Серебряные струны by Lamartisbooks

Переплет настоящего издания выполнен мастерами классического переплета вручную из натуральной кожи

Тираж 100 экземпляров

Владимир Высоцкий СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ

«Ламартис» Москва 2009

Издательство благодарит музей Владимира Высоцкого за помощь в подготовке издания

Издатели Э. Б. Лапкин, С. М. Макаренков Художник О. О. Смирнов

ОТ ФОТОГРАФА Принято считать, что историю создают политики и военачальники, но это не так. Историю страны создают те, кто вращает Землю. Своим творчест* вом и самой своей жизнью они интенсивно формируют душу несколь* ких поколений и воздействуют на все последующие поколения, уже в земной жизни став ангелами*хранителями страны. Когда издательство заказало мне оформление этой книги – это было как не* жданная встреча с любимым человеком, которого ты уж и не надеялся увидеть. Есть несколько авторов, сделав книги которых, художник без всяких шуток может себе сказать: «Жизнь удалась». Это примерно то же самое, что для актера – роль Гамлета. Владимир Высоцкий – один из этих предельно значимых Авторов с большой буквы. Жанр книги определился сразу – фотокнига, позволяющая избежать прямого иллюстрирования, что часто происходит с рисованными картинками, фо* тографическое изображение априорно не воспринимается зрителем как «насильственная» иллюстрация, принуждающая к однозначной трактовке произведения, но лишь как его аккомпанемент, импровизация на тему. Жанр, когда совмещение снимков со стихотворениями синтезирует в вос* приятии читателя*зрителя нечто третье, галерею его собственных образов из его жизни, а стихотворения звучат в нем песнями. Фактически каждый читатель сам создает свою книгу из стихов и снимков. Дальше все было похоже на легенду об увиденной во сне таблице Менделеева, которую ему осталось только записать, проснувшись. Книга, похоже, уже существовала, мне оставалось только реализовать ее в материальной форме. Объяснение простое – Высоцкий оказал на нас наибольшее воз* действие из всех пишущих и поющих авторов и сформировал характер целого поколения. Можно сколько угодно доказывать обратное, но это так. Как всякий истинный талант, он не нуждался в «раскрутке». Высоц* кий сам пришел к каждому из нас. Или каждый из нас – к Высоцкому. В книгу помещены снимки в основном 70—80*х годов и послевоенные фото* графии из семейных альбомов – документальный портрет описывае* мого автором времени. И те и другие не были рассчитаны на публика* цию, такое было бы просто немыслимо, а сейчас именно они «выстре* лили» в этой книге. Не буквальное иллюстрирование текста, а та самая нежданная радость встречи с Автором, прикосновения к его творчест* ву, когда стихи сами извлекают из архива нужные снимки и вопроса, насколько это хорошо или нет, для тебя просто не существует, весь во* прос – хватит ли твоих сил и квалификации аккомпанировать гению, а это и есть счастье для художника. И еще – съемка другой войны, незна* менитой. Но окопы разных войн отличаются только степенью совер* шенства оружия, а правила игры в них те же. Стихи Высоцкого как явление природы, они вне времени и доступны всем воз* растам, но писал он о реальных людях, живущих в конкретное время, о наших отцах и дедах. На вопрос, какие черты характера он ценит в чело* веке больше всего, Высоцкий отвечал – одержимость и отдача. Таким был он сам, и такими были и, надеюсь, остаются русские люди.

Содержание Большой Каретный Тот, кто раньше с нею был Баллада о детстве Серебряные струны Бодайбо «За меня невеста отрыдает честно...» Банька по*белому Наводчица Аисты Солдаты группы «Центр» Песня о звездах Штрафные батальоны Мы вращаем Землю Песня о госпитале Тот, который не стрелял Темнота Песня о Земле Песня о новом времени Случай в ресторане Про Сережку Фомина Песня про снайпера, который через 15 лет после войны спился и сидит в ресторане... Песня о нейтральной полосе Спасите наши души Парус Про черта Песня о сумасшедшем доме Песня*сказка о нечисти «Сыт я по горло, до подбородка...» Песня конченого человека Поездка в город Смотрины Ой, где был я вчера

12 16 20 30 34 35 38 40 44 48 52 56 60 62 66 68 72 73 76 80 81 82 86 90 94 96 100 104 106 112 116 122

