«Холодная война на льду» by Novaya Gazeta

Большая игра, прорубившая окно в евроатлантический мир

Оглавление:

3 Большая игра, прорубившая окно в евроатлантический мир

9 Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 1950–х 15 Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооруженных клюшками, проделал дыру в железном занавесе 22 Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР 29 «Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го

38 From Russia with love, to Russia with Hull

46 Явление Харламова Канаде, которая «оплакивает хоккейный миф»

55 Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву

67 Необыкновенные приключения канадцев в России

78 Дуэль Кларк–Харламов: два мира, две системы

89 Переломный момент

102 Матч века 111 «Это в десять раз лучше, чем выиграть Кубок Стэнли!» 119 Прорыв 125 Прощальный взгляд на хоккейную коробку 1970–х 132 Статистика и библиография

РИА Новости

Холодная война на льду

Большая игра, прорубившая окно в евроатлантический мир Канадская жвачка и хоккей по черно–белому телевизору «Темп». — Игры с канадцами и начало разрядки. — Четвертое рождение советского хоккея. — Бульон, из которого «выварился» современный хоккей.

Из

вавшей на одном из октябрьских матчей второй Суперсерии СССР-Канада 1974 года в Москве с игроками не НХЛ, а ВХА, Всемирной хоккейной ассоциации. Пока зрители медленно покидали трибуны, соотечественница «моей» канадки развалилась на жестком кресле, водрузив ноги на соседние сиденья. Совсем как капиталисты на картинке из книжки Сергея Михалкова — «для которых дело мира — все равно что в сердце нож». «У нас так не принято», — с дидактической печалью произнесла советская тетя и поджала и без того узкие губы. Фраза удивительным образом гармонировала с крылатым выражением Николая Николаевича Озерова «такой хоккей нам не нужен», однако была лишена его обаяния. Капиталистка сделала вид, что не поняла. Или в самом деле не поняла, что ей сказали с укоризной в стране тогда уже развитого социализма.

маленького целлофанового пакета на меня смотрела улыбающаяся рожица. Шарик был похож на нашего колобка, только оранжевого цвета. Да и не колобок вовсе, не «по сусекам метен», а какое-то существо с решительно нездешним видом, подставлявшее свои глянцевые бока электрическому свету дворца спорта «Лужники». «Жвачка!» — меня пронзила счастливая и яркая, как молния на свитерах игроков тогда еще не существовавшей команды Tampa Bay Lightning, мысль. «Да, папа, ты лучше всех», — подумал я, когда родитель с достоинством ответил вместо онемевшего меня: «Сенкью вери мач» («Сенька, бери мяч!» — такая была у их поколения шутка). Так я впервые в жизни вступил в контакт с иностранцем, точнее, иностранкой. Еще точнее, канадкой, присутство-

Большая игра, прорубившая окно в евроатлантический мир

А нездешнего колобка я показал избранным одноклассникам. По их реакции понял, что колобок не жилец — ученики третьего класса советской средней школы могли его только насильственным образом сжевать. Пришлось это сделать самому, хотя было страшно жаль этого улыбчивого круглого парня. Вкус хоккейного трофея я помню до сих пор. Жвачка оказалась еще к тому же и съедобной — совсем уж невиданное удовольствие. Сама игра в памяти не осталась: разве что узнаваемые абрисы Бобби Халла и Горди Хоу, казавшихся неправдоподобно пожилыми людьми, хотя Халлу-то тогда было всего 35, а Хоу — 46, однолетка моего отца. На первую и главную Суперсерию 1972 года меня не водили. Кто ж знал, что хоккей для многих мальчиков, родившихся в 1960‑е, станет главным делом жизни как минимум до самого конца брежневского правления. Этих мальчиков, грузных и седеющих, лысых и высохших, но не потерявших азарта, я регулярно вижу на льду пруда в Филевском парке, куда вывожу поиграть сыновей и где сам начинал тогда же, в 1972‑м, кататься. Как сказано в мемуарах того же Халла — «на льду залива». Есть среди игроков даже один, постарше, согбенный и неразгибающийся, который наверняка еще Фирсова видел… Примерно такого типа игру можно наблюдать на старой хронике чемпионатов СССР по хоккею на льду, когда играли без бортов на территории футбольного стадиона «Динамо». Все они — из поколения, «отравленного» сентябрем 1972 года, Суперсерией, «развеявшей миф о непобедимости канадских профессионалов». Впрочем, как и о непобедимости (по эту сторону океана) советских офицеров, потому что наших ребят любителями никак назвать было нельзя. Да и Суперсерию мы проиграли, выиграв только по заброшенным шайбам. Этот яркий сентябрьский день, бликовавший на черно-белом экране телевизора «Темп», на котором был хорошо виден итоговый результат — 7:3 в нашу пользу, предопределил страсть к хоккею целых поколений советских людей. Незаметным образом игры с канадцами прорубили окно для нас в евроатлантический мир, поначалу точно соответствовавший официальным представлениям о нем: канадские хоккеисты дрались, ругались, жевали жвачку, бегали по льду без шлемов. Но и они стали своего рода героями Советского Союза: как в Канаде были страшно популярны, скажем, Харламов и Якушев, так и нашими кумирами стали братья Эспозито, Драйден, Курнуайе и даже гаденыш Кларк, похожий на поэта Есенина и травмировавший нашего гения — 17‑го номера. Суперсерия, открыв эпоху всепобеждающего советского хоккея, имела и обратное воздействие на советских граждан, сравнимое с эффектом, который производили даже разрушенные европейские города на советских солдат в 1945‑м. Миллионы советских граждан сквозь тусклое стекло телевизора в течение всего сентября наблюдали совершенно западных

Владислав Третьяк и Анатолий Тарасов. 1972 год.

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Большая игра, прорубившая окно в евроатлантический мир

людей с неподдельными иностранными именами и фамилиями. Холодная война словно бы переместилась на лед, но эти мощные патлатые парни оказались при всей их драчливости вполне себе живыми людьми. Война на льду обернулась детантом, разрядкой.

лагодаря Суперсерии Большой хоккей, который в то время действительно был Большим, стал неотъемлемой частью советской идеологии. Собственно, выражение «народ и партия едины» было далекой от жизни метафорой, если не считать двух объединяющих факторов, за которые в 1970‑е интуитивно держался Леонид Брежнев, — память о Великой Отечественной и хоккей. Хоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущались особое ожесточение и специфический подтекст. А вот Суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972–1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву. В человеческом плане Никсон нравился Брежневу, Брежнев — Никсону: фотографии Владимира Мусаэляна фиксируют это эмоциональное сближение и то, с каким комфортом два лидера общаются друг с другом и в какой домашней манере генсек разговаривает, например, с Генри Киссинджером — прямо как со своим помощником. Эпоха на самом деле была далека от благостности. В 1972‑м были процесс над Владимиром Буковским, аресты активистов «Хроники текущих событий», велась идеологическая борьба в самом ЦК, закончившаяся в ноябре скандалом с публикацией в «Литгазете» статьи Александра Яковлева «Против антиисторизма» и его почетной ссылкой послом в ту же Канаду. В сентябре, пока шло великое противостояние советских и канадских хоккеистов, случилась драма с захватом арабскими террористами израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде. Но в том-то и дело, что хоккей оказался анестезией для народа, который измерял свою жизнь фамилиями: Третьяк, Харламов, Михайлов, Петров, Мальцев, Якушев, братья Эспозито, Драйден, Кларк, Хендерсон, Курнуайе… Ничего не было важнее этой экзотической, как западная музыка, прихотливой звукописи, состоявшей из фамилий итальянского, французского, английского происхождения. Да и в фамилиях Маховлич и Микита звучало что-то, мягко говоря, до боли знакомое. А лысеющий Курнуайе вообще носил гордое имя Иван… Канадская сборная в Москве столкнулась с некоторыми типичными гэбистскими фокусами. То на ледовой арене канадцы обнаруживали тренировку детской команды, то возникала путаница со временем тренировок, то вдруг исчезали прихваченные из Канады запасы пива. Советские люди тогда же снова убедились в том, что в мире чистогана все продается и покупается: Харламову и некоторым его коллегам канадцы были готовы предложить контракты в Канаде. Но как спортсмены-любители, офицеры Советской армии, которые обязаны были чувствовать себя на льду не дворовыми игроками, а солдатами Империи, могли всерьез воспринимать столь странные предложения? Разве что могли сбежать, как солисты балета. Но из правительственной ложи в Москве за их игрой наблюдал, нервно разминая в руках зеленую пачку сигарет «Новость» с белым пижонским фильтром, сам Брежнев — как «наши ребята» могли его подвести?!. Развенчание мифа о «непобедимости канадских профессионалов» естественным образом создало еще один миф, точнее, особый фактор, способствовавший единству нации: хоккей встал в один ряд с покорением космоса, балетом и прочими витринными достижениями СССР, и оказался неистощимым источ-

ником генерации советского патриотизма — в этой, спортивной, части совершенно искреннего. Энергия хоккейного патриотизма была растрачена за полтора десятилетия — примерно так же, как и экспортная самотлорская нефть, поддерживавшая видимое благополучия застоя. С закатом великого хоккея начался и закат нефтяной империи… Но все это произошло гораздо позже.

еликая Серия-1972 была, возможно, важнейшим событием в истории хоккея, в том числе его политической истории. Хотя этот тезис можно оспорить, потому что великих и важнейших матчей было много до и особенно после сентября 1972‑го. Взять хотя бы Miracle on Ice, победу 22 февраля 1980 года на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде американской сборной, состоявшей из совсем «зеленых» хоккеистов, над «красной машиной» Виктора Тихонова со счетом 4:3. Для более разборчивых — игра 31 декабря 1975 года во время клубной серии советских и энхаэловских команд: два концентрированных стиля, две харизмы — Montreal Canadiens и ЦСКА — сыграли боевую ничью. И бывшие лютые бескомпромиссные враги образца трехлетней давности, 1972 года, Третьяк, Пит Маховлич и Курнуайе позировали после игры, обнявшись. Что уж говорить о нескольких принципиальных, отягощенных политическим контекстом советского вторжения в августе 1968 года, играх со сборной ЧССР. Или о том, что было до эпохи тотального телевидения: например, о первом «золоте» сборной Советского Союза в чемпионатах мира, завоеванном 7 марта 1954 года. Тогда наши обыграли канадцев почти с таким же счетом, как и 2 сентября 1972‑го, — 7:2, правда, цвета Канады защищала команда East York Lindhursts из второго дивизиона Хоккейной ассоциации Онтарио. Лучшим нападающим был признан Всеволод Бобров, которому предстояло в 1972‑м стать тренером сборной. Больше того, стоит признать, что команда СССР 1972 года при всей своей мощи была своего рода переходной от советского хоккея 1960‑х к триумфальным 1970‑м. Достаточно сказать, что первая тройка выглядела неканонически: Борис Михайлов — Владимир Петров — Юрий Блинов, Валерий Харламов играл со своим ближайшим другом Александром Мальцевым и Виктором Викуловым, Александр Рагулин — звезда непобедимой сборной 1960‑х — доигрывал свой предпоследний сезон. Анатолий Фирсов, дебютировавший в сборной в 1964‑м, в «бобровский» состав не попал, хотя отыграл в 1972‑м году Олимпиаду в Саппоро в составе «тарасовской» сборной. Сборная-1972 словно бы итожила чернышевско-тарасовский период истории национальной команды и начинала короткий период триумфа Боброва-Кулагина, который сменился еще одним переходным периодом, на который пришлись «серебро» и «бронза» сборной уже Константина Локтева на чемпионатах мира 1976 и 1977 года. Потом начался период еще одной сборной, такой же легендарной, что и тарасовская, — команды Виктора Тихонова. Переход сборной из рук Тарасова в руки Боброва в 1972‑м тоже оказался небезболезненным — наши заняли на чемпионате мира-1972 второе место. Суперсерия знаменовала четвертое рождение советского хоккея — после физической даты появления на свет в 1946‑м, первого «золота» в 1954‑м, беспроигрышных сезонов 1963–1971 годов. На этот раз он словно потерял счастливую невинность — началось взаимопроникновение школ и стилей хоккейных держав. Выиграли от этого процесса все. А игра 31 декабря 1975 года Montreal Canadiens — ЦСКА, по выражению хоккейного историка Тодда Дено, спасла хоккей, который превращался в НХЛ в грязную и уже по-настоящему жестокую игру, в которой доминировали стиль Бобби Кларка и тренерские наказы Фреда Шеро, кстати говоря, большого поклонника Анатолия Тарасова. Из этого советско-энхаэловского бульона и «выварился» современный, сегодняшний хоккей — быстрый, атлетичный, жесткий, но в то же время умный.

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 1950-х Стэн Микита как символ борьбы с советским влиянием. – Мечта Анатолия Тарасова о Суперсерии. – В переговоры вступает Пьер Эллиотт Трюдо. – «Советская угроза» канадскому хоккею.

чему основной маршрут папы на льду лежит по направлению к скамейке штрафников… Когда сборная Канады играла после Серии-1972 товарищескую встречу со сборной ЧССР в Праге, тренер Гарри Синден назначил Микиту капитаном. По одной причине: партнер Бобби Халла по Chicago, который в результате провел за эту команду 22 сезона, по национальности был словак. Звали его Ста-

з-за травм во время Суперсерии один из лидеров Chicago Black Hawks Стэн Микита провел на площадке всего две игры. Знаменит он был тем, что в 1960‑е ставил рекорды по результативности и кардинально пересмотрел свой чрезмерно жесткий стиль игры, когда его маленькая дочь, сидя у телевизора, поинтересовалась у мамы, по-

Алексей Косыгин и Пьер Трюдо проложили дорогу к Суперсерии. 1971 год.

Холодная война на льду

Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 1950-х

нислав Гоут. В 1948 году восьмилетнего Станислава в связи с коммунизацией Чехословакии родители отправили в Канаду к его дяде и тете, которые носили фамилию Микита. Мальчик, оказавшийся в провинции Онтарио, ни слова не говорил по-английски, и его языком общения со сверстниками стал канадский хоккей. Так произошло превращение Станислава Гоута в Стэна Микиту, которому в Праге устроили овацию: победив команду СССР, канадцы, в рядах которых играл центрфорвард Black Hawks, отомстили за 1968 год. Это был еще один эпизод холодной войны, перенесенной на искусственный лед дворцов спорта. Так кому нужна была эта война, кто больше всех хотел столкновения двух систем на льду и зачем?

то — длинная и сложная история, где много чисто хоккейных обстоятельств, но не меньше и политических. Бывали и совпадения, символические, но с исторической точки зрения не случайные. Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира в Праге, представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон-Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта. Организация такой серии матчей и участие в ней были давним желанием Анатолия Тарасова. Но реализована мечта была уже его вечным оппонентом Всеволодом Бобровым. Казалось бы, политика тут ни при чем. Но она вторгалась даже в отношения двух выдающихся игроков и тренеров. Первый раз их пути разошлись в сезоне 1950/1951, когда Бобров перешел из ЦДКА (играющий тренер — Тарасов) в патронируемую Василием Сталиным команду ВВС МВО, ставшую чемпионом СССР. Лишь в сезоне 1954/1955 армейцы под руководством Анатолия Владимировича снова стали чемпионами страны, но во многом потому, что наступило постсталинское время, ЦДКА и ВВС слили в один клуб, и Всеволод Михайлович снова оказался в одной команде с Тарасовым-тренером… Что уж говорить о победе бобровского «Спартака» над непобедимым тарасовским ЦСКА в 1967 году — спартаковцы стали чемпионами страны, а их лучший бомбардир Вячеслав Старшинов обошел по заброшенным шайбам армейца Анатолия Фирсова. Пылкий характер Тарасова мог стать причиной уже чисто политического решения — отстранения его от сборной в 1972‑м (в которой, кстати, в течение долгих лет старшим тренером считался не «отец русского хоккея», а Аркадий Чернышев). И первый нехороший сигнал прозвучал во время знаменитого матча в воскресенье, 11 мая 1969 года, между московским «Спартаком» (который тренировал Николай Карпов, тоже в свое время поигравший под началом Тарасова и имевший с ним напряженные отношения) и ЦСКА. Оппонентом великого тренера неожиданно стал лично генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. В то время вратари менялись воротами спустя десять минут после начала третьего периода. Говорят, это атавизм, связанный с продолжительным периодом истории хоккея, который проходил не под крышей ледовых дворцов, а на открытом воздухе, то есть почти по дворовым правилам. А они уравнивали в природных возможностях обе соревнующиеся стороны: если уж ветер бросал пригоршни снега в лицо вратарю одной команды, так пускай теперь то же самое произойдет с голкипером другого уникального хоккейного коллектива… Так вот, «Спартак» вел 2:1, а на отметке 9:59 третьего периода Владимир Петров, сравнительно недавняя находка Тарасова, бережно перенесенная из «Крыльев Советов» в ЦСКА, забросил шайбу в ворота спартаковцев. При этом так называемый контрольный секундомер, в отличие от табло, показал, что шайба влетела в ворота уже после остановки игры. Гол не был засчитан. Разъяренный Тарасов увел команду в подтрибунные помещения. Ровно такой же шаг предпримет тренер ЦСКА Константин Лок-

тев, когда в январе 1976 года его команда столкнется с беспрецедентно грязной игрой Philadelphia Flyers и его задачей станет сохранение здоровья хотя бы Валерия Харламова. Константин Локтев увел команду с площадки, потом, правда, вернул. И деморализованный ЦСКА проиграл 1:4. Но это была все-таки совсем другая история… Итак, пауза 11 мая 1969 года длилась чуть ли не 40 минут (из-за чего полетела сетка центрального телевидения и был сбит привычный ритм жизни советских людей). До тех пор, пока она не надоела Брежневу, который присутствовал на матче и хотел досмотреть игру, не будучи удовлетворенным тем, что она прервалась, как сериал, на самом интересном месте. От Леонида Ильича к Тарасову прибежал гонец, который потребовал возвращения команды на лед. «Спартак» победил со счетом 3:1, стал чемпионом страны, Александр Якушев забросил шайб больше, чем даже Вячеслав Старшинов и восходящая звезда Валерий Харламов, а наставника армейцев лишили за выходку звания заслуженного тренера СССР с публичным осуждением в прессе. Впрочем, из сборной и ЦСКА Тарасова никто не гнал, больше того, осенью того же года без шума и пыли восстановили звание. В следующем сезоне в жестком противостоянии со «Спартаком» ЦСКА вернул себе золотые медали, а чернышевско-тарасовская сборная блистательным образом завоевала «золото» чемпионата мира в Стокгольме. Но осадок от тарасовской выходки в номенклатурных верхах остался. Характерно, что именно на рубеже 1968–1969 годов сборная СССР провела серию товарищеских (сейчас бы сказали — выставочных) матчей в Канаде. Произошло это спустя более чем десять лет после того, как вошедшая в мировую хоккейную элиту советская сборная совершила экспериментальное туре, сыграв шесть игр в Канаде с любительскими и юниорскими клубами. Советские тренеры выставили необычный состав, поэтому команда называлась Сборная клубов Москвы. Итог — два поражения, одна ничья, четыре победы. И огромный интерес публики и специалистов, связанный с тем, что никто дотоле живьем не видел команду, как черт из табакерки выскочившую из-за железного занавеса и во многом предвосхитившую вектор развития хоккея. В частности, для канадцев была незнакомой столь интенсивная игра в пас и смена составов пятерками, в то время как в канадских командах тройки нападения и защитники менялись отдельно. В этом смысле советский подход оказался инновационным. На советских же тренеров, включая Тарасова, огромное впечатление произвела первая увиденная ими живьем игра команд НХЛ — они наблюдали за матчем Toronto Maple Leafs и Chicago Black Hawks. Вот, оказывается, на кого надо было равняться! К концу 1960‑х советская сборная была уже очень мощной: канадские клубы из разных лиг, которые выставлялись на международные турниры высшего уровня, уже не могли противостоять команде СССР. Поэтому в начале 1969 года Тарасов бросил вызов Toronto Maple Leafs и Montreal Canadiens, однако не был понят, хотя его высказывания цитировали серьезные газеты — Toronto Star и Globe & Mail. Но цель была сформулирована. Обеим сторонам по оба берега океана нужно было только привыкнуть к идее: Суперсерия возможна, пора ставить точку в споре, кто сильнее. Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышев‑Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что Суперсерия нужна всем. Ее необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к Суперсерии.

Холодная война на льду

Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 1950-х

ьера Эллиотта Трюдо сегодня назвали бы богатым словом «метросексуал». Сухощавый, изящный, неизменно изысканно одетый, он словно бы воплощал в себе французскую составляющую канадской идентичности, хотя и был сторонником единой Канады. В 1968‑м 48‑летний лидер Либеральной партии и министр юстиции стал премьером. И началось то, что очень скоро было названо Trudeaumanie, «трюдоманией». Кто-то о нем сказал: «Пьер, он как еще один битл». 23 декабря 1969 года премьер встретился с Джоном Ленноном и Йоко Оно, после чего главный битл заявил: «Если бы все политики были как мистер Трюдо, на планете наступил бы мир». Во внешней политике Пьер Эллиотт Трюдо работал по всем азимутам, включая тонкие отношения с США (Никсон заверял его в том, что не воспринимает Канаду как колонию Соединенных Штатов, но за глаза называл asshole, «засранцем») и СССР. Свою разрядку с Советами он начал раньше американцев, и здесь его партнером выступал советский премьер Алексей Косыгин, который если и не очень увлекался романтикой хоккея, то должен был по крайней мере учитывать страсть Брежнева к этой игре. К тому же ему нравилось заниматься внешней политикой — до той поры, пока во вкус международных ритуалов не вошел Леонид Ильич. Естественно, Трюдо использовал для сближения с Советами и хоккейную дипломатию. Ему нужна была Суперсерия — и для страны, и для себя лично. Для страны, потому что ему постоянно приходилось обеспечивать ее единство, преодолевая диссонанс английской и французской частей Канады, считаясь с таким фактором, как квебекский сепаратизм. Хоккей на высшем уровне, да еще с участием лучших игроков без различия их происхождения, без учета англоили франкофонии, мог бы объединить канадцев, заставить их почувствовать себя одной нацией под звуки и слова гимна, неизменно исполнявшегося Роже Дусе по прозвищу Мистер О’Канада. (В те времена даже среди хоккеистов Montreal Canadiens были и такие, кто двух слов не мог связать по-английски, например, защитник, которому предстояло стать одним из лучших в лиге — Ги Лапуэн, упорно транскрибировавшийся у нас на английский лад — Лапойнт; впрочем, и привычные для русского уха «Канадиенс» по-французски звучат как «Канадьян»; что уж говорить о более ранних временах — даже великий Морис «Ракета» Ришар в начале своей карьеры не говорил по-английски.) Вероятно, Трюдо помнил события марта 1955 года, когда дисквалификация Мориса Ришара до конца сезона за грубость привела к беспорядкам в Монреале. Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ (31 год возглавлял лигу!), в преддверии плей-офф лишивший Canadiens их звезды и идола, оказался англофонной мишенью для франкофонных болельщиков. Юрист оксфордской выучки и бывший хоккейный судья, он строго формально подходил к провинностям хоккеистов, без учета их популярности. Когда Кэмпбелл появился, вопреки предупреждениям полиции и мэра Монреаля Жана Драпо, на матче Detroit Red Wings и Canadiens, началось нечто невообразимое: сначала его пытались забросать помидорами, потом напали, полиция применила слезоточивый газ, толпа из монреальского «Форума» смешалась с уличной толпой, требовавшей отставки Кэмпбелла, — и случилась вакханалия с разбитыми витринами и перевернутыми машинами. Результатом стало нагнетание сепаратистских настроений. «Хоккей для них (болельщиков. — А. К.) был больше, чем религией, — писал историк игры Майкл Маккинли, — Он был сражением… Однако теперь канадский хоккей поджидал другой противник. И он был не английским и не французским. Он был русским». Личный мотив канадского премьера сводился еще и к тому, что в преддверии выборов осени 1972 года победа в Суперсерии могла поддержать его пошатнувшийся рейтинг. Отравленный «трюдоманией», он не мог смириться с тем, что век популярного политика иной раз бывает недолгим. Символическое вбра-

сывание 2 сентября 1972 года в монреальском «Форуме», исполненное Пьером Эллиоттом Трюдо, облаченным в брюки-клеш, приталенный пиджак, полосатую рубашку, из-под которой виднелся не формальный галстук, а продуманно повязанный шейный платок, не вернуло «трюдомании», но выборы он все-таки выиграл.

здесь нам понадобится еще один флешбэк в середину 1950‑х. Поражение второстепенной команды, защищавшей цвета Канады на чемпионате мира 1954 года, было не только спортивным, но и идеологическим шоком — проиграли-то коммунистам, да еще в самый разгар холодной войны. Поэтому в 1955‑м на мировое первенство была выставлена команда существенно более сильная — Pentincton Vees, обладатель кубка Аллана 1954 года, вручаемого сильнейшей любительской команде. Играющим тренером «пентинктонцев» был Грант Уорвик, бывший игрок НХЛ. Среди хоккеистов было несколько экс-профессионалов. Во время одной из тренировочных встреч, предшествовавших чемпионату мира, Бобров со товарищи пытались фотографировать лучших игроков противника. Как шпионы — что соответствовало эстетике холодной войны. В раздевалке канадские хоккеисты поменялись свитерами, чтобы запутать хитрых «комми». В финале чемпионата команда Канады обыграла команду СССР со счетом 5:0. Хоккеисты понимали, что они представляют даже не Канаду и не канадский хоккей, а нечто большее. Брат Гранта Уорвика Билли, тоже игравший в турнире, констатировал: «Это была политика. Восток против Запада и холодная война». Впрочем, проблемы канадцев на этом не закончились. Сборная ССР выиграла и чемпионат мира 1956 года. В 1957‑м на чемпионат мира в СССР канадцы не приехали, а сам турнир выиграли шведы, украшенные Свеном «Тумбой» Юханссоном. В 1958‑м и в 1959‑м канадцы взяли «золото» — их представляли, соответственно, Whitby Dunlops и Belleville McFarlands, команды, усиленные бывшими игроками НХЛ. К тому времени пришло понимание: победить сильнейшие европейские команды, и прежде всего сборную СССР, можно, только если пригласить играть против них хотя бы ветеранов Национальной хоккейной лиги. В ноябре 1958 года произошло еще одно знаменательное событие: команда Kelowna Packers из Британской Колумбии, чемпион Западной Канады и финалист кубка Аллана, представляла Канаду в серии выставочных матчей, три из которых они провели в Швеции (проиграв одну и выиграв две у национальной сборной). Остальные пять предстояло сыграть за железным занавесом. Причем не только в недавно отстроенном дворце спорта, но и на открытых площадках. Психологически канадцам было нелегко. К тому же у Грега Яблонски и Расса Ковальчука, игроков украинского происхождения, отобрали паспорта. Бедные парни не знали, куда они отправятся после игры — в раздевалку ледового дворца «Лужники» или в Сибирь. Что удивительным образом не мешало тренерам Джеку О’Рэйли и Анатолию Тарасову с помощью переводчика горячо обсуждать хоккейные сюжеты. Наверное, канадцы зря боялись проделок коммунистов: фестиваль молодежи и студентов 1957 года уже пробил брешь в железном занавесе, а XX съезд КПСС все-таки несколько изменил атмосферу в стране. Первую игру Packers проиграли команде Тарасова, затем сыграли вничью с «Крыльями Советов» и «Динамо» (Москва), что на самом деле продемонстрировало очень высокий уровень советского клубного хоккея. «Они играют так, как будто все заранее начерчено на доске», — говорил один из нападающих канадцев. Тем не менее Packers в оставшихся двух матчах обыграли молодежную сборную и сборную клубов. Яблонски и Ковальчук не были отправлены в Сибирь, а сама канадская команда с триумфом вернулась на родину. Это был первый контакт канадцев и русских на территории противника.

Холодная война на льду

Но «советскую угрозу» канадскому хоккею никто не отменял. Наоборот, стало очевидным, что развитие мирового хоккея ожидают более чем непредсказуемые времена. Прошло еще пять лет, и советская сборная стала непобедимой. Во всяком случае, в терминах любительского хоккея. В год, когда Пьер Эллиотт Трюдо пришел к власти и занялся хоккейной дипломатией с Советами, а советские танки вошли в Прагу, сборная Канады заняла на чемпионате мира, совмещенном с Олимпиадой в Гренобле, третье место — после СССР и Чехословакии. Проиграв советской сборной 5:0. С тем же счетом, с которым Pentincton Vees обыграла сборную СССР в 1955‑м, восстановив статус Канады как хоккейной державы № 1.

Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооруженных клюшками, проделал дыру в железном занавесе Русский двор против канадского backyard. — Red bastards и начало разрядки. — Юрий Гагарин как лоббист игр с канадцами. — «Новая структура мира» по–американски и «мирное сосуществование» по–русски. — Джинсы протираются и окно в мир открывается.

бой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде… Итак, источник советского хоккея на льду — двор и все, что могло замерзать, от миргородской лужи до озер. Будущие канадские звезды в те времена тоже обкатывались на улице, outdoors. Их хоккей, как и наш, был «дворовым», backyard hockey. С той лишь разницей, что у существенной части даже небогатых канадских домовладений на заднем дворе был собственный, пусть и небольшой, каток. В этом было принципиальное отличие индивидуалистической цивилизации от коллективистской.

ервые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймет, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шай-

Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооруженных клюшками, проделал дыру в железном занавесе ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Генри Киссинджер – один из архитекторов разрядки.

Сейчас в Канаде и вовсе можно приобрести портативную хоккейную площадку для дворовых игр. Прогресс зашел очень далеко. Она, эта переносная площадка, очень бы пригодилась сегодня, потому что на той территории, где я со своими сверстниками играл в хоккей, теперь лопух вырос — то есть урод московской точечной застройки… И так — почти в каждом московском дворе. В 1970‑е, после отсмотренной всей страной Суперсерии, мы играли на площадке, которая официально считалась асфальтовым теннисным кортом, а на самом деле в теплое время года адаптировалась под футбол. Зимой поле заливалось, ставились хоккейные ворота, в которых поначалу была даже сетка, — звон шайбы о металлическое основание или штангу ни с чем нельзя было перепутать, это были колокола абсолютного счастья, заброшенной шайбы. В хоккей играли сразу после школы, затем — после сделанного домашнего задания до самого вечера. И так каждый день в течение тогдашних длинных морозных зим. Не обращая внимания на возраст контрагентов. (Так было и в Канаде: например, в ту же самую эпоху Марио Лемье снимал коньки только после 8–9 вечера и играл преимущественно с ребятами, старшими по возрасту.) Заливался не только корт, но и баскетбольная площадка. Играли не только там, но и на льду пруда в парке, который иногда замерзал столь странным образом, что гудел, чтобы не сказать — пел, под коньками. Каждый день сушились куртка, толстые зимние спортивные штаны, шерстяные носки, от которых отваливались комья спрессованного снега, истекали ржавой водой коньки, топорщились куски изоленты на изуродованном мокром крюке клюшки, испещренном следами шайбы, как маска вратаря Джерри Чиверса. В углу валялись красный хоккейный шлем, отнюдь не Jofa и не CCM, и футбольные щитки, заменявшие хоккейные. Мальчишеские коленки лучше было не показывать маме — даже издалека. Стандартные обморочно-белые вратарские маски, продававшиеся в спортивном магазине, больше подошли бы Виктору Зингеру, чем Владиславу Третьяку: экипировка дворовых хоккеистов отставала от спортивных школ на целую эпоху. Примерно так играли во времена Боброва: футбольные щитки, а на голове — велосипедные шлемы (был даже хоккеист, игравший в шлеме танкиста): не зря, когда в Москву в 1948 году приехала чешская команда ЛТЦ, наши тайно разглядывали оставленную на ночь на стадионе профессиональную экипировку лучшей чехословацкой команды, игравшей в хоккей с конца 1920‑х годов. Если бы тогда меня кто-нибудь удосужился спросить, кем я хочу быть, когда стану взрослым, я бы без всяких сомнений ответил, как маленький Фил Эспозито возмущенной его неправильной профориентацией миссис Каннингэм: «Хоккеистом». Братья Эспозито — разница в год, мальчишки из итальянского комьюнити городка Солт Сент Мэри, провинция Онтарио, там, где пересекаются Великие озера Мичиган, Верхнее и Гурон, — начинали играть в хоккей на площадке во дворе собственного дома рано утром, пока не приходило время идти в школу. Затем во время ланча. Возвращались в школу. Потом снова играли в хоккей — до пяти вечера. Ужинали, не снимая коньков, чтобы снова выйти на лед. Отец Тони и Фила не ленился вставать в три часа утра, чтобы залить или почистить каток. По этой же схеме вырастали многочисленные канадские, чешские и советские семейные династии — от братьев Голиковых и братьев Мальцевых до братьев Штястных, братьев Драйденов, старших и младших Халлов и Хоу. Единственным случаем, когда брат играл против брата в воротах соперничающих команд, была история матча 20 марта 1971 года между Montreal и Buffalo: молодой Кен Драйден заменил получившего травму Роже Вашона, в ответ на что тренер Sabres заменил вратаря Джо Дэйли голкипером Дэйвом Драйденом, страшим братом Кена. Кстати говоря, Дэйв Драйден был первым вратарем НХЛ, который

Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооруженных клюшками, проделал дыру в железном занавесе

стал пользоваться маской современного типа — системы «птичья клетка», столь веселившей канадских профессионалов, когда они наблюдали за Владиславом Третьяком… Первые коньки Эспозито были на четыре размера больше — он играл, надев несколько пар носков. В 1970‑е в России с коньками тоже было не очень: я начинал играть в позаимствованных у друзей родителей старых обшарпанных коричневого цвета коньках для фигурного катания — учился, балансируя тело клюшкой, кататься «переступанием»: налево получалось хорошо, направо — не очень. (Только потом появились хоккейные коньки, причем сразу чехословацкие, фирмы Botas.) Впрочем, Морис Ришар признавался, что он, даже начиная играть в НХЛ за Montreal, поворачивал «переступанием» направо не слишком умело. Что не мешало ему носиться по льду, действительно напоминая ракету. «Я всегда катался с клюшкой, — вспоминал Фил Эспозито, которого Суперсерия превратила в героя Канады на все времена. — Я даже не знаю, могу ли кататься без нее. Она позволяет держать равновесие, как третья нога… У меня всегда было одно желание — чтобы игра не кончалась». Однажды у десятилетнего Фила на хоккейной площадке случился приступ аппендицита, который был сочтен им досадным обстоятельством, мешавшим играть. Парня еле успели откачать. Уличный хоккей был единственным содержанием жизни Фила Эспозито. И он привел форварда туда, куда должен был привести, — в Национальную хоккейную лигу, где про него сочинили поговорку: «Господь Бог отбил шайбу, но Эспозито поразил сетку ворот на добивании». Этот фокус он повторит не один раз во время Суперсерии-1972. Хотя Владислав Третьяк и не Господь Бог, но иной раз на площадке в своем амплуа вратаря он приближался к этому статусу. Что не помешало Филу Эспозито стать лучшим бомбардиром Серии…

анадские хоккеисты перед Суперсерией не испытывали сколько-нибудь добрых чувств к советской команде. Для них русские были всего лишь «комми», к тому же претендовавшие на лидерство в спорте, который в СССР с конца 1940‑х называли «канадским хоккеем» в отличие от «русского». Вся Канада, включая игроков, была уверена в победе. Исключение составлял лишь голкипер Кен Драйден, который совсем молодым вратарем играл за любительскую сборную Канады на чемпионате мира 1969 года, и имел возможность наблюдать за командой, ставшей победителем этого турнира. И в этой команде, как и в 1972 году, играли те же Харламов, Якушев, Петров, Михайлов, Мальцев, Викулов. Да и в силу своей интеллигентности Драйден не разделял грубоватых урапатриотических настроений. Позднее Фил Эспозито в одном из интервью скажет, что, в сущности, все русские ребята ему нравились, кроме Михайлова, который постоянно позволял себе мелкие тычки клюшкой. Ничего похожего нет в книге его мемуаров «Гром и молния» (Lightning — аллюзия на команду, где он был потом генеральным менеджером и которую по сути дела создал с нуля). «Красные козлы» (red bastards можно перевести и иначе) — так он называл своих противников: «Я ничего не хотел знать про них. Они были коммунисты, и это все, что мне нужно было знать». И далее в воспоминаниях, записанных Питером Голенбоком (изданы в 2003 году), воспоминаниях ярких, откровенно грубых и грубых до откровенности, следует весьма характерный пассаж, вскрывающий идеологические — в принципиальном и высоком смысле слова — разногласия: «Я не интересовался их образом жизни, но обнаружил, что им нужен мой образ жизни. В Канаде их принимали по-королевски. Они ели, как короли, они занимались шопингом и покупали джинсы. Третьяк

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Юрий Гагарин встречается с юными шведскими хоккеистами. Гетеборг, 1964 год.

был наихудшим нарушителем дисциплины. Я вот думаю, что если ты коммунист, то для чего тебе деньги, одежда и прочие материальные предметы? Потому-то я их и не уважал — уж будь по крайней мере тем, кем ты себя объявляешь». Словом, лидер сборной Канады был недоволен тем, что заезжие коммунисты оказались в недостаточной степени коммунистами и любили джинсы. Так что разрядки на льду нечего было и ждать. Особенно от опытного 30‑летнего Эспозито.

что же происходило с разрядкой вне льда? Что проходило фоном — благоприятным фоном — для исторических игр? Юрий Гагарин, сфотографировавшийся с клюшкой, на коньках, в хоккейном свитере с самопальной надписью «Наши», очень любил хоккей. В отряде космонавтов, судя по другой фотографии, на которой фигурирует и Леонов, любили эту игру. Многочисленные биографы утверждают, что Гагарин числился среди страстных хоккейных болельщиков, был на короткой ноге с тренером Борисом Кулагиным, которого он с юношеских лет знал как преподавателя физкультуры, а Анатолий Тарасов с помощью Гагарина пытался уговорить сначала Хрущева, потом Брежнева на игры с канадскими профессионалами.

Холодная война на льду

Гагарин оказался символом победы «нашего строя», человеком, который забил «решающий гол» в «суперсерии», именовавшейся космической гонкой, в которой участвовали русские и американцы. Нетрудно заметить, что уговоры Гагарина, инспирированные Тарасовым (если только это не легенда), пришлись на годы расцвета советского хоккея: нужна была хоккейная гонка двух держав, разделенных океаном. Уже в 1963‑м, всего через год после Карибского кризиса, Джон Кеннеди предлагал Советскому Союзу совместное освоение Луны. (А еще в 1962‑м употребил слово «разрядка» в письме Хрущеву.) Суперсерия, в свою очередь, по сути дела означала бы совместное освоение хоккея нового типа, о чем, конечно, ее будущие участники не подозревали. В те годы, когда Трюдо налаживал контакты со своим партнером в СССР, Никсон тоже вступил в переписку с Алексеем Косыгиным (1970‑й) о возможности ограничения вооружений. Это был один из первых шагов к разрядке. Еще в 1969 году американский президент обнародовал так называемую «гуамскую доктрину» (с ней он познакомил общественность во время дозаправки самолета на острове Гуам). Среди прочего она предполагала ограничение участия Америки в операциях по «установлению демократии» за пределами Соединенных Штатов. Как писал позже Генри Киссинджер, пожалуй, ключевой архитектор разрядки, Никсон «пытался соотнести цели и задачи Америки с ее возможностями». Параллельно был взят курс на «вьетнамизацию» конфликта, который сильно напрягал общественное мнение в США и советских партнеров. Что по сути дела означало постепенный выход Штатов из бесперспективной вьетнамской войны. По словам президента США, американский опыт 1960‑х годов подчеркнул тот факт, что США не должны были «делать за границей больше того, что может поддержать общественное мнение». Параллельно свою игру вели европейские лидеры: Шарль де Голль еще с начала 1960‑х пытался действовать вне фарватера американской политики, а в конце 1960‑х на этот путь встал канцлер ФРГ Вилли Брандт, немедленно ставший переговорным партнером Советов. «Четверке» — США, Франции, Великобритании и СССР — удалось достичь соглашения по статусу Западного Берлина, он перестал быть отрезанным от мира анклавом. В том же 1971 году в речи на XXIV съезде КПСС Брежнев допустил саму возможность улучшения отношений с США. В 1972‑м администрация Никсона, понимая неизбежность ухода Америки из Вьетнама, начала строительство того, что было названо «структурой сохранения мира»,  — такой конфигурации взаимоотношений ведущих мировых держав, принадлежавших к разным системам, которая сохранила бы глобальное равновесие и позволила избежать ядерной войны. А заодно дала бы возможность Америке, истощенной войной морально и физически, сосредоточиться на решении домашних проблем. На самом деле речь шла о политике «треугольника» США-Китай-СССР. Что, надо сказать, устраивало все три стороны процесса, в том числе и Китай, который Никсон с помпой посетил в феврале 1972 года. Следующей остановкой должна была стать Москва. Парадоксальным образом активность коммунистических войск во Вьетнаме в начале 1972 года оказалась чрезмерно высокой. Это приводило в бешенство Никсона, который был склонен увязывать саму возможность встречи на высшем уровне в Москве с подъемами и спадами во вьетнамской войне. Сами же американцы, с учетом этого фактора, побаивались реализовать свои намерения в ответ на наступление войск противника — усилить бомбежки и заминировать залив Хайфон. В апреле 1972 года тайно даже от амери-

канского посла в Москве советник президента США по национальной безопасности Киссинджер с командой своих помощников оказался в гостевом комплексе на Ленинских горах. Он не хотел провала саммита и действовал во многом даже вопреки воле Никсона. Киссинджеру казалось, и в своих ощущениях он был прав, что Брежнев совершенно не собирался увязывать прагматические отношения СССР и США и ситуацию на вьетнамском фронте. Поэтому американцы сделали то, что хотели сделать, и это несколько погасило наступательный пафос почувствовавших запах приближавшейся победы вьетнамских коммунистов. Со стороны СССР не поступило никаких возражений. Саммит не был сорван. Когда несколько позже у Киссинджера спрашивали, почему он так настаивал на том, чтобы советскоамериканский саммит состоялся, он отшутился: «Ради икры я готов сделать все, что угодно. И кажется, уже сделал». Личный триумф архитектора новой структуры мира не остался незамеченным для посла СССР в США Анатолия Добрынина, который заметил, что Киссинджер — единственный человек, который научился есть икру китайскими палочками. 1972 год был омрачен «великим зерновым ограблением» — советские закупщики ухитрились купить у американских производителей больше зерна и по более низким ценам, нежели те рассчитывали. Кроме того, была принята знаменитая поправка Джексона-Вэника, поставившая крест на торговом режиме наибольшего благоприятствования, которого добились Никсон и Брежнев. Но несмотря ни на что, это было время настоящего триумфа лидеров двух сверхдержав и начала реальной разрядки. Договор об ограничении стратегических вооружений — ОСВ‑1 и соглашение об основах взаимоотношений СССР и США стали дорожной картой детанта. В конце 1972 года в докладе, посвященном 50‑летию СССР, Леонид Брежнев констатировал с чувством глубокого и заслуженного удовлетворения: «В политике многих капиталистических государств все больше дают себя знать элементы реализма». Явным образом эти элементы проявились в политике Канады и США. Брежнев назвал происходящее «мирным сосуществованием». Американцы предпочитали, как уже было сказано, термин «структура сохранения мира». И даже когда эра разрядки постепенно клонилась к закату, тот же Киссинджер, теоретик и практик realpolitik, писал 5 апреля 1976 года в Бюллетене Госдепа: «…советское общество более не изолировано от влияния и привлекательного воздействия внешнего мира и не ограждено намертво от внешних контактов». Провозвестниками и агентами «влияния внешнего мира» парадоксальным образом стали офицеры Советской армии, вооруженные клюшками и облаченные в хоккейную экипировку. Не следует недооценивать обнаруженную Филом Эспозито любовь Владислава Третьяка, будущего делегата съездов комсомола, а затем и парторга сборной, к джинсам — чем сильнее протирался «деним», тем уязвимее оказывался железный занавес. Да и дружелюбные образы ведущих советских хоккеистов, и прежде всего того же Третьяка, смягчали имидж Советов в глазах Запада. Так Генри Киссинджер при поддержке советских хоккеистов за один только 1972 год растопил лед в отношениях Запада и Советского Союза.

