Argo 2014 socio

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

СКОЛЬКО

СТОИТ

ДЕНЬГИ, ВРЕМЯ, НЕРВЫ | КАК ЭТО ОЦЕНИВАЕТ ГОСУДАРСТВО И ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ

Здесь помогут, вылечат и реабилитируют НИИТО – Новосибирский исследовательский институт травматологии и ортопедии существует 67 лет. В 1946 году году он был организован как госпиталь для раненых в ходе Великой Отечественной войны. Позже он стал называться ВОСХИТО (институт восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии). В 1957 году институт получил свое современное название, а в 2013 году Новосибирскому НИИТО было присвоено имя основателя научной школы Я. Л. Цивьяна. Основным профилем института является вертебрология (хирургия позвоночника), которая во всем мире считается высшим пилотажем в области ортопедии, травматологии и нейрохирургии. Так же в институте существует специальность на стыке двух разных направлений – травматологии и ортопедии. В свое время нейрохирург К. И. Харитонова и основатель науки о вертебрологии Я. Л. Цивьян сформировали новую специальность – нейроортопедия. В то время между нейрохирургами и травматологами было некое противостояние, потому что одни считали, что в позвоночнике главным является спинной мозг, другие – что сам позвоночник (его костная составляющая, мышечносвязочный аппарат и т. д.). В НИИТО смогли не только «примирить» их, но и дать толчок для развития. Бурный расцвет различных отраслей медицины в НИИТО пришелся на 2002 год. Вертебрология стала общепризнанной. Вообще институтов травматологии и ортопедии в России восемь, но за Уралом НИИТО является единственным на территории двух федеральный округов – Сибирского

и Дальневосточного. А это огромная территория, на которой проживают 28 млн человек. Необходимо было разработать механизмы, которые позволили бы институту, который имеет всего 260 коек, принимать огромное количество пациентов. На базе института в 2002 году была сформирована Система менеджмента качества (СМК). Иными словами институт занялся поиском методик, систем организации и ресурсов, которые улучшали бы его деятельность и конкурентоспособность. Институт сертифицировался по СМК, а в 2004 году, первым в стране получил сертификат в международном органе BQI. На тот момент в институте был достаточный по тем временам объем оказания помощи – 20 высокотехнологических операций в неделю. После применения новых систем управления, НИИТО вышел на новый уровень – 200– 250 пациентов в неделю – объем оказания помощи увеличился в 10 раз. А это немаловажно, ведь в НИИТО приезжают со всех концов России, а именно из 59 регионов. Пациентов по квотам (гарантированная государством оплата ле-

Какдавновычиталисводкуновостей?Всечащепоявляютсясообщенияо страшныхаварияхнатрассахили городскихдорогах.Редкиевыжившиеполучаютужасныетравмы,оставляющиеихкалекамиилиинвалидами,прикованнымик постели,навсюжизнь.Неужели имсовсемневозможнопомочь?Возможно!И помочь иммогутвысококвалифицированныеврачиНИИТО, единственногонавсюСибирьи ДальнийВостокфедеральногоцентра,гдевыхаживаютлюдейс травмами позвоночника, спинного мозга и суставов.

чения пациента) отправляют в институт, который, по сути, является последней инстанцией. В НИИТО были приложены все силы, чтобы пациентам была оказана максимально быстрая помощь – дообследование, хирургическое лечение и реабилитация. 93 % пациентов поступают в институт по квотам. Но больным, к сожалению, иногда необходимо ждать квоты год или даже два. Но это не только наша беда, за рубежом подобная очередь еще длиннее. Для того, чтобы институт смог оказать помощь всем нуждающимся необходимо завести огромный механизм, который в НИИТО отлажен практически до совершенства. Но, к сожалению, деятельность института имеет свои пределы – в НИИТО 9 операционных и 260 коек. Но, несмотря на это в институте занимаются тем, чем не стали заниматься другие – реабилитацией. Федеральное финансирование рассчитано только на хирургический этап, но если не перевести пациента на реабилитационную койку, то он замет хирургическую на две недели, не давая новым больным получить лечение. А хирургическая койка стоит в пять раз дороже, чем реабилитационная. По всем мировым стандартам уже на четвертый день человека переводят в медицинское учреждение по месту жительства, где созданы все условия для реабилитации, но у нас в стране, к сожалению, пока этого нет. В НИИТО научились рационально использовать государственные ресурсы. Михаил Анатольевич Садовой, директор НИИТО объясняет: «Это наша обя-

занность – ранний реабилитационный период, он очень сложный и должен проходить под нашим контролем. Но не на дорогой хирургической койке, а на более дешевой реабилитационной. Это позволит более рационально использовать средства, которые мы получили от государства по квоте. И за их счет обеспечить пациенту и диагностику, и операцию, и реабилитацию. Мы так понимаем – если пациент пришел к нам по квоте, то он не должен платить ни за что. Нужно просто научиться эффективно использовать государственный ресурсы». Есть еще поздний реабилитационный период, тут государство немного помогает. 30 % пациентов получают возможность бесплатно попасть в санатории в травматологического и ортопедического профиля. Но, несмотря на все, сейчас очень тяжелое время для НИИТО и для всех федеральных медицинских центров. Обсуждается вопрос перехода на одноканальное финансирование. Предполагается, что в этом году 30 %, а в дальнейшем и все 100 % высокотехнологичной помощи будут идти через территориальные фонды обязательного медицинского страхования. Если при этом объем средств уменьшится, то встанет вопрос выживания федеральных центров.

Нельзя потерять то, что сегодня хорошо работает. В коллективе НИИТО замечательная атмосфера. «Если у нас возникает какая-то проблема, то собираются комитеты для ее решения, в который вовлечён весь коллектив. Когда у сотрудников есть возможность свободно и прозрачно высказаться, когда появляется конкуренция взглядов, то больше вероятности решить быстро и эффективно любую проблему. Мы ушли от решения вопросов одним человеком, можно даже сказать, что у нас институт похож на оркестр. Есть главный дирижер, есть руководители определенных групп инструментов, есть профессионалы в этих группах. И задача руководства – формировать гармоничный оркестр». За последние десять лет количество пациентов значительно увеличилось, а вот количество жалоб и летальных исходов уменьшилось в четыре раза. По словам Михаила Анатольевича «Это большая хирургия, здесь без этого никак не обойтись…». Сейчас институт поставил для себя сложную задачу – 20 тысяч пациентов в год. Михаил Анатольевич надеется, что институт выйдет на этот уровень уже к 2016 году. Варвара Любимец, фото Александры Нечаевой

Пациенты Новосибирского НИИТО будут проходить реабилитацию на расстоянии Центр телемедицины уже в этом году начнет работу в медицинском Технопарке. Жители отдаленных районов, не имеющие возможности посещать стационарные центры, после операции получат домой тренажер с возможностью обратной связи с врачами. Подобный программно-аппаратный комплекс поможет реабилитологам дистанционно следить за восстановлением пациента после операции. Ведущие специалисты страны проконсультируют лечащихся и дадут им рекомендации. Создали проект на основе разработок резидентов новосибирского Технопарка. Так Центр будет работать в сферах травматологии, ортопедии, неврологии, нейрохирургии, кардиологии и кардиохирургии, урологии и социализации пожилых пациентов. Новосибирская область стала одним из трех пилотных регионов, где будет опробована новая система. В Сибирском федеральном округе центры телемедицины появятся в Красноярском крае и республике Алтай. По всей стране проект планируется внедрить с начала 2015 года. «На сегодняшний день наш проект является одним из первых в России. Мы поняли необходимость создания совершенно новой области – дистанционной реабилитологии, и вышли с такой инициативой на Минздрав РФ и Внешэкономбанк как корпорацию развития. В этом году будет создана проектная компания и сформированы стандарты. В прошлом году в разработки проектов было вложено порядка 80 млн рублей, на этот год запланированы вложения порядка 300 млн рублей, и это в большей степени не грантовые деньги, а деньги частных инвесторов», – подчеркивает гендиректор медтехнопарка Екатерина Мамонова. Инновационный медико-технологический центр появился в Новосибирске в 2010 году и стал первым медицинским технопарком в России. Он был создан при участии правительства Новосибирской области, научно-исследовательских институтов, частного бизнеса и медицинских учреждений. За 2013 год услугами медтехнопарка воспользовались более 60 компаний, в его Инновационной клинике сделано 4 тыс. операций, диагностику прошли 200 тысяч пациентов. Вера Вырупаева

2

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

В НИИТО научат ходить Есть несколько заболеваний, при которых необходима замена суставов, одно из них – артроз. Это изнашивание сустава, при котором он перестает функционировать должным образом. Любой сустав в нашем теле легко скользит, не причиняя никакой боли при малейшем движении за счет сокращения мышц. Когда же происходит изнашивание, возникает нестерпимая боль, ограничение подвижности. От артроза по статистике страдает около 10–16 % населения земного шара. Чаще всего болезнь поражает женщин в возрасте 45–55 лет. А после 60 лет деформирующий артроз встречается практически у 100 % людей. Существует три степени артроза, последняя самая тяжелая. Когда она наступает, пациентам предлагается эндопротезирование (замена поврежденного сустава на искусственный эндопротез). В Новосибирском научно-исследова-

тельском институте травматологии и ортопедии им. Я. Л. Цивьяна протезируются почти все суставы человека: плечевой, локтевой, коленный и многие другие. Здание НИИТО уникально, оно специализировано для пациентов после таких операций. Для больных предусмотрен душ, который можно принимать в положении стоя, лежа и даже сидя. Поручни в туалете и душевой, современные кровати, которые от одного нажатия могут менять свое положения, коляски повсюду. Даже дверные проемы сделаны шире, чтобы лечащихся здесь людей можно было вывезти прям на кровати. А персонал, окружающий пациентов, всегда приветлив и доброжелателен, что очень их подбадривает. Павел Павлович Петренко работает в НИИТО уже 15 лет. Сначала два года ординатуры, затем три аспирантуры, после аспирантуры он защитился и получил зва-

