московское архитектурное наследие: точка невозврата by Nikolay Borisov

“Thanks to this report, the attention of the public has been drawn to many of the recent mistakes made in Moscow. They have been brought out of the shadows into the light.” Professor Andrei Batalov

«Хотя критики ранее уже указывали на то, что силуэт Москвы быстро изменяется, это – первый случай, когда международная команда экспертов забила тревогу». Люк Хардинг, газета «The Guardian» “Although critics have previously pointed out the rapidly changing nature of Moscow's skyline, this is the first time a team of international experts has sounded the alarm.” Luke Harding, The Guardian

выпуск 2 / updated, expanded edition

«Благодаря этому отчету внимание общественности было привлечено ко многим ошибкам, сделанным в последнее время в Москве. Они были выведены из тени на свет». Профессор Андрей Баталов

московское архитектурное наследие: точка невозврата / moscow heritage at crisis point

Отзывы на первое издание / What they said about the first edition

московское архитектурное наследие: точка невозврата

moscow heritage at crisis point выпуск 2 / updated, expanded edition

московское архитектурное наследие: точка невозврата выпуск 2

мoscow нeritage at сrisis point

updated, expanded edition

московское архитектурное наследие: точка невозврата выпуск 2

мoscow нeritage at сrisis point

updated, expanded edition

ISBN: УДК: ББК:

978-0-905978-59-8 72.03 (470-25) 85.113 (2) С33

Главный редактор Эдмунд Харрис Editor-in-chief Edmund Harris Редакторы-составители Эдмунд Харрис, Клементина Сесил, Анна Броновицкая Editors and compilers Anna Bronovitskaya, Clementine Cecil, Edmund Harris Литературный редактор Ирина Белякова Style editor Irina Belyakova Перевод Эдмунд Харрис, Кирилл Левинсон, Анна Броновицкая Translators Edmund Harris, Kirill Levinson, Anna Bronovitskaya Корректор Адриан Карнеги Proof-reader Adrian Carnegie Основным фотографом данного издания является Петр Антонов (www.petrantonov.com). Свои фотографии также предоставили: Николай Авакумов, Яэль Арье, Иван Бойко, Сергей Брель, Анна Броновицкая, Наталия Броновицкая, Екатерина Бычкова, Юлия Бычкова, Роберт Грешофф, Наталия Душкина, Анке Заливако, Марина Каменев, Якоб Кнапп, Павел Крижевский, Ник Кэйн, Калдер Лот, Василий Максимов, Елена Минчёнок, Александр Можаев, Алексей Народицкий, Ксения Новохатько, Игорь Пальмин, Юрий Пальмин, Юлия Похалецкая, Ричард Пэйр, Денис Ромодин, Светлана Рубис, Наталья Самовер, Кирилл Самурский, Клементина Сесил, Михаил Стриженов, Елена Суббота, Игорь Табаков, Илья Филимонов, Владимир Филонов, Александр Фролов, Сергей Шатунов, Василь Ярошевич The photographs were taken by Petr Antonov (www.petrantonov.com) with additional contributions from: Yael Arie, Nikolai Avvakumov, Ivan Boiko, Sergei Brel, Anna Bronovitskaya, Nataliya Bronovitskaya, Yekaterina Bychkova, Yulia Bychkova, Clementine Cecil, Nataliya Dushkina, Ilya Filimonov, Vladimir Filonov, Alexander Frolov, Robert Greshoff, Marina Kamenev, Nick Kane, Jakob Knapp, Pavel Krizhevsky, Sergei Lorgus, Calder Loth, Vasily Maximov, Yelena Minchyonok, Alexander Mozhayev, Alexei Naroditsky, Kseniya Novokhatko, Igor Palmin, Yury Palmin, Yuliya Pokhaletskaya, Richard Pare, Alexandra Pavlova, Denis Romodin, Svetlana Rubis, Natalya Samover, Kirill Samursky, Sergei Shatunov, Mikhail Strizhenov, Yelena Subbota, Igor Tabakov, Vasil Yaroshevich, Anke Zalivako Дизайнер Алёна Иванова Graphic designer Alyona Ivanova Технический редактор Игорь Бурый Prepress Igor Boury Printed in NFP Отпечатано в типографии NFP Администрация Клементина Сесил, Эдмунд Харрис, Марина Хрусталёва Administration Сlementine Cecil, Edmund Harris, Marina Khrustaleva Издание осуществлено при поддержке:SAVE Europe’s Heritage, Institut Minos, журнал «Проект Россия», DoCoMoMo International, Архнадзор Publication supported by SAVE Europe’s Heritage, Institut Minos, Project Russia magazine, DoCoMoMo International, Archnadzor

© Эдмунд Харрис, Клементина Сесил, Анна Броновицкая (концепция, составление) 2009 / Edmund Harris, Clementine Cecil and Anna Bronovitskaya (concept, compilation) 2009 © Авторы статей 2009 / All the authors, 2009 © Авторы фотографий 2009 / All the photographers, 2009 © Алёна Иванова (графический дизайн) 2009 / Alyona Ivanova (graphic design) 2009 © MAPS 2009 © SAVE Europe’s Heritage 2009

ВВ Е ДЕ Н И Е

IN T RO DUC T IO N

Меньше слов, больше дела!

Less Talk, More Action!

Маристелла Кашиато

Реакция на первое издание отчета

By Maristella Casciato

Клементина Сесил

Прогресс

By Clementine Cecil

Эдмунд Харрис и Анна Броновицкая

Московское наследие – подлинный или поддельный исторический город?

The Reaction to the First Report

Progress – An Update on Buildings Featured in the First Edition By Edmund Harris and Anna Bronovitskaya

Маркус Бинни

Moscow’s Heritage – Authentic or Ersatz Historic City? By Marcus Binney

ОЧЕ Р К АРХ И Т Е КТ УРНО Й ИСТО РИИ МОС КВЫ

A N O UT LIN E OF MOSCOW’S A RC H IT EC T URA L HISTORY

Церковная архитектура

Ecclesiastical Architecture

Эдмунд Харрис

Жилая архитектура до революции

By Edmund Harris

Анна Броновицкая

Авангард 1920-1930-х годов

By Anna Bronovitskaya

Клементина Сесил

Сталинская архитектура

Stalin-era Architecture By Calder Loth By Anna Bronovitskaya

Анна Броновицкая

Постсоветская архитектура

The 1920s and 1930s Avant-garde By Clemеntine Cecil

Калдер Лот Анна Броновицкая

Модернизм второй волны

Residential Buildings From Before 1917

The Second Wave of Modernism By Anna Bronovitskaya

105

Эдмунд Харрис

Post-Soviet Architecture By Edmund Harris

КР И З И С М ОС КОВ СКО ГО АРХ ИТЕ КТ УР НО ГО НАС Л Е ДИЯ

117

T H E C RISIS FAC IN G MOSCOW’S H ERITA GE

10 угроз исторической Москве

119

10 Threats to Historic Moscow

Адам Уилкинсон

Вторжения в исторический ландшафт

By Adam Wilkinson

131

Наталия Броновицкая

Утраты

By Natalia Bronovitskaya

144

Эдмунд Харрис

Под угрозой

154

Эдмунд Харрис и Клементина Сесил

Under Threat By Edmund Harris and Anna Bronovitskaya

186

Рустам Рахматуллин

Общественное движение в защиту наследия

Losses By Edmund Harris

Эдмунд Харрис и Анна Броновицкая

Последние изменения в охранном законодательстве

Intrusions to the Historic Cityscape

Building Conservation Law – The Latest Developments By Rustam Rakhmatullin

195

The Grassroots Conservation Movement By Edmund Harris and Clemеntine Cecil

ТЕОРИЯ СОХ РАН Е Н И Я Н АС Л Е Д ИЯ.

CO N SERVAT ION T H EO RY:

ПРАКТИКА: ЛУЧ Ш И Е И Х УД ШИЕ ПР ИМЕ Р Ы

205

BEST A N D WORST P RAC T ICE

Прямое действие: Публичные акции

207

Direct Action: Public Campaigning

Эдмунд Харрис

By Edmund Harris

Денис Литошик, Юлия Мезенцева и Павел Каныгин

By Denis Litoshik, Yulia Mezentseva and Pavel Kanygin

Как вести информационную войну

How to Wage an Information War

Как защитить от сноса жилой дом

How to Stop Your House From Being Pulled Down

(перепечатывается с разрешения журнала «Большой город»)

(republished by kind permission of Bolshoi Gorod magazine)

По материалам сайта www.vpokoe.ru

Историческая подлинность

From material provided by vpokoe.ru

216

Наталия Душкина

Муляжи

By Natalia Dushkina

230

Эдмунд Харрис

Трудные случаи

237

249

Sustainable Re-use By Edmund Harris

262

Наталья Самовер

САНКТ-ПЕ Т Е Р БУР Г

Thorny Issues By Edmund Harris

Эдмунд Харрис

Состояние реставрационной отрасли сегодня

Façading and Sham Replicas By Edmund Harris

Эдмунд Харрис

Приспособление к новому использованию

Historical Authenticity

The State of the Restoration Sector Today By Natalia Samover

275

Елена Минчёнок

ST P ET ERSBURG

By Yelena Minchyonok

Указатель памятников и построек

290

Index of Buildings and Places

Об авторах

298

About the Authors

Благодарности

301

Acknowledgements

колонтитул

введение / introduction

9 Предисловие

Foreword

Выход первого выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» 14 мая 2007 года привлек к себе огромное внимание и широко освещался в средствах массовой информации. В нем в концентрированном виде выразилась назревшая тревога по поводу судьбы архитектурного наследия города. Группа авторитетных специалистов из разных стран высказала недвусмысленное предупреждение: историческая Москва приближается к катастрофе. Прошло полтора года. Появившиеся за это время многочисленные публикации на страницах газет и журналов продемонстрировали, что архитектурное наследие Москвы остается животрепещущей темой. Вскоре стала очевидной необходимость второго выпуска отчета, в котором было бы рассказано о дальнейшей судьбе зданий, представленных в первом выпуске, были бы освещены новые явления и события, угрожающие историческому наследию Москвы, и более глубоко проанализированы стоящие за этим проблемы. Первый выпуск отчета был частью общественной кампании, результатом которой стали существенные сдвиги в ситуации. Валерий Шевчук – глава Москомнаследия, вступивший в должность в то время, когда первое издание готовилось к печати, – предпринял значительные усилия, чтобы наладить диалог с общественными организациями. В апреле 2007 года впервые был обнародован полный реестр охраняемых памятников Москвы. Москомнаследием было инициировано первое уголовное дело по факту незаконных переделок в приватизированном здании, являющемся охраняемым памятником культуры. В мае 2008 года по приговору суда дом был конфискован у владельца (см. с. 202). Выросло число зданий, признанных объектами культурного наследия. Наметился прогресс в сотрудничестве официальных органов с общественными организациями. В первой половине 2008 года Шевчук регулярно проводил встречи с общественностью, и Москомнаследие демонстрировало готовность реагировать на информацию об угрозах историческим зданиям, предоставляемую общественными инспекторами. В 2004 году, когда было основано MAPS, такого нельзя было даже представить. Однако Москомнаследие не предоставляет общественным инспекторам никакой юридической или административной поддержки. Мы уже имели возможность убедиться в том, что готовность реагировать на обеспокоенность жителей города проявляется очень избирательно. Жизненно важно, чтобы официальный орган охраны наследия сохранял доверие общественности, выполняя свои обещания, и чтобы появившиеся обнадеживающие признаки открытости сопровождались более фундаментальными переменами в отношении к наследию. Оно по-прежнему в опасности. Несмотря на многочисленные протесты, осуществляется разрушительный проект модернизации универмага «Детский мир» (см. с. 165). Многие памятники первостепенной важности стоят заброшенными. Защитники наследия ведут бесконечную борьбу почти безоружного Давида с множеством Голиафов. Экономический кризис, сказавшийся на строительной отрасли города, предоставит лишь временную передышку. Вскоре после выхода первого выпуска нашего отчета девелопер Леонид Казинец заявил в интервью журналу «Огонек»,

The release of the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ on May 14th, 2007, generated a huge amount of attention and extensive media coverage, acting as a lightning rod for long-standing concerns over the fate of the city’s architectural heritage. Here was a clear warning from an international panel of authoritative experts that historic Moscow was heading for disaster. Numerous headline-grabbing stories involving city landmarks in the following 18 months have demonstrated that Moscow’s heritage continues to be a very live topic. The need for a second edition to show what had happened subsequently to buildings featured in the first edition, to highlight new threats to the heritage and explore background issues more deeply became fast apparent. The first edition was part of a movement that has led to some significant changes. Valery Shevchuk, the energetic head of Moskomnaslediye (the city government's building conservation body) who assumed his post while the first edition was being put together, has made significant efforts to open dialogue with grassroots organisations. The register of state-protected buildings in Moscow was made public in April 2007 for the first time ever — albeit not in full — something we called for in the first edition. The first criminal case for unsanctioned alterations to a privatised listed structure was brought by Moskomnaslediye against the owner in May 2008 followed by confiscation (see p.203). More buildings have been granted listed status. Progress has been made with involving grassroots organisations. In the first half of 2008 Shevchuk held regular meetings with the public and Moskomnaslediye has shown willingness to accept evidence presented by self-appointed public heritage inspectors about historic buildings under threat. Official inspectors have then invited their colleagues from grassroots organisations to see for themselves that Moskomnaslediye has acted on their findings. This is a far cry from the state of affairs when MAPS was founded in 2004. But Moskomnaslediye provides no legal or administrative support for the public inspectors. There are signs that its willingness to address public concerns is selective. It is vitally important that the organisation maintains public confidence by delivering what it promises and that these encouraging outward signs of increased openness are accompanied by a more fundamental change in attitude. Serious threats remain. A highly destructive scheme to upgrade the Children's World department store (see p.105) is going ahead despite widespread and vocal opposition. Elsewhere, buildings of first rank importance stand derelict and preservationists remain locked in a struggle between an under-armed David and a multitude of Goliaths. The impact that the current economic crisis has had on the Russian construction industry will provide no more than temporary respite. The declaration by developer Leonid Kazinets that “70 percent of the buildings in the centre are of absolutely no interest” and that he was “in favour of clearing all this old rubbish out of the city” in an interview to Ogonyok magazine shortly after the appearance of the first report caused a major stir. Yet he was honestly expressing a widely held view. “Moscow isn’t Rome — in Rome it’s all right to leave the Colosseum half destroyed and to conserve other buildings in a ruined state”, Vladimir Resin, head

Эдмунд Харрис и Клементина Сесил

By Edmund Harris and Clementine Cecil

введение / introduction что «в центре 70 процентов зданий не представляют никакого интереса. […] Я за то, чтобы в городе все старье вычистить». Это заявление вызвало тогда сенсацию, однако Казинец лишь выразил точку зрения, которой придерживаются очень многие. Например, Владимир Ресин, глава столичного стройкомплекса, сказал примерно в то время, когда проходила презентация нового Военторга в августе 2008 года: «Москва не Рим, это в Риме можно оставлять полуразрушившийся Колизей и сохранять в руинном состоянии другие объекты». Покойный Алексей Комеч, директор Института искусствознания, был прав, когда указывал на большое сходство между современной позицией строителей и чиновников Москвы и риторикой советских органов власти, которые в 1930-х годах нанесли огромный урон наследию Москвы, убирая из города «мусор прошлого». Сегодня ясно, что движение за сохранение архитектурного наследия должно не только защищать отдельные здания, но и способствовать изменению в сознании людей. В ноябре 2008 года в Лейпциге на ежегодной Европейской ярмарке по культурному наследию, охране и реконструкции городских зданий Denkmal мэру Москвы Юрию Лужкову и архитекторам и подрядчикам, работавшим над реконструкцией незаконченного дворца XVIII века в Царицыне, была присуждена премия имени Бернхарда Реммерса «За выдающиеся заслуги в реставрации и сохранении памятников архитектуры». «То, что было сделано в Царицыно, не имеет права называться реставрацией», – заявил Борис Сизов, директор по науке Центральных научно-реставрационных проектных мастерских (ЦНРПМ), реставратор высшей категории. Но теперь городские власти пытаются утверждать, будто эта премия доказывает, что их действия в отношении исторических зданий Москвы получают одобрение иностранных экспертов, а это лишний довод в пользу того, что успех Царицына оправдывает столь же варварскую реконструкцию, запланированную для Провиантских складов (см. с. 159, 244). Задача этого отчета показать, что подобное обращение с историческим архитектурным наследием совершенно не соответствует передовой практике, принятой в мире. Но мы также хотим продемонстрировать, что в самой Москве есть специалисты, способные осуществлять как грамотную реставрацию, так и тактичное и изобретательное приспособление исторических зданий к новым задачам. Мы полагаем, что пора к этим людям прислушаться. В течение долгого времени городские власти и девелоперы утверждали, что широкомасштабное уничтожение старой застройки и реконструкция целых кварталов неизбежны в силу статуса Москвы как столичного города. Теперь уже очевидно: вслед за Москвой то же самое происходит по всей России. За последние годы была утрачена значительная часть исторической застройки Казани, в Сочи, в связи с подготовкой к Олимпиаде, уничтожаются замечательные памятники советской эпохи, скудеет архитектурное наследие Нижнего Новгорода и других городов. Ситуации, сложившейся в Самаре, MAPS намерен посвятить отдельный отчет. Даже над историческим центром Санкт-Петербурга нависла серьезная опасность: об этом говорится в новом разделе этого отчета, подготовленном нашим петербургским партнером – организацией «Живой город». При подготовке второго выпуска отчет «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» был всесторонне переработан. Все главы, посвященные архитектурной истории города,

10 of the city government’s construction division, announced when the New Voyentorg was unveiled in August 2008. The late Alexei Komech was right in drawing close parallels with the rhetoric of the Soviet authorities who, in the 1930s, inflicted untold losses on Moscow’s heritage in the name of clearing away ‘the detritus of the past’. This is a battle for hearts and minds as much as individual buildings. In November 2008 Mayor Yury Luzhkov and the architects and contractors who worked on the reconstruction of the unfinished 18th century palace at Tsaritsyno were awarded the Bernhard Remmers prize for outstanding achievements in the restoration and conservation of historic buildings at the annual Denkmal restoration fair in Leipzig. “What was done there has no right to be called restoration,” stated Boris Sizov, top-ranking restorer and research director of the Central Research and Restoration Design Offices. But the city government is now trying to use the prize as proof that its treatment of historic buildings in Moscow is endorsed by foreign experts. This strengthens its argument that the success of Tsaritsyno justifies the equally heavy handed reconstruction planned for the Provisions Warehouses (see p. 159 and pp. 245-246). Our task in this report is to show that such treatment of historic buildings falls well short of internationally accepted best practice. But it is also to show that there are plenty of specialists capable of proper restoration and imaginative but sensitive conversions of historic buildings in Moscow itself, and that it is time more heed was paid to them. For a long time it was argued by the city government and developers that Moscow’s status as the capital made widescale demolition and redevelopment inevitable. It is now clear that where Moscow treads, Russia follows. In recent years much of historic Kazan has been lost, while important works of Soviet architecture are being destroyed in Sochi as part of the preparations for the 2014 Winter Olympics and historic buildings in Nizhny Novgorod and other cities are rapidly diminishing in number. MAPS intends to publish a separate report covering the situation in Samara. Even the historic centre of St Petersburg is at grave risk, as explained in the new chapter on that city contributed by our partner organisation there, The Living City. ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ was comprehensively revised for the second edition. The chapters dealing with the architectural background of the city have all been rewritten and updated. So have the catalogues of buildings that are under threat or have been lost in recent years. New chapters have been added on restorations and conversions of historic buildings to highlight sustainable approaches and to warn about misguided approaches. As work progressed on the second edition it became apparent that the question of authenticity was central to all the cases discussed, and Natalia Dushkina’s essay on the issue (pp. 216-225) forms one of the theoretical pillars of this book. We have done our best to make the second edition of this report as comprehensive and accurate as possible. But Moscow’s heritage is always in a fluid situation and, moreover, this is a time of great activity for the conservation movement in the city. Therefore some of the information in this report will inevitably be out of date or else the emergence of new information will have rendered it incomplete by the time this book appears in print. The second edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’

11 были расширены и актуализированы. Обновлены каталоги зданий, которые находятся под угрозой или утрачены за последние годы. Добавлены новые главы, посвященные изменениям в историческом городском пейзаже, реставрации и перепрофилированию исторических зданий. По ходу работы над вторым выпуском стало очевидно, что для всех описанных случаев главной является проблема аутентичности. Эссе Наталии Душкиной, посвященное этой проблеме (с. 216-225), является одним из краеугольных камней всей книги. Мы приложили все усилия к тому, чтобы второе издание о тчета было как можно более полным и точным. Но ситуация с московским архитектурным наследием постоянно меняется, кроме того, в последнее время в городе значительно повысилась активность движения за охрану наследия. Поэтому к моменту публикации книги часть содержащейся в отчете информации неизбежно устареет, или же появление новых сведений сделает его неполным. Но прежде всего второе издание отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» является стоп-кадром, зафиксировавшим состояние города на сегодняшний день. Нагляднее, чем любые тексты, происходящее с историческим центром демонстрируют фотографии; в конечном счете, они показывают, как плохо суррогатная Москва, возникающая повсюду, выглядит в сравнении с настоящей, построенной в XVII или в XXI веке. Эта книга одновременно признание в любви к Москве и предостережение. Если читатели откликнутся на то, что мы хотим до них донести, и присоединят свои голоса к нашим, задача книги будет выполнена.

is a snapshot of Moscow today. More vividly than any number of pages of polemic, the photographs show what is happening to the historic city; ultimately, how poorly the ersatz Moscow springing up everywhere compares to its true self, be that the product of 17th or 21st century Muscovites. They are both a celebration of the city and a warning. If people heed the message they convey and join their voices to ours, then our mission will have been achieved.

12 Меньше слов, больше дела!

Less Talk, More Action!

Для моего поколения современная культура начинается с русского авангарда, с вклада, внесенного им в строительство прекрасного нового мира в СССР. Среди тех немногих, но необыкновенных людей, которые научили нас и следующие за нами поколения понимать и ценить роль советских художниковавангардистов в формировании нового общества, порожденного Октябрьской революцией, была покойная Кэтрин Кук – известный ученый и специалист по советской архитектуре и градостроительству. Сегодня, спустя пять лет после ее трагической гибели в автомобильной катастрофе, я пишу эти строки, чтобы воздать должное ее интеллектуальной щедрости и ее достижениям как ученого. В век глобализации, в связи с быстро распространяющимися эффектами т.н. «градостроительного поворота на 180°» в современных мегаполисах, влияние идей советских архитекторов эпохи авангарда сильно уменьшилось. Неудивительно, что в наши дни деятельность городских властей, которая продиктована законами необратимости и непостоянства, свидетельствует о полном отсутствии исторического сознания. Прошлое статично и поэтому не удовлетворяет потребностям современного города, где доминирующая тенденция – это изменчивость. Это очень ярко проявилось в ходе того всплеска капиталистической эйфории, которая в последние годы питает строительный бум в России вообще и в Москве в частности. Шедевры советского авангарда – не более чем призраки утопии, которые уже почти канули в прошлое. Налицо осязаемые доказательства того, что само понятие наследия подвергается сегодня в России радикальному пересмотру, не говоря уже о судьбе тех памятников, которые являются свидетельствами поиска путей к новому обществу под знаменем модернистской архитектуры. В названии одной недавней публикации о российской архитектуре начала ХХ века сознательно обыграна тема печальной участи модернистских зданий: «Потерянный авангард». «То, что от них осталось, – говорится в книге, – уже почти невидимо: столько всего нового построено в Москве со времени падения коммунистического режима в 1991 году ... к голосам тех, кто выступал за сохранение этого хрупкого наследия, общественность по большей части осталась равнодушна…» Эта хрупкость не случайна, она результат сознательного процесса, в ходе которого огромное количество модернистских зданий было изуродовано или разрушено. Причина состоит в том, что политики, а вслед за ними и крупные собственники считали, что могут делать все что угодно с постройками, которые – по крайней мере в некоторых случаях – считались памятниками архитектуры, охраняемыми государством. Безразличие и близорукость властей и застройщиков сделали уязвимыми здания, которые сами по себе были достаточно долговечны – во всяком случае, более долговечны, чем идеология, которой они когда-то служили. Быстрое развитие рынка недвижимости и строительного бизнеса – лишь один аспект широкой кампании damnatio memoriae, которая привела, помимо всего прочего, к тому, что гостиница «Москва» (А. Щусев и др., 1930-е гг.) уничтожена, а рабочие клубы 20–30-х гг. – эти подлинные бастионы коллек-

I belong to a generation which views the contribution made by the Russian avant-garde towards the Soviet brave new world as the very origin of our modernity. The late Catherine Cooke, a renowned scholar and expert on Soviet architecture and town planning, was one of that small, but exceptional group of people who taught my generation and those that succeeded it to understand and appreciate the role of designers of the Soviet avant-garde in shaping the new society born of the October Revolution. Five years after her tragic death in a car accident, these words are written to salute her intellectual generosity and achievements as a scholar. In the age of globalisation the impact of the ideas of Soviet avant-garde architects has been greatly diminished by the burgeoning effects of what town-planners have defined as ‘the urban U-Turn’ of the contemporary metropolis. It should come as no surprise that the practice of city governments of today, dictated as it is by the laws of irreversibility and impermanence, evidences a total lack of historical awareness. Past history is static and therefore does not serve the needs of the modern city, where the dominant trend is instability. This is very much the case with the explosion of capitalist euphoria, which in recent years has fuelled the booming development of Russia in general and Moscow in particular. The masterpieces of the Soviet avant-garde are no more than phantoms of a utopia that have all but disappeared into the depths of history. There is tangible proof that the very concept of heritage itself is undergoing a radical revision, to say nothing of the fate of those monuments that bear witness to the search for a new society under the banner of modernist architecture. The title of a recent publication on Russian modernism made a conscious play of the sad fate of these buildings – ‘The Lost Vanguard’. Described as “relics”, they “have become almost invisible, so great has been the development of Moscow since the disappearance of the communist regime in 1991… the public has remained largely unmoved by the messages of the advocates for the preservation of a fragile inheritance…” This fragility is no accident, but rather the result of a deliberate process that has resulted in the disfiguration or demolition of a large number of modern buildings. The reason is that politicians and, consequently, property tycoons have treated as disposable edifices which — in some cases, at least — were supposedly stateprotected. Unresponsiveness and myopia have rendered ulnerable buildings which are in fact durable, and indeed have proved to be longer-lasting than the ideology that they once promoted. The rapid development of the property industry is but one aspect of a massive campaign of damnatio memoriae that also brought about the annihilation of the Hotel Moskva, designed by Alexei Shchusev and others in the 1930s, and alterations that have sometimes resulted in outright mutilation of workers’ clubs from the 1920s and 30s — the true bulwarks of the collective life of Soviet Russia. Few of the works from this period have been well placed to withstand the onslaught of the post-Soviet era, yet even if the current fate of the house that Konstantin Melnikov designed for himself (1927-31) and Moisei Ginzburg’s Narkomfin (1928-30) leaves us distraught, all is not yet lost.

Маристелла Кашиато, Председатель Docomomo International

By Maristella Casciato, Chair of Docomomo International

Материалы о зданиях, представленных российским отделением Docomomo для включения в регистр Docomomo. Выбор зданий осуществлялся под руководством Кэтрин Кук Contributions made by Docomomo Russia to the Docomomo Registers (2000): he choice of buildings was coordinated by Catherine Cooke.

тивной жизни Советской России – подвергаются таким перестройкам, которые порой просто уродуют их. Немногие из произведений того периода оказались в состоянии сопротивляться натиску, начавшемуся в постсоветскую эпоху, но, хотя судьба дома Мельникова (1927-1931) и дома Наркомфина (М. Гинзбург, 1928-1930), безумно печальна, еще не все потеряно. Первое из этих двух зданий было и остается жемчужиной модернистской архитектуры благодаря своему передовому проекту: это динамический синтез домашнего очага и мастерской, подобной фабрике. Новейшая история этого дома читается почти как шпионский роман с необычайно закрученным сюжетом: конфликты между наследницами после смерти Виктора Мельникова, сына архитектора, в начале 2006 г.; ущерб, нанесенный дому беспорядочной строительной деятельностью по соседству; неожиданный поворот дела, когда одна из двух наследниц продала половину здания молодому сенатору с хорошими связями; и наконец, последние события, после которых дом оказался в ситуации юридической неопределенности – а это, пожалуй, самая опасная угроза из всех, если учесть прожорливость московских застройщиков. Дом Наркомфина, по замыслу Гинзбурга, должен был продемонстрировать результаты его поисков новой формы домашней жизни через создание образцового жилого комплекса, спланированного так, чтобы превратить своих жителей в полуколлективизированное сообщество. Уникальность здания заключается скорее в новаторском пространственном решении интерьера, чем в изобретении новой типологии. Гинзбург стремился к архитектуре, которая воплощала бы теоретические идеалы. Его важная работа «Стиль и эпоха» (1924) была манифестом нового

The former is an enduring modernist icon thanks to its visionary design — a dynamic synthesis of a domestic sanctuary and a factory-like studio. The recent history of the house reads almost like a spy story with an especially convoluted plot: the conflicts among the heirs following the death of Victor Melnikov, the architect’s son, in early 2006; damage caused by the disorderly redevelopment of the neighbouring blocks; the coup de théâtre that occurred when one of the two heirs sold half of the building to a young and well-connected senator in the Federation Council; recent developments that have left the house in legal limbo, probably the most dangerous threat of all given the voracity of Moscow’s property developers. Narkomfin was conceived as a demonstration of the results of Ginzburg’s search for a new domesticity through the creation of a model residential complex, which was designed to shape its denizens into a semi-collectivised community. The uniqueness of the building lay in the spatial innovation of the interior rather than in the invention of a new typology. Ginzburg was aiming for an architecture that made theoretical ideals flesh, and his important work of 1924 ‘Style and Epoch’ was the manifesto of the Constructivist esprit nouveau applied to the “three dimensions of modernity”, in its social, technological and aesthetical significance. But decay is steadily consuming Narkomfin; having gone without maintenance for many years, it is now in a severely dilapidated state. “After decades of deterioration, it is time to act!” Such was the call of one of the speakers invited to the Heritage@Risk Conference held in Moscow in April 2006. Has her plea produced any concrete results? So far there is no firm answer.

введение / introduction конструктивистского духа в его приложении к «трем измерениям современности» – социальному, технологическому и эстетическому. Но теперь дом Наркомфина неудержимо разрушается. Много лет за зданием не было никакого ухода, и теперь оно находится в очень обветшавшем состоянии. «После десятилетий развала пришло время действовать!» – с таким призывом выступила одна из докладчиц, приглашенных на конференцию «Heritage at Risk», проходившую в Москве в апреле 2006 г. Привел ли этот призыв к каким-нибудь конкретным результатам? Пока на этот вопрос нет определенного ответа. Озабоченность, высказанная несколькими международными организациями, привлекла внимание к этой проблеме во всем мире, и внимание это постоянно нарастает – в противоположность полному безразличию российских учреждений, в чьи обязанности входит надзор за модернистским наследием страны, охрана которого требует немедленных действий. Присоединив свой голос к голосам других подобных организаций, Docomomo International способствовала тому, что эти проблемы вызвали резонанс, и теперь, в конце первого десятилетия ХХI века, наша организация намеревается содействовать сохранению советской модернистской архитектуры, укрепляя межкультурное сотрудничество и разворачивая междисциплинарную кампанию, нацеленную на то, чтобы донести эти проблемы до российских политических и деловых кругов на всех уровнях. Перед нами вызов, который мы должны принять: мы обязаны перед следующими поколениями обеспечить будущее наследию советской модернистской архитектуры, чтобы дать им возможность самим составить мнение о культурной ценности этих памятников эпохи.

Обложка сборника материалов международной конференции «Heritage at Risk. Сохранение архитектуры XX века и Всемирное наследие», прошедшей в Москве 17-20 апреля 2006 года Cover page of the proceedings of the ‘Heritage@Risk - Preservation of 20th Century Architecture and World Heritage’ international conference held in Moscow on April 17th-20th, 2006.

14 The concerns voiced by several international organisations have since attracted attention worldwide, which has continued to grow in contrast to the general indifference of the Russian institutions tasked with surveillance of the country’s modernist heritage, the conservation of which demands immediate action. Joining its voice to similar organisations, Docomomo International has given resonance to these concerns and, at the end of the first decade of the 21st century, intends to further the preservation of Soviet modernism through the strengthening of cross-cultural co-operation and the promotion of a multidisciplinary campaign movement, aiming to reach Russia’s stakeholders and policy makers at all levels. Let us accept this challenge: we owe it to future generations to safeguard the future of the Soviet modernist heritage to give them the opportunity of making up their own minds about the cultural value of these witnesses of time.

15 Реакция средств массовой информации на первое издание отчета

The Reaction to the First Report

Публикация первого выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» вызвала огромный резонанс в российской прессе. Статьи об отчете появились во всех ведущих местных и центральных газетах, о его появлении сообщило также множество информационных агентств. Журналисты активно цитировали текст отчета, особенно «Введение», написанное Маркусом Бинни, и статью Адама Уилкинсона «Десять факторов, которые угрожают исторической Москве». На другой день после публикации отчета (14 мая 2007 года) большая статья, посвященная ему и проблемам, поднятым в нем, открывала раздел культуры во влиятельной газете «Коммерсантъ». В последующие дни появились статьи в самых разных газетах, журналах, на сайтах и в блогах. Среди них: «Время новостей», «Ведомости», «Новая газета», «Независимая газета», «Известия», «Московский комсомолец», «The Moscow Times», «Московские новости», «Российская газета», «Комсомольская правда», «Архитектурный вестник», «Эксперт», «Стенгазета», «Регнум», «ПРО Недвижимость (pro-n.ru), newsru.com, utro.ru, kdo.ru, agency.archi.ru, mk.ru, «Мой район» и archnadzor.ru. А журнал «Власть» – приложение к «Коммерсанту» – назвал Маркуса Бинни «героем России». Российские радиостанции также сообщали о выходе отчета: репортажи о нем передавало радио «Сити FM», на радио «Культура» представители MAPS Эдмунд Харрис и Сергей Агеев в течение часа в прямом эфире отвечали на звонки радиослушателей, а русская служба Би-би-си подготовила видеорепортаж о ситуации в Москве. Телевизионные каналы также проявили интерес к отчету: русская служба «Голоса Америки» сняла прогулку с членами MAPS в районе Пушкинской площади. Отдельной темой репортажей стала реакция московских властей: агентство «Интерфакс» сообщило о мнении главного архитектора столицы Александра Кузьмина, в то время как газета правительства Москвы «Тверская, 13» опубликовала длинную статью депутата городской думы Михаила Москвина-Тарханова, сокращенная версия которой позже появилась в «The Moscow News». Депутат с одобрением отозвался о целях, с которыми был написан отчет, но обвинил некоторых из его авторов в связях с оппозиционными политиками (лидером «Яблока» Григорием Явлинским и депутатом Государственной думы Александром Лебедевым) и в том, что свои статьи они написали, действуя в их политических интересах. Один из редакторов отчета, Клементина Сесил, воспользовалась возможностью опровергнуть это утверждение в своем комментарии, напечатанном в британских журналах «Blueprint» и «Prospect». В развитие затронутой темы газета «The Moscow Times» опубликовала интервью с Валерием Шевчуком. Глава Москомнаследия критиковал отчет за то, что, с его точки зрения, он представляет собой политическую акцию; естественно, мы это опровергли. Дела, связанные с наследием, неизбежно являются политическими, но главным побудительным мотивом для публикации стала любовь к Москве. Что касается зарубежных СМИ, то статьи о нашем отчете появились в сообщениях агентств «Ассошиэйтед пресс», «Франспресс», «Рейтер», «Блумберг», в газете «The Guardian» (Великобритания) и «Giornale d’Artitettura» (Италия). Адам Уилкинсон написал и огласил в эфире Всемирной службы Би-би-си «Письмо из России», посвященное отчету.

The reaction to the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ in the Russian press was overwhelming, with articles in all of the leading local and national newspapers and coverage by numerous other media outlets. Journalists quoted extensively from it, especially Marcus Binney’s introduction and Adam Wilkinson’s ‘Ten Threats to Historic Moscow’. The day after the launch on May 14th 2007 a large article devoted to the report and issues raised by it led the culture section of influential broadsheet Kommersant. In the days that followed came articles in a wide range of newspapers, magazines, news websites and blogs: Vremya Novostei, Vedomosti, Novaya Gazeta, Nezavisimaya Gazeta, Izvestia, Moskovsky Komsomolets, The Moscow Times, Rossiiskya Gazeta, Arkhitekturny Vestnik, Stengazeta, Regnum, liga.net, PRO Nedvizhimost (pro-n. ru), newsru.com, utro.ru, kdo.ru, agency.archi.ru, inopressa.ru, mk.ru, Moi Raion, archnadzor.ru. The report even caught the attention of tabloid Komsomolskaya Pravda, which ran the story on its front page. It was also reviewed in Expert magazine and Marcus Binney was nominated a “hero of Russia” in Kommersant’s Vlast supplement. Russian radio stations also covered the launch, with reports on City FM and an hour-long phone-in with MAPS representatives Edmund Harris and Sergei Ageyev on Radio Kultura, while the Russian BBC World Service produced a video report about the situation in Moscow, made available in downloadable form on their website. Television channels also showed an interest — the Russian service of the Voice of America shot a walkabout with MAPS members in the Pushkinskaya Ploshchad area. The reaction from the Moscow authorities was also covered, coming a week after the launch: Interfax reported on the Chief Architect of Moscow Alexander Kuzmin’s response, while city government newspaper Tverskaya 13 published a lengthy feature by Moscow Duma Deputy Mikhail Moskvin-Tarkhanov. He praised the aims of the report but accused some of its authors of being in bed with opposition politicians (Yabloko leader Grigory Yavlinsky and State Duma Deputy Alexander Lebedev) and of having written contributions with a political agenda on their behalf. Co-editor Clementine Cecil took the opportunity to refute this in a comment piece for Blueprint and Prospect magazines. The Moscow Times published a follow up piece containing an interview with the head of the Moscow Heritage Committee, Valery Shevchuk, who criti cized the report for what he saw as its political nature — naturally refuted by us. Heritage matters are inevitably political, but as we make clear in the Foreword to this report, as we did in the first, the prime motivation for the publication is a love of Moscow. Articles also appeared in AP, AFP, Reuters, Bloomberg, The Guar dian and Giornale d’Artitettura (Italy). Adam Wilkinson wrote and read a 'Letter From Russia' on the report for the BBC World Service. ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ has since been distributed at conferences in Berlin, New York and Italy since the publication of the first report, and at events in London and Moscow.

Клементина Сесил

By Clementine Cecil

Responses to the report

Professor Andrei Batalov: “Thanks to this report, the attention of the public has been drawn to many of the recent mistakes made in Moscow. They have been brought out of the shadows into the light.”

Публикация первого выпуска отчета «Московское архитектурное наследие. Точка невозврата» была отмечена многолюдной пресс-конференцией в Музее архитектуры имени Щусева, прошедшей 14 мая 2007 года. На фото – отвечающие на вопросы журналистов редакторы и авторы отчета (слева направо) Эдмунд Харрис, Клементина Сесил, Адам Уилкинсон, Марина Хрусталева и Сергей Агеев The launch of the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ was marked by a well attended press conference in the Shchusev Architecture Museum on May 14th, 2007. Seen here taking questions from journalists are editors and contributors (left to right) Edmund Harris, Clementine Cecil, Adam Wilkinson, Marina Khrustalyova and Sergei Ageyev.

Книга «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» распространялась на конференциях в Берлине, Нью-Йорке и Италии, начиная с публикации первого издания отчета, а также во время различных мероприятий в Лондоне и в Москве. Высказывания о первом издании

Профессор Андрей Баталов: «Благодаря этому отчету внимание общественности было привлечено ко многим ошибкам, сделанным в последнее время в Москве. Они были выведены из тени на свет». Сергей Хачатуров, газета «Время новостей», 16 мая 2007: Это беспристрастное свидетельство преступления московских властей по отношению к городу. Поскольку собрана она [книга] с английской педантичностью, скрупулезностью и железной логикой, ее можно сравнить с папкой уголовного дела, заведенного на коррумпированных московских чиновников и элиту строительного бизнеса». Майя Стравинская, газета «Коммерсантъ», 15 мая 2007: «Сам факт появления этого отчета свидетельствует о том, что архитектура стала предметом диалога между общественностью и государством. Не хватает только того, чтобы государство в этот диалог включилось». Люк Хардинг, газета «The Guardian», 15 мая 2007: «Хотя критики ранее уже указывали на то, что силуэт Москвы быстро изменяется, это – первый случай, когда международная команда экспертов забила тревогу». Гэвин Стемп, журнал «Apollo», декабрь 2007: «Из-за глупости или из-за коррупции власти допускают массовый снос произведений архитектуры – того, что делает город интересным и привлекает в него туристов».

Новый выпуск отчета «Московское архитектурное наследие. Точка невозврата» включает главу о Санкт-Петербурге. MAPS вступил в контакт с властями этого города уже вскоре после публикации первого выпуска. На фото один из основателей и член попечительского совета MAPS Кевин О’Флинн вручает экземпляр отчета Валентине Матвиенко во время состоявшейся летом 2007 года встречи губернатора Санкт-Петербурга с журналистами, которые получили возможность задать ей вопросы об башне Охта-центра (см. с. 280) The new version of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ includes a chapter on St Petersburg, but MAPS made its presence felt to the authorities there soon after the first edition came out. Trustee and founder member Kevin O’Flynn presents a copy of the first issue of the report to St Petersburg Governor Valentina Matviyenko at a question and answer session held in summer 2007 for journalists, who got the chance to ask her about the Okhta-Centre tower (see p. 280).

Sergei Khachaturov in Vremya Novostei, May 16th, 2007: “This is an impartial documentation of the crimes of the Moscow authorities against the city. Put together with English meticulousness, scrupulousness and iron logic, it stands comparison with a criminal dossier on corrupt Moscow bureaucrats and the elite of the construction industry.” Maya Stravinskaya in Kommersant, May 15th, 2007: “The very fact that this report has appeared indicates that architecture has become a matter for dialogue between the people and the state. The only thing needed now is for the state to take an active part in this dialogue.” Luke Harding, The Guardian (UK), May 15th, 2007: “Although critics have previously pointed out the rapidly changing nature of Moscow's skyline, this is the first time a team of international experts has sounded the alarm.” Gavin Stamp in Apollo magazine (UK), December 2007: “Whether through stupidity or graft, the authorities are allowing the wholesale attrition of architectural assets that make the city interesting and worth visiting.”

колонтитул

прогресс / progress – an update on buildings featured in the first edition Эдмунд Харрис и Анна Броновицкая / By Edmund Harris and Anna Bronovitskaya

введение / introduction Одна из задач второго выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» – показать, что произошло за прошедшее время со зданиями, упомянутыми в первом выпуске. Некоторые из тех, что фигурировали тогда в разделе «Под угрозой», получили теперь статус вновь выявленных объектов культурного наследия. Это отрадные перемены. Но от факта признания ценности здания еще далеко до получения им полного охранного статуса и тем более реальной реставрации. За одним совершенно необязательно следует второе. Реестр Москомнаследия далеко не полон, и лакуны в нем обычно обнаруживаются, когда возникает угроза неучтенным, но важным историческим сооружениям. Кроме того, статус «вновь выявленного объекта» должен быть через какое-то время подтвержден, а когда этого не происходит, он автоматически снимается, и препятствие для сноса здания исчезает. Есть немало примеров, когда именно это и происходило. Более того, охранный статус сам по себе не может обеспечить будущее обветшавшего здания, если у его владельцев или арендаторов нет средств на проведение хотя бы консервационных работ. В первом выпуске ряд зданий был отмечен как находящийся под угрозой по причине заброшенности и обветшания. В судьбе одного из них, замечательных палат Пожарского, наметился поворот к лучшему: после очередного обращения общественности Москомнаследие начало судебный процесс по изъятию здания у недобросовестного собственника. Однако пока не завершилось судебное разбирательство (а оно грозит затянуться) и не проведена реставрация, угроза зданию остается, так что и во втором выпуске информация о нем публикуется в разделе «под угрозой». В другом памятнике, палатах Киреевских, уже проводится реставрация. Опять же, радоваться нужно осторожно: в Москве есть слишком много примеров того, как подобные работы начинались, но не доводились до конца. Только тогда, когда здание полностью отреставрировано и используется, можно сказать, что его будущее обеспечено. Но даже эти два важнейшие условия не являются достаточными без железной гарантии того, что закон, охраняющий здание от искажений и перестроек, будет в полной мере исполняться. Увы, такая ситуация не всегда достижима. Первоначально мы хотели назвать эту главу «Спасены». Но в Москве мало зданий, о которых можно сказать, что они в самом деле защищены от жадности торговцев недвижимостью. Осознав, что говорить о спасении означает искушать судьбу, мы предпочли название «Прогресс». Одна из главных целей этого отчета будет достигнута, если в будущем мы сможем с полной уверенностью утверждать, что подобные здания в самом деле спасены.

18 One of the purposes of the second edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ is to show what has happened to buildings featured in the first edition. Some of the ones catalogued in ‘Under Threat’ have since been given state protection as ‘newly declared listed buildings’. This is good news. But it is a long road from this to full listed status and actual restoration. The fact that a building has acquired the former by no means implies that the latter will certainly follow. Moskomnaslediye’s register is far from complete and the lacunae in it are usually only exposed when threats arise to important historic buildings not yet covered by listed status. Moreover, the status of a ‘newly declared listed building’ has to be confirmed after a certain period, and if this does not happen then it is automatically removed and there is nothing to stop the building from being demolished. There are all too many cases where exactly this has happened. Moreover, listed status is not enough in itself to safeguard the future of a derelict building if the owners or tenants are not in a position to undertake remedial work. A number of buildings were listed as under threat in the first edition because they were empty and decaying. The fate of one of them, the wonderful Pozharsky palaty, has taken a turn for the better: following protest by grassroots campaigners, in March 2009 Moskomnaslediye initiated legal proceedings to have the building confiscated from owners who had severely neglected it. But until the court case has finished (there is reason to think that this will be a drawn out affair) and restoration has been completed, the building remains under threat. For this reason it is listed in the ‘Under Threat’ section of the second edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’. Another building, the Kireyevsky palaty, is now undergoing restoration. Once again, it is too early to tell whether there is any cause for celebration: there are all too many cases in Moscow where such work has started and then not been seen through to completion. Only when a building has been completely restored and put into use can its future be said to have been assured. Even these two contingencies are insufficient without a cast-iron guarantee that legislation preventing the building from subsequent unsympathetic alterations will be fully enforced. Alas, these factors do not always obtain. Initially we intended to title this chapter ‘Saved’. But few buildings in Moscow are genuinely out of reach of the property men. Realising that this meant tempting fate, we opted for ‘Progress’ instead. One of the main aims of this report will have been achieved if in future we can state with full confidence that buildings such as these have indeed been saved.

прогресс / progress

19 Жилой комплекс на Октябрьском поле Дмитрий Чечулин, Михаил Куповский 1947-1952 См. с. 88 первого выпуска отчета. Этот обширный комплекс в стиле сталинского классицизма попал в раздел «Под угрозой» первого выпуска после того, как лишился статуса вновь выявленного объекта культурного наследия. Но еще до конца 2007 года он был объявлен объектом культурного наследия регионального значения. Но это не мешает собственникам и арендаторам, использующим части комплекса для коммерческих целей, вносить грубые изменения. Не помогло даже вмешательство Москомнаследия в октябре 2008 года: уличные фасады изуродованы новыми рамами, облицовкой и вывесками. На фото – двор дома 21 по улице Маршала Бирюзова. Residential complex at Oktyabrskoye Pole by Dmitry Chechulin and Mikhail Kupovsky 1947-1952 The photograph shows the rear courtyard of 21 Ulitsa Marshala Biryuzova. This extensive complex in the Stalin-classical style was listed as under threat on p. 88 after it was stripped of its status as a newly-declared historic monument. In 2007 it was granted the status of a regionally listed historic monument. But this has not stopped owners and tenants using parts of the complex for commercial purposes from making rough and ready alterations, despite the intervention of Moskomnaslediye in October 2008. Parts of the street façades have been disfigured by poor new glazing, cladding and obtrusive signage. Палаты Киреевских Остоженка, 19, стр. 2 1680-е годы См. с. 96 первого выпуска отчета. В первом выпуске мы писали, что здание быстро разрушается и вскоре может исчезнуть совсем. Пустующие с 1980-х годов и поврежденные несколькими пожарами палаты страдали также от серьезных конструктивных проблем. Но в июне 2008 года начались работы по спасению здания: его укрепили изнутри и снаружи металлическими подпорками. После реставрации, которую ведет компания MARSS, здание станет гостиницей для паломников, посещающих расположенный неподалеку Зачатьевский монастырь. The Kireyevsky palaty, 19, bldg 2 Ulitsa Ostozhenka 1680s This building was listed on p. 96 of the report as under threat from rapidly progressing dereliction. Empty since the 1980s and damaged by several fires, it was also suffering from major structural problems. But in June 2008 work got under way to save the building and metal supports were put in place inside and out to shore up the structure. After the restoration, which is being carried out by MARSS, the building will be a hotel for pilgrims visiting the nearby Zachatyevsky Convent.

введение / introduction

20 Дом Позднякова Большая Никитская улица, 26/2 (строения 1, 2 и 3) XVIII-XIX вв. См. с. 86 первого выпуска отчета. Сага, в которую вылилась борьба за спасение этого объекта, продолжается. Хотя феврале 2006 года вышло постановление правительства Москвы о редевелопменте участка, в июне 2007 года дом опять признали вновь выявленным памятником. Предполагается, что строительный департамент мэрии готовит приказ о расторжении контракта с инвестором и подтверждении охранного статуса. Тем не менее, в мае 2008-го владелиц ресторана «Станиславского, 2», занимающего часть комплекса, выселили из их квартиры, расположенной над заведением. The Pozdnyakov house 26/2 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa (bldgs 1,2 and 3) 18th-19th centuries The saga surrounding this complex, listed on p. 86 of the first edition, drags on. Although in February 2006 the city government issued a decree for the redevelopment of the site, in June 2007 it was again listed as a newly declared historic monument. It is understood that a decree is being drawn up by city hall’s construction division to terminate the contract with the investor and confirm the listed status. But in May 2008 the proprietresses of the ‘Stanislavskogo, 2’ restaurant in part of the complex were evicted from their flat above the premises.

Дом причта церкви священномученика Антипы на Колымажном дворе Большой Знаменский переулок, 9 Первая половина XIX в. См. с. 96 первого выпуска отчета. В момент написания первого отчета стоял пустым и быстро ветшал. В середине октября 2008 года правительство Москвы объявило, что проведет срочные восстановительные работы по зданию за счет городского бюджета. С тех пор как была сделана фотография, опубликованная на с. 96 первого выпуска, от дома осталась практически только кирпичная оболочка, не имеющая даже крыши. Реставрация неизбежно будет включать значительный элемент новодела. The clergy house of the Church of St Antipas the Martyr, 9 Bolshoi Znamensky Pereulok, Early 19th century This building was listed as under threat in the first report because it was empty and growing steadily more derelict. In mid-October 2008 the Moscow government announced that it would take emergency remedial work to save and restore the building, to be financed from the city budget. But since the photograph on p. 96 of the first edition was taken, the house has dwindled away to little more than a roofless brick shell. Restoration will inevitably entail the recreation from scratch of much of the fabric.

прогресс/ progress

21 Ограда и ворота клиники Усольцева. 1-я улица 8 марта, 1 Федор Шехтель, Михаил Врубель 1904-1905 Авторство ограды и ворот психиатрической клиники Усольцева приписывается Михаилу Врубелю, бывшему пациентом клиники в 1904-1905 и 1906 годах. В конце 2006 года руководство больницы стало выяснять, является ли ограда охраняемым памятником, и узнав, что нет, начало ее сносить. Благодаря тому, что активисты с радио «Маяк» оперативно подали в Москомнаследие заявку на постановку сооружения на охрану, снос был остановлен, и инцидент получил широкую огласку. В результате ворота и стена были признаны вновь выявленными объектами культурного наследия. Walls and gates surrounding the Usoltsev psychiatric clinic, 1 1st Ulitsa 8ogo Marta by Fyodor Shekhtel and Mikhail Vrubel 1904-1905 The wall and gates are attributed in part to Symbolist painter Mikhail Vrubel (1856-1910), who was treated there in 1904-1905 and 1906. In late 2006 the hospital management contacted Moskomnaslediye to find out whether the structure was listed. Finding out that it was not, they began to demolish it. Grassroots activists saw what was going on, contacted Moskomnaslediye, stopped demolition and brought in the media to cover the incident. As a result the wall and gates were listed as a newly declared monument.

Локомотивное депо «Подмосковная» Юлий Дидерикс 1901 Расположенное на ведущей от Рижского вокзала линии депо «Подмосковная» – последнее, что осталось от сооружений железнодорожной компании «Москва-Вентспилс». Комплекс, включающий депо веерного типа, поворотный круг и водонапорную башню, теперь служит конечным пунктом паровозных экскурсий с Рижского вокзала. В декабре 2008 года возникла опасность редевелопмента участка, но благодаря оперативности «Москвы, которой нет», Москомнаследие приняло заявку на включение комплекса в реестр охраняемых памятников. Станция «Подмосковная», являющаяся важной частью ансамбля, заброшена и повреждена пожаром (см. с. 181). Podmoskovnoye locomotive depot, by Yuly Dideriks, 1901 Located on the main line to Riga, Podmoskovnoye locomotive depot was designed by Yuly Dideriks (1872-1958) and is the last surviving piece of architecture of the Moscow-Ventspils railway company. The depot, which includes a roundhouse and functioning turntable and water crane, is currently used as a base for steam excursions from the railway museum at Rizhsky Station. Thanks to quick action by Moskva, Kotoroy Net in December 2008 after it emerged that the site was to be redeveloped, an application was made for listing with Moskomnaslediye. Podmoskovnaya station building, an important element in the ensemble, is fire damaged and derelict (see p.181).

введение / introduction

22 Здание комбината газеты «Правда» Улица Правды, 24 Пантелеймон Голосов 1931-1937 См. с. 107 первого выпуска отчета. Перемены в судьбе этого здания, одной из крупнейших конструктивистских построек в Москве, особенно отрадны. В первом выпуске отчета мы включили комбинат газеты «Правда» даже не в раздел «Под угрозой», а в раздел «Утраты». И, как выяснилось, поторопились. После сильного пожара, случившегося в феврале 2006 года, было объявлено, что здание реставрации не подлежит, его можно только снести и отстроить заново. Однако в данном случае Москомнаследие проявило настойчивость (комплекс полиграфического комбината с 1987 года является объектом культурного наследия регионального значения). Было проведено подробное профессиональное обследование, которое выявило, что разрушения не так велики, как казалось вначале. Проект реставрации комплекса заказан мастерской «Гинзбург Архитектс», усвоившей деликатные методы обращения с памятниками конструктивизма за годы работы над проектом реставрации дома Наркомфина. Как и в случае с более знаменитым памятником, «Правде» остается только ждать реализации этих замыслов. The Pravda newspaper offices and printing works, 24 Ulitsa Pravdy, by Pantaleimon Golosov, 1931-1937 The changes in the fate of this building, featured on p. 107 of the first report and one of the largest works of Constructivism in Moscow, are especially gratifying. In the first edition of the report it was included in the ‘Losses’ section rather than in ‘Under threat’. This turned out to be premature. After a serious fire in February 2006, it was announced that the building was beyond repair and could only be demolished and rebuilt from the ground up. But here Moskomnaslediye stood its ground – the complex was granted the status of a locally listed building back in 1987. An extensive professional survey was carried out which showed that the damage was not as great as it had seemed initially. A restoration project was commissioned from Ginzburg Architects, who have mastered the delicate methods necessary for working with Constructivist buildings over the years that the company has been involved with the plans for restoring Narkomfin. As is the case with the more celebrated counterpart of the Pravda works, it is now only a matter of time before these plans see the light of day.

московское наследие – подлинный или поддельный исторический город? / мoscow’s heritage – authentic or ersatz historic city? Маркус Бинни / By Marcus Binney

24 Этот отчет написан для того, чтобы показать прямую, крупномасштабную и острую угрозу, нависшую над исторической архитектурой Москвы. Жертвами этой угрозы уже стали такие символы города, как гостиница «Москва», снесенная под яростные споры и теперь восстановленная в виде приблизительной копии, или универмаг «Военторг», некогда бывший произведением стиля модерн; оба они расположены в двух шагах от Кремля. На протяжении девяти веков Москва была местом, где трудились лучшие архитекторы России. Здесь сосуществуют импозантные, красивые и завораживающе причудливые здания в самых разных стилях. Но из-за строительного бума эта тесно сплетенная и в то же время деликатная ткань исторической застройки, определяющая сам характер города, теперь подвергается массированной атаке. Вдоль древних улиц и набережных Москвы целые ряды старинных домов, построенных по традиции из дерева и оштукатуренных, сегодня сносят или уродуют, отнимая у города часть его самой живописной архитектуры. Угроза коснулась и знаменитых зданий ушедшего столетия, таких как построенный в 1950-х универмаг «Детский мир», брутальное величие которого вызывает ассоциации со знаменитыми чикагскими небоскребами начала ХХ века. Конструктивистские постройки Мо-

сквы, входящие в золотой фонд мирового модернизма, пребывают в небрежении и отчаянно нуждаются в реставрации. Под угрозой находятся архитектурные памятники всех эпох, включая несколько палат – самых ранних из сохранившихся гражданских построек Москвы. Среди них дом Ростопчина (XVII-XVIII

вв.), соединяющий в себе палаты национального героя князя Дмитрия Пожарского и более поздний фасад с богатым раннебарочным резным декором из белого камня, благодаря которому это здание является одной из самых красивых российских построек своего времени. Приватизированное в девяностых годах ХХ века, здание стояло закрытым для доступа и разрушалось, так как банк, которому оно принадлежало, обанкротился в 1998 году. Ряд других построек того же времени в разных концах Москвы стоят заброшенными и быстро приближаются к роковой черте, за которой их восстановление будет уже невозможно, а несколько были полностью уничтожены в последние годы. Дома, которые возводятся на месте разрушенных, не всегда представляют собой произведения модернистской архитектуры, как это чаще всего бывает в других городах. Зачастую новостройки принадлежат к другим стилистическим направлениям, от муляжей исторических зданий до раздутого постмодернизма. Однако для москвичей, любящих и ценящих архитектуру своего

На фото на с. 23 – снос дома Андреевых в Брюсовом переулке, 19, стр. 1 (Максим Гепнер, 1881). Этот комплекс в 1993 году был поставлен на охрану, но в два этапа был снесен: флигеля в 1997, а главный дом – в 2003 году. Охранный статус был в обоих случаях предварительно снят. Именно снос подобных зданий, составляющих историческую среду центра, является главным элементом происходящей с Москвой катастрофы. Photograph on p. 23: demolition in progress of the Andreyev family house at 19, bldg 1 Bryusov Pereulok (by Maxim Gepner, 1881). This complex was listed in 1993, but the site was cleared in two stages – the outbuildings were demolished in 1997 and the main house in 2003, as seen here, after being stripped of its listed status. It is the loss of buildings precisely such as this, which made up the historic streetscape of the centre, that has been so catastrophic for Moscow.

The purpose of this report is to illustrate the immediate, extensive and overwhelming threat to Moscow’s historic architecture. It is an assault on great city landmarks like the Hotel Moskva, demolished amidst furious controversy and now rebuilt as a less than faithful replica, and the Art Nouveau Voyentorg department store, both a stone’s throw from the Kremlin. Moscow has seen some of the finest construction in Russia over nine centuries. It is home to imposing, beautiful and fascinatingly bizarre buildings in a variety of styles. But due to a massive building boom, this dense and delicate fabric that defines the character of the city is under full-scale attack. Whole rows of traditional painted wooden buildings along ancient streets and river quaysides are being destroyed and deformed, robbing the city of some of its most picturesque beauty. Great 20th century landmarks under threat include the Children’s World department store, a Stalin-style building with the rugged grandeur of Chicago’s famous early 20th century skyscrapers. Moscow’s Constructivist buildings, one

of the greatest Modernist legacies in the world, stand neglected and desperately in need of restoration. Architectural monuments of all preceding eras are under threat, including several palaty – Moscow’s earliest surviving secular buildings.

Among them is the 17th century Rostopchin house, incorporating the palaty of national hero Prince Dmitry Pozharsky and a later façade with rich carved limestone early baroque details, making it one of the finest houses of its period in the country. Privatised in the 1990s, the building has been standing inaccessible and decaying since the bank that owned it went bankrupt in 1998. Elsewhere in the city, buildings of a similar date stand derelict and fast approaching the point of no return, while several more have been completely destroyed in recent years. The replacement buildings are not all Modernist as might be the case in many cities. Often they are in idioms ranging from ersatz-replica to bloated post-modern. Yet to Muscovites who love and appreciate the architecture of their city, these overscaled new monsters are an outrage, whatever lip service they pay to history, producing a mock-heritage in place of authentic buildings quite capable of undergoing renovation to modern standards. No less sinister is the large number of traditional buildings presently veiled in green netting or completely covered in advertising hoardings. Sometimes this is a prelude to restoration work, but more often it is an omen of the complete disappearance of the building, which is first erased from memory.

Moscow is at the point many European and American cities were in the 1960s and in danger of repeating their mistakes. There has been immense energy for rebuilding and investment – but a cavalier approach to planning laws and a reluctance to consult citizens and citizen groups. This is turning the whole planning process into a blunt and clumsy instrument that lacks the sophistication and sensitivity essential if a great capital city is to retain its good looks as well as the distinctiveness of different city neighbourhoods or quarters. Moscow is still failing to heed the key role historic quarters have played in the rejuvenation of Europe’s capital cities – the Marais in Paris,

подлинник или суррогат? / authentic or ersatz city?

города, эти гигантские новые монстры являются оскорблением, невзирая на демонстрируемое их создателями притворное уважение к истории. Эти постройки порождают псевдонаследие на месте подлинных зданий, которые вполне можно было бы реконструировать и привести к современным стандартам. Не менее зловещим признаком является большое количество старых зданий, закрытых теперь зеленой сеткой или полностью огороженных рекламными щитами. Иногда это прелюдия к реставрационным работам, но чаще – предзнаменование полного исчезновения здания, которое для начала стирают из памяти.

Москва пришла к той точке, которую многие европейские и американские города прошли в 1960-х годах, и рискует повторить их ошибки. Характерными для такой ситуации являются наличие огромного желания инвестировать и перестраивать, но вместе с тем и бесцеремонное отношение к градостроительному законодательству и нежелание советоваться с гражданами и гражданскими ассоциациями. Из-за этого весь процесс планирования превращается в тупой и неуклюжий инструмент, лишенный изощренности и чуткости, совершенно необходимых для сохранения красоты великой столицы и своеобразия разных районов и кварталов.

В Москве все еще не понимают той решающей роли, которую сыграли в омоложении европейских столиц их исторические кварталы – Марэ в Париже, Ковент-Гарден и Смитфилд-Маркетс в Лондоне, набережные в Копенгагене и Стокгольме. Нет в Москве также ни уважения к законам об охране памятников архитектуры, ни готовности следовать указаниям офици-

По всей вероятности, замороженные стройплощадки еще на некоторое время останутся заметной чертой московского ландшафта. Новое строительство на месте снесенной гостиницы «Россия» в Зарядье задержалось из-за судебного разбирательства, а затем было остановлено из-за финансовых проблем. Сейчас здесь пустырь, окруженный гигантскими рекламными щитами, закрывающими вид на одно из немногих сохранившихся древних зданий Зарядья, церковь Зачатия св. Анны «что в Углу» (XV-XVI вв.) Inactive building sites are likely to be a prominent feature of Moscow’s cityscape for a while yet. The redevelopment of Zaryadye, the area formerly occupied by the 1960s Hotel Rossiya, was delayed by legal wrangles and then frozen due to cash flow problems. It is currently a wasteland surrounded by gigantic advertising hoardings that block views of one of the few surviving old buildings on the site – the 15th and 16th century Church of the Conception of St Anne in the Corner (middle left).

Covent Garden and Smithfield Markets in London, or the quaysides of Copenhagen and Stockholm. Equally there is a failure to respect preservation laws or follow guidance from official preservation bodies – the equivalent of the Monuments Historiques in France, the Soprintendenze in Italy or the Denkmalschutz in Germany. This is all the more tragic as Moscow’s expertise ought to be more than adequate to protect its own buildings. The extent and quality of documentation of historic buildings is outstanding: despite the parlous state of their institutions, scholars and conservators are as well-trained and knowledgeable as any in the world. On paper, preservation laws are thorough and ought to be a perfectly sound defence for historic buildings. But widespread corruption means that these laws are rarely enforced. Due to a lack of demand for high quality restoration, this sector is now small, under-funded, and facing a severe lack of properly trained new recruits. All these factors conspire to compromise the quality of much of the renovation

введение / introduction

альных органов, занимающихся сохранением исторического наследия, – эквивалентов Monuments Historiques во Франции, Soprintendenze в Италии или Denkmalschutz в Германии. Это тем более трагично, что количество и качество специалистов в Москве более чем достаточно для защиты ее наследия. Степень и качество документирования исторических зданий в Москве потрясающие: несмотря на тяжелое положение организаций, в которых они работают, исследователи и специалисты по охране памятников не уступают в квалификации своим зарубежным коллегам. На бумаге соответствующие законы хорошо проработаны, и они должны были бы обеспечивать историческим зданиям надежную защиту. Но из-за широко распространенной коррупции эти законы редко проводятся в жизнь. В силу недостаточного спроса на высококачественную реставрацию эта отрасль в настоящее время страдает от недостатка финансирования и серьезной нехватки должным образом обученных новых кадров. Все эти факторы в совокупности снижают качество большой части восстановительных работ. Положитель-

ная сторона изменений, происходящих в последнее время в России, состоит в том, что благодаря возвращенной свободе вероисповедания московские церкви и монастыри теперь переживают бурное возрождение. Повсюду в городском пейзаже великолепными визуальными акцентами виднеются позолоченные и раскрашенные купола.

Но храмы не единственное украшение Москвы – по всему городу в неожиданных местах обнаруживаются великолепные дворцы. В Санкт-Петербурге знать исполняла свой долг, являясь ко двору, а в Москву она приезжала, чтобы наслаждаться

Эта перспектива Большой Никитской улицы кажется почти не изменившейся с XIX века. На самом деле, колокольня церкви Большого Вознесения на заднем плане построена в 2002-2004 годах на основе нереализованного проекта начала XIX века. В данном случае получилось удачное дополнение к сложившемуся ансамблю, но с каждым годом в историческом центре остается все меньше видов, свободных от гораздо более грубых новых вторжений This view of Bolshaya Nikitskaya Ulitsa appears to have remained largely unchanged since the 19th century. In fact, the bell tower of the Church of the Great Ascension in the background is a sensitive pastiche based on an unexecuted early 19th century design finished in 2004. This is a successful addition, but views of the historic centre free of less welcome 21st century intrusions become rarer with every year.

work carried out on historic buildings. The upside of the recent changes in Moscow is that thanks to renewed freedom of worship Moscow’s churches and monasteries are now in the midst of a spectacular revival. Gilded and painted domes form glorious accents throughout the capital. And these are not the only beauties Moscow has to offer: grand palaces appear at unexpected points all over the city. In St Petersburg the nobility dutifully attended court; they came to Moscow to enjoy themselves. Still more attractive are the more modest mansions, villas and merchants’ houses – many with four and six column porticoes – and ranking in beauty with the famous Palladian villas of the Veneto. The Silver Age, the glorious flowering of fin de siècle Russian culture that made such momentous contributions to Western culture as Chekhov, Rachmaninov and Diaghilev’s Ballets Russes, is represented by a profusion of Art Nouveau buildings rivalling those of Brussels or Paris. Like Berlin, Moscow has a wealth of imposing industrial architecture on the grandest scale. It is also

подлинник или суррогат? / authentic or ersatz city?

жизнью. Еще привлекательнее более скромные особняки и купеческие дома, многие из которых украшены четырех- или шестиколонными портиками и могут поспорить по красоте со знаменитыми палладианскими виллами в окрестностях Венеции. Серебряный век – великолепная эпоха расцвета русской культуры fin de siècle, которая подарила миру Чехова, Рахманинова и Русский балет Дягилева, – представлен в Москве множеством зданий в стиле модерн, которые не уступят своим брюссельским или парижским собратьям. Как и в Берлине, в Москве много импозантной индустриальной архитектуры самых впечатляющих масштабов. Кроме того, российская столица – единственный город в мире с венком железнодорожных вокзалов, способных соперничать с лондонскими и парижскими. Три больших кольца, опоясывающие город, имеют собственный масштаб: Садовое кольцо, Бульварное кольцо и кремлевские стены. Великолепные сталинские высотные здания, заслуживающие сравнения с Эмпайр-стейт билдинг и Рокфеллеровским центром в Нью-Йорке, создают один из самых экзотических городских силуэтов в мире. Общественные здания Москвы так же внушительно царят над улицами и площадями, как парижские. Часть удовольствия от прогулок по российской столице сегодня заключается в том, что здесь нарождается собственная версия парижской или венской культуры кафе. Часто кафе находятся не на главных улицах, а во внутренних дворах, выходящих на них. Летом посетители сидят на улице под деревьями и зонтиками, а иногда – в симпатичных временных павильонах. У мэра Москвы Юрия Лужкова есть жгучее желание воссоздавать утраченные архитектурные шедевры российской столицы. Главным примером тому является строительство храма Хри-

Исторические вокзалы Москвы, будучи интенсивно эксплуатируемыми функциональными сооружениями, относятся к группе риска. Киевский вокзал (И. Рерберг, В. Олтаржевский, 1912-1917), единственный в Москве, долгое время сохранял свой первоначальный дебаркадер, спроектированный великим инженером Владимиром Шуховым. Длительное отсутствие ухода привело к значительной коррозии металла, из-за чего при реставрационных работах в 2003 году большая часть конструкций были заменены на новые Moscow’s historic railway termini need to be watched carefully. The Kievsky Station seen here (by Ivan Rerberg and Vyacheslav Oltarzhevsky, 1912-1917) is the only one with an original train shed, designed by the great engineer Vladimir Shukhov. Delayed maintenance meant that corrosion was so advanced by the time restoration work began in 2003 that most of the original structure had to be replaced.

the one city in the world with a ring of railway termini to rival those of London and Paris. The three great rings that girdle the capital have a scale of their own: the Garden Ring, the Boulevard Ring and the great walls of the Kremlin. The great Stalin high rises deserve comparison with the Empire State Building and the Rockefeller Centre in New York, and create one of the world’s most exotic city skylines. Moscow’s grand public buildings are as imposingly situated on boulevards and rond points as those of Paris. Part of the pleasure of exploring the Russian capital today is that Moscow’s own version of the café life of Paris or Vienna is springing up. It is often to be found not on the grand boulevards but in courtyards opening off them. In summer customers sit out of doors under trees and umbrellas and occasionally in delightful newly-erected pavilions. Moscow’s mayor Yury Luzhkov has a burning desire to recreate lost masterpieces of the Russian capital. The prime example is the reconstruction of the Cathedral of Christ the Saviour, demolished

введение / introduction

Лучшей иллюстрацией столкновения старого и нового в современной Москве служит судьба дома конца XVIII – начала XIX века во дворе дома 11, корпус 1 по Лаврушинскому переулку. В 2005 году вокруг него был построен огромный «элитный» жилой комплекс, архитектура которого является дешевой подделкой под ар нуво. Теперь старый дом невозможно увидеть из соседних переулков, а нижний этаж оказался погребен под сильно повышенным уровнем грунта. Уже несколько лет дом стоит пустым, и будущее его под вопросом

Англиканская церковь Св. Андрея (Вознесенский переулок, 8, Р. Нил Фриман Болтонский, 1882-1884, дом священника построен в 1894 году), в 1920 году была закрыта, и службы возобновились только в 1991 году. Во время визита в Россию королевы Елизаветы II тогдашний премьер-министр Виктор Черномырдин приказал вернуть здание в собственность Церкви Англии. Но государственные организации так до сих пор и не выпустили соответствующие документы, из-за чего не могут начаться остро необходимые работы по реставрации церкви St Andrew’s Anglican Church at 8 Voznesensky Pereulok (by R. Knill Freeman of Bolton, 1882-1884, vicarage added in 1894) was secularised after closure in 1920 and services only recommenced in 1991. During Queen Elizabeth II’s state visit in 1994, then-Prime Minister Victor Chernomyrdin ordered the building to be returned to the ownership of the Church of England. But Russian Federal authorities have yet to issue a use agreement, meaning that urgently needed restoration work cannot go ahead.

ста Спасителя, уничтоженного в 1931 году ради так и не построенного Дворца Советов. Без сомнения этот собор – новая архитектурная доминанта в городе, хотя некоторые и критикуют применение современных материалов и методов при его восстановлении. Мало кто стал бы осуждать очаровательную реконструкцию собора Казанской иконы Божией Матери на углу Красной площади или примыкающих к ней Иверских ворот, которые были снесены для того, чтобы танки могли въезжать на Красную площадь во время больших советских парадов вооруженных сил.

Но реконструкция принимает и иные, более спорные формы. По всему городу подлинные исторические здания уничтожаются, чтобы освободить место для новоделов, которые имитируют оригиналы с большим или меньшим успехом. От многих домов были оставлены лишь фасады.

Nothing could illustrate the violent collision of old and new in contemporary Moscow better than this late 18th/early 19th century house in the courtyard of 11, block 1 Lavrushinsky Pereulok. An enormous new luxury residential block in a cheap imitation of Art Nouveau was built around it in 2005, meaning it is now invisible from neighbouring streets. The ground level around the house has been raised, completely hiding the ground floor. It has been empty for several years and its future is uncertain.

in 1931 for the abortive Palace of the Soviets. Without doubt this is a commanding new landmark even if some question the way modern materials and techniques were used in the rebuilding. Few would quarrel with the charming reconstruction of the Church of the Kazan Icon of the Mother of God on the corner of Red Square or the reconstruction of the adjoining Gates of the Iberian Virgin which had been demolished so that tanks could roll into Red Square in great Soviet May Day parades of military might.

But reconstruction takes other, more controversial forms. All over the city genuine historic buildings have been demolished to make way for modern replacements that ape the originals with varying degrees of success. Numerous buildings have been ‘façaded’. The prevailing view is that a modern version of an old building is just as good as, or better, than the original, and the concept of authenticity has been lost. This attitude is informing the approach of the city authorities to historic buildings of the first importance.

A case in point is the Manezh, the great temple-form riding school outside the walls of the Kremlin. While discussion about its renovation raged the building was consumed in a terrible fire. Subsequently it was reconstructed with impressive or alarming speed (according to your viewpoint). But substantial liberties were taken and an underground hall was also added, despite protests

подлинник или суррогат? / authentic or ersatz city?

Господствует представление, что современная версия старого здания так же хороша, как оригинал или лучше; понятие о подлинности утрачено. Этот взгляд определяет и подход городских властей к историческим зданиям первостепенной важности.

Показательный пример – Манеж, прекрасное здание школы верховой езды в форме античного храма, стоящее у стен Кремля. Пока бушевали споры о его реконструкции, здание погибло в огне ужасного пожара. Затем оно было восстановлено с потрясающей (или пугающей – в зависимости от точки зрения) скоростью. Но при этом были допущены значительные вольности, а кроме того, был построен дополнительный подземный зал – несмотря на протесты экспертов, говоривших, что это будет губительно для исторической целостности здания. Разрушение гостиницы «Москва», прославившейся своим изображением на этикетке водки «Столичная», возмутило общественность. Мэр Лужков обещал, что будет построена точная копия любимого москвичами здания, которая после завершения внешне не будет отличаться от обветшавшего оригинала, только будет гораздо лучше него. Но, когда в конце лета 2008 года стали видны готовые части новостройки, стало очевидно, что были допущены существенные отступления от оригинала. Попытки точно воспроизвести проект Щусева были предприняты только на двух фасадах, и даже там большая часть деталей неточна. Третий фасад, выходящий на площадь Революции, сильно отступает от оригинала, а четвертый представляет собой безвкусную имитацию стилистических элементов гостиницы «Метрополь», расположенного напротив здания в стиле модерн. Бледно-бежевый колер, которым выкрашена новая «Мо-

Очарование исторического центра Москвы во многом связано с как будто незначительными, но очень привлекательными деталями, такими, как эта голубятня на балконе дома в стиле модерн на Большой Никитской, 24. Но именно подобные детали исчезают прежде всего, когда жителей центра переселяют на окраины, а их дома перестраивают Moscow’s historic centre owes its charm to the small but delightful details such as this dovecot on the balcony of a handsome Art Nouveau tenement block at 24 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa. But it is precisely these sorts of details that are being lost – something symptomatic of the loss of a whole way of life — as the city’s inhabitants are moved out of the centre and their homes redeveloped.

from conservationists that this would be disastrous for the historical integrity of the building. The demolition of the Hotel Moskva, famous as the image on the Stolichnaya Vodka label, caused outrage. Mayor Yury Luzhkov promised that when the replica was completed, it would be no different externally from the much loved city landmark and a breathtaking improvement on its former shabby state. But when the wraps started to come off in late summer 2008 it became apparent that there had been significant departures from the original. Proper reproduction of Shchusev’s design has been attempted on only two façades, and even then much of the detailing is inaccurate. The third façade facing Ploshchad Revolyutsii departs significantly from the original, while the fourth is an insipid pastiche of the Art Nouveau Hotel Metropol opposite. The pale beige colour scheme is inauthentic and behind the façades the new Hotel Moskva is a completely different building. Moscow’s rulers should be aware that no other European capital would tolerate destruction of the authentic fabric of a major landmark in this way. Nor indeed would its citizens.

введение / introduction

Профессор Виктор Розанов (на фото) – один из последних москвичей, живущих в центре города в собственном доме, а не в квартире. Дом XIX века, расположенный совсем недалеко от Кремля, на Софийской набережной, принадлежал его семье с 1923 года. Благодаря прекрасному знанию советских законов Розанов смог защитить свой дом от сноса в 1972 году; в недавние времена ему пришлось обращаться по этому поводу в Страсбургский суд по правам человека Professor Victor Rozanov is one of the last Muscovites to live in the centre in a private house instead of a flat. Located just a few hundred yards from the Kremlin on Sofiiskaya Naberezhnaya, his 19th century home has belonged to his family since 1923. Thanks to his encyclopaedic knowledge of Soviet law, Rozanov was able to defend his house from demolition in 1972; more recently he has had to take his case to the Strasbourg Court of Human Rights.

сква», исторически недостоверен, а за фасадами этой гостиницы скрывается совершенно другая постройка. Правителям Москвы следует знать, что никакой другой европейский столичный город не потерпел бы подобного разрушения подлинной ткани одного из известнейших своих зданий. Не потерпели бы этого и люди, живущие там. На самом деле в адрес

новой «Москвы» была высказана резкая критика со стороны многих москвичей, которые любят свой город и его старые здания, но практически не имеют возможности эффективно участвовать в процессе градостроительного планирования. Но по крайней мере, они смело продолжают высказывать свое мнение. То, что французы называют «малым наследием» (petit patrimoine), для Москвы необычайно важно. Небольшие здания составляют основу привлекательного городского ландшафта многих живописных улиц – того, что по-немецки называется «обликом города» (Stadtbild). Красота многих крупных исторических европейских городов заключается в гармонии весьма скромных построек, вроде тех, что запечатлены на городских пейзажах таких живописцев, как Каналетто и Беллотто.

Несмотря на многочисленные превратности судьбы, имевшие место на протяжении истории Москвы, в городе немало улиц, поражающих гармоничностью и цельностью, особенно в районах

Ивановской горки и Замоскворечья – двух наиболее сохранных зон исторического центра, где все еще можно видеть следы старой, малоэтажной Москвы. Замоскворечье – район превосходных православных церквей, гулять по нему – все равно что путешествовать по минувшим столетиям. Путешествие во времени начинается с великолепной церкви священномученика Климента папы Римского, приписываемой Пьетро-Антонио Трезини, сыну архитектора, построившего Петропавловский собор в Санкт-Петербурге. В архитектуре этой церкви традиционная византийская пятиглавая крестово-купольная конфигурация переведена на пышный язык позднего барокко. Храм был закрыт в 1935 году, и священник сказал нам, что он отслужил 230 богослужений на улице, пока приходу не разрешили использовать один придел до тех пор, пока здание не будет целиком возвращено верующим. Великолепный барочный интерьер церкви был спасен от разграбления в годы советской власти благодаря отважным хранителям, которые установили книжные стеллажи (церковь была превращена в книгохранилище государственной библиотеки), сделав невозможным вынос богатых раннерокальных иконостасов. К сча-

Indeed strong criticism has been voiced by many Muscovites who love their city and its old buildings but have little chance to participate effectively in the planning process. Bravely, though, they continue to speak out.

What the French call the petit patrimoine is of vital importance to Moscow. Lesser buildings make up the attractive townscape of many handsome streets – the Stadtbild as it is described in German. The beauty of numerous major historic European cities lies in the harmony of quite modest buildings celebrated in the townscapes of painters like Canaletto and Bellotto. Despite

the impact that the numerous major upheavals throughout its history have had on its heritage, the city boasts many streets with remarkable harmony and consistency, notably in Ivanovskaya Gorka

and Zamoskvorechye, two of the best preserved areas of the historic centre, where traces of the old, low-rise Moscow are still to be found. Zamoskvorechye is an area of superb Orthodox churches, a veritable journey through the centuries. It begins with the splendid Church of St Clement, attributed to Pietro-Antonio Trezzini, son of the architect of the Sts Peter and Paul Cathedral in St Petersburg, in which the traditional Byzantine five-domed cross-in-square configuration is translated into the sumptuous language of late baroque architecture. It was closed for worship in 1935 and we were told by the priest that he had held 230 services in the street outside until the congregation were given use of a side chapel prior to the reopening of the whole building for worship. The glorious baroque interior was saved from being ransacked during communist years thanks to brave curators who

подлинник или суррогат? / authentic or ersatz city?

стью, летом 2008 года эти стеллажи были наконец разобраны, и теперь снаружи здания идут реставрационные работы. Среди других храмов этого района, находящихся в лучшем состоянии, можно упомянуть прекрасную неоклассическую церковь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», купол которой поддерживается ротондой с высокими тонкими ионическими колоннами. На той же улице стоит монастырская церковь святых праведных Марфы и Марии, построенная Алексеем Щусевым в 1908-1912 годах, – превосходный образец национально-романтического возрождения с образцовым декором в духе Движения искусств и ремесел. Со времени публикации первого выпуска этого отчета обитель была восстановлена, и церковь снова стала действующей. Но трагизм ситуации заключается в том, что особняки XIX века на Большой Ордынке, которые составляют историческую среду всего ансамбля обители, либо снесены, либо стоят перед непосредственной угрозой сноса. Такова судьба дома №38, прелестного деревянного особняка 1851 года постройки, претерпевшего внешнюю реконструкцию в 1875 году: он описан в первом выпуске отчета в главе «Под угрозой». Сейчас дом пуст, заброшен, а его фасад забран декоративным занавесом. Планы реконструкции этого участка предусматривают строительство подземной стоянки для автомобилей, и велика вероятность, что особняк будет уничтожен.

Вообще, многочисленные деревянные постройки Москвы представляют собой особую проблему. Внешне многие из них выглядят так, словно выстроены из камня или кирпича, поскольку стены покрыты штукатуркой. На самом же деле они построены из бревен, и во многих случаях дерево сильно прогнило за то столетие,

Старейшее деревянное здание в Москве, дом Всеволожского (улица Тимура Фрунзе, 11, стр. 56) было утрачено весной 2008 года. Его должны были отреставрировать, но в итоге разобрали, так как занимавшиеся им специалисты объявили его не поддающимся восстановлению. Несмотря на обещания воссоздать дом с использованием наиболее прочных из старых элементов, сейчас на его месте строится реплика из новых, оцилиндрованных машинным способом бревен The oldest surviving wooden building in Moscow, the Vsevolozhsky house (11, bldg 56 Ulitsa Timura Frunze) was lost in spring 2008. It was to have been restored, but was dismantled after specialists working on it declared it beyond repair. The replica under construction as a replacement seen here appears to be built out of brand new, machine cut timber, despite promises that salvageable original fabric would be incorporated.

installed storage book stacks for the national library making it impossible to remove the rich early Rococo iconostases. The good news is that the book stacks were finally removed in summer 2008 and external restoration is now under way. Other churches nearby in better condition are the beautiful Neo-Classical Church of The Icon of the Virgin – Consolation Unto All Who Suffer, with a dome supported on a ring of tall slender Ionic columns. Along the street is the Convent Church of Martha and Mary, a superb example of National Romantic revival by Alexei Shchusev of 1908-1912 with exemplary Art and Crafts detail. Since the first edition of this report, the convent has been restored and the church returned to use. But tragically, the 19th century mansions on Ulitsa Bolshaya Ordynka that comprise the whole ensemble’s historic setting are either being demolished or under immediate threat of demolition. Such is the case with No. 38, a gracious wooden mansion of 1851, remodelled externally in 1875 and featured in the ‘Under Threat’ section of the first edition. It is

32 в течение которого эти здания были лишены элементарного ухода. Если бы было проявлено больше заботы и меньше поспешности, многие из них можно было бы отремонтировать традиционными методами, сохранив значительную часть оригинальных срубов, вместо того чтобы разрушать их и воссоздавать в железобетоне. Из таких случаев обязательно должны быть извлечены уроки, чтобы не повторилось то, что произошло с домом Всеволожского. Этот особняк, возведенный в начале XVIII

века, являлся, возможно, старейшей сохранившейся деревянной постройкой Москвы, а весной 2008 года его демонтировали, чтобы заменить на муляж, в который были включены пригодные для использования фрагменты оригинала. Это было сделано якобы потому, что здание, долгие годы простоявшее в небрежении, уже не подлежало ремонту. Но отнюдь не все реставраторы согласились с тем, что это был единственный возможный выход. Во всем мире индустриальная архитектура играет важнейшую роль в регенерации городов: примеров тому множество, от шоколадной фабрики Гирарделли в Сан-Франциско до завода «Фиат» в Турине или электростанции в лондонском районе Бэнксайд, в которой расположена теперь галерея Тейт Модерн. Московский проект ArtPlay представлял собой сложное преобразование склада шелкоткацкой фабрики 1904 года постройки в комплекс студий, офисов и галерей. Впечатляло то, как успешно там было использовано неприкрашенное пространство промышленных помещений. И все же это здание было уничтожено в 2008 году, причиной была высокая цена земли, на которой оно стояло. Это тем более обидно потому, что в Москве одновременно осуществляются другие проекты по перепрофилированию индустриальных зданий – такие, например, как преобразование Хлебозавода №5, замечательного конструктивистского промышленного сооружения. Сегодня, спустя два года после публикации первого выпуска этого отчета, Москве по-прежнему грозит опасность стать городом суррогатов, в котором вместо подлинных исторических зданий будет все больше архитектурных уродов, делающих посмешище из великого прошлого России, из искусства строителей минувших веков, из щедрого таланта и творчества зодчих – как русских, так и иностранцев, работавших в Москве.

empty, derelict, and the façade is now masked with a decorative hanging. Plans for redevelopment of the site include the construc tion of an underground parking lot, and demolition looks likely.

Indeed, Moscow’s many wooden houses pose a special challenge. Externally many look like masonry buildings as they are faced in stucco render. In fact they were log built and the timber has often decayed badly during a century in which basic maintenance has been neglected. With more care and less haste many of these could be repaired in a traditional manner preserving a significant part of the original fabric, rather than being destroyed and rebuilt in reinforced concrete. It is vital for these lessons to be learned if cases like the Vsevolozhsky house are not to be repeated. Dating

back to the early 18th century and possibly Moscow’s oldest surviving wooden structure, it was dismantled in spring 2008 pending replacement by a replica incorporating what was salvageable of the original fabric. This was done ostensibly because it was beyond repair following long years of neglect. But there was by no means consensus among restorers that it was the only possible course of action. Around the world, from the Ghirardelli chocolate factory in San Francisco to the Fiat Factory in Turin and the power station housing Tate Modern at Bankside in London, industrial architecture is playing a vital role in the regeneration of cities. Moscow’s ArtPlay was a sophisticated conversion of a 1904 silk factory warehouse as a collection of studios, offices and galleries making dramatic and successful use of raw industrial space. Nevertheless, it was demolished in 2008 due to the high price of land on which it stood. This is all the sadder as other industrial conversions, such as that of Bread Factory No. 5, a fascinating piece of Constructivist industrial architecture, are underway in Moscow, giving new life to prominent landmarks. Two years after the publication of the first edition of this report, Moscow remains in danger of becoming an ersatz city with original historic buildings outnumbered by architectural mongrels that make a mockery of Russia’s great past, of the fine craftsmanship of previous centuries, of the abundance of talent and creativity of architects, both Russian and foreign, who have worked in Moscow.

колонтитул

очерк архитектурной истории москвы / an outline of moscow's architectural history

церковная архитектура / ecclesiastical architecture Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

36 Церковная архитектура Москвы, понесшая на протяжении большей части ХХ века катастрофические утраты, сегодня возрождается. Но хотя церкви и монастыри по сравнению с остальной исторической застройкой находятся в относительно благополучном положении, постсоветская эпоха принесла с собой новые проблемы для этого хрупкого историко-архитектурного наследия, которое и по сей день остается недооцененным. Несмотря на то, что после Октябрьской революции Православная Церковь была отделена от государства и утвердилась политическая идеология, агрессивно насаждавшая атеизм, советское правительство поначалу демонстрировало неожиданно просвещенный подход к церковно-архитектурному наследию. В 1920-х годах ряд памятников тщательно отреставрировали, и был составлен список церквей, не подлежавших сносу при перестройке Москвы, которая должна была превратиться в столицу первого в мире социалистического государства. Но скоро маятник качнулся в другую сторону. Процесс национализации церковных зданий, сопровождавшийся закрытием, осквернением и разрушением храмов, принял к тридцатым годам общегосударственный размах. Параллельно шли антирелигиозные чистки, в ходе которых священнослужителей и верующих всех конфессий арестовывали и казнили или отправляли в трудовые лагеря. Церкви разрушались под любыми предлогами, из которых наибольшей популярностью пользовались такие, как «помеха движению транспорта» или необходимость освобождения места для новых зданий, которые потом иногда даже и не строились. Но, разумеется, главным мотивом было дело революции и желание стереть с лица земли церкви как один из самых зримых символов старого режима. Законы об охране исторических зданий зачастую толковали очень вольно, а выступления ведущих историков архитектуры в защиту церковных построек игнорировали. Ничто не было свято, и бесценное наследие было низведено до положения «мусора прошлого», как называли эти здания в официальных заявлениях. Список утраченного включает в себя здания огромной архитектурной и исторической ценности. В их числе – церковь Спаса на Бору (XIV век), одна из древнейших в городе. Время ее сноса было рассчитано так, чтобы закончиться как раз к Первомаю 1933 года. Другой жертвой стала Церковь Успения на Покровке (конец 1690-х годов) – великолепный образец нарышкинского барокко, известная как любимая церковь Достоевского. Ее разрушили в 1935-1936 годах несмотря на то, что она была включена даже в самую сокращенную редакцию списка зданий, подлежавших сохранению при любых обстоятельствах: эта редакция была опубликована в 1935 году, практически одновременно со сталинским Генеральным планом реконструкции Москвы.

В 2008 году из церкви Св. Климента в Климентовском переулке был наконец выведен книжный склад, и один из лучших церковных интерьеров Москвы (см. фото на с. 35) предстал во всей красе – впервые с 1930-х годов. Учитывая, насколько хорошо, несмотря на годы бездействия, сохранилась эта замечательная церковь, очень важно, чтобы реставрация велась неспешно и в соответствии с самыми строгими стандартами Photograph on p. 35: since the publication of the first edition of this report, the book stacks have been removed from the interior of St Clement’s church on Klimentovsky Pereulok. In September 2008 one of Moscow’s finest ecclesiastical interiors was revealed in all its glory for the first time since the 1930s and restoration began. Given that this exceptional church is uniquely well intact, despite having been secularised, it is essential that the work is not rushed and executed to the highest possible standard.

After suffering catastrophic losses during much of the 20th century, Moscow’s ecclesiastical heritage is undergoing a major resurgence. But while churches and monasteries have been spared some of the threats facing the rest of the historic city, the post-Soviet era has brought with it new problems for a fragile heritage which even now is not appreciated to the full. Despite the disestablishment of the Orthodox Church following the Revolution and the imposition of a political ideology that aggressively promoted atheism, the Soviet government initially demonstrated a surprisingly enlightened approach to Moscow’s ecclesiastical heritage. Some careful restoration work was done in the 1920s and a list was drawn up of churches that would be spared as the city was rebuilt as the capital of the world’s first socialist state. But the tide soon turned. The process of appropriation of church buildings by the state, followed by closure, desecration and destruction had grown endemic by the 1930s, going in tandem with anti-religious purges which saw clergy and believers of all confessions arrested and executed or sent to labour camps. Churches were destroyed on the flimsiest of pretexts, the obstruction of traffic flow being a favourite, or else to make way for new buildings that sometimes never even materialised. But of course the ultimate motivation was the revolutionary cause and a desire to obliterate one of the most visible symbols of the ancien régime. Legislation to protect historic buildings was flouted and the pleas from leading architectural historians ignored. Nothing was sacrosanct and a priceless legacy was reduced to the status of ‘detritus of the past,’ as it was termed in official pronouncements. The toll included buildings of the utmost architectural and historical importance. One such was the 14th century Church of the Saviour in the Pine Forest, located inside the Kremlin and the oldest surviving church in the city; demolition was specially scheduled to finish in time for the May Day celebrations in 1933. Another was the Church of the Dormition on the Pokrovka of the late 1690s, a glorious flowering of the Naryshkin Baroque style, reputedly Dostoevsky’s favourite church. This was destroyed in 1935-6, despite being included in the most shortened version of the list of buildings to be saved even if all else was lost, published in 1935, the same year as the Stalin plan. Although the Stalin plan, under which virtually the entire historic city outside the Kremlin would have been obliterated, was mercifully never carried out in full, it was made clear to Soviet town planners that churches were to be removed from the Moscow cityscape. Workers’ Clubs – superseded after the 1920s by Houses of Culture — were to form the new focus of community life. Only a tiny number of churches were allowed to continue functioning. Access was usually restricted and the activities of parishes closely monitored by the OGPU and its successor, the KGB. Most surviving buildings were secularised and turned over to a multitude of uses ranging from housing to cinemas to industrial use, which entailed the obliteration of the interior fittings. Removing religious buildings from the skyline was official policy and so the bell towers and domes of secularised churches were often dismantled to make it clear that they had been ‘decommissioned’ as places of worship. After the Second World War the situation improved and some secularised churches were restored and sometimes even turned into museums. Yet there was a second wave of demolitions during

церковная архитектура / ecclesiastical architecture Хотя этот план, в соответствии с которым фактически был бы стерт с лица земли весь исторический центр города за пределами Кремля, никогда, к счастью, не был полностью реализован, советским градостроителям ясно дали понять, что церкви должны быть удалены из городского пейзажа Москвы. Новыми центрами общественной жизни должны были стать дома культуры, сменившие рабочие клубы двадцатых годов. Только очень небольшому числу церквей позволили остаться действующими. Доступ в них обычно был ограничен, а за деятельностью приходов пристально следил НКВД (позднее КГБ). Большинство сохранившихся церковных зданий было секуляризовано и использовалось в самых разных целях, от жилья и кинотеатров до цехов и складов. Это влекло за собой разрушение их внутреннего убранства. Силуэт города последовательно «очищали» от культовых элементов, так что колокольни и купола секуляризованных церквей часто демонтировали, чтобы ясно показать, что как храмы они «выведены из строя». После Второй мировой войны ситуация несколько улучшилась, некоторые секуляризованные церкви были отреставрированы и в нескольких случаях превращены в музеи. Однако в начале шестидесятых, во время антирелигиозной кампании Хрущева прошла следующая волна разрушений, только после прихода к власти Горбачева в конце восьмидесятых годов гонения наконец прекратились. Итог советской эпохи удручающий: между 1917 и 1989 годом в Москве были уничтожены 368 церквей. Понятно, что религиозное возрождение, начавшееся в годы перестройки, принесло с собой желание исправить ошибки советских времен. Поэтому его самыми заметными символами стали реконструкции храмов, разрушенных большевистским режимом: церкви Иконы Казанской Божьей Матери на Красной площади (построенной в 1620-х годах и разрушенной в середине 1930-х) и храма Христа Спасителя. Этот крупнейший в Москве храм был возведен поблизости от Кремля по проекту Константина Тона как памятник Отечественной войны 1812 года; его строительство было закончено в 1883 году, в 1931-м он был взорван ради Дворца Советов, который так и не был построен: вместо него в 1958 году появился открытый плавательный бассейн «Москва». Круг завершился воссозданием храма в 1994-2000 годах. Планы восстановления уничтоженных церквей порой вызывают больше вопросов, чем дают ответов. Так, восстановление храма Христа Спасителя породило большие споры из-за отклонений от оригинального проекта. Значение таких отклонений от аутентичности обсуждается во всех деталях в специально посвященной этому главе на с. 216-225, но не может не вызывать беспокойства тот факт, что теперь, когда после более чем десятилетней паузы вновь возродился интерес к воссозданию утраченных церквей, оказывается, что никакие уроки из прошлого опыта извлечены, по всей видимости, не были. Например, в июле 2008 года на сайте www.archnadzor.ru были опубликованы планы восстановления церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке, составленные еще в 1997-1998 годах 13-й Мастерской «Моспроекта-2». Церковь была хорошо обмерена и описана перед сносом, и участок, на котором она стояла, не был застроен, так что аутентичное воссоздание ее вполне осуществимо. Дом причта XVIII века сохранился и включает в себя фрагменты первого яруса колокольни, которые впервые были исследованы и законсервированы в 2004 году. Украшенные бо-

Khrushchev’s anti-religious campaign in the early 1960s and it was only after Gorbachev came to power in the late 1980s that the assault finally came to an end. The final toll is sobering: 368 churches were demolished between 1917 and 1989. Understandably the spiritual revival that began during perestroika brought with it a wish to undo the mistakes of the Soviet era. This has meant that its most visible symbols have become the reconstructions of churches destroyed by the regime: the Church of the Icon of the Kazan Mother of God on Red Square, originally built in the 1620s and destroyed in the mid-1930s; and the Cathedral of Christ the Saviour, the largest church in the city, designed by Konstantin Ton and planned as a memorial to the war against Napoleon of 1812, eventually completed in 1883, dynamited in 1931 for the construction of the abortive Palace of the Soviets — instead of which the Moskva open air swimming pool appeared in 1958 — and eventually rebuilt between 1994 and 2000. Plans to rebuild demolished churches can sometimes raise more questions than they answer. The rebuilding of the Cathedral of Christ the Saviour aroused much controversy because of the deviations from the original design. The full implications of such departures from authenticity are discussed in greater detail in the chapter on the subject on pp. 216-225, but it is worrying that, given a revival of interest in recreating lost churches after a hiatus of over 10 years, no lessons appear to have been learned. Plans for rebuilding the Church of the Dormition on the Pokrovka, drawn up as far back as 1997-98 by Studio No. 13 of Mosproyekt-2, were published on archnadzor.ru in July 2008. The church was well documented prior to demolition and the site has not been built over, making an authentic restoration entirely feasible. The parish’s 18th century clergy house survives and incorporates fragments of the base of the bell tower, studied for the first time and conserved in 2004. Richly carved limestone aedicules that formerly surrounded windows and a door portal were saved during demolition and preserved by the Shchusev Architecture Museum at the Donskoi monastery, along with other fragments elsewhere, including parts of the iconostasis. But worryingly, the reconstruction project proposes using mass reinforced concrete for the substructure of the new building, with some of the ornament to be executed in fibreglass and concrete. There is no word on whether any of the surviving fragments are to be incorporated. This is totally unacceptable. A new, concrete Church of the Dormition on the Pokrovka is as much a mockery as a reproduction piece of Chippendale furniture executed in chipboard. Whether that church will ever grace Ulitsa Pokrovka again is an open question, but far more definite plans were discussed in June 2008 at a sitting of the city-planning council for the restoration of the surviving buildings of the St Nicholas Greek Monastery on Nikolskaya Ulitsa, which include the recreation of the 18th century katholikon (or abbey church), destroyed in 1935. Details are as yet unknown, but it can only be hoped that the authors of the design, Studio No. 7 of Mosproyekt-2 will show greater regard for authenticity.

But the return of secularised buildings to the Orthodox Church and their reinstatement as places of worship is a far greater and more urgent task that is far from complete. Although the Church is one of the few pre-Revolutionary property owners to have been granted the right

исторический очерк / an historical outline гатой резьбой известняковые наличники, прежде обрамлявшие окна и дверной проем, были спасены во время разрушения и сохранены Музеем архитектуры в Донском монастыре, равно как и некоторые другие фрагменты, включая части иконостаса, были сохранены в разных местах. Но не может не вызвать беспокойства тот факт, что проект реконструкции предлагает использовать для фундамента нового здания монолитный железобетон, а часть декора выполнить из стекловолокна и бетона. Ни слова не сказано о том, будет ли включен в конструкцию восстанавливаемой церкви хотя бы один из сохранившихся фрагментов. Это совершенно недопустимо. Новая, бетонная церковь Успения Пресвятой Богородицы на Покровке – это такая же насмешка над оригиналом, как реплика предметов мебели чиппендейл, изготовленная из ДСП. Будет ли эта церковь когда-либо вновь украшать Покровку – вопрос открытый, а вот намного более конкретные планы обсуждались в июне 2008 года на заседании градостроительного совета по реставрации сохранившихся зданий Никологреческого монастыря на Никольской улице, которые включают воссоздание собора XVIII века, разрушенного в 1935 году. Подробности пока еще неизвестны, остается только надеяться, что авторы проекта – 7-я Мастерская «Моспроекта-2» – продемонстрируют больше уважения к аутентичности.

Но возвращение секуляризованных зданий церкви и их восстановление в качестве храмов – намного более значительная и более неотложная задача, которая пока еще далеко не исполнена.

Хотя Церковь – один из немногих дореволюционных собственников, которым предоставлено право на реституцию, для реализации этого права требуется намного больше, чем одна лишь добрая воля политиков. Прежде, чем можно будет начать реставрировать здание, надо найти новое помещение для организации, занимающей его на сегодняшний день. Поскольку многие из этих организаций государственные, они оказываются вынуждены не просто выехать со всем своим имуществом, но также и подыскать или даже построить себе заново другое помещение, и все это при достаточно скудном бюджете. Показательный пример – церковь священномученика папы Римского Климента в Климентовском переулке, поразительное здание, построенное в 1750–1760-х годах на рубеже позднего барокко и раннего рококо. Храм был закрыт в 1929-м и едва не уничтожен в 1935 году, но в последний момент его пощадили – возможно, благодаря оперативному вмешательству наркома обороны и будущего маршала Советского Союза Климента Ворошилова, движимого почтением к своему святому заступнику. Он приказал превратить церковь в книгохранилище для Государственной библиотеки имени Ленина, подразумевая, что так она будет выполнять слишком полезную функцию для того, чтобы ее можно было уничтожить. Необычно также то, что ро-

В церкви Св. Климента папы Римского началась наружная реставрация, которая должна исправить последствия десятий небрежения. Эта фотография сделана летом 2008 года, а 23 апреля 2009 года на храме были установлены отреставрированные подлинные кресты Restoration of the exterior of the Church of St Clement is now well under way to make good the consequences of decades of neglect. This photograph was taken in summer 2008; on April 23rd, 2009 the original crosses were put in place atop the domes following restoration

to restitution of property confiscated by the Soviet government, this requires far more than just political goodwill. Before restoration can start, new accommodation has to be found for the institution occupying the building. Since many of these are staterun, they are faced with the task not only of moving out lock, stock, and barrel, but also finding or even building from scratch new premises, and that on a slender budget. A case in point is the Church of St Clement on Klimentovsky Pereulok, a stunning building on the cusp of late Baroque and early Rococo of the 1750s and 1760s. It was closed in 1929 and nearly demolished in 1935, but reprieved, supposedly thanks to quick action by People’s Commissar of Defence and Marshal of the Soviet Union, Klim (i.e. Clement) Voroshilov, acting in deference to his patron saint. He had the church turned into bookstacks for the State Lenin Library, meaning that it was carrying out too useful a function to be demolished. Unusually, the sumptuous gilt and carved iconostasis was left intact; churches were usually stripped out before being turned over to secular use. But maintenance during the Soviet period was minimal and by the 1990s it had become dilapidated. The parish was reformed in 1991 and in 1993 the city government passed a decree ordering the church to be returned by 1996. But the process of moving out the bookstacks has been very protracted. For a while services had to be held outside until, in 2005, a side chapel was vacated. The rest of the interior was not eventually vacated until September 2008 and external restoration is now under way.

церковная архитектура / ecclesiastical architecture скошный позолоченный и резной иконостас оставили неповрежденным: обычно из церквей, прежде чем приспособить их под мирские нужды, полностью вычищали внутреннее убранство. Но уход за зданием в советское время был минимальным, так что к 1990-м годам оно обветшало. Приход был возобновлен в 1991 году, и два года спустя правительство Москвы приняло постановление, согласно которому церковь должна была быть возвращена верующим к 1996 году. Однако процесс переезда книгохранилища очень затянулся. Некоторое время богослужения приходилось проводить на улице, пока наконец в 2005 году не был освобожден один придел. Остальная часть помещения была окончательно освобождена только в сентябре 2008 года, и теперь полным ходом идет наружная реставрация церкви. Но не все организации так покорно принимают свою участь, и не все здания настолько хорошо сохранились. Крайний случай – церковь Рождества Богородицы в Бутырках. Когда в 16821684 годах строилось существующее ныне здание, место это было далеко за городом, но теперь оно находится посередине

Уцелевшие фрагменты церкви Успения на Покровке были обнаружены в 2004 году внутри дома причта, датирующегося XVIII веком. После реставрации они стали центральным элементом интерьера кафе (внизу) Surviving fragments of the lost Church of the Dormition on the Pokrovka built into the parish’s 18th century clergy house (below) were discovered in 2004 and restored to form the centrepiece of the interior of a restaurant (bottom).

But not all tenants are quite so compliant, nor are all the buildings themselves equally intact. An extreme case is the Church of the Nativity of the Virgin in Butyrki, well outside the city when the present structure was built in 1682-1684, but now in the middle of an unprepossessing industrial area. After services were stopped in 1935, the site was given over to an aeronautical factory. The church building was turned into a warehouse and lost its cupolas, while the free-standing belltower was deprived of its magnificent belfry and spire. Complete destruction was only narrowly avoided thanks to protests from art historians. But worse was to come. Regular demands from the 1960s by the Council of Ministers of the USSR for the building to be vacated, restored and made accessible were ignored by the factory management, who in 1970 destroyed the narthex and put up a massive factory block between the church and stump of the belltower. While the latter i s a listed structure, the former is not, since for legal purposes it is located at a different address. The revived parish got

В июне 2008 года обсуждались планы воссоздания собора Никольского греческого монастыря (XVIII век, разрушен в 1935 году), и была изготовлена модель, показывающая, как должна выглядеть реконструкция. Важно, однако, чтобы предложения по воссозданию утраченных церквей не отвлекали ресурсы от реставрации существующих зданий Plans to recreate the katholikon of the St Nicholas Greek monastery, an 18th century church destroyed in 1935 (below) were discussed in June 2008 and a model has been made to show how it would look (bottom). But it is important that proposals to recreate destroyed churches do not divert resources away from restoring surviving buildings

исторический очерк / an historical outline промзоны весьма непривлекательного вида. После того как в 1935 году богослужения в храме были прекращены, участок передали заводу «Знамя». Церковное здание было превращено в склад и лишилось куполов, а стоящая отдельно колокольня осталась без своей великолепной верхней части – звонницы и шатра. Полного разрушения церковь едва избежала благодаря протестам искусствоведов. Но впереди ее ждали новые мытарства. Хотя начиная с шестидесятых годов Совет Министров СССР регулярно требовал, чтобы здание было освобождено, восстановлено и открыто для посещения, эти требования игнорировались администрацией завода, которая в 1970 году разрушила трапезную и построила большой производственный корпус между церковью и обрубком колокольни. В то время как колокольня является охраняемым памятником архитектуры, само здание храма таковым не является, поскольку юридически оно расположено по другому адресу. Возродившийся приход получил в феврале 1996 года во владение остатки колокольни и устроил на первом ее этаже крошечный импровизированный храм. Указ премьер-министра, изданный в 2000 году, предписывал администрации завода освободить церковное здание, но он был проигнорирован на том основании, что постройка не представляла исторической ценности, и приход вынужден был добиваться правды через суды. В конце концов в начале 2006 года церковь была снята с баланса завода, и на Пасху 2007 года в ней прошло первое богослужение. Постройка ужасно искалечена. В ней оборудованы дополнительные этажи и перегородки, в стенах пробиты новые окна

possession of the belltower stump in February 1996 and set up a tiny improvised church on the ground floor. A prime ministerial decree issued in 2000 ordered the factory management to vacate the church building, but this was ignored on the grounds that it was of no historical interest and the parish had to pursue the matter through the courts. The church was eventually taken off the factory’s books in early 2006 and the first service was held at Easter 2007. The structure has been badly mutilated. Extra floors and partitions have been inserted, new windows and openings for pipework punched through the wall, and the brickwork has decayed and is smoke-blackened. The only access is through a temporary entrance through the wall of the apse. Restoring the building to its original state will be a major task. Restoration of the bell tower to its original state is more realistic in the shorter term, but this is hampered by the fact that it stands on the edge of a very busy main road, one lane of which would need to be closed to allow work to be carried out. Moreover, there are currently no plans to dismantle the factory block behind it, making complete restoration impossible for the time being. Daunting though these challenges are, there are cases elsewhere in the city that show that the seemingly impossible can be achieved. A large factory was built around the Church of the Nativity of the Virgin in Staroye Simonovo, a building of 1509-1510 with 18th and 19th century additions, following its closure in 1927 and it narrowly avoided being completely demolished. It was turned into a compressor house, losing its dome, belltower and С момента публикации первого выпуска данного отчета изуродованная церковь Рождества Богородицы в Бутырках, построенная в 1680-х годах (справа), была возвращена прихожанам после долгого судебного разбирательства. Реставрация интерьера будет сопряжена с серьезными проблемами; при приспособлении к нуждам фабрики были установлены новые полы и перегородки, так что единственным напоминанием о первоначальном назначении церкви служат проглядывающие сквозь поздние слои краски фрагменты настенных росписей. Сравнение с фотографией 1880-х годов (слева) показывает, сколько повреждений нанесли когда-то великолепному зданию превратности XX века Since the first edition of this report was published, the badly mutilated structure of the Church of the Nativity of the Virgin in Butyrki, originally built in the 1680s, has been returned to its parish after a lengthy legal battle (right). Restoration of the interior will be a major task — floors and partitions were inserted by the factory and fragments of wall paintings peeping out from beneath later layers of paint (far right) are the only reminder of the building’s original function. An 1880s photograph of the church from almost the same angle (left) shows how much damage the vicissitudes of the 20th century have done to this once magnificent building

церковная архитектура / ecclesiastical architecture и отверстия для трубопроводов, кирпичная кладка обветшала и почернела от дыма. Единственный способ попасть внутрь – через временный вход, сделанный в стене апсиды. Восстановление здания в исходном виде будет колоссальной работой. Восстановление колокольни представляется в обозримом будущем делом более реалистичным, но ему мешает тот факт, что колокольня стоит вплотную к очень оживленной трассе: пришлось бы перекрыть одну полосу движения, чтобы можно было производить реставрационные работы. Кроме того, пока не планируется снос производственного корпуса, разделяющего церковь надвое, так что полное ее восстановление в настоящее время невозможно. Сколь бы пугающими ни были эти проблемы, в Москве есть случаи, которые показывают, что вещи, кажущиеся невозможными, осуществимы. Например, судьба церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове: эта церковь, построенная в 1509-1510 годах, с дополнениями XVIII и XIX веков, после своего закрытия в 1927 году едва избежала полного разрушения. Вокруг нее построили огромный завод «Динамо», саму церковь превратили в компрессорную будку, сломали купол, колокольню и внутреннее убранство. Однако после долгой борьбы она в 1989 году была возвращена Церкви, полностью восстановлена и к ней был организован постоянный огражденный проход через заводскую территорию. Много других важных секуляризованных церковных зданий ждут своей очереди. Среди них – церковь Воскресения Словущего в Барашах на Покровке, превосходный образец зрелого

internal fittings in the process. Yet following a long campaign it was returned to the Church in 1989, completely restored and provided with permanent access in the form of a fenced-off passage leading across the factory site. Many other important secularised buildings await their turn. The Church of the Resurrection in Barashi on Ulitsa Pokrovka is an excellent example of the mature Baroque style of the reign of Empress Elizabeth, a rarity in Moscow. It is now occupied by the Internal Affairs Ministry and has suffered from rough and ready alterations, such as the installation of a radio aerial on the roof. Even if the tenants were not to move out, a full external restoration would at least allow this magnificent structure to regain its rightful place in the streetscape of one of the best preserved areas of the historic city. A positive side effect of the controversial plans to convert the Provisions Warehouses into the Museum of the History of Moscow is that it will allow the Church of St John the Divine on Noyava Ploshchad, a handsome piece of late Classicism of 1825-1837 currently occupied by the museum, to be vacated and fully restored. Another building of first-rank importance that has recently been given back to Moscow is the Church of the Sign on Romanov Pereulok. Finished by 1691 and built as the chapel of a palace latterly owned by the Sheremetyev family, it is a first class example of the so-called Naryshkin baroque style, a spectacular fusion of native traditions with central European baroque. It has equally splendid counterparts in style, general configuration and period at Fili and Troitse-Lykovo in the Moscow suburbs.

исторический очерк / an historical outline

Церковь Воскресения в Барашах на Покровке – величественная постройка редкого в Москве елизаветинского барокко, составляющая ансамбль с соседним домом Апраксиных-Трубецких. Сегодня десакрализованная церковь кажется своей собственной тенью. Если ее былое великолепие (о котором можно судить по фотографии 1880-х годов) восстановить хотя бы снаружи, она сможет снова занять свое место на хорошо сохранившемся участке городского ландшафта The Church of the Resurrection in Barashi on Ulitsa Pokrova is a magnificent Elizabethan Baroque structure and all of a piece with the neighbouring Apraksin-Trubetskoi house. Today it is secularised and a shadow of its former self (below). Restoring it at least externally to its former magnificence, as seen in a photograph from the 1880s (left) would allow it to take its place again in a well preserved piece of historic streetscape.

барокко периода правления императрицы Елизаветы Петровны, – для Москвы это редкость. Сейчас здание занято Министерством внутренних дел, и оно пострадало от бесцеремонных переделок, таких как установка радиоантенны на крыше. Даже если нынешние обитатели останутся в этом здании, его полная внешняя реставрация по крайней мере позволила бы этой великолепной постройке вновь занять свое законное место в городском пейзаже Покровки – одного из наиболее сохранных районов исторического центра Москвы. Положительный побочный эффект от спорных планов превращения Провиантских складов в Музей истории Москвы состоит в том, что это позволит освободить и полностью реставрировать церковь Св. Иоанна Богослова под Вязом на Новой площади – красивое здание в стиле позднего классицизма (1825-1837), в настоящее время занимаемое музеем. Другое здание первостепенной важности, недавно возвращенное Москве, это церковь Знамения на Шереметевом дворе в Романовом переулке. Построенная (строительство закончено в 1691 году) первоначально как домовая церковь дворца, принадлежавшего на тот момент семье Шереметевых, эта церковь – первоклассный образец так называемого «нарышкинского барокко», интереснейшего сплава отечественных архитектурных традиций с центральноевропейским барокко. Не менее прекрасные церкви в этом стиле, близкие к Знаменской по общей конфигурации и по дате постройки, есть в бывших подмосковных селах Фили и Троице-Лыково, но они хорошо известны и хорошо задокументированы, в то время как церковь Знамения была почти забыта на много лет, хотя находится в двух шагах от Кремля. Когда Шереметевский дворец был в 1930-х включен в комплекс кремлевской больницы, участок этот

Yet while those two are well known and well documented, the Church of the Sign was all but forgotten for many years, despite being only a stone’s throw from the Kremlin. When the Sheremetyev palace was incorporated into a hospital for highranking government officials in the 1930s, the site became out of bounds to ordinary mortals. The church was turned into a canteen and extra floors and partitions were inserted. Some external restoration work was done in the 1950s, but a full restoration only became possible after the building was handed back to the Church in 2003. Thanks to a generous donation from an anonymous benefactor, a large amount of high quality restoration work has been carried out in the last two years, but currently the results can only be viewed at a distance by all but regular parishioners, since advance permission is still required to obtain access to the building. It is to be hoped that this issue can be resolved soon, so that this church can properly take up its place as one of the jewels in Moscow’s crown. Parishes are left to their own devices when it comes to sourcing finance and not all of them enjoy equally generous funding. Fees for baptisms, marriages and funerals provide a trickle of income, but large outlays are trickier to cover. A small number of charitable funds for church needs operate with the approval of the Patriarchate, but these do not provide money solely for restoration work. Central funding from the patriarchate is restricted, since its own resources are currently limited. While the Church’s political weight can be useful for solving problems related to conservation, it can equally work against bodies overseeing restoration work. The Church is often

treated as a law unto itself, almost outside the jurisdiction of building conservation authorities,

церковная архитектура / ecclesiastical architecture

стал недоступен для простых смертных. Церковь была превращена в столовую, в ней были устроены дополнительные перекрытия и перегородки. Некоторые наружные реставрационные работы были выполнены в 1950-х годах, но полная реставрация стала возможна только после того, как здание было возвращено Церкви в 2003 году. Благодаря щедрому пожертвованию от анонимного благодетеля за последние два года был выполнен большой объем высококачественных реставрационных работ, но в настоящее время результаты их никто кроме регулярных прихожан вблизи увидеть не может, потому что для прохода в церковь все еще необходимо получать предварительное разрешение. Остается надеяться, что эту проблему скоро удастся решить, дабы эта жемчужина могла занять подобающее ей место в венце Москвы. Приходам самим приходится изыскивать средства для реставрации зданий, и не все они имеют щедрых жертвователей. Небольшие финансовые поступления обеспечиваются за счет оплаты треб, но покрыть большие издержки труднее. С благословения Патриархии действуют несколько благотворительных фондов, обеспечивающих средства для церковных нужд, но они предоставляют деньги не только на реставрационные работы. Централизованное финансирование от Патриархии поступает в небольших размерах, так как ее собственные ресурсы в настоящее время ограничены. Хотя политический вес Церкви бывает полезен при решении проблем, связанных с сохранением архитектурного наследия, он точно так же может работать и против организаций, контролирующих ход реставрации. Церковь часто рассматри-

вается как государство в государстве, она находится практически вне юрисдикции органов

В 2008 году закончилась реставрация церкви Знамения в Романовом переулке (вверху слева). Несмотря на то что церковь находится в двух шагах от Кремля, при превращении ее в кухню соседней больницы (вверху справа) она была практически скрыта от глаз горожан. Реставрация, отличающаяся высоким качеством работ, должна отчасти вернуть церковь в общественное пространство Completed in 2008, the restoration of the Naryshkin baroque Church of the Sign (above left) on Romanov Pereulok has been acclaimed for its high quality. Despite being within a stone’s throw of the Kremlin, secularisation of this outstanding church, which was converted into a kitchen serving the adjoining hospital (above right – view of part of the interior during the Soviet period), all but removed it from the public view.

meaning that unauthorised alterations to historic buildings are all too often made with impunity. Ultimately, the only firm safeguard is an incumbent who properly understands the value of the building in his care and the issues involved in restoring and maintaining it. Some churches have been lucky in this respect, but, alas, not all. Where they have not, pragmatism all too often prevails over authenticity and modern building materials are used for repair and restoration, often accompanied by shoddy workmanship by contractors with no experience of working with historic buildings. This is understandable in the case of parishes with limited resources trying to establish themselves in buildings requiring major renovation work simply to make them weathertight and usable, but the issue is not always so clear cut. The Church of the Deposition of the Robe of 1701-1716 at 20 Donskaya Ulitsa was fortunate in that is was never closed during the Soviet period and thus retained wholly intact its magnificent mid-18th century

исторический очерк / an historical outline

охраны памятников, и потому несанкциониро ванные переделки исторических зданий слишком часто совершаются безнаказанно. В конечном счете, единственная надежная гарантия – это настоятель, который правильно понимает ценность здания, порученного его заботе, и проблемы, связанные с его восстановлением и поддержанием в надлежащем виде. Некоторым церквям в этом отношении повезло, но, увы, не всем. В иных случаях прагматический расчет то и дело одерживает верх над требованиями аутентичности, для ремонта и реставрации используются современные строительные материалы, часто это сопровождается непрофессионализмом строителей, не имеющих опыта работы с историческими зданиями. Это можно понять, когда приходы, располагающие ограниченными средствами, пытаются обосноваться в сильно обветшавших храмах, которые требуют больших восстановительных работ уже хотя бы для того, чтобы ими просто можно было пользоваться. Но не всегда дело обстоит так однозначно. Церкви Ризоположения (1701-1716) на Донской улице, 20 повезло в том смысле, что ее никогда не закрывали при советской власти, и, таким образом, сохранился совершенно неповрежденным ее великолепный интерьер середины XVIII в. Но целостность ее исторической ткани в недавнее время была сильно нарушена: все оригинальные окна были заменены пластиковыми стеклопакетами, а исторические росписи внутри грубо поновляются. Еще более бесцеремонно обошлись с церковью Николая Чудотворца в Подкопаеве (XVIII век). Приходской священник осуществил многочисленные несанкционированные изменения в здании и дворе церкви, наиболее заметным из которых стала большая новая постройка рядом с оградой, которая заслоняет вид на церковь и разрушает ее зрительную связь с соседним Ивановским монастырем. В октябре 2008 года неквалифицированные рабочие стали без разрешения Москомнаследия сбивать штукатурку с одной из стен церкви. Зарисовка одного художника, попавшая в Интернет, показала, что приходской священник намеревался облицевать церковь заново декором из майолики и изразцовой плитки в стиле ярославского зодчества XVII века, что стилистически и хронологически абсолютно неоправданно. Был вызван инспектор Москомнаследия, который прекратил работы, но получил лишь устное согласие не продолжать их. Однако нет худа без добра: после удаления штукатурки в нижней части здания неожиданно показалась кладка, датируемая шестидесятыми годами XVI века, так что к предполагаемому возрасту церкви добавилось еще около ста лет.

