Наталья Лобач
художники пишут
Художники пишут. Серия экспериментальной прозы.
Современное искусство невозможно без объяснений, объяснений словом, музыкой, эмоцией, физикой и геометрией. В мозгу советского человека образ художника плотно законсервирован в берете у мольберта, но современный художник уже так неприлично свободен. Он может рисовать, вязать, копать, упаковывать города, резать вены параллельным вселенным. Он давно не скован туго натянутым холстом. Акрил может переливаться в лексику, лексика в танец, а танец - в разгон облаков. Есть автор, и есть его процесс. Серия «Художники пишут» не про то, что Степан Михалыч не только слесарь хороший, а и тромбонист чувственный, это серия про процесс. Галерея современного искусства «Lenin» существует с 2006 года и давно уже больше, чем галерея. Это диалоговое окно, в котором общение – главный предмет искусства. Общение с художниками и со зрителями – то, ради чего, в нашем понимании, стоит создавать галереи. Это поле живых комментариев. Экспериментальная проза, эссе, искусствоведческий треш – мы будем печатать любой литературный жанр, которым автор комментирует свой визуальный мир. Любой эксперимент, которым интересно ломать голову. «Художники пишут» - проект очень легкий и похож на пробник парфюма, он для того, чтобы почувствовать – твой ли это аромат, твой ли автор. Контакты для авторов: barlight@ya.ru, http://issuu.com/maudance/docs, facebook.com/artgallery.lenin Галерея современного искусства Lenin
Знойная овощебаза.
- Девочки, а как вам сегодняшняя партия свеклы? Я вот с удовольствием разгружала. Такой подъем, такая энергия! - Такая динамика вальса! Совершенно другой уровень, у меня никогда подобного не было. А вторая тонна - просто как предчувствие, как голос высших сфер. Я тогда не выдержала и позвала вас вечером на реку, дельфинов борщом покормить. Такое откровение. - Слушаю вас, и слова прохладной волной по ушам пробегают. Когда ту партию привезли, я только выложила дынями вертолёт и прокусила лом. И тут - ноги подкосились. Перед глазами наш вечер, томление скал, треск проводов и мы, все в накрахмаленном. Я бы хотела с вами выпить и пойти мороженых кальмаров сортировать. - Девочки, а я в это время как раз спала на витрине. И снится, что сидим мы, вот как сейчас, вчетвером на берегу, приплывает наш любимый дельфин Теплотрасса. Сначала восемь минут хамит, потом ру-
3
бит сосну, а потом орёт, если его срочно не полюбят - глотнёт люстру. Конечно, звучит дико, но это же сон, понимаете. Так нежно, до сих пор плачу. На последних словах дельфин выкурил сигарету, доел борщ и улегся, чтоб его гладили. - Да, блин, долго ждать-то? - сказал он командным тоном, и с неба упали удачные звезды в форме акул и надувных матрасов.
Пляж
Луна отливала бетонным светом на морском побережье. Зависая над пляжем, в воздухе спорили две большие рыбы: - Ну, давай уже, иди, - сказала сардина подруге и толкнула в плечо. - Чего сразу я? - Иди, давай! Мы так и будем в подвешенном состоянии? Иди, спрашивай. Сардина подлетела к загоравшей Жанне Кадыровой и принялась стесняться: - Жанна, а мы тут, видите что, летаем в кислороде, как неприкаянные. Мы не жалуемся, нет, тут весело, ветерок, в «города» уже поиграли, но чего-то не хватает. Мы какие-то чужие здесь, не в своей тарелке. - Краснодар, - сказала вторая сардина. – Точно, Бишкек - Краснодар. -Прекращай! - ответила ей подруга и снова обратилась к Жанне: - Нарисуйте нам что-то успокаивающее. Такое, знаете, для души. Чтоб вот это все обрело новый смысл.
