Пасха в детстве by nikea books

От издательства Наш современник, поэт Олег Чухонцев, высказал однажды очень точное наблюдение: «Видимо, детство дано человеку на все его годы, и если даже не повезет потом и он будет лишен других столь же сильных впечатлений, ему все равно, как зимою медведю, хватит и первичного запаса, чтобы в долгих сумерках жизни сосать свою лапу в берлоге воспоминаний». Русские писатели, чьи рассказы и воспоминания представлены в сборнике «Пасха в детстве», росли в мире, где христианские традиции не прерывались. «Все делалось по порядку, по заветам старины, в определенное время…» — пишет Клавдия Лукашевич. Уклад жизни регламентировался годовым богослужебным кругом, и Пасха — «Праздников Праздник», — как и теперь (как и до́лжно), являлась его кульминацией. Остаться в стороне от Пасхи было невозможно. Долгий Великий пост, ветки вербы в Неделю ваий, свеча, принесенная домой из храма в Великий Четверг после чтения двенадцати страстных Евангелий, поклонение Плащанице в Великую Пятницу, освящение пасхальной снеди в Великую Субботу: крашенные в луковой шелухе яйца,

▪ От издательства ▪ нехитрая, но неизменно красивая пасха, куличи. И наконец, Светлая Пасхальная заутреня. Так мы из года в год встречаем Пасху. Что из этого запомнят наши дети? Трудно предположить. По крайней мере, их воспоминания могут быть значительно богаче наших. Наши бабушки-старушки, как могли, пробивали брешь в глухой стене безбожия, но целостной картины праздника, с его томительным ожиданием и радостью встречи, не складывалось. Сейчас, слава Богу, никто не препятствует приходу в храм, никто не запрещает держать пост и участвовать в пасхальном богослужении. «Мир Божий, сверхъестественный, был такой же реальностью, как и этот земной, — пишет митрополит Вениамин (Федченков). — Буквально — никакой разницы. И я даже не помню, когда я впервые узнал, что существуют безбожники? Не помню и впечатления от этого нового знания. Но во всяком случае, это не произвело на меня, очевидно, никакого впечатления — уже по одному тому, что не осталось в памяти моей как чтото особенное... Итак, я всегда помню себя верующим!» Светлые, трогательные слова митрополита Вениамина о детских переживаниях, ожидании Пасхальной заутрени, разочарование от того, что его все-таки не разбудили и не взяли с собой, — все

▪ От издательства ▪ описано живо и с легкостью откликается в сердце читателя. В сборнике вы найдете не только воспоминания и документальные свидетельства, автобиографическую и художественную прозу, но и сюжетные произведения, где маленькие герои совершают на Пасху поступки, заставляющие взрослых по-новому посмотреть на своих детей и на мир. Даже тогда, когда в произведении мы отчетливо слышим голос автора — а все они написаны зрелыми мастерами слова, такими, как И. А. Бунин, А. П. Чехов, И. С. Шмелев, Л. Н. Андреев, С. Т. Аксаков, А. И. Куприн, и другими, — мы, как правило, видим события, происходящие в них, глазами ребенка. Цепкая детская память хранит мельчайшие детали, оттенки эмоций, цвета, звука и предоставляет этот бесценный материал в руки опытного уже человека, писателя. От этого книга становится интересна не только с художественной, но и даже с культурологической точки зрения. Она содержит много уже забытых, утраченных пасхальных обычаев. Многие ли из нас знают, что такое четверговая соль, и зачем смотрят на восход солнца в Светлое Воскресение, и почему отворяют дверцы киотов на Пасху? А с другой стороны, мы то и дело находим на страницах книги узнаваемые ситуации.

▪ От издательства ▪ Для ребенка непросто отказаться от удовольствий жизни в пост, принять ограничения в пище — а постятся многие герои книги наравне со взрослыми, — но сколь больше их радость! Утром после пасхальной ночной службы вместе с героем рассказа А. И. Куприна «Пасхальные колокола» просыпается и его «первое, еще не осознанное впечатление большой — нет! — огромной радости, которой как будто бы пронизан весь свет: люди, звери, вещи, небо и земля». Или, посмотрите, какое прекрасное сравнение найдено у В. Никифорова-Волгина: «Радость пасхальная все ширилась, как Волга в половодье»! Вообще, если не полениться и подсчитать, какие два слова чаще всего встречаются в этом сборнике, уверен, что это будут «радость» и «счастье». В произведениях много перекличек, общих деталей. Почти все писатели ярко передают особое детское переживание вечной спутницы Пасхи — весны, недаром она, «царица времен», уподобляется в каноне Фоминой недели блистательной свите светоносного дня Воскресения и Царя всех дней. Пожалуй, ярче всего это описано у С. Т. Аксакова. Неоднократно вспоминается детское чувство причастности ко взрослому миру через участие в предпраздничных хлопотах и — главное — в са-

