Записки председателя Оханской ЧК

СТЕПАН БОЛОТОВ

Записки председателя Оханской ЧК

ПРЕДИСЛОВИЕ А.В. Ширинкина Несколько лет назад я узнал, что у частных лиц в областном центре сохранились

воспоминания нашего земляка С.А.Болотова об Оханске времен 1916-19 гг. Степан Архипович Болотов – уроженец д.Тупики Острожской волости Оханского уезда, из простых военных писарей стал председателем Оханской ЧК, затем возглавлял ОГПУ-НКВД в Перми, Новороссийске, Чите, он дослужился до звания комкора, да и пролил немало крови. В 2002 г., узнав, что я пишу книги по истории земли Оханской, меня свели с человеком, который имел эти записи. Мне дали их на 2 дня, за это время работники архива новейшей истории сняли ксерокопию с воспоминаний чекиста, а я решил вынести их на суд читателей, дополнив «Записки председателя Оханской ЧК» событиями Первой мировой, Гражданской войн, сведениями об оханском купечестве и т.д. Что из этого получилось – судить вам, уважаемые читатели. Работники архива из Перми не советовали издавать книгу, т.к. автор «Записок» пролил моря человеской крови. В 1947 г. он ушел из жизни, застрелившись. Я нашел человека в Острожке, который встречался с С.А.Болотовым перед самоубийством. Почетный чекист говорил своему земляку: -Придет время, когда народ будет знать всю правду о работе ЧК. Я не могу без содрогания вспоминать это, поэтому и ухожу из жизни. Время это настало, Еще раз склоним головы в память о жертвах репрессий. Дай Бог, чтобы времена эти больше не вернулись. Господи, спаси Россию, дай ей мудрых правителей! Александр Ширинкин.

2005 г. *** ГРОМ ГРЯНУЛ (Демонстрация в Петрограде. Телеграмма генерала Синдецкого. Митинг и манифестация в Оханске) 27 февраля 1917 года поздно вечером вернувшийся с телеграфа суточный вестовой Глинка сообщил мне, Анисимову и Агапитову под большим секретом, что телеграфисты получили от столичных сослуживцев записку по проводу о происходящих в Петрограде уличных демонстрациях, о разгроме тюрем и вооруженной борьбе рабочих с полицией. На следующее утро Глинка принес нам телеграмму, заклеенную облаткой на имя Воинского Начальника. Телеграмма была тут же распечатана. Командующий Казанским Военным Округом генерал Синдецкий сообщал, что в Петрограде часть Министров: Сухомлинов, Штюрмер и др. арестованы. Император устал от войны и хочет отказаться от престола в пользу своего брата Великого Князя Михаила Александровича, что арестованные министры действительно заслужили суда над ними за потворство изменникам фронта и тыла. Приказываю Вам разъяснить офицерам и солдатам ввереных Вам частей в столь ответственное для Родины время, когда нужно защищать Отечество, мы не должны потворствовать уличным безобразиям со стороны вольнодумствующих и хулиганов, что наблюдается в Петрограде. Кроме того Господам офицерам предлагается быть бдительными к нижним чинам. Далее следовал целый ряд пунктов, напоминающих о поддержании

дисциплины согласно книги 22-й, свода военных постановлений. Прочитав телеграмму, мы снова заклеили ее, и Глинка унес ее к полковнику. Полковник Громов, получив телеграмму, отдал немедленно приказание выстроить на сборном пункте гарнизон, где перед собравшимися командами произнес коротенькую речь, закончив ее сообщением о постигшем Россию несчастии в виде отказа «Царя от престола и передаче его брату Михаилу», после чего предложил крикнуть «Ура» за Государя. Предложение его было встречено со стороны сознательных солдат гробовым молчанием. Несколько забитых работников и татар конского запаса крикнули «Ура», но оно вышло очень жиденьким. Заметив настроение солдат, полковник Громов рассказал о том, что происходит в России. О немецком влиянии на Царя жены и матери. После двухчасовой речи он замолчал. Все солдаты ждали приказа разойтись. В этот момент попросил слова и разрешение выйти из строя Старший писарь Иван Михайлович Агапитов, вслед за ним прошу разрешения я и Глинка. Полковник, переглянувшись с некоторыми офицерами, спросил: - В чем дело? Получив от Агапитова ответ, объяснение, что необходимо дать более глубокую информацию, разрешил высказаться сначала Глинке, который сообщил последние известия, полученные с телеграфа. Во время доклада Глинки пришел писарь Мурзин и сообщил мне, что на телеграфе получен бюллетень Российского Телеграфного Агенства о переходе Петроградского Гарнизона на сторону революционных рабочих и Государственной Думы. После Глинки была очередь за мной, и я сообщил только что полученные от Мурзина сведения, хотя официальные органы печати не выпустили никакого экстренного номера в этот день и все полученные нелегально сведения могли уже на другой день оказаться провокацией. Но я был настолько уверен в том, что в Петрограде действительно революция, а не бунт, что нисколько не боялся, как можно подробнее обрисовать картину измены, шпионажа и нравственного разложения при дворе, предательства и воровства среди высшего Командования на фронте, всего того, чем так глубоко возмущалась вся Россия. К концу моей речи был готов подписной лист на красные флаги. Полковнику Громову предложили подписаться, он пожертвовал кажется 5 или 10 рублей, а за ним подписались солдаты всего Гарнизона и через короткий промежуток времени мы все с красными развевающимися флагами вышли из казарм. Население Оханска совершенно не подготовленное, было ошеломленно невиданным для него зрелищем. Весь гарнизон во главе с офицерами и начальником при громких восторженных криках «Ура», с красными знаменами двигался по тихим улицам Оханска к Реальному училищу. Не прошло и несколько минут, как к нам присоединились ученики Реального училища во главе с преподавателями, а затем и служащие всех правительственных учреждений, всего около 1500 человек, что для уездного города, как Оханск, было невиданным грандиозным зрелищем. Вся площадь перед Реальным училищем кишела народом, все тесным кольцом сжимали группу около выступавшего оратора. Всем хотелось послушать поподробнее и яснее уяснить для себя значение тех великих событий, которые произошли. Несмолкаемое восторженное «Ура» висело над площадью и далеким эхом перекатывалось все дальше и дальше в окраинные улицы Оханска. Мощная революционная волна, захлестнувшая Россию, не могла не отразиться и у нас. Отголоски революции всколыхнули все Оханское стоячее жизненное болото: город ожил. Везде митинги, везде собрания, везде горячие призывы к организационной работе и к объединению. Телеграф каждый день приносил известия о начавшемся лихорадочном строительстве новой жизни. Образовался союз почтово-телеграфных работников, печатников, земских служащих и т.д. Наша команда писарей совершенно запустила свою обыкновенную канцелярскую работу. Все мы жили только тем новым, захватывающим, громадным, что приносил нам каждый бюллетень Р.Т.Агенства, энтузиазм царил среди нас необычайный, каждый чувствовал в себе необыкновенный прилив сил для работы, работы и

работы. ОРГАНИЗАЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ (Состав Совета. «Земцы» и «военные». Вызов брошен. Первые шаги Совета. Новая тактика «Земцев».) Когда первый подъем в городе улегся и все организации занялись творческой работой, по почину членов Солдатской группы: Вожакова, Анисимова, Старцева и меня было созвано общее собрание для организации Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, в состав которого вошли: Анисимов, я, Агапитов, Старцев, Кашин, Дубровин, Сурков и от командного состава: Савельев и Курятников, представителями от рабочих являлись: Ныров, Коробейников, Винокуров Вас.Степанович и другие. В Уездный Исполнительный Комитет, образовавшийся при комиссаре Временного Правительства, куда входили представители от всех правительственных учреждений почты, телеграфа, Продовольственной Управы, больницы и т.д., был послан я, Агапитов и Сурков, Агапитов получил портфель члена Продовольственной Управы, я – секретаря при комиссаре Временного Правительства, и только Сурков остался без портфеля. С момента организации Совета Рабочих и Солдатских депутатов и исполнительного Комитета при комиссаре Временного Правительства стала сразу чувствоваться бьющая в глаза разница между революционно настроенными солдатами и рабочими – кожевниками и печатниками, чуждыми всяких примиренческих веяний с одной стороны и реакционным Земством во главе с комиссаром Временного Правительства с другой стороны. К тому же комиссаром был назначен уже и без того не популярный в уезде по насильственному отчуждению скота и хлеба Чрезвычайный Уполномоченный Я.К. Морозов – ясно, что большим авторитетом подобный комиссар пользоваться не мог. Исполнительный комитет при комиссаре тоже разделился на два лагеря: богатые мужички, проведенные уездом из бывших земских Гласных и наша солдатская оппозиция в лице представителей от Совета Р. и С. Депутатов. Враждующие стороны только и ждали момента, чтобы доказать противной стороне, что правда и власть не на их стороне. Случай не замедлил представиться.

1-го апреля 1917 года Комиссар Морозов телеграфировал совместно с некоторыми старыми земцами: Пономаревым, Реформатским и Железняковым, без ведома Исполнительного комитета, о том, что, по мнению Уездного исполнительного комитета и его, Морозова, дальнейшее нахождение Громова в должности Уездного Воинского Начальника и Начальника Гарнизона угрожает общественному спокойствию, т.к. полковник Громов ведет агитацию на сборном пункте против Морозова же и Оханского Земства, обвиняя их в неумелом сборе продовольствия по уезду. Копия телеграммы была послана Начальнику 17-й местной бригады генералу Крицкому. Нами эта телеграмма была понята, как первая попытка разогнать солдатскую организацию, которой, по мнению земства и Комиссара, руководил Громов. Ответ не замедлил последовать: Губкомиссар вместе с генералом Крицким выслали следственную комиссию под руководством генерала Александрова. Полковнику Громову через приказ было объявлено порицание.

5 апреля в ответ на сделанное Громову Губернскими властями порицание гарнизон устроил демонстрацию протеста, вылившуюся в результате в общее гарнизонное собрание. На собрании мною был сделан доклад о том, что комиссар Морозов и часть земцев ведет агрессивную политику по отношению к Совету Р.С.Депутатов. Выступавший после меня представитель от рабочих в Совете Лихачев Сергей Васильевич информировал о том, что ставленник комиссара Морозова – начальник милиции Железняков оставил на службе

