ROMANTIC CYCLE

74 Norwegian Journal of development of the International Science No 96/2022 3.Scanlan J. P. Dostoevsky the thinker. ItacaandLondon, 2002: По-русски: СканланДж. Достоевский как мыслитель / Пер. с англ. JI. Васильева и Н. Киреевой. СПб., 2006. 4.МихайловM. Великий катализатор: Ницше и русский неоидеализм // Иностранная литература. М., 1990. № 4. С. 197 - 205. 5.Slattery D. P. The Idiot, Dostoevsky's fantastic prince: A phenomenological approach. N.Y., 1983. VII. 6.Anderson R. B. Dostoevsky: Myths of duality. Gainesville (Fla.), 1986. 7.Terras V. On the nature of evil in "The Brothers Karamazov" // Text and context: Essays to honor Nils Ake Nilsson. Stocholm, 1987. P. 58 - 65. 8.MillerR.F. «Сон смешного человека» Достоевского: Попытка определения жанра» / Достоевский и мировая культура: СПб, 2004. № 20, С. 148169. 9.Holquest M. The either // Critical essays on Dostoevsky. Boston. 1986. 10. Rowe W.W. "Crime and punishment" and "The Brothers Karamazov": Some comparative observations. // Russian literature triquarterly. 1974, № 10, P. 331-342.

WESTERN EUROPEAN TRADITION IN THE RUSSIAN ROMANTIC CYCLE

Kadyrova G.,

associate professor candidate of philological sciences Satbayev University Almaty, Kazakhstan

Lomova E.,

associate professor, Kazakh National Pedagogical Abay University. Almaty, Kazakhstan

Tebegenova A.,

Associate Professor Kazakh National Agrarian University

Yessimbek S.,

Kazakh National Pedagogical University named after Abay, master of Pedagogical Sciences, Senior Lecturer

Kokenova Z.

Senior Lecturer of the Department of Russian Language and Literature of the Kazakh Abay National Pedagogical University

ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКАЯ ТРАДИЦИЯ В РУССКОМ РОМАНТИЧЕСКОМ ЦИКЛЕ

Кадырова Г.

доцент кандидат филологических наук Университет Сатбаева Алматы, Казахстан

Ломова Е.А.

ассоциированный профессор, Казахский национальный педагогический университет имени Абая Казахстан, г. Алматы

Тебегенова А.,

ассоциированный профессор, Казахский национальный аграрный университет

Есимбек С.

Казахский национальный педагогический университет имени Абая, магистр педагогических наук, старший преподаватель

Кокенова З.

старший преподаватель кафедры русского языка и литературы Казахского национального педагогического университета имени Абая https://doi.org/10.5281/zenodo.7327133

Abstract

Each literature, with the possibility of borrowing, has the specifics of its national nature. When borrowing other people's plots and themes, it is not the typical features of the original source that are reproduced, but those themes and narrative techniques that are necessary for perceiving literature in a particular historical period.

Norwegian Journal of development of the International Science No 96/2022 75

Cyclization as a phenomenon is actively developing in the literature of romanticism, however, the fullness of the cycle is always determined by the strength of the connections of the previous and subsequent interpretations of the general author's intention.

Cyclization can be considered an objective criterion for the classification of literary works.

The integrity of the cycle is a mobile concept and depends on the degree of structural and semantic autonomy of individual texts that form its composition.

The cycle, in addition, is built on the dynamic interaction of opposites, and in the literary analysis of the cycle, the degree of semantic completeness of a certain individual work and the possibility of its extraction from a holistic and structurally formed cycle is extremely important.

The romantic cycle in Russian literature has well-established features, including the general atmosphere of the presentation of a fictional story, through motifs and images, as well as images of the reader and the author that fasten the plot outline, which often actively interact with each other.

Аннотация

Каждая литература при возможности заимствования имеет специфику своей национальной природы. При заимствовании чужих сюжетов и тематики воспроизводятся не типические черты первоисточника, а те темы и повествовательные приемы, которые необходимы воспринимающей литературе в конкретный исторический период.

