Алексей Волков - Бесхозные земли

Алексей Волков «Бесхозные земли» Издательство «ЭКСМО» Серия «Абсолютное оружие» Цикл «Время отмщения» Книга в цикле 2 Аннотация Что может быть трагичнее, чем, покинув по приказу Родины пылающий Афганистан, погибнуть в Иномирье, по ту сторону Врат? Отдать жизнь за чужое и явно безнадежное дело?! Но именно такая судьба выпала на долю боевых товарищей Андрея Зверева. Они очутились в Элосте, стране высочайших технологий, доставшихся нынешнему поколению от предков. Но, увы, их изнеженные потомки уже давно стали жертвами вырождения и деградации. И нет ничего удивительного в том, что на некогда могущественную державу обрушились из-за гор орды жаждущих поживы и крови дикарей. По нашу сторону Врат Меченый лидер перестройки сделал все возможное, чтобы в поддержку советским солдатам не были переброшены части, способные защитить элостян. А чудовищное предательство правителей этой страны обрекло на смерть миллионы ее жителей.

Пролог В последнее время ко мне вновь стали приходить те сны. К чему бы? Я долго старался забыть прошлое, благо психика вроде бы всегда была здоровой, и даже весьма преуспел в нелегком деле борьбы с собственной памятью. У каждого есть что вспомнить, только очень часто не стоит этого делать. Забыть тот странный мир мне помогают обычные заботы и хлопоты. Куда без них? Страна рухнула, изъеденная червями, погоны я снял с себя сам, едва стало ясно — никто ничего делать всерьез не будет, а служить на благо разрушителям не позволяла мне весьма странная и абсолютно немодная ныне штука — офицерская честь. Когда в жизни все меняется, прошлое поневоле покрывается туманом. Сейчас-то все устоялось, превратилось в серенькую бессмыслицу, и дни текут, внешне не отличимые один от другого. В царстве гламура и откатов никому нет дела до иных миров. Благо я никогда не афишировал, что побывал по ту сторону Врат. Подписка на неограниченный срок. Смешно, но данное несуществующей стране слово до сих пор властвует над всеми нами. Пиндосы с удовольствием купили бы наш величайший секрет, да только не у кого. Уцелевшие молчат, архивы почему-то не вскрыты или уничтожены, и словно не было тех далеких дней. Так чего вдруг вновь приходят по ночам мои однополчане? Многих уже нет, а где иные — не знаю. Я сам давно гражданин совсем другой страны, и делиться с нынешними властями моим знанием абсолютно не хочется. Лишь по ночам я вновь вижу пожары. Черный дым вздымается в небо, багрово-красное пламя вырывается из подбитой БМП, ребята несут на носилках кого-то к вертолету, и все происходящее напоминает ставший реальностью ад. Бесхозная земля. Последний акт драмы. Только в руках у меня автомат, следовательно, еще не все потеряно, и можно бороться до конца. Пока человек жив, жива и надежда. Но как же в горячечном ночном бреду мне хочется вернуться в те дни, попытаться переиграть случившееся, переспорить судьбу или хотя бы просто вернуть ребят. Только напрасно я бьюсь в бессилии, ворочаюсь, страшась заснуть. Прошлое не воротишь. Кому что выпало в жизни… Столько лет пролетело, а, кажется, могу вспомнить мельчайшие детали, словно все это происходило вчера. Если бы можно было переиграть былое! Если бы!..

Глава 1 1 Кромки лопастей со свистом нарезали разряженный воздух. Дополнительные огневые точки на «ми-восьмом» угрюмо смотрели на лежащие где-то внизу сменившие пески горы. Довольно высокие, безжизненные, заставляющие вспомнить подобные по другую, нашу, сторону Врат. Летунам было полегче. Они занимались привычной работой, а нам приходилось сидеть и ждать своего часа. Не верилось, будто горы могут внезапно плюнуть огнем, стать опасными для нагруженных «пчелок», но тем не менее некоторое волнение имелось. Это на земле почти всегда есть возможность укрыться, в крайнем случае — хоть вжаться в камни, а тут… Тут мы представляли подвешенную в воздухе, перемещающуюся мишень. Не спрятаться, даже не выпрыгнуть, только сиди и терпеливо жди окончания полета. Как такое может быть: высокие технологии, когда-то могучее государство и одновременно залетная банда, спокойно вошедшая в столицу, набедокурившая там и так же спокойно убравшаяся восвояси? Вдобавок, расхлебывать ситуацию почему-то должны мы, люди в здешнем мире вообще посторонние, местными проблемами не связанные, более того — уже как бы и не существующие в своем. Политики любят играть краплеными картами, и кому из них какое дело до тех, кому приходится отдуваться за чужие забавы? Я привычно прогнал личные мысли прочь. Времени на подготовку отведено очень мало, и теперь предстояло худшее — импровизировать по ходу. С момента нападения прошло две ночи и день, а за это время можно уйти весьма далеко. Добавим к этому кучу направлений, и как итог — задача превращается во множество со сплошными неизвестными. Чем руководствовались аборигены, посылая нас на перехват, никто не говорил. Оставалось надеяться, что они знают, откуда могла заявиться банда и куда она могла направиться после своей акции. Мы сами на этот раз не шли за нею по пятам или хотя бы в отдалении, да и смешно кого-то догнать при имеющейся форе. Общее планирование осуществлялось в столице непонятно кем, мы же следовали предложенному плану. Лишь место засады, сколько я знаю, выбирал полкач из нескольких предложенных вариантов. Не верил я местным властям. И особенно — их способности грамотно спланировать военную операцию. Если для них все так просто, что ж они сами

не в состоянии проделать все до конца? Или поскольку в деле замешаны выходцы от нас, то и разбираться нам? Вертолет накренился неожиданно резко. Потом — в другую сторону, словно ложась на прежний курс. Сидевший рядом со мной Долгушин к чему-то прислушался, покосился в иллюминатор, а затем встал и направился к пилотской кабине. Он — авианаводчик, среди летунов свой.

— Все в порядке, — крикнул мне на ухо после возвращения. Показалось, будто Долгушин старательно прячет тревогу. Или это отражение моих собственных опасений? Если разобраться, чем могут угостить нас моджахеды? «ДШК»? «Стингером»? Но вряд ли командование отправило вертушки точно по следу банды. Иначе какой смысл в засаде? Банда просто свернет в другую сторону, и ищи ее среди гор. Скорее всего мы летим в обход, и шансов нарваться на «сюрприз» в воздухе почти нет. Разве что при совсем фатальном невезении, но тут уж ничего не поделать…

2 Десантирование занимает десяток секунд. Вертушка зависает над обрывистым склоном, касается одним колесом земли, и мы торопливо выскакиваем наружу. Прыжок, приземление, рывок прочь, залегание в готовности вести огонь по возможным врагам, и освободившаяся «пчелка» идет вниз вдоль горы, уступая место следующему борту. Далеко в стороне высаживаются другие роты. С условиями им повезло больше — там хоть нет такой скалы, но кто знает, где будет лучше? И над всем этим ходит четверка «крокодилов», прикрывая нас от любых неприятностей. Целей для них пока нет, значит, хоть в одном план удался. Впрочем, нетрудно обогнать противника по воздуху, и весь вопрос сейчас в другом — угадали мы направление? Что помешает «духам» идти, как когда-то Ленин, иным путем? Только сейчас понимаю, что меня сразу смутило в картине. И «крокодилы», и «пчелки» постоянно отстреливают тепловые ловушки, словно всерьез опасаются ракет с земли. То ли летуны перестраховываются, то ли получили какую-то информацию, которая заставила их принять все меры предосторожности. Но сколько вообще душманов в свое время преодолело Врата? Быть того не может, чтобы они были напичканы «Стингерами»! Но пока думать об этом нет времени. Моя рота находится на небольшой скалистой гряде. С одной стороны гряда обрывается, другая выходит к

ложбине, по которой должна идти преследуемая нами банда. Вид с нашей позиции открывается неплохой, единственное, что немного смущает, — нормальный спуск от нас имеется лишь в противоположную от столицы сторону, в тылу позиции. Ничего особо плохого. Ни в лоб, ни во фланг нас не взять, отступать же нам явно не придется, так, ерунда. Ближайший сосед — Пермяков. Его рота занимает позицию по предполагаемому фронту в добром километре от нас. Четвертая рота располагается с другого фланга, замыкая грядущий «мешок». Знаю, где-то в тылу моджахедов должны объявиться разведчики, но это уже в идеале. Пока торопливо определяю места для тяжелого оружия и стрелков. Автоматические гранатометы и крупнокалиберные «Утесы» — страшная сила против пехоты. Остальное будет лишь подспорьем, но подспорьем немалым, в деле избиения ближних и дальних. Позиции основные и запасные, сектора обстрела, ориентиры… Бойцы складывают камни, оборудуют укрытия. Окопов здесь не вырыть, но не лежать же вообще на виду! По дурной голове и осколок быстрее ударит. Судя по выданной довольно толковой карте, высота над морем не столь велика — меньше двух тысяч метров. Основной хребет идет чуть дальше. Наконец в общих чертах все готово. Бойцы всматриваются вдаль, оружие под рукой, и теперь можно дать всем небольшой отдых. Выхожу на связь с комбатом.

— Я — Шестой! К встрече готов.

— Принято. Предположительно гости явятся не раньше чем через три часа. Ну, тогда времени еще полно. Если бы только знать, сколько их будет…

— Прошла информация — с собой гости могут вести пленных, — добавил после некоторой паузы комбат.

— И что?.. Освобождать пленных посложнее, чем громить банду в огневом мешке. Даже отличить их от похитителей может оказаться проблемой. По одежде? Так что помешает бандитам нарядиться в трофейные тряпки, хотя бы затем, чтобы избавиться от собственных обносков? Пусть аборигены носят свои рубахи и шорты, но мало ли?

— Выясняю, — буркнул подполковник. — Конец связи. Я собрал вокруг себя офицеров и коротко поведал о разговоре с комбатом.

— Дела… — протянул Тенсино. Его случившееся касалось меньше всего. Артиллеристы или будут стрелять, или нет, и задача нашего персонального бога войны — лишь корректировать

огонь далеких гаубиц. Если же что — за Пермяковым притаилась наша минбатарея, целых восемь «подносов», которых хватит на небольшую банду.

— Будем освобождать? — поинтересовался Лобов.

— Как? — спросил я у него.

— Не знаю, — честно признался старлей. В самом деле, каким образом можно вызволить захваченных бандитами горожан из общей колонны, если все происходит прямо на Марше в горах? Нас подобному не учили.

— Вот и я не знаю. Мы помолчали, переваривая информацию.

— При комбате есть кто-то из переводчиков с элостянского, — вставил Тенсино. Почему-то на память сразу пришел абсолютно невоенный Станкович. Просто пробежка до группы ученых сыграла роль, и я не видел, кто там садился в «штабной» вертолет. Анохина, нашего парторга, заметил, начштаба полка — тоже, а вот из гражданских… Хотя наверняка часть этих самых гражданских имела погоны, и уж явно для операции посол выделил кого-нибудь из лиц, лишь притворяющихся филологами или дипломатами.