полицейских, якобы под предлогом того, что ему необходимо у них поучиться, что Железняков – донской казак – реакционер и своему назначению не соответствует. Член Продовольственной Управы Агапитов доложил собранию о том, что в Продовольственной Управе до сих пор господствует старорежимная политика Морозова, как Чрезвычайного Уполномоченного. На основании всех сделанных докладов было принято единогласно решение: арестовать комиссара Морозова и начальника милиции Железнякова, отстранив их немедленно от служебных обязанностей. Советом Рабочих и Солдатских Депутатов была выдвинута кандидатура прапорщика Курятникова на пост Начальника милиции, а на должность комиссара была выставлена кандидатура бывшего народного учителя, депутата Уездного Исполнительного комитета, пользовавшегося уважением Солдатской организации, Анатолия Разумниковича Дягилева – это постановление было немедленно проведено в жизнь без всякой санкции, и лишь на другой день было сообщено телеграммой в Пермь Губернскому комиссару и Губернскому Совету Р.и С. Депутатов, на что последовало распоряжение об освобождении Морозова и Железнякова. Совет Р. и С. депутатов от исполнения телеграммы из Губернии в целом воздержался, а заменил арест на гауптвахте домашним арестом указанным лицам, вплоть до приезда из Пермского Совета С. и Р. Депутатов тов. Галанина. Последний произвел расследование , придерживаясь положения о Комиссарах, Земстве и Городских Самоуправлениях и, собрав материал, устроил митинг, где после широкого ознакомления с вопросом, вынес его на заседание Уездного Исполнительного Комитета. Мы чувствовали, что тов.Галанин, как социал – демократ (большевик) и представитель С.Р. и С. Депутатов был на нашей стороне. 11-го апреля было назначено заседание Исполнительного комитета, где нам удалось отстоять нашу точку зрения по отношению к Морозову, который был постановлением Уездного Исполнительного комитета отстранен от должности, и на его место назначен А.Р.Дягилев. В отношении же Железнякова провести нашу линию не удалось, т.к. защитником его выступил представитель от рабочих Кузнецов, уличенный впоследствии в провокаторстве и исчезнувший неизвестно куда. Таким образом, первое столкновение если и не окончилось полной победой нашей, то все же «земцы» почувствовали, что мы - сила, с которой приходится очень и очень считаться. Крупных стычек вплоть до Октябрьских дней не наблюдалось, т.к. «земцы» переменили линию поведения и повели работу в подполье или за кулисами. Так все же им удалось добиться, что полковника Громова перевели приказом в Бирск, вместо него был прислан временно полковник Шнеер, а через несколько дней прислан был постоянный начальник гарнизона полковник Осипов. Последний держался в стороне от вверенного ему гарнизона и рабочих, совершенно не входил в интересы солдат и постарался завязать дружеские отношения «с земцами». «Земцы» окрепли. Через старших писарей – шкур, которые ждали со дня на день получения звания зауряд – чиновника и медалей за усердную службу, полковнику Осипову давались самые подробные сведения о наших намерениях, планах и взглядах. К числу таких информаторов Осипова относились: старшие писари Анкудинов (бывший доверенный Нобеля и К0 , по политическим убеждениям кадет), Игнатов, Баклушин и Деменев С.Ф. Живя с нашей группой в одном общежитии, они очень дипломатично вступали с нами в принципиальные споры и, разнюхав все, что им было нужно, спешили сообщить все подробности полковнику Осипову, который в свою очередь ставил в известность наших политических врагов. К этому времени в самом Совете стала заметна резкая классовая грань. Все депутаты разделились на фракции. Солдатскую и рабочую с одной стороны, офицерскую и интеллигентскую с другой. Полковник Осипов учел это обстоятельство и стал вести политику одиночного откомандирования членов солдатской группы. Тем более, что это был момент постепенного разложения наших фронтовых частей под влиянием требований Керенского перейти в наступление. Первым имелось ввиду откомандировать члена

Солдатского месткома исполняющего обязанности Фельдфебеля И.Д.Старцева, т.к. солдатская группа и местком имели ясно выраженные взгляды на наступленческую политику Керенского. Стремление полковника Осипова распылить наши крепко сплоченные ряды путем частичных откомандирований революционно настроенных солдат было нами принято как начало агрессивных действий со стороны противника, и мы в свою очередь повели работу против Осипова. Наша непримиримая позиция по отношению ко всем соглашателям и наступленцам дала «земцам» повод называть нас «большевиками»; от этого названия никто из нас не отказывался, кличка эта осталась за нами. СОВЕТ РАСТЕТ (Приезд Михалева и Волкова. Перевыборы депутатов. Организация ревкома.) Далее текст утрачен. Но главное, что заставляло их эвакуироваться так поспешно – это было наше нетерпеливое ожидание с часу на час приезда «бунтаря и оратора» Волкова из того же Главного Штаба. Они знали Волкова еще до откомандирования его в Петроград, и встреча с таким сильным политическим противником, как Волков, заставляла их бежать из казарм. Приезд Михалева внес свежую революционную струю в нашу среду и сразу окрылил нас. Мы просили его для пользы революционного дела остаться здесь, так как ораторских сил у нас было очень мало, а момент настоятельно требовал для поднятия нашего престижа присутствие товарищей, способных отстаивать нашу пораженческую теорию и разбивать конек соглашателей «Война до победного конца». Но Михалев не мог остаться сразу в Оханске, ему необходимо было закончить дела в Питере, после чего он обещал приехать для совместной работы. Через несколько времени приехал в двухмесячный отпуск по болезни и наш старый товарищ Волков, которого мы ждали с таким нетерпением. Мы знали, что, несмотря на развивавшуюся чахотку, он не останется в стороне от общего нашего дела, а возьмет на себя самую ответственную политическую работу, тем более, что, работая в местном солдатском комитете Главного Штаба, ему приходилось работать рука об руку с передовыми революционерами; значит, практического навыка и опыта у него было больше нашего. Сразу, как только он явился в наш кружок и предложил свои услуги для работы, он был проведен председателем Совета Рабочих и Солдатских Депутатов вместо вышибленного нашей секцией правого эссера Колганова, проскочившего в Совет через рабочие собрания. Под руководством Волкова в Совете закипела работа. Офицерский депутат Матусевич, организовавший в Оханске вокруг себя партию «Народной свободы» совместно с оханским кадетским лидером – бывшим акцизным чиновником Яковлевым, проводил вместе с группой депутатов – интеллигентов лозунг «Война до победного конца». Эта часть депутатов с усилением власти Советов делалась все смелее и нахальнее в своих требованиях, с каждым днем и нашей группе приходилось думать о том, как бы дать им серьезный отпор. Мне и Волкову приходилось устраивать по ночам в деревне Кривошейной собрания рабочих кожевенников для того, что бы добиться от них посылки в Совет более подходящих депутатов. После серьезной агитации с нашей стороны мы добились своей цели: из среды рабочих оказались выбранными Ныров, Плешков и др. В типографии такую же агитацию провели т.т. Винокуров В.В, находящийся в отпуске, и Коробейников Н., результатом чего явилась посылка в Совет не интеллигентов, а действительно рабочих и студента – меньшевика Форостовского.

После рабочих мы принялись за казармы. Часть офицерства была лишена делегатских билетов. Вместо них были выбраны солдаты Лопатюк, Окулов и другие, мы произвели перевыборы местных ротных комитетов, откомандировали из Управления Воинского Начальника писаря Анкудинова, постановлением общего собрания команд лишили должности Воинского Начальника полковника Осипова и делопроизводителя прапорщика Щетникова. Вместо Осипова начальником гарнизона выбрали Николая Яковлевича Анисимова, вместо Щетникова – меня. «Земцы» заволновались. Совет потребовал отстранения от должности начальника милиции Железнякова; выставил на должность начальника милиции прапорщика Курятникова, который и был утвержден Комиссаром Дягилевым. К началу октября 1917 года приехал в Оханск в отпуск из запасных частей Кунгура В.В. Винокуров, прибыл из Вятки т.Токарев, демобилизованный и рекомендованный нам особым отношением, как организатор и агитатор. Все эти новые революционные силы сосредоточивались в Совете и все более поднимали авторитет его в городе. В момент выступления Корнилова и Духонина земство самостоятельно выпустило воззвание о сохранении общественной тишины и спокойствия и об оказании поддержки Крестьянскому Съезду, обойдя таким образом Комиссара Дягилева. Председателем съезда, чтобы иметь своего человека на съезде и президиуме, Совет провел Дягилева. (далее запись утеряна) К моменту открытия Крестьянского съезда был организован революционный комитет, имевшей своей задачей охрану Временного правительства и сохранение общественной тишины и спокойствия во время выборов в Учредительное Собрание. В Ревком от Совета Рабочих и Солдатских Депутатов прошли: я, Шубин и Коробейников, мы постарались перетащить весь состав Ревкома в Совет, чтобы составить одно целое с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов. Мы знали, что рано или поздно, но вся власть перейдет в руки Совета и … Полковник Осипов разговора не только ждал – а наверное знал, что не сегодня – завтра вся власть перейдет Советам и комиссары будут не нужны. Это облегчило в значительной степени ему уход с занимаемого им ответственного поста. Вместо него был поставлен Губернией Подлипский – кадет, кандидат в члены Учредительного Собрания; через несколько дней его сменил земский деятель Кузнецов – правый эсер также кандидат в Члены Учредительного Собрания. Его уже смел с поста Комиссаров Временного Правительства не новый ставленник из губернии , а сам Октябрьский переворот. ЗАХВАТ ВЛАСТИ В ПЕТРОГРАДЕ И ОХАНСКЕ (Известие о захвате власти в центре. Денежный вопрос. Распределение портфелей в исполкоме. Плотниковский проект по изысканию денег у купцов.) Известие о захвате власти Советами в Петрограде было получено нами 27-го октября, но на расширенные заседания Совета этот вопрос не ставился и обсуждался на частных квартирах в тесном кругу лиц, т.к. вопрос этот был настолько многогранным, что мы боялись поспешить с каким-нибудь необдуманным решением. Перед нами стоял ребром вопрос: быть или не быть. И с принципиальной точки зрения все единодушно решали: быть, но с практической стороны ему препятствовало много разных причин, заставлявших нас не

торопиться с захватом власти в свои руки. Нас не пугало то обстоятельство, что нас было слишком мало и что не хватило даже из нашей среды людей, чтобы послать их комиссарами в различные отделы, не боялись мы и того, что ввиду своей малочисленности и превосходства стороны противника мы можем провалить дело, раз и навсегда испортить ту гигантскую работу, которая была нами проделана. Не боялись мы и саботажа «земцев», который должен был проявиться на другой же день перехода власти Советам. Нет, нас страшил главный тормоз в работе – это полнейшее отсутствие денег. Банка у нас в городе не существовало, кроме Купеческого, в котором никаких вкладов получить нельзя было за отсутствием их, а в кассе Земства был колоссальный долг в 4 миллиона рублей. Учительский персонал, доктора и служащие больниц не получали около 5 месяцев никакого жалованья. Земские ямщики также не получали по контрактам и имели колоссальные недоимки за Уездной Кассой. Перед нами стоял вопрос: - где мы сможем достать денег после захвата власти, чтобы можно было выплачивать самое минимальное жалованье тем, кто останется на службе у Советского Правительства. Это обстоятельство и было главным задерживающим началом для проведения в жизнь наших революционных планов. А время между тем шло. Телеграф приносил уже известия о разгоне Учредительного Собрания, о национализации банков и т.п., а мы все еще стояли перед неразрешенной загадкой ,где достать денег? В это время комиссар Кузнецов запустил лапу в и без того бедную Земскую кассу и взял оттуда 4000 рублей для организации «белой гвардии» по защите Учредительного собрания. Это было вызовом для нас. Невзирая ни на какие трудности, даже не задумываясь ни на минуту перед денежным вопросом, так долго и бесцельно мучившим нас, мы решили, что пора перейти к реальным действиям.