ние кандидата медицинских наук и только потом только начал работать врачом травматологом. За все свои годы врачебной практики, он остается доволен условиями предусмотренными не только для пациентов, но и для врачей: «Нам, врачам, очень приятно здесь работать. Операционные большие, с громадными потолками, с современным оборудованием, лампами крутящимися во все стороны, со столами, которым можно придавать форму, которая нам нужна для проведения операции. Нужно оперировать пациента в положении лежа – пожалуйста, сидя – пожалуйста, нужны приставки для рук, ног – тоже, пожалуйста, это все очень удобно. Есть специальные экраны, на которые можно выводить необходимые показатели, рентгеновские снимки и даже историю болезни пациента». Вера Бирюкова проходит лечение как раз у этого специ-

После 60 лет деформирующий артроз встречается практически у 100 % людей алиста. Она из Норильска. Боль в коленном суставе возникала при каждом шаге, медленно передвигалась, постоянно принимала обезболивающие, которые почти не помогали. А с такой болью человек должен каждый день принимать не по одной таблетке обезболивающего, которое, как правило, рассчитано на короткий период приема. Эти лекарства наносят вред организму и даже могут привести к осложнению. Норильские врачи отказались от проведения такой операции и по квоте направили женщину в НИИТО, где первый раз она в 2012 году заменила коленный сустав на правой ноге. Операция прошла довольно успешно. А сейчас Веру Михайлов-

Павел Петренко

ну направили для замены второго коленного сустава – уже на левой ноге. Пациентка уже на второй день смогла передвигаться. Через неделю с момента замены сустава она стала чувствовать себя прекрасно. Быстро ходит, правда, все еще помогает себе костылями, для безопасного восстановления. Она очень рада, что попала сюда, и ей помогли абсолютно бесплатно: «Благодаря Павлу Павловичу, я теперь буду ходить без боли, без костылей». После замены суставов, пациентов учат, как правильно ходить. Сначала они медленно передвигаются, чтобы почувствовать, как правильно распределять вес при опоре на ноги и суставы. Реабилитационный период после такого рода операции обычно составляет около шести недель. Ежедневно НИИТО помогает своим пациентам избавиться от боли, которая некоторых преследовала долго. С новыми технологиями с каждым годом это становиться безопасней и проще. Ольга Титова, фото Александры Нечаевой

СУСТАВляющие успешного лечения

Пациентка Лаура

Коляски и каталки, конечно, увидишь в любой клинике, не только на просторах НИИТО. Не зря говорю «на просторах»: широкие дверные проемы в коридорах и палатах – своего рода конёк отделения хирургии стопы и голеностопного сустава. О проблеме под названием «не разъехаться» тут не слышали. «До чего техника дошла!», подражая почтальону Печкину, не грех сказать и о скоростных просторных лифтах клиники. «Оборудование, проектировка здания, организация работы в сумме дают результат. Ведь нельзя делить проблему на мелкие составляющие», – комментирует завотделением. «Здесь важно абсолютно всё». Игорь Анатольевич Пахомов руководит отделением хирургии стопы и голеностопного сустава клиники эндопротезирования и эндоскопической хирургии суставов НИИТО. Проще говоря, тут оперируют ноги, устанавливают протезы. Пахомов работает в этой области 25 лет и небезосновательно заявляет: болезни суставов – современная проблема человечества. «Прогресс медицины, питание, другие факторы привели к тому, что люди теперь до подобных болезней доживают», – считает доктор медицинских наук. – «Сейчас ведь не как в царской

России, когда жили до 32. Суставы в основном беда старшего поколения». Есть у человечества такая проблема: утилизация пластика. В организме он тоже ни к чему. В отделении с этим борются так: используют биодеградируемые конструкции. Это позволяет избежать повторной операции по удалению протеза. Со временем он сам просто «исчезает». Прооперироваться можно и в обычной клинике, в другом городе области, скажем, Бердске или Искитиме. «Однако после этого человеку нередко приходится обращаться к нам», – рассказывает Пахомов. Как и в среднем по НИИТО, в отделении 93 % пациентов – бюджетники. Но даже лечение на платной основе больных не отпугивает. «Я сразу знала, что буду лечиться именно здесь. Другие варианты не рассматривались», – говорит пациентка отделения хирургии стопы и голеностопного сустава Лаура. Два дня назад ей удалили косточки на стопах. – «Уже на третий день я встала и пошла, пусть и в ортопедической обуви». Девушка пришла на консультацию в клинику, и уже через 14 дней легла «под нож». «Мне сложно было подобрать себе обувь, хотя на каблуках я почти не хожу. К тому же, была

Игорь Пахомов

работа на ногах, и я очень уставала. Тогда подумала: сейчас мне 25, а что же будет потом?!», – рассказывает Лаура. Результатом пациентка осталась довольна: операцию ей сделали при помощи одного разреза и нескольких проколов, шрамов почти не останется. Стоит такая операция порядка 150 тысяч рублей. «Люди часто недооценивают подобные проблемы, когда можно и нужно их решать», – считает девушка. Юлия Гопиенко, фото Александры Нечаевой

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

...Александр,

пациента. Нижний порог – около 3–4 тысяч рублей.

Без ножа в спину

Александр Крутько и его пациенты...

Спина к спине

Как работает отделение нейрохирургии позвоночника НИИТО Болезненные остеохондрозы, при которых еще молодой человек практически теряет свою работоспособность, кифозы (сутулость, горбатость), сколиозы – далеко не полный список заболеваний позвоночника, которые лечат в нейрохирурги НИИТО. Все это не только некрасиво или доставляет дискомфорт, но и очень болезненно. Журналисты, участники конкурса «Аргонавты», посетили отделение нейрохирургии и разобрались, как это работает.

Расправить плечи

– У людей бывают сильные болевые синдромы, из-за чего они хромают, перекошенные ходят, не могут работать и бесконечно пьют обезболивающие препараты; или у них неврологическая симптоматика, когда отнимаются руки – ноги и все остальное, – говорит нейрохирург, доктор медицинских наук Александр Крутько, – некоторые готовы на все: «Отрезайте мне эту ногу, я не могу терпеть боль». Как говорит Александр Крутько, такие «запущенные» болезни – далеко не редкость, причем не только у пожилых людей. Нейрохирургам НИИТО приходилось оперировать 11–12 летних детей с грыжами диска, хотя считается, что это возрастные изменения позвоночника. Но мнение о том, что остеохондроз развивается из-за отложения солей и только у людей старшего возраста, – это скорее стереотип.

– Считается, что в большинстве случаев остеохондроз генетически детерминирован, досталось им от родителей. Есть провоцирующие факторы, например, экология, – рассказывает врач.

К слову, остеохондроз – это самое распространенное заболевание спины, которым страдает около 90 % населения планеты. Однако далеко не все случаи требуют хирургического вмешательства.

– Когда применяются консервативные методы, например, массаж, который не помогает, тогда вступает в дело хирургия. Это один из способов вернуться человеку к жизни. Менее распространенная, но тоже «популярная» болезнь – сколиоз. Причины, по которым люди решаются хирургически выпрямлять позвоночник, разные: кто-то хочет красивую осанку, а кому-то жизненно необходимо убрать горб или хромоту, если речь идет об идиопатическом сколиозе.

– При сколиозе есть риск развития неврологической симптоматики, когда позвоночник сдавливает спинной мозг и он перестает функционировать. Например, бабушка говорит: я не могу ходить. Ноги идут, а стоит 20–30 метров пройти – они у меня слабеют: ни в магазин сходить, ни по лестнице подняться. Когда мы начинаем обследовать, видим, что причина – искривление позвоночника. Несмотря на то, что сколиоз – заболевание «несмертельное», на его лечение выделяются государственные квоты: государству выгоднее вылечить трудоспособного молодого работника, чем лишиться его. За год в НИИТО делают около 1500 бесплатных операций на позвоночнике и 500 – платных. Среднюю цену операции назвать невозможно: все зависит от сложности, метода оперирования, видов оборудования, условий содержания

Операции «на спине» всегда считались очень сложными, хотя сама процедура удаления диска, позвонка или выпрямления позвоночника довольно проста. Дело в другом: к позвоночнику непросто подобраться, он находится «посередине человека».

– Чтобы добраться до грудного отдела позвоночника, нужно провести торакотамию – вскрытие грудной клетки, – рассказывает Александр Крутько.

– Затрагиваются легкие, сердце, и это травматично и больно. Потом выздоравливать тяжело из-за самой раны. Нужны специальные дренажи, чтобы легкое расправилось. Если мы подбираемся к пояснице спереди, то мышцы тазовой и брюшной полостей нужно сместить, они не любят, когда их трогают. А если сзади – там мышцы, которые нас держат в вертикальном положении. Если эту среднюю линию уберем– человек уже прямым ходить не сможет. Настоящим прорывом в нейрохирургии позвоночника стало развитие неинвазивной или малоинвазивной хирургии. Суть ее проста: сделать полноценную операцию с помощью проколов, маленьких разрезов, пункций, при этом минимально повредив другие ткани. В таком случае сколиоз и остеохондроз вылечивается почти безболезненно и человек «избавлен от боли и становится стройный, как кипарис».

– Пациент на этот день или на следующий встает на ноги, а через 2–3 дня идет домой. Швы косметические – порядка 3–4 см на спине, поболит немного рана, заживет, человек возвращается к нормальному образу жизни, а то раньше: прооперировали, полгода полежит, семья распадется, с работы уволят. Да это могут только коммунисты, которые имеют возможность где-то брать деньги и кормить людей в больнице. Малоинвазивные методы подарили микрохирургии второе дыхание, – уверен Александр Крутько.

Штучный товар в индивидуальной упаковке

Александр Крутько работает в нейрохирургии клиники НИИТО самого основания, то есть 17 лет. Сначала в должности хирурга, затем –заведующего отделением: – Хирургия для меня увлекательный процесс, здесь нужно действовать и руками, и головой. К тому же результат работы виден сразу. Приятно осознавать, кого-

...Владимир,

то вернул к нормальной жизни, а кого-то и спас. Кадровый состав отделение нейрохирургии НИИТО не меняется последние шесть лет и насчитывает девять докторов.

– Каждый из коллектива – штучный товар в индивидуальной упаковке: имеют навыки, образование, мотивацию трудиться, чутье, умение общаться с пациентом. Как правило, это доктора наук, которые провели не менее тысячи операций на позвоночнике.