— Слушай, — обратился я к Долгушину. — Зачем вы теплоловушки так щедро раскидывали?

— Поступила информация, — чуть скривился летун. — Противник имеет не то «Стингеры», не то какие-то иные зенитные комплексы. Во всяком случае, аборигены пытались выслать на разведку свои беспилотные аппараты, и две штуки были сбиты.

— Ни хрена себе! Новость не радовала. Что-то чересчур серьезно вооружена залетная банда. И уж тем более — использовала имеющееся с излишней свободой, будто могла пополнить одноразовое оружие. В их положении следовало бы беречь каждый патрон, а не раскидывать дорогущие ракеты по сравнительно безобидным аппаратикам. Или где-то существуют еще одни Врата, о которых мы ничего не знаем? Но тогда имеется нехилый шанс повстречаться здесь не с заурядными «духами», а с гораздо более серьезным противником, который все эти годы упорно прячется за спинами моджахедов. А что? Не одним нам нужны новые технологии, и уж если нет этого мира, то как бы нет и военных столкновений в нем. По обе стороны океана политики будут лишь разводить руками и говорить, что лично им ничего неизвестно. Они вообще серьезные солидные люди, никакой фантастикой не увлекаются и ни о

каких параллельных и перпендикулярных пространствах никогда не слышали. Откуда, разве такие имеются? Перспективочка, одним словом.

— А танков у них нет? — поинтересовался Тенсино. Он наверняка подумал о том же, о чем стал размышлять я.

— Какие танки в горах, да? — встрял Бандаев. — Тут разве ишак пройдет.

— До бронированных ишаков пока не додумались, — вздохнул я. Уж очень неприятно было думать о возможных вариантах. Вопреки расхожему мнению, профессиональные военные — самые миролюбивые люди на Земле. Просто потому, что мы слишком хорошо знаем, чем чревата любая война, да и переносим мы ее не в некоем абстрактном виде, как происходящую в отдалении, а исключительно на собственных шкурах. До сих пор приказ был прост: уничтожить. Даже о пленении кого-то из горожан не было ни слова. А что теперь? Ничего нового пока нет, только имеем ли мы право крошить местных жителей заодно с захватившими их бандитами? Нет ответа.

— Товарищ старший лейтенант, там кто-то из наших идет. С тыла в наше расположение, двигаясь так, чтобы по возможности не было видно, идут двое. До них пока далеко, да и форма обезличивает людей, особенно когда солдаты и офицеры одеты практически одинаково, но я без бинокля узнаю в одном из гостей полкового парторга.

— Анохин шествует. Вопреки прозвучавшей иронии, к майору мы относимся неплохо. Должность у него, конечно, не лучшая, но сам мужик неплохой. С ним можно и пошутить, а при случае — поделиться проблемами. Из тех, какими стоит делиться. Известно же — некоторые вещи лучше держать при себе. Наш парторг немолод по армейским меркам, ему уже около сорока, и вряд ли поднимется выше майора. Получит к пенсии еще одну звездочку, и это будет пиком его карьеры. Если подумать, счастливый человек. Скоро улетит по замене в Союз, а там придет пора снять мундир. Ждем мы явления коммуниста народу довольно долго. Анохин карабкается по склону, пыхтит, поругивается, но, наконец, оказывается на нашей персональной скале.

— Как вы тут? Интересный вопрос, особенно когда ради него приходится проделать немалый путь.

— Нормально, товарищ майор.

Анохин проходит вдоль нашей позиции, здоровается с бойцами, делает вид, будто оценивает приготовления к бою. Этакий мудрый партийный вождь из какого-нибудь армейского фильма. Пропаганда — великая вещь. Раз уж принято говорить о руководящей роли партии во всех областях, то куда деться от политрука? Лишь непонятно — зачем в подобном случае нужны обычные, строевые офицеры? Оставить в войсках одних замполитов. И при том — почти все мы коммунисты. Если хочешь иметь людей в подчинении — вступай в партию. Иначе так и загнешься старшим лейтенантом. Удобно: всегда можно поиметь по партийной линии, если нет возможности как следует наказать согласно уставу.

— Что там слышно, товарищ майор? Для нас «там» — это любой штаб, хотя бы и батальонный. Раз судьба наша — действовать отдельно, поневоле интересно знать, что затевает начальство? Расхлебывать все едино предстоит нам.

— В штабе сами не рады, — Анохин прекрасно понял вопрос. — Хазаев рвет и мечет. Посол решил прогнуться перед аборигенами, согласился не подумав, а мы теперь здесь. Плохо, когда армией руководят штатские. Наш комбат — отличный офицер. Понятно, что задание ему не по нутру. Тем более — с открывшимися перспективами.

— Говорят, там в горах есть какой-то кишлак, — продолжает между тем парторг. — Вот мы и перекрыли к нему дорогу. Только лучше бы подождали, блокировали бы этот кишлак, да и предъявили бы ультиматум.

— Не знаю, что лучше. Доводилось мне участвовать в прочесывании кишлаков по ту сторону Врат, и не скажу, что воспоминания относятся к приятным. Тут нас хоть артиллерия поддержит, а достанет ли она до тех мест — еще вопрос. Да и летунам атаковать селение при наличии «Стингеров» несладко. У нас же одни вертолеты, разговоры о переброске сюда штурмовиков так и остались разговорами, да и зачем, если о серьезной войне речь до сих пор не шла? Перемудрило на этот раз начальство. И уж по-любому охранять всю столицу аборигенов мы не обязаны. Там же город-миллионник, территория такая, что при всем желании один полк перекрыть все подступы просто не сможет.

— Я тоже не знаю, — согласился со мной Анохин. — Но мне по-любому легче: Заменщик наверняка в пути, а вот вам… Что-то мне окончательно разонравился сей светлый мир. Если что было привлекательного — только общение с Дашей, а остальное я с огромным удовольствием послал бы куда подальше. В точности, как послали меня. Вся

разница — меня послали именно сюда, а я бы начальство — туда, откуда оно долго бы не смогло вернуться. Парторг тоже несколько перехитрил себя с обходом. По времени покинуть нас до предполагаемого столкновения он уже не мог. Маскировка позиций, согласно приказу, была полной, и с некоего момента никакого хождения от роты к роте не допускалось. Теперь ему поневоле пришлось остаться с нами и ждать боя. Вот только начался бой так, как никто из нас не ожидал… Глава 2 3 — Шевелите ногами, выродки! Некоторые пленные дрогнули при резком звуке голоса, попытались втянуть головы в плечи, не то стараясь стать незаметнее, не то опасаясь иных, более действенных подстегиваний. А другим было уже все равно, и они продолжали тупо брести куда-то вверх по склону. На самом деле настроение Низима было превосходным. Столица Элосты не доставила отряду каких-либо проблем. В вечерней тьме через ограду перемахнула разведка, чтобы через некоторое время вернуться и сообщить — в городе полный покой. Нет, где-то не столь далеко шумно отмечался какой-то праздник, а может, и не праздник, а просто гуляли люди, стремясь урвать от жизни все, но гулянье было только на руку. Толстая с виду стена на поверку оказалась пустотелой. Низим даже не стал переправлять отряд по веревкам, хотя это не представляло сложностей для уроженцев гор. Всего лишь один небольшой заряд — и открылся проход в междустенье. А там — второй подрыв, и открывшегося прохода было вполне достаточно, чтобы не только войти людям, но и провести при надобности каких-либо животных. Впрочем, животные ждали возвращения подальше. При всей неприхотливости и выносливости, ишак бывает капризным и может доставить неприятности в самый неподходящий момент. Люди предпочтительнее. Совсем без стрельбы, понятно, не обошлось. Кто-то не поверил вторжению, кто-то, приняв чересчур много дури, попытался сопротивляться, но все казалось воинам лишь забавой. Несколько расстрелянных автоматических полицейских были лишь фоном разыгравшегося действа.

Особо не зарывались. Столица настолько велика, что в ней можно затеряться, да и кто знает, настолько ли она беззащитна, если вести себя чересчур нагло? Нахватали самых разных вещей из того, что попалось под руку, что до людей, то тут еще и выбирали лишь молодых и сильных, а прочих пристреливали без жалости. Старика или старуху дорого не продашь, себе не оставишь. Ушли еще до полуночи. Прежде поневоле волновались, не шли — бежали к знакомому распадку и потом старались уйти как можно быстрее и дальше. Могли бы так не спешить. Две леталки за весь день, с легкостью сброшенные с небес на землю, — не слишком опасная погоня. Правда, теперь оставался последний ракетомет, пригодный для стрельбы по воздушной цели, но ерунда. Догнать отряд местные все равно уже не успевали, даже если бы в них вдруг проснулось желание это сделать и пробудился бы воинский дух. Если Низим продолжал подгонять, то больше для порядка, чтобы показать едва бредущим некогда гордым гражданам Элосты их подлинное место в мире.

— Быстрее! Ну! Два раза повторять не стану! Кое-кто из охраны подтвердил слова предводителя, обрушив плеть на ближайших пленных, не заботясь о том, кому достанется «подарок». Были бы голова и плечи, а вина найдется. Не сейчас, так в прошлом или будущем.

4 Низим ошибся в сроках. Новость о прорыве в Благодатные Земли всколыхнула многих, а гибель Джелаля, столицы государства Ахора, лишь добавила пищи в никогда не затухавшее пламя мести. Но любой поход нуждается в подготовке, и чем серьезнее повод, тем более тщательными должны быть сборы. Оружие и патроны стоят денег, и пусть у большинства жителей имелась хотя бы простейшая винтовка, она же не стреляет сама, к ней нужны боеприпасы, причем желательно — побольше. А еще продовольствие, которого никак не возьмешь на месяцы, просто не дотащишь такое количество. Следовательно, опять требуется некая сумма, чтобы прикупать еду по мере надобности. Добыча — добычей, но ее еще надо захватить, а лишь Неназываемый ведает, сколько на это уйдет времени. Жить как-то надо. Конечно, в поход собирались не только состоятельные. Большинство желающих были людьми простыми, из тех, у кого свободных средств не имелось. Месть для них была еще способом поправить собственное

