Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
Переплет настоящего издания ВЫПОЛНЕН МАСТЕРАМИ КЛАССИЧЕСКОГО ПЕРЕПЛЕТА вручную из натуральной кожи
Тираж 100 нумерованных экземпляров
Экземпляр № ___________
30.12.2010
17:20
Страница 1
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
17:20
Страница 6
Koni_Judicial_Reform_Book_06_Pict_Image.qxd
04.02.2011
16:39
Page 1
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
Посвящается молодым судебным деятелям
30.12.2010
17:20
Страница 2
Koni_Judicial_Reform_Book_06_BW.qxd
21.01.2011
16:55
Page 3
А.Ф. Кони ОТЦЫ И ДЕТИ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЫ (к пятидесятилетию Судебных Уставов)
1864 20 ноября 1914
ЛАМАРТИС Москва
2011
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Издатели: Эдуард Лапкин, Сергей Макаренков
Печатается по изданию Т-ва И.Д. Сытина 1914
Анатолий Федорович Кони (1844-1927) – человек, больше всех в нашей истории сделавший для становления гражданского общества в России. Будучи выдающимся оратором, теоретиком и практиком юриспруденции, он принимал деятельное участие в преобразовании системы судопроизводства в царствование Александра II и его преемников. Кони лично знал многих «отцов и детей» судебной реформы, которым посвящены настоящие воспоминания. Данная книга интересна не только с исторической точки зрения - ее актуальность не подлежит сомнению и в наши дни, когда российское общество решает по существу те же самые задачи, которые стояли перед А.Ф. Кони и его единомышленниками.
© ООО «ЛАМАРТИС», переплет, оформление, 2011
17:20
Страница 4
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7 Дмитрий Александрович Ровинский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15 Сергей Иванович Зарудный . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113 Николай Иванович Стояновский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133 Дмитрий Николаевич Замятнин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 169 Николай Андреевич Буцковский. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203 Михаил Евграфович Ковалевский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 213 Дмитрий Николаевич Набоков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217 Виктор Антонович Арцимович . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 239 Георгий Николаевич Мотовилов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249 Иван Иванович Шамшин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 255 Николай Николаевич Мясоедов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 261 Мировые судьи (из воспоминаний) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265 Александр Михайлович Бобрищев-Пушкин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295 Михаил Федорович Губский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 301 Алексей Алексеевич Марков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305 Владимир Данилович Спасович . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311 Константин Константинович Арсеньев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 323 Александр Львович Боровиковский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 343 Сергей Федорович Морошкин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 351 Князь Александр Иванович Урусов и Федор Никифорович Плевако . . . . . . . . 355 Яков Григорьевич Есипович . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 369 К портретам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 377 Старый и новый суд в изображении И.Ф. Горбунова . . . . . . . . . . . . . . . . . 389 Послесловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 403
5
17:20
Страница 5
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский (1824–1895)
I
Н
аше время упрекают – и не без основания – в измельчании личности и в господстве чрезмерной специализации. Оба эти явления в тесной связи между собою – и оба печально отражаются на духовном складе общественной жизни. Личность все более и более умаляется, стушевывается, из сознательного и нравственно ответственного «я» стремясь укрыться под безличное «мы». Слабеет воля, тускнеют идеалы, и все реже встречаются так называемые характеры. Современный образованный человек может, если хочет, обладать гораздо большим богатством по части знания, чем его отцы и деды; он окружен и несравненно более удобной внешней обстановкой: масса технических открытий облегчает ему пользование материальной стороной жизни. Но наряду с этой возможностью широкого знания и с этими удобствами в нем самом нередко замечается недостаток нравственной силы и деятельного отношения к жизни во всем, что не касается узко личных, по большей части мелких интересов. Слова графа Уварова: «Les circonstances sont infiniment grandes et les hommes infiniment petits»* – звучат подчас горькой правдой. Учение о душевных болезнях указывает на осо* Человек придает обстоятельствам неизмеримо большее значение, чем самим людям (франц.). — Здесь и далее прим. ред.
