СУДЕБНЫЕ ФОРМЫ ЗАЩИТЫ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВ
Соглашение об отказе от права на обращение в суд: краткий экономико-правовой анализ Банников Р. Ю., доцент кафедры гражданского права и процесса юридического факультета Воронежского государственного университета, к. ю. н. В соответствии с ч. 2 ст. 3 ГПК РФ 1 и ч. 3 ст. 4 АПК РФ 2 отказ от права на обращение в суд недействителен. В силу такого законодательного установления практика российских судов ожидаемо сводится к тому, что любое соглашение, закрепляющее отказ от права на судебную защиту, является ничтожным 3. Существуют лишь отличия в обосновании этой практики со стороны арбитражных судов и судов общей юрисдикции. Так, арбитражные суды, как правило, ссылаются на ст. 46 Конституции РФ 4, ст. 9 ГК РФ 5, а также на абз. 2 п. 74 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 25 от 23.06.2015 «О применении судами некоторых положений раздела I Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» 6, 1
2
3
4
5
6
2
Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации: Федер. закон от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ // Рос. газ. 2002. 20 нояб. (в действующей ред.). Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации: Федер. закон от 24 июля 2002 г. № 95-ФЗ // Рос. газ. 2002. 27 июля (в действующей ред.). Мы намеренно используем словосочетания «отказ от права на обращение в суд» и «отказ от права на судебную защиту» как синонимичные, так как в работе исследуется право на судебную защиту только лица, инициирующего возбуждение дела в суде. При этом ГПК РФ и АПК РФ запрещают именно отказ от права на обращение в суд. Между тем представляется, что ГПК РФ и АПК РФ должны закреплять недопустимость не отказа от права на обращение в суд, а отказа от реализации данного права. Как бы то ни было, в работе используются формулировки, содержащиеся в ГПК РФ и АПК РФ. Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. // Рос. газ. 2009. 21 янв. (в действующей ред.). Гражданский кодекс Российской Федерации. ч. 1: Федер. закон от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ // Рос. газ. 1994. 8 дек. (в действующей ред.). Согласно п. 2 ст. 9 ГК РФ отказ граждан и юридических лиц от осуществления принадлежащих им прав не влечет прекращения этих прав, за исключением случаев, предусмотренных законом. О применении судами некоторых положений раздела I Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств: постановление
Соглашение об отказе от права на обращение в суд
в силу которого договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в части, даже если в законе не содержится прямого указания на его ничтожность. В этой связи арбитражные суды прямо называют соглашения, содержащие отказ от права на обращение в суд, ничтожными 7. Следует отметить, что арбитражные суды начали ссылаться на постановление Пленума Верховного Суда РФ № 25 от 23.06.2015 относительно недавно, после внесения изменений в ГК РФ, в соответствии с которыми сделки, не соответствующие закону или иным правовым актам, стали считаться по общему правилу оспоримыми, а не ничтожными 8. До внесения данных изменений арбитражные суды применяли в совокупности ст. 168 ГПК РФ и п. 3 ст. 4 АПК РФ, также полагая ничтожным любое соглашение об отказе от права на судебную защиту 9. В отличие от арбитражных судов суды общей юрисдикции, ссылаясь на ст. 46 Конституции РФ, ст. 3 ГПК РФ и ст. 9 ГК РФ, довольно часто констатируют лишь недействительность соглашения об отказе от права на судебную защиту, не уточняя при этом форму такой недействительности (ничтожность или оспоримость) 10. На этом отличия
7
8
9
10
Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 25 от 23 июня 2015 г. // Рос. газ. 2015. 30 июня (в действующей ред.). См.: Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 29 ноября 2018 г. № 10АП‑19275/18 [Электронный ресурс]; Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 30 января 2020 г. № 10АП‑22828/19 [Электронный ресурс]; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 9 октября 2018 г. № Ф05–15487/16 по делу № А41–20526/2016 [Электронный ресурс]. Документы опубликованы не были. Доступ из СПС «Гарант». О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации: Федер. закон от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ // Рос. газ. 2013. 13 мая (в действующей ред.). См.: Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 10 июля 2012 г. по делу № А33–7377/2011 [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из СПС «Гарант». См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Оренбургского областного суда от 26 октября 2016 г. по делу № 33–8272/2016; Апелляционное определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Республики Татарстан от 24 июля 2014 г. по делу № 33–9989/2014 [Электронный ресурс]. Документы опубликованы не были. Доступ из СПС «Гарант». 3