Нынешний строительный бум в центре Москвы имеет серьезные последствия для церковноархитектурного наследия города: он лишает церкви их исторического окружения. Купола и коло-

кольни затесняются гигантскими новостройками, а крупные строительные работы вблизи хрупких исторических зданий могут причинить им серьезный вред. Показательный пример – церковь Воскресения Христова в Кадашах, великолепное произведение так называемого строгановского барокко конца XVII века. Место, где она стоит, находится в пределах прямой видимости от Кремля и потому испытывает сильнейшее давление со стороны девелоперов (об ущербе, причиняемом этим историческому городу, подробно

Большую опасность для церковных зданий представляют бесцеремонные «усовершенствования», нередко осуществляемые настоятелями без контроля органов охраны наследия. Так, церковь Ризоположения на Донской улице «украсили» стандартные пластиковые стеклопакеты Church buildings are at major risk from unwarranted rough and ready ‘improvements’ by the incumbent, which often go unchecked. The original windows of the Church of the Deposition of the Robe on Donskaya Ulitsa have been replaced by double glazing units (above).

interior. But the integrity of its historic fabric was recently severely compromised by the complete replacement of the original windows with plastic double-glazing units and historic wall paintings inside are being crudely overpainted. An even more cavalier approach has been taken with the 18th century Church of St Nicholas in Podkopayevo. The incumbent has made numerous unsanctioned alterations to the building and churchyard, most noticeably putting up a large new building alongside the boundary wall that obscures views of the church and destroys the sightline running to the nearby Ivanovsky Convent. In October 2008, unqualified workmen started hacking off the stucco from one wall without permission from Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee). An artist’s impression leaked onto the Internet showed that the incumbent intended to reface the church, cladding it with majolica ornament and tiles in the manner of the architecture of 17th century Yaroslavl – stylistically and chronologically totally unwarranted. An inspector from Moskomnaslediye was called out and put a stop to the work, but obtained only a verbal agreement not to continue them. It is an ill wind that blows no good, however, and removal of the stucco unexpectedly revealed fabric dating from the 1560s in

церковная архитектура / ecclesiastical architecture

рассказывается в другой главе этой книги). К территории церкви примыкает заброшенный завод, а на ней стоит дом дьякона XVIII века, прежде бывший в собственности прихода. На протяжении нескольких лет одна девелоперская фирма пыталась очистить этот участок, чтобы построить на нем элитный офисно-жилой комплекс, и частично уничтожила дом дьякона. Работа была остановлена после поданных приходом жалоб, но дом остался руиной без крыши. Церковь расположена в заповедной зоне, и новое строительство там должно считаться незаконным, но так и не принят ни один нормативный акт, чтобы провести в жизнь это законодательство. Новое здание, которое собирается строить девелопер, совершенно не согласуется с церковью по стилю и масштабу, оно загородило бы вид на нее с трех сторон. Кроме того, поскольку раньше эта местность была болотистой, церковь стоит на деревянных сваях. Земляные работы (в новостройке предусмотрены подземные этажи) повлекли бы за собой изменение уровня грунтовых вод, в результате эти сваи оказались бы открыты действию воздуха и начали гнить, что могло бы привести к катастрофическим последствиям. Насколько катастрофическими могут быть в таких случаях последствия, показали события лета 2008 года. В июне в СМИ широко сообщалось, что из-за подземных строительных работ осела церковь Заиконоспасского монастыря около Никольской улицы, построенная в 1740-х годах. Она более чем на 5° отклонилась от вертикали, из-за чего в стенах образовались большие трещины. Компания «Старград», законно выигравшая тендер на восстановление линии магазинов вдоль расположенного поблизости пешеходного прохода, совершенно незаконно начала выкапывать рядом котлован под трехуровневый подземный

Крайним примером является церковь Св. Николая в Подкопаеве – осенью 2008 года барочное здание начали переделывать в показанную здесь эклектичную фантазию (вверху слева). Прежде чем инспектора Москомнаследия остановили работы, из-под сбитой отделки неожиданно показалась кладка XVI века, которую можно отличить по мелкому размеру кирпичей (вверху справа) An extreme case of unwarranted alteration is the Church of St Nicholas in Podkopayevo – in autumn 2008 work began on remodelling the exterior of this baroque building to a design which was pure historical fantasy (above left). Work was halted by Moscow Heritage Committee inspectors, but removal of the plaster unexpectedly revealed sections of 16th century brickwork, identifiable by the smaller size of the bricks (above).

the lower half of the building, adding an extra 100 years or so to what was previously assumed to be the construction date.

The present construction boom in the centre of Moscow has had serious consequences for the city’s ecclesiastical heritage, depriving it of its historic setting. Domes and bell towers are crowded out by

overscaled new build, while major construction work close to fragile historic structures can inflict serious damage. A case in point is the Church of the Resurrection in Kadashi, a magnificent work of the so-called Stroganov baroque from the 1680s and 1690s. Being within sight of the Kremlin, the area is under immense pressure from speculative developers and the damage they have done there is detailed elsewhere in this book. A derelict factory adjoins the churchyard and the 18th century deacon’s house, formerly the property of the parish, stands on the site. For several years a developer has been trying to clear the site to build a luxury housing complex and partially demolished the deacon’s house. Work was stopped after complaints by the parish, but the house remains a roofless ruin. The church is located in

исторический очерк / an historical outline торговый центр. Москомнаследие обратилось к мэру Юрию Лужкову с просьбой издать распоряжение о прекращении строительства, что и было сделано, и в октябре арбитражный суд предписал компании «Старград» зарыть котлован. Но сам факт, что в двух шагах от Кремля такие масштабные работы могли проводиться так долго с полной безнаказанностью, не вселяет уверенности в том, что власти смогут не допустить повторения таких ошибок в будущем. Хищническая деятельность девелоперов угрожает также территориям, на которых стояли церкви, уничтоженные советским режимом, – например, таким, как участок церкви Святых Флора и Лавра на углу Мясницкой улицы и Тургеневской площади. Храм, построенный в середине XVII века, был закрыт в 1932-м и снесен в 1934 году, чтобы освободить место под строительную площадку для первой линии метро. Перед разрушением церкви были произведены обмеры и зарисовки, что делает точную ее реконструкцию и возможной, и желательной: Мясницкая улица лишилась в ХХ веке всех четырех своих церквей, а Тургеневская площадь в результате расширения проезжей части и нового строительства без учета исторической среды представляет теперь собой аморфное место, которое уже не выглядит настоящей площадью. Но этот урон можно было бы в значительной мере компенсировать, восстановив церковь Святых Флора и Лавра. К сожалению, влиятельный и обладающий хорошими связями владелец театра «Et cetera», стоящего позади ее участка, хочет использовать его, чтобы пристроить к своему театру камерный зал. Восстановление церкви привело бы к тому, Новая застройка исторических районов подвергает здания храмов значительному риску. В течение нескольких лет девелопер вел кампанию по сносу фабричных корпусов вокруг церкви Воскресения в Кадашах (справа), чтобы расчистить место под строительство жилого комплекса. Несколько лет назад начался незаконный снос дома дьякона (внизу, чуть правее центра фотографии), оказавшегося после закрытия церкви в 1934 году на территории фабрики. С тех пор он превратился в заросшую руину Redevelopment of the historic city puts church buildings and their original surroundings at considerable risk. A developer has been trying for several years to clear factory buildings surrounding the Church of the Resurrection in Kadashevskaya Sloboda (right) to build a residential complex. A few years ago illegal demolition work began on the deacon’s house (below — slightly right of centre) which ended up in the factory grounds after the church was closed in 1934 and secularised. It is now an overgrown ruin.

a conservation area and new construction should be illegal, but no normative act has ever been promulgated to enforce the legislation. The new development is wholly unsympathetic in style and scale and would block views of the church on three sides. Moreover, the area was once marshland and the church stands on wooden piles. Construction work would involve digging underground storeys, altering the water table, exposing these piles to the air and causing them to rot, with potentially catastrophic results. Just how catastrophic the results could be was demonstrated by a story that broke in summer 2008. In June it was widely reported in the media that underground construction had caused the 1740s church of the Zaikonospassky Monastery near Nikolskaya Ulitsa to subside, leaving it over 5 degrees out of true with large cracks visible in the walls. A company called Stargrad, after legally winning a tender to reconstruct a line of shops along a nearby pedestrian passage, had quite illegally gone on to start excavating a three storey underground shopping centre nearby. Moskomnaslediye asked Mayor Yury Luzhkov to issue a directive stopping construction, which was done, and in October the arbitration court ordered Stargrad to fill in the diggings. But the very fact that such major work could be carried out only a stone’s throw from the Kremlin for so long with complete impunity does not inspire any confidence that the authorities will be able to prevent such mistakes from being repeated. Rapacious development also threatens the sites of churches demolished by the Soviet regime, such as that of the Church of Sts

церковная архитектура / ecclesiastical architecture что места под строительство осталось бы вдвое меньше; поэтому не исключено, что вместо этого протолкнут проект, по которому церковь сводится к символической паре часовен, не имеющих даже поверхностного сходства с оригиналом. Церковной архитектурой Москвы иногда пренебрегают, когда пишут в СМИ об угрозах, нависших над архитектурным наследием города, поскольку, к счастью, ни одна церковь не находится под угрозой полного уничтожения – в отличие от зданий других типов. По понятным причинам активисты движения за охрану памятников избегают высказывать в адрес Православной Церкви такую же резкую критику, какую они обычно адресуют девелоперам, осуществляющим хищническую гражданскую застройку. Но угроз, нависших над церковноархитектурным наследием Москвы, множество, угрозы эти реальные и серьезные, и жизненно важно добиться, чтобы больше не наносился ущерб этому бесценному и ни с чем не сравнимому наследию, которое уже слишком долго терпело слишком много лишений.

Когда-то церкви главенствовали в силуэте Москвы. Советская власть с энтузиазмом боролась с этой ситуацией, и, как ни странно, этот процесс продолжается и сегодня. Храм Иоанна Воина на Якиманке, прекрасный образец петровского барокко, остался последним на улице, которая до революции могла похвастаться четырьмя церквями. Когда впервые возник план застройки участка по идущему мимо церкви Якиманскому переулку, архитекторам было рекомендовано ограничить высоту нового здания 26 метрами. Потом возник престижный проект Эрика ван Эгераата, и для него было сделано исключение. Этот проект в итоге не осуществили, но впоследствии на этом месте было разрешено построить еще более громоздкое здание высотой 44 метра, совершенно подавляющее церковь Churches used to dominate Moscow’s skyline, but the process of removing them from view enthusiastically pursued by the Soviet regime continues today. The Petrine baroque Church of St John the Warrior on Ulitsa Yakimanka is the only surviving church on a street which boasted four before the Revolution. Planning specialists advised restricting the height to 26 meters (85 feet) when plans for redevelopment of a site behind it on Yakimansky Pereulok were first drawn up. An exception was then made for a highprestige design by Erick van Egeraat. That design was eventually not executed, but this did not stop planning permission being granted to an even more overscaled replacement with a 44 meter (144 feet) high structure blotting out the church.

Florus and Laurus on the corner of Myasnitskaya Ulitsa and Turgenevskaya Ploshchad. Originally built in the 1650s, it was closed in 1932 and demolished in 1934 to make way for a construction site for the first metro line. Drawings and measurements were taken of the church before demolition, making an accurate reconstruction possible and also desirable: Myasnitskaya Ulitsa lost all four of its churches in the 20th century, while as a result of road-widening and insensitive rebuilding Turgenevskaya Ploshchad is now an amorphous space that no longer reads as a proper square, but reinstating Sts Florus and Laurus would go a long way to repairing that damage. Unfortunately the powerful and well connected proprietor of the Et Cetera Theatre behind the site wants to use it to build an extension with a chamber hall. Rebuilding the church would halve the amount of space available; a design reducing it to a symbolic pair of chapels bearing not even a superficial resemblance to the original may be forced through instead. Moscow’s ecclesiastical architecture sometimes gets neglected in coverage of the threats to the city’s heritage, since, fortunately, no churches are under threat of total obliteration, unlike buildings of other types. Understandably, conservation activists are reluctant to subject the Orthodox Church to the same sort of harsh criticism usually reserved for rapacious property developers. But the threats are many, real and serious and it is vitally important to ensure that no more damage is done to a priceless and incomparable heritage that has already suffered too many depredations for too long.

жилая архитектура до революции / residential buildings from before 1917 Анна Броновицкая / By Anna Bronovitskaya

49 Как и в любом другом городе, в застройке Москвы количественно преобладает жилье, которое уже в силу этого обстоятельства определяет лицо города не в меньшей степени, чем храмы. К моменту революции 1917 года «жилой фонд» древней столицы был весьма разномастным. Лучшую его часть составляли особняки, некоторые из которых сохранились с XVIII века, но большинство было построено после пожара 1812 года в стиле ампир – более мягком и изящном в Москве, чем в имперском Петербурге. Многочисленные городские усадьбы с их садами, из-за которых Москва получила ироничное прозвище «большой деревни», как и роскошные дворцы аристократии, на протяжении XIX века постепенно переходили к учебным заведениям, больницам, государственным учреждениям. C 1850-х годов вдоль главных улиц стали выстраиваться доходные дома, нижний этаж которых обычно отводился под коммерческие цели, в бельэтаже располагались многокомнатные дорогие квартиры, а выше – квартиры подешевле. Фасады и парадные помещения таких домов получали оформление в духе эпохи: до конца века – в стиле историзма, в начале нового – в местном варианте ар нуво, традиционно называемом «стилем модерн», в 1910-х годах – в формах неоклассицизма. Экономический подъем рубежа веков отозвался строительством новых особняков, многие из которых были весьма экстравагантны – их заказчиками чаще выступали уже не дво ряне, а спешившие демонстрировать свое богатство предприниматели,выдвинувшиеся из купеческой среды. Тогда архитекторов упрекали в потакании дурному вкусу нуворишей, сегодня же ясно, что многие образцы московского модерна не уступают шедеврам архитектуры ар нуво таких признанных столиц этого стиля, как Вена или Брюссель. Помимо этих основных типологий дореволюционного жилья – особняка, городской усадьбы и доходного дома, были и другие: корпуса келий в монастырях, богадельни, кирпичные общежития и деревянные бараки рабочих, вырастающие на окраинах поселки-сады английского образца и просто затесавшиеся на городские улицы деревенские дома. А самые древние сохранившиеся образцы жилой московской архитектуры, боярские палаты XVI – начала XVIII века, оказались скрыты от глаз. Выстроенные из белого камня или из кирпича, в свое время они были редким исключением среди деревянной застройки. Прочные сооружения с толстыми стенами и сводами постепенно вросли в землю, превратившись в подвалы и цокольные этажи более поздних зданий, или же получили новые фасады, за которыми их прежний облик едва угадывался.

В советский период старые жилые дома, в отли чие от церквей, специально не уничтожались, но все же судьба их была незавидной. Дворцы, усадьбы

Уникальная каменная резьба начала XVIII века на фасаде палат Пожарского (дома Ростопчина) много лет затянута сеткой и ожидает ремонта The unique early 18th century carved limestone detailing on the façade of the Pozharsky palaty, also known as the Rostopchin house (opposite), has been obscured by netting for many years and is in need of renovation.

As is the case is any large city, residential buildings make up the greater part of Moscow in quantitative terms, as a result of which they define the visual identity of the Russian capital every bit as much as its churches. By the time of the 1917 Revolution, the city’s housing stock was a highly characterful hodge-podge. The best sort consisted of mansions, some of which dated back to the 18th century, but most of which had been built after the fire of 1812 in the Empire style, which was less austere and more refined in Moscow than in the imperial capital of St Petersburg. The numerous town houses (that is to say, the local equivalent of Parisian hôtels particuliers) with their gardens, because of which Moscow acquired the ironic appellation of ‘a big village’, like the sumptuous palaces of the aristocracy over the course of the 19th century were gradually turned over to serve as schools, hospitals, government institutions and even factories – the previous owners had had to cut back their expenditure after the reforms of 1861, which liberated enserfed peasants. From the middle of the 19th century onwards tenement blocks started going up along the main streets, the ground floors of which were usually commercial premises, while the piano nobile housed expensive apartments consisting of several rooms, with cheaper flats above. The façades and circulation areas of these buildings were designed in whichever style was currently fashionable: up to the end of the century in historicist styles, after the turn of the 20th century in the 'style moderne' (a catch-all term covering anything from the local version of Arts and Crafts to fullblown Art Nouveau), while in the 1910s Neo-Classicism prevailed. The economic growth spurt of the turn of the centuries was reflected in the construction of new mansions, many of which were highly extravagant. They were usually commissioned not by the gentry, but by entrepreneurs who had risen from the merchant class and were keen to make their wealth conspicuous. Although back then architects were accused of pandering to the poor taste of the nouveau riche, it is clear today that many works of Moscow Art Nouveau can stand side by side with masterpieces in cities famous as showcases of the style, like Vienna and Brussels. In addition to the principal building types of pre-revolutionary housing described above there were also other types such as monastic buildings housing monks’ cells, alms houses, brick-built hostels, wooden labourers’ barracks, garden suburbs on the English pattern that grew up on the outskirts and wooden cottages that looked as though they had wandered in from the countryside. The most ancient surviving residential buildings in Moscow, boyars’ palaty from the 16th to 18th centuries, ended up being hidden from view. Built out of either local limestone or, more usually, brick, in their time they stood out as masonry structures in a predominantly wooden city. Solidly built with thick walls and vaults, for the most part they were turned into cellars and basement storeys of later buildings as the ground level rose around them or else were refronted so that their original form was no longer recognisable. During the Soviet period old residential buildings

were not destroyed systematically in the same way as churches, but all the same they did not fare especially well. Palaces, town houses and most of the

mansions were given over to a wide range of different organisations as office space and the interiors would only be retained if the layout fitted the needs of the establishment in question and management was well disposed – not a frequent state of affairs.

исторический очерк / an historical outline и большинство особняков были отданы разного рода организациям, после чего интерьеры могли сохраниться только в том случае, если планировка не противоречила нуждам конкретного учреждения и если на то была добрая воля начальства – что бывало нечасто. Счастливым исключением стали особняки, предоставленные посольствам, и те, которые были зарезервированы для каких-либо специальных целей. Любопытно, кстати, что советское правительство, проклинавшее «декаданс», оставило себе самые вычурные из купеческих особняков начала века: дом Морозовой на Спиридоновке (Федор Шехтель, 18931898), где был устроен Дом приемов, и дом Морозова на Воздвиженке (Виктор Мазырин, 1897-1899), в котором разместилось Общество дружбы с зарубежными странами; особняк Рябушинского (Шехтель, 1904), блестящий образец московского модерна, был использован как одна из приманок для возвращения на родину пролетарского писателя Максима Горького и, став его мемориальным музеем, сохранил свое убранство до наших дней. Оставшиеся же жилые дома нещадно эксплуатировались (после перераспределения жилплощади плотность заселения возросла в 3, 5, а иногда и больше раз) и не получали адекватного ремонта. Советская архитектурная политика была ориентирована на создание нового, а не на сбережение старого, так что при принятии сталинского Генплана 1935 года дореволюционная застройка была безжалостно принесена в жертву. Собственно, все, что сохранилось, уцелело только потому, что некуда было переселить людей. Когда в конце 1950-х Хрущев

Mansions that were turned into embassies or set aside for some special purpose were a fortunate exception. Curiously enough, for all its condemnations of bourgeois decadence, the Soviet government took the pick of the most elaborate merchants’ mansions from the turn of the centuries: the house of Zinaida Morozova on Ulitsa Spiridonovka (by Fyodor Shekhtel, 1893-1898), which was used for holding receptions for the Foreign Ministry; the house of Arseny Morozov on Ulitsa Vozdvizhenka, (by Victor Mazyrin, 1897-1899) which housed an international friendship organisation; the Ryabushinsky mansion on Malaya Nikitskaya Ulitsa, an outstanding work of Moscow Art Nouveau, was used as bait to tempt back proletarian writer Maxim Gorky to his native land and, thanks to being made a museum dedicated to his memory after his death, has retained all its original fittings. But all other residential buildings were run into the ground (after larger flats were communalised the population density in

Усадьба Бибикова на Большой Никитской, 46 сохранила типичную для конца XVIII – начала XIX века структуру с главным домом посреди парадного двора, двумя флигелями, выходящими на красную линию улицы, и соединяющей их оградой. Подобные усадьбы составляли значительную часть дореволюционного ландшафта Москвы This late 18th and 19th century former Bibikov house at 46 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa retains its typical late 18th century/early 19th century layout with a free-standing main house in the middle of a cour d’honneur, with two outbuildings reaching out to the streetline and a fence connecting them. Such town houses formed an integral part of the pre-Revolutionary cityscape.

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917 наконец взялся энергично решать жилищную проблему, встал вопрос о полной реконструкции центра. Но когда жители столицы СССР стали массово переезжать из коммуналок в отдельные квартиры в окраинных районах, сама безликость типовой застройки породила ностальгию по уютным улочкам центра. Как-то сразу многим стало очевидно, что старые, донельзя обветшавшие дома являются бесценным носителем исторической памяти и культурной идентичности. Только в уцелевших фрагментах старого центра москвичи могли еще почувствовать, что живут в том же городе, где до них жили Пушкин и Толстой. Под давлением общественного мнения в 1973 году девять зон в пределах Садового кольца были объявлены заповедными, что означало, что снос и новое строительство в этих границах могут производиться только в исключительных случаях. Под защиту государства (по крайней мере, теоретически) были поставлены не только выдающиеся памятники, но и рядовая застройка, городская среда как таковая. Силами группы специалистов Реставрационной мастерской №7 «Моспроекта-3» (с 1976 г. – Мастерской №13 «Моспроекта-2») велось сплошное научное обследование центра. Тщательно выявлялись в напластовании эпох хронологические слои, стилистические характеристики, типологии – все исторические здания на какой-то период времени стали считать не дожидающимся сноса обветшавшими строениями, а богатством, которое остается только привести в порядок. Конечно, в процессе выяснилось, что практические соображения часто перевешивают принципы научной реставрации.

51 them grew by a factor of 3.5 and sometimes even more) and were not properly maintained. Soviet architectural policy was aimed at creating new, rather than preserving old housing and when the Stalin General Plan of 1935 was passed, pre-revolutionary buildings were to be sacrificed on its altar without a second thought. In short, anything that has survived remained intact for no other reason than that there was nowhere to resettle the inhabitants. When Khrushchev finally started tackling the housing crisis energetically in the late 1950s, the idea was floated of the wholesale reconstruction of the city centre. But when most of the inhabitants of the capital of the USSR had been moved out of communal flats to private flats on the outskirts,

Древнейшими сохранившимися зданиями в Москве являются белокаменные и кирпичные палаты. На фото – деталь северного фасада палат Сверчкова (Сверчков пер., 8). Подобно многим своим аналогам, это здание строилось несколькими этапами в течение XVII столетия и потом перестраивалось неоднократно в соответствии с изменениями моды. Живое узорочье фасадов, сделанное из лекального (а потом и заштукатуренного и раскрашенного) кирпича, было воссоздано советскими реставраторами, но дает хорошее представление о первоначальном облике этих зданий Moscow’s earliest surviving secular buildings are represented by stone and brick palaty. Seen here is part of the north façade of the Sverchkov palaty at 8 Sverchkov Pereulok. Like many of its counterparts, it is an accretive structure, built in stages over the 17th century and subsequently remodelled to suit changing tastes. The lively ornament made of moulded (and then plastered and painted) brick seen here is actually the result of careful work by Soviet restorers, but gives a good sense of the original appearance of these buildings.

исторический очерк / an historical outline При капитальном ремонте доходных домов большие квартиры, десятки лет бывшие коммунальными, делились на меньшие отдельные и при этом окончательно утрачивали отделку интерьеров. При расселении центра многие прежде жилые здания передавались учреждениям, и в этих случаях приспособление иногда оборачивалось еще более грубым вмешательством.

Приход рынка, как-то незаметно обесценившего прежние охранные постановления, больнее всего ударил именно по жилой архитектуре. Если

здания храмов постепенно возвращались Церкви, взявшей на себя заботы по их восстановлению, то в светской сфере в России реституции не было. Бывшие усадьбы и особняки оказались на балансе организаций, большинство из которых в новых экономических условиях просто не имели средств на их содержание. В самом тяжелом положении оказались те здания, где была начата, а затем остановлена из-за прекращения финансирования реставрация. Рано или поздно в таком доме происходит пожар – случайный, возникший из-за неосторожности бомжа, или намеренно вызванный с целью освободить ценный участок под застройку. Вопиющий и требующий незамедлительного вмешательства пример – судьба городской усадьбы Алексея Разумовского на Гороховом поле (1801-1803). Авторство дворца, построенного на восточной окраине Москвы для племянника елизаветинского фаворита, точно не установлено. Некоторые исследователи называют имя Адама Менеласа, но архитектуре здания присущи многие черты, характерные для стиля лучшего русского пал-

the facelessness of these system-built suburbs bred nostalgia for the homely old streets of the centre. It was immediately obvious to many people that despite being extremely dilapidated, these old buildings were priceless for retaining memory of the past and a sense of cultural identity. Only in these surviving fragments of the old centre could Muscovites still feel that they were living in the same city where Pushkin and Tolstoi had lived before them. Under public pressure nine zones within the Garden Ring were declared conservation areas, meaning that demolition and new construction within them could only be carried out in exceptional circumstances. Not just first-rank buildings, but also more run of the mill structures between them, the very stuff of the cityscape, were granted state protection — theoretically, at least. A group of specialists from Studio No. 7, a specialised restoration division, of Mosproyekt-3 (reclassified as Studio No. 13 of Mosproyekt-2 in

Живописный Старосадский переулок на Ивановской горке дает хорошее представление о постепенно формировавшейся и стилистически разнородной исторической жилой застройке Москвы. На этой фотографии присутствует впечатляющее смешение периодов и стилей, от сильно перестроенных палат XVII века до неоклассицизма и эклектики XIX века и советских достроек Picturesque Starosadsky Pereulok in the Ivanovskaya Gorka quarter gives a good impression of the accretive and stylistically diverse nature of Moscow’s historic residential buildings. A wealth of periods and styles is represented by the buildings in this picture, ranging from much-altered late 17th century palaty, through 19th century Classicism and eclecticism to Soviet-era rebuilds.

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917 ладианца Николая Львова, работавшего преимущественно в Тверской губернии. Изобретательность композиции, совершенство пропорций и тонкость деталей делают дворец Разумовского одним из шедевров русской архитектуры. В советское время усадьба принадлежала Институту физкультуры и потому попала в список объектов, которые должны были привести в порядок к московской Олимпиаде 1980 года. Реставрацию начали, но к сроку не поспели, а потом финансирование прекратилось. Опустевший главный дом постепенно ветшал, так что в 1999 году его отобрали у Комитета по физкультуре и спорту и передали Академии художеств, пообещавшей закончить реставрацию (на что государством были выделены средства). Однако через несколько месяцев случился пожар, причинивший памятнику большой ущерб, а реставрация так и не началась. В 2007 году было опять объявлено о начале реставрации, которая должна была закончиться к декабрю 2008 года, но к моменту подготовки данного текста к печати (февраль 2009) продвинулась еще недалеко. Излишне говорить о том, что во время длительных перерывов в работах здание подвергается опасности нового пожара. В еще более опасном положении находится другой памятник, обладающий незаурядной исторической ценностью: собственный дом Матвея Казакова с помещениями для Архитектурной школы Кремлевской экспедиции строений. Уже несколько лет этот дом, расположенный в самом центре Москвы, на углу Большого и Малого Златоустинских переулков, стоит с выбитыми окнами и сорванной крышей, служа убежищем бомжам. Реставрация не может начаться потому, что городские власти никак не

53 1976) undertook a complete survey of the centre. Different chro nological strata, stylistic characteristics and building types were carefully brought to light amid the accumulations of successive eras – for a while all historic buildings came to be regarded not as dilapidated structures awaiting their turn to be cleared away, but as a rich legacy which merely needed to be put in good order. Of course, during the process it transpired that practical considerations often took precedent over the principles of scien tific restoration. When major repairs were carried out on tenement blocks, large apartments that had been communal for decades were broken up into smaller, separate ones, at the same time lo sing what was left of their interior decor. As people were moved out of the centre, many buildings that had formerly been residen tial were turned into offices and in such cases conversion led to even heavier-handed alterations.

The emergence of a market economy, which somehow resulted in previous edicts on conservation being overturned, struck its hardest blow against residential buildings. While ecclesiastical

В комплексе доходных домов начала XX века на Солянке, одном из самых представительных в Москве, в 1990 году был образован кондоминиум. Однако у жильцов, по-видимому, не хватает средств поддерживать дом в порядке A condominium was established in this complex of early 20th century tenement blocks on Ulitsa Solyanka, one of the most imposing in Moscow, back in 1990, but it would appear that the residents lack the means to keep the building in proper shape.

исторический очерк / an historical outline определятся с тем, кому отдать полуразрушенное здание. Уже несколько лет обсуждается передача дома Казакова Московскому архитектурному институту под музей московской архитектурной школы (обладающему богатыми фондами музею МАРХИ давно не хватает площадей для экспозиции и исследовательской работы). Однако у института нет средств на реставрацию, и найти источник финансирования пока не удается. Чем больше проходит времени, тем больше вероятность того, что здание будет признано не поддающимся восстановлению. И это не единственная постройка самого прославленного московского зодчего, приходящая в упадок при попустительстве органов охраны. В одном из дворов на Большой Садовой скрыта усадьба Мещерской-Бутурлиных, главный дом которой, построенный в конце XVIII века по проекту Казакова, является «объектом культурного наследия федерального значения». Этот статус не воспрепятствовал тому, что здание утратило почти весь наружный декор – частично уцелели лишь две великолепные резные капители композитного ордера, венчающие белокаменные колонны центрального портика. К счастью, здание до сих пор занято какой-то организацией, что дает надежду на частичную сохранность интерьеров. Поразительно, но разрушение подлинных памятников допускается не только в историческом центре, но и на окраинах, где вошедшие в черту города старинные усадьбы, со своими церквями и остатками парков, обычно являются единственной достопримечательностью обширных жилых массивов. Так, несколько лет назад сгорел в процессе затянувшейся реставрации

buildings were gradually returned to the Orthodox Church, which took on the task of restoring them, there was no restitution of secular property in Russia. Former town houses and mansions had ended up on the books of organisations which in most cases simply did not have the means to maintain them under the new economic order. Buildings on which restoration work had been started, but then stopped because funding had been cut, have ended up in the most difficult position. Sooner or later a fire breaks out in them, either an accident caused by a tramp being careless, or a deliberate act of arson intended to clear a valuable plot for redevelopment. Dozens of old buildings have been lost this way. An egregious example of this which requires urgent intervention is the Moscow residence of Alexei Razumovsky on Ulitsa Gorokhovoye Pole of 1801-1803. The attribution of the palace, built on what was then the eastern fringes of Moscow for the nephew of the favourite of Catherine the Great, has never been fixed. Certain scholars have named Adam Menelaws as the architect, but there are many features which are typical of the style of the leading exponent of Palladianism in Russia, Nikolai Lvov, who worked mainly in the Tver Province. The inventiveness of the composition, the perfection of the proportions and the refinement of the detailing accord the Razumovsky palace a place among the finest works of Russian architecture. In Soviet times the palace belonged to the Institute of Physical Education and it therefore found its way onto the list of buildings which were due to be put into good order for the 1980 Olympics. Restoration work

Дворец Разумовского, великолепный образец неоклассицизма рубежа XVIII-XIX веков, заброшен уже на протяжении более 20 лет и в 1999 году сильно пострадал от пожара. Российская академия художеств, которой принадлежит здание, собралась возобновить реставрацию только в 2008 году, но и теперь работы ведутся с перерывами The Razumovsky palace, a superb piece of early 19th century Classicism, has been derelict for over 20 years and in 1999 was seriously damaged by fire. The Russian Academy of Arts, which owns the building, got round to recommencing an interrupted restoration only in 2008, but even now work is progressing in fits and starts.

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917 главный дом усадьбы Свиблово. Авторство дома XVIII – начала XIX века неизвестно, зато сохранились сведения о том, что в нем гостили у генерала Высоцкого такие великие деятели русской культуры, как Николай Михайлович Карамзин и Василий Андреевич Жуковский. В советские годы в барском доме и флигелях находились коммунальные квартиры, которые расселили только в начале 1990-х. В усадьбе, переданной Русской Православной Церкви (на территории находится церковь Троицы начала XVIII в.), должна была начаться реставрация, а вместо этого случился пожар. Впоследствии первый, каменный этаж дома был отреставрирован, а верхний восстановлен из несгораемых материалов – надо признать, довольно тщательно, в отличие от флигелей, очень приблизительно «воссозданных» в предыдущий период регенерации усадьбы. Примером небрежения к памяти первейших имен русской культуры может служить судьба особняка Веневитинова. Это здание со сложной строительной историей, включающее остатки палат XVII века, в основном построено в первой половине XVIII и перестроено в начале XIX века. Но в данном случае ценность здания связана не столько с архитектурой, сколько с тем обстоятельством, что одним из его владельцев был поэт Дмитрий Веневитинов, у которого дважды гостил в свои приезды в Москву Александр Пушкин. Именно здесь в 1826 году самый великий поэт России читал друзьям только что написанного «Бориса Годунова». Об этом событии упоминается в любом учебнике русской литературы, о нем же сообщала мемориальная доска на фасаде, но в 1999 году, когда в стране широко празд-

55 was started, but not completed in time and funding then ceased. Left empty, the main building gradually fell into dilapidation and in 1999 was taken away from the Committee for Physical Education and given over to the Academy of Arts, which promised to complete the restoration, for which the state allocated funding. But a few months later a fire broke out, which did a lot of damage to the building, and the restoration was never actually started. In 2007 it was again announced that restoration work was to begin and a date was even set for completion — December 2008 — but at the time of writing (February 2009) little had been done. Need it be said that these lengthy delays put the building at renewed risk of being damaged by fire? Another historic building of outstanding historic importance is in an even more dangerous situation – the house of Matvei Kazakov and the premises of the Architectural School of the Kremlin Works Department. For several years now this house in the very centre of Moscow, located on the corner of Bolshoi Zlatoustinsky Pereulok and Maly Zlatoustinsky Pereulok, has stood derelict with broken windows and part of the roof missing,

Еще одна постройка Казакова, скрытая во дворе дома №6 по Большой Садовой улице усадьба Мещерской-Бутурлиных, пока сохраняет конструктивную целостность, но уже утратила почти весь наружный декор The Buturlin-Meshcherskaya house by Matvei Kazakov is hidden in the back yard of building No. 6 on Bolshaya Sadovaya Ulitsa. It is still structurally intact, but has lost most of its external ornament.

исторический очерк / an historical outline

Усадьба Свиблово с церковью Троицы является единственной архитектурной достопримечательностью большого района массовой застройки. Тем не менее, в 1990-х годах главный дом был почти полностью уничтожен огнем и теперь фактически воссоздан заново. Флигеля еще раньше были построены «по мотивам» утраченных

The estate house of Sviblovo and the Church of the Holy Trinity are the only buildings of architectural merit in a large suburban area of mass-built housing blocks. Yet in the 1990s the house was almost totally destroyed by fire (the photograph above left shows all that survived) and what stands there today (above right) is virtually a brand new replica. The outbuildings (one of them is visible on the extreme right of each photograph) were built anew ‘along the lines’ of the destroyed originals some time prior to that.

новался пушкинский юбилей, дом был объявлен аварийным и приговорен к сносу. К счастью, это решение быстро признали ошибочным, но дом стоял пустым и разрушался до 2007 года, когда была начата его реставрация. Казалось бы, все прекрасно, гибель памятника предотвращена, но парадокс заключается в том, что дом восстанавливается на состояние XVIII века. Вопрос, стоит ли ради раскрытия более раннего периода жизни здания жертвовать элементами, добавленными позднее, всегда является очень сложным. Обычно решение в пользу раннего пласта принимается в тех случаях, когда он представляет собой существенно большую ценность, чем поздний. Но в судьбе дома Веневитинова самым значительным периодом является пушкинская эпоха, а ее следы в результате реставрации окажутся уничтожены! Впрочем, похоже, что любые интерьеры в этом доме окажутся новоделами: зиму 2008-2009 года дом простоял без крыши. Ничуть не в большей степени, чем усадебные дома и особняки эпохи классицизма, защищены от разрушения палаты, составляющие древнейший пласт российского гражданского зодчества. Начиная с 2000 года Москва лишилась по меньшей мере пяти палат, часть из которых была заменена новоделами, а часть просто уступила место новому строительству. В ближайшее время список утрат могут пополнить палаты Левашовых по адресу Староваганьковский переулок, д.15, стр.3. Судя по табличке на ограждении, палаты реконструируются по заказу ООО «Элит-Недвижимость», но никаких работ не ведется. Предположительно датирующиеся 1690-ми годами палаты, довольно роскошные для своего времени, пустуют с середины 1990-х годов, когда в них произошел первый пожар, за которым последовали другие. Тогда же здание было опознано как древ-

serving as a shelter for tramps. Restoration cannot be started as the city government cannot decide who should be given ownership of the building. For some years now there have been discussions about making the building available to the Moscow Architecture Institute as a museum for the Moscow Architectural School – the institute’s museum has an extensive collection, but has long lacked sufficient space for holding exhibitions and carrying out research work. But the institute lacks the funds to carry out restoration work and has not yet managed to find an alternative source. The longer the building is left in this state, the greater the likelihood that it will be condemned as beyond repair. Nor is this the only work by one of Moscow’s most celebrated architects to have been allowed to go to rack and ruin with the collusion of the conservation authorities. In a back yard on Bolshaya Sadovaya Ulitsa is hidden away the ButurlinMeshcherskaya house, the main building of which was built in the late 18th century to designs by Kazakov and is federally listed. This status has not stopped the building from being stripped of all its external décor – all that has survived and that in part is two carved Composite capitals, crowning the limestone columns of the central portico. Fortunately, the building is still used as offices, which provides some sort of hope that the interiors have partly survived. What is shocking is that genuine historic buildings are being lost not just in the centre, but also on the outskirts, where old suburban estates now within the city limits, with their churches and remains of landscaped parks, usually provide the only historical and visual interest amid endless expanses of multistorey housing blocks. A few years ago the main house of the Sviblovo estate burned down during a protracted restoration. History does not record who designed the 18th and early 19th

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917

При реставрации особняка Веневитинова, известного более всего тем, что здесь в 1826 году Пушкин впервые публично читал «Бориса Годунова», судя по информационному щиту, воссоздается облик не начала XIX века, а более раннего периода жизни здания The Venevitinov house is best known for the fact that Alexander Pushkin gave his first public reading of ‘Boris Godunov’ there while being entertained by his friend. According to the information board shown here, as part of the present restoration the building will lose its genuine early 19th century exterior so that its hypothetical mid 18th century appearance can be recreated.

ние палаты и получило статус «вновь выявленного памятника». Российская национальная библиотека, которой оно принадлежит, не проводила после пожара никаких ремонтных работ и отказывается от соглашения с инвестором, предлагающим оплатить реставрацию в обмен на 50 процентов площади. Сегодняшний вид палат Левашовых, с обрушившейся кровлей и перекрытиями, пустыми окнами и глубокими трещинами в стенах, наводит на мысль о том, что стоять ему осталось недолго. Если учесть, что доходный дом начала XX века, во дворе которого находятся палаты, теряет жильцов и тоже постепенно приходит в руинированное состояние, можно предположить, что девелопер просто дожидается момента, когда можно будет осваивать участок целиком. Под угрозой находятся также палаты Зиновьевых в Афанасьевском переулке (конец XVII в.). Им, если верить компании ПИК, предназначена роль «культурного фасада» крупного жилого комплекса, который должен быть построен за ними – кстати, на месте снесенного доходного дома. Палаты, стоящие без окон в результате брошенной в 2002 году реставрации, находятся в настолько плохом состоянии, что вряд ли смогут пережить рытье котлована и последующее масштабное строительство в непосредственной близости. О совершенно недопустимой ситуации, сложившейся с палатами Пожарского на Большой Лубянке, 14, рассказано в разделе «Под угрозой». Требует пристального внимания судьба палат Голицыных в Кривоколенном переулке, д. 10. Ранее считалось, что они были сильно перестроены, но недавно обнаружилось, что под поздним фасадом сохранилась трехэтажная постройка допетровских времен с открытой сводчатой галереей в нижнем

57 century building, but information has survived that General Vysotsky received there leading figures in Russian culture such as writer and historian Nikolai Karamzin and poet Vasily Zhukovsky. During the Soviet period the main house and its outbuildings housed communal flats, which were only vacated in the early 1990s. Restoration was supposed to start on the estate following its handover to the Russian Orthodox Church (the 18th century estate church of the Holy Trinity survives and is functioning), but instead a fire broke out. Subsequently the surviving masonry ground floor of the house was restored, while the upper storey was reinstated using fireproof materials – fairly accurately, it has to be admitted, unlike the outbuildings, which were “recreated” in a very approximate fashion during a previous attempt at regenerating the estate. The story of the Venevitinov house illustrates the neglect into which the greatest names of Russian culture have fallen. This building has a complex construction history, dating largely from the first half of the 18th century, but including the remains of 17th century palaty, and remodelled in the early 19th century. But in this particular case the value of the building stems not so much from its architecture as from the fact that one of its owners was the poet Dmitry Venevitinov, with whom Pushkin stayed on two occasions during visits to Moscow. It was here in 1826 that Russia’s greatest poet read to his friends the drama 'Boris Godunov', which he had recently completed. This event is recorded in every textbook on Russian literature and was commemorated in a plaque on the façade, but in 1999, during the nationwide celebrations of the 200th anniversary of Pushkin’s birth, the building was declared a dangerous structure and permission was granted to demolish. Fortunately, it was soon admitted that this decision was a mistake, but the building stood empty and derelict until 2007, when restoration work was started by specialists from Studio No. 17 of Mosproyekt-2. One might imagine this would have been cause for celebration, since the building was to be saved from oblivion, but paradoxically not so, since it is to be returned to its 18th century state. Whether later elements should be sacrificed in order to reveal the earlier stage of a building’s development is always a difficult issue. Usually this is done in cases where the older layers are of substantially greater value than the later ones. But the most important period in the history of the Venevitinov house is the age of Pushkin, and yet the restoration will obliterate all traces of it! Although they form the most ancient part of Russia’s heritage of secular buildings, palaty are no more safe from destruction than classical estate houses and mansions. Since 2000, Moscow has lost at least five palaty, some of which were replaced with sham replicas, while others were simply cleared to make way for new construction. In the near future the Levashov palaty at 15 Starovagankovsky Pereulok, building 3 could well join the list of losses. According to a notice attached to the fence surrounding the site, the palaty are to be renovated by a firm called ElitNedvizhimost (i.e. Elite-Realty), but no work is being carried out. This building, probably originally put up in the 1690s and exceptionally well appointed for its time, has been empty since the first of a series of fires that ravaged it in the mid-1990s. Around the same time the building was first identified as an ancient structure and acquired the status of a newly declared listed building. The owner, the Russian National Library, has not carried out any repairs since the building was vacated and refuses

исторический очерк / an historical outline

По плану компании ПИК, палаты Зиновьевых в Б. Афанасьевском переулке должны стать «культурным фасадом» нового жилого комплекса. Однако на краю глубокого котлована и в непосредственном соседстве со стройкой даже прочная кладка XVII века дает трещины. Велика вероятность того, что роль «культурного фасада» будет выполнять новодел Developers PIK intend to turn the Zinovyev palaty on Bolshoi Afanasyevsky Pereulok into a ‘cultural façade’ for a new residential complex. But even solid 17th century brickwork cracks when there is extensive excavation and construction work in close proximity. It looks increasingly likely that a sham replica will end up fulfilling the function of the ‘cultural façade’ instead.

уровне и частично сохранившимся декором. Сейчас палатами занимаются специалисты – институт Спецпроектреставрация, но важно, чтобы реставрации этого редкого памятника не воспрепятствовали более «насущные» интересы инвестора. Необходимо сказать и о судьбе многоквартирных домов второй половины XIX – начала XX века. Наиболее примечательные из них защищены от совсем уж варварского вмешательства самой своей славой. Инвесторы иногда осознают рыночную ценность хорошей архитектуры, примером чему может служить отреставрированный дом Кекушева на Остоженке, 19 (собственный доходный дом одного из ведущих архитекторов московского модерна). Но стремление к быстрой прибыли обычно не позволяет оставить историческую постройку без изменений. Нередко вмешательства в архитектуру здания даже не считают нужным маскировать: так в доме 32/9 по Б. Афанасьевскому переулку качественная реставрация сопровождалась надстройкой трехэтажной «мансарды» фантастической формы; а от дома Иерусалимского подворья на Гоголевском бульваре, 29 (Алек-

to give investors who are ready to pay for restoration the 50 percent of the floor space that they demand in recompense. The appearance of the building, whose roof and floors have collapsed, with empty windows and deep cracks in the walls, gives the distinct impression that it will not remain standing for much longer. Given that the inhabitants of the early 20th century tenement block, in the back yard of which the palaty stand, are being moved out in preparation for redevelopment of the site, it can be assumed that the developer is simply waiting for the right moment to make a clean sweep of the entire site. The late 17th century Zinovyev palaty on Bolshoi Afanasyevsky Pereulok are also under threat. If PIK, the developer of a large residential project that is to be built behind the palaty – incidentally on the site of a tenement block demolished to make way for it – is to be believed, the restored ancient building is to be used as a ‘cultural façade’. The palaty, which have stood without windows since restoration work that stalled in 2002, are in such a poor state that the building will hardly withstand the digging of foundations for and construction of such a large structure at close range, to say nothing of the fact that it will be completely overwhelmed by its new neighbour. The utterly disgraceful situation affecting the Prince Pozharsky palaty at 14 Ulitsa Bolshaya Lubyanka is described in ‘Under Threat’. Future developments at the Golitsyn family palaty at 10 Krivokolenny Pereulok, also need to be very carefully monitored. It was previously thought that the 17th century fabric of this building had been significantly altered, but recently it was discovered that a three-storey building of the pre-Petrine era with an open, vaulted gallery on the ground floor and in part, original decorative elements survived almost entirely intact behind a later façade.

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917

Летом 2008 года началась реставрация палат Голицыных в Кривоколенном переулке, 10, долгое время использовавшихся как многоквартирный дом и за последние десятилетия сильно запущенных. За фасадом 1859 года сохранилась практически нетронутая обширная постройка допетровской эпохи. После снятия штукатурки на боковой стене обнаружились следы окон XVII века. На верхнем этаже их восстановили на первоначальное состояние, а в нижнем раскрыли остатки когда-то пышных наличников In summer 2008 restoration work began on the Golitsyn palaty at 10 Krivokolenny Pereulok, latterly used as flats and now badly run down. Behind the façade of 1859, an extensive pre-Petrine structure survives largely intact. Stripping off the stucco from the side wall revealed traces of 17th century windows. Those on the top floor were opened up and restored to their original state, while those on the ground floor were revealed to have once had elaborate carved surrounds.

сандр Каминский, 1892) осталась только фасадная стена, над которой выросло еще два этажа. Сходная судьба ожидает доходный дом Быкова на 2-й Брестской улице, 19/18 (Лев Кекушев, 1909). Двор Г-образного здания предполагается застроить новым многоэтажным домом, который вберет в себя существующие уличные фасады. Поданная в Москомнаследие заявка о постановке дома Быкова на охрану до сих пор не рассмотрена. Защитой от подобных радикальных реконструкций могло бы стать создание товариществ собственников жилья (которым в случае прихода стороннего инвестора грозит выселение на окраину), но при этом возникают другие проблемы. Первый в Москве кондоминиум был образован в 1990 году в доме 1/2 на Солянке. Комплекс доходных домов Московского купеческого общества (В. Шервуд, И. Герман, А. Сергеев, 1909-1915), вероятно, самый крупный в столице неоклассический ансамбль. На его поддержание в должном порядке у кондоминиума не

Specialists from the Spetsproyektrestavratsiya restoration institute are working on the building, but it is important that the more prosaic needs of the investor — whose identity and exact plans for the building are a mystery — do not take prevalence over the proper restoration of this important building. Apartment blocks from the late 19th and early 20th centuries should also be mentioned. The most outstanding of them are protected against outright vandalism by their reputation. Investors sometimes do appreciate the market value of good architecture, as illustrated by the restored apartment block by Lev Kekushev at 19 Ulitsa Ostozhenka (a tenement block personally owned by one of Moscow’s leading Art Nouveau architects). But the drive for a fast profit rarely leaves historic structures unaltered. More often no attempt is made to hide the interventions: the high quality restoration of 32/9 Bolshoi Afanasyevsky Pereulok was accompanied by the addition of a three-storey mansard structure of fantastical form. All that survives of the tenement block of the metochion of the Jerusalem patriarchate at 29 Gogolevsky Bulvar (by Alexander Kaminsky, 1892) is the façade wall and even then the upper two storeys are a later addition. A similar fate is in store for the Bykov tenement block at 19/18 2nd Brestskaya Ulitsa (Lev Kekushev, 1909). There are plans to build a multi-storey building over the yard behind this L-shaped structure, which will incorporate the existing street façades. An application for listing made to Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) has still not been reviewed. Creating a householders’ association can provide a defence against radical reconstructions of this nature (when an outside investor appears tenants otherwise face eviction and resettlement to the outskirts), but this in turn creates new problems. The first

исторический очерк / an historical outline

Дом Иерусалимского подворья на Гоголевском бульваре после реконструкции 2004-2006 годов (Главмосстрой) нелегко узнать даже с главного фасада, надстроенного двумя этажами. При взгляде со двора (справа) становится окончательно ясно, что историческое здание было полностью заменено новым, рекламирующимся под названием «Русский модерн»

Following the addition of two extra new storeys, the Art Nouveau tenement block of the metochion of the Jerusalem patriarchate on Gogolevsky Bulvar is barely recognisable as its old self even when viewed from the street façade (above left). One look behind the building (above) is enough to show that the historic structure has been almost completely replaced by a new residential development, by a stroke of bitter irony billed as ‘Russky Modern’ (Russian Art Nouveau) by its promoters.

хватает средств, и дом постепенно теряет балконы, что, вероятно, является просто самым заметным признаком значительного обветшания конструкции. Доходные дома, наряду со скромными особнячками, чаще всего и являются той «рядовой застройкой» исторического центра, что составляет городскую ткань и которая исчезает в последние годы с ужасающей быстротой. В самой привлека-

condominium in Moscow was formed in 1990 at 1/2 Ulitsa Solyanka – a complex of tenement blocks put up by the Moscow Merchant Society (Vladimir Sherwood et al., 1909-1915) and probably the largest Neoclassical ensemble in the city. The condominium lacks the funds to keep it in good order and the building is gradually losing its balconies – probably the most noticeable sign that the structure is significantly decayed. Tenement blocks, together with modestly-proportioned mansions are all too often the very ‘run of the mill buildings’ that make up the historic cityscape and which in recent years have been disappearing with horrifying speed. In the most desi

тельной для жизни части Москвы – от Волхонки и Остоженки до Тверской – каждый переулок лишился нескольких домов, на месте которых, что самое

обидное, обычно появляются псевдоисторические стилизации. Возникает парадоксальная ситуация: люди платят большие деньги за то, чтобы жить в старинном районе («Здесь сохраняется особая аура старой аристократической Москвы», – гласит реклама дома на Гоголевском бульваре»), а в результате этот район перерождается до неузнаваемости. Нечто подобное происходит и в наиболее престижных районах Подмосковья, где природа стремительно вытесняется поселками для желающих жить на природе. В обоих случаях мы имеем дело с варварской эксплуатацией невозобновляемого ресурса. Помимо фундаментальной неготовности постсоветского общества осознать экономическую ценность подлинного архитектурного наследия, причин такого положения вещей видится несколько. Одна из них – несоответствие квартир в старых домах современным представлениям о комфорте. Конечно, когда-то многие мечтали поселиться в дореволюционном «доходнике», но когда такая возможность появилась, выяснилось, что простой ремонт не способен вытравить из расселенной квартиры дух коммуналки, да и подъезд обычно приходится делить с упрямо не желающими выезжать соседями неподходящего со-

rable area of central Moscow – the area running north east from Ulitsa Volkhonka and Ulitsa Osto zhenka up to Tverskaya Ulitsa – every backstreet has lost several buildings, which have usually been

replaced with weak exercises in historicist pastiche, adding insult to injury. A paradoxical situation arises: people pay enormous sums to live in an historic area — “The special aura of aristocratic old Moscow has survived here” claims the advertising for a development on Gogolevsky Bulvar — and yet the result is that the area undergoes such a wholesale transformation as to be no longer recognisable as its old self. Something similar is under way in the most prestigious areas of the Moscow region, where the countryside is being rapidly displaced by cottage settlements for people who wish to live in that self same countryside. In both cases we encounter the savage plundering of an irreplaceable resource. Apart from the fundamental lack of willingness of post-Soviet society to recognise the commercial value of the genuine heritage, several reasons for this state of affairs can be singled out. One of

жильe до 1917 года / нousing вefore 1917

Доходному дому Быкова на Брестской улице, построенному крупным мастером московского модерна Львом Кекушевым, грозит стать декоративным элементом значительно более крупного жилого здания, которое включит в себя существующие фасады The Bykov tenement block on 2nd Brestskaya Ulitsa, built by leading exponent of Moscow Art Nouveau Lev Kekushev, is under threat of being turned into a decorative front for a much larger residential development which will incorporate only the existing façades.

циального положения. С другой стороны, старые квартиры плохо поддаются перепланировке, в них невозможны перетекающие пространства, и джакузи тоже не установишь. Кроме того, когда правительство Москвы выдвигает инициативы вроде признания всех домов с деревянными перекрытиями аварийными, как-то страшно выкладывать крупную сумму за квартиру, из которой впоследствии могут переселить в Бутово. Наконец, свой вклад в исчезновение исторической городской среды вносит проблема стоянок. Хотя большинство старых домов имеет дворы, в какой-то момент машины жильцов перестали там помещаться. Выход был найден в виде подземных автостоянок, сложности устройства которых под существующим домом стали весомым аргументом для инвесторов в пользу выбора строительства нового, а не реконструкции старого дома.

them is that flats in old buildings do not conform to modern notions of comfortable living. Of course, there was a time when many people dreamed of taking up residence in a preRevolutionary mansion flat, but when the opportunity actually appeared, it transpired that simply redecorating the interior after the former tenants sharing it had been moved out (in itself an extremely time-consuming and expensive legal process) was not enough to dispel the insalubrious atmosphere of a communal flat and moreover the hallway and stairwell usually had to be shared with neighbours several rungs down the social ladder who stubbornly refused to move out. Flats in old buildings do not lend themselves well to internal remodelling, it is impossible to create open-plan spaces in them or to install a jacuzzi or any of the other attributes of the Russian moneyed classes. Moreover, when the city government puts forward initiatives such as declaring by default all buildings with wooden floors and partitions dangerous structures, few are willing to take the risk of investing a large sum in a flat from which one may subsequently be compulsorily resettled to a faceless new housing development on the very fringes of the city. Finally, the issue of parking space also contributes to the disappearance of the historic city. Although most old buildings have back yards behind them, their capacity is only finite. The issue was solved by putting in underground car parks, and the difficulty of putting them in beneath pre-existing buildings has become a powerful argument for investors in support of new construction rather than renovating existing buildings. No one, of course, has given any thought to the fact that the growth in the number of cars will only worsen traffic flow, to the further detriment of the quality of life in central Moscow.

aвангард 1920-1930-х годов / the 1920s and 1930s avant-garde Клементина Сесил / By Clementine Cecil

63 Со времени публикации первого выпуска нашего отчета архитектура авангарда стала привлекать к себе все большее внимание как в России, так и за рубежом: конференции, выставки и публикации идут одна за другой. Несколько важнейших памятников авангарда стали объектом внимания богатых и известных людей, что повысило престиж всего этого периода истории архитектуры. Ряд конструктивистских зданий получили статус охраняемых памятников культуры, некоторые из них реставрируются. Москомнаследие даже выпустило посвященный наследию авангарда буклет. При всем при том, однако, в России пока еще нет примеров полностью удовлетворительной реставрации авангардного здания, и не заметно политической воли, направленной на то, чтобы такие примеры появились. Архитектура этого периода традиционно непопулярна в России. Отчасти такое отношение уходит корнями в тридцатые годы: после официального осуждения «буржуазного формализма» конструктивистские здания были как бы вычеркнуты из общественного сознания. В отличие от зданий, построенных из камня, модернистские сооружения не способны стареть с достоинством: чтобы они оставались элегантными, за ними требуется регулярный уход, которого большинство конструктивистских памятников Москвы не получало. Исходно они строились как доминанты нового городского плана, но с тех пор были затеснены более высокими зданиями. Сегодня эти архитектурные шедевры, во многих случаях пережившие свою первоначальную функцию, затеряны в городе и тихо разваливаются – если уже не были изуродованы переделками. Породивший их период был недолгим: его началом принято считать 1923 год, когда братья Веснины создали конкурсный проект Дворца труда, а концом – апрель 1932 года, когда все независимые архитекторские группировки были распущены и заменены одним Союзом советских архитекторов, перед которым была поставлена задача создать новый стиль. Из-за нехватки средств и материалов период реального строительства архитектуры авангарда был даже еще короче: всерьез строить начали только в 1926 году. Тем не менее, за эти годы появилось достаточно много зданий, ставших большим вкладом в мировое Современное движение. Период авангарда был, по

Since the publication of the first report, Constructivism has attracted increasing attention both within Russia and internationally; there has been a spate of conferences, exhibitions and publications, and the interest of Russia’s super-rich in several key buildings has raised its profile. A number have been listed and some are being restored, while Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) has even published a glossy publication devoted to the city’s avant-garde heritage. But Russia has yet to see a single wholly satisfactory restoration of an avant-garde building and the political will to bring this about has yet to be felt. The architecture of this period is not traditionally popular in Russia. This attitude partly dates back to the 1930s: following the official condemnation of “bourgeois formalism”, Constructivist buildings disappeared from the public eye. Unlike buildings made of stone, modernist works do not support the patina of age with grace. They depend on regular maintenance to remain elegant, and most Constructivist buildings in Moscow have been deprived of it. Originally built to be strong visual accents in a new town plan, the buildings have since been outgrown by later structures. Today these gems are hidden and, their functions outmoded, in many cases are disintegrating, or else have been mutilated by later alterations. The early years of the Soviet Union were a time of explosive creativity. In art as in society, everything was turned on its head: old ways of seeing and creating were rejected and replaced with new forms that harnessed the latest technology and embodied the revolutionary spirit of the time. The period produced geniuses like the poet Vladimir Mayakovsky, photographer Alexander Rodchenko, artist Vladimir Tatlin and architect Ivan Leonidov. These rebels, who until then had existed on the margins of the respectable world of academia, began teaching in art schools and research institutions. VKhUTEMAS (The Higher Art and Technical Workshops) in Moscow produced the artistic movements of Rationalism and Constructivism. The Soviet architectural

avant-garde is considered to be the one period when Russia influenced the West rather than vice versa.

It was also a brief period, considered to begin with the first design by the Vesnin brothers for the Palace of Labour in 1923 and to finish in April 1932 when all independent groupings of architects were banned and replaced by a single Union of Soviet Одним из самых чистых выражений конструктивизма – течеArchitects, tasked with creating a new style. Due to shortages, the ния, название которого часто используют для обозначения все main construction period was even shorter than this, not starting го архитектурного авангарда, – является дом Наркомфина (Моin earnest until 1926. Nevertheless, many buildings were исей Гинзбург и Игнатий Милинис, 1928-1930). Жилой дом для constructed and their influence is wide-ranging. работников Народного комиссариата финансов стал, вероятно, One of purest expressions of Constructivism is Narkomfin первым в мире воплощением «пяти принципов новой архитек(Moisei Ginzburg and Ignaty Milinis 1928-1930), built to provide туры» Ле Корбюзье. В свою очередь, европейский мэтр позаимapartments for the workers of the People’s Commissariat of Finance, of which Narkomfin is an abbreviation. It was also Клуб имени Русакова (улица Стромынка, 6; Константин Мельников, 1927-1929) – одно из самых известных авангардных зданий Москвы и первый клуб, построен- probably the first building in the world to incorporate Le ный Мельниковым. Несмотря на некоторые позднейшие искажения, в целом он Corbusier’s ‘Five Points of a New Architecture’ by someone other сохранился лучше многих других и последние годы используется как репетициthan himself. It in turn influenced him in the resolution of internal онная база театра. Сейчас в нем началась реставрация, но пока трудно сказать, space: the two-level flats tessellate around corridors rather than будут ли ее результаты соответствовать стандартам, которых заслуживает столь выдающийся памятник being built one over the other, a design that he was later to use in his Unité d'Habitation in Marseilles and elsewhere. The Rusakov club (6 Ulitsa Stromynka; Konstantin Melnikov, 1927-29) is one of Moscow’s Narkomfin was built to a programme based on the partial best known avant-garde buildings and was the first workers’ club by that architect. Despite some unsympathetic later alterations, it has fared better than many of its councommunalisation of daily life. A canteen, laundry and terparts and is currently used by a theatre company for holding rehearsals. But whether kindergarten were supposed to relieve its inhabitants of much of much-needed renovation and remodelling work presently being carried out will meet the their household chores so that they – men and women alike – high standards that this exceptional building requires is still an open question.

сути, единственным в истории, когда Россия влияла на Запад, а не наоборот.

исторический очерк / an historical outline

ствовал находки своих русских последователей в решении внутреннего пространства: в марсельской Unité d’Habitation и других зданиях того же типа Ле Корбюзье по образцу дома Наркомфина расположил двухуровневые квартиры вдоль коридоров, обслуживающих сразу три этажа. Программа дома-коммуны Наркомфина предполагала частичное обобществление быта. Столовая, прачечная и детский сад должны были снять с обитателей дома значительную часть повседневных забот, чтобы они (как мужчины, так и женщины) могли сосредоточиться на работе и самосовершенствовании. Квартиры при этом в значительной степени освобождались от хозяйственных функций, что позволяло дать каждой семье максимальное (с учетом очень скромного бюджета), хорошо освещенное и проветриваемое жилое пространство. Этот идеалистический эксперимент потерпел крушение при столкновении с реальностью, как и вся советская утопия. Коммуна быстро превратилась в обыкновенный, только неудобный для привычного быта жилой дом, а произведение Гинзбурга и Милиниса начало свое существование заброшенного, но всемирно знаменитого памятника, за спасение которого десятилетиями борется международная общественность. На сегодняшний день, хотя железобетонный каркас дома Наркомфина и пребывает в сохранности, проникновение воды и небрежение людей нанесли ему большой ущерб, и дом похож на развалину: трудно поверить, что кто-то все еще живет в нем. Благотворительный фонд Наркомфин, созданный группой компаний МИАН, сейчас постепенно выкупает здание. План состоит в том, чтобы превратить его в бутик-отель, и маленькие отдельные квартиры отлично подходят для такой функции.

Жилой и коммунальный корпуса дома Наркомфина (Новинский бульвар, 25, Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, 1928-1930), снятые со стороны Девятинского переулка в мае 2009 года. Незадолго до этого в третьем, служебном корпусе комплекса (не виден на фотографии) произошел небольшой пожар. К счастью, он не причинил большого вреда, но напомнил о том, в каком уязвимом положении находится памятник Narkomfin (by Moisei Ginzburg and Ignaty Milinis, 1928-1930, 25 Novinsky Bulvar) and its neighbouring service block photographed in May 2009 from Devyatinsky Pereulok. Not long before this photograph was taken, a minor fire broke out in the service block (not visible here). Fortunately, the damage was contained, but it is a reminder of how vulnerable this building is.

could concentrate on work and self-improvement. The flats had minimal service functions so that each family could have a well lit and ventilated living space that was, within the confines of the modest budget, as large as possible. Like all Soviet utopianism, this idealistic experiment failed when faced with the exigencies of harsh reality. What started out as a communal residence was quickly turned into a normal block of flats, ill-suited to normal living. Ginzburg’s and Milinis’s brainchild, though world-famous, sank into dereliction from which the international community has been trying for decades to save it. Today, although Narkomfin's reinforced concrete carcass is sound, water ingress and neglect have caused much damage and it looks like a ruin: it is hard to believe that anyone still lives there. The Narkomfin Foundation, which was created by the MIAN group of companies, a property developer, is in the process of buying up the property. The plan is to open it as a boutique hotel, and the small, self-contained flats lend themselves perfectly to such a

авангард / avant-garde

Успешный коммерческий проект спасения авангардного здания создал бы очень полезный прецедент в Москве.

Дело продвигается медленно, отчасти из-за трудностей с переселением жильцов, отчасти из-за неопределенности позиции городских властей, уже более полутора лет откладывающих подписание документов, без которых нельзя начинать работы. К тому же, корпус прачечной, составляющий неотъемлемый элемент комплекса, принадлежит другому владельцу. Фонд Наркомфин начал общественную кампанию в защиту здания, в ходе которой был создан двуязычный вебсайт и проведена в москов ском Музее архитектуры выставка с роскошно изданным каталогом. Автором проекта реставрации является внук архитектора – Алексей Гинзбург, тоже архитектор. Он много лет консультировался с немецкими архитекторами и реставраторами, помогавшими ему решить сложные проблемы, в частности, касающиеся воспроизведения или замены экспериментальных материалов, использованных при постройке дома. Международное

сотрудничество в сложном деле реставрации раннемодернистских построек особенно важно, поскольку отсутствие опыта в обращении с новаторскими технологиями этого периода чревато непоправимыми ошибками.

Использование помощи зарубежных коллег в реставрационных проектах, осуществляемых в России, связано с целым рядом проблем. Российская система сертификации не позволяет иностранным фирмам производить реставрационные работы; российская система документации очень отличается от немецкой и британской систем, и это создало бы массу осложнений; наконец, оплата труда иностранных работников

Здание «Айсокон» в Лондоне (Уэллс Коутс, 1934) после реставрации, законченной в 2003 году, может быть полезной аналогией для дома Наркомфина. После постройки этот многоквартирный дом был весьма модным: в нем жили Вальтер Гропиус, Марсель Брейе, Мохой-Надь и Агата Кристи. После войны он пришел в упадок и к 1991 году был практически заброшен. Однако после образцовой реставрации, проведенной британской компанией Avanti Architects, квартиры здесь вновь стали пользоваться большой популярностью The Isokon building in Hampstead, London (Wells Coates, 1934) points the way to what could be done to give Narkomfin a new life. When first built, Isokon was a fashionable address, attracting residents such as Walter Gropius, Marcel Breuer, Laszlo MoholyNagy and Agatha Christie. It was neglected after the war and by 1991 was almost derelict. Avanti Architects (UK) gave it a new life through an exemplary restoration and it is now sought-after housing.

function. A successful commercial project for an avant-garde building would set a much-needed precedent in Moscow.

Progress is slow, partly due to the difficulties involved in rehousing Narkomfin’s current residents, and partly because of a lack of clarity as to the position of the city government, which for over 18 months has been postponing the signing of the documents needed for work to start. In addition, the laundry block in the courtyard, an integral part of the complex, belongs to another owner. The Narkomfin Foundation launched a public campaign for the building to consolidate support for their project. This included creating a bilingual website and holding an exhibition entitled ‘Narkomfin and its Significance’ at the Shchusev Architecture Museum in March-April 2008, accompanied by a lavishly produced catalogue. The grandson of the architect — Alexei Ginzburg, also an architect — is the author

исторический очерк / an historical outline

и жилья для них в Москве увеличили бы стоимость реставрационного проекта. Решение видится в том, чтобы использовать иностранных экспертов для обучения российских рабочих и надзора за проектом, но такая схема пока еще не разработана. В данном же случае сложились хорошие шансы на успех. Остается надеяться, что финансовые трудности не станут препятствием для реализации проекта реставрации. Примером того, что такой проект может быть успешным, в том числе с финансовой точки зрения, может служить судьба здания «Айсокон» (Уэллс Коутс, 1934) в Лондоне. Это тоже экспериментальный многоквартирный жилой дом с коммунальными зонами, считающийся одним из самых значительных модернистских памятников Великобритании. В 2000 году местный совет объявил конкурс на лучший проект реставрации здания. Был создан благотворительный фонд «Isokon Trust», а в 2003 году началась реставрация по проекту архитектурного бюро «Avanti». Из-за плохого состояния дома многие элементы, включая окна в металлических рамах, пришлось заменить копиями, но все что поддавалось спасению, было сохранено; восстановлены также первоначальные интерьеры. После реставрации все квартиры нашли покупателей, и сегодня «Айсокон» – популярный жилой дом. О доме Мельникова (К. Мельников, 1927-1929) пишут и говорят больше, чем о каком-либо еще произведении советского авангарда. Это связано не только с его поразительной архитектурой, но и с непрекращающимися судебными тяжбами между совладельцами – потомками архитектора и членом Совета Федерации Сергеем Гордеевым, который в декабре 2005 года купил половину дома. Мельников построил этот дом для себя и своей семьи, когда находился в зените своего успеха. Здание

Дом Мельникова (Константин Мельников, 1927-1929) на фотографии Ричарда Пэйра, одном из более 10 000 сделанных им снимков сооружений русского авангарда по всему бывшему Советскому Союзу. Результаты работы Пэйра, которой он занимался с 1994 года, были опубликованы в книге «Потерянный авангард», а также сформировали передвижную выставку. На этой фотографии мастерская Мельникова показана до реставрации 1995-1997 годов The studio of the Melnikov House (Konstantin Melnikov, 1927-1929) shown prior to restoration carried out in 1995-1997. This photograph by Richard Pare comes from an archive of over 10,000 negatives of avant-garde buildings throughout the Soviet Union. Pare has been photographing since 1994 and his work has been published in a book entitled ‘The Lost Vanguard’.

of the restoration project; he has been in consultation with German architects and restorers for many years to help him resolve thorny issues such as whether to replace the experimental materials used in Narkomfin's construction. International

cooperation is especially important when it comes to the complex business of restoring early modernist buildings, since inexperience in dealing with the innovative technology of that period can lead to irreversible mistakes.

Using foreign expertise on restoration projects in Russia comes with its own set of problems. The Russian system of certification does not allow foreign firms to conduct restoration work, the documentation system differs greatly in Russia from German or British equivalents, which would create a mass of complications, and finally, housing and employing foreigners in Moscow would increase the cost of a restoration project. The solution seems to be to use foreign expertise to train Russian workers and oversee the project, but such a scheme has yet to be created.

авангард / avant-garde

На фотографии – рекламный плакат банкетного зала «Суриковъ Hall», вывешенный на ограде вокруг клуба «Свобода», в котором он размещается. Интерьеры мельниковского здания были уничтожены ради имитации дворцовой роскоши. По решению суда владельцы банкетного зала должны возместить нанесенный памятнику ущерб, но неясно, будут ли восстановлены прежние интерьеры The interior of the Svoboda club on advertising for the Surikov Hall entertainment venue that now occupies the building, photographed through netting. The renovation involved redecoration of the interior in a sumptuous historicist style, at odds with Melnikov’s original design. The city government is seeking damages, but it is not clear if this will lead to the original interiors being reinstated.

Клуб фабрики «Свобода» (Константин Мельников, 1927-1929). При недавно проведенной реконструкции значительная часть подлинной ткани памятника была заменена низкокачественными современными материалами. Здание получило пластиковые переплеты и стандартные двери. The Svoboda club (Konstantin Melnikov, 1927-1929) was recently subjected to a hamfisted restoration entailing loss of the original fabric and involving the use of commercially produced components, such as the PVC windows and doors seen here, instead of historically authentic materials and techniques.

является одним из самых знаменитых и важных произведений архитектуры модернизма и одним из самых замечательных собственных домов архитекторов в мире. Сыну Константина Мельникова Виктору (1914-2006) принадлежала половина собственности, которую он завещал российскому государству с условием, что она должна стать государственным музеем, посвященным жизни и творчеству его отца и его самого как художника. Екатерина Каринская, живущая в доме дочь и душеприказчица Виктора, ведет четыре судебных процесса против своей сестры Елены Мельниковой по различным аспектам наследства, начиная от архива Константина Мельникова и кончая доступом в здание. Елену поддерживает Фонд содействия сохранению культурного наследия «Русский авангард», созданный в декабре 2006 года сенатором Гордеевым. Многие считают Екатерину лучшей защитой дома от превратностей судьбы. Гордеев неоднократно заявлял, что намеревается преподнести свою половину дома в дар государству, и при нынешнем положении дел это, вероятно, было бы самым конструктивным путем решения проблемы.

In this case there is a good chance of success, but due to the current financial difficulties, MIAN has curbed its activities and the Narkomfin Foundation is functioning only nominally. The potential way forward is demonstrated by the Isokon building (designed by Wells Coates, completed in 1934) in London. It, too, is an experimental housing block with communal areas and is considered to be one of the most rigorous projects of its date in Britain, with its emphasis on simplicity, progress and cleanliness. It is a Grade I listed structure but was neglected for many years after World War II. In 2000 the local council announced a competition for the restoration of the building. The Isokon Trust was created and Avanti were appointed as restoration architects. Work began in 2003 and it was decided to retain the residential function. The concrete fabric of the building was restored; the asphalt waterproof coverings and the insulation materials were replaced. The interiors have been restored and contain a mixture of original and replicated fittings. The metal-framed windows have been replaced with copies; the exterior was re-rendered and repainted its original colour — a very pale pink. All the apartments found buyers and it is a popular place to live. The Melnikov House (Konstantin Melnikov, 1927-1929) has hit the headlines more than any other work of the Soviet avant-garde. This is due to ongoing ownership disputes within the Melnikov family, and also between Senator Sergei Gordeyev, who purchased half of the house in December 2005, and Yekaterina Karinskaya, resident and granddaughter of the architect. The house was built by the architect at the height of his success for himself and his family. It is an icon of modernist design and one of the most fascinating examples in the world of an architect's own house. Son of the architect, Victor Melnikov (1914-2006), owned a

исторический очерк / an historical outline Физически дом находится в сравнительно хорошем состоянии, что делает честь его проекту. В 1990-х годах в нем с переменным успехом велись реставрационные работы. Тем не менее, дом нуждается в новой реставрации, причем достаточно срочно: огромное фасадное окно, освещающее мастерскую и гостиную, оседает с одной стороны, отваливается штукатурка потолков, прогнили половицы в ванной. Фонд «Русский авангард» подавал себя как мощная и богатая организация, которая будет заниматься спасением находящихся под угрозой памятников авангарда. Он купил клуб фабрики «Буревестник» (К. Мельников, 1928-1930), сделал его своей штаб-квартирой и начал активную издательскую деятельность. Гордеев также приобрел значительную часть архива Ивана Леонидова. Сразу после своего создания фонд был завален просьбами и запросами от людей, проводящих кампании в защиту авангардистских зданий на всей территории бывшего СССР или озабоченных судьбой таких памятников. Это говорит о том, сколь велика потребность в неправительственной организации, которая боролась бы за сохранение этого хрупкого историко-архитектурного наследия. Вероятно, влияние фонда сказалось в том, что несколько сооружений 1920-х – начала 1930-х годов были включены в список из 48 советских зданий, которые получат статус охраняемых государством памятников, когда вступит в силу постановление Москомнаследия, принятое в конце 2008 года. Но дальнейшие перспективы фонда не ясны, так как он пострадал из-за финансового кризиса. В 2007 году фонд «Русский авангард» организовал Международный попечительский комитет по созданию музея «Дом Мельникова», который заседал в Лондоне в октябре 2007 года, чтобы обсудить будущее знаменитого дома. С тех пор, однако, заседаний Комитета не было. Два рабочих клуба, построенных Мельниковым, должны скоро быть отреставрированы. Работы, финансируемые Москомнаследием, уже начались в клубе «Каучук» (1927-1929). Толстые металлические элементы оконных рам заменены пластмассовыми с более тонким профилем, которые ближе к деревянным оригиналам, а вместо зеркальных стекол вставлены обычные. Это приблизило клуб к его первоначальному внешнему виду, но использование современных материалов не позволяет говорить о достоверной реставрации. Уродовавшая здание пристройка с входом в китайский ресторан была заменена более скромным порталом караоке-бара, но такое решение тоже нельзя считать удовлетворительным. В настоящее время нет денег на реставрацию интерьера, от которого сохранилась неповрежденной лишь небольшая часть, и остается только надеяться, что внутри здания реставраторы проявят большую деликатность. Идет работа и в клубе имени И.В. Русакова (К. Мельников, 1927-1929 гг.). В июне 2008 года правительство Москвы издало постановление о «реконструкции, реставрации и адаптации» здания, в котором сейчас размещается театр Романа Виктюка. Подобная формулировка часто подразумевает значительное вмешательство в конструкцию здания, а не бережную его реставрацию. Исследование здания, проведенное по заказу Москомнаследия, показало, что оно является аварийным и что необходимо укрепление фундамента. Владелец размещающегося в клубе азербайджанского ресторана судится с городскими властями, добиваясь отмены распоряжения о выселении. Проект реставрации, который будет осуществляться под надзором Москомнаследия, предусматривает укрепление фундамента. Иван

half of the property, which he bequeathed to the Russian state with the stipulation that it must become a state-owned museum dedicated to his own and his father's life. Yekaterina Karinskaya, executor of Victor, her father's will, is fighting four court cases with her sister, Yelena Melnikova, over various aspects of the legacy ranging from Konstantin Melnikov’s archive to access to the building. Yelena is supported by the Russian Avant-Garde Foundation, created in December 2006 by Senator Gordeyev. Many regard Yekaterina as the best defence of the house from an uncertain fate. Gordeyev has repeatedly stated that he intends to donate his half of his house to the state and in the current situation this would probably be the most constructive way forward. Physically, the house is in moderately good condition, a testament to its design. Restoration work was carried out in the 1990s with varying degrees of success. But the house is again in urgent need of restoration: the huge front window lighting the studio and living room is sinking on one side, plaster has fallen off the ceiling and there are rotten floorboards in the bathroom. The Russian Avant-Garde Foundation presented itself as a powerful and moneyed new guardian for threatened buildings of this period. It purchased Melnikov's Burevestnik Club (1928-1930) as its headquarters and launched an energetic publishing programme. The fact that a number of works from the 1920s and 30s have been included in a list of 48 Soviet buildings that are to be awarded state protection when a decree issued by Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) at the end of 2008 comes into force can probably be attributed to the foundation’s influence. But its activities have been downsized recently due to the credit crunch. In 2007 the Foundation organised the International Committee for the Melnikov House which met in London in October of that year to discuss the house’s future. The Committee has not met since. Two of Melnikov’s workers’ clubs are soon to be restored. Work financed by Moskomnaslediye has already started on the Kauchuk club (Konstantin Melnikov, 1927-1929) with its symmetrical façade and sweeping external staircase. Thick metal glazing bars have been replaced by plastic bars with a thinner profile closer to the wooden originals, and normal glass installed instead of mirror glazing. This has brought the club closer to its original appearance, but the use of modern materials means that it cannot be called a faithful restoration. The obtrusive entrance to a Chinese restaurant in the building put up on one side some years ago has been replaced by a more modest entrance to a karaoke bar, but is hardly a major improvement. There is no money at present to restore the original interior, only a tiny portion of which survives intact. It is hoped that greater sensitivity will be shown when that comes to be done. Work is also under way on the Rusakov club (Konstantin Melnikov, 1927-1929). In June 2008 the Moscow government issued a decree for the “reconstruction, restoration and adaptation” of the building, home to the Roman Viktyuk theatre. Such phrasing has ominous overtones, as it often implies major intervention rather than proper restoration. A survey of the building commissioned through Moskomnaslediye concluded that it is unsafe and that the foundations need to be reinforced. The proprietor of an Azeri restaurant housed in the building has taken the city government to court to challenge an eviction order. The project will be overseen by Moskomnaslediye and will entail the

авангард / avant-garde

Бахметьевский гараж (Константин Мельников, инж. Владимир Шухов, 19261927) начал новую жизнь в качестве Центра современной культуры «Гараж», открытого подругой Романа Абрамовича Дарьей Жуковой в сентябре 2008 года. Перед этим здание подверглось реставрации, во время которой были полностью заменены конструкции крыши, разобранной в 2001 году На фото – интерьер «Гаража» в 2008 году. Огромное внутреннее пространство идеально подходит для экспонирования крупных художественных инсталляций. The Bakhmetyevsky garage (Konstantin Melnikov 1926-1927, engineer Vladimir Shukhov, 19 Ulitsa Obraztsova) was opened to the public as a trendy art gallery called the Garage Modern Culture Centre by Roman Abramovich’s girlfriend, Dasha Zhukova, in September 2008. This was preceded by restoration work involving the full reinstatement of the roof, which had been dismantled in 2001. The massive internal space makes it ideal for showing large art installations.

Толмачев, заместитель директора, утверждает, что в архитектуре клуба не будет сделано никаких изменений. Адаптация, упомянутая в постановлении, предусматривает установку новых осветительных систем и другого оборудования сцены. По графику работа должна быть закончена к началу 2011 года, но неясно, когда суд вынесет свое решение по делу. На сегодняшний день в Москве нет ни одного положительного прецедента реставрации рабочего клуба. Клуб «Буревестник» в девяностых годах претерпел неумелую реконструкцию, в то время как клуб фабрики «Свобода» (К. Мельников, 19271929) служит шокирующим примером того, сколько ущерба может быть нанесено безграмотной реставрацией. Работа была выполнена Центральными научно-реставрационными проектными мастерскими под руководством Евгения Толстопятенко и получила архитектурную премию «Зодчество-2006». Качество ее, однако, оставляет желать лучшего: оригинальные окна за-

strengthening of the foundations. Ivan Tolmachev, the deputy director, insists that the design of the club will not be changed. The adaptation mentioned in the decree entails the addition of new lighting systems and other equipment for the stage. Work is scheduled to be finished by early 2011, but it is unclear when the court case will be resolved. So far there are no good precedents for restoring workers’ clubs in Moscow. The Burevestnik club underwent a ham-fisted renovation during the 1990s, while the Svoboda workers' club (also by Melnikov, 1927-1929) demonstrates to shocking effect how much damage can be done by ill-informed restoration. The work was carried out by the Central Research and Restoration Design Offices under Yevgeny Tolstopyatenko and received a prize at the Zodchestvo-2006 architecture awards. The quality, however, is crude: original windows were replaced with PVC glazing, off-the-peg doors were installed and cheap building materials were used on the exterior. The interior, which in theory is also covered by state protection, was redone in an opulent fauxhistoricist style completely at odds with Melnikov's pared down modernism. Today, it is all polished marble, gilded plasterwork and crystal. Local residents filed a complaint, following which the city government terminated its contract with the investors who had commissioned the work and is seeking compensation for damages. It is not clear whether the building will be returned to its original state.

One of the most glamorous events to have turned the spotlight on Constructivism in recent times was the opening in June 2008 of the ‘Garage’ art gallery by Roman Abramovich’s girlfriend, Dasha Zhukova.

The gallery is housed in the Bakhmetevsky bus garage (1926-1927),

исторический очерк / an historical outline

Внутреннее пространство Студенческого дома-коммуны до начала нового этапа реконструкции в 2009 году. Как можно видеть, все внутренние перегородки и перекрытия этого корпуса были разрушены еще несколько лет назад. Теперь, когда были разобраны также наружные стены, от подлинной ткани здания практически ничего не осталось The interior of the dormitory block of the Hostel for the Students of the Textile Institute (8/9 Ulitsa Ordzhonikidze, Ivan Nikolaev, 1929) prior to the start of renovation work in 2009. As can be seen here, the block had been gutted several years previously. Now that the external walls and original glazing have been removed, virtually nothing is left of the original fabric.

Бетонный пандус в Студенческом доме-коммуне (ул. Орджоникидзе, 8/9, И. Николаев, 1929). Фото 2008 года. Этот элемент здания, как и примыкающая к нему лестница, прекрасно сохранился и пока не тронут реконструкцией. В апреле 2007 года он послужил площадкой для двухдневного фестиваля инсталляций и перформансов The concrete ramp in the centre of the Hostel for the Students of the Textile Institute in 2008. Like the staircase adjoining it, this is survived very well and so far has not been touched by the current reconstruction work. In April 2007 it was used as the venue for a festival of installation and performance art, held over a weekend.

менены пластиковыми стеклопакетами, двери установлены стандартные, а при отделке экстерьера использовались дешевые строительные материалы. Интерьер памятника, на который теоретически тоже распространяется охрана государства, был переделан в аляповатом псведоисторическом стиле, совершенно не согласующемся с лаконичным мельниковским модернизмом. Сегодня все здесь – полированный мрамор, позолоченная штукатурка и хрусталь. Местные жители подали жалобу, после которой правительство Москвы разорвало свой контракт с инвесторами, нанявшими подрядчика, и требует возмещения причиненного зданию ущерба. Неясно, будет ли здание возвращено в свое изначальное состояние.

Одним из наиболее ярких событий последнего времени, привлекших внимание общественности к конструктивизму, стало открытие в июне 2008 года художественной галереи «Гараж», принадлежащей подруге Романа Абрамовича Даше Жуковой. Галерея размещается в Бахметьевском автобусном гараже (проект К. Мельникова, крышу проектировал инженер

designed by Melnikov with the roof by engineer Vladimir Shukhov. The Federation of Jewish Communities, which owns the building, aimed to refurbish rather than repair the garage, and when work got under way many original features were destroyed. This included the original roof structure, which has since been recreated from scratch. The Federation also commissioned new buildings by architect Alexei Vorontsov, which block views of the main façade. Nevertheless, the gallery owners promote Melnikov and Shukhov as an integral part of the experience of visiting ‘Garage’. Long may it last: being in the public eye is sometimes the best protection in Russia, where the rule of law is flexible. The slowness of the restoration of the Hostel for the Students of the Textile Institute (Ivan Nikolayev, 1929) is a cause for concern. This was one of the most radical manifestations of modernist design in the Soviet Union. The building’s functional areas were strictly divided between sleeping, washing, eating, studying and sport. Students were accommodated in shared “sleeping cabins” in the dormitory block, too small for anything but beds. This was accessible via a “sanitary sluice” where students showered and changed into their nightclothes. The different floors were connected by a spiral concrete ramp running the whole height of the building. The interior layout was remodelled in the 1960s with the permission of the architect, who said it no longer worked as a collectivised space. However, the building continued to decline. In 1994 the owner of the hostel, the Moscow State Institute of Steels and Alloys, began restoring it and removed the internal partitions and windows from the dormitory block. The head of restoration, Vsevolod Kulish, said that this radical step was necessary because of extensive corrosion. When the money ran

авангард / avant-garde

Студенческое общежитие Коммунистического университета национальных меньшинств Запада (Г. Данкман, 1929-1931). Фантастическое здание малоизвестного конструктивиста находится в двух шагах от Кремля. Одно крыло было грубо реконструировано, другие две части сильно запущены, а оконечность длинного корпуса представляет собой руину. Необходимы срочные меры по спасению этого памятника The student hostel of the Communist University of National Minorities of the West (Grigory Dankman 1929-1931) is a fantastic building by a lesser-known Constructivist architect, located a stone’s throw from the Kremlin. One wing has been crudely renovated, two more are badly dilapidated, while the end of the long block is ruinous. Action needs to be taken urgently if this building is to be saved.

Владимир Шухов, 1926-1927). Федерация еврейских общин, которой принадлежит здание, стремилась реконструировать, а не реставрировать гараж, и, когда работа началась, были уничтожены многие оригинальные детали конструкции, в том числе первоначальная крыша, которая была заменена совершенно новой. Кроме того, Федерация заказала архитектору Алексею Воронцову несколько новых построек, которые теперь закрывают вид на главный фасад. Тем не менее, владельцы галереи в своей рекламе упоминают Мельникова и Шухова как неотъемлемую часть впечатлений, ждущих посетителей «Гаража». Остается пожелать галерее долгих лет: иногда в России, где правопорядок – понятие гибкое, лучшая защита заключается в том, чтобы быть на виду. Реставрация общежития студентов Текстильного института, также известного как Студенческий дом-коммуна, (Иван Николаев, 1929) продвигается так медленно, что это вызывает беспокойство. Это самый радикальный из всех советских домов-

Лестничная клетка Коммунистического университета национальных меньшинств Запада сохранила большую часть оригинальных деталей. Как и все остальные пространства ориентированного по оси север–юг здания, она имеет прекрасное естественное освещение Stairwell of the student hostel for the Communist University of National Minorities of the West retains most of its original fittings. Like all the other spaces in this building sited on an axis running north-south, it is excellently lit by natural light.

out, the Moscow Architecture Institute came to the rescue: it is providing some of the financing, overseeing a three-year restoration project and intends to return the building to its original use, taking into account modern requirements. However, the restoration team is small and little work has been done beyond removing additions from the ground floor to reveal the square pilotis on which the building rests. Parts of the two blocks with sanitary and communal facilities continue to be rented out. A substantial amount of historic fabric has already been lost through inexplicably heavy-handed restoration techniques and yet more may be lost through neglect in those parts of the building where work has not yet started (see p. 161). Part of another famous student hostel is ruinous because of restoration work that was begun and then abandoned several years ago – that of the Communist University of National Minorities of the West (i.e. students originating from European peoples living in the USSR, such as Poles, Lithuanians, Latvians and Romanians). The university trained political activists and so its students were housed near the Kremlin on the brow of Ivanovskaya Gorka. The hostel (by Grigory Dankman, 1929-1931)

исторический очерк / an historical outline

коммун, строго поделенный на зоны для еды, отдыха, занятий, гигиенических процедур и сна. В 1960-х годах планировка была изменена с разрешения самого Николаева, признавшего, что первоначальный замысел больше не работает. С тех пор здание больше не ремонтировалось и пришло в упадок. В 1994 году Московский государственный институт стали и сплавов, которому принадлежит общежитие, решил провести реставрацию. Работы начались с полного удаления внутренних перегородок и окон в спальном блоке. Автор проекта реставрации Всеволод Кулиш утверждает, что этот радикальный шаг был необходим в связи с обширной коррозией. Реставрация была прервана на несколько лет из-за отсутствия финансирования, и возобновилась в 2008 году при участии Московского архитектурного института, ректором которого одно время был Иван Николаев. Сегодня институт обеспечивает часть финансирования, осуществляет надзор за работами в рамках проекта реставрации, рассчитанного на три года, и намеревается вернуть зданию его изначальную функцию, принимая во внимание современные требования. Но команда реставраторов маленькая, и она не много успела сделать помимо расчистки застроенного первого этажа, раскрывшей квадратные столбы, на которых покоится здание. Площади бывших санитарного и коммунального блока по большей части еще заняты арендаторами. Проект настолько масштабен, а финансирование настолько ограниченно, что реставрация может занять десятилетия, а за это время будет потеряно еще больше оригинальной исторической ткани здания. Тем не менее, затянутая реставрация лучше, чем недопустимые вольности, как в случае с Планетарием (Михаил Барщ, Михаил Синявский, 1927-1929), который разбирается в главе «Трудные случаи» (см. с. 247-248).

Стадион «Динамо» (Дмитрий Иофан, Аркадий Лангман и Лазарь Чериковер, 1927-1928, достроен в 1933-1944 годах). В 2008 году стадион был закрыт на радикальную реконструкцию, предполагающую поворот футбольного поля на 90 градусов, сооружение перекрытий над трибунами и строительство новых корпусов в окружающем арену парке. Неясно, насколько при этом будет сохранен подлинный памятник The Dinamo stadium (Dmitry Iofan, Arkady Langman and Lazar Cherikover 1927-1928, completed 1933-1944) was closed in 2008 for a radical refurbishment programme that involves turning the pitch through 90 degrees, erecting canopies over the stands and building new structures in the park surrounding it. It is not clear how much of the original fabric will survive the work.

was to mark a major crossroads and so it has a powerfully sculpted corner section that once housed the canteen and club. A three-storey wing looks out onto Petroverigsky Pereulok, which was to be turned into a relief road for Ulitsa Maroseika, while further back the residential block descends the hill in three steps, varying in height from six to seven storeys, along a connecting road that was never built. Thanks to being sited along a northsouth axis and the careful planning, all the internal spaces, including even the corridors and toilets, are well lit. Recently the block on Petroverigsky Pereulok, which is occupied by offices of the Federal Health Agency, was repaired, although inevitably the windows were replaced by plastic double glazing. The two sections of the residential block nearest to it are used as a study centre by the Linguistic University and are badly dilapidated, although retain original interior features – the staircase railings are excellently preserved. But the third section, hidden at the rear of the site and fenced off with barbed wire, is

авангард / avant-garde

Такие дома в рабочем поселке Усачевка (М.Мотылев, А.Мешков, Н.Щербаков, 1928-1934; на фото – дом 18 по ул. Ефремова) префект ЦАО предлагает снести, мотивируя это заботой о людях, страдающих в непригодных для жизни условиях. Сами жильцы утверждают, что квартиры в их домах очень хорошие. Очевидно, что главный «недостаток» рабочих поселков – просторные дворы и небольшая этажность, делающие занимаемую им землю заманчивой территорией для редевелопмента The Central Prefecture is proposing to demolish these buildings in the ‘Usachyovka’ workers’ settlement (Mikhail Motylyov, A. Meshkov, N. Shcherbakov, 1928-1934; the photograph shows building 18 on Ulitsa Yefremova) on the grounds that living conditions are of so low a standard that they no longer fit for habitation by the residents. The residents say that the flats in these buildings are very good. It is plain to see that the main ‘fault’ with the workers’ settlements is they have spacious courtyards and are low rise, making the land that they occupy a tempting prospect for redevelopment.

В другом примечательном студенческом общежитии в результате начатой и брошенной несколько лет назад реставрации одна из секций уже превратилась в руину. Речь идет об общежитии Коммунистического университета национальных меньшинств Запада (живущих в СССР представителей европейских народов – поляков, литовцев, латышей, румын и других). Университет готовил политработников, так что студентов поселили недалеко от Кремля, на гребне Ивановской горки. Здание общежития (Григорий Данкман, 1929-1931) должно было отмечать важный перекресток, поэтому имеет выразительно закругленную угловую часть, вмещавшую столовую и клуб. Трехэтажное крыло выходит на Петроверигский переулок, которому отводилась роль дублера Маросейки, а вглубь участка, вдоль неосуществленного проезда, тремя уступами протянулся жилой корпус, высота которого варьируется от 6 до 7 этажей. Благодаря

windowless and has been stripped of plaster and gutted, although the end wall, which makes it look like a fantastical tiered tower when seen from the lower parts of Ivanovskaya Gorka, survives intact. Dankman’s building may not be well known, but it is an important part of Moscow’s avant-garde heritage and deserves to be saved. It could easily be turned into a hotel and in this part of the city would be guaranteed to be in high demand. The Dinamo Stadium closed at the end of 2008 for reconstruc tion. The building is a fine example of the 'transitional' style – the merging point between Constructivism and Stalinist classicism. It was built in two phases, 1927-1928 and 1933-1934, by Dmitri Iofan, Arkady Langman and Lazar Cherikover and has remained virtually untouched since its completion. Moscow Mayor Yuri Luzh

kov has promised that the external appearance of the stadium will remain the same, but in Moscow this is all too frequently a prelude to obliteration and replacement by a replica loosely styled after the original. The so-called workers’ settlements of the 1920s and early 1930s are a special case among Moscow’s avant-garde buildings. The fruit of intensive work by Soviet planning theorists, a total of 27 were built in the city. In modern terminology this is housing for low-income residents, in which the modest size of the flats is compensated by the convenient layout and excellent natural ventilation and insulation. In the last three years

Moscow’s workers’ settlements have attracted special attention thanks to the obvious parallels with six similar settlements in Berlin, which were successfully confirmed as UNESCO World Heritage Sites in summer 2008.

исторический очерк / an historical outline строгой ориентации с севера на юг и тщательно продуманной планировке все помещения, включая коридоры и туалеты, имеют хорошее дневное освещение. Сейчас корпус вдоль переулка, занимаемый строительным управлением Росздрава, отремонтирован с установкой неизбежных пластиковых окон. Ближайшие к нему две секции жилого корпуса используются как учебный центр Лингвистического университета и находятся в сильно запущенном состоянии, но зато сохранили элементы подлинных интерьеров – в частности, в прекрасной сохранности находятся перила лестниц. Третья же секция, спрятанная в глубине участка, доступ куда прегражден проволочной оградой, стоит без окон, со сбитой штукатуркой и выломанными перегородками, но с сохранившейся обработкой торца, выглядящего с нижних точек Ивановской горки фантастической уступчатой башней. Постройка Данкмана – малоизвестное, но значительное сооружение авангарда, которое не должно погибнуть. Бывшее общежитие легко может быть приспособлено под гостиницу, которая в этой части города обязательно будет востребована. Стадион «Динамо» закрылся в конце 2008 года на реконструкцию. Это сооружение – прекрасный пример «переходного» стиля: в нем соединились конструктивизм и сталинский ампир. Строилось оно в два этапа, в 1927-1928 и 1933-1934 гг., Дмитрием Иофаном, Аркадием Лангманом и Лазарем Чериковером, и со времени завершения строительства осталось фактически нетронутым. Мэр Москвы Юрий Лужков поо-

бещал «в ходе работы не потерять внешнего

Exhibitions and round tables with the participation of German specialists highlighting these complexes gave hope that Moscow’s and St. Peterburg’s workers’ settlements would finally be properly appreciated, renovated and find worthy new inhabitants. But on February 6th, 2009 it was announced that the status of newly declared listed buildings, granted to several settlements thanks to the efforts of devoted specialists, had not been confirmed and that they would be demolished. It is true that today some of them are effectively slums, but there is no doubt that they are capable of being restored. But what were once working class outskirts are now well within the city centre and redeveloping the sites for new housing would be far more profitable. Moscow is refusing to pay heed to Berlin’s example. At the St Petersburg Dialogue in September 2008, the possibility of nominating Soviet avant-garde buildings as UNESCO

Здание Центросоюза – единственная в России постройка Ле Корбюзье (19281936, Мясницкая улица, 39) и один из самых крупных реализованных проектов знаменитого зодчего XX века. В здании второй год идет реставрация, цель которой – максимально приблизить к оригинальному виду все интерьеры, кроме рабочих кабинетов. Однако проект реставрации не был опубликован и работы ведутся без профессионального обсуждения Tsentrosoyuz is the only work in Russia by Le Corbusier (built 1928-1936, 39 Myasnitskaya Ulitsa) and one of the largest works by this most celebrated of 20th century architects. Restoration work on the building, aimed at returning all the interiors apart from individual offices to their original appearance, is now in its second year. But the restoration design has not been made public and work is being carried out without any professional discussion and consensus.

авангард / avant-garde облика этого сооружения, который запечатлелся в памяти не одного поколения москвичей», однако в Москве такие заявления уже не раз предшествовали замене памятника его вольной копией.

Отдельный сюжет представляет судьба так называемых рабочих поселков 1920-х – начала 1930-х годов. На территории Москвы таких комплексов, в которых запечатлелись плоды интенсивной работы теоретиков социалистического расселения, насчитывается 27. Это, говоря современным языком, малобюджетное жилье, в котором малый метраж компенсируется удобством планировки, прекрасной естественной вентиляцией и инсоляцией. В последние три года к московским

рабочим поселкам было привлечено особое внимание благодаря очевидным параллелям с шестью берлинскими поселками, которые летом 2008 года были включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Посвященные этой теме выставки и

круглые столы с участием немецких специалистов давали надежду на то, что рабочие поселки Москвы, а также Петербурга тоже будут наконец оценены по достоинству, приведены в порядок и найдут новых благодарных жильцов. Однако 6 февраля 2009 года было объявлено о том, что статус вновь выявленных памятников, благодаря усилиям преданных делу специалистов присвоенный нескольким поселкам, не подтверждается, и их ожидает снос. Безусловно, некоторые поселки к настоящему времени больше напоминают трущобы, но их можно было бы отреставрировать. Проблема в том, что новое жилье, построенное на тех же участках (когда-то окраинные фабричные районы уже стали вполне центральными) принесет гораздо большую прибыль. Пример Берлина Москве не указ. На «Петербургском диалоге» в сентябре 2008 года была прозондирована возможность номинирования советских авангардистских зданий на включение в перечень памятников мирового наследия ЮНЕСКО. В этом списке нет российских зданий ХХ века, за исключением мавзолея Ленина, который включен в список как часть ансамбля Кремля и Красной площади. Было предложено внести в список дом Наркомфина, дом Мельникова, ДК им. Русакова, общежитие студентов Текстильного института и станцию метро «Маяковская». Это – еще один шаг к признанию ценности этих зданий на национальном и международном уровне. Русская модернистская архитектура – это слишком важное наследие, чтобы зависеть исключительно от прихотей очень богатых людей, чье богатство увеличивается или уменьшается в зависимости от рынка. Поскольку об-

щественное сознание постепенно открывается для восприятия этих необычных построек, три вещи необходимы, чтобы приблизить их к новой жизни: признание, защита и приверженность нормам высококачественной реставрации.

75 World Heritage Sites was explored. There are no 20th century Russian buildings on this list, with the exception of Lenin's mausoleum, which is included in the Kremlin and Red Square World Heritage Site. It was suggested that Narkomfin, the Melnikov House, the Rusakov Club, the hostel for the Students of the Textile Institute and Mayakovskaya metro station should be nominated. This is another step towards recognition of the value of these buildings at a national and international level. This heritage is too important to be solely dependant on the whims of the very wealthy, whose means swell and contract with the markets. As public consciousness gradually opens

towards these extraordinary buildings, three things are needed to propel them towards a new life: recognition, protection and a commitment to high quality restoration.

Шаболовская радиобашня (улица Шаболовка, 19; Владимир Шухов, 1919-1922) – шедевр инженерной мысли XX века. Она до сих пор выполняет свою функцию, и за последние годы на ее вершине были установлены дополнительные передатчики, исказившие силуэт и увеличившие нагрузку. При этом стальные конструкции башни уже 20 лет не получают антикоррозийной защиты The Shabolovskaya radio tower (19 Ulitsa Shabolovka (Vladimir Shukhov, 1919-1922) is a triumph of 20th century structural engineering. It still used for its original function and new transmitters have been fitted to the top of it in recent years, spoiling its outline and increasing the load on the structure. Yet the steel framework of the tower has not undergone any anti-corrosion treatment for the last 20 years.

сталинская архитектура / stalin-era architecture Калдер Лот. Анна Броновицкая / By Calder Loth and Anna Bronovitskaya

77 Архитектура сталинского периода

Stalinist Architecture

Сооружения сталинского периода во многом определяют московский архитектурный ландшафт. Однако многие историки архитектуры, особенно на Западе, до сих пор отказываются признавать за зданиями сталинской эпохи статус значительных памятников зодчества, достойных научного интереса. Такие ученые рассматривают сталинскую архитектуру как проявление мании величия, воплощенное в помпезном и устаревшем классическом стиле. В наши дни почти все согласны с тем, что Сталин был одним из самых жестоких тиранов в истории. Однако многие знаменитые здания, которыми мы теперь восхищаемся, были воздвигнуты на средства правителей, являвшихся, по современным меркам, глубоко безнравственными. В качестве заказчика главного архитектурного символа России – собора Покрова на Рву – выступал Иван Грозный, которого трудно назвать образцом доброты и сочувствия. Здания не становятся пло-

Buildings of Russia’s Stalin period are unquestionably a prominent part of Moscow’s fabric and give this great city unique visual distinction. Many architectural scholars, however, particularly those in the West, refuse to regard them as significant works of architecture worthy of scholarly attention. They view them as expressions of megalomania associated with an oppressive regime, works rendered in a pompous, outdated Classical style. Today, nearly everyone concedes that Stalin was one of history’s cruellest dictators. But many famous buildings that we now admire were sponsored by leaders we now consider corrupt or decadent. Ivan the Terrible, a person not generally remembered for kindness and compassion, commissioned Russia’s principal architectural symbol, St Basil’s Cathedral. Buildings are not

Калдер Лот

хими только потому, что их построили на деньги плохих людей.

Архитектуру следует оценивать объективно, с точки зрения ее формальных и функциональных достоинств. К тому же, чтобы понять, почему сталинские сооружения получились именно такими, следует задаться вопросом, какие задачи ставили перед собой архитекторы сталинской эпохи. На протяжении двадцатых годов русские архитекторы отвергали архитектуру, опирающуюся на исторические стили и национальные традиции. Русские считали себя частью интернационального коммунистического движения, и потому новые здания не требовали какойто конкретной национальной специфики. Однако к 1930-м годам, когда Сталин уже прочно держал власть в своих руках, стало ясно, что победа коммунизма должна состояться именно в Советском Союзе, а стремительно распространиться по всему миру ей не суждено. Нейтральные черты модернизма и конструктивизма стали казаться неподобающими для нового социалистического общества в России. С момента основания Всесоюзной академии архитектуры в 1933 году классический стиль утвердился в качестве официальной модели для всех архитектурных начинаний страны. Одним из первых зданий, отразивших это новое направление, стал жилой дом, построенный Иваном Жолтовским в 1934 году на Моховой улице, напротив Кремля. Решение фасада было непосредственно вдохновлено построенной Палладио в 1572 году в Виченце Лоджией дель Капитаньо, одной из вершин стиля итальянского Возрождения. Элегантное здание Жолтовского будто провозгласило, что отныне жители Москвы полу-

Декоративная решетка на фасаде павильона «Механизация» (позднее – «Космос», архитекторы В. Андреев, И. Таранов, конструктор Г.Гордон, 19391954) на ВДНХ Photograph opposite: filigree openwork on the façade of the ‘Mechanisation’ pavilion (subsequently renamed the ‘Space’ pavilion, by V. Andreyev, I. Taranov, structural engineer G. Gordon, 1939-1954) at the Exhibition of Economic Achievements.

By Calder Loth

automatically bad because bad people sponsored them.

Instead, buildings should be judged objectively, in terms of their quality of design and function. Moreover, to understand why Stalin buildings look the way they do, we must ask what their architects were trying to accomplish. During the 1920s, Russian architects turned against architecture inspired by historic styles and national traditions. Russians saw themselves as part of an international Communist movement; therefore new buildings required no particular national identity. By the 1930s, however, when Stalin was firmly in power, it became evident that the victory of Communism was to be concentrated in the Soviet Union and not quickly spread throughout the world. The impersonal qualities of Modernism and Constructivism were no longer considered appropriate. With the founding of the All-Russian Academy of Architecture in 1933, the Classical style was established as the official image of the nation’s new architectural enterprises. One of the first buildings to reflect this new attitude was Ivan Zholtovsky’s 1934 apartment house at 13 Mokhovaya Ulitsa, in the shadow of the Kremlin. The façade of Zholtovsky’s building was directly inspired by Palladio’s Loggia del Capitaniato in Vicenza of 1572. This elegant building signalled that Moscow’s citizens were entitled to palatial architecture formerly reserved for the aristocracy. Soon, grand Classical-style works became standard for the new architecture that transformed Moscow during the 1930s, including government ministries, hotels, apartment houses, and theatres. The construction of Moscow’s metro, the first line of which opened in 1935, resulted in one of the world’s finest transport systems, highlighted by stations of remarkable elegance and ingenuity, which are indeed palaces for the masses. All of Moscow’s ambitious building and planning projects were halted abruptly with the outbreak of World War II, except for the metro, which was considered part of the war effort as it doubled up as a bomb-shelter. Following victory, however, construction of prodigious Classical buildings resumed with even more enthu siasm. Unlike Western Europe and the United States, where the post-war architectural establishment almost exclusively favoured Modernism, the Classical mode remained the Soviets’ officially sanctioned image for major building projects and some of the most memorable buildings in the Classical tradition date from the decade following the end of the war. It is truly astonishing how much building of such consistent quality and character was

исторический очерк / an historical outline чили право на дворцовую архитектуру, ранее доступную лишь аристократии. Вскоре величественная классическая архитектура стала нормой для новостроек, преобразивших Москву на протяжении 1930-х годов: зданий министерств и гостиниц, жилых домов и театров. Строительство Московского метрополитена, первая линия которого открылась в 1935 году, создало одну из лучших транспортных систем в мире. Станции метро, с их изысканной и изобретательной архитектурой, в самом деле стали дворцами для масс. С началом Второй мировой войны все крупномасштабные архитектурные и градостроительные проекты в Москве оказались внезапно заморожены – за исключением метрополитена, станции которого в военное время использовались в качестве бомбоубежищ. Однако после победы сооружение колоссальных зданий в классическом стиле возобновилось с еще большим энтузиазмом. В отличие от Западной Европы и Соединенных Штатов, где архитектурное сообщество почти единогласно предпочитало модернизм, в СССР классический архитектурный язык продолжал играть роль официально одобренной модели для крупных строительных проектов, и некоторые из наиболее запоминающихся зданий такого рода датируются именно послевоенным десятилетием. Просто поразительно, сколько своеобразных зданий с таким высоким и выдержанным уровнем качества было построено всего за двадцать пять лет, и это несмотря на приостановку всех работ в связи с мировой войной. Прошло уже пятьдесят лет с конца сталинской эпохи и отказа от характерного для архитектуры этого периода монументального классического стиля. Сегодня мы можем смотреть на сталинские сооружения менее предубежденным взглядом и объективно оценивать их собственно архитектурные качества. Мы

можем начать относиться к ним как к историческим зданиям и видеть в них не только заслуживающие сохранения памятники ушедшей эпохи, но и пример грамотного и последовательного использования классического архитектурного языка.

Архитекторы той эпохи получили образование, требующее глубокого изучения классического языка архитектуры. Они не только опирались на богатый опыт русского классицизма, но были также хорошо знакомы с композициями итальянского Возрождения, в особенности почитая архитектуру знаменитых флорентийских палаццо. Примечательно, что советские «классицисты» не всегда трактовали классические мотивы в соответствии со строгими канонами. Они творчески подходили к использованию декоративных мотивов и довольно часто по-новому и неожиданно интерпретировали систему классических ордеров – капители колонн, профили, элементы скульптурной пластики и т.д. Во многих архитектурных проектах сталинского периода трудно обнаружить системы декора, которые бы строго следовали правилам Палладио или Виньолы, однако совершенно очевидно, что советские зодчие хорошо понимали эти правила и знали, как именно их можно видоизменить, для того чтобы достичь какого-то особого, оригинального эффекта. Многие их здания в изобилии украшены советской символикой: пятиконечными звездами, снопами пшеницы, серпами и молотами, знаменами и скульптурами советских людей. Чисто зрительно они производят сильное впечатление. С точки зрения сегодняшней нехватки жилья Москве крупно повезло, что со сталинских времен у нее сохранилось довольно

accomplished in a 25-year period, even with the interruption of a world war. Fifty years have passed since the end of the Stalin era and the abandonment of the monumental classical style that characterized its architecture. We can now look at these buildings

with a more open mind, and judge the quality of their composition and construction with objectivity.

We can also begin to look at these works as historic buildings and see them not only as landmarks of a past era requiring a preservation ethic, but also as literate expressions of the classical idiom. The architects of this time were well trained in the classical language of architecture. Not only did they draw inspiration from Russia’s own rich Classical tradition, they were also knowledgeable about the imposing compositions of the Italian Renaissance, particularly the Florentine palaces; they understood how such muscular monuments added strength and character to the urban landscape. Interestingly, these Russian classicists did not always follow strict established canons. They were inventive with their use of decorative motifs and frequently developed new and original interpretations of the orders. In many of their compositions it is difficult to find systems of ornamentation that strictly follow the rules of Palladio or Vignola, yet it is clear that the architects fully understood such rules and knew how to manipulate them for special effect. Enriching many of their buildings is a wealth of Soviet symbols: stars, sheaves of wheat, hammers and sickles, flags, and statues of Soviet peoples. They are a rich visual feast. In the light of today’s pressure for housing, Moscow is fortunate to have this vast stock of solidly built, large-scale urban buildings. The apartment blocks can continue to provide commodious housing in the city centre; their straightforward construction and uncomplicated floor plans make them easy to improve for new, upgraded occupancy. It is important to regard these buildings not just as cultural resources but also economic ones; continued shoddy repairs or deferred maintenance will eventually make them liabilities rather than assets. Any refurbishments must follow consistent preservation standards, involving both exteriors and interiors if their architectural integrity is to be maintained. The demolition in 2004-2005 of the Hotel Moskva, one the city’s best-known architectural landmarks, gave a clear signal that no building is immune to obliteration. The quality of the hotel’s materials, finishes and decorations was impeccable. Sadly, years of neglect had made it a place to be avoided. Its stately public rooms grew dismal and dirty. Like its neighbouring hotels, the National, and the Metropol, the building was an obvious candidate for extensive rehabilitation, but inexplicably it was judged to be structurally unsound and beyond repair. This is not an isolated phenomenon. The Institute of Resortology (Sergei Kharitonov, Anatoly Samoilov, early 1930s) was demolished in January 2006, and several of the pavilions at the Exhibition of Economic Achievements (now the All-Russian Exhibition Centre) are under threat of demolition or collapse through neglect. The continuing vulnerability of this architecture is evident in the lost battle to save one of the Stalin-era’s bestloved landmarks, the great Children’s World department store. Situated on Lubyanskaya Ploshchad in central Moscow, this prominent landmark was completed in 1957, after Stalin’s death,

сталинская архитектура / stalin-era architecture

много больших и крепких зданий. Жилые дома той эпохи имеют большой потенциал: благодаря традиционным конструкциям и простой планировке они хорошо поддаются приспособлению к современным потребностям. Эти здания важно рассматривать не только как культурную ценность, но и как экономический ресурс, который из-за некачественных реконструкций и отсутствия своевременного ремонта в конце концов превратится из прибыльного в убыточный. Любая модернизация должна соответствовать четким правилам охраны исторической застройки города, при этом главным условием такой модернизации должно быть сохранение архитектурной целостности здания, включая как его внешний облик, так и интерьеры. Снос в 2004-2005 годах гостиницы «Москва», одного из самых известных символов города, недвусмысленно показал, что ни одно из зданий столицы нельзя считать застрахованным от уничтожения. При возведении гостиницы использовались строительные, отделочные и декоративные материалы самого высокого на тот момент качества. К сожалению, годы полного небрежения привели в конце концов к тому, что здание утратило всякую привлекательность. Роскошные общественные залы гостиницы покрылись грязью и в целом стали производить весьма гнетущее впечатление. Так же как и соседние с ней гостиницы – «Националь», «Савой» и «Метрополь», «Москва» стояла в очереди на обширную модернизацию, но никто не мог подумать, что без всяких объяснений она будет признана конструктивно неустойчивой и не подлежащей реставрации. И это отнюдь не единственный случай. В январе 2006 года был уничтожен Институт курортологии, несколько павильонов на ВДНХ находятся под угрозой сноса или обрушения из-за крайней запущенности. Проигранная общественностью битва

Северный речной вокзал (Ленинградское шоссе, 51, Алексей Рухлядев, Владимир Кринский, 1932-1937) не стал хуже от того, что канал «Москва-Волга» строили заключенные. Здание в формах итальянского Возрождения украшено майоликовыми медальонами, расписанными Натальей Данько, и увенчано пятиконечной звездой, по легенде, перенесенной с одной из башен Кремля. За постсоветский период здание сильно обветшало, а вялотекущая реставрация вызывает сомнения в компетентности проводящей ее фирмы No less should be thought of the northern passenger river port (by Alexei Rukhlyadev, Vladimir Krinsky, 1932-1937; 51 Leningradskoye Shosse) because the Moscow-Volga canal was built by Gulag prisoners. Built in forms borrowed from the Italian Renaissance, it is adorned with majolica medallions painted by Natalya Danko and crowned by a five-pointed star, which supposedly originally stood on top of one of the Kremlin towers. In the post-Soviet period the building became very dilapidated. The sluggish pace at which the restoration is being carried out begs questions as to the competence of the firm carrying out the work.

but it was the conception of one of the period’s foremost architects, Alexei Dushkin. For decades, a visit to this emporium was the dream of thousands of Soviet and Russian children. It did not disappoint. Its interior was a fantasyland, delighting children of all ages. The exterior, by contrast, is a sober essay in stripped Classical: a massive block of masonry defined by great arched openings and brilliantly subtle detailing, marking the changeover from Classical architecture of the Stalinist period to the modernism of the 1960s. Owners Sistema Hals, with the help of a multi-million dollar loan from the European Bank for Reconstruction and Development, are gutting the building, leaving only the external walls. In 2005 Children’s World was granted the status of a locallylisted building, but this contains a critically important proviso – state protection extends only to the original façades and the

исторический очерк / an historical outline

за спасение универмага «Детский мир» показывает, что архитектура этого периода по-прежнему уязвима. Архитектурный шедевр, расположенный на Лубянской площади в центре Москвы, был построен уже после смерти Сталина, в 1957 году. Однако творцом его является один из ведущих архитекторов именно сталинской эпохи – Алексей Душкин. На протяжении многих десятилетий поход в «Детский мир» был мечтой для тысяч детей, и они не оставались разочарованными. Его интерьер был словно сказочная страна, доставляющая радость детям любого возраста. Внешний же облик сооружения, напротив, выдержан в формах очищенной от всего лишнего классики. Массивный объем здания расчленен огромными арочными пролетами и очень сдержанно дополнен тонко прорисованными деталями, знаменуя переход от сталинского «классицизма» к модернизму 1960-х годов. Владельцы здания, АФК «Система-Галс», полностью разрушают внутренность здания, оставляя только наружные стены. В 2005 году «Детский мир» получил статус объекта культурного наследия, но с принципиальной оговоркой: охране подлежат главным образом «композиция и архитектурное оформление фасадов» и габариты здания, причем этажность и высотность зафиксированы только по внешнему габариту. Это означает, что владельцы не только могут поступать с интерьером как им заблагорассудится и соорудить надстройку с небольшим отступом от внешнего контура, но даже не обязаны реставрировать фасады – ведь композицию и архитектурное оформление можно и воспроизвести. Судьба наружных стен действительно внушает тревогу: сохранить их нетронутыми при полном разрушении и новом строительстве внутренних конструкций будет невероятно сложной инженерной задачей, тем более что под

Центральный театр Красной Армии (К.Алабян, В.Симбирцев, 1934-1940) на Суворовской площади имеет в плане форму пятиконечной звезды и должен был быть увенчан фигурой Красноармейца – так авторы представляли себе социалистический реализм в архитектуре. В то же время здание насыщено оригинально трактованными мотивами итальянского Ренессанса The Central Red Army Theatre (by Karo Alabyan and Vasily Simbirtsev, 1934-1940) on Suvorovskaya Ploshchad has a ground plan in the shape of a five-pointed star and was originally supposed to have been crowned with a figure of a Red Army soldier – this was how the architects intended to embody the principles of Socialist Realism. The building is full of imaginatively reinterpreted details drawn from Italian Renaissance architecture.

stipulation that the current dimensions and outline of the building be retained. This means that the owners are obliged to restore the façades, but are completely at will to alter the interior. In fact, the future of the external walls gives cause for concern: to preserve them fully intact while the internal structure is being demolished and rebuilt is an extremely difficult piece of engineering, all the more so since there are plans to dig an underground car park beneath the building, to be joined by another one close by underneath Lubyanskaya Ploshchad. Despite widespread protests, on July 1st, 2008 the store was closed for reconstruction. On the previous day dozens of people turned up to pay their respects to Children’s World and take pictures of the doomed interiors.

The outcry caused by the demolition of the Hotel Moskva and the reconstruction of Children’s World is a testament to the affection and esteem in which Stalin-period buildings are held by Muscovites. But pressure from the property development industry

сталинская архитектура / stalin-era architecture

зданием планируется соорудить подземную автостоянку, смыкающуюся с еще одной под Лубянской площадью. Несмотря на многочисленные протесты, 1 июля 2008 года универмаг был закрыт на реконструкцию. Накануне десятки людей пришли проститься с «Детским миром» и сфотографировать на память обреченные интерьеры.