Холодная война на льду

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР

Во всяком случае герои его сценария к фильму «Хоккеисты» готовились играть со шведами. А рассказ о хоккее называется «Победитель шведов». Главный герой и фильма, и рассказа — хоккеист Дуганов по кличке Дуган, звезда, от которого болельщики ждут очень многого. В середине 1950‑х Трифонов жил около стадиона «Динамо». И, наверное, в «Победителе шведов» фигурирует именно этот стадион: «Все мальчишки Алешкиного дома, и соседних домов, и всех ближайших улиц бредили хоккеем. И это было понят-

рий Трифонов был необычайно увлечен спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе. Побывал и на нескольких чемпионатах мира по хоккею: в Праге в 1959‑м, Женеве в 1961‑м, Стокгольме в 1963‑м, в Вене в 1967‑м. Стокгольм и шведы, кажется, произвели на Юрия Валентиновича особое впечатление.

ИТАР-ТАСС

«О, вечера Больших Матчей!» — Архетипы советского хоккея – выдуманные «Ракета» (Москва) и «Металлист» (Белогорск), невыдуманные Тарасов, Чернышев и Эпштейн. — Прорыв 1960–х: закрытые дворцы спорта и телетрансляции. — Начало советского хоккейного бума.

Юрий Трифонов времен написания сценария фильма «Хоккеисты».

Холодная война на льду

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР

но: они жили в орбите стадиона. Огромный стадион возвышался над окружающими домами, подобно скале среди моря крыш. По вечерам он озарял небо пыланием своих прожекторов. Он наводнял улицы многотысячными толпами и запруживал их автомобилями, его гомерический свист, его ропот и вздохи сотрясали воздух и слышались далеко вокруг. И мальчишки теряли голову. Алеше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблен в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность… Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, на заднем дворе был каток. Настоящие деревянные борта и настоящая шайба, которую гоняли кто чем: кто просто палкой, кто обломками клюшки, а у Алеши была проволочная кочерга с загнутым концом. На этом клочке льда, стиснутом котельной и гаражами, каждодневно кипела битва. Здесь были свои динамовцы и армейцы, свои канадцы и чехи, свои знаменитости, неудачники, ленивые таланты и робкие новички. Каждый из хоккеистов присваивал себе какое-нибудь звонкое имя. Алеша мечтал называться «Дуганом», но поклонников Великого Эдика было чересчур много, и никто не хотел уступать этой чести другому. Были два «брата Уорвик» — Генка и Толя Селезневы, был и прославленный швед по прозвищу «Тумба» — Женька Лобов, здоровенный парень с толстыми кривыми ногами и грубым голосом. Он всегда нарушал правила и толкался как слон. Игры с его участием обыкновенно кончались дракой. Междоусобицы прекращались в дни больших матчей. Тут уж все были заодно. Сложная процедура проникновения на стадион без билета требовала дружных и согласованных действий. О, вечера Больших Матчей! О, зарево прожекторов над черной скалой стадиона! О, праздничное, знобящее, нервное, неутолимое нетерпение! О, музыка репродукторов, трескучая и ломкая на морозе! О, прикосновение к великой жизни мужчин! Музыка обрывалась. Две команды, в зеленых и оранжевых фуфайках, выстраивались на блистающем льду. Переваливаясь в тяжелых доспехах, вратари задом отъезжали каждый к своим воротам. Судья в узких черных брюках, стройный и чопорный — человек из другого мира, — подъезжал к центру поля с высоко поднятой рукой. Изящным движением он бросал шайбу и тотчас пугливо отскакивал в сторону. И, как ракета, взрывалась игра». Тема хоккея возникает и в «Доме на набережной» — здесь видны корни увлечения Трифоновым этой игрой: «Вокруг Шулепникова сбивались летучие компании, крутилась какая-то особая жизнь: дачи, автомобили, театр, спортсмены. В те годы возник хоккей с шайбой, или, как его называли тогда, «канадский хоккей», просто «канада». Увлечение было модным и, пожалуй, изысканным. На стадион приезжали дамы в цигейковых шубах и мужчины в бобрах. Шулепников носился с какими-то знаменитостями из команды летчиков». (Попутно заметим, что и сегодня зрительская аудитория хоккея гораздо более респектабельная, чем футбольная,  — здесь нет брутальности фанатов, и есть большая погруженность зрителя в собственно игру.)

ильм «Хоккеисты», снятый по сценарию Трифонова, обнаруживает глубокое знание игры, хотя само по себе кино слабоватое. Но — симптоматичное и характерное для эпохи: лента снята в 1964 году, в эпоху начала хоккейного бума в СССР. Здесь хоккеист — участник сладкой жизни, и некоторые сцены фильма, где показана «богема», прямо отсылают к итальянским феллиниевским прототипам — женщины, с ногами завалившиеся на диван и подекадентски красиво выпускающие сигаретный дым, мужчины в черных костюмах и узких галстуках, представители свободных профессий в лыжных свитерах с оленями, праздно пялящиеся на портрет Хемингуэя. Эльза Леждей, будущая «знаток», ведущая «следствие», здесь предстает в облике этакой Моники Витти  — в слегка антониониевской эстетике, не от мира сего, с холодноватыми оливковыми глазами и крупными планами лица — сразу после соития (не продемонстрированного, естественно) с хоккеистом. По сценарию она — его подруга. Хоккеист же, в свою очередь, больше похож на вечно рефлексирующего интеллектуалагуманитария (играет его Вячеслав Шалевич). Есть в фильме и характерные типы наставников. Заводной, экспрессивный, резковатый тренер «Ракеты» (Москва) Лашков в исполнении Николая Рыбникова. Явный типаж Тарасова. Его девиз — «Давить!» Правда, он-то и оказывается отрицательным героем, который устраивает разводку в команде между амбициозными молодыми игроками и третируемыми им ветеранами, у которых, как выясняется, есть еще порох в пороховницах. В жизни, кстати, случались такие ситуации. И тот же Тарасов жонглировал звеньями, в том числе и вытесняя ветеранов, что, вообще говоря, естественно для того, кто конструирует команду. Тренер команды-конкурента — «Металлиста» (Белогорск) — Сперантов, которого играет Георгий Жженов, прямая противоположность Лашкову. Он — этакий коктейль из Аркадия Чернышева и Николая Эпштейна, мягких, спокойных, деликатных. (Эпштейн тренировал неудобный для грандов «Химик» (Воскресенск), и об играх этой команды с тарасовским ЦСКА ходили легенды, согласно которым, например, Тарасов кричал на своих подопечных: «Вы что, не можете обыграть эту воскресенскую синагогу?!»; а однажды, когда в раздевалке «Химика» стало известно, что тренер ЦСКА назвал воскресенских хоккеистов «карликами с большими х…», они до такой степени рассвирепели, что обыграли армейцев.) Если угодно, здесь представлены архетипические хоккейные образы, которые появились в мультфильме «Шайбу! Шайбу!!» — яростные и мастеровитые в красных свитерах, ну прямо ЦСКА, и тянущиеся за лидером, но более интеллигентные на площадке «синие» — вероятно, «динамовцы». В фильме упоминаются «американские профессионалы»: Лашков, подзадоривая игроков, говорит о том, что, мол, «бычья ярость», которая исповедуется за океаном, конечно, не нужна, но здоровая злость не помешала бы. До Суперсерии еще восемь лет, однако подготовка к ней идет даже во второстепенном советском спортивном кино, правда, уснащенном актерами-звездами и сценаристом-будущей звездой советской литературы. Здесь мы имеем дело с Юрием Трифоновым, только что вышедшим из периода, не слишком плодотворного, романа «Утоление жажды», вошедшим в этап осмысления истории своей семьи с повестью «Отблеск костра» и исподволь готовящимся к самой продуктивной эпохе «московских повестей» — в 1966 году в «Новом мире» появятся первые рассказы, предвосхитившие поворот в его прозе. Кроме Леждей, Шалевича, Жженова, Рыбникова в фильме режиссера Рафаила Гольдина были заняты Лев Дуров, Кир Булычев, Михаил Глузский. Николай Озеров, по сути, играл самого себя. Песню «Синий лед» исполнил Олег Анофриев. Правда, она так и не стала, в отличие от «труса», который «не играет в хоккей» Пахмутовой-Добронравова в исполнении Эдуарда Хиля, гимном игры.

Холодная война на льду

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР

Трифонов увлечен шведами, потому что наряду с чехами они были основными нашими конкурентами в тогдашнем хоккее начала-середины 1960‑х. В 1961‑м у наших была еще «бронза» — без Тарасова. В 1962‑м чемпионат мира бойкотировали, потому что американцы не дали виз спортсменам из ГДР — шведы стали чемпионами мира, а Свен Юханссон — трехкратным чемпионом. «Тумбой» у Трифонова в «Победителе шведов» называют самого крупного мальчишку. Кстати, в детстве я думал, что «Тумба» — это прозвище, потому что лидер шведской сборной и правда был огромных по тому времени размеров (сегодня это стандарт). Оказалось, он всего лишь поставил в качестве «дополнительной» фамилии название своего родного города. С 1963‑го начинается эпоха Тарасова и время побед. А шведы занимают вторые места два года подряд и третье место в 1965‑м. Странное свойство памяти: я не видел «живьем» Локтева, Альметова, Александрова и других звезд того времени, включая даже Коноваленко и Фирсова, дебютировавшего в сборной в 1964‑м. «Захватил» только Кузькина, Рагулина, Зингера, Блинова, Зимина. («Троцкий! Почему не ставите Зимина?!» — орал Тарасову Бобров — единственный, кто осмеливался называть его странным и обидным прозвищем Троцкий.) Но фамилии почему-то остались в подсознании в качестве «сохраненных файлов»: просто ярлыки без лиц и игровых характеристик. Равно как и иностранная звукопись — Владимир Дзурилла, Ян Старши, Лейф Хольмквист, Ульф Стернер… Никаких канадцев и в помине не было, они начались только в том самом 1972‑м… …В трифоновском сценарии команда «Ракета» сводит игру вничью только после того, как упрямый тренер, гнобящий ветеранское звено, вынужден вывести их на площадку. А вся команда подвергает его остракизму за неверно выбранную тактику и недоверие к «старикам». Производственная проза — производственный конфликт. Любовная линия почти повторяет (как и имена героев — Анатолий Дуганов и девушка Майя) рассказ «Победитель шведов» (только здесь Дуганов носит претенциозное имя, как у Стрельцова, Эдуард). И в этой линии угадывается слабыми всполохами будущий «большой» Трифонов «московских повестей» и даже «Времени и места». Выдающийся писатель копался в том, что ему было интересно, — психологии спорта, психологии игроков и тренеров. В 1967 году не где-нибудь, а в «Правде» была опубликована статья Трифонова «Труден путь к Олимпу», публицистически продолжавшая линии хоккейных сценария и рассказа: «В нашем спорте есть немало тренеров, обладающих редким даром человековедения. Они есть и в футболе, и в хоккее… Кого поставить на матч? Кого посадить на скамейку запасных? Кто обещает стать первоклассным мастером, хотя этого не знает пока ни один человек? Эти вопросы, постоянно терзающие тренера, может по-настоящему решать только один человек, способный быть глубоким психологом и, если хотите, провидцем, то есть воспитателем, умеющим угадывать будущность своего ученика». Трифонов был одним из первых, кто обратил внимание на то, что телевидение изменило представление о спорте и его восприятие. В статье в «Советском спорте», опубликованной в июне 1969 года, кстати, вскоре после памятного майского матча «Спартака» и ЦСКА, стоившего Тарасову доверия руководства и сбившего, быть может, впервые в истории телевидения сетку трансляций, Трифонов писал, предвосхищая феномен хоккейной лихорадки-1972: «Спорт завоевывает эфир. Благодаря телевидению мощно возросло число ценителей спорта, поклонников хоккея, футбола, гимнастики, фигурного катания. Я знаю пожилых, далеких от спорта людей, кабинетных интеллигентов, которые за последние год-два преврати-

лись в отчаянных болельщиков. «Как вам нравится Старшинов? — говорят они при встрече. — Подумайте, не забить такой шайбы!» Еще недавно они не знали, что такое шайба». Роль телевидения в истории хоккея, как принято выражаться в англоязычной литературе, «драматически» возросла. Понятно, что оно способствовало популяризации хоккея: он явным образом проигрывал футболу, иногда в разы, по заполняемости трибун. Погодные условия тоже, деликатно выражаясь, разные. Чтобы быть хоккейным болельщиком, нужно было быть страстным фанатом этой игры, которая постепенно перерастала рамку зимнего дополнения к футболу и экзотического субститута русского хоккея. Когда в конце 1950‑х появился ледовый дворец «Лужники», это был огромный шаг вперед по оцивилизовливанию «канадского хоккея», который превращался в просто хоккей. Именно тогда начинали тренироваться будущие звезды конца 1960-х — начала 1970-х годов. В 1964 году появилась арена у главной команды страны ЦСКА и у главного «стилеобразующего» тренера — Тарасова. Следующим шагом к популярности игры стала именно «массовизация» телевидения. Технические возможности получения зарубежных спортивных трансляций появились в 1962 году. А в марте 1963‑го по центральному телевидению уже показывали целиком чемпионат мира по хоккею из Стокгольма с комментариями Николая Озерова и Яна Спарре. Важно было, что чемпионат показывали. Гиперважно, что наши играли в финале. Суперважно, что с Канадой, которую представляла команда Trail Smoke Eaters. Сверхважно, что мы победили со счетом 4:2 и стали чемпионами мира. И это был чемпионат, с которого началась беспроигрышная серия команды Чернышева-Тарасова. И — бешеной популярности хоккея, столь тонко отраженной в «Победителе шведов» и в «Хоккеистах» Трифонова. Коноваленко, Рагулин, Кузькин, Давыдов, Сологубов, Юрзинов, Старшинов, Альметов, Александров (Вениамин), Якушев (Виктор), братья Майоровы — вот ярлыки волшебных пропусков в мир советского хоккея, который должен был выдержать испытание на прочность канадскими профессионалами девять лет спустя. И тоже — на глазах у многомиллионной мировой аудитории. Трое из этого состава сыграют в Суперсерии, правда, совсем не равное число матчей (32‑летний Старшинов появится только в одном). Как отмечал Лоуренс Мартин, автор книги о советском хоккее «Красная машина», финал ЧМ-1963, эффект от которого был усилен телевидением, стал поворотным моментом в истории отечественного хоккея и знаменовал собой начало «золотого века» — начался советский хоккейный бум. И не случайно уже в декабре 1964 года был запущен механизм по улавливанию хоккейных талантов — детский турнир «Золотая шайба», патронировавшийся лично Тарасовым. Инерции развития, имеющей своим истоком начало 1960‑х, хватит надолго, до самого конца Союза, когда на чемпионате мира 1991 года сборная СССР, тренировал которую по-прежнему Виктор Тихонов, займет третье место. После последнего рецидива 1993 года, когда команда России под руководством Бориса Михайлова станет чемпионом мира, настанет долгий период — 15 лет — угасания и последующего возрождения отечественного хоккея.

Холодная война на льду

«Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го 15 лет лагерей для вратаря Богумила Модрого. — «Надел на себя кохту, сунул в рот бублу и поспишил в магазин». — «У СССР две проблемы — Даманский и Недомански». — Страшная месть за вторжение 1968 года: «Вы нам танки, мы вам — бранки (шайбы)!». — Виктор Зингер ответил за советских танкистов. — Хоккей с чехами как подготовка к хоккею с канадцами.

Фотографии из набора открыток с чемпионата мира 1973 года. На фото справа: Виктор Кузькин и Вацлав Недомански обмениваются вымпелами. Нет ничего более обманчивого, чем эта идиллическая картинка...

«П

— За то, что вы сказали, будто на государя императора гадили мухи». В марте 1950 года чешская тайная полиция прямо в пражской пивной «У Герцлику» неподалеку от Народного театра арестовала несколько человек из блестящей сборной Чехословакии — лучшей команды Европы, чемпиона мира 1947 и 1949 годов, серебряного призера Олимпиады в Санкт-Морице 1948 года (сыграли с канадцами 0:0 благодаря первоклассной игре вратаря Богумила Модрого и получили «серебро» только из-за худшей разницы заброшенных и пропущенных шайб). Причем, как выяснилось позже, арестованы они были не за хули-

охождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека начинаются с того, что агент тайной полиции Бретшнейдер арестовал трактирщика Паливца и Швейка за высказывания по поводу убийства эрцгерцога Фердинанда: «Не тревожься, — утешал Паливца Швейк. — Я арестован всего только за государственную измену. — Но я-то за что? — заныл Паливец. — Ведь я был так осторожен! Бретшнейдер усмехнулся и сказал с победоносным видом:

«Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го

ганство в пивной, а как Швейк  — за государственную измену. Конечно, по пьяни кто-то из ребят крикнул «Смерть коммунистам!», и на это у него были основания. Но приговор все равно был вынесен не за выкрикивание лозунгов… Костяк команды составляли игроки ЛТЦ, с которыми в 1948 году в Москве сыграли команды, патронировавшиеся Тарасовым, уже тогда считавшим, что советским хоккеистам нужно учиться, учиться и учиться. И в частности, у чехов. Не имевшие представления о нормальной хоккейной амуниции, советские хоккейные «менеджеры» за ночь скопировали все элементы формы чехов. Так что позаимствована у Запада была не только атомная бомба… Отец русского хоккея восхищался мастерством вратаря ЛТЦ и чешской сборной — того самого Богумила Модрого. («Особенно большую помощь оказал нашим вратарям Богумил Модрый. Он чуточку умел говорить по-русски и потому смог рассказывать немало интересного и полезного», — писал Тарасов.) В 1950‑м Модрый, который к тому времени уже закончит карьеру, получит 15 лет лагерей, а лучший чешский бомбардир 21‑летний Августин Бубник — 14 лет. Остальные игроки получили сроки несколько меньшие, но тоже по-сталински внушительные. Три года влепили даже хозяину пивной (см. случай гашековского Паливца). Что же, собственно, произошло? 11 марта 1950‑го сборную Чехословакии (в то время — действующий чемпион мира), отправлявшуюся на очередной мировой турнир в Лондоне, буквально сняли с самолета. Хоккеисты должны были подтвердить официальную версию: они не едут на чемпионат в знак протеста против того, что англичане не дали визы корреспондентам чешского радио. Очень скоро стало известно, что никаких проблем с визами, естественно, не было. Именно поэтому в пивной осерчавшие хоккеисты были несколько неосторожны в выражениях в адрес коммунистов. При этом они не знали о том, что в трактире — ну совсем как в «Похождениях бравого солдата Швейка» — сидят осведомители тайной полиции. На самом деле лучшим представителям чешского хоккея, которых судил военный суд, потому что некоторые из них были в призывном возрасте и считались военнослужащими, вменяли эпизод декабря 1948 года. Чешской сборной, игравшей в Давосе на кубке Шпенглера, было предложено остаться в Швейцарии и стать командой Чехословакии «в изгнании». Часть чешских хоккеистов уже осталась за границей, включая Олега Забродского, брата Владимира Забродского, капитана команды. Ему-то и поступило предложение организовать коллективное бегство лучшей хоккейной сборной Европы. Это как если бы на Западе остались не одна-две звезды балета, а целиком Большой театр. В команде было проведено голосование: 8 — против бегства, 6 — за. Бубник, кстати, голосовал против, потому что понимал: если он окажется в эмиграции, его родители останутся заложниками и им не выжить. После этого у хоккеистов сборной были многочисленные шансы сбежать, в том числе на чемпионате мира 1949 года в Стокгольме, но они и не думали ими воспользоваться. Что не помешало закатать звезд чехословацкого хоккея на огромные сроки. Практически все они вышли по амнистии в 1955 году, но с уже разрушенными карьерами и здоровьем. Тот же самый Модрый умер в 1963 году в возрасте 47 лет — сказались последствия отсидки. А Бубник, пройдя через урановые рудники и фактический запрет на профессию хоккеиста, после освобождения предпочитал тренировать финнов. И кстати, в 1960‑е подготовил неплохую финскую сборную. (А Владимир Забродский все-таки сбежал в 1965 году на Запад и стал хоккейным тренером в Швеции.) …В том же 1950‑м, согласно полицейскому рапорту 624/1950, ровесник Августина Бубника студенткинематографист Милан Кундера якобы донес в полицию на появившегося в Праге эмигранта Миросла-

РИА Новости

Холодная война на льду

В «Валерке» Тарасов распознал гения не сразу, но уже потом не отпускал от себя. Владимир Лутченко, Игорь Ромишевский, Валерий Харламов (слева направо) на чемпионате мира 1969 года в Стокгольме.

ва Дворжачека. Тот был арестован и много лет провел в лагерях. Полицейский отчет был опубликован в 2008 году и стал основой для моральных обвинений в отношении одного из символов чешского сопротивления, великого — без оговорок — писателя Милана Кундеры. Сам престарелый автор «Невыносимой легкости бытия» обвинения отвергал. Но это так, к слову, для иллюстрации положения в стране спустя два года после того, как коммунисты пришли к власти. И стали пожирать сами себя — в 1951‑м состоялся процесс главы КПЧ Рудольфа Сланского. Незадолго до этого его славословила вся страна. Впрочем, после победы на чемпионате мира 1949 года будущих заключенных-хоккеистов тоже чествовала вся страна. И ее коммунистическое руководство.

«Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го РИА Новости

Холодная война на льду Тот самый чемпионат мира 1969 года. В центре – Вячеслав Старшинов.

Холодная война на льду

«Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го

ак Служба национальной безопасности Чехословакии едва не разрушила чешский хоккей. Но основы, заложенные еще в 1930‑е годы, оказались столь фундаментальными, что сборная ЧССР оставалась одной из сильнейших, начиная уже с середины 1950‑х годов. Чешская сборная играла еще на самом первом чемпионате мира по хоккею в Антверпене и заняла там третье место. В 1930‑е и 1940‑е чехословаки были одной из самых сильных команд Европы и мира. В 1938 году, кстати говоря, в матче за третье место они обыграли сборную фашистской Германии со счетом 3:0. Правда, спустя год сильнейший чешский клуб ЛТЦ по не зависящим от него причинам — из-за мюнхенского сговора — стал чемпионом уже не Чехословакии, а так называемого протектората Богемии и Моравии, и сохранял свой титул в 1940, 1942, 1943 и 1944 годах. После того, как сборная оправилась от удара, нанесенного ей спецслужбами, чехи зарабатывали «бронзу» чемпионатов мира в 1955, 1957, 1959 годах, а в 1961-м обошли сборную СССР, заняв второе место, сыграв вничью 1:1 с канадцами, получившими «золото». 1960‑е — эпоха триумфа советской школы, много позаимствовавшей у чехов (в 1948 году игроков ЛТЦ поразило, что русские не умели отрывать шайбу ото льда, а их вратари — ловить ее в ловушку, зато наученные русским хоккеем, носились на диких скоростях), стала периодом противостояния СССР, ЧССР и Швеции (не считая наезжавших канадских любительских команд). Чешские фамилии вошли в советский хоккейный фольклор. Где-то в начале 1970‑х родилась знаменитая поговорка: «Проснулся я рано утром. Во рту сухи, в глазах черны. Надел на себя кохту, сунул в рот бублу и поспишил в магазин». Ян Сухи — один из ключевых защитников, много раз входивший в символическую сборную мировых первенств, Йозеф Черны — нападающий, который дебютировал в сборной ЧССР в конце 1950‑х и доиграл до начала 1970‑х, Иржи Кохта — нападающий, Франтишек Поспишил — выдающийся защитник, оба начали играть в конце 1960‑х, Иржи Бубла — нападающий, дебютировавший в 1971‑м. Ну, а другая поговорка отражала иную проблему и была чрезвычайно политизирована: «У СССР две проблемы — Даманский и Недомански». Вооруженный конфликт на границе с Китаем, унесший жизни 58 советских военнослужащих, приравнивался тем самым к хоккейным сражениям. И на этом эпизоде стоит остановиться подробнее, потому что чехословацкая сборная стала стороной в холодной войне внутри социалистического лагеря. И пожалуй, единственным оружием, которым чехи могли отомстить Советам за вторжение в августе 1968 года.

а чемпионате мира в Стокгольме чехи заняли третье место после СССР и Швеции. Но зато результат их встреч с советской командой — 2:0 и 4:3. «Вы нам танки, мы вам — бранки (шайбы)!» Это была страшная месть за 1968 год. Но еще до вторжения, в самом начале «пражской весны», чехословацкая сборная вдохновенно сыграла на чемпионате мира-1968, проиграв СССР со счетом 5:4 и заняв второе место. Свидетели событий утверждают, что позитивный настрой сборной был связан именно с обнадеживающими общественными переменами. 21 марта 1969 года в Стокгольме чехи обыграли мощную советскую сборную, за которую играли блестящие тройки Викулов — Мальцев — Фирсов, Михайлов — Петров — Харламов (потом разлученные на время), Зимин — Старшинов — Якушев, а в защите блистали Рагулин и Лутченко (которого многие потом ставили выше Бобби Орра). На 33-й минуте счет открыл Сухи, а на 47‑й шайбу забросил Черны, заложив ос-

нову той самой поговорки — «во рту сухи, а в глазах черны». Капитаном был знаменитый Йозеф Голонка, играли братья Голики, в воротах стоял знаменитый Владимир Дзурилла, в нападении блистал тот самый Вацлав Недомански. В 1972 году на Олимпиаде в Саппоро он, по одной версии, плюнул в лицо Мальцеву, по другой — бросил шайбу в Чернышева. Сам же Недомански вспоминал, что он жестко припечатал к борту Якушева (которого канадцы называли «Як-15», а Недоманского — «Большой Нед») у скамейки запасных советской сборной и был обложен Тарасовым матом. Разозлившись, он ударил ни в чем не повинного, неизменно олимпийски спокойного Чернышева… Кстати, по одной из версий, изложенной в биографии Мальцева, написанной Максимом Макарычевым, именно поведение Анатолия Владимировича Тарасова, «провоцировавшего» чехов, стало последней каплей, за которой последовало отстранение тандема Тарасов‑Чернышев от сборной перед чемпионатом мира-1972 в Праге. Версия эта выглядит более чем правдоподобно: это была просьба Густава Гусака, высказанная им лично Леониду Брежневу, который прекрасно помнил эпизод мая 1969 года, когда Тарасов сломал ему удовольствие от хоккея, уведя ЦСКА с площадки. В пользу правдоподобия этой версии говорит и тот факт, что советское политическое и спортивное руководство, учитывая напряженный характер отношений ЧССР и СССР, и не только на хоккейных площадках, ставило советским хоккеистам задачу играть с чехами максимально корректно. В наборе широко разошедшихся открыток, где представлялась сборная СССР — чемпион московского чемпионата мира-1973, запечатлены Виктор Кузькин и Вацлав Недомански в знаменитой темно-синей форме сборной ЧССР, обменивающиеся вымпелами. Фотография сопровождена политкорректной подписью: «Как бы остро и напряженно ни проходили матчи в Саппоро и в Москве, они всегда завершались крепким дружеским рукопожатием». Ну да, строго после того, как Недомански толкнул тренера сборной страны-супостата… В 1976‑м, когда на турнире на приз газеты «Руде право» мощный защитник, знаменитый № 2 советской сборной, Александр Гусев слишком жестко припечатал к борту чешского коллегу, разбор команде и самому Гусеву устраивал лично Сергей Павлов, многолетний «министр спорта» — председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР, в прошлом — «румяный комсомольский цудете!» — бросил Павлов в сердцах Гусеву, который после «бронзы» советской сборной на чемпионате-1977 действительно перешел в финальную стадию своей долгой карьеры, но скорее, по возрасту: в 1978–1979‑м он доигрывал в СКА (Ленинград). Павлов, впрочем, тоже «доигрывал» свою карьеру в не слишком престижных местах — послом в Монголии и Бирме…

айба, заброшенная защитником Яном Сухи с подачи Ярослава Голика на 33-й минуте матча 21 марта 1969 года, имела, разумеется, символическое значение. Это был первый гол — гол в широком, в том числе политическом, смысле — забитый в ворота оккупантов. Мало того что сама по себе игра, как и большинство матчей СССР-ЧССР, отличалась необычайным напряжением и была практически равной, о чем свидетельствует статистика бросков в створ ворот, чехи выполняли установку на победу над сборной Советского Союза любой ценой. Радовались они так, как будто выиграли в ретроспективе и перспективе все чемпионаты мира вместе взятые. Характерно, что Вацлав Недомански на радостях ударил ворота Виктора Зингера и сдвинул их, что-то крикнув советскому вратарю, а Ярослав Голик с размаху шарахнул по верхней перекладине и фактически ткнул клюшку в маску голкиперу, явно едва удержавшись от физического контакта.

Холодная война на льду

«Во рту сухи, а в глазах черны», или Месть ученикам за август 1968–го

И тоже не без слов. Бедный Зингер ответил за советских лидеров, за советских танкистов, за унижение чехословаков. А настрой на победу, даже если абстрагироваться от высочайшего уровня игры, у чехов оказался необычайно мощным. Это была уже не спортивная злость. Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия»: «Прага неузнаваемо изменилась: на улицах он встречал других людей, чем когда-то. Половина его знакомых эмигрировала, а из той половины, что осталась, еще половина умерла. Этот факт не будет зафиксирован ни одним историком: годы после русского вторжения были периодом похорон». Таков был эмоциональный и психологический фон хоккея с чехами. Как относились к политической подоплеке матчей с чехами игроки нашей сборной? Среди них, разумеется, не было диссидентов. Как, впрочем, не были диссидентами и хоккеисты ЧССР — они всего лишь выражали доминирующие среди чехов и словаков настроения после ввода советских войск. Из той блестящей плеяды хоккеистов на Запад стремился и в итоге там оказался в 1974 году Недомански — он играл в Detroit Red Wings. Это уже потом, много позже, случился побег братьев Штястны, тоже, как и Недомански, звезд, строго говоря, словацкого хоккея. Петер Штястны получил предложение уехать за океан еще в 1976 году, но его мечтой было играть за сборную, которая в то время громила всех подряд, включая «красную машину» Виктора Тихонова. (Тогда в сборной ЧССР играли Петер и Мариан, а Антон Штястны присоединился к национальной команде в 1979‑м.) В 1980‑м Петер и Антон, связавшись с канадскими скаутами, заявили о своем запоздалом согласии играть в Северной Америке. Мариан, который, будучи отцом троих детей, не имел возможности оставить членов своей семьи заложниками, мог лишь позавидовать братьям, надевшим синие свитера Quebec Nordiques (бывшей команды ВХА, которая после распада лиги играла в НХЛ). На следующий год братья воссоединились в Квебеке. Петер Штястны потом будет удостоен самой высокой для хоккеиста чести — избрания в Зал хоккейной славы. Наши игроки, которые тогда и помыслить не могли о том, чтобы играть где-то еще, кроме СССР (исключительно у тренеров были шансы уехать куда-нибудь в Финляндию или Японию, да и то уже в более поздние времена), могли себя ощущать только солдатами, выполнявшими приказ, причем приказ высшего руководства страны. В сборной были парторг (Петров) и комсорг (Третьяк), костяк команды составляли хоккеисты ЦСКА, то есть — офицеры. За победы полагались высокие правительственные награды, вплоть до орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. В том числе и прежде всего за игры с чехами. (Хотя и чехословацкие спортсмены получали ордена и медали разных достоинств — социалистический подход к спорту никто в этой стране не отменял.) Что вообще могли думать о чехословацких событиях или совсем молодые ребята, рекрутированные из провинциальных моногородов, или опытные бойцы, воспитанные идеологизированным Тарасовым? Что могли думать о противостоянии с чехами спортсмены, чье детство пришлось на 1950‑е годы или, в крайнем случае, на начало 1960‑х, молодые люди, которые получали от партии и правительства все — от квартир и машин до орденов, званий и всесоюзной славы? Их воспитывали советская семья, школа, улица, тренеры. Единственным «диссидентством» для них был алкоголь и гулянки — а как еще могли развлекаться люди, большую часть времени заточенные на спортивных базах? У них была простая и внятная мотивация — защищать честь и славу Родины. «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот!» — это же были слова не с пустой семантикой. На предложение поиграть за рубежом за деньги в те годы они могли ответить только так, как футбольный голкипер Антон Кандидов из «Вратаря республики» Льва Кассиля — голкипера сватали в сборную Ватикана за сто тысяч лир жалованья: «Ах ты, зараза! — заорал Антон.

Он бешено колотил себя в грудь и топал ногами. — На бога, на папский паек меня берешь!.. Ты всерьез сторговать меня хочешь?!» Даже иные соблазны не могли взять за живое советского спортсмена. Так, в 1966‑м на Олимпиаде в Любляне (она же чемпионат мира — тогда они были совмещены) Александр Рагулин отверг сексуальные притязания некоей миллиардерши, обезумевшей от созерцания гренадерской комплекции защитника, и предпочел провести вечер с товарищами по команде. Правда, даже если бы ему пришло в голову позабавиться с миллиардершей, компетентные органы нашли бы способ отлучить его от хоккея и от армии, и никто бы не посмотрел на то, что это лучший защитник страны. Характерно, что Вячеслав Старшинов написал в 1970‑е диссертацию на тему «нравственного долга и ответственности спортсмена». Тут не до шуток — это были не просто слова, а действительно предмет для исследования хоккейной мотивации. К тому же, как «поэт в России — больше, чем поэт», так и команда в СССР была больше, чем команда. Даже тактика советского хоккея строилась на коллективизме. Тарасов обосновывал это теоретически и, в частности, в книге «Совершеннолетие», написанной после чемпионата мира в Вене 1967 года, отмечал: «Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остается в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе. Я твердо убежден, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу». Это уже потом именно канадский хоккей «развратит» советских хоккеистов. Причем не идеологически: они просто захотят попробовать себя в другой хоккейной «рамке» — это не менее сильная мотивация, чем долг советского офицера и любовь к родине. Парадокс состоял в том, что едва ли не первым, кто задумался о карьере в НХЛ, был человек, ставший витриной советского хоккея, — Третьяк. Считается, что сравнительно раннее окончание его карьеры было вызвано именно тем, что его не пустили играть в Северную Америку. В общем, находясь на льду, наши хоккеисты вряд ли думали о справедливости или несправедливости вторжения. Они видели перед собой злую, сильную, замотивированную команду, которую тем более надо было победить. Опыт таких игр психологически должен был помочь справиться с канадцами, где к сугубо спортивным эмоциям добавлялась ненависть к идеологическому противнику, покусившемуся на авторские права на хоккей с шайбой.

Холодная война на льду ИТАР-ТАСС

From Russia with love, to Russia with Hull

Бобби Халла, перешедшего из НХЛ в ВХА за миллион долларов аванса, не пустили играть с русскими. Это стало для него самым большим разочарованием в карьере.

Мы рождены, чтоб сокрушать их мифы. — Дело Анатолия Тарасова волей–неволей завершают Андрей Старовойтов и Алан Иглсон. — Халла не пускают в сборную Канады, несмотря на вмешательство премьера. — Шапкозакидательские настроения в Канаде; Драйден и Синден нервничают. — Репортер Globe & Mail Дик Беддаз обещает «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». — Жак Плант появляется в раздевалке советской сборной.

каве, которую было принято нещадно разукрашивать шариковой ручкой. Мы с моим лучшим другом, будущим спортивным комментатором канала НТВ+ Мишей Мельниковым, жались друг к другу в возбужденной толпе незнакомых ребят, уворачиваясь от развесистых гладиолусов. Едва ворвавшись в класс, мы ухитрились сесть вместе, заняв место чуть ли не в первом ряду. Но спустя несколько минут были разлучены ради соблюдения гендерного баланса — нас посадили с девицами. Что происходило на следующий день, в памяти не осталось. А в воскресенье был хоккей, по экрану черно-белого телевизора «Темп» сновали фигурки

ретье сентября 1972 года было солнечным днем — таким, каким бывает в средней полосе России роскошное бабье лето, оправдывающее безысходную серость и слякоть последующих долгих, тонущих в ранних сумерках, недель. Первое сентября, пятница, тоже было отмечено солнцем и даже, пожалуй, отсутствием рассветных заморозков, того самого, пастернаковского, ощущения: «…был утренник, сводило челюсти». 1972‑й оказался последним годом, когда первоклашек облачали в мышиного цвета пиджаки и брюки — уже приближалась эра синих костюмчиков с эмблемой в виде книги на ру38

стов из настольного футбола — одна команда была красной, другая синей. «Спартак» — «Динамо», натурально. Ну, или ЦСКА. Словно бы ветром принесло лозунг эпохи: «Развеян миф о непобедимости канадских профессионалов». Мы рождены, чтобы сокрушать их мифы. Трансляция была не прямой — игра состоялась поздно ночью по московскому времени, 2 сентября по канадскому календарю. Но ни одна живая душа в стране, кроме дипломатов, служивших в государствах вероятного противника, руководства страны и спортивного начальства, не знала о том, что наши не просто победили, а что-то там «развеяли».

хоккеистов, которые потом переселились в альбом для рисования. Харламов, Третьяк, Кларк, Фил Эспозито — четырехтактный пароль, открывавший школьную эру, насыщенную морозами, пробами льда, оставлявшими синяки шайбами, сменой с хрустом ломавшихся клюшек ЭФСИ, небезопасными побегами Мельникова на электричке в Калининград почему-то для просмотра матчей игравшего в хоккей с мячом тамошнего «Вымпела» (хотя вполне можно было ограничиться близлежащим стадионом «Фили» с одноименной командой). Перед самой игрой, 3 сентября, в воскресенье, я, валяясь на полу, вяло дергал за головы футболи-

From Russia with love, to Russia with Hull

И Харламов теперь звезда по обе стороны Атлантики. Фил Эспозито провел день перед игрой, несмотря на упреки своего брата Тони, в постели с любимой женщиной по имени Донна, которая потом станет его второй женой, что не повлияло на качество его игры — он-то и забросил первую шайбу, но и не помогло команде. Канадцы были настроены на быструю и впечатляющую победу. Наши были эмоционально ошеломлены их напором и одновременно — технически — размерами канадского типа площадки, к которой они не успели адаптироваться…

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

очему-то считается, что Тарасов не рвался играть с профессионалами. Даже открытые источники — его собственные книги — свидетельствуют ровно об обратном. Повторимся: игры со сборной НХЛ должны были стать венцом его карьеры, доказательством преимуществ советского хоккея и советского строя. К ним он готовил лучших своих питомцев — от Фирсова до Третьяка, наигрывал тактические схемы, пробовал и тасовал тройки и пятерки, экспериментировал, вводя в хоккей понятие полузащитника. Один из его экспериментов своим следствием имел тот факт, что даже в Суперсерии-1972 Михайлов и Петров играли без Харламова: в сезоне 1971/1972 Тарасов в ЦСКА разбил наигранную тройку, заменив Харлама Юрием Блиновым, а Харламов с Владимиром Викуловым стал нападающим в пятерке, где появились полузащитники — Геннадий Цыганков и Анатолий Фирсов; на чемпионате мира-72 и в Суперсерии Харламов играл в сборной с Викуловым и Мальцевым, но сразу после игр с канадцами великая тройка была восстановлена в правах. Запрет президента Международной хоккейной ассоциации Джона Ахерна на участие профессионалов в чемпионатах мира (а значит, по факту и в Олимпийских играх) мешал реализации планов Тарасова. Его невольным союзником стал Пьер Трюдо, который сказал во время официального визита в Москву в 1971‑м: «Давайте позволим нашим лучшим игрокам сыграть с вашими лучшими — без всяких предварительных условий». Историк хоккея Майкл Маккинли пишет, что одним из тех, кто в начале 1972‑го стал активно лоббировать организацию Серии, был дипломат Гэри Смит, по совместительству игрок любительской команды Moscow Maple Leafs, естественно, названной так в честь второго после Canadiens легендарного клуба — «Кленовых листьев» из Торонто, игравших ту же роль, что «Спартак» или «Динамо» по отношению к ЦСКА.  Примечательно, что в партнеры по переговорам Смит взял не кого-нибудь, а Бориса Александровича Федосова, выдающегося спортивного журналиста, председателя Федерации футбола СССР (с 1973 по 1980 год), куратора турнира на приз «Известий», неизменно проводившегося под эгидой газеты с декабря 1969 года, автора несмываемого знака эпохи — Снеговика с вратарской клюшкой. Канадский дипломат продемонстрировал известинцам фильм о финале Кубка Стэнли между Montreal и Chicago. «Когда они смотрели на Бобби Халла, — с усмешкой вспоминал Смит, — они думали, что фильм прокручивается в ускоренном темпе». Правда, чуть позже канадцам придется признать: Харламов — такой же быстрый, как, например, Курнуайе, только обводка у него много лучше… В апреле 1972‑го, во время чемпионата мира в Праге, официальные лица с обеих сторон договорились о том, что Серия будет проведена. К этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. С советской стороны над организационными вопросами работал в том числе ответственный секретарь Федерации хоккея СССР, бывший хоккейный судья и игрок ЦДКА Андрей Старовойтов. Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦСКА.

