проект «Новой газеты» и сайта postnauka.ru
Ивар МАКСУТОВ старший преподаватель, Центр изучения религий РГГУ
П
ри этом она далеко не всегда линейна, как к этому привыкли представители европейской цивилизации: к эсхатологии как некоторому поступательному развитию, или, наоборот, деградации, которое имеет начало и конец. Такое отношение, несомненно, берет свое начало в библейских картинах Сотворения мира и Страшного суда. Мы представляем его как определенный отрезок: есть сотворение мира, отпадение человека от Бога, его постепенная деградация, которая приведет к финалу истории — апокалипсису, откровению и закончится переформатированием существующего мира. Однако эсхатология может быть и циклична. Это может быть, например, сон Брахмы. Сон, который так же, как он когда-то прервется, так же и восстановится. За разрушением мира следует его возрождение и повторение истории снова и снова. И подобный «миф о вечном возращении», как его назвал один из выдающихся религиоведов прошлого Мирча Элиаде, существует во многих культурах и традициях в том или ином виде: начиная от аграрных культов и заканчивая историей мироздания. Так или иначе, для законченных, сформированных религиозных систем важным элементом будет наличие эсхатологии как фундаментального знания. Поэтому истерия, которую мы сегодня наблюдаем, и вообще рост апокалиптических настроений на рубеже XX–XXI вв. — рядовая вещь в истории религии, где можно насчитать сотни и тысячи предсказаний апокалипсисов. Интерес к апокалиптической тематике всегда присутствует внутри культуры, а развитые религиозные системы всегда дают ответ на этот вопрос. Более того, само появление новых религиозных движений и новых религиозных организаций всегда сопровождается в первую очередь интересом к эсхатологической проблематике. Вначале весьма наивным и общим, не имеющим конкретики и четких формулировок, но постепенно все более и более усложняющимся. Потому что эсхатология — это всегда новая антропология. Эсхатология — это всегда ответ на вопрос, что такого нового в человеке. Что в нем должно измениться, чтобы он мог стать частью нового мира. Или что должен изменить человек, что-
EPA
Таким же этапом, как появление религии в жизни цивилизации, которое ученые обнаруживают по попыткам человека осмыслить смерть, каким-то образом ее формализовать и ограничить в погребальных ритуалах, является обнаружение эсхатологических программ. Того, к чему в конечном итоге движется человеческая история.
Апокалипсис сегодня
бы быть готовым к концу (или новому началу) мира. И это касается как личной эсхатологии, того, чем закончится моя жизнь и что я буду делать в новом мире, так и всеобщей эсхатологии — как будет устроено человечество. Если говорить о начале XXI века, то тот эсхатологический интерес, тот рост апокалиптических настроений, который мы сегодня наблюдаем, связан одновременно с целым рядом факторов, которые не стоит сводить только к экономическим, социальным или политическим. Их, разумеется, следует учитывать — человечество действительно столкнулось с очевидными глобальными проблемами (например, с перенаселением). Однако наша реакция на эти процессы подстегивается увеличивающимся медиапространством, которое позволяет нам увидеть огромное количество катастроф, бед и катаклизмов. Этот рост и этот интерес — как курица и яйцо: одно порождает другое. Мы знаем о большом количестве катастроф не только потому, что их действительно так много, но и потому, что у нас есть интерес, желание знать об этих катастрофах. Мы внутренне готовы к этому умопомрачительному количеству катастроф и к их увеличению, а в каждой новой катастрофе мы видим подтверждение приближающегося конца человечества. Начиная от борьбы с генномодифицированными продуктами или внедрения теорий глобального потепления и каких-то тектонических сдвигов до того, что скоро многомиллиардное человечество поглотит само себя. Насколько бы наивными ни были эти теории — важно понимать, что их влияние на человечество прямо пропорционально нашей потребности в подобном влиянии.