27-го января 1918г. вечером члены Совета в числе 9 человек собрались в казарме конвойной команды и, обставив себя пишущими машинками и шапирографами, принялись за черновую работу: Волков, я, Анисимов и Винокуров составляли черновики телефонограмм по уезду, Приказ Совета по городу, отдельные приказы от Президиума Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, в казначейство, почту, тюрьму и т.д., о допущении в их учреждения комиссара Совета для руководства и распоряжения всеми функциями учреждений. Остальные товарищи переписывали на машинках приказы и отпечатывали их на шапирографах. К утру каждый из нас имел на руках мандат и кипу приказов. Распределение должностей в исполкоме было следующим: - председатель УездИсполкома – Волков М.А.; - тов.председателя и комиссар по Административному отделу я, ко мне же помощник – Павел Щербаков; По отделам: - военком – Анисимов Н.Я., к нему помощник – Вожаков И.; - продовольствия и СНХ – Винокуров В.В., Агапитов И.М.; - финансовому – Кашин А.И., к нему помощник Плешков (типография); - почта и телеграф – Глинка П.А.; - юстиции – Старцев Ф.Г. и Шуров Л.; - труда – Плешков Петр (кожевенник); - тюрьма и редакция – Коробейников Н.; - соц.обеспечения – Юрганов С.Н.; - народное образование – Токарев; - милиция – Курятников; - лица для поручений – организаторы без занятия постоянных постов : Вахрушев Н.Д. и

Щербаков Л.Г. Каждый из перечисленных комиссаров брал с собой несколько вооруженных красногвардейцев , их всего было 24 человека, и являлся в то учреждение, куда имел мандат. Я явился к комиссару Временного правительства Кузнецову с несколькими красногвардейцами, которых оставил в коридоре. В кабинете комиссара сидели земцы: Пономарев И.Ф., Пепеляева и Улитин, которых мой приход привел в смешливое настроение, они смеялись во все горло, спрашивая меня: - Не за властью ли? Кузнецов начал было фразу, что через мой труп вы только сможете получить власть, но не успел договорить ее до конца, как по моему знаку вошли в кабинет вооруженные красногвардейцы, один вид которых заставил присутствующих застыть на месте. Я предъявил мандат Совета и предложил немедленно сдать дела, после чего оставить помещение навсегда. - Что же касается вашего трупа, добавил я, то он меня менее всего интересует, а неподчинение приказу Совета повлечет для Вас немедленное отправление Вас в тюрьму, не к офицеру Прокурорскому, а к нашему брату – рабочему Коробейникову. Вся передача дел после этих слов заняла не более 10 минут. Вечером в Исполнительный Комитет Совета все комиссары явились с докладами, и тогда же решено было просить пользовавшихся широкой популярностью в Оханске доктора Горшечникова на пост комиссара здравоохранения и приватдоцента Пермского университета, Л.Д. Тарасова на пост комиссара народного образования, и Дягилева - в кожевенный отдел. Кашин, комиссар финансов, доложил, что в общественном Купеческом банке и кассе Земства денег не имеется, а имеются неоплаченные долги. Тогда на собрании было предложено послать телеграмму в Пермь Губернатору С.Р. и С. Депутатов и тов. Ленину в Петроград. Всем комиссарам пришлось вытащить свои тощие кошельки и пожертвовать все свое писарское жалование (от 50 коп. до 6 рублей в месяц) и насобирать необходимые для отправки телеграмм 18 рублей. В следующие дни было обращено все внимание Совета на работу трех Комиссариатов (отделов) административного - по организации волостных Советов и Красной гвардии в уезде, продовольственного- по изысканию продовольствия для демобилизованных и рабочих и финансового – по изысканию средств для содержания школ, больниц и на организационные расходы. Имевшаяся в то время обширная телефонная сеть в уезде облегчила работу по организации Советского аппарата на местах и через 10 дней была закончена, но для организаторов она досталась нелегко. Так тов.Коробейникову пришлось ходить для организации волостных Советов в Андреевку и Казанку за 30 верст, в легком пальто и в штиблетах без галош, он поморозил себе ноги . Не имея удобных для ношения в карманах револьверов, приходилось таскать на себе непомерно тяжелый и неудобный «Смит-Вессон». Решительный и смелый в работе комиссар продовольствия Винокуров сумел привлечь к делу представителей Старого торгового мира И.Г. Кузнецова и Г.Ф.Химича, и при их помощи быстро наладил продовольственное дело. Но с финансовым вопросом дело не клеилось. Наличие реакционно настроенного Земства, способного только к саботажу, мешало работе, но разгон его был еще преждевременным. Положение продолжало оставаться критическим, пока на арене нашей деятельности не

появилось новое лицо, предложившее необычайный проект для изыскания денежных ресурсов. Это был подпоручик – авиатор Александр Михайлович Плотников, сын заведующего почтовым отделом Пермской Контрольной палаты. Он предложил Исполнительному комитету следующий проект выколачивания денег из оханских купцов: объявить купечеству г.Оханска, что, несмотря на повсеместное запрещение свободной торговли, Оханский Совет разрешает им таковую при условии внесения в Совет определенной суммы за разрешение. Когда же купцы поедут за товарами и повезут их в Оханск, то Совет сможет потребовать дополнительный сбор или конфисковать товар согласно декрета Центральной власти. По второму проекту Совету предлагалось воспользоваться окладными листами, имевшимися в Земстве и Казначействе и, судя по капиталу, накладывать контрибуцию. Проект Плотникова был принят единогласно . Сам Плотников объявил о разрешении торговли местной буржуазии, и купцы пошли сразу на удочку. На следующий день было внесено купцами 40000 рублей, после чего они поспешно отправились в Иваново – Вознесенск и Ярославль за мануфактурой. Заказы у них там были приняты, но рабочий контроль, игравший на фабриках роль хозяина, прислал товары не в адрес купцов, а в адрес Совета. Получив товары и не имея торгового отдела при Совете и при ПродУправе, Исполнительный комитет разрешил выдать товары купцам, взяв с них известный процент. В то же самое время, согласно оставленному по совету Плотникова проекту, собиралась по окладным листам в зависимости от размеров капитала контрибуция двумя отрядами красногвардейцев под начальством Дубровина Ивана в южном районе (Ножовка, Бердышево и др.) и под руководством Манкевича и Каменского в северной части Оханского уезда. Причем Каменский за то, что напился кумышки при сборе контрибуции, был расстрелян. Всего было собрано по уезду около 4 миллионов рублей. Вслед за этим мы приступили к ликвидации Земства. Занимая совместное с земством одно здание, членам Совета удалось сагитировать некоторых служащих против саботажа и этим заткнуть на первое время только что налаживающийся Советский аппарат. Остальные же служащие были уволены даже без фильтрации через тюрьму. Это было большой ошибкой со стороны Совета, так как разыгравшиеся вскоре после этого события показали, что великодушное отношение Совета к саботажникам – земцам давало им лишний козырь в руки для активной борьбы. Наличие финансов давало возможность собрать 1-й уездный съезд Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, но выступления контрреволюционеров отдалили созыв на неопределенное время. АНТИСОВЕТСКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ (Созыв крестьянского съезда. Разгон съезда. Острожское восстание) Оставшийся после перехода власти Совету не у дела бывший комиссар Кузнецов М.Г., при содействии своего секретаря - эсерки Пепеляевой, учительницы Граховой, члена крестьянского союза Улитина и многих других, дали одновременно с разных телефонных станций телефонограмму по уезду о созыве Крестьянского съезда, где добрая половина делегатов состояла из богатых кулаков – бывших земских гласных. Совет об этом в известность поставлен официально не был, но о посылке телефонограммы без его ведома узнал на второй же день и хотя до дня созыва съезда была целая неделя, все же нами было решено созыву делегатов пока не противодействовать, а делать вид, что Совет ничего о предстоящем съезде не знает. Военкому Анисимову было дано распоряжение быть всегда с красногвардейцами наготове и пригласить к себе через Председателя Очерского Исполкома

и организатора Очерского красногвардейского отряда т.Чазова – Очерскую Красную Гвардию ко дню съезда. Очерцы на приглашение ответили согласием и ко дню съезда явились в полном составе и влились в наш Оханский отряд. Все это было проделано так незаметно, что никаких подозрений со стороны непосвященной в дело публики не вызвало. В день открытия съезда священник Александр Знаменский прислал в совет за разрешением устроить крестный ход за город, будто бы по просьбе крестьян Притыкинской волости, откуда был родом Кузнецов. Священнику Знаменскому было предложено самому явиться в Административный комиссариат ко мне для переговоров, поп не замедлил явиться, и я ему разрешил крестный ход, взяв с него предварительную подписку, обязывавшую его отвечать своей головой за малейшую агитацию против Советской власти. Действие подписки оказалось могущественным и таким образом всякая попытка агитации во время крестного хода была сорвана. А съезд в это время открывался Кузнецовым и Пепеляевой в одном же с Советом здании, в актовом зале Земства. Председателем съезда был выбран крестьянин А.П.Попов, который перед открытием съезда зашел к тов.Волкову за помощью и советом. Товарищ Волков заявил, что желательно знать не то, что хочет делать съезд, а то, что думают и предполагают делать его инициаторы. Попову была гарантирована со стороны Совета безопасность. Съезд продолжался 2 дня, выносил резолюции, в которых называл себя хозяином уезда и считал свои постановления обязательными для всего крестьянства Оханского уезда. Совет со стороны съезда игнорировался, а между тем последний решил кончить двух дневное словоговорение, так как его вовсе не предполагали участники съезда. По телефону было дано распоряжение военкому Анисимову привести в здание Совета красногвардейцев. Я прохожу в зал заседания съезда, заявляю президиуму, что имею огласить постановление Исполнительного комитета С. Р. и С.Д., которое тут же и объявляю: «Делегаты съезда не выбраны крестьянами, а созваны именными повестками г.Кузнецова, что никакое собрание без ведома высшей власти в уезде, т.е. Совета Рабочих и Солдатских Депутатов не только навязывать свою волю, но и собираться без разрешения Исполнительного комитета не имеют права, а потому заседание съезда объявляется закрытым, принятые постановления аннулированными и для крестьян Оханского уезда не обязательными. Если же кому - либо из присутствующих захочется продолжать словоговорение, то Исполнительный комитет Совета разрешает митинг. Делегатов съезда было 150 человек и около 1000 человек было просто любопытных из бывших земских служащих и горожан. Когда я кончил читать постановление, то весь зал покрылся негодующими криками всех присутствовавших . Я стоял перед лицом разъяренной толпы кулаков и «земцев», которые с поднятыми кулаками и с пеной у рта кричали о том, что весь Совет нужно повыкидать в окна, т.к. им таких советчиков, которые навязывают свою волю целому уезду, не надо, что «советчики - самозванцы, захватившие своими грязными руками управление уездом». В мой адрес сыпались самые нелестные эпитеты. В воздухе мелькали поднятые кулаки. В этот момент Анисимов и Вожаков во главе с начальником Очерского отряда ввели в зал вооруженных красногвардейцев, которые и окружили возмущавшуюся толпу. Красногвардейцы были встречены оглушительным ревом взбешенной толпы, и в этом адском шуме разобрать что – либо было невозможно. Несколько человек, в том числе земский деятель, оханский домовладелец – Гудовщиков и нытвенский делегат – «толстовец»