Циклизация как явление активно развивается в литературе романтизма, однако полнозначность цикла всегда определяется крепостью связей предшествующей и последующей трактовки общего авторского замысла.

Циклизацию можно считать объективным критерием классификации литературных произведений.

Целостность цикла – это понятие подвижное и находится в зависимости от степени структурной и смысловой автономии отдельных текстов, образующих его состав.

Цикл, кроме того, построен на динамическом взаимодействии противоположностей, и при литературоведческом анализе цикла крайне важна степень смысловой законченности определенного отдельного произведения и возможности его извлекаемости из целостного и структурно оформленного цикла.

Романтический цикл в русской литературе имеет устоявшиеся признаки, среди которых общая атмосфера подачи художественного рассказа, сквозные мотивы и образы, а также скрепляющие сюжетную канву образы читателя и автора, которые часто активно взаимодействуют друг с другом.

Keywords: romantic cycle, plot, image of the author, author's idea Ключевые слова: романтический цикл, сюжет, образ автора, авторская идея

Принцип циклизации обнаруживается в европейской повествовательной традиции. Если обращаться к прозаическому циклу, то в первую очередь возникает фигура немецкого романтика А. Гофмана. Его «Серапионовы братья» композиционно выстроены как классический диалогический цикл. Поэтика художественного нарратива А. Гофмана основана на концепте субъективной подачи литературного материала. В его произведениях ощущалось гармоничное единство внутренней формы и средств внешней её выразительности.

Произведения А.Гофмана появились в России во французском переводе и имели успех у читающей публики. С восторгом отзывался о произведениях немецкого автора А.С. Пушкин, ими зачитывались В.Одоевский, Н.Полевой и другие представители так называемой «массовой» романтической литературы.

Популярность А. Гофмана была столь велика, что в России возник целый ряд сочинений в его духе. Создавалась литературная ситуация, когда гофмановские идеи и сюжеты могли быть перенесены в другое культурное и языковое поле и получить тем самым новую жизнь.

Однако каждая литература при возможности заимствования имеет специфику своей национальной природы. При заимствовании чужих сюжетов и тематики воспроизводятся не типические черты первоисточника, а те темы и повествовательные приемы, которые необходимы воспринимающей литературе в конкретный исторический период.

Литературоведческий анализ ставит свой целью прокомментировать мотивы и особенности этого выбора. Важно в этом случае выяснить, какие задачи преследует тот, кто «использует первоначальный вариант как литературную основу» [1, c.93].

Гофмановская традиция прослеживается в русской романтической прозе и на уровне поэтики в использовании фантастических сюжетов, и на уровне построения самого художественного нарратива.

В смысле сходства сюжетной линии эту тенденцию заимствования можно проследить в повести А. Погорельского «Пагубные последствия необузданного воображения»

Критика уже высказалась по этому поводу, увидев в тексте русского автора пример упрощенной рационализации первоисточника, и упрекнула его в слабой с точки зрения художественности подаче литературного материала.

В варианте А.Погорельского не чувствуется тонкое колебание двух сфер-реальной и ирреальной между собой и художественной рассказ не представляет собой взаимоположение различных ракурсов видения персонажей, как это происходит в повествовательной ткани оригинала.

76 Norwegian Journal of development of the International Science No 96/2022

Мистический флёр гофмановского текста, когда события и факты колеблются на грани таинственного и необъяснимого, теряется в тексте А. Погорельского.

К моменту написания произведения гофмановская фантастика еще не стала привычным явлением и не потеряла эффекта неожиданности у русского читателя.

Процесс заимствования предусматривает путь длительной рецепции и вдумчивое погружение в смысл и авторскую идею оригинала.

В повести А. Погорельского повествовательная структура укладывается в координаты рамочного диалога, а основное внимание сосредоточено на мотиве любви к безжизненной кукле. Эта повествовательная форма также использовалась А.Гофманом.