материальное положение, вот только, как бывает и во многих иных случаях, прежде чем получить, требовалось что-то вложить. Потому повсюду вдоль линии границы люди старались взять в долг, обещая вернуть сторицей. Соответственно, торговцы стояли перед дилеммой: не составляло труда раздать многое из товара и уж тем более — дать в рост деньги, только военная судьба переменчива, и никто не гарантирует, что кредитор сумеет вернуться с добычей, а не сложит буйную голову где-то в Благодатных Землях. Тогда сам рискуешь пойти по миру, лишившись и товара, и денег, всего, что долго и старательно зарабатывалось в поте лица и с немалым риском для жизни. Зато в случае удачи прибыль будет такой, что впору расширять дело, а то и вообще отойти на заслуженный покой. Вот и выбирай: стоит ли возможный доход неизбежного риска? Торговались, азартно спорили, цены между тем неуклонно росли, и то, что недавно продавалось за бесценок, внезапно выросло чуть не в десяток раз. Вот только сами деньги явно выросли в цене еще больше, по крайней мере, даже мелкие монеты стали страшным дефицитом, и возник порочный круг, разорвать который могла уже только война. Но именно этот круг стал причиной невольной задержки многих, кто в иных обстоятельствах уже перевалил бы через горы или как минимум одолел их добрую часть. А сейчас даже собравшиеся отряды не сдвинулись с места, а некоторые формирования существовали лишь в проектах да в криках всевозможных завывал, превозносящих до небес таланты и удачливость того или иного предводителя. В любой войне главное — подготовка. Хорошо, когда она проводится заранее, и к началу готово если не все, то большая часть всякой неизбежной работы, но тут война пришла внезапно. Разговоры о ней ходили, но это повторялось с завидной регулярностью не один год, и никто всерьез уже не ждал перехода к делу. Так, вели беседы о том, что рано или поздно, но былые обидчики будут уничтожены, и только. Причем никто не сомневался, что это произойдет, но в дальней перспективе… Прорыв границы явился полной неожиданностью почти для всех правителей, не говоря уже о простых людях. И вдвойне неожиданным был ракетный удар по Джелалю, одному из самых больших городов в этой части света. Внезапно сбывшиеся мечты заставляют поневоле терять головы. Нет, конечно, речь не про уничтоженную столицу. Напротив, ее гибель вызвала вполне понятный праведный гнев даже у тех, кто весьма прохладно, а зачастую

и враждебно относился к Ахору и его государству. Народы и племена вдруг ощутили общность перед былым врагом. Но оказалось, что сорваться с места в одно мгновение, как думалось прежде, невозможно. Следствием явилось то, что утверждение Низима о месяце, через который со стороны гор появится большая армия, было чересчур оптимистичным. Через равнину — да, там уже вступали войска Ахора, а тут поневоле выходила задержка, причем она могла оказаться фатальной просто потому, что уже была осень, а дальше следовала зима, не слишком заметная в низинах, но наглухо перекрывающая перевалы. Но Низим ошибся и в другом. Его младший брат, напротив, медлить не стал. Сотни людей — это не тысячи, тем более — не десятки тысяч, и уж их прокормить как-нибудь можно. Благо кое-какие денежки имелись, а вступившие в войну первыми не только больше рискуют жизнями, но и могут забрать добычи больше и лучше, чем те, кто пойдет следом. Вероятнее всего, Лином просто очень хотел добычи и в своем желании не уделил должного внимания подготовке, позабыв о наставлениях брата. Он выступил почти сразу за передовым отрядом, прихватив с собой минимальный запас продовольствия, и даже дополнительное оружие покупать не стал, рассчитывая отнять все нужное у врагов по ходу дела. Зато и был он в селении не через неделю, как договаривались, а на третий день. Узнав же о выступлении авангарда, вместо ожидания устремился за ним следом. Зря опытный и хладнокровный Низим поручил начальствование над главными силами своему пылкому, легко теряющему голову младшему брату. Зря. Хотя, кто знает?

5 В горах проще ходить пешком. Даже лошади не всегда могут осилить крутые горные тропы. Единственный верный помощник человека — ишак. Ехать на нем верхом — унижение для воина, зато есть на кого взвалить груз, ведь много ли унесешь на своих двоих? Потому даже предводитель отряда шел подобно простому воину, разве что нес на себе поменьше, чем подчиненные. Так на то он и главный, чтобы, кроме оружия, боеприпасов и воды, не иметь при себе ничего иного. Остальное тащат на себе другие. И люди, и ишаки, а сейчас еще — и пленные. Разве воины должны идти под грузом, а их добыча — налегке? Нет уж, пусть отрабатывают свои жизни, да и кормежку за время дороги.

И разве это люди? Бессловесный скот, ничем не лучший, чем мерно перебирающие ногами ишаки, правда, в дальнейшем их можно заставить делать то, что ни одно животное делать не может. Но настоящие люди — это воины. А элостяне — сплошное недоразумение, напоминание: до чего может докатиться человек, привыкший к безделью. Плеть порою творит чудеса. Откровенные лентяи под ее благодатным воздействием готовы едва не бежать, лишь бы не отведать еще раз обжигающих ударов. За все время пути только один не пожелал встать после падения, зато после того, как строптивцу перерезали горло, протест остальных мгновенно сошел на нет, и даже били охранники больше для острастки. Так, чтобы пленные не забывали свое место в мире и тащились в гору без напоминаний. На правах предводителя Низим то шел во главе растянувшегося отряда, то останавливался и пропускал подчиненных вперед, наблюдая, все ли в порядке. У него имелись все основания для гордости. Полторы сотни воинов, половина — свои, половина — присоединившиеся жители поселения, захватили едва не вдвое больше пленных, и это не считая всей прочей добычи. Даже по сотне монет за раба — уже без малого тридцать тысяч, огромная сумма, а ведь есть еще масса одежды, ковров, всяких хитрых штуковин, на изобретение которых были такими мастаками предки элостян. Нет, набег был совершен не зря. Жаль только, что сил было маловато и, соответственно, от многого пришлось отказаться. Зато подтвердилось мнение, что взять столицу — не проблема. Элостяне давно отвыкли от войн и в столкновении ведут себя ничуть не лучше баранов. Мечутся, пытаются спастись, и им даже в голову не пришло, что при малейшем усилии они могли бы запросто раздавить вторгшийся к ним небольшой отряд. Сколько миллионов жителей в столице? Десять или больше? А вот оружия у них практически не было. С одной стороны, хорошо, ведь и самый никудышный человечишко может выстрелить хоть со страха, могли бы и перестрелять всех нападавших. Но с другой — Низим втайне рассчитывал разжиться винтовками, «дыроколами», а то и чем помощнее. Но тут уже — не судьба. Ничего, еще дня три такого марша — и можно будет спокойно отдохнуть, поделить добычу, согласно принятым правилам, а там подойдет долгожданный братец, и уже с новыми силами отряд обрушится на беззащитный город. Вот только узнать бы, где находятся арсеналы. Ведь должны же быть. Оружие никуда не пропадает, и власти просто обязаны складировать его. Если учесть, что все население давно сосредоточилось в нескольких городах, а вся остальная территория даже не контролируется или контролируется постольку-

поскольку, то где может находиться вожделенная добыча? Правильно, где-то в городской черте. Только идиоты станут хранить оружие в иных местах, но предки нынешних изнеженных горожан не были идиотами. Во всяком случае, их так просто было не взять. Надо будет, по прибытии на место, допросить пленных как следует. Быть того не может, чтобы никто ничего не знал. Хотя Низим ничему бы не удивился. Раньше он твердо ведал, что у него есть враг. Сейчас, после «прогулки» по столице, стал в этом сомневаться. На врага попавшиеся жители не тянули. Так, какое-то недоразумение. Проще говоря — легкая добыча. Было бы их чуть поменьше, а людей с Низимом — раз в сто побольше, и война могла бы закончиться уже этой осенью. Даже — в этом месяце. И стоило столько лет ходить вокруг да около?

6 Больше всего на свете Лином жаждал двух вещей — славы и богатства. Хотя, вполне возможно, речь шла об одной. Ведь что такое слава без некоего материального наполнения? Так, даже не дым — легкий дымок, который сейчас поднимается, а через мгновение уже растаял под лучами солнца. И уж совсем излишне говорить, что настоящее богатство само подразумевает определенную известность. И чем больше богатство, тем больше славы изливается на его владельца. До сих пор ни того ни другого Линому добиться не удалось. Его знали, но, в основном, как младшего брата удачливого разбойника и контрабандиста. Он не бедствовал, однако вокруг были люди куда более состоятельные, те, кто мог позволить себе любую прихоть, а Линому всего лишь хватало на жизнь. И, конечно, на увеселения. Но разве без них жизнь? Между братьями было без малого полтора десятка лет. Четырнадцать, если быть точным. Низим являлся первенцем в семье. После него шли или дочери, однако кто принимает их во внимание, или сыновья, по тем или иным причинам так и не ставшие взрослыми. Кого-то унесла болезнь, кого-то — несчастный случай, ведь чтобы стать настоящим мужчиной, надо ничего не бояться и постоянно испытывать себя в опасностях. Лином не был трусом. Ловкий, умелый, неплохой стрелок, удачливый воин, но сам возраст пока стоял помехой на дальнейшем пути. Низим уже добился кое-какой славы своими вояжами через границу в горах и даже несколько

увеличил доставшееся по наследству состояние, пусть и не став пока крупным богачом, а младший брат? Участие в нескольких походах старшего, роль помощника, надежного, хотя по молодости и слишком горячего, — все это, разумеется, почетно, но так хочется большего… Привести подмогу необходимо, однако хотелось и самому поучаствовать в первом же деле, да и не мешало бы прирастить состояние, ведь Лином был влюблен, а что больше всего на свете любят девушки? Правильно, богатство. И, как назло, брат не стал дожидаться и отправился брать первые призы сам, будто и не было обещания подождать и приступить к делу вместе! Оставалось последнее средство — поспешить. В погоню выступили налегке, только с оружием, зато включая кое-что из тяжелого, и минимум продуктов. Ни одного ишака, да и зачем? Как известно, человек может порою унести больше, если тащит к себе. Да и пленные на что? А в том, что они будут, никто не сомневался. А вот кто знал, что дорога приведет отнюдь не к столице. При чем тут дорога? Она бы привела, но оказалась перегорожена врагами, и единственным выходом было смести прочь эту преграду. Где уж изнеженным горожанам устоять перед уроженцами гор? Так приходит к людям слава… Кто сказал — посмертная? Настоящая слава живет века! Глава 3 7 Пока Анохин беседует с моим замполитом Птичкиным, не спеша обхожу позиции. Лучше уж самому удостовериться, все ли в порядке и не было ли чего упущено во время подготовки. Жизнь наша — сплошной экзамен, только цена ошибки слишком высока. Как всегда, перед боем большинство бойцов нашли себе какое-нибудь несложное занятие, лишь бы не томиться в ожидании. Кто-то раскладывает пасьянс из обойм и магазинов, кто-то курит чуть в сторонке от позиций, за подходами смотрят лишь наблюдатели, остальные не спеша обедают, раз уж выпала возможность. Консервы, сыр, сок, — тут жаловаться нечего. Кормят нас на убой, не к бою будь он помянут! Чувствую, что и у меня пробуждается аппетит. Обед на войне — святое. Лучше уж недоспать, но поесть необходимо в любой обстановке. Иначе откуда возьмутся силы?

Солнце светит не по-осеннему, без прежнего жара ласкает кожу, пытается обмануть, ввести в заблуждение, ибо воздух здесь, на высоте, довольно прохладен.

— Как рука, Костиков? — спрашиваю я бойца, единственного, кто был ранен по эту сторону Врат, и лишь недавно вернувшегося в роту.