Возмущенные протесты, вызванные сносом гостиницы «Москва» и реконструкцией «Детского мира», свидетельствуют, что москвичи любят и ценят здания сталинского периода. Но давление

рынка недвижимости неминуемо приведет к умножению числа подобных катастроф. Кроме того, время идет, и здания стареют. В течение жизни одного поколения многие сталинские здания отметят свой столетний юбилей. Все это говорит о неотложной необходимости провести официальную перепись и оценку состояния этого архитектурного наследия. Многие здания должны получить статус объектов культурного наследия и быть поставлены под строгий государственный контроль. Эти уникальные, специфически российские сооружения мощно прославляют саму идею города. Им должно быть обеспечено достойное будущее.

Величественные аркады универмага «Детский мир» (А.Душкин, 1953-1957), архитектура которого вызывает ассоциации с чикагской школой рубежа XIX-XX веков, задают ритм полукольцу площадей вокруг Кремля. Сейчас это благородное здание преобразуется в банальный торговый молл, который не только уничтожит уникальные интерьеры, но и вылезет наружу стеклянной надстройкой. Более того, изображение на установленной на здании информационной доске позволяет предположить, что фасады будут заново облицованы, если не перестроены вовсе The stately arcade on the façade of the Children’s World department store (by Alexei Dushkin, 1953-1957), whose design is reminiscent of buildings from the turn of the 19th and 20th centuries by architects of the Chicago School, sets the stage for the semi-circle of interlinked squares surrounding the Kremlin. But now this noble building is to be transformed into a commonplace shopping mall, which will entail not only the obliteration of its unique interiors, but also the addition of a glass dome protruding above the building’s existing roofline.

means that such crises will inevitably increase in number. Moreover, the clock continues to tick; the buildings are

aging. Within a generation many Stalin-era buildings will begin to reach their 100th birthdays. All of this spurs the necessity for a formal inventory and condition assessment of this architectural legacy. Many need to be awarded historic landmark status and put under strict architectural controls. These uniquely Russian structures are great celebrations of urbanity. They must be assured of a place in Moscow’s future.

82 Наследие 1930-1950-х годов сегодня

The Heritage of the 1930-1950s Today

Сегодняшнее положение архитектурного наследия эпохи освоения классического наследия (1933-1955) выглядит относительно благополучным. Профессиональное сообщество постепенно привыкает видеть в этих зданиях не столько прямое выражение тоталитаризма, сколько возникшее благодаря специфическим общественным условиям позднее цветение традиции École des Beaux-Arts, а широкая публика вновь с готовностью поддается на чары «большого стиля». В этом эффекте, наряду с идущей по всем направлениям гламуризацией сталинской эпохи, сказывается простая неспособность различать разные исторические модусы использования классического архитектурного языка – неспособность, подпитываемая новейшей волной стилизаций. В результате, например, украшенный мощным портиком лабораторный корпус Главного ботанического сада Академии наук (Игорь Петров, 1953-1958) используется в качестве фона для свадебных фотографий с тем же успехом, что и расположенный неподалеку дворец Останкино. Сталинские жилые дома на главных магистралях города во многом сохраняют свой былой престиж, подкрепленный мемориальными досками с именами членов Политбюро, маршалов или знаменитых артистов. Высокий статус, однако, не гарантирует бережного обращения. Если это верно в отношении, скажем, построек допожарного периода, то в случае сталинской архитектуры вольность обращения усиливается тем, что речь идет о совсем недавнем

The architectural heritage from the period of the Stalinist classical revival (1933-1955) today finds itself in a relatively fortunate position. Professional circles are steadily coming round to the view that these buildings are not so much a direct expression of totalitarianism as rather a late flowering of the tradition of the École des Beaux Arts produced by the specific conditions of society during that period, while the wider public is once again readily succumbing to the spell of the grand style. Going hand in hand with an all-round glamourisation of the Stalin era, this effect testifies to a simple inability to distinguish between the different ways of using the language of classical architecture throughout history – an inability which is exacerbated by the free stylisation evidenced in the most recent new buildings in Moscow. One

Анна Броновицкая

By Anna Bronovitskaya

Для сегодняшнего москвича сталинская версия классики уже практически не отличается от более ранних классицизмов: новобрачные фотографируются перед Лабораторным корпусом Главного ботанического сада (И.Петров, 19531956) с не меньшим удовольствием, чем перед находящимся неподалеку дворцом конца XVIII века в Останкино Today’s Muscovites see virtually no difference between the classicism of the Stalin period and its earlier manifestations: newlyweds go to have their photograph taken against the backdrop of the laboratory block of the Central Botanical Gardens (by Igor Petrov, 1953-1958) with every bit as much enthusiasm as they do in front of the late 18th century Ostankino palace not far distant.

сталинская архитектура / stalin-era architecture наследии. Положение узнаваемого символа города не защитило от сноса (с последующим «воссозданием») гостиницу «Москва» и от реконструкции с полным уничтожением интерьеров здание универмага «Детский мир» (Алексей Душкин, 19531957): в обоих случаях процесс постановки на охрану начался тогда, когда здания уже были приговорены. Уничтожение интерьеров и частичная переделка фасадов рубежного памятника «освоения классического наследия» – дома Жолтовского на Моховой (1932-1934) – прошли практически незамеченными. В газетах регулярно появляются публикации об опасных перепланировках, предпринимаемых владельцами квартир в одном из самых престижных жилых домов Москвы – высотном здании на Котельнической набережной (Дмитрий Чечулин, Андрей Ростковский, инж. Л.М. Гохман, 1948-1952). В другой «высотке», гостинице «Украина» (Аркадий Мордвинов, при участии Вячеслава Олтаржевского и др., 1953-1957), в результате непрофесси-

Законченная в 2008 году реконструкция гостиницы «Ленинградская» – пример того, что приспособление к современным требованиям может сопровождаться качественной реставрацией подлинных материалов и деталей (авторы проекта реставрации – Т. Аверина, Ф. Кузнецов, Е. Павлова и др., фирма АР'СС) The renovation of the hotel Leningradskaya (by Leonid Polyakov and Alexander Boretsky, structural engineer Y. Metlyuk; 21/40 Kalanchyovskaya Ulitsa), finished in 2008, demonstrates that high quality restoration of original fabric and ornament is entirely feasible when upgrading Stalin-era buildings to modern standards. The restoration work was carried out by architects Tatyana Averina and Filipp Kuznetsov of AR’SS.

example of the result of this is that the laboratory block of the Main Botanical Garden of the Academy of Sciences (by Igor Petrov, 1953-1958), adorned with a mighty portico, enjoys every bit as much popularity as a backdrop for wedding photographs as the nearby palace of Ostankino, a piece of 1790s Classicism. Residential buildings from the Stalin period located on main roads leading out of Moscow have to a large degree retained their former prestige, an impression reinforced by the plaques fixed to their walls commemorating members of the Politburo, field marshals or famous figures in the arts who once lived in them. But status is no guarantee of careful treatment. If that is true of, say, buildings from before the fire of 1812, then in the case of Stalinist architecture the liberties taken are even greater given that what is at stake is heritage from the recent past. Being a wellrecognised symbol of the city did not prevent the Hotel Moskva from being demolished and replaced with a sham replica, or the building of the Children’s World department store (Alexei Dushkin, 1953-1957) from comprehensive renovation which will entail the complete destruction of the interiors if it goes ahead: in both cases, by the time the listing process got under way, the buildings themselves had already been condemned. The obliteration of the interiors and partial remodelling of the façade of a precursor of the classical revival – the residential building by Ivan Zholtovsky on Mokhovaya Ulitsa (1932-1934) – went virtually unnoticed. Stories regularly appear in print about dangerous internal remodelling undertaken by the owners of flats at one of the most prestigious addresses in Moscow – the residential

исторический очерк / an historical outline

Сталинские «высотки» – сложные инженерные сооружения, ремонтные работы на которых необходимо вести со строгим соблюдением всех предосторожностей. Произошедшее в марте 2008 года обрушение одной из башенок реконструируемой гостиницы «Украина» говорит о серьезных нарушениях, которые могут привести и к значительно более тяжким последствиям The Stalin ‘skyscrapers’ are complex pieces of engineering and every necessary precaution needs to be scrupulously observed during repairs to them. The collapse in March 2008 of one of the pinnacles on the parapet of the Hotel Ukraine while it was undergoing reconstruction work was indicative of serious oversights, which could ultimately result in far more serious consequences.

онально проводимых работ по реконструкции в марте 2008 года обрушилась одна из боковых башенок. Позитивным примером является законченная летом 2008 года реконструкция гостиницы «Ленинградская» (Леонид Поляков, Александр Борецкий, 1949-1952), где были отреставрированы все парадные интерьеры. Конечно, и в этом случае нельзя говорить о научной реставрации: ради достижения современного уровня комфорта были перепланированы и переоборудованы номера и изменены такие функциональные элементы, как перила, но все же произведенные трансформации остаются в рамках допустимого. Характерно, что заказчиком, осознавшим коммерческую ценность исторической архитектуры, стала не российская компания, а международная корпорация Hilton, которая теперь управляет гостиницей.

Здания 1930–1950-х годов очень редко сносят ради возведения новых объектов, но их в большинстве случаев и не считают заслуживающими реставрации, а ремонтируют «хозяйственным способом».

skyscraper on Kotelnicheskaya Naberezhnaya (Dmitry Chechulin, Andrei Rostkovsky, engineer L.M. Gokhman, 1948-52). At another skyscraper, the Hotel Ukraine (by Arkady Mordvinov, Vyacheslav Oltarzhevsky et al., 1953-1957) one of the lateral pinnacles collapsed in March 2008 as a result of incompetent renovation work. A more positive case is the renovation of the Hotel Leningradskaya (Leonid Polyakov, Alexander Boretsky, 1949-1952) completed in summer 2008, where the interiors of all the public spaces were restored. Of course, this could not be described as scientific restoration: in order to bring the hotel up to modern standards of comfort the rooms were remodelled and refitted and – though this was wholly unnecessary – the external colour scheme was changed, yet all the same the transformations effected here remain within acceptable limits. It says much that it took the international Hilton Corporation, which now operates the property, rather than a Russian company to realise the commercial value of the building.

Buildings from the 1930s to 1950s are very rarely demolished to make way for new build, but in most cases they are regarded as unworthy of restoration and so are repaired in a rough and ready fashion.

This inevitably entails the loss or coarsening of the detailing that comprises a highly important part of the design and new elements are introduced that run counter to the architect’s original intentions. For example, the cladding of the basement storeys of residential buildings which house retail space with polished or artificial stone is now reaching the level of an epidemic. Renovation work carried out in recent years has greatly changed the appearance not only of the monumental residential buildings

сталинская архитектура / stalin-era architecture

Главные трибуны водного стадиона «Динамо» в постсоветское время были доведены до крайне руинированого состояния. Недавно проведенная реконструкция для нужд яхт-клуба, по сути, новодел, сработанный на остове утраченного памятника The grandstand of the open-air swimming pool and water sports complex at Vodny Stadion (by Gennady Movchan, 1933-1935; 39 Leningradskoye Shosse) was allowed to get extremely ruinous following the end of the Soviet regime. Its recent reconstruction as facilities for a yacht club has effectively resulted in a new structure built around the badly damaged hulk of an historic building.

При этом неизбежно утрачиваются или огрубляются детали, составляющие важнейшую часть их художественного облика, и появляются новые, противоречащие первоначальному решению элементы. В частности, массовый характер приобретает облицовка цокольных этажей жилых домов, где размещаются магазины, полированным камнем или керамогранитом. В результате ремонтных работ последних нескольких лет значительно изменился облик не только жилой застройки парадных магистралей, в особенности Ленинского проспекта и проспекта Мира, но и ряда уникальных сооружений. В частности, утратил часть лепнины и получил нелепую раскраску шлюз на Яузе – неоклассический шедевр Георгия Гольца (1936-1939). Другое примечательное сооружение 1930-х годов, водный стадион «Динамо» (Геннадий Мовчан, Леонид Мейльман, 19351938), за постсоветское время пришло в сильно руинированное состояние и было спасено от окончательной гибели приобретшим его яхт-клубом. Проведенная реконструкция, однако, существенно исказила облик находящегося под охраной государства памятника: застеклено подтрибунное пространство, не

lining main roads leading out of the city, especially Leninsky Prospekt and Prospekt Mira, but also of several unique structures. The sluice house on the River Yauza, an outstanding piece of neoclassicism by Georgy Golts of 1936 to 1939 has, among other things, lost part of its mouldings and been repainted in a most unfortunate colour scheme. Another important building from the 1930s, the Dinamo openair swimming pool and water sports complex (by Gennady Movchan and Leonid Meilman, 1935-1938) got into a very derelict state after the collapse of the Soviet system and was only saved from being completely lost when it was purchased by a yacht club. But the renovation work carried out has changed the appearance of this state-protected building – the space underneath the grandstand has been glazed in, the interiors have not been restored and the new sculptures of sailing ships atop the parapets of the side walls of the grandstand have little in common with the originals. The enormous scrolls supporting the rear of the grandstand and flanking the entrance have been lost. But work has not yet been finished and it is to be hoped that this highly important design feature and structural element will eventually be restored. The future of a unique showcase of Stalinist architecture, the former Exhibition of Economic Achievements, gives serious cause for concern. The ensemble of the All-Union Agricultural Exhibition grew up in two stages in the late 1930s and early 1950s, but was considerably altered under Khrushchev. As a vivid demonstration of the campaign of de-Stalinisation, a space rocket was set up in place of a demolished monument to the Great Leader and Teacher. The change in the concept underlying the exhibition complex, which was now to display the achievements of the Soviet

исторический очерк / an historical outline восстановлены интерьеры, мало напоминают первоначальные установленные на гребне скульптуры каравелл. Утрачены огромные волюты, подпиравшие трибуны и фланкировавшие вход – впрочем, работы еще не закончены, и есть надежда, что этот принципиально важный образный и конструктивный элемент все-таки восстановят. Серьезные опасения внушает судьба уникального заповедника советской архитектуры, бывшей ВДНХ. Ансамбль Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, создававшийся в два этапа, в конце 1930-х и в первой половине 1950-х годов, был существенно изменен при Хрущеве. Пафос десталинизации был ярко выражен установкой космической ракеты на месте снесенного памятника вождю. Изменение концепции выставочного комплекса, который теперь должен был представлять «достижения народного хозяйства», сопровождалось сооружением новых модернистских павильонов и, в ряде случаев, новых фасадов для существующих павильонов. После 1991 года ВДНХ превратилась в огромную ярмарку розничной и мелкооптовой торговли: заполненные разномастными ларьками величественные неоклассические интерьеры и сейчас производят впечатление Рима, захваченного варварами. Принятая в 2004 году программа преобразования Всероссийского выставочного центра предполагает строительство нескольких новых зданий и реконструкцию старых павильонов. Против попыток вдохнуть в выставку новую жизнь возражать не приходится, но очень важно, чтобы новое строительство было сконцентрировано в передней части парка, которая была в наибольшей степени

economy, was accompanied by the construction of new modernist pavilions and, in several cases, the remodelling of façades of existing pavilions. After 1991 the complex was turned into a market for individual traders and wholesale outlets: crammed full of tawdry market stalls, the magnificent neo-classical interiors are reminiscent of Rome after her fall to the barbarians. The programme for transforming the All-Russian Exhibition Centre (as the complex is now called) involves the construction of several new buildings and the reconstruction of the existing pavilions. There are no grounds for objecting to any attempt to breathe new life into the centre, but it is very important that new construction should be concentrated in the area nearer the main entrance, which suffered most from the reconstruction under Khrushchev and that the rear section running from the Space pavilion to the edge of the Botanical Gardens should be left untouched and put in good order. Among other things, it needs to be cleared of the cafés that sprung up haphazardly to fill the niche left by the closure of the Kolos (Ear of Corn) restaurant. But the most difficult problem is the restoration of the 1930s and 1950s pavilions. Their ornament entailed extremely laborious efforts on the part of highly-qualified craftsmen and requires comparable expenditure in terms of man hours from modern restorers. In the pavilions that have already been restored (including the famous openwork gazebo outside the Uzbekistan pavilion) it is painfully obvious where replacement ornament has been cast in plastic and that it is very approximate in form to the original. It does not need to be spelt out that such complicated restoration work and on such a

При текущем ремонте зданий 1930–1950-х годов систематически огрубляются или вовсе утрачиваются детали, спроектированные знатоками классической традиции и выполненные руками искусных мастеров. Шлюз на Яузе уже много лет назад лишился росписей в помпейском стиле, а совсем недавно – резной раковины и значительной части лепнины, оформлявших пристенный фонтан During routine repair work to buildings from the 1930s to 1950s, ornament designed by architects well versed in the classical tradition and executed by skilled craftsmen is systematically mutilated or else destroyed entirely. The sluice house on the River Yauza lost its Pompeian-style wall paintings many years ago and more recently was deprived of the carved basin and a large part of the mouldings decorating the wall-mounted fountain.

сталинская архитектура / stalin-era architecture затронута хрущевской реконструкцией, а дальняя половина (от павильона «Космос» до границы Ботанического сада) была оставлена в неприкосновенности и приведена в порядок. В частности, ее необходимо расчистить от стихийно выросших кафе, заполнивших нишу, пустовавшую после закрытия ресторана «Колос». Самую же сложную проблему представляет реставрация павильонов 1930-х и 1950-х годов. Их декор создавался в свое время с огромными затратами труда высококвалифицированных ремесленников и потребует сравнимых трудозатрат от сегодняшних реставраторов. В тех павильонах, которые уже отреставрированы (в частности, речь идет о знаменитой беседке павильона «Узбекистан»), режут глаз детали, отлитые из пластика по весьма приблизительно выполненным формам. Понятно, что реставрационные работы такой сложности и подобного размаха администрация ВВЦ может проводить только при

Всероссийский выставочный центр – популярное место отдыха и заповедник архитектурных чудес, обладающий нераскрытым туристическим потенциалом. Пока ведутся разговоры о возрождении выставки (грозящем тотальной реконструкцией), павильоны, в основном сохранившие подлинную отделку, используются для мелкой торговли в духе 1990-х годов The All-Russia Exhibition Centre is a popular leisure spot, but also an open-air museum of architectural marvels with untapped potential as a tourist attraction. While talks about reviving the exhibition (which harbours the threat of total reconstruction of the complex) drag on, the pavilions, which for the most part retain their original finishes, are being used for small-time retail in the spirit of the first wave of Russian capitalism of the 1990s.

scale can only be carried out by the management of the AllRussian Exhibition Centre, provided that the state offers solid support and controls it tightly. The Exhibition of Economic Achievements is an asset to the Russian nation with enormous potential as a tourist destination, and not only that, following restoration there is no reason why the pavilions should not be used for the purpose for which they were originally designed – venues for holding specialised exhibitions and conferences. Another sore point is the state of the stations of the Moscow metro. In theory all the stations from the 1930s to 1950s are stateprotected historic monuments. But in practice the

management of the metro, part of the Transport Ministry, has not officially endorsed any documents obliging it to conserve the stations and it carries out repair work on these stations at its own discretion, paying no heed to advice from experts.

For example, when Novoslobodskaya station was ‘restored’ in 2003-2004, anodised aluminium decorative mouldings were puttied and covered in gold paint; the installation of more powerful back-lighting and partial replacement of the coloured glass considerably coarsened the famous stained glass panels; in addition, since the panels were not properly sealed, dust collects behind them, much to the detriment of their appearance. Currently the tiled lining of the tunnel walls at several stations is being systematically replaced with marble cladding which naturally differs in colour and quality from that which was used to face the pillars holding up the central vault (at Okhotny Ryad

исторический очерк / an historical outline серьезной поддержке и под строгим контролем государства. Ансамбль ВДНХ – национальное достояние, обладающее огромным туристическим потенциалом, а кроме того, отреставрированные павильоны вполне могут служить по своему прямому назначению – быть площадками для проведения специализированных выставок и конференций. Еще один больной вопрос – состояние станций Московского метро. Теоретически, все станции 1930-1950-х годов постройки являются памятниками архитектуры. На практике, руковод-

ство Метрополитена, входящего в систему МПС, не подписывает охранных обязательств и проводит ремонтные работы на этих станциях по своему усмотрению, игнорируя советы экспертов. На-

пример, при проведенной в 2003-2004 годах «реставрации» станции «Новослободская» детали из анодированного алюминия были зашпаклеваны и окрашены в золотистый цвет; усиление яркости ламп и частичная замена цветного стекла значительно огрубили знаменитые витражи. В настоящее время на многих станциях проводится замена кафельного покрытия стен тоннелей на мраморное, причем новый мрамор, естественно, отличается по цвету и качеству от того, который был использован в оформлении пилонов, а иногда, как на станции «Бело русская»-радиальная, нарушаются и ритмические членения. Значительные затраты, требующиеся для замены облицовки, нашли бы лучшее применение в деле борьбы с протечками грунтовых вод. На прошедшей 15 сентября 2008 года прессконференции начальник ГУП «Московский метрополитен»

station, for example) and sometimes, as has happened at Belorusskaya station (on the radial line platforms), the rhythm of the divisions has been disrupted. The major outlay required to replace all this facing would have been better spent dealing with the ingress of ground water. At a press conference held on September 15th, 2008, head of the Moscow metro Dmitry Gayev denied outright that the problem was serious, yet the water that constantly seeps though the walls of many stations is damaging the interiors, even if it does not present any actual risk to load-bearing structures. The problem is particularly acute at Belorusskaya (both the radial and circle line stations and also in the pedestrian tunnel connecting them), at Novokuznetskaya, Krasniye Vorota, Kropotkinskaya and Mayakovskaya, the last of these being on the verge of catastrophe. The nature of its location, with underground rivers flowing in different directions, and of the structure (three barrel

Самая элегантная станция московского метро, «Маяковская», может утратить значительную часть своей красоты в результате замены облицовочных материалов. Вместе с тем, эксперты сомневаются в том, что ведущаяся реконструкция способна решить проблемы, связанные с протечками и возникающей в их результате коррозией конструкций Mayakovskaya, the most elegant metro station on all the Moscow system, could be deprived of most of its good looks through the replacement of original facing materials. Moreover, experts doubt that the reconstruction work currently in progress will solve all the problems resulting from structural corrosion caused by water seepage.

сталинская архитектура / stalin-era architecture Дмитрий Гаев решительно отрицал серьезность проблемы, но постоянно сочащиеся по стенам многих станций воды разрушают интерьеры, даже если на самом деле не представляют угрозы для инженерных конструкций. Особенно острой является ситуация на «Белорусской» (как радиальной, так и кольцевой, а также в переходе между ними), «Новокузнецкой», «Красных Воротах», «Кропоткинской» и «Маяковской», которая вообще находится на грани катастрофы. Особенности местоположения (текущие в разных направлениях подземные речки) и конструкции (три состыкованных цилиндрических свода) привели к тому, что вода десятилетиями разъедала бетон и металлические элементы. Эксперты, включая гидрогеолога Евгения Пашкина и архитектора Нину Алешину, принимавшую участие в строительстве 19 станций метро, пытались убедить руководство Метрополитена в том, что «Маяковскую» необходимо закрыть для проведения капитального ремонта. Однако, не рискнув увеличить нагрузку на и без того перегруженные соседние станции, метростроевцы решили ограничиться локальными работами по гидроизоляции – которые, судя по свежим протечкам на уже отремонтированной части станции, не помогают. Попутно про исходит замена ценного поделочного камня родонита, которым была облицована нижняя часть опор, на гораздо менее качественный, а вместо темно-серого мрамора обвода арок вообще появляется крашеный бетон. Полное отсутствие желания тщательно подбирать материал заметно там, где еще не снятый цветной мрамор, которым выложен старый – и, конечно, уже довольно сильно истертый – пол, стыкуется с новым покрытием, отличающимся по цвету, фактуре и даже размеру плит. Если Москомнаследие не сможет найти рычагов давления, способных остановить это варварство, от самой элегантной станции Московского метро останется только воспоминание. На этом фоне замена светильников на более мощные выглядит сравнительно безобидным действием, но в случае перронного зала станции «Кропоткинская» (Алексей Душкин, Яков Лихтенберг, 1935), яркое освещение разрушает игру теней и изменяет образное восприятие пространства. Пример Московского метро – одного из общепринятых символов Москвы и предмета национальной гордости – наглядно показывает, как далеко зашел кризис в охране наследия и насколько низкой является культура обращения с ним.

vaults abutting each other) has resulted in erosion of the concrete and metal components by water over the course of several decades. Experts, including hydrologist Yevgeny Pashkin and architect Nina Alyoshina, who were involved in the construction of 19 metro stations, tried to persuade the management of the metro that Mayakovskaya needed to be closed to traffic for major overhaul. Loth to risk increasing passenger flow at neighbouring stations which are overloaded as it is, the metro’s construction division decided to confine itself to carrying out localised dampproofing works, which, going by the fresh leaks that have appeared in the part of the station that has already been repaired, have not been of any use. At the same time the original rhodonite facing of the lower part of the columns is being renewed in a lighter shade and painted concrete has appeared in place of the dark grey marble on the inner faces of the arches. The total lack of any willingness to match the new materials to the original ones can be seen where the coloured marble making up the surface of the old – and, of course, now fairly badly worn – floor that has not yet been removed adjoins the new flooring which differs in colour, texture and even in the dimensions of the slabs. If Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) can find no means of exerting sufficient pressure to put a halt to this vandalism then the most elegant station on the Moscow metro will survive only as a memory. Compared to all this the upgrading of the lighting to make it more powerful would seem to be a relatively harmless measure, but in the case of the platforms of Kropotkinskaya station (by Alexei Dushkin, Yakov Likhtenberg, 1935), the brightness destroys the play of shadows and hinders one’s ability to perceive the overall design of the internal space. The renovation carried out in recent years of the entrance halls at Mayakovskaya, Semyonovskaya, Elektrozavodskaya stations and to the circle line platforms at Kurskaya entailed the replacement of all the facing materials and the loss of typical features of 1930s and 1950s design; the escalator shafts in almost all cases were completely stripped of their original identity, destroying the visual continuity between the design of the aboveground and below-ground sections of these stations. The case of the Moscow metro – a universally recognised symbol of the city and a source of national pride – is a vivid demonstration of the extent of the crisis afflicting architectural conservation and of how little understanding there is of how it should be treated.

колонтитул

модернизм второй волны / the second wave of modernism Анна Броновицкая / By Anna Bronovitskaya

91 Идея сохранения архитектурного наследия 1960–1970-х годов большинству москвичей кажется абсурдной. Во-первых, потому, что этот период оставил после себя огромные районы низкокачественной массовой застройки, непоправимо изменившей характер города. Во-вторых, потому что градостроительная политика тех лет, в особенности 1960-х годов, отличалась полным пренебрежением к наследию. Символом эпохи стал Новый Арбат (проспект Калинина), прорезавший ткань старинных переулков между Арбатом и Поварской чередой крупномасштабных модернистских зданий, саркастически прозванных «вставной челюстью Москвы». Неудивительно, что снос построек 1960-1970-х годов подается как «исправление ошибок» и «залечивание ран». Однако уничтожение таких знаковых

сооружений, как гостиницы «Россия» и «Интурист», и идущая тотальная замена пятиэтажек жильем нового поколения заставили задуматься о том, что этот пласт наследия тоже обладает определенной ценностью. Возникшая весной 2008 года

угроза сноса Центрального дома художника привела к консолидации немногочисленных пока ценителей достижений второй волны советского модернизма. Самое очевидное из этих достижений – гуманитарное. Как-то уже позабылось, что презираемые всеми хрущевские пятиэтажки и построенные в последующие десятилетия панельные и блочные дома впервые сделали отдельную квартиру не привилегией для избранных, а нормой жизни для большинства московских семей. Конечно, проектировщикам массового жилья приходилось заниматься преимущественно решением экономических, технологических, логистических задач, и, кроме того, эти дома изначально строились как временные (пятиэтажки были рассчитаны на 25-30 лет). Но в ходе разработки типовых решений создавались образцовые микрорайоны, воплотившие лучшие на тот момент находки и ставшие памятниками своего времени. 9-й микрорайон Черемушек, микрорайон «Лебедь» на Речном вокзале, Северное Чертаново заслуживают бережной консервации и охраны не в меньшей степени, чем такие их западноевропейские аналоги, как пригород Хельсинки Тапиола и роттердамский район Пендрехт. Если же говорить о более амбициозной архитектуре, то она могла воплощаться в отдельных значимых зданиях, которые дозволялось строить по индивидуальным проектам. Известно, что Хрущев, объявляя в 1954 году о борьбе с излишествами и переходе к индустриальному домостроению, руководствовался отнюдь не эстетическими соображениями (вспомним его знаменитую фразу: «В том, что касается искусства, я – сталинист!»). Однако для поворота к модернизму имелись не только утилитарные, но и идейные причины. Поставленная задача построения

Внутренний двор ЦДХ – редко использующееся пространство с большим потенциалом, который так и останется нераскрытым, если здание снесут. The inner courtyard of the Central House of Artists (opposite) is a rarely used space with great potential, which will remain forever untapped if this building is demolished.

To the majority of Muscovites the idea of preserving the architectural heritage of the 1960s and 1970s seems absurd. Firstly, this is because the period left behind enormous areas of poor-quality mass housing, which altered irreversibly the character of the city. Secondly, this is because the city planning policy of that time, especially during the 1960s, was marked by a total lack of regard for historic buildings. What came to symbolize this era was the New Arbat (called Prospekt Kalinina until 1993), which cut a swathe through the fabric of the old streets running between the Old Arbat and Povarskaya Ulitsa with a row of large scale modernist buildings sarcastically nicknamed ‘Moscow’s false teeth.’ It is no surprise that the demolition of 1960s and 1970s buildings is presented as the undoing of mistakes and the healing of wounds. But the destruction of key works,

such as the Rossiya and Intourist hotels, and the ongoing replacement of five-storey apartment blocks with housing of a new generation begs the question as to whether this stratum of Moscow’s heritage does actually possess a certain value. The

threat of demolition of the Central House of Artists that arose in spring 2008 led to the consolidation of the currently few and far between connoisseurs of the achievements of the second wave of Soviet modernism. The most obvious of these achievements is the humanitarian one. It has somehow been overlooked that the universally despised Khrushchev-era five-storey housing blocks and the system-built and pre-fabricated buildings put up over the subsequent decades for the first time made a separate flat a standard feature for the majority of families rather than a privilege for the elect few. Of course, the designers of mass-built housing primarily had to meet economic, technological and logistical demands and, moreover, these buildings were initially intended to be only temporary – the five-storey blocks had a design life of 25 to 30 years. But during the course of the development of these standard designs, model housing estates were created that embodied the best thinking of that time and have become a testament to their era. Housing estate number nine in Cheryomushki, the Lebed (Swan) housing estate at Rechnoi Vokzal and Severnoye Chertanovo deserve to be carefully preserved and protected no less than their equivalents in Western Europe, such as Tapiola in the suburbs of Helsinki and Pendrecht outside Rotterdam. As for more ambitious architecture, it appeared in the form of separate important structures built with special permission to one-off designs. As is well attested, it was by no means on aesthetic grounds that Khrushchev took the decision to declare war on the architectural excesses of the Stalin style and to go over to industrialised housing construction. As he famously said, “In all matters of art I am a Stalinist!” But there were ideological as well as utilitarian reasons for the change in course towards modernism. The declared aim of bringing about communism by 1980, the faith in scientific and technological progress that would make it possible to achieve this aim and the bombast surrounding the conquest of outer space required futuristic imagery. Rivalry with America and all the rest of the capitalist world implied that its experience was to be studied and assimilated, and that went for architecture as well. Although the architectural profession was dealt a heavy blow by the Khrushchev reforms and attempts were made to relegate it to the

исторический очерк / an historical outline коммунизма к 1980 году, культ научно-технического прогресса, который должен был обеспечить выполнение этой задачи, пафос освоения космоса – все это требовало футуристических образов. Соревнование с Америкой и со всем капиталистическим миром подразумевало изучение и освоение опыта этого мира, в том числе и в области архитектуры. Хотя хрущевская реформа тяжело прокатилась по архитектурной профессии, которую попытались низвести до простого придатка к строительству, она в то же время открыла и новые горизонты. Возобновились свернутые во время «борьбы с космополитизмом» контакты с коллегами из других стран, ознакомительные командировки за границу и закупка литературы; в профессиональных журналах появились разделы, посвященные зарубежной архитектуре. Чистая радость от возможности работать в русле современных мировых тенденций и обращаться к отечественному наследию двадцатых годов проявилась в самом раннем программном здании «оттепели» – Дворце пионеров на Воробьевых (тогда Ленинских) горах, спроектированном молодыми архитекторами Игорем Покровским, Феликсом Новиковым, Виктором Егеревым и другими (1959-1963). Чуть позднее новый союз архитектуры и техники привел к появлению в Москве сооружения, для которого не было прецедентов и за границей: Останкинской телебашни, тогда – самой высокой в мире (540 м, главный конструктор Николай Никитин, главный архитектор Леонид Баталов, 1963-1967). Переход советских зодчих от историзирующего позднесталинского стиля к модернизму (многие из них переживали по-

Дом аспиранта и стажера МГУ (улица Шверника, 19; Натан Остерман и др., 1965-1971) проектировался как «дом нового быта» тогда, когда страна хотела верить в скорую победу коммунизма. Вернувшись на новом уровне к идеям 1920-х годов, архитекторы вновь попытались перераспределить пространство между индивидуальными жилыми ячейками (для одиночек и пар) и общественной инфраструктурой, которая освобождала бы обитателей дома от бытовых забот и давала им возможности для личностного развития. В 1970-х такой подход уже казался пустой мечтой, и дом с момента окончания строительства служит общежитием МГУ The Moscow State University Hostel for Post-graduates and Interns (19 Ulitsa Shvernika, Natan Osterman et al., 1965-1971) was designed as ‘Homes for a New Lifestyle’ when the nation wanted to believe that communism would soon emerge triumphant. Taking a fresh look at the ideas of the 1920s, the architects tried once more to change the balance of space between individual residential ‘cubicles’ (for singles and couples) and communal facilities, which would release inhabitants from daily chores and allow them to concentrate on personal development. By the 1970s this approach already looked like a pipe dream and as soon as what was to have been an apartment block was completed, it was used as a student hostel.

status of a mere adjunct to the construction industry, it did at the same time open up new horizons. Contacts with foreign counterparts, which had been severed during the time of the Stalinist ‘war on cosmopolitanism’, were renewed, as were field trips to foreign countries and the import of literature on the subject; regular features on foreign architecture appeared in professional periodicals. The sheer joy that was felt at the opportunity of working in line with international trends and drawing on Russia’s own heritage from the 1920s can be felt in the first building to be produced by the Khrushchev ‘thaw’ — the Pioneers’ Palace on the Sparrow (then Lenin) Hills, designed by young architects Igor Pokrovsky, Felix Novikov, Victor Yegerev et al. (1959-1963). A little after that, the newly combined forces of architecture and technology brought into being a structure that lacked any precedents, even abroad – the Ostankino TV tower, which at 540 meters (1772 feet) back then was the highest in the world (head architect Leonid Batalov, head structural engineer Nikolai Nikitin, 1963 to 1967). The changeover by Soviet architects from the historicising lateStalin style to modernism – for many the second such watershed – was dramatic and did not go unnoticed outside the USSR. In 1966 the Paris Centre of Architectural Research awarded the Grand Prix to the designers of the New Arbat for “reviving the expressiveness of architectural forms in the Soviet Union”. That this accolade was well deserved is confirmed by two buildings built within 15 years of one another by the design team headed by Mikhail Posokhin and Ashot Mndoyants that received the prize:

модернизм второй волны / the second wave of modernism добную ломку во второй раз) был стремительным и не остался незамеченным за рубежом: в 1966 году Парижский центр архитектурных исследований присудил авторам проекта Нового Арбата Гран-при за «обновление выразительности архитектурных форм в Советском Союзе». В заслуженности этой награды можно убедиться, сравнив стоящие рядом два сооружения, построенные с интервалом в 15 лет премированным коллективом во главе с Михаилом Посохиным и Ашотом Мндоянцем: высотный дом на площади Восстания (Кудринской) и здание Совета экономической взаимопомощи. Комплекс СЭВ, состоящий из мягко развернутой навстречу мосту через Москву-реку башни-трилистника, низкого цилиндрического объема конференц-зала, вырастающего из общего

Опытно-показательный жилой район Северное Чертаново (архитекторы М. Посохин, Л. Дюбек, А. Шапиро, Л. Мисожников и др., 1974–1983) отличался необычными планировками квартир и повышенной экспрессией облика. Все внутриквартальные проезды были убраны под землю и соединены с подземными же гаражами, что сделало территорию между домами полностью пешеходной. Еще одним новаторским решением была система автоматического удаления мусора. В последние десятилетия район сильно деградировал The Severnoye Chertanovo experimental model housing estate (by Mikhail Posokhin, L. Dyubek, A. Shapiro, L. Misozhnikov et al., 1974-1983) is distinguished by the unusual layouts of the flats and the particularly expressive design of the exterior. All the access roads within the site were placed underground and led to garages that were also located underground, thus allowing the area between the buildings to be completely pedestrianised. The automatic rubbish disposal system was another innovative design feature. In recent decades the housing estate has become badly run down.

the Stalin-style residential skyscraper on Kudrinskaya Ploshchad and the COMECON building. The COMECON building, consisting of a tower based on a trefoil-shaped ground plan spreading gently outwards on the side of the bridge, and a low, cylindrical conference hall growing out of a podium shared with the tower, together with the elegant rectilinear form of the Hotel Mir standing alongside, is undoubtedly one of the most successful works of the period. Only the best architects and best quality building materials would do for the symbol of the Eastern Bloc. But despite its high build quality and enduring prestige (it is now occupied by the mayor’s office), the complex has already lost an important element of its composition – the powerful spiral ramp by which cars entered the building, into which a clumsy rotunda has been inserted. Another part of the building, the Hotel Mir, is due for demolition before the end of the year. As for the New Arbat that opens up behind the COMECON building, for some years now there have been discussions about rebuilding it, one option being a modernising makeover of the existing buildings, another being the recreation of the area cleared to make way for it – in other words, the construction of a large area of sham replicas. Neither proposal pays any heed to the integral value of an intact group of modernist buildings. The line of four 26-storey office towers in the form of open books linked by a shared podium is answered on the opposite side by a row of 24-storey residential towers and the low, rectilinear forms of the House of Books, the Oktyabr cinema and the former central bakery.

исторический очерк / an historical outline с башней подиума, и стоящей рядом элегантно сдержанной пластины гостиницы «Мир», несомненно, является одним из наиболее удачных сооружений своей эпохи. Символу социалистического лагеря полагались не только лучшие архитекторы, но и лучшие строительные материалы. Однако, несмотря на качество строительства и на сохраняющийся престиж (сейчас здание занимает московская мэрия), комплекс уже лишился важного композиционного элемента – выразительной спиралевидной рампы для заезда автомобилей, в которую встроена неуклюжая ротонда. Еще одна часть ансамбля, гостиница «Мир», приговорена к сносу до конца 2009 года. Что же касается открывающегося СЭВом Нового Арбата (в 1963-1993 – проспект Калинина), то уже довольно много лет

Дворец пионеров на Ленинских горах (И. Покровский, Ф.Новиков, В.Егерев и др., 1959–1963) – работа молодых архитекторов, которым впервые дали волю строить современную архитектуру. Распластанная по горизонтали свободная композиция, первый в советской архитектуре атриум, потолочные фонари, плоскостная мозаика на фасаде – только часть модернистских приемов, использованных в этом здании. Статус объекта культурного наследия не препятствует произвольной замене материалов и деталей интерьера The Pioneers’ Palace on the Lenin Hills (by Igor Pokrovsky, Felix Novikov, Victor Yegerev et al., 1959-1963) was designed by young architects, who for the first time ever had been allowed to build a modern looking building. The sprawling composition, freely arranged about its horizontal axes, the first atrium in Soviet architecture, skylights and an expansive mosaic covering the façade – these are just some of the modernist devices used in this building. But being a state-protected building has not stopped unsanctioned changes from being made to the fabric and interior features.

Moreover, the New Arbat was an architectural

expression of the Khrushchev ‘thaw’, even if that was over by the time construction finished in 1968: its wide pedestrian areas, fashionable shops and cafés, the first self-service grocery store in Moscow and enormous cinema created a backdrop for a new, far freer life than previously, acted out in a breathtakingly modern setting. The very aggressiveness of its intrusion into the fabric of the historic city embodies the ideas of Le Corbusier, who at that time was a cult figure among Soviet architects. The idea of demolishing the New Arbat grew out

of the wave of criticism of the Soviet period which resulted in the reconstruction of the Cathedral of Christ the Saviour – in other words, it was part of a programme to rewrite history. That this threat has not

been carried out is probably thanks to the fact that the head of the Mosproyekt-2 design institute, which executes most of the prestigious commissions for city hall, is Mikhail Posokhin the younger, the son of the original architect of the New Arbat, Mikhail Posokhin. Posokhin the younger put forward a compromise, taking a creative approach to his father’s legacy: the 1960s buildings were to be reconstructed and decked out with postmodern trimmings, the traffic was to be diverted into a tunnel and the multi-lane highway was to be pedestrianised and adorned with arcades housing retail and entertainment functions “in the style of old Moscow”.

модернизм второй волны / the second wave of modernism

идут разговоры о его реконструкции, причем один из вариантов подразумевает «осовременивание» существующих зданий, а второй – восстановление уничтоженной в свое время застройки, то есть создание обширной зоны муляжей. Оба предложения отрицают ценность цельного модернистского ансамбля, в котором ряду из четырех объединенных общим подиумом 26-этажных офисных зданий в форме распахнутых книг отвечает на другой стороне череда 24-этажных жилых башен и низких прямоугольных объемов «Дома книги», кинотеатра «Октябрь» и бывшего магазина «Хлеб». Между тем,

In 2006 Mayor Yury Luzhkov issued a directive giving the goahead to this project, but events have since taken a turn which has meant that the city authorities are no longer distancing themselves from their Soviet predecessors, and in August 2008 it was announced that the New Arbat would be restored to its original appearance. This would be a welcome decision, were it not for the fact that Vladimir Resin, head of city hall’s construction division, singled out the renovation of building no 21, carried out in 2005, to be taken as a lead. As a result, the tower nearest to the junction with the Garden Ring was not only equipped with new services, but the façade was also subjected to major changes. Significant visual changes, including the addition of extra storeys, are also planned as part of the project put forward five years ago for reconstructing the House of Books. In December 2008 Luzhkov

Сама агрессивность вторжения в ткань исторического города является реализацией идей Ле Корбюзье, в те годы – культовой фигуры среди советских архитекторов.

СЭВ – самое удачное сооружение модернизма 1960-1970-х годов в Москве, к тому же занимающее очень выигрышное положение при съезде с моста, соединяющего Кутузовский проспект с Новым Арбатом. Комплекс уже изуродовали, встроив в спираль рампы кубышку торгового центра, а теперь собираются снести параллелепипед гостиницы «Мир» и возвести на ее месте небоскреб, который полностью исказит композицию

Калининский проспект был архитектурным выражением «оттепели»: широкие пешеходные променады, модные магазины и кафе, первый в Москве гастроном самообслуживания, огромный кинотеатр создавали среду для новой, гораздо более свободной, чем прежде, жизни, протекавшей в ошеломительно современных декорациях.

Идея сноса Нового Арбата возникла на той же волне критики советского периода, которая привела к воссозданию храма Христа Спасителя – то есть была частью программы переписывания истории. Снос не был произведен, вероятно, благодаря тому

обстоятельству, что главой института «Моспроект-2», выполняющего большинство ответственных заказов московской мэрии,

The COMECON building is one of the best pieces of 1960s and 1970s modernism in Moscow and occupies a very prominent site overlooking the bridge linking Kutuzovsky Prospekt with the New Arbat. The complex has already been spoiled by the insertion of a boxy shopping centre in the middle of the spiral ramp, and there are now plans to demolish the rectilinear Hotel Mir and build a skyscraper on the site, which would completely ruin the composition.

исторический очерк / an historical outline является сын Михаила Васильевича Посохина, Михаил Михайлович Посохин. Он предложил компромиссный вариант, творчески подойдя к наследию отца: здания шестидесятых годов реконструируются и маскируются постмодернистским декором, движение уводится в тоннель, а на месте проезжей части устраивается пешеходная зона с вкраплением торгово-развлека тельных пассажей «в стиле старой Москвы». В 2006 году Юрий Лужков подписал распоряжение, открывавшее дорогу реализации этого проекта, но с последним поворотом истории власть перестала дистанцироваться от своих советских предшественников, и в августе 2008 года было объявлено, что проспект будет восстановлен в том виде, который имел в середине 1960-х годов. Это решение можно было бы приветствовать, если бы, сообщая о предстоящем капитальном ремонте зданий Нового Арбата, руководитель московского стройкомплекса Владимир Ресин не привел в качестве положительного примера проведенную в 2005 году реконструкцию дома 21, при которой ближайшая к Садовому кольцу «книжка» получила не только новые инженерные системы, но и заметно отличающийся от прежнего фасад. Значительные изменения облика, включая надстройку, предусматривает также выдвинутый еще пять лет назад проект реконструкции Дома книги. В декабре 2008 года мэр Москвы распорядился в очередной раз отложить реконструкцию крупнейшего в городе книжного магазина, назначив срок окончания работ в 2012 году. Эта задержка дает зданию шанс избежать судьбы Дома связи, отмечающего угол с Никитским бульваром и украшенного в девяностых годах арками в нижних этажах и

once again postponed the reconstruction of the largest book shop in the city, which is now planned to start in 2012. This delay may allow the building to avoid the fate of the House of Communications marking the corner of Arbatskaya Ploshchad and Nikitsky Bulvar, which was adorned with arches on the lower storeys and fitted out with bronzed glass in the 1990s. At the same time, plans for a tunnel, which look likely to reduce traffic in all the neighbouring areas to gridlock, are still under discussion. At the Zodchestvo-2008 architectural exhibition, Mosproyekt-2 displayed the results of research undertaken by Studio No. 17 — a specialist restoration division — on the historic area destroyed to make way for the New Arbat. Superbly executed artist’s impres sions of the destroyed area were accompanied by guidelines

Под строительство Нового Арбата в 1960-е уничтожили широкую полосу исторической застройки. Если его теперь снести, на месте не имеющего аналогов масштабного модернистского ансамбля появится полоса псевдоисторических подделок, подобных тем, что втихую заполоняют старый Арбат. Впечатление от существующих зданий портится их состоянием и удивительно безалаберной для центра Москвы эксплуатацией, являющейся, по-видимому, следствием неопределенности судьбы проспекта A wide swathe was cut through the historic city for the construction of the New Arbat in the 1960s. If it were to be demolished, a wide strip of pseudo-historical fakes, just like the ones which are taking over the Old Arbat by stealth, would appear on the site of this unparalleled and impressively scaled modernist ensemble. As they currently stand, the buildings make a poor impression because of their down at heel state and unusually thoughtless treatment by their tenants for central Moscow – evidently the result of the question mark over the future of the New Arbat.

модернизм второй волны / the second wave of modernism бронзированными стеклами. Между тем, проект тоннеля (грозящий, по-видимому, транспортным коллапсом на прилегающих территориях) до сих пор дебатируется. Кроме того, на фестивале «Зодчество-2008» «Моспроект-2» выставил результаты проведенного реставрационной 17-й мастерской исследования уничтоженной при прокладке Калининского проспекта исторической застройки. Превосходно выполненные схемы, воспроизводящие утраченную среду, сопровождались на выставке рекомендациями о желательности воссоздания наиболее ценных элементов, что свидетельствует о том, что предполагающий снос существующих зданий «муляжный» вариант также до сих пор рассматривается в недрах института, носящего имя М.В. Посохина. Необходимо добиваться сохранения целостности архитектурного облика Нового Арбата, являющегося, при всем его негативном воздействии на силуэт исторической Москвы, незаурядным градостроительным ансамблем. Строительство Калининского проспекта должно было стать первым шагом в реконструкции центра Москвы. План, разрабатывавшийся в начале шестидесятых годов, подразумевал практически полную замену исторической застройки новыми высотными сооружениями: немногим сохранявшимся памятникам архитектуры отводилась роль декоративных акцентов на фоне современных зданий. Но появление на месте арбатских переулков стеклянных башен вызвало настолько яростные протесты защитников старины, что власти – впервые в советской истории – к ним прислушались и решили сохранить старый центр. С начала 1970-х годов новое строительство в пределах Садового и, в осо-

recommending that the most valuable elements of it should be recreated. This suggests that the proposed demolition of the existing buildings and their replacement by sham replicas is still being contemplated. The New Arbat must be kept intact as an integral ensemble, since for all the harm that it did to the historic skyline of Moscow, it is still an exceptional piece of city planning. The construction of the New Arbat was supposed to be only the first step in the reconstruction of the centre of Moscow. A plan drawn up in the early 1960s proposed replacing almost all of the historic cityscape with new high rises. The few old buildings that were to be preserved would be used as decorative touches to offset the new build. But the glass towers that appeared in the stead of lanes around the Old Arbat provoked such a fierce wave of protest from conservationists that for the first time in Soviet history the authorities paid heed and decided to retain the historic centre. From the early 1970s onwards, new construction within the Garden Ring, and especially within the Boulevard Ring, was reduced to a minimum and the height of new projects that were already planned to go ahead (such as the TASS building or the new wing of the Izvestia offices) was reduced to that of surrounding buildings. The high modernist Hotel Intourist (Vsevolod Voskresensky, Yury Sheverdyayev et al., 1965-1968) and Hotel Rossiya (Dmitry Chechulin et al., 1965-1967) in direct proximity of the Kremlin were out of place and it would be difficult to pretend otherwise. And yet, looking at the ludicrously pompous new building on the site of the Intourist and given the uncertain fate of the site formerly

Гостиница «Интурист» (Всеволод Воскресенский, Андрей Болтинов, Юрий Шевердяев, 1968-1970) появилась в самом начале Тверской, в пяти шагах от Кремля в эпоху, когда весь исторический центр планировалось застроить модернистскими башнями, а от исторической архитектуры оставить только «декоративные акценты». В 2002 году гостиницу разобрали, а потом на ее месте построили карикатурно пафосный псевдоисторический «Ритц-Карлтон». И тогда многие об «Интуристе» пожалели: при всей неуместности, это была всетаки достойная архитектура The Hotel Intourist (by Vsevolod Voskresensky, Andrey Boltinov, and Yury Sheverdyayev, 1968-1970) appeared at the beginning of Tverskaya Ulitsa, just a short walk from the Kremlin, at a time when all of the historic centre was to be redeveloped with modernist tower blocks with only a few historic buildings being left to form ‘decorative accents’. In 2002 the hotel was demolished to make way for the laughably pompous pseudo-historicist Ritz-Carlton. Many people then regretted the loss of the Intourist – despite being out of place, it was still a worthwhile piece of architecture.

исторический очерк / an historical outline бенности, Бульварного кольца было сведено к минимуму, а высотность ранее запроектированных сооружений (таких, как здание ТАСС или новый корпус газеты «Известия») была понижена до уровня окружающих домов. Трудно отрицать неуместность в непосредственной близости от Кремля остромодернистской гостиницы «Интурист» (В. Воскресенский, А. Болтинов и Ю. Шевердяев, 1968–1970) и подавлявшей своими размерами гостиницы «Россия» (Д. Чечулин и др., 1965–1967). Однако же, глядя на смехотворно помпезное новое здание на месте «Интуриста» и ввиду неопределенности судьбы площадки, освобожденной «Россией», можно заключить, что со сносом этих сооружений поторопились. За пределами же исторического центра оправданий для сноса или искажения выдающихся сооружений 1960-1970-х годов быть не может. Начинающаяся на наших глазах переоценка этого периода рано или поздно завершится – точно так же, как это произошло с модерном, конструктивизмом и сталинской архитектурой.

Мы в очередной раз научимся отделять архитектуру от связанных с нею тяжелых политических ассоциаций, и тогда, вероятно, выяснится, что не только «оттепель», но и «застой» произвел какоето количество замечательной архитектуры, без которой Москва станет беднее. Закон об объектах культурного наследия гласит, что такими объектами могут быть признаны сооружения, с момента создания которых прошло не менее сорока лет. Это означает, что пора

Институты Академии наук обладали достаточной автономией для выбора нетривиальных архитектурных проектов, а иногда и достаточными средствами для их качественной реализации. В 1960-1970-х в отведенной под науку зоне вдоль Ленинского проспекта, улиц Вавилова и Профсоюзной появилось большое количество интересных архитектурных сооружений. На перекрестке Профсоюзной улицы и Нахимовского проспекта был выстроен целостный ансамбль, сейчас разрушаемый встройкой жилых домов, вроде розовой башни, выросшей между зданиями ИНИОНа (справа) и ЦЭМИ (слева). The institutes within the Academy of Sciences possessed enough autonomy to be able to commission designs that were more than run-of-the-mill and sometimes also the means to carry them out to a high standard. In the 1960s and 1970s a large number of interesting buildings appeared in the area along Leninsky Prospekt, Ulitsa Vavilova and Profsoyuznaya Ulitsa that was given over to research institutes. At the intersection of Profsoyuznaya Ulitsa and Nakhimovsky Prospekt a complete ensemble of buildings was put up that is now being damaged by infill residential construction, such as the pink high-rise block visible in the illustration that has appeared between the Social Sciences Information Institute (opposite) and the Central Mathematics and Economics Institute (right).

occupied by the Rossiya, one can only conclude that the demolition of these buildings was carried out too hastily. Outside the historic centre there can be no justification for demolishing or mutilating the best works of the 1960s and 1970s. The reevaluation of architecture of this period – as also happened to Art Nouveau, Constructivist and Stalinist buildings – that is happening before our eyes will be complete before long. Once

again we shall learn to separate architecture from the unpleasant political associations that it carries and then it will be plain that not only the Khrushchev ‘thaw’, but also the period of stagnation under Brezhnev produced worthwhile buildings, without which Moscow would be all the poorer. The Federal Law on historic buildings states that only structures put up a minimum of 40 years ago can be granted listed status. This means that it is high time that the process began of listing buildings from the 1960s. Currently the only listed

structures from this period are the Palace of Pioneers mentioned above and the Palace of Congresses in the Kremlin (Mikhail Posokhin and Ashot Mndoyants, 1959 to 1961). It is essential to compile a list of later buildings and groups of buildings to be considered for listing when the time comes. Some of these candidates for listing are well known and already featured in any textbook on architectural history worth its salt: the Ostankino TV Tower, the house of undergraduates and

модернизм второй волны / the second wave of modernism начинать процесс постановки на государственную охрану памятников шестидесятых годов. Необходимо также составить список более поздних зданий и ансамблей, которые должны быть сохранены для будущего. Некоторые потенциальные памятники хорошо известны, входят во всевозможные истории архитектуры: Останкинская телебашня, Дом аспиранта и стажера в Черемушках, Цирк на Воробьевых горах, Велотрек в Крылатском, «новый» МХАТ, Театр на Таганке, Онкологический центр на Каширском шоссе – и еще пара десятков сооружений. Кроме них, во временном охранном статусе нуждаются все нетиповые здания, в проектирование и строительство которых были вложены значительные усилия и средства. Речь идет о районных универмагах и кинотеатрах, рынках, больницах, экспериментальных жилых домах, зданиях учебных и исследовательских институтов, некоторые из которых были декорированы значительными произведениями монументального искусства. В качестве очевидных «кандидатов» можно назвать универмаг «Первомайский» (М. Мошинский, 1968), «дом-корабль» на Тульской (В. Воскресенский, В. Бабад, 1964-1981), весь ансамбль НИИ на пересечении Профсоюзной улицы и Нахимовского проспекта, не только включающий такие интересные в формальном отношении сооружения, как ИНИОН (Я. Белопольский, Е. Вулых, Л. Мисожников, 19641967) и ЦЭМИ (Л. Павлов, И. Ядров и др., 1970-1977), но и являющийся тщательно продуманным градостроительным образованием. Логика эволюции художественного вкуса неминуемо

postgraduates in Cheryomushki, the circus on the Sparrow Hills, the cycle track in Krylatskoye, the ‘new’ Moscow Arts Theatre, the Theatre on the Taganka, the Oncology Centre on Kashirskoye Shosse and a dozen or so more. In addition to them all buildings erected to non-standard designs, on which considerable effort and money were expended, should be granted temporary protected status. These include department stores and cinemas in suburban areas, markets, hospitals, experimental blocks of flats, learning establishments and research institutes. Buildings in the latter two groups were frequently decorated with sizeable works of public art, which can be listed before 40 years have elapsed since their creation. For example, the mosaic entitled ‘The Healing of Man’ (by L. Polishchuk, S. Shcherbinina, 1975) covering the façade of the library block of the 2nd Medical Institute at 1 Ulitsa Ostrovityanina is already covered by local listing. Other potential candidates for listing are the Pervomaisky department store (M. Moshinsky, 1968), the ‘ship’ building near Tulskaya metro station (Vsevolod Voskresensky, Vladimir Babad, 1964-1981) and the entire ensemble forming the research institute at the intersection of Profsoyuznaya Ulitsa and Nakhimovsky Prospekt. The latter includes not only individual buildings that are interesting from a formal point of view, such as the Social Sciences Information Institute (Yakov Belopolsky, Y. Bulykh, L. Misozhnikov, 1964-1967) and the Central Mathematics and Economics Institute (Leonid Pavlov, I. Yadrov et al., 1970-1977), but as a whole is a carefully worked out piece of city planning. Logic dictates that the evolution of artistic taste will inevitably make the

исторический очерк / an historical outline

приведет к тому, что красота этих зданий, сейчас различаемая только немногими энтузиастами, станет очевидна и остальным. Пережив общественно-экономический строй, при котором они были созданы, многие из этих зданий испытали тяжелые времена: кинотеатры были поделены на отсеки и превращены в дешевые магазины, универмаги по нескольку раз переходили из рук в руки и переделывались, НИИ полностью или частично сдавались в аренду и ветшали. Наконец, они начали исчезать. В числе утрат оказались хрестоматийные сооружения: кинотеатр «Мир» на Цветном бульваре (В. Бутузов, Н. Стригалева, М. Богданов; построен в 1958, снесен в 1999 году), стадион ЦСК (Ю. Кривущенко, А. Чекмарев, и др.; построен в 1976-1979, снесен в 2006), уже упоминавшиеся гостиницы «Интурист» и «Россия» и еще одна показательная для своего времени гостиница – «Минск» (А. Аркин, В. Кальне; построена в 1964, снесена в 2006), а также ряд менее известных построек. В настоящее время уничтожение угрожает трем выдающимся зданиям: Центральному дому художника (Н. Сукоян, Ю. Шевердяев, построен в 1964-1979 годах), «Монреальскому» павильону ВДНХ-ВВЦ (М. Посохин, А. Мндоянц, Б. Тхор, 1967) и станции техобслуживания автомобилей «Жигули» (Л. Павлов и др., 1975). Об ожесточенной борьбе, развернувшейся за будущее здания ЦДХ, подробнее рассказано в разделе, посвященном общественным движениям. Примечательно, что многие участники этой борьбы, возмущенные захватническими планами компании «Интеко» и городских властей и угрозой двум важным культурным учреждениям – собственно Центральному дому художника и Третьяковской галерее, занимающей 60% площадей комплекса, отрицают за самим зданием художественные досто-

100

Наиболее полно сдержанная элегантность здания ЦДХ раскрывается при взгляде с другой стороны реки. Спускающиеся от речного фасада к реке ступени – потенциально многообещающее общественное пространство, которое почемуто не используется The restrained elegance of the building of the Central House of Artists appears to best effect when seen from the opposite bank of the Moscow River. The steps leading downwards from the façade facing the river could form a splendid venue for public events, but for some reason are never used as such

beauty of these buildings, currently appreciated by only a small number of enthusiasts, obvious to everyone else as well. Having outlived the political and economic order for which they were created, many of these buildings have seen better days: cinemas have been divided up internally and turned into cheap retail outlets, department stores have changed hands several times and been altered, research institutes have been rented out as offices and become run down. Ultimately, they are starting to disappear. Among the losses are such textbook buildings as the Mir cinema on Tsvetnoi Bular (V. Butuzov, N. Strigalyov, M. Bogdanov; built 1958, demolished 1999), the TsSK stadium (Y. Krivushchenko, A. Chekmaryov et al., built 1976-1979, demolished 2006), the hotels Intourist and Rossiya mentioned above, and one more hotel that exemplifies the period when it was built – the Minsk (Arkady Arkin, V. Kalne; built 1964, demolished 2006), to say nothing of a host of less celebrated structures. Currently three outstanding buildings are under threat of destruction: the Central House of Artists (Nikolai Sukoyan, Yury Sheverdyayev, built 1964 to 1979), the Montreal pavilion at the Park of Economic Achievements, now know as the All-Russia

модернизм второй волны / the second wave of modernism инства. Думается, что непопулярность здания в значительной степени обусловлена его сложной строительной историей. В связи с тем, что в советское время учреждения культуры финансировались «по остаточному принципу», проектирование масштабного сооружения началось в 1957 году, на взлете «оттепели», а строительство закончилось только в 1979 году, в разгар застоя. За эти 22 года проект, во-первых, стал казаться устаревшим, а во-вторых, был несколько переработан в сторону требовавшейся в поздних семидесятых монументальности и утратил первоначальную легкость. В момент своего открытия ЦДХ был воспринят одновременно и как анахронизм, и как воплощение брежневского официоза, получив презрительную кличку «сарай». Неудовлетворенность обликом здания привела к проведению в 2001 году конкурса на проект его реконструкции, включающей новое решение фасада. Тот конкурс не имел практических последствий, но вызвал любопытный эффект в сознании многих его участников: присмотревшись, архитекторы стали различать в «монстре» на берегу реки благородную красоту, а также оценили щедрость в распределении его внутренних пространств. Косвенным результатом стали также некоторые перемены в использовании ЦДХ: во время проведения выставок и фестивалей, организуемых компанией «Экспопарк», публику стали допускать во внутренний двор и под выходящую к реке колоннаду. Тогда выяснилось, что «речная» сторона здания со спускающимися к полосе зелени на набережной ступенями пришла в запустение и начала разрушаться, хотя могла бы в летнее время служить прекрасным местом отдыха. Даруемая временной дистанцией отстраненность и возникшая угроза самому существованию музейно-выставочного комплекса побудили впервые проанализировать архитектурный замысел. И тут обнаружилось, что модернистский лаконизм форм здания сочетается с отсылками к истории архитектуры, которую Юрий Шевердяев и Николай Сукоян, проработавшие несколько лет в мастерской Ивана Вячеславовича Жолтовского, знали досконально. Прямоугольник плана имеет те же пропорции, что и Парфенон, а членения фасада следуют образцу венецианского Дворца дожей: над обегающей здание колоннадой идет более дробный ажурный пояс, а над ним – лишь в нескольких местах прорезанный окнами глухой параллелепипед, вмещающий основные залы. Мало того, распределение внутренних дворов и крытого атриума, служащего одним из выставочных залов ГТГ, повторяют пространственную организацию римского домуса. Приверженность же авторов проекта ценностям современной архитектуры выражается в горизонтальной распластанности здания, идеально соответствующей характеру береговой низины, в белизне его мраморных одежд и в гибкости планировки с обилием перетекающих пространств. Сегодняшнее состояние ЦДХ мало способствует его эстетическому восприятию. Если Третьяковская галерея в состоянии поддерживать свою часть здания в порядке, то Дом художника как будто застрял в девяностых: его просторные холлы загромождены торговыми павильонами, а плоскости фасадов обычно затянуты рекламными полотнищами. Понятно, что администрации Дома нужны дополнительные источники финансирования, но существующая ситуация не соответствует его статусу престижной выставочной площадки. Не оправдал надежд и окружающий здание парк скульптур, больше напоминающий свалку изваяний, для которых не нашлось в городе другого места. Если зда-

101

Exhibition Centre (Mikhail Posokhin, Ashot Mndoyants, Boris Tkhor, 1967) and the service centre for Zhiguli cars on Varshavskoye Shosse (Leonid Pavlov et al., 1975). The fierce battle being fought over the future of the Central House of Artists is described in greater detail in the section on grassroots movements. What is notable is that many of those involved in this battle, incensed by developer Inteko’s and the city authorities’ rapacious behaviour, and also by the threat posed to two important cultural centres — the Central House of Artists itself and the Tretyakov Gallery, which occupies 60 percent of the floorspace in the complex — refute any claims that the building is of any architectural distinction. One imagines that this unpopularity is due to a great degree to the building’s complicated construction history. Although design work began during the height of the ‘thaw’ in 1957, construction was not actually completed until 1979, in the depths of the period of stagnation, since cultural establishments were financed out of budget surplus. During the course of the 22 years that elapsed, the design became to be regarded as outdated and was then somewhat reworked to favour the monumentality expected in the 1970s and lost its original lightness of touch. When it was opened, the Central House of Artists was looked upon as simultaneously being an anachronism and embodying of the official pomp of the Brezhnev era, and was derisively nicknamed ‘the shed’. Dissatisfaction with the appearance of the building resulted in a competition being held in 2001 to find a design for its reconstruction, to include the remodelling of the façades. The competition did not yield any practical outcome, yet had a curious effect on the minds of many of its entrants: taking a fresh look at the building, the architects began to discern a noble beauty in the monster on the bank of the Moscow River and also were impressed by the generously proportioned internal spaces. This had the side effect of bringing about certain changes in the way the Central House of Artists was used. During the exhibitions and festivals held in it by the Expopark company, the public was admitted to the internal courtyard and the colonnade facing the river. It was then that it was discovered that the river front of the building, with steps leading down to a lawn on the edge of the embankment, was run down and had begun to decay, although it could have become a splendid place for recreation during the summer months. The detachment provided by the time that had elapsed since the building’s completion and the threat of its complete obliteration provided an incentive to take a closer look at the design. It was discovered that its austere modernist forms in fact were combined with references to architectural history, which Yury Sheverdyayev and Nikolai Sukoyan, who worked for several years in the office of classicist Ivan Zholtovsky, knew inside out. The rectangular plan has the same proportions as the Parthenon, while the façade is divided up along the same lines as the Doge’s Palace in Venice: above the arcade running the perimeter of the building is an openwork strip made up of smaller divisions, and above that is a blind cuboid form containing the main rooms, pierced by windows in only a few places. In addition to that, the arrangement of the internal courtyards and the covered atrium housing one of the exhibition halls of the Tretyakov Gallery echo the spatial configuration of a Roman house. But the architects showed themselves to be devoted modernists in the horizontallyemphasised spreading form of the building, which suits ideally

исторический очерк / an historical outline ние и его территорию удастся отстоять от алчных девелоперов, понадобится комплексная программа реорганизации, способная раскрыть потенциал ценнейшего общественного пространства в центральной части Москвы. Название Монреальского павильона напоминает о том, что он предназначался для советской экспозиции ЭКСПО 1967 года в Монреале. Проектировали его самые признанные архитекторы того времени, авторы Дворца Съездов и Калининского проспекта. Страну, которая все еще переживала триумф покорения космоса и всерьез собиралась в ближайшее время построить коммунизм, должно было представлять сооружение не просто незаурядное, но и поражающее своей смелостью. Таким

Павильон, в 1967 году представлявший СССР на Всемирной выставке в Монреале, не поленились перевезти через океан и установить на ВДНХ как действительно выдающееся достижение советских архитекторов. Спустя 40 лет смелость конструктивного решения, в котором вес кровли и перекрытий несут всего две вилкообразные опоры, поражает еще больше. Недавно здание признали небезопасным для дальнейшей эксплуатации, но неужели среди сегодняшних специалистов не найдется таких, кто отыщет способ укрепить уставшие конструкции? Trouble was taken to ship the USSR pavilion at Expo 1967 back across the ocean from Montreal and to re-erect it at the Exhibition of Economic Achievements as a truly outstanding achievement by Soviet architects. Forty years later the boldness of the structural design, in which the weight of the roof and the intermediate floors is borne by just two fork-shaped supports, is even more astonishing. Recently the building was declared unsafe for further use, but surely there must be someone in the modern expert community who could find some way of strengthening its decayed structure?

102

the flat site adjoining the river bank, the white marble facing and the flexible interior plans abounding in free-flowing spaces. The current state of the Central House of Artists does little to promote its aesthetic distinction. While the Tretyakov Gallery has the means to maintain its portion of the building in good order, the Central House of Artists appears to be stuck in the 1990s: the spacious halls are cluttered with retail outlets, while the façades are usually hidden behind advertising hangings. Of course, the management of the Central House of Artists needs the extra revenue, but the building’s current state does not suit its status as a prestigious exhibition venue. The sculpture garden surrounding the building has fallen short of expectations and more resembles a dumping ground for effigies for which no other place in the city could be found. If attempts to defend the building from rapacious developers are successful, a comprehensive reorganisation programme will be necessary to release the full potential of this most valuable public space in central Moscow. The name of the Montreal pavilion is a reminder that it was designed for Expo 1967, held in that city. It was designed by the best regarded architects of the period, who also produced the Palace of Congresses and the New Arbat. A country that was still heady with the triumph of the conquest of outer space and seriously intended to bring about true communism in the near future had to be represented by a building that was not merely out of the ordinary, but also breathtakingly bold. And so it was: the transparent rectangular-based volume floating over the podium is capped by a smoothly upward-bowed roof with an enormous peak.

модернизм второй волны / the second wave of modernism оно и получилось: парящий над подиумом прозрачный прямоугольный объем, увенчанный плавно выгнутой кровлей с огромным выносом козырька. Бетонную кровлю, как и три внутренних уровня, несли всего две вилкообразные опоры, размещенные за стеклянными стенами. По окончании ЭКСПО павильон был демонтирован и перевезен в Москву, заново собран на территории ВДНХ, где он служил для проведения выставок и, впоследствии, торговли всевозможными товарами – как водится, не получая ухода. Через 40 лет после создания бывший предмет национальной гордости был признан обветшавшим и устаревшим, хотя, как можно судить по постам в социальных сетях, его архитектура до сих пор привлекает восхищенное внимание посетителей ВВЦ. В 2007 году было объявлено о предстоящем сносе павильона под строительство нового выставочного комплекса. Станция технического обслуживания автомобилей «Жигули» – творение Леонида Павлова, которого коллеги единодушно признавали самым талантливым архитектором своего поколения. Проектирование центра техобслуживания для «народного автомобиля» было ответственным заданием, которому предшествовала ознакомительная поездка по странам Западной Европы. Полученные впечатления, однако, не сделали здание автоцентра сколько-нибудь подражательным. Скорее, ученик Александра и Виктора Весниных развивал традиции русского авангарда, создав пластически выразительную композицию: над протяженным прямоугольным стилобатом как бы парит равносторонний треугольник. В стилобате, кровля которого

103

The concrete roof, just like the three internal floors, is carried solely by a couple of forked struts set back behind the glass curtain walls. After Expo finished the building was dismantled, shipped to Moscow and re-erected at the Exhibition of Economic Achievements, where it was used for exhibitions and, subsequently, for an indoor market selling everything under the sun – as is usually the case, without receiving any sort of upkeep. Forty years after the creation of this former object of national pride, the building was declared unfit for further use and obsolete, although judging by the posts on networking sites, its design still attracts the awed admiration of visitors to the AllRussia Exhibition Centre. In 2007 plans were announced to demolish the pavilion to make way for a new exhibition complex. The service centre for Zhiguli cars (better known in the West as Ladas) was designed by Leonid Pavlov, who was unanimously recognised by his colleagues as the most talented architect of his generation. Designing the service centre for the ‘people’s car’ was

Леонид Павлов был наследником рационалистов 1920-х годов, думавших о пластической выразительности архитектуры даже больше, чем о функциональности. Теперь такие сооружения, как станция техобслуживания автомобилей «Жигули», кажутся просто инопланетными Leonid Pavlov was heir to the rationalists of the 1920s who actually gave more thought to sculptural expression in architecture than to functionality. Today buildings such as the service centre for Zhiguli cars look for all the world like something from another planet.

104 прорезана множеством фонарей верхнего света, располагались ремонтные цеха, в треугольнике, к которому с земли ведет рампа, – демонстрационные залы. Красивое, функциональное и исключительно уместное сооружение, отмечающее въезд в город по Варшавскому шоссе, изгажено доморощенными рекламами и в любой момент может стать жертвой инвестора, еще с 2006 года покушающегося на его участок. Степень «безопасности» никак не защищенных законом зданий зависит прежде всего от их владельцев, которые должны быть достаточно благополучными, чтобы быть в состоянии заботиться о своем имуществе, а с другой стороны – не настолько активно развиваться, чтобы желать его «усовершенствовать». Есть здания, любимые своими обитателями, как, например, хорошо сохранившийся неокорбюзианский Институт проблем управления на Большой Калужской (Д. Метаньев, Е.Фомина, 1961-1967). Гораздо чаще, увы, зданиям позволяют приходить в упадок или переделывают их без внимания к оригинальной архитектуре. Так же, как это происходит с постройками эпохи конструктивизма, многие сооружения 1960-1970-х годов производят неблагоприятное впечатление из-за того, что они долгое время варварски эксплуатировались и находятся в запущенном состоянии. При интеллигентном и качественном восстановлении и приспособлении под требования более престижных арендаторов они могли бы играть более полноценную роль в коммерческой и культурной жизни Москвы. Кроме того, при

принятии решений о судьбе сооружений периода «оттепели» и застоя должен учитываться тот факт, что они, как правило, имеют довольно крупный размер. Эти здания являются результатом значительных затрат не только творческих усилий, но и материальных ресурсов, и потому их снос был бы ударом как по подлинной истории нашего города, так и по экологии окружающей среды.

a big responsibility and was preceded by a fact-finding trip around Western Europe. But that does not mean that the centre turned out in any way derivative. Instead, this pupil of Alexander and Victor Vesnin drew on the traditions of the Russian avant-garde, creating a highly sculptural composition: a form shaped like an equilateral triangle floats above an elongated rectangular stylobate. The roof of the stylobate, which housed the repair shops, is pierced with a large number of skylights, while the triangular form, which has a ramp connecting it with ground level, housed the showrooms. This beautiful and practical building, which is ideally suited to its setting and marks the entry point into the city on Varshavskoye Shosse, is festooned with ad hoc advertising and could fall victim at any moment to a developer who has had designs on the site since 2006. How ‘safe’ a building is if it is not protected in law is determined above all by the owner, who needs to be wealthy enough to be able to maintain his property, but on the other hand not to be expanding his business so fast for him to want to carry out improvements. There are buildings that are well loved by their users, such as the well preserved neo-Corbusian Institute of Cybernetics on Bolshaya Kaluzhskaya Ulitsa (D. Metanyev, Y. Fomina, 1961-1967). Alas, more frequently buildings are either allowed to get run down or else subjected to alterations which pay no heed to the original design. Just as happened to numerous Constructivist works, many buildings from the 1960s and 1970s now look way past their best because they were run into the ground for a long period and are down at heel. But intelligent and well executed renovation work to bring them up to the standards of higher class tenants could allow them to play a proper role in the business and cultural life of Moscow. Moreover, any

decisions affecting the fate of buildings put up during the ‘thaw’ or during the period of stagnation need to take into account that they were usually built on a grand scale. These buildings required a major material outlay as well as much creative effort, and therefore demolishing them would be not just an architectural loss for Moscow, but also an environmentally unsound waste of resources.

колонтитул

постсоветская архитектура/ post-soviet architecture Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

105

106 Еще в начале этого десятилетия даже самый доброжелательный любитель архитектуры затруднился бы назвать хоть одно новое здание в Москве, представляющее значительный интерес. По сравнению с легендарными творениями конструктивистов и архитекторов сталинской эпохи постройки современных авторов выглядели весьма бледно. Что же, спрашивается, случилось с российской архитектурой? С тех пор ситуация сильно изменилась, и в Москве появились новостройки, заслуживающие внимания. Тот же самый строительный бум, который оказался столь пагубным для архитектурного наследия города, стимулировал развитие архитектуры и породил значительное количество интересных проектов. В Московском международном деловом центре, известном как Москва-Сити, на месте промзоны возводится квартал небоскребов, способный составить конкуренцию парижскому Дефансу или лондонскому Доклендсу. Башня «Федерация» (архитекторы Сергей Чобан и Петер Швегер), шпиль которой поднимется до отметки 506 метров, будет самым высоким зданием в Европе. Уже сейчас этот небоскреб и его соседей видно из любой точки города. Впервые за долгое время национальный павильон России на Венецианской архитектурной биеннале 2008 года представлял новые здания вместо концепций. Российские проекты на международной инвестиционной выставке недвижимости MIPIM в Каннах в последние годы были в центре внимания благодаря как своим масштабам, так и количеству. Конечно, сфера недвижимости не может развиваться без крупных кредитов, и нынешний кризис ликвидности нанес ей тяжелый удар, заставив многих девелоперов заморозить проекты на неопределенный срок. Однако эта вынужденная пауза – удачный момент для того, чтобы проанализировать достижения последних нескольких лет, оценить то, как далеко шагнула вперед современная российская архитектура, и понять, куда же она движется. С момента падения советского режима и перехода России к рыночной экономике потребовалось много времени, чтобы в Москве появилась достойная современная архитектура, потому что подходящие условия возникли для нее очень нескоро. После того как политика Хрущева, объявившего борьбу с архитектурными излишествами сталинского стиля, наконец позволила модернистской архитектуре утвердиться в Советском Союзе, только крупные общественные здания рассматривались как важные заказы, в то время как в жилищном строительстве господствовала система массового производства по типовым проектам. Архитектурное наследие позднесоветского периода в основном состоит из безликих, тоскливых многоквартирных домов. Поэтому, когда после краха административно-командной экономики появился рынок недвижимости, не было архитекто-

Может быть, такие здания, как только что отстроенный бизнес-центр «Эфир» (на фото на с. 105) в Бутиковском переулке, стоит считать предвестием того пути, по которому пойдут архитекторы Москвы XXI века? Или же разновидность неомодернизма, практикуемая архитекторами «Проекта Меганом», останется лишь одним из многих стилей, сосуществующих в городе сегодня? Should buildings such as the brand new ‘Ether’ business centre on Butikovsky Pereulok (photograph on p. 105) be taken as the lead to follow by the architects of 21st century Moscow? Or will the brand of neo-modernism of architects Project Meganom remain just one of many styles being practiced in the city today?

As recently as the beginning of this decade even the most open minded architecture buffs would have been hard pressed to single out any new buildings in Moscow of more than passing interest. Alongside the epic achievements of the Constructivists and the Stalin era it all looked very disappointing. What on earth had happened to Russian architecture? But today the situation is very different and new buildings in Moscow demand attention. The same property boom that has proved to be so disastrous for the city’s heritage has also fastforwarded architectural development and produced a substantial crop of interesting new designs. At the Moscow International Business Centre, better known as Moskva-City, a skyscraper city to rival La Défense or London's Docklands is under construction on a brownfield site. With a spire reaching to 506 meters (1660 feet), the Federation Tower complex there by Sergei Choban and Peter

Построенный в начальную эпоху развития постсоветского рынка недвижимости, этот «элитный» жилой комплекс на Остоженке демонстрирует типичные для того времени отсылки к историческим стилям – в данном случае к московскому модерну. Характерно, что эти цитаты плохо усвоены и применяются просто как поверхностная декорация. Как и находящийся по соседству Оперный центр Галины Вишневской (см. фото на противоположной странице), оно отличается грубостью и несомасштабностью историческому окружению A product of Moscow’s nascent post-Soviet property market, this luxury apartment block also incorporates historicist references, here to Art Nouveau, but again ill digested and used as mere surface trimmings. Like its close neighbour, the Galina Vishnevskaya opera centre, it is crass and insensitively scaled for its historic surroundings.

постсоветская архитектура / post-soviet architecture ров, готовых его обслуживать. У неоперившихся частных фирм не хватало ни опыта, ни ресурсов, чтобы браться за большие проекты, – ими в основном занимались государственные проектные организации, унаследованные с советских времен. В то время появились первые образцы так называемого «лужковского» стиля, отличающегося пристрастием к башенкам, упрощенным классическим формам и облицовке из полированного гранита. По своей сути этот стиль был реакцией на худшие черты позднесоветской архитектуры, а не манифестацией самостоятельной региональной школы. Показательными образцами «лужковской» архитектуры являются деловой центр «Усадьба», расположенный – вполне логично – позади здания мэрии на Тверской улице, и новое здание библиотеки МГУ. Последнее было закончено только в 2005 году, что демонстрирует большую живучесть этого стиля. Из-за экономических трудностей переходного периода фактически в 90-х годах строилось в Москве не так уж много, и качество конечного продукта было не важно, поскольку на рынке недвижимости спрос намного превышал предложение. Развитие строительного рынка было прервано после того, как в августе 1998 года Россия объявила дефолт по своим обязательствам по выплатам кредита МВФ. Тем не менее к рубежу тысячелетий ситуация начала меняться к лучшему. Однако количество достойных зданий, строительство которых было бы доведено до конца, оставалось очень небольшим, что не позволяло сделать какие-то уверенные выводы о мастерстве и стиле их создателей. Это, кстати, одна из причин того, почему современ-

107

Schweger will be the tallest building in Europe on completion and, along with its neighbours, is already visible all over the city. For the first time for a long while the national pavilion at the 2008 Venice architectural biennale showcased new buildings rather than presenting a conceptual exhibition, and in recent years Russian projects at the MIPIM international property fair in Cannes have taken centre stage both in size and quantity. But the property development industry is heavily reliant on borrowing and the current liquidity crisis is hitting it hard, with many developers freezing projects indefinitely. However, this enforced hiatus is a good time to take stock of the achievements of the last few years, to look at how far contemporary Russian architecture has come and where it is heading. It took a long time for worthwhile modern architecture to appear in Moscow following the end of the Soviet regime and transition to a market economy because it was a long time until there were the right conditions to produce it. While Nikita

Открывшийся в 2002 году Оперный центр Галины Вишневской на Остоженке, 25, стр. 1, свидетельствует о кризисе русской архитектуры 1990-х годов. Язык классической архитектуры используется как аллюзия на дореволюционное прошлое города, но без должного понимания грамматики этого стиля Opened in 2002, the Galina Vishnevskaya opera centre at 25, bldg 1 Ulitsa Ostozhenka illustrates the crisis of Moscow architecture in the first decade after the end of the Soviet Union. The language of classical architecture is used as an appeal to the city’s pre-Soviet past, but without any proper understanding of the grammar of the style

исторический очерк / an historical outline

ные российские архитекторы так долго не могли достичь признания за пределами узкого круга знатоков. На сегодняшний день они добились уже достаточной известности для того, чтобы их имена могли использоваться в рекламе новых проектов; многие из них работают рядом с иностранными звездами архитектуры. Правда, качество не всегда соответствует тому, что обещает реклама. Архитектурные

заказы в Москве связаны главным образом со спекулятивной застройкой, и это налагает определенные ограничения. По большому счету, архитектура является просто упаковкой для очередных тысяч квадратных метров. Больше всех

тендеров выиграли в последние годы те архитекторы (неважно, российские или зарубежные), которые лучше других умеют удовлетворять интересы инвесторов и девелоперов, а не интересы критиков. В настоящее время наиболее актуальным считается стиль, в рекламных текстах обычно называемый «хай-тек», хотя на самом деле он имеет мало общего с такими сооружениями, как Центр Помпиду и Ллойд-билдинг, для которых был когда-то введен этот термин. Скорее это упрощенный нео-модернизм, позволяющий строить дешево и быстро, но при необходимости допускающий отделку зданий дорогими материалами, вроде патинированной меди или тесаного камня. Ведущие представители этого стиля создали несколько весьма тонких по замыслу и деталировке зданий. К их числу относится, например, Copper House в Бутиковском переулке (мастерская «Сергей Скуратов Architects», закончен в 2004 г.) и два многоквартирных жилых дома, построенных в 2003 и 2006 годах бюро «Проект МЕГАНОМ», – один в Молочном переулке,

108

Законченный в 2006 году Crystal House, элитный жилой дом в Коробейниковом переулке, является одним из лучших образцов русского неомодернизма как по уровню самой архитектуры, так и по качеству исполнения. Некоторые критики считают, что наиболее жизнеспособный путь развития российской архитектуры именно таков The Crystal House luxury development on Korobeinikov Pereulok, completed in 2006, owes its existence to a developer who is an enthusiastic supporter of good new design and little expense was spared for this high-end commission. But only an enlightened client and generous budget currently provide any guarantee of architectural quality in Moscow.

Khrushchev's declaration of war on the excesses of the Stalin style finally allowed modernist architecture to take proper root in the Soviet Union, only major public buildings were treated as important commissions, while in the residential sector system building to standardised designs held sway. The principle legacy of the later Soviet period was acres of faceless, dreary housing blocks. This meant that when a property market appeared in the wake of the command economy, there was no architectural profession ready to serve it. The fledgling private firms did not have the experience or resources to take on large projects, which were largely handled by state-run design offices, principally those of the city government’s construction division. It was at this stage that the first works of the so-called Luzhkov style appeared, with its trademark polished granite cladding, turrets and stripped classical forms. This represented principally a reaction against all that was worst about late Soviet architecture rather than the emergence of a distinct regional school. Prominent works in the Luzhkov style include the Usadba business centre, located,

постсоветская архитектура / post-soviet architecture

другой, Crystal House – в Коробейниковом. Все три проекта представляют собой элитные жилые дома в районе улицы Остоженка. Эффектность этих зданий обусловлена тщательной выверенностью масс и пропорций, а также продуманной игрой различных объемов и материалов, глухих стен и прозрачных стекол. Когда они появились, одни критики превозносили их как завтрашний день российской архитектуры, другие же говорили, что в более зрелом окружении на эти постройки никто не стал бы смотреть больше одного раза. Как бы то ни было, в городе, полном дешевой и поверхностной новой архитектуры, именно эти работы выделяются своим высоким качеством и эстетической цельностью. Некоторые интересные офисные здания пока находятся на стадии проектирования или строительства, но недавно закончены несколько хороших проектов, которые заслуживают того, чтобы быть упомянутыми здесь. К ним относятся, например, бизнес-центр «Даниловский форт» («Сергей Скуратов Archi tects») на Новоданиловской набережной, где обычные параллелепипеды офисного здания облицованы кирпичом теплых темно-красных оттенков, сжаты и деформированы, словно пластилиновые, а из стен далеко выдаются удивительные консольные объемы. Законченное в том же 2008 году новое офисное здание «Проекта Меганом» в Коробейниковом переулке с его стеклянными стенами, пересеченными частыми стеклянными же ламелями, кажется просто эфемерным. Архитектура торговых центров в Москве чаще всего разочаровывает, но торговый центр «Времена года» Владимира Плоткина на Кутузовском проспекте, решенный в характерном для этого архитектора четком неомодернистском стиле, – счастливое исключение.

109

Архитектура новых общественных зданий Москвы по большей части разочаровывает. Счастливым исключением является здание Арбитражного суда на Селезневской улице, построенное в 2007 году по проекту Владимира Плоткина New public buildings in Moscow have generally been disappointing, architecturally speaking. A happy exception is the Arbitration Court on Seleznyovskaya Ulitsa by Reserve, Vladimir Plotkin’s bureau, completed in 2007.

appropriately enough, behind City Hall on Tverskaya Ulitsa, and also the new library of Moscow State University – the latter completed in 2005, proof that the style is dying hard. But the economic turmoil of the 1990s meant that little was actually being built and the quality of the end product was not important on a market where demand far outweighed supply. Although development of the construction market was checked by the economic meltdown precipitated by Russia defaulting on repayments of an IMF loan in August 1998, by the Millennium the situation was changing for the better. But the limited number of worthwhile buildings completed made it difficult to arrive at any firm conclusions about the ability and style of the architects concerned — one reason why it has taken time for Russian architects to achieve proper name recognition outside cognoscenti circles. Now they have won enough acclaim for their names to be used in promotional material for new developments and are working alongside internationally renowned foreign ‘starchitects’. Yet the quality does not always live up to the hype. Moscow’s

architectural scene is driven mostly by speculative development and this imposes certain limitations.

исторический очерк / an historical outline Среди наиболее прославленных новых проектов, появившихся в мире за минувшее десятилетие, было несколько музейных зданий. Но в Москве, если не считать планов Foster&Part ners относительно реконструкции и расширения ГМИИ им. Пушкина, представленных в начале 2008 года, реализовано очень мало проектов подобного рода: это следствие хронического недостатка финансирования музеев. Единственные новые художественные музеи, построенные в Москве в постсоветскую эпоху, – это те, что возведены для «придворных художников», таких, как Александр Шилов. Его галерея, выходящая на Боровицкую площадь и западную сторону Кремля, – беспомощная низкопробная подделка под классицизм. Однако эта ситуация может измениться, если будут найдены средства на реализацию проекта лапидария, где разместилась бы обширная коллекция архитектурных фрагментов Музея архитектуры им. Щусева («Проект Меганом»).

Несмотря на все разговоры о мировых знаменитостях, строящих в Москве, до реализации из проектов, похоже, дело дойдет нескоро. Причина

заключается, с одной стороны, в непонимании местными девелоперами всех последствий такого шага, как поручение заказа иностранному архитектору, и, с другой стороны, в недостаточном знакомстве международного архитектурного сообщества с особенностями российского рынка. Немного найдется девелоперов, готовых рискнуть своими прибылями ради того, чтобы дать волю творческому самовыражению зодчего. Это наглядно демонстрирует случай с проектом Capital Cities, разработанном для Москвы-Сити голландской фирмой Erick van Egeraat Associates (EEA). После запуска этого проекта, состоящего из двух небоскребов с офисными и жилыми помещениями, девелопер разорвал отношения с архитекторами и поручил NBBJ (крупной американской компании, специализирующейся на небоскребах) разработать упрощенный, более дешевый вариант. Эгераат предъявил иск девелоперу за кражу интеллектуальной собственности, и выигранный им процесс в арбитражном суде в Стокгольме в марте 2008 года создал важный прецедент. Среди других опасностей, поджидающих иностранных архитекторов на российском рынке, следует назвать чрезвычайно сложную и основанную на произволе чиновников процедуру утверждения проектов, которая недоступна пониманию человека, не приученного к ней с самого начала своей карьеры, а также плохое качество строительных работ – результат повсеместного использования труда низкоквалифицированных рабочих-мигрантов. Не много пока появилось в Москве таких проектов иностранных архитекторов, которые привлекают внимание международного профессионального сообщества чем-либо, кроме своего масштаба. Для транснациональных фирм, работающих на местном рынке, таких как представители глобализации архитектуры NBBJ и Kohn Pedersen Fox, Москва – всего лишь одна из площадок, ничем не отличающаяся от Пекина, Хьюстона или Дубая. Их работа состоит в том, чтобы выполнить полученное от клиента задание на проектирование, и они зачастую мало обращают внимания на то, что уже существует в месте предполагаемого строительства, включая историческое окружение. С точки зрения масштаба и числа проектов всех прочих иностранных архитекторов затмили Foster&Partners. Частично это объясняется их сотрудничеством с влительным девелопером

110

Ultimately, architecture is merely packaging for the next consignment of so many thousand square feet

and the architects who have won the most commissions in recent years — whether Russian or foreign — are those who best serve investors’ and developers’ rather than the critics’ interests. The flavour of the month is a style that is usually called ‘hi-tech’ in promotional literature, but in fact owes little to projects like the Pompidou Centre and Lloyd’s Building for which the term was coined. It looks more like a stripped-down neo-modernism, which is cheap and quick to build but can be decked out in expensive finishes like patinised copper or ashlar facing if need be. The leading practitioners of this style have produced some thoughtful and beautifully detailed buildings. Examples include the Copper House on Butikovsky Pereulok by Sergei Skuratov Architects, completed in 2004, and two apartment blocks by Project Meganom, one on Molochny Pereulok and Crystal House on Korobeinikov Pereulok, completed in 2003 and 2006 respectively. All three projects are high-end developments in the Ulitsa Ostozhenka area. These buildings depend for their effect on careful massing and proportions and a studied play of different volumes and materials, solidity and transparency. When they first appeared, they were hailed by some critics as the way ahead for Russian architecture but dismissed by others as something that would not be worth a second look in a more mature environment. Be that as it may, in a city full of cheap and superficial new architecture, these architects’ work deserves merit for its high quality and quiet integrity. Some of the most interesting new office projects are still at the planning stage or under construction, but several good new buildings have been delivered recently that deserve to be singled out here. These include the Danilovsky Fort project by Sergei Skuratov Architects on Novodanilovskaya Naberezhnaya, where the usual slab-like forms of an office block have been clad in facing brick of a warm, dark red colour and squeezed and distorted as though they were made of plasticine, with striking cantilevered volumes protruding from them. Meanwhile, Project Meganom’s new office building on Butikovsky Pereulok, also completed in 2008, with its walls of plate glass traversed by closely spaced glass lamellas seems positively ephemeral. Retail architecture is generally disappointing, but Vladimir Plotkin’s Vremena Goda (Four Seasons) shopping centre on Kutuzovsky Prospekt in his trademark sharp, neo-modernist style is a happy exception. Some of the most celebrated new buildings on the international scene of the last decade have been museums. But apart from plans for the renovation and enlargement of the Pushkin Fine Arts Museum by Foster and Partners presented in early 2008, very few major public projects have gone up in Moscow — a consequence of the chronic under-funding of the museum sector. The only new art museums to have gone up in Moscow since the end of the Soviet regime are the ones built for ‘court artists’ such as Alexander Shilov, whose gallery overlooking Borovitskaya Ploshchad and the western side of the Kremlin is the weakest kind of lowbrow classical pastiche. This situation could change, however, if the means are found to execute a design by Project Meganom for a lapidarium to house the Shchusev Architecture Museum’s extensive collection of architectural fragments.

For all the talk of international celebrity architects building in Moscow, it looks like it will be quite some time before this yields any real results.

постсоветская архитектура / post-soviet architecture

111

Широту возможностей неомодернизма, ставшего в последние годы преобладающим стилем коммерческой застройки Москвы, можно оценить, сравнив Chrystal House с выразительным «Даниловским фортом» Сергея Скуратова, одним из лучших офисных комплексов последних лет In recent years architecture has become a marketable commodity in Moscow and this has pushed up the standards of speculative developments, as illustrated by the Danilovsky Fort business centre by Sergei Skuratov Architects on Novodanilovskaya Naberezhnaya. The problem is that as a result, few new buildings of note have appeared that are not offices or residential complexes.

Шалвой Чигиринским, обладающим хорошими связями в мэрии. Среди проектов Фостера – башня «Россия», 600-метровый многофункциональный небоскреб, начатый осенью 2007 года, который должен был превзойти даже башню «Федерация». Следует упомянуть также его проект «Хрустальный Остров» – еще одно гигантское многофункциональное сооружение в форме шатра высотой 450 метров, составленного из фрактальных форм, внутри которого предусмотрены едва ли не все мыслимые функции. Его строительство запланировано на территории Нагатинской поймы в юго-восточной части Москвы. После того, как проект был обнародован, защитники архитектурного наследия высказали озабоченность, что гигантский шатер затмит расположенный поблизости ансамбль Коломенского – бывшего царского имения с историческими зданиями, среди которых есть и памятник мирового культурного наследия ЮНЕСКО – церковь Вознесения XVI века. Foster&Partners был также разработан генеральный план реконструкции Зарядья – исторического квартала напротив Кремля, стертого с лица земли в 1930-1940-х годах ХХ века. Позже на этом месте была построена гостиница «Россия», теперь тоже снесенная. После неудачной первой попытки пересмотренная версия проекта в декабре 2006 года была утверждена градостроительными инстанциями и, что следует особо отметить, снискала благожелательный отзыв покойного Алексея Комеча. Все новые здания запроектированы малоэтажными, а нерегулярная сетка улиц должна воссоздать планировку исторического района и открыть виды на храм Василия Блаженного. Распространение славы Нормана Фостера в России служит интересам как девелоперов, так и его собственной фирмы, поскольку гарантирует ей всеобщее внимание. Фирме

This is because there is a lack of understanding on the part of local developers of the full implications of bringing in a foreign architect, and a lack of familiarity on the part of the architectural profession with the Russian market. Not many developers are prepared to take risks with their profit margins by indulging creative expression, as was shown by the Capital Cities project at Moscow-City, designed by Dutch firm Erick van Egeraat Associates (EEA). After the launch of this project, consisting of two skyscrapers with office and residential space, the developer broke off relations with the architects and commissio ned a simplified, cheaper design from NBBJ, a large American firm that specialises in designing skyscrapers. EEA sued the developer for intellectual property theft and their victory in the arbitration court in Stockholm in March 2008 set an important precedent. Other hazards on the Russian market include a fiendishly complex and arbitrary design approval process, which defies comprehension for anyone not trained from the start to work in it, and poor build quality, the result of the construction market’s reliance on unskilled migrant labour. Few designs by foreign architects have yet appeared that are likely to attract international attention for anything more than their scale. For the international firms working on the local market such as NBBJ and Kohn Pedersen Fox, representatives of the globalisation of architecture, Moscow is simply just another destination, no different from Beijing, Houston or Dubai. Their job is to meet the client’s brief and they are often little concerned by what is already there on the ground, historic surroundings included. Foster and Partners have eclipsed all other foreign architects in terms of the scale and number of projects, thanks in part to their

исторический очерк / an historical outline

112

Новые церкви Москвы строятся исключительно в исторических стилях – современный язык церковной архитектуры пока не появился. Новый собор Зачатьевского монастыря, строящийся сейчас на месте снесенного в 1930-х годах здания Матвея Казакова (вверху), решен в вольно трактованных средневековых формах и при этом имеет железобетонный каркас Modern churches in Moscow are exclusively revivalist and a contemporary language of ecclesiastical architecture has yet to emerge. When the Zachatyevsky Convent decided to build a new katholikon to replace the original building attributed to Matvei Kazakov (above), destroyed in the 1930s, it commissioned a concrete-framed medieval pastiche which is now well advanced (right).

Foster&Partners некритично воздают похвалы журналисты, не замечающие, что автор новаторских разработок, определивших лицо авангарда 70-х, уже давно стал просто номинальным главой огромной международной архитектурной фабрики, который лишь освящает своим именем ее проекты. Качество этих проектов крайне неровное, и некоторые из них отличаются явной безвкусицей. Например, проект жилого комплекса «Апельсин», выполненный по заказу фирмы «Интеко»: на участке, где сейчас стоит Центральный дом художника, должно было появиться масштабное сооружение в форме гигантского апельсина, разделенного на «дольки» и имеющего соответствующий цвет. Немногим лучше и «Хрустальный Остров», видимо представляющий собой переработку проекта, который был сделан для столицы Казахстана города Астаны. Ни один из этих проектов, вероятно, не будет осуществлен в обозримом будущем. 6 февраля 2008 года был объявлено, что строительство башни «Россия» отложено минимум на два года, а тем временем проект переработают, снизив высоту до 200 метров. Еще раньше Чигиринский сообщил о замораживании проектов в Зарядье и Нагатинской пойме. Впрочем, в Зарядье дело и так уже изрядно затянулось из-за крупных судебных разбирательств: результаты тендера на перестройку участка были успешно оспорены одним из претендентов, проигравших конкурс. Проект «Апельсин» уже уступил место другим планам редевелопмента территории ЦДХ. Однако некоторые иностранные архитекторы создали для Москвы проекты, которые выглядят гораздо более многообещающими. Речь идет о жилом небоскребе класса люкс в МоскваСити, спроектированном Кионори Кикутаке, гостинице Фрэнка Гери на Садовой-Самотечной улице (ее модель была преобра-

partnership with powerful developer Shalva Chigirinsky, who is rumoured to have close links to City Hall. They have established a near monopoly on high-profile projects in both Moscow and St Petersburg. His projects include the Rossiya Tower, a mixed use, 600-meter (1970-feet) tall structure begun in autumn 2007 that will eclipse even the Federation Tower. Then there is the Crystal Island project, another multi-functional megastructure shaped like an enormous tent composed of fractal forms, rising to 450 metres (1480 feet) and housing almost every conceivable function, planned for a brownfield site in southeastern Moscow. After it was announced, conservationists voiced concerns that it would overshadow nearby Kolomenskoye, the former royal estate with historic buildings that include the 16th century UNESCO-listed Church of the Ascension. Foster and Partners also produced the master plan for Zaryadye, the historic quarter opposite the Kremlin that was obliterated in the 1930s and 1940s and later became the site of the Hotel Rossiya, itself now consigned to oblivion. After an unsuccessful first attempt, a revised version was approved by the planning authorities in December 2006 and notably drew favourable comment from the late Alexei Komech. All the new buildings are low rise, while the irregular street plan will recreate the feel of an historic district and open up new sight lines to St Basil’s cathedral. The spread to Russia of Norman Foster’s renown serves the developer’s interests as much as that of his firm, as it guarantees widespread publicity. Foster and Partners are accorded unquestioning praise by journalists who have failed to spot that the author of cutting edge projects that defined the avant-garde of the 1970s long ago became merely the figurehead for a massive

постсоветская архитектура / post-soviet architecture

113

Московские проекты Foster+Partners, включая проект «Апельсин» (вверху слева) и «Хрустальный остров» (вверху справа) привлекли большое внимание средств массовой информации. Но Москва не много потеряет оттого, что они навряд ли будут реализованы – в данном случае гигантская международная проектная «фабрика» Фостера произвела продукцию, примечательную главным образом своим гигантизмом Foster and Partners have grabbed the headlines with their Moscow designs, Project Orange (above) and Crystal Island (above right) among them. That none is now likely to be realised is hardly Moscow’s loss – products of a huge international design factory, they were remarkable principally for their gigantism.

зована Гери в инсталляцию на Венецианской биеннале-2008), и двух офисных зданиях Захи Хадид. Правда, учитывая нынешние условия, трудно предсказать, будут ли они когда-нибудь воплощены в жизнь и если да, то когда именно. Одной из любопытных тенденций в московской архитектуре последних лет была современная модификация неоклассики, представленная работами таких архитекторов, как Дмитрий Бархин и Михаил Филиппов. Первый из них происходит из известной российской династии архитекторов, а второй прославился в 80-х годах своими изысканными архитектурными фантазиями, выполненными тушью и акварелью в лучших классических традициях. Бархин «одел» несколько офисных зданий в роскошные фасады с деталями, заимствованными из самых разных источников. Стиль Филиппова более сдержанный, однако демонстрирует более творческое использование архитектурного языка классицизма, порой почти переходящего в постмодернизм. Его «Римский дом» во 2-м Казачьем переулке (2005 г.) снискал широкое признание как одна из лучших новых построек в Москве. «Дворянское гнездо» Ильи Уткина в Большом Левшинском переулке (завершено в начале 2004 г.) – рациональная и очень личная интерпретация классицизма, очень отличающаяся от российских исторических традиций и демонстрирующая стилистическую широту московского неоклассического возрождения. Михаил Белов в своем жилом доме в Филипповском переулке (закончен весной 2005 г.) обошелся с классической архитектурой весьма вольно. Здание быстро окрестили «Помпейским домом» из-за его обильно декорированного фасада, для которого были переработаны и использованы мотивы дизайна интерьеров конца XVIII века, вдохновленные помпейскими фресками.

international machine that churns out designs. Quality is uneven to the point of some alarming lapses of taste. Their design for the Project Orange residential development commissioned by Inteko for the site of the Central House of Artists was formed of the separated ‘segments’ of a giant orange, coloured appropriately to boot. Crystal Island appears to be a rehash of a design first put forward for Astana in Kazakhstan. But none of these projects is likely to see the light of day for the time being. On February 6th, 2009, it was announced that construction work on the Rossiya Tower would be postponed for at least two years and the design reworked and cut down to 200 meters. Previously Chigirinsky had already announced that the Crystal Island and Zaryadye projects were to be frozen. The latter had already been severely delayed by major legal wrangles: the results of the tender for the redevelopment of the site were successfully challenged by one of the unsuccessful bidders. Project Orange has been discarded in favour of alternative plans for the redevelopment of the site of the Central House of Artists. But some foreign architects have produced designs for Moscow which look far more promising, such as the design for a luxury residential skyscraper in Moskva-City by Kiyonori Kikutake, an outline plan for a hotel by Frank Gehry on SadovoSamotechnaya Ulitsa and two office projects by Zaha Hadid. Given the current climate, however, it is currently difficult to predict when or whether they will ever be executed. A wave of intriguing modern classical architecture has appeared in Moscow in the last few years. Two of its leading proponents are Dmitry Barkhin and Mikhail Filippov. The former comes from a dynasty of Russian architects and designers, while the latter first came to prominence through his exquisite pen and

исторический очерк / an historical outline Архитектурный критик Григорий Ревзин предположил, что современный классицизм представляет собой более индивидуальный путь развития российской архитектуры по сравнению с копированием стилистических решений, господствующих в Европе. Это лукавый аргумент. Едва ли можно сказать, что речь идет об уникальном российском явлении, и работы Филиппова и Бархина могут считаться проявлениями особого российского пути не больше, чем неоклассицизм Реймонда Эрита и Куинлана Терри может считаться единственным уникальным английским стилем.

Но если новый классицизм не является подлинно российским, то что же является? Некото-

рые постройки, относящиеся к числу лучших новых произведений российской архитектуры, можно видеть в ближнем Подмосковье, на курорте Пирогово на берегу Кльязминского водохранилища. Инициативный владелец этого участка превратил его в выставку такой архитектуры, которая в некоторых кругах считается единственным подлинно российским новым стилем. Одни из этих домов – частные дома, другие – общественные здания, например, яхт-клуб и рестораны, построенные такими архитекторами, как Евгений Асс, Александр Бродский и Тотан Кузембаев. Все они когда-то были представителями движения «бумажников», молодых концептуалистов, которые снискали известность в конце 70-х и в 80-х годах, побеждая на международных конкурсах со своими остроумными и будящими мысль, хотя и неисполнимыми проектами.

114

wash architectural fantasies in the 1980s. Barkhin has ‘dressed’ some office buildings in sumptuous façades with detailing drawn from on a wide range of sources. Filippov’s style is more restrained, yet shows a more creative use of the classical language of architecture that sometimes almost strays into postmodernism. His Roman House on 2nd Kazachy Pereulok has been widely acclaimed as one of Moscow’s best contemporary buildings. Ilya Utkin’s Dvoryanskoye Gnezdo (Nest of Gentryfolk) building on Bolshoi Lyovshinsky Pereulok, completed in early 2004, is an intelligent and highly personal interpretation of Classicism, very different from Russian historical traditions, that demonstrates the stylistic breadth of the Moscow classical revival. Mikhail Belov played fast and loose with classical architecture for his apartment building on Filippovsky Pereulok, completed in spring 2005. It was quickly dubbed the Pompeian house on account of its exuberant façade, for which late 18th century

Постройки подмосковного курорта Пирогово, такие как спроектированный Евгением Ассом «Дом яхтсмена», рассматриваются некоторыми критиками как воплощение новой русской современной архитектуры, не являющейся вторичной по отношению к зарубежным тенденциям. Но пока неизвестно, как подобные решения могли бы выглядеть в городской среде The buildings erected at the suburban leisure complex in Pirogovo – such as the Yachtsman’s House by Asse Architects – are viewed by certain critics as some of the few to embody a uniquely Russian contemporary style not in thrall to foreign trends. But this architecture has still to prove itself in an urban setting.

постсоветская архитектура / post-soviet architecture Здания в Пирогове почти все деревянные, многие используют вернакулярные мотивы, а иногда, как «Павильон для водочных церемоний» Бродского, даже размывают границы между архитектурой, скульптурой и концептуальным искусством. Последнее – напоминание о том, что среди важнейших и влиятельнейших произведений российской архитектуры были временные постройки, такие как павильон Константина Мельникова на парижской Международной выставке декоративных искусств и промышленности 1925 года, а также нереализованные или нереализуемые проекты, например, памятник Третьему Интернационалу Владимира Татлина. Но главное достоинство оказывается и главной проблемой. Авторы зданий в Пирогове мало работали в центре Москвы, если не считать некоторого количества интерьеров, и трудно вообразить, как такая архитектура могла бы существовать в городском контексте. Проблема аутентичного современного проекта является центральной и для строительного бума, который переживает сейчас Русская Православная церковь. Потребность в новых храмах особенно велика в огромных спальных районах, построенных в ХХ веке, где либо нет никаких церквей вообще, либо есть только те, которые остались от деревень, поглощенных разросшимся городом. В Советском Союзе строительство новых культовых сооружений было запрещено, и этот запрет остановил развитие церковной архитектуры почти на целое столетие. В результате она сегодня весьма консервативна, и в новых проектах господствует историцистское стремление к возрождению форм прошлого. Такое возрождение само по себе может быть осуществлено хорошо или плохо, и некоторые из стилизаций под старинные русские деревянные церкви получились, бесспорно, весьма привлекательными. В массивах безликих многоквартирных домов 1960-1980-х годов они зачастую являются единственным отрадным пятном в облике района. Но одной из проблем, порожденных советской эпохой государственного атеизма, стало то, что теперь Церковь часто пытается представить себя как наследницу идеализированного прошлого, а не как часть продолжающейся традиции. Хорошей иллюстрацией этому является случай с Зачатьевским женским монастырем, расположенным в районе улицы Остоженка. Он был основан в 1584 году, а после закрытия в 1924 году превращен в трудовую колонию для беспризорных детей. Главный храм монастыря – собор в честь Зачатия св. Анны и Рождества Богородицы, в основе своей классицистская купольная постройка с неоготическим декором предположительно по проекту Матвея Казакова (нач. XIX в.) – был снесен в конце тридцатых годов, а на его месте построили школу по типовому проекту. Это было частью преднамеренной политики советского государства, имевшего целью продемонстрировать победу просвещенного светского образования над религией, считавшейся воплощением мракобесия и суеверия. После возобновления женского монастыря школьное здание было в 2003 годов снесено, и археологи, обследовав участок, обнаружили фундаменты всех сменявших друг друга на этом месте церквей, включая один храм 1510-х и один 1580-х годов. Когда планировали восстановление собора, было решено не пытаться воссоздать церковь Казакова – на том основании, что перед разрушением ее обмеры были проведены очень небрежно и реконструкция была бы слишком гадательной, что прямо запрещено статьей 9 Венецианской Хартии. Похвальное решение, чего нельзя сказать о последовавшем за ним намерении

115

interior design inspired by Pompeian frescoes was reworked and reapplied to the exterior. Architectural critic Grigory Revzin has suggested that modern classicism represents a more individual path for the development of Russian architecture than aping mainstream European practice. This is a specious argument. It is hardly a uniquely Russian phenomenon and Filippov’s and Barkhin’s work can surely no more be held to represent a peculiarly Russian path than Raymond Erith’s and Quinlan Terry’s revivalism can be regarded as the only uniquely English idiom.

But if new classicism is not authentically Russian, then what is? Some of the best works of new Russian

architecture are to be found just north of the city limits at the leisure complex of Pirogovo on the banks of the Klyazminskoye reservoir in the Moscow region. An enterprising proprietor has turned it into a showcase of what is regarded in some circles as the only uniquely Russian new architecture. Some of the buildings are private houses, but there are also public buildings, such as a yacht club and restaurants by architects such as Yevgeny Asse, Alexander Brodsky and Totan Kuzembayev. They were originally part of a movement known as the bumazhniki, or paper architects, a group of young conceptualists who first came to prominence in the late 1970s and 1980s through victory in international competitions with their witty and thought-provoking unexecutable designs. The buildings are almost all wooden, many draw on motifs from the vernacular and sometimes, like Brodsky’s Pavilion for Vodka Ceremonies, even blur the boundaries of architecture, sculpture and conceptual art — a reminder that some of the most important and influential Russian architecture has been impermanent structures, such as Konstantin Melnikov’s pavilion at the Paris Exposition Internationale des Arts Décoratifs et Industriels Modernes in 1925, and unexecuted or unexecutable projects such as Vladimir Tatlin’s Monument to the Third International. But the principal merit is also the main problem. The authors of the buildings at Pirogovo have done little work in central Moscow, apart from a number of interiors, and it is difficult to imagine how such architecture might work in an urban setting. The issue of authentic modern design is also central to the building boom that the Orthodox Church has witnessed. The need for new churches is great in large tracts of 20th century suburbia where there are either no churches at all, or only those left over from villages swallowed up as Moscow expanded. But deepseated conservatism, no doubt explained by the prohibition of new church building in the Soviet Union that halted the development of ecclesiastical architecture for most of the 20th century, means that historicist revivalism holds sway. Revivalism can be done well or ill on its own terms and certainly some of the pastiches of old Russian wooden churches are very attractive, those built in areas of faceless 1960s-1980s housing blocks often being the only redeeming feature of the district. But the difficult legacy of state-enforced atheism during the Soviet period means that the Church often tries to present itself as heir to an idealised past rather than as part of a continuing tradition. This is well illustrated by the case of the Zachatyevsky Convent in the Ulitsa Ostozhenka area, originally established in 1584. It was closed in 1924 and turned into a young offenders’ institution. The original katholikon (i.e. abbey church), dedicated to the Conception of St Anne and the Nativity of the Virgin -

116 заменить оригинальную церковь стилизацией под архитектуру XVI века вместо того, чтобы построить новое здание по самостоятельному современному проекту. Ведь это значит отрицать историю этого места, фальсифицировать его прошлое и не смотреть в глаза его настоящему. Кроме того, это противоречит Венецианской Хартии (конкретно – статье 12). Примириться с таким решением особенно трудно еще и потому, что район Остоженки в последние годы ужасно пострадал от спекулятивной жилой застройки, и в результате монастырь почти лишился своего исторического окружения. Хорошая стилизация предпочтительнее плохого современного проекта, особенно в исторической городской среде, но это само по себе есть диагноз общего недуга: до сих пор не появилось никакого жизнеспособного современного языка храмовой архитектуры. Редкие попытки сочетать традиционные формы с современными элементами привели к возникновению слабых и неуклюжих проектов, которые не хороши ни в своей традиционной, ни в своей современной частях, – например, церковь в мемориальном комплексе на Поклонной горе. Редкое исключение – проект Филиппова для церкви в Раменках на югозападе Москвы, который, хотя и является стилизацией, обнаруживает высокую степень мастерства и оригинальности в трактовке традиционных форм. Со времени крушения коммунистического режима архитектура Москвы проделала длинный путь, но ей еще предстоит много пройти вперед, прежде чем можно будет сказать, что она окончательно прибыла в современность. Самое большое

достижение последних лет заключается в повышении общего уровня архитектуры, а не в создании подлинных шедевров. Ведь шедевры

редко появляются на пустом месте, и чем выше средний уровень, тем больше у архитектора есть стимулов превзойти остальных и создать нечто действительно выдающееся. Сейчас ситуация такова, что в результате экономического кризиса останется, скорее всего, масса недостроенных проектов по всему городу. Однако в долгосрочной перспективе это, как ни парадоксально, может оказаться благом. Как экономический кризис 1998 года положил конец «лужковскому» стилю, точно так же, десять лет спустя, нынешний кризис может, в конечном счете, заставить тех российских девелоперов, которые выживут, значительно поднять планку.

essentially a Classical domed structure with Georgian Gothick trimmings of the 1800s by Matvei Kazakov — was demolished in the late 1930s and replaced by a school built to a standard design. This was part of a deliberate policy by the Soviet government to demonstrate the victory of enlightened secular education over the perceived obscurantism and superstition of religion. Following the reopening of the convent, the school building was demolished in 2003 and archaeologists examined the site, exposing the foundations of all the churches that had stood there, including two from the 1510s and 1580s respectively. When plans were being made to rebuild the katholikon, it was decided not to attempt to recreate the Kazakov church on the grounds that, since only perfunctory measurements were taken before demolition, this would involve too much conjecture — a practice specifically proscribed by Article 9 of the Venice Charter. This was laudable, but the decision to replace it with a pastiche of 16th century architecture rather than an authentic piece of modern design was not. It circumvents the history of the site, faking its past and refusing to address properly the present. This, too, contravenes the Venice Charter (specifically Article 12), and is especially difficult to countenance given that the surrounding area has suffered badly from speculative residential development in recent years, largely depriving the convent of its historic setting. A good pastiche is preferable to a poor piece of contemporary design, especially in historic surroundings, but that is in itself an indictment of a general malaise — no viable modern language of ecclesiastical architecture has yet emerged. The rare attempts to marry traditional forms with modern elements have resulted in weak and graceless designs that fail on both counts, such as the church at the World War II memorial complex on Poklonnaya Hill. A rare exception is a design by Filippov for the church of the Venerable Andrei Rublyov the southwestern suburb of Ramenki which, although historicist, demonstrates a high degree of accomplishment and originality in the handling of traditional forms. Moscow’s architecture has come a long way since the end of communism, yet it still has a lot of ground left to cover before it can be said to have properly arrived on the contemporary scene.

The biggest achievement of recent years has been to raise the general standard rather than the production of genuine masterpieces. After all, it is rare

for masterpieces to appear out of nowhere and the higher the average, the more motivation there is to go one better and produce something truly outstanding. For the time being, the legacy of the current economic crisis is most likely to be a host of projects abandoned while only half-complete scattered across the city. Yet in the long term it could, paradoxically, prove to be a boon. Just as the economic crisis of 1998 spelled the end of the Luzhkov style, so the liquidity crunch of ten years later may ultimately force those Russian developers who pull through to set their sights far higher.

колонтитул

117

кризис московского архитектурного наследия / the crisis facing moscow's heritage

119

10 угроз исторической москве / 10 threats to historic Moscow Адам Уилкинсон / By Adam Wilkinson

120 Москва охвачена гонкой разрушения. На реконструкции города делаются гигантские деньги, но попутно уничтожается культурное наследие, а его, если оно будет утрачено, не заменишь запасным. Другие города, в том числе и Лондон, перенесли подобную травму в прошлом. Москве следовало бы извлечь из их ошибок урок, прежде чем она зайдет в этом саморазрушении слишком далеко. Скорость, с которой в российской столице сегодня сносят одни здания и строят другие, шокирует людей, знающих Москву – и жителей города, и приезжих. Исчезают многие давно знакомые всем здания, исчезает исторический городской пейзаж. Дома сносят ради той дорогостоящей земли, на которой они стоят. Целые улицы старой застройки заменяют плохими имитациями. При этом колоссально увеличиваются в размерах относительно небольшие прежде кварталы, что приводит в итоге к искажению пропорций целых районов.

Москву, старинный город с богатой историей, превращают в нечто вроде Диснейленда. Исчезает

то тонкое равновесие между зданиями и уличным пространством, которое отличало значительную часть дореволюционной застройки Москвы и позволяло скромным городским улочкам круглый год сохранять свое живописное очарование. На смену такому равновесию сегодня приходят огромные, напыщенные и бестактно вторгающиеся в городскую среду второсортные жилые и офисные постройки, которые повторяют ошибки своих европейских и американских прототипов. Вообще, проблем здесь очень много, но все они коренятся в пренебрежении, с которым те, в чьих руках находится столичная финансовая и политическая власть, относятся к сущностным чертам облика Москвы, этого замечательного старинного города. Более того, чиновники и девелоперы, преследующие исключительно сиюминутную выгоду, с безразличием относятся как к культурному наследию, которого постепенно лишается Москва, так и к разрушенной исторической гармонии города – тому «наследству», которое они после себя оставляют. У них, впрочем, мало стимулов к сохранению исторических зданий, поддержанию их в достойном виде. Существующие нормативы и законы, которые должны защищать историческую архитектурную среду, фактически не исполняются. Хотя и есть обнадеживающие признаки того, что Москомнаследие начинает принимать меры против незаконных и уродующих перестроек исторических зданий, в истории постсоветской Мо-

сквы еще не было выиграно ни одного судебного процесса, касающегося противозаконного сноса домов. При этом специалистов, которые вполне осознают важность сохранения подлинных зданий, лишают возможности действовать. К этой не-

благополучной комбинации следует добавить неудовлетвори-

Кремль притягивает девелоперов как магнит: вид на него гарантирует высокие прибыли. Это вызывает колоссальное давление на районы исторического центра, такие, как Болотный остров (на с. 119). За последние годы здесь было утрачено несколько исторических зданий; если планы массированной новой застройки будут осуществляться, исчезнут и многие другие The Kremlin has a magnetic appeal for property men as a close view of it guarantees high returns. This has put enormous pressure on areas of the historic centre such as Bolotny Island, shown in the photograph on p. 119. Several historic buildings in this area have been lost in recent years; many more are likely to go if plans for major redevelopment go ahead.

Moscow is in the midst of a demolition derby. Vast sums of money are being made from redeveloping the city, but in the process its cultural heritage is being destroyed. Once lost, it cannot be replaced. Other cities, including London, have suffered this sort of trauma in the past. Moscow must learn from their mistakes before it goes too far. The rate of destruction and construction is a shock to those who know Moscow – visitors and locals – for many of its familiar landmarks are vanishing as well as its historic cityscape. Buildings are torn down for the value of their sites, entire rows of buildings are replaced with poor imitations and relatively humble blocks massively extended, warping the scale of the surroundings.