15
17:20
Страница 15
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
бое состояние, называемое «равновесием уменьшенных сил», при котором ни одна из способностей организма не уничтожена, но все они равномерно ослаблены и, так сказать, укорочены. Господство такого же равновесия уменьшенных сил в области труда, энергии, отзывчивости, деятельной любви замечается и во многих областях нашей государственной и общественной жизни. К этому присоединяется замыкание себя людьми в узкую специальность, которая сторонится живого и многоструйного течения жизни – и вырабатывает в своем обладателе равнодушное и даже презрительное отношение ко всему, что лежит вне ее области. Под влиянием всего этого часто утрачивается интерес к прошлому и вера в будущее. Вчерашний день ничего не говорит забывчивому, одностороннему и ленивому мышлению, а день грядущий представляется лишь как повторение мелких и личных житейских приспособлений. Тем более ценны люди с определенным нравственным обликом, чей многосторонний и бескорыстный труд не может проходить бесследно для общества, служению интересам и развитию самосознания которого он был всецело отдан. Чем шире и разнороднее деятельность таких людей, тем интереснее их личность, чем богаче духовными дарами эта личность, тем глубже и плодотворнее результаты ее деятельности. К таким людям принадлежал почивший летом 1895 года Дмитрий Александрович Ровинский. Ученый, глубокий знаток и работник в области искусства, опытный законовед и судебный практик, писатель и блестяще образованный человек, почетный член Академии художеств и Академии наук и заслуженный член высшего кассационного суда, Ровинский был не только во всех отношениях выдающимся, но и в высшей степени своеобразным, цельным и интересным человеком. В нем жила неутолимая жажда деятельности и живого труда, и он не зарыл в землю, как «раб ленивый и лукавый», талант своих обширных знаний, проницательность ума и теплоту доброго сердца. Всю жизнь служа родине и искусству, он сложил свои трудовые руки лишь лицом к лицу со смертью... Государственная служба Ровинского началась, когда ему еще не было полных двадцати лет. Родившийся 16 августа 1824 года, он был определен на службу в седьмой департамент Сената 13 июня 1844 года, тотчас по окончании курса, одним из первых в Училище правоведения. Седьмой департамент, где уже в декабре 1844 года Ровинский занял
16
17:20
Страница 16
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
должность помощника секретаря, находился в Москве. В Белокаменную влекли молодого юриста воспоминания детства и родственные отношения. Там прожил он до самой своей смерти в 1838 года его отец, женатый на дочери лейб-медика Екатерины II – Мессинга, участник войн с Наполеоном и командир нижегородского ополчения в 1812 году, бывший затем до 1830 года вторым полицеймейстером Москвы и деятельным сотрудником старшего полицеймейстера генерала Шульгина по устройству городской пожарной команды. К изображению Шульгина в «Русских гравированных портретах» Ровинского приложен следующий характерный отзыв об этом оригинале графа Н.Н. Муравьева-Карского: «Человек простой и грубый, но исправный и проворный, хотя без дальних соображений, постоянно был употребляем в должности полицеймейстера, к ней имел особое призвание – большой крикун, хлопотун, любивший рассказывать о своих подвигах, тушить пожары и иногда своеручно поколотить...» Эта любовь его к тушению пожаров, искусно направляемая отцом Д.А. Ровинского, имела своим последствием образцовую по тому времени организацию пожарной команды, которой москвичи гордились перед иностранными гостями, а резец народных художников запечатлел в лубочных листах под названием «Действие московской пожарной команды во время пожара», причем Шульгин нарисован мчащимся парой, стоя на «калибере» в сопровождении казака и жандарма. С начала 1848 года Ровинский, оставив Сенат, исполнял обязанности московского губернского казенных дел стряпчего; с лета 1850 года, в течение почти трех лет – обязанности товарища председателя Московской Уголовной Палаты, а в августе 1853 года был назначен на особо важный, трудный и ответственный пост московского губернского прокурора. Должность эта, составляя наследие петровских времен и одно из лучших украшений екатерининских учреждений, имела огромное значение в нашем дореформенном строе. Упразднение связанных с ней прав и обязанностей по надзору за ходом несудебных дел следует признать большой ошибкой составителей Судебных Уставов. Совершенное изменение в характере деятельности прокурора, придавая ему «обвинительную обособленность», быть может, и выходило красивым с теоретической точки зрения, но противоречило условиям нашей административной жизни и шло вразрез с внутренними потребностями нашего губернского строя. В торопливом осуществлении страстного желания поскорее рас-
17
17:20
Страница 17
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
чистить для новых насаждений место, поросшее бурьяном и полусгнившими деревьями, был срублен дуб, стоявший на страже леса... Губернский прокурор с губернскими стряпчими составлял особое, во многих отношениях совершенно независимое от местной администрации учреждение, так называемую «прокурорскую камеру». Оно имело надзор за всеми местными присутственными местами, определения которых только тогда признавались соответствующими закону и приводились в исполнение, когда на них была известная прокурорская помета: читал. Имея право беспрепятственного входа во все губернские места и занимая место в присутствии при докладе дел, губернский прокурор и стряпчие в уездах были живым напоминанием закона и во многих случаях – его обязательными истолкователями. В делах судебных губернский прокурор был всегдашним ходатаем по искам казны, обществ и установлений. На обязанности его лежало возбуждение безгласных дел. Он охранял интересы казны, участвуя в приеме казенного имущества и в производстве торгов на казенные подряды и поставки, интересы и права частных лиц, свидетельствуя в составе особого присутствия губернского правления людей, подлежавших опеке по безумию или сумасшествию, и требуя учреждения следственных комиссий по делам особой важности. Наконец, он охранял права арестантов, будучи главным блюстителем их содержания «без употребления орудий, законом запрещенных» и ходатаем по их делам. Имея обязанность уведомлять губернское начальство о всех замеченных им беспорядках и злоупотреблениях, губернский прокурор сносился в то же время непосредственно с министром юстиции, свободный от каких-либо аттестаций со стороны начальника губернии. Будучи по существу своих прав и обязанностей делегатом центральной правительственной власти, вдвинутым в среду местного управления, он при добром желании и сознании долга мог не без основания считать себя «оком царевым». История министерства юстиции с тридцатых до шестидесятых годов представляет немало примеров энергической борьбы губернских прокуроров с местными злоупотреблениями. Борьба эта не всегда была успешна, но уже самое возникновение ее, основанное на предписании закона, определявшего обязанности губернского прокурора, действовало благотворно, не говоря уже о тех случаях, когда последствием ее являлись сенаторские ревизии, несшиеся, как грозовые тучи, на местность, пораженную правовой засухой... Бог знает, сколько тягостных
18
17:20
Страница 18
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