Редкое фото: Борис Кулагин дурачится, пародируя Валерия Харламова. Ах, какой здесь чудесный, веселый наш форвард №17!

Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот, спустя более чем два десятилетия, уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной. Хотя, конечно, это было не его единоличное решение. Как раз советский спортивный функционер и не был большим сторонником Серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения Серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвэя о нем звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).

интервью журналисту Всеволоду Кукушкину Иглсон говорил: «В 1969 году я приехал в Швецию на чемпионат мира. Я был ярым канадским болельщиком, и меня задевало, что на мировых первенствах регулярно побеждала советская команда. На том турнире в составе нашей сборной играли Кен Драйден, Уэйн Стивенсон и еще семь хоккеистов калибра НХЛ, но мы заняли лишь четвертое место. Именно тогда и начались переговоры с русскими о серии матчей с командой

From Russia with love, to Russia with Hull

НХЛ. Шли они довольно долго, но в итоге закончились успехом. Я не хотел, чтобы в серии было четное количество матчей. Предложил сделать так, как в розыгрыше Кубка Стэнли, — определять победителя в серии из семи поединков, но Андрей Старовойтов настоял на восьми. Нам было все равно, где начинать, — полагали, что без особого труда возьмем верх в семи из восьми матчей. И когда Андрей предложил начать серию у нас, мы согласились». Иглсон обладал потрясающей пробивной силой и талантом переговорщика. А говорить ему пришлось и с хозяевами клубов, и с самими игроками, которых интересовала не только патриотическая и чисто хоккейная составляющая Серии — они хотели заработать. Но, кстати говоря, и он хотел заработать. И хотел этого четверть века — все то время, что возглавлял Ассоциацию игроков НХЛ, своеобразный профсоюз и пенсионный фонд в одном флаконе. Это в результате сгубило и его самого, и его репутацию. Но об этом чуть позже. Советская сборная уже методично тренировалась, уже прошли командные сборы на летних базах, а у канадцев еще конь не валялся. В июле Алан Иглсон позвонил Филу Эспозито. И между ними произошел следующий разговор: — Мы собираем команду Канады, чтобы играть Гарри Синден наблюдает за тренировкой сборной СССР с русскими. в Монреале. Галстук еще повязан аккуратно. — Будет ли играть Бобби Халл? — Мы еще не уверены. Мы даже не уверены в том, что будем играть. Я хотел только дать тебе знать, что мы были бы очень рады, если бы ты и твой брат согласились играть в команде. Конечно, Иглсон хитрил. Во‑первых, все уже было договорено. Во‑вторых, у сборной был старший тренер — Гарри Синден, который тренировал команду Boston Bruins как раз тогда, когда именно в ней восходила звезда Эспозито. (Он же был в 1958 году капитаном Whitby Dunlops, которая представляла Канаду на чемпионате мира в Осло, где канадцам достались золотые медали. То есть Синден играл против команды Тарасова. Показательна разница шайб, с которой канадцы закончили турнир: 82 заброшенных при 6 пропущенных!) Больше того, под руководством Синдена бостонские «медведи» стали обладателями Кубка Стэнли. Еще в июне тренер договорился с монреальскими звездами Курнуайе, Трамбле, братьями Маховличами и Драйденом, что они присоединятся к сборной. (Драйдену — очному студенту-правоведу — до этого

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

нужно было еще сдать экзамены в Университете Макгилла.) Иглсон просто не хотел отвечать на вопросы человека, который очень быстро станет неформальным лидером сборной Канады, вопросы, касавшиеся финансовой составляющей, заработков игроков Серии и отчислений в пользу ветеранов НХЛ. На последнем обстоятельстве Иглсон делал особый акцент, подчеркивая, что заработанное пойдет в помощь энхаэловцам-пенсионерам. И это же обстоятельство стало формальным поводом для того, чтобы не взять в команду мощнейших игроков, которые перешли в только что созданную лигу-конкурент — ВХА. И речь шла не только о Бобби Халле, но и, например, о Джерри Чиверсе, блестящем вратаре, который два года спустя будет защищать ворота сборной ВХА в серии игр со сборной СССР. — Это команда Канады, и они не будут играть? Тогда и я отказываюсь, — говорил Эспозито. Серия сделала Фила Эспозито самым узнаваемым хоккеистом по ту сторону океана и подлинным героем Канады. Но не принесла существенных доходов. Мало того что он и его брат Тони из-за Серии вынуждены были закрыть свою хоккейную школу, даже права на трансляцию игр, а значит, и на доходы от нее, были у Алана Иглсона и его клиента, лучшего клиента, выдающегося защитника Бобби Орра, который не смог участвовать в матчах из-за травмы колена. Пройдет время, и Иглсон «кинет на деньги» уже самого Орра. Да и вообще все кончится для выдающегося хоккейного менеджера плохо — он даже отсидит несколько месяцев в тюрьме. А главное — его исключат из Зала хоккейной славы, куда он вошел именно за выдающиеся менеджерские заслуги перед канадским хоккеем.

собенно звонким оказался скандал с Бобби Халлом. Причем Иглсон был не главной фигурой — он уступил это право Кларенсу Кэмпбеллу (читатель ранее уже имел возможность ознакомиться с другим сюжетом — скандалом по линии Кэмпбелл — Ришар). Именно президент НХЛ наотрез отказался пустить в сборную Канады перешедших в ВХА уже упомянутых Халла, Чиверса, а еще Жана-Клода Трамбле и Дерека Сандерсона (всего из НХЛ перебежали 66 игроков). Все упомянутые хоккеисты получили приглашение от Синдена войти в сборную еще в июне. Позируя 28 июня 1972 года в Виннипеге с увеличенным в разы чеком на 1 миллион долларов (беспрецедентный для хоккея аванс), Бобби Халл, «Золотая ракета», присоединившаяся к «Виннипегским ракетам», еще не знал, что его не пустят играть за Канаду. Причины были более или менее ясны. Появление Халла в ВХА резко поднимало престиж лишь год тому назад образованной Лиги и создавало реальную конкуренцию НХЛ. Кроме того, гигантский гонорар звезды — 2,75 миллиона долларов за десятилетний контракт с Winnipeg Jets (Халлу в то время было уже 33 года) разрушало ценовой консенсус, который сдерживал «инфляцию» в НХЛ. Когда «Золотая ракета» благодарил коллегу Уэйна Кэшмена, доставшего ему четыре билета на ванкуверский матч Суперсерии-72, и спросил, чем он может отблагодарить несостоявшегося партнера по сборной Канаде, «Кэш» ответил Халлу: «Это я тебя должен благодарить. Моя зарплата утроилась благодаря тебе!» Интересы владельцев и менеджеров НХЛ входили в противоречие с интересами Канады. Что поделать — гримасы капитализма! Вокруг Халла, этого мужчины с обаятельной улыбкой, рыжими бакенбардами и простым, можно сказать, русским лицом, делающим его похожим на тракториста из подмосковного совхоза «Путь Ильича», разгорелась настоящая война. Легендарная «девятка» Chicago Black Hawks, десять лет на высочайших скоростях пересекавший ледовые арены Северной Америки с символом «черных ястребов» — профилем индейца на груди и скрещенными томагавками на плечах, в глазах руководства НХЛ

Холодная война на льду

From Russia with love, to Russia with Hull

августа сборная НХЛ, она же сборная Канады, была собрана под началом тренера Гарри Синдена в Торонто, чтобы начать тренировки в Maple Leafs Gardens. За две недели было нелегко наиграть сборную, создать из ярких индивидуальностей команду, вдохнуть в этот конгломерат профессионалов‑индивидуалистов командный дух. Из троек только одна была по-настоящему сыгранной — Вик Хэдфилд, Жан Рателль, Род Жильбер из New York Rangers. Ее называли GAG Line, где GAG расшифровывалась как goal-a-game, гол за игру. Точнее, ни одной игры без гола — ни дня без строчки. (Чуть позже возникшая тройка Rangers называлась Mafia Line — итальянец, «крестный отец», Фил Эспозито и два «дона» — Дон Молони и Дон Мардок.) Советские «разведчики» — Борис Кулагин и Аркадий Чернышев побывали на тренировках канадцев. Спортивный журналист Дмитрий Рыжков писал: «Мне довелось тогда беседовать с Чернышевым и Кулагиным. Оба с улыбкой рассказывали о тренировках сборной НХЛ — мол, у нас даже детские команды тренируются с большей нагрузкой. Посмеялись над режимом дня НХЛовцев — после тренировки все куда-то разъезжаются». С противоположной стороны — канадской — царили не только шапкозакидательские настроения. Нервничал уже не только Драйден. Гарри Синден, прославившийся необычайной подвижностью за скамейкой запасных, клетчатым пиджаком и сильно расслабленным галстуком, признавался одному из журналистов: «Я дьявольски нервничаю. Больше всего меня беспокоит скорость, с которой они играют». И это несмотря на то, что тренеры-«разведчики» с другой стороны Боб Дэвидсон и Джон Маклеллан (главный скаут и главный тренер Toronto Maple Leafs), наблюдая 22 августа 1972 года в Ленинграде за тренировочной

игрой сборной и ЦСКА, остались разочарованы уровнем советских хоккеистов и особенно голкипера Третьяка, схлопотавшего 8 шайб. Кто ж знал, что Третьяк был расслаблен из-за предстоявшей на следующий день свадьбы, а предыдущим вечером он отмечал с друзьями-хоккеистами грядущее бракосочетание. К тому же он стоял в воротах практически второго состава ЦСКА, против которого играл, в сущности, первый состав этой же команды, почти в точности совпадавший со сборной СССР (устоявшаяся шутка тех лет квалифицировала сборную как «ЦСКА+Мальцев»). Кулагин внимательно изучал тренировки канадцев, Бобров отсматривал игры плей-офф НХЛ 1971 и 1972 годов. Советские хоккеисты тоже дико волновались, но были лучше готовы. Как минимум — физически. Хотя и это обстоятельство Синден учел. В книге «Хоккейное представление» или «Решающее хоккейное противостояние» (публиковавшиеся в СССР в «Комсомолке» фрагменты почему-то метились как «Хоккейное откровение») он писал: «Джон Фергюсон (второй тренер, бывший игрок Canadiens. – A.K.) и я решили создать наступательную команду… решили взять в команду тех хоккеистов, которые летом не прохлаждались, а работали в тренировочных лагерях… А во-вторых, тех, кто более всего подходил для наступательного хоккея. Нашей взрывной силой должны были стать Эспозито, Фрэнк Маховлич и Курнуайе… Хотя они тренировались вместе только 17 дней и по-настоящему еще не сыгрались, парни были уверены в своих силах». За последний сезон в НХЛ упомянутые звезды забросили на троих 156 шайб! Доминирующим настроением было требование быстрой и разгромной победы Канады во всех восьми матчах. Репортер Globe & Mail Дик Беддаз пообещал «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». В колонке, разумеется, прогнозировалось поражение сборной СССР. Во всех восьми матчах. Тренировка сборной Советского Союза в Монреале дезориентировала публику — наши, возможно, специально тренировались спустя рукава. Канадцы же на разминке в день игры, наоборот, продемонстрировали все, на что были способны, — в качестве акции устрашения. Серия, впрочем, могла в очередной раз сорваться. Канадец, чья машина пострадала в Праге во время вторжения советских войск в Чехословакию, требовал возмещения ущерба. В качестве обеспечения судебного вердикта квебекский суд арестовал экипировку советской сборной. И тут снова историческую роль сыграл Алан Иглсон, который сквозь тернии и звезды, сопротивление тренеров и правительств, причуды Кэмпбелла и капризы игроков, пробивал начало Суперсерии. Утром 2 сентября сентября, за несколько часов до матча века, он заплатил из своих личных денег злосчастные 1889 долларов 00 центов канадскому сутяжнику. Причем прямо в лобби Queen Elizabeth Hotel, где с комфортом разместилась советская сборная, которой предыдущим вечером устроили коллективный просмотр «Крестного отца» Фрэнсиса Форда Копполы. В этот жаркий выходной день, 2 сентября, субботу, традиционное время для Saturday Hockey Night, в монреальском «Форуме», где, кстати, не было кондиционеров, все было готово к исторический встрече лучших канадских и советских хоккеистов. В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи. Возможно, многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.

предал интересы Лиги. А Халл просто действовал в логике любого игрока-профессионала — клонившаяся к концу карьера была внезапно ознаменована новым поворотом и беспрецедентными деньгами. Кто же от такого отказывается? И при этом он очень хотел играть в Суперсерии. Отказ в приеме в команду, по его собственному признанию, стал «величайшим разочарованием во всей карьере». Газета Toronto Star затеяла кампанию давления на Кэмпбелла под лозунгом «В Россию с Халлом» (To Russia with Hull), пародировавшим известное: «Из России с любовью» (From Russia with love). В адрес президента НХЛ сыпались «письма трудящихся» с одинаковым текстом, составленным в крупнейшей газете провинции Онтарио, она же — одна из популярных газет страны: «Я хочу, чтобы Бобби Халл играл за Канаду. Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы это произошло. Мы годами ждали серии РоссияКанада, и будет несправедливо, если мы не выставим на лед свою лучшую команду. В традициях НХЛ, чтобы на льду находились лучшие игроки. Почему бы не применить то же самое правило к Канаде?» Премьер-министр Трюдо послал Кэмпбеллу телеграмму, в которой вежливо, но твердо намекал на то, что присутствие Халла в сборной отвечает интересам Канады. Управляющий Национальной хоккейной лиги невозмутимо ответил, что премьера «ввели в заблуждение». Иглсон потом оправдывался, понимая, что позиция Кэмпбелла не могла быть популярной: мол, у него был выбор — отменить Серию или «отменить» Халла. Было выбрано наименьшее зло. Пожалуй, он не преувеличивал. Два упертых юриста — Кэмпбелл и Иглсон — поставили под удар саму возможность столь ожидавшихся по обе стороны океана игр. Интересы большого бизнеса и не меньшего размера обида победили интересы страны. А Халл получил возможность сыграть с русскими в 1974‑м. И всю жизнь гордился тем, что из всех североамериканцев он забросил наибольшее число шайб Третьяку.

Холодная война на льду

Явление Харламова Канаде, которая «оплакивает хоккейный миф»

«В

жевый цвет. Кен Драйден, «Хоккей на высшем уровне». С размашистым и странным, как руническое письмо, автографом Третьяка. Книга исчезла, и кто теперь вспомнит, куда она подевалась. Канула куда-то и другая книга — «Когда льду жарко» Третьяка. Я не столько любил ее читать, сколько разглядывал фотографии. Третьяк был вообще главным человеком в жизни, потому что я хотел стать вратарем, носить на спине № 20, странный для голкипера, который всегда № 1 в команде, расчищать коньками вратарскую зону, как он, постукивать клюшкой по штангам и по щиткам, быть во всем на него похожим, включая прическу. Кен Драйден тоже стал иконой. Памятником. Причем абсолютно роденовского масштаба. Все изза его манеры задумчиво опираться на клюшку

ратарь — половина команды». Эту почти монтеневскую максиму любили повторять в 1970‑е. При всей своей дидактической приглуповатости, она — почти правда. Вратари в первом же матче Суперсерии вошли в историю. Владислав Третьяк слишком быстро пропустил две первые шайбы, зато во втором и третьем периоде оказался непробиваемым. Кен Драйден не справился с манерой игры русских, и красная лампочка зажигалась за его воротами семь раз. Правда, не всегда в этом была его вина — почти все голы были очень красивыми. У меня была книга с фотографией Мальцева и Эспозито на обложке, тонированной в оран-

ИТАР-ТАСС

Stand up Третьяка против «роденовской» позы Драйдена. — 2:2 после первого периода и тайное оружие русских в действии. — Два гола Харламова: история с продолжением. — Владелец Toronto обещает Харламову миллион долларов. — Бобров и Трюдо снимают пиджаки. — Canada mourns hockey myth — «Канада оплакивает хоккейный миф».

Харламов за несколько месяцев до Суперсерии.

во время остановок игры, разворачиваясь во весь свой немаленький рост. Третьяк и Драйден были здоровенные ребята. Тогда это с вратарями случалось не слишком часто. Сегодня, ввиду ускорения полета шайбы, приветствуются крупные вратари, способные закрыть телом большую часть ворот. А тогда шайбу еще можно было поймать. Причем из стойки stand up, а не из стойки butterfly, благодаря которой сегодняшние голкиперы все больше напоминают механических людей или вратарей из настольного хоккея. Из этой стойки удобно падать в шпагат, в котором сегодняшние голкиперы в основном и пребывают большую часть времени, перекрывая растолстевшими за десятилетия развития хоккея щитками углы ворот. А раньше, в 1960‑е, вратари летали и угла в угол, как пух из уст Эола — невысокий Жак Плант, подвижный Джерри Чиверс, танцующий в створе ворот Терри Савчук. И в 1970‑е вратарь мог быть совсем маленьким, как, например, Владимир Мышкин, — главное, чтобы он обладал тактическим чутьем и быстрой реакцией.

Свидетельство того, что Виктор Зингер был заявлен на игры с канадцами. Тренировка перед первым матчем в Монреале.

Getty Images/Fotobank.ru

Явление Харламова Канаде, которая «оплакивает хоккейный миф» Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Главный сменщик Третьяка в 1970‑е Александр Сидельников разминается перед первой игрой в Монреале.

ратарь в хоккее — это призвание и страсть. Вратарем в хоккее быть страшно. «Кирпичами в тебя кидаются», — определял положение вратаря в хоккее легендарный голкипер сборной СССР 1960‑х Виктор Коноваленко. Один из американских журналистов рассказывал, как однажды он случайно увидел торс Терри Савчука после тренировки. Это было, как он выразился, «поле сражения» — столько на нем сияло синяков разного цвета и ран. История вратарской маски и борьбы вратарей за маску вразрез с мнениями тренеров по поводу того, что они перестанут видеть шайбу, — это как история борьбы за всеобщее и равное избирательное право. До него надо было дожить, его надо было завоевать. Лицо — самое уязвимое место вратарей, говорил знаменитый голкипер Гленн Холл, звезда 1960‑х. Весельчак Джерри Чиверс не любил тренироваться. Однажды на тренировке Boston Bruins, где он играл, шайба попала ему в маску чуть выше глаза. Чиверс решил, что это достаточный повод пойти «страдать» в раздевалку. Гарри Синден, тренер Bruins эпохи расцвета этой команды, в жестких выражениях вызвал его на лед. Тогда Джерри нарисовал на маске рану с двенадцатью швами, демонстрируя, что было бы, если бы его лицо не было защищено. Невинная шутка. Но со временем его маска, на которой он отмечал все попадания шайбы в лицо, стала символом уязвимости хоккейных вратарей. Маска — это еще и боевая раскраска голкиперов, есть в ней нечто языческое, апеллирующее к высшим силам. Чтобы не пропустить шайбу, чтобы шайба не убила. Психология вратаря — это психология одиночки в команде. Голкипер — самый одинокий и самый философски настроенный персонаж. Перед игрой Кен Драйден мог провести целый день в гостиничном номере, сосредотачиваясь и настраиваясь на матч. Представить себе нападающего или защитника в таком же заточении решительно невозможно. Лучшие книги изнутри хоккея написаны именно вратарем — Драйденом. Он из створа ворот вел летопись команды. В книге «Игра» он увековечил легендарных Canadiens 1970‑х.

«Молодой человек, где ваш мячик?» — спрашивал Тарасов Третьяка в столовой. Другие могли спокойно есть, а вратарь должен был ощущать что-то летящее в него все время бодрствования. Образ вратарей всегда размыт. В них есть загадка, потому что лица не видно. Видны только глаза — внимательные-внимательные. И лицо, когда вратарь снимает маску, почти всегда не соответствует представлениям о том, как может выглядеть голкипер. Вратарь — талисман команды. Когда команда готовится вступить в игру, она собирается вокруг вратаря. После победных матчей полевые игроки устремляются к своему вратарю. В прежние времена была традиция качать голкипера. Во время пауз в игре полевые игроки похлопывают ободряюще вратаря по щиткам — он их тыл, надежа и опора. Не зря отбитые и пойманные шайбы по-английски называются saves – буквально, «спасения». Он же, вратарь, не должен переоценивать свое значение. Одной из заповедей Жака Планта была: «Никогда не критикуй полевого игрока, если он сделал ошибку. Твоя работа — исправлять ошибки».

Холодная война на льду

лазами вратаря 2 сентября выглядело так: «Когда в 19.15 мы вышли на лед, я довольно сильно нервничал. «Форум» был словно наэлектризован. В зале не было ни одного свободного места. Всю разминку зрители приветствовали нас стоя, а когда на лед вышли русские, зал, к моему великому удивлению, устроил им такую же овацию. Меня это потрясло. Я плотно сжал губы. Спина напряглась. Мною овладела решимость. Мне казалось, что я готов к бою» (Кен Драйден, «Хоккей на высшем уровне»). Третий вратарь сборной Канады в Суперсерии, Эд Джонстон из Bruins, наблюдая за Третьяком, говорил, что тот исповедует такое же «научный подход» к игре, что и Жак Плант. Но в первые минуты первого исторического матча Серии научный подход и подражание Планту Третьяку не помогли. Канадцы забросили два быстрых, обескураживающе быстрых, гола. На самом деле разочаровывающей была самая первая шайба, заброшенная Эспозито на добивании. Уж очень нервозной была атмосфера. Георгий Рагульский, представитель советского спортивного чиновничества, стоявший на красном ковре перед игрой рядом с самим Трюдо, волновался так, что едва справлялся со своим лицом. Чего, впрочем, нельзя было сказать об одетых в одинаковые синие клубные пиджаки с нелепо яркими пуговицами Всеволоде Боброве, веселом и доброжелательном, и Борисе Кулагине, спокойном,

как статуя Будды. Они дружелюбно пожимали руки элегантным, как и основная часть публики в монреальском «Форуме» в этот вечер, Гарри Синдену и его помощнику Джону Фергюсону. Тогда не высчитывали время владения шайбой, но после первого гола наши по этому показателю доминировали: до седьмой минуты, когда Хендерсон во второй раз распечатал Третьяка, в игру вступал, и вполне всерьез, только Драйден. Игра вообще в первом периоде велась корректно, на очень низких скоростях, соперники приглядывались друг к другу, не слишком удачно играли в большинстве. Хотя после второй шайбы казалось, что с Суперсерией все ясно — канадцы сильнее. Нюанс состоял только в том, что Бобров предупреждал команду — не паниковать, если пропустим быстрые голы. Никто и не паниковал, хотя в первом периоде совершенно потерялись самые техничные и яркие — Харламов и Мальцев. Отличились Петров с Михайловым и спартаковская тройка, особенно заметным, в том числе и благодаря габаритам, был Якушев. Первую шайбу забросил Зимин, вторую — на добивании, после того как Драйден парировал бросок Михайлова, — Петров. Это случилось за две с половиной минуты до конца первого периода. В игре произошел очевидный перелом. Психологическая разгрузка автоматически раскрепостила тайное русское оружие — Валерия Харламова.

Getty Images/Fotobank.ru

…Кстати, участь вторых вратарей в сборной СССР почти всегда была незавидной — их заслонял авторитет Владислава Третьяка. О дублерах Третьяка в Суперсерии-1972 почти ничего не известно, потому что он отыграл все восемь матчей. Сначала заявлялся Владимир Шеповалов, голкипер СКА (Ленинград), в 1968 году приглашенный тренером Николаем Пучковым в Северную столицу из новокузнецкого «Металлурга». Шеповалов привлекался в сборную не часто, но очень удачно защищал ворота в четырех матчах на чемпионате мира-1972, пропустив всего две шайбы. (Пучков тогда был вторым тренером сборной, но из-за второго места на чемпионате был заменен на Кулагина.) О Шеповалове сегодня, конечно, помнят, как о звезде СКА первой половины 1970‑х, — он входил в состав 1971 года, когда ленинградцы завоевали «бронзу» чемпионата СССР. Но мало кто знает, что его карьера закончилась в новокузнецком «Металлурге», а жизнь — на том же меткомбинате, где он трудился в качестве простого рабочего и, по слухам, пьяный насмерть замерз в сугробе, не дожив до 50… Но в результате в Суперсерии запасными вратарями стали Виктор Зингер, спартаковский вратарь, нередко оказывавшийся дублером первого номера второй половины 1960‑х Виктора Коноваленко, и Александр Сидельников. 30‑летний Зингер просидел на скамейке запасных всю канадскую часть Серии. Эту же роль исполнял 21‑летний Александр Сидельников в московских матчах 1972 года — ему предстояло стать дублером двадцатого номера большую часть «эры Третьяка». Зрителям 1970‑х этот голкипер «Крыльев Советов» запомнился рыжей шевелюрой и весьма вольной манерой игры с частыми выходами из ворот. На один из матчей в Москве заявлялся динамовец Александр Пашков. Но об этой истории — в другой раз.

Н Getty Images/Fotobank.ru

Маска Джерри Чиверса, который сыграет с русскими в 1974 году,  — символ уязвимости хоккейного вратаря.

Явление Харламова Канаде, которая «оплакивает хоккейный миф»

аш выдающийся форвард забросил за время всей Суперсерии всего три гола. Потому что после того, как он в первой же игре отличился, причем необычайно эффектно, канадцы держали и прикрывали именно его, и Харламов зарабатывал очки результативными передачами. Персонально к нему был прикреплен Рон Эллис, потом Бобби Кларк повредил Харламову лодыжку, по сути «вырубив» его до конца Серии. (К этой истории мы позже еще вернемся.) И вообще, как говорил потом тот же Эллис, «этот уровень нашей агрессии был незнакомой территорией для русских». Получается, что своими великолепными голами во втором периоде первой игры Харламов чуть ли не подписал сам себе приговор. Причем на долгие годы вперед. За ним всегда велась самая настоящая охота. В шестом матче Суперсерии 1974 года Харламов был просто избит защитником Риком Лэем. А когда в январе 1976 года во время очень грязной игры ЦСКА с самой жестокой командой НХЛ — Philadelphia Flyers, Харламова в очередной раз чуть не убили и он лежал на льду, будучи не в силах подняться от боли, Константин Локтев в знак протеста увел команду с площадки. Мировому хоккею Валерий Харламов нужен был живой и не покалеченный. Тогда ЦСКА проиграл 1:4, потому что вернувшиеся на ледовую арену Седьмая минута первого матча. Хендерсон (стоит спиной игроки были морально раздавлены невероятной грув объятиях Рона Эллиса) забросил вторую легкую шайбу бостью Flyers. в ворота Советов. Радость оказалась преждевременной.

Явление Харламова Канаде, которая «оплакивает хоккейный миф»

Пока же в монреальском «Форуме», накалявшемся от жары и духоты, игра шла относительно корректно, хотя даже во время этого матча был заметен своей немотивированной грубостью Бобби Кларк, который, правда, пока отыгрывался на Александре Мальцеве, блестяще ассистировавшем Харламову. Сам Мальцев, обладавший шикарной размашистой обводкой, был фактически выключен агрессией канадцев: они встречали его запрещенными приемами там, где он не привык их ожидать, играя в европейский хоккей. Было видно, что, в очередной раз поднимаясь со льда, Мальцев был даже не просто возмущен, а оскорблен — почему ему не дают играть красиво, как он привык? Наверное, канадцы поняли, что у них проблемы, когда познакомились с мастерством Харламова. Второй ключевой проблемой стала игра взявшего себя в руки Владислава Третьяка. Канадцы не могли понять, как Харламов забросил эти две магические шайбы. Но они не могли найти ключа и к воротам Третьяка, который даже на колени не падал, когда они расстреливали его в упор. Словно читал мысли канадцев на расстоянии. Вот как об этом писал Кен Драйден в книге «Хоккей на высшем уровне», которая в оригинале называлась «Вбрасывание на высшем уровне»: «И вообще, сомневался ли кто-нибудь в том, что мы легко преодолеем сопротивление русских? В этом усомнился Валерий Харламов. Он играл на левом крыле первой тройки советской команды и двигался с неимоверной быстротой. Находясь у противоположного борта, он получил шайбу от Александра Мальцева. Ушел от Рода Джилберта (так в русском переводе транскрибирован Жильбер. — А. К.), обыграл Дона Оури. Совершенно неожиданно шайба проскакивает у меня между ног и влетает в ворота. Русские повели 3:2. И тут они стали играть с нами в «ну-ка, отними». Даже когда это нам удавалось и мы овладевали шайбой, ее отбирал у нас Третьяк. Трое наших выходят против одного русского. Возможность сравнять счет. Шайба попадает к Фрэнку Маховличу. Бросок. Третьяк накрывает шайбу. Гола нет. Потом Джилберт и Жан Рателль выходят вдвоем против одного защитника. Рателль пасует Джилберту. Третьяк чуть выходит вперед и берет шайбу. В середине игры Харламов с Мальцевым опять врываются по центру в нашу зону. Харламов начинает обходить одного из наших защитников (это был Род Силинг, партнер Дона Оури. — А. К.). Неожиданно, не закончив обводку, он бросает шайбу. Я среагировал слишком поздно, и шайба мимо моей перчатки влетает прямо в сетку ворот. Русские ведут 4:2».

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Пьер Трюдо открывает Серию. Победа нужна была ему, как воздух: предстояли выборы.

огда Харламов забрасывал и первую, и вторую шайбу, казалось, что он гипнотизировал защитников и вратаря. И не только защитников, потому что свое движение — раскатку — он начинал, как правило, из зоны советской команды. Движения его были скупы и очень пластичны, никто не мог угадать, что он будет делать дальше, а скорость была столь велика, что раздумывать-то особо не приходилось — Харламов уже оказывался за спинами защитников. Не думаю, что в пропущенных голах есть вина Драйдена — он просто не успевал понять, что произошло. Во втором случае он вообще не ждал броска. «Его первый гол просто фантастичен! — писал о Харламове Гарри Синден. — Я увидел, как Эспозито и Маховлич пожимали плечами, глядя друг на друга, словно говоря: «Разве можно в это поверить?» Удивительным образом история с двумя фантастическими голами повторилась два года спустя, в Суперсерии-1974. В первой же игре Харламов начал раскатываться из зоны защиты и закончил свой спринтерский забег тем, что проскочил между Жаном-Клодом Трамбле и Пэтом Стэплтоном, поймав их на невидимые миру финты, и перебросил шайбу через распластавшегося Чиверса. То же самое он проделал в шестой игре Серии. И, почти как в 1972 году, это были единственные два гола Харламова за весь турнир.

«Первый гол высвечивает такое качество Харламова, как великолепная обводка, второй — точность и силу его броска, — писал историк хоккея Тодд Дено. — Оба гола иллюстрируют его взрывную скорость». Эти качества Харламова остались незамеченными скаутами, хотя во время тренировок и разминок прямо перед началом Серии Гарри Синден опытным глазом отметил для себя именно этого форварда. Котом в мешке оказался для канадцев и Владислав Третьяк. «Скауты должны быть расстреляны», — констатировал в своей грубоватой манере Фил Эспозито. Скорее всего, фраза, которую приписывают Харламову, якобы получившему предложение перейти в НХЛ за миллион долларов: «Без Петрова и Михайлова не пойду» — легенда. Во‑первых, тогда Харламов играл не с Петровым и Михайловым, а с Мальцевым, с которым его связывала очень близкая дружба и вне льда. Во‑вторых, сюжет с 1 миллионом долларов появился 4 сентября в газете Globe & Mail, которая цитировала владельца Toronto Maple Leafs Харольда Балларда, заявившего, что он отдал бы миллион за этого «лучшего молодого нападающего в мире». Но сам факт приглашения действительно был. Об этом в своих воспоминаниях писал Третьяк. Рассказ Бориса Михайлова приводит в своей книге «Александр Мальцев» Максим Макарычев: капитан сборной СССР, как старший в команде, ответил Балларду, появившемуся в раздевалке советской сборной: «Я поблагодарил канадца за приглашение и, естественно, отказался, подчеркнув, что мы советские миллионеры, нам и дома хорошо». 4:2 — итог второго периода. 18 812 зрителей «Форума» и миллионы канадских телезрителей усомнились если не в лозунге предвыборной кампании Трюдо «Страна сильна», то в безусловном превосходстве канад-

Холодная война на льду ского хоккея над советским. Всеволод Михайлович Бобров снял пиджак — так ему было жарко. То же самое сделал на трибуне Пьер Эллиотт Трюдо.

арламов мог забросить в третьем периоде еще пару голов, не говоря о нескольких его изящных индивидуальных проходах в манере, совершенно незнакомой для канадцев, — несмотря на то, что игра в НХЛ строилась на индивидуализме хоккеистов, никто из них не обладал обводкой такого качества, а стиль отличался прямолинейностью. Драйден в книге «Игра» писал, что русским хоккеистам всегда нужен extra man, партнер для передачи, и если его нет, то они теряются. Это точное замечание с той позиции, что советская сборная играла в комбинационный хоккей и очень дорожила шайбой. И в то же время это необычайно странное наблюдение, поскольку именно индивидуальное мастерство Харламова больше всего поразило канадскую публику, а все три гола, заброшенные в третьем периоде Михайловым, Зиминым и Якушевым, стали иллюстрацией к высочайшему именно индивидуальному мастерству советских хоккеистов. Например, Борис Михайлов поймал Драйдена на противоходе, а Александр Якушев выдержал такую эффектную паузу, что вратарь успел два раза привстать и лечь, прежде чем 15‑й номер советской команды перебросил через него шайбу. Другое дело, что каждая из этих заброшенных шайб была результатом комбинаций, но не сложных и медлительных, а очень быстрых и основанных опять же на индивидуальном мастерстве тех, кто делал результативную передачу, — Шадрин, прежде чем отдать шайбу Якушеву, изящно обвел канадского защитника. Синден ждал от советской сборной комбинационной игры. Но он готовился к коротким пасам. Совершенной неожиданностью для него стали длинные первые передачи от защитников и быстрое начало атак именно из зоны защиты. Что, по признанию Бориса Кулагина, было продуманной тактикой. У канадцев же в первой игре не сработало ничего из того, на что полагался Синден. Маховлич, Эспозито, Курнуайе выглядели собранием индивидуальностей, но никак не сыгранной тройкой. А сыгранная тройка Рателля из Rangers, самая результативная в НХЛ сезона 1971/1972 – 312 очков, просто никак не смогла себя проявить, не приспособилась к советскому стилю игры. Сыгранность, физическое превосходство, индивидуальное мастерство — по всем этим показателям советская сборная в первой игре была сильнее. Да и вели себя наши гораздо более спортивно, чем канадцы, которые едва не затеяли две драки в третьем периоде — после нападения Вика Хэдфилда на Третьяка и удаления Лапуэна, когда раздосадованный Эспозито ударил Петрова только потому, что тот попался ему под руку. За пять секунд до конца игры, когда Блинов спокойно катался с шайбой, растягивая время, оставшееся до окончания исторического матча, канадскую скамейку покинул Гарри Синден. На послематчевое рукопожатие канадцы не вышли. Только Кен Драйден — все-таки интеллигентный человек с университетским образованием — приветственно поднял клюшку и, словно бы извиняясь за товарищей по команде, смущенно кивнул. Зато публика «Форума» спасла репутацию Канады — она аплодировала советским хоккеистам, которые отблагодарили ее, подняв кверху клюшки. Возможно, зрители понимали, что присутствуют при рождении хоккея нового типа. Советская команда повторила успех и даже почти счет 1954 года. Только на этот раз цвета Канады представляла не любительская Lyndhursts, а сборная НХЛ. Что и позволило газете Globe & Mail выйти с заголовком, который вошел в историю: Canada mourns hockey myth — «Канада оплакивает хоккейный миф».

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву Борщ с клецками из газетной бумаги. — «Это наша игра. Найдите способ доказать это!» — «Маленький М» выходит из тени «Большого М». — Старовойтов называет канадцев «шайкой разбойников». — «Детское звено» советской сборной решает судьбу третьего матча. - Синден сравнивает концовку третьей игры с красотой звезды экранов 1970–х Рэкуэл Уэлч. — Ванкуверские болельщики говорят команде Канады решительное «Bo–o–o–о!». — Фил Эспозито отвечает пламенным спичем о патриотизме хоккеистов. — По дороге в Москву канадцы останавливаются в Стокгольме, где гонятся за шведским форвардом Стернером, чтобы его убить.

в высказываниях, которые не один раз подводили журналиста. Однажды про Уэйна Гретцки он сказал, что «в старые времена» этот великий хоккеист попал бы только в третью тройку приличной команды НХЛ. Это все равно что сказать: Валерий Харламов был достоин присутствия в третьем звене свердловского «Автомобилиста»… Беддаз, превративший свои предсказания в борщ с клецками из газетной бумаги, потом стал автором биографии того самого владель-

ик Беддаз был подвижным, весьма эксцентричным журналистом, которого узнавали по неизменным сильным очкам и ковбойской шляпе. Перед входом в советское консульство в Торонто Дик Беддаз употреблял в пищу собственную колонку в Globe & Mail, в которой обещал ее же и съесть с борщом, если сборная Канады проиграет хотя бы один матч сборной СССР. Пацан сказал — пацан сделал. Надо было быть осторожнее

ца Toronto Maple Leafs Харольда Балларда, готового выложить за Харламова миллион долларов, — в том числе и потому, что из-за появления финансово конкурентной ВХА хозяин легендарного клуба перед сезоном потерял нескольких ключевых хоккеистов, включая вратаря Берни Парента и четырех полевых игроков. (Потом хозяева Minnesota North Stars, одной из команд, которая расширила вдвое количественный состав НХЛ в 1967 году, готовы были купить Харламова, но в целом поняли, что это сложно — он, как они точно выразились, «принадлежал государству».) Кстати, очень скоро после Суперсерии Баллард сел на некоторое время в тюрьму — правоохранительные органы гонялись за ним столь же интенсивно, как и за Аланом Иглсоном. Maple Leafs Gardens была родной для БалХоккей высоких скоростей: Вячеслав Анисин, ларда ледовой ареной, приносившей ему Фил Эспозито (на заднем плане), Жан-Поль Паризе, стабильный доход. Именно на этой плоВладимир Шадрин (слева направо). щадке, столь же значимой для канадского хоккея, что и монреальская, должен был пройти второй матч Суперсерии. В буквальном смысле матч-реванш, которого ожидала вся Канада. Пожалуй, по важности, как стало ясно потом, вторая игра не уступала последнему мачту Суперсерии в Москве, в котором все решалось. Торонто в этом смысле должен был стать городом-символом — в здешнем клубе, в частности, играли Эллис и Хендерсон, которые в тройке с Кларком едва ли не лучше всех проявили себя в первой игре. Сразу после монреальского позора Гарри Синден выступил перед своей командой с короткой энергичной речью: «Джентльмены! Нам предстоит длинная тяжелая Серия. И нам лучше взять себя в руки. Через два дня у нас вторая игра в Торонто. Пожалуйста, давайте позаботимся о том, что быть к этому моменту в форме». В Торонто канадцы тренировались с особым усердием. Причем Синден пошел на необычный шаг — провел закрытую тренировку. И был в дикой ярости после того, как обнаружил, что Бобров и Кулагин за ней незаметно наблюдали. Главный тренер канадцев изменил тактику с учетом уроков первой игры, сориентировав игроков на то, чтобы они не давали русским распоряжаться шайбой. В ворота встал Тони Эспозито. Провалившаяся тройка Рателля была снята с игры. Оури и Силинг, упустившие Харламова, тоже не попали в состав. Появились защитники Серж Савар, Билли Уайт, Пэт Стэплтон. Парк, Бергман, Лапуэн остались в составе. Вместо Фила Эспозито к монреальцам Фрэнку Маховличу и Курнуайе он поставил ветерана Стэна Микиту. А к Эспозито вместо звезд «прикрепил» рабочих лошадок, способных подносить снаряды  —

РИА Новости

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву Архив ХК «Спартак»

Холодная война на льду

Звезда Александра Мальцева взошла еще в конце 1960-х. На снимке 1969 года вместе с Владимиром Викуловым (слева) и Анатолием Фирсовым (справа).

Холодная война на льду

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву

его же партнера по Bruins Уэйна Кэшмена и Жана-Поля Паризе из Minnesota. Предполагалось использовать младшего брата Фрэнка Маховлича — Пита. Все эти перестановки полностью себя оправдали. Бобров оставил до поры до времени молодое звено из «Крыльев Советов» (кроме Анисина) на скамейке запасных — их звездный час еще не настал. Вместо Викулова к Харламову и Мальцеву поставил ветерана Старшинова, а вместо Блинова к Михайлову и Петрову присоединили в качестве левофлангового Мишакова. Спартаковская тройка осталась неразделенной. Последний ход был единственным, который себя оправдал.