Moscow is being subjected to a theme park approach to an historic city. The gentle relationship

between street and building that typified much of preRevolutionary Moscow, making its unpretentious streets light in winter and airy and laid back in summer, is disappearing, and being replaced with oversized machismo and gauche development, second-rate apartment and office blocks that repeat the mistakes of their European and American counterparts. The problems are many, but at the root of them is a disdain for the character of this glorious historic city by those in whose hands financial and political power rests. Allied to this is a shorttermism, blind to both the heritage that is being lost and the legacy of urban chaos that is being created. There is little incentive to conserve and maintain historic buildings. The policies that do exist for the benefit of the historic built environment are rendered unenforceable. While there are encouraging signs that Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) is starting to take action against unwarranted and unsympathetic alterations to historic buildings, there has not yet been a single

successful prosecution for illegal demolition in all of post-Soviet Moscow’s history, and experts who properly understand the importance of retaining original buildings are disenfranchised. This unhappy

mix is exacerbated by the unsatisfactory nature of land ownership in Moscow, rampant commercialism, poor planning for the needs and desires of the people who live and work there and a degree of corrupt practice. First amongst the causes of the current blitz is the way in which city property laws work. They differ from federal law, creating huge tensions between the two power centres, and buildings or sites are often sacrificed to their squabbles. Where ownership of a building is split between them or disputed, then maintenance lapses, as is demonstrated by the Razumovsky palace on Ulitsa Matveya Kazakova. Mayor Yury Luzhkov announced in late January that the city would no longer help to maintain federally-owned buildings. This is a mixed blessing: when the city government provides funding, then the checks and balances at a federal level that safeguard the heritage are often overridden, as happened to the Manezh and the palace at Tsaritsyno, both detailed in the chapter ‘Thorny Issues’. But many federally-owned buildings are occupied by cash-strapped organisations which lack the money for their proper upkeep, while others stand empty and decaying. Although the moratorium on the privatisation of land, originally introduced to stop mass property speculation, has now been partly lifted, most developers opt for 49-year leases instead of freehold. Coupled with the frantic commercialism of an economy

10 угроз /10 threats

Визуализация первого варианта проекта реконструкции Пушкинской площади с транспортным тоннелем и подземным торговым комплексом: такое решение разрушит часть Бульварного кольца и одновременно уничтожит ценные археологические слои. Хотя этот вариант был отвергнут, нечто подобное, вероятно, будет осуществлено, отчасти в связи со второй угрозой – завоеванием Москвы частными автомобилями An artist’s impression of the first version of a project to remodel Pushkinskaya Ploshchad with a partly underground interchange and underground shopping centre: this will both destroy valuable archaeological remains and involves destruction of part of the Boulevard Ring. Yet although this version has since been rejected, something similar may still go ahead, due in part to the second threat – the conquest of Moscow by the private car

тельное законодательство в отношении прав на земельную собственность в Москве, необузданный меркантилизм, невнимание проектировщиков к потребностям и желаниям людей, которые живут и работают в городе, и высокую степень злоупотреблений. Первой среди причин нынешнего блицкрига против исторической Москвы следует назвать городские законы в области прав собственности на недвижимое имущество. Московское законодательство отличается от федерального, что создает противоречия между двумя центрами власти, и жертвами этих конфликтов зачастую оказываются здания или участки. В случаях, когда права собственности на здание разделены между городом и федеральными властями или являются предметом спора, должного ухода за ним не осуществляет ни одна из сторон. Наглядным примером служит дворец Разумовского на улице Казакова. Мэр Лужков в конце января текущего года объявил, что город больше не будет поддерживать здания, находящиеся в федеральной собственности. Это и хорошо и плохо: когда городское правительство обеспечивает финансирование, зачастую оказываются недостаточными те правовые и административные механизмы на федеральном уровне, которые призваны охранять культурное наследие. Так случилось с Манежем и с дворцом в Царицыне (о них подробно говорится в главе «Трудные случаи»). Но многие постройки, находящихся в федеральной собственности, заняты бедными организациями, у ко-

121

Этот непримечательный на вид жилой дом в Потаповском переулке, 6 на самом деле обладает богатой историей и включает палаты XVII века. В 1930-х годах его примитивно надстроили ради увеличения вместимости, а сейчас он находится в сильно запущенном состоянии из-за длительного отсутствия элементарного ремонта (четвертая угроза). Теперь для приведения его в порядок требуются крупные инвестиции, так что с большой вероятностью его просто снесут, как трущобу. Но с ним вместе исчезнет потенциально пригодный для обитания фрагмент исторического города This apparently unremarkable tenement block at 6 Potapovsky Pereulok in fact has a rich history and includes 17th century palaty. Heightened in a rough and ready fashion in the 1930s to increase capacity and badly run down after decades without proper maintenance — the fourth threat — it would require massive investment to bring it up to scratch and may well be demolished for slum clearance. But with it will vanish a large and potentially still habitable chunk of the historic city

which until last year was riding high on soaring oil prices, the focus has been on short-term gains rather than long profits from quality developments. Rapidly inflating property prices in recent years have made Moscow a market for those looking to purchase for investment, and many new residential complexes stand largely uninhabited as a result. Income tax is levied at 13 percent across the board and there is no system of rebates for developers investing in the renovation of historic buildings to foster more sustainable approaches. Secondly, Moscow is being taken over by the car.

The Russian capital is following a now increasingly outmoded North American model, where the car is a sign of prestige – an unsustainable way forward which has already created huge problems for built heritage in the United States. Rather than thinking of ways to reduce cars, the planning authorities insist that all new developments in the centre include underground parking, something that historic buildings cannot provide — a cause of much destruction. In a city already plagued by chronic jams, the new volumes of traffic that they attract will soon bring Moscow to a grinding halt. Moscow has a world-class metro system, but underinvestment during the economic chaos of the 1990s has meant that it has not kept pace with the growth of the city and the existing network is badly overloaded. Policy should encourage greater use of public

кризис наследия / нeritage in сrisis

торых нет денег на надлежащий уход за ними, а другие здания пустуют и разрушаются. Хотя мораторий на приватизацию земли, первоначально введенный с целью остановить массовую спекуляцию недвижимостью, теперь частично снят, большинство застройщиков предпочитает не приобретать землю в полную собственность, а брать ее в аренду на 49 лет. В условиях безумного меркантилизма экономики, которая до прошлого года росла благодаря высоким ценам на нефть, главная ставка делается на краткосрочную прибыль, а не долговременную выгоду от высококачественных строительных проектов. Быстрорастущие цены на недвижимость в последние годы сделали Москву рынком для тех, кто покупает недвижимость ради вложения капитала, поэтому многие новые жилые дома стоят почти пустыми. Единый подоходный налог составляет 13%, и нет никакой системы льгот для застройщиков, вкладывающих капиталы в реконструкцию исторических зданий, что могло бы способствовать более конструктивному подходу к проблеме со стороны строительных фирм.

Вторым фактором является то, что Москву буквально заполонили автомобили. Российская столица в этом смысле следует все более выходящей из моды практике североамериканских городов, где машина – показатель социального престижа. Это порочный путь, уже породивший массу се-

рьезных проблем для архитектурного наследия в Соединенных Штатах. Вместо того чтобы искать способы сократить число автомобилей в Москве, градостроительные инстанции требуют, чтобы все новые здания, возводимые в центре, имели подземные автостоянки, чего исторические здания не могут обеспечить, и это становится причиной все новых и новых разрушений.

122

Бывший дом канцелярии обер-полицеймейстера (XVIII век) в Столешниковом переулке, 12 был разрушен по личному указанию мэра Юрия Лужкова в 1997 году в ходе подготовки к празднованию 850-летнего юбилея города и заменен показанным на фото муляжом. В нем, как и в соседних зданиях, разместился магазин, торгующий предметами роскоши: так исторический центр превращается в резервацию супербогатых The 18th century former offices of the chief of police at 12 Stoleshnikov Pereulok were demolished on the personal orders of Mayor Yury Luzhkov in 1997 as part of the preparations for the 850th anniversary of the city and replaced with the sham replica seen here. Like its neighbours, the building is occupied by a retail outlet selling luxury goods and thus the historic centre becomes the exclusive preserve of the super-rich.

transport among the wealthy as well as the less privileged classes. Trams have never been so needed, yet the city’s network is threatened by piecemeal closure as many of the depots and turning circles occupy prime real estate. In London the congestion charge in the central area has allowed massive investment in the public transport system while reducing traffic jams and improving air quality. Moscow would do well to heed the lessons of the rest of the world – that if you build more roads, more cars appear to fill them. Thirdly, the mechanism for condemning a building is dangerously flawed, as explained in greater detail in the ‘Sham Replicas’ section. Coupled with a system of surveyors’ reports that is open to abuse, this means that the condition of historic buildings is often misrepresented to press the case for redevelopment. It is remarkable how many threatened and empty buildings suffer from unexplained fires, a trend sadly not particular to Moscow, or else (with a little help from a bulldozer) conveniently fall down of their own accord. To address these

10 угроз /10 threats

В городе, уже страдающем от хронических пробок на дорогах, новые массы машин, которые привлекают эти новостройки с подземными гаражами, скоро приведут к полному коллапсу уличного движения. В Москве есть метрополитен мирового класса, но из-за недостаточных капиталовложений во время экономического хаоса 1990-х годов он не развивался в ногу с ростом города, и существующая сеть сильно перегружена. Политика властей должна поощрять использование общественного транспорта представителями как менее обеспеченных, так и вполне благополучных слоев общества. Трамваи сейчас как никогда нужны Москве, однако трамвайной сети города угрожает постепенное закрытие, потому что многие депо и разворотные круги занимают необычайно дорогостоящую землю. В Лондоне плата за въезд в центр обеспечила массированные инвестиции в систему общественного транспорта и привела к уменьшению количества пробок и улучшению качества воздуха. Москва много выиграла бы, если бы учла опыт городов в других странах мира, который свидетельствует: если строить больше дорог, то на них будет все больше автомобилей. Третий фактор: механизм, в соответствии с которым здания объявляются ветхими или аварийны¬ми, вопиюще неадекватен (более подробно об этом говорится в главе «Муляжи»). Система экспертных заключений такова, что легко допускает злоупотребления. В результате истинное состояние исторических зданий в заключениях часто искажают с целью подтвердить необходимость реконструкции. Не может не обратить на себя внимание то, сколько пустующих или намеченных для сноса зданий в Москве (впрочем, эта тенденция характерна, к сожалению, и для других городов) погибают от пожаров, истинные причины кото-

123

Сочетание исторической застройки и воды (на фото – Якиманская набережная Водоотводного канала) должно бы быть ценным достоянием города и источником прибыли для владельцев. Но для девелоперов, которые полностью перестроили и увеличили в высоту здания, видные на этой иллюстрации в центре и справа (девятая угроза), превратив их в аляповатые муляжи, главной целью были дополнительные квадратные метры The combination of historic buildings and water along the Vodootvodny Canal (seen here is Yakimanskaya Naberezhnaya) could be unbeatable and ought to be a major asset to the city. But for the developers who rebuilt and heightened the buildings seen here in the centre and to the right — the ninth threat — turning them into brash sham replicas, extra square feet and corporate ostentation took prevalence over anything else.

imbalances, the technical reasons for declaring a building unsound should be made public, and a clear and simple mechanism for appealing against such a decision established. Fourthly, since the fall of the Soviet Union many buildings have gone without maintenance, no joke in a city where temperatures range from -30 to +30 degrees Celsius. Some have been without systematic maintenance for far longer – in many cases since 1917. The communalisation of former mansion flats left much of the city’s housing stock far more densely inhabited than it was designed to be, putting excessive strain on the services and fabric. Consequently, many historic buildings are in

need of major investment, and cannot compete in terms of short-term financial return with new build. Fifthly, there is a lack of coherence on the part of the authorities regarding the future appearance of the city. Moscow's new General Plan for up to 2020 envisions it as a great world city but there appears to be no recognition that historic areas — not just individual monuments — attract tourists, or that visual

кризис наследия / нeritage in сrisis

рых так никогда и не выясняются, или вдруг очень удачно обрушиваются сами собой (с небольшой помощью бульдозера). Чтобы устранить эти злоупотребления, материалы по техническому обоснованию аварийного статуса зданий должны быть доступны общественности. Также требуется установить четкую и ясную процедуру апелляции против соответствующих решений, принятых властями города. Четвертый фактор состоит в том, что, с тех пор как прекратил свое существование Советский Союз, во многих домах ни разу не делался профилактический ремонт. А это довольно серьезно, если учесть, что температуры в Москве колеблются от –30 до +30°C. Многие здания были лишены систематического ухода намного дольше – зачастую с 1917 года. После того как бывшие частные квартиры были превращены в коммуналки, большая часть жилого фонда города оказалась заселена намного плотнее, чем это было предусмотрено проектами, так что конструкции и техническое оборудование домов подвергались чрезмерной нагрузке. Поэтому многим старым зданиям

требуются крупные капиталовложения, и они не могут конкурировать с новостройками по краткосрочной рентабельности.

Пятым фактором является отсутствие у городских властей целостной концепции будущего облика столицы. Новый генеральный план развития Москвы на период до 2020 года представляет ее как великий мировой мегаполис, однако в этом плане как будто полностью игнорируется то, что туристов привлекают цельные исторические районы, а не только отдельные памятники, или что наличие в городском ландшафте визуальной преемственности исторических зданий и районов может обеспечить фундамент для стабильного и уверенного в себе и в завтраш-

124

Вот что происходит, когда «все дозволено»: «Мидлэнд Плаза» (справа) и «Арбат Плаза» (слева) на Арбате – яркий пример наглой, самодовольной новой застройки, возникающей в результате отсутствия контроля архитектурного качества и непрозрачного, произвольного процесса градостроительного планирования (седьмая угроза). Исторические детали здесь появляются вовсе не для того, чтобы смягчить контраст с окружением – они служат исключительно для привлечения внимания. Такое здание было бы более уместно в Лас-Вегасе. Соседний дом, спрятанный за зеленой сеткой, намеренно доводится до обветшания (четвертая угроза) и, вероятно, вскоре будет разрушен Midland Plaza (above) and Arbat Plaza (above left) on the Old Arbat both exemplify the brash, swaggering development resulting from a lack of architectural quality control and an unaccountable planning process – the seventh threat. The historicist detail of Midland Plaza is not a gesture of reconciliation to its surroundings, but rather an attention-grabber. It would be more at home in Las Vegas. Arbat Plaza (by Mikhail Posokhin Junior, finished in 2004) overshadows its 19th century neighbour, providing yet another example of the ninth threat — the upwards rise of the historic city.

continuity of historic buildings and areas can provide the foundations for a safe and confident society. Plans by the city government to create a circular pedestrian route for tourists around the centre are proceeding at a snail’s pace, and there is still no tourist information office or proper signage to encourage visitors to explore the city on foot. The charming Ivanovskaya Gorka quarter is still well enough preserved to be turned into a conservation area, yet all initiatives to strengthen state protection of it and fight new development have originated from local residents. Greater value appears to be placed on new building than on the historic fabric. But the lack of enthusiasm on the part of private owners for purchasing historic properties in the centre is understandable. There is little supply on the market that does not require major investment to be brought up to scratch and few safeguards for your property against developers who have their eye on it.

10 угроз /10 threats

нем дне общества. Планы городских властей по созданию кругового пешеходного туристического маршрута по центру Москвы разрабатываются черепашьими темпами, и в городе все еще нет ни одного бюро туристической информации, как нет и надлежащих указателей, которые облегчали бы гостям Москвы передвижение по ней пешком. Есть чудесный район в центре города – Ивановская горка, – который пока достаточно хорошо сохранился, чтобы его можно было превратить в заповедную зону, однако все инициативы, направленные на то, чтобы усилить государственную защиту этого района и не допускать в нем нового строительства, исходят не от властей, а от местных жителей. Похоже, в Москве больше ценят строительство новых зданий, чем сохранение исторической ткани города. Но можно понять, почему потенциальные покупатели без энтузиазма относятся к старым объектам недвижимости в центре: среди них очень мало таких, которые можно довести до удовлетворительного состояния без огромных вложений, и у собственника мало средств защиты против девелоперов, положивших глаз на его участок. Шестой фактор: система градостроительного планирования предоставляет большие возможности для должностных злоупотреблений на всех уровнях. Теоретически эта система в состоянии обеспечить правильное решение вопросов, связанных с исторической средой города, однако на практике это происходит крайне редко. Решения инстанций, ведающих градостроительным планированием, непостижимы и необъяснимы. Одной из причин, почему представление фирмой «Интеко» проекта дома-апельсина (арх. Норман Фостер) на ежегодной международной ярмарке недвижимости МИПИМ в марте 2008 года вызвало такую сенсацию, была его неожиданность: ни о каком

125

Дом Уварова в Спасоглинищевском переулке, 4 – изящный и элегантный образец классицизма 1790-х годов, вид на который портит прилепившееся к торцу кафе. Подобные бездумные грубые наросты на исторических зданиях (десятая угроза) обычно остаются безнаказанными и редко разбираются. Однако они ведут к деградации среды в целом, даже в таких хорошо сохранившихся исторических зонах, как Ивановская горка The Uvarov house at 4 Spasoglinishchevsky Pereulok is a graceful and elegant piece of 1790s Classicism. But the café built onto the end wall holds the view instead. Such thoughtless and insensitive alterations to historic buildings – the tenth threat again – are usually made with impunity and seldom ever reversed. Yet they lead to the degradation of the overall environment, even in a well preserved historic area such as this.

Sixthly, the planning system is open to malpractice at every level. In theory the system is capable of producing the right results for the historic environment, but this rarely happens. The planning authorities are inscrutable and unaccountable. Part of the reason why the launch of Inteko’s Project Orange by Norman Foster at the MIPIM annual international property fair in March 2008 caused such a stir was its unexpectedness: no tender for the redevelopment of the site of the Central House of Artists had been announced and the tenants of the building, including the Tretyakov Gallery, found out about the plans from the press. Yet in August 2008, head of city hall’s construction division, Vladimir Resin, confirmed that the Central House of Artists is to be demolished. It is worth noting that Inteko is owned by the wife of Luzhkov, Yelena Baturina, a billionaire who has made much of her fortune through property development. Yet redevelopment plans all too often become

public knowledge only when the demolition men get down to work. This leads on to the seventh threat – the

кризис наследия / нeritage in сrisis

тендере на перестройку участка Центрального дома художника не объявляли, и арендаторы здания, включая Третьяковскую галерею, узнали о планах строительства из газет. Однако в августе 2008 года руководитель комплекса архитектуры, строительства, развития и реконструкции города Москвы Владимир Ресин подтвердил, что ЦДХ будет снесен. Стоит отметить, что «Интеко» принадлежит жене Лужкова, Елене Батуриной, миллиардерше, которая большую часть своего состояния заработала в строительном бизнесе. Но слишком часто планы реконструкции зданий

и кварталов становятся достоянием общественности только тогда, когда их снос уже начинается.

Тем самым мы подходим к седьмому фактору: отсутствию прозрачности в системе планирования. Пресса не имеет свободного доступа на заседания органов градостроительного планирования, журналистов допускают туда лишь после тщательной проверки их прошлых публикаций на благонамеренность. Дата и время заседания обычно не разглашаются, и даже когда посторонних допускают, они не участвуют в принятии решений. Некоторые проекты – особенно те, которые вызывают большой общественный резонанс или касаются исторических зданий, – обсуждаются публично на градостроительном совете, заседающем в среднем раз в два месяца под председательством Лужкова. Слово мэра – решающее: если он дает добро, проект будет запущен. Очень немногие проекты на сегодняшний день проходят через Экспертно-консультативный общественный совет при главном архитекторе (ЭКОС), который рассматривает заявки на строительство в заповедных исторических зонах. Совместные заседания ЭКОСа с Москомнаследием и Москомархитектурой прекратились; в результате аппарат планирования лишился

126

lack of transparency in the planning system. Press access to the sittings of planning committees is tightly controlled and journalists are only admitted following careful vetting on the basis of past coverage. The time and date of a sitting are usually closely guarded information, and even when outsiders are admitted they are excluded from participation in decision making. Some projects — often high-profile developments or one involving historic buildings — are discussed publicly at the city-planning council, which meets on average once every two months and is presided over by Luzhkov. He is a wild card in this system – when he gives the go ahead to a project his word is final. Very few projects now pass through the public expert consultative committee attached to the city architect’s office, which reviews planning applications for historic areas. Its joint sittings with Moskomnaslediye and Moskomarkhitektura have now ceased, depriving the planning apparatus of a process that was potentially capable of engaging developers in public debate with experts representing the interests of Moscow’s heritage. The eighth threat is the failure to understand what conservation and restoration actually mean. Not all the destruction is down to grasping commercialism — much of it is simply ignorance. All too often restoration is conflated with rebuilding or reconstruction. Sections of historic streets are torn down and rebuilt with bad attempts at copying the original façades, clumsy on detail. Some of this destruction is undertaken to meet the expectations of modern retail, with the result that some of Moscow’s most charming areas have become supergentrified ghettos for the exclusive use of Gucci-bagged oligarchs’ wives. Two major developers – Leonid Kazinets and Shalva Chigirinsky - have stated in interviews (to Ogonyok magazine in

10 угроз /10 threats

127

Эпидемия замены деревянных рам пластиковыми стеклопакетами, распространившаяся в Москве в последние годы (десятая угроза), может перекинуться практически на любое историческое здание. Она не миновала даже такого первостепенного памятника, как Екатерининский дворец в Лефортове (на противоположной странице: Карл Бланк, 1778-1781, Джакомо Кваренги 1782-1783, и др., Краснокурсантский проезд, 3/5). С 1796 года принадлежащее военному ведомству здание содержится в неплохом состоянии, но теперь оно хорошо смотрится только на расстоянии. При ближайшем рассмотрении (справа) обнаруживается, что старую столярку заменили грубо вмонтированными новыми окнами Virtually no historic buildings are immune from the plague of uPVC double glazing that has afflicted Moscow in recent years – the tenth threat. This includes structures of the first rank, such as the former Yekaterininsky palace (opposite: by Karl Blank, 1778-81 and Giacomo Quarenghi, 1782-83 et al., 3/5 1st Krasnokursantsky Proyezd). Used by the military from 1796 until recently, it is well enough maintained, but now only looks well from a distance. Closer inspection (right) shows that original joinery has been substituted for crude plastic replacements, inserted in a rough and ready fashion.

процедуры, которая потенциально была способна вовлекать застройщиков в публичную дискуссию с экспертами, представляющими интересы культурного наследия Москвы. Восьмой фактор заключается в неспособности градоначальников, инвесторов и строителей осознать подлинный смысл понятий «сохранение» и «реставрация», ведь на самом деле далеко не все разрушения последнего времени явились результатом жадности и меркантильности: значительная их часть произошла по банальному невежеству. Очень часто «реставрацию» путают с постройкой заново или реконструкцией. Целые отрезки улиц с исторической застройкой сносят, а потом на месте уничтоженных зданий возводят дурные имитации их фасадов с неуклюжей деталировкой. Частично эти разрушения предпринимаются ради того, чтобы удовлетворить запросы, предъявляемые к архитектуре торговыми центрами и бутиками современного класса. В итоге некоторые из самых очаровательных уголков Москвы превратились в своеобразные гетто нуворишей, предназначенные лишь для упакованных в Gucci жен олигархов. Два крупнейших девелопера – Леонид Казинец и Шалва Чигиринский – заявили в интервью, что все новые проекты в историческом центре Москвы должны обслуживать только нужды богатых людей. В итоге, лишившиеся своего оригинального облика здания ровным счетом ничего не значат для остальной части населения, которая просто не в состоянии позволить себе покупать вещи в новых магазинах. Почти столь же опасной угрозой облику города является надстройка исторических зданий, значащаяся в нашем списке девятым фактором. Эта практика тесно связана с возведением вышеупомянутых муляжей: у новых, реконструированных версий старых зданий есть подъемы крыши, намного более крутые, чем на любом из аутентичных зданий старой Москвы: они скрывают под собой дополнительные этажи. Это грубо прерывает масштаб и ритм окружающей застройки: Москва XIX и начала ХХ века в значительной степени была городом, соразмерным человеку, городом невысоким. Во всем мире наблюдается тенденция: когда в малоэтажном районе возводится сооружение колоссальных пропорций, будто сразу же открываются ворота шлюза, и за ним возникает множество других. Именно так уничтожается исторический ландшафт города. В районах, где городской ландшафт остается неповрежденным, он иногда разрушается или перекрывается неконтролируемо разрастающейся рекламой, и это – десятый фактор. Часто

June 2007 and newspaper Moskovskiye Novosti in July 2002 respectively) that all new development in the historic centre should cater only to the rich. The buildings, their authentic fabric lost, hold little meaning for the rest of the population who cannot afford to shop in them. Almost as insidious is the upward rise of the historic city, which must count as the ninth threat on this list. This practice is closely linked to the erection of sham replicas mentioned above: the new, reconstructed versions of old buildings have roof pitches, hiding an extra floor, that are far steeper than might be found on any of old Moscow’s original buildings. This rudely interrupts the scale and rhythm of the surrounding area: 19th and early 20th century Moscow is largely a city on a human scale, with low horizons.

The world over, once an overscaled new building is erected in a low-rise area, the flood gates open and new buildings follow suit. In this way, the historic cityscape is destroyed.

In areas where the townscape remains intact, it is sometimes ruined or disguised by uncontrolled advertising, the tenth threat. Massive hoardings cover the entire façades of numerous buildings. Sometimes it is impossible to appreciate where one building stops and another starts. Advertising further impacts the streetscape when hung between buildings – the sweeping vistas down boulevards are lost. Restrictions on large-scale advertising in the centre were introduced last year and some changes for the better can be seen. But these apply only to a closely defined buffer zone in the immediate vicinity of the Kremlin, leaving buildings outside it under threat. Moreover, existing large-scale advertising will remain in place until the contracts with the client expire. But there is still no effective regulation to prevent

кризис наследия / нeritage in сrisis

доходит до того, что гигантские щиты закрывают целые фасады. Иногда невозможно понять, где кончается один дом и начинается другой. Кроме того, уродует облик города реклама на перетяжках: из-за них пропали далекие виды вдоль бульваров. В прошлом году были введены ограничения на крупномасштабную рекламу в центре города, и уже заметны некоторые изменения к лучшему. Но они касаются только узкой зоны в непосредственной близости от Кремля, а здания вне этой зоны по-прежнему страдают. Кроме того, существующие гигантские рекламные щиты никуда не денутся, пока не истекут сроки контрактов рекламных агентств с клиентами. По-прежнему нет никакого эффективного законодательного инструмента, который бы не позволял уродовать кондиционерами прекрасные в своих пропорциях и декоре исторические фасады, обезображивать облик домов стеклопакетами из ПВХ, монтируемыми вместо изначальных оконных рам, или крикливыми вывесками. Ведь изюминка архитектуры состоит именно в деталях, и то грубое обращение, которому подвергаются сегодня эти здания, можно сравнить с тем, как если бы топмодель одеть в мешковину и нахлобучить бумажный пакет ей на голову. Это уменьшает ценность исторической среды, даже когда ни одной постройки не снесено. Парадокс этой ситуации заключается в том, что необходимые для работы всей системы профессиональные кадры – архитекторы, инженеры, специалисты по охране памятников и историки архитектуры – сегодня в Москве есть: это то позитивное наследие, которое осталось от советской системы. Но советами, которые специалисты дают комитетам, имеющим совещательный голос в процессе планирования, часто пренебрегают, когда речь идет о крупных прибылях. Деятельность экспертов пред-

128

Найдите отличия: между 1992 и 2005 годами этот симпатичный особняк XIX века в переулке Сивцев Вражек, 45 подвергся разнообразным варварским переделкам. Подлинные пилястры и наличники были утрачены или заменены грубыми копиями, вместо старинных рам установлены стеклопакеты, крыша покрыта металлочерепицей, цоколь облицован керамогранитом, трубы разрушены, и все вместе обвешано вывесками и кондиционерами. В поруганном и лишенном патины времени доме уже едва можно узнать историческое здание Spot the difference: between 1992 and 2005 this attractive 19th century mansion at 45 Ulitsa Sivtsev Vrazhek was subjected to the full gamut of insensitive alterations: original details such as the pilasters and window surrounds have been lost or replaced with crude copies, double glazing units have been installed, the roofing replaced with metal imitation tiling, the base clad in fake granite, the chimneys demolished and the whole festooned with obtrusive signage and air conditioning units. Cheapened and stripped of the patina of age, it is barely recognisable as an historic building.

beautifully proportioned and detailed historic façades from being festooned with air conditioning units, disfigured with plasticframed double-glazed replacement windows or festooned with garish signage. The devil is in the details. The rough treatment of these buildings is akin to dressing a fashion model in sackcloth and putting a paper bag over her head. It diminishes the value of historic surroundings even when no actual fabric has been lost. The irony of the situation is that all the expertise needed to make the system work exists – architects, engineers, conservators and architectural historians – a positive legacy of the Soviet system. But expert advice to committees advising the planning process is often compromised when large profits are at stake. It is a thankless exercise in damage limitation made no easier by the power of veto of the mayor, and occasionally the interests of committee members themselves.

10 угроз /10 threats

ставляет собой неблагодарные усилия по ограничению ущерба, и право вето, которым обладает мэр, не облегчает им работы. А порой и интересы самих членов комитетов заставляют их действовать вопреки мнению экспертов.

Городским чиновникам необходимо изменить всю систему своих представлений о культурном наследии и понять, что привлекательными для людей являются не просто отдельно взятые памятники, а целые районы подлинной исторической застройки. Многие хотели бы жить именно в сохра-

нивших исторический облик районах, не говоря уже о том, какой огромный потенциал такие районы представляют для туристического бизнеса в Москве. Московским властям и девелоперам стоит посмотреть на пример района Вестминстер в центре Лондона, где именно жесткий контроль над застройкой и строгие консервационные меры позволили историческому УэстЭнду стать одним из самых востребованных мест для жилья и работы в Европе. Туристы же толпами стекаются туда. Ни одна из проблем, с которыми в наши дни сталкивается уникальная историческая среда Москвы, не является непреодолимой. У России есть давние традиции сохранения своего исторического и культурного наследия, есть крепкая реставраторская школа и есть традиционное уважение к своему прошлому. Московским руководителям следует принять это во внимание и научиться искренне ценить замечательное наследие своего города, вместо того, чтобы рассматривать его как свою вотчину. В их власти сделать так, чтобы одним из украшений нашей планеты оставалась Москва – город, процветающий благодаря вниманию и заботе, столь необходимым и заслуженным.

129

A paradigm shift is needed on the part of those in power to understand that genuine historic neighbourhoods, and not just individual landmarks, are attractive and that people want to live in them,

to say nothing of Moscow’s massive tourist potential. Moscow might look to the City of Westminster in Central London, where strict development control and strong conservation measures have ensured that the historic West End is one of the most desirable places to live and work in Europe, and tourists flock to it. None of the problems faced by Moscow’s astonishing historic built environment is insurmountable. In Russia there is a long tradition of preservation and restoration and respect for the past. Moscow’s leaders must take account of this, and start to value their city’s remarkable heritage, rather than treating it as their private fiefdom. It is in their power to ensure that the world is graced by a city that thrives from this much needed and deserved attention.

130

Бывшая типография газеты Ивана Сытина «Русское слово» (Адольф Эрихсон, 1904-1906) на Тверской улице, 18 – прекрасный образец коммерческой архитектуры ар нуво (слева). Советские градостроители ценили его достаточно высоко для того, чтобы передвинуть на 33 метра в 1979 году, дабы освободить площадку для нового здания газеты «Известия». А в марте 2009 года его практически не видно за рекламными щитами (вверху) – десятая угроза. То, что подобные изменения легкообратимы, не уменьшает вреда, причиняемого ими историческому ландшафту The former printing works of Ivan Sytin’s Russkoye Slovo newspaper (by Adolf Erikhson, 1904-1906) at 18 Tverskaya Ulitsa is a fine piece of Art Nouveau commercial architecture (left). Soviet city planners rated it highly enough to jack it up and move it 33 meters (108 feet) in 1979 to make way for the new Izvestia building. As of March 2009 it was hardly visible behind advertising hoardings (above) – the tenth threat. That such alterations are easily reversible does not lessen the detriment they cause to the historic cityscape.

колонтитул

131

вторжения в исторический ландшафт / intrusions to the historic cityscape Наталия Броновицкая / By Natalia Bronovitskaya

132 Исторический облик Москвы сформирован наложением радиально-кольцевой планировочной структуры на живописный природный ландшафт крутых петель Москвы-реки и ее притоков. В центре четкой, как в идеальном городе итальянского Ренессанса, системы концентрических колец, нарушаемой лишь перепадами рельефа в руслах рек, находится кремлевский холм с царящей над ним колокольней Ивана Великого. Ивановский столп, столетия остававшийся самой высокой вертикалью города, можно воспринимать как точку отсчета, ножку циркуля, которым прочерчены круги укреплений, превратившихся затем в Бульварное и Садовое кольца. Панорама Кремлевского холма – главного, мгновенно узнаваемого московского силуэта – задала код, по которому развивались остальные части города. Cложный пирамидальный абрис Кремля с готическими шатрами крепостных башен, луковичными главами церквей и колоколен и пологими ампирными куполами здания Сената перекликался со столь же многосоставными силуэтами монастырей, некогда входивших в оборонительную систему городских стен и валов; в интервалах же визуальные связи выстраивались по главам многочисленных церквей. Ажурные

короны башен Новодевичьего и Донского, шатры Новоспасского, Донского, Андроникова и Симонова монастырей, надвратные и отдельно стоящие церкви и многоярусные колокольни определяли богатство и своеобразие силуэта Москвы.

По мере роста города периодически возникали проекты возвести в Кремле или в непосредственной близости с ним соответствующую новым масштабам градостроительную доминанту. Хотя многие из этих проектов остались неосуществленными, или были осуществлены не полностью, каждый из них вызвал отклик в виде новой поросли более крупных вертикалей в структуре города. Так, за надстройкой колокольни Ивана Великого, предпринятой в связи с намерением Бориса Годунова возвести на Ивановской площади новый большой собор, последовало в XVII веке строительство множества высоких колоколен и таких вертикальных доминант, как Сухарева башня на Земляном валу в створе Сретенки и Меньшикова башня у Мясницких ворот. Спроектированный в 1770-х годах Василием Баженовым Большой Кремлевский дворец так в итоге и не построили, но в ответ на этот замысел по всей Москве выросли многоярусные колокольни в близких баженовскому изводу классицизма формах. В середине XIX века строительство храма Христа Спасителя рядом с Кремлем вызвало перестройку церквей и монастырей (например, Ивановского), возведение новых колоколен у церквей по

Пускай строительство комплекса небоскребов международного бизнес-центра Москва-Сити и не потребовало массового сноса исторических зданий, все равно он непоправимо изменил центральную Москву. Он врывается в исторические панорамы и угрожающе нависает над ближайшим окружением. Этот снимок (с. 131) напоминает также о том, как мало генерируемое строительным бумом богатство сказывается на участках города, лежащих между очагами спекулятивного девелопмента Photograph on p. 131: building the complex of skyscrapers at the Moskva-City international business centre may not have entailed mass clearance of historic buildings, but its impact on central Moscow has been drastic all the same. It intrudes on panoramas of the centre and overwhelms its immediate neighbours. It also serves as a reminder of how little the wealth generated by the recent construction boom has benefited what lies in between the new speculative developments

Moscow’s appearance is the result of the imposition of a plan of concentric and radial streets on the contours either side of the sharply meandering Moscow River and its tributaries. In the centre is the hill on which the Kremlin stands, with the bell tower of Ivan the Great soaring above it. This tower, for centuries the tallest vertical in the city, serves as a visual reference point, the central point from which all the circular lines of defence – subsequently the Boulevard and Garden Rings – were struck, as if by a giant compass. The intricate pyramidal outline of the Kremlin, with its spires, onion domes and the saucer dome of the Senate, once formed a visual dialogue with the fortified monasteries that formerly comprised the city’s outermost ring of defence, while in the interstices sight lines were mapped out by the city’s once innumerable churches. Moscow owed the variety and

richness of its skyline to the openwork structures crowning the defensive towers of the Novodevichy and Donskoi Monasteries and the spires of the Novospassky, Donskoi, Andronikov and Simonov Monasteries, to the gatehouse and abbey churches and the tiered campaniles of her religious houses.

As Moscow expanded, from time to time projects would be put forward to erect a new vertical focus either in the Kremlin or in close proximity to it to reflect the city’s increased scale. Although most of these projects were either carried out only in part or else not at all, each one left its mark in the form of a new crop of taller buildings in the centre of the city. Following the heightening of the bell tower of Ivan the Great in preparation for Boris Godunov’s plans to build a large new cathedral on the adjoining square, there followed in the 17th century the construction of a large number of tall church towers and prominent verticals, such as the Sukharev tower at the point where Ulitsa Sretenka bisects the Garden Ring, and the Menshikov tower by Myasnitskiye Gates. Although the Great Kremlin Palace designed in the 1770s by Vasily Bazhenov proved abortive, in response to the scheme a large number of church towers were put up in forms close to Bazhenov’s own brand of classicism. In the middle of the 19th century the construction of the Cathedral of Christ the Saviour alongside the Kremlin led to the rebuilding of a large number of churches and monasteries and the erection of new bell towers of churches and monasteries located along the banks of the Moscow River or at elevated points in the centre. In the work of the designer of the Cathedral of Christ the Saviour, Konstantin Ton, one can clearly discern an awareness of the expanding city as a gigantic ensemble. Having broken the dominance of the Kremlin over the Bely Gorod or White City (i.e. Moscow within the confines of the Boulevard Ring) with the gigantic mass of the cathedral, Ton restored the balance in the new composition of the city with the help of the campanile of the Simonov Monastery. Destroyed in 1932, this structure that stood to the east of the Kremlin was interlinked with the Cathedral of Christ the Saviour and Great Kremlin Palace in terms of its scale, structure and style and also answered the bell tower of Ivan the Great in the centre of the panorama and the bell tower of the Novodevichy Convent on the south western edge of the city. The period of historicism that began with Ton lasted up until the end of the 19th century and coincided with a period of rapid industrial growth following Alexander II’s reforms of 1861 which abolished serfdom. The humble origins of the wealthiest

вторжения в город / intrusions to the cityscape

берегам Москвы-реки (Николы на Берсеневке, Софии на Софийской набережной) и на высоких точках центра Москвы (колокольни Воздвиженского, Никитского и Страстного монастырей). В деятельности автора храма Спасителя, Константина Тона, ясно читается сознание растущего города как гигантского ансамбля. Нарушив господство Кремля в Белом городе объемом гигантского собора, Тон восстановил баланс новой композиции города с помощью колокольни Симонова монастыря. Стоявшая вниз по течению Москвы-реки и к востоку от Кремля звонница (разрушена в 1932 году) была масштабно, структурно и стилистически связана с храмом Христа Спасителя и Большим Кремлевским дворцом, а также перекликалась со столпом Ивана Великого в центре панорамы и колокольней Новодевичьего монастыря на юго-западной границе города и вверх по течению Москвы-реки. Период историзма, начатый Тоном, протянулся до конца XIX века и совпал со временем бурного индустриального развития после реформы 1861 года, отменившей крепостное право. Народные корни богатейших промышленников, купцов и банкиров, для которых столицей была Москва, а не чиновничий Петербург, выразились в «национально-исторических» формах появившихся в это время крупных сооружений: Верхних торговых рядов на Красной площади, Городской думы на Воскресенской площади, Политехнического музея на Новой площади и Исторического музея, чьи шатровые башенки с двуглавыми орлами наверху вторили венчаниям кремлевских башен, как бы создавая мостик между Кремлем и окружающей его цепочкой площадей. В начале ХХ века применение железобетонных конструкций позволило возводить многоэтажные и большепролетные зда-

133

Силуэт Кремлевского холма веками был градостроительной моделью, по которой развивалась вся Москва, а вертикаль колокольни Ивана Великого в его центре – точкой отсчета всех расстояний. Эта иллюстрация взята из альбома видов Москвы, опубликованного в 1884 году предпринимателем и краеведом, членом Городской Думы Николаем Найденовым (1834-1905) Until its dominance began to be challenged from the turn of the 19th and 20th centuries onwards, the Kremlin dominated Moscow’s skyline. This view is taken from an album of views of Moscow published in 1884 by banker, entrepreneur, local historian and member of the City Duma Nikolai Naidyonov (1834-1905)

industrialists, merchants and bankers were expressed in the ‘national-historicist’ forms of the large buildings put up at this time: the Upper Trading Rows (better know as GUM) on Red Square, the City Duma on Ploshchad Revolyutsii, The Polytechnic Museum on Novaya Ploshchad and the State Historical Museum, whose spires crowned with double-headed eagles answer the terminations of the Kremlin towers. In the early 20th century the use of reinforced concrete construction made it possible to put up multi-storey and widespan structures. The fast growth in the scale of Moscow’s cityscape, with six and eight storey tenement blocks instead of two- and three-storey mansions, made it necessary to look for replacements for the old system of landmarks. The centenary of the war against Napoleon in 1912 spurred a return to the language of classicism, which in turn brought answers to this new challenge in the form of the offices of the Northern Insurance Company by Ivan Rerberg at one end of Ulitsa Ilyinka and the new Kievsky Station by the same architect in the low-lying Dorogomilovo district, for example. The tall clock towers of both buildings

кризис наследия / нeritage in сrisis

При проведенной в 1992-1996 годах реконструкции Манежной площади вдоль Александровского сада, в непосредственной близости Кремля был создан курортного вида променад, обильно украшенный балюстрадами и скульптурами Зураба Церетели. Площадь, ставшая крышей подземного торгового центра и повышенная в связи с этим на несколько метров, исказила восприятие всего архитектурного окружения, включая здание Манежа и старого Университета When Manezhnaya Ploshchad was redeveloped in 1992-1996, this promenade — more suited to a coastal resort and adorned with balustrades and sculptures by Zurab Tsereteli — was created in direct proximity to the Kremlin. The surface of the square was raised by several meters, compromising views of the whole architectural ensemble surrounding it.

ния. Существенный скачок масштаба застройки (6-8-этажные доходные дома вместо 2-3-этажных особняков) заставил искать замену старой системе градостроительных ориентиров. Юбилей войны с Наполеоном в 1912 году стал поводом для нового обращения к языку неоклассицизма со свойственной ему внятностью урбанистического высказывания. Ответом на новый вызов стали, например, дом Северного страхового общества архитектора Ивана Рерберга в конце Ильинки и его же новое здание Брянского (Киевского) вокзала в низменном Дорогомилове. Высокие часовые башни обоих сооружений абсолютно доминировали в пространстве, где раньше главенствовали увенчанные крестами церковные главы, и заново формировали силуэт города. В первом проекте перепланировки Москвы советского времени, изданном в 1923 году под эгидой известных дореволюционных мастеров Алексея Щусева и Ивана Жолтовского, были проигнорированы сооружения «периода капитализма». План «Новая Москва» предусматривал расчистку пространства древней столицы до четкой радиально-кольцевой сетки и восстановление архетипа «холма» с помощью высотного регламента: в самом центре допускалось строительство сооружений высотой до 6 этажей, между Бульварным и Садовым кольцами – до 4 этажей, между Садовым кольцом и Камер-Коллежским валом пределом было 3 этажа, и далее до границ города в черте Окружной железной дороги предполагались поселки-сады с 1-2-этажными домами. Градостроительными ориентирами служили памятники архитектуры: Кремль, храмы вокруг него, стены и башни Китай-города и далее церкви, монастыри

134

Когда-то ряд домов XVIII – начала XIX века вдоль Кадашевской набережной Водоотводного канала составлял один из наиболее гармоничных и полных исторических ансамблей в городе. На протяжении 1990-2002 все дома один за другим были снесены и заменены грубыми муляжами, слишком несхожими, чтобы сформировать связное целое This line of 18th and early 19th century houses along Kadashevskaya Naberezhnaya, the waterfront of the Vodootvodny Canal, once formed one of the most harmonious and complete historic ensembles in the city. All were demolished in stages between 1990 and 2002 and replaced by crude sham replicas, far larger than their predecessors, and now too dissimilar to form a coherent whole.

dominated a setting where previously churches had held sway. In the first Soviet scheme for remodelling Moscow, published in 1923 under the aegis of architects Alexei Shchusev and Ivan Zholtovsky, buildings from what was termed the capitalist period were ignored. The ‘New Moscow’ plan was based on paring down the spaces of the ancient capital to a clearly defined network of radial and concentric streets and the recreation of the archetypal image of a mount through height restrictions: in the very centre the maximum permitted height of new buildings was six storeys, in the area between the Boulevard and Garden Rings four storeys, between the Garden Ring and the Kamer-Kollezhsky rampart three storeys, while from there on to the city limits garden suburbs with single- and two-storey houses were intended. The focal points of the cityscape were existing historic structures: the Kremlin, churches, the walls and towers of Kitai-Gorod and, further out, monasteries and stately homes, which were to be cleared of inferior quality buildings surrounding them and then restored. Although aimed to a high degree at conserving the heritage, the ‘New Moscow’ plan included the principal of zoning by function and an extensive programme for landscaping the city with green ‘segments’ running from the centre to the periphery and green ‘corridors’ following the lines of new concentric streets and relief roads for radial arteries. Both of these were to include ‘islets’ around churches and monasteries, planted out with trees, as well as old cemeteries, which were to be turned gradually into parks. The ‘Greater Moscow’ plan that was drawn up at the same time by engineer Sergei Shestakov and published in 1926 was aimed at meeting the needs of a rapidly growing population,

вторжения в город / intrusions to the cityscape

Неоклассическое здание Киевского вокзала (Иван Рерберг, Вячеслав Олтаржевский, 1912-1917) теперь вынуждено соперничать с огромным торговым комплексом «Европейский», выросшим рядом с ним (Юрий Платонов, 2004-2006). Довершают же картину небоскребы Сити, на фоне которых теряется часовая башня вокзала The Neoclassical Kievsky station (by Ivan Rerberg and Vyacheslav Oltarzhevsky, 19121917) now vies for attention with the enormous hulk of the Yevropeisky shopping centre behind it (by Yury Platonov, finished 2006). The skyscrapers of Moskva-City add insult to injury – against their backdrop the clock tower of the station can hardly be made out.

и усадьбы, которые предлагалось расчистить от примыкавшей к ним малоценной застройки и отреставрировать. Будучи в значительной степени охранительным, план «Новой Москвы» включал, тем не менее, принцип функционального зонирования и широкую программу озеленения с помощью «зеленых клиньев», идущих от периферии к центру города, и «зеленых коридоров» по цепи новых колец и дублеров радиальных улиц, включавших засаженные деревьями островки с храмами и монастырями, а также старинные кладбища, превращаемые постепенно в парки. Параллельно создававшийся план «Большой Москвы» инженера Сергея Шестакова, опубликованный в 1926 году, был ориентирован на быстрый рост населения, повышение интенсивности автомобильного транспорта и усложнение функций столичного города. Проекты сооружений авангарда согласовывались в Земельном подотделе Моссовета с планом «Большой Москвы» даже после официальной разгромной критики «шестаковщины» и исчезновения имени Шестакова из всех документов после 1929 года. Следует отметить, что авангардные постройки не посягали на памятники архитектуры, а скорее композиционно соотносились с ними. Так, например, спроектированные в 20-х годах рабочие поселки часто были расположены рядом с монастырями и планировочно с ними связаны. В сторону Новодевичьего монастыря развивается система открытых дворов рабочего поселка Усачевки, тогда как поперечные аллеи Шаболовского поселка ориентированы на главы соборов и башни Донского монастыря. То же можно сказать о рабочих поселках на Симоновом и Преображенском валах, расположенных напротив одноименных

135

«Разве нынешний Гостиный двор испохабил Москву?», спросил глава строи тельного департамента мэрии Владимир Ресин на пресс-конференции в авгу сте 2008 года. Перекрытие внутреннего двора этого прежде элегантного здания (Джакомо Кваренги, Осип Бове и др., 1790-1830-е годы) значительно увеличило его габариты. О том, как это повлияло на восприятие соседних исторических построек, таких как церковь Св. Варвары, читатель может судить сам “You can’t say that Gostiny Dvor as it is now is a blot on the face of Moscow, can you?” asked Vladimir Resin, head of city hall’s construction division, at a press conference in August 2008. Roofing over the courtyard of this once elegant building (Giacomo Quarenghi, Osip Bove et al., 1790-1830s) significantly increased its bulk. Readers can judge for themselves the effect on the building’s historic neighbours, such as the Church of St Barbara seen here.

increased volumes of motor traffic and the greater number of functions that the capital would have to serve. Designs for avantgarde buildings were reviewed in the land subdivision of Mossovyet in accordance with the ‘Greater Moscow’ plan even after the devastating criticism meted out to Shestakov and everything that smacked of him, as a result of which his name no longer appeared in print after 1929. It should be noted that the designs by avant-gardists did not impinge on historic buildings but rather were positioned in such a way as to set up a dialogue with them. For example, the workers’ settlements designed in the 1920s were often located near monasteries and planned in such a way as to interrelate to them. The Usachyovsky workers’ settlement has a system of open courtyards facing the Novodevichy Convent, while the avenues running laterally across the Shabolovsky settlement are aimed towards the domes of the churches and fortress towers of the Donskoi Monastery. In such a way this workers’ housing, modestly finished, built to a restricted budget and limited in height to four storeys acquired some sort of artistic distinction and, at the same time, extra facilities — at this period monasteries were being turned into museums and workers’ clubs, while the monks’ cells were turned into hostels. The avant-garde tendency found its most striking expression in the competition entry for a ‘Palace of Labour’ by the Vesnin brothers. It was planned to be built on Okhotny Ryad on the site subsequently occupied by the Hotel Moskva. As has often happened in Moscow, an unbuilt project influenced the designs in the same style that did actually see the light of day. Its oblong

кризис наследия / нeritage in сrisis

136

Расстановка на тщательно продуманных местах семи «сталинских высоток» с их изящными шпилями создала в Москве новую систему визуальных ориентиров, действующую и сегодня. Теперешние высотные сооружения не отмечают важных градостроительных узлов и не учитывают сложившиеся композиции. На фото – новая «высотка», строящаяся за гостиницей «Ленинградская» The seven ‘Stalin skyscrapers’ placed around Moscow at carefully chosen sites created a system of visual reference points which still functions to this day. New high-rise structures neither mark major focus points in the cityscape nor take any account of existing ensembles and visual interrelations, such as this one under construction behind the Hotel Leningradskaya.

монастырей. Так достигалось художественное обогащение скромного по отделке, экономичного, ограниченного уровнем 4-х этажей рабочего жилья и, одновременно, его функциональное дополнение: монастыри превращались в музеи и клубы, а в келейных корпусах устраивались общежития. Ретроспективная «щусевская» линия сочеталась с авангардной, самым ярким проявлением которой стал конкурсный проект Дворца Труда братьев Весниных. Его возведение предполагалось в Охотном ряду на месте будущей гостиницы «Москва». Как часто случалось в российской столице, неосуществленный проект повлиял на облик реально построенных сооружений русского конструктивизма. Прямоугольная башня в растяжках вантов и антенн, возвышающаяся над композицией из разновысоких объемов, появилась во множестве конкурсных проектов, но была впервые воплощена в 1928 году Иваном Фоминым в «доме Динамо» на углу Б. Лубянки и Фуркасовского переулка, а самым поздним примером такого рода стала башня с часами над зданием НКПС у Красных Ворот (тоже И. Фомин), завершенным в 1934 году. Ограничение высотности новых сооружений 6 этажами не позволило возвести башни из стали и стекла на зданиях редакции «Известий» (Г. Бархин, М. Бархин, 1925-1927) на Пушкинской площади и Госторга (Б. Великовский и др., 1926-1927) на Мясницкой. Тем не менее, подобия корабельных рубок на плоских крышах новых деловых, жилых и зрелищных зданий создавали новый силуэт столицы, контрастирующий с остроконечными, луковичными или купольными завершениями исторических зданий. Замещение церковных и монастырских построек новыми, более крупными сооружениями в важнейших точках городского ландшафта играло важную роль в программе превращения Москвы в пролетарскую столицу мира. Сосредоточение власти в руках Сталина в начале 1930-х годов привело к началу следующей фазы развития города. За запретом творческих течений, созданием единого Союза архитекторов СССР и провозглашением курса на «критическое освоение классического наследия» последовала разработка нового Генерального плана реконструкции Москвы, утвержденного летом 1935 года. Абсолютной архитектурной доминантой Красной Москвы должен был стать Дворец Советов, в результате нескольких туров конкурса принявший вид 400-метровой трехъярусной башни со 100-метровой статуей Ленина на вершине. Закладке фундаментов Дворца предшествовал снос не только храма Христа Спасителя, занимавшего площадку строительства, но и всех церквей в цепочке площадей вокруг Кремля и Китайгорода от Лубянской площади до Пречистенки и Остоженки, включая также периметр выходящих на эти площади улиц. Генплан 1935 года определил новые красные линии и высотность застройки подлежащих реконструкции трасс. Старые до-

towers festooned with guy wires and aerials rising above volumes of differing height reappeared in the Dinamo building by Ivan Fomin of 1928 on the corner of Ulitsa Bolshaya Lubyanka and Bolshoi Furkasovsky Pereulok and at the People’s Commissariat of Communications at Krasnye Vorota, also by Fomin, completed in 1934. A height restriction to six storeys for new buildings stopped steel and glass towers from being added to the Izvestia newspaper offices (by Grigory and Mikhail Barkhin, 1925-1927) on Pushkinskaya Ploshchad and to the Gostorg building (Boris Velikovsky et al., 1926-27) on Myasnitskaya Ulitsa. Nonetheless, structures reminiscent of a ship’s bridge appeared on the flat roofs of new buildings for work, living and entertainment, contrasting with the spires, onion domes and cupolas of the historic city. The replacement of ecclesiastical buildings by new, larger structures at principle locations in the cityscape played an important role in the programme for turning Moscow into the world capital of the proletariat. The concentration of power in the hands of Stalin in the early 1930s initiated the next phase in the development of the city. The prohibition of the different artistic factions among architects, the creation of a unified Soviet architects’ union and the official pronouncement of a course set towards “the critical assimilation of the classical heritage” were followed by the development of a new General Plan for the reconstruction of Moscow, which was approved in 1935. Red Moscow was to be completely dominated by the Palace of the Soviets, which following a competition lasting several rounds took the form of a 400-meter-high tower topped by a 100-metre-tall statue of Lenin. Before the foundations of the palace could be laid, not only did the Cathedral of Christ the

вторжения в город / intrusions to the cityscape

Жилой дом на Мосфильмовской улице, спроектированный Сергеем Скуратовым для компании «ДОН-Строй», еще не достроен, но уже ясно, что он оказался на редкость неудачным добавлением к силуэту Москвы. На фото он перебивает нарядные башни Новодевичьего монастыря The residential skyscraper on Mosfilmovskaya Ulitsa designed by Sergei Skuratov Architects for developers Don-Stroy is not yet complete, but it is already obvious that it had turned out to be an extremely unfortunate addition to Moscow’s skyline. Here it can be seen intruding on views of the fortress towers of the UNESCO-listed 16th to 17th century Novodevichy Convent.

ходные и усадебные дома были снесены либо передвинуты и надстроены до высоты новых 7-этажных домов, что создало одноуровневую фасадную застройку укрупненных вдвое или даже вчетверо кварталов, потерявших свою живописность и своеобразие. Возвышаться над новым уровнем городской застройки должны были новые в идеологическом смысле сооружения, обеспечивающие ансамблевое единство разросшегося до 60 тысяч гектар города. В какой-то момент возникла идея увенчивать такие знаковые здания скульптурами, которые дополняли бы гигантскую статую Ленина на Дворце Советов. Должны были завершаться статуями жилой дом на Моховой (И. Жолтовский, 1934), Театр Красной армии (К. Алабян, В. Симбирцев, 1934-1940), береговые устои Москворецкого моста (А. Щусев, 1937) и уступы на фасадах гостиницы «Москва» (А. Щусев). Однако в большинстве случаев скульптуры не установили (по некоторым данным, из-за опасений, что на их фоне будет легче спрятаться диверсантам); исключением стало здание Библиотеки им. Ленина (В. Щуко, В. Гельфрейх, 1933-1952) и жилые дома по улице Горького (№ 4-6, 17; А. Мордвинов, 1938-1940), с которых их впоследствии сняли из-за обветшания. Важным добавлением к силуэту довоенной Москвы стало здание Наркомвоенмора (Лев Руднев, 1934) с высокой, квадратной в плане башней в Колымажном ряду, а также здание Северного речного вокзала, башня которого, увенчанная шпилем со звездой, отметила начало пути по внутригородской водной артерии к подножию Кремля, на пять башен которого в том же 1937 году были водружены такие же звезды рубинового стекла. После завершения войны в мае 1945 года Сталин сделал выбор не в пользу решения проблем города, главной из которых

137

В доме в Гагаринском переулке, 5 (1820 год) когда-то жил декабрист Петр Свистунов. В 2006 году дом хорошо отреставрировали – честь, которой удостоились очень немногие деревянные постройки. Но расплатой за это стало сооружение на месте сада офисного корпуса, спроектированного Курортпроектом, неприятно контрастирующего с архитектурой старого дома – как будто мало было соседства с многоэтажным зданием 1960-х годов The house once occupied by Decembrist Pyotr Svistunov at 25 Gagarinsky Pereulok, originally built in 1820, was well restored in 2006 — one of the few wooden houses in the city to have been so treated. But it has acquired an unsightly new neighbour built over the garden in the shape of a new office building designed by Kurortproyekt. The contrast with the 1970s block of flats next door was unfortunate enough as it was.

Saviour, which occupied the site, have to be demolished, but so did all the churches in the chain of squares surrounding the Kremlin and Kitai-Gorod, including also those on the adjoining streets. Under the 1935 plan, new street lines and height requirements were established for areas destined for reconstruction. Old tenement blocks and town houses were either demolished, or else jacked up, moved backwards and then had extra storeys added to bring them up to the height of their new neighbours and create an even façade line for city blocks that had grown in size by a factor of two or even four. Ideologically charged buildings were to rise above the new roofline, to ensure that a city that had now grown in size to 60,000 hectares remained a unified ensemble. At one point the idea appeared of crowning key buildings with sculptures to complement the gigantic statue of Lenin atop the Palace of Soviets. A residential building on Mokhovaya Ulitsa (by Ivan Zholtovsky, 1934), the Red Army Theatre (Karo Alabyan and Vasily Simbirtsev, 1934-1940), the abutments of the Moskvoretsky bridge (Alexei Shchusev, 1937) and the parapets of the hotel Moskva (also by Shchusev) were supposed to have been adorned by statues. But in most cases the sculptures were not put up, according to some sources because of fears that counterrevolutionary diversionists could hide behind them. The only exceptions were the Lenin Library (Vladimir Shchuko and Vladimir Gelfreikh, 1933-1952) and some residential buildings on Tverskaya Ulitsa (Nos 4-6 and 17, Alexander Mordvinov, 1938-1940), although the sculptures were subsequently removed from the latter after becoming dilapidated. An important addition to the skyline of prewar Moscow was the building of Narkomvoyenmor (the People’s Commissariat of Military and Naval Affairs: by Lev Rudnev, 1934)

кризис наследия / нeritage in сrisis

Здания XVIII – середины XIX века на углу Трубной площади и Неглинной до последнего времени сохраняли облик, практически не изменившийся с 1880-х годов. Они составляли аутентичное и благородное окружение для ансамбля Рождественского монастыря XVI-XIX веков, возвышающегося на холме за ними и доминировавшего в панорамах этой местности. Снимок начала 2000-х годов The mid-19th century buildings on the corner of Trubnaya Ploshchad and Neglinnaya Ulitsa had survived virtually untouched since the 1880s. They formed an authentic and dignified setting for the 16th to 19th century ensemble of the Rozhdestvensky Convent on the hill behind it, which dominated views of the locality.

был острейший жилищный кризис, а в пользу прославления победы. Строительство Дворца Советов не было возобновлено, зато во время празднования 800-летия Москвы

летом 1947 года было принято решение о возведении восьми высотных зданий – своеобразного ожерелья вокруг дворца-фантома. Расстановка новых доминант была тщательно выверена на макете города и увязана с трассировками Генплана Москвы 1951 года, во многом со-

хранившего основы плана 1935 года. В узловых точках городской структуры появились уменьшенные подобия верхних ярусов высоток: башня ипподрома на Беговой улице (И. Жолтовский, 19511955) – отметила участок 3-го транспортного кольца генпланов 1935 и 1951 годов, завершенного лишь в начале XXI века; башня гостиницы «Пекин» (Д. Чечулин, 1956) возвышается на пересечении предполагаемого дублера Тверской улицы с Садовым кольцом; башенка жилого дома – на Смоленской площади (И. Жолтовский, 1951). Башенками отмечены дома на набережной Тараса Шевченко рядом с гостиницей «Украина» и на Космодемьянской набережной напротив высотного дома на Котельнической набережной. Немало домов с башенками на углах по Садовому кольцу, осуществляющих связку с отдаленными от основной группы высотными домами у Красных Ворот и на Комсомольской площади. Масштаб же самой фоновой застройки возрастал до 10-14 этажей. Однотипное покрытие стен светлой керамической плиткой и белокаменной лепниной, выходившей на кровли акротериями, пинаклями и обелисками, создавало эффект единого городского ансамбля. Впрочем, за фасадами новых зданий скрывались не тронутая ремонтами малоэтажная застройка, включая бараки, сохранявшиеся в Москве до 60-х годов.

138

В 2003-2004 годах практически все здесь было снесено под строительство торгового центра «Неглинная-Плаза», в уличные фасады которого были встроены муляжи прежних зданий. Высотность застройки значительно выросла, перекрыв виды на Рождественский монастырь. In 2003-2004 almost the entire site was cleared to make way for the Neglinnaya Plaza shopping centre, into which were incorporated sham replicas of the original buildings along the street line. The roofline was substantially raised, blocking views of the Rozhdestvensky Convent. (Photograph from the beginning of the decade)

on Kolymazhny Ryad with its tall square tower, as was the spire of the Northern Passenger River Port, finished in 1937. After peace was declared in 1945, Stalin chose not to deal with the problems blighting the city, the most serious being the extremely acute lack of housing, but instead to glorify victory. The construction of the Palace of the Soviets had been halted during the hostilities and the metal carcass dismantled for the war effort, but during the celebrations of the 800th anniversary

of Moscow in summer 1947 the decision was taken to put up eight skyscrapers to be arranged like a garland of sorts around the imaginary palace. The abortive eighth skyscraper, intended to house Lavrenty Beria’s department, was still at an early stage in its construction when Beria was arrested in summer 1953 and its site in Zaryadye was later used for the Hotel Rossiya.

The siting of the new tall buildings was carefully gauged using a model of the city and tied in with the main transport arteries of the General Plan for Moscow of 1951, which in many respects retained the

principal feature of the 1935 plan. Scaled-down copies of the upper tiers of the high-rise buildings appeared at major interchanges in the city. The tower of the hippodrome on Begovaya Ulitsa (Ivan Zholtovsky, 1951-1955) was to serve as a landmark for the nearby section of the Third Transport Ring, laid down in the General Plans of 1935 and 1951, but completed only this century. The tower of the Hotel Peking (Dmitry Chechulin, 1956) rises above the planned interchange between the Garden Ring and a relief road that was to run parallel to Tverskaya Ulitsa, while further along the Ring the turret of Ivan Zholtovsky’s residential building of 1951 is a landmark on Smolenskaya

вторжения в город / intrusions to the cityscape

Почти все здания, попавшие на эту фотографию улицы Балчуг, претерпели изменения фасада, перестроены и увеличены в высоту. Их громоздкие уродливые формы уничтожают всякое ощущение слаженности или гармонии застройки. Такое происходит в результате непонимания важности исторического ландшафта, нежелания обращаться с городом как с единым организмом и осуществлять надлежащий планировочный контроль над деятельностью девелоперов Almost all the buildings in this view of Ulitsa Balchug have been façaded, rebuilt and heightened. Their bulky, misshapen forms destroy any sense of coherence or harmony. All this is the result of a failure to understand the importance of a historic streetscape, to treat the city as a whole organism and to exercise proper planning control over the activities of developers.

Пришествие новой эстетики модернизма пришлось на время правления Н.С. Хрущева. Его политическая борьба за власть с окружением Сталина после смерти вождя была перенесена на сталинскую архитектуру. Необходимость всесторонних реформ требовала открытия железного занавеса. В отличие от Петра I, оставившего Москву боярам и пошедшего «рубить окно в Европу» на берега Финского залива, Хрущев прорубил «дверь в Европу» прямо из Кремля, возведя там гигантский Дворец съездов, застроив Новый Арбат прозрачными призмами и выбросив на берег Москвы-реки стеклянный трилистник СЭВ (М. Посохин, А. Мндоянц, 1964-1969). Кремль стал проницаем насквозь, так как по другую его сторону, в Зарядье, был возведен четырехфасадный периптер гостиницы «Россия», куда можно было пройти от Дворца съездов через Спасские ворота, прежде наглухо закрытые для простых смертных. Выросшая в начале улицы Горького вертикальная пластина гостиницы «Интурист» (В. Воскресенский и др., 1970), как и Новый Арбат, задала новую высоту и силуэтный абрис центрального ядра Москвы в радикально модернистском духе, подхваченные за его пределами зданиями института Гидропроект на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе (Г. Яковлев и др., 1969) и Госкомитета стандартов на Ленинском проспекте, 9 (Я. Белопольский и др., 1970). До середины «эпохи застоя» с ее сравнительно бережным отношением к историческому наследию успело появиться немало крупногабаритных сооружений из сборных конструкций. Обширные плоскости фасадов могли трактоваться как выигрышный фон для сохраняемых избранных памятников архитектуры, в свою очередь, оттенявших «современность» новых зданий. Именно в качестве декоративных акцентов был отреставриро-

139

В начале Арбата, напротив любимого москвичами ресторана «Прага» (дом середины XIX века, перестраивавшийся Львом Кекушевым в 1906, Адольфом Эрихсоном в 1914-1915 годах), в 2000-2004 годах вырос грубо его пародирующий, несомасштабный деловой центр «Альфа Арбат Плаза» (Михаил Посохинмладший) The near end of the Old Arbat and the much loved Prague restaurant (originally mid 19th century, rebuilt by Lev Kekushev in 1906 and Adolf Erikhson in 1914-1915) are now overshadowed by the coarse, brash and oversized Alfa Arbat Plaza business centre (by Mikhail Posokhin Junior, 2000-2004).

Ploshchad. Turrets are also used to give greater emphasis to the apartment blocks on Naberezhnaya Tarasa Shevchenko next to the Hotel Ukraine and on Kosmodemyanskaya Naberezhnaya opposite the skyscraper on Kotelnicheskaya Naberezhnaya. There are several buildings with turrets located on corners where side streets come out onto the Garden Ring to tie them in visually with the skyscrapers at Krasnye Vorota and on Komsomolskaya Ploshchad, which are separated from the rest of the group. The scale of the buildings forming the backdrop to the skyscrapers rose to between 10 and 14 storeys. The standardised facing of fireclay tiles and the carved limestone ornament breaking out on the roofline in the form of acroteria, pinnacles and obelisks created the effect of a unified urban ensemble. But behind the streetline formed by these new buildings were hidden whole areas of low-rise buildings, untouched by any renovation work, including even wooden barracks, which survived into the 1960s. A new, modernist aesthetic appeared during the rule of Nikita Khrushchev. His struggle for power after the death of the ‘Great Leader and Teacher’ affected Stalinist architecture as well as Stalin’s former allies. The need for comprehensive reforms made it necessary to lift the Iron Curtain. Khrushchev demonstrated his openness towards outside trends by putting up the gigantic Palace of Congresses in the Kremlin, the New Arbat and the glassy COMECON headquarters (Mikhail Posokhin, Ashot Mndoyants, 1964-69). The Kremlin became outflanked after the vast rectangular bulk of the Hotel Rossiya was put up in Zaryadye on the opposite side to it from the buildings mentioned above. The vertical slab of the Hotel Intourist (Vsevolod Voskresensky et al., 1970) at the bottom of Tverskaya Ulitsa and the high rises along the New Arbat created a new skyline in the central core of

кризис наследия / нeritage in сrisis

140

Памятник Петру Великому работы Зураба Церетели встал у Якиманской набережной в 1997 году. Десять лет спустя к нему прибавился элитный жилой комплекс «Коперник» (Якиманка, 22 Мастерская Сергея Ткаченко) со своей 15-этажной башней. Возникшая архитектурная какофония полностью заглушает находящиеся в округе исторические здания Zurab Tsereteli’s monument to Peter the Great, completed in 1997, was joined 10 years later by the Copernicus luxury housing complex (22 Ulitsa Yakimanka, by the Sergei Tkachenko architectural studio) with its 15-storey tower. The resulting architectural cacophony drowns out its historic neighbours completely

ван ряд церквей и палат на Варварке, фоном которым служила гигантская стена гостиницы «Россия». Из тех же соображений была восстановлена из обрубленного четверика церковь Симеона Столпника, предваряющая череду стеклянных призм на правой стороне Нового Арбата. Образцом представлялся «ансамбль» казаковской церкви Косьмы и Дамиана на Маросейке и возведенной за ней стекло-металлической вертикальной пластины некоего НИИ, создававшей острый контрастный фон для постройки классицизма. То, что новое здание скрывало расстилающуюся вниз по склону Старосадского переулка живописную панораму Ивановской горки, считалось несущественным. Еще более разрушительны для исторического ландшафта были новые производственные здания, появившиеся в старых фабричных районах вдоль Яузы и Москвы-реки, скрывшие или задавившие своим масштабом как старые усадьбы, так и уникальные сооружения 20-30-х годов, сбив даже композиционные связки генпланов 1935 и 1951 годов. Новый строительный бум, начавшийся в середине 90-х, исходно руководствовался стремлением вернуть Москве тот облик, который она имела до 1914 года. Под флагом «восстановления исторической справедливости» московское правительство взяло на вооружение теорию «ретроразвития», разработанную профессором МАРХИ Борисом Ереминым в 1980-х годах. При своем появлении эта теория воспринималась чистой утопией, подобной утопиям авангарда, создававшимся во ВХУТЕМАСЕ в годы, когда Москва сохраняла еще свой старый облик. Новая власть восприняла утопические мечтания буквально, проигнорировав предостережения рано умершего Еремина о том, что «такой вид развития требует определенного опыта и интуиции, «внутренних ограничений», которые во мно-

Moscow, as did buildings such as the Gidroproyekt Institute at the junction of Leningradskoye and Volokolamskoye Shosse (G. Yakovlev et al., 1969) or the State Standards Committee building at 9 Leninsky Prospekt (Yakov Belopolsky et al., 1970) outside it. Numerous large structures had gone up by the middle of the ‘Period of Stagnation,’ during which historic buildings were relatively carefully treated. The wide, flat façades could work successfully as a backdrop to set off specially chosen historic structures, which served in turn to tone down the modernity of the new buildings. A prime example of this practice is the Church of Sts Cosmas and Damian on Ulitsa Maroseika and the steel and glass slab of a research institute rising behind it, creating a sharp contrast to set off this piece of 1790s Classicism by Matvei Kazakov. That the new building blocked views of the picturesque panorama of Ivanovskaya Gorka unfolding behind it was regarded as of no import. Even more damaging to the historic cityscape were the new industrial buildings that appeared in old industrial areas along the Yauza and Moscow rivers, either hiding or else overshadowing old town houses and buildings from the 1920s and 30s, blocking even sight lines established in the 1935 and 1951 General Plans. The new construction boom that began in the mid-1990s was initially guided by a desire to give Moscow back its pre-1914 appearance. Under the banner of righting historical wrongs, the city government armed itself with the theory of ‘retrodevelopment’ developed by Boris Yeremin, a professor at the Moscow Architectural Institute in the 1980s. At the time when it appeared this theory was viewed as being every bit as utopian as those created by the avant-garde in VKhUTEMAS back when preRevolutionary Moscow survived largely untouched. The post-

вторжения в город / intrusions to the cityscape гом зависят от общей профессиональной культуры проектировщика, от его способностей к созданию художественного произведения, отражающего как индивидуальные черты места, так и общие закономерности развития архитектуры своего времени». Восстановление храма Христа Спасителя дало толчок к вторжению в центр Москвы крупномасштабных сооружений, далеких от ретропанорам Еремина. Когда первоначальный идеологический пафос сменился откровенной погоней за прибылью, псевдоисторические новые и реконструируемые подлинные

постройки стали разбухать, как будто придавая видимую форму растущим капиталам: традиционные пологие крыши сменились пухлыми куполами и горбатыми кровлями мансард, отчего здания приобрели сходство с ларцами и сундуками.

В самом центре Москвы, по цепочке площадей вокруг Кремля, произошло изменение всех пропорциональных соотношений «приводимых в порядок» памятников архитектуры. При «восстановлении Китайгородской стены» на площади Революции был в полтора раза увеличен объем круглой башни – ради того, чтобы вместить пивной ресторан. В результате сооружения подземной части реконструируемого Большого театра сквер на Театральной площади вспучился холмом и получил поперечную ось с тремя гранитными чашами фонтанов, закрывающими до половины портик Большого театра. Вздутие Манежной площади над подземным торговым центром «Охотный ряд» «посадило в яму» старое здание Московского университета: переложенная на новой повышенной отметке белокаменная ограда с пилонами фальсифицирует ситуацию, умаляя ценнейший в историкоархитектурном и мемориальном отношении ансамбль. Грубой фальсификацией является и закладка арки дома на Моховой, сохранившего в результате «реставрации со сносом» лишь стенку главного фасада. Важный в ренессансной композиции Ивана Жолтовского просвет арки в 1960-х годах был застеклен и снабжен стеклянной же дверью. Сейчас же, параллельно с уничтожением уникальных интерьеров дома, арка получила гигантскую дубовую дверь, повторившую рисунок подлинных маленьких боковых дверей: центр фасада одного из самых знаменитых зданий 1930-х годов заняла подделка. За последние годы заменена новоделом фасадная застройка Кадашевской набережной. Вместо подлинных домиков, служивших передним планом для силуэтного богатства замоскворецких церквей и колоколен, появилась упрощенная декорация, за которой слишком сложным и тонким выглядит силуэт церкви Воскресения в Кадашах. Немного дальше от центра огромное уродливое здание ТЦ «Европейский» разрушило созданный к столетнему юбилей войны с Наполеоном неоклассический ансамбль Киевского вокзала (Ф. Рерберг, 1912-1918) и Бородинского моста (Р. Клейн, 1912). При всей жестокости сталинской реконструкции Москвы по отношению к историческому наследию градостроительные решения этого периода были очень профессионально увязаны с существующей структурой города. В частности, постановка высотных зданий конца 1940-х – начала 1950-х годов тщательно учитывала все перспективы и создала эффективную систему визуальной ориентации. В наши дни при возведении крупномасштабных объемов возникающие перспективы как будто вообще не принимаются в расчет. Так, например, за гостиницей «Ленинградская», чей силуэт идеально замыкает узкий торец

141

Soviet city fathers took these utopian dreams at face value, ignoring the warnings that Yeremin made before his untimely death that “this kind of development requires special experience and intuition, as well as ‘inner restraint’, which to a high degree depend on the overall professional culture of the planner, on his ability to create an artwork that addresses not only the unique features of the site, but also the course of development in architecture by his contemporaries.” (Quoted from ‘Moscow in 2000 – What Should It Be Like?’ A collection of articles, Moscow, Stroiizdat, 1990, p. 93). The recreation of the Cathedral of Christ the Saviour opened the doors to the invasion of central Moscow by large scale buildings, a long way from Yeremin’s vision of the historic cityscape reinstated. When the initial rhetoric of the revival of past history gave way to blatant money grabbing, bloated sham

replicas of historic buildings and structures in fake pseudo-historicist styles began to appear, a visible manifestation as it were of the growth in capital. Traditional low-pitched roofs were replaced by bulging domes and hunched mansard roofs, producing buildings resembling canisters and trunks. When part of the Kitai-Gorod wall was recreated, the

replica of the round defensive tower on Ploshchad Revolyutsii was inflated by a factor of 1.5 over the size of the original so that it could house a beer restaurant. As a result of the construction of underground space beneath Teatralnaya Ploshchad as part of the renovation of the Bolshoi Theatre, the square swelled upwards like a low mound, acquiring a lateral emphasis marked by three granite fountains blocking views of the lower half of the portico. Raising the level of Manezhnaya Ploshchad above the Okhotny Ryad underground shopping centre has tipped the old building of Moscow University behind it into a hole: the raising to a higher level of the limestone wall and gates surrounding it is deceptive and in fact belittles a group of buildings of very great historic and architectural value. In recent years the buildings along Kadashevskaya Naberezhnaya have been replaced by sham replicas. Instead of providing an historic setting for the intricate skyline of the Zamoskvorechye district above them, they look like a crude stage set, making the Church of the Resurrection in Kadashi in the background appear fussy and starved. Slightly further out from the centre, the ungainly bulk of the new Yevropeisky shopping centre has ruined the neoclassical ensemble built to commemorate the centenary of the victory over Napoleon: the Kievsky Station (Ivan Rerberg et al., 1912-1917) and the Borodinsky Bridge (Roman Klein, 1912). Despite all the destruction of historic buildings during the Stalinist reconstruction of Moscow, new projects from that period were very carefully tied in with the pre-existing urban fabric. These days, the visual impact of large masses appears not to be considered at all. For example, a tall building is now going up behind the Stalin skyscraper of the Leningradskaya Hotel, whose outline used to close off ideally the narrow end of Komsomolskaya Ploshchad, totally breaking up this composition. The outline of the Hotel Ukraine, which previously could be seen to advantage between the buildings on either side of the New Arbat, has been completely overwhelmed by the skyscrapers of Moskva-City, although this could have been avoided, had the complex been set back further from the river.

кризис наследия / нeritage in сrisis

Комсомольской площади, указывая пути к центру по сторонам своих крыльев, сейчас строится ломающее композицию высокое здание. Силуэт же гостиницы «Украина», ранее эффектно высившийся в створе Нового Арбата, полностью забит башнями Москвы-Сити, хотя этого можно было бы избежать, несколько отодвинув комплекс от реки. Непродуманная постановка крупных зданий разрушает ландшафт не только визуально. Недавно вдоль Серебрянической набережной Яузы были отстроены протяженные офисные и жилые блоки, уничтожившие или отрезавшие от реки драгоценные остатки усадебных садов, спускавшихся от Воронцова поля. Прежде все генпланы Москвы тщательно оберегали этот «зеленый клин», важнейший элемент системы вентиляции и оздоровления города. Охрана и ревитализация парков и зеленых насаждений на территории памятников архитектуры и заповедных зон, например Замоскворечья, стремительно теряющего озелененные дворы, также должна входить в программу сохранения исторического наследия. Теоретически, в Москве существует механизм, который должен препятствовать совершению губительных для городского ландшафта ошибок. Институт Генерального плана, в котором есть отдел ландшафтного анализа, вырабатывает рекомендации по застройке конкретных зон и участков. Каждый архитектурный проект должен проходить обсуждение на градостроительном совете, который рассматривает его с точки зрения влияния на существующую среду и панорамы. Однако, как признал в недавнем интервью Григорию Ревзину директор Института Генплана Сергей Ткаченко, девелоперы не согласованных градсоветом сооружений очень часто находят способы убедить городскую администрацию в необходимости осуществления своих проектов.

142

Занявшие за последние годы многие самые выигрышные места города безвкусные, подавляющие свое окружение здания – свидетельство того, насколько дух наживы заглушил всякую эстетическую чувствительность. На фото: улицу Балчуг, выходящую к Москве-реке и Москворецкому мосту, фланкируют слева перестроенная гостиница «Балчуг» (Владимир Колосницын, 1989-1992), а справа – офис главного территориального управления Центробанка РФ (Владимир Колосницын, Алексей Воронцов, 2000-2001) Proximity to the Kremlin is no guarantee that any architectural good manners will be observed. Red Square is overlooked by glitzy, overscaled buildings on the south bank of the Moscow River: on the left the Hotel Balchug Kempinski (a façaded historic building, rebuilt 1989-1992 by Vladimir Kolosnitsyn) and in the centre the district headquarters of the Central Bank (Vladimir Kolosnitsyn, Alexei Vorontsov, 2000-2001).

Poorly sited large buildings do more than just visual damage. Office and residential buildings were recently put up on Serebryanicheskaya Naberezhnaya along the River Yauza, either destroying altogether or else cutting off from the river the valuable remnants of the gardens of town houses running downhill towards it from Vorontsovo Polye. Under all the past General Plans for Moscow, care was taken to keep this green space intact. The maintenance and revitalisation of parks and green spaces adjoining historic buildings and in conservation areas — as in the Zamoskvorechye district, for example, which is rapidly losing them — should also be included in programmes for conserving the architectural heritage. A mechanism exists in Moscow that in theory ought to prevent disastrous mistakes from being inflicted on the cityscape. The General Plan Institute, which includes a cityscape analysis department, draws up guidelines for the development of particular zones and sites. Each new architectural design has to

вторжения в город / intrusions to the cityscape

Вид на Высокопетровский монастырь XVI-XIX веков с Рождественского бульвара был разрушен вывеской торгового центра «Неглинная Плаза» (см. также с.138) и, за ней, выпирающим во всех направлениях элитным жилым комплексом, типичным для первой волны постсоветского девелопмента The view of the 16th to 19th century Vysokopetrovsky Monastery from Rozhdestvensky Bulvar has been wrecked by the excessively high roofline with obtrusive signage of the Neglinnaya Plaza shopping centre (see also p. 138) and, behind it, a bulky luxury residential complex, typical of the first wave of post-Soviet property development.

Упрощение, варваризация, заполнение грубой материей воздушных цезур – такой след оставило прошедшее десятилетие в общем силуэтном рисунке городских панорам. Ставшие портретом нашего алчного и малокультурного времени, новые крупные здания на Петровке и Тверской, Воздвиженке и старом Арбате, Балчуге и Якиманке выполнены из долговечных материалов и на века будут определять силуэт Москвы. «Окамененное нечувствие» – так словами Иоанна Златоуста можно охарактеризовать результат строительного бума, накачанного «бешеными деньгами» рубежа ХХ-XXI веков.

143

be discussed by the City Planning Committee, which reviews the impact on its pre-existing surroundings and the skyline. But as Sergei Tkachenko, director of the Institute, admitted last year in a interview to architectural critic Grigory Revzin, developers of schemes that have not been approved by the Committee often manage to find ways to persuade the city government that it is essential for their projects to be allowed to go ahead.

An all-round lowering of standards, the triumph of vandalism and the obstruction of every last vacant space on the skyline with crudely-fashioned matter – such is the legacy that the last decade has bequeathed to Moscow no matter which direction one looks. The large new buildings that embody the spirit of our rapacious and uncultured age have been built out of durable materials and their presence will be felt on the skyline for a long while yet. What St John Chrysostom called “a petrified lack of feeling” well describes the results of the building boom swelled by rivers of cash at the turn of the 20th and 21st centuries.

144

утраты / losses Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

145 На протяжении 2007 года, когда вышел в свет первый выпуск отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата», ни одно находящееся под охраной здание не было приговорено к сносу. Но, как оказалось, это была только временная передышка. С начала 2008 года разрушения возобновились: многие исторические здания были либо полностью снесены, либо утратили значительную часть своей подлинной ткани. Некоторые из этих зданий представлены здесь. Наш список не претендует на полноту, поскольку сведения обо всех зданиях поступили исключительно от общественных организаций или из средств массовой информации – получить информацию о сносах исторических зданий от Москомнаследия не так-то просто. Причин для разрушения памятников находится много, но это не отменяет фундаментального факта: все эти здания были драгоценным ресурсом для будущего и невосполнимым свидетельством великого прошлого Москвы, и потому их необходимо было сохранить в неприкосновенности.

During the course of 2007, the year when the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ was released, not a single listed building was condemned to be demolished. But this turned out to be only a temporary reprieve for the city’s heritage. Since the beginning of 2008 numerous more buildings have been destroyed outright or suffered major losses to their original fabric. Some of them are presented here. This list does not pretend to be exhaustive, since information about all the buildings here has come exclusively from grassroots sources or the media. Information about the demolition of historic buildings is not readily available from Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee). The reasons for the destruction of these buildings vary, but one thread joins them all: we believe that all of them could and should have been saved properly intact as a precious resource for the future and irreplaceable testimony to Moscow’s great past.

кризис наследия / нeritage in сrisis

146 Дом Всеволожских Улица Тимура Фрунзе, 11, стр. 56 XVIII век Объект культурного наследия регионального значения Разобран весной 2008 года Бывшая резиденция княжеской семьи Всеволожских (см. также фото на с. 145) считалась самым старым из сохранившихся деревянных домов в Москве. Точная дата строительства неизвестна, но здание существовало до пожара 1812 года, который его не затронул. В середине XIX века территория усадьбы стала частью большого фабричного комплекса, и в княжеском доме разместилась контора. Несмотря на это, значительная часть старинных интерьеров сохранилась. При недавнем обследовании эксперт по историческим интерьерам Игорь Киселев обнаружил остатки обоев времени Петра Великого, что означает, что старейшая часть дома могла быть построена около 300 лет назад. В 1990-х годах здание было заброшено и сильно обветшало. Согласно комплексному плану развития территории фабрики «Красная Роза», осуществляемому компанией KR Properties (см. также с. 251-252), здание должны были отреставрировать и использовать для проведения презентаций. Вместо этого его объявили не поддающимся восстановлению и разобрали, с обещанием выстроить заново, по возможности максимально используя подлинный материал. Однако большая часть остатков разобранного дома была вывезена на свалку, и копию дома начали строить из свежих, обработанных машинным способом бревен. В лучшем случае «воссозданный» дом Всеволожских будет включать 12-15% подлинного. The house of the Vsevolozhsky family 11, bldg 56 Ulitsa Timura Frunze 18th century Locally listed historic monument Dismantled in spring 2008 The former residence of the princely Vsevolozhsky family (see p. 145 for a photograph of the exterior), this house was thought to be the oldest surviving wooden building in Moscow. The exact date of construction is not known, but it is known to have been extant before the fire of 1812, which it survived intact. Although the house was used as offices after the surrounding site was sold off for industrial development in the mid 19th century, substantial remains of the original interiors survived. Igor Kiselyov, as expert on historic interiors, discovered wallpaper from the time of Peter the Great, which means the house could have been nearly 300 years old. The building was abandoned in the 1990s and got into a very derelict state. As part of the development of the Krasnaya Roza (Red Rosa) factory complex by KR Properties (see also p. 251) the building was to be restored and used for holding presentations. Instead it was dismantled in spring 2008 on the spurious grounds that it was beyond repair. It was promised that the wooden replica going up on the site would incorporate as much as possible of what was salvageable of the original fabric. But much of that was disposed of and at best only 12 to 15 percent of it will be reused.

утраты / losses

147 Конюшенный корпус Хамовнических казарм Комсомольский проспект, 24 Луиджи Руска, Матвей Матвеевич Казаков, 1807-1809 Часть комплекса, имеющего статус объекта культурного наследия федерального значения Разрушен в 2007-2008 годах Внушительный комплекс Хамовнических казарм тянется примерно на 600 метров вдоль Комсомольского проспекта. Конюшни – здание с классицистическим фасадом и центральным арочным входом, в начале XX века вмещали почти 1000 лошадей. Летом 1995 года указом тогдашнего президента Бориса Ельцина казармы, в которых размещается госпиталь Министерства обороны, военная академия и центральный оркестр Министерства обороны, были объявлены памятником федерального значения. Однако в указ вкралась ошибка, в результате которой под государственной охраной оказались только здания по адресу Комсомольский проспект, 18-22, а дом 24, конюшенный корпус, остался незащищенным. В 2007 году здание, переданное ООО «Альфа-Миг», начали разбирать, и большую часть этого года оно простояло без кровли. В конце 2007 года Росохранкультура разрешила проведение «реставрационных работ», предусматривающих снос поврежденных стен. Когда в марте 2008 года снос конюшен возобновился, местные жители сообщили об этом в общественную организацию «Москва, которой нет», которая, в свою очередь, обратилась в Москомнаследие. Этот комитет потребовал остановить разрушение исторического здания. «Альфу-Миг» обязали прекратить строительство и предоставить подробно проработанные планы исторически достоверной реконструкции здания, но, по-видимому, ничего сделано не было. Заместитель председателя Москомнаследия Александр Филяев заявил, что если требования комитета не будут выполнены, комитет обратится в прокуратуру с просьбой о возбуждении уголовного дела по факту нанесения ущерба объекту культурного значения. По российскому законодательству, наказание за это преступление составляет до двух лет тюрьмы. The cavalry stables of Khamovniki barracks 24 Komsomolsky Prospekt By Luigi Rusca and Matvei Kazakov Junior, 1807-1809 Part of a federally listed complex Destroyed in 2007-2008 The imposing complex of Khamovniki barracks stretches for around 600 meters (nearly 1,970 feet) along Komsomolsky Prospekt. The stables, with a classical façade and a central arched entrance, housed almost 1,000 horses at the beginning of the 20th century. The barracks were listed as a building of federal importance by a decree of then-President Boris Yeltsin in summer 1995. But mistakenly, only buildings 18-22 were listed, meaning that building 24 was unprotected. Demolition of the structure for a company called AlfaMig began in 2007. On March 22, 2008, local residents contacted Moskva, Kotoroy Net who in turn alerted the Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee), who had not granted permission for demolition and had the work stopped. Alfa-Mig was forced to stop construction and provide detailed plans of a historically accurate reconstruction of the building, but nothing is known to have been done. In the event of failure to comply with this demand, deputy head of Moskomnaslediye Alexander Filyayev said at a press conference in late March 2008 that the committee would ask prosecutors to open a criminal investigation.

кризис наследия / нeritage in сrisis

148 Дом Челнокова Подкопаевский переулок, 2/6 Середина XIX века Вновь выявленный объект культурного наследия Частично разрушен в 2008 году Главный дом городской усадьбы Челноковых был построен в 1837-м и перестроен в 1856 году. Он был предложен к постановке на охрану, но прежде чем решение было принято, 2 февраля 2008 года начался незаконный снос. Интернет-сообщество ivanovska_gorka разместило в своем блоге информацию об этом, она была передана Москомнаследию, которое остановило работы и признало здание вновь выявленным объектом культурного наследия. Однако через некоторое время разрушение возобновилось. Была разобрана крыша, в результате чего за лето 2008 года дожди уничтожили сохранявшиеся до тех пор лепные потолки. Кроме того, были разбиты кирпичные своды полуподвала, полностью снесена позднейшая пристройка, а во дворе вырыт котлован. Уже после того как в сентябре 2008 года Москомнаследие разрешило возвести над домом временную крышу, рабочие разрушили белокаменный декор фасадов. Москомнаследие направило архитектора контролировать проведение работ, но компания ООО «Хильверсум», ответственная за «реконструкцию» дома, не заключила с ним договор. The Chelnokov House, 2/6 Podkopayevsky Pereulok Mid-19th century Newly declared listed building Partly demolished in 2008 The main building of the complex of the town house of M. Chelnokov was built in 1837 and remodelled in 1856. It was nominated for listing, but before this could happen, illegal demolition began on February 2nd, 2008. Thanks to information posted on the ivanovska_gorka community blog, Moskomnaslediye was informed, work was stopped and the house was listed as a newly declared historic monument. Demolition recommenced some time afterwards. The roof was destroyed, which in turn led to the destruction of surviving original plaster mouldings through weather damage over the summer of 2008. The brick vaults of the basement were smashed, a later extension was destroyed altogether and extensive earthworks were dug behind the building. After Moskomnaslediye gave permission for a temporary roof to be erected in September 2008, workmen destroyed the limestone window sills. An architect was sent by Moskomnaslediye to oversee the work, but he did not enter into any formal relations with Hilversum, the company responsible for carrying out the redevelopment.

утраты / losses

149 Теплые торговые ряды Улица Ильинка, 3 Александр Никитин, 1864-1869 Комплекс «теплых», то есть отапливаемых, торговых рядов, построенный по заказу предпринимателей Азанчевского и Пороховщикова, занимал в Китай-городе обширный участок по улице Ильинка между Ветошным и Богоявленским переулками и примыкал к Новгородскому подворью с его церковью Ильипророка XVI-XVII веков, которая оказалась встроена в комплекс. Нижние этажи здания, вероятно, включают остатки более ранних построек располагавшейся на этом месте Певческой слободы, но они никогда не были должным образом обследованы. Уничтожали торговые ряды постепенно. Первая часть были снесена в 1996-1998, и на месте главного корпуса (дом 3/8 по Ильинке) впоследствии появился грубый муляж, вмещающий многоуровневую автостоянку и значительно превышающий оригинал по высоте. Оставшиеся два корпуса по Богоявленскому переулку были освобождены от арендаторов. Опустевшие знания были признаны вновь выявленными объектами культурного наследия, но «объект охраны» (юридическое понятие, определяющее элементы здания, признанные достаточно ценными для государственной охраны) покрывает только их пятую часть. В 2005 году был одобрен проект строительства на этом месте роскошного отеля на 102 номера. Проект был создан архитектурным бюро BRT-RUS, совместным русско-германским предприятием, учрежденным «Интеко», являющимся также и девелопером проекта. Огромное сооружение из стекла и металла должно быть построено за уцелевшими остатками корпусов по Богоявленскому переулку, которые оно вберет в себя. На фотографии показано все, что осталось от Теплых торговых рядов летом 2008 года после окончания работ по сносу. Тем не менее, сайт «Интеко»+ описывает главную задачу редевелопмента этого участка как «бережное сохранение существующих и воссоздание утраченных строений комплекса». The Heated Trading Rows, 3 Ulitsa Ilyinka, By Alexander Nikitin, 1864-1869 The Heated Trading Rows occupied an extensive site in Kitai-Gorod and adjoined the Novgorod metochion with its early 16th century Church of the Prophet Elijah, which was built into the complex (see photograph upper left). The lower parts of the buildings possibly incorporated earlier remains left over from the Pevcheskaya Sloboda, but these were never properly surveyed. The complex was demolished in a piecemeal fashion. The first part was lost in 1996-1998, and the main block, 3/8 Ulitsa Ilyinka, was subsequently replaced with a crude sham replica housing a multi-storey garage. The tenants of the remaining two blocks looking onto Bogoyavlensky Pereulok were moved out. The now empty blocks were then listed as newly declared historic buildings, but the predmet okhrany (the legal term denoting the feature of the building qualifying it for listed status) only covered one fifth of them. A design was approved in 2005 for a 102-room luxury hotel on the site by an architectural firm called BRT-RUS, a joint Russo-German venture established by Inteco, which is also the developer behind the project. An enormous metal and glass structure is to appear behind the surviving remnants of the blocks on Bogoyavlensky Pereulok. The photographs on p. 144 and p. 149 (below) show all that was left by summer 2008 after demolition work had finished. Nevertheless, Inteco’s website describes the main task of the redevelopment as “the careful preservation of the existing and recreation of the lost buildings in the complex.”

кризис наследия / нeritage in сrisis

150 Административный корпус пиво-медоваренного завода «Товарищество Калинкина» Русаковская улица, 13 Август Вебер, 1890-е годы Вновь выявленный объект культурного наследия Разрушен в августе 2008 года Деревянный дом, служивший заводской конторой, был украшен ажурной резьбой под щипцом кровли и множеством деталей, имитирующих традиционные элементы каменной архитектуры: руст в нижнем этаже и ордерные обрамления окон в верхнем. К этому своеобразному памятнику деревянного зодчества когдато примыкало еще одно здание в схожем стиле, но оно было снесено еще в 2002 году, чтобы освободить место под 17-этажный офисно-гостиничный комплекс «Бородино Плаза». В 2008 году снос был произведен без разрешения Москомнаследия: по слухам, виновник собирался заявить, что здание обрушилось само во время работ по его укреплению. Константин Михайлов, ведущий колонки в газете «Известия», ставший теперь одним из лидеров движения «Архнадзор», предоставил Москомнаследию сведения о ходе разрушения здания, в результате чего в декабре 2008 года против ООО «Бородино-Строй» было возбуждено уголовное дело. Administrative building of the Kalinkin brewery 13 Rusakovskaya Ulitsa By Avgust Veber, 1890s Newly declared listed building Demolished in August 2008 Part of an extensive industrial complex, this building was remarkable for its wooden bargeboard and other carved wooden details and was originally complemented by a neighbouring building in a similar style, demolished in 2002 to make way for the 17-storey Borodino Plaza office and hotel complex. Despite being a newly declared listed building, number 13 was demolished in August 2008. Moskomnaslediye did not give permission for it to be demolished; developer Borodino-Stroi claimed that the roof partially collapsed of its own accord while remedial work was being carried out, necessitating the demolition of the rest of the building. Konstantin Mikhailov, columnist with Izvestia and now activist with Archnadzor, provided Moskomnaslediye with information concerning the demolition as a result of which a criminal case was brought against the developer, Borodino-Stroi, in December 2008.

утраты / losses

151 Доходный дом с тайным монашеским скитом Печатников переулок, 3 Вторая половина XIX века Заявленный объект культурного наследия Разрушен в июле-сентябре 2008 года Исчезновение за последние годы множества таких зданий, как это, не отличающихся особыми архитектурными достоинствами, но являющихся незаменимой частью исторической среды города и фоном для выдающихся памятников, нанесло Москве огромный ущерб. Этот доходный дом был важной частью ландшафта живописного Печатникова переулка, бегущего по склону вниз от Сретенки к Трубной улице. Он также обладал незаурядной исторической ценностью, потому что на его чердаке находился тайный монашеский скит. Он был основан сестрой Ефросинией, монахиней соседнего Рождественского монастыря, поселившейся здесь после закрытия обители в 1923 году. Выгороженная на чердаке квартира 23 была превращена в скит отцом Игнатием Лебедевым (1884-1938), который позже был арестован и умер в лагере, а в 2000 году причислен к лику святых. Скит просуществовал до конца 1960-х годов. 26 июня 2008 года реставратор и историк архитектуры Александр Можаев подал заявку в Москомнаследие о постановке здания на охрану, но это не помешало (как должно было быть по закону) начать его снос. Заявка и акции протеста (см. главу «Прямое действие») были проигнорированы, и 22 июля 2008 года Москомнаследие согласовало строительство на занимаемом домом участке жилого комплекса, который вберет в себя его фасад. В начале сентября весь дом, кроме фасадной стены, был разрушен. Tenement block and secret monastic retreat 3 Pechatnikov Pereulok Late 19th century Listed status applied for but not granted Demolished July-September 2008 It is the loss of buildings just such as these, architecturally not outstanding, but a vital part of the historic urban fabric and important for their role as a setting for major landmarks, that has done so much damage to Moscow in recent years. This tenement block was an important part of the streetscape of Pechatnikov Pereulok, a picturesque lane running downhill from Ulitsa Sretenka to Trubnaya Ulitsa. It also had important historical value, for it was here that a secret monastic retreat functioned in flat 26 in the attic of this building. It was founded by Sister Yefrosiniya, a nun from the nearby Rozhdestvensky Convent, who took up residence there in 1923. The flat was turned into a retreat by Father Ignaty Lebedev (1884-1938), who was later arrested, died in a prison camp and was canonised in 2000, although the retreat carried on functioning into the late 1960s. Architectural historian and restorer Alexander Mozhayev made an application to Moskomnaslediye for listed status to be granted on June 26th, 2008, but the application was not reviewed on time, nor was work stopped in response to its being lodged, as is legally required. Despite this and other acts of protest (see 'Direct Action') on July 22nd, Moskomnaslediye granted permission for redevelopment of the site for a housing complex that would involve the ‘façading’ of number 3. All of the building except the front wall was demolished in early September.

кризис наследия / нeritage in сrisis

152 Особняк Макарова Суворовская улица, 51 Мечислав Пиотрович, Ольгерд Пиотрович, 1893 Выявленный объект культурного наследия Утрачен в 2007 году Один из последних особняков старинного Преображенского был отселен и брошен на произвол судьбы в начале 1980-х годов. Некогда принадлежавший купцу Макарову деревянный дом отличался необычным резным декором, включавшим наличники, украшенные точеными шарами. Полученный статус вновь выявленного памятника не уберег здание от пожаров и вандализма. Сначала исчезли украшенные точеными шарами наличники, а к лету 2007 от дома остался лишь кирпичный брандмауэр. Здание было приватизировано в 2000 году, и владелец получил разрешение на реконструкцию деревянной постройки и возведение дополнительных 6-8 этажей. Сейчас на месте дома строится бетонный муляж. 30 декабря 2008 года Москомнаследие отклонило заявку на присвоение зданию полного статуса охраняемого памятника на том основании, что черт, благодаря которым дом был признан вновь выявленным объектом культурного наследия, больше не существует. Никаких попыток привлечь к ответственности лиц, ответственных за его разрушение, предпринято не было. The Makarov mansion 51 Suvorovskaya Ulitsa By Mieczyslaw and Olgerd Piotrowicz, 1893 Newly declared listed building Almost completely lost by 2007 One of the last remaining mansions of the old Preobrazhenskoye district in northeast Moscow, this house was abandoned and left to decay in the early 1980s. Once owned by a merchant called Ivan Makarov, who gave his name to it, the house was remarkable for the carved and turned detailing of the façade. Although listed a newly declared historic monument, the house was damaged by a succession of fires, the carved woodwork disappeared from the façade and by summer 2007 only the basement and one of the blind brick side walls remained. The building was privatised in 2000 by an owner who successfully applied to the local authority for permission to add six to eight extra storeys and then to undertake repair work involving replacement of much of the wooden structure. A concrete sham replica is now going up on the site. On December 30th, 2008 Moskomnasle diye turned down an application to have the building granted full listed status on the grounds that the features on the basis of which it had been listed as a newly declared monument were no longer extant. No attempt was made to bring any of the people responsible for its destruction to justice.

утраты / losses

153 Дом Нирнзее Улица Климашкина, 7/11 Эрнст Нирнзее при участии Виктора Гашинского, 1905 Ценный градоформирующий объект Доходный дом, построенный известным архитектором и девелопером начала XX века получил окончательный облик после перестройки в 1912 году. В 2004 году девелоперская фирма «Фобос» получила разрешение на реконструкцию здания. Как выяснилось впоследствии, эта реконструкция подразумевает надстройку дома двумя этажами и сооружение под ним гаража на 59 машин. Как показывает опыт, проведение масштабных работ под зданием делает сохранение существующей ткани, включая и наружные стены, чрезвычайно проблематичным. Осенью 2008 года были разобраны кровля и внутренние перекрытия, а 25 ноября случился пожар. Присвоенный зданию Москомнаследием статус «ценного градоформирующего объекта», сам по себе являющийся весьма слабой защитой, на 23 января был снят, и дом стал считаться лишь «объектом историко-градостроительной среды». Затем, правда, исходный статус восстановили, но это не помешало возобновлению сноса в конце марта. Жители организовали несколько митингов в защиту дома, но его целостность как исторического сооружения уже утрачена. The Nirnsee building 7/11 Ulitsa Klimashkina originally by Ernst Nirnsee with Victor Gashinsky, 1905 Listed as ‘a valuable component of the cityscape’ This tenement block was built by Ernest Nirnsee (1860-1918), a prolific architect and property developer, on a site he acquired in 1902. The building dated originally from 1905, but its eventual appearance was the result of a rebuild in 1912. Permission was granted in 2004 to a development firm named Fobos for the reconstruction of the building. Since then more grandiose plans have been put forward. Two extra storeys are to be added, as well as underground parking for 59 cars. The difficulty of retaining existing fabric above ground while carrying out major subterranean works below ground within it, as well as past experience elsewhere in the city, makes it likely that not even the external walls will survive the redevelopment. In autumn 2008 the roof and internal floors were dismantled and on November 25th a fire broke out. Moskomnaslediye listed the building as “a valuable component of the cityscape”, which in practice guarantees very little and this status was then removed on January 23rd, 2009, as a result of which the building was categorised as merely “an element of the historic cityscape”. Its original status was subsequently restored, but this did not stop demolition work from being resumed in late March. Local residents organised a number of protest events to try and save the building, but its integrity as an historic structure has now been lost for good.

колонтитул

154

под угрозой / under threat Эдмунд Харрис и Анна Броновицкая / By Edmund Harris and Anna Bronovitskaya

155 В этом разделе представлены исторические здания Москвы, будущее которых внушает тревогу. Памятники, о которых идет речь, совершенно разные по времени создания (от средневековья до 1970-х годов), архитектурному стилю, типологии и размеру. Их объединяет одно: их существование как целостных подлинных архитектурных сооружений под вопросом. Угрозы столь же разнообразны, как и сами объекты. Они могут быть уничтожены в процессе расчистки участка под новое строительство, окончательно развалиться из-за многолетнего отсутствия ухода или подвергнуться разрушительной реконструкции, после которой их трудно будет узнать. Этот список не полон, и не всегда было возможно получить полную информацию об угрозах в отношении всех упомянутых здесь зданий. Но у нас были основания включить их все в настоящий раздел. Если лица, ответственные за судьбу каких-либо из перечисленных памятников, не согласны с тем, что они находятся под угрозой, пусть докажут обратное. Открывают этот список 10 особенно важных зданий, которым грозит утрата значительной части их подлинной материи, грубые искажения или даже разрушение. Среди них есть памятники международного значения, включая Большой театр и студенческий дом-коммуну Ивана Николаева, а также здания, являющееся неотъемлемой частью идентичности Москвы как города: универмаг «Детский мир», павильоны ВДНХ и Центральный дом художника. Наша цель – добиться, чтобы владельцы и реставраторы осознали, что никакие решения, нарушающие подлинность столь значимых зданий, не могут приниматься без открытого обсуждения и консультаций с внешними экспертами.

This section presents a gallery of historic buildings in Moscow, ranged in chronological order, whose future gives cause for concern. They range in date from the Middle Ages to the 1960s and are hugely diverse in type, architectural style and size. But all of them have one thing in common – their future as properly intact historic monuments bearing witness to Moscow’s long and rich architectural development is under a question mark. The threats are as diverse as the buildings themselves. They range from complete obliteration as part of the process of clearing a site for redevelopment, through abandonment and dilapidation that may soon take the building beyond the point of no return, to heavy-handed and unsympathetic alterations that will leave much-loved landmarks barely recognisable as their former selves. This list is not exhaustive, nor has it always been possible to obtain complete information about the threat posed to all the buildings listed here. But we believe that the inclusion of all of them is justified. If those responsible for the fate of any of the buildings listed here disagree, then it is up to them to prove otherwise. We open this section with 10 buildings of exceptional importance. Among those threatened by major losses to their fabric and mutilation, or even outright destruction are monuments of international importance. These include the Bolshoi Theatre and Ivan Nikolayev's Hostel for Students of the Textile Institute, as well as buildings that are an inseparable part of Moscow’s identity as a city: the Children’s World department store, the pavilions of the Exhibition of Economic Achievements and the Central House of Artists. Our aim is to make the owners and restorers realise that no plans affecting the historic integrity of buildings of such importance should be taken without open discussion and consultation with outside experts.

кризис наследия / нeritage in сrisis

Дом Пожарского Улица Большая Лубянка, 14, стр. 3 XVII-XIX века Объект культурного наследия федерального значения Этот дом, известный также как дом Орлова-Денисова и дом Ростопчина, равно важен с исторической и с художественной точек зрения. Начав свою историю в XVII веке как палаты спасителя Москвы князя Дмитрия Пожарского, несколько раз перестроенный и расширенный дом-дворец связан также с именами графа Федора Ростопчина, главнокомандующего Москвы во время войны 1812 года, и князя Петра Багратиона, которого сюда привезли раненным с Бородинского сражения. В художественном отношении совершенно уникален фасад центрального корпуса в глубине двора: белокаменная резьба конца XVII века по своему качеству и сохранности не имеет аналогов. В интерьерах еще сохранился декор XIX века. В советское время дом принадлежал КГБ, а в 1992 году специальным указом президента Ельцина был передан «Инкомбанку» – в обход законодательства, запрещавшего тогда приватизацию объектов культурного наследия. С 2000 года центральный корпус стоит пустой, с затянутым сеткой фасадом. В 2005 году здание перешло от обанкротившегося «Инкомбанка» компании «Карс», но реставрационные работы не начались. После ряда публикаций в газете «Известия» и в других средствах массовой информации, а также направления премьер-министру Владимиру Путину письма за подписью 50 представителей актива движения «Архнадзор», 25 февраля Москомнаследие и Росохранкультура начали процесс деприватизации здания. Вопрос в том, сколько времени продлится тяжба и как скоро после этого начнется реставрация.

156

The Pozharsky house 14, bldg 3 Ulitsa Bolshaya Lubyanka 17th-19th centuries Federally listed This building is as important for its historical significance as it is for its architectural value. Originally built in the early 17th century as the palaty of Prince Dmitry Pozharsky, hero of the liberation war that ended the Time of Troubles, it was subsequently much rebuilt and enlarged. It is also famous for its associations with Count Fyodor Rostopchin, who was the commander in chief of Moscow during the war of 1812 and Prince Pyotr Bagration, who was brought here after being wounded at the Battle of Borodino. The late 17th century carved limestone ornament on the façade of the central block is without peer in terms of its quality and state of preservation. During the Soviet period the building belonged to the KGB, but in 1992 was given to Inkombank by a special decree signed by thenPresident Boris Yeltsin – circumventing legislation proscribing the privatisation of listed buildings. Inkombank went bankrupt and in 2005 the building was acquired by a company named Kars, but no restoration work began. After a series of articles in Izvestia and other media outlets, followed by a petition to Prime Minister Vladimir Putin signed by 50 representatives of Archnadzor, Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) and Rosokhrankultura (the Federal Heritage Committee) initiated the process of deprivatising the building on February 25th, 2009. But how long this will take and how sooner afterwards restoration will begin is still an open question.

под угрозой / under threat

Дворец Разумовского на Гороховом поле Улица Казакова, 18 1799-1806 Объект культурного наследия федерального значения Великолепный усадебный дворец был построен для племянника фаворита императрицы Елизаветы, сына малороссийского гетмана, графа Алексея Кирилловича Разумовского. Наиболее достоверные источники называют автором дворца Адама Менеласа, но не исключено, что он просто заканчивал строительство по проекту скончавшегося в 1803 году Николая Львова. Так или иначе, это шедевр русского классицизма рубежа XVIII-XIX веков. С 1979 года здание стоит пустым и разрушается, интерьеры были разграблены еще в советские времена, а в 1999 году пожар уничтожил значительную часть деревянного верха здания. Государство несколько раз выделяло средства на реставрацию памятника Российской Академии художеств, ставшей владельцем части дворца незадолго до пожара, но консервационные работы были проведены только в 2008 году. Начавшаяся реставрация, видимо, последний шанс хотя бы частично сохранить здание. Необходимо, чтобы она была доведена до конца. Подробнее см. с. 52-53.

157

The Razumovsky palace on Gorokhovoye Polye, 18 Ulitsa Kazakova 1799-1806 Federally listed This magnificent palace was built for the nephew of the favourite of Empress Catherine the Great and son of a Ukrainian hetman, Count Alexei Kirillovich Razumovsky. The most reliable sources attribute the palace to Adam Menelaws, but it is possible that he simply oversaw the completion of a project begun to designs by Nikolai Lvov, who died in 1803. Whatever the case, this is a masterpiece of Russian classicism from the turn of the 18th and 19th centuries. Since 1979 the building has stood empty and decaying. The interiors were ransacked during the Soviet period and in 1999 a fire did much damage to the wooden upper storey of the building. The state has allocated funding for restoration on several occasions to the Russian Academy of Arts, which became the owner of part of the building shortly before the fire, but conservation work was only carried out in 2008. The restoration that is now under way would appear to be the last chance to save at least part of the building. It is essential that it is seen through to completion (see pp. 54-55 in ‘Residential buildings pre-1917’ for more information).

кризис наследия / нeritage in сrisis

Большой Театр Театральная площадь, 2 Осип Бове, 1821-1825, частично перестроен Альбертом Кавосом в 1853-1856 годах Объект культурного наследия федерального значения Большой театр закрылся на реконструкцию 1 июля 2005 года и должен был открыться вновь в 2008-м. Сейчас срок окончания реконструкции перенесен уже на 2013 год, стоимость ее возросла до полутора миллиардов долларов, а результат непредсказуем. Проект Никиты Шангина (Курортпроект) предполагал разборку части советских пристроек и сооружение трех подземных объемов: технического помещения под сценой, инфраструктуры для зрителей под главным залом и репетиционно-концертного зала под Театральной площадью. Колоннада заднего фасада, долгое время скрытая в пристройке, переносится в фойе подземного зала. Возражения экспертов против масштабных подземных работ на территории памятника и в зоне нестабильных грунтов отметались как несущественные. Для собственно реставрации исторического здания была привлечена авторитетная фирма «Реставратор-М». 9 декабря 2008 года министр культуры Александр Авдеев в интервью «Эху Москвы» объяснил сложности реконструкции тремя причинами. Первая – почва, которая «повела себя по худшему варианту». Вторая – гораздо более тяжелое, чем ожидалось, состояние стен, в которых обнаружились 10-метровые щели. Третья – нескоординированность работ, так что рытье котлованов шло гораздо быстрее, чем укрепление фундаментов. Хочется верить, что эти проблемы будут устранены, но сам факт, что они могли возникнуть на объекте такого ранга, говорит о глубочайшем кризисе в управлении культурным наследием.

158

The Bolshoi Theatre 2 Teatralnaya Ploshchad by Osip Bove, 1821-1825, partly rebuilt by Alberto Cavos, 1853-1856 Federally listed The Bolshoi Theatre closed for renovation on July 1st 2005 and was supposed to reopen in 2008. That date has now been moved back to 2013, the cost has risen to $1.5 billion and the outcome is impossible to predict. The original project by architect Nikita Shangin, who was later dismissed, involved the construction of three underground spaces: one for technical equipment, another with visitor facilities and a hall for rehearsals and concerts underneath Teatralnaya Ploshchad. The portico which adorned the rear façade of Bove’s building, hidden inside a later extension, was to be dismantled and re-erected inside one of the underground halls. Restoration of the original fabric was subcontracted to Restavrator-M, a well regarded company. In an interview to the Ekho Moskvy radio station on December 9th, 2008, culture minister Alexander Avdeyev said that the refurbishment had been complicated by three factors: the subsoil which “turned out to be the worst case scenario”; the state of the fabric which turned out to be much worse than expected – removing the stucco revealed 10-meter-high cracks; and the complete lack of co-ordination excavations of the underground space went ahead much faster than the underpinning of the foundations. It is to be hoped that these problems will be eliminated, but the very fact that they could affect a building of such importance is evidence of a severe crisis in heritage management.

под угрозой / under threat

Провиантские склады Зубовский бульвар 2, 2/48 Василий Стасов, Федор Шестаков, 1829-1835 Объект культурного наследия федерального значения В советское время в импозантных ампирных зданиях у Крымского моста располагался гараж Министерства обороны. Московское правительство смогло добиться вывода военных и решило разместить здесь Музей истории Москвы, давно ютящийся в здании церкви Иоанна Богослова «что под вязом» на Новой площади. 18 июля 2008 года на Общественном градостроительном совете при мэре Москвы была представлена концепция реконструкции Провиантских складов. Архитекторы Юрий Платонов и Александр Кузьмин предложили достроить ансамбль, замкнув двор новым корпусом, перекрыть двор стеклянным куполом и соорудить четыре подземных яруса, вмещающих, помимо прочего, автостоянку на 450 мест и выход из метро. Площадь комплекса увеличится с 37,6 тысяч м2 до 85,5 тысяч. Протесты специалистов, указывающих на недопустимость такого обращения с историческим ансамблем и на нарушение закона, запрещающего капитальное строительство на территории памятника, в очередной раз игнорируются. Некоторые колебания Кузьмин демонстрирует только по вопросу перекрытия двора, которое будет не так-то просто осуществить: в отличие от Гостиного двора и царицынского Хлебного дома Провиантские склады не образуют замкнутого каре, а состоят из отстоящих друг от друга корпусов. Однако тот же Кузьмин настаивает на скорейшем начале работ, невзирая на отсутствие утвержденного проекта и на неразрешенность споров о собственности на часть участка: приоритетом является окончание реконструкции в 2012 году, к 200-летнему юбилею победы над Наполеоном.

159

The Provisions Warehouses 2, 2/48 Zubovsky Bulvar by Vasily Stasov and Fyodor Shestakov, 1829-1835 Federally listed During the Soviet period these imposing Empire-style buildings were used as a garage by the Defence Ministry. The city government managed to move it out and decided to use them for the Museum of the History of Moscow, currently housed in cramped premises in a secularised church. On July 18th, 2008 at a sitting of the mayoral City-Planning Committee a concept design was put forward for remodelling the complex. Architects Yury Platonov and Alexander Kuzmin proposed adding a new building to the existing ensemble to close in the courtyard, which is then to be roofed over and to construct four underground storeys to house, among other things, parking for 450 cars and a new exit from Park Kultury metro station. The amount of space will be increased from the current 37,600 to 85,500 square meters. Vocal protests from experts that such treatment of an historic ensemble is inadmissible are again being ignored. City architect Kuzmin has hesitated only over the glazing over of the courtyard, which will be difficult to execute: unlike Gostiny Dvor and the Bread House at Tsaritsyno, the warehouses do not form an enclosed space but rather consist of freestanding blocks. Yet Kuzmin is determined that work should get under way as soon as possible, despite the lack of any approved design and an ongoing dispute over ownership of part of the site: the priority is to finish the reconstruction by 2012 in time for the 200th anniversary of the victory over Napoleon.

кризис наследия / нeritage in сrisis

Тверской путепровод (Брестский виадук) Площадь Тверской заставы Иван Струков, 1904-1908 Ценный градоформирующий объект Мост через железнодорожные пути, соединяющие Белорусский вокзал с Савеловским, спроектирован гражданским инженером Иваном Струковым одновременно с осуществлявшейся им реконструкцией Белорусского вокзала. Вместе вокзал и путепровод образовывали ансамбль со стоявшей тогда на площади Тверской заставы Триумфальной аркой Бове (1836). После разборки арки роль Тверского путепровода в композиции площади еще возросла, что и отражено в присвоенном ему статусе ценного градоформирующего объекта. Однако это понятие не подра-зумевает непременного сохранения физической подлинности сооружения. Мегапроект «Большая Ленинградка» предполагает расширение проезжей части и повышение арок путепровода, а также устройство под ним трехъярусной автостоянки. Аналитики-транспортники отмечают, что повышение пропускной способности путепровода будет заблокировано вводом большого объема офисных и торговых площадей, и пробок в результате станет еще больше. Если бы путепровод официально считался памятником архитектуры, этому абсурду можно было бы противостоять, однако, вместо того чтобы рассмотреть заявку на признание постройки Струкова объектом культурного наследия, Москомнаследие 12 апреля 2007 года утвердило «Плановое реставрационное задание» по Тверскому путепроводу, в котором рекомендуемые работы описываются как «реконструкция с разборкой и последующим воссозданием в новых габаритах с сохранением архитектурного стиля». В июле 2008 года начался демонтаж фонарей и декоративных решеток моста.

160

The Tverskoi Overpass (the Brestsky Viaduct), Ploshchad Tverskoi Zastavy By Ivan Strukov, 1904-1908 Listed as valuable element of the cityscape This bridge crossing the railway line linking the Belorussky and Savyolovsky stations was designed by civil engineer Ivan Strukov at the same time as he was working on the reconstruction of the station itself. The station and the overpass formerly comprised a complete group with the triumphal arch by Osip Bove of 1836 which back then stood on Ploshchad Tverskoi Zastavy. When the arch was dismantled the importance of the overpass in the composition of the square only increased, which is reflected in its official status as a valuable element of the cityscape. But this does not mean that the structure will actually be kept physically intact. The Bolshaya Leningradka scheme involves widening the deck and raising the arches of the overpass, as well as the construction beneath it of a three-storey car park. Transport analysts have pointed out that the increase in capacity will be nullified by the delivery of a large amount of office and retail space, which will increase traffic flows. If the overpass were officially listed as an historic structure this would provide some protection, but instead of reviewing a listing application made a long time ago, on April 12th, 2007, Moskomnaslediye approved restoration guidelines recommending “reconstruction, viz. demolition and subsequent recreation to different dimensions with the retention of the architectural style.” In July 2008 work began on dismantling the lights and ornamental railings on the bridge.

под угрозой / under threat

Студенческий дом-коммуна Улица Орджоникидзе, дом 8/9 Иван Николаев, 1929 Объект культурного наследия регионального значения Знаменитый памятник конструктивизма имел шанс на благополучное будущее. В 2004 году владелец, Московский институт стали и сплавов, решил сохранить за комплексом функцию студенческого общежития. Разработкой проекта реконструкции и реставрации занимался Московский архитектурный институт, чтящий память Ивана Николаева, бывшего ректором этого учебного заведения в 1959-1970 годах. Признав невозможность полного восстановления планировки уже сильно перестроенного здания (в самом радикальном из осуществленных домов-коммун на двух студентов полагалась 6-метровая «спальная кабина», а все санитарные помещения были сосредоточены в перемычке, соединяющей спальный корпус с корпусом дневного пребывания), архитекторы Всеволод Кулиш и Александр Бернштейн обещали бережно отреставрировать здание, восстановить утраченные элементы и выделить в спальном корпусе место под воссоздание нескольких «музейных» кабин. Однако они не смогли найти способа справиться с технологическими проблемами сильно изношенного здания. В спальном корпусе, с которого начались работы, сначала были уничтожены все внутренние перегородки и перекрытия, а в февралемарте 2009 одно крыло лишилось и наружных стен. От подлинной ткани здания частично сохраняется лишь несущий каркас, в остальном создается новодел. Прежде, чем подобные методы будут перенесены на остальные части дома-коммуны, необходимо провести консультации с международными экспертами и рассмотреть любые возможности для сохранения подлинного памятника.