пререканий, где голос оскорбленных самолюбий и властолюбий заглушает ропот искажаемой истины, было бы устранено, сколько окольных путей для жалоб и взаимных обвинений «поросло бы травой забвения», если бы в широкие рамки обязанностей губернского прокурора была в 1864 году влита энергия тех молодых и полных любви к делу сил, которые обречены были упражнять свое стремление к законности и талантливое трудолюбие исключительно на обвинительном поприще. Сделавшись губернским прокурором, Ровинский принес на эту должность всю свою молодую – ему было еще только 29 лет – жизненность и отзывчивость. Но вместе с тем он принес и большой опыт. Служба товарищем председателя Палаты и, главное, губернским стряпчим дала ему богатый материал для обращения внимания на наиболее больные места судебной и, в особенности, административной деятельности. Он горячо принялся за работу, настойчиво во все вникая и зорко ко всему приглядываясь. Задача московского губернского прокурора – именно московского – за его время была очень нелегкая. Не говоря уже о массе дела, требовавшей внимательного труда ввиду особого значения, которое могло иметь прокурорское «читал» для жителей столицы и одной из населеннейших губерний, область деятельности этого прокурора находилась в совершенно особом положении. В Москве был, кроме губернатора, еще и граф Арсений Андреевич Закревский, снабженный особыми полномочиями, легендарный генерал-губернатор, всевластно правивший в Москве с 1848 года в течение десяти лет и назначенный туда после 17-летней опалы как – по его собственным словам – надежный оплот против разрушительных идей, грозивших прийти с Запада. Безукоризненно честный в материальных отношениях, большой хлебосол и нежный, слабый отец, этот осанистый, полный старик, совершенно лысый, с маленькими хитрыми глазками на круглом лице («Русские гравированные портреты»), с выдвинутой вперед нижней губой, творил суд и быструю расправу по-своему, не стесняясь законом и своеобразно восстановляя порядок повсюду, даже и в чужих семьях, разными необычайными средствами вроде, например, арестования жены и родственников неисправного подрядчика, забравшего вперед деньги, и т.п. Вторжение Закревского во всякие дела, и в том числе в судебные, особливо гражданские, было явлением частым и, без сомнения, составляло соблазнительный пример и для ближайших его подчиненных, так что губернскому прокурору нужно было много такта и умной настойчивости, чтобы
19
17:20
Страница 19
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
охранять закон и исполнять свои обязанности, «невзирая на лица». Неслышное и по большей части незаметное для окружающего общества прямое и косвенное отстаивание закона отнимало много времени у Ровинского и делало его положение, как он сам впоследствии сознавался, подчас более чем затруднительным. Недаром он обращался при своих работах по судебному преобразованию с суровыми укоризнами к генерал-губернаторской власти в том виде, как ее понимал и практиковал в свое время граф Закревский. Тяжела была и деятельность по чисто судебной части. Права губернского прокурора были большие, и он мог (с 1846 г.) останавливать своими протестами исполнение приговоров Уголовных Палат, но не следует забывать, что над судом и над прокурором стояла теория формальных, предустановленных доказательств, которая связывала и угнетала свободное приложение судейского разумения к данным дела. Какое бы внимание, какую бы серьезность ни вносил прокурор в оценку определения Уголовной Палаты, он был бессилен отвратить эту Палату от того уклончивого и ложного пути, который кончался знаменитым «оставлением в подозрении», никого не удовлетворявшим, но прописываемым с соблюдением всех правил, указанных в судебной фармакопее и рецептуре, носивших название второй части XV тома Свода Законов. Громкие уголовные дела, волновавшие Москву в пятидесятых годах, нередко оканчивались приговором, в котором из-за формальной правильности и полного соответствия действовавшим правилам о доказательствах ярко сквозило материальное неправосудие, причем во всей красе сказывались и молчание связанной по рукам и ногам судейской совести, и апатичная работа притупившегося на механическом применении Уложения о наказаниях ума. Много огорчений, волнений и горьких минут сознания своего бессилия пред буквальным приложением безжизненного закона к вопиющим явлениям жизни пережил Ровинский в бытность свою губернским прокурором... Дела о возмутительных преступлениях над личностью и о надругательствах сильного над слабым, полные красноречивых косвенных улик, попав в русло, вырытое присяжными свидетелями, достоверность показаний которых обусловливалась их общественным положением и другими совершенными и несовершенными доказательствами, быстро и почти бесповоротно выцветали, обрастая тиной разных крючкотворных подходов и подьяческих подвохов, затемнявших истину. Стоит припомнить хотя бы, например, дело об услышавшей только от
20
17:20
Страница 20
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
высших судебных учреждений должную оценку своей виновности вдове гвардии капитана, судившейся за чудовищное обращение с десятилетним сыном, проводившим дни и ночи в запертом шкапу – голодным до полусмерти, избитым, истерзанным и завязанным со скрученными назад руками в чехол от дивана, причем под предлогом отучения его от дурной привычки обвиняемая, оставленная первоначально лишь в подозрении и уже однажды судившаяся бесплодно за бесчеловечное обращение с крестьянами, предавалась по отношению к сыну манипуляциям, в которых жестокость переплеталась с извращенным сладострастием... Сюда надо отнести такие дела, как, например, дело помещика, нанесшего своему больному, девяностолетнему слуге, вымогая для себя у него его скудные сбережения, 28 рубленых сабельных ран, от которых тот на другой день умер, и не признанного виновным в убийстве; или дело надворного советника, наглым образом надругавшегося над невинной и беззащитной девушкой в обстановке, чрезвычайно напоминающей сцену покушения Свидригайлова на честь Дуни Раскольниковой в «Преступлении и наказании», и оставленного в сильном подозрении; или дело о покушении на жизнь калужского помещика посредством адской машины, по которому надворный суд признал возможным оставить человека, принесшего потерпевшему ящик, зная, что в нем заключена такая машина, в сильном подозрении, выслав его в то же время из Москвы; или, наконец, ужасное дело о семнадцатилетней фигурантке, проданной своим отцом, театральным музыкантом, знатному молодому человеку, который напоил ее возбуждающим раствором и привел тем в состояние полового бешенства, коим воспользовались, кроме него, и другие негодяи, окружавшие его. Несчастная девушка была возвращена домой лишь на третий день, в состоянии полного сумасшествия, из которого не выходила до самой своей страдальческой кончины. Московские судьи того времени нашли справедливым ограничиться отдачею главного виновника в солдаты или военные писцы с выслугой и без потери прав, и присуждением отца жертвы за потворство разврату дочери к трехмесячному лишению свободы... А сколько под прикрытием строгого соблюдения теории формальных доказательств разрешалось таким образом дел негромких! Губернский прокурор, обремененный массой других обязанностей, должен был вчитываться и вдумываться в каждое решение, чтобы не покрыть иногда своим «читал» вопиющую, но правильно и искусно оформленную неправду.