Судебные формы защиты гражданских прав
от арбитражного процесса заканчиваются. Суды общей юрисдикции полагают, что соглашение об отказе от права на судебную защиту не порождает последствий, даже когда сторонами по делу не заявлялось требование о признании его недействительным, что возможно только в отношении ничтожной сделки. По правде говоря, автора удивляет отношение отечественных судов к праву на судебную защиту как к безоговорочному абсолюту, которое уже превратилось в разновидность предубеждения, чем-то сродни суеверию. Такой подход автоматически передается всем, кто хотя бы отчасти связан с юриспруденцией. Даже на занятиях по дисциплине «Гражданский процесс» студенты при каждом удобном случае цитируют ч. 2 ст. 3 ГПК РФ, мало понимая при этом смысл данной нормы. По нашему мнению, отказ от права на обращение в суд возможен и, как ни странно, в большинстве случаев действителен. Множество людей, не желая портить отношения, терять работу, время или по другим причинам, отказываются обращаться в суд. В частности, давно известно, что члены одной тесно связанной социальной группы вместо обращения к правовым средствам скорее прибегнут к более «мягким» санкциям — сплетням, остракизму нарушителя прав или самозащите. К такому выводу пришел профессор Школы права Йельского университета Роберт Ч. Элликсон (Robert C. Ellikson), длительное время изучавший взаимоотношения владельцев ранчо в округе Шаста (Северная Калифорния). По его мнению, существование подобной системы принуждения обусловлено особенностью сельского общества: сельские жители взаимодействуют друг с другом по самому широкому кругу вопросов, и большинство из них ожидает, что это будет продолжаться и в дальнейшем. В результате любой спор почти наверняка оказывается всего лишь «одной из нитей в богатой ткани продолжающихся взаимоотношений»: ранчер может вести примерный мысленный подсчет текущих требований по каждому аспекту отношений с его соседом, и если в итоге «баланс» взаимных претензий не сводится, то только тогда может возникнуть напряжение. Однако в таком случае ранчер может ожидать, что нарушитель, к примеру, его земельных прав пойдет на уступки в каком-то другом вопросе (возьмет на себя большую часть общих трат на водоснабжение, своими силами 4
Соглашение об отказе от права на обращение в суд
поставит ограждение между земельными участками или компенсирует причиненные неудобства передачей корма для скота) 11. Аналогичного мнения придерживается другой американский правовед Марк Галантер (Marc Galanter), который отмечает, что «в американских условиях судебные процессы, как правило, ведутся между сторонами, которые друг другу чужды. Либо между ними никогда не было взаимовыгодных продолжающихся отношений, как при типичном автомобильном происшествии, либо их отношения (брачные, коммерческие или организационные) разорваны. В любом случае продолжение их отношений в будущем не ожидается … обращение к судебным разбирательствам рассматривается как непоправимое нарушение отношений» 12. Изложенное, хотя и с определенными оговорками, относится не только к отношениям членов тесно связанных групп, но и к обязательствам сторон договоров, чьи отношения носят длительный характер. Довольно часто они не обращают внимания на мелкие нарушения договоров, допущенные их контрагентами, справедливо полагая, что рано или поздно сами могут оказаться в роли нарушителя. Точно так же, несмотря на законодательное установление, в силу которого должник отвечает за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства третьими лицами (ст. 403 ГК РФ), в продолжительных отношениях действия или события, мало контролируемые сторонами договора, могут «прощаться». Причины такого снисходительного поведения заключаются, конечно, не в доброте участников отношения. Они носят сугубо экономический характер. Стороны стремятся избежать лишних затрат на урегулирование спора и, самое главное, минимизировать свои транзакционные издержки на будущее 13. 11
12
13
См.: Элликсон Р. Порядок без права: как соседи улаживают споры. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2017. С. 9, 107–109. Marc Galanter. Reading the Landscape of Disputes: What We Know and Don’t Know (and Think We Know) about Our Allegedly Contentious and Litigious Society. 31 UCLA L. Rev. 4, 24–25 (1983). Приводится по: Элликсон Р. Указ. соч. С. 108. Транзакционные издержки (англ. тransaction cost) — затраты, сопровождающие взаимоотношения экономических агентов. Выделяют издержки, связанные со сбором и обработкой информации, издержки проведения переговоров и принятия решений, издержки контроля, издержки юридической защиты. В случае расторжения договора стороны понесут дополнительные расходы на подыскание новых контрагентов, проверку их деятельности, заключение договоров 5