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант, — улыбается солдат. — Да разве это рана? Так, царапина. Повезло ему. Кроме шуток. Кость не задета, пуля прошла навылет, и теперь лишь небольшой шрам будет напоминать о былом.

— Ты больше царапин не зарабатывай. Для форса перед девками хватит.

— Пуля же дура, товарищ старший лейтенант, — напоминает Костиков.

— Хорошо, штыка-молодца не было, — хмыкаю я и достаю сигареты. — Закуривай. Солдат снабжают табаком, но сигареты у них без фильтра, и мой офицерский «Ростов» является признаком более высокого социального статуса.

— Может, зря ты отказался от госпиталя?

— Не хотелось полк покидать, товарищ старший лейтенант. — Костиков курит деликатно, стараясь не выдыхать дым в мою сторону. — Скажите, правда, что банда идет с пленными?

— Правда. — Ох, уж этот солдатский телеграф!

— И что теперь? Я лишь пожимаю плечами. Вопрос явно вне сферы моей компетенции. Раз уж начальство до сих пор решить его не может! Тут ведь как — пуля действительно не разбирает, кто ты, но положи мы хоть одного горожанина, и как бы затем ни начались осложнения. А с другой стороны — что мы можем поделать? Разве — окружить банду и предъявить ультиматум. Если нас опятьтаки кто-нибудь станет слушать. Нет, я многое понимаю, но не могу взять в толк, каким образом заезжая банда может войти в столицу технически развитой страны, словно в какойнибудь кишлак, устроить там погром, захватить людей и спокойно уйти прочь? Мы же в цивилизованных местах, где власти просто обязаны обеспечить граждан самым основным. А разве охрана человека не является главным? Чем они тут вообще занимаются, раз уж полностью перестали контролировать собственную территорию? Или думали, будто в таких случаях поможет ограда вокруг города? Тоже мне, средневековые замашки! Уже молчу, что в те времена на стенах находилась стража, которая наверняка зорко следила, как бы внутрь охраняемой зоны не ворвались незваные гости. Тем более — в ночное время.

Неожиданно вспоминается Даша. Она с коллегами должна вылететь в Хитхан, а при царящем здесь беспределе кто знает, во что может обернуться поездка ученых? В лагере они под нашей защитой, а там будут совершенно одни. Мало ли!.. Или я зря волнуюсь? Хитхан намного дальше от Врат, чем столица, и вряд ли духи пойдут так далеко. Надо же в дороге чем-то питаться, а нелегальных кишлаков в той стороне нет. Если верить выданным нам картам. Но, чем дальше, тем меньше веры всем местным деятелям, да и нашим вкупе с ними. Привычно отгоняю посторонние мысли прочь. Вовремя. Издалека мне машут рукой, зовут на КП, я подхватываю автомат и торопливо направляюсь туда.

— Вас, товарищ старший лейтенант! — издалека кричит мне Кузьмин, мой радист, поднимая вверх наушники. Кто бы сомневался!

— Шестой на связи.

— Где шляешься? — звучит в наушниках голос комбата. Мой ответ он не слушает, да разве и без того неясно, чем я могу заниматься?

— Слушай сюда, Зверюга, — какие-то едва уловимые интонации указывают, что новости будут плохими. Возможно — очень плохими. Нас что, все-таки заставят освобождать пленных?

— Наблюдатели засекли еше одну банду. Направляется с гор прямо на нас. Точная численность неизвестна, но их много. Твоя задача — сидеть на высоте и не вмешиваться. Цель — прежняя. Только на нас больно не рассчитывай. Прикроешь нас со стороны города. Как понял? Прием. Едва сдерживаю готовую сорваться ругань. Вот ведь местные! Все проворонили, и теперь мы попадаем между двух огней. В полном смысле этого слова.

— Я — Шестой! Вас понял. Разрешите выполнять?

— Держись, Шестой. И еще, — Хазаев немного помялся. — Считай, что никаких пленных у духов нет. С местными согласовано. Ты, главное, держись. До связи! А что еще остается делать, тем более — на моей позиции? Захочешь — никуда не отойдешь.

— Офицеров ко мне! Представляю, какая суета сейчас царит внизу! Роты лихорадочно меняют занятые места, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и все это в страшной спешке, да еще с соблюдением всех положенных мер предосторожности.

Мать, бабушку и всех родственников до тридцатого колена! Помощники несутся бегом, даже Анохин, ни к подчиненным, ни к прямому начальству отношения не имеющий. В нескольких словах довожу изменение обстановки. Лица офицеров серьезны, лишь с губ невольно срываются не вполне приличные в обществе слова.

— Лобов, возьмешь свой взвод, прикроешь тыл. Тыл — самое уязвимое место нашей позиции. В лоб нас не взять, зато сзади… Подумываю, не дать ли в усиление один «Утес» или «АТС», одного взводного «ПК» может оказаться мало, да и самый большой сегодня взвод вместе с командиром насчитывает тринадцать человек, включая взводного пулеметчика, снайпера и самого Лобова. Остальные несут всевозможные наряды по роте и полку. Однако наша главная задача — держать фронт. У комбата две роты, может, духи к нашей скале и не подойдут. Нам же, в свою очередь, нельзя допустить прущих от города, иначе Хазаеву придется туго.

— Помощь будет, — дополняю я, хотя еще непонятно, куда станут высаживать батальон Пронина? Вряд ли к нам, да и к основным силам бесполезно и опасно. Вертушки окажутся под перекрестным огнем с двух сторон и выполнят ли задание — под большим вопросом. Однозначно, десантировать бойцов надо в тыл, а вот которой из двух групп… Ладно. Все равно решать будет начальство. Наше дело — выполнить свой долг, а там Пронин пусть выполняет свой. Да и летуны не бросят, помогут, раз уж такое дело. Вместе с Лобовым поднимается Анохин.

— Я с вами. На один автомат больше. Даже на два, считая прибывшего с парторгом бойца. В бою лишних людей не бывает…

8 Мы едва успеваем перегруппироваться, как началось. В тылу затарахтели пулеметы и автоматы, они тут же были перекрыты разрывами минометных мин — Хазаев не рисковал и сразу обрушил на врага, что мог.

Мы на скале были даже не зрителями, — слушателями извечного театра войны, где страдания, боль, смерть — все всерьез. Паршиво сидеть и ждать, когда товарищи уже дерутся, приказ есть приказ. Вряд ли духам понравилась горячая встреча, и уж тем более они наверняка изумились, неожиданно нарвавшись на давних врагов. Мы тоже готовились к иному бою, новые позиции выбирались в спешке, и завидовать Пермякову я не собирался. Где же артиллерия? Тенсино читает вопрос в моих глазах и поясняет: — Гаубицы могут достать лишь на пределе. Мы поднялись в горы довольно высоко, а батареи остались внизу и были установлены с определенным расчетом. Кто же знал, что нас самым элементарным образом подставят и в тех самых расчетах будет изначально неверная предпосылка? Да и есть ли куда переместиться нашим богам войны? Не равнина… И вообще, сколько же этих духов? Судя по тем данным, которые усиленно нам скармливали, абсолютное большинство проникших с той стороны Врат осели на земле, иначе быть не могло, новое место элементарно не в состоянии прокормить сразу большие отряды. Однако кто-то напал на город — не мелкой же партией в десяток человек! Да еще кто-то устремился к ним на подмогу с гор. Не знали о нас и просто решили запоздало присоединиться к удачливым товарищам? Не Афган, передавать сведения духам здесь некому. Там большинство наших движений быстро становилось известным на вражеской стороне. Восточное единство оказывалось важнее клановых пристрастий, не называть же всерьез то правительство революционным и социалистическим, вот кто-то и старался и вашим и нашим. Здесь хоть подобное невозможно. Зато подстава вроде нынешней — увы и ах! На какое-то время бой стих. Духи получили по полной и теперь явно пребывали в раздумье — стоит ли продолжать скатываться к городу, раз путь перекрыт? Все из области гаданий — откатываются, перегруппировываются? Комбат ничего толком не сообщает, сам пока не знает планов противника. Умные мысли появляются задним числом. Налетчики снизу пока себя также не проявляют. Если они подошли близко, согласно предварительным расчетам, то звуки боя им уже были слышны. Опять же, какую тактику они изберут? Ринутся на подмогу своим или, отягощенные добычей, свернут куда-нибудь в сторону? Если уж кто-то шляется по местным

горам, то обязан знать всевозможные дороги и тропинки. Нас высадили на самой удобной, однако разве не бывает иных путей? Что мешает духам пойти одним из них? Напрасно говорят о сложности теории Эйнштейна. Перед боем без хитроумных математических выкладок чувствуешь относительность времени. Обыденная вещь, которая должна просто размеренно течь, согласно стрелкам на часах, вдруг растягивается резиной, даже не резиной — тетивой, которая в любой момент готова пустить в полет стрелу, да все не пускает, ждет чего-то…

— «Крокодилы» в полете, — сообщает Долгушин. Он слушает своих, хотя, в данный момент, куда направить удар с воздуха, решать не ему. И тут у Хазаева вновь поднимается стрельба. Вроде бы фронт ее стал шире, а может, мне кажется, горы с легкостью искажают звуки, то множа их, то, многократно отражая, заставляют терять направление на источник. Нет, точно, интенсивность огня явно возросла. Да и разрывов прибавилось. Или у духов тоже есть минометы? Вполне реальный вариант. Раз прошло предупреждение насчет «Стингеров», почему бы и нет? Миномет гораздо более распространенное оружие, а уж проще него ничего столь же смертоносного пока не придумали.

— Шестой, как там у вас?

— Пока тихо. А у вас? — Последнее — не нахальство, а лишь необходимое стремление узнать общую обстановку.

— Напирают, сволочи! — ругается комбат. — У них минометы. Мы чуть назад оттянемся. Зверюга, ты фронт держи, но за тылом тоже приглядывай! Могут проскользнуть мимо. Хреновая местность. Понятно. Раз артиллерия не достает, проще всего отойти, чтобы боги войны тоже смогли подключиться к работе. На скале мы теперь, как в ловушке. Вперед пойти не можем, а единственный путь ведет к противнику. Может быть, использовать его для флангового удара, если спускающиеся с гор духи пойдут мимо?

— Смотри! — Тенсино первым заметил далекие фигурки тех, кого мы здесь поджидали. Их мало, человек пять. Идут осторожно, явно осматриваются, прикидывая, кто и с кем воюет; я на всякий случай передаю по цепи: — Без команды не стрелять!

Далековато, да и не стоит пугать духов зря. Пусть все вытянутся, а уж тогда поприветствуем их по полной программе с соответствующим салютом и прочими фейерверками. Рядом ерзает Тенсино. Ему не терпится накрыть врагов, но он лучше всех понимает — внезапности нам удастся достичь лишь раз.

— Вижу разведку, — докладываю я комбату.

— Нашу? Ох, где ты, идущая по следу разведрота?