21
17:20
Страница 21
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
Не меньше внимания надо было отдавать и следствию. Оно было в грубых и часто нечистых руках, а между тем составляло не только фундамент, но, в сущности, единственный материал для суждения о деле. Из речи, сказанной Ровинским в 1860 г. («Век», 1860 г., №16) молодым людям, вновь назначенным на должность следователя, переходную уже к новому порядку, видно, что такое были в его время в Москве некоторые производители следствий, и как они действовали. Безотчетный произвол, легкомысленное лишение свободы, напрасное производство обысков, отсутствие всякой системы и раздувание дел были характерными признаками производства следствий чинами наружной полиции. В подтверждение этого Ровинский приводил примеры: а) отобранные у сознавшегося вора тулуп и поддевка возвращены хозяевам без оценки через год; частный пристав, заметив свое упущение, требует хозяев из Рязанской губернии в Москву по этапу и обязывает их подпиской представить тулуп и поддевку; б) трое крестьян жалуются на кражу у них четырех бочонков сельдей, и после года производства следствия об этом пристав начинает следствие о том, откуда они взяли сельдей и имели ли право торговать ими; в) мещанин Овечкин и извозчик, с которым он ездил, сидят месяц под стражей по обвинению в праздной езде по улицам; г) производя у нескольких лиц обыск по жалобе солдатки о краже у нее белья, пристав обыскивает кстати и ее; найдя «кусок металлического свойства», заводит особое дело и вызывает эксперта для определения, какой это металл, и т.д., и т.д. «Главная причина всего этого, – говорил Ровинский молодым следователям, – кроется сколько в неспособности полицейских следователей, столько и в том, что многие из них, при ничтожном содержании и ежедневно возрастающих потребностях привыкли по необходимости смотреть на взятие под стражу, освобождение арестанта, вызов, высылку, вообще на все следствие как на средство к своему существованию. Вот почему полицейские следователи тянут свои следствия целые годы, оправдываясь медленностью высших инстанций и рассчитывая на полную безнаказанность со стороны своего начальства. Вот почему трактир, полпивная и всякое заведение при самомалейшей возможности притянуть их непременно перебывают у следователя со своим хозяином, прислугой, чуть не со всею своею посудой». Но не одна неумелость, а иногда желание «покормиться» искажали производство следствия. Это искажение шло гораздо дальше там, где нужно было выслужиться или отличиться. Ровинский приво-
22
17:20
Страница 22
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
дил следователям «всплывшие из глубин канцелярской тайны» случаи доведения мещанина вывернутием руки до «чистосердечного сознания» в убийстве, совершенном совсем другим лицом, и сечения обвиняемой в краже девочки 16 лет плетью по животу для получения такого же сознания... В объяснениях к «Народным картинкам» он указывает на обычный даже в его время в глухих местностях прием полицейского следствия, состоявший в не давании пить заподозренному, накормленному соленым сельдем и посаженному в жаркоистопленную баню, и ссылается на производившееся еще во второй половине шестидесятых годов в общем собрании московских департаментов Сената дело частного пристава Стерлигова, вешавшего обвиняемого со связанными назад и затем навсегда отнявшимися руками на перекосяк, «исправлявший должность дыбы»... Губернский прокурор мог быть, если хотел, влиятельным лицом и в тюремном управлении. Ровинский предавался этой стороне своей служебной деятельности с горячим усердием и любовью. Пример трогательного человеколюбца, тюремного доктора Федора Петровича Гааза, отдавшегося всецело делу помощи заключенным, утешению их и заботе о них, вызывал в Ровинском глубоко сочувственное к себе отношение и в слове, и в деле. Впоследствии в официальных записках по поводу тюремной реформы и судебного преобразования он не раз с особым уважением указывал на деятельность Гааза, девизом которого были удивительные по своей простоте и глубине слова: «Спешите делать добро!» Еще будучи губернским стряпчим, Ровинский, постоянно посещая заседания тюремного комитета, был очевидцем замечательного и памятного ему столкновения Гааза с председателем комитета, знаменитым митрополитом Филаретом, из-за арестантов. Филарету наскучили постоянные и, быть может, не всегда строго проверенные, но вполне понятные при старом строе суда ходатайства Гааза о предстательстве комитета за «невинно осужденных» арестантов. «Вы все говорите, Федор Петрович, – сказал Филарет, – о невинно осужденных... Таких нет. Если человек подвергнут каре – значит есть за ним вина...» Вспыльчивый и сангвинический Гааз вскочил с своего места... «Да вы о Христе позабыли, владыка!» – вскричал он, указывая тем и на черствость подобного заявления в устах архипастыря, и на евангельское событие – осуждение невинного... Все смутились и замерли на месте: таких вещей Филарету, стоявшему в исключительно влиятельном положении, никогда еще и никто не
23
17:20
Страница 23
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