161

Communal student hostel 8/9 Ulitsa Ordzhonikidze by Ivan Nikolayev, 1929 Locally listed In 2004 the owner, the Moscow Steel and Alloys Institute, decided to keep this building in use as a student hostel and commissioned a design for refurbishing it from the Moscow Architectural Institute, of which Nikolayev was dean from 1959 to 1970. In this, the most radical of all of the executed designs for a communal building, there were 6-square-meter ‘sleeping cabins’, each housing two students, while all the sanitary facilities were concentrated in the block connecting the sleeping quarters with the ‘day’ quarters. Realising that it would be unrealistic to reinstate in full the original layout of this much rebuilt structure, architects Vsevolod Kulish and Alexander Bernshtein promised to restore the hostel carefully, reinstate lost features and recreate some of the sleeping cabins in the sleeping quarters as a museum. But they could not find a way of dealing with the structural problems of this badly worn out building. In the accommodation block where work began, first all the interior walls and floors were destroyed and then, in February-March 2009, the exterior walls were partly removed. Only the metal framework survives from the original building and as for the rest, despite the good intentions, the end result will be a sham replica. Before reapplying such methods to the rest of the building, international experts must be consulted and any possibility of retaining the original fabric must be considered. (see also pp.70-71).

кризис наследия / нeritage in сrisis

162

Комплекс Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (ВДНХ) Проспект Мира, 119 На территории находится 46 объектов культурного наследия федерального значения Территория бывшей Всесоюзной сельскохозяйственной выставки – уникальный архитектурный заповедник, в создании которого принимали участие лучшие архитекторы и скульпторы, искусные мастера всех республик Союза. В постсоветский период, переименованная во Всероссийский выставочный центр, она погрузилась в хаос мелкой торговли и лишь в последние годы стала постепенно возвращать себе соответствующие названию функции. Разговоры о реконструкции велись уже давно, но в 2008 году концепция будущих преобразований приобрела более отчетливый вид. Компания «МИЭЛЬ-Недвижимость» разработала предварительный проект, предусматривающий строительство 1 миллиона квадратных метров коммерческих площадей. Подобное уплотнение застройки радикально изменит территорию, сохраняющую до сих пор парковый характер. Комментарии Айдара Галеева, руководителя Департамента коммерческой недвижимости «Аналитического консалтингового центра МИЭЛЬ», заставляют серьезно тревожиться и за судьбу исторических построек выставки. По его словам, «построенные еще в 30-50-е годы павильоны ВВЦ физически и морально устарели и не соответствуют современным требованиям для осуществления выставочной деятельности. Средний уровень физического износа по объектам ВВЦ составляет порядка 70%». Галеев не отрицает того, что павильоны, являющиеся памятниками архитектуры, нуждаются в реставрации, но насколько реставрационный подход совместим с провозглашенным намерением «сделать имущественный комплекс максимально экономически эффективным»? Павильоны 1939-1954 годов изобилуют деталями ручной работы, для реставрации которых потребуется многолетний кропот-

под угрозой / under threat

ливый труд. При обновлении в недавние годы павильонов «Культура» (первоначально – «Узбекская ССР», С. Полупанов, 1954), «Мясная промышленность» («Главмясо», В. Лисицын, С. Чернокай, 1954) и «Главтабак» (В. Кондратьев, 1954) происходило огрубление форм и замена материалов. У некоторых замечательных павильонов на государственный охране стоит только главный фасад («Кролиководство», А. Зайцев и И. Телятников, ресторан «Золотой колос», А.Ефимов) или даже отдельный портик («Транспорт», бывший «Земледелие», П.Ревякин, А.Громов и др.). Всего же из 36 павильонов 1939-1954 годов в списке Москомнаследия значится 28, в том числе – сгоревший несколько лет назад павильон «Звероводство и лесное хозяйство». Павильоны же 1960-х годов, среди которых есть весьма примечательные, вообще, видимо, не считаются достойными сохранения. См. также с. 86-88. The former All-Union Agricultural Exhibition 119 Prospekt Mira: site includes 46 federally listed structures This complex is a unique open-air museum designed and built by the best architects, sculptors and craftsmen from throughout the Soviet Union. In the post-Soviet period, renamed the All-Russian Exhibition Centre, it was swamped by chaotic small-time retail and only more recently has it begun to take back the functions implied by its name. In 2008 plans to transform it that had long been under discussion were brought into clearer focus. Property brokers and developers MIEL-Nedvizhimost put together a preliminary design involving the construction of 1 million square meters of commercial premises. This will radically change the character of the site, which still retains the feel of a landscaped park. Comments made by Aidar Galeyev, head of the commercial property department of MIEL’S analysis and

163

consulting centre, in an article published by the Domania.ru property news site in October 2008 make for alarming reading: “The pavilions built in the 1930s-1950s are worn out, obsolete and do not suit the requirements of the modern exhibition industry. On average the level of wear and tear is around 70 percent.” Galeyev does not deny that the listed pavilions need restoration, but can this be compatible with his stated aim “to make the property portfolio as profitable as possible”? The pavilions of 1939 to 1954 abound in hand-crafted ornament and need careful restoration, yet some of them have already suffered in recent years because of unsympathetic renovation work: Culture (formerly the pavilion of the Uzbek SSR, by S. Polupanov, 1954), The Meat Industry (by V. Lisitsyn and S. Chernokai, 1954) and Glavtabak (the tobacco industry pavilion: by V. Kondratyev, 1954). Only the façades of some of the best pavilions are listed (such as Rabbit Breeding by A. Zaitsev and I. Telyatnikov, and the Golden Wheatear restaurant by A. Yefimov) or even just the portico (Transport, formerly Arable Farming, by P. Revyakin, A. Gromov et al.). Out of a total of 36 original pavilions, only 28 appear on Moskomnaslediye’s register, including the Fur Farming and Forestry pavilion that burned down a few years ago. As for the pavilions of the 1960s, some of which are most remarkable, these appear not to be thought worthy of preservation. (See pp. 102-103).

кризис наследия / нeritage in сrisis

Станция метро «Маяковская» Триумфальная площадь Алексей Душкин, 1938 Объект культурного наследия регионального значения Бедственное положение самой красивой станции Московского метро обсуждается уже несколько лет. В подземном зале постоянно сочащаяся вода вызывает коррозию несущих конструкций, металл, расширяясь в объеме, распирает бетонную оболочку, отчего начинает обваливаться облицовка. Ситуация ухудшилась после сооружения в 1995-2005 годах второго выхода со станции, изменившего гидрогеологический баланс. Эксперты считают, что «Маяковскую» необходимо на время закрыть для пассажиров с целью проведения серьезных работ. Нужно не просто обновить гидроизоляцию, а создать новую дренажную систему, и только после этого начинать укрепление несущих конструкций и реставрационные работы в интерьере. Однако начальник Московского метрополитена Дмитрий Гаев объявил на прессконференции, прошедшей прямо на «Маяковской» в ночь с 17 на 18 сентября 2008 года, что ведущая реконструкцию фирма «Триада-Холдинг» уже нашла решение всех технологических проблем, и работы будут закончены в 2010 году. Гаева не смущает даже то обстоятельство, что уже отремонтированный «ТриадаХолдингом» сегмент станции сразу же стал протекать вновь. При таком подходе ремонт может превратиться в перманентное состояние станции. Реставрация интерьеров, идущая параллельно восстановлению гидроизоляции и ремонту конструкций, сопровождается заменой отделочных материалов (см. с. 88-89). При законченной в 2007 году реконструкции старого вестибюля были уничтожены подлинные дубовые кассы и старые светильники, а также полностью изменен дизайн эскалаторного тоннеля.

164

Mayakovskaya metro station Triumfalnaya Ploshchad by Alexei Dushkin, 1938 Locally listed The dire state of this metro station has been cause of concern for several years. Constant water seepage has caused load-bearing members to corrode, while the metal, increasing in volume, breaks apart the concrete casings and, with them, the interior facings. The situation worsened after a second exit was constructed in 1995-2005, altering the flow of ground waters. Experts say that Mayakovskaya should be closed to traffic to allow the damp-coursing to be renewed and a new drainage system to be put in. Only after that can work begin on reinforcing the structure and restoring the interior. Head of the Moscow metro Dmitry Gayev said at a press conference held at the station on the night of September 17th to 18th, 2008 that the firm carrying out the refurbishment has worked out how to solve the structural problems and that the work will be completed in 2010. But he appears not to be concerned that the bays that have already been repaired started to leak again as soon as the work was finished – if work progresses in this fashion, the station will end up being permanently under repair. The restoration of the interior, which is being carried out in tandem with the damp-proofing and structural repairs, has lead to some of the facing material being substituted (see pp. 88-89). During work on the reconstruction of the original entrance hall finished in 2007, the oak windows of the ticket office and light fittings were destroyed and the design of the escalator shaft was altered.

под угрозой / under threat

Универмаг «Детский мир» Театральный проезд, 5, стр.1 Алексей Душкин, инж. Леонид Глиер, 1953-1957 Объект культурного наследия регионального значения После того как в 2002 году появились сообщения о готовящейся радикальной реконструкции «Детского мира», десять организаций, включая Российскую академию художеств, Союз московских архитекторов, Российскую академию архитектуры и строительных наук и Государственный музей архитектуры имени А.В. Щусе ва стали ходатайствовать о признании здания памятником архитектуры. 30 декабря 2005 года правительство Москвы издало распоряжение, присваивающее «Детскому миру» статус объекта культурного наследия регионального значения, но при этом определяющее предмет охраны таким образом, чтобы не помешать планам реконструкции. По сути, заказчику, ЗАО «Система-Галс», предписывается сохранить только внешние габариты здания, композицию и архитектурное оформление фасадов. Теперь проект реконструкции (насколько можно судить по скупым публикациям) предполагает несколько отодвинуть от внешнего контура надстройку со стеклянным куполом в центре, чтобы ее не было видно с улицы. Внутри здание перестраивается полностью, что означает не только полное уничтожение старых интерьеров, но и, по всей вероятности, частичное разрушение наружных стен, которые будет практически невозможно удержать на месте при сносе всех перекрытий. Если потом «композиция и архитектурное оформление фасадов» будут воспроизведены, «предмет охраны» будет соблюден. Но это будет уже другое здание. Экономический кризис заставил «Систему-Галс» приостановить работы, что дает возможность еще раз попытаться спасти «Детский мир». См. также с. 80-81.

165

The Children’s World department store 5, bldg 1 Teatralny Proyezd, By Alexei Dushkin 1953-1957 (structural engineer Leonid Gliyer), Locally listed After information appeared in 2002 that plans were afoot to undertake a radical reconstruction of the store, 10 organisations – among them the Russian Academy of Arts, the Moscow Architects’ Union, the Russian Academy of Architecture and Construction Sciences and the State Architecture Museum – lobbied for the building to be listed. On December 30th, 2005 the Moscow city government granted Children’s World the status of a locally listed building, but made sure that nothing that would prove an obstacle to the reconstruction plans would have to be retained. Essentially, developer Sistema-Hals is obliged only to retain the outline of the building, the composition and the design of the façades. As far as can be gleaned from the scant information made public, the reconstruction project now involves moving the superstructure with the glass dome back from the parapet so that it cannot be seen from the street. The interior is to be completely rebuilt, which will entail not just the loss of all the ornament but also, in all probability, the partial loss of the external walls, which it will be virtually impossible to hold in place when the structure behind them is dismantled. If the composition and design of the façades are reproduced, conservation law will have been obeyed. Yet the result will be a completely different building. The economic crisis has forced Sistema-Hals to halt work, which means there is a second chance to try and save Children’s World. (see also pp. 78-80).

кризис наследия / нeritage in сrisis

Центральный дом художника и Государственная Третьяковская галерея Крымский вал, 10 Николай Сукоян, Юрий Шевердяев и др., 1965-1979 История покушения на комплекс ЦДХ-ГТГ началась в марте 2008 года: владелица фирмы «Интеко» Елена Батурина представила на ярмарке MIPIM в Каннах выполненный по ее заказу Норманом Фостером проект многофункционального комплекса «Апельсин», который «можно было бы построить» на месте ЦДХ. К осени «Апельсин» как бы растворился сам собой. Зато, уже без упоминания «Интеко», стал формироваться план реконструкции территории Парка искусств с целью дать Третьяковской галерее и Конфеде рации союзов художников новые здания. У государства на это денег нет, поэтому «можно было бы» привлечь инвестора, которому в качестве компенсации предложить построить 17-этажное здание коммерческого назначения в центре зеленого участка на берегу Москвы-реки. К январю НИиПИ Генплана разработал концепцию реконструкции, по которой отдельные здания ЦДХ и ГТГ отодвигались к границе участка, отрезая от города нынешний Парк искусств и создавая предпосылки для его превращения в закрытую частную территорию. Национальная художественная галерея при этом прижимается к трассе Садового кольца и дополняется подземной автостоянкой. Дирекция ГТГ и владельцы ЦДХ на это согласились. Но в соответствии с новым Градостроительным кодексом проект перепланировки должен проходить общественные слушания. Право голоса дали только лицам, прописанным или работающим в округе Якиманка, однако сила протестов (см. подробнее с. 202-203) была такова, что власти временно отступили и пообещали пересмотреть проект. (См. также с. 100-102).

166

The Central House of Artists CHA) and the State Tretyakov Gallery 10 Krymsky Val By Nikolai Sukoyan, Yury Sheverdyayev et al., 1965-1979 The assault on this building began in March 2008, when Yelena Baturina, owner of developer Inteco, presented ‘Project Orange’, a design by Foster and Partners for a multi-functional complex, which “could be built” on the site of CHA at the MIPIM property fair in Cannes. By the autumn Project Orange had apparently evaporated of its own accord. But without any further mention of Inteco, new plans to redevelop the site took shape. The state has no money for new buildings for CHA and the Tretyakov, so an investor is to be brought in and by way of recompense offered the opportunity to put up a 17-storey building for commercial use – or so the argument went. By January the General Plan Institute had come up with a concept plan for the redevelopment, under which CHA and the Tretyakov, now housed in separate buildings, would be moved outwards to the boundary of the site, cutting off the park from the city and opening the way for it to be turned into private grounds. A gallery of national importance is to be squeezed up against the multi-lane Garden Ring, gaining an underground car park in the process. The management of the Tretyakov and CHA agreed to these plans, but as per the new City Planning Code, the project had to be approved by the local inhabitants and public hearings had to be held. Only people living or working in the Yakimanka district had the right to vote, but the strength of feeling was such (see also pp. 202-204) that the authorities had to yield temporarily and promised to review the design.

под угрозой / under threat

167 Палаты боярина Троекурова Георгиевский переулок, 4 XVI-XVII века Объект культурного наследия федерального значения Архивное фото 1920-х годов Древнейшая часть палат Троекурова датируется XVI веком, но окончательно они оформились в 1680-х годах. В 1920-х здание отреставрировали, а с 1950 до 1985 год в нем находился Музей музыкальной культуры. В 1999 году Государственная дума, здания которой окружают палаты, получила их в свое пользование для организации собственного музея, однако они до сих пор пустуют. Поскольку весь комплекс Госдумы строго охраняется, одно из важнейших в Москве светских зданий допетровской эпохи недоступно для публики. The palaty of boyarin Troyekurov, 4 Georgiyevsky Pereulok 16th-17th centuries, federally listed An accretive structure that acquired its final form in the 1680s, this building was restored in the 1920s and housed the Glinka state musical museum from the 1950s until 1985. In 1999 it was proposed to house a museum of children’s theatres there, but the State Duma – whose buildings surround it – wanted it for its own museum, although this never materialised. One of Moscow’s finest pre-Petrine secular buildings is currently empty and, like the rest of the Duma complex, out of bounds to the public. (Archive photograph from the 1920s)

Дом Ладо Кривоколенный переулок, 9, стр. 2 XVII век Объект культурного наследия федерального значения Двухэтажные палаты практически не перестраивались за время своего существования и сохранили первоначальные своды. Свое название они получили по имени доктора Христиана Ладо, владевшего ими в XVIII веке. Следы первоначального декора читаются на фасаде в тех местах, где обвалилась поздняя штукатурка. В 1990-х годах здание было объявлено аварийным и с тех пор стоит пустым и быстро ветшает. The Ladeau house, 9, bldg 2 Krivokolenny Pereulok 17th-19th centuries, federally listed This building consists of two-storey palaty, built in two stages in the 17th century. Little altered since then, it retains its original vaulted ceilings. The name derives from one of the building’s 18th century owners, Doctor Christian (?)Ladeau. Traces of the original 17th century ornament can still be made out on the façade in places where the stucco has fallen off. The building has been empty since it was declared a dangerous structure in the 1990s and is fast decaying.

кризис наследия / нeritage in сrisis

168 Палаты подворья Пафнутьево-Боровского монастыря Ипатьевский переулок, 12, стр. 3 (во дворе). Середина XVII века Вновь выявленный объект культурного наследия Расположенная в двух шагах от Кремля постройка была в 1967 году передвинута на свое нынешнее место, чтобы освободить участок для строительства административного здания. Хотя тогда палаты считались вновь выявленным памятником истории, они не имеют ни владельца, ни землеотвода и не зарегистрированы как имущество. Сейчас они огорожены забором и затянуты зеленой сеткой, так что даже их внешний облик недоступен для обозрения. The palaty of the metochion of the Pafnutyev-Borovsky Monastery 12, bldg 3 Ipatyevsky Pereulok (in the courtyard) Mid-17th century, newly identified listed building Located only a stone’s throw from the Kremlin, the former metochion was moved to its present site in 1967 to make way for an office block. Although it was then listed as a newly identified historic monument, a site was never officially allocated to the building, it was never officially registered as a property, nor does it have an owner. It is now boarded up, covered in green netting and now not even the exterior is accessible to visitors. (Archive photograph from the 1920s).

Палаты Левашовых Староваганьковский переулок, 15, стр. 3 XVII век Вновь выявленный объект культурного наследия См. с. 56-57. The Levashov palaty, 15, bldg 3, Starovagankovsky Pereulok 17th century, newly identified listed building (see pp. 57-58)

под угрозой / under threat

169 Палаты купцов Гурьевых Потаповский переулок, 15, стр. 3 XVII век – 1930-е годы Вновь выявленный объект культурного наследия Нижний этаж (ныне частично ушедший под землю) этого многоквартирного дома представляет собой палаты, построенные для семьи богатых ярославских купцов. Эта древнейшая часть, существовавшая уже к 1671 году, неоднократно достраивалась в последующие века – в последний раз в 1930-х годах, когда были добавлены два верхних этажа. Из-за крайне запущенного состояния здания уже некоторое время идут разговоры о переселении жильцов – за которым, скорее всего, последует снос и новая застройка участка. The palaty of the Guryev family of merchants 6 Potapovsky Pereulok 17th century-1930s, newly identified listed building The bottom floor — now partly below ground level — of this tenement block consists of palaty built for a rich family of merchants from Yaroslavl, known to have been extant by 1671. The building was extended and heightened over the subsequent centuries, for the last time in the 1930s when the uppermost two storeys were added. Owing to its badly run down state, plans to resettle the residents have been in the air for some time – likely to be followed by demolition and redevelopment.

Палаты Ван-дер-Гульстов Старокирочный переулок, 6, стр. 12. XVII-XIX века, объект культурного наследия федерального значения Старейшее здание Немецкой слободы принадлежало Захарию Вандер-Гульсту Старшему и его сыну Захарию Ван-дер-Гульсту Младшему, царским лекарям XVII – начала XVIII века. Свой окончательный вид оно обрело в конце XIX века. В середине 1960-х годов реставраторы воссоздали три барочных наличника нижнего этажа. В конце 1980-х вокруг палат были выстроены корпуса завода точных приборов, и с тех пор здание стало недоступным для публики и начало разрушаться. (Фотография Михаила Стриженова, 1967.) The Van Der Hulst palaty 6, bldg 12 Starokirochny Pereulok 17th and 19th centuries, federally listed One of the last remaining buildings of the Nemetskaya Sloboda, this building belonged to Dutch doctors to the royal family in the 17th and early 18th centuries. It acquired its present form in the late 19th century. In the mid-1960s three of the baroque aedicules surrounding the windows were recreated by restorers. In the late 1980s a precision instruments factory was built around the palaty, which ever since then has been inaccessible to the public and slowly decaying. (Photograph from 1967 by Mikhail Strizhenov)

кризис наследия / нeritage in сrisis

170 «Расстрельный дом» Никольская улица, 23 XVII век, 1756-1835, 1866-1870, 1870-1895 Вновь выявленный объект культурного наследия. Ранее считалось, что дом не старше середины XVIII века, но недавно в его задней части были обнаружены остатки палат XVII века. С начала 1930-х до конца 1940-х годов здесь заседала Военная коллегия, и в разгар сталинских чисток 1936-1938 годов здесь было подписано 31 456 смертных приговоров. В 1990-х годах обсуждались планы создания в доме музея репрессий, но они сошли на нет. Теперь на повестке дня планы редевелопмента участка под торговое пространство. ‘The firing squad building’ 23 Nikolskaya Ulitsa 17th century, 1756-1835, 1866-1870, 1870-1895 Newly identified listed building Substantial remains of 17th century palaty were recently discovered in the rear part of the building, previously thought not to pre-date the 18th century. From the early 1930s to the late 1940s the Military Collegium sat here and, during the height of the Stalinist purges between 1936 and 1938, signed 31,456 death warrants. In the 1990s plans for creating a museum to the purges in the building were discussed, but came to naught. Plans are now on the cards for the redevelopment of the site for retail space.

Дом Стрешневых Большая Дмитровка, 7/5, стр. 5 1760-1770-е годы Объект культурного наследия регионального значения Главный дом этого ансамбля датируется серединой XVIII века и может даже включать более ранние фрагменты – его никогда должным образом не обследовали. Лев Толстой жил здесь в 1866 году. Хотя дом Стрешневых является охраняемым памятником, трещины в стенах указывают на конструктивные проблемы. На соседнем участке запланировано масштабное строительство, что может нанести серьезный вред зданию, особенно если учитывать геологическую нестабильность местности. The Streshnev house 7/5, bldg 5 Ulitsa Bolshaya Dmitrovka 1760s-1770s, regionally listed The main house of this ensemble dates from the mid-18th century and may even include older remains – it has never been properly surveyed. Lev Tolstoi lived here in 1866. Although the Streshnev house is a listed building, cracks in the walls suggest it is suffering from structural problems and redevelopment plans are afoot for the neighbouring block. Even if the house is spared, major construction work close by in a geologically unstable area could potentially have very damaging consequences.

под угрозой / under threat

171 Архитектурная школа Казакова Большой Златоустьинский переулок, 1 Конец XVIII века Объект культурного наследия федерального значения См. с. 53-54. The Kazakov architectural school 1 Bolshoi Zlatoustinsky Pereulok By Matvei Kazakov, 18th century, federally listed (see pp. 55-56)

Дом Военно-фельдшерской школы Госпитальная площадь, 1/10 Джакомо Кваренги, Семен Волков, 1789-1792 Объект культурного наследия регионального значения В разные периоды своей истории здание также служило оранжереей Екатерининского дворца в Лефортове и казармой 2-го Московского кадетского корпуса. В 1980-х годах его назначили на снос в связи с прокладкой Третьего транспортного кольца, и с тех пор оно заброшено, к настоящему моменту превратившись практически в руину. Residential building of the Field Doctors’ School, 1/10 Gospitalnaya Ploshchad Originally by Giacomo Quarenghi and Semyon Volkov, 1789-1782 Regionally listed At various times in its history the Field Doctors’ School also served as the orangery of the Yekaterininsky palace in Lefortovo and the barracks of the 2nd Moscow Cadet Corps. It was abandoned after being scheduled for demolition in the 1980s to make way for the Third Transport Ring. Since then it has been abandoned and is now ruinous.

кризис наследия / нeritage in сrisis

172 Дом Перова Тверская улица, 30/2, стр. 5 и 6 1860-е годы Вновь выявленный объект культурного наследия Своим именем дом обязан художнику Василию Перову, жившему здесь в 1864-1871 годах. В 1993 году постановление правительства Москвы отвело участок, занимаемый домами 26, 28 и 30 по Тверской улице под комплексную реконструкцию, и к концу 1990-х годов здание практически опустело. В конце 2003 года было объявлено об одобренных московскими властями планах строительства на этом месте 10-этажного торгово-гостиничного комплекса. Уже несколько лет дом скрыт от глаз прохожих завесой с условным изображением фасада. The Perov House 30/2, bldgs 5 & 6 Tverskaya Ulitsa 18th century, 1860s, newly identified listed building This building takes its name from the artist Vasily Perov, who lived here from 1864 to 1871. In 1993 a city government decree authorised the redevelopment of the site occupied by buildings 26, 28 and 30 on Tverskaya Ulitsa and by the late 1990s number 30 was largely empty. In late 2003 the city planning committee announced plans to build a 10-storey retail and hotel complex on the site. For some years now this house has been effectively hidden from public view by the ‘false façade’ hangings masking the exterior.

Дом княгини Засекиной Вознесенский переулок, 18 1790, 1880-е годы Вновь выявленный объект культурного наследия Небольшой классический особняк 1790-х годов обрел свой нынешний облик в 1880-х годах, когда у него появился новый фасад и пристройка с левой стороны. Интерьеры парадной лестницы и гостиной конца XIX века до сих пор хорошо сохранились. Участок, на котором стоит дом, скорее всего будет расчищен под строительство следующей очереди комплекса «Усадьба-Центр» на задах мэрии. Недавно был снесен один из флигелей, а главный дом стоит пустой, с затянутым сеткой фасадом. The Princess Zasekina house 18 Vosnesensky Pereulok 1790s, 1880s, newly identified listed building This modestly scaled mansion of the 1790s acquired its present appearance when the street façade was remodelled and the extension to the left of it was added in the 1880s. The late 19th century interiors of the main staircase and drawing room are still well intact. The site is likely to be cleared to make way for the next phase of the Usadba Centre complex behind City Hall. One of the outhouses was recently demolished, the house is now empty and the exterior is masked by a ‘false façade’ hanging.

под угрозой / under threat

173 Гостиница Шевалье. Камергерский переулок, 4., стр. 1 Конец XVIII – начало XIX века. Вновь выявленный объект культурного наследия Первоначально это был главный дом усадьбы Трубецких, а в 1830-х годах в здании разместились гостиница и ресторан, принадлежавшие некому Ипполиту Шевалье. В 1990-х годах здание опустело. В 2005 году было дано разрешение на строительство комплекса, включающего магазины, апартаменты, дорогие квартиры и подземную парковку. Гостиница Шевалье, становящаяся частью этого комплекса, должна быть «отреставрирована и реконструирована», что на практике очень часто означает снос и замену муляжом. The Chevalier hotel 4, bldg 1 Kamergersky Pereulok Late 18th/early 19th century Newly identified listed building Originally the main house of the complex of the Trubetskoi family, in the 1830s this building housed a hotel and restaurant belonging to one Ippolit Chevalier. In the 1990s the building was abandoned. In 2005 permission was granted for the construction of a complex including retail space, serviced apartments, luxury flats and an underground car park, as part of which the Chevalier Hotel was to be ‘restored and reconstructed’ – which all too often in practice means demolition and replacement by a sham replica.

Египетский павильон (приписывается Андрею Воронихину, 1813-1815) и Померанцевая оранжерея (Иван Жилярди, 1811-1815) в усадьбе Кузьминки Объекты культурного наследия федерального значения Несмотря на наличие высшей категории охраны, оба эти здания заброшены с тех пор, как их освободил прежний пользователь, Институт экспериментальной ветеренарии. Согласно подписанному в 2004 году мэром Юрием Лужковым распоряжению, оба здания должны были быть отреставрированы и приспособлены к новому использованию – оранжерея как концертный зал, смотровая площадка и клуб садоводов, а Египетский павильон как ресторан для туристов. Однако до сих пор реставрационные работы не могут начаться из-за нерешенных организационно-имущественных вопросов. The Egyptian Pavilion by Andrei Voronikhin (attributed), 1813-1815 and Orangery, by Ivan Zhilyardi, 1811-15, Kuzminki Estate; both federally listed Despite enjoying the highest category of listing, both these buildings have been derelict since they were abandoned by previous owner, the Veterinary Institute. As per a directive signed by Mayor Yury Luzhkov in 2004, both buildings were to be restored and adapted to new uses – the Orangery as a concert hall, viewing platform and gardeners’ club, the Egyptian Pavilion as a restaurant for tourists. Administrative hurdles and legal wrangles over ownership issues have so far hindered the start of restoration work.

кризис наследия / нeritage in сrisis

174 Знаменский оперный дом (усадьба Воронцова) Улица Знаменка, 12 1750-е, 1816-1825 годы Объект культурного наследия федерального значения В 1770-х годах в доме базировалась Знаменская опера, а в начале XX века здесь открылась частная гимназия, после революции преобразованная в среднюю школу, а после войны – в музыкальную школу имени Гнесиных. Школа освободила здание в 2001 году, когда должна была начаться реставрация, которую планировалось закончить сперва в 2003, затем в 2006, а еще позже в 2009 году. Однако пока так ничего и не было сделано, и теперь фасад пришлось укреплять стальными конструкциями. The Znamensky opera house (formerly the Vorontsov house) 12 Ulitsa Znamenka 1750s and 1816-1825, federally listed In 1770 the Znamensky opera was established here, in the early 20th century the house was turned into a private gymnasium, which was nationalised as a secondary school after the Revolution and then became the Gnessin music school after World War II. The school was moved out in 2001 for renovation and restoration work, which was supposed to finish by 2003, then by 2006 and now is scheduled to be completed this year. Nothing has yet been done, however, and the building now has to be supported by metal trusses running across the façade.

Комплекс жилых домов по улице Остоженка, 4, 6, 8. XIX век Охранного статуса нет Дома №4 и №6 исходно были ампирными особняками, построенными в 1816-1817 годах. В 1860-1880-х их перестроили в доходные дома – в №4 в 1889 году снимал комнату Чайковский, а в №6 в 1877-1878 годах жил Василий Суриков, писавший тогда композицию «Вселенские Соборы» в первоначальном храме Христа Спасителя. Дом №8 изначально был построен как доходный в 1901 году и одним из первых в Москве был оборудован электрическим лифтом. Сейчас всем трем домам грозит снос, а на месте №4 еще в сентябре 2004 года мэрия дала разрешение построить торговый центр с подземной автостоянкой. Сечас этот дом стоит пустой, с завешенным сеткой фасадом. Complex of tenement blocks 4,6,8 Ulitsa Ostozhenka, 19th century, not listed No. 4 was originally an Empire-style private mansion, built in 1816-17 and remodelled as a tenement block in the 1860s and 1883. Tchaikovsky rented a room here in 1889. No. 6 was also originally built as an Empire-style mansion in 1816-17 and was rebuilt and enlarged by architect Dmitry Gushchin in the 1870s. Artist Vasily Surikov lived here in 1877-1878 while working on a wall painting depicting the Ecumenical Councils in the original Cathedral of Christ the Saviour. No. 8 was purpose built as a tenement block in 1901 and was one of the first in Moscow to have an electric lift. All are under threat of destruction for redevelopment, number 4 to make way for a shopping centre with an underground car park, first announced by city hall in September 2004. The house is now empty and the exterior is masked by a ‘false façade’ hanging.

под угрозой / under threat

175 Чижевское подворье Никольская улица, 8 1840-е годы Архитектор неизвестен, статус не определен В зданиях на углу Богоявленского переулка и Никольской улицы находились постоялый двор, магазины и склад купцов первой гильдии Гавриила и Алексея Чижовых. Теперь этот участок будет реконструирован под офисный и торгово-развлекательный центр с восьмизальным кинотеатром и подземным гаражом. По идее, новое строительство должно быть сосредоточено во дворе, а старые здания – отреставрированы, но, читая между строк, можно предположить, что от них останутся одни фасады. Это не единственная часть Китай-города, которой предстоит всеобъемлющий редевелопмент – новые проекты запланированы или уже осуществляются для большинства кварталов, расположенных между Никольской улицей, Ветошным переулком, Ильинкой и Большим Черкасским переулком. В 1980-х годах выдвигались просвещенные планы реконструкции этой местности, но они так и остались на бумаге. Теперь этот древнейший уголок Москвы с его таинственными, соединенными друг с другом дворами, включающими ряд важных исторических зданий, по всей вероятности, станет жертвой на алтаре коммерции. Ценная историческая городская ткань может быть безвозвратно утрачена. Chizhevskoye Podvorye 8 Nikolskaya Ulitsa 1840s Architect unknown, status unclear This group of buildings on the corner of Bogoyavlensky Pereulok and Nikolskaya Ulitsa was erected in the 1840s by merchants of the first guild, Gavriil and Alexei Chizhov and previously housed an inn, shops and warehouses. The site behind it is to be redeveloped with a large underground car park, retail space, offices and entertainment facilities including an eight-screen cinema. The buildings here are supposedly to be restored, but reading between the lines it seems likely that they will be façaded. This is not the only part of Kitai-Gorod facing comprehensive redevelopment – new projects are planned for most of the quarters bordered by Ulitsa Nikolskaya, Vetoshny Pereulok, Ulitsa Ilyinka and Bolshoi Cherkassky Pereulok. Enlightened plans for the redevelopment of part of this area were put forward in the 1980s, but never saw the light of day. Now this area of magical interlinked courtyards, which includes some important historic buildings and is one of the most ancient areas of Moscow, is likely to be sacrificed on the altar of commerce. Once such valuable historic urban fabric has gone, it can never be replaced.

кризис наследия / нeritage in сrisis

176 Купеческий особняк Улица Большая Ордынка, 38 2-я половина XIX века Вновь выявленный объект культурного наследия Дом с каменным низом и деревянным верхом был исходно построен в 1851 году, но «итальянские» окна, видимо, появились в 1875-м, по воле купца 1-й гильдии Семена Яковлевича Шулецкого, а лепнину комнат верхнего этажа можно датировать 1895 годом. Дом отселен и доведен до крайне ветхого состояния, а его будущее находится в руках девелоперов расположенного рядом бизнес-парка, уже поглотившего большой участок исторической застройки. Merchant’s mansion 38 Ulitsa Bolshaya Ordynka Mid- to late 19th century Newly identified listed building This wooden house standing on a masonry sub-storey was originally built in 1851, but the traceried windows seem to have been added in 1875, while the plaster mouldings in the upper floor interiors date from 1895. Empty and very run down, its future is in the hands of the developers of the business park next door, which has already swallowed up a large historic area. The house is advertised on commercial property websites as being for sale with the first stage of planning permission granted for the redevelopment of the site.

Доходный дом купцов Расторгуевых. Улица Солянка, 7 Василий Карнеев, 1882-1883. Вновь выявленный объект культурного наследия Это пышное эклектическое сооружение известно своими статуями атлантов, несущими балкон второго этажа, и своим богатым лепным орнаментом. После революции дом был передан Министерству здравоохранения и Академии медицинских наук СССР, но теперь он стоит пустым и ветшает. Осенью 2008 года на фестивале «Зодчество» были представлены планы редевелопмента участка под офисно-гостиничный комплекс. Несмотря на статус вновь выявленного памятника, здание, вероятно, будет перелицовано. Tenement block of the Rastorguyev merchants 7 Ulitsa Solyanka By Vasily Karneyev, 1882-1883 Newly identified listed building This exuberant piece of eclecticism is famous for the sculpted atlantids carrying the central first floor balcony and its wealth of stucco ornament. After the Revolution it was given over to the Health Ministry and the Academy of Medical Sciences of the USSR, but is now empty and dilapidated. At the Zochestvo architectural exhibition in autumn 2008 plans were presented for the redevelopment of the site as an office and hotel complex. Despite being a newly identified listed building, the tenement block is to be façaded in the process.

под угрозой / under threat

177 Богадельня Морозова. Шелапутинский переулок, 3 Николай Никифоров, 1889-1890 Объект культурного наследия федерального значения Богадельня на 300 мест была построена на средства Давида Морозова, члена легендарной династии купцов и предпринимателей. После революции ее превратили в роддом, закрытый в 1980-х годах. Несмотря на Распоряжение правительства Москвы от 7 сентября 2004 года, позволяющее вновь использовать помещения здания, оно стоит пустым и уже полуразрушено. Тот факт, что на территории действует пост охраны, говорит о наличии собственника, но для спасения здания никаких мер не предпринимается. The Morozov almshouse 3 Shelaputinsky Pereulok By Mikhail Nikiforov, 1889-1890 Federally listed The almshouse was built with funds provided by David Morozov, a member of the famous dynasty of merchants and entrepreneurs, and when it opened in 1892 it had 300 places. After the Revolution it was turned into a maternity hospital, which closed in the 1980s. Despite a decree from the city government of September 7th, 2004 permitting the building to be put into use, it is empty and badly decayed. The fact that the site is patrolled by security guards suggests that there is an owner, but no measures are being taken to save the building.

Дом экспедиции пиво-медоваренного завода купца Калинкина Улица Русаковская, 19 Архитектор неизвестен, 1885-1891 Заявленный объект культурного наследия Дом украшен необычной деревянной резьбой, покрывающей наличники окон второго этажа и простенки между ними. В советские годы он служил складом и плохо содержался. Теперь здание принадлежит фармацевтической компании, но не используется. 13 июля 2008 года дом был заявлен к постановке на государственную охрану. Однако статус «кандидата» на охрану отнюдь не обеспечивает надежную защиту, как о том свидетельствует печальная судьба дома № 13 по той же улице (см. с. 150). The shipment offices of the Kalinkin brewery 19 Rusakovskaya Ulitsa Architect unknown, 1885-1891, Application made for listing Exceptional for the carved and fretwork detailing of its wooden upper storey, this building was used as a warehouse during the Soviet period and poorly maintained. It now belongs to a pharmaceuticals factory, but is not in use. On July 13th, 2008 Moskomnaslediye made No. 19 a candidate for listing following a letter from Moskva, Kotoroy Net expressing concern over its future, but practice shows that this is by no means always a firm safeguard, as shown by the sad story of No. 13 on the same street (see p. 150).

кризис наследия / нeritage in сrisis

178 Дом Шаляпина 3-й Зачатьевский переулок, 3 Дата строительства и имя архитектора неизвестны Объект культурного наследия регионального значения В этом деревянном доме с деталями в стиле модерн с 1904 по 1907 год жил Федор Шаляпин. В 2000 году дом был продан по низкой цене частной компании, собиравшейся перестроить здание под офисы. Культурный фонд Шаляпина нашел альтернативного инвестора, готового восстановить дом, и пытался опротестовать совершившуюся сделку, но городской арбитражный суд принял сторону девелопера. Дом пустует и разрушается, как и тогда, когда о нем рассказывалось в первом выпуске отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата». The Shalyapin house 3, 3rd Zachatyevsky Pereulok Dates of construction and architect unknown, locally listed This wooden mansion with Art Nouveau detailing was home to opera singer Fyodor Shalyapin from 1904 to 1907. In 2000, the building was sold for a token sum to a private company that planned to redevelop the site as offices. The Shalyapin Cultural Fund found an alternative investor who was ready to save and restore the house and tried to fight the decision, but the City Arbitration Court took the side of the developer. The house is still abandoned and decaying as it was when featured in the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’.

Доходный дом Староваганьковский переулок, 15 Николай Поздеев, 1877 (впоследствии перестроен) Вновь выявленный объект культурного наследия О редевелопменте этого участка говорят уже 20 лет, и наиболее недавние планы предусматривают строительство здесь нового жилого дома, из окон которого будет открываться вид на Кремль. Жители дома попытались опротестовать решение о реконструкции через суд и добились отмены приказа, запрещавшего им приватизировать землю под зданием. Хотя теперь дом №15 получил статус вновь выявленного памятника, никаких официальных заявлений о том, что девелопер отказался от своих планов, не поступало. Tenement block, 15 Starovagankovsky Pereulok Originally by Nikolai Pozdeyev, 1877, and later Newly identified listed building Redevelopment has been in the air for over 20 years, the most recent plans involving a new residential development on the site, which enjoys views directly overlooking the Kremlin. Residents have tried to fight the plans through the courts and a ruling forbidding them to privatise the land underneath the building has been overturned. Although No. 15 is now covered by state protection as a newly identified listed building, there is no official word that the redeveloper has dropped his plans.

под угрозой / under threat

179 Московская консерватория Большая Никитская улица, 11-13 XVIII-XIX века. Комплекс включает объекты культурного наследия регионального (главное здание) и федерального (дом Колычевой) значения Уже несколько лет обсуждаются планы реновации занимаемого Консерваторией комплекса зданий и расширения его за счет домов 3 и 4 по Большому Кисловскому переулку. Концепция реконструкции предусматривает сооружение подземного гаража, перестройку и надстройку зданий в задней части участка, перекрытие стеклянным сводом внутреннего двора дома Колычевой, а также прохода между зданиями. Потребность Консерватории в обновлении и расширении неоспорима, но размах планов и вольность обращения с подлинными зданиями вызывает тревогу. Например, бывший дом преподавателей Синодального училища предполагается перестроить и надстроить двумя этажами. Зимой 2008 года началась реставрация фасадов дома Колычевой и восточного крыла главного здания. Однако последнее остро нуждается в более серьезных работах, включая укрепление фундаментов. Проведенная несколько лет назад замена старых окон на стеклопакеты заставляет опасаться не слишком бережного обращения с подлинной тканью зданий и в будущем.

The Moscow Conservatoire 11-13 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa Main building by Vasily Zagorsky, 1895-1901, locally listed Former Kolychyova house, 18th-19th centuries, federally listed Plans for renovating this complex and enlarging it by redeveloping 3 and 4 Bolshoi Kislovsky Pereulok have been under discussion for several years. The plan involves construction of an underground garage, rebuilding and heightening buildings at the rear of the site, erecting a glass roof over the courtyard of the Kolychyova house and the passage between the buildings. The need for renovation and enlargement is undeniable, but the heavy-handed treatment planned for the buildings is a cause for alarm. For example, the former residence of the teachers of the Synodal Choral College is to be rebuilt and heightened by two storeys. Work began in winter 2008 on the restoration of the façade of the former Kolychyova house and the east wing of the main building. But the latter needs more extensive repair, including the underpinning of the foundations. The double glazing units that appeared a few years ago give cause for concern that more liberties will be taken with the original fabric in the process.

кризис наследия / нeritage in сrisis

180 Павильон железнодорожной станции Подмосковная Юлий Дидерикс, 1901 Статус неопределен Здание станции является частью комплекса локомотивного депо «Подмосковная» (см. с. 21) на противоположной стороне путей Рижской железной дороги. В то время как депо находится в сравнительно неплохом состоянии и до сих пор используется, павильон станции заброшен, поскольку первоначальную Подмосков ную позже сменила платформа Красный Балтиец, построенная по типовому советскому проекту. Деревянный павильон поврежден пожаром, не имеет крыши и быстро разрушается. Podmoskovnaya station building By Yuly Dideriks, 1901 Status unknown The station building is all of a piece with the complex of Podmoskovnoye locomotive depot (see p. 19) on the opposite side of the Moscow-Riga main line. While the depot is in a reasonably good state of repair and still in regular use, this building is abandoned – the original Podmoskovnaya station was later superseded by a new station named Krasny Baltiyets (The Red Balt) built to a standard Soviet design. It is fire damaged, roofless and rapidly decaying.

Бывшая гостиница «Люкс» и булочная Филиппова Тверская улица, 10 Митрофан Арсеньев, Николай Эйхенвальд, 1885-1892, 1911 (перестроена в 1934). Гостиничный корпус является вновь выявленным объектом культурного наследия Осенью 2008 года на участке началось строительство пятизвездочного отеля, который должен вобрать в себя дореволюционное здание гостиницы «Люкс» и уничтожить все следы советской гостиницы «Центральная». Первые три этажа с их интерьерами должны быть отреставрированы, а верхние, надстроенные в 1934 году, разобраны и заменены новой архитектурой, как и постройки в задней части участка. Прошлые проекты такого рода заставляют усомниться в том, что в итоге хоть какие-то подлинные части уцелеют. The former Hotel Lyuks and Filippov bakery 10 Tverskaya Ulitsa Originally by Mitrofan Arsenyev and Nikolai Eikhenvald, 1885-1892, 1911 Hotel block is a newly identified listed building In autumn 2008, owner the Unikor Group began work on redeveloping the site as a luxury hotel. The ‘object of protection’ of the Hotel Lyuks covers only the ground, first and second floors with their interiors, which are supposedly to be restored while the upper floors, added in 1934, will be dismantled and rebuilt. Past experience of similar developments casts doubt on the chances of any original fabric surviving. The rest of the site is to be cleared, possibly including the ‘lower’ coffee shop facing Glinishchevsky Pereulok, which still retains Eikhenvald’s neo-classical interior.

под угрозой / under threat

181 Газовый завод Нижний Сусальный переулок, 5 Рудольф Бернгард, Федор Дмитриев, 1865-1868; А.К. Рооп, 1905. Включает ценные градоформирующие объекты От первого периода строительства этого впечатляющего комплекса сохранились четыре газгольдера и административный корпус; все остальное датируется 1905 годом. Теперь участок завода расчищается под строительство офисов, и от сноса защищены только постройки 1865 года. Конверсия венского газового завода в районе Зиммеринг стала одной из самых успешных в своем роде, и в Москве потенциально можно было сделать нечто подобное, учитывая соседство Винзавода (см. с. 252-253) и нового центра ArtPlay (с. 251). Gasworks, 5 Nizhny Susalny Pereulok Originally by Rudolf Bernhardt and Fyodor Dmitriyev, 1865-1868 and by A.K. Roop, 1905 The complex was begun in 1865, but all the buildings apart from four of the surviving gasometers and the administrative block were demolished and replaced in 1905. Apart from the surviving 1865 buildings, the whole site is now to be cleared to make way for an office development. The conversion of Vienna’s famous gasworks in the Simmering district is one of the most successful of its kind; potentially something similar could be done in Moscow, especially with Winzavod (see pp. 251-252) next door and the new ArtPlay (see p. 251) close at hand.

Жилой дом с барельефами Плотников переулок, 4 Николай Жерихов, 1907 Этот доходный дом прославился своим фризом «Парнас» с изображением знаменитых русских писателей. Барельеф работы Леопольда Синаева-Бернштейна был поврежден, когда в здание врезался грузовик. Замена окон в расположившемся на первом этаже офисе, произошедшая в 2005 году, также исказила общий облик. Здание было признано вновь выявленным памятником в 2007 году, но у Москомнаследия нет средств воздействия на жителей многоквартирного дома, что означает, что за содержание его в порядке никто не отвечает. Residential building with bas-reliefs, 4 Plotnikov Pereulok By Nikolai Zherikhov, 1907 This building is famous for the sculptural frieze entitled ‘Parnassus’ by Leopold Sinayev-Bernshtein depicting famous Russian writers, which was added to the building following its completion. The frieze was partly damaged when a builder’s lorry crashed into the building in early 2005. The structure was listed in April 2007, but Moskomnaslediye has no form of preservation order with which the residents of an apartment building can be served, meaning that no one bears responsibility for its upkeep.

кризис наследия / нeritage in сrisis

182 Щукинская сцена Каретный Ряд, 3, стр. 7 Архитектор неизвестен. 1910-1914. Выявленный объект культурного наследия Предприниматель Яков Щукин собирался построить театр на 4000 мест, но финансовые трудности и начало Первой мировой войны помешали его закончить. Коробка сцены в советское время использовалась как склад декораций. В 2006 году здание было приспособлено для ночного клуба «Дягилев», сгоревшего в феврале 2008-го. Будущее сцены пока не определено, хотя решение кажется ясным – на ее основе можно построить новое здание для «Геликон-оперы». Тогда бы не пришлось разрушать двор усадьбы Глебовых-Шаховских на Большой Никитской (см. с. 197, 199). The Shchukinskaya stage 3, bldg 7 Karetny Ryad Architect unknown, 1910-1914 Newly identified historic building Entrepreneur Yakov Shchukin intended this structure to be a 4000seat theatre, but financial difficulties and the start of World War I stopped it from being completed. The stage was used as a warehouse for sets during the Soviet period. In 2006 it was converted into the ‘Dyaghilev’ night club, which was burned out in February 2008. Though its future is undecided, had the stage been used as the basis of a new building for the Helikon opera company, there would have been no need to destroy the courtyard of the Shakhovskaya house (see 'Thorny Issues').

Кинотеатр Солодовникова Кремлевская набережная, 1/9 Сергей Гончаров, 1913. Соседнее здание – памятник федерального значения, статус самого кинотеатра не определен Кинотеатр был построен рядом с особняком Алябьева (XVIII век), через два года после того, как его приобрел предприниматель и филантроп Петр Солодовников. В настоящее время кинотеатр полуразрушен, и, хотя дом Алябьева является объектом культурного наследия федерального значения, в 1990-х годах правительство Москвы предложило снести оба здания, чтобы расчистить место для нового съезда с Большого Каменного моста на набережную. The Solodovnikov cinema 1/9 Kremlyovskaya Nabverezhnaya By Sergei Goncharov, 1913 Neighbouring buildings are federally listed, status of cinema unknown The cinema was built alongside the 18th century former Alabyev town house, which entrepreneur and philanthropist Pyotr Solodovnikov had purchased two years previously. The cinema is now ruinous and although the Alabyev house is a federally listed building, in the 1990s the city government proposed demolishing it and rebuilding it on another site to make way for a slip road from the nearby Bolshoi Kammeny Bridge to the embankment.

под угрозой / under threat

183 Типография журнала «Огонек» 1-й Самотечный переулок, 17 Эль Лисицкий, 1928. Статус не определен Это единственная существующая постройка выдающегося художника авангарда. 21 августа 2008 года комиссия Москомнаследия признала ее вновь выявленным объектом культурного наследия, но подписание официального протокола затянулось. 13 октября 2008 года в здании произошел сильный пожар. С тех пор консервации проведено не было, как не произошло и внесения типографии в реестр вновь выявленных памятников. Зато на соседнем участке компания «Интеко» начала подготовку к строительству дома для членов Союза кинематографистов. The former printing works of Ogonyok magazine, By El Lissitzky, 1928; 17, 1st Samotyochny Pereulok, status undecided This is the only surviving building by one of the Russian avantgarde’s most exceptional artists. On August 21st, 2008 Moskomnaslediye’s committee granted the works the status of a newly identified listed building, but drew out the signing of the official statement. On October 13th, 2008 a serious fire broke out. Since then no work has been carried out to conserve the building, nor has it been listed. But next door developer Inteco has started preparations for construction of a new block of flats for the FilmMakers’ Union.

Общежитие Института красной профессуры Большая Пироговская улица, 51 Дмитрий Осипов, Алексей Рухлядев, 1925-1928 Статус не определен. В первом выпуске отчета говорилось о прямой угрозе редевелопмента участка, на котором стоит общежитие. Благодаря тому, что фонд «Русский авангард» подал в Москомнаследие заявку на постановку его на государственную охрану, решение о сносе было отсрочено. Однако пока здание не получило официального статуса, а главное, оно продолжает эксплуатироваться в прежнем режиме, хотя нуждается в срочной реставрации. Пока курсанты Академии имени Фрунзе живут в трущобе, которую в любой момент могут признать аварийной. The hostels of the Red Professors’ Institute 51, bldgs 1-8 Bolshaya Pirogovskaya Ulitsa By Dmitry Osipov and Alexei Rukhlyadev, 1929-1932 Status unknown This building was featured in the first edition of the report as being threatened by redevelopment. Thanks to a listing application filed with Moskomnaslediye by the Russian Avant-Garde Foundation, a stay of execution was granted. But the building has not been granted any official status and, most importantly, is still being run into the ground, despite the fact that it urgently needs restoration. It houses students of the nearby Frunze military academy in slum conditions, putting it at risk of being condemned as unfit for human habitation.

кризис наследия / нeritage in сrisis

184 Общежитие Коммунистического университета нацменьшинств Запада Петроверигский переулок, 6-8 Григорий Данкман, 1929-1931 Объект культурного наследия регионального значения Крупнейшая постройка расстрелянного в 1937 году архитектора частично разрушена, частично перестроена, однако в оставшейся части сохранились многие оригинальные элементы, включая оконные переплеты и оформление лестничных клеток (см. с. 71, 73). В декабре 2008 года здание признано объектом культурного наследия, но из этого еще не следует, что оно будет отреставрировано. Hostels of the Communist University for National Minorities of the West By Grigory Dankman, 1929-1931 6-8 Petroverigsky Pereulok Locally listed building The largest building by Dankman, who was executed by firing squad in 1937, the hostel has been partly destroyed and partly rebuilt, but in the surviving original part many original features have survived, including the windows and the stairwell fittings (see p. 71-73). In December 2008 it was granted listed status, but this does not necessarily mean that it will be restored.

Рабочие поселки Буденовский, Усачевка, Нижняя Пресня, Дубровка, квартал Абельмановской заставы и другие 1920-1930-е годы В феврале и марте 2009 года префект Центрального административного округа Алексей Александров дважды заявил о намерении снести рабочие поселки в центре Москвы, несмотря на то, что ряд их (Буденовский, Усачевский, Нижняя Пресня) имеют статус объектов культурного наследия регионального значения (см. с. 75). The Budyonovsky, Usachyovsky, Nizhnyaya Presnya, Dubrovka workers’ settlements, the quarter at Abelmanovskaya Zastava and others, 1920s-1930s Twice, in February and March 2009, Head of the Central Prefecture Alexei Alexandrov announced his intention to demolish the workers’ settlements in the centre of Moscow, despite the fact that several of them (Budyonovsky, Usachyovsky and Nizhnyaya Presnya) are locally listed sites (see p. 73-74).

под угрозой / under threat

185 Стадион «Динамо» Ленинградский проспект, 36 Дмитрий Иофан, Аркадий Лангман и Лазарь Чериковер, 1927-1934 Объект культурного наследия регионального значения Стадион «Динамо» закрылся в конце 2008 года на реконструкцию. Внешний облик спортивной арены обещают сохранить, но неизвестно, во что это выльется, если футбольное поле предполагают повернуть на 90 градусов, а над трибунами соорудить навес. Территория окружающего спортивную арену парка будет перепланирована и частично застроена (см. с. 74). The Dinamo football stadium 36 Leningradsky Prospekt By Dmitry Iofan, Arkady Langman and Lazar Cherikover, 1927-1934 Locally listed The Dinamo stadium closed at the end of 2008 for reconstruction. It is promised that the exterior will be kept intact, but it is unclear what the consequences could be of moving the pitch round through 90 degrees and erecting canopies over the stands, as is the intention. The park surrounding the stadium is to be remodelled and partly built over (see p. 73).

колонтитул

186

последние изменения в охранном законодательстве * / building conservation law – the latest developments * Рустам Рахматуллин / By Rustam Rakhmatullin

187 2007 и 2008 годы не принесли существенных изменений в законодательство о наследии. Новая редакция 73-го федерального закона была принята в самом конце 2006 года и уже оценивалась в первом выпуске этого отчета. С начала 2008 года активизировались московские законо датели. В феврале комитет Городской думы по перспективному развитию и градостроительству представил и вскоре опубликовал для обсуждения концепцию нового закона Москвы «О памятниках истории и культуры». А к концу года появился проект этого закона. В октябре правительство столицы обсуждало инициативу Москомнаследия «О совершенствовании системы управления и распоряжения объектами наследия». В ноябре прошел первое чтение внесенный мэром проект закона «О приватизации государственного имущества города Москвы», отдельная статья которого посвящена приватизации памятников. В декабре Москомнаследие изменило регламент заявления зданий на охрану. Но по порядку. Нужен ли новый городской закон о наследии?

Действующий городской закон «Об охране и использовании недвижимых памятников истории и культуры» принят в 2000 году. В то время еще действовал закон Российской Федерации от 1978 года со сходным названием – «Об охране и использовании памятников истории и культуры», на который должно было ориентироваться региональное законодательство. Однако в 2002 году был принят новый федеральный закон – «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации», позднее – Градостроительный и другие кодексы. С тех пор городской акт нуждается в адаптации к федеральным актам. Для начала, у них не совпадает понятийный аппарат. Напомним, что поправки 2006 года к федеральному закону о наследии позволяют перераспределять охранные полномочия в пользу регионов. Федеральный орган охраны (Росохранкультура) получил право делегировать регионам инспекторские функции в отношении памятников федерального значения, оставив за собой их экспертизу (которая на практике оказывается двойной) и получив право согласовывать назначение руководителей местных органов охраны памятников. Создается подобие двойного подчинения этих органов. А для начала – создаются сами эти органы, которые, к моменту вступления поправок в силу, существовали только в каждом восьмом регионе. (Московский орган охраны – Москомнаследие – уже принял полномочия от Росохранкультуры.)

* Текст отражает ситуацию на начало 2009 года / * This commentary reflects the current state of affairs as of early 2009. Subsequent changes have taken place in building conservation law, which are not covered here.

Although neither 2007 nor 2008 brought any fundamental changes to heritage legislation, from early 2008 onwards there has been increased activity among law-makers in the Moscow city government. In February 2008, the City Duma’s committee on long-term development and city planning presented and, shortly afterwards, made available for discussion a concept draft for a new city law entitled “Concerning monuments of history and culture.” By the end of the year a draft version of this law had appeared. In October the city government discussed an initiative put forward by Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) entitled “Concerning the system for administrating and managing historic buildings.” In November a draft law put forward by Mayor Yury Luzhkov entitled “Concerning the privatisation of state-owned property in the city of Moscow” passed its first reading; a special article in it deals with the privatisation of historic buildings. In December, Moskomnaslediye changed the procedures for making an application for listed status for a building. But let us deal with everything in due order. Is There a Case for a New City Law on Heritage?

The existing city law “Concerning the conservation and use of immovable historic and cultural monuments” was passed in 2000. Up until then a federal law dating back to 1978 with a similar name — “Concerning the conservation and use of historic and cultural monuments” — was still functioning. But in 2002 a new federal law —“Concerning the cultural heritage (historic and cultural monuments) of the peoples of the Russian Federation” — was passed, and, in its wake, the city-planning code and various other codes. Since then the city law has been in need of adaptation to federal acts. For a start, they have different conceptual structures. Some background: the amendments of 2006 to the federal law on heritage allow for powers in dealing with conservation issues to be reallocated to regional authorities. Rosokhrankultura, the federal conservation body, gained the right to delegate its inspectorial functions concerning federally-listed buildings to regional authorities, while retaining the right to issue expert reports based on their findings (which in practice have ended up being duplicated) and also to veto the appointment of heads of regional conservation bodies. The result is that these bodies are effectively subordinate to two different levels of government simultaneously. Before anything else, however, these bodies have to be created, and at the time these amendments became law, heritage conservation authorities existed only in every eighth region. In Moscow, Rosokhrankultura has already handed over these powers to Moskomnaslediye. Going further, the federal law of 2002 applied the concept of privatisation to heritage and permitted it. At the same time, a moratorium was imposed on the privatisation of federally-listed buildings. The moratorium could only be lifted on condition that several sublegislative acts (i.e. governmental decrees) were issued to deal with the procedure for classifying and issuing expert reports on listed buildings. But six years have elapsed and they have still not been written (the only exception being decrees dealing with conservation areas, while decrees for a state register and state expert reports on historic buildings are still needed), although the moratorium was lifted by the amendments of 2006. After changes like that to the federal law, the city law really cannot be left unchanged. The authors of the new concept believe

кризис наследия / нeritage in сrisis Далее, федеральный закон 2002 года применил к наследию понятие «приватизация» и разрешил ее. Одновременно был наложен мораторий на приватизацию памятников федерального значения. Условием снятия моратория был выпуск нескольких подзаконных актов, то есть постановлений правительства, касающихся порядка паспортизации и экспертизы памятников. Хотя за шесть лет они так и не написаны (исключение составляет постановление об охранных зонах, а нужны еще постановления о государственном реестре и государственной экспертизе памятников), мораторий снят поправками 2006 года. После таких изменений федерального закона действительно нельзя не изменить городской закон. По мнению разработчиков новой концепции, нет смысла латать его поправками – нужен новый. Кроме того, авторы концепции насчитали одиннадцать аспектов охраны наследия, не описанных никакими законами. Например, неясны механизмы защиты объектов, заявленных на охрану. Считается, что заявка, то есть заполненный любым лицом в Москомнаследии бланк, придает объекту первую степень защиты. На практике это верно лишь в отношении тех заявок, которые поданы по случаю прямой угрозы предполагаемому памятнику. Но если заявка «висит» годами, о ней могут просто забыть. Напомним, что сейчас в картотеке Москомнаследия около тысячи заявок, включая поданные тридцать лет назад. Далее, ни один закон не знает, что делать с многоквартирными домами-памятниками, да и с любыми памятниками, находящимися в долевой собственности. Между тем, по мере переоценки архитектуры второй половины XIX – первой половины XX века списки наследия пополняются многочисленными доходными и советскими многоквартирными домами. Как правило, в таких домах перемешаны приватизированные и муниципальные квартиры, физические и юридические лица, арендаторы, жилье и офисы. Кого извещать о статусе и предмете охраны дома? Кому выдавать охранные обязательства и реставрационные задания? Кто будет финансировать работы? Кто отвечает за доступность дворов и интерьеров? Даже если в доме организовано товарищество собственников жилья, вопросов больше чем ответов. Интересная подробность: по информации Москомнаследия, со времени начала приватизации жилья только один квартировладелец сам пожелал заключить охранное обязательство с государством. Это был иностранец. Другая проблема. Городской норматив, устанавливающий пропорцию между числом машино-мест и метражом здания, неприменим к наследию. Но именно этот норматив стал предлогом сноса десятков памятников, на месте которых выкопаны гаражи и возведены новоделы. Всем, кроме прокуратуры, ясно, что федеральный и городской законы, запрещающие капитальное строительство на памятнике, на его территории и даже в охранной зоне, превалируют над гаражным нормативом. Словом, необходимо законодательно определить режимы использования подземного пространства памятников. Разработчики предлагают расширить понятийный аппарат законодательства. В частности, вернуть понятие «заповедная зона». В советской Москве существовали девять таких зон, благодаря чему удавалось до некоторой степени сдерживать строительную активность в центре. Сегодняшнее законодательство знает понятия «объединенная охранная зона» (совокупность зон соседствующих памятников), «достопримечательное место», «историческое поселение», но их режим прописан недостаточно или вовсе не прописан. Еще не поздно заповедать

188 that there is no sense in trying to eke out its existence by amending it – a completely new law is required. Moreover, they have discovered a total of 11 aspects of heritage legislation that are not described in any law at all. For example, it is not clear how buildings are to be protected when listing status is pending. Listing applications – that is, a form that can be filled in by anybody and lodged with Moskomnaslediye – are thought to provide a building with an elementary level of protection. In practice, this is true only when an application has been made in response to a direct threat to a candidate for listing. But when an application is left ‘on ice’ for years at a time, it may simply be forgotten. It is worth bearing in mind that there are around 1,000 applications in Moskomnaslediye’s card-index system, some of which were made 30 years ago. Moreover, not one law explains what to do with listed apartment buildings or, for that matter, with any listed building in shared ownership. And yet the re-evaluation of architecture of the second half of the 19th and early 20th centuries means that the ranks of listed buildings are being swelled by numerous tenement blocks and Soviet apartment buildings. There tend to be both privatised and municipal flats, private and commercial occupiers, tenants, housing and offices cheek by jowl in these buildings. Who is to be informed about the status and grounds for listing the building? Who is to be notified of preservation orders and restoration plans? Even if a householders’ association has been set up in the building, there are still more questions than answers. An interesting detail: according to information obtained from Moskomnaslediye, since the privatisation of housing began, only one apartment owner has asked of his own accord to enter into a preservation order with the state. And he was a foreigner. Here is another problem: the city government’s guidelines on the number of parking spaces that must be provided relative to the amount of floor space in a building do not apply to historic structures. Yet these same guidelines have been used to justify the demolition of dozens of historic buildings, in whose stead sham replicas have been erected with underground car parks in the basement. It is plain to everyone that the federal and city laws that forbid major construction work from being carried out on an historic building, on its curtilage and even in its state-protected setting take precedence over guidelines on parking spaces – to everyone, that is, except the prosecutor’s office. In short, it is essential to define in law how the underground space underneath historic buildings can be used. The authors of the concept suggest that the conceptual structure of the legislation be expanded. This includes reinstating the concept of an area under special protection. During the Soviet period there were nine zones of this type in Moscow, thanks to which new construction in the centre was successfully held in check. Modern legislation contains the concepts of “a combined conservation zone” (in other words, the aggregate of the settings of neighbouring listed buildings), “an area of special interest”, “an area of historic habitation”, but how they actually function in practice is either not set down in sufficient detail or not set down at all. Yet it is still not too late to grant conservation area status to several areas of the city (such as the unique district running from Ulitsa Pokrovka to Ulitsa Solyanka, or even as far as Myasnitskaya Ulitsa) or, better still, all of the centre within its historic confines of the Kamer-Kollezhsky ramparts.

охранное законодательство / conservation law некоторые районы города (скажем, уникальное пространство от Солянки до Покровки или даже до Мясницкой), а лучше – весь центр Москвы в пределах Камер-Коллежского вала. Целые направления охраны памятников до сих пор регулируются только решениями исполнительной власти – например, визуально-ландшафтный анализ архитектурных проектов. Не описан режим охраны так называемых «ценных объектов среды». Доступность памятников не увязана с экскурсионнотуристической деятельностью. Не разработаны механизмы приватизации наследия и взаимодействия органов охраны с имущественными органами. Новый законопроект об исторических зданиях: за и против

На фоне такого заявления намерений сам законопроект, появившийся к концу 2008 года в интернете, выглядит по меньшей мере странно. Надо просто сравнить его с действующим городским законом об охране памятников. Понятийный аппарат сокращен впятеро. Объем статей, посвященных использованию памятников, – вдесятеро. В частности, ушли статьи о правах и обязанностях пользователей и собственников, об ограничении и прекращении прав пользования, о выкупе бесхозяйственно содержащихся памятников из собственности. Вместо них появляются статья о паспортизации памятников и статья об использовании памятников, которая сводится к фразе: «Организация использования объектов культурного наследия, находящихся в собственности города Москвы, осуществляется правительством Москвы и уполномоченным органом». Исчезают, далее, несколько статей о сохранности памятников при производстве сторонних работ; статья об источниках и порядке финансирования охраны; о статусе Москвы как исторического города и об особенностях его охраны в этом качестве; несколько статей о землях историко-культурного назначения. Вообще, новый проект меньше действующего закона на одну треть. При этом полномочия исполнительной власти выросли на 12 пунктов. Расписаны полномочия профильного органа правительства. В статье «Обеспечение общественной доступности» акцент переставлен на неприкосновенность жилища, внешний вид посетителей и право уполномоченного органа ограничивать доступ к памятникам. В новой главе о многоквартирных жилых домах – всего несколько общих слов о правах и обязанностях Товариществ собственников жилья. Намерение авторов разрушить охранное дело можно было бы считать вполне очевидным, если бы не значительное расширение статьи о порядке выявления памятников, появление статей о правовой базе реставрационных работ и о территории памятника. Два места проекта вызывают горячее одобрение: указание, что памятники в Москве охраняются целиком, вне зависимости от предмета охраны, и что приспособление памятника исключает изменение его внешнего и внутреннего вида. Первое указание исключает манипуляции с предметом охраны, спровоцированные федеральным законодательством, внедрившим это понятие. Второе указание не позволяет выдавать запрещенные виды работ – капитальное строительство и реконструкцию – за приспособление памятников. Общее впечатление от проекта – левая рука не знала, что делает правая. Появление этого документа опровергает исходный

189

Entire areas of conservation legislation are still regulated solely by directives from legislative authorities, such as the analysis of the visual impact and effect on the cityscape of new architectural designs. Legislation to protect so-called important elements of the cityscape has still not been drawn up. Access to historic buildings is not co-ordinated with the tourism industry and excursion programmes. Mechanisms do not exist for privatising historic buildings or to facilitate interaction between the conservation authorities and government bodies that own, register and dispose of property. The New Draft Law on Historic Buildings of 2008: Pros and Cons

Against the backdrop of such declarations of intent, the actual draft law, which appeared in the internet in 2008, looks odd to say the very least, especially when compared with the current city law on historic building conservation. The conceptual structure has been decreased fivefold. The number of articles dealing with the use of historic buildings has been decreased tenfold. Among other things, the articles dealing with the rights and responsibilities of users and owners have disappeared, as have those dealing with the restriction and termination of rights of occupancy and with the compulsory purchase of historic buildings that are not being properly maintained. In their stead has appeared an article dealing with the categorisation of historic buildings and another, dealing with their usage, which is summed up by the following phrase: “Arrangements for the usage of historic buildings owned by the city of Moscow are to be made by the Moscow city government and the relevant appointed body.” In addition, several articles dealing with safeguarding buildings while work is being carried out by third parties have disappeared, as has an article dealing with the sources and procedures for financing conservation. So has an article setting down Moscow’s status as an historic city and procedures for conserving it specifically as such, together with several articles about lands with historic and cultural functions. In sum, the new draft law is only two thirds the size of its predecessor. At the same time, the powers of executive government have increased by 12 points. The powers of specialist bodies of the city government are laid out in detail. In the article entitled “Providing public access” the emphasis is on the inviolability of a private house, the external appearance of visitors and the right of the authorised body to restrict access to historic buildings. In the new chapter on apartment blocks there are simply a few general comments about the rights and responsibilities of householders’ associations. One could be forgiven for thinking that the authors had set out to wreck the conservation cause, were it not for the fact that the article on the procedure for identifying candidates for listing has been significantly expanded and that other articles have appeared on the legal base for carrying out restoration work and on the curtilage of an historic building. Two points in the draft are to be warmly welcomed: the instruction that listed buildings in Moscow are to be conserved fully intact, irrespective of whichever features serve as the grounds for granting listed status (the so-called object of protection), and the instruction that the re-use of historic structures precludes any change in appearance to their exterior or interior. The first instruction precludes any manipulations which could exploit the federal legislation by which the concept of the object of protection was introduced. The second instruction means that illegal types of work, such as capital construction or

кризис наследия / нeritage in сrisis посыл разработчиков. Существующий закон нужно именно латать, то есть расширять и совершенствовать, а не отбрасывать. Почему законопроект обходит вопросы собственности

Проблемы приватизации и, шире, отношений собственности на памятники вовсе не отражены в проекте. Отчасти потому, что стали предметом отдельного законо- и нормотворчества. В пакете предложений Москомнаследия «О совершенствовании системы управления и распоряжения объектами наследия» было нетрудно заметить главное: комитет просил себе полномочия собственника. Разумеется, не всех памятников, а тех, которые зарегистрированы за Москвой и управляются Мосимуществом. Последнее ведомство отказалось согласовать проект, и спор был вынесен на правительство. Предлагалось, в частности, чтобы конкурсные комиссии получили право отсеивать соискателей памятников еще до начала конкурса. Мосимущество возражало против этого предложения как незаконного. Юрий Лужков взял сторону Мосимущества. По его словам, если передать Москомнаследию «коммерческие функции», комитет будет стремиться их расширить. «Чтобы получить больше арендодательных возможностей, – уточнил свою мысль мэр, – нужно будет называть памятниками большее число объектов». Иными словами, Лужков усомнился, что учетно-исследовательская работа Москомнаследия была бы объективной. Кстати, по состоянию дел на октябрь 2008 года Москомнаследие уточняло сведения об имущественном положении 1117 памятников. Охранные обязательства владельцев и пользователей были оформлены лишь на 2751 памятник. Еще 412 договоров находились в работе. Сколько это в процентах, легко подсчитать, если знать, что к исходу года в Москве числятся на охране 6288 памятников. Готова ли Москва к приватизации памятников?

Проект закона «О приватизации государственного имущества города Москвы» внесен в Городскую думу Юрием Лужковым. Этот документ идет на смену закону «О приватизации государственной и муниципальной собственности», принятому в 2001 году и устаревшему почти сразу, как только вышел аналогичный федеральный закон. Но главная причина сочинения нового проекта – снятие моратория на приватизацию памятников федерального значения два года назад. Испуг оказался преждевременным: теперь приватизацию тормозит отсутствие разграничения собственности на эти памятники между центром и регионами. Протоколы разграничения, время от времени предъявляемые прессе, не имеют юридической силы. Это лишь подготовительные материалы к постановлениям правительства России и к последующей имущественной регистрации памятников. Кстати, вопреки победным реляциям 2007 года, протоколы до сих пор не подписаны сторонами, список спорных объектов снова вырос: осенью 2008 года в нем значились 272 адреса, включая шесть утраченных, существующих лишь на бумаге. Мораторий изначально не распространялся на приватизацию памятников регионального значения. Иначе говоря, последние шесть лет их можно было приобретать. Однако число приобретений в Москве, да и во всей России, ничтожно мало. Главная причина – неполнота законодательной базы. И, как следствие, юридическая «нечистота» товара, его неготовность к торгам.

190 reconstruction, cannot be passed off as adaptation to a new use. The general impression made by the draft is that the left hand did not know what the right hand was doing. The appearance of this document defeats its authors’ original object. In fact the existing law does actually need to be patched and mended – that is to say, expanded and improved – rather than to be scrapped outright. Why the Draft Law Avoids the Issue of Ownership

The issues of privatisation and of ownership rights involving historic buildings in a more general sense are not dealt with at all in the draft law. This is partly because they have become the subject of separate law- and rule-making. One thing in particular stood out about Moskomnaslediye’s package of proposals entitled “Concerning the system for administrating and managing historic buildings”: the committee was looking to take on the powers of a property owner – naturally, not of all the listed buildings in Moscow, but rather of the ones that are registered as city government property and managed by Mosimushchestvo, city hall’s real estate division. Mosimushchestvo, however, refused to rubber stamp the proposals, and the dispute was referred to the city government. One of the proposals was for tender committees to be given the right to filter out competing bidders for historic buildings before the start of the bidding process. Mosimushchestvo objected to this proposal as illegal. Luzhkov took the side of Mosimushchestvo, saying that if Moskomnaslediye were to be given “commercial functions”, it would then try to widen their scope. “In order to expand their operations as a lessor, they will need to declare more structures listed buildings,” said Luzhkov. In other words, Luzhkov doubted that Moskomnaslediye’s surveying and inventory-taking would be objective. Incidentally, as of October 2008, Moskomnaslediye was trying to establish the property status of 1,117 listed buildings. Preservation orders had been signed by owners and tenants for only 2,751 buildings, while 412 more were still being drawn up. It is easy to work out what percentage that is of the total if one knows that as of the end of 2008 there were 6,288 state-protected buildings in Moscow. Is Moscow Ready to Privatise its Listed Buildings?

A draft law entitled “Concerning the privatisation of stateowned property in the city of Moscow” has been tabled in the City Duma by Luzhkov. This document replaces the law entitled “Concerning the privatisation of state and municipal property”, which was passed in 2001, but rendered obsolete almost instantly when a similar federal law was issued. But the main reason for the appearance of this draft is the lifting of the moratorium on the privatisation of federally-listed buildings two years ago. The fears this raised turned out to be premature: privatisation is still being hampered, this time by the lack of any demarcation of property rights to listed buildings between central and regional government. The protocols on demarcation that are made available to the press from time to time have no legal force. They are simply travaux préparatoires for decrees to be issued by national government and for the subsequent registration of ownership rights to listed buildings. Let it be noted in passing that, despite all the press coverage in 2007 making out that the property disputes had been settled, the protocols have not been signed by either side and the list of disputed buildings has again grown: in autumn 2008 it

охранное законодательство / conservation law Прежде всего, отсутствует реестр памятников. Реестр – не просто перечень, а описание всех юридических и товарных характеристик. Состав памятника и предмет его охраны, описание его территории и охранной зоны, отраженное в земельном кадастре, свидетельства имущественной регистрации (региональной, федеральной) и т.д. Отсутствие реестра служит для потенциальных покупателей лучшим мораторием, чем сам мораторий. Как же должна выглядеть приватизация памятников московской принадлежности по новому городскому законопроекту, то есть, в сущности, по мнению Юрия Лужкова? Она описывается отдельной, 9-й статьей текста. Во-первых, правительство Москвы создает уполномоченный орган исполнительной власти, осуществляющий приватизацию городского имущества всех видов. Во-вторых, имущество особого вида – памятники – будет приватизироваться этим органом по согласованию с органом охраны наследия. То есть Москомнаследие станет не продавцом, а консультантом и контролером продавца. Именно Москомнаследие, и это в-третьих, должно будет составлять перечни памятников, приватизация которых возможна. А перечень памятников, приватизация которых запрещена, будет установлен отдельным городским законом. Иначе говоря, Городской думой. По каким критериям и как технически будут составляться оба перечня, проект закона умалчивает. Обременениями права собственности в проекте названы обязательства по сохранению и восстановлению памятника. (Восстановление – не юридическое понятие, и не всякий памятник нуждается в восстановлении, но это редакционная правка.) Обязательства входят в договор купли-продажи и указываются в охранном обязательстве собственника. Договор оформляется уполномоченным органом-продавцом, а обязательство – органом охраны памятников. Первостепенное значение приобретает форма (точнее, содержание) типового обязательства, но к проекту закона она не была приложена. Остальные части 9-й статьи касаются всего лишь двух «узких мест». Первое из них – запрет продажи памятников по частям. Даже когда памятник зарегистрирован частью в московской, частью в федеральной собственности, он может быть продан только одному хозяину. Это не касается памятников, входящих в жилой фонд. Действительно, как быть с приватизированными квартирами в жилых домах, когда и если эти дома становятся памятниками? Проект не дает ответа, а лишь отсылает к действующему законодательству. Второе «узкое место» – приватизация памятника, входящего в охранную зону другого памятника. Согласно проекту закона, ограничения, формулируемые в договоре купли-продажи, должны учитывать охранные права памятника-соседа. Это справедливо; однако такие ограничения должны формулироваться в договоре с любым собственником, попавшим в охранную зону памятника – например, с собственником пустого участка земли. Отдельная новелла проекта утверждает, что здания, строения и сооружения приватизируются вместе с земельными участками. Для памятников с их территориями и зонами охраны это положение требует конкретизации, которой, однако, в проекте нет. Еще одна новелла гласит, что малый и средний бизнес, арендующий здание, лишается преимущественного права на выкуп недвижимости, если площадь аренды превышает 100 кв. м. Для памятников это означает, что чем больше здание, занимаемое арендатором, чем, следовательно, больше ремонтные или

191

comprised 272 addresses, including six that are no longer extant and exist only on paper. The moratorium did not initially extend to locally-listed buildings. In other words, for the last six years it has been possible to purchase them. But the number of acquisitions has been negligibly small — not just in Moscow but nationwide. The main reason for this is the incomplete legislative base, which means that the goods are not legally ‘clean’ and so not ready to be put on sale. First of all, there is no register of listed buildings. A register is not simply a list, but catalogues all the legal and commercial features: the nature of the building and the object of protection, a description of its curtilage and setting as reflected in the land cadastre, evidence that it has been registered as a regionally- or federally-owned property and so on. The lack of any register functions far better as a moratorium for prospective buyers than the moratorium itself did. But what should the privatisation of historic buildings owned by the Moscow government look like as per the new city draft law – essentially, in Luzhkov’s own view? This is described in a separate article in the text, Article No. 9. Firstly, the city government is to set up an executive body authorised to privatise city property of all types. Secondly, special kinds of property – listed buildings – will be privatised by this body with the approval of the heritage authority. That is to say, Moskomnaslediye will act as a consultant and overseer to the vendor, rather than being the vendor itself. It is Moskomnaslediye – and this is the third point – that will have to draw up the lists of buildings that are able to be privatised. The list of buildings which cannot be privatised will be authorised by a separate city law – by the City Duma, in other words. The draft law makes no mention of the criteria on the basis of which both lists will be drawn up and how this will actually work in practice. Obligations to conserve and restore a building are described in the draft as encumbrances to property rights. Restoration is not a legal term and not every historic building is in need of it – this is an editorial amendment. The obligations are included in the sales contract and are indicated in the owner’s preservation order. The contract is drawn up by the body authorised to act as vendor and the preservation order by the heritage protection authority. The form (or rather, the content) of the standard-form preservation order is therefore of paramount importance, but it was not appended to the draft. The remainder of Article No. 9 concerns a couple of blind spots. The first of these is the prohibition of the piecemeal sale of a listed building. Even if a building is partly registered as city property and partly as federal property, it can only be sold to a single owner. This does not affect historic buildings comprising part of the housing stock. Indeed, what is to happen to privatised flats in residential buildings if and when these buildings are listed? The draft provides no answer and simply refers the reader to existing legislation. The second blind spot is the privatisation of a building in the state-protected setting of another listed building. According to the draft law, the restrictions laid out in the sales contract should take into account the setting of the neighbouring listed building. This is quite correct, but then such restrictions should be laid out in contracts with any property owner within the setting – even the owner of an empty plot of land, for example. A separate new statute in the draft states that buildings are to be privatised together with the plot of land on which they stand.

кризис наследия / нeritage in сrisis реставрационные затраты арендатора, – тем меньше у него шансов стать собственником. Увы, такова буква федерального закона «Об особенностях отчуждения недвижимого имущества...» Из этого примера ясно, какой объем законодательной работы необходим для приватизации памятников, – и какая малая доля этой работы выполнена в нынешнем законопроекте. Усложнение процедуры подачи заявок

До конца минувшего года заявить недвижимость на охрану в качестве памятника культуры было легко. Любой гражданин мог заполнить в Москомнаследии бланк, и даже если заявку клали «под сукно», у дома появлялась первая степень защиты, гарантированная, во всяком случае, законом. Новая ведомственная инструкция меняет этот порядок. В декабре председатель Москомнаследия Валерий Шевчук выпустил внутреннее распоряжение о регламенте подачи и рассмотрения заявок. Теперь заявитель должен принести в «одно окно» целый пакет документов: «историческую справку по объекту с указанием документальных и библиографических источников», не менее пяти фотографий и «ситуационный план» места. Это во-первых. А во-вторых, заявление поступает на стол вновь создаваемой «комиссии по рассмотрению заявлений». Это не комиссия привлеченных экспертов, изучающая заявку по существу, а комиссия чиновников, изучающая ее по форме и решающая, принимать ли ее вообще. Требование насчет пакета документов отсекает большинство потенциальных заявителей. Сочинение заявок становится делом специалистов, знающих, где лежит архивная информация, что такое ситуационный план и откуда его «скачать». Но даже наилучшим образом оформленный пакет документов может не пройти отборочную комиссию. Из текста распоряжения следует, что эта инстанция должна принимать во внимание согласованную ранее проектную документацию и прежние решения Москомнаследия по статусу объектов. Иначе говоря, комиссия будет заранее определять, стоит ли портить отношения с инвесторами из-за вновь открывшихся обстоятельств. Определять будут семеро штатных чиновников, один из которых прямо отвечает за согласование градостроительной документации по объектам, не имеющим статуса. Хуже всего то, что заявка перестает быть средством оперативной защиты. Теперь невозможно решить дело за день-два, как это было, например, с оградой клиники Усольцева («врубелевской»), не имевшей охранного статуса на момент посягательства. Фотографии принесли мгновенно, а серьезную историческую справку пришлось бы писать неопределенно долго, поскольку памятник был почти не исследован и едва введен в литературный оборот. Федеральный закон гласит, что порядок проведения государственной историко-культурной экспертизы, требования к подбору экспертов, перечень документов, порядок исследований и прочее устанавливаются правительством Российской Федерации. Речь идет о подзаконном акте, который сочиняется в правительстве уже семь лет. Только в отсутствие федерального регламента мог родиться нынешний московский. С появлением первого второй автоматически потеряет силу. На это и надежда. Что нужно сделать, чтобы закон действительно защищал

В заключение – несколько законодательных предложений автора.

192 This point needs to be laid out in greater detail with specific reference to listed buildings with their curtilage and setting, but the draft does not provide for this. Another new statute states that small and medium-sized businesses renting out a building lose the right of first refusal to the sale of the property if the rented premises are greater in size than 100 square meters (1076 square feet). For historic buildings this means that the greater the building occupied by the tenant – and, consequently, the greater the expenses entailed by maintenance and restoration – then the less chance he has of becoming owner of it. Such, alas, is the letter of the federal law detailing the alienation of immovable property. It is plain to see from this example how much legislative work remains to be done before the privatisation of historic buildings can begin, and also how little of that work has been completed in the current draft law. New Complications in the Listing Application Process

Until the end of last year it was easy to make an application for listed status to be granted to a building. Any citizen could fill out a form in Moskomnaslediye, and even if the application was kept in limbo, the building still acquired a basic degree of protection guaranteed by the law, at any rate. But a new internal directive is to change all that. In December 2008, head of Moskomnaslediye, Valery Shevchuk issued a directive concerning the procedure for submitting and reviewing applications. From now on the applicant will have to bring a whole package of documents to a ‘single window’ service: an outline of the history of the building based on documentary and bibliographical sources, no less than five photographs, and a plan showing the layout of the site. And that’s just for starters. The application then comes before a newly created committee for reviewing applications. This is not a committee of experts who have been specially brought in to examine the case for listing, but rather a board of civil servants who review it on the basis of its form and decide whether to accept it at all. The requirement to file a whole package of documents will block the way to most potential applicants. Drawing up an application becomes the business of specialists who know where to find archive information, what a layout of the site is and how to “download” it. But even an ideally presented package of documents may not make it past the selection committee. The text of the directive states that it has to take account of any planning documents that have already been approved and previous decisions made by Moskomnaslediye concerning the building’s status. In other words, the committee will have made its mind up in advance whether it makes any sense to spoil relations with investors because of new circumstances that have come to light. Seven full-time staff members will make up the committee, one of whom is directly responsible for approving planning applications involving buildings without listed status. The worst thing about this is that applications can no longer confer rapid protection. It is now impossible for a decision to be taken within the space of one or two days, as happened in the case of the wall designed by Mikhail Vrubel enclosing the Usoltsev clinic, which did not have protected status when demolition work started. Back then, photographs of that structure were provided instantly, yet any proper background information would have taken an indefinite amount of time to write, since it had hardly been studied and there was little literature covering it. Federal law

охранное законодательство / conservation law Внести в понятийный аппарат законов о наследии определения капитального строительства и реконструкции, а также исчерпывающий перечень их видов, то есть всех видов запрещенных на памятниках работ. В частности, отнести к капитальному строительству и реконструкции перекрытие дворов. Установить, что объект наследия ни одним своим фасадом не может быть включен в интерьер другого здания. Определить понятие «приспособление памятника». Прямо различить его с капитальным строительством и реконструкцией. Дать перечень возможных работ по приспособлению. Увеличение общей и полезной площади за счет увеличения габаритов объекта, перекрытие дворового пространства и тому подобное не должны считаться приспособлением. Ввести и определить понятие «городское пространство» применительно к памятникам и их территориям, с различением от общественного пространства (например, музейного). Городское пространство доступно без платы в любое время. Все фасады и территория объекта наследия являются частью городского пространства. Объект наследия, находящийся в глубине владения, и его территория не могут быть исключены из городского пространства (закрыты для доступа). Территория объекта наследия, находящаяся позади объекта наследия, не может быть исключена из городского пространства (закрыта для доступа). Исключение объекта наследия и/или его территории из городского пространства (закрытие для доступа) допускается по особому письменному разрешению руководителя органа охраны наследия (какого – в зависимости от категории и принадлежности) по согласованию с руководителем государственного органа в области туризма (какого – в зависимости от категории и принадлежности), и только для организаций режимного характера. Установить, что перечень объектов наследия, не подлежащих приватизации, должен включать в себя несколько перечней. Например, помимо перечня музеев, перечень объектов, имеющих перспективу музеефикации. Этот перечень должен составляться государственными органами, уполномоченными в области культуры, по согласованию с органами охраны наследия того же уровня. Установить, что арендаторы и пользователи объектов наследия имеют внеконкурсное (или преимущественное) право на приватизацию этих объектов, если осуществили полный объем ремонтно-реставрационных работ согласно планово-реставра ционному заданию органа охраны наследия, после принятия объекта государственной комиссией. Плата, вносимая такими арендаторами и пользователями за приобретение арендуемого или используемого объекта наследия, рассчитывается с вычетом сметы ремонтно-реставрационных работ. Установить, что объект, исключенный из перечня памятников федерального значения, автоматически становится объектом наследия регионального значения, если иное не оговорено в решении правительства Российской Федерации. Аналогично объект, исключенный из перечня памятников регионального значения, автоматически становится объектом наследия муниципального значения, если иное не оговорено. Установить, что после расторжения договора аренды, использования или купли-продажи объекта наследия руководитель правительства России или субъекта Федерации (в зависимости от уровня имущественной регистрации памятника) в месячный срок распоряжается о передаче объекта наследия в аренду или

193

states that the procedure for carrying out historical and cultural surveys by official experts, the grounds for selecting them, the documents that must be submitted, the procedure for carrying out research and so on are all determined by the federal government. This refers to a sublegislative act that the government has been working on for the last seven years. Only the absence of any federal directive could have made it possible for Moskomnaslediye’s new internal directive to appear. The appearance of the former would automatically render invalid the latter. That is the only hope. What Needs to be Done to Make Conservation Laws Really Protect

I conclude with a few legislative proposals of my own. Definitions of capital construction and reconstruction need to be added to the conceptual structure of heritage laws, as well as an exhaustive list of all the different types of both of them, i.e. of all the types of work which it should be forbidden to carry out on a listed building. Among them, the roofing over of internal courtyards needs to be classed as capital construction and reconstruction. It needs to be established that not even a single façade of a listed building can be incorporated into the interior of another building. The concept of ‘the adaptation of an historic building’ needs to be defined and needs to be completely differentiated from capital construction and reconstruction. There must be a list of all the types of work that are allowed as part of the process of adaptation. Increasing the total and useful amount of floor space by increasing the external dimensions of a building, roofing over internal courtyards and suchlike should not be able to be classed as adaptation. The concept of ‘urban space’, as applicable to historic buildings and their curtilage, needs to be introduced, defined and differentiated from public space (like that within a museum, for example). There should be free access to urban space at any time. All the façades and the site of an historic building are part of the urban space. A listed building located in the middle or rear of a site and its curtilage cannot be removed from urban space (i.e. access to it cannot be denied). If the curtilage of a listed building is located behind it, then it cannot be removed from urban space (i.e. access to it cannot be denied). Removing a listed building and/or its curtilage from urban space (denying access to it) is allowed only on the basis of written permission from the head of the state body responsible for tourism (whether this is a federal or local body depends on the category of the listing and the ownership of the building) and then only for organisations which are important to national security. It needs to be established that the list of state-protected buildings that cannot be privatised needs to be divided up into sub-categories. For example, apart from the one comprising the buildings that actually are currently museums, there needs to be another sub-category listing buildings that could be turned into museums at some point in the future. The buildings in this subcategory need to be selected by state organisations empowered to operate in the cultural sector, with the agreement of the relevant regional or federal conservation body, depending on the level of government of the organisation in question. It also needs to be established that tenants and users of listed buildings have the right of first refusal when the building in question is put up for sale, or else have the right to purchase it

194 пользование, либо о выставлении объекта на приватизационный конкурс. Романтическое предложение: потомки собственников, владевших объектом наследия на момент конфискации в 1917-1918 годах и позже, должны иметь преимущественное право на приватизацию таких объектов на конкурсной основе. Потомки собственников, владевших объектом наследия ранее времени конфискации, имеют аналогичное право, уступая лишь потомкам непосредственных жертв конфискации. Потомки по непрерывной мужской линии имеют преимущество перед другими потомками. И еще немного романтизма. Если парикмахерская существует с 1916 года, то эта функция может стать предметом охраны.

without a tender being held at all, provided that they have undertaken all the renovation and restoration work as instructed in the planning task from the buildings conservation body and that the work has been officially passed by the state commission. The total cost of the renovation and repair work is to be rebated from the acquisition price. It must be established that any listed building stripped of federal protection automatically becomes a regionally-listed building if nothing is specified to the contrary in the ruling of the federal government. Likewise, if a listed building is stripped of regional protection, then it automatically becomes a municipallylisted building, if nothing is stated to the contrary. It must be established that when a contract for the rental, use or sale of a listed building is terminated, the head of the national government or government of the relevant subject of the federation (depending on the property registration of the building) is to give orders within the space of a month to make the building available to another tenant or user, or else to hold a tender and privatise it. A romantic proposal: descendants of whoever owned a listed building when it was confiscated and nationalised in 1917-1918 or later should have the right of first refusal when bidding opens for its privatisation. The descendants of whoever owned a building prior to its being confiscated should have a similar right, ceded only to descendants of people directly affected by the confiscation. Descendants related by an unbroken male line to the original owner are to have priority over any other descendants. And finally, a little bit more romance. If a barber’s shop has existed in the same building since 1916, then that function could also be covered by listed status.

общественное движение в защиту наследия / the grassroots conservation movement Эдмунд Харрис и Клементина Сесил / By Edmund Harris and Clementine Cecil

196 В Москве на глазах набирает силу движение за сохранение исторических зданий. В нем участвуют молодежь и пожилые люди, местные жители и иностранцы, объединенные желанием спасти стремительно тающее архитектурное наследие города. У российской столицы есть долгая и благородная традиция кампаний протеста, пережившая многочисленные превратности. В советское время Москва потеряла тысячи исторических зданий, и только при Брежневе активистам охраны архитектурного наследия удалось добиться, чтобы их голос был услышан: они успешно провели кампанию против принятого в 1971 году нового Генерального плана Москвы, предполагавшего снос почти всего исторического центра. В общественном движении 1960-1970-х годов особую роль сыграло основанное в 1966 году Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), которому удалось добиться принятия некоторых превосходных законодательных актов. Эта гражданская деятельность, вместе с зеленым движением 1980-х, была одним из мощных факторов, подталкивающих к переменам в советской системе. В начале 2000 годов происходящие с городом мутации вызвали новый рост активности неравнодушных граждан. Стали возникать различные группы – от ассоциаций местных жителей до международных лоббистских объединений. Гражданское

общество в России пребывает в зачаточном состоянии, и пока еще правительство редко прислушивается к требованиям таких групп. До относительно недавнего времени движение за сохранение архитектурного наследия пользовалось поддержкой таких видных фигур российской культуры, как директор Института искусствознания Алексей Комеч (1936-2007) в Москве и великий ученый Дмитрий Лихачев (1906-1999) в Петербурге. В 1990-х годах выступление Лихачева против планов постройки небоскреба в СанктПетербурге сыграло решающую роль в остановке этого проекта. Смерть этих людей стала тяжелым ударом для движения за сохранение архитектурного наследия, но это движение растет и меняется, стремясь восполнить утраченное. Московское общество охраны архитектурного наследия (MAPS), которое представляет этот отчет совместно с SAVE Europe’s Heritage, является независимой организацией, созданной в мае 2004 года, чтобы привлечь внимание международной общественности к угрозам, нависшим над историческими зданиями Москвы. Первый выпуск отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» произвел эффект разорвавшейся бомбы, стал главной темой первых полос центральных российских газет и привел к изменениям в законода-

Снеговики с плакатами в руках (фото на с. 195) – участники немой акции протеста у стен Центрального дома художника, проведенной группой художников во главе с Николаем Полисским 24 февраля, в день публичных слушаний по вопросу о планах редевелопмента участка. Плакат «Дом ЦДХ-ГТГ – памятник века» подписан Вероникой Сукоян, дочерью Николая Сукояна, одного из авторов здания Photograph on p. 195: snowmen by artist Nikolai Polissky staging a mute protest outside the Central House of Artists on February 24th, the day of the public hearing of redevelopment plans for the site. The placard on the left reads ‘Baturina, you’ll go bust - art isn’t as safe as might seem’ while the one on the right reads ‘The building of the Central House of Artists and State Tretyakov Gallery is an historic monument of the 20th century’ and is signed by Veronika Sukoyan, daughter of one of the architects, Nikolai Sukoyan.

Moscow is home to a growing preservation movement made up of young and old, locals and foreigners, united in their desire to save the city’s fast diminishing architectural heritage. The city has a long and noble tradition of grassroots campaigning that has survived numerous vicissitudes. Moscow lost hundreds of historic buildings during the Soviet period and it was only during the Brezhnev era that heritage activists finally had their voices heard when they successfully campaigned against a new general plan for Moscow passed in 1971, under which almost all of the historic centre would have been destroyed. The All-Russian Society for the Preservation of Historical and Cultural Landmarks (VOOPIK), founded in 1966, played a particularly important role in the grassroots movement of the 1960s and 1970s and was responsible for some excellent legislation. Grassroots heritage protection activity, coupled with the Green movement in the 1980s, together formed one of the strongest civil voices calling for changes in the Soviet system. In the early 2000s, the changes affecting the city led to renewed concern: activists began to coalesce into groups varying from local residents’ associations to international lobbying groups. Civil society in Russia is in a fledgling state

and it is not yet common practice for the government to listen to the demands of pressure groups. Until relatively recently, the preservation movement

enjoyed the support of such grandees of Russian culture as Alexei Komech (1936-2007), head of the Moscow-based Institute of Art History and, in St Petersburg, the great scholar Dmitry Likhachyov (1906-1999). Likhachyov spoke out against plans to build a skyscraper in St Petersburg in the 1990s and this proved instrumental in getting the project stopped. The loss of these men has left the conservation movement much the poorer, but it is growing and metamorphosing to compensate the loss. The Moscow Architecture Preservation Society, MAPS, which is co-writing this report with SAVE Europe’s Heritage, is an independent body and registered Russian charity formed in May 2004 with the aim of raising international awareness about the threats to Moscow’s architectural heritage. The first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ was a bombshell, commanding the front pages of national papers, and changes in legislation. Allies who have joined forces with us for individual projects include Director of the Moscow Shchusev Аrchitecture Museum, David Sarkisyan, Professor of the Moscow Architectural Institute Natalia Dushkina, and Yekaterina Shorban, a Research Fellow of the Institute of Art History. Speaking out about the threats to Moscow’s heritage can be a sensitive issue, as Andrei Loshak found out when he shot a documentary film for NTV on the subject, also taking in St Petersburg, in June 2008. His team arranged a debate between Leonid Kazinets, one of Moscow’s most ferocious property developers, and MAPS trustee Edmund Harris on the roof of one of Kazinets’s buildings. Loshak also spoke to Moscow residents who had been forced out of buildings in the centre and resettled in faceless new suburbs to make way for new development. The programme went on air on June 28th, but only in the Far East of Russia; NTV pulled it by the time it was due to be shown in the Urals. Nevertheless, the film made it onto the Internet where it scored 28,000 hits in the first 24 hours alone and became an underground sensation. The censorship of the programme

общественное движение / the grassroots movement тельстве. Среди союзников, присоединяющихся к нам в связи с отдельными проектами – директор Московского музея архитектуры имени А.В. Щусева Давид Саркисян, профессор МАРХИ Наталия Душкина и ведущий научный сотрудник Института искусствознания Екатерина Шорбан. Угрозы, нависшие над историческим наследием Москвы, – тема, которая порой оказывается слишком щекотливой для публичного обсуждения. Так было, например, когда Андрей Лошак в июне 2008 г. снял в Москве и Санкт-Петербурге документальный фильм для НТВ. Авторский коллектив фильма организовал дебаты между Леонидом Казинцом – одним из самых безжалостных девелоперов Москвы – и членом попечительского совета MAPS Эдмундом Харрисом на крыше одного из зданий, построенных компанией Казинца. В фильме были также интервью с теми московскими жителями, которые были вынуж-

Почти десятиградусный мороз не помешал первому публичному выступлению нового движения «Архнадзор» 22 февраля 2009 года. Активисты собрались у памятника Клименту Тимирязеву на Тверском бульваре, чтобы выразить протест против разрушительной перестройки усадьбы Шаховских на Большой Никитской Temperatures of nearly -10 degrees Celsius did not stop new conservation group Archnadzor from holding its first public event on February 22nd. Activists gathered by the monument to Kliment Timiryazev on Tverskoi Bulvar to protest again the destructive remodelling of the Shakhovskoi family house on Bolshaya Nikitskaya Ulitsa. The banners read, ‘When you create, don’t destroy!’, ‘Farewell, Moscow’s courtyards!’ and ‘Defence in law for the Shakhovskoi house!’

197

became a news story picked up by the international press including The New York Times. Moskva, Kotoroy Net (Moscow That Is No More - MKN) continues to be active thanks to the commitment and efficiency of its organisers. Over the last 18 months they have published a second book about old Moscow and held an exhibition of photographs of derelict historic buildings entitled ‘Pull Down Don’t Restore’, where the public was invited to vote for those that they thought worthy of being saved. The exhibition was triggered by their desire to establish what they perceive as the 30 most threatened buildings in Moscow. “Journalists call us all the time and it’s their first question,” said Adrian Krupchansky, one of the key organisers of MKN. In 2006 architectural historian and journalist Alexander Mozhayev, an activist in MKN, began to give walking tours around areas of the historic city. Mozhayev’s own website www. archnadzor.ru is an extremely valuable resource for information about threatened buildings, restoration projects and the discussion of new developments in Moscow. In February, Archnadzor metamorphosed into an umbrella organisation uniting several campaign groups, including MAPS and MKN. Archnadzor is a voluntary, non-political movement, intended to bring together all the people concerned by the fate of Moscow’s historic buildings, professionals and public alike. It aims to concentrate their efforts on monitoring the state of the city’s heritage, publicising information about threats to it and taking steps to combat them, as well as providing independent expert advice on

кризис наследия / нeritage in сrisis

198

Историк архитектуры и журналист Александр Можаев выступает на учредительном собрании «Архнадзора» 7 февраля 2009 года. Слева – писатель Рустам Рахматуллин, соучредитель и член координационного совета движения

Член правления MAPS Эдмунд Харрис дискутирует на темы наследия с девелопером, президентом компании «Баркли» Леонидом Казинцом на съемках фильма Андрея Лошака (НТВ) «Теперь здесь офис»

Architectural historian and journalist Alexander Mozhayev speaks at the official launch of Arkhnadzor on February 7th, 2009. Rustam Rakhmatullin, fellow founder, committee member and author is seated on the left.

MAPS trustee member Edmund Harris debates heritage issues with Leonid Kazinets, developer and CEO of Barkli in Andrei Loshak’s film for NTV, ‘There is an office here now.’

дены из зданий в центре переселиться в безликие новостройки на окраине города, чтобы освободить место для нового девелоперского проекта. Программа вышла в эфир 28 июня, но только на Дальнем Востоке России: к тому времени, когда должна была начаться трансляция на Урал, телекомпания НТВ сняла фильм с эфира. Однако он попал в Интернет, где только за первые 24 часа его посмотрели 28 000 человек, и стал нелегальной сенсацией. Сообщения об этом акте цензуры на НТВ были растиражированы международной прессой, включая «Нью-Йорк Таймс». Проект «Москва, которой нет» (МКН) продолжает свою деятельность благодаря энтузиазму и эффективности своих организаторов. За прошедшие полтора года они издали вторую книгу о старой Москве и провели выставку фотографий заброшенных исторических зданий под названием «Сносить нельзя реставрировать», где посетителям предлагалось голосовать за те здания, которые, по их мнению, были достойны сохранения. Выставка была вызвана к жизни желанием авторов проекта выявить 30 построек в Москве, которым угрожает наибольшая опасность. «Нам все время звонят журналисты, и это – их первый вопрос», – сказал Адриан Крупчанский, один из главных организаторов МКН. В 2006 году историк архитектуры и журналист Александр Можаев, активист МКН, начал проводить пешеходные экскурсии по историческим районам города. Собственный вебсайт Можаева www.archnadzor.ru является чрезвычайно ценным ресурсом для тех, кто хочет получить информацию о зданиях, которым угрожает опасность, о реставрационных проектах или об обсуждении новых девелоперских проектов в Москве. В феврале 2009 года «Архнадзор» был преобразован в зонтичную органи-

preservation issues. On February 22nd, Archnadzor held its first public event – a protest meeting on Tverskoi Bulvar against the reconstruction of the Shakhovskaya house for the Helikon opera company, described in the Thorny Issues chapter.

The groundswell of grassroots activity has gone hand in hand with burgeoning media coverage and hardly a week passes without several heritagerelated stories appearing. The conservation movement has

been lucky to have several well known journalists in its ranks. Such is Rustam Rakhmatullin, a journalist with long-established broadsheet Izvestia, who since February 2004 has been covering the fate of the Russian capital’s architectural heritage in the ‘Careful, Moscow!’ column, originally established by fellow activist Konstantin Mikhailov in early 2003. Other noteworthy journalists covering the heritage beat include the architectural critic of Kommersant, Grigory Revzin, who was featured in Loshak’s film for NTV, and arts editor of fellow broadsheet Vremya Novostei, Sergei Khachaturov. It would be impossible to talk about press coverage without mentioning the archi.ru national architecture portal. The operators of the site monitor the press and post new stories on both new construction and historic buildings on a daily basis, making it an invaluable information resource. In June 2006 the portal opened the Architectural News Agency (agency.archi.ru) to profile new projects and cover industry events. These include sittings of city hall’s City Planning Committee, whose decisions have a direct bearing on the fate of Moscow’s architectural heritage. As commissioning editor and one of the main reporters, Yulia Tarabarina is the mainstay of the site. A spate of books has appeared in recent years on the

общественное движение / the grassroots movement зацию, объединившую несколько групп, включая МКН и MAPS. «Архнадзор» – добровольное неполитическое движение, которое стремится объединить всех людей, обеспокоенных судьбой исторической застройки Москвы – как профессионалов, так и широкую публику. «Архнадзор» намерен вести с помощью добровольцев постоянный мониторинг состояния архитектурного наследия, предавать гласности информацию о возникающих угрозах, предпринимать шаги по противодействию этим угрозам и предоставлять консультации специалистов по вопросам сохранения наследия. 22 февраля 2009 года «Архнадзор» провел свою первую публичную акцию – митинг протеста против реконструкции дома Шаховской на Большой Никитской под нужды «Геликон-оперы» (см. раздел «Трудные случаи»).

Всплеск общественной активности в защиту архитектурного наследия сопровождается все более широким освещением этой темы в печати, и редкая неделя проходит без того, чтобы не появились несколько репортажей, касающихся памятников. Движению за сохранение наследия повезло,

что в его рядах есть несколько известных журналистов. Один из них – Рустам Рахматуллин, сотрудник влиятельной газеты «Известия», который с февраля 2004 года пишет о судьбе архитектурного наследия российской столицы в колонке «Осторожно, Москва!», созданной еще в начале 2003 года другим активистом движения – Константином Михайловым. Среди других серьезных журналистов, пишущих на тему исторического наследия, следует назвать архитектурного критика «Коммерсанта» Григория Ревзина, который также фигурировал в фильме Лошака для НТВ, и редактора отдела искусства газеты «Время новостей» Сергея Хачатурова. Невозможно говорить о прессе, не упомянув национальный архитектурный портал www.archi.ru. Сайт осуществляет мониторинг публикаций и ежедневно размещает у себя новости и о новостройках, и об исторических зданиях, благодаря чему он представляет собой неоценимый информационный ресурс. В июне 2006 года портал создал «Агентство архитектурных новостей» (agency.archi.ru), задача которого – представлять новые проекты и освещать важные события в отрасли, такие как заседания Градостроительного совета при мэрии, чьи решения оказывают самое непосредственное влияние на судьбу архитектурного наследия Москвы. Охранной тематикой на сайте больше всего занимается заместитель главного редактора портала и один из основных репортеров Юлия Тарабарина. В последние годы появилось множество книг об уничтожении исторических зданий. Одной из первых была «Хроника уничтожения старой Москвы: 1990-2006» Константина Михайлова и Рустама Рахматуллина, изданная при поддержке Бориса Федорова. Федоров, который, к сожалению, умер от инсульта в ноябре 2008 года, был основателем одного из ведущих инвестиционных банков России и недолгое время при Ельцине занимал посты министра финансов и заместителя председателя правительства РФ. Он оплатил расходы на публикацию книги из собственного кармана. Авторы попытались каталогизировать все исторические здания, утраченные за описываемый период. В общей сложности таких перечислено в книге 641, но найти иллюстрации оказалось возможным только для 172: остальные исчезли, практически не оставив после себя никаких свидетельств. После этого Михайлов издал еще пять книг об уничтожении архитектурного наследия Москвы в ХХ столетии.

199

destruction of historic buildings. One of the first was ‘A Chronicle of the Obliteration of Old Moscow: 1990-2006’ by Konstantin Mikhailov and Rustam Rakhmatullin, financed by Boris Fyodorov. The authors attempted to catalogue all the historic buildings lost during this period. Out of a total of 641 entries it proved possible to illustrate only 172 — the remainder had disappeared virtually unrecorded. Fyodorov, a banker who served as both finance minister and deputy prime minister under Yeltsin and paid for the publication of the book, sadly died of a stroke in November 2008. Mikhailov has since gone on to publish five more books on the destruction of Moscow’s heritage throughout the 20th century. In the last few years another powerful ally has emerged — the blogosphere. Both MKN and Archnadzor operate blogs and these have proved to be of immense value for monitoring the state of Moscow’s architectural heritage and raising public awareness of buildings under threat. Numerous sympathisers run their own blogs, some of them dedicated specifically to architectural and conservation issues. Community live journals dedicated to particular issues have appeared, such as ivanovska_gorka, named after Ivanovskaya hill in the historic centre. Another such journal, hitrovka, has been the focus for a campaign started in March 2008 after plans were made public to put up an office building on the site of Khitrovskaya Ploshchad, vividly portrayed in Vladimir Gilyarovsky’s account of life in the pre-Revolutionary city, ‘Moscow and Muscovites.’ A school built to a standard design was put up on the site of the square in the 1930s, later altered on numerous occasions and regarded by experts and researchers as overscaled and out of place in its historic surroundings. The surrounding area of Ivanovskaya Gorka is one of the last remaining parts of historic central Moscow to have come through the 20th century largely unscathed and stopping this highly intrusive development and reinstating the square would be an important step towards realising its full potential. In 1824, MajorGeneral Nikolai Khitrovo bought up several lots that had been destroyed in the fire of 1812, had the square laid out and made a present of it to the city. A group of campaigners organised a petition to Mayor Yury Luzhkov, asking for the office project to be stopped and the square reinstated — that is, to be given back to the city — with a monument to Gilyarovsky in the middle and to commemorate other famous national figures who have lived in the quarter since the 15th century. Thanks to widespread public support, 12,000 signatures were eventually collected. In October 2008 at a sitting of its expert committee, Moskomnaslediye reviewed an application made by local residents for the whole ensemble of Khitrovskaya Ploshchad to be granted the status of a newly declared listed site. Instead, for the first time ever, it was decided to make the five blocks surrounding the square an “area of special interest” within the Ivanovskaya Gorka area of special interest. But the matter is not yet closed – the decision still has to be backed up by a decree from the city government. Through Archnadzor and its related blog, Alexander Mozhayev brought to a wider audience the sad fate of Pechatnikov Pereulok, a picturesque street in central Moscow that is being largely demolished for wholesale redevelopment. Mozhayev published research by church historian Alexei Beglov who revealed that building 3, a late 19th century apartment block, had housed in its attic a secret monastic retreat which functioned from 1924 to the late 1960s. The story was picked up by several media outlets,

кризис наследия / нeritage in сrisis

Конечной целью кампании против новой застройки Хитровской площади является ее воссоздание как открытого общественного пространства. Визуализация показывает, как могла бы выглядеть площадь The goal of the campaign to stop Khitrovskaya Ploshchad from being built over with a business centre is to have the square recreated as an open public space. This artist’s impression shows how the square could look after being reinstated.

200

Хитровская площадь сегодня. Охристое с белым здание в центре – Электроме ханический колледж, занявший место сквера. Именно в ответ на планы построить на месте колледжа восьмиэтажный бизнес-центр, озвученные в начале 2008 года компанией «ДОН-Строй», началась кампания по спасению Хитров ской площади от редевелопмента. Если сквер будет воссоздан, белые здания на краю фотографии вновь станут его обрамлением Khitrovskaya Ploshchad as it looks today: it was in response to plans announced in early 2008 by developer Don-Stroy to demolish the Electromechanical College (The ochre and cream coloured building in the centre) for redevelopment that the campaign to save the square was initiated. If it is recreated, the row of white buildings on the edge of the picture will once again form one side of it.

В последние несколько лет у движения появился еще один сильный союзник – блогосфера. И у МКН, и у «Архнадзора» есть собственные блоги, которые зарекомендовали себя как неоценимое подспорье в деле мониторинга московского архитектурного наследия и привлечения внимания общественности к зданиям, находящимся под угрозой уничтожения. Многочисленные сочувствующие пишут на эти темы в собственных сетевых дневниках, некоторые из них полностью посвящены проблемам архитектуры и ее сохранения. Созданы тематические ЖЖ-сообщества, такие как ivanovska_gorka, названное в честь одного из уголков старой Москвы. Другой подобный блог, hitrovka, стал базой кампании, начатой против обнародованных в марте 2008 года планов строительства нового офисного здания на территории бывшей Хитровской площади, столь ярко описанной Владимиром Гиляровским в «Москве и москвичах». В 1930-х годах на месте площади выросло стандартное здание техникума, впоследствии перестроенное и, как считают специалисты, неуместное в историческом окружении по масштабу. Включающая Хитровку территория Ивановской горки – один из последних районов московского центра, переживших ХХ век сравнительно без потерь. Важным шагом к раскрытию ее потенциала как раз и может стать восстановление Хитровской площади и остановка наступления девелоперов. В 1824 году генералмайор Николай Хитрово приобрел два разоренных пожаром 1812 года владения, разбил на них площадь и подарил ее городу. Группа активистов Хитровки инициировала обращение к мэру Москвы Юрию Лужкову с просьбой отменить строительство офисного здания, восстановить площадь и воздвигнуть в середине ее памятник Гиляровскому. Обращение получило

including the Stolitsa (Capital) TV channel. But attempts to have the building listed were unsuccessful and it was demolished in early September 2008. Although the historic centre was thoroughly surveyed and recorded in the 1970s and 1980s, the results were only published in part in a multi-volume series entitled ‘Moscow’s Architectural Monuments’. What did not make it into these books ended up in archives that are closed to the public and not even readily accessible to specialists. For this reason, the flow of information on the blogosphere about threatened buildings is crucial for the preservation movement. This information is complemented by non-commercial sites dedicated to particular building types and periods, such as sovarch.ru, which opened in January 2008. Author Alexander Strugach and curator Denis Romodin aim ultimately to create a catalogue of works of Soviet architecture throughout the former USSR, organised by location and architect. Prior to founding sovarch.ru, Romodin set up a site dedicated to Moscow’s Art Nouveau architecture, mosmodern.ru. Along with Nikolai Vasilyev and a group of other authors, Romodin is also involved with moskonstruct.ru, a joint project funded by the European Union with La Sapienza University in Rome to study, popularise and campaign for the preservation of architecture of the 1920s and 1930s avant-garde. Both sovarch.ru and moskonstruct.org are complemented by community live journals for exchanging information. Such sources of information are also vital for the public heritage inspectors. This is a grassroots initiative to monitor the state of historic buildings and report on them to Moskomnaslediye. While Moskomnaslediye has periodically paid

общественное движение / the grassroots movement широкую общественную поддержку: под ним было собрано двенадцать тысяч подписей. В октябре 2008 года на заседании экспертного комитета Москомнаследия была рассмотрена заявка местных жителей на присуждение всему ансамблю Хитровской площади статуса вновь выявленного объекта культурного наследия. Архитектурным ансамблем Хитровскую площадь не признали, но вместо этого – впервые в истории – пяти окружающим площадь кварталам придали статус достопримечательного места в составе более обширного достопримечательного места «Ивановская горка». Для завершения процесса постановки на охрану, однако, требуется постановление правительства Москвы, которое еще не подписано. Через «Архнадзор» и его блог Александр Можаев сделал достоянием широкой общественности печальную судьбу Печатникова переулка – живописной улицы в центре Москвы, которой суждено быть почти полностью уничтоженной ради комплексной реконструкции. Можаев опубликовал исследование историка церкви Алексея Беглова, который обнаружил, что на чердаке дома №3 по Печатникову переулку – это был доходный дом конца XIX века – находился скит тайного монастыря, который функционировал с 1924 до конца 1960-х годов. Этот сюжет был подхвачен несколькими информационными агентствами, включая телевизионный канал «Столица». Но попытки внести здание в официальный реестр объектов культурного наследия оказались безуспешными, и оно было снесено в начале сентября 2008 года. Хотя исторический центр Москвы был основательно изучен и описан специалистами в 1970-1980-х годах, результаты этих изысканий были только частично опубликованы в многотомном издании «Памятники архитектуры Москвы». То, что не вошло в книги, оказалось в архивах, закрытых для публики и труднодоступных даже для специалистов. Поэтому поток информации в блогосфере о зданиях, которым угрожает снос, является важнейшим источником сведений для движения за охрану наследия. Ценными ресурсами являются также некоммерческие сайты, посвященные архитектуре отдельных стилей и периодов. Таков сайт sovarch.ru, открывшийся в январе 2008 года. Его создатели Александр Стругач и Денис Ромодин стремятся в итоге сформировать каталог архитектуры советского периода на территории всего СССР, организованный по географическому принципу и по авторам. Еще раньше Денис Ромодин запустил сайт, посвященный архитектуре московского модерна, mosmodern.ru. Вместе с Николаем Васильевым и другими авторами Ромодин также участвует в работе moskonstruct.org, финансируемого Европейским Союзом совместного проекта МАРХИ и римского университета La Sapienza, направленного на изучение, популяризацию и борьбу за сохранение архитектуры авангарда 19201930-х годов. И sovarch.ru, и moskonsrtuct.org дополняются ЖЖ-комьюнити для обмена информацией. Подобные ресурсы также являются незаменимым подспорьем для так называемых общественных инспекторов, по собственной инициативе занимающихся мониторингом состояния исторических зданий и сообщающих об угрожающих явлениях в Москомнаследие. Хотя комитет периодически откликается на сообщение общественных инспекторов, он не предоставляет им никакой официальной поддержки. Более того, как подробно рассказано на с. 192, с декабря 2008 года процесс подачи зая-

201

19 апреля 2008 года активисты, борющиеся за спасение Хитровской площади, организовали «ретросубботник», когда добровольцы расчищали дворы от мусора и упавших деревьев (на фото). Частью программы мероприятия были лекции об истории района и джазовый концерт на открытом воздухе. Субботник помог консолидировать поддержку местных жителей и привлек к кампании внимание средств массовой информации Campaigners trying to save Khitrovskaya Ploshchad organised a 1920s-style volunteer spring clean of the surroundings on Saturday April 19th, 2008, when volunteers cleared fallen trees, as shown here. The event also featured talks about the history of the area and an open-air jazz concert. It helped to crystallise support from local residents and attracted useful media coverage of the campaign.

heed to their findings, it provides no official support and so they are thrown back on their own resources. Moreover, as explained in greater detail on pp. 192-193, since December 2008, the process of filing applications for granting listed status – one of the main tasks of the public inspectors – must now include detailed descriptive information about the historical background of the candidate for listing, which is not always easy to obtain.

Thanks to information posted on its blog in late 2007 about illegal alterations made to the Kolesnikov-Sargin-Shapatina house at 88 Taganskaya Ploshchad, MKN was able to lodge a request for information and for action to be taken with Moskomnaslediye. An egregiously ugly extension and

extra storeys had been built on to a late 18th and early 19th century mansion that was being rented out as office space. In the first ever case of its kind, Moskomnaslediye took the owner, Anna Zaritskaya, to court and filed a demand for the confiscation of the property, which was upheld on May 7th, 2008. In autumn of the same year demolition of the illegal alterations began, although at the time of going to press it had still not been completed. Alas, attempts to save the Chelnokov house, a building of 1837 and 1856 at 2/6 Podkopayevsky Pereulok, were less successful. Illegal demolition of this building began in February 2008. Information quickly appeared on the ivanovska_gorka community blog, Moskomnaslediye was informed, work was stopped and the house was listed as a newly declared historic monument. Unfortunately, the intervention went no further. The house was left without a roof and that and the eventual recommencement of demolition work destroyed the 19th century interiors that had survived under later overlays (see p. 148 for more information).

кризис наследия / нeritage in сrisis

202

Одним из наиболее значительных архитектурно-исторических событий последнего времени стало раскрытие первоначального вида фасада палат стольника Емельяна Бутурлина 1650-1660 годов. По просьбе жителей студенты кафедры реставрации Московского архитектурного института под руководством видного реставратора Георгия Евдокимова выявили и обмерили элементы декора (в том числе изразцы) когда-то богато оформленных наличников на уровне первого этажа. Работы были санкционированы Москомнаследием

One of the most important achievements of the grassroots movement in 2008 was the discovery of the original façade of the palaty built for Yemelyan Buturlin in the 1650s60s. At the request of residents in the building students from the restoration department of the Moscow Architectural Institute guided by leading restorer Georgy Yevdokimov uncovered and took measurements of details of the original ornament (above left – work in progress), including majolica inserts (above) of the one richly ornamented window surrounds on the ground floor. The work was officially sanctioned by Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee).

вок на постановку на охрану – а это одна из основных задач общественных инспекторов – теперь включает обязательное предоставление подробной исторической справки о потенциальном объекте культурного наследия, что подразумевает сбор иногда труднодоступной информации.