Моя цыганская Очи черные. Старый дом Песня о Волге Бег иноходца Антисемиты Песня о вещем Олеге Дайте собакам мяса Купола Я не люблю Натянутый канат Горизонт Баллада о борьбе Охота на волков Чужая колея «Корабли постоят — и ложатся на курс...» Песня о двух красивых автомобилях «Я несла свою Беду...» Притча о Правде и Лжи Дом хрустальный Баллада о Любви «Здесь лапы у елей дрожат на весу...» «То была не интрижка...» «Она на двор — он со двора...» Баллада о манекенах Баллада об оружии О фатальных датах и цифрах Две судьбы Песня Солодова Мой Гамлет Баллада об уходе в рай Райские яблоки Прерванный полет Памятник Кони привередливые

126 130 136 140 144 146 148 152 155 158 160 164 170 172 178 182 186 190 192 194 198 202 206 210 216 224 228 232 236 240 244 246 250 254

БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ

Левону Кочаряну

Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Помнишь ли, товарищ, этот дом? Нет, не забываешь ты о нем. Я скажу, что тот полжизни потерял, Кто в Большом Каретном не бывал. Еще бы, ведь Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Переименован он теперь, Стало все по новой там, верь не верь. И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь, Нет*нет да по Каретному пройдешь. Еще бы, ведь

13 Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. 1962

ТОТ, КТО РАНЬШЕ С НЕЮ БЫЛ

В тот вечер я не пил, не пел — Я на нее вовсю глядел, Как смотрят дети, как смотрят дети. Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил, Что мне не светит. И тот, что раньше с нею был, — Он мне грубил, он мне грозил. А я все помню — я был не пьяный. Когда ж я уходить решил, Она сказала: «Не спеши!» Она сказала: «Не спеши!» Ведь слишком рано!» Но тот, кто раньше с нею был, Меня, как видно, не забыл, — И как*то в осень, и как*то в осень — Иду с дружком, гляжу — стоят, — Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд — Их было восемь. Со мною — нож, решил я: что ж, Меня так просто не возьмешь, — Держитесь, гады! Держитесь, гады! К чему задаром пропадать, Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда – Так было надо.

17 Но тот, кто раньше с нею был, — Он эту кашу заварил Вполне серьезно, вполне серьезно. Мне кто*то на’ плечи повис, — Валюха крикнул: «Берегись!» Валюха крикнул: «Берегись!» — Но было поздно. За восемь бед — один ответ. В тюрьме есть тоже лазарет, — Я там валялся, я там валялся. Врач резал вдоль и поперек, Он мне сказал: «Держись, браток!» Он мне сказал: «Держись, браток!» — И я держался. Разлука мигом пронеслась, Она меня не дождалась, Но я прощаю, ее — прощаю. Ее, как водится, простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, — Не извиняю. Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, — Я повстречаю. 1962

БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ

Час зачатья я помню неточно, — Значит, память моя — однобока, — Но зачат я был ночью, порочно И явился на свет не до срока. Я рождался не в муках, не в злобе, — Девять месяцев — это не лет! Первый срок отбывал я в утробе, — Ничего там хорошего нет. Спасибо вам, святители, Что плюнули да дунули, Что вдруг мои родители Зачать меня задумали — В те времена укромные, Теперь — почти былинные, Когда срока огромные Брели в этапы длинные. Их брали в ночь зачатия, А многих — даже ранее, — А вот живет же братия — Моя честна компания! Ходу, думушки резвые, ходу! ’ ’ Слова, строченьки милые, слова!.. В первый раз получил я свободу По указу от тридцать восьмого. Знать бы мне, кто так долго мурыжил, — Отыгрался бы на подлеце! Но родился, и жил я, и выжил, — Дом на Первой Мещанской — в конце.

21 Там за стеной, за стеночкою, За перегородочкой Соседушка с соседочкою Баловались водочкой. Все жили вровень, скромно так, — Система коридорная, На тридцать восемь комнаток — Всего одна уборная. Здесь на’ зуб зуб не попадал, Не грела телогреечка, Здесь я доподлинно узнал, Почем она — копеечка. …Не боялась сирены соседка, И привыкла к ней мать понемногу, И плевал я — здоровый трехлетка — На воздушную эту тревогу! Да не все то, что сверху, — от Бога! И народ «зажигалки» тушил; И как малая фронту подмога — Мой песок и дырявый кувшин. И било солнце в три луча, Сквозь дыры крыш просеяно, На Евдоким Кирилыча И Гисю Моисеевну. Она ему: «Как сыновья?» — «Да без вести пропавшие! Эх, Гиська, мы одна семья — Вы тоже пострадавшие! Вы тоже — пострадавшие, А значит — обрусевшие: ’ Мои — без вести павшие, Твои — безвинно севшие».

