28
января, воскресенье
Неделя о мытаре и фарисее Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, чтó приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится. Лк. 18: 10—14
С
лушая или читая этот евангельский отрывок, которым Церковь готовит нас к началу Великого поста, мы, обладая двухтысячелетним опытом христианской истории, естественно, встаем на сторону мытаря. Мы знаем, что мытарь смиренен, знаем, что он более оправдан в глазах Божиих и что в конечном итоге он хорош, несмотря на то что занимается презренным делом. Но мы это все знаем не из своего опыта, а из опыта Церкви. Церковь научила нас: посмотрите, вот мытарь скромный, хотя работа у него плохая, а фарисей, хотя и праведный по своей видимой жизни, плохой. Но Писание ни того, ни другого не осуждает, а сравнивает двух этих людей. 37
В жизни наша личная позиция, бесспорно, ближе к позиции фарисея, потому что мы рассуждаем примерно так, как он, если не публично, то наедине с собой или наедине с Богом. Ну а в самом деле? Мы стараемся не совершать совсем уж криминальных грехов, за которые нас немедленно следовало бы отослать в геенну огненную. Если какие-то проделки и были, то когда-то давно, в юности. Мы действительно стараемся бывать в храме. Мы действительно иногда жертвуем. И мы оскорбились бы, сравни нас с убийцами, бандитами, грабителями. И ничего неверного фарисей не сказал. И мы, кстати, тоже не говорим ничего неверного. Фарисей отдавал десятину с того, что имел, и он действительно не такой, как эти хищники, разбойники и как этот мытарь. Мытарь — грязный коррупционер, человек, который собирает деньги для того, чтобы отдать их оккупантам своей родины, человек плохой со всех точек зрения. Но он и со своей точки зрения плох, этот человек. И он говорит: «Боже, милостив буди мне, грешному». Фарисейство нашей позиции чаще всего состоит в том, что если не на словах, то внутри мы убеждены, что билет в Царство Небесное у нас в кармане, потому что мы то-то, то-то и то-то делаем. А действительность такова, что делать то-то, то-то и то-то — необходимо, но это лишь предпосылки к твоей жизни в Боге. Как если ты собираешься ехать на поезде, тебе нужно собрать чемодан, должным образом одеться, купить билет, но из этого совершенно не следует, что ты поедешь на этом поезде. Если ты на него опоздаешь, то чемодан не 38
поможет. В нашей земной действительности можно поменять билеты и сесть на другой поезд, а в Царствие Небесное другого поезда не будет. Он уйдет — с тобой или без тебя. Фарисейство нашей позиции заключается еще и в том, что мы без иронии относимся к собственным усилиям. Мы очень серьезно говорим о себе, и наш язык при этом ломается. Мы говорим: «Забываю читать молитву перед вкушением пищи». Каким таким вкушением? «Забываю помолиться, прежде чем поесть» — так следовало бы сказать. Все это выглядит очень комично, потому что мы, ни в чем не похожие на аскетов V века, говорим так, как говорили бы они в своих пещерах и пустынях. «Не совершил в полноте молитвенное правило». Давайте на себя в зеркало посмотрим: какая «полнота»? Какое «молитвенное правило»? «Пару молитв поленился прочитать» — вот это ближе к правде. Надо немножко ироничней к себе относиться. Услышал от одного человека: «Есть, — говорит, — помехи в совершении молитвенного подвига». Ну ясное дело! Первая помеха — это восприятие собственной молитвы как подвига. Осталось вымолить весь земной шар и перейти на галактику. Но если ты сосредоточиваешь свое внимание на том, что обещал тебе Христос и что ты можешь сделать для того, чтобы получить даруемое Богом, тогда жизнь становится яснее. Мытарь ведь тоже никакой не идеал. Писание не случайно умалчивает о том, что с ним случилось после его такого благочестивого восклицания. Вот с Закхеем, о котором мы читали неделю назад, все 39