Architects have also joined the ranks of campaigners, with rising star Boris Bernaskoni leading the defence of The Central House of Artists or CHA (by Nikolai Sukoyan and Yury Sheverdyayev, 1957-1979). Bernaskoni published a manifesto on the building and redevelopment plans, detailing his vision of how the site could be adapted without destroying CHA. It is in Russian and English, and was presented at the Venice Biennale in 2008, taking the issue to an international audience. Nor has Bernaskoni been the only professional to speak out in defence of CHA. In July 2008 the Public Council for Cultural Centres was formed, an informal grouping of prominent figures in Russia’s artistic and cultural life that includes several architects. On September 30th, 2008 the council sat for the first time and the result was a memorandum and an open letter to the city government calling for CHA to be saved. On February 19th, council member Veronika Sukoyan, daughter of Nikolai Sukoyan, filed a listing application with Moskomnaslediye. The application was rejected on the grounds that under federal law, only buildings put up a minimum of 40 years ago can be granted listed status – although started in 1957, CHA was not completed until 1979. Although Foster and Partners’ Project Orange, designed for developer Inteko and intended to be erected on the site of CHA, now appears to have been abandoned, the fate of the building and its surrounding area is still far from clear. In early February draft plans for the redevelopment of the site were shown to the public, who could vote for or against them, but only people registered as residents of the surrounding Yakimanka district of the Central Prefecture, or who work or own property there were eligible to vote. The plans indicated only the location and size of the new buildings, although it now appears that CHA is to be replaced by a

Благодаря размещенному в блоге МКН в конце 2007 года сообщению о незаконных переделках городской усадьбы Колесникова-СаргиныхШапатиной (Таганская площадь, 88) удалось подать запрос в Москомнаследие, которое предприняло активные действия.К особняку конца XVIII – начала XIX века, который сдавался в аренду под офисы, были добавлены необычайно уродливые пристройки и дополнительные этажи. Комитет по культурному наследию подал в суд иск против владельца, Анны Зарицкой, требуя конфискации собственности, и это требование было 7 мая 2008 года судом поддержано. Это был первый подобный случай. Осенью того же года начался снос незаконных пристроек, однако к моменту, когда эта книга готовилась к печати, он еще не был завершен. К сожалению, попытки спасти главный дом городской усадьбы Челнокова (1837 и 1856 годов постройки) в Подкопаевском переулке, 2/6 были менее успешными. Незаконный снос этого здания начался в феврале 2008 года. Информация об этом быстро появилась в блоге сообщества «Ивановская горка» и передана в Москомнаследие, в результате чего работа была остановлена и дом занесен в реестр как вновь выявленный памятник. К сожалению, вмешательство комитета на этом закончилось. Дом оставили без крыши, он начал разрушаться, потом через некоторое время работы по сносу возобновились,

общественное движение / the grassroots movement и в итоге оказались утрачены интерьеры XIX века, которые сохранились под более поздними слоями отделки. Архитекторы также присоединились к активистам. Восходящая звезда Борис Бернаскони возглавил кампанию в защиту Центрального дома художника (Николай Сукоян и Юрий Шевердяев, 1957-1979). Бернаскони опубликовал манифест о здании ЦДХ и планах перестройки, подробно изложив свои идеи относительно того, как этот участок можно было бы приспособить к новому использованию, не разрушая ЦДХ. Манифест был написан на русском и английском языках и представлен на Венецианской биеннале 2008 года, благодаря чему проблема стала известна международной общественности. При этом Бернаскони был не единственным профессионалом, высказавшимся в защиту ЦДХ. В июле 2008 года был сформирован Общественный совет по культурным центрам – неформальное объединение видных деятелей искусства и культуры России, включая нескольких известных архитекторов. 30 сентября совет провел свое первое заседание, результатом которого стали меморандум и открытое письмо правительству Москвы, призывающее сохранить здание ЦДХ. 19 февраля член совета Вероника Сукоян, дочь Николая Сукояна, подала в Москомнаследие заявку о постановке здания на охрану. Заявка была отвергнута на том основании, что по федеральному закону объектами культурного наследия могут стать только здания старше 40 лет, а ЦДХ, проект которого датируется 1957 годом, был завершен только в 1979-м. Хотя проект комплекса «Апельсин», созданный Foster + Partners для девелоперской компании «Интеко», собиравшейся осуществлять его на месте Дома художника, по-видимому, канул в небытие, судьба здания и окружающей его территории еще далеко не ясна. В начале февраля 2008 года публике был предъявлен эскизный проект развития территории, по которому на месте существующего ЦДХ должно появиться 17-этажное здание неизвестного назначения, а сам Дом художника и Третьяковская галерея перемещаются в новые здания на краю участка, вплотную к Садовому кольцу. В течение недели проектное предложение было выставлено в холле Третьяковской галереи, занимающей часть здания на Крымском Валу, а 24 февраля состоялись общественные слушания, которые стали первым примером процедуры согласования, предусмотренной принятым в декабре 2008 года новым Градостроительным кодексом. Слушания под председательством главного архитектора Москвы Александра Кузьмина были открыты для всех (фойе было переполнено), но формально учитывались только голоса людей, прописанных или работающих в районе Якиманка Центрального административного округа – решение судьбы проекта находится в руках местных, а не городских или федеральных властей. Несмотря на такое ограничение, проект редевелопмента, предусматривающий снос ЦДХ, на общественных слушаниях был решительно отвергнут и будет переработан. Частью кампании в защиту ЦДХ были также акции, проведенные группой художников, объединившихся в «Комитет по защите территории искусства», чтобы протестовать как против планов сноса здания, так и против своего исключения из процесса принятия решения. Многие из художников, лишенных права голоса в вопросе судьбы Дома художника, принимали участие в проводившихся там выставках или имеют работы в собрании Третьяковской галереи. Устроенные ими акции включали парад снеговиков с плакатами (которые вскоре пришлось убрать по

203

Важный прецедент исполнения закона об охране наследия был установлен в 2008 году, когда Москомнаследие привлекло владельца дома №88 на Таганской площади за незаконную перестройку находившегося до того в хорошей сохранности неоклассического особняка. Суд поддержал обвинение, дом был конфискован, и в начале октября пристройка, сделанная владельцем с задней стороны, была разрушена (на фото). «Москве, которой нет» удалось убедить Москомнаследие принять решительные меры благодаря информации и фотографиям, размещенным в блогах An important precedent for the enforcement of conservation law was set in 2008 when Moskomnaslediye took the owner of the 88 Taganskaya Ploshchad to court for making illegal alterations to this previously well preserved Classical mansion. The case was upheld, the house was confiscated and in early October the rear extension added by the owner was demolished, as seen here. It was thanks to information and photographs of the house posted by bloggers that Moskva, Kotoroy Net was able to press Moskomnaslediye to take action.

17-storey building and the museum is to be rehoused in a new building on the edge of the site adjoining the busy Garden Ring. The exhibition was followed by a public hearing on February 24th, held in the entrance hall of the section of CHA occupied by the Tretyakov Gallery and chaired by city architect Alexander Kuzmin. The hearing was open to everyone and the hall was packed to bursting, but again, only residents or people working in the Yakimanka district were allowed to speak: formally, the planning decision rests with local government, rather than the city or national government. This was the first hearing of its kind held since changes to the City Planning Code passed in December introducing them to the planning process. However, the city government is under no obligation to change its plans in accordance with any objections voiced at the hearing. A series of events was held by a newly formed group of artists, calling themselves ‘The Committee for the Defence of the Territory of Art’ to protest both against the redevelopment plans and at their being disenfranchised from the decision process. While not eligible to participate in it, many have taken part in exhibitions in CHA or else their work is on display in the Tretyakov. Events included the creation of a group of snowmen holding banners with slogans (later removed on the orders of the police), a flash mob and a protest gathering to allow opponents of the scheme to voice their opposition. The last of these was permitted by the police

204 требованию милиции), флэш-моб «Поцелуй ЦДХ» и митинг протеста, на котором противники сноса получили возможность озвучить свои протесты. Митинг был разрешен городской администрацией только при условии, если он состоится на некотором расстоянии от ЦДХ и число его участников будет ограничено – оба условия были рассчитаны на то, чтобы минимизировать внимание публики и средств массовой информации. Наиболее последовательно и организованно проводятся кампании в Санкт-Петербурге, где группа «Живой город» доблестно сражается против перестройки исторического центра, привлекая к участию в своих акциях известных представителей интеллигенции, поэтов, актеров и рок-звезд. Мы надеемся, что глава этого отчета о Санкт-Петербурге, предоставленная «Живым городом», выведет кампанию на международный уровень. Девелоперы и городские власти часто утверждают, что движение за сохранение архитектурного наследия – это инициатива сентиментальных представителей старшего поколения, не желающих отпустить прошлое. Но молодость многих активистов движения служит доказательством того что проблема волнует не только стариков, и что недовольство охватило самые широкие слои населения. Вывод ясен: настало время городским властям всерьез прислушаться к этому недовольству.

only on the condition that conditions were observed regarding its location and limiting the number of participants intended to keep it out of the public and media spotlight. Some of the most coherent campaigning is taking place in St Petersburg, where Zhivoi Gorod (Living City) is conducting a vigorous battle against redevelopment of the historic city, recruiting famous members of the intelligentsia, poets, actors and rock stars to take part in demonstrations. We hope that the chapter on St Petersburg in this report contributed by Living City, will kick start their international campaign. Developers and city officials often claim that the conservation movement is driven by a sentimental older generation unwilling to let go of the past. But the youth of many of its activists is proof that the issue concerns a wide demographic, and that dissatisfaction is widespread and entrenched. The message is clear: it is time that the city authorities addressed these concerns properly.

колонтитул

205

теория сохранения наследия. практика: лучшие и худшие примеры / conservation theory: best and worst practice

колонтитул

207

прямое действие / direct action Эдмунд Харрис, Денис Литошик, Юлия Мезенцева и Павел Каныгин / By Edmund Harris, Denis Litoshik, Yulia Mezentseva and Pavel Kanygin

208 Публичные акции

Public Campaigning

Иногда общественным организациям, для того чтобы их голоса были услышаны, приходится устраивать публичные акции. Право «проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» закреплено в статье 31 Конституции РФ. Порядок их проведения определяется Федеральным законом №53 от 19 июня 2004 г. и Законом города Москвы №10 от 4 апреля 2007 г. Организатор обязан заранее уведомить власти о предстоящей акции. Так, для проведения митинга или шествия нужно за 10-15 дней до предполагаемой даты события сообщить в районную префектуру обо всех планах организаторов: время начала, продолжительность, лозунги, ожидаемая численность участников и место проведения акции. В случае проведения пикета уведомление подается в органы власти за три дня.

Sometimes grassroots organisations have to take their campaign to the public at large to make their voices heard. The right to organise a public demonstration is enshrined in Article 31 of the Russian Constitution. Due procedure for holding them is laid down in Federal Law No. 53 of June 19th, 2004 and Moscow City Law No. 10 of April 4th, 2007. Organisers are legally obliged to inform the authorities in advance of the event. In order to hold a rally or protest march, in Moscow the local prefecture must be notified between 10 to 15 days in advance of all the organisers’ plans: the date, the time when it will start, the duration, the slogans, how many people are likely to take part and the location. In the case of protest meetings the authorities must be given three days’ advance notice.

Эдмунд Харрис

Фактически акции протеста можно проводить только при полном согласовании со стороны властей. Если мероприятие соответствует всем закрепленным в законе требованиям, то в выдаче разрешения не может быть отказано, хотя власти имеют право потребовать перенести акцию в другое место. В последнем случае, естественно, лишается смысла всякая акция, запланированная возле того здания, к которому она призвана привлечь внимание. Но если мероприятие проводится в какой-либо форме, не полностью санкционированной властями, то его организаторы и участники могут быть задержаны, обвинены в административном правонарушении – проведении несанкционированной акции и оштрафованы. Несколько примеров удачных и неудачных акций

Иногда власти, пытаясь уменьшить масштабы планируемой акции, изворачиваются, как это было в случае со вторым маршем «Живого города» за сохранение Петербурга 13 сентября 2008 г. Властями было согласовано проведение только митинга, а не марша, хотя со стороны властей незаконно

требовать изменения формы мероприятия, если нет никакой объективной причины для такого требования. Поэтому организаторы подали в суд на город-

ские власти, но проиграли процесс и в районном, и в городском суде. Разрешение на акцию в конечном счете было выда-

На с. 207: протестуя против планов Московской консерватории по полной перестройке бывшего дома преподавателей Синодального училища церковного пения (Средний Кисловский переулок, 4, Владимир Шер, 1897), «Архнадзор» организовал уникальное светомузыкальное шоу. Вечером 17 мая 2009 года у здания одновременно сошлись три экскурсии, участники которых держали горящие свечи. Хор церкви Казанской Божьей Матери на Красной площади исполнял православные песнопения, а на стену дома проецировались изображения религиозного искусства и храмов, а также портреты связанных со зданием композиторов. Photograph on p. 207: Archnadzor organised a unique sound and light show to protest against plans by the Moscow Conservatoire to redevelop the former apartment block of the teachers of the Synodal Choral College (4 Sredny Kislovsky Pereulok, Vladimir Sher, 1897) on the evening of May 17th, 2009. Three guided tours converged on the site at the same time, all the participants of which were holding torches. The choir of the Church of the Kazan Mother of God on Red Square performed Orthodox sacred music while behind them images of religious art, as well as composers and churches connected with the building were projected on the wall.

By Edmund Harris

In effect, demonstrations can only be held with the full sanction of the authorities. Provided the event conforms to the guidelines laid down in the law, permission cannot be denied, but the authorities have the rights to demand that it be held at another venue. The latter contingency naturally

renders pointless any event planned to be held outside the building to which it is intended to draw attention. But if the event goes ahead in any form not fully sanctioned by the authorities, the organisers and participants may be detained, charged with the administrative offence of holding an unsanctioned protest and fined. Successes and Warnings: Some Case Studies

Sometimes the authorities prevaricate in order to limit the size of the planned event, as happened with Zhivoi Gorod's second March for the Preservation of St Petersburg on September 13th, 2008. Permission was eventually granted for a rally rather than a march, although it is illegal for the authorities to insist

on changes to the form of the event if there is no objective reason for doing so. On this occasion the

organisers sued the city authorities, although they lost in both the district and city courts. Permission for the rally was eventually granted at the eleventh hour, which made it impossible to circulate posters and flyers in good time. The turnout was far less than it had been at the previous year — when permission had been granted for a proper march — and those in attendance were almost outnumbered by the police. Heavy-handed dispersals of marches and rallies not sanctioned by the authorities in recent years have made the public wary of attending protest events, even when the organisers give no cause for police intervention, as was the case here. The authorities tend to deal with protest events on a case by case basis. Usually everything goes well provided participants stick to what has been officially agreed, but occasionally very arbitrary treatment is meted out. On the evening of August 22nd, 2006, Moskva, Kotoroy Net (MKN) held a guided tour to the Heated Trading Rows, an historic structure from the 1860s, although incorporating earlier fragments. It stands in the very centre of the city, within a short walk of the Kremlin and the offices of the Presidential Administration. The event was organised in response to the demolition of the building that was then under way to make way for a new hotel by developer Inteko,

прямое действие / direct action

209 Александр Можаев и другие участники «Москвы, которой нет» (в оранжевых майках) ведут группу своих сторонников на экскурсию к Теплым торговым рядам, тогда, 22 августа 2006 года, находившимся в процессе сноса. Сначала планировался флэш-моб, но принимавшие участие в организации акции юристы отсоветовали это делать, так как милиция могла бы счесть такое выступление несанкционированным протестом Alexander Mozhayev with other organisers from Moskva Kotoroy Net (dressed in orange t-shirts) and supporters setting out on a public excursion to the Heated Trading Rows, then in the process of demolition, on the evening of August 22nd, 2006. Originally a flash mob was intended instead, but lawyers who took part advised against it, in case the police decided to treat the event as an unsanctioned protest.

но в одиннадцатом часу вечера накануне ее проведения, так что уже не оставалось возможности распространить вовремя плакаты и флайеры. В итоге количество участников оказалось гораздо меньше, чем в предыдущем году (когда было выдано разрешение на настоящий марш), и на месте митинга милиционеров было едва ли не больше, чем митингующих. В последние годы из-за силовых разгонов маршей и митингов, не санкционированных властями, общественность опасается посещать акции протеста, даже когда организаторы не подают повода для вмешательства милиции, как это было в данном случае. Власти предпочитают не опираться на прецеденты, когда дело касается подобных мероприятий, а принимать решение по обстоятельствам. Обычно все проходит благополучно, если только участники придерживаются официально согласованного порядка, но иногда наблюдаются в высшей степени произвольные действия властей. Так, вечером 22 августа 2006 г. движение «Москва, которой нет» (МКН) организовало прогулку-экскурсию к Теплым торговым рядам – исторической постройке 60-х гг. XIX в., расположенной в центре города, недалеко от Кремля и офиса Администрации президента России. Акция была вызвана начавшимся разрушением здания; на его месте фирма «Интеко» собралась строить гостиницу, сохранив только небольшие фрагменты исторической постройки. Изначально организаторы планировали в конце экскурсии устроить флэш-моб, в ходе которого все участники должны были подписать и прикрепить к забору по периметру стройплощадки предварительно отпечатанные стикеры со словами «Требую остановить снос». По закону, экскурсии не являются формой выражения общественного мнения, а, следовательно, не могут быть расценены как пикет или митинг и не требуют согласования, а флэш-мобы вообще не регламентируются российскими законами, поэтому власти не были поставлены в известность о планируемом мероприятии. Тем не менее один из организаторов был задержан, когда осматривал участок перед экскурсией, и позже в тот день вдоль намеченного маршрута группы были собраны значительные силы милиции. Юристы, участвовавшие в экскурсии, предупредили организаторов, что, поскольку флэш-моб был запланирован заранее, он мог быть классифицирован милицией как нарушение закона, поэтому было принято решение отменить его и провести обычную экскурсию с осмотром Теплых рядов с улицы и рассказом об истории этого здания. В экскурсии приняли участие несколько десятков человек.

which would incorporate only fragments of the original structure. Initially, the organisers planned to hold a flash mob at the end of the excursion, when all the participants would sign and attach to the perimeter fence pre-printed stickers reading ‘I demand a halt to the demolition’. Since guided tours are not classed as forms of public protest requiring official permission, while flash mobs fall completely outside the law, the authorities were not informed. Nonetheless one of the organisers was detained while inspecting the site in advance of the event and later on that day, there was a significant police presence along the planned route. The organisers were warned by lawyers taking part that, since it was pre-planned, the flash mob could be classed by the police as illegal behaviour. Therefore the decision was taken to cancel it and hold a simple guided tour so that the participants could inspect the building from the outside and hear a talk on its history. Several dozen people took part. The tour went ahead without any problems, but after most of the participants had dispersed the police arrested those who appeared to be the most active. They were detained for longer than the legally permissible time and were eventually charged with holding an unsanctioned protest meeting. The statements taken while they were in custody were drawn up so incompetently that the hearing in the magistrate’s court scheduled to be held two days later was cancelled and postponed for almost three months. It then went ahead without the defendants being present, since they had not been properly notified that it was to take place. Subsequently it emerged that substantial changes had been made to the statements without the knowledge of the people from whom they had been taken. The defendants subsequently lodged an appeal with the city court, which ordered the case to be re-examined, but since this took it out of time it was dismissed and the charges against the organisers were dropped. In October 2006 an article appeared in Izvestia newspaper, claiming that the Heated Trading Rows had been beyond economic repair and that Inteko was doing the city a service by making a dangerous structure safe and revitalising the site. The tone of the article was aggressive, both in terms of the pitch it made in favour of the developer and in its attack on the people campaigning for the preservation of the Heated Trading Rows. MKN was not named, but it was hard to see who else could have been the target of the

теория сохранения наследия / сonservation тheory Мероприятие прошло без проблем, но после того, как большинство участников разошлись, милиция задержала наиболее активных. Их продержали под замком дольше допустимого по закону времени, предъявив в конце концов обвинение в проведении несанкционированного пикета. Протоколы при задержании были составлены так халатно, что назначенное через два дня слушание дела в мировом суде было отменено и состоялось спустя почти три месяца, без участия обвиняемых, которые не были должным образом о нем извещены. Как выяснилось впоследствии, за это время в протоколы были без ведома задержанных внесены значительные изменения. После этого суда участники экскурсии подали апелляцию в городской суд, который вернул дело на повторное рассмотрение, но в связи с истечением срока давности оно было прекращено, а затем обвинения в организации пикета были сняты. В октябре 2006 г. в газете «Известия» появилась статья, где утверждалось, будто Теплые торговые ряды не подлежали восстановлению и что компания «Интеко» оказывала городу услугу, делая это аварийное здание снова безопасным для эксплуатации и возвращая к жизни этот уголок Москвы. Тон статьи был агрессивный – и в том, как автор расхваливал застройщика, и в том, как он нападал на людей, проводящих кампанию за сохранение Теплых торговых рядов. Название МКН там не упоминалось, но трудно представить, кто еще мог бы быть мишенью этих инвектив. Учитывая, что автором данной статьи не был ни штатный сотрудник газеты, ни кто-либо постоянно сотрудничающий с «Известиями», можно предполагать, что в данном случае имел место так называемый «черный пиар» – заказная публикация в интересах инвестора, направленная против общественности. Историк архитектуры и активист движения за охрану архитектурного наследия Александр Можаев избрал неконфронтационный способ действия, организовав 26 июня 2008 г. публичное собрание с целью привлечь внимание широкой общественности к разрушению исторической застройки Печатникова переулка; в тот же день в Москомнаследие была подана совместная заявка МКН и общества «Старая Москва» на внесение домов 3, 5, 6 и 7 по Печатникову переулку в реестр охраняемых памятников культурного наследия. Собрание приняло форму уличного праздника с живой музыкой и танцами. Хотя в тот вечер по телевидению транслировался матч между Россией и Испанией в полуфинале Кубка УЕФА, мероприятие собрало множество участников, включая съемочную группу телеканала НТВ. На первый взгляд может показаться, что вечеринка с музыкой и танцами не лучший ответ на разрушение такого популяр-

Двусторонние флаеры с протестом против сноса зданий в Печатниковом переулке раздавались на митинге, прошедшем 16 августа 2008 года. Текст на лицевой стороне призывает к проведению исторического обследования домов 3, 5 и 7, постановке их на госохрану, и объясняет, что будет утрачено, если их снесут. Текст на обратной стороне призывает спасти здания во имя связанных с домами 3 и 5 подвижников Православной Церкви, которые пытались противостоять преследованию верующих со стороны большевиков A two-sided flyer protesting against the demolition of buildings on Pechatnikov Pereulok which was distributed at the protest meeting held on August 16th, 2008. The wording on the first side calls for buildings 3, 5 and 7 to be properly examined by historic buildings inspectors, taken under state protection and explains what will be lost if they are not saved from demolition. The wording on the second side calls for the buildings to be saved in the name of famous activists of the Orthodox Church connected with buildings 3 and 5, who tried to resist Bolshevik persecution of believers.

210

invective. Since the author of the article was neither a writer on the staff of Izvestia nor a regular freelancer, it is to be assumed that this was a case of so called ‘negative PR’ – a paid-for publication promoting the interests of the investor to the detriment of the grassroots movement. Architectural historian and activist Alexander Mozhayev chose a non-confrontational route with a public gathering held to draw wider attention to the destruction of buildings along Pechatnikov Pereulok on June 26th, 2008 — the same day a joint application by MKN and the Staraya Moskva (Old Moscow) society to have buildings 3, 5, 6 and 7 on Pechatnikov Pereulok listed was lodged with Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee). The gathering took the form of a street party with live music and dancing. Despite the match between Russia and Spain that evening in the semi-final of the UEFA Cup, there was a large turnout and the event was featured in Andrei Loshak’s film ‘There is an office here now’ for NTV. At first sight this might not seem like the best response to the loss of a much-loved part of Moscow’s historic streetscape. But the party brought the

public out onto the street to see what was being lost and this is vitally important in a city where changes are all too often so swift as not to be properly registered by much of the population.

Since Moskomnaslediye did not fulfil its duty of reviewing the application made on June 26th and did not put a stop to the demolition of No. 3, a protest meeting was held on August 16th on Trubnaya Ploshchad, a short distance from Pechatnikov Pereulok.

прямое действие / direct action

211

ного уголка старой Москвы. Но праздник на улице побудил многих людей выйти и посмотреть на уничтожаемые дома, а это необычайно важно в городе, где изменения слишком часто происходят настолько быстро, что большая часть населения не успевает их толком заметить.

The culmination of the meeting was the passing of a resolution, endorsed by preservation groups the All-Russian Society for the Preservation of Historical and Cultural Landmarks (VOOPIK) and Staraya Moskva, calling for government officials and developers to be forced to act in accordance with the laws protecting historic buildings. In an additional twist to the story, it was reported in Novaya Gazeta newspaper on August 7th that Vladimir Gromov, head of the department dealing with city planning in historic areas at Moskomnaslediye, was also one of the co-owners of the architectural firm that had designed the new apartment complex to be erected on the site of No. 3.

Как защитить от сноса жилой дом?

How to Stop Your House from Being Pulled Down

В связи с тем, что Москомнаследие не выполнило свою обязанность – не рассмотрело заявку, поданную 26 июня, и не остановило начавшиеся работы по сносу дома 3, 16 августа недалеко от Печатникова переулка, на Трубной площади, состоялся пикет. Кульминацией пикета стало принятие резолюции, поддержанной группами ВООПИК и «Старая Москва»; в ней содержался призыв заставить чиновников и девелоперов соблюдать законы, защищающие исторические здания. Интересная деталь этой истории: в «Новой газете» за 7 августа появилось сообщение, что одним из совладельцев архитектурной мастерской, разработавшей проект нового жилого комплекса, который будет возведен на месте дома №3 по Печат никову переулку, является не кто иной, как Владимир Громов – начальник управления Москомнаследия, ответственный за регулирование застройки в исторических территориях.

Денис Литошик, Юлия Мезенцева, Павел Каныгин

Полный текст этой статьи был впервые опубликован в номере №6 (203) журнале «Большой город» в апреле 2008 года. Этот отрывок публикуется здесь с любезного разрешения главного редактора. Московский строительный рынок устроен таким образом, что снести здесь могут что угодно, где угодно и когда угодно. Именно поэтому универсальных способов борьбы за свое недвижимое имущество не существует.

Рыночная цена нового и по-настоящему качественного квадратного метра в центре города составляет около $25 000 при себестоимости всего $1800. То есть процент прибыли у застройщика таков, что расселять жильцов старых домов с Остоженки, Патриарших или Чистопрудного бульвара выгодно даже на Кипр или в Черногорию, не говоря уже об окраинах ЦАО вроде Марксистской или Магистральной улиц. Именно поэтому в борьбе жильцов с застройщиками, как правило, выигрывают застройщики. Вопрос только в цене компенсации, которую получают выселенные москвичи. Анализируя опыт борьбы горожан против строителей и составляя данную инструкцию, «Большой город» руководствовался двумя основополагающими принципами: — частная собственность неприкосновенна; — для ее защиты хороши все средства, не нарушающие УК РФ. 1. Выиграть время

Чем раньше жильцы узнают о грозящей дому опасности — тем больше у них шансов успешно его защищать. Именно поэтому информация о предстоящем сносе хранится в тайне до последнего момента.

Универсального и официального способа узнать судьбу жилого дома на ближайшие несколько лет в Москве не существует. Ни одна ор-

By Denis Litoshik, Yulia Mezentseva and Pavel Kanygin

Full article first published in issue No. 6 (203) of Bolshoi Gorod magazine in April 2008; this extract is republished here by kind permission of the managing editor. The way the Moscow construction market operates means that anything, anywhere in the city could be demolished at any time. For that reason there are no universally applicable means of defending your property.

A new, genuinely good quality property in the city centre retails for around $25,000 (approximately £18,140) per square metre, despite costing only $1,800 (approximately £1,310) per square metre to build. In other words, the developer’s profit is such that it would make no dent in it were he to resettle the inhabitants of old houses in central areas such as Ulitsa Ostozhenka, Patriarch’s Ponds on Chistoprudny Bulvar to Cyprus or Montenegro, even, to say nothing of the fringes of the Central Prefecture, such as Marksistskaya Ulitsa or Magistralnaya Ulitsa. That is why when local residents go into battle with a developer, it is usually the latter who wins. The only variable is the amount of compensation that they are paid when they are moved out. The author’s analysis of the past experience of Muscovites who have taken on the construction industry and the instruction manual below were guided by two fundamental principles: — private property is sacrosanct; — any means not proscribed by the Federal Criminal Code are valid. 1. Play for Time

The sooner residents find out that their home is in danger, the greater their chances are of saving it. That is why information about planned demolitions is kept secret right up until the last moment.

теория сохранения наследия / сonservation тheory

212

There is no approved, universally applicable tactic when it comes to finding out what the next few years hold in store for a residential building in Moscow. There is not one organisation that can provide you with a piece of paper stating that such and such a building at such and such and address will definitely not be demolished in the next 10 years. For that reason there are only roundabout ways of finding

16 августа 2008 года на Трубной площади прошла акция протеста против сноса зданий в близлежащем Печатниковом переулке. На плакате в руках мальчика написано: «Россия обязана помнить и знать свою историю. Печатников переулок SOS! Не оскверняйте память тех, кто хранил веру в годы государственного атеизма» Protest event held on Trubnaya Ploshchad on August 16th, 2008 against the demolition of buildings on Pechatnikov Pereulok, located a short distance away — the placard that the boy is holding reads “Russia is obliged to remember and know her history. Pechat nikov Pereulok SOS! Do not defile the memory of those who guarded the faith in the years of atheism”.

ганизация не выдает бумагу, где будет сказано, что такой-то дом по такому-то адресу точно не снесут в ближайшие 10 лет.

Поэтому о предстоящих проблемах можно узнать только обходными путями. Вот они: – проверьте сайт мэрии mos.ru на предмет наличия там документов, где каким-либо образом упоминается ваш дом. Там же можно иногда обнаружить Постановление правительства Москвы (ППМ) или Распоряжение правительства Москвы (РПМ), касающееся вашего дома; – сходите в управу и поговорите с ее сотрудниками на предмет налаживания отношений: они не принимают решений, но всегда в курсе всех телодвижений относительно жилого фонда; – внимательно изучите окрестности. Опасность становится явной, если вокруг идет масштабное строительство. Сначала берутся за пустые участки (пустыри, площадки), затем – промзоны, а затем – за жилые дома. 2. Оценить риски

Стоит помнить, что дом находится в повышенной зоне риска если: – он находится в центре, в престижном районе; – износ дома, по данным БТИ, составляет более 50%, а год постройки – ранее 1950 года. Реконструкция не проводилась или проводилась без замены перекрытий; – в доме деревянные или смешанные перекрытия; – в доме немного квартир. Чем больше квартир в доме, тем дороже его расселять. За крупные объекты застройщики берутся менее охотно; – в вашем доме не живут родственники влиятельных людей

out about problems that are brewing. Here they are: Check whether there are any documents on City Hall’s website, mos.ru, where your building is mentioned. You can also sometimes find city government decrees or directives there that affect your building; Go to the offices of the local ward within your prefecture, talk to employees with a view to establishing permanent dialogue: they are not the ones who make the decisions, but they are always kept informed about any developments affecting the housing stock in their area; Keep a careful eye on what’s happening in the area where you live. If all around there are large scale construction projects under way, then there is obvious cause for concern. Empty lots (such as waste ground or back yards) get snapped up first, then industrial sites, and finally developers zero in on existing residential buildings. 2. Assess the Risks

Bear in mind that your building is at increased risk if: It is located in the city centre in a desirable area; Data from the Technical Survey Office shows that 50 percent of the building’s value has been written off, that it was built before 1950 and that no renovation work has ever been carried out, or else it was, but the floors and partitions were not renewed; The building has wholly or partly wooden floor joists and internal walls; There are only a few flats in the building. The greater the number of flats, the more expensive it is to resettle residents. Developers are less keen to take on large buildings; There are no relatives of well connected people (such as prominent figures in government or the arts) either past or present living in your building. People such as these give you greater clout when it comes to dealing with the authorities. Sometimes all it takes is figures in the public eye to write an open letter to Mayor Yury Luzhkov for planning permission for a new development to be withdrawn; Less than 20 percent of the windows have been replaced with double glazing units. This means that most of the residents belong to the ‘old school’, and so will be very susceptible to enticements or threats from the developer. People such as these tend not to attach great value to property which they obtained by privatising it for free rather than buying it, and for that reason have less money at their disposal and are less willing to put up a fight. Yet these battles are a costly business. If your building fits this description, then read the next point carefully and give yourself a head start. Don’t wait for

someone to zero in on the site where your building stands. Start getting together all the necessary documents and rally your defences right now. 3. Commission Your Own Survey of the Building

The most common means that investors and developers use to

прямое действие / direct action прошлого или настоящего (чиновники, артисты). Наличие таких людей существенно повышает административный ресурс. Иногда бывает достаточно открытого письма известных людей на имя Лужкова, чтобы у застройщика отозвали право на участок; – количество стеклопакетов в доме не превышает 20%. Это значит, что дом населен «старой гвардией», которая очень уязвима перед соблазнами и угрозами застройщика. Люди не склонны ценить имущество, которое они получили не в результате покупки, а в результате бесплатной приватизации, поэтому они менее обороно- и платежеспособны. А борьба стоит денег. Если ваш дом подпадает под это описание – внимательно читайте следующий пункт и действуйте на опережение. Не жди

те, пока на участок земли под вашим домом ктото положит глаз. Начинайте собирать документы и готовьтесь к обороне. 3. Провести собственную экспертизу дома

Самый распространенный способ, с помощью которого инвесторы-застройщики добиваются сноса приглянувшегося дома, – признание его аварийным или ветхим. В этом случае жильцов даже не обязательно отселять в пределах того же района, а значит, на расселение можно потратить куда меньше денег. Теперь немного о терминах. Аварийный – означает, что жить в таком строении опасно для жизни; аварийным дом чаще всего становится в результате каких-нибудь катаклизмов, например, пожара или обрушения несущих конструкций. Ветхий – означает, что дом старый. Старость определяет Бюро технической инвентаризации (БТИ), которое каждый год списывает проценты амортизации с каждого строения. Если ветхость более 70% – значит, опасная черта достигнута, и действует удобное правило: выселять жильцов можно куда угодно. Логика здесь, кстати, вовсе не людоедская. Государство исходит из того, что оно спасает жителей аварийных и ветхих домов, поэтому о справедливой компенсации речи не идет. Собственность – это же бремя, надо было делать ремонты за свой счет.

Опасность аварийности/ветхости следует считать главной. Чтобы ее минимизировать, надо упреждать

удар и двигаться в двух направлениях. Для начала получите в локальном БТИ (для ЦАО – на Спартаковской площади) справку о состоянии дома. Ее дают любому прописанному за небольшие деньги и в течение нескольких дней. Узнайте из этой справки процент износа дома. Когда через год инвестор-застройщик будет размахивать справкой, где значение ветхости будет стремиться к 100%, вам будет чем крыть. Одной этой справки явно недостаточно. Именно поэтому необходим второй шаг: самостоятельно (т.е. силами жильцов) провести экспертизу дома. В теории это не очень дорого: до 50 тысяч рублей, но проблема в том, что большинство уполномоченных на такие процедуры организаций не идиоты, понимают, что к чему, и ссориться с московским правительством не хотят. Так что если вы уже находитесь в стадии конфликта с застройщиком, самый лучший вариант – заказать экспертизу у региональной или федеральной организации, что может выйти существенно дороже – до 300 тысяч рублей. Если же вы действуете в профилактических целях – то есть на ваш дом пока еще никто не покусился, смело идите в московскую экспертную организацию. Но и получив экспертизу, вы страхуетесь лишь наполовину. Потому что это заключение, полученное без санкции муници-

213 get rid of a building taking up an attractive site is to have it declared a dangerous structure or unfit for human habitation. In this event they are under no obligation to resettle the inhabitants within the same district, which means that moving them out is a lot cheaper. Now for a few words about the terminology: ‘dangerous structure’ means that it is unsafe to live in the building. But buildings usually become dangerous structures as the result of some kind of disaster, such as a major fire or the collapse of loadbearing elements. ‘Unfit for human habitation’ means that the building is an old one. The Technical Survey Office keeps track of a building’s age and writes off a certain percentage of the value of each building every year to account for natural wear and tear. Once more than 70 percent of a building’s value has been written off a dangerous threshold is reached and a useful rule comes into play – the residents can be resettled anywhere at all and there is no obligation to find them new housing in the same locality. Incidentally, the thinking behind this is by no means inhuman. The state works on the principle that it is doing the residents of buildings that are dangerous or unfit for human habitation a favour, and so paying them fair compensation is not an issue. Owning property entails taking responsibility for it, and they should have found the means to carry out repair work.

The threat of a building being declared a dangerous structure or unfit for human habitation outweighs any others. In order to minimise it, the attack

needs to be pre-empted and two courses of action pursued. Firstly, get a written statement about the condition of the building from the local Technical Survey Office (the one serving the Central Prefecture is located on Spartakovskaya Ploshchad). They will issue it to anyone registered there for an inexpensive fee within the course of several days. Use this statement to find out how much of the value of your building has been written off. When a developer appears one year later waving a statement showing that it is as near being a 100-percent write off as possible, you will be able to trump it. But this statement is obviously not enough on its own, and that is why it is essential to take the next step: get an independent structural survey (i.e. one commissioned by the residents) done of the building where you live. In principle this should not be too expensive – no more than 50,000 rubles (approximately £1,030) – but the problem is that most of the organisations qualified to carry out this sort of work are not stupid, realise what is going on and do not want to cross swords with the city government. So if you are already locked in battle with a developer, the best option is to commission a survey from an organisation within the local or federal government, which may be significantly more expensive – up to 300,000 rubles (approximately £6,190). But if you are just taking preventative measures – that is, no one yet has any designs on your building – then you should have no qualms about commissioning it from a Moscow-based organisation. But the results of the survey only cover half the eventualities. Since the survey was carried out without being sanctioned by the municipal authorities, it has to be registered with the Technical Survey Office, which is under no obligation to do so. All the same, it pays to inform the office in no uncertain terms that you are in possession of this document – firstly, to find out their conditions for examining the results of the survey, and secondly, to make it clear that if another survey appears that does not give the

теория сохранения наследия / сonservation тheory

214

пальных властей, еще надо зарегистрировать в БТИ. Обязанности это делать у БТИ нет. Однако стоит в очень жесткой форме сообщить сотрудникам этой организации информацию о наличии у вас на руках подобного документа. Во-первых, чтобы узнать, на каких условиях они примут результаты обследования к сведению. Во-вторых, дать им понять, что в случае появления обследования с иными, неблагоприятными результатами, у вас будет материал для заявления в прокуратуру. Остается опасность аварийности дома – то есть внезапно происходящего бедствия. Самый худший сценарий – пожар, инициированный, как это обычно пишут в сводках МВД, неустановленной группой лиц без определенного места жительства. Страшен даже не столько сам пожар (его могут быстро обнаружить и быстро потушить), а методы борьбы с ним, особенно в холодное время года: отрубают отопление, дом заливают водой, он вымораживается. Результат – аварийность. Не менее драматичные сценарии включают в себя подпил несущих конструкций, подкоп и прочие гадости.

building a clean bill of health, then you will have grounds for bringing a criminal case against them. That leaves you with the risk of the building being declared a dangerous structure – that is, falling victim to a sudden mishap. The worst scenario is “arson committed by unidentified persons with no fixed abode”, as the Emergency Situations Ministry usually writes in its reports. But you should not be afraid of fires (they may be discovered in time and quickly put out) so much as of the methods used to tackle them, especially during the winter: the heating is switched off, the building is doused with water and then freezes, If it wasn’t a dangerous structure to start with, it will be now. Cutting through load-bearing elements, or undermining the structure can yield no less dramatic results.

Как вести информационную войну

How to Wage an Information War

По материалам сайта «оставьте нас в покое» (Общественное движение против незаконного сноса домов): www.vpokoe.ru

Информационная борьба – один из наиболее важных элементов в обороне дома, несмотря на то, что проку от нее немного. Ни одна газетная или журнальная статья, ни один репортаж по телевидению или радио еще никому не помог. Однако без

информационной войны никто всерьез не обратит на вашу проблему внимания. А внимание будут об-

ращать хотя бы потому, что вашим оппонентам будут звонить журналисты. Они будут задавать неудобные вопросы, пытаться вывести на чистую воду и вообще разобраться в ситуации. И всегда есть надежда на то, что Кто Нибудь Великий, узнав о вашей беде, обратит на нее внимание. Есть несколько эффективных принципов организации информационной кампании. Самое главное – подготовиться самому. Необходимо самостоятельно разобраться в том, что происходит. Иметь четкий и логически выверенный материал. Понять, что вообще

в вашей частной ситуации может удивить. Получить надежные доказательства вашей правоты

(документы, заключения юристов). Затем препарировать вашу информацию до такой степени, чтобы она умещалась на одной странице. И навсегда забыть про сопли – эмоциональные высказывания о том, что Лужков – плохой градоначальник, кругом воруют и защиты нет. Это может быть правдой, но это стало настолько общим местом, что ни один журналист не обратит внимания. Сделайте сайт в интернете. Разместите на нем максимальное количество важных документов. Сделайте небольшое к ним пояснение. Хронологию вопроса. Фотографии дома. Это можно сделать за два часа и совершенно бесплатно. В будущем сайт сослужит вам хорошую службу. Определитесь, в какие издания вы будете звонить. Самый эффективный способ – привлечь внимание авторитетных изданий (авторитетных для власть имущих). К ним, с известными до-

Based on material first published on www.vpokoe.ru, the site of ‘ostavte nas v pokoe’ (Leave us in peace), a grassroots organisation that campaigns against illegal demolition.

An information war is one of the most important tactics for saving a building, despite the fact that it is of only limited use. Not one single article in a newspaper or magazine, not one television or radio report has yet done anyone any good. But unless you wage an

information war no one will pay any serious attention to your problem. And they certainly will pay atten-

tion, if only because journalists will call up your opponents asking awkward questions, trying to get them to come clean and to get to the bottom of what’s going on. There is always hope that one of the high and mighty will find out about your troubles and pay heed to them. There are several important principles for organising an information campaign. The main thing is to do your homework in advance. It is essential to work out what is happening yourself. You must have clear and properly verified

information, know what there is about your particular situation that is likely to catch people’s attention and have reliable proof that you are in the right (official documents, reports from lawyers). Then you need

to put all this information on a single page. Cast out of your mind any emotional outbursts about how Yury Luzhkov is a bad mayor, everyone around has his hand in the till and there is no one to come to your defence. It may be true, but it has been heard so many times before that no journalists will take any notice. Make a website and post as many important documents as possible on it. Add short explanatory notes to them, a time line of the issue and photographs of the building. You can do that within the space of two hours and it won’t cost you a bean. From then on the site will be a good friend to you. Work out which publications you’re going to approach. They need to be high profile from the point of view of the powers that be, such as Kommersant, Vedomosti, Izvestia and possibly also

прямое действие / direct action пущениями, относятся «Коммерсантъ», «Ведомости», «Известия» и, пожалуй, «Газета.Ру». Почитайте архив этих газет и определите, какие журналисты писали на темы, схожие с вашей проблематикой. Прежде чем звонить этим журналистам, поймите, что именно вы будет им рассказывать. У вас будет всего несколько минут, чтобы заинтересовать журналиста вашей историей. Не грузите его бесконечными подробностями. Именно поэтому важен сайт. Расскажите кратко вашу историю, а подробности предложите ему посмотреть самостоятельно. Если ваша проблема его заинтересовала, он сам с вами свяжется. Если вы не забудете как минимум трижды оставить контактную информацию (при разговоре, в электронном письме со ссылкой на сайт и на самом сайте). Запомните, что нельзя предлагать одно и то же всем журналистам. Журналисты ценят «эксклюзивность», поэтому вам предстоит решить, какие именно факты предлагать тем или иным изданиям. «Ведомости» не занимаются вопросами, цена которых меньше нескольких десятков миллионов, и только при наличии достоверных доказательств. «Коммерсантъ» не столь щепетилен в вопросе цены вопроса, но для него очень важно, чтобы что-то в вашей истории было впервые. «Известия» более падки на гуманитарный пафос проблемы и истории человеческих бед. «Газета.Ру» – нечто среднее между «Коммерсантом» и «Известиями» по принципам отбора материала. Но ее ценность состоит в том, что ее читают все журналисты, потому что все давно работают в интернете. И информация, напечатанная в ней, навсегда останется в сети, что тоже очень ценно. Никогда не врите журналистам. Им не нужно сообщать, что вы обратились еще в тридцать изданий, но врать им точно не нужно. Потому что а) ложь – это оружие наших врагов, б) любая ложь рано или поздно становится известной. Предоставьте журналисту контактную информацию ваших оппонентов – чиновников префектуры, управы, мэрии, инвестора. Так вы облегчите его труд. И продемонстрируете, что скрывать вам нечего. Не надо стыдиться быть наглым: вы не

в игрушки играете, а защищаете свой дом. Неписаный моральный закон – на вашей стороне.

Не обижайтесь на журналиста, если он ничего не написал. Значит, что-то не сложилось, и это только повод вернуться к этой теме позже. Не обижайтесь на журналиста, если он написал не так, как вам нравится. Его работа – рассказать интересную историю читателю, а не заполнить место обличительным материалом. Никогда даже не намекайте на то, что вы журналиста отблагодарите как-нибудь материально. Это неправда, что журналисты берут деньги (и даже если кто-то и берет, то далеко не от первого встречного). Поэтому максимум – угостите журналиста кофе. После того как статьи про вас появились в газетах, идите на контакт с телевидением. Телевизионщикам будет легче работать, если они смогут прочитать информацию о вас в авторитетной прессе. Помните, что для телевидения очень важна картинка, поэтому звать их стоит только, чтобы «посмотреть». Когда приедет ТВ, это будет ваша проблема, что им показать (митинг, плакаты и проч.). Чем более интересную картинку вы сможете предложить, тем больше шансов, что вас покажут. После того как материал про вас напечатали или показали, позвоните и скажите журналистам спасибо. Им это очень редко говорят. И войны не выигрываются за один день или за десять публикаций в прессе. Вам еще с ними работать и работать.

215 Gazeta.ru. Look through their back archives and work out which of their journalists cover beats relevant to your issue. Before calling up journalists, work out exactly what you’re going to tell them. You will have only a few minutes to pitch your story, so don’t bog them down with endless details. That’s why a website is important – tell them a brief version of the story and suggest that they consult the site in their own time to find out the details. If your problem has caught a journalist’s attention, then he will get back to you himself, provided that you don’t forget to pass on your contact details on three occasions – when you talk on the phone, in an e-mail accompanied by a link to your site and on the website itself. Bear in mind that you can’t offer all the journalists the same story. Journalists value an exclusive and so you will have to work out what sort of slant you’ll put on it when pitching the story to each publication. Never tell lies to journalists. You don’t have to tell them that you’ve already contacted 30 other papers, but you certainly shouldn’t tell any untruths, because a) lying plays into your enemy’s hands and b) any lie will sooner or later come to light. Provide journalists with contact details for your opponents – officials in the prefecture, ward, city hall and the investor. That will make his job easier and demonstrate that you have nothing to hide. Don’t be afraid about coming across as pushy.

You aren’t playing games, you’re trying to save a building. You have an unwritten moral law on your side.Don’t take the journalist to task if he doesn’t write anything. That means that something didn’t work out and is simply a reason to go back to the topic at some later date. Also, don’t take a journalist to task for not writing what you wanted to see. His job is to tell the readers an interesting story and not to fill up space with incriminating material. Never drop any hints that you will provide the journalist with some sort of material recompense. It’s not true that journalists can be bought (and even if some of them can be, by no means all) so the most you should do is to offer him a coffee. After the article has come out in print, get in touch with television stations. TV journalists will find it easier if they can get information about you from well regarded print sources. Remember that visual interest is very important for TV, so only call them out if there is something to look at (protest meetings with placards and so on). The more interesting visual material you can offer them, the greater the likelihood of your getting air time. After the material about you has been printed or gone on air, call the journalist and say thank you – that’s something they rarely hear. Battles aren’t won in a single day or by the time the tenth article has appeared, so you are going to have to work with them again and again.

историческая подлинность / historical authenticity Наталия Душкина / By Nataliya Dushkina

217 Невозможно отрицать тот факт, что центр Москвы постепенно теряет своеобразие старого русского города. Если присмотреться к происходящим процессам внимательнее, то обнаружим, что

It is beyond question that the centre of Moscow is gradually losing its unique character as an old Russian city. If we take a closer look at the processes under way, then we will discover that

В острых спорах вокруг судьбы архитектурных памятников и собственно исторического города именно подлинность играет ключевую роль, и именно она в первую очередь страдает от принятых в Москве методов строительства, «воссоздания» и реконструкции. Сложилась парадоксальная ситуация. На антикварном рынке в России, как и во всем мире, ценятся не копии, а подлинные произведения искусства, и их стоимость напрямую зависит от «незареставрированности», аутентичного состояния. В то же время на рынке недвижимости исторические здания часто объявляются нерентабельными и не представляющими коммерческого интереса. Мэр Москвы Юрий Лужков, отстаивая правомерность производства макетов исторических зданий в натуральную величину, как будто всерьез считает, что «в московской культуре понятие копии иногда имеет не меньший смысл, чем оригинала. Потому что смысловая, историческая и культурная „нагрузка“, которую несет в себе такая „копия“, часто может быть и богаче, и глубже первоначального архитектурного решения». С профессиональной же точки зрения, подлинность или аутентичность составляет основу понятия «наследие», в самом общем виде являясь синонимом настоящего и неподдельного. Эта ценностная категория культуры является неотъемлемой и основополагающей частью научной реставрации, зародившейся как самостоятельная сфера деятельности в середине XVIII века, и в то же время является производной христианского мировоззрения, в котором время оценивается как направленный процесс, имеющий начало и конец, прошлое и будущее. В рамках этой концепции памятник является воплощением линеарной концепции времени, в основе которой лежит идея «неповторимости» формы и субстанции, «невозвратности» событий. В охране наследия такая трактовка памятника связана с теориями Джона Рескина и Алоиза Ригля (в России – В.В. Суслова, П.П. Покрышкина), методами археологической реставрации и современными, передовыми принципами консервации, отстоявшими свой приоритет в противоборстве с циклической

ervation of architecturally important buildings and the historic fabric of the city, authenticity is a central issue and this is precisely what has suffered more than anything else from the methods of construction, ‘recreation’ and reconstruction that are accepted practice in Moscow today. A paradoxical situation has arisen. Just like anywhere else in the world, on the Russian antiques market it is not copies but rather genuine works of art that are valued and that value depends directly on their ‘unrestoredness’ and authentic state. Yet at the same time, on the property market historic buildings are often declared to be commercially unviable and of no interest to business. In justifying the practice of erecting one-to-one scale models of historic buildings in the stead of originals, Mayor Yury Luzhkov apparently seriously believes that “in Moscow’s culture the notion of a copy sometimes has no less bearing than that of an original. This is because the conceptual, historical and cultural ‘baggage’ that such a copy carries can often be richer and more profound than the original design,” he declared in an article published in Izvestia on May 19th, 2004 entitled ‘What is the capital’s architectural style?’ But from a professional point of view, genuineness or authenticity form the basis of the whole notion of ‘heritage’, being in the widest senses synonyms for what is real and unfeigned. This category of cultural values is an indispensable and integral part of scholarly restoration, which originated in the mid-18th century and, at the same time, derives from the Christian world view in which time is viewed as a teleological process with a beginning and an end, a past and a future. Within the framework of this concept, an historic building is the embodiment of a linear conception of time, founded on the idea of the inimitability of form and substance, of the transience of events. In building conservation this interpretation of an historic building stems from the theories of John Ruskin and Alois Riegl – and in Russia from those of Vladimir Suslov (1857-1921) and Pyotr Pokryshkin (18701922) – and from methods of archaeological restoration and progressive contemporary principles of conservation, which have proved their superiority in the battle against the cyclical model of reproducing heritage as represented by Viollet le Duc in the later 19th century. The general definition of authenticity is ‘correspondence, or equivalence to itself’ in all external and internal manifestations and the word derives from the Greek authentikòs (the root here being autos, meaning ‘self, the same’). In Latin the notion is linked to several closely related words — auctor, auctoritas, augeo — which together provide the wide range of different meanings of the word ‘authentic’ in Western European languages with vocabulary derived from Latin. For example, in the Oxford English Dictionary it is defined as authoritative, trustworthy; legally valid; reliable, veracious; original, first-hand; real, actual, genuine; really proceeding from its stated (reputed) source or author. As for the Russian language, the great 19th century lexicographer Vladimir Dahl defined the equivalent adjective in Russian, podlinny, as meaning “true, real, the essential, the very,

одним из центральных свойств архитектурного наследия, по которому в Москве был нанесен сокрушительный удар, является подлинность.

Лето 2008 года: кипит работа по воссозданию летнего дворца царя Алексея Михайловича в Коломенском. Оригинал был построен в 1667-1668 годах и разобран в XVIII веке, так что его «реконструкция» неизбежно во многом гадательна. При строительстве дворца используются столь неаутентичный материал, как железобетон; стоять он будет не на первоначальном месте, а использовать его предполагается как выставочный центр. На этот проект из городского бюджета было выделено 700 миллионов рублей, в то время как множество исторических зданий находится на грани разрушения. Этот проект – свидетельство деградации понятия подлинности и неспособности выгодно использовать быстро исчезающее настоящее историческое наследие Москвы Work in progress on the reconstruction of the summer palace of Tsar Alexei Mikhailovich at Kolomenskoye in summer 2008: the original building of 1667-1668 was dismantled in the 18th century and recreation has involved a substantial amount of conjecture and incorporation of thoroughly inauthentic elements, such as the reinforced concrete substructure seen here. It does not stand on the site of the original and will house an exhibition centre. Seven hundred million rubles were allocated from the city budget for the project at a time when numerous historic buildings stand derelict – the project is a testament to the degradation of the concept of authenticity and an inability to capitalise on Moscow’s rapidly diminishing genuine heritage.

authenticity, one of the principal qualities of the city’s architectural heritage, has been dealt a crushing blow. In all the heated debates concerning the pres-

теория сохранения наследия / сonservation тheory

моделью воспроизводства наследия, представленной Виоллеле-Дюком в конце XIX века. В общих чертах «подлинность» может быть определена как «соответствие, равнозначность самому себе» во всех внутренних и внешних проявлениях, от греческого authentikòs (autòs – сам, тот же самый). В латыни это понятие связано с несколькими близкими между собой словами – auctor, auctoritas, augeo, которые в совокупности дают широкий спектр значений слова «аутентичный» в западноевропейских языках латинского происхождения. К примеру, в Оксфордском словаре (The Oxford English Dictionary) оно трактуется как авторитетный, достоверный; законно действующий; надежный, достойный доверия; оригинальный, противоположный копии; реальный, подлинный, настоящий, противоположный поддельному; подтверждающий происхождение или автора, которые не могут быть оспорены. Словарь русского языка Владимира Даля определяет «подлинный» как истинный, настоящий, сущий, самый тот, оригинальный (в отличие от подложного, ложного, поддельного, подставного, фальшивого). И далее: «подлинник – подлинная вещь; все, что сделано не по образцу, не подражательно, не снимок, не список, не подделка, а вещь налицо, как она сделана». По Далю – «подлинность» есть свойство, определяющее состояние подлинного. По своей сути подлинность всегда «автономна», «единична», «уникальна», и соответственно – не может быть воспроизведена или восполнена. Как писал Вальтер Беньямин, один из признанных авторитетов в трактовке «аутентичности», в своей классической работе 1935-1938 гг. «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости», «подлинность какой-либо вещи – это совокупность всего, что она способна

218

Этот железобетонный каркас в итоге станет новым храмом Христа Спасителя, законченным в 2002 году. Внешний облик воссозданного храма – всего лишь историзирующая декоративная оболочка, под которой найдется мало общего с оригиналом. Многочисленные отступления от принятых реставрационных практик, допущенные в этом случае, создали опасный прецедент для остального архитектурного наследия Москвы. This reinforced concrete hulk eventually became the new Cathedral of Christ the Saviour, finished in 2002. The outward appearance of the rebuilt church is nothing more than a historicising veneer, underneath which it has little in common with the original. The numerous departures from authentic restoration practice in the recreation of this building set a dangerous precedent for the rest of Moscow’s architectural heritage.

original (as opposed to adulterated, untruthful, counterfeited, sham, false).” Hence the noun derived from it, podlinnik denotes “a genuine article, anything that has not been made according to a model, what it not imitated, or a copy of any form, or a counterfeit, but the thing seen before oneself as it really is.” Dahl defines the abstract noun derived from the same root, podlinnost as “the quality that defines the state of what is authentic.” By its very nature authenticity is always autonomous, singular, unique and therefore cannot be reproduced or renewed. As Walter Benjamin, recognised as one of the leading authorities in theoretical interpretation of the notion of authenticity, wrote in his classic work of 1935-38, ‘The Work of Art in the Age of Mechanical Reproduction’. “The whole sphere of authenticity is outside technical – and, of course, not only technical – reproducibility. [...] Even the most perfect reproduction of a work of art is lacking in one element: its presence in time and space, its unique existence at the place where it happens to be. This unique existence of the work of art determined the history to which it was subject throughout the time of its existence”.

историческая подлинность / historical authenticity нести в себе с момента возникновения, от своего материального возраста до исторической ценности». «Все, что связано с подлинностью, недоступно технической – и, разумеется, не только технической – репродукции». «Даже в самой совершенной репродукции отсутствует один момент: здесь и сейчас произведения искусства – его уникальное бытие в том месте, в котором оно находится. На этой уникальности и ни на чем ином держалась история, в которую произведение было вовлечено в своем бытовании». Наиболее часто употребляемый термин, смешиваемый с понятием «подлинности», – «идентичность». Идентичность предполагает возможность репродукции, создания реплики, копии, проведения реконструкции. В теории эти понятия строго разведены, на практике – переплетены и часто подменяют друг друга. В международных документах по сохранению культурного наследия идея подлинности была представлена как одна из основополагающих доктрин. В принятой в 1964 году Венецианской хартии, по сей день остающейся кодексом профессиональной этики реставраторов всего мира, констатируется, что

задача человечества состоит в передаче памятников будущим поколениям «во всем богатстве их подлинности». По сути дела, это аксиома культурного на-

следия. В исследование этого понятия на протяжении длительного времени вовлечены крупнейшие международные научные центры – ICCROM, ICOMOS, Центр Всемирного наследия ЮНЕСКО. Наиболее яркая, оперативная интерпретация концепции «подлинности» зафиксирована в «Конвенции об охране Всемирного культурного и природного наследия» ЮНЕСКО 1972 года, которую СССР ратифицировал в 1988 году. В рамках этого документа был разработан «тест на подлинность», аккумулирующий современные представления об этой ценностной категории и состоящий из четырех основных параметров: – подлинности материала (material), – первоначального замысла (design), – мастерства исполнения (workmanship) – подлинности окружения (setting). В 1994 году в Наре (Япония) была принята специальная международная декларация «Нарский документ о подлинности», закрепивший основные позиции научной реставрации в строгих рамках аутентичности. Здесь была представлена более расширенная система защиты памятника, состоящая из разветвленного ряда позиций: – форма, замысел (form, design) – материалы, субстанция (materials, substance) – функция, использование (function, use) – технологии, традиции (technique, traditions) – местоположение, окружение (location, setting) – дух места (genius loci, spirit and feeling).

По существу, в декларации на международном уровне была подтверждена профессиональная доктрина, утверждающая, что «понимание подлинности играет фундаментальную роль во всех научных исследованиях, посвященных культурному наследию, консервации и планированию работ по реставрации». Все эти документы были переведены и опубликованы в России. Тот процесс, в который вступила Москва на новом этапе своего развития, являясь примером для подражания во всех городах страны, – это процесс постепенного выхолащивания исторической подлинности практически по всем параметрам.

219

A term used far more frequently and conflated with the notion of authenticity is identity. Identity implies the possibility of reproduction, the creation of a replica, a copy, carrying out reconstruction. In theory these ideas are completely separate, but in practice they are interwoven and frequently substituted for one another. In international documents concerning the preservation of cultural heritage the idea of authenticity is shown to be one of their fundamental doctrines. In the Charter of Venice, the text of which was approved in 1964 and which to this day remains a code of professional ethics for restorers the world over, it is stated that

the mission of mankind is to hand down monuments of the past to future generations in “the full richness of their authenticity”. This,

essentially, is the axiom of the conservation movement. Leading international academic organisations — ICCROM, ICOMOS, the UNESCO World Heritage Centre — have been involved in research into this concept over a lengthy period. The most striking and practical interpretation of the concept of authenticity is laid down in the UNESCO Convention Concerning the Protection of the World Cultural and Natural Heritage of 1972, ratified by the Soviet Union in 1988. Within the framework of this document a test for authenticity was devised, that brought together modern notions of what this quality constitutes and composing four basic specifications of authenticity: material design workmanship setting The Nara Document on Authenticity, a special international declaration, was drawn up in the Japanese city of that name in 1994 to enforce the basic tenets of scientific restoration within the strict confines of authenticity. A more extensive system of protecting historic monuments was presented here, consisting of a wide range of different positions: form, design materials, substance function, use technique, traditions location, setting genius loci — spirit and feeling In essence, the declaration endorsed at an international level a doctrine affirming that “The understanding of authenticity plays a fundamental role in all scientific studies of the cultural heritage, in conservation and restoration planning.” All these documents were translated into Russian and published in Russia. The process upon which Moscow has embarked in this new stage of her development, setting an example for all other Russian cities to follow, represents the debasement of historical authenticity in virtually all its facets. In order to understand the nature of the events unfolding today in the historic centre of Moscow and the bearing that they have on the issue of authenticity, it is necessary to outline the preceding sequence of events. The process falls into two clearly defined stages. The first of them can be termed the ‘Romantic’ stage and begins with the campaign of the late 1980s and 1990s to recreate lost buildings. It is remembered for the stentorian calls for a renaissance of Russia’s cultural heritage (sic!) and its objective

теория сохранения наследия / сonservation тheory Для того чтобы понять характер событий, развернувшихся сегодня в историческом центре города с позиции подлинности, необходимо охарактеризовать последовательность происходящего. Процесс делится на два отчетливо выраженных этапа. Первый из них – «романтический» – связан с кампанией конца 1980-х – 1990-х годов по воссозданию утраченных памятников. Он запомнился громогласными призывами возрождения русского исторического наследия (sic!), и его объективная значимость была обусловлена беспрецедентными репрессиями уникальных памятников старины и православных святынь в советский период. С начала 1990-х началось возведение копий выдающихся, знаковых для Москвы сооружений XVII – XIX веков, отреставрированных в 1920-х годах и уничтоженных в 1930-х. Среди них Казанский собор (1620-1636; восстановлен в 1992-1993) и Воскресенские ворота (1680; восстановлены в 1994-1995) на Красной площади; крупнейший храм Москвы – храм Христа Спасителя (К. Тон, 1837-1883; восстановлен в 19952002), взорванный в 1931 году. Проведена реконструкция Андреевского и Александровского залов Большого Кремлевского дворца (К. Тон, 1839-1849; 1999-2002), завершившаяся установкой царского трона. Все эти акции, ставшие символами «новой русской истории», получили широкий резонанс в обществе, осуществлены под патронатом властей и проведены в кратчайшие сроки, немыслимые для европейской реставрации. «Романтическая» составляющая процесса теснейшим образом переплелась с идеологией и политикой. Эти вновь выстроенные сооружения обладают определенной ценностью. С их помощью была отчасти восстановлена исторически сложившаяся целостность в восприятии панорам и силуэтов центра Москвы, искаженная в советский период. Однако некоторые параметры этих построек, с точки зрения реставрационной науки, оказались размыты, отмечены элементами гипотетического характера. Их строители прибегали к использованию чужеродных для исторических сооружений строительных материалов и методов (к примеру, железобетонного каркаса в храме Христа Спасителя, Большом Кремлевском дворце). Многочисленные «мутации» габаритов, высотных отметок, фактуры материала свидетельствуют, что получение быстрого результата было для заказчиков и исполнителей работ важнее точного репродуцирования. По напряженности и остроте полемики, не утихавшей в Москве вокруг этой темы в середине 1990-х годов, не могла сравниться ни одна из проблем в сохранении культурного наследия. Уже тогда в критике слышалось предостережение о фальсификации исторических ценностей, которая приведет к девальвации наследия, размыванию подлинности, а также к дезориентации широких слоев населения в историческом процессе. Вплоть до сегодняшнего дня эта проблема сохраняет в России свою абсолютную актуальность. Важно подчеркнуть и следующее обстоятельство. Работы над храмом Христа Спасителя – наиболее амбициозным из всех осуществленных проектов – были, по существу, выведены за рамки реставрационной профессии и переданы в руки архитекторов-практиков. Это был пробный камень, определивший тенденцию и давший толчок беспрецедентной акции по массовой «переделке» наследия. Не владеющие специальными научными знаниями, сервильные и быстро работающие, архитекторы и строители оказались удобными для осуществления громких проектов и идеологических программ. В этом контек-

220

validity was the result of the destruction on an unparalleled scale of priceless historic buildings and Orthodox sacred sites during the Soviet period. In the early 1990s the construction began of copies of some of the most outstanding and significant buildings in Moscow from the 17th to 19th centuries, which had first been restored in the 1920s and then demolished in the 1930s. Among them are: the Church of the Kazan Icon of the Mother of God (built 1620-1636, rebuilt 1992-1993) and the Resurrection Gates (built in the 1680s, rebuilt 1994-1995), both located on Red Square; the largest church in Moscow, the Cathedral of Christ the Saviour (built 1837 to 1883 to designs by Konstantin Ton, dynamited in 1931 and rebuilt 1995-2002; the reconstruction of the Andreyevsky and Alexandrovsky halls of the Great Kremlin Palace (originally by Konstantin Ton 1839-1849, rebuilt 1999-2002) culminating in the installation of a tsar’s throne. All of these undertakings, which have since become symbols of the history of the ‘new’ Russia, attracted a large amount of public attention and were carried out under government patronage to the tightest possible deadlines, unthinkably so for European restoration practice. The ‘Romantic’ aspect of the process was most closely interwoven with ideology and politics. These recreations of historic buildings are not without a certain value. Thanks to them it has been possible to restore some of the historically evolved integrity of the panoramas and skyline of central Moscow, which had been damaged during the Soviet period. But some of the specifications of these buildings were treated in a cavalier fashion from the point of view of scientific restoration and include conjectural elements. The builders resorted to historically inauthentic materials and construction methods, such as concrete substructures in the Cathedral of Christ the Saviour and the Great Kremlin Palace. The numerous ‘mutations’ in the dimensions, height and texture of the materials testify to the fact that speed of execution took precedence over accuracy of reproduction for both those commissioning and those carrying out the work. Not one other issue related to architectural preservation in mid1990s Moscow gave rise to polemical argument that was in any way comparable in terms of its intensity and fierceness to the debate that raged continuously around this subject. Back then critics were already to be heard warning of the danger of falsifying historic values, which would result in the depreciation of the genuine heritage and undermine the notion of authenticity, to say nothing of wide swathes of the population losing their way in the historical process. This issue remains highly topical to this day in Russia. It is important to emphasise the following circumstance. The work on the Cathedral of Christ the Saviour – by far the most ambitious of all the projects to be carried out – was in essence divorced from professional restoration and given over to practising mainstream architects. It was an acid test that both set a trend and acted as a spur for the unprecedented practice of ‘remaking’ heritage. Servile and fast workers bereft of any specialised academic knowledge, the architects and builders involved proved to be very useful when it came to carrying out major projects and ideological programmes. In this situation, a restoration methodology that had been developed over the course of several decades has come to be viewed as a hindrance. All that is required is the external ‘historical’ form of the building rather than the process of academic restoration as a whole, which is

историческая подлинность / historical authenticity сте отработанная десятилетиями реставрационная методология становится тормозом. Востребованной оказывается лишь внешняя «историческая» форма сооружения, но не весь комплекс научного реставрационного процесса, обеспечивающего целостность и полноту вклада в явление, которое принято называть «культурой». Московский опыт 1990-х гг. по воссозданию «памятников» доказал, что выполнение работ в рамках реставрационной теории и практики – занятие не только длительное, но и более дорогостоящее, чем «новое строительство» исторических зданий. Тем более что визуально результаты получаются близкими, а для непрофессионала – одинаковыми. При этом лозунг о сохранении наследия, обращенный к обществу, получает свое постоянное реальное воплощение. Закономерен и другой вывод. Если так легко был разрушен целый пласт исторического наследия Москвы в советское время, а затем, пусть и фрагментарно, быстро восстановлен в 90-е годы, не означает ли это рождение принципиально нового метода «обновления» древностей, удобного и экономически и политически? Другими словами, не проще ли вместо необходимой реставрации заняться сносом исторических сооружений, а затем их рентабельным «воссозданием» из нового, прочного материала руками архитекторов? Нужно признать, что заново выстроенные копии ранее разрушенных памятников можно встретить не только в России, но и в других европейских странах, только там подобные проекты осуществляются значительно более корректно. Можно упо-

221

what ensures the integrity and totality of this contribution to what is usually termed ‘culture’. The experience of recreating ‘historic’ buildings in 1990s Moscow proved that working within the framework of restoration theory and practice was not merely a lengthier, but also a costlier process than construction anew of historic buildings; all the more so, given that visually the results of the latter are close enough and, to the untutored eye, indistinguishable. At the same time, in this way calls by the public to preserve historic buildings can constantly be shown to yield tangible results. One can legitimately draw another conclusion. If an entire stratum of Moscow’s heritage was destroyed with such ease during the Soviet period and then, albeit fragmentarily, swiftly recreated in the 1990s, does that not signify the birth of a

После расчистки участка в Гранатном переулке, 7 для нового строительства две стены ранее стоявшего на этом месте здания 1885 года были воссозданы и включены в новый проект. Если бы архитектор и девелопер не опустились до столь дешевой формы символической заботы о наследии, а постарались добиться реального сосуществования старого и нового, Москва бы сохранила частицу своей истории и обрела бы достойное произведение современной архитектуры. Вместо этого произошел провал по обоим направлениям When this site at 7 Granatny Pereulok was cleared for redevelopment, two of the walls of the building of 1885 that formerly occupied it were recreated and incorporated into the new design. Had the architects and developer not compromised themselves with this token form of conservation and made old and new properly co-exist, a piece of Moscow’s heritage could have been saved and a genuinely worthwhile piece of modern architecture created. But what has been done here falls down on both accounts.

теория сохранения наследия / сonservation тheory мянуть лондонский театр «Globe», снесенный по указу парламента еще в XVII веке и «воссозданный» как национальная святыня в 1990-х годах. За этим также стояли идеологическая и политическая программа, но к ее выполнению были привлечены профессиональные силы, как того требует специфика работ в области консервации. Другой яркий пример – восстановление Frauenkirche в Дрездене, грандиозного сооружения XVIII века, уничтоженного в результате бомбардировок в 1945 году. Работы по восстановлению производились с исключительной немецкой педантичностью, на точной научной подоснове. Все уцелевшие подлинные фрагменты были собраны, идентифицированы и включены в новое сооружение. Здесь трудно

Архитекторы нового отеля «Карлтон-Ритц» на Тверской улице, 3 (Андрей Мейерсон, Виктория Воронова и др., Мастерская №22 Моспроекта, 2004-2007; на фото справа), очевидно, так старались дистанцироваться от советского модернизма 1970-х годов, воплотившегося в ранее стоявшем на этом месте здании гостиницы «Интурист», что они частично стилизовали фасад нового здания под стоящий рядом отель «Националь» (Александр Иванов, 1901-1902; на фото слева). Не получилось ни настоящей стилизации, ни современной архитектуры: скорее, дорогой отель выглядит как грубо модернизированное историческое здание, подавляющее своего соседа The architects of the new Ritz-Carlton Hotel at 3 Tverskaya Ulitsa (right: Andrei Meyerson and Victoria Voronova et al., Studio No. 22 of Mosproyekt, 2004-2007) were evidently so keen to distance themselves from the 1970s Soviet modernism represented by the Hotel Intourist that formerly occupied the site that they styled part of the façade after the neighbouring Hotel National (left: Alexander Ivanov, 1901-1902). The result works neither as a pastiche nor as a piece of modern architecture; it looks more like an historic building that has been heavily modernised and thus degrades its neighbour.

222

fundamentally new method of ‘renewing’ ancient buildings, which is both financially and politically beneficial? In other words, is it not simpler to demolish historic buildings rather than carrying out much needed restoration work and then to get practising architects to ‘recreate’ them at a profit from new, durable materials? It must be admitted that copies built anew of destroyed historic buildings are to be found not only in Russia but also in other European countries, yet there projects such as these are carried out with a far greater degree of accuracy. At this juncture one could mention Shakespeare’s Globe in London, demolished as far back as the 17th century at the behest of parliament and ‘recreated’ as a national shrine in the 1990s. There was an ideological and political programme behind this, but professionals were brought in to execute the project, as is required by the specific nature of work involved in conservation. Another potent example is the restoration of the Frauenkirche in Dresden, a magnificent 18th century building largely destroyed by the Allied firebombing of 1945. The restoration work was carried out with typically German meticulousness and backed up by careful research. All the surviving genuine fragments were gathered together, identified and then incorporated in the new structure. It is difficult to imagine that church being raised up on a high basement storey in order to make way underneath it for underground floors with an auditorium and parking space, thus inflating its original dimensions, or sculptural elements originally made of marble being reproduced in bronze or plastic as was done

историческая подлинность / historical authenticity представить, чтобы церковь была поставлена на высокий цоколь, чтобы под ней появились подземные этажи со зрительным залом и гаражами, что увеличило бы ее в габаритах; чтобы детали, изначально мраморные, были воспроизведены в бронзе или пластике, как это случилось в храме Христа Спасителя в Москве. Московский феномен «нового вúдения наследия» породил троянского коня, въехавшего в древнюю столицу. Результаты его продвижения вглубь исторического города не заставили долго ждать. Второй период, начавшийся в конце 1990-х гг. и длящийся до сегодняшнего дня, ознаменован массовыми сносами исторических сооружений, нарушением национального законодательства (закона РФ «Об объектах культурного наследия», 2002) и по праву может быть назван «варварским». Масштаб разрушений почти сопоставим с акциями, происходившими в 1930–1960-х годах, с той разницей, что сегодня атаке подверглись те немногие сооружения, которым удалось уцелеть во время сталинских и хрущевских чисток. Представление о том, что город – это не скопление отдельных отреставрированных исторических зданий, а единая структура (неслучайно называемая «тканью города»), где каждое сооружение является неотъ-емлемой частью целого, в современных условиях Москвы оказывается ненужным. Его основа, «ткань» планомерно вычищаются. Сегодня, в мирное время, ни одна из столиц Европы не подвергается такому опустошению, за которым стоит быстрое получение сверхприбылей. Нашим городским властям как будто бы неизвестно, что давно наступила эпоха активно действующих научных институций по сохранению наследия, созданы юридическая база и законодательство; что «ревнители старины» и реставраторы – паритетная сила, на равных вступающая в диалог с архитекторами и градостроителями в условиях рыночной экономики. И в этом контексте подлинность исторических зданий рассматривается не просто как некая духовная и культурная ценность, но и экономический ресурс общества, материальная ценность, способная приносить доход. Продукты массового производства, заполнившие весь мир, явления глобализации резко повысили значение и ценность уникального. Российский же парадокс состоит в том, что возраст здания рассматривается лишь в качестве фактора, снижающего ценность недвижимости и ее стоимость, а также инструмента, обеспечивающего снос и, как следствие, появление новых строительных площадок.

Россия никогда не была так далека от научных принципов и методов, которые декларируются международным научным сообществом, от соблюдения положений международных доктрин по сохранению культурного наследия. В сегодняш-

ней Москве все, что сооружается и реставрируется в историческом ядре города, начиная с репродукции утраченных памятников, проектов перестройки целых исторических кварталов и зданий, кончая амбициозными архитектурными проектами в буферной зоне Кремля, обозначается одним безразмерным словом – «реконструкция». Тем самым отрицается принятая в мировой реставрационной теории и практике иерархия действий, нацеленная на максимально возможное сохранение подлинности: поддержание, консервация, укрепление, реставрация, реконструкция. Эти подходы перечислены в порядке нарастания их деструктивного воздействия на сооружение, и реконструкции отведено последнее место – крайней меры.

223

with the recreated Cathedral of Christ the Saviour in Moscow. This phenomenon of a new way of seeing Moscow’s heritage placed a Trojan horse in the ancient capital. The results of its being allowed deep inside the historic city quickly made themselves known. The second stage, that began in the late 1990s and continues to this day, has been marked by mass demolitions of historic buildings and violations of national legislation (the federal law of 2002 on historic sites) and one has every right to describe it as barbaric. The scale of destruction is almost comparable to that of the 1930s-1960s, the difference being that today what is under attack is those few structures that were lucky enough to survive Stalin’s and Khrushchev’s purges. The notion that a city is not merely an assemblage of individual restored historic monuments, but a unified structure (not for nothing is it referred to as ‘the urban fabric’) where each building is an integral part of the whole has gone by the board in today’s Moscow. Its basis, that very ‘fabric’ is being systematically eradicated. Today, there is no other capital city in peace-time Europe that is being subjected to such devastation for the sake of earning a fast megabuck. Moscow’s city government appears to be unaware that the age of institutions actively involved in research into heritage conservation, and of a juridical base and legislation to safeguard it dawned long ago; that conservationists and restorers are a force to be reckoned with, engaged in dialogue as equals with architects and town planners working in a market economy. In this context, the authenticity of historic buildings is viewed not just as some kind of spiritual and cultural value, but also as an economic resource for society that can generate income. The mass-produced products that have proliferated worldwide as a manifestation of globalisation have substantially increased the significance and value of all that is unique. But the Russian paradox is that the age of a building is viewed simply as a liability that diminishes the worth of a property and its monetary value, as well as an instrument that justifies demolition and, consequently, opens up more sites for redevelopment.

Never has Russia strayed so far from the scientific principles and methods endorsed by the international academic community, from observing the doctrines dealing with heritage conservation. In

today’s Moscow everything that is built and restored in the historic core of the city, starting with reproductions of lost historic monuments and schemes to redevelop buildings and entire historic quarters and finishing with ambitious architectural projects within the Kremlin buffer zone are denoted by a single, all-embracing term – ‘reconstruction.’ By the same token the received hierarchy of actions aimed at retaining as much authenticity as possible in restoration theory and practice worldwide is repudiated: maintenance, conservation, reinforcing, restoration, reconstruction. These approaches are listed here in increasing order of their destructive effect on a building, and reconstruction is placed last as an extreme measure. Yet in Russia reconstruction is not merely ‘prescribed’ for any building or ensemble without a second thought, but takes a multitude of forms: 1. The recreation of lost historic monuments: as has already been said, what we see here is a gradual departure from the principles of academic restoration towards approaches received in mainstream architectural practice – from the use of devices of

теория сохранения наследия / сonservation тheory У нас же реконструкция не только с легкостью «прописывается» любым зданиям и ансамблям, но и принимает многообразные формы: 1) Воссоздание утраченных памятников. Как уже говорилось, здесь наблюдается постепенный отход от научных принципов реставрации к подходам, принятым в архитектурной практике – от использования приемов стилистической реконструкции и гипотетических докомпановок до их «усовершенствования» современными архитекторами; 2) Использование так называемого метода «фасадизма», при котором от здания оставляется только фасад, а внутренняя структура полностью разрушается; может дополняться также искажением поверхности фасада с заменой оригинального строительного и отделочного материала; 3) Полное разрушение исторического сооружения и возведения его копии из новых материалов; 4) Полное разрушение здания и его возведение в новых материалах с определенными модификациями, исполненными в стилистическом ключе или с включением элементов современной архитектуры; 5) Имитация исторических зданий − в неоклассическом, в неорусском вкусе, а также в стиле модерн; 6) «Формирование» новых панорам города, в том числе в буферной зоне памятника Всемирного наследия, которые оборачиваются деформацией исторического центра и существующих в нем композиционных и визуальных связей. По своей сути, происходящее находится вне этических рамок. С одной стороны, не нужно ничего сохранять, то есть отпадает необходимость в дорогостоящей реставрации. В то же время, не надо прилагать интеллектуальных усилий и стремиться к тому, чтобы построить новое сооружение, адекватное старому или превосходящее его по качеству. Вместо этого происходит «воссоздание» снесенного, которое часто даже не является точной копией. Из трех возможных сценариев, возникающих при сносе здания, выбран наихудший вариант – с наименьшими интеллектуальными, творческими и материальными затратами. Количественный рост подобных сооружений создает дисбаланс в культурном пространстве города, постепенно выводит историко-архитектурную среду за рамки понятия «наследие», обесценивает все еще сохранившиеся подлинные памятники. В результате этих действий наблюдается хаотическое перерождение исторической ткани города, в том числе функциональное, дезориентация широких слоев населения в историческом процессе, его пространстве и времени. Мы становимся свидетелями постепенной девальвации и фальсификации ценностей отечественной культуры, которые не могут быть восполнены и заново воспроизведены при их утрате. Во всем этом повинны не только заказчики, одержимые страстью к наживе, и недальновидные власти, но и обслуживающие их архитекторы. Всем им необходимо неустанно напоминать знаменитую максиму Джона Рескина, одного из выдающихся основоположников научной консервации, высказанную им первоначально в книге «Семь светочей архитектуры» в 1849 г., а позднее повторенную по поводу «разрушительной» реставрации собора в Пизе: «Мы не имеем никакого права

трогать их (памятники – Н.Д.). Они нам не принадлежат. Они принадлежат своим создателям и всем тем поколениям человечества, которые идут вслед за нами».

224

stylistic reconstruction and conjectural additions to their ‘improvement’ by modern architects (as happened with the Cathedral of Christ the Saviour, the palace complex at Tsaritsyno); 2. The use of the method of façading, where only the front wall of a building is retained and the internal structure is completely obliterated, which can also be accompanied by the mutilation of the surface of the façade, with changes to the original materials used to construct or face it; 3. The total destruction of an historic building and construction of a copy made of modern materials; 4. The complete destruction of a building followed by reconstruction in new materials but with certain changes to the design executed in a different style or including elements derived from contemporary architecture; 5. The imitation of historic buildings in a fake classical, Art Nouveau or neo-medieval style; 6. The ‘formation’ of new cityscapes, including in the buffer zone surrounding the UNESCO-listed Kremlin World Heritage Site, which results in the deformation of the historic centre and the compositional and sight lines in it. By its very nature what is happening stands outside any sort of ethical framework. On the one hand, there is no need to preserve anything, that is to say the requirement for any sort of expensive restoration work is jettisoned. At the same time, there is no need to apply any sort of intellectual effort and to make an effort to put up a new building that is equivalent to or even superior to its predecessor in terms of quality. Instead of this what is demolished is ‘recreated’ in a form that is often not even an exact copy. Of the three possible scenarios that arise when a building is demolished, the worst possible option is chosen, involving the minimum possible intellectual, creative and financial outlay. The quantitative growth of such buildings creates an imbalance in the cultural space of the city, gradually depriving the historic and cultural environment of its status as ‘heritage’ and rendering worthless the genuine old buildings that still survive. As a result of all these actions it can be seen that the historic fabric of the city is undergoing a chaotic rebirth, including in a functional sense, while swathes of the population are becoming detached from the historical process and disorientated in time and space. We are being made witnesses to a gradual depreciation and falsification of the values of Russian culture, which cannot be replaced and reproduced once they have been lost. The guilty parties here are not only developers possessed by a desire for financial gain or short-sighted city fathers, but also the architects who serve their interests. All of them need to be reminded incessantly of the famous maxim by John Ruskin, one of the most outstanding of all the founding fathers of scientific conservation, first voiced by him in his book ‘The Seven Lamps of Architecture’, published in 1849 and repeated following what he regarded as the destructive restoration of the cathedral in Pisa:

“We have no right whatsoever to touch [the buildings of past times]. They are not ours. They belong partly to those who built them, and partly to all the generations of mankind who are to follow us.”

историческая подлинность / historical authenticity

Три вида подлинной гостиницы «Москва» (Лев Савельев, Осип Стапран и Алексей Щусев, 1932-1938; левая колонка) и ее муляжа, который в настоящее время достраивается (Владимир Колосницын и др., «Моспроект-2»; правая колонка), показывают вольности, допущенные при реконструкции. Главный фасад (верхняя пара), как и все здание, окрашен в кремовый цвет с выделенными оранжевым акцентами, что снижает эффект монолитности. Значительные изменения внесены в фасад, обращенный в сторону Красной площади (средняя пара). Среди прочего, совершенно иначе решена дальняя башня, за которой появилась стеклянная стена; нижние этажи облицованы полированным гранитом. Задний фасад, появившийся на месте части гостиницы, достроенной в 1976-1980 годах, не имеет ничего общего с прежним – теперь это грубый пастиш фасада гостиницы «Метрополь», известного памятника ар нуво, стоящего на противоположной стороне площади Революции

225

Three views of the original Hotel Moskva (by Lev Savelyev, Osip Stapran and Alexei Shchusev, 1932-1938: left hand column) and its sham replica currently approaching completion (by Vladimir Kolosnitsyn et al., Mosproyekt-2: right hand column), showing the liberties taken in the reconstruction: the main façade (top pair), like the rest of the building, has been painted a cream colour and various accents have been picked out in orange, diminishing its monolithic effect; major changes have been made to the façade looking towards Red Square (middle pair) – among others, the design of the rearmost tower has been completely changed and a glass curtain wall added behind it, while polished granite cladding has been added to the lower storeys; the design of the rear façade, completed belatedly in 1976-1980, has been completely changed – it is now a crude pastiche of the façade of the Art Nouveau Hotel Metropol on the opposite side of Ploshchad Revolyutsii.

муляжи / façading and sham replicas Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

227 Давайте представим, что недобросовестный торговец произведениями искусства приобрел подлинного Рембрандта и пытается провернуть следующую жульническую махинацию. Он снимает холст с рамы, делает цветную фотокопию картины, заменяет ею оригинал и пытается сбыть как подлинную картину Рембрандта. Подобное, конечно, невозможно. Подделка работы старого мастера никогда не может быть равноценной оригиналу, ценность которого основывается на его подлинности как оригинального произведения искусства и исторического артефакта. То же самое должно быть приложимо и к историческим зданиям, но в Москве это не так. Городские власти по-

нимают, что массовый редевелопмент плохо воспринимается общественностью, поэтому официальные документы полны преднамеренно неоднозначных понятий, таких как «реконструкция с восстановлением», которые действуют в качестве дымовой завесы, скрывающей то, что происходит на самом деле. Тем же приемом пользуются девело-

перы, выдающие за подлинники грубые подделки, воздвигнутые на месте исторических зданий. Мишень их жульничества – не клиент, для которого подлинность продаваемых товаров обычно не так уж и важна, а скорее общественность. В русском языке появилось несколько понятий, описывающих эту практику. Одно из самых распространенных, которое и будет использоваться здесь, – «муляж». Особняки, доходные дома, гостиницы, крытые торговые ряды и даже средневековые палаты либо гибнут от необъясненных пожаров, ответственность за которые обычно возлагают на бомжей, или обрекаются на снос на том основании, что они «аварийные» или «ветхие». Эти два термина являются неопределенными и вводят в заблуждение. Государственные органы, такие как Бюро технической инвентаризации, каждый год автоматически списывают определенный процент стоимости здания с учетом амортизации. Производимые при этом расчеты очень обобщены и произвольны: если оценивать по такому принципу, то амортизация многих абсолютно сохранных дореволюционных зданий составила бы более 100%. Но как только амортизация достигает критического значения 70%, арендаторов полагается выселять. Это правило, в сочетании с заявлениями главного архитектора Москвы Александра Кузьмина о том, что здания с деревянными перекрытиями и внутренними стенами ненадежны и подлежат сносу в рамках расчистки трущоб, играет на руку девелоперам. На самом деле практика создания муляжей существовала еще до того, как возник постсоветский рынок недвижимости. Среди первых ее примеров – грузинский культурный центр

Офисный центр в Леонтьевском переулке, 25: на этом месте раньше стоял симпатичный одноэтажный деревянный особняк 1870 года постройки, который был разрушен при расчистке места для нового строительства осенью 2005 года. Новое здание гораздо крупнее своего предшественника, но в попытке затушевать его вторжение в ландшафт переулка к его передней стене был приставлен уплощенный железобетонный муляж снесенного особняка Office centre at 25 Leontyevsky Pereulok: this site was formerly occupied by an attractive, single-storey wooden mansion built in 1870 and demolished for redevelopment in autumn 2005. The new building is far bigger than its predecessor, but in an ineffectual attempt to mitigate its visual impact a sham replica of the original mansion made of reinforced concrete, only one bay deep, has been tacked onto the front of it.

Let us suppose that an unscrupulous art dealer comes into possession of an original Rembrandt and tries to work the following scam. He takes the canvas out of the frame, makes a colour photocopy of the picture, substitutes it for the original and tries to pass it off as a genuine Rembrandt. This is unimaginable, of course. Any fake of an old master can never be equal in value to the original. Its worth stems from the fact that it is an original creation and a genuine historic artefact. The same ought to be true of historic buildings, but not in Moscow. The city government realises that wholesale

redevelopment does not play well with the public, and so official documents are full of deliberately ambiguous terms such as ‘reconstruction with restoration’ to act as a smokescreen to hide what is really happening. So do the developers, who try to cover their

tracks by passing off crude fakes reared in the stead of these buildings as originals. The target of their scam is not the customer, for whom the authenticity of the goods for sale is seldom a prime consideration, but rather the public. Several terms in Russian have appeared to describe the practice. One of the most common, which will be used here, is mulyzah or sham replica. Mansions, tenement blocks, hotels, covered markets and even medieval palaty either perish in unexplained fires, usually blamed on tramps, or are condemned on the grounds that they are structurally dangerous or unfit for human habitation. The last two terms are vague and misleading. State-run surveying offices automatically write off a certain percentage of the value of a building every year to take account of natural wear and tear. The calculations involved are generalised and arbitrary: judged on this basis, the degree of wear and tear of many perfectly sound preRevolutionary buildings would be over 100 percent. But once the 70 percent cut off point is reached, the tenants have to be moved out. Along with pronouncements by city architect Alexander Kuzmin that buildings with wooden floors and partitions are unsound and to be demolished as part of slum clearance, this plays into the hands of developers. The practice of putting up sham replicas in fact pre-dates the post-Soviet property market. Among the earliest is the Mziuri Georgian cultural centre at 42 Ulitsa Stary Arbat, built in 1986. When renovation began of the early 19th century wooden house on the site, it was deemed to be beyond repair and so was replaced with a masonry structure externally styled to look like the original, decked out with copies of the original stucco mouldings. At this stage professional restorers, who kept to high standards, were more closely involved than now, but in the Soviet Union such specialists were not shy about trying to improve historic buildings, such as the medieval kremlin in Pskov. Apparently perfectly preserved, it was in fact very ruinous when restoration work began in 1954 and the upper parts of the walls and fortress towers are conjectural reconstructions. Similarly, when houses such as 42 Ulitsa Stary Arbat were reconstructed, they were raised to compensate for the fact that the ground level had risen around them since they were first built, distorting the proportions. But while such deviations might have been visible only to wellinformed architectural buffs, the same is not true of sham replicas put up under Mayor Yury Luzhkov. The licence to play fast

and loose with renovations of historic buildings served developers’ interests very well. Under Russian

теория сохранения наследия / сonservation тheory

«Мзиури» на Старом Арбате, 42, построенный в 1986 году. Когда началась реконструкция деревянного дома начала XIX века, стоявшего на этом месте, было сочтено, что он не подлежит восстановлению, и поэтому его заменили постройкой из камня, внешне стилизованной под оригинал и украшенной копиями уничтоженных лепных карнизов. В то время к делу привлекали профессиональных реставраторов, которые придерживались высоких стандартов. Впрочем, в Советском Союзе такие специалисты не стеснялись улучшать исторические здания – например, средневековый псковский Кремль. Хотя на первый взгляд кажется, что он отлично сохранился, фактически он был очень сильно разрушен к тому моменту, когда в 1954 году была начата его реставрация, и верхние части стен, равно как и шатры крепостных башен, являют собой предположительные реконструкции. Точно так же, при реконструкции таких зданий, как дом №42 по улице Арбат, их делали более высокими, чтобы компенсировать наросший за время существования оригинала культурный слой, искажавший пропорции. Но если такие отклонения были заметны может быть только хорошо осведомленным любителям архитектуры, этого нельзя сказать о муляжах, построенных при Лужкове. Разрешение

вести себя вольно при реконструкции исторических зданий вполне отвечало интересам девелоперов. Согласно российскому законодательству, у каждого

здания, включенного в реестр культурного наследия, есть «предмет охраны», то есть те его характеристики, которые служат основанием для предоставления ему статуса памятника. Определение «предмета охраны» есть часть процесса планирования реставрационных работ и финансируется девелопером, благодаря чему возникает масса возможностей для манипуляций.

228

В 2007 году этот доходный дом XIX века, стоявший по адресу Печатников переулок, 19/22, был почти полностью снесен, освобождая место для нового жилого дома. Только наружная стена, показанная здесь с изнанки, была сохранена и встроена в гораздо более крупное здание In 2007 this 19th century tenement block at 19/22 Pechatnikov Pereulok was almost completely demolished to make way for a new residential development. Only the front wall, seen here from behind, was retained and subsequently incorporated into a much larger structure.

conservation law, each listed building has a predmet okhrany (object of protection), i.e. the features which serve as grounds for granting listed status. Defining the predmet okhrany is part of the planning process for restoration work and is financed by the developer, leaving the door open for manipulation. Cutting corners makes life simpler for restorers, too. It is easier to subcontract the windows to a double glazing supplier than to produce bespoke copies of the originals. Other departures from original designs, such as the use of polished granite cladding instead of plaster, are justified on the grounds of durability and easy maintenance. Sham replicas take three forms. In the first the outside walls are left intact, but the building is gutted so a reinforced concrete structure can be erected inside them. Extra storeys are often added, new glazing and door fittings are installed and the building is frequently refaced. In the second, only the façade wall is retained for incorporation into a brand new structure. In rare cases this may be permissible, but the criterion for success is whether the developer is able to sustain the illusion from outside that the building has remained intact. However, the temptation to squeeze as much out of the site as possible often prevails and

муляжи / sham replicas

Кроме того, упрощение задачи облегчает и жизнь реставраторов. Легче ведь заказать окна поставщику стеклопакетов, чем обеспечить сделанные на заказ копии оригиналов. Другие отступления от оригинальных проектов – например, использование полированной гранитной облицовки вместо штукатурки – оправдываются долговечностью и легкостью ухода. Муляжи бывают трех видов. Первый – когда при сохранении наружных стен сносятся все перегородки и перекрытия, на месте которых возводится конструкция из железобетона. Часто при этом добавляют новые этажи, меняют окна и двери, нередко заново отделывают фасад. Второй вид муляжа – это когда от здания оставляют только фасадную стену, которую включают в состав совершенно новой постройки. В редких случаях это может быть допустимо, но критерий успеха здесь заключается в убедительности иллюзии сохранения старого здания в нетронутом виде. В реальности застройщик нередко поддается искушению выжать из участка как можно больше прибыли, и прилепленный к более крупному новому зданию прежний фасад оказывается похож на фиговый листок, слишком маленький, чтобы обеспечить хоть каплю благопристойности. Оба эти подхода обычно именуются застройщиками «реконструкцией». В третьем же, наиболее частом случае от исторической постройки не сохраняют вообще ни одного камня. Попытки

воспроизвести оригинал варьируют от создания огрубленной и раздутой копии до восстановления лишь части уличного фасада, который включают в состав намного более крупного нового здания. Такая подмена представляет собой одну из самых коварных угроз для архитектурного наследия Москвы, потому что исчезновение истори-

229

Выплескивание с водой младенца, пример № 1: здание на Малой Дмитровке, 22 известно как Школа телевизионного мастерства Владимира Познера, но на самом деле школа занимает только 10% здания; 70% отошло девелоперской компании «Крост» и сдается как офисы класса А. Сохраненный фасад прежде стоявшего на этом месте дома второй половины XIX века, в 1991 году получившего статус вновь выявленного памятника, теперь выглядит здесь более неуместным, чем здание, которое он был призван маскировать Throwing out the baby with the bath water, example No. 1: 22 Ulitsa Malaya Dmitrovka is known as the Vladimir Pozner School of Television Excellence but the school only occupies 10 percent of the floor space; 70 percent went to Krost, the developer, and is let as Class A offices. The surviving façade of the house that originally stood on the site, built in the second half of the 19th century and listed as a newly declared historic building in 1991 now looks out of place instead of the building it was intended to mask.

stuck to the front of an outsize new building, the façade looks like a fig leaf too small to provide even a modicum of decency. Most often, though, no historic fabric is retained at all.

Attempts to reproduce the original structure vary from putting up a coarsened and inflated copy to reinstating just part of the street frontage, which is incorporated into a much larger structure. This is redevelopment by stealth and one of the most insidious threats to Moscow’s heritage, since the loss is not always visible to the untutored eye. Yet on

the city’s property market these practices are presented as enlightened approaches; developers’ press releases gush with self-praise about how an historic building has been carefully retained or acquired a new life. Demolition of an extant historic building and its replacement with a copy directly contradicts Article 15 of ICOMOS’s Venice

теория сохранения наследия / сonservation тheory

230

ческой постройки не всегда оказывается заметно для взора непрофессионала. Однако на московском

рынке недвижимости эти методы представляются как «просвещенные»: пресс-релизы девелоперов полны самовосхвалений по поводу того, как историческое здание было «тщательно сохранено» или «обрело новую жизнь». Разрушение существующего исторического здания и его замена копией противоречат статье 15 Венецианской хартии ИКОМОС, в которой сказано: «Всякая реконструкция должна быть исключена изначально, можно допустить лишь… возвращение на свои места сохранившихся, но разрозненных фрагментов». Нет ничего неправильного в том, чтобы исторические здания использовались для коммерческих нужд: если здание продолжает использоваться в тех целях, для которых оно было построено, – это лучшая гарантия его будущего. Но его использование никогда не должно иметь приоритета перед его сохранением. В Москве то, что запрещает ИКОМОС, часто совершается с полной безнаказанностью. Примером может служить судьба универмага «Военторг» – здания в стиле модерн, построенного в 1912-1914 годах на улице Воздвиженка. Осенью 2003 года его снесли, что вызвало бурю протестов и в большой мере ускорило оформление движения за охрану архитектурного наследия. Распоряжение правительства Москвы, касающееся перестройки Военторга, заслуживает того, чтобы процитировать его полностью: «В связи с важным градостроительным значением сохранения в историческом центре Москвы зданий бывшего Центрального военного универсального магазина […] принять предложение Департамента градостроительной политики, развития и реконструкции города Москвы и ОАО Торговый дом „Центральный военный универсальный магазин“ о проведении в 2003-2005 годах реконструкции зданий, […] со сносом всех строений […] с сохранением наиболее ценных архитектурных элементов фасада при проектировании и строительстве торгово-офисного комплекса и подземного гаража-авто стоянки…» Это лишенное логики заявление было дешевой подачкой, брошенной общественности после того, как стало известно, что Военторг обречен. Достаточно сравнить фотографии двух зданий, чтобы убедиться, что новый Военторг никоим образом не является точным воспроизведением прежнего. Однако по словам Владимира Ресина, руководителя департамента градостроительной политики, развития и реконструкции города Москвы, эти различия суть лишь дело личного вкуса: «Это как выбирать жену, – сказал он журналистам на пресс-конференции в августе 2008 года по случаю презентации нового Военторга, – кому-то нравятся блондинки, кому-то – брюнетки. Ноги длинные или короткие, уши такие, сякие, а в целом оно симпатичное». Во время разрушения Военторг числился в списке вновь выявленных объектов культурного наследия. Согласно российскому законодательству, такой список должен быть рассмотрен по прошествии одного года, и если статус перечисленных в нем построек не будет должным образом закреплен в законе – а власти не обязаны это делать, – тогда статус здания оказывается неоднозначным, и оно снова подвергается риску. Это и случилось с Военторгом: он был исключен из списка «в связи с полной физической утратой» – в то время еще существовала такая удобная юридическая лазейка. Посреди всего этого умышленно напускаемого законодательного тумана просто как глоток свежего воздуха воспринимается

Выплескивание с водой младенца, пример № 2: фасад офисного комплекса класса А «Эрмитаж Плаза» на Краснопролетарской улице, спроектированного Сергеем Киселевым, будто бы включает фасадные стены двух зданий в стиле модерн начала XX века, кажущихся карликами на фоне прилепившегося к ним гиганта. Но в данном случае нельзя говорить даже о лицемерной заботе о памятнике: «старые» фасады на самом деле полностью отстроены заново Throwing out the baby with the bath water, example No. 2: the façade of the Hermitage Plaza Class A office centre on Krasnoproletarskaya Ulitsa, designed by Sergei Kiselyov and Partners, appears to incorporate the façade walls of two early 20th century Art Nouveau buildings, dwarfed by the behemoth behind them. To describe this as token conservation would be an understatement: the apparently original façades are in fact completely new fabric.

Charter, which states that “All reconstruction work should ... be ruled out ‘a priori’. Only… the reassembling of existing but dismembered parts can be permitted.” While there is nothing wrong with historic buildings being used for commercial ends — continuation of the use for which they were built is the best guarantee of their future — this should never take precedence over conservation. In Moscow what ICOMOS proscribes can often be carried out with full impunity. Voyentorg, an Art Nouveau department store of 1912-1914 on Ulitsa Vozdvizhenka was demolished in autumn 2003 causing a storm of protest, an important catalyst for the local preservation movement. The city government’s decree concerning the redevelopment of Voyentorg bears quoting in extenso: “Given the great importance for the cityscape in the historic centre of Moscow of preserving [Voyentorg], the proposal by the Department of City-Planning, Development and Reconstruction of the City of Moscow and by the Central Military

муляжи / sham replicas

честность Леонида Казинца, президента корпорации «Баркли» и первого вице-президента Ассоциации строителей России. В интервью журналу «Огонек» в июне 2007 года он заявил: «В центре 70 процентов зданий не представляют никакого интереса. Зачем эти халупы поддерживать? На какие средства? Я за то, чтобы в городе все старье вычистить». Корреспондент «Огонька» возразил, что если так рассуждать, то от Москвы почти ничего не останется. «Давайте обяжем строителей строить на месте снесенных домов здания с сохранением элементов архитектуры исторической среды, – ответил Казинец. – Я так и строю. У меня в центре Москвы построено несколько домов, архитектурный облик которых полностью соответствует тому, что было раньше на этом месте. […] Не держитесь за старье. Купите новый автомобиль, квартиру, ботинки. И ваша жизнь станет лучше». Если свалить в одну кучу охрану исторических зданий с потребительской культурой, как это сделал Казинец, то жульничество нашего воображаемого торговца произведениями искусства оказалось бы совершенно логичным образом действий: если внешне похоже на подлинник – значит, ничем от него не отличается, а если еще и новое, а не подержанное, то значит еще лучше. Рассуждать так – значит не понимать,

что ценность исторического здания не в одних лишь внешних «элементах архитектуры». Самым красноречивым примером такого непонимания является судьба городской усадьбы РимскогоКорсакова (Тверской бульвар 26). Усадьба включала

в себя обширный комплекс зданий, приобретенных в середине XVIII столетия Иваном Римским-Корсаковым, который недолгое время был фаворитом Екатерины II. После прокладки Тверского

231

«Это как выбирать жену, – сказал Владимир Ресин, глава строительного департамента столичного правительства, отвечая на вопрос о несходстве между старым и новым Военторгом на Воздвиженке, – кому-то нравятся блондинки, кому-то – брюнетки. Ноги длинные или короткие, уши такие, сякие, а в целом оно симпатичное». На самом же деле, вопрос не имеет никакого отношения к личным предпочтениям: новый Военторг – просто совершенно другое здание. Настоящий Военторг, построенный в 1912–1914 годах Сергеем Залесским, был универмагом, а новое здание, законченное в 2008 году, является высокоприбыльным офисным комплексом класса «премиум» “It’s like choosing a wife,” said Vladimir Resin, head of the city government’s construction division, when asked about the discrepancies between the old and new Voyentorg at 10 Ulitsa Vozdvizhenka, both pictured here. “Some people like blondes, others brunettes, with long or short legs, ears like this or like that, but on the whole it looks nice.” In fact, the issue has nothing to do with personal taste: the new Voyentorg is a completely different building, plain and simple. The original structure of 1912 to 1914 by Sergei Zalessky (above left) was a department store, while the new building, completed in 2008 (above) is a highly lucrative premium class office development.

Department Store Emporium Joint Stock Company concerning the reconstruction of the building is to be accepted [...] viz. the demolition of all buildings on the site […] with the conservation of the most valuable architectural elements of the façade when designing and constructing a retail and office complex with an underground parking lot in their stead”. This non-sequitur was a cheap sop thrown to the public after word got out that Voyentorg was doomed. Comparison of photographs of the two buildings provides ample proof that the new Voyentorg is in no way an accurate reproduction. Yet according to Vladimir Resin, head of the city government’s construction division, these differences concern nothing more than personal preferences. “It’s like choosing a wife,” he told

теория сохранения наследия / сonservation тheory

Этот деревянный дом в Молочном переулке, 5 был первоначально построен в 1824 году, надстроен одним этажом в 1886-м и получил новые фасады в 1903 году. В 1992 году дом был поставлен на охрану в связи с тем, что в нем одно время жил выдающийся художник Владимир Попков (1932-1974), но, несмотря на это, в 2005 году его снесли. На сменившем его бетонном муляже красуется табличка, свидетельствующая о статусе охраняемого государством памятника; до сих пор дом значится и в реестре на сайте Москомнаследия This wooden mansion at 5 Molochny Pereulok was originally built in 1824, heightened by one storey in 1886 and externally remodelled in 1903. Despite being declared a locally listed building in 1992 for its significance as the former home of Soviet painter Victor Popkov (1932-1974), it was razed to the ground in 2005 and replaced with a sham replica (above left). Nevertheless, a plaque on the wall of the concrete replacement states that it is a state protected historic building, and it is still listed as such on the register on Moskomnaslediye’s web site.

бульвара в 1796 году комплекс был реконструирован и расширен, добавился новый уличный фасад. Работа была закончена уже сыном первого хозяина в 1830-х годах, и импозантная усадьба в стиле ампир долгое время слыла одним из красивейших зданий Москвы. Усадьбу Римского-Корсакова пощадили во время комплексной реконструкции этого района в тридцатых годах ХХ века. Ее фотографии были в советских архитектурных путеводителях, а затем в 1980-х были проведены обширные реставрационные работы. До 2001 года в доме сохранялось множество оригинальных элементов внутреннего убранства. В июне того года комплекс был передан ООО «Кросс-Лайн» – компании, владеющей кафе «Пушкинъ»: оно размещается по соседству, в новостройке, представляющей собой вольное подражание петергофскому павильону «Эрмитаж». Если в ее подвальном этаже постучать пальцем по сводчатому потолку, который, как кажется, сделан из массивных каменных блоков, то выяснится, что это пустотелая картонная декорация. Такое отношение к подлинности, которое явлено в «Пушкине», оказалось зловещим предзнаменованием и для усадьбы Римского-Корсакова. Хотя рядом с нею поставили плакат, заявлявший, что здание будет превращено в Культурный центр русской старины, фактически дому суждено было быть разрушенным, чтобы освободить место для дорогого ресторана. Вскоре после перемены собственника постройки в задней части комплекса и северные палаты были снесены под тем

232

reporters at a press conference in August 2008 around the time the new Voyentorg was unveiled. “Some people like blondes, other brunettes, with long or short legs, ears like this or like that, but on the whole it looks nice.” At the time of demolition, Voyentorg was classed as ‘a newly identified architectural monument’. Under Russian law this preliminary listing has to be reviewed after one year and if it is not properly confirmed in law — which the authorities are not obliged to do — then the building’s status is ambiguous, putting it at renewed risk. This is what happened to Voyentorg; it was then delisted following demolition on the grounds that it was no longer extant, using a useful but now defunct legal loophole. Amid all this obfuscation, the honesty of Leonid Kazinets, head of developer Barkli Corporation and first vice-president of the Association of Russian Builders, comes as a breath of fresh air. In an interview to Ogonyok magazine in June 2007 he claimed that 70 percent of the buildings constituting Moscow’s historic centre “are of absolutely no interest. What’s the point of maintaining these old wrecks? Who’s going to foot the bill? I’m in favour of clearing all this old rubbish out of the city.” Ogonyok’s interviewer objected that, judged on these terms, most of Moscow would disappear. “Let’s make it obligatory for developers to put up buildings on the sites of demolished buildings that incorporate elements from the architecture of their historic setting,” replied Kazinets. “That’s how I build. I’ve put up several buildings in the centre of Moscow to designs which copy exactly what used to stand on that spot. […] Don’t hold on to old rubbish. Buy a new car, flat, shoes. And it’ll make your life better.” Kazinets’s unhealthy conflation of preservation with consumer culture would make our imaginary art dealer’s scam perfectly logical. If it looks like the original then it’s no different from the original, and if it’s new rather than second hand, then so much the better. No case illustrates this failure to

understand that the value of an historic building is more than skin deep than the fate of the RimskyKorsakov house at 26 Tverskoi Bulvar. The house

comprised an extensive complex of buildings acquired in the mid18th century by Ivan Rimsky-Korsakov, a one-time favourite of Catherine the Great. Following the laying out of Tverskoi Bulvar in 1796, the complex was remodelled and extended with a new street façade. The work was eventually finished by Rimsky-Korsakov’s son in the 1830s and the handsome Empire-style building was long regarded as one of the best ensembles of its date in the city. It was spared during the wholesale rebuilding of the area in the 1930s, featured in Soviet architectural guidebooks and extensively restored in the 1980s. Until 2001 it retained a wealth of original interior features. In June of that year the complex was handed over to Cross-Line, the company owning the Café Pushkin next door, housed in a loose imitation of the 18th century Hermitage pavilion at the palace of Peterhof outside St Petersburg. Tap with your knuckles what appears to be a vaulted ceiling built of massive stone blocks in the basement and it turns out to be a hollow pasteboard construction. Such an approach to authenticity would prove to be an ominous portent. Although a notice board appeared at the site stating that it was to be turned into a Cultural Centre of Bygone Russia, in fact the Rimsky-Korsakov house was to be destroyed to make way for an expensive restaurant. Soon after the change in ownership, buildings at the rear and north end of the site were cleared on the

муляжи / sham replicas

233

«Давайте обяжем строителей строить на месте снесенных домов здания с сохранением элементов архитектуры исторической среды, – сказал в интервью журналу «Огонек» президент девелоперской компании «Баркли» Леонид Казинец. – Я так и строю. У меня в центре Москвы построено несколько домов, архитектурный облик которых полностью соответствует тому, что было раньше на этом месте». Вот как подход Казинца к сохранению исторического города выглядит на практике: на фотографии слева показан дом Архарова (XVIII век), стоявший во 2-м Зачатьевском переулке, 11/17, пока его не вывели из списка памятников и не снесли в январе 2005 года. На фотографии справа – муляж на его месте, ставший частью элитного жилого комплекса, воздвигнутого «Баркли» на этом участке.

“Let’s make it obligatory for developers to put up buildings on the sites of demolished buildings that incorporate elements from the architecture of their historic setting,” CEO of developer Barkli Leonid Kazinets told Ogonyok magazine. “That’s how I build. I’ve put up several buildings in the centre of Moscow to designs which copy exactly what used to stand on that spot.” This is what Kazinets’s approach to preserving the historic city looks like in practice: the photograph on the left shows the 18th century Arkharov house, which stood at 11/17 2nd Zachatyevsky Pereulok until it was delisted and then demolished in January 2005. The photograph above shows the sham replica erected in its stead as part of a luxury housing development put up by Barkli on the site.

предлогом, что находились в плохом состоянии. Это было сделано законно, но только потому, что на основе подложной схемы периодизации все постройки были признаны поздними и малоценными. Затем ГУОП (предшественник Москомнаследия) незаконно лишил статуса памятников еще несколько строений, действуя, согласно информации в российских СМИ, на основе письма тогдашнего замминистра культуры Натальи Дементьевой. Тот факт, что замминистра культуры РФ была вовлечена в изменение участи этой усадьбы, является напоминанием о том, что комплекс был памятником культурного наследия федерального значения — он пользовался высшим уровнем государственной защиты. Разрушение его продолжилось в 2004 году, когда были снесены южные палаты – на сей раз без официального разрешения. Неоднократные требования ГУОП прекратить работы по сносу зданий были проигнорированы, и на участок не пустили реставраторов, чтобы исследовать то, что навсегда исчезало. К концу 2004 года от усадьбы Римского-Корсакова остались только фасадная стена и одно маленькое строение. Поразительно, но после всего этого ресторан «Турандот» был включен в выставку реставрационных достижений, представленную Москомнаследием на Европейской ярмарке по культурному наследию, охране и реконструкции городских зданий Denkmal, прошедшей в Лейпциге в ноябре 2008 года. В подготовленном к выставке буклете даже не упоминается, что в процессе проведенных Деллосом работ практически весь ансамбль был разрушен; вместо этого полностью придуманные декораторами интерьеры восхваляются как «уникальный музей». При показе этой же выставки в Москве в январе 2009 года компания Деллоса предоставила фуршет.

grounds that they were in a poor state; legally, but only because they were falsely shown on a survey as later additions of no historical value. Several more buildings were then illegally stripped of their listed status by GUOP, the predecessor of Moskomnaslediye (the city government’s building conservation body) on the basis of a letter from then-deputy culture minister, Natalya Dementyeva, according to information in the Russian media. That she was involved is a reminder that the complex was federally listed — it enjoyed the highest level of state protection. Demolition continued into 2004, when the southern part of the complex was obliterated, this time without official permission. Repeated demands from GUOP to stop demolition were ignored and restorers were not allowed onto the site to survey what was being lost. By the end of 2004 all that remained was the façade wall and one small building. The law was flouted at every level, yet no criminal case has ever been brought against those responsible, either by the city or the federal government. When challenged about the destruction of the Rimsky-Korsakov house, proprietor Andrei Dellos claims that nothing of any importance had survived inside. “It wasn’t actually a proper building, it was a ruin that had to be propped up to keep it standing, it was a terrible mess,” he told listings magazine Afisha. “People in Moscow are too sensitive about anything being changed...” Photographs taken during the demolition showing intact details such as fine plaster coving give the lie to this claim. Since then an entirely new structure has been erected behind the façade wall, higher than the original and with heating and ventilation ducts festooning the roof. But what is most astounding is that the interiors are an extravagant pastiche of Rococo

теория сохранения наследия / сonservation тheory

234

муляжи / sham replicas

235

Хроника разрушения: являвшийся памятником федерального значения дом Римского-Корсакова на Тверском бульваре, 26 на протяжении 2004 года был в несколько приемов почти полностью снесен (на противоположной странице вверху справа и слева). Подлинная ткань XVIII века была уничтожена ради создания новых псевдорокайльных интерьеров (слева), не имеющих ничего общего со стилем первоначального здания и вписанных в железобетонное сооружение (на противоположной странице внизу справа – в процессе строительства). Только фасад в стиле ампир был сохранен, чтобы придать видимость легитимности полному редевелопменту участка. Но даже фасад не избежал переделок: сравнение архивных (слева вверху и в среднем ряду) и недавних фотографий (справа вверху и в среднем ряду) показывает, что он потерял патину подлинного исторического здания. Силуэт крыши изменен, на северном фасаде аттик заменили упрощенной копией, а южный повысили на два метра, исказив пропорции A chronicle of destruction: the federally listed Rimsky-Korsakov house at 26 Tverskoi Bulvar was almost completely demolished in several stages in 2004 (opposite, top left and right) to make way for high-class restaurant Turandot. Genuine 18th century fabric was obliterated to make way for fake rococo interiors that were designed in a style that owes nothing to the original building (left) and are housed inside a reinforced concrete structure (opposite, bottom right – seen under construction). Only the Empire-style façade was retained (opposite bottom left) to lend complete destruction and redevelopment an air of legitimacy. Even this has not escaped changes: a comparison of archive (top left and above left) and recent photographs (top right and above right) shows that it has lost the patina of a genuine historic building. The roofline has been changed, the attic of the northern façade has been replaced with a simplified copy (above right), while the southern façade has been raised in height by two meters, distorting the proportions (top right).

236 Закон попирали на всех уровнях, однако ни городскими, ни федеральными органами не было возбуждено уголовное дело против ответственных. Когда владельца «Кросс-Лайна» Андрея Деллоса спрашивают о разрушении дома РимскогоКорсакова, он утверждает, что там не сохранилось ничего такого, что представляло бы какую-то важность. «На самом деле, – сказал он в интервью журналу „Афиша“, – это был не дом, а руины: все на подпорках держалось, страшное место. […] Здесь вообще не любят, когда что-то меняется». Это утверждение опровергают фотографии, сделанные во время сноса: на них видны сохранные детали интерьера, например прекрасные лепные карнизы. С тех пор позади фасадной стены выросла совершенно новая постройка, которая выше оригинала и крыша которой украшена трубами отопления и вентиляции. Но, что наиболее поразительно, так это то, что интерьеры представляют собой экстравагантную подделку под «китайский» стиль эпохи рококо. В довершение всего – официанты в исторических костюмах. Подлинник XVIII века был заменен иллюзией XVIII века. Как видно, историю можно изменять к лучшему, когда она не отвечает современным стандартам. Здесь – элитный ресторан «Турандот», и здесь нет места для Римского-Корсакова. Припаркованные рядом автомобили, принадлежащие сильным мира сего, свидетельствуют о том, что ресторан этот используется как образцово-показательный объект для развлечения высокопоставленных гостей. Деллос – гламурный персонаж, который периодически дает интервью прессе, где он говорит о своем творении с большой гордостью.

Во многих других городах большое историческое здание первостепенной архитектурной важности, расположенное в самом центре, стало бы для ресторатора подарком, ценным активом, поскольку обладает огромным потенциалом для привлечения клиентов. Но в Москве исторические постройки рассматриваются как всего лишь досадная помеха. Предполагается, что богатым посетите-

лям безразлично, подлинник у них перед глазами или фальшивка. В фильме Андрея Лошака «Теперь здесь офис», снятом для НТВ, показана популярная певица Валерия, которая осматривает «Турандот» и восхищенно восклицает, что она никогда еще не видела такого великолепного интерьера: «Вот это уже сломать, конечно, рука не поднимется». Все, что было сказано выше о «Турандот», относится и к разрушению гостиницы «Москва» и замене ее муляжом: ее интерьеры, с их расписными потолками, затейливой лепниной, резным деревянным и каменным декором и историческими деталями убранства, могли бы стать большим плюсом для роскошной гостиницы, однако всем этим пожертвовали ради увеличения площади этажей. То же самое можно сказать о множестве других утраченных зданий. Если правительственные чиновники и бизнесмены, в руках которых лежит судьба архитектурного наследия Москвы, не перестанут рассматривать его как нечто, чем можно пожертвовать, то все больше и больше исторических зданий будут исчезать с лица земли, уступая место подобным пародиям на великое прошлое города.

chinoiserie, complete with serving staff in period costumes. Genuine 18th century fabric has been replaced with an illusion of the 18th century. History, apparently, can be improved when it does not meet modern standards. This is high-class eatery Turandot and there is no place for Rimsky-Korsakov. Cars belonging to the great and the good parked outside testify to the fact that it is regarded as a showpiece for entertaining highranking guests. Dellos is a celebrity figure who periodically gives interviews to the press where he talks with great pride about his creation. Astonishingly, Turandot was included in the exhibition of recent restoration work taken by Moskomnaslediye to the Denkmal international heritage fair held in Leipzig in November 2008. The booklet accompanying the exhibition makes no mention of the fact that during the course of the work carried out by Dellos practically the entire ensemble was destroyed and even goes so far as to praise it as a “unique museum”. When the exhibition was shown in Moscow in January 2009, Dellos's company provided the catering.

In many other cities a large, historic property of first-rate architectural importance in the very centre would be a gift to a restaurateur, a valuable asset with huge potential for attracting customers. But in Moscow historic fabric is regarded as no more than a nuisance. The patrons are assumed to be indifferent to

whether what they see is genuine or fake. Andrei Loshak’s film ‘There is an office here now’ for NTV shows pop singer Valeriya inside Turandot, exclaiming with delight how she has never seen such a sumptuous interior before: “Now of course this is something you could never bring yourself to tear down”. All that has been said of Turandot is also true of the demolition and replacement by a sham replica of the Hotel Moskva: its interiors, with their painted ceilings, intricate plasterwork, carved wood and stone detailing and period fittings, could have been a great asset to a luxury hotel, yet all was sacrificed for the sake of extra floor space. It is true of a great number of other lost buildings. Unless the government officials and businessmen in whose hands the fate of Moscow’s architectural heritage rests stop regarding it as expendable, much more of it will be squandered to make way for similar mockeries of the city’s great past.

237

tрудные случаи / thorny issues Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

теория сохранения наследия / сonservation тheory

238

Большой дворец в Царицыне (Матвей Казаков, 1786-1794) был подведен под крышу, прежде чем его забросили. Фотографии, сделанные во второй половине XIX века, до того как остатки крыши были разобраны, могли стать подсказкой архитекторам, работавшим над единственным элементом комплекса, который можно было точно воспроизвести. Однако предпочтение было отдано свободной реинтерпретации, включающей элементы неосуществленного проекта

The main palace at Tsaritsyno (by Matvei Kazakov, 1786-1794) was topped out before being abandoned. Photographs taken in the late 19th century (such as the one above left) before the remains of the roof were dismantled could have been used as a guide for architects working on the one element that was capable of being authentically recreated. Instead a loose reinterpretation incorporating elements from an unexecuted design was erected (above).