▪ От издательства ▪ мой первой для них пасхальной ночной службе, такой торжественной и таинственной. Переживания детской исповеди на Пасху совпадают у таких разных писателей, как А. П. Чехов и В. А. Никифоров-Волгин, если не в деталях, то в главном. Напряжение, осознание своего греха и недостоинства быть со Христом — все это очень серьёзно для героев, несмотря на кажущуюся несерьезность грехов. «Богородица и любимый ученик Иисуса Христа, изображенные в профиль, молча глядят на невыносимые страдания и не замечают моего присутствия; я чувствую, что для них я чужой, лишний, незаметный, что не могу помочь им ни словом, ни делом, что я отвратительный, бесчестный мальчишка, способный только на шалости, грубости и ябедничество», — размышляет герой Чехова. «Войдет ли в меня Христос? Достоин ли я?» — вторит ему герой Никифорова-Волгина. Зато какая легкость, ясность переполняют маленькие сердца юных исповедников! Безусловная детская вера открывает возможность непосредственного восприятия Бога. «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18: 3), — говорит Спаситель. Часто именно благодаря Пасхе герои впервые осознают Бога. Так, например, герой И. А. Бунина

▪ От издательства ▪ говорит о том, что «веру в Бога, понятие о Нем, ощущение Его» обрел вместе с понятием о смерти и бессмертии и связывает это с Великим постом и Пасхой. Рассказ Саши Чёрного «Пасхальный визит» рассказывает о праздновании Пасхи небольшой русской семьей в эмиграции в Италии. Девочка Нина просит у матери четыре яйца и кусок кулича. Мама рада: у дочери проснулся аппетит! Но оказывается… впрочем, не станем отнимать у читателя право узнать это самому. Скажем только, что героине важны любые русские знаки на чужбине. Характерно, что рассказанная история происходит в Риме. Католическая Пасха редко совпадает с нашей и, главное, празднуется не столь широко, как Рождество, поэтому сама по себе уже является знаком родины для героев. «Кулич! Какое смешное и милое слово…» — думает Нина. Русское слово, добавим мы. То, что переживается на чужбине особенно остро, на родине замечается не часто, но все же и здесь мы можем увидеть перекличку с автором, герой которого приходит к похожему осознанию у себя на родине в размышлении над русскими словами. «В день Радуницы много перебрал всяких слов и подумал с восторженным, впервые охватившим меня чувством: “Хорошо

▪ От издательства ▪ быть русским!”» — читаем мы в рассказе В. Никифорова-Волгина. Сборник получился эмоциональный и жизнеутверждающий. «И скажу тебе, если бы не было на земле Пасхи, почернел бы человек от горя! Нужна Пасха человеку!» — замечает один из героев рассказа В. Никифорова-Волгина «Отдание Пасхи». Действительно, нашу жизнь невозможно представить без Пасхи, и нам всегда грустно расставаться с праздником. Но вот проходит год, и мы снова приветствуем друг друга радостным восклицанием: «Христос воскресе!» Детские воспоминания — заветный уголок человеческой души, где всегда царят тепло и уют домашнего очага и куда хочется возвращаться. Как бы ни складывалась жизнь наших детей, какие бы испытания ни выпадали на их долю, будем надеяться, что они сохранят бесценное знание того, что если в детство возможно вернуться только в воспоминаниях, то Светлое Христово Воскресение всегда с нами. Александр Логунов

К ЛАВД ИЯ ЛУКАШЕВ И Ч (1859–1 937)

Мое милое детство (Из воспоминаний) Наше счастье

оспоминания моего раннего детства рисуют мне картины какого-то необыкновенного светлого, радостного счастья. Счастье это обитало с нами в маленьком деревянном домике, где жили мы — две девочки с родителями и старушкой няней, и в другом таком же домике, где жили бабушка и дедушка. В обоих домиках было очень просто, скромно и даже бедно, но зато там было нечто другое… И в детстве мы часто слышали там чудесное слово: «счастье»… Что это такое? Где оно? С кем? В чем оно заключается? Все люди ищут, желают, 67