Разумеется, есть целый ряд факторов (экономических и социальных), которые делают наши опасения небеспочвенными, но если обратиться к истории религии и истории идей, то мы можем увидеть сегодня три главных фактора, которые, переплетаясь, порождают один другой и на ближайшие 10-15 лет формируют религиозную повестку. С одной стороны, мы существуем в пространстве постколониального мира, в котором драматический распад империй происходит параллельно с образованием огромного количества новых национальных государств. Государств с новой культурой, с новой мировоззренческой платформой, которая одновременно сталкивается с глобализирующимся миром, который, в свою очередь, призван подавить это разделение среды. По большому счету человечество никогда не переживало подобных ситуаций. Мы видим, с одной стороны, огромное количество национальных государств, которых никогда не было на карте мира. При этом мы видим образование глобальных государств, вроде Европейского союза, которых также никогда не существовало. Постколониальная ситуация создала большое количество новых экономических отношений, в том числе появление транснациональных корпораций. Таким образом, мы наблюдаем столкновение двух противоположных сил, порожденных одним явлением: стремление к раздробленности и наци-
ональной идентичности вступает в конфликт с колоссальной глобализирующейся тенденцией. В то же самое время подпитываемые постколониальным порывом как с одной, так и с другой стороны, эти силы порождают рост фундаментализма. При этом не стоит воспринимать фундаментализм как синоним экстремизма. Фундаментализм — это в первую очередь поиск основ, фундамента. Само понятие появляется в связи с библейским фундаментализмом, который предполагает строгое следование букве Библии и некоторую борьбу с либеральными течениями внутри протестантизма в США. По сути это было предложение консерваторов вернуться к библейской букве. Например, не пытаться объяснить шесть дней творения каким-то иносказательным образом, а следовать строго слову Библии: шесть дней — значит шесть дней. Если же смотреть на фундаментализм как на идею, то это в первую очередь попытка найти фундамент собственной культуры, собственной идентичности. Фундаментализм распадается на множество подпонятий и подкатегорий, но если попробовать найти его ядро, то это попытка обнаружить так называемый «золотой век». То есть найти в собственном прошлом промежуток, который можно было бы взять за основу для выстраивания собственного будущего. страница 12
@
12
Миф всему голова Сергей НЕКЛЮДОВ доктор филологических наук, профессор учебно-научного Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ, один из крупнейших специалистов по семиотике фольклора
И даже науку используют для конструирования мифологических фантомов весьма архаического облика
Для современного человека совершенно естественно считать, что миф — это то, что не существует в реальности; обычно мы называем мифом и мифологией фантомы, овладевающие массовым сознанием. Однако мало кто задумывается над парадоксальностью данной ситуации, ведь для самих носителей мифологической традиции нет ничего достоверней мифа.
? страница
ИТАР-ТАСС
М
ифология — это далеко не только система донаучных («непозитивных») знаний. Миф — это способ концептуального освоения человеком окружающего мира, необходимый ему для социального и культурного существования, для снятия стрессов, для комфортного бытия. Миф этиологичен — он объясняет, что откуда пошло. Он сообщает, откуда появилась смерть и как справиться с психологическим кризисом, который порожден обретением этого знания. Он истолковывает причины землетрясений, гроз, болезней и так далее; он рассказывает о происхождении Вселенной и человека, карты звездного неба и особенностей рельефа, нынешних форм растений и повадок животных. Наконец, он регламентирует социальные и брачные отношения, сообщает правила отправления религиозных обрядов и осуществления хозяйственной деятельности. Всякое объяснение, которое дает миф, успокоительно именно в силу того, что оно раскрывает причины явления. Ничто не беспокоит людей так, как беспричинность и неистолкованность; таково свойство человеческой психики. Поэтому с функциональной точки зрения миф является чрезвычайно важной вещью для человеческого общества. О мифе можно говорить в двух планах. С одной стороны, слово «мифология» характеризует определенный тип мышления, противоположный рационально-логическому. Мифологическими называют представления, не соответствующие нормам позитивного знания, а «мифологическая картина мира» — это картина мира, построенная на фундаменте «наивного», ненаучного мировоззрения.