Бульдозер – не единственная угроза архитектурному наследию Москвы. Ошибочные решения, принимаемые по отношению к историческим зданиям, тоже могут лишать будущие поколения возможности увидеть эти памятники в их подлинном виде, даже если совершаемые при этом разрушения относительно невелики. Примеры подобных ошибок довольно разнообразны, но их объединяет одна черта: во всех случаях была упущена возможность вернуть важное историческое здание обществу. При всей сложности связанных с такими зданиями проблем, их можно преодолеть, если решения принимаются путем обсуждения и поиска консенсуса при уважении к основным принципам сохранения архитектурных памятников. К сожалению, в Москве в области планирования и проектирования правит бал неосведомленность и авторитарность. В этом – главная беда. Первый пример, о котором пойдет речь в этом разделе, – это Манеж, выставочный зал, первоначально построенный в 1817

The bulldozer is not the only threat to Moscow’s heritage. There are other insidious threats that are depriving future generations of important historic buildings through wrong-headed treatment, even if little fabric has actually been destroyed. The cases where these threats manifest themselves are very different, but there is a common thread: they all represent lost opportunities for giving back important historic buildings to the public. Although all the cases are challenging, the difficulties need not be insurmountable, provided that decisions are taken through discussion and consensus and with respect for the basic tenets of conservation. Unfortunately, in Moscow an ill-informed, dictatorial style of planning and design prevails and that above anything else is to blame. The first case is the Manezh, the exhibition hall originally built as a covered riding school in 1817, with subsequent alterations by Osip Bove in 1823-1824. The roof structure, designed by Augustine de Betancourt, was a feat of engineering, spanning a width of 45 meters (148 feet) without any intermediate supports. Plans to reconstruct the Manezh, involving the addition of an underground car park, had been under discussion since 1998, but were blocked by experts. Following the destruction of everything apart from the outer walls by a devastating fire on the night of March 13th to 14th 2004, the city government seized the opportunity to revive the project. This caused a storm of protest and the car park was dropped from the plan, but an underground hall and mezzanine were added to increase the amount of lettable space when the Manezh was rebuilt. Nothing, however, but the aesthetic fantasies of Mayor Yury Luzhkov could explain the even more cavalier treatment meted out to the surviving fabric of the original building. Originally the roof

Подземный вестибюль Царицынского дворца в процессе строительства (фото на с. 237): обратите внимание на глубину котлована, использование железобетона и близость к подлинным остаткам дворца XVIII века. Загадочный, незаконченный и руинированный комплекс нуждался в бережной и чуткой консервации. Вместо этого с ним обошлись как с сырьем, на основе которого создали новое сооружение в духе Диснейленда Photograph on p. 237: work in progress on the construction of the underground entrance foyer at Tsaritsyno palace: note the depth of the excavation, the use of reinforced concrete construction and the proximity of the original, 18th century fabric. This intriguing, incomplete and ruined complex was in need of careful, sensitive conservation work. Instead it was simply treated as raw material to form the basis of a brand new theme park-like fantasy.

трудные случаи / thorny issues

239

К моменту, когда было сделано это черно-белое фото, от крыши Хлебного дома ничего не осталось. Но на более ранних фотографиях крыша видна, так что аутентичное воссоздание было возможно. Вместо этого работавшие над реконструкцией архитекторы перекрыли внутренний двор громоздким стеклянным куполом. На новой фотографии Хлебный дом показан с той же точки, что и на архивной: в сооружении справа находится вход в подземный вестибюль. Выгравированные на стекле контуры каменной резьбы и украшающие парапет зубцы и пинакли являются лицемерной данью уважения к историческому окружению. Более скромный центр для посетителей, расположенный на определенном удалении от дворца, был бы более уместным

By the time this black and white photograph (above left) was taken, nothing remained of the roof of the Bread House (by Vasily Bazhenov, 1784-1785). It survived for long enough to be photographed, but instead of attempting an authentic recreation, the architects of the reconstruction project covered over the internal courtyard with an obtrusive glass dome. The photograph above shows the same courtyard in the picture on p. 237: access to the underground foyer is provided by the structure on the right. Tracery etched on the glass walls and pinnacles and battlements adorning the parapet pay cheap lip service to the surroundings. A lower key visitor centre placed at a distance would have been more appropriate.

году как крытая школа верховой езды, и принявший окончательный вид при переделке, осуществленной Осипом Бове в 1823-1824 годах. Конструкция перекрытия, разработанная Августином де Бетанкуром, была выдающимся инженерным достижением: фермы длиной 45 метров не имели никаких промежуточных опор, что создавало внутри здания огромное цельное пространство. План реконструкции Манежа с устройством под ним подземного гаража обсуждался с 1998 года, но был заблокирован экспертами. Произошедший в ночь с 14 на 15 марта 2004 года катастрофический пожар московские власти восприняли как шанс вернуться к этому проекту. Это вызвало бурю протеста, и от сооружения гаража отказались. Тем не менее, ради получения дополнительных площадей для сдачи в аренду у здания появился подземный этаж и антресоли. Совсем уже варварское обращение с пережившей пожар подлинной материей здания не было мотивировано ничем, кроме эстетической фантазии московского мэра. Первоначально зал Манежа был перекрыт, как и полагается, потолком. Архитекторы, создававшие проект реконструкции, выполнили пожелание Юрия Лужкова оставить восстановленные «фермы Бетанкура» открытыми, сведя потолок лишь к неширокой полосе по периметру стен. Это само по себе является значительным искажением исторического облика памятника, но последствия «оригинального» решения этим не ограничиваются. Теплоизолирующий слой, раньше лежавший на потолке, пришлось перенести под кровлю, из-за чего она, естественно, поднялась. Чтобы сохранить внешние габариты здания, выполнявшие «реставрацию» архитекторы стесали на полметра верхнюю часть стен. Это могло бы остаться незаметным, если бы по законам классического ордера именно под кровлей не находился антаблемент,

structure was hidden by a plaster ceiling. The architects of the design for the reconstruction acted on Luzhkov’s wish to leave Betancourt’s recreated roof beams open to view, reducing the ceiling to a narrow strip running around the perimeter of the walls. Nor was this the only liberty taken: the layer of insulation above the ceiling had to be relocated under the roof, which naturally raised the level of it. In order to keep the building to its original height, the walls were cut down by 0.5 meters (1 foot 8 inches). This could have passed unnoticed, were it not for the fact that the laws of Classical architecture dictate that the entablature – the most richly decorated part of the wall – is situated just below the roof. The original plasterwork that had survived the fire was planed off and replaced by cast copies, completely wrecking the carefully worked out proportions of the horizontal divisions of the building.

It is now clear that the Manezh set a very dangerous precedent. Given that the building was a

federally-listed structure, only restoration to return it to its original state was permissible. In theory, any major new alterations to a listed building – and the mezzanine and underground hall definitely fall into this category – are illegal under Federal Law No. 73, “Concerning the cultural heritage (historic and cultural monuments) of the peoples of the Russian Federation”. All the plans should have been presented for review and approval to an expert committee of restorers at a federal level, i.e. the Culture Ministry. But in practice only the first draft of the design was presented to the committee, who thereafter were presented with plans that had already been approved by the city government as a fait accompli. The design work was done by practising architects rather than professional restorers and went ahead at breakneck speed so that the Manezh would be ready in

теория сохранения наследия / сonservation тheory

240

самая декоративно проработанная часть стены. Сохранившаяся после пожара подлинная лепнина была сбита и заменена отливками, а тонко разработанные пропорции горизонтальных членений полностью нарушены.

Черно-белая фотография части интерьера руин Царицына показывает, что они сами по себе обладали впечатляющими архитектурными достоинствами. Недостроенный загородный дом в стиле викторианской готики в поместье Вудчестер в Глостершире, Англия (вверху – интерьер помещения, задуманного как бильярдная) является доказательством того, что незаконченные здания могут быть законсервированы как исторические памятники с только им присущими ценностями и использоваться как туристические объекты

объектом культурного наследия федерального значения, закон разрешал лишь его реставрацию, которая вернула бы его в первоначальное состояние. По идее, внесение каких бы то ни было крупных изменений в охраняемый памятник архитектуры незаконно, и все планы должны были быть представлены для ознакомления и утверждения экспертно-методическим советом реставраторов на федеральном уровне, то есть в Министерство культуры. На деле же только первый вариант проекта был предъявлен экспертной комиссии, а после этого ее знакомили с уже одобренными городским правительством и осуществляющимися в натуре планами. Работа над проектом велась архитекторами-практиками, а не профессиональными реставраторами, причем в головокружительном темпе, чтобы Манеж был готов к празднованию 60-й годовщины окончания Второй мировой войны 9 мая 2005 года. В октябре 2004 года было объявлено, что дворцовый комплекс в Царицыне – объект федеральной собственности, использовавшийся как музей, – будет передан правительству Москвы в обмен на бывшее здание Городской думы, распо ложенное на площади Революции. Первоначально Екатерина II заказала дворец в купленном ею имении к югу от Москвы Василию Баженову. Строительство по его проекту началось в 1776 году, но императрица осталась недовольна результатами. Баженов был отстранен от работы, а его постройки были вскоре сне-

This black and white archive photograph of part of the interior of the ruins of Tsaritsyno (above left) shows that they possessed impressive architectural qualities in their own right. The unfinished Victorian Gothic mansion of Woodchester in Gloucestershire, England (above: the interior of what was to have become the billiard room) demonstrates that unfinished buildings can in fact be conserved as historic monuments with an intrinsic value and operated as visitor attractions.

Теперь ясно, что случай с Манежем создал очень опасный прецедент. Поскольку это здание было

time for the celebrations of the 60th anniversary of the end of World War Two on May 9th, 2005. In October 2004 it was announced that the palace complex at Tsaritsyno — owned by the federal government, which operated it as a museum — was to be transferred to the Moscow city government and swapped for the former City Duma building near Red Square. Located in the southern suburbs of Moscow, the palace was originally begun for Catherine the Great in 1776 to a design by Vasily Bazhenov. The Empress was unhappy with the results, Bazhenov was dismissed and his buildings were soon demolished, with the exception of the kitchen block of 1784-1785, known as the Bread House because the external decor features a breadbin. Construction started in 1786 of a replacement palace to designs by Matvei Kazakov, which was topped out by 1794, but work was abandoned after the death of Catherine in 1796 when it was little more than a shell. Although both architects who worked

трудные случаи / thorny issues сены, за исключением кухонного корпуса (1784-1785), известного под названием Хлебного дома, потому что его стены декорированы белокаменными изображениями каравая хлеба и солонки. В 1786 году началась постройка другого дворца по проекту Матвея Казакова, но и тот остался незаконченным: после смерти Екатерины в 1796 году, когда внутренняя отделка помещений еще только началась, работы было велено прекратить. Оба архитектора, создававшие этот комплекс, известны как ведущие представители классицизма в России, но в Царицыне выразился дух эпохи романтизма: классические формы соединены здесь с неоготикой и мотивами, заимствованными из допетровской русской архитектуры. Крыша дворца просуществовала до 1880-х годов, так что существуют даже дагерротипы с ее изображением, но потом была демонтирована. Совершенно непредумышленно императорская резиденция в конце концов сделалась романтичной готической руиной: так иронично обошлась судьба с комплексом, построенным в эпоху, когда возводились многочисленные искусственные руины для украшения благоустроенных парков, подобных царицынскому. Мэр Москвы Юрий Лужков объявил, что дворцовый комплекс будет повторно подведен под крышу, завершен и превращен в музей искусств не хуже петербургского Эрмитажа. Планы эти тут же вызвали споры среди защитников памятников архитектуры, но после археологической экспертизы в Царицыне были стремительно начаты строительные работы. Железобе-

тонные конструкции были вставлены в кирпичную кладку XVIII столетия, а сверху на нее был установлен стальной каркас для новой крыши.

Рядом с главным зданием дворца была выкопана большая подземная входная зона, а над нею выстроен новый входной павильон. Пейзажный дворцовый парк, который частично зарос и одичал, был благоустроен и сделан регулярным – совершенно вразрез с первоначальным замыслом. В процессе были вырублены несколько тысяч деревьев, в том числе крупных. Мосты, искусственные руины и павильоны стали объектом обширных реставрационных работ и реконструкции. Все это делалось в ошеломительном темпе, и 1 сентября 2007 года, в День города, новый музей был торжественно открыт президентом Владимиром Путиным. Как и в случае с Манежем, ни федеральный закон, запрещающий капитальное строительство на территории исторических памятников, ни возражения профессиональных реставраторов не помешали выполнить работу в самые сжатые сроки. Намечается тенденция: если проекту придается большое значение правительством Москвы, то весьма высока вероятность, что осуществлен он будет очень быстро и в противоречии с принципами научной реставрации. Если говорить о Царицыне, то

результат явно не может быть классифицирован как реставрация или даже реконструкция: это просто-напросто совершенно новая постройка, включающая в себя исторические фрагменты.

Премия имени Бернхарда Реммерса «За выдающиеся заслуги в реставрации и сохранении памятников архитектуры» была присуждена Лужкову и авторскому коллективу проекта на Европейской ярмарке по культурному наследию, охране и реконструкции городских зданий Denkmal в Лейпциге в ноябре 2008 года явно необоснованно (подробнее см. с. 271-272). Однако, несмотря на многочисленные критические выступления в прессе, не

241

В Царицыне же главной ценностью нам предлагают считать новые интерьеры, такие, как Тронный зал, показанный здесь во время посещения Маркусом Бинни в ходе инспекции SAVE Europe’s Heritage 25 июля 2008 года. Они представляют собой просто произвольную компиляцию исторических мотивов, но от посетителей ожидают столь же почтительного отношения к ним, как будто это подлинные исторические интерьеры All the value of Tsaritsyno is attached to the new interiors, such as the Throne Hall, shown here being inspected by Marcus Binney of SAVE Europe’s Heritage on July 25th, 2008. These are no more than historically unfounded pastiches, yet visitors are expected to treat them as though they were genuine historic interiors.

on the complex are famous as leading exponents of Classicism in Russia, the style they adopted introduces a highly distinctive admixture of Georgian Gothick and motifs drawn from pre-Petrine Russian architecture. The roof survived until the 1880s, long enough to be captured on photograph, but was then dismantled. Quite unintentionally, the imperial residence ended up becoming a romantic gothic ruin, a crowning irony for a structure built in an age which reared numerous artificial ruins to adorn landscaped parks, such as the one in the grounds. Mayor Yury Luzhkov announced that the palace complex would be re-roofed, completed and turned into an art museum to rival St Petersburg’s Hermitage. The plans caused instant controversy among preservationists, but following the examination of the site by archaeologists, work swiftly got under way. Reinforced

concrete structures were inserted into the 18th century fabric and a steel substructure was mounted on top of it for the new roof. An extensive

underground reception area was dug out alongside the main palace building and a new entrance pavilion was erected on top of it. The landscaped park surrounding the palace, which had gone partly wild, was manicured and made uniform — in defiance of its creators’ original intentions — and in the process several thousand trees, many of them mature, were cut down. Extensive restoration and reconstruction were undertaken on the bridges, follies and pavilions. Work proceeded at breakneck speed in order to be completed in time for the City Day celebrations on September 1st, 2007, when the new museum was ceremonially reopened by then-President Vladimir Putin.

теория сохранения наследия / сonservation тheory

242

прекращавшиеся с момента обнародования плана и до момента открытия нового Царицына, Лужков непреклонно отстаивает правильность того, что сделано. Когда на заседании Градостроительного совета в июле 2008 года профессиональные архитекторы выдвинули возражения против столь же бесцеремонного плана перестройки Провиантских складов (см. ниже), мэр сослался на опыт царицынского комплекса: «Нет, – сказал он, – ваша позиция консервативная и нежизненная. Народу нравится! Все приходят и наслаждаются [...] Народ восхищается тем архитектурным решением, которое вам не нравится. Так мы под вас подделываться не будем!» Если смотреть с этой точки зрения, то, действительно, Царицыно – это успех. Раньше в парке было опасно гулять по вечерам, а теперь он стал элегантным и аккуратным, и в пятницу в конце июля в обеденное время в нем было полно посетителей и молодоженов, которые приехали, чтобы сделать здесь свои свадебные фото. Но Царицыно – памятник истории, и коммерче-

ская рентабельность – не единственный критерий успеха. И в любом случае, не имея собственной коллек-

ции произведений искусства, новый музей не может стать обещанным московским Эрмитажем. А создать условия для экспозиции картин, которые отвечали бы современным стандартам художественной галереи, – задача, трудно совместимая с восстановлением дворца XVIII столетия. Бесспорно, суровые московские зимы не способствуют сохранности живописных руин. Но то, что было сделано в Царицыно, не было единственным возможным способом их сохранения. Если разрушившуюся постройку повторно покрывают крышей и вводят в эксплуатацию, как это было сделано, например, со средневековым аббатством Святого Креста в графстве Типперэри в Ирландии, то необходимо тщательно соблюдать принцип аутентичности. Или крыша должна быть максимально точной копией утраченной, или же должно быть ясно и однозначно видно, что она современная, и построена она должна быть с минимумом вмешательства в оригинальную ткань здания. Попытка второго подхода была осуществлена в средневековом замке (XII-XIII вв.) в Фалезе, в Нормандии. Когда был представлен проект архитекторов Бруно Декариса и Питера Райса, он вызвал большие споры, но был кропотливо проработан и осуществлен — это заняло 10 лет – и там уж никак не перепутаешь, что старое, а что новое. В Царицыно же крыша Большого дворца представляет собой вольную вариацию на тему двух различных проектов Казакова — реализованного и отвергнутого — в сочетании с элементами, вообще не имеющими никакого исторического обоснования. В строительстве использовались современные, не отвечающие требованию исторической аутентичности строительные материалы и методы. Купол из металла и стекла, покрывающий внутренний двор Хлебного дома, очевидным образом лишен всякого исторического основания и представляет собой дополнение, которое недопустимо вторгается в оригинальную конструкцию. Таким образом, проект, который выполнен коллективом архитекторов Моспроекта-2, номинально возглавлявшимся Михаилом Посохиным, требованиям аутентичности не удовлетворяет. Ничего не известно о намерениях Казакова относительно интерьеров дворца, так что здесь реконструкция является полностью предположительной. Это прямое нарушение статьи 9 Вене-

Провиантские склады (Василий Стасов и Федор Шестаков, 1829-1835; Зубовский бульвар, 2, 2/28 ) были обновлены снаружи осенью 2008 года, когда была восстановлена первоначальная окраска. Но, несмотря на протесты экспертов, продвигаются планы гораздо более радикальных изменений, которые будто бы необходимы для приспособления этих зданий под Музей города Москвы. Их осуществление сильно повредит одному из лучших в Москве образцов ампирной архитектуры The Provisions Warehouses (2, 2/48 Zubovsky Bulvar, by Vasily Stasov and Fyodor Shestakov, 1829-1835) underwent external renovation in autumn 2008, as seen here, when the original colour scheme was reinstated. But far more drastic alterations are proposed, in full defiance of expert advice, as part of a project to convert them into the Museum of the History of Moscow. This is likely to wreck one of the finest Empire-style ensembles in the city.

As with the Manezh, the prohibition on major new construction on historic sites in Federal Law No. 73 was flouted, the advice of professional restorers was ignored and the work was rushed to meet a tight deadline. A pattern starts to emerge here: if a building is being treated by the Moscow City Government as a flagship project with a generous budget, then the likelihood that work will be rushed and conducted in a fashion that runs counter to the tenets of proper scientific restoration is very high. In the

case of Tsaritsyno the result cannot conceivably be classed as a piece of restoration or even a reconstruction. It is, plain and simple, an entirely new building incorporating historic fragments. The

award of the Bernhard Remmers prize for outstanding achievements in the restoration and conservation of historic buildings to Luzhkov and the design team at the Denkmal restoration fair in Leipzig in November 2008 (see p. 271) was manifestly unjustified. Yet although there was widespread criticism in the press from the moment that the plans were announced through to when the doors of the new Tsaritsyno were first flung open, Luzhkov is defiant in his defence of what was done. When challenged at a sitting of the city-planning committee in July 2008 by architectural professionals over plans for equally cavalier treatment of the Provisions Warehouses, discussed below, he cited the approach exemplified by Tsaritsyno in his defence. “Your position is conservative and unrealistic. […]

трудные случаи / thorny issues цианской хартии ICOMOS. Но даже если оставить в стороне хартию – можно ли, по крайней мере, оправдать то, что было сделано, как историческую фантазию в духе, например, реконструкции Виолле-ле-Дюком разрушенного замка Пьерфон для Наполеона III? Опять же нет. Для этого иллюзия должна быть полной, а многие помещения царицынского дворца совершенно безлики, в них видны только символические попытки изобразить исторический интерьер. Только в двух залах архитекторы попытались создать полную имитацию – в Таврическом и в Екатерининском, или Тронном. Но когда после Второй мировой войны восстанавливались роскошные дворцы в Царском Селе, Павловске и Петергофе, не было и речи о частичном восстановлении. Если какие-то из этих зданий не были полностью возвращены в свой довоенный вид, то лишь потому, что работа затянулась из-за нехватки ресурсов и огромности задачи. Бесспорно, Таврический и Екатерининский залы впечатляют, но качество работы в оформлении интерьеров чрезвычайно неоднородно. Все дверные порталы на верхнем этаже, где расположены выставочные залы, сделаны по одному и тому же проекту, который больше напоминает английскую викторианскую готику, чем Казакова, а в некоторых комнатах отчетливо видно, что декор сделан из литой пластмассы. Их соседство с современным стеклянным потолком со скрытыми источниками света в высшей степени неудачно. Тем не менее от посетителей требуют при входе во дворец надевать поверх обуви пластиковые бахилы, а внутри запрещено фотографировать: от людей ожидают, что они будут относиться к Царицынскому дворцу с тем же почтением, которое оказывают подлинным историческим интерьерам. С точки зрения Лужкова, тот факт, что Царицыно стояло в руинах, был просто недоразумением, которое надлежало исправить. Однако пронзительные черно-белые фотографии, выставленные во дворце, демонстрируют, какой ценный капитал оказался утрачен: неприкрашенный интерьер

разрушившегося дворца обладал подлинно пиранезианским великолепием, которое производило намного более сильное впечатление, нежели весь блеск новодела. Этому зданию не нужны были никакие переделки, чтобы быть выдающимся произведением архитектуры.

В практике есть случай, подобный царицынскому, который показывает, как можно было иначе поступить с этим комплексом. Усадьба Вудчестер в Глостершире (Англия) была начата строительством в конце 1850-х годов по амбициозному неоготическому проекту Бенджамина Бекнелла. Дом был вчерне завершен к 1866 году, но после этого работа прекратилась, и он застыл во времени как памятник викторианского строительства. Он оставался нетронутым, в конце концов его выкупили местные власти, и с 1992 года арендует благотворительный фонд, который использует его как аттракцион для туристов. Фонд ухаживает за зданием, но невозможно и подумать о том, что когдалибо будет предпринята попытка «закончить» Вудчестер. Если сравнить эти два случая, то становится видно фундаментальное различие в отношении к памятникам: в Вудчестере признано, что незаконченность здания есть неотъемлемая часть его ценности, тогда как в Царицыне подделка одержала победу над аутентичностью.

Некоторые из идей, опробованных в Царицыне, планируется повторно использовать при рекон-

243

Старый монетный двор, датирующийся концом 1690-х годов, – первоклассный памятник архитектуры, который, увы, уже много лет недоступен для публики. Государственный исторический музей планирует перекрыть дворы, между которыми стоит здание, в результате чего его великолепные фасады в стиле нарышкинского барокко превратятся в подобие театральных декораций. Монетный двор был спроектирован в расчете на эти дворы, и они являются необходимым для его восприятия окружением. Их следует сохранить и сделать открытыми для публики The old Minting Works is a late 1690s building of first rate architectural importance, but has been inaccessible to the public for many years. The State Historical Museum wants to glaze over the courtyards flanking it on either side, turning its splendid Naryshkin baroque façades into pieces of stage scenery. The courtyards provide the building with the setting for which it was designed and have substantial appeal in their own right: they ought to be kept and made permanently accessible to the public.

Everyone comes to enjoy it... The public is delighted with the design that you don’t like. So we’re not going to play along with you!” Viewed in these terms Tsaritsyno is indeed a success. Previously the park was a dangerous place to linger after hours. It is now spruce and trim and at lunchtime on a Friday in late July it was full of visitors and newlyweds who had come to have their wedding pictures taken. But this is an historic site and commercial viability is not the sole criterion of success. In any case, having no art collection of its own, the new Tsaritsyno has not even fulfilled the promise that it would be Moscow’s Hermitage and creating facilities capable of allowing pictures to be displayed in the conditions of a modern art gallery sits uneasily with recreating an 18th century palace. It is true that Moscow’s harsh winters are not conducive to the maintenance of picturesque ruins. But what was done at

теория сохранения наследия / сonservation тheory

струкции Провиантских складов на Зубовском бульваре в центре Москвы. Эти склады – одно из важ-

нейших московских зданий в стиле ампир. Они были построены в начале 1830-х архитектором Федором Шестаковым по проектам санкт-петербургского зодчего Василия Стасова. В советское время комплекс принадлежал Министерству обороны и использовался под гаражи. В 2006 году Городской Думе удалось наконец выселить военных, и было решено, что в помещение складов переселится Музей истории города Москвы, основанный в 1896 году и с 1934 года размещающийся в секуляризованной церкви св. Иоанна Богослова на Лубянском проезде. В принципе это весьма похвальная инициатива. Но успех зависит от того, будет ли адаптация здания к его новому использованию осуществлена с максимально возможной чуткостью. Заключительный проект еще не утвержден, но уже сейчас более чем очевидно: то, что было до сих пор сделано Юрием Платоновым и Мастерской 5 «Моспроекта-2», в этом отношении представляет собой провал. Три корпуса складов сегодня образуют двор-каре, открытый с четвертой стороны. Предлагается достроить еще одно здание, чтобы замкнуть двор, а под ним соорудить еще двухуровневую подземную автостоянку на 400 автомобилей. Сверху двор должен быть покрыт стекляннометаллическим куполом, защищающим его от непогоды, причем подпорки этого купола будут врезаны во внутренние стены складов. Но три существующие корпуса расположены на некотором расстоянии друг от друга, и разрывы закрыты великолепными металлическими воротами. В настоящий момент неясно, как будет решена эта проблема. Эти дополнения значительно нарушат целостность исторической постройки, однако Москомнаследие не вмешивается.

244

Tsaritsyno was not the only possible means of conservation. If a ruined structure is to be re-roofed and put back into use, as was done with medieval Holy Cross Abbey in County Tipperary in Eire for example, then authenticity must be scrupulously observed. The roof should either be as faithful a reproduction as possible of what was lost, or else be clearly and identifiably modern, and constructed with the minimum of intervention to the original fabric. Something of the latter sort was tried at the 12th to 13th century castle at Falaise in Normandy. The design by architects Bruno Decaris and Peter Rice caused great controversy when it was unveiled, but was painstakingly worked out — it took 10 years to execute — and makes immediately obvious what is old and what is new. Yet in the case of Tsaritsyno the roof of the main palace building is a free interpretation of two different designs by Kazakov — one actually executed and the other not — combined with elements that have no historical basis whatsoever. Modern, historically inauthentic building materials and techniques were used throughout. The metal and glass dome covering the courtyard of the Bread House manifestly has no historical basis whatsoever and is a highly intrusive addition. So the design, executed by a team of architects from Mosproyekt-2 nominally led by Mikhail Posokhin, falls down on the issue of authenticity. Nothing is known of Kazakov’s intentions for the interior and so here the reconstruction is entirely conjectural. This directly contravenes Article No. 9 of the ICOMOS Venice Charter. Yet even leaving that aside, can one at least justify what was done as a historical fantasy in the spirit of, for example, Viollet-le-Duc’s reconstruction of the ruined chateau of Pierrefonds for Napoleon III? Again, no. The illusion has to be complete for that, yet many of

трудные случаи / thorny issues

Двор усадьбы Шаховской на Большой Никитской, 19 до того, как в феврале 2009 года начались работы по превращению его в зрительный зал театра «Геликон-опера» (слева). Его окружали служебные постройки в псевдорусском стиле (Константин Терский, 1886), а в центре росли вековые деревья с пышными кронами, дающими летом густую тень. Как видно на рендерах, шпиль надвратной башни будет разрушен, ворота существенно расширены и углублены, чтобы вместить сцену, а сам двор – перекрыт громоздкой новой конструкцией. Это место абсолютно не подходит для навязываемой ему функции The courtyard of the Shakhovskaya House at 19 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa before work began in February 2009 on turning it into a new auditorium for the Helikon opera company (left). The service buildings lining it were a historicist fantasy in the pseudo-Russian style of 1886 by Konstantin Tersky, while the centre was shaded by mature trees in the summer. As can be seen from the artist’s impressions (above), the spire of the tower over the gatehouse is to be destroyed and the gateway itself massively widened and deepened to create a new stage, while the courtyard is to be roofed over with a bulky new structure. The site is inherently unsuited to take on such a function.

На заседании Градостроительного совета глава Москомнаследия Валерий Шевчук объяснил, что хотя, задняя часть территории складов входит в охранную зону, она не принадлежит территории собственно памятника, статус которого защищает здания от перестроек, и поэтому новое строительство там возможно, если подпадает под категорию «регенерации». Это скользкое понятие в законе толком не определено и используется для того, чтобы отвести обвинения в капитальном строительстве на историческом месте. Этот же подход собираются применить и к другому важному историческому месту. Когда бывшее здание Городской думы было передано федеральному правительству, оно стало частью расположенного по соседству Государственного исторического музея. Позади этого импозантного здания в псевдорусском стиле, построенного в 1890-1892 годах, скрывается бывший Монетный двор – интереснейший комплекс построек, в настоящее время недоступный для осмотра. Министерство культуры одобрило преобразование этого комплекса в квартал музеев как раз к 125-й годовщине ГИМа, отмеченной в мае 2008 года. Монетный двор, основанный в конце XVII столетия Петром I, постепенно разрастался, так что самая старая его часть – помещения, где производилась чеканка, – находится в самом центре участка: это прекрасное здание в стиле нарышкинского барокко (1697) является объектом культурного наследия федерального значения. Вход на территорию комплекса осуществляется через ворота во втором по возрасту здании, построенном в 1730-х годах и представляющем собой редкий пример барочной архитектуры времен царствования императрицы Анны Иоанновны. Фасад, выходящий на Никольскую улицу, превосходный образец модерна, созданный Львом Кекушевым в 1900

245 the interiors are in fact fairly nondescript, with only token attempts at suggesting an historic environment. Only in two rooms have the architects attempted a full-blown pastiche — the Taurida Hall and Catherine or Throne Hall. Yet when the imperial palaces at Tsarskoye Selo, Pavlovsk and Peterhof outside St Petersburg were rebuilt following the devastation inflicted on them during World War II, there was no question of the reconstruction being only partial. If any of these buildings has not been completely returned to its pre-war state, then that is only because lack of resources and the enormity of the task have resulted in work being drawn out. The Taurida and Catherine Halls are certainly impressive, but the quality of the interior work is wildly variable. All the door portals on the upper floor which houses the exhibition space have been made to the same design, which smacks more of English high Victorian Gothic than Kazakov and, in some rooms, are obviously plastic injection mouldings. Their juxtaposition with the modern glass ceiling with concealed lighting is especially unhappy. Nonetheless, visitors are instructed to cover their footwear with plastic overshoes on entering the palace and photography is forbidden inside — they are expected to treat Tsaritsyno with the reverence accorded to genuine historic interiors. As far as Luzhkov was concerned, Tsaritsyno’s ruined state was simply a misunderstanding which had to be corrected. Yet poignant black and white photographs displayed inside the palace demonstrate what valuable capital was squandered. The

unadorned interior of the ruined palace had a truly Piranesian grandeur that made a far greater impact than any of the glitter of the new work. The building did not require any alterations to be appreciable as an outstanding work of architecture.

A similar case to Tsaritsyno shows how the complex could have been treated instead. Woodchester mansion in Gloucestershire, England was begun in the late 1850s to an ambitious neo-Gothic design by Benjamin Bucknall. The house was topped out by 1866, but thereafter work petered out and the mansion was frozen in time as a Victorian building site. It remained untouched, was eventually purchased by the local authority and since 1992 has been leased to a charitable trust which manages it as a visitor attraction. The trust carries out maintenance work, but it is unthinkable that any attempt should ever be made to ‘finish’ Woodchester. When the two cases are compared a fundamental difference in attitudes emerges: in the former case it is recognised that the building’s unfinished state is an intrinsic part of its value, whereas in the case of Tsaritsyno fakery has triumphed over authenticity.

Several of the ideas tried out at Tsaritsyno are to be reapplied in the reconstruction of the Provisions Warehouses on Zubovsky Bulvar in central Moscow. One of the most important Empire-style buildings in the city, the warehouses were built in the early 1830s to designs by St Petersburg architect Vasily Stasov, with Fyodor Shestakov as the executive architect. The buildings remained in military ownership during the Soviet period, and were used as garages. In 2006 City Hall finally won a long-fought battle to have the garages moved out and it was decided that the warehouses would be used to house the Museum of the History of Moscow, founded in 1896 and, since 1934, housed in the secularised Church of St. John the Divine on Novaya Ploshchad.

теория сохранения наследия / сonservation тheory

году, когда эта часть бывшего монетного двора была перестроена в Никольские торговые ряды. Музей хочет перекрыть стеклянными крышами оба внутренних двора. МЧС, вероятнее всего, будет настаивать на полусферической форме крыш, чтобы на них не скапливался снег, и часть веса этой конструкции ляжет на тыльную стену постройки первой половины XVIII века. Под одним из внутренних дворов будет построена подземная автостоянка, а в другом будет выкопан амфитеатр.

Это означает, что важный архитектурный ансамбль будет доступен только в дневное время для посетителей Исторического музея, а не станет общественным пространством, которым должен стать. Оба фасада петровских времен будут изолированы от подобающего им контекста и не будут частью исторического городского пейзажа. С постройкой стеклянной крыши наверху (которая сразу изменит силуэт) и амфитеатра или выставочного зала внизу эти фасады будут превращены в нечто вроде гигантской декорации.

Окрестности Кремля – заповедная зона, не только охраняемая российским законодательством, но и входящая в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, поэтому ничего подобного здесь происходить не должно. Тем не менее проекты, предусматривающие установку стеклянных крыш над внутренними дворами, множатся, как грибы после дождя. Например, театр «Геликон-опера» расположен в бывшей городской усадьбе Шаховских (XIX век) по адресу Большая Никитская улица, 19, но ему уже стало тесно в этом помещении. Со стороны тыльного фасада комплекса имеется

246

In principle this is a most laudable initiative. But this is contingent on the adaptation of the building to its new use being done with as much sensitivity as possible. A final design has yet to be approved, but it is already abundantly clear that what has been done so far by Yury Platonov and Studio No. 5 of Mosproyekt-2 fails on this account. The three blocks of the warehouses presently form a courtyard that is open on the fourth side. A new building is to be added to close off the courtyard and a two-level underground car park for 400 cars is to be constructed underneath it. This in turn is to be covered over with a glass and metal dome to turn it into a weathertight space and the supports for it are to be cut into the inner walls of the warehouses. But the three warehouses stand a short distance apart from each other and the gaps are closed by splendid metal gates. It is not currently clear how this problem will be resolved. These additions will severely compromise the integrity of the historic fabric, yet Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) is sitting on its hands. At a sitting of the city planning committee, head of Moskomnaslediye Valery Shevchuk explained that while the rear of the site of the warehouses is part of the buildings’ state-protected setting, it is not part of their curtilage and therefore new construction is possible, provided it falls into the category of ‘regeneration’. This is a slippery, legislatively ill defined concept, yet by claiming that the alterations are necessary to adapt the warehouses to a new function, accusations that they constitute capital construction on a the curtilage of a listed building can be refuted. Yet this approach is to be applied to another important historic site. When the former City Duma building was transferred to the federal government, it became part of the State Historical Museum

трудные случаи / thorny issues

247 Планетарий, построенный в 1927-1929 годах по проекту Михаила Барща и Михаила Синявского, один из самых знаменитых памятников эпохи конструктивизма (на противоположной странице архивная фотография), также не избежал надругательства. В 2004 году его подняли на домкратах на высоту 6,3 метра, чтобы под ним можно было разместить коммерческие площади The Planetarium by Mikhail Barshch and Mikhail Sinyavsky of 1927-1929, one of Moscow’s most famous Constructivist buildings (opposite: archive photograph of the building in its original state), has also not escaped cavalier treatment. In 2004 it was raised up on jacks by a height of 6.3 meters (nearly 21 feet) to allow commercial space to be inserted underneath (left).

большой окруженный службами внутренний двор, который театр намеревается превратить в зрительный зал, перекрыв его крышей, выкопав в нем амфитеатр и достроив большой блок колосников. Авторы проекта – архитекторы «Моспроекта-4». По сообщению газеты «Известия», реконструкция, которая согласно плану должна быть завершена к 2011 году, удвоит полезную площадь театра. Первоначально крыша должна была быть стеклянной, но, как выяснилось (что неудивительно), это привело бы к неудовлетворительной акустике, поэтому решено сделать ее капитальной. Это означает, что бывший усадебный двор больше не будет опознаваться как таковой. Опять результатом реконструкции станет новое здание, включающее в себя исторические фрагменты. Во имя адаптации для дальнейшего использования были осуществлены безжалостные переделки в одном из самых знаменитых конструктивистских зданий Москвы – Планетарии, построенном в 1927-1929 годах архитекторами Михаилом Барщем и Михаилом Синявским. Для своего времени это была в высшей степени новаторская постройка, но после открытия планетария обнаружились многочисленные проблемы, в том числе и не в последнюю очередь – недостаток места для служебных помещений и выставок. Планетарий пал жертвой экономических неурядиц периода перехода к рыночной экономике и был закрыт из-за отсутствия финансирования в 1994 году. Через два года началась реконструкция комплекса. Дополнительное место было необходимо, чтобы расширить функции планетария и позволить ему функционировать на коммерческой основе. Здание было приподнято на 6,3 м, чтобы под ним поместилась новая четырехэтажная конструкция, за счет которой в 4,66 раза увеличена площадь помещений. Вместе с тем, оригинальное

across the road. Behind this imposing, neo-Russian style structure of 1890-1892 hides the Old Mint, a fascinating group of buildings not currently accessible to the public. The Culture Ministry approved the conversion of this complex into a museum quarter, initially planned for the Historical Museum’s 125th anniversary in May 2008. Founded in the late 17th century by Peter the Great, the Mint is an accretive complex of which the oldest part is the minting works right in the centre of the site, a splendid Naryshkin baroque structure of 1697 which is federally listed. Access is through the gate in the second oldest building on the site, built in the 1730s and a rare example of Baroque architecture from the reign of Empress Anna Ioannovna. The façade facing Nikolskaya Ulitsa is an excellent piece of Art Nouveau by Lev Kekushev of 1900, put up when that part of the former mint was rebuilt as the Nikolskiye Trading Rows. The museum wishes to glaze over the two internal courtyards. The Emergency Situations Ministry is likely to insist that the roofs are hemispherical to prevent snow from collecting on them, and part of the load of the construction will be borne by the rear wall of the 1730s building. An underground car park will be constructed underneath one of the courtyards, while an amphitheatre will be excavated in the other. This means that an important architectural ensemble

will only be accessible during the day to visitors to the State Historical Museum, instead of the public space that it ought to be. Both façades of the minting shop will be divorced from their proper context as part of the historic cityscape. With a glass roof above and an amphitheatre or exhibition space below, they will be reduced to something resembling a giant piece of stage scenery and the

hemispherical roofs will intrude on the skyline. The surroundings of the Kremlin are a conservation area and a UNESCO site — none of this should be happening. Yet there is a positive spate of projects to glaze over courtyards. The Helikon opera is located in the 18th and 19th century former Shakhovskaya house at 19 Bolshaya Nikitskaya Ulitsa, but has outgrown its premises. To the rear of the complex is a large courtyard surrounded by service buildings, which the theatre is turning into an auditorium by roofing it over, excavating the floor to form an amphitheatre and adding a large fly-tower. The authors of the design are architects from Mosproyekt-4 and the reconstruction work, already under way and scheduled to be completed by 2011, will double the amount of useful space in the theatre, Izvestia reported. Originally the roof was to be glass, but unsurprisingly it transpired that this would have resulted in unsatisfactory acoustics and so it is to be solid. This means that the former courtyard will no longer be recognisable as such.

248 здание было отреставрировано и были удалены позднейшие дополнения и переделки. Потребность в расширении, вероятно, была, но надо было найти более тактичное решение. Приподняв планетарий, архитекторы нарушили его тщательно продуманные пропорции, и теперь он кажется взгроможденным на крышу другого здания. Исторические постройки невозможно перемещать, словно театральные декорации. Изначальное местоположение является неотъемлемой частью истории здания. То, что сделано с планетарием, прямо нарушает статью 7 Венецианской хартии. Новый комплекс должен был открыться в 2004 году, но работы затянулись. Правительство Москвы в 2006 году сократило финансирование, и в мае 2008 года, когда реконструкция еще так и не была закончена, постановлением суда ОАО «Московский планетарий» было признано банкротом. Теперь будущее комплекса неясно. На первый взгляд проекты, описанные выше, могут показаться необходимыми переделками, которые требуются для того, чтобы приспособить все эти здания к новому использованию. Возникает законный вопрос: в чем разница между ними и той философией мягкой адаптации и повторного использования, которую исповедуют MAPS и SAVE? На самом деле этот подход не имеет ничего общего с нею, и это нужно заявить как нельзя более решительно. Философия мягкой адаптации и повторного использования предполагает работу с историческим зданием в соответствии с его природой, а описанный здесь подход предполагает отношение к нему как к подлежащему переработке сырью. Всегда желательно, чтобы новая функция

здания была как можно более близка к той, для которой оно было спроектировано, дабы количество переделок свелось к минимуму. Если вторжение в историческую конструкцию необходимо, то оно должно быть как можно более скромным и щадящим, хотя неприемлемы и никакие подделки под существующее здание. Высший руководя-

щий принцип здесь – вера в цивилизующее влияние преемственности. Ничего из этого не наблюдается ни в одном из вышеописанных проектов. Лужков может жаловаться, что от него ожидают, что он будет танцевать под чью-то дудку, но невозможно, конечно, найти никакого оправдания – ни юридического, ни морального – тому, кто позволяет, чтобы судьба московских построек первостепенной важности решалась кем-либо кроме ведущих российских специалистов в области реставрации исторических зданий.

Again, the result will be essentially a new building incorporating original fragments. In the name of adaptation to continuing use, unsympathetic alterations have also been made to one of Moscow’s iconic Constructivist buildings, the Planetarium of 1927-1929 by Mikhail Barshch and Mikhail Sinyavsky. For its time it was a highly innovative building, but numerous teething troubles, not least a lack of space for service functions and exhibitions, came to light after it opened. It fell victim to the economic turmoil of the transition to a market economy and was closed because of lack of funds in 1994. In 1996 work began on reconstruction of the complex. It was argued that extra space was needed to expand the planetarium’s functions and allow it to function on a commercial basis. Barshch and Sinyavosky’s building was jacked up by 6.3 meters (nearly 21 feet) so a new four-storey structure could be inserted underneath, increasing the amount of floor space by a factor of four and two thirds. At the same time the original building was restored and later additions and alterations were removed. Perhaps the need for extra space was genuinely justified, but the building’s authenticity should not have been sacrificed for its sake. Jacking up the planetarium has wrecked the building’s carefully considered proportions and it now appears perched on top of a larger structure. Historic buildings cannot be moved around like stage scenery and the original setting is integral to a building’s history. What was done to the planetarium directly contravenes Article No. 7 of the Venice Charter. The new complex was due to open in 2004, but work ran behind schedule. The city government cut funding in 2006 and the planetarium was declared bankrupt by a court ruling in May 2008 before work had been completed. Its future is now uncertain. At first sight the projects described above may seem like necessary alterations required to adapt all this buildings to a new use. It may legitimately be asked how this differs from the philosophy of sustainable adaptation and re-use promoted by MAPS and SAVE. In fact it can not be stated forcefully enough that this approach has nothing in common with it. That philosophy is based on working with an historic building on its own terms rather than treating it as so much raw material to be recycled as new construction. It is always desirable that the new

function of the building should be as close as possible to that for which it was designed, to keep the number of alterations to a minimum. If intervention to the historic fabric is necessary, then it should be as unobtrusive and sympathetic as possible, though without ever aping the existing building. The overall guiding principle here is a belief in the civilising influence of continuity. None of this is in evidence in any of the projects discussed above. Luzhkov may complain about being expected to dance to someone else’s tune, but there can surely be no justification – either legal or moral – for allowing the fate of the buildings of first rank importance discussed here to be decided by anyone other than Russia’s top specialists in the restoration of historic structures.

249

приспособление к новому использованию / sustainable re-use Эдмунд Харрис / By Edmund Harris

250 Одно из главных средств в арсенале защитника памятников архитектуры – пропаганда щадящего и рассчитанного на долгую перспективу перепрофилирования исторических зданий. В 1960-е годы в Великобритании сторонники сохранения старых домов, действовавшие в то время на местном и региональном уровне, быстро осознали, что недостаточно просто обличать разрушение исторических зданий, которые были сочтены устаревшими, – нужно еще иметь ответ на вопрос: «Если вы считаете, что эти здания нужно сохранить, то что вы предлагаете с ними делать?»

Как только здание начинают считать непригодным для жилья или коммерческого использования, возникает угроза его существованию. Обвет-

шавшие или покинутые исторические здания необходимо реставрировать, но при этом с ними нельзя обращаться как с музейными экспонатами: чтобы гарантировать им будущее, их нужно и дальше использовать в целях, как можно более близких к тем, для которых они были построены. Если же это невозможно, тогда их надо приспосабливать для иных задач, но с минимальным вмешательством в историческую конструкцию. Чтобы обеспечить себе право на будущее, постройки должны быть рентабельными. Подбор для зданий подходящей и жизнеспособной новой функции был главным принципом британской организации SAVE Britain’s Heritage с самого начала ее деятельности в 1975 году, и эта тактика сыграла решающую роль в битвах против разрушения многих важных исторических зданий. MAPS стремится распространить такой подход в Москве, пропагандируя лучшие примеры, как с точки зрения качества восстановления, так и в отношении удачного перепрофилирования и коммерческого успеха проекта. К счастью, нет необходимости приводить примеры из зарубежной практики, поскольку в Москве за последние годы появились несколько проектов, заслуживающих того, чтобы о них сказать здесь. Все исторические здания не похожи друг на друга, и нет никакого универсального рецепта успеха, так что каждый из этих проектов имеет смысл обсуждать по отдельности. Новая жизнь заводских построек

Первая волна проектов по перепрофилированию коснулась главным образом бывших заводских построек. Связано это в основном с ситуацией на рынке. В результате долгосрочной программы правительства Москвы по выводу промышленных предприятий из центра города за последние годы освободилось много фабричных зданий, многие из которых представляют историческую и архитектурную ценность. Если не считать фабрики «Красный Октябрь», о которой речь пойдет ниже, боль-

Лучший ответ тем, кто заявляет, будто бы исторические здания не подходят для современного коммерческого использования – интерьер мастерской архитектурного бюро «Рождественка» (фото на с. 249), расположенной по адресу: 1-й Кадашевский переулок, 2. За реставрацией этих палат конца XVII – начала XVIII века последовало их приспособление под современный офис. Древние стены легко приняли новую функцию Photograph on p. 249: nothing could better refute the claim that historic buildings are unsuitable for modern commercial use than the interior of the studios of Rozhdestvenka architects at 10, bldg 2 1st Kadashevsky Pereulok. Restoration of these late 17th and early 18th century palaty was followed by conversion into modern offices. The ancient fabric has taken the new function in its stride.

Promoting the sympathetic and sustainable re-use of historic buildings is one of the most important weapons in the conservationist’s arsenal. Preservationists in 1960s Britain realised quickly that it was not enough simply to denounce the destruction of historic buildings deemed obsolete, then at near-endemic levels: they had to be ready with an answer when challenged, ‘If you say these buildings ought to be kept, then what do you propose doing with them?’

A building is already under threat when it is regarded as no longer suitable for habitation or commercial use. While historic structures that are run down

or derelict must be restored, they must not be treated as if they were museum exhibits either: for their future to be assured, they must carry on being used for a function as close as possible to that for which they were erected. If this is not possible, then they must be adapted to serve a different function, but with minimum intervention into the historic fabric. They have to be able to earn their keep to safeguard their future. Sustainable re-use has been the central plank of SAVE Britain’s Heritage’s tactics since its inception in 1975 and has been decisive in battles fought against the demolition of numerous important historic buildings. MAPS promotes this approach in Moscow by highlighting examples of best practice, both in terms of the quality of restoration and conversion work undertaken and the commercial success of the project. Happily, there is no need to cite examples from abroad as several projects have appeared in Moscow in recent years that deserve to be highlighted here. All historic buildings are different and there is no universal recipe for success, so all these projects merit discussion on a case-by-case basis. New Life for Industrial Buildings

The first wave of conversion projects consists mainly of former industrial buildings, more the result of market conditions than anything else. The city government’s ongoing plan to remove industry from central Moscow has freed up a lot of factory buildings in recent years, many of them of historic and architectural importance. With the notable exception of the Red October factory discussed below, many are located some distance from the centre in areas whose less than prestigious nature for the moment precludes charging high rents, so investing large sums is financially unviable, but by converting them into Class B offices the profit margin can be kept as high as possible. And thanks to features such as large windows, high ceilings, wide column spacing, floors with a high load-bearing factor and a good power supply, industrial buildings lend themselves well to such redevelopment. One of the first was the extensive Krasnaya Roza (Red Rosa — named in honour of German revolutionary Rosa Luxemburg) textile factory complex on Ulitsa Timura Frunze, originally put up in the 1890s. Rozhdestvenka architects, an independent local firm that has made the restoration and adaptation of historic buildings something of a speciality, converted part of the complex into the Mamontov business centre, a Class B+ property with 18,000 square metres of floor space, which was delivered in November 2004. Careful restoration, which included stripping down and repointing the brickwork and inserting new, recessed glazing has brought out the best qualities of this impressive complex. Meanwhile, the new additions, such as the porch and curtain wall

новое использование / sustainable re-use шая часть построек расположена на некотором расстоянии от центра, в не очень престижных районах. Из-за этого в настоящее время за них трудно получить высокую арендную плату, поэтому крупные инвестиции были бы нерентабельны; но если преобразовать освободившиеся помещения в офисы класса B, то размер прибыли можно сохранить на максимально возможном уровне. Благодаря таким особенностям, как большие окна, высокие потолки, большие расстояния между колоннами, полы с высокой несущей способностью и хорошая обеспеченность электроэнергией, промышленные здания хорошо поддаются такой перестройке. Одним из первых был перепрофилирован обширный комплекс зданий текстильной фабрики «Красная Роза» (названной в честь немецкой революционерки Розы Люксембург) на улице Тимура Фрунзе, построенный в 1890-х годах. Архитектурное бюро «Рождественка» – независимая московская фирма, которая сделала восстановление и приспособление под современное использование исторической застройки центра Москвы одним из основных направлений своей деятельности, – преобразовало часть комплекса в бизнес-центр «Мамонтов» – объект класса B+ с площадью помещений 18 000 кв. м, сданный в эксплуатацию в ноябре 2004 года. Восстановление проводилось аккуратно, включало в себя снятие красочных слоев, реставрацию кирпичной кладки и корректную вставку новых окон. В результате проявились лучшие качества этого впечатляющего комплекса. В то же время добавления, такие как козырек и застекленная галерея, соединяющая между собой различные части комплекса, сами по себе являются достойными произведениями архитектуры, воспроизводя скорее дух, чем букву промышленного стиля XIX века. Еще более эффектным стало преобразование прежнего красильного цеха шелковой фабрики на той же улице в комплекс ArtPlay, открывшийся в 2003 году. Когда началась работа по перепрофилированию здания 1904 года постройки, оно было в довольно плохом состоянии. Но, вместо того чтобы пытаться сгладить шрамы, оставленные прошлым, архитектор Сергей Десятов обыграл крошащиеся, облезающие поверхности, пропитав их специальными закрепляющими веществами, сохраняющими внешний вид. Тем самым оказались очень эффектно подчеркнуты новые дополнения и современные дизайнерские детали. Первая фаза проекта предусматривала создание под одной крышей демонстрационного зала для мебели, офиса фирмы Десятова (она называется ArtPlay, отсюда и название комплекса), кафе и ресторана. Вторая фаза, начатая в 2005 году, включала создание помещений типа студий, которые преимущественно сдавались в аренду архитектурным и дизайнерским фирмам. ArtPlay изначально задумывался как временный проект, и, несмотря на то, что он помог преобразовать бывший завод в привлекательный деловой и досуговый комплекс, владелец, компания KR, уже сейчас перестраивает участок, чтобы выжать из него побольше площади для сдачи в аренду. Красильный цех в конце лета 2008 года был снесен до основания, хотя первоначально его зубчатый фасад планировалось сохранить. Арендаторы ArtPlay переедут в новое помещение общей площадью в три раза больше прежнего (35 000 кв. м), тоже в переоборудованном здании. На сей раз исходным материалом послужил завод «Манометр» на берегу реки Яузы. Это здание – сугубо функциональная постройка 70-х годов ХХ века – облада-

251

structure providing covered access between different parts of the complex, are worthwhile pieces of architecture in their own right, reproducing the spirit rather than the letter of 19th century industrial buildings. Even more striking was the conversion of the former dye shop of a silk factory on the same street into the ArtPlay complex, which opened in 2003. The building of 1904 was in poor shape when conversion work began. Yet rather than trying to smooth over the scars left by the past, architect Sergei Desyatov played up the crumbling, peeling surfaces, impregnating them with special fixing substances to preserve the appearance. This set off very effectively the new additions and modern designer fittings. The first phase of the project housed a furniture showroom, the office of Desyatov’s firm (called ArtPlay, hence the name of the complex), a café and a restaurant all under one roof. A second phase, opened in 2005, provided studio-style units, mostly let to architecture and design firms. But ArtPlay was always going to be a temporary project and now that it has helped to transform the complex from inner-urban post-industrial dereliction into a desirable business and leisure complex, owner KR properties is redeveloping the site as a large Class A office complex. The dye shop was razed to the ground in late summer 2008, although the ‘saw-toothed’ street façade was initially planned to be retained. ArtPlay’s tenants will move into new premises totalling 35,000 square meters and also converted from an existing building, where work is currently in progress. This time the raw material is the Manometer factory on the banks of the River Yauza, which will provide 35,000 square metres of space — three times the size of the old premises. The building, a purely functional 1970s structure, is of far less obvious historical and architectural appeal, but the conversion project is still of great importance for demonstrating how urban revitalisation can capitalise on existing resources and new demonstrations of sustainable redevelopment are always to be welcomed.

Not only has the number of industrial conversions increased in recent years – so has their scale. One of

the most ambitious is Winzavod. Lying between Mruzovsky Pereulok and 4th Syromyatnichesky Pereulok, Winzavod (The Wine Factory) forms just one part of a major industrial zone which is being developed by Sergei Kiselyov and Partners. Winzavod is a separate planning project within the zone and the architect originally brought in to convert the old factory into a complex of art galleries and exhibition space with a small retail component was Alexander Brodsky. Part of the 19th century, red brick complex is a listed building. In his plans, Brodsky used a light touch, working with the existing structures and demolishing little. However, developers MVKEstate abandoned Brodsky’s design halfway through work on the project, which kicked off in spring 2006, and finished it off themselves. Despite certain flaws that stem from this decision, Winzavod has been a surprising success considering its distinctly down at heel surroundings – so much so that Moscow’s trendy youth is prepared to brave even the squalor of the nearby Kursky Station to get to the opening parties in its many galleries or go shopping in one of the boutiques. As the promoters state on their website, the area around

the Kursky Station and River Yauza abounds in raw material for more projects like Winzavod to

теория сохранения наследия / сonservation тheory

Одним из первых примеров успешного приспособления исторического промышленного здания был дизайн-центр ArtPlay, разместившийся в красильном цехt 1904 года постройки на улице Тимура Фрунзе, 11, стр. 34. Увы, этот проект с самого начала был задуман как временный, и ArtPlay снесли летом 2008 года, чтобы расчистить площадку под новое строительство. Уличный фасад с характерной «пилой» фронтонов собирались сохранить, но в итоге, как видно на фото, снесли и его One of the first examples of the successful conversion of an historic industrial building was the ArtPlay design centre, originally built as a dye shop in 1904, at 11, bldg 34 Ulitsa Timura Frunze. Alas, the project was only ever intended to be temporary and ArtPlay was demolished in summer 2008 to make way for redevelopment. Initially the street façade with its distinctive ‘saw tooth’ gables was to be kept, but eventually the whole site was cleared, as seen here.

ет гораздо менее очевидными историческими и архитектурными достоинствами, чем «Красная Роза», но проект по его перепрофилированию все равно очень важен, потому что демонстрирует, как для регенерации городской среды можно с выгодой использовать существующие ресурсы. Кроме того, всегда следует приветствовать новые примеры оправданного приспособления.

В последние годы увеличилось не только число перепрофилированных заводских зданий, но и их масштабы проектов такого рода. Один из самых амбициозных – арт-центр «Винзавод». Этот бывший винный завод, расположенный между Мрузовским и 4-м Сыромятническим переулками, является лишь частью крупной промзоны, перестройкой которой занимается бюро «Сергей Киселев и Партнеры». Винзавод – отдельно разрабатывавшийся проект в рамках этой зоны, и первоначально для того, чтобы преобразовать эти старые фабричные здания в комплекс картинных галерей и выставочных залов с небольшим количеством торговых точек, был приглашен архитектор Александр Бродский. Часть этого краснокирпичного комплекса является охраняемым памятником архитектуры. В своих планах Бродский реализовал мягкий подход: он работал с существующими постройками и мало сносил. Работа началась весной 2006 года. Но затем девелопер – компания «МВК Эстейт» – отказался от уже наполовину осуществленного проекта Бродского и закончил реконструкцию самостоятельно. Несмотря на определенные недостатки, связанные с этим решением, Винзавод оказался

252

Формула, испытанная в ArtPlay, оказалась успешной и будет повторена в другом промышленном здании, корпусе бывшего завода «Манометр». Построенный в 1970-х годах завод находится на 3-й Сыромятнической набережной реки Яузы. Рендер показывает, как здание будет выглядеть по завершении работ по приспособлению The formula tried out by ArtPlay architects at Ulitsa Timura Frunze was a success and is to be repeated in another industrial building, the former Manometer factory. Built in the 1970s, the factory is located at 3 Syromyatnicheskaya Naberezhnaya on the banks of the River Yauza. This artist’s impression shows how the new ArtPlay will look when conversion work has finished.

complement the new ArtPlay: “If initiatives such as these are multiplied, then a bohemian quarter like Greenwich Village, Montmartre or Prenzlauer Berg will appear in Moscow. And why not?”

Other good conversions of industrial buildings include the Utro Rossii newspaper printing works on Strastnoi Bulvar. A building of 1907-1909 by celebrated Art Nouveau architect Fyodor Shekhtel was converted by Project Meganom architects into a restaurant and casino in 1999 to 2001. The street façade is the architectural focus of the building and was immaculately restored, but the more functional wing at the back was no less carefully treated. Once again, unabashedly modern additions were made that are prominent features in their own right, such as the glass lift tower at the back that both reflects and provides views over the spectacular neighbouring mid-17th century Church of the Nativity of the Virgin. Not far away on Tryokhprudny Pereulok is another successful conversion of an industrial building — coincidentally also a former printing works by Shekhtel —into the Extropolis conference centre and offices that opened in autumn 2003. Once again, the street façade with its exuberant Art Nouveau detailing forms the architectural centrepiece and the buildings at the rear of the site are more functional, but the developers resisted the temptation to clear them away and the entire complex has been carefully restored. The architectural significance of the building is one of the main selling points in promotional material for Extropolis. This list of industrial conversion projects will soon be joined by Bread Factory Number 5, originally opened to feed the working

новое использование / sustainable re-use

253

Другим успешным примером приспособления промышленного комплекса стал центр современного искусства «Винзавод» в 4-м Сыромятническом переулке, открывшийся в несколько приемов в 2006-2007 годах. Первоначально построенные в 1870-х годах корпуса пивоваренного завода впоследствии использовались для разлива вина по бутылкам и производства крепленого вина и крепких спиртных напитков. Теперь здесь на 20 000 квадратных метров разместились галереи, выставочные залы и бутики

Одним из самых больших наземных пространств на Винзаводе является цех белого вина, от которого yf момент начала работ по приспособлению оставалась только пустая кирпичная оболочка

Another successful industrial conversion is the Winzavod complex on 4th Syromyatni chesky Pereulok, which opened in stages in 2006 to 2007. Originally built as a brewery in the 1870s, these buildings subsequently housed a factory which bottled imported wines and produced fortified wines and spirits. This extensive complex now houses galleries, exhibition space and boutiques in its 20,000 square meters (215,278 square feet) of space.

Branding is an important tool for creating name recognition and promoting a conversion project. Winzavod’s logo is based on the end gable of the white wine shop (above left), which dominates the complex.

на удивление успешным проектом, особенно если принять во внимание его в высшей степени убогое окружение. Привлекательность этого места такова, что модная молодежь Москвы готова продираться сквозь грязь и вонь Курского вокзала, чтобы попасть на вернисажи в его многочисленных галереях или купить что-нибудь в его популярных бутиках. Как утверждаетcя на сайте ArtPlay, вокруг Курского

class Presnensky district and beyond in 1931, the same year that the Communist Party decreed that bread-making in Moscow should become fully mechanised. In 1927 the engineer Georgy Marsakov had begun work on a prototype factory to make 50,000 loaves of bread a day, on a round-the-clock regime, and by 1936 factories built to his conveyor belt design were turning out up to 250,000 loaves a day in St Petersburg and Moscow. An exemplary piece of Constructivist industrial design, the circular form of the building perfectly reflects the downward spiral of the production line within. The dough was made on the top floor, then dropped down to the floor below where the loaves would rise in a single rotation. From here they moved on to the floor beneath where they cooked in one rotation before being delivered to the ground floor to be packaged and then loaded into boxes and vans for distribution. But the conversion work will entail certain sacrifices, for while the central building is to be kept intact and turned into an exhibition space, two high-rise office blocks are to be constructed behind it, which will impair its graceful outline and change the site dramatically. The redevelopment design by architectural firm Reserve architects also entails the removal of all additions to the original design, including an elegant boiler house containing British-made machinery and the striped brick chimney. The custom-made equipment for bread making has been scrapped, yet there are plenty of examples of conversion projects that demonstrate how internal machinery can be retained as an important piece of industrial archaeology in its own right, both testifying to the building’s past history and forming an effective

вокзала и вдоль реки Яузы есть еще очень много пустующих промзданий, позволяющих расширять Центр дизайна «ArtPlay на Яузе» за счет новых проектов, подобных Винзаводу: «Если подобные инициативы будут множиться, то в Москве возникнет богемный район, подобный Гринвич-Вилледж, Монмартру или ПренцлауэрБергу. Почему бы и нет?»

Среди других удачных проектов по перепрофилированию промышленных зданий следует назвать типографию газеты «Утро России» на Страстном бульваре. Здание, построенное знаменитым архитектором модерна Федором Шехтелем в 19071909 годах, было в 1999-2001 годах перепрофилировано архитектурным бюро «Проект Меганом» в ресторан и казино. Уличный фасад – сильнейший архитектурный элемент здания – был безукоризненно восстановлен, но с не меньшей аккуратностью обошлись архитекторы и с более функциональным крылом, расположенным c задней стороны дома. В этом проекте тоже имеют место откровенно современные дополнения, которые сами по себе являются яркими архитектурными деталями, например, стеклянная лифтовая шахта с задней стороны зда-

One of the largest spaces above ground at Winzavod is the white wine shop, which was an empty brick shell when conversion work began. The site also includes an impressive complex of vaulted cellars below ground.

теория сохранения наследия / сonservation тheory

254

Многие промзоны, которые стали доступны для конверсии, находятся на периферии центральной части Москвы. Но здание бывшей редакции и типографии газеты «Утро России» на Страстном бульваре, 3 – примечательное исключение. Первоначально построенное в 1907-1909 годах по проекту крупнейшего мастера московского модерна Федора Шехтеля, в 1999-2001 годах оно было приспособлено под ресторан и казино Many of the industrial sites which have become available for conversion are on the periphery of central Moscow. But the former offices and printing works of the Utro Rossii newspaper at 3 Strastnoi Bulvar are a notable exception. Originally built in 1907-1909 to designs by Fyodor Shekhtel, one of the leading architects of Moscow Art Nouveau, it was converted to a restaurant and casino in 1999-2001.

ния, позволяющая увидеть расположенную по соседству прекрасную церковь Рождества Богородицы середины XVII века. Неподалеку, в Трехпрудном переулке, расположено другое успешно преобразованное промышленное здание — тоже бывшая типография, построенная Шехтелем: осенью 2003 года в нем открылись конференц-центр EXTROPOLIS и офисы. Здесь также уличный фасад с его пышным декором в стиле модерн образует главный архитектурный элемент, а постройки в глубине участка более функциональны, но девелоперы устояли перед искушением убрать их, и весь комплекс был тщательно восстановлен. Архитектурная значимость здания – один из главных коммерческих аргументов в рекламе офисного центра. К этому списку перепрофилированных промышленных объектов скоро добавится Хлебозавод №5. Изначально он создавался для того, чтобы кормить рабочий Пресненский район и окрестности. Построен он в 1931 году, когда вышло постановление партии и правительства о полном переходе Москвы на механизированное хлебопечение. В 1927 году инженер Георгий Марсаков начал работу над опытным проектом хлебопекарни, которая была бы способна выпекать 50 000 батонов в день, работая в круглосуточном режиме. К 1936 году хлебозаводы в Ленинграде и Москве, построенные по его проекту, предусматривавшему использование ленточного конвейера, выпускали до 250 000 батонов в день. Здание хлебозавода – прекрасный образчик конструктивистского промышленного дизайна: его круглая форма отлично отражает нисходящую спираль расположенной в нем поточной линии. Тесто готовилось на верхнем этаже, затем падало на этаж ниже, где батоны поднимались за один оборот. Отсюда они спускались еще на этаж ниже, где за один оборот пропекались, а потом – на первый этаж, где их упаковывали и загружали в ящики и автофургоны для развоза. Но работа по перепрофилированию не обходится без жертв: в то время как центральное здание решено сохранить в неприкосновенности и превратить в выставочный центр, позади него будут построены два высотных офисных корпуса, которые нарушат его выразительный силуэт и изменят весь вид этого места. Проект перестройки, созданный архитектурной фирмой TПO «Резерв», предусматривает также удаление всего, что было добавлено к изначальному проекту завода, включая элегантное здание котельной, где стоит британское оборудование, и полосатую кирпичную трубу. Изготовленный на заказ конвейер для выпечки хлеба сдан в металлолом, хотя есть много примеров конверсионных проектов, демонстрирующих, как расположенное в зданиях машинное оборудование может быть сохранено в качестве важного самостоятельного элемента индустриальной археологии, одновременно свидетельствующего о прошлом

backdrop for its new function. Work was to have finished in July 2008, but was still in progress at the time of writing. So far almost all industrial buildings have been converted into commercial premises, but plans exist for a major residential project. One of Moscow’s most visible historic industrial complexes is the Red October chocolate factory, located on a 4.9hectare (just over 12 acre) site on the headland of Bolotny Island, right opposite the Cathedral of Christ the Saviour. Production ceased in 2007 at the enormous red-brick factory buildings, erected not long after the factory was founded in 1867, and they have now been decommissioned in preparation for conversion into lofts. Originally owned by the Einem Company, supplier of chocolate to the imperial court, the factory was renamed Red October in 1922 following nationalisation, and although it was privatised in 1992, its products are still marketed under the renowned Soviet brand name. The firm behind the project — Guta Development, a subsidiary of the factory’s parent company — converted a boathouse on the site in 2006 to provide a foretaste of what is planned. The interior bears all the hallmarks of a classic loft conversion with bare brickwork, open roof beams and a large, unobstructed central space. What further progress will be made with the conversion of Red October is unclear as a result of the economic crisis, but an interim use has been found for one of the buildings very much in the spirit of other projects described here. In September 2008, US art dealer Larry Gagosian opened an exhibition there involving more than 70 artists. At the time of writing, a 3000-square-meter (32,292-square-foot-) space on the third floor had been turned into a gallery managed by Baibakov Art Projects, who opened an exhibition of new British art there in February.

новое использование / sustainable re-use здания и образующего эффектный фон для его новой функции. Работа должна была закончиться в июле 2008 года, но на момент, когда пишутся эти строки, она еще не завершена. До сих пор почти все промышленные здания преобразовывались в офисные или арт-центры, но уже полным ходом идет работа над первым жилым проектом. Один из самых заметных исторических промышленных комплексов Москвы – шоколадная фабрика «Красный Октябрь», расположенная на участке площадью 4,9 га на мысу Болотного острова, напротив храма Христа Спасителя. Огромные здания красного кирпича, возведенные вскоре после создания фабрики в 1867 году, должны быть преобразованы в лофты. Первоначально фирма называлась «Эйнем» и была поставщиком шоколада к императорскому двору. В 1922 году фабрику переименовали в «Красный Октябрь», и, хотя она была приватизирована в 1992 году, ее продукция все еще продается под знаменитым советским названием. Перепрофилирование проводит фирма «Гута Девеломпент» – подразделение компании, которой принадлежит фабрика. В 2006 году она уже перестроила расположенный на участке эллинг, чтобы дать представление о том, что запланировано. Интерьер несет на себе все признаки классического преобразования цехов в лофты: стены с голой кладкой, открытыми стропилами крыши и большим свободным центральным пространством. Неизвестно, насколько привлекательной окажется для богатых россиян идея жить на бывшей фабрике. Материалы в СМИ больше сосредоточивают внимание на том, какие иностранные архитекторы будут разрабатывать проекты для новых построек на участке, а не на исторической ценности существующих зданий. Высококачественные жилые помещения, пе-

ределанные из заводских построек, можно изучить и оценить в Западной Европе и в США, но они представляют собой совершенно новый формат для российского рынка – поэтому была вполне реальная нужда в демонстрационном зале в эллинге. Несравненное местоположение – фактически напротив Кремля – должно обеспечивать интерес покупателей, но в настоящее время все еще нельзя сказать, смогут ли эти лофты сами по себе стать настолько финансово выгодными, чтобы данный подход был повторен в тех местах, чье расположение не столь надежно гарантирует успех. Перепрофилирование других типов исторических зданий

Благодаря широкому освещению проектов перепрофилирования промышленных зданий в СМИ идея устойчивого развития получила популярность, но есть опасность, что это отвлечет внимание от более серьезных проблем, связанных с другими типами зданий. Один из самых серьезных недугов для

архитектурного наследия Москвы – утрата непрерывности функции. Эту проблему хорошо иллюстрируют

доходные дома, которые были построены в конце XIX – начале ХХ века, а потом по преимуществу превращены советским государством в коммунальные квартиры. Поскольку в каждой квартире жили или живут несколько семей, а технический уход за домом обычно ограничивается текущими ремонтами, эти здания обветшали за прошедшие десятилетия, и сегодня они зачастую пребывают в ужасном состоянии. Многим в 20–30-х годах ХХ века грубо и поспешно достроили дополнительные этажи, чтобы увеличить их вместимость, и тем самым испортили их

255

В Трехпрудном переулке, 9 находится еще одно промышленное здание Федора Шехтеля, успешно приспособленное к новой функции. Построенное в 1900 году как типография Левинсона, оно было организовано по той же схеме, что и здание «Утра России»: за импозантным уличным фасадом скрываются офисы и лестницы в духе Гауди, а в глубине участка – более скромные печатные цеха. В 2003 году в комплексе открылся конференц-центр «Экстрополис» At 9 Tryokhprudny Pereulok there is another industrial building by Fyodor Shekhtel which has also undergone a successful conversion. Originally built in 1900 as the Levenson printing works, it follows the same scheme as its counterpart in having offices at the front, with an imposing street façade and Gaudi-esque staircases inside, which act as a foil to the plainer plant shops at the rear of the site. In 2003 the complex reopened as the Extropolis conference centre.

But even without the current economic woes, it remains to be seen how attractive the idea will be to moneyed Russians of living in a former factory. Media coverage has tended to focus more on the foreign architects who will be designing the new build on the site, rather than the historic value of the existing structures.

High-end residential developments converted from industrial buildings may be tried and tested in Western Europe and the United States, but they represent an entirely new format for the Russian market, hence the very real need for the showroom in the

boathouse. The unbeatable location virtually opposite the Kremlin should ensure interest from buyers, but at the moment it is an open question whether loft conversions will be enough of a draw in their own right for the approach to be repeated in places where the location is less of a guarantee of success. Converting Other Historic Building Types

Extensive coverage of industrial conversions in the media has been important for promoting sustainable development, but there is a danger of this deflecting attention from the bigger challenges posed by other building types. One of the most serious

blights on Moscow’s architectural heritage is the loss of continuity of function. The tenement blocks built in

the late 19th and early 20th centuries that were mostly turned into communal flats by the Soviet government illustrate this problem well. With several families living in each property and maintenance

теория сохранения наследия / сonservation тheory

внешний вид и подвергли еще более сильному напряжению оригинальную конструкцию. Чтобы довести здание до ума, необходимы значительные инвестиции, а также длительные и сложные юридические и планировочные процедуры. Кроме того, имеется сильное искушение извлечь максимальную выгоду из центрального местоположения объекта, полностью перестроив его, чтобы вместить как можно большее количество квартир. При этом неизвестно, будут ли покупатели готовы принять историческое здание со всеми его причудами и ограничениями, когда вокруг так много новостроек. Все эти факторы в совокупности противодействуют тому, чтобы старые доходные дома были снова превращены в роскошное жилье, каким они когда-то были. Схожие проблемы, происходящие от отсутствия хозяина в течение последних почти 90 лет, осложняют судьбу многих других типов исторических зданий. В результате очень малое число неиндустриальных исторических зданий были приспособлены к коммерческому использованию. Но три важных проекта, осуществленных бюро «Рождественка», доказывают, что это вполне выполнимо. Первым является усадьба Брюса – памятник архитектуры федерального значения, бывшая городская резиденция дворянской семьи, построенная в XVII-XVIII веках. Часть ее в настоящее время перепрофилируется в офисы класса А. Дом, стоящий напротив Консерватории на углу Большой Никитской улицы и Брюсова переулка, представляет собой Г-образный комплекс. К моменту начала работ в 2006 году ансамбль был в плохом состоянии, но после основательного ремонта, включавшего в себя замену крыши и перекрытий, это важное здание снова стало украшением квартала.

256

usually limited to running repairs, these buildings are often in dreadful shape after being run into the ground for decades on end. Many had extra storeys added crudely and hurriedly in the 1920s and 1930s to increase capacity, spoiling their appearance and further increasing the strain on the original fabric. The high level of investment required to bring the building up to scratch, the lengthy and complex nature of the legal and planning processes involved, the temptation to capitalise as much as possible on what is often a desirable, city-centre location by increasing the number of housing units through wholesale redevelopment, doubt over whether buyers will be ready to accept an historic building with all its quirks and limitations when there is so much new build on offer — all these factors conspire against turning these old tenement blocks back into the luxury housing they once were. Comparable problems stemming from the absence of owner-occupiers for most of the last 90 years afflict many other historic building types. The result is that few non-industrial historic buildings have been adapted for commercial use. But three important projects by Rozhdestvenka architects prove how feasible it is. The first is the Bryus house, a federally listed 18th century former city residence of a gentry family of Scottish extraction located opposite the Conservatoire, part of which is currently being converted into Class A offices. The house is an L-shaped complex on the corner of Bolshaya Nikitskaya Ulitsa and Bryusov Pereulok. Before work started in 2006 it was in a poor state, but following a major renovation, which included replacing the roof and floors, this important building is an asset to the area once again. Initially the investor planned to demolish the wing at the back of the complex facing Bryusov Pereulok which, according the

новое использование / sustainable re-use

257

Хлебозавод №5 (Ходынская улица, 2, стр.2; инженер Георгий Марсаков, 19291933) – одно из наиболее примечательных промышленных зданий русского авангарда. Цилиндрическая форма главного корпуса (слева) продиктована спиральным конвейером, идущим от верха до низа здания (см. интерьер справа). Оно является объектом культурного наследия регионального значения и будет превращено в выставочное пространство. При этом сзади будет пристроено два офисных здания, все существующие на данный момент пристройки будут снесены, а промышленная начинка уже вычищена. Об этом можно пожалеть, так как опыт конверсии промышленных объектов показывает, что сохраненное на месте оборудование может служить эффектным антуражем для новой функции

Bread Factory No. 5 (2, bldg 2 Khodynskaya Ulitsa; built 1929-1933, engineer Georgy Marsakov) is one of the most remarkable industrial buildings produced by the Russian avant-garde. The cylindrical form of the main block (left) is dictated by the spiral production line running from the top to the bottom of the building (see interior photo, above). A locally listed building, it is to be turned into exhibition space. But two office blocks will be built behind it, all later additions are to be removed and the plant has been scrapped. Industrial conversion projects elsewhere prove that machinery can be kept in situ and used as an effective backdrop to the building’s new function.

Первоначально инвестор планировал снести крыло в задней части комплекса, выходящее в Брюсов переулок, которое, согласно заключению экспертов, не являлось памятником архитектуры. Впоследствии выяснилось, что это было ошибкой и единственная часть этого здания, не охраняемая государством, – два самых верхних этажа, надстроенные в советское время. К счастью, архитекторам из «Рождественки» удалось убедить инвестора сохранить комплекс в неприкосновенности, но необходимо было найти компромисс, чтобы возместить понесенные расходы. Наиболее археологически корректный подход заключался в удалении надстроенных этажей и восстановлении изначальной крыши дома, но это уменьшило бы количество площадей для сдачи в аренду и, тем самым, доходность здания. Архитекторы «Рождественки» выработали следующее решение: заменить советские дополнения новой надстройкой из стекла и металла. Она не только будет легче и меньше давить на исторические стены, тщательно восстановленные и подкрепленные, но также позволит ясно видеть, что старое, а что новое, – в соответствии с одним из известных постулатов Джона Рескина. В октябре 2008 года агентство «Интерфакс» сообщило, что работы по восстановлению дома Брюса обошлись инвестору в два с небольшим миллиона долларов – мелочь, конечно, для города, где в сентябре 2008 года квартира площадью 1300 кв. м в новостройке класса «люкс» была продана анонимному 37-летнему предпринимателю за рекордную сумму 67 милли онов евро. В этом случае архитекторы были вынуждены обойтись с историческим зданием более вольно, чем им хотелось бы, но ино-

surveyor’s report, was not listed. It subsequently transpired that this was a mistake and the only part of it not covered by state protection was the uppermost two storeys, added in Soviet times. Fortunately, Rozhdestvenka managed to persuade the investor to keep the complex intact, but it was necessary to strike a compromise in order to help him recoup the costs involved. The most archeologically correct approach would have been to remove the extra storeys and restore the original roofline, but this would have reduced the amount of lettable space, cutting into returns. The solution that Rozhdestvenka devised was to replace the Soviet additions with a new metal and glass superstructure. This will not only be lighter and less of a strain on the historic fabric underneath, which has been carefully restored and underpinned, but will also make it obvious what is old and what is new, in accordance with one of John Ruskin’s famous doctrines. In October 2008, Interfax reported that structural restoration work on the Bryusov house had cost the investor just over $2 million (approximately £1.3 million) – small beer, surely, in a city where a 1,300-square-metre apartment in a luxury development was sold in September 2008 to an anonymous 37 year old entrepreneur for a record-breaking €67 million (£60.8 million at the time of writing). In this case the architects were forced to take more liberties with the historic fabric than they would have liked, but sometimes the reverse is true and, paradoxically, this is not necessarily any better for the building. This was shown by Rozhdestvenka’s work on the conversion to offices of the mid-18th century Tveritinov house at 3 Kolpachny Pereulok. The house had been substantially

теория сохранения наследия / сonservation тheory

гда бывает наоборот. Причем, как это ни парадоксально, для здания это не обязательно лучший вариант. Это показала работа того же бюро над перепрофилированием палат Тверитинова в Колпачном переулке. Дом середины XVIII века претерпел за время своего существования значительные перестройки, и было решено вернуть его в изначальное состояние. Архитекторы «Рождественки» работали в тесном сотрудничестве с Москомнаследием, назначившим реставратора. В ходе кропотливого расследования были выявлены и воссозданы такие изначальные детали, как оконные наличники. В определенном смысле это было коммерчески плодотворное сотрудничество. Например, восстановление оригинальной остроконечной барочной крыши позволило создать дополнительное полезное пространство на чердаке. Но попытки приспособить здание к современным потребностям были в основном блокированы из-за неуступчивой позиции реставраторов, которые не соглашались ни на что иное, кроме как полное археологическое восстановление, и предпочли бы, чтобы дом рассматривался как музейный экспонат, а не как функционирующее офисное здание, рассказала Наринэ Тютчева, главный архитектор «Рождественки». Это в особенности касалось интерьера: эксперты Москомнаследия настояли, чтобы всякое вмешательство в историческую конструкцию было сведено к минимуму и было легко обратимым. Хотя такой подход в принципе похвален, он привел к тому, что реставрация, в конце концов, была выполнена плохо и к тому же по другому проекту, который не был нацелен на требования рынка, и поэтому в долгосрочной перспективе вряд ли сможет удовлетворить потребности арендаторов. Это, в свою очередь, означает, что рано или поздно здание может подвергнуться крупным пе-

258

Лофты, устроенные в опустевших фабричных зданиях, впервые появились в нью-йоркском районе Сохо в 1970-х годах и с тех пор стали привычным и испытанным видом жилища в США и Европе, однако для России это все еще незнакомый формат. Поэтому компания «Гута-Девелопмент», собирающаяся превратить в лофты корпуса бывшей шоколадной фабрики «Красный Октябрь», сначала устроила демонстрационные лофты в находящемся на той же территории эллинге, который использует под собственные нужды. В настоящий момент не известно, будет ли в итоге реализован замысел реконструкции Loft apartments converted from redundant factory buildings first appeared in New York’s SoHo district in the 1970s, but what is a tried and tested formula in the U.S. and Europe is still an unfamiliar format in Russia. Therefore Guta Development, who plan to convert the former Red October chocolate factory on Bolotny Island into lofts, first converted a boathouse on the factory site to act as a showroom and as a venue for the company’s own functions. But when or whether the development will go ahead as originally planned is currently an open question.

altered during its lifetime and it was decided to restore it to its original state. Rozhdestvenka worked closely with Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee), who appointed the restorer. Details such as the original window surrounds were traced and recreated through painstaking architectural detective work. In some respects this was a commercially fruitful collaboration. For instance, reinstating the original high pitch of the roof also made it possible to create extra useful space in the attic. But attempts to adapt the building to modern needs were mostly blocked by intransigent attitudes on the part of restorers, who would settle for nothing less than a full archaeological restoration and would have preferred the building to be treated like a museum exhibit rather than a functioning commercial property, said Narine Tyutcheva, head architect of Rozhdestvenka.

новое использование / sustainable re-use

ределкам – весьма возможно, незаконным. Тютчева описала этот случай как наглядный пример того, почему исторические здания сносят на том основании, что они непригодны для дальнейшего использования. Намного более удачный баланс между удовлетворением потребностей арендаторов и сохранением аутентичности здания можно наблюдать в собственном офисе «Рождественки», который разместился в палатах XVII-XIX века в 1-м Кадашевском переулке. Когда компания вселилась сюда в 1998 году, дом был сильно обветшавший, в нем отсутствовали даже элементарные удобства, например отопление. Изначальная причина, заставившая выбрать здание в таком состоянии, была чисто прагматическая: у фирмы в то время было мало денег, а это обошлось дешевле, чем аренда нового помещения. С тех пор здание было полностью отремонтировано и перепрофилировано в удобные и стильные современные офисы. Изначальная конструкция тщательно восстановлена, а все новые дополнения визуально легко отличимы: хотя они спроектированы так, что гармонируют с характером здания, не было никакой попытки подражать прошлому. Офис «Рождественки» – хороший пример палат: невысокой постройки, состоящей из сводчатых комнат с толстыми стенами и маленькими окнами. Палаты были преобладающим типом гражданских каменных сооружений в Москве до середины XVIII века. Исследования, проведенные в последние годы, показали, что их сохранилось гораздо больше, чем полагали раньше. Тем самым опровергается представление, будто Москва до XIX века была в основном деревянным городом. Многие палаты были впоследствии перестроены и расширены, так что неподготовленный наблюдатель и не опознает в них старинные здания.

259

Дом Брюса (первоначально построен в начале XVIII века, надстроен и расширен в 1770-х годах) на Большой Никитской, 14/2, находится в процессе реставрации. По завершении работ часть здания будет сдаваться под офисы. Выходящее в Брюсов переулок крыло, датируемое 1770-ми годами, было отреставрировано и освобождено от дополнительных этажей, появившихся в советский период. Но чтобы инвестор не потерял метража, над зданием появится новая надстройка из стали и стекла (на иллюстрации справа показано, как это будет выглядеть). Первоначальные планы редевелопмента предусматривали снос этого крыла, которое было ошибочно упущено в реестре охраняемых памятников The Bryus house (originally early 18th century, heightened and extended in the 1770s) at 14/2 Bolshaya Nikitskaya is in the process of being restored and refurbished. On completion of this work, part of the building will be let as offices. The 1770s side wing on Bryusov Pereulok (above left) was restored and extra storeys added in the Soviet era have been removed. But a new superstructure of steel and glass will have to be added (above: artist’s impression of the finished project) to ensure that the investor does not lose any floor space: the original redevelopment plans involved the demolition of the side wing, which was mistakenly omitted from the register of listed buildings.

This was especially true of the interior, where Moskomnaslediye’s experts insisted that any intervention to the historic fabric should be kept to a minimum and be easily reversible. While laudable in principle, this has meant that the work ended up being poorly executed and to a different design that, not being tailored to meet market requirements, is unlikely to satisfy tenants’ needs in the long term. This in turn means that it could well end up being subjected to major alterations – quite possibly unwarranted – in the long term. Tyutcheva described the whole case as an object lesson in why historic buildings end up being demolished on the grounds that they are unsuitable for further use. A far better balance between meeting tenants’ needs and maintaining authenticity can be seen in Rozhdestvenka’s own

теория сохранения наследия / сonservation тheory

260

Уличный фасад палат в 1-м Кадашевском переулке, 10, в которых размещается офис архитектурного бюро «Рождественка»; их интерьер показан на титульном листе этого раздела. У этой постройки долгая строительная история: древнейшие части датируются второй половиной XVII века, а фасад обрел свою нынешнюю форму только к 1880-м годам. Когда «Рождественка» переселилась в это здание в 1998 году, оно было практически заброшено. Реставрация учла всю сложную историю палат, и никто не пытался убрать изменения, внесенные со временем в первоначальную постройку

Реставраторы палат Тверитиновых (Колпачный переулок, 3), напротив, попытались вернуть им первоначальный, XVIII века вид; прежде они выглядели как непримечательная постройка XIX века. Качество работ было образцовым, а восстановление высокой крыши создало дополнительное пространство. «Рожде ственка» предлагала некоторые тактичные изменения, которые сделали бы здание более удобным для арендаторов XXI века, но часть их была отвергнута реставраторами. Советская школа реставрации придерживалась высоких стандартов, но ее наследникам еще предстоит научиться сочетать их с потребностями рынка недвижимости.

This is the street façade of the palaty converted to offices for Rozhdestvenka architects at 10 1st Kadashevsky Pereulok, whose interior appears on the title page to this section. This accretive structure has a long history, with the oldest parts dating back to the second half of the 17th century, while the façade acquired its present form in the 1880s. When Rozhdestvenka moved into the building in 1998, it was virtually derelict. The restoration takes account of the building’s long history and no attempt has been made to undo later alterations to the original structure.

By contrast, the restorers who worked on the Tveritinov palaty at 3 Kolpachny Pereulok attempted to return the building to its original, 18th century state; previously it looked like an unremarkable 19th century structure. The quality of the work was exemplary and reinstating the high roof pitch yielded extra space. Rozhdestvenka proposed tactful interventions intended to make concessions to the needs of 21st century tenants, but some of these were blocked by the restorers: the Soviet school of restoration worked to high standards, but is still in the process of learning to combine this with meeting the needs of the property market.

По этой же причине многие из них никогда должным образом не изучались и не были поставлены под охрану государства, что привело к их уничтожению в последние годы. Но это здание показывает, что сохранение и адаптация таких построек – дело не только возможное, но и выгодное. Под массивными

offices, housed in a 17th to 19th century building on 1st Kadashevsky Pereulok. The building was badly dilapidated, lacking even basic amenities like heating, when the company moved into it in 1998. The initial reason for taking on a building in this state was purely pragmatic — the firm had little money at the time and this was cheaper than renting new premises. Since then it has been fully renovated and converted into comfortable and stylish modern offices. The original fabric has been carefully restored, while all the additions are visibly new: although they have been designed in sympathy with the character of the building, there has been no attempt to ape the past. Rozhdestvenka’s office is a good example of palaty, a low-rise structure consisting of vaulted chambers with thick walls and small windows. This was the predominant secular masonry building type in Moscow from the Middle Ages until the mid-18th century. Studies conducted in recent years have shown that far more of these are extant than previously thought, giving the lie to the notion that Moscow was predominantly a wooden city before the 19th century. Many were subsequently rebuilt and extended, making them unrecognisable to the casual observer as ancient buildings. For the same reason, many were never properly

кирпичными сводами были оборудованы современные рабочие места с компьютерами; проложены все коммуникации, необходимые офису XXI века, и теперь яркие, хорошо освещенные, своеобразные интерьеры образуют чрезвычайно привлекательное место для работы.

Застройка в непосредственном соседстве с офисом «Рождественки» более чем наглядно показывает, что может случиться со старыми зданиями в Москве, когда они попадают в менее чуткие руки. Исторический городской пейзаж Кадашевской слободы в значительной степени сохранялся до 90-х годов ХХ века. С тех пор многие старые здания были утрачены, а характер района испорчен наглыми спекулятивными девелоперскими проектами. Эта часть московского центра, находящаяся в зоне прямой видимости от Кремля, испытывает огромное давление со стороны застройщиков, требованиям которых слишком часто

261 отдают предпочтение перед требованиями защитников памятников архитектуры. Результаты, как нетрудно было предвидеть, неутешительные. Здания XVIII века, стоящие вдоль набережной Водоотводного канала, прорытого при Екатерине II, начиная с 90-х годов ХХ века уничтожались и заменялись грубыми и уродливыми муляжами. По соседству с офисом «Рождественки» гигантский новый роскошный жилой комплекс проглотил дом XVIII века, оказавшийся во внутреннем дворе и теперь скрытый от взгляда. И все же ничто не мешает тому, чтобы описанные выше проекты стали образцом для многих других конверсий по всему историческому центру. Они яркое доказательство того, что творческое и нацеленное на долгосрочную перспективу перепрофилирование старых зданий в Москве выполнимо и коммерчески выгодно. Они красноречиво свидетельствуют, что выбор, стоящий перед отцами города, должен быть не между консервацией Москвы в полуразрушенном состоянии – такое требование они то и дело приписывают защитникам памятников архитектуры – и допущением ее развития как современного города. В Москве во множестве есть талантливые и способные заглянуть в будущее люди. Не хватает только политической воли, чтобы прекратить сопротивляться сохранению старых зданий и чтобы все больше и больше девелоперов подхватывали описанную здесь инициативу.

surveyed and given state protection, and so have been demolished in recent years. Yet this building shows that conservation and adaptation of such structures are not only possible, but positively beneficial. Modern work stations

have been installed beneath the massive brick vaults, all the communications required by a 21st century office have been put in and the bright, well lit, characterful interiors form an eminently attractive workplace.

The immediate surroundings of Rozhdestvenka’s offices illustrate only too well what can happen to old buildings in Moscow when they end up in less sensitive hands. The historic cityscape of the Kadashevskaya Sloboda was largely intact until the 1990s. But since then, numerous old buildings have been lost and the character of the area has been spoilt by brash and insensitive new speculative development. Being within view of the Kremlin, it is under immense pressure from property developers, whose demands are all too often allowed to outweigh those of conservationists. The results are predictably dismal. The 18th century houses lining the waterfront along the Vodootvodny Kanal (Drainage Canal), cut under Catherine the Great, were demolished and replaced with crude and ugly sham replicas from the 1990s onwards. Only one door away from Rozhdestvenka’s office, an elephantine new luxury apartment block has swallowed up an 18th century house, which is now hidden from view in the courtyard. Yet there is no reason why the examples discussed here should not be repeated throughout the historic city. Тhey are vivid proof that the creative and sustainable reuse of historic buildings in Moscow is possible, feasible and commercially viable. They demonstrate eloquently that the choice facing the city fathers need not lie between mothballing Moscow in a semi-ruinous state — the demand they all too often ascribe to conservationists — and allowing it to develop as a modern city. There is vision and native talent aplenty. All that is missing is the political will to stop weighting things against conserving old buildings and for more developers to take the lead shown here.

cостояние реставрационной отрасли сегодня / the state of the restoration sector today Наталья Самовер / By Natalia Samover

263 Строительный бум, охвативший Москву с конца 1990-х годов, в последние годы распространился на сферу исторической недвижимости. Все большее число памятников архитектуры оказываются вовлеченными в коммерческий оборот, реставрационная деятельность занимает все большую долю в общем объеме строительных работ в столице. По данным Москомнаследия, в столице ежегодно проводятся реставрационные работы примерно на ста объектах. В 2007 году завершена длившаяся много лет реставрация Дома Пашкова и усадьбы Лопухиных в Малом Знаменском переулке. В последнем случае реставраторам удалось обнаружить и частично восстановить интересные архитектурные элементы, отражающие сложную историю памятника XVII – XVIII веков. В 2008 году завершена реставрация примерно 50 объектов, включая такие крупные комплексы, как Марфо-Мариинская обитель (возрожденный женский монастырь) и Петровский путевой дворец (приспособлен под гостиницу с президентскими апартаментами и Дом приемов правительства Москвы) а также одной из сталинских высоток – здания гостиницы «Ленинградская» на Каланчевской улице (ныне отель Hilton Leningradskaya Moscow) и памятника конструктивизма – здания Бахметьевского гаража, в котором разместился Центр современной культуры «Гараж». В большинстве случаев реставрация круп-

ных объектов сопровождалась более или менее значительной реконструкцией с целью приспособления к современному использованию, утратой важных подлинных элементов зданий и новым капитальным строительством на территории памятников.

На этом фоне выделяется своей научной обоснованностью и образцово бережным подходом к сохранению подлинности памятника близящаяся к завершению реставрация деревянного дома Муравьевых-Апостолов на Старой Басманной улице, которая ведется российскими специалистами на средства арендатора – гражданина Швейцарии Кристофера МуравьеваАпостола. Как пример сложной и дорогостоящей научной реставрации, сочетающейся с инженерным укреплением и приспособлением здания к современному использованию, может рассматриваться также законченная в 2008 году реставрация дома Лобанова-Ростовского на Мясницкой, осуществленная на средства арендатора – коммерческой организации. Продолжается реставрация памятников, входящих в состав объекта Всемирного наследия «Московский Кремль и Красная площадь». Так, постоянное внимание специалистов и общественности приковано к реставрационным работам на Архангельском и Благовещенском соборах Московского Кремля, на колокольне Ивана Великого, где впервые создана музейная

Наконец закончилась затянувшаяся реставрация, и в 2007 году Москва вновь увидела освобожденный от рекламных щитов фасад дома Пашкова (1784-1788, приписывается Василию Баженову). В усадьбе по адресу: Моховая улица, 1/6/14-16, обладающей статусом объекта культурного наследия федерального значения, теперь находятся отделы рукописей, нотно-музыкальных изданий и карт Российской государственной библиотеки Long covered by an all-over advertising hoarding during the course of a protracted restoration, the façade of Pashkov House (1784-1788, attributed to Vasily Bazhenov) was finally revealed again to Moscow in 2007. This federally listed complex at 1/6/14-16 Mokhovaya Ulitsa now houses the manuscript, sheet music and cartography departments of the Russian State Library.

The construction boom that spread through Moscow from the late 1990s onwards has in recent years spilled over into the heritage sector. An increasing number of old buildings have been drawn into the market and restoration accounts for a growing share of the overall amount of construction going on in the city. According to data from Moskomnaslediye (the Moscow Heritage Committee) restoration work is carried out on around 100 buildings every year. In 2007 the protracted restorations of the Pashkov house, as well as of the Lopuhkin family house on Maly Znamensky Pereulok, were finally completed. Restorers working on the latter discovered and partly reinstated interesting details that demonstrate the complex construction history of this 17th and 18th century building. In 2008, the restoration of around 50 buildings was completed, including large complexes such as the now functioning Martha and Mary Convent and the Petrovsky palace (which was converted into a hotel with presidential apartments and a venue for holding receptions for the city government), as well as one of the Stalin skyscrapers – the Hotel Leningradskaya on Kalanchyovskaya Ulitsa (now known as the Hilton Leningradskaya) and a Constructivist work – the Bakhmetyevsky bus garage, which now houses the ‘Garage’ contemporary arts centre. In most cases

the restoration of large structures is accompanied by a varying amount of reconstruction to adapt the building to modern functions, the loss of important authentic elements and major new construction on the site.

Against this backdrop, the restoration of the wooden Mouravieff-Apostol house on Staraya Basmannaya Ulitsa, which is being carried out by Russian specialists with funds from the tenant, Swiss citizen Christopher Mouravieff-Apostol, and is now approaching completion, stands out for its soundly scholarly foundation and exemplary careful approach to retaining historical authenticity. The restoration of the Lobanov-Rostovsky house on Myasnitskaya Ulita, which was financed by the company occupying the building, is worth singling out as an example of difficult and expensive scientific restoration, which entailed structural repairs and adaptation to suit modern requirements. The restoration of buildings making up the Kremlin and Red Square World Heritage Site continues. The restoration of the Archangel and Annunciation Cathedrals of the Kremlin is constantly brought under the spotlight by professionals and the wider public alike. So is the work carried out on the bell tower of Ivan the Great, where a museum display has been installed and access provided to the interior for the first time ever, and also on the Cathedral of St Basil the Blessed, where the restoration of three of the total of eight chapels with funds provided by outside sponsors was completed in late 2008. The quality of restoration work carried out on the medieval buildings of the Kremlin is unanimously regarded as very high. A special methodological committee was set up by the administration of the Kremlin museums to compensate in part for the lack of any scientific and methodological guidance and authoritative expert appraisal of the projects – the result of inaction on the part of the federal scientific and methodological committee on cultural heritage attached to the Culture Ministry. At the same time it cannot be ignored that even inside the Kremlin there are indications that the general trend towards the substitution of commercialised pseudo-restoration for proper

теория сохранения наследия / сonservation тheory

264

Реставрация дома Лопухиных в Малом Знаменском переулке, 3/5 – одна из лучших из осуществленных в Москве за последние годы. Работы, которыми руководила Ирина Любимова из Центральных научно-проектных реставрационных мастерских, закончены в 2007 году, и в здании вновь открылся Музей Рериха. Дом, основа которого датируется XVII веком, был значительно переделан в XVIII, получив элегантный классицистический главный фасад. Задний фасад реставраторы решили вернуть в его первоначальное состояние (фото слева), в связи с чем было воссоздано ведущее на второй этаж «красное крыльцо», от которого сохранился только фундамент. На рисунке справа вверху показаны результаты обследования 1960-х годов, выявившего остатки первоначального фасада, а на нижнем рисунке – выполненный в 1979 году проект реставрации, который был осуществлен не полностью, так как некоторые позднейшие изменения все же предпочли сохранить

One of the best restorations carried out in Moscow in recent years is that of the Lopukhin family house at 3/5 Maly Znamensky Pereulok, which now houses the Roerich Museum, finished in 2007 (head architect: Irina Lyubimova of the Central Research and Design Restoration Offices). This originally 17th century building was substantially remodelled in the 18th century and the front façade is an elegant piece of Classicism. But the restorers decided to return the rear façade (above left) to its original appearance. This involved recreating the ‘krasnoye kryltso’ – the canopy and covered staircase leading to the first floor – almost from scratch, since only the foundations had survived. The upper drawing (above) shows the results of survey work carried out back in the 1960s to establish what had survived of the original façade, while the lower drawing is an early design for the restoration from 1979 – this was not carried out in full and some of the later alterations were eventually retained.

экспозиция и открыт доступ посетителям внутрь памятника, и на соборе Покрова на рву (храме Василия Блаженного), где к концу 2008 года на средства спонсоров отреставрированы три придела из восьми. Качество уже проведенных работ на древних памятниках Кремля единодушно признается очень высоким. Специальный методический совет, созданный при музее-заповеднике «Московский Кремль», отчасти компенсирует недостаток научнометодического руководства и авторитетной экспертной оценки проектов, возникший в результате бездействия Федерального научно-методического совета по культурному наследию при Министерстве культуры России. В то же время нельзя не отметить тот факт, что даже на территории Кремля возможны проявления общей тенденции к подмене научной реставрации, коммерциализированной псевдореставрацией. Определенные опасения вызывает тот факт, что в марте 2008 года распоряжением президента России Владимира Путина государственный заказ на «капитальный ремонт и реставрацию» Большого Кремлевского дворца передан проектному институту «Моспроект-2» им. М.В. Посохина, ответственному за ряд крупных проектов реконструкции объектов культурного наследия, вызвавших серьезные нарекания за несоответствие критериям научной реставрации. В частности, «Моспроект-2» занимался перекрытием внутреннего пространства Гостиного двора с надстройкой здания (Джакомо Кваренги, конец XVIII века) и «достройкой» усадьбы Царицыно, о которой рассказано в разделе «Сложные случаи». Еще один объект, в течение длительного времени привлекающий внимание реставраторов – расположенная в Малом Знаменском переулке церковь Антипы на Колымажном дворе.

scientific restoration is making itself known. Then-President Vladimir Putin’s decree in March 2008 awarding the state tender for the full renovation and restoration of the Great Kremlin Palace to the Mosproyekt-2 design institute, which is responsible for a host of major projects involving listed buildings that drew serious criticism for their failure to meet the criteria expected in scientific restoration, is a cause for concern. Mosproyekt-2 worked on the glazed roof and extra storeys added to the late 18th century Gostiny Dvor and also on the ‘completion’ of Tsaritysno, discussed in the chapter on 'Thorny Issues’. The Church of St Antipas of Pergamon on Maly Znamensky Pereulok has been the object of attention by restorers for a long time. The restoration of this fascinating accretive structure from the second half of the 16th to the first third of the 19th centuries exemplifies an approach based on proper scholarly research, ensuring that all the historically valuable elements are retained and that any new additions are made tactfully. The collegiate discussions of the restoration programme, involving Moscow’s leading specialists, deserve a special mention. The lack of any collegiate discussion during the restoration of another important building – the Sumarokov palaty on Ulitsa Zabelina – resulted in the almost complete loss of remains of the original ornament on the façades of this mid-17th century secular building because of hasty decisions by the restorers. The façades are effectively a brand new replica and not a faithful reproduction of the originals, whose surviving remnants were destroyed during the restoration. One of the most important restorations expected to be carried out in the near future is that of the monument to Kuzma Minin and Prince Dmitry Pozharsky, heroes of the liberation war of 1612, on Red Square. The oldest sculpted monument in the city, it was

реставрация сегодня / restoration today

265

Одним из важнейших реставрационных проектов, законченных в 2008 году, была реставрация Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке, 34. Работы финансировались правительством Москвы. На фото – собор Покрова Пресвятой Богородицы, построенный в 1908-1912 годах по проекту Алексея Щусева. Монастырь был закрыт в 1926 году, а в 1945 собор передали Государственным реставрационным мастерскимы

Близится к завершению реставрация дома Муравьева-Апостола на Старой Басманной, 23 (начало XIX века), выделяющаяся особенно бережным подходом. К началу работ в 2002 году дом был заброшен и сильно обветшал. Это один из немногих осуществляемых в Москве некоммерческих и не связанных с церковью проектов. Финансирует его потомок прежних владельцев, гражданин Швейцарии Кристофер Муравьев-Апостол

One of the most important restoration projects to have been completed in 2008 was that of the Martha and Mary Convent at 34 Ulitsa Bolshaya Ordynka, financed by the city government. The photograph shows the main church of the convent, dedicated to the Intercession of the Blessed Virgin and built in 1908-1912 to designs by Alexei Shchusev. The convent was closed in 1926 and the church was given over to the State Art Restoration Workshops in 1945.

Restoration of the early 19th century Mouravieff-Apostol House at 23 Staraya Basmannaya Ulitsa is now approaching completion. When work began on this house in 2002, it was derelict and badly decayed. It is one of the few non-commercial secular restoration projects being carried out in Moscow, funded by Swiss citizen and descendant of the original owners Christopher Mouravieff-Apostol, and has been widely praised for its careful approach.

Реставрация этого интереснейшего комплекса построек второй половины XVI – первой трети XIX века является образцом научно обоснованного подхода, обеспечивающего максимальное сохранение всех исторически ценных элементов ансамбля и его тактичное дополнение объектами компенсационной застройки. В особенности следует отметить важную роль, которую играет в процессе реставрации церкви Антипы коллегиальное обсуждение предлагаемых реставрационных решений с участием ведущих специалистов города. Отсутствие такого коллегиального обсуждения в ходе реставрации другого интересного памятника – палат Сумароковых на улице Забелина, привело к тому, что в 2007 году в результате скоропалительных решений реставраторов этот памятник гражданского зодчества середины XVII века почти полностью утратил сохранившиеся остатки подлинного декора фасадов. Восстановленные фасады палат, фактически являющиеся новоделом, неточно воспроизводят первоначальные детали, следы которых были уничтожены в ходе реставрации. На ближайшие годы запланирована реставрация памятника Минину и Пожарскому на Красной площади – самого старого скульптурного монумента города, открытого в 1818 году. В 2010 должна вернуться на свое место монументальная скульптура «Рабочий и колхозница», созданная Верой Мухиной для Всемирной выставки 1936 года в Париже, а после установки в Москве превратившейся в один из символов города. Гигантские фигуры, выполненные из листовой нержавеющей стали, были демонтированы еще в 2003 году в связи с опасной коррозией, поразившей металлический каркас скульптуры. Реставрационные работы должны были закончиться в 2005 году, однако неспособность организации, выигравшей тендер,

unveiled in 1818. The restoration of the sculpture of the Factory Worker and Collective Farm Girl, which was made by Vera Mukhina for the 1936 World’s Fair in Paris and became one of the symbols of Moscow after it was re-erected in the city, is planned to be completed in 2010. The enormous figures clad in sheet stainless steel were dismantled in 2003 after corrosion of the internal metal armature had made them dangerous. Restoration was supposed to have finished in 2005, but the firm that won the tender proved to be incapable of doing a professional job and this badly delayed progress. The city government stated in late 2008 that the current economic crisis would not have any effect on any scheduled restoration plans. In 2009-2010 it plans to carry out large scale restoration work at the suburban stately homes of Ostankino, Kuskovo, Vorontsovo and Kuzminki, for which 1.2 billion rubles (£23.04 million at the time of writing) have been allocated from the city budget. The reconstruction of the historic stately home and park at Lefortovo, the completion of the entertainment centre at the Kolomenskoye museum reserve (housed in a replica of the summer palace of Tsar Alexei Mikhailovich, dismantled in the 18th century) and the recreation of the park that formerly surrounded the stately home at Lyublino will cost the city a total of 9.4 billion rubles (just over £180 million). The scale of the last of these projects, which involves the recreation of long destroyed buildings, including those which disappeared unrecorded, gives cause for concern that once again grandiose commercial sham replicas will appear which owe nothing to internationally recognised principles of scientific restoration. That projects such as these are billed as restoration will undoubtedly do much harm to Moscow’s heritage, since

теория сохранения наследия / сonservation тheory организовать квалифицированную реставрацию, надолго затормозила ход работ. Согласно заявлениям представителей городских властей, сделанным в конце 2008 года, экономический кризис не помешает осуществлению ранее объявленных планов в области реставрации объектов культурного наследия. В 2009-2010 годах правительство Москвы предполагает осуществить крупные объемы реставрационных работ и благоустройства в усадьбах Останкино, Кусково, Воронцово, Кузьминки. На эти цели планируется потратить более 1,2 млрд рублей из городского бюджета. Реконструкция исторической усадьбы и парка Лефортово, а также завершение строительства на территории музея-заповедника «Коломенское» культурно-развле кательного комплекса, здание которого повторяет формы деревянного дворца царя Алексея Михайловича, разобранного в XVIII веке, и воссоздание исторического парка усадьбы Люблино обойдутся городу в 9,4 млрд рублей. Размах этого проекта, в ходе которого планируется восстановить давно утраченные сооружения, в том числе такие, достоверных сведений о которых не сохранилось, заставляет опасаться появления в Москве очередных грандиозных коммерческих новоделов, не имеющих ничего общего с международно признанными принципами научной реставрации. Позиционирование подобных проектов в качестве реставрационных, несомненно, наносит серьезный урон культурному наследию столицы, так как огромные бюджетные средства отвлекаются от реставрации подлинных памятников архитектуры, находящихся в бедственном положении. В Москве работает немало высококвалифицированных архитекторов-реставраторов, способных разрабатывать проекты на самом высоком уровне, однако при реализации этих проектов приходится сталкиваться с целым рядом серьезных проблем. Несомненно, ключевую роль в процессах, протекающих в сфере реставрации в Москве, играет заказчик. Отношения между ним и автором проекта реставрации строятся далеко не всегда гармонично, и не всегда удается достичь результата, наиболее благоприятного для сохранения памятника.

Реставраторы часто сталкиваются с диктатом со стороны заказчика – с требованиями ускорения и неоправданного удешевления работ, с нежеланием считаться с научной методикой реставрации, с отказом оплачивать исследования памятника, а также с навязыванием производственных организаций, не всегда достаточно компетентных для ведения сложных реставрационных работ. При этом соблюдение законодательства об охране памятников фактически приносится в жертву ради максимально эффективного, с точки зрения заказчика, приспособления здания к современному использованию. Рынок недвижимости города активно осваивает здания – памятники архитектуры, однако, как показывает практика, реставраторы и заказчики пока не достигли того уровня взаимопонимания, который необходим для того, чтобы был найден баланс между интересами культурного наследия и коммерческими интересами. Ответственность за это лежит не только на представителях бизнеса. «Изменение психологии реставраторов происходит очень медленно и болезненно, – признает заместитель директора Центральных научно-реставрационных проектных мастерских (ЦНРПМ) по науке Борис Сизов. –

266

Дому Лобанова-Ростовского на Мясницкой, 43 повезло больше, чем его тезке в Санкт-Петербурге (см. с. 284). В конце 2008 года закончена всеобъемлющая, и, по общему признанию, очень качественная реставрация этого дома (главный архитектор проекта – Георгий Мудров, компания МАРСС). Старейшая часть здания включает палаты начала XVIII века, впоследствии перестроенные и расширенные; классический фасад датируется концом XVIII века. Реставрация была начата еще в 1987 году, но в 1990-е годы прервалась, из-за чего возникла реальная угроза зданию. Возобновилась она только в 2004 году благодаря новому арендатору – некоммерческой организации, объединяющей покровителей культуры и искусства The Lobanov-Rostovsky house at 43 Myasnitskaya Ulitsa has ultimately fared rather better than its namesake in St Petersburg (see p. 284). In late 2008 work finished on a comprehensive restoration of this important building (head architect: Georgy Mudrov of MARSS) that has been widely praised for its quality. The oldest part of the house consists of palaty from the early 18th century, subsequently rebuilt and extended and eventually given a classical façade at the end of that century. Restoration originally began in 1987, but was broken off in the 1990s and the building got into a parlous state. It only recommenced in 2004, thanks to new tenants – a not-for-profit organisation for patrons of culture and the arts.

enormous funds from the budget are diverted away from genuine historic buildings in a parlous state. There are numerous highly qualified restorers working in Moscow who are capable of doing work to the most stringent standards, but in doing so they run up against a host of serious problems. There is no doubt that clients have a key role in determining the pattern of restoration work in Moscow. The relations that clients build with restorers are far from always being harmonious and they do not always manage to achieve the result that would be best for conserving the building. Restorers

often encounter dictatorial clients who demand that the work be carried out unjustifiably quickly and cheaply, have no wish to take into account properly scientific methodology, refuse to cover the costs of a proper archaeological survey and insist on using contractors who are not always properly qualified to carry out complex restoration work. The observation of laws intended to safeguard historic buildings is sacrificed in favour of the commercially most advantageous adaptation of the building to modern use. More and more listed buildings are appearing on the Moscow property market, but practice shows that restorers and developers have not yet reached the right level of mutual understanding to

реставрация сегодня / restoration today

Церковь Св. Антипы в Колымажном переулке, 8 показана здесь в процессе реставрации в марте 2009 года. Ядро этого многосложного конгломерата датируется 1530-ми годами, но церковь расширялась и перестраивалась в 1739-1741 годах и еще раз в 1798-м, когда она приобрела сохранившийся до нашего времени облик. Реставрация впервые была проведена в 1950-х годах. Некоторые храмы Москвы пострадали в последние годы от грубых непрофессиональных поновлений, но этому зданию повезло: оно привлекло внимание лучших экспертов The Church of St Antipas at 8 Kolymazhny Pereulok seen in the process of restoration in March 2009. The core of this fascinating accretive structure dates from the 1530s, but it was enlarged in 1739-1741 and again in 1798 when it acquired its present appearance. Restoration work was first carried out here in the 1950s. Some churches in Moscow have suffered from heavy-handed and ill informed renovation work in recent years, but this building has been lucky to have the attention of top experts.

Я вспоминаю крупнейшего реставратора Сергея Сергеевича Подъяпольского, который говорил, что в наше время осмысление памятника принципиально изменилось по сравнению с советскими временами. Тогда идеалом считалась музеефикация памятника. При этом приспособление к современному использованию сводилось обычно к размещению в памятниках музеев, выставочных или концертных залов. Часто отреставрированные памятники вообще без всякого приспособления использовались для случайных нужд – как склады и т.п. А сейчас, когда перед нами встала задача возвращения памятникам первоначальной функции – храма, жилья и др., и когда коммерческие заказчики предъявляют свои требования, мы оказались не готовы к этому». Показательным примером стала реставрация палат Тверитинова в Колпачном переулке, завершенная в 2008 году. «Коммерческая организация-заказчик вложила в это огромные средства, и в результате город получил памятник, отреставрированный на самом высоком уровне. Достаточно сказать только, что когда проект приспособления корректировался в ходе реставрационных работ, это делалось не в интересах заказчика, а в интересах памятника, – комментирует доцент Московского архитектурного института Лидия Шитова. – Но, конечно, и здесь не обошлось без компромисса. Заказчику необходимы мансардные помещения, и реставраторы пошли ему навстречу. Было выбрано решение, в минимальной степени затрагивающее облик памятника. Велюксовые окна, расположенные в пло-

267

Жизненно важно, чтобы реставрация проводилась на основе коллегиальных обсуждений среди профессионалов и должным образом регулировалась. История с палатами Сумароковых на улице Забелина, 3 показывает, что происходит, когда эта система дает сбои. В конце 2007 года на торцевой стене этого здания, первоначально построенного в середине XVII века, обнаружились значительные фрагменты оригинального декора, сохранившиеся при позднейшей перестройке здания. Вместо того чтобы законсервировать и отреставрировать их, кладку стены полностью перелицевали, воспроизведя карнизы, пилястры и наличники в новом кирпиче. Когда «Москва, которой нет» попыталась вмешаться и остановить работы, оказалось, что ни Москомнаследие, ни руководство Центральных научно-проектных реставрационных мастерских, где работают руководящие реставрацией архитекторы, не в курсе того, что происходит It is vital that restoration work is carried out on the basis of collegiate discussion by professionals and properly regulated. The saga of the Sumarokov palaty at 3 Ulitsa Zabelina shows what can happen when that system fails. In late 2007 substantial remains of the original ornament were discovered on the end wall of this originally mid17th century building that had survived when it was remodelled at a later period. Instead of being conserved and restored, the original fabric was recased with a skin of brand new brickwork, including the attached pilasters and decorative surrounds to the windows, as seen here. When Moskva, Kotoroy Net attempted to intervene and stop the work, it transpired that neither Moskomnaslediye nor the Central Research and Design Restoration Offices were properly aware of what was going on.

strike a balance between conservation and commercial interests. Responsibility for this lies not just with businessmen. “The change in the mindset of restorers is a slow and painful process,” said Boris Sizov, deputy research director of the Central Research and Restoration Design Offices. “I remember Sergei Podyapolsky, a very great restorer, saying that in our time the understanding of what an historic building is has changed fundamentally compared to the Soviet period. Back then the ultimate aim was to turn them into museum pieces. Adaptation to modern uses was confined to using them to house museums or exhibition or concert halls. Following restoration historic buildings were often used in an ad hoc fashion, as warehouses and so on, without any sort of adaptation. Now, when we are faced with the task of returning buildings to their original use – as a functioning church, housing and so on – and when commercial clients present us with their demands, we have been caught unprepared.” A case in point is the restoration of the Tveritinov palaty on Kolpachny Pereulok, completed in 2008. “The company that commissioned the work invested enormous sums in it and as a result Moscow now has a building restored to the highest possible

теория сохранения наследия / сonservation тheory скости кровли, – наиболее незаметные, а стекло в них решено затонировать под цвет кровли». Московские архитекторы-реставраторы сетуют на то, что инспекция Москомнаследия, перегруженная «бумажной» работой, плохо исполняет функцию непосредственного надзора за состоянием памятников и за ведущимися на них работами. На некоторых объектах инспекторы, закрепленные за ними, не появляются в течение нескольких лет. Так, грубые нарушения, допущенные в ходе проведения реставрационных работ арендатором Юсуповых палат в Большом Харитоньевском переулке, были выявлены лишь на четвертый год, благодаря вмешательству общественности. Оставшись один на один с заказчиком, без поддержки представителя государственного органа охраны памятников, реставраторы далеко не всегда могут отстоять интересы памятника. Тем не менее существуют и примеры успешного взаимодействия реставраторов и заказчиков. В частности, высокую оценку специалистов заслужили реставрационные работы, ведущиеся в Ивановском монастыре. «Мы встретили здесь очень грамотное отношение к памятнику, – рассказала главный архитектор проекта реставрации Лидия Шитова. – Мы с заказчиком понимаем друг друга. Монастырь терпит все неудобства, связанные с долгими реставрационными работами, но настоятельница матушка Афанасия ни разу не помешала их правильному ведению». Между тем, необходимо отметить, что некоторые приходы, получив в свое ведение храмы, находящиеся в тяжелом состоянии, из-за недостатка средств вообще не имеют возможности заказать проект реставрации. Спонсоры часто отказываются финансировать проектирование, ограничиваясь поддержкой непосредственно реставрационных работ. Ярким примером является ситуация с церковью Рождества Богородицы в Бутырках, где в качестве эскизного проекта реставрации используется дипломный проект, выполненный студенткой Московского архитектурного института. Благодаря тому, что правительство Москвы и Министерство культуры России в последние несколько лет выделяют средства на проектирование при реставрации храмов, острота этой проблемы снизилась, однако она все еще существует. Финансирование по-прежнему, даже при благополучной экономической конъюнктуре, оставалось самой болезненной проблемой реставрации в Москве. Несвоевременное поступление бюджетных средств приводило к сбоям в ходе реставрационных работ даже на крупных объектах. В частности, в 2007 году деньги на реставрацию крепостных башен и Новой трапезной Симонова монастыря – выдающегося памятника средневекового зодчества, частично уничтоженного в годы советской власти, поступили только в сентябре. Как следствие, ряд работ пришлось производить в неблагоприятное время года, и это не могло не сказаться на их качестве. А в 2008 году из-за отсутствия государственного финансирования на памятниках Симонова монастыря вообще не велось никаких работ. Небольших средств, выделенных спонсорами, хватило лишь на то, чтобы произвести осушение территории. Недостаточное финансирование вынуждает реставрационные мастерские искать возможности для экономии и часто – за счет привлечения дешевой, неквалифицированной рабочей силы. Это выливается в снижение качества, а иногда и в необходимость переделывать уже выполненную работу.