Каменев попытались вырвать у красногвардейцев ружья. Анисимов приказал красногвардейцам выстроиться в коридоре вокруг зала в две шеренги и взять наизготовку винтовки. Прошло несколько минут напряженного молчания. Казалось, вот - вот раздастся выстрел из публики в красногвардейцев, те в ответ дадут залп и заварится каша. Но вид направленных на них ружей и щетина штыков в коридоре заставили публику придти в себя. Крики и рев умолкли, и вся толпа по моему предложению очистить актовый зал стала покидать в полной тишине и спокойствии помещение. Кое-где подымались с пола улегшиеся в момент паники трусы. Публика выходила по очереди через одну дверь и в нижнем этаже в две очереди у выхода на улицу, все обыскивались и у кого только было оружие, у того оно и отбиралось. На этом инциденте и окончился крестьянский съезд. Никаких репрессий по отношению к инициаторам и главарям съезда исполнительный комитет не предпринял, считаясь с моментом дня, когда всякие репрессии могли окончиться для нас в худшую сторону. Но оставление на свободе Кузнецова, Пепеляевой и Ко не замедлило сказаться в активных действиях против советской власти. При содействии советских служащих из бывших земцев Кузнецов получил сведения о том, что Советом выданы в Острожку военному волостному комиссару Маринкину и начальнику Красной гвардии Нецветаеву 10 винтовок, которые хранятся в кладовой волостного Совета и будут через несколько дней выданы отряду, который поедет по уезду для сбора контрибуции. Наши враги, получив такую информацию, решили действовать. Эсерка Грахова выехала в Острожку, где ее знали как учительницу по внешкольному образованию и где у нее было много знакомых среди местных крестьян. Ей удалось завербовать богатея купца Ахмата Захаровича Ситтикова и кулака – крестьянина из деревни Ольховки Петра Прокофьевича Носова, которые для выполнения задуманного плана выбрали самых отчаянных пьяниц- сельчан – Андрея Кожевникова, Филиппа Потанина и др., которым и поручено было выкрасть винтовки из кладовой волостного совета. Изрядно выпив за счет заговорщиков кумышки, указанные мужички пришли в волисполком в неурочное время и, застав только одного сторожа, предложили ему начать борьбу, очень хорошо зная его страсть бороться. Сторож Герасим Петрович вступил с ними в единоборство, во время которого мужички вытащили у него ключи от несгораемой кладовой, где хранились винтовки, открыли кладовую, взяли оружие и совершенно пьяные, под руководством такого же пьяного Филиппа Потанина, стали производить аресты большевистски настроенных крестьян, а также представителей Советской власти. Волостной военком Маринкин был арестован, избит до такой степени, что был неузнаваем и брошен в бессознательном состоянии в каменный подвал бывшего волостного правления и заперт на замок. Увидев, что дело восстания налаживается, Грахова завербовала для повстанцев проживавшего в Острожке раненого прапорщика (из псаломщиков) Ивана Степановича Житникова, который оказался опытным руководителем военного дела и взял на себя ответственность за боевые действия повстанцев, число которых достигало около 3000 человек. В ближайших деревнях были расставлены заставы – пикеты. Агитационной и организационной стороной восстания руководил П.Носов, Ахмат Ситтиков взял на себя финансовую часть, а моральную сторону священник Всеволод Пьянков, устроивший крестные ходы с пасхальной службой на основании имевшегося у него предписания Епископа Пермского Андроника. Скрывшийся от избиения пьяной бандой начальник Острожского красногвардейского отряда Нецветаев бежал в свою деревню Новые Селища, где было много демобилизованных солдат – фронтовиков, имевших при себе винтовки, куда повстанцы, благодаря наличию солдат, не рискнули явиться, и дал оттуда знать нам в Оханск о происходивших в Острожке событиях и о том, что формируемая Житниковым повстанческая гвардия вооружена не только 10 винтовками из кладовой волостного Совета, но что оружие прибывает за счет разоружения большевиков и за счет разоружения его у солдат – фронтовиков. Был немедленно выслан отряд в 20 человек под командой Вожакова, но в Острожку он прорваться не смог ввиду

сильного превосходства численностью врага. Тогда мы обратились с просьбой о помощи в Очерский Совет, который просили повести наступление на Острожку со стороны Дубровы и в Новых Селищах войти в связь с начальником Острожского отряда Нецветаевым. Очерский отряд выступил согласно наших директив и, подойдя к Острожке со стороны дер. Новые Селища, потребовал от повстанцев выдачи им всего оружия и контрибуции за понесенные расходы по выступлению отряда. Острожские повстанцы исполнить это требование отказались, и Очерскому отряду ничего не оставалось делать, как вернуться обратно, т.к. вступать в бой с превосходящими силами врага было неблагоразумно. Очерцы ушли обратно, но в Дуброве их ждали на баррикадах союзники острожских повстанцев, которые были предупреждены соседями о том, что очерцы отступают на Дуброву для сбора с них контрибуции. Большую роль сыграла здесь в деле помощи повстанцам та же Грахова, она была сама родом из Дубровы и сагитировать местных крестьян – кулаков на вооруженную борьбу с очерцами, собиравшимися якобы содрать с Дубровы контрибуцию, было делом нетрудным. Дубровцы устроили на тракту баррикады, на которые и наткнулся на обратном пути Очерский отряд. Дубровцы избили до безсознания ямщиков, везших красногвардейцев , убили несколько красногвардейцев, не ожидавших нападения, и только небольшая часть отряда вернулась в Очерский завод. Одновременно с высылкой отряда очерцев на Острожку мы поставили в известность о происходящих событиях Губернский совет, который выслал в помощь нам карательный отряд под командой Михаила Поликарповича Зайцева и комиссара отряда анархиста – коммуниста Смирнова. Отряд состоял из 100 человек, был хорошо вооружен винтовками и двумя пулеметами. Вместе с карательным отрядом выехал в Острожку и я. Приехав в Острожку, красногвардейцы убили крестьянина д. Липовки Федора Бурдина, избивавшего Маринкина. Затем нами были арестованы главари П.П. Носов. А.З. Ситтиков и отец Носова П.И. Носов, принимавший участие в избиении Маринкина, все они были расстреляны у моста «Лавы» на реке Очере. Арестовали и отправили в тюрьму крестьянина дер. Казаночки Александра Григорьевича Пирожкова, в доме которого нашли и избили повстанцы Маринкина. От священника Всеволода Пьянкова было потребовано из толпы обьяснение – почему он служил пасхальную службу, когда на его глазах избивались его же ближние. Священник никаких обьяснений дать не мог, чем воспользовался комиссар карательного отряда Смирнов в своей обширной речи на митинге у волостного Совета, давший яркую характеристику «черного воронья». Филипп Потанин, Агрипина Грахова, Иван Житников и Андрей Катков скрылись. На пути в Оханск карательный отряд встретил у р.Камы возвращавшегося с крестьянского съезда Нытвенского делегата Каменева – одного из активных земских прислужников, которого узнали красногвардейцы, уроженцы Нытвы и расстреляли на месте. Для ликвидации же Дубровского восстания был послан Губернским Советом отряд красногвардейцев - железнодорожников под командой Соловьева, который расстрелял 8 человек зачинщиков, в том числе двух депутатов, вернувшихся с крестьянского съезда Пьянкова и Чазова. Руководитель восстания Грахова Агриппина Семеновна, 1888 г.рождения, уроженка д.Лариха Дубровской волости Оханского уезда, эсерка, преподователь Пермского пединститута за контрреволюционную агитацию была приговорена особым совещанием при НКВД СССР 2 ноября 1936 г. к 5 годам лагерей. Тогда ей припомнили и Острожское восстание.

Вместе с ней были подвергнуты репрессиям ее сестра Грахова Евдокия Семеновна, 1882 г.рождения, домохозяйка (ссылка на 5 лет в Казахстан), Заколодкина Апполинария Даниловна, 1887 г.рождения, уроженка г.Ижевска, также участвовавшая в Острожском восстании (5 лет лагерей) и Салтыкова Зинаида Николаевна, 1885 г.рождения, уроженка Очерского завода (г.Очер), корректор издательства «Звезда» (ссылка в Казахстан на 5 лет) 1937 г. был еще впереди. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С ГУБЕРНСКИМ СОВЕТОМ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ (Работа уездного Совета. Помощь губернии.) Несмотря на полную оторванность Оханска от центра, на полное отсутствие декретов и инструкций по работе Совета, Оханский Уездный Совет Рабочих и Солдатских Депутатов старался не прерывать органической связи с Губернским Советом. Все действия и постановления центральной власти доносились к нам стихийно через солдат - фронтовиков, возвращавшихся домой по демобилизации и немедленно воплощались в жизнь. Судить же о правильном понимании их мог Губернский Совет, куда мы по своему почину посылали копии всех наших постановлений и далее ежедневный телеграфный бюллетень. Помощь Губернского Совета заключалась только в присылке отрядов красногвардейцев для подавления восстания по нашей же настоятельной просьбе, как это было при антисоветском восстании в Острожке. Только после возвращения Зайцевского красногвардейского отряда в Пермь Губернский Совет послал т. Быстрых с мандатом, напоминающим обширную инструкцию по организации Советской власти на местах. Именуемый в мандате агитатором – организатором Быстрых произвел на нас очень невыгодное впечатление, и мы откровенно признались друг другу, что ожидали из губернии кого-либо подельнее. На первом же митинге присланный агитатор доказал свою полную несостоятельность и совсем было «засыпался», начав говорить перед огромной толпой народа какую – то чепуху. Только выступивший после него член Уездного Исполнительского комитета Винокуров сумел поддержать авторитет власти на митинге и этим спас положение. Быстрых после нашей информации в Губернский Совет о его политической безграмотности был заменен другим агитатором. Присланный вместо Быстрых тов. Лузин Андрей Васильевич оказался талантливым агитатором и энергичным товарищем. Так как на местах все волостные Советы были организованы, то тов. Лузин был оставлен при Исполкоме лицом для поручений, помогая мне для подготовки материалов к I Уездному съезду Советов, то помогая Кашину собирать контрибуцию, то выезжая по поручению Винокурова систематически в уезд для связи с отрядами красногвардейцев, собирающих контрибуцию и с продовольственными агентами по волостям. Гибель в Шлыках этого неутомимого, преданного делу революции товарища и горячего оратора с излюбленным термином: «Чем ночь темней, тем ярче звезды», - были большой потерей для Уездного Совета. За исключением присылки т.Быстрых и Лузина – никакой реальной помощи или практических указаний на правильное понимание задач Советской власти со стороны Губернского Совета дано не было и в нашей повседневной работе Исполнительного комитета во всех сторонах жизни: административной, хозяйственной, финансовой и культурно- просветительной нам приходилось руководствоваться только революционным самосознанием и чувством ответственности перед революцией.

Как образец нашей деятельности в первые дни после захвата власти привожу единственно оставшееся у меня целым обязательное постановление мое, как комиссара Оханского административного отдела: «Обязательное постановление комиссара Оханского административного отдела уездного Совета Рабочих и Солдатских депутатов». «Граждан Оханского уезда прошу по получении настоящего обязательного постановления приступить к организации волостных Советов Рабочих , Крестьянских и Солдатских депутатов, из каковых выделить исполнительный комитет Советов Крестьянских Рабочих и Солдатских депутатов из шести лиц: председателя, трех членов и Секретаря, одного товарища председателя и таковых объявить административно – распорядительной властью волости. Обязанности волостной власти: 1) Немедленно предложить сельским обществам избрать на общественных собраниях общественный крестьянский комитет из трех лиц: председателя, двух членов, один из них занимает должность секретаря вместо Сельского старосты.

2) Приступить к избранию Рабоче-крестьянской Красной гвардии из желающих и симпатизирующих Советской власти для подавления незаконных лесных порубок, уничтожения хулиганства и расхищения общественного достояния.

3) Хулиганов, именующих себя политическими партийными деятелями, в особенности большевиками, прикрывающихся именем большевика, в тоже время нарушающих права свободного гражданина, тотчас же арестовать и под конвоем Рабоче- крестьянской Красной гвардии направлять в мое распоряжение (в город Оханск, здание Земской управы).