В «Серапионовых братьях» А.Гофмана изложены критерии оценки жизненного, реального и фантастического. В серапиновском духе понимались сочинения, где соединение фантастического и земного лишено излишней фантасмагориям, где нет тяги к появлению безумцев и зловещих фигур подобного рода.

Если говорить о А.Гофмане, то подобный нарратив выглядит как осознание автором особенностей собственной художественной манеры.

Немецкая повествовательная традиция того времени воплощалась в романтических произведениях, в которых авторы соревновались в запутанности сюжетных линий и самой причудливой игре.

Гротескная фантастика торжествовала в немецкой романтической прозе, но при этом возникала грусть, когда герои этих произведений представали в моменты состоянии языбкости своего разума и неспособности рационально воспринимать действительность.

Критика отмечала, что в «Серапионовых братьях» А.Гофмана живет открытое пространство диалога, атмосфера обмена мнений о доле фантастического и иррационального «в смысле оценки степени художественности изображаемого в произведении действия» [2, c.47].

Они отмечают, что у А. Погорельского диалогичность нарратива отсутствует, сводясь к простому вопросу о том, насколько правдоподобна любовь живого человека к бессловесной кукле.

Сопоставление уже само о себе некорректно, потому что у А.Гофмана в центре сюжета стоит не вопрос о любви к кукле, а проблема гибели самого героя.

Даже в использовании мистического сюжета русский писатель находится в пространстве реальной действительности. Для него фантастика — это не способ мистического погружения в сферу иррационального, а приём, позволяющий глубже подойти к оценке определенного жизненного конфликта. Русская жизнь раскрывалась в его произведениях во всей её многогранности.

Появление «двойника» автора не производит впечатление некой необъяснимой и загадочной фигуры. Он выступает как скептически настроенный, но интересный и дружелюбный собеседник. Происходит диалогизация- повествовательной канвы не в смысле зыбкости гране между реальным и фантастическим, как у А.Гофмана, а в смысле реального объяснения со стороны «двойника» самых фантастических событий. Трагическая история любви юноши к бездушной механической кукле имеет социальный вектор, и вопрос о возможности такого рода любви получает вполне реальное объяснение, лишенное чудесного. Двойник резонно отвечает, что в светском обществе, при дефиците истинной искренности человеческих чувств, можно встретить великое множество таких кукол обоего пола. Весь смысл их жизни состоит в бездумном время провождении и развлечениях на балах, где их улыбки и приседания в танцах подобны кукольным. Таким образом, А.Погорельский использует сюжетную канву немецкого автора, но совершенно меняет не только подачу художественных персонажей, но и саму авторскую идею. У А.Гофмана мир героев жонглирует на зыбкой грани реального и чудесного, а в повести А. Погорельского «невероятное оборачивается приземленной повседневностью»[3, с.107]. Таким образом, кукольный мотив, взятый А. Погорельским из повести А.Гофмана «Песочный человек», получает оригинальное авторское разрешение. «Кукольная» тема возникает также в повести «Блаженство безумия» Н.Полевого и «Сказках о куклах» В. Одоевского. В повести В. Одоевского кукольный сюжет восходит к мифу о Пигмалионе. В «Сказке о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту» используется мотив бездушной куклы и полного чувств и желаний героя. Но акцент делается не на влюблённости героя в куклу, а на истории её превращения в живого человека. Сюжет оживления переосмысливается как моральное испытание куклы, ставшей одухотворённой. В другом произведении «Сказка об очнувшейся кукле» сюжет о Пигмалионе переворачивается, так как сама героиня выступает в роли неудачника Пигмалиона, который напрасно уверовал в силу своих духовных способностей совершать чудеса и неживое превращать в живое. В повести Н.Полевого «Блаженство безумия» лейтмотив темы понимается в трактовке романтического «двоемирия». Главный герой повести безумец Антиох существует и в координатах приземлённого, бытового мира, и в сфере мира чудесного. Окружающими, как носителями обыденного сознания, безумие Антиоха воспринимается однозначно в качестве психического заболевания, которое современная медицина лечить не умеет. Современные лекари, говорится в повести, способны только распознать болезни телесные, а заболевание человеческой души им неведомы, так как нельзя анатомировать человеческую душу и постигнуть тайны ее строения.