Жанна улыбнулась и почесала рыбку за ушком: - Ну, конечно! Потом незамедлительно отправилась за красками и уснула. Наблюдая за сардинами, в небе кружили кильки. Они азартно пытались столкнуться с томатным соусом, но соус каждый раз рассыпался мириадами звезд. - Ты знаешь, - сказала одна килька другой, - чувствую себя, как на выпускном! Столько энергии, такой азарт, летала бы и летала. - Кого ты обманываешь? - Точно! Бесит меня! Мы же рыбы, занимаемся ерундой! Может, нам тоже попросить? Кильки спустились к пляжу, разбудили Жанну, взяли, да и попросили. Жанна принялась за работу, потом включила ускорение и в режиме перемотки нарисовала 2 консервных банки. Рыбки обрели счастье, покой и уверенность в завтрашнем дне. Тем временем к пляжу приближалась романтичная и немного взволнованная печень трески.
5
Lenin. Meine Liebe
- Да, бога ради, проходите, но тут тот еще кордебалет, - сказал бюст Ленина, изящно отщелкивая семечки. Я очень удивился бархатному баритону и траве, вырастающей на его гипсовой голове, но виду не подал, зашел в галерею. Внутри пахло мандаринами. Я прошел дальше, перед носом остановилась муха. - Не бойся, она ручная! – сказал Шура Шкаликов и сделал знак в воздухе. – Сидеть! Муха превратилась в пять рисунков и аккуратно расстелилась по полу. Потом снова сложилась в живую муху и улетела. Шура сложился в сверкающего йога и тоже улетел. Я зашел в зал, одна из стен медленно отодвигалась, за ней открывалось бесконечное закатное поле и четыре летающих рояля. Играл вальс, вверху горели неоновые буквы «Тир». Юра Баранник съел конфетку и выстрелил. - Четыре из четырех! Ты посмотри! Дай пять! – забористо воскликнул Валаамский хор и угостил красной икрой. Запах икры меня немного отвлек от истерики. - О, кого я вижу! – появилась в дверях Наташа Баранник в ботинках из марсианской крошки. – Кофе будешь? - Эээ, - сказал я уверенно, не в состоянии вспомнить слова. Передо мной кофе растекался по воздуху и уходил дорогами в картины Животкова. Дороги все тянулись и тянулись, меняя пространства. На седьмом с половиной измерении перетекли в нарисованную замочную скважину. - Вот она где! – сказал Олег Красносельский и зашел в картину Животкова. Вышел в двух мирах: в Тибете и на третьем этаже Гуггенхайма. - Гуггенхайм? Нет, не слышал, - пробурчал Малевич и повернулся в Диме Краснокутскому: - Ну, что, уже можно, а мне точно не будет холодно? Над Малевичем шел снег и температура поднималась до минус 20. - Точно-точно. – сказал Дима и вылил на голову художника ведро студеной воды. - Мужчины, аккуратней! – как бы сказал взглядом Марк Ротко, продолжая давать молчаливое интервью Инге Эстеркиной. - Марк Яковлевич, дорогой, к черту эти слова! - подумала Инга, рассматривая переливающийся кристаллами миелофон. Я перестал есть икру, и снова появилась паника. Было так странно, эти непонятные образы все росли и росли, сводя с ума. В такой ситуации успокоить и подарить ощущение гармонии могло только одно. Паспорт. Я достал его и радостно вздохнул, потом еще раз перечитал: Григорий Саввич Сковорода, 1722 год.
