стран отметили знаковую дату: 250 лет со времени издания Манифеста Екатерины Второй о приглашении иностранцев в Российскую империю (документ был подписан 22 июля 1763 года). Этот Манифест дал начало массовому переселению жителей Западной Европы. Среди переселившихся были представители различных национальностей, но большинство из них – немцы. УА: Валентина Викторовна, удалось ли Вам установить, когда Ваши предки приехали в Крым? ВК: В 1790-е годы мои прародители переехали из Германии в Таврическую губернию. Они приехали из красивого места, известного ныне курорта Баден-Баден, где мои далёкие родственники владели собственным кафе. Причиной переезда стала романтическая история влюблённых, которым из-за неравного финансового статуса не позволили вступить в законный брак. Тогда влюблённые решились на побег. Их звали Катрин и Матеус ШЛЕЕ (в переводе с немецкого языка эта фамилия означает ягоды терновника). Сначала новобрачные обосновались под Мелитополем, затем, примерно в 1800 году, переселились в Севастополь. В 1854 году, во время Крымской войны, их наследник Матвей ШЛЕЕ с супругой и детьми переехал в Симферополь. Дом, который он построил, сохранился до сих пор, многие симферопольцы знают это место: ул.Одесская, 4. В глубине двора сохранились старые двухэтажные дома, там много-много лет жила семья Марии и Матвея ШЛЕЕ. У них родились 8 детей, и каждый из них оставил след в истории города. В семье ШЛЕЕ умели так воспитывать своих детей, чтобы они становились гражданами, полезными обществу. В династии было немало ярких личностей, внёсших вклад в развитие края. УА: Наверное, нынешнему поколению интересно знать: а что же здесь делали немцы? Немцы жили здесь точно так же, как и люди других национальностей. Крым всегда был многонациональный, полиэтничный. Пожалуй, отличительной чертой крымских немцев 112

было трудолюбие. Они любили и лелеяли землю, сеяли зерновые, взращивали сады, искусно изготавливали виноградное вино, занимались овцеводством, разводили элитные породы лошадей. Труженики, они зарекомендовали себя ответственными, честными людьми. Среди немцев было немало прекрасных учёных, замечательных медиков, талантливых художников и общественных деятелей. УА: Чем занимались Ваши родные? ВК: Я довольно долго изучала деятельность семьи ШЛЕЕ. Эта семья владела имениями и считалась сведущей в сельскохозяйственной отрасли, многие представители этого семейства слыли безупречными хозяйственниками. Кроме того, они стремились к знаниям, к образованию, к профессиям. Например, Франц Матвеевич ШЛЕЕ (брат моего прадеда) окончил в Киеве Императорский университет Св.Владимира и работал в Ялте мировым судьёй, затем – нотариусом в Симферополе. Матвей Матвеевич ШЛЕЕ (другой брат моего прадеда) окончил Императорский Московский университет, причём завершил обучение блестяще – со степенью кандидата прав. Он служил мировым судьёй в Севастополе, затем – присяжным поверенным (адвокатом) в Симферополе. Мария Матвеевна ШЛЕЕ (сестра моего прадеда) получила образование в Швейцарии, она окончила медицинский факультет Бернского университета и впоследствии работала земским врачом в Крыму. В то время это была очень трудная работа. Земские врачи обслуживали сельское население, а территории были огромными, к медицинскому участку Марии Матвеевны относились 98 деревень. Это было время 1890-х годов: одна эпидемия за другой. Но медики мужественно работали в эпидемиологических очагах. Деятельность женщины-врача Марии ШЛЕЕ вызывала искреннее уважение современников и высоко оценивалась земскими депутатами. Многие представители семейства ШЛЕЕ были общественными деятелями. Александр Матвеевич ШЛЕЕ (брат моего прадеда) работал заместителем городского головы Симферополя с 1911 по 1918 год. Мой прадед Иван Матвеевич ШЛЕЕ состоял депутатом Симферопольской городской Думы, членом церковного Совета Симферопольской римско-католической церкви, попечителем приходской римско-католической школы. УА: Сохранились ли здания, построенные семьёй ШЛЕЕ? ВК: В настоящее время в Крыму сохранилось около 10 зданий, построенных представителями семьи ШЛЕЕ. Некоторые являются памятниками архитектурного и культурного наследия. Самое известное среди них – респектабельное трёхэтажное здание (ул. Ленина, 17), которое ныне занимает Министерство архитектуры и строительной политики. Этот дом был построен в 1908 году Константином Фердинандовичем ШЛЕЕ для частной женской гимназии Валентины Александровны СТАНИШЕВСКОЙ. Человека, построившего это замечательное здание, репрессировали в 1930 году, в эпоху раскулачивания, когда советская власть организовывала колхозы и расправлялась с бывшими землевладельцами. Повод был прост: если человек имел наёмных работников, значит он – эксплуататор, эксплуатировал чужой труд. Таких людей лишали избирательных прав и изгоняли из Крыма. Если говорить о моих бабушке и дедушке, то они всё время жили в доме, который в 1890-е годы построил мой прадед (ныне ул. Пушкина, 23/ул. Самокиша, 24). Моя бабушка – Мария Ивановна КАНЦЛЕР (в девичестве ШЛЕЕ), дочь депутата Симферопольской городской Думы Ивана Матвеевича ШЛЕЕ. Мой дедушка – Иосиф Яковлевич КАНЦЛЕР, он окончил Московский университет и работал адвокатом в довоенном Симферополе. УА: Каким образом начавшаяся в 1941 году война отразилась на Вашей семье? 113

ВК: После нападения Германии на СССР в стране начались гонения на советских граждан немецкой национальности. В августе 1941 года крымские немцы в товарных вагонах были вывезены с территории полуострова. Моя бабушка тоже была депортирована из Симферополя. Мой отец в это время состоял студентом Московского инженерно-строительного института. Сначала его вместе с институтом эвакуировали из Москвы в Новосибирск. Но тут наступил январь 1942 года, и вышло постановление о массовой мобилизации советских немцев в рабочие колонны. В итоге, мобилизованные немцы безо всякой вины оказались в исправительно-трудовых лагерях на положении заключённых. Впоследствии эти формирования с лагерным распорядком назвали "трудовой армией", а мобилизованных туда людей – трудармейцами. Трудармия погубила тысячи невинных жизней, причинами тому были голод, холод, моральная угнетённость. Весной 1942 года моего отца-студента мобилизовали в трудармию и отправили на Урал, содержали в лагере. Он работал на угольной шахте в Челябинской области. Как рассказывал потом отец, выжить там было непросто, многие умирали от истощения. Непосильный физический труд изматывал организм, и люди гибли. Страшные это были времена. Сейчас попытаюсь обобщить сказанное. Во время войны и послевоенный период советские немцы подверглись трём видам репрессий по национальному признаку. Это – массовая депортация, мобилизация в трудармию, спецпоселение. Самым суровым испытанием стала трудармия – форма организации принудительного труда в условиях ограничения свободы (содержание – в лагерях, питание – по нормам ГУЛАГа). При этом статус трудмобилизованных советских немцев оказался на уровне заключённых. Трудармия стала потихоньку заканчиваться в 1946-48 годах. Отца, как грамотного паренька, отправили в колхоз работать бухгалтером. Он был рад, там можно было прокормиться. В Челябинской области он прожил почти четверть века, потому что после ликвидации трудармии остался ещё один вид репрессий – спецпоселение. Советские немцы находились под надзором органов НКВД и не имели права покидать своё место жительства. Это ограничение в правах продолжалось до 1956 года. УА: А в каком году Вы родились? ВК: Я родилась в 1951 году в Челябинской области, в крае берёзовых лесов. Моя мама – уроженка Челябинска, человек исконно русский. Родные поступили мудро и скрыли от нас, что отец по причине немецкой национальности находился там на спецпоселении. Трудармия, лагерь и угольные шахты оказались тяжёлым испытанием для моего отца, человека интеллигентного и очень деликатного. Насколько ему было там тяжело, я смогла осознать лишь в зрелом возрасте. Но суровый Урал стал моей родиной, и в моих воспоминаниях детства – журчание ручейков после долгой зимы, удивительный запах земли после таяния снега и безмятежная нежность первых подснежников. Мы жили в маленькой уральской деревне, окружённой не только лесами, но и болотами. А комаров сколько! Но люди там были хорошие. УА: Кто там жил, русские? ВК: В основном, русские. Но было несколько немецких семей, по соседству с нами жила эстонка: прибалтов же тоже депортировали. Конечно, были люди и других национальностей. Среди местного населения не возникало негативных взаимоотношений. Послевоенное поколение умело радоваться. Люди радовались тому, что кончилась страшная война, что можно сварить тарелку горохового супа и накормить своих детей. Отношение к спецпоселенцам со стороны органов НКВД – это другая тема, те люди выполняли свою 114

работу. К сожалению, в послевоенные годы судьба советских немцев оставалась ещё очень тяжёлой. В 1948 году, когда спецпоселенцы ждали, что их вот-вот отпустят, вдруг вышел указ: "В связи с тем, что во время переселения не были определены сроки высылки, установить, что переселение в отдалённые районы … проведено навечно, без права возврата к прежним местам жительства. За самовольный выезд (побег) из мест обязательного поселения … – 20 лет каторжных работ". Почему? Сейчас историки считают, что просто была нужна выгодная рабочая сила, а государству надо было поднимать страну. УА: Когда Ваш отец вернулся в Крым? ВК: В 1965 году отец вернулся в Крым, но не в Симферополь, а в село. В детстве он хорошо рисовал, был учеником известного художника Николая Семёновича САМОКИША, мечтал быть архитектором и строить города. Но жизнь сложилась иначе, он стал главным бухгалтером совхоза. Всему виной – война. И зачем теперь кого-то осуждать? УА: На каком языке разговаривали Ваши родные: русском или немецком? ВК: На русском, но слова немецкие мелькали в речи. Надо же понимать, что война-то с Германией шла. Ну, какой немецкий язык? Уже ведь и так к "врагам народа" причислили. Трудно было с немецким языком после такой тяжёлой, жестокой, ужасной войны. Поэтому и исчез тот немецкий диалект, на котором разговаривали наши предки. В Крыму было 314 немецких селений. Сейчас нет ни одного. Всё это последствия той политики, результат войны с Германией. УА: Валентина Викторовна, что вас подтолкнуло к изучению истории семьи? ВК: Прежде всего, изменилось время. В 1994 году в Ялте прошёл Фестиваль немецкой культуры, когда тысяча человек открыто заявили: "Мы – немцы". Наконец-то у людей прошёл страх. На фестивале я встретила историков и архивистов, которые заинтересованно отнеслись к фамилии ШЛЕЕ. Так после десятилетий замалчивания немецкой темы начался процесс её исследования. Сразу после фестиваля я пришла в Крымский архив и принялась по крупицам собирать информацию. Самым большим моим достижением стала книга "Крымская династия Шлее", изданная в 2012 году. Это результат пятнадцати лет моих исследований, пятнадцати лет кропотливой работы. То, чем я занимаюсь в последние годы, так и называется – популяризация знаний об истории крымских немцев. УА: Давайте поговорим на тему вероисповедания. ВК: Мои немецкие прародители исповедовали римско-католическую религию. В Симферополе была римско-католическая церковь, она располагалась на Салгирной улице (ныне проспект Кирова). Рядом стояла еврейская синагога. По внешнему виду это были очень разные здания. Римско-католическая церковь больше напоминала школу, нежели церковь. А еврейская синагога – очень интересное сооружение в архитектурном плане. Судьба этих церквей оказалась похожа: в советское время храмы закрыли, а потом и разрушили [показує фото]. В завершение отмечу, что до революции люди были толерантными, разные религии существовали, люди умели мирно жить. Крым всегда был полиэтничен и толерантен к народам, живущим на этой территории.

115

Олександр КРИВА-АПАЗІДІ У Севастопольському грецькому товаристві "Херсонес" м. Севастополь 6 та 17 липня 2013 р.

Олександр Григорович Крива-Апазіді народився 1935-го року в м. Старий Крим. Мати – грекиня, а батько – українець. Предки Олександра Григоровича після підписання Адріанопольського мирного договору з Туреччиною були змушені переселитись до Криму. Зупинились у Старому Кримі. Війна застала Олександра Апазіді у Миколаєві. Під час евакуації його було поранено. У 1944 р. греків депортували як "ворогів народу". Незважаючи на те, що батько Олександра Григоровича був військовим офіцером, а мати - партизанкою. Його родину відправили у товарних вагонах до Башкирії і лише в 1956 році грекам дозволили полишити "спецпоселення". Родина пана Олександра переїжджає у 60-х роках до Криму. Олександр Григорович працював будівельником до пенсії. Один із засновників та активних учасників грецького товариства. Діти живуть у Греції. Україна активна – УА Олександр Крива-Апазіді – ОК ОК: Мне уже 78. Я ведущий передач на радио. С 1996 года ежемесячно веду программу. И я, кстати, чемпион мира по приготовлению восточных блюд. В депортации я провел 37 лет. С семи лет загнали туда. Слава Богу, узбеки были добрые. Мы были худые, голодные. Нас позовут, лепешку огромную возьмут, положат туда кишмиш, урюк туда и дают нам кушать. А мы бегом домой: даем бабушкам, тетенькам, братикам кушать. Благодаря узбекам мы остались живы. Когда в 1991 году после развала Советского Союза греки объединились, нас было мало – 19 человек. (да и сейчас вообще-то мало). Те, которым мы звонили, говорили: хватит, мы уже были под колпаком у Сталина 40 лет. Сейчас мы опять объединимся, и нам будут говорить, что мы "враги народа". Но более смелые греки объединились. 27 августа 1991 года мы зарегистрировались. УА: Сколько человек входит в греческое общество сейчас? ОК: Официально в обществе где-то 85-90 человек. Но активных человек 30. УА: Молодое поколение присутствует? ОК: Не присутствует. У меня трое детей, и у нашего председателя трое детей. Мы когда были молодые, создали из них национальный фольклорный ансамбль. Научили их петь, танцевать сиртаки. До десятого класса они танцевали, пели. Мы их возили и в Ялту, и в Алушту, и в Симферополь, где только мы не были! А потом они выросли. После 2000 года у греков пошла "мода" уезжать в Грецию. Мои дети поехали только из-за того, что я разошелся с женой. Она уехала в Грецию и стала умолять послать туда детей. Сначала поехал старший, потом младший закончил университет. Потом доченька поехала тоже. Все сейчас там. Но сидят на чемоданах, и вырваться не могут. Потому что в Греции сейчас кризис. УА: В каком году вы родились, откуда родом? 116

ОК: Я родился в греческой семье в 1935 году, 27 сентября. Это День воздвижения Креста. Как наш род Апазиди оказался в Крыму? Вы знаете о геноциде армян в 1915 году, когда полтора миллиона человек вырезали турки. С нами произошло то же самое, но раньше гораздо, в 1870-х годах. …Первым сюда из нашего рода пришел Антон Апазиди, который вместе со своим братом осел в Грушовке. Тот был священник, и они открыли там церковь. Там еще была деревушка Шейх-Мурза75 за 2 километра от Старого Крыма. Это была чисто греческая деревня. Весь наш род "окопался" в этой Шейх-Мурзе. У бабушки и дедушки было 12 детей. Шесть девочек и шесть мальчиков. Пока были маленькие, четверо умерли. Тогда был голод, это 32-35 годы. В 33-34 году в Киеве в агрономическом техникуме заканчивает учебу мой отец, Григорий Филиппович Крива. Украинец, не грек. И его направляют в Крым на отработку. Попадает в Старый Крым. Когда столкнулся с разными общинами, то изучил их языки. Отец разговаривал на татарском, греческом, армянском и болгарском. Все мои предки работали на табаке. А тогда в Старом Крыму выращивали сорт табака "дюбек", который в свое время курил Сталин, и который продавала советская власть за золото за границу. В один прекрасный день моя мать Наталья Антоновна и мой отец Григорий Филиппович объяснились. Но мать знала, что за "хохла", за русского – ни в коем случае нельзя, только за грека. Иначе семейный суд тебя задушит, зарежет... В Старом Крыму в одном месте на речке была полянка, где они встречались. Отец разъезжал по полям на велосипеде. И он приезжал в определенный час на эту полянку, мама убегала из дома. В последний раз, когда мой отец встречался с матерью, приезжает его младший брат и говорит: "И дядя Моранди, и дядя Митя сказали: если этого "хохла" найдете с нашей дочкой, зарежьте обоих". И отец матери говорит: "Что будем делать?" Мать сказала: "Хочешь, меня утопи в этой речке, хочешь, забери, я после этого домой не пойду". Папа покупает до Киева билеты, приезжают туда, и он говорит: "В Крыму я работать не могу". Его посылают в Николаевскую область. Так мы оказались в Николаеве. Мама уже была беременная. Когда до бабушки дошло, что мама беременная, отец тогда уже получил квартиру в доме молодых специалистов. Жили они хорошо. И бабушка в 1934 году приехала туда в Николаев и сказала: "Гриша, я тебя на 10 греков не меняю. Я вас благословляю, и пусть дочка рожает дома". А отец уже был большим начальником в областном земельном отделе. Бабка маму забрала, и в 1935-м году в Старом Крыму родился я. В 1935 году уже пахло войной. Отца забирают на переподготовку. Тогда уже разрабатывалась "Катюша", и отец был связан с их выпуском. В 38-39 году мы вернулись в Николаев, потому что была угроза потерять квартиру, как у всех военных. И война нас застала там. Мне в 1941-м году уже было четыре с половиной года, я помню как рядом с нашим домом падали бомбы, как завод судостроительный уже разбомблен был вообще за одну ночь. Отец только успел добежать домой, дать маме продовольственный аттестат офицера, справку о безоговорочной эвакуации. Тогда были организованы эвакуационные пункты и маму вместе со мной и имуществом на трактор погрузили. И по николаевским степям вместе с 75

Пізніше було перейменовано у с. Калинівка, нині не існує.

117

отступающими войсками отправили в сторону Крыма. А сверху нас немецкие самолеты бомбили, разбомбили в пух и прах. Жертва этих бомбежек перед вами. Мне разорвало щеку, оставались только глаза и кусочек носа. В отступающих войсках был фельдшер. Он меня обмотал, оставил только дырочку. И матери сказал: "Воды и молочка будешь давать в эту дырку". В октябре пришли в Крым, а в ноябре уже зашли немцы, по пятам шли. А в 1944-м году нас обвинили, что мы "сдали" Крым без боя. У нас ни лопат, ни вил – ничего не было. У нас даже ножей не было. Так вот до сих пор клеймо "врагов народа" никто не снял. Из-за того, что моя мать была женой офицера, подпольщики сразу сказали, что она должна уйти в лес. И с 1942 года по 1947 год я мать не видел. Она была связисткой в старокрымском партизанском отряде. Бабушка рассказывала, что она приходила ночами: поцелует меня спящего и уходит. Но из-за того, что я болел часто, она попросилась связной в город. И я с ней как помощник, забинтованный все время. Она немцам на КП говорила: "Кранк киндер, кранк", – значит, идем к врачу. И она где положит какую-то бумажку под камнем, где возьмет бумажку. В 1941 году Крым был оккупирован. Отец мой в первый же день, 22 июня 1941 года, ушел на фронт. Он уже тогда был офицер. Два года с лишним были немцы. А 10 апреля 1944-го началось освобождение Крыма. ...Мамочка моя спустилась с партизанами. Они не знали даже, что Крым освободили. Их как загнали немцы за Ай-Петринскую яйлу, так они и жили в пещерах. А потом кто-то пробрался и сказал, что Крым освободили. И они спустились домой. ...18 мая 1944 года крымских татар собрали в Старом Крыму. Под дулом автоматов вывезли на железнодорожную станцию и угнали. УА: А как это объяснили населению? ОК: Объяснений не было. Была общая команда – предали Крым. Кто? Крымские татары, армяне, болгары, греки. 18 мая мы узнали, что Крым очистили от крымских татар. А про греков еще было непонятно. Но шумок шел что и нас, в конце концов, тоже… УА: Греков выселяли в июне? ОК: Да, греков выселяли с 24 по 27 июня. В пять утра ворвались один офицер и два солдата красноармейца. Стучали так, что бабушка проснулась и кричит: "Ой, наверное, немцы пришли опять. Прячьтесь!". И мы спрятались под кровать. Оказывается, зашли наши солдаты: "Бабушка, собирайся. Вас выселяют, как крымских татар. 20 минут на сборы". Выгнали на улицу. Успела бабушка взять кусок сала, несколько яичек сырых. Всего греков выслали около 20 тысяч. Нас пригнали в Башкирию, в Ишимбай. А матери же моей нет! Нас выслали в июне, а они где-то в июле из леса спустились.

118

А в это время в Ишимбае отбывали наказание "власовцы" 76. В июне нас посадили, а там мы оказались в сентябре. Уже шел снег. Была пурга, холодно. И только благодаря "власовцам" мы выжили. Кидали нам шкурки от картошки, кости. УА: А жили вы где? ОК: Нигде. На улице. Там рядом был башкирский кишлак, мы ходили туда побирались. А башкиры ходили с баграми. Это палка, на конце крючок. Они этими баграми на реке Белая ловили бревна, воровали. Вот они ходили с этими баграми. Моего братишку восемь раз кололи. УА: То есть они к вам агрессивно относились? ОК: Очень агрессивно. И вот в 1947 году появляется мать. Три года ей понадобилось, чтобы она объехала Среднюю Азию, Казахстан, Сибирь и нашла нас. И то – случайно нашла. Она оказалась в товарном вагоне и встретила своего брата двоюродного, тоже партизана. И он сказал ей, что мы в Башкирии, под Ишимбаем. Маме в 1944 году было 32 года. Она была в самом расцвете лет. Ей, как говорится, жить да жить. А она скиталась по этим крышам, вагонам, подножкам, но нашла нас. А я уже "воровал", уже был в банде. За три года голод мог заставить не только воровать, но и грабить, и убивать. Но мать вовремя приехала, все это узнала. И пошла тут же в военкомат, предъявила свою справку. А она пока нас искала, нашла в Узбекистане двух своих братьев и двух сестер в Казахстане. И мама добилась разрешения на воссоединение. Сказала, что братья там, они уже более-менее устроены, а здесь ребенок. Здесь мы голодаем. И в 1947 году она нас всех перевезла в Узбекистан, в город Коканд. Там началась моя школьная и студенческая жизнь. Я в каждом классе был по два года. Пятый класс был для меня самый тяжелый, я три года сидел в нем. У меня было единственное дарование: я писал красиво, как каллиграф. Я вам продекламирую одно стихотворение. Мы греки. Есть у нас законы. Мы не враждуем меж собой И свято бережем иконы. Мы люди чистой совести, достоинства и чести. Не терпим подлости, предательства и мести. Мы любим труд, чтим родителей. Мы против пьянства, хамства и грабителей. Мы очень ценим роскошь человеческого общения. Мы греки. И мы горды своим происхождением. Одна киевская поэтесса, будучи у нас в гостях, привезла это стихотворение. УА: Как в школе учились? ОК: Меня все били. Я был худой, хилый, слабый. Надо мной все издевались, обзывали из-за моего шрама. Был у меня потом друг – армянин Гена, Царство ему Небесное. Вот в прошлом 76

Вояки Російської визвольної армії генерала Власова, які воювали на боці нацистської Німеччини.

119

году я его через "Жди меня" 77 нашел. Он был в кишлаке под Казахстаном. И он прочитал мое письмо и, оказывается, утром не проснулся… У нас с ним была очень тесная дружба. Мы с ним столько прошли! УА: Вы там с ним познакомились? ОК: Да. С пятого класса мы уже с ним дружили. Он здоровый был, коренастый. Меня защищал везде и всегда. У нас было городское общество "Спартак". И классный руководитель меня туда отвел на бокс. Там тренер был армянин, дядя Рубен. Он мне сразу сказал, что боксера из меня не выйдет, что у меня все слабое. После 4-х пластических операции меня стоило только ударить по щеке, и швы расползались. Мне только стоило зацепить за нос и хлыстала кровь. Но он меня научил за себя постоять. Я в соревнованиях почти не участвовал. Один-два раза, уже когда почувствовал силу, выходил на ринг. Бокс у меня не пошел. Но всем своим обидчикам я отомстил. ...Мы еще были на "спецучёте". Все греки, которые были депортированы ежемесячно всей семьей ходили в советскую комендатуру и в их журнале подписывались, что мы здесь, на месте. Если не было из членов семьи кого-то, то эту семью арестовывали, пытали, держали в КПЗ, пока не объявлялся член семьи. В 1954 году я заканчиваю школу. Я уже встречался с девочкой. Мы любили друг друга. УА: Девочка – узбечка? ОК: Нет. Русская девочка – Нелечка – первая школьная любовь. Она потом уехала учиться. А нам нужно получить разрешение, чтобы куда-то поехать учиться. Нас за 20 километров от места поселения никуда не отпускали. Но в силу своей влюбленности, я все разузнал. Оказывается с 1 по 20 августа экзамены в любом институте. А мы в конце месяца ходили на отметку. 30 августа, допустим. И я решил поехать за своей любимой. Ночью сел на поезд. Приехал в Ташкент, сдал документы. А у меня уже было два первых разряда. Один по волейболу, другой по футболу. И я мог запросто попасть. А я хотел в мединститут. После 4-х пластических операций я уже все умел, все знал. И уколы делал больным, и ухаживал за ними. 4 экзамена: физика, химия, русский и литература. Русский и литературу я сразу сдал на "пятерки". Осталась физика и химия. На третьем экзамене по физике на консультации вызывает меня секретарь приемной комиссии, чтоб я шел к директору. Когда зашел в кабинет, увидел коменданта и двух солдат из моего города. И он начал спрашивать, почему без разрешения уехал. Короче говоря, наручники, в машину, на вокзал. Привезли в комендатуру. А мама моя уже работала в это время поваром в ресторане железнодорожном. И когда меня высаживали с "каталажки", и стали вести по площади, то это увидела мамина помощница. А мать моя – партизанка, боевая. Меня забрала, сразу привела меня к себе в ресторан, закрыла меня в подсобку. Взяла телефон, позвонила начальству. Утром повела меня в комендатуру, доказала, что учиться надо. И мне выписали разрешение на 45 дней для поступления в высшее учебное заведение. Я приехал, а уже приемная комиссия закрылась…

Телевізійна передача з пошуку рідних.

120

УА: Вы потом куда-то поступили? ОК: Моя Нелечка пошла в железнодорожный техникум, который без экзаменов принимал десятиклассников. И я туда поступил. Тогда было после 10-го класса обучение 2 с половиной года. Закончил с отличием. А потом поступил в железнодорожный институт. В институт я пошел на промышленное гражданское строительство: мосты, вокзалы. УА: Институт вы где заканчивали? ОК: В Ташкенте и техникум тоже здесь. ...В 1956 году вышло постановление: освободить от спецпереселения всех греков, армян и болгар. К тому времени я уже был студентом второго курса. Уже началась новая эра, новая жизнь, свободно можно было ездить. И я стал играть за ташкентское "Динамо" в футбол. И я объездил всю Среднюю Азию: от Красногорска до Барнаула. С 1956 по 1958-й. А в 1963 году я закончил институт. У меня диплом был на "отлично". В 1963 году приехал в свой родной город Коканд. Стал работать на железнодорожном вокзале. Мы в паровозном депо строили гражданские здания. И в 1963 году меня избирают на партийную работу. Как активного секретаря комитета комсомола депо. И я с 1964 по 1966-й год работал инструктором по строительству при горкоме партии, был правой рукой первого секретаря. В это время я познакомился со своей будущей женой. Она приехала из Сибири, из Свердловской области. Окончила зуботехнический техникум и имела направление в Благовещенск на Дальний Восток. Мы тут познакомились, а я – работник горкома партии, я "всё" мог сделать… Не ждать месяц, два, а сразу зарегистрироваться в браке. Позвонил, сказал зарегистрировать и всё. В 1964-м году у меня родился первый сынишка. Назвали в честь отца – Григорием. Доченька Лена родилась уже в Севастополе: Младший сын родился в 1966 году. Он крупный шел: "пять-сто". Она не могла разродиться. Короче, вырвали ему левую руку вместе с плечом, порвали сухожилие. И моему мальчику сразу написали "паралич левой конечности". Я приехал к главврачу и говорю: "Я четыре года провалялся в клиниках, и я твердо знаю, что паралич – это остаточное явление тяжелейшей болезни. Он еще один день не жил, а вы уже написали паралич?" Они собрали врачей на консилиум. Написали "плексит левых конечностей". С этим диагнозом я вместе с женой уехал в Ташкент в институт травматологии и ортопедии. Нашли в чем проблема, сделали все как надо, зафиксировали. Приехали домой. Мы не могли с женой поддерживать и фиксировать плечо как надо. Но благодаря моей работе мы поехали в евпаторийскую здравницу. Здесь врачи сказали, что мы его не поднимем, мы его не вылечим, если будем раз в год приезжать. Что надо оставаться и тогда за нами закрепят лечащего врача. И я остался в Евпатории. Работа была, а жилья нет. А я там жил в горкомовском доме. У меня телефон, личная машина и так дальше. Но ради сына решил остаться. Это был 1967-й год. В Евпатории мы жили на квартире у женщины. У нее была примерно такая же история, только с девочкой. И она нам посоветовала пойти к военным строителям: если они вас возьмут, то дадут и работу, и жилье. Они меня сразу забрали. И отправили во Фрунзенское – Партенит. Там в 1967 году организовывался новый строительно-монтажный участок, новое строительство санатория "Крым". Там я стал начальником строительного участка 121

военно-строительного управления. А когда сына уже можно было оперировать, в Киеве ему сделали 4 операции. Он закончил университет им. В.И. Вернадского, филологический факультет: английский и греческий. А в 1976-м доченька родилась. Уже я в Севастополе получил квартиру. Здесь нашему управлению дали хозспособом строить дом. И командир сказал: "Построишь за год, через год трехкомнатная квартира твоя, построишь за месяц, через месяц трехкомнатная квартира твоя". В сентябре 1969 года я начал строить, а в мае 70-го уже мы вселились. УА: Вы так и работали в Севастополе до пенсии? ОК: Да. Здесь работал. УА: Какими вы видите перспективы возрождения греческой культуры? ОК: Обществ сейчас… много. Многие думали, создадут общество, и сразу свалится "манна небесная". Ничего подобного. Оказывается, никому это не нужно, кроме нас самих. Ни властям это не нужно, ни руководителям города – никому. После развала Советского Союза была мода на свободу. Но свобода без подкрепления финансового, без подкрепления имущественного – это гиблое дело. Только благодаря тому, что есть энтузиасты, которые хотят поддерживать культуру, традиции, обычаи, мы существуем.

122

Людмила КУБІК У приміщенні КРУ "Етнографічний музей" м. Сімферополь, АР Крим 3 липня 2013 р.

Людмила Антонівна Кубік народилася 1929-го року в Каховці, зараз проживає у Сімферополі. Бере активну участь у житті чеського товариства. Її предки приїхали до Криму з Моравії у 1864 році. Батька розстріляли у 1937 році. Жила з мамою, сестрою та братом у місці компактного проживання чехів – селі Богемка. Училася в школі з чеською та російською мовами навчання. Працювала у колгоспі, через деякий час переїхала до Сімферополя та вийшла заміж. Онуки пані Людмили зараз навчаються та живуть у Чехії. Пані Людмила організувала ансамбль чеських співів. На свята намагається підтримувати традиції свого народу, готує традиційні чеські страви. Україна активна – УА Людмила Кубік – ЛК ЛК: Я родом из Богемки-Лобаново. Но вышла замуж в Симферополе и живу здесь очень много лет. Училась тут же, муж у меня чех. И невестка чешка, только зять – русский. Дочка и сын у меня есть. Муж мой умер в 62 года, это было в 1991-м году. И сын умер уже: 50 лет проработал заместителем начальника автовокзала, а потом в сердце тромб, оно остановилось... У меня очень хорошая невестка. Мы с ней уже больше 30 лет дружно живем, друг другу грубого слова не сказали. Я никогда не против, если она чего-то хочет. Дочка Лена зовут её. Приходит часто нас проведывает. …Отца забрали в 37-м году. Увезли в Симферополь и расстреляли, гораздо позже матери дали реабилитационный листок, что он невиновен. А обвиняли в том, что они против советской власти. Мама дояркой всю жизнь проработала в колхозе, а когда отца забрали, бабушка забрала нас к себе в Богемку78. Я там и в школу ходила, потому что там был и чешский, и русский язык. Я помню, как мне было лет восемь, и папа повел меня в магазин, купил мне пальто, халву и мыло хозяйственное – всё, что бабушке было нужно в хозяйстве. Все это мы домой принесли, и вот тогда я видела папу в последний раз. Приехала машина ночью, матери дали всего полчаса на сборы. Брату моему было пять лет, папа был на 21-м участке. Это было километров 8 от Богемки – там была шерстопрядильная фабрика. Он работал мотористом. Забрали его прямо с работы, привезли домой. Мама собирала и плакала. А папа в это время Антона держал на руках. Брат потом рассказывал: папе было так холодно, он весь "трусился". Сами знаете: на нервах, плакал, нервничал. Брат Анотон закончил 7 классов и переехал к маминому брату в Симферополь. У него стажа больше 60-ти лет. Как токарем поступил, так и проработал до конца, три года назад его не стало. У него руки золотые были. Жена у него была родом из Курска. Не знаю почему, но они потом разошлись, и Антон [брат – Прим. ред.] жил очень долго один. УА: Сколько вам лет было, когда вы переехали в Симферополь? ЛК: Мне был 21 год. Мама плакала, волновалась, как мы будем жить, если у нас трудодней не будет. Короче говоря, она за свое, а я за свое. Председатель колхоза к нам очень хорошо 78

Нині с. Лобаново, Джанкойський район.

123

относился, помогал, и он мне предложил торговать овощами и фруктами, я согласилась. И торговала. А мне один дядя Петя привозил там овощи, фрукты. Вот он и говорит: "Ты, девче, должна мне что-то платить: на сто грамм, на обеды, на сигареты". А я говорю: "Дядя Петя, у меня так все хорошо сходится, я не могу вам ничего дать". А он говорит: "Да я тебя научу. Вот пиши: огурцы завяли, капуста одна гнилая…" И вот тогда я стала зарабатывать и прятала от мамы. А тогда были сотни. Вот такие большущие. Я их складывала себе в комоде, а мама как-то их нашла. У меня там уже 4 сотни лежало. Она мне говорит: "Что это такое, папу посадили, теперь еще тебя посадят". И заплакала. А я говорю: "Я уеду, я не буду жить в деревне". А у меня в те времена уже был кавалер. Мне же 20 лет было как-никак, звали его Степа. Он и ребята знакомые уехали в Севастополь в ремесленное училище. Степа туда устроился, они с друзьями сдали экзамены, и взяли их на учебу. Потом я узнала, что в Симферополе принимают на бухгалтерские курсы. И я поехала на заработанные деньги и поступила учиться. Мама осталась дома со своей мамой, а мы уже были оба у дяди. Их двое, двое детей и мы с Антоном – шестеро человек в крошечной квартире. Ее перегородили тогда на две комнатки. Я училась. А тетя мне и говорит: "Что ты учишься? Ты женщина, выйдешь замуж, и тебе не надо будет работать. У тебя будут дети, она тебе надо – эта учеба? Ты ж приехала с колхоза". А я приехала в резиновых сапожках, но на высоком каблуке [сміється]. В пальто с воротником. Главное, что была шляпа и вуаль. Я послушалась тетю и решила бросить учебу. Прихожу на швейную фабрику и говорю: "Принимаете на работу?" А мне: "А что вы умеете делать?" А я говорю: "А что скажете, то и буду делать". Говорят: "Ну, хорошо, давайте документы, мы вас научим, если что". Берут паспорт, а там написано – чешка. Они говорят: "Ой, а у нас уже одна чешка есть". Я говорю: "Ну, познакомьте меня с ней". Познакомили меня с этой Лидой, и она мне даже квартиру нашла. А бабушка моя ВАЛЕСКАЯ, мамина мама, очень переживала, чтобы я вышла замуж и кого-то себе нашла. Она хоть и знала, что я с этим Степой дружу, говорила мне, сходить к ВАГЕНЕРОВЫМ. Я как домой приезжаю, она и спрашивает, была ли я у ВАГЕНЕРОВЫХ? Все-таки думаю: бабушку надо послушать и сходи. А у них на квартире жила Роза. Она мне говорит: "Как хорошо, что ты пришла". А там Мария уже была, вот эта Роза, ну и я – третья. Они ходили на танцы в горсад, там был Юра. Они его назвали по-чешски – Иржик (в переводу это Юра). Они мне говорят, что там Иржик ходит, КУБИК. Если он с Марией танцует, то Роза стоит, если с Розой – то Мария. А так нас будет две пары. Пришли на танцы, подходим к этому Юре, а он чуть ли не 2 метра длиной и в бобочке 79. В то время было модно носить бобочки – на молнии и под пояс. Сейчас их не носят. После того, как потанцевали, пошли домой – он нас проводил. Доходим до моей улицы, а там мой брат на улице сидел и играл на гармошке. Юра спрашивает: "Кто это играет?" Я говорю, что это мой брат. Юра попросил познакомить с братом, потому что тоже играл на гармошке. Я отвечаю: "Пожалуйста, только не сегодня, потому что поздно уже. Приходите завтра, он вечером дома всегда". И Юра стал к нам приходить. С техникума (Юра учился в автотранспортном) – к нам. Короче говоря, с этим КУБИКОМ мы повстречались… Я хлеб пекла. Мама что? Она не могла нам сильно помочь. Муку привезет, и я с нее хлеб пекла. То масло привезет, то сметану. 79

Літня легка сорочка на короткий рукав.