4) Замеченных на улицах лиц в пьяном виде всем гражданам и тем более Красной гвардии предоставляется право арестовывать до вытрезвления и при освобождении волостные или общественные политические комитеты Советов обязаны штрафовать таковых своим постановлением в размере по усмотрению. Примечание: при организации Советов Крестьянских, Рабочих и Солдатских депутатов волостные земские управы не ликвидируются и продолжают функционировать по старому в области экономическо – хозяйственной. Председатель Оханского исполнительного комитета Совета Рабочих и Солдатских депутатов М. Волков Комиссар по административному отделу С.Болотов Секретарь И.Родин Первый Оханский Уездный Съезд Советов Рабочих и Крестьянских Депутатов и Боомовщина (Пленум Совета, доклады с мест, приезд верещагинцев. Арест Анисимова. Открытие съезда. Боом отбирает оружие. Вопрос о перенесении уездного центра. Обсуждение создавшегося положения. План Пискунова. Арест Болотова С.А. и Волкова М.А. Их освобождение. Мнение Губисполкома о переносе центра уезда в Верещагино. Решения съезда. Ответные действия Боома. Активная помощь Губисполкома Оханску. Роль Винокурова В. В. в возврате

имущества и служащих исполкома.) В первых числах марта 1918 года на пленуме Совета были заслушаны доклады комиссаров отделов, из которых выяснилась приблизительно следующая картина: во всех волостях уезда были организованы... (далее запись утеряна) были самые надежные и преданные их члены Советской власти. В другие же волости были посланы для предвыборной компании члены уездного Совета, не занимавшие определенного поста и состоявшие при Совете в качестве лиц для поручений. Предвыборная компания дала блестящие результаты, и на Уездный Съезд Советов не попало ни одного кулака из бывших земских гласных или реакционно настроенных “стариков-крестьян”. Приехавший из Перми представитель Губисполкома Игнатий Кайгородов,хотя и старый “большевик”, но человек без личной инициативы,не обладавший агитаторским талантом.

25 марта 1918 года стало известно, что едут на съезд представители Верещагинского Совета во главе с председателем Боомом, и за ними следует отряд Верещагинских красногвардейцев в 100 человек. Это известие заставило нас почувствовать начало какой-то авантюры. 27 марта вечером действительно приехал Верещагинский Совет с Боомом и с ними отряд под начальством командира Нестерова и старшего красногвардейца Смертина. Боом потребовал от Анисимова выдачи им продовольствия, обмундирования и инструмента. Анисимов на это требование,как незаконное (без наряда округа), ответил отказом, за что и был арестован Боомовским отрядом,а т.Вожакову было предложено расформировать Оханский красногвардейский отряд. Арестовав Анисимова, Боом стал беспрепятственно распоряжаться цейхаузом,откуда забрал все имущество и роздал своим красногвардейцам. Исполком, узнав об аресте военкома Анисимова,собрал экстренное заседание Президиума, на которое пригласили для объяснения Боома и прибывших из Перми т.т. Зайцева и Пилюгина, входивших в состав недавно организованной Пермской ЧеКа и имевших при себе чекистские мандаты. Благодаря вмешательству последних, удалось убедить Боома вернуть часть имущества и освободить Анисимова, но Оханский отряд, получив такую моральную пощечину, как господство верещагинцев в городе, стал быстро таять, и нам удалось сохранить только 65 % всего отряда.

28 марта 1918 года открылся съезд. Благодаря большинству голосов Верещагинских и Очерских делегатов, в Президиум съезда были избраны Боом и его приверженцы Соловская и Лунев. Председателем съезда при их же помощи был избран Боом, который, пользуясь своим положением Председателя Уездного Съезда, ввел в городе осадное положение, якобы для того,чтобы обеспечить делегатам Съезда безопасность и дать возможность спокойно провести Съезд. Прецедентом к тому послужил прострел ноги т.Пилюгиным при неудачном падении его вечером на обледеневшей панели, которое Боом истолковал,как покушение бандитов на жизнь т.Пилюгина. По введении осадного положения Боом предложил Оханскому отряду разоружиться и расформироваться, делегатам и членам Уездного Исполнительного Комитета предложено было немедленно сдать оружие и взять на право ношения его соответствующий мандат. Верещагинскому отряду было предложено заняться проверкой права на ношение оружия и у всех, не имеющих мандат, оружие немедленно отбирать. Для иллюстрации приведу текст сохранившегося у меня мандата на право ношения оружия с подписью Боома на обороте: Мандат № 5

Предъявитель сего, гражданин Степан Архипович Болотов, есть действительно член 1-го Оханского Уездного Съезда Советов. Председатель Организационного отдела Оханского Совдепа Вахрушев. На обороте рукой Боома карандашом помечено:”У т.Болотова должна находиться винтовка “Гра” и подсумок патронов” Г.Боом. Верещагинский отряд подвергал на улицах обыску положительно всех, но больше всего доставалось делегатам Съезда,которые подвергались обыску после окончания заседания, идя домой на всех улицах Оханска, т.к. на прилегавших к Совету улицах на каждом квартале было расположено по 2 пикета верещагинцев. Таким образом делегат обыскивался на каждом квартале по 2 раза. На второй день Съезда Боом внес предложение изменить повестку дня и внести на обсуждение новый вопрос “О перенесении центра уезда в другое место”, причем предложил 3 пункта: заводы Нытва, Очер и поселок Верещагино. Для делегатов Съезда стало понятно, что все осадное положение и все приказы Боома имели своей целью терроризировать делегатов и население,дабы они не могли оказать активное сопротивление главному стремлению Боома и его сподвижников: перенесение уездного центра из Оханска в Верещагино.Ясно стало, что все главные вопросы решались не на Съезде, а на штаб-квартире Верещагинского отряда в Народном доме и в утверждении их Съездом не нуждаются, т.к. при малейшем возражении кем-либо из делегатов Президиуму по существу вопроса-один из членов Президиума предупреждал по телефону условными словами Нестерова,который вводил в зал заседания вооруженных красногвардейцев, которые, выстраиваясь вдоль стен зала заседания, демонстративно стучали прикладами о пол и щелкали затворами, наводя панику на безоружных делегатов. Вопрос о докладах членов прежнего уездного Исполкома был изменен Боомом, и делегаты услышали 2-3 самых незначительных доклада. Представитель Губисполкома т.Кайгородов вызвал меня и Волкова в номера,где он проживал. Туда же были приглашены Винокуров, Лузин и делегат Съезда Пискунов. Обсудив создавшееся положение и высказав взгляд, что Губисполком с перенесением центра в Верещагино не согласится, т.Кайгородов высказал необходимость сообщить обо всем в Губисполком. Решено было, что поедет Кайгородов, Лузин, Волков и я. Но выехать незамеченными пикетами верещагинцев из города было довольно мудрено. Тогда тов.Пискунов предложил следующий план: для того, чтобы отвлечь внимание часового от выходящей из Оханска публики, т.Пискунов устроит дебош, а под шум и скандал т.т.Кайгородов и Лузин проедут незамеченными на Ново-Ильинск, а я с Волковым выхожу пешком на Юго-Камск, куда вслед за нами через несколько минут должен выехать ямщик. У Волкова было шубное пальто с большим воротником, в котором можно было пройти незамеченным, пряча физиономию в воротник. Мне же пришлось загримироваться. План Пискунова прошел блестяще. Кайгородов и Лузин под шум проехали незамеченными. Мы с Волковым вышли тоже благополучно, вслед за нами выехал ямщик, но не успели мы доехать до Камы, как вслед за нами была выслана погоня в 5 человек верещагинцев под командой Смертина. У нас отобрали оружие и привезли арестованными в Народный дом. Наш арест был сразу замечен в городе. Рабочий Ныров сообщил о моем аресте моей жене. Та побежала на Съезд и сообщила Винокурову о нашем аресте. Скоро все делегаты Съезда узнали об этом, и на этот раз, не боясь щелкания затворов и демонстративного постукивания прикладами о пол, потребовали нашего освобождения. Волков и я - мы находились 2 часа в полном неведении о нашей судьбе под строгим арестом у вооруженных верещагинцев,

которым Нестеров в полголоса отдавал приказания какими-то загадочными словами. Из его поведения и нескольких отрывочных фраз было ясно, что, как только стемнеет, нас поведут расстреливать на Каму. Наконец, через 2 часа мучительного и напряженного ожидания Нестеров сообщил нам,что мы свободны. Мы хотели было сразу пойти на Съезд, но так как поведение верещагинцев оставалось очень подозрительным по отношению к нам, мы решили разойтись в разные стороны и только тогда идти на Съезд, когда мы будем убеждены, что за нами нет никакой слежки верещагинцев, могущих убить нас в темной улице из-за угла. Придя на Съезд и узнав, что мы освобождены по настойчивому требованию Съезда, желавшего слышать наш доклад о целях нашей секретной поездки в Пермь, мы сделали доклад о положении дела, после чего Съезд стал на нашу точку зрения и настоял на необходимости информировать Пермский Губернский Исполнительный Комитет, прежде чем перенос центра уезда в Верещагино состоится, для чего были постановлением Съезда делегированы т.т. Волков и Тарасов. Губернский Исполнительный Комитет, заслушав доклад т.т. Волкова и Тарасова, прислал телеграмму об отмене решения о перенесении центра в Верещагино, так как Верещагино еще более захолустное место, чем Оханск, причем это постановление состоялось под давлением вооруженной силы, что Губернский Исполнительный Комитет принципиально стоял на точке зрения оставления центра в Оханске, находя, что завод Очер гораздо более подходящее для этой цели место, чем Верещагино. Ни на что несмотря, Боом мобилизовал около 1500 подвод и отдал приказ перевести все дела, мебель, телефоны, кассы и т.д. в двухдневный срок на станцию Верещагино. В момент перевозки всего имущества приехала из Перми Следственная Комиссия по расследованию авантюры Боома, которая заявила, что все постановления Съезда, в частности перенос центра в Верещагино, будут Губисполкомом отменены. Так оно и случилось на самом деле. В телеграмме, аннулирующей постановления Съезда, назначался Уездный Съезд Советов в городе Перми ( в нейтральной зоне) на 8-е мая. Все члены Оханского Уездного Исполкома, прежнего и нового состава, по приказу Боома под силою оружия должны были выехать в Верещагино вместе со всеми служащими, которых пришлось разместить по 30 и 40 человек в крестьянских избах Верещагинского поселка. Многие жили в вагонах на станции Верещагино. В Оханске остался только я и Анисимов, да Волков с Тарасовым, все еще не приехавшие из Перми. Часть Верещагинского отряда под командой Смертина оставалась еще на две недели в Оханске, руководя окончательной перевозкой и собирая наложенную Боомом на Оханск контрибуцию в миллион рублей. В это время в Оханск в мое распоряжение прибыли посланные Губисполкомом два отряда: 1й Северный летучий отряд под командой т. Юдина, 2-й Осинский отряд под командой т. Дремина числом около 150 человек, с которыми я и начал формирование Оханского отряда. Вслед за отрядами приехали и Волков с Тарасовым, которые сообщили намерения Губисполкома вызвать Винокурова с Верещагино, вручить ему мандат с чрезвычайными полномочиями об обратной перевозке имущества в Оханск,а Боома,Соловскую и Нестерова вызвать в Пермь и этим дать возможность Винокурову спокойно реэвакуировать имущество и служащих. Как только Винокуров погрузил имущество в вагон и отправил по железной дороге на Нытву и на подводы,оставшиеся верными Боому верещагинцы, несмотря на широту полномочий Винокурова, попытались воспрепятствовать вывозу имущества, и в

погоню за вагонами Винокурова был послан дежурный паровоз с красногвардейцами для расправы. Оставшиеся в Верещагино оханские продовольственники Старков, Агапитов и Елисеев по фонопору сообщили Винокурову о грозящей ему опасности,а также дали знать мне в Оханск по телефону о выехавшей за Винокуровым погоне.Получив предупреждение по фонопору, тов.Винокуров с Вахрушевым выскочили из эшелона,и, несмотря на весенний разлив, пробежали в течение ночи около 50 верст, и только в Нытве они пересели на посланных мною лошадей в сопровождении красногвардейцев Юдинского отряда. Часть оханского имущества так и оставалась на ст. Верещагино до конца мая. Ввиду того,что 1-й Съезд считался недействительным, состав Исполкома остался прежним,но авантюра Боома еще далеко не была изжита, и членам Уездного Исполкома пришлось через некоторое время столкнуться с ним.

