проект «Новой газеты» и сайта postnauka.ru
Ивар МАКСУТОВ старший преподаватель, Центр изучения религий РГГУ
П
ри этом она далеко не всегда линейна, как к этому привыкли представители европейской цивилизации: к эсхатологии как некоторому поступательному развитию, или, наоборот, деградации, которое имеет начало и конец. Такое отношение, несомненно, берет свое начало в библейских картинах Сотворения мира и Страшного суда. Мы представляем его как определенный отрезок: есть сотворение мира, отпадение человека от Бога, его постепенная деградация, которая приведет к финалу истории — апокалипсису, откровению и закончится переформатированием существующего мира. Однако эсхатология может быть и циклична. Это может быть, например, сон Брахмы. Сон, который так же, как он когда-то прервется, так же и восстановится. За разрушением мира следует его возрождение и повторение истории снова и снова. И подобный «миф о вечном возращении», как его назвал один из выдающихся религиоведов прошлого Мирча Элиаде, существует во многих культурах и традициях в том или ином виде: начиная от аграрных культов и заканчивая историей мироздания. Так или иначе, для законченных, сформированных религиозных систем важным элементом будет наличие эсхатологии как фундаментального знания. Поэтому истерия, которую мы сегодня наблюдаем, и вообще рост апокалиптических настроений на рубеже XX–XXI вв. — рядовая вещь в истории религии, где можно насчитать сотни и тысячи предсказаний апокалипсисов. Интерес к апокалиптической тематике всегда присутствует внутри культуры, а развитые религиозные системы всегда дают ответ на этот вопрос. Более того, само появление новых религиозных движений и новых религиозных организаций всегда сопровождается в первую очередь интересом к эсхатологической проблематике. Вначале весьма наивным и общим, не имеющим конкретики и четких формулировок, но постепенно все более и более усложняющимся. Потому что эсхатология — это всегда новая антропология. Эсхатология — это всегда ответ на вопрос, что такого нового в человеке. Что в нем должно измениться, чтобы он мог стать частью нового мира. Или что должен изменить человек, что-
EPA
Таким же этапом, как появление религии в жизни цивилизации, которое ученые обнаруживают по попыткам человека осмыслить смерть, каким-то образом ее формализовать и ограничить в погребальных ритуалах, является обнаружение эсхатологических программ. Того, к чему в конечном итоге движется человеческая история.
Апокалипсис сегодня
бы быть готовым к концу (или новому началу) мира. И это касается как личной эсхатологии, того, чем закончится моя жизнь и что я буду делать в новом мире, так и всеобщей эсхатологии — как будет устроено человечество. Если говорить о начале XXI века, то тот эсхатологический интерес, тот рост апокалиптических настроений, который мы сегодня наблюдаем, связан одновременно с целым рядом факторов, которые не стоит сводить только к экономическим, социальным или политическим. Их, разумеется, следует учитывать — человечество действительно столкнулось с очевидными глобальными проблемами (например, с перенаселением). Однако наша реакция на эти процессы подстегивается увеличивающимся медиапространством, которое позволяет нам увидеть огромное количество катастроф, бед и катаклизмов. Этот рост и этот интерес — как курица и яйцо: одно порождает другое. Мы знаем о большом количестве катастроф не только потому, что их действительно так много, но и потому, что у нас есть интерес, желание знать об этих катастрофах. Мы внутренне готовы к этому умопомрачительному количеству катастроф и к их увеличению, а в каждой новой катастрофе мы видим подтверждение приближающегося конца человечества. Начиная от борьбы с генномодифицированными продуктами или внедрения теорий глобального потепления и каких-то тектонических сдвигов до того, что скоро многомиллиардное человечество поглотит само себя. Насколько бы наивными ни были эти теории — важно понимать, что их влияние на человечество прямо пропорционально нашей потребности в подобном влиянии.
Разумеется, есть целый ряд факторов (экономических и социальных), которые делают наши опасения небеспочвенными, но если обратиться к истории религии и истории идей, то мы можем увидеть сегодня три главных фактора, которые, переплетаясь, порождают один другой и на ближайшие 10-15 лет формируют религиозную повестку. С одной стороны, мы существуем в пространстве постколониального мира, в котором драматический распад империй происходит параллельно с образованием огромного количества новых национальных государств. Государств с новой культурой, с новой мировоззренческой платформой, которая одновременно сталкивается с глобализирующимся миром, который, в свою очередь, призван подавить это разделение среды. По большому счету человечество никогда не переживало подобных ситуаций. Мы видим, с одной стороны, огромное количество национальных государств, которых никогда не было на карте мира. При этом мы видим образование глобальных государств, вроде Европейского союза, которых также никогда не существовало. Постколониальная ситуация создала большое количество новых экономических отношений, в том числе появление транснациональных корпораций. Таким образом, мы наблюдаем столкновение двух противоположных сил, порожденных одним явлением: стремление к раздробленности и наци-
ональной идентичности вступает в конфликт с колоссальной глобализирующейся тенденцией. В то же самое время подпитываемые постколониальным порывом как с одной, так и с другой стороны, эти силы порождают рост фундаментализма. При этом не стоит воспринимать фундаментализм как синоним экстремизма. Фундаментализм — это в первую очередь поиск основ, фундамента. Само понятие появляется в связи с библейским фундаментализмом, который предполагает строгое следование букве Библии и некоторую борьбу с либеральными течениями внутри протестантизма в США. По сути это было предложение консерваторов вернуться к библейской букве. Например, не пытаться объяснить шесть дней творения каким-то иносказательным образом, а следовать строго слову Библии: шесть дней — значит шесть дней. Если же смотреть на фундаментализм как на идею, то это в первую очередь попытка найти фундамент собственной культуры, собственной идентичности. Фундаментализм распадается на множество подпонятий и подкатегорий, но если попробовать найти его ядро, то это попытка обнаружить так называемый «золотой век». То есть найти в собственном прошлом промежуток, который можно было бы взять за основу для выстраивания собственного будущего. страница 12
@