124

Коровка у нее, слава Богу, была в деревне. Он мне говорит как-то, чтоб я позвонила своей матери, чтоб она приехала. Мама приехала, он ей говорит, что так и так, хочу жениться и попросил моей руки. Мама говорит: "Пожалуйста!" Мы договорились с КУБИКАМИ и назначили день свадьбы А у них всего четверо детей было. Юра самый старший, потом Эдик Иванович, Рая, дочка у них была, и еще Вова КУБИК, 46-го года. Когда мой муж закончил техникум, то его отправили на Кавказ на 2 года. Я уже тогда родила девочку Леночку. Он поехал первый, а меня потом брат повез к нему. И мы на Кавказе прожили 2 года. Я распарывала свои старые платья, делала выкройки и шила грузинкам платья. В общем, выходила из положения, чтобы помочь мужу. Это было в 1954 году. УА: Вы сами какого года рождения? ЛК: 1929-го, 28 сентября. Я всегда говорю что мне 38 лет [сміється]. День рождения у меня 28 сентября. Как раз на большой чешский праздник – День Вацлава 80. В прошлом году как раз на мой день рожденья мы были в Чехии, в Праге отмечали, у внучки У меня уже две правнучки: Леночке 9 лет, а второй – 5, один правнук и четыре внучки. Старшая моя вышла замуж за нашего чеха, симферопольского. Мать у него русская, а отец чех. А меньшей в мае было 25 лет. Учится в Карловском университете и работает в двух гостиницах администратором. УА: Расскажите, что было после Кавказа? ЛК: После Кавказа мы приехали и начали строить дом. Муж устроился на завод рулей мастером. Когда мы приехали, Леночке уже было больше 3-х лет, почти 4. Мы взяли план и начали строиться. Получим зарплату, купим камень, строим. Снова получим зарплату, опять строим. Помощи не было ни с одной, ни с другой стороны. Родители мужа сами строились, а моя мать тоже ничем не могла помочь. Я работала "надомницей". Меня свекровь устроила, спасибо ей. Мы с ней тоже никогда не ругались, у нас дружба была. Когда я к ним пришла, замуж только вышла, она мне говорит, чтоб училась вышивать на машинке. У нас свадьба была и нам подарили [деньги]. И я себе купила на них станок, а ручную машинку купили родители. Я устроилась на Куйбышева, там была Красная артель. Вышивали мы там ночные рубашки. Беру пододеяльники, вышиваю и отношу туда. Вот так мы и строились. Муж мой рано умер, все достраивал сын. Дочку старшую замуж выдал 19 сентября, а 3 октября умер. Мы сейчас живем с Валечкой, невесткой. УА: А как ваша семья вообще попала в Крым? Вы историю знаете? ЛК: Есть такой район – Моравия. И вот из этой Моравии чехи приехали в 1864 году при Екатерине. Сюда вербовали ремесленников. И так заработались, что уехать отсюда не могли. Поэтому мы здесь. И в Одесской области осталось две-три семьи. В Богемке осталось около 30-ти семей. Раньше это село называлось Чадра 81. Это по-татарски, там же татары раньше жили. Потом, когда их выслали, чехи стали осваивать эту деревню, дома там себе строили. И назвали ее Богемка. Так как они оттуда приехали, а там была Богемия, Моравия. Сейчас село

День Cвятого Вацлава – заступника чеської державності. Правильна назва – Джадра. Кримські татари полишили село в результаті добровільної еміграції у 1860-х роках. 80 81

125

называется Лобаново, потому что там летчик разбился, Лобанов. А железнодорожная станция там так и называется – Богемка. УА: А что вы помните из периода войны, из довоенного периода? ЛК: До войны мама работала дояркой. Я старалась торговать, потом уехала учиться. Мама осталась в деревне сама. Когда война начиналась, нам лет десять было, мы еще не учились. Как только начинают бомбить железнодорожную станцию – мы под кровать. Конечно, было очень тяжело. Я помню, как немцы заезжали в деревню. На мотоциклах, с огромными бляхами, в касках. Мотоциклами заезжают: такой шорох, там свинью тащат, там курей. Мы так боялись. А маме говорят, готовте кушать будем. Мама уже, что ее просили, то и делала. А мы сидели с братом и дрожали. Бомбили часто эту станцию. У маминой сестры муж был комбайнер. И она нам то муки, то крупы даст. Им было легче, и она нам помогала. Помню скорлупки картофельные мама мыла, брала жмыху из семечек. Все это замочит и жарит котлеты. И так мы и выжили. УА: У немцев было такое же отношение к чехам, как к остальным, или другое? ЛК: Нет, такое же. Так, чтоб сильно они убивали кого-то в деревне, такого не было. Но у нас стояли. Комнату надо было для них освободить – нас всех в сарай. А они в комнате гуляли, пили, пели. У них всегда музыка была. УА: У вас деревня полностью чешская была или и другие национальности жили? ЛК: Большинство чехов, но были и русские. Рядом был Ударник, Джагарбарлаг – там были татары. Нам там помогали. Я помню: мы даже у одного татарина жили, он нас с мамой принял. Немцы из дома выгнали – берите свои вещи и уходите. УА: А вы дома говорили на чешском языке? ЛК: Да, с мамой, с братом – все время. И я училась в чешской школе. И дома мы разговаривали на чешском языке. Это уже здесь мы разговариваем только по-русски. И когда я с девочками разговариваю через Интернет из Чехии, то я с ними говорю по-чешски. А они мне – бабушка, разговаривай с нами по-русски… УА: Они плохо понимают вас? ЛК: Нет, они все прекрасно понимают. Просто скучают. Вот у нее сейчас маленький сын, она с ним только по-русски говорит. Она говорит, что он пойдет в ясли, в садик, и там научится по-чешски говорить, а по-русски надо его учить. УА: А школа там была только семилетка? ЛК: Да, только семилетка была. Вот почему брат сюда поехал – дальше учиться. Здесь его на токаря выучили. А когда война закончилась, были свадьбы. Чешские свадьбы, конечно, интересные. Первым делом, так же, как и у русских, идут сваты. Договариваются: когда, что, как. А молодежь уже знает, что там, у КУБИКОВЫХ, сегодня будет свадьба. И как все уже закончилось, и молодые договорились, они стоят под окнами и подглядывают. Молодые поцеловались, обнялись. Тут же договариваются, когда свадьба. 126

Вот свадьба, например, в субботу. Уже в пятницу запрягаются двое лошадей в красивую подводу, тогда были бестарки, можары 82. Собирали столы, стулья, посуду. Все собиралось по деревне у тех, кого на свадьбу пригласили. На украшенной подводе молодежь ездила и собирала. Ведь у кого на 200-300 человек будет дома посуды? Вот они все насобирали. Затем молодежь ходит красиво одетая. Невеста у себя дома одевается, как обычно. Потом за невестой и в ЗАГС расписываться – это все так же, как у русских. УА: А еще какие-то традиции чешские у вас остались? ЛК: Мы обязательно отмечаем 25 декабря. Это католическое Рождество. А 6 декабря – Николаша83. Обязательно одеваются в Николаша, чертика. Детям подарки развозят, даже здесь, в Симферополе. А 6 января – праздник "трех королей" 84 . Тоже одеваются три короля: в белые простыни, и крылышки, и кресты – и по деревне ходят. УА: Чехам, которые переселились из Моравии, удалось сохранить свою католическую веру? ЛК: Вот я пеку паски и на чешскую Пасху, и обязательно на русскую. Я даже на чешскую могу не печь, а пеку только на русскую. Мы же тут живем. Поэтому мы как-то больше приспосабливаемся по-здешнему, это же наша Родина. Так что Рождество два раза гуляем, Новый год гуляем "по-старому" и "по-новому". Все праздники дважды у нас получаются. Мы же граждане из России. УА: А церковь католическую не построили, когда сюда переселились? ЛК: Здесь есть католическая церковь. И в деревне нашей была. УА: То, что вы дома говорили по-чешски, помогло вам сохранить традиции, культуру? ЛК: Да, конечно. Не знаю, как наши дети, а вот уже внуки я сомневаюсь, что будут по-чешски говорить. Внучки даже языка не знают. Если мои внучки, которые сыновы, понимают, потому что живут в Чехии, то дочкины нет. Первые даже скучают по русскому языку. А вот с дочкиными детьми я по-чешски уже не могу разговаривать, они не понимают… УА: Они не хотят учить язык? ЛК: Не хотят. К нам приезжает учитель чешского языка часто, но, сколько я их приглашаю, не хотят. Пососльство книги нам из Чехии присылают. УА: А как вы пришли к тому, чтобы создать чешское общество? ЛК: Это было в 1993-м году. Создавал Виктор Францевич. Он был первый председатель нашего чешского общества. Он сейчас в Чехии живет. Потом была еще Людмила. Она умерла. Потом был наш сват. УА: А чехи, кроме учебников и преподавателей, вам какую-то поддержку оказывают? ЛК: Раз в год дают деньги. Мы делаем себе план: что мы будем делать в этом году. Потом, что нужно детям для школы. Мы даем заявку, на что нам нужны деньги. Раньше они нам давали больше. Сейчас дают тоже, но уже не очень много. 82

Різновид відкритих возів. День Святого Миколая. 84 Давнє християнське Свято Богоявлення. 83

127

УА: Только в Богемке чехи компактно живут или еще где-то? ЛК: В Александровке было много чехов. И в Братском еще. Еще в Севастополе может быть человек 10, и в Керчи 10-12. В каждом городе есть чехи, но немного. Вообще по Крыму чехов 1200 человек. УА: А молодежи много в обществе? ЛК: Нет, не много. Раньше больше ходили. УА: C чем это связано? ЛК: Мы как рассуждаем: детей надо чем-то заинтересовать. Они придут, поиграют, им мультики включат. А кому эти мультики надо? Разве они будут ходить туда, когда у них у каждого дома Интернет. Никто сейчас не ходит. Все по домам. …Я вам бухтички чешские принесла, угостить вас. Это пирожки с маком. Делаю дрожжевое тесто. Две-три ложки сметанки, два яйца, маленькую пачку маргарина, маленькую пачку дрожжей. Обязательно кладу сахар. Пока оно подходит, готовлю мак. Я мак перемолола, на молоке его отварю. Беру тесто, делаю маленькие булочки. Это именно чешское блюдо – бухты. УА: Что еще дома готовите из чешской кухни? ЛК: Еще делаю "кровценн кнэдлыки". Еще что? Утка с яблоками. Раньше делали лапшу, но сейчас уже не делаем – полно вермишели всякой. УА: А вы праздновали крестные дни? ЛК: Конечно, праздновали "кштины". Утку запекаем. УА: Праздник урожая? ЛК: Праздник урожая – это "дожиньки". Его празднуют в сентябре. Вообще-то его уже не очень празднуют, но в обществе мы встречаемся. А вообще, если чешский праздник, значит через неделю русский. И тот, и тот празднуем. А вот Первое мая, например, чехи не празднуют. УА: Может, вспомните какую-то историю из жизни интересную… ЛК: Вот у нас, когда свадьба была, то подружки на столах танцевали. Это так весело было. У одной подружки мама была старенькая. Звали подружку Юза.. Приходим на веялку веять, а Юза с нами не разговаривает. Мы с подругой Людой опять начудили. У них была бочка огромная двухсотлитровая. Когда дождь, туда вода стекала. У них дверь открывалась в дом. Мы взяли эту бочку и подкатили к двери, подперли, чтобы она не съехала и ушли. Утром мать ее встала. Открывает дверь и с этой бочки на нее хлынуло водой [сміється]. Приходит эта Юза на работу и с нами не разговаривает. Это, говорит, ваша работа. Это только вы могли сделать.

128

Клавдія КУЧЕРУК Вдома у пані Клавдії, м. Сімферополь, АР Крим 2 серпня 2013 р.

Клавдія Павлівна Кучерук народилась 1927 року в родині українців з Рівенської області, села Шубків. Родина мала трьох дітей. Пані Клавдія згадує, як під час війни її тато ховав у себе від фашистів сім’ю з трьох євреїв і таким чином порятував їх від смерти. Разом із чоловіком, який став священиком, виховали двох дітей, жили в Омську, а згодом переїхали до Криму. Пані Клавдія вважає, що все у житті відбувається за промислом Божим. Праведниця народів світу. Україна активна – УА Клавдія Кучерук – КК КК: Я, Вера Павловна КУЧЕРУК. По отцовской линии – ГЕРОСИМЧИК. Родилась в Ровенской области, село Шубков, 30 июля 1927 года. Я – украинка. Отец и мама – просто сельские жители. Нас было трое детей в семье. Я – самая старшая в семье. Сестра – младше на год и два месяца, брат – самый младший. А во время войны отец взял маленькую семимесячную девочку. Это родственница была мамина. А потом еще "добавилась" семья ЭММЕТ из трех человек… УА: Вы родились в селе, которое на тот момент было на территории Польши? КК: Да. Это была Польша85. Когда я еще училась, все было хорошо. Мы никаких притеснений не чувствовали ни от кого. Жили все мирно. Я помню, как семья ЭММЕТ на лето приезжала с семьей на дачу. У нас очень природа была красивая. Река, луг и лес. Красивый лес был, очень ухоженный. Хозяин этого леса держал специального человека, который ухаживал за деревьями. Все ветки были подрезаны, чисто было. УА: У вас в семье говорили на украинском языке? КК: На украинском. Все население говорило на украинском. В школе тоже учились на украинском языке. УА: А как изменилась жизнь в вашем селе после 1939 года? КК: У нас началась война, знаете, не очень радостно. Мой отец хоть и не был очень богатый, но все же держал бидоны с жиром, с крупой. И мы ждали того, что нас могли выселить. У девочки, с которой я сидела за одной партой, родителей вывезли в Казахстан. УА: А за что вывезли? КК: Потому что у них 8 гектаров земли. Дом был красивый. В общем, хозяин хороший был. УА: А как война в 1941 году началась помните? 85

Західна Україна знаходилась у складі Польщі у 1919-1939 рр.

129

КК: Помню. Был такой красивый теплый день. Вся семья была на улице. Вдруг мы услышали гул самолета. Мы их раньше не слышали и не видели. А у отца был такой приемник на уши. Он пошел в дом, и говорит: дети, это война началась. УА: А через какое время уже вошли войска? КК: Я не знаю. Это очень быстро было. Фронта мы не видели. Только слышали о нем. А войска зашли в наше село, и я видела солдат. Повозки тянули пушки. УА: Это были немецкие войска? КК: Нет. Немцев мы не видели. Совершенно. Нам только рассказывали о том, что шли немцы. А к нам пришло два офицера советских. Они отстали от своей армии. А немцы сразу разбросали листовки: кто будет у себя держать русских солдат, тому грозит смерть. Но отец, невзирая на это, накормил их. Мама снабдила их едой в дорогу, и они пошли. Думали, что догонят фронт. Но им пришлось вернуться. Не знаю, по каким обстоятельствам. Один пожил год. И потом пошел в партизанку. Советская партизанка образовалась в лесах. А другого взял сосед, потому что у нас уже была семья и нельзя было держать. А отец взял девочку семимесячную. Ее мама была больна. И когда она умирала, просила моего отца, чтобы он взял ее дочь и не отдавал отцу. Она у нас оставалась пока выучилась, окончила институт и вышла замуж. УА: А что стало с той еврейской семьей, которая жила рядом с вами? КК: Я не помню для чего, но отец пошел в Тучин 86. Уже знали, что преследуют евреев. Такое напряжение было, страх. И в этом Тучине построили гетто. Огородили забором и объявили, чтобы все евреи брали, что им нужно, и шли туда. Они уже знали, что идут на смерть. А у них было две девочки. И отец говорит: они же убьют их! А Исаак ЭММЕТ решил, что останется. А старшая дочь останется в доме, где жил учитель, чех по национальности. И они взяли эту девочку к себе. А младшей девочке было 6 лет. И [мой] отец говорит: они же убьют их! Исаак ЭММЕТ решил, что останется, старшая дочь останется в доме, где жил учитель. Они взяли эту девочку к себе. Его [Исаака Эммета] жена Полина пошла с [моим] отцом. Отец к вечеру приходит и приводит этих двух женщин. У нас был виноград, и отец спрятал их туда. А Исаак пошел в это гетто. Я не знаю, почему он так решил. И тут уже вечером слышим выстрелы. И огонь увидели. Жена Полина плакала и ломала руки, но мы ничем не могли ей помочь… А на утро мы узнали, что евреи подожгли это гетто сами, чтобы кому-то можно было бежать. Некоторые семьи брались за руки и в этот огонь прыгали. А тех, кто бежал, сразу расстреливали. Но многим удалось убежать 87. А Исаак ЭММЕТ убежал другим способом. Нашел бочку и прикатил ее к забору. Выждал, пока вартовой пошел в противоположную сторону, прыгнул и давай бежать. И был его дом над дорогой. И он в этот дом спрятался. И оттуда слышал, как говорили, что три дня срока дают евреям, чтобы они возвращались. И их как будто бы не будут трогать. Когда он уже услышал, что можно ходить, то он вечером оттуда вышел и пришел к нам. Его 86 87

Село в складі Молодечненського району Мінської області, Білорусь. Повстання у Тучинському гетто 23-26 вересня 1942 р.

130

жена и дочь обрадовались. Они думали, что эту девочку чешская семья спасет. Не знаю, по каким соображениям, но они ее выпроводили. Сказали, чтобы она шла к нам. И когда она шла, то мальчик увидел эту девочку. Он начал кричать, что вот еврейка идет. Ее схватили и расстреляли. И вот они у нас остались. У нас было такое большое помещение, называлось "клуня", и они там прятались. И отец носил туда им еду. Их спасением занималась вся наша семья. Но такой был страх! И я долгое время не могла избавиться от этого страха. Страх, что вот-вот кто-то скажет или как-то узнает. Не только их убьют, но и нас. Одна семья поляков жила за деревней, и они тоже спрятали трех мужчин еврейских. И кто-то, наверное, сказал. Расстреляли этих евреев. Расстреляли хозяйку с сыном, а хозяин с дочерью сумел где-то спрятаться. УА: А это немцы расстреливали или полицаи? КК: Немцы. УА: А полицаи? КК: Это местные были. Это не люди, а какие-то мрази. Расстреливали и "наши". Облавы делали. Вот сосед наш. Жил в метрах 400 от нас. И часто он на заборе ляжет и смотрит на наш дом. А потом он говорит отцу: "Дядя Пашо, отдайте своїх євреїв. Все равно поб'ють. І такі у вас гарні діти, і дітей ваших поб'ють. Віддайте". Но отец сказал, что никого у нас нет. Но подумал, что может быть их надо куда-то отвести. И Исаак потом говорил: "Мы знали, что если мы выйдем отсюда, то погибнем". Прошло время, но этот сосед ничего никому не сказал. УА: И как долго ваш отец укрывал эту семью еврейскую? КК: Всю войну. Мы всю войну жили в страхе. Еще один был такой момент страшный. Километров 15 от нас жили "власовцы" 88. Они грабили, по-настоящему грабили население. И дошли уже до самой нашей деревни. Им нужно было сено, и куры, и вообще все, что они поймают. А уже это было под весну. Сена мало. Если бы они это сено забирали, то они нашли бы там семью евреев. Отец быстро сообразил и говорит: "У меня этого сена мало уже, оно прелое, нехорошее. У меня отец рядом, вот у него хорошее сено. Лучше у него возьмите, а это я, говорит, на подстил держу". И они действительно пошли к деду и забрали сено у него. Отец знал, что под угрозой и его жизнь, и жизнь всей семьи. Мы этих "власовцев" и не видели больше. Только потом рассказывали, как они грабили. Отец еще и от "бандеровцев" 89 прятался. Они хотели забрать отца, потому что был против них. Он говорил, что они не правы. Где-то они это услышали, и надо было, чтобы он им не мешал. Это уже было в то время, когда фронт приближался. Он спрятался, пошел к своим родственникам. И когда они пришли к нам домой, его дома не было. Они поискали, поискали, но не нашли. 88

Вояки Російської визвольної армії генерала Власова, які воювали на боці нацистської Німеччини. Тут – вояки українського націоналістичного підпілля у роки Другої світової війни.

131

УА: А как фронт пришел? КК: Фронт – это было такое истязание для нас. В жизни никогда никто из нас не забудет. Потому что СС90 шел на две недели впереди от фронта. И как они говорили: "очищать территорию от бандитов". Днем они приехали на повозках и разместились по руслу реки. И мы как раз попали под них. Пять или шесть "эсэсовцев" взяли большую комнату у нас. Нас согнали в одну комнату маленькую. Я не помню для чего, но отец пошел в Тучин 91. Уже знали, что преследуют евреев. Такое напряжение было, страх. И в этом Тучине построили гетто. Огородили забором и объявили, чтобы все евреи брали, что им нужно, и шли туда. Они уже знали, что идут на смерть. А у них было две девочки. И отец говорит: они же убьют их! А Исаак ЭММЕТ решил, что останется. А старшая дочь останется в доме, где жил учитель, чех по национальности. И они взяли эту девочку к себе. А младшей девочке было 6 лет. И его жена Полина пошла с отцом. И отец к вечеру приходит и приводит этих двух женщин. У нас был виноград, и отец спрятал их туда. А Исаак пошел в это гетто. Я не знаю, почему он так решил. И тут уже вечером слышим выстрелы. И огонь увидели. Жена Полина плакала и ломала руки, но мы ничем не могли ей помочь… А на утро мы узнали, что евреи подожгли это гетто сами, чтобы кому-то можно было бежать. Некоторые семьи брались за руки и в этот огонь прыгали. А тех, кто бежал, сразу расстреливали. Но многим удалось убежать 92. А Исаак ЭММЕТ убежал другим способом. Нашел бочку и прикатил ее к забору. Выждал, пока вартовой пошел в противоположную сторону, прыгнул и давай бежать. И был его дом над дорогой. И он в этот дом спрятался. И оттуда слышал, как говорили, что три дня срока дают евреям, чтобы они возвращались. И их как будто бы не будут трогать. Когда он уже услышал, что можно ходить, то он вечером оттуда вышел и пришел к нам. Его жена и дочь обрадовались. Они думали, что эту девочку чешская семья спасет. Не знаю, по каким соображениям, но они ее выпроводили. Сказали, чтобы она шла к нам. И когда она шла, то мальчик увидел эту девочку. Он начал кричать, что вот еврейка идет. Ее схватили и расстреляли.Но они две недели жили так. УА: Это они жили у вас в комнате, а в сарае у вас жили евреи? КК: А здесь-то самое страшное: в углу клуни СС-овцы выкопали яму(где находились в клуне евреи) поставили там пулемёт днем и ночью стоял вартовой, и им бедным нельзя было и пошевелиться. Ночью девочке рот закрывали рукой. И это продолжалось две недели. СС в клуни поставили лошадей. Отец сказал: "Давайте я лошадь поставлю в свой сарай, а повозка пусть стоит здесь". И он сумел проходить туда и кормить их. УА: "Эсэсовцы" кого-то у вас в деревне расстреляли?

Нацистські військові загони, які були основними організаторами терору та винищування людей за расовими ознаками, політичними переконаннями та державної приналежності як у Німеччині, так і ув окупованих нею країнах. 91 Село в складі Молодечненського району Мінської області, Білорусь. 92 Повстання у Тучинському гетто 23-26 вересня 1942 р. 90

132

КК: Соседский парень вез свою девушку. Они должны были пожениться. Просто ехал на велосипеде. На раме держал свою девочку. И его расстреляли. Кто его знает почему: может, не понравился он им. Девочку оставили, а его расстреляли. Много еще расстреляли. Так считали: за это время у нас в деревне погибло около полусотни людей. Мирных людей. УА: А сколько домов у вас было, сколько людей жило в деревне? КК: Дворов было 1200. Это была большая деревня. УА: А как поляки воспринимали приход немцев? КК: Я точно не могу сказать. Их и "бандеровцы" стали "бить". Они не были с немцами, нет. УА: А потом пришло НКВД? КК: Потом в школе совхоз сделали. Отец сразу был очень активный. Двенадцать человек выбрали в совет. И он был там в совете. Но тут было поселение поляков. Когда закончилась первая мировая война, то у нас там было очень много пустой земли. И поляки обосновались там. Они там и дома построили. И однажды отцу говорят, что в такую-то ночь надо туда пройти. И военные ночью на повозках забирали и вывозили эти семьи поляков. После этого отец стал другим. Я захожу, говорит, в дом: там белье лежит мокрое в ванне и хлеб печется. Они бегают, не знают, что брать. Я, говорит, стал помогать им. Они были в отчаянии. Не ждали этого. А на улице ужасный был мороз. И вот зимой их вывезли всех. И после этого у отца стало другое мнение. Это было после 1939 года. Их тогда вывозили. УА: То есть, их уже в 1939 году вывезли? КК: Да. До войны их вывезли. УА: А еврейская семья, которая у вас жила, вышла из укрытия, как только немцы ушли? КК: Да, они ушли в Тучин. Там им уже отвели дом. И евреи, которые прятались, там жили. И я опять же как старшая ходила к ним. Кушать-то у них не было. Так я носила им еще туда кое-что. УА: Это им уже выделили дом местные власти? КК: Да-да-да. Потом они стали работать. А Исаака ЭММЕТА забрали в трудармию. Послала советская власть, чтобы убирать обломки Сталинграда.Я была в Ровно. И увидела жену Полю. Говорит: "Мы уезжаем". А мы и не знали, что они уезжают. Это как будто нелегально делалось. Они собирались в "товарниках" 93. Я стояла на перроне, дверь "товарника" была открыта. И они все стояли и плакали. Уже после войны. 1945-46. УА: Расскажите о вашей послевоенной жизни.

Тут

– залізничний товарний вагон. 133

КК: Жизнь после войны была не очень. Налоги были большие. Еще колхозов не было. Надо было отдавать и деньгами, и яйца собирали, молоко. Непросто было. Мы не то, чтобы голодали, но все же выживали. Ровно от нас было в 25 километрах. Мама спечет что-то, положит мне в кошелку вместе с яичками, и мы с бабушкой возили все это в город. Там продавали. А однажды у нас была свиноматка, и были поросята. И я с этими поросятами еду в Ровно. Одного продала. А за другого не дают мне тех денег, что я хочу. И я с этим поросенком остаюсь. И уже домой добраться не могу. Но знаю, что наши соседи бывшие, поляки, где-то здесь в Ровно есть. И я нашла их. Они меня приняли. Поросенка где-то там припрятали. Наутро я поднимаюсь. В мешок этого поросенка и несу на рынок. И его покупают какие-то военные в белых шубах. УА: А как вы в Крыму оказались? КК: Я вышла замуж в 1952 году за священника 94. Он закончил только семинарию. И нам захотелось, чтобы он закончил академию. Поступает в Загорскую Московскую академию. Когда он закончил академию, его по направлению учебного комитета послали в Омск в Сибирь. А родители говорят: "Вот нас не вывезли, а ты сама добровольно поехала". Но мы очень довольны были. Очень хороший народ там. Такой добросовестный, такой открытый. Но там дети начали болеть. И однажды у одного – бронхит, а у другого – воспаление легких. Все же вылечили мы их. Решили, что надо оттуда выезжать каким-то способом. Его однокурсник был здесь архиереем. Симферопольский архиепископ Антоний. И вдруг он присылает нам телеграмму: освобождается вакантное место, прошу приехать. И мы сумели переехать сюда. Здесь уже сразу дети окрепли. В 70-м году. УА: А дети у вас в какие годы родились? КК: В 1952 году я вышла замуж, а 1955 родился первый сын Леонид. А через семь лет в 1962 году родился второй сын Демитриан. Приехали в Крым. Здесь такое обилие было. Там, правда, мы тоже не голодные были. Но здесь очень много продуктов было. УА: Как вы с мужем познакомились? КК: Это судьба… Мне родители готовили другого жениха. А я не хотела за него. Но годы уже такие, что надо выйти замуж. И вдруг этот парень, которого мне прочили в мужья, пришел к моему дедушке вместе с друзьями. А дедушка был очень гостеприимный. Поставил водку на стол, бабушка закусить поставила. И дедушка думал, что вместе с ними тоже уже посидит. Так этот парень дедушку отодвинул от стола – мол, они сами будут "гоститься". И когда этот парень ушел, я этого момента не забуду. У дедушки такая обида. И он говорит: "Клавдія, не виходь за його заміж". Думаю: слава Тебе, Господи. А мама с той деревни, откуда был батюшка. И он услышал обо мне. И на Пасху приходят втроем. И когда я увидела его, я сразу поняла: это то, что мне надо. УА: А как имя мужа?

Скоріш за все за випускника семінарії, який ще не прийняв сан.

134

КК: Петр. У него было духовное лицо. Он сразу отличался от всех. То, что мне надо было. У нас была очень верующая семья. Тут посыпались недоброжелатели. От маминой родни приходит одна тетя и говорит: ты не отдавай за него. А тут дедушка по маминой линии услышал об этом. Семь километров идет пеший, и говорит: "Не вздумайте слушать никого! Я слышал, как он проповеди говорил, как он себя ведет. Выходи за него". Эти мои два дедушки были промыслом Божиим. Вот так я вышла замуж. УА: А у вас в жизни были такие ситуации, что вас как будто Бог спасал? КК: Жизнь моя с родителями была беззаботная. Но когда я вышла замуж, то жизнь уже другая стала. И очень много таких случаев было. Как будто и должно что-то плохое случиться, но в последний момент все проходит мимо. Какое-то чудо происходит... УА: А что бы вы пожелали молодежи, нынешнему поколению, исходя из жизненного опыта? КК: Каждый человек имеет свою судьбу. И дай Бог, чтобы эта судьба была складной и честной. Чтобы они не стремились к благу материальному, а были духовно богатыми. Тогда будет у них и материальное благополучие. Все идет по промыслу Божьему. Не так, как мы хотим, а так, как нам пошлет Господь Бог.

135

Тетяна МАЙСТРЕНКО Вдома у пані Тетяни, м. Севастополь 19 липня 2013 р.

Тетяна Майстренко, болгарка, народилася у 1933 р. у селі Виноградівка Арцизського району (сучасна Одещина). Всі її прародичі – болгари. Коли прийшла радянська влада, батько, щоби врятувати родину від голоду, відвіз родину до Арцизу. Вже там пані Тетяна познайомилася з майбутнім чоловіком. У пані Тетяни залишилось троє дітей. Одна з її мрій – аби дівчата змалку вміли робити хатню роботу, як у старі часи. Померла восени 2013 року. Україна активна – УА Тетяна Майстренко – ТМ ТМ: Меня зовут Рудина [дівоче прізвище – Прим. ред.] Татьяна Ильинична. УА: Когда и где родились? ТМ: В 1933 году. Моя родина – это была Измаильская область, сейчас Одесская область. Район Арциз, село Виноградовка. В то время, когда я родилась, называлось Бургуджи. УА: А кто ваши родители по национальности? ТМ: Болгары. И родители болгары, и дедушки, и бабушки, и все предки у нас – болгары. У нас все село болгарское. УА: У вас в селе были смешанные браки? ТМ: Нет. Сейчас появились. Там очень хороший колхоз и есть приезжие. Русские, молдаване. А раньше были одни болгары. Давно это было, до войны. Село большое – 1400 домов, дома большие – каменные, черепичные. Было у нас 4 очень богатых помещика. На них очень многие люди работали. Но не так, как пишут в книгах, что над ними "издевались". Никто не издевался, всё было хорошо. Кто хотел работать – работал. А когда началась война, мужчин забрали, и они не вернулись… УА: Про какую войну вы говорили? ТМ: Которая началась в 1944-ом году. Она шла и раньше, но до нас не доходила – мы ж были на румынской территории – Бессарабия. И пока Румыния была с немцами вместе, к нам никто не ходил и ничего не бомбил. В 44-ом году мы пришли в школу, а учителей нет. У нас в основном учителя были румыны. Пришли в школу – а никого нет, школа закрыта. Бабушка там была, как сторож. Она говорит: "Идите домой, нет учителей, они все в Румынию ушли, убежали. Больше не будет румын, будут русские". Мы удивились, не поняли ничего. А потом уже стали эти бомбы падать. Русские войска шли на Румынию и Болгарию. Столько было танков! Штук семьдесят, если не больше. УА: А язык преподавания был в школе болгарский или румынский? ТМ: Румынский. Болгарский был, когда папа учился. А потом когда они [румыны – Прим. ред.] пришли, они на своем. А когда Россия пришла, директор нас всех собрал во дворе, и сказал: "Дети! Сейчас у нас советская власть. В школе бить не будут"... 136

УА: А чем занимались ваши родители? ТМ: У меня папа, как говорится, мастер на все руки, ремесленник. С 9 лет он сиротой попал в немецкое село, и один чужой мужчина привел его к мастеру, немцу. И тот определил, что он будет хорошим мастером, забрал его к себе, и папа там 10 лет жил в этой немецкой семье. Все делал, что нужно. У них было двое детей, он и за детьми смотрел, и коров доил, и хозяйке помогал, и учился. Учился очень хорошо. Умел делать крыши домов. И получилось так, что папа, когда был еще совсем молодой, строил дедушке дом. И тогда они познакомились с мамой, они одногодки. Потом поженились. Обоим было по 19 лет. И папа уже настолько работал хорошо, что подмастерьем был, он заработал большие деньги у хозяина. И потом, когда уже жениться решил, посватались, он сам себе сделал свадьбу. А у нас свадьбы очень дорогие. Надо невесту одеть с ног до головы, вся в золоте. И вот он научился всему: делал крыши, окна, двери, мебель. Сейчас мебель помазана лаком и блестит. А тогда вручную полировали, шлифовали. Потом, конечно, покрывали лаком, но вначале все это было вручную сделано. УА: Чем ваша мама занималась? ТМ: А мама пряла, ткала. Немножко земли у нас было – 7 гектаров вместе с баштаном 95 и виноградниками. Для такой семьи, где четверо детей было, это было очень мало. Мама ходила в поле, отец делал бочки, плуги – он и литейщик, и слесарь, и кузнец, и токарь. Он всё-всё умел делать. Мог отремонтировать часы, мог отремонтировать любой музыкальный инструмент. У него были "золотые" руки. УА: Вы, наверное, помните дом, где выросли?.. ТМ: Папа перед свадьбой построил дом. Развалил старый и сделал новый. Из камня всё строили. В последнее время он сделал себе станок и делал черепицу. Он отдавал людям этот станок, они сами себе делали, и он зарабатывал на этом. Из черепицы – копейка. По одной копейке – сколько будет рублей? Такой он был не жадный. Или кто-то говорит: "У меня бочка течет". Пришел, сделал. Мама спрашивает: "И сколько она тебе дала? – Та, ничего". Он всю жизнь делал бесплатно. Два дня стучал и задаром отдал. УА: Как случилось, что вы покинули родное село? ТМ: Война. Советская власть как решила образовать колхозы? Когда были богачи, они имели по двести гектаров земли. У нас было четыре, даже три сотки земли на ферме. А когда у тебя даже один гектар, а надо иметь лошадей. Даже одна лошадь ничего не даст, надо двое, надо четверо. Надо иметь плуг, надо иметь и маленький плужок, надо иметь веялку, надо иметь повозку, надо иметь арбу, чтоб везти вот это все. Пришла советская власть… Шли и забирали, у кого есть зерно – до зернышка! Забирали парней, мужчин, которые с войны вернулись, увозили, и они не возвращались. Пропал мой двоюродный брат (на год старше меня). И оказался в Челябинске. Их там в шахту спустили. Их там почти не кормили, старики умирали от голода и работы. И этот мальчик каким-то образом ногу поломал – не может ходить, больной, голодный. И остальным так жалко его БаштаЕн – південноруська назва городу, поля в степу, на цілині, не при домі, на якому вирощують кавуни, дині, гарбузи. 95

137

стало: "Мы тебя закопаем в вагонетку, а когда ее увезут ты потихонечку вылазь оттуда и ищи станцию. На станции спрашивай, как попасть в Одессу. Там ищи Арциз – на нашу станцию попадешь". Когда он прибыл – мать его не узнала. Он был такой худой и хромой, что она не признавала его за своего ребенка. Организовали эти колхозы, а люди не хотят туда. Самые бедные пошли, которые и сусликов ели. Им давали 2 кг кукурузы на семью. Четыре колхоза получилось. А папа мой никогда не работал в поле. Он же совсем ребенком был, когда попал к мастеру. Был председатель колхоза, который назывался "Третья пятилетка", так он бил людей. Не давал им ничего, и когда начался голод, люди умирали. Голод начался уже в 1945 году. Мы уехали в район Арциз, потому что отец не хотел в колхоз. Это мне 12 лет было. Сначала не Арциз был, а Червоногривенка – маленькое немецкое село. Одна улица только. УА: Вы замуж вышли в Арцизе? ТМ: Да, в Арцизе. Он был срочником и служил в воинской строительной части. Потом приехали строительные батальоны, которые строили гарнизон, аэродром, который на Каче, он был такой же. УА: Вы тогда в Качу переселились? ТМ: Мы должны были жить в Каче. Даже когда уже построили гарнизон и все уехали, стоял штаб строителей. И мой муж там работал. В 1953 году родился сын. Витя. Сейчас он капитан дальнего плавания. …И получилось так, что муж пришел к летчикам служить, секретчиком 96. И вдруг из их части начальник штаба переводится в Германию служить. Приезжает туда, а им нужен секретчик. Ну, и мужа приглашают туда. Он уехал один. Жен и детей не брали. Он меня через военкомат вербовал туда на 2 года. И вдруг я еду, но опять с детьми нельзя. Ребенок остается у мамы. У них свой дом – они себе построили. Зато он научился на болгарском языке говорить. И вот он, когда партия развалилась наша, так он перешел в Болгарию. Там 4 года у них работал. У него два ребенка: два сына, и дочка замуж вышла за моряка. …В Германии я работала на большом складе. Я с детства очень люблю технику, а там было 18 машин. А в 1966 году мы уехали из Германии. УА: Где вы здесь поселились? ТМ: На частной квартире. Три года не было квартиры. В Каче требовался секретчик. А когда уже сюда приехали на вокзал, оказалось, место занято. А мой брат проходил здесь срочную службу в учебном отряде. И там у них как раз проштрафился кладовщик вещевого склада. И его туда взяли. Когда штаб флота узнал, что к ним такой попал, они его в штаб флота забрали. Но штаб флота не давал квартиру. УА: Где вы работали? ТМ: Я работала на складе, а потом мы переехали в Любень, там второй ребенок родился. А потом уже переехали мы во Франкфурт-на-Одере.