Для Антиоха его безумие – это возможность заглянуть за грани реального, линейного мира и приобщиться к высшей истине и высшему миру идей, объясняющих тайны мироиздания.

В силу этого безумие для героя означает состояние эмоциональной гармонии, граничащей с блаженством.

После смерти своей возлюбленной Антиох не выходит из состояния, которое окружающие оценивают как умственное помешательство. Его жизнь заканчивается в доме умалишённых через год после смерти его любимой Адельгейды.

Текст А.Гофмана оказывается стимулом для иного переосмысления заданной темы и представляет собой новый виток «эволюции заимственного сюжета или художественного образа» [4,c.1790].Гофмановская традиция не закрепляется в первоначальном виде, а становится поводом дня дальнейшей интерпретации в аспекте писательского осознания и воспроизведения действительности.

Циклизация подразумевает объединение самостоятельных текстов в некое единое смысловое целое. Циклизация как композиционный прием была издавна свойственна лучшим произведениям мировой литературы.

В античности создавались циклы поэм, а в эпоху Возрождения в циклы объединялся ряд прозаических произведений. В этом смысле достаточно упомянуть «Кентерберийские рассказы» Дж. Чосера.

В русской языковой культуре первые циклические образования возникли в устном фольклоре. Былины, народные сказания содержали в себе обаяние таинственности и мистический флёр, что объясняло образование обширных и более малых по объему циклов с единой развивающейся содержательной структурой.

В свете такого понимания цикл есть литературный материал, переживший процесс динамического развития. Цикл стремится к преодолению смысловых разрывов между отдельными произведениями внутри него.

Циклизация как явление активно развивается в литературе романтизма, однако полнозначность цикла всегда определяется крепостью связей предшествующей и последующей трактовки общего авторского замысла.

Циклизацию можно считать объективным критерием классификации литературных произведений.

Целостность цикла – это понятие подвижное и находится в зависимости от степени структурной и смысловой автономии отдельных текстов, образующих его состав.

Цикл, кроме того, построен на динамическом взаимодействии противоположностей, и при литературоведческом анализе цикла крайне важна степень смысловой законченности определенного отдельного произведения и возможности его извлекаемости из целостного и структурно оформленного цикла.

В романтической циклизации содержался принцип удвоения реальности и двух способов восприятия действительности. Один способ предусматривал ее реальное, практическое осмысление, а другой восходил к идеальному миру, который порождался этой реальностью.

В цикле сохранялся принцип текстого единства, построенного на концепте целостности и синтетичности художественного отображения действительности. «Двоемирие» романтиков было отражением романтического метода, который имел собственную эстетическую составляющую.

С одной стороны, циклическая форма строилась на дискретности смыслов и сюжетов отдельных текстов, а с другой стороны позволяла укрупнять воссоздаваемую художественную картину и придавать ей многогранность и масштабность.

В романтическом цикле русских романтиков сохраняется единство проблематики, единый стилистической рисунок нарратива, схожесть сюжетных конфликтов и единое решение образа автора –повествователя.

Романтический цикл в русской литературе имеет устоявшиеся признаки, среди которых общая атмосфера подачи художественного рассказа, сквозные мотивы и образы, а также скрепляющие сюжетную канву образы читателя и автора, которые часто активно взаимодействуют друг с другом.

Циклу свойственна специфика пространственно-временной организации, и в него входят обрамляющие новеллы и вставные очерки. Всё это создаёт многранное и объёмное восприятие человеком окружающего мира, обнаруживает для читателя многообразие «и сложность причинно- следственных связей, вещей, объектов и исторических событий»[5,c.23].