С другой стороны, мифы — это тексты, которые передают мифологическое содержание. Они могут относиться к разным жанровым разновидностям фольклора, быть короткими или пространными, прозаическими или поэтическими. До поры до времени считалось, что мифология существовала лишь в далекую эпоху «детства человечества», а о мифологическом сознании и мифологических текстах можно говорить только применительно к архаической стадии общественного развития. Однако это неправильно. В современной жизни и в современной культуре обнаруживается огромное количество рефлексов мифологического сознания и, более того, даже его основополагающие, «базисные» элементы. К ним относится, например, противопоставление «своё — чужое» (на котором базируются многочисленные ксенофобические мифы), мифологическую основу имеет и теория заговоров. Эсхатологическая модель, воплощенная в мифах о конце мира, воспроизводится в переживаниях современного массового человека, которые отражаются в мотивах «тепловой смерти Вселенной», «оскудения природных ресурсов», «озоновых дыр» и так далее, — безотносительно к тому, насколько это имеет или не имеет научное обоснование. Обыденный, типовой, средний человек черпает из науки материал
ровно таким же образом, как раньше этот материал черпался из эмпирических наблюдений и обрабатывался в мифологическом сознании. Есть мифология спонтанная, которую производит массовое сознание самопроизвольно, безотносительно к каким бы то ни было идущим извне импульсам. Повидимому, такое спонтанное порождение мифа обусловлено свойствами человеческой психологии, причем именно психологии массовой. Но есть и такая мифология, которая вполне сознательно продуцируется (как правило, людьми, связанными с властью) с прагматическими, политическими, идеологическими целями — прежде всего для манипулирования общественным сознанием. Однако эти мифы должны соответствовать моделям спонтанной мифологии, поскольку в противном случае они не будут ни поняты, ни приняты. Между архаическим мифом и мифом современным есть следующая разница. В архаическом обществе мифологическое сознание является всеобщим, тотально господствующим. Сознание же современного человека мозаично и фрагментировано. В нем те функции, которые имел миф в архаическом обществе, перераспределяются между такими «специализированными» традициями, как литература, искусство, массовая культура.
postnauka.ru/faq/6599
11
Апокалипсис сегодня Н
Массовая культура и, в частности, массовая литература берет на себя многие компенсаторные и регулятивные функции, которые предписывают человеку правила поведения, включая этические запреты и предписания, но делают это не прямо, а языком образов. Наука в чистом виде — удел немногих профессионалов, но наука, пришедшая к массовому человеку через школу, через популярные издания, через телевидение, сплошь и рядом используется для конструирования мифологических фантомов весьма архаического облика. Возьмем, например, Монголию — страну старой буддистской культуры, имеющую семивековую письменную традицию. Однако в силу большого количества сельского населения (и городского лишь в первом поколении) архаические элементы в ней весьма устойчивы. По традиционным монгольским поверьям, грозу производят драконы лу (слово китайского происхождения): когда сталкиваются два лу, гремит гром. Теперь же появляется объяснение, что гроза происходит от столкновения положительного и отрицательного зарядов; гром гремит, когда сталкиваются две молнии, однако сама молния все-таки возникает от столкновения двух лу. Так научная аргументация и научная фактология укладываются в рамки мифа. И таких случаев много. Степной житель легко соглашается, что человек произошел от обезьяны, но за этой легкостью, по-видимому, стоит не столько убежденность в правоте дарвинизма, сколько известный в Монголии тибетский миф о происхождении человека от горной ведьмы и царя обезьян. Или интерпретация огромных костей динозавра как останков древних драконов лу. Это — опять-таки случай монтажа мифологических и современных позитивных знаний, использование модели мифа для осмысления научных данных. На самом деле подобных вещей много и в нашей жизни. Просто чужое по сравнению со своим лучше заметно — темнее всего под свечкой… Но если хорошенько подумать и понаблюдать, мы и вокруг себя обнаружим достаточное количество проявлений мифологического сознания, мифологических образов, переряженных в современные одежды, и мифологических представлений в наукообразной форме.