дерзал говорить в глаза! Но глубина ума Филарета была равносильна сердечной глубине Гааза. Он поник головой и замолчал, а затем, после нескольких минут томительной тишины, встал и, сказав: «Нет, Федор Петрович! Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл – Христос меня позабыл!..» – благословил всех и вышел. Каждую субботу и праздник объезжал Ровинский разнообразные московские тюремные помещения и тщательно обходил пересыльную тюрьму и губернский замок в сопровождении стряпчих и секретарей местных – Уголовной Палаты, магистрата и надворного суда, разрешая жалобы арестантов, пробуя их пищу и тут же, на месте, наводя справки по делам и ускоряя последние. Простота в обращении привязывала к нему всех, а по отношению к должностным лицам его настойчивые просьбы («Батюшка! Ну, сделайте это для меня, – двиньте вы это дело в личное для меня одолжение», – говаривал влиятельный прокурор секретарям судов) приобретали характер требований, которых нельзя было не исполнить. В эпоху взяточничества и всякого темного своекорыстия личность московского губернского прокурора, всегда скромно и почти бедно одетого, вечно занятого живым делом, а не отписками у себя в камере, все знающего и «видящего насквозь», производила глубокое нравственное впечатление на окружающих. Ему было трудно отказать в его просьбах, его было совестно не слушаться, да и «втереть ему очки» нечего было и думать... Верный заветам Гааза, Ровинский с успехом продолжал хлопоты о сокращении числа лиц, подвергаемых тягостному бритью половины головы в предупреждение побегов; из его записки о тюремных помещениях Московской губернии, проникнутой человечностью, сквозит, несмотря на крайнюю скромность автора, ряд облегчительных мер, предпринятых по его распоряжению с целью улучшить быт арестантов, выведя их из пагубной праздности и вооружив их для последующей жизни хоть каким-нибудь практическим знанием... Особенное внимание обращал он на «частные дома» с их так называемыми «съезжими». Там почти постоянно можно было найти арестованных без всякого законного основания; там было место применения личной расправы с людьми, отпускаемыми затем без всякого суда, там, наконец, производилась знаменитая, глубоко вошедшая в тогдашние нравы «секуция». «В доброе старое время, – вспоминает Ровинский в “Русских народных картинках”, – “секуция” производилась в частных домах по утрам; части Городская и Тверская в Москве славились своими
24
17:20
Страница 24
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
исполнителями; пороли всех без разбора: и крепостному лакею за то, что не накормил вовремя барынину собачку, всыплют сотню, и расфранченной барышниной камердинерше за то, что барин делает ей глазки – и той всыплют сотню: барыня-де особенно попросила частного; никому не было спуска, да и не спрашивали даже, в чем кто виноват, – прислан поучить, значит, и виноват – ну, и дери кожу. Хорошее было время: стон и крики стояли в воздухе кругом часто целое утро; своего рода хижина дяди Тома, – да не одна, а целые десятки». Если Городская и Тверская части приобрели себе особенную славу по части телесных наказаний, то Басманный частный дом отличился в другом отношении. Там негодующий Ровинский нашел семь, немедленно им уничтоженных подвальных темниц, куда никогда не проникал луч света. Они назывались «могилами», и в них расстраивали себе зрение и даже слепли (между прочими почетный гражданин Сопов) люди, числившиеся «за приставом». В другой из московских частей непрошеная любознательность губернского прокурора открыла специальный «клоповник» для арестованных со всеми его необходимыми принадлежностями. Немало тревожных забот доставляли Ровинскому и дела о крестьянах и дворовых. Иго крепостного рабства, которым, по выражению Хомякова, была клеймена Россия, давило в начале пятидесятых годов всей своею тяжестью и оказывало свое растлевающее влияние на всё общественное здание. В Московской губернии постоянно возникали дела о злоупотреблениях помещичьей власти, и хотя Закревский сурово относился в этих случаях к виновным, но в то же время был, по замечанию Ровинского, ярым защитником крепостного права, не допускавшим и мысли о ненормальности создаваемых этим правом отношений. Кроме всесильного генерал-губернатора, на беспощадной страже этого права стоял и уголовный закон, подвергавший на основании статьи 1983 тома IX Свода Законов крестьян, непокорных не только своим господам, но даже и тем, кому последние передали, вполне или с ограничениями, свою власть, наказанию, установленному за восстание против властей, т.е. каторжной работе на очень длинные сроки и плетям. Понятно, как легко при таких условиях могли быть возбуждаемы по самым ничтожным поводам, в сущности, сводившимся лишь к недоразумениям, дела о восстаниях крестьян, и какому одностороннему разрешению они подвергались, особенно если иметь в виду, что по статье 221 второй части XV тома крепостные люди подсудимых могли быть допрашиваемы
25
17:20
Страница 25
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
при следствии лишь за недостатком других свидетелей. Ровинскому приходилось часто и горячо отстаивать и перед Закревским, и в Уголовной Палате спокойный и трезвый взгляд на дела о «восстаниях» крепостных и, лавируя в узком проливе между формальными доказательствами, отыскивать в деле трудно и неохотно добытые данные, правдиво рисующие житейскую его сторону. А это было необходимо, чтобы убедить графа Закревского в том, что там, где предполагалось «дерзкое колебание коренных основ общества», было подчас вопиющее злоупотребление власти над ближним, и что обиженная в своих правах и безмятежности «жертва» была иногда сама злобной и изобретательной мучительницей, и тем обратить его гнев на действительно виновную сторону. Нужно было много выдержки, спокойствия, знания и безупречной чистоты в действиях, чтобы выходить победителем при разрешении подобных задач. Хотя это и удавалось Ровинскому, но оставило горький осадок в его душе, отразившийся впоследствии, между прочим, и на его представленных в Государственную канцелярию в 1860 году рассуждениях о необходимости «различать бессвязные волнения от того, что еще так недавно возводилось на степень государственного преступления...» Когда, в 1856 году, по выражению А.