1-е Мая 1918 г. (Немцы, австрийцы, мадьяры и итальянцы-военнопленные на демонстрации в Оханске. Разногласия между их офицерами и нижними чинами. Речь приват-доцента университета Льва Тарасова. Оханск ликовал и ночью). Впервые встречал советский Оханск международный рабочий праздник 1-е Мая, и на его долю выпала счастливая случайность, доставшаяся немногим русским городам,-видеть этот день, этот праздник не только советским, но и интернациональным в полном смысле этого слова. В нашем первомайском шествии в ясный солнечный день по утопавшим в молодой зелени улицам Оханска стройными колоннами двигались военнопленные: немцы и австрийцы, подвижные черные и смуглые усатые мадьяры и жизнерадостные певцыитальянцы. Славно пел интернациональный хор красивые первомайские песни на своем певучем гортанном языке, реяли в воздухе революционные красные знамена с непонятными нам иностранными словами наряду с нашими лозунгами: “Мир всему миру”, “Мир хижинамвойна дворцам”, “Владыкой мира будет труд” и т.д. Присутствие военнопленных вливало свежую бодрящую струю в каждого из нас. Оторванный от далекой, знойной, сказочно-красивой по природе родины с ее культурной жизнью, каждый итальянец, каждый венгр не чувствовал себя более одиноким в этом захолустном маленьком городке холодного неприветливого Урала. Они чувствовали, что это не Рождество и не Пасха, праздники, которые они скромно встречали в невзрачных бараках своего лагеря. Нет, в этот праздник новой молодой весны они знали, что их понимает и им сочувствует и радуется с ними одной радостью каждый сознательный оханский рабочий, каждый солдат в серой шинели, во все горло поющий “Мы наш, мы новый мир построим.” Горячо говорили ораторы перед Пленбежем и на русском, и на немецком, на мадьярском языках, а на них, ехидно улыбаясь, посматривали немецкие и австрийские офицерики да высшие солдатские чины, не принимавшие участия в пролетарском празднике, и насмешливо помахивали в воздухе стэками, стараясь изобразить тот неласковый прием, который встретит каждый из таких иностранных манифестантов у себя на родине. Это поддразнивание не прошло незамеченным военнопленными и вызвало у них сильное проявление гнева. Правда, они не набросились сразу на обидчиков с кулаками, не расстроив своих колонн, а пошли с нами к зданию Совета, но, остановившись для митинга перед зданием Совета, они решили все-таки проучить своих соотечественников-дворянчиков. Наверное, дело бы дошло до кровавой расправы, если бы не вмешался своевременно член исполкома Лев Дмитриевич

Тарасов, приват-доцент Пермского университета, пригласивший на митинг противников первомайского праздника-военнопленных офицеров и на немецком языке произносивший двухчасовую речь. Талантливый горячий оратор, товарищ Тарасов сумел убедить обе враждебно настроенные стороны и заставить их примириться. После чего офицеры приняли участие в манифестации и митинге. Долго еще после этого конфликта длился митинг, долго гремел оркестр духовой музыки из лагеря военнопленных, до самого вечера говорились речи у Совета. Выступали Волков, Пискунов, говорил я и говорили большевистски настроенные военнопленные о предстоящей революции у них на родине. Выступал также и преподаватель Реального училища Петровский, резко критиковавший монархическое прошлое России, говоря о Государственной Думе, он привел, между прочим, в пример то, что собранная для решения больных земельных вопросов, от которых стонало все русское крестьянство, Государственная Дума вместо земельных реформ обсуждала вопрос о прачечной в Юрьевском университете. За эту речь Петровский во время прихода Колчака жестоко поплатился, как за солидарность с большевиками: он был брошен в тюрьму, увезен в Сибирь, за попытку бежать из вагона жестоко избит и только чудом остался живым. Вечером перед зданием Уездного Исполнительного Комитета был зажжен фейерверк. Поздно вечером расходилась по домам публика. 1-е Мая прошел к нашей радости благополучно, и даже назревавший было конфликт разрешился в лучшую сторону, что нас особенно радовало, так как по Брестскому договору мы должны были оберегать военнопленных.

2-й Уездный Съезд Советов (7-10 мая 1918 г.) (Уездный съезд собрался в Перми. Провал сторонников Боома. Покушение на М. А. Волкова и В.В.Винокурова. Новый состав уездного исполкома. Болезнь и уход М.А.Волкова. Новые председатели исполкома: Федотов, Горшечников.) Второй Уездный Съезд Советов, собравшийся после первого, аннулированного авантюрой Боома и его отряда, в нейтральной зоне, то есть в Перми,- окончательно разрешил вопрос об оставлении центра в Оханске к великому неудовольствию верещагинцев, которые решили отомстить за неудавшуюся попытку перенести уездный центр в Верещагино. В т.т. Волкова и Винокурова стреляли из-за угла, вследствие чего нашим делегатам была дана Председателем Окружного ревкома Малковым специальная охрана до конца работы Съезда. На Съезд, помимо Волкова и Винокурова, был выбран еще и т. Тарасов, я же оставался в Оханске, замещая председателя Волкова. Дней через пять приехали в Оханск члены нового состава Уездного Исполкома, нам малознакомые: эссеры Паньков, Некрасов, Трушников, Бабушкин; большевики: Федотов, Носов, Кондаков, Лунев и беспартийные Ширинкин и Пермяков. Председателем попрежнему остался Волков, но и его присутствие не мешало развиваться фракционности и резкой политической оппозиции друг другу. Этим нарушалось и единодушие при разрешении вопросов, и быстрое разрешение их на месте, что наблюдалось в первом составе Исполкома. Я вышел из Президиума Исполкома для организации Чрезвычайного комитета по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем. Вскоре после меня окончательно заболел Волков. Туберкулез перешел в угрожающую

форму, благодаря сильному надрыву в работе .т.Волков не берег своего здоровья и отдавал себя целиком делу революции, но все же дальше он работать не смог. Ему дали отпуск и пособие в сто рублей для лечения, но было слишком поздно, из отпуска к работе он не вернулся, умер у себя на родине в селе Большая Соснова Оханского уезда. Заменивший Волкова Федотов был большой говорун, но человек неработоспособный и не соответствовавший своему назначению. В начале июля 1918 года Федотов выехал в южную часть уезда (Шлыки, Частые) и стал вести там на собраниях по продовольствию агитацию и отстаивать точку зрения кулаков, не сговорившись предварительно с ячейкой в Частых и с волостными Советами. В результате чего коммунистическая ячейка и Советы, в свою очередь, не предупредили вовремя Лузина, работавшего там по продовольствию, и, когда тот приступил к практическому выполнению директив центральной власти, кулаки устроили восстание, убили целый ряд продработников во главе с Лузиным. Узнав об этом, Федотов, боясь наказания за свою агитацию,-бежал. Вместо него председателем Уездного исполнительного комитета был выбран доктор Горшечников, который и оставался на этом посту до прихода белогвардейцев. Организация РКП(б) и ее политические враги (“Большевиков” в Оханске не было. Первая коммунистическая ячейка. Утверждение городского партийного комитета. Организация волостных коммунистических ячеек. Рост партийных сил. Наши враги-левые эсеры и кадеты.) До марта 1918 года все солдаты и рабочие, настроенные в пользу Советской власти, и активные участники захвата власти, назывались всеми реакционерами и обывателями “большевиками”. Этому названию старались придавать ругательное значение. Мы еще не были “большевиками”, но гордились этим названием, т.к. знали, что под лозунгом “Пролетарии всех стран, объединяйтесь!”- начала организовываться пролетарская власть в России. Никакой политической работы среди нас не велось за отсутствием организаторакоммуниста, и мы оставались по-прежнему с нашими старыми политическими взглядами, которые нам были привиты с детства, т.е. лево-эссеровские тенденции, воспитанные во мне братом Николаем, в Волкове- учителями Меркушинской Земской сельскохозяйственной школы, но это не помешало нам организоваться. Как только приехали к нам первые члены Коммунистической партии тов. Винокуров из Кунгурской партийной организации, П.Щербаков (член) и Вожаков (кандидат) Петроградской организации, основавшие нашу первую городскую ячейку, куда мы все, за исключением Ф.Г.Старцева, вошли кандидатами. Дело с формальным утверждением Оханской организации шло очень медленно. Только в первых числах мая 1918 года были получены наши постановления от Председателя Окружного Комитета РСДРП. (большевиков) т. Зарина об утверждении городского Комитета под председательством т. Винокурова, члена Белоногова (Бабкинского крестьянина), секретаря т. Ящак, тов. Зариным было разрешено иметь штамп и печать партийного комитета. К этому времени в наш городской партийный Комитет стали являться представители волостных ячеек с просьбой о регистрации. Наш городской партийный Комитет оказался в большом затруднении, так как регистрировать ячейки по уезду он не имел права , не будучи утвержден уездной конферецией, как уездный партийный Комитет. Приезд из окружного парткома т. Борисова (Даниленко) разрешил наши сомнения, так как

последний расширил круг деятельности Оханского парткома, придав ему контролирующие функции в уездном масштабе, т.е. Оханскому Комитету давалось право просмотра материалов волостных ячеек и представление их к утверждению в окружном парткоме. После этого партийная организация стала быстро расти, и к моменту созыва партийной уездной конференции в ее рядах насчитывалось 200 человек, а через месяц после конференции Оханский городской Комитет отправлял на Воткинско-Ижевский фронт коммунистический отряд в 200 человек под командой Винокурова В.В. и его помощников С.Богомягкова и А.Бабушкина (Тополева). Политическим противником нашим, в количественном отношении не уступавшим нам, была партия левых эссеров, возглавляемая Пискуновым, Паньковым, Некрасовым и Трушниковым- членами 2-го состава уездного Исполкома. Но эта организация, потерпевшая полнейший крах после выступления эссеров в Москве и убийства немецкого посланника графа Мирбаха, была разогнана , и 50% ее членов влилось в наши коммунистические ряды. Второй наш политический враг - кадеты, возглавляемые бывшим акцизным чиновником Яковлевым и секретарем Анкудиновым, имели за собой крупные ораторские силы: как историка Филиппова, инспектора народных училищ Реформатского, Пономарева, Морозова, Н.Попова и др., но большой популярностью в уезде не пользовались и после первых репрессий по отношению к левым эссерам предпочли уйти в подполье. Вскоре были арестованы некоторые члены их группы: бывший охранник Андреев, исправник Скуев, пристав Иванов и организатор Оханской белой гвардии Железняков. Все они, за исключением Железнякова, были расстреляны в Пермской Чека, а Железняков скрылся. На этом и закончилось существование кадетской группы в Оханске , и клуб их, “бывшее общественное собрание”, перешел в распоряжение Оханского комсомола. ОХАНСКИЙ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ КОМИТЕТ (Организация Чрезкома. Его состав. Работа ЧК Конфликт с Федотовым. Восстание в Шлыках. Ликвидация мятежа. Ликвидация Боомовщины). По предложению Губернского совета и Пермского окружного Чрезкома товарищем Волковым, на заседании пленума Оханского исполкома 16 мая 1918 года был выдвинут вопрос об организации уездного чрезвычайного комитета по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, впоследствии переименованного в чрезвычайную комиссию с распространением деятельности по борьбе с должностными преступлениями и бандитизмом. Председателем Чрезкома на том же пленуме совета был избран я и на организацию исполкомом было ассигновано 400 рублей. В Коллегию, кроме меня, как председателя, был избран Вахрушев Николай на пост товарища председателя. Из губернии были присланы мотовилихинские коммунисты Быстрых Н.М. и Наговицин В.Г., Быстрых был назначен заведующим отделом по борьбе со спекуляцией, а Наговицин взял на себя отдел по борьбе с контреволюцией и саботажем. В помощь ему дан был матрос Гредин, сотрудниками были приняты: Базаркин А., Субботин Г., братья Домнины Иван и Александр, Э.Вяткин, С. Варенкин, Иван БАженов и др. Ввиду того, что Губернией никаких сумм для Чрезкома отпущено не было, нам приходилось покрывать расходы по выплате служащим жалованья, а также суточных и проездных суммами, получаемыми от штрафов и даже от сдачь конфискованных продуктов продовольственным органам.