Тут працівник секретного відділу, відповідальний за секретну документацію.

138

У младшего сына Александра двое детей. И правнучка уже в пятом классе. Он пришел из армии и женился, она старше на 6 лет. Хорошая такая, аккуратная, хозяйка. А у старшего сына Виктора жена – его ровесница. УА: А в каком году вы вышли на пенсию? ТМ: В 1988. Я на пенсию вышла, но еще работала год. УА: У вас книги старинные лежат, это из вашей семьи, да? Расскажите. ТМ: Да…. Это дедушкина Библия. Он знал наизусть Библию. УА: У вас такой большой жизненный путь, опыт, что бы вы хотели передать? ТМ: Я бы так сделала, чтобы девочек стали бы учить всему с детства. Меня вязать научила бабушка. Я еще во втором классе училась, когда брату связала безрукавку, сама придумала рисунок. Я сама училась, как что делать.

139

Юзефа МИШКІВСЬКА У Товаристві поляків, м. Сімферополь, АР Крим 22 липня 2013 р.

Юзефа Йосипівна Мишківська народилася 1937-го року на Вінничині в родині польських інтелігентів. У 1937 році батька заарештували як "ворога народу", а в 1940-му році його розстріляли. Маму Юзефи, яка тоді була вагітна донькою, ув’язнили і лише в 1948 році звільнили. Маленьку Юзефу та її брата виховувала бабуся. У 1957 році обох батьків реабілітували, батька – посмертно. Після реабілітації родина Юзефи Йосипівни змогла отримати квартиру. Бере активну участь у діяльності польського товариства, яке сама відшукала, коли її сім’я переїхала до Криму. Разом з товариством за підтримки Польщі проводять щорічні конкурси ім. Ф.Шопена. Вважає Польщу за свою батьківщину і водночас любить Україну. Україна активна – УА Юзефа Мишківська – ЮМ ЮМ: Я – Юзефа Иосифовна МЫШКОВСКАЯ. Родилась в семье интеллигенции в 1937 году на Подолье, Винницкая область. Когда-то это была польская земля. Родилась в местечке Янов, станция Холоневск – по фамилии моего прапрадеда. Он строил эту станцию когда-то. Прадедушка мой был шляхтичем. Моя семья – из рода польских шляхтичей. В 1948 году мы переехали в Черновцы. Потому что моего папу арестовали из-за того, что он в документах не написал "социальное положение жены". Тогда забирали почти всех поляков, которые были знатные. Отца забрали в 1937 году, а в сороковом расстреляли. Я родилась через пару месяцев. Очень было тяжело, потому что мама сидела, а меня отвезли обратно туда, на Подолье. Бабушка нас воспитывала до 1948 года. Мама прижизненно получила реабилитацию – в 1957 году, а папа – посмертно. В 1948 году мамин дядя приехал в Янов и забрал нас всех: мою бабушку, маму и нас двоих – меня и брата – в Черновцы. В Черновцах я жила до 1981 года. В 1984 году я купила старенький домик здесь в Симферополе. В польском обществе я с 1995 года. …На мне кончится польская кровь в нашей семье. Потому что у брата жена – украинка, и у племянников смешанные браки. А у меня "чистая" кровь. Но детей у меня родных нет. У меня есть дочка и внучка, но они мои приемные. Когда мы приехали в Черновцы, мы подружились с польской девочкой. Она восемь лет назад умерла, а я – крестная ее дочери. А у нас, у поляков, так: если мама крестная жива, а родная мама умирает, так уже тогда мамой становится крестная. Она тоже полька. Работает в Черновицком университете. УА: Вы помните начало войны? ЮМ: Я очень хорошо помню такой момент. У нас в гостиной стоял такой большой стол, и бабушка обложила этот стол матрацами и подушками и нас туда спрятала с братом. Потому что боялась, что когда будут пули, то они через стенку могут пройти. А подушки, она знала, что от пуль защитят, и пуля не попадет ни в кого. Она застрянет в подушке или в матрасе. Вот это я помню, как сегодняшний день. 140

В нашем доме была кухня. И в этой кухне рыжий немец готовил для офицеров кофе по утрам. Кофе с молоком. У него дома тоже была такая девочка маленькая. И он меня забирал, снимал пенку с молока и давал мне эту пенку кушать. Такой хороший был этот немец. Помогал немножко. Когда вернулась мама, она нигде не могла устроиться на работу из-за того, что в паспорте было написано: "жена врага"97. Потому что тогда все поляки считались "врагами народа". …Помню, как бабушка из кухни к нам прибежала и кричит: "Смотрите, смотрите, дети, как немцы убегают!". Даже видела, как в подштанниках через окна выпрыгивали и убегали. Это был 44-й год. УА: А в Черновцы вы переехали когда? ЮМ: В 48-м году. Маминого отца брат приехал к нам и нас туда забрал. И там маме сделал новый паспорт. До 1957 года мы жили под маминой фамилией. Мама просто под своей девичьей фамилией жила. И мы тоже. Потому что по-другому нельзя было. Мамина фамилия девичья ЗДИНСКАЯ. И мы под ее фамилией жили и учились в школе. А когда в 57-м году мама получила реабилитацию, нам дали квартиру. Бабушка умерла в 1959 году. А мы уже с мамой дальше жили. УА: А в школу вы куда ходили? ЮМ: Первый класс я училась в Виннице, а дальше ходила в Черновцах в украинскую школу. УА: То есть вы украинский язык хорошо знаете? ЮМ: Да. Был такой интересный случай. Мы когда с улицы прибегали в дом, бабушка ругала нас: "Як ви розмовляєте, розмовляйте по-людськи!" А мы с Марусей разговаривали по-украински, с Майей (там русская девочка была) – по-русски, а пришла в дом, должна была с бабушкой разговаривать по-польски. УА: Брат ваш тоже по-польски говорит? ЮМ: Да. …А потом я три года училась во Львове в школе моделирования. А потом еще четыре года в Хмельницком политехническом на конструктора-технолога швейного производства. УА: А как вы попали в Крым? ЮМ: Случайно. Я второй раз вышла замуж. Родители мужа жили в Крыму. А он работал на Севере в Нижневартовске и меня туда увез. А его мама очень хотела, чтобы мы приехали сюда и жили с ней. Я, когда приходила на рынок, покупала все красивое, все вкусное. Я привыкла к хорошему. А его мама все время ругалась. И подруга мне говорит: "Что ты терпишь, что она все время тебя ругает?" И я купила этот домик в 1984 году. УА: Какие остались впечатления от переезда в Крым? ЮМ: Как только мама получила реабилитацию, не было ни одного года, чтобы мама нас не возила в Ялту, в Алушту, в Гурзуф. Мы Крым знали с детства. 97

ЧСВН – член родини ворога народу (від рос. "член семьи врага народа"). Рішенням Політбюро СРСР від 1937 р. було додатково регламентовано ув’язнення в табори на 5-8 років дружин зрадників Батьківщини.

141

А там случайно познакомилась с человеком. Своих детей не было. УА: Тяжело ли было найти польское общество? ЮМ: Да, очень тяжело. Я была членом общества в Черновцах. А когда я сюда приезжала, очень хотела узнать: есть ли у нас где-то здесь в Симферополе общество. Ходила по церквям и спрашивала у людей – никто не знает. Тогда я тогда дала объявление в газету. И мне позвонили. А я как раз приехала на несколько дней сюда с детьми. И с 1995 года я член общества поляков. Когда я пришла в Крымское польское общество, то там почти не было чистокровных поляков. Было много членов, но очень мало кто знал хорошо язык. И меня сразу председатель попросила, чтобы я была замом. Потому что я детей стала возить в Польшу на каникулы. Нам Польша каждый год присылает приглашение на оздоровление детей. Потом у нас был председателем Николай Карлович. Я тоже была замом. А два года тому назад он умер. Меня утвердили председателем, и я сейчас уже два года председатель. Я без языка не могу. Люблю своих людей. Я хотела научить их, помочь им. Потому что я знаю историю Польши, я хорошо знаю польский язык. Я хотела быть в этом обществе, чтобы общаться. УА: Было ли у вас когда-нибудь желание вернуться в Польшу? ЮМ: В Польшу нас хотели забрать еще в 1957 году. Но дело в том, что мама все время ждала отца. Она не знала, что его сразу расстреляли. Во Львове две маминых двоюродных сестры были забраны прямо из университета в 1951 году. И они 10 лет отсидели в ГУЛАГе, а потом их отпустили. Был какой-то международный суд, и отпустили всех поляков, которые остались. Когда они уже приехали в Польшу, устроились на работу, там замуж вышли, хотели и нас забрать. Но мама не хотела. А когда мама в 1969 году умерла, они все меня хотели забрать, потому что я была одна. Но я не захотела ехать, потому что тут могилы и бабушкина, и дедушкина, и мамина. Тут и брат, и двое племянников еще. А в Польшу я каждый год езжу, даже два-три раза в год. У меня такой девиз: если я живу на Украине, хожу по украинской земле, ем украинский хлеб, я люблю Украину и почитаю ее. А Польша – это моя Родина, моя кровь, это мое все. УА: Вы поддерживаете контакты со своими родственниками в Польше? ЮМ: Конечно. У меня не только родственники, у меня пол-Польши друзей. Потому что я такой человек. Я могу ехать в электричке, слышу польский разговор – сразу знакомлюсь. Для меня поляки – это все. УА: Вы себя считает религиозным человеком? ЮМ: Конечно, потому что меня воспитали на религии. У нас очень красивый костел в Черновцах есть. Я все время в костел ходила. Были ксендзы очень красивые такие, два мужчины молодые. Я и выросла в костеле. УА: Здесь вы тоже ходите в костел? ЮМ: Да, хожу, но не очень часто, потому что я не могу слушать – здесь правят [службу] на русском языке. А так как я выросла на польском языке, я привыкла к нему. УА: То есть вы такое связующее звено между крымскими поляками и Польшей? 142

ЮМ: Да. Еще с Черновцами я тоже дружу. Очень интересно, что даже негритята есть поляки. Родители когда-то были волонтерами, и там поженились. УА: А сколько членов в Симферопольском польском обществе? ЮМ: 816 человек. Сейчас мы как раз сдавали документы. Потому что мы раз в несколько лет всех членов общества переписываем и отправляем в консульство, а консульство отправляет в Польшу. С финансированием нам Польша помогает. Нужно отправлять им людей. УА: А в Крыму сколько вообще поляков? ЮМ: А по Крыму около 6 тысяч. УА: А чем живет община и насколько активны ее участники? ЮМ: Все праздники отмечаем: День независимости, День Шопена, День Мицкевича, День Конституции, День флага, Рождество и Пасху. УА: Вы помните, что ваша бабушка готовила на праздники? ЮМ: На Рождество всегда варилась кутя. Готовился "оплатек" – это такое беленькое тесто тонюсенькое. И там Иисус Христос. Готовилась капуста тушеная, рыба фаршированная. Потом еще компот из сухофруктов, фасоль с луком и пирожки. Обязательно чтоб было двенадцать блюд. Так и здесь я стараюсь делать. На Рождество кто что приносит, все готовим, и Рождество отмечаем здесь. Консульство нам на праздник выделяет деньги для малоимущих. Каждый год присылает какие-то деньги. Вот сейчас они получили нашу разнарядку – сколько у нас людей. Вот у меня в этом году уже 56 человек будет. В прошлом году было 50. УА: А вы умеете готовить традиционные блюда? ЮМ: Конечно! УА: Это бабушка научила или мама? ЮМ: Да, я с детства училась. Я с пяти лет уже умела готовить – и супчики разные, и борщ умела варить. И оладьи из кабачков делала. А сейчас я, конечно, все польские блюда умею готовить. УА: Вот в вашем обществе 800 человек. А сколько принимает в нем активное участие? ЮМ: Вы знаете, у нас очень мало места, и поэтому мы собираемся по 40-50 человек. Если большие праздники, то отмечаем в библиотеке им. Франко. И тогда очень много приходит: и 200, и больше. Польша нам выделила деньги, и у нас в прошлом году был в первый раз в Крыму конкурс Шопена. И теперь будет каждый год. УА: Когда вы переселились в Черновцы, как у поляков складывались отношения с местными жителями?

143

ЮМ: Нас хорошо принимали. Вражды никакой не было. Наоборот, украинцы как-то тянутся к полякам, а поляки – к украинцам. УА: Как местное население восприняло присоединение западных территорий к Советскому Союзу? ЮМ: Ужасно. Я даже была свидетелем. Маленькой еще была. Но это не в 40-м, тогда я еще там не жила. Я в 49-м видела, как двое парней вышли из костела, и их прямо на мостовой расстреляли. Они были против советской власти. … Когда я вышла замуж за второго мужа, то моя мама очень просила найти место, где папина могила. Потому что в 57-ом году пришли папины документы с Приволжского военного округа, город Куйбышев. У моего мужа в Куйбышеве были друзья. Я его попросила, и мы поехали в Куйбышев. И там такой пожилой военный был. Мы пришли в какую-то комнату. А там стеллажи и большие тетради. Он посмотрел, вынул такой блокнот большой, начал искать и нашел. Папин номер был 1041. Он посмотрел и написано: МЫШКОВСКИЙ Иосиф Иванович. Год рождения 1915. Причина смерти – сердечная недостаточность. И нам рассказали, как это было. Вот полную машину привозят, битком набитую. Выгружают этих людей, они выходят и копают яму в свой рост. Выкопали яму и их оттуда не выпускают. Приезжает другая такая машина, расстреливает их и идет себе копать яму. И вот так вот дальше и дальше. В 40-м году так расстреляли около 3 тысяч поляков. УА: Ваше имя что-то обозначает? ЮМ: Это святой Иосиф. Мама рассказывала – когда папу 25-го декабря в 4 часа утра забирали, как раз после Рождества, он, уходя, поцеловал маму в живот и сказал: "Если будет девочка (тогда ж неизвестно было, кто родится), назови Юзей".

144

Світлана МОРОЗОВА Музей італійців, м. Керч, АР Крим 08 серпня 2013 р.

Світлана Юріївна Морозова народилась у 1957 році в с. Мала Станиця, Алмати, Казахстан. Біля 10 років є членом Керченської асоціації італійців Криму "Данте Аліґ’єрі". Її дідо переїхав до Криму у часи Катерини ІІ, займався винарством. Пані Світлана має дві доньки та одну внучку. Діти вивчають італійську. Світлана Юріївна намагається дбати про збереження власної культури, розшукує італійських рідних та мріє побувати в Італії. Україна активна – УА Світлана Морозова – СМ СМ: Меня зовут Светлана Морозова, Мецино – по итальянской линии. Мы с моей сестрой являемся членами Керченской ассоциации итальянцев в Крыму "Данте Алигьери". Уже около 10 лет мы посещаем это общество. Собираются все наши итальянцы, которые живут в Крыму, кто остался с потомками своими. Поддерживаем связь между семьями. Мой прадед – Спиридон Мецино. А дед Сергей Мецино был моряком. Он связал свою жизнь не с виноградарством, не с сельским хозяйством, а стал моряком, пошел по стопам брата. В 14 лет он ушел в море. А наш дядя в Казахстане погиб. Мой дедушка был сыном итальянца Спиридона Мецино. Прадед мой охранял большой виноградник. Это они приехали по призыву Екатерины Второй, которая кинула такой клич. Потому что Крым был не освоен на тот момент. Очень много здесь было благодатной земли, но некому было работать. И вот итальянцы откликнулись. Мой дед, таким образом, переехал сюда. И уже в Крыму у него родились сын и дочь. А в 1942 году всех итальянцев депортировали98. Болгары, крымские татары и другие добились много в признании их депортированными. А у итальянцев до сих пор идет работа в этом плане. В этом плане обещали что-то сделать. …Помню, как мама пела гимн. Но всего лишь один куплет по-итальянски. Потому что, будучи ребенком, она перенесла выселение и, конечно, многого и не помнила уже. И она нам еще рассказывала, какие блюда бабушка готовила. Бабушка часто готовила спагетти. Сейчас, находясь в обществе, я узнала уже очень многое. Много узнала рецептов итальянских. Представители нашей ассоциации, когда мы собираемся, часто приносят блюда, которые готовили еще их бабушки и прабабушки. У нас в основном традиционные спагетти и пицца. И сейчас мы интересуемся итальянской пищей. Нам это очень нравится. ...Что-то итальянское во мне есть, конечно. Есть желание посетить страну. Все никак не получается, но хочется. Видимо, происхождение дает о себе знать. Душа щемит, когда мы собираемся вместе.

Переважну більшість італійців було виселено зі сходу Криму одразу після завершення Керченсько-Феодосійської десантної операції (15.05.1942 р.). 98

145

Когда что-то хорошее слышу об Италии, я радуюсь и считаю себя причастной к этому. И поскольку родственники мои – итальянцы, я не могу сказать, что во мне течет только русская кровь, итальянская тоже. УА: Вы поддерживаете какие-то отношения с родственниками в Италии? СМ: К сожалению, мы ищем, но не можем никого найти пока. Одна из моих бабушек, дедушкина родная сестра, жила в Москве. Она поддерживала связь со своей сестрой из Венеции. Она приезжала в гости. И мне было еще 7 лет, я видела эту итальянку. Очень колоритная. Ей было около 60-ти лет. Но она, как истинная итальянка, была при всем параде. У нее был маникюр. И она даже переживала: есть ли в Москве место, чтобы сделать прическу красивую. Вот такая была истинная итальянка. И это несмотря на то, что они были из небогатых семей. УА: Расскажите, пожалуйста, о своей семье. СМ: Мы с мужем приехали из Казахстана. Он приехал со мной. Родители не очень хотели, но я его притащила на свою этническую родину. У нас две дочери. И у меня уже есть внучка. Девочка у нас черненькая. Говорят, что похожа на итальянку. УА: Она не учит итальянский язык? СМ: Нет. Она учит английский. Но дочь моя, ее мама, учит итальянский. Она ходила на курсы, которые были здесь организованы. К сожалению, эти курсы сейчас закрылись. Но она по Интернету учит. Английский язык она знает в совершенстве. Вторая дочь тоже знает английский язык в совершенстве. Они учились в английской школе. Но, к сожалению, здесь у нас не было школы с итальянским языком. И вот только здесь в ассоциации они стали немножко его учить. УА: Вас крестили в детстве? СМ: Да, мы христиане. Итальянцы – католики. Но нас крестили в православии. УА: А в костел ходите? СМ: Мы в костеле были дважды. А так мы ходим в православную церковь. А когда собираются наши итальянцы, то мы посещаем и костел. У.А: А вы в обществе празднуете какие-то праздники? СМ: Да, все текущие праздники: Новый год, католическое Рождество обязательно. Мы собираемся, приносим выпечку итальянскую, кто что умеет. И очень тепло, очень хорошо празднуем.

146

Мері НІКОЛЬСЬКА Вдома у пані Мері, м. Сімферополь, АР Крим 11 червня 2013 р.

Мері Рудольфівна Нікольська народилась у 1937 році у Керчі. Після народження доньки родина переїхала до с. Нова Естонія. Після війни у 1947 році, коли почався голод, родина пані Мері переїжджає до Естонії. Проте клімат виявився важким і родина повертається назад. Предки пані Мері оселились в Криму ще у ХІХ ст. Після завершення Кримської війни кримські татари масово виїжджали до Туреччини, а на їх місце заселялись естонські селяни. Естонці займалися рукоділлям, в’язанням на ткацькому верстаті, вирощували зернові. Бабця хрестила Мері у лютеранському обряді. Вже дорослою Мері Рудольфівна перехрестилась у православ’я, зараз – глибоко віруюча людина. Пані Мері – голова естонського товариства в Криму. Має двох дітей, онучка навчається в Естонії. Україна активна – УА Мері Нікольська – МН УА: Что вы помните о войне? МН: До войны мы жили в Керчи. Отец работал на металлургическом заводе, поэтому он не был на фронте. Мы спасались в катакомбах 99. Отец с дядькой поймали лошадей. Тогда же была война, и лошади тоже были на фронт забраны, но много лошадей блуждало просто по степи. И отец с дядькой поймали пару. Где-то нашли телегу, запрягли ее. Нас – детей и бабушку – на телегу. А сами пешком шли. Через весь полуостров, из Керчи до Новой Эстонии100, шли пешком. УА: Сколько вас, детей, было? МН: Старшая сестра Эрна и младший брат. Я – 1937-го года рождения, сестра – 1933-го года. Она на 4 года старше меня, в прошлом году умерла, а брат на год моложе меня, его зовут Арнольд. Отец, Пурман Рудольф Янович, был 1901 года рождения. Мать, Магда Мартовна, – на 10 лет моложе, 1910-го года. В 47-м мы уехали в Эстонию. Здесь, в Крыму, был голод, и мы уехали в Эстонию. Там все наши родственники. Мы приехали в Эстонию, и там родился еще один брат – Отто. Он сейчас живет в Петербурге. Отто на 10 лет моложе меня. УА: Когда в Керчь массово стали переезжать эстонцы? МН: В Эстонии отменили крепостное право на 45 лет раньше, чем в России. Где-то в 1816 или 1818 году вышел указ101. Но он сразу не заработал, не действовал. Прошли годы, где-то 20 лет, пока это все стало реализоваться. А в 1854 году началась Крымская война 102. После нее татары отсюда эвакуировались в Турцию 103. И земли здесь пустовали. Плодородные земли. И российское правительство, тогда царское правительство, тоже решило сюда заселить крестьян, чтобы они обрабатывали землю. Эстонские крестьяне все были грамотные. Надо отдать должное, немцы дали всем крестьянам образование. Там были Аджимушкайські каменярні. Нині – с. Новоестонія Красногвардійського району. 101 Офіційно – 23 березня 1816 р. 102 Кримська війна почалась у 1853 р., тут мається на увазі початок бойових дій у Криму. 103 До кінця 1860-х років Крим полишило біля 200 тис. кримських татар. 99

100

147

церковно-приходские школы. Поэтому крестьяне были грамотные. И вот в газетах прочитали, что в Крыму есть свободные земли. Тогда они уже были свободные, не крепостные. Пошли-поехали к царю ходатайствовать, чтобы получить паспорта и переселиться в Крым. Он благословил эстонских крестьян, и они переселились сюда. Правда, очень трудное было переселение. Очень многие по дороге скончались. Железной дороги тогда, по-моему, не было104. Обозами, с коровами, на лошадях стали одолевать тысячи километров. УА: И они преимущественно остались здесь и сегодня? МН: Большинство осталось. Но многие сбежали в Канаду. Кто на Северный Кавказ, например, в Сухуми. УА: А были деревни, населенные именно эстонцами? МН: Да, были. В Бахчисарайском районе село Замрук, сейчас это Береговое. В Первомайском районе – Джурчи, сейчас Первомайское. И в Красногвардейском районе – Кончи-Шавва, сейчас Краснодарка. И в Симферопольском районе, но это было чуть позже, заселили татарское село Учкую-Тархан, сейчас Колодезное. А Новая Эстония, мое родное село, образовалось уже позже – в 1926-м году. Эстонцы выбирали плодородные земли. В Красногвардейском районе самые плодородные земли. Там метровый слой чернозема. Выращивали в основном пшеницу. И она шла на экспорт. На этом эстонские крестьяне очень разбогатели. В конюшне имели по 20 лошадей! УА: Были ли какие-то ремесла, которыми эстонцы традиционно занимались в Крыму? МН: Рукоделие. Вязание. Полотна на ткацком станке. УА: Овец выращивали? МН: Да. Шерсть отсылали в Эстонию. И там уже красили и ткали. УА: Насколько кухня крымских эстонцев отличается от кухни эстонцев? МН: Эстонцы усвоили и украинскую, и русскую, и татарскую кухни. В Эстонии в основном была картошка и ржаной хлеб. А здесь в основном белый хлеб, пшеничная мука. Стали делать и лапшу, и вареники. А так вообще эстонская кухня более пресная. Чеснока, лука и перца очень мало употребляли. Уже здесь стали есть. В Эстонии больше рыба была. Я, например, [сміється] долго не могла есть подсолнечное масло. Ела только сливочное. Сколько я себя помню, у нас всегда была корова. Это потом уже была коллективизация. Тогда забрали скот. И остались мы без коровы. А так, всегда была корова, и значит, было свое масло, творог. Первое время мы в колхозе имели корову. А забирали уже коров в 55-м году105. УА: Школы эстонские были? МН: Были, но моя мама уже не ходила в эстонскую школу. И я уже ходила в русскую школу. Но домашний язык в семье был эстонский. Благодаря этому я и знаю эстонский язык. А мои дети уже его не знают. Перша залізниця у Криму з пасажирським рухом запрацювала у 1875 р. Очевидно у зв’язку із Постановою уряду СРСР "Про заборону утримання особистої худоби (коней, волів) у приватній власності громадян" (1958-1964 рр.). 104 105

148

УА: Дети не знают, зато внуки знают! МН: Одна только Татьяна [сміється]. И то, только благодаря тому, что я её в 17 лет, как только она закончила 10 классов, отвезла в Таллин, в университет. Это, конечно, была тоже история. Мы подали документы, и ее не приняли. А мы все равно поехали. Перед этим, еще когда Таня училась, приезжал сюда Президент Эстонии. С ним была команда, в которой был ректор университета. Таня пошла к нему и рассказала, что хочет учиться в Эстонии. И он обещал. Я, говорит, приму ее. А когда нам пришел ответ, что она не принята, мы даже Тане не показали. Лена, моя старшая дочь, "командировала" меня с Таней. Она была несовершеннолетней, и поэтому мне надо было ее сопровождать. Мы поехали. Пришли к ректору с таким разговором: обещал – принимай! И он принял [сміється]. И она стала там учиться. Первые два года на русском языке. Там есть факультет русского языка, и ее туда приняли. Таня – молодец, она многого добилась сама и без моей помощи. Она опять пошла к ректору и сказала: поселили меня с девочками, которые разговаривают по-русски, а я хочу с эстонками. Потому что нужно общение, языковая среда. Здесь она знала только одно слово: как по-эстонски будет "бабушка". А теперь она уже болтушка. УА: Во время войны где вы жили? МН: Вначале мы жили в Керчи. А потом, во время войны, когда нас оттуда выгнали, мы вернулись в Новую Эстонию. Мой отец на войне не был. Он работал на металлургическом заводе Войкова в горячем цехе. У него была "бронь", и его на фронт не брали. Потому что это был военизированный завод. УА: А в каком году вы из Керчи выезжали? МН: По-моему, в 42-м. УА: А как немцы к вам относились? МН: Они не были карателями. Они просто смотрели за порядком. Была немецкая администрация. Не знаю, какие войска были, но у нас расквартировались два повара: Фриц и Йозеф – я до сих пор помню, как их звали. Они к нам хорошо относились. Язык, конечно, мы не знали. Они тоже эстонского и русского не знали. Но в эстонском языке очень много заимствовано немецких слов, и поэтому мы понимали друг друга. УА: А что было потом, когда уже пришла Красная Армия? МН: Бабушка очень переживала. Какой-то солдат задавал нам, детям, вопросы. И она очень волновалась, чтобы мы ничего не "ляпнули". Но все обошлось. Бабушка и дедушка, мамины родители, жили в Новой Эстонии. А отца родители – в с. Кабанчук, мать вернулась в Эстонию после смерти отца, отец умер здесь, в Крыму. Мы к родителям мамы и поехали в Новую Эстонию. УА: Вы сколько классов закончили? МН: Я пошла в школу, когда мне было 8 лет. В Новой Эстонии была маленькая школа, и я там закончила 2 класса. А в 47-м здесь был голод, и мы поехали в Эстонию. Там мы прожили 4 года. Я закончила там 5 классов. И вернулись опять сюда. Здесь уже всё установилось. А там, в Эстонии, климат нам не подошел. Мать и старшая сестра стали сильно болеть. Сестра 149

так сильно переболела, и поэтому у нее не было детей. И мы из-за всего этого в 1951 году вернулись в Крым. Училась я в Красногвардейске, в опытной станции Клепинино. Мне уже было 17-18 лет. А колхоз не выдавал паспортов. Чтобы люди не бежали из колхозов, никому паспорта не давали. Мои родители не хотели оставлять нас в колхозе и решили отправить меня в Эстонию. Мамин брат в Эстонии работал директором школы. И мама с отцом решили меня отправить с дядькой в Эстонию, чтоб я там окончила 10 классов и получила паспорт. В Эстонии я поступила не просто в школу, а в сельхозтехникум. Проучилась там несколько месяцев, бросила его и пошла в русскую вечернюю школу и закончила 10 класс. Получила паспорт, аттестат зрелости и вернулась в Крым. Тогда без стажа работы не принимали дальше учиться – ни в институт, ни в техникум. И мне надо было еще получить стаж работы. Год работала пионервожатой в Клепининской школе, где я раньше училась. И год – в колхозе. Два года работы – и поступила в Симферополе в строительный техникум Министерства обороны. Его я и закончила. На последнем курсе вышла замуж. И вот сюда поселилась, с этих пор здесь и живу. ...Муж тоже учился в этом техникуме. Там и познакомились. Он был на механическом отделении, а я на строительном. Познакомились – поженились. Двое детей у нас: Лена и Юля. Две внучки и один внук. У старшей две дочери, а у Юли один сын. Правнуков еще нет. Хотя младшему внуку уже 20 лет. УА: Где вы работали после своего обучения? МН: В основном весь мой стаж – это управление сельского хозяйства, отдел капстроительства. УА: У вас, наверное, большой трудовой стаж? МН: Не-а, у меня не большой: 23-24 года. Те несколько лет, что я работала до техникума, в стаж не вошли. Тогда еще были такие законы, что колхозный и рабочий стаж не плюсовались. Или колхозный учитывался, или рабочий. УА: Ваши сестра и брат, они тоже из Новой Эстонии переехали в Симферополь? МН: У меня сестра даже не была в колхозе. Она еще в Эстонии поступила в мореходное училище. Когда мы переселились в Крым, она перевелась в Ростов-на-Дону. Там тоже было мореходное училище. После окончания училища ее послали работать аж на Камчатку. Там она нашла себе мужа-эстонца, Артура. УА: Насколько сейчас активна деятельность местного эстонского общества? МН: Это от меня зависит [сміється]. Я неактивная – и общество неактивное, ведь я его председатель. Никак не найду себе замены. Вся загвоздка в том, что надо, чтобы председатель владел языком. За то время, что я здесь "президентом" (а это 16-17 лет), я встречала в Крыму двух президентов. Каждый год мы встречаемся с послами. Посол чрезвычайный уполномоченный, который в Киеве, каждый год нас приглашает на 24 февраля – День Республики – на праздничный прием в посольство. УА: Сколько эстонцев сейчас в Крыму? МН: Где-то 600-700. Но никто переписи конкретной не делал. 150

УА: У вас не было желания остаться в Эстонии? МН: Я там часто бывала в последнее время. Мне там климат не подходит. Я уже привыкла здесь. Очень много значит, что тут прародители похоронены, родители. Родственники все похоронены. Привыкла к крымскому солнцу [сміється]. Полдня сегодня простояла на службе в церкви на солнце. Очень много людей было. Поприезжали из Греции. Они каждый год приезжают на прославление Святителя Луки. УА: Расскажите, пожалуйста, какую-нибудь поучительную эстонскую историю. МН: Сразу не могу вспомнить… Вот есть такая сказка. Дикий кабан увидел, как крестьянин выкопал картошку. И увез домой. И вот он решил: я тоже посажу картошку, и у меня будет хороший урожай. Он спрашивает у крестьянина: что нужно для того, чтобы картошка выросла? Он отвечает: вскопать землю, посадить картошку и ждать, когда вырастет. Он говорит: ну ладно, осенью буду копать. Крестьянин сажает свою картошку, а он говорит: я уже летом буду ее окучивать. И пошел на солнышке лег и греется. Пришло лето, хозяин окучивает картошку. Кабан приходит и говорит: да ладно, я уже осенью буду ее выкапывать. Осень пришла, а он же и не сажал, и не окучивал, и выкапывать тоже нечего [сміється]. УА: Эстонцы православные или католики? МН: Лютеране. Много сотен лет в Эстонии властвовали немцы. А они в основном лютеране. Религию принесли туда лютеране-немцы. УА: Здесь в Крыму – тоже лютеране? МН: Сюда приехали лютеране, а сейчас. Кто верует, а я "перекрестилась". Бабушка была лютеранка, меня крестила она в лютеранскую веру. А в 55 лет, когда я уже пошла на пенсию, я сама пошла и покрестилась в православие. УА: Почему вы сделали такой выбор? МН: Для того, кто любит Бога и верует, – это не смена религии. Я всю жизнь была верующей. А с годами человек взрослеет, человек стареет, человек становится мудрым. Без Бога – не до порога. УА: Может быть, у вас была такая история, связанная с верой? Может вам Бог помог? МН: Было. Когда я пошла на пенсию, то сразу поехала к матери в деревню. Мать была уже старенькая, больная и немощная, и ее нужно было досматривать. И четыре с половиной года я мать досматривала. А мать все слабее – и ей все труднее. И мне было очень тяжело. И за огородом надо было смотреть, потому что в деревне без огорода – никуда. У матери пенсия маленькая, у меня тоже небольшая. Надо было как-то выживать, надо было работать. Вот я ночью молилась. На коленях, со слезами молилась. И я вижу во сне, что меня казнят. Меня наказывают плетью. Трехрожковая плеть с металлическими крючками. И тот, кто меня наказывает, как будто сидит на мне верхом и бьет этой плетью. Я конечно боль не чувствую, но у меня страх, ненависть и чувство мести. И он мне дает в руки эту плеть и как будто говорит мне: "На, отомсти". А эта плеть не бьет, никого не бьет. И мне приходит мысль, что это наказание назначено только для меня. Это я должна пострадать за Христа… 151

И как только ко мне пришла эта мысль, я просыпаюсь с рыданием, что мне дали пострадать за Христа. Мне дали мой крест, я должна его нести. Я проснулась, и после этого все изменилось. Вроде бы ничего не изменилось, но мне стало не тяжело, я со всем стала управляться. Мне не было в тягость ни за матерью ухаживать, ни кушать готовить, ни за огородом ухаживать. Это мой крест. Я должна за матерью смотреть, досматривать ее до смерти. Мне дали понять: это твой крест. Чего ты плачешь, чего ты страдаешь, чего ты стонешь? А второй такой случай был. Это лет пять назад, наверное. Я поехала в Керчь к своему брату. Он живет на причале. А на этот причал надо идти через пустырь. И там старая дорога заброшенная. И вот я иду по этой старой дороге, и недалеко на дороге лежат бездомные дикие собаки. Штук пять их, наверное, там было на дороге. Они меня увидели и подняли головы, и смотрят на меня. Я стала молиться: "Огради меня, Господи, силою честного животворящего Твоего креста и сохрани ото всякого зла". Подхожу уже близко, они поднимаются и лают в мою сторону. Я поднимаю руку и крестом: "Во имя Отца и Сына, и Святого Духа". Они с воем и воплем мимо меня куда-то пробежали. УА: Мать и отец познакомились в Новой Эстонии? МН: Они раньше познакомились – в Учкую-Тархане. А еще на опытной станции жили. Они несколько мест меняли. А потом, когда поженились, поехали в Керчь. И мы уже все родились в Керчи. УА: Крым – это уникальное место, несмотря на то, что такой маленький клочок земли. Он стал Родиной для многих. Как вы считаете, что нам нужно сделать, чтобы жить здесь в мире и согласии? МН: Так вот в том-то и дело, что ничего не нужно делать. Просто нужно дружно жить. Понимать друг друга, уважать друг друга, а что еще нужно? УА: А каким бы вы хотели видеть Крым через 5-10 лет? МН: Я бы хотела видеть Крым с Россией. Может быть потому, что всю жизнь на русском училась и культуру как-то полюбила. Слышала, знаю и читаю, что Россия возрождается, а вот Украина – увы... Мы возрождаемся, но медленно. Я выросла и родилась в стране, которая тогда принадлежала России. Это вы уже родились, когда Крым был к Украине присоединен. УА: Ваша жизнь изменилась в 91-м, когда распался СССР? МН: Конечно, поменялась. Я 14 лет не могла поехать в Эстонию. УА: Это вы в 80-х не могли выехать? МН: Нет, после распада Союза. У меня был советский паспорт, там было написано, что я эстонка. Распался Союз, Эстония отделилась. И тогда начался дележ границы, и было такое, что не могли выехать. А какие были затруднения с пересылками почты! То конверт не такой, то марка не такая, то размеры конверта не такие, то не так написан адрес. УА: Вы работали в "капстроительстве", а ваш муж? МН: Он больше на объектах работал. Я на объектах не работала. Он в 2004 году умер. 152

УА: Сколько вы в браке прожили? МН: Мы 42 года вместе прожили А в этом году старшей дочери уже 50.