24 …Я ушел от пеленок и сосок, Поживал – не забыт, не заброшен, И дразнили меня: «Недоносок», — Хоть и был я нормально доношен. Маскировку пытался срывать я: Пленных гонят — чего ж мы дрожим?! Возвращались отцы наши, братья По домам — по своим да чужим… У тети Зины кофточка С драконами да змеями, — То у Попова Вовчика Отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, Трофейная Германия… Пришла страна Лимония, Сплошная Чемодания! Взял у отца на станции Погоны, словно цацки, я, — А из эвакуации Толпой валили штатские. Осмотрелись они, оклемались, Похмелились — потом протрезвели. И отплакали те, кто дождались, Не дождавшиеся — отревели. Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, — Мы спросили — зачем? — он в ответ: «Коридоры кончаются стенкой, А тоннели — выводят на свет!» Пророчество папашино Не слушал Витька с корешом — Из коридора нашего В тюремный коридор ушел.

25 Да он всегда был спорщиком, Припрут к стене — откажется… Прошел он коридорчиком — И кончил «стенкой», кажется. Но у отцов — свои умы, А что до нас касательно — На жизнь засматривались мы Уже самостоятельно. Все — от нас до почти годовалых — «Толковищу» вели до кровянки, — А в подвалах и полуподвалах Ребятишкам хотелось под танки. Не досталось им даже по пуле, — В «ремеслухе» — живи да тужи: Ни дерзнуть, ни рискнуть, — но рискнули Из напильников делать ножи. Они воткнутся в легкие, От никотина черные, По рукоятки легкие Трехцветные наборные… Вели дела обменные Сопливые острожники — На стройке немцы пленные На хлеб меняли ножики. Сперва играли в «фантики», В «пристенок» с крохоборами, — И вот ушли романтики ’ Из подворотен ворами. …Спекулянтка была номер перший — Ни соседей, ни Бога не труся, Жизнь закончила миллионершей — Пересветова тетя Маруся.

26 У Маруси за стенкой говели, — И она там втихую пила… А упала она — возле двери, — Некрасиво так, зло умерла. Нажива — как наркотика, — Не выдержала этого Богатенькая тетенька Маруся Пересветова. Но было все обыденно: Заглянет кто – расстроится. Особенно обидело Богатство — метростроевца. Он дом сломал, а нам сказал: «У вас носы не вытерты, А я, за что я воевал?!» — И разные эпитеты. …Было время — и были подвалы, Было дело — и цены снижали, И текли куда надо каналы, И в конце куда надо впадали. Дети бывших старшин да майоров ’ До ледовых широт поднялись, Потому что из тех коридоров, Им казалось, сподручнее — вниз. 1975

СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ

У меня гитара есть — расступитесь, стены! Век свободы не видать из*за злой фортуны! Перережьте горло мне, перережьте вены — Только не порвите серебряные струны! Я зароюсь в землю, сгину в одночасье — Кто бы заступился за мой возраст юный! Влезли ко мне в душу, рвут ее на части — Только б не порвали серебряные струны! Но гитару унесли, с нею — и свободу, — Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды! Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду — Только не порвите серебряные струны!» Что же это, братцы! Не видать мне, что ли, Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?! Загубили душу мне, отобрали волю, — А теперь порвали серебряные струны… 1962

БОДАЙБО

Ты уехала на короткий срок, Снова свидеться нам — не дай бог, — А меня в товарный — и на восток, И на прииски в Бодайбо. Не заплачешь ты и не станешь ждать, Навещать не станешь родных, — Ну а мне плевать — я здесь добывать Буду золото для страны. Все закончилось: смолкнул стук колес, Шпалы кончились, рельсов нет… Эх бы взвыть сейчас! — жалко нету слез — Слезы кончились на семь лет. Ты не жди меня — ладно, бог с тобой, — А что туго мне — ты не грусти. Только помни — не дай бог тебе со мной Снова встретиться на пути! Срок закончится — я уж вытерплю, И на волю выйду как пить, — Но пока я в зоне на нарах сплю, Я постараюсь всё позабыть. Здесь леса кругом гнутся по’ ветру, Синева кругом — как не выть! ’ Позади — семь тысяч километров, Впереди — семь лет синевы… 1961

*** За меня невеста отрыдает честно, За меня ребята отдадут долги, За меня другие отпоют все песни, И, быть может, выпьют за меня враги. Не дают мне больше интересных книжек, И моя гитара — без струны. И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже, И нельзя мне солнца, и нельзя луны. Мне нельзя на волю — не имею права, — Можно лишь — от двери до стены. Мне нельзя налево, мне нельзя направо — Можно только неба кусок, можно только сны. Сны — про то, как выйду, как замок мой снимут, Как мою гитару отдадут, Кто меня там встретит, как меня обнимут И какие песни мне споют. 1963