– Сегодня у нас шесть операций: одна на шейном отделе позвоночника, двединамические фиксации сегмента и три – по ригидной фиксации на поясничном отделе позвоночника, – рассказывает заведующий отделением. Операционная бригадасостоит из хирурга, одного –двух ассистентов, в зависимости от сложности, анестезиолога, сестры анестезистки, одной – двух операционныхсестер и двух санитарок.

– Я никогда не настаиваю на хирургическом лечении. Если вы готовы воспользоваться нашими услугами, добро пожаловать, не готовы –нужно подготовиться, прийти к этому решению самому. Важно, чтобы пациент участвовал в своем здоровье, умеренный стресс идет на пользу во время лечения.

Как в кино

Александру Тартоякову два дня назад успешно сделали операцию, еще две недели он будет находиться в клинике под наблюдением врачей, затем – домой. Пятидесяти семилетний пациент успел соскучиться по жене и маме. Во время разговора зазвонил телефон: – Мама, я интервью даю девушкам. Правда, я тебя не разыгрываю.

– У меня как в кино, – рассказывает Александр свою историю, – поскользнулся, упал, очнулся, правда, гипса не было, зато начались головные боли, правда внимания на них не обратил, думал, продуло в машине. Затем усилились боли в голове, пояснице, руки и ноги стали отниматься, потерял вес. Ларчик лечения открывался непросто: терапевт точного диагноза не поставила, было подозрение на онкологию, сделал еще ряд анализов, не подтвердилось, затем сделал МРТ головного мозга –ничего, МРТ спинного мозга – ничего. Не знал, что МРТ шейного отдела позвоночника делается отдельно, там-то и была причина всех бед: сместившиеся позвоночники пережали спинной мозг.

– Когда поставили окончательный диагноз, я приехал сюда, обратился к специалистам. Здесь

ЦИФРЫ:

операцийнапозвоночникдела1500бесплатных ет НИИТО в год 90 % населения мира больны остеохондрозом хирургическихкоекнаходитсяв отделениинейрохирургии НИИТО 4оперирующиххирургапроводятв среднем6операций в день операцийнапозвоночник –минимальный стаж каждого хирурга

10

1000

3

...Сергей

приняли, рассказали о дальнейшихдействиях. Собрал документы, необходимые для получения квоты, а через неделю позвонили и назначили дату операции. На следующий день после операции Александр сразу стал ходить, прекратились боли, выпрямились руки, появился аппетит. Сегодня на обед гречка с сосисками, суп и компот.

Все-таки жива

В палате 406 нейрохирургического отделения лежат два пациента: Владимир, электрик из Читы и Сергей, шахтер из Бурятии. Мужчины уже прооперированы и проходят реабилитацию. У Владимира в его 55 лет совсем седые волосы. Девять лет назад он лег на операционный стол городской больницы и проснулся инвалидом: – Операция была на шее, отнюдь неудачная, после нее назначили вторую группу инвалидности. Потом у меня заболела поясница. Меня направили в нашу краевую больницу, обследовали, потом, наверное, решили, что меня не осилят и предложили квоту сюда, в Новосибирск. До этого, честно не слышал про НИИТО, но увидел аббревиатуру НИИ и подумал, что научно–исследовательский институт что–то да значит: хорошие врачи, качественное оборудование. Находясь в больнице в конце лета, мужчина не надеялся получить квоту быстро. Уже в феврале пришел вызов. 27 февраля пациент был в столице Сибири, на 5 марта была назначена операция, которой не суждено было состояться: – Утром перед операцией мне звонят и говорят, что вечером, четвертого марта, у меня погиб сын. Я – на самолет, на похороны. Вернулся сюда обратно 10 апреля, квота, все сохранилось. 14 числа прооперировали. Рана, конечно, большая, болит, но синдромы уже пропали. Билет домой пока не брал, но талон на него уже есть, покупкой билета занимается персонал. У нас в Чите хорошо с квотами, в феврале нас несколько человек с Читы лежало.

– А я тоже недалеко, из Бурятии, – скромно замечает сосед по палате Сергей в спортивном костюме, – попал в аварию, поставили диагноз радикулит, после того как терапевт отправил в городскую областную больницу, мне сказали, что у меня, оказывается, перелом поперечных отростков, я получил квоту и сразу сюда приехал. Завтра уже выписываюсь. В руках у Сергея несколько листов А4, которые принесла медсестра. Мужчина выбирает, где отдыхать после операции: на Кавказе или по России. Путевка тоже входит в курс реабилитации.

– Знаете, – добавляет Владимир, – не попади сюда, я бы так и продолжал хаять нашу медицину: был горький опыт, но ведь она еще жива. В отделении, по словам мужчин, идет постоянный поток пациентов: кого оперируют, кого выписывают, кого на реабилитацию отправляют. В палате душ, телевизор, холодильник и даже кнопочки вызова персонала. Авторы: Галина Сахаревич, Юлия Кузнецова, Мария Нисова

4

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

Когда одной операции мало После операции пациенты НИИТО обязательно проходят реабилитацию. О том, и как лучше помочь на этой стадии лечения наши корреспонденты побеседовали с начальником отдела восстановительной медицины НИИТО Оксаной Шелякиной

– Оксана Викторовна, расскажите, пациентам какого возраста вы оказываете помощь?

– У нас проходят лечение люди самых разных возрастов: от совсем маленьких детей до глубоко пожилых стариков. Причем мы не отказываем в помощи никому, поскольку у нас есть все возможности для ее оказания. Мы охватываем определенную категорию пациентов с проблемами травматолого-ортопедического и неврологического профиля. Это могут быть последствия травм, сама травма, и реабилитация после нее, а также огромная категория детей с нарушениями осанки, сколиозами, косолапостью, ДЦП.

– Прямо огромная?

– С прошлого года мы включены в программу ОМС по ведению детей с острой не осложненной травмой позвоночника. Дело в том, что раньше дети с таким диагнозом поступали в детскую больницу и долгое время лежали там, что было малоэффективно. Мы же выступили с предложением о системном лечении таких детей. Оно растягивается на два года. В первый год ребенок четыре раза получает комплексный набор всех необходимых процедур, ЛФК, потом делается

ЦИФРЫ:

С

ейчас в НИИТО проходят лечение 9 тысяч пациентов в год на 260 койках, в то время какв другихмедицинскихучрежденияхс такимжекоечнымфондомпроходятлечениевсеголишь 2–3 тысячи больных в год. ак же в институте проходит около 200 тысяч консультаций и 130 тысяч обследований ежегодно.

Т

перерыв на три месяца и на следующий год он снова получает эти же курсы лечения. Подобной систематизации на территории России больше нигде нет. И такой подход к лечению приносит большие успехи.

– А люди с повреждениями спинного мозга?

– А вот пациенты-спинальники – это острая социальная проблема на сегодняшний день. С 2011 года квоты из федерального бюджета для них перестали выделяться, и они обречены искать деньги на свое

лечение сами. К сожалению, мы ничего не можем тут сделать. Единственное, цены на наши услуги невысоки. И операция, которая в другом месте стоила бы, скажем, сто тысяч, у нас обойдется намного дешевле.

– Мы слышали, что у вас работают психологи. Как они помогают пациентам?

– Безусловно, существует немаловажный аспект психологической помощи. У нас есть и психологи, и психотерапевты. В основном, они работают с детьми, чтобы помочь им облегчить психологическую травму. Но и со взрослыми пациентами им также доводится работать. Дело в том, что категория спинальных больных – очень трудная. Это не как обычно ты болеешь-болеешь потихонечку… Ты был здоров, раз – катастрофа, и ты уже другой. И такого пациента важно эмоционально мотивировать на то, что есть другая сторона медали, и очень многое от него зависит, чтобы адаптироваться и стать полноценным членом общества. Эта неполноценность играет огромную роль. Мы все максималисты: «либо «да», либо «нет», полутона мы порой не видим. И в подобной ситуации это особо сильно проявляется: пациенту важно, чтобы доктор с ним разговаривал, чтобы он сам видел на примерах, что можно продолжать жить. Потому что есть такие категоричные пациенты, которые скажут: «Я ничего не хочу». Мы будем лечить его, подключать кучу аппаратов, разрабатывать конечности, но без его собственного желания все это будет бесполезно. Поэтому важно, чтобы квалифицированный психолог или психотерапевт это сгладил.

– Помогает?

– Сознание людей, к сожалению, часто еще не готово принять эту помощь. Люди большого возраста особенно, воспринимают это как что-то оскорбительно-унижающее. И здесь нужно объяснить человеку, что это точно такая же помощь, как и все остальные. И с болью моральной необходимо справиться, а сделать это бывает порой даже сложнее, чем с физической. Так что без эмоциональной мотивации, без индивидуальной работы с каждым пациентом, без врачебной отдачи ему, реабилитология была бы неполной и неправильной. Никита Дудукалов, фото Александры Нечаевой

Уникальные импланты из керамики будут выпускать в Новосибирске Клинические испытания протезов планируют завершить до конца года, серийное производство запустят в следующем году. Идеологом-разработчиком имплантов для позвонков шейного отдела и протезов тазобедренного сустава выступил Новосибирский научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии. Совместимый с организмом человека материал – керамику особого состава, которая не отвергается организмом, – создали на Новосибирском электровакуумном заводе. К выбору материала подошли с особым вниманием, ведь при негативной реакции протез не поможет, а, наоборот, навредит пациенту, – принесет ужасные боли и обездвиженность. «Мы как производители этой керамики заинтересованы в безопасности и полном соответствии этих имплантов всем требованиям Министерства здравоохранения. На сегодня взаимовыгодная работа у нас ведется с НИИТО: трем пациентам уже были сделаны операции с применением наших керамических изделий», – отмечает технический директор «НЭВЗ-Керамикс» Евгений Калашников. В год предполагается выпускать 10 тысяч эндопротезов – искусственных заменителей частей тела, которые вживляются внутрь. По мнению производителей, новосибирская продукция будет дешевле зарубежных аналогов и не хуже их по качеству. Импланты планируют использовать для операций в медучреждениях города, а также поставлять в клиники страны. Вера Вырупаева