153

Тетяна ПОТАПОВА У Музейному комплексі української народної архітектури та побуту "Рідне село", Бахчисарайський район, АР Крим 9 серпня 2013 р.

Тетяна Геннадіївна Потапова народилася 1958-го року у Севастополі. Багато років займалася бізнесом у сфері моди, політикою. Після смерті батька у 2004 році зробила переоцінку цінностей і через 3 роки разом з чоловіком вирішує реалізувати етнографічний проект у Бахчисарайському районі. Подружжя Потапових побудували український музей просто неба. Скансен відкрили у 2011 році. Зараз сюди приїжджають люди з різних куточків України, Росії та інших країн, аби познайомитися з українською культурою, традиціями, кухнею, і навіть пожити. Пані Тетяна мріє відкрити на базі музейного комплексу школу української народної кулінарії для дітей. Україна активна – УА Тетяна Потапова – ТП ТП: Я родилась в Севастополе. Юношество провела в этом прекрасном, любимом мною городе. Потом был Московский университет, аспирантура Ташкентского университета, то есть жизнь меня географически направляла по различным местам. На Камчатке у меня родился сын, потом снова Севастополь, где мы с супругом занимались интересным, творческим бизнесом. У нас была фирма, которая производила эксклюзивные модели одежды, мы проводили всеукраинские фестивали, куда приглашали Вячеслава Зайцева, Викторию Гресь и многих других известных дизайнеров. Но каждому бизнесу есть свое время. Потом занялась политикой, была депутатом городского совета, комиссаром международного комитета по защите прав человека, принимала людей, пыталась им помочь, сориентировать их. УА: А где получили высшее образование? ТП: Образований целых четыре. Плюс Академия при президенте Украины, я – магистр государственного управления. Потом одно время я еще очень увлекалась невропатологией, устройством головного мозга. Это на самом деле очень интересно. …В 2004 году умер мой папа, который был для меня очень дорог. Он был профессор, доктор наук, человек, который всю жизнь посвятил истории Великой Отечественной войны. В советский период нельзя было говорить правду, можно было говорить только то, что можно. Он первым заявил правду в своих книгах. Годами он сидел в архивах Гатчина, Германии, Болгарии – так, что мы его не видели. Впоследствии появилась масса книг, которые печатались в 26 странах мира. Одна из первых книг моего отца – "Героини Севастопольской крепости" 106. Меня поразило, как он находил истории этих уникальных женщин, которые воевали в Великую Отечественную войну, участвовали в обороне Севастополя. Эта книга меня потрясла, потому что это была самая первая книга, которая была написана таким доступным языком. И это очень редкая книга, найти ее практически невозможно.

106

Ванеев Г.И. Героини Севастопольской крепости. – Симферополь, 1965. – 108 с.

154

А еще меня поразило то, что когда оставили Севастополь (это именно по архивным документам отца), то командующий черноморским флотом Октябрьский бежал чуть ли не в женском платье. Все это трагично. Об этом сначала умалчивали, потом стали говорить во всеуслышание, о том, что тысячи людей были брошены на смерть. Сейчас в Севастополе есть музей – 35 батарея, именно там рассказывают обо всём этом ужасе. …И вот после смерти папы что-то произошло. Я не могу сказать, что это было, потому что это необъяснимо. Очень часто я ездила в командировки в Киев, работала в Совете предпринимателей при Кабинете министров. В одну из поездок мы [с мужем – Прим. ред.] поехали на родину к маме, это село Максимовичи Полесского района Киевской области. Последний раз я там была, когда мне было 7 лет. И вот спустя много лет меня снова туда потянуло – тяга к родному дому, к той хате, в которой ты бегала и собирала из-под курочки яйца, и пила парное молоко. Мужу моему очень понравилось это село, он мне так описывал: "Песок, сосновая роща, березовый гай и огромное солнце, которое ложится на дорогу. И когда заезжаешь в село: тишина, поют птицы, детский хохот, и дети бегают по песку босиком". Эта картина произвела хорошее впечатление. И мы стали собирать предметы быта. Четыре года мы ездили по всей Украине. Не просто ради коллекционирования, к этому времени мы уже познакомились (и это еще одна случайность!) с великим украинознавцем Василем Скуративским107. Царство ему небесное, он уже ушел в мир иной. Но мы успели пообщаться. И он мне сказал: "Татьяна, у тебя такой талант, ты можешь заниматься этнографией. Это огромный пласт!" Я отнеслась к этому не очень серьезно, потому что от любого предложения сначала нужно воздержаться. Но когда он мне подарил свои книги "Русалія", "Святвечір", "Білозір", я прочитала их взахлёб. Я поняла, что в них собраны те жемчужины, которые давно потеряны. И вот во мне родилось понимание, что я должна стать носителем своем национального "я". Я занялась этим очень серьезно, забыв про моду, забыв про промышленность, хотя я – заслуженный работник промышленности Украины. Это захватило меня как водоворот в хорошем смысле слова. Я побывала практически во всех уголках Украины, изучала культуру, изучала обряды, праздники, обычаи, традиции. Вы не представляете себе, насколько богат наш народ своим культурным наследием. И это несмотря на то, что именно украинский народ очень сильно пострадал в плане искоренения духовности. Мы вспоминаем 30-е года, когда по указу Сталина в Харькове были собраны все кобзари, которые были проводниками духовности. Кобзарская культура имеет огромные корни, тысячелетние. Но в советское время кобзарей считали "жебраками". Жебрак – это кто ходит и побирается. На самом деле это не так, ведь не было интернета, не было газет. Они были как лирники в России, менестрели в Италии – люди, которые ходили от села к селу и передавали настроение людей, о чем думают люди, как живут, как работают, все это было в их лирических песнях. А в 1935 году было собрано 300 кобзарей и все были расстреляны. Почему я сейчас напоминаю этот факт? Потому что мы здесь, в Крыму, появились не просто так, именно на этом месте. Не потому, что нам это место понравилось, хотя, как сказал Уинстон Черчилль, единственный бог, которому можно поклоняться – это природа, а здесь она уникальна. На самом деле пять лет назад мы с супругом, изучая Крым, обратили внимание, что в селе Холмовка существует два кладбища: одно христианское, другое мусульманское. Что нас побудило пойти посмотреть эти кладбища, я не знаю, но на христианском кладбище мы нашли могилу известного украинского кобзаря Евгена Адамцевича108. Еще мой отец, депутат Верховного Совета Украины 1-го созыва, рассказывал мне, как у него возникало чувство гордости за Украину, Скуратівський Василь Тимофійович (1939-2005) — український народознавець, письменник, видавець. 107

155

когда принималась Декларация о независимости Украины 22 года назад и в стенах Верховной Рады звучал "Запорожский марш" Евгена Адамцевича. Гимна "Ще не вмерла Україна…" еще не было тогда. И такая постать похоронена в двух километрах от нас! На сегодняшний день в Украине нет ни одного монументального памятника кобзарю. И у нас родилась идея поставить на нашей территории памятник Евгену Адамцевичу для того, чтобы люди, которые приезжают в Крым, знали, что Крым действительно многонационален и что здесь имеет право быть и украинская культура, и нам в этом никто не мешает. УА: В каком году вы открыли музей? ТП: Мы начали проект в 2008 году, а музей открыли в 2011 году. …При строительстве наших музейных домов я освоила массу строительных профессий. Я очень далека от таких вещей была, но все это приносит колоссальное удовольствие. А вот печи мы никогда не сделали бы сами. И когда нам нужно было восстановить печи, мы по Украине еле-еле нашли печника, потому что все делают камины и все прочее, а нам нужна настоящая славянская печь, в которой мы сегодня печем хлеб. …Почему мы это делаем? Потому что кому-то нужно сохранить то, что досталось нам от предков. Я привела пример 30-х годов, а 70-е годы? Ведь это было буреломное наступление на украинскую культуру! Были запрещены все праздники, даже Пасха. Колядки, щедривки – все это запрещалось! Зато вводились праздники серпа и молота, праздник паспорта и т.д. Тогда было такое время. Почему делали это люди? Уничтожение этнокода! В каждом из нас есть этнический код той нации, к которой мы принадлежим. Уничтожить этот этнокод – это значит уничтожить корень нации. Но народ обмануть нельзя. Он все равно сохранил свои праздники, свои обычаи и как здорово, что с момента принятия независимости Украины проводится все больше и больше культурно-просветительских, музыкальных программ. Люди для себя открывают мир заново. И мы в этом открытии – маленькая частичка! Мы с большой душой относимся к тому делу, которое делаем. Потому что каждый из нас должен в жизни на своем жизненном дереве оставить какие-то важные "риски", тогда жизнь будет иметь смысл. За нашу экскурсию мы получили "гран-при в Европе" в 2011 году. И экскурсия эта не проходит так, как во многих музеях. Это настоящая лирическая сказка. Дети слушают настолько воодушевленно, мы с ними осваиваем, как молотить, как веять зерно, потому что на слух ребенок не воспринимает, что такое обмолот. Ему нужно показать этот колосок: так вот молотили, так веяли, а так стирали. В выдолбленный пень закладывалось белье, потом просеивалась остывшая зола через специальное железное сито, заливалась кипятком, закрывалась мешковиной, и клался камень на три дня. И вот детки во всем этом процессе участвуют. И как это важно, когда мы знаем свои корни, потому что тот, кто не знает прошлого, недостоин будущего. Когда приезжают люди, которые у нас уже были, обычно привозят кто тарелочку, кто рушничок, кто панно. Этот костюм подарили нам гуцулы. Очень много всего – петрикивская роспись, рисунки, вышивки… Все это приятно. Вчера нам подарили две иконы старинные. Приносят в дар, потому что считают, что здесь люди будут этим любоваться. УА: У вас такая коллекция мотанок. Откуда они появились?

Адамцевич Євген Олександрович (1903-1972 рр.) – сліпий бандурист, віртуозний виконавець українських народних історичних пісень, автор "Запорозького маршу". 108

156

ТП: Мотанки нам подарила Катя Ларионова. Это севастопольская мастерица, делает уникальные работы. И частенько привозит нам новые мотанки. Кукла-мотанка – это вообще феномен украинской культуры. Никто не знает, сколько ей лет. Наверное столько, сколько украинскому народу. Куклы из соломы, куклы-зольницы. Зольница – это вообще очень интересная кукла. В печи готовилась еда, золу выбрасывали за дом. Когда ребенок подрастал и должен был уехать из села, оставить батькову хату, то ему делали куклу-зольницу. Наполняли куколку золой, чтобы отрок, который покидает родительский дом, всегда помнил о тепле, об энергетике родительского дома, и чтобы обязательно нашел возможность когда-нибудь в него вернуться. Не у каждого есть такая возможность... Многие хаты уже разрушены, развалены, и когда люди приходят к нам в музей, то у многих на глазах появляются слезы. Слезы от тепла воспоминаний. Говорят: "Как у бабушки". Один человек приехал, прямо с порога встал на колени, потому что хата ему напомнила ту хату, в которой он вырос. Эти вещи очень важны. Сегодня можно помогать людям избавиться от равнодушия. Безразличие в душах нужно искоренять, кто как может. Мы выбрали такой путь. УА: Кто проводит экскурсии? ТП: Я, мой супруг и мой сын. УА: А кто вам помогает поддерживать дома в порядке? ТП: Для этого есть руки. Если ты ничего не делаешь, то ты не живешь. УА: А вы не думали сделать здесь этно-село, чтобы туристы смогли жить?.. ТП: Одну такую хату мы уже сделали, потому что было очень много просьб подобного рода. В первой хате у нас старинные кровати, старинные буфеты, все под старину, печь расписная действующая (все печи в хатах я сама расписала "петрикивской" росписью). И люди с удовольствием приезжают пожить в хате, чтобы при них приготовили в этой печи хлеб, какое-то уникальное блюдо. УА: Откуда к вам приезжают люди? ТП: Большая палитра. У нас нет такого, что едут крымчане, или украинцы, или россияне. Едут все. Основное направление музейной деятельности – это детки. В летний период – это туристы, которые узнают [о нас] через интернет. Мы с удовольствием встречаем и не только показываем нашу деревню, но и рассказываем, что здесь вообще происходило раньше, рассказываем о том, какая здесь гора, и какое значение она имеет. Можно легко подняться на эту гору, там смотровая площадка, много туристов ходит. Но мало кто дает правильное толкование, мы иногда слышим, как идут экскурсоводы и рассказывают, что эта гора Крокодил, с которой бросали девушек. Я понимаю, что такими легендами они зарабатывают себе на хлеб, но это неправильно. Это Караул-кая – Охранная гора, которая существовала для охраны древнего Феодоро. ТП: У нас настоящая действующая печь, в которой мы печем хлеб, запекаем тыквы, сушим семечки, то есть делаем все то, что делали наши предки. Кроме того, я зимой написала книгу: "450 рецептов старинной печной кулинарии". Нашла такие вещи, такие изюминки! Например, "гомбовцы"109. И мы это готовим. Потому что мало написать книгу, надо иметь представление, какие вкусовые качества и т.д. И все с описаниями, с чем связаны эти блюда, то есть какая обрядовость. Это все очень интересно. В планах у нас сделать детскую школу 109

Закарпатська сирна страва.

157

старинной украинской кулинарии. Мы знаем, что у детей на кухне раскрывается свой талант. Они прекрасно делают деруны, мы это уже здесь опробовали, они великолепно лепят вареники, делают почеревок из сала и даже варят борщ. Приходят дети наших друзей. И родилась идея сделать такую школу. Я думаю, что это будет очень хорошо, потому что многие мамы, папы очень занятые, а ребенок, когда получит какие-то знания, он будет самореализовываться и говорить: "Мама, ну что у тебя за борщ! Вот я сварю борщ – вот это да!" УА: Вы какие-то из этих продуктов выращиваете здесь? ТП: У нас была идея проекта с одной общественной организацией Симферополя. Мы хотели сделать выставочное поле на нашей территории. Что это значит? У каждого был бы свой квадрат и на этом квадрате кто-то выращивает свой сорт винограда, кто-то свой сорт дынь, тыквы и т.д., и стояли бы таблички, где было бы указано, что эту продукцию можно приобрести в таком-то населенном пункте. Но, к сожалению, [ничего не получилось] из-за того, что люди чужими идеями редко заражаются, у каждого свои планы, и я прекрасно понимаю фермеров, потому что выживать сегодня очень тяжело. Нам подарили две черешни, удобрения, мы сделали анализ почвы, и на этом все приостановилось, но мы не расстраиваемся. Мы выращиваем сами помидоры, огурцы, но у нас здесь гуси, кролики, куры – в таких условиях уже не до выращивания продуктов. …Были предложения с одной белогорской фирмой, которая занимается травами, сделать здесь небольшой показательный участок с крымскими травами. Там работают прекрасные ребята, потрясающие просто, действительно фанаты своего дела, но нас разделяет очень большая дистанция. Мы не можем ездить друг к другу и заниматься совместным бизнесом. Это далеко. УА: А у вас есть братья-сестры? ТП: У меня был брат, известный ученый в России, который занимался секретными разработками. Шесть лет назад его не стало. Работал он в лаборатории им. Баумана, ему было 52 года, когда он трагически погиб. УА: Ваш отец был ученый, а кто ваша мама? ТП: Моя мама – Ольга Григорьевна – это главный спонсор моего села, прежде всего. Именно она научила нас украинским песням. Моя мама – самый добрый и самый близкий мне человек. Она химик. Всю жизнь она готовила людей к поступлению в ВУЗ, преподавала в училищах, в том числе и военных, но, прежде всего. Когда мама узнала, что мы будем строить село, она передала мне очень много вещей от прабабушек, которые, как она думала, никогда никому не понадобятся, как это происходит во многих семьях. Мама достала рушник моей прабабушки Соломии, который уникально вышит, шерстяные нитки покрашены природными красителями. А шерстяными нитками очень редко вышивали! Это большая редкость на сегодняшний день найти такие рушники. И такие рушники передавались по наследству. И вот мама наследство сохранила и передала нам в музей очень много вещей. Но и финансово нас, конечно, поддерживала, потому что были времена так называемой "скруты". Часто говорят: вот этот человек работает-работает, очень много работает, а ничего у него не получается. Такого человека, говорят, злыдни обсели, а другой человек ничего не делает, а ему все в руки плывет. Эти слова мне часто говорила моя мама: "Для того, чтобы тебя злыдни не обсели, нужно очень много работать". Все не просто. Просто так ничего в жизни не бывает. Подарки судьбы даются тому, кто их ищет. 158

УА: А ваша мама живет в Киевской области? ТП: Моя мама живет в Киеве. Мой папа был депутатом Верховной Рады первого созыва и, естественно, они жили в Киеве. А из села мама уехала, когда ей было 17 лет. И она мне в шутку так иногда говорит: "Я в 17 лет сбежала из села, а ты меня опять в село возвратила!" УА: Вы рассказывали, что в 7 лет ездили к бабушке… ТП: Да, у меня была бабушка Варвара. Была неграмотная, но пела в церковном хоре, была прекрасной вышивальщицей, прекрасной хозяйкой. Чистота в доме была, насколько я помню, доведенная до фанатизма. И я вспоминаю, как мы с бабушкой ходили в березовый гай, собирали лисички. С тех пор я влюбилась в эти грибы, потому что они растут прямо кучами, у них такой красивый ярко-желтый цвет, и они прекрасно пахнут. Никогда не забуду, как мы пошли к другой бабушке через этот березовый гай, а корзину не взяли. Мне пришлось снять платье, завязать горловину и собирать в это платье лисички. И теперь, когда бы я ни увидела лисички, всегда покупаю много. УА: А внуки у вас есть? ТП: Нет, внуков еще пока нет. Внуки есть у всех наших братьев по линии мужа. Мой сын пока еще не женат. УА: У вас один ребенок в семье? ТП: Да. УА: Из Вашего детства, проведенного с бабушкой, вы помните какие-то песни, обычаи? Можете что-то вспомнить такое, что ваша бабушка пронесла от своих предков, а вам удалось это застать и увидеть? ТП: Бабушка научила меня расписывать писанки. Это большой дар. Когда ты выдуваешь яйцо – это интересно маленькой девочке. Я пронесла это через всю жизнь, и научила этому даже своего мужа и сына. Это на самом деле интересно! Бабушка научила меня вышивать. И когда бабушки уже не стало, когда я стала заниматься этнографией, я узнала, что истинно украинская вышивка – это вышивка гладью, а вышивка крестиком пришла позже. Как она появилась? В середине XVIII столетия в Малороссии (как тогда, к сожалению, называли Украину), как и по всей Европе, стали открываться мыловаренные заводы. Хозяином этих мыловаренных заводов был француз Браккар, жена его Шарлотта по тем временам была уникальным маркетологом: в упаковку одного глицеринового мыла, который стоил 1 копейку, она вкладывала рисунок, иголку, нитки, и описание, как вышивать крестиком. И долгими зимними вечерами наши девушки осваивали эту технику. Им она так полюбилась, что стала истинно украинской вышивкой. УА: Планируете расширять свой музей? ТП: В 2004 или 2005 году было постановление Совета министров Крыма о создании 25 этнографических деревень на территории Крыма за счет бюджетных средств. Из-за кризисов и других моментов это не воплотилось в жизнь. Расширяться локально мы будем безусловно. Но я всегда смотрю на это поле в 49 гектар и представляю… Поставить здесь греческую деревню, караимскую деревню, болгарскую деревню – каждый по одному дому. Не надо делать села, но появись здесь болгарская 159

культура, еврейская культура, крымскотатарская хата, это было бы туристической Меккой Крыма. Будем надеяться, что когда-то наши мечты материализуются, и кто-то наши мечты услышит. УА: Для реализации такой мечты критично необходима помощь правительства, или это можно осуществить силами одних национальных сообществ? ТП: Отделить одно от другого невозможно. Без помощи правительства здесь никак не обойтись. Но миром движет интерес. Если правительству Крыма это интересно – сделать здесь Мекку культурных сообществ, палитру, мозаику, то об этом можно говорить. Это все требует финансирования. Насколько я знаю, сегодня очень большие проблемы с бюджетами, поэтому может нашей мечте не удастся сбыться сейчас, но когда-нибудь это произойдет, я в это просто верю. Здесь можно было бы сделать прекрасный город мастеров, поставить гончарню, кузню, пекарню и т.д., чтобы люди увидели, как все делать своими руками. Мастер-класс – это неотъемлемая часть таких программ. Нужна помощь, но, к сожалению, бизнесменам такие проекты не интересны. Не могу понять почему. Наверное, потому, что интересны те проекты, которые дают очень быструю окупаемость. Здесь окупаемости нет. УА: Вам же это стало интересно. Значит, есть еще люди, которым это также интересно. ТП: Я просто уверена, что такие люди есть. Дважды два должно быть не четыре, а пять – это синенергетический эффект. Я надеюсь, что найдутся люди, которые любят свой народ, традиции, обряды и готовы что-то делать совместно. Иногда приходят мои подруги, которые знают, чем я занималась: серьезными расчетами, производством, и просто удивляются, а я говорю, что человек устает от очень тяжелого бизнес-ритма. Он все время куда-то бежит и не останавливается, все время по часам. Я практически пятнадцать лет прожила в таком ритме, и в один момент я остановилась. Остановилась для того, чтобы посмотреть в прошлое и дать дорогу будущему. …Еще многое нужно сделать: поставить памятник Адамцевичу, сделать старинную аптеку – это мечта, и пекарню. Это те планы, которые мы ставим на ближайший период. УА: Что бы вы могли пожелать будущим поколениям, молодым людям? ТП: Молодежи хочу пожелать самого главного в этой жизни – иметь цель. Это может быть мечта, и к ней нужно идти, и нужно обязательно забыть, что такое уныние. Как бы тебе ни было тяжело, ты должен карабкаться, цепляться, идти. И на этом пути самообразование, образование как таковое – это самое главное! Если ты не развиваешь свои мозги, они у тебя превращаются в кашу. При этом нужно оставаться глубоко духовным и моральным человеком. Для этого иногда читать Библию и знать заповеди, которые ведут к очищению человека. Молодежь к этому трудно приходит, но надо дерзать и не сдаваться. И, конечно, не забывать наших предков, потому что мы можем превратиться в "перекати-поле", которые не знают родства. Как нельзя выгонять ласточек из дома, так нельзя и обижать родителей. И мы должны прожить жизнь так, чтобы, когда они уйдут, им там не было за нас стыдно. И вот такую мораль нужно нести молодежи. Быть достойными своих предков!

160

Раїса ПЧЕЛЬНІКОВА У Музеї караїмів, м. Сімферополь, АР Крим 2 липня 2013 р.

Раїса Яківна Пчельнікова народилась у 1953 році у місті Донському Московської області (Росія). Сім’я батька переїхала до Росії з Криму у 1946 році під час голоду. Батько – караїм, мати – росіянка. У 1960-му сім’я пані Раїси повертається назад до Криму. Вихованням маленької Раї займаються двоюрідні бабуні. Вони її навчили вишиванню. З часом Раїса Яківна захопилась караїмською національною вишивкою, – і вже має у колекції 17 робіт. Свого часу виставляла свої роботи від караїмської спільноти на виставці "З’єднуюча нитка поколінь". Пані Раїса має двох дітей. Бере участь у житті спільноти караїмів Сімферополя. Мріє, що її діти та онуки колись долучаться до відродження караїмських традицій. Україна активна – УА Раїса Пчельнікова – РП РП: Зовут меня Пчельникова Раиса Яковлевна, в девичестве – Кисир. Родилась я в Московской области, хотя отец мой и караим. Они попали туда во время голода (в Крыму в 1946 году был сильный голод). И чтобы как-то спасти семью от голода, они уехали в Московскую область, в город Донской, на шахты. Папа был старший, а вообще в семье 7 человек их было. Бабушка осталась одна, дедушка умер в 1942 году, когда здесь были немцы. Отцу было 16 лет, когда он первый раз спустился под землю на шахте. В Донском родился брат – Марк. И я тоже там родилась. Мы прожили там недолго, потому как ностальгия по Родине у папы была очень сильной. Слово "Крым" для него было священным, святым, и всегда вызывало массу впечатлений. Когда он говорил о Крыме, то больше ничего не существовало. В Крыму остались родственники. В 60-м году мы сюда вернулись. Бабушки жили на Белогорской110. Там жили папины тети: бабушка Рая – Рахиль, бабушка Ира – Эстер и бабушка Бияна. Это уже сейчас я подняла архивные данные и знаю, как их зовут. Еще была бабушка Надя и дедушка Шура – Шоломе. УА: А до 1946 года папа жил в Симферополе? РП: До 1946 года папа жил здесь, в Симферополе. Все его братья и сестры родились здесь, жили они в селе. Но так как здесь жили дедушкины сестры, они всегда бабушку, когда она была в положении, забирали сюда, и все они родились здесь. Они ей помогали первое время, за детьми смотрели. Еще папина бабушка, Бикенеш, была жива. Она жила в основном здесь, у своих дочерей. Когда мы в 60-м году переехали сюда, то к моему воспитанию сразу подключились все бабушки, папины тети родные. А маму папа встретил там, на шахте, тоже под землей. Мама девочкой была и работала под землей. Мама – русская. Но она как-то сразу приняла папин образ жизни. У нас даже не существовало других традиций, как только те, которые установил в семье папа. 110

Вул. Білогірська у Сімферополі.

161

УА: А какие это были традиции? РП: Папа у нас был очень гостеприимный. У нас никогда не закрывались двери. До определенного момента, пока была жива бабушка, все собирались на Белогорской. А потом уже, когда бабушки не стало, в основном уже все родственники перешли к нам, у нас собирались. Папа был как бы центром, принял эстафету. Очень были дружеские, родственные отношения между братьями и сестрами. Несмотря на то, что это были тетушки папины, папа их очень уважал. И уважение к старшим было непоколебимо. Раз тетушка сказала, то уже все. УА: А трудно было сохранить эти традиции там, в Московской области? РП: Там мы не так долго жили. Но гостеприимность не зависит, наверное, от того, в каком кругу ты живешь. Всегда к нам приходили люди. Там папа встретил своих земляков из Керчи. Голод очень много людей из Крыма выгнал, и люди искали, где бы прокормиться. Моторные дядя Коля и тетя Вера, они были как крестные мои. Как только кто-то узнавал, что кто-то караим, то сразу же устанавливались родственные отношения. УА: А на каком языке в семье говорили? РП: Папа знал караимский, но мы говорили на русском. Бабушки-тетушки говорили на караимском, но все это было шепотом и при закрытых ставнях. УА: Это в каких годах такое было? РП: Это было после 60-го года, когда мы сюда приехали. Шепотом говорили, потому что во дворе жила специально семья одна. Во дворе у бабушек жили бабушкин брат дядь Саня, дочка бабушки Бикенеш, (дедушкина сестра) Аня, она очень рано умерла. Она вышла замуж за Мичири... И одна русская семья, которая давала полную информацию об общении. Поэтому на караимском говорили только шепотом и при закрытых ставнях. А нас обычно, когда собирались старшие, отодвигали в стороночку, давали занятие в другой комнате, чтобы мы занимались своим делом. УА: То есть вы слышали караимскую речь, но не говорили? Или все-таки вас учили потом караимскому языку? РП: Нет, нас не учили языку. Бывало, бабушки начинают говорить на караимском языке, и когда видели мой любопытный взгляд, то тут же переходили на русский. УА: А сейчас вы знаете? РП: У нас была караимская школа, но только один год. Читать мне уже понятно. Если читаешь, то его можно на слух учить. Когда слушаешь, то речь кажется понятной и интересной. Вот пытаюсь что-то сейчас самостоятельно изучать. УА: У вас есть возможность общаться с носителями языка? РП: У нас есть очень интересный человек — Федор Исаакович Айваз. Он у нас преподавал язык. У нас есть семья Шайтан, они очень хорошо знают язык. УА: Они, получается, передавали язык свой из поколения в поколение и сохранили его? РП: Да. А нам просто не передали. 162

УА: Вы когда вернулись в 60-м году, чувствовали отторжение тех, кто здесь жил? РП: Нет. Мы же приехали к родным. Нас встретили наши родственники, а у нас очень много родственников. Мы постоянно общались. Они принимали участие в нашем воспитании. Помогали папе во всем. Маму очень многому научили. УА: А чему маму научили? РП: Караимская кухня – это отдельный разговор в каждой семье. Она в каждой семье своя. Есть, конечно, что-то общее. Но техника приготовления и состав все-таки может быть разным. Я ради интереса в течение года собирала рецепты караимских пирожков. Собрала 11 рецептов. Это только то, что говорили мне караимы. Я была в некоторых семьях и попросила о том, чтобы они рассказали, как они готовят, какие у них составляющие. Составляющие практически у всех одинаковые, но готовят по-разному. Вот чебуреки тоже. Вроде все знают, как готовить, но каждый готовит по-своему. Когда я вышла замуж, меня мама учила готовить. Она сказала: "Не смей никогда изменять этот рецепт на чебуреки". Я пробовала после этого много рецептов, и только когда я делаю свой рецепт, мне кажется, что это самый правильный [сміється]. Мама полностью кухню караимскую знала и готовила. Кубэтэ у нас постоянно было. УА: А какие еще блюда всегда на столе у караимов? РП: Еще есть традиционные блюда. Вот поминальное блюдо – халва. Это не такая халва, которую продают здесь. Это халва с перцем – "хазар-халва". На поминание человека делается определенная халва. Она делается из муки, корицы, меда и перца. В зависимости от того, какой человек ушел из жизни по возрасту, такой она и делается по твердости. Молодой человек – более твердая, пожилой – более мягкая. Чем старше, тем мягче халва. У бабушки всегда была коробочка с белой халвой – это с орехами. Здесь взбитые белки, сахарный сироп и орехи. Белая халва – праздничная. У бабушки Раи всегда была халва для того, чтобы если кто-то пришел, то на стол ставились эти конфеты – халва. УА: Кто такие на самом деле караимы? РП: Для меня национальность не имеет никакого значения. Я с таким же уважением отношусь к украинцам, русским, евреям. Когда Моисей дал заповеди евреям, то евреи свои заповеди трактуют, объясняют. А караимы то, что дал Моисей, они их и читают. Без всякой трактовки. Вот разница получается уже по вере. Что такое национальность, народность? Это общая культура, общая религия, общность жизни. Все-таки немножко разная у караимов, хотя и много общего и с крымскими татарами, и с евреями. УА: Как вы считаете, караимам, которые живут в Литве, Польше, им проще было сохранить культуру, чем тем, которые остались здесь в Крыму?

163

РП: Да, им было проще, так как они жили там караимской общиной. Вот и сейчас у литовских караимов очень крепкая община. Они постоянно изучают язык. Они приглашают наших крымских караимов на месяц на изучение караимского языка. За Польшу я не могу сказать, какие у них отношения между собой. Дедушка мой, папин отец, родился в Тракайе в 1898 году. Его звали Яков Маркович Кисир. Свою жену, мою бабушку по папе, он уже встретил здесь в Крыму. Все началось с революции. Они ехали из Литвы сюда, добирались через Николаев. Их очень сильно революция потрусила. …У папиной мамы мама – гречанка, а отец – украинец. Бабушка – не караимка, ее звали Александра Михайловна. У них тоже очень интересная история. Я вот собрала свое родовое дерево, дошла до своих прапрабабушек. УА: А что подтолкнула вас так глубоко интересоваться корнями? РП: Вы знаете, наверное, все-таки кровь. Потому что для папы караимы было святое. И вот когда я пришла в первый раз в федерацию 111, в этот класс, это было в 2002 году. Папы уже не было. Он уже умер. И когда я посмотрела на эти лица, я поняла, что это все родственники. Все такие родные, эти глаза, эти носы... [сміється]. Вот у меня какое-то внутреннее непроизвольное уважение к этим людям. УА: Несмотря на то, что ваш папа не был "чистокровным" караимом? РП: Да. Но у нас что бабушка, что мама даже ослушаться не могли. Никаких догм у нас не существовало, только караимские. УА: Вот вы наполовину русская, наполовину караимка: вы ощущаете себя человеком двух культур или нет? РП: В принципе да. Я не могу отвергнуть то, что дали мне мамины корни. В принципе, что по маминой линии никогда никто не сидел без дела, все занимались рукоделием. Что по линии папиной бабушки – то же самое. Бабушка шила, вязала. Когда я попала к бабушкам, папиным тетям, меня сразу нормально встретили, посадили за стол. Дали мне сразу тряпочку и иголочку. И вот, пожалуйста – твори. Со мной сидела рядышком бабушка Ира. Она мне очень много показала. Она была прекрасная рукодельница. Если бабушка Рая была отличный повар, она готовила великолепно, у бабушки Бемы были свои наклонности. Она была балерина. Она была очень музыкальный человек. Они все были образованными. Каждый со своей стороны предавал мне все свои знания. Папина двоюродная сестра со мной занималась литературой. Когда я училась в школе, она мне очень помогала. Папина мама очень рано ушла из жизни. И дедушка тоже рано ушел из жизни. А уже дедушкины братья и сестры все принимали участие в нашем воспитании. Если дети другие бегали во дворе, то у нас этой возможности не было. Мы обязательно должны что-то делать. УА: Вам отец рассказывал, что было во время войны? 111

Кримська республіканська федерація караїмів.

164

РП: О времени войны папа не мог рассказывать. Он сразу плакал. Он очень тяжело перенес смерть отца. 5 сентября 1942 года умер дедушка, папе было 12 лет. Они жили не в Симферополе, а у брата моей бабушки в Павловке. Это деревня в Джанкойском районе. Часть детей была в деревне, часть была здесь. Тетушка и дядя другой были здесь во время войны. Пришли немцы и на мою семью показали, что они евреи. И всех детей во двор вывели и заставили мальчиков раздеться. Бабушка кричала: "Они православной веры!". Бабушка рассказывала, что только благодаря тому, что были необрезанные мальчики, они выжили. Мародерствовали у них в деревне эти немцы. Но папа, когда начинал об этом говорить, он всегда плакал и сказал: "Лучше вам не знать". УА: А в деревне местное население кто в основном были? РП: В основном украинское. Это "екатерининская" деревня, куда переселяли запорожцев. Прадед мой по бабушке – запорожский казак. Женился здесь на местной гречанке. УА: А мама ваша сохранила какие-то русские традиции в семье? Может праздники какие-то? РП: В свое время мы праздновали только 1 Мая, 9 Мая и Октябрьскую [революцию]. По выходным у нас очень часто собирались папины братья родные, сестры. У нас как-то было так заведено: как папа скажет, и все. И я не понимаю, как другие женщины в семье начинают свои устанавливать порядки. УА: Когда у вас произошло самосознание, что вы – караимка? РП: Повторюсь, что-то было в крови. Меня всегда интересовала жизнь моих бабушек. Мне всегда были интересны мои родственники. Поэтому я собрала это генеалогическое древо. Я хожу на занятия, у нас клуб вышивки "Вдохновение". Когда я увидела первые караимские рисунки, меня стало это интересовать и очень захотелось их передать, вышить. Еще я даже не знала, в какой технике они исполнялись. И вот сейчас я сделала уже несколько работ именно в этом стиле. Говорят, что практически одинаковая вышивка крымскотатарская и караимская. Нет! Есть свои нюансы и в той, и в этой вышивке. УА: Поделитесь, какие? РП: По поводу вышивки я нашла очень интересную книгу Чепуриной. Она там описала технику вышивки крымскотатарскую112. А у караимов определенный стиль рисунка. Там не может быть четырехугольного одинакового узора. Что характерно, у караимов, как и у крымских татар, нельзя воспроизводить животный мир, природу, человека. Здесь применен только геометрический рисунок орнамент. Женщины целыми днями были заняты домашней работой. И в основном общались в бане. Каждая женщина могла показать свое рукоделие на полотенцах, банных простынях, нижней одежде.

112

Чепурина П.Я. Орнаментное шитье Крыма. – М.-Л., 1938.