эйн Кэшмен разогнался и едва не врезался в Мальцева, который успел лишь отмахнуться. «Кэш» не то чтобы глумливо, а скорее весело улыбался — конечно, советский форвард не ожидал, что на него во время паузы в игре наедет персонаж размером со шкаф. Добрая задиристость была предвестницей очень жесткой игры с различными ситуативными приемчиками, призванными вывести из равновесия соперника. Например, бесконечная смена игроков, которые должны подъехать к точке вбрасывания. «Это наша игра. Найдите способ доказать это!» Такой самодельный лозунг висел на трибунах. И уже в первом периоде стало понятно, что для канадцев победа — дело чести. Они играли великолепно, на очень высоких скоростях, а у наших в первом периоде ничего не получалось. Во втором периоде игра выровнялась, но все равно слабо выглядело звено, где играл Харламов, удаленный, кстати, в конце второго периода на 10 минут за недисциплинированное поведение, — Старшинов и Мальцев были не на высоте; Михайлов и Петров как-то не нащупали пути соприкосновения с Евгением Мишаковым. Зато ярко сыграли Зимин, который потом не сможет участвовать в Серии из-за аппендицита, Шадрин, снабжавший отличными пасами Якушева, и сам «Як-15», он же «Большой Як», поражавший воображение канадцев своим «баскетбольным шагом». В Суперсерии спартаковское звено забросило 50% всех шайб сборной СССР, правда, в основном в Москве, а Якушев стал мегазвездой, лучшим бомбардиром команды, забив 7 голов и набрав 11 очков. Он в наибольшей степени, наряду с Харламовым и Третьяком, соответствовал НХЛовским стандартам игры. Драйден сказал о нем: «На коньках стоит, как Бобби Орр и Фрэнк Маховлич одновременно». Сравнение с Маховличем было вполне корректным — и рост, и манера игры действительно оказались похожи. Отличились и вратари: и Тони Эспозито, и Третьяк сыграли безупречно. Четыре гола в ворота сборной СССР были честно заработаны канадцами: «трудовые» голы Фила Эспозито и Фрэнка Маховлича и два блистательных, вошедших в историю хоккея гола — Ивана Курнуайе и Пита Маховлича. Вторую шайбу в третьем периоде при счете 1:0 в пользу Канады забросил Курнуайе. Сделал он это почти по-харламовски. «Я выиграл слишком много Кубков Стэнли, чтобы растеряться после первого поражения», — скажет он потом, вспоминая те события. Перед игрой Иван сказал защитнику Брэду Парку, блестяще проведшему Серию, одному из нескольких хоккеистов, сыгравших все восемь матчей: «Следи за мой, я сегодня в хорошей форме». Парк и следил. Но нужный момент настал только на второй минуте третьего периода. Курнуайе начал двигаться, как набирающий обороты курьерский поезд. Получив шайбу от Брэда Парка, правда, не в своей зоне, а много ближе к воротам соперника, он на очень высокой скорости, вполне ему присущей, обошел защитника и прострелил Третьяка. Гол был великолепный, почти слепок с первой в Серии шайбы Харламова, хотя в голе Валерия Борисовича была все-таки какая-то тайна… Когда Якушев сократил разрыв в счете, добив шайбу после неудачного выхода один на один Зимина, которого запутало то обстоятельство, что Тони Эспозито был левша — форвард слишком долго думал, под какую руку бросать и в результате не попал в створ ворот, — казалось, что ход встречи еще может переломиться, как в первой игре. Но далее последовал отменный гол Маховлича-младшего, единственный для него за всю Серию, зато составивший ему славу и репутацию. «Маленький М» вышел из тени своего брата — «большого М». Скорость и маневренность не были преимуществами этого увальня-гиганта с огромными ручищами. Но здесь он проявил именно несвойственные ему качества. Поймав на ложном замахе Паладьева, он обошел этого защитника, а затем, уложив на лед Третьяка, буквально воткнул шайбу в ворота.

Вторая игра: Эспозито атакует ворота Третьяка.

PA Photos/ИТАР-ТАСС

...

Холодная война на льду

«Я

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву

объехал Пита и пытался поднять его, но он был слишком тяжел. Какой гол!»  — вспоминал Фил Эспозито. «Это был гол, который я никогда не забуду», — писал Гарри Синден. На счастливом для канадцев льду Торонто отличились два игрока из Монреаля  — Курнуайе и Маховлич. Именно эти два хоккеиста 31 декабря 1975 года будут позировать, обнимая Третьяка, в монреальском «Форуме» после исторической ничьи

Canadiensс ЦСКА. Вторая игра, украшенная двумя голами-бриллиантами канадцев, была сделана. Символическим образом четвертую шайбу забросил «большой М». Канада обрела веру в себя. А на обвинения в грубой игре (Андрей Старовойтов после второй игры назвал канадцев «шайкой разбойников», примерно так же квалифицировал игру своих коллег, оказавшийся в тот день на трибуне, не будучи заявленным на игру, Кен Драйден) ответил Джон Фергюсон: «Мы так играли в эту игру последние 50 лет, и так будем играть в нее следующие 50. Разве хоккей не был дворовой игрой? И что — после ста лет такого хоккея мы должны изменить его в угоду ценителям тонкого искусства?» Фергюсон утверждал авторские права на хоккей Канады  — этот вопрос ко второй игре Суперсерии оказался самым актуальным. Но он оказался не прав. Уже спустя пару лет канадский хоккей окажется в жесточайшем и затяжном кризисе из-за того, что чрезмерная нарочитая грубость благодаря Philadelphia Flyers, команде, хоккеистов которой называли «грубыми уличными хулиганами», станет ключевой проблемой НХЛ.  Хоккей все равно со временем станет иным — очень быстрым, очень жестким, но уличная жестокость не будет его ключевым свойством. Как не станут ключевыми игроками профессиональные драчуны — tough guys. Если самыми ценными хоккеистами первой встречи были признаны Харламов и Кларк, то теперь вполне заслуженно этот статус обрели Третьяк и братья Эспозито. И если в первой игре в ворота советского вратаря было сделано 32 броска, то во второй — 36. В третьей игре канадцы довели этот показатель до 37. Четвертая и вовсе оказалась специфической… «Канадцы нисколько не огорчили нас в последующей игре, нетранслируемой из Торонто в Москву, когда взяли реванш, — писал в своей книге «XX век. Спорт» спортивный журналист Александр Нилин, — нам хотелось верить, что противник действительно силен». Третья игра в символическом смысле должна была стать решающей. Одно поражение канадцев. Одна победа. Кто же сильнее? Чья эта игра? «Родоначальников» или тех, кто ее нагло себе присвоил?

уперсерия двигалась все дальше на Запад — от классических и овеянных славной историей арен Монреаля и Торонто в Виннипег, где квартировала команда Winnipeg Jets из новой лиги ВХА, чьей собственностью стал сам Бобби Халл. Зрители были так поглощены переживаниями по поводу необходимости закрепить превосходство Канады в главной игре — да что там игре, хоккей заменял и политику, и культуру! — что едва вытерпели минуту молчания, объявленную перед матчем в связи с убийством на проходившей в Мюнхене Олимпиаде израильских спортсменов. Все это было печально, но так далеко от идеально раскатанного машиной Дзамбони виннипегского льда, что и зрители, и организаторы матча повели себя почти неприлично, сократив минуту молчания до 30 секунд… На этот раз на серьезные изменения в составе пошли Бобров с Кулагиным. Жесткость в ответ на жесткость — в заявке на матч появился выдающийся динамовский защитник Валерий Васильев, сы-

гравший в паре с Юрием Шаталовым из «Крыльев Советов». Введена была в игру ключевая тройка из числа подопечных Бориса Кулагина: Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин — Александр Бодунов. Эти воспитанники школы ЦСКА, недооцененные Тарасовым и подобранные Кулагиным для «Крыльев», будут названы канадской прессой на свой манер «Kid’s Line» — «детское звено». На тот момент им всем исполнилось по 21 году. Они-то и спасли третью игру… На скамейку запасных сел Александр Рагулин, не играли травмированный Викулов и Зимин с аппендицитом, поэтому в тактической схеме появилось странное новообразование Михайлов  — Мальцев  — Харламов. Следуя на самом деле логике Анатолия Тарасова, Всеволод Бобров и не думал возвращать разрушенную конфигурацию Михайлов  — Петров  — Харламов, решив попробовать новую схему, исходя из того, что Мальцева и Харламова не стоит разлучать. Мальцев действительно сыграл на привычной позиции центрфорварда почему-то лучше, чем в предыдущих встречах, но игра у него все равно не шла — он не реализовал два стопроцентных момента, которые для него создал, кстати говоря, именно Харламов. Владимир Петров же выходил на площадку, когда команда СССР оказывалась в меньшинстве, причем в паре с Евгением Мишаковым. И это сочетание было не менее эффектным, чем явление канадскому народу «детского звена». К спартаковцам же присоединили звезду СКА (Ленинград) Вячеслава Солодухина, которого Бобров уже попробовал на чемпионате мира в Праге. Правда, в этой своей единственной игре в Серии он ничем не отличился. Гарри Синден не ждал милостей от природы и оставил почти в неприкосновенности победный состав второй встречи, выставив только Жана Рателля, оставшегося без своих товарищей по Rangers, даже без Рода Жильбера, вместе с которым он начинал играть в… 12 лет. Временами на площадку выходил Стэн Микита, но как-то без особого успеха. Скорости в этой игре были на уровне сегодняшнего хоккея. Это был абсолютно открытый хоккей. Великолепный и зрелищный, причем с обеих сторон. Волнами, как в синхронном плавании, накатывались на ворота Тони Эспозито, снова прекрасно проведшего игру, Лебедев — Анисин — Бодунов. На быстрый гол Паризе, гол-клон первой шайбы первого матча, ответил, причем во время игры в меньшинстве, мощным неберущимся броском Владимир Петров — левша забросил левше. Блеснул без привычных партнеров прекрасной шайбой Жан Рателль. Второй период остался за канадцами, они и вели почти столь же убедительно, как и во второй игре — переломным казался гол Хендерсона. Но русские, дважды проигрывая с разрывом в две шайбы, сравнивали счет: такое в НХЛ тех времен было невозможно. Нашу третью шайбу в привычном для себя стиле забросил Харламов: получив пас, он на высокой скорости въехал в зону снова загипнотизированных канадцев и распечатал Тони Эспозито. Не столь красиво, как в первой игре, зато похоже по скорости и «силовой» обводке на гол Курнуайе в игре номер два. А за пять минут до конца настало время «детского звена». Ребята из «Крыльев», резко выделяясь на фоне сдувшихся от безумного темпа своих коллег по команде и хоккеистов Канады, затеяли настоящую карусель. Молодость, физподготовка и идеальная сыгранность вылились в два первоклассных гола сначала Лебедева, а потом Бодунова. Стоит ли удивляться тому, что спустя сезон «Крылья» станут чемпионами страны, а с ВХА в 1974 году будет играть беспрецедентно большое число хоккеистов из команды Кулагина?

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву

ретья игра закрепила сложившееся равновесие. Равновесие мощи, тактики, двух хоккейных школ. Стало понятно, что две команды, при всей их несхожести, — равны. Третья игра многое объясняла в том, почему Третьяк незаменим. Да, Тони Эспозито сыграл блестяще. Но они с Драйденом, притом что это было не лучшее для него время, были взаимозаменяемы. Да, наши много атаковали и были столь же убедительны, как и канадские полевые игроки. Но это не отменяет того, что минимум четыре-пять раз за игру Владислав Третьяк творил в воротах чудеса, причем делал это с волшебной легкостью — шайба летела в его ловушку при выходах один на один, как привязанная. Как будто он приглашал ее в уютное ложе. Иной раз казалось, что шайба даже меняла направление движения. Вряд ли на такое были способны опытный Виктор Зингер, бобровский спартаковский кадр, проведший большую часть карьеры в тени Коноваленко и которому был уже 31 год (хотя он играл в «Спартаке» до 37). Едва ли справился бы с агрессивным напором канадских звеньев и сильнейшими бросками из любых позиций молодой и яркий (в том числе в прямом смысле — за рыжие волосы его прозвали «Костром») Александр Сидельников из «Крыльев», отличавшийся эксцентричной игрой на дальних выходах из площади ворот. Потом он закрепится в сборной и сыграет последнюю игру Суперсерии-1974 с ВХА, когда ее судьба уже решится в пользу СССР и Кулагин выставит экспериментальный состав, где первая тройка будет выглядеть так: Мальцев — Викулов — Харламов. Успехи «красной машины» во многом справедливо будут связываться с именем Третьяка, а уж победы, ничьи и неразгромные поражения в Серии-1972 — тем более. Когда незадолго до конца встречи Третьяк будет расстрелян в упор и снова поймает шайбу, Хендерсон сначала поднимет руки вверх, как будто ликуя (шайбе просто некуда было деваться — только в ворота), а затем с досады обрушит клюшку на лед. Третьяк, орудовавший клюшкой, как теннисной ракеткой, снова будет признан самым ценным игроком советской сборной. В этой игре, быстрой, жесткой, изобретательной, проявилась важность самоотверженных «рабочих лошадок». Вездесущего и мужественного Евгения Мишакова Бобров выпускал тогда, когда команда оставалась в меньшинстве. Попытки использовать его как левого крайнего в звене с Михайловым и Петровым успеха не принесла, даже несмотря на то, что плотный и крепко стоящий на ногах Мишаков напоминал камень, пущенный из пращи. Мишаков не забросил ни одной шайбы. У него была другая функция — разрушителя атак канадцев. Он был одним из любимых игроков Тарасова — старательный и исполнительный. Он был частью «системы» — пятерки, на которой Анатолий Владимирович опробовал небывалую схему с полузащитниками. В нападении играли двое — Мишаков и Юрий Моисеев, нападающий Анатолий Ионов и защитник Игорь Ромишевский считались «хавбеками». Автослесарь по профессии, кореш Бориса Михайлова по дворовым играм в районе Хорошевки, хоккеист с четырьмя удаленными менисками и носом, сломанным восемь раз, не считая прочих неприятностей, был абсолютно бесстрашен и отвязан. А это были важнейшие качества для игр с канадцами. В 1972 году ему уже был 31 год, но играл он с юношеской страстью, как страстно дрался однажды со стокгольмскими таксистами или выпивал (что, впрочем, в хоккейных карьерах тех лет, к сожалению, было, скорее, нормой, как и потом ранняя, вокруг пятидесяти лет, кончина бывших любимцев публики). В седьмой игре канадцы будут лупить его чуть ли не всей командой, и Мишаков знаками вызовет на кулачный бой главного своего обидчика Рода Жильбера. Спустя 15 лет Жильбер объяснит Мишакову, почему он не принял вызов: «Ты бы меня убил». …Гарри Синден оценил итог встречи с неожиданным облегчением и даже элементами энтузиазма: «Ничья так же прекрасна, как поцелуй сестры, а последние десять минут выглядели для меня, как Рэкуэл Уэлч (актриса, секс-символ 1970‑х. — А. К.)».

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

лагол to boo в английском означает — освистывать, выражать неодобрение. Канадская публика многоголосым «Boo-o-o!» действительно заменяет свист, характерный для наших стадионов. Вероятно, тихоокеанский Ванкувер сильно отличался от городов, где прошли первые три игры, — болельщики команды Vancouver Canucks, которая два года как появилась в НХЛ, «обуели» хоккеистов сборной Канады в Pacific Coliseum почему-то уже во время разминки 8 сентября 1972 года. Гарри Синден продолжал жонглировать составом, и на этот раз, как говорили, не от хорошей жизни — те хоккеисты, которые ни разу не вышли на лед, явным образом выражали свое неудовольствие. Тренер освежил состав Деннисом Халлом из Chicago, братом Бобби Халла, и Жильбером Перро из Buffalo Sabres. Что характерно, и тот, и другой забросят по шайбе в этой игре. Синден выпустил и Билла Голдсуорси из Minnessota с установкой на жесткую игру. И хотя Голдсуорси тоже стал автором одного из трех канадских голов, он переборщил с жесткостью в самом начале Четвертый матч. Жестче, еще жестче. встречи, дважды за первые шесть минут оказав- Фрэнк Маховлич выключил из игры Третьяка. шись на скамейке штрафников. Соответственно, И не был за это удален. дважды за первые восемь минут отличился Борис Михайлов. Голы были почти однотипные. Сначала следовал мощнейший бросок Владимира Лутченко, кстати, очень сильно и стабильно отыгравшего Серию (впрочем, как и все остальные турниры в карьере), а Борис Михайлов аккуратно подправлял шайбу в ворота. В этой игре его признают лучшим в сборной СССР, и вполне заслуженно. Хотя опять был совершенно великолепен Третьяк, чего нельзя сказать о сильно нервничавшем Кене Драйдене. Впрочем, опять же он не был виноват в пропущенных голах — они все были хороши. Кстати, Синден вернул звездную комбинацию Фрэнк Маховлич — Фил Эспозито — Иван Курнуайе, и они были, мягко говоря, заметны на площадке. Но Третьяк… Был момент в игре, когда 20‑летний советский вратарь взял третью подряд неберущуюся шайбу, и Эспозито, проезжая мимо, одобрительно хлопнул его клюшкой по щиткам — мол, ну ты, парень, даешь… Бобров и Кулагин повторили конфигурацию первой игры в звеньях Петрова и Мальцева, то есть выпустили Блинова и Викулова, вернулся Паладьев, которого поставили в пару с Васильевым. Но мальцевское звено, равно как и блеснувшая в предыдущей игре тройка «Крыльев», ничем себя не проявило. Викулов забросил неплохую шайбу, причем с подачи Харламова, но по большому счету эта тройка не справлялась с обороной канадцев.

Спич Фила Эспозито в защиту патриотизма и долгая дорога в Москву

Первый период был за сборной СССР — канадцы выглядели растерянными и заранее расстроенными. Второй период команды провели на равных, хотя забрасывали в основном наши, доведя счет до 4:1. Единственную канадскую шайбу забросил звезда Buffalo Перро, который продемонстрировал великолепное катание и обводку, пройдя всю ледовую площадку от ворот Кена Драйдена до ворот Владислава Третьяка. И было осекся, оказавшись рядом с советским голкипером, но упавший Валерий Васильев по инерции затащил вместе со своим телом шайбу в ворота. По сути это был автогол. Перро прославится тем, что 17 лет отыграет в одной команде, причем в тройке, не менее знаменитой, чем звено Жильбер — Рателль — Хэдфилд. Рика Мартина — Жильбера Перро  — Рене Робера называли «The French Connection» — «Французская связь» (в честь детективного фильма 1971 года, известного у нас как «Французский связной»). Так они и войдут в историю хоккея, а Перро — в Зал хоккейной славы.

торой период показал, что канадцы почти ничего не могут сделать с нашей командой. Огромный Фрэнк Маховлич от отчаяния даже однажды просто лег на вышедшего из ворот Третьяка и выключил его из игры секунд на пять, причем во время атаки канадцев. Судья на этот эпизод не обратил внимания, дав канадцам шанс. Доминирующим настроением у звезд НХЛ было бессильное разочарование. Они даже не грубили. Когда Петров в начале третьего периода надолго задержал руками Фила Эспозито, аккуратно уложив эту тушу на лед, лидер канадцев только с укоризной посмотрел на него, а наш центрфорвард в ответ лукаво улыбнулся и развел руками. В иной ситуации Эспо полез бы драться, но только не в этой игре, не при этой публике, повторяющей свое «Bo-o-o!» по каждому поводу, не при счете 1:4. Канадцы есть канадцы. В третьем периоде они задавили советскую команду, о чем свидетельствует удивительное соотношение бросков в створ ворот. 23 канадских броска против 6 наших! На последней минуте шайбу забросил Деннис Халл, вышедший из тени своего брата, не попавшего в сборную. А так в команде Канады было бы три братских дуэта — наряду с Эспозито и Маховличами (теоретически можно было увидеть и братьев Драйденов, и семейство Хоу). Над Деннисом во время игр Black Hawks и Canadiens все время подшучивал младший брат Мориса Ришара — Анри Ришар. Подъезжал сзади и говорил: «А мой брат лучше, чем твой!» Так развивался канадский хоккей — братьями и династиями. Вот уж и в самом деле дворовая игра…

осле финальной сирены и определения лучших игроков матча (Борис Михайлов, Фил Эспозито) произошло еще одно вошедшее в историю мирового хоккея событие — интервью лидера и лучшего игрока канадцев обозревателю телеканала CTV Джонни Исоу. Фил Эспозито, мокрый, как едва вылезший из воды бобер, был разъярен приемом ванкуверской публики. Он был так зол, что даже не помнил потом, что, собственно, говорил, до тех пор, пока спустя десять лет не посмотрел пленку с записью своего пылкого выступления в защиту канадской команды и ее патриотизма. Самое интересное, что во всех печатных источниках, включая мемуары Эспозито, его спич передается по-разному. В нюансах, конечно, но действительно по-разному. И расшифровка не вполне совпадает с тем, что есть в теле- и радиозаписях. Во всяком случае, никто толком не воспроизводил тот фрагмент выступления, где он говорит о том, что хоккеисты Канады играют, чтобы заработать деньги в пенсионный фонд НХЛ, играют в том числе и в США, но не это главное. А дальше следует знаменитая фраза — хоккеисты играют за Канаду, за свою страну, за любовь к Канаде.

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

У нас любят цитировать эту речь Эспозито, делая акцент на его замечании о том, что канадцам приходится играть против «великих хоккеистов». Ни в одном из канадских источников я это словосочетание не нашел — все-таки советская хоккейная история была сильно мифологизирована по ходу «развенчания мифа о канадских профессионалах». Попробуем воспроизвести текст Эспо по добросовестнейшей книге Майкла Маккинли «Хоккей. История людей», ставшей едва ли не канонической в ряду иной историко-хоккейной литературы: «Всем людям по всей Канаде: мы старались, мы сделали все, что могли. Тем, кто освистал нас (booed us), — господи, я и все наши парни действительно растеряны и разочарованы в некоторых людях. Мы не можем поверить в то, что могли получить такую плохую прессу, такое освистывание на наших же аренах. Каждый из наших парней, из тридцати пяти парней, вышедших играть за команду Канады, сделали это потому, что мы любим нашу страну… Если болельщики в России так же освистают своих игроков, как нас канадские болельщики — я не говорю, что все это делают, — в этом случае, когда я вернусь сюда, то лично извинюсь перед каждым из канадских болельщиков». Эспозито утверждал, что, закончив свою пылкую и сбив- Пэт Стэплтон сравнивал европейские катки чивую речь о патриотизме, он показал язык камере, а зна- с озером Эри. В 1974-м он снова приедет в Москву чит, всем тем, кто издевался над лучшими канадскими в составе команды ВХА. хоккеистами в их же стране. Телевизионная запись этого обстоятельства не подтверждает. Выразительно сплюнул один раз — это да, а вот язык… Возможно, Эспо хотел это сделать, но в последний момент счел неприличным. Так закончилась канадская часть Суперсерии. Кен Драйден: «В раздевалке царило уныние. Русские вышли вперед, имея две победы, одну ничью и одно поражение, а следующие четыре игры состоятся в Москве. Фрэнк Маховлич был потрясен происшедшим. «Я готов поверить теперь во что угодно, — сказал Фрэнк. — После того, что русские сделали с нами в нашей игре здесь, в Канаде, боюсь, в спорте не осталось ничего святого. Если их кто-нибудь познакомит с американским футболом, они через два года разгромят «Далласских ковбоев» и выиграют первый приз».

аузу между канадской и московской частями Суперсерии — перерыв составлял почти две недели — сборная Канады после короткого отдыха заполнила двумя выставочными играми в Стокгольме со сборной Швеции в честь 50‑летия шведского хоккея. (Пока канадцы корячились, Мальцев с Харламовым, например, мотнулись на несколько дней в Сочи.) Во‑первых, канадцам надо было в принципе адаптироваться к Европе. Во‑вторых, иметь игровую прак-

Холодная война на льду

тику с европейской сборной, обкатать некоторых неиспользованных игроков — в частности, место в воротах занял Эд Джонстон, который, правда, так и не вышел на лед в Москве. В‑третьих, привыкнуть к большим по размеру европейским площадкам. «Озеро Эри под крышей», — констатировал Пэт Стэплтон, увидев стокгольмскую арену. Почему из всей географической «кляксы» Великих озер защитник Black Hawks выбрал именно Эри, не очень понятно — сам он родился на берегу озера Гурон. Но фраза звучала естественно, как дыхание или как проза Фенимора Купера. Шведы представляли себе канадцев как нарочито грубых увальней, лезущих в драку. Канадцы чувствовали неменьший дискомфорт: стараясь не злоупотреблять силовой борьбой, в том числе честной силовой борьбой, не слишком принятой в европейском хоккее, где непосредственный контакт хоккеистов не стал частью игровой культуры, они были возмущены мелкими пакостями — задержками, ударами клюшкой, тычками. Такую игру Фил Эспозито парадоксальным образом называл «грязной». Первый матч сборная Канады выиграла 4:1. Второй едва свела вничью — 4:4. При этом, отбиваясь от Уэйна Кэшмена, знаменитый шведский форвард Ульф Стернер, отыгравший в начале 1965 года четыре не слишком удачных для него матча за Rangers (это был первый опыт появления европейца в НХЛ), заехал крюком клюшки, тонким и острым, как нож, в рот «Кэшу». Язык Кэшмена, вспоминал Эспозито, стал раздвоенным, как у змеи, кровь текла ручьем, постоянный партнер и друг Эспо не мог говорить. Отправляясь на скамейку запасных, Кэшмен характерным жестом имитировал пистолетный выстрел в сторону Стернера. И тот понял, что в раздевалку ему придется двигаться не менее стремительно, чем к воротам соперника. «Побить их было важнее, чем победить», — признавался Эспозито. Канадцы действительно едва не поколотили лидера шведского нападения, но все свелось к банальной драке, оставившей у обеих сторон крайне неприятный осадок. Шведская пресса назвала сборную НХЛ «канадской мафией». Травма Кэшмена оказалась настолько серьезной, что играть в Суперсерии он уже не смог… Потом у левого края тройки Bruins Ходж — Эспозито — Кэшмен состоялась неплохая игровая, а затем и тренерская карьера — его тянул за собой друг Фил. В 1983 году в солидном возрасте он перестал играть, оказавшись последним хоккеистом из эпохи «первоначальной шестерки», из того времени, когда в НХЛ состояло всего шесть команд, две из которых — Toronto и Montreal были основаны в 1917 году. Уйдя на покой, Ульф Стернер занялся разведением лошадей. И одну из них — с несколько травмированной мордой — любовно назвал «Александр Рагулин». Странно, что не «Уэйн Кэшмен»…

арактерно, что шведскую сборную в 1971‑м и на Олимпиаде-1972 тренировал канадский специалист Билл Харрис, прославившийся фотографиями, которые он делал изнутри раздевалки Maple Leafs, команды, где сам играл. Потом Харрис станет тренером команды ВХА в Суперсерии-1974. А в 1973 году за океан отправился, пожалуй, лучший шведский защитник Берье Салминг, чтобы провести 16 сезонов в Торонто. Словом, шведы тоже потихоньку рубили свое окно в Канаду. И наоборот. Но главное не это. Шведский опыт, каким бы тяжелым он ни был для канадцев, по свидетельству Фила Эспозито, превратил сборную солянку звезд НХЛ в подлинную команду, заряженную здоровой и нездоровой злостью, команду, полностью готовую ко второй части Суперсерии-1972.

Необыкновенные приключения канадцев в России «Страна, которая управляется солдатами». — Канадцы попадают на 3520 американских долларов за порчу люстры в гостинице «Интурист». — Эспозито падает на льду «Лужников», но элегантно выходит из положения, раскланявшись перед публикой, в том числе перед Брежневым. — Канадцы, ведя 4:1, проигрывают матч. — Синден разбивает о стену раздевалки чашку кофе, но и не думает сдаваться.

в голову, что он и на арене «Лужников», куда, с точки зрения канадцев, лили слишком много воды, отчего лед был мягковат, бился в основном с офицерами Советской армии в лице 13 игроков ЦСКА и СКА. И находясь в Канаде, офицеры с клюшками вслед за «Песнярами» с чистым сердцем могли бы спеть песню Баснера — Матусовского: «Мы трудную службу сегодня несем, вдали от России, вдали от России…» На самом деле войну с канадской сборной вел КГБ. Ни руководство страны, ни спортивные чиновники не были заинтересованы в том, чтобы какие-то пер-

ил Эспозито, попав в СССР, точно определил его как «страну, которая управляется солдатами». Он даже чуть не подрался с «солдатом», который отловил мальчишку, клянчившего у неформального лидера канадской сборной жвачку («Chewgum! Chewgum!») — вожделенный фетишизированный предмет, который для детей 1970‑х воплощал в себе все западное. А Пит Маховлич пытался выбросить из автобуса сборной двух «солдат» в штатском, которые везде неотвязно сопровождали канадцев. Правда, Филу не пришло

Необыкновенные приключения канадцев в России Из архива автора

Холодная война на льду

Мечта каждого мальчишки 1972 года – картонка с изображением канадских хоккеистов. Дорого — 85 копеек.

сонажи звонили в четыре часа утра в номера канадских хоккеистов и многозначительно молчали в трубку. Однажды тот же Эспозито не просто вырвал шнур из розетки, а оторвал его от трубки. Так что вы думаете? Доблестные бойцы невидимого фронта устроили ремонт телефона прямо в холодное утро 20‑х чисел сентября 1972 года. Эспо утверждал, что богатые запасы пива, кока-колы и еды, которыми канадцы затарились в Швеции, были загадочным образом кем-то уполовинены. У многих хоккеистов страх перед КГБ трансформировался в манию преследования. Им везде мерещились жучки. Кто-то из игроков (многие указывают на Фрэнка Маховлича, Эспозито с Кэшменом взяли эту историю на себя, хотя это были точно не они), обнаружив на полу гостиничного номера загадочные болты, отвинтил их, что привело к падению люстры в ресторане. Хорошо, что время было позднее и осколки никого не убили. Зато канадцы попали на 3850 тогдашних американских долларов. Хоккеисты постоянно голодали, им не нравилась еда в «Интуристе» на улице Горького, где разместили сборную Канады. Однажды они потратили несколько часов на поиски китайского ресторана, которого, естественно, в Москве не было — это так подшутил над своими товарищами Стэплтон. В другой раз неутомимый Эспозито подкупил портье, и получив ключ от номера Алана Иглсона, украл у него из холодильника индейку. Ненависть канадцев к советскому режиму уже заранее подогрело то обстоятельство, что еще во время пребывания энхаэловцев в Швеции они получили требование Москвы отказаться от пребывания в «Интуристе» жен и подруг. Тогда было принято коллективное решение не ехать в СССР доигрывать оставшиеся четыре матча. Хоккеисты были поддержаны тренерами и Иглсоном: канадцам, которые не привыкли к монашеско-казарменному стилю жизни советских спортсменов, которых тренеры месяцами держали на базах (после чего удивлялись тому, что хоккеисты при первой возможности начинают пить, как извозчики), этот неожиданный организационный фортель Советов показался оскорбительным. Испугавшись скандала, советская сторона разрешила пребывание в Москве подруг хоккеистов. Жаль, что сейчас невозможно проникнуть в кухню принятия этих решений, но установить столь нелепые правила, ограничив канадцев в женских ласках, могли только последователи железного Феликса. Возможно, они думали, что секрет успеха канадского хоккея — в сексуальной невоздержанности. При этом, надо сказать, что те хоккеисты, которые не были обременены женами и невестами, превосходным образом воспользовались в «Интуристе» услугами «интердевочек». Вероятно, искали на них «жучков»… Менее подверженные страхам перед спецслужбами гости столицы вроде Кена Драйдена и его жены Линды мирно знакомились с достопримечательностями Москвы. Гарри Синден был вполне доволен приемом и отлично обустроенными тремя раздевалками с минералкой, яблоками и грейпфрутами — символами советского номенклатурного великолепия. Но миролюбивый настрой был ему свойствен только до первой игры. Если не считать, конечно, того, что после поражения в матче 22 сентября, когда канадцы были поставлены перед задачей выиграть все оставшиеся три игры, чтобы спасти репутацию канадского хоккея, страны Канады и в ее лице всего западного мира, он не явился на послематчевую пресс-конференцию и швырнул в стену раздевалки заготовленную для него чашку кофе. То, что происходило потом, иначе как войной назвать было нельзя. «Это уже были не две команды. Это были два образа жизни, которые боролись за то, чтобы доказать свое превосходство». Фил Эспозито, не обладая утонченностью и дипломатичностью Кена Драйдена, снова попал в точку.

Холодная война на льду

Необыкновенные приключения канадцев в России

С Getty Images/Fotobank.ru

тмосфера была до такой степени накаленной, что в команде Канады появились первые дезертиры. Гарри Синден был в ярости — он воспринимал это уже как предательство интересов даже не команды, а страны. Вик Хэдфилд, Рик Мартин и Джош Гувремон собирали вещи, чтобы отправиться на родину. «Эти игроки решили уйти прежде, чем закатится звезда канадского хоккея», — язвительно заметил Синден. После поражения в первой игре отпросится в Канаду и Жильбер Перро, который, вообще говоря, неплохо отыграет этот матч. Другим и в голову не приходило бросить команду, даже если они осознавали, что их вряд ли выпустят на лед. Кен Драйден был уверен, что после провалов в канадской части Серии, его не то что не поставят в ворота, а даже не будут заявлять на матчи, тем более что Эд Джонстон неплохо показал себя в Швеции. И тем не менее был оскорблен, когда кто-то спросил у него, не собирается ли он присоединиться к беглецам. Совсем молодой тогда Марсель Дионн не сыграл ни в одном матче, но оставался с командой. Потом его ждала блестящая карьера и много игр с Советами. Особенно он будет восхищаться мастерством советского форварда Хельмута Балдериса…

Но 21‑го числа атмосфера все еще была относительно мирной. На тренировке Тарасов и Третьяк куртуазно общались с Аланом Иглсоном и Жаном Беливо, многолетним лидером Canadiens, который, увы, закончил карьеру годом раньше, приведя команду к еще одному Кубку Стэнли. «Я слышал о вас», — вежливо сказал Третьяк легенде канадского хоккея. Тот усмехнулся: «Я о вас тоже». Иглсон приглашал советского вратаря провести время в летнем тренировочном лагере Бобби Орра, наш голкипер, не будь дураком, как бы в шутку спросил, оплатит ли канадская сторона пребывание в Канаде его жене. Иглсон заметил, что у Третьяка повадки настоящего профессионала: «В следующий раз вы спросите меня о пенсионном обеспечении». Вечером того же дня канадцы побывали в цирке на проспекте Вернадского. Потом они устроят советской сборной такой цирк, что мало не покажется… Официальный советский пресс-центр «международных товарищеских хоккейных матчей сборных Канады и СССР» в своей листовке весьма здраво констатировал: «…советские хоккеисты могут немало позаимствовать из спортивного арсенала канадцев, тем более что в конце сентября сборная Канады, по-видимому, предстанет в ином качестве: хоккеисты достигнут лучшей спортивной формы… надо прямо сказать: наших хоккеистов ждут нелегкие матчи». Безымянный автор этого произведения как в воду глядел.

Getty Images/Fotobank.ru

Хотя… Хотя перед первым московским матчем в пятницу 22 сентября 1972 года в 19:30 минут именно он разрядил атмосферу холодной войны. Поскользнувшись на стебле врученного ему при представлении игроков цветка, он свалился, как сам выразился, «на задницу», высоко и театрально задрав ноги. Смех публики, среди которой было 3000 канадских болельщиков, на этот раз по-настоящему поддерживавших свою команду, перешел в овацию, когда канадский итальянец с комическим выражением лица встал на коньки и изысканно поклонился публике. Позже он утверждал, что встретился глазами с Брежневым и послал этому неулыбчивому бровастому изваянию воздушный поцелуй. Возможно, Эспо приврал, как когда-то утверждал, что показал обидевшей его канадской аудитории в Ванкувере язык. А может, сказал правду… В это время на застуженных просторах Лужников горько рыдала канадка, сдуру продавшая Лидер сборной Канады стал любимцем за 80 рублей билеты на первую игру в Москве. и советских болельщиков. За билеты на топовые хоккейные матчи в Советском Союзе болельщики готовы были отдать последние штаны. Я и сам помню, как некий мужчина интеллигентного вида с бородкой предлагал мне за билет на матч приза «Известий» СССР — ЧССР «любые деньги». Мне же и в голову не приходило торговаться. При чем здесь деньги?! Эти матчи просто не имели цены.

амая обыкновенная картонка с наклеенными на нее совершенно жуткими рожами канадских профессионалов, напоминавшими физиономии со стендов «Их разыскивает милиция», и перевранными фамилиями — смутный объект желания советского болельщика. У меня была такая картонка, и я хранил ее как настоящую драгоценность. И сохранил до сегодняшнего дня наряду с многочисленными хоккейными календарями-справочниками, самый (драго)ценный из которых — за сезон 1972/1973. Почему-то помню до сих пор наизусть начало одного из очерков: «Абонент ответил сразу: «Дежурный по Центральному спортивному клубу армии младший лейтенант Лутченко слушает…» О, как бы я хотел быть таким дежурным и впитывать ноздрями запах арены ЦСКА, скользкий лед которой я однажды все-таки апробировал… …Откуда наши умельцы нарыли эти фотографии, где далеко не все хоккеисты похожи на себя, — загадка. Но это было не важно. Гораздо более важной казалась звукопись канадских фамилий. Во время представления хоккеистов вечером 22 сентября советский диктор перевирал фамилии канадских игроков столь же комично, как канадцы — Владислав Третьяк (в спортивном костюме) фамилии наших хоккеистов. Организационная наблюдает за тренировкой канадцев в Москве. «мощь» советской стороны явила себя наиболее экс- Рядом с Третьяком Анатолий Тарасов.

Необыкновенные приключения канадцев в России

центрическим образом — никому и в голову не пришло пригласить знатоков английского и французского языков, ну хотя бы из профильных академических институтов, или МИДа, или из ЦК, в конце концов. Ну что за Пауль Хендерсон? Или Жан-Пауль Паризе? Или Маховлич? Наслушавшись этих объявлений, Бобби Кларк, казалось, с трепетом ожидал, как назовут его и почти незаметно неодобрительно покачивал головой — но имя и фамилию потомственного пролетария из шахтерского городка Флин-Флон, Манитоба, диктор произнес правильно. Сам процесс произнесения фамилий и наблюдения за лучшими канадскими игроками казался проникновением за пределы железного занавеса. Что уж говорить о некогда девственных бортах ледового дворца — сейчас на них красовалась реклама загадочных брендов: Gillette, Electrolux, Hitachi… Ну и присутствовали здесь дорогие сердцу каждого практикующего дворовый хоккей мальчишки три веселых буквы — CCM: лучшие хоккеисты мира щеголяли в шлемах этой канадской фирмы, с 1905 года производившей хоккейную экипировку. В железном занавесе была проделана большая дыра — одним фактом появления канадцев в России. Хоккеисты вежливо обменялись вымпелами и началась игра. В составе канадцев отсутствовал по причине травмы монреалец Серж Савар (естественно, обозначенный на картонке как Савард), партнер Ги Лапуана (его присобачить к картонке забыли, зато поместили Бобби Орра, который из-за операции на мениске все-таки не смог участвовать и во второй части Серии). Советские тренеры дозаявили спартаковца Александра Мартынюка, который, правда, сыграл не слишком выразительно в спартаковской тройке, и всего одну игру. Точно так же выпустили один раз Старшинова в игре номер 2 — и больше ветеран на площадке не появлялся. Это свидетельствовало то ли о готовности Боброва и Кулагина к экспериментам, то ли о мучительных и не всегда удачных попытках нащупать оптимальную конфигурацию состава. В первой московской игре участвовал Анисин, но без своих партнеров по «Крыльям» — его присоединяли время от времени вместо Мартынюка к Якушеву и Шадрину. А отсутствие тройки-лидера — периодическая смена партнеров у Михайлова и Петрова (притом что пятая игра была одной из лучших для их более или менее постоянного «левофлангового» Блинова), Якушева и Шадрина, не слишком оправдавшее себя сочетание Викулов — Мальцев — Харламов, прекрасно срабатывавшее на чемпионате мира и Олимпиаде–72, — сказалось уже в первой московской игре. Хотя опять-таки именно Викулов, как и Блинов, блеснул великолепным голом 22 сентября. Голом, который, как ошибочно считалось, гарантировал победу команде СССР в Серии. Вообще говоря, многие звезды тогдашней сборной не нашли себя в играх с канадцами — то есть при столкновении с хоккеем иного типа. И какие звезды! Ладно Вячеслав Старшинов, сыгравший бесцветно одну игру: он уже имел право постепенно сходить со сцены «по возрасту» — 32 года. После Суперсерии этот центрфорвард, забивавший больше всех в советском хоккее, игравший в сборной с 1961 года, ее капитан с 1969 по 1971 год, стал старшим тренером «Спартака», а затем тренировал японцев. Характерно, что в сезоне 1978 года он неожиданно вернулся в большой хоккей, в тот же родной для него «Спартак» и забросил свою 400‑ю шайбу в чемпионатах страны (всего их было 404, к 1980 году Старшинова обошел только Борис Михайлов с 423 шайбами). Но вот, например, Владимир Викулов, на шесть лет младше Старшинова. Он сыграл в Суперсерии 6 матчей с Мальцевым и Харламовым, причем не очень ярко, хотя и забросил, как мы уже заметили, два хороших гола. Но ведь в том же 1972 году он был лучшим снайпером сборной и вообще всего чемпионата мира в Праге по числу заброшенных шайб (по набранным очкам первым был Александр Мальцев, что тоже характерно — в Суперсерии он не забросил ни одного гола, хотя пять раз

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Самое изысканное падение в истории мирового хоккея – Эспозито во время представления игроков перед первой игрой в Москве поскользнулся на цветке. Через секунду он встанет и отвесит поклон публике.