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

5

История одной коленки

Профессиональные танцоры уверены: халтура в зале – дурной тон. Я точно знаю, что после пятницы наступит суббота, в семь покажут выпуск новостей, а третьего числа выдадут зарплату. Но когда рабочий инструмент – твое капризное и уязвимое тело, планировать даже завтрашний день – дело неблагодарное. Сезон выступлений длится с середины ноября до конца мая. Остальное время проходит в сборах, мастер-классах и постановке новых программ, поэтому в выходные тренировка заканчивается вечером, а начинается утром на следующий день. В этот период хореограф постоянно напоминает о рисках для здоровья, необходимости массажиста и ношении специальной защиты. Многие стараются следовать этим советам. Я к числу многих не относилась. Почти 10 лет проблем серьезнее перегруженных мышц у меня не было и, хотя на летней диспансеризации врач говорил о возможных нарушениях, мне казалось эти предупреждения для кого-то другого. За неделю до первого старта моя тренировка перенеслась в физкультурный диспансер. Каждый шаг отдавался дикой болью в колене. Дежурный врач, покрутив голень вправо-влево, пожал плечами и, после традиционной бинтовой повязки добавил: «Тебе, конечно, нужно в НИИТО обратиться, записывайся прямо завтра». Новосибирский институт травматологии и ортопедии учреждение необычное. В первую очередь своим отношением к пациентам. Здесь нет врачей, только доктора. Разница в этих синонимах большая. Врачи сидят в муниципальных поликлиниках, в обшарпанных больницах, а здесь все же доктора. Они не заполняют кучу непонятных бумажек, они спасают твои связки, суставы и позвоночник. Мой доктор как раз был в процессе спасения очередной коленки, так что прием вел его зам. Александр Александрович ростом не ниже двух метров с седой головой вышел из кабинета со словами: «Девушка, ещё 5 минут, я вернусь и обещаю, что все будет хорошо». Вернулся, выслушал, посмотрел снимки, вынес вердикт: «Раз такие перспективы, надо танцевать, колено мы полечим».

Если описывать мое пребывание в институте, то это «колено полечим» можно считать отправной точкой в борьбе за свободу действий, в первую очередь физических. Порядок лечения я изменила на свое усмотрение «начитавшись интернетов», и это был главный просчет. Поэтому первым делом я попала не в перевязочную, а в физиокабинет. Любое лечение – это общее дело пациента и команды врачей. Больше всего здесь слышишь не диагнозы и названия медикаментов, а слова поддержки: «Я думаю, мы справимся», «Ну и ничего здесь страшного», «Конечно ты сможешь заниматься, только надо подождать». Никаких негативных прогнозов и сравнений с другими пациентами. У тебя и специалистов одна мотивация на успех. Главная задача для больного научиться доверять. Физиотерапевты назначают свою часть лечения, объясняют для чего и, если появляются какие-то проблемы, то без всяких записей и ожиданий готовы выслушать. Поток пациентов огромный. В первой кабинке мужчина из Нальчика рассказывает, как сибирские морозы отучили его курить: «Я вообще удивляюсь, где ваши хвалёные медведи, как человек живет при таких низких температурах? В корпусе курить нельзя, выхожу на улицу, только сигарету достану, руки белые, ресницы брови белые, оно мне надо?» Удивительно сколько человеческих историй с не самым приятным развитием можно услышать пока под зелеными пледом красным огоньком мигает лазер. Докторам из отделения восстановительного лечения можно писать романы. Хирурги видят проблему, решают её и отправляют человека в свободное плавание. А тут каждый день приходят одни и те же пациенты, часто они проходят по несколько курсов в год и, если не выстроить с ними психологический контакт, можно так и не достичь успеха. Человек с самыми разными травмами – это не злополучные переломы, вывихи и растяжения, – это в первую очередь человек. Может он ходить или нет совершенно неважно. Все, кто пришел не больные, они выздоравливающие. От врачей ЛФК не скрыть спортивного настоящего, они определяют твою профессию в прямом смысле на ощупь: «Танцуешь что ли? По стопам и икрам такой перегруз. А мышцы колена совсем не работают, вот

твоя чашечка и вылетает. Закачивать будем?». Да конечно будем, разве у меня есть выбор? С пациентами общаются на равных. Нет ощущения, что с тобой работает человек с высшим медицинским, это товарищ, просто более опытный в твоем вопросе. Когда курс лечения заканчивается, они провожают буквально как родных и радуются результату, пусть и очень небольшому: «Ну все, в следующий раз приходите уже на своих ногах». Прощается с Алексеем Александровичем мужчина со спинальной травмой, практически парализованный. У меня недоумение: – Алексей Александрович, а он что сможет ходить?

– Да конечно сможет. Всем бы такие темпы восстановления. Сейчас вообще у многих хорошие шансы. И эти шансы стараются не упускать. Среди спинальников много пострадавших в ДТП, с ними работают психиатры и психологи. При таких травмах главная роль у лечебной физкультуры, подход очень индивидуальный и точные прогнозы давать невозможно. Задача психологов объяснить, что парализация – не пожизненный ад и 5–6 часов в зале – это путь к нормальной жизни. Люди, получившие инвалидность к бытовым условиям адаптируются, а те, кто прошел этот процесс раньше, помогают остальным. Люди в инвалидной коляске внутренне очень сильные. Сомнение и отчаяние – частые гости среди пациентов. После двух месяцев боли и хруста в суставе я не выдержала. Это был конец рабочего дня. Не помню, чтобы когда-нибудь лила слезы в общественных местах, но этот день стал чертой, после которой терпение закончилось.

– Девушка, давайте я вам помогу, что для вас сделать?

– Мне никто здесь не поможет.

– Но я могу попытаться – У вас не получится. Тогда я увидела, как Леонид пересаживается с мягкого дивана в инвалидное кресло. Они с женой вылетели с автотрассы год назад. Его дочке шесть лет, в этом году она пойдет в школу. Папа отведет ее в первый класс, маме восстановиться к сентябрю будет очень сложно. Но они верят в лучшее, ведь, по словам врачей, чудеса здесь действительно случаются. Сила воли и поддержка близких – лучшее лекарство даже в самых

безнадежных случаях. Кому повезло больше, молчаливого подвига не понимают. К январю я все же решилась поставить уколы в сустав. Этим занимаются в процедурном кабинете, куда очередь примерно месяц, поэтому лечащие травматологи приходят на работу раньше и прямо в стационаре без очереди проводят необходимые манипуляции. Утреннего кофе у травматологов не бывает, это я знаю наверняка. Рабочий день начинается в восемь утра, заканчивается около шести вечера. Я, конечно не трус, но уколы не одобряю.

– Вы что, прямо сейчас в колено колоть будете? Я не хочу, я домой пойду.

– Саша, колено расслабь. Больно не будет, точно говорю. Головой вертеть не надо, смотреть сюда тоже. Если вдруг что-то будет беспокоить, сразу приходи, поднимайся на седьмой этаж. Найди меня в ординаторской, только ничего не жди и не терпи, понятно? Первыми ждут у перевязочной пациенты вроде меня, с уколами и мелкими перевязками. После обычно операция, поэтому опаздывать нельзя. Но это больница и экстренную помощь никто не отменял. Возле кабинета сидят человек десять. Уровень возмущения растет.

– Где врач? Позовите врача! Нам нужно срочно на работу.

– Доктор на срочной операции. Его сразу забрали.

– Позвоните ему, скажите, чтобы побыстрее.

– Он не может взять трубку, он в операционной.

– Звоните ещё, что, так сложно ответить, мы ведь его ждем. Вы совсем зажрались, мы вообще-то деньги платим.

Медсестра спокойно объясняет, что доктор подойдет как только закончиться операция, свои деньги вы можете забрать в кассе. Однако никто не ушел. Примерно через час уставший травматолог поднялся в перевязочную.

– Александр Александрович, вы нас обидели, мы же вас так ждали!

– Это возмутительно, что за халатное отношение к пациентам! Доктор Алекперов, казалось, ждал любой реакции, но только не такой. Он выдержал паузу, сделал глубокий вдох и извинился.

– Зачем нам ваши извинения? Мы вам деньги платим, а приходится на работу опаздывать. Доктор ещё раз спокойно оглядел пациентов.

– Поднимите руку. Ну поднимайте, поднимайте. Положите себе на голову, повращайте. Как ощущение?

– Нормально, что за цирк?

– Неделю назад вы её параллельно полу вытянуть не могли. По очереди проходим, кто сильно обижен, может не проходить. Мастерство самоконтроля в таких ситуациях – одна из профессиональных черт. Кто-то недоволен поведением врачей и организацией лечебного процесса. Кто-то во всем старается искать недостатки и оставляет негативные отзывы, совершенно забывая о восстановленных руках и ногах. Остальные навсегда запомнят, как им спасали жизнь. В наше время человечность и понимание ходят на второй план, в медицинских учреждениях тем более. В этом институте самое совершенное оборудование и квалифицированные специалисты. Но пациентам это совершенно не важно. Секрет успеха новосибирских травматологов в любви не только к своему делу, но и к людям, которым нужна помощь. К слову через полгода я всетаки взяла спортивный таймаут, мне провели комплексное лечение, боли больше не беспокоят. Если верить, что в жизни нет места случайности, то количество жизненных уроков за такой короткий срок навсегда изменило мое отношение к жизненным ситуациям. Пусть на счету врачей будет ещё не одна спасенная жизнь, а у пациентов силы бороться и побеждать. Александра Сухова, фото Александры Нечаевой и Анастасии Фёдоровой

6

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

Добрый доктор Герасенко

Андрей Александрович Герасенко – травматологортопед, заведующий диагностическим центром частной клиники «Авиценна». Говорит хорошо поставленным голосом, объясняет все предельно понятно. Держится независимо. Андрей Александрович с гордостью не мальчика, но мужа демонстрирует «железячки» центра диагностики – крутые томографы, мамографы, аппараты УВЧ, лазерные установки, и даже лор-комбайн.

Как часто можно летать в Москву?

В «Авиценну» Андрея Александровича пригласили организовывать частный травмпункт: – Я сказал, что это невозможно: ни один нормальный человек не пойдет платить деньги за оказание медицинской помощи, когда по городу куча травматологических пунктов. На что мне ответили, что это не моя проблема. В итоге наш травмпункт открылся в 2008 году. Тогда я сидел на приеме с восьми утра до восьми вечера. За день мог никто не прийти, мог – один человек. Так начинали. А сейчас два травматолога

в день работают, иногда настолько завалены, что едва успевают всех принять.