Судебные формы защиты гражданских прав
Иными словами, многие субъекты терпят неправомерные действия по отношению к себе в силу самых разных причин, но только их отказ от права на судебную защиту, зафиксированный однозначно и в доказуемой форме, признается недопустимым и влечет последствия, предусмотренные ч. 2 ст. 3 ГПК РФ и ч. 3 ст. 4 АПК РФ. Это, как минимум, странно, ведь одно и то же явление в зависимости от его оформления в одних случаях влечет негативные последствия, а в других — напротив, данные последствия не вызывает. Мы исходим из того, что нет ничего критичного в том, что стороны договора включат в него условие, согласно которому одна из них обязуется надлежаще исполнять обязательства по договору, а другая — не обращаться в суд. Если одна из сторон все же нарушит договор, то другая просто перестанет быть связанной этим условием и может обратиться в суд. Поэтому представляется, что такое соглашение об отказе от судебной защиты является действительным. Сложнее ситуация с условием договора, закрепляющим, что, несмотря на нарушения договора одной стороной, другая сторона все равно не вправе обратиться в суд. Конечно, данное условие недействительно, однако в таком случае возникают вопросы о том, каковы причины этой недействительности и, самое главное, к какой разновидности недействительных сделок следует отнести подобное соглашение. Для ответа на данный вопрос представляется важным снова обратиться к зарубежному опыту, а именно к трудам американского правоведа, основателя научного течения «право и экономика» Гвидо Калабрези (Guido Calabresi). В своей книге «Будущее права и экономики. Очерки о реформе и размышления» Гвидо Калабрези рассматривает так называемые «мериторные блага» (merit goods), которые, по его мнению, делятся на две разновидности: 1. блага, в отношении которых значительное количество людей не хочет, чтобы эти блага имели цену, имущественную оценку (жизнь, свобода и т. д.); с ними и осуществление наиболее тщательного контроля за их действиями в первое время сотрудничества. 6
Соглашение об отказе от права на обращение в суд
2. блага, распределение которых в зависимости от уровня достатка представляется людям крайне нежелательным (медицинская помощь, использование государственных институтов и т. д.) 14. По поводу права на судебную защиту следует сказать, что оно, безусловно, относится к мериторным благам. При этом, даже если этого никто не хочет, данное право имеет свою экономическую цену, и складывается эта цена из того, сколько субъект потеряет (или не приобретет), обратившись в суд, насколько ему выгодно в денежном выражении сохранение партнерских отношений с его контрагентом и, наконец, из того, как субъект оценивает свои время 15 и спокойствие 16. В этой связи мы убеждены, что право на судебную защиту не может быть отнесено к первой разновидности мериторных благ. Итак, по нашему мнению, право на обращение в суд следует отнести ко второй разновидности мериторных благ, распределение которых в зависимости от уровня достатка нежелательно. В этом и заключается, на наш взгляд, основная «болевая точка» права на судебную защиту. Стороны могут быть неравны в экономическом плане, обладать разными переговорными возможностями, но лишь использование этой диспаритетности для ущемления прав и (или) законных интересов более слабой стороны должно влечь наступление последствий, предусмотренных ч. 2 ст. 3 ГПК РФ, ч. 3 ст. 4 АПК РФ. В связи с этим представляется необоснованной судебная практика, согласно которой отказ от права на судебную защиту является ничтожным. Мы считаем, что соглашение, закрепляющее отказ от права на судебную защиту, должно считаться оспоримой, а не ничтожной сделкой. Это позволит признавать недействительными лишь те соглашения, в которых ущемляются права более слабой стороны 14
15
16
См.: Калабрези Г. Будущее права и экономики. Очерки о реформе и размышления. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2016. С. 62–64. Как отмечает Гвидо Калабрези, экономическая составляющая времени заключается не в том, сколько у человека времени, а в том, какова ценность времени с точки зрения альтернатив, от которых человек отказывается, тратя это время (в рассматриваемом случае — н а судебную защиту своих прав и (или) законных интересов). Под спокойствием имеется в виду отсутствие волнений, переживаний, затрудняющих, в первую очередь, трудовую деятельность и получение в связи с этим экономической выгоды. 7
Судебные формы защиты гражданских прав