165

В рисунках на вышивке сохранялись особенности каждой семьи. Сохраняя традиции своей семьи, я тоже вышила скатерть. Она не традиционная, но есть традиционные для караимского рисунка детали. УА: Вы где-то выставляете свои работы? РП: Да. Выставок у меня было много. Я выставлялась от караимов на выставке "Связующая нить поколений". К нам приезжали художники из феодосийской школы. Директор этой школы, когда посмотрел на мои картины, сказал, мы такую картину пишем за три месяца. А я, говорю, три года. А он: "Немудрено, потому что у нас один мазок, а у вас 100 стежков". УА: Что вдохновляет вас начать новую работу? РП: Мне почему-то хочется заинтересовать, прежде всего, своих детей, свою семью, своих внуков. Чтобы они знали, какой они национальности. Пусть у них это будет уже восьмушечка, но пусть они знают, кто были их предки. Мне очень хочется все, что я делаю, оставить им. Чтобы они когда-то, в свое время, посмотрели на эти работы и поняли, что в них течет караимская кровь. Почему-то очень хочется оставить в семье этот след. УА: А сколько у вас детей и внуков? РП: У меня двое детей: дочке 42, сыну 39. И четверо внуков. Правнуков пока нет. Вот сегодня старшая внучка получает диплом о высшем образовании, закончила университет. УА: А молодежь интересуется караимской культурой? РП: К сожалению, у нас в обществе мало молодежи. И мои дети внимательно меня слушают, но дальше этого не идет. Наверное, они еще к этому не пришли. Вот я к этому довольно таки поздно пришла, я считаю. УА: А не боитесь, что когда ваши дети с сознанием уже соберутся к этому, будет уже поздно? РП: К сожалению, такие мысли есть. Но я их не оставляю в покое, а постоянно им об этом говорю. УА: Насколько притягивались?

караимское

общество

подпитывает

почву, чтобы

они

более

РП: Стараемся и молодежь приглашать. Всегда проводим какие-то мероприятия. Мне уже даже радостно от того, что когда у нас была выставка, на эту выставку сходили мои дети и внуки. У меня внучке 6 лет, а внуку 9. Я в прошлом году взяла их за ручки и повела на эту выставку. Они, кстати, смотрели на это с большим интересом. И внук мне часто говорит: "Ладно, бабушка, уже пеки свои караимские пирожки". Все что от меня зависит – я делаю. Я вот собрала фотографии своих предков и сделала альбом. И его я оставлю своим внукам. И они будут знать свою родословную. Я собрала бабушкину родню, дедушкину родню. А им говорю: "А вы уже будете собирать папину родню. Я свою родню собрала. У меня все под контролем. А если вас заинтересует дальше, пожалуйста, собирайте". УА: Сколько людей в вашей общине? 166

РП: Очень маленькая община, к сожалению. Есть раздробленность, которая мешает. У нас существует федерация и ассоциация. Я в федерации, а про ассоциацию я не могу вообще ничего сказать. У нас где-то в пределах 70-ти человек. Но на собрания не все ходят. Основной костяк в пределах 20-25 человек. УА: Есть у вас ощущение, что теряется караимская культура? РП: Есть. Она практически не представлена ни в одном из наших официальных музеев. Насколько скудная коллекция нашего народа в этнографическом музее! Хотя им передавалось много экспонатов. Вот как музей может не иметь караимского костюма? УА: А что нужно сделать, чтобы он появился? Сшить его по старым эскизам? РП: Вот именно. Пусть пошьют. Может я не права, но мне кажется, что должна быть какая-то связь с народом работников музея. Ведь остались еще костюмы. Караимский женский костюм – он же уникален. Он настолько был богат, настолько своеобразен. Мужские костюмы тоже имели свои особенности. Они тоже очень красивые. А сейчас их практически постоянно путают с крымскотатарскими. Даже одна такая деталь – женский головной убор – фес. У крымских татар он немного конусообразный. У караимов он ровненький должен быть и не высокий. Говорят, что караимочки не носили мараму. А крымскотатарская феска идет обязательно с марамой. Это шарфик. Вот это белое покрывало на феску. ...Для того чтобы повторить эти рисунки, мне необходим материал. Бархат, нитки. Это все стоит денег. Я пенсионерка. Я это все покупаю за свои личные деньги. Да, я хочу это оставить в обществе. У меня есть желание сделать подушки, но купить бархат за свои деньги я не смогу. Нет финансовой поддержки. Даже преподавателя пригласить по языку, человека же надо как-то заинтересовать. Мы не имеем возможности, кроме своего сердечного спасибо, ничего не можем для человека сделать. Нас финансируют, единственно, что на какие-то поездки. Какой у нас ужасный класс! У нас нет ни ремонта, ни стекол. Вот дали нам этот класс и на этом ограничились. Сейчас, конечно, пошла большая работа по поводу кенасы. Ее собираются передать нам. Но там же груда камней. Там же нужен колоссальный ремонт. Все, что тут делается, делается только за свой личный счет. УА: Вы себя к какой религии относите? Вы религиозный человек? РП: Меня в свое время крестила мама. Я отношусь к православной вере. Но я отношусь с глубоким уважением к караимской вере. Я иногда бываю на молебнах. Мне это просто очень интересно. Я была на молебне и в Евпатории, и в Бахчисарае. У меня сейчас даже какая-то раздвоенность. Я не могу отвергнуть ни христианство и не могу отвергнуть караимизм. УА: Служба идет на караимском языке? РП: Часть на караимском, а часть на русском. УА: Вы сказали, что революция оставила большой след в истории вашей семьи…

167

РП: До революции мои предки были состоятельными людьми. Работать тогда начинали рано. Мой прадедушка работал при шляпной мастерской. Сначала работал мальчиком, а потом заметили, что у него очень большой талант. И его отправляли в Европу, допустим в Варшаву, Париж, для того, чтобы он ходил и зарисовывал фасоны шляпок. Шляпки у нас – фамильное. Я тоже очень люблю шляпы [сміється]. Когда я была маленькая, мы жили в Московской области. И мы выделялись из всех. Все были в основном светленькие, а мы, как воронята, черные были. А мне бабушки прислали шляпку. Так половина поселка ходила за мной и смотрела на эту шляпку. Бабушки сами делали и присылали. Ботиночки тоже делали. А у прабабушки Бикенеш, бабушки моего папы, была швейная мастерская по пошиву нижнего офицерского белья в Феодосии. Раньше офицерское белье было с кружевом, красивое, очень тонкое. И женское белье шили. Ведь женское белье тоже было необыкновенным. Оно было с кружевом: его либо делали вручную, или получали из Парижа. Потом еще у них была мастерская по пошиву одеял. УА: И их раскулачивали? РП: Приходили и "чистили". Забирали все, что находили. Это "красные", революционеры. УА: А расскажите о вашей трудовой деятельности. Какое у вас образование, где работали? РП: Я вышла очень рано замуж, в 18 лет. Поступила учиться в техникум пищевой промышленности. Экономист по образованию. Работала в молочной промышленности. И работала в теплосети. УА: А муж у вас чем занимался? РП: Муж военный. УА: Может у вас есть какое-то напутствие или пожелание молодежи? РП: Все равно когда-то придет момент, когда они захотят узнать свои корни. И чем раньше они их узнают, тем будет интереснее им жить. Нужно стремиться, чтобы оставить какой-то след на земле. …Во всем мире осталось всего 2 тысячи караимов. 900 из них живет в Крыму. А остальные в России, в Москве, во Франции, в Америке, в Польше. И, кстати, в Израиле. Там отдельное государство в государстве. Там караимский город Лот.

168

Ольга РУДЕНКО У Молодіжненській ЗОШ І-ІІІ ст., с. Молодіжне, Сімферопольський район, АР Крим 10 червня 2013 р.

Ольга Михайлівна Руденко народилася в 1943 році в Білорусі. Голодне дитинство у повоєнні роки спонукали дівчинку пообіцяти собі, що вона ніколи не повернеться до свого села. У 15 років починає самостійне життя і переїжджає до Калинковичів. Після закінчення школи Ольга їде шукати кращої долі до Криму, де пов’язує своє життя з роботою у школі: спочатку – вожатою у школі, а потім – вчителькою. У 1991 році допомагала засновувати Союз білорусів Криму, який діє і донині. При школі в селі Молодіжне організувала музей білоруської культури. Виховала п’ятеро дітей. Україна активна – УА Ольга Руденко – ОР ОР: Меня зовут Ольга Михайловна Руденко, в девичестве – Боровик. Родилась в деревне Пеница Калинковичского района. Раньше это была Полесская область, сейчас – Гомельская113. Родилась в 1943 году – как раз немцы оккупировали Беларусь. У нас в деревне дом – и сразу лес вокруг. Такие там деревни, вокруг леса. Немцы займут деревню – жители к партизанам уходят. Красные займут – жители в свои дома возвращаются, вот такая обстановка была тогда. В своей деревне я закончила четыре класса. У нас так было: с одной стороны сидел первый класс, с другой – третий. А в другой комнате сидел второй класс и четвертый. Два учителя: один учитель с первым-третьим занимался, а другой – со вторым-четвертым. Вот так мы учились. Потом с 5 по 7 класс я ходила за 8 километров каждый день. УА: В соседнюю деревню? О. Р.: Через одну, аж в третью деревню Хобное, там была семилетка и сельсовет. Зимой, бывало, на лыжах, в школе лыжи брали. В школе брала коньки и по речке зимой на одном коньке ездила в школу. А речка километра два с одной деревни до другой была. Вот вы никогда не пробовали на одном коньке? А мы так ездили. Сначала и девчонки ходили в школу, потом побросали – в пятом, шестом классе. Из девочек семилетку закончила я одна, и несколько мальчиков. И в восьмой класс ушла в город Калинкович. УА: В райцентр? ОР: В райцентр, да. Это за 40 километров от дома. Домой приезжала очень редко, снимала комнату и училась. УА: Это сколько лет вам было? ОР: Пятнадцать. УА: В 15 лет вас уже отпускали? ОР: Да, я уже была самостоятельная. Детство у меня прошло "с топором в лесу". Мы – девчонки, мальчишки – в лес ходили, дрова приносили домой. Было, что лазили по блиндажам. В лесах же остались эти блиндажи еще с войны. В нашей деревне не было 113

Сучасна Республіка Білорусь.

169

никакого несчастного, а в районе у нас часто бывало, что лазили вот так по блиндажам дети и... взрывались [на минах]. УА: Расскажите про родителей своих. Чем мама, папа занимались? ОР: Мои родители крестьяне, работали на земле. УА: Папа в партизанах был? ОР: Папа был в партизанах, а потом, когда уже немца гнали, он ушел на фронт. Тогда многие партизаны ушли дальше с фронтом, с Красной Армией. Мама была дома. УА: Какое у вас есть яркое воспоминание о детстве, которое прошло через всю вашу жизнь? ОР: Даже и не знаю, мне все запомнилось. Мне все дорого [сміється]. Яркое? Мы всегда ждали фильмов. Мы гордились подвигами всех наших: и Зои Космодемьянской, и "молодогвардейцев", и все "бредили" этими фильмами, все верили, что если "фрицы" придут, то мы обязательно совершим подвиг. Понимаете, все были готовы на подвиг тогда, даже дети. В том числе, наверное, и я. УА: Как вы думаете, что на вас влияло тогда, что у вас были такие желания? ОР: Сама жизнь, сама обстановка. У нас председатель сельсовета был, он за восемь километров ходил на работу. Жил в нашей деревне, а ходил туда. Все уважительны были с ветеранами, которые воевали, пришли с фронта домой. У нас в деревнях вообще заведено, что все здороваются: "чужой" появился или "свой" идет человек. Бывает, что и несколько раз с одним и тем же человеком поздороваешься, каждый ребенок считал хорошим тоном, идя по деревне, со всеми здороваться. УА: В деревне сколько было домов? ОР: В деревне, в которой я родилась, было, наверное, дворов сто, а когда мы переехали в мамину деревню после окончания войны, тут уже было дворов 150. Деревни были в основном сожжены во время войны, уцелевших хат было мало, все перестраивалось. И мы даже после войны, как переехали в мамину деревню, какое-то время жили в землянке. Землянка там осталась во время войны, люди в деревне прятались – дома ведь сожгли немцы. Потом жили у одной тетки, у другой тетки, пока не построили себе хатку. УА: А как складывалась ваша жизнь после того, как вы закончили школу? ОР: Она начала складываться, когда я еще не закончила школу. В восьмом классе, в девятом… у нас же тогда было заведено, что в сентябре мы в каком-то колхозе копаем картошку. Вот в детстве – я хорошо помню еще с начальной школы – мы собирали рябину, шишки, желуди. Потом, когда я была уже в классе шестом-седьмом, мы летом ходили в леспромхоз подрабатывали. В лунки садили сосну, дуб. Это запомнилось. Поэтому до сих пор если я иду и вижу улитку, я ее должна на траву отбросить. Даже если дождевой червяк – его тоже на землю, чтобы не размазали по асфальту. И цветочки мы никогда старались не рвать просто так. Даже дети у меня были маленькие, и то – наклоняются к цветочку и понюхают его. Вот такое бережное отношение к природе у нас воспитывалось с детства. УА: Все-таки расскажите, как жизнь складывалась после окончания школы. 170

ОР: Когда заканчивала девятый класс, нам объявили, что будет первый выпуск "одиннадцатилетки", в 1962 году. А я ведь из деревни, за 40 км, жила по квартирам, считайте, впроголодь питалась. Моя любимая еда была хлеб, сахар и вода (кстати, и сейчас люблю побаловаться: кружку воды, хлеб, сахар). Значит, я еще лишний год должна жить на квартире. Меня это очень расстраивало. И мне учителя подсказали, что тут же при нашей школе есть "вечерняя школа" – десять классов, и можно закончить нормально. И вот я по совету наших учителей подошла к директору школы посоветоваться, и мне порекомендовали с IV четверти перейти в "вечернюю школу". Я так и сделала – перешла в "вечернюю школу" на IV четверть девятого класса и закончила десять классов в 1961 году. Мои одноклассники все взрослые были, все работали, и я тоже подрабатывать на стройку пошла. В девятом классе я добилась паспорта, а тогда, при Хрущеве 114, знаете, как это сложно было паспорта добиться, и я поставила себе задачу, что в деревню не вернусь. В десятом классе одна знакомая девчонка уехала в Усолье-Сибирское. Я ей написала письмо, и она мне ответила: "Оканчивай школу, приезжай, поможем устроиться." Но я забыла, что еще в одно место написала письмо. Приезжаю я домой, как сейчас помню, в субботу, и маме говорю: "Собираюсь, во вторник уезжаю в Усолье-Сибирское". Ну, знаете, как сельские мамы – сразу в голос! И она мне говорит: "Ой, что это тебе женатые письма пишут?.." – и дает мне письмо от нашего дальнего родственника, который жил в Ялте. А я, когда ходила в школу, в 7-ом классе помогала почту носить, потому что не каждый же мог ходить за 8 километров, – разносила людям письма, газеты. И когда еще в десятом классе была, мне мать нашего родственника говорит: "Напиши Володе письмо в Ялту, может быть и там даже устроиться можно". И я написала, и забыла, что написала. И вот мне мать дает письмо, я читаю: "Оля, можешь приезжать, я помогу тут устроиться на стройку". И я тут же говорю: "Мама, я во вторник не в Усолье-Сибирское уезжаю, а в Ялту". Она опять "в голос". А я 8 июля 1961 года села на колхозную машину с чемоданчиком-сундучком, моя мать плачет-прощается, а мне весело. И уехала я в райцентр, с райцентра купила билет до Симферополя. Приехали в Гомель, мне надо билет закомпостировать, а билетов на поезд нет. Смотрю, группа людей собирается добираться до Киева по Сожу. И я с ними. УА: Это вам 16 лет было? ОР: Уже 17 лет. И я примкнула к этой группе. Мы пошли на причал, сели на "Ракету", по Сожу и по Днепру добрались до Киева. Со всей этой компанией на вокзал в Киев приехали, а закомпостировать билет тоже не удается. Я захожу, одни "матросня" стоит – июль же, "Черноморский флот" на "бескозырках", а раз Черноморский флот – значит, в Крым. Я подхожу, знакомлюсь с ребятами, они мне вручили свои вещи охранять, а они мой билет забрали и мне закомпостировали до Симферополя. Я ехала, и душа моя пела… Мы приехали в Симферополь – сумерки уже, а где же я буду ночевать? Короче говоря, все эти матросы то там, то там повыходили. А я еду – куда поезд, туда и я. То есть поезд до Севастополя – и я в Севастополь, проводник на это не обратил внимания; дополнительно не стал брать денег. Приехала в Севастополь, вечер уже. Я села на троллейбус, по городу проехала, узнала, где автовокзал, потому что утром мне с автовокзала надо ехать в Ялту. Приезжаю [на железнодорожный вокзал], а там в 24.00 часов ночи выгоняют всех из вокзала. Тогда не везде на вокзалах разрешали ночевать пассажирам. Ой, тут начали все – даже какой-то корреспондент с "Крымской правды" оказался, – как начали активную деятельность

114

Мається на увазі доба, коли Першим секретарем ЦК КПРС СРСР був М.С. Хрущов (1958-1964 рр.)

171

проявлять! С начальником вокзала связались по телефону, в итоге нас оставили на вокзале. Утром 11 июля я на автовокзале купила билет и приехала в Ялту. Мне очень понравилось [в Крыму]. Я даже стихи писала. УА: Можете продекламировать? ОР: О Белоруссии скажу пару строчек: Помню я бярозку кучаравую, Што ў класе першым пасадзіла я яє Я яе так часто ўспамінаю І якбыцам, шэпча яна мне Ти прыйдзі ка мне радзімая, прыйдзи І галіначку зламі сабе на памяць Хай яна напомнiць аба мне Там, дзе ты бываеш, в дальнiм краі. А в Крыму, особенно, когда я в сельхозинституте училась, на пятом этаже мы жили, и я смотрела на Чатыр-Даг, на крымские горы; любовалась ими и сочиняла стихи. Вот один из них: Кто не был в Крыму, тот стремится всею душою, Хоть бы раз увидать его прелести и красоту И поближе пробраться бы к Черному морю И забраться б на Ай-Петринскую высоту. Крым! Что значишь ты для народа? Твои просторы всех к себе зовут. Здесь поздней осенью стоит чудесная погода, И здравницею мира все тебя зовут. Здесь пальма родину себе нашла. На камнях здесь родился кактус. И лиственница из тайги случайно забрела. И здесь растет большой, высокий фикус. Мои стихи и в крымских газетах печатали. ОР: Два первых месяца я жила у родственников в Гаспре. Меня на хорошую работу определили – техником-нормировщиком отдельной военно-строительной роты. Я быстро вошла в курс. Мне предложили учиться при Московской военной части. но мне не нравилось на стройке. Мы строили санаторий "Горный", мой родственник работал прорабом. Но мне не нравилась пыль строительная, я ее не переношу. Я перешла на другую работу – в санаторий. Работала помощником физрука-культработника. Тогда было так: он был и физрук, и культработник. И я с отдыхающими военными проводила в 7 утра зарядку, помогала вечера отдыха проводить. В Ялте я прожила год. И в марте 1962 года был Пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству, и призвали в сельское хозяйство молодежь. И мне в Ялте, в горкоме комсомола вручили комсомольскую путевку, и я поехала в Белогорский район, в совхоз "Предгорье". Это был подшефный район Ялтинского горкома комсомола. В Белогорском районе работала виноградарем в бригаде "Коммунистического труда", тогда [там] был знаменитый бригадир – Герой Соцтруда Петр Васильевич Овселян. 172

Комсомольской работой занималась – тогда без этого не могли, два раза в неделю проводила "политинформации". А потом поступила в сельхозинститут в Симферополь. Там встретила мужа. И мы решили пожениться. Но одного "сельхозника" в семье хватит, и я бросила – два курса проучилась и бросила. И поступила в Армавирский педагогический институт и в члены КПСС. Это был юбилейный 1970 год – год В.К. Ленина. Я этим гордилась Когда еще в Белогорском работала, была членом райкома комсомола, потом была членом Крымского обкома комсомола. Ездила утрясать бытовые вопросы строителей Северокрымского канала в 1964 году. В Раздольненском районе, в Черноморском районе, где канал строился, туда и ездила помогать утрясать бытовые условия. Вот такая я была активная девочка. Когда уже "бросила" сельхоз, мы птицефабрику "Ленинскую" основывали. Это была ударная комсомольская стройка п/ф "Ленинская" в Ленинском районе, где меня назначили начальником штаба комсомольской стройки и секретарем комитета комсомола. С 1 января 1965 создался Симферопольский район. И в 65-ом с сентября перешла в школу пионервожатой. И на всю оставшуюся жизнь "застряла" в Молодеженской средней школе, а когда построили еще одну школу, то разделили и учеников и учителей. Так я оказалась в Молодежненской средней школе №2, где и сейчас. УА: Как первые года в школе прошли? ОР: Первые года вообще были отличные. Это ж был 65-й год – 20-летие Победы. Мы проводили в совхозе "Красный" слеты следопытов – со всего района приезжали туда. Проводили "Зарницу"115 каждый год, до самого развала Союза. Наша Молодежненская школа выезжала пятью автобусами в Пионерское. Там есть поляна большая, где и проводили игру. В пионеры старались принимать в героических местах: в Мирном, в совхозе "Красный", в "Артеке". Одну мою дочь принимали в пионеры в "Артеке", а сына уже после нее принимали на корабле в Севастополе. УА: Что еще запомнилось в вашей школьной работе? ОР: Это обыденная работа, каждодневная. Что там может запомниться? Вся работа была интересной, на энтузиазме. Мы не работали, а жили школой, и дети наши к школе привыкли с малых лет Различные акции мы проводили. Кстати, в 1980-м году, летом, когда была Олимпиада в Москве, я работала пионервожатой в лагере на базе Гурзуфской школы. Это областной МАНовский лагерь был. Мы хоть и не в Артеке были, но нас везде возили на "артековских" автобусах, и все мероприятия проходили у нас на базе Артека. Все мероприятия проводили в лагере "Кипарис", который ближе к Гурзуфу. Так вот, в том же году была афганская акция – мы собирали письменные принадлежности, принадлежности для личной гигиены (зубная паста, щетки и т.д.) для наших воинов и для детей Афганистана. Каждая школа собирала. У меня в пионерской "ленинской" комнате было собрано много всего, и книги новые туда посылали. У нас был ученик, Сергей Бережной, который погиб в Афганистане 30 апреля 1984 года. 8 мая 1984 г. его хоронили. Молодежь несла гроб от школы до кладбища, а все остальные – и школьники, и жители – стояли по обе стороны вдоль дороги. 115

Юнацька військово-патріотична гра за часів СРСР.

173

Я перед этими ребятами преклоняюсь. У нас когда-то у сельсовета была Доска Почета, после "развала" СССР хотели снести. Благодаря партийной организации (я тогда парторгом была, депутатом поселкового совета) мы с поселковым советом добились и сделали мемориал славы, и там сейчас проводим митинги – и в день начала войны, и в День победы, и 15 февраля116. Если проводим "афганское" мероприятие, обязательно афганцы возлагают цветы. У меня есть очень много фотографий. Проводим по классам "уроки мужества". Обязательно воинов-афганцев приглашаем, ветеранов Великой Отечественной Войны, малолетних узников. Накануне я плету гирлянду. И дети-выпускники красные ленты повязывают и несут эту гирлянду. Заканчивается урок мужества; строимся у школы: ребята с гирляндой, ветераны, гости, и вся школа идет за ними, и в поселке Молодежном у поссовета проводим митинг, представители военкомата присутствуют. Там и фронтовые 100 грамм для ветеранов. После митинга возлагаем гирлянду и веты к "Мемориалу Славы". Потом приглашаем ветеранов в зал ДК на "огонёк". Выступают детские коллективы и наш коллектив "Родные напевы", который в этом году отмечает 50-летие, а школе 1 сентября будет 25 лет. Вот такая традиция у нас много лет. УА: Когда вы уезжали из Беларуси, там вы оставили маму, папу и старшую сестру? ОР: Папа с мамой не жил, у него потом другая семья была, но детей у него там не было, только мы остались с сестрой. УА: А потом вы не забрали маму в Крым? ОР: Дважды забирала – в 60-х годах, когда старшая дочь родилась. Она пожила год здесь и не захотела, уехала. И в 2003 году я привозила ее, но в 2004 году вынуждена была увезти ее, хотела только домой, на Родину. И в ноябре 2011 года она в Белоруссии умерла в возрасте 92 лет и 8 месяцев. Я успела приехать и с ней еще трое суток побыла. УА: А сестра еще там живет? ОР: Нет, она в 2010-ом году умерла. У меня там только племянники. УА: Муж ваш закончил сельхоз? ОР: Муж мой закончил сельхоз, аспирантуру и работал доцентом на кафедре экономики сельского хозяйства. Он кандидат экономических наук. Так в Аграрном и живем. Он и квартиру получил. УА: А сколько вы в браке? ОР: На следующий год будет пятьдесят, если доживем [посміхається]. УА: У вас четыре дочери, один сын… ОР: Татьяна, Людмила, Юлия, Мария и сын Александр. Старшая Татьяна сейчас в Бердянске в Запорожской области работает в стоматполиклинике – она стоматолог. Так как у меня мама Мария, то так получилась, что младшую тоже Марией назвали. Она была Машей, а потом, когда [у дочери] родилась девочка, ее тоже назвали Мария. Моей маме "придумали" дату рождения, так как метрика не сохранилась, и внучка моя родилась в этот же день – 7 марта. Дома мы внучку зовем Марыся.

116

День виведення радянських військ з Афганістану у 1989 р.

174

Кстати, у меня и сын, и дочери, все курсы экскурсоводов прошли, имеют удостоверения. Сын сейчас на подработке в Москве строителем, при этом водит экскурсии на Кавказ. Дочь у меня работает начальником отдела в статуправлении, но на выходных тут не бывает. Они проводят какие-то соревнования на Ай-Петри, на Перевале. Дочка все выходные зимой и летом там находится. Мой зять работает в Мраморных пещерах. Когда младшая дочь Маша училась во втором классе, тут в музее экскурсии проводила. Даже свадьбу сделала на Чатыр-Даге. УА: А внуки есть? ОР: Внуков четверо. Старшая учится в Запорожском "меде", она тут "начальную" закончила, потом Украинскую гимназию. У меня младшая дочь окончила Украинскую гимназию. В 97-ом году мы ее туда отдали, и она закончила с золотой медалью. УА: Как вы встретили события 1991 года? ОР: Встретили это все болезненно, потому что я всегда в Белоруссию ездила – Родина там. Когда после "развала" ехала в Беларусь, на украинской границе встретили чуть ли не с миноискателями, собаками, я испытывала такое унижение. До сих пор испытываю унижение на таможне. На белорусской границе все более доброжелательно, а на украинской границе неуютно себя чувствую. Начинают все доставать – тряпки, пакеты выкладывать. Однажды был такой случай с миноискателем. Вот что-то где-то звенит у меня в сумке. Что звенит? Доставай, бабка, все оттуда. А я положила консервный нож и забыла о нем. Вот и сейчас приехала из Беларуси, ездила на поминальный день: у них "Радаўнiца" 117 – выходной день, государственный. Все школьники готовились ко Дню пионерии, к 19 Мая. Они на уровне советского периода День пионерии отмечали. И комсомол у них действует. Называется Белорусский республиканский союз молодежи (БРСМ), и пионерская организация есть. Я у учительницы спросила. А в Крыму пионерская организация небольшая (в г. Мозыре). Она говорит: "Мы принимаем в пионеры на всех праздниках". Говорит, бывает, когда полностью класс вступает, бывает, когда 2-3 ребенка не вступают по мотивам родителей. В старших классах идут в комсомол. Когда после развала я приехала и пошла в райисполком, смотрю – на двери написано: "Калинковичский райком комсомола". Захожу туда (в Украине же нет), они рассказывают, что продолжают работать, что им помогает во всем президентский фонд. Определенная часть президентского фонда идет на поощрение молодежи, на молодежную программу. У них там в шкафу стоят сервизы чайные, бытовая техника, которую можно подарить. Оказывается, если на производстве у молодой семьи кто-то родился, они выезжают и поздравляют этого товарища с датой. Оно, казалось бы – ну что, а у человека, наверное, остается приятное впечатление после такого поздравления. И все это из президентского фонда идет. УА: Вам никогда не хотелось вернуться в Белоруссию? ОР: Я бы с удовольствием. Семья – нет. Мы с мужем когда-то ездили в Белоруссию – даже свекра когда-то возили, ему понравилось. Мы думали – выйдем на пенсию, приедем в Беларусь, будем жить, дети тут останутся, и тут случился развал. Вот мои дети сейчас, а внуки и подавно, не могут получить белорусское гражданство. А я могу отказаться от украинского гражданства, взять загранпаспорт и поехать туда. Но что ж я буду уезжать – у меня тут муж, семья! Так что все нам это "разделение" перепортило. Поэтому мы здесь создали белорусское общество в 1991-ом году. 117

РаЕдаўніца (Радовниця, Радуниця, Проводи, Гробки) — день поминання померлих, давня традиція, яка коренями йде у язичницьку добу. Розповсюдженя серед східних слов’ян.

175

ОР: Создали общество в 1991 году, у истоков стояли Довголев, Жуковский, Тупик. Мы назывались Союз белорусов Крыма, идет перерегистрация, мы объединяемся с обществом "Сябры", и, видимо, сделаем общее название. У нас по всему Крыму есть белорусские коллективы. В Севастополе, в Марьяновке Красногвардейского района, в Широком был музей неплохой, белорусы создавали. Теперь музей в Широком считают музеем украинской культуры, хотя бы я его уже назвала музеем славянской культуры. УА: В Широком еще есть этот музей? ОР: Музей работает, только они представляют его как украинский. И дни славянской письменности мы всегда проводим. 22 мая проводили в библиотеке им. Куприна на ул. Аральской, там выступал наш коллектив. У нас был хороший коллектив в Симферополе и районе – ансамбль "Рябинушка" а потом заболел руководитель. В институте был хороший ансамбль, но его уже нет. В Молодежном есть ансамбль "Родные напевы". 3 июля – освобождение Белоруссии, этот день в Белоруссии отмечается, и все диаспоры мира отмечают. Мы стараемся проводить все мероприятия, связанные с Белоруссией. Особенно 3 июля. В музыкальном училище у нас был большой праздничный концерт всех белорусов Крыма. УА: Вы сотрудничаете с консульскими учреждениями? ОР: Обязательно. Даже у входа в музей есть моя грамота, которую мне в 2009 году вручал в посольстве в Киеве посол. В Национальном университете им. Шевченко в Киеве открыта комната белорусско-украинской дружбы, открывали ее в октябре 2009 года, Ющенко с Лукашенко118, мы там были в гостях. У нас только посольство в Киеве. Сейчас хотим выйти на Беларусь, чтобы сделать консульство Беларуси в Крыму, но это все стоит денег. Получится у нас – сделаем. УА: Расскажите про музей. Когда вы его создали? ОР: Этот музей был создан в 1977 году в Краснолесье в школе-интернате. Я как пионервожатая, как учитель, энтузиаст идей помогала при создании музея. В 1987 году было присвоено звание "Народного" музея, а в 1991 году в Краснолесье закрыли школу-интернат. Там была школа-интернат для оздоровления детей со слабым здоровьем, верхние дыхательные пути: там же лесная зона, предгорная, очень хорошо для детей. И этот интернат власти новые закрывают, и открывают училище олимпийского резерва. Все стенды и экспонаты музея выставляют под навес. Директор музея Лидия Илларионовна Лежнева звонит, мол, так и так, что делать? Полгода – с декабря по май – простояли все экспонаты под навесом, и в мае мы с нашим директором Виталием Ивановичем решили забрать их в нашу школу, и таким образом спасли музей. И мы этот музей оформили здесь. Стенды были перенесены с того музея, вот только драпировку стен сделали, некоторые стенды переделали. Каждый раз, когда ехала из Белоруссии, везла какие-нибудь "деревяшки". Костюмы новые нам подарило посольство Белоруссии. И из Минска нам прислали.

118

Президенти України та Білорусі у 2007 р.

176

У нас сейчас задумка сделать что-то на подобии "славянской избы" или "деревни". Но это в перспективе. Нужны средства. Если найдем помещение, планируем сделать музей отдельно, не в школе. УА: А есть еще общество белорусское в Крыму? ОР: У нас и в Красном Перекопе есть, и в Алуште, и в Ялте. УА: Это ваши подразделения? ОР: Наши, мы все собираемся иногда. Но видите, в столице Крыма, в Симферополе, у нас нет "Дома дружбы народов Крыма". В Севастополе есть "Дом дружбы народов", там все общества собраны в одном здании, они все проводят вместе, в Керчи то же самое, в Феодосии. У обществ есть комнаты. Мы стараемся бывать на всех мероприятиях, принимать участие. Молдаване с румынами хорошо проводили "Мэрцишоры" 119 – мартовские праздники, которые болгары проводят. …В Беларуси все народы имеют свои общества и финансируются за счет бюджета. В Украине с этим сложнее. Например, мы, белорусы, ничего от Украины не получаем. Мы работаем на своем энтузиазме и за счет своих личных средств. Я ушла на пенсию в 1993 году – в 50 лет, но продолжала работать, чтобы проиндексировали пенсию. УА: Каким бы вы хотели видеть будущее Украины, Крыма через пять-десять лет? ОР: В общей дружбе с Белоруссией, Россией и Казахстаном. Я Украину в Европе не вижу, потому что Украина в Европе не будет полноправной. Вот со своими соседями Украина будет полноправной, а в Европе Украина просто будет каким-то "придатком". Возьмите даже продукцию. Разве Украина мало выращивает овощей-фруктов? А что сейчас делается? Рынки заполонили [продукты] с Турции, хорошо еще, что оно натуральное, а если нас начнут непонятно чем пичкать? А где же наше Крымское? Яблоки, виноград? С нашей крымской энергетикой? УА: Что бы вы пожелали молодому поколению? ОР: Говорят, без прошлого нет будущего. Поэтому поколению нынешнему, юному, нужно обязательно обратить внимание на жизнь родителей, дедов и прадедов, потому что они жили праведной жизнью. Кто-то был верующий, кто-то не признавал религию, но они все ценили то, чтобы было сделано раньше. Надо, чтобы нынешняя молодежь и будущее поколение об этом помнили. Чтобы набирались мудрости.

МерцішоЕр (рум. Mărţişor, від рум. martie — березень) — традиційне свято зустрічі весни у Молдові та Румунії, яке святкується 1 березня. У Болгарії існує подібне свято, яке має назву "Баба Марта". 119

177

Іванна РЯБОЙ Вдома у пані Іванни, м. Сімферополь, АР Крим 9 червня 2013 р.