Циклизация направлена на проникновение в глубинные процессы, определяющие характер и ведущие тенденции духовной и общественной жизни как отдельной личности, так и человеческого сообщества в целом.

Важным признаком романтического цикла является так называемая обзорность композиционного решения автора. Отдельные тексты в этом случае объединяет не схожесть сюжетных поворотов, а единство тематики и авторской идеи.

В «Пестрых сказках» В. Одоевского фантастические мотивы воплощают парадоксальные представления о мире и современном ему обществе. Основная идея цикла В. Одоевского имеет социальную направленность в обличении бездуховной атмосферы российского общества, презревшего нравственные ценности и нормы общечеловеческой морали.

Заезжий незнакомец в “Сказке, как опасно девушкам толпою гулять по Невскому проспекту” превращает живых, полных жизни красавиц в безжизненных кукол. Свежий славянский румянец собирается в стеклянную баночку, с лица стирается белизна, шея заменяется пневматической машинкой, а язычок поворачивается так, чтобы нельзя было выговорить ни одного русского слова.

78 Norwegian Journal of development of the International Science No 96/2022

В «Деревянном госте, или Сказке об очнувшейся кукле и господине Кивакеле» живой человек на деле оказывается куклой-болваном.

Засидевшиеся за игрой в карты чиновники сами становятся игральными картами, и отсюда живое превращается в мёртвую и бездушную материю.

Чиновники, ставшие игральными картами, вовлекаются в водоворот буйства нечистых сил. Всё это воспринимается В. Одоевским как печальный результат всеобщего человеческого стремления к наживе и материальному процветанию любым путём.

Жанр ночного новеллистического цикла приобрёл достаточную популярность в художественной прозе русских романтиков. Этот жанр имеет прочные корни в предшествующей литературной традиции. Достаточно назвать «Декамерон» Боккаччо или «Ночные бдения» Бонавентуры.

В 1844 году вышли «Русские ночи» В. Одоевского, но замысел книги занимал писателя долгое время, и произведения, вошедшие в цикл, создавались в десятилетие между двадцатыми и тридцатыми годами девятнадцатого столетия.

В. Одоевский находился под сильным влиянием немецкой философской мысли, а жанр ночного новеллистического цикла нашёл достаточную разработку в произведениях немецких романтиков.

В журнале «Московский телеграф» публикуются «Флорентийские ночи» Г. Гейне.

В обоих циклах сложно трансформируются философско-эстетические понятия романтизма и его основные концепты. В центре романтического метода отображения действительности стояла концепция понимания функций и назначения искусства и роли художника-творца. Эта концепция во многом определяла будущий вектор развития русской и европейской эстетики, реализуемой в ткани и сюжетах литературных произведений.

В «Русских ночах» В. Одоевского новеллы о художниках «Последний квартет Бетховена», «Импровизатор», «Живописец», «Себастьян Бах» имеют сквозную проблематику и раскрывают проблему дисгармоничности бытия и искусства как силы, которая способна восстановить в гибнувшем мире мировую гармонию.

Однако в реалиях беспощадной действительности таинственная магия искусства оказывается бессильной в борьбе за преобразование окружающего мира и природы человека. В самом «искусстве заложена двойственность понятия о красоте, о сущности прекрасного и безобразного, а сам художник живёт с ощущением непримиримых противоречий» [6,c.249]. Взгляды художника и стиль его жизни является аномальными и болезненными с точки зрения обычных обывателей, которых абсолютное большинство.