Первой работой Чрезкома была конфискация трех возов мяса, перевозимого тайно мясниками – спекулянтами через перевоз в Пермь, которое было сдано продорганам, а на владельцев был наложен штраф в размере 3000 рублей. Задачи Чрезкомов были быстро поняты и уяснены всей Коллегией, чему способствовало то обстоятельство, что мы понимали всю важность работы. Была налажена сразу же постоянная связь с председателем и всей коллегией пермской Чека: Малковым, Шленовым и Трофимовым. Со стороны ГубЧрезкома ни разу не было получено нами какого-либо порицания или указания на неправильное понимание задач или на неправильные действия ЧеКа. Кроме того, по предложению Малкова я выехал в Москву на 1-ю Всероссийскую Конференцию Чрезвычайных Комиссий, так что мне приходилось руководить организованным мною чрезкомом всего 28 дней, т.е. по 12 июня, конференция продолжалась 24 дня. Во время моего пребывания в Москве на конференции председатель Оханского исполкома, заменивший ушедшего по болезни Волкова, Федотов стал вести против меня агитацию и распускать слухи о том, что я самовольно уехал в Москву без разрешения Оханского Совета и дал в ВЧК телеграмму о недопущении меня на конференцию. Приехавший представитель Пермской ЧК Воробцев подтвердил мои полномочия, после чего я продолжал принимать участие в работах по составлению 1-го Основного положения для Губернских ЧК, а в это время в Оханске по настоянию Федотова был избран председателем Чрезкома Носов. Федотов, проведя в жизнь свое желание, одумался т.к. знал, что по моему возвращению из Москвы выйдет недоразумение и мою сторону возьмут чекисты, а также т.т. Винокуров и Лузин. Тогда он постарался восстановить против меня Носова и Лузина, но и это ему не удалось, т.к. Носов только и ждал того момента, чтобы сдать дела мне. На обратном пути из Москвы в Оханск, проезжая на пароходе мимо Частых, я во время остановки парохода увиделся со знавшими меня красногвардейцами, охранявшими у пристани хлеб. Они мне рассказали о том, что приезжавший за несколько дней до этого Федотов здесь вел на собраниях агитацию такого характера, что дальнейшая работа в Шлыках и Частых Лузину будет невозможна. Предчувствуя недоброе, я предложил красноармейцам переговорить обо всем с Частинской волостной ячейкой и через нее предупредить Лузина, но они очевидно не обратили на мои слова должного внимания. Дней через пять, после моего приезда в Оханск я получил от Частинского волостного военного комиссара телеграмму о восстании в Шлыках и об убийстве Лузина, братьев Луневых, двух нытвенских рабочих, двух венгерцев – продармейцев и председателя сельского исполкома. Волостной комиссар сообщал, что Частым угрожает опасность и просил помощи нашей , ЧеКа предстояло первое боевое крещение. Военком Анисимов дал мне 26 человек венгерцев под командой П.Заякина, и с первым пароходом мы выехали в Частые. У пристани нас встретили Частинские коммунары. У них было 25 винтовок. Затем был собран отряд верховых разведчиков в 10 человек, вооруженных саблями и револьверами, и, имея в общем 50 человек пехоты, мы двинулись к Шлыкам. В Частых царила до нашего приезда страшная паника. Циркулировал слух о том, что в 6 верстах от Частых стоит толпа, вооруженная охотничьими ружьями, винтовками и дрекольями, и число их достигает 700 человек. Как выяснилось, восстание началось в Шлыках убийством Лузина А.В. и двух красногвардейцев и окончилось в деревне Глотовой, где были убиты братья Луневы, председатель исполкома Лузин же и два венгерца - продармейца. После этого повстанцы

решили идти на Частые, но одна из ближайших к Частым деревня не согласилась идти с бандитами, которые после решительного отказа жителей этой деревни решили вернуться домой, отдохнуть, а затем со свежими силами двинуться на Частые, разоружить Частинских коммунистов и объявить войну Оханскому Совету. Но наш приезд нарушил их планы. Ликвидация кулацкого восстания началась нами с первой деревни от Частых, состоявшей в заговоре, а именно с Глотовой. Приехав ночью в деревню Глотову, мы накрыли собрание среди ночи. Общественные собрания, на которых председательствовали уже не председатели исполкомов, а восстановленные сельские старосты. На этих собраниях составлялись общественные приговоры о том, что никакого участия крестьяне этой деревни в избиениях советских работников не принимали. Но несмотря на эти приговоры на скотском кладбище были найдены зарытые изрубленные трупы братьев Луневых и двух красноармейцев. Ночному Общественному Собранию под председательством старосты было предложено тотчас же вырыть трупы, обмыть их и отправить в Частые. Старосту отправили в подвал в Частые, куда потом было посажено еще 12 человек, а участников избиения расстреливали на месте после выловления их из гумен, лесов и т.д. Увидев растерзанные трупы Луневых и красноармейцев, отряд заволновался и потребовал наказания зачинщиков. В результате за ночь было расстреляно человек 29-30. Покончив с повстанцами, я с отрядом вернулся в Оханск и привез с собой трупы погибших товарищей. Наш пароход был встречен у пристани громадной толпой народа, мадьярам красногвардейцам были поднесены цветы, а на другой день были устроены грандиозные похороны, и на могиле первых жертв контрреволюции был воздвигнут памятник. После Шлыковского восстания отношение к красноармейцам со стороны горожан изменилось в лучшую сторону. В день выступления нашего отряда в Шлыки скрылся из Оханска председатель исполкома Федотов, чувствуя за собой вину за головотяпскую агитацию в Частинской волости и предстал перед судом Ревтрибунала лишь после отступления Колчака в 1919 году. В день похорон председателя сельского исполкома Лузина проходивших в Частых, по требованию собравшейся толпы были расстреляны Частинским Советом 12 человек, сидевших в подвале участников убийства Лузина. Выехавшей из губернии следственной комиссией с представителем Пермского отдела юстиции т. Гилевым был собран весь материал по делу восстания и ликвидации его, действия карательного отряда были признаны правильными, военным же трибуналом III армии, где рассматривалось это дело, было приговорено дополнительно к расстрелу несколько человек - зачинщиков Шлыковского восстания. В конце июля 1918 года Губернский отдел управления, в частности т.т. Борисов, Щукин дали мне предписание в интересах сохранения престижа Губернского Совета ликвидировать авантюристские поступки Боома, который, игнорируя Губернский Совет, «самостийничает» в Верещагино, присваивая себе отбираемое из казацких эшелонов оружие до пушек и пулеметов включительно и облагая контрибуцией, а также производя незаконные обыски в каждом проходящем через Верещагино поезде, за что от Уралсовета начали поступать замечания Пермскому Губисполкому. С данным предписанием Оханский исполком командировал меня, Вожакова, Тарасова, Винокурова и Семерикова. Поехали мы на грузовике, взяли с собой т.Вахрушева и 8 человек красноармейцев с одним пулеметом. По дороге хлынул дождь, и грузовик не смог идти. Нам пришлось дорогой заночевать, и мы приехали в Верещагино рано утром, когда все еще

спали. Это дало нам возможность обсудить план действий: решено было переговорить с Верещагинским Советом согласно имевшегося у нас предписания как можно дружелюбнее, но по всему видно было, что целесообразнее было бы до вступления в дипломатические переговоры обезвредить их. Разделившись на группы по 2 и по 3 человека, мы сняли с чердаков волостного военного комиссариата и волостного исполкома 3 пулемета, а Тарасов в это время пошел к Боому на квартиру, стараясь выиграть время и дать нам возможность убрать с чердаков пулеметы разговорами с Боомом. Продолжительное пребывание Тарасова на квартире Боома заставило нас волноваться, и чтобы убедиться в действительном положении дела, я, Вахрушев и Винокуров тоже пошли к Боому пригласить его на заседание волисполкома. Боом сразу понял, в чем дело, и сказал: - Арестовывать приехали? И, несмотря на все наши уверения, взял с собой, кроме револьвера, гранату. Выйдя из квартиры и пройдя с ним несколько саженей, мы скомандовали: - Руки вверх! Разоружили его, через станцию провели в арестантский вагон. Тут у самого вагона вынырнул Нестеров с револьвером и бомбой в руках, требуя освобождения Боома, но когда увидел у нас по два револьвера в руках, то изменил тон. После ареста Боома к нам пришли с жалобами и материалом на Боома: член главного железнодорожного комитета т.Бояршинов, командир железнодорожного батальона Войск Внутренней Охраны Республики (ВОХР) и ряд коммунистов Верещагинской организации. Из слов их стало очевидно, что Боом в пьяном виде давал распоряжение об обстреле собрания коммунистов, когда на последнем рассматривался вопрос о том, что Боом содержит кумышечный завод в 20 верстах от станции Верещагино. Со всем собранным материалом Боом был отправлен в Пермскую ГубЧека и более уже не возвращался в Верещагино. Соловская после этого тоже уехала из Верещагино; остальной же состав Совета, несмотря на неприветливый прием, устроенный нам, все вопросы разрешил без особых споров, и оставшееся после неудачной попытки Винокурова увезти в Нытву часть имущества было по нашему распоряжению возвращено в Оханск. Боом окончил свою деятельность смертью. После нашего отъезда из Пермской Чека ему удалось избегнуть наказания за свои незаконные действия и даже поступить делопроизводителем в батальон при ГубЧека, откуда он перебежал к белым. Арестованный после ухода Колчака Пермской Чека он был постановлением последней расстрелян, как уличенный в работе в пользу Колчака. ДАЛЬНЕЙШАЯ РАБОТА ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ ПО ПРОВЕДЕНИЮ КРАСНОГО ТЕРРОРА (Создание ВЧК. Взятие на учет неблагонадежных элементов в Оханске. Красный террор в уезде. Гроза Оханска – отряд матроса Омельченко.) После покушения на тов.Ленина и убийств тт. Володарского и Урицкого, объявленный Центральной властью по требованию трудовой Республики красный террор был нами проведен и в Оханске. Сначала были взяты на учет все неблагонадежные элементы: чины полиции, охранки, принимавшие в 1905 году участие в подавлении рабочего движения, затем офицерская корпорация, состоявшая из демобилизованных офицеров, обретавшихся в Оханске без определенных занятий и упорно не желавшая идти на службу в Красную Армию. Кроме того, в списки неблагонадежных попали кадеты, член Учредительного собрания Подлипский, полковники Осипов и Топоров, начальник тюрьмы, участник расправ в 1905 г. в Николаевском Централе Прокурорский, всего около 50 человек.