▪ Клавдия Лукашевич ▪ добиваются счастья… Кто же счастлив? И что дает это желанное счастье? Наше счастье было, наверно, не такое, какого желают многие… Оно было очень маленькое, скромное, тихое… Но оно делало наше бедное жилище прекраснее золоченых палат, придавало скромному платью вид царского одеяния; простая булка казалась нам часто вкуснее сладкого пирога, а задушевная песня доставляла минуты искреннего веселья. Дорогое наше маленькое лучезарное счастье, ты — лучший дар на земле; тебе поклоняюсь я, благословляю тебя. Ты вдохнуло в наши души любовь и жажду к жизни, довольство своей скромной судьбой. Ты научило нас любить Бога, людей, природу, труд. И я всю жизнь воздаю хвалу тебе. Я бы желала удержать тебя своими стареющими руками и молить тебя: войди в каждую жизнь на земле, дай детству сладкие грезы, дай юности жажду и радость жизни, дай молодости бодрость и веру, а старости — утешение незаменимых воспоминаний о тебе, пережитом незабвенном счастье. Я расскажу вам свою жизнь без прикрас, только одну правду… Судите же сами — могу ли я не считать себя счастливой?! 68

▪ Мое милое детство ▪ ▪ Как путнику среди необозримой пустыни радостным, дивным отдохновением является оазис, как мореплавателю прекрасной, заманчивой грезой мелькнет иногда мираж, так и для нас, детей, среди тихой, однообразной, трудовой жизни чем-то большим, светлым, неожиданно радостным являлись праздники Пасхи и Рождества… В моих воспоминаниях детства эти великие праздники выступают яркими, огромными светлыми картинами. Для детского воображения они были полны таинственной радости, верилось в возможность чудес. И теперь, в годы старости, мое благодарное сердце переполняется горячей признательностью к моим милым родным, к няне, которые среди забот, труда и нужды оберегали и охраняли наше детство от тяжелой житейской прозы и заботами и любовью создали нам среди жизненной пустыни светлый островок счастья…

▪

Я вспоминаю далекий-далекий вечер Вербной субботы. 69

▪ Клавдия Лукашевич ▪ Старушка няня, крестясь, затеплила перед иконами лампады. Она всегда это делала сама и никому не доверяла. Все христианские обряды, все праздники были для нее такой святыней, как для подвижницы. Передо мной, как живой, встает светлый, прекрасный образ старушки няни. Это наш добрый гений, наш друг, наш Ангел-хранитель. Кроткая, ласковая, любящая всех, всем желающая добра, она была истинная христианка, благороднейшее существо. Я вижу няню неустанно трудящуюся, с вечной молитвой на устах, крестящуюся при всех случаях жизни с чистой верою в добрых старческих глазах. Мне шесть лет… Сестре Лиде пять… Няня надела нам темные платья и белые фартучки. Я помню, в детстве мы ходили в особенных платьях: очень коротких и пышных, а из-под них выглядывали длинные-предлинные, до самых ступней, панталоны с оборками и кружевами… Няня надевает мне фартук, а я смотрю-смотрю, не отрывая глаз от ее милого, дорогого и любимого лица; я не могу насмотреться на нее и не могу вдоволь налюбоваться. Нянечка моя очень старая, вся в морщинах; глаза 70

▪ Мое милое детство ▪ у нее голубые, ясные, как у ребенка, волосы совсем седые, даже белые, лицо свежее, румяное и добрая-добрая улыбка, которая лучше всего выражала ее хрустальную душу. В порыве горячей любви я охватываю няню за шею и начинаю беспрерывно целовать ее, приговаривая: «Ты моя любимушка, моя золотая, брильянтовая, моя красавица, моя самая лучшая на свете…» Толстушка сестра Лида недружелюбно смотрит на нас и спокойным тоном говорит: — И моя няня… Я тоже люблю няню… — Твоя вот сколько, — показываю я на четверть мизинчика. — Нет, — возражает сестренка. — Моя няня больше… — А моя вот, вот… — И я стараюсь растянуть руки насколько возможно шире. — Моя няня еще больше, больше — до потолка… Но я все еще недовольна величиной, которую придумала, и наконец решительно объявляю: — Моя няня до самого неба… Сестра насупилась и хочет захныкать. — Ах, полно тебе, Беляночка, дразнить маленькую сестру. Опять перессоритесь… 71

▪ Клавдия Лукашевич ▪ Помиритесь скорее… Ведь вы в церковь, к Богу идете… Грешно в ссоре да во вражде. И я крепко, с полным раскаянием целую Лиду. А на ухо шепчу своей старушке: — Нянечка, все-таки ты моя немножко больше? — И твоя, мое золотце, и Лидинькина, — отвечает няня. Няня называет меня «Беляночка» за мои белые, как лен, волосы… Иногда она называет «золотце», иногда «мое сокровище», «пташка» или «ласточка»… Сестра Лида уже больше не спорит: она знает, что няня, действительно, больше моя, чем ее. Няня не расставалась со мной с самого моего рождения, выкормила меня из бутылочки, а сестру кормила мама. Мы с моей старушкой буквально не разлучались ни на минуту и нежно любим друг друга. Все знают, что я «нянина слабость», ее «последнее утешение в жизни», как она сама иногда говорит. Перед всеми церковными праздниками наша нянюшка настроена особенно торжественно и свято, и лицо у нее серьезное, сосредоточенное. 72