— Духовскую. — Хорошо хоть, что можно переговариваться открытым текстом. Никаких приказов Хазаев не отдает. Мне все равно тут видно лучше. Да и не до меня комбату и всем, кто в данный момент с ним. Бой явно начал приближаться к нам, и мне остается лишь гадать, где тот рубеж, на котором вступит в бой артиллерия? Разведчики шустро прошли добрую часть пути. Один из них отделился от товарищей и порысил вниз по склону, очевидно — докладывать, что путь свободен. Впрочем, вдалеке уже появились основные силы. Или — авангард. Мы до сих пор не знаем, сколько человек напали на столицу, ведь еще с ними должны быть пленные и награбленное добро. Довольно смело, если подумать. Не каждый бросится выручать попавших в беду или помогать победителям, когда при тебе ставшее твоей собственностью награбленное имущество и есть возможность проскользнуть мимо сражающихся. Или — нет? Вдруг по каким-то причинам ближайшие дороги ведут в никуда или не туда? Ох, не хочется мне потом еще рыскать по горам в поисках прорвавшихся! На глазок духов чуть меньше сотни. Идут быстро мелкими группами. Никакого тяжелого оружия с ними нет, но несколько человек несут какие-то трубы, напоминающие гранатометы, да и минимум два пулемета у противника тоже имеется. И никаких вьючных животных или тюков с грузом. Пленных в упор не вижу, если, конечно, тут не принято включать их в боевой расчет. Нас они пока не замечают, все больше втягиваясь в ловушку. Все или нет? Я вновь и вновь всматриваюсь в горные дали в поисках очередной партии духов. Чересчур затянутый ремешок каски впивается в подбородок, и я ослабляю его, а когда вновь припадаю к биноклю, обнаруживаю подтверждение своей правоты.

Вслед за первой сотней среди далеких камней появляется новый отряд, только там, кроме людей, виднеются еще неприхотливые вечные труженики — ишаки.

— Когда они выйдут, — шепчу я корректировщику, показывая на очередную цель, ибо что такое мир в сознании настоящего артиллериста? Набор целей, и даже вожделенный коммунизм — не более чем одна из них. Все портит случайность. Сзади довольно близко, как раз с позиции Лобова, перекрывая идущий чуть в стороне бой, вдруг вразнобой начинают тарахтеть автоматы и более громкие пулеметные очереди.

— Духи атакуют! Десятка четыре, — запоздало раздается из рации голос старлея. Отряд в ложбине реагирует немедленно, разворачиваясь и сразу залегая.

— Огонь! — командую я и бойцам, и Тенсино. Цели распределены заранее, дистанция — от двух с половиной сотен метров и больше, главная задача — не дать врагу продвинуться вперед, только плохо, что в бой приходится влезать до того, как подойдет последняя группа духов. Неподалеку от меня начинает грозную песню крупнокалиберный «Утес». Ему вторят «АГСы», и долина покрывается цепочками разрывов. На фоне разгула «серьезного» оружия автоматы почти не слышны, хотя и участвуют в подпевках. Ложбина — не ровное поле, всевозможных укрытий здесь в избытке, и духи торопливо прячутся, кто куда успел. А кто не успел — уже лежит неподвижно.

— Весь огонь на арьергард! — ору я Тенсино. Нормальным голосом говорить уже невозможно. Корректировщик торопливо бормочет координаты, и спустя полминуты на гребне скалы вспухает грозное облако гаубичного снаряда. Тенсино диктует поправки, а я пока скольжу биноклем по всему полю боя. Настолько, насколько могу его охватить. Погонщики ослов торопливо разворачивают бессловесную скотинку, норовя пуститься в обход царящего у нас веселья. Их успевшие втянуться в ложбину приятели плотно прижаты к земле. Вроде бы они отвечают нам, однако пока не слишком грозно. Или это лишь кажется с моего места? Там, где расположились основные силы батальона, вдруг в воздух взлетают сигнальные ракеты, и в просвете между скалами вижу промелькнувший хищный силуэт ударного вертолета. Эхо доносит с той стороны грохот. Вертушки включаются в дело и трудятся по полной программе. Из-за дальности разобрать что-либо не могу, просто не раз видел подобное и не завидую оказавшимся под огнем «крокодилов».

Поделом им! Вновь вдалеке встает гаубичный разрыв, на этот раз — намного ближе к цели. Тенсино вносит очередные поправки, и далекие батареи переходят на поражение.

— Лоб, что у тебя? — Видеть происходящее у меня в тылу я не могу и приходится пользоваться рацией.

— Прут, сволочи! — сквозь треск очередей доносится голос взводного. — К ним подкрепление подошло. Но пока нормально.

— Ты держись. Постараюсь помочь при первой возможности, — я пока не могу снять с позиции ни одного пулемета.

— Есть, держаться! — бодренько отзывается Лобов.

— «Крокодилы» свободные есть? — спрашиваю у Долгушина. Авианаводчик склоняется над рацией, говорит, выслушивает и затем поднимает обескураженное лицо: — Все работают по основной группе. Но на подходе еще звено. «Пчелки» уже загрузились. Скоро вылетают. Использовать артиллерию я не решаюсь. Бой у Лобова идет на близком расстоянии, а дистанция до артдивизиона настолько велика, что промах вполне возможен. Накроют своих, обычное дело, а нам каково? Все равно что вызывать огонь на себя. В паре метров от меня пуля брызжет в стороны каменной крошкой. Противник пытается сопротивляться, хотя шансов у него почти нет. В горах кто выше, тот и прав. Одна из фигур в ложбине привстает на колено и кладет на плечо трубу. Спустя несколько секунд гребень чуть в стороне вздрагивает от разрыва. Наше счастье — гранатометчик явно торопился или же просто не учел всех неизбежных смешений. Вижу еще одного подобного стрелка. Достать его из автомата трудно, но не ждать же, и старательно бью по далекой фигурке одиночными. Я успеваю адресовать духу три или четыре пули, когда очередной разрыв извещает о том, что граната выпущена. Вслед за тем гранатометчик падает, но кто его достал — непонятно, да и не имеет особого значения. Пулеметы и «АГСы» усиливают огонь. Стреляет вся рота, стараясь если не убить, то хотя бы заставить духов уткнуться мордами в камни. Их арьергард по-прежнему обстреливает артиллерия. Я независтливый человек и поэтому не завидую тем, кто оказался посреди разлетающихся в огне и грохоте камней.

Духи внизу думают так же. Они не пытаются вернуться по своим следам, продвигаться вперед тоже опасно, и потихоньку приходят к единственному в их положении решению — один за другим начинают отползать прочь от скалы, туда, где первоначально стояла, но уже давно не стоит четвертая рота. Простой отход для них невозможен, и прикрываясь, они усиленно обстреливают нашу горушку. Мы, разумеется, не остаемся в долгу, и все больше фигур остается лежать безжизненными куклами. У Хазаева что-то явно происходит. Один из разрывов мне очень не нравится, уж больно густой дым, и Долгушин подтверждает догадку: — Духи завалили вертушку! Плохо. Значит, в их распоряжении есть что-то более серьезное, чем обычные автоматы и винтовки. Хотя тот же «ДШК» — заурядное приложение к миномету. Или у них не детище Дегтярева-Шпагина, а дорогой «Стингер»?

— Переноси огонь на отходящего противника! — ору я Тенсино, а сам бью туда из подствольника. Над головой проносятся три вертушки. За одной из них тянется, слава богу, тонкий след дыма. Свято место пусто не бывает, и Долгушин указывает мне на звено идущих на замену «крокодилов». От воителей неба отлетают теплоловушки, и поэтому картина становится еще более грозной. Докладываю обстановку комбату, а тут Тенсино заканчивает расчеты, и первый корректировочный снаряд падает в ложбине.

— У нас один «двухсотый» и два «трехсотых», — доносится из рации голос Лобова. — Духи лезут, как оголтелые! Раз Лобов так говорит, следовательно, его дела плохи. Иначе он бы не стал беспокоить меня.

— Кто? — я вдруг понимаю, как мне дорог каждый из моих бойцов.

— Углумбеков. «Трехсотые» — Шагин и парторг. Мельком вспоминаю погибшего, но на сожаления нет времени. Да и Анохин… Угораздило же его подхватить пулю, когда до замены осталась какая-то пара недель!

— Слышишь, у нас «трехсотые», — обращаюсь к Долгушину. Эвакуировать раненых — тоже обязанность летунов. Ответа не дожидаюсь. Если есть возможность, вертолетчики немедленно воспользуются ею. Сколько раз они уже совершали на моих глазах подлинные чудеса!

— Один «Утес» к Лобову!

Раз в дело вступила артиллерия, я могу позволить чуть ослабить огонь. Бойцы торопливо волокут тяжеленный пулемет к дальнему склону. Теперь Лобову сразу станет легче. Сквозь ливень крупнокалиберных пуль никаким духам не пройти. Плоть человеческая слаба и легко рвется на части свинцовым градом. Только тут узнаю, что и у нас тоже есть раненый. Осколок гранаты попал Криворобову в плечо, а насколько серьезно… Все потом. Ложбина кипит взрывами. Мы лишь на подпевках у артиллерии, и надо заняться теми из врагов, кто сейчас пытается забраться на нашу персональную горушку.

— Бандаев, бери взвод и за мной! Подхватываю автомат и бегом направляюсь к тыловому склону. Сзади дружно мчатся бойцы. Издалека стараюсь разглядеть среди залегшего взвода Лобова, нахожу и падаю рядом с ним. Здесь действо сильно отличается от уже пережитого. Пули с той стороны выбивают крошку тут и там, противно свищут над головой. Не совсем уж густо; крупнокалиберный «Утес» сильно охладил пыл атакующих, и все-таки вполне достаточно, чтобы машинально вжиматься в камни. До духов метров сто пятьдесят, но несколько неподвижных фигур лежат почти посередине перестреливающихся сторон. С ходу даю несколько очередей, потом переворачиваю связанные магазины. Противник наглядно чувствует, что сил против него прибавилось, и вижу, как кто-то уже пытается сползти со склона вниз, подальше от нас. В промежутках между очередями Лобов кратко докладывает мне ход боя. Впрочем, все понятно и так.

— Раненых вынести, — распоряжаюсь я. До нашего прибытия выделить бойцов старлей просто не мог, но теперь народа у нас хватает.

— А Углумбекову пуля попала прямо в лоб, — добавляет взводный. Не самый плохой вариант смерти.

— Товарищ старший лейтенант, — последовавший за мной связист трогает меня за кроссовку. — Вас, комбат. Я торопливо довожу до него обстановку.

— Что делать думаешь? — спрашивает Хазаев.

— Атаковать, — не хочется, но делать нечего.

— Молодец! — одобряет подполковник. — Только людей береги. На рожон не лезь. Авиаторы высаживают Пронина чуть дальше меня. Будем отрезать духов от кишлака.