– А почему люди приходят сюда, хотя им действительно в любом травмпункте окажут ту же помощь бесплатно?

– Потому что мы здесь общаемся с пациентами. Мы им рассказываем, как решить их проблемы. Зачастую ведь людям хочется понять, и я фактически читаю им краткий курс травматологии и ортопедии. Шесть лет Андрей Александрович преподавал в мединституте на кафедре травматологии. Три года назад ушел – не хватает времени. Теперь вот читает краткий курс травматологии журналистам: – Где выше лучевая нагрузка – на рентгене или на томографе?

– На томографе, конечно, выше. По сути, он делает многомного рентгеновских снимков.

– С какой периодичностью можно делать МСКТ, чтоб это не вредило пациенту?

– По большому счету, лучевая нагрузка на томографе соизмерима с нагрузкой при перелете на самолете из Новосибирска в Москву. Соответственно возникает вопрос – а как часто можно летать в Москву?

Количество явок в частный травмпункт: от 20 до 60 человек в сутки. Сердце в прямом эфире

Андрей Александрович ходит по диагностическому центру как управляющий с большим стажем – может открыть любую дверь, заглянуть и, если свободно, запустить нас.

– Если говорить о городском травмпункте, то в праздники у них аншлаг. В частном – на следующий день после праздников. То есть когда алкогольное опьянение пройдет, идут в частный травмпункт. Почему-то людям неудобно в частное заведение приходить пьяными.

– Почему так?

– Ну вам же тоже здесь немного неуютно. Пришли бы в обычную поликлинику, было бы спокойнее, хотя врачи работают те же самые. Почему это – я не знаю. Коридоры в частной клинике чистые и красивые, с крошечными столиками и стульчиками для детей. Тут же бумага и карандаши – приятно посмотреть. Есть даже комната с табличкой «Мамин университет»:

– Да, они тут занимаются, мамам на пузиках рисуют солнышки всякие… В кабинете кардиолога проводят функциональную диагностику – пациент бежит по дорожке или крутит педали, а на экране – работа его сердца. В прямом эфире. Андрей Александрович ласково называет тренажер «велосипедиком», а дефибриллятор – утюгами. В кабинете хирурга: – Какие операции может проводить хирург?

– Даже девственность восстанавливает! Это очень востребовано, особенно у людей с мусульманской верой. Они обязаны выходить замуж девственницами. Кровь из носу. Ну не из носу, а… вы понимаете.

– На вывеске у вас написано «пластическая хирургия». Это что?

– Все. Уши, нос, губы, морщины, липосакция, форма молочной железы, форма бедер, голени, ягодиц…

– Это популярные услуги?

– Наверное, если бы мы жили в Москве, это пользовалось бы огромным спросом. Здесь поспокойнее.

– А местные звезды?

– При выборе клиники – даже у местных звезд – есть понятие моды. Модно ездить в Москву и делать пластические операции. Тоже касается и некоторых спортсменов, которые живут в Новосибирске, но известны всему миру: у них модно лечиться заграницей. У тех спортсменов, которые менее топовые, модно лечиться в Москве. А у тех, которые еще менее топовые, модно лечиться у нас.

Розовый фламинго в коридоре

Педиатрическое отделение. В холе пеленальный столик в виде гепарда. Коридоры украшают мультяшные герои и стильные скульптуры – фламинго, пингвины. Во всех кабинетах мебель ярких цветов: – Помогаем маме зачать, выносить и родить. А потом наблюдаем за ребенком и за мамой. Иногда еще и за папой.

У нас есть травматолог, который занимается детьми. Дети – это с ноля до 17 лет. В 17 это уже, конечно, не дети, но тем не менее. У них бывают косолапости всякие, косорукости, кривоногости… Мы им помогаем с этим справиться.

– Можно поговорить в вашем кабинете?

– Ну он такой… Не шибко презентабельный. Все лучшее людям, понимаете? И правда. За новенькой дверью скрывается обшарпанный коридор с какими-то непонятными проводами и стойким запахом сигарет.

– А сами вы, где лечитесь?

– Здесь. А где еще? Основной показатель: наши сотрудники выбирают нашу же клинику.

– Случается вам ночевать на работе?

– Любая хирургическая служба по определению круглосуточная. Например, в воскресенье ты дежуришь на сутках: с 8 утра воскресенья до 8 утра понедельника. А в 8 утра понедельника у тебя начинается рабочий день, и ты работаешь до вечера. Живешь на работе фактически. А если один ушел в отпуск, второй заболел – тебе дежурства ставят через день. Получается, ты ночуешь дома раз в два дня. Здесь (в «Авиценне») такие ситуации тоже бывают, но редко. Когда пациенты обращаются ночью, сгребаешься из дома, собираешься и едешь. Такая работа. И если ты этого не сделаешь, сядешь в тюрьму. А люди, которые приходят в частный центр, зачастую относятся к врачам даже хуже, чем в государственной больнице. Потому что там им помогают бесплатно, а здесь – за деньги. Но если докопаться до сути, нигде ничего бесплатного нет: там платит государство, тут – пациенты.

Антон, пришел в «Авиценну» с дочкой и сыном:

– Почему вы лечите своих детей в частной клинике?

– Да потому что здесь порядок всегда. Пришел, в назначенное время: тебя приняли, обслужили, все рассказали и объяснили. В государственной такого не получишь. Там постоянные очереди, бардак – запишешься на 12.00 примут в четыре, если еще примут. Евгения Соколовская, фото Анастасии Фёдоровой

Диагноз профессии Чем дольше смотришь на цифры и пытаешься разобраться в зарплатах работников здравоохранения, тем больше возникает вопросов к правительству. Оклады медработников зачастую меньше, чем прожиточный минимум. Правда, к ним добавляется районный коэффициент – 25 %, а потом 13 % отнимают налоги. Здравый смысл и без подсчетов подсказывает, что желание идти на такую работу у студентов вряд ли появится. Но выход есть: – Чтобы нормально получить, надо взять побольше ночных смен. По полтора суток мы на работе. Дома практически не бываем, – рассказала Майя Сергеевна Нештенко, старшая операционная медсестра. – Если сестра вышла замуж за хирурга, скорей всего, они почти не видятся: дома вместе не находятся, общаются только на работе. С детьми сидят по очереди.

Вариант, конечно, приемлемый, если бы была видна хорошая перспектива.

– Здесь же мясорубка самая настоящая. Круглосуточная! Везут и падение с высоты, и травмы «автодорожки», и ножевые, огнестрельные… Везут-везут, переломы рук и ног. Многие молодые девочки не справляются. Они морально не готовы к такому, – делится Майя Сергеевна. – Бывает и хирург крикнет во время операции, но мы, конечно, не обижаемся. Иногда привозят неблагополучных больных, тогда мы надеваем очки, побольше перчаток, халатов, чтобы не заразиться. По данным опроса ФОМ на 2013 год доверяют врачам только 60 % россиян.

– За последнее время пришли только две медсестры. Они продержались пару месяцев, а потом ушли вообще из больницы: не справились с ночными дежурства-

ми и нагрузками. Здесь главное перетерпеть первое время, а потом втягиваешься. Знаете, у нас в такой большой больнице нет психолога. Нет психолога! Но он нужен, – говорит Майя Сергеевна. – Я тоже поначалу переживала, плакала. Первую свою операцию я отдрожала. А потом… На многое уже не реагируешь. По данным того же опроса, государственным клиникам доверяют 52 % опрошенных. Из них 16 % пояснили свою позицию тем, что у них нет денег на частные, вот и идут в государственные.

– Многие пришли учиться в вуз под влиянием сериалов о докторах, – рассказал Станислав Прищепа, студент третьего курса медицинского университета. – Потом, погрузившись в учебу, они поняли, что профессия врача не такая уж и романтическая. После часа, проведенного с гнойными больными, выходишь опусто-

шенный. Эта профессия настолько эмоционально пожирает, что ты постоянно задумываешься: «А надо ли тебе это, а готов ли ты к такому?». Из потока первокурсников, поступающих в медицинский, до самого конца доходит лишь малая часть. Многие не могут потянуть объем заданий и теряются в названиях болезней. Другие понимают, что не хотят видеть свою жизнь такой.

– У нас в больнице профсоюз постоянно организует семейные праздники, конкурсы рукоделия,

соревнования, фотовыставки. Раз в полгода подводят итоги трудовые и дают премии, – объяснила Майя Сергеевна, старшая медсестра. – Зря вы думаете, что работа медсестры – это уколы и перебинтовки. Нет, у нас в операционном блоке очень интересная работа. Мы же ассистируем хирургам, мы их правая рука. Я очень люблю эту работу. Мне нравится ощущение инструментария, операционной. И мы же все-таки жизни спасаем. Анна Иванова

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

7

Частное дело каждого Ещё недавно государство фактически обладало монополией на оказание медицинских услуг. За каких-то пятнадцать лет ситуация в корне изменилась. В какихто регионах частная клиника уже обогнала государственную, в каких-то – наступает ей на пятки. Какое будущее ожидает две эти структуры? В Древнем Китае проклинали так: чтоб тебе жить в эпоху перемен!.. Именно это сейчас происходит с отечественной медициной. Долгих семьдесят лет в России было только государственное здравоохранение. В середине девяностых начали зарождаться частные клиники. Первыми на требование момента откликнулись стоматологи, потом подтянулись кардиологи, пластические хирурги и другие профильные специалисты. Частная клиника и частная школа – о, это роскошь, простому человеку не по зубам! Но если частному образованию суждено было остаться элитарным, то визитом в частную клинику сегодня никого не удивишь. Уз к о с п е ц и а л и з и р о в а н н а я частная клиника понемногу отходит в историю. Начинается эра медицинских многопрофильных центров. Собственная лаборатория? – ха! Как насчет собственного стационара? Частной скорой помощи? Частного роддома? Сегодняшняя частная клиника – это империя, молодая и хищная, которая стремится захватить побольше земли и утвердить над ней свою власть. На практике это означает провести пациента по всем этапам лечебного процесса – от постановки диагноза до выписки. При таком раскладе клиника полностью контролирует денежный поток. Но и пациент оказывается в выигрыше – ему не придется бегать по инстанциям и страдать от несостыковки профильных служб. Рассказывает травматолог медицинского центра «Авиценна» Андрей Герасенко: – Первое время после того, как открылось наше отделение, я сидел в клинике с восьми утра до восьми вечера. За весь день мог прийти один пациент. Сейчас у нас, в среднем, от 60 до 80 посещений за смену. Самый легкий день – среда, больше всего работы по понедельникам, четвергам и субботам. У частных клиник формируется своя клиентура: один идет на конкретного врача, другому не хочется часами сидеть под дверью в районной поликлинике, для третьего горбольница – самое жуткое место на свете, а в частной клинике все же не так страшно. Но если государственная медицина ассоциируется с очередями, хамством и плохим оборудованием, то за словами «частная клиника» всегда стоит подозрение: не слишком ли дорого? Семьдесят лет бесплатной медицины сделали свое дело. Вот уже выросло поколение тех, кто родился после развала Союза, а в подсознании по-прежнему сто-

ит прошивка – как так, платить за лечение? Отсюда недоверие к назначениям частного врача. Ходят байки о том, как пациента гоняют из кабинета в кабинет, выполняя ненужные исследования, только чтобы выжать с него побольше денег.