(например, потребителей), а более сильная сторона, напротив, ставится в преимущественное положение. При этом в законе можно закрепить презумпцию диспаритетности соглашения, подразумевающего отказ от права на судебную защиту, вследствие чего любое такое соглашение будет считаться неравноправным и, следовательно, ущемляющим права более слабой стороны, пока не будет доказано обратное. Такой подход к праву на обращение в суд представляется более гибким и поэтому в большей мере отвечающим требованиям гражданского оборота. С другой стороны, этот подход полностью соответствует принципам диспозитивности и состязательности, поскольку в таком случае именно от усмотрения заинтересованных субъектов будет зависеть, заявлять или нет требование о признании недействительным соглашения об отказе от права на судебную защиту. Важно подчеркнуть, что в ст. 4 КАС РФ 17, закрепляющей право на обращение в суд с административным исковым заявлением, уже содержится регулирование, отличное от того, которое представлено в ст. 3 ГПК РФ и ст. 4 АПК РФ. В отличие от соответствующих норм ГПК РФ и АПК РФ ч. 2 ст. 4 КАС РФ не закрепляет недействительность отказа от права на обращение в суд, а содержит лишь правило о недопустимости принуждения к отказу от данного права 18. Очевидно, что норма КАС РФ носит не такой императивный характер, как нормы ГПК РФ и АПК РФ. Данная норма оставляет открытым вопрос о форме недействительности соглашения об отказе от права на обращение в суд, ведь принуждение — э то основание для признания сделки недействительной, т. е. элемент состава оспоримой сделки (ст. 179 ГК РФ). Тем более что содержание нормы ч. 2 ст. 4 КАС РФ не позволяет 17
18
8
Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации: Федер. закон от 8 марта 2015 г. № 21-ФЗ // Рос. газ. 2015. 11 марта. Конечно, нам можно попытаться возразить, что содержание ч. 2 ст. 4 КАС РФ определяется общим предметом регулирования КАС РФ, в который входят иерархические отношения «власти-подчинения», где есть субъект, наделенный властными полномочиями, и поэтому всегда существует опасность принуждения со стороны данного субъекта. На это можно ответить, что неравенство есть не только в административных правоотношениях, а следовательно, и принуждение возможно не только в них, но и в других отношениях, включая гражданско-п равовые (где неравенство может выражаться в возможности использования своего экономического положения).
Соглашение об отказе от права на обращение в суд
считать ее «иным законом», предусматривающим исключение из общего правила об оспоримости сделок, нарушающих требования закона или иного правового акта (п. 1 ст. 168 ГК РФ). В связи с этим предложенный нами подход не видится фантастичным, уже сейчас он имеет нормативную основу в законодательстве Российской Федерации и поэтому заслуживает проведения глубокого исследования.
9
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации Боннер А. Т., профессор кафедры гражданского и административного судопроизводства Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина, д. ю. н., профессор В настоящее время в российской юридической литературе, и прежде всего представителями адвокатского сообщества, обсуждается ряд проблем. В их числе — у частие в процессе представителя по назначению суда, определение размера вознаграждения адвоката за оказание юридической помощи, и в частности о так называемом «гонораре успеха», вопросы, связанные с адвокатской тайной, проблемы подготовки адвокатов и повышения их квалификации и др 1. В то же время думается, что наиболее актуальными с точки зрения совершенствования законодательства о судебном представительстве и практики его применения являются следующие блоки вопросов: I. Совершенствование демократических основ гражданского судопроизводства и повышение правового статуса его субъектов, в том числе судебных представителей. II. Устранение пробелов и совершенствование законодательства о судебном представительстве. III. Разработка эффективных правовых мер защиты граждан и юридических лиц от недобросовестных судебных представителей. Итак, по порядку. I. Вопросы совершенствования демократических основ гражданского судопроизводства и повышения правового статуса его субъектов напрямую связаны с важнейшей теоретической проблемой 1
10
См., напр.: Колоколова Э. Е. Адвокат — п редставитель в российском гражданском процессе: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2005; Табак И. А. Новые положения судебного представительства в гражданском судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2006; Халеппо Е. М. Правовое положение адвоката как участника гражданского и арбитражного процесса в Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2012; Шереметова Г. С. Право на бесплатную юридическую помощь в гражданском процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2014.