▪ Мое милое детство ▪ — Нянечка, сегодня все со свечами и с вербочками будут стоять в церкви? — Да, Беляночка… Какой праздник настает великий! Как благостно на душе!.. Слава Богу, дожили мы в добром здоровье и до радостных дней. — Нянечка, мы и огонь святой принесем из церкви? Я хочу еще расспросить старушку обо всем, что меня волнует. Но в эту минуту в соседней комнате раздается сильный, звонкий голос: Люди добрые, внемлите Печали сердца моего, Мою скорбь вы все поймите, Грустно жить мне без него…

Няня испуганно вскидывает глаза на образ в углу и порывисто крестится. — Господи, прости! — шепчет она. — Господи, какое искушение! Вот-то грех! Она поспешно открывает дверь в соседнюю комнату и строго, укоризненно говорит: — Что это ты, Клавденька, запела? В такой-то день?! И не грешно, не совестно тебе?! Ведь сейчас всенощная начнется… Разве можно теперь песни петь?! 73

▪ Клавдия Лукашевич ▪ — Прости, нянюшка, забыла! — ответил звонкий голос мамы. — То-то, забыла, забыла… Разве можно это забывать?! Ты ведь теперь не барышня, а мать семейства и должна детям пример хороший показывать. — Ладно, ладно, нянюшка… Прости, не волнуйся! — крикнула громко мама. Мама во всем слушалась няню и, как говорила бабушка, даже побаивалась ее. Няня была крепостная родителей дедушки, вынянчила дедушку, мою маму и последнюю меня. Няня была наш общий друг, любимый член семьи, которого все уважали и почитали… Мама опять в соседней комнате что-то затягивает и вдруг неожиданно обрывает… Она со смехом выбегает из соседней комнаты и бросается няне на шею: — Прости, моя старушечка! Не сердись, не волнуйся! Я все забываю… Прости твою «вольницу»! Но няня строга и молчалива. Мама наша веселая и молодая. Ее большие красивые серо-зеленые глаза всегда горели задорным огоньком, очень полные румяные губы 74

▪ Мое милое детство ▪ смеялись; движения были порывисты и быстры. Она всегда что-нибудь напевала и всюду вносила веселье, оживление, радость. Черные волосы мамы разобраны посредине ровным пробором и заплетены в длинные косы. По тогдашней моде косы уложены по бокам головы затейливыми завитушками. На ней надето платье с мягкими складками вокруг талии, а на плечах накинута черная бархатная пелерина с бахромой. В руках у нее почти всегда какая-нибудь книжка. Из-за этих книг немало воюет с нею няня. Как только входит к нам в комнату мама, сразу становится веселее. Мы знаем, что если бы сегодня не «такой день», мама бы стала громко петь песни, шалить, возиться с нами и даже плясать. Но сегодня она старается быть серьезной и заискивающе говорит нашей старушке: — Нянюшка, вы идите ко всенощной, а я подожду Володю. Тут все приберу, приготовлю вам чай и буду дожидаться… — Как, а ты разве не хочешь идти сегодня ко всенощной? — испуганно и строго спрашивает няня. 75

▪ Лето Господне ▪ Содержание От издательства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4 Митрополит Вениамин Детская вера . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11 Иван Бунин Жизнь Арсеньева (Отрывок) . . . . . . . . . . . . . . 17 Алексей Арцыбушев Милосердия двери (Из автобиографического романа узника ГУЛАГа) . . . . . . . . . . . 21 Сергей Фудель Домой к заутрене! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29 Александра Ишимова Божья верба . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33 Антон Чехов На Страстной неделе . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36 Александр Куприн Пасхальные колокола . . . . . . . . . . . . . . . . . 45 Константин Ушинский Из детских воспоминаний . . . . . . . . . . . . . . 50 Алексей Толстой Детство Никиты (Главы из повести) . . . . . 54 Клавдия Лукашевич Мое милое детство (Из воспоминаний) . . . 67 Леонид Андреев В Сабурове . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131 281

▪ Иван Шмелев ▪ Василий Никифоров-Волгин Великий пост . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154 Исповедь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159 Преждеосвященная . . . . . . . . . . . . . . . . . 166 Причащение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 170 Двенадцать Евангелий . . . . . . . . . . . . . . 176 Плащаница . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180 Канун Пасхи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 184 Великая Суббота . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189 Светлая заутреня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194 Радуница . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203 Отдание Пасхи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 209 Свеча . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215 Сергей Аксаков Первая весна в деревне (Из автобиографической книги «Детские годы Багрова-внука») . . . . . . . . . . 218 Саша Чёрный Пасхальный визит . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 235 Иван Шмелев Лето Господне (Главы из книги) . . . . . . . . 245

282