апример, это может быть период жизни апостолов и первых христиан. Для мусульман, например для салафитов, это может быть период первых мусульманских общин, времена четырех праведных халифов. Для русского национализма это может быть как возвращение к временам Святой Руси, временам Сергия Радонежского, так и возвращение к дохристианской Руси. В любом случае каждый раз это будет попытка обнаружить «золотой век» и выстроить с оглядкой на него фундамент собственной жизни. Такой фундаментализм всегда оправдывает подчас очень жесткие меры. Потому что он предполагает пересмотр уже существующих в культуре принципов. Поскольку эти пра-
вила не прописаны, они вызывают резкое отторжение внутри среды. Для многих это видится ретроградством, возвращением к каким-то архаичным временам. Третьим фактором оказывается расширяющееся пространство медиа, которое предлагало и предлагает апокалиптические картины предельно наглядно и конкретно и тем самым уничтожает представление человека о будущем. Максимально широкая палитра апокалипсисов, от которой уйти невозможно: информационное пространство создает варианты, раскладывает их по полочкам и не дает никаких шансов от них спрятаться. Эти апокалиптические настроения усиливают ту фундаменталистскую революцию, которая только набирает обороты, при
этом сама подпитывается постколониальной ситуацией и ростом фундаментализма: войны, революции, терроризм — все то нарастающее насилие, которое только усиливает страх конца света, созданный силами массовой культуры. Апокалипсис сегодня — это в первую очередь образы конца человечества и отсутствия понятного выхода. Это исчезнувшее представление о будущем. Если еще в 1970-е человечество представляло себе будущее, оно было предельно опредмечено, у него были понятные образы и формы, то сегодня будущее, по сути, не существует. Будущее — это уже даже не пространство страха, не пространство ядерной зимы или глобального катаклизма. Это пространство, которого нет
в культуре. Будущее существует только в рамках моей повестки на день, может быть, на неделю, хотя и планы на неделю всегда под вопросом. А будущее как нечто, построенное для моих детей и внуков, — отсутствует. Картины будущих миров, которые рисует массовая культура, либо утопичны, либо катастрофичны, но никогда не являются предметным миром будущего конкретного человека. В этой ситуации фундаментализм — комфортное прибежище для тех, кто выстраивает это будущее через прошлое. Прошлое сталкивается с глобальным миром, не обретшим пока ни понятного фундамента, ни собственной идеологии. Поэтому рост апокалиптических настроений будет только набирать обороты. Поэтому апокалипсис сегодня только начинается.
postnauka.ru/video/7854
Евгений ШЕВАЛЬ кандидат биологических наук, старший научный сотрудник НИИ физико-химической биологии имени А.Н. Белозерского МГУ
П
онять, как устроена клетка, — это значит фактически понять, что такое жизнь, как она работает. Клеточная биология — старая наука. Она появилась сразу после изобретения микроскопов более трех веков назад, когда еще не было ни генетики, ни биохимии, да и химии, в общем-то, еще не было. И все эти три века клетки преимущественно изучали мертвыми. Чтобы посмотреть на клетку, ее надо было сначала зафиксировать, то есть остановить все внутриклеточные процессы. И вот такую мертвую клетку, в которой все остановлено, но все компоненты находятся на своих местах, и изучали. На основании таких наблюдений была составлена картина, которая, в общем, является правильной, но статичной. Именно такое представление о клетке вошло в школьные учебники и в университетские курсы. По статичной картине мы можем сказать, как устроен дом, но как в нем живут люди, уже сказать нельзя, потому что люди приезжают, уезжают, занимаются своими делами и так далее. То же самое и с клеткой. А как изучать живую клетку? Посмотреть на нее в микроскоп? В таком случае мы увидим клетку, которая делится и в которой движутся какие-то органеллы. А хочется понять устройство клетки на молекулярном уровне. Чтобы узнать, из чего состоит клетка, нужен был методологический прорыв. Нужно было научиться видеть молекулы внутри живой клетки. Такой предпосылкой стало открытие так называемых флуоресцентных белков. Это такие маленькие белки, которые были впервые выделены из одной,
EPA
13
Медуза Aequorea victoria, из который были выведены флуоресцентные белки. В результате открылись невероятные возможности для изучения клетки.