совершенно ясно. Он на происшедшее в его доме отреагировал совершенно по-деловому. Он встал и сказал: «Господи, вот я отдам пол-имения своего нищим, а если я кого чем обидел, верну вчетверо». О дальнейшей судьбе мытаря нам ничего не сказано. Он всплакнул, но мы не знаем, ушел ли он потом со своей работы, захотел ли вернуть украденное, сумел ли переменить свою жизнь. И все же в этих двух религиозных типах — фарисея и мытаря (а каждый из нас в себе сочетает и тот, и другой) — симпатии евангелиста более на стороне плачущего, нежели на стороне гордящегося. И слова, сказанные в конце этого отрывка, — страшные и обличающие: всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется. Это абсолютно не значит, что «не надо высовываться». Надо. И это не значит, что нужно покрыть себя ложным смирением. Мы в XXI веке мастера ложного смирения. «Прости меня, брат», — говорим мы, мечтая, чтобы этот брат ушел с глаз долой. «Прости меня, сестра», — говорим мы какой-нибудь двоюродной родственнице, с которой не хотим видеться уже пятнадцатый год. Господь, я думаю, в этом отрывке показывает, что Он терпит тех и других: многословного пустодеятельного фарисея и скорбящего мытаря — пока молчаливого, пока в бездействии. Всех терпит. От всех ждет перемены и дела. Пусть и наш с вами Великий пост будет временем перемены и временем дела.
40
4
февраля, воскресенье
Неделя о блудном сыне Еще сказал: у некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожкáми, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал 41
и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся. Лк. 15: 11—32
Т
ак же, как во времена пророков и Спасителя, мы слушаем и не слышим. Нам говорят — и мы забираем из слышанного только то, что не мешает нам жить по собственному представлению. И сегодняшнее Евангелие прекрасно это иллюстрирует. Мы думаем, что оно — о покаянии. Я неверно поступил, но Христос меня за мои слова: «Господи, я согрешил, прости» — готов немедленно принять. Самый поверхностный пласт этой притчи. Это Евангелие — о распятии Христовом, о Его смерти и о Евхаристии. Священник вместе со всем народом Божиим за Божественной литургией 42
молится: «Благодарим Тя, и Единородного Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго о всех благодеяниях, которые мы знаем и не знаем». И еще: «Ты не отступил от нас, делая для нас все до тех пор, пока на небо нас не возвел и Царство не даровал нам будущее»1. Не надо обольщаться относительно цены, какой Спаситель вручает нам Царство будущее. В притче отец дает сыну перстень как знак его прощенности, вновь обретенного сыновства. А Спаситель дарит нам перстень со Своей пронзенной руки. Отец в притче заколает тельца, а у Спасителя нет тельцов, кроме Самого Себя. И поэтому Агнца Божия заколают для вернувшегося блудного сына. Эта притча — о литургии. Пока мы сладко едим, мягко спим, смеемся над анекдотами, сплетничаем — Христос распинается. Пока мы пьянствуем, гуляем и воруем — Христос распинается. Пока мы не остановимся во всем этом — Христос распинается. Он нас возводит в Царство будущее, а мы еще чем-то недовольны. Кондак праздника говорит: «Прими меня как одного из Твоих наемников»2. 1
«Достойно и праведно Тебе пети, Тебе благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычествия Твоего; Ты бо еси Бог неизреченен, недоведомь, невидимь, непостижимь, присно Сый, такожде Сый; Ты и Единородный Твой Сын и Дух Твой Святый; Ты от небытия в бытие нас привел еси и отпадшыя возставил еси паки, и не отступил еси, вся творя, дондеже нас на небо возвел еси и Царство Твое даровал еси будущее. О сих всех благодарим Тя, и Единородного Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго, о всех, их же вемы и их же не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас» (Последование Божественной литургии по чину свт. Иоанна Златоуста). 2 «Согреших пред Тобою Отче щедрый, приими мя кающася, и сотвори мя яко единаго от наемник Твоих» (В Неделю о блудном сыне. Кондак, глас 3).