П. Ермолова, «зарделась заря освобождения крестьян», и Ровинскому как влиятельному губернскому прокурору представилась возможность проводить в жизнь свои взгляды на крепостное право, он неожиданно чуть не был лишен всякой деятельной роли. По причинам, которых теперь доискаться невозможно, министр юстиции, граф В.Н. Панин, решил зачислить его за обер-прокурорский стол в Сенат. Для кипучей, полной страсти к живому труду натуры Ровинского это было тяжким ударом. Жестокое по отношению к такому человеку, как он, новое назначение – своего рода «сдача в архив» – являлось лишенным смысла и по отношению к делу, которое в умелых руках Ровинского наладилось и шло хорошо. Граф Панин, своеобразная личность которого еще ждет своего историка, любил поражать неожиданными назначениями, о способе производства которых в министерстве юстиции ходили целые легенды. Вообще на странность и бездушную иронию некоторых из распоряжений по личному составу в министерстве юстиции до судебной реформы может указывать и приводимый Н.П. Собко в прекрасной биографии художника Перова, изданной Ровинским, факт перевода в Архангельск отца Перова, губернского прокурора в Тобольске, просившегося в более умеренный климат, потому что здоровье его не выносило суровой зимы... Но гене-
26
17:20
Страница 26
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
рал-губернатор, ценивший, несмотря на разногласия, личность и деятельность Ровинского, вступился за «своего прокурора», и благодаря его письму от 19 апреля 1857 года последний остался на месте. Впрочем, служебные дни самого графа Закревского уже близились к концу. Вокруг него кипела новая, необычная для него жизнь; с высоты престола, как святой благовест, неслись призывы к усовершенствованиям, к подъему человеческого достоинства, к правде и милости, а он продолжал глядеть на Москву, как смотрит рачительный, но суровый хозяин на свою вотчину. Еще в 1858 году он представлял шефу жандармов «список подозрительных лиц в Москве», в котором, кроме Аксаковых и Хомяковых, вина которых обозначалась словом «славянофил», значились, между прочим, М.Н. Катков, откупщик В.А. Кокорев («западник, демократ и возмутитель, желающий беспорядков»), К.Т. Солдатенков («раскольник и западник, желающий беспорядков и возмущений»), академик М.П. Погодин («литератор, стремящийся к возмущению»), знаменитый артист Щепкин («желает переворотов и на все готовый») Юрий Самарин («славянофил, желающий беспорядков и на все готовый») и др. Не допуская и мысли о возможности отмены крепостного права, он уже после известного высочайшего рескрипта на имя Назимова преследовал в Москве всякие знаки сочувствия к предпринятому государем великому делу, повелительно указал Кокореву на дверь, когда тот позволил себе «заявить себя на стороне петербургских глупостей» и утверждал громогласно, что «в Петербурге одумаются, и все пойдет по-старому». Отношения Ровинского с заместителем Закревского были вполне спокойные, а в ближайшие затем годы он сразу испытал две радости общественного характера. Избрание в депутаты звенигородского дворянства в московском комитете по вопросу об освобождении крестьян дало ему возможность поработать по давно наболевшему у него вопросу и образовать вокруг себя крупное меньшинство, которое по его предложению высказалось за уничтожение в будущем строе крестьянского дела телесных наказаний как «бесполезного само по себе орудия возмутительного произвола». Замечательно, что почти одновременно с этим Яков Иванович Ростовцев писал императору Александру II из Карлсруэ 9 сентября 1857 года: «Главную осмотрительность следует соблюсти в постановлениях для мирской общины и в определении рода наказаний по приговору мира; и то, и другое каждая община определит сама лучше всяких законодательных теорий; о наказаниях телесных не следует упо-
27
17:20
Страница 27
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
минать – это будет пятно для освобождения, да и есть места в России, где оные, к счастию, не употребляются...» Издание давно и страстно ожидаемого Ровинским положения об учреждении судебных следователей, исключительно предназначенных для исполнения следственных обязанностей, и обнародование «Наказа судебным следователям» было важным шагом к возможному при существовании старых судов упорядочению этой части. Являлась возможность сделать призыв к молодым, еще не испорченным рутиной и соблазнами жизни людям, в способность которых к горячему и бескорыстному труду в то время так охотно, так любовно верилось... Речь Ровинского, сказанная созванным им к себе вновь назначенным следователям, полна практических замечаний и смелой критики недавнего еще отношения законодательства к обществу, порождавшего в последнем сначала недоверие, а потом полное равнодушие, была своего рода расчетом с начинающими разлагаться судебными порядками и заветом для будущего. Указывая, что общество только тогда поверит, что под вновь придуманными формами не скрываются недостатки прежнего следствия, когда почувствует исключительную пользу от нового учреждения, Ровинский сказал своим слушателям: «Большая часть из вас, господа, только что окончила образование. Вы еще неопытны в деле. Но нам дорога ваша неопытность. Вы не привыкли еще видеть в арестанте немую цифру, которую чиновники с таким старанием сбывают друг другу. Для вас всякое дело еще так ново и полно жизни. Опытности вам научиться недолго, если вы решитесь вполне отдаться вашему делу. С вами поделятся ею те из ваших товарищей, которые уже знакомы со службой. Вы же, в свою очередь, поделитесь с ними тем первым и дорогим жаром молодости, с которым так спорится всякая работа. Помогайте друг другу, господа, наблюдайте друг за другом, не дайте упасть только что начатому делу, будьте людьми, господа, а не чиновниками! Опирайтесь на закон, но объясняйте его разумно, с целью сделать добро и принести пользу. Домогайтесь одной награды – доброго мнения общества, которое всегда отличит и оценит труд и способности. Может быть, через несколько лет служба еще раз соберет нас вместе, – дай Бог, чтобы тогда вы могли сказать всем и каждому: “Что вы служили делу, а не лицам. Что вы старались делать правду и приносить пользу. Что вы были прежде всего людьми, господа, а уже потом чиновниками…”»