Іванна Іванівна Рябой народилась у 1947 році в с. Кантемір (нині – село Підгірне Торутинського району Одеської області у болгарській родині. У ранньому віці втратила батька, пізніше – матір. Родина пережила голод. Виховували Іванну бабуся та дідусь, закінчила школу, працювала вожатою, закінчила Білгород-Дністровське педагогічне училище, вийшла заміж, працювала 33 роки вчителем молодших класів у рідній школі. Має трьох дітей, шістьох онуків. Іванна відчуває себе частиною болгарської спільноти, спілкується болгарською, співає болгарські пісні та читає вірші. Україна активна – УА Іванна Рябой – ІР ІР: Я, РЯБОЙ Иванна Ивановна, родилась 27 февраля 1947 году, в селе Кантемир (ныне – Подгорное) Бородинского района, Измаильской области. В настоящее время – Торутинский район, Одесская область. Моя мама – Карамаврова Александра Ильинична – вышла замуж за моего отца -Донкогло Ивана Михайловича, который работал секретарем в сельском совете, потом он тяжело заболел и ушел из жизни в 1951 году, так в 25 лет мама овдовела. В 1954 она вышла замуж во второй раз. Я давно, в девяностых годах, встречалась с товарищем, который ездил в Болгарию несколько раз, и был в тех местах, откуда вышли, или бежали наши предки. Это Бургаская область, Ямболский район, село Гюльмян. Город-роза сейчас называется, а в те времена – "Гюльмян", это турецкое слово. Этот городок делился на две части – на северную и южную. Наши предки жили в южной части, и это была колония турков. И в 1967 году, когда я поступала в педучилище, на уроке перекличка была. И когда дошли до моей фамилии Донкогло, преподаватель спросил: "А вы кто по национальности?". Я говорю: "Болгарка", – а он говорит: "Что-то есть здесь турецкое. Потому что все фамилии, которые заканчиваются на "-огло", имеют корни турецкие". Мои предки в 1829 году обосновались в Бессарабии, в селе Гюльмян, ныне Яровое. Так как мы были колонией турков, у нас однофамильцев в Болгарии нет, в отличие от тех болгар, которые жили в северной части города .У них есть однофамильцы в Болгарии и дальние родственники. У меня сохранилась фотография моей прабабушки. Она прожила 96 лет, и мне посчастливилось один раз с ней увидеться, лет десять мне было. У прабабушки было девятеро детей: пять сыновей и четыре дочери. И одного сына звали Михаил, это мой родной дедушка, а у дедушки Степана детей не было, и бабушка Пелагея говорила: "Переманили мне ребенка, забрали у меня ребенка одиннадцати лет. Ушел к дяде, и там и остался жить. То конфетку, то обновку новую, и он перешел туда". А это где-то год 1937-й. Все детки босые, а он в туфельках. Это значит, что его баловали. И вот так он попал в семью эту – дедушки Степана и бабушки Донны. Прадед имел двоюродного брата, который был помещиком, называли его Барин Гога. Я помню еще остатки его имения, потому что где то в конце 30-х годов, разорили его имение. Сам Барин Гога до того умер. У него было двое сыновей: Георгий и Михаил. Георгий плавал: 178

на Дальнем Востоке где-то был капитаном. О его семье я ничего не знаю, никто нам ничего не рассказывал. Была у него жена Валентина Митрофановна, но так как для нас, болгар, имя Валя было незнакомо, они ее звали Фаля Митрофановна. Второй сын Миша занимался сельским хозяйством, он жил здесь. Женился лет под сорок на женщине – Степаниде Степановне. Ей было 28 лет, она учительствовала в соседнем селе. И когда разорили имение, они бежали в неизвестном направлении. Исчезла эта семья. Мама со своими детьми. И вот в году 55-56-м, мы получаем письмо от старшего сына Василия. Оказывается, он бежал вместе с румынской армией в Румынию. А тогда же в Бессарабии нашей господствовали румынские бояре. И вот отец мой, мама заканчивали румынскую школу. И пишет он в своем письме – не знаем ли мы что-нибудь о его родственниках? Ну, соответственно, мы написали ему письмо, он выслал свою фотографию. Мы ему ответили, что ничего о его маме, о его брате и сестре не знаем. Но в году 57-58-м, объявляется эта семья. Приезжают на машине "Победа" прямо к нашему деду Степану. Это письмо мы сберегли вместе с фотографией. Показали его Степаниде Степановне, и она, конечно, написала письмо правительству, чтобы ему разрешили вернуться на Родину. Оттуда пришел ответ, что если ваш сын не связан семейными узами, мы ему разрешаем. И он вернулся на родину, где-то ему лет под 40 было. Женился на женщине, она читала английский язык, тоже была в возрасте, и у них родилась маленькая девочка Иринка. Последние наши встречи были до войны в Приднестровье. Это были девяностые годы. Мы встали в воскресенье в 9 часов, включили телевизор, программа "Время" шла. И показали нам Бендеры, трупы, дырки от пуль в стенах. А они переехали в Бендеры. Потом трагический случай – дедушка с бабушкой угорели в 70-м году. Мама, когда вышла замуж, пришла меня забирать в один вечер, а бабушка с дедушкой расплакались и попросили оставить меня. И я вот так вот жила с дедушкой и бабушкой. В 63 году нас опять постигло горе: трагически погибает мама. Мне было 16 лет, и я благодарна Богу, что сестра и брат были у отчима и мачехи, а я была у дедушки и у бабушки, мне было очень уютно у них. Мне было 16 лет, 9 лет сестре, 5 лет брату, младшей сестричке было 9 месяцев. Маму поразил ток в 37 лет. И тогда мы вот, последний раз виделись с этой семьей. …Голодовка у нас была страшная, как и везде. Уже отчим рассказывал, что раз в неделю запрягали волов, телегу, объезжали село, собирали трупы, копали общую яму, сгружали эти трупы туда. Это был 46-47 год, вот я в 47 родилась. Наши ездили в Польшу, возили всякое тряпье, меняли на зерно. Гибли по дорогам, без вести пропадали. У бабушкиной сестры дочь была замужем в соседнем селе. Свекруха говорит: "Лена, собирайся лучше и иди домой, к маме. Может там, лучше условия, выживешь". И она вышла рано утром, и ее через пару дней нашли в поле мертвой. Она так и не дошла до дома. Дальше – организация колхоза, которая началась в 48 году. Наш колхоз назывался "Колхоз имени Кутузова" и возглавил его человек, который имел образование два класса, но был хорошим организатором и большим знатоком сельского хозяйства. Соседнее хозяйство называлось "Новая жизнь". И потом решили объединить эти два маленьких хозяйства в одно большое и назвали его колхоз "Дружба". По сей день "Дружба" существует. …А теперь коснемся праздников. Рождество празднуем. Так, как все христиане. Вечером колядуют, с колядой ходят взрослые, я помню коляду. Вечером ходили только парни, а утром ходили детишки. Ну, конечно получали подарки всякие, калачи. Еще Новый Год. Новый год по-старому, парни взрослые ходили "гейкать" Почему-то называлось это так. Наверное, потому что после каждого столбика, в стихотворной форме 179

читался стих, один читал, а все остальные кричали "Ге-е-е-е, гей!". И значит, идем гейкать, а утром ходили дети. И я помню, сосед делал для своих внуков (вот палочка акация, снимали эту грубую шкуру, и оставалась там нижняя шкурочка светло-зеленого цвета), строгал с двух сторон, и пышное яблочко получалось из этих стружек. На этой палочке, она сантиметров 40-60 была, получалось три-четыре яблочка таких. И дети в каждый дом заходили. У нас еще красиво отмечают Степанов день, святого Ивана, святого Петра. Каждый старался как можно раньше прийти к этому Ивану, Степану, полить ему на руки, умыться, и вот, начиная с 12 вечера, старался каждый забежать. Сам Степан дарил ему то полотенечко, то рубашку, накрывали стол. Следующие, кто приходят, их только угощают, без подарков уже. Все эти праздники заключал праздник 21 января – "Бабий день". Наше село как бы делилось на две группы – бабушка, которая принимает роды на одном конце села, другая бабушка – на другом. Две повитухи. К этому дню каждая женщина собирала для бабки подарок. То ли косынку, то ли отрез на платье, фартук можно было, обязательно чекушку, обязательно кусочек мыла, и обязательно одеколон. Готовила какое-то свое блюдо. И потом все с этими блюдами, складывали большой стол, рассказывали свои бабьи истории, пели песни. А в конце праздника выбирали из тачек, в которых вывозили мусор со двора, у кого была приличнее тачка – украшали ее, сажали туда повитуху, и две женщины впрягались и катали ее по селу. В каждый дом заходили. Например, когда к моей бабушке должны были зайти, она вперед бегом побежала, накрыла стол, подъезжает эта тачка к нам, снимают повитуху, заводят ее в дом, по рюмочке вина, по кусочку хлеба. Я помню несколько таких праздников. А однажды приехали они к нам, а дед взял и спрятал тачку. И когда они вышли, смотрят, а тачки не стало. Если бы они его поймали, "разодрали" бы, но покричали и разошлись. УА: А руки не мыли повитухе? Вот говорят, что руки моют повитухе. ІР: Нет, не купали. Но вот те, кто рожал у повитухи, рассказывали, что, когда проходило время, повитуха приходила и ставила роженицу "на пар". То есть нагревали камень, ставили его в ведро и туда, на этот камешек, капалось несколько капель одеколона. А ее накрывали простынею, только одна голова торчала. Голышом, и после этого, она ее растирала, все косточки. И мне, после того как я рожала, бабушка такой процесс сделала, я как второй раз в жизни родилась. А какие красивые посиделки были зимой! Пряли мы из шерсти. И вся эта работа сопровождалась песнями. На посиделках были только женщины. Я помню, мама вдовой тогда была. И какие развлечения для 25-летней вдовушки!? И когда она была близко, она меня с собой брала. А однажды когда она собралась на эти посиделки, я закапризничала. Мы тогда с бабушкой жили, и она ей говорит: "Не то, чтобы я не хочу ее взять, но она засыпает на обратном пути, а снег вот такой вот, мне приходится ее нести". А я закапризничала, и бабушка говорит, чтобы мама взяла меня с собой. И я помню, деревянная канапка тогда широкая была, и она хотела меня схватить, немного потормошить. А я по пристенку туда и сюда, бабушка сзади: "Ой, булка, ты же ее убьешь своими руками!" Она расплакалась и пошла туда, а мне до сих пор стыдно, что я так глупо поступила… Весной луг красивый, водили хороводы девушки (37-38-39-й год) и играли в игры. "Кюпченцы", по-русски – кувшин. Каждая взрослая девушка брала возле себя маленького ребенка, 4-7 лет, и он был "кюпченцем". Водящий подходил и спрашивал: "а что вы продаете?". Ну, она там что-то придумывала, а потом все разбегались в разные стороны, и кто первый подходил, тот становился возле кувшинчика. Это был "третий лишний". Потом была "Ребука-ребука!". Тоже, когда я начала работать вожатой, это оказалось "Вожатый-вожатый, 180

подай пионера!", – пионер этот выскакивает, все взялись за руки, держат, а Иван бежит со всех сил, старается эту цепь разорвать. Если ему это удалось, он выбирает одного из нас и к себе в команду. Выигрывала та команда, где становилось больше человек. В советское время очень красиво отмечался праздник "День урожая". На стадионе собирался весь колхоз, директор отчитывался перед рабочими, сколько зерна намолотили, сколько сдано зерна государству, кто отличился, какой комбайнер намолотил больше зерна, какой шофер перевез больше. Денежные премии, разыгрывались призы, перетягивание каната. Однажды, помню, приз хороший был, но задание такое – кто с собой носит фотографию тещи? Слушайте, среди всех, один то ли знал, что будет разыгрываться такой приз, то ли его предупредили, так он говорит – а вот моя теща! Еще отмечался красиво праздник в семье, когда ребенок подрастал и начинал делать первые шаги. Мама в этот день пекла корж. Месила это тесто, раскатывала его вот так вот в пальчик толщиной, и на сухой сковородке она его выпекала с двух сторон. Вилочкой дырочки пробивала, смазывала его медом, и бежала к соседям, к родным, к маме, сестрам и всем отламывала по кусочку этого коржика. И назывался этот коржик "пристапулка". Как бы "переступил". Масленицу я не помню, блинной недели у нас не было. На масленицу, ходили в гости к свёкрам, к тестю с тещей. Палили костер, огрызки от животных выносили, палили это всё, через костер прыгали. И потом заходили в дом и просили прощения как бы: "Крестная, крестный, простите нам". Брали за руки, целовали руки обязательно. И крестный с крестной говорили: "Пускай вас Бог простит!". И как бы с чистой душой ты уходишь в Великий пост. А теперь немного о себе. Всего три сестры от первого брака было, теперь осталась я одна. Закончила я 7 классов своей школы. У нас в классе было всего семь человек, и 8 класс уже закрыли. Пришлось идти мне в другое село. Жила я там в интернате всю неделю, а в субботу на воскресенье приходила домой. Ели всухомятку. Брали из дому булку хлеба, кусок сала, кусок брынзы, и если бабушка там варенье варила, какую-то баночку варенья и все. Девятый класс (у нас открыли вечернюю школу) мы ходили туда четыре раза в неделю, по три урока проводили. А днем ходили на работу: кукурузу чистили, сидели целый день, а вечером в школу. Девятый класс я так закончила. Когда закончила 10 класс, узнала, что нет возможности меня учить, решила съездить в район и зайти в райком комсомола. Тогда организовывались комсомольские отряды на целину, и я решила поехать с ними. И тут, на мое счастье, в моем автобусе оказалась моя классная руководительница вот с этой Петровской школы. Она спросила, куда я еду, и я с ней поделилась. Она: "Ой, дитино, ти ж така маленька. Куди ж тобі їхати! Давай, почекаєш мене біля оцих дверей". И через время она выходит, говорит мне – заходи, я поговорила с завРОНО. Он спрашивает: "Танцювать, співать вмієш?". Я говорю, что умею. "Дітей любиш? – Люблю. – Пиши заяву! И я написала заявление (как раз директор одной из школ был там). Вот так я попала в старшие пионервожатые, работала три года. Поступала трижды в педучилище. Первый год я провалилась, второй год я не прошла по конкурсу, сдала на 3 и 4. Мне сказали, что в Каушанах, в Молдове, на русском отделении недобор, и я поехала туда с этим экзаменационным листом. Оказывается недобор на дошкольном отделении, на базе 8 классов. Это четыре года для меня были не под силу. И вот уже на третий год я начала встречаться с молодым человеком, который потом стал моим мужем. Это 57 год, и в этом году был издан приказ, что солдаты могут служить не три, а два года. И я, если на базе 11-го класса поступлю, то только два года учиться буду. 181

Мне надоели эти хождения, и мне хотелось иметь близкого человека. А у Володи мама очень добрая, и мы решили, что поженимся: он идет в армию, а я пытаюсь поступить, если не поступлю, то у меня есть жилье, есть свекруха, свекор, его братья, сестры и всё будет хорошо. Я прихожу домой, говорю деду, что в воскресенье будут сваты, он спрашивает – кто, ну а я что, сказала – сын управляющего второй бригадой, Павла Ивановича Рябой. Он спрашивает – украинец? И потом даже слышать не хотел, замуж только за болгарина! Прихожу к Володе, говорю, что мне не разрешают, а он говорит: "Давай сделаем, будто я тебя украл". Вот так вот мы "укрались". Приходим к его родителям. Потом в воскресенье, приезжаем уже все вместе к деду, а он говорит – что растраты никакие не делаем, Володя едет в армию, она едет поступать. Если судьба, мол, дождутся они друг друга. И я поступила, Володя ушел в армию. И так, замужней женщиной, со свободным дипломом, я вернулась в свою школу. Проработала я там 33 года учителем младших классов. Мои дети: самая старшая – Алена, 70-го года. Сейчас она живет в Кишиневе, закончила Бендерский техникум легкой промышленности, и по направлению попала в Кишинев. Замужем, растит двух девочек: 19 и 11 лет. Вторая девочка, Саша, названа в честь моей матери, ей сейчас 38 лет, закончила Белгород-Днестровское педучилище, проработала год учителем, вышла замуж. Сын Виталик сейчас тоже живет в Севастополе, ему 36 лет, он женат, имеет двоих детей. У меня шестеро внуков: двое внуков и четверо внучек. УА: Расскажите, как вы в Крым попали? ІР: Дочь Саша вышла замуж в 1995 году и уехала жить в Севастополь. Сын закончил армию, распался колхоз, работать негде, подошел он к председателю колхоза, а тот говорит, что кроме двух гектаров винограда ничего предложить не может. И тогда я написала дочери письмо, и она говорит: пусть приезжает. Приехал он, окончил годичные курсы моряков, но моряком не стал. Вернулся обратно. Повстречал девушку из соседнего села, 10 ноября мы сыграли свадьбу, пышную, красивую, и 6 марта они опять вернулись в Крым, пожили полгода у Степы с Сашей, и потом купили этот домик. И в 2005 году мы переехали сюда. Дом выбирался с тем, что вот там времянка для нас, стариков, а здесь как бы детки будут жить. В прошлом году меня побил инсульт. На целый год выбил из колеи, и решили дом продавать. На муже детская травма сказалась, на него упала стена в детстве, когда старый дом рушили, повредила ему поясницу, и с годами это сказывалось. И теперь он передвигается на двух палках, плохо ему. Раньше держали хозяйство: и гусей, и кролей держали, и индюков привезли оттуда, поросят. Зерно подорожало – хозяйство сократили. В общем, сейчас у нас все хозяйство – это восемь курочек и петух. УА: А кто у вас в семье еще говорит по-болгарски? ІР: В семье дети разговаривают на болгарском языке, внуки понимают, но не разговаривают. У старшей дочери дети не разговаривают, потому что муж русский и живут они в Кишиневе, болгарской речи они не слышат. У сына жена украинка, они тоже не разговаривают. Я с детьми разговариваю на болгарском языке. Когда они были детьми, Володя у них спросил: кто вы – болгары или украинцы? Они отвечают – болгары! А что такое "чекундур"? А они не знают, что это буряк. УА: Вы были в Болгарии? ІР: Нет, дочь ездила в Болгарию, а я нет… 182

Віра СИНКОВА Вдома у пані Віри, с. Мазанка, Сімферопольський район, АР Крим 25 липня 2013 р.

Віра Савеліївна Синкова народилась у Мазанці в 1922 році. Батьки – росіяни за національністю. У сім’ї було п’ятеро дітей. Пані Віра в 17 років, боячись, що нацисти заберуть її незаміжню до Німеччини, рано виходить заміж за грека. Під час війни її чоловік допомагає партизанам. Після війни його депортували. Після завершення війни Віра Савеліївна вдруге виходить заміж. Прожила у шлюбі 64 роки. Має трьох дітей, п’ятеро онуків, правнуків та 4-річну праправнучку. Україна активна – УА Віра Синкова – ВС ВС: Моя девичья фамилия Логвина, зовут – Вера Савельевна. А по мужу я Сынкова. Я родилась в 1922 году. Но когда восстанавливались метрические книги, произошла ошибка, и меня записали 1923 годом. УА: Здесь родились, в Мазанке? ВС: Да, в Мазанке. Крестилась в Мазанской церкви. УА: А каким образом Ваши предки попали в Крым? ВС: Этого я не знаю. А вот бабушка, дедушкина жена, – баба Варя, она из Шумхая 120. Я даже свою прапрабабушку помню. Мы ездили к ней в Шумхай. Она прожила 103 года. УА: А Ваши предки все русские по национальности? ВС: Русские. Чисто русские "мазанские". УА: Учились в Мазанской школе? ВС: Я сначала в первый класс пошла в Мазанке. А потом я у бабушки жила. Потом меня забрали родители в село, сейчас Донское называется, а раньше называлось Беш-Терек. Потом мы ходили в другую школу, в другое село. Кернауч называлось. А сейчас сплошное [поселение] у нас – Донское называется. Там три села вместе. Я в этой школе проучилась 4 года. А в Мазанке у нас уже была неполная средняя школа. Уже в 5-й класс я пошла в мазанскую школу. В Мазанке у меня была любимая учительница. Она очень любила семечки. А у нашей бабушки на чердаке много семечек было. Я полезу на чердак, в карманы насыплю семечек, принесу в школу и прямо на стол ей высыплю. Но меня скоро забрали родители туда в Беш-Терек. ...Я там жила с родителями всю жизнь, пока замуж не вышла. Но в семилетнюю школу я ходила в Мазанке. Я работала в колхозе звеньевой. Бригадир у нас любил за воротник закладывать. Он спит, значит, а я загадаю [работу] девчатам. На работу едем шалфей "цапать". У меня была телега 120

Нині

– с. Зарічне Сімферопольского району. 183

двухместная. Лошадка была Лелька. А потом нашего бригадира усекли. Что я все делаю, а он напьется и спит. УА: Когда война началась, Вы где были? Вы уже взрослая были? ВС: Когда война началась, мне было 17 неполных лет. Я еще не замужем была. Не знала еще ни любви, ничего не знала. Пришлось выйти замуж, потому что говорили, что будут отправлять в Германию, будут издеваться над нами. И мы за кого попало выходили. Но я удачно вышла. Мы папу звали не папа, а "тятя". Тятя мой работал в колхозе. Сейчас бухгалтер, а раньше был счетовод. И колхоз их назывался "Беднота". Шесть домиков всего. Вот два села. Наш Беш-Терек был колхоз "Шевченко", Кернауч – это был колхоз "Красный ветеран" и "Беднота", где тятя мой работал счетоводом. Я тоже работала в колхозе с ним вместе. Мама дома была. Она болезненная была. Я ходила за нее грядки полола. Потом на току молотила. Самая тяжелая работа была, когда была уборочная. УА: А какие люди по национальности жили в вашем селе? ВС: В основном русские жили. А замуж я вышла за полугрека. Мама русская у него была, а папа грек. В Кернеуче были две семьи татар, учились с нами вместе в школе, потом переехали в Луговое. УА: Дружно жили? Как общались между собой? ВС: Очень хорошо. Даже наша одноклассница, Оля, за татарина замуж вышла. Я даже песни на татарском языке пела. УА: Вы помните, как в селе свадьбы играли, или, может быть, какие-то праздники помните? ВС: В нашей деревне посредине было большое дерево – Тарагчи называлось. Такая большая палка. На нее привязывали длинные цепи. Это на Пасху. И там доска такая. И из Мазанки, и из Кернауча молодежь приходила, и катались на этой качели. И как раскатают хлопцы, прям страшно было! УА: А что еще делали на Пасху? ВС: На Пасху такие гулянки были, приходили гости. Паски посвятят в церкви, и ходили в гости. УА: Когда пришла советская власть, то они разрушали церкви. Я слышал, что и вашу Мазанскую церковь пытались разрушить… ВС: Этого я не знаю. Я знаю, что эта церковь служила. И мою старшую дочку, Царство ей небесное, крестили в ней в 1942 году. А до 1942 года церковь не работала. Ее немцы открыли.

184

У меня три дочери. Старшая умерла. Это от первого мужа. Потом Олечка, а потом Таня у нас еще есть. Я еще помню, как "кулаков"121 "раскулачивали", богатых. Забирали у них все. Их на подводы – и на вокзал. А потом на Урал высылали. Мы выходили туда на "шоссейку", смотрели. У меня до сих пор остался в памяти мальчик. Сидит на бричке и держит вот так собачку… УА: А много было "кулаков" здесь? ВС: Не очень много, но были. Какие "кулаки" были? Это те, которые нанимали рабочих. У дедушки моего Феофана своя большая семья была: девять или восемь человек. У них была пара лошадей, пара коров. Пришли их раскулачивать, а у них нечего "кулачить". Тут был у нас один человек, фамилию не хочется называть. Взять у деда нечего было, так он топор взял. Отвезли их на вокзал. А у дедушки был очень хороший знакомый. Он был милиционер. Увидел деда на вокзале и спрашивает: "А ты чего здесь? – Будут высылать". Тех, которые повыходили замуж, тех не трогали. А две тетки у меня незамужние были, два дяди были неженатые. Голь-бось были они, бедно жили. Тетю Клаву, дядю Колю завели туда, где кулацкие вещи складывали и говорят: "Выбирайте, одевайтесь"... Они прикинулись, выбрали несколько вещей. Приехали домой, говорят: "Хорошо, что нас выслали, мы хоть оделись". Нас же тоже должны были выслать. Наша мама ночью пекла хлеб. И у нее получился неудачный житный хлеб. Она житный не умела печь. Пришлось второй раз. Переживает, чтобы в дороге было что кушать. В дороге очень много людей умирало. А тут дедушку вернули, и нас не тронули. А то б и мы на Урал улетели… УА: В период 1941-44 годов вы помните, что происходило? ВС: Здесь я хорошо все помню. Первый день – это было воскресенье. День был теплый, солнечный такой. Ездил "верховой" и всех созывал на митинг. Нас собрали на митинг и объявили, что война началась. Мы пришли домой. Мама, конечно, в слезах. А мой тятя еще в 1938 году был репрессирован. И вот как раз в этот день именно его должны были выпустить из тюрьмы. Четыре года ему дали. Судили здесь в Мазанке его. Судили его за "язык". Он любил шутить. Тятя пошел в бригаду читать газеты. Тогда много писали, предполагая, что война должна быть. Говорит: "Савелий Феофанович, а кто такие фашисты?" А он: "Что ты не знаешь? Это хорошие люди". Он сказал с иронией, а тот пошел и заявил. А тятю ночью пришли и забрали. Мама хлопотала, чтобы скорее суд прошел. Чтобы он долго не сидел в тюрьме. Он когда в тюрьме сидел, он такой был худой. А мама уже была в положении на большом сроке. Тятю привезли на допрос в Зую, и там был такой милиционер. Когда уже тятя прошел, тогда мама его только узнала. Она как крикнет: "Ой, Савка!" А этот милиционер маму толкнул, и она упала. Но этого милиционера потом на 7 лет посадили. …Объявили на митинге, что война началась. У нас была деревянная лавка. И чтобы нас не поубивало, мама нас головами к стенке положила под эту лавку. 121

Так образливо називали заможніх селян під час впровадження політики "колективізації у СРСР.

185

Потом началась мобилизация. Стали забирать молодежь. Пешком шли из Белогорска, из Зуи. Партиями шли. Мы выходили на дорогу прощаться с ребятами. А греков, татар, армян, болгар на войну не брали, хоть они и хотели идти. УА: А почему не брали? Это кто-то объяснял как-то? ВС: Национальность "нерусская". Потом стали говорить, что будут молодежь в Германию отправлять. Издеваться будут. Ну что? Давайте будем выходить замуж. Ну, я вышла. Я вроде хитренькая была. Говорю, мол, за колхозника, за тракториста замуж не буду выходить. Мне попал не тракторист. А мои подружки вышли за таких, над которыми смеялись. Я вышла за "полугрека". Он работал экспедитором в магазине и шофером. Вот мы с ним поженились. Мама моя его не хотела. А потом ей соседка сказала: "Хочешь, чтобы ее в Германию отправили?" Мама тогда согласилась. Только немцы вошли в наше село в сентябре, как мы с ним поженились. УА: Что делали немцы, когда они пришли в село? ВС: Я была в магазине у мужа. Когда смотрим: машины по селу. Из Красноперекопска в Кернауч, Кирки и в наше село заехали. Три машины, помню как сейчас. А с горы на лошади ехал солдат. И немцы увидели, и очередью по нему. И лошадь, и его убили. Это на наших глазах было. А муж был комсомолец. И я была комсомолка. Он мне говорит: "Пойдем домой через сад". Говорили, что у кого подстриженные волосы – отрубывают голову. А я-то подстриженная была. И на голову нечего было одеть. Я несла лоханку – деревянное корыто, и ее на голову надела. У нас осталась одна курица. Мама вышла, а два мотоциклиста милиционера ехали и хотели эту курицу застрелить и забрать. А мама вышла и говорит им: "У меня пять маленьких, не надо стрелять курицу". А они говорят ей: "Если тебе курицу жалко, становись к стенке дома". Мы, говорят, будем тебя убивать. А тут наш крымский немец шел. Мы с ним в школу вместе ходили. Как-то он остался. Их в августе месяце выслали, а их семья осталась. И он им сказал, что не надо ее убивать. И они маму отпустили. …Немцев повысылали, а там дома пустые были в деревне Кирки. Муж занял там две комнаты, сенцы. Нет его вечерами. Я думаю, куда он пропадает? Оказывается, дядя Коля, его жены два брата, Харлушка, тоже родственник, решили у нас дома поставить еще одну стенку: отгородить на рост человека. Стенку эту сложили. Мы вместе с Верой помазали, забелили. И оставили вот такую лазейку. И поставили там шкаф, чтобы было где прятаться партизанам. И они взорвали склад МТС-овский122. ...Ушли в лес, были как связисты. И они договорились, если будет угроза какая: немцы или румыны в деревне, чтобы горел огонек в окне. А немцы огни не разрешали, окна все закрывали на ночь, чтобы света не видно было. Где-то ставили свечечку, огонек. Значит партизанам нельзя идти. 122

Машинно-тракторна станція.

186

Я была дома, когда приходит мой муж и говорит мне: "Ты не пугайся, сейчас к нам придут два человека". А это уже был вечер. Я стою на улице около двери, когда мимо меня быстро-быстро пробежали двое. И прямо в сараюшку. Они в эту нишу залезли. Кравцов и Анненков там день сидели в этой нише. На ночь выходили и ходили на задание. Один раз им надо было идти в лес. А уже приехало в деревню много румын. Мы, что было, собрали им в рюкзачки, и они пошли. Пришли в Бурульчинскую балку. А как раз был прочёс. Немцы партизан искали и убивали. И они попали под этот прочёс. Они спрятались в вымоине на речке, просидели день, а ночью опять вернулись к нам. Пришли, у нас пересидели. А потом надо же идти опять в лес… пошли. Провели беседу с греками этими. В основном греки были. Один Юра был русский. Немцы перебили много партизан. Раненых отправляли на большую землю. Маловато уже оставалось. И они договорились, что эти ребята пойдут в лес. И однажды наши молодые ребята партизаны пришли из леса, человек 12. И наши повели этих ребят. А я тоже хотела идти. Говорю, что меня немцы убьют, если меня не возьмете. Меня с дитём убьют. А они говорят: "А ты скажи, что партизаны вломились в дверь и забрали". Пошли. А снег кругом, кругом белым-бело. И они заблудились. Некоторые на Мазанскую скалу попали. Со скалы попали в деревню и у кого-то в сарае сидели до вечера. Несколько ушли с партизанами. А трое остались в скирде. Ко мне пришли и говорят: "Ваши мужики там в скирдах сидят". А снег такой кругом, день такой солнечный. А у меня был брат Юра, ему 12 лет было. И я говорю ему: "Идем искать". Взяли мы палки, и пошли к этим скирдам. Идем. А шоссейная эта видна, как на ладони. Там машины эти немецкие ездят без конца. Как нас не поубивали, я не знаю. Приходим, увидели эти рюкзачки. Они потом рассказывали, мол, слышим, ходят. Ходят, что-то говорят. А это я с Юрой была. Ну, думают, немцы. Не нашли мы никого с Юрой, вернулись домой. Дитя я оставила у золовки, у Лизы. А они пришли вечером. И мой мне утром говорит: "Бери Тосю и иди к маме". А Юру я отправила домой. Пришла я в Беш-Терек. Смотрю, навстречу мне едут немцы. Не знаю, сколько там лошадей было. Но меня не тронули. Я пришла к маме. Мама говорит: "Ну что, дочка, оставайся, будем ждать…" А следом ехали две брички с румынами. Подъезжают эти две брички с румынами. Приезжают, останавливаются около нашего дома. Румыны приходят и говорят: "Дай самогону, и завтра ее муж будет дома". Мама им бутылек самогону дала. И они этих трех мужиков увезли в Зую. А в Зуе их посадили в гестапо. УА: А как они их поймали? ВС: Была одна женщина: Марфушка Савченко. Она предала их. Хоть ее мужа племянник был в лесу раненный. Она предала, что они вернулись, пришли. Ее на линейку посадили, отвезли в Зую и отпустили. А этих посадили в подвал. УА: Вашего мужа тоже? ВС: Да. Четверых: Харлушку, Юру, Митю и моего мужа Антона. 187

А мы каждый день ходили туда к ним. Детей оставляли, и к ним. Один раз пришли и слышим крик. Слышим, плетки – хлысь. А мы недалеко были. Когда моего вывели. Он идет и плюет кровью. Когда он пришел, у него с уха кровь текла, губа разбитая была, зубы были выбитые. А у нас в деревне мало людей было, и все друг друга знали, дружили. И был такой Шура. Он пошел туда старшим полицаем в гестапо. Между прочим, мой учитель истории был старший полицай нашего района. Он выходит, а я говорю: "Шура, мы понемножку тут принесли кушать им. Хоть перед смертью пусть поедят". А он говорит: "Нет, поворачивай назад, а то ты там будешь сидеть". И что мне остается делать? Ушла со слезами. Вышли мы на шоссейку, румыны нас подобрали, я молчала. Я трусиха была. А Нюра с Верой до того же ругали, кричали на этих румын. Но румыны нас не тронули. Привезли нас до Донского. Пришли мы домой. А у нас был полицай, дядя Ванька. И еще один на будке – дядя Васька. Приходит к нам, и он мне говорит: "Или откажись от своего мужа, или расстреляют и тебя, и твою дочку, и всех твоих". А я ему говорю: "Дядя Ванька, пусть меня убьют, а мне потом все равно будет". Мама бутылку дала им самогона, и они ушли. Меня не тронули. Поехали мы опять в Зую, а нам женщины говорят, что идите домой, вчера ваших на закате солнца увели гестаповцы на Бурульчинские окопы. Их, наверное, расстреляли. Вернулись мы конечно со слезами домой. А их в Белогорск отправили. Там у гестаповцев главный пункт был. И арестованных по очереди гоняли лес рубить. День одна партия, день другая, а день третья. В этот день, когда наши прорвали Перекоп, раскрыли тюрьмы. Вы б видели что творилось! Сколько шло людей! С горы – тьма. Из Зуи, из Белогорска. Пришел мой муж побитый. А Юра и Харлушка попали в этот день лес рубить. И их заставили выкопать ямку. И их там постреляли этих мужиков… УА: Это конец войны? ВС: Да. "Наши" пришли, и немцы пооткрывали тюрьмы. Пришел мой муж домой. Три дня побыл. Приходит к нам три солдата уже русских. И капитан говорит: "Нам шофер нужен на Севастополь. Там немцы бросили машину совершенно целую". А он говорит: "Я пойду, я шофер". И он уехал на Севастополь, и больше я его не видела. УА: Он погиб? ВС: Нет, не погиб. Его выслали… "Наши", как только пришли, начали греков высылать в первую очередь. Его прямо из Севастополя выслали. Их когда высылали, золовок моих, стариков – его родителей, до нас доехали, хотели меня забрать. А я, к великому счастью, лежала в больнице в Симферополе. А мама не сказала, где я. Она вообще не хотела, чтобы я замуж за него выходила. И его из Севастополя услали туда на Урал, в Уфу. Сначала он на шахтах работал. УА: Так Вы переписывались с ним? ВС: Да. Он писал. Я не писала, а он много писем писал. Я не отвечала, и он маме начал писать: чего Вера не пишет, что случилось. 188

Маму мою посадить хотели. Тятя у нас – "враг народа". Перед самой войной выбирали депутата. И мы ходили на встречу туда в Кернауч. А я сильно плясала и пела. А девки мне говорят: "Савка, пригласи его". И я перед ним как начала выплясывать. А он говорит: "Вот эту девочку надо определить. Она далеко пойдет". А ему говорят, что она дочка "врага народа". И меня даже в агитбригаду не взяли. А еще, как только немцы вошли, хотели моего мужа писарем назначить. А он ни в какую. Он ненавидел немцев. Как наши начинают с самолетов немцев строчить, так он с подвала выглядывает и говорит: "Дай, дай им!" УА: А после войны к вам переселяли народ? Ведь деревни стояли полупустые. ВС: А как же! Моего тятю в тот день, когда должны были освободить, забрали в армию. И он попал в Сталинград. А там его сильно контузило. Он со свищем и умер. А когда его контузило, то присыпало землей. Одна рука была наружу. Он говорит: "Лежу и слышу, солдаты идут, медсестры. Уже прошли. Я слышу, а обозваться не могу. И девушка одна говорит, что он живой. Я когда услыхал "Он живой", зашевелил пальцами". Она говорит: "Давайте вернемся, откопаем". А ей: "Да нет, он уже не живой, что его откапывать. – Нет, давайте откопаем". Они его откопали, и после госпиталя он долечивался в Иране. Потом как Крым освободили, его выписали из госпиталя домой. Он пишет письмо маме: "Я без ног, куда мне ехать? Как я к вам приеду, на что я вам нужен?" Надо ж было такое письмо написать [плаче]. А я работала в колхозе, они работали после войны. Я прихожу лук копать, и говорю: "Наш тятя прислал письмо, что у него нету ног, а мама плачет, денег нет поехать. Хочет ехать за ним, искать его". Эти колхозники собрали денег, дают их мне и говорят: "На, неси маме. Пусть едет за дядей Савкой". Я прибегаю домой и говорю: "Мама, собрали деньги, езжайте". А в деревне уже наши солдаты были. Мама вышла на дорогу воды набрать в канавке, чтобы помыться. "Когда смотрю, идет". А он такой толстенный был. Она говорит: "Чисто мой Савка идет". Мама повела его. Он первый с фронта пришел в деревню. Потом он устроился в лесхозе лесником. Они там жили в лесу. И мама жила там. И дети там жили. А я работала в колхозе. УА: Кто был ваш второй муж? ВС: Он был солдат. Звали его Николай Семенович Сынков. Я работала дояркой. 8 Марта в деревне были танцы. Один солдатик играл на баяне. С танцев пришли. Наутро я коров подоила, телят напоила и с ведрами иду домой. А он вышел на улицу и бросает в меня снежки. А я поворачиваюсь и говорю: "Если понравилась, скажи, нечего снежками бросаться". А он мне тоже приглянулся. Он красивый у меня. Мало-помалу мы с ним познакомились. Стали дружить. А что у меня ребенок, он не знал. В феврале мы познакомились, а девятого мая он сказал: "Все, Вера, я остаюсь". А моя подружка говорит ему: "Ты думаешь, она девушка?" Он у меня спрашивает, чей это ребенок бегает? Он мне говорит: "Почему ты не призналась, что у тебя ребенок есть". Потом он уехал

189

охранять Ялтинскую конференцию123. А оттуда их отправили на Севастополь на неделю. А тут как раз кончилась война. Он пришел к тяте и говорит: "Я хочу жениться на вашей дочке". А тятя подумал об Оле и говорит, что она еще молодая. "Да нет, на Вере. – А у Веры дочка. – Верина дочка будет наша дочка". Он говорит: "В 5 часов буду здесь". Я пошла в Беш-Терек. Жду. Пять часов – его нет. Ну, думаю, все. Оставайся, Вера, со своими старыми интересами. Я все взяла и пошла в лес. А он примчался на квартиру, а там тетя Дуня была. Она говорит: "А Верочка только что ушла". И он быстренько следом за мной. Коля живет неделю. Тятя говорит: "Поживи еще". А он: "Нет, пора определяться". А он учитель. Пошел в райком партии, там секретарь отправил его к Анне Никитичне в районо. А Анна Никитична – это моя учительница любимая. Он к ней пришел. А она спросила, на ком он женатый. Он сказал, что женился на Вере Логвиновой. – "Ой, да это ж моя ученица! Хоть бы, все мои ученики за учителей замуж повыходили!". И как нас заперла в деревню – развалюху. Прожили мы с ним почти до Нового года там. Я прихожу перед каникулами и говорю: "Анна Никитична, ну что там ни воды, ни дров. Что мы там сидим с Колей? Школа разваленная, ни окон, ни дверей. – Верочка, хочешь в Калму-Кару(Дмитрово)?" А я любила эту деревню. Говорю: "Ой, Анна Никитична, спасибо, пойдем". Мы на каникулах переехали туда. Муж начальные классы вел. У него тогда высшего образования не было. Приехала девушка по пионерской работе и говорит мужу, а мы уже семь лет там прожили, мол, чего ты здесь сидишь? Иди в институт. Он подумал и говорит: "Знаешь, Вера, пойду!". Учился на геофаке. Закончил пединститут124. Приехал домой. С 1952 на 1953 год вызывает его опять Анна Никитична. Говорит, что надо директором школы в Красногорье стать. Он месяц там сам жил без меня. Школа была полуразрушенная. Окна заложены камнями. Дверей нет. Только на улицу есть дверь. "Лягу, спать, все кругом гудит, так неприятно". Начал он ремонтировать эту школу. Отстроил он эту школу. Сделал ее как игрушку. И проработал там директором с 15 августа 1952 года и до 1977 года. И на пенсию оттуда ушел. УА: А в каком году у Вас дочери родились? ВС: Оля родилась в 1946 году, а Таня в 1949 году. Пять внуков. У Оли два сына. У той, что умерла, сын и дочка, а у самой младшей, у Маши, одна дочка. А правнуков больше. У Валеры и у Жени две девочки, у Алеши – девочка и мальчик, у Лены девочка, и у Тани мальчик. Шесть. А у Лениной Кристины уже есть девочка. Моя праправнучка. Хорошая девочка. В сентябре ей будет 4 года. ...Я верующая. Меня крестили. А муж мой говорил: "Я коммунист и никуда не пойду".