— Понял. Разговор длился минуты, однако все больше противников откатываются прочь, некоторые при этом ловят пули, остаются по дороге, но кому-то везет уйти в невидимое отсюда пространство. Ответный огонь в нашу сторону, соответственно, слабеет. Приносят вызванный мной сюда станковый гранатомет, и с его помощью устраиваю небольшую артподготовку. Очень вовремя рядом проходят две «пчелки» и на ходу поливают противника из всех наличных стволов. Оборачиваюсь в последний раз и вижу, что одна из вертушек садится в расположении роты, и бойцы торопливо волокут к ней плащ-палатки с убитыми и ранеными. Вторая тем временем прикрывает подругу, зорко наблюдая за обстановкой и время от времени расцвечиваясь вспышкой пулемета. Порядок. Со стороны ложбины продолжает грохотать разрывами наша артиллерия, но возникает впечатление, что скоро она замолкнет из-за отсутствия достойных целей.

— Пошли. — Подавая пример, я первым оказываюсь на склоне, перебегаю до ближайшего укрытия и залегаю за ним. То «Пламя», то «Утес» прикрывают атаку. Огонь по нам практически не ведется: кто не скрылся, тот остался тут навечно, но мы спускаемся со всеми предосторожностями, памятуя, что лучше терять минуты, чем людей. Наконец вот он, первый из убитых противников. Бородатый черноволосый мужчина средних лет. Рядом с трупом валяется винтовка незнакомой конструкции. Но смущает не только она. Я невольно всматриваюсь. Есть какието неуловимые детали в одежде, фасон, типаж и все такое прочее, что мне трудно описать словами, однако я понимаю главное: это — не дух. В том смысле, что к нашим заклятым друзьям с той стороны Врат покойник отношения не имеет. Но тогда кто же он? Глава 4 9 Как положено в любом приличном доме, одну стену в гостиной полностью занимает голоэкран. Такие же, но чуть поменьше имелись в спальной и в гостевой. И уж конечно, не была обойдена кухня. Человек должен чувствовать себя комфортно в любой точке собственного жилища, а какой комфорт без привычных развлечений?

Нет, помимо этого можно было окунуться в любую из тысяч игр самого разного вида сложности и направленности, соответствующих терминалов имелось аж три штуки, просто голоэкраны были более зримым воплощением статуса хозяйки квартиры. Пусть общество предоставляло каждому своему гражданину некий набор удобств, средств для существования и развлечений, однако четыре экрана последней модели мог позволить себе лишь тот, кто согласился поработать на благо общества. Злые языки говорили, что правительство специально не поднимает гарантированный минимум, чтобы хоть так привлечь людей к труду. В свое время Ялан заключил контракт именно ради воплощения такой мечты — повсюду голоэкраны, терминалы и возможность выбрать себе любую дурь, какую только сумели изобрести ученые. А вот для чего то же самое проделала Браминда, уже успевшая заработать все, о чем стоит мечтать, было загадкой. И ответ на нее Ялану в данный момент был просто неинтересен. Как и в любой другой. Вполне понятно. Единственное, что волнует человека всерьез, — он сам. Остальные люди — лишь поскольку взаимодействуют с ним. Мешают или, наоборот, помогают. После пережитого Браминда поневоле казалась Ялану кем-то близким, но не до такой степени, чтобы интересоваться ее прошлым. А вот расстаться в настоящем казалось кощунством. Хоть один человек, с которым разделял нешуточные опасности и лишения, и вообще, внезапно оказалось, что вдвоем легче противостоять всему остальному миру, который более жесток, чем думалось раньше, глядя на него из окон своей квартирки. И даже — во время пребывания на заставе. Но вот голоэкраны… Привычные постановки и зрелища вдруг не только перестали доставлять удовольствие, но и вызывать хоть подобие интереса. А игрушки показались лишь бледной копией реальности. Еще понятно в первый вечер. Беглецы были настолько вымотаны, что едва помылись, через силу поели, чуть приняли дурь, не почувствовав при том никакого кайфа, да и завалились спать. Как привыкли — вместе. И хотя оба являлись бисексуалами, ничего между ними не было. Выключились из окружающей действительности, разве что время от времени посреди сна проверяли, не пропал ли куда напарник? Но желание развлечься не пришло и утром. Откровенно говоря, беглецы все утро просто тупо сидели, отходя от пережитого, или слонялись по комнатам, или ели, уже не как после приезда — механически жуя, а с жадностью, поглощая все подряд. Не появилось желание и днем, и даже — вечером.

Попробовали что-то посмотреть, только действа на экранах шли сами по себе, не вызывая ни малейшего отголоска, да и понимания происходящего, если уж на то пошло. Один экран, тот, что в спальне, не работал, его Браминда приобрела первым, а гарантия подобным изделиям давалась на два года, но хватало и действующих. Тем более единственным, что интересовало беглецов, был просмотр новостей. Если верить репортерам, по всей Элосте царили тишь и благодать, а самыми интересными событиями были очередные любовные связи известных людей да всевозможные зрелища, которые должны пройти в ближайшее время.

— Десятый пункт, — многозначительно произнес Ялан и умолк.

— Что — десятый пункт? — не выдержала Браминда. — Нападение отражено, банда разгромлена, правительство, наоборот, должно записать себе случившееся в актив.

— Значит, есть какие-то другие резоны. Например, не хотят беспокоить людей напрасно. Или же, и скорее всего, положение намного хуже, чем мы думаем, и нас хотят просто отвлечь от проблем. Сволочи! — Ялан пристукнул кулаком по подлокотнику. Раньше он был абсолютно безразличен к политике, и уж тем более — к правительству. А вот теперь, после путешествия, вдруг поменял свои взгляды, ругая всех, стоявших у власти.

— Хорошо, а что предлагаешь ты? — Браминде стала надоедать ругань, хотя во время пути она неоднократно поддерживала своего спутника.

— Но ведь мы были когда-то действительно великим государством! Нас все боялись, слушались, а уж попытаться напасть на нас — об этом речи быть не могло! Так почему же сейчас дикари смогли себе это позволить? Не знаешь? Да потому, что почувствовали нашу слабость!

— Но ведь они разбиты… — напомнила женщина.

— Эти — да. Пока разбиты. Но вдруг нападение повторится? Думаешь, у нас так много всяких автоматических комплексов и прочей боевой техники? Что-то я сильно сомневаюсь. Состояние армии Браминда знала не хуже Ялана. Вместе же находились на заставе, и надо было быть совсем уж тупым, чтобы не ведать о наличии той или иной защиты.

— Но ведь была… — без малейшей убежденности в голосе произнесла женщина. — Куда же все подевалось?

— Сгнило, испортилось, поломалось, — перечислил богатство возможностей Ялан. — Или, думаешь, все еще хранится на складах? Сомневаюсь. Все надо обновлять. Просто, насколько я понимаю, правительства

привыкли, что дикари боятся нас по старой памяти, вот и не обращали на всю эту сферу внимания. Зачем, когда все и так хорошо? А теперь как бы ни стало поздно. Пока наладишь производство, да и сохранилось ли оно? Браминда смотрела на Ялана с некоторым изумлением, словно не подозревала в былом соратнике и спутнике столь сильных чувств. Или — таких мыслей. На заставе Ялан был иным.

— Может, обойдется?

— Может, — недобро хмыкнул Ялан. — Но мне почему-то кажется, что нет. Не забывай — по соседству с нами граница открыта, и не думаю, что ее сумеют оборудовать быстро. Ни людей, ни техники… Вдобавок, тебе не кажется, что дикари подозрительно многому научились? Мины, лазерные излучатели — столько разговоров было о том, что овладеть всем этим невозможно. Но ведь овладели! А если против нас выступит не просто большая банда, а объединенный союз из нескольких государств? Думаешь, и тогда удастся их разгромить? Что им наши заставы? В крайнем случае обойдут, и все.

— Можно увеличить армию, — Браминда покосилась в угол, где лежали «дыроколы».

— Из людей? — пришел черед Ялану удивляться.

— Да.

— Не смеши. Что смогут сделать люди?

— Но ведь делали когда-то…

— Мало ли что было… — протянул Ялан. — Люди ни за что не справятся. Человеку проще судить по себе, и мужчина просто не был исключением из всеобщего правила.

10 Эту ночь беглецы провели иначе, чем все предыдущие. Собственно, так, как и должны проводить представители разных полов, оставшись наедине. Все получилось само собой. Спать легли без одежды, не с намеком, а просто давая телам отдохнуть от покровов, да и что может быть естественнее наготы, а там — случайные прикосновения, у обоих долго не было партнеров, и вот уже проснулись желания, и беглецы дали им волю. Они были молоды, Ялану шел двадцать седьмой год, Браминде — двадцать пятый, и они отдались друг другу со всем пылом и страстью. Ласки длились долго. Потом, посреди ночи, утомленные и уснувшие мужчина и женщина вдруг проснулись и стали повторять то, что не столь давно

было между ними. Да так, будто ничего и не было, и они лишь сейчас познали друг друга. Утро для них наступило поздно. Странные вещи порою случаются на свете. Во время службы на заставе Ялан и Браминда никогда не были партнерами, более того — им и в головы подобное не приходило. Общались, но исключительно как общаются обычные приятели, без каких-либо задних мыслей. А во время похода они были лишь спутниками, людьми, которых свела судьба и общая цель, и они просто вынуждены держаться рядом, поскольку иначе, в одиночку, в сто раз страшнее. Да и хватало у них в прошлом опыта в интимной сфере, вполне обычного, без каких-либо обязательств и чувств, а тут — на тебе, проснулись, и вдруг ощутили, что роднее в целом мире нет и не может быть человека. Вот где глупость какая! Главное же и самое диковинное — не хочется, чтобы она проходила, ведь это так хорошо — понимать, принимать и быть вместе. Весь мир сузился до размеров квартиры, словно ничего не было за ее стенами. Или же, наоборот, расширился до тех пределов, в которых помещалось лишь двое.

— Я не хотела жить, как все, — рассказывала Браминда. — Хотелось чего-то яркого, незабываемого, будто представление на голоэкране. Чтобы каждый день был праздником, и меня все знали, приветствовали на улицах, чтобы моими знакомыми были все нынешние звезды. Я участвовала во многих состязаниях красавиц, пыталась устроиться в голограф или сделать сольную карьеру танцовщицы. Но мне не везло. Точнее, я думала, будто виновато невезение. А потом поняла — все это просто недостижимо для простой девушки, одной из очень многих желающих. Все рассказы про неожиданный успех — миф. На самом деле там давно все схвачено, и никого со стороны туда не берут. Но все равно жить на гарантированный минимум я уже не могла. Вот тогда и пошла в службу спокойствия, ведь туда берут всех, кто изъявит желание. Я старалась и смогла обставить квартиру, и вообще, стала жить лучше многих подруг. А потом предложили послужить на заставе. Сам знаешь, какие блага сулят тем, кто пробудет на границе хотя бы год. Женщина вздохнула. Года так и не прошло, большинство положенных премий и наград накрылось по сему поводу само собой, но, если честно, было не жалко утраченного, ведь приобретено оказалось намного больше, чем какието кредиты.