Живая клетка
Организм — это совершенный хаос: белки двигаются с сумасшедшей скоростью по случайным «маршрутам» не имеющей никакой «хозяйственной ценности» медузы с красивым названием Aequorea victoria. У этих белков есть одна особенность: если на них посветить светом определенной длины волны, они и сами начинают светиться, флуоресцировать. А значит, мы можем увидеть, где находятся эти белки, эти молекулы. Дальше мы берем ген интересующего нас белка, присоединяем к нему ген флуоресцентного белка и вводим в клетку. В клетке начинает продуцироваться белок, который состоит из двух частей: часть, которая соответствует исследуемому белку, и вот эта маленькая флуоресцентная часть, которая покажет нам, где находится белок. В результате мы можем увидеть исследуемый белок, поскольку он светится. Мы можем увидеть его в живой клетке! Но дальше возникает желание узнать не только, где он находится, но и как эти молекулы себя ведут внутри живой клетки. Статичны они или динамичны? В настоящее время существует несколько методов, которые позволяют оценить подвижность белков внутри
живой клетки, внутри ее субструктур. Например, внутри клеточного ядра. Впервые такая работа была сделана в 2000 году в лаборатории Тома Мистели из Национального института здоровья в США. Это одна из сильнейших в мире лабораторий в области клеточной и молекулярной биологии. Конечно, в 2000 году эта исследовательская команда еще не была столь известна. И в этой лаборатории поставили следующий эксперимент. Представим, что есть клетка, в которой находится какой-то белок. Поскольку белок распределен по всей клетке, то мы будем видеть, что вся клетка светится… но мы не поймем, движется этот белок или нет. Однако у любых флуоресцирующих молекул есть замечательное свойство: если на них посветить оченьочень сильно, они перестают светиться, «выгорают». Так выцветают любые краски. И в лаборатории Тома Мистели была сделана очень простая вещь: в клетке выбирают небольшую локальную зону и светят на нее сильно-сильно. В этой области флуоресцентный белок выцветает.
«Кости, скалы и звезды» Книга Криса Терни* представляет непривычный срез всего дерева научных дисциплин — хронологический. Каждая глава в ней — история о том, как установить дату чего-то в прошлом, будь то правление короля Артура или приход ледникового периода. Так как объекты сильно отличаются, нужны и разные методы их датировки, описанию которых Терни уделяет большое внимание. Нам удалось задать автору несколько вопросов о его книге и взглядах на науку. — Как вы пришли к идее написать «Кости, скалы и звезды»? Какой была история создания книги и что вы считаете ее главным тезисом? — Я преподавал курс методов научной датировки в университете. Это был первый модуль, преподаванием которого я занялся, и я унаследовал его от сотрудника, который перешел в другой институт. Единственная проблема с этим курсом оказалась в том, что он был кошмарно скучным. Лекции были пол* Professor of Climate Change at the University of New South Wales
Профессор Крис ТЕРНИ — о том, как установить дату события в прошлом ны технических деталей. Все в аудитории — включая и меня — просыпались, только когда я начинал говорить о том, как эти методы помогали в прошлом решить какую-нибудь большую загадку. И тогда я решил перевернуть лекции с ног на голову, выдвигать какой-то интересный археологический или геологический вопрос (например, возраст Туринской плащаницы, вымирание динозавров или время сооружения пирамид), а потом показывать, как наука смогла узнать, когда что произошло. Студенты захотели, чтобы я посоветовал им литературу для дальнейшего чтения, а потом я обнаружил, что они увлеклись настолько, что стали все больше рассказывать о курсе друзьям и семье. Когда же я стал узнавать, какие эксцентрики разрабатывали методы научной датировки, курс, казалось, просто начал проситься стать книгой.