Но в образе Бетховена искусство способно разрушить границы человеческих возможностей. Безумие Бетховена объясняется как способность художника слышать и понимать то, что недоступно пониманию и восприятию толпы, живущей только узкими житейскими интересами. В «Импровизаторе» В. Одоевского предсказаны проблемы, с которыми столкнётся подлинное искусство в эпоху засилья массовой культуры. В новелле писателя использован достаточно традиционной мотив заключения художником дьявольского договора с целью обретения мощи и силы таланта. Но всё сводится к способности к механическому ремеслу, в котором нет места человеческой душе. Имитация творчества в итоге приводит импровизатора к безумию. В новелле «Живописец» главный герой страдает от невозможности заниматься подлинным творчеством, живя среди обывательских воззрений и правил приземлённой мещанской среды. Прагматичный, меркантильный подход к жизни убивает творческие устремления личности. Идеальный мир искусства Себастьяна Баха в одноименной повести В. Одоевского не знает терзаний и борьбы внутренних противоречий, но в реальной жизни обречён на одиночество и непонимание окружающих. Главный объединяющей идеей цикла становится мысль В. Одоевского о цели духовных исканий человеческой личности, которые неизбежно сопряжены с вечной неудовлетворённостью в недостижимости абсолютной истины. Синтетическая природа цикла В. Одоевского «Русские ночи» возникает в результате творческой трансформации жанровых моделей диалога, новеллы и притчи. Много составность целого формируется из самостоятельных частей, каждая из которых имеет «сюжетную структуру, особенности композиции и специфику решения авторской задачи» [7,c.45]. Самостоятельность романтического цикла реализуется в том, что между произведениями ,его образующими, сохраняются чёткие структурные и семантические границы. Каждое произведение характеризуется своим сюжетом, определённым набором персонажей и художественным конфликтом, требующим своего разрешения. Однако между отдельными произведениями сохраняется диалогическая связь, скрепляющая цикл как таковой. Диалогическая структура цикла построена как диспут, касающийся самых разных сторон человеческого бытия. В нем ведутся споры о путях и тенденциях национального развития, о взаимосвязи исторических явлений и фактов, а также о тайнах человеческого подсознания и его способности предугадывать будущее. Философичность цикла романтиков сказывается в том, что определённые жизненные обстоятельства и рассказанные истории утрачивают свою нравописательность и привязку к конкретному историческому моменту, оказываясь в русле духовных исканий целой эпохи. Смысл отдельных историй цикла раскрывается и расширяется за счёт сюжета и образов персонажей других произведений, входящих в цикл, и вся картина напоминает реплики и комментарии, которые сопровождает разворачивающийся диалог.

Цикл А.Погорельского «Двойник, или моивечера в Малоросии» имеет интенсивно развивающуюся диалогическую структуру. Разговоры, которые ведут персонажи, способны просто заполнять свободное время провождение в дружеском кругу, или, напротив, имеют глубокий философский смысл.

Принцип смыслового единства и принцип дискретности, заложенные в структуре цикла, не довлеют друг над другом и не стремятся к взаимному поглощению. Напротив, они парадоксально мотивируют друг друга к развитию, углубляя и расширяя смысловую наполненность цикла в целом.

Список литературы:

1.В.-Г. Вакенродер и русская литература первой трети XIX века / под ред. И. В. Карташовой. Тверь: ТГУ, 1995. — 95 с. 2.Ляпина Л. Е. Автор и читатель в ситуации «несобранного» цикла // Автор как проблема теоретической и исторической поэтики: сб науч. тр.: в 2 ч. / отв. ред. Т. Е. Автухович. -Ч. 1. -Минск: РИВШ, 2007. - С. 43-49. 3.Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. СПб., 2001. - 511 с 4.Кожевникова, Н. А. Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ веков. - М.: ИРЯ, 1994. - 333 с. 5.Капитанина, Т. А. «Двойник» А. Погорельского в литературном контексте 1810-1820-х гг. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - СПб.: РАН, Ин-т рус. лит-ры, 2000. - 26 с. 6.Берковский, Н. Я. О «Повестях Белкина» (Пушкин 30-х годов и вопросы народности и реализма) // Берковский, II. Я. Статьи о литературе. М.; Л.: 1962. -С. 242-357. 7.Вацуро, В. Э. Повести покойного Ивана Петровича Белкина // Вацуро, В.Э. Записки комментатора. — СПб.: 1994. — С. 29-48.