– Приведу пример: ко мне обращается человек с травмой колена. Он мог повредить связку, мениск, сухожилие или кость. Проблемы с мягкими тканями видны на МРТ, перелом кости – на рентгене. Я направляю его на оба исследования. Он возвращается – на МРТ все в порядке, рентген показал трещину. И пациент тут же задает вопрос: а зачем тогда вы меня направили на МРТ? Там, где в государственной больнице пересекаются ОМС и ДМС – обязательное и дополнительное медицинское страхование, иными словами, бесплатные и платные услуги – всегда так жарко, что аж искры летят. Человек более-менее понимает, за что он платит в частной клинике. Но платить еще и здесь? Куда деваться,

он заплатит, но потом на всех углах будет кричать, что доктора только и знают, как давить из больного деньги. Закономерным итогом такой ситуации становится образ врача – не то святого, который работает сорок часов в сутки совершенно бесплатно, не то барыги, который даже наркоза не даст, пока не сунешь ему в карман тысячу. За услугу, оказанную в рамках ОМС, платит государство, на каждую патологию разработан жесткий стандарт, и врач не имеет права нарушить его в меньшую или большую сторону. Иными словами, он не может оказать услуги сверх тех, что заложены в госгарантиях. Дорогие обследования,

инновационные лекарства, современные перевязочные материалы – все это находится за пределами стандарта. Речь уже не о том, платить или не платить. Речь о том, что врач государственной поликлиники даже за деньги не имеет права выписать дорогой, но качественный аналог какого-нибудь аспирина. Теоретически это ограничение должно защищать пациента от произвола – вдруг доктор договорился бы с фармкомпанией и проталкивал бы ее продукцию больным? Но на практике получается, что врач XXI века лечит почти теми же средствами, что его советский коллега.

Частная медицина, конечно, не рай на земле, но она существует по законам рынка, где в условиях конкуренции выживает сильнейший. Клинике выгодно иметь самое лучшее оборудование, самых умелых докторов. Врач, в свою очередь, получает не фиксированную зарплату, а процент с каждого посещения. Больше пациентов – больше денег. А между тем в затылок дышат конкуренты, и если ты оступишься, вляпаешься в скандал, твое место сразу займет ктонибудь другой. Если доктору из государственной больницы нужно ехать на конференцию, он старается выбить себе командировку: после ритуального танца с бумажками ему оплатят участие, проживание и, возможно, дорогу. Или нет. И он просто не поедет. Сотрудник частной клиники отправится туда за свой счет. Ему никто не будет мешать, но и помогать никто не будет. Система частной медицины проста и цинична. В ней нет ничего от вечного двигателя – все мы прекрасно понимаем, как она устроена. И все-таки она работает: врач может лечить, пациент получает возможность лечиться. Можно предположить, что через двадцать лет в ведении государства останутся только крупные федеральные центры, где врачебная работа сочетается с передовыми научными разработками. Древним китайцам не понравилась бы наша страна. Когда бы мы ни жили, мы живем в эпоху перемен. Мария Быкова, фото Анастасии Федоровой

8

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

Мы – медсанбат В городской клинической больнице № 34 нас встречает Владимир Иванович Ярохно, главный врач этих мест с 1990 года.

– Екатерина Валентиновна! (по громкой связи). По последнему соглашению между профсоюзами и минздравом, какой там оклад у начинающего врача? Телефон в кабинете Ярохно звонит беспрестанно. Когда замолкает стационарный, начинает звенеть мобильный. В разговорах с коллегами Владимир Иванович называет нас «чужими людьми».

О развале СССР он говорит как о времени, когда «все рухнуло», бизнесменов называет капиталистами, а санитарок и сестер – «мои девочки».

– Мое поколение работает не только за деньги. И когда встает вопрос о лишних дежурствах, взрослые доктора все-таки помнят, что давали клятву Гиппократа. Ваше поколение с дивана не под-

Ещё в мае 2012 года вновь избранный в президенты РФ Владимир Путин подписал ряд инаугурационных указов, один из которых предусматривает постепенное повышение заработных плат медперсоналу и врачам. Согласно указу, медперсонал должен к 2018 году получать зарплату на уровне средней в соответствующем регионе, а зарплата врачей должна быть даже выше средней. В Новосибирской области по статистике средняя заработная плата за 2013 год составила 24 тысячи рублей. За окном апрель 2014 года. Есть ли подвижки в системе здравоохранения за два года, нам рассказал главный врач городской клинической больницы № 34 Новосибирска, доктор медицинских наук, врач высшей категории, заслуженный врач РФ Владимир Ярохно.

– Основная проблема нашей страны – проблема бедности, и работники медицины в связи с низкой оплатой труда тоже попали в эту беду. Наша маленькая зарплата совершенно никого не интересует. Сейчас примерный оклад терапевта – восемь тысяч, санитарки – три, мой оклад –12.400. Конечно, я получаю значительно выше за счет контракта с мэром, но государство рисует нам такие цифры. Видимо общество именно так оценивает труд людей, которые помогают им дольше прожить,

Инвестиции в здоровье нации гарантируют огромную прибыль стране, нопочему-тогосударство так не считает…

нимется, не спросив «Что я за это получу?».

За ними стою я

– Больница работает семь дней в неделю. У нас на дверях нет замков. Никто не спрашивает, есть места или нет. Мы – больница скорой помощи. Мы – медсанбат. Мы берем столько, сколько берем, понимаете да?

– Мы работаем в учреждении, которое не может бастовать. Мы не можем бросить наших пациентов. И мало кто из нашего брата пошел торговать водкой, как бы

тяжело ему ни было. Врач – это коллективная профессия, один в поле не воин.

– Частная медицина занимает два процента. Они не делают погоды. Если завтра закроется 34 больница, в день будет 150 трупов. Это точно. А если закроется платная клиника, никто не умрет. Они могут делать и открывать все, что угодно. Но за ними стою я. Все буду разгребывать я и такие, как я.

– Насколько бы ни был богатым человек, при инфаркте миокарда, который начался в Новосибирске, он не успеет оказаться в Германии. И при аппендиците не успеет. У нас – неотложная помощь.

– Деньги пациентов мы привлекаем только при сложных травмах, как альтернативный метод, и только с согласия пациента. Конечно, мы можем поставить пациенту этот бюджетный гвоздь, но сейчас есть более современное оборудование, которое стоит очень дорого, но позволяет уже завтра встать на ноги.

Кто давал клятву Гиппократа, и кто нет

– Врачи и учителя – это божьи люди, которые любят и хотят этим заниматься. Есть же люди, которые не хотят слушать чьи-то жалобы и могут упасть в обморок, увидев кровь. А люди, которые идут в ме-

дицину, особенные – они чуть ли не генетически запрограммированы на помощь.

– Любой человек может вызвать к себе домой как минимум трех врачей. Скорую помощь можете вызвать? Можете. Участкового терапевта можете вызвать? Можете. Педиатра своему ребенку вызвать?! Можете! Можете пять раз на дню их вызывать. И еще права качать будете.

– Никогда не придавал большого значения технике, никогда! Вот в последние годы появились навороченные аппараты, а показатели ненамного стали лучше.

– Мы с вами живем в Сибири. Здесь жить вообще нельзя. Поэтому самое благоприятное время какое? Лето! Летом хорошо, каждый кустик ночевать пустит, больных мало. Если завтра гололед вы же понимаете, что к нам больше больных придет? Если праздник и гуляет вся страна, понимаете, что будет?

– Никогда не придавал большого значения технике, никогда! Вот в последние годы появились навороченные аппараты, а показатели ненамного стали лучше.

– Я со второго курса начал работать медбратом и со второго курса 15 лет каждую вторую ночь не спал. Евгения Соколовская, фото Анастасии Фёдоровой

Проблемы с головой легче, счастливее, комфортнее. Из-за низких зарплат приходится брать много ночных смен – это тяжело. Все проблемы в головах. У нас есть такая голова – Минздрав России, так вот, кажется, с ней чтото не в порядке. Из одной проблемы как следствие вытекает другая, еще более глобальная – дефицит кадров. Лечить людей становится некому, медработники не желают вкалывать за гроши.

– С врачами плохо, с медсёстрами совсем плохо. Каждый день мы принимаем около ста пятидесяти человек, каждому стараемся помочь. Так как государственная медицина не способна предоставить ни хорошей техники, ни лекарств, ни врачей, многие пациенты могут стать инвалидами. Тогда их в оборот берут федеральные центры и частники. Лучшие врачи должны работать у нас, в гос. медицине. Если доктор из частной клиники, такой, например, заболеет, он окажется здесь, так как в их клинике занимаются тем, что экономически

выгодно, к нам же везут всех. В условиях рынка каждый стремится заниматься собственной выгодой, а государственная медицина не имеет прибыли. Казалось бы, мы занимаемся потреблением народных денег, но эти деньги и идут на лечение самого народа. Необходимость сохранять государственную медицину, обязывает правительство назначать достойные оклады, чтобы люди сюда шли работать. Представьте мужчину, которому нужно кормить свою семью. Вот и все.

– Что если устроить некий протест?!