Холодная война на льду

Необыкновенные приключения канадцев в России

ассистировал). На том же чемпионате мира–1972 тройка Викулов — Мальцев — Харламов была признана лучшей, как тройка Викулов — Мальцев — Фирсов в 1969‑м, когда еще не разлученные Тарасовым Михайлов — Петров — Харламов только дебютировали в составе сборной СССР. При этом в чемпионате страны 1971/1972 Викулов забросил больше всех шайб — 34, а вместе с партнерами по тройке Фирсовым и Харламовым, самой результативной в том сезоне, — 78 шайб. Еще более яркий пример «потерявшегося» игрока — Александр Мальцев, всеми признанная звезда мирового уровня, лучший бомбардир и лучший нападающий чемпионата мира 1970 года, лучший нападающий чемпионата мира 1972 года, набравший наибольшее число очков по системе гол+пас. Просто с канадцами у этих великолепных игроков были «стилистические разногласия», впечатлить и понастоящему обмануть стену их четкой и грубой обороны мог из этой звездной тройки только Харламов. А вот Петров и Михайлов были адекватны канадскому стилю. Но как раз по иронии тренерских стереотипов им-то и недоставало Харламова, который наверняка сыграл бы ярче и результативнее вместе со своими любимыми партнерами, не вписавшимися в тарасовские тактические схемы, подхваченные Всеволодом Бобровым и Николаем Пучковым на чемпионате мира-1972 и Бобровым и Кулагиным в Суперсерии. Старший тренер сборной СССР поправил ситуацию, восстановив в декабре 1972 года на розыгрыше приза «Известий» тройку Михайлов — Петров — Харламов (тогда же снова расцвел Мальцев, забросивший больше всех шайб). Спустя несколько месяцев на чемпионате мира 1973 года в Москве Михайлов — Петров — Харламов забросили 43 шайбы, а вместе с коллегами по пятерке, защитниками Валерием Васильевым и Александром Гусевым — 57 шайб. При этом в ЦСКА члены первой тройки сборной в то время попрежнему были разлучены и воссоединились только тогда, когда в 1974 году старшим тренером армейцев вместо Анатолия Тарасова стал Константин Локтев. Пути хоккейные неисповедимы, как и мимолетные ошибки и феерические находки великого Тарасова. Что было бы, если бы в один прекрасный день Борис Кулагин не вернул в Москву 19‑летнего Валерия Харламова, сосланного Анатолием Тарасовым, не любившим невысоких хоккеистов и снисходительно называвшим будущую звезду «Коньком-Горбунком», в «фарм-клуб» третьего дивизиона «Звезда» (Чебаркуль)? (Оттуда же, из этой команды Уральского военного округа, вернули и тут же поставили в основной состав и нарушителя спортивного режима Александра Гусева, ставшего одним из лучших советских защитников.) Или если бы Тарасов не возился с Третьяком, настояв на том, чтобы в декабре 1969 года 17‑летний вратарь оказался в сборной страны? Мировой хоккей оказался бы более скучным и пресным. Как минимум…

на этот раз доброжелательной группой поддержки, перекрикивавшей вяловатых советских болельщиков: «Go, Canada, go!», заиграли так, словно бы всю жизнь гоняли по арене Лужников. Создавалось впечатление, что на советских хоккеистов давил груз ответственности — как они могли вообще играть хуже на своей территории, да еще на глазах у генерального секретаря! В результате второй период обернулся для сборной СССР кошмаром. Связка Хендерсон — Кларк проявила свою фантастическую силу, которая еще не раз создаст проблемы советской сборной во второй части Суперсерии. Вторую шайбу забросил Кларк. Правда, его очевидным образом проглядели и Цыганков, и Рагулин — заслуженный ветеран выглядел, как неповоротливая баржа. Третья шайба была на счету Хендерсона. 3:0 — что скажет Леонид Ильич? Несмотря на частые удаления и едва сдерживаемые симпатии судей к советской сборной, канадцы полностью доминировали на арене, были заряжены на победу. И очень хорош был Тони Эспозито, игравший так хладнокровно, как если бы его фамилия была Третьяк. В конце периода Пол Хендерсон неудачно упал в советской зоне (или его зацепил Мальцев, когда канадец почти вышел один на один с нашим вратарем) и со всего маху ударился спиной о борт. Казалось, будущий автор последнего победного гола Канады в восьмой игре вышел из строя, но нет — обошлось. В третьем периоде ситуация волшебным образом изменилась. «Ни разу в жизни я не чувствовал себя так беспомощно, как в тот вечер во время третьего периода», — признавался Синден. Казалось, канадцы очень устали: сработал «синдром озера Эри», большой площадки и высокого темпа игры. Наши во всяком случае выглядели гораздо свежее.

На

ачало первого периода было за хозяевами площадки, что естественно: это все-таки советская территория. Да и явным образом ставилась задача с самого начала смять, обескуражить гостей. То есть канадцы и русские поменялись ролями. Третьяк по-настоящему вступил в игру лишь спустя почти десять минут после начала матча. Харламов на родном льду «возил» оборону канадцев, как хотел. Но ближе к середине первого периода стало очевидным, что хоккеисты сборной Канады — уже другие. Они изменили тактику, уверенно играли в защите, а наши, напротив, словно бы переняли у своих соперников жесткий стиль игры, готовность к силовой борьбе, чаще бросали по воротам без подготовки. «В середине периода Перро сделал невероятный прорыв, обойдя их лучшего защитника Лутченко, которого было совершенно невозможно обмануть в Канаде», — вспоминал Гарри Синден. После прорыва Жильбера Перро и его голевой передачи Жану-Полю Паризе ход встречи изменился и канадцы, подогреваемые

четвертой минуте после отменного паса Петрова шайбу забросил Блинов. Тот самый хоккеист, который выполнял ролевую функцию Харламова в разлученной тройке. Его спортивная биография, в целом вполне благополучная, после Суперсерии как-то начнет постепенно сходить на нет. Хотя это был очень талантливый игрок, «уведенный» Тарасовым из футбола — Блинов играл за сборную Москвы и, по утверждению Боброва, мог попасть в «основу» футбольного ЦСКА. (Точно так же когда-то Тарасов перевел из футбола в хоккей талантливого форварда Виктора Полупанова.) В 1972 году он получит медаль «За трудовую доблесть», продолжит играть за ЦСКА, войдет в декабре в состав сборной в турнире на приз «Известий» и завоюет вместе с товарищами по команде каменный цветок из уральских самоцветов. Но уже в 1973 году его не будет в сборной, которая триумфально победит на чемпионате мира в Москве. В тройке с Петровым и Михайловым ему все-таки было неуютно, и он чуть ли не сам попросил Локтева вернуть Харламова в знаменитое звено. Хотя, разумеется, Локтев и так собирался это сделать. Карьера его закончится в «Кристалле» (Саратов) и липецком СКА… После очередного гола Хендерсона с подачи Кларка счет стал 4:1, и казалось, уже ничто не может изменить ход встречи. Однако ее тональность резко изменилась. Разыгрался Мальцев, задвигалось спартаковское звено, усиленное Анисиным — он сам забросил шайбу и ассистировал Шадрину. Прекрасные голы записали на свой счет Гусев и Викулов (с подачи Харламова). И хотя соотношение бросков в третьем периоде было 11 (СССР) против 12 (Канада), создавалось полное впечатление, что канадцев задавили. Викуловская шайба подчеркнула превосходную обводку и голевое чутье этого форварда, которые были несколько приглушены жесткостью канадской обороны. Этому молчаливому и сдержанному хоккеисту была уготовлена очень долгая карьера: в ЦСКА он начал еще в 1964‑м 18‑летним юношей, а в 1965‑м

Необыкновенные приключения канадцев в России

уже играл в сборной. Тройка Викулов — Полупанов — Фирсов была ключевой и в сборной, и в ЦСКА. Правда, в 1969‑м в сборной СССР на месте центрфорварда в этом звене сборной уже играл Мальцев: Виктор Полупанов был отчислен из ЦСКА за нарушения спортивного режима, причем не как-нибудь, а «судом офицерской чести», и на этом его карьера практически была закончена. Викулов не отличался подобного рода нарушениями, и его карьера была ровной. Кто еще мог похвастаться такими партнерами, как Фирсов, Мальцев, Харламов, а ближе к концу карьеры — ветеранской опекой над блистательным и взрывным Борисом Александровым и чем-то напоминавшим Якушева Виктором Жлуктовым? В сборной Викулов играл до 1977‑го, в чемпионате страны — до 1979‑го (заканчивал в СКА (Ленинград). К 1972‑му он уже был шестикратным чемпионом мира, получил орден «Знак почета», весьма значимый в иерархии государственных наград. Но получилось так, что после окончания карьеры Викулов запил, как это бывало со многими хоккеистами, психологически тяжело переживавшими уход из большого спорта: от славы — к неустроенности и поискам работы. Хоккеистам ЦСКА по крайней мере была гарантирована военная пенсия, но тем не менее сколько-ниКакой канадец не любит водку, матрешку, будь беспроблемной могла быть жизнь тольбалалайку. Билл Голдсуорси на московских улицах. ко звезд первой величины. Подобного рода классическая история рассказана в культовом фильме «Москва слезам не верит», снятом в 1979 году. Кто не помнит образ хоккеиста Сергея Гурина, мужа Людмилы, которого сыграл Александр Фатюшин: герой картины не выдержал бремени славы и в результате обрел благодарную публику в пивных. Это судьба «типического героя в типических обстоятельствах», хотя многие все-таки в результате находили себя в околохоккейной среде или на тренерской работе, пусть и с мальчишками… А тогда, 22 сентября 1972 года, гол Викулова почти гарантировал победу сборной СССР в Серии. Не зря форвард под номером 18 участвовал в символическом вбрасывании с Филом Эспозито перед самой первой игрой в Монреале…

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

од конец пятой встречи то ли случайно, то ли по замыслу тренеров Харламов оказался на площадке вместе с Михайловым и Петровым. И тут же возник опасный момент. Самый яркий российский форвард безумно раздражал канадцев. Возможно, тогда-то и возник замысел вывести его из строя. «В нашей раздевалке стояла гробовая тишина. Состояние у всех было подавленное. Как это могло произойти? Фил Эспозито оглянулся на меня и сказал, что ему это напоминает решающую игру Кубка Стэнли 1971 года между Бостоном и Монреалем, когда, забросив пять шайб в третьем периоде, канадцы победили со счетом 7:5. Все были расстроены. Еще бы, всего полчаса назад мы были полны энтузиазма, а сейчас проигрываем серию со счетом 1:3, имея впереди весьма сомнительную перспективу выиграть три оставшиеся встречи, а с ними и всю серию». Синден начал подготовку к шестой игре. На карту было поставлено все. Он и не думал сдаваться.

Холодная война на льду

Дуэль Кларк – Харламов: два мира, две системы Фред Шеро и «летчики–налетчики». — Драйден: «с кем протекли его боренья, с самим собой, самим собой». — Компалле по кумполу. — Синден бьет врага его же оружием — «развеивает русский миф».

Харламов был загадкой. Он не был похож на стандартного русского. Он играл с отсутствующим видом, как будто что-то сочинял в уме. Защитники не могли угадать направление движения советского форварда — его пластика была обманчивой. Так было, когда он забросил свою первую шайбу в первой игре Суперсерии–1972. Очень похожий гол, проскочив между двумя оцепеневшими защитниками, Харламов забил в ворота Джерри Чиверса в первой игре с ВХА в сентябре 1974‑го. То же самое он сделал в матче ЦСКА — New York Rangers 28 декабря 1975 года. Тогда не было нынешних дикарских ритуальных танцев после забитых голов — хоккеисты просто безыскусно радовались. Но забросив шайбу, Харламов не выражал никаких эмоций, как правило, даже не улыбался. Как будто просто сделал часть сво-

сли и был у холодной войны на льду символ, то его звали Бобби Кларк. Если и существовала в ходе сражений цель, которую следовало поразить, то она называлась Валерий Харламов. Форвард № 17 удивлял, гипнотизировал, раздражал. Средний рост советских нападающих был существенно ниже канадских показателей — в среднем 175 сантиметров (Мальцев, Блинов, Викулов, Михайлов, Мишаков, не игравший в Серии Фирсов). Рост Харламова — 174 сантиметра при весе 78 килограммов, ниже на сантиметр был только Евгений Зимин. Что и приводило в ярость — как этот невысокий хоккеист с несколько отрешенным лицом ухитряется сосредоточенно объезжать защитников‑великанов и прочно стоит на ногах даже тогда, когда его встречают всем корпусом.

ей рутинной работы. Разумеется, это олимпийское спокойствие олимпийского чемпиона тоже выводило из себя соперников. За это Харламова били. В шестой игре Суперсерии-1972 в Москве он сначала «получил» от защитника из Detroit Red Wings Гарри Бергмана, в миру — благотворителя, безупречного семьянина и прихожанина церкви, а на площадке — злобной лысой фурии, похожей на шкаф-купе. А затем состоялся «исторический» удар по лодыжке, который произвел Бобби Кларк, внешне напоминавший проголодавшегося вампира — на искаженном гневом лице хорошо были видны два клыка в отсутствие передних зубов. Кларк устанавливал пока еще незнакомый даже НХЛ стиль «уличных хулиганов», который станет торговой маркой Philadelphia Flyers, будущего законодателя мод — жестокости — в канадском хоккее и обладателя Кубка Стэнли. По этой проторенной дорожке Кларка пойдет в Суперсерии–1974 Рик Лей, который просто изобьет Харламова до крови в шестом матче, а затем и Эд Ван Импе в игре ЦСКА — Philadelphia в январе 1976‑го, который уложит лучшего советского нападающего на лед так, что тот потеряет сознание. Именно после этого эпизода тренер армейцев Константин Локтев в знак протеста на время уведет свою команду с ледовой арены… Удивительным образом, превозмогая боль после удара Кларка, Харламов доиграл шестую игру Суперсерии–1972. Валерий Борисович был не просто спортивным гением, он обладал поразительными человеческими качествами: когда в 1974‑м Рик Лей пришел извиняться перед ним, Харламов немедленно принял эти извинения, сказав, что между хоккеистами такое бывает. А чего стоило ему выйти на последнюю игру Суперсерии–1972 — с разрывом мягких тканей и гематомой! Кларк еще отличится не раз, но особенно эффектным окажется его расчетливо подлый удар локтем в лицо Франтишеку Поспишилу во время товарищеского матча в Праге со сборной ЧССР после Серии-1972. Тот матч не решал ничего, больше того, он стал своего рода акцией солидарности с чехословаками, ввиду того, что они по сути чествовали канадского форварда-ветерана Стэна Микиту, по происхождению словака. Но 23‑летний Кларк, до той поры не слишком известный и не сильно популярный даже на родине, показал все, на что будет способен канадский хоккей в ближайшие несколько лет и что станет точить и разрушать его изнутри. Его мораль, его стиль, его смысл. Позже станет известной и обрастет мифами история о том, как второй тренер команды НХЛ Джон Фергюсон даст установку на «уничтожение» «этого сукина сына Харламова» и Бобби Кларк, обведя глазами раздевалку и своих коллег, решит, что это — его миссия. Из анализа самого эпизода можно сделать вывод: удар действительно был умышленным. Кларк потом говорил, противореча сам себе, что советский форвард зацепил его клюшкой, но Харламов в этот момент занимался обводкой, двигался очень быстро и отдавал пас назад — ему было не до Кларка. А пасы Харламова не менее важны для понимания его как игрока, чем знаменитые обводка и броски: при всем своем индивидуальном мастерстве это был тонкий коллективный хоккеист — такими свойствами наградила его природа, и так учил Тарасов. Неслучайно в Суперсерии Харламов набрал 7 очков — и из них 4 за счет голевых передач (а его 43 очка в предыдущем сезоне чемпионата СССР состояли из 26 голов и 17 передач). Анатолий Тарасов писал: «…так искусно, так творчески и хитро, как делал это Харламов, пасовать никому не удавалось. Он влезал в самое игровое пекло, угрожая молниеносной обводкой нескольких соперников, создавая реальную опасность взятия ворот. Противники отчаянно наваливались на него всей кучей, пытаясь блокировать его, отнять шайбу или просто сбить с ног, и это освобождало от опеки партнеров Харламова. А он в какое-то мгновение скрытым, «кистевым» броском пасовал товарищу по команде, находившемуся в выгоднейшей голевой позиции».

Холодная война на льду

Дуэль Кларк – Харламов: два мира, две системы

…В игре возникла пауза. Кларк был удален немецким судьей польского происхождения Йозефом Компаллой, еще одним врагом канадцев, на две минуты за удар клюшкой и на десять за недисциплинированное поведение. Кто ж знал, что он был достоин удаления до конца игры? Возможно, Канада полюбила Харламова (а он отвечал ей взаимностью) еще и потому, что он вел себя, как настоящий профессионал. В тогдашней НХЛ было принято не выставлять напоказ, а скрывать свою боль. «Травмы воспринимаются ими (профессионалами. — А. К.) как часть игры, — писал Кен Драйден, — и не дают повода изображать из себя жертв». Ровно это и продемонстрировал сдержанный и мужественный Валерий Борисович. Его фантастические уравновешенность и воля пригодятся на протяжении всей карьеры. И особенно тогда, когда он в 1976 году попадет в автомобильную катастрофу и ногу ему будут собирать по частям. А потом он вернется в большой хоккей и снова заиграет на уровне сборной, хотя и не восстановится окончательно. Если честно, хоккей был по-настоящему интересен и притягателен, когда в него играли те, кто составлял костяк сборной в 1970‑е. И прежде всего — Харламов. В 1980‑е были выдающиеся игроки. Но хоккей стал иным. «И что-то главное пропало». Смерть Валерия Харламова 27 августа 1981 года словно остановила часы хоккейной истории. Лично я потерял интерес к хоккею еще в конце 1980‑х, и только недавно снова стал всерьез следить за этой игрой — стали понятны и видны результаты того мичуринского скрещивания двух ветвей игры, которое продолжалось все 1970‑е годы. Ну и падение железного занавеса, глобализация превратили канадскую игру в культурный коктейль. И — подумать только! — теперь в хоккей играют спортсмены ни разу живьем не видевшие Харламова! …Уже потом Кларк скажет легендарную фразу: мол, если бы я не работал клюшкой как двуручником, то так бы и остался в местечке Флин-Флон, Манитоба. (Дискуссии на тему допустимого/недопустимого в хоккее, в том числе и в парламенте Канады (!), состоялись по поводу Рика Лея.) У нас эта фраза неизменно переводилась как «куковал бы в деревне Флин-Флон». Но Флин-Флон — не деревня. Это городок на границе Саскачевана и Манитобы, 10 часов на автобусе на север от Виннипега. Отец Кларка был шахтером. И сам он был шахтером, а после смены играл в жесткий и самоотверженный хоккей за команду Flin Flon Bombers. Играл, преодолевая диабет и спровоцированную им близорукость. Как когда-то Харламов в подростковом возрасте играл, преодолевая болезнь сердца, осложнение после ангины…

настроении»). Они, судя по всему, понимали это по-своему, и хоккей в Канаде после 1972‑го и как минимум до середины 1970‑х превратился из жесткой игры в жестокую. «Летчики» деморализовывали своей грубостью, хотя было у них и мастерство. Сочетание этих двух свойств позволило им разрушить монополию монреальцев и выиграть Кубок Стэнли — это было торжество грубости над стилем (так потом охарактеризуют чудовищный матч Flyers и ЦСКА 11 января 1976 года, когда команда Шеро обыграет наших со счетом 4:1). Их жестокости стали подражать другие — инфекция с беззубой физиономией Кларка и усами Дэйва «Молота» Шульца распространилась по всей НХЛ. Наступили «темные времена» канадского хоккея: в сезоне 1972/1973 «летчики» были больше похожи на налетчиков — они заработали 1756 минут штрафа! При этом, надо отдать должное Кларку, он стал вторым в списке бомбардиров и был признан самым полезным игроком Лиги, получив Hart Trophy. Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ, угрожал владельцам Flyers разнообразными санкциями. Но им было наплевать — команда поймала волну и уже сама ее, эту самую волну, гнала. В 1975 году Бобби Кларк скажет журналу Sports Illustrated: «Давайте посмотрим правде в лицо: больше людей приходит посмотреть на Дэйва Шульца, чем на Бобби Орра… Люди хотят наблюдать за жестокостью». Он был совсем не глуп, это шахтер с диабетом из местечка Флин-Флон, Манитоба, десять часов езды на север от Виннипега…

есной 1969 года Кларка едва не отобрала в свой состав непобедимая команда Montreal Canadiens. Танцы вокруг него шли и со стороны филадельфийских «летчиков», но были и серьезные сомнения: как он сможет играть со своим диабетом. Но уж очень хорош был парень — ведь Кларк действительно умел прежде всего играть в хоккей, а уже затем драться. Юного Бобби кормили плотными завтраками, шоколадом, поили кока-колой с растворенными в ней несколькими столовыми ложками сахара — лишь бы играл без приступов. Скотти Боумен, легендарный тренер Canadiens, потом скажет: «Если бы у меня был Кларк, мы бы выиграли не четыре, а шесть или семь Кубков Стэнли подряд». За три года он превратился в лидера команды. На него сделал ставку новый тренер Flyers Фред Шеро, ставший легендарной и весьма противоречивой фигурой в истории хоккея. У Шеро был идол — Анатолий Тарасов. Шеро изучал советский хоккей и, например, первым перенял игру пятерками с неизменяемым составом. Но был он законодателем мод и в ином смысле: тренер просил своих хоккеистов играть в агрессивный хоккей («Находите кратчайший путь к тому, у кого шайба, и подъезжайте к нему в плохом

этой игре было несколько драматургических узлов. И лишь один их них — сюжет с фразой Фергюсона о том, что «кто-то должен взять на себя Харламова» (someone to take care of Kharlamov). Второй узел — это победа Кена Драйдена над самим собой, а значит, над русскими. После засушливого лета 1972 года вторая половина сентября в Москве выдалась какой-то совсем уж пооктябрьски холодной. Прогулки Драйдена с женой Линдой по неприветливой Красной площади закончились тем, что он простудился. И, соответственно, совсем потерял надежду на то, что ему суждено выйти на лед «Лужников». Фергюсон справился о его здоровье и как-то походя заметил, что, мол, главное, чтобы Кен чувствовал себя в своей тарелке завтра, во время шестого матча с Советами. Для вратаря эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. На самом же деле здесь был тонкий психологический расчет тренеров — на быструю шоковую мобилизацию Драйдена. Фил Эспозито говорил: «Напряжение было такое, что ни один из вратарей не был способен сыграть две игры подряд». Значит, Тони Эспозито должен был уступить место неудачнику первой части Серии Кену Драйдену, звезде Montreal Canadiens, вратарю, больше всего на свете боявшемуся именно русских хоккеистов. Драйден мобилизовался и поэтому сыграл на своем уровне, став наряду с защитником Бергманом самым ценным игроком канадской сборной в этой игре: «Каждый раз, отражая шайбу, я испытывал чувство победы. Я все больше и больше верил в свои силы». Ворота сборной СССР, как всегда, защищал Владислав Третьяк. Матчи были настолько ответственными, что тренеры побаивались доверить ворота запасным, как это делалось на минувшем чемпионате мира в Праге, когда на площадку четыре раза выпускали Владимира Шеповалова из СКА (Ленинград). В московской части Серии в запасе числился Александр Сидельников, будущий главный дублер Третьяка. Но по каким-то причинам — и этот факт потерялся из поля зрения историков хоккея — запасным в шестой игре стал Александр Пашков из «Динамо» (Москва), который отыграл в сборной вторым вратарем на Олимпиаде в Саппоро в том же 1972‑м. Канадская запись встречи запечатлела его разминающимся перед третьим периодом — с номером 26 на спине (то есть это был свитер не игравшего в Москве Паладьева) и в синих «динамовских» трусах — видать, сидельниковские ему не подходили — Пашков был выше аж на семь сан-

Дуэль Кларк – Харламов: два мира, две системы

тиметров, а еще одних красного цвета не было. Когда-то он был конкурентом Третьяка в ЦСКА, будучи старше его на шесть лет, и именно потому, что Тарасов сделал ставку на юного самородка, оказался в «Динамо», причем первым вратарем. Его карьера была удивительной — 20 сезонов! Он закончил играть в 38 лет, в 1982‑м, почти одновременно с Третьяком, начав восемнадцатилетним в 1962‑м. А в сборную попал после долгого перерыва уже… 34‑летним, став чемпионом мира–1978 и играя в чемпионате СССР в «Химике»: его игра в выставочном матче с Montreal Canadiens заворожила Виктора Тихонова и он взял ветерана в национальную команду. Считалось, что в этой игре слабее обычного сыграл Третьяк. 83 секунды, в течение которых Халл, Курнуайе и Хендерсон забросили три подряд шайбы, стали для него кошмаром. Но этот драматургический узел относится к категории спортивных чудес, хотя и спровоцированных неряшливой игрой защиты. Так бывает в хоккее, так бывает в любых игровых видах спорта. В этой игре завязался еще один сюжет: отношения канадцев и двух немецких судей Йозефа Компаллы и Франца Баадера, которые страшно раззадорили энхаэловцев избыточными или якобы избыточными удалениями. 29 минут штрафа — это не шутка. Но канадцы, во всяком случае по европейским меркам, их заслужили. Другое дело, что чем чаще их удаляли, тем больше они ожесточались. Компалла — бывший известный польский хоккеист, потом игравший в Западной Германии, да так в этой стране и оставшийся. Он отсудил две Суперсерии, три Олимпиады, 12 чемпионатов мира, всего 2019 матчей. В интервью журналу «ProХоккей» судья рассказывал: «…я никогда не судил ничего более сильного по накалу страстей, чем Суперсерия-72. Ни до, ни после. Те две игры в Москве (шестая и восьмая. — А. К.) были вершиной моей карьеры, моим звездным часом рефери. Это были также самые трудные игры. Голова просто шла кругом. Всюду было движение. В то время я и представить не мог, что эти команды пишут хоккейную историю и определяют будущее хоккея. Канада вспомнила, что хоккей — командная игра, а русские научились играть в жесткий хоккей». Канадцы, обыгрывая фамилии немецких судей, после шестого матча стали называть их Baader and Worse, имея в виду, что один был хуже другого. Как бы то ни было, канадская сторона не хотела больше видеть Баадера и Компаллу, о чем и шли переговоры между официальными лицами. 25 сентября, на следующий день после встречи, Драйден записал в своем дневнике: «Тренировка проходит весело. Гарри, Ферги и Ал Иглсон отправились во Дворец спорта пораньше, чтобы обсудить с советскими представителями вопрос о судействе западногерманских рефери Йозефа Компаллы и Франца Баадера, судивших во время вчерашнего матча. После игры Гарри назвал их «самыми некомпетентными судьями, каких он только видел». Теперь мы хотим, чтобы русские ответили нам любезностью на любезность. Иглсон прямо заявил, что если русские, пользуясь своим правом, выставят на игру Компаллу и Баадера, то восьмую встречу мы проводить откажемся». На седьмую встречу немцы действительно не были выставлены. Зато они судили восьмую. Но это уже другая, отдельная история, о которой подробный разговор пойдет позже.

этот вечер 24 сентября 1972 года Бобров и Кулагин не выставили в первом периоде тройку Михайлов — Петров — Блинов. Причудливые комбинации возникали в течение всей игры, стабильным оставался состав «детского звена» из «Крыльев Советов» Лебедев — Анисин — Бодунов. К Шадрину и Якушеву приставляли талантливого 20‑летнего форварда из ЦСКА Александра Волчкова, который тоже так и не раскрылся в Серии. И кстати, будучи весьма стабильным

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

С таким багажом канадская сборная прибыла в Москву.

игроком, проведшим всю карьеру в ЦСКА и СКА, после Суперсерии–1972 призывался под знамена сборной лишь на чемпионат мира 1973 года и на турнир на приз «Известий» в том же году. У канадцев в состав вернулся сильнейший монреальский защитник Серж Савар, не был выставлен Фрэнк Маховлич. А игру сделала связка Кларк — Хендерсон, родившаяся прямо по ходу турнира (ветераны Хендерсон и Эллис с сомнением относились к молодому Кларку, но потом, мягко говоря, нашли с ним общий язык). Собственно, в первом периоде хорошо выглядели не только они, но и Харламов с Мальцевым. Однако проблема была в том, что даже первое звено не смогло воспользоваться удалениями канадцев, скверно сыграв в большинстве. Часто ошибались защитники. Канадцы устроили прессинг по всему полю и наши ничего не могли этому противопоставить. Игра канадской сборной становилась все грубее, и казалось, советские хоккеисты к этому, как ни странно, оказались психологически не готовы. В первом периоде было всего два удаления — Гарри Бергмана и Фила Эспозито, но оба разыграли живописные сцены. Бергман едва не ударил на скамейке запасных сидевшего рядом с ним «сторожа». Он вообще был одним и самых страстных и вспыльчивых игроков. Не говоря уже о том, что Суперсерия для него, на тот момент уже 34‑летнего защитника, была главным событием в жизни. Потом, уже после того, как «все было кончено», он скажет: «Когда мы покидали лед после последней игры, я остановился, чтобы бросить последний взгляд на этот старый сарай (так он квалифицировал ледовый дворец в «Лужниках». — А. К.). Я понимал, что никогда больше у меня не будет поводов для такой гордости и такого уважения к команде, которые я тогда испытал». Громилы иногда бывают чрезвычайно лиричны…

Дуэль Кларк – Харламов: два мира, две системы Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Валерий Харламов был под пристальным надзором в течение всей Серии.

Эспозито, когда его удаляли, неоднократно «перерезал» себе горло характерным жестом, адресуя его Рагулину, хоккеисту еще более корпулентному, чем он сам, — 103 килограмма Александра Павловича очень пригодились в столкновениях с лучшим канадским форвардом (ему было поручено держать Эспо). Но это было только начало большого спектакля, которым обернулась шестая игра. Анатолий Владимирович Тарасов в книге «Совершеннолетие», увидевшей свет в конце 1960‑х годов, писал: «Хоккей — игра не только красивая, но и мужественная. И проявляется мужество в разных формах. Все зависит от характера матча, от соперника. В одном случае надо сдерживаться, мужественно принимать все обиды и несправедливости, в другом — так же мужественно давать понять сопернику, что команда его не боится. Думаю, что скоро, в ближайшие годы, состоится серия наших игр с профессионалами. Кажется мне, что скоро лопнет терпение профессионалов, что надоест им наша гегемония на официальный мировой престол.

Должно же их в конце концов задеть, что русские, молодая по возрасту команда, бросили им открытый вызов. К грядущим сражениям с чародеями шайбы мы готовимся не только в плане совершенствования своей тактики, техники, физической подготовки, но и в плане волевой, психологической настроенности, внутренней собранности. Каждый хоккейный солдат должен знать, что ждет его впереди. Вот почему мы провели несколько соответствующих экспериментов во время турне по Канаде и в городе Калинине, где однажды сыграли по канадским профессиональным правилам с командой «Шербрук Биверс» — обладателем Кубка Аллана. Это был нехороший матч, хоккеисты часто и много дрались. Это был грязный хоккей. Но мы оказались вынуждены провести этот эксперимент, чтобы канадцы не застали нас врасплох. Перед будущими встречами мы будем настаивать, чтобы матчи эти проводились в рамках правил — в конце концов и правила профессионалов не позволяют устраивать на поле побоища и драки. Там сказано лишь, что силовая борьба разрешена по всему полю. К такой силовой борьбе мы готовы. Но на всякий случай мы решили пойти навстречу канадцам и поиграть в этот грубый, ужасный хоккей». В общем, подготовка к «грубому, ужасному хоккею» началась давно. И тем не менее к той степени агрессии, которая была проявлена в шестой игре, сборная СССР не была готова. Возможно, канадцев раззадорили частые удаления, и это сыграло против советской сборной. На мощнейший бросок Ляпкина, закончившийся отскоком от конька защитника и голом, канадцы ответил попытками драк и тремя голами подряд: 5:13, 6:21, 6:36. Казалось, наши просто забыли, с кем играют. Канадцы наказывали за малейшие оплошности: Курнуайе забил гол, перехватив шайбу после вялой передачи, Хендерсон воспользовался не менее вялым выносом шайбы из зоны защиты Рагулиным, который просто подарил ему возможность гола. Несколько растерянным выглядел даже Третьяк. Гол Хендерсона имел, как выяснилось, символическое значение. В последующих двух встречах его шайбы станут последними и решающими… Бобров и Кулагин выпустили на площадку Петрова и Михайлова только к концу периода. Харламов играл, но будучи травмированным Кларком, немного осторожничал; в какой-то момент его поставили даже в тройку с Петровым и Михайловым. А звено из «Крыльев» как-то в этой игре потерялось. Наиболее убедительно выглядели спартаковцы — одну шайбу отквитал любимец канадской публики Александр Якушев, которому ассистировали Ляпкин и Шадрин.

3:2-

таким был счет после второго периода. Гарри Синден: «Фергюсон и я кричали так много, что ребята подумали, не сошли ли мы с ума. Мы знали, что делали… Мы разыгрывали спектакль». Игра растягивалась во времени благодаря театральным паузам, удалениям, выяснениям отношений. Тем не менее, по свидетельству Драйдена, психологического равновесия команда не обрела: в перерыве игроки вдрызг переругались. И тогда Синден продолжил спектакль: он задержал команду более чем на пять минут с выходом на площадку. Формальный мотив — неготовность льда, который действительно не устраивал канадцев: он медленно застывал после обработки в перерыве, а затем быстро начинал крошиться. Это видно даже на записи московской части игр — иногда кажется, что спустя пять минут после начала периодов хоккеисты играют в снегу. Не привыкший терять время попусту, активно разминался Третьяк — его разогревал бросками с близкой

Холодная война на льду Getty Images/Fotobank.ru

Дуэль Кларк – Харламов: два мира, две системы

«Грубый и ужасный хоккей», появление которого предсказал Тарасов, пришел в облике Бобби Кларка.

дистанции Якушев. За то время, пока Синден держал команду в раздевалке, остыли не только лед и канадцы, но и советские хоккеисты. Во всяком случае третий период, закончившийся нулевым результатом, они провели с той долей спокойствия, которая свойственна командам, которые ведут в счете. Третий период, не в пример второму, прошел почти без удалений и с редкими остановками игры. Советские тренеры продолжали судорожно тасовать звенья, как будто запутались в собственных игроках. Создавалось ощущение, что тот самый «грубый, ужасный хоккей», о котором писал Тарасов, окончательно деморализовал сборную. Побеждал хоккей тарасовского «ученика» Фреда Шеро — грубость заставляет соперника осторожничать. Гарри Синден был доволен. Ситуация стала зеркальной по сравнению с началом Суперсерии. Даже терминологически. В дневнике он запишет: «Мы развеяли большую часть русского мифа». Надо было знать характер этого тренера, который, приняв в 1966 году Boston Bruins, привел команду Бобби Орра и Фила Эспозито в 1970‑м к Кубку Стэнли. Потом у него наступил длинный перерыв в работе. Возможно, он был заинтересован в победе команды Канады больше, чем кто-либо другой: ту дистанцию, которую он прошел в Бостоне за четыре года, здесь ему предстояло пройти за месяц. Хотя бы для того, чтобы потом, как это, собственно, и случилось, триумфально вернуться в Boston Bruins, на этот раз на пост генерального менеджера. Должность, которую он в результате занимал… 28 лет.

Холодная война на льду

Переломный момент

Архив ХК «Спартак»

Нелегкая судьба советского тренера — немотивированные отставки, обрывающиеся карьеры, ранние смерти. - Андропов решает судьбы хоккея. — «…и вечно — русский, самородный, на поле памяти народной играет Всеволод Бобров». — Самородок Якушев и феномен Эспозито. — Хендерсон забивает лучший, но не главный гол в своей биографии. — Плант за 13 лет до Суперсерии спас лицо Третьяка. Конец седьмой игры — переломный момент состязания.

Всеволод Бобров (справа) и его открытие – Александр Якушев.

ный. В те годы такое еще было возможным. И тот же финт потом попытается повторить Тарасов, да и Бобров после изгнания из хоккея в 1974‑м отправится тренировать футбольный «Кайрат» (Алма-Ата). Смена футбола и хоккея, как смена лета и зимы, были естественными для советского спорта: летом одни и те же звезды играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. То же самое проделывали и тренеры. Но 1970‑е оказались последним десятилетием, когда такое было возможно. Бобров — такой же «харизматик», как и Тарасов, только во всем ему противоположный. Легкий и снисходительный Бобров, жесткий и не проща-

седьмой игре дважды отличился Александр Якушев, спокойный, очень высокий, с орлиным профилем — не столько тайная, сколько явная эротическая мечта женщин Страны Советов. Говорили, что его как игрока в 1960‑е сформировал именно Всеволод Бобров — в те годы он работал старшим тренером московского «Спартака» и небезуспешно противостоял краснознаменной машине тарасовского ЦСКА. Но потом, в 1967‑м, на пике хоккейной карьеры, Бобров вдруг ушел тренировать и вытаскивать из ямы (17-е место в чемпионате Союза) родной армейский клуб — только не хоккейный, а футболь-

Переломный момент Из архива автора

Холодная война на льду

Сборная команда СССР по хоккею — победительница чемпионата мира и Европы 1973 года.

ющий оплошностей Тарасов. Не заморачивающийся высокой теорией Всеволод Михайлович и теоретик и стратег Анатолий Владимирович. Антагонисты в игре, антагонисты в жизненных правилах. Но с точки зрения вечности все это не имеет существенного значения, потому что общего у них больше. Оба — классики. И тот, и другой добились выдающихся успехов как тренеры (Бобров был гораздо более успешным игроком и в футболе, и в хоккее, обладая легким талантом). И Бобров, и Тарасов сполна нахлебались и барского гнева, и барской любви. Быть, как Бобров, фаворитом Василия Сталина, хозяина команды ВВС, — штука амбивалентная. Злить находящегося на трибунах генерального секретаря, как это вольно или невольно делал Тарасов, — верный путь к военной пенсии и бездеятельным дням в квартире в сталинской громаде на улице Алабяна. Так уж получилось, что формально Бобров «съел» Тарасова на посту тренера сборной СССР по хоккею. Хотя опять же формально страшим тренером был не Тарасов, а Чернышев. А неформально — «ели» Анатолия

Владимировича руководители хоккея и, бери выше, армии, да чего уж там — страны. Бобров как антипод, самый известный и талантливый антипод, лучше других подошел на роль сменщика вместе тренерами, чья звезда стояла высоко, но в те годы не в зените, — Николаем Карповым из «Спартака» и Борисом Кулагиным из «Крыльев». Можно было, конечно, говорить о логике омоложения тренерского состава — Боброву было 49, Кулагину — 47. (Тарасову и Чернышеву, соответственно, 53 и 57.) Но, наверное, не это было главным… Был еще Николай Пучков из СКА, отработавший с Бобровым на чемпионате мира 1972 года в Праге — первом, и сразу неудачном (второе место) — турнире Всеволода Михайловича. В подготовке сборной к играм с канадцами Пучков, в прошлом известнейший вратарь, первый номер сборной, уже не участвовал, эту роль передали Карпову. А потом окончательно сложился дуумвират Бобров — Кулагин, который просуществовал до весны 1974 года, когда после второй победы Всеволода Михайловича на чемпионатах мира его внезапно «схарчили». Те же силы и подводные течения, что когда-то смели властного Тарасова с самой что ни на есть командной высоты классика и отца-основателя. Кулагин — второй тренер при Тарасове в ЦСКА, в прошлом занимавшийся аж с самим Гагариным, — по иронии истории стал вторым в тени Боброва. Но раскрылся как старший тренер «Крыльев Советов», а затем как главный тренер сборной, начальник триумвирата Кулагин — Локтев — Юрзинов. Он занял место в той эпохе, которая от Тарасова и Боброва торила дорогу к эре Тихонова. Это не означает, что Борис Павлович был этаким «переходным» тренером. При всем экстраординарном значении Боброва, именно Всеволод Михайлович, а не Кулагин оказался «переходным» наставником. Но вовсе не в уничижительном смысле: на его плечи свалилось тяжелейшее бремя смены поколений, и перетасовки игроков во время Суперсерии-1972 как раз свидетельствовали о поиске им оптимального состава, о попытках дать возможность проявить себя молодым игрокам. Абсолютный триумф сборной СССР на чемпионате мира в Москве весной 1973 года совпал с окончанием эпохи перехода от состава 1960‑х к составу 1970‑х. И сделал это именно Бобров. Главное же, он вернул советскому хоккею великую первую тройку Михайлов — Петров — Харламов. Кулагин, поднявший в сезоне 1973/1974 на высшую ступень пьедестала почета «Крылья Советов» и повергнувший уходящего гранда Тарасова, чьим помощником он когда-то был в ЦСКА, подхватил сборную тогда, когда после чемпионата мира 1974 года Всеволода Михайловича внезапно отлучили от национальной команды. О причинах «удаления» Боброва ходят легенды, ни одну из которых нельзя признать абсолютно достоверной, но в то же время все они — весьма правдоподобны. То говорили, что он выставил за дверь раздевалки ответственного работника, «помогавшего» ему советом во время игры с чехами на ЧМ-1974 в Хельсинки, закончившейся поражением сборной СССР со счетом 2:7 (вторую игру с чехами наши выиграли 3:1). То утверждали, что он послал на три буквы такого же доброхота в перерыве той же игры. То слагали легенды об оскорблении Бобровым посла СССР в Финляндии на приеме по случаю победы советской сборной на том же турнире. При всех своих легкости, добродушии и обаятельном женолюбии Бобров мог грубо ответить вмешивавшимся в его работу чиновникам. В результате и пал жертвой околоспортивной номенклатуры. Говорили, что его недолюбливал начальник управления спортивных игр Спорткомитета СССР Валентин Сыч, который в 1990‑е станет председателем Федерации хоккея РФ. Кстати, ему же, Сычу, приписывается существенная роль в «сносе» Тарасова и Чернышева с постов наставников сборной. С августа 1971 года Бобров вроде как руководил подготовкой олимпийской хоккейной сборной. Но ключевых игроков ему не отдавали.