28
17:20
Страница 28
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
Как в краткую летнюю северную ночь одна заря спешит сменит другую, так в незабвенные годы, ознаменованные новым царствованием, зарю отмены рабства сменяла заря настоящего, правдивого и вместе милосердного суда. Ее приветствовал Ровинский в своей речи... Эта речь была и лучшим последовательным заключением его служения старому суду… II Положение вещей при судебной реформе складывалось иначе, чем при освобождении крестьян от крепостной зависимости. Если последняя реформа вырабатывалась «горестно и трудно», горестно – для любивших исключительно себя, трудно – для любивших русский народ, то, наоборот, пересоздание всего судебного строя совершалось легко и без серьезных противодействий. Негодность существующих судебных порядков в их главных чертах и житейских проявлениях была признана всеми. Могущественное слово осуждения этих порядков слышалось и в неоднократных высочайших резолюциях. Отметка императора Николая I на мемории Государственного Совета по делу Баташева от 16 ноября 1848 года о непомерной медленности производства, «ясно выставляющей все неудобства и недостатки нашего судопроизводства», по справедливости, может считаться первым лучом судебного преобразования. Реформа судебной части не затрагивала ничьих личных интересов. Поэтому на верхних ступенях общественной лестницы не могло найтись людей, которые посмели бы авторитетно рекомендовать старый порядок канцелярской, безгласной и бездушной расправы как желательный и неприкосновенный, или, прикрываясь лукавой осторожностью, рисовать «пагубные последствия» предпринимаемого государственного дела. За исключением темных дельцов на низших должностях судебной службы, старый суд не внушал привязанности никому, от него сторонились почти всегда со страхом и нередко с отвращением, и слово поэта о том, что Русь «в судах черна неправдой черной», было не праздным возгласом, а горькой, пережитой многим множеством русских людей истиной. Наконец, в работах по судебному преобразованию не выделялся особенно никто, все трудились дружно, с единомыслием о необходимости реформы, с доверием к близкому будущему и без затаенной и любовной оглядки на близкое прошлое, стараясь уврачевать в своей родине застарелый недуг не-
29
17:20
Страница 29
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
правосудия. Поэтому не было среди этих работников и людей, могущих служить, подобно Ростовцеву и Милютину, мишенью для недовольства, ненависти и клевет, плохо прикрываемых умышленно близорукой и прозрачно-недобросовестной критикой порученного им дела. Печать и общество со спокойной уверенностью ожидали результатов судебного преобразования. Но сами работники в деле этого преобразования не подходили, однако, под один общий тип и не представляли в своей совокупности однородного целого. Они явились на широкий призыв со всех концов России, из разнородных служебных областей, с разнообразным опытом и практическими сведениями, невольно внося в свои предложения и свои личные свойства. При рассмотрении подготовительных работ по судебному преобразованию нельзя не заметить, что пионеры судебной реформы распадались на четыре главные группы. Первую составляли чистые теоретики, вносившие в свои предложения строго логические выводы, построенные на отвлеченных политико-юридических принципах; ко второй принадлежали подражатели, стремившиеся без серьезной критики перенести на нашу почву целиком западноевропейские порядки, предлагая преимущественно французские образцы с большей или меньшей примесью английских судебных обычаев. Представителями третьей группы были люди, не решавшиеся сразу оторваться от существующих уже учреждений и приемов судопроизводства и желавшие медленного, осторожного и постепенного перехода от старого к новому. Они находили себе сильную опору во влиятельных мнениях автора «Общей объяснительной записки к проекту нового устава судопроизводства» графа Д.Н. Блудова. Записка эта представляла по богатству материала и своеобразному его освещению один из интереснейших трудов подготовительно-законодательного характера. Исходя из мысли, что внезапное введение нового судебного устройства без предварительного к тому приготовления и в народе, и в самих правительственных учреждениях легко может повести к столкновениям и запутанности и даже удалить от желаемой цели, граф Блудов являлся поборником следственного начала и, относясь скептически к началу обвинительному, предлагал улучшить существующее судопроизводство введением одиннадцати правил, «имеющих целью как ограждение подсудимых от напрасных притеснений, так и доставление им действительных и надежных средств законной защиты». Правила эти сводились, главным образом, к улучшению учреж-
30
17:20
Страница 30
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Дмитрий Александрович Ровинский