Дипломатична зустріч лідерів США, Великобританії й СРСР 4-11 лютого 1945 р. у Ялті з метою вирішення питань закінчення Другої світової війни та повоєнного ладу. 124 Сімферопольский педагогічний інститут, нині – ТНУ ім. В. Вернадського. 123

190

Галина СКОЛЯРІНО У Асоціації італійців, м. Керч, АР Крим 8 серпня 2013 р.

Галина Євгенівна Сколяріно народилась у 1954 р. Очолює Керченський комітет товариства "Данте Аліґ’єрі", Асоціація італійців Криму. Маму Галини Євгенівни та її сім’ю виселили 7 лютого 1942 року. Два місяці їх везли у товарних вагонах до місця заслання. Батько – фронтовик, пройшов усю війну. Незважаючи на нагороди та заслуги перед Вітчизною, його не пускали до Криму. Врешті після листа на ім’я Ворошилова йому та його родині дозволили оселитися у себе на батьківщині. Пані Галина бере активну участь у діяльності асоціації, намагається об’єднати різні італійські товариства. Україна активна – УА Галина Сколяріно – ГС ГС: Я, Галина Евгеньевна Сколярино, председатель керченского комитета общества "Данте Алигьери – Ассоциация итальянцев Крыма". Наше общество организовалось в августе 1992 года. Когда началась политическая оттепель, с момента перестройки, мы смогли заговорить о себе и создать общество. Итальянцы в Крым приехали не просто так. Они были приглашены царским правительством. Для того чтобы возделывать земли и учить мореходному делу. Сюда приезжали специалисты – садоводы, огородники и мореплаватели. Вообще Крым очень связан с Италией. Еще в ХІ веке начинают появляться в Крыму итальянцы. Это и римляне, и венецианцы, и генуэзцы 125. В Керчи тоже были генуэзцы. У нас в центре города находится генуэзский мол. И город в свое время носил итальянское название Черкио, что означает "круг". Потому что он был сделан в виде крепости. А итальянцы, потомками которых мы являемся, появились здесь в начале XIX века. После русско-турецкой войны земли Крыма не возделывались. Россияне и украинцы не хотели ехать на эти земли, потому что они очень сложные для возделывания. И покидать свои плодородные земли они не очень стремились. Поэтому сюда царское правительство стало созывать представителей других национальностей. В том числе и итальянцев, которые начали выращивать виноград, бахчевые культуры. Учили мореплаванию. Многие работали лоцманами, штурманами. Приезжали сюда на своих судах. Вот, например, мой прадед сюда приехал на своем судне "Святая Мария". Он привез сюда свою семью. Жили компактно. В центре нашего города гора Митридат, а вниз река. Так вот греки поселялись на склонах Митридата, а итальянцы селились ближе к морю. В 2008 году на месте компактного поселения мы открыли мемориальную доску, посвященную тому, что итальянцы проживали именно в этом месте. Между собой все очень дружили. Жили большими дворами. Во дворах жили и греки, и итальянцы, и представители разных национальностей. 125

Древні римляни з’явились у Крыму у І ст. після Р.Х., середньовічні італійці купці – у XIII ст.

191

Когда итальянцы в Керчи появились, то появилась и итальянская школа на территории братской церкви. Там учились дети итальянских семей. Был представитель, итальянский консул, который совершал браки, регистрировал рождение детей, смерти. В основном все были итальянскими подданными. Когда образовался Советский Союз, людей заставляли принимать российское гражданство. Особенно моряков. Если не принял российское гражданство, то тебе нельзя было работать. Семьи были большими. По 10 человек в семье. В семье моего прадеда было 11 человек. В семье моей бабушки было 6 человек детей. И получалось так: половина семьи русскоподданные, половина итальянскоподданные. Построена была католическая церковь. В порт стали заходить иностранные суда, а раз иностранцы, они в основном католики. Им нужно было где-то отслужить службу, помолиться. И тогда по проекту итальянского архитектора Александра Дигби у нас была построена римско-католическая церковь Успения Пресвятой Богородицы. Центр города распланирован также этим же архитектором. Наша знаменитая Митридатская лестница. Колокольня церкви Иоанна Предтечи, одной из древнейших церквей мира. Среди итальянцев были не только рабочие, были представители разных профессий. И вообще сюда приглашались люди, их называли художники. Художники – не потому, что они рисовали. Нет. Это ремесленники. Это те, кто могли что-то делать. Они могли проектировать, строить. Были и врачи, и учителя, и кандидаты наук. Уже в 20-х годах после революции в Керчи был создан сельскохозяйственный кооператив "САККО и ВАНЦЕТТИ". Создан он был итальянцами под предводительством Паоло РАБОТТИ. Там был клуб, где вечерами собирались не только итальянцы, но и все, кто там работал. Где-то с 1934 года начинается притеснение итальянцев. Тех, кто был итальянскоподданным, Италия начинает забирать к себе. Русскоподданных Россия не отдает, начинается отток итальянцев из Крыма. А в 1937 году уже начинаются репрессии. Колхоз ликвидируют. Председателя колхоза Марка СИМОНЭ, парторга Анжело КАССАНЕЛЛИ, репрессируют. И больше их не видели никогда. Репрессии были связаны с тем, что они итальянцы. Закрыли церковь. Священника тоже репрессировали. Многие люди работали на консервном заводе. Им вменяют нашу знаменитую 58 статью – измена126. Им вменяют такие дикие вещи, как организация подрыва завода. И начинают людей сажать в тюрьмы. У нас был один такой представитель. Сейчас его уже в живых нет. Попал он под эту репрессию в 16 лет. И за всю жизнь он, в общем-то, не смог выбраться из этих репрессий. Его отправили на Север. Он там просидел 10 лет. А потом ему не разрешали сюда вернуться. И так он там и остался… Сергей ДЕМАРТЫНО. Он даже написал книгу "Репортаж с зашитым ртом". Полиграфически она не оформлена. Это рукописное издание. Ее почитаешь, и можно сойти с ума от того, что он пишет. Он описал все, что он пережил. А почему с "зашитым" ртом? Такие были пытки, что он взял нитку с иголкой и зашил себе рот, 126

Мається на увазі Ст. 58 УК РСФСР – контрреволюционная деятельность.

192

чтобы ничего не говорить. Он уже дошел до такого состояния, что сам себе зашил рот, чтобы ничего не говорить. Родственники моей мамы были моряки. Старший брат мамы вернулся в Италию, а младший ходил на теплоходе "Грузия" старшим помощником капитана. И когда теплоход был в Италии, он там встретился со своим братом. Когда он вернулся домой, его тут же арестовали. И больше семья его не видела. В 1938 году его расстреляли. Причем узнали мы об этом буквально в прошлом году. Это коснулось не только нашей семьи. Это коснулось практически каждой семьи. Итальянскоподданных забрали в Италию. И получилось, что половина семьи – в Италии, половина остается в Союзе. Так же была разделена семья моей прабабушки. Прабабушка вместе со своими детьми, моими дядями и тетями, 6 человек, в Италии. А 4 сестры, у которых мужья были с флотом связаны, остались в Союзе. В августе 1941 года выселили немцев. И были подготовлены документы к выселению итальянцев. Но не успели, потому что в сентябре 1941 года Керчь была сдана. В декабре 1941 года Керчь освободили. Вместе с десантниками высаживались работники НКВД, у которых была установка выселять людей. Первая партия 29 января 1942 года была подвержена насильственному выселению. Хоть и говорят, что давали 24 часа, но, по рассказам моей мамы, которая пережила все это, в дом входили 3 человека с автоматами и говорили: собирайтесь. Никто ничего не объясняли. Хватали, что могли. Отправляли в порт Камыш-Бурун. Там был сделан сборный пункт. Садили на корабли. Вывозили в Новороссийск. Оттуда в эшелоны. И два месяца их везли к месту выселки. Первая партия была около 500 человек. Они ехали еще и через Баку. Их переправляли через Каспийское море. А вторая партия – зачистка. Это 7 февраля 1942 года. Выслали остатки – 72 человека. В эту зачистку уже попала семья моей мамы. Если там было 8 вагонов, то тут было 2 вагона. Везли два месяца в Северный Казахстан. По дороге половина умерла. Дети, старики не могли пережить такое. Никто никого не кормил. И вот на станции "Лиски", есть такая станция в России, вагоны остановили, и начался артналет. Конвоиры закрыли вагоны и убежали в лесополосу прятаться. А их оставили на открытом месте как мишень. Их выселили в 1942 году, и только после смерти Сталина, уже после 1953 года, они потихонечку начинают возвращаться на Родину. Возвращаться не разрешали. Они ехали нелегально. Мой отец прослужил с 1941 года по 1947. Начал войну в Белоруссии, отступали до Москвы. Потом от Москвы гнали немцев до Берлина. В 1947 году он демобилизовался. В Керчь приехать он не мог. Нельзя. Несмотря на то, что ветеран, с медалями и так далее. Он приезжает в Казахстан к родителям. И в 1953 году он пытается вернуться в Керчь. Он приехал сюда. У нас быстро же все узнают. Тут же ему предписание – в 24 часа покинуть город. Он не имеет права в городе находиться. Не важно, что ты воевал, не важно, что у тебя ранения. Ты итальянец и в 24 часа покинь город. 193

Пришлось писать письмо маршалу ВОРОШИЛОВУ. И пришел ответ: "прописать". И только благодаря этому письму мои родители смогли вернуться в Керчь, прописаться, купить небольшой план и построить маленький домик. Потому что после войны, даже то, что уцелело, никому ничего не вернули. У нас здесь до сих пор стоит дом моего прадеда. Квартира моей мамы до сих пор на набережной стоит. Но даже разговора нет, что кто-то когда-то что-то нам вернет или чем-то компенсирует. Если другие национальности официально признаны депортированными, то итальянцы официально депортированными не признаются. Высылались официально, а признать официально никто не хочет и не собирается. И все равно, "назло" всем перипетиям судьбы, люди вернулись в Керчь. Многие, конечно, остались в Казахстане, и до сих пор там живут. Но и многие вернулись в Керчь. Построили дома, кто квартиру получил, кто дом. И живут именно в том районе, откуда их высылали. Старались все как-то так компактно и поселиться. Жили нормально. Народ очень мирный. Никогда никаких конфликтов не с кем не было. Но, конечно, всегда, и даже по сей день, нам не дают забыть о том, что мы итальянцы. Многие пытались, и изменить свою фамилию, и забыть национальность. Те, у кого смешанные браки, и от родителей отказывались. Если папа итальянец, а мама русская, мама делала ребенка русским. От папы отказывались. И судить за это нельзя людей. Каждый старался как-то сохранить свою жизнь. Потому что быть итальянцем было очень неудобно. Ты постоянно находишься под колпаком. Постоянно ты под прицелом. Постоянно к тебе приходили, интересовались тобой. В общем, было всякое. В наше время, начиная с 1992 года, мы создали общество. Объединились, чтобы хоть как-то сохранить свои корни. Чтобы детям рассказать, передать. Чтобы они знали кто они, кто их предки. Многие дети и не знали, что у них кто-то в роду был итальянец. Об этом не говорили. Сейчас мы стараемся объединиться. У нас центр "Таврика", представители многих народностей. Мы восстановили церковь. Что было в этой церкви, вы даже представить не можете. Грубо говоря, это было общественное отхожее место. Мы все это выгребали оттуда. Чистили. Добились того, чтобы ее вернули опять католикам. Сейчас мы ее восстановили. Священник у нас поляк. В церкви идет служба. УА: А сколько сейчас проживает итальянцев в Керчи, в Крыму? ГС: По последней переписи населения людей, которые признали себя итальянцами, было 31 человек. Люди старого поколения до сих пор живут со страхом в душе. Они часто и густо поначалу мне говорили: зачем ты все это делаешь? Нас опять придут и выселят. И даже мы, дети, знали, что нельзя нигде ничего "лишнего" говорить. Через это надо пройти и это надо прочувствовать.

194

Моей сестре предложили должность судьи, но узнав, кто она по национальности ей в этом отказали. Это уже 80-е годы. Так что с этим часто мы сталкивались.

195

Аделіна ХАБНЕР Вдома у пані Аделіни, м. Джанкой, АР Крим 8 серпня 2013 р.

Аделіна Михайлівна Хабнер за національністю єврейка. Народилась у Самарканді у 1945 р., зараз мешкає у Джанкої. Очолювала єврейську громаду, вивчила наново усі традиції, історію, свята. До Криму переїхала після війни, коли батькові запропонували тут роботу. Усіх своїх рідних та близьких, у тому числі й сина, Аделіна Михайлівна втратила і зараз, у свої 67 років, вважає себе дуже самотньою людиною. Україна активна – УА Аделіна Хабнер – АХ АХ: Я – Аделина Михайловна Хабнер. Мне 67 лет, родилась в семье служащих в 1945 году. Папа – фронтовик. Он воевал и у него 4 ранения. Мама была эвакуирована сразу после того, как папа закончил Киевское артиллерийское училище. Он ушел на фронт, а маму – в эвакуацию. Сначала в Саратов, потом в Среднюю Азию – в Душанбе и в Самарканд. В Самарканде я и родилась. Папа там находился на лечении в госпитале после последнего ранения, там мы остались и жили до 1954 года. Потом переехали на Урал. Папа работал в торговле на руководящих должностях, а мама – по хозяйству: когда работала, когда не работала, смотрела за нами. Нас трое детей было в семье: старший брат Борис, я и младший брат Володя. Но сейчас уже никого в живых не осталось. У мамы моей все родственники погибли во время оккупации в Артемовске, вот она после войны пыталась узнать их судьбу. Единственное, что узнала, что младшую сестру Нелю и еще сестру фашисты замуровали прям живьем в стену, в Артемовске. А у папы все родственники во время войны растерялись, и найти их было невозможно. Он сам из Обруча, а мама из Артемовска. В общем, все жили на Украине, а потом – на Урале и в Казахстане, а потом вот переехали в Крым, в Джанкой. Так тут и остались. В Джанкой мы переехали в 1966 году. Тут прошли мои молодость, юность и старость встретила. В 1966 году мы переехали и где-то, наверное, года через два, когда у меня был маленький ребенок (ему было года два), я с мужем разошлась. Пошла работать в торг[овлю], потому что не было еще закончено образование. Потом, когда я уже заочно училась на 5 курсе в Самаркандском университете, перешла на квоту в редакцию. Это было в 1970 году. Работая в редакции, я закончила университет, и в редакции горрайонной газеты "Заря Присивашья" 127 началась моя основная трудовая деятельность. Сначала я работала корреспондентом, а потом – заведующей отделом писем, и с этой должности на пенсию ушла. Работа у меня очень интересная была, потому что я все время была связана с людьми, с их судьбами, их жалобами, письмами, болью, радостью. Все приходилось узнавать, знакомиться, хотя была сравнительно молодой женщиной. Особенно если письма приходили, которые затрагивали судьбы людей, тут уж я отдавалась по полной, и помогала всегда, чем могла. Наша редакция всё время выступала за справедливость. Но годы меняются, меняется стиль работы, каждый день кто-то что-то привносил новое, своё. Но одно только я знала: у нас был старый редактор, Виктор Николаевич, – фронтовик, очень заслуженный и уважаемый в городе человек. Он нас всегда учил: никогда не кривите душой, и всегда защищайте людей. Вот это я и старалась делать всю свою жизнь. 127

У 1970 р. – "Заря комунізму", змінила назву на сучасну у 1991 р.

196

Лет десять тому назад совершенно случайно узнала, что у нас какое-то общество еврейское создалось. Кстати, я не могу сказать, что меня воспитывали на еврейских традициях, хотя у меня папа и мама были евреями, и закончили они еврейскую школу и еврейский техникум в Днепропетровске. Но нет, тогда этого не было. Я знала, что [я] еврейка, но я никогда не думала, что в еврейском народе такая большая традиция, святая традиция, и вот с этим пришлось знакомиться. Сначала к нам в город стали приезжать еврейские волонтеры. Они устраивали нам показательный праздник Песах128, и только тогда я узнала, что это такое. Помню, папа в 1954 году ездил в Москву на курсы повышения квалификации, а у него там жил двоюродный брат, и папа привез вот такие квадратные пластиночки пресного теста. Они на меленькие кубики были расчерчены. Папа сказал, что это святой еврейский хлеб. Так я в первый раз узнала, что такое маца. Больше она к нам не попадала вплоть до 1995-1997 годов. Потом, когда стали приезжать сюда еврейские волонтеры и стали проводить свои мероприятия (Пурим, Песах), мы узнали, что есть такие большие праздники. Они нам рассказывали, что Песах – это праздник свободы, праздник исхода из рабства. Показывали, как нужно проводить этот праздник. Это было интересно, в диковинку. Вот русские праздновали Пасху, а я сколько лет прожила, и не знала, что есть такой праздник. Потом вот волей случая организовалось такое общество, и был у нас такой Аркадий. Он в принципе немножко побыл, пару раз они раздали какие-то продукты, и потом он приходит и говорит: "Ада, помоги мне там с документами, мне надо счет открывать в банке". Я согласилась. А он уже сообщил в какие-то высшие инстанции, что он на меня оставляет всю эту религиозную общину, и я всё буду выполнять. Тут посыпались ко мне звонки: и то надо, и это надо, и вот это, и вот это. Да я, говорю, этого ничего не знаю абсолютно! Мне говорят: "Но он сказал, что вы – председатель общины, что вас на собрании избрали, у нас протокол есть". Я говорю: "Ладно, раз избрали...". Становление было не очень-то легким, потому что ничего же не знаешь, но во всяком случае тогда были деньги, нас финансировали. И пришлось всех своих евреев переписать. Здесь не так много было евреев, но всё равно мы собрались. В общем начали мы встречаться, собираться, изучать историю еврейского народа. Было интересно. Потом, благодаря этому Роме (выпускнику), я сама научилась проводить Песах. К нам даже приезжали волонтеры из Америки и из Израиля, и всем очень нравилось. Мы и песни разучили еврейские. В общем, община жила, а потом все начали уезжать: одни уехали, другие уехали, третьи. И мы как-то распались, потому что все – старые люди, пенсионеры и больные люди. Если б перспектива была у нашей общины, то может быть нас бы и финансировали, а так – нет. Вот сейчас помещения нет. В "Хеседе" – Женя – умеет добиваться. Но она моложе меня, она такая энергичная женщина. "Выбили" помещение и сейчас они там делают ремонт. Но собственно тут делить нечего: "Хесед" и религиозная община – одни и те же люди. Так что сейчас все "ходят" в "Хесед", потому что в "Хеседе" дают продукты. Мы сейчас продукты не даем. Финансирования нет и ничего нет. УА: Скажите, есть ли в Джанкое синагога?

128

Свято Виходу євреїв з Єгипту.

197

АХ: Нет. Синагога была до войны. Еще здесь был еврейский торговый дом, я об этом не знаю. Здесь в 1942 или в 1943 году массово расстреляли евреев. Есть мемориальная доска. Лагерь был концентрационный, в котором было много и русских, и евреев. УА: Как сложилась ваша личная жизнь? АХ: С мужем я разошлась, сын умер. У меня сейчас все умерли, никого нет. Только один племянник в Израиле живет, а больше никого нет. Я совсем одинокий человек… УА: Еврейский язык знаете? АХ: Нет. Он же был запрещенным, и мои родители дома говорили только на русском, хотя они знали. Но я понимать понимаю, а говорить не могу. Еврейских школ не было. Это сейчас они открываются, а тогда – нет. Это, слава Богу, что меня не так сильно травили в школе, что я там еврейка, "жидовка". Это ведь всё на нервы действует. УА: А было такое? АХ: Да, конечно было, еще как было! И есть. И никуда оно не делось. УА: Кажется, сейчас у нас более толерантное общество? АХ: Нет, общество может быть и толерантное в целом, а люди, некоторые особи попадаются… Я никогда не говорю о национальности. Это все есть и это не искоренится никогда. И если не дай Бог начнутся опять какие-то национальные проблемы, евреям будет очень плохо. Это никуда не ушло, я в этом даже уверена. УА: Случаи из детства были, когда к евреям относились пренебрежительно? АХ: Да, дразнили. Девочка со мной одна училась. Ее дразнили, а меня – нет. Как-то так получилось. У меня старший брат был, который меня защищал. Ну и потом как-то так по жизни. Единственное, что такое бытовое, рассказывая о ком-то при мне, говорят: "Ой, но она ж жидовка". Но такие сразу: "Это мы не про тебя, ты ж наша". А все равно слушать неприятно. УА: Как относились местное население к вашей общине? Поддерживали ли вас? АХ: А в чем нас поддерживать? Мы собирались по пятницам, проводили Шаббат, изучали Тору, традиции изучали. Мы абсолютно никому не мешали. УА: А сколько человек было? АХ: В общине было 35 человек. Маленькая группа людей. И вообще евреев в Джанкое и Джанкойском районе меньше 100 человек. Помещение арендовали. Сначала редакция разрешала у них собираться, потом подружка разрешила собираться в доме школьников. Потом друзья на узле связи помогли: у них был красный уголок, и мы там собирались за небольшую аренду. УА: Ваше вероисповедание? АХ: Меня не крестили, но и к иудейской религии я не прибилась вплотную. Хотя я сторонница того, что Бог один, и все мы под Богом ходим. 198

Я помню, у нас был семинар в Киеве и нас возили в синагогу Бродского. Конечно, меня она очаровала, и хотелось бы поближе прикоснуться к религии. Но Джанкой – это такое маленькое местечко, синагоги нет. Хотя в Бога я верю все равно. УА: Мама не говорила, как было в эвакуации? Как их принимали? АХ: Жили нормально, принимали нормально. Мама там была со старшим братом. Ну, еще такой семьи-то не было. Папе 20 лет было, когда он на фронт ушел. Молодые совсем были. И маме 20 лет. То есть они поженились и расстались сразу. Расписались и папа на фронт (там был ускоренный выпуск Киевского артиллерийского училища), а мама – в эвакуацию. Очень было трудно с маленьким ребенком. Все бабушки и дедушки погибли, у них уже никого не было. Я только знаю, что папа мамы был сапожником, а мама – фотограф-ретушер. Вот это мамина семья. У мамы было три брата, один только в живых остался после войны. Они потерялись и не нашлись. Но он уже в Израиле умер в прошлом году. Дядя Гриша, танкист, воевал, всю войну прошел. О войне мой папа вообще не любил говорить. Я начинала с ним говорить, у него сразу выступали слезы на глазах и он говорил: "Ада, это такое было месиво, что даже говорить об этом страшно". Он всю войну провоевал, заимел четыре ранения и его признали инвалидом. Ну, а как он в 22-23 года будет инвалидом? Конечно, он от инвалидности отказался... Когда он умер, ему было 54 года. Совсем молодой мужчина. Такая жизнь, ничего не сделаешь. УА: Помните время, когда ехали в Крым? АХ: У папы здесь знакомая работала, они были хорошими друзьями еще по Уралу, и она его сюда перетянула на работу. И мы из Казахстана переехали сюда. Конечно, здесь все было в диковинку. Когда в первый раз мы пришли к ней в гости, и она нам дала с собой бутылек закатанной черешни, для нас это было райским подарком. Потом уже обжились, все работали, мама работала, папа работал, брат учился, я работала. УА: Помните свои первые впечатления о Крыме? АХ: Вот тогда показался райским уголком, так все тогда было интересно. И вообще Джанкой в те годы был гораздо лучше, чем сейчас. УА: Каким был Джанкой? АХ: Я первый раз вышла в город. И вот в центре росли такие деревья большие, прям кроны срослись, и мне так это было интересно. Мы в Казахстане в степи жили, где не было деревьев никаких. И вообще Джанкой был чистенький и очень уютный городок. А сейчас стало не пойми что. С чем это можно связывать? С нашей жизнью ненормальной! Никому ничего не нужно. Сколько лет уже независимой Украине, а чего мы достигли? Если трезво смотреть на вещи, то мы не достигли ничего! Никакого прогресса нет. УА: Как вы переживали "перестроечные" годы? АХ: Меня эти годы особо не коснулись, хотя вот тоже нам вместо денег "платили" колбасой, какими-то консервами. А вот врачам, например, из села Азовское Джанкойского района, где 199

ликероводочный работал, ящиками водки "платили". Вот как жить людям? Это страшное время было. А сейчас вон не знаешь что: возьмешь покушать, съешь и непонятно, останешься ты жив или нет, потому что никто ни за чем не смотрит, никому ничего не нужно. Я знаю, что через год, если я еще "протяну", мне придется вызывать скорую, то она ко мне и не приедет. К врачу на прием не достучишься. Я не хочу об этом говорить, а то меня еще посадят… УА: Какое напутствие молодым поколениям? АХ: Хочу пожелать молодым и всем людям, чтобы они дружили между собой и уважали друг друга, ценили друг друга и были терпимы. И всё. Больше ничего. Если вот такое будет у людей настроение, отношение к человеку близкому и даже не к близкому, а чужому, тогда все-таки будет ну что-то двигаться вперед. А так вот как сейчас – не-а! Надо любить людей и жить с ними в мире и в уважении.

200

Микола ЧЕБОТАРУ Вдома у пана Миколи, с. Інкерман, АР Крим 6 липня 2013 р.

Микола Олексійович Чеботару народився 1948-го року у с. Глибоке Одеської області. Батько – молдаванин у п’ятому коліні, мати – росіянка. У сім’ї було п’ятеро дітей. Батьки працювали на фермі, а брати та сестри – переважно у колгоспі. Після військової служби Микола Олексійович навчається у Кишинівському художньому училищі. По закінченні училища викладає у дитячій художній школі у Молдові. Пізніше переїжджає до Севастополя. Микола Чеботару – учасник національних, республіканських та міських виставок, член Національної спілки художників України. Його роботи виставляються як в українських галереях, так і за кордоном. Микола Олексійович одружений з художницею, має двох синів, які пішли шляхом батьків і теж стали художниками. Бере активну участь у розвитку молдовського товариства, знає традиції та звичаї свого народу, зокрема співає молдовські народні пісні. Україна активна – УА Микола Чеботару – МЧ Олексій Чеботару, син – ОЧ Тамара Чеботару, дружина – ТЧ Василь Закон, друг – ВЗ МЧ: Родился я в 1948 году в Бессарабии, Одесской области, с. Глубокое. Как раз время очень тяжелое было, и не только у нас там. Советская власть установилась в Бессарабии только в 1946-ом.129 И два года были годами пертурбации. Люди не хотели вступать в колхозы, убегали в другие села, где советской власти еще не было. В саму Молдавию советская власть пришла после войны. Мой отец ушел туда, чтобы помогать семье. Но после этого Сталин издал указ, чтобы все "грехи" людям "убрать", и чтобы люди вернулись к мирной жизни и начали работать. После этого отец приехал домой в 1949 году. И с тех пор всю свою жизнь, сколько я помню, работал на благо Родины в колхозе, за трудодни. Нас было пятеро детей. Очень трудно жилось… До семи лет у нас было одно платьице такое и больше ничего. Вот так и ходили. Зимой одна пара сапог на троих. В колхозе если давали, то давали "натуроплатой" и больше ничего. Но время текло. Легче становилось, потому что мы взрослели и вливались в труд семьи, работали. Появилась коровка, овечки, птица, и все это надо было кормить. Мы ходили на поле, пропалывали, а бурьян собирали и возили домой для того, чтобы кормить скот. Родители у нас работали на ферме. Доярками, телятниками и тому подобное. И работа эта начиналась в 4 часа [утра] и кончалась в полночь. Мы месяцами не видели родителей, были предоставлены сами себе. И когда было такое время, что родители могли быть с нами, для нас это был самый большой праздник. Мы засыпали – родителей не было, мы вставали – родителей тоже не было. Вот такое было время. И я вспоминаю и говорю: все-таки, какая сила воли была у моих родителей 129

Спочатку радянська влада прийшла на територію Бесарабії у 1940 р., потім – у 1944 р.

201

– жить и воспитывать нас. И дать нам какие-то элементарные понятия. Потому что действительно не было у них возможности нас воспитывать, как сейчас привыкли. Как квочка за своими цыплятами, сейчас люди за своими детьми. Но, тем не менее, мы постепенно поднимались, учились, развивались. Братья и сестры мои в основном остались в колхозе. Я окончил 11 классов… УА: В Одесской области? МЧ: Да. Вы знаете, наше село молдавское. Там вокруг есть молдавские села, есть русские, есть украинские, есть болгарские, есть и гагаузские. Я окончил 11-й класс в другом селе, даже в другом районе. И после этого я пошел дальше учиться. А в армии понял, что могу рисовать. Случайно так. УА: А как поняли? МЧ: Меня забрали в армию в Чабанки под Одессой. Мы там проходили курс молодого бойца. Во время отдыха у меня были под рукой бумага и карандаш. И парень передо мной сел отдыхать. И я его срисовал. Получился. И увидели другие, и с этого все началось. Пришел в часть, мне старики не давали спать до 3-4 утра, чтобы я рисовал их портреты. И именно портреты у меня самый основной жанр, с которым я в основном работал. Сейчас я меньше работаю в портрете, потому что жить надо, а "портреты не кормят". Я перешел на пейзажи, натюрморты, потому что это "ходовой товар". Он мне позволил кормить семью, дать образование детям и быть более свободным. УА: А чем в основном занимались в селе? МЧ: У нас было в основном земледелие – там чернозем. Выращивали пшеницу, кукурузу, сады, виноградники. Молдаван без винограда невозможно представить. Конечно, труд тяжелый там. Даже те, которые на поле, выходили на работу, допустим, в 8 часов. Работали по жаре. Часто воды на поле не привозили. Так люди вообще ходили как тени. Бог нас миловал – мы все выжили. В семье никто у нас не умер, до сих пор все живы. Родители, правда, уже ушли. Они жили до 80-ти лет. Отец после войны был инвалидом первой группы. Он был из семьи долгожителей. Его мать прожила 98 лет. Отец мой – Алексей Назарович – был из семьи "середняков". Мать моя – Варвара Васильевна – была из семьи зажиточной. У ее отца было где-то 150 десятин земли (это где-то около 250 гектаров земли). Но как он эксплуатировал своих детей и сам как работал! У него были работники, но они приходили в 9 утра и уходили в 4 или 5 вечера. А дети начинали работу с 3 часов и ложились в 12 ночи. Вся работа по дому и скот – это была работа детей. Некоторые дети от этого непосильного груза уходили из дома.