По приезду из Екатеринбурга для проведения красного террора члена Уральского Областного Комитета с полномочиями Уральской ЧК т. Ровинского, вся взятая на учет публика была арестована. Проведено было следствие в течении 5 дней, после чего по постановлению ЧК, санкционированному Советом, все 50 человек были приговорены к расстрелу. Большую помощь в деле проведения красного террора оказал матрос Омельченко, приехавший из Петрограда с мандатом за подписью т.Троцкого с аттестацией, рекомендующей его как боевого начальника разведки в красноармейских частях, расположенных на Украине, блестяще выполнявшего все задания. В помощь Омельченко был дан отряд матросов в 25 человек, которые своим появлением в Оханске терроризировали всю Оханскую обывательщину. Вскоре Омельченко был назначен членом коллегии ЧК, вместо Наговицина, Наговицин остался там-же, но на другой работе. Вскоре после красного террора по предложению Пермской Губернской Чека, мне пришлось выехать в уезд для ликвидации влияния епископа Андроника, которое через местных священников передавалось в народные массы. Вместе со мной выехал председатель Уездного исполкома доктор Горшечников и представитель Уездного Военного Комиссариата Михалев. Мы объехали Таборы, Нытву, Шерью, Воробьи, Мокино, Григорьевское, Покровское и Никольское, провели волостные собрания, организовали коммунистические ячейки, арестовали в Воробьях попа, ревностно проводившего в жизнь предписание епископа Андроника о защите церковных земель и прочих благ и отправили в Оханск для следствия. В Покровске арестовали волостного военного комиссара Усанина за превышение власти (порку), послали с материалом в Пермскую Чека. Усанин оказался авантюристом и при отступлении красных был расстрелян за то, что, приняв красноармейский полк за белых, начал перед ними выдавать всех коммунистов. МОБИЛИЗАЦИЯ, ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА Дутовский фронт, существовавший еще с весны на Урале, приобретал все более и более серьезное значение в связи с выступлением в Воткинско – Ижевском направлении банд под руководством Юрьева, стремившихся прорваться через территорию Оханского уезда и соединиться с Дутовым. Перед Пермским ГубИсполкомом, а в частности перед Оханским Советом встал вопрос не только о защите территории, но и активном противодействии врагу. Организованные по принципу добровольного найма красноармейские части давно уже были на фронтах, тыл оголялся, так как запасных и резервных частей не существовало. Округом был издан приказ о мобилизации рекрутов молодых годов, для формирования воинских частей по старому типу с той только разницей, что политические права командира части урезывались и в области воспитания и моральной поддержке принадлежали целиком комиссару, назначенному Коммунистическим военным бюро и политическими отделами штабов. Мобилизованные из уезда солдаты на сборном пункте Оханского военного комиссариата не

хотели идти на фронт благодаря кулацкой агитации. Кроме того в Притыкинской и Таборской волостях упорно циркулировал слух о том, что всех мобилизованных будут грузить на баржи, - что вызвало еще большее недовольство мобилизованных. Военный комиссар Анисимов, учтя это обстоятельство, дал знать ЧК и партийному комитету, который послал для агитации и разъяснения факторов коммунистов, но это мало помогло. В момент отправки на пристань мобилизованные отказались идти и предъявили ряд требований, а главным образом освобождения арестованного ЧК за агитацию против мобилизации жителя Таборского Совета, который как впоследствии выяснилось служил добровольцем по договору 6 месяцев в отряде и дезертировал с фронта . Тогда решил поговорить с мобилизованными и убедить их идти на фронт я сам, и, взобравшись на крышу Оханской пристани, стал доказывать многотысячной толпе новобранцев, что их требования об освобождении арестованного - результат злостной агитации, что они сами этого не зная, просят об освобождении дезертира революционной армии, который покинул на фронте в момент опасности своих товарищей и который без сомнения в трудную минуту бросит и их, так как он только и способен сеять смуту и вредную агитацию. После моей речи мобилизованные с криками «Ура» хлынули на пароходы и отправились в путь. Одновременно с ними формировались и отправлялись на Воткинско-Ижевский фронт коммунистические отряды под командой т.Бояршинова, Ящака и др. В момент отправки мобилизованных в Пермь в самую горячую и нервную работу в Оханске, чрезвычайная комиссия получила сведения о восстании в Сепыче, причем местными кулаками было убито 52 человека коммунистов и советских работников. Нами был выслан отряд в сто человек под руководством т.Вожакова, встретившегося там с карательным отрядом Пермской Губернской ЧК под командой т. Воробцова. Весь следственный материал и арестованные были отправлены т. Воробцовым в Пермскую ЧК, а от Вожакова в Оханском Совете был заслушан лишь устный доклад о ходе ликвидации, из которого видно было, насколько бесчеловечно расправляется контрреволюционная гидра, зарывая в могилу живыми коммунистов. ВОЙНА У ПОРОГА Развертывающийся вокруг Оханска фронт заставлял нас приспосабливаться к моменту и превратиться из Членов исполнительного комитета в военных спецов, так тов.Тарасов (редактор) превратился в заведующего доставкой пулеметов из Перми; тов.Бабушкин, забросив организацию сельскохозяйственных коммун, по должности – зав.Земельно-лесным отделом, как бывший офицер, помогал т.Анисимову в формировании отрядов, а когда произошел прорыв Воткинско – Ижевского фронта на протяжении 60 верст от Андреевки до Черновского, вся партийная организация самомобилизовалась и вместе с отрядом ЧК, частью членов исполнительного комитета, выехала на боевой участок, несла разведывательную службу, поддерживала связь и вступала в партизанские бои с противником. Никогда не забуду я памятной для меня, т.Винокурова, Богомягкова и Бабушкина первой ночи на этом фронте, когда на нашу долю выпала поездка в Штаб Верхне-Камской бригады в

село Андреевку для связи с флангами наших отрядов. В эту холодную осеннею ночь северный ветер сделал ледяную кору поверх грязной земли, и, проезжая болотистыми местами и лесом в течение целой ночи, мы пробивали эту ледяную кору лошадьми, а летевшие из-под нее комья грязи превращались на нашей одежде в такую же ледяную корку, так что, приехав в Меркуши, мы оказались обледенелыми статуями на таких же обледенелых конях, и я лично не мог сойти с лошади, так как мои сапоги примерзли к стременам и портянки тоже оказались застывшими. Когда же после долгих усилий меня сняли крестьяне с коня, то мои полусогнутые ноги не могли выпрямиться и пришли в нормальное состояние только после того, как я согрелся малиновым напитком (вместо чаю), после чего мы немедленно поехали дальше. Пребывание на фронте, бессонные недели в работе, когда мы даже жили все время на холоде, не входя по неделям в теплое жилье, сделали свое дело и я, приехав в Оханск, заболел, тем более, что нервная система была окончательно расшатана. Мне пришлось на целый месяц бросить работу в Чрезвычайной комиссии и по предписанию врача отдохнуть, но обстановка фронта не позволяла сделать этого и, когда 3-й съезд Советов, проходивший с участием председателя Уральского областного Совета т.Белобородова, не закончив своей работы, самомобилизовался и отправился на фронт в Частые, я ушел снова на работу заведующим Политпросветом, тудаже, куда тянуло Тарасова, Бабушкина и др.членов исполкома.

24 декабря 1918 г. вечером были получены сведения по телеграфу о том, что чехословаки и белые наступают на Пермь. На объединенном заседании уездного партийного комитета было решено организовать Уездный Ревком и передать ему всю полноту власти. Председателем Ревкома был избран я, членами - Бояршинов – от Партийного комитета и Дурасов от Совета. Действующими отделами остались Военный, Чека и продовольственный, все остальные отделы или ликвидировались, или свертывались, а служащие этих отделов мобилизовались на подкрепление состава оставшихся отделов.

25 декабря к нам прибыли первые беженцы из Перми и сообщили о занятии города белыми. После занятия Перми белые стали быстро продвигаться к Оханску. Прибывшая центральная эвакуационная комиссия, состоящая из членов бывшего Уралсовета т.т. Белобородова, Сафарова и других, предложила Оханскому Уездному Ревкому реорганизоваться и распространить свою деятельность на Сарапульский и Глазовский уезды Вятской губернии, необходимых для тыловой базы и назвать новый Ревком Средне-Камским. Фамилию нового председателя ревкома, введенного из области, я не помню, но через неделю его сменил т. Дурасов. Штаб –квартира Ревкома находилась в селе Черновском2 на самой границе с Вятской губернией, а город Оханск в это время представлял передовую линию фронта наших войск и два месяца твердо выдерживал неприятельское наступление и только в марте месяце был взят колчаковскими отрядами, а в это время проселочные дороги и главный тракт на Казань на протяжении нескольких сот верст представляли из себя сплошные вереницы стоящих и едущих по направлению к Вятке подвод с эвакуировавшимися служащими, их семьями, казенным и частным имуществом. Занятие белыми Оханского уезда сопровождалось жестокими расправами по отношению к семьям членов Исполкома и коммунистов. Зверства белых еще до сих пор памятны крестьянам Оханского уезда, и каждый из этих живых свидетелей в своем бесхитростном рассказе сумеет передать все ужасы белого террора. За революционную работу т.Винокурова расплатилась ни в чем не повинная

старшая сестра его, которую оторвали от малолетних детей и с грудным ребенком бросили в тюрьму, где она была выпорота и после отступления белых уведена пешком в Сибирь. Из-за меня просидела в тюрьме все время господства Колчака на Урале и получила несколько десятков ударов плетьми младшая сестра Александра, был расстрелян старший брат Николай Архипович Болотов, задержавшийся при отступлении в Воткинске и там же попавший в руки белых. У родителей в деревне Тупики было раззорено хозяйство, и постоянными обысками с угрозой расстрела старики были совершенно забиты и запуганы. Могила у убитых в Шлыках т.т. Лузина и Луневых была сравнена с землей и памятник совершенно разрушен. Могила Волкова в с. Большая Соснова по приказанию белых властей была перенесена в другое место на кладбище. Перед отступлением белыми было расстреляно 42 человека, в том числе бывшие члены исполкома Некрасов и Старцев, а несколько сот человек уведено в Сибирь и замучено под пытками конвоя в пути. Эвакуацией в Вятку я заканчиваю свои воспоминания, так как вся последующая деятельность моя не сливалась с деятельностью моих Оханских товарищей. Эвакуация разбросала первых оханских большевиков по разным сторонам Советской республики на новые ответственные посты. Занятие белыми Оханска , казалось, смело на нет всю нашу упорную революционную работу по созданию Советского аппарата в родных местах. Контрразведкою белых или предусмотрительностью запуганных обысками семей были уничтожены ценные нам теперь исторические документы по организации Советской власти. Все, казалось, было сметено, смешано с пылью, стерто с лица земли, как могилы Лузина и братьев Луневых и погребено навсегда. После отступления белых работу по воссозданию Советской власти вели новые люди, с другими веяниями, но наши имена до сих пор живут в памяти населения Оханского уезда и при фамилии первых Оханских «большевиков» - старики только неодобрительно покряхтывают и покачивают головами и осторожно шепотом добавляют: «Народу-то, народу-то погубили….» А молодое поколение, принявшее активное участие в обороне Оханского уезда от внешнего и внутреннего врага, от контрреволюции и вместе с нами делившее и холод и голод на фронте, удальски потряхивая шапкой волос на голове и поплевывая ухарски на свои крепкие мозолистые руки, восклицает- «Да было все и быльем поросло, а все же и мы поработали!». Опубликовано в 2010 году. «Оханский перекресток» http://ohansk.ru/history/882/0.htm?o=0