— Ваша книга описывает методы датировки как в гуманитарных, так и в естественных науках. Вы считаете хронологию чемто объединяющим все ветви человеческого знания? — В большой степени. Мне повезло, что я занимаюсь такой областью науки, которая позволяет мне касаться огромного спектра дисциплин. Когда я только начинал свои исследования, невозможно было представить те новые методы, которые сейчас разработаны. Это безумно интересно, и я всячески рекомендую этот род занятий любому увлеченному ученому. — Вы пишете, что креационисты могут быть главной угрозой для науки в наше время. Как, по-вашему, верующий может принять науку? Всегда ли это означает потерю веры?
Соответственно — в клетке белок либо движется, либо нет. Надо этот принципиальный вопрос прояснить. Если он не движется, то выцветший белок из этой зоны не будет уходить, а флуоресцирующий белок из остальной части клетки не будет приходить в эту зону. И мы будем видеть с течением времени выцветшую зону постоянно. Если белок движется, то выцветший белок уйдет, флуоресцирующий белок в эту зону придет — и эта зона опять начнет флуоресцировать. И какое же было удивление, когда оказалось, что белок в эту зону, где он выцвел, приходит и оттуда уходит, то есть движется, причем движется с сумасшедшей скоростью*. Как водится, поначалу никто всерьез не обратил внимания на результаты этого эксперимента, потом никто не поверил им, затем заинтересовались и сказали: «Наверное, что-то в этом есть», а потом: «Гениально!» Это открытие действительно заставляет пересмотреть все, что мы думаем и как мы думаем об устройстве клетки. Это уже не стабильная клетка, устроенная, как машина, а совершенный хаос. Молекулы не находятся там, где им, казалось бы, следует находиться, где им полагается работать, а двигаются вполне случайно. Наверное, самый интересный момент, который возник из этих новых фактов и который пока непонятен, — это каким образом из этого хаоса движущихся молекул может сформироваться упорядоченное образование. Сама клетка устроена очень сложно, это мы знаем. И вот эта сложность устроена из движущихся с безумными скоростями молекул. Как из хаоса молекул возникает порядок более высокого уровня — это, наверное, главный вопрос и главный вызов для тех, кто занимается структурой клетки.
postnauka.ru/faq/7280
* Диффузия белковых молекул в клеточном ядре на расстояние в 1 микрометр происходит за 10–100 миллисекунд. Принимая во внимание, что размер ядра типичной клетки составляет примерно 10 мкм, молекулы вполне могут за секунду нсколько раз «пробежаться» по всему ядру.
— Это сложный вопрос. Мне кажется, верования должны быть личным делом каждого. Главная разница заключается в том, что наука проверяет идеи, чтобы лучше понять мир вокруг нас. В науке нет места для веры. — Какие еще книги вы писали? Каковы ваши дальнейшие планы в области популяризации науки? — Как раз сейчас выходит моя новая книга «1912: The Year The World Discovered Antarctica». В 2012 году юбилей удивительных научных открытий, сделанных в Антарктике 100 лет назад. Сейчас уже во многом забыли, что одновременно с капитаном Скоттом из Великобритании и Руалем Амундсеном из Норвегии были экспедиции из Австралии (возглавляемая Дугласом Моусоном), Японии (Нобу Ширазе) и Германии (Вильгельм Фильхнер). Они все перенесли нечеловеческие лишения, но каждая из этих экспедиций вернулась с фантастическими историями, которые буквально наэлектризовали мир. Это были настоящие высоты в деле представления науки обществу, и их примеры дают сегодня ценный урок.
postnauka.ru/books/3316
14 Доктор биологических наук* Павел БАЛАБАН:
В нашем мозге мыслей нет Что помогает нам согласовывать триллионы контактов между нервными клетками? Как работает механизм распознавания запахов? И как стереть негативные воспоминания?