Переломный момент

В результате на Олимпиаде тренерствовал Тарасов. А потом, сразу после Саппоро, Анатолий Владимирович с Аркадием Ивановичем подали в отставку. Вряд ли добровольно. Бобров принял сборную, отказавшись от услуг опытных Виталия Давыдова и Анатолия Фирсова. Что это было, тоже до сих пор неизвестно. Возможно, месть Тарасову. А может быть, резкая, с места в карьер, попытка начать омоложение сборной. Но без армейцев национальная команда была немыслима. Знаменитый в ту эпоху журналист Евгений Рубин вспоминал в интервью «Огоньку»: «После одной статьи он (Тарасов. — А. К.) больше года со мной не разговаривал! Помирились, когда завершилась Суперсерия. Восхищаясь работой Борова и Кулагина, я отметил и Тарасова — все-таки костяк команды составляли именно игроки ЦСКА». Бремя ответственности за игры с профессионалами было колоссальным. Известен разговор Всеволода Боброва и Андрея Старовойтова весной 1972‑го, после подписания документов по Суперсерии. «Видишь, Всеволод, какую работенку мы тебе подобрали». — «Не говори, Андрей Васильевич, Тандем Бобров – Кулагин просуществовал недолго, чтоб тебе, скажем, годом раньше подпись не поставить но оставил заметный след в советском (когда наставником был Тарасов. — А. К.)». и мировом хоккее. Объединяло выдающихся тренеров то обстоятельство, что заканчивали они карьеру, как правило, до 60 лет. Даже долгожители в тренерской специальности, те, кто начинал рано, завершали биографии, столь же яркие, как и у подопечных, иной раз далеко до пенсионного возраста. Несправедлива была судьба Николая Карпова, оставшегося невостребованным в 54 года, вопиюще несправедлива — Константина Локтева, которого выперли из ЦСКА в 44 года, в результате чего он, тренер главной команды страны, один из наставников сборной СССР, в прошлом блистательный игрок, был отлучен от хоккея на высшем уровне. Работа инженером в «Мослифтстрое» — явная насмешка судьбы. Около 60 лет заканчивали Николай Эпштейн, Анатолий Тарасов, в 60 — Борис Кулагин, Аркадий Чернышев. Почти все перед кончиной долго и тяжело болели. Локтев умер в 63 года от цирроза печени, Эпштейна доконала болезнь Альцгеймера, Чернышев пребывал в постинсультном состоянии. Кулагин умер в 63 года, Всеволод Бобров — в 56 лет. Большой спорт не способствует долголетию. Особенно большой спорт в Советском Союзе и России. Есть два примера поразительного долголетия в хоккее — и физического, и профессионального. Это наиболее титулованный наряду с Анатолием Тарасовым и Аркадием Чернышевым тренер — Виктор Васильевич Тихонов. И вечно «сопутствовавший» ему Владимир Владимирович Юрзинов, главный хоккейный интеллектуал, бывший игрок «Динамо» (Москва), ставший динамовским тренером в 34 года и одним из наставников сборной уже в 35 лет, в 1975 году. Тихоновым завершалась великая эра советского хоккея, он же взвалил на свои плечи бремя очередной смены поколений хоккеистов в конце 1970‑х. Из-за чего был вынужден взять на себя не только ЦСКА (после рижского «Динамо», на котором он отработал свои тактические и стратеги-

РИА Новости

Холодная война на льду

ческие схемы, вытащив команду из первой лиги в высшую и вырастив настоящую звезду — Хельмута Балдериса), но и сборную. Правда, после двух бесед с Юрием Андроповым. Что свидетельствует о том, какое значение придавали хоккею в 1970‑е: председатель КГБ должен был бы ратовать за «Динамо», но уговаривая Тихонова, он решал общегосударственную задачу, тут не до ведомственных интересов. В интервью автору книги «Тайны советского хоккея» Александру Петрову Виктор Тихонов рассказывал: «…меня пригласил председатель Спорткомитета СССР Сергей Павлов, он сказал, что есть мнение назначить меня главным тренером сборной, и этот вопрос согласован наверху, то есть в ЦК КПСС… Я вернулся в Ригу… Новость, конечно, была сенсационная, и рижане приняли ее восторженно, поскольку в тот момент все думали, что я параллельно буду работать и в Риге». Чуть позже Тихонову позвонили из Москвы — председатель спортклуба Министерства обороны СССР Николай Шашков предложил тренеру рижан возглавить ЦСКА. Виктор Васильевич ехал в Москву, собираясь сказать решительное «нет». Хотя, понятное дело, от таких предложений не было принято отказываться. Из Минобороны будущего тренера главного клуба страны «препроводили» на Лубянку. Все было обставлено в лучших традициях советской высшей номенклатуры — только в машине Тихонов узнал, что его везут к председателю КГБ Андропову: «И только потом он (Андропов. — А. К.) сказал, что вызвал по поручению генерального секретаря ЦК КПСС, который дал распоряжение, чтобы я принял ЦСКА. Андропов тогда сказал: я хотел бы видеть вас в «Динамо», но есть мнение Леонида Ильича. И тут же уточнил — прямое указание». Тихонов… отказался. Андропов… не стал настаивать. Но потом, разумеется, состоялся и второй разговор. Повторимся: конечно, Андропов хотел видеть Тихонова в «Динамо». В смысле — московском. Это же было общество так называемых административных органов, в том числе КГБ. Но — в том числе и ЦК (сотрудники числились членами общества «Динамо»). Во время второго разговора Андропов включил громкую связь, чтобы поговорить с секретарем ЦК Михаилом Зимяниным. Отказывается, мол, Виктор Васильевич принимать ЦСКА. «Тогда Зимянин спокойно заметил: «А ты скажи ему, что в твоем доме не принято отказываться». И оба засмеялись». Смешно. Очень. До озноба… Бобров — легенда. Это штамп такой. Но из чего состоит легенда? Мое поколение не знало Боброва-игрока, «гения прорыва», одинаково блистательного в хоккее с мячом, хоккее с шайбой, футболе. Но для того, чтобы он поселился в сознании как легендарный тренер, достаточно было Суперсерии-1972, хотя два последующих чемпионата мира, особенно московский 1973 года, сделали его подлинным и неоспоримым триумфатором. Достаточно было его образа спокойного и размышляющего, корректного и внимательного человека, стоящего у бортика площадки, одетого в синий клубный пиджак и рубашку с широким воротником по моде 1970‑х, с маячащими за спиной грузноватым помощником Борисом Кулагиным и врачом команды Олегом Белаковским в неизменном советском синем шерстяном спортивном костюме. Это была сборная Боброва, это он сотворил чудо на льду — торговую марку события, которое стало символом целой эпохи. Причем не в хоккее, а в жизни страны. Точнее, как минимум двух стран. Где-то в массовке копошились неузнаваемые люди со стертыми лицами в костюмах и галстуках, которые могли сломать карьеру Боброву и даже преуспели в этом деле, но не могли отменить легенду, а значит, переписать историю, в которой остался выдающийся тренер. А они не остались. Всеволод Бобров, «Бобер», поражал воображение, говоря штампами той эпохи, нескольких поколений советских людей. Он прожил недолгую, но невероятно насыщенную жизнь. Когда Боброву довелось стать

Переломный момент

фаворитом Василия Сталина — сомнительная и опасная привилегия! — ему уже было под 30. А сыну вождя еще не было 30: как по-разному оценивается возраст в зависимости от рода занятий. В 29 лет младший Сталин был уже генерал-лейтенантом авиации, а еще раньше он стал командующим ВВС Московского военного округа. И как азартный (мягко говоря) человек немедленно занялся формированием спортивного общества ВВС во всех возможных видах спорта. Естественно, он не мог пройти мимо Боброва. Под Новый, 1950 год «Бобер» перешел из ЦДКА в ВВС. Что было для него небезболезненно — армейский клуб оставался родным, еще недавно блистала тройка ЦДКА Бабич — Тарасов — Бобров. Но понятно, что существовали материальные обстоятельства, и как дистрибутор дефицитных благ, особенно жилищных, сын Сталина был вне конкуренции. Бобров должен был лететь со своей новой командой утром 5 января в Свердловск. Но проспал — по его собственной версии, не прозвонил будильник. А команда улетела без него и на подлете к аэропорту Кольцово разбилась. Погибли рекрутированные Сталиным звезды — от Харрия Меллупса, молодого рижанина, по сути дела отца-основателя советской школы вратарей, до Юрия Тарасова, брата Анатолия Владимировича. Рука судьбы, которая была благосклонна к Всеволоду Михайловичу, легкому, веселому, смелому (реплика Тарасову: «Ты же у нас профессор. «Краткий курс истории ВКП (б)» читаешь!»). Благосклонна, кроме того этапа, который начался после 1974 года. И закончился ранней смертью в 1979 году. А с другой-то стороны, тренеры, как и хоккеисты, были расходным материалом для утверждения величия Страны Советов. Как гангстеры использовали боксеров и зарабатывали на них, как зарабатывали на хоккеистах хозяева клубов НХЛ, так и на советских «героях спорта» выстраивался имидж супердержавы — атомной, балетной, хоккейной. Правда, к предпоследней игре Суперсерии идеология и деньги уже не имели значения. Во всяком случае для хоккеистов: матчи, начинавшиеся как выставочные, стали самым принципиальным спортивным соревнованием эпохи. И абстрактная честь страны стала совершенно конкретным понятием и для наших, и для канадских хоккеистов. Анатолий Тарасов сравнил игру канадцев в последних играх с поведением загнанного в угол животного… От Боброва-тренера, как когда-то от Боброва-игрока, ждали прорыва. Общее настроение выразил еще в 1969 году в стихотворении «Прорыв Боброва» поэт Евгений Евтушенко, назвавший Всеволода Михайловича «Гагариным шайбы на Руси»: «Грубят бездарность, трусость, зависть, а гений все же ускользает, идя вперед на штурм ворот. Что ж, грубиян сыграл и канет, а гений и тогда играет, когда играть перестает. И снова вверх взлетают шапки, следя полет мяча и шайбы, как бы полет иных миров, и вечно — русский, самородный, на поле памяти народной играет Всеволод Бобров».

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду Как это, в сущности, было точно сказано. Особенно в контексте событий 1974 года, когда номенклатура «съела» старшего тренера сборной. Отчего он не перестал быть иконой.

сентября 1972 года Бобров продолжал тасовать состав. Дело осложнилось тем, что Харламов из-за травмы все-таки не смог выйти на лед. Тренеры убрали звено «Крыльев Советов», оставив на площадке только Анисина. Бобров продолжал пробовать Волчкова. (Поиски конфигураций продолжатся в том же году в декабре на призе «Известий»: возникнет экспериментальная, но не слишком удачная тройка Викулов — Глазов (Сергей Глазов — хоккеист ЦСКА, который, как и Волчков, так и не смог стать лидером смены поколений) — Блинов, а Мальцев станет играть с Шадриным и Якушевым.) На лед вернулись Мишаков, Блинов, Кузькин. Ситуация становилась все более пикантной: пси- Битва гигантов. «Большой Як» и Брэд Парк. хологически наши были в худшем положении, чем канадцы — у тех были драйв и злость, а советская сборная никак не могла нащупать свою игру. Поэтому и ставились эксперименты с составом. Бобров присматривался к молодым Орлову из «Динамо», Астафьеву из «Торпедо», Волченкову из ЦСКА. Все они официально были заявлены на вторую часть Серии, но так и не вышли на лед: слишком велика была ответственность тренера. «Некоторые игроки забыли, что такое канадский профессиональный хоккей, — писал Борис Кулагин, вспоминая Суперсерию. — Я не называю их пофамильно лишь потому, что немудрено было потерять голову от радости: ехали в Канаду с тайной мыслью, как бы не проиграть с разгромным счетом, а возвращались на коне. Естественно, московская часть серии казалась многим куда более легкой… Могли ли мы в 1972 году выиграть и вторую часть серии? Безусловно, могли, если бы… Если бы не самоуспокоенность ряда игроков. Если бы мы варьировали тактику (большинство хоккеистов сборной верило лишь в тактику силового давления, и ни в какую другую). Если бы, наконец, мы, тренеры, на последних минутах тех встреч не допустили ряд ошибок». Гарри Синден так описывал тактическую подготовку к этой игре: «Перед матчем мы сделали одну значительную перестановку, которая оказалась очень полезной. В ходе последних двух игр русские не упускали Эспозито, поэтому он не забивал шайб. Его контролировал Петров. Тогда мы решили перехитрить их, играя четырьмя линиями (в то время это было совершенно внове, абсолютно нестандартный ход, который введет в советский хоккейный оборот только Виктор Тихонов в «Динамо» (Рига). — А. К.). Мы знали, что наши соперники вряд ли станут разбивать свою команду, чтобы противостоять этому».

Переломный момент

И в самом деле: помимо того, что седьмая встреча оказалась звездным часом Александра Якушева, она же стала бенефисом Фила Эспозито (да и Тони был на высоте, отразив больше бросков, чем Третьяк; кстати, у него же была лучшая статистика среди вратарей в Серии). Потом в своих мемуарах Фил Эспозито признается: «Я так и не смог потом превзойти тот уровень, на котором сыграл в Серии. С этого момента для меня как для игрока начался путь вниз». И эта фраза не была кокетством. Старший Эспозито стал самым известным канадским игроком, символом величия Канады, хотя и сознательно избежал чрезмерных чествований, бремя которых взял на себя Пол Хендерсон. Играл он долго и счастливо. Но как и для большинства участников холодной войны на льду, Суперсерия оказалась для него кульминацией карьеры и мастерства, самой сильной эмоцией в жизни. Его младший брат, Тони Эспозито, играл за Chicago аж до 1984 года, до своего 41‑летия. Он не писал книг, как Драйден, а за время его карьеры появилось немало сильных вратарей. Но в истории НХЛ он остался как один из самых надежных голкиперов, который в сезон 1969/1970 ухитрился «оторвать» сразу два престижнейших приза — как лучший дебютант лиги и лучший вратарь. Его номер — 35‑й — отнесен к категории retired. То есть никто более в истории клуба не может надеть свитер с этой цифрой на спине. Младший Эспозито считается одним из основателей стиля butterfly, предполагающего активные падения на колени, чем, например, не злоупотреблял Третьяк, который играл в стойке stand up. Наш вратарь многому научился в этом смысле у Жака Планта, который исповедовал почти научный подход к игре и, например, неизменно использовал тактику движения вратаря вслед за игроками и игровыми эпизодами. (Кстати, Плант известен тем, что на закате своей карьеры, в том же сезоне 1972/1973, «кинул» Гарри Синдена, неплохо отыграв за Boston, а затем внезапно ретировавшись на тренерскую работу в Quebec Nordiques.) Из «бабочкиного» стиля вырос сегодняшний profly style, когда вратари, ввиду усилившейся мощи нападающих и невероятной скорости полета шайбы, только и успевают, что в шпагате перекрывать щитками углы ворот, — никакой реакции уже не хватает. А в стиле hybrid играют голкиперы, которые еще осмеливаются полагаться на свою реакцию… Глядя же на игру своего напарника Тони Эспозито в матче номер семь, Кен Драйден записал: «Я действительно рад, что мне не придется с ним (Якушевым. — А. К.) встретиться в играх НХЛ».

ервая тройка советской сборной, выставленная на эту игру: Викулов — Мальцев — Мишаков. Левый крайний не столько заменял Харламова, сколько выступал в роли этакого «ужасного ребенка», задиравшего здоровенных канадцев. И дозадирался до двух удалений подряд, которые дали два очень качественных судьи — чех Рудольф Батя и швед Уве Дальберг. К ним у канадцев практически не было претензий. По ходу игры, нащупывая ответ на тактическую хитрость Синдена, Бобров и Кулагин тасовали игроков в звеньях. То Анисин выходил с Якушевым и Шадриным, то Мальцев с ними же, то Викулов появлялся с Михайловым и Петровым, что один раз закончилось отменным скоростным голом Владимира Петрова, словно бы вспомнившего свой юношеский опыт в хоккее с мячом. А то и вовсе под конец игры Якушев появился на льду вместе с Петровым и Михайловым — вместо Блинова. Но так или иначе, хоккей был в этот день великолепный, хотя не обошлось без ненужных удалений и ошибок, которые стоили сборной СССР поражения. В этой игре был прекрасен Александр Мальцев. И хотя он снова не забросил ни одной шайбы, его шикарные, как будто выставочные или тренировочные проходы с феерической обводкой и «слаломом», сравни-

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду мым по красоте с фигурным катанием, демонстрировали лучшие его качества. Он заработал в этой игре одно очко — после его паса Якушев забросил свою вторую в этой игре шайбу. Передача была такого же качества и точности, как и пас Сержа Савара Полу Хендерсону, когда он забросил решающую шайбу в этом матче, словно проведя генеральную репетицию перед своим самым важным голом в истории канадского хоккея в последней игре Суперсерии. Этот «репетиционный» гол Синден назвал самым красивым из всех виденных им в жизни. Савар кинжальным и лазерной выверенности пасом вывел набиравшего скорость Хендерсона к синей линии, а тот уже обманул двух защитников — Васильева и Цыганкова. Валерий Васильев успел взять его на силовой прием, но Хендерсон в падении перебросил шайбу через правое плечо Третьяка. Невыразительно выглядели советские защитники — ошибались практически все. Правда, почти как мультипликационный богатырь вел себя Валерий Васильев: он играл так жестко, причем в пределах правил, что казалось, даже канадцы его побаивались. Один раз Васильев столь эффектно и безжалостно уронил Хендерсона, что Рон Эллис полез с ним драться, заступившись за товарища. Но Валерий Иванович, лицом напоминавший популярного советского актера Петра Алейникова, с какой-то показательной бесстрастностью устоял на ногах после толчков канадского форварда.

Валерий Васильев. Потом он покажет канадцам, что жесткими бывают не только защитники НХЛ.

днако лучшим был Александр Якушев. В этой игре преимущество было за советской сборной. Время владения шайбой было таково, что даже предпочитавшие отдать лишний пас наши хоккеисты сделали больше бросков в створ ворот, чем канадцы. Один из таких бросков — вопреки советской тактике, основанн ой на избыточном числе пасов, — сделал Якушев, на скорости обыграв Парка и обманув Тони Эспозито, не угадавшего направление движения шайбы. Во время седьмой игры то и дело вспыхивали драки, в том числе и с обоюдными удалениями. Фил Эспозито был готов уничтожить Михайлова. Тот поучаствовал и в главной драке игры — за три минуты до конца и совсем незадолго до досадного для советской сборной и победного для канадцев гола Хендерсона. Собственно, жестокую потасовку начали Михайлов и Бергман, к ним были готовы присоединиться и другие игроки, включая Якушева. Но его присутствие в этой куча-мала казалось странным — он возвышался над толпой не только в физическом смысле. Отстраненно-миролюбивый характер Якушева не вязался с брутальными тычками и зуботычинами. В результате даже забияка Эспозито уважительно отодвинул Якушева от дерущихся, что-то вежливо объяснив ему. Точно так же почтительно вел себя Пит Маховлич, который ростом был еще выше, чем Якушев. Тот повиновался …

Холодная война на льду

Переломный момент

Getty Images/Fotobank.ru

Из архива автора

Александр Якушев всегда казался невозмутимо-непроницаемым. Он мог бы стать хорошей иллюстрацией к лозунгу предвыборной кампании Франсуа Миттерана «Спокойная сила». Однажды в поздние 1970‑е на каком-то серьезном матче мы с отцом оказались на трибуне «Лужников» прямо за спиной у почему-то не игравшего Якушева. Он не относился к числу хоккеистов, на которых я молился (Третьяк, Балдерис, Харламов), но от вида Якушева, да еще сидевшего в нескольких десятках сантиметров, перехватило дыхание: один из обитателей Олимпа спустился на землю. С тех самых пор я стал обладателем размашистого автографа на билете с этого матча с узнаваемой буквой «Я». …Свою вторую шайбу в этой игре Якушев снова забросил в манере, не слишком свойственной советских хоккеистам, — с «пятака», после уже упомянутого точнейшего паса Мальцева. Бобров мог быть доволен своим подопечным, выросшим и сформировавшимся в «Спартаке», причем в «Спартаке» пика успеха самого Всеволода Михайловича. Якушев играл за команду мастеров с 16 лет, а в сборную попал в 20, правда, не сразу в ней закрепился. В сезоне 1968/1969 Якушев забросил 50 шайб и был возвращен в сборную. Конечно, большое значение имели партнеры. Он успел поиграть Вот он — вожделенный автограф с Вячеславом Старшиновым и Евгением Майоровым, на долЯкушева. гие годы его ключевым коллегой стал Владимир Шадрин, и самой запоминающейся конфигурацией стал их союз с молодым Виктором Шалимовым. Подлинной звездой Якушев стал именно в 1972‑м, Суперсерия вознесла его на уровень Третьяка и Харламова. Партия и правительство отметили его орденом «Знак почета» — это не какая-нибудь там медаль «За трудовую доблесть», а в 1975‑м, когда Якушев стал лучшим нападающим чемпионата мира в Германии, — орденом Трудового Красного Знамени. …Между тем дело в седьмой встрече, к вящему удовлетворению советской сборной, шло к ничьей. Впрочем, и Гарри Синден в этой игре с итоговым соотношением бросков в створ ворот 31:25 в пользу сборной СССР, по его собственным словам, «молился на ничью». Та самая крайне неприятная драка, которую начали Михайлов и Бергман (утверждалось, что советский хоккеист больно пнул канадского защитника коньком), как это нередко бывает, скверно подействовала на наших и ободряюще — на канадцев. Пас Сержа Савара, который выходил на площадку в четырех играх и ни разу не проиграл русским, закончился голом Пола Хендерсона, о котором тот сказал, что теперь и помереть не жалко — ничего лучшего сделать в хоккейной жизни уже не удастся. Упустил Хендерсона Геннадий Цыганков. «Но больше всего удивила меня фраза, сказанная Бобровым, — писал Драйден. — Говоря о победном голе Хендерсона, он заметил: «Цыганков стоил нам игры». Не «защитник стоил нам игры» — «Цыганков стоил нам игры». Выходит, команда выигрывает, а игрок терпит поражение. Странно».

аши бросились отыгрываться. Могли отличиться Якушев и Мальцев. Но игра была сделана. Больше того, во время одной из контратак после щелчка канадского хоккеиста шайба, посланная с неимоверной силой, угодила в лицо Третьяку, в ту самую маску, которую канадцы иронично называли «птичьей клеткой». Но она спасла ему если не жизнь, то лицо: казалось, что на секунду наш голкипер потерял сознание. Или боль была пронзительной — во всяком случае он рухнул лицом вперед на лед. Можно себе представить, что было бы с вратарем, который играл в маске из стеклопластика. Или вообще без маски, как это делали голкиперы всего лишь за 13 лет до Суперсерии. Первого ноября 1959 года во время игры Montreal Canadiens в Madison Square Garden с хозяевами площадки New York Rangers нападающий «рейнджеров» Энди Басгейт, обладатель прошлогоднего Hart Trophy как самый ценный игрок Лиги, угодил шайбой в лицо вратарю монреальцев, знаменитому Жаку Планту. Сцена была похожа на историю непредумышленного убийства, хотя форвард нью-йоркцев намеренно отправил несильным кистевым броском шайбу в голову Планту — это была месть за мелкую неприятность, доставленную вратарем. Басгейт склонился над распластавшимся на льду Плантом, взял в руки голову своей жертвы и по его пальцам, как в кино, обильно потекла кровь голкипера. Лицо — самая незащищенная и уязвимая часть тела хоккейных вратарей и особенно в «домасочную» эпоху. До сих пор помню холодящий ужас, когда во время дворовой детской игры случайно (дворовые правила за» прещали поднимать шайбу во избежание травм) попал шайбой в лоб своему однокласснику, который потом играл в качестве голкипера в юношеской команде «Крылья Советов». Что-то похожее, только многократно усиленное видом крови и чувством вины, испытал Энди Басгейт. Мой коллега отделался шишкой на лбу. Лицо Планта во взрослой игре НХЛ было серьезно повреждено. Тогда была традиция, с которой Плант, обладавший изрядной долей здравого смысла, а потому превратившийся в настоящего и упорного реформатора хоккея, активно боролся: в командах не было второго вратаря. В случае выбытия из игры голкипера он заменялся кем-то из местных игроков — проще было поставить мешок с мукой. Поражение монреальцам в этой ситуации было гарантировано. Плант проявил фантастическое мужество: как только врач хозяев поля зашил ему рану, вратарь выскочил на лед. Но на этот раз — в маске. Маске, разработанной специально для него сотрудником компании Fiberglass Canada Биллом Берчмором. Плант всегда носил маску с собой, потому что был уверен — она рано или поздно понадобится, и не только ему. Притихшая публика ледового дворца, терпеливо ожидавшая развития событий, увидев Жака Планта на льду, оказала ему честь песней-здравицей For He's A Jolly Good Fellow, второй по популярности в англоязычном мире после Happy Birthday to you. Но тут же вошла в ступор, увидев на его лице устрашающую маску. С того самого дня началась борьба великого вратаря за одну из самых главных и гуманных реформ хоккея на льду — за вратарскую маску, за право голкипера выживать лицом к лицу с шайбой-убийцей. Несмотря на разрешение президента НХЛ Кларенса Кэмпбел- Одна из самых знаменитых фотографий ла пользоваться маской (он считал, что вратарь — главная фигура XX века: Жак Плант меняет лицо хоккея.

Переломный момент

100

Getty Images/Fotobank.ru

в хоккее, и потому имеет право защищать себя так, как хочет), несмотря на то, что его примеру стали следовать некоторые коллеги, правда, пока на тренировках, несмотря на то, что две юношеских лиги обязали голкиперов защищать лицо, за право носить маску пришлось побороться. Не только с тренером Canadiens Ту Блейком, который считал, что защитный предмет ограничивает обзор и возможности вратаря, и вообще искажает суть хоккея, но и с террором общественного мнения. Над Плантом издевались, говорили, что он пугает старушек и отпугивает женщин, похож на персонажа из фильма ужасов и вообще устраивает Хэллоуин. Его конкуренты Гленн Холл и Терри Савчук встретили инновацию с неодобрением — семьдесят лет хоккей прожил без масок и нечего начинать. (Хотя уже в 1930 году вратарь Клинт Бенедикт отыграл несколько матчей в маске после того, как ему сломали нос.) Но Жак Плант, человек с четырежды сломанным носом и изуродованными челюстями, стоял насмерть: «Может, я и выгляжу, как Франкенштейн, но я не для того здесь, чтобы останавливать шайбы лицом». Вратарь лучшей команды Лиги последовательно доказывал, что маска не ограничивает возможности голкипера. Напротив, благодаря тому, что ему не нужно думать о своем незащищенном лице, он может сосредоточиться на шайбе. Доказывал в том числе своей игрой. В какой-то момент в сезоне 1959/1960 у него наступил спад, и он однажды вышел на площадку без маски. Но Canadiens проиграли 0:3, и даже тренер заподозрил, что дело не в маске. Окончательное доказательство пришло, когда Плант Кен Драйден не изменял своей любимой позе к концу этого сезона получил свой пятый подряд Vezina и на московском льду. Trophy, приз лучшему вратарю Лиги, обойдя ближайшего преследователя Гленна Холла из Black Hawks. А команда Montreal Canadiens в пятый раз подряд завоевала Кубок Стэнли. Битва закончилась победой 31‑летнего Планта, шестикратного обладателя Кубка Стэнли, последовательного реалиста и инноватора хоккея. В 1970‑е годы в московском магазине «Турист» на Кастанаевской улице кунцевские мальчишки, наряду с футбольными щитками и красными примитивными шлемами (отнюдь не вожделенной шведской фирмы Jofa), покупали пластмассовые страшенные маски обморочно-белого цвета — как у Тони Эспозито, Кена Драйдена или Йормы Валтонена. А хотелось иметь маску, как у Третьяка. …Так Плант, кумир нашего голкипера Третьяка, подготовивший его к первой игре с канадцами 2 сентября 1972 года, за 13 лет до этого события спас ему лицо в игре 26 сентября. Вратаря без маски к тому времени уже трудно было представить.

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Третьяк был великолепен и незаменим.

урналист Мальколм Гладуэлл ввел в оборот понятие tipping point, переломный момент. Это ситуация, когда в силу стечения разных обстоятельств происходит прорыв, рождается мода, меняется тип социального поведения. Жак Плант совершил такой прорыв, задал моду, создал новый тип социального поведения  — после него перестало быть зазорным и стыдным носить маску, а в профессии вратаря она оказалась одним из главных атрибутов. Свой переломный момент наступил и в Суперсерии–1972 — после гола Пола Хендерсона в седьмой игре. Восьмая игра должна была решить все, она должна была пройти по сценарию play-off. В Серии, казалось, было достигнуто равновесие. Но какая-то нематериальная сила была на стороне игроков сборной Канады. Они уверовали в неземное чудо. Но добивались его вполне земными средствами. В сущности, переломный момент наступил и в самом мировом хоккее. Еще до окончания Серии игра уже стала другой — словно бы иллюстрацией к тезису Андрея Сахарова о возможности «конвергенции» двух систем.

101

Холодная война на льду Билет на историческую игру. Реконструкция.

Матч века Репортаж ведут Николай Озеров и Фостер Хьюитт. — Первая ласточка: Жан-Поль Паризе начинает и удаляется до конца игры. — «Як–15» становится лучшим бомбардиром. — Почему у Фила Эспозито такие жесткие локти, или You old fucking asshole piece of shit. — Род Жильбер — Евгению Мишакову: «Ты бы меня убил». — До конца последней игры остается 10 минут. 102

то был самый драматичный матч в истории хоккея. И по накалу страстей, и по драматургии игры, куда вплетались совсем не игровые сюжеты, и по последствиям для развития хоккея, и по влиянию на умонастроения людей по обе стороны железного занавеса, который благодаря хоккею стал заметным образом просвечивать. Слова, сказанные комментаторами этой встречи, выдающимися и знаковыми фигурами нескольких эпох, стали эмблемами времени. Николай Озеров, сам легенда, сотворявшая легенды и от легенд питавшаяся, произнес 28 сентября фразу, немедленно обретшую статус народной: «Такой хоккей нам не нужен!» А Фостер Хьюитт, 70‑летний классик спортивного радиорепортажа, чей голос много десятилетий по субботам в вечер матчей НХЛ, в Hockey Saturday Night, слышала вся Канада, комментатор, возвращенный в строй на время Суперсерии-1972, сказал самые важные для канадского хоккея слова: «They Score!! Henderson has scored for Canada!» Конечно, он имел в виду, что Хендерсон забил за Канаду, что вообще можно было бы назвать «маслом масляным» — не за СССР же. Но в этой фразе вольно или невольно читалось: Хендерсон забил для Канады, для ее славы, для хоккея, который канадцы считали своей и только своей игрой, для всего западного мира, наконец… Значение Хьюитта сравнимо с ролью Вадима Синявского, который был ненамного младше своего канадского коллеги, начинавшего каждый субботний вечер с фразы-эмблемы: «Привет, Канада, и хоккейные болельщики в Соединенных Штатах и на Ньюфаундленде!» Правда, Синявский комментировал в основном футбол (и, увы, скончался за два месяца до Суперсерии). А мое поколение может себе представить, что значил голос Хьюитта для Канады по модуляциям Николая Озерова или знакомому, какому-то домашнему, тембру Наума Дымарского, подключавшегося по «Маяку» за де-

сять минут до окончания принципиальных футбольных матчей.

103

езадолго до начала игры в раздевалку вошел один из тренеров канадцев Джон «Фрости» Форристол. Он сообщил важнейшую новость: «Я только что видел Харламова. Парень хромает как черт». Гарри Синден вспоминал: «Через минуту нам стало известно, что Харламову сделали укол, и он будет играть. Я посоветовал ребятам: «Если он попадется вам на пути, пощекочите его слегка за больное место». Цель оправдывала средства. Уже в первом периоде Харламов, которому Кулагин сказал, что он будет играть, потому что это отвлечет на него внимание канадских игроков, после одного из игровых эпизодов сильно захромал и на скамейку запасных прикатил, опираясь на Юрия Ляпкина. Конечно, из форварда, который произвел на канадцев наряду с Якушевым самое сильное впечатление, можно было сделать «живца». Но играл он в восьмом матче крайне осторожно, периодически его заменял Мишаков. Впрочем, Харламов сделал несколько удачных передач, одна из которых оказалась голевой, а однажды чуть не забросил шайбу сам, попав в штангу. К тому же у канадцев не было тактической задачи гоняться за Харламовым или кем-то еще. У них была стратегическая цель — победить. Ничья их не устраивала, потому что советская сторона заявила: победитель будет определен по числу заброшенных шайб, а их было больше у советской сборной. И еще по одному принципиальному сюжету был достигнут компромисс, правда, после острых дискуссий. Каждая из сторон выбрала «удобного» для нее судью. Наши выбрали Компаллу, канадцы — Батю. Напарник Бати Дальберг внезапно заболел — то ли реальной, то ли дипломатической болезнью. По части тайной дипломатии наши были мастера — не чета канадцам…

Матч века Худшие ожидания оправдались. Уже на третьей и четвертой минутах посыпались удаления. Канадцы остались втроем. Правда, чуть позже был удален Петров. И вот на пятой минуте последовало удаление Жана-Поля Паризе за блокировку Мальцева. Жан-Поль и так-то мужчина горячий, настоящий француз. А тут он превзошел сам себя. Паризе, повозмущавшись и ударив клюшкой с размаху по льду, уже было сел на скамейку штрафников, но тут же покинул ее, чтобы выпустить оставшийся пар. Тогда-то и состоялся исторический замах клюшкой на Йозефа Компаллу, стоивший ему удаления до конца игры. И хотя 30‑летний Жан-Поль Жозеф-Луи «Джип» Паризе, звезда второстепенной Minnesota North Stars, неожиданно неплохо отыграл Серию, и выходя в одном звене с Эспозито, набрал 4 очка, отыграв семь матчей, в историю он вошел благодаря инциденту с судьей. Ну и отчасти — благодаря своему сыну Заку, который успешно играет в НХЛ.

Из архива автора

Холодная война на льду

На

лед с канадской скамейки полетели два стула. Похоже, один из них швырнул мастер психологических мизансцен Гарри Синден, буквально проиллюстрировав хрестоматийное: «Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?» Канадские болельщики, гиперактивные в этот вечер, начали скандировать: «Let’s go home!» — «Поехали домой!» Присутствовавший на матче Конечно, Паризе не носил шлема, зато на моем рисунке сентября 1972 и сидевший на трибуне рядом с Бобби Орром представитель канадскогода верно отмечена его кудрявость. го посольства Гарри Смит предположил, что Серии — конец. Конец Он был одним из тех игроков, котомноголетним усилиям по организации игр, конец добрым отношениям рые запомнились первокласснику. с русскими, а какая подстава для премьер-министра Трюдо. «Ты слишТремя другими были Кен Драйден, ком долго прожил здесь», — недоуменно заметил на это Орр. Фил Эспозито и Бобби Кларк. Последний – тоже благодаря своей И в самом деле, игра была продолжена. Больше того, спустя две минуты грубости. после отменной передачи Брэда Парка, Фил Эспозито сравнял счет — 1:1. (Первую шайбу забросил Якушев — в той игре вообще спартаковцы дольше других находились на площадке, и их лучший хоккеист снова блистал, забросив еще одну шайбу и создав множество голевых моментов.) Если поначалу доминировала сборная СССР, то к середине первого периода игра выровнялась. Тем не менее вперед вышла советская команда — Лутченко реализовал большинство, в очередной раз продемонстрировав мощь своего броска. Ближе к концу периода снова отличился защитник, и опять это был Брэд Парк, замкнувший «по-советски» грамотную комбинацию Рателля и Халла. (А Петров едва не поразил ворота Драйдена, сыграв «по-канадски» — сильно и без подготовки бросив по воротам: взаимопроникновение стилей продолжилось.) Парк набрал в Серии 5 очков, в последней игре был назван самым ценным игроком (наряду с Хендерсоном), отыграл все восемь игр, а удален был лишь однажды. В сущности, это был идеальный защитник, по классу уступавший только Бобби Орру. Это был игрок атакующего типа,

104

Getty Images/Fotobank.ru

...

Стулья, брошенные Гарри Синденом на лед «Лужников».

105

Холодная война на льду

Матч века

поэтому, когда в 1975 году родной для него клуб New York Rangers («Игра на Манхэттене, в медийной столице мира, очень заряжала!» — признавался знаменитый защитник) продал его заклятым врагам — Boston Bruins, и Парк получил указание тренера сосредоточиться исключительно на защитных функциях, многие решили, что бывшая звезда Нью-Йорка потерял драйв. Жена Парка, как и супруга Лапуэна, родила во время Серии, и это стало вдохновляющим событием для целой команды. Парк играл с Бергманом, их пара была не менее эффективной, чем монреальский дуэт Савар — Лапуэн. …Первый период закончился вничью. На трибуне, где сидели канадские болельщики, появился плакат «Mission possible» — «Миссия выполнима».

ехнологическое отставание советской цивилизации сыграло на руку сборной СССР спустя 20 секунд после начала второго периода. Шайба, пущенная с большой силой Якушевым, попала в защитную сетку за воротами (неведомое для канадцев техническое диво, чьи физические свойства они с опаской изучали, и не зря) и отскочила обратно в зону защиты канадцев. Ее пытался поймать Драйден, но безуспешно, шайба легла прямо на клюшку Шадрина — 3:2. И пошла равная игра, причем без удалений. У нас блистали спартаковцы с удачно вписавшимся в их дуэт Анисиным. Дважды канадцы пытались пробить Третьяка, но он опять в своей манере даже не присел, оставшись похожим на скалу в стойке stand by. И тем не менее защитник Уайт с «пятака», опять-таки после комбинации, начатой Рателлем, сравнял счет. Несмотря на очень уверенную игру Драйдена, который словно вспомнил, что он звезда НХЛ и лучшей команды Лиги, в очередной раз противостоять поймавшему волну Якушеву он не смог: «Як-15» довел счет своим голам до семи, а очкам — до 11, на один пойнт больше, чем у Эспозито и на четыре больше, чем у Хендерсона (вторым в советской команде по очкам был Шадрин, а третьими-четвертыми Харламов и Петров). Второй период вообще счастливо складывался для советской сборной, в том числе и с точки зрения драк и стычек. И здесь в игру всерьез вступил Фил Эспозито, который почти не покидал площадку начиная с середины второго периода, решив отдать жизнь за победу,  — пожалуй, в истории канадского хоккея не было более мотивированного игрока, он просто ненавидел проигрывать. Вскоре после гола Якушева Блинов, получив идеальный пас от Петрова, выдержал изящнейшую и изысканнейшую паузу, уложил на лед Драйдена и аккуратно направил шайбу в ворота сантиметров с пятидесяти. Блинов уже торжествующе поднял руки вверх, но… шайба наткнулась на клюшку Фила Эспозито. Это казалось неправдоподобным. Первый сигнал о том, что Эспозито не отдаст игру, причем буквально в одиночку, и зарядит энергией своих товарищей по команде. Прошла еще пара минут и Харламов после паса Мальцева попал то ли в штангу, то в оборотную сторону сетки ворот Драйдена. Затем эффектную паузу выдержал Валерий Васильев и забросил пятую шайбу сборной СССР в этом мачте века. До конца второго периода оставалось три минуты.

ретий период по спортивному драматизму сравним, быть может, только с баскетбольным финалом Олимпиады того же 1972 года, когда за три секунды до конца после феерического паса Ивана Едешко через всю площадку исторический мяч заколотил в корзину сборной США Александр Белов — 51:50! В сущности, этот баскетболист совершил спортивный подвиг, который в хоккее повторил Хендерсон. Эмоционально это было примерно то же самое: три секунды

106

в баскетболе, это все равно что полминуты в хоккее. Александр Белов скончался в возрасте 26 лет от саркомы сердца, Пол Хендерсон стал священником. Впрочем, об этом — позже… Якушев в последнем матче играл примерно ту же роль, что и Эспозито. Бобров и Кулагин выпускали его даже в связке с Михайловым и Петровым. В первые минуты последнего периода наши явно пытались закрепить успех, стремясь увеличить разрыв, поэтому давили. Но на третьей минуте, сбросив себе рукой на клюшку шайбу, которую швырнул в его сторону Пит Маховлич, Эспозито совершил один бросок, а затем, после отскока от Третьяка, второй — и сократил разрыв в счете: 4:5. Самое интересное, что к третьему периоду, судя по всему, Гарри Синден уже не контролировал ситуацию — это делали самые мотивированные игроки. Голевой пас не случайно делал именно младший Маховлич — Эспозито потребовал, чтобы Синден убрал из его звена неудачно игравшего Маховлича-старшего: «Этот парень убивает меня, и он, честно говоря, убьет и игру. Поставь ко мне Пита!» Чутье не подвело Эспозито, равно как и Хендерсона, который в перерыве между вторым и третьим периодом сказал: «Мы не должны проиграть. Если мы выиграем первые пять минут, то сделаем их! (русских. — А. К.)». Вспоминая этот свой гол, как в замедленной съемке, Фил Эспозито недоумевал, почему же советские игроки оставили его одного незакрытым. И объяснял это тем, что они побаивались Эспо — как только кто-то приближался к седьмому номеру, он включал в игру свои жесткие локти. Этому приему Фила Эспозито в год дебюта в НХЛ научил еще «мистер Хоккей», Горди Хоу, который своим железным локтем «прописал» в игре бойкого мальчишку (со стареющей 46‑летней звездой нашим хоккеистам еще предстояло познакомиться во время игр Суперсерии-1974 с командой ВХА). В январе 1964‑го Фил Эспозито был призван под знамена Chicago. В игре против Red Wings он внезапно посередине игры был выпущен на лед с Регги Флемингом и Бобби Халлом. «Ты держишь старого сукиного сына?» — спросил Халл у дебютанта, дико озиравшегося вокруг и видевшего только хоккеистов, уже вошедших в Зал хоккейной славы. Халл имел в виду Хоу. «Держу, держу», — ответил центрфорвард Фил, и как только шайба была введена в игру, получил ошеломляющий удар локтем в рот. В те годы швы можно было накладывать только после игры, Эспозито истекал кровью и слезами, но ответил «классику», ударив его клюшкой по бедру. «Ты старая е…я ж…, кусок г…!» («You old fucking asshole piece of shit!») — обратился дебютант к мастеру. Оба были отправлены на скамейку штрафников. Эспозито крикнул Хоу: «А ведь ты, ж…, был моим е…м идолом!» — «Что ты сказал?» — «О, ничего, мистер Хоу, абсолютно ничего!» После окончания сезона Горди Хоу сказал Филу Эспозито, что если бы он не ответил ему тогда, то мастер преследовал бы робкого дебютанта до конца своей карьеры. Но дебютант оказался не робкого десятка и прошел через жестокий тест знаменитого игрока. Что ж, в хоккее — как в армии. Или в тюрьме. Жесткие правила мужского общежития.