БАНЬКА ПО!БЕЛОМУ

Протопи ты мне баньку, хозяюшка, — Раскалю я себя, распалю, На полоке, у самого краюшка, Я сомненья в себе истреблю. Разомлею я до неприличности, Ковш холодной — и всё позади, — И наколка времен культа личности Засинеет на левой груди. Протопи ты мне баньку по*белому, — Я от белого свету отвык, — Угорю я — и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Сколько веры и лесу повалено, Сколь изведано горя и трасс! А на левой груди — профиль Сталина, А на правой — Маринка анфас. Эх, за веру мою беззаветную Сколько лет отдыхал я в раю! Поменял я на жизнь беспросветную Несусветную глупость мою. Протопи ты мне баньку по*белому, — Я от белого свету отвык, — Угорю я — и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Вспоминаю, как утречком раненько Брату крикнуть успел: «Пособи!» — И меня два красивых охранника Повезли из Сибири в Сибирь.

39 А потом на карьере ли, в топи ли, Наглотавшись слезы и сырца, Ближе к сердцу кололи мы профили, Чтоб он слышал, как рвутся сердца. Протопи ты мне баньку по*белому, — Я от белого свету отвык, — Угорю я — и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык. Ох, знобит от рассказа дотошного! Пар мне мысли прогнал от ума. Из тумана холодного прошлого Окунаюсь в горячий туман. Застучали мне мысли под темечком: Получилось — я зря им клеймен, — И хлещу я березовым веничком По наследию мрачных времен. Протопи ты мне баньку по*белому, — Я от белого свету отвык, — Угорю я — и мне, угорелому, Ковш холодной развяжет язык. Протопи!.. Не топи!.. Протопи!.. 1968

НАВОДЧИЦА

— Сегодня я с большой охотою Распоряжусь своей субботою, И если Нинка не капризная, Распоряжусь своею жизнью я! — Постой, чудак, она ж — наводчица, — Зачем? — Да так, уж очень хочется! — Постой, чудак, у нас – компания, — Пойдем в кабак – зальем желание! — Сегодня вы меня не пачкайте, Сегодня пьянка мне до лампочки: Сегодня Нинка соглашается — Сегодня жисть моя решается! — Ну и дела же с этой Нинкою! Она жила со всей Ордынкою, — И с нею спать ну кто захочет сам!.. — А мне плевать — мне очень хочется! Сказала: любит, — все, заметано! — Отвечу рупь за сто, что врет она! Она ж того — ко всем ведь просится… — А мне чего – мне очень хочется! — Она ж хрипит, она же грязная, И глаз подбит, и ноги разные, Всегда одета как уборщица… — Плевать на это — очень хочется! Все говорят, что — не красавица, — А мне такие больше нравятся. Ну что ж такого, что — наводчица, — А мне еще сильнее хочется! 1964

АИСТЫ

Небо этого дня — ясное, Но теперь в нем — броня лязгает. А по нашей земле — гул стоит, И деревья в смоле — грустно им. Дым и пепел встают как кресты, Гнезд по крышам не вьют аисты. Колос — в цвет янтаря, — успеем ли? Нет! Выходит, мы зря сеяли. Что ж там, цветом в янтарь, светится? Это в поле пожар мечется. Разбрелись все от бед в стороны... Певчих птиц больше нет — ’ вороны! И деревья в пыли к осени. Те, что песни могли, – бросили.

45 И любовь не для нас, – верно ведь, Что нужнее сейчас ненависть? Дым и пепел встают как кресты, Гнезд по крышам не вьют аисты. Лес шумит, как всегда, кронами, А земля и вода – стонами. Но нельзя без чудес – аукает Довоенными лес звуками. Побрели все от бед на восток, Певчих птиц больше нет, нет аистов. Воздух звуки хранит разные, Но теперь в нем — гремит, лязгает. Даже цокот копыт — топотом, Если кто закричит — шепотом. Побрели все от бед на восток, — И над крышами нет аистов... 1967

ББК 84(2 Рос*Рус) 6*5 УДК 821.161.1 В93

Литературно*художественное издание Владимир Семенович Высоцкий СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ

Художественное оформление и компьютерная верстка Олег Смирнов Редактор Анна Нарбекова Корректор Наталья Витько Технический редактор Елена Крылова

Книга проиллюстрирована снимками Олега Смирнова и фотографиями из семейных архивов

Формат 60х90/16 Гарнитура «Free Set» Бумага «Garda Pat» Печ. л. 16.0 Тираж 100 экз.

ООО «ЛАМАРТИС» 101000, Москва, ул. Мясницкая, д.35, стр.2 Изд. лиц. № 03699 от 09.01.2001 г. Адрес электронной почты: info@lamartis.ru Сайт в Интернете: www.lamartis.ru

ISBN 5*94532*036*6