дений «депутатов» при следствии; к установлению права отвода следователей; к сообщению обвиняемому материала, собранного против него по следствию, с окончательным допросом его в присутствии родственников, знакомых, друзей или одного из состоящих при суде присяжных поверенных; к допущению подсудимого не только присутствовать при докладе дела, совершаемого с некоторой публичностью, но и, защищаясь письменно чрез присяжных поверенных, лично выслушивать объявление приговора с правом подавать против него отзывы и дополнительные объяснения. Наконец, четвертая группа заключала в себе практических судебных деятелей, желавших обновления судебного строя, для полного разрыва с которым они черпали основания не из теоретических соображений или слепой подражательности, но из знания русской жизни в ее судебно-бытовых проявлениях и из доверия к умственным и нравственным силам народа, способного к восприятию новых начал судопроизводства, доверия, чуждого опасению «запутанности». К этой группе принадлежало большинство «отцов Судебных Уставов», т.е. членов высочайше учрежденной комиссии, выработавшей основные положения преобразования судебной части. Ровинский, по высказанным им взглядам, примыкал всего более к последней группе, но вместе с тем стоял по многим вопросам и отдельно от нее. Глубокий знаток жизни и свойств, вкусов и идеалов русского народа в их историческом развитии, он шел своей дорогой, богатый знанием и наблюдением. Его чисто русскому, проникнутому здравым смыслом уму были чужды отвлеченные, теоретические построения, а любовь к оригинальному и самобытному удерживала от слепой подражательности. Не мог он, сердцем выстрадавший все недостатки старых судебных порядков, бывший столь долго «за кулисами» отжившего суда, примириться и с мыслью о постепенном, медлительном переходе от старого к новому. Будущий строй судебных учреждений и их деятельность, проникнутые началами, совершенно чуждыми следственно-приказному отправлению правосудия, ясно рисовались его духовному взору. Отдаваясь с горячностью и любовью призыву к новому делу, он не желал допускать, чтобы, по выражению поэта, «заглушал плевел старинный – величья нового посев». Принадлежавший Ровинскому и находящийся ныне у меня экземпляр общей объяснительной записки Блудова весь испещрен протестующими замечаниями. Общий их смысл состоит в том, что надо, чтобы
31
17:20
Страница 31
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
30.12.2010
Отцы и дети судебной реформы
предлагаемые Блудовым меры, не улучшая ни в чем существенном судопроизводства, не внесли бы в него вместе с тем ничего такого, чего не всосали бы в себя рутина и «приказное» отношение к делу. Не штопать надо было изношенное и негодное, не приращать случайными и внешними прививками существовавший судебный строй, не трогая его главнейших внутренних начал. Следовало, твердо определив противоположный берег, смело причалить к нему или, в крайнем случае, соорудив лишь временный, на очень короткий срок, мост, перейти по нему и тотчас же разобрать его... В «Русских народных картинках» Ровинский со свойственной ему образностью выражает мысль о бесполезности всяких частичных реформ в судебных учреждениях, рассказывая о тщетной борьбе крутых царей – Ивана Васильевича и Петра Алексеевича с чиновничьим взяточничеством в судебных приказах, с произволом и «кормлением» воевод. Его не удовлетворяли и реформы Екатерины II по этой части, заменившие воеводу коллегией, так как ими не изменялась сущность судебных порядков и порочные привычки судей. «Либеральные декорации, – говорит он, – не всегда сходились с серой действительностью, и народ отблагодарил за новые учреждения (судебные коллегии) меткой пословицей: “Прежде одну свинью кормили, а теперь и с поросятками”»... По этому же поводу он приводит остроумный отзыв князя А.С. Меньшикова, назвавшего нерешительные, отрывочные и частичные меры, предпринятые вопреки проекту Киселева в 1838–39 гг. относительно государственных крестьян, «улучшенным бытом в уменьшенном виде». Поэтому патетически-комические выражения «Общей объяснительной записки» вроде указания на «естественную, драгоценную для всякого чувствительного человека, мысль о неотъемлемом праве каждого, хотя и вполне заслуживающего всей строгости карающих постановлений, ходатайствовать об облегчении своей участи», не подкупали Ровинского и не прикрывали в его глазах скудость предлагаемых ею мер. Враг условных форм, не соответствующих содержанию, поклонник простоты и искренности в деловом языке, он был глух к тому, что сам называл в различных местах «Народных картинок» «трескучими фразами» и «уголовными прибаутками», относя к ним и знаменитые слова Екатерины II: «Лучше десять виновных освободить, нежели одного невинного наказать», сказанные в действительности впервые Петром Великим в 1716 году, в параграфе 9 главы V Устава воинского.
32
17:20
Страница 32
Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW:Koni_Judicial_Reform_Book_08_BW.qxd
УДК 82-94 ББК 67.410 К 64
Литературно-художественное издание
А.Ф. Кони Отцы и дети судебной реформы
Редактор Юлия Зинченко Дизайн и верстка: Дмитрий Шишко Оформление переплета: Виктория Бабенко Технический редактор Елена Крылова Корректор Анна Аристова Мастера переплета: Владимир Щербаков, Алексей Иванов
Формат 70x100/16 Гарнитура «Bodoni72SCC», «LagunaC» Бумага «GardaPat» Тираж 100 экз. ООО «ЛАМАРТИС» 101000, Москва, ул. Мясницкая, д. 35, стр. 2 Изд. лиц. №03699 от 09.01.2001 г.
Адрес электронной почты: info@lamartis.ru Сайт в Интернете: www.lamartis.ru
ISBN 978-5-94532-117-5
30.12.2010
17:21
Страница 426