инуту спустя после гола Эспозито страшное напряжение вылилось в драку Евгения Мишакова и Рода Жильбера, который никогда не отличался агрессивностью. Это был вполне корректный хоккеист, часть знаменитого звена Rangers, где он играл с Рателлем и Хэдфилдом, став самым результативным игроком своей команды за все время ее существования. В Серии всерьез отличился только Рателль, но для Жильбера игры с СССР 1972 года превратились в его Кубок Стэнли (он так и не стал обладателем этого приза, играя в Нью-Йорке). Уход из Rangers в 1975 году Парка и Рателля стал для него страшным ударом, после которого он уже не смог играть на прежнем уровне, тем более что и возраст у него уже был

...

107

Матч века

серьезный. Во время восьмой игры с Советами, по признанию Жильбера, он потерял контроль за собой. Отсюда и драка с гораздо более агрессивным Мишаковым. Драчливость канадцев воплощали не Паризе, Бергман, Эспозито, и уж тем более не Жильбер, а Бобби Кларк. Его дальнейшая биография показала, что выбор был неслучаен. Канадцы окружили дерущихся плотным кольцом. До такой степени плотным, что нашим хоккеистам досталась лишь роль наблюдателей. Они даже не лезли в драку. Так что зрелище было довольно странным. Кстати, на лед маленького русского нападающего уложил Бергман, а дальше канадцы дали возможность продолжить битву Жильберу. Когда две конфликтующие стороны были все-таки отлеплены друг от друга, Мишаков со сбитым набок шлемом, сбросив перчатки, стал приглашать Жильбера на продолжение кулачной дуэли один на один. Теми же жестами, которые использовал Фил Эспозито, приглашавший на драку со скамейки штрафников Бориса Михайлова, которого он потом неизменно обвинял в скрытых тычках и ударах. (Что, напомним, спровоцировало однажды на драку и Бергмана. Кстати, Эспозито, при всей своей прагматичной жесткости, никогда не был драчуном — настолько он был нацелен на то, чтобы забивать голы.) Жильбер, вытирая не то кровь, не то сопли, только отмахнулся. В 1987 году, на 15‑летии Суперсерии, Мишаков спросил своего визави, почему тот не принял вызов. «Ты бы меня убил», — ответил форвард Rangers. Характерно, что когда у Мишакова уже в солидном возрасте начались проблемы с ногами, именно канадцы предложили ему бесплатную операцию, а Рон Эллис выразил готовность оплатить проезд и проживание… Понятно, что Мишаков не был «тафгаем». Больше того, нашим запрещали драться по причинам политкорректности, сопутствовавшей соревнованию двух систем, да и традиции такой не было. Поэтому эпизод казался из ряда вон выходящим. А вот по-настоящему жестким игроком был Валерий Васильев. Просто он во время Суперсерии не до конца раскрылся. Васильев слыл королем силового приема,

108

Евгений Мишаков (№12) и Род Жильбер. Тогда произошла самая отчаянная драка.

Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Из архива автора

Холодная война на льду

«Это в десять раз лучше, чем выиграть Кубок Стэнли!» Алан Иглсон показывает мировому коммунизму middle finger. — Эспо после гола Хендерсона: «Я никогда не был так близок к тому, чтобы поцеловать в губы мужчину». — Пол Хендерсон как канадский Чкалов и Гагарин в одном флаконе. — Чехословацкая концовка турне — Стэна Микиту приветствуют бывшие соотечественники. — Боинг–747 улетает за океан.

Драчливость канадцев воплощали не Паризе, Бергман, Эспозито, и уж тем более не Жильбер, а Бобби Кларк. Его дальнейшая биография показала, что выбор был неслучаен. Еще один образец творчества первоклассника 1972 года – характерно, что Кларк произведен в капитаны…

причем на грани фола, но в рамках правил. Чего канадцы, естественно, не знали. И как раз вскоре после драки Мишакова и Жильбера, когда им дали по 5 минут штрафа, а команды играли четыре на четыре, Кларк «напоролся» на Васильева. И Рудольф Батя дал нашему защитнику сомнительные две минуты штрафа. При счете 5:4 наши оказались втроем. На поле вышли Лутченко, Цыганков и Петров, которого наши тренеры нередко выпускали, когда команда играла в меньшинстве. Не прогадали и на этот раз: Петров ухитрился контратаковать, а защищался столь отчаянно, что даже потерял клюшку. Наши чудом выстояли. Предстояла смена ворот — заканчивалась первая десятиминутка третьего периода. И во второй десятиминутке развернулись самые главные события. О первом из которых Николай Николаевич Озеров сказал те самые слова, которые пережили века: «Такой хоккей нам не нужен».

110

осле того, как все было кончено, автор победного гола Пол Хендерсон спросил у Ивана Курнуайе: «Это похоже на то, как выиграть Кубок Стэнли?» Хендерсон играл в Toronto, и в те годы у него было мало шансов ощутить в своих руках приятную тяжесть Кубка. «Нет, это в десять раз лучше!» — воскликнул Курнуайе, игравший в Montreal, команде, для которой второе место в НХЛ расценивалось как трагедия… …В 12:56 Курнуайе с подачи Эспозито сравнял счет. Вечер переставал быть томным. Лампа за воротами, сигнализировавшая о голе, не была зажжена. Это

111

спровоцировало бурю эмоций. Алан Иглсон, то ли повинуясь своим эмоциям, то ли расчетливо разыгрывая роль канадского патриота и члена Консервативной партии, кинулся бить морду судье за воротами, но попал в плотное кольцо, как вспоминали канадцы, «солдат», а на самом деле милиционеров. А что еще они могли сделать с экспансивным очкариком? Но тогда настоящий акт патриотизма совершил Пит Маховлич с группой товарищей, кинувшихся через всю площадку спасать Иглсона. Вместе с половиной команды на льду оказались взвинченные Синден и его коллеги. В младшем Маховличе было два метра роста, да еще он стоял на коньках —

«Это в десять раз лучше, чем выиграть Кубок Стэнли!» Getty Images/Fotobank.ru

Холодная война на льду

Хендерсон (№19) обнимается с Бобби Кларком (№28) после победного гола в предпоследней игре.

гиганту не составило проблемы, орудуя клюшкой, как копьем, отбить главу профсоюза игроков НХЛ у доблестной советской милиции. Во избежание дальнейшего умыкания Иглсона, его через ледовую арену повели с целым эскортом игроков и тренеров на скамейку запасных. Спортивного чиновника недолюбливали в сборной, и как потом выяснилось — за дело, но в той ситуации «спасти рядового Иглсона» было делом чести… Когда делегация скользила по льду Лужников, Иглсон и помощники Синдена Форристол и Сгро активно демонстрировали фонарщику и советской публике средние пальцы. Публика не очень-то реагировала на middle finger. Считалось даже, что русские не знали смысла жеста. Это вряд ли. Равно как зрителям был понятен и другой неприличный жест Иглсона — он показал Советам the fist, согнув руку в локте. Скорее всего, публика просто оцепенела от изумления. Психологически, конечно, произошедшее дико завело канадцев. После взаимного удаления Петрова и Халла на судью кричал уже Петров — совсем в канадской манере. Потом Эллис чуть не забросил шайбу, выйдя один на один с Третьяком. Напряжение нарастало, хотя, казалось, это уже противоречило законам человеческого естества. Джон Фергюсон лупил рукой по внешней стороне борта. Канадская публика доминировала: «Go, Canada, go!», «Да-да, Канада. Ньет, ньет, Совьет!»

112

Гарри Синден точно подметил: «Теперь более чем когда-либо раньше парни были настроены победить. Наши соперники стремились сохранить ничью. Мы — нет». За две с половиной минуты до конца матча на лед вернулись удаленные. Приближался кульминационный момент игры.

спозито собрал в кружок Питера Маховлича, Савара, Лапуэна, настраивая их на последний рывок, что-то орал со скамейки запасных Хендерсон, долбя клюшкой о борт. Он требовал замены, обращаясь к Маховличу. «Я никогда этого не делал — ни до, ни после, — признался потом Хендерсон. — Я чувствовал, что мне просто нужно выйти на площадку, чтобы забить гол». С третьего раза «Полли» был услышан. Звали меняться и Эспозито, но в оставшееся время не было такой силы, которая могла заставить лидера канадской сборной уйти с площадки. По ходу событий уставший Курнуайе тоже хотел вернуться на скамейку запасных, но его смутили большие размеры московской площадки, и он решил, что пока меняться не поедет, а останется еще ненадолго. Судьбе было угодно, чтобы в оставшееся до конца матча время на льду находилась настоящая сборная Канады — игроки из команд Boston Bruins, Montreal Canadiens, Toronto Maple Leafs. Заклятые враги во время розыгрыша Кубка Стэнли, хоккеисты, которые не играли столь блистательно и эмоционально ни до Суперсерии–1972, ни после нее, составили уникальный пул хоккеистов, сотворивших чудо на льду. У них были невероятный драйв, неодолимая ярость и мастерство настоящих ремесленников. Бобров тоже выпустил на лед лучших в этой игре, причем в таком сочетании: Васильев, Ляпкин, Якушев, Мальцев, Шадрин. Все развивалось стремительно, хотя эти несколько секунд можно оценивать и разбирать часами. Поленившийся меняться Курнуайе почти от синей линии набросил шайбу наезжавшему на скорости на пятачок Хендерсону, тот промахнулся, поскользнулся и даже врезался в борт, хотя тут же, как кошка, вскочил на коньки. Отскочившую от борта шайбу пытался вынести Васильев, но так слабо и неудачно, что она оказалась у Эспозито, который немедленно бросил по воротам. Третьяк отбил шайбу, она отскочила и оказалась за спинами слегка «тормозивших» Васильева и Ляпкина. Хендерсон опередил их и расстрелял нашего голкипера в упор. Третьяк уже лежал на льду, Ляпкин пытался помешать Хендерсону, но тот с отскока отправил шайбу в сетку. За 34 секунды до конца встречи.

«Я

никогда не был так близок к тому, чтобы поцеловать в губы мужчину», — не без юмора заметит Эспозито, имея в виду губы № 19 сборной Канады, одного из немногих игроков, пользовавшихся шлемом, Пола Хендерсона. Эспозито так и не ушел с площадки, выразительно посмотрев на Синдена — мол, только попробуй меня убрать. Потянулись самые длинные в его биографии 34 секунды. У нас матч заканчивало звено Петрова. Баскетбольного сценария с пасом Едешко Белову не получилось. Прозвучала финальная сирена. Эспозито оказался в объятиях Драйдена. Два очень разных и разновозрастных парня из команд-врагов радовались как дети своей общей победе в холодной войне на льду. «Главной нашей эмоцией было чувство облегчения», — признается потом Эспо. Самый ценный канадский игрок подъехал к вечно мрачному Кулагину и произнес фразу, которую тот вряд ли понял до конца, но не надо было быть переводчиком-синхронистом, чтобы догадаться о ее общем смысле. Она состояла из семи слов, причем слово fucking было употреблено дважды, Commie имело, естественно, политическую

113

Холодная война на льду

«Это в десять раз лучше, чем выиграть Кубок Стэнли!»

30‑

летний Пол Хендерсон считался ветераном Toronto Maple Leafs, команды, которая вместе с монреальцами в течение долгих лет составляли дуополию в НХЛ, а их игры между собой считались центровыми. Ну, примерно как ЦСКА — «Спартак» в советском хоккее конца 1960‑х. Правда, слава команды из Торонто постепенно убывала, и Хендерсон не считался такой уж звездой. Сам он о себе говорил, что если бы на игры с русскими Гарри Синден отбирал не 35 человек, а 25, он мог и не попасть в состав сборной Канады. А так ему досталась роль, поначалу не приносившая удовлетворения, старшего наставника молодого Кларка. Однако их дуэт, как мы уже писали выше, оказался на редкость эффективным, что выяснилось сначала на тренировках, а затем и в первой игре со сборной СССР, когда два гола из трех за Канаду забросило звено Эллиса, Кларка и Хендерсона. Химия? Рука судьбы? Или рука Всевышнего, как казалось Хендерсону, который в 1975 году выбрал себе стезю священнослужителя. А тогда, в сентябре 1972‑го, ему предстояло стать героем Канады — острые края красного канадского клена не зря полыхали на его свитере. Чуть ли не таким же героем, как для Советов Чкалов или Гагарин. Гол Хендерсона в ворота советской сборной стал своего рода его полетом в космос. Тем более что по признанию самого Пола, игры с русскими были больше, чем хоккеем, а канадцы в этой «кровавой битве» сыграли выше своих обычных возможностей: «Я ненавидел все, что было с ними (советскими игроками. — А. К.) связано». Ненависть привела канадцев к победе и сделала звездами Хендерсона и Эспозито. Но уже в тот момент, когда начались послематчевые рукопожатия, эта ненависть уступила место уважению к сопернику, который научил канадцев по-новому относиться к своей игре. Когда канадцы забили победный гол, красная лампа за воротами Третьяка в очередной раз не зажглась. Казалось, за сеткой сидел не судья, а неистовый болельщик советской сборной. Но на этот раз никто не обратил внимания на очередную оплошность — настолько очевидным был гол. Фотокамеры засвидетельствовали безумную радость Хендерсона, попавшего в объятия Курнуайе, раздосадованное лицо Ляпкина и беспомощно лежащего на вратарской площадке Третьяка. Канада победила, и радость победы была гораздо

114

Getty Images/Fotobank.ru

окраску. А в целом он назвал нашего тренера богатым словом prick, перевод которого мы здесь опустим. Ну ничего, даже Горди Хоу доставалось от Фила Эспозито… Строго говоря, гол стал следствием ошибки Валерия Васильева. Но напор канадцев был таким, что наши, пожалуй, все равно не устояли бы. Впрочем, уж в спортивных-то играх история точно не знает сослагательного наклонения. Если бы Васильев не ошибся, если бы Ляпкин держал Хендерсона, если бы Хендерсон не сменил Маховлича, если бы с площадки ушел Эспозито… Курнуайе сидел в раздевалке сборной, окруженный ликующими товарищами, но вокруг него была зона с выключенным звуком. Он сидел и думал: «Если бы я не остался тогда на льду, не было бы гола Хендерсона. Кто оказался бы у борта, чтобы перехватить шайбу? Кто вбросил бы ее в зону?» Теория игр и теория вероятностей здесь бессильны. Слишком сложный случай. Однажды Иван Курнуайе, который стал капитаном легендарных Canadiens, сказал: «Каждое поражение делало нас сильнее». Он имел в виду ситуацию в течение многолетнего доминирования монреальской команды в розыгрыше Кубка Стэнли. Но эта фраза вполне применима к играм Суперсерии — поражения от советской сборной лишь со всевозрастающей силой настраивали канадцев на победу. «Да, перед русскими я должен снять шляпу, — писал Синден. — Я не знаю, каким образом они потерпели это поражение».

Главный момент в истории канадского хоккея. 28 сентября 1972 года. За 34 секунды до конца встречи Пол Хендерсон забрасывает победную шайбу в восьмом матче. И в Суперсерии.

более острой именно от того, что сборная Кленового листа проигрывала, а Серия, которая казалась еще днем 2 сентября легкой прогулкой, обернулась настоящей битвой, чей результат стал принципиален для обеих сторон.

аша пресса обошла стороной факт поражения. В скором времени были необычайно быстро переведены на русский язык и опубликованы в «Комсомольской правде» фрагменты дневника Гарри Синдена, акцентировавшие внимание на его восхищении игрой сборной СССР (с саркастическими редакционными комментариями по поводу отдельных реплик заокеанского тренера). А потом, уже после Суперсерии-1974, в 1975 году, в издательстве «Прогресс» острожным для того щедрого на число экземпляров времени тиражом 50 тысяч, увидели свет мемуары главного интеллектуала канадского хоккея Кена Драйдена с обширным и по-настоящему аналитическим предисловием Бориса Кулагина. Оно содержало жесткий разбор ошибок тренеров и игроков.

115

Холодная война на льду

«Это в десять раз лучше, чем выиграть Кубок Стэнли!»

Книга Драйдена расширила дыру в железном занавесе. К тому же она была вполне доброжелательна по отношению к советскому хоккею и СССР. Он, конечно, не был Лионом Фейхтвангером или Андре Жидом, но его книга отличалась чрезвычайной корректностью по отношению к конкурентам: «Все уже позади. И все уже сказано. Но нам еще предстоит ехать в гостиницу «Метрополь» на прием, устроенный русскими для обеих команд. На нем присутствовали шесть или восемь советских хоккеистов, и мне очень хотелось поговорить с ними. Где же Ирина (переводчица. — А. К.)? Кто мне поможет побеседовать с этими ребятами? Беда в том, что мы так и не познакомились с русскими хоккеистами поближе. Но мы все равно достаточно хорошо узнали многих из них. Готов держать пари, что до первой игры в Монреале большинству наших хоккеистов были знакомы имена всего-навсего трех или четырех человек, имеющих отношение к советской сборной: Анатолия Тарасова, ее старшего тренера. Анатолия Фирсова, который из-за травмы колена и по соображениям возраста так и не смог с нами встретиться, и, может быть, защитника Александра Рагулина, лет десять выступавшего за сборную. А сейчас имена Якушева, Мальцева, Харламова, Лутченко и Третьяка куда как хорошо нам знакомы. Они звучат как Маховлич, Орр, Эспозито, Рателль и Халл. Мы знаем также и Васильева, и Цыганкова. Прощаясь с ними, мы жестами пожелали друг другу удачи, подняв кверху большой палец. По-моему, у русских отличная хоккейная команда, и я глубоко их уважаю. Нам необыкновенно повезло, что мы выиграли эту серию встреч, поверьте мне. Но чем становилось позднее, тем явственней сказывалось влияние выпитого шампанского, и вот уже кое-кто из наших болельщиков стал высказывать иные мысли. Я своим ушам не верил… «Сыграй мы с ними в середине сезона после ряда своих игр, мы бы могли одержать все восемь побед». «Русским было бы не под силу провести на таком уровне все семьдесят восемь игр первенства НХЛ, а затем игры на Кубок Стэнли». А я думаю о том, какой трудной была эта серия встреч, насколько больше, чем когда-либо прежде, пришлось работать нашим игрокам и как нам повезло, что мы выиграли серию со счетом игр 4–3 — 1 благодаря голу, забитому за тридцать четыре секунды до конца матча. И вот теперь кто-то сомневается в силе русских. Хоть мы и победили в трех последних играх, наш перевес был всего в одну шайбу. А теперь мы болтаем вздор о каком-то нашем превосходстве. Это омрачило радость победы. Подобная болтовня совсем не к месту Что до меня, я не уверен в нашем превосходстве…»

оражение для нашей сборной, конечно, было обидным. Как обидным бывает любое поражение. Но в отличие от идеологических органов, запретивших прессе даже упоминать конечный результат, довольны были все. Тренеры и игроки получили уникальный опыт и эмоциональный заряд, да и вообще представления об игре радикальным образом поменялись. Конечно, трудно судить об общем настроении по впечатлениям первоклассника 1972 года. Но, что характерно, я не помню никакой горечи поражения. Зато помню небывалый интерес к хоккею, который проснулся в огромной стране, усеянной хоккейными коробками, тот интерес, который ни технически, ни эмоционально повторить уже не удастся, даже если считать, что этот вид спорта в России переживает сейчас возрождение. Довольны были и журналисты. Владимир Дворцов, «Хоккейные баталии»: «…Несколько журналистов ТАСС, завершив работу после последнего матча «серии» далеко за полночь, в числе последних покидали Дворец спорта в Лужниках. И вдруг в дверях служебного входа, где привыкли видеть лишь особо в эти дни придирчивых контролеров, что называется нос к носу столкнулись с Филом Эспозито.

Усталость как рукой сняло. — Довольны ли вы результатами матчей? — не медля ни секунды, атаковали мы кумира хоккейной публики тех дней. — Все закончилось хорошо, — ответил, почему-то загадочно улыбаясь, гость. — Вам понравилась Москва? Хотели бы вы снова приехать в наш город? Тут наш собеседник громко расхохотался. — Вы приняли меня за Фила Эспозито? Он уже поужинал и давно спит. А я — врач команды. Нам тоже ничего не оставалось, как рассмеяться». А тренеры, мучительно изучавшие соперника и его стиль игры, будучи увлеченными своими изысканиями, решили не терять ни минуты. Во всяком случае, канадцы обнаружили в самолете, отправлявшем их в Прагу на последний выставочный матч, совершенно ненужный опустошенным игрокам, старшего тренера сборной СССР. Драйден вспоминал: «Нашим рейсом в Прагу летел и тренер Всеволод Бобров. «Снова вот еду в «канадскую разведку», — пояснил он».

116

117

Холодная война на льду Игра в Праге оказалась в той же степени ненужной, обременительной и неудачной, как и два матча в Стокгольме. Что характерно, и там и там канадцы, чтобы избежать позора, были вынуждены сравнивать счет на последней минуте. Драйден: «Подумать только, на какой грани мы балансируем! Какого сраму мы натерпелись бы, если бы на последней минуте не сравняли счет во второй встрече со шведами; если бы не выиграли три встречи у русских с перевесом в одну шайбу и не вырвали победу в серии всего за тридцать четыре секунды до ее завершения; и, наконец, если бы сегодня не добились ничьей на последних секундах третьего периода». Конечно, все оценили шутку Фрэнка Маховлича, который использовал английское созвучие слов «чек» и «чех»: «Доставайте ваши чеки, господа!» Разумеется, весьма приятным было чувство солидарности с уязвленными Советами чехословаками. Несомненно, логичным смотрелось чествование словака по национальности Стэна Микиты и переодевание его в форму сборной ЧССР. Омерзительным оказался эпизод с нападением Бобби Кларка на Франтишека Поспишила, которое смикшировало позитивный эффект от братания с чехами-антисоветчиками. «Я плохо помню ту игру, кроме того, что мне сломали нос и Серж Савар сравнял счет за 40 секунд до конца встречи», — вспоминал Фил Эспозито. Самое интересное, что Стэн Микита вспоминал: последнюю шайбу забросил Эспозито за 30 секунд до конца игры. Аберрация памяти Микиты (решающую шайбу действительно забросил Савар) свидетельствует о том, что канадцы и в самом деле были крайне уставшими. «У меня была возможность провести несколько драгоценных дней с моей матерью и родственниками до игры, — говорил Микита, урожденный Станислав Гоут. — Затем наш тренер Гарри Синден был так любезен, что сделал меня капитаном команды. Все старались помочь мне забросить шайбу, но в тот вечер мне не удалось пробить Владимира Дзуриллу (опять ошибка! В тот вечер на воротах стоял Иржи Холечек. — А. К.)… Но прием, который я получил от публики, стал самым важным моментом в моей жизни». Сравняв счет, канадцы могли с чувством облегчения и выполненного долга погрузиться в Боинг-747, отправлявшийся рейсом Прага — Монреаль. На борту героев Канады ждали стейки, лобстеры, картофель фри и море выпивки.

Прорыв Итог дуэли либерала Пьера Трюдо и консерватора Алана Иглсона подводит Фил Эспозито: «…да хрен бы с ними». — Хоккейные державы готовятся к «пересдаче материала» — новым противостояниям. — Архитектор будущей перестройки Александр Яковлев включается в холодную войну на льду… на стороне Канады. — Дыры в сетке Владислава Третьяка прорубают окно в большой западный мир.

обеда в Суперсерии была очень важна для канадской идентичности, разорванной квебекским сепаратизмом. Сборная должна была приземлиться в Монреале, где ее поджидал в аэропорту Дорвель лично премьер-министр Пьер Трюдо, лидер левоцентристской Либеральной партии, уже четыре года находившийся у власти и готовившийся к новым выборам. Алан Иглсон, напротив, был функционером правой Консервативной партии, точнее — Прогрессивной консервативной партии Канады, извечной конкурентки либералов с 1867 года. Система была бы очень похожа на американскую с ее соперничеством демократов и республиканцев, если бы не молодая Квебекская партия,

118

119

которая во главе со своим лидером Рене Левеком ставила перед собой сепаратистские цели (Левек потом займет пост премьер-министра провинции Квебек). Несмотря на то, что Трюдо ввел в Канаде официальное двуязычие, квебекская проблема не сходила с повестки дня. А в 1970 году монреальцам, включая хоккеистов, довелось увидеть на улицах города танки, введенные премьер-министром Канады для подавления выступлений сепаратистов. Хоккеисты, с одной стороны, чурались политики, и в раздевалке Canadiens можно было услышать примерно следующее: «Мы выигрывали Кубок Стэнли при либералах, выиграем его и при «пикистах» (от аббревиатуры PQ, Partie Quebecois, Квебекская партия. — А. К.), какая разница?» Но при этом чу-

Холодная война на льду

Прорыв

120

DPA/ ИТАР-ТАСС

РИА Новости

жой для Монреаля Кен Драйден на всякий случай усиленно штудировал французский язык, а в 1971 году Анри Ришар обвинил тренера команды Эла МакНила в «некомпетентности»: многие считают, что причиной было незнание им французского языка и плохой контакт с франкофонными игроками. Несмотря на то, что команда МакНила выиграла Кубок Стэнли, сам он был сослан на берег Атлантического океана в город Галифакс, где возглавил команду Американской хоккейной лиги (АХЛ) Nova Scotia Voyageurs. В своей книге «Игра», посвященной в основном Montreal Canadiens, Кен Драйден упоминает эпизод середины 1970‑х, когда соседи по комнате Марио Трамбле и Пит Маховлич подрались с такой энергией, что Питер, недолюбливавший французских канадцев, оказался в больнице. Спустя годы после Суперсерии Фил Эспозито оставался популярным по обе стороны океана. …Пьер Трюдо ждал на аэродроме самолет со сборной Канады, чтобы поприветствовать героев и заодно, естественно, набрать политические очки. Допустить этого Алан Иглсон не мог. К изумлению премьер-министра, в течение пятнадцати минут хоккеисты не выходили из самолета, и в результате покинули его не через задний, а через передний выход — Иглсон добился своего. Простодушного Эспозито эта ситуация сильно разозлила и он остался в салоне. Тони Эспозито и Уэйн Кэшмен были настолько пьяны, что все равно не могли встать с кресел. В этом состоянии Пьер Эллиотт Трюдо, потерявший терпение и лично поднявшийся в самолет, и застал троицу. «Извините, мистер Трюдо, — сказал лидер сборной, которая к этому моменту уже перестала быть командой, — но они хотели, чтобы мы вышли через переднюю дверь, потому что вы либерал, а они консерваторы, а я подумал… да хрен бы с ними». «Понимаю, — ответил премьер-министр. — Но я только хотел пожать вашу руку. Спасибо». Когда Иглсон вернулся в самолет за оставшимися в нем звездами, Эспозито встретил его неполиткорректными словами. Примерно такими же, каких когда-то удостоился от него Горди Хоу, а совсем недавно — Борис Кулагин. «Я не хотел, чтобы меня использовали в политических целях», — вспоминал потом лучший канадский игрок Серии. Следующая остановка  — Торонто, проливной дождь, толпы людей, встречавшие героев, Эспозито со сломанным носом и его короткая зажигательная речь  — отдаленное эхо ванкуверского обращения к нации, освиставшей своих хоккеистов: «Вы, ребята, доказали, что я был не прав». Мэр родного города братьев Эспозито звал их в Солт-Сент-Мэри, но они не поехали — Тони торопился в Чикаго, а Фил, обремененный ссорами с женой, которую он почти решился бросить, в Бостон. К тому же после столь неординарных событий и вселенской славы нужно было готовиться к рутинному началу сезона НХЛ.

оманды Канады 1972 года больше не было. Большинство победителей уже тогда понимали, что миновал лучший сентябрь в хоккейной карьере и даже просто биографии. Ничего сопоставимого с этим успехом не было и уже не могло быть. Суперсерия эмоционально, ментально, физически практически для каждого оказалась той планкой, перепрыгнуть которую после состязаний с русскими довелось далеко не всем. Даже тем, кто потом сыграл в Суперсерии-1974 в команде ВХА. Даже тем, кто участвовал в последующих соревнованиях вроде Кубка Канады, Кубка вызова, в чемпионате мира. Даже тем, кто сыграл в новогодней Серии 1975/1976, когда ничья в игре ЦСКА и Montreal Canadiens снова обозначила равновесие двух хоккейных школ, а победа Philadelphia Flyers над армейцами лишь подчеркнула гибельную ветвь развития хоккея — жестокость как принцип, жестокость как шоу, жестокость как эффективное средство подавления соперника. С ЦСКА тогда сыграют и Драйден, и Курнуайе, и Пит Маховлич, а в другой игре — Кларк. Но все то, что они показали — и хорошего, и плохого, — было лишь бледной тенью сентября 1972‑го. А ощущение триумфа, абсолютного триумфа, тоже оказалось неповторимым. В сентябре 1972‑го парни, собранные Гарри Синденом, не сразу, к московской части Серии, все-таки стали командой. Потом они и вошли в историю XX века как команда, но при этом собственно командой перестали быть. Это остро почувствовал Фил Эспозито, которого много лет спустя Кен Драйден назовет «эмоциональным сердцем команды»: «Мне (в Бостон. — А. К.) позвонил премьер-министр Трюдо и спросил, не хотел бы я прибыть на церемонию награждения в Оттаву. Я ответил: «Нет, спасибо, не хочу. Я сделал то, что сделал, вот и все». И это после того, как Эспо вышел из тени своего одноклубника Бобби Орра, доказал, что он неслучайно забивал в последние годы больше Халла и Ришара, что именно его лидерство, его эмоции, его заброшенные шайбы, его мастерство привели команду Канады к главной победе в истории канадского хоккея. Попробовал бы он так себя повести, будь он игроком любго советского клуба, — вылетел бы из хоккея с волчьим билетом и без комсомольского (партийного) билета в никуда, с лишением офицерского звания. Несмотря на былые заслуги… В книге «Игра» Драйден писал: «Команда, которая «больше, чем просто хоккейная команда», спортивный, культурный, политический институт, вдохновляющая на романтические настроения не только своих поклонников, остается всего лишь хоккейной командой, если она проигрывает — и вся романтика исчезает». Сборная, подготовленная Синденом, победила и была окружена ореолом романтики. Но вся романтика, все то, что конвертировалось в легенду, в хоккейную славу, осталось в прошлом. Жизнь, как принято говорить в таких случаях, жестче. В 1975 году Гарри Синден, будучи генеральным менеджером Boston Bruins, продал Эспозито, с которым он в том же клубе на посту главного тренера выигрывал Кубок Стэнли. Продал великого форварда, даже не поговорив с ним. И кому? Заклятым Встреча с Барбарой Стрейзанд врагам бостонцев — New York Rangers. была для Пьера Трюдо более Это было страшным ударом для Эспозито, который еще находился в от- приятной, чем с приземлившейся личной форме и считал Бостон своим домом. Эспо так и не простил это- в Монреале сборной Канады.

121

Холодная война на льду

Прорыв

го шага Синдену: «Гарри не получил бы работу в Национальной хоккейной лиге, если бы мы проиграли русским в Серии-1972; я, быть может, больше, чем любой другой хоккеист из этой команды, внес вклад в эту победу. Я думаю, что он задолжал мне. Я до сих пор думаю, что он должен мне». Это было сказано в 2003 году. Но как же этот парень любил хоккей! Даже в Rangers он стал лидером, приведя команду в 1979 году к Кубку Стэнли в свои 37 лет! В 1976‑м Эспозито сыграл в Кубке Канады (тогда на этом «своем» своего рода чемпионате мира канадцы победили, и в звездном составе были Савар, Лапуэн, Эспозито, Перро, Кларк, Пит Маховлич и еще Бобби Халл), в 1977‑м — на чемпионате мира (тогда канадцы стали четвертыми, но и наши взяли только «бронзу»). В 39 лет Эспо закончил играть: больше него голов забросил только Горди Хоу. Но он и играл намного дольше.

1970‑е

заканчивались своего рода «пересдачей материала»: соперничество двух хоккейных держав, начавшееся в сентябре 1972‑го, проверялось в очередной раз в феврале 1979‑го. В Нью-Йорке в серии игр до двух побед Канада под руководством многолетнего тренера Montreal Canadiens Скотти Боумена выставила команду, в которой вратарями были игроки Серий-1972 и 1974 Драйден и Чиверс, из того, легендарного состава значились неувядающие защитники Лапуэн и Савар, нападающие Перро и Кларк. У наших из классического состава «сохранились» Третьяк, Васильев, Цыганков, Михайлов, Петров, Харламов. Эпохе семидесятых шла на смену эра нового, «смешанного», хоккея. Но главное, что оставалось — равновесие советского и канадского больших стилей. И это притом что в канадской сборной играли шведы Сальминг, Хедберг и Нильсон, втянувшие канадцев в хоккейный «шведский брак». Снова была равная игра, и опять состоялся запоминающийся исторический матч, когда в решающей встрече наши выиграли со счетом 6:0, а Владимир Мышкин, выставленный Тихоновым вместо Третьяка, творил чудеса в воротах. Советский хоккей последовательно и по-научному извлекал уроки из Суперсерии-1972. Бобров сразу же по окончании Серии отправился наблюдать за канадцами в Прагу в их же самолете. Весной 1973 года по приглашению руководства НХЛ Бобров, Кулагин и Харламов в качестве почетных гостей (и триумфаторов чемпионата мира-1973) посетили матчи финала Кубка Стэнли. Это был жест признания. Кулагин уже после игр с ВХА скептически-реалистично оценивал возможности советского хоккея: «Многие из наших сильнейших игроков действительно не уступают лучшим профессионалам НХЛ — в Серии-72 была борьба равных. А если, скажем, провести соревнование между пятью, например, сборными? Боюсь, в соперничестве — за исключением первых команд — наши шансы крайне малы». В интервью «Спорт-экспрессу» в 2010 году Александр Якушев так посмотрел на взаимопроникновение стилей: «Теперь при взгляде на НХЛ иногда появляется ощущение, что их хоккей похож на тот, что был в Советском Союзе… А мы разбавили свой стиль заокеанской грязью. В Суперсерии научились зацепам, подножкам, толчкам руками. После 1972 года невольно отошли от своего фирменного хоккея и поселили эту грязь в свой чемпионат».

122

азумеется, вся эта драматическая история имела политические последствия. А если быть точным, то, скорее, даже ментальные. Пожалуй, именно контакты хоккеистов стали самым главным инструментом наведения мостов между двумя системами, причем без особых «жертв» с обеих сторон. Во всяком случае, хоккеисты до поры до времени не убегали на Запад, как артисты балета, не диссидентствовали, как писатели и художники. Они были одновременно и «знаменем» Советского Союза, и чрезвычайно популярными фигурами на Западе, русскими «с человеческим лицом». Это уже много позже, через 10 и более лет после Серии, предложения поиграть в НХЛ уже не казались такими шокирующими и нелепыми. Это было главное, чего вообще хотели в своей карьере многие звезды советского хоккея. Но это потом, а пока, как писал Владислав Третьяк в книге «Хоккейная эпопея»: «Мы были пугалом для большей части человечества. А сами, в свою очередь, черт знает что думали о канадцах. Не будет преувеличением сказать, что та Серия стала первым мощным импульсом к сближению Востока и Запада, к взаимопониманию, к возникновению доверия. Еще далеко до крушения тоталитарной системы, еще крепок лед холодной войны, но рука к дружбе уже протянута и сделали это мы, хоккеисты». Весьма символичным оказался тот факт, что с 1973 года послом СССР именно в Канаде оказался будущий «архитектор перестройки» Александр Яковлев. В конце 1960‑х — начале 1970‑х он работал и. о. завотделом пропаганды ЦК КПСС. И, разумеется, имел отношение к такому идеологизированному сюжету, как организация игр СССР — Канада. Вот что он писал в предисловии к книге Третьяка «Хоккейная эпопея»: «Еще работая перед командировкой в Канаду в отделе ЦК КПСС, курировавшем, в частности, и спорт, я имел отношение к обсуждению вопроса о встрече с канадцами. Аргументы против этой идеи выдвигались один за другим. Во‑первых, тогда у нас принципиально не признавался профессиональный спорт. Во‑вторых, как обычно в подобных случаях, высказывались сомнения в благонадежности некоторых ведущих спортсменов. Это по линии КГБ. В‑третьих, нужны были только победы, а доминировало мнение, что дело кончится позором. И так далее… Пожалуй, только великий знаток спорта Николай Озеров да Анатолий Тарасов верили в то, что встречи пройдут на равных, закончатся достойно. Решение было принято. По воле судьбы на мою долю выпала счастливая возможность увидеть вдохновляющие результаты этого решения. …Возможно, в истории культурных отношений между Востоком и Западом тот первый турнир стал одним из самых значительных событий. Яростные сражения на льду, за которыми, затаив дыхание, следили миллионы людей, открыли, не побоюсь этой стандартной формулы, новую эпоху в советско-канадских отношениях, способствовали становлению атмосферы человеческого доверия между нашими странами. Дипломаты чувствовали это, как мне думается, острее других, особенно в обстановке холодной войны».

ноября 1972 года в «Литературной газете» была опубликована статья Александра Яковлева «Против антиисторизма». Ее мишенью были русские националисты, легализовавшиеся в пространствах официальной советской литературы и номенклатуры. И. о. завотделом пропаганды ЦК с личной санкции Брежнева был удален от дел: статья нарушила негласный баланс бархатного сталинизма, умеренного национализма и дозированного либерализма, качнув ситуацию в пользу последнего. Такие вещи были непозволительны для высокопоставлен-

123

ного работника ЦК, не говоря уже о том, что статья была опубликована в «Литературке», что само по себе выглядело странным. И вот Яковлев оказался в Канаде — на долгие десять лет, почти до самой перестройки. Бывший посол вспоминал: «Премьер-министр Канады Пьер Трюдо пригласил меня на матч СССР-Канада в Монреаль (Александра Николаевича, очевидно, подвела память — наверное, речь шла об играх с ВХА осени 1974 года, и единственная встреча, которая закончилась вничью, была самая первая — в Квебеке 19 сентября; еще одна версия — речь идет об игре ЦСКА и Montreal 31 декабря 1975 года. — А. К.). Встреча замечательных хоккейных команд была просто великолепной. Зал бушевал. Всех захватила искрометная игра. Зрители словно позабыли о том, за какую команду они болеют. Они аплодировали без пауз. В короткие перерывы звучала музыка «Калинки». Ликование было общим. Происходил великий праздник хоккея. Премьер-министр и посол были под бдительным оком телекамер, за их реакцией внимательно следиАлександр Яковлев после окончания канадской «ссылки». ли журналисты и зрители. Поначалу, минут пять, мы пытались сохранять дипломатическую сдержанность, но потом все пошло «как у людей». К нашему обоюдному удовлетворению встреча закончилась вничью. Героем той серии был Владислав Третьяк. Оставим сейчас в стороне пропагандистскую практику, когда достижения спортсменов, как, впрочем, и все иные, объяснялись чудодейственным влиянием идеологии и результатом социалистической системы. Это другой разговор. Всегда и всюду спорт — это соревнование не идеологий, а людей, их характеров, таланта и мастерства». Абсолютно логичный вывод. И хотя об этом не говорилось публично, именно деполитизация советского спорта, самого главного на тот момент вида спорта в СССР — хоккея, стала ключевым антисоветским последствием Суперсерии. И хотя хоккей 1970‑х способствовал стимулированию патриотизма, это совершенно не противоречило тому, что через прорубленное голами Эспозито и Хендерсона окно в мир проникали совершенно «чуждые» нам представления о природе спортивного соревнования. Если и стали будущие матчи советских и канадских хоккеистов очередным великим противостоянием, то уже не столько двух политических систем, сколько двух хоккейных школ, которые начали медленно, но меняться. В Канаде тоже был всплеск патриотизма. И тоже много говорилось о том, что все-таки хоккей — это канадская игра. Но это по факту уже было не так. Однако на то, чтобы признать за хоккеем интернациональный статус, потребовались последующие Серии 1970‑х годов.

124

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Прощальный взгляд на хоккейную коробку 1970–х Шутка Бобби Халла: «Знал бы, потребовал бы 20 миллионов». — «Мистер Хоккей» возвращается в хоккей. — Игры с русскими — способ самоутверждения ВХА. — Еще один «матч века» 31 декабря 1975 года расширяет дыру в железном занавесе. — «Советы и Гретцки изменили игру НХЛ».