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации
гражданских процессуальных отношений. Каким образом теоретики, а вслед за ними и законодатель определят в них место суда и участников процесса, таким и будет их правовой статус. При характеристике гражданских процессуальных правоотношений многие российские ученые проявляли и проявляют известную односторонность. Они чрезмерно подчеркивают властный характер отношений суда с участниками процесса. Одновременно другие особенности гражданских процессуальных отношений остаются как бы в тени. Так, в одном из действующих учебников по российскому гражданскому процессу гражданские процессуальные правоотношения до сих пор характеризуются следующим образом: «зЗаконом суду отведена главная роль в выполнении задач, поставленных перед гражданским судопроизводством. Суд — орган государственной власти. Именно на него закон возложил обязанность рассматривать и разрешать гражданские дела по существу. Поэтому суду отведена руководящая роль в процессе. Он осуществляет руководство процессом, направляет действия всех участников процесса, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, обеспечивает выполнение ими процессуальных прав и обязанностей, разрешает все вопросы, возникающие при рассмотрении дела, выносит постановления. Поскольку суд является органом власти, то и полномочия его по отношению к другим участникам процесса носят властный характер» 2. Несколько ранее этот же взгляд подробно излагался Н. А. Чечиной. Приводимая ею аргументация любопытна в следующем отношении. Неравенство субъектов процессуальных отношений Н. А. Чечина обосновывала ссылками на работы процессуалистов-криминалистов. Эти ссылки очень важны в том смысле, что позволяют понять, как говорится, «откуда ноги растут» 3. Уголовно-п роцессуальные отношения главным образом авторитарны. Однако механический перенос этой точки зрения на гражданские процессуальные отношения, отличающиеся существенной 2
3
Гражданский процесс: Учебник / Под ред. М. К. Треушникова. М., 2014. С. 111–112 (автор главы — п роф. В. М. Шерстюк). См.: Чечина Н. А. Гражданские процессуальные отношения. Л., 1962. С. 11–12. 11
Судебные формы защиты гражданских прав
спецификой, вызывает большие сомнения. Не сгущены ли здесь в чем-то краски? Не вызывает сомнения, что суд руководит судебным заседанием, обеспечивая полное, всестороннее и объективное выяснение всех обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон, воспитательное воздействие судебного процесса. Участники процесса, а также все присутствующие в зале судебного заседания обязаны соблюдать установленный порядок и беспрекословно подчиняться распоряжениям председательствующего. Суд осуществляет правосудие по гражданским делам, именем государства разрешает дела по существу. Вступившие в законную силу судебные постановления обязательны для всех субъектов права и подлежат исполнению на всей территории соответствующего государства. В то же время «обязанность другого лица» суд устанавливает не только и не столько своим волеизъявлением. В возникновении и развитии процесса во многом определяющую роль играют волеизъявления заинтересованных лиц. Ведь без обращения заинтересованного лица нет процесса. Судья вправе отказать в принятии заявления лишь по основаниям, строго определенным законом. В остальных случаях принятие заявления является правом и обязанностью суда. Гражданские процессуальные правоотношения развиваются по специфическим законам, в которых диалектически и гармонично сочетаются диспозитивное и императивное начала. Вне сомнения, участие суда в качестве непременного субъекта гражданских процессуальных правоотношений накладывает отпечаток авторитарности на их характер. Вместе с тем не следует забывать, что гражданское процессуальное право не носит вполне самостоятельного характера и призвано «обслуживать» определенный комплекс материальных правоотношений. Таким отношениям в значительной степени свой ственно диспозитивное начало. Вполне естественно, что это начало является весьма существенным и при разрешении споров, возникающих из гражданских правоотношений. Суд руководит ходом процесса. Однако сам процесс возник лишь потому, что в нем появилась потребность у одной или обеих сторон, и подачей соответствующего заявления лицо возбудило судебную деятельность. Не только суд определяет поведение участников процесса, 12
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации
но и последние, прежде всего стороны, во многом направляют деятельность суда. Заинтересованные лица сами решают, обращаться ли им в суд, и если обращаться, то когда именно, кого указать в качестве нарушителя права, каким образом сформулировать элементы иска, размер исковых требований и т. д. Возбудив судебную деятельность, заинтересованные лица путем выражения своих волеизъявлений могут влиять на ее дальнейшее движение — р азвитие, переход из стадии в стадию и прекращение. Разумеется, перечисленные и некоторые иные волеизъявления сторон в развитии гражданских процессуальных правоотношений имеют значение лишь юридических фактов, а вопрос по существу решается путем принятия судом соответствующих властных постановлений. Тем не менее вряд ли будет большим преувеличением сказать, что суд разрешает гражданские дела лишь постольку, поскольку они переданы на его рассмотрение волеизъявлением заинтересованных лиц и не сняты этими лицами с судебного разбирательства. Думается, что действия суда в значительной степени детерминируются лицами, участвующими в деле, также в ходе представления ими доказательств, участия в их исследовании, заявления различного рода ходатайств, высказывания мнений по поводу ходатайств других участников процесса и т.д. 4 Взгляд на гражданские процессуальные отношения как главным образом властеотношения на практике порой приводит к тому, что возможность реализации правомочий участников процесса рассматривается как некая милость, которую государственный орган (суд) может предоставить, но только в строго определенных пределах. В частности, нередкими являются попытки судов апелляционной и кассационной инстанций строго регламентировать время выступления участников процесса, ссылаясь на то, что правовую позицию соответствующего субъекта, например представителя, они уже поняли, в течение данного рабочего дня им нужно рассмотреть значительное количество дел и т. д. 4
См.: Боннер А. Т. Соотношение властности и диспозитивности в развитии гражданских процессуальных правоотношений // Боннер А. Т. Избранные труды. Т. I. М., 2017. С. 221–233. 13
Судебные формы защиты гражданских прав
К сожалению, в российских судах достаточно распространенной является практика, когда суды I инстанции, а чаще — в ышестоящие суды не дают себе труда изложить в судебном постановлении доводы участников процесса и дать на них аргументированный ответ. В Конституции РФ или в ГПК РФ нет положения, соответствующего норме, закрепленной в конституциях некоторых европейских стран. Например, в ФРГ этот принцип возведен в ранг конституционного, поскольку «правовое государство немыслимо без права быть выслушанным». Нарушение данного принципа в этой стране означает нарушение одного из основных прав граждан, которое может быть восстановлено путем подачи конституционной жалобы на судебное решение в Федеральный Конституционный суд. Рассматривая конкретное дело такого рода, Конституционный суд ФРГ разъяснил, что это право является единственным проправом (Urrecht), которое не допускает вершить с ним «короткий процесс» 5. Причем неотъемлемым составным слагаемым этого права является «право быть услышанным». Право быть выслушанным и быть услышанным должно стать не простой декларацией, но работающим положением — одним из краеугольных камней правосудия любого цивилизованного государства. Сетуя на отсутствие данного принципа в законодательстве и главное — в деятельности судебных органов России, автор этих строк раздел одной из своих книг озаглавил следующим образом: «Когда истина по делу не установлена, или «Глас вопиющего» в судебной пустыне. Процессуальные документы» 6. II. Вопросы, связанные с устранением пробелов и совершенствованием законодательства о судебном представительстве. 1. На основании ст. 53 ГПК РФ полномочия представителя должны быть выражены в доверенности, выданной и оформленной в соответствии с законом. В ч. 5 ст. 53 ГПК РФ записано, что право адвоката на выступление в суде в качестве представителя удостоверяется ордером, выданным 5 6
14
Давтян А. Г. Гражданское процессуальное право Германии. М., 2000. С. 34–36. См.: Боннер А. Т. Проблемы установления истины в гражданском процессе. СПб., 2009. С. 572–830.
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации
соответствующим адвокатским образованием. В то же время в ряде случаев для ведения дела адвокату необходима еще и доверенность, поскольку распорядительные действия адвокат, как и другой представитель, может совершить лишь при наличии у него специального полномочия на его совершение (ст. 54 ГПК РФ). В соответствии с ч. 2 ст. 53 ГПК РФ доверенности, выдаваемые гражданами, могут быть удостоверены нотариусом, организацией, в которой работает или учится доверитель, организацией, управляющей домом по месту жительства доверителя, и т. д. и т. п. Проще говоря, среди субъектов, наделенных правом удостоверения доверенностей, называется большое количество организаций и должностных лиц, которые порой и не догадываются о наличии у них столь важного полномочия, не знают, каким образом нужно сформулировать и оформить доверенность. В то же время среди этих субъектов по не вполне понятным причинам не называются адвокатские образования. Между тем отсутствие подобного полномочия у адвокатских образований связано для граждан с различного рода неудобствами, а порой приводит и к серьезным правовым конфликтам. Речь идет о следующем. Для того чтобы удостоверить доверенность, граждане, как правило, обращаются к нотариусам. При этом они тратят время и несут определенные расходы. Порой встречаются и ситуации, когда доверитель по тем или иным соображениям отзывает выданную адвокату доверенность. Причем о такого рода акции поверенному и суду сообщается не всегда. Иногда это приводит к разного рода проблемам и конфликтам. Думается, что перечень субъектов, управомоченных на удостоверение доверенностей граждан, следовало бы дополнить указанием на руководителей адвокатских образований. Такое решение вопроса было бы удобно как доверителям, так и их поверенным — а двокатам. Кроме того, это освободило бы граждан от необходимости несения ненужных расходов, траты времени и смогло бы сыграть важную роль в деле предотвращения различного рода конфликтов и недоразумений между доверителями и поверенными. 