202

Он жестокий был, дед наш. Даже мать моя побыстрее вышла замуж, в 18 лет, чтобы уйти от этого "ига" отцовского. Он тогда ей сказал: "Я тебе не дам ни одной десятины земли". И действительно, он не дал ей. И уже когда у нее появился первый ребенок, дал деньги на то, чтобы построить дом, дал ей 5 десятин. Но все равно он ей не простил, что она ушла без его ведома. В то время с этим было очень строго... Он хотел для нее богатого. Как обычно: богатый к богатому тянется. Но она выбрала отца. В этой семье, где отец жил, было 8 детей. И каждому отец дал по 1 десятине. У него много земли не было, но он всем поровну разделил. УА: А ваши отец и мама молдаване? МЧ: Отец коренной молдаванин, с потомственного рода. В селе они живут 5 поколений. Когда я учился в молдавском художественном училище, на меня открыли дело. И я там узнал о своем пятом-шестом поколении. Как по материнской линии, так и по отцовской. Так бы я и не узнал [сміється]. Мама у меня русская – БЕЛИНСКАЯ. ...Пришел я с армии. Работал на кирпичном заводе разгрузчиком с печи. Тачки таскал... Работа очень тяжелая. А к нам с папой как-то зашел скульптор. Он окончил Кишиневское художественное училище. И увидел рисунки мои на печке. Он говорит: "Кто у тебя этим занимается?" Отец говорит: "Да сын, пришел из армии, рисует". Потом он со мной встретился и говорит: "Слушай, у тебя такие рисунки, что у нас на 4-м курсе так не рисуют. И почему ты в этой печи выгружаешь кирпич? Иди, учись!" А у меня неплохой голос. И я еще раньше хотел идти учиться вокалу. И после 11 класса я пошел. Но у меня никаких навыков по музыке не было, я и понятия не имел о нотах. Я просто участвовал от школы в конкурсах. Даже в области имел какие-то призы. И я решил пойти учиться. Меня профессор послушал и говорит: "Редчайший у тебя тембр!" И спрашивает: "Что ты оканчивал?" Я говорю: "Ничего, так пою сам по себе". Он говорит: "Вы знаете, мы вас не можем взять, потому что вы даже нот не знаете. На слух вы все это берете, но этого мало. К нам приходят уже после училища, и то не все, а избранные, которые имеют талант и тому подобное". Он сказал: "Вы идите в училище к профессору. Я скажу фамилию профессора. И он вас возьмет. Хотя там уже экзамены и начались. У вас редчайший голос и после училища мы всегда вас примем". Мне показалось, что это слишком "низко" – идти в училище. Я взял документы и поехал домой. После этого я учился на водителя. В армии был водителем. Как водитель я не сильно много работал; потому что меня "заметил" замполит. Он дал мне инструменты, и я из камня головки "рубил". Показывает мне вот такого маленького Ленина и говорит: "Нам надо такую головку". Я говорю: "Вы что? Я понятия не имею, как это делать!" Он говорит: "Ничего, научим". И с этого момента я стал "человеком замполита". Для меня не было ни строевых, ни каких-то других порядков. Дал он мне каморку, где-то 20 квадратов. Это была моя жизнь на протяжении трех лет. 203

С декабря по май я "лепил" этого Ленина. А с мая на целину как водитель ездил. В общем, жизнь у меня в армии была неплохая. К концу 3-го года я закончил эту голову. Ушел из армии – портрет остался в мастерской. …Я не с первого раза поступил в училище. Несмотря на то, что рисовал. Но я вообще живописью не занимался. Композицию в первый год я провалил – я не знал, что это такое. И преподаватель мне сказал: "Вы знаете, молодой человек, будете раз в месяц приезжать ко мне, я буду давать вам консультации. Будете делать то, что я вам скажу. И на следующий год вы поступите". Пришел я на следующий год. Сдал экзамен. По баллам я прошел. Мне сказали, что я прошел и у меня нормальный результат. Я молдаванин. Писать сочинения страшно не любил. Я в одном слове могу допустить три ошибки [сміється]. Настолько я был невнимательный и неорганизованный, именно в письменности. Но я получил тройку. Тогда было столько экзаменов! И математику надо было сдавать, и историю надо, и литературу, и химию, потому что она непосредственное отношение имеет к краскам. И еще три экзамена по специальности. Поступил я аж на третий год. Первые дни, когда я пришел, с меня смеялись. Потому что у меня была "китайская" перспектива. Я делал наоборот: что ближе – делал уже, а что сзади – делал шире [сміється]. Смеялись, что такой большой дядя не имеет понятия о перспективе. К Новому году я с ними уравнялся. В конце года я стал уже лидером. Закончил все на пять. И до конца учебы у меня была повышенная стипендия. На третьем курсе я попал в перераспределение. И должен был поступить в Таллинскую академию. Но на меня открыли дело в КГБ и все пропало. Даже в диплом, который должен был быть красным, я получил четверку по композиции. Специально поставили. Мой диплом в Союзе художников утвердил худфонд для Кишинева. Дипломники привязывали свои дипломы к месту. И меня пригласили писать в центре города, но я был в подавленном состоянии, ушел. Они меня распределили в такое "задрипанное" село... Жуть! Я, конечно, взбунтовался, сказал, что не пойду. Я говорю: "Я человек после армии. Мне уже 27 лет. Мне надо жениться. И как я буду кормить семью на 80 рублей?" И не пошел. И мне начали высылать телеграмму за телеграммой, чтобы я пошел на работу. Отец говорит: "Слушай, ты не играй с советской властью – иди и разберись". Я говорю: "Папа, это их проблемы, я им сказал, что туда не пойду". Все-таки меня отец убедил, я туда пошел. И в Министерстве культуры говорю: "Вы что не поняли, что я туда не пойду? – Как это так вы не пойдете? Мы у вас заберем диплом". А я говорю: "Нате! Вы думаете, что диплом – это так важно сейчас? Важно, что у меня в голове есть; я со своей специальностью везде и без диплома найду работу". В общем, дали мне направление в детскую художественную школу в Молдавии. Я поехал туда и начал работать преподавателем. Год проработал. "Подрался" с начальником отдела культуры. После чего написал заявление и ушел в Дрокии. Там мой друг был директором. Мы одновременно окончили художественное училище. Я туда переехал, поработал год… На второй год мы с Тамарой уже познакомились и поженились. А она работала в Севастополе. Очень хорошо зарекомендовала себя как педагог – за год она поставила свой предмет в Крыму почти на первое место. Я сказал ей: "Увольняйся и будем работать вместе в Дрокии". Ее директор как услышал, сказал: "Да мы предоставим вам квартиру. Буквально 204

сейчас приезжаете и получаете квартиру". Я говорю: "Тамара, давай в Молдавию. Все-таки родной язык. Обычаи свои, молдавские, свой народ к себе тянет". Приехала Тамара сюда. А директор ей сказал: "Если надумаете вернуться, то в течение полугода ваше направление имеет силу. И вы пишите, и мы сразу для вас сделаем здесь и квартиру". Начали мы работать. У нас с директором среднее, а у нее высшее, потому что она окончила Одесский графический институт. И начались у нас трения с этим директором. Он на Тамару начал цыкать – что она, мол, что-то не так делает. Я говорю: "Учись у нее преподавать. Это преподаватель от Бога, не только по черчению, рисованию, но и в художественном смысле слова". А ему сказали, что она в течение полугода займет его место, потому что у нее высшее образование. Я ему говорю: "Если ты боишься, что она займет твое место, то мы уходим отсюда. Мы поедем в Ладос, где я раньше работал. Там директора нет, и она будет директором, а я там буду преподавать". Тамара мне рассказывала о Севастополе, какой это город, что он из себя представляет. И сказала, что если мы надумаем, то есть возможность туда переехать. Говорю: "Напиши". И в течение недели мы получаем письмо, что квартира нас ждет. Тамара говорит: "Езжай, посмотри, понравится ли тебе Севастополь, тогда уже будем решать". Я приехал сюда и остался доволен. Если у нас там везде снег и черная земля зимой, то здесь зелень. Снег падал и быстро таял. Меня это покорило. Я сказал, что мы уезжаем. Директор сказал: "Вас двоих я не могу отпустить, потому что некому будет работать". У него как раз жена в декрет ушла и сразу три педагога ушло. "Ладно, я тогда до лета буду работать, а моя [жена] пусть уезжает". И она приехала сюда. Жила сначала в общежитии. За то время, что жила в общежитии, мы получили комнату. Живем по сей день в этой квартире. Когда я приехал сюда, то все время наведывался в Союз художников, чтобы попасть на работу как художник. Но там очень тяжело было попасть, особенно чужим людям – принимали только своих. У меня уже было 4 выставки. Одна выставка всесоюзная, три выставки всеукраинские. УА: А в какие года у вас происходили такие перипетии в Союзе художников? МЧ: Длинная история была, пока меня приняли в Союз художников… Я начал работать в Союзе [художников] в 1987 году. УА: А как вы жили? Вы не работали нигде больше? МЧ: Я работал на винзаводе художником-оформителем. Но для меня это было мучение… Одновременно я писал. УА: А сейчас вы в Союзе художников? МЧ: Да. Я стал членом Союза художников с 1992 года. УА: Расскажите о семье. МЧ: Через три года после того, как мы поженились с Тамарой, у нас появился первый ребенок. Мы с него хотели сделать музыканта. У него был очень хороший слух. Он неплохо играл на скрипке. Окончил детскую музыкальную школу. И думали: нечего ему идти по нашей линии, пусть идет по музыке. 205

Но он не захотел. Окончил 11 классов. Все ребята и девушки поступают, и он тоже решил. И поступил в училище военное, где готовили подводников. Там у них есть действующий реактор небольшой. На базе этого реактора учили капитанов для обслуживания атомных кораблей. Он проучился там 2 с половиной года. Мучился. Потом сказал: "Все, мои возможности исчерпаны, я не хочу туда больше идти. Я хотел бы пойти учиться по вашим стопам". Если младший у меня ходил в изостудию и имел понятие, что такое рисунок, то старший нет. А до начала экзаменов было где-то 10-12 дней. Он говорит: "Давай я эти 12 дней день и ночь буду работать. Все буду делать, чтобы оправдать твое доверие". – Говорит: "Ты не будешь жалеть, что я туда пойду". Действительно, 10 дней он у меня работал и день, и ночь. Поступил он в училище, правда, на платное. Но я не жалею, что он поступил. УА: Дома на молдавском языке общаетесь? ТЧ: Разговариваем. Раньше были доступны поездки. Когда дети были маленькие, мы очень часто уезжали на родину. На лето оставляли их там. И они, конечно, общались на молдавском языке. УА: Хотела бы спросить у молодого поколения: какие у вас впечатления были от поездок в деревню? ОЧ: Больше всего запомнился зимний период. Это колядки, рождественские праздники. Это крестные, к которым приходишь и щедруешь, либо вечеришь. Носили крестным вечерю. Ходили с калачами. МЧ: На вечерю дети обязательно ходили к своим крестным. И носили им калач, конфеты, сухофрукты вареные. Обязательно должна быть вареная пшеница или рис сладкий. И давали детям подарки. ТЧ: Мне особенно нравилось в этих колядках и щедривках вот что. Людям некогда было репетировать особо, у каждого работы хватало. Но всегда у них в два-три голоса пели. Когда они находили время? И у них было много колядок. И мне всегда, и Николаю, и детям нравилось слушать. ВЗ: Я вспомнил, как к Новому году готовились. В Молдавии в советское время всегда Новый год отмечали два раза – 1 января и Старый Новый год. Мы, дети, ходили к учителям и поздравляли их в виде колядок. Подходили к окну и колядовали. Обязательно с колокольчиком. Это у нас национальный такой инструмент новогодний. Естественно хозяева выходят, благодарят. Давали конфеты, печенье и обязательно денежку. И дети встречаются по селу и делятся: вот там дают рубль, а тот дает только 10 копеек [сміються]. Старый Новый год в Молдавии – это большой праздник. Когда начинает темнеть, ходят и взрослые. А глубоко за полночь совсем взрослые люди ходят. Обязательно с козой ходят. Такой же обычай, я знаю, есть и на Украине, и в Болгарии. Кого-то наряжают в костюм козы. Мы делали этот костюм из старых обоев, из старой цветной бумаги. Мы нарезали длинные полоски и поясами одевали эту козу, и получалась как бы разноцветная шерсть. На голову одевалась маска специальная. Была такая веревочка, за нее потянешь, и пасть открывается. 206

И делали бугай. Брали бочонок. С одной стороны он был открытый. А с другой – одевалась шкура. Обработанная козья шкура. Сквозь эту шкуру пропускался хвост лошадиный. Волос отрезался с хвоста лошади. И так ходили по селу и поздравляли всех. МЧ: Молдавские обычаи — это самое главное, что есть у нашего народа. УА: Тамара Виссарионовна, а вы откуда родом? ТЧ: Мы из одного села. Девичья моя фамилия ЧАКИР. Турецкие предки у меня. Вы знаете, мы с ним далекие родственники, а я даже не знала до того, как мы поженились. Его старшая сестра замужем была за моим двоюродным братом. И я в их доме бывала на большие праздники, они всегда нас приглашали. УА: А у вас сколько в семье детей? ТЧ: Нас двое: брат и я. А вообще принято иметь много детей. УА: Свой огород у вас был? ТЧ: Огромный. Я никогда не думала, что я здесь буду заниматься своей дачей. Не хотела долгое время. Как вспоминала, сколько мы картошки собирали неделями на этом огороде, и не тянуло к этому. Огород 40 соток: виноградника половина, половина картошки. И мы когда приезжали в село, они еще были маленькие. Андрюша как-то еще воспринимал сельскую жизнь, а Алеша говорил: "Поехали назад!" [сміється]. Тут столько, говорит, у них работы, не кончается. А вот прошли годы, и мне захотелось что-то вырастить своими руками. …Двор должен быть идеально чистым: покрашено все, палисадники в цвету, колодцы расписаны. Все стараются свой двор украсить. Мама моя умела делать орнаменты. Даже коврики в подвале есть. Это показывало, что в доме хозяйка есть. Вода – это что-то святое, поэтому отношение к колодцам особенное. Даже сейчас – едешь по Молдавии, и колодцы просто восхищают. Всегда цветы вокруг колодца. ВЗ: Молдаване – народ верующий. Православные. Церковь называют ортодоксальной. Они очень строго следуют канонам. УА: Вот раньше дома иконы были? ТЧ: У всех были и есть. Я сколько себя помню, у меня была любимая икона. Она, правда, никакой ценности художественной не представляла. Но почему-то с детства она меня притягивала. Всегда я считала, что это самая лучшая икона. В каждой комнате была икона. И всегда полотенце над ней и лампадочка. Она на праздники зажигалась. УА: Ваша семья верующая? МЧ: Наполовину. Половину – верующие, половину – неверующие. ТЧ: Во время Советского Союза люди не очень верили. И церковь у нас была разрушена. УА: В какие годы разрушали церкви? ТЧ: Где-то в 1961 году. 207

МЧ: Я в церковь ходил, потому что любил смотреть росписи. Иконы. Настолько для меня это было обворожительно. Мне не столько было интересно, что там пели, сколько смотрел по стенам. УА: Что вас вдохновляло и вдохновляет до сих пор на написание картин? МЧ: Что может подпитывать художника? Конечно, окружающая среда. Это может быть пейзаж, это могут быть люди, это может быть утварь и тому подобное. То, чем живет человек, – это и есть темы моих работ. Мы вот недавно ходили с Алешей по восточному Крыму. Очень красивые места. Такое удовольствие получили. ОЧ: Хорошо, когда у художника есть возможность менять обстановку… Хорошо, когда есть возможность поехать к родным, например, в Вилково. Очень красивый город, там все на лодках передвигаются. Открываешь для себя какие-то новые моменты, восхищаешься и по-новому что-то делаешь. ТЧ: Дело в том, что художнику надо иметь свое лицо, свою индивидуальность, чтобы утвердиться в этом ремесле. Поэтому ищет художник и разные техники, и разные состояния природы. Разные пейзажи. Все время в поисках. Тем более, сейчас в Украине застой для творческих людей. МЧ: Очень много сейчас появилось талантливых людей. Застой в том, что художник пишет, но реализации нет. Нам не платят. Раньше были худфонды, и художник мог заработать там. Сейчас мы просто выброшенные на произвол судьбы. Выживаешь, как хочешь. Вот это плохо. Художник должен писать то, что может быть реализовано.

208

Ігор ШАЙТАН Музей караїмів, м. Сімферополь, АР Крим 09 червня 2013 р.

Ігор Олександрович Шайтан народився 1955-го року в караїмській родині у Сімферополі. Пан Ігор є заступником голови Кримської республіканської федерації караїмів. Він займається релігійною, культурною, етнографічною діяльністю. Бере участь в організації виставок, конференцій. Проводить відправи у караїмському храмі – кенасі. Все своє життя займається відродженням караїмської культури, по крихтах збирає інформацію і використовує кожну можливість передати її тим, кому вона цікава. Україна активна – УА Ігор Шайтан – ІШ ІШ: Я, Игорь Александрович Шайтан, родился в 1955 году в Симферополе. Являюсь заместителем председателя Крымской Республиканской Федерации Караимов. Занимаюсь религиозной, культурной, этнографической работой. По мере своих возможностей всегда оказываю помощь нашему обществу. Беру прямое участие в организациях выставок, конференций. Провожу молебны в нашем караимском храме – кенассе. Родился я в караимской семье. В те времена, очень много было забыто, люди боялись говорить о своих корнях. У меня была статья в Советской энциклопедии 1936 года издания о караимах, потом появилась заметка В. Алексеева "В поисках предков" о населении Крыма. Другой литературы больше не было. Уже позже появились другие журналы, газеты, история "караизма", заметки в газетах. Я стал проявлять больший интерес к истории нашего народа. Постепенно появились учебники по языку, "Грамматика караимского языка" Мусаева 130. Трехъязычный караимско-русско-польский словарь. Была грамматика караимского языка (диалект) 1976. Стал интересоваться своими предками, расспрашивал у матери, у отца о наших фамилиях, девичьих фамилиях бабушек, дедушек, прабабушек и т.д. В 80-х годах познакомился со многими караимами (Авах, Синани, Кушуль и др.), которых уже нет в живых. С ними встречался, ездил в города Крыма, приходил в гости, смотрели фотографии, литературу. Со мной больше всего говорил отец на караимском народном, он знал караимский язык, а мать караимский язык меньше употребляла. Очень много я занимался самостоятельно, изучал учебники караимского языка и какой-то опыт для себя приобретал языковой практики. В Ялте был караим Н.И. Кафелли, который собирал биографии караимов – участников ВОВ, я изо всех сил старался ему помочь. Ходил к караимам, записывал их истории [собирал] фотографии. Когда началась перестройка, пришли к выводу, что необходимо создать караимское общество в Крыму. Мы собирали народ, спрашивали фотографии, истории, агитировали, чтобы они собрались. 21 мая 1989 года караимов в Голубом зале Краеведческого музея собралось более двухсот человек, мы тогда приняли решение и создали крымское караимское общество культуры "Бирлык", что означает "Единство". Председателем был Яков Ибрагимович. Я был заместителем. В 1993 году создана Ассоциация Крымских караимов. В 2003 году создали Крымскую республиканскую Федерацию караимов. Проходили уроки караимского языка. 130

Мусаев К.М. Грамматика караимского языка. Фонетика и морфология. – М., 1964. – 344 с.

209

Нам преподавали караимы и представители крымских татар, потому что наш язык очень похож на крымскотатарский язык. Начали проводить поездки в разные города, проводили юбилеи в Феодосии. Предки караимов – хазары приняли в VIII веке Ветхий завет, почитают 10 заповедей. И стали себя называть по названию своей религии "караимы"131 (от слова "кара" – почитать Ветхий Завет). Есть и другое мнение, что название произошло от термина "карай" это название одного тюркского племени. Поэтому во множественном числе название народа по-тюркски "карайлар", то есть караимы или караи. Из современных языков наш язык похож на крымскотатарский и карачаево-балкарский, который входит в северо-западную половецкую подгруппу тюркской языковой семьи. В наше время есть немного стариков, которые сохранили язык, но молодежь тоже изучает язык в нашей воскресной школе. У нас бывают перерывы, сложности с преподавателями. Но, тем не менее, самообразование мы проводим, у нас есть разговорник караимского языка Г.С. Ялпачика. Был написан лексический минимум, которым мы до сих пор используем. Конечно, я не пережил того, что пережил мой отец, мои деды, но об этом мы записываем, рассказываем. И пишем в газетах. Задача наша сейчас возродить храм караимский – кенассу – который был закрыт. В нем находился радиоцентр, [а сейчас] очень много изменилось с того времени. Путем перекрытия первого этажа здание сделали трехэтажным. Место, где мужчины молятся – внизу, женщины – вверху. А вход в женское отделение с боковой стороны. Сейчас этот центральный вход закрытый, и вход сделан сбоку. Изменения была снаружи сильные, замазаны такие красивые стрельчатые окна, вместо них сделаны два ряда прямоугольных окон. Шестиконечная звезда [была] – вместо нее пятиконечная. Короче говоря, внутри полностью все было изменено. Но, тем не менее, добиться установления мемориальной доски в 1992 г. на здании кенассы получилось. Молились мы до этого в нашей школе, и после этого, в 1996 г., мне удалось добиться доступа на территорию храма, где проводили праздники. Постепенно мы стали проводить молебны на территории, во дворе нашего храма. Теперь же с 7 октября 2012 г. каждую субботу мы проводим молебны на верхнем этаже нашей кенассы. Предстоит громадный труд по ремонту этого здания. Во дворе кенаса, где [сейчас] здание радиомастерской, была мужская караимская школа. В конце XIX века возник вопрос, что надо как-то расширить храм. И тогда было написано письмо в министерство внутренних дел с просьбой купить пустопорожний участок земли у купца А. Шишмана для строительства храма. В 1891 году было получено разрешение, здание строилось в течение пяти лет. И оно было торжественно открыто 25 августа 1896 года. Здесь бывают молебны по субботам и на праздники, официальные молебны у нас происходят в Евпатории, там государством переданы обе кенассы, ремонт которых завершился в 1999 и 2005 годах. Конечно, тот храм намного красивее, он такой, как он был выстроен в 1807-1815 году. Люди, которые приходят туда на праздники, чувствуют, что они действительно караимы, у них повышается национальное самосознание. Последний раз мы были там 25 мая текущего года. Там собирается очень большое количество народа каждую субботу на молебны, до тридцати-сорока человек. У нас в Симферополе собирается по пятнадцать примерно, на праздники больше бывает. В старину в этом храме очень много народа было, тут были красивые люстры, ковры, различный инвентарь. Здание было одно из самых красивых в России, оно входило в пятерку самых красивых храмов в Кенас. Считалось, что архитектор был Генрих, он был русский немец, участвовал в строительстве городского театра в Евпатории. 131

Тут спостерігається "гра" слів: "карай" від тюркської "читець", "біблос" від грецької "книга".

210

Сейчас идет у нас возрождение, но в то же время уходят старики. Сейчас по крупицам собираем нашу историю, фотографии, литературу, создали небольшой музей, здесь мы находимся в школе, в которой мы не хозяева, приходится договариваться для постоянных встреч. Но, тем не менее, на праздники, мы приходим в школу, проводим собрания общества. Мы регулярно приезжаем в Чуфт-Кале, совершаем молебны, в т.ч. дом А.С. Фирковича – ученого-археолога, осматривали все наши достопримечательности, оборонительные башни. В 2001 г. обнаружили скрытый в пещере колодец "Тик-Кую" Сейчас он является очень интересным объектом для туристов. В Крыму нас осталось очень мало. В 1919 г. в России было 13 000 человек, а сейчас в мире осталось не больше 2 000 человек, и то эта цифра, наверное, преувеличена. В Крыму сейчас где-то 700 человек, всего на Украине132 примерно 800. В России было еще где-то 100. В итоге, менее 2 000 человек. После Второй Мировой войны из Крыма уехало где-то 700 человек караимов. Очень многие поселились во Франции, в Болгарии, в Турции, Чехо-Словакии, даже в далекой Америке. Даже на Ближнем Востоке была караимская община, так же как и русская община. Здесь, в Крыму, с 2005 начала издаваться газета "Кърым карайлар". В ней помещаются статьи о разных событиях. Приобретается много книг, которые рассказывают об истории караимов, по этнографии и происхождению. Пошиты караимские национальные костюмы. В августе-июне, в течение 3-х недель проходит изучение караимского языка. Мы совершаем поездки в Феодосию, Евпаторию, Бахчисарай, Киев, регулярно в Мелитополь. Но чтобы потомки считали себя караимами – этого мало. Есть караимки, которые знают наши рецепты национальной кухни, постоянно записывают их. Я и мой сын тоже этим сейчас занимаемся, ему 20 лет, он в архиве занимается генеалогией многих караимских родов, изучает наши сборники "Меджума", где собран караимский фольклор, изучает редкие древние караимские фамилии. Жизнь продолжается, надеемся на помощь государства в возрождении нашего народа. УА: Расскажите, пожалуйста, кем работали ваши родители? И мама, и отец были караимами? ІШ: Мать и отец были врачами, отец – врач-терапевт – родился в Мелитополе, работал в первой поликлинике, в третьей поликлинике, был участником войны, в составе 3-го Белорусского фронта дошел до Кенигеберга служил в Монголии, прослужил после войны 11 лет, потом переехал в Симферополь. Мама была родом из Симферополя, тоже врач. Сестра живет в Евпатории. Ее сын учится на философском факультете, а дочь за компьютером всегда. УА: А жена у вас тоже караимка? ІШ: У жены моей имеются караимские корни. УА: А какие блюда вы готовите? ІШ: Ну, во-первых, печеные яйца, они варятся на медленном огне, наполненной до верха водой кастрюле. Еще чебуреки, пирожки караимские, кубэтэ черные маслины, имам-байылды – овощное блюдо. Акалва еще есть, но это такое трудоемкое дело! Похожа на нугу. В кафе караимском ее тоже делают, продают. Делают бузу – напиток из пшена, легкий, слабоалкогольный напиток, похож на пиво, но очень вкусный, освежает в летнее время. 132

Мається на увазі у решті областей України.

211

…У меня трое детей. От первой жены один сын, 29 лет, и от второй двое, одному 21, второму 20. Все сыновья, девочки "не получились". УА: У вас есть личные истории, которые могли бы вдохновить? ІШ: Опыт предыдущих поколений показал, что караимский народ, если не будет заниматься своим возрождением, постепенно угаснет. Я имел интерес собирать по крупицам нашу историю и культуру. Это способствовало тому, что я возглавил комитет по созданию Крымского караимского общества культуры "Бирлык" 21 мая 1989 года. Для меня этот день является одним из самых счастливых дней в жизни. Постепенно стали создаваться постепенно общества в других городах. Люди приходят, другие уходят, уже мало знакомых осталось, но есть люди, которые хорошо знают свою караимскую культуру, историю, религию. Молодому поколению очень много пришлось узнавать самостоятельно из книг, которые были доступны, из энциклопедий, газет, журналов, допустим, "Наука и жизнь", из караимских журналов. Еще очень много узнавалось из первых источников, просто от тех стариков, которые родились в конце 19-го и начале 20-го века. УА: Соседи ваши тоже были караимами? ІШ: Соседи в нашем дворе не караимы были. В ближайших домах проживали караимы. ...Общались, ходили в гости, посещали родственников. Сейчас выйдешь в город и видишь, что старые постройки убирают или перестраивают. А некоторые люди остались в своих домах, те, кто смог остаться. А раньше только на ул. Кааимской 147 человек проживало, то есть в каждом дворе проживало по три-четыре семьи. УА: Вы в школу ходили здесь? ІШ: В школу я ходил в Симферополе, я тут родился и вырос. УА: Как сложилась ваша трудовая деятельность? ІШ: Поскольку родители у меня врачи, я решил тоже посвятить себя этой профессии. Поступил в медицинский институт, работал первый год в Симферополе, а потом было распределение, меня отправили в Красногвардейский район, в село Октябрьское. Вот там работаю по сей день, уже более тридцати лет. Каждый день туда езжу. Но караимов там нет. УА: Какой бы вы хотели видеть Украину через 5-10 лет? ІШ: Процветающей, и чтобы в ней ни один народ не считал себя избранным. В первую очередь, я хочу, чтобы понимали другие народы и их культуру. Чтобы к нам приходили и греки, и армяне, и и крымские татары, и крымчаки, но у нас такие и есть, когда у нас были собрания, мы приглашали представителей всех народов. У нас в Обществе и русская община была, и татары, и крымчаки, и крымчаки и представители других народов. Была создана в 1990 г. премия им.И.И. Казася за лучший вклад в развитие караимской культуры. Я хотел бы, чтобы в Крыму все национальности понимали и уважали друг друга. Нам необходимо вернуть наше здание кенассу – в Симферополе, создать караимский культурно-религиозный центр. Это на ближайшее будущее. Самое главное, чтобы люди стремились к изучению и возрождению своей культуры, истории, изучению языка, восстановлению национальных памятников. 212

УА: Что бы вы хотели передать молодому поколению, какой посыл? ІШ: Берегите язык, обычаи. Потому что без языка нет вообще нашего народа. Родной язык надо знать с детства. Использовать его с детства. Будем надеяться, что хоть потомки караимского народа будут знать, что у них караимские корни, чтобы знали караимскую культуру и фольклор.

213

Климентій ЯНДУШКІН Вдома у пана Климентія, м. Севастополь 17 липня 2013 р.

Климентий Миколайович Яндушкін народився у чуваській родині 1934-го року в селі Юнгапосі Чуваської республіки (сучасна Росія). До Криму переїжджає разом із сім’єю після закінчення інституту. Пан Климентій працює за фахом хіміка, є автором кількох наукових праць. Вільно спілкується чуваською та російською. Передав любов до своєї культури своїм дітям. Климентій Миколайович переживає за те, щоб і далі культура його народу передавалась нащадкам; вважає, що людина має знати рідну мову, культуру своїх предків. Пан Яндушкін був одним із засновників чуваського товариства у Севастополі. Україна активна – УА Климентій Яндушкін – КЯ КЯ: Я из рода Яндуш, родился в 1934 г. В нашей деревне Юнгапоси на Волге сначала поселились некрещеные чуваши Яндуш и Яндимир. Отсюда в нашей деревне Яндушкины и Яндимиркины. 23 двора Яндушкиных и 19 Яндимиркиных. В Чебоксарском институте истории, языка и литературы есть родословная Яндушкиных, начиная от отца Яндуша-тевеля – до настоящего времени. Родословное дерево установили ученые в связи с тем, что первым чувашским писателем был потомок Яндуша праправнук Спиридон Михайлович Михайлов (1821-1861 гг.). Фамилию ему дали по отцу, спрашивая: "Чей сын?" – "Михайлов". Но в официальной литературе всегда пишут "С.М. Михайлов (Яндуш Михалки)", то есть смысл: Яндуш от Михаила. Я родился в деревне Юнгапоси в 42 км от Чебоксар. "Пось" по-русски – это голова, там берет начало река Юнга. Поэтому и деревня Юнгапоси – начало реки Юнга. Мои родители – крестьяне: отец в основном был служащий, мать всю жизнь проработала колхозницей, как и одна из моих сестер. Я сам тоже с малых лет работал в колхозе. С 8 лет мать чуть свет меня будила и посылала сторожить от грачей посеянный горох. В колхозе работы много. Ходил загребать скошенную траву, водил лошадь за уздечку при окучивании картошки, жал рожь с утра до захода солнца, косил клевер, вывозил навоз из конюшни в поле и научился опрокидывать телегу без прикосновения к ней. Из-за того, что работал даже во время войны, то сейчас числюсь как участник войны. Мне прислали даже трудодни, которые я зарабатывал в годы войны. …После школы я учился в Чебоксарах в институте. Институт закончил с отличием, потом меня пригласили в открывающийся в Чебоксарах Горьковский филиал Политехнического института имени Жданова. Там 2 года я проработал, а потом решил поступить в аспирантуру. Я поступил в аспирантуру в Москву и в 1960-1963 годах закончил аспирантуру, защитился. Стал кандидатом химических наук. Будучи студентом, я с первого курса заинтересовался научными исследованиями. На первом курсе исследовал обыкновенную полевку, активность ее в течение суток. Тоже была в студенческих трудах опубликована, неожиданно получил интересные результаты. Не без сожаления оставив зоологию, со второго курса увлекся химией. Со второго курса я разработал химические опыты по "научно-атеистической пропаганде" – это было воспроизведение на лабораторном столе грозовых природных явлений, как 214

извержение вулкана. "блуждающие огни" на кладбище и разоблачение "чудес" некоторых "недобросовестных" церковников. Потому меня в обкоме партии привлекли читать лекции, сначала в Чебоксарах, а потом по всей Чувашской Республике. Всегда со мной был ассистент. Ездили зимой на санях, самолетом даже летали в дальние города, вместе с другими лекторами, публичные лекции читал, непременно с демонстрацией химических опытов. Кроме того я проводил исследования по получению маргаринов из растительных масел и олеиновой кислоты твердых жиров. Правда, это было повторение работ русского химика Фокина (1905 г.), но с применением различных катализаторов при гидриовании атомарным и молекулярным водородом. Но это уже химия, не буду рассказывать. Эта работа была опубликована в "Трудах института". После аспирантуры академики сказали, что появился у нас "второй Ломоносов" по искусственным алмазам, что, мол, нашел метод такой хороший. Я был оставлен работать в Институте физической химии АН СССР, где выполнял диссертационную работу. Но из-за того что в Москве был запрет на постоянную прописку я вынужден был уехать из столицы. Думал вернуться в Чебоксары, но в это время приехал из Севастополя профессор Баранник, который уговорил меня отправить документы на конкурс в ЦНИИ технологии судостроения в Ленинграде, но для работы в Черноморском филиале этого института. Я направил документы в адрес ученого совета и прошел на должность старшего научного сотрудника. Согласился ехать в Севастополь еще по тому, что профессор Баранник сказал, что на филиале только что сдан жилой до для специалистов, приедете – выберите себе квартиру. Учитывая то, что недавно женился и стал семейным, согласился ехать в Севастополь. Он сказал, что у нас перспектива работы в судостроении. Работа, в основном, по своей специальности, потому что здесь филиал был специализирован по защите морских судов от коррозии. А я как химик, и моя диссертационная работа была – влияние радиации на металлоизделие, потом, уже на коррозию металла. Поэтому я согласился ехать, тема моя была. Я был начальником, старшим сотрудником, через полгода начальником отдела, потом начальником сектора и лаборатории, в лаборатории до 45 человек. УА: Сколько Вам было лет? КЯ: 29 лет. И в институте я работал 35 лет, но научный стаж намного больше. За это время опубликовал более 60 печатных трудов, в том числе и 2 книги, брошюры. Помогал защищать диссертации, готовил кандидатские, в общем, так у меня прошла жизнь. В 1989 году я уволился, потому что институт у нас работал на оборону, а на оборону уже деньги перестали выделять, даже выполненную работу не оплачивали. Поэтому мы, группа сотрудников, уволились и стали работать по всему Союзу. Зарабатывали деньги на очистке, окраске нефтерезервуаров. По шведскому стандарту вначале, потом международный стандарт… УА: Вы сюда один приехали или уже с семьей? КЯ: Я женился в 29 лет, жена на 4 курсе в Москве училась, заканчивала химфак. Я когда в аспирантуру поступил, ходил на демонстрацию. Вот на демонстрации я встретил будущую свою жену, не общался, а через некоторое время она забежала за зачеткой, я ее еще раз приметил, немножко поговорили. А потом стали ходить в кино, а в 1964 году поженились. Супругу звали Светлана Ивановна. В Севастополь я приехал один в начале, выбрал квартиру. Она досрочно сдала и примерно через год приехала сюда. 215

УА: Какие были опасения, когда сюда ехали? КЯ: Опасений не было, страна была одна, я даже и не думал, что окажусь в другой стране. Приехал в августе, было очень жарко. Голые скалы, выгоревшая трава – не понравился город. Там, где я рос, рядом был смешанный лес, роскошные луга, пригорки, покрытые земляникой, а зимой – снег и лыжи... А потом привык, и вроде понравилось в Севастополе, не жалею, что оставил Москву. Хотя там была перспектива. УА: Сколько у Вас детей? КЯ: У меня двое детей: сын Николай и дочь Анна. Дети родились в Севастополе. Пятеро внуков: у сына трое и у дочери двое. УА: Что помните про период войны в Чувашии? КЯ: Несколько эпизодов. Помню, строили стратегическую автодорогу от г. Горького (ныне – Нижний Новгород) на Чебоксары, Казань и далее, впоследствии названную Моска-Пекин. Проходила дорога метрах 200 от моего дома. Строили заключенные. Одного охранника поселили к нам. Умирали заключенные… Однажды охранник взял меня с собой на гумно, где обычно молотили рожь, снимая со скирдов снопы (тогда не было комбайнов, молотили всю зиму). Там садились стаи голубей и клевали зерно. А часовой подобрался тихо, прилег и выстрелил – и три голубя остались лежать. Охранник их принес моей матери, чтобы она сварила суп. Также помню, как разместили на несколько дней цыганские семьи – беженцев из районов оккупации. В эти дни цыгане стали почти хозяевами в наших домах. Помню, как каждый день чистили много картошки, терли на терке, пекли драники, пекли даже белый хлеб. Помню, 9 мая мы сидели на уроке, а "Мамаша" (так звала вся деревня эту русскую женщину) шла из сельсовета и громко объявила: "Закончилась война!" Мы все вскочили, ринулись на улицу, кричали ура. Так мы встретили День Победы. УА: На каком языке говорили дома? КЯ: На чувашском, хотя у нас проблем с русским не было. Потому что в одном колхозе одна деревня Елкино – русская, а пять – чувашских. На общем собрании русские выступали на русском, а чуваши – на чувашчком. Все понимали друг друга. Но в семье использовали только чувашский. А когда уже учился в институте, тогда уже говорили только по-русски. Жили в частной квартире, дружно жили в одной комнате 4 парня, все из Чувашии, один друг вот недавно умер. Сын и дочь по-чувашски чуть-чуть общаются, потому что я их 3 раза возил зимой на лыжах кататься, и там племянник. И они там общались, некоторые слова знают. Жена русская; внуки почти не знают. УА: Связь с родственниками поддерживаете? КЯ: Каждый год ездили, на мою родину, пока жива была моя жена. Реже бывали на ее родине. УА: Как Вы считаете, Ваши дети должны знать чувашский язык?

216

КЯ: Да, я очень жалею, что не привил тягу к знанию языка детям в детстве. Я немецкий изучал в ФРГ и ГДР. Считаю, что знание нескольких языков обогащает человека. Я сейчас пишу в деревню на чувашском языке. Отлично пишу и разговариваю. УА: Какие обычаи помните? КЯ: В конце 50-х и 60-х годах прошлого века проходили традиционные престольные праздники с ярмарками. На Петров день ходили на ярмарку за 6 км., на Троицу – за 13 км. Там катались на карусели, пили сладкий напиток "Морс" и свежий мед. Обязательно девушки и парни парами в национальных костюмах ходили, себя показывали. Хорошо помню обычаи, связанные с религиозными праздниками – Рождеством Христовым и Пасхой. УА: Национальные блюда знаете? КЯ: "Шартан" – барана зарежут и все мясо в его желудок. Потом сажают в русскую печь и жарят несколько дней, получается исключительно вкусно. "Хуран кукли" – это крупные вареники с творогом, "куймак" – сладкие пышные галушки, сваренные в молоке. УА: Вы как попали в чувашское общество? КЯ: Я был одним из организаторов общества, три года был членом совета общества…

217

Збірка усних історій

СУСІДИ Живі історії Криму Упорядкування: Євгенія Корольова Про проект: Проект "Україна активна: жива історія поколінь" є частиною Міжнародної програми "Україна активна: загоєння минулого", розпочатої у 2010 р. Тоді під керівництвом Ольги Гудз, координаторки проекту, відбулась виїзна програма, під час якої було зібрано 22 життєві історії у 13 різних населених пунктах України. Наступним кроком стала серія діалогів "Загоєння минулого", проведених у різних регіонах України. У 2013 році завдяки підтримці Європейського Союзу в межах проекту "Новий подих культури: спадщина, наповнена життям мистецтва" МГО "Основи свободи" разом з Центром регіонального розвитку "Топ-Кая", Клубом молодих лідерів СГО "Коло друзів "Сімферополь-Хайдельберґ" у партнерстві з КРУ "Етнографічний музей" впровадили проект зі збору життєвих історій мешканців Криму". Результатом дії проекту стала ця збірка, а також мультимедійна виставка "Живі історії Криму", представлена у КРУ "Етнографічний музей". Команда проекту: Євгенія Баранова, Ірина Брунова-Калісецька, Сергій Громенко, Анастасія Жукова, Олександр Зінченко, Євгенія Корольова, Олекса Стасевич, Ірина Ткаченко, Олександра Целіщева Збір усних історій: Анастасія Капелюха, Юлія Кривошеїна, Лєнєра Мємєтова, Костянтин Могаричов, Ірина Симоненко, Катерина Соколовська, Микита Ромашин, Ірина Ткаченко, Світлана Федорончук Над книгою працювали: Розшифровування: Михайло Дишун, Анастасія Капелюха, Євгенія Корольова, Катерина Лаврова, Лейля Мамутова, Лєнєра Мємєтова, Ксенія Міронова, Олександра Михайличенко, Костянтин Могаричов, Тетяна Пилипчук, Ірина Симоненко, Ірина Ткаченко, Євгенія Шестерікова, Алім Якубов Редагування: Євгенія Засіменкова, Олена Зиско, Яна Гончарова, Тетяна Кальченко, Юлія Кривошеїна, Луїза Мавлюталієва, Галина Макєєва, Анастасія Максимова, Лейля Мамутова, Наталія Пермінова, Юлія Приставська, Дмитро Притуленко, Анастасія Сачко, Жанна Свірідова, Павло Семенов, Олекса Стасевич, Емілія Тагієва, Ірина Ткаченко, В’ячеслав Топоров, Інна Храмцова, Олександра Целіщева Фото- та відеозйомка: Рашад Алієв, Олег Древницький, Володимир Фомичов Науковий редактор: Сергій Громенко Заохочуємо до поширення книги. Повне або часткове копіювання, публікація, передрук чи наступне поширення матеріалів книги можливе за умови посилання на першоджерело.

Просимо надсилати ваші зауваги та коментарі на адресу ukrainian.action@gmail.com www.ukrainian-action.org.ua