– Мы же люди старого поколения, нам обещают, мы ждем. Мы не может в соответствии с законодательством устроить забастовку – на митинги ходим, когда их организуют близкие по духу партии. Мы не можем бросить больных. Ведь у нас были годы, когда нам не платили деньги, в начале 90-х, но мало кто пошел из нашего брата торговать водкой. Единственное и не слишком действенное решение этих про-

блем, которое видит, Владимир Иванович – это голосовать на выборах за тех, чьи социальные идеи направлены на благополучную жизнь простого человека. Но зачастую, оказавшись в кресле парламента, человек думает о том, что экономически выгодно именно ему. До 2018 осталось чуть больше трех лет. Сможет ли зарплата государственных медработников подняться с восьми тысяч до двадцати четырёх? Женя Пешкова, фото Анастасии Фёдоровой

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

Милосердие для народа

9

– Все. Начиная от докторов до младшего медицинского персонала. И медицинские и немедицинские работники. Те, кто готов работать сиделками. Так как это особый психотип людей, которые сознательно всю свою нерастраченную энергию посвящает заботе о тяжелобольных. Как неспроста одни люди становятся медиками, а другие педагогами, так неспроста и к нам приходят.

– Проблем нет с кадрами?

– Огромные проблемы. Сейчас они есть у всех, во всех сферах бизнеса. Кадровый дефицит и связан он не с образовательным уровнем, а с низким уровнем работоспособности и ответственности людей. Почему-то тенденция ничего не делать и деньги получать становится у нас основной.

– Сотрудничаете ли вы как-то с государственными медицинскими и немедицинскими организациями?

Утро. Прохладно. Ждем сначала автобус, потом долго собирающихся студентов. Наконец, выехали. Дорогу я не помню: жаль было терять время, поэтому я сплю. Примерно через полтора часа мы прибываем на место, без труда находим нужный нам корпус 3 по улице 1905 года. Небольшой кабинет, четыре стола. Столько же сотрудниц. Принимают звонки, оформляют заказы, заключают договоры. На полках лежат разные средства для ухода за тяжелобольными людьми. Нас уже ждут. Встречают очень радушно. Усаживаемся. Алла Викторовна Бобылева руководитель патронажной медицинской службы «Милосердие», не дожидаясь наших вопросов, начинает рассказывать. Всё по порядку, просто и понятно.

– Как возникла идея создать такую службу? И есть ли её аналоги в других городах?

– В других городах есть подобные службы, но идея создания родилась у меня в душе. Когда я работала в реанимации, много раз сталкивалась с такой ситуацией: тяжелого больного отдаешь родным, (понимаешь, что он на ноги уже не встанет) и видишь испуганное лицо, в глазах вопрос: «Что же мне делать теперь с ним»? Потом начинаются звонки от них в реанимацию, потому что они привыкли ко мне как к врачу, раз-другой съездишь, объяснишь.

– Почему в нашей стране есть необходимость в такой службе, как ваша?

– Давайте рассмотрим всё по порядку. Человек заболел, его направляют в поликлинику, если он затяжелел – дают направление в стационар. Потом его как бы подлечили в стационаре, считается, что он уже здоров, и пора его выписывать в поликлинику. А если он остался инвалидом или прикован к постели, или стал слабоумен; если он не может сам за собой ухаживать, вести элементарный быт, контролировать прием лекарств. Куда его? Родственники понятия не имеют, как с ним обращаться, а поликлиника этим не занимается. Получается пробел в медицине, когда этих пациентов девать некуда, и они ложатся на руки семьи. Здесь возникает непросто медицинская проблема, а медико-социальная. Потому что такая

семья выпадает из социума. Кто-то должен вместо того, чтобы работать и вести активный образ жизни, ухаживать за тяжелобольным. Так и получается, что наша служба и замещает с одной стороны медицинские службы, а с другой социальные, которые государством не восполняются. Я всегда сравниваю наше дело с патронажной медицинской сестрой. Она приходит в семью, где есть новорожденный и рассказывает, как пупок обрабатывать, как его кормить, купать. А когда в семье появляется тяжелобольной за ним тоже нужно ухаживать, но никто не расскажет, как это правильно делать. Выходит, что мы занимается тем же самым патронажем, что и медицинские сестры.

– Расскажите, какие функции выполняет ваша служба?

– Человек слег, допустим, у него случился инсульт в стационаре. Ему оказали помощь и теперь его как-то нужно оттуда вывезти. Все считают, ну на машине скорой помощи. Но она называется «Скорая неотложная медицинская помощь». Работают на скорых девчонки-фельдшеры, которые оказывает первую помощь. Она не таскает на себе пациентов. Их функции – спасение тех, кому нужна срочная медицинская помощь. А мы видим обычного человека, пусть и не вполне здорового, но ему не требуется неотложная помощь. Отсюда родилась идея транспортировки таких пациентов. Мы создали транспортные бригады с мужчинами-санитарами, которые приходят в палату, забирают человека, доставляют его, поднимают на нужный этаж и укладывают в постель. Привезли, уложили. А что родным с ним дальше делать? Вот лежит больной 90 килограмм, как его мыть, поворачивать, если он сам не может? Возникают пролежни, что с ними делать? Всему этому их нужно научить. В службе есть специалист по уходу, который придет, расскажет, как поставить кровать, чтобы было удобно, как правильно переворачивать, что нужно в такой ситуации? Расскажет, что есть специальные противопролежневые матрасы, есть специальные наборы средств для ухода и самоухода, впитывающие памперсы, трусики, пеленки и т. д. Бывает так, что в семье не могут

сами ухаживать за больным. В таком случае они подают заявку на сиделку, и, если есть свободная сиделка, предоставляем. Кроме того, больного нужно будет свозить на динамическое обследование, кто это сделает? Опять наши ребята. Приехали, забрали, по всем докторам провезли и доставили обратно. Так же мы предоставляем услуги вызова узкого специалиста на дом. Когда же человек начинает реабилитироваться, учиться заново ходить, осваивать жизненное пространство, ему нужны вспомогательные средства реабилитации. Как он справится с жизненным пространством никто не знает. Человек может отдать деньги за ходунки или за кресло и понять, что он с ними не справляется. Поэтому мы сделали функцию проката. Можно взять в прокат попробовать, получается – выкупить, нет – попробовать что-то другое. Так же люди из других городов приезжают в Федеральные медицинские центры на лечение, кто их будет снимать с поездов и аэропортов и везти до места назначения? Тоже наши ребята в любое время дня и ночи приезжают, забирают, отвозят. Хотя мы все в большинстве своем медики, по неволе пришлось стать психологами. Потому что семьи с тяжелобольными людьми не получают никакой психологической поддержки. А часто их мучает чувство вины, что они что-то не сделали, чтобы спасти близкого человека, хотя на самом деле, ему уже ничем не поможешь. И мы должны правильно подобрать слова, чтобы объяснить им это. Сказать, что сейчас просто нужно быть рядом с больным в его последние часы и терпеливо к нему относиться.

– Как коллектив справляется с психологическими проблемами?

– Не пропускать через себя каждую историю невозможно. Необходимо уметь выслушивать,

сочувствовать. Оставаться бесчувственным невозможно. И некоторый цинизм, который вы видите в медицине – это средство психологической защиты от всех ситуаций, которые приходится через себя пропускать. Важно потом суметь разгрузиться. Поэтому наш коллектив подобран таким образом, чтобы было комфортно внутри него работать. Когда наши сиделки знают, что могут здесь выплеснуть накопившиеся эмоции и получат поддержку, они с готовностью выслушивают. То же здесь могут получить и наши пациенты, и их родственники. И, конечно, нужно уметь потом сбрасывать с себя всё. Самый удобный и доступный способ – это проговаривание. Мы делимся друг с другом впечатлениями, обсуждаем все события и так избавляемся от стресса. У нас есть функция дежурного телефона. Дежурим по очереди, чтобы остальные могли разгрузиться.

– Как подбираете персонал?

– Каждый человек проходит собеседование. Первый вопрос, который мы задаем: «Почему вы идёте с сиделки?». И от того, что он ответит, многое зависит. Если он говорит что-то вроде: «Ну а что. Посидеть, поговорить, деньги получить», естественно, мы не примем такого. И таких ответов достаточное количество. Люди думают, что профессия сиделки от слова сидеть. То есть посидеть, поболтать, за ручку подержать, стакан воды подать. Пока им не расскажешь, какой это тяжелый физический и психологический труд видеть перед собой больного человека или слабоумного. Старческая деменция многолика, и распознать, что это она, а не капризы, сложно даже очень опытным сиделкам. А понимать, что старый человек делает всё наоборот не на зло, а из-за болезни ещё сложнее.

– По профессиональному признаку кто есть у вас в штате?

Насуществованиетакойслужбыможнореагировать неоднозначно.Кто-тоироничноусмехнется,дескать, помощь должна быть бесплатной. А кто-то от души поблагодарит за создание службы «Милосердия». Каждыйрешаетсам.Номнекажется,чтолучшезаплатитьи правильнооказыватьпомощьтяжелобольному близкомучеловеку,чемпожалетьденеги потомстрадать самому и видеть страдания больного

– С медицинскими, к сожалению, никак не сотрудничаем. Но сотрудничаем с управлением социальной поддержки населения по двум программам. Первая: уход за пожилыми людьми, получателями пожизненной ренты. Это, как правило, люди, у которых нет детей или дети не претендуют на квартиру. Тогда родители или родитель сдает квартиру в ренту городу. При заключении договора квартира переходит в собственность городу, но живет человек в ней до самого последнего дня. Получает большую единовременную компенсацию и ежемесячные рентные выплаты. Кроме этого, город оплачивает коммунальные услуги и к нему приставляется социальный работник, который занимается уборкой квартиры, закупкой продуктов и медикаментов, решает документальные вопросы. А когда возникает необходимость заботиться о больном человеке, город покупает услугу сиделки у нас. Затем, когда всё заканчивается, город хоронит за свой счет, оформляет похоронное место и в течение 25 лет уход за могилой. У рентополучателей отдельное кладбище, но по желанию он может быть похоронен на другом кладбище. Я думаю, что те, кто получает эту программу очень защищенные люди. Сами рентополучатели часто бывают недовольны, но ведь им не с чем сравнивать, они не знают, как другие пожилые, больные люди живут. А мне есть с чем сравнить. К сожалению, бывают семьи, в которых родные дети практически не ухаживают за своими родителями. Вторая программа: социальное такси для инвалидов 1 и 2 группы, ветеранов отечественной войны и детей инвалидов. Для тех, кто может сам передвигаться и садиться в машину предоставляются легковые автомобили. Их возят в социально значимые места: больницы, санатории, почта, пенсионные фонды, сберкассы. Каждый имеет право на три поездки в месяц. А когда человек уже не может сам передвигаться, город покупает перевозку у нас. Малую часть оплачивает сам больной, а остальное государство.