2. В ст. 50 ГПК РФ 2002 г. закреплен ранее не известный российскому законодательству вид судебного представительства — п редставительство адвоката по назначению суда. Суд назначает адвоката 15
Судебные формы защиты гражданских прав
в качестве представителя, если у ответчика, место жительство которого не известно, нет представителя, а также в других предусмотренных федеральным законом случаях. Адвокат, назначенный судом в качестве представителя ответчика в случаях, предусмотренных настоящей статьей, вправе обжаловать судебные постановления по данному делу. К сожалению, в российском законодательстве прямо не предусмотрено других случаев такого рода. В данном отношении выгодно отличаются, например, положения ст. 304 ГПК Казахстана, в соответствии с которой после принятия заявления о признании гражданина недееспособным судья назначает ему официального представителя — а двоката. Мы убеждены, что аналогичную норму необходимо срочно ввести и в законодательство Российской Федерации, поскольку ее отсутствие в ряде случаев влечет грубейшие нарушения прав и интересов граждан. В частности, по законодательству Российской Федерации так называемым «выпускникам детских домов» положено муниципальное жилье. К сожалению, при реализации данного правового института достаточно часто допускаются различного рода злоупотребления. Например, в ходе одного из так называемых «журналистских расследований» выяснилось, что из 360 проживавших в Борисовском психоневрологическом интернате Белгородской области оказалось около 200 в принципе здоровых граждан, в том числе много бывших детдомовцев. А кому доставалась положенная им жилплощадь, можно только догадываться. В другом психоневрологическом интернате той же области в течение нескольких лет недееспособными было признано более 500 проживавших там граждан. Психиатрическая экспертиза в отношении всех этих лиц проводилась заочно. Среди указанных граждан было более 200 бывших детдомовцев. А остальные являлись пожилыми и одинокими людьми, у которых до поступления в интернат было жилье. Для проведения экспертизы эти лица зачастую не вызывались. Свои выводы эксперты делали по кратким выпискам из историй болезни, насчитывающим нередко всего несколько слов. Да и эти «документы» являлись незаверенными ксерокопиями. Их дословно переписывали в «заключения» экспертов-–психиатров 7. 7
16
См.: Андриянов И. Квартиры-п ризраки // Российская газета. 2009. 18 сент.
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации
Таким образом, рассказанная печальная история, а точнее — м ножество однотипных историй показывают, что срочное введение в России по делам о признании граждан недееспособными института официального представителя — а двоката совершенно необходимо. Но каким должен быть круг полномочий официального представителя? При обсуждении данного вопроса следует исходить из разъяснения, содержащегося в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении». В частности, здесь записано следующее: «Суд не вправе при вынесении решения принять признание иска или признание обстоятельств, на которых истец основывает свои требования, совершенные адвокатом, назначенным судом в качестве представителя ответчика на основании ст. 50 ГПК РФ, поскольку это помимо воли ответчика может привести к нарушению его прав. Адвокат, назначенный судом в качестве представителя ответчика на основании ст. 50 ГПК РФ, вправе обжаловать решение суда в кассационном (апелляционном) порядке и в порядке надзора, поскольку он имеет полномочия не по соглашению с ответчиком, а в силу закона, и указанное право объективно необходимо для защиты прав ответчика, место жительства которого неизвестно». В ст. 54 ГПК РФ среди полномочий, на совершение которых требуется специальное полномочие, называется право представителя на предъявление встречного иска, изменение предмета или основания иска. Следует ли наделять такого рода полномочиями официального представителя? Логическое и систематическое толкование ст. ст. 50 и 54 ГПК РФ позволяет прийти к следующему выводу. С одной стороны, представляемое лицо волеизъявления на участие в деле конкретного представителя, как и представителя вообще, не выражало. С другой стороны, лишение назначенного судом представителя отдельных из числа предусмотренных ст. 54 ГПК РФ полномочий не позволит ему полноценно защищать права представляемого. Поэтому, кроме права на подачу апелляционной (кассационной) и надзорной жалобы, на что обращено внимание Пленумом Верховного Суда РФ, в соответствующих случаях у официального представителя может возникнуть необходимость в подписании и предъявлении встречного иска, а также в изменении его предмета или основания. Впредь же до внесения 17