о поисках мысли и нейрокомпьютерах
Т
Jean-Etienne Minh-Duy Poirrier
ема памяти исторически (с Ивана Петровича Павлова) в России была очень популярна и до сих пор преподается очень хорошо. Я читаю курсы лекций по этой теме и хорошо знаю, что российская подготовка в этой области — одна из лучших в мире, потому что у нас очень богатая традиция, и вся важная литература — на русском. На английском ее очень мало, как ни странно. Там отдельные люди занимаются подобными исследованиями. И поэтому в этой области мнение русских ученых очень ценится, все понимают, что за этим стоит большая история, исследовательские школы. И потом, в области памяти до сих пор еще нет технологического прорыва, за счет чего западные ученые могли бы скакнуть вперед. В последние несколько лет появилась гипотеза о конкретном молекулярном каскаде. Но его можно исследовать, и не используя серьезные технологии. Мы в институте работаем на уровне неопубликованных данных западных ученых, мы тесно общаемся, и пока у них еще не вышла публикация, у нас уже идет сходная работа.
о причинах отставания от западной науки Мы не успеваем за западными технологическими сдвигами, мы не успеваем просто купить оборудование. Оформление хорошего финансирования на новую тему в России почти нереально, это занимает годы и годы. Например, выходит какой-то прибор, с помощью которого можно уже сейчас совершить скачок вперед в исследовании, но мы не можем его заказать. Мы подаем на грант, но у нас нет публикаций на эту тему, нам говорят: «Еще ничего не сделано». И отказывают в деньгах. На Западе другая ситуация. Там предусмотрено, что для нового, принципиально нового, даются большие суммы. В России не существует такой системы для фундаментальной науки. Все хотят разрабатывать технологии на основе фундаментальных знаний, которые уже получены. Но их же сначала надо получить. Для этого нужно принципиально новое оборудование, которое только появляется на Западе, и все тут же переходят на него.
о механизме памяти и редактировании воспоминаний Мы учимся чему-то, запоминаем не только на недели, но на годы и на десятки лет. Мы помним, что было 10-20 лет * член-корреспондент РАН, профессор, заведующий лабораторией клеточной нейробиологии обучения Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН, директор ИВНДиНФ РАН
отчитываются. Наверное, все потратили, уж не знаю на что. И существует международная поддерживаемая Европейским советом программа для обмена аспирантов по России. Программа лимитирована по времени, и в 2013 году она заканчивается, хотя была очень эффективна. Для небольшого количества студентов, опятьтаки из-за финансовых ограничений, оплачивались поездки практически в любые вузы России и за рубежом. Можно было съездить на два-три месяца, посмотреть, что они там делают, научиться новым технологиям и вернуться к себе. Чтобы на местах были люди с широким кругозором, с хорошим образованием.
К сожалению, я встречал такое мнение физиков, что мысль можно исследовать. Предложения были такие, гранты были такие. Но нельзя исследовать мысль, потому что мысль не существует в нашем организме, в нашем мозге ее нет. Это наше метафорическое представление о том, что там происходит. Наградив процессы в мозге таким эпитетом и пытаясь потом исследовать эпитет — вы обречены на провал автоматически. Потому что исследовать надо то, что существует материально и в полной взаимосвязи со всем окружающим. Да, нейроны активируются при получении информации, но само понятие «мысль» — чисто абстрактное. Иногда бывает очень сложно, потому что в биологию, особенно в нейронауки, приходят люди и с физической, и с математической подготовкой. И есть проблемы, есть разница в представлениях. Те же нейрокомпьютеры — это довольно модно. Но нейрокомпьютеры вообще никакого отношения к мозгу не имеют. Это просто модный термин, они попытались смоделировать мозг, но потом придумали совершенно новые принципы, которых нет у нас в мозге. Все эти исследования вылились просто в немного другие принципы формирования обычной компьютерной техники.