— А я нигде не работал, — признался Ялан. — Просто жил, и больше ничего. Как-то влип в одну неприятную историю и предпочел на какое-то время исчезнуть из столицы, а уж потом подумалось о возможных благах. Дурак. Мог

бы без всяких застав перебраться хотя бы сюда, в Хитхан. Хотя ведь я рисковал никогда не встретить… Дальше продолжать он не стал. Показалось, слова прозвучат напыщенно, как не должны звучать в обычной, не голоэкранной жизни, хотя на деле сейчас они бы отражали испытываемое мужчиной. Но неловко как-то. Пусть уж лучше говорят руки и губы.

11 — Кажется, они захватили заставу! — Месед была непривычно бледна. Испугалась или просто чувствовала собственную ответственность, как президент Комитета обороны?

— Кажется или захватили? — уточнил Чуйс. Ему уже надоели проблемы с дикарями. Сидели сравнительно смирно столько лет, и вдруг на тебе, поперли как раз во время его правления! Неужели ракетный урок не пошел впрок?

— Захватили. Последнее сообщение было, что застава подверглась нападению большой банды. Еще была просьба о помощи. После чего связь прервалась. И тут дошло…

— Но ведь тогда… — Чуйс не стал продолжать. Без того было ясно, что участок разрыва пограничной линии увеличился едва ли не до полной невозможности восстановить его в ближайшее время имеющимися средствами. А еще это нападение на столицу! Пусть дикари явно прошли через горы, но оба нападения были настолько согласованы, что поневоле вызывали мысль о тщательно спланированном наступлении на последние Благодатные Земли.

— Я не знаю, — призналась Месед. — По оценкам Стратегического Мозга, нанесенного нами удара должно хватить. Один из самых больших городов дикарей полностью уничтожен. Остальные неизбежно должны осознать полученный урок и затихнуть, страшась кары. Единственное — может быть, нападавшие выступили давно и еще ничего не слышали о происшедшем? Связи у них никакой нет, а уничтоженная нами банда — верный признак того, что сейчас мы имеем Дело с другой, которая решила проследовать за головным отрядом и воспользоваться открывшимся проходом. Подобный вариант довольно вероятен.

— Но почему они до сих пор не уничтожены? — спросил Чуйс. — Или тебе надоело быть главной в военном ведомстве?

— Уничтожены чем?

— Откуда я знаю? Ракетами, штурмовиками, передвижными комплексами…

— Ракеты не рассчитаны на стрельбу по своей территории. Если удастся их перепрограммировать — куда именно стрелять? Штурмовики нуждаются в техническом осмотре и мелком ремонте после предыдущего вылета. Шестая бригада АБК погибла в самом начале. Другой передвижной бригады во всем том районе не имеется, — перечисляла Месед. — Нам нечего туда послать. Более того, Большой комплекс из Хитхана, столь успешно проявивший себя при отражении первого налета, назад не вернулся. Скорее всего был уничтожен где-то на марше. Теперь прикрыть Хитхан нам просто нечем. По моему поручению сейчас осуществляется ревизия всех воинских складов, но пока ничего пригодного не обнаружено.

— Как?! Совсем ничего?

— Почти, — Месед презрительно скривилась. — Довольно много ручного оружия, однако для его использования нужны люди. А техника в таком состоянии, что даже запустить ее — огромная проблема. Чуйс взъерошил свои рыжие, весьма редкого цвета для здешних земель, волосы. Он напряженно размышлял, перебирая все мыслимые и немыслимые варианты вплоть до самых фантастических.

— Надо немедленно нанести удар по всем городам дикарей! — как итог размышлений, заявил верховный президент.

— Но они уже здесь, — напомнила Месед.

— Уйдут. Куда денутся? Как только узнают, что случилось у них на родине, сразу бросятся назад без оглядки!

— Пока они узнают, — не согласилась Месед. — Да и станет ли их вообще кто-нибудь уведомлять? Скорее всего уцелевшим будет просто не до них.

— Тоже верно, — Чуйс вздохнул. Почему все случилось именно при нем? Нет, чтобы лет через сорок, а лучше — пятьдесят!

— Значит, главная наша проблема — каким-то образом остановить уже вторгшихся. Лучше всего — уничтожить. В крайнем случае — заставить уйти. Он произнес это, как нечто весьма значительное, до чего не каждому бы удалось додуматься. Отдать весьма общее распоряжение всегда проще, чем найти способы его выполнить.

— Я понимаю, только как?

— Что говорит Мозг? — вопросом на вопрос отозвался Чуйс.

— Советует в обязательном порядке обновить средства обороны. Правда, энергии и времени уйдет много, но зато появится резерв. В ином случае он не ручается за исход конфликта.

— Недавно Мозг полагал достаточным упреждающий ракетный удар. Мы нанесли его, и что? — довольно резко заявил президент.

— Тогда еще не было информации о втором эшелоне вторжения, — напомнила Месед. — После прекращения деятельности последнего разведывательного спутника данных о передвижениях противника поблизости от границ у нас фактически нет. По нашим расчетам, помощь в настоящий момент к дикарям не подойдет, но кто знает, сколько их уже вторглось в Элосту? Тем более — вопреки ожиданиям наши враги оказались весьма хорошо вооружены. Наверняка — оружием, захваченным в павших Землях, плюс — на наших заставах. Потому нам остро необходима техника.

— Совет хорош, но откуда мы возьмем энергию? И время заодно? Сколько его понадобится?

— Для полноценного возобновления производства — не меньше полугода. Но первые образцы будут изготовлены намного раньше. Месед поняла смысл ею же сказанного и умолкла.

— Вот именно, — горько хмыкнул Чуйс. — Выходит, дикари будут ждать столько времени, пока мы готовим комплексы и штурмовики?

— Не исключено, — без уверенности ответила собеседница. — Другой предложенный Мозгом вариант — армия из людей. На нее оружия у нас более чем достаточно.

— Как — воевать людьми?!

— Но воюют же наши союзники! И мы когда-то воевали.

— Когда это было и где взять таких людей?

— Но ты сам договаривался, что в случае нужды союзники предоставят нам своих советников для организации армии!

— Предоставят. Только сомневаюсь, много ли будет толка? Не у них, а у нас. Думаешь, кто-то пойдет в эту самую армию? Сколько же придется пообещать благ, чтобы люди согласились рискнуть жизнью! И много ли найдется таких согласившихся? Даже если немедленно начать соответствующую рекламную кампанию. Ты уверена, что без этого не обойтись?

— Если нам не помогут, все равно придется это делать. На своей территории мы почти беззащитны.

— Проклятье! — Чуйс в сердцах ударил кулаком по столику. — О чем думали наши предшественники?! Никакого ответа не последовало. Да и что тут можно сказать?

— Мозг предлагает создать вторые линии обороны вокруг всех городов. На случай повторения прорыва.

— И где мы возьмем столько средств? — спросил Чуйс и сам же ответил: — Ладно. Надо будет посчитать. Если объявить, что в связи с ремонтом некоторых предприятий и энергостанций потребление будет чуть снижено, скажем, месяца на три…

— За три месяца не успеем, — напомнила Месед.

— К тому времени, возможно, привыкнут, — отмахнулся Чуйс. — Где три, там и шесть. Вот только зачем вокруг всех городов?

— Это как?

— По-моему, достаточно столицы, — без стеснения заявил Чуйс. — И, конечно же, энергостанций. Остальные… — он вновь потеребил рыжие волосы, а потом неопределенно махнул рукой. Его поняли. Как и то, что на все требуется время. А кто знает, сколько отведено им судьбой?

— С союзниками надо договариваться. Пусть забирают все, что им надо, только прикроют хотя бы на полгода Элосту. Лучше — на больший срок. Что им требуется? Технологии? Обеспечить полный доступ. Надо подумать, может, им лучше давать готовые изделия, а то и оборудование для производства на месте? — лихорадочно принялся рассуждать Чуйс.

— Оборудование у нас давно не обновлялось, — напомнила ему Месед. — Если отдадим, пострадают граждане.

— Ерунда, — отмахнулся глава правительства. — В крайнем случае, можно позволить им демонтировать линии в Хитхане. Все равно город обречен. Обязательно создать информационную блокаду. Пусть люди как можно быстрее забудут, что существуют другие города. Их нет, и все. Побольше развлекаловки, тогда всем точно станет не до того, что происходит на окраинах. И надо подумать о пропаганде войны. Исподволь, так, чтобы убедить большинство населения — Элоста вновь обязана стать первым государством на планете, а для этого необходимо преподать всем дикарям достойный урок. В общем, надо получше продумать рекламную кампанию. Побольше обещаний всяких благ. И обязательно срочно договориться о встрече с послом. Мы готовы принять столько солдат, сколько они смогут выделить. Сто тысяч, двести… Не только принять, обеспечить их всем необходимым для комфортной жизни. Все, что только пожелают.

12

Побеседовать без споров не удалось. Наличие общего врага не снимает противоречий. Каждый видит будущее после победы по-своему. И не только будущее. Взгляды на ход войны также неизбежно разные, а уж о роли в ней участников — что и говорить! И еще — о неизбежном дележе добычи. Можно понять Бхана. Ему первому удалось взломать оборону, вырваться на оперативный простор, и потому вождь закономерно считал — заслуги его воинов и его самого настолько неоспоримы, что дальше он тоже должен быть первым во всем. И в командовании в том числе. В воображении Бхана территория и все богатства Элосты принадлежали ему, и только от него зависело, сколько и кому он выделит за помощь в благородном и всеобщем деле Отмщения. Разумеется, взятое в бою принадлежит захватившему, однако есть еще иные земли и… Бхан был воином и прекрасно знал — в армии должен быть один вождь. Многоначалие опаснее врага: оно подрывает порядок изнутри, а в решающий момент может нанести такой урон, по сравнению с которым разгром части отряда с воздуха покажется ерундой. И в то же время именно воины Бхана понесли потери, и теперь с ним было до обидного мало людей. Конечно, за пределами Элосты уже многие наслышаны о подвигах героев и готовы влиться в их ряды именно под главенством славнейшего из вождей, только когда еще они подойдут и вольются, а Ахор уже здесь. Со своей армией, которая тоже отнюдь не рвется подчиняться кому-то иному, кроме законного правителя. Но и самому с нынешними силами никак не справиться. На войне мало нанести один удар. Промедлишь — и враг залижет раны, окрепнет и в свою очередь даст сдачи. Победы легко могут обернуться поражениями, жертвы окажутся напрасными, и даже высокая доблесть, верный признак настоящего воина, не всегда поможет переломить ситуацию вновь. Потому приходилось говорить намеками, вести торг, старательно не называя многого своими именами, чтобы не спугнуть Ахора, заставить его помочь и одновременно — не позволить вырваться на первую роль. Претендовать на нее правитель Джелаля имел не меньшие основания, чем прорвавший оборону вождь. Он не только вошел на вражескую территорию, пусть и воспользовавшись проделанной брешью в защите, но и обладал большой армией, по сравнению с которой отряд Бхана был крохотным, как скорпион по сравнению с верблюдом. Правда, скорпион жалит, и все-таки…