– Как о вас люди узнают? Как реагируют на то, что вы коммерческая организация?

– Рекламные компании через СМИ и Интернет, скидочные карты, флаеры. Часто слышу: «Ой, а что это платно?». Но наши услуги не могут быть бесплатными – у меня за спиной стоят люди, а им семьи кормить нужно, им хлеб бесплатно в магазине никто не даст. Бесплатно то, что от государства и то не бесплатно. За всё заплачено из наших же налогов. Ольга Михальчук

10

СКОЛЬКО СТОИТ

Спецэкспедиции «Аргонавты-2014»

ЗДОРОВЬЕ

30 лет на дежурстве Людмила Владимировна Гутор – старшая медицинская сестра отделения анестезиологии и реанимации в 34 городской клинической больнице. В отделении Людмилы Владимировны работают 22 медсестры. А для нормального функционирования нужно вдвое больше.

– Вся проблема в том, что молодежи нет вообще. За последние пять лет ни одного человека не пришло. Зарплаты маленькие – начальная ставка у сестры около пяти тысяч. Проработав семь лет, они могут подавать на вторую или первую категорию и получить прибавку к зарплате. Например, высшая категория сейчас получает восемь с половиной тысяч. Потом у нас нет общежитий. У меня есть девочки, которые приехали из села. Они снимают квартиру – это 10–12 тысяч. То есть свою зарплату она должна за квартиру отдать, а на мужнину зарплату жить.

– Почему, несмотря на все это, медсестры остаются?

– А остаются… Я вам сейчас скажу. Молодежи у меня – одна девочка, которая пришла пять лет назад. И мы – сорока, пятидесяти, шестидесятилетние, которых никуда уже не возьмут, но это одно дело. А другое – когда ты проработал тут 30 лет… Я отсюда никуда не побегу, хоть зарплату мне урежь. Когда открылся нейрохирургический центр, три сестры уходили, две из них вернулись.

– У вас большая зарплата?

– У меня лично? На 500 рублей больше в ставке, чем у сестер. Премии – 19 % мне доплачивают, потому что я старшая медсестра. А остальное – сколько надежуришь. Если не возьму дежурств, получу на дветри тысячи больше, чем сестры. Сейчас вот говорят, что «Ой, стали они ездить отдыхать, позаграницам…». Так они не работают, а пашут, чтобы поехать в отпуск. Сутки отдежурят, утром уйдут, а к четырем часам дня приходят и в ночь в реанимацию. И в отпуск едут, чтобы выспаться. Есть у меня человек шесть девчонок незамужних. И детей у них нет.

– А у вас есть дети?

– Да, двое. Одному 27, другой – 21. Мне повезло – у меня были две бабушки и дедушка. С ребятишками сидели они. А вот пришла ко мне девочка с области – у нее мамы нет, папа где-то в деревне, с мужем снимают квартиру. Они кое-как добились этого садика и то только потому, что у ребенка заболевание легких и ему дали санаторный садик. А так – сиди с ним весь день. Выкручиваются, кто как может. Врач одна у нас родила – так она свою дочку приводила сюда и вот на этом диване оставляла, пока девочка в школу не пошла. Когда и ночь тут переночует.

– Ваши дети какие профессии выбрали?

– Старший автотранспортный техникум закончил, а дочь в нархозе, будет экономистом.

– Бывает ли, что дети медсестер идут в медицину?

– Есть такое. У одной моей знакомой дочка училище закончила, сейчас старшая медсестра при стоматологической поликлинике. А вообще как-то стараются избегать медицины.

– А вы почему стали медсестрой?

– В свое время я поступала в нархоз. Мне не хватило полтора бала. Потом – это летом было – слышу по радио «У кого четыре и пять в аттестате, принимаем без экзаменов». И это недалеко от нас было. Ну, думаю, подам, посмотрю, что будет. Так и стала медсестрой.

– Вокруг вас все время больные люди, которых наверняка хочется пожалеть…

– После училища нас заставляли отработать три года. И я говорила, что отработаю, а потом ноги моей здесь не будет. И пожалуйста – 31 год я здесь! Сначала вообще не могла. Приходила с дежурства и ни есть, ни пить – больные перед глазами. А у меня зрительная память хорошая, иногда иду по улице и думаю – где же я этого человека видела? А потом вспоминаю, что он у нас в реанимации лежал. Раньше у нас было «детство» (детское отделение, – прим. ред.), там я вообще не могу. Не привыкла с детьми. А те, кто начинал в «детстве» работать, не могут со взрослыми. Потому что ребенок чище и меньше. А так ко всему же привыкаешь. Я уже многое не воспринимаю. Иногда дочь мне говорит: «Мама, ну как ты так можешь?!». И я уже думаю – может, со мной что-то не так? У нас ведь много бомжей, наркоманов, ВИЧ-инфицированных и сифилисных… Людей, которые с самого начала себя не жалели, к своему здоровью относились наплевательски. А когда поступят сюда, начинают гнуть пальцы – медсестра не так посмотрела.

– У меня в голове не укладывается, что вы все равно здесь остаетесь…

– Но кому-то же надо этим заниматься. Поступит ваш родственник и что? Неужели я скажу «Мне уже надоело, я к нему не пойду». Нам знаете, как раньше говорили? Ну не нравится – идите торговать. А если я ни украсть, ни покараулить не умею? Нет, мне эта торговля сто лет не упала.

– Вы верите в Бога?

– Верю не столько в Бога, сколько в судьбу. Судьба человека предопределена.

– И ваша судьба здесь?

– Наверное. Раз тридцать лет проработала – куда теперь деваться? В молодости я, когда в нархоз поступала, думала: «Боже мой, как я буду с этими бумажками работать, на фиг они мне нужны…». И вот, пожалуйста – это (показывает рукой на свой кабинет) оказалось нужным. Евгения Соколовская Фото Анастасия Федорова

Сегодня мы заботимся о других, чтобы завтра кто-то позаботился о нас Молодые журналистыиз Омска узнали, как в Новосибирске помогают тяжелобольным, сколько стоят подобные услуги, и с чем связан пробел кадров в медицине. К сожалению, в наше время многие люди страдают заболеваниями, которые приковывают их к кровати. Они остаются наедине со своей болезнью, несмотря на большую опеку со стороны своих близких. Семьи таких пациентов порой не знают, что им делать в сложившейся ситуации. Для них в Новосибирске уже восемь лет существует медицинская служба «Милосердие», которая помогает тяжелобольным пройти курс реабилитации. Нам удалось пообщаться с создателем центра помощи Аллой Викторовной Бобылевой изучить структуру организации изнутри и поучаствовать в транспортировке пациента.

*** 17 апреля, 11 часов утра. Мы заходим в офис центра помощи «Милосердие». Нас встретила доброжелательная Алла Викторовна – директор медицинской службы. Она рассказала нам об идее создания «Милосердия», о рабочем персонале центра и о специфике их работы. В это время в двери постучалась пожилая женщина. Она была одета довольно скромно.

– Все говорят, что у вас дешевле, чем везде, – устало улыбнулась женщина, передавая деньги за покупку. Одна из сотрудниц центра «Милосердия» улыбнулась в ответ и подарила бабушке 10-процентную скидку на услуги фирмы.

12 часов дня. Нам предложили поучаствовать в транспортировке одного из пациентов. «Бригада у нас интернациональная, – сказала Алла Викторовна, – хорошие ребята – Гарик и Олег».

*** В салоне фирменной машины «Милосердие» находились носилки, инвалидная коляска и аптечка. Сотрудники в красных комбинезонах оказались общительными. Пока мы ехали в больницу за клиентом, они рассказывали о своих рабочих буднях.

– Нам очень нравится здесь работать. Мы делаем добрые дела, может быть, завтра кто-то позаботится и о нас. Еще директор отличный, всем бы таких директоров. Алла Викторовна заботливая как мама, серьезная как руководитель и хорошая как человек. Всегда понимает нас, дает выходные если нужно.

– А к вам поступают заказы только из Новосибирской области?

– Нет, мы и в другие города часто катаемся. В Омск иногда, в Кемерово, Новокузнецк, Красноярск, Барнаул и другие.

– Ого. А сотрудников много у вас?

Немного. К нам попасть сложно. Но если устроились на работу,

то остаются надолго. Мы, например, с самого основания фирмы работаем. Некоторых, конечно, увольняют, если на них клиенты жалуются.

12 часов 30 минут. Мы прибыли в городскую больницу, забрали пациентку и повезли её домой. За время нашей поездки Гарик и Олег приняли пять вызовов. И в таком ритме они работают каждый день. Когда мы приехали на место назначения, бабушку встретил её родственник. Мы спросили, откуда он узнал о компании. Мужчина увидел номер телефона на фирменной машине. Он отметил, что сотрудники центра выполняют работу качественно. Подобные услуги теперь доступны для многих в Новосибирске. За этот выезд заказчик заплатил 1950 рублей. Цена зависит от веса человека, продолжительности пути и этажа, на который нужно доставить пациента. Кроме транспортировки клиентов, медицинская служба предо-

ставляет уход за больными, реабилитацию, консультации врачей на дому и психологическую помощь.

13 часов. Вернувшись в офис, мы спросили Аллу Викторовну, почему в наше время возникают проблемы с кадрами в медицине. По её мнению, этот пробел существует не только в медицинской сфере, но и во всех профессиональных областях. Как человек со стажем она считает, это связано с низким уровнем ответственности и неработоспособности людей. После нашего разговора, директор предложила нам посетить ещё одного пациента. Но мы поняли, что за два часа морально устали. Людям, работающим в этой сфере, следует отдать должное. Работать ни один год, при этом оставаться в тонусе, не жалеть пациентов, а стараться им помочь – дорогого стоит. Валерия Крыжберская, Алёна Черноусова Куратор Людмила Рыбина