«З

ато мы делаем ракеты», — мог бы сказать Бен Хатскин, хозяин команды Winnipeg Jets из новой Всемирной хоккейной ассоциации (ВХА), когда он в 1972 году публично передал чек на 2,75 миллиона долларов на 10 лет звезде НХЛ Бобби Халлу. Ведущий форвард Chicago Black Hawks как нельзя лучше соответствовал понятиям «ракета» или «реактивный самолет» (jet), благодаря своей невероятной скорости и силе броска. («Первый бросок он всегда делал в голову вратаря», — с ужасом вспоминал голкипер 1960‑х Лорн Уорсли.) «Золотой самолет» не хотел покидать Chicago и НХЛ и потому назвал единовременную сумму в 1 миллион долларов за переход в Winnipeg и ВХА только для того, чтобы от него

125

отвязались. Но Хатскин немедленно удовлетворил его требования. «Знал бы, потребовал бы 20 миллионов», — шутил потом Халл. В НХЛ тогда еще не знали, что удвоение числа команд Лиги в 1967‑м — это только начало больших перемен в хоккее. И конкуренция с русскими и ВХА пришла одновременно. Не говоря уже о том, что менеджеры ВХА и Халл проложили дорогу большим заработкам хоккеистов. А хоккей к тому времени был самой низкооплачиваемой работой из всех популярных в Северной Америке видов спорта — бейсбола, американского футбола, баскетбола. Неслучайно основатели ВХА, калифорнийцы Гэри Дэвидсон и Деннис Мерфи, неплохо разбиравшиеся в баскетболе, но ничего не смыслившие в хок-

Прощальный взгляд на хоккейную коробку 1970–х

кее («не могли отличить клюшку от палочки эскимо»), увеличение заработков игроков обозначили в качестве одного из конкурентных преимуществ новой Лиги. И немало преуспели в переманивании хоккеистов, чьи зарплаты оставались на уровне конца 1950‑х, и стимулировании амбиций городов, которые не имели шансов попасть со своими командами и франшизами в НХЛ. (Когда Хатскин пытался со своим Виннипегом попасть во вторую волну расширения НХЛ, президент Лиги Кларенс Кэмпбелл не дал ему этого сделать, обозначив своего рода ценз — ледовый дворец на 16 тысяч мест и вступительный взнос 7,2 миллиона долларов. Купить Бобби Халла оказалось рентабельнее.) Плюс к этому ВХА преодолела традиционный изоляционизм НХЛ и начала привлекать легионеров. Именно в Winnipeg Jets родилась одна из самых ярких троек мирового хоккея Ульф Нильссон — Андерс Хедберг — Бобби Халл, отличавшаяся жесткостью и результативностью (в 1978‑м оба шведа покинули ВХА и перешли в New York Rangers, что сигнализировало о закате Лиги). А затем в ВХА появились блистательные чехословацкие звезды братья Штястны. Эмоциональным, да и содержательным приобретением Всемирной хоккейной ассоциации стала тройка Houston Aeros, в которой играл сам «мистер Хоккей» Горди Хоу и его сыновья Марти и Марк. Хоу, покинувший НХЛ после четверти века в Red Wings из-за артрита, спустя два года, в середине своего пятого десятка, решил вернуться в игру, но уже в ВХА. «Я слишком люблю хоккей, чтобы В 1976-м на призе «Изверано из него уйти», — говорил «мистер Хоккей». Свою первую шайбу в ВХА он стий» Канаду представляла забросил спустя 20 секунд после начала первой же встречи… Сама же Лига дала Winnipeg Jets, команда миру выдающегося игрока Уэйна Гретцки, ставшего звездой в Edmonton Oilers, Бобби Халла (на снимке). команде, которая после крушения ВХА была подобрана НХЛ. Второй год существования Всемирной хоккейной ассоциации  — сезон 1972/1973 — стал рубежным. Ведь кроме великого левого края Халла, бросавшего шайбу со скоростью 120 миль в час и носившегося по площадке со скоростью 30 миль в час, в новую Лигу из НХЛ перешли еще 66 хоккеистов, в их числе знаковые — вратарь Джерри Чиверс и защитник Жан-Клод Трамбле. Через год после этого появился великий правый край Хоу. В 1974‑м же Quebec Nordiques, команда, претендовавшая на роль лидера франко-канадского хоккея, чьи хоккеисты играли с цветком лилии на плече и символизировали некоторую «отдельность» Квебека, едва не перекупила самую многообещающую звезду Montreal Canadiens — Ги Лафлера. Легендарный генеральный менеджер Canadiens Сэм Поллок, славившийся своей аккуратностью и неуступчивостью, в том числе в финансовых вопросах (из-за разногласий с ним по зарплате один сезон был вынужден пропустить даже Кен Драйден), на этот раз устроил аттракцион неслыханной щедрости, пообещав Лафлеру контракт на миллион долларов с возможностью индексации. Форвард остался в Монреале, неся на себе груз огромной ответственности — он должен был стать новым Жаном Беливо или Морисом Ришаром, зарабатывая при этом деньги, которые им и не снились. Но, разумеется, соревнование шло не только в финансовой сфере. Набор ярких игроков позволял ВХА претендовать на роль равного соперника НХЛ. Что, правда, не очень получалось. В том числе и потому, что новая Лига была в своего рода информационной блокаде.

126

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

Но, разумеется, главным шагом в самоутверждении Всемирной хоккейной ассоциации должна была стать серия игр с советской командой. ВХА обязана была пройти через этот тест. Это стало бы ответом НХЛ — сыграть с русскими получил бы возможность Бобби Халл, которого не пустили в команду Канады в 1972‑м из-за перехода в ВХА. Пасьянс сложился так, что в сборной мог бы получить место и Горди Хоу. Который действительно сыграет за Канаду в Суперсерии-1974, причем в одной тройке с Фрэнком Маховличем — они уже когда-то играли вместе в Detroit Red Wings. В той же сборной появится и Пол Хендерсон, перешедший в 1974‑м из НХЛ в команду ВХА Toronto Toros, где одновременно с ним появился и Маховлич. Игры с русскими могли бы стать окончательным актом самоутверждения новой Лиги, позволяющим ей на «законных» основаниях конкурировать с НХЛ.

асширение НХЛ — завершение периода классической «шестерки», сопровождавшееся дефицитом классных игроков, перетекание хоккея в США, появление ВХА, игры с русскими, восхождение Philadelphia Flyers, установившей моду на жестокость, — все это были вызовы традиционному канадскому хоккею. «Имеет смысл убрать из игры хоккеиста, который более важен своей команде, чем я — своей. Если я уберу Брэда Парка, это будет неплохой размен, не правда ли?» — цинично рассуждал Дейв Шульц по прозвищу «Молот», усатое лицо нового хоккея. «Что меня больше всего беспокоит, — говорил классик Бобби Халл, — так это то, что скауты ВХА и НХЛ находятся в постоянном поиске 20‑летних животных». Кларенс Кэмпбелл не мог и не хотел противостоять новым тенденциям — его интересовала коммерческая привлекательность игры в Национальной хоккейной лиге. По поводу жестокости в хоккее, жестокости публичной, состоялись даже судебные разбирательства. В знак протеста против грубости Бобби Халл на время приостановил свое участие в играх за Winnipeg Jets, что было благородным и совершенно беспрецедентным шагом. На фоне деградации хоккея в Северной Америке для многих зрителей, ценителей, профессионалов именно советская хоккейная школа представляла собой альтернативу. Историк хоккея Тодд Дено отмечал: «…многие начали посматривать на русских как на хоккеистов, показывающих правильную дорогу развития хоккея». И хотя ВХА — это не НХЛ, поражение осенью 1974 года канадской команды с такими лидерами, как Хоу и Халл, оказалось весьма болезненным не только для самоидентификации Всемирной хоккейной ассоциации, но и канадского хоккея в целом. Не говоря уже о том, что игры снова были отмечены немотивированной грубостью канадцев на фоне обещаний тренера Билла Харриса по поводу того, что его хоккеисты будут вести себя корректно. Через год с небольшим после игр с ВХА две хоккейные школы ожидала новая встреча — на этот раз на клубном уровне. Главным событием стал предновогодний, 31 декабря 1975 года, матч в Монреале Canadiens c ЦСКА, который имел принципиальное тестовое значение. Причем гораздо большее, чем игра армейцев с Flyers, которые почти утвердили к тому времени свое превосходство в НХЛ. Тогда, в январе 1976‑го, они победили главный клуб СССР, но исключительно за счет психической атаки — жестокости. А вот ничья с Canadiens — 3:3 — снова продемонстрировала равенство классических школ. Правда, надо отдать должное канадцам — они атаковали в течение всей встречи, и ничья была честно заработана Владиславом Третьяком. Показательно, что, как и в первой игре Серии-1972, помощь сопернику оказала звезда с противоположной стороны железного занавеса. Тогда Жак Плант консультировал Владислава Третьяка, а теперь — приехав-

127

Прощальный взгляд на хоккейную коробку 1970–х

ший вместе с армейцами отставник Анатолий Тарасов наставлял оцепеневшего в почтении тренера монреальцев Скотти Боумена, который к тому времени уже и сам мог считаться классиком. За день до игры Боумен побывал на тренировке ЦСКА и был потрясен тем, что ни одна секунда из 90‑минутного тренинга армейцев не проходила впустую. Канадский тренер признался, что позаимствовал у русских несколько хороших идей для тренировок. Правда, до этого и Тарасов похвалил коллегу, отметив две-три его тренерские находки. Команда Canadiens как главный бренд хоккейной Канады, уже известный и популярный среди любителей игры в СССР, несла двойное бремя: она должна была защитить честь канадского хоккея и одновременно одержать победу во внутренней «гражданской» войне с жестокостью, с неклассическим образцами, с тупиковой ветвью эволюции игры. В несколько напыщенной манере об этом сказал неутомимый Алан Иглсон в раздевалке монреальского «Форума»: «Хотите вы того или нет, но на своих широких плечах вы несете ответственность за честь страны». Наверное, такими же фразами накачивали в те же минуты и армейцев их наставники. По сути это был реплэй, повтор 1972 года. С той лишь разницей, что, как оказалось, дыра в железном занавесе превратила лучших советских хоккеистов в посланцев мира. Причем в буквальном смысле этого слова. Это была единственная игра в сериале 1975/1976 с «применением» торжественных ритуалов. Что естественно: символ канадского хоккея встречался с символом хокГорди Хоу, «мистер Хоккей», кея советского. В Canadiens играли одни из самых ярких игроков приехал в Москву в 1974‑м. Суперсерии-1972, чьи фамилии выучили наизусть советские зрители. ЦСКА был по сути моделью для сборки национальной команды СССР — впечатление усиливалось тем, что в составе армейцев играли динамовцы Мальцев и Васильев. Харламова и Третьяка публике «Форума» представляли последними. Устроители хоккейного праздника знали, что делали, — овации были феерическими. И они же разогрели публику перед представлением игроков монреальской команды. Пит Маховлич и Курнуайе, который недавно стал капитаном после окончания карьеры Анри Ришара, получили свою дозу невиданных приветствий публики. Но совсем уж беспрецедентные овации достались новой мегазвезде Canadiens Ги Лафлеру, чье имя тоже предстояло запомнить советским болельщикам. И у нас, и в Канаде ценили харизматичных и красивых — с точки зрения игры — хоккеистов. А Лафлер был еще и физически красив… После этого матча Montreal Canadiens для советских болельщиков стала любимой канадской командой, обладавшей не меньшей харизмой, чем ЦСКА. И хотя эра традиционного противостояния Canadiens и Maple Leafs, как и ЦСКА и «Спартака», уходила в прошлое — уже окрепли новые конкуренты, классика была и остается классикой.

128

ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

поха ВХА, украшенная как минимум двумя изысканными тенями — Горди Хоу со спиной, прямой, как у институтки, и высокоскоростного Бобби Халла, едва уловимого для глаза, — заканчивалась. Жестокость более не была привилегией одной или нескольких команд — эту функцию отрядили наиболее приспособленным и назвали их «тафгаями». В НХЛ стали появляться легионеры, шведы, затем даже «беглые» чехословаки. Хотя первым легионером мог оказаться Валерий Харламов. Спустя семь лет после 1972‑го на Кубке вызова наши выиграли у канадцев со счетом 6:0, и уже никто этому не удивлялся. В неоднократно цитировавшейся книге Кена Драйдена «Игра», первое издание которой увидело свет в 1983 году, подводились итоги 1970‑х, десятилетия турбулентности: «Никогда в своей истории мы как нация не кляли себя так, как в 1972 году. Никогда более мы не выставляли столь откровенно свою национальную душу под удар. И если бы не уверенность в том, что мы лучшие, нам бы пришлось отступить… Игра, которая растворилась в нашей крови, была, наконец, приглашена на кушетку врача и изучена. И она изменилась». Изменились канадский подход к игре, техника, тактика, тренировки. Изменился хоккей и в СССР — для начала он стал главным национальным видом спорта 1970‑х. Материальная база от этого не стала сильно лучше, но у него все равно была государственная поддержка и социальная основа, которая черпалась в массовости игры — в тогда еще вполне холодной северной стране играли в каждом дворе. Появились и совсем нестандартные, ни на кого другого не похожие игроки. Например, Хельмут Балдерис, сильно освеживший впечатление от советского хоккея. На закате своей карьеры он символическим образом станет первым латышом, забросившим шайбу в НХЛ: символично и то, что выпер его из основы команды Minnesota новый генеральный менеджер Бобби Кларк — этот человек продолжал отличаться принципиальным непониманием советского хоккея. Две школы по обе стороны океана очень хорошо изучили друг друга. Потом появился физически и ментально не слишком типичный для Канады игрок Уэйн Гретцки, по мнению Кена Драйдена, хоккеист совершенно советского типа, который больше отдавал партнерам, чем брал у них. И этот советский тип игры оказал, по оценке Драйдена, огромное влияние уже на хоккей в США, которые становились настоящей хоккейной державой: «Советы и Гретцки изменили игру НХЛ». Завершалась переходная эпоха, главная эпоха в истории современного хоккея на льду, которая в зародыше имела все то, что проявится в нем сначала в 1980‑е, которые начнут перекрывать предыдущие хоккейные эры по числу забрасываемых шайб, а затем в современном хоккее — в него играют и в НХЛ, и в КХЛ. «Канадская игра теперь принадлежит миру», — констатировал историк хоккея Майкл Маккинли. Первым и главным толчком к изменению хоккея стала именно Суперсерия 1972 года. Возможно, она же открыла шлюзы для раскрепощения сознания советского человека.

ебенком Горди Хоу обедал, не снимая коньков. Как братья Эспозито. Как множество других мальчишек в Канаде. Как потом, в годы нараставшей популярности хоккея, десятки тысяч мальчиков в Советском Союзе. Нескончаемые холодные зимы — не чета нынешним, удлиняли сезон, который начинался в ноябре, а заканчивался далеко во второй половине марта — густое ледяное месиво, как в стакане с мохито, становилось непригодным к катанию ближе к весенним каникулам. Мать Горди Хоу отдала два доллара женщине, которой не на что было купить молока для детей. Женщина расплатилась сумкой со всяким барахлом, среди которого была пара коньков. Горди делил их с сестрой Эдной — держась друг за друга, они отталкивались ногой в ботинке. Однажды Эдна заболела

129

и будущий «мистер Хоккей» стал обладателем полноценной пары подержанных коньков. Так началась его блистательная карьера, которая не заканчивалась несколько десятилетий. Настоящие коньки-«канады» оставались дефицитом и предметом роскоши в СССР до 1970‑х. Как когдато в 1948‑м чехословацкая команда «ЛТЦ» показала «на себе» тарасовским ребятам настоящую, а не самодельную амуницию, так и в 70‑е первыми нормальными коньками оказались чешские Botas. А мы все на нашей площадке, на нашем пруду, бредили коньками CCM, увиденными в том числе на канадцах в 1972‑м… Хоккей сегодня стал совсем другим, почти неузнаваемым. Прежним остался только дворовый. Точнее, он не остался, а постепенно вернулся. Хотя теперь каждый мальчишка может выйти на лед в качественной амуниции, которой тогда в природе, то есть в продаже не было, с клюшкой с загнутым крюком, что еще в наДетский хоккей 1970‑х. Снова Тарасов… чале 1970‑х было очевидным дефицитом. Младшему сыну я с ретро-восторгом купил деревянную ЭФСИ (Экспериментальная фабрика спортивных изделий). Соседский мальчишка на том же самом пруду взял попробовать и вернул, разочарованный: «Нет, деревянными играть неудобно». Счастливчик…

РИА Новости

Прощальный взгляд на хоккейную коробку 1970-х ИТАР-ТАСС

Холодная война на льду

езадолго до смерти в 1979‑м Всеволод Бобров в интервью отвечал на вопрос о том, что изменилось в хоккее. Скорость, ответил мэтр, попутно отметив иные свойства игры, заимствованные у канадцев. Ну, вроде борьбы за шайбу на пятачке у ворот. Что изменилось в хоккее 1980‑х по сравнению с 1970‑ми? Скорость. А сегодня? Тоже скорость. И физические кондиции игроков, которые просто проехали бы по тогдашним нехилым атлетам, как всесокрушающий курьерский поезд. Сегодняшние русские звезды выше ростом кумиров 1970‑х, чье детство пришлось на послевоенное время, в среднем сантиметров на 10–15. И еще увеличилась скорость полета шайбы, изменившая, радикально изменившая тактику вратарей и их амуницию. Жесткость? Да, и жесткость. Хотя эпоха Flyers, слава богу, больше не вернется. Это тот элемент хоккея 1970‑х, по которому как-то странно ностальгировать. Все остальные элементы составляют предметы культа и ностальгии нескольких поколений, видевших хоккей Харламова и Эспозито. Для этих поколений нынешние звезды при всем их великолепии несравнимы с тогдашними. Притом что в те времена, наверное, звезды были виднее, чем сейчас, когда на невообразимую высоту поднялся средний уровень игры. Ностальгия не должна мешать объективному признанию поразительной эволюции игры именно в последние лет десять. Но… все равно тогдашний хоккей смотреть было интереснее. Есть что-то иррациональное, не поддающееся описанию, в увлечениях иных эпох. Да, можно найти разумные объяснения популярности хоккея в 1970‑е, и здесь мы их привели. Но есть и непознанные молекулы этой страсти, не позволявшей уходить со льда часами и приравнивавшей игру к содержанию жизни.

Перовое касание льда, прощупывание его поверхности крюком клюшки, раскатка, торможение со снежной пылью. И игра, объединяющая память великого Жака Планта с памятью обычного пацана 1970‑х. И одинаковая для всех боль от залетевшего в голень, словно отяжелевшего, замороженного теннисного мячика или этого загадочного куска резины — шайбы, истекающей льдинками и поцарапанной многочисленными прикосновениями коньков и клюшек. «В раю мы будем в мяч играть», — писал Владимир Набоков в «Университетской поэме» (он имел в виду не футбол, а теннис). Ну и еще в шайбу. Несомненно, в шайбу… Вечерний, уже почти ночной воздух 70‑х пахнет снегом, стопы ломит от многочасового катания, тающий лед на куртке, сбитой набок шапке и зимних спортивных штанах смешивается в неразличимых пропорциях с заливающим глаза потом. Ноги словно не свои — им привычнее в коньках. Я закидываю на плечо клюшку с клочьями изоленты на крюке, оборачиваюсь и в последний раз бросаю взгляд на опустевшую площадку, ворота без сетки, на снег, который пошел сильнее и уже заметным слоем припорошил не везде ровно залитый лед. Оглядываюсь с сожалением, даже зная, что завтра снова приду сюда…

130

131

Краткая библиография

Технические результаты игр

Горянов Л.Б. Вратари советского хоккея. М., 1980 Дворцов В.А., Юрьев З.Ю. Форвард №17. М., 1984 Дворцов В.А. Хоккейные баталии. СССР – Канада. http://www.gramotey.com/?open_file=1269094649 Драйден К. Хоккей на высшем уровне. М., 1975 Макарычев М.А. Александр Мальцев. М., 2010 Нилин А.П. XX век. Спорт. М., 2005 Петров А.Д. Тайны советского хоккея. М., 2010 Рыжков Д. Весь хоккей. http://slapshot.kulichki.net/arh-s244.html Хоккей. 1972/1973. Справочник-календарь. М., 1973 Чемпионат мира и Европы по хоккею-1979. М., 1979 http://www.chidlovski.com/personal/1972/content.htm Denault Todd. The greatest game: the Montreal Canadiens, the Red Army, and the night that saved hockey. 2010 Denault Todd. Jacque Plante: the man who changed the face of hockey. 2009 Dryden Ken. The game – 20th anniversary edition. 2005 Esposito Phil with Golenbock Peter. Thunder and lightning: a no-B.S. Hockey memoir. 2003 McDonell Chris. For the love of hockey. Hockey stars’ personal stories. 2001 McKinley Michael. Hockey. A people’s history. 2009

Канада — СССР, 1972 год (публикуется по русскому переводу книги Кена Драйдена «Хоккей на высшем уровне», исправленная и дополненная статистика с сайта chidlovsky.com и из иных источников)

Игра I

2 сентября, Монреаль СССР — 7, Канада — 3 (2:2, 2:0, 3:1) Составы команд СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Рагулин, Васильев, Цыганков, Блинов, Мальцев, Зимин, Мишаков, Михайлов, Якушев, Петров, Харламов, Викулов, Шадрин, Ляпкин, Паладьев Канада: Бергман, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Хэдфилд, Курнуайе, Беренсон, Силинг, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Рэдмонд, Лапуэн, Оури, Ф. Маховлич, Кларк Вратари СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 3 гола Канада: Драйден, 60 мин., пропустил 7 голов 1 период 1. Канада: Ф. Эспозито (Ф. Маховлич, Бергман) 0:30 2. Канада: Хендерсон (Кларк) 6:32 3. СССР: Зимин (Якушев, Шадрин) 11:40 4. СССР: Петров (Михайлов) 17:28 Команда находилась в меньшинстве

Тор 10: Очки (Р) Игрок

Сборная

Позиция

Phil Esposito

Canada

Forward

Alexander Yakushev

USSR

Forward

Paul Henderson

Canada

Forward

Vladimir Shadrin

USSR

Forward

Vladimir Petrov

USSR

Forward

Valery Kharlamov

USSR

Forward

Yuri Liapkin

USSR

Defenseman

Bobby Clarke

Canada

Forward

Alexander Maltsev

USSR

Forward

Yvan Cournoyer

Canada

Forward

Boris Mikhailov

USSR

Forward

Brad Park

Canada

Defenseman

Удаления: Хендерсон (подножка) 1:03, Якушев (подножка) 7:04, Михайлов (подножка) 15:11, Рагулин (подножка) 17:19 2 период 5. СССР: Харламов (Мальцев) 2:40 6. СССР: Харламов (Мальцев) 10:18 Удаления: Кларк (удар клюшкой) 5:16, Лапуэн (удар клюшкой) 12:53

132

Самые ценные игроки матча: СССР — Харламов Канада — Кларк

Игра II

4 сентября, Торонто Канада — 4, СССР — 1 (0:0,1:0, 3:1) Составы команд СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Рагулин, Цыганков, Старшинов, Мальцев, Зимин, Мишаков, Михаилов, Якушев, Петров, Харламов, Шадрин, Анисин, Ляпкин, Паладьев Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Голдсуорси, Курнуайе, Кэшмен, Уайт, Хендерсон, П. Маховлич, Микита, Паризе, Савар, Лапуэн, Ф. Маховлич, Кларк Вратари СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 4 гола Канада: Т. Эспозито, 60 мин., пропустил 1 гол 1 период Счет не был открыт Удаления: Парк (толчок руками) 10:08, Хендерсон (подножка) 15:19 2 период 1. Канада: Ф. Эспозито (Парк, Кэшмен) 7:14 Удаления: Гусев (подножка), 2:07, на команду СССР был наложен малый скамеечный штраф за нарушение численного состава (отбывал Зимин) 4:13, Бергман (подножка) 15:16, Цыганков (удар клюшкой) 19:54, Харламов (10 мин. за недисциплинированное поведение) 19:54

3 период 7. Канада: Кларк (Эллис, Хендерсон) 8:22 8. СССР: Михайлов (Блинов) 13:32 9. СССР: Зимин 14:29 10. СССР: Якушев (Шадрин) 18:37

3 период 2. Канада: Курнуайе (Парк) 1:19 При численном превосходстве 3. СССР: Якушев (Ляпкин, Зимин) 5:53 При численном превосходстве 4. Канада: П. Маховлич (Ф. Эспозито) 6:47 Команда находилась в меньшинстве 5. Канада: Ф. Маховлич (Микита, Курнуайе) 8:59

Удаления: Харламов (высоко поднятая клюшка) 14:45, Лапуэн (толчок руками) 19:41

Удаления: Кларк (удар клюшкой) 5:13, Стэплтон (задержка клюшкой) 6:14

Броски в створ ворот: СССР — 30, Канада — 32

Броски в створ ворот: Канада — 36, СССР — 21

133

Самые ценные игроки матча: СССР — Третьяк Канада — Т. Эспозито и Ф. Эспозито

Самые ценные игроки: СССР — Третьяк Канада — Хендерсон

Игра III

Игра IV

Составы команд СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Васильев, Цыганков, Мальцев, Мишаков, Михайлов, Шаталов, Якушев, Петров, Харламов, Шадрин, Солодухин, Анисин, Лебедев, Бодунов Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Курнуайе, Кэшмен, Уайт, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Микита, Паризе, Савар, Лапуэн, Ф. Маховлич, Кларк

Составы команд СССР: Лутченко, Кузькин, Рагулин, Васильев, Цыганков, Блинов, Мальцев, Михайлов, Якушев, Петров, Харламов, Викулов, Шадрин, Анисин, Лебедев, Бодунов, Паладьев Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Голдсуорси, Д. Халл, Хэдфилд, Курнуайе, Силинг, Уайт, Хендерсон, Оури, Ф. Маховлич, Кларк, Перро

Вратари СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 4 гола Канада: Т. Эспозито, 60 мин., пропустил 4 гола

Вратари СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 3 гола Канада: Драйден, 60 мин., пропустил 5 голов

1 период 1. Канада: Паризе (Уайт, Ф. Эспозито) 1:54 2. СССР: Петров 3:16 Команда находилась в меньшинстве 3. Канада: Рателль (Курнуайе, Бергман) 18:25

1 период 1. СССР: Михайлов (Лутченко, Петров) 2:01 При численном превосходстве 2. СССР: Михайлов (Лутченко, Петров) 7:29 При численном превосходстве

Удаления: Васильев (удар локтем) 3:02, Кэшмен (удар клюшкой) 8:01, Паризе (атака соперника, не владеющего шайбой) 15:47

Удаления: Голдсуорси (толчок руками) 1:24, Голдсуорси (удар локтем) 5:58, Ф. Эспозито (подножка) 19:29

6 сентября, Виннипег СССР — 4, Канада — 4 (1:2, 3:2, 0:0)

2 период 4. Канада: Ф. Эспозито (Кэшмен, Паризе) 4:19 5. СССР: Харламов (Цыганков) 12:56 Команда находилась в меньшинстве 6. Канада: Хендерсон (Кларк, Эллис) 13:47 7. СССР: Лебедев (Васильев, Анисин) 14:59 8. СССР: Бодунов (Анисин) 18:28 Удаления: Петров (атака соперника, не владеющего шайбой) 5:46, Лебедев (подножка) 11:00 3 период Голов не было Удаления: Уайт (удар клюшкой), Мишаков (удар клюшкой) 1:33 обоюдное, Кэшмен (2 мин. за удар клюшкой и 10 мин. за недисциплинированное поведение) 10:46 Броски в створ ворот: СССР — 25, Канада — 27

8 сентября, Ванкувер СССР — 5, Канада — 3 (2:0, 2:1, 1:2)

2 период 3. Канада: Перро 5:37 4. СССР: Блинов (Петров, Михайлов) 6:34 5. СССР: Викулов (Харламов, Мальцев) 13:52 Удаления: Кузькин (подножка) 8:39 3 период 6. Канада: Голдсуорси (Ф. Эспозито, Бергман) 6:54 7. СССР: Шадрин (Якушев, Васильев) 11:05 8. Канада: Д. Халл (Ф. Эспозито, Голдсуорси) 19:38 Удаления: Петров (задержка) 2:01 Броски в створ ворот: СССР — 31, Канада — 41 Самые ценные игроки: CCCР — Михайлов Канада — Ф. Эспозито

134

Игра V

Игра VI

Составы команд Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Курнуайе, Силинг, Уайт, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Паризе, Лапуэн, Ф. Маховлич, Кларк, Перро СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Рагулин, Цыганков, Блинов, Мальцев, Мишаков, Михайлов, Якушев, Петров, Харламов, Викулов, Шадрин, Анисин, Ляпкин, Мартынюк

Составы команд Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Д. Халл, Курнуайе, Беренсон, Уайт, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Паризе, Савар, Лапуэн, Кларк СССР: Лутченко, Рагулин, Васильев, Цыганков, Мальцев, Михайлов, Шаталов, Якушев, Петров, Харламов, Викулов, Шадрин, Анисин, Лебедев, Бодунов, Ляпкин, Волчков

22 сентября, Москва СССР — 5, Канада — 4 (0:1, 0:2, 5:1)

Вратари Канада: Т. Эспозито, 60 мин., пропустил 5 голов СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 4 гола 1 период 1. Канада: Паризе (Перро, Жильбер) 15:30 Удаления: Эллис (подножка) 3:49, Харламов (удар клюшкой) 12:35 2 период 2. Канада: Кларк (Хендерсон) 2:36 3. Канада: Хендерсон (Лапуэн, Кларк) 11:58

24 сентября, Москва Канада — 3, СССР — 2 (0:0, 3:2, 0:0)

Вратари Канада: Драйден, 60 мин., пропустил 2 гола СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 3 гола 1 период Счет открыт не был Удаления: Бергман (подножка) 10:21, Ф. Эспозито (2 штрафа по 2 мин. за неправильную атаку)

Удаления: Эллис (удар клюшкой) 5:38, Харламов (задержка) 5:38 обоюдное, Бергман (грубая игра) 8:13, Уайт (удар клюшкой) 20:00, Блинов (удар клюшкой) 20:00 обоюдное

2 период 1. СССР: Ляпкин (Якушев, Шадрин) 1:12 2. Канада: Д. Халл (Жильбер) 5:13 3. Канада: Курнуайе (Беренсон) 6:21 4. Канада: Хендерсон 6:36 5. СССР: Якушев (Шадрин, Ляпкин) 17:11 При численном превосходстве

3 период 4. СССР: Блинов (Петров, Кузькин) 3:34 5. Канада: Хендерсон (Кларк) 4:56 6. СССР: Анисин (Ляпкин, Якушев, Цыганков) 9:05 7. СССР: Шадрин (Анисин) 9:13 8. СССР: Гусев (Рагулин, Харламов) 11:41 9. СССР: Викулов (Харламов) 14:46

Удаления: Рагулин (атака соперника, не владеющего шайбой) 2:09, Лапуэн (грубая игра) 8:29, Васильев (грубая игра) 8:29 обоюдное, Кларк (2 мин. за удар клюшкой и 10 мин. за недисциплинированное поведение) 10:12, Д. Халл (удар клюшкой) 17:02, Ф. Эспозито (5 мин., высоко поднятая клюшка) 17:46, малый скамеечный штраф команде Канады (отбывал Курнуайе) — нарушение численного состава 17:46

Удаления: Кларк (задержка) 10:25, Цыганков (высоко поднятая клюшка) 10:25 обоюдная, Якушев (задержка клюшкой) 15:48

3 период Голов не было

Броски в створ ворот: СССР — 33, Канада — 37 Самые ценные игроки: CCCР — Петров, Якушев Канада — Т. Эспозито, Хендерсон

Удаления: Эллис (задержка) 17:39 Броски в створ ворот: Канада — 22, СССР — 29 Самые ценные игроки: СССР — Лутченко, Якушев Канада — Драйден, Бергман

135

Игра VII

26 сентября, Москва Канада — 4, СССР — 3 (2:2, 0:0, 2:1) Составы команд Канада: Бергман, Стэплтон, Парк, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Голдсуорси, Д. Халл, Курнуайе, Уайт, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Паризе, Савар, Лапуэн, Кларк СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Рагулин, Васильев, Цыганков, Блинов, Мальцев, Мишаков, Михайлов, Якушев, Петров, Викулов, Шадрин, Анисин, Ляпкин, Волчков Вратари КАНАДА: Т. Эспозито 60 мин., пропустил 3 гола СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 4 гола 1 период 1. Канада: Ф. Эспозито (Эллис, Хендерсон) 4:09 2. СССР: Якушев (Шадрин, Ляпкин) 10:17 3. СССР: Петров (Викулов, Цыганков) 16:27 При численном превосходстве 4. Канада: Ф. Эспозито (Савар, Паризе) 17:34 Удаления: Михайлов (подножка) 2:00, П. Маховлич (грубая игра) 5:16, Мишаков (задержка) 5:16 обоюдное, Мишаков (задержка) 11:09, Ф. Эспозито (толчок руками) 12:39, Уaйт (атака соперника, не владеющего шайбой) 15:45 2 период Голов не было Удаления: Жильбер (задержка клюшкой) 0:59, Паризе (удар клюшкой) 6:04, Анисин (задержка клюшкой) 6:11, Ф. Эспозито (грубая игра) 12:44, Кузькин (грубая игра) 12:44 обоюдное, Паризе (грубая игра) 15:44, Кузькин (грубая игра) 15:44 обоюдное, Стэплтон (задержка) 15:24 3 период 5. Канада: Р. Жильбер (Рателль, Д. Халл) 2:13 6. СССР: Якушев (Мальцев, Лутченко) 5:15 7. Канада: Хендерсон (Савар) 17:54 Удаления: Бергман (задержка) 3:26, Жильбер (неправильная атака) 7:25, Бергман (грубая игра, 5 мин.) 16:26, Михайлов (грубая игра, 5 мин.) обоюдное 16:26 Броски в створ ворот: Канада — 22, СССР — 29

Броски в створ ворот: Канада — 36, СССР — 27

Самые ценные игроки: CCCР — Михайлов, Якушев Канада — Ф. Эспозито, Уайт

3 период 9. Канада: Ф. Эспозито (П. Маховлич) 2:27 10. Канада: Курнуайе (Ф. Эспозито, Парк) 12:56 11. Канада: Хендерсон (Ф. Эспозито) 19:26

Игра VIII

Удаления: Жильбер (5 мин. за грубость) 3:41, Мишаков (5 мин. за грубость) 3:41 обоюдное, Васильев (подножка) 4:27, Д. Халл (высоко поднятая клюшка) 15:24, Петров (удар локтем) 15:24

28 сентября, Москва Канада — 6, СССР — 5 (2:2, 1:3, 3:0) Составы команд Канада: Бергман, Стэплтон, Эллис, Ф. Эспозито, Жильбер, Д. Халл, Курнуайе, Рателль, Хендерсон, П. Маховлич, Паризе, Савар, Лапуэн, Ф. Маховлич, Кларк СССР: Гусев, Лутченко, Кузькин, Цыганков, Блинов, Мальцев, Мишаков, Михайлов, Якушев, Петров, Харламов, Викулов, Шадрин, Анисин, Ляпкин, Волчков Вратари Канада: Драйден, 60 мин., пропустил 5 голов СССР: Третьяк, 60 мин., пропустил 6 голов 1 период 1. СССР: Якушев (Мальцев, Ляпкин) 3:34 В численном большинстве 2. Канада: Ф. Эспозито (Парк) 6:45 В численном большинстве 3. СССР: Лутченко (Харламов) 13:10 В численном большинстве 4. Канада: Парк (Рателль, Д. Халл) 16:59 Удаления: Уайт (задержка игрока) 2:25, П. Маховлич (задержка игрока) 3:01, Петров (задержка игрока) 3:44, Паризе (2 мин. за атаку соперника, не владеющего шайбой, 10 мин. за недисциплинированное поведение, удаление до конца игры) 4:10, Цыганков (атака соперника, не владеющего шайбой) 9:27, Петров (атака соперника, не владеющего шайбой) 9:46, Курнуайе (атака соперника, не владеющего шайбой) 12:51 2 период 5. СССР: Шадрин 0:21 6. Канада: Уайт (Жильбер, Рателль) 10:32 7. СССР: Якушев 11:43 8. СССР: Васильев 16:44 При численном большинстве Удаления: Стэплтон (толчок руками) 14:58, Кузькин (удар локтем) 18:06

Самые ценные игроки: СССР — Шадрин, Якушев Канада — Хендерсон, Парк

Итоговые результаты Заброшено шайб:

СССР Канада

1 период 2 период 3 период

9 9

Команда

12 10

Эспозито (Канада) Драйден (Канада) Третьяк (СССР)

Всего

32 31

Сборная СССР Сборная Канады

Сумма штрафного времени Голы при игре в большинстве Голы при игре в меньшинстве Игра вратарей

11 12

147

Провел

Пропустил

В среднем

4 4 8

13 19 31

3,25 4,75 3,87

Правительственные награды 1972 года Орден Трудового Красного Знамени: А. Тарасов, А. Чернышев, В. Давыдов, А. Рагулин, А. Фирсов

Медаль «За трудовую доблесть»: Ю. Блинов, В. Лутченко, А. Мальцев, Е. Мишаков, В. Петров, В. Третьяк, Г. Цыганков, В. Шадрин

Орден «Знак почета»: В. Кузькин, И. Ромишевский, В. Викулов, Б. Михайлов, В. Харламов, А. Якушев

Медаль «За трудовое отличие»: Е. Зимин

Звания «Заслуженный мастер спорта» в 1972 году удостоены: Ю. Блинов, Г. Цыганков

136

137

Призы и достижения 1972 года Самому меткому бомбардиру (учрежден газетой «Известия») В. Харламов (ЦСКА) – 43 очка (26 шайб + 17 результативных передач)

Результаты встреч сборной СССР с канадцами к декабрю 1980 года (в первой строчке указаны результаты игр на чемпионатах мира и Олимпийских играх)

Три бомбардира (учрежден газетой «Труд; вручается самой результативной тройке): В. Викулов – А. Фирсов – В. Харламов (ЦСКА) – 78 шайб (34+18+26) Лучший снайпер чемпионата мира 1972 года: В. Викулов – 12 шайб Самый результативный игрок чемпионата мира 1972 года (гол + пас): Александр Мальцев – 22 (10+12) Три лучших игрока чемпионата мира 1972 года по версии Международной лиги хоккея на льду (ЛИХГ): Вратарь: Й. Валтонен (Финляндия), защитник: Ф. Поспишил (ЧССР), нападающий: Александр Мальцев (СССР)

Ч.М. и О.И

98 – 49

СССР–НХЛ

153 – 109

СССР–ВХА

210 – 159

Приз «Известий»

40 – 14

К декабрю 1980 года в 111 играх с канадцами советские хоккеисты побеждали 71 раз, 31 раз проиграли, 9 матчей свели вничью, счет шайб 501 : 331 в пользу СССР Источник: Откровения Снеговика. Авторы-составители Э. Пасютин, Б. Федосов. М., 1980

«Олл старз» чемпионата мира 1972: Вратарь: Йорма Валтонен (Финляндия); защитники: Олдржих Махач, Франтишек Поспишил (ЧССР); нападающие: Владимир Викулов, Александр Мальцев, Валерий Харламов (СССР) Зимние Олимпийские игры 1972 года – самый меткий снайпер: Валерий Харламов – 9 голов Обладатель Кубка Стэнли сезона 1971/1972: Boston Bruins. Ключевые игроки: Джерри Чиверс, Эдд Джонстон, Фил Эспозито, Бобби Орр, Уэйн Кэшмен Источники: Хоккей. Справочник-календарь. 1972/1973. Составитель Ю. Лукашин. М., 1972; Хоккейный календарь 74-75. Первенство Советского Союза. Составители В. Пахомов, В. Шевцов. М., 1974; Чемпионат мира и Европы по хоккею 1979 г. Москва. Календарь-справочник. Составители В. Пахомов, В. Шевцов. М., 1979; Снеговик: любовь моя – хоккей. Авторы-составители Э. Пасютин, Б. Федосов. М., 1979.

138

139

Издание осуществлено при поддержке ОАО «КБП» — Открытое акционерное общество «Конструкторское бюро приборостроения»

Колесников А. Холодная война на льду. — М.: Типография «Август Борг», 2012. — 140 с. Подписано в печать 08.08.2012 Формат 205х210. Тираж 500 экз. Заказ № 121731

140

тот яркий сентябрьский день, бликовавший на черно-белом экране телевизора «Темп», на котором был хорошо виден итоговый результат – 7:3 в нашу пользу, предопределил страсть к хоккею целых поколений советских людей. Незаметным образом игры с канадцами в сентябре 1972-го прорубили окно для нас в евроатлантический мир, поначалу точно соответствовавший официальным представлениям о нем: канадские хоккеисты дрались, ругались, жевали жвачку, бегали по льду без шлемов. Но и они стали своего рода героями Советского Союза: как в Канаде были страшно популярны, скажем, Харламов, Якушев, Третьяк, так и нашими кумирами стали братья Эспозито, Драйден, Курнуайе и даже Кларк, похожий на поэта Есенина и травмировавший нашего гения – 17-го номера. Суперсерия, открыв эпоху всепобеждающего советского хоккея, имела и обратное воздействие на советских граждан. Миллионы советских людей сквозь тусклое стекло телевизора в течение 27 дней сентября наблюдали совершенно западных людей с неподдельными иностранными именами и фамилиями. Холодная война словно бы переместилась на лед, но эти мощные патлатые парни оказались при всей их драчливости вполне себе живыми людьми. Война на льду обернулась разрядкой.

Андрей Колесников –

политический обозреватель «Новой газеты», лауреат премии Союза журналистов России «Золотое перо» (2008) и премии Федерального агентства по печати за лучшую книгу журналиста (2007).