Судебные формы защиты гражданских прав
соответствующих дополнений в ГПК РФ о наличии у официального представителя такого рода полномочий следовало бы разъяснить на уровне постановления Пленума Верховного Суда РФ. III. Вопросы, связанные с разработкой эффективных правовых мер защиты граждан и юридических лиц от недобросовестных судебных представителей. К сожалению, ситуации неквалифицированного или недобросовестного исполнения адвокатами своих профессиональных обязанностей являются не редкостью. В ряде случаев доверителям адвокатов в связи с этим причиняется материальный вред. В соответствии со ст. 7 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» адвокат обязан честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством Российской Федерации средствами; постоянно совершенствовать свои знания и повышать свою квалификацию. За неисполнение либо ненадлежащее исполнение своих профессиональных обязанностей адвокат несет ответственность, предусмотренную названным Федеральным законом. На основании пп. 6 п. 1 Федерального закона от 31 мая 2002 г. адвокат обязан осуществлять страхование риска своей профессиональной имущественной ответственности. В то же время Федеральным законом от 03.12.2007 № 320-ФЗ действие указанной нормы приостановлено «до дня вступления в силу федерального закона, регулирующего вопросы обязательного страхования профессиональной ответственности адвокатов». На сегодняшний день такого федерального закона нет, и когда он появится, неизвестно. Каким же образом можно выйти из положения, если к адвокату в связи с его неквалифицированным или недобросовестным исполнением профессиональных обязанностей будет предъявлено требование о компенсации причиненных доверителю убытков? Ситуация является достаточно сложной, в том числе в силу следующего. Думается, что положения гл. 59 ГК РФ «Обязательства из причинения вреда» «напрямую» здесь применить трудно, поскольку, как правило, речь идет о содержании судебных постановлений, которыми с доверителя адвоката взысканы либо, напротив, не взысканы какие-то суммы. А судебные постановления 18
Проблемы совершенствования института судебного представительства в Российской Федерации
выносят судьи, а не адвокаты. Однако низкая квалификация либо недобросовестность адвоката способствовали ущемлению прав и интересов доверителя, а порой и вынесению незаконного и необоснованного решения. В качестве простейшей иллюстрации излагаемой ситуации приведем пример из практики Квалификационной комиссии Адвокатской палаты г. Москвы. А. заключил с К. договор займа на сумму 11 072 500 руб. В договоре было указано, что супруге заемщика о его заключении известно и она с ним согласна. А на последней странице договора от руки было записано следующее: «Условия сделки мне известны и мной одобрены. Елена Вячеславовна А.» и поставлена подпись. В связи с невозвратом долга к супругам А. был предъявлен иск. В судебном заседании А. заявила, что о заключении договора займа ее супругом ей ничего не было известно, а запись и подпись от ее имени поддельны. В рассмотрении дела принимала участие адвокат В. Однако ни встречного иска о признании договора займа недействительным, ни ходатайства о назначении почерковедческой экспертизы адвокат не подготовила и не заявила. Взыскивая с каждого из супругов по 6 200 162 руб., суд в решении записал, что договор займа гр-кой А. не оспорен (п. 2 ст. 35 Семейного кодекса РФ). По заявлению А. Квалификационная комиссия адвокатской палаты г. Москвы констатировала в действиях адвоката В. наличие дисциплинарного проступка, а Совет Адвокатской палаты наложил на нее соответствующее дисциплинарное взыскание. Однако вопрос о материальной ответственности адвоката остался открытым. И подобные, а порой и еще более вопиющие случаи ненадлежащего исполнения адвокатами своих профессиональных обязанностей, к сожалению, не являются единичными. Думается, что вопрос о материальной ответственности недобросовестных адвокатов можно было бы решить следующим образом. Следовало бы дополнить Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». В соответствии с этими дополнениями квазисудебным органам адвокатского сообщества — К валификационным комиссиям и Советам адвокатских 19
Судебные формы защиты гражданских прав
палат следовало бы предоставить право решать вопрос о привлечении адвокатов к материальной ответственности со взысканием соответствующих сумм в пользу доверителей, пострадавших от неквалифицированных или недобросовестных действий их поверенных. Вполне естественно, что заинтересованным лицам — а двокатам и их доверителям необходимо будет предоставить возможность обжалования такого рода решений в судебном порядке.
20