Ахор понимал основательность претензий собеседника. Только правителя не поняли бы собственные воины, если бы он вдруг пошел на поводу вождя, не имеющего собственного государства. Они пришли мстить во главе с человеком, потерявшим при коварном обстреле многое, включая семью и наследников, а не помогать кому-то, тем более — не подчиняться. Переговоры длились весь вечер, возобновились Днем, но никакого ощутимого результата не было. Случись подобное подальше, в глубине вражеской территории, можно было бы разделиться и двинуться на разные города. А тут впереди лежал Хитхан, и миновать его можно было лишь в одном случае — пойти в обход, настолько дальний, что соперник успеет разобраться с добычей и оказаться под стенами другого города не то что одновременно, а как бы не раньше. В пылу споров забывалось многое, вплоть до изречения древнего мудреца: «Понапрасну теряющий время теряет жизнь». Но конечная победа была предрешена, а жизнь воинов — в руках Неназываемого. И уж тут кому какая судьба… Глава 5 13 Основной бой стих. То тут, то там еще изредка звучат выстрелы, однако никакого сравнения с тем, что творилось здесь раньше. Так, очень редкий стрелковый огонь, да и то, когда бойцам порою что-то мерещится на поле недавней схватки. У нас тишина. У нас — это на месте бойни, которую мы устроили в ложбине. Пахнет порохом и трупами. До разложения еще далеко, но покойник пованивает весьма неприятно, особенно — покойник, разорванный снарядами. Не верьте, будто труп врага хорошо пахнет. Воняет он, да так, что непривычного человека вывернет с ходу. Повсюду валяются куски тел, то рука, то нога, то вообще непонятно что. И везде песок покрыт кровью, быстро сгустившейся и весьма неприятной на вид. Картинка еще та. Узрел бы такую в детстве — напрочь бы отвратило от службы. Наглядное доказательство — никакой романтики на войне нет и быть не может. А сейчас — ничего, привык. Главное — абстрагироваться и смотреть, будто на кадры из художественного фильма. Не забывая при этом о возможных совсем не кинематографических опасностях, чтобы не пополнить число отошедших в мир иной. По-хорошему, надо немедленно организовать преследование. Но уцелевшие враги отступали по трем направлениям, каждая группа отдельно, какую

преследовать — непонятно, местности я фактически не знаю, людей у меня мало, терять их не хочется, и еще многое, многое… Основные наши силы, я имею в виду свой батальон, потеряли убитыми троих. Большая цена за выигранный бой. Недорубленный лес опять вырастает. С одной стороны. С другой — беглецы посеют панику в тех, кто по их следам захочет выйти на тропу войны, и пользы от новости о гибели бандитов будет больше, чем от лишнего десятка-другого трупов. В общем, приказа нет, а проявлять инициативу я не хочу. Дозоры выставлены на три стороны, с четвертой — скала, откуда нас прикрывают оставшиеся наверху бойцы, а мы собираем оружие. Первая заповедь, оставшаяся с той стороны Врат: главное — трофеи. И наглядно, трупы не предъявишь, и лишает врага возможности повторно использовать оружие. В данном случае — сплошь незнакомое! Незнакомые винтовки, незнакомые гранатометы, незнакомые пулеметы. Только пистолет-пулеметы уже попадались, но в далеком отсюда городе, и принадлежали они владельцам здешних земель. То есть незнакомы на нашей Земле тоже.

— Товарищ старший лейтенант, тут живой, — зовет меня Лошкарев. Молоденький парнишка лишь ранен в ногу, кровь пропитала штанину, и не понять, насколько серьезна рана, но в глазах его царит форменный ужас. Пережить артиллерийский налет — слабонервный вполне может сдвинуться умом после подобного счастья. Да и на закаленных действо накладывает определенные впечатления.

— Кто ты, бача? — спрашиваю пленного. Лошкарев застыл рядом, на всякий случай красноречиво направив на парнишку ствол «СВД». Однако взбрыкивать у противника нет ни сил, ни желания. Геройская смерть — достойное завершение жизни. Только лучше чужой, а свою каждому хочется приберечь. Бача что-то быстро отвечает. Только не понимаю из сказанного ни одного слова. Оказывается, не только я. Один из моих переводчиков по совместительству, таджик Булиев, лишь пожимает плечами.

— Это не фарси, товарищ старший лейтенант. Какой-то незнакомый язык.

— Понятно, — я уже давно уверился, что духи — вовсе не духи, и к нашим афганским «друзьям» отношения не имеют. Сказанное внештатным толмачом лишь подтверждает сложившееся убеждение. Остается вопрос — против кого же мы тут воевали? Уж не против ли тех, на кого намекали сразу несколько

человек: соседей Элосты, по своей отсталости давно точивших зубы на развитое государство? Больше вроде некому…

— Всадите ему промедол. И перевяжите, — распоряжаюсь я. Бача не враг, бача — пленный. Благо Тенсино остался на скале. Бравый артиллерист иногда неадекватен, и тогда пленных у нас не бывает. Пусть в штабе сами разбираются. Допрашивать на пальцах я не умею, да и жесты тоже могут отличаться у разных народов. За первым пленным следуют другие. Еще семеро, только трое из них — не жильцы. Один — без обеих ног, другой — со вспоротым животом, третий вообще непонятно, как еще дышит. Самое гуманное — пристрелить их, дабы не мучились, но не палачи же мы! Гора оружия все растет. Еще одна — у атакованного склона. Должна быть третья, «ослиная», да уж больно далеко переть. Все равно туда подходят разведчики, пусть они и собирают. Несколько раз над головой попарно проносятся вертолеты. То «Мидвадпатьчетвертые», то «Ми-восьмые». Эффектно разбрасывают теплоловушки, и поневоле представляются напряженные лица пилотов, каждую секунду ждущих обстрела с земли. Дважды вертушки кого-то находили внизу, и тогда небо распарывали пулеметные очереди и чертили огненно-дымный след неуправляемые ракеты. Обычная игра летунов под названием «Кто не спрятался». Нас она пока не касалась. Ходить — это вам не мчаться в воздушной стихии. Хотя мчаться тоже не слишком весело. Весь на виду, ни скрыться, ни спрятаться, ни залечь… Идущую от батальона группу замечаю издали. Ясно, что свои, ясно — начальство, но кто, Хазаев или начштаба, пока не понять. Расстояние. Наша работа закончена. Оружие, исправное и нет, собрано, пленные в количестве пяти человек лежат рядком, трое уже отмучились и выбыли из списка. Бойцы наверняка обшарили убитых, прикарманили все сколько-нибудь ценное, да только это их право. Делаю вид, будто о мародерстве даже не подозреваю. Много ли радостей у солдата?

— Товарищ старший лейтенант, товарищ лейтенант Тенсино приказал передать — к нам идет товарищ командир полка, — подбегает радист. Не слишком ли много товарищей? Вот ведь великий и могучий!.. Артиллеристу сверху виднее. Я вскидываю бинокль — конечно же, он, товарищ полкач под охраной разведвзвода и в сопровождении нескольких офицеров — наверняка штабных. Что ж… Я давно знаю — Николаич прибыл вместе с батальоном Пронина. И как иначе, когда полк ведет бой? Хуже нет, прятаться за чьи-то спины. Да и

потом надо сделать обход, самому убедиться во всем, заодно повидать, расспросить, поругаться, ежели придется, покарать и помиловать… Немного поджидаю, дабы процессия подошла поближе, и уж тогда направляюсь навстречу.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Зверев. Шестая рота, согласно боевой задаче… — слова рапорта привычно складываются в мозгу и тут же вылетают наружу, музыкой или зубовным скрежетом влетая в начальственные уши. Подполковник слушает внимательно. Вне лагеря он внешне ничем не отличается от простого бойца. Горный костюм, каска на голове, разгрузка с магазинами, автомат на правом плече, на ногах — такие же кроссовки, как мои и у многих солдат и офицеров. Разве лицо постарше и сразу выводит обладателя из разряда солдат. Система проста. При всем обезличивании, когда и звездочек на погонах не разглядишь, узнать офицера иди прапорщика элементарно. Мы-то хоть немного постарше бойцов, и, опять-таки, многие с усами для придания дополнительной мужественности. Сам ношу мужскую красу, и расстаться с ней меня ни один начальник не заставит.

— Почему не преследовали противника? — спрашивает полкач.

— Не было отмены предыдущего приказа — удерживать ложбину, товарищ подполковник! — рапортую я.

— Так вы ее удерживаете, трофеи собирая? — язвительно интересуется Николаич.

— Никак нет. Гранатометно-пулеметный взвод с частью сил роты попрежнему находятся на назначенной нам позиции, — я невольно смотрю на скалу. Подполковник прослеживает мой взгляд. Отсюда занимаемая мной горушка выглядит неприступно и грозно, словно созданная природой крепость.

— Что ж, благодарю за службу, товарищ старший лейтенант.

— Служу Советскому Союзу! — привычно гаркаю я.

— А преследовать все равно придется, — другим тоном доканчивает полкач.

— Пленных будем освобождать? — осторожно интересуюсь я. Полкач сморит на меня с оттенком легкой усталости. Перенервничал старик. Сорок лет — не шутка.

— Пленных больше нет. На душе становится неприятно. Представляю, как бедолаги вместе с погонщиками, охраной и ослами попадают под сосредоточенный огонь

артиллерии, корректируемый, между прочим, с моей высотки и по моему непосредственному приказу.

— Прирезали их, словно баранов, — понимает меня комполка. — Очевидно, как только услышали звуки боя. Разведчики их обнаружили, не доходя до места обстрела. Час от часу не легче! Но далекая смерть незнакомых людей, надо признаться, не впечатляет. Лишь принимается к сведению. Своих потерь выше крыши.

— Как же вы парторга не уберегли? — в такт моим мыслям спрашивает полкач.

— Анохин сам выразил желание участвовать в бою, — поясняю я. Пуля — дура, ей все равно, солдат ты, офицер или вообще партработник. Но знаю — майор ранен довольно легко.

— Товарищ подполковник, — перевожу разговор на основное. — Предполагаю, что противник — не перешедшие сюда сквозь Врата афганцы, а кто-то из соседей Элосты. Оружие не наше. Пленные говорят на незнакомом языке.

— Правильно предполагаешь, старлей, — не удивляется полкач. — По информации, полученной от местного правительства, на территорию страны из-за границы вторгся ряд банд. Состояние войны отрицается, масштабы вторжения нам неизвестны, однако стоит готовиться к худшему. Кстати, кишлак в горах тоже населен выходцами из менее развитых государств. Но брать его нам все равно придется. Еще и кишлак! Час от часу…

— Ладно, старлей… Сдавай пленных, трофеи, а завтра с самого утра — преследование, — и полкач со свитой и охраной направляется туда, где должна находиться разведрота. День почти пролетел, а отправляться на ночь глядя в незнакомые горы — просто глупо. Да и армия: все движения должны быть спланированы и согласованы, а это — целая наука. Над ложбиной зависают два «Ми-восьмых», а затем один из них идет на посадку. Только сейчас вспоминаю, что еще ничего не ел, как-то не хватило времени, однако прежде надо завершить дела. Зато потом… Вечное «потом»…