43
Нам бы достичь хотя бы этого уровня, потому что наемник — этот тот, кто получает плату и хорошо делает свою работу. Мы получаем плату и плохо делаем свою работу. Свою работу перед Богом. Мы уже утвердились в промежуточной роли между старшим сыном, которому отец сказал: «И так все мое — твое», — и младшим, который что-то пискнул о своем покаянии. Но разве мы каемся? Да нет, не очень. Покаяние — это благоговейная тишина в храме, отсутствие абортов в стране, мнящей себя православной. Покаяние — это когда люди не кусают друг друга хотя бы во время богослужения и не треплются о своем хотя бы перед Чашей со Святыми Дарами. Вот это покаяние. Все остальное — игра, забава, красивости. Дело надо делать. Когда Христос отдает Себя, Он действует. Он не говорит: «Я вам когда-нибудь Себя отдам, а вы пока исправляйтесь». Он отдает Себя сейчас. А мы говорим: «Подожди. Нам еще надо пожить по-своему». Это нечестно. И ничего из нашей самовластности доброго не выйдет. Приближаясь к важнейшим для нас дням Великого поста, будем помнить о том, что всякий рассказ о благодеянии и прощении Божием — это рассказ об убийстве Христа человеком. Мы убиваем Христа не нарочно — а так, от сытости, от невоздержания. Есть и те, кто специально ополчается на Христа. У них своя судьба и история. Мы же ополчаемся неделанием. Давайте делать.
44
11
февраля, воскресенье
Неделя о Страшном Суде Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. 45
Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в мýку вечную, а праведники в жизнь вечную. Мф. 25: 31—46
П
оследняя неделя перед началом Великого поста в церковном календаре называется Неделей о Страшном Суде. Апостол и евангелист Матфей рассказывает о том, как Спаситель разделит праведных и грешных. И критерий, по которому Он это будет делать, прост: «Ты не пришел ко Мне, когда Я был болен, ты не посетил Меня в темнице, ты не одел Меня, когда Я был нагим». И пойдут грешники в муку вечную. Мы, слушая этот хорошо знакомый нам евангельский текст, никак не хотим увидеть связь между ним и самими собой. Где те нагие и голодные, которых мы должны обогреть и накормить? Нам самим бывает порой очень бедно и трудно жить. Что это за тюрьма, узников которой мы должны посетить? Нам собственный дом порой горше тюрьмы. Как, Господи, Ты от нас можешь всего этого требовать? Где, когда мы сможем Тебе послужить так, чтобы получить часть одесную, среди Тех, кого Ты избрал? Ведь у нас ничего нет, никаких к тому средств. И вот выясняется, что все то, что мы делаем в своей жизни дурного, — все это и есть «не помочь 46
Господу». Когда мы лжем, сваримся, хитрим — все это и есть «не послужить Ему». Да, конечно, нужно делать добрые дела. Но нельзя завести дневник и в нем писать: сегодня я то-то и то-то хорошее сделал. Если мы такой дневник заведем, это значит, что мы станем делать добрые дела по обязанности, для галочки. А весь наш великопостный настрой, вообще вся жизнь христианина должна быть построена на ином начале. Нам должно быть страшно и больно обидеть Христа, причинить Ему страдания. Потому что всяким своим злом мы соубиваем Господа. Пост наш и служение наше не страхом должны быть продиктованы, а тем, что Христос нам родной. Нельзя обидеть родного, самого близкого. Мы иногда в запальчивости, в глупости своей это делаем. Господи, прости нас. Но сделай так, пожалуйста, чтоб мы никогда волею не смогли против Тебя пойти. Пусть наш предстоящий пост будет временем выковывания внутреннего мира. Пусть нас оторопь возьмет от того, как часто мы поднимаем руку на Христа. Когда мы блудим, обижаем, пьянствуем, лжем, мы не просто совершаем неблаговидные поступки — мы поднимаем руку на Христа. Пусть рука у нас не поднимется. И не только во время Великого поста. Пусть пост только размягчит сердце наше к тому, чтобы Христа чувствовать как самого близкого, как Того, Кто в нашу жизнь не вторгается, не меняет нас по Своей прихоти, но, любя нас такими, какие мы есть, напоминает, что мы много лучше, чем сейчас может показаться. 47