268

standards,” said Lydia Shitova, associate professor of the Moscow Architecture Institute. “It speaks volumes that when the designs for the conversion were being revised, this was done not to favour the client, but in the interests of the building. But, of course, even here we couldn’t avoid compromises. The client needed extra accommodation in the roof space and the restorers met that need. A design was chosen that involved the minimum changes to the exterior. The skylights in the roof are as unobtrusive as possible and the glass is tinted the same colour as the roof covering. Restorers in Moscow often complain that Moskomnaslediye’s inspectors are too weighed down with paperwork to monitor

Одно из самых знаменитых произведений советского монументального искусства, скульптурная группа «Рабочий и колхозница» (Вера Мухина, 1937; установлена перед северным входом ВДНХ в 1939 году) была в 2003 году распилена на 40 частей для проведения реставрации. Но отсутствие у реставраторов опыта обращения со сварными металлическими конструкциями и облицовкой из нержавеющей стали, а также тот факт, что коррозия зашла гораздо дальше, чем предполагалось, сильно затянуло работы, которые сначала собирались закончить в 2005 году. В конце 2008 года Юрий Лужков объявил, что скульптура вернется на свое место к концу 2009 года One of the most famous pieces of Soviet monumental art, the sculpture of the Factory Worker and Collective Farm Girl (by Vera Mukhina, 1937; set up outside the north entrance of the Exhibition of Economic Achievements in 1939) was dismantled and broken up into 40 parts for restoration in 2003, as shown here. But lack of experience on the part of restorers of dealing with metal assemblies and stainless steel plating, together with the discovery that the corrosion was supposedly worse than expected, has badly delayed the work, which was originally supposed to be completed in 2005. In late 2008, Mayor Yury Luzhkov announced that the statue would be back in place by the end of 2009.

реставрация сегодня / restoration today Давно устаревшие низкие расценки на работу реставраторов, отсутствие у реставрационных организаций возможностей обеспечить минимально комфортные условия на стройплощадке делают эту профессию непривлекательной для молодых людей и в особенности для москвичей. Нехватка квалифицированных рабочихреставраторов является одной из самых болезненных проблем для реставрационной отрасли Москвы. Сейчас потребности столицы частично удовлетво-

ряются за счет привлечения бригад из других регионов, где реставраторы лишились работы, однако отсутствие притока молодежи и неизбежный процесс старения кадров ведут к тому, что

Ивановский женский монастырь, размещающийся по адресу: Малый Ивановский переулок, 2, был построен в 1860-1879 годах по проекту Михаила Быковского на месте прежней обители, существовавшей здесь с 1530-х по 1812 год. В 1919 году монастырь закрыли, многие здания перестроили и плохо содержали, так что когда монастырь в 1990-х годах открылся вновь, ему требовалась серьезная реставрация. Благодаря исключительному взаимопониманию между настоятельницей и реставраторами, работы движутся без всяких препятствий The Ivanovsky Convent at 2 Maly Ivanovsky Pereulok, was built in 1860-1879 to designs by Mikhail Bykovsky on the site of a religious house that functioned there from the 1530s to 1812. After closure in 1919 the buildings were altered and poorly maintained, necessitating major restoration work after the convent was revived in the early 1990s. Thanks to an exceptional symbiosis between the Mother Superior and the restorers, work has gone ahead without any hindrance.

269 properly the state of historic buildings and work being carried out on them. Inspectors attached to certain buildings have not actually appeared there for several years running. Flagrant breaches committed by the tenants during the restoration of the Yusupov palaty on Bolshoi Kharitonyevsky Pereulok were discovered only over three years later, thanks to grassroots intervention. Left alone with the client without any support from a representative of the state conservation bodies, restorers are not always able to safeguard the interests of the building. Nonetheless, there are also examples of successful interaction between restorers and their clients. Among others, the restoration work being carried out on the Ivanovsky Convent has garnered high praise. “We encountered a very informed attitude towards the building,” said Shitova, who is in charge of the work. “The client and I understand each other. The convent is having to put up with all the inconvenience that long-running restoration work causes, but Mother Superior Afanasiya never once stopped them from being carried out properly”. The symbiosis between the clients and restorers who are working on the Novodevichy Convent, a World Heritage site that is a functioning religious house and also houses the residence of the Metropolitan of Kolomna and Krutitsy and several departments of the State Historical Museum is regarded as very successful in professional circles. The Moscow police, who commissioned the restoration of the Church of the Sign in Kolobovo – their main church – also earned praise and gratitude from restorers. Their attentiveness and patience while the fabric and wall paintings were under restoration means that there is a good chance that the end result will be nothing short of exemplary. At the same time it must be noted that some parishes which have badly dilapidated churches in their care are unable to pay for a proper restoration project to be drawn up because of a lack of funds. Sponsors often refuse to pay for design work, confining themselves to supporting the actual restoration of the fabric. A notable example is the Church of the Nativity of the Virgin in Butyrki (also discussed on pp. 38-40), where a graduation work by a female student at the Moscow Architecture Institute is being used as an outline restoration project. Thanks to the fact that the city government and Culture Ministry have been allocating funds in recent years for proper restoration projects to be drawn up when churches are under restoration, the problem is no longer quite so acute, but it has not gone away. Financing has remained the most serious problem for restoration work in Moscow, and that was so even before the onset of the present crisis. Unpredictable financing from the state budget has disrupted even the restoration of major buildings. In 2007, money allocated for the restoration of the fortress towers and refectory of the Simonov Monastery – an outstanding piece of pre-Petrine architecture, partly destroyed in the Soviet period – only became available in September. As a result, some of the work had to be carried out in poor weather conditions and that inevitably had an impact on their quality. In 2008 a lack of any state financing meant that no work at all was carried out at the Simonov Monastery. The modest funds donated by sponsors sufficed only to drain the site. Insufficient financing forces restorers to find ways of saving money, often by using cheap, unqualified labourers. This results in a decline in quality and sometimes makes it necessary to redo work that has already been completed.

теория сохранения наследия / сonservation тheory со временем проблема будет становиться все более и более острой. Очевидно, что реставрационная отрасль в Москве переживает серьезный кадровый кризис. Несмотря на то что эффектные проекты по реставрации и реконструкции крупных объектов в последние годы являются одним из предметов гордости городских властей, престиж профессии архитектора-реставратора остается крайне низким. Из 10-20 человек, которых ежегодно выпускает кафедра реконструкции и реставрации Московского архитектурного института, специализацию по реставрации выбирают обычно 4-6 человек, но в последние годы это число сокращается; в 2008 г. не было выпущено вообще ни одного реставратора. «К счастью, еще есть реставраторы-фанатики, которые стремятся во что бы то ни стало сделать то, чего требует их совесть. Но чего им это стоит!..» – с горечью говорит Лидия Шитова. Несмотря на значительный объем реставрационных работ, производимых в Москве в последние годы, специалисты отмечают падение спроса на научную реставрацию. Привлечение к проектированию и работам на памятниках архитектуры строительных организаций общего профиля неизбежно ведет к многочисленным методическим и технологическим нарушениям. Результатом становится утрата и огрубление деталей, установка в окна стандартных стеклопакетов, облицовка цоколей исторических зданий керамической плиткой или полированным гранитом. Отдельной проблемой являются ошибки в колористическом решении оштукатуренных стен и металлических кровель. Использование современных ярких акриловых красок не сопровождается должной корректировкой методики подбора оттенков, что ведет к значительному искажению цветовой среды исторического города. При этом рабочие общестроительных специальностей не владеют реставрационными технологиями и не умеют обращаться со специфическими строительными материалами, используемыми в реставрации. «Причиной многих негативных явлений в реставрации в Москве, как и в остальной России, является несовершенство системы распределения государственных заказов, – поясняет Борис Сизов. – Действующее законодательство

предусматривает тендер, победителем которого признается организация, которая предложит самую низкую стоимость проведения работ в изначально определенные сроки. То и другое фактически несовместимо с научным подходом к реставрации, поскольку в ходе реставрационных работ и

исследований обычно выявляется много ранее неизвестных особенностей памятника, требующих корректировки проекта, сметы и изменения сроков работ. Таким образом, система тендеров, по сути дела, ведет к отсеву профессионалов, а заказы достаются неквалифицированным исполнителям. Реставрация скульптуры «Рабочий и колхозница» затянулась именно по этой причине». Осознавая важность этой проблемы, Московская городская дума в декабре 2008 года поддержала находящийся на рассмотрении в Государственной думе России проект поправок в Федеральный закон «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд», согласно которым государственный заказчик должен получить право при выборе исполнителей учитывать наличие производственных мощностей, квалификацию и опыт ра-

270

Low fee rates that have not been readjusted for many years and the inability of restoration organizations to provide even the most basic comforts on building sites stop the profession from attracting fresh blood, especially from among Muscovites. The lack of qualified workmen is one of the most serious problems facing the restoration sector in Moscow. It partly meets its needs by bringing in teams from

other regions, where restorers are without work, but the absence of any influx of new recruits and the increasing age of the existing workforce mean that with time the problem will become more and more acute. It is clear that the restoration sector in Moscow is facing a serious personnel crisis. Despite the fact that high-profile restoration and reconstruction work on large buildings have been a source of pride for the city government in recent years, the architect-restorer’s profession itself is viewed as decidedly less than prestigious. Out of the 10 to 20 students who graduate annually from the reconstruction and restoration department of the Moscow Architecture Institute, only four to six usually choose to specialise in restoration; among the class of 2008 not a single one had done so. “Fortunately there are still enthusiasts who try to do what their conscience dictates come what may, but they pay a price for it,” said Shitova. Despite the large amount of restoration work being carried out in Moscow in recent years, specialists say that there has been a fall off in the demand for scientific restoration. The use of nonspecialist contractors inevitably leads to technological and methodological breaches. Details are lost or coarsened, off-thepeg double-glazing units are fitted, plinths are clad in ceramic tiles or polished granite. Mistakes in the colour scheme of stuccoed surfaces and metal roofs are a whole issue in itself. The use of modern acrylic paints is not compensated by any rectification of the difference in shades, which has a major impact on the colouration of the historic cityscape. The labourers employed by mainstream companies are unfamiliar with restoration techniques and do not know how to use the special building materials used in restoration. “A lot of poor restoration both in Moscow and the rest of Russia is caused by flaws in the system for allocating state commissions,” said Sizov. “Current legislation requires a

tender to be held and the successful bidder is the organisation that can carry out the work cheaper than any of the others in the stated timeframe. Both these requirements are incompatible with a scientific approach to restoration, since while the

building is being surveyed and work is being carried out, often a lot of previously unknown features come to light, which require the project, the original estimate and the timeframe to be changed. Thus, the tender system essentially filters out professionals and favours unqualified contractors. This was the reason why the restoration of the statue of the Factory Worker and the Collective Farm Girl has been so drawn out.” Realising how serious the issue was, in December 2008 the Moscow City Duma gave its support to a draft document under review by the State Duma proposing revisions to the federal law on the allocation of state and municipal contracts for goods, services and commissions. It calls for state bodies to be given the

реставрация сегодня / restoration today боты в области реставрации. Принятие этих поправок, несомненно, уменьшит масштабы вмешательства некомпетентных организаций в реставрационный процесс, однако одной этой меры явно недостаточно для возрождения научной реставрации в Москве. Сложная ситуация, в которой оказалась реставрационная отрасль России и Москвы в частности, заставляет специалистов поддерживать предложение руководителя Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия (Росохранкультуры) Александра Кибовского о создании государственной корпорации, объединяющей оставшиеся в стране государственные реставрационные организации. «В европейских странах ведущие научно-исследо вательские и проектные организации в сфере реставрации тесно связаны с государственными органами охраны памятников, – отмечает архитектор-реставратор, сотрудник Центральных научно-реставрационных проектных мастерских Дмитрий Яковлев. – И в наших условиях государство является гарантом сохранения методики, соблюдения международных обязательств России в области охраны наследия, продолжения методических разработок. Государственная корпорация позволит сохранить кадры, сберечь библиотеки и архивы реставрационных мастерских, которые часто бывают утрачены при приватизации». Деморализация профессионального сообщества, начавшаяся в период острого кризиса 1990-х годов, когда борьба за выживание вынуждала реставраторов экономить на всем, снижать профессиональные требования и уклоняться от соблюдения общепринятых научных стандартов, продолжилась и в благополучные для Москвы 2000-е годы. Именно в это время из общественного сознания ушло представление о реставрации, как о сложном процессе взаимодействия современного человека с наследием прошлого, требующем уважения к памятнику, глубоких профессиональных знаний и высокой культуры. По оценке Андрея Баталова, в начале XXI века общественное сознание вернулось к образу реставрации, который являлся архаичным уже в конце XIX столетия. Точкой наиболее явного и острого столкновения принятых в отечественной реставрационной школе научных подходов, основанных на международных нормах, и коммерциализированных подходов к эксплуатации культурного наследия стала усадьба Царицыно. В конце 2008 году в прессе развернулась кампания восхваления «реставрационных» достижений Москвы, связанная с присуждением группе проектировщиков и производственников, в 2005–2008 годах принимавших участие в реконструкции Царицына, премии имени Бернхарда Реммерса, учрежденной немецкой фирмой – производителем дорогостоящих специальных строительных материалов. Эта кампания вызвала негативную реакцию со стороны ведущих российских реставраторов, рассматривающих реконструкцию объектов усадьбы Царицыно как действия, лежащие вне пределов понятия научной реставрации. Для адекватной оценки этого события необходимо иметь в виду то, что премия Реммерса присуждается от имени Академии Бернхарда Реммерса – учебного подразделения фирмы «Реммерс», и направлена на поощрение применения современных реставрационных технологий и материалов, в том числе продукции фирмы «Реммерс», а обе строительно-реставрационные организации, которым была присуждена премия Реммерса за 2008 год, являются

271 right to make decisions based on whether the contractor has the capacity, the right qualifications and experience in restoration. If passed, the revisions will undoubtedly reduce the number of unqualified contractors involved in restoration, but this alone is not enough to revive scientific restoration in Moscow. Problems affecting the restoration sector have led experts to give their support to a proposal by Alexander Kibovsky, the head of the federal service regulating the heritage sector (Rosokhrankultury), to set up a state corporation to bring under one roof all the remaining state restoration organisations. “In European countries leading research and design organisations in the heritage sector are closely tied to state conservation bodies,” said Dmitry Yakovlev, architect-restorer at the Central Research and Restoration Design Offices. “In Russia, too, the state is better placed than anyone else to ensure that the correct methodology is observed, as are Russia’s international obligations in the field of conservation, and that methodological planning continues. A state corporation will be able to hold onto staff and maintain the libraries and archives of restoration workshops, which are often lost during privatisation.” The demoralisation of professional circles that began during the severe upheavals of the 1990s, when the struggle for survival forced restorers to economise on everything, lower their professional demands and deviate from generally accepted scientific standards has been carried over into the following, more prosperous decade. It was then that the notion of restoration as a complex process of interaction between modern man and the legacy of the past, requiring respect for the building, extensive professional knowledge and great cultural awareness slipped out of the public consciousness. Andrei Batalov, deputy general director of the study, conservation and restoration of historic buildings of the Kremlin museums describes this as representing a return in the early 21st century to an understanding of restoration that was already viewed as archaic in the late 19th century. The palace of Tsaritsyno became a flashpoint, where scientific approaches based on international norms, accepted in the Russian school of restoration, collided with the commercialisation of heritage as never before. In late 2008 a press campaign got under way to eulogise the restoration “achievements” of the city government, following the awarding of the Berhard Remmers prize — established by the German firm of the same name that produces expensive specialised construction materials — to a group of architects and contractors who were involved in the restoration of Tsaritsyno. The campaign drew a negative response from leading Russian restorers, who view the reconstruction of the buildings making up the Tsaritsyno complex as completely beyond the bounds of scientific restoration. In order to appreciate the full import of these events, it is essential to bear in mind that the prize is awarded by the Bernhard Remmers Academy, a training subdivision of the Remmers company, and that the parties who were awarded the 2008 prize are its official partners. Thus, the award cannot be viewed as acclaim by the international professional community for the conceptual approach to the restoration of Tsaritsyno and cannot be used to legitimise such treatment of historic buildings. Experts concur that the current financial crisis and general recession will have a negative effect on the state of the Russian restoration sector, and Moscow will be no exception. Above all, a

272 официальными партнерами этой фирмы. Таким образом, присуждение данной премии никак не может рассматриваться в качестве свидетельства признания международным профессиональным сообществом концептуального подхода к реставрации комплекса Царицыно и не может выступать в качестве средства легитимации подобного обращения с объектами культурного наследия. По общему мнению специалистов, наступивший финансовый кризис и общая экономическая рецессия негативно повлияют на состояние реставрационной отрасли в России, не исключая и Москвы. Прежде всего следует ожидать значительного сокращения финансирования со стороны спонсоров и частных инвесторов, а значит, работы на многих объектах, не обеспеченных государственным финансированием, резко сократятся или будут полностью заморожены. Между тем, прерванные реставрационные работы оставляют памятник в состоянии нередко более уязвимом для различных негативных воздействий, чем он был до реставрации. В сложившихся условиях резко возрастает роль государства, на которое ложится основная ответственность за сохранение объектов культурного наследия и, в частности, за их надлежащую реставрацию.

major reduction in financial support from sponsors and private investors is to be expected, and so work on many buildings that is not being supported by the state will be cut back significantly or frozen outright. Interrupted restoration work frequently leaves a building more vulnerable to all kinds of ill treatment than it was before work started. The situation calls for greater involvement from the state, which bears principal responsibility for the conservation of historic buildings and for their proper restoration.

колонтитул

санкт-петербург / st petersburg

273

колонтитул

санкт-петербург / st petersburg Елена Минчёнок / By Yelena Minchyonok

275

276 Санкт-Петербург – сравнительно молодой по европейским меркам город, который, тем не менее, на сегодняшний день является, по всеобщему признанию, одним из красивейших городов мира. До недавних пор он оставался уникальным градостроительным целым, даже к началу XXI века почти полностью сохранившим структуру мегаполиса XIX столетия. На сравнительно небольшой территории исторического центра до сих пор находится более 7000 памятников регионального и общефедерального значения. Сам город и ряд его пригородов являются объектами всемирного наследия ЮНЕСКО, получившими этот почетный статус в 1990 году. В 1988 году на территории исторической части Петербурга была введена Объединенная охранная зона, в пределах которой, в соответствии с законом, запрещено любое современное строительство и которая подразумевает только консервативные виды работ. В 2004 году в городе был законодательно введен высотный регламент, устанавливающий предельные параметры застройки для каждой из четырех имевшихся зон старого города в соответствии с результатами исследований, направленных на сохранение уникальных исторических панорам Петербурга. К сожалению, уже в начале XXI века стало очевидно, что эти и прочие законы, регламенты и нормы не способны надежно уберечь целостный архитектурный ансамбль Петербурга, сложившийся в течение 300 лет. Петербург, основанный императором Петром I в дельте реки Невы, с самого начала имел четкую планировку, так как идея развития нового города была целиком подчинена необходимости создания нового и крупнейшего в России порта. Дельта Невы и ее окрестности, послужившие местом формирования не только собственно порта, но в дальнейшем и всего военного и торгового флота Российской Империи, с градостроительной точки зрения превратилась в своего рода альтернативу главной городской площади. Ширина реки вкупе с плоским ландшафтом обусловливала необходимость четкой регламентации параметров строительства, которые строго соблюдались на протяжении XVIII и XIX веков. К началу советского периода это дало ошеломляющую стройность не только береговой панорамы, но и всех остальных частей города, строившихся по тем же нормам. Выверенные пропорции фасадов, четкое соблюдение так называемой красной линии, регламентированная высота зданий по фасадному карнизу (не выше карниза Зимнего дворца – 23 м), продуманное распределение архитектурных акцентов (над общей линией дозволялось возвышаться только церквям и соборам), слитный брандмауэрный тип застройки улиц – все эти особенности позволили городу приобрести черты единого градостроительного ансамбля. Работы русских и европейских мастеров архитектуры, несмотря на смену мод и стилей, десяти-

Воздействие нового строительства на исторический Петербург уже невозможно игнорировать – оно вторгается практически во все панорамы центра. Петропавловский собор, визуальный фокус города, теперь должен конкурировать за внимание с неуклюжей громадой жилого комплекса «Серебряные зеркала», выросшей на Петроградской стороне Photograph on p. 275: the effect of new construction on historic St Petersburg is impossible to ignore – it has impinged on every panorama of the centre. The city’s centerpiece, the Sts Peter and Paul Cathedral, now has to vie for attention on the skyline with the ungainly bulk of the Serebryaniye Zerkala (Silver Mirrors) residential complex on the Petrograd side.

Although relatively young when compared to its European counterparts, St Petersburg is nonetheless universally acknowledged as one of the most beautiful cities in the world. Until recently its historic integrity was fully intact, and even at the dawn of the 21st century it still retained the structure of a 19th century megalopolis. Across the relatively small area occupied by the historic centre there are more than 7,000 locally- and federally-listed buildings. The city and several of its outlying suburbs are UNESCO World Heritage Sites, and had this honourable status bestowed on them in 1990. In 1988 the historic centre was declared a Combined Conservation Area, within which any modern construction is forbidden by law and only unobtrusive kinds of building work can be carried out. In 2004 legislation was introduced in the city to impose a height restriction on new construction, setting maximum permissible specifications for new development in each of the four then-extant component conservation areas covering the old city, based on the results of surveying work aimed at preserving St Petersburg’s unique historic skyline. Unfortunately, it is now patently obvious that neither that, nor any of the other laws, regulations and standards is able safeguard the integrity of the architectural ensemble of St Petersburg that has taken shape during the course of the last 300 years. Founded by Peter I in the delta of the River Neva, right from the start St. Petersburg had a regular street plan, since the principles guiding the development of the new city were completely subordinate to the need to create a new port, to be the biggest in Russia. The Neva delta and its surroundings — which were not only the place where the port sprang up but also subsequently became the birthplace of the Russian Empire’s naval and merchant fleets — were turned into something along the lines of an alternative central square for the city. The width of the river, together with the flat landscape made it essential to impose strictly defined controls on new building, which were scrupulously observed throughout the 18th and 19th centuries. By the beginning of the Soviet period, this had produced breathtaking uncluttered skylines not only overlooking the river, but throughout the rest of the city, which was built to the same rules. The carefully judged proportions of the façades, strict adherence to a single street line, a limit on the height of the top cornice of the street façades of building (no higher that that of the Winter Palace – 23 meters or just over 75 feet), the finely judged placement of vertical accents — only churches and cathedrals could be built higher that the general roof line — and the unbroken street façades formed by houses abutted on either side: it is to all these features that St. Petersburg owes its character as a unified urban ensemble. The fact that the designs were commissioned from the best Russian and European architects meant that the baroque, Classical, Empire-style and Art Nouveau buildings added over the decades, despite changes in fashions and styles, formed a unified and harmonious environment. After the Revolution, the historic part of the city remained largely untouched, thanks on the one hand to the general poverty and decay, and on the other to the fact that Moscow was now to play the role of capital city. But from the mid-1920s onwards works of new avant-garde architecture started to appear on the outskirts. Only a few of them, unfortunately, are today listed as state-protected buildings. For the most part, the guiding principle in the planning by the new city rulers was to build a new centre to the south of the pre-existing historic core to demonstrate their

277

Еще один из классических петербургских видов будет непоправимо изуродован, если осуществятся планы по строительству многофункционального комплекса «Измайловская перспектива». Хотя он будет располагаться на некотором расстоянии от центра, его самые высокие башни (до 140 м высотой) будут вторгаться в панорамы центра, в том числе, при взгляде с Кронверкского пролива. Монтаж Сергея Истомина Yet another one of St Petersburg’s most famous views will be compromised for good if the plans for the multi-functional Izmailovskaya Perspektiva complex go ahead. Although located some way from the centre, at 140 meters (460 feet), its tallest towers will intrude on the skyline of the centre as seen from the Kronverk strait. Montage by Sergei Istomin

летие за десятилетием позволяли барокко и классицизму, ампиру и модерну создавать единое гармоничное пространство. С приходом советской власти благодаря, с одной стороны, общей нищете и разрухе, а с другой – переносу столичной функции в Москву, историческая часть города осталась неприкосновенна. Впрочем, уже с середины 1920-х годов на окраинах начинают появляться примеры новой архитектуры авангарда, из которых только некоторые, к сожалению, сегодня имеют официальный статус памятников истории и культуры. В целом же градостроительная идея новых правителей города и страны заключалась в том, чтобы, в ознаменование «отречения от старого мира», перенести строительство центра нового города на юг от имеющегося исторического ядра. В результате не только был сохранен исторический Петербург, но и появились целые районы в стиле так называемого сталинского ампира, а кроме этого – закрепилась тенденция не замещать исторические здания современными, а строиться «вширь». Помимо прочего,

в советский период начисто отсутствовала экономическая выгода сноса исторических зданий в центре города с последующим возведением современных форм. Новые строения появлялись только в

связи с действительной абсолютной аварийностью здания или его утратой в силу различных причин. Но даже в период восстановления города после блокадных разрушений в тех случаях, когда это представлялось технически возможным, искалеченные бомбежками и почти полностью уничтоженные дома отстраивались заново в максимальном соответствии с их историческим видом.

Новое строительство влезает в панорамы Петропавловской крепости с нескольких точек. Раньше она стояла в величественном одиночестве: теперь, если смотреть на нее вверх по Неве, взгляд притягивают новые многоэтажные жилые комплексы «Монблан» и «Аврора» на Выборгской стороне New construction intrudes on panoramas of the Sts Peter and Paul fortress from more than one viewpoint. It used to stand serene: now, when looking upstream over the Neva towards it, the eye is drawn to the new Mont Blanc and Aurora residential high rises in the background, located on the Vyborg side.

rejection of the old order. As a result not only was historic St. Petersburg saved, also new districts appeared in the so-called Stalin Empire style and, in addition, a tendency was established not to mix together new buildings with historic ones, but instead to expand the city by building outwards. Apart from anything else, in the Soviet period there

was nothing to be gained whatsoever in economic terms by knocking down historic buildings in the city centre and putting up modern replacements in their stead. New construction appeared only when an existing

building was completely beyond repair or else if it had been destroyed for any reason. Yet even when the damage done to the city during the siege of Leningrad was being made good, wherever it was technically possible, bomb-damaged and even buildings that had virtually been completely destroyed were rebuilt as close as possible to their original form. The situation began to change dramatically at the beginning of this decade, when Russia’s economy was getting back on its feet after the upheavals of the late 20th century. The burgeoning nascent construction industry on the one hand and, on the other, a sea-change in attitudes on the part of the public in general and local government and top businessmen in particular – for the latter the heritage acquired monetary worth rather than abstract value – brought about a rapid change in the outward appearance of the city, which escalated year on year in a literal sense.

These days, views over the historic city are hot property. Whereas in the past high-rise construction was confined to the outskirts, at the

санкт-петербург / st petersburg

Ситуация начала резко меняться в начале 2000-х годов, когда экономика страны стабилизировалась после потрясений последних десятилетий ХХ века. Бурное возрождение строительной индустрии, с одной стороны, а с другой – качественное изменение общественного сознания и, в особенности, сознания администрации и бизнес-элиты, в котором наследие обрело не ценность, а цену, стало толчком к весьма скоропостижному изменению облика города, с каждым годом – в буквальном смысле – покоряющего всё новые высоты.

Сегодня по всему городу бойко идет торговля историческими видами. Высотное строительство, в прошлом характерное лишь для окраинных районов, с начала 2000-х годов бойко перекинулось в центр Петербурга. Прошедшая в Петербурге в

феврале 2007 года конференция под эгидой ЮНЕСКО, посвященная проблемам сохранения исторического наследия города, рекомендовала правительству Санкт-Петербурга сохранить действующие на тот момент высотные ограничения. Однако после отъезда делегатов ЮНЕСКО руководство города объявило о намерении отменить эти правила: через год действовавший с 2004 года высотный регламент был после череды внутриадминистративных интриг якобы отменен, и до начала 2009 года, когда новые высотные ограничения были приняты в составе новых «Правил землепользования и застройки» (ПЗЗ), согласования проектов проводились фактически в поле юридического вакуума. Предложенная в рамках ПЗЗ модель высотного регламентирования, уже традиционно называемая по имени основного разработчика «воронка Николащенко», предполагала плавное повышение высотности от исторического центра к окраинам го-

278

Васильевский остров традиционно отличается малой высотностью застройки. При взгляде через Неву, как на этой фотографии, его горизонтальный силуэт прорезают только церкви, такие, как собор Оптиной пустыни (Василий Косяков, 1895-1896) на набережной Лейтенанта Шмидта. Над всем этим теперь нависают здания Товарно-Нефтяной биржи и жилого комплекса «Финансист» Vasilyevsky Island is historically a low-rise area. Seen across the river Neva, as here, skyline is punctuated only by churches such as that of the metochion of Optina Pustyn Monastery (by Vasily Kosyakov, 1895-1900 – middle of the centre ground) on Naberezhnaya Leitenanta Shmidta. All are now overshadowed by the Oil and Commodities Exchange building and its neighbour, the Finansist residential tower.

beginning of the current decade it shouldered its way into the centre. At a conference on the preservation of

urban heritage held in St Petersburg in February 2007 under the aegis of UNESCO, recommendations were made to the city government to retain the restrictions on the height of new construction that were then in force. But once the UNESCO delegates had left, the authorities announced plans to abolish these rules: one year later, the height restriction that had been on the books since 2004 was supposedly abolished following a succession of intrigues within the city administration, and up until early 2009 (when new height restrictions were passed as part of the new Rules on Land Use and Development or RLUD) new projects were granted planning permission in what amounted to a legal vacuum. The model for restricting height by zone proposed as part of RLUD proposed a smooth rise in height moving outwards from the historic centre to the outskirts, in order to prevent new tall buildings from impinging on historic panoramas and detracting

279

Этот вид через Дворцовый мост и стрелку Васильевского острова с Ростраль ными колоннами, Биржей Тома де Томона (1804-1810) и куполом Кунстка меры – одна из визитных карточек Петербурга. Он был изуродован новым зданием Товарно-нефтяной биржи высотой 63,5 метра The view over Palace Bridge and the headland of Vasilyevsky Island with the Rostral Columns, Thomas de Thomon’s Stock Exchange of 1804 to 1810 and the cupola of the Kunstkamera is one of St Petersburg’s most famous vistas. It has been wrecked by the new 63,5-meter- (just over 208-feet-) Oil and Commodities Exchange building.

рода – с тем, чтобы появляющееся новое высотное строительство не вторгалось в исторически сложившиеся панорамы и не нарушало визуального восприятия исторических памятников. Однако в ходе разработки закона возникло более 200 исключений из предлагавшейся нормы, делавших общее правило фактически бессмысленным. Все эти коррективы были внесены депутатами Санкт-Петербургского Законодательного собрания и отражали интересы застройщиков, уже успевших получить разрешение на реализацию своих высотных проектов. К счастью, объединенными силами специалистов и общественности, работающих на благо сохранения исторического наследия города, удалось немного скорректировать ситуацию: многие из этих доминант были после работы специальной комиссии «урезаны» в высоте – но, к сожалению, в большинстве случаев не настолько, чтобы при этом не нарушать предлагаемые высотные нормативы. Подвох в принятом законе заключается еще и в том, что в силе остаются не только те случаи, где разрешение на строительство уже получено, но и те, где уже были произведены проекты планировки и межевания территорий. Между тем исторические панорамы, в основном в непосредственной близости от берегов Большой Невы, уже основательно изуродованы. Ровно напротив знаменитого Летнего сада, рядом с уродливым коробкообразным зданием гостиницы «СанктПетербург» советской постройки, расположились две новые «высотные доминанты» – 73-метровый элитный жилой дом «Аврора» и 76-метровый жилой комплекс «Монблан». Неподалеку от них, на Петроградской стороне, прямо за зданием Санкт-Петербургской соборной мечети, завершено строительство высотного жилого комплекса «Серебряные зеркала» (48 метров), чей силуэт грубо вторгается в панораму

from the visual impact of historic landmarks. Yet while the law was being drafted, over 200 exceptions to the rule were made, rendering it effectively useless. All of these amendments were made by deputies of the St Petersburg legislative assembly (the city’s parliament) and reflected the interests of developers who had already managed to obtain planning permission for high-rise projects. Fortunately, thanks to the combined efforts of professionals and grassroots campaigners working to protect the city’s heritage, it proved possible to ameliorate the situation somewhat: many of these tall buildings were cut down in height by a special commission, but unfortunately, not by enough in most cases to prevent them from fouling the proposed height restrictions. The catch in the new law is that it does not apply to projects for which planning permission has already been granted, as well as to schemes for planning and demarcating areas earmarked for redevelopment. At the same time, historic views – mainly those in direct proximity to the Bolshaya Neva, the main channel of the delta – have already been completely wrecked. Directly opposite the famous Summer Gardens, next to the hideous boxy Soviet building of the Hotel St Petersburg, two new ‘vertical accents’ have appeared – the 73-meter- (240-feet-) high Aurora and the 76meter- (249-feet-) high Mont Blanc luxury residential complexes. Not far away from them on the Petrograd Side, right behind the central mosque, construction has been completed of a new, highrise residential complex named Serebryaniye Zerkala (Silver Mirrors), whose 48-meter- (nearly 160 feet) high outline buts rudely into views of St Petersburg’s main historic attraction – the Sts Peter and Paul Fortress. Despite the scandal that hit headlines nationwide in summer 2008, nothing has been done whatsoever to make any sort of significant reduction in the height of the 63.5 meters (just over 208 feet) tall Commodities and Oil Exchange in the middle of Vasilyevsky Island. The building was virtually finished when it transpired that it jutted up obtrusively on the skyline in famous views of the group of buildings on the headland of Vasilyevsky Island. Views of the metochion of Optina Pustyn Monastery on Naberezhnaya Leitenanta Shmidta have been completely wrecked by its enormous bulk rising up in the background. After the media got hold of a photograph showing the damage done to this historic panorama by Marianna Nesina, an activist from the Living City, an independent grassroots organisation, there was a flood of press and television coverage. The city authorities, who had initially given all the necessary permits for construction only then to make a show of demanding that the building be lowered in height, found themselves on the verge of an epic legal battle with the developer. The outcome of their negotiations was that the city forced them to lower the building by a ‘whole’ 3.68 meters (12 feet) – exactly the amount by which the actual dimensions of the building exceeded what had been officially agreed. The height of the Finansist residential complex, which is located just behind the Commodities and Oil Exchange building and several meters taller than it, was never even discussed at the level of the city government. As of March 2009, work on the high-rise Imperial residential complex in direct vicinity of the Novodevichy Convent is approaching completion (73 meters or 240 feet high, despite a maximum permitted height of 35 meters or 115 feet): building work went ahead despite the fact that no construction permits had even

санкт-петербург / st petersburg

280

В свое время уничтоженные большевиками золоченые купола Воскресенского собора Новодевичьего монастыря вернулись в петербургский ландшафт по завершении реставрации храма. Но фон теперь для них составляет не небо, а жилой комплекс «Империал», строительство которого велось без всякого согласования Removed by the Bolsheviks in the 1930s, the gilded domes of the 19th century Resurrection Church of the Novodevichy Convent returned to St Petersburg’s skyline in 2007 following restoration work. But they have been rudely upstaged by the Imperial housing complex, which went ahead even though no construction permits had been issued for it.

основного исторического комплекса Петербурга – Петропавловской крепости. Несмотря на огромный скандал, принявший летом 2008 года общероссийские масштабы, так и не были приняты меры для сколь бы то ни было существенного понижения здания Товарнонефтяной биржи в центре Васильевского острова (63 метра). Уже только фактически по завершении строительства здания выяснилось, что его силуэт грубо вторгается в классическую панораму зданий стрелки Васильевского острова, а вид на Успенское подворье монастыря Оптина пустынь (набережная Лейтенанта Шмидта), позади которого выросла громада биржи, окончательно испорчен. Снимок искажения исторической панорамы, сделанный активисткой независимого общественного движения «Живой город» М. Несиной, попав в СМИ, вызвал бурю публикаций и телесюжетов; между действующей администрацией, сначала выдавшей все требуемые согласования на строительство, а затем демонстративно потребовавшей «укоротить» здание, и застройщиком чуть не разгорелось эпохальное судебное разбирательство. В результате переговоров город обязал понизить здание на «целых» 3,68 метра – ровно настолько, насколько реальные параметры здания превышали согласованные габариты. Высота жилого комплекса «Финансист», стоящего сразу за зданием Биржи и превышающего его на несколько метров, на уровне правительства Санкт-Петербурга даже не обсуждалась. На данный момент (март 2009 года) подходит к концу возведение высотного жилого комплекса «Империал» (высота здания 73 метра, при разрешенной норме в 35 метров) в непосредственной близости от комплекса Новодевичьего монастыря;

Планы Газпрома по сооружению небоскреба «Охта-центра» привели к тому, что исторический силуэт Санкт-Петербурга был включен в 2008 году в публикуемый Всемирным фондом памятников список 100 памятников и достопримечательных мест, находящихся под наиболее серьезной угрозой. Они также навлекли критику ЮНЕСКО, включая угрозы исключить город из списка Всемирного наследия, если строительство все-таки начнется Gazprom’s plans for the Okhta-Centre office skyscraper resulted in St Petersburg’s historic skyline being included in the World Monuments Fund’s 2008 list of the world’s 100 most endangered sites. It also drew criticism from UNESCO, including a threat to remove the city from the list of World Heritage Sites if construction went ahead.

been issued. The required historic and cultural survey of the area, which includes a state-protected group of buildings, was conducted only retrospectively in February 2009 and then only after the scandal was given extensive media coverage. Fortunately, the most monstrous project out of all the planned tall buildings — the plans to build a 396-meter- (1,300-feet-) high office skyscraper for Gazprom, notorious well outside Russia — has yet to start and conservationists have reason to suppose that it may yet be possible to avert this terrible mistake. The working design for the Okhta Centre (previously known as Gazprom City) was supposed to have been unveiled by its authors, British architectural firm RMJM, back in April 2008, but so far there has been no news as to how near it is to being ready. If this building were to be built, views of the historic panorama over the Neva would be irreparably damaged. Given the astronomical value of land in the historic centre, investors are doing their utmost to squeeze a return out of any empty plot, a virtually non-existent commodity there. Historic

buildings making up the urban fabric are

281

Бывший дом причта Исаакиевского собора, построенный в XVIII веке и перестроенный в 1870 году, находился в самой середине исторического центра, на Галерной улице, 6. Он не считался охраняемым объектом культурного наследия, и в 2007 году его снесли, чтобы освободить место для пятизвездочного отеля. Редевелопмент таких домов приводит к серьезной эрозии исторического ландшафта The former clergy house of St Isaac’s Cathedral, an 18th century building remodelled in 1870 was located right in the middle of the historic centre at 6 Galernaya Ulitsa. Not listed, it was demolished in 2007 to make way for a five-star hotel. The redevelopment of buildings such as this leads to severe erosion of the historic streetscape.

работы велись даже без разрешения на строительство. Требовавшаяся историко-культурная экспертиза квартала, в котором находится официально признанный памятник архитектуры, была сделана только в феврале 2009 года задним числом и только после того, как скандальная ситуация получила широкую огласку в прессе. К счастью, самый монструозный проект из серии высотного строительства, известный уже далеко за пределами России – возведение офисного центра для компании «Газпром» высотой 396 метров – пока еще не начался, и у защитников исторического наследия есть некоторые основания полагать, что этой чудовищной ошибки все же удастся избежать. Рабочий проект здания «Охта-центра», ранее называвшегося «Газпром-Сити», должен был быть представлен его автором, английским архитектурным бюро RMJM, еще в апреле 2008 года – и до настоящего момента никаких новостей о состоянии его готовности не поступало. В случае, если все же это здание будет построено, исторические панорамы Невы будут непоправимо испорчены. Осознав баснословную стоимость земли в историческом центре города, инвесторы стремятся извлечь прибыль из любого пустующего участка – которых в историческом центре Петербурга практически нет. Под нож систематически пускают-

ся исторические строения, принадлежащие так называемой рядовой застройке – те, которые не являются выдающимися памятниками архитектуры, но все вместе составляют ту самую уникальную ткань городского пространства, без которой феномен Петербурга перестаёт существовать.

Эти дома на перекрестке Литейного проспекта с улицей Чайковского были незаконно снесены в декабре 2007 года. Участок был полностью расчищен, за исключением фасадной стены углового дома, которая теперь встроена в новое сооружение, значительно превышающее своего предшественника по размеру This complex of buildings at 5 Liteiny Prospekt, at the junction with Ulitsa Chaikovskogo, was demolished illegally in December 2007. The site was totally cleared apart from the façade walls of the building on the corner, which are now being incorporated into a new structure substantially higher than its predecessor.

systematically being consigned to oblivion – that is, buildings which may not be outstanding pieces of architecture taken individually, but in their totality create the unique cityscape without which St Petersburg as we know it ceases to exist. Buildings

such as these are regularly declared dangerous structures, often on the basis of surveyors’ reports which are ‘tailored’ to produce the desired result for an investor. The Tatyana Slavina architectural firm has won special notoriety in this respect, allegedly having more than once been caught contributing information to surveyors’ reports that pandered to investors’ needs, naturally in the interests of its own commissions. Information obtained and published by Tatyana Likhanova on the gorzakaz.org portal and also by the fontanka.ru news agency shows that these architectural hit-men are implicated in the destruction of several dozen buildings in the historic centre of St. Petersburg, among them the following: 6 Voznesensky Prospekt, a tenement block of 1764-1776, remodelled in an eclectic style in 1893; 6 Galernaya Ulitsa, the clergy house of St Isaac’s Cathedral, rebuilt in 1870 by Mikhail Makarov (no information about the original building has survived); 5 Liteiny Prospekt, rebuilt in 1882 by Khristian Tatski, incorporating an 18th century building – the older part was completely demolished in 2007, while only two walls remain of the corner block; 51 Naberezhnaya Kanala Griboyedova (the building of the Assay Chamber and the Assay College, late 18th/early 19th century),

санкт-петербург / st petersburg

Здание Пробирной палаты и Пробирного училища (набережная канала Грибоедова, 51), датировавшееся рубежом XVIII – XIX веков, снесено в 2008 году, несмотря на то что считалось вновь выявленным памятником истории и культуры. На его месте появится значительно более крупный муляж, в нижних этажах которого будет приблизительно воспроизведен первоначальный фасад The complex of Assay Chamber and Assay College at 51 Naberezhnaya Kanala Griboyedova, dating from the late 18th/early 19th century, was demolished in 2008, despite being listed as a newly identified historic structure. It is to be replaced by a much larger sham replica, externally loosely replicating the original on the lower two storeys of its façades.

Такие дома регулярно признаются аварийными, и зачастую – на основе экспертиз о техническом состоянии здания, «подогнанных» под необходимый инвестору результат. Особенную известность в этом отношении приобрело архитектурное бюро Татьяны Славиной, уже не единожды пойманное на написании в экспертном заключении любой удобной инвестору информации – естественно, под соответствующий заказ. На сегодняшний день прямое участие этой «мастерскойкиллера» можно обнаружить в судьбе не одного десятка снесённых зданий на территории исторического центра Петербурга, в частности: дом №6 по Вознесенскому проспекту (доходный дом, 1764–1776, перестроен в 1893 г. в формах эклектики); дом №6 по Галерной улице (Дом причта Исаакиевского собора, перестроен в 1870 г., арх. М.А.Макаров, сведений о первоначальной постройке не сохранилось); дом №5 по Литейному проспекту (построен в 1882 г., арх. Х.Х. Тацки, включал в себя здание XVIII века – старая часть полностью снесена в 2007 году, от угловой части оставлено две стены); дом №51 по набережной канала Грибоедова (здание Пробирной палаты и

282

demolished in 2008 although it had been listed as a newly identified historic building with the recommendation that it be included in the Unified State Register as a regionally listed structure; 7 Ulitsa Esperova, built in the 1900s, designed by Erikh Gustavson – listed as a newly identified historic building, but delisted in September 2007 a few days prior to demolition. The expert survey on the basis of which an important Constructivist building was demolished in 2007 – the Kirov stadium on Krestovsky Island (Alexander Nikolsky, K.I. KashinLinde, Nikolai Stepanov et al., 1932-1950), a federally listed structure – was by the same hand. Unfortunately, this death toll runs to many more entries –

in just the last six years over 100 historic buildings have been destroyed in St Petersburg, many of which were officially state-protected. In some cases

entire blocks have been lost, such as five buildings on the corner of Nevsky Prospekt and Ulitsa Vosstaniya, demolished in autumn 2006, supposedly on the grounds that there were in a dangerous state, to make way for a new multi-functional shopping centre. This category also includes an entire quarter of Art Nouveau buildings between Ulitsa Shkapina and Ulitsa Rozenshteina demolished in 2007, by which time they were in an unbelievably run-down state after going for 50 years without even the most basic cosmetic repairs. Alas, not even buildings famous throughout Russia

and beyond are safe from mutilation,

or “reconstruction and adaptation” as it is now called in official documents. During the course of work to convert it to a luxury hotel, the listed Chicherin house – built for chief of police Nikolai

283

пробирного училища, конец XVIII – начало XIX в.), снесен в 2008 году, до этого – вновь выявленный памятник истории и культуры, рекомендован к включению в Единый государственный реестр объектов культурного наследия как объект культурного наследия регионального значения; дом № 7 по улице Эсперова (арх. Густавсон, 1900-е гг., выявленный памятник культурного наследия, снят с охраны в сентябре 2007 года, за несколько дней до сноса). «Работы» этой же мастерской – экспертное согласование сноса памятника конструктивизма, стадиона им. Кирова на Крестовском острове (арх. А.С. Никольский, К.И. Кашин-Линде, Н.Н. Степанов и др., 1932–1950 гг.), памятник федерального значения, снесен в 2007 году. К сожалению, этот скорбный список может быть продолжен:

всего за последние 6 лет в Петербурге было уничтожено более сотни исторических зданий, многие из которых были официально зарегистрированными памятниками архитектуры. В отдельных

случаях уничтожению подверглись целые кварталы: сюда можно отнести пять зданий на углу Невского проспекта и улицы Восстания, снесенные осенью 2006 года якобы по аварийности – с тем чтобы возвести на их месте современный многофункциональный торговый комплекс. Из этого же ряда – целый квартал между улицами Шкапина и Розенштейна: до сноса в 2007 году это был ряд зданий эпохи модерна, до невероятности запущенный в последние 50 лет, когда в домах не производилось даже базового косметического ремонта. К несчастью, даже известные на всю страну и за

ее пределами памятники не защищены от варварского разрушения, называемого теперь «реконструк-

Шедевр Александра Никольского и один из крупнейших спортивных комплексов в СССР, Кировский стадион на Крестовском острове (построенный между 1932 и 1950 годами) имел уникальную типологию, в которой трибуны были образованы искусственными насыпями. Хотя сооружение было памятником федерального значения, его снесли ради строительства нового стадиона, первоначально спроектированного Кишо Курокавой в 2007 году The masterwork of Alexander Nikolsky and once the largest in the USSR, the Kirov stadium on Krestovsky Island (built 1932 to 1950) boasted a unique design with tribunes formed from artificial mounds. Despite being federally listed, it was demolished to make way for a replacement designed originally by the late Kisho Kurokawa in 2007.

Chicherin in 1768-1771 and one of the oldest secular buildings in St Petersburg – was virtually obliterated, its level of state protection having first been reduced in preparation. It is not known who designed it, but Jean-Baptiste Vallin de la Mothe (1729-1800), Alexander Kokorinov (1726-1772), Yury Felten (17301801) and Alexei Kvasov (1718-1772) have all been put forward as possible architects. In 1919 the building was turned into the House of Arts at the initiative of Maxim Gorky and functioned as such until 1923. Writers and poets such as Kornei Chukovsky, Nikolai Gumilyov, Mikhail Zoshchenko and Vsevolod Rozhdestvensky, as well as painter Kuzma Petrov-Vodkin worked in this building. Poets and writers including Gorky himself, Alexander Blok, Andrei Bely, Anna Akhmatova, Fyodor Sologub, Vladimir Mayakovsky and even H.G. Wells spoke here. Alexander Grin wrote his novel ‘Scarlet Sails’ in the Chicherin house, where also poet Nikolai Gumilyov was arrested on August 1st, 1921. Life in the House of Arts was depicted by Olga Forsh in her novel ‘The Ship of the Mad’. All that survives now of this building is the front walls (and then only up to the level of the second and third floors) and part of the outbuilding standing in the courtyard behind it

санкт-петербург / st petersburg

284

Дом Лобановых-Ростовских, построенный в 1817-1821 годах Огюстом Монферраном и являющийся памятником федерального значения, подвергся разрушительным и противоречащим его стилю переделкам в процессе превращения в дорогой отель, причем произошла значительная утрата подлинной ткани здания

Шпалерная улица идет практически по центральной оси шедевра Бартоломео Растрелли, Смольного монастыря. В этом качестве она является тем местом, откуда раскрываются лучшие виды на монастырь и собор. Точнее, являлась – до тех пор, пока не были построены крупные жилые дома, загородившие панораму.

The house of the Lobanov-Rostovsky family, a federally listed building of 1817-21 by Auguste Montferrand, has been subjected to destructive and wholly unsympathetic alterations during the process of conversion to a luxury hotel, entailing significant losses to the original fabric.

Shpalernaya Ulitsa almost follows the central axis of the plan of Bartolomeo Rastrelli’s masterpiece, the Smolny Convent. As such it provides one of the most important viewpoints for this magnificent ensemble, but these have been wrecked in recent years by new residential construction.

цией с приспособлением». Так, в ходе реконструкции под гостиницу класса «люкс» был фактически уничтожен предварительно пониженный в статусе памятник федерального значения, так называемый дом Чичерина – одно из старейших в Петербурге зданий, построенное для генерал-полицмейстера Н. И. Чичерина в 1768–1771 гг. Архитектор неизвестен, но предполагается, что им могли стать Ж.Б. Валлен-Деламот, А.Ф. Кокоринов, Ю.М. Фельтен или А.В. Квасов. В 1919–1923 годах этот дом стал по инициативе А.М. Горького Домом искусств (ДИСК). Здесь работали К.И. Чуковский, Н.С. Гумилев, М.М. Зощенко, В. Рождественский, К. Петров-Водкин, выступали А.М. Горький. А.А. Блок, А. Белый, А.А. Ахматова, Ф. Сологуб, В.В. Маяковский, Г. Уэллс. Здесь А.С. Грин написал «Алые паруса». 3 августа 1921 года здесь был арестован Николай Гумилев. Жизнь в Доме искусств отобразила писательница Ольга Форш в своем романе «Сумасшедший корабль». Сегодня из подлинных элементов этого здания остались только фасадные стены – и то до 3-4 этажа – и часть внутридворового корпуса с лестницей, ведший в залы кинотеатра «Баррикада». Все остальное уничтожено. Похожая судьба постигла и дом Лобановых-Ростовских, ещё один памятник федерального значения, знаменитый «дом со львами» работы Огюста Монферрана (1819) в непосредственной близости от Исаакиевского собора. В здании был снесен оригинальный внутридворовой флигель, полностью уничтожены исторические интерьеры здания, во время работ на внутридворовой территории был без малейшего археологического надзора изъят культурный слой на глубину более 4 метров. Кроме того, здание обросло уродливыми мансардами, а на

containing a staircase that used to provide access to the Barrikada cinema. All the rest has been destroyed. A similar fate has befallen the house of the Lobanov-Rostovsky family, which is also undergoing heavy-handed reconstruction as a luxury hotel. Known colloquially as ‘The Building with the Lions’ it was built in 1817-1821 to designs by Auguste Montferrand (17861858). Like the Chicherin house, it is a federally listed building, and located right next to St Isaac’s Cathedral, which was designed by Montferrand too. The wing running across the internal courtyard has been demolished, the original interiors have been completely destroyed and during the course of construction work in the internal courtyard over four meters of occupation layers were removed without any kind of archaeological inspection whatsoever. Moreover, the building has now acquired obtrusive and ungainly mansard roofs, together with an excrescence which is to house a boiler room. A similar scene is to be observed at the complex of the former Senate and Synod (by Carlo Rossi, 18291834 and located on Ploshchad Dekabristov, also right next to St Isaac’s Cathedral), which is undergoing reconstruction: occupation layers containing potentially valuable archaeological finds have been lost and the building itself has gained (if that is the right word) a glass dome, as so often happens these days. An even more egregious glass superstructure appeared a few years ago on top of a building at 4 Pochtamtskaya Ulitsa when it was rebuilt as the hotel Renaissance. On top of these problems, as a result of all this major construction work going on in the direct vicinity, the state of St Isaac’s Cathedral has taken a distinct turn for the worse in recent

285

Последствия ведущегося в непосредственной близости от Исаакиевского собора обширного строительства, сопровождающегося рытьем глубоких котлованов и забиванием свай, уже заметны невооруженным взглядом: глубокие трещины появились на гранитных колоннах портика и на внутренних сводах The effect on St Isaac’s Cathedral of extensive construction work in the close vicinity, involving deep excavation and piling, is already visible to the untrained eye – cracks have appeared in the granite columns of the portico and, inside, in the vaulting.

крыше появился дополнительный объем, в котором теперь будет размещаться котельная. Сходная картина наблюдается и в случае реконструкции комплекса зданий Сената и Синода (К.И. Росси, 1829–1834) на площади Декабристов, опять же рядом с Исаакиевской площадью: в ходе работ были уничтожены ценные археологические памятники, а само здание «обогатилось» характерным для нового времени стеклянным куполом. Еще более ужасающий купол появился несколько лет назад над зданием на Почтамтской улице, 4, перестроенным под гостиницу «Ренессанс». Кроме прочего, в результате комплекса подобных масштабных строительных работ в непосредственной близости от знаменитого Исаакиевского собора за последние годы его состояние сильно ухудшилось: появились новые крупные трещины, как в сводах, так и в монолитных гранитных колоннах. К сожалению, и петербургский КГИОП (Комитет по государственному использованию и охране памятников истории и культуры), и руководство собора отказываются признать наличие этих чудовищных изменений.

Новые элементы и формы, внедряемые под регулярно высказываемым петербургскими градоначальниками лозунгом «Город должен развиваться!», один за другим искажают облик исторических улиц и площадей Петербурга. Так, уже всенародно самым чудовищным приобретением для города было признано в 2008 году здание торгового комплекса «Регент-холл» (арх. П.И. Юшканцев), разместившегося на Владимирской площади. Некрупное пространство, доминантой

Несколько лет назад линию горизонта Исаакиевской площади нарушила объемная стеклянная надстройка над отелем «Ренессанс», который сам по себе является проектом, для реализации которого от исторического здания были оставлены только фасады. Этот «горб» возвышается над элегантным зданием германского посольства, построенным по проекту Петера Беренса в 1911-1912 годах The skyline of Isaakiyevskaya Ploshchad has been ruined by the addition of a bulky glass superstructure on top of the Hotel Renaissance — itself a project involving the façading of an historic building — which protrudes above the former German Embassy by Peter Behrens of 1911-1912.

years: large new cracks have appeared in both the vaulting and the columns of the porticoes, all of them carved from single pieces of granite. Unfortunately, KGIOP (the St Petersburg Heritage Committee) and the management of the cathedral (which is a museum and only used occasionally for services) are refusing to acknowledge that these alarming developments have taken place.

The streetscape is being wrecked as new buildings of all sorts of shapes and sizes are being foisted one after another on St Petersburg on the grounds that ‘The city has to develop!’ — the favourite mantra of the city authorities. A case in point

is the new Regent Hall shopping centre on Vladimirskaya Ploshchad by Pyotr Yushkantsev, widely acknowledged as the ugliest addition to have been made to the city in 2008. This small square, whose landmark for over two centuries was the Church of the Vladimir Mother of God, is now overwhelmed by this enormous new building sporting a façade that consists almost entirely of an electronic advertising screen. A new backdrop has also appeared to the Kazan Cathedral on Nevsky Prospekt: its colonnades are now ‘set off’ by a glass-walled shopping centre built in 2008 to designs by Mark Reinberg architects. Views of another historic landmark, the church of the Smolny Convent (by Bartolomeo Rastrelli; structurally complete by 1764, but not completed until 1835 to designs by Vasily Stasov) are now blocked from two main observation points: looking down Shpalernaya Ulitsa and seen from Liteiny Bridge and the right bank of the Neva the church can hardly be made out behind new high rise residential buildings.

санкт-петербург / st petersburg

286

Казанский собор на Невском проспекте получил нового соседа в виде торгового центра класса «люкс». Для его строительства был снесен доходный дом XIX века, который был типичным элементом той среды, что формирует необходимый фон для знаменитых архитектурных памятников города The Cathedral of the Kazan Mother of God on Nevsky Prospekt has acquired a new neighbour in the form of a high-end shopping centre. The 19th century tenement building demolished to make way for it was typical of the historic urban fabric that forms an indispensable backdrop to the city’s best known landmarks such as the cathedral.

которого на протяжении почти двух веков был собор Владимирской Божьей Матери, было задавлено серым массивом здания, фасад которого фактически полностью составляет огромное электронное рекламное табло. Новая декорация появилась и для Казанского собора на Невском проспекте: теперь его колонны «выгодно оттеняет» стеклянный торговый комплекс, построенный в 2008 году по проекту архитектурного бюро Марка Рейнберга. Вид на еще одну крупную историческую доминанту – Смольный собор работы Ф.Б. Растрелли (1864, достроен В.П. Стасовым в 1835 г.) – теперь закрыт с двух важнейших точек обзора: как на перспективе Шпалерной улицы, так и с Литейного моста и набережных правого берега Невы собор практически не виден за новыми высотными жилыми зданиями. Трагедия развернувшейся в центре Петербурга строительной вакханалии не только в том, что исчезают исторические виды. Слитный брандмауэрный тип застройки, характерный для старого города, вкупе со специфическими, очень слабыми питерскими грунтами обусловливает неизбежные повреждения, а в ряде случаев – полное разрушение находящихся в близости к строительному пятну исторических зданий. Зачастую по-

вреждения соседствующих со стройкой зданий производятся застройщиком намеренно – с тем, чтобы расширить пятно под сверхприбыльную застройку. Причем некоторые из таких пятен, в силу как непродуманности проекта, так и головотяпского подхода к техническому решению вопроса, стоят пустыми уже не по одному году. Самый яркий тому пример – проект здания второй сцены Мариинского

The loss of historic views is not the only thing that is tragic about the way that developers have been allowed to run riot in the centre of St Petersburg. Buildings in the centre are typically abutted by their neighbours on either side, forming an unbroken street line, and this factor, along with its unusually weak subsoil, means that historic structures are inevitably damaged – and in certain cases have been destroyed altogether – when construction work is going on close by. All too often developers do deliberate

damage to historic buildings neighbouring a construction site in order to increase the amount of land available for high-revenue redevelopment.

Yet some of these construction sites have been empty for over a year, the result of rushed design work and bungled engineering. The most vivid example is the second stage for the Mariinsky Theatre. The design by French architect Dominique Perrault that won a competition held back in 2003 was rejected on unclear grounds after four years of discussions and the new version has yet to be made public. Yet the House of Culture of the First Five Year Plan (Nikolai Miturich and Vasily Makashov, 1929-1930) and a part of the Litovsky market from the 1780s by Giacomo Quarenghi were hurriedly demolished without even conducting any of the necessary geodesic surveys. These would inevitably have shown that the site was unsuitable for any sort of new construction, since there are constant problems with subsidence in this area. But it is no longer possible to keep track of the amount of money that has been sunk into this quagmire since construction work – or rather, the pretence thereof – got under way. Three minutes’ walk away is another one of St Petersburg’s great unfinished projects – New Holland, one of the oldest

287

Торгово-деловой центр «Регент-холл», открывшийся в 2008 году, словно пытается перекричать расположенную на другой стороне Владимирской площади церковь во имя Владимирской иконы Божьей Матери. Электронное рекламное табло на фасаде центра еще больше усиливает возникшую дисгармонию The overscaled new Regent Hall business and shopping centre, completed in 2008, now competes with the Church of the Vladimir Icon of the Mother of God of 1761-1783 for dominance of Vladimirskaya Ploshchad, its illuminated advertising panel providing a further unwelcome intrusion.

театра. По неясным критериям выбранный хай-тековский проект архитектора Доминика Перро после четырех лет обсуждения был отклонен, новый вариант проекта до сих пор еще не представлен. А здание ДК Первой пятилетки (Н.А. Митурич, В.П. Макашов, 1929-1930) и уникальный фрагмент здания литовского рынка работы Джакомо Кваренги (1780-е гг.) были при этом благополучно уничтожены даже без должных геодезических изысканий, непременно показавших бы, что пятно категорически не годится вообще ни под какую застройку: грунты в этом месте постоянно проседают, и сколько было закопано денег в образовавшееся болото с момента начала псевдостроительных работ, подсчитать уже очень сложно. Еще один «долгострой» в трех минутах ходьбы от здания Мариинского театра – загадочная «Новая Голландия», один из старейших архитектурных комплексов Петербурга, попытки реконструкции которого уже тоже затянулись не на один год. В 1721 году указом Петра I на этом единственном в городе рукотворном острове был основан первый военный порт в России, впоследствии превратившийся в центр судостроения. Образующие комплекс здания – памятники промышленной архитектуры XVIII века, над созданием которых работали такие выдающиеся зодчие, как С. Чевакинский, Ж.Б. Валлен-Деламот, А. Штауберт и др. В начале 2000-х годов возникла очередная идея реконструкции острова, и по результатам архитектурного конкурса в 2006 году был выбран проект работы мастерской Нормана Фостера, включающий в себя переделку исторических зданий под отели, офисы, парковки и торгово-развлекательные центры, а также строительство так называемого Дворца фестивалей в традиционном для Фостера стеклянно-металлическом

Судьба планов девелоперской компании JFC по сносу Фрунзенского универмага (Е. и Л. Катонины, Е. Соколов и К. Иогансен, 1934-1938) под строительство комплекса по проекту Foster + Partners неизвестна, но благополучного будущего зданию это не гарантирует. С тех пор, как была сделана эта фотография, участок был огорожен, и теперь универмаг невозможно увидеть с улицы The future of plans by developer JFC to demolish the Frunzensky department store of 1934-1938 to make way for a new complex by Foster and Partners is uncertain, but that is no guarantee of the building’s future. Since this photograph was taken, the site has been fenced off and the store cannot now be seen from the street.

architectural ensembles in the city. Various redevelopment plans for it have been dragging on for several years. In 1721 the first naval port in Russia was founded on this island – the only manmade one in the city – at the behest of Peter I, and it subsequently was turned into a ship yard. The resulting group of buildings by such first-rate architects as Savva Chevakinsky, Jean-Baptiste Vallin de la Mothe and Alexander Shtaubert form an important piece of 18th century industrial archaeology. At the beginning of the current decade yet another scheme for redeveloping the island was put forward and following a competition held in early 2006, a design by Foster and Partners was chosen. This involved turning the historic buildings into hotels, offices, car parks and retail and entertainment centres, as well as the construction anew of something dubbed the Palace of Festivals, displaying Foster’s trademark steel and glass aesthetic and rising well above the 23 metre (just over 75 foot) height restriction. But plenty was to be demolished as well. All the component buildings that were not officially listed were destroyed. These included the Krylovsky testing tank, a laboratory where Dmitry Mendeleyev, inventor of the periodic table, once worked and a radio station dating back to World War I. Only after a large part of the complex had been destroyed did it emerge that Foster’s design in fact was not wholly suitable, needing a substantial amount of extra work to be done on it, and that all that concerned the investor now was to find someone onto whom he could offload what had once been an attractive business proposition. The future of the island is distinctly murky, but given the track record of postSoviet St Petersburg, it seems likely that there will be nothing more than ruins to look at for the time being at New Holland.

санкт-петербург / st petersburg

стиле и высотой, существенно превышающей разрешенные 23 метра. Но зато сносов было уже предостаточно: уничтожены все строения ансамбля, кроме тех, что официально числились памятниками культуры, в частности – Крыловский опытовый бассейн, лаборатория, в которой работал выдающийся ученый Д.И. Менделеев и оборудованная в годы Первой мировой войны радиостанция. И только после того как большая часть комплекса была разрушена, выяснилось, что и проект-то не очень подходит, и что его надо существенно дорабатывать, и что инвестор уже только и думает, кому бы перепродать это некогда выгодное дельце… Дальнейшая судьба острова в тумане. К сожалению, учитывая примеры из новейшей истории города, есть основания предполагать, что на ближайшее время мы ничего, кроме руин, на острове уже не увидим. Господин Норман Фостер успел, к сожалению, отметиться и в еще одном «начинании»: по его проекту планируется возведение нового многофункционального бизнес-центра на углу Обводного канала и Московского проспекта – как раз на том месте, где стоит здание Фрунзенского универмага, уникальный памятник довоенной советской архитектуры, который некоторые исследователи относят к стилю монументализма. Пикантность ситуации в том, что в соответствии с проектом требуется снести не только сам универмаг, но и весь квартал, в котором он находится. На данный момент ситуация продолжает оставаться неясной: планы сноса здания были обнародованы еще полтора года назад, но пока что (март 2009 года) здание еще стоит. Долго ли оно простоит – предсказать, к сожалению, невозможно.

288

Проект Доминика Перро для второй сцены Мариинского театра так и не смог пройти все согласования, и перспективы строительства не ясны. Но это не помешало снести ради этого гипотетического театра Дом культуры имени Первой пятилетки (конструктивистское здание, позднее получившее декор в стиле сталинского классицизма) и последний сохранившийся фрагмент Литовского рынка Джакомо Кваренги (1780-е годы) Dominique Perrault’s design for the second stage of the Mariinsky Theatre failed to make it through the planning process and the future of the project is uncertain. But this did not prevent the House of Culture of the First Five Year Plan — a Constructivist building later remodelled in the Stalin Empire style — and a surviving fragment of the Giacomo Quarenghi’s Litovsky market of the 1780s from being hurriedly demolished to make way for it.

Unfortunately, this is not the only controversial project involving Foster and Partners: the firm also produced a design for a multi-functional business centre on the corner of Obvodny Kanal and Moskovsky Prospekt – right where the Frunzensky department store currently stands (by the Katonin brothers and Kirill Ioganson, 1934-1938), a unique piece of pre-war Soviet architecture. What adds extra fuel to the fire is that the project involves the demolition not only of the department store, but also all the surrounding block. As of March 2009, the future of the project is still unclear: although plans to demolish the building were announced back in autumn 2007, nothing has yet been done. But it is impossible to predict for how much longer this stay of execution will last.

289

Дом Чичерина на Невском проспекте, построенный в 1768-1771, был одним из старейших сохранившихся светских зданий Петербурга, а в 1920-х годах он играл роль одного из главных очагов культурной жизни. При недавней реконструкции под дорогой отель, здание за уличным фасадом было практически полностью разрушено The Chicherin house of 1768-1771 on Nevsky Prospekt was one of St Petersburg’s oldest secular buildings and a major hub of the city’s cultural life in the early 1920s. During the course of recent work to redevelop it as a high-end hotel, virtually the entire building was destroyed behind the street façade.

…Самое грустное во всей этой истории, что это – не конец. Наблюдаемое сейчас временное затишье строительноразрушительного бума обусловлено почти исключительно ситуацией мирового экономического кризиса. Но рано или поздно такое положение вещей изменится. И с какими новыми сверхидеями застройщиков и девелоперов придется столкнуться историческому Петербургу, сегодня сложно даже предугадать.

The saddest thing about all these sagas is that this is by no means the end. The temporary lull in the storm of demolition and redevelopment has been brought about almost solely by the global economic crisis. But sooner or later things will change. We can barely even guess at the new megaprojects that investors and developers will some day inflict on historic St Petersburg.

290 Указатель памятников и построек / Index of Buildings and Places «Айсокон» (Лондон) 65, 66 Александровский сад 134 «Альфа Арбат Плаза», деловой центр 139 Англиканская церковь Св. Андрея 28 Андроников монастырь 132 «Апельсин», проект 112, 113, 125, 166, 203 Арбитражный суд 109 Бахметьевский автобусный гараж 69, 71, 263 Башня «Россия» 111, 112 Башня «Федерация» 106 Белорусский вокзал 160 Библиотека им. В.И. Ленина (Российская государственная библиотека) 137 Библиотечный корпус 2-го Медицинского института 106 Бизнес-центр «Даниловский форт» 109 Биржа (Санкт-Петербург) 279 Богадельня Морозова 177 Большой Кремлевский дворец 220 Большой театр 141, 158 «Бородино Плаза» 150 Булочная Филиппова 180 ВДНХ (Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, Всероссийский выставочный центр) 79, 86, 87, 88, 162, 163 «Монреальский» павильон 100, 102, 103 Павильон «Механизация» («Космос») 77 Велотрек в Крылатском 99 Верхние торговые ряды на Красной площади 133 Винзавод 181, 252, 253 Водный стадион «Динамо» 85 Военторг 10, 24, 230, 231 Воздвиженский монастырь 133 Воскресенские ворота 220 (см. также Иверские ворота) Вудчестер (Глостершир, Великобритания) 240, 243 Высокопетровский монастырь 143 Высотные здания «высотки» 83, 84 на Котельнической набережной 83, 138 на Красных Воротах 136, 138 на Комсомольской площади 138 на Кудринской площади 93 Газовый завод 181 Галерея А. Шилова 110 Германское посольство (Санкт-Петербург) 285 Городская дума (историческое здание) 133, 245 Госкомитет стандартов 139 Гостиницы «Интурист» 100, 139, 222, 91, 97, 98 «Ленинградская» 136, 142, 263, 83, 84 «Люкс» 180 «Метрополь» 225, 30, 79 «Минск» 100 «Мир» 94 «Москва» 12, 24, 29, 30, 79, 81, 83, 136, 137, 225 «Националь» 79, 222

Alfa Arbat Plaza business centre 139 Andreyev family house 24 Andronikov monastery 132 Arbitration Court 109 Arkharov house 233 Assay Chamber and Assay College (St Petersburg 282, 283 Bakhmetyevsky bus garage 69, 71, 263 Bell towers: of the church of the Great Ascension 26 of Ivan the Great 132, 133, 264 Belorussky station 160 Bibikov house on Bolshaya Nikitskaya Ulitsa 50 Bolshaya Ordynka, Ulitsa, mansions on 31 Bolshoi Theatre 141, 158 Borodino Plaza 150 Bryus house 256, 259 Capital Cities, design 110 Central Red Army Theatre 80, 137 Chelnokov House 148, 202 Chicherin House (on Nevsky Prospekt in St Petersburg) 284, 289 Children’s World 9, 24, 80, 81, 83, 165 Churches: Ascension in Kolomenskoye 111 Conception of St Anne ‘in the Corner’ 25 Deposition of the Robe on Donskaya Ulitsa 44 Dormition on the Pokrovka 36, 37, 38, 39 Icon of the Virgin – ‘Consolation Unto All Who Suffer’ 31 Kazan Icon of the Mother of God (Moscow), 28, 37, 220 Nativity of the Virgin in Butyrki 39, 40, 254, 268 Nativity of the Virgin in Staroye Simonovo 41 Resurrection in Barashi on the Pokrovka 41, 42 Resurrection in Kadashi (Kadashevskaya Sloboda) 44, 46, 141 Saviour in the Pine Forest 36 St Andrew (Anglican) 28 St Antipas of Pergamon on Kolymazhny Pereulok 265, 267 clergy house 20 St Clement 30, 36, 38 Sts Cosmas and Damian 140 Sts Florus and Laurus on Myasnitskaya Ulitsa 46 St John the Divine on Novaya Ploshchad 42, 159 St John the Warrior on Ulitsa Yakimanka 47 St Nicholas in Podkopayevo 44, 45 The Sign on Romanov Pereulok 42, 43 Venerable Andrei Rublyov 112 Vladimir (Icon of the) Mother of God (St Petersburg) 286, 287 at the World War Two memorial complex on Poklonnaya Hill 116 Cathedrals: Christ the Saviour 28, 37, 95, 132, 133, 136, 141, 218, 220, 223, 255 Intercession on the Moat (also known as the cathedral of St Basil the Blessed) 77, 111, 264 Kazan (Icon of the) Mother of God (in St Petersburg) 286 St Isaac (in St Petersburg) 285 clergy house of 281, 283

291 «Пекин» 138 «Ренессанс» 284 «Россия» 25, 91, 98, 100, 111, 139, 140 «Савой» 79 «Украина» 83, 84, 136, 138, 142 Гостиница Фрэнка Гери на Садовой-Самотечной улице, проект 112, 113 Гостиница Шевалье 73 Гостиный двор 135, 159, 264 Госторг 136 Государственная Третьяковская галерея (ГТГ) 101, 166, 203 Грузинский культурный центр «Мзиури» 228 «Детский мир» 9, 24, 80, 81, 83, 165 ДК имени Русакова 75 (см. также Клуб имени И.В. Русакова) ДК Первой Пятилетки (Санкт-Петербург) 287, 288 Даниловский форт 111 Дворец пионеров на Воробьевых (Ленинских) горах 92, 94 Дворец Разумовского (см. также Усадьба Разумовского на Гороховом поле) 54, 121, 157 Дворец Советов, проект 136, 137, 138 Дворец съездов 139 Дворец труда, проект 136 Дворцовый мост (Санкт-Петербург 279 Дом Андреевых 24 Дом Архарова 233 Дом аспиранта и стажера МГУ (Дом аспиранта и стажера в Черемушках) 92, 99 Дом в Гагаринском переулке 137 Дом Военно-фельдшерской школы 171 Дом Всеволожского (Всеволожских) 31, 32, 146 Дом «Динамо» 136 Дом Жолтовского на Моховой (Дом на Моховой) 77, 83, 137, 141 Дом Иерусалимского подворья на Гоголевском бульваре 58, 60 Дом Кекушева 58 Дом княгини Засекиной 172 «Дом-корабль» на Тульской 99 Дом Ладо 167 Дом Лобанова-Ростовского (улица Мясницкая, 43) 263, 266 Дом Лобановых-Ростовских (Санкт-Петербург) («Дом со львами») 284 Дом Лопухиных в Малом Знаменском переулке 264 Дом Матвея Казакова с помещениями для Архитектурной школы Кремлевской экспедиции строений (Дом Казакова) 53, 54, 171 Дом Мельникова 13, 14, 66, 68, 75 Дом Морозова на Воздвиженке 50 Дом Морозовой на Спиридоновке 50 Дом Муравьева-Апостола (Муравьевых-Апостолов) на Старой Басманной улице 263, 265 Дом Наркомфина 13, 14, 22, 63, 64, 75 Дом Нирнзее 153 Дом Пашкова 263 Дом Перова 172 Дом Пожарского (дом Орлова-Денисова, дом Ростопчина) 24, 156 (см. также Палаты Пожарского) Дом Позднякова 20 Дом связи 97 Дом Северного страхового общества 134 Дом Стрешневых 170

Sts Peter and Paul (St Petersburg) 276 Central House of Artists 91, 100, 101, 112, 125, 126, 166, 196, 203 Central Mathematics and Economics Institute of the Russian Academy of Sciences 98, 100 Chizhevskoye Podvorye 175 Cinemas: Mir, on Tsvetnoi Bulvar 100 Solodovnikov 182 Circus on the Sparrow Hills 98 City Duma building 133, 245 COMECON building 93, 94, 95, 139 Conservatoire 179, 256 Convents: Ivanovsky 268, 269 Martha and Mary 263 Church of the Intercession of the Blessed Virgin 31, 265 Novodevichy (St Petersburg) Church of the Resurrection 280 Novodevichy (Moscow) 132, 133, 135, 137 Rozhdestvensky 138 Smolny (St Petersburg) 284 Church of 286 Zachatyevsky 19, 115, 116 Crystal Island (design) 111, 112, 113 Cycle track in Krylatskoye 99 Danilovsky Fort business centre 109, 111 Dinamo building 135-136 Dinamo open air swimming pool and water sports complex 85 Electro-mechanical College 200 ‘Ether’ office building 109 Exchange, Oil and Commodities (St Petersburg) 279 Exhibition of Economic Achievements (also known as the All-Union Agricultural Exhibition, All-Russia Exhibition Centre) 79, 86, 87, 88, 162, 163 Montreal pavilion 100, 102, 103 Mechanisation pavilion (the ‘Space’ Pavilion) 77 Factories: Bread Factory No. 5: 32, 254, 257 Manometer 251, 252 Red Rosa (silk factory) 32, 146, 251, 252 Red October chocolate factory 250, 255, 258 Factory Worker and Collective Farm Girl 265, 268, 270 Federation Tower 106 Field Doctors’ School 171 Filippov bakery 180 ‘Firing Squad’ building 170 Frunzensky department store 288 Galina Vishnevskaya Opera Centre 107 Gallery of Alexander Shilov 110 Gasworks 181 Gates of the Iberian Virgin 28 German Embassy (former, in St Petersburg) 285 Gidroproyekt Institute 139 Glebov-Streshnev house (also known as the Shakhovskoi house) on Bolshaya Nikitskaya Ulitsa 182, 197, 199, 245

292 Дом Уварова в Спасоглинищевском переулке 125 Дом Челнокова (главный дом усадьбы Челноковых) 148 Дом Чичерина на Невском проспекте 284, 289 Дом Шаляпина 178 Дом XIX века на Софийской набережной 30 Дом конца XVIII –начала XIX в. во дворе дома 11, корпус 1 по Лаврушинскому переулку 28 Дома №3, 5, 7 по Печатникову переулку 210, 211 Дом №5 по Литейному проспекту 283 Дом №7 по Гранатному переулку 221 Дом №7 по улице Эсперова 283 Дом №32/9 по Б. Афанасьевскому переулку 58 Донской монастырь 132, 135 Дорогомиловский мост 135 Доходный дом Вознесенский проспект, 6 (Санкт-Петербург) 282 Печатников переулок, 3 201 Печатников переулок, 19/22 228 Староваганьковский переулок, 15 178 Доходный дом Быкова на Брестской улице 59, 61 Доходный дом купцов Расторгуевых 176 Доходный дом с тайным монашеским скитом 151 Доходных домов Московского купеческого общества комплекс 59 Доходных домов начала XX века на Солянке комплекс 53 Екатерининский дворец в Лефортове 127, 171 Жилой дом Молочный переулок, 5 232 Мосфильмовская улица 137 Потаповский переулок, 6 121 Смоленская площадь 138 Филипповский переулок («Помпейский дом») 113 Жилой дом в Молочном переулке, многоквартирный («Проект Меганом») 109 Жилой дом «Дворянское гнездо» в Большом Левшинском переулке 113 Жилой дом с барельефами (Плотников переулок, 4) 181 Жилой комплекс на Октябрьском поле 19 Жилой комплекс на Остоженке 107 Жилой небоскреб класса «люкс» в Москва-Сити, проект 112 Жилых домов по улице Остоженка (4, 6, 8) комплекс 174 Завод «Манометр» 251, 252 Зачатьевский женский монастырь 19, 115, 116 (См. также Собор в честь Зачатия св. Анны и Рождества Богородицы) Здание газеты «Известия» 130 Здание комбината газеты «Правда» 22 Здание Народного комиссариата путей сообщения у Красных Ворот 136 Здания на Садовнической набережной 123 Зимний дворец 276 Знаменский оперный дом (усадьба Воронцова) 174 Ивановский женский монастырь 268, 269 Иверские ворота 28 ИНИОН РАН 98, 100 Институт Гидропроект 139 Институт Курортологии 79 Институт проблем управления РАН 104 Ипподром на Беговой улице 138

Gostiny Dvor 135, 159, 264 Gostorg building 136 Granatny Pereulok, 7 (sham replica comprising part of completely new building) 221 Hadid, Zaha, design for office building by 113 Heated Trading Rows 149, 209, 210 Hermitage Plaza 230 Hippodrome on Begovaya Ulitsa 138 Historical Museum 133 Hostels: of the Communist University of National Minorities of the West 71, 73, 184 for Post-Graduates and Interns of Moscow State University in Cheryomushki 92, 99 of the Red Professors’ Institute 183 of the Students of the Textile Institute (also known as the communal students’ hostel – by Ivan Nikolayev, 1928) 70, 72, 75, 161 Hotels Chevalier 173 Intourist 100, 139, 222, 91, 97, 98 Leningradskaya 136, 142, 263, 83, 84 Lyuks 180 Metropol 225, 30, 79 Minsk 100 Mir 94 Moskva 12, 24, 29, 30, 79, 81, 83, 136, 137, 225 National 79, 222 Peking 138 Proposed for site on Savodo-Semotchnaya Ulitsa, designed by Frank Gehry 113 Renaissance (St Petersburg) 285 Rossiya 25, 91, 98, 100, 111, 139, 140 Ukraine 83, 84, 136, 138, 142 House of Communications 97 House of Culture of the First Five Year Plan (in St Petersburg) 287, 288 Housing estate No. 9 in Cheryomushki 91 Institute of Cybernetics of the Russian Academy of Sciences 104 Institute of Resortology 78 Isaakiyevskaya Ploshchad 285 Isokon building, 65, 66 Izvestia newspaper offices 130, 136 Kalinkin brewery administrative building 150 shipment offices 177 Khamovniki barracks, cavalry stables 147 Kievsky station 27, 134, 135, 141 Kitai-Gorod Wall 141 Kolesnikov-Sargin-Shapatina house (88 Taganskaya Ploshchad) 202, 203 Kolomenskoye 111, 266 Summer palace of Tsar Alexei Mikhailovich 217 Kremlin 120, 128, 132, 133, 134, 136, 137, 139, 141, 246, 264 Archangel Cathedral 263 Annunciation Cathedral 263

указатель / index Исаакиевская площадь 285 Исаакиевский собор 285 дом причта 281, 283 Исторический музей 133 Казанский собор 220, 286 Канцелярия обер-полицмейстера в Столешниковом переулке 122 Киевский вокзал (Брянский) 27, 134, 135, 141 Кинотеатр «Мир» на Цветном бульваре 100 Кинотеатр Солодовникова 182 Кировский стадион (стадион имени Кирова) 283 Китайгородская стена 141 Клиника Усольцева 192 ограда и ворота 21 Клуб «Буревестник» 69 Клуб «Каучук» 68 Клуб имени И.В. Русакова (см. также ДК имени Русакова) 63, 68 Клуб фабрики «Буревестник» 68 Клуб фабрики «Свобода» 67, 70 Клубы рабочие 20-30-х гг. 12 Колокольня Ивана Великого 132, 133, 264 Колокольня церкви Большого Вознесения 26 Колокольня церкви Николы на Берсеневке 133 Колокольня церкви Софии на Софийской набережной 133 Коломенское 111, 266 Летний дворец царя Алексея Михайловича 217 Консерватория 179, 256 Кремль 120, 128, 132, 133, 134, 136, 137, 139, 141, 246, 264 Архангельский собор 263 Благовещенский собор 263 Кунсткамера 279 Купеческий особняк (Большая Ордынка, 38) 176 Лабораторный корпус Главного ботанического сада Академии наук 82 Летний сад 279 Литовский рынок (Санкт-Петербург) 287, 288 Локомотивное депо «Подмосковная» 21 Павильон железнодорожной станции «Подмосковная» 180 МГУ, здание на ул. Моховой 134, 141 МХАТ 99 Мавзолей Ленина 75 Манеж 29, 121, 134, 238, 239, 240 Мариинский театр 287, 288 Марфо-Мариинская обитель 263 собор Пресвятой Богородицы 265 Меншикова башня 132 «Мидлэнд Плаза» 124 Микрорайон «Лебедь» 91 Монетный двор 243, 245, 246 Москворецкий мост 137, 142 Московский метрополитен 78, 88, 123 Станции: «Белорусская» 89 «Белорусская»-радиальная 88 «Красные Ворота»89 «Кропоткинская» 89

293 Kunstkamera (St Petersburg) 279 Kuskovo estate 266 Kuzminki estate 266 Egyptian pavilion 173 Orangery 173 Laboratory block of the Central Botanical Gardens of the Academy of Sciences 82 Ladeau house 167 Lavrushinsky Pereulok, 11, bldg 1: late 18th/early 19th century house in the courtyard of 28 Lebed (Swan) housing estate 91 Lefortovo estate and park 266 Lenin Library (The Russian State Library) 58, 137 Lenin’s Mausoleum 75 Levenson printing works on Tryokhprudny Pereulok 254, 255 Library block of the 2nd Medical Institute 99 Litovsky market (St Petersburg) 287, 288 Lobanov-Rostovsky house (43 Myasnitskaya Ulitsa) 263, 266 Lobanov-Rostovsky house (in St Petersburg – popularly known as ‘The Building with the Lions’) 284 Lopukhin family house on Maly Znamensky Pereulok 263, 264 Lyublino estate 266 Makarov mansion 152 Manezh 29, 121, 134, 238, 239, 240 Mariinsky Theatre (St Petersburg) 287, 288 Matvei Kazakov house with the premises of the Architectural School of the Kremlin Works Department (the Kazakov house) 53, 54, 171 Melnikov house 13, 14, 66, 68, 75 Menshikov tower 132 Merchant’s mansion (38 Ulitsa Bolshaya Ordynka) 31, 176 Meshcherskaya-Buturlin house 54, 55 Metochion of Optyna Pustyn 278, 280 Midland Plaza 124 Minting Works 243, 245, 246 Monasteries: Donskoi 132, 135 Novospassky 132 Simonov 132, 133, 135, 268 St Nicholas Greek 38, 39 Vysokopetrovsky 143 Zaikonospassky, church of 45 Monuments Minin and Pozharsky 265 Peter the Great 140 Morozov almshouses 177 Morozov house (house of Arseny Morozov) on Ulitsa Vozdvizhenka 50 Morozova house (house of Zinaida Morozova) on Ulitsa Spiridonovka 50 Moscow Arts Theatre, new building 99 Moscow International Business Centre (Moskva-City) 106, 132, 135, 136 Moscow metro 78, 88, 123 Stations: Belorusskaya (circle line) 89 Belorusskaya (radial line) 88 Krasniye Vorota 89 Kropotkinskaya 89

294 «Маяковская» 75, 88, 89, 164 «Новокузнецкая» 89 «Новослободская» 88 Московский международный деловой центр (Москва-Сити) 106, 132, 135, 136 Наркомвоенмор 137 Научная библиотека МГУ 107 «Неглинная Плаза» 143 Никитский монастырь 133 Николо-Греческий монастырь 38 (См. также Собор Никольского греческого монастыря) Никольские торговые ряды 246 Новодевичий монастырь (Москва) 132, 133, 135, 137 Воскресенский собор 280 Новодевичий монастырь (Санкт-Петербург) Новоспасский монастырь 132 Новый Арбат 91, 93, 94, 95, 96, 97, 139, 140 Общежитие Института красной профессуры 183 Общежитие Коммунистического университета национальных меньшинств Запада 71, 73, 184 Общежитие студентов Текстильного института 70, 72, 75 Онкологический центр на Каширском шоссе 99 Оперный центр Галины Вишневской 107 Оптина пустынь собор 278 Успенское подворье 280 Особняк XIX века в переулке Сивцев Вражек 128 Особняк Веневитинова (дом Веневитинова) 55, 56, 57 Особняк Макарова 152 Особняк Рябушинского 50 Особняк на Большой Ордынке, д. 38 31 Особняки XIX века на Большой Ордынке 31 Останкино, дворец 82 Останкинская телебашня 92, 99 Офисное здание «Проекта Меганом» в Коробейниковом переулке 109 Офисные здания Захи Хадид, проект 113 Павильон К. Мельникова на Парижской Международной выставке декоративных искусств и промышленности 1925 года 115 Палаты: боярина Троекурова 167 боярские XVI –начала XVIII века 49 Ван дер Гульстов 169 Голицыных 57, 59 Зиновьевых 57, 58 Киреевских 18, 19 купцов Гурьевых 169 Левашова (Левашовых) 56, 57, 168 подворья Пафнутьево-Боровского монастыря 168 Пожарского (дом Ростопчина) 18, 49, 57 (См. также Дом Пожарского (дом Орлова-Денисова, дом Ростопчина)) Сверчкова 51 стольника Емельяна Бутурлина 202 Сумароковых (улица Забелина, 3) 265, 267 Тверитинова в Колпачном переулке 258, 267

Mayakovskaya 75, 88, 89, 164 Novokuznetskaya 89 Novoslobodskaya 88 Moscow State University, old building on Mokhovaya Ulitsa 134, 141 new library 109 Moskvoretsky Bridge 137, 142 Mouravieff-Apostol house on Staraya Basmannaya Ulitsa 263, 265 Mziuri Georgian Cultural Centre 228 Narkomfin 13, 14, 22, 63, 64, 75 Narkomvoyenmor (People’s Commissariat of Military and Naval Affairs) 137 Neglinnaya Plaza 143 New Arbat 91, 93, 94, 95, 96, 97, 139, 140 Nikolskiye Trading Rows 247 Northern Insurance Company, offices of 134 Northern passenger river port 79, 137 Offices of the Chief of Police on Stoleshnikov Pereulok 122 Ogoniok magazine, former printing works of 183 Oncology Centre on Kashirskoye Shosse 99 Ostankino Palace 82, 266 Ostankino TV tower 92, 99 Palace Bridge (St Petersburg) 279 Palace of Congresses 139 Palace of Labour (unexecuted design) 135 Palace of the Soviets (unexecuted design) 136, 137, 138 Palaces (of the aristocracy and gentry, pre-Revolutionary): Great Kremlin 220 Petrovsky 263 Razumovsky 52, 54, 121, 157 Yekaterininsky in Lefortovo 127 Winter Palace (St Petersburg) 276 Palaty Buturlin, of Yemelyan 202 from the 16th and 17th centuries 49 Golitsyn 57, 59 Guryev merchants 121, 169 on 1st Kadashevsky Pereulok, from the 17th-19th centuries 250, 259, 260 Kireyevsky 18, 19 Levashov 56, 57, 168 Metochion of Pafnutyevo-Borovsky monastery 168 Pozharsky 18, 49, 57 (see also Pozharsky house, Orlova-Denisova house, Rostopchin house) Sumarokov (3 Ulitsa Zabelina) 265, 267 Sverchkov 51 Troyekurov, of the Boyarin 167 Tveritinov (3 Kolpachny Pereulok) 258, 267 Van Der Hulst 169 Yusupov, on Bolshoi Kharitonyevsky Pereulok Zinovyev 57, 58 Pashkov house 263 Pechatnikov Pereulok, 3, 5, 7: 210, 211 People’s Commissariat of Communications at Krasniye Vorota 136 Perov house 172 Pervomaisky department store 99 Pioneers’ Palace on the Sparrow (formerly Lenin) Hills 92, 94 Pirogovo leisure complex 114

указатель / index XVII-XIX века в 1-м Кадашевском переулке 250, 259, 260 Памятник Минину и Пожарскому 265 Памятник Петру Великому 140 Петровский путевой дворец 263 Петропавловская крепость 277, 279 Петропавловский собор 276 Пиво-медопивоваренный завод «Товарищество Калинкина» административный корпус 150 дом экспедиции 177 Пирогово 114 дом яхтсмена 114 павильон для водочных церемоний 115 Планетарий 73, 247, 248 Политехнический музей 133 Преображенский монастырь 135 Пробирная палата и Пробирное училище 282, 283 Провиантские склады 10, 42, 159, 242, 244 Пушкинская площадь 121 Рабочие поселки Буденовский, Усачевка, Нижняя Пресня, Дубровка, квартал Абельмановской заставы 184 Усачевка 73 Шаболовский 135 «Рабочий и колхозница» 265, 268, 270 «Расстрельный дом» 170 Редакция газеты «Известия» 136 Ресторан «Прага» 139 Римский дом во 2-м Казачьем переулке 113 Рождественский монастырь 138 Ростральные колонны (Санкт-Петербург) 279 Санкт-Петербург, исторический центр 204 Санкт-Петербургская соборная мечеть 279 Северное Чертаново (опытно-показательный жилой район) 91, 93 Северный речной вокзал 79, 137 Сенат и Синод 285 Симонов монастырь 132, 133, 135, 268 Синодальное училище церковного пения 208 Смольный монастырь 284 Смольный собор 286 Собор Владимирской Божьей Матери (Санкт-Петербург) 286, 287 Собор Казанской иконы Божией Матери (церковь Иконы Казанской Божьей Матери) 28, 37 Собор Никольского греческого монастыря 39 (см. также Николо-греческий монастырь) Собор Покрова на Рву (храм Василия Блаженного) 77, 111, 264 Собор в честь Зачатия св. Анны и Рождества Богородицы (в Зачатьевском монастыре) 115 Стадион «Динамо» 72, 74, 185 Стадион ЦСК 100 Станция техобслуживания автомобилей «Жигули» 100, 103 Страстной монастырь 133 Студенческий дом-коммуна (Иван Николаев, 1928) 70, 161 Сухарева башня 132 СЭВ 93, 94, 95, 139 Тверской путепровод 160

295 Pavilion for Vodka Ceremonies 115 Yachtsman’s House 114 Planetarium 73, 247, 248 Podmoskovnaya locomotive depot 21 Podmoskovnaya station building 180 Polytechnic Museum 133 Pompeian house (by Mikhail Belov) 113 Popkov house (sham replica at 5 Molochny Pereulok) 232 Pozharsky house (also known as the Orlova-Denisova house and the Rostopchin house) 24, 156 (see also the Pozharsky palaty) Pozdnyakov house 20 Prague restaurant 139 Pravda newspaper offices and printing works 22 Princess Zasekina house 172 Project Orange 112, 113, 125, 166, 203 Provisions Warehouses 10, 42, 159, 242, 244 Pushkinskaya Ploshchad 121 Regent Hall business and shopping centre 286, 287 Residential complexes: ‘Copernicus’ luxury complex 140 Copper House on Butikovsky Pereulok 108 Crystal House on Korobeinikov Pereulok 108, 109 Dvoryanskoye Gnezdo, on Bolshoi Lyovshinsky Pereulok 113 on Molochny Pereulok (by Project Meganom) 109 in Moskva-City, luxury class skyscraper by Kiyonuri Kikutake 112 on Oktyabrskoye Pole 19 near Ulitsa Ostozhenka 107 Resurrection Gates 200 (see also: Gates of the Iberian Virgin) Rimsky-Korsakov house 231, 232, 233, 235, 236 Roman House on 2nd Kazachy Pereulok 113 Rossiya tower 112 Rostral Columns (St Petersburg) 279 Rozanov, Professor, 19th century home of on Sofiiskaya Naberezhnaya 30 Russkoye Slovo newspaper, former printing works 130 Ryabushinsky mansion 50 Sadovnicheskaya Naberezhnaya, buildings on 123 Senate and Synod building (St Petersburg) 285 Service Centre for Zhiguli cars on Varshavskoye Shosse 100, 103 Severnoye Chertanovo (experimental model housing estate) 91, 93 Shabolovskaya radio tower 75 Shalyapin house 178 ‘Ship’ building near Tulskaya metro station 99 Shchukinskaya stage 182 Sivtsev Vrazhek, 45 (19th century mansion subjected to insensitive alterations) 128 Skyscrapers 83, 84 on Kotelnicheskaya Naberezhnaya 83, 138 at Krasnye Vorota 139 on Komsomolskaya Ploshchad, 136, 139 at Kudrinskaya Ploshchad 93 on Mosfilmovskaya Ulitsa 137 Sluice house on the River Yauza 85, 86 Social Sciences Information Institute (of the Russian Academy of Sciences) 98, 100

296 Театр на Таганке 99 Теплые торговые ряды 149, 209, 210 Типография газеты «Утро России» 253, 254 Типография журнала «Огонек» 183 Типография Левенсона в Трехпрудном переулке 254, 255 Типография газеты Ивана Сытина «Русское слово» 130 Торгово-деловой центр «Регент-холл» 286, 287 Торговый комплекс «Европейский» 135 Торговый центр «Времена года» 109 Триумфальная арка Бове 160 Универмаг «Первомайский» 99 Усадьба: Бибикова на Большой Никитской 50 Брюса (дом Брюса) 256, 259 Воронцово 266 Глебовых-Стрешневых 245 Шаховских (Глебовых-Шаховских) на Большой Никитской 182, 197, 199, 245 Колесникова-Саргиных-Шапатиной 202, 203 Кузьминки 266 Египетский павильон 173 Померанцевая оранжерея 173 Кусково 266 Лефортово 266 Лопухиных в Малом Знаменском переулке 263 Люблино 266 Мещерской-Бутурлиных 54, 55 Останкино 266 Разумовского на Гороховом поле 52 (см. также Дворец Разумовского) Римского-Корсакова 231, 232, 233, 235, 236 Свиблово главный дом 54 церковь Троицы 56 Челнокова 202 «Усадьба», деловой центр 107 Фабрика «Красная Роза» (Шелковая фабрика, Шелкоткацкая фабрика, «ArtPlay») 32, 146, 251, 252 Фабрика «Красный Октябрь» 250, 255, 258 Фрунзенский универмаг 288 Хамовнические казармы, конюшенный корпус 147 Хлебозавод №5 32, 254, 257 Храм Иоанна Воина на Якиманке 47 Храм Христа Спасителя 28, 37, 95, 132, 133, 136, 141, 218, 220, 223, 255 Хрустальный остров, проект 111, 112, 113 Царицыно 10, 240, 241, 242, 243, 244, 264, 271, 272 Большой (главный) дворец 121, 238, 242 Хлебный дом 159, 239, 241, 242 ЦДХ 91, 100, 101, 112, 125, 126, 166, 196, 203 Центральный театр Красной Армии 80, 137 Центросоюз 74 Церкви: священномученика Антипы на Колымажном дворе (церковь Св. Антипы в Колымажном переулке) 265, 267 дом причта 20

Sts Peter and Paul Fortress (St Petersburg) 277, 279 St Petersburg central mosque 279 historic centre of 204 Stadiums: Dinamo 72, 74, 185 Kirov (in St Petersburg) 283 TsSK 100 State Standards Committee building 140 Streshnev house 170 Sukharev tower 132 Summer Gardens (St Petersburg) 279 Sviblovo estate Church of the Holy Trinity 56 main house 54 Svistunov house on Gagarinsky Pereulok 137 Synodal Choral College 179, 208 Tenement blocks Bolshoi Afanasyevsky Pereulok, 32/9 (rebuilt historic structure) 58 of Bykov on 2nd Brestskaya Ulitsa 59, 61 of Kekushev (19 Ulitsa Ostozhenka) 59 Liteiny Prospekt, 5 (St Petersburg) 283 of the metochion of the Jerusalem patriarchate 58, 60 of the Moscow Merchants’ Society on Ulitsa Solyanka 53, 59 Nirnsee building 153 Pechatnikov Pereulok, 3 (housing secret monastic retreat), 151, 201 Pechatnikov Pereulok, 19/22: 228 Plotnikov Pereulok, 4 (with bas-reliefs) 181 of the Rastorguyev merchants 176 Starovagankovsky Pereulok, 15: 178 on Ulitsa Ostozhenka (4, 6, 8) 174 Ulitsa Esperova, 7 (St Petersburg) 282 Vosnesensky Prospekt, 6 (St Petersburg) 282 Theatre on the Taganka 99 Tretyakov Gallery 101, 166, 203 Triumphal Arch by Osip Bove 160 Tsaritsyno 10, 240, 241, 242, 243, 244, 264, 271, 272 Main palace 121, 238, 242 Bread House 159, 239, 241, 242 Tsentrosoyuz 74 Tverskoi Overpass 160 Upper Trading Rows on Red Square (GUM) 133 Usadba business centre 107 Usoltsev psychiatric clinic 21, 192 USSR Pavilion by Konstantin Melnikov at the Exposition Internationale des Arts Decoratifs et Industriels Modernes of 1925 in Paris 115 Utro Rossii, former newspaper offices and printing works 253, 254 Uvarov House on Spasoglinishchevsky Pereulok 125 Venevitinov house 55, 56, 57 Vladimir Pozner School of Television Excellence (22 Ulitsa Malaya Dmitrovka) 229 Vorontsovo (stately home) 266 Voyentorg 10, 24, 230, 231 Vremena Goda (Four Seasons) shopping centre 109 Vsevolozhsky house 31, 32, 146 Winzavod 181, 252, 253 Workers’ Clubs: Burevestnik 68, 69

указатель / index

297 Kauchuk 68 of the 1920s-30s 12 Rusakov 63, 68, 75 Svoboda 67, 70 Workers’ Settlements Abelmanovskaya Zastava, Budyonovsky, Dubrovka, Nizhnyaya Presnya, Usachyovka 184 Usachyovka 73 Shabolovsky 135 Yevropeisky shopping centre 135 Zholtovsky, Ivan Vladislavovich: buildings by at 13 Mokhovaya Ulitsa (residential building) 77, 83, 137, 141 on Smolenskaya Ploshchad 138 Znamensky opera house (formerly the Vorontsov house) 174

Вознесения XVI века в Коломенском 111 Воскресения Христова в Кадашах 44, 46, 141 Воскресения в Барашах на Покровке 41, 42 Заиконоспасского монастыря 45 Зачатия св. Анны «что в Углу» 25 Знамения в Романовом переулке 43 Знамения на Шереметевом дворе 42 Иоанна Богослова «что под вязом» (церковь Св. Иоанна Богослова под Вязом на Новой площади) 42, 159 Косьмы и Дамиана 140 Николая Чудотворца в Подкопаеве 44 Преподобного Андрея Рублева 112 Ризоположения 44 Рождества Богородицы в Бутырках 39, 40, 254, 268 Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове 41 Св. Климента папы Римского (церковь Священномученика Климента папы Римского) 30, 36, 38 Св. Николая в Подкопаеве 45 Святых праведных Марфы и Марии 31 Святых Флора и Лавра 46 Симеона Столпника 140 Спаса на Бору 36 Успения Пресвятой Богородицы на Покровке 36, 37, 38, 39 в Раменках, проект 116 в мемориальном комплексе на Поклонной горе 116 иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» 31 Цирк на Воробьевых горах 99 ЦЭМИ РАН 98, 100 Чижевское подворье 175 Шаболовская радиобашня 75 Школа телевизионного мастерства Владимира Познера (Малая Дмитровка, 22) 229 Шлюз на Яузе 85, 86 Щукинская сцена 182 Электромеханический колледж 200 Элитный жилой комплекс «Коперник» 140 «Эрмитаж Плаза» 230 Юсуповы палаты в Большом Харитоньевском переулке 268 9-й микрорайон Черемушек 91 Capital Cities, проект 110 Copper House в Бутиковском переулке 108 Crystal House в Коробейниковом переулке 108, 109

Составители: Ирина Белякова, Никита Комаров

Compiled by Irina Belyakovа and Nikita Komarov, translated and edited by Edmund Harris

298 Об авторах / About the Authors Маркус Бинни Кавалер ордена Британской империи, почетный член Королевского института британских архитекторов, член Общества антикваров. Председатель Save Europe’s Heritage и SAVE Britain’s Heritage; архитектурный обозреватель газеты «The Times»; ранее работал редактором журнала «Country Life». Автор многочисленных докладов и книг на такие разнообразные темы, как женщины, сражавшиеся во Второй мировой войне, и английские загородные усадьбы. Marcus Binney, CBE, Hon FRIBA FSA, UK Chairman of SAVE Europe’s Heritage and President of SAVE Britain’s Heritage; architecture correspondent for The Times; former editor of Country Life magazine; author of numerous reports and books on subjects as diverse as women fighters in World War II and English country houses.

Анна Броновицкая Историк искусства и архитектуры, доцент Московского архитектурного института, редактор архитектурных журналов «Проект Россия» и «Проект International». С 2008 года член правления MAPS. Автор большого числа статей по архитектуре советского периода, а также, совместно с Наталией Броновицкой, путеводителя «Архитектура Москвы 1920-1960» (Москва, 2006). Anna Bronovitskaya Art and architecture historian; fellow of the Moscow Architectural Institute; editor of architectural magazines Project Russia and Project International; trustee of MAPS since 2008; author of a large number of articles on Soviet architecture and also joint author with Natalia Bronovitskaya of ‘Moscow Architecture 1920-1960’, a guidebook (published in Moscow, 2006).

Эдмунд Харрис Выпускник Кембриджского университета, специалист по русской культуре; один из основателей и член правления MAPS с 2004 года; активист движения «Архнадзор». Совместно с Клементиной Сесил был автором-составителем и редактором первого выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата». С 2003 года живет в Москве. Работал редактором приложения «Недвижимость» газеты «The Moscow Times» до сентября 2008 года, когда полностью сосредоточился на подготовке второго выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата». Edmund Harris Cambridge MA (Russian and French) and MPhil graduate; trustee of MAPS and member since 2004; activist in Archnadzor; joint contributing editor with Clementine Cecil of the first edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’; Moscow resident since 2003; was editor of the property supplements of The Moscow Times until leaving to work on the second edition of ‘Moscow Heritage at Crisis Point’ in September 2008. Клементина Сесил Журналист, писатель, специализируется на архитектуре и охране наследия. Закончила университет Глазго. С 1991 года много путешествовала по России, подолгу жила в Москве. В 2001-2004 годах работала московским корреспондентом газеты «The Times». В 2004 году стала одним из учредителей MAPS, член правления MAPS. Совместно с Эдмундом Харрисом была автором-составителем и редактором первого выпуска отчета «Московское архитектурное наследие: точка невозврата». В настоящее время живет в Лондоне и получает диплом магистра в области охраны наследия в институте Айронбридж, Бирмингемский университет. Clementine Cecil Lifelong interest in Russia; graduate of Glasgow University; has travelled extensively throughout Russia since 1991, living in Moscow for long periods; correspondent for The Times in Moscow, 2001-2004; co-founded MAPS in 2004; trustee of MAPS; freelance journalist and writer based in London specialising in architecture and conservation; presently completing an MA in Historic Conservation at the Ironbridge Institute, Birmingham University.

299 Адам Уилкинсон Историк, специалист по охране наследия. В 2001-2008 годах являлся секретарем SAVE Britain’s Heritage и SAVE Europe’s Heritage, а перед тем некоторое время работал в парижской штаб-квартире ЮНЕСКО, в отделе по культурному наследию. В апреле 2008 года назначен директором Эдинбургского центра Всемирного наследия. Член Совета Europa Nostra. Недавно был избран членом Общества антикваров и членов Королевского общества покровительства искусствам. Adam Wilkinson Was secretary of SAVE Britain’s Heritage and SAVE Europe’s Heritage from 2001 until April 2008, when he joined Edinburgh World Heritage as Director; holds an MA (Mediaeval History and Russian) and an MSc in Historic Conservation; prior to joining SAVE he worked for a short stint in Paris for UNESCO’s Division of Cultural Heritage; sits on the Council of Europa Nostra; was recently elected a Fellow of the Society of Antiquaries and a Fellow of the Royal Society of Arts.

Наталия Душкина Историк архитектуры и градостроительства, специалист по охране наследия, теории консервации. Профессор МАРХИ. Автор и научный редактор большого числа статей, монографий и научных сборников, опубликованных в России и за рубежом. Член Федерального научно-методического совета по культурному наследию (1998−2005, с 2008 − руководитель подсекции по наследию ХХ века). Член ICOMOS и DOCOMOMO. Эксперт ICOMOS по памятникам Всемирного наследия. Лауреат премии имени Алексея Комеча «За общественно значимую гражданскую позицию в деле защиты и сохранения культурного наследия России», 2008. Nataliya Dushkina Architecture and city planning historian; expert on heritage conservation and the theory of conservation; professor of the Moscow Architectural Institute; author and scientific editor of a large number of articles, monographs and compilations of papers published in Russia and abroad; member of the Federal Scientific Council for Cultural Heritage, Russia (1998−2005, since 2008 head of the subdivision dealing with 20th century heritage); ICOMOS expert for the World Heritage Sites; in 2008 received the Alexei Komech Prize for “significant public activity to further the protection and preservation of cultural heritage in Russia”. Рустам Рахматуллин Москвовед, писатель. Автор книги «Две Москвы, или Метафизика столицы». Соавтор (с Константином Михайловым) книги «Хроника уничтожения старой Москвы: 1990-2006». Журналист, ведущий публицистической рубрики «Осторожно, Москва!» в газете «Известия». Преподаватель Института журналистики и литературного творчества. Ведущий экскурсий по Москве и русской провинции. Один из лидеров движения «Архнадзор». Rustam Rakhmatullin Moscow historian, writer, author of ‘Two Moscows or the Metaphysics of the Capital’; joint author with Konstantin Mikhailov of ‘The Chronicle of the Obliteration of Old Moscow: 1990-2006’; journalist, writer of the ‘Careful, Moscow!’ column in Izvestia; lecturer at the Institute of Journalism and Creative Writing; conducts guided tours of Moscow and the Russian provinces; one of the leading members of the ‘Archnadzor’ conservation movement. Наталья Самовер Историк, журналист. Член правления MAPS. Член координационного совета движения «Архнадзор». В 2006-2008 годах работала в информационном агентстве REGNUM, освещая вопросы архитектурного наследия. С 2008 года координатор выставочных и экспозиционных проектов Музея и общественного центра им. А.Д.Сахарова. Natalia Samover Historian, journalist; trustee of MAPS; member of the guiding committee of ‘Archnadzor’; worked for the REGNUM news agency from 2006 to 2008, covering heritage issues; co-ordinator of exhibitions and presentations at the Andrei Sakharov Museum and Centre since 2008.

300 Наталия Броновицкая Искусствовед. Специалист по архитектуре Москвы советского периода. Непосредственный участник постановки на госохрану памятников советской архитектуры. Автор статей и разделов в профессиональных изданиях. Автор метода анализа хронологических срезов генпланов Москвы с использованием компьютерных геоинформационных программ. Автор путеводитель «Архитектура Москвы 1920-1960-х годов» и 9-го тома монографии «Памятники архитектуры Москвы», посвященного советскому периоду градостроительной истории Москвы (готовится к печати). Natalia Bronovitskaya Art historian specialising in Moscow's Soviet architecture, was directly involved in listing works from the Soviet period; author of numerous articles and chapters in specialist literature; invented the method of computer analysis of the historical topography of Moscow using geographic information systems; author of ‘Moscow Architecture 1920 to 1960’, and of Volume 9 of ‘Architectural Monuments of Moscow’, devoted to the Soviet period in the history of the city's urban planning (publication pending).

Калдер Лот Ведущий историк архитектуры Управления исторических ресурсов штата Вирджиния. Автор и редактор многочисленных книг и статей об архитектуре Вирджинии и США, член Консультативного совета Института классической архитектуры и классической Америки. Участвовал в подготовке отчетов SAVE Europe’s Heritage. Пристально интересовался историей русской архитектуры на протяжении всей своей карьеры, впервые посетил СССР в 1970 году. Calder Loth Senior Architectural Historian of the Virginia Department of Historic Resources; author and editor of numerous books and articles on Virginia and American architecture; member of the Advisory Council of the Institute of Classical Architecture and Classical America; contributor to preservation reports for SAVE Europe’s Heritage; has maintained a life-long interest in Russian architecture, having first visited the Soviet Union in 1970. Елена Минчёнок Филолог, переводчик. В 2006 году присоединилась к Независимому общественному движению «Живой город», которое занимается сохранением исторического наследия Санкт-Петербурга; на сегодняшний день является координатором этого движения. Помимо этого, в Президиум Санкт-Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК). С лета 2007 года работает журналистом и освещает вопросы градостроительства, архитектуры и сохранения исторического наследия. Yelena Minchyonok Born in Leningrad in 1983; holds a degree in philology from St Petersburg State University; worked as a translator after graduating; joined the Living City in November 2006 and is currently Co-ordinator; committee member of the St Petersburg branch of the All-Russian Society for the Preservation of Historical and Cultural Landmarks; journalist specialising in architectural and heritage issues.

301 Благодарности / Acknowledgements Мы хотим поблагодарить организации и людей, помогавших нам в подготовке настоящего издания, предоставивших ценные материалы и не менее ценные советы: Общественные движения «Архнадзор», «Москва, которой нет» и «Живой город», Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А.В. Щусева, Московский архитектурный институт, бар «Лилиенталь», журнал «Проект Россия», журнал «Большой город», архитектурные бюро «Аванти», «Проект Меганом», «Рождественка», «Сергей Скуратов Architects», Центр дизайна ArtPlay и Центр современного искусства Винзавод, Woodchester Mansion Trust, Центральные научно-реставрационные проектные мастерские и лично: Николая Аввакумова, Сергея Агеева, Андрея Баталова, Наталию Броновицкую, Джулиана Галлэнта, Марину Домбровскую, Наталию Душкину, Ирину Зельцман, Анну Ильичеву, Екатерину Каринскую, Сергея Клименко, Александра Лазаренко, Наталью Логинову, Кейт Льюингтон, Фиону Лэмб, Дениса Матерновского, Илью Машкова, Юлию Мезенцеву, Александра Можаева, Елену Одинец, Максима Олитского, Алексея Народицкого, Кевина О’Флинна, Александру Павлову, Екатерину Павлову, Бориса Пастернака, Уильяма Пейлина, Григория Пунанова, Рустама Рахматуллина, Дениса Ромодина, Наталью Самовер, Алину Сапрыкину, Давида Саркисяна, Хью и Мирабэль Сесил, Бориса Сизова, Григория Стриженова, Григория Пунанова, Юлию Тарабарину, Адама Уилкинсона, Леонида Филатьева, Пэт Шимчак, Лидию Шитову, Алексея Щенкова, Дмитрия Яковлева, а также всех, кто любезно разрешил нам опубликовать их фотографии.

Мы особенно признательны нашему дизайнеру, Алёне Ивановой, за готовность понять наше видение будущей книги, за огромные усилия по ее реализации и за то, что она разделила с нами все трудности на пути этого проекта. Мы также должны отдельно поблагодарить фотографа Петра Антонова – прежде всего за то, что он предложил MAPS свои неоценимые услуги. Он проявил большое трудолюбие и упорство, воображение, бесстрашие и способность философски воспринимать все возникшие трудности.

We should like to thank the following organisations who helped us during our work on this publication by providing valuable material and no less valuable advice: The ‘Archnadzor’ conservation movement, Moskva, Kotoroy Net, The Living City, The A.V. Shchusev State Museum of Architecture, The Moscow Architectural Institute, bar ‘Lilienthal’, Project Russia magazine, Bolshoi Gorod magazine, Avanti Architects, Project Meganom, Rozhdestvenka architects, Sergei Skuratov Architects, ArtPlay design centre, Winzavod Moscow Contemporary Art Centre, Woodchester Mansion Trust, The Central Research and Restoration Design Offices Personal thanks are also due to: Sergei Ageyev, Nikolai Avvakumov, Andrei Batalov, Nataliya Bronovitskaya, Hugh and Mirabel Cecil, Marina Dombrovskaya, Nataliya Dushkina, Leonid Filatyev, Julian Gallant, Anna Ilyichyova, Yekaterina Karinskaya, Sergey Klimenko, Fiona Lamb, Alexander Lazarenko, Kate Lewington, Natalya Loginova, Ilya Mashkov, Denis Maternovsky, Yulia Mezentseva, Alexander Mozhayev, Alexey Naroditsky, Yelena Odinets, Kevin O’Flynn, Maxim Olitsky, William Palin, Boris Pasternak, Alexandra Pavlova, Grigory Punanov, Rustam Rakhmatullin, Denis Romodin, Nataliya Samover, Alina Saprykina, David Sarkisyan, Boris Sizov, Alexei Shchenkov, Lidiya Shitova, Grigory Strizhenov, Pat Szymczak, Yulia Tarabarina, Adam Wilkinson, Dmitry Yakovlev, Irina Zeltsman, and to everyone else who was kind enough to allow us to use their photographs.

Special thanks must go to our designer, Alyona Ivanova, for her patience, hard work, willingness to share and understand our vision and, most importantly, for sticking with us through thick and thin. Special thanks are also due to photographer Pyotr Antonov for offering his much valued services to MAPS in the first place, for his hard work, imagination, diligence, intrepidity and unfailing good humour.

MAPS Московское общество охраны архитектурного наследия (MAPS) основано в мае 2004 года группой журналистов и архитекторов из разных стран. В тесном сотрудничестве с российскими и зарубежными специалистами по охране наследия, архитекторами и историками мы стремимся привлечь внимание к происходящему разрушению исторического города. Мы используем свои связи для того, чтобы помочь российским защитникам наследия и просто любящим свой город москвичам быть услышанными на международной арене. Мы считаем, что необходимо прилагать все усилия для спасения находящихся под угрозой зданий. Мы привлекаем экспертов, способных предложить более щадящий подход к исторической архитектурной среде. Своей работой MAPS надеется убедить городские власти, девелоперов и архитекторов в том, что бесконтрольное уничтожение значимых в архитектурном и историческом отношении зданий не отвечает долгосрочным интересам Москвы. В феврале 2009 года MAPS стал одним из учредителей общественного движения «Архнадзор».

The Moscow Architecture Preservation Society (MAPS) was set up in May 2004 by a group of international journalists and architects. We work in close cooperation with preservationists, architects and historians within Russia and abroad to raise awareness about the present destruction of the city’s heritage. Through these contacts, we are working to give Russian preservationists and Muscovites who care about their city a greater international voice. We believe that every effort should be made to preserve buildings under threat. We invite experts to advise on more sustainable approaches to the historic built environment. Through such work MAPS hopes to convince the city government, developers and architects that the unchecked demolition of Moscow’s architecturally and historically important buildings is not in the city’s long-term interest. In February 2009 MAPS was one of the founding members of the Archnadzor conservation movement.

www.maps-moscow.com

живой город / the living city Независимое общественное движение «Живой город» возникло в ноябре 2006 года в сети Интернет как реакция общественности на все учащавшиеся случаи массированного уничтожения памятников исторического наследия Санкт-Петербурга. Толчком послужили два события: снос пяти исторических домов на углу Невского проспекта и улицы Восстания и проведение конкурса на лучший проект комплекса общественно-делового центра «Охта» (тогда – «Газпром-сити»). В последующие годы движение сосредоточило свою деятельность на проблемах защиты памятников, привлечении к ним массового внимания и разворачивании широкой общественной дискуссии по этому вопросу. В арсенале движения – самые разные формы активного действия: конференции и круглые столы, театрализованные акции, пикеты, митинги и шествия, в том числе и общегородского значения, выставки и информационные буклеты, публикации в СМИ и обращения в суды. За прошедшие два с половиной года тема защиты наследия стала, в том числе благодаря действиям «Живого города», одним из самых обсуждаемых вопросов в Петербурге.

The Living City, an independent grassroots movement, started life in November 2006 as a campaign organised through the Internet against the increasingly frequent cases of the mass demolition of St Petersburg’s architectural heritage. Two particular events acted as a spur – the demolition of five historic buildings on the corner of Nevsky Prospekt and Ulitsa Vosstaniya and the campaign held to find a design for the Okhta Centre office skyscraper (initially called Gazprom City). Since then the organisation has concentrated its efforts on saving buildings under threat and informing the public about them, as well as widening the scope of the debate about heritage issues. The Living City employs a wide range of forms of direct action – conferences and round tables, theatricalised ‘happenings’, protest events, rallies and marches, some of which have been aimed at the entire city, exhibitions, pamphlets, publications in mass media outlets and legal action. In the last two and a half years the threat to the city’s heritage has become one of the hottest issues in St Petersburg, due in no small part to the Living City’s activity.

SAVE Манифест SAVE Europe's Heritage

Европа изобилует прекрасными историческими зданиями. Многие из них оценены по достоинству и бережно сохраняются. Другие стоят в запустении и медленно разрушаются. Третьи рушатся прямо сейчас или находятся под угрозой сноса. Некоторые здания известны, другие заслуживают того, чтобы о них знали гораздо больше. Цели SAVE Europe's Heritage:

Привлечение общественного внимания к историческим зданиям и местам, находящимся под угрозой. Мы уверены в том, что распространение информации необходимо для пробуждения общественной реакции и для привлечения людей, готовых спасти эти памятники от уготованной им участи. Снова и снова опыт доказывает, что достаточно лишь одного человека или энергичной маленькой группы, чтобы спасти прекрасное здание и дать ему новую жизнь. Предложение практических способов спасения и нового использования исторических зданий, находящихся под угрозой, с учетом того, что лишь немногие из них могут быть сохранены в качестве достопримечательных мест или музеев. В исключительных случаях – разработка и осуществление проектов спасения отдельных зданий, с тем чтобы продемонстрировать, что спасение памятника не только возможно, но и рентабельно. SAVE Europe's Heritage занимается памятниками всех эпох от древности до наших дней, ведь даже выдающиеся современные здания иногда оказываются под угрозой. Мы уделяем равное внимание как самым рядовым историческим зданиям, так и признанным памятникам архитектуры.

www.savebritainsheritage.org

Manifesto for SAVE Europe's Heritage

Europe abounds in beautiful, historic buildings. Many are highly prized and well looked after. Others stand empty and slowly decay. Still others approach actual collapse or are threatened with demolition. Some are well-known, others deserve to be much better known. The aims of SAVE Europe's Heritage are:

To draw public attention to endangered historic buildings and places in the belief that publicity is an essential means of prompting action and of finding people keen and able to save these buildings from their plight. Again and again, experience has shown that it takes only one dedicated individual or energetic local action group to save a fine building and give it a new lease of life. To put forward practical solutions for the rescue and use of historic buildings in danger in the recognition that only a small percentage of these buildings can be preserved purely as showplaces or museums. In exceptional cases, to prepare and implement schemes for the rescue of individual buildings to show that rescue is possible and viable. SAVE Europe's Heritage concern will extend to buildings of all dates, in the knowledge that outstanding buildings of recent date may be under imminent threat, and will extend to modest vernacular buildings as well as major architectural setpieces.

Отпечатано в типографии «Немецкая Фабрика Печати» Тираж 1000 экз.

выпуск 2 / updated, expanded edition

московское архитектурное наследие: точка невозврата / moscow heritage at crisis point

Отзывы на первое издание / What they said about the first edition

московское архитектурное наследие: точка невозврата

moscow heritage at crisis point выпуск 2 / updated, expanded edition