о распознавании запахов назад. С помощью чего? Должен быть какой-то материальный носитель, роль которого в мозге играет белок. Через два-три дня после образования молекула белка метаболизируется, заменяется такой же, но новой. И все связи выстраиваются заново по какому-то образцу, который закодирован у нас в генетическом аппарате. Получается, что память не может храниться, потому что все молекулы разрушаются, когда новые появятся, они тоже разрушатся. Значит, должен быть механизм поддержания, формирования одних и тех же молекул в одних и тех же местах, то есть должна быть привязка к месту в нервной системе. Обычно это контакты между нервными клетками. А этих контактов триллионы. У нас миллиарды нервных клеток, и у каждой десятки тысяч таких связей. Все это надо поддерживать избирательно-локально, и мозг умеет это делать. В последнее время, похоже, обнаружили молекулярный каскад, который самоподдерживается. То есть да, молекула белка через два-три дня заменяется новой, но их измененное в результате обучения количество в строго определенных местах остается неизменным. Вот это и есть наша память. Похоже, что нашли молекулу, которая связана именно с памятью. Эксперименты проводились очень простые: когда именно эту молекулу избирательно уменьшали в количествах, в поведении абсолютно ничего не менялось. Животное замечательно питалось, прыгало, бегало — все, что угодно, кроме одного — у него исчезала память определенных событий. Пока
что эта «удаляемая» память связана с опасными событиями — негативная память, например, животное током ударили — вот эту память можно, оказывается, стереть избирательно, если ввести блокаторы для этого белка именно в эту область. Сейчас идут очень интересные исследования с наноплатформами, с нанодоставкой. Если удастся решить проблему с избирательной доставкой, тогда, может быть, можно будет не столько память формировать, сколько стирать старую память.
о программе Министерства образования Министерство образования ввело программу «Мобильность», но она просто уродлива. Ею нельзя пользоваться. Смысл программы в следующем: молодые исследователи могут ездить на стажировки, но бюрократические условия, которые включены в программу, не дают возможности ею пользоваться академическим учреждениям. Необходимо закладывать десятки аспирантов в год. А аспиранты — штучный товар, у нас один-два-три аспиранта. Ученых много и не должно быть в общем-то. И один-дватри аспиранта в год мы можем принять, а 30 не можем. А в «Мобильности» нельзя иначе, программа только для крупных вузов, для университетов. Ну и с кем они будут сотрудничать? Получается, эти вузы в своем котле варятся. Довольно большие деньги выделены государством, но выделены неправильно. Зато чиновники замечательно
Исследования физиков, математиков основываются больше на их представлениях о мозге, а не на реальных биологических данных. Классический пример — это как устроено распознавание запахов. Считалось, что за распознавание запахов отвечают миллионы абсолютно одинаковых нейронов, в первичных рецепторных областях, и всего около тысячи центров, куда сходится информация. Ученые пытались сделать модель и устройство для распознавания очень слабых запахов (например, молекулы взрывчатки в воздухе и т.д.) на основе строения этой системы. Очень большие деньги были отпущены на это в Америке. Устройство не сработало, а в 1998 году были опубликованы данные, как на самом деле все устроено. Оказывается, все эти миллионы нейронов делятся на тысячи типов, и каждый тип распределен равномерно, но они все посылают отростки в одну точку, в тысячи этих точек. Дело в том, что эти миллионы нейронов в рецепторном эпителии обновляются каждые 30-35 дней, постоянно появляются новые и посылают отростки в центры обработки информации. Это кодируется генетически, и каждый новый нейрон самостоятельно находит путь для своего отростка. Этот принцип никто даже не предлагал, его увидели чисто морфологически. И тогда поняли, как работает кодирование запахов. Действительно простой, эффективный способ кодирования, который не был предсказан никем. Природа всегда на шаг впереди.
postnauka.ru/talks/2981