Получив орден, он отправился по этапу
Рассказ бывшего зэка, управлявшего зэками и снова ставшего зэком стр. 13
Правда й
Человечесрки факто
П
ред тобой лицом к стене встают обнаженные люди, старые и молодые, красивые и нет. Они бормочут молитвы. Смотри им в затылок. Думай. Кто ты. Где мы. С кем ты, на какой стороне — палачей или жертв. Красноярский художник Вадим Марьясов сделал шокирующую, поразительную экспозицию. Говорю громкие слова, поскольку сошлись помимо таланта время и место, и в итоге — мурашки по спине: кроме человеческого, кроме лавины эмоций, смыслов, чувствуешь над всем этим еще что-то свыше. Но не Его присутствие, а наоборот — пронзительно зияющее отсутствие. И палачи, и жертвы — это всё мы, только мы, и разбираться нам, никто не поможет. Входишь в полутемную нишу. Перед тобой 14 ростовых фотографий (сделанных Владимиром Дмитриенко), перенесенных какой-то волшебной технологией на чуть шевелящуюся и будто изнутри светящуюся ткань. Это голые люди. Их кожа, тела тонированы так, что в них нет ни пляжа, ни секса, из плоти проявляется дух. Люди стоят лицом к стене и спиной к тебе. В какой еще ситуации перед тобой могут оказаться многочисленные люди, отвернувшиеся лицом к стене? Любой, во всяком случае в наших пространствах, откуда-то точно знает, что это за ситуация. На полу — сброшенная одежда, футболки и платья. Не из сталинских годов, из сегодняшних, женские туфли и мужские ботинки, мокасины и кроссовки. Людей раздевали догола не только для того, чтобы исключить их опознание по одежде. Чтобы унизить и деморализовать, у обнаженного резко падает способность к сопротивлению, ослабляется инстинкт самозащиты. Это кажется глупостью: что какая-то стеснительность, совестливость, чувствительность к оскорблениям могут пересилить инстинкты, позволить смерти быстрее свершиться. Тем не менее именно так мы и устроены. Принужденная нагота сковывает. Точно одежда дает нам защиту и свободу воли. Выставка названа «Непротивление». Марьясов смоделировал ситуацию выбора: воспротивиться злу ответным насилием — либо преодолеть агрессию и сохранить внутреннюю свободу, проявив силу духа и непротивление, которое не есть смирение и капитуляция. Это акт, позволяющий спасти душу и человеческий облик. Что для противостояния злу и требуется в первую очередь. Сфотографированы добровольцы. Первым стал сам Вадим. Эти же люди записали свои голоса: они творят молитву, и это разноголосье звучит в зале. У тебя есть выбор: ты можешь ощутить себя в шкуре палача, можешь стать и жертвой. Раздеться перед фотографом. Число вставших к стене будет множиться, проект продолжится и на других площадках. Пока представлен в красноярском музейном центре, Марьясов в нем служит дизайнером и каждый год непременно
ГУЛАГа
Истина — в стене И палачи, и жертвы — это всё мы, только мы, и разбираться нам. Это сумел наглядно показать красноярский художник
Фотографии во весь рост обнаженных людей. Лицом к стене. Экспозиция Вадима Марьянова
делает выставки, посвященные самым трагическим моментам отечественной истории прошлого века, и всегда это и о веке нынешнем. Марьясов работает с шоком — не просто с эмоциональным воздействием на зрителя, но именно с шокирующим. А когда шок проходит, понимаешь: тебе лишь резко и отчетливо напоминают о том месте, где мы живем, и твоей персональной ответственности. Например, на выставке 2006 года, о которой «Новая газета» писала, посетителей встречал разгром, раскиданные по полу старые книги и партитуры со следами сапог — символ растоптанного культурного наследия, преодоления культурного запрета, ведь порвать книгу — все равно что ударить ребенка. И тогда перед посетителями тоже стоял выбор, и вели себя они по-разному. Кто снимал обувь. Кто поднимал книги, щурясь, вчитывался. Кто шел, раздвигая ветхие тома. А кто-то шагал по ним. Стать палачом или жертвой — выбор неприятный, но это — выбор, и времена, когда его не избежать, периодически повторяются.
— Недавние митинги на сибирских заводах, посвященные Pussy Riot, где молодые работницы выступают с просьбой сослать их ровесниц «к нам, а мы-де научим их тут работать», и «как потопаешь, так и полопаешь» — это ж абсолютная калька с собраний рабочих в 30-е годы, — говорит Марьясов. — А потом те рабочие, что поддерживали массовые расстрелы «контрреволюционных гадин», — через некоторое время сами вставали к стенке. И вспоминаешь мемуары Ефросинии Керсновской, одну из главных ее тем: что это же не государство, не Сталин создавали ужасающие условия жизни репрессированным, а такие же, как те, люди, только служащие надзирателями, охранниками. Я зачеркнул для себя тему насилия по приказу сверху: не государство, сами люди издевались и издеваются друг над другом, унижают и уничтожают друг друга. Болотная и Поклонная ясно показали: дай право или команду — и вновь начнется противостояние. Палачи — не во власти (она отойдет в сторонку, она, мол, ни при чем), они выходят из людей. И я не ставлю зрителя на место палача. Я делал не
имитацию казни, это — добровольный акт непротивления.
О
дну жизнь назад, в сентябре 1937-го, в маленьком и уютном Минусинске расстреляли 109 человек, в октябре — 357, в ноябре — 416. В декабре — 590; в одну лишь ночь на 9 декабря — 222 человека. Стволы не выдерживали, их клинило, добивали ломом. Последний расстрел того года происходил в новогоднюю ночь. Разделение труда — великое завоевание этой цивилизации, разделение профессионального и личного — еще большее. Палач убивает, потому что это его служебная обязанность, а потом идет к своим детям и елке. Смотрит в давно пустое небо, слушает скрип снега под ногами, заходит домой, выпивает, закусывает, целуется, что-то говорит, поправляет бантики в косичках дочки, дает ей со стола конфетку.
Окончание материала Алексея Тарасова — страницы 12—13 @