Луч света
Ох, - только и сказала Катерина, отчаянно выбив калитку. Это была последняя черта между постылой жизнью в уездном замужестве и волнующей неизвестностью. Хотя нет, дальше стояла еще одна калитка, вот та точно была последней. Катерина шла величаво и нервно, отбрасывая луч света на 2,5 км. Все темное царство озарялась внутренним откровением и влюблялось во что ни попадя. - Катенька, Катя, дорогая моя, милая, это я во всем виновата, это я тебя к измене подвела, - кинулась Варя к подруге, но за ногу ее поймал Кабанов, муж Катерины. - Варенька, да что ты! Это я! Я во всем виноват. Ведь не супруг я вовсе, а сопля и алкоголик. Она птица, ей бы расправить крылья и лететь над полями широкими да над реками быстрыми, а не дома сидеть и думать, как бы мне не изменить. - Катя, прости! Прости меня, дуру застегнутую! Устроила дома старосветскую шизофрению: невестку извела, дочь не знает, с кем бы еще себе репутацию испортить, сын... Да что, сын, я же и назвала его Тихоном по случаю. Помню в юности, шумит у меня дворня, вышла на крыльцо, да как крикну: Тихо, я сказала! И такая властная дрожь по телу пробежала, вот они у меня где все, думаю! - сказала Кабанова и разрыдалась так, что любо-дорого смотреть. - А я-то хорош, курортный роман, стало быть, завел. Соблазнил замужнюю барышню, такую чистую душу, а потом уеду и наверняка ведь буду перед друзьями выхваляться! Да что же я за человек?! Катя, я ведь до тебя счастья в жизни не встречал, думал, врут все люди про любовь да про канапе с красной рыбой. Я люблю тебя, Катя! - Борис Григорьевич развязал галстук и принялся гадать на ромашке. - Тиша, милый, ну что ты стоишь, речь идет о твоей жене! - мягко отрезала Марфа Кабанова. - А да, маман, растерялся! - сказал Кабанов и бросился к Борису, - Боря, какой я дурак, будьте же счастливы! Можно поцелую? Вдалеке послышался крик падающей Катерины. Все замерли в безумном испуге, жизнь растянулась в секунду между криком и мыслью о том, что дальше ничего. Пустота. - А, нет, всё нормально, споткнулась!
В оформлении использованы работы автора
DJ Saakyan
Карина Саакян шла по ночной дороге в нестабильно хорошем настроении и очень, очень красивом платье. Шла и думала: - В принципе, страшно. Появится знак – пойду домой. На этих словах с неба упала зажигалка, потом кредитные карточки, ключи, половина парашюта, брелок в виде ковра и съедобные ручки. На замороженных креветках все это перестало помещаться у Карины в руках. - Решено! Как только знак – разворачиваюсь! Карина посмотрела по сторонам. Слева текло прошлое, справа – будущее. Она стояла ровно посередине и теряла трезвость. Реальность начала таинственным образом превращаться в самолет. Его детали все отчетливей прорисовывались, последними нарисовались вертушки и странные люди в салоне. Они постоянно суетились, ссорились и били хрусталь. Саакян стояла у диджейского пульта и косо смотрела на мужчину в подтянутых до груди
9
штанах. Мужчина настойчиво пытался лечь грудью на вертушки и что-то сказать: - О, Эдитка, ты? Боярский, опять не? Жаннет? Ну, ладно, ладно, Карин, надо было атмосферу разрядить. Я Василий. Очень, очень рад. Тут, понимаешь, какая ситуация, мы давно и как-то нелепо потерялись в пространстве. Ни туда, ни сюда. Пора уже куда-то попасть. А то все друг друга вывели, всё перепробовали, чудеса надоели (тут Карина заметила, что вокруг Василия летают ионы серебра) – невозможно больше. Нужен какой-то общий ритм. Ну, понимаешь? Вот по этому поводу ты тут и появилась. Главное, не волнуйся, вернем тебя откуда взяли. Только дай нам волну. Карина начала играть и почувствовала странную отдачу. Не она задавала движение, а пассажиры меняли звуки на свои. Музыка обретала их характеры, страсти, истерики и мысли; дрожала и успокаивалась в воздухе. Постепенно самолет стал выравниваться. Но время от времени его раскачивал молодой человек в шубе, над которым сгущался циклон. Он метался на санках, вылетая из салона и снова влетая, выбрасывал на землю ключи, зажигалки и билеты на приличные фильмы. - Да успокоишься ты или нет! – подошла к нему Карина и двинула по шее. Самолет тихо заблестел и исчез. Карина осмотрелась - по обеим сторонам дороги снова было настоящее: - Нет, билеты уже не влезут, - смахнула звездную пыль и довольно пошла домой.
Наталья Лобач, 1981
работает в галерее Lenin c 2010 года дизайнер печатной продукции галереи, участник ленд-арт фестивалей, куратор проекта «Художники пишут»
© Contemporary art gallery Lenin • barlight@ya.ru • 2013